Об Испании и Бесчувственности.
Холодная и неприступная. Каждый раз, как я приближаюсь к ней, у меня дрожат ноги. Ничего не могу с собой поделать. Я прихожу с работы, она спит или смотрит свои идиотские американские сериалы, со смехом давно умерших людей за кадром или с излишним драматизмом в каждом движении актёров. Потягивает чай, бегает курить на лестничную площадку каждые полчаса. Иногда у меня такое ощущение, что я живу с мужиком в женском обличии. Я просто охуенно себя чувствую в этой обстановке. Её грёбанная кошка вечно шипит на меня, ещё одно бесчувственное дополнение к комплекту.
Я не успеваю вымыть руки, она просит спуститься вниз и купить ей сигарет. Легче это сделать, чем потом выслушивать её нытьё.
У неё появились несколько лишних килограмм и комплексы. Я на это не обращаю внимания, хотя, наверное, стоило бы. Эти комплексы переросли в грубость и редкую близость.
«ОТДАМ ПРЕЗЕРВАТИВЫ ПРОСТО ТАК. МОЯ ЖЕНА СТАЛА ФРИГИДНОЙ».
Голос в голове всё чаще повторяет: «Беги! Уноси ноги к ебеней матери!» Лучше уже не будет. Я знаю. Теперь для меня жизнь с ней это всего лишь формальность.
Но когда я вижу её голой на маршруте от ванной комнаты до гардероба и обратно, у меня возникает дикое желание завалить её, как лев заваливает газель. Но что за удовольствие трахать человека, который этого не хочет. И зачем, спрашивается, такая жизнь? А ведь она красивая, умеет каким-то чудом сохранить свою привлекательность.
— Не хочу ничего, — самая стандартная фраза, которую я слышу после очередного неудачного подката.
А потом, через несколько дней:
— Отвези меня в магазин. Давай купим мне новые туфли. И джинсы новые хочу.
— Отвали. Я устал сегодня на работе.
— Всегда ты так. На работе себя всего тратишь, а на меня не хватает.
— Ты охренела, мать? Да я, блядь, рад на тебя потратиться… а ты тратишь на меня хоть унцию своей энергии?
— Урод.
— Пошла ты!
— Ты жмот. И мало зарабатываешь. Работаешь, работаешь, а денег так и нет. Мне надоело это.
— Ищи себе того, кто зарабатывает больше. Только ты ему со своей асексуальностью нахер не нужна будешь.
Ещё через неделю:
— Я ведь женщина. Мне внимания хочется и ласки.
— А я что, по-твоему, пытаюсь делать?
— Что?
Не хочу больше объяснять. Задолбало. От этого ничего не поменяется. Ничего. Даже если сегодня мы уснём в обнимку, следующие полгода меня ждёт долгий отворот-поворот. Это напоминает лето за полярным кругом. Короткое и бестолковое.
Я собрал вещи, но не ушёл. Я попробовал послать её куда подальше, но не почувствовал себя на свободе. Это триумф крушения. Это карусель со сломанным механизмом тормоза. Иногда даже с работы возвращаться не хочется. Но я должен быть сильнее самого себя и мудрее неё.
— Таневский, вы уже решили, куда отправитесь в отпуск?
Конечно, чёрт побери. Только этим и занимаемся. А Максу всё неймётся. Предлагает ехать вместе с ними — с ним и его новой пассией — в Испанию. Сам он там был уже дважды и уже успел порядком надоесть своими рассказами о вечной сиесте. Всех своих баб туда возит, вот и новенькая не оказалась исключением. Ему каким-то хреном взбрело в голову, что это своего рода магия. Он возит их к Средиземному морю, а они его потом боготворят целый год. Но может с его-то внешними данными этого как раз и достаточно.
Макса я знаю три года. Всё это время, что живу в Питере. Работали мы одно время в одной конторе по продаже промышленных насосов. Целая контора реально насасывает себе не жизнь. Меня уволили за то, что мои планы горели каждую декаду. А вот Макс как-то прижился и даже преуспевает. В конце года ему обещают дать должность руководителя розничного отдела.
Кусаю ли я локти за то, что не удержался? Да я, блядь, искромсал себя всё что можно, не только локти. Но ничего не поделаешь. Приходится жить дальше. Но отношения с Максом каким-то образом остались приятельскими.
— Нет, Макс, — говорю. — Ещё не надумали. Я загранпаспорт никак сделать не могу.
— Чё там делать-то? Всё очень просто.
— Да знаю я.
Мы сидим на кухне однокомнатной квартиры, которую я снимаю. Он принёс бутылку коньяка, чему я несказанно рад. В последнее время я редко могу позволить себе купить выпивку: то денег нет, то моя любимая начинает наезжать на меня, что я спиваюсь. Сопьёшься тут с вами.
— Ну, ты смотри. Я планирую лететь в конце июля. У тебя ещё есть время чтобы сделать загранник.
— Хорошо. Если денег подкоплю, поедем.
— Да. Будет здорово. Косточки свои погреешь на солнце, выпьешь их вина. Ты не представляешь, какое классное у них там вино. Можно пить хоть каждый день, не то, что эта магазинная бормотуха.
— Понятно. Звучит заманчиво.
— Ещё бы.
Чуть позже, когда коньяк почти сделал своё грязное дело и развязал языки, нам пришлось спускаться в супермаркет, что через парадную от меня и покупать ещё бутылку. Платил, естественно, Максим. Сунул на кассе свою карту, отпустил пошлую шутку в сторону пухленькой кассирши, та посмотрела на меня, то ли с испугом то ли с отвращением, подсунула ему терминал для оплаты, чтоб он своими худыми пальцами ввел пин-код. Мне стало немного неловко за него, меня тут уже в лицо знают, я только здесь и затариваюсь. Потом он вроде ещё что-то ляпнул на счёт запрета продажи алкоголя после десяти вечера. Сказал, что это полное дерьмо, а мы молодцы — успели. Я еле вытолкнул его за дверь.
— Слушай, а ты вот говоришь, что денег накопишь. Ты что имел в виду?
— Как это, что я имел в виду? Что обычно люди имеют в виду под понятием накопить? То, что сразу всю сумму я выложить не могу, тем более на Испанию.
Он достаёт сигарету из моей пачки и неуклюже закуривает. Курит только когда бухой. Терпеть не могу эту категорию людей, потому что они всегда курят чужие. То есть мои.
— Беда. Это всё из-за баб. Все беды от них.
— И не говори.
— Вот моя новая, Динка, это другой разговор. Это просто чудо. У тебя бывало такое когда-нибудь, что ты можешь нихера не делать, а она всё равно рада тому, что ты просто есть?
— Нет. Не было. Наверно.
— Эх. Кайф. Со мной такое в первый раз. Это наверно и есть простое человеческое счастье. Я бы даже назвал это простым мужским счастьем.
— Ну да, конечно. Ты её за это теперь должен везти чёрти знает, куда.
— Много ты понимаешь, Таневский. Девки это ж как цветы. Если их вовремя не полить, и желательно морской водичкой, они начнут чахнуть, а тебе только и придётся, что подрезать сгнившие листики да земельку менять, чтоб хоть какое, как говорится, разнообразие было.
— Ну ты загнул, Макс.
— Это правда. И чем раньше ты это поймёшь — тем лучше.
— Я уже всё понял. Только немного по-другому. Лень объяснять, но тебя я понял.
— Молодец.
Из комнаты раздаётся крик:
— Вы давайте там потише, а! Я тут спать как бы пытаюсь.
— О, — оживляется Максим, — А чё, твоя-то, не работает?
Приходится тупо кивать головой. Я замучился об этом говорить с ней, с кем-то другим я и подавно не хочу об этом говорить. Но Макс, сука, умеет развести на откровенность. Специально понижаю голос.
— Искала и бросила. Её всё не устраивает. Она хочет сразу и зарплату косарей так в сто. Хотя у неё два образования. Куча каких-то курсов. Толку только от этого ноль. Я с тех пор как от вас уволился, всё время пытаюсь ей намекнуть, чтобы она с этим делом поторопилась. В смысле, работу нашла.
— А, ну да, ну да, — понимающе кивает Макс.
— Вот. А она никак определиться не может. И во всём виноват я.
— Ясен пень, виноват, — ещё одна рюмка, и тост подходящий, — Ты же мужик, ты должен зарабатывать.
— Ну ты-то не начинай.
— Окно хоть откройте, что ли! — ещё один крик из спальни. — Весь дым в спальню идёт.
Открываю окно, становится холодней, но намного легче дышать.
Ближе к полуночи мы выходим на улицу, чтобы поймать Максу машину. Ему далеко ехать от меня. Видя двух шатающихся парней на обочине, даже горцы не останавливаются. Я начинаю замерзать и скуриваю уже три сигареты, но бросить его одного на улице, пьяного, даже в белую ночь, я не могу. Питер, конец мая, замёрз — вполне нормальное словосочетание.
Наконец подъезжает старенькая «Хонда». За рулём тучный дед, в огромных очках, из-за которых он суровым взглядом смотрит на жизнь. И на нас.
— До «Политехнической» сколько? — спрашиваю.
— Семьсот, — говорит дед в приоткрытое окно.
— Всё норм, чувак, — еле произносит Макс, — поехали.
— Доедешь, нормально?
Он кивает, я хлопаю дверью. Просить его позвонить мне как доберётся бесполезно. Так делают только женщины. Настоящие мужики, когда сильно под мухой, не выполняют ни чьих дурацких просьб. Приезжают домой, и заваливаются спать.
Дома я забиваю на душ, только чищу зубы и прямиком под бочок своей ненаглядной. Пытаюсь обнять её сзади, она такая тёплая и уютная, а я промёрз как собака. Она отдёргивает плёчо и что-то бормочет себе под нос сквозь дремоту. Я могу лишь разобрать слово «отвали».
«ОТДАМ ПРЕЗЕРВАТИВЫ ПРОСТО ТАК. МОЯ ЖЕНА СТАЛА ФРИГИДНОЙ».
В субботу абсолютно нечем заняться. Я буду спать до двенадцати, позавтракаю. Помирюсь или снова поругаюсь с женой. Она сядет опять смотреть свои сериалы по каналу Fox, я позвоню кому-нибудь из друзей и поеду пить. Я бы, конечно, с удовольствием ещё б и трахнул кого-нибудь, но слова, произнесённые мной однажды в Загсе ещё хоть что-то для меня, но значат.
А пока я лежу и думаю о белом песке Испании, или какой он там. Не знаю, я ведь ни разу в Испании не был. Думаю о девках Макса, которые любят его любовь к путешествиям, думаю о любом другом месте, где нет дождя и отчаянья. Думаю о долге за квартиру, который надо платить уже в следующую среду, а до зарплаты ещё две недели.
Я бы и рад просто уснуть, но сон это просто роскошь для таких, как я. Нужно что-то менять. Нужно что-то делать, с чего-то нужно начать. Знать бы только с чего. Простое человеческое счастье. Почему человечество с самого своего начала не запрограммировало себя на это? Почему завтра, в свой выходной, мне придётся тупо пить и пить, вместо того, чтобы провести весь день, а потом и вечер со своей супругой? Какой бы бесчувственной она не была.
Рен Тажеев
2015-07-09 15:05:17
Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru