Судьба Человека

Ливень стал таким плотным, что уже в трёх метрах от руин, под которыми они прятались, ничего не было видно.

- Расскажи, как ты нашёл нашу тетрадь, - попросил Кирилл.

- Зачем? Ты и так всё прекрасно знаешь.

- Знаю, но ведь иногда хочется посмотреть заново интересный фильм или перечитать любимую книгу. Расскажи.

Олег задумался, вспоминая всё, что было, затем начал свой рассказ...   

 

 

Часть 1

 

 

Глава 1.

 

Эту странную самодельную тетрадь с затёртой клеёнчатой обложкой и пожелтевшими от времени пронумерованными страницами он нашёл, когда ему было одиннадцать лет. Нашёл случайно на нижней полке книжного шкафа среди старых семейных альбомов с фотографиями и литературной макулатурой, которую уже никто давно не просматривал, но которую, как семейный антиквариат, не решались выбросить за ненадобностью.

Тетрадка от корки до корки была исписана мелким каллиграфическим почерком. Идеально правильные, со старинными завитушками буквы стояли ровными рядами, словно солдаты в строю. Свою находку Олег сначала показал отцу:

- Пап, это твоя? Наверное, ещё со школы осталась?

Отец отвлёкся от чтения журнала, покосился на тетрадь и хмыкнул:

- У меня всегда был неважный почерк. А здесь, видишь, как красиво написано, да ещё и перьевой ручкой. Видел в старых фильмах, как перо постоянно макают в чернильницу? Такими уже давным-давно не пишут. Хм, рассказ какой-то, или книга. И название оригинальное – «Три чуда-юда живота». Спроси у мамы, что это за рукопись.

- Это тетрадка моего деда – твоего прадеда, - сказала мама, заходя из кухни в комнату. – Он у меня родился и вырос под Архангельском, работал в тех краях на разных стройках и, когда взорвали какую-то церквушку…

- А зачем её взорвали?

- После революции принято было церкви и храмы разрушать, а вместо них строить что-нибудь другое – дома культуры, например. На развалинах такой взорванной церкви дедушка и нашёл один старинный манускрипт.

- Что такое манускрипт?

- Так называют древние книги. Как рассказывала мне мама…

- Бабушка Таня?

- Бабушка Таня. Сам манускрипт был написан в старославянском стиле, а дедушка смог перевести его на современный язык. По-видимому, манускрипт показался дедушке очень важным.

- Ничего себе, переписал в тетрадь целую книгу! А про что этот древний ману­скрипт?

- Не знаю, Олежка. Стыдно признаться, но я эти записи так и не прочитала, хотя хотела когда-то. Как-то руки не доходили: сначала учёба в школе, затем в институте. Так что мне и без этой тетради тогда чтения хватало.

- А потом, когда институт закончила?

- А после института я стала встречаться с папой и, когда мы поженились, ты у нас родился. Знаешь, сколько с тобой хлопот было? Ты маленьким таким был болезненным – не то, что почитать, нормально поспать редко удавалось. К тому же тетрадка эта куда-то запропастилась и я её уже давно не видела. Где ты её нашёл?

- Там, в шкафу под альбомами.

- Помню, бабушка Таня мне говорила, что в этой тетради написаны разные ужасы о конце света, а ещё о том, каким нужно быть человеку, чтобы этот конец света не случился, - мама взяла в руки находку Олега и стала листать: – А здесь вот, начиная с шестидесятой страницы, какие-то записаны то ли молитвы, то ли упражнения. Надо будет почитать, когда время будет.

- Если там молитвы и ужасы о конце света, тогда всё понятно, - изрёк папа, не отрываясь от своего журнала.

- Что понятно?

- Наверняка ваш дедушка нашёл манускрипт каких-нибудь церковных дьяков, которые из поколения в поколение переписывали Библию. В ней тоже говорится об апокалипсисах, об грядущих концах света и прочей ерунде, а также имеются разные советы, чтобы читатель больше молился, не интересовался мирской жизнью и, в конце концов, стал набожным монахом.

- Мам, разве мой прадедушка был набожным монахом? – спросил Олег.

- Он не был набожным монахом, - мама посмотрела на часы и включила телевизор. - Наоборот, дедушка был комсомольцем – тогда все вступали в комсомол.

            - А куда делся сам манускрипт?

            - Что? – Рассеянно переспросила мама. На экране реклама закончилась и пошли титры её очередного любимого телесериала. – Манускрипт? Дедушка отнёс его в милицию и попросил переслать в Москву в Академию Наук.

            - Значит, сама книга сейчас в Академии Наук?

            - Что? Не знаю. Может быть, там. А может, её никто никуда и не отправлял. Тогда не до книг было – война с фашистами началась.

- А прадедушка?

- Что - прадедушка? Прадедушку на фронте в сорок первом убили. Я же тебе об этом рассказывала. Олежка, не мешай! Дай кино посмотреть. Сейчас должен приехать Хосе Игнасио. Ах, какая мерзавка эта Лорена! – мама уже увлечённо сопереживала главной героине бразильского фильма «Просто Мария». 

Олег снова взял в руки тетрадь, полюбовался красивым почерком, которым она была испещрена, и сказал папе:

- Я её прочту.

Тот отложил «Вестник коммерсанта» и взглянул на сына:

- Я понимаю твоё любопытство: что же там такого интересного мог написать мой предок? Если хочешь, можешь прочитать, конечно. Но зачем тебе все эти предсказания невежественных дьяков и монахов? Мой тебе совет, не теряй зря времени. Думай о будущем, о престижных профессиях. А чтобы стать грамотным финансистом или банкиром, нужно хорошо учиться.

- Пап, я ведь и так хорошо учусь.

Олег действительно учился неплохо. Не зная, что сказать, папа пожал плечами и продолжил чтение журнала.

 

* * *

 

- Пап, пап, хочешь, фокус покажу? – крикнул Олег.

После ужина папа как раз выходил из кухни. Он вошёл в комнату и спросил:

- Какой фокус?

- Самый настоящий. Я научился читать с завязанными глазами.

- Не фантазируй, Олежка.

- Я серьёзно говорю, - Олег протянул отцу шерстяной шарфик. – Завяжи мне глаза и дай какую-нибудь книгу.

- Чем это вы занимаетесь? – в комнату заглянула мама.

- Наш сынуля заявляет, что стал экстрасенсом, - папа завязал шарфом глаза Олегу, взял с письменного стола учебник по биологии и наугад открыл его. – Ну, давай, читай.

Олег положил ладонь на страницу.

- Ну что? – поинтересовался папа через пятнадцать секунд общего молчания. – Фокус не удался? Пошли лучше телевизор смотреть.

- Сейчас, пап… Изучению сложных явлений, происходящих в зелёных растениях, посвятил свою жизнь учёный Климент Аркадьевич Тимирязев. Он выяснил важную роль солнечного света и хлорофилла в образовании органических веществ. В своей книге «Жизнь растений» К.А. Тимирязев рассказывает об этом очень просто и поэтично…

- Стоп! – папа убрал ладонь Олега со страницы, вооружил глаза очками и пробе­жал­ся взглядом по тексту. – Действительно, Тимирязев К.А., солнечный свет и хлоро­филлы. Хм,.. оригинально, действительно – фокус.

- Правильно прочитал? – спросила мама.

- Вроде бы, - папа озадаченно посмотрел на улыбающегося сына и снял с его глаз повязку. – Я, кажется, понял, в чём дело – в шарфике слежалась шерсть и он светится насквозь. Через него всё можно рассмотреть. Твой фокус разгадан, факир.

- И ничего не разгадан, - обиделся Олег. – Я не подглядывал. Можешь завязать мне глаза чем хочешь.

- Что ж, если ты настаиваешь, условия нашего эксперимента, то есть фокуса, услож­няются, - папа вышел из комнаты. 

Скоро он вернулся, неся в руке кусок чёрной плотной ткани и один из номеров своего экономического журнала. В несколько слоёв свернув ткань и завязав ею глаза Олегу, папа открыл «Вестник коммерсанта»:

- Прочти-ка нам эту статейку.

Как и в первый раз, Олег положил ладонь на текст и через минуту, часто запинаясь, стал медленно читать:

- До наступления даты платежа необходимо отправить векселедателю уведомление с предложением оплатить долг по векселю в срок. В нём также нужно указать счёт, на который необходимо перевести деньги, и приложить копию векселя. Уведомление настоя­тельно рекомендуем…

- Стоп, Олежка, хватит, - папа взял из рук Олега журнал и растерянно посмотрел на маму. 

            - Правильно? – прошептала она.

- Ничего не понимаю, - папа потрогал повязку на глазах сына, на всякий случай опустил её пониже и взял с письменного стола учебник русского языка. – Прочти вот здесь.

Олег стал читать правило написания гласных «о» и «е» после шипящих.

- Ничего не понимаю, - повторил папа. – Как ты это делаешь?

Радостно улыбаясь, Олег стянул повязку:

- Сам не знаю. Просто по той тетради научился читать рукой - и всё. 

- По какой – той тетради? – спросила мама.

- Какие вы непонятливые! По тетради прадедушки! Там написано, что человек может видеть не только глазами, но и руками, и даже спиной. Только для этого нужно выполнять три упражнения. Несложные такие, пустяковые – главное, сосредоточиться хорошенько нужно. Я их четыре месяца назад стал делать по утрам. Когда делал, когда забывал. Последнее время не делал – надоело. Подумал, что всё это ерунда и у меня ни­че­го не получится. А сегодня на английском нужно было рассказ один прочитать и пере­ска­зать. Меня вызвали, а я этот рассказ даже не открывал – Кольку слушал. Ему вчера рот­вей­лера купили, так он мне как раз про щенка своего рассказывал.

- На уроке английского разговаривать о собаке? – укоризненно покачала мама головой. – Не могли на перемене поговорить? Ну и?..

- Короче, училка вызвала меня. Стал я в учебник подглядывать, а она за мной наблюдает и говорит: «Савицкий, книгу-то закрой». Пришлось закрыть, а ладонь случайно на нужной странице осталась. Стою и мечтаю: «Если бы текст сейчас рукою увидеть». И увидел! Неожиданно так в голове возникло изображение целой страницы, словно из тумана выплыло.  Я в окно смотрю и шпарю этот рассказик слово в слово. Вот англичанка удивилась! «Молодец, - говорит. - Ты его, оказывается, дома читал?! Пересказал почти наизусть. Ставлю тебе пятёрку, только больше с Симоненко на уроках не разговаривай».

- Ну-ка, покажи тетрадочку, - сказал папа.

Он сел за письменный стол и открыл рукопись.

- Здесь много чего есть, - Олег сел рядом с отцом и помог ему найти нужную главу. – Можно научиться таким разным штукам, которые ни один фокусник не сумеет сделать.

Папа прочитал одну страницу, другую:

- Интересно, очень интересно. Что же ты раньше молчал обо всём этом? 

- Почему молчал? Я говорил. И говорил когда-то, что упражнения начал делать.

- Я же думал, что ты про обычную утреннюю зарядку говоришь. Эх, сколько времени зря потеряно, если всему этому действительно можно научиться…

- Может, стоит его врачу показать? – испуганно сказала мама.

- Кого? – не понял папа.

- Олежку… и эту тетрадь. Пусть её сначала психиатры прочитают и сделают заключение. Мало ли что? Может, ребёнку совсем читать её нельзя?

- Почему нельзя?! – запротестовал Олег.

- Почему нельзя?! – поддержал его отец. – Книги плохому не научат. Особенно древние! Современная цивилизация чересчур ударилась в технику, а люди прошлого занимались своим духовным и телесным совершенством. Помнишь фильм про йогов? Они даже силой притяжения могут управлять и поднимаются как пушинки в воздух. А китай­ские ламы? А японское каратэ? Его ведь тоже в старину придумали. 

- Что ты про индусов и китайцев вспоминаешь? – осадила мама восточную направленность высказываний мужа. – На Руси тоже чудес хватало ничуть не меньше, чем в Азии. И святых у нас много было. Один Сергий Радонежский чего стоит, а Серафим Саровский?!

Папа, как и положено настоящему бизнесмену, любил сглаживать острые углы намечающихся споров.

- Конечно, дорогая, – не стал перечить он супруге. - Наши предки тоже не лыком шиты. Говорят, недавно издан какой-то новый вариант истории, так в ней вообще сказано, что Русь раньше правила всем миром, а аборигены-жители Европы и Азии были её вас­салами. Поэтому я и говорю: мы как прямые наследники наших великих предков и долж­ны изучать рукопись твоего деда. Не зря он её переписал и подлинник хотел в Академию Наук отправить. Мне бы сейчас хотя бы часть тех возможностей, о которых упоминается в тетради. Ух, я бы тогда развернулся! 

В этот вечер папа свой «Вестник коммерсанта» не читал, а почти до полуночи с увлечением штудировал взятую у сына старую тетрадь.

 

* * *

 

Была уже половина восьмого утра, но Олег, хотя и проснулся, продолжал безмя­теж­но лежать под одеялом. Папа заглянул к нему в комнату и поинтересовался:

- Это что же получается? Вчера обманным путём получил пятёрку по английскому, а сегодня вообще решил в школу не идти? Может, ты научился знания получать теле­па­ти­чески, не вставая с постели?

 - Хорошо бы этому научиться, - Олег сладко потянулся. - Лежать лучше, чем сидеть за партой.

- Люди добрые, ему всего двенадцать лет, а он уже такой лентяюга, - шутливо ужаснулся папа и стянул с сына одеяло. - Ну-ка вставай.

- Ты почему в школу не идёшь? – спросила мама, проходя мимо комнаты на кухню.

- Иду, - Олег свесил ноги с кровати. – Только нам сегодня можно не спешить – в нашем классе первых двух уроков не будет. У Ирины Сергеевны отец в Харькове заболел, а замену ей не нашли.

- Когда же ты будешь уходить? – уже серьёзно спросил папа.

- Без пятнадцати десять. А что?

- А то, что в девять ко мне дядя Боря приведёт одного человека. У нас наклёвы­ва­ется  интересная сделка.

- Свои деловые встречи вы с Борисом могли бы проводить и в его офисе, - заметила мама. Она уже опаздывала на работу и сейчас торопливо причёсывалась в коридоре у зеркала. – Зачем в квартиру посторонних приводить? У нас к тому же не прибрано.

- Верунчик, в офисе Борис позавчера начал ремонт. А с мужиком он познакомился очень нужным. Причём товарищ этот сам на нас вышел и специально приехал из Москвы перетереть с нами тему поставок. Судя по словам Бориса, серьёзный клиент - при деньгах. Если он согласится купить хотя бы пять вагонов проката по нашим с Бориской ценам, то…

- … то мы наконец рассчитаемся с долгами и проведём отпуск на Гавайях, - закончила мама фразу папы. – Свежо преданьице, да верится с трудом. Всё, я убежала. Пока!

 

 

Глава 2.

 

Ровно в девять прозвучал дверной звонок.

- Олежка, посиди в своей комнате и не мешай нам, - попросил папа, перед тем как впустить гостей. – Хорошо?

- Без проблем, - ответил Олег и открыл учебник по алгебре – на пятом уроке в тот день должна была проводиться итоговая контрольная.

Как Юлий Цезарь, он сразу занимался двумя делами: упражнялся в математике и невольно сквозь приоткрывшуюся дверь своей комнаты слушал коммерческие переговоры взрослых. Они были краткими.

- Эти цены вас устроят? - спросил папа. – Если да, то, как только вы перечислите предоплату на наш счёт, сразу же в Череповце загрузятся и уйдут к вам два первых вагона с металлом. Возможно, с пятидесятым уголком - мы сегодня уточним. Вы согласны?

- Согласен, - ответил сиплый незнакомый голос.

- Тогда начинаем работать,.. - сказал дядя Борис.

- Работаем, - просипели в ответ.

Затем раздался хлопок, напоминающий звук упавшей плашмя тяжёлой книги.

- Вы что?.. Вы,.. – Олег удивился испугу, который явно слышался в голосе дяди Бори. – Не надо… Не… 

Сиплый голос перебил дядю Борю:

- Тебя, паскуда, Соболь предупреждал? Металлом занимается только он и его люди. Ты, козёл, сунулся на чужой огород и стал воровать с него капусту. Мало того, ещё и компаньона к этому привлёк. Не обессудь, Боря. Привет тебе от Соболева. Аминь! 

Снова раздался хлопок, за ним лёгкий вскрик и повторный хлопок. Что-то грох­ну­лось на пол. «Уж не дерутся ли они? – встревожился Олег. – Но почему тогда папа их не раз­нимет?». Он встал из-за стола, тихонько вышел в коридор и заглянул в большую комнату. Его появление неприятно удивило высокого сухощавого незнакомца. От неожи­дан­ности мужчина даже уронил плащ, который как раз собирался надеть.

- Это ещё что за явление? – сипло спросил сухощавый и уставился на Олега каким-то бесцветным тусклым взглядом. – А он говорил, что дома сам. Вот и верь после этого людям.  Ты откуда взялся?

- Из спальни, - испуганно ответил Олег и позвал: – Папа…

Отец полулежал на диване спиной ко входу, и Олегу сейчас видна была только такая знакомая лысина на папиной макушке. У дивана в нелепой позе с подогнутыми под туловище ногами лежал дядя Боря. На его светлой рубашке расширялось красное пятно, а во лбу чернело небольшое отверстие.

- Твой папа заснул, - губы сухощавого расплылись в насмешливой жестокой ухмылке.

Олег в ужасе посмотрел на незнакомца.

- Твой папа спит, - повторил гость. - А ты плохо сделал, что сегодня не пошёл в школу. Что поделаешь, – это судьба! Зато сейчас встретишься с папой.

Быстрым движением сухощавый выхватил что-то чёрное из-под левой полы пиджака. Раздался щелчок, второй, третий.

- Бляха муха, неужто патрон заклинило? – Ещё щелчок. – Долбаные китайцы. Наводнили рынок своим оружием, а делать его как следует так и не научились. Мой старенький «тэтэшник» гораздо надёжнее.

Только после этих слов незнакомца Олег понял, что держал тот в руке. Как заво­ро­жен­ный, он смотрел на длинное пистолетное дуло с бочкообразным утолщением на конце.

- Не повезло тебе, мальчик. Осечка у меня. - Сухощавый спрятал пистолет обратно под пиджак и взял стоящий на журнальном столике магнитофон. Выдёргивая из него провод, он продолжал говорить: - Выстрел в лоб – это мгновенная смерть без мучений, но зато ты прожил на десяток секунд подольше.

Олег не двигался с места. Его ужас вдруг исчез. В голове воцарились спокойствие и звенящая пустота. Отстранёно он наблюдал за приближающимся убийцей, словно видел его не в двух метрах от себя, а в каком-то малоинтересном боевике по телевизору.

- Надо было, пионер, не пропускать уроки. Ничего, всего несколько неприятных секунд, зато потом тебе будет всё по барабану. Песню такую знаешь: погиб наш юный барабанщик, но песня о нём не умрёт? Вот и о тебе тоже так споют. Ты только раньше времени в штаны не наложи и не порть здешнюю атмосферу – не люблю я подобные запахи. Что молчишь? Онемел со страху? Хоть бы дёрнулся для приличия, даже как-то неинтересно с тобой, - сухощавый дружелюбно улыбнулся Олегу и, накидывая на его шею провод, просипел: - Ну, понеслись.

В эти мгновения боли он не почувствовал. Хотя ему стало невозможно дышать, Олег смотрел прямо в глаза своего душителя – зрачок в зрачок. Страха по-прежнему не было, не было паники и предчувствия скорой смерти. Наоборот, откуда-то из подсознания пришла уверенность, что он не умрёт, умрёт сам убийца. Потом вечером, Олег долго прокручивал эти жуткие кадры, которые запечатлелись в мозгу, но так и не мог понять, каким образом перед его взглядом очутилось сердце. Оно ритмично пульсировало и толкало в артерии ярко-красную кровь. Бесконечно долгие секунды Олег рассматривал это сердце и затем понял, что может его остановить, остановить своим взглядом, просто приказать ему остановиться. И он приказал.

Сила, с которой удавка врезалась в шею, заметно уменьшилась.

Сухощавый хотел что-то сказать или закричать, но смог издать только слабый хрип. Его и так бледное морщинистое лицо посерело и пошло синими пятнами, глаза выпучились, словно хотели выскочить наружу. Душитель выпустил из рук провод, прижал их к груди, и стал ртом жадно хватать воздух. Затем, как бы нехотя, осел вниз, дёрнулся и затих.   

Сколько времени он простоял вот так в неподвижности, Олег не помнил. Звенящая пустота и отрешённость в один миг вдруг исчезли. От вида трёх мертвецов, среди которых был и его отец, снова нахлынул ужас. Пришло ощущение саднящей боли. Олег попятился из комнаты в коридор, посмотрел в зеркало и, увидев иссиня-красный рубец у себя на шее, заплакал. С повисшим на плечах проводом он рванул дверную щеколду, выскочил на лестничную площадку и, позабыв о звонке, стал кулаками стучать в дверь напротив. Хорошо, что соседи были дома.

 

* * *

 

Всё это время, пока в большой комнате находились люди в милицейской форме, Олег просидел у письменного стола своей комнатки. Из-за закрытой в неё двери разда­ва­лись шаги, едва слышные и очень громкие голоса. Какой-то мужчина стоял в коридоре и разговаривал по телефону:

- Да, двойное убийство, да, по всей видимости, заказное и ещё… убийца уже найден. Он тоже… Тоже скопытился, говорю. Не убили, а умер. Откуда я могу знать, как?! На теле никаких признаков насилия. Пусть медики определяют, отчего он сдох… Может, инсульт или инфаркт. Есть свидетель. Мальчик – сын убитого как раз дома был и чудом жив остался. Киллер его задушить хотел… Нет, пацан вроде бы в порядке, на шее только синяк. Ну, и испугался, естественно. Да, вызывай следаков из прокуратуры, пусть задницы свои раструсят, у нас и без этого дела забот выше крыши. Что? Да, три трупа… А нам-то какая разница? Пусть у них  самих голова болит, на чём вывозить. Нет горючего? У них всегда ни хрена нет. Может, мне сейчас самому бегать, бензин доставать? Всё, давай…

 Через двадцать минут после приезда милиции в квартиру вошла мама. Увидев мёрт­вого папу, она так жутко стала кричать, что Олег опять заплакал и закрыл ладонями уши. Чтобы не слышать этого крика ему захотелось выпрыгнуть в окно. Когда маму увела к себе соседка, в комнату к Олегу вошёл моложавый мужчина в поношенном пуховике, с взлохмаченной шевелюрой и быстрыми пытливыми глазами. 

- Здравствуй, Олег, - сказал он и опустился в кресло, в котором обычно любил сидеть папа. – Я следователь прокуратуры. Фамилия моя - Керьянов. Пожалуйста, расска­жи мне, как было дело.

Запинаясь и заикаясь от слёз и волнения, Олег стал рассказывать. Следователь слушал, делал пометки в своём блокноте, иногда задавал вопросы.

- Когда первый хлопок ты услышал? – уточнил он.

- Дядя Боря сказал: «Начинаем работать», этот… ответил: «Работаем» и сразу же раздался хлопок. А потом дядя Боря испуганно вскрикнул, а этот… стал ругаться. Гово­рит: «Тебя Соболь предупреждал, что металлом будет он сам заниматься». Обозвал дядю Борю и сказал, что тот залез на чужой огород, крал там капусту и привёл с собой ком­паньона. Потом он сказал: «Привет тебе от Соболева» и опять были два хлопка.

- Привет от Соболева, значит? Ты это точно услышал? А этот мокрушник,.. извини, тот который ругался, после хлопков зашёл сюда к тебе?

- Нет. Я услышал что там, в большой комнате что-то необычное происходит, а папа молчит. Я ещё подумал: «Почему он молчит?» и сам туда вышел.

- Вышел? А этот?..

- Он удивился. Сказал, что лучше бы я пошёл в школу. Ещё сказал, что папа спит и я с ним скоро встречусь. Выхватил пистолет и стал в меня стрелять.

- Стрелять?! Он что, промазал?

- Он три раза щёлкнул пистолетом, а потом выругался, сказал, что у него патрон заклинило. Он ещё что-то говорил,.. потом взял провод от магнитофона и…

- Вот гад! Ты пытался убежать?

- Нет. Я стоял.

- Понятно. На твоем месте любой бы испугался. Значит, он начал тебя душить. А что было потом?

Перед глазами Олега встало ритмично сжимающееся и разжимающееся сердце сухощавого. Он вспомнил, как мысленно приказал этому сердцу остановиться. Говорить об этом или не говорить следователю? После некоторого колебания Олег решил всё рас­ска­­зать. Он уж было открыл рот, но Керьянов заговорил первым:

- Я понимаю, тебе тяжело это вспоминать. Но всё же. Может быть, ты его толкнул, а он за что-то зацепился и упал?

За секунды, которые длилась эта фраза, Олег передумал говорить правду. Нет, он не испугался, что его посадят в тюрьму за убийство сухощавого. До него вдруг отчётливо ясно дошло: если следователь узнает настоящую правду, то придётся обязательно отда­ть милиции тетрадь прадеда. А отдавать её сейчас Олег никак не хотел.

- Я его не толкал. Он душил меня, душил… и перестал. Убрал руки с моей шеи, захрипел и выкатил глаза. А потом упал на пол, дёрнулся и… всё. Почему, я не знаю.

В комнату кто-то заглянул и сказал: 

- Женя, машина пришла. Мы выносим.

- Минутку, - следователь вскочил с кресла и закрыл за собой двери.

Олег догадался, что сейчас будут выносить его папу, и в который раз за этот день заплакал.

 

* * *

Утром на небе светило солнце, но днём погода испортилась. Со стороны Финского залива наползли тяжёлые тёмно-свинцовые тучи, надёжно прикрыв город от солнечных лучей. И хотя уже был конец марта, совсем не по-весеннему задул холодный пронизы­вающий ветер. Хулиганя на улицах и проспектах Питера, он рвал небрежно приклеенные афиши, подымал в воздух столбы пыли, швырялся ею в лица торопящихся домой прохожих.

Тетя Оля, подруга мамы, жила в центре, недалеко от Невского проспекта. К ней они приехали поздним вечером, решив провести остаток этого страшного дня где угодно, но только не в своей квартире. Тётя Оля напоила их чаем с ежевичным вареньем, попла­ка­ла вместе с мамой, а около полуночи уложила спать на старинную широкую кровать с пружинящей металлической сеткой и львиными головами на массивных боковинах.

- Мама, ты только свет не выключай, - попросил Олег, когда тётя Оля ушла к себе в спальню.

- Хорошо, Олежка, - мама погладила его по волосам и поправила на шее бинт. – Тебе очень больно?

- Теперь не больно.

Уже почти заснув, он вдруг вскинулся от пронзительного завывания за окном. Ему вдруг почудилось, что это не ветер, а тот высокий сухощавый убийца в плаще и с синими пятнами на сером лице злобно сипит и стучит в стекло чёрной перчаткой.   

            - Ты мне ничего не можешь сделать, - в ужасе закричал Олег. – Ты умер! У тебя остановилось сердце!

            - Успокойся, Олежка, - мама опять погладила его. - Тебе что-то приснилось.  

- Он не может жить. У него сердце остановилось, - спросонок пробормотал он и сел на постели.

- Чьё сердце?

- Того киллера, что папу убил.

- Олежка, тебе это всё приснилось. Ложись.

- Нет, не приснилось, - он не удержался и сказал правду: - Я видел это сердце и остановил его, только следователю ничего не сказал.

- Как ты мог его видеть?

- Сам не знаю. Наверное, научился как-то. Смог же я вчера читать с завязанными глазами… Почему ты так испугалась, мама?.. Ну, не плачь… Успокойся, пожалуйста. Ты нао­борот, должна радоваться, что я стал учиться по той тетрадке. Если бы не она, бандюга ме­ня бы задушил. Только ты никому не говори, что это я его сердце выключил. Пусть это бу­дет наша с тобой тайна. Ладно?

 

* * *

 

Папу и дядю Борю хоронили через три дня. На похоронах было много венков и цветов, надсадно и душераздирающе играл оркестр. У гробов на гражданской панихиде выступали работники проектного института, из которого покойные уволились всего два месяца назад. Ораторы говорили, какими отличными специалистами и отзывчивыми товарищами были их бывшие коллеги. Звучали дежурные фразы: «Да будет вам земля пухом… Спите спокойно, друзья… Мы добьёмся, чтобы виновных нашли. Они понесут суровое наказание…». Когда стали заколачивать гробы, с мамой случился обморок. Олег и близко стоявшие сумели подхватить её и усадить на кем-то подставленный табурет. Тётя Оля натирала ей виски нашатырным спиртом.

Земляные холмики могил осыпали цветами и над ними установили венки. Людская толпа постепенно стала рассасываться. Мама и поддерживающий её под руку Олег тоже медленно пошли к автобусам.

- Вера Андреевна, примите мои искренние соболезнования.

Воспалёнными от слёз глазами мама взглянула на взъерошенного мужчину в пуховике, явно не узнавая подошедшего.  

- Это следователь, - напомнил ей Олег.

- Да, я следователь прокуратуры Керьянов Евгений Николаевич. Веду дело по убийству вашего мужа. Извините, что беспокою в такой момент… Вы не могли бы заехать ко мне завтра или послезавтра после полудня. Нужно подписать кое-какие бумаги.

- Хорошо.

В молчании они подошли к автобусу.

- Скажите, - вдруг спросила мама у Керьянова, - этот убийца… от чего он умер? Экспертиза уже проводилась?

- Проводилась. У него отказало сердце.

- Сердце? Инфаркт?

- Не инфаркт, внезапная остановка. Медики говорят, что такое редко, но иногда слу­чается. Даже у молодых и даже у вполне здоровых спортсменов. Знаете, сильные пере­груз­ки, каждодневные стрессы, экология опять-таки. Вроде бы нормальное сердце без пато­логий, но оно может внезапно остановиться без видимых причин. Вот и у этого злыд­ня тоже. И слава Богу! – Керьянов дружески улыбнулся Олегу: – Видать, ты в рубашке родился. До свидания!

Следователь уже шагнул в направлении ивы, под которой поджидал своего хозяина запылённый красный жигулёнок, но Олег остановил его вопросом:

- А Соболев?

Керьянов повернулся:

- Что Соболев?

- Вы уже Соболева арестовали? Это же он «заказал» папу, киллера подослал. Я же вам говорил.

- Быстро взрослеет нынешняя молодёжь, - усмехнулся Керьянов. – Ещё пять лет назад такие термины, как «киллер» и «заказал» не были в обиходе у наших детей, да и у их родителей тоже. Вера Андреевна, и ты, Олег, давайте отойдём от автобуса чуть в сторонку, подальше от длинных ушей. Вот что я хочу сказать вам, если можно так выразиться, в неофициальной обстановке… То, что убийцей была произнесена фамилия «Соболев», ещё ничего не значит. Во-первых, людей с такой фамилией у нас в городе очень много. Во-вторых, нет никаких прямых доказательств о  причастности к убийству какого-либо Соболева…  

- Я же ясно слышал, - перебил его Олег. – Киллер сказал дяде Боре: «Привет тебе от Соболева». Неужели это не…

- Это не доказательство. И ещё… я вам скажу кое-что опять-таки неофициально… Вера Андреевна, поверьте мне. Будет лучше, если вы и ваш сын забудете эту фамилию. Потому что… Мне удалось выяснить, что некто Соболев Марк Ильич действительно занимается разносторонней коммерцией и торгует металлом. Это весьма уважаемый респектабельный гражданин,.. точнее, как сейчас у нас принято говорить, господин. В общем, новый русский. У него обширные связи и могущественные покровители в мили­ции, у нас в прокуратуре, даже среди руководства города. И если кто-то будет дискреди­ти­ровать его авторитет,.. только поймите меня правильно… возможны любые непри­ят­ности.

- Я поняла, - глаза у мамы стали испуганными, она дёрнула за руку Олега: – Ты слышал, что сказали? Забудь, эту фамилию…

Олег отвернулся и промолчал.

 

* * *

Вечером после поминок и многочисленных соболезнований размякших от водки близких и не очень близких знакомых, они остались в квартире вдвоём. На улице стемнело. Свет не включали. Сидели в большой комнате и молчали, невольно слушая, как на верхнем этаже кто-то из соседей упражнялся в игре на пианино, неумело фальшиво и многоразово исполняя «Собачий вальс».

- Не волнуйся, мама, я с ним сам рассчитаюсь, - сказал Олег.

Проплакавшая все глаза, погружённая в свои тягостные раздумья мама не сразу поняла, кого он имеет в виду:

- С кем рассчитаешься?

- С этим Соболевым Марком Ильичом. Подкараулю где-нибудь возле его подъезда, посмотрю в глаза и остановлю ему…

- Не смей! – Закричала мама, вскочила со стула и бросилась к оторопевшему Олегу. Из её глаз снова потекли слёзы.

- Олеженька, сынок, - в истерике запричитала она и изо всех сил принялась трясти его за плечи. – Ты у меня один остался. Понимаешь?! Больше никого у меня нет! Только ты один! Не надо собой рисковать. Забудь ты про Соболева. Ведь такие люди способны на всё и тебя тоже они чуть не убили. Хватит уже… Ну, что же ты молчишь? Обещай мне! Нельзя никого убивать, ты слышишь?! Иначе… иначе я сожгу эту проклятую тетрадь, порву на мелкие кусочки.

- Не… не… не тряси ты меня так, - закричал он. – Хватит! У меня сейчас из головы всё вытряхнется. Успокойся!

Мама обмякла и опустилась перед ним на колени:

- Олеженька, я тебя очень прошу. Поклянись мне, что ты к этому Соболеву и близко не подойдёшь.

- Очень надо мне к нему подходить.

- Поклянись, что ты выкинешь из головы даже мысль о его убийстве. Ну?

- Клянусь, - неохотно выдавил он.

- И никому не говори об этой тетрадке, о том, что ты умеешь читать с закрытыми глазами и о… о других своих талантах. Ты слышишь? Никому. 

 

 

Глава 3.

 

Из подворотни выскочил неряшливо-грязный бродячий котяра, увидел Патю и, изумлённо вытаращив на собаку круглые зелёные глаза, замер на месте. Патя тоже приметила кота. Она угрожающе рявкнула, и так рванула поводок, что Колька чуть не грохнулся на асфальт.

- Фу, Патриция, нельзя - приказал он ротвейлеру и дёрнул поводок на себя. – Как тебе не стыдно?

Патя виновато оглянулась на хозяина и опустила долу морду, впрочем, исподтишка продолжая наблюдать за облезлым представителем ненавистного кошачьего племени. Успокоив собаку, Колька продолжил свои увещевания:

- Ума не приложу, что на тебя нашло. Ну ладно бы встреча с кем-то интересным – с киноартистом каким-нибудь, например, или с той же Ирочкой Салтыковой. Она хоть песенки поёт и фигурка у неё такая приятная для глаз. Но идти на встречу с депутатом…

- С кандидатом в депутаты, - поправил друга Олег.

- Да какая разница? – отмахнулся Колька. – Кандидат – депутат? И охота тебе на него пялиться? Их и так каждый день по телевизору показывают. Этот тоже будет языком два часа трепать, о своих добродетелях рассказывать, сытую жизнь и другие блага обещать. Плюнь, пошли лучше на хоккей. Сегодня такая игра!

Олег качнул головой:

- Ты же знаешь, меня хоккей не прикалывает. А у этого кандидата очень интересная программа, говорят. Какая-то необычная.

- Необычная? – Колька смешно сморщил нос, зажмурился и чихнул так оглушительно, что по двору прокатилось эхо, а Патя испуганно вздрогнула.

– Как бы не загрипповать, - сказал Колька. - Может и мне с тобой сходить за компанию, если она такая необычная?

- Сходи, - Олег глянул на часы. – Только без Патюни.

- Ясное дело. Если мы с ней в зал зайдём, она там всех твоих кандидатов с депутатами распугает, - Колька любовно погладил большую, как у телёнка, голову своей питомицы. – Я её сейчас домой заведу.

           

* * *

 

Срывавшийся с неба снег сменился мелким моросящим дождём. Поёживаясь от ветра, низенький малогабаритный Колька шлёпал по лужам рядом с рослым Олегом и недовольно бурчал:

            - Премерзкая погода. А у меня в подошве трещина. Чувствую, уверен на все сто, я завтра загриппую.

            - Не загриппуешь. Я тебе установку дам на здоровье.

- Кашпировский выискался, прямо - Аллан Чумак. У тебя точно крыша поплыла, и я тоже того,.. – Колька присвистнул и покрутил у виска пальцем. – Это же надо, по такой слякоти чесать в школу и даже не в порядке принуждения, а совершенно добровольно, для встречи с каким-то,.. – Он притормозил у цветной листовки, надёжно приклеенной к стене гаража. – Этот?

- Этот.

- Соболев Марк Ильич, - прочитал Колька. – Нашёл с кем встречаться! С таким, мягко говоря, лицом не депутатствовать надо, а на рынке ящики таскать или поля на тракторе бороздить. Ну и рожа!

«Точно Колька подметил, насчёт рожи-то», - усмехнулся Олег, рассматривая фото.

С листовки Соболев задумчивым и благородно-печальным взглядом внимательно всматривался во всяк проходящего. Безусловно, нанятые компьютерные дизайнеры постарались и омолодили его лицо: удалили морщины и мешки под глазами, нарумянили щёки. Наверняка они могли убрать и этот висячий тройной подбородок, и подправить заплывшие, как у свиньи, узкие глазки. Но как после такой фотокоррекции граждане избиратели узнали бы своего кандидата? 

- И ты будешь голосовать за такого поросёнка? У тебя, однако, и вкус, - продолжал кураж Колька.

- Разреши тебе напомнить, что голосовать мы ещё не имеем права по причине несовершеннолетия. А вообще, чем он тебе так не нравится? Вполне нормальный дядя. Ну и что, если слегка толстоват? Не всем же быть такими изящными, как ты. Хорошего человека должно быть много. Двинули, а то опоздаем.

 Они продолжили путь и через пять минут подошли к своей родной школе. На  крыльце под навесом стояло около трёх-четырёх десятков избирателей. Примерно столько же народу толпилось в вестибюле. Очевидно, в актовый зал, где должна была состояться встреча, ещё не пускали – ждали приезда кандидата.

- Заходим, что ли, раз уж пришли, – сказал Колька.

- Обожди, давай погуляем на крылечке. Посмотрим, на чём он приедет, - ответил Олег.

- Я лучше зайду вовнутрь, удовлетворю свою малую физиологическую потребность, чтобы во время представления не мучиться сомнениями. Может, и ты со мной?

- Не хочу.

Колька ушёл в туалет. Оставшись один, Олег почувствовал нерешительность: удастся ли сделать всё, что задумано? Он довольно удачно научился проводить маленькие опыты со своими одноклассниками. Те даже и не подозревали, что в какой-то момент находились под его гипнотическим воздействием. Но до сегодняшнего дня все эксперименты подобного сорта он проводил, находясь с подопытным «пациентом» один на один. Сейчас же зал будет полон. «Я смогу, - заверил себя Олег. – И всё у меня получится».  

Он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и повернулся к стоящему у ступенек мужчине ничем не примечательной наружности: чёрная вязаная шапочка и такого же цвета обычная кожаная куртка – типичная зимняя одежда не обременённых толстыми бумажниками петербуржцев. Мужчина отвёл глаза и закурил. Олег шагнул к нему и поздоровался:

- Здравствуйте, Евгений Николаевич.

- Здравствуй, - следователь Керьянов смущённо улыбнулся. – Извини, смотрю – вроде бы лицо твоё знакомо, а где видел, не могу вспомнить.

- Савицкий Олег. Вы вели наше дело.

- Какое дело?

- Пять лет назад в нашей квартире киллер убил моего отца и его друга, а меня потом хотел задушить.

- Точно! – обрадованно хлопнул себя по надписи на шапочке Керьянов. – Теперь вспомнил! У-у, какой ты стал высокий и здоровый. Попробовал бы он тебя сейчас задушить, ты бы ему сам быстренько голову свернул. Каким видом спорта занимаешься?

- Серьёзно никаким. В основном, дома для общего тонуса упражнения разные делаю.

- Школу закончил?

- Заканчиваю в этом году.

- Ну и как учёба?

- Вроде нормально.

- Куда поступать будешь?

- В Бауманку.

- Так это ж в Москве.

- Да.

- А почему в Бауманку? У нас что, в Питере своих вузов мало?

Олег неопределённо пожал плечами. Не будешь ведь объяснять постороннему, что у мамы появился мужчина и, хотя об этом ещё не было никаких разговоров, весьма вероятно она скоро выйдет замуж. Что мужчина этот из небольшого пригородного Прибытково. А где будет лучше жить молодожёнам: в небольшом деревенском домике у чёрта на куличках или в современной городской квартире? Вот и следовало, чтобы не быть помехой в устроении личной маминой жизни, очистить от своего присутствия жилплощадь, использовав такой благовидный предлог, как поступление в университет, желательно, иногородний.

Пауза в разговоре затянулась.

- Просто давно уже мечтаю поступить именно в Бауманку, - не мудрствуя лукаво, соврал Олег.

- А поступишь? В него ведь, небось, конкурс – ого-го!

- Он поступит, - запросто вклинился в разговор Колька, только что опять появившийся на крыльце. – Он у нас вундеркинд. Может, даже золотую медаль получит, а три дня назад областную олимпиаду по физике выиграл.

- Ничего себе! И в самом деле - вундеркинд, - искренне восхитился Керьянов. – Областную олимпиаду, да ещё по физике! С чем у меня были проблемы, так это именно с физикой. Молодец!

Олег всегда испытывал неловкость от похвал, особенно если они были посвящены его учебным достижениям. Поэтому и решил поменять направление беседы:

- Вы по-прежнему следователем работаете?

- Следователем.

Услышав, что незнакомец самый настоящий следователь, Колька на всякий случай отступил на шаг, отвернулся и сделал каменное лицо: мол, о чём вы говорите, меня абсолютно не интересует.

- Всё бандитов ловите? – продолжал спрашивать Олег.

- Бандитов ловит милиция, а я их уже пойманных пытаюсь вывести на чистую воду.

- И получается?

В проницательных, с лёгким прищуром глазах Керьянова забегали весёлые зайчи­ки: 

- Когда как.

Он последний раз втянул в себя дым окурка, швырнул его в урну и спросил:

- А ты сейчас здесь по своим школьным вопросам?

- Не совсем.

- Значит, выборами интересуешься? Или, может, самим господином Соболевым? Если не хочешь, можешь не отвечать.

- А чего не отвечать? Отвечу – просто хочу посмотреть на этого человека. А вы зачем здесь?

- Тоже решил на него поглядеть.

- Ну и смотрите! Кажется, его уже везут, - не выдержал стоявший в сторонке Колька и кивнул на показавшийся из-за угла свет автомобильных фар. –  Стопроцентно, это он. Ну и тачка! Савицкий, это же «шестисотый»! Эх, мне бы такой аппарат.

К крыльцу величаво подплыл элитный «Мерс» чёрного цвета. За ним остановился тоже чёрный «Мерс», только джип. Двери джипа распахнулись, и из него выскочили двое накачанных парней в костюмах и при галстуках. Оба с аккуратно-короткими причёсками, скуластыми физиономиями и решительными колючими глазами. Колька ткнул Олега в бок и уважительно сказал:

- Видал, секьюрити.

Один из охранников окинул взглядом темноту пустынного двора и уставился на толпящихся у входа в школу людей, второй – распахнул зонт-автомат и открыл левую заднюю дверь «шестисотого». Господин Соболев, большой и широкий, в безразмерной и, по всей видимости, дорогой дублёнке с меховым воротником вышел из машины и стал взбираться на крыльцо. Его сопровождали шесть человек обслуги. Преодолев ступеньки лестницы, Марк Ильич перевёл дух, лучезарно улыбнулся и помахал пухлой ладошкой:

- Здравствуйте, друзья. Это самое,.. почему стоим? Ещё не открыли? Пойдёмте. Сейчас нам всё откроют. Через пять минут подъедут представители мэрии и горсовета, тогда сразу же и начнём.

 

* * *

 

В общей людской толпе они зашли в актовый зал, а там разъединились: следователь Керьянов направился поближе к сцене, Олег и Колька уселись в десятом ряду у самого прохода. Когда чиновник мэрии открыл встречу и официально представил кандидата в депутаты Законодательного Собрания города Санкт-Петербурга генераль­ного директора концерна «Перспектива» господина Соболева Марка Ильича, аудитория ответила вяловатыми аплодисментами. Несколько раз мигнули фотовспышки коррес­пон­дентов, а телеоператор с направленной то на президиум, то на  электорат камерой стал прохаживаться между зрительскими рядами.

Началась встреча с выступлений различных управленцев и общественников. Все они в один голос отмечали незаурядные качества Марка Ильича: отличный руководитель, надёжный партнёр, меценат, прекрасный семьянин и просто хороший отзывчивый человек, который в любую минуту готов прийти на помощь людям. Слушая все эти дифирамбы, Соболев приятно розовел, улыбался и смущённо покашливал в кулак.

- И что здесь необычного? – прошептал Колька. – Больно надо эту всю лабуду слушать, лучше бы я на хоккей пошёл.

- Так и шёл бы на свой хоккей, - отбрил его Олег. – Я же тебя сюда за руку не тянул.

В принципе, он понимал друга. Встреча и в самом деле проходила обыденно, неинтересно. Выступавшие хвалили кандидата штампованными, набившими оскомину фразами и полусонный зал слушал всё это без энтузиазма, инертно. Чувствовалось, что большинство из присутствующих пришли сюда в добровольно-принудительном порядке. Сидящий позади Олега пожилой мужчина откровенно всхрапнул.

- Ну вот, сейчас ещё наш Тяпа соловьём будет заливаться, - почти с возмущением произнёс Колька, услышав, что слово предоставляется директору их школы. – Три часа будет из пустое в порожнее переливать.

Игорь Петрович Тяпаев, именуемый за глаза учениками и большинством учителей Тяпой, отличался крайне занудным характером и излишней словоохотливостью. Поэтому его появление на трибуне Колька и воспринял с таким негодованием. Но, на удивление, школьный директор был сегодня не слишком разговорчивым. Наверное, его предупреди­ли, что это всё-таки не школьное собрание и следует придерживаться регламента.

- Я очень рад, что имею честь знать нашего уважаемого Марка Ильича, - сказал Тяпа. –  И двумя руками буду голосовать за то, чтобы именно его избрали народным депутатом в Санкт-Петербургское Законодательное Собрание. Кто же ещё, как не он? Это будет действительно народный депутат! О человеке можно судить по его делам. А сколько прекрасных и славных дел совершил и совершает Марк Ильич! Честное слово, устанешь перечислять! И о них уже говорили выступавшие здесь до меня. Я лишь вкратце остановлюсь на том, что сделал Марк Ильич конкретно для нашей школы. Многие из вас, идя сейчас сюда, наверное, обратили внимание, на нашу прекрасную спортивную площадку. На чьи средства её оборудовали? На пожертвования концерна «Перспектива», который возглавляет господин Соболев. Это он достал такие дефицитные трубы для строительства спортгородка и выделил рабочих. А кто позапрошлым летом краску для ремонта школы предоставил и цемент? А три компьютера в класс информатики кто купил? Опять-таки господин Соболев! Низкий вам поклон за это, Марк Ильич, от наших педагогов и детей. Хорошо, когда в эти непростые времена есть такие люди, как вы, всегда готовые помочь подрастающему поколению. А каких прекрасных детей вырастил Марк Ильич! Дочка Марка Ильича - Леночка сейчас учится в одном из лучших лицеев Санкт-Петербурга, где требования к учащимся гораздо выше, чем в обычных школах. И Леночка почти отличница! А как не вспомнить о старшеньком Марка Ильича - о сыне Михаиле?! Миша оканчивал нашу школу. Уже почти три года прошло после его выпуска, но об этом скромном, трудолюбивом и способном  мальчике по-прежнему с большой теплотой вспоминает весь наш учительский коллектив.       

При этих словах директора Колька захихикал. 

- Так тот дебил - сын этого самого Соболева, - наклонился он к уху Олега. – Помнишь, три года назад осенью всё школа на ушах стояла, случай этот обсуждали: из крутого лицея к нам перевели какого-то старшеклассника Мишу по кличке Хорек. Так он зашёл в учительскую то ли пьяным, то ли обкуренным и послал математичку вместе с двумя завучами на три буквы, а ему за это ничего не было. Ещё после этого математичка уволилась. От обиды, наверное. Помнишь?

- Помню, - досадливо отмахнулся Олег. – Помолчи, пожалуйста.

- Ничего себе, Тяпа даёт, - не желал молчать Колька. – Хоть бы постеснялся такое говорить – скромный мальчик! В открытую ноги лижет Соболеву-папаше.

- А ещё я вчера услышал, Марк Ильич, что вы собираетесь усыновить трёх малышей из детского дома? – продолжал выступление Тяпа.

- Не собираюсь, а уже почти усыновил двух мальчиков и удочерил одну девочку, - с ласково-усталым выражением лица кивнул Соболев, от чего заколыхался его тройной подбородок. – Остались лишь небольшие бумажные проволочки. Это самое,.. я так скажу, наш город – это город будущего, а какое же будущее без детей.

- Да-а, - восхищённо протянул Тяпа и картинно всплеснул руками. – Просто нет слов! Побольше бы нам таких депутатов, как вы, Марк Ильич! Я не оговорился, назвав вас уже заочно депутатом. Потому что уверен, без всяких сомнений избиратели нашего округа изберут в народные депутаты именно вас.

- Молодец, Тяпа! Браво! Не ожидал, что ты так быстро закончишь, - обрадовался Колька и посмотрел на часы: –  Ну всё, хватит. И так понятно, что этого очень жирного дядю изберут, просто обязаны избрать. А все эти встречи лишь для проформы – обычное очковтирательство, лизоблюдство и подхалимаж. Как говорится, такой хоккей нам не нужен! Пошли по домам.

Колька приподнялся с кресла.

- Расслабься, - сказал Олег. – Ещё обязан выступить виновник торжества.

Всё это время он внимательно наблюдал за сидящим в центре президиума канди­да­том в депутаты, следил за каждым его жестом, поворотом головы, движением глаз. Благодаря упражнениям из тетради прадеда он уже отлично разбирался в психоанализе, научился по мельчайшим, казалось бы, несущественным деталям поведения человека, определять особенности его характера. К началу выступления Соболева Олег уже составил более-менее чёткое представление о том, каким способом без явно  выраженного контакта, лишь визуально воздействуя на сознание, «развязать» ему язык.

 

 

 

 

 

Глава 4.

 

- Слово предоставляется Марк Ильичу Соболеву, - объявил председательствующий и первым захлопал в ладоши. – Просим.

Зал его поддержал. Только Колька, уяснив, что до конца встречи ещё далековато, заметно приуныл и во время этих аплодисментов сидел в своём кресле с несчастным траурным видом.

Напоминающий своей объёмной фигурой борца сумо, Соболев тяжело поднялся со стула и, затолкав выбившийся пёстрый галстук назад под тёмно-синий пиджак, напра­вил­ся к трибуне. Как и в начале встречи, засверкали фотовспышки, оператор навёл видеокамеру на кандидата.  Мимоходом Соболев глянул в направленные на него объективы и смачно шмыгнул носом, от чего зафонил микрофон на трибу­не. Этот небольшой казус отнюдь не смутил кандидата. Несмотря на дружелюбную, оче­вид­но предварительно отрепетированную перед зеркалом улыбку, не сходившую сейчас со щекастого лица, в его поведении чувствовалась решительность и даже некоторая над­мен­ность: избиратель должен был видеть, избиратель должен был понять – пусть Соболев слишком толст и неуклюж в движениях, но это настоящий мужчина, уверенный в себе человек, хозяин положения, истинный мачо. Кандидат выдержал паузу, шумно вздохнул и густым басом пропыхтел:

- Это самое… Ну,.. большое спасибо всем здесь выступавшим за такие лестные сло­ва обо мне и за такую высокую оценку моих дел. Обещаю, когда меня изберут депута­том, я обязательно оправдаю ваше доверие. А сейчас я зачитаю, в смысле, изложу свою предвыборную программу.

- Только покороче, дяденька, - тихонько пробубнил Колька.  

Марк Ильич достал из бокового кармана пиджака очки в футляре и сложенные вчетверо листики бумаги. «Сейчас изложишь! Сейчас ты нам всё изложишь», - подумал Олег. Он перевёл дыхание в нужный ритм, сконцентрировался и вцепился взглядом в переносицу Соболева. Тот как раз вооружал глаза очками. 

- Все мы очень любим наш славный город, - начал читать по бумаге кандидат в народные депутаты. – И жить в Санкт-Петербурге – это великая честь для каждого из нас. Но задумывались ли мы о том, в какое знаменательное и вместе с тем сложное время…

Соболев вдруг замолчал. Пауза затягивалась, все ждали продолжения и в зале воз­ник лёгкий гул. Но вместо того, чтобы продолжить чтение, кандидат скомкал свои лис­ти­ки в один бумажный комок и отправил его в карман. На его губах опять заиграла улыбоч­ка, но не та отрепетировано добрая, а другая, насмешливо-ехидная.

- На кой мне сдались эти шпаргалки? – Соболев похлопал по карману пиджака, в который только что отправил текст своей предвыборной программы. – Мне их эти щелко­пё­ры написали… эти… как их… имиджмейкеры мои хреновы. Фигня всё это, скажу я вам. Обман, брехня и дерьмо.

            Гул в зале стих и наступила тишина. Сидящие в президиуме, словно в знаменитой сцене гоголевского «Ревизора», в неподвижном изумлении замерли за столом. Председа­тель­ствующий на встрече чиновник городской администрации выкатил глаза на Соболева и позабыл закрыть рот.

- Что уставился? – поинтересовался тот. – Могу повторить: фигня все эти прог­рам­мы и выборы. А вам всем я сегодня прямо скажу, зачем лезу в депутаты. Мне плевать на прошлое, настоящее и будущее вашего задрипанного Санкт-Петербурга. И мне по бара­ба­ну проблемы его жителей. Депутат - это же полная неприкосновенность и вседозволен­ность. Такие дела можно будет проворачивать, такие бабки поднимать, что ни в одном самом сладком сне не приснится. Ну как, удивил я вас своей откровенностью? Закрой, Жора, рот. Не то птичка залетит.

В зале опять возник гул, позади Олега и Кольки рассмеялись.

- Ты, Тяпа, чего весь пятнами пошёл? Да если бы мой Мишка не был полным идиотом, пере­вёл бы я его из лицея в твою школу для голодранцев? Но разве можно такого придурка, как мой сынок, выпускать в приличное общество, – в лицее сказали: забирайте его куда угодно. Пришлось забрать. Сейчас он в горном институте учится. Не учится – мучится! Месяц назад под следствие попал за изнасилование. Дурак, одним словом. Обычных шалав ему, видите ли, мало, экстрима захотел – на недавалку запрыг­нул. Хорошо, что нужные люди дело замяли, от тюряги его отмазали. А этих сироток из детдома, вы думаете, я к себе в дом пущу, носы их беспризорные вытирать буду? Ага, щас! Размечтались, губу раскатали! Вся эта шумиха и игры в благотворительность только для избирательной компании.  

- У дяди крыша поехала. Это что ж он такое лепит? Сам себя с дерьмом мешает, – недоумённо произнёс Колька и толкнул Олега локтем в бок: – Слышь, Савицкий?

Но Олегу сейчас было не до Кольки. Он продолжал своё давление на сознание Соболева.

- Марк Ильич, Марк Ильич, вы… что с тобой? – очнулся от столбняка пред­се­да­тель. – Марек, перестань… Товарищи,.. то есть граждане избиратели. По всей видимости, кандидат в депутаты - Марк Ильич Соболев переутомился и сейчас не в себе. Сами понимаете, предвыборная гонка, жуткая нервотрёпка. Такие перегрузки сказались на его здоровье. Давайте отложим нашу встречу и на этом закончим…

- Нет, не закончим, - громыхнул в микрофон Соболев. – Я ещё не рассказал самого интересного.

В зале гул перерос в откровенный шум, но никто не шелохнулся с места, даже давно желавший уйти отсюда Колька. Все хотели слушать своеобразное выступление кандидата в депутаты, а тот, большой и толстый, едва вмещаясь в маленькую для него школьную трибуну, продолжал цинично улыбаться и говорить:

- Вы знаете, кто я? Вообще, что вы можете знать обо мне и о моей жизни, вы – стадо, жалкая куча тупоголовых баранов. Познакомиться со мной хотите? Ну, так зна­комь­тесь: перед вами бывший рэкетир. Что, съели? Да, я в конце восьмидесятых рэкетом занимался, целых четыре года. С него-то и началось всё моё бизнесменство. Не верите? Серёга, подтверди! – Соболев взглянул на одного из сидящих в президиуме. – Мы же с тобой вместе в одной бригаде быковали. Помнишь, как мы тогда славно резвились? А того кооператорщика с Суворовского помнишь? Что он держал? Цех по пошиву носков, ка­­жется. Точно, носки шил и рабочие рукавицы. Крепким мужиком оказался, долго не хотел нам бабло кашлять, крутого из себя корчил. А когда мы ему включённый паяльник в задницу вогнали, так вся его крутость и испарилась. Разумным стал. Осознал, что жизнь и не обугленное очко, куда важнее, чем бабки. А что он мог, сердешный, поделать, если мы под ментами ходили и они нас сами крышевали? Чего ты молчишь, Серёга, и морду чуть ли не под стол опускаешь? Не стесняйся. Давай хоть раз правду-матку этому быдлу ска­жем. Пусть они за нас, перспективных и удачливых, порадуются.

- А мы и радуемся, - послышался мужской выкрик из зала. – Ты рассказывай.

- Марк Ильич, - накачанный секьюрити поднялся на сцену, подошёл к Соболеву и осторожно взял его под руку. – Пойдёмте.

            - Пшёл вон, холуй! Поди, сядь на место и слушай, что твой хозяин говорит, - оттолкнул своего работника Соболев. – Ну, кому сказал?!

Охранник пожал плечами и попятился. Весь президиум повскакал со стульев и, не зная, что предпринять, топтался у стола на сцене.

- Да выключи ты свою шарманку, - сорвал зло председатель на телеоператоре, который продолжал крутиться в зале под трибуной и записывать всё происходящее. – Заберите у него камеру.

Охранник, уговаривавший Соболева уйти, нашёл применение своим способностям. Он спрыгнул со сцены на телевизионщика и, несмотря на его протестующие возгласы, отобрал камеру.

- Чего замолчал? Давай дальше рассказывай, - крикнул Соболеву женский голос из зала.

- И расскажу. Рэкет – это только цветочки, примитив. Но он мне дал возможность заработать авторитет, обрасти нужными связями, познакомиться с влиятельными людьми. А в девяностых пошли ягодки – какой только бизнес я не перепробовал?! И просроченную испанскую колбасу в Питер завозил, и левый спирт с Кавказа цистернами гнал для произ­вод­ства водяры, даже наркотой одно время пробовал промышлять. Подъём имел капи­таль­ный! Но наркоту пришлось оставить. Ею занимаются очень конкретные люди, - Собо­лев поднял указательный палец и посмотрел в потолок. – Орлы не моего полёта. Короче, предупредили меня и я всё понял.  Я ведь - понятливый. Низзя, так низзя! Я тогда прости­тут­ками стал заниматься. С этого бизнеса тоже имел приличные бабки. Конечно, поло­жен­ный процент наверх платил кому следует, и всё шло чин-чинарём… 

Председатель выхватил из пиджака мобильный телефон и, понажимав кнопочки, что-то нервно сказал в трубу. Не прошло и минуты, как в зал вошла четвёрка молодцов спортивного вида и торопливо направилась к сцене. 

- А в убийствах принимали участие? – сложив руки рупором, быстро крикнул Олег.

Краем глаза он обратил внимание, как один из четверых парней – скуластый и высокий приостановился и цепко посмотрел ему в лицо. Но Олега сейчас это мало забо­тило. Понимая, что беспрецедентный акт покаяния кандидата в депутаты сейчас закон­чится и другая возможность уже вряд ли представится, он хотел, чтобы Соболев публично рассказал о своей причастности к смерти отца.

 - Что? В убийствах? – Соболев задумался. – Не-е, чего не было, того не было. Лично мне убивать не доводилось. Только приказывал. Вот по моему заказу лет пять на­зад двоих завалили: Бориску Матвеева и его приятеля. Они решили в обход меня метал­лом поторговать, вот и пришлось их утихомирить. Как сейчас помню. Киллер тогда ещё болезненный попался: двоих заказанных пристрелил на квартире, что и требовалось, а когда сверх плана сынка Борискиного приятеля стал душить, то сам внезапно помер… Так, я не понял! Вы что? Руки убрали, бля! Руки, я сказал… 

Четвёрка парней стала отдирать от трибуны Соболева, и один из них зажал ему рот и нос.

- Не трогайте, - закричало несколько голосов из зала. – Пусть выговорится.

Но грузного кандидата в депутаты, несмотря на его отчаянное сопротивление, чуть ли не на руках уже спустили со сцены.

- Всё, - тихонько прошептал Олег и «отпустил» сознание Соболева. – Этого вполне хватит. Лёд тронулся, господа присяжные заседатели.

- Что ты говоришь? – тоже шёпотом спросил Колька.

- Я говорю, что сейчас состоится вынос тела, - Олег устало закрыл глаза.

Он чувствовал себя, как выжатый лимон, как стайер, истративший все силы на дистанции, чтобы победить. Голова разрывалась от только что перенесённого напря­же­ния, но вместе с болью нахлынула неимоверная радость и облегчение – он смог, он сделал это! Он отомстил истинному убийце своего отца, не нарушив слово, данное матери.

- Не понимаю… Я не помню… Что я сейчас говорил? – слышал Олег растерянные возгласы Соболева. 

Марк Ильич теперь не сопротивлялся. Он позволил довести себя под руки до выхо­да, но там притормозил и, оглянувшись, просительно взглянул на чиновника городской администрации, шествовавшего шагах в трёх позади:

- Жора,.. Георгий Александрович, что это было? Как же так? Поверьте, я здесь не причём… сам не знаю, как такое могло…

- Потом, потом, давайте выйдем на свежий воздух, - угрюмо ответил тот.

- Ему теперь больше тюремный воздух подойдёт, - бросил кто-то из толпящихся у выхода избирателей, другой посоветовал: – Вы его сразу в «Кресты» везите, пусть там депутатствует.

Обслуга на плечи Соболева набросила дублёнку, и его увели. Следом, громко обме­ни­ваясь впечатлениями, хлынул из зала народ. Колька тоже поднялся со своего кресла и сказал Олегу:

- Что ты расселся, да ещё глаза закрыл? Так расстроился за своего кандидата-депутата? Всё, пошли. Цирк окончен – главного клоуна уже увели. Видел-видел, но такого… Да, ты прав был, это ещё то шоу! Гораздо интереснее хоккея, - Кольку прямо распирало от восторга. - Особенно про киллера мне понравилось… Ну ты и молоток, нашёл, что крикнуть. Савицкий, слушай, он же сказал… пять лет назад киллер убил двоих и хотел задушить сына одного из них… Выходит... он же про тебя рассказывал! Получа­ет­ся, это тушкан Соболев заказал твоего отца!

- Получается, - ответил Олег, открыл глаза и устало усмехнулся: – Кто бы мог подумать, что такой человек и вдруг заказал моего отца. Пошли.

Он начал подниматься с кресла. Однако встать пришлось значительно быстрее, чем хотелось - как раз в этот момент его сзади схватили за плечо и, скомкав ткань синта­по­новой куртки, весьма неучтиво рванули вверх. Олег оглянулся. Перед ним стоял скулас­тый высокий парень спортивного телосложения. Тот самый, который пять минут назад одарил Олега своим пристальным вниманием.

- Тебя очень убийства интересуют, молокосос? – с издёвкой спросил подошедший. На его губах играла презрительная жёсткая улыбочка, а глаза смотрели холодно и зло.

Олег рванулся, но парень держал крепко.

- Не трепыхайся, сволочь. Пойдёшь со мной, - сквозь зубы произнёс скуластый и взглянул на Кольку. - А ты, сморчок, вали отсюда.

- Я не сморчок, - неуверенно ответил Колька. – И вообще…

- Что вообще? Дуй, пока я не передумал.

Колька побледнел. Опустив голову, в числе последних зрителей он пошёл к выходу и исчез за дверью.

- Пошли, - повторил скуластый и снова дёрнул куртку.

Олег не знал, что предпринять. Пожалуй, он был физически посильнее этого «спортсмена» и мог бы вырваться, во всяком случае, попытаться. Но стоило ли это делать? Понятно, парень – хоть и мелкая сошка, но представитель власти, поэтому и вёл себя так нагло. Если сейчас врезать ему в челюсть и убежать, то потом обязательно найдут. Проблем не оберёшься, могут даже посадить. Попробовать воздействовать на его сознание? Олег точно знал – сейчас не получится: после такой экстремальной перегрузки он слишком устал. Так что придётся идти с этим узколобым. Эйфория радости от призна­ния Соболева сменилась беспокойством.

- Пошли, - Олег медленно двинулся между рядами кресел. – Только руку с плеча уберите, пожалуйста.

- Быстрее, - его просьбу скуластый проигнорировал.

 Когда до дверей оставалось несколько шагов, в зал заглянул Керьянов, посмотрел на Олега и спросил:  

- В чём дело? Я же тебя жду.  

Произнёс он это будничным тоном, словно они действительно договорились о встрече. Увидев Керьянова, Олег несколько воспрянул духом. Он чувствовал: следователь доброжелательно относится к нему.

- Ты… Вы его отец? – несколько растерялся парень.

- Я - следователь прокуратуры по особо важным делам, - Керьянов заскрипел кожей куртки, вытащил из кармана удостоверение и предъявил его в открытом виде. – А вы кто?

- Я из службы безопасности мэрии.

- О-о, серьёзная у вас работа. И документы есть?

- А как же, - скуластый ловко выхватил из пальто свои «корочки», на секунду развернул и хотел сунуть обратно в карман.

- Не спешите, - остановил его Керьянов. Он достал ручку и блокнот, нарочито медленно переписал с удостоверения регистрационный номер и фамилию: - Спасибо. Какие у вас претензии к этому молодому человеку?

- Он себя по-хамски вёл. Пытался лживыми выкриками опорочить кандидата.

- У вас есть право на задержание?

- Формально нет, но…

- У вас есть свидетели, которые могут подтвердить хамское поведение и лживость выкриков задержанного вами лица?

По лицу скуластого загуляли тугие желваки.

- Граждане, освобождайте помещение. Мне закрываться надо, - заглянул в зал пожилой школьный вахтёр. – Идите в вестибюль и там говорите.

- Уже идём, - ответил ему Керьянов и, перейдя на «ты», сказал скуластому: - Слушай сюда, охрана. Давай теперь без излишней дипломатии и ненужного выпендрёжа. Если ты с сотоварищами решил расправиться с этим парнем, то есть, с просто не понра­вившимся тебе человеком, у твоей службы могут возникнуть проблемы. Уж я об этом позабочусь.

Рука скуластого неохотно разжала куртку Олега.

- Вот так-то лучше, - почти дружелюбно улыбнулся ему следователь. – Твои кол­леги, небось, сидят в машине и с нетерпением тебя дожидаются. Не заставляй их долго ждать. Будь здоров, служивый.

Скуластый с хмурым видом убрался из зала. За ним вышли Керьянов и Олег.

 

 

Глава 5.

 

Дождь закончился, но ветер продолжал резвиться во всю. Он рвал на части и гнал по небу облака и сквозь их ватно-рыхлые, уже основательно истрёпанные остатки, сияю­щим серпом проглядывал месяц. Лужи поближе к ночи затянулись бугристой ледовой коркой, и этот лёд слабо блестел в свете украшавшего школьный двор одинокого фонаря.

Олег с наслаждением вдохнул морозный воздух, стараясь ритмом дыхания унять го­ловную боль и побыстрее восстановить силы.   

- Прохладно, однако. Одёжку насквозь продувает, - произнёс Керьянов. Он поднял воротник куртки, закурил и покосился на стоящий у крыльца красный «оппель». - Пойдём, Олег, я тебя проведу.

- Что вы, не надо, - запротестовал было Олег и добавил: - Спасибо вам. Если б не ваше вмешательство…

Мимо спортивного городка они направились не к главному входу на территорию школьного двора, а к небольшой боковой калитке.

- Своему дружку скажешь спасибо. Я уже на улице был, когда он меня догнал и чуть ли не потребовал вернуться в зал, чтобы унять «страшно злого хулигана» – как твой друг выразился. Шустрый мальчонка.

- Шустрый, - согласился Олег. – И вообще, у Николая есть масса достоинств. Вон он возле шведской стенки стоит. 

От трубчатых конструкций спортивной лестницы отклеилась и пошла им навстречу щуплая фигурка.

- «Опель» видали? - спросил Колька и таинственно сообщил: - Он в него сел.  

- Кто – он? – поинтересовался Керьянов.

- Ну тот, который к Олегу стал приставать. Ох, и наглый! Жалко, что со мной Патриции не было. Она бы ему…

- А кто такая Патриция?

- Ротвейлер. Знаете, какая она умная?! Её бабушка на выставках всегда первые призы получала.

- Призы – это хорошо, и умный ротвейлер – тоже неплохо, - рассеянно произнёс Керьянов и сказал: – Вот что, Олег, вряд ли конечно… Но, если вдруг, тот охранник из мэрии придёт к тебе в школу и,.. в общем, будет предъявлять какие-то претензии – мало ли, ты мне позвони. Запомни телефон…

Олег повторил номер, а Колька дёрнул его за рукав куртки и тихонько сказал:

- Повезло тебе, Савицкий. У тебя появилась настоящая крыша. И не просто крыша, а милицейская крыша.

- Да, было-было, но такого ещё не было, - Керьянов достал из кармана очередную сигарету. - Я имею в виду выступление Соболева. Вроде бы он психическими припадками никогда не страдал и наркотиками, как его недоделанный сынок, не увлекается. Что это на него нашло?

- Ума не приложу, - пожал плечами Олег. – Может быть, он перед встречей выпил и его развезло? Бывает же так, сначала человек выглядит вполне нормальным, а потом оказывается, что он мертвецки пьян.

- Нет, Соболев пьяным не был, это точно. И держался вполне обычно до того момента, как вышел к трибуне и стал зачитывать свою программу. Вот тут-то у него….

- Крыша и поехала, - подсказал Колька. – Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша.

- Ну да, крыша у него поехала и он стал исповедоваться. Как говорится, для него наступил момент истины. А когда он со сцены сошёл,.. точнее, когда его со сцены спустили, его крыша вернулась на место и он стал прежним Соболевым.

- Агент влияния! – воскликнул Колька. – Точно! Как я сразу до этого не додумался! В зале сидел агент влияния.

- Кто? – не понял Керьянов.

- Я книгу читал о современных методах работы разведок и различных спецслужб, так помимо прочих, там описаны варианты воздействия на психику объекта и в их числе - гипноз. 

- Сказки, - попытался обломать друга Олег. – Такое может быть только в книжных и киношных детективах, а в реальности…

- Ничего не сказки, - горячо возразил Колька. – Не знаешь, так не говори. Книга эта документальная и написана в качестве пособия для коммерческих служб безопасности. Конкурент твоего Соболева мог нанять гипнотизёра – агента влияния, а тот из зала скрыт­но воздействовал на его психику, чтобы он себя дискредитировал и оговорил.

- Соболев себя не оговорил, - с вызовом сказал Олег. – Я уверен, он сказал правду. И для меня не важно, благодаря чему или кому эту правду узнали все. Я рад, что всё так произошло и что, в конце концов, истина восторжествовала. 

- Какие возвышенные слова, Олег, - Керьянов даже рассмеялся. – Истина востор­жест­вовала?! Ага, сейчас, - держи карман шире. До её торжества так далеко, как,.. – он не нашёл подходящего сравнения и только досадливо махнул сигаретой.

- Но вы ведь его теперь посадите?

Керьянов не ответил. Может быть, сильный порыв ветра заглушил вопрос Олега, а может, работник прокуратуры сознательно не захотел отвечать.

Остаток пути по пустырю заброшенной стройки и мимо ряда гаражей они прошли молча. Первым молчание нарушил Колька. Когда подошли к первой от школы девяти­этажке – к его дому, он остановился у своего подъезда, раскатисто чихнул и сказал:

- Завтра точно загриппую. Ну, я пошёл, - потом посмотрел на Керьянова и добавил: - Я сейчас свою Патю на прогулку выведу. Если хотите, я вас с ней познакомлю. Своих она не кусает.

            - Не будем рисковать. Вдруг в отношении меня собачка сделает исключение. Будет лучше, если мы с Олегом уйдём раньше, чем ты выведешь своего ротвейлера на улицу. Спокойной ночи, Николай.

 

* * *

 

Когда они остались вдвоём и пошли уже пустынной улицей вдоль стоявших друг за дружкой многоэтажек, следователь решил вернуться к прерванному разговору и спросил у Олега: 

- Значит, ты рад, что Соболев вывернулся наизнанку и выложил всем правду-мат­ку?  

- Очень рад. Теперь все точно знают, что он за человек на самом деле и что он «заказал» моего отца. Сегодня Соболев самолично признался в содеянном. И хорошо, что вы - следователь, это признание услышали. Теперь вы просто обязаны…

- Обязан... И уже давно обязан. Я это и сам прекрасно знаю. Однако, – лицо Керьянова стало угрюмым, он не смог сдержать тяжёлого вздоха. - Ты уже взрослый и вроде бы серьёзный человек. Человек, успевший пережить страшную драму. Если наш разговор останется между нами, давай поговорим на эту интересующую тебя тему откро­вен­но. Согласен?

- Согласен.

- Так вот, я бы и сам при первой возможности с превеликим удовольствием засадил за решётку господина Соболева. Поэтому постоянно присматриваюсь к его жизни, поэто­му и пришёл на сегодняшнюю встречу.  

- Чем же он вам так насолил?

- Он насолил не только мне. Во-первых, что не подлежит никакому сомнению, Собо­лев самый настоящий бандит, вор и мошенник. Таким как он место на зоне, причём, самого строгого режима. Но, к сожалению, в нашей псевдодемократической державе именно такие, как он, не сидят в тюрьме, а процветают. Во-вторых, не буду скрывать, у меня к нему личная неприязнь: лет восемь назад я, имея на руках неопровержимые дока­за­тель­ства вины Соболева и его компаньонов, уже заводил на него уголовное дело, за что чуть было сам не попал под суд.  

- Как это?

- У подследственных оказались покровители слишком высокого ранга, как в городс­кой администрации, так и в моей родной прокуратуре. Сначала мне тактично намекнули, что делу Соболева нельзя давать ход. Но я продолжил следствие. Тогда мне в наглую открыто сказали, что обвинят во взяточничестве - на голом месте сфабрикуют против ме­ня липовое дело, подставив лжесвидетелей. И они бы сделали это, я бы сел. Пришлось согла­шаться на компромисс - прошибать лбом железобетонные стенки занятие бес­по­лез­ное: я заморозил следствие по делу Соболева, а меня оставили в покое. Хотя и не совсем в покое: после этого случая мне дальнейшая карьера заказана. Так что на Марка Ильича я имею, точно также как и ты, огромный зуб: мне и стыдно за своё слабодушие, и обидно, что до самой пенсии останусь лишь только важняком – следователем по особо важным делам. А ещё очень обидно, что такая погань, как Соболев, развелась и жирует в моём род­ном городе. Кажется, ты в этом доме живёшь?

- В этом.

- Поверь, я тоже очень рад этому дивному, просто волшебному припадку его сегод­няш­ней откровенности, - продолжил разговор Керьянов о Соболеве. - Хотя он даже не ус­пел рассказать сотой доли того, в чём замешан. Сейчас действительно появилась прекрас­ная возможность его отправить в тюрьму. И я этой возможностью постараюсь восполь­зо­вать­ся - завтра же с утра составлю докладную записку своему начальнику отдела. Но, увы…

- Что, увы?!

- Боюсь, что и на этот раз господин Соболев выйдет сухим из воды, точнее, не попадёт на нары.

- Этого не может быть! Ведь он сам…

- У нас всё может быть. Ты многого ещё не понимаешь и на жизнь смотришь сквозь розовые очки. А я не первый год варюсь во всей этой каше и знаю, что говорю. Вот увидишь: Соболев не попадёт под следствие, а значит, и на нары, потому что слишком многое и о слишком многих знает. Поэтому, исходя из сложившейся ситуации, возможны несколько, на мой взгляд, наиболее вероятных вариантов развития событий. Вариант первый: генеральный директор концерна «Перспектива» и кандидат в депутаты Законодательного Собрания города Санкт-Петербурга господин Соболев Марк Ильич на днях умрёт. Умрёт от какой-нибудь скоропостижной, но уважительно-весомой болезни. Например, от острой сердечной недостаточности или инфаркта. Не исключены разновид­нос­ти этого варианта, то бишь: суицид господина Соболева, или его направление в пси­хиа­трическую больницу в качестве пациента, где он благополучно залечивается до смер­ти. Вариант второй. Этот вариант имеет три «если»: если контора «Перспектива» и её ди­рек­тор очень дороги власть имущим нашего города, если психика Соболева после такой встряс­ки сможет вернуться в норму, если его хозяева решат, что он вполне здоров и что случившееся действительно сеанс гипноза, то… По-моему, ты в этом подъезде живёшь? – Керьянов остановился.

- В этом, - внимательно слушавший Олег чуть было не прошёл мимо собственного подъезда.

- Я ещё тогда, когда пять лет назад сюда приезжал, запомнил вот эти сломанные качели. Не подвела-таки память. 

            - Не подвела, - быстренько согласился Олег. Ему хотелось услышать продолжение  второго варианта. – Вы остановились на трёх «если».

- Да. Итак, если три наших «если» воплотятся в жизнь, тогда ничего не изменится.

- В каком смысле?

- В самом прямом. Соболев останется директорствовать, более того: вполне вероят­но пройдёт в депутаты Законодательного Собрания.

- Но ведь люди слышали и на встрече присутствовали журналисты.

- Редакторы газет и телеканалов не будут ломать копья и портить отношения с властью – это чревато. А любому самому откровенному и самому правдивому журналюге мож­но заткнуть рот, для этого имеется множество способов. Те несколько десятков чело­век электората, присутствовавших на встрече, погоды не сделают. В конце концов, могу­щест­венные защитники Соболева все возникшие после сегодняшнего инцидента сплетни могут назвать клеветой, происками конкурентов-злопыхателей, или заявить, что на встрече кандидат Соболев был и в самом деле зомбирован, загипнотизирован, околдован, от чего он оговаривал самого себя и нёс чепуху.  

- И такое возможно? – растерянно спросил Олег. - Я думал, будет совсем по-другому…

  - Что о господине Соболеве – разоблачённом коррупционере и бандите затрубят все городские газеты и теленовости? Возникнет шумиха и ажиотаж? Я тебя разочарую, Олег. Я почти уверен - ничего этого не будет.

- Выходит, бандит, убийца и негодяй на публике рассказывает о своих проделках, а его… его сделают депутатом?

-  Для нашего времени и для нашей страны это мелочь, почти безобидный пустячок, - усмешка Керьянова была грустной. Он глянул на часы: - Ого! Меня уже жена заж­далась, опять будет чихвостить, что дома заполночь появился и дочке совсем внимания не уделяю. Счастливо, Савицкий Олег… сейчас вспомню отчество… Алек­сан­д­рович. Правильно?.. Если понадоблюсь, звони.

Керьянов хлопнул Олега по плечу, повернулся и пошёл к остановке.

- Безобидный пустячок?.. – Повторил Олег.

Он не любил сквернословить. Но сейчас ему захотелось выругаться, очень грязно выругаться. Ярость захлестнула мозг, кипящим потоком ломанула по жилам. Захотелось примитивно, по первобытному, всё это выплеснуть из себя и подраться. Наверняка, если бы ему сейчас под руку попался тот скуластый урод, который приставал к нему в школь­ном зале, Олег свернул бы ему челюсть. Но скуластого здесь не было. Были только старые поломанные качели. В два прыжка Олег подлетел к ним и изо всей силы пнул ногой. Качели дёрнулись, обиженно застонали железным, изъеденным ржавчиной голосом. От этого неприятного скрипа по коже побежали омерзительные мурашки. Олег снова поднял ногу, но удара не нанёс, сдержался. Ему стало стыдно за то, что не смог погасить в себе эмоции и позволил им вырваться наружу. Он даже оглянулся по сторонам, не видел ли кто его идиотский поступок. Но во дворе не было ни души. Чтобы прийти в себя и успоко­иться, Олег произнёс древнеязыческое заклинание. Это заклинание состояло из рифмованного и, казалось бы, нелепого набора звуков. Как утверждали записи в тетради прадеда, сочетание этих звуков снимало невроз и приводило психику в равновесие.  Трёх повторений вполне хватило для успокоения. Более того, троекратно произнесённое заклинание удивительным образом преобразовало ещё минуту назад бушевавшую отрица­тельную и разрушительную энергию в положительную и целительную: совершенно исчезла головная боль, а тело наполнилось живительной  силой и бодростью, словно Олег только что сделал утреннюю разминку. Ощущая в себе эти чудесные перемены, он долго стоял рядом с качелями и смотрел на небо. Ветер нагнал с запада новую армаду тяжёлых облаков, а те наглухо спрятали за своей чернотою месяц и стали ссыпать вниз мелкий колючий снег. «Всё, больше я ни о каком Соболеве не думаю, просто забыл о его существовании», - дал себе слово Олег. Он вошёл в подъезд и, в два прыжка преодолевая лестничные пролёты, легко взбежал на свой этаж.

 

* * *

 

Всё же вспомнить Олегу о господине Соболеве довелось. Через два месяца по пути из школы он остановился у газетного киоска. В глаза бросилось название висевшей за витриной газетной передовицы - «Выборы в Законодательное Собрание нашего города состоялись!». Олег купил газету и, удерживаясь от того, чтобы не просмотреть статью сразу на улице, скорёхонько отправился домой. «Интересно, есть ли здесь что-либо о Соболеве? – думал он. – Чтобы ни было здесь написано, я буду спокоен. Мне будет просто смешно, если вдруг…». Олег действительно рассмеялся безрадостным злым смехом, когда развернул газету и увидел фотографии. Среди физиономий свежеиспечённых депутатов Законодательного Собрания красовался такой знакомый висячий тройной подбородок и заплывшие узкие глазки над лоснящимися от жира щеками.

В горле запершило и появилась такая сухость, что стало больно глотать. Он пошёл на кухню, хлебнул из чайника воды, а потом прочитал передовицу. В кратком обзоре отмечалось, что некоторые вновь избранные депутаты выиграли у своих конкурентов с большим отрывом. Среди них и генеральный директор концерна «Перспектива» Марк Ильич Соболев. Газета выражала уверенность, что новая команда Законодательного Соб­ра­ния сделает всё для блага и процветания города – родного Санкт-Петербурга. 

- Вот это веселуха, - сказал самому себе Олег, чуть ли не скомкав газету после чтения. – Каждый народ достоин своего правителя. Если избран господин Соболев, то бу­дем считать, что он и в самом деле достойный законодатель для нашего времени и для нашей страны.

- Чего ты мечешься по комнате, словно ужаленный? - удивилась вернувшаяся с работы мама – обычно её сын был само спокойствие. – Неужто двойку получил?

Он заставил себя беззаботно отшутиться, а потом ушёл к себе в спальню, где занялся медитацией. На сей раз, чтобы привести своё психологическое состояние в норму, ему понадобилось повторить древнеязыческое заклинание десять раз.

 

 

 

Часть 2

 

Глава 1.

 

Витюнь, Витюня, Витюнчик – так он называл красивую девушку Виту, с которой познакомился за полгода до окончания Бауманки. Олег хорошо запомнил все подробности их встречи. И как не запомнить? Память-то у него всё-таки дай Бог каждому, тренирована по особой методике, – спасибо тетради прадеда. Да и Вита ему очень нравилась, даже более чем нравилась…

В то утро к нему в комнату заглянул взъерошенный Саня Прыгунов по прозвищу Попрыгунчик – студент третьего курса и по совместительству спортсектор их факультета фундаментальных наук. Саня тоже проживал в университетской общаге, только тремя эта­жа­ми выше. Увидев лежащего на кровати Олега, он вздохнул с явным облегчением:

- Хорошо, что ты в свой Питер на выходные не умотал.

- Я рад, что тебя этим осчастливил, - усмехнулся Олег и отложил в сторону журнал. – А в чём собственно?..

- Сейчас объясню, - Саня закрыл за собою дверь и бесцеремонно шмякнулся на кро­вать в ногах у Олега. – Начну без предисловий. Ты у нас, Савицкий, бугай здоровый…

- Вступление интригующее. Кого-то нужно осеменить?

- Бугай – в смысле, очень сильный. Некоторые считают, что ты даже сильнее, чем Бабаян.

- А это кто?

- Женька Бабаян со второго курса, мастер спорта по вольной борьбе. Что, не слыхал? Спортивная гордость нашего факультета! Только с этой нашей гордостью атипичный казус вышел – Бабаяша позавчера на тренировке ногу подвернул. Сильное растяжение ступни, ходить теперь не может.

- Сочувствую. Ну и?..

- Ну и теперь тебе придётся вместо него.

- Что вместо него?

- Гири толкать. Две гирьки по два пуда весом каждая – по тридцать два килограмма всего лишь. Толкнёшь?

- Гири? Куда толкать? Зачем толкать? Слушай, а тебе заодно с толканием гирь эшелон с углём разгрузить не нужно? Что-то я тебя не пойму.

Олег лукавил – он прекрасно понял, о чём идёт речь: сегодня должна была состояться внутриуниверситетская спартакиада. Он и сам хотел вместе с ребятами-одногруппниками схо­дить на неё, поболеть за свой факультет, но выступать…

- Савицкий, будь другом, толкни. Мы же по спорту и так всегда в хвосте плетёмся. А тут ещё Женька ногу подвернул, как специально. Только ты у меня и остался.

- Я уже из детского возраста вышел.

- Думаешь, я не понимаю? Ты - выпускник, можно сказать, диплом у тебя уже в кармане, а тут к тебе – к маститому корифею-физику младшекурсники-салабоны с разными там спартакиадами лезут…

- Правильно понимаешь, пусть молодежь твои гири таскает.

- Молодёжь?! У нас ведь на факультете одни слабаки-очкарики, утюга поднять не могут. Им разве что в шашки или в пинг-понг играть. Я едва команду смог составить, а тут Бабаяша со своим растяжением…

            - Сашок, я эти гири никогда в руки не брал.

- Вот сегодня и возьмёшь. Это просто, я тебя научу. Поднимешь раз, другой, и слава Богу. Главное, что нам зачтут это упражнение и с команды не снимут очки за неучастие. Выручай, коллега.

«Сказать Попрыгунчику, что у меня нога болит или рука? – Подумал Олег. – А ещё лучше, для большей убедительности внушить ему это. Тогда он быстрей отцепится. Или действительно гирьками побаловаться? Всё равно ведь хотел туда идти. Вот и пойду не в качестве зрителя, а участника. Поддержу родной факультет. Всё-таки последний курс, а я только в научных семинарах и участвовал. Хоть разок попробую себя в спорте. Будет что вспомнить потом».

- Выручай, коллега, - продолжал канючить факультетский спортсектор.

«Коллега» промолчал и, всё ещё сомневаясь, пожал могучими плечами. 

- Вот и отлично! – Обрадовался Прыгунов и, очевидно, боясь, что Олег станет возражать, стремглав бросился на выход со словами: – Я знал, что на тебя можно положиться. Спасибо! Значит, будь готов. Я в полтретьего за тобой заскочу.

Дверь за Попрыгунчиком захлопнулась. Из коридора послышалось удаляющееся шлё­панье его тапочек и подчёркнуто громкое пение старинного спортивного марша:

- Мы верим твёрдо в героев спорта,

Нам победа как воздух нужна.

Мы хотим всем рекордам

Наши гордые дать имена…

 

* * *

           

Олег переоделся в раздевалке и прошёл в зал тяжёлой атлетики, где уже находилось с десяток крепких парней. Семеро из них пока ещё разогревались, выполняя лёгкие разминочные упражнения, трое – поднимали гири. Саня Прыгунов, маленький и суетли­вый, как рыболовный поплавок при хорошем клёве, усадил Олега на низенькую гимнас­тическую скамеечку, сам присел рядом и возбуждённо зашептал ему на ухо:

            - Смотри, как они это делают. Ничего сложного. Присел, спинка прямая, рванул гирьки с пола, зафиксировал на груди и на плечах. Это исходное положение. А потом погнал! Толкай сколько здоровья и дыхалки хватит. Глянь, как тот бычок работает: чуть присел и одновременный толчок руками и ногами. Раз и всё! Вверх и опять к груди! Понятно? Главное, чтобы спина прямая была. Я тоже так могу, только с малым весом – для тридцать двоек я слишком лёгкий. А это знаешь, кто сейчас гири хватает? Цымбал с прибо­ро­строительного. Он всегда по гирям первые места берёт. С ним тягаться – дохлый номер. У него и техника классная, и фигура, словно специально для гиревого спорта создана: ручки и ножки короткие, а сам натоптанный, как бочонок.   

            Из главного зала спорткомплекса, где и должна была проходить спартакиада, раз­да­лись аплодисменты и звуки бравурного марша. Попрыгунчик поднял вверх палец:

            - Слышишь? Начинается. Ты, Олег разомнись и бери гирьки-то, не стесняйся: сначала с пудовиками попробуй, а потом по полтора пудика возьми. Чтоб перед выходом на этот,.. – Попрыгунчик хихикнул. – Чтоб перед выходом на подиум у тебя уже навык был. А там толкнёшь раз десять тридцать двойки – и вполне хватит. Только не переусердствуй, побереги себя для перетягивания каната.    

            - Каната? Какого ещё каната? – удивился Олег такой наглости своего «тренера».

            - Командное перетягивание каната. А я тебе разве не говорил? Олег, ну а кого я ещё найду? Бабаян ногу растянул, ты же знаешь. Одна надежда на тебя. Мы с таким шкафом как ты, всех перетянем. Всё я побежал, узнаю что там и как…

            - Ну и нахал, - Олег рассмеялся и приступил к разминке.

 

* * *

 

            - Нет, не перевелись ещё на Руси добры молодцы. Сойдёмся ж, друзья и братья, восхвалим силу нашу. Силу гордую, богатырскую, - под удалые разливы балалайки пред­ло­жил из динамиков мужской голос фонограммы. Затем грянула залихватски бодрая пес­ня с задорным припевом:

- Эх, да, надобно
    жить красиво,
    Эх, да, надо нам
    жить раздольно,
    Богатырская наша
    сила,
    Сила духа и сила
    воли.

Пятнадцать участников гиревых состязаний, приветствуемые криками темпера­мент­ных болельщиков, вышли на средину зала. Пока шла жеребьёвка, Олег посматривал на зрительскую трибуну, узнавая и улыбаясь друзьям и знакомым. Вот здесь-то он впер­вые и увидел Виту: золотые волосы, большие голубые глаза и нежное кукольное личико с сочным ярко-красным ротиком. На такую девушку просто нельзя было не обратить внима­ние. Она сидела во втором ряду, что-то оживлённо рассказывала двум своим подругам и при этом звонко смеялась.

            Жеребьёвка закончилась. Первокурсник факультета машиностроительных техно­логий первым подошёл к двум двухпудовым гирям, крякнул, отрывая их от пола, взял на грудь и стал выполнять упражнение под коротким, но ёмким названием «Толчок». Олег выступал тринадцатым. Он отошёл к стене в тень баскетбольного щита и оттуда принялся наблюдать за выступлением соперников, помахивая руками и подпрыгивая на ногах, чтобы не остыть после разминки.

            - …четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, - скандировал в микрофон ведущий спартакиады, ведя счёт «толчкам» очередного выступающего спортсмена, заводя этим громогласным счётом и без того азартно болеющих зрителей. – Ещё разик… Ну, семнад… Нет, результат Савельева - шестнадцать. Прошу к снарядам представителя факультета ракетно-космической техники Бочарова.    

Первые одиннадцать участников выступили стабильно ровно: минимальный результат – четырнадцать, максимальный – восемнадцать. Двенадцатым  подошёл к гирям общепризнанный фаворит этого конкурса спартакиады студент приборостроительного факультета Цымбал.

- Тридцать два раза! – Восхитился ведущий после его выступления. – Прекрасный результат. Вот у нас, наконец, и появился явный лидер. Осталось выступить всего лишь трём участникам. Кто же составит серьёзную конкуренцию Цымбалу? Быть может, представитель факультета фундаментальных наук Савицкий?  

Олег двинулся в центр зала. Возможно, результат его выступления был бы более скромным, но уж очень его подзадорил ломкий мальчишеский голос выкрикнувший с трибуны:

- Кишка тонка у вашего Савицкого. Не тужься, пацан. Всё равно больше нашего Цымбала не поднимешь.

Олег уже не обращал внимания на последовавший за выкриком смех. Шум трибун для него стих, ушёл на второй план. Остались только азарт и спортивная злость. «Ну, я вам сейчас»,.. – промелькнуло в голове. Ещё мгновение – азарт и злость исчезли, поменяли знак на противоположный и преобразились в расчётливо-холодное спокойствие. «Это не гири, - приказал себе он. – Это – невесомые пушинки. Поднимать их – одно удовольствие. Усталости нет. Погнали!».

Словно самовзводящаяся мощная пружина, тело синхронно стало подбрасывать эти лёгонькие тридцатидвухкилограммовые атлетические снаряды: вверх – вниз, вверх - вниз. Олег даже не слышал счёта ведущего. Услышал он его лишь, когда дыхание стало слиш­ком учащённым, а мускулы налились свинцом:

- Сорок семь, сорок восемь, сорок девять, пятьдесят!

Всё-таки устал. Тяжело дыша, Олег поставил на пол эти уже далеко не лёгонькие гири, помахал рукой хлопающим и что-то кричащим зрителям и скромно отошёл к стене под баскетбольный щит восстанавливать дыхание.

- Ну ты, Олег, и дал. Красавец! Молоток! – Радостно зачирикал подбежавший к нему Попрыгунчик. – Это же рекорд – пятьдесят раз! Цымбалу нос капитально утёр. Мы теперь в общекомандном можем запросто четвёртое, а то и третье место занять. Возьми полотенце, вытрись. Теперь, коллега, все бабы – твои! Это я заявляю как специалист. Глянь, как на тебя смотрит вон та симпатюля.

Вытирая с лица пот, Олег посмотрел на трибуну:

- Которая?

- Во втором ряду слева сидит блондиночка, прямо Мерлин Монро. Первый раз её у нас вижу, явно пришлая, не из нашей Бауманки. Я бы такую сразу запомнил. Гадом буду, если ты ей не приглянулся. Пошли на лавочку, отдохнёшь. Сейчас эстафета будет, а потом перетягивание каната. Сиди, сил набирайся.

Олег сидел на лавочке, следил за ходом эстафеты, не забывая наблюдать за «Мер­лин» во втором ряду. «Прав Попрыгунчик, - радостно подумал он, когда девушка повернулась в его сторону и они встретились взглядами. – Ишь, как стрельнула в меня своими васильками. И фигурка вроде бы под стать мордашке. Точно сказал Саня – симпатюля, мировой стандарт! Ну что, конфетка, давай попробуем узнать, о чём ты думаешь?»    

Читать чужие мысли он уже мог. В прадедовской тетради чёрным по белому писалось: хочешь научиться разгадывать мысли другого человека – выполняй вот эти упражнения вместе с повторением напевных рифмованных заклинаний. Упражнения были странными и непонятными, заклинания казались бессмысленными. Но, уже давно занимаясь по методике, изложенной в тетра­ди, Олег не сомневался, что его упорство будет вознаграждено. Постепенно, после нескольких лет таких медитаций-занятий, он достиг желаемого и теперь мог «улавливать» своим сознанием чужие мысли. Ясное дело, довольно-таки сложно разобраться в их изменчивом, то быстром, то медленном калейдос­копе. Но всё-таки, из царящего в голове другого человека постоянно видоизменяющегося нагромождения мысленных и зрительных образов, Олег научился выделять то главное, о чём сейчас думал чужой мозг. Это занятие напоминало просмотр телепередач: про­чув­ст­вуешь, вычислишь канал для одностороннего контакта с данным индивидом, настроишься на нужную длину и частоту волны виртуального психо-нейронного пространства, и своим мозгом-приёмником «скачивай» картинку или звук с чужого мозга-передатчика. Легче всего это было делать во время разговора. Частенько получалось отсканировать мысли  собеседника, или собеседницы, при этом чужая мысль трансформировалась в текстовую строчку, бегущую перед внутренним взглядом. Олег не был отъявленным Дон Жуаном, но чего там греха таить, если ему нравилась незнакомая девушка, он всегда пользовался своим феноменальным даром. Очень удобно! Ведь можно более-менее точно определить коэффициент полезности и целесообразности намеченного знакомства – стоит подрулить к девчонке или не стоит, а быть может лучше обойти её десятой дорогой.

До конкурса перетягивания каната ещё было время. Олег забыл про эстафету и прис­тально посмотрел на заинтересовавшую его блондинку. Наверное, она почувствовала его взгляд, так как снова повернула к нему голову. Олег улыбнулся и получил в ответ обво­рожительную улыбку обладательницы пухлых ярко-красных губок. «Есть контакт! Сейчас я без проблем узнаю, о чём думает эта красавица. Сейчас, ну… Накось, выкуси!» - отсканировать её мысли не удалось. На экране телепатического «телевизора» Олега клубился только серый туман и вместо звуков шипел почти неслышный шумовой фон. «Неужели я так устал? – Озадачился он. – Неужели на меня до такой степени эти двухпудовые гирьки подействовали? Не может быть!». В течение следующих десяти минут он три раза встречался глазами с девушкой и пробовал добраться до её мыслей, но результат был тот же, вернее, результата вообще никакого не было, один лишь серый туман.

 

* * *

 

- Олег! Савицкий, очнись, - хлопнул его по плечу Саня Прыгунов. – Зову тебя, зову, а ты ноль внимания. Потом будешь на тёлок пялиться. Иди на ристалище. Сейчас супротив радиоэлектронщиков будете канат тянуть.

            Первые четыре схватки их команда выиграла, а пятую, как Олег ни старался, про­иг­рала факультету ракетно-космической техники. Попрыгунчик, ввиду своей телесной легко­весности и малогабаритности в конкурсе перетягивания каната не участвовал. Зато факультетский спортсектор что было сил надрывал голосовые связки, болея за своих подопечных, и азартно подпрыгивал на лавочке.

- Нормалёк, - сказал он после конкурса. – Четыре победы – это вам не чих-пых. Не кому-нибудь проиграли, а ракетчикам. Вон у них какая шкафообразная команда. Как один - гренадёры-бройлеры! По канату они всех обули, по эстафетам первое место займут. Значит, и спартакиаду должны выиграть.

- А нам что светит в общекомандном? – спросил Олег.

- А нам уже высветило почётное третье место – не ниже, гадом буду. Третье место для нас – это выше крыши. Так что низёхонький тебе поклон, Олег, от руководства фа­куль­тета фундаментальных наук, его студенчества и лично от меня. Кстати, ты почётной грамотой будешь награждён за первое место в «Богатырском конкурсе».

Спартакиада подходила к концу, оставались ещё две эстафеты. «Пока суть да дело, я успею искупаться, - подумал Олег, кинул очередной взгляд на блондинку и быстренько побежал в раздевалку. – Главное, чтобы она не вздумала уйти раньше времени».

В душевой уже мылись несколько ребят с других факультетов и среди них вице-чемпион по толчку гирь приборостроитель Цымбал. 

- Я тебя в нашем зале что-то ни разу не видел. – сказал он Олегу. – Ты где тренируешься?

- В аудиториях во время занятий.

- Как это?

- Сижу на занятиях – на лекциях, или на лабораторках и тренируюсь.

Нижняя губа Цымбала выпятилась вперёд. Он насупился, отвернулся, до отказа крутанул вентиль крана и стал под водную струю. «Издевается, козёл, - отсканировал Олег его мысль. – Не хочешь отвечать – не отвечай. Зачем же из меня идиота делать?».

- Я серьёзно говорю, - сказал Олег изобидевшемуся приборостроителю. – На обычных учебных занятиях можно сразу убивать двух зайцев: слушать преподавателя и одновременно качаться: сидишь и незаметно для постороннего глаза напрягаешь различные группы мышц. Колоссальная экономия времени и не надо ходить по кача­лов­кам. Я разработал несколько комплексов таких упражнений, довёл их до автоматизма и выполняю каждый день.

Цымбал недоверчиво оглядел мускулистую фигуру Олега:

- Ты хочешь сказать, что раскачался только за счёт статики?

- В принципе, да. Иногда, если появится желание, могу по утрам с эспандером позаниматься, от пола отжаться, на перекладине подтянуться, кроссы люблю бегать. Но мы­шечную массу я нарастил благодаря тренировкам на университетских занятиях. Мыш­цам ведь без разницы, от какой нагрузки расти: от обычного подъёма тяжестей или от искусственного напряжения. 

- Я в брошюре о йогах читал, о подобном статическом методе накачивания мышц, - включился в разговор один из парней. – Но слушать лекцию и качаться одновременно - это вундеркиндом надо быть, чтобы делать сразу и то, и другое… или двоечником.

- Ну почему двоечником? – Рассмеялся Олег. – Я, например, не двоечник, даже рас­считываю получить красный диплом. Просто нужно уметь правильно распределять своё внимание и концентрироваться, когда нужно, на чём-то одном, а для этого тоже сущест­ву­ют специальные упражнения.

После душа в раздевалке Цымбал подошёл к Олегу и протянул маленькую, но силь­ную, как клещи, ладошку: 

- Тебя, кажется, Олегом зовут? Я – Игорь. Ты мне свои комплексы покажешь?

- Без проблем. Только не сегодня. Приходи завтра ко мне в общагу…

 

* * *

 

Когда он снова появился в зале, соревнования уже закончились. Председатель жюри объявлял итоги и суммарное количество очков, которые заработала каждая из команд факультетов. «Мерлин» по-прежнему сидела во втором ряду, но уже без одной из своих подруг.

- Савицкий! Олег! Иди к нам, - закричали с верхних рядов трибуны одногрупники. – Дуй сюда, Ильюшенька ты наш Муромец.

- Да я лучше здесь, пониже, - ответил им Олег. Он остановился у второго ряда и обратился к блондинке: - Можно рядом с вами приземлиться? Или,.. пардон, сейчас вер­нётся ваша подруга?

- Наша подруга уже ушла вместе со своим другом, так что посадку разрешаем, - ответила «Мерлин». – Почтём за великую честь сидеть рядом с таким выдающимся человеком. Правда, Ира?

Маленькая невзрачненькая подружка блондинки кивнула.

- Чем же это я такой выдающийся? – спросил Олег, усаживаясь рядом.

Блондинка усмехнулась:

- Помнишь, как в «Кавказкой пленнице»: студентка, спортсменка, комсомолка, отличница и… просто красавица. Почти то же самое мы услышали и про тебя: и спорт­смен, и отличник, даже статьи опубликовал в научных журналах, а то, что этот отличник весьма недурён собой, мы заметили и сами. Правда, Ира?

Ира покраснела, на её некрасивом личике появилась смущённая гримаска. Олег тоже слегка растерялся от такой непосредственности симпатюли-блондинки,  но быстро пришёл в себя:

- Даже не думал, что вот так сразу нарвусь на комплимент. А кто тебе сказал про мои статьи?

- На первом ряду перед нами сидели два парня. Один из них знаком с тобой, вы бы­ли с ним вместе на каком-то научном симпозиуме. Вот я и услышала, что он рассказывает о тебе своему приятелю.

- Уж если обо мне только положительные отзывы, то, может быть, ты сочтёшь нужным познакомиться со мной? Меня Олегом зовут, твою подругу – Ирой. А тебя как величать?

- Я – Вита!

- Вита? Прекрасное, восхитительное имя! Виктория – это победа, - разлился соловьём Олег, и в который уже раз попробовал заглянуть в мысли своей новой знакомой, но опять ничего – сплошной серый туман, да и только.

Заинтригованный своей неудачей, он занялся невзрачненькой Ирой и без труда узнал, о чём думает она: «Конечно, он подсел к нам из-за неё. Зачем только Наташка взяла сюда Витку? Да, ловко она его закадрила. Теперь он пойдёт её провожать… Наташка снова познакомилась, Витка так вообще себе Геракла подцепила,.. а я опять… Эх, мне бы Виткину внешность!».

Олег и не старался скрыть, что ему интересна именно Вита. Получив у судей причитавшуюся ему грамоту за победу в «Богатырском конкурсе», он снова подсел к девушке и предложил ей и, разумеется, её подруге покинуть душный спортзал:

- Пойдёмте погуляем на воздухе – всё равно спартакиада уже закончилась.

По свежевыпавшему хрустящему под ногами снежку они втроём прошлись по Второй Бауманской – хоть на улице и стоял февраль, но в этот день было не холодно. Скоро подружка Виты, почти не принимавшая участие в разговоре, тактично сослалась на неотложные дела, понимала Ира - она здесь лишняя. Для приличия Олег предложил ей посидеть втроём за чашечкой кофе в каком-нибудь кафе, но Ирина отказалась.

Первый вечер, проведённый с Витой, позволил Олегу составить о ней опреде­лён­ное мнение: не глупа, вроде бы серьёзна, имеет чувство юмора и бесспорно очень красива. Он узнал, что девушка год назад окончила строительный институт и теперь работает сек­ре­тарём в одном небольшом издательстве – просто пока не смогла найти лучшей работы. На спартакиаду в Бауманку её затащили подружки, чтобы хоть в выходной день мало-мальски развлечься, выйти в какое-то общество и не сидеть дома, как обычно, перед телевизором.

К старенькой хрущёвке в Медведково они подошли уже в двенадцатом часу ночи.

- Это мой дом, - сказала Вита, останавливаясь у первого подъезда.

- Давай-ка, я попробую отгадать, на каком ты этаже живёшь, - ответил Олег и посмотрел на окна квартир. – Или второй, или четвёртый.

- Почему именно второй или четвёртый?

- Потому что только на этих этажах горит свет. Твои родители ведь не спят, дочку должны дожидаться с гуляния. Правильно?

- Неправильно. Я живу на третьем этаже и без родителей. Они оставили своей единственной дочурке квартиру, а сами переехали в деревню: подальше от города, поближе к природе и овощным грядкам.

- Значит, ты сама живёшь? – оживился Олег.

- Как перст.

- Очень плохо жить в одиночестве. Нужно, чтобы рядом была близкая родственная душа. Может, чайком угостишь? Я люблю на ночь глядя чайком побаловаться.

- Ага щас, - игриво блеснула голубыми глазами Вита. – А чем ты ещё кроме чайка любишь, на ночь глядя, баловаться? Сначала чаёк, а потом ты вдруг вспомнишь, что в твоём общежитии очень злой и принципиальный комендант, который уже закрыл вход и бедному студенту негде будет переночевать.

- Ой, - воскликнул Олег, глянул на часы и картинно схватился за голову. – Точно! Общага уже закрылась! Где же я теперь буду ночевать? 

- Олег, мы только несколько часов, как познакомились.

- А это и не так уж мало, Витюнь. Сама знаешь, как возросла интенсивность нашей жизни. Нужно жить в ногу со временем. Так всё-таки как насчёт чайка…

- Олег, у меня… со мной уже случилась одна не очень радостная история. Мы долго встречались с одним парнем, даже хотели пожениться. Но ему подвернулась другая, более богатая невеста… Ты мне очень нравишься, но я больше не хочу совершать необду­манных, скоропалительных поступков. Если захочешь ещё встретиться, звони мне домой или на работу, - Вита достала из сумки ручку и блокнот, написала на листике два телефонных номера и протянула его Олегу. – Спокойной ночи!

 

 

Глава 2.

 

В квартиру к Вите Олег впервые пришёл через неделю после их знакомства. А в международный женский праздник – 8 марта провёл в её однокомнатной квартирке целый день и остался ночевать. Естественно, на одном диванчике с хозяйкой. За этой после­дова­ла и череда других ночей, полных страсти и любовных утех. Той весной Вита прочно вош­ла в жизнь Олега. Он даже не мог представить себе, как жил без неё до этого февраля. «Влюбился, втюрился, вклеился», - сам над собой подшучивал тогда Олег. Март, апрель, май - за это время между ним и Витой произошла всего одна размолвка – он потребовал, а она отказалась бросить курить. Что озадачивало и интриговало Олега, так это его уди­ви­тельная неспособность вторгнуться в её мысли: ни с кем ещё он не терпел такого фиаско, как со своей возлюбленной. Некоторое объяснение этим своим неудачам он получил в июне, в ночь на Ивана-купалу, когда утомлённый любовью заснул в объятиях Виты. Ему приснился оригинальный сон, будто гуляет он по зелёному цветочному лужку и не один, а с одной бабулькой. Бабуля старенькая, сухонькая, горбатенькая, головёнка повязана бе­лень­ким платочком. Ходит она рядом с Олегом и всё про его старинную тетрадь выс­пра­шивает. Ясное дело, делиться своими секретами с посторонними Олегу не охота, но и оби­жать старушку тоже не хочется. Не выдержал он и напрямую спросил у хитрой бабульки:       

- Зачем вы у меня всё это расспрашиваете, Марфа Васильевна?

Откуда он узнал её имя-отчество, Олег так и не понял.

- Зачем, зачем?! Ишь, любопытный какой, - изобиделась старушонка, но затем захи­хикала: - А в Виткину голову нос не суй. Никогда ты не сможешь узнать её думы, хоть десять таких тетрадей прочитаешь.

- Это почему же?

- Почему, почему, по кочану. Родычка она мне. Понятно? – молвила бабка и растаяла в воздухе.

После этого странного сна Олег был сам не свой целое утро.

- Что с тобой? – спросила у него Вита за завтраком.

- Витюнчик, у тебя знакомых бабок по имени Марфа Васильевна нет?

Голубые глаза Виты удивлённо расширились: 

- А почему ты об этом?.. Знакомых нет… живых. Но была у меня прапрабабка Марфа Васильевна. Мама говорит, что в деревне, откуда их семья родом, до сих пор о бабе Марфе сказки рассказывают: знатная была колдунья.

- Вот, значит, в чём дело? – усмехнулся Олег и на повторный вопрос Виты сообщил ей, что видел эту самую бабу Марфу сегодня во сне. – Колдуньей, значит, была? Выходит, ты у меня тоже ведьмочка? Может, к тебе по наследству передалось искусство твоей пра­ро­дительницы? 

- Стопроцентно передалось! Знаешь, какая я баба-яга?! – хихикнула Вита и прыгнула к нему на колени. – Вот возьму тебя и околдую, к себе приворожу, - добавила она, приникая своими губами к его губам.

- Уже приворожила, - усмехнулся Олег, с энтузиазмом отвечая на её поцелуи.

 

* * *

У Виты он не был целую неделю: сначала гостил в Санкт-Петербурге у матери, потом побывал в Протвино – в том городе, где ему надлежало жить и работать после окон­чания Бауманки.

За время разлуки они успели изрядно соскучиться друг за другом. Поэтому при­вет­ст­вия сразу с порога переросли у них в объятия и затяжные поцелуи. Как уже не раз бывало, коридорные лобзания привели к вспышке нетерпеливого любовного пламени, пожар которого в скором времени достиг апогея на скрипучем стареньком диване. А по­том, когда они счастливые и утомлённые отдыхали, Олег ответил на вопрос Виты, где пропадал вчера. Он не ожидал от неё такой демонстративно отрицательной реакции. Ещё пять минут назад она, томная, нежная и податливая была в его объятиях, покусывала и целовала ему плечи, а на пике наслаждения сладко стонала и восторженно шептала на ухо: «Как я тебя люблю, Олеженька». Но это было пять минут назад. После его ответа она стала совсем другой, чужой и колючей, словно свернувшийся в клубок ёжик. Олег понял, сейчас предстоит серьёзный и не очень приятный разговор. Хотя после такого прекрас­ного начала их встречи ссориться и скандалить совершенно не хотелось.

- Почему ты мне раньше не говорил об этом? – ледяным голосом спросила Вита.

- О том, что буду работать в Протвино в институте? Говорил, Витюнчик, говорил. Ты просто забыла.

- Говорил? Не говорил!

- Говорил. Помнишь…

- Не помню, - перебила она его. – Может, и говорил, но я подумала, что ты просто шутишь, и не обратила на твои слова внимание. А ты и в самом деле… Я тебя просто не по­нимаю, Олег. Ну почему ты, ты - окончивший университет с красным дипломом и зна­ю­щий четыре иностранных языка должен прозябать в какой-то дыре?! – Вита фыркнула, привстала на постели и, отвернувшись от Олега, потянулась к тумбочке.

Говорить о серьёзном всё-таки не хотелось. Хотелось совсем другого. Он тоже привстал, коснулся её золотистых волос и шеи. Рука медленно скользнула между ло­пат­ками по линии позвоночника и, продолжив движение вниз по белоснежной спине, стала при­ближаться к другой весьма привлекательной части обнажённого тела Виты.

- Прекрати, Савицкий, - это было сказано безапелляционным тоном.

Попытка наладить отношения пока не удалась. Он послушно убрал руку, бухнулся назад в постель и поинтересовался:

- Это в какой же я дыре должен прозябать?

Щёлкнула зажигалка. Олег поморщился, но промолчал. Сколько раз он просил её не курить вообще, и в частности не курить при нём. Вот взбалмошная девчонка! Характер ещё тот! С перчиком характер. Попробуй-ка сейчас отобрать у неё эту вонючую дымя­щу­ю­ся отраву – скандала не миновать. Тем более, что она действительно очень раздражена. Это Олег чувствовал и без всяких своих экстрасенсорных навыков.

- Ты прекрасно понимаешь, о какой я дыре говорю, - сначала на подушку опус­ти­лись длинные волосы Виты, за ними – голова их хозяйки. Её рука, описав плавный полу­круг, вставила в рот сигарету. Красивые пухлые губы выдохнули дым, а вместе с ним и слова: - Та дыра, в которую тебя заставляют ехать работать.  

- Никто меня никуда не заставляет ехать. Я сам хотел получить распределение в ИФВЭ.

- В ИФ…ИЕЭ?.. Тьфу, и не выговоришь.

- Институт Физики Высоких Энергий. Я сам на распределении попросил направить меня туда. И почему Протвино – это дыра? Город учёных-ядерщиков - сорок тысяч жите­лей! Это самый зелёный населённый пункт в Московской области. Только представь себе, прямо в центре городка рядом с современными многоэтажками настоящий лес, вековые сосны.

- Вот именно, в центре городка - лес! Уехать из Москвы в какую-то тайгу городского типа.

- Витюнь, сейчас жить вне крупного города – это высший пилотаж. Большинство американцев предпочитает иметь коттеджи и квартиры не в задымленном экологически грязном центре, а в более чистом пригороде.

- А где они работают, где проводят свой досуг?

- Досуг? Откуда я могу знать, где они проводят досуг?

- Тут и знать нечего - в городе! А ты и жить, и работать будешь в захолустье! Будешь и дни, и ночи корпеть за этим… за каким-нибудь синхрофазотроном… или как его там,.. и носа не будешь показывать из своего института.   

- Очень даже буду показывать. И не только нос, а кое-что ещё, - шутливо заверил Олег, положил на бедро Виты ладонь и, как бы невзначай, сдвинул пальцы к низу её живота.

- Перестань, - она сбросила его руку, отодвинулась и спрятала свою наготу под покрывало.

Вторая попытка повернуть разговор в более приятное русло увенчалась полнейшим провалом.

- Витюня, ну почему ты считаешь, что это захолустье? Всего два часа электричкой или автобусом – и я в Москве. Или ты у меня на квартире в Протвино.

- Больно мне надо на электричках и автобусах трястись, - фыркнула Вита и, выпус­тив очередную порцию дыма, после паузы спросила: - Тебе что и в самом деле там квар­тиру дают?

- В самом деле. Однокомнатная квартира на седьмом этаже. Правда, мы в ней вдвоём будем жить вместе с…

- Всё понятно, опять общага. С кем же ты там будешь вдвоём жить, с лаборанткой какой-нибудь ядерной или ядрёной профессоршей?

- С каким-то старшим научным сотрудником. Но он две трети времени проводит в командировках, так что мы с тобой сможем…

- Это называется, мы с тобой сможем. Что мы сможем? Лежать в постели и постоянно ждать, что в любой момент откроется дверь и в комнату ввалится твой вер­нув­шийся из командировки сожитель? Что и говорить, вполне респектабельный современный институт – молодого специалиста подселяют к старшему научному сотруднику, а тому – старшему и научному не смогли отдельной квартиры предоставить.

- Смогли. Только он – старший и научный предоставленную ему двухкомнатную квартиру своей бывшей жене и ребёнку оставил.

- Ты откуда знаешь?

- При прописке комендант дома сказал.

- При прописке?! Ты уже туда и прописался?! Олег, ты знаешь четыре языка. Четыре! У тебя красный диплом и золотая голова – все об этом говорят, ты не хуже иного программиста освоил компьютер. Любая столичная фирма с радостью взяла бы такого специалиста к себе на работу. Давай я поговорю с Красиным.

- Причём здесь твой Красин? – Олег два раза видел холёного и подчёркнуто вежли­во­го сорокапятилетнего начальника Виты и даже слегка ревновал её к нему, хотя поводов для ревности вроде бы не было. 

- Он бы помог тебе устроиться. Ещё всё можно переиграть, Олеженька. Солидный офис в центре, квартира не у чёрта на куличках, а в городе за счёт фирмы, иностранные партнёры, брифинги, банкеты, выгодные знакомства – это же реальный шанс поехать за границу! Это же хорошие деньги, наконец!

- Витюнчик, у меня и так есть прекрасные перспективы ездить за границу. Знаешь, где полгода был в последней командировке мой,.. – Олег запнулся и хмыкнул: - Мой, как ты говоришь, сожитель? В Женеве! Что глазки округлила? Ты не ослышалась, в Швейца­рии. Наши физики-ядерщики котируются во всём мире. А в Швейцарии тоже проводятся ядерные исследования. Там ускоритель отгрохали – по периметру целых двадцать семь километров. На семь километров больше, чем наш - протвинский. Представляешь себе этот кольцевой туннелище под землёй? Он как раз под франко-швейцарской границей про­ложен. Так вот, ускоритель построили, оборудование установили, а своих специа­лис­тов в Швейцарии маловато, наших русских периодически просят приехать поработать да проконсультировать.   

- Можно подумать, что тебя так сразу и пошлют ускорять Женевский ускоритель. Молодых туда не посылают, - в голосе Виты была изрядная доля сарказма, но вместе с ней и затаённая надежда.

- Пока не пошлют, - Олег почувствовал, что пробудил у неё интерес к своей буду­щей работе и постарался развить успех: - Но через год, через два – вполне может быть проедусь в Лондон или в Париж. Хватит уже сосать эту гадость. Сколько можно говорить тебе?..

Окурок в руке Виты послушно описал дугу и исчез с другой стороны кровати, где его поджидала пепельница.

- Прямо-таки в Париж?

- Не хочу заранее хвастаться, но у группы, в которую я попал, очень перспективная тема и в плане заграничных поездок, и в плане зарплаты. Оч-чень перспективная тема.

Вита повернулась к нему лицом и облокотила голову на руку. В широко открытых голубых глазах уже появился нескрываемый интерес. Покрывало сползло и открыло розовые кружки её аппетитно круглых грудей.

- Какая тема? Расскажи.

- Вот так сразу взять и рассказать? А вдруг ты шпионка, работаешь на конку­ри­ру­ю­щую организацию? Взяла, меня в постель затащила, а теперь все секреты пытаешься…

Вита щёлкнула его по лбу:

- Это кто кого затащил?

- Ну не я же тебя!

– Ах ты!.. - Она попыталась столкнуть его на пол. – Думаешь, я тебя не выпихну, Геркулес? Сейчас ты у меня… Ну-ка… 

- Куда тебе со мной тягаться, курилка. Сначала дымить бросила бы.

- Ничего, я тебя и дымящая отсюда сброшу.

С минуту они дурачились, и от их озорной борьбы жалобно кряхтел и трясся на расшатанных ножках бедняга-диван.

- Всё, Витюнь, сдаюсь, - громко хохоча, Олег раскинул мускулистые руки. – Сдаюсь. Мне просто диван жалко.

- Наше дело правое – мы победили! – удовлетворённо пропыхтела Вита и уселась ему на живот. – А если ты побеждён, то давай сознавайся.

- В чём? 

- В том, что ты хотел околпачить бедную наивную девушку: наплёл ей с три короба про Швейцарию и другие заграничные поездки, про оч-чень перспективную в плане зарп­латы тему. Признайся, Савицкий, наплёл?

- И ничего не наплёл. Сама посуди, я буду заниматься разработкой методов диаг­нос­тики состояния нефте и газопроводов.

- Методы диагностики состояний… Что ты опять мне на уши лапшу накручи­ва­ешь? Ты можешь по-русски всё объяснить?

- А я по какому? Не по-китайски же. Ладно, для особо непонятливых разжёвываю. Представь себе большущий тысячекилометровый трубопровод, по которому мы качаем либо нефть, либо газ.

- Куда качаем? В Европу?

- Туда в первую очередь. Вдруг бац – ни с того, ни с сего где-то на трассе лопнула труба. Что тогда будет? Утечка! Ценное сырьё не доходит до покупателя и загрязняет экологию. А ведь авария произошла не где-нибудь, а на бескрайних сибирских просторах. Попробуй доставить туда людей и нужную технику, попробуй откачать разлившуюся на многие километры нефть, если хлещут осенние дожди или метут зимние вьюги. Всё это – затраты.

- Какой кошмар!

- Тебе смешно, а это и в самом деле кошмарные убытки. Но если мы в движущемся по трубопроводу потоке газа или нефти пустим специальный электромагнитный датчик, который станет выявлять различные дефекты труб, то сможем предотвратить аварию и загодя отремонтировать износившийся участок трассы. Вот такой датчик нам нужно изобрести и изготовить. Понятно?

Оседлавшая живот Олега, Вита передёрнула плечиками и разочарованно вздох­нула:

- Всё это понятно. Не понятно, что здесь перспективного. Погонят тебя в какую-нибудь тундру на оленях утром ранним, где среди болот и комаров проложены такие трубопроводы, и будешь там ты запускать в трубы свои датчики. И за это тебе платить будут? Наверное будут, но сущие копейки. Наивный ты, Савицкий. Сейчас на ком ездят, тому и не платят. Люди делают деньги и карьеры в больших городах, а не в посёлках нефтяников или газовиков. Уж лучше бы ты тогда в своём хвалёном Протвино на уско­ри­те­ле синхрофазотронил. Может быть, действительно в Швейцарию бы поехал и меня с собой прихватил.

            - Никто меня ни в какую тундру не погонит. Работы будут вестись в институте на лабораторном стенде при помощи компьютерного макетирования. С деньгами тоже проб­лем не будет. Я ещё полгода назад слышал, что компания «Роснефтьгаз» выделяет около трехсот миллионов баксов для разработки электромагнитной диагностики труб. Нехилая сумма? Уже профинансированы и даны заказы трём научно-исследовательским инсти­ту­там. Но больше всего надеются именно на наш – у нас самое современное оборудование и самые квалифицированные кадры. Ну и меня ведь тоже не на помойке нашли, не зря на­чаль­ник отдела экспериментальной физики направил в свою лучшую группу, сама гово­ришь - красный диплом, золотая голова. Дело, конечно, не в дипломе. Просто я чувствую, знаю – это моё, мне это интересно и у меня всё получится. Исходя из всего вышеска­зан­ного весьма вероятно, что наша группа сделает датчики быстрее и качественнее групп из других НИИ. Представляешь, чем это пахнет?

- Дело пахнет крупной суммой, - разочарование Виты мгновенно испарилось, она азартно хлопнула в ладоши и выкрикнула клич из уже набившей оскомину телепередачи: - Приз в студию!

- В качестве приза могут быть не только деньги, но и зарубежные поездки – во многих странах есть трубопроводы и терминалы, работоспособность которых очень и очень волнует их владельцев, - Олег произнёс это без тени сомнения.

- Савицкий, не зря я всегда верила, что ты у меня умница. Самый-самый! – Вита опустила голову, прильнула к его губам и наградила пламенным поцелуем. - Ты же этот датчик в два счёта изобретёшь. Правда?

- Стопроцентно, - ответил он, пьянея от её мягких губ и аромата золотистых волос, опустившихся ему на лицо.

 А Вита уже целовала его плечи и грудь, шептала: «Как я люблю тебя, Олеженька» и постанывала всё громче, всё страстнее. Этим жарким любовным стонам жалобно вторил скрипучий доходяга-диван, который, словно в ритмичном танце, раскачивался на своих старческих ножках.

 

Глава 3.

 

            На мониторе очередная модель датчика походила на миниатюрную подводную лод­ку. «Лодочка» двигалась в газовом потоке и «ощупывала» своими электромагнитными лучами внутреннюю поверхность трубы, уверенно приближаясь к месту, где в ближайшее время должна была произойти смоделированная программой авария.  

«Ну, давай, родненький, щупай, ищи. Вот же оно – это место! Здесь труба прогнила и вот-вот должна лопнуть, - чуть ли не вслух обращался к датчику Олег. – Давай, вклю­чайся! Зафиксируй это место! Что же ты молчишь, сволочь?!».

            «Лодочка» равнодушно пролетела прогнивший участок трубы и, не выявив ника­ких дефектов, поплыла по трубопроводу дальше.

            «Но хоть явную дырищу ты должен заметить?! – негодующе обращался к датчику Олег. – Это же прямая утечка! Вот же она – большая дыра, видимая даже на экране. Уж хо­тя бы её ты должен обнаружить. Постарайся, голубчик, сообщи нам хотя бы коорди­на­ты аварии… Ах ты, сволочь!».       

            - Никуда не годится, - подвёл итог этого просмотра Максим Федосов. – Слепой, как толь­ко что родившийся котёнок.

            - Почему – слепой? Немножко зрячий, – попробовал пошутить Руслан Заварзин. – В предыдущем запуске он ведь смог выявить шесть дефектов.

            - Ага, шесть из намеченных сорока. Шесть из сорока! Это же какое к. п. д. у нашего детища в том заезде было?

            - Пятнадцать сотых, - подсказал Олег.

            - Замечательно! – с сарказмом воскликнул Максим.

Обычно улыбчивый, весёлый и сдержанный он в эту минуту был раздражён, как никогда. Немудрено, почти полгода работы, а результат – всего пятнадцать процентов из нужных ста. Будешь тут раздражён, если его, руководителя группы, каждую неделю вызывает начальник отдела на ковёр: «Чем ты там занимаешься, Федосов? В зимнюю спячку впал? Заказчику срочно нужен электромагнитный датчик, а ты что вместо него даёшь?». А даёт его группа вместо датчика пока только обещания. 

            Максим с грохотом отодвинул стул, встал из-за компьютера и сунул руки в карма­ны когда-то белого халата:

            - Ну-с, господа-коллеги, у нас опять провал! Дела наши - ни в звезду, ни в Красную Армию. У кого есть какое мнение?

            - Скорость потока слишком велика, - глубокомысленно изрёк Николай Супрун. – Датчик у нас хороший и работает исправно. Но у него всего четыре луча. Пока он повер­нётся вокруг своей оси, струя газа проносит его на десятки метров вперёд. Естественно, датчик не успевает прощупать всё сечение трубы. А согласно закону подлости, луч попа­дает куда угодно, только не на аварийный участок.

            - Что ты предлагаешь? Порекомендовать заказчику снизить давление в трубо­про­водах? – спросил Максим и, сложив руки рупором, обратился к незримым торговцам энер­го­носителями: - Эй, ребята, притормозите. Для наших датчиков эта скорость слишком быст­ра. Давайте качать ваш газ медленно и неторопливо. Тише едешь – дальше будешь… Пра­вильно я говорю, Колян?

            - А я тут причём? – обиделся Николай. – Чуть что – сразу я виноват?

            - Давление, ясное дело, снижать нельзя, - сказал Руслан Заварзин. – А датчик у нас действительно неплохой, во всяком случае, не хуже, чем у голландцев… Ну, может, чуточку хуже. Слушайте, может вместо одного пустить по трубе два, а ещё лучше - три датчика? Тогда вероятность регистрации аварийных участков значительно увеличится…

            - Грандиозное решение! Давайте тогда для увеличения вероятности нахождения дефектов вместо газа с нефтью пустим по трубам одни датчики, – продолжал кипятиться Мак­сим. – Нам нужен всего один датчик. Всего один, но надёжный и безотказный, со сто­процентной гарантией работы! Какие ещё есть мнения по этому поводу? Савицкий, чего молчишь?

            Говорить Олегу было нечего. Зачем попусту сотрясать воздух и умничать – всё равно нужного решения пока не было. Хотелось послать к чёртовой матери эти датчики с их электромагнитным излучением, эту трубопроводную диагностику вместе с компью­тер­ным макетированием и всей лабораторией. Хотелось забыть всю эту научную каждо­днев­ную рутину и завалиться спать, а завтра встать пораньше и поехать в Москву к Вите, которую уже не видел пятнадцать дней.

            - Ну, Олег, удиви нас своим предложением.      

            - Сейчас удивлю. Предлагаю в эти выходные хорошо отдохнуть.

            - Что?! – Опешил Максим.

- Предлагаю завтра не работать, - повторил своё предложение Олег. – И в вос­кре­сенье тоже. Плохой результат – это тоже результат. Последний месяц мы работали без выходных, как папы Карло. А загнанные кони далеко не увезут. Нам всем нужно отдох­нуть и отвлечься. Зато в понедельник со свежими силами и идеями мы снова займёмся нашим датчиком.

- А что, дельное предложение, - сказал Николай.

- И мне оно нравится, - подпрягся Руслан.

Максим задумчиво поскрёб затылок:

- Вот значит как, отдохнуть хотите? Согласен, завтра и послезавтра отдыхаем. А в понедельник я послушаю, какие свежие идеи осенят ваши отдохнувшие головы. До понедельника, сеньоры.

           

* * *

 

            Проснулся Олег в четыре утра. Стараясь не разбудить своего соседа-ядерщика, похрапывающего на соседней кровати, он быстро оделся, выскочил из квартиры и в числе других рано проснувшихся протвинцев отправился на маленьком автобусике в Серпухов. Электричка привезла его на Курский вокзал около семи. А без четверти восемь он уже был в Медведково и нажимал на кнопку дверного звонка Виты.  

            - Витюнчик, а вот и я.

            - Я очень рада, - безрадостно произнесла полусонная Вита в наспех наброшенном халатике. – Проходи. 

            - Я тебя разбудил?   

            - Как видишь, - позёвывая, она опять нырнула в постель.

- На улице морозище. Пока доехал, весь продрог, - подошёл к диванчику Олег. – Может, согреешь меня?

            - Погрейся сам. Горячий душ прими, чайник вскипяти, после мороза чай здорово согревает.

            «В последнее время она сильно изменилась, - думал Олег о своей подруге, при­хлё­бы­вая на кухне горячий чай. – А кто в этом виноват? Понятное дело, кто! Тоже мне, выдающийся физик! Эйнштейн, Курчатов, Капица и… Олежка Савицкий. Размечтался за неделю-месяц электромагнитный датчик сварганить. И ей с три короба наплёл: куча денег, Швейцария, Лондон, Париж. За полгода никаких сдвигов. Сижу в своём лесном Протвино, зарабатываю не ахти, да ещё и живу в квартире с соседом, а он, как назло, перестал мо­таться в командировки. Конечно, Вита надеялась на большее. Может, она права? Может, и в самом деле нужно было послать подальше ИФВЭ, остаться в Москве и устроиться в ка­кую-нибудь крутую фирму? И почему я такой правильный? Другой бы на моём месте и с моими-то возможностями вообще нигде бы не работал. Просто ходил, гулял бы по Москве и средь бела дня ощипывал бы толстосумов. Всего и делов-то: подойти, ввести в транс, завес­ти в укромный уголок и попросить денег, а потом выключить у буржуя память. И кто меня найдёт? А ещё лучше сразу банк грабануть. А чего? Просто подойти к кассиру, про­тя­нуть ему для вида несколько пустых бумажек и попросить взамен пару миллиончиков баксов. Он бы дал, никуда не делся. Интересно, у меня бы получилось? Получилось бы. Всё предусмотреть, всё рассчитать и запросто бы получилось. Может попробовать? Хрен с ней – с совестью. Квартиру бы в Москве купил, Витке шубу и золотых побрякушек. Сра­зу бы у неё настроение поднялось, зажили бы душа в душу. Итак, Савицкий, что выбира­ешь: на улице богатеньких Буратин выставлять или сразу предпочтёшь банк бомбануть?.. Как же этот чёртов датчик довести до ума?..».

            Около десяти на кухню вошла Вита и села рядом.

            - Мне это уже надоело, Олег, - сказала она.

            - Что именно, Витюнь? – преувеличенно бодро спросил он, хотя прекрасно понял, что она имеет ввиду.

            - Всё это! Надоела уже такая скотская жизнь. Надоела эта плюгавенькая одно­ком­нат­ная конура, этот раздолбанный диван, этот умывальник с ободранной эмалью. Шесте­рить в этой грёбаной редакции тоже надоело. Я думала, что ты умный, талантливый, энергичный… Думала, что ты пробивной… А ты?.. Будешь всю свою жизнь за копейки гнить в своём протвинском НИИ. 

            - Витюнчик, многие люди живут гораздо хуже, чем мы с тобой. Каждые пять секунд на земном шаре от голода умирает человек, а две трети населения планеты голо­да­ют. И это сейчас – в третьем тысячелетии, в век космических полётов и Интернета.

            - Не надо оправдывать свою лень и никчемность. Мы с тобой не в Африке, не в Юж­ной Азии и не в Сибирской глуши – мы в Москве. Ты знаешь, сколько у нас в городе мил­лиардеров? Сорок три! На два больше, чем в Нью-Йорке. И это только по официаль­ной статистике. Выйди на Арбат и посмотри, как настоящие люди живут. Какие у них машины, какие шмотки, как они оттягиваются в клубах, казино и кабаках.

            Перед глазами встало свиное рыло петербургского депутата Соболева. Заплывши­ми глазками Марк Ильич смотрел с фото предвыборной листовки и скалил зубы в благо­род­но-фальшивой улыбочке.      

- Разве это люди, Вита? – в сердцах спросил Олег. – Какая от них польза? Их же давить надо, как… как клопов.

            - Именно они и есть люди. И я тоже хочу быть такой, как они. И буду такой, чего бы мне это не стоило.

            - Так, стоп! Не кричи, успокойся.

- Да ты прав. К чему кричать. Нужно что-то делать, а не кричать.

- И что ты собираешься делать?

- Карьеру. Сегодня я иду на день рождения к жене своего шефа.

            - К Красину? Ты знакома с его женой?

            - Заочно. Красин фотографии показывал: красивая, моложавая, следящая за своей внешностью брюнетка.

- Причём здесь фотографии? Этично ли идти на день рождения к незнакомому че­ло­веку?

            - Оставь! Если пригласили, значит этично. Жена Красина сама меня пригласила. Позвонила и пригласила. Она держит рекламное бюро, очень крупное и раскрученное. Я уже три месяца намекаю Красину, чтобы он поговорил со своей Аллой и перебросил меня к ней. А тут ей понадобился начальник отдела по рекламе женского белья. Вот он и поре­комен­довал меня. Сказал, что у него в издательстве работает молодая, умная и целе­уст­рем­лённая кандидатка. Короче, сегодня у меня будут смотрины. Если я Алке понравлюсь, то,.. – Вита не договорила. Услышав телефонную трель, она побежала в комнату и взяла трубку: - Алло. Ой, это вы? Да, конечно узнала! Вы легки на помине, Аллочка Владими­ров­на. Значит, богатой будете: я как раз говорила своему жениху, что вы меня… и его мож­но? А это удобно? Большое спасибо, Алла Владимировна, и от него, и от меня за при­г­лашение. А где это? По Волоколамскому шоссе?.. Нет, у него нет машины. Да, Андрей Сергеевич знает мой адрес. Конечно, будем готовы. Спасибо, Аллочка Владимировна. Обязательно приедем.

            - За нами пришлют машину к восемнадцати часам, - сказала Вита Олегу, положив трубку.

Сначала он категорически не хотел ехать. И причин для этого была уйма. Во-первых, потому что просто не хотел. Во-вторых, потому что эти два дня рассчитывал провести с Витой вдвоём. В-третьих, самого Красина он видел всего раз пять в жизни и то случайно, когда заходил к Вите на работу, а с его женой был совершенно не знаком и, честно говоря, совсем не имел желания знакомиться. В-четвёртых, одет он был совсем не по парадному: обычные чёрные джинсы, рубашка и свитер, не считая, естественно, верх­ней зимней одежды. В-пятых и в-шестых… Но все эти причины скомкала и начисто смела Вита одним единственным доводом: «Если ты меня любишь, мы поедем вместе». А когда они из кухни перешли в комнату и стали после двухнедельной разлуки усиленно раска­чи­вать диван, всё ещё колеблющийся, но размякший от любви Олег сдался – пусть и нехотя, он дал согласие ехать на день рождения к жене Красина.  

 

* * *

 

Как и говорила Вита, Алла Владимировна Красина оказалась симпатичной «вечно тридцатипятилетней» брюнеткой. Более того, благодаря стройной фигуре, стильной стриж­ке и идеальному макияжу ей вполне можно было бы дать тридцать, а то и двадцать пять лет. Вручая букет и произнося слова поздравлений, Олег по достоинству оценил и цве­тущий вид именинницы, и её сиреневое вечернее платье с заманчиво открытым де­кольте, и поблёскивавшее драгоценными камнями колье. «Эффектная дамочка, - подумал он. – Ухоженная. Сразу видно, по огороду с граблями не бегает. Что и говорить, высший свет – бомонд. Сюда бы во фраке надо, а я в джинсах и свитере припёрся. Ну, извините, мы не графья, чем богаты».

- Мерси, - улыбнулась Алла Владимировна, приняла цветы и тут же передала  их прислуживающему парню. – Можно сказать, мы уже с вами знакомы. Ты – Вита, а ты её жених – Олег, ещё молодой, но очень талантливый учёный, как сообщил мне супруг. Вы, ребята, прекрасная пара. Идеально смотритесь рядом. Виточка, я думаю, мы с тобой обязательно улучим минутку и поговорим насчёт твоей будущности. Но это потом. Проходите и не стесняйтесь, будьте, как дома, - именинница повернулась на звук открываемой входной двери: - Какие люди: Любочка, Славик! Раздевайтесь. Мальчики, возь­мите у них одежду. О, да ты, Любань, теперь блондинкой стала?!

По ковровой дорожке коридора Олег и Вита прошли в большущую комнату или, скорее, в зал. Всё здесь было, как в каком-нибудь фильме о благополучной роскошной жизни аристократии: модный интерьер – этакая не режущая глаз смесь старины и совре­мен­ности, пылающие дрова в огромном камине, прогуливающиеся группки разодетых мужчин и женщин, учтивые разговоры, негромкий смех. Между праздной публикой сколь­зил шустрый парень с подносом в руке и предлагал шампанское.

- Ага, молодёжь. Очень хорошо, что приехали, – сказал Андрей Сергеевич Красин и пожал Олегу руку. – Как там научный прогресс, движется? Вон видишь, у окна толстый мужик стоит. Весьма могущественная личность и вхож в министерства всех наук. Я тебя ему позже представлю. Если надо будет, он протекцию запросто сделает – за год из млад­шень­кого сотрудника в руководителя какой-нибудь лаборатории вырастешь, а там и в академика превратишься. Я тебе говорю! В наше время правильные связи ой, как важны. Как там в советские времена учили? Человек – это совокупность общественных связей. Значит, чем больше у тебя связей, тем больший ты человек! С моей супругой успели поз­на­комиться? Ты, Вита, не тушуйся. Она у меня баба бедовая, с характером, но справед­ливая и не жадная. Я ей показывал тебя на фотографии, ты ей очень понравилась. Если се­годня найдёшь с ней общий язык, она тебя возьмёт. А если возьмёт, то ты не пожалеешь. Ладно, обвыкайтесь пока, осматривайтесь. Уже почти все собрались, скоро сядем за стол, - Красин по-свойски подмигнул и отошёл к группе весело смеявшихся мужчин.

- Ну, как тебе здесь? – тихонько спросила Вита у Олега.

- Непривычно. Чувствуешь себя, словно Миклухо-Маклай, впервые попавший к папуасам, или Золушка, которую злая фея заставила в лохмотьях приехать на бал. Хочется побыстрее отсюда смыться.

- А мне не хочется. Нужно же посмотреть, как такие люди живут, какие у них инте­ресы. Ты глянь, какой особняк! Три этажа! Это же сколько здесь комнат?! Лакеи прис­лу­жи­вают! А ты видел, какое у неё платье, а какое колье?! Вот это жизнь, Олег! Я балдею!

- Хорошо, я тоже буду балдеть с тобой за компанию. Только давай это делать не здесь, а пойдём вон в тот уголок и сядем в кресла. А то стоим на пороге, как бедные родственники. Ты шампанского хочешь? - Олег взял у подошедшего официанта бокал для Виты, и они направились к камину.

Сидя в кресле и исподтишка рассматривая фланирующих по залу гостей, он нес­коль­ко освоился и уже не чувствовал себя Золушкой или Миклухо-Маклаем. Даже смог «про­читать» мысли Красина, который думал о каком-то Алексее Витальевиче: «Приедет этот мудак, или не приедет? Если не приедет, значит, обиделся. А если обиделся, тогда кран­ты. Тогда начнутся проблемы с налоговиками. Вот пердун старый, соплежуй слю­ня­вый. Надо Аллке сказать, чтобы позвонила ему и ещё раз позвала. Она его уболтает, она су­меет. А уж здесь мы его ублажим. Может, шоу ему удастся показать? Казимир говорил, он любитель…». Чего любитель, Олег не понял – Красин взглянул на каминные часы и  вышел из зала.

В девять часов вечера, блистая белозубой улыбкой и бриллиантами колье, в зал вош­ла Алла Владимировна и пригласила всех в соседнюю комнату, как она сказала, на ма­лень­кий фуршетик. Во главе стола расположились именинница и её муж, рядом с ними был усажен почётный гость - пожилой и худющий Алексей Витальевич, о приезде кото­ро­го так волновался Красин. Остальные два десятка приглашённых заняли места в произ­воль­ном порядке. «Ни фига себе – маленький фуршетик! - оценил Олег громадную за­столь­ную «поляну», заставленную бутылками и закусками. – Здесь год обжираться можно. Как у Пушкина: пир на весь мир!».

Первый тост произнёс почётный гость. В цветастых высокопарных выражениях Алексей Витальевич от лица всех присутствующих поздравил красавицу-именинницу с днём рождения и все сидящие за столом дружно зазвенели хрусталём. Олег пригубил и хотел поставить свой бокал.       

- Ты чего? – Прошипела Вита. – Это же настоящее шампанское. Французское! Выпей! Она увидит и обидится ещё, подумает – не уважаешь. Глянь, все пьют. Не будь крас­ной девицей. Расслабься. Ради меня.

Олег с большой опаской относился к спиртному и не очень-то жаловал состояние опьянения. Но раз уж сюда явился ради Виты, нужно было выполнять все её просьбы.

- Будет всё, как ты захочешь. Будет мир у ног твоих,.. – ответил он и одним глот­ком осушил бокал.

 

* * *

 

- Эх, Аллочка, именинница наша, фиалка ты моя прекрасная. Роза и берёзка в одном лице. Посмотришь на тебя и молодеешь лет этак на двадцать. Если бы не Андрей Сер­геич, супруг твой, которого я очень уважаю и ценю… Ух, не знаю, что бы я с тобой сделал, с цветочком сексапильным таким.

            - Сорвали бы, наверное, Алексей Витальевич, - рассмеялась мелодичным грудным смехом виновница торжества.

            - Ещё как сорвал бы! Не то что сорвал, а,.. – уже находящийся под хорошим градусом Алексей Витальевич наморщил и без того морщинистый лоб, беззвучно заше­ве­лил мокрыми старческими губами, подыскивая нужное словцо. Но, видать, он ещё был не слишком пьян, потому что решил соскочить со скользкой темы и закончил своё выступ­ле­ние вполне благопристойно: - За тебя, Аллочка. С днём рождения.     

            Уже перевалило за полночь, а именинное торжество всё продолжалось. Хотя Олег и пил только шампанское, но, не привычный к алкоголю, он почувствовал, что опьянел. «Если в таком темпе спиртмарафон будет продолжаться, я скоро вырублюсь, - сквозь ве­сё­лый хмельной туман пробралась в голову беспокойная мысль. – Упаду носом в тарелку и засну. Куда бы упасть помягче? Пожалуй, в блюдо с оливье». Представив себе эту кар­тину, он хмыкнул. 

            - Ты чего смеёшься? – к нему повернулась Вита. От выпитого её щёки пламенели ру­мянцем, большие голубые глаза блестели ничуть не хуже бриллиантов в колье Аллы Владимировны. 

            - А чего мне плакать? – Олег приобнял Виту и потянулся губами к её щеке.

            - Прекрати. Люди же…

- Ну и что? – зашептал он ей на ухо. - Ты посмотри на этот застольный беспредел: кто в лес, кто по дрова. Твой Красин со своим ненаглядным Алексеем Витальевичем боль­ше часа беседу ведут, никак не наговорятся, два голубка подвыпивших. Те четверо уже без всяких тостов коньяк лакают рюмка за рюмкой. Двое - толстенький и лысенький, что на­против нас сидят, водочкой серьезно балуются. Три подруги справа от нас видать сов­сем позабыли, зачем сюда пришли – во всю Ивановскую обсуждают бюст какой-то Ольги Иосифовны, а...

- …а Алла за нами наблюдает, - перебила его Вита. - Глядит на нас и улыбается.

Олег повернулся к хозяйке дома и встретился взглядом с Аллой Владимировной. Та обворожительно улыбалась. «Есть ли у неё любовник? Наверняка есть. Какой-нибудь молодой и красивый плейбой. Да, занятная старушонка, - думал Олег, улыбаясь в ответ. – Узнаю-ка я, о чём она думает». Но заглянуть в мысли Красиной не получилось - сделать это мешал плотный, как занавес, пьяный туман, воцарившийся в голове.

Алла Владимировна поманила к себе прислуживающего официанта и что-то при­ка­за­ла ему. Через несколько секунд зазвучала медленно-томная мелодия «Энигмы» с эро­тич­ными охами и ахами. 

- Именинница желает танцевать и объявляет белый танец. – Алла Владимировна поднялась из-за стола и направилась к Олегу с Витой: - Виточка, разреши украсть твоего жениха хотя бы на минуточку.

- Можете и не на минуточку, - рассмеялась Вита. – Он как раз очень хотел потан­цевать.

«Только этого не хватало, - и смущённо, и весело думал Олег, положив на тоненькую талию Аллы Владимировны руки. – Хороша картинка: светская львица в вечернем платье при бриллиантах танцует с громилой в свитере и джинсах. Почему она выбрала именно меня, и как к этому отнёсся Красин?». Он повернул голову и мимоходом взглянул на хозяина дома. Тот сидел за столом и продолжал вести задушевную беседу со своим почётным гостём. 

- Не волнуйся, у меня муж совсем не ревнивый, - перехватила взгляд Олега Алла Владимировна.

- Я и не волнуюсь. Чего я должен волноваться за вашего мужа?

Эта женщина очаровывала своим шармом: обаятельная, миловидная и ухоженная. «Как её назвали: роза и берёзка в одном лице? Интересно, какова эта роза-берёзка в постели? Наверное, и в самом деле весьма сексапильный цветочек. Если у неё муж совсем не ревнивый, то может она предложит мне провести её в спальню? – витали в голове шалов­ливые раскрепощённые хмелем мысли. – А я, соглашусь или нет? Вообще-то, поло­жа руку на сердце, согласился бы с удовольствием. Но не соглашусь. Отшучусь: сошлюсь на высокую устойчивость своего морального облика и на крайнюю ревнивость  моего Витюнчика».

- Какие мощные плечи, - чуть ближе придвинулась к нему Алла Владимировна. – Плечи настоящего богатыря.

            - А у вас тоненькая изящная талия – талия балерины, - не остался в долгу Олег и, как бы случайно, погладил пальцами тонкую ткань её сиреневого платья.

«Шутки шутками, - подумал он и с ожиданием, и с испугом: - но вдруг эта хризантема действительно потянет к себе в спальню? Всё, больше никаких комплементов и эротических поглаживаний».

            - У тебя очень красивая невеста.

            - Как и вы, - снова не удержался он от соблазна порадовать даму очередным комплиментом и при этом мысленно обозвал себя пьяным языкастым ловеласом.

            - Спасибо. Вита, наверное, очень любит тебя? 

            - Надеюсь на это.

            - А ты её?

- Не только люблю – я горжусь ею, - Олег продолжал улыбаться, хотя ему всё мень­ше и меньше нравился этот разговор: «Началось: любит, не любит. Сейчас скажет что-нибудь о своём душевном одиночестве, о заветной мечте встретить родственную душу и попросит довести до спальни. Нет, Розария, ты ещё, бесспорно, прекрасный цветок, но я с тобой не пойду. Поищи себе другую пчёлку. Скорее бы уж музыка закончилась».

            - Олег, музыка сейчас закончится, и мы с твоей невестой на время отлучимся. Как я и обещала, мы с ней побеседуем о её будущем. Не возражаешь?

            - Какие возражения?! Надеюсь, вам Вита понравится.

            - Я тоже надеюсь на это, - Алла Владимировна, убрала руки с его плеч и напра­ви­лась к Вите: – Пойдём, Виточка, поговорим. А ты, Олег, не скучай. Пусть Андрей Серге­е­вич познакомит тебя кое с кем. Сейчас очень важны полезные знакомства, а для молодого учёного – тем более. 

 

* * *

           

- Ты чего, физик, пригорюнился? – Андрей Сергеевич подошёл к сидящему за сто­лом Олегу и сел рядом. – А где Вита? Ага, ясно. Пошла беседовать с моей благоверной? Я заболтался с Алексеем Витальевичем и не увидел даже, как моя супруга исчезла. Давно пошли?

            - Минут сорок назад.

- Ну, это святое дело, Олег. Делу – время. Придётся потерпеть тебе без невесты, дружище. Коньячку хочешь? Или лучше водочки? Есть пивко холодное.

            - Уже и напился, и наелся – затарился по самые гланды, - шутливо ответил Олег. – Большое спасибо.

            - Тогда я тебя познакомлю с нужным… О, знакомство придётся отложить – Кази­мир уже лыка не вяжет. Как всегда упился до поросячьего визга, обормот. – Красин по­щёл­кал пальцами, подзывая официанта, и приказал тому: - Позови ребят, пусть отведут господина Казимирова в спальню на второй этаж и уложат спать. Да, и всем кто захочет отдохнуть, пусть выделят там комнаты.

            К Олегу и Красину нетрезвой походкой подошёл Алексей Витальевич, сел с ними рядом и осоловевшим взглядом уставился на крупную бальзаковского возраста женщину, энергично выплясывавшую среди танцующих гостей.

            - Как посмотришь ей у зад, увидишь мощный агрегат, - изрёк почётный гость.

            - Да, зад у Любки - будь здоров. Для любителей больших форматов – прямо загля­денье, - поддакнул Красин и громко закричал: - Любань! Любочка! Что же ты сама дры­га­ешь­ся?! Глянь, какой парень скучает в одиночестве, - при этом он кивнул на Олега. – Сидит, на тебя смотрит, и насмотреться не может.

            - Андрей Сергеевич, я не любитель больших форматов, - попробовал отшутиться Олег, но было уже поздно.

            Виляя в такт музыке своими действительно объёмными габаритами, Любочка по­дош­ла к нему и потянула за руку.

            - Младший лейтенант, мальчик молодой, все хотят потанцевать с тобой. Если бы ты знал женскую тоску по сильному плечу, - сквозь хохот выдала она, увлекая за собой Олега. – Тебя как звать-то? Олег? А я Любовь Николаевна… можно просто Люба. Давай, Олежек, потанцуем. Уважь женщину. Может, мой соколик хоть немного приревнует, от-ста­вит рюмку да вылезет к жене из-за стола.

            «Что-то не спешит твой селезень, – думал Олег, танцуя с Любой уже третий танец подряд. – Твой муженёк опять за бутылку хватается. Горазд водку кушать дядя – за пятнадцать минут пятый стопарь в себя вливает. Я бы от такой дозы враз бы скопытился. А он ещё держится. Ничего, терпенье и труд всё перетрут. Скоро придётся тебе, тётя, свое­го пернатого отправлять бандеролью на второй этаж. Сам он туда вряд ли доберётся. Где же Витюня? Сколько можно там беседовать? И Красин со своим ненаглядным Алек­се­ем Витальевичем тоже куда-то запропастились».

            - Спасибо за танец, Любовь Николаевна, - галантно поклонился он, когда, наконец, в музыке возникла пауза. – С вами танцевать одно удовольствие, но… мне нужно в одно место.

            - В туалет? Что ж ты терпишь, бедненький?! Отсюда выйдешь и беги по коридору налево. Сразу в него и упрёшься.

            - А где кабинет Аллы Владимировны?

            - Кабинет? У Алки? Вот ты куда лыжи востришь?! – Люба рассмеялась. - Ну-ну, сходи, погляди, если уж так тебе хочется. Она принимает своих… х-м,.. х-м... посетителей на третьем этаже.

            Заинтригованный её смехом и странным хмыканьем Олег вышел из зала и напра­вил­ся к лестничному маршу.

- Минутку, - остановил его рослый парень из обслуги. – Вы желаете уже отдыхать? Сейчас я вызову горничную, и она отведёт вас в комнату.

            - Не надо никого вызывать. Меня попросила Алла Владимировна подняться к ней на третий этаж, - уверенным тоном соврал Олег.

            - Алла Владимировна?.. – В сомнении протянул охранник.

            Пока парень раздумывал, Олег без лишних слов прошёл мимо и поднялся на третий этаж. Здесь планировка была совсем иная, чем внизу: сразу от лестницы маленький холл, а в нём всего две двери. Наугад он открыл ту, что слева, и очутился в большом зале, осве­щён­ном только одним светильником. Но и этого тусклого света вполне хватило, чтобы увидеть красивую мебель и пять дверей, одна из которых была приоткрыта. Олег тихонь­ко подошёл к ней. В комнате, спиной ко входу, лицом к домашнему кинотеатру сидели в креслах неразлучные Андрей Сергеевич и Алексей Витальевич. Олег мельком глянул на громадный экран: в безразмерной покрытой красной тканью постели сплелись в любов­ном поцелуе две обнажённые женщины – коротко стриженая брюнетка и длинноволосая блондинка. Из динамика раздался страстный вздох. «Хозяин развлекает своего гостя «клубничкой», - усмехнулся Олег. – Пока суть да дело, лесбийские игры по видаку крутит. Может, отвлечь Красина от просмотра и узнать, где здесь его супруга с Витой разгова­ри­вает? Нет, не удобно вгонять старичков в краску. Лучше тихонько свалить. И сам найду. Продолжайте развлекаться, ребята, не буду вам мешать». Он сделал уже несколько шагов от двери, когда раздался восторженный возглас старпёра Алексея Витальевича:   

            - Ох, Алка! Во даёт! Ты глянь, что вытворяет, стерва. Вот это ты меня приятно удивил, Андрюшенька. Жалко только, что не все подробности рассмотреть можно, и ка­мера у тебя далеко от кровати расположена. Мне нравятся… хе-хе-хе, крупные планы.

            - Для вас, Алексей Витальевич, что пожелаете, - ответил Красин. - Сейчас дам покрупнее и в другом ракурсе. У меня же полная автоматика и пять камер там установ­лены, с разных точек снимают. С помощью этого пультика можно любую из пяти карти­нок на экран вывести. И приблизить, и удалить. Смотрите на здоровье!

            «Алка?! Какая Алка?!», - Олег опять вернулся к двери, взглянул на экран и увидел на нём приближенное камерой лицо Аллы Владимировны. Постанывая, именинница с упоением целовала покрытый светлыми  волосками лобок партнёрши.

            - Аллочка, ниже давай, ниже! – азартно закричал Алексей Витальевич, словно болел за свою любимую команду где-нибудь в Лужниках на стадионе. – Во-во-во, вот так! Ух, молодец, стерва! Что вытворяет!.. Язычком-то, язычком!.. Ха-ха-ха! Ну, Алка! Ну, шалунья! 

            «Но, если сейчас ваша Алка с кем-то в постели резвится, где же тогда моя Вита? - тупо подумал Олег. Хотя ответ напрашивался сам собой, он тут же отбросил эту мысль: – глупость, не может быть!»

            - Андрюшенька,.. это… ну-ка покажи ту, куколку молодую… Чего она там у нас делает?..  

            На экране возникли широко раздвинутые ноги Аллы Владимировны и между ними голова Виты. Олега словно прошило током.

- Витка, - потрясённо прошептал он, как завороженный дёрнулся вперёд и довольно громко саданул лбом торец двери.

Но, поглощённые занятным шоу, хозяин и его почётный гость не обратили на этот стук никакого внимания.

- А куколка тоже от Алки не отстаёт, - с жаром продолжал комментировать Алек­сей Витальевич. - Ты смотри, ты смотри, как старается… Ха-ха-ха. Сначала стеснялась, а теперь вовсю раскочегарилась, умница.

            - Моя Алка кого хочешь раскочегарит, - подал голос хозяин дома. – Любит она это дело – частенько приводит сюда девчат со своего агентства. А я люблю за всем этим наб­лю­дать - имею слабость такую мужскую. Если хотите, я вам потом кассету поставлю с жёнушкой моей в главной роли. Там она ещё и не такое делает.   

            - А она о камерах вокруг своей кровати знает?

            - Конечно, знает. У нас друг от друга секретов нет – супруги всё-таки. Когда я за ней наблюдаю, это её ещё больше заводит. Она и сейчас догадывается, что мы с вами ею любуемся.

            - Точно, любуемся. Только любоваться и осталось. Охо-хо, мне бы прежнее здоровье, честное слово, я бы к ним присоединился: потёрся бы пупком об пупок этой беленькой, да и от Алки бы не отказался. Думаю, ты бы мне разрешил, ха-ха-ха,.. из уважения. Но уже всё. Ушёл мой поезд. Никакая виагра и суперйохимбо не помогают. Эхе-хе… Ну-ка, покажи их обоих сверху.

            - Как прикажете, Алексей Витальевич. Сверху, так сверху. Может, по коньячку для большей приятности просмотра?

            - Наливай.

            Красин встал из кресла, достал из бара бутылку с рюмками и, наконец, заметил стоявшего у дверей Олега.

            - А-а, это ты? – Сказал он, как ни в чём не бывало. – Привет работнику научного тру­да. Натанцевался уже? Чего стал на пороге? Проходи, садись, если уж пришёл. Погля­ди, как наши женщины резвятся.

            - Резвятся? Вижу, как резвятся, - Олег побледнел от злости. Запинаясь, он сумбурно произнёс: - По какому праву… В качестве кого вы нас сюда позвали?

            - Виту позвала моя жена в качестве своей будущей работницы, ну и ты за ней при­це­пом пришёл. А в чём проблема-то?    

            - Проблема? Сейчас у вас будет проблема,.. – вне себя от гнева сжал кулаки Олег. – Я вас сейчас… сейчас вы у меня сами… потрётесь пупками друг о дружку.

            Долговязый старикан Алексей Витальевич довольно резво вскинулся с кресла и на всякий случай скакнул за телевизор.

            - Не делай глупостей, Олег, - сказал Красин, поставив бутылку и рюмку на стол. – Давай выйдем, поговорим.

            Его спокойный тон несколько отрезвил Олега.

            - Пойдём, постоим у окошка, - Красин вышел в зал и осторожно прикрыл за собой двери. – И пожалуйста, возьми себя в руки. Не надо кулаками махать, ты всё-таки у меня в гостях. Что, испытал шок от увиденного? Зато теперь знаешь, какова твоя Вита. Она не малолетка и её никто не насиловал. Всё произошло с её согласия. Такая уж меня жена – к себе на работу берёт только смазливеньких девок и только тех, которые согласятся с нею на интим. Так было и с Виткой: хочешь иметь хорошую работу – ложись на траходром, не хочешь – скатертью дорога, другую найдём. Вита согласилась и, скажу тебе откровенно, правильно сделала: у меня в редакции она чепуху получала, а у Аллы Владимировны она…

            - Сделает карьеру? – ехидно хмыкнул Олег.

            - А что думаешь, и сделает. Сейчас все так…

            - Не все.

            - Ай, брось! – Поморщился Красин. – Не надо говорить высоких фраз о чести и гордости, не то сейчас время. Вон у меня сидит Алексей Виталич – хрен с бугра. Я терпеть его не могу, козла этого старого, но приходится к себе в гости приглашать, угождать ему, а если б он захотел, то я и жену бы ему свою подложил, не задумываясь. А что делать, если я от него завишу.

            - Да, не позавидуешь вам, Андрей Сергеевич.

Злость прошла, видоизменилась, преобразовалась в брезгливость. Он  посмотрел на дорогую мебель, со вкусом расставленную в зале, на картины, развешанные по стенам. Ему явственно показалось, что от всей этой роскоши струится вонь. Воняет, как в каком-нибудь привокзальном сортире, в котором забилась канализация. Захотелось побыстрее уйти подальше отсюда, вылезти из этой зловонной помойной ямы.

            - Душновато у вас, - Олег помахал перед носом рукой. – Не хочется больше обременять вас и ваших дорогих гостей своим присутствием. Поеду-ка я лучше домой.

            - Поедешь? На чём? Только половина третьего. На улице ещё ночь и мороз трещит. До Москвы отсюда далёко.

            - Ничего, доберусь как-нибудь. А где апартаменты вашей жены?

            - Там, - кивнул на выход из зала Красин. – А что ты хочешь?

            - Не волнуйтесь, присоединяться к ним не буду. Через дверь скажу на прощание парочку слов Вите.

            Олег вернулся назад к лестнице и открыл вторую дверь холла. Большой зал, как две капли воды, похож на тот, в котором он только что беседовал с хозяином дома. Из-под одной из пяти закрытых дверей на паркет падает свет. К ней он и направился. Из-за двери раздавались тихие вздохи и стоны.

            - Вита, Витюнчик, - елейно ласковым голосом громко позвал Олег. – Как у тебя дела? Как проходит собеседование?

            Вздохи и стоны стихли.

            - Всё хорошо, Олежка. Я скоро приду, - после короткой заминки ответила Вита.

            - Тебя принимают на работу?

            - Принимают, принимают, - ответила за Виту хозяйка.

            - А вы отлично смотритесь на экране, Алла Владимировна, - не удержался Олег. – Прямо кинозвезда. Мне очень понравилось.

            В ответ раздался её мелодичный грудной смех:

            - Спасибо.

            - Какой экран? – услышал он испуганный голос Виты.

            - У меня здесь видеокамеры установлены. Видимо, Андрей Сергеевич показал нас твоему жениху, - спокойно ответила Алла Владимировна и снова рассмеялась: – Куда ты под покрывало лезешь, дурёшка? Ну и что здесь такого, сладенькая моя?

            - Вита, - уже серьёзным тоном сказал Олег. – Я отсюда ухожу. Бросай ко всем чертям такую работу вместе с её хозяевами, одевайся и иди со мной. А если хочешь – оставайся, дело твоё. Выбирай.

- Решай сама, Виточка, - услышал он Аллу Васильевну. – Ты мне подходишь. Я бы тебя с удовольствием взяла. Останешься – с понедельника будешь работать у меня в агент­стве начальником отдела.

            Секунд двадцать царила тишина. Только с первого этажа раздавались едва слыш­ные здесь отголоски музыки.         

- Олег,.. не обижайся… Но,.. пойми, - начала говорить Вита.

            - Я понял, Витюнчик. Удачной тебе карьеры.

Он спустился на первый этаж к вешалке, на которой висела верхняя одежда гостей, и подозвал дежурившего в вестибюле охранника:

- Любезный, помоги мне найти мои шапку и куртку – зелёная такая.

            - Уходите? - Спросил тот. – А Андрей Сергеевич в курсе?

            - В курсе, - ответил появившийся на лестнице Красин. – Пусть уходит. Обслужи и проводи гостя, если уж он так хочет уйти. Зря ты так, Олег. Я бы мог тебе быть очень полезен, сейчас без связей…

            - Спасибо, Андрей Сергеевич, - Олег рассмеялся и взял из рук парня куртку. – Уж я как-нибудь без таких связей. Честь имею!

 

 

Глава 4.

 

            Лицо обжёг очередной порыв ледяного ветра.

- Мороз и солнце, день чудесный, - громко сказал Олег.

Эта известная фраза классика была не к месту. Мороз действительно трещал, лютый такой морозище. Но вместо солнца на небе блестели звёзды и месяц, а вместо чудесного дня властвовала ночь, да ещё продувающий до костей ветер. Олег процити­ро­вал другое, более уместное в данный момент выраженьице от группы «Любэ»:

- Ветер в харю, а я шпарю.

Полчаса назад он вышел из особняка Красиных и теперь, подгоняемый холодом и ветром, ускоренно «шпарил» пешком по пустынной дороге в сторону огней какой-то то ли деревни, то ли посёлка. «Нет худа без добра, - приободрил себя Олег, поглубже спрятав руки в карманы. – Хоть и продрог, зато бестолковку от шампанского проветрю». На память пришёл совет из тетради прадеда: если замёрз и нет возможности согреться у огня, нужно стать к большому дереву, поплотнее прижаться к нему спиной и затылком, вслух или даже мысленно попросить у него тепла и постоять так несколько минут. Слева как раз появилась большая лесная посадка. Олег свернул с дороги и облюбовал  толстое дерево.

- Согрей меня, пожалуйста, - попросил он, прижимаясь к стволу.

Вверху под злобным ветром трепетали ветки кроны, но внизу было тихо, спо­кой­но… и тепло. Или, может быть, это просто казалось? Нет, и в самом деле ему стало теп­лее. Так он простоял минут десять, затем пробормотал дереву: «Спасибо», похлопал на про­щание по его чёрной бугристой коре и тронулся дальше в путь.

До посёлка Олег добрался в начале пятого утра. На небольшой площади у двух­этаж­ного здания местной администрации стоял пьедестал без памятника – жалкие руины святыни канувшей в лету советской эпохи. Чуть дальше подмигивал маленькими лампоч­ка­ми иллюминации бывший строительный вагончик – нынешняя придорожная забега­лов­ка, олицетворяющая своим чахлым, но весёлым видом новое время – время  разгульной вседозволенности. Рядом с вагончиком раскачивался и скрипел на ветру навес автобусной остановки. «Отлично, - обрадовался Олег. – Вот я и добрался до цивилизации. Видок у этой харчевни плачевный. Однако на безрыбье,.. хоть какая-то крыша над головой будет».

В кафешке не было ни одного посетителя, негромко по приёмнику радовалась жизни Бритни Спирс, за стойкой дремал грузный парень лет тридцати с помятым лицом.

- Здравствуйте, - поздоровался Олег. – У вас погреться можно?

- Чем будешь греться? - Оживился толстяк, пройдясь по Олегу внимательным взгля­дом. – Водка у нас настоящая, заводская.

- Мне бы чайку.

- Чайку? – бармен разочарованно хмыкнул, но чай сделал: с недовольным видом бросил в пластиковый стаканчик пакетик «Майского», сыпнул ложку сахара и влил воду из электросамовара.

- Большое спасибо. Сколько с меня? - непослушными от холода пальцами Олег достал из кармана бумажник и расплатился. Взяв стакан, он сел за один из пяти столиков и спросил: - Не подскажите, чем от вас можно до Москвы добраться?

- А я почём знаю? – равнодушно зевнул парень.

«Похоже, я ему не очень приглянулся, - подумал Олег. – Но и я от тебя тоже не в восторге, толстый. Ничего, потерпим друг друга до утра. А там появятся на дороге маши­ны, я и уберусь из твоего заведения».

Он пил быстро остывающий чай, заново вспоминая и переживая всё то, что случилось в доме Красиных. От измены Виты было гадко и муторно на душе. «Хотя, если отбросить в сторону чувства и эмоции: уязвленное самолюбие и внезапно утраченную любовь-морковь, то, может, оно и к лучшему, что всё так вышло, - философски успока­и­вал себя Олег. – Ведь я уже всерьёз подумывал о женитьбе. Лучше вообще не иметь никакой жены, чем такую. Мало ли что может в жизни случиться, недаром люди говорят: от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Будешь бедным или вдруг, не дай Бог, попадёшь в аварию и станешь беспомощным инвалидом. Осталась бы она тогда со мной? Точно нет! Хвостом бы вильнула, как рыбка золотая, и уплыла бы туда где лучше, где сытнее. И вообще, хватит думать об этом: что случилось – то случилось. Лучше пить чай и слушать радио, или думать о чём-то другом. Например, об электромагнитном датчике».

Случайно он встретился с парнем глазами. Тот быстро отвернулся. Через минуту Олег снова почувствовал на себе его явно изучающий взгляд. Пьяный туман уже пол­ностью выветрился из головы во время ночной пешеходной прогулки, поэтому он без особых проблем смог «считать» мысли бармена: - «…выручки с гулькин хрен. За всю ночь только шесть клиентов, и то шестой только чаёк хлебает, мудило здоровое. Откуда этот жлоб непьющий в нашем захолустье появился? Один и ночью? Может, его тачка где-то рядом сломалась? Тогда бы он спросил про ближайшую автомастерскую. А он не спросил, хочет добраться до Москвы. Значит, без тачки. На мента вроде не похож – больно вежливый он для мента и за чай расплатился. Точно, не мент! Приехал к кому-то из наших местных? Но у нас тут каждая собака знает, что автобус идёт на Москву в шесть часов, аккурат прямо от моей богадельни. Может, это московский лох приехал к какой-нибудь нашей местной тёлке переночевать? Она ему не дала, тогда лох обиделся, психа­нул и ночью ушёл. Такое вполне возможно. А если лох - москвич и ехал к тёлке, то навер­няка у него имеются бабки – лопатник-то у него солидный и на вид толстый. Наверняка и баксы в нём имеются. Плохо, что он не пьёт и на вид здоровый бычок. Поди, спортсмен. Хотя какая разница, пьёт – не пьёт, здоровый – не здоровый? Маугли ему и трезвому, и здоровому башку отобьёт, а надо будет, так и пристрелит. Маугли придурок ещё тот. Недаром у него уже две ходки на зону было. Ему что человека грохнуть, что муху – один хрен, и только позавчера предупреждал меня: будет путёвый клиент – звони, а бабло поделим. И он как раз сегодня должен был к Жанке завеяться с пацанами. А если они у Жанки, то ночь спать не будут. Верняк, не будут. Небось, сидят сейчас языками чешут и в карты режутся. А у лоха этого бабки точняк есть. И в самом деле может позвонить? А если лоха кинутся искать? Ну и что? Я-то здесь причём? Ничего не видел, ничего не знаю. Пусть Маугли вывезет его в посадку, обчистит, а там уж сам решит, как спрятать концы в воду. Надо решать, как быть с этим лохом, звонить или нет?..».

«Сам ты - лох, - возмутился Олег. – В бумажнике моём документы лежат, поэтому он кажется толстым, а денег в нём, как и твоей ночной выручки – с гулькин хрен. Из-за такой мелочи ты хочешь меня… Ах ты, пузырь помятый! Только попробуй позвонить…».

«Звонить, - принял решение бармен. – Пусть, пока народ на автобус не собрался, Маугли с пацанами ощиплют бройлера». Он тяжело поднялся со стула и, снимая с пояса мобильник, хотел уйти за перегородку. 

«Вернись, - мысленно приказал ему Олег. – Позвонишь своему Маугли, когда я разрешу. Сделай ещё чай и сахару положи не одну, а две ложки. С вежливой улыбкой поднеси мне, а потом сядь на место за свою стойку, сиди и не рыпайся». Толстяк приго­товил чай, добродушно улыбаясь, поставил его перед Олегом и уселся на стул за стойкой.

Без двадцати шесть сквозь маленькое окошко кафе-вагончика Олег увидел подо­шед­ших к остановке мужчину и женщину. Вскоре к ним присоединились ещё двое муж­чин – местные жители, решившие посетить в это воскресенье Москву, стали сходиться на утренний шестичасовый автобус. «Значит, и мне пора, - подумал Олег и приказал бар­мену: - Вот теперь звони Маугли».

Указательный палец бармена нажал кнопки на мобильнике и сказал:  

 - Алло, Маугли?.. Да, это я… А я знаю, что не спишь… Какого звоню?  

            «Звоню сказать тебе, что ты мудак», - «подсказал» толстому Олег.       

- Звоню сказать, что ты мудак, - стал послушно повторять в трубку толстый. – Чмо ты болотное, фуфло безмозглое. Гомик… Нет, не пьяный и за базар отвечу. Гомик ты драный, петух лагерный недодолбанный, педик вокзальный. Ага, ага, приезжай. Я тебе такие сейчас разборки устрою, мало не покажется. Пасть порву, моргалы…

В трубке толстого раздались короткие гудки – его собеседник отключил свой телефон. Олег тоже «отключился» от сознания бармена. Тот помотал головой, недоумённо глянул на телефон в руке, и вслух произнёс:

- С кем я сейчас говорил? Что за хренотень такая?

- Ты сейчас обозвал петухом какого-то Маугли, - обрадовал его Олег.

- Чтоб я Маугли… да ещё петухом?! Я же не идиот, – не поверил толстый.

- Спасибо за гостеприимство, - Олег встал из-за столика, положил на стойку плату за второй чай и пошёл к выходу.

- А? Что? Какое, в задницу, гостеприимство? – толстый озадаченно почесал лоб мобильником и повторил: - Что за хренотень?

В пять минут седьмого к остановке подкатил автобус. В числе других пассажиров в него сел и Олег. Когда автобус уже тронулся с места, натужно ревя мотором и выплёвывая из-под колёс грязный снег, ко всё ещё весело подмигивающей иллюминацией кафешке подкатила старенькая замызганная иномарка. Первым из неё выскочил рослый парень свирепого вида с развевающимися по ветру длинными неряшливыми патлами чёрных волос. За ним из машины вылезли ещё двое парней и вслед за патлатым направились в заведение, которое не так давно покинул Олег. Чем завершилась эта встреча бармена со своими дружками-корешками, он так и не узнал, автобус уехал в Москву. Впрочем, взаимоотношения бандитского отребья его не очень-то интересовали.

 

* * *

- Молодой человек, приехали, - кто-то тронул за плечо Олега.

Он вскинул голову и, ещё не совсем проснувшись, спросил:

- Куда приехали?

В уже опустевшем салоне у его сидения стоял водитель и улыбался:

- Куда куд-куда. В Москву. Вон метро «Речной вокзал», видишь? Дальше я не еду.

Потирая спросонок глаза, Олег вышел из автобуса. Свежий морозный воздух окончательно прогнал остатки сна. Хотя утро только начиналось - всего восемь часов, задерживаться в Москве не было особой нужды. Тем более, что после бессонной и такой насыщенной событиями ночи хотелось побыстрее вернуться в свою квартирку в Протвино и поваляться в горячей ванной. Спускаясь на эскалаторе в подземелье метро, Олег решил ехать на Курский вокзал – если постараться, он мог успеть на девятичасовую Серпу­хов­скую электричку.

Из туннеля с грохотом и свистом вынырнул ещё совершенно безлюдный после конеч­ного разворота поезд. Остановился, распахнул автоматические двери перед мало­чис­лен­ным отрядом садящихся на «Речном вокзале» пассажиров. Вместе с Олегом в четвёр­тый вагон от головы поезда вошла девушка, очень похожая на Виту: такие же длинные золотистые волосы, большие глаза, миловидное кукольное личико. Она села напротив, закинула ножку на ножку, выставив для обозрения свой красивый коричневый сапожок с высоким каблучком-шпилькой, достала из пакета журнал «Vogue». Перелистнув страни­чек пять с рекламой верхней женской одежды и парфюмерии, девушка закрыла журнал и уставилась в пол вагона задумчивым взглядом. Олег не удержался и принялся «ска­ни­ро­вать» мысли симпатичной попутчицы: «…должны были с пятого, а уже тринадцатое. Неделя! Уже целая неделя, а их всё нет. Неужели залетела? От кого? От Вадика или от Игоря? От Юрки точно не могла…». Олег мысленно ругнулся и от нечего делать стал изучать висевшую над головой девушки схему линий московского метрополитена: «Где мне выходить? На «Театральной». Потом перейти на «Площадь революции» и всего одна остановка до «Курской». Успею? На девятичасовую вряд ли. Следущая электричка что-то около десяти. Придётся час слоняться по вокзалу. Может, сразу рвануть на автобус? Ладно, поживём – увидим. Всё равно, как ни крути, выходить на «Театральной». Доеду до неё, а там уже точно определюсь, чем ехать».

            После «Войковской» и «Сокола» пассажиров в вагоне значительно прибавилось. Рядом с девушкой села вполне обычная, ничем не привлекательная женщина средних лет. Трудно сказать, почему Олег обратил на неё внимание. Может, потому что на девушку смотреть ему не хотелось, а пялиться на схему метрополитена и рекламные наклейки над окнами уже надоело. Женщина вызывала сочувствие: чёрное видавшее виды кожаное пальто, под стать ему изношенные сапоги, слегка сбившийся на сторону нелепый вязаный берет, из-под которого видны жёлтые, явно крашенные дешёвенькой краской волосы. Но, главное, это лицо - усталое, бледное и какое-то безжизненное. Миндалевидные глаза смотрят вперёд, направлены в одну точку как бы сквозь Олега, смотрят  отрешённо, ниче­го перед собой не видя. Вот они заблестели, наполнились влагой. Кажется, сейчас жен­щи­на заплачет. Да, так и есть, две слезы выкатились из глаз и потекли по щекам. Она встре­пе­нулась, смахнула слёзы рукой и пугливо глянула по сторонам – не наблюдает ли за ней кто-нибудь? Не наблюдают - Олег успел отвернуться. Женщина успокоилась, опять уставилась в одну точку, и её глаза снова заблестели от слёз. «О чём она так горюет?», - Олег отнюдь не страдал любопытством, но опять-таки, кто знает почему, в третий раз за это утро решил прибегнуть к своим парапсихологическим возможностям. Может быть, сыг­ра­ло чувство досады - ведь вовремя прочитай мысли Красиной несколько часов назад, он ни за что не дал бы ей увести Виту на «творческое собеседование». А может, благодаря упраж­нениям из тетради прадеда, в нём впервые сработало предчувствие опасности?

Сначала на фоне далёких гор он увидел подворье сельского дома и на нём двух игра­ющих ребятишек: мальчика и девочку. Затем возник нарастающий свист и что-то грохнуло. Испуганно залаяли собаки, раздались автоматные очереди. Из небольшого сарайчика выскочил чернявый мужчина, схватил в охапку детей и бросился к дому. На ходу мужчина закричал. Эту фразу на неизвестном языке Олег прекрасно понял. Потому что, физически пребывая в вагоне метро, мысленно находился на крыльце сельского дома вместе с женщиной, в чьи воспоминания сейчас погрузился, испытывал тот же ужас, который испытывала тогда она.

- Тамара, - кричал мужчина. – Быстрее в погреб.

Снова жуткий свист, грохот, вставшая на дыбы и стремительно летящая в глаза, земля. Вслед за этим успокаивающая бессознательная чернота.

Картинка сменилась: спальня с пёстрым ковром на побеленной стене, у кровати сидит пожилая женщина в чёрном. Она вытирает платком заплаканные глаза.

- Мы ждали, пока ты хоть немного окрепнешь и поправишься, Тамара, – женщина всхлипывает и опускает голову. – Рано или поздно, но ты должна об этом узнать. Выжила только ты. Ренат и дети погибли…

Олег почувствовал, как его грудь наполняется мучительной безысходной болью. Захотелось зарыдать, удариться головой об стену, закричать яростным истошным криком. Ещё мгновение и он бы не выдержал, «отключил» бы своё сознание от этих страшных воспоминаний сидящей напротив него несчастной. Но картинка снова сменилась: покры­тая травой, освещённая солнцем лесная поляна. На толстом сухом стволе дерева от време­ни покрытого длинными продольными трещинами и с полностью облезшей корой, сидит широкоплечий мужчина в камуфляже, его наголо бритая голова повязана зелёной ленточкой. Мужчина поглаживает свою чёрную бороду и говорит:    

            - Это русские гяуры виноваты в смерти твоего мужа и детей. Ты чеченка, Тамара. И значит, ты должна отомстить, иначе после смерти никогда не встретишься с ними. Они ждут и зовут тебя. Отомсти, и Аллах соединит на небесах ваши души.

Новая картинка: вполне современная городская квартира. На стуле сидит рыжеволосый мужчина в дорогой дублёнке. В окольцованных золотыми перстнями пальцах он держит  широкий, толстый и по всей видимости тяжёлый кусок ткани.  Рыже­во­лосый ласково улыбается:

- Я рад за тебя, Тамара. Скоро ты отправишься на небеса и там соединишься со своими близкими. Ничего не бойся и мсти – это твой святой долг. Давай, Аслан, поможем надеть ей пояс. Он очень тяжёлый, но это святая ноша, Тамара. Теперь надевай пальто и застегнись. Готово. Ты можешь идти, Тамара. Аслан проводит тебя до входа в метро. Напоминаю, ты садишься в любой центральный вагон. Когда на станции «Театральная» - запомни «Театральная» поезд остановится и начнёт раздвигать двери, ты просунешь под пальто руку и нажмёшь на кнопку, как учил инструктор. Всего через час ты встретишься с мужем и детьми, Тамара. Ты совершишь подвиг, а наш народ будет гордиться тобой.

Картинка сменилась. Опять на фоне далёких гор Олег увидел подворье сельского дома и на нём играющих мальчика и девочку. Мальчик повернулся к нему лицом, весело рассмеялся и помахал рукой...

- Подожди ещё немножко, Тимур, - услышал Олег женский голос. – Сейчас мы встретимся, на следующей остановке.

Эта последняя мысль женщины заставила его вернуться в действительность: «На следующей остановке?! Какая следующая?».

- Осторожно, двери закрываются, - раздалось из вагонного динамика. – Следующая станция – «Театральная».

- «Театральная»! – Прошептал вслед за голосом-автоматом Олег.

Поезд набрал ход. За окнами с упругим лихим посвистом отлетали к стенкам тон­неля воздушные вихри, на стыках рельсов весело постукивали колёса. В четвёртом вагоне было много пассажиров: все места заняты, в проходах и на площадках перед дверьми стояли люди. Рядом с террористкой по-прежнему сидела симпатичная девушка и листала свой «Vogue». «Дура! – Чуть было не заорал Олег. – Бросай эту журнальную бурду и быстрее уноси ноги на своих высоких каблучках-шпилечках. Куда-нибудь! Хоть в другой конец вагона». По его лицу заструился холодный пот, мозг парализовал панический страх. Словно кадр из боевика, перед глазами вспыхивало одно и тоже - то, что должно было случиться всего через какую-то минуту: яростный огненный смерч и разбросанное месиво стекла и пластика, тряпья и человеческого мяса.

Как при замедленной съёмке, темнота туннеля промелькнула назад и за окнами поплыла станция, стоящая на перроне людская толпа.

            - Сейчас, Тимурчик, сейчас я к тебе приду, - повторил полный слёз взгляд сидящей напротив Тамары.

Страх не пропал, просто сдвинулся, ушёл на второй план. В эти решающие мгно­ве­ния, как и десять лет назад, когда его собирался душить убийца отца, сквозь миндале­вид­ные глаза террористки Олег увидел сердце. Оно ритмично сокращалось, гнало по сосудам кровь, давало жизнь тому человеку, который этой жизни хотел себя лишить. Хотел умертвить и себя, и сотни других случайных людей. Вот оно, это сердце живое и без­за­щит­ное. И Олег прекрасно знал, что может его остановить, остановить своим взглядом, просто следует приказать ему остановиться, и оно обязательно остановится.

- Ну же, - прошептал он самому себе, уже понимая что этого не сделает: пусть террористка сама хочет смерти, но ему было жалко несчастную, у которой война забрала детей и мужа.

Вагон остановился.

- Станция «Театральная», - сообщил динамик.

Двустворчатые двери начали разъезжаться в разные стороны.

- Я иду, Тимурчик,.. – рука женщины поползла к пуговице на кожаном пальто.

- Не надо, Тамара, - попросил Олег.

Боковым зрением уловил на себе удивлённые взгляды в метре стоявших от него двух парней. Значит, сказал он это вслух. Но, какая разница?! Главное, что её рука замер­ла! Шок вдруг прошёл и Олег вспомнил о своём бесценном сейчас даре воздействия на людей. «Нельзя касаться кнопки на поясе, Тамара, - мысленно приказал Олег. – Ты не должна касаться кнопки. Вставай и выходи». В числе других пассажиров они вышли из вагона. Тамара прислонилась к колонне. Боясь не потерять из виду её лицо, Олег стоял рядом. «Теперь, Тамара, ты подойдёшь к милиционеру и скажешь ему о том, что хотела сделать», - отдал он ей новое приказание, когда поезд уехал.

Один из дежурных ментов прогуливался по перрону. К нему-то и направил свою подопечную Олег.

- На мне пояс шахида,.. – зашептал он. 

- На мне пояс шахида, - усталым безжизненным голосом сказала сержанту Тамара. – Я должна была взорвать поезд на этой станции метро. Но я передумала. Сообщите обо мне своему начальству, и пусть они пришлют…  

«Кого пришлют? – На секунду Олег задумался, подыскивая нужный термин. В голове закрутился вовсе не подходящий к  этому моменту  военный         термин - «снайпер»: -Снайперов? Нет. Кого же? Этих… Минёров? Ещё лучше! Ну, как же их? Сапёров! О, это уже ближе, но тоже не то. Мы скажем по-другому…».

- Пусть пришлют людей из соответствующих служб, чтобы с меня сняли пояс, - закончила Тамара. - Я хочу сдаться.

При её первых словах совсем ещё молодой сержантик с простым деревенским ли­цом замер, застыл каменным изваянием: глаза на выкате, губы растянуты в какой-то неес­тест­венной недоверчиво-ошеломлённой улыбочке. Но когда террористка попросила доло­жить о ней начальству, парень включился в ситуацию: его кадык судорожно дёрнулся, с лица пропала улыбка, а рука нащупала висевшую на плече рацию.

В служебное помещение станции «Театральная», куда сержант и капитан привели тер­рористку, зашёл и Олег – до снятия пояса её нужно было держать под визуальным контролем. Сейчас Тамара подчинялась его командам, но как бы она себя повела, остав­шись без влияния Олега? А двум милиционерам он просто внушил, что обязан присут­ст­во­вать в комнате – впервые Олег попробовал воздействовать на трёх человек сразу, и это у него получилось.

Соответствующие службы сработали оперативно. Не прошло и пятнадцати минут, как прибыло несколько бригад различных военизированных структур и даже видеоопе­ра­тор с включённой камерой в руках. Пиротехники сноровисто освободили Тамару от её смертоносного груза.

- … твою мать, - не сдержался один из них, рассматривая взрывчатку, нашпиго­ванную в  пояс. – Как она только на себе тащила такую тяжесть? «Театральную» точно бы разнесла в пух и прах.

 Террористку тщательно обыскала упитанная женщина в униформе, но больше ничего подозрительного не нашла. Олег, сидевший на стуле в уголке комнаты, встал – его миссия была окончена. У двери он оглянулся на Тамару. Она стояла у стола бледная и ко всему безучастная в своём нелепом вязаном берете и наброшенном на плечи стареньком кожаном пальто. Кто-то из круживших вокруг неё мужчин в штатском пытался задавать ей первые вопросы.

 

* * *

 

До Протвино Олег добрался без приключений, правда, уже в третьем часу дня: сначала электричкой доехал до Серпухова, затем маршруткой - к самому своему дому. Пообедав в столовой напротив, он двинул домой и на входе в подъезд увидел наклеенный на двери маленький листок объявления. Прочитав его, Олег понял, что мечты о горячей ванне так и останутся мечтами - по техническим причинам горячей воды не будет целых три дня.

- А-а, вот и соседушка мой прибыл, - раздалось из кухни, когда он вошёл в квартиру. – Заходи к нам, Олежка.

Олег заглянул на кухню. Там вместе с его соседом по квартире – старшим научным сотрудником отдела радиационных исследований Павлом Николаевичем Игнатьевым за столом сидел незнакомый плотный мужик лет сорока пяти.

- Привет коллегам и тёзкам! – дружески улыбнулся мужик и встал с табурета. Левой рукой он почесал волосатую грудь, красовавшуюся сквозь расстёгнутый ворот клетчатой байковой рубашки, правую - протянул Олегу: - Я ведь тоже Олег. И тоже Бауманку закончил, только двадцать  лет назад – ещё когда Советский Союз был. Сегодня уезжаю обратно на Украину, а перед отъездом к Павлику решил заскочить. Дай, думаю, проведаю своего другана-однокурсника. Присоединяйся к нам, Олег: посидим, выпьем, закусим. Не обижай гостя.

Стол был сервирован на скорую руку по-холостяцки: хлеб, разложенные на листах писчей бумаги ломтики колбасы и сыра, две банки рыбных консервов, литровая бутылка водки «Союз-Виктан» и полуторалитровая бутылка «Фанты». Есть после посещения столовой Олегу категорически не хотелось, но также не хотелось обижать украинского тёзку. Пришлось для приличия посидеть за столом минут двадцать и сжевать бутерброд с колбасой. Вместо водки Олег выпил «Фанту». Ответив на вопросы гостя о жизни совре­мен­ных московских студентов и о нынешней учёбе в Бауманке, он сослался на бессонную ночь и благополучно улетучился из кухни в комнату. Хотя и очень хотелось спать, Олег заснул не сразу, волей-неволей вспоминая свою поездку в метро. А тут ещё сквозь тонень­кие двери комнаты до ушей отчётливо долетал с кухни разговор бывших одногруппников. Особенно хорошо слышался басовитый голос Олега-украинца, который после принятого на свою волосатую грудь алкоголя с жаром говорил: 

- Какая страна была, Паша, помнишь?! Сила, мощь! Одна шестая сухопутья пла­не­ты. Пусть не всё гладко в ней было, пусть большие ошибки были, но куда до нас в те годы было той же Европе или Америке. Мы ж на них только посмотрим, и они сразу хвосты под­жимали, пикнуть у нас, голубчики, боялись. И на тебе, допустили Горбатого до власти. Раз­вёл трепологию: даёшь перестройку, ускорение, гласность. Дятел мягкотелый, взял и бросил руль: всё, ребята, демократия, что хотите то и делайте, хапайте побольше сувери­не­тету, кто сколько унести сможет. И пошло-поехало. А потом эти три урода в Беловеж­ской Пуще собрались и по пьяни такое государство похерели. Его тысячу лет созда­ва­ли, а они за одну ночь развалили, твари, коммуняки дерьмократические. И что теперь? Кто с нами считается? Да о Россию ноги уже вытирают, я уж не говорю об моей Украине. Давай, Паша, ещё по пятьдесят граммов за встречу…  

Через минуту монолог гостя возобновился:

- За Чернобыль же ты знаешь? Кто приказал нам закрыть станцию? Штаты! Слы­шишь, Пашка! Они нам стали приказывать. А зачем надо было закрывать? Ответ ясен, чтоб нам ещё хуже стало, чтоб опустить нас до самого плинтуса! Все знают, что от закры­тия станции её аварийность отнюдь не уменьшилась, а скорее наоборот. Пусть бы себе работала: и под постоянным контролем находилась, и электроэнергию давала. Это же ты­ся­чи рабочих мест, прибыль громадная, в конце концов. Нет! Штаты сказали: «Закройте Чернобыльскую, а мы вам за это денежку на запуск новых блоков дадим». Мы послуша­лись и закрыли. А они дали? Вот такой вот болт вместо денежки…

Лёжа с головой под одеялом, Олег представил, каким сейчас жестом  разволновавшийся гость показал тот самый болт. 

… вытерли об нас ноги, - продолжал бушевать украинец. – А мы что? А мы ничего, сидим и сопим в две дырочки, вякнуть ничего не можем. А с Павлоградским химзаводом как они поступили? 

- Кто – они? – не понял Павел Николаевич.

- Да кто ж?! Братки наши заокеанские! Сначала настояли на том, чтобы мы начали демонтаж ядерных ракет. Начали. Собрали в Павлограде всё ракетное топливо. А куда ж его теперь девать, если оно такое ядовитое, что даже сквозь нержавейку цистерн сочится? Чтобы его переработать, деньги нужны и немалые. Приехали американцы и говорят: «Понимаем ваши проблемы. На утилизацию топлива мы вам деньги дадим, не сомневай­тесь. Только сначала, чтобы технологию проверить, вы нам его формулу и образцы дайте». А состав топлива-то секретный. Да какие ж сейчас секреты от друзей-кормиль­цев?!

- Дали?

- Дали. Теперь ни американцев, ни денег.  

- А что с тем топливом в цистернах?

От ответа гостя веяло тоской и безнадёгой:

- Эх, Паша, не наступай мне на больную мозоль, ну его в пень, вспоминать про это. Да что у нас на Украине?! У вас ведь в России тоже большие проблемы – из неё ведь мировой радиоактивный мусоросборник могут сделать. А ты сам понимаешь, чем это грозит. Зря я завёл эту тему. И сам расстроился, и тебе настроение испортил. Извини, Паша. Просто обидно за нас и за детей наших. Обидно, что мы по указке заокеанских и европейских аборигенов сами себя в рабский скот превращаем. Ладно, пора мне. Пока ещё до Москвы отсюда доберусь, не дай Бог на поезд опоздаю.

- Я тебя проведу.

Через пять минут хлопнула входная дверь и в квартире воцарилась тишина, только ритмично щёлкали секундной стрелкой настенные часы. Сквозь постепенно обволакивающую сознание дрёму неожиданно вспомнились лермонтовские строки:

- В глубокой теснине Дарьяла,

Где роется Терек во мгле,

Старинная башня стояла,

Чернея на чёрной скале.

В той башне высокой и тесной

Царица Тамара жила:

Прекрасна, как ангел небесный,

Как демон, коварна и зла.

            Олег, наконец, погрузился в тяжёлый сон, оказавшийся кошмаром: он бежал по пустынному кладбищу радиоактивных отходов, растянувшемся на многие тысячи кило­мет­ров, а над ним в задымленном и отравленном ядовитыми газами воздухе кружила царица Тамара, у которой было прекрасное кукольное личико Виты.

            - Мы с тобой одной крови – ты и я. Остановись, Маугли, не убегай. Сейчас мы проведём собеседование, и я возьму тебя к себе на работу. А пока прими от меня подарок, - со страшным хохотом кричала царица и пыталась надеть на него пояс шахида.

            Несмотря на отчаянное сопротивление, этот пояс смерти всё-таки оказался на Олеге. Безумно хохоча, Тамара-Вита вдавила кнопку на его животе, и мозг взорвался от оглушительного взрыва. Весь в поту, с бешено колотящимся сердцем, Олег пружиной выскочил из кровати и спросонок не сразу сообразил, что это зазвонил будильник.

- Что, уже шесть часов? – спросил с соседней кровати Павел Николаевич. Он включил светильник и смачно зевнул. – Как быстро ночь пролетела.

- И хорошо, что она пролетела, - пробормотал Олег и, зацепившись ногами за шлёпанцы, направился в ванную умываться.

 

 

Глава 5.

 

Очередная модель датчика своей обтекаемой формой походила на морскую медузу или на парашют. Словно в электронной игре-гонке, «парашют» стремительно нёсся вперёд, заодно «ощупывая» электромагнитными лучами внутреннюю поверхность трубы. Вместе с Максимом Федосовым и тремя сотрудниками его группы, облачёнными в парад­но-белоснежные накрахмаленные халаты, за продвижением датчика по экрану монитора следили начальник отдела, главный инженер института и два чопорных господина - представители генерального заказчика.

- На этом пролёте смоделирована первая авария, - звонким от внутреннего напряжения голосом сказал Максим. – На экране она пульсирует красной точкой…

«Парашют» поравнялся с красной точкой, и тут же ожил пульт управления диспетчера трубопровода: сначала раздался звуковой сигнал, а затем на экране появилась строчка с координатами найденного дефекта, а также его приблизительная площадь и даже конфигурация. Поворот трубопровода, ещё один и на его колене летящий вперёд датчик снова выявил «красную точку», сообщив о ней на пульт управления. Затем прямой участок и на них новый найденный дефект. Когда вся трасса была пройдена, на пульте диспетчера были зафиксированы все сорок смоделированных программой возможных мест аварий – сто процентов из ста.

Максим украдкой повернул голову к трём своим работникам и весело подмигнул им – мол, всё путём, ребята. Начальник отдела гордо взглянул на главного инженера - мол, видите, не подвели, всё сделали качественно и в срок. Представители заказчика тоже переглянулись.

- Вроде ничего, - сдержанно сказал один из них. - Давайте посмотрим, как проявит себя ваш датчик на других трассах. Мы захватили несколько своих проверочных тестов. Ефим Львович, достань.  

Второй представитель заказчика достал из барсетки коробочку с Си-Ди-диском и протянул её Максиму:

- Здесь смоделированы трубопроводы не только для газа, но и для нефти.

- Запускай, - Максим передал диск Олегу.

Олег вставил диск в дисковод и стал перегонять тесты заказчика на винчестер компью­тера, выдающего исходные данные лабораторному стенду - имитатору трубо­про­вода. Коля Супрун и Руслан Заварзин тем временем открыли отсек стенда и осмотрели  расчалки, на которых испытуемый датчик был подвешен.

- Готово, - сообщил Олег.

- Порядок, - доложили Максиму Руслан и Коля.

Максим глянул на начальника отдела. Тот, пожалуй, волновался не меньше Максима. Это чувствовалось хотя бы потому, как он кашлянул, прогоняя хрипотцу из горла, и всё равно хриплым голосом официально скомандовал Олегу:

- Запускай, Савицкий.

- Поехали, - прошептал Олег и нажал на «Enter».  

Опять на экране в струе газового потока понёсся «парашют», и через пятнадцать секунд после старта выявил первый дефект в трубопроводе.

- Есть! – хором воскликнули Максим и начальник отдела.

Олег почему-то совсем не волновался, даже был уверен, что никаких проблем с этой моделью датчика не возникнет. Он спокойно смотрел на монитор, словно сторонний думающий о чём-то своём наблюдатель. На экране схема трубопровода заказчика располагалась не горизонтально, как обычно, а вертикально и казалось, что газовая струя поднимает «парашют» всё выше и выше вверх. Глядя на него, Олег вспомнил последнюю фразу из предсказаний тетради прадеда:

«… и ужаснутся тогда люди своим деяниям, покаются в грехах своих тяжких перед Землёю, и дабы спасти род человеческий, построят подобно Ною ковчег. И медленно вознесётся ковчег сей высоко-высоко в небо, и построят там люди большой город, и долго будут жить в нём, пока не очистится от грязи и зла их колыбель-планета. И спустятся тогда они весёлые, поумневшие и бессмертные с неба, и вернутся в свой дом родной и единственный, и счастливо заживут на своей Земле, и с тех пор будут свято беречь её».

Олег представил себе, что это не датчик сейчас движется в потоке газа, а тот самый небесный ковчег и в нём находятся пассажиры. «На что намекают древние авторы или автор – наш славянский «Нострадамус», понятно: люди окончательно загадят Землю, улетят в космос и построят там город, как в обычной фантастике на тему освоения Все­лен­ной. О каком ковчеге идёт речь тоже понятно - о космическом корабле. Хотя,.. – Олег ещё раз повторил про себя фразу из тетради. Что-то в ней не вязалось с космическим кораблём. – Медленно! Почему автор написал не «быстро вознесётся ковчег», а «мед­лен­но»? Чтобы телу оторваться от притяжения Земли и, став спутником, вылететь в космос, нужно обладать значительной скоростью. Почему же тогда медленно, словно это не раке­та, а обычный лифт? Лифт?! Вполне вероятно, что физики будущего изобретут какой-ни­будь лифт, неспешно поднимающийся с поверхности Земли прямо в космос. А почему, соб­ственно, физики будущего? А почему не физики настоящего?». Мысль о космическом лифте крепким гвоздём засела в голове и, продолжая следить за движением датчика на мони­торе, Олег погрузился в мечты: «Возьмём, к примеру, наш славный электро­маг­не­тизм, в частности, магнитное поле всей планеты. Ведь это же энергия колоссальной мощ­ности! Если научиться её использовать, то куда там до неё любому ракетному топливу. Почему бы не поставить ковчег, в смысле, лифт в центр магнитного полюса и, пока ещё неизвестно как, нейтрализовать силу притяжения? Даже не нейтрализовать, а регули­ро­вать ею поднимающую вверх силу магнитного поля. Хороший бы вышел лифт, что и говорить… Что-то размечтался я, как пятнадцатилетний фантазёр, начитавшийся Артура Кларка или Стругацких. Взрослеть тебе надо, Савицкий».

Результаты тестирования были блестящими. Датчик уверенно выявил все большие и малые дефекты трубопроводов, заложенные в тестах.

- Впечатляет, - кратко высказался первый представитель заказчика. – А ты что скажешь, Ефим Львович?

Второй представитель заказчика, доставая из барсетки пачку сигарет, глубокомысленно изрёк:

- Безусловно, это лучшая из всех предлагаемых нам разработок, не только координаты дефектов вычисляет, но даже их размеры. Да и вероятность обнаружения гораздо выше, чем у других моделей: сто из ста. Если и в реальных условиях экспери­мен­тальные образцы будут работать так же, как и сегодня на стенде, то я двумя руками и ногами за то, чтобы запускать этот датчик в серийное производство. 

 

* * *

- Сегодня знаменательный день, - сказал Руслан, когда начальство и заказчики удалились из лаборатории.

- Очень знаменательный, - поддержал его Коля. – И уже конец рабочего дня. Я думаю, нам следует «освятить» наш датчик несколькими бутылочками пивка, чтобы он как можно лучше прошёл все окончательные проверки и бюрократические проволочки.  

- Святое дело, - ответил Максим и, зная невысокую тягу Олега к спиртному, взглянул на него: – Ты как?

- Сегодня действительно знаменательный день, - сказал Олег.

- Принято единогласно, - радостно потёр руки Руслан. - В таком случае, кто отправится в романтическое путешествие до ближайшего ларька? Ты, Максим Влади­миро­вич, от этой почётной миссии освобождаешься по старшинству. Значит, кто-то из нас троих побежит. Будем тянуть жребий, господа младшенькие научные сотрудники. Берём три бумажки и помечаем одну крестом, затем сворачиваем их в трубочки и…

- Не надо жребий, - остановил Руслана Олег и стал надевать куртку. – Я по соб­ственной инициативе пройдусь. Какое пиво покупать?..

Вернулся он через двадцать минут.

- Тебе какой-то мужик по междугородке звонил, - сообщил ему Максим. – Сказал, скоро опять позвонит.

Номер своего рабочего телефона Олег никому не давал, просто в этом не было осо­бой нужды. Несколько приятелей по университету и мама звонили ему домой – на прот­вин­скую квартиру или на мобильный. Размышляя над тем, кто бы это мог его искать, Олег принялся доставать из сумки бутылки с пивом и пакетики с солёными орешками.

Звонок междугородки раздался, когда они закончили праздновать успешное тести­рование датчика и готовились разойтись по домам.

- Алло, - взял трубку Олег.

- Здравствуйте, мне бы Олега Александровича.     

Хотя с их последней встречи прошло шесть лет, Олег сразу узнал этот голос:

- Я слушаю, Евгений Николаевич. Здравствуйте.

- Узнал, значит? Или ты ясновидящий?! – удивился и одновременно обрадовался следователь Санкт-Петербургской прокуратуры по особо важным делам Керьянов. После короткой паузы он сказал: – Олег, без излишних формальностей и общих приветствий типа: «Как дела?» я тебе сразу скажу, что хотел бы встретиться с тобой.

- Что-то случилось? – встревожился Олег.

- Ничего не случилось. Просто я бы хотел с тобой пообщаться и задать несколько интересных для меня вопросов. Поэтому воспользовался своими профессиональными возможностями и разыскал тебя, - Керьянов коротко рассмеялся. – Так что уважь земляка. Я сейчас в Москве и могу к тебе в Протвино приехать. Но если ты на эти выходные собира­ешь­ся в столицу... 

- Да, я буду в Москве.

- Отлично. Тогда удели мне часок, другой. Где тебе удобно встретиться, когда и во сколько?

 

* * *

 

Они встретились в воскресенье в два часа дня у памятника маршалу Жукову. Как и шесть лет назад, при их случайной встрече на крыльце школы, на Керьянове была кожа­ная курточка, правда, другого фасона. Вязаной шапочки в этот раз на нём не было – март в этом году выдался тёплым. «Поседел и немного осунулся», - отметил про себя Олег.

- Здравствуйте, Олег Александрович, - полушутливо, полуофициально поздо­ро­вал­ся следователь.

- Здравствуйте, Евгений Николаевич, - в тон ему ответил Олег.

Они обменялись рукопожатием.

- Ну, ты и богатырь! У меня рост не маленький, а ты вон насколько выше. Не женил­ся ещё?

- Бог миловал, - усмехнулся Олег, вспоминая Виту.

- Да, дурное дело не хитрое, - согласился Керьянов и снизу вверх посмотрел на Жукова и его скакуна: - Хороший памятник, большой и добротный, а всё равно наш Медный Всадник лучше. Как считаешь?

- Стопроцентно лучше.

- Тепло, как в апреле. Погода так и располагает к прогулке. Давай пройдёмся по Александровскому, или, ещё лучше - по Красной площади. Давно я там не был, как-то времени не хватает для гулянья.  

Не торопясь и обсуждая тёплую погоду прошедшей зимы, они вышли на Красную площадь. «Не для прогулки же ты меня разыскал», - подумал Олег и параллельно с разговором занялся просмотром мыслей собеседника. Через пять минут он уже знал, зачем понадобился Керьянову и какие вопросы тот хотел ему задать. Олег пребывал в сомнении: пока следователь не озвучил свои вопросы, нужно было решить, отвечать правду или нет. Если бы кто-либо другой, а не Керьянов, попытался затронуть эту тему, Олег наврал бы с три короба, не задумываясь, налепил бы откровенной чепухи или, в крайнем случае, прос­то ввёл бы в транс чересчур любопытного и внушил ему то, что счёл нужным. Но Керья­но­ва он уважал и после того памятного случая, произошедшего в школьном актовом зале был уверен в его честности и порядочности.

- Я уже в Москве почти два месяца. В командировке. Помогаю местным коллегам раскрутить одно наше общее дельце, - сказал следователь, постепенно переходя от погоды к более насущным для него вопросам: - А ты, значит, после окончания Бауманки так и остался в Москве, точнее в Протвино? Научный прогресс, выходит, вперёд толкаешь? Как мама, по-прежнему в Питере живёт? 

- В Питере. У мамы всё в порядке. Вышла замуж и даже родила.

- Серьёзно?! Сколько же ей лет? – удивлённо воскликнул Керьянов. – Извини за бестактный вопрос. 

- Ей сейчас сорок три. А Кирюхе – братику моему скоро два годика будет.

- Надо же, героическая женщина. Привет ей при случае передавай. Хотя не надо. Не стоит бередить ей память неприятными воспоминаниями.

Они шли вдоль длинного хвоста людской очереди в мавзолей Ленина и на клад­би­ще у кремлёвской стены. «Сейчас он начнёт», - подумал Олег.

- Олег,.. даже не знаю, как начать этот разговор,.. – сказал Керьянов. – В общем,.. месяц назад в метро обезвредили террористку. Точнее, на станции «Театральной» чеченка сама подошла к дежурящему на перроне сержанту и сказала, что она – смертница и нашпигована взрывчаткой, но взрываться передумала и хотела бы сдаться. Чтобы лишний раз не нервировать и так чересчур напуганных терактами обывателей, решено было об этом не оповещать массмедиа и этот случай не получил широкой огласки. Так вот, от взрывчатки смертницу благополучно освободили, но спустя пять минут после снятия этого пояса шахида поведение женщины вдруг резко изменилось. Она стала плакать и кричать. Недоумевала, почему, вместо того чтобы взорвать себя, она вышла из вагона и подошла к милиционеру. Допросив её, психологи и следователи пришли к выводу, что вероятнее всего кто-то смертницу загипнотизировал и заставил сдаться. Кто - неизвестно, но… Существует оперативная съёмка, на которой снято, как чеченку освобождают от пояса с взрывчаткой. Заодно оператор запечатлел всех людей, которые находились в этот момент в дежурной комнате. Вызывает недоумение при­сут­ствие там какого-то сидящего в уголке у шкафа широкоплечего, никому не известного парня. В кадр он попал всего раз, да и то мельком. Дежурившие в тот день менты только разводят руками – ума не приложим, кто это такой и почему он оказался в дежурке. Запись показали определённому кругу сотрудников правоохранительных органов Моск­вы. Мне тоже довелось её посмотреть. Многие из моих московских коллег считают, что парень, сидевший в уголке дежурки, и есть тот самый неизвестный гипнотизёр, пожелав­ший остаться инкогнито. Его лицо показалось мне знакомым,.. – Керьянов глянул в глаза Олегу. – О своём предположении я ничего никому не сказал и решил самостоятельно разыскать тебя.

- И как же вы меня нашли?

- Элементарно. Ведь я знал, что ты должен был поступать в Бауманку. Просто позвонил в университет и узнал, учится ли у них такой-то студент. «Учился, - ответили мне. – Наша гордость! Студент-отличник! В прошлом году он учёбу завершил, а рас­пре­де­лил­ся в Институт Физики Высоких Энергий, который находится в подмосковном Прот­вино»… М-да, когда просматривал ту видеокассету, сомневался – ты на ней, или не ты. А сейчас вижу - точно ты.

Керьянов остановился, закурил сигарету и усмехнулся:

- Помнишь, как говорил управдом в фильме об Иван Васильевиче, который менял профессию: «Меня одолевают смутные сомнения: у Шпака магнитофон, у посла – медаль­он…». Так вот, меня тоже одолевают сомнения: если сопоставить неожиданную смерть душив­шего тебя киллера – вполне здорового мужчины, странное идиотское откровение депутата Соболева на встрече с электоратом, то тогда вполне объяснимо твоё нахождение в комнате дежурных метро вместе с той террористкой. Ведь это ты её загипнотизировал, Олег? Ты действительно обладаешь какими-то парапсихологическими способностями?

«Вот и наступил момент истины, - Олег медлил с ответом. - Колоться, или нет?»

- А если и обладаю, вы на меня за это уголовное дело заведете? – спросил он, так толком и не решив, как поступить.

- За что заводить на тебя дело? За смерть киллера? Так туда ему и дорога! И во­обще... Обижаешь ты меня, Олег Александрович. Я же сказал, что никому о тебе ничего не говорил,.. и не скажу. Хотя, конечно… с какой стати ты мне должен верить? Ладно, проехали… Считай, что между нами не было этого разговора. Давай поменяем пластинку и побеседуем о чём-то другом.

Олег опять «отсканировал» мысли Керьянова и понял, что тот действительно никому ничего не говорил о нём и сейчас обиделся искренне.

- Не обижайтесь, Евгений Николаевич. Да, я и в самом деле обладаю некоторыми способностями, - Олег решился сказать правду. – Но я бы не хотел эти способности афишировать. А вам я доверяю, потому что… опять-таки потому что, благодаря этим са­мым способностям немного научился разбираться в людях.

Они молча постояли у Лобного места и, подойдя ко входу в собор Василия Блажен­ного, повернули назад.

- Как же ты смог вычислить террористку? – спросил Керьянов.

- Совершенно случайно. В вагоне она села напротив меня, и я заинтересовался её мыслями.

- Мыслями?! Выходит, ты и мои мысли можешь прочитать?

- Выходит, - честно признался Олег.

Керьянов посмотрел на него, словно малыш, увидевший в витрине магазина восхитительную игрушку:

- Мне бы так. Тебе в прокуратуре работать нужно…

- А зачем? Читать мысли подследственных для сбора доказательств их виновности? Всё равно, кому надо быть на свободе, того не посадят. Вы это и сами прекрасно знаете -Марк Ильич Соболев так и продолжает цвести и пахнуть, наслаждается вольной жизнью в нашем Питере. К тому же физика мне гораздо интереснее, чем общение с преступниками.

- Хорошо,.. пусть не в прокуратуре. Но с таким талантом ты бы мог сделать что-либо… Я имею в виду оказание помощи простому народу.

- Оказание какой помощи? Выступать по телевизору и лечить людей, как когда-то Кашпировский? Но я не врач, к тому же у меня почти нет опыта использования массового гипноза, да ещё и посредством телевиденья. Разве что пробраться в Государственную Думу или даже в Кремль и кодировать наших политиков: делайте, мудрые вы наши, толь­ко добро? Но на какое «добро»? И что такое «добро», а что такое «зло»? Самое доброе «добро» в конечном итоге может оказаться страшным «злом». Ведь можно из самых хороших побуждений такого натворить, что потом и за десятки лет не расхлебаешь. Я ведь не Господь Бог.

Керьянов с хитрым прищуром взглянул на Олега:

- Ну-ка угадай, о чём я сейчас думаю.

«Отсканировать» его мысль было довольно легко, потому что мозг следователя словно диктовал её Олегу.

- Вы предлагаете мне гипнотизировать русских олигархов, чтобы они свои мил­ли­ар­ды перечисляли на государственные счета: на развитие науки и в различные детские фонды.

- Точно! – Керьянов восхищённо всплеснул руками. – Ну, ты даёшь! Значит, нельзя при тебе думать о чём-то секретном. Всё, сейчас думаю только про погоду!.. Олег, идея! А если я тебя попрошу помочь мне в одном деле?    

- Естественно, в уголовном?

- А в каком же ещё?! Слышал, наверное, о недавней бойне на проспекте Мира?

- В новостях видел. Двух каких-то чиновников и их любовниц прямо в машине из автоматов…

- Вот-вот, это самое дельце. Наша следственная группа наступила сейчас на хвост одной преступной группировке, скажем так, общероссийского значения, у которой есть связи в  правительстве. Нам бы её никогда не разрешили трогать, но в некоторых высоко стоящих кругах начались разногласия из-за очередного передела сфер влияния. В этой мут­ной воде нам - прокуратуре включили зелёный свет и сказали «фас». Даже из Питера прислали людей для усиления московских следаков. Теперь ты по­ни­маешь, почему я сейчас нахожусь в Москве. Эти два чиновника почти открыто, в наглую,  работали на преступную структуру. Когда мы собрали достаточно материала по их незаконной деятельности, и они волей-неволей начали давать очень интересные для нас показания, их просто пристрелили, чтобы обрубить все концы и загнать в тупик след­ствие. Это всё понятно, и я прекрасно знаю, кто их «заказал», но доказательств у меня никаких. «Заказчики» просто смеются мне в лицо.

- Чем же я могу помочь?

- Мне нужны исполнившие «заказ» киллеры. Если бы я их взял, то сразу бы у этого клубочка появилась хоть какая-то ниточка, с помощью которой можно было бы распутывать весь клубок.

- И как мне искать этих киллеров?

- На час дня среды я вызвал к себе одного из «заказчиков». В принципе, это мелкая сошка или, скорее, среднее звено – порученец при авторитетах. По моим сведениям имен­но он отвечает за проведение силовых акций типа ликвидации конкурентов и ненужных свидетелей. Значит, именно он и нанимал убийц. Я его буду прессовать вопросами, но ясное дело, ничего путного не добьюсь. Ты будешь сидеть рядом, а лучше - в соседней комнате. Они разделены друг от друга прозрачным с одной стороны зеркалом, так что «клиента» ты смо­жешь отлично видеть, а он тебя нет. Будь другом, прочитай его мысли. Вдруг, отвечая на мои вопросы, он будет думать о киллерах, о том, где они сейчас скрываются. Имена, клички, адреса – мало ли что будет крутиться у него в голове, мне всё интересно. Обещаю, что тебя у нас в прокуратуре будут видеть минимум людей. А кто ты и зачем ко мне пришёл, вообще никого не заинтересует – к нам ходит много народу. Повестку я тебе для предъявления по месту работы оформлю. А любопытным коллегам скажешь, что вызывали в прокуратуру как свидетеля по поводу пустяковой прошлогодней кражи в общежитии университета. Поможешь? Клянусь, это будет первый и последний раз.

- Давайте попробуем, - пожал плечами Олег.   

 

* * *

 

- Гражданин… господин следователь, хватит уже. Сколько можно об одном и том же? – поморщился, как от зубной боли холеный мужчина в элегантном костюме и при галстуке. Его пиджак был расстёгнут, и нижние пуговицы рубашки едва сдерживали заметно выпирающую над поясом брюк жировую складку. - Меня люди ждут, работа стоит.

- Ещё несколько вопросов, Гладышев.

- Тогда я снова закурю.

- Курите на здоровье, - Керьянов двинул вперёд по столу уже изрядно заполненную окурками пластмассовую пепельницу. - И всё-таки, что вы можете сказать по поводу убий­ст­ва Рубана и Чхеидзе?

- Только то, что их грохнули и в «Вольво» они сидели не сами, а с девками.

- Грохнули? Разве можно с таким сарказмом говорить о своих покойных друзьях?

- Каких друзьях?! Тоже мне, нашли друзей. Я их почти не знал. Так, встречались на фуршетах несколько раз.

- А деловые контакты?

- Не было у меня с ними никаких деловых контактов. Не было! Жалко, конечно, парней. Какие-то подонки застрелили. Но я-то здесь при чём? Не понимаю, почему имен­но меня вы вызываете на допрос?..

- Пока это ещё не допрос. Вот когда вы из подозреваемого станете подследствен­ным…

- Типун вам на язык, гражданин… господин следователь. Извините за грубость. Неу­же­ли вы думаете, что это я их средь бела дня и в центре Москвы замочил? При моем-то пузе бегать с автоматом и маской на роже? Смешно просто. Да я гражданский человек, в армии не служил и оружие только в фильмах видел. И потом, у меня алиби, вы же знаете.

- Откуда вы узнали об убийстве?

- Телевизор смотрел, да и знакомые говорили.

- Какие знакомые? Кто конкретно?

- Запамятовал.

- Как вы думаете, кто мог нанять киллеров для убийства Рубана и Чхеидзе?

- Вы же уже спрашивали. Не знаю я. Мало ли фирм в Москве? А покойнички такие должности занимали, что могли «окучивать» коммерсантов самого высокого ранга и брать с них на лапу соответственно. Видать, они, царствие им небесное, сильно перегнули палку или полученную взятку не отработали, за что и пострадали. Но я-то здесь причём?

- А вас, как коммерсанта, Рубан и Чхеидзе «окучивали»?

- Масштабы не те. Я для них птица невысокого полёта. И вообще, Евгений,.. как вас там… Николаевич, по ложному следу вы идёте. Думаете, я причастен к этому делу. Ошибаетесь. Я с криминалом не связан и перед законом чист, аки стёклышко.

 - У меня другое мнение.

Гладышев презрительно усмехнулся, сунул окурок в пепельничку и небрежно заки­нул ногу на колено:

- Мнение – это ещё не доказательства. У вас есть какие-то улики против меня?

- Будут, дайте срок. Я и киллеров обязательно разыщу, тех самых, которых вы нанимали, Гладышев. 

«Хрен что ты разыщешь, козёл, - подумал тот. –  Их уже, поди, рыбы и раки жрать начали. К лету одни косточки останутся».

За сорок минут беседы Керьянова с подозреваемым это была единственно заслужи­ваю­щая внимания информация, которую «отсканировал» Олег – мысленно Гладышев только подтрунивал над следователем и постоянно думал о предстоящем сегодня ужине в ресторане «Тройка» с шестнадцатилетней красавицей Ингой, у которой размер груди зашкаливал за пятый номер.

- Распишитесь, - протянул Керьянов листок протокола Гладышеву.

- С превеликим удовольствием. Если всё здесь написано правильно и с моих слов, почему бы ни подписать.

«Убил время, - разочарованно думал Олег, сквозь прозрачное зеркало наблюдая, как Гладышев читает протокол. – Что я узнал? Только то, что у Инги пятый размер и что киллеров утопили. А где, в каком месте утопили? Даже это неизвестно. Никакой зацепоч­ки для Керьянова не раздобыл, а то, что этот Гладышев является заказчиком, он и так знает. Нет, Евгений Николаевич, с «чтением» мыслей этого бандюка вышел явный про­кол, а больше присутствовать на таких следовательских шоу мне неохота. Устрою-ка я сейчас аттракцион неслыханной откровенности, пока этот хмырь не улизнул к своей грудастой секс-бомбе». Несколько секунд понадобилось на сосредоточение и изменение ритма дыхания, после чего Олег упёр взгляд в переносицу Гладышева.

            Ручка, которую уж было подозреваемый занёс над протоколом для росписи, снова легла на стол. Гладышев почти по-дружески улыбнулся Керьянову и осведомился:

- Значит, ты желаешь найти двух киллеров, «исполнивших» Рубана и Чхеидзе? Изви­ни, братан, живых я тебе их предоставить уже никак не смогу. Только мёртвыми и очень-очень мокрыми – они на дне одного водоёмчика лежат. Небольшой такой прудик, но глубокий. Недалеко от деревеньки под названием Егоровка.

Поначалу глаза Керьянова удивлённо расширились. Но затем он, догадавшись, в чём дело, торопливо нажал на кнопку магнитофона:

- Вы можете повторить то, что сейчас сказали?

- Выступить на «бис»? Пожалуйста, - развеселился Гладышев. Повторив всё ска­зан­ное слово в слово, он продолжил свой рассказ: - Чтобы трупики не всплыли, к их задним конечностям мои ребята по камню приторочили. Если захочешь мокрушников этих дос­тать, придётся тебе водолазов вызывать. Киллеры?! Какие они киллеры? Пацаны девят­над­цатилетние – военнослужащие срочной службы. В Подмосковье служили. Мой зам по кадрам Жора Приходько с ними познакомился, когда они в самоволке были. Повёл их в кабак и стал обхаживать: «Ребята, вы фильм «Бригада» видели? Хотите быть такими как Фил, Пчела или Космос? Тогда бросайте на хрен службу, дезертируйте, а я вас спрячу и солидную работу дам. Я четыре московских рынка держу и мне нужны смелые крутые парни. Всё у вас будет: бабки, тачки, тёлки. Каждый день в лучших московских казино зависать будете». Салабоны и клюнули, из части удрали. Молодец Жора, как чувствовал, что они пригодятся. Через неделю мне «заказали» Рубана и Чхеидзе. Солдатики с этим справились блестяще – прямо отличники боевой и политической подготовки. Только их тоже пришлось в расход потом пустить, чтобы ничего лишнего языками не растрепали.

            - А вам кто «заказал» Рубана и Чхеидзе?

- Я и сам понимал, что после «наезда» на них вашей прокурорской своры они уже не жильцы на этом свете.

- А всё-таки, кто их «заказал»?

- О-о, это большой секрет, из-за которого можно лишиться головы. Но если тебе ин­тересно… Мне их «заказали» Храмов и Шапран, а под кем они ходят, ты знаешь? Под са­мим Дробичем! Ты хоть, знаешь, следак, кто такой Дробич? Маленький и скром­нень­кий, незаметненький Дробич? А он может всё! Недаром его исподтишка называют всемо­гу­щим отцом русской олигархии. Думаешь, ты его свалишь? Пупок надорвёшь. Плевал он на тебя и на всю вашу прокуратуру. Вы, цыплята, не знаете, на кого замахиваетесь. Тем более, что  за Дробичем стоят и более крутые тузы, о которых даже я толком ничего не знаю, только могу догадываться...   

Керьянов торопливо составил новый протокол.

- Святая правда, - по-прежнему находящийся в трансе Гладышев прочитал и под­пи­сал документ. – Что теперь? Постановление на арест выписываешь? Под стражу, значит, возьмёшь, в КПЗ отправишь? Ну-ну, попробуй. Ничего у тебя не получится. Не пройдёт и часа, как ты меня освободишь и принесёшь свои самые искренние и глубочай­шие изви­не­ния. За меня есть кому заступиться. Я тебе не Рубан и не Чхеидзе.

Из кабинета его увёл конвой.

- Ты не представляешь, какую мы с тобой кашу заварили, - сказал до предела воз­буж­дённый и радостный Керьянов, когда провожал Олега из здания прокуратуры. – Но теперь-то мы конкретно прищучили крупную рыбу. Спасибо тебе. Ты извини, Олег, но сейчас у меня дел будет невпроворот: сперва нужно к генеральному с докладом, а потом… Ещё раз спасибо. Когда раскручусь с делами, обязательно тебе позвоню.

 

* * *

 

- О, свидетель явился, – Заулыбался Руслан, когда Олег на следующее утро после посещения прокуратуры пришёл на работу. – Живой и невредимый, без наручников на запястьях. Всё в порядке? Дело тебе там не пришили?

- Вроде бы всё обошлось. Даже благодарность следователь объявил за содействие органам правосудия, - сказал чистую правду Олег.

- Мы прямо гордимся тобой, - поддержал куражливый тон Руслана Максим Федо­сов. – Скажи-ка, Олег Александрович, а ты тёплое пиво и потных женщин любишь?

Анекдот, в котором этот вопрос был предлогом для того, чтобы турнуть подчинён­ного в отпуск зимой, а не летом, Олег знал ещё со школьной скамьи.

- Ты меня хочешь вместо августа отправить в отпуск прямо сейчас – в марте? – спросил он. – Из-за чего же я попал в такую немилость?

- Ты глянь, он ещё и недоволен, - хмыкнул Николай. – Мне бы такую немилость.

- Не я хочу тебя отправить, а начальство, - ответил Олегу Максим. - И не в отпуск, а в командировку.

- В командировку? Куда? В Тюмень? Испытания датчика в реальных условиях?

- Какая там Тюмень?! Тебе же русским языком говорят: пиво – тёплое, а женщины – потные. На юга поедешь, Олежка. Причём, на очень дальние. Стишок читал про доктора Айболита, который отправился в жаркую Сахару, Калахари, и на речку Лимпопо лечить бедных зверушек?

- По широкой Лимпопо, плыл Олежка – симпомпо, -  срифмовал Коля.

- За симпомпо ответишь, - Олег подскочил к легковесному Коле, схватил стул, на котором тот сидел, и как пушинку поднял над головой.

- Ты что творишь, громило здоровое? Я высоты боюсь, – заорал Коля. – Положь, где взял. Ведь упаду. Будешь потом больничный платить. 

Предчувствие промелькнуло слабой искоркой - вспыхнуло и мгновенно исчезло. Но в этот короткий миг Олег понял, что скоро он как-то пересечётся с человеком, который патологически боится высоты. 

- Так кто из нас плывущее симпомпо? – поинтересовался он и стал легонько пока­чи­вать стул, имитируя волну.

Под истошный визг Коли, хохот Максима и Руслана дверь открылась, и в лабо­ра­то­рию зашёл начальник отдела. Сначала он поднял свой недоумённый взгляд на Колю, одной рукой державшегося за сидение стула, второй – за плафон на потолке. Затем глянул на Олега:

- Производственную гимнастику делаете?

- Нет, - смущённо ответил Олег, но быстро нашёлся: - Коля попросил ему помочь лампочку заменить.

Начальство опять посмотрело вверх:

- И как, Супрун, заменили уже?

- Заменил, - ответил Коля. – Можешь опускать, Олег. Спасибо за помощь. Что бы я без тебя только делал?

- Мы завсегда с превеликим удовольствием,.. - Олег осторожно поставил стул на пол. – Ежели чего, только скажи, я и к другим плафонам подсоблю тебе дотянуться.

Начальник отдела повернулся к Максиму Федосову:

- Вы уже проинформировали Савицкого на счёт командировки?

- В самых общих чертах, Александр Григорьевич.

- Что скажете, Савицкий, вы согласны ехать?

До появления в комнате начальника отдела Олег считал, что разговор о предстоя­щей командировке на «юга» - это розыгрыш, шуточки его коллег. В этом он был уверен, поэтому и удивился:

- Куда ехать? В самом деле, на Лимпопо?

Максим, Коля и Руслан прыснули смехом. Начальник отдела тоже не смог сохранить свой обычный серьёзный вид и улыбнулся:

- Кажется, в ЮАР и в самом деле протекает Лимпопо, только на севере. Вам же придётся лететь в Кейптаун. Там через две недели состоится конгресс по вопросам физики плазмы. От института собирается поехать туда директор, главный инженер и некоторые начальники отделов. Состав делегации - восемь человек, плюс переводчик. Главный инженер предлагал кандидатуру одной своей знакомой, вроде бы прекрасно знающей английский, но она в физике ни бум-бум. А вы, когда к нам осенью приезжали англичане, отлично зарекомендовали себя в роли переводчика. Кроме английского, я слышал, вы сильны также и во французском?

- Кроме английского и французского, он силён ещё в немецком и испанском, - уточнил Максим.

- И русский неплохо знает, - тихонько сострил Руслан. – Даже без словаря.

- В самом деле, ещё немецкий и испанский?! Отлично! - начальник отдела взялся за ручку двери. – Пойдёмте в секретариат, Савицкий. Уточним, какие нужны документы для оформления визы.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 3

 

Глава 1.

 

     Путешествие в «заграницу» началось в Шереметьево. Девять членов ин­сти­тутской деле­га­ции без проблем прошли все погранично-таможенные формальности и подня­лись на борт аэробуса «А-310», улетающего в Лондон. Для Олега это был первый полёт в жизни и, признаться, он немного волновался. Но всё прошло замечательно: никаких тебе воздушных бурь, тряски и разных там авианеисправностей, которыми так любят пу­гать зрителей американские блокбастеры. Наоборот, о том, что ты куда-то движешь­ся, напоминало лишь едва различимое в носовой части самолёта убаюкивающее гуде­ние двигателей, а комфортабельные кресла и подчёркнуто вежливые улыбки стюардесс располагали к благодушию и спокойствию. Единственное, о чём жалел Олег, так это о том, что сидел в самом дальнем от иллюминатора кресле, и панорама заоблачных высот была для него весьма ограничена, просить же соседа поменяться местами не хотелось - будут потом втихую посмеиваться: научный сотрудник, а как маленький мальчик про­би­рается к заветному окошку.

Перелёт из Шереметьево в лондонский Хитроу занял три с половиной часа. Затем было сорокаминутное ожидание в здании аэровокзала и посадка на рейс «SA221» Лондон - Кейптаун. Две трети мест оказались свободными: помимо команды под­мос­ковных физиков, первым, - самым дорогим классом, на юг Африки летело всего восемь пассажиров. Олег сел рядом с начальником отдела нейтринной физики и главным бух­гал­тером института, которому тоже зачем-то понадобилось побывать на между­на­род­ном научном форуме. Выполнявший рейс «Боинг-767» запустил двигатели и вырулил на взлётную полосу. Яркие огни лондонского аэропорта сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее побежали назад, поплыли вниз, словно погружались в какую-то чёрную бездну, и скоро вообще исчезли в ночной темноте.

            Начальник отдела нейтринной физики завертел головой, осматривая салон, и сказал, ни к кому не обращаясь:

            - Пустовато. Даже жалко: в такую даль самолёт летит и почти пустой. Сколько керосина сжигается зря.

            - А по-моему всё нормально, - не согласился с ним главбух и расстегнул ремень безопасности. - Ты, Самойлов, привык у нас там в электричках да в автобусах локтями толкаться, а это не Россия, это – цивилизация, всё для человека. Хоть раз почувствуем себя белыми людьми, правда, за казённый счёт.

            - Да я и так вроде бы не цветной, - с обидой повысил голос Самойлов: - В элек­трич­ке уже лет десять не ездил. В Москву на своей  «девятке» катаюсь - не иномарка, но, хоть и старенькая, а всё-таки машина.

            Олегу показалось, что сидящий в соседнем ряду невзрачный, довольно неряш­ли­во­го вида чернявый мужчина посмотрел на Самойлова с некоторой пренебрежительной иронией. «По виду нищета-нищетой, а летит первым классом», - мельком подумал о неряхе Олег и переключил своё внимание на снова появившуюся из-за ширмы моло­день­кую очень симпатичную стюардессу-мулатку, экипированную в униформу белого цвета, выгодно подчёркивающую и без того идеальную фигуру девушки.

- Что эта белоснежка там лепечет? - поинтересовался Самойлов. – Насколько я помню английский, что-то про еду?

- Она говорит, что через десять минут нам подадут ужин, - стал переводить ему Олег слова стюардессы. – Ещё говорит, что на расположенном под потолком справа от нас мониторе постоянно показывается таблица с основными характеристиками полёта: температура за бортом, высота, скорость, а также карта местности, над которой самолёт летит в данное время. Также в салоне имеются три телевизора - для полуночников будут демонстрироваться очень интересные фильмы и передачи. Для любителей прес­сы перед каждым пассажиром рядом с откидным столиком лежат свежие газеты и жур­на­лы. Желающие пользоваться одеялами и подушками во время сна могут взять их в специальном отделении над головой.

- Сервис, культура, - восхитился главбух, когда мулатка и переводивший её речь Олег, замолчали. - Журнальчики, подушечки, ужин. А у нас… Я год назад решился поле­теть, надо было срочно по делу в Свердловск. Так какие там подушечки, какой там ужин?! Хорошо ещё, что живыми сели, - девять раз на посадку заходили. После этого рейса самолётами Аэрофлота я зарёкся летать – их уже двадцать лет назад списать по ста­рости надо было, а они до сих пор людей перевозят. Назад в Москву поездом тогда возвращался - медленнее, зато безопаснее. Слышь, Самойлов, перед ужином-то для под­нятия тонуса и для ясности сновидений грамм сто водочки или коньячку не поме­шают. Ты как?

Самойлов опасливо взглянул вперёд – туда, где через кресло от них поблёскивала лысина директора института.

- Не боись, - правильно понял его главбух. - Он тоже примет. Что он, не человек?

Повышать свой тонус спиртным, как другие члены делегации, Олег не стал. Зато с удовольствием съел здоровенную отбивную с рисовым гарниром и диковинным, но очень вкусным салатиком, а из десятка закусок, перечисленных в меню, выбрал коп­чё­ное рыбное ассорти, которое прямо таяло во рту. На сладкое он взял грейпфрутовый сок и два пирожных: заварное и безе.

После такого обильного ужина приятная тяжесть в желудке располагала к ленос­ти и дрёме. Олег надел  подключенные к телевизору наушники и, откинувшись назад, расслаб­лено утонул в мякоти удобного кресла. На экране храбрый Шварценеггер вмес­те со своими бравыми командос бродил по живописным джунглям, чтобы под занавес фильма победить кровожадного инопланетного Хищника. Этот боевик Олег видел не раз и превосходно знал его содержание. «Мог­ли бы что-нибудь и поновее показать. Однако какая, в принципе, разница? Самое лучшее сейчас – это не пялиться на экран, а закрыть глазки и хорошенько выспаться, - он до минимума уменьшил звук в наушниках, откуда уже зазвучали автоматные очере­ди и взрывы первых крутых разборок. – Завтра нужно быть в форме, - всё-таки между­народный конгресс. Даже не верится: сегодня днём я ещё собирал вещички в своей квартире в Протвино, а завтра в полдесятого утра уже буду за тридевять земель, на самом юге Африки…». Сознание стало плавно растворяться и Олег очутился в одной из лекторских аудиторий Бауманки, лекцию в которой почему-то проводил начальник отдела нейтринной физики Самойлов. 

- У меня тоже машина есть, - обиженно заявил он. – «Девятка» между прочим. И я тоже, как и вы, радуюсь современным скоростям.  Двести,.. даже всего каких-то сто пятьдесят лет назад, наши предки только на лошадях да на парусниках путешествовали, а теперь? А теперь, удобно развалясь в кресле и наслаждаясь подносимыми стюар­дес­сами килокалориями, можно запросто оказаться в любой точке планеты. Спасибо научно-техническому прогрессу. Это, с одной стороны, а с другой – картинка получа­ется довольно неприглядная: при помощи этого самого научно-технического прогресса мы всего лишь за какие-то сто лет умудрились капитально загадить свою планету, и продолжаем загаживать её всё больше и больше. Если даже в печени живущего в Антарктиде пингвина находят искусственно созданные химические соединения, то, что тогда говорить об обитателях Европы, Америки или той же Африки. Это же просто ужас! Ещё раз повторю: ужас! Как мы будем дышать, если кислорода в воздухе всё меньше, а продуктов сгорания – того же углекислого газа всё больше? Шутка ли, вот такой «Боинг» за секунду полёта сжигает кислорода столько, сколько средне­ста­тис­ти­чес­кий человек потребляет для дыхания в течение года. А миллиарды вонючих автомо­билей? И это только цветочки. Ракетоноситель для вывода на орбиту всего лишь одного маленького спутника-ретранслятора дырявит озоновую оболочку Земли и творит шко­ды ещё больше, чем сотня «Боингов». А сколько сейчас кружится вокруг нашего шари­ка таких спутников? Тысячи, десятки тысяч. И куда всё это нас приведёт?.. Что мол­чите? Обожрались на ночь, а теперь вам кошмары снятся? Это я о вас говорю, Савицкий. Ух я вам, - разбушевавшийся Самойлов со всей силы треснул указкой себя по лбу и заржал, словно жеребец…

От этого резкого звука Олег вздрогнул… и проснулся. Начальник от­дела нейтринной физики вовсе не выступал перед аудиторией и не размахивал указ­кой. Он, как и главбух, изрядно приподнял свой тонус обильным ужином с трёхсот­грам­мовой дозой коньяка и сейчас безмятежно спал. На телевизионном экране потный, грязный и едва живой от усталости Шварценеггер уже успел расправиться с Хищником и как раз усаживался в подоспевший вертолёт. «В самом деле, нельзя было на ночь переедать», - Олег успокоено закрыл глаза, но через секунду опять услышал странный оглушительный звук. Теперь он смог совершенно точно определить его источник – сидящий рядом главбух почмокал во сне губами и в третий раз всхрапнул так, словно его носоглотка была соплом стартующей ракеты. Несмотря на вентиляцию, в воздухе завис не очень приятный запах перебродившего алкоголя. Скоро частота и мощность бухгалтерского храпа достигли апогея. «Надеть бы тебе целлофановый пакет на голову, - мечтательно посмотрел на приоткрытый бухгалтерский рот Олег. – Хотя зачем? Приятных тебе сновидений, дядя счетовод. А я пересяду в другое кресло. Вон сколько их сзади пустых».

Он встал со своего кресла. Большинство пассажиров уже крепко спали. Только неряшливого вида чернявый мужчина, да трое сидевших за ним парней бодрствовали. Когда Олег пошёл  по проходу, неряшливый не удостоил его ни одним взглядом, зато одетая в костюмчики с иголочку троица уставилась хмуро и настороженно, будто бы все трое знали наверняка, что он собирался у них что-нибудь украсть.

Оценив стерильность и комфорт туалетной комнаты «Боинга», Олег сел в конце салона на значительном расстоянии от своего прежнего места. Спать расхотелось. Он включил над головой светильник, взял из отделения у откидного столика журнал и стал его просматривать. Заметно качнуло. Один раз, второй. Возникло чувство, что самолёт проваливается вниз. Секунды четыре длилось это неприятное ощущение, от которого засосало под ложечкой, а в уши словно воткнули вату. Сидящий впереди неряшливый мужчина вскочил, завертел головой и бросился бежать по проходу. Олег успел увидеть его ошалевшие от испуга глаза.

- Эдуард Рамилевич! – Троица парней тоже вскочила и побежала следом за неряшливым.

- Мы падаем, - завопил неряшливый по-русски. Тяжело дыша, он в панике при­нял­ся дёргать дверь туалета: - Где здесь выход?

Парни стали рядом с ним и принялись уговаривать:

- Эдуард Рамилевич, самолёт попал в воздушную яму. Ничего страшного, такое часто бывает.

На шум в салоне, от которого проснулось большинство пассажиров, из-за зана­вес­ки выскочила одна из стюардесс - маленькая улыбчивая блондиночка-толстушка.

- Have you any problems? – осведомилась она.

- Проблемы?! – по-прежнему по-русски выкрикнул тот, кого назвали Эдуардом Рамилевичем, но увидев благожелательную улыбку и спокойствие стюардессы, он и сам понемногу стал успокаиваться: – Проблема в том, что я сел на этот чёртов самолёт.

  - What? – продолжала улыбаться толстушка. – I don't understand.

Эдуард Рамилевич перевёл дух и оставил дверную ручку в покое.

- Скажите, - перешёл он на английский. – Мы сейчас падали? Наш самолёт попал в аварию?

- Что вы?! – покачала головой девушка. – Мы облетали эпицентр атмосферной бури и случайно угодили в воздушную яму. Всякие волнения напрасны. Наш авиа­лай­нер самый надёжный в мире и ведёт его очень опытный экипаж. Пожалуйста, сядьте в кресло и успокойтесь. Могу я вам предложить успокаивающее лекарство?

- Спасибо, у нас есть своё, - ответил ей один из парней. – Принесите запечатан­ную бутылку воды и чистый стакан.   

Девушка кивнула и скрылась за своей занавеской.

- Видите, шеф, всё в полном порядке, - сказал парень. – Пойдёмте присядем. С вашими нервами перед полётом седуксенчик обязательно нужно было принять. А вы не захотели.

- Что я дурак, печень химией садить?

- Несколько таблеток печень никак не посадят.

- Откуда ты знаешь, грамотей?

- Я не знаю, зато у вас есть семейный врач. Уж ему-то вы доверяете? Вспомните, что он вчера говорил.

Сопровождаемый респектабельного вида троицей неряшливый мужчина сделал несколько шагов и устало опустился в крайнее в ряду кресло, находившееся как раз через проход от Олега. 

- Фу-у, - устало выдохнул он и, запив таблетки, обратился к парням, почтительно замершим перед ним: - В гробу я видел эти самолёты. Аллергия у меня на них. Сколько уже зарекался летать и вот опять чёрт дёрнул… Терпеть не могу высоты с детства - самоубийца сиганул с высотки, как раз мне под ноги и с тех пор…  Кораблём надо было плыть. А Грушницкий - мудак не смог судно зафрахтовать. Уволю скотину.

- Не было судов, Эдуард Рамилевич, - ответил один из парней. – Грушницкий не причём, мы проверяли: все порты английские обзвонили, любые деньги предлагали. Но по закону подлости…

- Грушницкий, как всегда, не причём. Так вот, по этому самому подлюжьему закону подлости я вас заодно с Грушницким и уволю на хрен. Будете на родине нашей зачуханной улицы подметать или в шахте под землёй горбатиться.

- Эдуард Рамилевич, но вы же сами вчера сказали, что на судне всё равно бы к пятнадцатому числу не успели, и по-любому пришлось бы лететь самолётом.

- А что я должен был ещё сказать, когда у меня такие тупоголовые дармоеды работают. Пошли вон. Не мозольте глаза.

Парни послушно отошли от кресла хозяина и уселись сзади него. «Эдуард Рамилевич? - Олег продолжал листать журнал и исподтишка наблюдал, как уже пришедший в себя странный пассажир нервозно скребёт свои заросшие щетиной щёки. – Это кто ж такой - Эдуард Рамилевич? Уж не тот ли российский алюминиевый олигарх Аграев, о котором судачат в нашей прессе? Год назад он отказался пожерт­во­вать денег на лечение детей-инвалидов. Точно, он! В прошлогодней «Комсомолке» я его фотку видел: чёрненький, лысоватенький и челюсть выпирает вперёд, как у буль­до­га. Только на том снимке он ухожен и одет подобающим образом, а сейчас выглядит так, словно неделю возле пивного ларька милостыню просил и тут же её тратил». Впро­чем, такой непрезентабельный вид Аграева легко объяснялся - Олег вспомнил одну журнальную статью про олигархов, в которой писали, что некоторые из «сильных мира сего» сознательно пренебрегают своей внешностью, исходя из следующей концепции: «У меня достаточно денег, чтобы выглядеть, одеваться и жить так, как мне хочется. Хоть в майке и трусах в театр приду – мне всё равно обрадуются, в ножки поклонятся, и посадят туда, куда я прикажу. Так что, пусть в парадном прикиде лакеи ходят».

Аграев повернул голову и посмотрел на Олега долгим взглядом. «Ишь, как глядит, - Олег боковым зрением уловил этот вызывающе пристальный, презрительный взгляд. – Смотрит, как пролетарий на буржуазию, точнее, наоборот. Радуйся, Савицкий, что на тебя такой выдающийся человек внимание обратил. О чём же ты думаешь, бога­тень­кий Буратино, так разглядывая меня?».

Механически листая подвернувшийся под руку журнал, он сосредоточился на своём соседе-олигархе. Постепенно мысли Аграева стали выплывать из виртуаль­но­го пространства и приобретали чёткие, ясные для восприятия формы. Когда нужно, они  экранизировались в голове у Олега в зрительные образы, но, в основном, без картинок трансформировались только в бегущий буквенный текст, который можно было читать: «…сидит, журнальчик листает, шибко умного из себя корчит. Ведь чувствует, что я на него смотрю, а повернуть голову и посмотреть в ответ боится. Понял, говнюк, что пе­ред ним не какое-то там ничтожество, а особо важная персона. Если б ты знал, щенок, что летишь в одном самолёте с самим Аграевым, то в штаны бы наложил от счастья… Нет, это я чуть в штаны не наложил только что со страху и этот молокосос всё видел. Сейчас в журнальчик смотрит, а сам с меня втихаря посмеивается. Именно, что втиха­ря. Пусть бы попробовал вслух рассмеяться, когда я как шизик в сортир стал ломиться, убил бы гада. Чего он тут расселся? Шёл бы на своё место, к тому замухрышке-алкашу, который гордится своей сраной «девяткой». Сколько ему лет, этому бройлеру здоро­во­му? Годиков двадцать два – двадцать три, не больше. Молодой ещё телёнок, зелёный. Наверное, вчерашний студент. А уже поехал в загранкомандировку в качестве пере­вод­чика. Видать, чьё-то протеже. Небось, мечтает сосунок о блистательной карьере и о мил­лионах на банковском счету. И я тоже когда-то мечтал об этом. Хорошо, что тогда в ин­ституте с Фроловым снюхался. Если бы не он, хрен бы в райком попал и в люди выбился. Что и говорить, повезло! А после дипломирования все смеялись: двоечник, бездарь и лентяй Аграев вдруг стал нашим идейным вожаком - секретарём райкома комсомола. Ну а теперь чего вы не смеётесь? Не до смеху вам? Ну и кто есть кто? Ху ис ху? Сейчас у вас, насекомые, от безденежья и голодухи животы сводит, а двоечник и без­дарь Аграев - владелец одиннадцати миллиардов долларов. И общаюсь я теперь не с вами - нищими уродами, а с самыми богатыми людьми планеты. Свой круг, свои инте­ре­сы… Вот компаньоны пригласили в Африку посетить заповедник и на львов поохо­титься… Пришлось ехать, а то они уже посмеиваться начали: второй год Аграев безвылазно сидит в Англии, уж не заболел ли?.. И на кой мне сдались эти львы? Со скуки согласился, поддался на уговоры. Теперь целую ночь придётся не спать и дро­жать от страха. Даже седуксен не успокаивает. Никогда больше не полечу. Уж лучше по морю на яхте плыть. Но ведь Ирина на ней в Рио-де-Жанейро отправилась… Уже второй месяц на глаза мне не показывается, стерва. Надо будет в Кейптауне заказать себе ка­кой-нибудь военный линкор, эсминец или и то, и другое сразу. Куплю вместе с коман­дой. Давно нужно было это сделать. Решено, назад в Англию вернусь на корабле… О, опять шоколадненькая «гёрла» появилась. Ух, как бы я тебя!..».

Впереди из-за ширмочки бесшумно выскользнула красавица-мулатка. Она прош­ла по ковровой дорожке, словно Наоми Кэмбел по подиуму: стройная, длинно­но­гая и до безумия соблазнительная в своей белоснежной униформе. Аграев провожал стюардессу плотоядным взглядом, пока её точёная фигурка не исчезла в кормовой части лайнера.

«На кой сдались мне эти львы? – снова подумал Аграев об царственных пред­ста­ви­телях фауны африканского заповедника. – Вот на кого бы я поохотился с преве­ликим удовольствием, так это на ту негретяночку. Девочка экстра-класса! Сейчас можно было бы с ней стресс снять, оттянуться высоко над облаками. Пока все спят, разложу-ка я её прямо здесь на задних сидениях… Только молокососа этого турнуть надо будет. Или не в салоне с ней порезвиться? Может, для этих дел отдельный кабинет здесь име­ется, специально для миллионеров? А может, как в той порнухе про стюардесс, в самолётном туалете покувыркаемся – хоть какие-то разнообразие и экзотика. Интерес­но, сколько она возьмёт? Да сколько ни возьмёт, какая разница, если я по ней слюнями истекаю. Пошлю ребят, пусть с ней договорятся…».

Аграев привстал и повернулся к своим служивым:

- Шоколадку эту видели?

- Ещё бы! – Закивала головами троица. – Такую баунти и не увидеть.

- Узнайте у неё... Твою мать!..

«Боинг» основательно качнуло, и олигарх как подкошенный рухнул назад в кресло, намертво вцепившись в подлокотники.

- Что узнать, шеф?

Самолёт затрясся мелкой дрожью, словно в лихорадке.

- Её позвать, Эдуард Рамилевич?

- Ох,.. твою мать!… Кого позвать?!

- Да шоколадку ту.

- Ну её на хрен! Что же это такое, Господи!

Последнее восклицание Аграева натолкнуло Олега на одну идею, которую он тут же стал обмозговывать, не забывая при этом «скачивать» мысль магната: «Поми­луй, Господи, меня грешника, пронеси! Дай долететь спокойно, а я обязуюсь возле сво­е­го замка под Шеффилдом церковь построить или даже две: православную и католи­чес­кую. Только не тряси ты так этот чёртов самолёт… Фу-у, кажется, пронесло. Слава тебе, Господи!.. Придётся и в самом деле теперь церквушки строить… ну, да там видно будет. Ты смотри, как только запал на эту негрососку, так всё и началось. Неда­ром Фролов любил повторять, что вся зараза от баб. От них он и заспидоносил, царство ему небесное… Что с моим бабьём делать? Борзеть начали, с жиру бесятся, кобылы: Элка на передок слаба - почти в открытую с охранниками трахается, Мишель уже «мерс» и «ферари» не нравятся – «ягуар» ей подавай, Светка бухает с утра до вечера, в алкашку превращается, Ирка – всё по круизам, на моей лучшей яхте волны рассекает, коза морская. Надо было взять весь свой гарем в Африку, да во время охоты скормить львам, а ещё лучше крокодилам... Нет, пожалуй, только троих: Элку, Мишель и Светку, остальные пусть пока поживут…».

Олег отложил журнал, надел наушники и стал смотреть по телевизору зажига­тельно бодрый клип группы «Квин». Под переливчатые вскрики Фреди Меркури он мяг­ко ввёл Аграева в гипнотический транс. Если бы сейчас олигарх захотел говорить, встать или хотя бы пошевелить рукой, это ему бы ни за что не удалось. Его тело одереве­не­ло и не подчинялось ему, работало только сознание, и то, раздвоенное: в голове Агра­ева вдруг появился потусторонний голос, который вторгся в его мысли и даже занял там главенствующее положение.

- Здравствуй, сын мой, - беззвучно сказал голос.

- Кто это?! – испугался Аграев, попробовал ухватиться за подлокотники, хотел было вскочить, но так и остался сидеть в кресле, неподвижно застыл, словно восковая фигура из коллекции мадам Тюссо.

- Не надо пугаться, Эдуард. Я тот, к кому ты только что взывал и давал обещание.

- Господи?!

- Да, это я - твой Господь Бог.

- Бог?! Не может быть! Я просто окончательно сошёл с ума: во мне появился какой-то голос и я совсем не могу пошевелиться.

 - Ты не сошёл с ума, а пошевелиться не можешь, потому что я тебе этого не разрешаю. Сиди спокойно, не пытайся встать или закричать. После нашей беседы, что­бы понять, что ты в здравом уме и это было всё наяву, можешь ущипнуть себя, если захо­чешь. А сейчас беспрекословно внимай словам моим.

- Внимаю, Господи.

 - Я специально сделал так, чтобы ты, Эдик, полетел в Африку на охоту. Сначала хотел уронить эту крылатую машину в океан вместе с тобой, но…

 - Зачем же, Боже, сразу в океан, за что?..

- Не перебивай Господа своего, грешник. Радуйся, что передумал я топить са­молёт. Решил сперва поговорить с чадом моим неразумным.

- Слава тебе, Господи!

- Пять минут назад ты пообещал мне, что построишь близ своего замка в Шеффилде…

- Я обязательно построю, Господи! Две больших церкви!

- Не перебивай… Церкви мне не нужны. Для меня главное, чтобы человек имел Бога в своей душе. Ты его, Эдик, не имеешь. Я хочу исправить тебя и направить на путь истинный. Помнишь притчу Иисуса, в которой говорится, что быстрее верблюд проле­зет сквозь игольное ушко, чем богатый попадёт в Царство Божье?

- Господи, я как-то Библию… не очень… сначала институт, комсомольская работа, потом бизнес…

- Не читал, значит, а в рай хочешь?

- Господи, мне и здесь пока не плохо, а Библию я обязуюсь прочитать.

- Лучше обязуйся помогать другим людям.

- Я всегда милостыню раздаю.

- Миллиардер купается в роскоши и играет в благотворительность, давая раз в году нищим у церкви жалкие гроши?! Вспомни русских детей-инвалидов, которым ты не дал ни копейки на лечение. Лучше не зли меня, Эдуард, своими оправданиями. Сей­час возьму этот «Боинг» да как… Все жертвы катастрофы попадут в рай, ну а ты, гос­по­дин Аграев…

- Не надо, Боже! – Истошно закричало сознание Аграева. – Скажи, что я должен сделать? 

- Искупи свои грехи, если хочешь жить спокойно и долго. Хочешь?

- Хочу.

- Тогда перечисли десять миллиардов долларов в российскую казну.

- Десять миллиардов долларов?! Это же всё моё состояние!

- Не всё. Всего у тебя сейчас одиннадцать миллиардов.

- Ты всё знаешь, Господи,.. но основная часть этих миллиардов вложена в ценные бумаги.

- Эдик, ты отличный финансовый стратег. Продумай сам, как повыгоднее их продать. Короче, с тебя десять миллиардов. Один миллиард останется у тебя, плюс кое-какая недвижимость, о которой никто не знает, по-моему, не так уж и мало.

- Но…

- Ты заработал своё баснословное состояние, продавая русский металл за гра­ницу, уклоняясь от налогов и совершенно не заботясь о будущем своей страны и своего народа. А я ведь давал завет: возлюби ближнего своего, как себя самого. Так что я пос­тупаю справедливо, возвращая деньги назад в Россию. Радуйся, сын мой, из скряги-богача я сделаю тебя бескорыстным меценатом.

- Я радуюсь, Боже,.. но разреши оставить себе хотя бы половину из этой суммы…

- Торг здесь не уместен. Или в течение десяти дней твои десять миллиардов перечислятся в казну России, или…

Как будто специально, самолёт опять попал в воздушную яму – очевидно, этой ночью в атмосфере над экватором бушевали очень сильные бури.

- Ох, твою мать,.. я согласен, Господи.

- Так-то лучше. Только не вздумай меня обмануть. Если через десять дней деньги не будут перечислены, я тебя быстро отправлю в мир иной, а там… сам знаешь, куда твоя душа попадет. Теперь же я выявлю своё благорасположение к тебе, сын мой: запомни, ты не боишься высоты. Да будет так! Всё,.. в смысле, Аминь!  

После музыкальных клипов по телевизору запустили отрывки из художест­вен­ных фильмов. Выход Аграева из гипноза произошел, когда показывали кадры из исто­ри­ческой кинокартины Мела Гибсона «Страсти Христовы». В полной прострации алю­ми­ниевый магнат смотрел на экран, где избитый и окровавленный Спаситель нёс свой крест на Голгофу. Сначала Аграев неуверенно покрутил головой, затем пошевелил руками и, осознав, что уже в состоянии двигаться, медленно поднялся с кресла. Сзади тут же вскочили его слуги:

- Вам плохо, Эдуард Рамилевич?

- Ущипните меня.

- Что?!

- Ущипните меня! Сильно, ну! – Аграев протянул вперёд руку и откатил рукав мятой рубашки.

Один из парней осторожно ущипнул хозяина за предплечье.

- Всё-таки это было знамение. Это был Его голос.

- Какое знамение? Чей голос, Эдуард Рамилевич? Примите ещё таблеточку

- Отстань, - отмахнулся олигарх и, едва волоча ноги по ковровой дорожке, мед­лен­но побрёл в туалет.

 Троица изумлённо переглянулась, тоже вылезла из кресел и стала у закрыв­шейся перед их носом двери поджидать своего патрона.

Когда Аграев шёл по салону в обратном направлении, самолёт сильно тряхнуло. Слуги по привычке бросились было успокаивать хозяина, но Аграев ничуть не испу­гал­ся. Никак не прореагировал он и на очередную возникшую по курсу самолёта воздуш­ную яму.   

«Получилось, - подумал Олег, наблюдая за своим недавним «пациентом». - Я его закодировал от страха». Привычными упражнениями из праде­дов­ской тетради в последнее время он занимался редко и поэтому считал, что его прогресс в области нетрадиционного самосовершенствования застопорился. Во всяком случае, он и не подозревал, что сможет так легко и просто вылечить человека от испуга. «Может, мне и в самом деле сменить профессию, нахвататься медицинских терминов и стать выдающимся знахарем, почётным академиком экстрасенсорных наук? Буду, по­доб­но всем этим разномастным лекарям-провидцам, через рекламу в газетах предлагать свои услуги страждущим: уважаемые жители города, для снятия с вас порчи, а также реструк­ту­ризации и улучшения вашей кармы, проездом из святых мест, прибыл известный маг-целитель Савицкий-Бендер-бей», - эта озорная мысль на минуту прог­на­ла сон, в который подуставший мозг постепенно погружался и основательно утонул до восьми часов утра.

Разбудила Олега стюардесса-мулатка. Улыбка, склонившейся над ним девушки, была ослепительно белозуба, идеально гармонировала с её кофейным цветом кожи и светлой униформой.

- Сэр, - сказала мулатка. – Через полтора часа мы приземлимся в Кейптауне. Не желаете ли вы позавтракать?

- Завтрак – это святое! Только сначала я бы хотел умыться, - улыбнулся в ответ Олег.

 

 

Глава 2.

 

Международный конгресс физиков продолжался четыре дня. С десяти утра и до пяти вечера триста двадцать представителей различных государств, приехавших на этот научный бомонд, заседали в конференц-зале элитной гостиницы Кейптауна «Table Bay Hotel», своим фасадом и устремлённым ввысь шпилем больше напоминающую дворец, чем гостиницу. В день заслушивалось не менее шести-восьми докладов, выступавшие делились своими новыми достижениями и исследованиями в такой пока ещё далеко неизученной области физики, как плазма. За время работы конгресса Олегу пришлось изрядно потрудиться. Он переводил для своей делегации все выступления иностранцев, а когда о новом методе исследования движения потоков ионов в струе низкотемпературной плазмы докладывал представитель ИФВЭ Самойлов, Олег находился на сцене рядом с докладчиком и переводил его речь с русского на английский для всей присутствующей аудитории. Работал он и по вечерам: после заседаний директор и главный инженер института общались со своими много­чис­лен­ными иностранными коллегами и Олегу, исполняющему при них функции перевод­чи­ка, волей-неволей приходилось присутствовать на всех этих дружеских фуршетах и ресто­ранных вечеринках. Так что возвращался он в свой одноместный номер трёх­звёздочной гостиницы «Ritz Hotel» только поздно вечером и, естественно, ни о каком свободном времени и знакомстве с городом в эти четыре дня не могло быть речи. Зато пятый – последний день перед отлётом домой директор целиком решил посвятить экскурсиям.

Утром российская делегация полным составом погрузилась в арендованный на вре­мя командировки миниавтобус и стала слушать Олега, переводившего им с англий­ско­го монологи белокожего и белокурого гида. Пока автобусик пробирался сквозь улич­ные пробки и экскурсанты лицезрели громадины современных небоскрёбов, слово­охотливый экскурсовод рассказывал о том, как в этих когда-то пустынных, но прекрасных местах – в заливе у горы Тэйбл в апреле 1652 года высадился вместе с группой колонистов голландец Ян ван Рибек, который и основал «город на мысу» - город Кейптаун. Экскурсия началась с осмотра центра - самой старой части города: Замок Доброй Надежды, ратуша в стиле итальянского возрождения, здание парламента, собор Святого Георгия. Во второй половине дня осоловевшие от впечатлений экс­кур­санты выехали на излюбленное место досуга, прогулок и развлечений туристов – феше­не­бельную набережную «Виктория и Альфред». Здесь, после небольшого променада по пёстрым африканским базарчикам и осмотра основных достопримечательностей набе­реж­ной, экскурсовод завёл «дорогих русских гостей» в один из бутиков и настоятельно рекомендовал им купить сувениры на память. Как случайно выяснили физики, когда покупали здесь не очень дешёвые безделушки, бутик принадлежал брату ушлого гида. Затем, бла­го­даря солнечной и безветренной погоде, была совершена часовая морская прогулка на маленьком скоростном катере. Высушенный, как стручок, пожилой чернокожий ка­пи­тан с ветерком прокатил своих пассажиров по Атлантическому океану, обогнул остров-тюрьму Роббин, на котором во времена апартеида томился в заключении борец за права негров Нельсон Мандела, и опять высадил на причале набережной. Заверши­лась экскурсия подъёмом в вагончике канатной дороги на гору Тэйбл, у подножья кото­рой и размещался Кейптаун. С этой, словно срезанной ножом и действительно напоми­на­ющей гладкий стол, вершины экскурсанты долго обозревали величественную пано­раму океана, города и его близлежащих живописных окрестностей.

- Всё, господа-товарищи, - сказал директор, когда почти в семь вечера делегаты вернулись в гостиницу. – Вы как хотите, а я пас, нагулялся и наездился сегодня вдо­воль. Сейчас поужинаю и буду отдыхать. И вам рекомендую не бродить по ночам – ма­ло ли что может быть, всё-таки чужая страна, а завтра утром нам уезжать.

Намереваясь сразу стать под душ, Олег принялся раздеваться и стянул с себя рубашку. Но неожиданно пришедшее в голову желание было таким очевидным, а, глав­ное, легко выполнимым, что с душем он решил повременить и вышел на балкон.

С пятнадцатого этажа отлично просматривались и набережная, и золотистый пе­сок городского пляжа, на котором лишь кое-где в это вечернее время виднелись кро­хот­ные фигурки отдыхающих. Начало апреля, как раз в южном полушарии завершался курортный сезон. «Быть у океана и не искупаться в нём - это преступление, - решил Олег и, вспомнив директорские слова, усмехнулся: – Вы как хотите, господин директор, а я ещё не нагулялся. Вот он пляж – всего десять минут ходьбы. Пока солнце не зашло, пойду хоть пару раз окунусь. Зато потом с полным правом смогу говорить, что купался в Атлантике».

Он быстренько переоделся в спортивный костюм, закрыл номер и спустился обратно лифтом в холл.

Дежурный администратор скользнул взглядом по одежде Олега, пакету в его руке и учтиво улыбнулся:

- Вы хотите посетить наш солярий, сэр, или поплавать в бассейне? А может, желаете позаниматься в нашем тренажёрном зале?

- Ни то, ни другое, ни третье, - ответил Олег, уже выходя через автоматически раздвинувшиеся перед ним двери. – Я хочу перед отъездом искупаться в вашем океане.

- Опасайтесь акул, сэр, - крикнул ему вдогонку администратор.

 

* * *

Солнце уже полностью исчезло за горизонтом, когда Олег сбросил с себя костюм, положил его на скамеечку под пляжным навесом и по щиколотки вошёл в океан. Несколько минут он прохаживался вдоль водной кромки, привыкая после быстрой ходьбы к температуре воды и вечерней прохладе, заодно осматривая лазурную морскую гладь - о том, что в здешние прибрежные воды могут заплывать акулы, предупреждал не только гостиничный портье, но и ярко разукрашенный плакат, висящий перед входом на пляж. Вспомнился фрагмент из «Челюстей»: острый акулий плавник, стремительно разрезающий воды у пляжа и окровавленная плоть, торчащая из громадной пасти зубастой людоедки. Но это фильм ужасов. В жизни нападения акул на купающихся у берега людей крайне редки, да и к тому же сейчас акульи плавники нигде не наблюдались. Только небольшие покатые волны неспешно бежали по океану, колыхали ограждающие буйки и с ленцой накатывали на песок, да метрах в семидесяти в стороне парень и девушка стояли по пояс в воде и стискивали друг друга в объятиях.

- Ну и где же ваши акулы? – даже с каким-то разочарованием усмехнулся Олег, постепенно заходя на глубину.

Он мягко оттолкнулся, поднырнул под волну, а затем широкими гребками поплыл вперёд, ощущая безотчётное волнение и радость – всё-таки это не сравнительно маленькое Чёрное море, на котором привыкло отдыхать большинство русских граждан, не Балтика - это необъятный океан!

Незаметно сгущались сумерки, но он вовсе не замечал надвигающейся темноты и совсем позабыл про время. Эйфория движения полностью захватила его, взбурлила в крови адреналином и он, словно за ним действительно гналась стая голодных акул, носился вдоль берега, пробуя себя в различных стилях плаванья. Лишь увидев на темнеющем небе первые звезды, Олег понял, что пора возвращаться в гостиницу. Сплёвывая горько-солёную воду, он вышел на берег и направился к навесу.

С уходом солнца на пустынном пляже стало довольно-таки мрачновато. О при­сут­ствии рядом цивилизации напоминали только отголоски музыки и уличные фонари набережной, рассеянный расстоянием свет которых кое-как растворял наступающую тьму. Этого света вполне хватило Олегу, чтобы увидеть куда-то спешащих три мужских силуэта. Мужчины остановились и завертели головами, осматриваясь. Затем послы­ша­лось радостное восклицание, и троица уже неторопливо двинулась к навесу. Олег как раз успел завязать шнурки на кроссовках, когда чернокожие парни остановились в нес­коль­ких шагах от него.

- Эй, у тебя закурить есть? - этот банально-уличный вопрос, так часто слышимый в позднее время на тёмных улочках российских городов сейчас прозвучал на пло­хонь­ком английском языке.

Задал его высокий худой негр, одетый в жёлтый летний костюм. Его двое прия­телей: один тоже высокий и мосластый, второй - среднего роста, коренастый и плотный, как борец или штангист, смотрели на Олега нагло и скалили зубы в ничего хорошего не сулящих улыбках.

Под ложечкой неприятно засосало. «Говорил же директор, не бродите по ночам, - тоскливо пронеслось в голове. – Доплавался».

- Эй, ты не слышишь? У тебя закурить есть? - повторил вопрос «жёлтого костю­ма» его мосластый друг. – Ты по-английски понимаешь?

- Понимаю, но,.. - Олег развёл руками. - У меня нет сигарет.

Не спуская глаз с троицы, он сделал шаг в сторону, но коренастый штангист тут же преградил дорогу:

- У тебя нет сигарет? Почему?

- Потому что, я не курю, - Олег заставил себя добродушно улыбнуться. – Изви­ните, меня ждут.

Всё-таки он ещё надеялся разойтись с ними подобру-поздорову. Но не полу­чилось. Теперь его попытку уйти пресёк «жёлтый костюм»:

- Если у тебя нет сигарет, тогда давай деньги.

Чёрная с розовой ладошкой рука протянулась вперёд и бесцеремонно внедрилась в карман спортивной куртки Олега.

Он и не подозревал, что способен разозлиться до такой степени. Вне себя от это­го хамства, Олег без замаха саданул с левой негра по уху. Удар вышел хлёстким, мгно­вен­ным. Курчавая голова любителя шастать по чужим карманам безвольно дёрнулась вправо и, подчиняясь законам инерции, полетела вместе со своим туловищем на «мос­лас­того». Тот отпрянул назад, но, пытаясь высвободиться из бесчувственных объятий товарища, споткнулся и грохнулся на песок.

- Тебе тоже денег дать? - повернулся Олег к третьему коренастому негру.

«Штангист» отступил, развернулся и, довольно резво для такой плотной коротко­ногой фигуры, понёсся в сторону набережной, что-то вереща на неизвестном Олегу языке. За ним следом кинулся и «мосластый».

Ярость испарилась. Олег с опаской перевернул поверженного на спину - уж не умер ли он? Нет, умирать негр не собирался, даже открыл испуганные глаза с блестя­щими  белками. Затем приложил к уху свою розовую ладошку и по-щенячьи жалобно заску­лил, будто жаловался.

- Извини, друг, - сказал ему Олег и забрал со скамейки пакет с полотенцем. - Но у меня при себе действительно нет денег. Если встретимся в другой раз, то обязательно выделю тебе на лекарства. Выздоравливай.

Темнота неосвещённого пляжа, по которому разгуливали наглые, но пугливые отпрыски коренных жителей Африки, осталась позади. До набережной с её яркими вит­ри­нами, отелями и потоком машин - всего-ничего: подняться по лестнице на парапет и пройти площадку для парковки машин. «Хорошо, что всё обошлось, - раздумывал Олег о только что случившемся инциденте. - Хотя никогда не предполагал, что окажусь та­ким психом. Когда же я дрался в последний раз? Больше, чем десять лет назад, в третьем классе. Я же всё-таки учёный, к интеллигенции принадлежу, а чуть голову бед­няге не отбил, его друзей перепугал до сверхзвуковой скорости. Небось, до сих пор без устали мчат вглубь континента».

Он ошибся. Двое сбежавших негров стояли перед четырьмя машинами, припар­ко­ванными у самого съезда на набережную. Завидев Олега, они вскрикнули и дружно указали на него пальцами. Зелёный «Форд» дёрнулся с места, промчался к лестнице и громко взвизгнул тормозами. Из машины выскочили двое европейцев - один в штат­ском, другой в форме полицейского, третий – водитель, остался за рулём.

- Полиция! – рявкнул блондин-полицейский. - Те парни утверждают, что вы только что напали на них на пляже.

- Это кто же на кого напал? - возмутился Олег.

- Вы избили их друга.

- Их друг залез ко мне в карман с целью ограбления.

- Нам придётся проехать в участок. Садитесь в машину.

- Но они первые начали приставать ко мне.

Полицейский многозначительно прикоснулся к висевшей на поясе кобуре. Его напарник в штатском был более миролюбив:

- Если вы ни в чём не виноваты, вам нечего опасаться. Дадите показания, и сегод­ня же мы вас доставим в гостиницу. Сюда, пожалуйста, на заднее сидение.

Пришлось садиться в машину. «Откуда они знают, что я живу в гостинице», - успел подумать Олег. Стоявший рядом с дверью полицейский протянул руку в салон, и в лицо ударила струя то ли газа, то ли жидкости, от которой сознание мгновенно свер­нулось в одну точку, а потом, как в выключенном телевизоре с подсевшим кинескопом, эта точка медленно померкла.

* * *

 

Он выступал перед членами конгресса, но с ужасом сознавал, что вместо доклада о новом методе изучения движения ионов рассказывал международному сообществу фи­зи­ков о красотах панорамы, открывающейся с вершины горы Тейбл. Надо было оста­но­вить эту галиматью, собраться с мыслями и вспомнить хоть что-нибудь про низко­тем­пературную плазму. Он остановился, снова начал говорить и опять городил сущий бред - расхваливал оригинальность статуэток народностей свати и зулу, которые можно ку­пить в бутике брата экскурсовода на набережной «Виктория и Альфред»…

Кто-то оглушительно чихнул над ухом, затем звонким писклявым голосом произнёс:

- Больше суток прошло, а он всё ещё без сознания. Может, он вообще уже того…

            - Что – того? – спросил хриплый голос. – Копыта откинул? Не дрейфь, живой он ещё. Глянь, у него глазные яблоки под веками двигаются.

            - Двигаются? Двигаются?! – писклявый голос стал ещё писклявее. - Двинуть бы тебе по твоим куриным мозгам. Это же умудриться надо было, половину баллона ему в рожу выпрыснуть.

            - А я здесь причём? Это ребята…

            - Кто руководил захватом?

- Чего ты наезжаешь?.. Я пока из своей тачки выскочил, они его уже про­аэро­зо­ли­ли до самой прямой кишки. Денис, ты же сам предупреждал, что это выдающийся экстрасенс – прямо супер-пупер. Вот ребята и перестарались, говорили мне потом, когда я их чихвостил: «Мы так побрызгали на всякий пожарный - вдруг на него наркота дей­ству­ет не так сильно, как на нормальных людей». Правильно, между прочим, гово­ри­ли… Ничего, он парень здоровый. Отойди-ка, дай, я его расшевелю. 

            Олег почувствовал удар по одной щеке, затем по второй.

            - Эй, потише хляцай, - обеспокоился звонкий голос. – Может, его нельзя по голове бить.

            - Битиё формирует сознание, - прохрипели в ответ. – Даже у экстрасенсов.

Следующая серия пощёчин действительно включила сознание Олега. Цветная картинка конференц-зала гостиницы «Table Bay Hotel» потрескалась и исчезла вместе с участниками конгресса, горой Тэйбл, статуэтками свати и зулу… Он вздохнул и с неи­мо­верным усилием открыл глаза.

            - Вау, и в самом деле расшевелился, - обрадовался звонкий голос. – Как говорится: вставай, Архип, петух охрип. С добрым утречком, Олег Александрович. 

Олег попытался рассмотреть говорившего, но увидел только мутное расплыв­ча­тое пятно. Попробовал протереть глаза, но даже не смог поднять руки. Голову словно обжимал стальной обруч, а в горле стояла знойная сухость и першило.

- Полудохлый он какой-то, - сказал хриплый голос. – Глаза матюком стоят и дышит, как загнанная лошадь. Не-е, ни какой он не экстрасенс. Путёвый экстрасенс так не расклеился бы. Я про одного заметку в газете читал, так вот то - экстрасенс! Ведро водяры за час выпил и живой остался, даже был ни в одном глазу. А этот больше полутора суток никак не может оклематься, выглядит как даун после недельного запоя. И вообще,.. если он такой выдающийся гипнотизёр, так почему там на пляже не загипнотизировал наших негритосиков? Настоящий бы гипнотизёр хулиганов успокоил, сделал из них неподвижные брёвна. А этот козёл Чаче барабанную перепонку на хрен снёс, сволочь… Нет, он не гипнотизёр.  Зря мы с ним возимся. Попомнишь мои слова, Денис, вся эта затея – дохлый номер.

- Не долби мне мозги, Таракан, - в звонком писклявом голосе послышалось раздражение. – Приказы не обсуждаются. Нам сказали – мы сделали. Может, ты знаешь, как надо гипнотизировать? Не знаешь? И я тоже не знаю. Какой бы он ни был супер-пупер, перед гипнозом ему сосредоточиться надо было. А на пляже всё мгновенно прои­зо­шло. Я же предупреждал Чачу: потяните время, наседайте на него, но мягко, посте­пен­но. А он сразу к нему в карман полез. Это первое. Второе, на каком языке наши негры думают?

- Что?

- Не догоняешь? Всё тебе разжёвывать надо? Пораскинь извилинами, я знаю нес­коль­ко языков, но думаю-то, мыслю на своём родном – на русском. А негры на каком думают?

- А я откуда могу знать? Я у них в черепных коробках не ковырялся. На своём каком-то: на ндебеле или суто.

- То-то и оно, что на ндебеле или суто. Они месяц назад только с пальмы слезли, из джунглей в большой город приехали и едва-едва по-английски говорить начали. А он тоже всего несколько дней, как в ЮАР прилетел. На каком языке он бы их мозги гипно­тизировал, если в африканских ндебеле, суто,  тсонго сам ни бум-бум? Сечёшь?

- Выходит, наш эксперимент не удался из-за языковой проблемы? Не-е, я не согласен. Путёвому гипнотизёру по барабану все языки и наречия. Если ты в гипнозе хорошо соображаешь, то должен загипнотизировать хоть эскимоса, хоть индуса, хоть еврея, даже инопланетянина, а организм твой должен справляться с любой наркотой, с любым микробом. Точно тебе говорю, наши что-то перепутали: этот молокосос – прос­той институтский физик, а совсем не гипнотизёр. Я так считаю.

- Как ты считаешь, никого не колышет. Поменьше считай, а делай, что тебе говорят. Скоро узнаем, гипнотизёр он или нет. Но если всё же и в самом деле гипно­тизёр… Ой, Таракан, у него губы зашевелились.

            - Пить, - снова беззвучно прошептал Олег.

            - Ах, пить?! – пропищал звонкий голос. - Это можно, это мы сейчас.

            Голову Олега приподняли и стали вливать в рот воду.

- Глянь, как хлебает, - удивился хриплый голос. – Словно на похмелье ему. Я, бывало, когда в молодости нажрусь, на следующее утро тоже так…

            - Да ты и сейчас нехило лакаешь со своими негритянскими братьями. Из Чачи и Эйсипиго совсем алкашей уже сделал. Смотри, Таракан, сообщу в Москву и вылетишь отсюда, как пробка из бутылки.

- Обижаешь, Денис я уже неделю в полной завязке. И вообще, чья бы корова мычала… Я хоть и выпиваю, но на свои. А ты сколько хозяйских денег для себя втихаря прикарманил? Ежели что, вылетим отсюда, как две пробки.

- Всё! Хватит языком чесать. Он, кажется, уже напился. Полегчало ли тебе, Олег Александрович? Как себя чувствуешь, драгоценный?

- Фигово, - ответил за Олега хриплый голос. – Он пока никакой. Да, ребята с наркотизатором переборщили. Подождём ещё пару часов, Денис.

- Надо брать быка за рога пока он ещё не пришёл в себя и под кайфом плохо соображает. Может, он сам нам скажет, гипнотизёр он на самом деле или это всё чушь собачья... Эй, любезный, ты меня слышишь?

- Бесполезно. Ты же видишь, он – полнейшие дрова. Но, если хочешь, давай я ему опять врежу.

- Не надо, пошли.

            Прозвучали удаляющиеся шаги, тихонько скрипнула дверь и наступила тишина, а Олег снова погрузился то ли в беспамятство, то ли  в сон.

 

* * *

 

            Очередной яркий калейдоскоп сновидений растаял, Олег открыл глаза. Всё-таки сон и время благотворно действовали на его самочувствие. Хотя голова болела и гудела как пчелиный улей, ему уже было лучше. Во всяком случае, он смог увидеть скло­нив­шихся над ним мужчин.

            - Вау, проснулся! - сказал круглолицый, низкорослый тип лет тридцати пяти, своей комплекцией напоминающий русскую матрёшку.

            «Какой неприятный писклявый голосок, - подумал Олег. – Кажется, я его уже слышал».

- Да, теперь он выглядит молодцом, - хрипло подтвердил слова круглолицего его спутник – худощавый мужчина лет сорока с рыжей шевелюрой и такого же цвета усами.      «И хриплого я слышал. Значит, эти двое уже когда-то говорили друг с другом. Когда?.. Вспомнил, я тогда пил воду. О чём же они говорили? Надо обязательно вспомнить, но хоть бы немного перестала болеть голова».

- Где я? – таким же, как и у рыжеусого, хриплым голосом спросил Олег.

Откашливаясь, он хотел прикрыть рот рукой, но его руки оказались прикованы к кровати наручниками.

            - Смотри, он даже разговаривать начал, - прохрипел рыжеусый. – Я же говорил, здоровый парень. Он уже вполне оклемался и созрел для серьёзного разговора. Скажи-ка нам, любезный, ты и в самом деле…

            - Не беги впереди паровоза, Таракан, - прозвенел круглолицый.

            «Таракан… Таракан и Денис. Так они и называли друг друга, когда я был в отключке», - Олег снова попытался припомнить разговор этих двоих. Не получилось. Зато он вспомнил всё то, что случилось с ним на пляже и на площадке для парковки автомобилей.

            - Что вам надо от меня? Кто вы такие?

            - Разрешите представиться, - расплылся в улыбке Денис. – Я – Денис Аль­бер­то­вич Гладышев. Это мой помощник, друг и соратник Вадим Дмитриевич Тараканов. Что нам надо, ты скоро обязательно узнаешь. А вот кто мы для тебя: то ли друзья, то ли враги – тебе решать. Но для всех было бы лучше, чтобы мы подружились.

            - Я член российской делегации…

            - Ты уже не член, не физик и даже не Савицкий, - прохрипел Тараканов, рассмеялся ржавым смехом и добавил: - Ты уже покойник.

- Не понимаю.

Кругленький Денис Гладышев плюхнулся на стул перед кроватью и, жизнерадостно  улыбаясь, сказал:

- Вадим Дмитриевич хотел сообщить тебе, что позавчера вечером член рос­сий­ской делегации физиков Савицкий Олег Александрович пропал. О его исчезновении русская делегация узнала на следующий день утром, когда в не совсем полном составе собралась улетать домой. Управляющий гостиницей подтвердил, что постоялец из 1537 номера пошёл вчера на закате искупаться в море-океяне, но до сих пор не вернулся. Заявили в полицию. Она и нашла у берега под пляжным навесом спортивный костюм, кроссовки и пакет с полотенцем господина Савицкого. И коню понятно, что молодой русский физик утоп или попался на ужин обитателям местной водной фауны. О пропаже российского гражданина поставили в известность консульство, сообщили в теле­новостях города Кейптауна. Научная делегация со слезами на глазах требовала от­ло­жить их вылет на родину. Но кто ж его отложит? Продление виз - такая ужасная воло­кита. Твои собратья по науке повздыхали, поплакали, да и укатили на родину, скорбя об утопленнике. Полиция и русский консул пообещали им приложить все усилия для ро­зыс­ка пропавшего. Но особо никто в случайности не верит: утонул человек – с кем не бывает?! Вот и конец второй части нашей истории. 

            Олег потрясённо молчал. У него голова и так раскалывалась, а рассказ этого Дениса Альбертовича вообще спутал все мысли. «Блеф какой-то, - тяжело шевелились неповоротливые извилины. – Мои институтские уехали, а я – покойник. Просто ду­рац­кий розыгрыш, шутка. Нет, похоже, эти двое не шутят… Какого чёрта они меня похи­тили? Господи, до чего же болит голова».

- Мог бы попросить рассказать тебе и первую часть моей интересной истории, - разочарованно произнёс Гладышев, как видно, ожидавший более бурной реакции от своего слушателя. – Или не желаешь? А может, ты ещё не совсем оклемался? Эй, ты понимаешь, что тебе говорят?

            Он протянул вперёд свою холёную ручку и пощёлкал перед глазами Олега паль­чи­ками.

- Понимаю, - вяло ответил Олег. – Можете продолжать свою историю.

            - Спасибо за разрешение, дорогой, - ласково поблагодарил Гладышев. – Итак, про­должим. Первую часть нашего рассказа мы начнём с вопроса: был ли ты три недели назад, а точнее, тринадцатого марта, у Керьянова в кабинете?

Сам вопрос был задан уже далеко не ласковым тоном. Гладышев смотрел на Олега пристальным, по-жабьи холодным, немигающим взглядом.

– Что, не понял вопрос, физик? Язык в задницу спрятал? Ты был в кабинете у Керьянова? – заорал он.

- У какого Керьянова?

- У того самого – у следователя прокуратуры по особо важным делам. Что мол­чишь? Я и без твоего ответа знаю, что был. Люди, которых мы здесь представляем, не поленились и всё проверили: Керьянов тебе даже повестку оформил, а ты её в инсти­тут­ский отдел кадров предоставил. Зачем ты к следаку приходил? Говори, быстро… Ну?

Ещё не отойдя от наркотика, Олег не смог  противостоять этому стремительному натиску:

- Сейчас,.. дайте вспомнить.

- Быстрее вспоминай. Ну, живо! Вспомнил?

- Вспомнил, когда я ещё был студентом, в общежитии университета произошла кража…

- Хорош врать. Ты был у него не из-за какой-то пустяковой прошлогодней кражи.

- Из-за чего же? – говорить правду Олег не собирался. Чтобы хотя бы на время уйти от этого разговора и собраться с мыслями, он попробовал перейти в наступление: - Послушайте, был я у Керьянова или не был – это ещё не повод для бандитского похи­ще­ния и инсценировки моей смерти. Снимите с меня наручники.

- Ша, молодой, не трепыхайся, - потряс кулаком Тараканов. – Уймись, сынок, и скажи спасибо, что ты ещё вообще можешь дышать и разговаривать.

- Действительно, Олег, не трепыхайся, - тоненький насмешливый голосок Глады­шева был зловещим. – Для начала нам предстоит выяснить, кто мы с тобой: друзья или враги, так что пока придётся тебе полежать в наручниках. Вернёмся к нашему прер­ван­ному разговору. Кого ты гипнотизировал по просьбе прокурорского следака? Учти, он нам всё рассказал.

Память вдруг включилась, и Олег вспомнил недавний разговор похитителей: ког­да они поили его водой, Таракан недоумевал, почему, если похищенный - гипнотизёр, он не загипнотизировал приставшую к нему на пляже компанию негров. Значит, эти двое знают, чем он занимался у Керьянова в кабинете. Нельзя было верить следаку, тот – предатель, сдал его с потрохами.

- Так кого ты там гипнотизировал?

- Кого надо, того и гипнотизировал, - пробормотал Олег. – Спросите об этом у вашего Керьянова.

            Гладышев многозначительно посмотрел на Тараканова и радостно потёр друг о дружку ладошки:

            - Видишь, я же говорил! Наши в Москве не ошиблись. Пусть в рассказах Керья­но­ва и было много сказок, но  вместе со сказками он сказал правду – молодой и скромный учёный-физик Савицкий - самый настоящий гипнотизёр. Правильно, Олег Алексан­дрович?

            Олег молча смотрел в потолок.

- Теперь, когда ты сам лично подтвердил факт гипнотического сеанса в кабинете у Керьянова, я продолжу свою интересную историю, - весело произнёс Гладышев. - Итак, зная о твоих незаурядных способностях, следователь прокуратуры Керьянов про­сит тебя «расколоть» одного злостного мафиозника: «Загипнотизируй мне его, ирода. Пусть он выложит правду об убийстве двух государственных чиновников». Правильно? Если я что-то не так говорю, можешь мне подсказывать. В общем, эксперимент удался, да ещё как! Злостный мафиозник раскололся вчистую и рассказал гораздо больше того, что хотел знать Керьянов. Гораздо больше. Кстати,  тебя не удивляет, что у нас с тем мафи­озником одинаковые фамилии – и я Гладышев, и он Гладышев. Мы с ним не одно­фа­мильцы. Мы оба Гладышевы, потому что братья. Правда, не родные, а двоюродные. И надо же было такому случиться, чтобы судьба свела нас с тобой, Олег Александрович.

            Олег звякнул наручниками:

            - Значит, моё похищение - это кровная месть за посаженного в тюрягу брата?

            - Что ты, какая месть?! Я, конечно, человек мстительный, но в данном случае это вовсе не месть. Мы с Витькой с детства друг друга недолюбливали, так что его ужасная кончина меня конечно расстроила, но не очень… Что, удивлён? Да, кончина! Благодаря тебе и Керьянову моего братца уже нет на этом свете. Но, повторюсь, сейчас мною движет совсем не месть. Просто, несмотря на нашу взаимную антипатию, я и мой брат последние пять лет работаем на одних и тех же хозяев: он в Москве, я в Африке... Я ещё работаю, а он уже нет…

- Мстительные у вас хозяева, - съязвил Олег.

- Мстительные, - согласился с ним Гладышев. – А что делать? Таковы правила игры. Если ты предатель, виноват лишь хоть косвенно, всё равно держи ответ. Вот Витя Гладышев и пострадал – уж слишком много он слил «горячей» информации следаку Керьянову. А тот идиот стал её раскручивать.

- Ну и правильно сделал.

- Неправильно! Он сам уже убедился в своей неправоте. Знаешь, что началось, когда Керьянов перестарался и заварил всю эту кашу?! Хотя всё и закрутилось с подачи наших недругов, они тоже не обрадовались. Рыльце-то у всех в пушку. Ни им, ни нам не надо, чтобы всё правда выперла наружу. Они бы тоже по уши в дерьмо вляпались, ни­чуть не меньше, чем мы. На русские массмедиа, в принципе, начхать – наше обыва­тель­ское болото уже ко всему привыкло и ничему не удивляется, а вот международный престиж ронять нельзя. Короче, следствие дало обратный ход. Большие люди достигли взаимного консенсуса, переориентировали своих шестерок, и те резво стали прятать кон­цы в воду. Особо не разбираясь, сначала вгорячах мочканули невинную жертву – брат­ца моего: через два дня после ареста было имитировано его самоубийство, вроде бы он повесился прямо в КПЗ. Потом начали раздумывать, как ни с того, ни с сего такого тол­ко­вого исполнителя вдруг расколол прокурорский следак. Ту-то и взяла наша безо­пас­ность за жабры Керьянова. Втихаря выкрали его и стали допрашивать. Долго он не хотел говорить, всё утверждал, что мой брательник сам решился на чистосердечное приз­нание. Ну, да кто же этому поверит?! Надавили на него и потёк важняк, раско­лолся…    

            - Что значит, надавили? Он всё-таки работник прокуратуры, его будут искать...

            - Пешка он. Маленькая никому не нужная пешечка, которая стала тявкать на фер­зей, за что и была удалена с игрового поля.

- Как удалена?         

            - Подробностей не знаю, - равнодушно пожал узенькими плечиками Гладышев. - Знаю только, что в этот понедельник Керьянова отправили туда же, куда и моего братца – в лучший мир.

            - Его убили?!

            - А что же, награждать его? С кем боролся, на того и напоролся. Лично я с ним не знаком, но говорят, уж очень он был честным и любознательным. Пусть теперь на том свете правду вынюхивает, да брательника моего допрашивает: что, куда, зачем, откуда. Но перед тем, как отправить следака на небеса, наши с ним основательно побеседовали. Про «сыворотку правды» слышал? Против химии не попрёшь, даже если очень крутой. Твой Керьянов тоже, когда ему вкололи полуторную дозу пентонала натрия, зачирикал как канареечка, с три короба о тебе наговорил. Вот так-то, драгоценный мой.

- Может быть и драгоценный, - угрюмо сказал Олег. – Да только не твой.

- Ты, уникум экстрасенсорный, больно не ершись, - подал голос Тараканов. – Забыл о своём новом безжизненном статусе? Твоё место на дне морском среди русалок и акул. Будешь умничать, покойничек, я тебя живо…

- Погоди, Таракан, - перебил его Гладышев. – Олег Александрович человек грамотный и рассудительный – учёный всё-таки. Он и сам сейчас поймёт, как следует себя вести и со мной, и с тобой. Ты соображаешь, физик, почему тебя Вадим Дмит­ри­е­вич покойничком назвал?   

- Что тут соображать? – Процедил сквозь зубы Олег. – Намекаете, что можете и меня,.. как Керьянова. 

- Хороший ответ. Ты прав, наше руководство долго судило-рядило, как с тобой поступить: то ли пригласить работать на себя, то ли, не мудрствуя лукаво, просто убить. Исходя из того, что ты помогал кретину-правдолюбцу Керьянову, вероятность твоего добровольного согласия работать на нас довольно низка, поэтому поначалу тебя хотели пристрелить. Если бы ты вчера вернулся в Москву, снайпер бы уже сделал в твоей гипнотизёрской головушке несанкционированное природой отверстие, – имитируя писто­летное дуло, Гладышев направил на Олега свой указательный пальчик. - Пиф-паф, ой-ёй-ёй, вот и умер физик мой… Не обижайся, это у меня шутка такая получилась. Можно было бы убрать тебя и здесь. Для нас это не составило бы особой проблемы. Под началом Таракана есть несколько чернокожих головорезов, для которых ничего не стоит средь бела дня нажать на курок пистолета. Но тебе повезло. Причём три раза. Первый раз, когда наши боссы дали команду попробовать похитить тебя. Второй раз повезло, когда ты позавчера решил совершить вечернее омовение в океане. В третий раз, когда наше похищение удалось. Если бы ты вчера улетел вместе со своей делегацией, то по приезде домой обязательно попал бы в прицел снайпера. Горе-гипнотизёры в Москве не нужны, вот тебе и решили дать шанс на выживание здесь в Африке. Оправдаешь доверие – будешь жить, не оправдаешь… Что пригорюнился? Лучше бы поблагодарил нас с Тараканом,.. в смысле, с Вадимом Дмитриевичем. Наши ребята тебя три дня пасли, за каж­дым шагом твоим следили, а ты от своего институтского начальства ни ногой. Уже хотели после вашей экскурсии сообщать в Москву, что похищение клиента невозможно. Но вдруг ты один-одинёшенек вышел из гостиницы и направился на пляж. Живи теперь, радуйся.

Олегу было вовсе не радостно.

- Что вам от меня нужно? – спросил он.

- Что нужно моему начальству, пока неведомо. А лично мне? – Гладышев заки­нул за голову ручки и мечтательно поднял вверх глаза. – Лично меня очень занимает один американец, который уже лет десять живёт в Кейптауне на улице Одерли. Это очень зажиточный дедушка – по самым скромным подсчётам его имущество лимонов на сто потянет. У меня с ним вполне дружеские отношения, но не такие, чтобы вдруг деду­ля переписал на меня своё завещание. Ты бы смог попробовать его уговорить сделать это, гипнотизёр? Было бы просто здорово. Я привожу тебя к нему, ты в присутствии нотариуса гипнотизируешь деда и он составляет нужное нам завещание, а Таракан поможет ему вскорости умереть от какой-нибудь не вызывающей подозрение болезни. Сотня миллионов баксов, Олег! И один миллион будет твой, я тебе обещаю. Мог ли ты мечтать о таком, сидя в своём радиоактивном Протвино? Из русской нищеты превра­тишь­ся в настоящего человека. В Кейптауне хватает богатеньких клиентов, так что ты без работы не останешься. Будешь жить здесь, как у Бога за пазухой: солнце, море, девочки и… иногда гипнотические «собеседования». Что-то не вижу радостного и бла­го­дарного блеска в твоих глазах. Неужели не согласен?

            Олег промолчал.

            - Чего ты ломаешься, как целка, - встрял в разговор Таракан. – Или будешь работать на нас, или удобришь своим организмом дно Атлантики. Если будешь арта­читься, никто с тобой церемониться не будет.           

            Воцарилось молчание, которое нарушил Гладышев:

            - Так что скажешь, дорогой?

- Что у меня очень болит голова. Я бы хотел ещё поспать.

Олег не обманывал. Всё ещё сказывалось наркотическое отравление, а весь прошедший разговор с представителями мафии отнюдь не способствовал уменьшению головной боли.

            - Хорошо, - Гладышев встал со стула и добавил самым миролюбивым тоном: – Надеюсь на твой положительный ответ, который ты нам выскажешь после сна.

У двери он оглянулся:

- Вадим Дмитриевич прав – с тобой церемониться никто не будет, тем более, что ты уже списан в покойники. Приятных сновидений.

 

 

Глава 3.

 

Быстрый вдох, задержка дыхания, полное расслабление и медленный-медленный выдох. Тело распалось на атомы, разлетелось по всей Вселенной, а сознание раство­рилось. Нет никаких забот, одна лишь необозримая космическая бесконечность, благо­дать и безмятежность… Снова быстрый вдох, задержка и медленный выдох… Ещё раз и ещё… Всё, хорошего понемногу. Хватит атомам и сознанию блаженствовать, пора им со­бираться в единое целое, в него – в Олега Савицкого…

Олег открыл глаза. Пятнадцать минут медитации по методике прадедовской тет­ра­ди сняли головную боль. Тело заполнилось живительной энергией и силой. Захоте­лось встать и размяться. Но встать нельзя, потому что руки по-прежнему прикованы наручниками к двум металлическим скобам кровати. Можно только сесть.

Он обвёл взглядом комнату. Всего одна дверь, через неё входили и уходили его похитители. На полу – линолеум, стены - в розовеньких обоях, окно задёрнуто двумя большими шторами, но сквозь них сюда всё равно попадает с улицы рассеянный солнечный свет. Из мебели: платяной шкаф, небольшой столик, два стула и то ли тумбочка, то ли приземистый комод. На этом комоде стоит телефон. Над комодом на стене светятся цифры электронных часов – 17:20. Вполне обычная жилая спальня средних размеров. Странными здесь выглядят только эти металлические скобы на кровати. Хотя, что здесь странного? Их привинтили специально, чтобы приковать к ним пленника.

Олег осмотрел скобы. Каждая прикручена шестью шурупами к полировке. Шуру­пы толстые, а вот борта кровати подкачали – сделаны из прессованной древесной струж­ки. Пожалуй, он бы мог оторвать скобы вместе с шурупами и освободиться, но стоит ли сейчас это делать? Как предупредил Таракан, не надо артачиться, никто с ним цере­мо­ниться не будет. Поэтому пока следует притвориться паинькой. А будущее покажет. Сбежать от них он всегда сможет, пусть хоть сто охранников будут рядом. Введёт их в транс, да и был таков.

«Сами меня отпустите, - улыбнулся своим мыслям Олег. – Вы ещё не знаете, с кем связались. Сами снимите с меня наручники и вслед мне уходящему ручкой махать будете. А когда спохватитесь, я уже буду далеко-далеко… Только где далеко?». Он пом­рачнел. Куда ему бежать? Конечно, можно явиться в российское консульство ЮАР, наверное, там  находятся его документы и вещи. Оттуда его отправят домой. Но об этом обязательно будут знать убийцы Керьянова и, значит…

- Значит, они меня тоже убьют, - прошептал Олег.

Пуля, или даже нож в спину сделают своё дело - он хоть и гипнотизёр, но сто­про­цент­ным даром предчувствия не обладает и загодя предвидеть нападение не сможет. А ес­ли бы даже и обладал? Не будешь ведь и в самом деле воевать с организацией, руко­вод­ство которой имеет реальную власть в стране: когда надо пробивает в Думе выгод­ные ей законы, ставит на должности преданных себе чиновников, а если требуется, то запросто может лишить жизни неугодных ей людей, даже работников прокуратуры. Воевать одиночке с такой структурой – это бессмысленно и тупо, всё равно, что бро­сать­ся с кирпичом в руках на танковую дивизию.

Дверь открылась, когда на часах светилось 17:35. Первым в комнату вошёл Тара­кан, за ним – Гладышев.

- Вау, наш гость и в самом деле уже проснулся, - обрадовался он своим звонким дискантом.

- Проснулся, - подтвердил Олег. – И хотел бы встать.

- А каким будет твой положительный ответ? – вкрадчиво поинтересовался Гладышев.

- Мой ответ будет положительным.

- Значит, согласен работать на нас?

- Вынужден согласится. Снимайте с меня наручники.

- Да? А ты возьмёшь и навернёшь нас по ушам, как бедного Чачу позавчера на пляже.

- Не наверну, - Олег безрадостно усмехнулся: - Мы же теперь с вами коллеги, Денис Альбертович. Снимайте наручники.

- А ты возьми и договорись вот с ним насчёт наручников, - пальчик Гладышева ткнулся в грудь Тараканова. – Он тебя освобождать категорически отказывается, а ты его заставь своим гипнотизёрским способом.

- Спасибо, что подсказали, - Олег поудобнее уселся на кровати и уставился в глаза Таракана свирепым взглядом.

Тот даже попятился к двери:

- Эй, ты чего,.. не вздумай… Денис, скажи ему.

- Ну, - азартно вскрикнул Гладышев. – Давай.

- Что-то не получается у меня, - соврал Олег.

Таракан облегчённо вздохнул:

- Может, это только я гипнозу не поддаюсь? А ты на нём потренируйся, - он указал на Гладышева.

            Олег посмотрел на толстячка. Гладышев прекратил улыбаться, покраснел и судо­рож­но сглотнул. Он памятником застыл в центре комнаты и весь напрягся, очевидно, изо всех сил стараясь не поддаться гипнозу.

- Не получается, - сокрушённо сказал Олег через минуту. – Вы своим наркотизатором все мои способности угробили.

- Ничего, - ответил Тараканов. – Если жить хочешь, то все свои способности вскорости восстановишь.

- Точно, - согласился с ним Гладышев. Он вытащил платочек и промокнул вспотевшее лицо: - Хорошее питание, прогулки по пляжу, здоровый сон – и ты у нас быстро вернёшь свою гипнотизёрскую форму. А если захочешь девочек…

- Девочек?! Вы бы для начала с меня эти кандалы сняли, - сердито воскликнул Олег и так дёрнул наручники, что под ним заходила ходуном кровать.

- Не ломай мебель, - прохрипел Таракан. – Потерпи минуту.

- Две минуты, - уточнил Гладышев. – В семнадцать сорок пять сюда позвонит один человек.

- Ваш шеф?

- Теперь и твой шеф тоже.

Олег опустил голову на подушку. Две минуты прошли в тягостном молчании: он рассматривал люстру, висящую на потолке,  Гладышев и Тараканов, словно двое слуг, стояли у его кровати.

В момент, когда минутная цифра «5» на табло часов превратилась в «6», разда­лась телефонная трель. Трубку поднял Гладышев и пропищал:

- Слушаю. Да, Иван Иваныч, это я. Ха-ха-ха. А что я могу сделать, если у меня такой голос. Ха-ха-ха. Точно, как у комара. Зато у вас, как у медведя. Мне бы такой… Клиент? Да уже проснулся… Самочувствие отличное. Только жалуется, что его способности вдруг исчезли. Ха-ха-ха… Мы тоже с Таракановым так считаем: когда приспичит, то все таланты восстановятся. Что он делает? Рвётся с кровати, требует, чтобы его от наручников отцепили. Да, конечно, поговорит… Сейчас я включу «спикерфон»…   

Гладышев нажал на аппарате кнопку и положил трубку.

- Здравствуй, Олег Александрович, - прозвучал из динамика жизнерадостный могучий бас.

- Ну, давай, - торопливо прошипел Таракан Олегу и грозно зашевелил рыжими усами. – Отвечай же.

- И вам тоже желаю здравствовать, Иван Иваныч.

Из динамика раздался добродушный хохот и комнату опять заполнил мощный голос неизвестного Ивана Ивановича:

- Я рад, что ты решил остаться в ЮАР и не улетел домой. Негоже тебе с такими-то талантами сидеть в каком-то подмосковном институте. Кроме того, наша Москва – хороший городишко, но уж очень криминогенный, здесь людей как мух убивают. В Кейптауне не так опасно. Поработай, Олег Александрович, на нас. Главное, побыстрее восстанавливай свои уникальные способности. Нам о них очень подробно рассказал твой покойный друг из прокуратуры: как ты обезвредил террористку, как издевался над Соболем во время его встречи с избирателями, как в детстве умертвил киллера. Скажи, неужели это всё - правда?

- По-моему, Керьянов чересчур меня перехвалил.

- Скромность украшает, но не в твоей теперешней ситуации. Может быть, Керьянов и перестарался, расхваливая тебя. Возможно, он и бредил. Но ты же не будешь отрицать, что развязал язык Виктору Гладышеву? Это ведь правда?

- Правда, - вынужден был признаться Олег.

- У тебя от природы такие задатки?

- От природы.

- Крайне любопытно. Надо будет попросить моих эскулапов, чтобы они слетали в ЮАР и исследовали тебя. Согласен?

- Не очень.

Иван Иванович снова рассмеялся:

- Не волнуйся, препарировать тебя никто не будет - нам нужны здоровые сотрудники. Ладно, с медицинской темы давай перескочим на тему производственную. Есть такая известная международная компания «Бирс», торгующая драгоценными кам­ня­ми, в том числе и южно-африканскими алмазами. Нам было бы выгодно выкупить у них на льготных условиях две алмазные шахты. Чтобы такая покупка состоялась и не очень сильно опустошила наш карман, на переговорах будешь присутствовать ты. Про­демонстрируешь свои способности. А вдруг получится?! Наши юристы-крючкотворы сейчас прорабатывают договора этой купли-продажи, а через недельку-другую прибу­дут в Кейптаун. До их приезда ты можешь отдыхать и оттачивать свои… как их… пара­психологические навыки. А в качестве разминки потренируйся на дедушке-американце – друге Дениса Альбертовича. Пусть дед перепишет своё завещание и упомянёт в нём твоего опекуна. Договорились?    

- Я попробую.

- Обязательно попробуй. Да, Олег Александрович, я тебя очень прошу, не нужно ставить свои гипнотические опыты на наших людях. Я понимаю, у них есть масса недостатков, но всё-таки мы ими дорожим. Мне даже Витеньку Гладышева теперь жалко, погорячились ребята с ним. Ну да уже ничего не попишешь. Так вот, во избе­жа­ние каких-либо недоразумений делай то, что тебе говорят, и не вздумай отлучаться без разрешения или, упаси тебя Бог, вообще убегать. Ведь у тебя в Санкт-Петербурге живёт мама и маленький сводный братик Кирилл. Представляю, как ты огорчишься, если, совершив какой-нибудь необдуманный поступок, вдруг узнаешь, что из-за тебя с ними случилось несчастье. Это понятно?

- Понятно, - после долгого молчания сказал Олег. – Я могу им позвонить?

- Позвони. Только раз. Скажешь, что слухи о твоём утоплении сильно пре­уве­личены – ты специально имитировал свою смерть, чтобы остаться за границей. Зачем ты это сделал, и где сейчас – это твой большой секрет. Попроси мать, чтобы она о  воскресении старшего сына никому ничего не говорила. Теперь следующее,.. ко всем рубашкам или курткам, которые ты будешь одевать, обязательно прикалывай значок. Тебе его даст Денис Альбертович. Это видеокамера. По её картинке наш дежурный опе­ра­тор будет контролировать твоё местонахождение.

- Мне и туалет посещать с этой видеокамерой?

Опять из динамика раздался басовитый смех:

- А у тебя хорошо развито чувство юмора. Ничего, привыкнешь и с третьим чу­жим глазом чувствовать себя комфортно. Контрольная камера – это залог нашего с то­бой общего спокойствия. Напомню ещё раз,.. пожалуйста, побереги своих род­ст­венников. Желаю удачи!

Зазвучал дробный сигнал отбоя. Гладышев выключил кнопку «спикерфона» и повернул к кровати свою улыбающуюся толстощёкую физиономию:

- Вот теперь мы и снимем с тебя наручники.

После разговора с московским Иван Иванычем настроение Олега значительно ухуд­шилось и он без особого энтузиазма наблюдал, как Тараканов освобождает ему руки.

- Разгуливать по дому в одних плавках некрасиво, - Гладышев распахнул дверцу платяного шкафа. – Смотри, какие мы тебе прикупили шмотки. Одевайся и приходи в столовую. Поужинаешь и заодно познакомишься с нашим маленьким, но дружным коллективом. Потом под моим присмотром позвонишь матери.

Он было пошёл к двери, но затем вернулся и положил на стол синий ромбик со стеклянным глазком в центральной части:

- Не забудь приколоть значок, о котором говорил шеф.

 

* * *

Медленной вереницей потянулись дни плена. По обрывкам мимолётных разгово­ров и, главное, благодаря чтению мыслей обитателей особняка, Олег успел составить пред­ставление о том, чем занимались люди Иван Иваныча в Африке. Наряду с легаль­ным бизнесом – ввозом в ЮАР, Намибию и Мозамбик металлорежущего оборудования, торговое представительство «Роспромпоставки», директором которой являлся Денис Альбертович Гладышев, снабжало неспокойные западные и центральные страны кон­ти­нен­та различной военной техникой. Кроме торговли оружием, хороший доход прино­си­ла и торговля «живым товаром» - в публичных домах портовых Мапуту, Дурбана, Ист-Лондона, Порт-Элизабет и Кейптауна проститутки-славянки пользовались огромным успехом. Офис «Роспромпоставки» находился где-то в порту. В восемь утра водитель Сер­гей выводил из гаража кремовый «БМВ» и Гладышев вместе со своим замом Тара­ка­но­вым уезжали решать насущные коммерческие вопросы. Днём кроме Олега в двух­этаж­ном особняке оставались шестеро русских: пять охранников и повар, а также чет­ве­ро африканцев. Негры старательно сторонились нового жильца, особенно один из них – долговязый Чача. Женщин в доме не было, а для удовлетворения текущих мужских потребностей постояльцев, как правило, прибегали к услугам самых молодых и симпатичных путан, новые партии которых не реже чем раз в месяц регулярно пребывали в Кейптаун с далёкой родины.  

 Олег не был арестантом или пленником в классическом смысле этих понятий. Охранники, двое из них изображали полицейских при захвате,  не держали его под зам­ком и не бродили за ним по пятам. Кроме спальни, ему разрешалось свободно ходить по  пер­вому этажу дома и даже гулять по двору, ограждённому от улицы двухметровым забо­ром.

- Учти, физик, - предупредил Гладышев в первый же вечер, когда они после телефонного звонка в Санкт-Петербург и разговора Олега с мамой, вышли на неболь­шую лужайку перед особняком. – Для тебя перепрыгнуть через наш забор – плёвое дело. Это даже я смогу сделать, с моей-то шарообразной комплекцией и лилипутским ростом. Если ты захочешь удрать, ты удерёшь. Но куда? В российское консульство? Я и Тара­ка­нов там свои люди. К тому же, мы в Кейптауне живём не один год и у нас здесь много знакомств. В случае чего, один звонок – и тебя начнёт искать всё полиция города как са­мо­го злостного преступника. Так что, хоть ты и гипнотизёр, удрать тебе от нас вряд ли удастся. Я уж не говорю о том, что случится в случае побега с твоей матерью в Питере. Поэтому лучше не ищи на свою задницу излишних приключений.

Олег и без предупреждения Гладышева понимал, что при таком раскладе убегать ему никак нельзя: решать за себя и рисковать только собой – это одно, однако совсем другое подписывать своим решением смертный приговор людям, ближе которых нет для тебя на свете. Хотя жить в узде московского Иван Ивановича и работать на него тоже никак не хотелось. Олег искал выходы из этой ситуации, но ничего путного не приходило в голову кроме одного: он вырвется из липких лап криминогенной струк­ту­ры, а мама и маленький брат останутся при этом живы, только в случае его смерти – какой смысл бандитам убивать родственников умершего? Умереть он должен, конечно, не по- настоящему, а понарошку. Но как это сделать? Внушить Гладышеву, Тараканову и ос­таль­ным обитателям особняка, что он погиб? Например, он поднялся на второй этаж, случайно перегнулся через перила, грохнулся вниз и в результате сломал шею. Такое шоу можно было бы устроить, введя всех присутствующих в гипнотический транс. Но не будешь ведь всё время стоять у них над душой и держать под гипнозом. Рано или поздно нужно бу­дет уходить. А когда он уйдёт, вся компания придёт в себя и не увидит труп. Что тогда? Тогда сразу же последует звонок в Москву о том, что гипнотизёр использовал свои поганые чары и сбежал. При этом есть ещё одно препятствие – видеокамера. Она будет передавать изображение и голоса гипнотизируемых, и диспетчер мафиозного Иван Ивановича сразу заподозрит, что с группой Гладышева происходит что-то неладное.

В целом, условия заточения были довольно сносными: спальня с телевизором, прекрасное питание, небольшой тренажёрный зал на первом этаже и уйма свободного времени, так как работы, на которую его ориентировали,  пока не было. Как оказалось, к тай­ной радости Олега и к величайшему огорчению Гладышева, американский дедушка-мил­лионер укатил на месяц к себе на родину. Юристы и менеджеры Иван Иваныча тоже пока не приезжали, они в Москве продолжали шлифовать проект договора с «Бирсом» и их поездка откладывалась со дня на день. Свой каждодневный досуг Олег заполнял, упражняясь по методикам из тетради прадеда, много читал и изредка смотрел телевизор. Днём прогуливался вокруг особняка, иногда подходил к дворовой беседке и наблюдал, с каким азартом режется в покер доблестная охрана. Он даже, чтобы вникнуть в правила этой карточной игры, сыграл с ними несколько партий и, естественно, выиграл – ведь ему ничего не стоило узнать карты партнёров. Сейчас после стольких лет тренировок видеть без помощи глаз ему было гораздо легче, чем в детстве читать тексты с завя­зан­ными глазами. По вечерам к нему заходил Гладышев, осматривал спальню, заглядывал в шкаф, под кровать – как бы чего не удумал гипнотизёр, и звонким голоском задавал одни и те же вопросы:

- Значок, физик, носишь? А как дела вообще? Чем днём занимался? Свои гипно­ти­зёрские качества восстанавливаешь?

- Восстанавливаю. Скоро уже дойду до кондиции.

- До какой кондиции?

- До нужной.   

- Ну-ну, давай доходи быстрее.

- Быстрее не получается – свободы маловато. Вы бы меня в город погулять от­пус­кали, пусть даже и с охраной…

- Ишь, губу раскатал. Вот Иван Иванович разрешит, тогда и отпущу, а пока по двору гуляй.

На седьмые сутки плена Гладышев приехал из офиса раньше обычного и сразу пошёл к Олегу в комнату. Не заглядывая в шкаф и под кровать, он деланно возмутился:

- Что, физик, бока на постели отлёживаешь, от телевизора балдеешь? Ты когда до нужной кондиции дойдёшь?

- А что?

- Что-что?! Сидишь здесь на дармовых харчах и в хобот не дуешь. Пора тебе делом заняться.

«Неужели приезжают? – тоскливо подумал Олег о юристах из Москвы. – Несёт их сюда нелёгкая». Он хотел «просмотреть» мысли Гладышева, но не успел. Коротышка плюхнулся на стул и пропищал:

- Я говорю, чем валяться перед телеящиком, занялся бы ты лучше Тараканом.

- В каком смысле?

- В смысле выпивки. Он две недели у меня не пил, а сегодня опять нажрётся. Днём с одним нашим партнёром зашёл в японский ресторан кое-что обсудить. И чёрт того дёрнул предложить Таракану с ним выпить. Таракан не удержался и пропустил пару рюмок саке. Теперь без продолжения не обойдётся. Я его знаю как облупленного: если он хоть стакан пива выпьет, тогда без удержу хлебать начнёт весь день, пока не скопытится. А у нас на завтра две важные встречи запланированы, и он должен быть как огурчик. Какие теперь могут быть встречи, если обычно он по утрам после пьянки лыка вязать не в состоянии, скотина. Сможешь его закодировать?

- Никогда не кодировал алкоголиков, - честно признался Олег. – Даже интересно попробовать. Но есть одна загвоздка, мне ваш московский шеф запретил ставить гипно­ти­ческие опыты над его людьми.

            - Да Иван Иванович разрешит. Сейчас я с ним договорюсь, - уверил Гладышев и достал из кармана мобильный телефон. – Алло, Иван Иванович, извините, что отры­ваю… Хочу при помощи нашего гипнотизёра раз и навсегда решить одну небольшую проблемку…

Против решения «проблемки» таким способом московское начальство не возра­жа­ло - Иван Иванович велел Гладышеву передать Олегу трубку и лично попросил его закодировать Тараканова:

- Попробуй-ка, Олег Александрович. Не дай окончательно опуститься нашему заблудшему Тараканчику. Жалко будет его убирать из Африки. Исполнитель он непло­хой, только в рюмку стал частенько заглядывать. Окажи нам услугу.

- Я постараюсь, - пообещал Олег. – А если у меня получится, могу я рассчи­ты­вать на вашу ответную услугу?   

- Это какую же?

- Разрешите иногда в сопровождении охраны выходить в город.

- На усмотрение Дениса Альбертовича, - кратко ответил Иван Иванович и положил трубку.

 

* * *

 

- Во дворе нет ни Чачи, ни Эйсипиго, - сказал Гладышев, когда вместе с Олегом поднимался по лестнице на второй этаж. - Сто баксов против одного, что Таракан закрылся у себя вместе с ними. Корешей себе нашёл для выпивки. Сидят сейчас втроём и бухают.

Он подошёл к дверям Тараканова, постучал и пискляво прокричал:

- Вадим Дмитриевич, открой-ка. Дело есть.

- Какое ещё дело в нерабочее время? – поинтересовался из комнаты уже слегка заплетающийся хрипловатый голос. – Сейчас открою.

Из-за двери раздались шаги и щёлкнул замок.

- Ты не один, Денис? – Тараканов мутновато-осоловевшим взглядом уставился на Олега.

- Да и ты тоже не один, - ответил Гладышев и грозно посмотрел на сидящих за столом Чачу и Эйсипиго.

Те опустили свои курчавые головы.

В центре стола возвышалась большая початая бутылка с яркими наклейками. Рядом с нею стояли три наполненные рюмки, лежали две грозди бананов и банановая кожура. Гладышев и Олег вошли в комнату и сели на диван.

- Может, с нами по пятьдесят грамм? – предложил Тараканов. – Это виски насто­я­щее американское. Ты как, физик?

Олег отрицательно покачал головой.

- Ну, как хочешь. Так какого, Денис, ты ко мне заявился? Не видишь, гусары культурно отдыхают.

- Вижу, - пухлый пальчик директора «Роспромпоставки» указал на Олега: - Сейчас он тебя лечить будет.

- Лечить? От чего лечить?

- От этого, - Гладышев выразительно щёлкнул себя по шее. – Иван Иванович лично распорядился. Заодно и проверим, что умеет делать наш гипнотизёр. Давай, Олег, начи­най колдовать. Ты говори, может ему лечь надо? Или посторонним следует покинуть помещение?

- Не надо. Я уже всё сделал. Как вы выразились, наколдовал.

- Уже?!

- Ага, - Олег обратился к Тараканову. - Вадим Константинович, я не знаю, как правильно кодировать от спиртного, но мне кажется, употреблять алкоголь вы больше не будете. Вы и ваши чернокожие друзья-гусары.

- Так быстро? – обескураженный Гладышев перевёл на английский слова Олега Чаче и Эйсипиго. Те недоверчиво заулыбались.

- Не буду употреблять? А это видел? – жилистая ладонь Таракана свернулась в кукиш. – Чача и Эйсипиго, делай, как я! Ну, кому сказал?

Гладышев уж было открыл рот, чтобы возмутиться, но Олег тихонько сказал ему: 

- Пусть выпьют.

Африканцы вслед за Таракановым послушно подняли рюмки, но пить не стали, а с любопытством принялись наблюдать за своим собутыльником. Таракан выпил залпом, поставил рюмку и чисто по-русски занюхал банановой кожурой.

- Кишка у тебя тонка, чтобы меня,.. – начал было говорить он, но внезапно позеленел и издал хрюкающий звук.

Его кадык судорожно задвигался, а щёки раздулись. Чача и Эйсипиго испуганно бухнули свои рюмки на стол и вскочили со стульев.

- Вы бы, Вадим Константинович, прошли в ванную, - посоветовал Таракану Олег.

Но Тараканов так быстро не собирался сдаваться.  Его рыжие усы между разду­тых щёк встали дыбом, гортань издавала какие-то блеющие хрипы, по набухшим под гла­зами синевато-лиловым мешкам потекли слёзы. Невероятным уси­лием он сумел всё-таки проглотить то, что так настойчиво просилось наружу и, облегчённо вздохнув, произнёс:

- Что же это ты со мной хотел сделать, паскудник?

Он опять всхрюкнул, задёргал кадыком и раздул щёки - его желудок напрочь отказывался принимать алкоголь. Упрямый характер попробовал ещё побороться с орга­низ­мом, но где там! Последний оказался гораздо сильнее. Тараканов ладонью сжал рот и шаткой рысцой устремился в ванную, откуда послышались стоны и хрипы впе­ре­мешку с отборным русским матом.

- А вы чего не пьёте? – с ехидцей спросил Гладышев у африканцев и указал на бутылку: - Пейте.

Те дружно замотали головами и, улучив момент, поспешно испарились из апар­та­мен­тов Таракана. Тот появился в комнате минут через пять. Вернулся почти трезвым, ути­рая выступившие на глазах слёзы.

- Тебя же, гада, убить мало, - обречёно прохрипел он Олегу. – Гипнотизёр грё­ба­ный, бивень подлый. Ты же меня, гомнюк, последней радости в жизни лишил.

- Вадим Константинович, выпейте водички. Осадите рвотные позывы, - спокойно посо­ветовал Таракану Олег. – А все претензии по поводу своего кодирования адресуйте Иван Ивановичу. Если же вы меня ещё хоть раз оскорбите, то я вас по собственной ини­циа­тиве действительно лишу одной из настоящих жизненных радостей.

- Какой? – полюбопытствовал Гладышев и, догадавшись, ткнул себя в ширинку. – Ты на это намекаешь?

- На это, - с самым серьёзным видом кивнул Олег. – Так что поосторожнее в выра­жениях, Вадим Константинович. Не то я вашу мужскую потенцию тоже закодирую.

- Ах ты ж,.. – процедил сквозь зубы Таракан, но больше ничего сказать не решился.

Из кармана Гладышева зазвучал мобильник. Он включил его, аллокнул и благоговейно передал трубку Олегу:

- Иван Иванович звонит.

- Поздравляю с боевым крещением, - пробасила трубка. – Я получил большое наслаждение, наблюдая за всем происходящим – оператор переключил на меня съёмку с твоего значка. Ловко ты это сделал. Быстро и незаметно для окружающих. А Таракан-то, ха-ха-ха, как держался. Характер ещё тот – ослиный! Из-за какой-то рюмки виски, сдуру и спьяну чуть не задавился. Да, Тараканчик настоящий боец, однако не устоял. Это что же, он теперь пить совсем не сможет?

- Сможет, но не алкоголь.

- Понятно. Вот бедняга! Ну ничего, перетерпит и привыкнет, зато потом здоровее будет. Только ты уж его по собственной инициативе не лишай остальных жизненных радостей. Ещё раз поздравляю. Надеюсь, мы с тобой сработаемся, Олег Александрович,  - из трубки зазвучал сигнал отбоя.

«А я надеюсь, что нет», - подумал Олег, возвращая телефон Гладышеву.

 

 

Глава 4.

 

Прошло ещё пять дней. На шестой – ближе к вечеру, когда охрана особняка, как обычно, резалась в покер, а Олег тут же в беседке собрался читать свежую прессу, авто­ма­тические ворота разъехались и во двор вкатил кремовый «БМВ». Первым из машины жизнерадостным колобком выскочил Гладышев, за ним медленно вылез хмурый и тощий, словно жердь, Тараканов. После кодирования он не разговаривал с Олегом и де­монстративно отворачивался, если встречался с ним в коридоре особняка или во дворе.  

- Всё картёжничаете, интеллектуалы? – сделал строгое лицо Гладышев. 

- А чем ещё заниматься? – сдвинул в уголок рта сигарету блондин Игорь – тот самый, что брызнул две недели назад в лицо Олега наркотиком. – Покер мозгам не даёт ржа­веть и служба за игрой быстрее идёт. Денис Альбертович, что-то давно мы не рас­слаб­лялись. Когда свеженькую партию девочек сюда подвезут? 

- Вау, девочек захотелось? – Гладышев саркастически хмыкнул. – Послезавтра здесь будут и девочки, и мальчики, в количестве аж семи человек. Чтобы теперь у меня никаких карт и дисциплина железная. Из игр разрешаю только шахматы или шашки. Се­год­ня ещё отдыхайте, а завтра генеральная уборка в доме. Чтобы всё сверкало и блес­те­ло, как на военном корабле.  

- Не понял, какие ещё мальчики? – озадаченно открыл рот Игорь, его дымящая сигарета приклеилась к верхней губе.

Гладышев ему не ответил, а обратился к Олегу:

- Всё, физик, кончились твои беззаботные денёчки. Послезавтра приезжают наши эксперты по «Бирсу», а с ними вместе и психоаналитики. Твой феномен изучать будут.

- Будешь знать, как нормальных людей кодировать, - нарушил табу молчания Таракан.

Хотя от такого известия на душе у Олега заскребли кошки, он улыбнулся.

- Отлично, - сказал он, беззаботно потягиваясь. – Будем изучать: они – меня, я - их. 

            Встречаться с врачами Олег совсем не хотел. Может, для психоаналитиков эта встреча и была интересна, однако для него нет. Ещё больше, чем встречаться с врачами, он не хотел работать по принуждению на теневую мафиозную структуру, которая в наглую выкрала его и запросто лишала жизни честных нормальных людей таких, как следователь Керьянов. Очень захотелось сбежать отсюда, прямо сейчас. Нет, не сбежать, а исчезнуть. Так исчезнуть, чтобы у могущественного Иван Иваныча, его компаньонов и их челяди не было ни малейшего желания мстить исчезнувшему. Но как это сделать? Олег продолжал улыбаться, а его мозг лихорадочно вычислял любые мало-мальски перспективные варианты. Видение промелькнуло, как вспышка молнии: он плы­вёт к берегу, и чтобы незаметно исчезнуть, не отрывает глаз от мечущихся по берегу людей.       

- Денис Альбертович, - подал голос охранник Павлик. – Если завтра у нас начи­на­ется аврал, то может сегодня…

- Что сегодня? Тёлок вам привезти? – в голосе Гладышева послышались досада.

- Хорошо бы.

- Вы с этими бабами меня уже затрахали, честное слово. Я тебе, Павел, бром прикажу в пищу добавлять для успокоения.

- Да фиг с ними - с тёлками, - сказал Игорь. – Я неделю здесь безвылазно торчу, за ворота нос не показывал. Гляньте, какая погодка, Денис Альбертович, так и шепчет: выйди, погуляй. А уже апрель на дворе. Скоро похолодает и дожди вовсю пой­дут – я прогноз погоды слушал. Разрешите, мы напоследок хоть съездим искупаемся.

- Ещё чего, - Гладышев шагнул к выходу из беседки. – Размечтался.

«Нужно обязательно поехать с ними!» - Олег ещё не представлял, как именно уде­рёт, но почему-то был уверен: именно сегодня ему это удастся. Он успокоил радостно заколотившееся сердце и посмотрел на затылок Гладышева, вводя его в гипнотический транс.

- Какой пляж, если,.. – коротышка вдруг остановился, задумался и произнёс: - А во­обще, почему бы и не поехать? Можно и нашего физика с собой прихватить. Он давно мечтает проветриться, да всё равно никуда от нас не сбежит. Правильно, физик? Как считаешь, Вадим Константинович, омочим свои телеса в Атлантике?

- Ты начальник, - ответил Тараканов.

- Вот именно, что я начальник. Поехали. Пять минут на сборы. Поужинаем, когда вернёмся.

 

* * *

 

Олега посадили в «БМВ» на заднее сидение. Слева от него сел Игорь, справа – Таракан. Гладышев устроился спереди рядом с водителем Сергеем. Трое охранников и по­вар поместились в зелёный «Форд». Закрывать пляжный сезон не поехали только чет­веро африканцев и бедный Павлик - согласно брошенному между охранниками жребию ему пришлось вместе с неграми остаться на страже дома.

«БМВ» и «Форд» влились в городской автомобильный поток, обогнули Сигналь­ный холм и выехали на шумный многолюдный квартал Бо-Каап.

- Сногсшибательную новость знаете, Денис Альбертович? - обратился Игорь к своему начальству.

- Какую еще? – обернулся назад Гладышев.

- В «Нью-Йорк Таймс» про Аграева написали.

Олег, погружённый в свои раздумья о побеге, сразу же навострил уши – ведь он так и не успел просмотреть сегодняшние газеты.

- Читал, - пропищал Гладышев. – Новость и в самом деле сногсшибательная.

- А кто такой Аграев? – притворился незнайкой Олег.

- Ну ты даёшь, физик, - удивлённо взглянул на него Игорь. – Эдуард Аграев – рус­ский алюминиевый магнат, один из самых богатых людей мира.

- А какая новость?

- Аграев передал десять миллиардов долларов в бюджет России.

- Это же надо быть таким придурком, - вставил своё слово Таракан.

- Почему, придурком? – спросил Олег. – Богатый человек решил помочь своей стране, своему народу. 

Таракан и Гладышев рассмеялись.

- Молод ты ещё, физик. И наивен, как желторотый цыплёнок, - снисходительно про­хрипел Таракан. – Для страны, для народа?! Ага, щас! Так эти деньги и дойдут до народа. Помнишь, в девяносто восьмом году МВФ перечислил четыре с половиной миллиарда баксов в Россию на развитие. Да где тебе помнить, ты ведь тогда ещё совсем мальчишкой был. И куда же они делись, те миллиарды? Исчезли, как в Бермудском треугольнике: вчера ещё были, а сегодня их уже и след простыл. Могли тогда найти похи­тителей? Могли! Элементарно могли выяснить те счета, на которые перевели деньги. Но кто же их искать-то будет? Сами похитители? Готов спорить, бабки Аграева чиновничье кодло опять на свои собственные счета втихаря переведёт, а потом сделает большие глаза: как же так?! что ж такое? и куда ж они могли подеваться?!

Гладышев выглянул из-за спинки кресла и посмотрел на Тараканова испепе­ля­ю­щим взглядом, затем крутанул у виска указательным пальцем и кивнул на футболку Олега, где поблёскивала своим миниатюрным объективом звукопередающая видеока­ме­ра – мол, думай, мудак, что говоришь, тебя же может быть наш хозяин сейчас слушает, который в той же кодле и состоит. Таракан смущённо крякнул и отвернулся к окну, а Гладышев постарался тактично свернуть скользкую тему: 

- У Аграева наверняка крыша поехала. Он заявил корреспондентам, что слышал Глас Божий и поэтому решил уйти в монастырь послушником. Ну да это его собствен­ная проблема и проблема его лечащих врачей. Серёжа, сюда сворачивай. Да не на площадку, а выезжай прямо на песок. Если полиция пристанет, я договорюсь… Тпру, выгружаемся. 

 

* * *

 

Олег быстро скинул кроссовки, носки, брюки. Затем стянул с себя футболку и, аккуратно сложив её, так чтобы видеокамера надёжно прикрылась тканью, положил на шезлонг к другим своим вещам. Он сделал это интуитивно, ещё совершенно не пред­ставляя, что будет делать дальше.

- Красота! Лепота! А воздух какой! Чистый озон, пьянит как вино,  – пропищал рыхлый белокожий Гладышев и почесал свой обвисающий живот. – Айда барахтаться, парни. Жирок раструсим.

- Чтобы его раструсить вам, Денис Альбертович, придётся всю Атлантику пере­плывать, - решился на шутку с начальником  поджарый, мускулистый Игорь.

Все рассмеялись и Гладышев в том числе.

Апрель для южного полушария - это средина осени. Поэтому, хоть климат в районе Кейптауна мягкий средиземноморского типа и хоть погода ещё стояла по-лет­не­му солнечная, но туристический бум уже заканчивался. В той части пляжа, на которой остановились машины команды Гладышева, под скатывающимся на запад солнцем заго­ра­ли, играли в волейбол и плескались в море всего человек двадцать отдыхающих.

Мягкая волна выкатила на берег и лизнула ноги Тараканова.

- Холодная, - прохрипел тот, отпрыгивая в сторону.

- А ещё хвастался, что в Сибири родился. Смотри как надо. Вау! - звонко выкрикнул Гладышев и с разгону вбежал в воду, исчезнув в ней с головой. Он выныр­нул и интенсивно замахал коротенькими ручками. – Кр-расота, Тар-раканище! Прыгай сюда.    

- Далеко не заплывай, - крикнул ему Таракан. - На этом пляже сняли заградительные сетки.

- Да нет здесь сейчас никаких акул, - авторитетно заявил водитель Сергей. – Акулы холода не любят и на зимний период уходят на север, поближе к экватору.

Олег наполнил воздухом лёгкие, нырнул и с открытыми глазами поплыл под во­дой. Затем завис на месте в этой светло-зеленоватой колышущейся прозрачности, наб­лю­дая, как у самого дна резвится стайка рыбёшек, а чуть поодаль от них по ряби жёл­того песка лениво прогуливается небольшой краб. «Нет здесь никаких акул. Акулы холода не любят, - вертелись в голове слова Сергея. – Нет здесь никаких акул… Нет здесь,.. - мысленный круговорот внезапно остановился и в долю секунду пришло решение: - Акула! Конечно же, акула! Для его исчезновения нужна очень большая акула! И очень хорошо, что такой настоящей живой акулы сейчас нет поблизости. Но её же можно придумать». Он даже чуть не рассмеялся от радости, позабыв, что находится под водой. Вынырнул, сплюнул солёность изо рта и размашистым кролем поплыл от берега.

- Ты куда? – крикнул Гладышев, когда Олег без труда обогнал его. – Давай назад. Я кому сказал?!

- Сейчас, мы же ещё близко к берегу.

«Получится у меня? Должно получиться», – уверил себя Олег, увеличивая ско­рость. Он остановился, опустил в воду голову и постарался рассмотреть дно. Не увидел, значит, здесь уже начинается приличная глубина. Отлично! Он перевернулся на спину и, покачиваясь на волнах, взглянул назад. Метрах в пятидесяти от него, не решаясь плыть дальше, барахтался Гладышев, мимо него как раз проплывали Игорь, ещё два охранника и водитель Сергей. Они направлялись сюда на глубину к Олегу.

- Сейчас, ребята. Сейчас вы повернёте в обратную сторону, погребёте так, что на катере не догонишь, - усмехнулся Олег и постарался припомнить самые жуткие кадры ужастика «Челюсти».

            Он представил, как хищно загнутый острый плавник на белой спине вдруг всплы­вает из глубины, рассекает волну и на скорости описывает полукруг рядом с плывущим к берегу человеком. Плавник скрывается под водой, опять появляется и режет морскую поверхность. Есть! Теперь надо чтобы эту картинку увидели отдыхающие на пляже. И чем больше зрителей её увидят, тем лучше.

Олег поднял повыше из воды голову. Он прекрасно видел тех, кто сейчас плыл к нему и тех, кто находился на берегу. «Итак, начинаем незабываемое шоу! – с радост­ным волнением подумал он. - Трепещите! Смотрите сюда и ужасайтесь! Перед вами гиган­тская белая акула, жестокая и страшная людоедка!» Мозг сосредоточенно про­дол­жал прокручивать картинку движения акулы, глаза не выпускали из поля зрения людей, которые через мгновения подвергнутся гипнотическому воздействию.

Первым «увидел» акулу Игорь. Когда между ним и Олегом было не более двад­ца­ти пяти метров, он вдруг дико закричал и, развернувшись в обратную сторону, изо всех сил заработал руками. За ним развернулись к берегу и другие охранники.

- Акула, физик, акула, - фальцетом завизжал Гладышев. – Спасайся! Назад!  

А мимо него уже стремительно неслись четверо подчинённых, оставляя на произвол судьбы и пленника, и своего начальника. Испуганно вскрикнув, толстенький Гладышев изо всех сил замахал руками и бросился в погоню за ними.

На берегу началось движение: загоравшие вскочили со своих лежаков, волей­бо­листы бросили играть, те, кто плескался на мелководье, пулей выпрыгивали из воды. Люди суетились, кричали и указывали руками на море.

Не так суматошно, как директор «Роспромпоставки» и четвёрка его сотрудников, Олег тоже поплыл к берегу. По ходу он придумывал и мысленно прокручивал дальней­шее развитие своего сюжета, и эти жуткие сцены видели перед собой находящиеся в гипнотическом трансе зрители: в ста пятидесяти метрах от них неосторожный пловец отчаянно бьёт руками по воде, а вокруг него наворачивает круги большущий плавник. Вот плавник ныр­нул вниз, и вдруг чудовищная сила подбросила пловца. Истошно закричав, он высоко взлетел в воздух – конечно, коварная акула перед началом трапезы решила по­играть со своей жертвой. Тело горемыки плюхнулось обратно в океан, а оттуда, словно желая покрасоваться перед публикой, выпрыгнула она – десятиметровая «белая смерть». Зрители даже увидели её улыбку - открытую страшную пасть с острыми рядами зубов.    

Не отводя от людской толпы глаз, Олег вышел из воды. Его появление никто из гипно­тизируемых не заметил. Люди по-прежнему видели Олега там, где он и хотел – в ста пятидесяти метрах от берега: там его уже неподвижно белеющее тело полощется на покатых волнах, а вокруг него продолжает свой смертельный круговой танец акулий плавник.

- Сделайте же что-нибудь, - метался по песку мокрый и трясущийся всем рыхлым тельцем Гладышев. – Игорёк, Витька, Сергей, да как же вы допустили, уроды! Таракан, Таракан, что делать?

- Что ты теперь сделаешь, - хрипел в ответ Тараканов. – Пришёл звездец экстрасенсу, больше не будет гипнотезёрить – глянь, лежит, даже не шевелится. А эта тварь вокруг него так и кружит, и из воды выпрыгивает. Я таких громадных даже по телевизору не видел. Ну и мерзость! Жуткая смерть! Не дрейфь, Дениска, ты здесь не причём. На кой он поплыл на глубину? Хоть бы раскодировал меня перед смертью. Всё, сейчас останутся от козлика ножки да рожки.

- Хорош базарить, козлина. Звони быстрее!

- Куда? В Москву?

- В службу спасения звони, баран! Может, они успеют.

- Я в полицию уже позвонил. Сейчас должны прислать катер и вертолёт бере­го­вой охраны.

«Значит, срочно нужно завершать наш иллюзион и делать ноги, - постепенно от­да­ляясь от толпы и продолжая держать её в трансе, подумал Олег. – Сейчас состоится вынос тела, господа присяжные заседатели. Досмотрите, пожалуйста, финал».

Финал вышел до слёз кровожадным: акула поднырнула под неподвижного плов­ца и её гигантская туша ракетой взвилась в воздух, сжимая в зубах бренные челове­чес­кие останки. Вместе со своей жертвой людоедка снова влетела в воду и помчалась на запад в открытый океан. Некоторое время ещё был виден её плавник, быстро режущий волну, но и он скоро исчез с глаз зрителей. С места «трагедии» благополучно ушёл и её организатор.

 

 

Глава 5.

 

После такого массового сеанса гипноза, напряжения и большой потери внутрен­ней энергии кружилась голова, но это - пустяки. Главное, он - свободен! В течение полу­часа Олег шёл по берегу вдоль моря подальше от раздававшихся за спиной верто­лёт­ного стрёкота и пронзительных сирен полицейских катеров. За это время три раза пляжные громкоговорители оповестили отдыхающих, что в прибрежных водах рыщет большая белая акула и купаться или заниматься серфингом категорически запрещено.

- Вы уж меня простите, граждане курортники и просто отдыхающие, - радостно улыбаясь, пробормотал Олег.

Однако скоро эйфория радости уступила место более трезвым размышлениям: удрать­-то, он удрал, но что дальше? Его исчезновение удалось, а как быть теперь? Чу­жая страна, даже чужой континент, вечер скоро сменится ночью, он на берегу океана, а из одежды на нём лишь плавки. Не будешь ведь ночевать на пляже голяком под наве­си­ком - всё-таки здесь уже второй месяц осени. Куда пойти, куда податься?.. Размышляя над своим теперешним незавидным положением, Олег даже рассмеялся, правда, сов­сем не от веселья. Он глянул на натыканные среди песка лавочки - не наблюдает ли кто за ним: со стороны выглядит, мягко говоря, очень странным просто так смеющийся практически голый человек, бредущий по песку пляжа.

Точно, наблюдают! Весьма симпатичная дамочка лет тридцати с длинными ис­синя-чёрными волосами, в открытом цветастом платье и с маленькой сумочкой в холё­ной руке изумлённо уставилась на него своими выразительными слегка раскосыми гла­за­ми. «Кто она, китаянка или японка? - размышлял Олег. - Нет, для азиатки она слишком высока - рост у неё не ниже ста восьмидесяти. Скорее всего, к рождению такого создания причастны ещё и европейцы… Придурок, нашёл, о чём думать! Сейчас эта черноволосая прелесть достанет из сумки мобильник и сообщит в полицию, что по пляжу разгуливает в одних плавках и без санитаров какой-то громко хохочущий псих. И что тогда делать? Будешь без устали всех подряд гипнотизировать? Надо срочно где-то добывать одежду и подальше рулить отсюда. Ишь как пялится, кукла. Сейчас точно позвонит».

Несмотря на головокружение, он решил ознакомиться с мыслями незнакомки. Перед его внутренним зрением побежала строка англоязычного текста: «Чего это он смеётся? Пьяный? Вроде бы, нет. Наверное, смеётся потому что радуется жизни. Беззаботен и беспечен, как любой молодой красавчик. Он и впрямь красавчик: смазливая мордашка, плечи и торс, как у борца или гимнаста, длинные стройные ноги. Хороша фигурка! А походка какая! Вышагивает по песку, словно тот гривастый жеребец с фермы дяди Билла. Интересно, другие части тела у него такие же впечатляющие, как и вся его фигура? Подошёл бы ко мне и сказал: «Милая Эллен, мне так же одиноко, как и тебе. Давай познакомимся, покатаемся на твоей машине и встретим рассвет следующего дня вместе: ты и я»… Ну почему, почему этот красавчик уходит?»

В полном смятении Олег сделал ещё с десяток шагов. Евроазиаточка ему тоже приглянулась, даже очень…

- Милая Эллен, мне так же одиноко, как и тебе. Давай познакомимся, покатаемся на твоей машине и встретим рассвет следующего дня вместе, - выпалил он, подойдя к лавочке.

По мере того, как он говорил, алый ротик милой Эллен приоткрывался всё больше и больше. От удивления её карие глаза приняли правильно круглую форму, а длинные ресницы спрятались под идеально ровной чёлкой волос. Дамочка словно окаменела. Немая сцена тянулась довольно долго. Выдав «условную фразу», которую так желала слышать женщина, Олег переминался с ноги на ногу, чувствуя себя не очень комфортно в одних плавках. «Кажется, она чересчур сильно обрадовалась моему появлению, - подумал он. - Не продолжить ли тебе, добрый молодец, хотя-нехотя свой путь дальше?».

- Мы… Мы знакомы? – спросила, наконец, Эллен, когда Олег уже решил принести извинения и благополучно ретироваться.

- Нет, но я бы очень хотел познакомиться, - не соврал он.

- Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Олег возвёл глаза и руки к небу:

- Вдруг что-то озарило меня, снизошло свыше, внедрило в мою голову уве­ренность в то, что эту прекрасную женщину зовут Эллен и она сейчас также одинока, как и я.

Глаза Эллен приняли свою обычную узковатую форму:

- Ах ты, юный лгунишка! Ты тоже приехал сюда из Австралии?

На всякий случай он неопределённо пожал плечами.

- Конечно, из Австралии! – продолжила говорить она. - Теперь я всё поняла. Ты знаком с Крисом? Признайся, мальчик, он показывал тебе мои фотографии и при этом жаловался, какая у него жена-распутница.

- Ты поразительно догадлива, - усмехнулся Олег.

- Мерзавец, продолжает поливать меня грязью. Плетет небылицы обо мне по всему Мельбурну. А сам чуть ли не каждую ночь зависает в клубах отвратительных гомиков и развращает таких молоденьких мальчиков, как ты.

- Неужели Крис - голубой?! – возмущённо воскликнул он. – Не знал этого. Кто бы мог подумать! Действительно, мерзавец. Хорошо, что у нас с ним лишь поверх­ност­ное знакомство.

- И этот негодяй меня ещё в чём-то смеет обвинять?! Да я уже месяц как торчу на ранчо у дяди, ни с кем не знакомлюсь и веду себя как самая невинная монашка. Только вчера приехала из африканской глухомани сюда к морю. А ты как оказался в Кейптауне?

- Решил отдохнуть и попутешествовать.

- Ты всегда путешествуешь в таком костюме? - глаза Эллен уж очень пристально взглянули на плавки Олега.

- Мои вещи остались там, - небрежно махнул он в сторону океана. - Мы вышли в море и устроили на яхте маленький пикничок. Я, кажется, перебрал пива - поссорился с приятелями, прыгнул в воду и поплыл к берегу.

- Какой кошмар, - ужаснулась Эллен. - Только что передали: здесь в окрестностях появилась большущая акула. Тебе повезло, что она сожрала другого, а не тебя.

- Акула?! - сделал озабоченное лицо Олег. – Какая неприятная новость. Ведь я хотел немного отдохнуть и плыть назад к своим друзьям.

      - Сумасшедший глупый мальчишка! На ночь глядя плыть в море? Никуда я тебя не отпущу. Пойдём лучше и в самом деле прокатимся на моей машине.

 

* * *

 

Белый «ситроен» был припаркован всего шагах в тридцати от лавочки, на которой скучала Эллен. Она усадила Олега рядом с собой и вставила ключ в замок зажигания, но мотор завести позабыла.

- Здесь очень удобные сидения. Их спинки откидываются назад, - Эллен щёлкнула рычажками сидений. - Смотри, какая получилась кровать. Попробуй, ляг. Правда, удобно? Поцелуй меня.

Опешивший от такой австралийской непосредственности Олег беспрекословно выполнил её то ли приказ, то ли просьбу. В начале поцелуя Эллен сладко постанывала, а затем, распаляясь, как истинная, не теряющая времени даром деловая леди, запустила свои цепкие шаловливые пальчики ему в плавки…

Катание удалось на славу! «Ситроен» продолжал стоять на одном месте, но рас­ка­чивался так, словно на скорости мчался по распаханному полю. Потакая неисся­кае­мому темпераменту партнёрши и сам получая от этого удовольствие, Олег переживал только о том, что одинокий белый автомобиль, подпрыгивающий в вечерней темноте на площадке для парковки привлечёт внимание полицейских или любителей прогулок и в окна начнут подглядывать, стучать, а то ещё и давать советы азартные болельщики. Но, к счастью, благополучно завершить этот почти двухчасовый сек­су­альный марафон никто не помешал.

- Фантастика! Мамочка! Чё-ёрт! - тело Эллен сотряслось в который уже раз, она застонала и, словно стайер, отдавший все силы на беговой дорожке и грохнувшийся без чувств на землю сразу после финиша, неподвижно замерла на мякоти сидений своего «ситроена».

- Фантастика, - повторила она через минуту. - Котик, ты был таким нетерпеливым и так внезапно накинулся на меня, что я даже позабыла спросить твоё имя.

- Ольсон, - недолго думая, представился Олег и натянул плавки. - Ольсон Са­виц­ки. Глазки Эллен задумчиво глянули на автомобильный потолок:

- Что-то знакомое... Вспомнила! Сказочный человек-вертолёт Карлсон, который живёт на крыше и ещё знаменитый полярник Амундсен. Твои предки - шведы, датчане или норвежцы?

- Почти. Мои предки с берегов Невы. Слышала про такую реку?

- Может быть и слышала, когда учила в школе географию, но теперь я почти всё позабыла. Мой нежный и такой нетерпеливый котик Ольсон, давай ещё чуточку отдох­нём, прежде чем опять...

- Опять?.. - непроизвольно вырвалось у Олега.

- Я целый месяц провела на ферме у дяди, где кроме него живут только нес­коль­ко стариков, а ещё лошади, страусы и крокодилы, - Эллен хихикнула и погладила его по щеке: - Устал, котик?

- Ты задала такой темп, что, боюсь, мои аккумуляторы быстро разрядятся, - пошутил он.

После всех перипетий сегодняшнего вечера Олег и в самом деле очень был бы не прочь подзарядиться добротным сытным ужином. Эллен словно тоже умела читать чужие мысли.

- Тогда, прежде чем опять мы начнём разряжать твои аккумуляторы, я бы хотела посетить какой-нибудь ресторанчик, - заявила она. - Поехали.

- Куда поехали? - усмехнулся он и показал на свои плавки. - Нас неправильно поймут, если я в таком виде заявлюсь в ресторан. Эллен, дай мне телефон, я позвоню своим приятелям и они привезут сюда мои шмотки. Хотя,.. если они приедут, мне придётся идти с ними...

- К дьяволу всех приятелей. Теперь я тебя никуда от себя не отпущу. На набереж­ной полно бутиков, в которых продаётся одежда. Поднимайся, - Эллен повернула ры­чаж­ки сидений и завела мотор.

Когда Олег зашёл в небольшую лавчонку, у её хозяина – пожилого, совершенно седого негра отвисла челюсть с вставными металлическими зубами.

- Мой друг случайно лишился почти всей своей одежды, - с самым невозму­тимым видом сказала Эллен, доставая из сумочки внушительных размеров кошелёк. - Оденьте его. Мы хотим поужинать в приличном ресторане.

- Непременно, - пролепетал старик, посматривая то на раскрытый кошелёк в руках Эллен, то на Олега. - Сэр, перед тем, как я принесу вам рубашку и костюм, пожалуйста, пройдите в ванную комнату и смойте с живота губную помаду...

Прекрасно понимая, что сегодня даже случайная встреча в каком-либо развле­ка­тель­ном заведении с работниками "Роспромпоставки" весьма не реальна, он без опаски плотно поужинал в ресторане "Камелот". Ужинал именно он, потому что Эллен только отрезала маленький кусочек от своего бифштекса и лишь для вида поковырялась в жареном картофеле. Наблюдая, как её «котик Ольсон» поглощает содержимое тарелок и вазочек, расставленных на столе, она рассказывала о своём муже - негодяе Крисе:

- Ну ладно, девочки - это ещё можно понять. Но, когда я узнала, что он спит с мальчиками, мои нервы не выдержали, - Эллен промокнула салфеткой выступившие на глазах слёзы. - Во мне проснулся дедушка по линии матери - он у меня был настоящим японским самураем. Я даже не стала разговаривать с этим ничтожеством, я имею в виду Криса, а просто врезала ему пощёчину и уехала из Мельбурна к дяде Биллу. У дяди здесь большое поместье всего в трёхстах километрах от Кейптауна. Теперь я живу в нас­тоя­щих африканских джунглях и лишь иногда приезжаю в город. Что тебе ещё заказать, мой котик Ольсон? Ты уже зарядил свои аккумуляторы? Тогда поехали в гостиницу. Официант, счёт.

- Скажите, - обратился Олег к подошедшему официанту. - У вас здесь есть казино?

- Конечно, сэр.

- И в покер там играют?

- Обязательно.

- Ты хочешь играть в карты? - удивилась Эллен и надула губки. - Как же так? Я теперь тебя не интересую? Ты же очень хотел встретить со мной рассвет.

- Мы его сегодня обязательно встретим в твоём номере. Пойми, Эллен. Не могу же я допустить, чтобы ты всё время платила за меня. Я ведь не альфонс какой-нибудь. Одолжи мне, пожалуйста, всего сто долларов. Я отличный игрок, к тому же когда рядом такая прекрасная женщина как ты, клянусь, обязательно выиграю и сразу же верну тебе деньги за этот чудесный ужин и красивый костюм.

Через два часа они садились обратно в «ситроен», а в кармане пиджака Олега лежало ни много ни мало почти двадцать тысяч долларов. Ещё через пятнадцать минут Эллен, поскорее желающая доказать котику Ольсону, что всё-таки широкая гости­ничная кровать, гораздо лучше, чем автомобильные сидения, уже вводила его в свой трехкомнатный номер.

Здесь он прожил три ночи и четыре дня. Чтобы свести к нулю вероятность встре­чи с Гладышевым, Тараканом или кем-либо из их людей, Олег не выходил из гостиницы на улицу. То, что её друг оказался таким домоседом, вполне устраивало Эллен. Она была весела, говорлива и беспечна, не задавала лишних вопросов. Словно маленький ребёнок, часами смотрела мультфильмы по телевизору или рассказывала о своей жизни в Мельбурне, ещё ежедневно звонила по телефону на ранчо дядюшке Биллу и, конечно, вместе с Олегом предавалась длительным постельным утехам. Завтрак и ужин им приносили в номер. По вечерам же они спускались из номера в ресторан поужинать, после чего Олег направлялся в гостиничное казино, где пополнял свой долларовый запас. Деньги ему нужны были, чтобы уехать из Кейптауна. Поначалу он всерьёз подумывал над тем, как бы нелегально вернуться в Россию и жить там пусть даже под чужой фамилией. Но на четвёртый день его планы поменялись. В это утро он включил установленный в номере компьютер и, как в предыдущие три дня, стал по сети прос­матривать сводку новостей. Статья, так повлиявшая на его решение, называлась «Куда же делись миллиарды Эдуарда Аграева?». С едким ехидством корреспонденты «Нью-Йорк Таймс» сообщали в ней, что десять миллиардов долларов, которые известный российский олигарх передал своей стране, странным образом вдруг исчезли с бан­ков­ских счетов.  Точно также как и когда-то деньги МВФ, данные на развитие России, они канули в «чёрную дыру» русской безалаберности или, что более вероятно, в «чёрные дыры» карманов идеально отрегулированных в  своей преступной работе русских криминально-административных кланов. Как утверждали авторы статьи, вторая версия более предпочтительна, так как власть предержащие влиятельные русские чиновники на все вопросы журналистов по поводу очередного исчезновения денег только в недоумении разводят руками.

Во время поездки на пляж со своими похитителями, он не придал значения высказываниям Тараканова – ему тогда не до того было, а слова заместителя Гладышева оказались пророческими.

- Всё-таки, Таракан оказался прав, - воскликнул Олег, дочитав статью. В бессильной злобе он так грохнул кулаком о стену, что из спальни выскочила заспанная Эллен.

            - Что случилось, Ольсон? Плохие известия?

            - Хуже некуда, - он сразу не мог прийти в себя и должен был высказаться хоть кому-нибудь: – Очень плохие известия. И самое страшное, что ничего исправить нельзя. Они воровали, воруют и будут воровать, потому что они – власть. А это значит, что у такой страны нет будущего и ехать туда, чтобы хоть что-то исправить, что-то изменить, просто бессмысленно.

            - Не пойму, о какой стране ты говоришь? Ты не хочешь больше ехать в нашу Австралию?         

            - В нашу Австралию? – Олег горько усмехнулся.

            Что же, сама того не подозревая, Эллен подкинула ему вполне здравую идею. Почему бы и в самом деле ему не поехать жить в Австралию? Судя по рассказам этой милашки о её жизни в Мельбурне, Австралия и в самом деле не самое плохое госу­дар­ство на этой планете.

            - В нашу Австралию? – пробормотал Олег. – Именно в Австралию я и поеду.

Когда Эллен пошла принимать ванную, он достал из ящика письменного стола её паспорт гражданки Австралии, перелистал и тщательно запомнил каждую деталь, каждый незначительный штрих этого документа. Затем спустился в вестибюль гости­ни­цы и в магазинчике купил блокнот размером, формой и цветом обложки напоминающий паспорт Эллен. Здесь же в вестибюле находилась и фотомастерская, где он сфото­гра­фировался. Получив фото, Олег прикупил ещё ручку и клей, а потом вернулся к себе в номер. Эллен продолжала плескаться. Отлично, значит, ему никто не помешает.

Олег вырвал из блокнота лишние страницы, на нужном месте вклеил свою фотографию и стал вписывать туда требуемые паспортные данные. Теперь хорошо бы провести первое пробное испытание его изделия.  

- Я слышала, как ты открывал входную дверь, - сказала Эллен, выходя из ванной. – Куда ты уходил?

- Я попросил приятеля подвезти сюда мой паспорт. Хочешь на него взглянуть?

- На твоего приятеля?

- Нет, - Олег представил настоящий австралийский паспорт, ввёл в гипнотический транс Эллен и протянул ей блокнотик. – Я хочу показать тебе свои документы.  

- Зачем мне нужно смотреть твой паспорт? – милашка Эллен открыла блокнот. – Или ты при нашем знакомстве обманул меня и назвался чужим именем?.. Ну-ка, инте­рес­но… Нет, всё правильно: Ольсон Савицки. Какой ты на фотографии серьёзный! А костюм очень похож на тот, что мы купили  в бутике на набережной.  

- Мне всегда нравился такой фасон и этот цвет.

К его «паспорту» у Эллен не возникло никаких претензий. Она полистала блок­нот, а затем отдала Олегу:

- Представляешь, он мне сегодня приснился.

- Кто приснился?

- Мой Крис. Как ты думаешь, к чему это?

- Не знаю, - рассеяно ответил Олег, мысль о переезде в Австралию прочно засела в его голове. – Эллен, солнышко, ты только не обижайся… мне скоро придётся возвра­титься в Мельбурн.

Ротик Эллен капризно приоткрылся, а восточный разрез глаз округлился и заб­лес­тел влагой.

- Так быстро? – пролепетала она, хотела что-то добавить, но из сумочки раздался трезвон её мобильного телефона: – Алло. Что тебе нужно, Крис? Ты в Африке?! У дяди Билла?! Зачем ты прилетел?.. Да, я поехала в город развеяться. Помириться?! Ни за что! После того, что я о тебе узнала… Ты никогда не был в этом клубе? Не ври, лгун. Виль­со­ны видели, как ты парковал там машину. Не в клуб, а куда?.. Почему же ты раньше всё мне не объяснил?.. Я разъярилась, как пантера? Ещё бы! Да, уехала, потому что ты меня тогда капитально достал. Не можешь без меня?.. Хм, приятно слышать… Ну, не знаю… Я подумаю… Хорошо приезжай…

- Это Крис, - сообщила Олегу Эллен, отключив мобильник. – Он решил сделать мне сюрприз: предварительно не позвонив, вчера прилетел в Кейптаун и сразу же отпра­вил­ся на ранчо дяди Билла. Хорошо, что он не узнал заранее о моей поездке в город. Представляю, что бы он возомнил себе, если бы увидел нас вместе - он ревнует меня без всякого повода. Утверждает, что Вильсоны ошиблись: тогда он был не в клубе гомиков, а рядом, в соседнем доме – по вечерам подрабатывал дизайнером в одной мастерской. Этого у него, конечно, отнять нельзя – он хороший специалист. Наверное, зря я тогда погорячилась. Сейчас он на машине отправится обратно в Кейптаун и после обеда будет здесь в гостинице. Ольсон, неужели ты вот так уедешь, и мы больше никогда не уви­димся?! Я этого не перенесу. Обними меня,.. какие у тебя жаркие губы… да… ещё,.. вот так,.. о мой нежный котик Ольсон!..   

            Около полудня ему всё же удалось вырваться из объятий взбалмошной жёнушки Криса. Когда такси от гостиничного подъезда повезло его на аэродром, Эллен стояла на балконе своего номера. Она плакала, вытирала глазки платочком и на прощанье махала Олегу холёной рукой.

 

* * *

 

Тёплая успокаивающая волна обдала его, когда после череды гудков трубку наконец-то подняли, и он услышал такой знакомый, такой с детства родной голос.

- Мама, это я, - волнуясь, сказал Олег.

Прошло чуть более трёх месяцев с того дня, как он разговаривал с ней и объяс­нял, что вовсе не утонул, что с ним всё в порядке, но ему нужно некоторое время тайно пожить за границей – так надо. Тогда он звонил из особняка своих кейптаунских похи­ти­телей, и каждое его слово контролировалось коротышкой Гладышевым. Сейчас же он звонил из Сиднея и был свободен, но приехать в Питер и встретиться с близкими всё же не мог, как и прежде, боясь за свою и за их безопасность.

- Как дела, мама? 

- У нас всё в порядке, Олежек. А ты как?

- У меня тоже всё в полном порядке.

- Ты хоть не в Ираке, сынок? Я как вижу эти все теракты по телевизору, чуть не плачу: - вдруг, думаю, с тобой что-нибудь случиться.

- Я живу в спокойной стране, мама. Мною никто не интересовался?

- Никто. Все ведь так и считают, что ты тогда в Африке… Хотя, нет… Интересовался… На той неделе я твоего друга-одноклассника встретила. Николаем, кажется, зовут. У него ротвейлер недавно издох, хоть уже и старая собака, а всё равно жалко. Он очень переживает, а тут ещё о тебе спросил и когда узнал, что ты утонул, чуть не расплакался, бедняга. Когда же ты сможешь вернуться, Олежек? 

- Не знаю, мама. Будущее покажет. Как там мой братик поживает?

- Кирюшенька начинает разговаривать всё больше и больше. Лопочет смешно так, правда, не всё понятно. Мы с ним даже уже песенки разучивать начали.

- Мама, та старая тетрадь деда,.. она должна лежать в шкафу под альбомами.

- Там и лежит, наверное.

- Когда Кирюха ещё чуток подрастёт, начни его обучать по этой тетради. Ему это в жизни пригодится. Вообще-то, смотри сама. Ты мать – тебе решать.   

В трубке послышался тяжёлый вздох. Наверное, мама вспомнила дни, когда ещё подростком Олег нашёл эту тетрадь. Вспомнила, наверное, как убили её первого мужа, и как Олег сам едва не погиб от рук наёмного киллера.

- Мама, у вас деньги есть?

- Если тебе нужно, Олежек, я деньги достану.

- Мне не нужно. С деньгами у меня нет проблем, и я тебе скоро сам их вышлю на первое время, потом тоже буду регулярно высылать.

- Ты работаешь?

- Конечно, толкаю вперёд научно-технический прогресс.

- Как и прежде, занимаешься своей любимой физикой?

- Конечно. В городе, в котором я сейчас живу, создана отличная лаборатория. Мне нравится моя работа, и я вполне всем доволен. Только ты об этом, как и раньше, никому ничего не говори. Всё, мама, целую. Перед тем как послать деньги, я опять тебе позвоню. Это будет очень скоро, - он положил трубку.

«У меня в Сиднее - зима и начинается новое утро, у мамы в Питере – лето и ещё заканчивается прошлый день. Да, далековато я, устроился от своего родного гнездыш­ка», - думал Олег, глядя на улицу за окном. Там в свете уличного фонаря короткими блес­тящими пунктирами нёсся к тротуару густой дождь и бомбардировал поверхность луж. До рассвета два часа, до начала работы - четыре. Ещё вполне хватало времени, чтобы принять горизонтальное положение и поваляться в постели, даже можно было бы вздремнуть. Но ему спать совершенно не хотелось. Он прошёл в ванную и, перед тем как начать бриться, заглянул в глаза своему отражению в зеркале, подмигнул ему и спросил:

- Что ты за человек, Олег Савицкий? Вроде бы и вполне нормальный, а, с другой стороны, далеко не такой, как большинство людей. Ты не от мира сего! Ты бы мог за­прос­то стать миллиардером, или, демонстрируя чудеса, организовать религиозную секту и заделаться её духовным мессией. А почему бы не провозгласить себя новым Иисусом Христом? Олег Савицкий – «суперстар»! Ты бы мог жить припеваючи, но вместо этого по-прежнему каждый день торчишь за своими расчётами перед компьютером или у лабораторного стенда. Странный ты, Савицкий.

Он намазал щёки кремом и, счищая его бритвой, стал думать о том, что прои­зойдёт через несколько часов в стенах университетской лаборатории. Этот сегодняшний эксперимент был принципиально важен для Олега: если теоретически просчитанный по взятым за аналог магнитным полюсам Земли «электромагнитный трубопровод» сумеет оторвать от нижней точки стенда капсулу и начнёт поднимать её вверх, а, тем более, мягко опустит вниз – идея создания космического лифта станет уже не такой фантас­ти­ческой и нереальной.

Приготовив себе кофе, он включил телевизор и сел в кресло. По CNN показывали бесплодную пустыню, а вещающий за кадром голос навевал тоску:

- Ученые бьют тревогу: за последние 30 лет площадь засушливых районов на планете выросла более чем вдвое. От глобального изменения климата пострадали практически все континенты. К таким выводам пришла группа ученых из амери­кан­с­ко­го Национального центра атмосферных исследований под руководством Эйгуо Дэя. Согласно расчетам группы Дэя, сегодня почти треть земной поверхности покрывает очень сухая почва. Любопытно, что в большинстве случаев изменение структуры поч­вы объясняется отнюдь не сокращением количества осадков. Причина – в повышении сред­негодовой температуры, из-за чего стало испаряться больше влаги. Если гло­баль­ное потепление не остановить, то уже в ближайшем будущем районы с сухой почвой будут превращаться на теплое время года чуть ли не в пустыни. «Наши исследования дают основания предполагать, что процесс уже начался», – считает Дэй. Он не уточ­няет, когда именно произойдет кардинальное изменение климата на Земле. Зато это де­лает другой известный климатолог профессор Университета Нью-Хемпшира Деннис Л.Медоуз – один из крупнейших современных ученых, занимающихся глобальными экологическими проблемами. В недавнем интервью «Yтру» он предупредил, что через 20 лет многие страны столкнутся с последствиями загрязнения грунтовых вод, вырубки лесов, выброса в атмосферу парниковых газов…

- Ну вот, с утра и такие страхи, - Олег включил музыкальный канал.

Перед началом этого важного рабочего дня ему не хотелось думать о плохом. Но всё равно под задушевную песню Стинга вспомнился отрывок из прадедовской тетради: 

«… и ужаснутся тогда люди своим деяниям, покаются в грехах своих тяжких перед Землёю, и дабы спасти род человеческий, построят подобно Ною ковчег. И мед­лен­но вознесётся ковчег сей высоко-высоко в небо, и построят там люди го­род, и  будут жить в нём, пока не очистится от грязи и зла их колыбель-планета. И спустятся тогда они весёлые, умные и бессмертные, и вернутся в свой дом родной и един­ст­вен­ный, и счастливо заживут на своей Земле, и с тех пор будут свято беречь её».

- Хватит стращать самого себя. Нашёл время думать о катастрофах и конце света. У меня сейчас должно быть прекрасное настроение, - произнёс Олег и увеличил громкость. – Всё будет хорошо.

Как раз на экране меланхоличного Стинга сменила задорная Кайли Миноулт.

- Всё будет хорошо, - повторил Олег, уходя через час на работу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 4

 

Глава 1.

 

                                    - Я вернулся в мой город знакомый до слёз,

До прожилок, до детских припухших желёз,..

 

- эти полные ностальгии строки Мандельштама всплыли из памяти и болью отозвались в душе, когда «Боинг» зашёл на посадку.

Он тоже вернулся в свой такой знакомый, такой родной город в конце августа после почти десяти лет жизни в Австралии. Планировал приехать в Питер чуть позже - в октябре, но пришлось прилететь на два месяца раньше, потому что случилось непо­пра­вимое несчастье.

На похороны он не успел. Всё вышло по закону подлости: двенадцатилетний Ки­рюха никогда раньше не звонил ему на мобильный и поэтому не знал номера. В сва­лив­шейся, как снег на голову, предпохоронной сумятице, маленький брат догадался пос­лать сообщение по электронке. Но пресловутый закон продолжал работать: в те дни се­те­­вые террористы вывели из строя большинство серверов Интернета и Олег смог про­ве­рить свою почту в тот самый день и в то самое время, когда за десятки тысяч кило­метров от Сиднея маму и Владимира Всеволодовича уже предавали земле.

Как и десять лет назад, правда о его псевдосмерти пока оставалась тайной. То, что он жив и здоров, знали только мама, её муж – Владимир Всеволодович Афанасьев, Кирилл и ещё близкая подруга мамы – тётя Оля. У неё Кирюха и жил двое суток после похорон. Узнав, каким рейсом должен прилететь Олег, он самостоятельно поехал в Пул­ково и встречал старшего брата в аэропорту.

Воочию они увиделись впервые. Конечно, Олег получал по сети фотографии и видеосюжеты с взрослеющим Кирюхой, но всё равно в памяти особенно ярко запе­чат­ле­лось то время, когда он был совсем ещё маленьким: капризничающий сонный мла­денец покрикивает у мамы на руках. Тогда Олег жил в Протвино, но часто заскакивал в Питер хотя бы на денёк. И вот промчались годы, младенец стал подростком и этот под­росток поджидал сейчас Олега возле эскалатора, по которому спускались прилетевшие пассажиры.

- Кирилл, это ты?

- Здравствуйте, дядя Олег.

- Какой же я тебе дядя? Я просто… просто Олег. Как ты здесь один оказался?.. В смысле, зачем сам в аэропорт приехал?

- Я уже не маленький, - ответил Кирюха и по-детски шмыгнул веснушчатым носом.

- Точно, ты уже совсем большим стал, - Олег грустно улыбнулся.

В первые минуты их встречи он ощущал неловкость, не знал, как вести себя с этим русоволосым мальчишкой, глаза которого сейчас были припухшими и красными от пролитых слёз.

- Ну, здравствуй, братишка. Вот мы с тобой и встретились, - Олег нагнулся и чмокнул Кирилла в родинку на щеке. - Ты только, пожалуйста, сам больше не езди по городу и не уходи далеко от дома. Полиция подумает, что ты беспризорник и заберёт…

- Меня не заберёт, - кратко сказал Кирюха.

Они завезли домой дорожную сумку Олега и сразу же поехали на кладбище, где положили на свежие холмики могил цветы. После кладбища электричкой отправились в При­бытково. Маленький деревянный домик, который родители использовали в ка­честве дачи, был обветшавшим и походил на древний исторический экспонат точно также, как и все строения на этой улице. Олег постоял на дороге у калитки, возле которой всё и случилось. Затем, сопровождаемый Кирюхой, зашёл вовнутрь, побродил по трём комнаткам со скрипучими половицами и обшарпанной допотопной мебелью под стать дому. Они спустился во двор. У забора росли четыре высоких яблони с рано пожелтевшей листвой и паутиной на ветках, кое-где висели и яблоки. Олег сорвал себе и Кирюхе несколько и по тропинке прошёл к землянике. Грядки с узорчатыми тоже уже изрядно подсохшими и покрасневшими листьями выглядели ухоженными – мама любила заниматься приусадебным хозяйством. В июне она написала, что ожидается большой урожай и можно будет сварить земляничное варенье. Он обожал землянику и, помня об этом, мама собиралась попотчевать ею своего старшего сына в октябре, когда тот обещал вернуться. Наверное, сейчас это варенье дожидается его на антресолях квартиры. Олег вздохнул и спросил у Кирюхи:   

- Где здесь полиция?

Местное отделение располагалось через три квартала. За письменным столом сидел пожилой ширококостный капитан, изучавший рекламу в газете.

- У вас шесть дней назад на улице застрелили двоих людей,.. – говорить это Олегу было очень нелегко. - Афанасьевых. Я хотел бы знать, как это случилось.

            Капитан перелистнул страницу и посмотрел на Олега долгим изучающим взгля­дом. Потом взглянул на Кирюху.

- Ты Кирил Афанасьев? - Вспомнил он. - Сын убитых, правильно? Ты тогда к нам приезжал вместе с заводскими коллегами отца. И вчера тоже возле нашего КПЗ вертелся. Ты что, теперь у нас в Прибытково живёшь?

- Почему в Прибытково? – ответил за Кирилла Олег. Он не знал, что Кирюха был здесь вчера и удивился этому. – Он в Петербурге живёт. 

Глаза капитана снова принялись изучать Олега:

- А вы кто Афанасьевым будете?

- Родственник.

- Родственник, - повторил капитан и, отодвинул газету на край стола. – Значит, издалёка приехали. Из-за границы, наверное?

- Из-за границы.

- Да уж, сейчас многие туда переметнулись, - капитан помолчал, затем догадался предложить: - Да, вы садитесь, в ногах правды нет.

Олег и Кирюха опустились на стоявшие возле стены шаткие стулья.

- Как это случилось, - капитан громко откашлялся и почесал затылок. - Что го­во­рить... Да вам же уже должны были всё рассказать. Хоть и из ряда вон выходящая, но бы­товуха. По сводкам, в Питере почти каждую неделю происходит нечто подобное. Вот и в нашем районе такое случилось. Жил у нас в Прибытково некто Завьялов, ра­бо­тал на железной дороге. Обычный работяга. Тридцать пять лет мужику, молодой ещё, по отзывам вроде бы вполне нормальным был. Ну, выпивал иногда, как все. Десант­ни­ком срочную службу проходил в «горячей точке». Воевал, значит. Точно установить не успели, но, вроде бы, оттуда – со службы он и привёз автомат.

- То есть, как привёз? Из армии?! Оружие?! Оно же должно было числиться.

Мент хмыкнул, словно Олег сказал какую-то нелепость:

- Видать, давно ты в России не был, парень? Не знаю, как у вас там за границей, а у нас по неофициальной статистике каждый десятый сейчас имеет ствол. Сопливые пацаны забавы ради по ночам частенько перестрелки устраивают, а ты... Приехал сюда в красивом костюмчике и удивляешься. А чему удивляться? Демократия у нас. Благо­даря этому вашему Западу, расцветает она здесь в полный рост - теперь всё можно. Вон, видишь? - не оборачиваясь, капитан ткнул пальцем в стену позади себя. – На это плю­нуть противно, а приходиться  вешать в качестве наглядной агитации - свыше рекомендовано.

            За его необъятной спиной красовался приклеенный к обоям скотчем большой разноцветный календарь: два обнажённых по пояс мускулистых парня приникли друг к другу в страстном поцелуе.

- Раньше хоть голых баб печатали, - с горькой иронией продолжал капитан. - А те­перь - педиков. Даже в школе на уроках истории объясняют, что однополая любовь - это круто, это и есть самая настоящая любовь. Мол, в древней Греции храбрый воин ста­новился ещё храбрее, когда сражался с врагами бок о бок со своим любовником, и ни­когда не помышлял о женитьбе на женщине.

Такого типа плакатов было полным-полно и в Австралии - чтобы снизить рож­да­е­мость малоимущих, сейчас вовсю пропагандировались нетрадиционные половые от­но­шения, постепенно становившиеся очень даже традиционными.

- Мы немного отвлеклись. Вы говорили о Завьялове, - напомнил Олег.

- Да, Завьялов... Характеризовался положительно, приводов не имел. Жена, сыну десять лет... Было десять... Только Завьялова – жена его любимая, большой стервой ока­залась. Нашла себе богатенького и бросила семью, укатила, гнида, три месяца назад со своим хахалем в Германию. Завьялов запил. С работы его выгнали. От безнадёги и по причине запоя он достал из загашника автомат... Сначала застрелил родителей сво­их. Они в соседнем доме жили. Потом вернулся к себе на квартиру в трёхэтажное обще­житие. Жильцы-соседи слышали, как он сказал сыну, что жизнь - это мучение. Он по­п­росил у мальчишки прощение за то, что тот родился на свет и за то, что он – его отец, не смог содержать семью,.. - капитан поперхнулся, опустил заблестевшие глаза и достал из стола сигареты. – Убил, в общем… Перед смертью мальчик очень кричал...

- Он убил своего сына? – не поверил услышанному Олег.

- Я что шутить этим буду? Три пули в область сердца... Совершив убийство родителей и сына, Завьялов вышел из дома на улицу. Пока группу захвата вызвали, он за­стрелил ещё шесть человек. Убивал исключительно тех, кто ехал или сидел в маши­нах.

- Почему?

- Как он сказал потом на допросе, мстил богатым. Сейчас ведь бензин дорогой. На машинах могут себе позволить разъезжать только зажиточные. Вот он и... Твои род­ст­венники – Афанасьевы, как раз только остановились у своего домика, а он выскочил из-за угла на шум мотора и всадил в «жигулёнок» очередь. И Афанасьева, и его жену сразу наповал...

Олег до крови закусил губу:

- Где он сейчас?

- В морге.

- В морге?! Он сам себя, или вы его застрелили при задержании?

- Нет, не мы. Взяли Завьялова живьём, снайпер усыпил спецвыстрелом. Тот даже ничего не успел предпринять, мгновенно отключился. А когда протрезвел от водки и очухался от снотворного, стал плакать: дескать, почему вы меня не пристрелили? Дайте мне верёвку, или хотя бы осколок стекла - к сыну хочу. К совести нашей взывал. Три дня у нас в КПЗ маялся и на допросах ничего не отвечал, только волком выл. А потом, когда пришёл «автозак» в Питерские Кресты его перевозить,.. – капитан вдруг замолчал и посмотрел на Кирилла. – А чего это я тут перед вами распинаюсь? Мальчик же как раз на улице был в числе остальных зевак. Кирилл, я же тебя сам лично прогонял, а ты всё равно возвращался. Разве не видел, как Завьялов умер? Что же ты своему загра­нич­ному родственнику ничего не рассказал?

В ответ Кирилл только пожал плечами и молча уставился в окно.

- Ясно. Насмотрелся, бедняга, за эти дни и на похороны и на смерть, - по-своему по­нял его молчание капитан. – Зачем же ты сюда и сегодня приехал? Лучше бы на тиви­компе играл дома или в клубе. М-да… В общем, откинулся убийца ваших род­ст­вен­ников. Умер, можно сказать, хорошей лёгкой смертью: за несколько шагов до двери фургона вдруг захрипел, а потом повалился на конвоиров.

- От чего он умер? Может быть, яд? – С надеждой спросил Олег, но от догадки почувствовал испарину между лопаток. 

- Нет, не яд. Сегодня утром сделали вскрытие. Патологоанатомы говорят, вне­зап­ная остановка сердца. Внезапная и быстрая смерть… Я же говорю, лёгкий конец достался ему. Повезло, не пришлось на себя руки самому накладывать. А смертную казнь ведь у нас уже давно отменили - друзья наши заграничные приказали, мы и от­ме­нили… Вот и вся история. Завалил девять человек мужик, а потом и сам на тот свет вслед за ними сбежал от правосудия.

Олег хмуро посмотрел на капитана:

- Вы таким тоном говорите, словно вам его жалко.

Капитан выдержал этот взгляд и ответил с плохо скрытой неприязнью:

- Жалко. И этого придурка Завьялова жалко, который из-за нашей скотской жиз­ни превратился в быдло и полное дерьмо. И сынишку его очень жалко, и стариков его, и всех остальных кого он ни за что, ни про что порешил. Вот кого бы мне не было жал­ко, так это Завьялову - его дражайшую супругу. Я её самолично к стенке бы поставил, рука бы не дрогнула.

Он затянулся и задавил в пепельнице окурок:

- Ладно, хватит долгие дискуссии организовывать: жалко, не жалко. У нас здесь не телешоу. Я не знаю кто ты, родственник. И не хочу знать. Скажу честно, была бы моя воля... Я бы всех крыс передавил, что нахапали здесь денег, ограбили нас, а потом сбе­жали жировать на Запад.

«Я не крыса и никого не грабил, - хотел возразить Олег, но промолчал. – Чего я перед ним должен оправдываться?».

- У вас есть ещё ко мне вопросы? – уже официально спросил капитан. Он пододвинул к себе газету, демонстрируя этим, что тема исчерпана.

«Зря я сюда пришёл», - подумал Олег. Испытывая досаду и раздражение, он от­ве­тил: - Вопросов больше нет. Спасибо, господин капитан. Спасибо за ваши толковые доходчивые объяснения и… ещё за то, что не раздавили меня… как крысу. Вижу, сде­ла­ли бы это с большим удовольствием.

- Пожалуйста, господин иностранец, - побагровев, ответил мент. - Извините, ежели что-то не так, а я не люблю лукавить. Счастливого вам пути на вашу новую ро­ди­ну. Скатертью дорога.

 

 

 

* * *

 

До железнодорожной станции Олег дошёл молча. Он хотел было напрямую спро­сить у Кирилла о странной смерти Завьялова, но не решился, а говорить о каких-либо пустяках просто не хотелось – не то было настроение.

В электричке на Питер народу было не особенно много. Помимо рекламы пива, водки, и ныне разрешённых по всему миру лёгких наркотических таблеток типа «эйфо­рик», весь вагон был оклеен листовками, предупреждавшими о возможности терактов. Четыре раза проходил вооружённый транспортный патруль с овчаркой. Милиционеры шли по вагонам, бдительно присматриваясь к пассажирам и их багажу. Некоторых просили показать содержимое сумок, люди безропотно подчинялись, понимали – сейчас время такое, жить стало ещё хуже и страшней: почти каждый день новости передавали о происходящих в мире терактах.

За окном начали проплывать заунывные картины приближающегося большого города: старые полуразваленные кирпичные дома, снести которые окончательно не дохо­дили руки у соответствующих служб мэрии, какие-то проржавленные метал­ли­чес­кие конструкции, гниющие мусорные кучи, покрытые зарослями чахлого камыша и масляными разводами болотца. «Вот так, вот так, вот так» - методично выстукивали внизу под полом колёса. «Вот так я и съездил домой. Я вернулся в свой город, знакомый до слёз, - мрачно думал Олег, обозревая под стать своему настроению такие же мрачноватые российско-железнодорожные пейзажи. – Десять лет мечтал о том, как сюда приеду и… вот так, вот так, вот так». Неожиданно он почувствовал, как ловко и осторожно дотронулись до его сознания. Именно не вторглись, не подслушали мысли, а коснулись. Словно вежливый человек, прежде чем войти в закрытые двери предварительно постучался в них. «Неужели?..» - Олег удивлённо взглянул на Кирилла. Тот шмыгнул носом и неожиданно улыбнулся. Олег улыбнулся в ответ. «На маму он здорово похож, - мимоходом отметил он. – Такой же тонкий рот и немного курносый нос, и глаза точь-в-точь, как у мамы, и головой также покачивает, как она. Только волосы у него светлые и на носу веснушки». «Веснушки и светлые волосы – это от папы», - появилась вдруг бегущая строка-мысль. «Значит, ты уже передачей и приёмом мысли овладел? – послал ответ Олег. – Молодец. Тогда давай, братец, поговорим телепатически». «Давай», - согласился Кирилл. Они сидели друг против друга, посмат­ри­вали в окошко и беззвучно обменивались своими мыслями:

- Ты рассердился на меня?

- За что?

- За то, что я убил Завьялова? Ты ведь догадался об этом. Не знаю, как всё полу­чи­лось… Я слышал, что его должны были отвозить вчера днём в город, и мне очень хотелось отомстить. Я приехал в Прибытково и долго стоял возле милицейского участ­ка. Потом пришла машина. А когда его вывели, мы с ним  внезапно встретились глаза­ми. Вроде бы быстро так, всего на одно мгновение. Но это мгновение вдруг затор­мо­зило, и я сквозь его глаза увидел сердце. Оно бешено колотилось, словно хотело выр­ваться из груди, и я…

- И ты приказал этому сердцу остановиться?

- Да, я не мог сдержаться… Я ведь очень хотел отомстить… После этого он упал мёртвым.

- Я не могу, не имею права тебя ни в чём обвинять, тем более сердиться. Хотя считается, что мстительность – это плохое чувство, но не знаю, как бы сам поступил, если бы довелось встретиться с этим Завьяловым. 

- Меня теперь мучает совесть. Я в жизни не обидел ни собаки, ни кошки, ни кури­цы, а тут взял и убил человека.

- Ты убил убийцу твоих родителей. К тому же, помнишь, что говорил капитан? Завьялов сам хотел умереть. Считай, что ты даже сделал для него добро. Ведь оста­ваться в живых и думать, что убил родителей и собственного сына, гораздо более страш­ная мука, чем смерть. 

- Ты тоже когда-нибудь делал ЭТО?

- Что ЭТО? – ответил вопросом на вопрос Олег, хотя понял, что имеет в виду брат.

- Ты прекрасно понял меня. Тебе ведь пришлось убегать и скрываться. Значит, ты имел много врагов и, значит, мог кого-то убить, как вчера я. Если не хочешь, не надо отвечать мне.

Юлить или врать Кириллу Олег не хотел:

- Один раз ЭТО произошло.

- Расскажешь?

- Расскажу, но не сейчас. Давай лучше поговорим о нашем будущем. Поехали со мной в Австралию. Поедешь?

Ответ Кирилла состоял из шмыганья носом и пожатия плеч – ясное дело, на такой вопрос сразу ответить трудно.

- Я прекрасно понимаю, прежде чем уехать, нужно хорошенько всё обдумать, - приободрил его Олег.

- Я подумаю. Мама рассказывала, да я и сам много читал, что в Австралии гораздо лучше живётся, чем здесь у нас. Но я бы не хотел, чтобы меня в нашей школе и во дворе все считали сбежавшей крысой. 

Теперь промолчал Олег. Он покраснел и стал смотреть в окно. Паузу нарушил Кирилл:

- Извини, я не хотел тебя обидеть. Мама ведь мне говорила, что ты жил там по необходимости. А кто за тобой гонялся?

- Если кратко, одни плохие люди. Это очень долгая история, Кирюха, а мы уже скоро приедем. Клянусь, я тебе обязательно всё расскажу, но это будет чуточку позже.

В вагон опять вошёл патруль. Овчарка потыкалась носом в пассажирские сумки, разыскивая взрывчатку, но как-то без энтузиазма. Наверное, уже мечтала об окончании своего собачьего рабочего дня. Милиционеры проверили документы у небритого не­ряш­ливого мужика, зашедшего в вагон две остановки назад, и пошли себе дальше.

- Я бы тоже хотел заняться обезвреживанием террористов, - продолжал сеанс разговорной связи Кирилл.

- Ты тоже хочешь бродить вот так по вагонам с овчаркой?.. Нет, я тебя, кажется, понял. Ты хочешь, ездить в электричках, читать мысли людей и определять, кто из них террорист? Но, Кирюха, представь, сколько народу ездит на электричках по железным дорогам и в метро. Разве все поезда ты обойдёшь? И потом, при сканировании чужих мыслей тратится уйма энергии, и надолго бы тебя просто не хватило. 

Кирилл отрицательно покачал головой и передал:

- Сам знаю, что от езды в электричках проку будет мало. Я бы хотел стать вирту­аль­ным сыщиком всепланетного масштаба.

- Всепланетного?! Ничего себе! – Олег даже присвистнул вслух.

Этот прозвучавший ни с того, ни с сего лихой посвист вызвал удивление у си­дев­шей рядышком бабули и она на всякий случай отодвинулась подальше от Олега.

- Мне кажется, я бы смог. Нужно сильно развить дар предвидения, а у меня к этому есть способности: за минуту до того, как маму и папу застрелили, я почув­ст­во­вал, что сейчас с ними что-то произойдёт плохое. Я даже стал звонить им на мо­биль­ный, но не успел - они уже не отвечали… Ведь почему-то я почувствовал угрозу для их жизни? Может быть, после достаточной тренировки, пусть через год или пять, я научусь, смогу воспринимать и отслеживать все крупные катастрофы, которые должны скоро произойти с большим числом людей. Так мы искореним терроризм. 

- Как ты представляешь свою антитеррористическую работу?

- Ну как, - Кирюха задумался. – Меня должны обеспечить качественной и быстрой связью с президентами всех государств или с их министрами по чрезвы­чай­ным ситуациям. Почувствовал я, например, что в Парагвае должно вот-вот произойти землетрясение или, что в Москве террористы снова хотят взорвать вокзал, сразу звоню в эти страны, предупреждаю о грозящей опасности.

Олег понимающе кивнул:

- В идеале всё красиво и всё правильно. Но в реальности будет совсем по-другому, а жизнь такого всевидящего экстрасенса не будет стоить ломаного гроша, его быстро убьют.

- Кто? Террористы? А как они узнают, где экстрасенс живёт? 

- Элементарно узнают. Террористы отлично организованны, у них богатые ис­точ­ники финансирования и, значит, они везде имеют своих людей, даже в полиции. Но, скорее всего, смерть экстрасенса «организуют» его же коллеги – сами секретные поли­цей­ские службы безопасности.

Кирилл недоверчиво взглянул на Олега, тот лишь усмехнулся:

- Не веришь? Всё упирается в деньги, братишка. Сам рассуди, если всего лишь один человек сумеет обуздать террористов, то зачем налогоплательщикам всех стран мира нужно будет содержать мощные аппараты разведок и служб безопасности? Они станут просто не нужны. А какой начальник допустит, чтобы его ведомство распус­ти­ли, какие секретные агенты захотят, чтобы их сократили? Уж лучше без всякого экстра­сенса неспешно отлавливать террористов и получать за это хорошую зарплату, – Олег по­смотрел в окно и уже вслух сказал: - Смотри, Кирюха, приехали, Варшавский  вок­зал.

Они вышли на привокзальную площадь.

- Не знаю как ты, а я проголодался. Кроме тех яблочек, что мы съели в Прибыт­ково, я ещё сегодня ничем желудок не баловал. Давай где-нибудь перекусим.

- А потом? – Напряжённо спросил Кирилл. – Мы поедем к тёте Оле или… туда?

Олег вздохнул и промолчал.

Хоть еда в кафе и была вкусной, братья ели без аппетита. Каждый думал о том, что сейчас они поедут домой и зайдут в жуткую тишину родительской квартиры.

- Хорошо бы немножко прокатится по городу, - предложил Олег после обеда. – Вон как раз и такси едет пустое.

- На троллейбусах гораздо дешевле, - заметил Кирилл. – У нас на такси ездят или сильно пьяные, или очень богатые.

- Не волнуйся, братишка. Я не очень богат, но деньжата у меня имеются, - Олег постарался сказать это весело. – Могу я по своему родному городу, в котором не был столько лет, прокатиться на машине?

 

 

 

Глава 2.

 

Он вернулся в свой город, знакомый до слёз… И его родной Питер замелькал за окном видавшего виды «мерса»: Зимний Дворец и Адмиралтейство, как и прежде, цар­ственный Медный Всадник вздыбил скакуна на постаменте…

- Куда дальше? – спросил водитель.

- Куда?.. – Олег задумался. Пальцев на руках и на ногах не хватило бы, чтобы перечислить те места, которые он хотел бы увидеть сейчас. - На Мойку, пожалуйста, потом к Казанскому Собору...

Машина резво помчалась по указанному маршруту – благо бензин нынче дорог и транспорта на улицах совсем мало.

- Теперь куда? 

- Теперь на ту сторону… Только не спеши, помедленнее…

По Благовещенскому мосту пересекли Неву и по Кронверкской набережной про­е­хали мимо зоосада и Петропавловки…

- Теперь куда?

- Давай по Петровской набережной.

Домик Петра стоял по-прежнему, а вот крейсер «Аврора» ещё год назад был, но уже сплыл: депутаты от чересчур демократического «Цивилизованного пути» настоя­ли-таки, чтобы этот «металлолом позорного революционного прошлого» продали в чис­ле очередной партии списанных военных кораблей Балтики.

- Куда?

- Выезжай на Литейный.

По Литейному мосту «мерс» поехал обратно через Неву.

- Слышь, пассажир, а у тебя деньги есть? – забеспокоился таксист. – Чего мы круги наматываем? Глянь, сколько уже на счётчике. Предупреждаю, ежели чё, у меня не сбежишь.

- Не волнуйся, не обидим, - Олег достал бумажник и показал водителю деньги. – Давай прокатимся мимо Таврического и Смольного. 

Увидев доллары, водила успокоился:

- Сразу видно заграничного человека. Видать, давно в Питере не был?

- Десять лет.

- Десять лет – срок, - оживился водила. – Много за это время воды из Невы утекло. А жизнь как поменялась! Помнишь, сколько раньше здесь туристов было? Как же: Пальмира, Северная Венеция, в Эрмитаж огромные очереди. Сейчас же эти очереди с гулькин хрен. Туристов - раз, два и обчёлся. Оно и понятно. Какой дурак поедет путе­шест­вовать, если кругом терроризм свирепствует, как раньше чума. Народ даже на ку­рор­ты боится выезжать, все сидят в своих норках, как мыши. На море только с по­мощью тивикомпов и любуются. А мы сутками простаиваем, клиентов нет. Вот сегодня повезло – ты ко мне подсел. Чё, привёз сынишку посмотреть на город твоей трудовой юности? – таксист кивнул на заднее сидение, где сидел Кирилл. - Правильно… Я говорю, правильно чё ты вовремя уехал. Если бы я имел сейчас капиталец, я бы тоже дрыстанул отсюда в Европу или в Штаты, а ещё лучше бы в Австралию. Здесь уже ло­вить нечего.

Машина медленно катила от Смольного по Суворовскому проспекту.

- Куда теперь желаешь? У меня полный бак. Хочешь, по городу, а можно в Петродворец махнуть или в Павловск?

- Нет, - Олег покачал головой. – Как-нибудь в другой раз Петродворец и Пав­ловск навестим. Давай-ка снова к Зимнему. Только езжай не по набережной, а по Двор­цо­вой площади,  потом - на проспект Наставников. Там мы и сойдём. 

У Александровской колонны рабочие возились с металлическими балками.

- Уже сцену разобрали, - сказал водитель. – Здесь ночью такое творилось… 

- Концерт?

- Не то слово – концерт. Молодёжный шабаш с пивом и цветомузыкой, но с божественным уклоном. Шоу-месса, сейчас это называется. Для оболванивания мало­леток, одним словом. Говорят, здесь сегодня утром одних пустых бутылок двадцать грузовых троллейбусов насобирали. Мой отпрыск тоже сюда просился, но я не пустил. Он меня слушается, пока ещё… Значит, теперь на Наставников?..  

 

* * *

- Здесь, пожалуйста. У этого скверика, - Олег попросил остановить такси за нес­колько кварталов до их девятиэтажки.

- Хочется пройти мимо школы, - объяснил он Кириллу, когда они вылезли из «Мерса». – Ты, кстати, в каком классе: «А», «Б» или «В»? Я в «В» был.

- А я в «А».

Через сквер братья пошли к зданию своей школы. Под ногами громко шелестела опавшая листва.

- Как природа изменилась, - сказал Олег. – Ещё всего лишь август и вроде бы не засуха, а деревья голые стоят. И у нас в Австралии тоже самое. Наши универ­си­тет­ские экологи считают, что из-за всё увеличивающегося загрязнения планеты мути­рование флоры происходит гораздо быстрее, чем…

- Олег?!

Этот возглас, полный удивления и радости, прозвучал от толстого ствола клёна. Олег остановился. Парень в чёрной униформе неуверенно сделал несколько шагов к тро­пинке и, тараща то на Олега, то на Кирилла глаза, остановился:

- Глазам своим не верю… Савицкий?! Это ты? Живой?! Узнаёшь?

- Симоненко! Колька! – воскликнул Олег и двинулся навстречу своему зака­дыч­но­му школьному другу.

В юности Колька был невысоким и щуплым. Сейчас росту в нём если и прибавилось, то совсем незначительно, но зато он сильно раздвинулся в плечах, и это под­чёркивала ладно сшитая полувоенная форма.

- Как же так? – чуть ли не с возмущением сказал Колька после традиционных дружеских объятий, рукопожатий и похлопываний по плечам. – Говорили, что ты где-то в Африке утонул, ещё давным-давно… А ты… вдруг живой и невредимый… Что, с того света прибыл?

- А ты и не рад? – усмехнулся Олег.

- Как это не рад? Очень даже рад. Постой, у тебя же маму вот только… Понял, ты из-за этого вернулся?

- Из-за этого, - с лица Олега сползла улыбка. – Опоздал я на похороны. Сегодня только прилетел.

- Прими мои соболезнования. Какой жуткий случай.

Они помолчали.

- Мои ведь родители тоже… того, - нарушил молчание Колька. – Батя ещё когда я строительный заканчивал, а мама два года назад умерла от рака… Так где ты сейчас? В России или…  

- Или, - ответил Олег.

- Выходит, решил там остаться? Понимаю,.. хотя раньше у тебя были другие жизненные принципы. Всё течёт, всё меняется. Может и правильно ты поступил. Из нашего класса многие за кордон уехали. Кто в Штаты, кто в Европу. Но, вообще-то, сейчас вся местная крутизна предпочитает жить с семьями на Западе, а в Питере деньги делать – нанимают управляющих и держат здесь свои фирмы. Вы куда сейчас, домой?

- Домой.    

- Постойте ещё немножко, вместе пойдём.

- Ты что, здесь деревья сторожишь? – улыбнулся Олег, намекая на униформу Николая.

- Тучку выгуливаю. Где же она? Вот крысина малая - резвая, как метеор, не уследишь за ней, - Колька крутнулся на месте, осматриваясь, сложил руки рупором и заорал: - Тучка, иди ко мне. Ты где?

- Вон она, - Кирилл указал на чёрный комок, усердно разгребающий листья метрах в двадцати пяти от тропинки, и тоже крикнул: - Тучка, Тучка.

 Комок оставил своё занятие и бросился на зов.

- Это что за существо: маленькое, чёрное и такое лохматое, что даже глаз не видно? Чертёнок, наверное, – Олег нагнулся и протянул руку к подбежавшей собачонке. – Тучка, иди сюда, давай знакомиться.

Тучка хоть и зарычала, но по-смешному тоненько и вовсе не страшно, отпрыг­нула и, спрятавшись за ногами хозяина, принялась звонко тявкать.

- Она только меня признаёт, - гордо сказал Колька. – Ещё совсем молодая, но очень понятливая. У соседей болонка разродилась, ну я и взял щеночка. Ты же знаешь, я люблю собак.

- Знаю. Когда мы школу заканчивали, у тебя ротвейлер был, - вспомнил Олег. – Патрицией звали.

- Патюня - умное и кроткое созданье. А здоровая какая – семьдесят килограммов веса, меня на себе катала, - Колька тяжко вздохнул. - Да, тик-так ходики, пролетают годики. Нам уже по тридцать три – средина жизни… Тучка, заглохни. Иди, удобри почву, нагуляйся, как следует. Следующий твой выход на природу завтра утром.

            Понятливая Тучка замолчала и, выбрав место за кустиком рябины, по совету хозяина занялась удобрением почвы.

            - Она сейчас, - сказал Колька, - ещё пару минуток и пойдём. Быстрее, Тучка. 

- Не торопи животное. Пусть псинка нагуляется. Правда, Кирюха? Мы люди не гордые можем и подождать, – Олег озадаченно посмотрел на экипировку друга: – Слушай, Николай, что это у тебя за форма такая,.. такая экстравагантная? Вся в нашивках, да ещё в каких! Ну-ка, поворотись-ка, сынку, как говорил Тарас Бульба.

Над правым карманом Колькиной куртки красовалась нашивка, изображающая былинного богатыря с трёхцветным российским флагом в могучей руке. Над левым карманом у сердца сиял позолотой крест с распятым на нём Христом, внизу креста – надпись «Вперёд, православные». Но самое большое впечатление произвела на Олега нарукавная круглая нашивка. На ней гривастый мужик в рясе и с большим крестом на груди: то ли монах, то ли эстрадный певец, держал у широко открытого рта микрофон, очень похожий на мороженое «эскимо». Казалось, ещё мгновение, и от микрофона-мороженого в руке у проголодавшегося мужика останется один лишь жалкий огрызок. По контуру нашивки сверху и снизу узорчатым текстом вились две надписи: «Епархия города Санкт-Петербурга», «Ди-джей-протоиерей отец Прохор».  

- Новая церковная секта, что ли? – Олег вслух стал повторять прочитанное у Кольки на рукаве: - Ди-джей… Сразу и не выговоришь… Ди-джей-протоиерей отец Прохор… Колян, откуда такой прикид?

- От отца Прохора, ты ведь прочитал, - хмыкнул Колька.

- От какого ещё Прохора? Объясни толком.

- Помнишь, в параллельном классе, в «Б», кажется, Витька Прохоров учился? Мелочь ещё у пацанят из младших классов он постоянно сшибал, когда те на пере­мен­ке в столовку бегали. Месяц назад стоял я возле Гостиного двора. Настроение пре­мерз­кое, а чего радоваться, если наша строительная фирма полностью сдохла – нет ни заказчиков, ни, естественно, денег. Ну вот, стою я, объявления на столбе изучаю - вдруг какая-то халтура подвернётся. И тут подъезжает «крайслер», а из него Витька выходит, да не один, двое громил с ним. Важный такой весь из себя. Я думал мимо пройдёт, но он меня узнал, остановился, заговорил… Раньше Витька простым ди-джеем подраба­ты­вал в дансингклубах, а теперь его раскрутили - стал он популярным отцом Прохором, син­тезировал в своей святой личности и религию, и музыку. В общем, предложил он мне работу охранника в офисе и на концертах. Деньги вроде бы хорошие, я и сог­ла­сил­ся,.. идиот.  

- Почему идиот?

- Ты бы слышал, какую он лабуду несёт - жуть. Такую пургу своей пастве про­по­ве­дует, что уши вянут. Да какая там паства – детвора, четырнадцать – семнадцать лет. Конечно, полно придурков и постарше возрастом – сейчас у молодёжи вообще ущерб­ный менталитет. Вот на них Витька и делает бабки. А вчера я после концерта случайно его разговор с Соболем подслушал…

- С Соболем?

- С ним… Ну, помнишь Марка Ильича Соболева? Пузатый такой. Ты ещё меня на предвыборную встречу с ним потащил в школу. Вспомнил?.. Сейчас этот Марк Ильич стал кем-то типа заместителя мэра… точно не знаю. Короче, стал ещё круче, чем был раньше, когда депутатствовал. И вот Витька с ним,.. - из кармашка куртки разда­лось треньканье, и Колька достал трубку. – Алло. Вечер добрый. Да, это я. Точно так, Симоненко Николай Максимович… А это кто говорит?.. – Колька взглянул на экран телефона. – Странно, девочка какая-то с писклявым голосом… - Он снова приставил трубку к уху. – Алло! Кто это? 

Вначале Олег не понял, что произошло. Как в замедленной съёмке мозг, не ана­ли­зируя ситуацию, просто прокручивал множество соединённых между собой фраг­мен­тов: Кирилл делает два быстрых шага вперёд, короткий замах - и маленький телефон вылетает из руки Николая.

- Ты что?.. - говорит Кириллу Колька и ошарашенным взглядом провожает пикирующую в землю трубку.

К упавшему незнакомому предмету устремляется Тучка и с любопытством начи­на­ет его обнюхивать. 

- Нельзя! – кричит ей Кирилл.

Но его крик вдруг перекрывается чем-то резким и коротким, наполнившим уши болью и тугой звенящей пустотой. 

Больше минуты они трясли головами, открывали рот, словно выброшенные на берег рыбы.

- Что?.. Что это было? – подал первым голос Колька.

- Извините, дядя Коля, - Кирилл обращался к Николаю, но при этом смотрел на Олега. – Я не знаю… почувствовал, что сейчас с ним… с этим телефоном, что-то долж­но произойти… и в самом деле произошло.

- Это был выстрел, - наконец-то пришёл в себя Олег.

- Выстрел? Какой выстрел?! - Колька посмотрел по сторонам, затем уставился на неподвижно лежащую Тучку. – Кто здесь мог стрелять?

- Телефон стрелял. Звуковыстрел.

- Какой ещё звуковыстрел?

- Специальный радиосигнал сжимается, кодируется и посылается на телефон абонента, которого хотят убить. В наушнике этот сигнал превращается в сверх­высо­ко­частотный импульс, способный с близкого расстояния превратить мозг в кашу. Новый вид волнового оружия. Глянь, как твой мобильник размолотило, пластмасса даже  опла­вилась… Коля,.. Николай, включись.

- А,.. что? - Колька продолжал смотреть на труп своей любимицы.

- Очнись! Ты слышишь, что я тебе говорю?

Колька встряхнул головой, словно очень хотел проснуться.

- Ты хочешь сказать, что её?.. Но,.. как же так?..  – он взял Тучку на руки.

Глаза мёртвой собачонки уже стекленели, из носа и ушей сочилась кровь.

- Нас чуть не убило - мы в трёх метрах от телефона стояли, а она его обнюхи­ва­ла. Коля, куда ты?

Прижимая к груди чёрный неподвижный клубочек шерсти, Колька оглянулся:

- А?.. Домой… её же отнести надо.

Он всё ещё пребывал в шоке. И потряс его не сам выстрел из телефона, а неожи­дан­ная смерть Тучки. Олег взял друга за плечи,  развернул к себе и посмотрел в глаза. Всего секунд двадцать длился лёгкий полутранс и сеанс успокоения, но более-менее он привёл в чувство, отрезвил Николая.

- Коля, никуда её нести не надо, - сказал Олег. – Давай закопаем её здесь в сквере.

- Да, конечно.

У зарослей кустарника они нашли небольшую выемку. Подвернувшейся под руки палкой Кирюха расчистил её от листьев и немного углубил. В эту ямку положили Тучку, засыпали землёй и листьями.

- Мобилу свою будешь забирать? – поинтересовался Олег. – Хотя починке она уже не подлежит. Может, стоит в милицию её отнести, как вещдок?

Без лишних слов Николай подошёл к искореженному телефону и мощной подошвой армейского ботинка вдавил его в сырую почву. 

Мимо здания школы и спортивного городка они вышли к металлическим гара­жам, на большинстве из которых облезла краска и проступили ржавые пятна.

- Николай, кто тебе звонил?

 Колька мрачно взглянул на Олега:

- Ребёнок.

- Ребёнок?! Чей ребёнок?

- Откуда я могу знать, чей. Детский голосок поздоровался и спросил: «Это Симо­ненко Николай Максимович?». А на экране - нарисованное лицо девочки, как в мультфильме.

- Голос наверняка имитирован электронным способом. Набрали номер, убе­дились, что это ты и шарахнули. Кто на тебя имеет зуб? Подумай, прокачай ситуацию.

Колька остановился у своего подъезда и хмыкнул:

- Нечего здесь прокачивать, Олежка. И так всё ясно.

- Что тебе ясно?

Мгновение Колька колебался, говорить или нет. Затем хмыкнул в очередной раз и попробовал уйти от ответа:

- Мне ясно, что это новая разновидность терроризма, терроризма по телефону.

- Причём здесь терроризм? Это был не случайный выстрел из-за угла или взрыв. Кто-то позвонил целенаправленно, а целью являлся ты. Этот кто-то имеет доступ к нетрадиционным способам убийства, технологию которых совсем недавно разработали. Усекаешь?

- Всё я усекаю.

- Так чего ты про какой-то терроризм лепечешь, дурачка из себя разыгрываешь? Сказал бы прямо, что не хочешь говорить.

- Олежка, извини. Я просто не хочу тебя подставлять. У вас с Кириллом после похорон своих забот полон рот. Зачем тебе встревать в это дерьмо? Я постараюсь сам решить свои проблемы.

- Ты уверен, что моя помощь не нужна?

- Пока ты мне ничем не сможешь помочь. Но, если понадобится помощь, я обязательно  обращусь к тебе. Спасибо, дружище.

«Не знаю как, но всё-таки помочь тебе нужно», - подумал Олег. Он не удержался и хоть понимал, что это не совсем этично, «заглянул» в мысли Николая. Это не дало никакой информации – Колька всё ещё переживал смерть своей Тучки. В его памяти чередовались яркие картинки воспоминаний: чёрный пушистый щенок лакает из блюдца молоко, весело гоняется за подвешенным на нитку бумажным бантиком, грозно рычит на своё отражение в зеркале. «Чудак-человек, его самого чуть на тот свет не отправили, а он всё за собачку переживает, - раздосадовался Олег. – Жалко, ясное дело, но нельзя же так».

- Ты сейчас домой? – спросил он у Кольки.

- Домой. А что?

- Вполне вероятно, что те, кто устроили этот выстрел, уже знают, что ты остался жив – их люди могли наблюдать за тобой со стороны. Так что в ближайшее время не исключена попытка номер два. Например, устройство засады. 

Это предположение заставило Кольку отвлечься от тягостных воспоминаний и задуматься.

- Всего через пятнадцать минут после неудачного покушения уже устроили заса­ду? Вряд ли, - вполне логично ответил он. – Да и вообще… если бы за мной следили и увидели, что телефонное убийство сорвалось, то могли бы меня просто пристрелить самым примитивным способом, там же в сквере, на глазах у вас. Так что домой я пойду, хотя бы потому, что сейчас надо иметь оружие под рукой.

- У тебя дома есть?..

- Ага, пистолет. Купил когда-то «Макара» по дешёвке на всякий пожарный. Какое ни есть, а всё-таки оружие. Ну, я пошёл, - шагнул Колька к подъезду.

- Погоди, - двинулся вслед за ним и Олег. - Я с тобой,  мало ли что. А ты, Кирилл, подожди меня на улице.

- И я тоже пойду, - категоричным тоном сказал Кирюха и, чтобы не слышать возражений брата, быстренько вошёл в подъезд.

 

 

 

Глава 3.

 

Колька тихонько щёлкнул замками и приоткрыл дверь. Сначала он осторожно заглянул в коридор, потом зашёл.

- Нет здесь никаких засад, - даже с каким-то разочарованием крикнул он, обойдя квартиру. – Заходите. Давайте хоть за встречу чайку выпьём, если уж вы ко мне в гости пожаловали. Спиртного дома не держу. Раньше бухал, а год назад закодировался. Теперь не пью и не курю.

- Чай в другой раз выпьем, - ответил Олег. – Ты бы здесь, Колян, долго не задерживался. Возьми самые необходимые вещички и пошли. Есть где спрятаться хотя бы на несколько дней? Может, у нас поживёшь?

- Спасибо, но лучше я у своей девчонки перекантуюсь, - на ходу расстёгивая куртку своей униформы, Колька понёсся в спальню. – Сейчас я во что-нибудь другое переоденусь.

Его двухкомнатная квартира требовала капитального ремонта: кое-где отклеи­вшие­ся грязные, ещё бумажные, обои, на полах полопавшаяся полихлорвиниловая плит­ка, старая мебель с облезлой полировкой.

- М-да, а хоромы-то у тебя не царские, - произнёс Олег, намереваясь присесть на стул. 

- Так и я ведь не царь, а всего лишь охранник, - на секунду выглянул из спальни Колька. - Ты на этот стул лучше не садись, у него ножка отваливается. В кресло падай. А ты на тот табурет садись, Кирилл… Всё упирается в бабки, точнее, в их отсутствие. Были бы деньги - и ремонт бы сделал, и мебель другую купил, и женился бы. А ты женат?

- Всё ещё невесту выбираю, никак выбрать не могу. Ты, Колян, сейчас не о женитьбе думай, а о звонке на мобильник. Может быть, всё-таки в полицию стоит заявить?

- Зачем? Все эти заявления лишь пустая трата времени. Полиция охрану ко мне круглосуточную приставит? Больно нужен я ментам, чтобы они меня охраняли. Рас­слабься, Олег. Конечно неприятно сознавать, что тебя чуть не замочили. Но чуть-чуть не считается, а предупреждён – значит, вооружён. Самое главное, я точно знаю, кто меня «заказал». И  знаю, как нейтрализовать «заказчика». Да что там нейтрализовать, я их теперь точно урою. Я такое про них знаю… Обещаю, через недельку ты тоже всё уз­наешь. Шорох поднимется ой-ёй-ёй какой, будь уверен. В газетах про всё это обяза­тель­но напечатают. Всего лишь одна встреча с нужным человечком и у этой погани зем­ля начнёт гореть под ногами, тогда ей вовсе не до меня будет. Так что всё нор­маль­но, повоюем.

И без всякого сканирования мыслей чувствовалось, что настроение у Николая кру­то изменилось. Сейчас это уже был не подавленный смертью собачки расклеив­шийся тюфяк, а по-боевому злой и даже весёлый, уверенный в себе человек. Эта уве­рен­ность передалась Олегу, усыпила его тревогу за судьбу друга.

- Всё будет хорошо, - продолжал говорить Колька. – Всё будет просто пре­отличненько. Сейчас пойдём… Вот шмотки только соберу… А вы, братцы, пока подож­дите… Кстати, не хотите ли на моего дражайшего шефа полюбоваться? Как раз канал «Нева» сегодняшний ночной концерт должен в записи показывать, уже десять ми­нут как идёт. Сейчас включу.

Смотреть телевизор Олегу вовсе не хотелось. Но из спальни послышался какой-то скрип и голос Николая:

- Уно моменто. Мы уже выезжаем… Обычно я телик перед сном смотрю, лёжа в кровати, но когда ко мне приходят гости...

Уже переодевшийся в цивильную футболку и старенькие джинсы хозяин вкатил в комнату столик на скрипучих колёсиках. На столике стоял допотопный телевизор «Электрон».

- Это ещё что за антиквариат? – удивился Олег. – Ему же больше лет, чем тебе.

- Не спорю. Аппарат старенький, но ещё показывает и даже в цвете. К тому же дру­гого у меня и нет. А когда разбогатею, куплю себе эти навороченные плоские тиви­компы или дождусь пока телеобои не запустят в серийное производство, - Николай под­катил столик к почти вывалившейся из стены электророзетки и воткнул в неё вилку телевизора. - А ты, Олежка, на тивикомпе фильмы делал? У нас в Питере сейчас это ста­ло повальным увлечением. И стар, и млад - все режиссёрами заделались. Я тоже сходил разок в компьютерный клуб и попробовал. Скажу честно, понравилось. Я такой фильм поставил – закачаешься. Поинтереснее, чем в хвалённом старом Голливуде все их раскрученные Спилбирги и Тарантины выпускали.   

- И ты в своём фильме, небось, главную положительную роль играл?

- А то как же! Через вебкамеру снял себя, набрал из базы данных электронные об­разы актёров и начал режиссировать лучший шедевр всех времён и народов. Ну, это я так считаю, что мой фильм самый лучший – сам понимаешь, каждый кулик своё бо­лото хвалит. Знаешь, кто со мной играл? На основные мужские роли я поставил Чарли Чаплина, Брюса Ли, Пьера Ришара и Серёжу Безрукова, а главной героиней сделал Яни­ну Жеймо.

- Кого? Что-то я про такую актрису и не слышал.

- И слышал ты её, и видел. «Золушку» помнишь? Наша старая добрая сказка. Её в сорок седьмом году прошлого века сняли, а Золушку там Янина играла. Я в неё влюб­лён был, ещё когда малым на горшке сидел. Вот и решил дань своему детскому чувству отдать. Представляешь, в реальности она старше меня лет на восемьдесят, а в моём фильме между нами, молодыми и красивыми, грандиозный роман закручивается.

Из разогревающегося «Электрона» раздалась музыка, точнее не музыка, а чёт­кий  пульсирующий ритм.

- Вот вам и концерт отца Прохора, то есть, его проповедь, - сказал Николай, достал с антресолей небольшую сумку и снова скрылся в спальне.

На экране возник общий план Дворцовой площади. Разноцветные лучи про­жек­торов разрезали ночное небо, заскользили по колышущейся в такт ритму много­ты­сяч­ной людской толпе, осветили Александровскую колонну и сооружённую возле неё сцену.

- Вперёд, Россия! – раздался усиленный динамиками мужской голос. – Танцуем и славим Господа нашего. Громко, три-четыре: Алилуя!

Над площадью пронёсся обычный для стадиона рёв.

- Не слышу. Ещё громче: Алилуя!

- Алилуя! – подчинясь этому призыву проревела толпа.   

Картинка сменилась. Теперь одна из близкорасположенных к сцене камер пока­зала длинноволосого мужчину в чёрной рясе и с золотым крестом на груди.

- Точно, Витька Прохоров, - усмехнулся Олег, обращаясь к Кириллу. – Учился в нашей школе. Помню, я ему ещё по шее накостылял, когда он у второклассника деньги хотел забрать. Ишь, какой стал, крест нацепил, рясу. Прямо настоящий святой отец. Как там у Николая на эмблеме написано: ди-джей-протоиерей отец Прохор. Смехота, да и только.

- Алилуя! – повторил свой клич отец Прохор, воздевая к небу руки. – Радуйтесь, дети мои. 

Ди-джей-протоиерей стоял в центре сцены, а слева и справа от него, словно вышедшие из ада фурии, бесновались две пары очень похожих друг на друга девчонок. В быстром синхронном танце они изгибали свои точёные фигурки и трясли огненно-рыжими всклокоченными волосами.

- Нехилая у вашего папы Прохора группа поддержки, - сказал Олег выходящему из спальни Николаю.

- Подтанцовка? - мельком взглянул тот на экран и направился в ванную комнату. – Нормальные девчата, заводят толпу и танцуют классно. Только нашему, как ты говоришь, папе Прохору такая группа поддержки нужна только на сцене. В жизни Витька сторонник передовых взглядов - он, не при Кирилле будет сказано, больше мальчиками интересуется…

Объектив камеры как раз выхватил из людского месива прыгающую рядом со сценой компанию узкоплечих пареньков в коротеньких маечках и с позолоченными пирсингами в пупках. Один из них с зализанной, словно облитой клеем причёской, ярко крашеными губами и неестественно расширенными зрачками, что-то иступлено кричал и тыкал пальцем в свою чахлую грудь.

- Радуйтесь, православные! – призывал со сцены проповедник свою паству. - Где же ваши руки? Я не вижу рук! Теперь вижу! Но почему в них нет пива – этого божественного напитка?

Колышущаяся в танце толпа подняла вверх бутылки.

- Молодцы! Слушаем музыку и танцуем, танцуем во имя Отца и Сына, и Святого Духа… Дэнсинг, дети мои, дэнсинг! Пляшем так, чтоб на той стороне Земли небо­скрё­бы заходили ходуном. Пусть узнают американцы, как умеем веселиться мы - русские… На моём богослужении нельзя стоять и грустить. Мы молоды, мы радостны, потому что полны любви к нашему Создателю, который нас очень любит. Прочь заботы, прочь проблемы. Кто устал? Кто выдохся? Глотни таблетку «Эйфорик-плюс» от нашего генерального спонсора «Октопус» и твоя усталость исчезнет, а тело заполнится устрем­лён­ной к Господу возвышенной улётной энергией. А теперь все взглянули на небо, ищи­те и обрящете, смотрите и увидите! Вверх очи свои, паства!    

Экран показал крупный план Дворцовой площади с бурлящим людским морем, а над зданием Зимнего вдруг возникла гигантская слегка дрожащая в ночном воздухе голо­грамма распятого Иисуса Христа. Из прибитых к кресту рук и ног Великомученика стру­илась кровь, но с ласковой улыбкой, казавшейся такой живой в подсветке про­жек­торов, Иисус смотрел сверху вниз на танцующих.  

- Вот наш покровитель и защитник пред Богом, - продолжал вещать Витька. – Он смотрит на нас. Он радуется за нас. Он молится вместе с нами. Давайте же вознесём молитву, которую подарил нам двадцать столетий назад Иисус Христос. Ну-ка, все вмес­те повторяйте за мной. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твоё, да бу­дет воля Твоя и на Земле, как на небе. Хлеб насущный дай нам на сей день,.. а также дай нам пиво и бодрящие колёсики «Эйфорик-плюс», радость свободной от предрас­судков любви и беззаботную весёлость, от которой так хочется жить, танцевать и славить Господа нашего… И прости нам долги наши…

- Ну как? – в комнату с собранными в сумку вещами возвратился Николай.

- Выключи ты эту... – Олег не сразу подобрал подходящее слово: – эту блевотину.

- Что, не нравится? – хмыкнул Колька, выключая телевизор.

- Не то слово, не нравится. Словно с экрана на тебя ушат помоев вылили или побывал на собрании пациентов сумасшедшего дома, где главный сумасшедший ваш ди-джей… этот прохиндей, - Олег брезгливо скривился. – Я с удовольствием его мордой асфальт бы вытер. Желторотым пацанам, у которых ветер  в голове, всякой гадостью мозги засоряет, а ты у него охранником....

- Он деньги делает, Олежка. Очень большие деньги. Но я с тобой полностью согласен. Особенно по поводу асфальта, - Колька сунул за пояс пистолет, надел ста­ренький вельветовый пиджачок и взял в руки сумку. – Что ж, братья, я готов к пере­дислокации. Пора рвать когти.

 

* * *

 

Первыми из подъезда в сгущающиеся сумерки вышли Олег и Кирилл, за ними – Николай. Все трое старательно глянули по сторонам, но ничего внушающего опасение не обнаружили: в переполненном мусорном баке ковырялся грязный бомжик, шесть бабулек на лавочке обсуждали какой-то очередной телесериал, а в полуразвалившейся беседке четверо алканавтов с коричневыми лицами и сиплыми голосами разливали в пластиковые стаканчики тёмное пойло из полуторалитровой бутылки.

 - Вроде бы пока на меня никто не хочет покушаться, - тихонько сказал Колька, направляясь к троллейбусной остановке.

- К подруге пойдёшь? – Спросил у него Олег.

- Ага. Недалеко отсюда живёт, на Молодёжной. Недавно с ней познакомился. Фигушки кто меня у неё найдёт.

- Она сейчас дома?

 - Уверен, дома. Надежда её зовут, Надя. Давайте зайдём к ней вместе. Надюха будет рада.

- Как-нибудь в другой раз.

- И то верно. Сейчас приду, позвоню кому надо, а потом завалюсь спать. Устал, как собака, ночь возле эстрады проторчал на Дворцовой, и потом весь день пришлось помотаться.

Сзади скрипнул тормозами и сердито просигналил «оппель»,  сгоняя с проезжей части двух зазевавшихся подростков. От этих звуков Колька дёрнулся, словно ужален­ный, резко оглянулся и даже сунул под пиджак руку.

- Фу-у, - облегчённо вздохнул он. – А я уж думал…

- Не нервничай ты так, - сказал Олег и незаметно для Николая ввёл его в лёгкий успокоительный транс, как и сегодня в сквере. – Мы тебя проводим к твоей Наде, а то ещё пристрелишь кого-нибудь ненароком.

На всякий случай они сначала сели в троллейбус, идущий не на улицу Моло­дёж­ную, а в противоположном направлении. Народу в салоне было мало и Олег смог бегло «просмотреть» мысли пяти пассажиров, которые зашли вместе с ними. Нет, никто из них за Николаем не следил, а за троллейбусом не ехало ни одной машины. Это подтвердил и Кирилл. Он самостоятельно «исследовал» салон, взглянул на брата и покачал головой. Колька визуально тоже проверял наличие за собой слежки.

- Уверен, «хвоста» за мной нет, - сказал он Олегу на ухо. – Можно выходить.

- От чего у тебя такая уверенность?

- Дедуктивный метод Шерлока Холмса. С нами в троллейбус сели две пожилых толстых тётеньки и один малолетний дурик с серьгами в ушах и в губе. Их канди­да­ту­ры отбрасываем сразу. Остались вон те двое мужичков. Могут они быть филёрами или даже моими убийцами? – задав вопрос, Колька сделал паузу и продолжил: – Не могут. Ты  глянь на их одежду – типичные работяги, от них  за сто метров веет «Кировским» заводом. Согласен,  настоящие киллеры запросто могут нацепить шмотки работяг. Но ладони ведь не переделаешь. А какие у этих мужиков пальцы? Рабочие: узловатые от труда, заскорузлые, как коряги, с чёрным налётом машинного масла, прочно въев­ше­гося в поры кожи… Нет, можно смело ехать на Молодёжную… 

Они вышли через две остановки, перебежали на другую сторону проспекта и бросились к уже собравшемуся захлопнуть двери троллейбусу. Успели. Основной вид городского транспорта современного города весело заурчал электромотором и резво помчался по пустынным улицам

 Через полчаса они шли по Молодёжной улице.

- Вот этот дом, - после успокоительного сеанса Олега, Колька безмятежно улы­бался. – На первом этаже гей-клуб «Голубок», а видишь, на девятом этаже слева све­тит­ся самое крайнее окно? Это и есть одно из окон моего опорного пункта на сегод­няшнюю ночь. А может, и не только на сегодняшнюю. Надюха девка толковая и мне нравится. Я ей тоже вроде бы приглянулся: позавчера предлагала мне к ней насовсем перебраться… Всё, братцы. Дальше я сам. Не будете же вы меня до самых дверей провожать, как девочку-первоклассницу. И так спасибо, весь вечер на меня угрохали.

- Будь здрав, боярин, - шутливо ответил Олег. – И береги свою буйну голову.

Он достал из бумажника небольшую карточку и протянул Николаю. Хотя уже основательно стемнело, тот всё же сумел разобрать крупные строки английского текста визитки:

- Ольсон Савицки, - Колька издал смешок. – Это у тебя «Фио» или погоняло? По заграничному себя обозвал? Получилось словно двойная фамилия: Ольсон тире Савицки. Прикольно придумал.

Он снова заглянул в визитку и прочитал:

- Профессор.

На сей раз Колька удивлённо присвистнул.

- Это ты что ли профессор?

Его удивление было приятно Олегу:

 - А ты думал, я за границей баклуши бью? Самый настоящий профессор физи­ки. Там внизу номер моего телефона, позвони завтра.

- Будет исполнено, господин учёный. Как только разберусь с этим козлом… в общем, со своим недругом, так сразу и позвоню.

- Уж ни шеф ли твой желает тебя замочить? - спросил Олег, на прощанье пожимая руку Кольке. – Я уверен, что это Витька Прохоров.

- Мусью Ольсон, всего несколько дней и вы всё узнаете, - заверил его Колька, сунул визитку в карман пиджака и исчез в проёме домов.  

 

 

Глава 4.

 

Они сели в троллейбус, который, проехав всего одну остановку, замер с внезапно потушенными светильниками и выключенным мотором.

- Опять свет вырубили, - громко прокомментировал это событие сидящий на переднем сидении пожилой мужчина: – Водитель, когда поедем?

- Как только, так и сразу, - раздался насмешливый голос из водительской кабины. – Спроси что-нибудь полегче, дядя.

Наиболее нетерпеливые пассажиры пошли пешком сразу. Посидев в безжиз­нен­ном троллейбусе с пятнадцать минут, Олег и Кирилл тоже отправились своим ходом на проспект Наставников. Идти было даже приятно – как по заказу, стояла ровная не жаркая и не холодная погода, не было ни ветра, ни дождя, а ночную темень растворял блеск месяца, да неяркий свет свечек и лучинок, которые зажглись во многих окнах.

С Кириллом они могли бы общаться и беззвучно-телепатически, как в электричке, но Олег предпочёл более традиционный способ разговора.

- Сейчас часто ток отключают? - спросил он.

- Часто. Могут всему городу отключить, даже крупным предприятиям и вокза­лам, - Кирилл отвечал таким тоном, словно был в чём-то виноват. – В целях экономии и ещё когда есть подозрение в возможности теракта. Люди с хорошим достатком стали солнечные энергонакопители покупать, но они не слишком практичны и быстро разря­жа­ются. Полгода назад была попытка взорвать Ленинградскую АЭС в Сосновом Бору и у нас целых три дня зимой не было света. В городе такое творилось…

- Я знаю. Новости смотрел и мне мама по электронке писала. Ужасно, конечно: паника в метро, погромы магазинов, жертвы. После тех дней в интернет-новостях Петербурга сообщение было: склады, магазины и офисы стали принимать к себе на работу большое количество вооружённых охранников.

- Да, - кивнул Кирилл. - По статистике сейчас каждый пятый петербуржец служит в охранной структуре.

Некоторое время они шли молча.

- Устал? – опять первым прервал молчание Олег.

- Устал, - Кирилл неожиданно улыбнулся. - Но я сделал упражнение с двадцать шестой страницы и усталость, как рукой, сняло. Хорошо, что мама стала учить меня по этой тетради. Я её уже всю наизусть помню... Олег, ты ведь профессор и, значит, читаешь студентам лекции. Ты и учёный, и вместе с тем – педагог, то есть, учитель?

- Учитель, - согласился Олег, уже догадываясь, о чём хочет говорить Кирилл.

- Почему же ты не создаёшь школу, в которой бы учились по записям прадеда?

- Интересный вопрос, Кирюха… Во-первых, я больше учёный, чем учитель. Во-вторых... Видишь ли, я и сам уже много лет подумываю об организации такой школы... и очень хотел бы её создать, но всё-таки сделать это не решаюсь.

- Почему?

- Как бы тебе всё подоходчивее объяснить?.. В знаниях нашей тетради заключена великая сила. Любой же силой нужно уметь так пользоваться, чтобы она приносила добро, а не зло. Понимаешь?

- Да, я понимаю. Ты хочешь сказать, что нельзя знания передавать плохим людям. Правильно?

- Верно. Вот ты, Кирюха, смог бы ограбить кассира в магазине при помощи гипноза?

- Смог бы. Только я этого не хочу делать...

- Ты не хочешь. А кто-либо из твоих одноклассников, обладая навыками гипноза, обязательно сделал бы это и не раз. Не потому что у него была безнадёжная ситуация и он или его близкий умирал от голода, а просто так, развлечения ради. Но такое ограбление довольно примитивно, простая детская шалость по сравнению с тем, что может натворить по-настоящему умный и по-настоящему коварный человек.

- Значит, нужно отбирать в нашу школу только хороших и добрых.

- Согласен. Но как их отбирать? Где гарантия, что мы не ошибёмся? Ведь зло многолико, многогранно и способно маскироваться в людях, а соблазн богатства и власти очень велик. Можно тщательно отбирать самых способных и перспективных, самых честных и самых порядочных учеников, однако всё-таки проворонить и обучить нашим знаниям какого-нибудь негодяя. Всего одного. Но, представляешь, сколько зла может принести он один, организовав где-либо на планете массовую катастрофу или, что ещё страшнее, открыв школы подобные нашей для террористов?

- Что же делать?

- Что делать? – Олег и сам уже давно задавался этим вопросом. – Если бы я точно знал, что делать… Мне кажется, всё очень просто и сложно одновременно: нужно правильно воспитывать детей с самых пелёнок, тогда бы для нашей будущей школы не стоял так остро вопрос отбора учеников. А сейчас мне заниматься этим самым отбором,.. - он беспомощно развёл руки: - Я не психолог, а всего лишь физик, и очень хочу закончить то дело, которым начал заниматься десять лет назад.

- Я знаю. Мне мама когда-то говорила, что ты мечтаешь создать магнитный космолифт.

- Его, родимого.

Впереди за сквером, в котором они встретились с Николаем, вдруг весело засветились окошки шестнадцатиэтажного дома.

- Смотри-ка, свет включили, - обрадовался Олег.

- Включили. Значит, сейчас и троллейбусы пойдут.

Подтверждая слова Кирилла, раздался нарастающий гул и сзади из-за поворота вылетел троллейбус, сразу за ним - второй.

- Всё равно уже почти пришли, - проводил их взглядом Олег. - Сейчас мы с тобой, Кирюха, зайдём в магазин, купим что-нибудь перекусить на ужин и дома закатим пир на весь мир.

Он долго бродил по супермаркету, стараясь из нашпигованных химией продуктов выбрать те, в которых содержание добавок и примесей было минимальным. С уложенными в  пакет покупками, братья направились к своему дому.

 

* * *

 

Во дворе, освещённом лишь оконным светом квартир, на металлических остатках детской качели сидели трое ребят с горящими светлячками сигарет в руках. Один из них, высокий и худощавый в чёрной безрукавке и светлых брюках щелчком отбросил окурок, встал с трубы и раскованной походочкой направился наперерез Олегу и Кириллу. В руке парень держал литровую бутылку пива.

- Киря, это ты? – спросил он.

- Я, - отозвался Кирилл. – Привет, Дрозд.

«Это Тимка Дроздов, – беззвучно «объяснил» он Олегу. – Сосед наш. И в одной школе учится со мной, только в девятом классе». «Дроздов? – «отозвался» Олег. – Это не тех ли Дроздовых внучок, что жили в двадцать восьмой квартире?». «Точно, он  в двадцать восьмой живёт на седьмом этаже. Вообще-то, Тимка хоть и хулиганистый, но он ничего, нормальный. Только пить и курить начал вместе со старшими пацанами. Но у нас почти все кто старше двенадцати пьют и курят, а ещё таблетки глотают».

- Слышь, Киря,.. – сказал Дрозд и приложился к бутылке. Затем, громко отрыгнув, продолжил: - Тут такое дело… А это кто с тобой?

- Родственник, - ответил за Кирилла Олег. – Так какое у тебя дело к Кириллу?

Дрозд бесцеремонно покосился на него, хмыкнул и перевёл взгляд на Кирилла:

- Родственник? Ну, мне по барабану, кто он, родственник или не родственник, только я тебя, Киря, предупредить хотел. Давай отойдём в сторонку.

- Ты говори при нём, - сказал Кирилл. – Не бойся.

- А чего мне бояться? – снова хмыкнул Дрозд. – Мне всё по фиг, ты же знаешь. Короче,.. там у твоей квартиры уже стоят два родственника, а может уже и вовнутрь вошли…

- Каких два родственника? – удивлённо спросил Олег у Кирилла.

Тот в ответ только пожал плечами.

- Тимка, не темни, объясни всё толком, - попросил он Дрозда.

- А чего мне темнить. Мне всё по барабану и без всякого затемнения. Просто пре­дупредить хотел, - кадык Дрозда зашевелился, вталкивая в хозяина очередную порцию пива. – Я ж говорю: как раз только свет включили, погнал я домой выпросить у матушки червонец. Выпросил с горем пополам. На радостях как оглашенный вылетел из квар­тиры, несусь по лестнице, а возле твоей двери два клоуна топчутся. Один здоровый, высокий, вот как твой… этот родственник. Кулаки, как моя голова. А второй такой,.. обыч­ный. Глаза у обоих настороженные, злые. Зыркнули на меня недовольно, мол, како­го хрена ты здесь гасаешь по этажам и отвернулись. Один из них стал на звонок давить, вроде как культурный. Только у второго я в руке одну штучку засёк.

- Какую штучку?

- Штучку, очень похожую на отмычку. Я такую у Мустафы из пятого дома видел. Он нам хвастался, что она универсальная, любой замок может открыть. Вот я и подумал, что ты же сейчас после похорон дома не ночуешь, а эти двое пришли твою хату выс­та­вить. Сидим вот с братвой, эту тему обсуждаем… Но мне-то всё это по барабану, я по натуре пофигист, ты же знаешь.     

- Значит, эти двое ещё там? – спросил Олег.

- А где ж им быть. Я со двора никуда не уходил, Саня Кислый сам за пивком смотался. А нам с Чуней ходить облом, мы здесь напротив подъезда сидим, трубу зад­ни­ца­ми греем. Говорю, они там – значит, там.

- Может, тебе все их страшные взгляды и отмычка в руке показались? Может, люди просто ошиблись квартирой или этажом?

- Бляха-муха, - ругнулся Дрозд и с вызовом посмотрел на Олега. – Мне показалось? Ты меня, родственник, не доставай. Я хоть и пофигист, но обидчивый. Сказал бы лучше спасибо за то, что я Кирю предупредил.

Он повернулся и, присосавшись к бутылке, опять побрёл к своему седалищу.

- Спасибо, Тима, - тихо сказал ему в спину Олег.

- Дрозд не врал, я точно знаю, – сказал Кирилл, когда они вошли в подъезд. – Что будем делать?

- Ты – ничего, будешь ждать меня здесь. Давай сюда ключи, - строго произнёс Олег и хотел было нажать на кнопку вызова лифта, но вспомнил, что в не элитных до­мах города в целях экономии электроэнергии уже давно отключены все лифты.

Стараясь ступать бесшумно, он стал осторожно подниматься по грязным воняющим мочой и нечистотами лестничным маршам. На пятом  этаже остановился и прислушался. В подъезде было тихо, если не считать, что у кого-то из соседей громко работал телевизор или телекомп. Он поднялся на свой шестой этаж. Никого и мёртвая тишина. Пролётом выше тоже ни души. На цыпочках Олег подкрался к двери своей квартиры, осмотрел замки и коврик. Всё вроде бы в полном порядке, замки закрыты, за дверью тихо. «Что-то напутал этот Дрозд, - подумал Олег. – Может, эти двое на другом этаже были? Жалко, читать с закрытыми глазами научился, а вот видеть сквозь стены… Всё, надо спокойно открывать двери и…». Снизу послышался едва слышный шорох – это по лестнице поднимался Кирилл. Олег потряс ему кулаком, знаком приказал сле­до­вать за ним и пошёл на верхний этаж. На седьмом этаже он остановился и сделал страш­ное лицо:

- Ты  чего не слушаешься! Хочешь, чтобы я тебе уши оборвал? Так в следующий раз оборву. Ясно? 

- Ясно, - шмыгнул носом Кирилл. – У меня есть идея.

- Ты мне зубы не заговаривай. Какая ещё идея?

- Пятьдесят девятая страница тетради, - кратко ответил Кирилл.

«Пятьдесят девятая?» - Олег вспомнил упражнение «Волшебное око», которое основывалось на коллективном внутреннем зрении двух учеников, прошедших тренинг.

- Попробуем? – карие глаза Кирилла светились азартом. - Вдруг получится.

- Давай, - согласился Олег. – Ты сейчас гораздо лучше меня знаешь интерьер и каждую мелочь в квартире, поэтому попробуй поработать первым номером. Сможешь? Я буду наблюдающим.

С полминуты Кирилл настраивался, пытаясь достичь наибольшей концентрации внимания. Его лицо побледнело, на носу и на щеках явственней выступили веснушки. Самую трудную часть «Волшебного ока» предстояло, конечно, выполнять именно ему - создавать для наблюдающего второго номера полное объёмно-зрительное восприятие каждого участка осматриваемого объекта. 

- Начинаю, - прошептал он.

Вначале перед внутренним взором Олега заклубился туман, который медленно стал таять. Сквозь эту редеющую пелену все явственнее стали проступать очертания предметов, освещённых лунным светом: небольшая комнатка, у стены кровать, покрытая таким знакомым Олегу старым габардиновым покрывалом с орна­мен­том из разноцветных роз. Рядом - небольшое трюмо, зеркало которого со дня похорон мамы и её мужа Владимира Всеволодовича так и осталось занавешенным белой тканью. Напротив кровати - большой платяной шкаф. Настенные часы остановлены, их се­кундная стрелка неподвижно замерла на цифре «4». «Дальше», - мысленно попросил Кирилла Олег.

Словно в квартире материализовалась подвижная никому невидимая видео­каме­ра: поле зрения «Волшебного ока» стало смещаться, медленно перешло в большую комнату. Та же темнота, слегка разбавленная весьма жиденькой подсветкой с улицы. На стене висит плоский телевизор, экран которого тоже занавешен тканью. Два кресла, перед ними журнальный столик, сбоку в углу - диван-малютка. Вдоль другой стены стоят сервант с посудой и книжный шкаф, ещё дальше - стол и четыре стула. Изображение движется через центр комнаты, разворачиваясь к окну и двери на лоджию. Дверь закрыта на шпингалеты, значит, как и в комнатах, на лоджии никого нет. «Дальше», - передал брату Олег.

Коридор с запрятанной за шторку настенной вешалкой и тумбочкой для обуви. Возле тумбочки синяя дорожная сумка Олега, которую они завезли домой сразу после его приезда и впопыхах бросили прямо в коридоре. В дальней части коридора видна открытая дверь в ванную. «Волшебное око» движется вперёд и останавливается на пороге третьей комнаты - комнаты, в которой раньше жил Олег, а теперь - Кирилл. Окно закрыто шторой, но всё же очертания мебели просматриваются и, главное, хорошо видно, что в комнате никого нет. «Дальше!»

Изображение дрогнуло и на мгновение покрылось лёгким туманом - наверное, Кирилл уже начал уставать или отвлёкся какой-либо другой посторонней мыслью. Впрочем, зрение «Волшебного ока» быстро восстановилось. Невидимая камера попятилось назад, повернулась, двинулась дальше к ванной комнате и к повороту на кух­ню. Сразу после этого поворота Олег и увидел тех двоих, освещённых бледно-мато­вым лунным светом.

 

* * *

 

Они сидели на табуретах за кухонным столиком. Как и говорил Дрозд, один мужчина крупный и высокий с массивными плечами, второй - среднего роста и худощавого телосложения. На обоих надеты комбинезоны защитного цвета, которые носили многие петербуржцы, работающие в охранной обслуге. В дополнение к комбинезону худощавый украсил голову спортивной кепкой с длинным козырьком. Отрешённый взгляд обладателя кепки застыл на кафеле стены, руки неподвижно лежали на коленях. Казалось, он основательно погрузился в какие-то свои раздумья или медитировал, читая про себя молитвы. Его крупный напарник был гораздо непоседливее. Сначала здоровяк почесал нос. Потом, широко открыв в зевке рот, достал из нагрудного кармана сигарету и чиркнул зажигалкой.

- Отставить, - едва слышно сказал худощавый.

- Да я всего две затяжки, - также шёпотом ответил здоровяк. - Они не унюхают дыма. В подъезде так воняет и шпана постоянно там курит…

- Отставить, - не меняя ни позы, ни интонации, ни отрешённого выражения лица повторил худощавый.

- Мать моя женщина, - тихонько пробурчал здоровяк и убрал изо рта сигарету. - Где эти братыши лазят? Уже давно пора бы им прийти - одиннадцатый час, - он усмехнулся. - Как бы их на улице юные беспредельщики не подстрелили и без нашего участия. Вот это хохма будет. Слушай, Андрон, Борман говорил, что старшенький вроде бы только сегодня в Питер приехал. Похоже, из-за границы. И сумка, видел, какая в прихожке стоит? Красивая сумейка, большая. Может, когда мочканём их, пошерстим вещички иностранчика? Ты как, Андрон?

- Сперва нужно работу выполнить, а потом уже о вещичках думать, - сказал Андрон. - Так что заткнись до поры до времени.

- Я с тобой как с человеком, а ты,.. - обиделся здоровяк. - Ты сегодня вообще какой-то примороженный, это и Борман с утра отмечал. Ведёшь себя так, словно по лбу поленом схлопотал.

- Ты сам заткнёшься, или тебе помочь?

Просьбе или, скорее, приказанию Андрона здоровяк внял и в квартире снова воцарилась мёртвая тишина.

Каких «братышей» ждали эти двое, Олегу было понятно. «За что же это вы нас «мочкануть» хотите?» - подумал он и мысленно обратился к Кириллу: - Всё!». Кухня и сидящие в ней киллеры помутнели, покрылись рябью и через секунду исчезли.

- Что там? – вслух спросил Кирилл.

Как ведущий первый номер «Волшебного ока», он создавал для второго номера изображение, поэтому не мог видеть и слышать того, что видел и слышал наблюдатель.

- На нашей кухне сидят двое, - тихо ответил Олег.

- Те самые, которых видел Дрозд?

- Те самые.

- И что они там делают?

- Ничего, просто сидят у стола.

- Зачем они залезли в нашу квартиру и расселись на кухне?

- Не знаю, - соврал Олег.

Кирилл внимательно посмотрел ему в глаза:

- Знаешь. Эти двое пришли не ограбить квартиру, они пришли нас убить. Они не просто воры, они - киллеры.

- Тише, не кричи, - произнёс Олег.

- Я и не кричу, - спокойно прошептал Кирилл. – Подумаешь, киллеры. Ты только не нервничай. Всё равно они нам ничего не сделают.

Он и в самом деле не боялся или, привыкнув к преступности, захлёстывающей город, просто уже отвык бояться, а может, это упражнения из тетради развили в двенадцатилетнем мальчишке такое самообладание? Олег заставил себя улыбнуться:

- Они нам действительно ничего не сделают.

- Ты что-то придумал?

- Придумал. Сейчас мы спустимся вниз и...

- ...нападём на них?

- Уедем отсюда к тёте Оле, - закончил Олег свою мысль. - Как же ты на них нападёшь, если они вооружены и сами  готовы к нападению? Только и ждут, когда ты вставишь ключ в замочную скважину. Ну и пусть себе ждут хоть до скончания века. Пошли, - он шагнул к лестнице.

- Постой. Разве ты не хочешь этих бандюг выгнать из нашей квартиры?

- Выгнать, как?.. - начал говорить Олег, но сразу понял, что имел в виду Кирилл.

Описанное в тетради прадеда упражнение «Домовой» было усложнённым вариантом «Волшебного ока»: опять коллективное внутреннее зрение хотя бы двоих учеников, но теперь второй номер из стороннего наблюдателя превращался в то ли доброго, то ли в злобного домового - это уж кто как захочет. Олег не мог похвастаться своими успехами в области телекинеза – то есть, своим умением воздействовать на предметы взглядом. Он не достиг ещё этой ступени совершенства и, честно говоря, не сильно пытался достичь. Правда, пять лет назад, занимаясь теоретическим исследо­ва­нием гравитации, по методике из тетради он попробовал в качестве эксперимента заняться перемещением небольших предметов на расстоянии, но лежащий коробок спичек лениво начал двигаться по столу только через две недели упорных тренировок, да и то проползал всего лишь не более одного сантиметра за один раз. Парадокс же упраж­нения «Домовой», при правильном его выполнении, как раз и состоял в том, что в паре им могли успешно пользоваться не только мастера, познавшие все премудрости пара­пси­хологии, телекинеза и телепортации, но и рядовые ученики. Даже находясь далеко от места намечаемых событий, благодаря «чудодейственным силам» - так писалось в тетра­ди, внутренняя энергия наблюдателя сверхъестественно возрастала, и он мог «мыслию своею и взглядом, аки настоящий чародей» воздействовать на различные неодушев­лён­ные и не очень крупные предметы.

- Значит, познакомим наших незваных гостей с вредным домовым, - полу­утвер­ди­тельно, полувопросительно произнёс Олег.

- Познакомим, - эхом отозвался Кирилл. – Мне опять быть первым номером? Жалко, что я ничего не увижу.

- А я тебе потом всё расскажу, если, конечно, у нас что-нибудь получится… Начинай.   

Кирилл остановил свой взгляд на тусклой лампочке, весьма условно освещавшей седьмой этаж, и сосредоточился. Олег выждал несколько секунд и подключился к его сознанию.

Из туманной пелены снова показалась кухня, освещённая уже высоко подняв­шим­ся в небе месяцем. Двое киллеров по-прежнему сидели молча у стола. Как сфинкс, был неподвижен Андрон, более беспокойным выглядел его напарник - здоровяк. Он то приглаживал короткий ёжик волос на макушке, то вытягивал вперёд или вверх руки и потягивался, то разминал свою мощную шею поворотами и покачиваниями головы. «Импульсивный мальчик, - подумал о нём Олег, осматривая кухонную утварь. - Итак, с чего же мы начнём?» Начинать ему захотелось с тарелок, выглядывавших торцами из сушилки над мойкой.

Олег произнёс требуемые при выполнении «Домового» тексты молитв и заклинаний, из пальцев сложил нужную мудру и выбрал подходящий ритм дыхания. Затем попробовал взглядом осторожно приподнять первую большую тарелку. Всё-таки полу­чи­лось! Белый с золотисто-красным ободком диск оторвался от удерживавшего его паза сушилки, медленно и невесомо, словно мыльный пузырь, поплыл в воздухе. Странное движение в углу кухни первым заметил здоровяк, как раз повернувший голову в сто­рону мойки.

- Андрон, Андрон...

- Ты чего опять разорался? - мужчина в кепке оторвал свой отрешённый взгляд от кафеля и неприязненно уставился на здоровяка. - Приспичило? Так я тебя на горшок не поведу, сам иди. Только тихо.

- Да глянь ты туда...

Андрон посмотрел в сторону мойки и его отрешённый взгляд стал более осмысленным:

- Это что ещё за хренотень такая?

- Тарелка.

- Я вижу, что не сковородка… Как она может летать?

Для усиления впечатления Олег запустил в полёт вторую тарелку. Но, ещё не имея практики в выполнении «Домового», на долю секунды отвлёкся от первого зависшего в воздухе «объекта» и тот грохнулся на пол. От досады Олега на своё ротозейство сила, удерживающая в воздухе вторую тарелку тоже значительно ослабела, та качнулась, ударилась об пол и осыпала сидящих на кухне осколками.

- Мать моя женщина, - высказался здоровяк. - Ночь, а эти летающие твари суицидом занимаются. Шум на весь дом. Могут соседи снизу прибежать на разборки. Что будем делать, Андрон? Может, сообщим Борману о такой непредвиденке и свалим? Знаешь, как это по-научному называется?.. Полтергейст, кажется. Точно, полтергейст. Я по телевизору про такое видел. Нечистая сила здесь завелась. Недаром все зеркала завешаны. Шеф же говорил, отсюда жмуриков – родителей этих братышей недавно выносили вот, может, их покойницкие души увидели нас и решили защищать…

- Заткнись, - Андрон подскочил к сушилке, одну за другой вытащил все тарелки, стопкой поставил их на стол. Он налил из водопровода воды в подвернувшийся под руку чайник и,  водрузив его на тарелки, пробормотал: – Пусть теперь попробуют полетать. Я им дам полтергейст…

«Это я тебе дам», - подумал Олег, входя во вкус «Домового».

Крышка легко оторвалась от чайника, взмыла вверх, у самого потолка медленно сдвинулась влево, замерла, а потом резко спикировала на голову здоровяка. Оттуда с громким металлическим звяканьем она шмякнулась на пол, снова взвилась в воздух и прилипла к потолку.

- Мать моя женщина, - почесал макушку здоровяк, настороженно наблюдая за своей обидчицей. – Андрон, добром это дело не закончится. Ты глянь на неё, теперь она к тебе стала пододвигаться, прицеливается вроде как.

- Я ей сейчас прицелюсь, - вне себя от злости процедил Андрон, тоже не спуская глаз с ожившей крышки.

Крышка действительно медленно перемещалась по потолку, отвлекая внимание киллеров от стоявшего на подвесном шкафу старого электросамовара. В семье им никогда не пользовались для чаепития. Чтобы найти ненужной, в общем-то, вещи хоть какое-нибудь применение, мама хранила в её объёмном чреве большие излишки ножей, вилок и ложек, которые доставались сверху очень редко - когда ожидался многочисленный приход гостей на какой-либо праздник. Большой, забитый столовым металлом самовар – это не лёгенькая крышечка чайника. Но всё-таки, приложив изрядные волевые усилия, Олегу удалось его наклонить.

Самовар обрушился вниз и приземлился точнёхонько на кепку Андрона. От удара самоварная крышка отлетела, ножи, вилки и ложки с оглушительным звоном рассыпались по полу. Сверху на них упал самовар, на него - спортивная кепка, а на кепку – её обладатель.

- Мать моя женщина, - издал своё неизменное здоровяк, таращась на неподвижное тело Андрона и нащупывая в нагрудном кармане телефон.

-  Борман, это я, - истерическим тоном сказал он в трубку. – У нас ЧП. Прошу разрешить отход. «Заказ» не выполнен. Я же говорю – ЧП… Андрона самоваром ударило. Да ничего мы не включали! Не током ударило, не током! Ему на голову самовар упал… на голову. Кто издевается? Я серьёзно, Борман. Со шкафа упал самовар и Андрона вырубил, на фиг. Вот он лежит на полу в полной отключке, не шевелится… Как же ему не падать, если здесь полтергейст завёлся. Чего ты материшься? Я серьёзно. Не веришь, спросишь у Андрона, когда он очухается… Ах ты, паскудина!.. Да это я не тебе! Это я грёбаной крышке, которая с потолка снова меня по башке долбанула… Да не трахнулись у меня пока ещё мозги. Здесь крышка с чайника летает. Я ж говорю, пол­тер­гейст в этой квартире… А я здесь причём? Что я могу сделать против потусторонних сил?.. Спросишь у Андрона. Он уже начал шевелиться, мать твою ядрить за ногу… Да это я крышке! Летает зараза вокруг и норовит в темечко мне врезаться. Кыш, падло… Значит, мы уходим.

Здоровяк поспешно спрятал телефон и помог Андрону принять сидячее положение.

- Это кто же меня так? – простонал раненый, держась руками за голову. – Словно поленом…

- А я тебе говорил, ты с утра такой был пришибленный, словно поленом… Внутренний голос, видать, мне подсказывал. Сматываемся, Борман приказал, - косясь на зависшую под потолком крышку чайника, здоровяк поспешно засунул Андрону в карман его кепку и заставил подняться на ноги. – Обопрись о плечо. Пошли.

 

* * *

 

«Они убегают, - передал Олег Кириллу. – Всё, Кирюха, сворачивай свой телевизор».

Этажом ниже щёлкнули замки, настежь открылась дверь их квартиры.

- Держись, Андрон, - услышал Олег знакомый голос здоровяка. - Нам бы до машины только добраться. Осторожнее, ступеньки…

Шаги на лестнице постепенно удалились и стихли.

- Ушли, - хихикнул Кирилл и первым стал спускаться на шестой этаж. – Так торопились, что даже дверь за собой не закрыли.

- Нам игра в «Домового» обошлась двумя разбитыми тарелками, - сказал Олег, когда братья зашли на кухню. – Давай наведём порядок. Ты, Кирюха, собирай в самовар ложки и вилки, а я подмету осколки. 

Подметая, он рассказал, как удалось спровадить из квартиры незваных визитёров.

- Удачно получилось, - устало произнёс Кирилл и опустился на табурет, с которого всего десять минут назад полёт самовара сбросил на пол киллера Андрона. 

- Удачно, - согласился Олег. – Теперь хорошо бы узнать, кто их к нам подослал… Кирюха, ты чего такой бледный?

- Голова немного разболелась, - признался Кирилл, смущённо улыбаясь. – Сейчас сделаю несколько упражнений и восстановлюсь.

«Конечно, он устал, - Олег с жалостью смотрел на брата. – Все эти волшебные игры отнимают уйму энергии. Я сам устал, словно без отдыха сто километров трусцой отмахал, а он ведь ещё совсем ребёнок. Нужно его срочно уложить отдыхать. Только не здесь. Хоть мы их и выгнали, но придётся удирать из родной квартиры к тёте Оле». Внезапно из подсознания пришло тяжёлое щемящее чувство тревоги, будто бы прямо сейчас должно произойти что-то страшное и непоправимое, которое уже никак нельзя будет исправить. «Может, опять хотят залезть? Дурак, нельзя было включать свет. Как же я сразу об этом не подумал – удирая, здоровяк мог взглянуть с улицы на окна и увидеть, что в квартиру зашли. Сейчас он уже тихонько ковыряется отмычкой в замках…» – Олег бегом кинулся в коридор, прислушался, а затем приоткрыл двери. На площадке никого не было. Странно, отчего же вдруг возникла такая необъяснимая тревога?

- Ты тоже почувствовал? – спросил Кирилл, когда он вернулся обратно на кухню.

- Я не знаю, что это было. Что-то непонятное… 

- Предчувствие беды?.. – в глазах у Кирилла появились слёзы и он отвернулся. – Я знаю, откуда оно… только что твоего друга всё-таки убили…

- Кольку?! Не может быть! Откуда ты знаешь?! – механически выпалил Олег. – Он же должен был ночевать у своей Надюхи.

- И нас в гости к ней звал. Если бы мы зашли к этой Надюхе хотя бы на минуточку, то сейчас могли бы представить её квартиру, и с помощью «Волшебного ока»…

- Но мы к ней не зашли… Что-то я тоже устал, - от резко начавшегося голово­кружения Олег присел на табурет и закрыл глаза. - Всё, Кирюха, хватит на сегодня всякого волшебства.

Вспомнилось, как они с Колькой ещё первоклашками на этой самой кухне чуть не подрались. Зачинщиком был Колька: маленький, но заядлый, он решил продемон­ст­ри­ровать Олегу недавно увиденный в боевике удар ногой. Олег тоже в долгу не остался. Потерявший равновесие Колька попятился назад и с размаху уселся на большой кулёк с помидорами, который только что принесла с рынка мама. Тогда им обоим досталось… Потом они часто вспоминали этот эпизод из своего детства и смеялись. Когда он, уже учась в Бауманке, напомнил маме про эту помидорную историю, она тоже рассмеялась… «Какая всё-таки нелепость, - в который раз подумал Олег о маминой смерти. – Надо же было им приехать в это Прибытково в тот момент, когда по её улочкам разгуливал пьяный идиот с автоматом. Случайная смерть… Неужели и Колька погиб?.. Где? У своей Надюхи? А ведь даже точный адрес её неизвестен и номер телефона тоже. Да и что адрес?! Какой смысл торопиться вызывать туда милицию, если это уже случилось?.. Что же делать?.. Для начала нужно успокоиться и… Чёрт! Откуда такие головокружение и слабость? Скорее всего, это результат нервных перегрузок. Надо восстановиться».

Унять головокружение и хоть как-то откорректировать внутреннее психоло­ги­чес­кое равновесие удалось, хотя и не сразу. Олег поднялся с табурета и сказал:

- Пойдём, братишка. Я тебя отвезу к тёте Оле. 

- А ты?

- У меня есть ещё дела.

- Значит и у меня тоже есть дела.

- Ты отправишься к тёте Оле и ляжешь спать безо всяких разговоров, - как можно более суровым голосом сказал Олег. – Или всё-таки надрать тебе уши?

Кирилл шмыгнул носом и промолчал.

 

 

Глава 5.

 

Прихватив с собой дорожную сумку Олега и купленные в супермаркете продукты, они закрыли дверь на все замки и вышли из подъезда.

- Киря, погодь, - от поломанной качели отделилась и стала приближаться долго­вя­зая фигура. В руке Дрозд держал очередную бутылку пива, был уже сильно пьян, но теперь смотрел на Олега не с вызовом, а с уважением: - Видел я, как они сматывались: здоровый тянул на себе маленького, а тот едва ноги по земле волок. Видать, капитально вы их отметелили.    

«Если бы не этот Тима Дроздов, то, возможно, нас с Кирюхой уже не было бы в живых, - подумал Олег. – Хоть и с гонором, но хороший, в принципе, парень. Только сопьётся быстро, а жаль».

- Послушай, Тима, хочешь бросить пить и курить? – спросил он от чистого серд­ца. - Я могу помочь. Тебе на эту гадость, - Олег кивнул на бутылку, - и на сигареты смотреть даже будет неохота.

- Ты чего, родственник? – Дрозд очумело попятился назад. – Ты пьяный, под кай­фом, или и в самом деле медицинский кодировщик?

- Говорю – сделаю, значит, сделаю. Решайся!

- Ну спасибо тебе, родственник. Видали такое?! Я к нему по-хорошему, а он меня всех радостей жизни лишить хочет. И не вздумай, не то… не то я на тебя дружбанов своих натравлю. Знаешь, кто мои дружбаны? Будешь потом раскодировать меня бесплатно, бабки им кашлять сколько скажут и мне ещё отстегнёшь за насилие над здоровьем, - Дрозд развернулся и пошёл опять к своим дружкам-собутыльникам, заплетающимся языком бормоча: - Во народ, так и норовит подлянку какую-нибудь кинуть, вот и делай им добро после этого.

- Каждый - кузнец своей жизни,.. – проводил взглядом его сутулую спину Олег. – Пойдём, Кирюха. Сейчас такси возьмём.

            На проспекте у супермаркета выстроились в цепочку с десяток самых разных иномарок с жёлтым гребешком на крыше. Рядом с машинами кучковались водители, коротающие за разговором и куревом время ожидания ночной работы.

            - Неужели клиенты? – один из них, пожилой с округлым выпирающим брюшком бегом кинулся к своему «оппелю». – Добро пожаловать в мой кабриолет, молодые люди. Сумочки можно закинуть в багажник, вот так.

            Олег и Кирилл сели на заднее сидение.

- Куда поедем? - заводя мотор, таксист обернулся. В его оценивающем пассажиров взгляде были одновременно и радость возможности заработать, и насторо­жен­ность.

- Не волнуйтесь, - постарался успокоить его Олег. – Мы не хулиганы, не грабители. Будем вести себя тихо, добропорядочно и кредитоспособно. На Садовую, пожалуйста, побыстрее…

Естественно, при водителе разговор о только что произошедшем братья вели не традиционным способом, а мысленно.  

- Почему они хотели нас убить? – спросил Кирилл у Олега. - У меня здесь заклятых врагов никогда не было.

- А я прилетел сюда только сегодня утром, - ответил Олег. - Причём инкогнито, как гражданин Австралии Ольсон Савицки. И приобрести в течение дня заклятых врагов тоже ещё не успел.

- Значит, те двое пришли к нам в квартиру из-за твоего друга дяди Коли? Из-за того, что мы его случайно встретили?

- Почему ты так думаешь?

- А что тут думать,.. - Кирилл потёр сонные глаза, зевнул. Передача его мысли на несколько секунд затормозилась. – Мы встречаем твоего друга в сквере и, как только он начинает ругать своего шефа – отца Прохора, звонит телефон…

            - Ты хочешь сказать, что нас тогда подслушивали? – Олег тоже стал вспоминать под­робности событий произошедших в сквере. – Логично… Как только Николай начал рассказывать нам о каком-то разговоре Прохора с Соболем, подслушивающие тут же решились на ликвидацию. В сквере это у них не получилось. Что рассказал нам Нико­лай, они не знают и на всякий случай теперь решили убрать вместе с ним и нас. Что ж, весьма логично… Оперативно узнали, где проживал детский друг Николая Симоненко – Олег Савицкий и послали туда засаду…»

            Рядом раздалось сопение, и Олег прервал свои рассуждения. Измождённый таким тяжёлым днём Кирилл не выдержал и заснул. «Умаялся, бедняга, - растроганно подумал Олег. – Добрых снов тебе, Кирюха».

«Оппель» лихо вписался в поворот, выехал на улицу Садовую и снизил скорость.

- Эй, молодёжь, - глянул в зеркало заднего вида водитель, - вы часом не спите? Всю дорогу, как в рот воды набрали.

- Спим, - осадил его Олег. – Тише, дядя.

- Я говорю, Садовая. Приехали, - снизил громкость до шёпота таксист. – Где выходить будете?

- За тем домом, в котором булочная, есть проезд…

- Это когда-то была здесь булочная, а теперь больничный центр для спидоносцев. Для тех, кто в состоянии заплатить за лечение. Сюда, что ль?

- Сюда.

«Оппель» остановился у подъезда тёти Оли с распахнутыми настежь поло­ман­ными дверями.

- Шестьдесят баксов хватит? – Олег протянул водиле деньги.

- Ещё как, - обрадовался тот, включая светильник в салоне и на свет рассматривая три двадцатидолларовые купюры. – Только… не фальшивые? Клиент нынче разный пошёл: кто фальшивку пытается всучить, а кто вместо денег под нос пистолетное дуло суёт. Вы, вроде, ребята приличные…

- Приличные, дядя, - подтвердил Олег, осторожно беря на руки так и не проснувшегося Кирилла. – Если хочешь ещё столько же заработать, подожди. Мне на Молодёжную нужно. Вот братишку отнесу, и поедем.

- Так давай я тебе подмогну с сумками, - засуетился таксист, тоже выходя из машины и открывая багажник.

У тёти Оли Олег пробыл всего минут пять. Сняв с Кирилла кроссовки и уложив его в кровать, он торопливо расцеловал сильно постаревшую за прошедшие десять лет подругу мамы:

- Тётя Оля, извините, у меня очень срочные дела.

- Может быть, перекусишь, Олежек? Я сейчас чай поставлю.

- Спасибо, тёть Оль. Но некогда мне. В том пакете продукты. Кирюху не будите, пусть спит завтра хоть до полудня. Он сегодня очень устал.  

 

* * *

Такси остановилось на улице Молодёжной напротив дома, первый этаж которого украшала неоново-сиреневая вязь «Голубок».

- Может, тебя ещё подождать? – спросил водитель у Олега, получив обещанные деньги. – Для хорошего клиента я скидки сделаю. Сколько ты там будешь зависать?

- Где?

- Ты ведь в «Голубок»?

Олег почувствовал, как покраснели щёки, но он не стал разубеждать настырного водилу:

- Не надо меня ждать. Конечная, дядя.

Огни подфарников "Оппеля" исчезли за поворотом. В гей-клубе заиграла быстрая  мелодия, напоминающая бравурный военный марш, и слащавый мужской голос запел о неразделённой любви молоденького солдата к своему командиру. Переходя улицу, Олег посмотрел на окна квартир. Только в нескольких из них горел свет. Весело светилось окно и на девятом этаже - одно из окон той самой квартиры, в которой должен был ночевать Николай. Через тёмную подворотню Олег вошёл во двор и направился к самому крайнему подъезду.

- Ёлы-палы, - он по инерции дёрнул дверную ручку ещё раз.

Нет, как это ни странно, но ещё не на всех дверях городских подъездов Питера сломали кодовые замки, на этой был вполне исправен. Зато на месте домофона торчали одни лишь проводки. Олег умел многое, что не могут простые смертные, но взламывать замки или проходить сквозь закрытые двери пока как-то ещё не научился.

Он потоптался у входа в подъезд и, не зная, что предпринять, присел на шаткую дворовую лавочку. Ещё неизвестно как, но ему нужно было войти в этот дом, в этот подъезд. Там был Колька - друг его детства, и Олег считал своим долгом выяснить точно, верно ли предсказание Кирилла. Взгляд скользнул по вытянутым в длину прямоугольникам подъездных окон. Во многих из них не было вообще стёкол. Олег встал с лавочки и уже более внимательно посмотрел на окно второго этажа. Стекло на нём было, но фрамуга была приоткрыта. «Если в дверь не пускают, так мы в окно попробуем», - он снова вернулся к подъезду, козырёк над которым подпирала толстая металлическая труба. Вспомнился бестселлер о Тарзане, прочитанный ещё в первом классе. Подпрыгнув и обвив руками и ногами трубу, Олег с большим трудом взобрался на козырёк. «Что ж я так ослабел-то? Может, резкая перемена климата на меня повли­я­ла? – думал он, толкая вовнутрь оконную раму и спускаясь на площадку между первым и вторым этажами. – А ещё хотел Дрозда от спиртного закодировать. Смог бы или нет? Смог бы, конечно, но всё же надо признаться, я сейчас далеко не в лучшей форме». 

В подъезде было тихо и, не считая тусклой лампочки на третьем этаже, темно. Поднявшись на девятый, Олег остановился у створок лифтовой шахты и перевёл дыха­ние. Планировка та же, что и в его доме: по четыре квартиры на площадке. Значит, три трёхкомнатные, одна - двухкомнатная. Исходя из расположения окон, на которые показывал Колька, ему в двухкомнатную. Вот та дверь, которая нужна. Бронированная, обшитая сверху деревянной шпонкой. Квартира номер сто сорок три. Он провёл рукой по стене и нащупал круглую кнопку звонка, но не позвонил.

Казалось, в тишине подъезда стучали секунды, а Олег стоял и не решался сделать пос­ледний шаг – нажать на звонок. Предчувствие давило тяжким грузом, очень захо­телось уйти, забыть обо всём, взять такси или хоть пешком вернуться к тёте Оле и Кирюхе. «Делай, что должен и пусть будь что будет», - вспомнил он и нажал на кнопку. Раздалось птичье щебетание звонка. Ещё раз, и ещё. Никто не открывал.  Выждав с минуту, он осторожно потянул на себя дверь. Тяжёлая и толстая она словно ждала, чтобы её чуть подтолкнули и легко подалась. Привыкнув к темноте, Олег зажмурился от яркого света, хлынувшего из спальни. Кроме спальни, он был ещё включён в ванной, откуда из-за полуприкрытой двери слышался монотонный шум льющейся воды.

- Эй, - позвал Олег, застыв на пороге. - Есть тут кто-нибудь?..

- ... в живых? - едва не сорвалось у него с языка.

В ответ из ванной раздавалось только негромкое журчание.

Что в живых здесь никого нет, Олег понял, лишь только заглянул в спальню. Кирилл совершенно правильно определил источник того странного волнения, которое он испытал около часа назад. Широко раскинув руки, словно загорал на пляже, Колька в одних трусах лежал на разостланном диване и смотрел мёртвыми глазами в потолок. Из небольшой чёрно-красной точки на его груди тоненькой струйкой стекала кровь, образуя на простыне у левой подмышки алое пятно. На подушке под головой пятно было гораздо больше.

Преодолевая инстинктивный ужас и накатывающую тошноту, Олег подошёл по­ближе к дивану. Вторая пуля попала Кольке прямо в открытый, может быть, в удивлении, может быть, в крике рот. Его лицо почти не пострадало, но задняя часть черепа превратилось в серо-кровавое месиво. Содрогаясь, Олег выскочил из спальни и бросился на кухню. Чтобы не вырвало, открыл кран и сделал несколько глотков холодной воняющей химикатами воды. Он постоял у открытой форточки, приходя в себя, вытер холодный пот, покрывший лоб, и подошёл к двери ванной.

Голое тело подружки Николая лежало под дождём, льющимся из душа. Ноги не­ес­тественно подвернуты под себя, сжимающие мочалку руки стыдливо закрывают низ живота. Также как и Кольку, девушку убили двумя выстрелами: одна пуля попала ей точно в центр грудной клетки, другая - в правый висок. В полной прострации Олег смотрел, как на лицо белокурой симпатичной Надюхи брызгает вода и бурыми капель­ками стекает вниз, смывая с волос и виска кровь.

- Надо закрыть, - его рука дёрнулась к вентилю смесителя и остановилась: - Нет, не надо. Для следствия важна каждая подробность. Нужно позвонить «02».

Рука дёрнулась к карману, где лежал мобильник, но вовремя остановилась: по­про­буй, объясни, почему он здесь ночью. Могут из свидетеля запросто сделать убийцей. До него вдруг дошло, что здесь оставаться нельзя, что кто-либо из соседей, услышав выстрелы или шум, мог уже позвонить в РОВД. Нужно уходить.

Из ванной он вышел в коридор и задержал взгляд на входной двери. Как мог попасть в квартиру убийца? Три не простых, надёжных, в принципе, замка. Плюс два мас­сивных засова, которые снаружи никак не открыть. Находящийся настороже Колька должен был обязательно закрыть двери на эти самые надёжные запоры. Выходит, не закрыл? Он безмятежно спит, Надюха принимает душ, за шумом воды тоже не слышит, что кто-то ковыряется в замках, а убийца беспрепятственно входит в квартиру и рас­стре­ливает её обитателей? Слишком много совпадений, но по-другому Олег объяснить слу­чившееся не мог. Он уже не обращал внимания на страшную слабость и опять начав­шееся головокружение.  Вернувшись в спальню и, стараясь не смотреть на диван, про­шептал:

- Прощай, Коля..

Он вышел в коридор, открыл входную дверь и застыл в замешательстве. По противоположной лифту стене гулял луч фонарика, раздавались шаги быстро поднима­ю­щихся по лестнице людей. «Вот и полиция. Объясняй теперь им, что ты, зачем и почему», - подумал Олег, ослеплённый ярким лучом. Он зажмурился и спросил:

- Вас соседи вызвали?

- Нет, мы сами приехали.

Может быть, именно насмешливый тон приближающегося к нему человека и подсказал Олегу, зачем тот здесь. Всё случилось в одно мгновение. Он дёрнул дверную ручку на себя и прыгнул назад в квартиру, почувствовав, как что-то горячее и стремительное больно чиркнуло по левому плечу, с силой и отвратительно тоненьким визгом впилось во внутреннюю обшивку двери.

- Открой, сволочь, - с надрывом сказали из-за двери и попытались её открыть.

Но, несмотря на слабость, Олег сумел удержать дверь и закрыл её на засов. Ещё несколько мгновений дверь дёргали.

- Да уймись ты, - сказал тихо грубый мужской голос. – Всех соседей перебудишь. Он уже успел закрыться.

За дверью наступила тишина. «Значит, и меня… как Кольку? – бешено пуль­си­ро­вало в голове у Олега. – Без всяких лишних разговоров, просто посветили в лицо фонарём и выстрелили. Задели, кажется, плечо, теперь словно огнём горит. Почему они вернулись?  Забыли что-нибудь и, увидев ненужного свидетеля, сразу стали стрелять? Нет! Скорее всего, они снова вернулись специально из-за меня. Они даже не удивились, увидев постороннего в квартире. Они точно знали, что я здесь. Откуда?! Как они меня нашли?».   

 

* * *

 

Из кухни раздался едва слышный шорох, затем ещё один. В этот момент Олег вдруг понял, как попал в квартиру убийца: форточка ведь открыта! Он заглянул на кухню. Так и есть, за окном на фоне звёздного неба уже мелькала верёвка и нога спускающегося по ней человека. Из-за всё усиливавшихся головной боли и слабости воз­ник­ла паника. Первой мыслью было броситься к кухонной тумбочке и найти хотя бы нож для защиты, но тумбочка рядом с окном. Если киллер заметит его, второй раз он вряд ли промахнётся. «Пистолет! У Кольки же был «Макаров» - вспомнил Олег. - Куда он его мог положить?» Он кинулся в спальню. На стуле висели брюки, рубашка и вельветовый  пиджак, карманы которого вывернуты наружу. На полу валялись расчёска, ручка, скомканные троллейбусные билеты и старенький порванный бумажник – значит, убийца рылся в вещах Николая. «Но ведь Колька мог положить пистолет и не в карман. Быстрее, где же он?!» - В последней надежде Олег приподнял край подушки, сунул под неё руку и сразу наткнулся на липкую от крови рукоятку оружия. «Как им хоть пользоваться? Кажется, сперва нужно снять с предохранителя, вот так», – возбуж­дён­ный до предела, пошатываясь и трясясь от озноба, он выскочил из спальни, на ходу вык­лю­чив в ней свет, чтобы нападавший с улицы не мог видеть того, что происходит в квартире.

В коридоре перед входом на кухню Олег остановился. Высокая мужская фигура уже стояла на подоконнике с наружной стороны окна. Олег поднял подрагивавшую руку с пистолетом.

- За Кольку! – пробормотал он, но так и не нажал на курок.

В последний перед выстрелом момент вдруг паника исчезла и перед глазами встали строчки из дедовской тетради: «… если ты ранен и ослаблен, а к тебе крадётся недруг, чтобы убить тебя, возьми себе его силы…». Олег переложил пистолет в левую руку, правую вытянул ладонью вперёд и, не спуская глаз с груди открывавшего оконную задвижку человека, троекратно прошептал рекомендованное в тетради закли­на­ние «Омут». Сразу же в ладонь ударил жар, как от печки, а тело стал пронизывать чудесный живительный поток энергии.

Окно открылось, и киллер тяжело впрыгнул в кухню, чуть не выронив при этом из руки пистолет. Он стоял, опёршись о тумбочку, и пошатывался, словно пьяный. Зато Олег почувствовал себя гораздо лучше.

- Теперь ты мой, - с весёлым злорадством прошептал он, не сводя глаз с обес­силен­ного врага и невольно сравнивая себя с пауком, в паутину которого залетела большая и наглая муха.

«Никакой я не паук, – не согласился с самим собой Олег. – Паук сидит в засаде, поджидая свою жертву. Я засад не устраивал. Я только обороняюсь, и первым ни на кого не нападал».

Не более десяти секунд понадобилось, чтобы ввести киллера в транс. Теперь Олег мог руководить им, задавать вопросы, получая на них ответы непосредственно из возни­кающих в голове допрашиваемого мыслей.

- Стой, где стоишь. Положи пистолет на тумбочку. Запомни, стрелять в того, кто сейчас находится в этой квартире, ты не можешь.

С коротким металлическим стуком пистолет опустился на пластик тумбочки, а киллер столбом замер рядом, правда, слегка пошатывающимся столбом.  Скрываться в темноте коридора больше было незачем и Олег без опаски зашёл на кухню. Бегло «просмотрев» мысли киллера, он направил их в нужное русло вопросом:

  Ты сюда уже влезал через окно?

- Влезал.

- Когда?

- Сегодня, часа два назад.

- Зачем?

Мысль киллера, воспринимая Олегом, как бегущая строчка текста на светло-синем фоне, указывающем на искренность и откровенность, поменяла свой цвет. Ответ на последний вопрос пошёл на ядовито-зелёном фоне насмешки:

- Зачем? Работу свою выполнить.

- Какую работу?

- Какую? Хорошую работу - пустить в брак постояльца этой квартиры.

- То есть?

- Ликвидировать его, убить.

- Расскажи подробнее.

- «Заказ» мы получили под вечер. Пожеланием «заказчика» было ликвидировать «клиента» как можно скорее. Вот мы сразу же и приступили к работе. Дверь – брони­ро­ван­ная, замки – добротные. Нужно время, чтобы открыть их отмычкой, к тому же «кли­ент» может услышать наше ковыряние. Решили через крышу - ведь девятый этаж. Лоджия застеклена и закрыта, зато открыта форточка на кухне и свет там выключен. Значит, хозяев на кухне нет, не помешают. А мне открывать окна через форточку раз плюнуть, не впервой уже. Вот и сегодня всё как по маслу… Наш старший - Борман сломал замок на люке, что рядом с подъёмником лифта. Я вылез из подъезда на крышу, обвязал верёвкой дымоход и спустился по ней к кухонному окну - я раньше в цирке работал и высоты не боюсь. Дальше дело техники: тихонько проник в кухню, закрыл за собой окно, чтобы мой верхолазный стиль ментам не слишком запоминался, пушку на изготовку – и за дело. Первым замочил «заказанного» «клиента». Он в спальне на кровати дрыхнул, но в последний момент проснулся, видать, нутром своим посто­рон­него в квартире почувствовал. Глазёнки удивлённые открыл и рот тоже. Ну, я и не стал дожидаться, когда он заорёт, пристрелил его бесшумно и тихо: первый выстрел в грудь, и контрольный – в голову. Слышу, в ванной вода льётся, купается кто-то и дверь не закрыта, словно меня там ждут. Подкрался, смотрю, баба под душем моется. Симпа­тичная такая бабёнка, молоденькая, премиленькая. Стоит ко мне боком и мочалкой живот трёт. И я застыл, пялюсь на неё. А она вдруг к двери поворачивается и смеётся: «Колюнчик, прекрати подсматривать». Взыграло во мне всё. Меня же тоже Николаем зовут. «Ну, сейчас, - думаю, - я тебе покажу Колюнчика». А чего б и не порезвиться, если есть возможность? Пришить-то её и опосля можно, секунда дела. Я даже штаны уже расстёгивать начал. А тут в дверь Борман постучал. Сначала слабо, потом сильнее. С телефоном-то я по верёвке не спускаюсь – хоть и маленький он, но лишнее неудобство. Вот Борман и стал стучать, забеспокоился обо мне: мол, не тяни, давай открывай, если жив. Весь кайф обломал, сволочь. Стою я, не знаю, что и делать: левой рукой штаны поддерживаю, в правой – пушка. Понял, не судьба мне поразвлечься. Нужно Борману двери открывать, а при  зрителях трахаться мне как-то стеснительно, особенно при Хомяке. Борман-то мой ровесник, а Хомяк – его сын. Неудобно, в общем, при молодёжи. Открыл я тогда ванную настежь, как и был со спущенными штанами и с пушкой в руке, девахе во весь рот улыбнулся… А она, вот умора, запищала, как мышонок, и мочалку себе вместо трусов…

Олегу очень захотелось поднять «Макара» и пристрелить этого ударившегося в воспоминания «собеседника», но он сдержался и перебил мысль киллера вопросом::

- Ты убил её?

- Как в одном прикольном фильме,.. забыл его название, Андрей Миронов пел: «Пальнул я в девушку, пальнул в хорошую, по обстоятельствам, а не со зла…». А что ещё оставалось делать? Кайф-то мне Борман напрочь перебил. Выстрел в грудь, второй – в голову, как и положено. Кончил её, потом пошёл и Бормана впустил.

- Что вы искали в карманах у Николая… у убитого?

- Борман прошманал его и всю квартиру на предмет денег и золотишка. Он всегда это делает, не пропадать же добру.

- Почему вернулись обратно?

- Борману позвонили, приказали срочно возвращаться. Сказали, что в эту квар­ти­ру прибыл тот другой «клиент», которого «пасла» наша вторая группа - Андрон с Гро­ми­лой. У них там с этим «клиентом» что-то не сложилось. Полтергейст какой-то поту­сто­ронний вмешался и Андрону башку проломил – это Громила клянётся. Врёт, вонюч­ка. Не верю я ни ему, ни тем более Андрону, мы один раз с ними…

Воспринимая мысли киллера, Олег опять почувствовал начинающиеся голово­кру­жение, тошноту и озноб. Он явно заболевал и болезнь с каждым часом прогрес­сировала, но в такой экстремальной ситуации, в какую ему довелось сейчас попасть, некогда было думать о таких пустяках, как болезни: «О том, что я сюда хотел приехать не знал никто, даже Кирюха. Как же они меня вычислили? Вычислили точно, словно визуально следили за мной, словно засадили ко мне в куртку «жучок»… Стоп! Они могли узнать номер мобилки и по ней теперь отслеживать моё местоположение. Это вполне реально, но откуда они узнали номер?.. Стоп! Вот откуда - я же свою визитку Кольке дал…». Он остановил мысль киллера, увлекшегося воспоминаниями о сов­мест­ных делах с Андроном и Громилой, вопросом:

- Твой Борман в кармане у убитого… «клиента» визитку находил?

- Находил. Потом позвонил нашему «заказчику» и всё её содержание про­дик­то­вал, про какого-то Карлсона… нет, не про Карлсона, про Ольсона.

 Олега из озноба бросило в жар:

- Когда Борман продиктовал её?

- Когда?.. Точно не помню я. Мы вышли отсюда, сели в машину и тогда Борман позвонил.

Такой ответ ничего не давал Олегу и лишь усилил его волнение. Ведь если «за­каз­чик» сразу же после получения номера начал отслеживать его мобильник, то он вполне мог успеть определить, что перед тем как ехать сюда, «клиент» Савицки зачем-то посещал дом номер двенадцать на Садовой улице. «Что там с Кирюхой?» – не на шутку встревожился Олег. Он перестал следить за мыслью киллера и попробовал свя­заться с братом – после хотя бы одного телепатического сеанса, между «контактёрами» устанавливалась виртуальная связь, дававшая возможность общаться друг с другом не взирая ни на какие преграды и расстояния.

Кирилл сейчас спал. Олег даже сумел наспех взглянуть на его сон-ужастик: обла­чён­ный, словно врач, в белый халат и белую шапочку Кирюха с крайне брезгливым, но воинственным видом старался растоптать отряд каких-то маленьких и многочисленных чёрных букашек, очень похожих на мультяшных бацилл и микробов.

«Спит, - облегчённо вздохнул Олег. – Значит, у тёти Оли всё спокойно. Будем надеяться, что «заказчик» стал отслеживать мою мобилу, когда я уже уехал с Садовой. Кстати, о «заказчике»…». Он опять переключил внимание на киллера:

- На кого вы работаете

- Как это на кого? На Бормана.

- Кто ваш «заказчик»?

- Откуда я могу знать? Его только Борман знает, и деньги через банкомат за выполненную работу тоже он получает, потом нам даёт.

- А в разговорах твой Борман никогда не упоминал такого человека: ди-джей-протоиерей отец Прохор?

- Не помню я.

Во входную дверь тихо, но настойчиво постучали.

- Сколько с Борманом людей за дверью?

- Один Хомяк, он же у нас и водила. Мы всегда втроём работаем.

«Хорошо бы этого Бормана допросить, - Олег вытер холодный пот, струящийся по лбу. На него опять волной накатила слабость и стало трудно дышать. Что-то отвра­ти­тельное и страшное, поселившееся у него внутри, стремительно высасывало из него силы. - Почему так трещит голова? Что же это такое со мной? Подзарядиться силёнками от Бормана с Хомяком? Нет, сейчас сразу с двоими не справиться. Только если с одним. Но пока буду возиться с первым, второй меня запросто пристрелит. Всё, никаких допросов. Надо уезжать отсюда побыстрее и заняться собой… Нет, сначала нужно заплатить по счетам и этому... верхолазу, и тем двум, что поджидают за дверью».

Он взглянул на киллера, чья долговязая фигура маячила на фоне окна. Олег знал твёрдо, сейчас этот человек должен умереть. Жалости к убийце Николая и Надюхи у него не было, но всё-таки, хорошо, что в ночной темноте нельзя видеть его лица и глаз.

Настойчивый стук в дверь повторился – Борман торопился войти. «Потерпи, сейчас мы тебя впустим», - стараясь не обращать внимания на всё увеличивающуюся головную боль, Олег мысленно прокрутил сценарий того, что сейчас должно было про­и­зойти, и сказал стоявшему рядом киллеру:

- Сейчас ты займёшься своей любимой работой. Возьми с тумбочки пистолет и выходи в коридор.

Пошатываясь, с пистолетом в руке киллер медленно двинулся вперёд. Опережая его, тоже держа наготове «Макара», Олег вошёл в большую комнату. Из неё прекрасно просматривалась часть коридора с входной дверью.

- Стой. Повернись. Включи свет. Сделай шаг назад и открывай щеколду.

Дверь открылась, и на ярко освещённый порог ступили двое мужчин в зелёно-пятнистых комбинезонах. Один из них коренастый, с жёстким волевым лицом, щурясь от света, спросил:

            - Почему так долго, Клоун? «Клиент» готов?

- Сразу контрольный выстрел в Бормана, - мысленно приказал Олег.

Раздался совсем тихий хлопок и во лбу спросившего возникло крохотное отвер­стие. Его глаза закатились, а тело отпрянуло к стене и сползло на пол.  

- Клоун, ты сдурел? – второй мужчина – совсем ещё молодой напарник Бормана замер. – Моего пахана?! За что?

Парень ожидал выстрела и в себя. Клоун держал его на прицеле, но не стрелял. Казалось, выстрелив в Бормана, он заснул с открытыми глазами. Рука парня медленно потянулась к подплечному карману комбинезона, неуверенно остановилась, а затем молни­еносным движением выхватила пистолет.

- Убей Хомяка, - пришёл в мозг Клоуна приказ.

Расчёт оказался верен. Хлопки выстрелов прозвучали почти одновременно. Также почти одновременно два киллера упали.

- Ну, вот и всё, - устало пробормотал Олег. Сейчас после такого напряжения он тоже качался, как пьяный, и, чтобы не упасть, вынужден был сесть на стул и хоть минуточку отдохнуть.

«Что теперь делать с Колькиным «Макаром», оставить здесь или забрать с собой, - он повертел в руках оружие, поставил на предохранитель и спрятал в карман. – Не дай Бог, чтобы  эта игрушка пригодилась, но всё же…»

Пора. Он вышел в коридор. Из-под лежащей ничком долговязой фигуры, по-прежнему сжимавшей в руке пистолет, расползалась по линолеуму лужа крови.   

- Ты хорошо исполнил свою последнюю работу, Клоун, - сказал Олег.

Он перешагнул через Хомяка, и тут на пороге из куртки призывно затренькало. «Кто бы это мог звонить? Вдруг сейчас оттуда грохнет звуковыстрел?! Нет, вряд ли. Три киллера и вмести с ними звуковыстрел – это явный перебор. Олегу хотелось верить только в хорошее: - Кирюха? Но я ему так и не сказал свой номер. Нет, скорее всего, кто-то из Сиднея. Наверняка, Джейн».

Ожидая услышать и увидеть свою подружку из далёкой Австралии, Олег включил трубку:

- Хеллоу.

- Олег? Савицкий? Это ты?! – спросили по-русски.

Нет, не Джейн и на экране мобилы не было изображения. Где-то он уже слышал этот мощный бас, но где? Разве вспомнишь сейчас, когда так зверски раскалывается голова.

- Да, это я.

- Живой?! – выдохнул мужчина.

- Извините, а с кем я…

- Потом, Олег… Ты хоть и выдающийся… как это… экстрасенс, но всё же побе­ре­гись. Закройся в квартире, в которую тебя нелёгкая занесла и никому не открывай. Тебя хотят убить. Откроешь, когда приедет отряд ОМОНа. Он уже выехал…

Удивляясь этим словам и этому странно знакомому голосу, Олег вдруг почув­ство­вал опасность. Здесь, совсем рядом с собой.  Краем глаза он успел заметить нап­рав­ленное на него пистолетное дуло, а за ним мутные от боли глаза и перекошенный судорогой рот Клоуна. Что-то сильное и стремительное больно ударило в грудь, вытолкнуло из квартиры в подъезд и бросило на бетонный пол. 

- Что там такое? Эй, Олег?! – услышал он могучий голос из трубки, прежде чем потерял сознание.

 

 

Глава 6.

 

Здесь было ни холодно, ни жарко, ни светло, ни темно. Здесь не было ни верха, ни низа, ни шума, ни тишины, ни времени, ни пространства. Здесь даже не надо было ды­шать, в этом сумеречном безграничном и безмятежном мареве. Потому что здесь да­же не было его, в том обычном родном теле из плоти и крови, в котором привык себя ви­деть. Он был, но какой-то невидимый, бестелесный и невесомый, а ещё удивлённый и наивно нерешительный, как только что родившийся младенец. Здесь спокойно, но всё-таки нужно было сделать свой окончательный выбор. Что теперь? Куда? Улететь, уп­лыть, раствориться в том неизведанном тоннеле, который вдруг возник из сумрака? Очень интересно, что там в нём. Но из тоннеля уже никогда не будет возврата. В него он обязательно попадёт, только не теперь, потом. Нет, нельзя так просто сдаться и уйти. Нельзя так просто отбросить жизнь, хотя бы, потому что она дана тебе всего лишь раз, хотя бы, потому что ты не успел сделать в ней то, что должен сделать. Значит, назад в себя! Нужно вернуться в своё тело и обязательно изгнать оттуда уже празднующую победу смерть.

Выбор сделан. Хоть это и очень тяжело, он возвращается. Словно всплывает из глу­бин океана, туда, где за сумрачным маревом играют солнечные блики. Здесь на ру­беже света и сумерек кто-то встречает его и пытается помочь. «Спасибо, Кирюха! – ра­дуется он, впитывая в себя живительные импульсы этой помощи. - Твоя поддержка мне сейчас очень нужна. Теперь я точно выживу».    

- Невероятно. Тяжелейшее ранение, плюс такое заболевание, а он ещё жив, - слы­шит Олег рядом с собой.

- Как правило, самые критические - первые трое суток. На четвёртые вирус «хай­наня» погибает.

- Погибает, но ведь за эти трое суток организм полностью истощается... 

- Он в сознание так и не приходил?

- Ни разу.

- Да, вряд ли он выкарабкается, хоть пока ещё жив. 

- Смотрите! Неужели приходит в себя?!

Олег вдруг понял, что говорят о нём. Он открыл глаза и смог различить прямо над собой четыре склонённые головы в белых шапочках и дыхательных респираторах.

- Я выкарабкаюсь, - прошептали его горящие огнём губы.

 

* * *

 

Он выкарабкался, вопреки прогнозу медиков. А прогноз этот был однозначен – пациент обречён и не жилец на этом свете. Вопрос лишь времени, сколько он ещё про­дер­жится: не сейчас умрёт, так через час. Во-первых, пулевое ранение верхушки правого лёгкого с его ателектазом и пневмогемотораксом. Только один такой диагноз ос­тав­ляет весьма призрачные надежды на выздоровление. А тут ещё хайнаньский грипп, против которого учёные ни одного фармацевтического концерна мира так и не смогли най­ти достойного противодействия. Вирус этой страшной болезни из года в год мути­ро­вал, не поддавался лечению и не знал пощады к своим носителям - за те четверо суток, что Олег пролежал без сознания, на планете умерло от очередной вспышки эпидемии более трёх с половиной миллионов человек, в том числе почти две тысячи в самом Питере. Поэтому выводы врачей относительно трагического исхода болезни пациента Савицкого были вполне обоснованы. Хотя прогнозы прогнозами, но надо медикам от­дать должное, они делали всё, что могли: операцию проводил лучший хирург Санкт-Петер­бурга, больному вводили при помощи уколов и капельниц дорогостоящие лекар­ства, и лежал он не в какой-нибудь захудалой районной больнице, а в госпитале Военно-медицинской академии, причём, не в обычной общей реанимационной палате, а в от­дель­ной, да ещё и с персональной сиделкой.

Обо всём этом Олег узнал на пятые сутки после той кровавой бойни, слу­чив­шейся на улице Молодёжной в квартире Колькиной Надюхи. Он полностью пришёл в себя ночью, а утром удивлённые до полной прострации врачи после его обследования вынуждены была констатировать, что с этого дня никакой угрозы для жизни пациента нет. Более того, организм Олега самым непостижимым, чудесным образом сумел обой­тись без повторного хирургического вмешательства и почти полностью поправился всего за каких-то четыре часа.

В ту ночь он очнулся от острой боли в груди. Минут пять полежал с закрытыми глазами, боясь резким движением повторно не вызвать эту умопомрачительную боль,  припоминая, что же с ним случилось в тот роковой вечер: чужая квартира, мёртвые Коль­ка и Надюха, жуткая головная боль, слабость, озноб и тошнота, киллер Клоун и его подельники, наконец, странный звонок на мобильник и выстрел в спину. Что потом?.. Блаженное небытие, в котором он пребывал неизвестно сколько. Проблеск сознания и склонившиеся над ним головы врачей, его произнесённый с таким трудом шёпот: «Я выкарабкаюсь» и последовавший за ним очередной провал в бессознательность.

- Я выкарабкаюсь, - уверенно повторил Олег и осторожно приоткрыл глаза.

Он лежал голый под простынёй в прозрачной реанимационной камере, которую массмедиа метко окрестили «саркофаг», грудь стянута бинтами, на лбу и на висках присоски датчиков. За стеклом камеры видна слабо освещённая комната с высокими потолками: слева стеллаж с медицинскими приборами, от которых протянуты к нему вовнутрь провода и шланги вентиляции, справа у зашторенного окна стол с включённой настольной лампой. За столом сидит женщина в белом халате, шапочке и закрывающем нижнюю часть лица респираторе. Определить в такой экипировке её возраст довольно тяжеловато. Но, судя по оголённым коленкам, выглядывающим из-под халата и стройным ножкам,  женщина довольна молода. Её глаза закрыты. «Читала красавица эту толстенную книгу, что открыта перед ней на столе, да и уснула? – То, что женщина красива, Олег почему-то нисколечко не сомневался. - Видать, скучнющая книжка ей попалась. Скорее всего, учебник. А она – студентка, днём учится в медицинском, по ночам подрабатывает в больнице». Он попробовал повернуться на бок, но тут же грудь снова прошила иглой адская боль. «Ничего, - утешил Олег себя. – Зато голова ни капельки не болит. А если она не болит…».

Прежде всего он попробовал связаться и поговорить с Кириллом, узнать, как у него дела. Но, оказалось, Кирюха спит. Значит, сейчас ночь и не стоит будить его. Тогда, чтобы не терять времени даром, Олег решил заняться собой. Последние двадцать лет он вообще не болел, даже насморком. Как и всякий молодой и здоровый человек, к тому же владеющий бесценными знаниями прадедовской тетради, он самоуверенно счи­тал свой организм супермощной биомашиной, способной самостоятельно противостоять всяким там бактериям и вирусам. Но, видимо, после того нервного стресса, который он испытал, узнав о смерти мамы, защитные функции его биомашины дали сбой и орга­низм подхватил инфекцию. Сейчас, лёжа в «саркафаге», Олег даже вспомнил, где и как это могло случиться – в Сингапуре на борт их самолёта поднялись ещё пассажиры и рядом с ним сел китаец средних лет. Уже на подлёте к Питеру китаец стал частенько сморкаться в платок, покашливал и спрашивал у стюардессы таблетки салпадеина и аспирина. Тогда, не спавший вторую ночь подряд, поглощённый в свои тягостные переживания Олег не обратил на это никакого внимания. А зря. Достаточно было бы тут же в самолёте воспользоваться заклинанием из тетради против «хвори всякой» и он бы наверняка не заболел. Потом был денёк не из лёгких и, тем более, вечер, в конце которого ему и стало так худо – по своей халатности он заболел, из-за чего не сумел себя полностью обезопасить и выстрел Клоуна вполне мог поставить на его жизненном пути смертельную точку.

 «Мне повезло. Меня не убили. Я выжил и теперь обязательно поправлюсь», - он закрыл глаза, сосредоточился и вспомнил всё, что писалось в лечебном разделе тетради «Помоги себе сам». Превозмогая боль, настроился на нужный ритм дыхания, сосре­до­то­чился на внутреннем видении. Сначала туманно, но всё более чётче и ярче мозг, словно на рентгеновском снимке, отобразил прозрачную картинку всего его тела и органов: скелет, расслабленная мускулатура, бьющееся сердце, текущая по сосудам кровь, вздымающаяся при дыхании грудь… Вот это место, где сконцентрировалась боль! Он мысленно увеличил картинку грудной клетки и стал рассматривать её со всех сторон, даже изнутри: «Итак, пуля вошла снизу вверх, со спины пробила два ребра, порвала правое лёгкое и повредила ключичную кость. И это ещё не всё, спереди аккуратно разрезаны четыре ребра – ясное дело, хирург потрудился, чтобы провести операцию и извлечь пулю, будь она трижды неладна. Ну и что теперь со всем этим делать?! Это что? Бронхи, от них идут бронхиолы и пузырьки, словно ягодки на виноградной кисти… как же их биологичка в школе называла?.. Альвеолы…  Поди попробуй, разберись в ско­пи­ще этих самых альвеол и кровеносных капилляров, если ними пронизаны все лёгкие. А разобраться нужно. Сперва следует расчистить место ранения, раздробить запекшиеся частички крови и ошмётков мяса до молекулярного состояния, вынести их отсюда прочь по кровеносным сосудам… Хорошо, что кровь насыщена питательными веществами. Спасибо, медицина! Видать, внутривенно вводили вместе с лекарствами… Ну что, про­цесс пошёл? Вроде бы да, – в лёгком стало гораздо чище. Теперь можно попробовать заняться и штопаньем. Только для этого увеличим изображение ещё…».

Сознание растворилось в исковерканном пулей участке лёгкого, с помощью же­ла­ния и силы мысли восстанавливая большие и малые повреждённые сосуды. Теперь ды­шалось гораздо легче. Срастив прорванную лёгочную плевру, после краткого отдыха Олег уже более уверенно продолжил своё излечение. Он одновременно представлял, руководил процессом и видел, словно при сильно ускоренном просмотре научно-меди­цин­ского фильма, как участки разрезанных и простреленных костей, мышечной ткани и кожи наращивают дополнительные клетки, постепенно соединяются, не оставляя в мес­те разрыва никаких следов.

Кажется, всё. Он уменьшил изображение и оценил свою работу - никаких пре­тен­зий, прямо произведение искусства. Осталась только одна пустяковая царапина на плече, полученная от первого выстрела киллеров. Но с ней даже возиться не стоит, го­во­рят, шрамы украшают мужчину, сама заживёт. Ещё раз исследовав своё тело, он так и не обнаружил в себе никакой страшной инфекционной болезни. Возможно, с ней уже ус­пе­ли расправиться медики. Значит, здоров? Пока нет. Ещё нужно обязательно очиститься от «строительного» мусора, только что вынесенного из лёгких – после такой восста­но­ви­тельной операции в крови содержалось множество ненужных и ядовитых веществ. Она стала густой, и сердцу приходилось значительно перенапрягаться, чтобы поддер­жи­вать её ток. Почки тоже были зашлакованы. Сейчас для очистки организма требовалось много воды. Олег знал это наверняка - ему чертовски хотелось пить.

Он открыл глаза и посмотрел на медсестру, та по-прежнему спала. Как разбудить её, окриком? Но, тогда девушка будет чувствовать себя виноватой - лежащий в реани­ма­ци­онном «саркафаге» больной вдруг пришёл в себя и обнаружил, что дежурная спит. Пусть лучше красавица сама проснётся, а он ей в этом ненавязчиво поможет. Например, через сон, в котором она как раз пребывала.

«Подключившись» к этому сну Олег увидел пожилого толстого мужчину с боль­шой проплешиной на голове, уходящей своей полированной поверхностью от лба к затылку. Почему-то мужчина сидел по-турецки прямо на столе и с задумчивым видом лис­тал студенческую зачётку. У его ног беспорядочной кучкой лежали экзамена­ци­он­ные билеты. «Ну-с, Маша, - с улыбкой произнёс мужчина. - Ответила ты хорошо, сразу видно, что учила. И зачёт я тебе с удовольствием...». С этого места Олег решил развить сон по собственному сценарию и исподтишка установил перед экзаменатором полный графин воды. «Нет, Машунь, зачёт я тебе не поставлю», - вдруг передумал мужичок и захлопнул зачётку. «И знаешь почему? Потому что,.. - экзаменатор с жадностью принялся хлебать прямо из графина и в два счёта опорожнил его. - Потому что, ты спишь на дежурстве, а твой больной, к которому ты приставлена сиделкой, сейчас умрёт от жажды…»

Девушка подпрыгнула на стуле так, что чуть не перевернула стол вместе с книгой и лампой. Ещё находясь в полусне, она кинулась к «саркофагу» и открыла его крышку.

- Пить, Машенька, - притворно-умирающим голосом попросил Олег. – Дай мне водицы вдоволь напиться.

- Сейчас, - Машенька подбежала к встроенному в стену шкафу и тут же верну­лась с пластиковой трёхлитровой канистрой. - Вот, чистая питьевая. Ой, я сейчас ста­кан­чик...

- Не надо, - Олег привстал настолько, насколько позволяли подключённые к его голове датчики, и самостоятельно свинтил крышку с горлышка. - Я так, без стаканчика...

- Куда же вы столько?! - опомнилась Маша, когда в канистре осталось менее полулитра. - Вам же нельзя так много... Может быть, вообще нельзя пить... Это же был всего лишь сон... надо была врача позвать. Почему вы встали, вам же лежать надо… Что я наделала?!

- Вы спасли мне жизнь, - ответил Олег, с невольным удовольствием вслушиваясь в этот девичий голосок. – Если бы не ваша помощь, я бы умер от жажды.

Он протянул перепуганной медсестричке пустой сосуд и решил её несколько приободрить:

- Не волнуйтесь, Машенька. Всё будет хорошо. И у вас, и у меня. А зачёт вы обязательно получите, тот лысый дядя пошутил. А что вы сдавали?

- Психологию,.. - с закрытого дыхательной маской лица девушки на Олега недоумённо смотрели большие по-детски наивные глаза. Маша провела по ним рукой, словно ещё не верила, что всё это происходит с ней наяву, и хотела проснуться. Из-под шапочки выбилась прядь пшеничных волос: - Но, откуда вы знаете?..

Он тут же мысленно обозвал себя дураком за то, что упомянул в разговоре про её сон:

- Я вам потом объясню, откуда. А сейчас помогите мне снять эту повязку с груди.

- То есть, как это снять? У вас тяжелейший пневмогемоторакс, завтра... то есть, уже сегодня днём вас должны повторно оперировать...

- Не будут меня оперировать и нет у меня никакого пневмогемо… как он там. У меня на груди даже рана уже зажила.

- Да у вас же типичный бред, - ужаснулась Маша и, пятясь к двери, перешла на ласково-елейный тон: - Секундочку, больной, потерпите. Сейчас придёт доктор и...

- Не надо никакого доктора, - терять время на диспут ещё и с дежурным врачом Олегу никак не хотелось. Сейчас ему хотелось только одного - побыстрее закрепить свою победу над болезнью и выздороветь окончательно. Поэтому, не мудрствуя лукаво, он стал ускоренным темпом вводить Машу в лёгкий успокоительный транс. - Милая Машенька, не надо никакого врача. Посмотрите, все приборы работают, как и прежде, никаких критических осложнений сейчас во мне не наблюдается. Наоборот, я уверенно стал поправляться. Ещё час назад лежал трупом, а сейчас с вами разговариваю. К утру поправлюсь окончательно, обещаю. Дайте-ка ножницы.

- Зачем? - спросила она, но вернулась к столу, достала из ящика ножницы и безропотно подала Олегу.

Он стал разрезать и снимать с себя слипшиеся грязно-бурые от крови бинты и комки ваты.

- Прекратите! Что вы делаете?

- Не пугайтесь. Сейчас увидите, раны совсем нет.

- Как это нет?! И в самом деле… Где же она?

- Зажила. Рассосалась вместе с пневмогемо... вместе с болезнью.

- Но, этого не может быть, - девушка не выдержала и провела пальцем по новенькой розовой коже на груди Олега. - Чудо какое-то.

- Согласен, чудо. Чтобы это чудо свершилось окончательно, дайте мне ещё, Машунь, хотя бы часик.

- А что вы будете делать?

- Лечиться одним старинным народным средством от многих болезней.

- Но надо бы доктора…

 - Мы его обязательно позовём, но потом. Сядьте за столик и продолжайте гото­виться к зачёту, а я ещё немножко полежу в этом своём уютном домике. Обещаю не шуметь и вас не беспокоить. И вы мне тоже не мешайте. Договорились?

Успокоенная гипнозом Маша послушно села за стол и придвинула к себе учеб­ник:

- Странный вы какой-то. Хорошо я не буду вам мешать. Но если  вдруг вам станет хуже или что-то понадобится...

- Я вас обязательно позову, - заверил её Олег, закрывая за собой прозрачную крышку «саркофага».

«Нежные у неё пальчики. Погладила меня так, что аж мороз по коже. Увидеть бы её без респиратора… Ладно, не будем отвлекаться. Лечиться!.. Итак, это вовсе не больничный «саркофаг» - это сауна, - стал внушать он самому себе, постепенно расслабляя всё тело. - Вокруг меня сухой и горячий, пробирающий до костей пар. Мне очень жарко...»

Через пять минут с него потёк обильный пот, словно он и в самом деле находился в настоящей финской бане. Вместе с полученной только что влагой организм принялся активно удалять из себя все вредные и ненужные вещества, скопившиеся за время болезни и особенно после недавней реконструкции грудной клетки.

Полчаса пребывания в этой виртуальной, но всё же вполне реальной парилке - и Олег, несмотря на вполне естественную после такой серьёзной болезни и не менее серьёзного ранения слабость, почувствовал себя лучше. «Достаточно! – удовлетворённо подумал он. - Хорошо и здорово то, что в меру. Да и мочевой пузырь уже требует сходить кой-куда».

            - Машенька, а как бы мне посетить туалет? – спросил Олег, снова приоткрывая крышку «саркофага».

            Маша вскочила со стула:

            - Туалет? Ой, что это с вами? Вы же мокрый, словно выскочили из бани… Сейчас сходите в туалет. Секундочку, я вам судно подам.

            - Судно?! Это что, в него что ли?.. Маша, я уже не тяжелобольной. Давайте отцепим эти датчики, я вылезу и сам пойду…

            - Какой шустрый! Вы хотите, чтобы меня с работы выгнали? Я ещё полчаса назад обязана была доложить, что вы пришли в себя, а я вместо этого вас почему-то послушалась - сама себе удивляюсь. Расслабьтесь, больной, и не смейте трогать аппаратуру... вот если врач разрешит,.. – она помчалась к выходу, открыла дверь и крикнула в коридор: - Игорь Павлович, зайдите сюда.

            - Значит, всё-таки скончался?! – раздался жизнерадостный голос из-за двери.

Мешковатый, низенький и толстенький, напоминающий своей комплекцией и одеянием белую подушку, в палату вошёл дежурный врач неопределённого возраста. Он остановился, как вкопанный, и поправил очки, вдруг полезшие у него на лоб, когда увидел торчащую из «саркофага» голову Олега.

- Не понял? - к реанимационной камере доктор приближался даже с некоторой опаской.

            Олег помахал ему рукой:

            -Здравствуйте, доктор. Я всё-таки не скончался… и очень хочу в туалет.

- Не… не… не понял… Что всё это значит? – увеличенные линзами глаза врача ошеломлённо рассматривали совершенно здоровую грудь Олега. – А где,.. где разрез?.. Где рана?!

            - Он сказал, что рассосалась вместе с пневмогемотораксом и зажила, - обрадовала дежурного Маша.- Разве такое может быть, Игорь Павлович?         

            Видимо, Игорь Павлович пребывал от увиденного в полнейшем шоке, ибо в ответ смог только громко икнуть. Через минуту он всё же добавил:

            - Рассосалась? Но этого не может быть…

            - Не переживайте, доктор, - Олег промокнул потное лицо простынёй. – Просто у меня особенный организм, но в туалет я хожу по-настоящему, как и все. Так что, во избежание ненужных казусов, разрешите мне вылезти из «саркофага».

 

* * *

            После душа, в котором он с наслаждением смыл с себя остатки «банной» проце­дуры, ему выдали тапочки, синие штаны и куртку – одеяние, представляющее собой что-то среднее между спортивным костюмом и пижамой. А после первичного утреннего обследования перевели в другую отдельную палату без реанимационной камеры, зато с санузлом, кондиционером, холодильником и телевизором с огромным экраном, висевшим напротив кровати.

            - Вы и в респираторе хорошо смотрелись, - сказал Олег Маше, когда она провожала его до нового места обитания. – Ну, а без него вообще полный отпад.

- Вы тоже сейчас неплохо смотритесь в костюме и при тапочках, - не осталась в долгу она. – Во всяком случае, гораздо живее и веселее, чем одиннадцать часов назад, когда я заступала на смену.

Они зашли в палату, и Олег удивлённо присвистнул:

- Вот это номер! Люкс! Это что же, сейчас у нас в стране каждому больному предоставляют такие персональные хоромы? 

            - Вы ведь у нас особенный больной, - Маша раздвинула шторы на окнах. - И в прямом смысле, и в переносном. 

            - А почему и в переносном смысле тоже?

- Потому что на прошлой неделе какой-то высокопоставленный чин из го­род­ско­го совета только с большим скандалом смог для своей жены выбить палату подобного типа. А для вас сам директор академии расстарался. Он полчаса назад к нам в отделение звонил.

            «Одни в меня стреляют, другие почему-то опекают. Интересно, кто?» - увидев, что Маша направилась к выходу, Олег воскликнул:

            - Машенька, на кого же вы меня покидаете?

- На медбрата. Сейчас он к вам придёт, а моё дежурство уже заканчивается.

- Зачем же мне медбрат? - Олег вдруг понял, что очень хочет увидеться с ней снова. - Неужели мы с вами больше не встретимся?

            - Почему? Я завтра с вечера снова дежурю и...

            - Боюсь,.. то есть очень надеюсь, что до завтрашнего вечера уже выпишусь, у меня много дел. Может, подскажете номер своего телефончика?

            - Номер? – щёки Маши смущённо зарделись, а в глазах промелькнуло лукавство. – Вы ведь у нас особенный! Уж если смогли узнать мой сон, то телефон узнаете безо всякой подсказки… если захотите. До свиданья!

            «Уже хочу и, конечно, узнаю, - Олег улёгся на кровать. – Вот только с «заказ­чи­ка­ми» Кольки рассчитаюсь… Да и с Кирюхой пора пообщаться. Он уже давно прос­нуть­ся должен».

            Хорошее настроение, вызванное выздоровлением и знакомством с Машей, оказа­лось довольно непродолжительным – до сеанса связи с братом.

            - Я рад, что ты поправился, - передал Кирилл. – Когда ты находился между жизнью и смертью, я почувствовал, что тебе нужна помощь, и попробовал  поделиться с тобой силами…

- Ты знаешь, у тебя это здорово получилось, - ответил Олег. – Большое спасибо.

- А за день до этого я попробовал очистить тебя от вируса гриппа. Правда, совсем нем­ного - твой организм и сам с ним постепенно справлялся при поддержке лекарств. Извини, раньше помочь никак не получалось. Я ведь тоже заразился и заболел. Хотел было даже вызывать «скорую» и ложиться в больницу, но потом всё же понял, как мне можно самостоятельно победить «хайнань». 

            - Ты заразился?! Выходит, это я тебя?..  

            - За меня не волнуйся, я уже поправился.

            Олега словно окатило кипятком – он вдруг  с ужасом вспомнил: он заносит сон­ного Кирилла в квартиру на Садовой и целует тётю Олю, прежде чем уехать к Кольке на Молодёжную:

            - А тётя Оля? Что с ней?

            Ответил Кирилл не сразу:

            - Не хотелось бы тебя расстраивать, но… её вчера кремировали.

От этого известия Олегу стало трудно дышать, как и несколько часов назад, когда он только что пришёл в себя.

- Она заболела одновременно со мной, - продолжал Кирилл. – Мне было плохо, но я всё-таки успел спастись… Пробовал спасти и её, но слишком поздно, она ведь совсем старенькая была. Олег, ты ни в чём не виноват.

            - Я скоро постараюсь приехать, Кирюха. Где ты сейчас, на Садовой?

            - Уже нет. Вчера днём вернулся в нашу квартиру. Не волнуйся, у меня всё в поряд­ке и сейчас я буду готовить себе завтрак. А квартиру тёти Оли уже опечатали пред­ставители горуправления. Уточнили у соседей, одинокая ли была покойница, и сра­зу опечатали…

            Хоть и косвенно, но всё же он был виноват в смерти подруги мамы. После раз­го­во­ра с Кириллом Олег трупом замер на постели и занялся успокаивающей медитацией. Отвлёк его от этого занятия приход в палату группы врачей во главе с заведующим торакального отделения. Делегация в белых халатах выстроилась перед кроватью и рас­смат­ривала Олега как какое-то диковинное чудо. Кто-то из свиты предупредительно под­ставил начальству стул.

            - Спите? – спросил заведующий, усаживаясь.

            - Нет, просто             лежал с закрытыми глазами, - Олег свесил с кровати ноги и тоже сел.

            - Как себя чувствуете?

- Спасибо. Я уже вполне здоров.

            - Да, мне доложили результаты первого обследования. Идеальные анализы, в лёг­ких никакой патологии. Осталась только царапина на левом плече. На всякий случай мы ещё раз вас проверим. Теперь на тест-анализаторе. Давайте-ка сюда прибор.

            Из-за спины заведующего появился молодой парень в халате и поднёс к лицу Олега портативный ящичек с экраном:

            - Пожалуйста, откройте рот и смотрите в эту точку. Сделайте глубокий вдох, выдох… Всё, большое спасибо.

            Парень повернул прибор экраном к заведующему.

            - Что-то не так? – спросил Олег.

            - Это с какой стороны смотреть: так, не так, - заведующий уставился на него долгим изучающим взглядом. – Если вы вчера ещё были при смерти, а сегодня у вас идеальное здоровье, то тут действительно что-то не так… Просто невероятно.  

            - Этот случай следует зарегистрировать в книге Гиннеса, - раздалось из толпы. – И тщательно изучить такой феномен.

            - Не надо меня нигде регистрировать, ни тем более изучать, – Олег встретился взглядом с заведующим: – Если я здоров, то имею право уйти?

            - Если вы настаиваете, мы вас сегодня же выпишем, - тот обернулся к своим подчинённым: - Продолжайте обход без меня.

Толпа в белых халатах дружно вышла за двери.

- Скажите, как вы можете объяснить такое... – заведующий отделением в недо­умён­ном жесте развёл руки: - такое ваше чудесное выздоровление. 

- Понимаете, - Олег колебался, не зная, что лучше: отвечать или уйти от ответа. Затем всё-таки решил ответить: - Существуют старинные, на первый взгляд смешные, заклинания и заговоры. Вот, например, один такой  заговор на выздоровление: «Земля мне - мати, железо - мне брат, не неси моей крови и не точи моего сердца - раба Божьего Олега, чтобы ни крови, ни раны, ни ломоты, ни щипоты, ни синей опухоли». Главное – поверить в силу этих слов. Произнося вот такой простой…

- Послушайте, молодой человек, я в медицине уже тридцать лет. И не надо мне наматывать на уши макаронные изделия: заклятия, заговоры, сила слов. Ладно, не хотите говорить, не надо, проедем эту тему.

- Как скажете, - Олег облегчённо вздохнул: не хочешь слушать не надо, баба с возу – кобыле легче. - Давайте тогда обсудим другую тему - тему оплаты. За такое успеш­ное лечение, великолепное обслуживание и комфорт надлежит платить. Сколько я должен вашей больнице?

            - За вас уже уплатили, - заведующий предупредил вопрос Олега, успокаивающе  под­няв ладонь. – Вас интересует кто? Я этого не знаю. Люди того человека,.. скажем так,.. богатого и влиятельного человека, который решил принять участие в постигшем вас несчастье, уже осведомлены о вашем выздоровлении. Они просили передать, что вам не стоит обращаться ни в милицию, ни в какие либо другие ведомства по поводу ин­цидента на улице Молодёжной. Всё уже улажено, и вы можете не опасаться очередного нападения на себя или на вашего брата.

            - Как улажено?

- Сегодня вы всё узнаете при личной встрече с тем человеком.         

            «С тем человеком?!» – вспомнился звонок на его мобильный в квартире Коль­ки­ной Надюхи, и тот мощный бас показавшийся тогда очень знакомым.

- Я, кажется, понял, с кем мне предстоит встретиться, - сказал Олег.

- Очень рад за вас, - пожал плечами заведующий. – Мне же совершенно неиз­вест­но, кто это. И я совершенно не стремлюсь узнать лишнюю для себя информацию, памя­туя об известном выражении, ставшим уже народным фольклором.

- Меньше знаешь – крепче спишь?

- Вот именно.

«Заглянув» в мысли заведующего, Олег понял, что тот и в самом деле ничего не знает, а лишь выполняет чужие указания.

- Сейчас сюда принесут завтрак и ваши вещи, - заведующий поднялся со стула. – В течение дня вам позвонят.

 

* * *

Позавтракав, Олег осмотрел принесённую медбратом одежду. Сервис: вычище­на и выглажена! Даже заштопали качественно - на спине куртки почти не видно следа от пулевого отверстия. Переодеться он решил позже и, в ожидании звонка, щёлкнул пультиком телевизора. Плоский экран, оконтуренный золочённой багетной рамкой под старинную картину, расцвёл резко-яркими красками: симпатичный мужик в ковбойском одеянии эффектно выплюнул изо рта спичку на фоне заснеженных гор.  

- Стань особенным, втянись до конца, - предложил мужик, доставая из показанной крупным планом пачки сигарету.

Реклама. Олег переключился на другой канал - реклама. Следующий - реклама. Тогда, чтобы не терять время, он нажал на пультике вместе «1» и «2». В автоматическом режиме телевизор стал сам искать ближайший канал с новостями. На экране появилась ведущая новостей российского канала «Русский стиль»: 

            - …мы возвращаемся к теме вчерашнего теракта во Франции. С подробностями наш специальный корреспондент в Париже Олег Шоммер.

            Всё ещё нестареющий, подтянутый и элегантный Шоммер пытался говорить спокойно, но даже неискушённый зритель мог почувствовать, какое нервное напряжение  скрывается за этим спокойствием:

            - Исходя из свидетельства двух оставшихся в живых очевидцев, кратких сообщений полиции и государственных служб безопасности, удалось выяснить следующее: приблизительно в пятнадцать часов по местному времени на смотровой площадке Эйфелевой башни одна из женщин-туристок достала из дамской сумочки коробок, внешне напоминающий обычную пудреницу. Выкрикнув что-то по-арабски, она подбросила коробок вверх. Белая пыль, подхваченная ветром, мгновенно рассеялась. Как я уже сказал, из бывших на смотровой площадке людей в живых осталось только двое. Тридцать четыре человека, в том числе и сама террористка, погибли сразу. К сожалению, в эти дни в Париже сухая и ветреная погода. Поэтому число жертв продолжало возрастать и к этому часу уже достигло ста двенадцати…

- Олег,.. вы слышите нас? – остановила корреспондента ведущая. - Олег, из-за чего всё-таки погибли люди? Что было в той коробке? Какое-то химическое вещество?

            - Уже точно установлено, что это не химическое оружие и не яд, как предполагали ранее. Это новый вид бомб. Да, я не оговорился, это бомбы размером в два-три микрона - пылинки. И срабатывают они во влажной среде. То есть, витая в воздухе, эти маленькие исчадия ада легко могут проникнуть в гортань или попасть в глаз. Специалисты оценивают взрыв  такой бомбы всего в четыре-пять милиграмм тротилового эквивалента. Но, чтобы убить человека, у которого внутри или на поверхности глаза происходит подобный взрыв, большей мощности и не требуется.

            - Что сейчас происходит на улицах Парижа?

            - Они практически пусты. Если и можно увидеть редких прохожих, то они прикрывают рот шарфами или платками, а глаза - очками. Более спокойно себя чувствуют те, кто купил противогазы. Сейчас в Париже это самый большой дефицит. Закрыты все кафе и бистро. Проезжающих машин, как и людей, также непривычно мало. Зато небо над городом сотрясается от гула армейских вертолётов, выплёс­киваю­щих вниз воду для активации и, значит, уничтожения всё ещё витающей в воздухе убий­ственной пыли. 

            - Олег, если террористы применили новые такие маленькие бомбы, значит, стоит поднимать вопрос о том, что они всё-таки получили доступ к каким-то современным технологиям и даже смогли наладить секретное высокоточное производство?

- Светлана, давайте вспомним март этого года - в результате серии взрывов от отрав­ления в центре Буэнос-Айреса погибло более пяти тысяч человек. Уже тогда встал вопрос о том, откуда у террористов такие химические бомбы. Ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что террористические организации создали по всему миру целую сеть подпольных производств новейшего оружия, даже не оружия, а новейших средств  массового уничтожения людей. Многие эксперты считают, что вчерашний акт вандализма – лишь небольшая разминка перед новой волной международной террорис­ти­ческой агрессии и основная её цель - вызвать панику среди жителей прежде всего крупных городов. Ведь ничего не стоит даже без использования высоты Эйфелевой башни во время сухой погоды распылить в городе мешок таких маленьких сверхлёгких бомб. Правда, представитель Интерпола сегодня заявил, что полиция уже обнаружила этот завод. Хотелось бы верить, что… 

Зазвонил мобильный и Олёг отвлёкся от просмотра теленовостей:

- Алло.

- Здравствуйте, Олег Александрович, - сказал вежливый мужской голос. – Вы уже здоровы, вас уже выписали и вы можете уезжать из госпиталя. Через пять минут за вами зайдут. Пожалуйста, будьте готовы.

- Я уже готов, - ответил Олег.

Голос с лёгкой иронией возразил:

- А больничный костюм? Это казённое имущество и его следует оставить в палате. Вам же уже принесли вашу одежду? – Последняя фраза звонившего была, скорее, утверждением, а не вопросом.

- Да. Сейчас я переоденусь.

- Итак, через пять минут…

Олег исподволь окинул взглядом окна, стены и мебель комнаты, хотя и понимал, что визуально обнаружить глазок видеокамеры – дохлый номер. «А не удрать ли мне? – про­мелькнула шальная мысль. – Загипнотизирую тех, кто за мной придёт и... Только за­чем?» Он мог убежать отсюда ещё раньше, когда ему принесли одежду. Но зачем это нуж­но было делать? И что случилось бы потом? Всё равно, не сегодня, так завтра его и Кирилла нашли бы, даже в Австралии. «Нет, не стоит совершать идиотских поступков и расстраивать, а тем более, злить побегом своих спасителей», - решил Олег, переоде­ва­ясь.

Ровно через пять минут в дверь тихо постучали. В комнату заглянул статный парень в ладно подогнанном к его спортивной фигуре костюме:

- Пойдёмте, Олег Александрович.

Второй, такой же ладный, словно сошедший со страниц журнала мод, парень ждал за дверью. Олег и его сопровождающие в полном молчании вышли из здания. Когда шли по парковой зоне госпиталя, один из парней нарушил это молчание:

- Олег Александрович, мы из службы охраны того человека, с которым вам предстоит сейчас встретиться. Наша служба проинформирована о вашем грандиозном даре, поэтому мы заранее проработали все ситуации, которые могут возникнуть во время встречи. Хотелось бы, чтобы между нами не возникло никаких недоразумений и трений. Также напоминаю, что вы, несмотря на ваши возможности, пулю в спину всё-таки получили и, если бы не наш хозяин, умерли бы на пороге той квартиры рядом с Борманом, Хомяком и Клоуном… А вот и наши машины едут…

 

 

Глава 7.

 

Машин было три: спереди и сзади ехали два слоноподобных джипа, а между ними - громадный шестидверный лимузин, своими габаритами больше похожий не на автомобиль, а на автобус.

- Прошу сюда, - охранник открыл средние двери лимузина.   

- Ну здравствуй, Олег. Присаживайся напротив меня, - раздалось из полу­мрака салона.

Прошло десять лет с тех пор, как он впервые услышал этот мощный раскатистый бас по телефону в Кейптауне. Несколько суток назад тот же голос говорил по мобильнику в злосчастной квартире Колькиной Надюхи. Олег представлял себе его обладателя громадным, похожим на медведя мужиком, а увидел перед собой высохшего, словно щепка, морщинистого старика, которому по виду можно было дать никак не меньше восьмидесяти лет. Рядом со стариком на сидении лежала большущая и лохматая кавказская овчарка пепельной масти. Положив голову на колени хозяину, пёс внимательно изучал Олега.

- Что застыл? – оглушительно и весело расхохотался старик. Он протянул вперёд дрожащую руку и указал на сидение перед собой: – Давай, садись, не бойся.

- Спокойно, Саид, - сказал он собаке. – Это наш гость. Не надо пугать его. 

Саид недоброжелательно заворчал, оскалил внушительные клыки и облизнулся.

- Здравствуйте, Иван Иванович, - поздоровался Олег.

Стараясь не встречаться с псом взглядом, он осторожно сел на предложенное ему место. Стоявшие у машины охранники закрыли за ним дверь, а сами быстро убрались в задний джип.

- Вспомнил, как меня зовут, значит?

- У вас запоминающиеся имя и отчество.  

- Точно, Ванька в квадрате – так меня друзья любили называть, - снова рас­сме­ялся старик. – Ты меня по голосу узнал. А увидев, опешил. Удивился, правильно? Голос, как у богатыря, а принадлежит, оказывается, старому пердуну?  

- Голос у вас действительно богатырский, - Олег постарался ответить дипло­ма­тич­но: – И не такой уж вы старый.

- Да ладно, не заливай, - отмахнулся Иван Иванович. – Мне уже семьдесят шестой годок пошёл.

«Я бы дал больше», - подумал Олег.

- Это я так за последние  пять лет сильно сдал, - продолжал старик. – Раньше-то здоровье было как у терминатора, а сейчас от меня прежнего только один голос и остался. Суслов Михаил Андреевич мне однажды сказал: «С твоим голосом, Ваня, с Лобного места надо указы зачитывать. В старину тебе бы цены не было». Я тогда как раз из захолустного обкома комсомола был направлен в Москву на повышение. И ни куда-нибудь, а сразу в секретариат ЦК. Ты хоть знаешь, кем товарищ Суслов был?

Олег покачал головой:

- Я должностями руководителей КПСС как-то не интересовался.

- Эх, молодёжь. Плевать вам на историю страны своей, - Иван Иванович откаш­лял­ся и промокнул платочком губы. – Топчите вы великие идеи и задачи, которые ста­ви­ли перед собой ваши отцы и деды… Тьфу ты! Что это я в демагогию ударился, словно коммуняка на митинге? Ты меня часом не гипнотизируешь, Олежек?

- Нет, - Олег едва удержался, чтобы не сказать: - Пока ещё.

Он мельком взглянул на Саида. Тот не спускал с него настороженно злых глаз.

- Смотри, не балуйся. А то у меня такие церберы за этой перегородкой сидят, - палец Иван Ивановича постучал по зеркалу-перегородке, размещённому за его сиде­нием. – Следят за каждым твоим движением, каждым взглядом. Среди них и экстрасенс имеется, в разных там гипнозах хорошо разбирающийся, если начнёшь шалить, он сразу всё просечёт…     

То, что в команде охранников присутствовал человек, обладающий навыками гип­ноза, Олег почувствовал сразу – кто-то грубо и довольно-таки топорно пытался ока­зать на него психологическое воздействие. Нейтрализовать этого нахала для Олега не пред­ставляло труда, но он благоразумно решил занять пассивную оборонительную пози­цию и про себя произнёс лишь одно заклинание из тетради, действие которого сво­дило на нет все усилия «атакующего».

«Ваня в квадрате угрожает своей охраной – значит, он меня опасается. И в то же время я ему зачем-то нужен. Зачем?» - Олег отвёл взгляд от слезящихся, по-стариковски тусклых, болезненных глаз Ивана Ивановича и посмотрел в окно: линкольн проезжал по пустынному Невскому проспекту.

- Куда мы едем, Иван Иванович?

- Никуда. Просто покатаемся, а заодно будем и разговаривать. Вообще-то, мне давно нужно было приехать в славный городишко Санкт-Петербург и задать трёпки кое-кому из его руководства, да всё руки не доходили. А тут вдруг мои люди получили ин­формацию, что одного иностранца здесь хотят завалить, а этот иностранец, оказывается,  и есть тот самый экстрасенс, что когда-то погиб в Кейптауне. Вот это меня удивило! Забросил я тогда все дела в Москве и  лично сюда прибыл, решил сразу убить двух зайцев: познакомиться с не погибшим, как оказалось, Савицким и наконец-то навести порядок в Питере.

- О чём вы хотите беседовать со мной?

- О твоих удивительных способностях.

- Боюсь, не получится у нас разговор.

- Это почему же?

- Не могу откровенно разговаривать, тем более под контролем лишних глаз и ушей.

Старик задумчиво помолчал, рассматривая лицо Олега.

- Хорошо, - сказал он. – Не знаю почему, но я тебе верю. Будем играть по-чест­ному, согласен? Если ты дашь слово не действовать на меня своими гипнотическими штучками.  

- Обещаю.

Высохшая, как лапа птицы, усеянная старческими пигментными пятнами рука Ивана Ивановича потянулась к двери и открыла в ней небольшой вмонтированный в кожаную обивку отсек, указательный палец нажал две скрытые в нём кнопки. Раздалось едва слышное жужжание, и зеркала перегородок закрылись плотными жалюзи.

- Микрофоны я тоже отключил, - сказал старик. - Теперь нас никто не видит и не слышит. Кроме Саида, естественно. Но он меня ни за что не бросит и я его тоже – мы с ним не разлей вода. Мы нашли компромисс?     

- Нашли, - Олег тоже поверил сидящему напротив старику.

Вообще, в нём боролись противоречивые чувства. С одной стороны, он должен был ненавидеть обладателя этого басовитого голоса – главу то ли мафиозного, то ли государственного, а точнее, главу этих уже давно сросшихся между собой двух кланов. Десять лет назад по приказу Вани в квадрате был убит следователь прокуратуры Керья­нов, да и не только один следователь – во все времена, когда дело касалось денег и влас­ти, человеческая жизнь не стоила ломаного гроша. Так что можно было с уверенностью предположить, что на совести Ивана Ивановича десятки, если не сотни человеческих жиз­ней.  Повод для ненависти к нему у Олега был и сугубо личный: именно по приказу это­го старика его захватили и выкрали в Кейптауне, после чего пришлось жить за грани­цей и не казать носа домой. Но, с другой стороны, во-первых, с тех пор уже прошло время - целых десять лет, срок немалый. Десять лет, словно вода, обтачивающая камни, несколько сгладили и пригасили все эмоции. К тому же, сейчас Олег нисколечко не жалел, что провёл все эти годы в Австралии. И, во-вторых, пожалуй самое главное, если бы не этот старик, то данный приезд в Питер мог закончиться весьма и весьма для него – для Олега плачевно… Нет, сейчас он ненависти к Иван Ивановичу не испытывал, но и благожелательности тоже.

Их взгляды встретились.

- Спасибо вам, Иван Иванович,.. – начал было говорить Олег, - там на квартире…

- Ах, полноте, - перебил старик, его бескровные, цвета сырого мяса губы растя­нулись в довольной улыбке, было видно, ему приятно услышать слова  благо­дарности.

- Ну как же?! Если бы не вы… 

- Да ладно. Тебе просто повезло, что вовремя приехал ОМОН и среди лежащих шести трупов менты сумели определить, что один из них всё-таки ещё не совсем труп. Я лишь звякнул по телефону: подсуетил врачей, чтобы они сделали всё возможное. Они и сделали, что смогли. Но, как мне докладывали, шансов на жизнь у тебя было мало, а если бы ты и выжил, то должен был долгие месяцы лечиться. И тут вдруг такое внезап­ное исцеление! Ты просто волшебник! А как тебе удалось выжить там – в море у Кейп­тау­на, ведь все видели, что тебя сожрала акула?

- Все видели, что меня не сожрала, а утянула в океан акула, - уточнил Олег. – На самом же деле, я вышел из воды в трёх метрах от стонущей в ужасе толпы и спокойно ушёл.  

- Массовый гипноз?

- Он самый.

- Ну да, всё правильно, - старик хитро прищурился. – Сымитировал смерть, чтобы оставили в покое твоих родственников, а сам переименовал себя в Ольсона Са­виц­ки и уехал жить в Австралию. Ловко!.. Мои люди уже кое-что успели выяснить о тебе в Сиднее. Ты ведь действительно профессор физики, работаешь в университете и име­ешь научные труды по теории электромагнетизма. Скажи, на кой тебе этот универ­си­тет сдался? Почему отказался работать на меня? Сейчас бы ты был миллионером…   

- Деньги далеко не главное в жизни. Я не люблю работать из-под палки, и хотел делать то, что считаю нужным.

- Космический лифт?

- Вы и про него слыхали? – Олег удивлённо хмыкнул. Про его работу над соз­да­нием лифта знал очень ограниченный людской контингент даже в Сиднейском универ­ситете.

- У меня есть кое-какие возможности, - скромно пробасил Иван Иванович. – Зачем он тебе, этот лифт? В космос собираешься?

- Не я собираюсь, а человечество.

- Человечество уже давно туда летает. Для этого есть ракеты.

- А для ракет нужно дорогостоящее топливо, которое сжигает миллиарды кубов кислорода в атмосфере. Кроме того, они, при каждом запуске даже маленького спутника связи пробивают и разрушают защитный озоновый слой над Землёй площадью в тысячи квадратных километров. К какой катастрофе это может привести, вы понимаете? Мед­лен­ный же подъём лифта в магнитном потоке абсолютно безопасен для озонового слоя. К тому же его грузоподъёмность сможет…

- Стоп, профессор. Не надо мне пудрить мозги на тему глобальных планетных катастроф и будущего освоения космоса. Скажи-ка лучше, твой дар, откуда он? Ты и в самом деле таким феноменальным уродился? Только правду говори, мы ведь договори­лись играть по-честному.

- Никаким феноменальным я не уродился, просто в одиннадцать лет стал учиться по одной из старинных методик самосовершенствования.

- В самом деле?! Значит, изучив эту методику, любой сможет вытворять такие чудеса, которые делаешь ты?

- Чтобы вытворять, как вы говорите, чудеса, нужны годы постепенно усложняю­щих­ся тренировок. Чем раньше человек начнёт заниматься, тем больших успехов он достигнет.

- Что же ты, профессор, школу волшебников не открыл? Сам бы озолотился и учил бы подрастающее поколение по своей методике. А ты вместо этого лекции по физике австралийцам читаешь, о космических лифтах мечтаешь. Новым Циолковским решил заделаться? 

- Иван Иванович, вы хороший человек?

Старик удивлённо вскинул седые брови и пожевал губами:

- Что ты этим вопросом хочешь спросить или сказать?

- Если уж мы договорились играть по-честному, то ответьте откровенно, добро или зло принесли бы вы другим людям, обладая хотя бы такими мизерными парапсихологи­чес­кими возможностями, какими обладаю я?

Иван Иванович в задумчивости принялся почёсывать Саиду купированные уши. Так и не дождавшись его ответа, Олег сказал:

- Я считаю, что широкое распространение этих знаний преждевременно. Сначала человечеству необходимо вылечиться.

- От чего вылечиться? – очнулся от раздумий старик.

- От жажды наживы и власти.

Синие губы Иван Ивановича растянулись в усмешке:

- Это невозможно. Хотя бы потому, что в людской истории жажда наживы и власти, а также насилие и войны всегда способствовали прогрессу.

- В прошлом – да, но не сейчас… Сейчас и человечество изменилось, и его оружие. Маленькая группа террористов, заполучив в руки современное оружие, запрос­то может уничтожить всё живое на Земле.

- Видишь, раньше всего лишь мечи и луки со стрелами, ружья и пушки, а теперь,.. – продол­жал улыбаться Иван Иванович. – Прогресс налицо.

- Это уже не прогресс, это – застой, - с мрачноватой уверенностью ответил Олег. – Наша цивилизация попала в тупик и уверенно топчется теперь на одном месте.

- Почему?

- Причин очень много, объективных и субъективных. Взять хотя бы тот же пресловутый терроризм, а также всё продолжающийся международный диктат США. Кроме этого, резко ухудшилось качество обучения, что привело к острейшему кризису в науке. Нет новых передовых идей и открытий. Как следствие этого - торможение развития производства и, значит, углубление кризиса в экономике. Но и это ещё не самое страш­ное. Самое страшное – неотвратимо приближающийся энергетический кризис. Несколь­ко лет - и нефть на Земле исчезнет вообще, за нею исчезнет газ, а новый альтернативный вид топлива не сможет их полностью заменить. Это я могу с уверенностью утверждать, как учёный.

- На счёт нефти я и без тебя знаю, - старик вытащил из пиджака блистер, достал из него таблетку и сунул её в рот: - К тому времени я уже умру, но всё же, интересно, что мир будет делать без топлива. Можешь ответить, как учёный?

- Предполагать можно всё что угодно. Даже, например, поворот цивилизации и прогресса на сто восемьдесят градусов, постепенную деградацию человечества и возвра­щение к езде на животных. Вот тогда, возможно, и пригодится человечеству методика совершенствования духа и тела.

Иван Иванович громогласно расхохотался:

- Опять пересядем на лошадок или на собак?! Слышишь, Саид, будешь мой лимузин в упряжке тянуть. Да, хорошую перспективку ты, Олег, нарисовал, ничего не скажешь. Значит, ты такой могущественный экстрасенс, почти волшебник, а повлиять на будущее не можешь?

- Каждый человек своими поступками хоть как-то влияет на будущее. И я на него влияю, и вы тоже, Иван Иванович.  

Старик стал серьёзен. Его взгляд пытливо упёрся в глаза Олега:

- Хрен с ними: с высокими материями и абстрактным влиянием на будущее. Пусть о всеобщем мироздании Господь думает. Давай-ка лучше поговорим о предсказании человеческой судьбы. Как там у Пушкина: «Скажи мне, кудесник – любимец богов, что сбудется в жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов могильной засыплюсь землёю?». Предскажи мне судьбу, вещий Олег. Для тебя ведь, экстрасенсорного, это должно быть раз плюнуть.

Олег покачал головой и хотел было развести руками, но при этом неосторожном движении Саид сразу поднял голову и, грозно зарычав, обнажил клыки.  

- Нельзя, Саид, - успокоил пса хозяин.

- Иван Иванович, к сожалению, в предсказании судеб и гадании я не силён. Никогда этим не занимался.

- Плохо, кудесник, очень плохо. А я так надеялся, что ты мне что-нибудь хоро­шее скажешь. Ну ладно, что хоть не соврал, - старик закашлялся, достал из кармана другой блистер, а из него - круглое драже и положил в рот.  

- Это вам к гадалке надо какой-нибудь сходить.

Иван Иванович принялся молчаливо рассасывать во рту лекарство, затем, уста­вясь в окно на возвышающийся над противоположным берегом Невы Адмиралтейский шпиль, сказал:

- Был я у цыганки одной. Давно это было, ещё в годы перестройки, когда Совет­ский Союз стал рассыпаться. Наговорила она тогда мне, зараза старая, с вагон и ма­ленькую тележку: «Большим человеком будешь, очень могущественным. Бояться тебя будут, подчиняться тебе будут. А сын твой сгорит. Сам ты умрёшь через пять лет после его смерти, умрёшь из-за своего близкого друга». Я слушал её, посмеивался и не верил. Но прошло время. У меня появились нужные связи, затем – кое-какое влияние, и стал я, в конце концов, как и предрекала цыганка, кукловодом.

- Кем?

- В куклы начал играть, - рассмеялся своей шутке Иван Иванович, хотя в его голосе чувствовалась горечь: – В живые куклы, которые выступают в разных там Думах и на съездах, сидят в кабинетах Кремля и корчат из себя русских патриотов или великих политиков, а на самом деле выполняют то, что им приказано. Несколько человек нас таких кукловодов, и всего этого добились мы без всяких там гипнозов и пара­психо­логий. Ты не представляешь, какое это невероятно прекрасное чувство – обладание истинной властью!

Старик замолчал. Задумчиво улыбаясь, он погрузился в какие-то свои воспо­ми­на­ния, и после паузы продолжил с ностальгическими нотками в голосе:

- Да, могущество, богатство и власть – это прекрасно. Мелькали год за годом. Жизнь катила, как комфортабельная машина по гладкому шоссе, хотя конечно на этом шоссе и хватало ухабов. Но я их успешно преодолевал, даже интересно было – пред­став­ляешь себя игроком в шахматы и играешь, решаешь проблемы и проблемки, перед­ви­гаешь фигурки на доске, а если надо, убираешь их с поля… Ну, да ты сам всё прек­расно понимаешь. О давнем визите к цыганке я, естественно, со временем позабыл. И вдруг в Германии в железнодорожной катастрофе погибла семья моего сына: жена и двое детей – Игорёк и Катя. А, узнав об этом, сгорел и мой сын.

- То есть, как сгорел? Прыгнул в огонь?

- Он сгорел не от огня, от водки сгорел. С горя напился и,.. – Иван Иванович тяжело вздохнул и высморкался в платок. – После его смерти я и превратился в такую вот рухлядь, расклеиваюсь потихоньку, он ведь у меня один был. Живу теперь вот и денёч­ки считаю - со дня его смерти скоро уж пять лет исполнится.

Неожиданно его глаза весело заблестели. На губах снова появилась улыбка:

- Только ошиблась цыганка. Про смерть сына правду сказала, а про мою - нет. Ошиб­лась! Не умру я из-за своего друга, уже не умру. Пережил я всех своих друзей: пос­ледний мой хороший приятель умер месяц назад. 

- Умер? Своей смертью?

Старик продолжал улыбаться, но в голосе зазвучала обида:

- Полагаешь, я побоялся предсказаний цыганки и его из-за меня порешили? Оши­ба­ешься, он сам умер. Не вру. Я теперь ко всему отношусь философски и смерти не боюсь. Чего её костлявой бояться, если она неотвратима? Такой закон природы: если существует рождение, то обязательно будет и смерть. Вот, правда, насчёт грехов… давит меня мандраж. Чувствую: нагрешил немало. Всё чаще об этом задумываться на­чал. Хотелось бы до смерти все свои грехи искупить. В церковь стал регулярно ходить, три новых храма в Москве строю, тебя вот с того света вытянул, Питер от Соболя и этого педика – отца Прохора освободил…  

- Как освободили? 

- Чтобы не вызывать лишней шумихи и ненужных обсуждений в прессе, Соболев вдруг три дня назад скоропостижно решил повеситься, а мои ребята ему в этом немнож­ко помогли. Сильно оборзел он в последнее время, став правой рукой городского мэра. Вот и доигрался. Музыкальному протоиерею Прохорову тоже не повезло - его любов­ник приревновал и прирезал… якобы его любовник.

- Это они меня «заказали»?

- Они.

- За что?

Рука Ивана Ивановича потянулась к дверному отсеку с кнопками. Зашелестели открывающиеся жалюзи, опустилась зеркальная перегородка. За ней сидели трое: крупный мужчина лет пятидесяти, молодой парень в форме капитана милиции и худенькая женщина средних лет с подвижными беспокойными глазами. Посмотрев на неё, Олег сразу определил, что именно она в команде охраны является гипнотизёром.   

- Петя, будь добр, - пробасил Иван Иванович, не оборачиваясь. - Расскажи господину Савицки, за что его хотели убить.

Пятидесятилетний степенно кашлянул в кулак, собираясь с мыслями. Он загово­рил по-военному быстро и лаконично:

- Нами установлено, во время последнего ночного представления ди-джей-про­то­иерея отца Прохора его недавно нанятый на работу охранник Николай Симоненко случайно услышал словесную перепалку между своим шефом и заместителем мэра го­рода Соболевым, который присутствовал на концерте в качестве почётного гостя. Как нам впоследствии удалось выяснить, конфликт между отцом Прохором и Соболевым происходил уже неоднократно: Прохоров требовал от Соболева увеличения своего денежного пая в их преступном синдикате. Так было и в этот раз. Из их диалога Симо­нен­ко понял подоплёку проводимых концертов. Он не выдержал, сгоряча стал угрожать отцу Прохору и Соболеву разоблачением – сказал, что позвонит известному своими гром­кими скандальными разоблачениями независимому журналисту и телеведущему Не­видову и всё ему расскажет. После этого скандала Симоненко ушёл с Дворцовой площади. На следующее утро он и в са­мом деле пытался осуществить свою угрозу и позвонил в офис Невидова. К этому вре­мени спецы из службы безопасности Соболева уже успели поставить на прослушку до­маш­ний телефон Симоненко и его мобильник. Узнав подробности телефонного разговора Симоненко с референтом Неви­дова и боясь грядущего разоблачения, Соболев отдал приказ о насильственной нейтра­ли­зации опасного «объекта». Акцию должны были провести этим же вечером нанятые киллеры под руководством некого Бормана. Но способ и время нейтрализации решили срочно изменить, когда выгуливающий собаку Симоненко встретил в сквере своего бывшего одноклассника Олега Савицкого, то есть господина Савицки. После взаимных приветствий разговор приятелей затронул отца Прохора и Соболева. Подробности этого разговора прослушивали соболевцы. Чтобы прекратить утечку информации, тут же была проведена попытка ликвидации «объекта». Но, по всей видимости, Симоненко неожиданно споткнулся и уронил свой мобильный телефон в тот момент, когда был инициирован звуковыстрел. Ликвидация не удалась, а Симоненко перешёл на нелегальное положение и ушёл из своей квартиры. Зная, что он сегодня может позвонить Невидову – тот должен был вернуться из Варшавы, соболевцы поставили на прослушку и телефоны журналиста. Они не ошиблись, Симоненко повторно позвонил Невидову вечером по телефону Надежды Ермоловой. Этот звонок дал возмож­ность соболевцам узнать местонахождение Симоненко. На квартиру Ермоловой тут же были посланы три киллера. За час до этого первая их группа в составе двух человек устроила засаду на квартире родителей господина Савицки. Цель группы - ликвидация господина Савицки и его брата. Убрать их… извините,.. ликвидировать решили на всякий случай – вдруг Симоненко «слил» им,.. то есть, рассказал опасную для Соболева информацию. 

«Ничего нам Колька так и не рассказал», - подумал Олег, продолжая слушать охранника Ивана Ивановича.

- Не дождавшись господина Савицки и его брата, киллеры вынуждены были убраться восвояси из-за вдруг возникшего на кухне полтергейста: упавший самовар ударил по голове старшего группы Андрона и…

- Твоя работа? – расхохотавшись, спросил у Олега Иван Иванович.

- Моя.

- Можно продолжить? – вежливо поинтересовался охранник Петя, когда громоподобный смех шефа затих. – Значит, первая группа свою работу не выполнила. Гораздо лучше обстояли дела у группы, возглавляемой самим Борманом: киллер по кличке Клоун проник с крыши в квартиру Надежды Ермоловой, застрелил её и Николая Симо­нен­ко. Более того, в пиджаке у убитого киллеры нашли визитку господина Савицки и сообщили номер его мобильного телефона соболевцам. Теперь, благодаря этому номе­ру, служба безопасности Соболева точно могла установить местонахождение господина Савицки… 

- Это понятно, - остановил своего подчинённого Иван Иванович и взглянул на Олега: - Скажи-ка, господин Савицки, какого ты попёрся, на ночь глядя, к своему корефану, если два часа назад с ним только расстался? Или тебе твой внутренний экстра­сен­сорный голос подсказал, что у него возникли проблемы?

- Подсказал, - не стал кривить душой Олег.

- Уникум, - то ли недоверчиво, то ли восхищённо покачал головой старик. – Давай, Петя, рассказывай дальше. Хотя, что уже рассказывать, и так всё понятно: зашёл в квартиру и увидел два трупа, а тут и Борман с компанией обратно вернулся за новеньким «клиентом». Порция гипноза – и киллеры перестреляли друг друга. Правиль­но, Олег? Моим соколикам как раз завербованный осведомитель из команды Соболя сообщил, что одного иностранца, бывшего нашего соотечественника - Олега Савицкого с минуты на минуту грохнуть должны. Когда мне об этом доложили, я не стал тянуть резину: хоть ты, экстрасенс, меня не очень-то любишь, но решил я за тебя заступиться – на старости лет больно мягкосердечным стал. Даже сам позвонил тебе. А ты так лопухнулся с Клоуном. Что же твоё гипнотизёрское чутьё не подсказало тебе, что он ещё жив?

- Я сам уже тогда был едва жив, - ответил Олег, – «хайнанем» заболел.

- М-да, и на старуху бывает проруха, - сказал Иван Иванович. – Ладно, если у тебя больше нет вопросов по этой теме…

- Как же нет вопросов, если я так и не знаю, из-за чего этот весь сыр-бор? Почему Николая убили и меня чуть было тоже вместе с ним?

- Он тебе так ничего и не рассказал?

- Не рассказал. Обещал, что скоро наступит всеобщий ажиотаж, и я обо всём прочту в газетах.

- Если что-то и просочится в газеты, то только в разделы слухов и сплетен, - добро­душный до этого голос Ивана Ивановича стал твёрдым. – Виновные врачи и мен­ты, а также этот ди-джей Прохоров и их главарь – Соболь уже сдохли. Так что официальных доказательств – никаких. Не хочу я, чтобы возникал ажиотаж ни у нас в России, ни за рубежом. На нас уже и так оттуда смотрят, как на белокожих нигеров, с которыми можно делать всё что угодно и иметь как угодно. Хотя… хотя, каюсь: в том. что нас - русских так опустили ниже плинтуса есть и моя вина… Кто ж знал, что всё так получится. Как любил говорить когда-то один мой хороший знакомый: «Хотели - как лучше, а вышло – как всегда»… Да, я тоже не всегда придерживался законных методов в работе, и убивать неугодных частенько приходилось. Но то, что здесь вытворял Со­боль со своей бандой – это уже беспредел… Расскажи, Петя. 

Сидящий за спиной хозяина Петя снова кашлянул в свой солидных размеров кулак и заговорил:

- Четыре месяца назад ди-джей Прохоров благодаря содействию заместителя мэра Петербурга Соболева получил от Синода духовный чин протоиерея. В городе нача­лась бурная рекламная раскрутка его массовых музыкальных концерт-проповедей. На эти шоу стали собираться всё больше и больше молодёжи. Впоследствии выяснилось, в задачу Прохорова входило как можно больше накачивать толпу пивом и таблетками типа «эйфорик». Сейчас уже известно, после употребления пива с «эйфориком» нервная система на три-пять часов неимоверно возбуждается, приходит в состояние крайней агрессивности. Находящийся в таком состоянии подросток, словно молодой петушок, ищет, с кем бы подраться. Поэтому, как и прогнозировали преступники, под утро после ночных концертов отца Прохора на улицах города возникали драки, итог которых - многочисленные пострадавшие. К месту происшествий выезжали бригады скорой помо­щи и увозили травмированных участников инцидентов, иной раз по двадцать-тридцать человек сразу. Четыре таких бригады работали на синдикат Соболева. Концерты отца Прохора всегда проводились в ночь, когда дежурили именно эти бригады. Пострадав­ших везли якобы в больницу, во время поездки делали им усыпляющий укол и уже без сознания доставляли в подпольный пункт по  расчленению.    

- В какой пункт? – Олегу показалось, что он ослышался.

- По расчленению, - повторил Петя. – Ещё живую жертву попросту расчленяли пять хирургов, заготавливая органы-трансплантаты для отправки заказчикам. Как пра­ви­ло, по сводкам МВД за минувшую ночь в городе и области пропадало без вести два – три десятка молодых людей, а в Бельгию или Италию утром следующего дня улетал само­лёт с ценным грузом человеческих органов. Так что бизнес у Соболя был поставлен на широкую, можно сказать, промышленную ногу.   

«Надо было мне эту тварь ещё тогда в детстве порешить, - подумал Олег. – Эх, мама, мамочка, и зачем ты взяла с меня тогда слово не мстить за отца».

- Сколько же Прохоров и Соболь успели дать таких концертов? – спросил он.

- Девятнадцать, - ответил вместо своего охранника Иван Иванович. - Мои люди так и не смогли узнать точное число умерших под скальпелем соболевских эскулапов, как их не допрашивали. Те попросту не помнили количество разделанных тел – работа­ли, словно мясники на конвейере мясокомбината. Но в сумме после этих ночных оргий в одном только Санкт-Петербурге пропало более двухсот молодых жителей, а ведь сюда приезжали и из мелких областных посёлков, и других городов. Я узнал обо всех этих безобразиях только две недели назад. Дал команду мэру негласно навести в городе порядок и убрать Соболева. Но разве это мэр? Тряпка! Надо будет под благовидным пред­логом турнуть его на пенсию…   

 

* * *

 

Кортеж из трёх машин престарелого российского кукловода промчался по Литей­ному мосту и снова выехал на Невский. Пёс-кавказец поднял голову с колена Ивана Ивановича, посмотрел в окно и коротко пролаял таким же густым басом, каким разго­ва­ри­вал и его хозяин.  

- Что, Саидик, побегать хочешь? Потерпи, скоро погуляешь, – старик ласково потрепал уши собаки, затем спросил у Олега: – Ты куда сейчас? 

- Домой хотелось бы, на проспект Наставников. Меня братишка ждёт.

- Знаю, что у тебя братишка есть и без родителей остался. Петя, скомандуй води­лам, чтобы к дому господина Савицки ехали, - дрожащая рука Ивана Ивановича потяну­лась к отсеку в двери и нажала на кнопки.

Зашелестели жалюзи, поднялась зеркальная перегородка и закрыла часть салона, в котором сидела охрана.

- Значит сейчас в отчий домой едешь? – Иван Иванович пристально смотрел на Олега. – То бишь, в отчую квартиру. А что потом?

- В каком смысле – потом?

- Что делать будешь потом? Завтра, через неделю? Уедешь в Австралию и брата с собой заберёшь?

- Конечно. У меня ведь там работа.

- Твой космический лифт?

- И он, и кроме него есть несколько задумок.

- Каких? – Иван Иванович усмехнулся: – Надеюсь, твои задумки благо­прис­тойные? Не такие, как у покойного Соболя, гореть ему вечно в аду. Не бойся, поделись своими замыслами со стариком. Может, я тебе хочу помочь. От чистого сердца помочь.

- Мне скрывать особо нечего. Не сейчас, а в перспективе хочу организовать в Сид­нее или в каком-либо другом городе Австралии научно-исследовательский инсти­тут.

- Что там, институтов мало?

- Я свой хочу институт - частный, чтобы ни от кого не зависеть и работать над темами, которые интересуют меня.

- А какие темы интересуют тебя?

- Пусть это прозвучит и высокопарно, - Олег предчувствовал реакцию собесед­ника на его слова, но всё же решил ответить: – Меня, прежде всего, интересует проб­ле­ма выживания человечества.

- Проблема выживания? – Иван Иванович громко заржал, словно горячий жеребец в расцвете лет. – Выживание?! Ну да, я забыл, ты ведь уже меня пугал энер­гети­ческим кризисом, озоновыми дырами и прочими глобальными катастрофами.

- Зря смеётесь, Иван Иванович. Вспомните хотя бы то подводное землетрясение в Индонезии и Малайзии накануне 2005 года. Разве было бы тогда столько жертв, если бы сейсмо­контроль осуществлялся современными анализаторами и датчиками?

- А я и не спорю, научный прогресс – великая сила. Кто же работать будет в твоём частном институте? Австралийские аборигены?

- Зачем, аборигены? Учёные. Буду приглашать наших, русских. Их сейчас по всему миру полным-полно болтается, в лабораториях за копейки черновую работу дела­ют.

- Так почему обязательно в Австралии такой институт открывать? Открой его здесь: в Питере, или в Москве, - Иван Иванович замолчал, обдумывая неожиданно возник­шую идею. Потом продолжил: - А что? Слушай, я же дело говорю! Переезжай сюда жить, опять становись Олегом Савицким и начинай работать. Я твоим спонсором буду, и все административные дрязги запросто помогу уладить. Дам всем твоим за­думкам зелёную улицу. Как, согласен? 

Олег озадаченно пожал плечами.

- Ты ещё и думаешь?! – продолжал наседать на него старик.

- Ваше предложение очень заманчиво, Иван Иванович, - Олег говорил медленно, старательно взвешивая каждое слово. – На него и в самом деле грех не согласиться. Но… Австралия – это действительно демократическая страна, не на бумаге, а на деле. Чего не скажешь о России, где из века в век чиновничий аппарат старательно давил лю­бые хорошие начинания. Боюсь, вместо научной работы, мне придётся воевать с непобе­димой армией государственных чинуш.  

- Чудак-человек, тебе же сказано – я всё улажу, никаких проблем у тебя не будет.

- Сейчас – да, но потом?.. – вырвалось у Олега.

Азарт в глазах старика померк, улыбка увяла:

- Потом?.. Ты прав, годы берут своё. Держусь я уже только за счёт таблеток. Не ровен час, отправлюсь на вечное загробное поселение то ли в ад, то ли в рай – это уж как Господь решит. Да и цыганка предсказала, что я умру через пять лет после своего сына. А умер он четыре года и десять месяцев тому назад.

- Вы ведь сами говорили, что цыганка ошиблась, - постарался сгладить свою оп­лош­ность Олег.

- Поживём – увидим, - задумчиво сказал старик, в который уже раз доставая из кармана таблетки. – В общем, я тебе предложил, а ты уж сам решай, где тебе лучше жить и работать. Выбор за тобой.

- Спасибо, Иван Иванович. Прежде, чем на что-то решиться, нужно всё тщатель­но взвесить. Я обязательно обдумаю ваше предложение, в нём множество плюсов: всё-таки здесь моя родина, а поддержка и спонсорство такой могущественной личности как вы очень многое значит. Но даже если я перееду в Россию, то это через год или два. Сейчас в Австралию мне всё равно нужно будет уехать.

Саид снова поднял голову, посмотрел в окно и тявкнул, на сей раз довольно-таки жалобно.

- Что, дружище, приспичило? А я ведь говорил, чтобы ты чая поменьше сегодня лакал, - старик любовно прижал к груди большущую собачью голову. – Он у меня без сладкого чая жить не может. Вырезкой его не корми, только чаю налей. О, как раз мимо парка проезжаем. Сейчас погуляешь, Саидушка.

Иван Иванович нажал на кнопку в двери и сказал:

- Петя, распорядись, чтобы остановили. Саид просится.

Машины остановились возле сквера, в котором Олег пять дней назад встретил Колю Симоненко. Из джипов выскочили шестеро парней, а из заднего отсека лимузина – Петя и мент-капитан. Все они внимательно стали оглядывать сквер и окна близко к нему расположенных домов. Затем один из парней открыл дверь Ивана Ивановича. Первым из неё на улицу выпрыгнул Саид, стремительно понёсся вперёд и затормозил у первого попавшегося  на пути дерева. За кавказцем из лимузина вышел Олег, за ним - сам Иван Иванович. В окружении секьюрити, опираясь на палочку и сильно сутулясь, он медленно побрёл по опавшей листве вглубь сквера.

  - Иван Иванович, я пойду, пожалуй, - сказал ему Олег. – Мне здесь близко. Через школьный двор только пройти – и уже возле дома.

Иван Иванович остановился. В его взгляде были безнадёжная грусть, усталость и мудрое спокойствие уже всё познавшего, пресыщенного прожитыми годами человека. Покрытая остатками седых волос голова по-стариковски тряслась мелкой дрожью, словно её обладатель во всём и со всеми соглашался. Но голос был звучным и молодым:

- Да, иди. Если возникнут какие-либо проблемы по оформлению документов брата для выезда за границу, свяжись со мной. И вообще, мало ли что… Петя, дай ему мои контактные телефоны.

«Всё-таки время меняет людей, - думал Олег, переходя на другую сторону проспекта. – И не только внешне. Вспомнить, как он относился ко мне десять лет назад, когда меня похитили в Кейптауне, и сейчас. Что на него так повлияло: старость или смерть сына, а может ожидание и близость своей смерти? Раньше проституток в Африку вывозил, Керьянова убил. А теперь храмы в Москве строит, Питер от Соболя избавил. Сильно изменился он - Ваня в квадрате. Во всяком случае, ко мне он явно благоволит. Может, в самом деле, вернуться в Питер и здесь создать институт? Нужно всё обдумать…» Параллельно с этими размышлениями в голове появилось и приобрело форму мысли коротенькое послание от Кирилла:

- Олег, ты когда придёшь?

- Через десять минут, Кирюха, - ответил Олег брату. - Что купить нам на обед?

В конце школьного двора он оглянулся. Вдалеке в центре сквера виднелась высокая сутулая фигура Ивана Ивановича окружённая телохранителями, а вокруг них беззаботно и радостно носился лохматый кавказец.

 

 

Глава 8.

 

Около получаса Олег поджидал её у центральных ворот госпиталя военно-медицинской академии. Наконец, она вышла, в простеньком сиреневом свитерке и короткой юбке-шотландке, с небольшой дамской сумкой и пакетом в руке. Задумав­шись, девушка бодро стучала каблучками мимо и не обратила на него никакого внимания.

- Здравствуйте, Машенька.

Она вздрогнула, остановилась и удивлённо воскликнула:

- Это вы?! Тот самый больной?.. Особенный и чудесно исцелённый?! Как здоровье?

- Здоровье в порядке. Спасибо славным медицинским работникам и персонально медсестре по имени Маша, то есть, вам. И это тоже вам, - торжественно отчеканил Олег и протянул ей букет из пяти голубых роз.

Она взяла цветы, залилась румянцем и смущённо спросила:

- Почему же именно медсестре Маше персональная благодарность и такие прекрасные цветы?

- Потому что... Потому что, во-первых, именно медсестра Маша очень любит розы, особенно голубые. А во-вторых,.. – Олег тоже смутился, но решил сразу говорить всё как есть: - Вы мне очень нравитесь. Нет, более чем нравитесь, я в вас влюбился. Как говорится, скоропостижно и основательно. Втюрился по самые уши и посему прошу, Мария Михайловна вашей руки.  

Большие изумрудные глаза Марии Михайловны стали ещё больше, а нежный румянец на щеках приобрёл цвет спелой малины:

- Вы… вы представляете, что говорите?

- Ещё как представляю.

- По всей видимости, вас немножко не долечили. У вас всё в порядке с психикой?

- Можете проверить. Готов быть вашим подопытным кроликом. Вы ведь у нас медик и к тому же в прошлую среду наконец-то получили долгожданный зачёт по психологии.

Ротик Маши открылся, но она не нашлась, что сказать, и только фыркнула, словно чем-то раздражённая киска. Олег заглянул в её мысли, точнее, не мысли, а в тот сумбур, который творился сейчас у неё в голове и успокаивающе произнёс:  

- Машенька, я прекрасно понимаю, какую сумятицу вы сейчас испытываете: на улице подходит едва знакомый субъект и несёт какую-то околесицу. Но, поверьте, это совсем не околесица. Я не шучу и не издеваюсь, а совершенно серьёзно предлагаю вам выходить за меня замуж. Пойдёмте, на троллейбус. Вы ведь сейчас в общежитие? Разрешите помочь, - Олег протянул руку и взял у девушки пакет.   

Они пошли к остановке. Постепенно Маша стала приходить в себя.

- Значит, решили сразу наскоком взять быка за рога? - с усмешкой спросила она. – То есть не быка… Ой! Я с вами совсем запуталась. 

- Уж если проводить аналогию с фауной, то бык – это я, - рассмеялся в ответ Олег. – И этот бык хочет взять тёлочку, только  не за рога, а замуж.

- Ага, замуж… Думаете, подарю тёлочке цветочки, наплету ей про замужество, тёлочка и растает. А растаяв, поведёт к себе в комнату общежития и к вечеру всё закончится постельной сценой. 

- Обещаю, в нашей с вами совместной жизни будут присутствовать постельные сцены и довольно часто. Но я не собираюсь, просто так забраться к вам в постель, как это сдуру попытался сделать ваш однокурсник Эрнест Костышин. Правильно сделали, что навернули его тогда сковородкой по голове.

- Не сковородкой, а чайником, - механически поправила Олега Маша и, в очередной раз удивившись, остановилась: - Откуда вы про это знаете?

- Милая Машенька, я ведь сказал, что у меня относительно вас серьёзные намеренья. Пойдёмте, чего мы остановились? – Олег взял девушку под локоток. – Должен сказать, вы мне понравились сразу, когда я ещё только очухивался в «саркофаге», а вы во сне сдавали психологию толстому и лысому дяденьке, который некультурно сидел на столе, подвернув по-турецки ноги.

Машенька снова фыркнула, но не выдержала и рассмеялась:

- Это он во сне был такой некультурный. В жизни доцент Рагозин совсем другой – культурный, а ещё очень строгий. Он всю нашу группу завалил весной на зачёте и принципиально перенёс его на конец августа.

- Всю группу?! Действительно, строгий дяденька. Однако дело не в нём, Машенька, а в том, что вы на меня произвели неотразимое впечатление. Поэтому, выйдя из больницы, я стал интересоваться вами и вашим житьём-бытьём. Так что, прежде чем вот так встретиться и задекларировать свои чувства и желания, я многое узнал о  вас.

- Что же вы узнали?

- Если кратко,.. сами вы из Кронштадта, сразу после школы не поступили. Поэтому год работали медсестрой и тратили деньги на репетиторов. Зато следующим летом успешно сдали экзамены в медицинский университет имени Павлова. Сейчас учитесь на втором курсе лечебного факультета и работаете в госпитале. Живёте в университетском общежитии. Круг знакомых обширный, но близко ни с кем не сходитесь, дружите только с Леной и Наташей – вашими однокурсницами. Мужчинам вы очень нравитесь, многие хотели бы за вами приударить, но пока вам никто из них не приглянулся. Даже сорокалетний красавец врач-кардиолог Борисов, который женат, имеет двоих взрослых детей, и уже как полгода безуспешно подбивает к вам клинья, подкладывая в кармашек вашего халатика молочный шоколад.

- По-моему, это не совсем этично за спиной человека интересоваться его жизнью.

- Каюсь, не этично, - согласился Олег. – Но вы ведь сами говорили, что я особенный. И одной из моих особенностей является умение многое узнавать об интересующем меня человеке… А тут мне очень понравилась девушка. Вот и не удержался, воспользовался своими возможностями.

Он мог бы сообщить Маше ещё кое-что. Например, что слегка лукавил, говоря, будто бы ей никто не приглянулся. Приглянулся! Причём, он сам. Олег чувствовал её симпатию к себе и до сегодняшней встречи, а минуту назад это подтвердилось. Одновременно разговаривая и наблюдая за мыслями собеседницы, он вдруг с радостью узнал: после его выздоровления и выписки Машенька в регистрационном больничном журнале пыталась отыскать адрес или номер телефона «странного» больного. «Просто так, - как она себе говорила, - из чистого любопытства».  

- Если уж вы обо мне так много знаете, то и я бы тоже хотела узнать о вас хоть что-нибудь, - Маша искупала его в изумрудном сиянии своих глаз.

- Зовут меня Ольсон. Точнее, Олег. 

- Очень приятно. Вот уж не думала, что мне, простой смертной, доведётся познакомиться с выдающимся экстрасенсом.

- Выдающимся экстрасенсом? – Олег усмехнулся. – Какая помпезность! Вы меня даже в краску вогнали. Что вы, Машенька, никакой я не выдающийся. Наоборот, стара­юсь не афишировать свои возможности и предпочитаю держаться в тени. Поэтому в журнале регистрации больных вы ничего не нашли обо мне.

Маша снова взглянула на него и, как пять минут назад, покраснела:

- С вами страшно разговаривать, вы словно насквозь меня видите.

- Я и вас этому научу.

- Чему научите?

- Читать мысли человека.

- В самом деле?!

- Обещаю. Только для этого потребуется время и ваше желание. Когда мы с вами уедем в Австралию… Что ты так на меня смотришь, Машенька? – решил Олег перейти на «ты». - Через две – три недели мы уезжаем в Австралию: я, ты и мой брат – Кирилл. Если, конечно, примешь моё предложение. Ах да, я забыл сказать тебе, что сейчас живу и работаю в Сиднее. Завтра мы можем начать оформлять документы для твоего выезда.

- Для выезда?

- Ну, да. Для выезда в Австралию.

- Какая может быть Австралия, если я студентка. Я учиться хочу, с детства врачом мечтала стать.

- Станешь. Очень хорошо, что ты сдала зачёт по психологии и ликвидировала эту задолженность за весенний семестр. В Сиднее тоже можно получить высшее образо­вание, а твой перевод из Павловки в австралийский медицинский университет я беру на себя.

Маша смотрела на него с явным недоверием:

- Однако у вас и шуточки, господин экстрасенс.

- Никакие это не шуточки. Знаешь что, давай действительно сразу брать быка за рога. Зачем тебе сейчас ехать в общежитие? Поехали в университет, - Олег махнул рукой, останавливая как раз вынырнувшее из-за угла пустое такси.

- Зачем в университет?

- Подашь на имя ректора заявление, и заодно можно будет узнать, какие нужны документы для перевода в заграничный институт. 

- Я ведь ещё не дала вам своего согласия.

- Ничего, позже дашь. Я тебя не тороплю. Можешь осчастливить меня своим согласием даже не сегодня, а завтра.

- Господи, что я делаю? – прошептала Машенька, усаживаясь на заднее сидение тёмно-синей «Ауди».

- Не я, а мы, - Олег сел рядом. Улыбаясь, он взял её маленькую ладошку в свою широкую ладонь. – Мы делаем первый шаг к нашему счастливому совместному будущему.

* * *

            Проведя в Питере почти полтора месяца, он возвращался в Австралию в первых числах октября. Вместе с ним на новое место жительства улетали Кирилл и Маша. Так­сист помог им погрузить сумки на багажную тележку и они направились в немного­люд­ное здание аэропорта.

- Уже скоро, - Олег взглянул на настенное табло. – Сейчас начнётся проверка багажа, а потом…

Он ободряюще подмигнул своей невесте. Маша нервно улыбнулась и вздохнула.

- Не бойся, я с тобой, - тоже подмигнул ей Кирюха и добавил: - Поверь мне, я точно знаю: всё будет хорошо.

- Всё будет просто отлично, - сказал вслед за братом Олег и достал из куртки запищавший мобильник: - Алло.

- Как дела? – осведомился по-английски женский голос.

Олег поморщился, словно от острой зубной боли – это была Джейн. Девушка, с которой он познакомился три года назад на дне рождения одного его австралийского приятеля. Джейн была умна, разговорчива и обладала сексапильной внешностью, так что Олег долго не раздумывал, когда его новая знакомая предложила после вечеринки зайти к ней, выпить по чашечке кофе и полюбоваться на её коллекцию полотен какого-то популярного австралийского абстракциониста. Хозяйка коллекции заинтересовала Олега гораздо больше, чем малопонятные композиции кружков, квадратиков и треугольничков на картинах, поэтому он и остался у неё до утра. Потом они частенько проводили ночи вместе. Темпераментной Джейн очень нравилось заниматься с ним любовью, но всё же она ему не раз заявляла, что у неё особенный характер, к нему она относится только как к партнёру по постельным играм и оставляет за собой право в любое время объявить их роман расторгнутым. Естественно, Олег оставлял точно такое же право и за собой. Отсюда из Питера, когда Маша согласилась ехать с ним в Австра­лию, он позвонил Джейн и напомнил об их уговоре. И хорошо сделал, что решил ей сообщить о своём намерении жениться заблаговременно и по телефону. Неплохо и то, что в этот момент их разделяла не одна тысяча километров - Джейн просто физически не могла воплотить в жизнь все те угрозы, которыми она стала осыпать своего невер­но­го любовника. Темперамент, то бишь, «особенности» её характера долго изливались из трубки бурным потоком в виде не очень-то цензурных слов и горячих выражений. Но всё же две недели, прошедшие после того неприятного разговора, отрезвили и несколь­ко успокоили Джейн. Она всё реже и реже звонила Олегу, чтобы напомнить ему, какой он негодяй, и как он ей стал безразличен. 

- Как дела? – повторила Джейн. – Или ты уже не хочешь узнавать мой голос? Эй, Ольсон!

- Я тебя узнал, Джейн. Дела у меня идут замечательно, сегодня уже вылетаю в Сидней.

- Вместе со своей будущей супругой?

- Конечно вместе.

- Познакомишь меня с ней?

- Зачем? Хотя если ты так хочешь и обещаешь вести себя…

- Я всегда веду себя прилично и не собираюсь закатывать сцены ревности,.. не дождёшься. Более того, я тебе сейчас специально звоню, чтобы сообщить, что у меня тоже прекрасно идут дела, если мои дела тебя ещё интересуют.

- Очень интересуют, Джейн, - уверенным тоном солгал Олег.

- Так вот, я позавчера познакомилась с таким парнем, которому ты и в подмётки не годишься: он выше тебя на целую голову и в два раза шире в плечах. Настоящий баскетболист! А если бы ты видел, что мы с ним сегодня вытворяли у него в спальне…

- От души поздравляю, Джейн. Я рад за тебя.

- Негодяй, - в сердцах сказала Джейн и в трубке Олега зазвучал сигнал отбоя.

Он выключил телефон и спрятал его в карман.

- Опять она? – суровым голосом спросила Маша. – Ты меня с ней при случае познакомишь?

- Зачем, Машенька? – притворно вздохнул Олег, эта её суровость была ему очень даже приятна.

- Хоть я ещё говорю по-английски не очень, но сил нет, как хочется сказать пару «ласковых» слов этой липучке австралийской, чтобы она не приставала к тебе.

Из кармана Олега опять раздался звонок. В глазах Машеньки полыхнула молния:

- Дай-ка я с ней сама познакомлюсь. Сейчас она у меня как кенгуру запрыгает. Такое ей скажу, что она твой номер сразу позабудет. Дай, Олег.

Она протянула руку, но Олег усмехнулся, нежно прижал к себе девушку и сам включил мобильник:

- Алло!

- Легче в Кремль дозвониться, чем к тебе, - мощно и басовито раздалось из труб­ки. – Значит, улетаешь?

- Улетаю, Иван Иванович.

- Как говорится, скатертью дорога, в хорошем смысле этого выраженьица. Удачного тебе взлёта, мягкой посадки и никаких террористов, - сказал Иван Иванович. – Мог бы и сам мне позвонить напоследок. Ладно, не оправдывайся, это я так, брюзжу по-стариковски.

За время пребывания Олега в Питере между ним и всесильным российским кукло­во­дом установились своеобразные, очень похожие на приятельские, отношения. Они встретились всего лишь раз, когда Олег вышел из больницы после ранения. На сле­ду­ющий день после той встречи Иван Иванович вернулся в Москву, но теперь регу­ляр­но звонил Олегу и всегда был готов оказать свою помощь. Не дожидаясь просьб от Олега, он по собственной инициативе здорово «подсуетил» чиновничью братию Санкт-Петербурга и те в кратчайшие сроки, без обычных в таких случаях бюрократических проволочек, бумажной волокиты и намёков на мзду быстро оформили все документы для выезда в Австралию российских граждан Кирилла Афанасьева и Марии Нефёдовой.

- Будешь уже в Сиднее – позвони, как доехал, - пророкотала трубка.

- Обязательно, Иван Иванович.

- Не забывай старика. Если надумаешь вернуться и здесь у нас открыть свой ин­сти­тут, я тебе помогу,.. пока ещё жив и в силе. И в Австралии тоже, если возникнут какие-либо осложнения, мне жалуйся. У меня там влиятельные друзья имеются. Я уж не говорю про Америку – у меня в их Белом Доме и конгрессе знакомых, что мух на заднем дворе. Так что, ежели чего, звони. А может, Бог даст, ещё свидимся… Хотя вряд ли.

Иван Иванович оказался прав, свидеться им больше было не суждено.

 

* * *

Ровно через пять недель после возвращения Олега в Сидней, ему позвонил мужчина, поздоровался на русском языке и учтиво сказал:

- Господин Савицки, я являюсь доверенным лицом господина Брагина. Вы знаете, о ком я говорю?

- Об Иван Ивановиче, - ответил Олег.

- Совершенно верно. Так вот, Брагин Иван Иванович умер. Я специально приле­тел в Австралию для важной конфиденциальной беседы с вами. Не могли бы вы сегодня явиться в российское посольство, скажем, часов в шесть вечера?

В комнате кроме Олега и доверенного лица – дородного мужчины с глазами навыкате и бесцветными жирными волосами, тщательно зализанными назад, присут­ство­вали ещё двое работников посольства.

- Для оформления документов нам понадобятся свидетели, - объяснил их при­сутствие дородный доверенный. – Господин Савицки, за месяц до своей кончины господин Брагин включил вас в своё завещание и поручил мне, в случае его смерти, перечислить на счета, которые вы укажите, два миллиарда долларов. Вы получите эту сумму с одним условием, если при свидетелях в устной или письменной форме подтвер­ди­те своё желание учредить, возглавить и финансировать научно-исследовательский ин­сти­тут, целью создания которого является разработка новых технологий и выработка оп­тимальных решений для выживания человечества в экстремальных или близким к экстремальным условиях. Согласно последней воле покойного, ваш институт может нахо­диться в любой стране мира, но работать в нём могут только граждане России или её бывшие граждане-эммигранты, а также граждане бывшего СССР. Вот выписка из заве­щания господина Брагина, подтверждающая только что мною сказанное. Ознакомь­тесь, пожалуйста.

            Олег прочитал протянутый ему лист.

- Итак, господин Савицки, подтверждаете ли вы свою готовность учредить, воз­гла­вить и финансировать институт на тех условиях, которые указаны в завещании? – осведомился  поверенный, уставясь на Олега своими выпуклыми глазами.

- Подтверждаю.

- В таком случае я сейчас в вашем присутствии и в присутствии двух свидетелей хотел бы зафиксировать этот факт письменно.

Поверенный сел за стол, положил перед собой чистый бумажный листок и, освободив от колпачка золотое перо «паркера», принялся писать крупным каллиграфи­чес­ким почерком. Потом он передал составленный документ Олегу:

- Ознакомьтесь и поставьте свою подпись.

Вслед за Олегом расписались и два свидетеля.

- Извините, - обратился к доверенному лицу один из свидетелей. – Это, конечно, не моё дело, но если в силу каких-либо обстоятельств институт не будет организован? Кто будет контролировать финансовые траты господина Савицки?

Поверенный пожал плечами:

- Никто. Очевидно, господин Брагин доверял господину Савицки и полагался на его слово. Как видите, подписанный вами документ только подтверждает положитель­ный ответ наследника и нужен лично мне,  так как я несу ответственность за соблюде­ние законности и неукоснительное исполнение воли покойного.

Он повернулся к Олегу и торжественно объявил:

- Господин Савицки, формальности все позади. Вам осталось только предоста­вить мне номера счетов. Если вы не можете это сделать сейчас, их можно прислать на мой электронный адрес сегодня вечером, а я позабочусь о том, чтобы к концу следующей недели вся полагающаяся сумма была обязательно вам перечислена.

- Большое спасибо, я через час пришлю вам номера счетов, - в некотором оцепе­не­нии Олег взял карточку с электронным адресом поверенного, шагнул к двери, но затем обернулся: - Скажите, а отчего умер господин Брагин?

Выпуклые глаза смотрели спокойно и бесстрастно.

- Можно сказать, от бешенства.

- Что?

- Вы не ослышались. Пёс Ивана Ивановича на прогулке задрал бродячую кошку, как оказалось впоследствии, носительницу нового ещё не совсем изученного вируса бе­шен­ства. К вечеру этого же дня пёс стал вести себя странно, а затем неожиданно набро­сился на своего хозяина. Собаку тут же пристрелили охранники, но спасти господина Брагина не удалось: вирус быстро прогрессировал в организме, опять-таки болевой шок от многочисленных укусов, и не последним оказался моральный фактор: пёс был его любимцем, можно сказать, его другом… 

- Да, он был его другом, - тихо пробормотал Олег. - Всё-таки цыганка не обманула

- Что вы говорите?

- Я говорю, что очень благодарен вам. До свиданья!

Через неделю его счета пополнились на два миллиарда.

- Два миллиарда! – потрясённо воскликнул Кирилл, узнав об этом. – Целых две тысячи миллионов!

- Точно, две тысячи миллионов. Я думаю, на первое время этих денег нам хватит.

- На что хватит?

- На работу, Кирюха. Ведь у нас с тобой её родимой полно – вот сколько! – Олег дотронулся до вихрастой макушки брата. – Работы у нас выше крыши.

 

 

 

 

 

 

Часть 5

 

 

Глава 1.

 

К вечеру жара спала, а штиль сменил устойчивый норд-вест. Но если бы и не бы­ло попутного ветра, морскую прогулку длиной в шестьдесят четыре мили всё равно бы пришлось совершить, пусть и не под парусом. Энергии компактных солнечно-ветро­вых аккумуляторов двух двигателей, установленных на яхте, вполне бы хватило, чтобы пройти это расстояние и вернуться назад даже без дополнительной подзарядки. Вооб­ще-то путешествие неблизкое, однако Бред Строул – губернатор Лорд-Хау и располо­женных вокруг него полутора десятков небольших островов просто так не стал бы про­сить Олега срочно приехать. Он даже не просил, а предложил прибыть завтра утром к не­му в офис. За все годы  знакомства так сухо и официально Бред разговаривал впер­вые. До этого сегодняшнего звонка их отношения были дружескими. Хотя они и виде­лись редко, но часто беседовали по телефону, а если уж им хотелось сообщить что-ли­бо друг другу конфиденциальное, то использовали интернет-пейджер Safe Chat, которой Кирилл написал ещё будучи студентом. Последний раз Олег и Бред общались неделю на­зад, обсуждая ужасную трагедию, произошедшую на Маркет-Стрит. Говорить об этом открыто по телефону не захотели – зачем привлекать к себе излишнее внимание спец­служб, прослушивающих эфир? Поэтому о произошедшем терракте они обменялись мнениями по электронке. Тогда, заканчивая переписку, Бред сообщил, что должен съез­дить в Сидней. И вот, вернувшись с континента, он позвонил и представился, словно Олег не узнал его голос, подчёркнуто сухо и вежливо вызвал мистера Савицки к себе.

«Если Бред разговаривал таким тоном, значит, что-то случилось, - думал Олег, под­нимаясь на борт «Марии». – Что-то случилось или… или, что-то должно случиться». У него вдруг появилось нехорошее предчувствие, даже не предчувствие – сто­процентная уверенность, что спокойная, размеренная жизнь на острове Веры подхо­дит к концу. Он взглянул на стоявшего у причала брата, который весь день работал в своём аналитическом бюро и только сейчас узнал о звонке губернатора. 

- Не знаю, как и быть, - сказал Кирилл, перехватив его взгляд. – Ехать с тобой или нет? Что-то не нравится мне этот срочный вызов в губернаторское гнездо.

- Мне тоже не нравится, - признался Олег. – Но зачем тебе ехать? Оставайся здесь, всё будет хорошо.

«Кто знает», - уловил он мысль брата.

Кирилл колебался ещё секунду.

- Поеду, - решил он и поцеловал стоявшую рядом Ирину: - Не скучай. Мы завтра к вечеру вернёмся… Может быть, послезавтра утром.

Сидевший на руках у Ирины Игорёк закричал:

- Пап, обещаю, что я не буду скучать, если… Если ты мне привезёшь живую обезьянку. Помнишь, как в книжке, маленькую такую с длинным хвостом.

- Помню. Если я такую увижу, обязательно куплю и привезу тебе, - Кирилл чмокнул сынишку в щёку и тоже поднялся на яхту.

- Седлай, - приказал Олег капитану.

            Солнце склонилось к западу и коснулось горизонта. Тихонько жужжа мотором, «Мария» вышла из бухты и уже в Тасмановом море подняла паруса, сразу увеличив скорость. Кирилл долго не отводил глаз от постепенно тающего в наступающих сумерках острова.

- Что с тобой? – Спросил у него Олег.

- Не знаю. Теперь мне кажется, что я должен был остаться.

Олег вздохнул. Ему тоже было не по себе.

 

* * *

 

Бреда он знал давно – с тех самых пор, когда восемь лет назад приехал к нему на Лорд-Хау, чтобы познакомиться с местным губернатором и обговорить усло­вия покупки какого-либо маленького острова. Русоволосый, загорелый и весёлый англо­сакс – потомок привезённых в Австралию первых поселенцев-катаржан ему пон­ра­вился сразу: всё-таки Олегу не составляло большого труда определить, хороший перед ним человек, или плохой. Бреду тоже пришёлся по душе профессор Сиднейского университета Ольсон Савицки, который мечтал жить на каком-нибудь отдалённом острове вдалеке от городского шума и заниматься при этом научными исследованиями. 

- К сожалению, три месяца назад покупка и продажа земель, принадлежащих  государству, запрещена нашим законодательством, - сказал тогда Бред Строул и огорчённо развёл руками. – Увы, профессор. Сами понимаете, большой наплыв иммигрантов. Причём, не из бедных стран. В течение только этого года к нам в страну при­были сто двадцать шесть миллионеров и тридцать семь миллиардеров из США вмес­те с семьями. Правдами и неправдами все они получают австралийское граждан­ст­во и со своей обычной американской хваткой принимаются скупать нашу недвижи­мость. Поэтому правительство и вынуждено было пойти на эти не совсем популярные ограничения. Но зачем вам, профессор, покупать остров, если вы имеете право его арен­довать? Это вам обойдётся гораздо дешевле. Выбирайте любой из шести неза­селён­ных островов, и мы сегодня же составим договор долгосрочной аренды. Давайте посмотрим их карты, а также рекламные проспекты. Садитесь сюда, поближе к ком­пью­теру, профессор.

Олег выбрал небольшой безымянный остров площадью шесть квадратных кило­мет­ров: неправильный прямоугольник суши размером два на три, есть много пресной воды, в центральной части – невысокая гора, покрытая буйной тропической расти­тельностью, отличные песчаные пляжи и бухта, в которой могут укрываться в непогоду сразу несколько малогабаритных суден. Выбранный остров Олег назвал в честь мамы - островом Веры. Неделя ушла на то, чтобы заказать, погрузить на грузовые корабли и доставить к месту назначения комплекты разборных домиков, лабораторное  обору­дова­ние и остальной багаж - благо до Сиднея было сравнительно недалеко, каких-то четыреста сорок миль. Монтаж институтского городка и его ветровой энергостанции произвели в течение месяца силами будущих жильцов. Сперва их было всего двадцать семь, но затем население увеличилось почти в четыре раза, благодаря тому, что с течением времени большинство работников Олега перевезли на остров свои семьи. Всем здесь нашлась работа: пятьдесят пять мужчин и женщин работали научными сотрудниками, двадцать – трудились в сфере обслуживания института и городка, а для тридцати шести малолетних жителей была создана минишкола с тремя учительницами. Как и заду­мы­ва­лось, юридически хозяином и директором института являлся Олег, но фактически ни од­но серьёзное решение не принималось им без предварительного согласования со своим братом. Кирилл возглавлял подразделение в институте, занимавше­еся программным обеспечением текущих разра­бо­ток. Помимо этого, им из числа способных программистов, разбросанных по всему миру, было создано виртуальное бюро, анализировавшее развитие экономики, техники и экологии, что позволяло моделировать проблемы будущего, ожидающие человечество.

Успехи у института были немалые, и основной из них - окончательное завершение разработки космического грузопассажирского лифта для вывода на околоземную ор­би­ту составных частей города-спутника и подъёма его будущих жителей. Для строительства космолифта и города, а также производства необходимого для них оборудования даже выполнились в электронном виде конструкторские чертежи. Помимо «космического» проекта, Олег и Кирилл совершенствовали уже существующие земные технологии. Именно их институт смоделировал принципиально новый вид аккумуляторов, работающих от энергии солнца и ветра. Конечно, это изобретение не могло разрешить основной глобальной проблемы человечества – из года в год всё возрастающей катастрофической нехватки энергоресурсов, но солнечно-ветровые аккумуляторы сразу же стали пользоваться большой популярностью во всём мире, что приносило институту хороший доход. Высокие заработки и не лишённые комфорта условия жизни удерживали людей на острове Веры. За восемь лет в силу различных причин расторгли контракт со своим директором и уехали всего четырнад­цать человек. Впрочем, чтобы покинуть остров, не обязательно было увольняться, же­ла­ю­щие отвлечься от трудовых будней и отдохнуть на континенте всегда могли взять отпуск. Ведь в Сидней регулярно отправлялась одна из трёх имеющихся на острове яхт, способных выдержать любой морской шторм и укомплектованных командами опытных матросов. Но в последнее время мало кто скучал по прелестям и роскоши прибрежных австра­лий­ских мегаполисов. И основной причиной тому было то, что терроризм постепенно дос­тиг и обосновался в когда-то спокойных городах Австралии. Здесь же на острове не звучали ни выстрелы, ни взрывы, никого не захватывали в заложники.

В личной жизни братьев тоже всё было в порядке. И хотя разница в возрасте между ними составляла двадцать лет, шестилетний сын Олега всего на два года был старше сына Кирилла. Так уж вышло, что Олег стал папой несколько поздновато: прежде, чем завести ребёнка и затем уделять ему должное материнское внимание, Маша очень хотела завершить своё обучение. Сначала она с отличием окончила медико-профилактический факультет сиднейского университета, а потом ещё три года проходила стажировку. К моменту поселения на острове и рождению Димки Маша была уже опытным врачом, тем более что её профессиональные возможности Олег постарался расширить ценным опытом дедовской тетради. Теперь в своей практике, наряду с современными методами лечения, Маша с успехом использовала старинные заговоры и заклинания, отлично владела методом гипноза и даже научилась читать чужие мысли, правда, не так легко и быстро, как это делал её муж. Естественно, что постигала премудрости старинной тетради не только Маша, но и жена Кирилла – Ирина, работавшая учитель­ни­цей, а с Игорьком и Димкой их папы стали заниматься ещё с пелёнок. Взвесив все «за» и «против», Олег и Кирилл решили обучать не только своих близких. В качестве экс­перимента последние два года они проводили в школе факультативные занятия по экстрасенсорным навыкам, что сразу же резко повысило успеваемость учащихся, причём наиболее способные и усидчивые малыши острова Веры быстро научились даже читать с закрытыми глазами. 

            В общем, целых восемь лет маленькое русскоговорящее поселение, создан­ное на одном из островов Тасманова моря, училось, работало и просто жило без каких-либо серьёзных проблем и забот. Бури и беды обминали его стороной.

            - Мы с тобой создали оазис в пустыне, луч света в тёмном царстве, - любил говаривать Кирилл Олегу, имея в виду тот кошмарный разгул терроризма, кото­рый свирепствовал почти на всём земном шаре. 

            Когда Игорёк научился говорить, Кирилл часто пел с сыном старую детскую песенку, шутливо называя её гимном острова Веры:

 

- Чудо-остров, чудо-остров,

Жить на нём легко и просто,

Жить на нём легко и просто, -

Чунга-Чанга.

Наше счастье, постоянно

Жуй кокосы, ешь бананы,

Жуй кокосы, ешь бананы, -

Чунга-Чанга…

 

Слова в песне на счёт постоянного счастья хорошие. Но всё дело в том, что аналитико-расчётная программа Кирилла недавно предсказала возможность грандиоз­ных природных катастроф. Счастливая жизнь на Вере подходила к концу. Институту, всем его работникам и жителям острова нужно было переезжать на континент, или, по крайней мере, подготовиться к такому переезду. И Олег, и Кирилл понимали и учитывали это в своих планах на будущее. Однако неожиданно нагрянувшая беда, оказалась вовсе не из природных.

 

* * *

            Звонок раздался в шесть утра, когда яхта находилась всего в километре от берега Лорд-Хау и уже можно было прекрасно видеть утопающий в зелени холм, а также дорогу, ведущую от пирса к двухэтажному административному зданию, над которым на ветру трепыхался символ власти – синее с красным крестом в левом углу полотнище австралийского флага. Олег включил телефон.

            - Вы уже приплыли? – спросила Маша.

            Её лицо возникло на миниэкране трубки.

            - Машунь, не приплыли, а пришли, - усмехнулся Олег. – Через пять минут будем на месте. А у вас как дела? Димка ещё спит?

- Проснулся и сразу потребовал, чтобы я ему дала папину маску для подводного плаванья.

- Зачем?

- Чтобы в ней умываться.

Олег представил, как Димка умывался бы в маске и рассмеялся:

- Дай ему ещё ласты, чтобы он в них ноги попробовал помыть.

Жена тоже рассмеялась таким знакомым мелодичным смехом:

- Сынок весь в папу – такой же придумщик. Яблочко от вишенки недалеко падает… Ладно, Олежек. Я просто так позвонила. Возвращайся побыстрее. Мы с Димкой ждём тебя.

Обычно, когда «Мария» пришвартовывалась к причалу Лорд-Хау, губернатор  лично приезжал на набережную в своём белом внедорожнике и встречал гостя. Сейчас же яхту не встречал ни сам Бред, ни никто из его служащих, что ещё раз подтвердило опасения братьев – что-то случилось.

- Будем считать, у него просто закончился бензин, - хмуро пошутил Кирилл, хотя он, как и Олег, был уверен, что нефтяной кризис здесь не причём. - Или Бред занят другими, более почётными гостями. 

- Какими другими гостями? – не понял Олег.

Кирилл молча кивнул на катер военно-морских сил Австралии, потеснивший строй катеров и яхт у самого дальнего причала, затем произнёс:

- Как бы эти гости не приехали по твою душу.

- По мою? С какой это стати?.. Хотя, всё может быть. Во всяком случае, тебе со мной идти к Бреду не следует. Он звал меня одного.

- А я и не собираюсь идти к Бреду. Просто буду прогуливаться перед его бунгало.

Они позавтракали, сменили шорты и безрукавки на официальные костюмы и без пяти восемь спустились с палубы яхты на центральный причал небольшой уютной набережной. Не торопясь поднялись на холм, с вершины которого начиналась и уходила вглубь острова центральная улица.

- Вот здесь я тебя и буду ждать, - кивнул Кирилл на лавочку в тени молодого эвкалипта. – Сейчас куплю на почте газеты и займусь чтением прессы. Не тушуйся, братишка, ежели чего - я рядом.

- А я и не тушуюсь, - пробормотал Олег.

Он вошёл в здание, на первом этаже которого помещался полицейский участок Лорд-Хау, а на втором –  губернаторский офис.

- Доброе утро, мистер Савицки, - узнала его секретарша Бреда. – Рада вас видеть. Я доложу патрону о вашем визите.

Она юркнула в кабинет Строула, через три секунды вернулась и, вежливо улыбаясь, произнесла:

- Мистер Строул примет вас через четверть часа. Присядьте, пожалуйста.

Олег сел в кресло и, ожидая аудиенции, «заглянул» в мысли секретарши. Похоже, тридцатилетняя миссис Кейн, работавшая у Строула уже семь лет, ничего не знала о причине столь срочного вызова к своему патрону арендатора острова Веры. Во всяком случае, как и обычно, она была искренне благожелательна к Олегу. Прошло пятнадцать минут.

- Могу я предложить вам расслабляющие пейзажи наших живых обоев? – секре­тарша снова улыбнулась: - Какие вы предпочитаете: море или лес?

- На ваше усмотрение, - улыбнулся в ответ Олег.

- Тогда лес.

Неброский рисунок обоев на стене напротив кресла видоизменился, заиграл мяг­кими цветовыми переливами. Мгновение - и на стене возникло объёмное изображение лесной поляны: с ветки на ветку деревьев и кустарников перепархивали веселые птицы, по траве степенно прогуливались благородный олень и стройная лань. Они подошли к текущему в центральной части пейзажа ручейку и стали пить воду. Птичье щебетание и журчание воды наполняло комнату нежным ненавязчивым звуковым фоном. Повеяло удивительно свежим ароматом зелени, словно по мановению волшебной палочки стена вдруг исчезла и за ней оказался не кабинет мистера Строула, а самый настоящий живой лес.

- Очень успокаивает, - ещё через десять минут сказала миссис Кейн, украдкой взглянув на часы, висевшие над дверью в кабинет. – Не правда ли?

- Ещё как, - согласился с ней Олег.

Секретарше точно также как и ему было непонятно это ожидание. «Что же слу­чи­лось? – уже в который раз подумал Олег. - То ли Бред хочет подчеркнуть свою вне­зап­но возникшую недоброжелательность ко мне, то ли специально зачем-то тянет вре­мя, то ли делает одновременно и то, и другое».

Олень и лань на обоях исчезли за деревьями, вместо них на поляне появились симпатичные медвежата и стали бороться друг с другом. Без четверти девять Олег отор­вал взгляд от настенной лесной идиллии и демонстративно посмотрел на часы.

- Может быть, вместо пейзажа вам включить какой-либо видеоканал? – снова попыталась развлечь его секретарша. – Новости, например.

- Миссис Кейн, не могли бы вы напомнить обо мне мистеру Строулу?

Та смущённо кивнула и вошла к своему патрону.

- Прошу вас, мистер Савицки, - торжественно объявила миссис Кейн, выходя из кабинета.

 

 

Глава 2.

 

Бред сидел за столом, старательно делая вид, что читает какую-то бумагу и даже не удостоил взглядом вошедшего. Зато Олег внимательно посмотрел на губернатора: всё тот же загар, всё та же густая светлая шевелюра и добротные староанглийские бакен­барды, доходящие почти до уголков рта, мощная шея и голубые глаза. Всегда эти глаза светились оптимизмом и весёлым добродушием, однако сейчас в них затаились злость, раздражение и нервозность. Бред явно был не в своей тарелке.

- Доброе утро, мистер Строул, - поздоровался Олег, приближаясь к его столу.

Обычно они обменивались рукопожатием, но Бред не встал навстречу и не про­тя­нул руки. Только с неохотой отодвинул от себя якобы читаемый листок и, по-преж­не­му не глядя на Олега, грубовато бросил:

- Садитесь.

- Что случилось, Бред? - напрямую спросил Олег, присаживаясь перед столом на стул. – Ты, кажется, чем-то недоволен или обижен на меня.

Не дожидаясь ответа, он хотел было самостоятельно узнать, чем недоволен или обижен губернатор, но не успел «заглянуть» в его мысли, когда прозвучало ошеломляющее:

- Ты, Савицки, – мерзавец!

- Что?!

Бред молча смотрел на Олега полными ненависти глазами.

- Мистер Строул, вы отдаёте отчёт своим словам? 

- Ещё как отдаю и готов их повторить снова. Ты, Савицки, – мерзавец… и ещё террорист. Знаешь, почему я ездил в Сидней? Оказывается, это меня вовсе не госдепар­та­мент морского транспорта вызывал, а контрразведка, - голос Бреда постепенно стано­вил­ся всё громче, изо рта полетели брызги. – Да, контрразведка! Что, удивлён? Всё - ты допрыгался, вывели тебя на чистую воду!

- Бред, какая муха тебя укусила? Какая контрразведка вывела меня на чистую воду?

 - Самая настоящая – наша государственная служба безопасности. Эти ребята здесь у меня на острове. Сейчас они придут и возьмут тебя в оборот. И ты им выдашь всех своих сообщников. А если не выдашь, я тебя сам,.. - Бред вскочил и затряс тол­сты­ми волосатыми ручищами.

- Тихо, Бред, не кричи так и не маши руками, - Олег  никак не мог прийти в себя от удивления, но всё же сосредоточился и стал вводить губернатора в успокоительный транс. – Хоть мне крайне неприятно и обидно, когда меня называют мерзавцем, но я понимаю, ты сейчас не в себе.

Строул тяжело плюхнулся обратно в кресло и шумно вздохнул.

            - Никогда в самом страшном сне я не мог вообразить, что ты способен на такое, - продолжал выкрикивать он, но уже несколько тише: – Мне говорили, но я долго не мог поверить. Эх, ты... Я тебя считал своим другом… И тут такое… Как я мог так оши­бить­ся в человеке?! Профессор, называется! Восемь лет жил у меня под боком, терро­рист чёртов… Зачем ты это сделал?

- Что сделал?

- Взорвал Сиднейскую Башню и убил триста двадцать мирных людей.

- Бред, ты в своём уме?

- В своём. Парни из контрразведки умеют работать и вчера уже взяли твоего русского сообщника-исполнителя, выпустившего в Башню три ракеты.

- Может, они и взяли кого-то, но причём здесь я? Или этот арестованный рус­ский сказал, что я его сообщник?

- Не знаю. Если тебя приехали арестовывать, значит, сказал.

В их перепалке наступила пауза.

- Что, может быть, хочешь убежать? – нарушил её губернатор. - С острова не уде­рёшь. И не забывай - внизу полицейский участок.

- Угомонись, Бред. Я не собираюсь никуда сбегать и хочу сам во всём разоб­раться. Уверен, произошла какая-то чудовищная ошибка. Эти парни из контрразведки взяли не тот след.

Строул саркастически хмыкнул и покачал головой. Он явно хотел что-то сказать ещё, но раздумывал, стоит ли это делать.

- Говори, Бред. Не стесняйся, - посмотрел ему в глаза Олег. – Ты ведь знаешь что-то. Наверняка припрятал за пазухой парочку козырей, и считаешь, что вот они-то меня припечатают к стенке.

- Ничего я не припрятал и вовсе не собираюсь тебя припечатывать… Ты же зна­ешь, я к тебе всегда испытывал искренние дружеские чувства. Но,.. – всё ещё в сомне­нии Бред принялся поглаживать бакенбарды.

- Говори, Бред.

- С какой стати я должен рассказывать террористу секреты нашей службы безо­пас­ности… Хотя, какой это уже секрет, если тебя всё равно сейчас арестуют и допро­сят… В общем, контрразведчики доподлинно установили, что ты совсем не Ольсон Савицки. Они даже мне сказали, как тебя зовут по-русски – Олег Савицкий. Ты – рус­ский! Зачем ты поменял своё имя? Понятно зачем! Хотел понадёжнее укрыться? Поселил­ся на моём острове и организовал банду из подобных себе русских террорис­тов.

- Ты заблуждаешься, Бред. Во-первых, не надо ни меня, ни моих людей так огульно обвинять и называть нас русскими террористами. Ты ведь знаешь, терроризм уже давно стал международным и не имеет национальности. А к нему я и мои люди имеем такое же отношение, как и ты. Во-вторых,.. как ты мог поверить во всю эту чепуху? Друг называется! Не только поверил, но и сам стал меня обвинять? Да, я русский! Что в этом особенного? По-моему, ты никогда не интересовался моей национальностью. А я её, хоть особо и не афишировал, но и не скрывал, - Олег пожал плечами. – Подумаешь, твои парни из контрразведки открыли Америку - раскопали, что профессор Ольсон Савицки – русский, а его подлинная фамилия слегка изменена. Хорошо же работает главная служба безопасности страны, если она только сейчас узнаёт то, что давным-давно известно полиции.

- Полиция знает об этом?

- Представь себе, знает. Пусть твои бравые следопыты из контрразведки сделают запрос в архив главного полицейского управления и убедятся в этом сами. Кстати, где они? Почему меня не арестовывают? Вдруг ужасный русский террорист Савицкий захватит сейчас в заложники губернатора, или ещё лучше - взорвёт к чёртовой бабушке весь Лорд-Хау? У тебя, Бред, случайно здесь не завалялись тонны две - три лишней взрывчатки? Одолжи по старой дружбе.

- Не пори чушь, Ольсон. Ну и шуточки у тебя, - хотя Строул всё ещё был раздражён, но его гнев к «русскому террористу» уже выдохся. Он встал из-за стола и посмотрел в окно: – Сейчас они придут.

- Сколько их?

- Какая тебе разница?.. Трое. Вчера мы вместе приехали сюда из Сиднея на военном катере.

- Почему же они сразу не нагрянули за мной на остров Веры?

- Арестовывать тебя в вашей русской берлоге? Зачем конфликты с излишней стрельбой? Мне известно, что твои поселенцы пойдут за тебя в огонь и воду. 

Олег встал со стула, подошёл к Бреду и тоже посмотрел в окно.

Солнце уже отмахало на  небосводе изрядный кусок своего дневного пути. Начи­на­лась жара, которую большинство местных жителей предпочитало пережидать в помещении. На площади перед зданием было  пусто. Только справа у фонтанчика облокотились на свои велосипеды два оживлённо разговаривающих полицейских, да на лавочке в тени эвкалипта читал газету Кирилл. Из здания вышел капрал и погрозил полицейским кулаком. Те прервали беседу, проворно вскочили на велосипеды и изо всех сил помчались вниз по улице.

- О чём читаем? - мысленно «поинтересовался» у брата Олег.

- Продолжают печатать подробности взрыва Сиднейской Башни, - «ответил» Кирилл. – Кроме этого журналюги разнюхали, что вроде бы вчера задержан террорист, стрелявший из ракетомёта. Данные неподтвёрждённые, возможно, очередная «утка».

- Нет, Кирюха. Журналюги не ошиблись. Этого «ракетчика» и в самом деле задержали. Он русский, оказывается. А знаешь, кто его сообщник, по мнению спецслужб? Я!

- Не понял. Это что, шутка?

- Из-за этой «шутки» меня сюда и вызвали.

- Серьёзно?! Ни фига себе! Тебя обвиняют в терроризме?!

- Как тебе это нравится?

- Мне это совсем не нравится. Не зря меня вчера и сегодня мучили скверные предчувствия. Что собираешься делать?

- Сперва нужно всё толком разузнать. Пока мы со Строулом ждём  пред­ста­вителей службы безопасности. Кстати, они уже установили, что я не Ольсон Савицки, а Олег Савицкий. Хорошо, что ты сумел забраться в сервер полиции и подложил файлы обо мне. Теперь я на них буду ссылаться.

- Ссылайся без всякой опаски, там идеально выполнен каждый документик, комар носа не подточит. Обожди, сейчас вспомню, что я там сочинил… ага: имеются официально документированные свидетельства высоких чинов «Интерпола» о том, как молодого русского физика Савицкого по всему миру преследовала русская мафия. Кроме этого приложена директива повышенной секретности, согласно которой он получил австралийское гражданство и документы с видоизменённым именем в целях конспирации. Уверен, с этой стороны проблем не возникнет. Не будут же они и в самом деле разыскивать тех «интерполовцев», на чьи имена я ссылался. Им уже в то время было под шестьдесят, а с момента твоего поселения в Австралии прошло уже более четверти века. Не переживай, братишка, мы с тобой переиграем любые спецслужбы вместе со всеми полициями. Нашли на кого наезжать. Лучше бы, придурки, ловили настоящих террористов», - газета в руках Кирилла на секунду опустилась. Он посмотрел на окна второго этажа и, увидев в одном из них Олега, подмигнул ему. Затем снова прикрылся газетой и принялся за чтение.      

 

* * *

Первым царившее молчание в кабинете нарушил Олег.

- Долго же они спят, - сказал он Строулу.

- Кто – они, - не понял тот.

- Твои ребята из службы безопасности.

- Они не спят. Встали ещё в пять утра и, пока ты плёлся сюда на своей «Марии», захотели осмотреть остров. Я им свой «Мицубиси» дал.

- Мальчики так любят девственную природу? Ты бы им позвонил, напомнил, что пора приступить к своим обязанностям, что в твоём кабинете их поджидает свирепый террорист.

- Звонил, - в голосе Бреда Строула звучало уныние. – Мальчики заехали на дальний мыс и там у них заглох двигатель - мне опять привезли бензин с какой-то химической дрянью. Вот времена настали, машин полно, а ездить не на чем. Скоро всем нам придётся сесть на велосипеды.

- Что поделать, Бред. На планете энергетический кризис. Значит, твои гости возвращаются пешком? К вечеру, возможно, появятся здесь.

- Они появятся уже сейчас. Я за ними рыбаков послал, оттуда путь морем гораздо короче.

Словно подтверждая последнюю фразу Строула, со стороны набережной на площадь вышли трое мужчин, одетых в светлые брюки и летние рубашки с короткими рукавами. Поглядывая на по-прежнему стоявших у окна Олега и губернатора Лорд-Хау, они торопливо вошли в здание. Из приёмной послышались голоса и через несколько секунд дверь открылась.

- Мистер Строул, здесь к вам… - попыталась доложить своему патрону растерянная миссис Кейн.

Один из мужчин аккуратно отодвинул её в сторону, и троица без приглашения вошла в кабинет.

- Я знаю, миссис Кейн, можете идти, - сказал Строул. 

Секретарша вышла. Мужчины остановились у двери и уставились на Олега. Он тоже с любопытством принялся рассматривать вошедших – ничего особенного, никакие не супермены, какими до сих пор принято представлять «рыцарей плаща и кинжала». Двое европейцев лет тридцати пяти, третий – азиат, постарше своих коллег возрастом, да и, скорее всего, званием. Европейцы ещё более-менее подтянуты, азиат же отягощён довольно-таки солидным брюшком. На подмышках его рубашки и на животе темнели мокро-солевые разводы пота.

- Ольсон Савицки, вы обвиняетесь в организации террористического акта, произошедшем девять дней назад в городе Сиднее, - с пафосом произнёс азиат и достал из нагрудного кармашка пластиковое удостоверение: - Я полковник службы безопас­ности Австралии Брайн Вонг. Мне и моим людям…

- Прошу прощения, полковник, я обвиняюсь или подозреваюсь? – перебил контрразведчика Олег.

- Подозреваетесь, - после непродолжительного раздумья ответил тот. – Я и мои люди уполномочены задержать вас. Потрудитесь пройти со мной на катер, и не заставляйте нас прибегать к силе. Извините, но вас придётся обыскать.

Один из парней-европейцев подошёл к Олегу и, сноровисто ощупав его костюм, забрал телефон.

- Куда вы хотите меня везти?

- В Сидней, - полковник Вонг взялся за ручку двери. – Пойдёмте.

«Хороша перспективка», - Олег продолжал стоять у окна. Он был невиновен и, естественно, мысли не мог допустить, что у контрразведчиков есть какие-либо серьёзные мотивы подозревать его в терроризме. Правда, всё может быть. Хотя бы происки недругов и завистников, которые у профессора Савицки имелись и в Сиднее, и в Канберре. Но, что ни говори, Австралия – это правовое государство. Можно нанять независимых высококлассных адвокатов и те докажут, что он хоть и русский, много лет живший с изменённой фамилией, но далеко не террорист. В конце концов, можно самому как следует «пообщаться» со следователями и запросто «уверить» их в своей невиновности. Однако предстоящая поездка на континент – это потеря драгоценных дней, может быть, даже недель. Тратить время впустую из-за чьей-то тупоголовости или клеветы не хотелось. Загипнотизировать всю троицу и отправить на континент без него? Элементарно можно, но нельзя - не хватало ещё, что бы контрразведка догадалась, что подозреваемый владеет приёмами экстрасенсорики. Да и надолго ли отсылка команды этого полковника решила бы возникшую проблему? Наоборот, скорее бы усугубила. Нет, ломать копья, идти на конфликт с представителями ASIO никак нельзя – всё-таки самая главная спецслужба Австралии.

- Я жду вас, Савицки, - напомнил полковник Вонг.

- Прежде чем вы меня отвезёте в Сидней, я хотел бы узнать, почему вы подоз­реваете именно меня в организации теракта, - чтобы найти оптимальное решение для выхода из создавшейся ситуации, Олег попытался выиграть хотя бы несколько минут.

- Я не уполномочен объясняться с вами, - полковник был непреклонен. – Вы всё узнаете завтра утром в нашем ведомстве.

- Ну же, мистер Вонг, почему вы так строги? – Олег обаятельно улыбнулся и стал вводить полковника в транс.

            - Я повторяю, Савицки, завтра утром… хотя,.. – узковатые глаза Вонга ещё больше сузились, на его полном лице заиграла ответная улыбка. – Хотя, почему бы и не удовлетворить вашу просьбу? Мистер Строул, не будете возражать, если мы на непродолжительное время воспользуемся вашим кабинетом?

Подчинённые Вонга обменялись удивлёнными  взглядами. Губернатор Лорд-Хау, тоже немало удивлённый этим неожиданным проявлением мягкотелости сурового контрразведчика, молча указал на стулья:

- Прошу.

- Я рад, что мы пришли к взаимопониманию, - первым на стул опустился Олег.

Напротив него сел полковник, его же парни остались столбами торчать у двери. Строул продолжал опираться нижней частью спины на пластик подоконника.

- Что, профессор, надеетесь доказать беспочвенность наших обвинений? – спросил Вонг, начиная разговор.

- Подозрений, полковник, пока ещё только – подозрений. И готов биться об заклад, я эти подозрения без труда развею, как восходящее солнце утренний туман.

- Попробуйте, Савицки. Вопрос первый: скажите, почему поселение на острове Веры такое странное?

- Чем же оно странное, полковник?

- Девяносто девять процентов австралийцев уже живут с вшитыми в тело инфо­чи­пами. Ваши же поселенцы, как и вы сами, отказались их вшивать. Всем известно, что такой чип отлично контролирует состояние здоровья и гарантирует защиту человека от бандитского похищения….

- Всем известно, что наличие такого чипа даёт возможность  контролировать не только здоровье человека, но и все его перемещения. Вшитый чип - это отличная возможность для спецслужбы следить за неблагонадёжным «объектом», даже когда тот сидит на унитазе или взбирается на любовницу. Не правда ли, полковник?

Жёлтое лицо контрразведчика потемнело:

- Не надо пытаться развязать со мной дискуссию. Решив сейчас поговорить с вами, я пошёл на уступки, а вы стараетесь загнать меня в угол? Боюсь, нашу беседу придётся перенести на завтра и в Сидней.

- Извините, полковник - Олег понял, что несколько перегнул палку. – Никаких дискуссий, только ответы на ваши вопросы. Вы хотите знать, почему я отказался вшивать себе чип? Он мне не нужен: я привык своё здоровье контролировать само­стоя­тельно и бандитских похищений до сих пор не боялся. За двенадцать лет на нашем острове не случилось ни только похищения, но и ни одного правонару­шения.

- А ваши люди? Неужели все жители острова так консервативны и не хотят идти в ногу со временем?

- Поверьте, я никому из них не навязывал своего мнения. Возможно, они думают точно так же, как и я. Не знаю. В конце концов, у нас демократическое государство и если человек не желает, чтобы в его тело что-либо вшивали…

- Понятно, - полковник Вонг удовлетворённо хмыкнул. – Значит, не желаете. Ни вы, ни ваши подчинённые. Почему-то все законопослушные граждане мира, которым нечего скрывать, с радостью вшили в свои тела чипы. Воздерживаются лишь некото­рые индивидуумы, в том числе и те, кому есть что утаивать от правоохранительных органов… Ладно. Продолжим нашу беседу. Скажите, почему на острове Веры живут преимущественно выходцы из России? Что, в вашем институте могут работать только одни русские?

- А вы бы кому отдали предпочтение: русскому эмигранту, который просит за свой труд весьма умеренные деньги, или учёному-австралийцу, требующему за эту же работу в четыре-пять раз большую зарплату? Кроме того, русские – это мои сооте­чественники, и я считаю своим священным долгом в первую очередь предос­тавлять работу именно им.   

- Ага, вот вы и сами признались, - полковник Вонг указал пальцем в грудь Олега, точно целился в неё из пистолета. – Ваше настоящее имя и фамилия – Олег Савицкий. Вы – русский. Как вам удалось получить австралийское гражданство и стать Ольсоном Савицки?

- В молодости я вынужден был скрываться от мафии. При содействии Интерпола и австралийской полиции мне удалось получить австралийское гражданство. В целях конспирации при оформлении новых документов мои имя и фамилию изменили. Наверняка, такая организация как ваша ASIO имеет право сделать запрос в главное полицейское управление и получить все секретные материалы по этому вопросу.

На круглом лице полковника промелькнула тень досады:

– Хорошо, мы наведём справки. Когда вы получили австралийское гражданство?

- Уже давно, а точнее, - двадцать семь лет назад.

- От какой мафии вы скрывались?

- От русской.

- Подумать только! Значит, вы преследовались русской мафией и от неё спрятались в Австралии? Но почему же спустя десять лет вы вдруг перестали бояться её и сами полетели в Россию?

- Там у меня погибли родственники.

- Мать и её муж? Как видите, мы о вас уже знаем многое. Восемнадцать лет назад вы отправились в Санкт-Петербург, где действительно погибли ваши близкие. Вроде бы поездка идеально мотивирована. Но только ли смерть родственников была основной причиной для путешествия?

- Я вас не понимаю, полковник.

- А я объясню. Вскоре после возвращения из России ваш счёт пополнился двумя миллиардами долларов – сумма довольно-таки немалая. Нами установлено, что деньги эти получены от Ивана Брагина. А Интерпол, между прочим, считал этого господина одним из крёстных отцов русской мафии.

- Да, я получил два миллиарда долларов согласно завещанию Ивана Брагина. Жизнь иногда делает невероятные зигзаги, меняет свой курс на сто восемьдесят граду­сов: тот, кто хотел десять лет назад меня убить, решил стать моим спонсором. 

- Вы получили деньги, чтобы финансировать международные русские органи­зации, связанные с криминалом?

- В моём сейфе национального банка Австралии хранится выписка из завещания господина Брагина, которую я вам обязательно предоставлю, мистер Вонг. Прочитав её, вы узнаете, на какие цели мне были завещаны деньги. Кстати, завещание Брагина – это ещё одна причина, из-за которой я принимаю на работу только своих сооте­чественников.

 - Хорошо, мы ознакомимся с содержанием завещания. Когда вы в последний раз были на континенте?

- Я недавно вернулся из Сиднея - неделю назад.

- В какой гостинице вы останавливались?

- Обычно я предпочитаю «Миллениум», но там сейчас ремонт. Пришлось остановиться в «Медузе».

Полковник Вонг кивнул:

- Именно, что в «Медузе». Какова была цель вашей поездки?

- В университете проводился семинар, посвящённый…

- Да, мы установили, что ваш приезд совпал с проведением научного семинара. Мы даже знаем, что вы выступали на нём с докладом. Но вот что странно, профессор, за четыре дня до взрыва Башни на Маркет-Стрит вы останавливаетесь в той же самой гостинице, в которой за день до этого поселился Ашот Амбарцумян.

- Кто это такой?

- Конечно, не знаете?! А вы вспомните, это ваш соотечественник и террорист, расстрелявший Башню из ручного ракетомёта. В «Медузе» вы с ним жили на одном этаже, даже номера ваши располагались напротив.

Жаловаться на память Олегу не приходилось. Перед глазами сразу встал  черня­вый юнец, вышедший в гостиничный коридор из соседнего номера. Парень сильно торо­пился и, впопыхах поднимая с ковра оброненные тёмные очки, тихонько употре­бил крепкое исконно русское выраженьице, а затем быстро шмыгнул в двери уже закры­вающегося лифта. Олег спустился на другом лифте и поехал в университет, а вечером, после трёх суток пребывания в Сиднее, отбыл обратно на остров Веры. О трагедии на Маркет-Стрит, случившейся в полдень следующего дня, он узнал в море, находясь за двести миль от континента.

- Ну как, вспомнили? Сознайтесь, Савицки, вы его знаете.

- В гостиницах живёт множество разных людей, но это не значит, что я должен всех их знать. Я не знаю никакого Ашота Амбарцумяна и впервые о нём услышал толь­ко сейчас от вас. Он ведь уже арестован и…

- Откуда вы знаете, что он арестован?

- О том, что террорист вчера пойман, напечатано в сегодняшних газетах. Допро­сите его и вы поймёте, что ни я, ни мои подчинённые…

- Допрос пока не возможен. При задержании Амбарцумян оказал сопротивление и был тяжело ранен. Сейчас он находится в критическом состоянии.

- Чёрт побери. И надо же было мне остановиться в этой «Медузе», будто в Сиднее нет других гостиниц? - вырвалось досадливо у Олега. Он не удержался и хлопнул себя по коленям.

От этого резкого движения подчинённые полковника напряглись и подались впе­рёд. «Чёрт побери, - повторил Олег уже мысленно. Обычно ему удавалось контро­лировать эмоции. – Что это за нервные вскрики? Что за всплески ручонками? Я, ка­жется, начинаю терять самообладание? Откуда такое раздражение? Ну-ка, немедленно успокоиться!» Но странно, спокойствие не приходило. Наоборот, росло безотчётное беспокойство. «Подумаешь, проехаться в Сидней и поговорить со следователями. Ну, потеряю несколько дней, может быть, неделю. Ничего страшного», - Олег заставил себя беззаботно улыбнуться и спросил:    

- Скажите, полковник, неужели я выгляжу таким дураком?

- Почему же дураком?

- Какой мало-мальски думающий законспирированный резидент-террорист бу­дет открыто поселяться в одной гостинице со своим исполнителем накануне планиру­емой акции? В Сиднее полно укромных мест, где можно назначить встречу.

- Всё это так, профессор. Но факты упрямая вещь. Согласитесь, слишком много случайностей и совпадений. Русский террорист почему-то жил рядом в одной гости­нице с австралийским учёным-физиком. Что тут такого? Вроде бы ничего. Но в част­ном институте этого физика почему-то работают одни русские. Русские, как и тер­рорист! Причём институт находится на отдельном Богом забытом острове. Почему про­фессор и его люди решили жить на острове? Странно? Очень странно! Мы стали наво­дить справки о профессоре, и вот наш повышенный интерес к нему сменился недо­у­мением: оказывается, его брат –  эмигрант из России, его жена – тоже русская. Так кто же он такой – этот Ольсон Савицки?! Оказывается, он вовсе не Ольсон Савицки, а Олег Савицкий! Как же этот Олег стал гражданином Австралии? Совершенно непонятно. А разве понятно, почему господин Брагин передал ему два миллиарда долларов? А упорное нежелание вшить чип? Если всё это вместе сложить, получается неприглядная картина, тут уж недоумение уступает место подозрению, - на губах полковника Вонга появилась ответная, но ехидно-ласковая улыбка. – Поверьте, Савицки, лично против вас я ничего не имею. Возможно, вы  ни в чём и не виноваты. Возможно, вы и не террорист. Но моё руководство просто-таки уверено в том, что взрыв Башни на Маркет-Стрит – дело рук русских с острова Веры. Так что вам придётся поехать с нами.

«Никуда не денешься, придётся ехать», - Олег и сам уже смирился с этой мыслью, даже пошёл бы сейчас на катер службы безопасности с радостью, лишь бы пропало такое острое и непонятное беспокойство. Оно обволакивало сознание, оно давило, оно продолжало возрастать, причиняя почти физическую боль.

- Пойдёмте, Савицки.

- Сейчас, мистер Вонг, - Олег прижал к вискам пальцы и попытался разобраться в этих ощущениях. – Одну минуту.

- Вам плохо? – участливо спросил полковник, поднимаясь со стула. – На нашем катере имеется врач. Всего несколько сотен метров до причала и…

Дверь распахнулась от удара, едва не зашибив одного из стоявших возле неё контрразведчиков.

- Сделайте что-нибудь! – закричал Кирилл.

Он ворвался в кабинет, обвёл всех присутствующих диким взглядом и остановил его на полковнике:

- Я прошу, быстро свяжитесь с командованием ВВС, пусть они уговорят этого сумасшедшего вернуться. Быстрее, дорога каждая минута.

Подчинённые Вонга кинулись к Кириллу с двух сторон, но он даже не заметил их и закричал уже по-русски, обращаясь к брату:

- Он уже близко! Неужели ты ничего не чувствуешь?!

Олег вскочил, опрокинув стул. Теперь он всё понял! Причина того беспокойства, что росла в них с Кириллом со вчерашнего вечера и сейчас должна воплотиться в жут­кую реальность, мгновенно вспыхнула в сознании, заполнила каждую клетку ужасом, вырвала из груди хриплый стон:

- Нет, только не это.

Азиатские глаза Вонга испуганно округлились. Но реакция у полковника всё же оказалась отменной. Он быстро отпрыгнул в угол кабинета и выхватил из кармана брюк  пистолет:

- Не двигаться, Савицки. Какая муха вас укусила? Что это за придурок сюда ворвался? Стоять, стрелять буду!

Не обращая внимания на полковника, Олег кинулся к столу и схватил телефон. Сбивчиво произнёс нужные цифры. Трубка ответила неторопливым попискиванием автоматического набора. Он повернулся к двери, возле которой агенты безопасности держали Кирилла:

- Отпустите! Отпустите его, я сказал!

Подчиняясь этому неожиданному приказу, ничего не понимающие парни неволь­но ослабили хватку и Кирилл легко стряхнул их с плеч.

- Кирюха, звони Ирине, звони в институт. Мы должны успеть.

Из динамика телефона зазвучал первый сигнал вызова.

- Машенька, быстрее,.. – взмолился Олег вслух.

- Алло! - На экране телефона возникло лицо Маши, её очерченные помадой пухлые губы улыбались.

- Машенька, ничего не спрашивай, я потом всё объясню, - Олег старался говорить спокойно, но зубы стучали, словно в лихорадке. – Быстро в школу, выводи Димку и всех детей в лес подальше от посёлка. Бегом, Маша!

- Ирина, хватай Игорька и быстро в лес. Немедленно, слышишь?! Все кого сейчас встретишь, пусть бегут в лес, - услышал он рядом отчаянный крик Кирилла.

В трубке послышался нарастающий шум.

- Олег, я тебя плохо слышу, - сказала с экрана Маша. – Здесь какой-то гул. Похоже, что самолёт. Точно самолёт. Сделал полукруг и летит сверху вниз прямо на нас, будто хочет совершить посадку. Олег, он...  

Телефонный динамик оглушительно взревел и смолк, а на экране воцарился серый мерцающий фон.

 

 

Глава 3.

 

Путь от Лорд-Хау до острова Веры занял около трёх часов. Пока скоростной военный катер глотал морские мили, полковник Вонг держал связь со своим началь­ством, нервничал и курил сигарету за сигаретой. Олег и Кирилл не задавали ему ника­ких вопросов. Они всматривались в его хмурое лицо и просто считывали мысли контр­разведчика. Оба понимали, что никаких шансов увидеть своих близких живыми нет. Полковник долго не решался сказать им об этом и упорно молчал. Когда на горизонте показались очертания горы острова, он всё-таки  заговорил: 

- У меня для вас плохие известия… очень плохие. Вот что мне сообщили: сегод­ня в десять часов утра майор ВВС Питер,.. впрочем, какая разница, как его зовут… В общем, вместо того, чтобы согласно предписанию начать обычное патрулирование воз­душ­ного пространства, этот лётчик взял курс на один из островов района Лорд-Хау,.. то есть на ваш остров. В боекомплект самолёта «Буфало-110» входили вакуумные ракеты «воздух-земля», - полковник закурил очередную сигарету и отрывисто продолжил: - Без санкции командования пилоту удалось снять электронную блокировку системы пуска. Спутники космического слежения зафиксировали на острове взрывы большой мощности. Я понимаю, как вам тяжело об этом слышать… Лётчик тоже погиб – самолёт пропал с радаров диспетчеров сразу после пуска ракет. За минуту до этого майор вышел в эфир и сказал: «Это моя месть за Дору и детей. Я ухожу к ним». Наша служба уже установила, что у него девять дней назад при взрыве Башни на Маркет-Стрит погибли жена и двое дочек…

- Пусть ваша служба установит, почему майор для мщения выбрал именно наш остров, - сказал Кирилл.

- Я не понимаю вас.

- Вы меня прекрасно поняли. 

Полковник Вонг побагровел, но всё же вынужден был признать правоту Кирилла:

- Не исключено, что из нашего ведомства или ведомства военной разведки, а может и по линии полиции, произошла утечка какой-то информации. Мы это выяс­ним… Мне очень жаль, мистер Савицки и мистер Афанасьев…

Спустя семь часов после трагедии с континента на остров Веры прилетели два вертолёта департамента чрезвычайных ситуаций, а к вечеру следующего дня пришло судно-спасатель. Но спасать было некого. Посёлка русских физиков больше не сущест­вовало. На его месте плескалось море, равнодушно рассеивавшее по бескрайним водным просторам древесное крошево, полуобгоревшие обрывки бумаги и клочки одежды. Часто из воды выныривали острые треугольники плавников – белые акулы за много миль чувствовали кровь и их стаи рыскали в окрестностях изменившего очертания острова. О подножье горы в его центральной части теперь бились волны, а вся ещё вчера такая буйная растительность превратилась в чёрный дымящийся пепел.

Полтора дня понадобилось спасателям, чтобы найти и погрузить на борт корабля основные части самолёта. Среди обломков «Буфало» были найдены и два «чёрных ящика». Тело лётчика, как и тела кого-либо из ста шести жителей посёлка обнаружить не удалось. Выполнив свою миссию, судно пошло на Сидней.

- Я сочувствую вашему горю, - с угрюмо скорбным выражением на лице обратился полковник Вонг к Олегу. – Но нам тоже пора. Мы уже навели справки в архивно-статистическом отделе полицейского управления и выяснили, при каких обстоятельствах вы стали гражданином Австралии. Однако есть и другие неясности… Надеюсь, мистер Афанасьев поедет в Сидней вместе с нами.

Все эти трое суток братья пребывали в молчаливом заторможенном оцепенении и странном неестественном спокойствии, словно забивали своё горе сильнейшими транк­вилизаторами. Невосполнимая утрата, тяжёлым бременем давила на обоих, но им не хотелось говорить об этом ни с кем, даже друг с другом. Лишь когда изуродованные, чёрные от пепла остатки острова Веры остались далеко позади, Кирилл нарушил их негласное табу.

- Мне не надо было идти с тобой на Лорд-Хау, - сказал он. – Лучше бы я остался с ними.

Олега и самого терзала подобная мысль. Жить без Маши и Димки не хотелось. Может, и в самом деле было бы лучше разлететься на кусочки, сгореть вместе со своей семьёй, друзьями и коллегами во взрыве вакуумных ракет? Но судьба в очередной раз зачем-то сохранила ему жизнь. Спасла и Кирилла. Значит, нужно им обоим перебороть себя. Значит, им нужно жить.

 

* * *

 

Пока шло разбирательство, его не держали за решёткой или под стражей. С ве­дома полковника Вонга он и Кирилл сняли небольшой коттедж на морском побережье в тихом пригороде Сиднея. «Марию» через неделю после трагедии на острове Веры привёл сюда с Лорд-Хау её экипаж - капитан и два матроса. Понимая, что работы для них у Олега и Кирилла больше не будет, моряки вернули хозяевам яхту и попросили расчёт. С того дня «Мария» стояла у причала всего в трёхстах метрах от коттеджа. 

Из-за топливного кризиса машин по городу ездило мало, а в этот район они в последнее время вообще не заезжали. Но, к удивлению местных жителей, одновремен­но с поселением новых постояльцев, на их улице появились сразу два  легковых авто­мо­биля – это спецслужбы установили рядом с домом Олега круглосуточное дежурство.

Почти ежедневно следователи ASIO и ONA вызывали его в свои кабинеты для дачи показаний. Так продолжалось три недели, пока работники австралийских разведок полностью не убедились в том, что подозрения в причастности профессора Савицки к терроризму совершенно не обоснованы. Тяжелораненого при задержании Ашота Ам­бар­цумяна – боевика запрещённой организации «Карающий Марс», медикам удалось спасти. Под воздействием «сыворотки правды» преступник назвал всех своих сооб­щни­ков и руководителей. Естественно, в его показаниях не фигурировал ни сам Олег, ни какой либо другой русский с острова Веры.

Напоследок Олега вызвал генерал из ASIO – худощавый и благообразный мужчина лет шестидесяти. Произнося извинительный монолог, он разводил руками и виновато покачивал седой головой с идеально уложенной причёской:

- Ещё раз выражаю свои соболезнования и прошу у вас прощения, профессор. Терроризм – бич нашей современности, напасть, болезнь, божья кара. С вас сняты все обвинения, и вы от нашего ведомства получите денежную компенсацию за моральный ущерб. За гибель родственников… какой страшный случай, в голове не укладывается… вам и вашему брату положена крупная сумма, но уже не от нас. По поводу этих выплат обратитесь в департамент военно-воздушных сил. Ещё должен сообщить, что наш коллега из ONA - полковник Марони пойдёт под суд. Это он выболтал секретную инфор­мацию своему зятю – майору ВВС Питеру Картеру, в результате чего тот узнал нашу рабочую версию о причастности Ольсона Савицки и его русских поселенцев к взры­ву Башни на Маркет-стрит... узнал нашу ошибочную версию. Сработал чело­ве­ческий фактор, у майора эмоции возобладали над рассудком – и вот такое горе. М-да... Полковник Вонг докладывал мне, что за минуты до трагедии вы и ваш брат вдруг почувствовали её приближение и даже звонили своим близким. Это правда?      

- Правда, - Олег уже отвечал на этот вопрос следователям.

- Неужели у вас обоих такая предрасположенность к эстрасенсорике? Чудесный дар природы необходимо развивать. Мы проводим исследования в этой области, не желаете поработать у нас, профессор?

- Я люблю работать над тем, что мне интересно.

- Космический лифт? Скажу честно, мы консультировались с ведущими физи­ка­ми – вашими коллегами. Все они называют вас мечтателем, а ваши исследования пус­той тратой времени. Займитесь, наконец, реальным делом, профессор. У нас в перспек­тиве вы сможете возглавить целую лабораторию, я уж не говорю о тех благах, которые…

- Спасибо, генерал. Ваши подчинённые мне уже предлагали работу и сулили блестящие перспективы, но у меня другие планы.

- Очень жаль. Мистер Афанасьев тоже отказался. Мне доложили, он занимался анализом развития нашей цивилизации. Как обидно, что все результаты его работы погибли, точно также как и ваши фантасмагорические изыски в области магнетизма и космоса. Но вы, как директор института, должны знать, хотя бы в общих чертах, основ­ные перспективы будущего? Может, познакомите меня с ними. Вы не торопитесь?

Нет, Олег не торопился. После гибели семьи и института, он точно также как и Кирилл, вёл однообразную скучную жизнь, и времени у него было предостаточно.

- Извольте, хотя перспективы эти довольно-таки безрадостны. Тенденции к дальнейшему дроблению на маленькие местечковые конфедерации становятся всё более очевидными. Вы ведь без всяких моих прогнозов понимаете, что Соединённые Штаты Америки – это уже не государство. Год, два, максимум, пять лет – и оно окон­ча­тельно развалится на отдельные штаты. Причём, вполне вероятно, что эти штаты будут к друг другу крайне враждебно настроены.

- Да, кто бы мог подумать, что такое мощное государство развалится всего за несколько десятков лет, как и Россия.

- Россия и бывшие страны Союза развалились на мелкие автономии из-за гра­би­тель­ской политики своих чиновников и, как следствие этого, окончательного обни­ща­ния своих граждан. Крушение США как великой державы вызвано другими причинами. Ещё в начале века Патрик Бьюкенен и некоторые другие американские сенаторы пре­дуп­реждали об угрожающем демографическом росте цветного населения в стране, но их тут же обвинили в апартеиде. Хотя уже тогда из южных штатов – из Техаса и Аризоны, спасаясь от наплыва мексиканцев, начало постепенно уезжать вглубь страны белое население. Потом богатые американцы европейского происхождения стали эмиг­ри­ровать в Австралию и у Штатов появились финансовые проблемы. И не только фи­нан­совые. В общем, колосс оказался на глиняных ногах. Остались жалкие остатки былой мощи США и громадные запасы плохо охраняемого оружия, при­чём, даже ядерного. У вашего ведомства ведь тоже имеется аналитическое бюро, генерал. Хотя уже без всякой аналитики ясно, что террористи­ческие организации уже получили доступ к любым самым мощным средствам убий­ства.

- Мои эксперты тоже так считают, - генерал в задумчивости подпёр подбородок. – Как, по вашему мнению, профессор, терроризм ещё можно победить?

- Уже нет. И причин этому предостаточно.

- Например?

- Например, исчезновение среднего класса и всё большее расслоение общества на богатых и бедных, возрастаю­щее число психических заболеваний от неврозов и нар­ко­тиков, религиозный фанатизм, энергетический и экономический кризисы. Но самая главная причина, как мне кажется, человечество пошло не по тому пути развития.

- И если следовать по этому пути далее, что произойдёт? Катастрофа? Армагед­дон?

- Скорее не Армагеддон, а постепенное увядание человечества. Нефти уже нет. Значит, транспортная связь между континентами и даже сравнительно недалёкими друг от друга регионами скоро затухнет. Ограниченные в перемещении сообщества людей будут жить в своём автономном мирке, общаясь с соседями посредством радиосвязи или через Интернет, если он ещё останется. Появятся бродячие вооружённые до зубов шайки, совершающие грабительские набеги. В общем, жизненный уклад скатится назад в эпоху пусть и видоизменённого, но феодализма. А там кто знает, возможна и дальней­шая деградация.

- Что вы имеете в виду?

- По одной из основных теорий прошлого эволюция и труд создали человека из обезьяны. Но существовала и не очень-то популярная противоположная теория. Сог­лас­но ей, обезьяны произошли от человека. Якобы все наши меньшие братья: макаки, шимпанзе и гориллы являются потомками первобытных людей, которые в силу каких-то обстоятельств лишились возможности трудиться как умственно, так и физически. С течением времени эта ветвь человечества деградировала до уровня обычных животных.

- Профессор, ваши прогнозы чересчур мрачны.

- Очень мрачны, генерал. Я был бы только рад, если бы мои выводы о предстоящем закате человеческой цивилизации оказались ошибочны. Но, к сожалению, это ещё не всё.

- Я вас внимательно слушаю.

- У всей планеты в целом перспективы тоже далеко не радужные. Вы уже знаете, как за последние десятилетия изменился климат из-за загаженности атмосферы угле­кис­ло­той и расширяющихся озоновых дыр. Всего за пять лет среднегодовая темпера­тура на Земле увеличилась на одиннадцать градусов.

- Я уже наслышан о потеплении и об образовавшихся экваториальных течениях в океане, достигающих Антарктиды и Арктики. Но пока их льды растают, пройдёт не одна тысяча лет.

- Позвольте не согласиться с вашими сроками, генерал. Мой брат создал програм­му, контролирующую процессы, происходящие в земной коре. По расчётам на базе этой программы в течение ближайших лет рельеф материка Антарктида подверг­нет­ся крупным изменениям, даже вулканы там возникнут. 

- Вы хотите сказать, что раскалённая лава растопит льды Антарктиды? Но этого не может быть! Мы консультировались с авторитетными учёными и они в один голос утверждают, что все эти сплетни о вулканах Антарктиды – чушь собачья.

- Авторитетные учёные в один голос утверждали, что нефти хватит ещё, как мини­мум, на сто пятьдесят лет. На сколько её хватило фактически? Я не собираюсь снимать с вас розовые очки, генерал. Продолжайте смотреть сквозь них. Но спецы из «Investment Resources Group», также занимающиеся прогностикой, пришли точно к тако­му же выводу, что и работники моего института – вероятность крупных сейсмо­движе­ний в Антарктиде в ближайшее время более чем высока. Пусть мои слова и прозвучат с театрально-трагическим пафосом, но вроде бы поначалу маленький, не очень заметный комочек природных бедствий, по неразумению своему спровоцированных самим же чело­вечеством, стремительно набирает скорость, растёт как на дрожжах, и очень скоро может превратиться в лавину глобальных катастроф.

- Почему вы считаете, что их спровоцировало человечество?

- Пока это недоказуемо, но мысли тоже материальны, как мы и всё окружающее нас. Энергия злых мыслей не пропадает бесследно. Она суммируется, накапливается, порож­дает ответное зло в нашем реальном мире, в том числе и в виде природных катак­лизмов. Бессмысленными войнами и бездумной тратой ресурсов Земли человечество уже создало немало отрицательной энергии, которая в конечном итоге вернётся к нему бумерангом.

- Я понимаю, у вас горе, профессор, отсюда и весь ваш пессимизм.

- Я бы очень хотел ошибиться в своих оценках, генерал, - Олег встал с кресла. – Не смею больше обременять вас своим присутствием. 

В процессе беседы он наблюдал за мыслями собеседника. По её окончании руко­водителю разведки явно было уже не по себе. Представляя возможные ужасы недалё­кого будущего, генерал думал о том, что ждёт его пятилетнего внука и, словно малень­кий ребёнок, не желающий слышать неприятное и страшное, очень хотел закрыть ладонями уши. 

 

* * *

 

- Тик-так ходики, - пробормотал Олег, рассматривая себя в зеркале. – Мои года – моё богатство. 

Хоть ещё и не сильно стар – пятьдесят лет не возраст, но время потихоньку брало своё. Да и трагическая нелепица, отобравшая жену и сына, отметила лицо дополнительными морщинами, добавила в волосы серебра. Можно было бы заняться внешностью и с помощью упражнений из тетради «омолодить» себя, однако зачем? Выступать на конкурсах красоты он не собирался.

- Собой любуешься? – сзади подошёл Кирилл и шутливо хлопнул брата по плечу. – Ты ещё крепкий старик, Ольсон.

- Это кто здесь – старик? – Олег резко повернулся и перехватил его руку.

- Сдаюсь, сдаюсь, - заорал благим матом Кирилл, попав в борцовский захват. – Отпусти, медведь.

- Силён ты, однако, - сказал он через минуту, почёсывая локтевой сустав. –  Не руки, а клещи. Пойдём, прогуляемся. И вообще, хватит мхом покрываться. Сидим с тобой взаперти, как два монаха в келье.

- Куда пойдём?

- Поехали в центр... или вот что… давай выйдем в море. И сами развеемся, и «Марию» по волнам погоняем. Застоялась она у нас.

Они по-прежнему жили в арендованном коттедже, возле которого уже два месяца не дежурили автомобили спецслужб. Изредка выбирались в центральную часть Сиднея, иногда совершали пешеходные прогулки по берегу моря. Но, в основном, затворниками сидели в своих комнатах, каждый в одиночестве переживая постигшее их несчастье. Дни тянулись тихо и спокойно, медленно и тягуче, как тесто, приклеившееся к рукам нерадивой хозяйки. Возможно, такое безбедное, размеренно сонное существо­ва­ние вполне бы устроило обычного обывателя, однако почти трёхмесячная бездеятель­ность стала тягостна для обоих. Постепенно в них вновь начал пробуждаться интерес к жизни.     

В первые часы морской прогулки им пришлось довольно трудновато – по морю гуляли большие волны, а опыт в управлении яхтой у них был небольшой. Но к вечеру они уже полностью освоились и вели «Марию», словно заправские моряки. Яхта резво шла под парусами, да и разряженные за время многодневного стояния аккумуляторы уже подзарядились и во всю свою пятнадцатикиловатную мощь вращали винты.

- А слабо, брат, отправиться в кругосветку? – спросил Кирилл. Он поднялся на палубу и протянул стоявшему у штурвала Олегу кружку с кофе. – Экипаж: ты, да я, да мы с тобой. Яхта у нас – будь здоров, выдержит любой шторм. Хоть и не слишком быстроходна, зато надёжна и не нуждается в горючем. Если заблудимся, прибегнем к услугам спутника-навигатора. Запасёмся провизией, наберём побольше пресной воды и по морям, по волнам, нынче здесь, завтра в...

- В Питере, - подсказал ему Олег.

Он поднёс ко рту парующую кружку и сделал глоток. Кирилл уставился на него пытливым взглядом и посерьёзнел:

- В Питере?

- Пора, Кирюха. Строительство будет длиться не один год. Самолётом сейчас стало слишком опасно летать, да и какие уже полёты в Россию. Отправимся в путь на «Марии» - совместим приятное путешествие с нужным. А чтобы исключить влияние форс-мажоров, лучше иметь запас времени побольше.

- Значит, в Россию? А как же Австралия?

- Здесь нас считают фантазёрами. Это их право, а навязывать своё мнение я никому не собираюсь. К тому же, как ни крути, Россия – это наша родина, и ты не хуже меня знаешь, где самое идеальное место на земном шаре для строительства.

- Знаю. Там, где находится северный магнитный полюс. Но сейчас он стал быст­ро перемещаться, мчится со скоростью почти сто километров в год. По-моему, он уже в районе Архан­гельска?

- Севернее Архангельска, но движется строго на юг и года через два вступит на материк. Идти нам на яхте в Архангельск вокруг Норвегии слишком рискованно и холодно. По-моему, Питер – самый оптималь­ный вариант… Возьми-ка, Кирюха, подержись за баранку.

В их разговоре наступила пауза. Кирилл встал за штурвал. Олег небольшими глотками смаковал кофе. Он допил и понёс кружку назад в камбуз, оттуда уже мысленно спросил:

- Ты согласен?

- В Питер, так в Питер, - сразу же «ответил» Кирилл.

Так они приняли решение вернуться домой – в Россию.

Полагая, что все труды института Ольсона Савицки безвозвратно пропали, генерал австралийской службы безопасности заблуждался. От взрыва вакуумных ракет в прах разлетелись посёлок и ценное оборудование, погибли люди. Но результаты труда русских физиков не были уничтожены – Кирилл регулярно отправлял в сеть для хранения файлы со всеми мало-мальски ценными разработками. Документация по строительству космического города и лифта к нему хранилась в виртуальном депозитарии и ждала своего часа.   

- Только давай перед кругосветкой зайдём на остров, с нашими попрощаемся, - вслух сказал Кирилл, когда Олег снова появился на палубе.

 

 

Глава 4.

 

Две недели готовились они к путешествию. Наряду с этими сборами, после долгих раздумий и колебаний Олег всё-таки посчитал своим долгом связаться с секретариатом правительства Австралии и сообщить, что работа его частного инсти­ту­та над созданием космического лифта успешно завершена и он готов предоставить прави­тельственной комиссии все материалы по этому проекту. Но реакция учёной эли­ты по-прежнему оставалась крайне скептичной: использование магнит­ной силы Земли для подъёма в космос - это утопия, сейчас перед человечеством стоит проблема выживания, а несносный фантазёр Ольсон Савицки в очередной раз затеял мышиную возню - после гибели своего института решил у государства выклян­чить денег на свои сумасбродные идеи.

- Не хотите, как хотите, - подвёл итог Олег своим напрасным потугам. – Очень трудная это работа - из болота тащить бегемота. Возможно, у вас есть другие пути решения проблемы выживания человечества.

В середине мая «Мария» снова вышла в море и отправилась на запад к острову Веры. Там на его вершине братья установили памятник всему погибшему здесь русско­му посёлку – большой православный крест, сделанный по заказу из сверхпрочного пластика в припортовой мастерской Сиднея. Пробыв на острове два дня, Олег и Кирилл проигнорировали приглашение Бреда Строула погостить у него на Лорд-Хау и пошли по Тасманову морю на юг. Через неделю «Мария» повернула на запад и, обойдя австралийский континент, стала пересекать Индийский океан. Первое июля братья встре­тили уже в Атлантике, а вечером тридцать первого августа, завершая этот почти круго­свет­ный вояж, вошли в устье Невы.

 

* * *

 

- Что-то не слышно с берегов приветственных криков, не видно городскую адми­нист­рацию с хлебом и солью, не машут платочками и цветами храбрым путешествен­никам восторженные поклонницы, - пошутил Кирилл.

- Обойдёмся и без пышных церемоний, - ответил Олег, расстилая на палубе для просушки снятые паруса. – Мы люди скромные. Правь к Петровской набережной, там лодки стоят.

Тихонько урча моторами, «Мария» направилась к берегу и ткнулась носом в один из причалов.

Первым, кто встретил их на родной земле, был небритый молодец в камуфляже с серебристой надписью на спине «Чайка».

- Это частная собственность, - сурово оповестил он и, многозначительно поло­жив правую руку на предохранитель автомата, пожелал: – Попутного ветра, ребята. Дуйте отсюда.

- Вот тебе и пышная церемония, - сказал  Кирилл Олегу и ласково улыбнулся охраннику: - Мы издалёка. Три месяца в Питер шли.

- Да хоть три года, мне пофиг. У нас вчера две лодки стибрили.

- Но это ведь не мы. Нам твои корыта даром не нужны.

- На вас не написано: нужны или не нужны. Когда наводнение, всем нужны. И вообще, хватит дискуссии разводить. Валите отсюда, я сказал.

- Слушай, служивый, - включился в разговор Олег. - Мы тибрить ничего не будем. Наоборот, нашу красавицу у вас хотим поставить, и не бесплатно.

Охранник несколько смягчился:

- Вон хозяин идёт. Если он разрешит… А мне пофиг.

Естественно, увидев австралийские доллары, хозяин, такой же небритый и в камуфляже, как его работник, разрешил.

- Велл ком ту Раша, - продемонстрировал он в улыбке белоснежно-прорези­нен­ные зубы. - Добро пожаловать в Россию. Мы рады гостям. Только станьте вон к тому причалу. Там и место получше, и безопаснее.

 

* * *

 

Город ещё жил. Хоть и с перебоями, но последний работающий блок Ленин­град­ской АЭС в Сосновом Бору и десять солнечно-ветровых станций вырабатывали элек­тро­энергию для остатков работающей промышленности и жилых зданий. Магазины торговали, в основном, местной продукцией - химическими продуктами и одеждой кон­сор­циума «Ладогаорганикс». Денежные операции обеспечивались двумя сравнительно круп­ными банками, для приезжих имелись даже четыре гостиницы.

Город ещё жил, но походил на измождённого болезнями и старостью человека, дни которого уже сочтены. Славный Санкт-Петербург, краса и гордость россиян, сильно одряхлел и, словно в отместку людям и обстоятельствам, доведшим его до тако­го состояния, старался оправдать своё название - «Северная Венеция» и побыстрее скрыть свои всё прогрессирующие недостатки под водой. Это Балтийское море с каж­дым годом расширяло свои владения, отчего городские наводнения стали привычным делом. С архитектурно-исторических шедевров облетала штукатурка и позолота, добрая половина домов была нежилой и зияла пустыми глазницами выбитых окон, в туннели метро могли спуститься только водолазы, по когда-то оживлённым улицам, проспектам и площадям не катили вереницы автомобилей, не гуляли ватаги любозна­тель­ных туристов, не сверкали разноцветной иллюминацией рестораны и витрины супер­маркетов.

- Унылая пора, очей очарованье, - с горечью вспомнил Олег строчку Пушкина.

Он смотрел на полуразрушенный девятиэтажный дом, мимо которого их вёз велорикша.

- Такое «очарование» очам видеть совсем не хочется, - ответил Кирилл. – В этом доме детское кафе было. Мы здесь с мамой и папой мороженое часто ели. Господи, неужели, это наш Питер?

- Вы что, господа, местные? – рикша - худощавый парень лет двадцати пяти, не прекращая крутить педали, на секунду оглянулся.

- Когда-то были местными, - ответил ему Олег.

 – Значит, тоже петербуржцы? А я смотрю на вашу одёжку – прикид у вас иностранный. Наши в таком уже давно не ходят. Сразу видно, что вы из-за границы. Во­время решили прокатиться. Неделю назад здесь только на лодке можно было прое­хать. А сейчас – хоть пешком гуляй. Только вы пешком не гуляйте, особенно вечером. Наша шпана в момент ограбит и разденет, менты тоже могут. Так что вы не сильно по городу-то рыпайтесь – очень опасно.

- Мы и сами очень опасны, - на всякий случай сказал Кирилл.

Рикша снова оглянулся на своих ездоков и скользнул по ним настороженно оценивающим взглядом.

- Не бойся, мы в водителей мирного транспорта не стреляем, - успокоил его Олег. – Лучше на дорогу смотри.

- Ой, черт! Здесь же яма! – Парень уже въехал в лужу, своими размерами больше напоминающую маленькое озеро, однако вовремя успел вывернуть руль вправо и осторожно объехал самый опасный участок по водной кромке. Больше он не огля­ды­вался, но говорить продолжал: - А чего мне вас бояться?! Бояться уже нечего. Один хрен от чего помирать: от пули, от ножа, от голода, холода или от микроба какого-нибудь. Вон с экрана всё время трындят о близком конце света. И моя Зойка, как рюм­ку пропустит, слезу пускает – мол, ещё лет пять и конец. А она чувствует несчастья, словно крыса. В прошлом году не пустила меня в пивнушку из-за своего предчувствия, и точно – там один психопат в тот вечер гранату взорвал спьяну, всех в клочья… Я ее, конечно, утешаю, говорю, что всё это враки, какой там конец света. Но самого тоже менжа иногда давит, особенно на похмелье. Как и она чувствую – скоро всем нам каюк. А что у вас там, за границей, боятся?

- Ещё как, - сказал Кирилл.

- Там тоже умные люди живут, - обрадовался такому ответу рикша. – Я ж и говорю, катится всё, будто в преисподнюю. Раньше житуха гораздо лучше была. Я ещё помню, в магазинах настоящую колбасу и творог продавали, а не эти современные хими­каты. По городу автобусы и машины гасали, а сейчас двадцать несчастных трол­лей­бусов пускают только в часы пик – это на весь город-то. У меня папик,.. царство ему небесное, таксистом был. На машине ездил, а я сейчас педали кручу. Он меня - малого в Москву два раза возил на скоростном экспрессе. Сейчас попробуй уехать – раз в неделю поезд. Я не говорю про самолёты, они у нас уже вообще не летают. А страна какая раньше была?! От Балтийского моря и до самых японских… этих как их… до Курилл… Это я ещё со школы знаю. А сейчас?  От Японии и до Урала китайцы рассе­ли­лись. Уже и на юг полезли. У меня двоюродный брат с семьёй из Ставрополя сбежал, говорит, с одной стороны кавказцы и арабы житья не дают, с другой – китаезы саран­чой поналезли. И некуда русскому податься, кроме как на север… Нам тоже придётся драпать отсюда. Сам слышал в одной передаче по телеку – на месте Питера скоро будет море шуметь.

- И куда будешь драпать? – поинтересовался Олег.

- Хрен его знает, куда. Скоро вообще некуда будет драпать. Зойке её подружка говорила, что на Вологодщине провидица живёт – знатная экстрасенсиха. Вроде бы она предрекла, что через пятьдесят лет суша на Земле почти полностью исчезнет под водой, человечество из-за своих грехов и космической радиации погибнет, а если кто и вы­живет, то постепенно превратится в диких обезьян, скучающих под пальмами на горах-островах посреди океана. Останутся настоящими людьми только несколько десятков детей.

- Как же спасутся эти дети? – спросил Кирилл.

- Ох, черт! Здесь не проедем, господа. Я из такой грязюки не вылезу. Ничего, мы сюда,.. – рикша свернул влево под арку нежилого дома. – Тут хоть и сыровато, зато асфальт ещё не весь разбит.

Велосипедная коляска, оставляя за собой тоненькие бурунчики волн, засколь­зи­ла по водной глади и через квартал снова выехала на проспект.

- Так как же они спасутся? – повторил Кирилл.

- Кто?

- Дети.

- А, дети? – Рикша хмыкнул: – Я всегда говорил, что моя Зойка – беспросветная дура. Верит, будто бы детей этих посадят на волшебный ковчег и отправят жить… Куда бы вы думали?.. В космос!

Братья переглянулись и промолчали.

- Уверен, - мысленно сказал Олегу Кирилл, – нам о ней ещё предстоит услы­шать. Причём, довольно скоро.

- О ком, об Зойке? – также мысленно пошутил Олег.

- Об Зойкиной «экстрасенсихе».

Олег кивнул, у него тоже появилось точно такое же предчувствие.

 

* * *

 

Когда велосипедная коляска остановилась у ворот причала, сидевший на пара­пете мужчина щёлкнул в Неву окурком и соскочил на тротуар. Поздоровался громко и нараспев, упирая на «о»:

- Здо-орово-о, мужики.

- Здравствуйте.

Олег и Кирилл взглянули на незнакомца: рыжие волосы, слегка курнос, долговяз, на вид лет сорок пять, одет в комбинезон из синей стеклоткани и зелёную ветровку, на ногах тоже ничего необычного - демисезонные ботинки на маг­нит­ных застёжках. Что было в нём действительно необычным, так это выражение лица. Оно светилось неописуемым восторгом, словно его обладатель воочию наконец-то уви­дел долгожданный НЛО или пуще того - сказочную скатерть-самобранку, украшением которой являлась самая настоящая ветчина из натурального мяса. Так искренне, как этот рыжеволосый, люди отвыкли радоваться даже в Австралии, тем более в тепе­реш­нем Петербурге, где улыбки на лицах горожан стали большим дефицитом.

- Это вы вчера в Петербург приплыли?

- Мы, - ответил Олег.

Он вздохнул, вспоминая губы Маши на телефонном экране и её вопрос, рассме­шивший тогда его: «Вы уже приплыли?»

- А сами родом из России будете?

- Из неё, родимой.

- И корабль ваш «Мария» зовут?

- «Мария»

- Вот радость-то!

- Нам тоже несказанно приятно, что мы своим прибытием так обрадовали вас.

- Я от Ульяны.

- Ульяна? Это та самая провидица, которая на Вологодщине живёт? – спросил Кирилл. 

Пусть это и казалось невозможным, но рыжеволосый незнакомец обрадовался ещё больше:

- Правильно Ульяна сказала - вы сразу поймёте, кто она такая. И день точно пред­сказала, когда ваш корабль приплывёт, и его название… Хотя, что здесь удиви­тель­ного? Она и не такое может… Извините, я очень волнуюсь и забыл представиться. Бойчишин Виктор Максимович… Можно просто Витя, да и на «ты» привычнее, – Бойчишин с энтузиазмом протянул руку Олегу и Кириллу. – Это меня специально послала Ульяна за вами. Говорит: «Езжай, дядя Витя, встреть их и всё расскажи». Я сам неместный, в «Балтике» остановился, здесь недалеко… Пойдёмте ко мне в номер, там и поговорим.

- Уж лучше ты к нам, Витя, - кивнул Олег в сторону ворот причала. – Мы слишком долго были в море и отвыкли от гостиниц.

 

 

Глава 5.

 

- После прогулки хорошо бы перекусить, - сказал Кирилл, открывая дверцы настенного шкафчика кают-компании «Марии». – Садись, Витя. Сейчас что-нибудь сообразим.

- Сообразим? - Бойчишин уселся на койку у стола. – Конечно, по случаю вашего благополучного прибытия и стаканчик беленькой пропустить было бы желательно, как того требует наш русский обычай. Но я уж пять лет ни-ни. Так что извините, мужики, сразу предупреждаю.

- Извиняем, - Кирилл достал коробки с чаем и печеньем. – Мы тоже ни-ни. Поэтому отметим наше прибытие по другому русскому обычаю - чаепитием. Правда, без варенья.

Наблюдая, как он кладёт заварку в чайник, посланник Ульяны недоверчиво спро­сил: 

- Неужто настоящий?

- Настоящий, цейлонский.

По каюте распространился аромат свежезаваренного чая. Бойчишин сделал первый глоток и от удовольствия зажмурился:

- Двадцать лет такого не пил. У нас же здесь сплошная органика: сигареты – хи­мия, чай – химия, я уж не говорю про колбасу. Картошка - тоже химия, хоть всего за ме­сяц и вырастает размером с футбольный мяч, но по вкусу как стекловолокно. Гибрид­но-мутантная какая-то, да еще и с генной перекодировкой. Нам её семена с Запа­да прислали. Да что я вам рассказываю?! Сейчас во всём мире натуральное заме­няется поддельным… Дожились.

Олег и Кирилл пили чай, поддакивали гостю и, используя свои телепатические возможности, обменивались о нём первыми впечатлениями: хитёр, умён, хотя и любит походить на простачка, совсем не такой, как хочет показаться. Когда надо, может быть напорист и решителен, для друзей открыт, а с недругами крут.  «Недаром у него и обращение такое - «мужики», - сделали заключение братья. – Потому что сам - настоящий мужик. Хоть и с хитрецой, но с правильным характером. Нашему же при­езду действительно рад и питает к нам дружеские чувства».

- Ох, спасибо, мужики, - сказал Бойчишин, оприходовав с печеньем две кружки чаю. Напоили, накормили. Может, теперь сядем рядком, да поговорим ладком?

- Поговорим, - ответил Олег. – Ты вот что, Витя, для начала расскажи-ка нам о своей провидице: кто такая, откуда.

- Ну, если кратко…

- Зачем же кратко? Куда тебе торопиться? В гостиницу? На дворе уже стемнело, а как мы слышали, здесь по ночам разбойнички пошаливают. Ночуй у нас, лишняя койка для тебя найдётся. Так что, давай уж поподробнее.

- Подробнее? Можно и подробнее, - задумчиво произнёс Бойчишин. Его добродушное лицо посерьёзнело. – Стало быть, Ульянка - дочка моя, хоть и не родная. У Люды – матери её муж был. Нормальный вроде парень, а потом здорово употреблять начал. Сначала с дружками, затем сам. Превратился в алконавта, от водки-то и загнулся – обычная для нашей русской местности история. Одна Людмила осталась. То есть, не одна, а с малым детём. Жалко мне стало бабу, к тому же нравилась она мне ещё со школьной табуретки. Предложил я ей жить вместе. Ну и зажили. Мы оба из Череповца. Знаете такой город в Вологодской области? Город стали и сталеваров до сих пор его так и называют. Когда-то давно он и впрямь был таким. Теперь же от нашей метал­лур­гии одни крохи остались… Но крохи, не крохи, а коммерцией у меня получалось заниматься, копеечку с продаж металла всё-таки имел. Нельзя сказать, что мы купа­лись в богатстве, однако и не бедствовали, как другие семьи. К Ульянке я привязался, как к своей родной. Ни телекомпы, ни геймы всякие её не интересовали. Как в четыре года из букв слова научили её составлять и  подарили на день рождения электронную книжку, да два диска со сказками, так с тех пор она и начала читать. Запоем читала. Только дис­ки ей успевай новые покупать. В общем, всё было нормально. И вот пять лет назад поехал я в Дмитровское, что под нашим Череповцом. Родня у меня там живёт. Ульяну тоже с собой взял. Ей тогда тринадцать было… В общем, я со своими дядьями и братья­ми присел за стол конкретно. Обычно в рюмку заглядывал редко, но в тот день по­пала мне под хвост вожжа, понесло меня. Стали мы с роднёй нашу встречу обмы­вать так, что пустым бутылкам на полу тесно было. А Ульяна забралась на чердак, там среди старого хлама книги нашла и зачиталась. К вечеру вспомнил я о ней, подошёл к чердаку и отругал: «Ты поешь, а потом снова за своё чтение принимайся». Она стала спускаться по лестнице. А я же пьяный был,  на ногах стоять не мог. Шатнуло меня как раз капитально. Чтоб не упасть, ухватился я за эту лестницу проклятую, дёрнул её. Мгновение, и всё! Ульяна упала на проволочные мотки, что внизу валялись. Спьяну я сначала не понял почему она так кричит и лицо у неё в крови, а когда понял… Лиши­лась она в тот день зрения, вытекли у неё глаза. Я потом с горя на себя руки наложил, повесился. Но Людмила успела, меня уже полудохлого спасти, верёвку обрезала. Сказа­ла, когда я очухался: «Ты её инвалидом сделал и удрать решил? Живи, хотя бы для того, чтобы она жить могла». Дал я тогда зарок и Людмиле, и самому себе, что сделаю всё для Ульянки. Живу вот. И Ульяна после того случая не стала меня чураться, даже разговаривала со мной. Через месяц после того случая попросила: «Дядя Витя, ты мне ту книгу привези из деревни, что на чердаке лежит. Интересная она очень». Конечно, привёз! В тот же день вскочил на велосипед и привёз. Я и Людмила сперва читали ей, хотя и трудно было: написана книга от руки, почерк-то разборчивый, буквочки точё­нные - одна в одну, но старословянские выражения, заковыристые такие, малопонят­ные. Некоторые места по просьбе Ульяны раз по десять перечитывали, особо не вникая в написанное. Скажу честно, мне тогда все эти заговоры и упражнения бредом каза­лись. А Ульянка вдруг сама научилась читать без глаз. Водит по листу пальцами и чи­та­ет… Вы чего это переглядываетесь, мужики? Не верите?

- Как эта книга называется? – спросил Олег.

- Название у неё странное. Сами судите, «Три чуда-юда живота» она называ­ется. Потом, когда Ульянка выучила досконально всю книгу, она объяснила мне и Люд­ми­ле, почему такое название. Что такое чудо-юдо? Чудом-юдом раньше на Руси китов называли. Древние ведь считали, что три кита поддерживали нашу плоскую землю. Живот – это по-старославянски жизнь. Вот и выходит – «Поддержка жизни», или «Оберег жизни». Видать, автор был большим юмористом или решил напустить в назва­ние побольше туману для интриги… Да что вы всё переглядываетесь, мужики?

- Витя, откуда у твоей родни эта книга? – продолжил расспрос уже Кирилл.

-  А вам какая разница? Есть, ну и есть… Хотя чего мне-то скрывать-то?.. Вы ведь те, кого она ждёт и на кого надеется… Когда Ульянка попросила привезти ей этих «Трёх китов», я стал расспрашивать дядьёв об свалке на чердаке и о старинной книге. Никто толком ничего не знал. Только один дядька Влад – старый уже, как пень, вспомнил, откуда и как попала на чердак эта книга. Его дед – мой прадед, работал в Архангельске в Чрезвычайной Комиссии – так называлась раньше государственная карательная служба. Вроде бы предку эту книгу принёс какой-то мужик и слёзно умолял отправить её в Москву, в академию наук. От сего фолианта за версту попахи­вало старорежимными предрассудками, церковью, магией и колдовством. Тогда с этим строго было – веруешь во что-либо окромя коммунизма и всё, тебя ждут крупные проб­ле­мы, как «врага народа». Предку следовало согласно чекистским понятиям просителя упечь в лагерь для политзаключённых на перевоспитание, но он пожалел наивного мужичка. Заверил его, что книжка обязательно попадёт в руки московских учёных, с миром и отпустил. С тех пор она валялась в разных канцелярских шкафах Архангель­ска, потом перекочевала в Вологду, где предок благополучно доработал до пенсии. Книжицу он решил забрать на хранение домой. Когда предок умер, его сыновьям старую рухлядь хранить в квартире было без надобности, а выбрасывать жалко. Вот книга и попала на чердак деревенского дома… Что это вы так взволновались? – Бойчи­шин с прищуром взглянул на братьев. – Чего в самом-то деле? Хотите намекнуть на тесноту этого мира?

- Ты поразительно догадлив, - ответил Олег. – Мир действительно очень тесен. Тот наивный мужик, который принёс твоему предку книгу…

- Наш прадед, - закончил за него Кирилл.

- Как бы там ни было, мужики, теперь эта книга принадлежит моей Ульяне и её ученикам, - твёрдо сказал Бойчишин.

- Никто и не спорит. Правда, Кирюха?

- Чистая правда. Мы рады, что книга не пропала, и нашёлся нормальный человек, который прочитал её. Хотя очень жаль, что девочка ослепла.

Бойчишин опустил голову и тихо произнёс:

- Пусть такое говорить и кощунственно, но иногда мне кажется, что судьба специально толкнула тогда моей рукой лестницу. Если бы с глазами Ульяны ничего не случилось, вряд ли бы у неё появилась такая работоспособность, можно сказать, фана­тичность. Дни и ночи она выполняла какие-то упражнения из книги, шептала  молитвы и заговоры, как нам с Людой казалось, идиотского содержания. Мы уж думали, что у неё крыша поехала. А у Ульяны открылось внутреннее зрение. Она научилась видеть будущее, у неё вдруг объявились способности к врачеванию. И какие способности! На неё молятся те, кого она вылечила. Для многих наших местных Ульяна стала врачом, источником спасения.  

- И она послала тебя за нами? – спросил Олег. – Зачем?

Бойчишин пристально взглянул на него, на Кирилла и усмехнулся:

- А вы не догадываетесь? Не надо играть в кошки-мышки, мужики. Ульяна не может ошибаться. Она предсказала, что на корабле «Мария» в Петербург тридцать первого августа приплывут двое русских. Приплыли? Приплыли. Я бы вас ещё вчера встретил, но пока сюда добрался из Череповца… Что молчите? Может процитировать вам отрывок из той умной книги вашего прадеда – из «Оберега жизни»? Мне Ульянка его много раз читала: «… и ужаснутся тогда люди своим деяниям, покаются в грехах своих тяжких перед Землёю, и, дабы спасти род человеческий, построят подобно Ною ковчег. И медленно вознесётся ковчег сей высоко-высоко в небо, и построят там люди большой город, и долго будут жить в нём, пока не очистится от грязи и зла их колы­бель. И спустятся тогда они весёлые, умные и бессмертные, и вернутся в свой дом родной и единственный, и счастливо заживут на своей Земле, и с тех пор будут свято беречь её». Вы ведь те, кто придумал этот ковчег? Так сказала моя дочка. Она ждёт вас, и не только она. Сами ведь понимаете, что я и вы, и Ульянка, и её ученики, и люди наши – мы все теперь в одной лодке, и тайн у нас не должно быть. Как пели в молодости, скован­ные одной цепью, связанные одной целью. Деньги и роскошь – всё это становится ненужной накипью, дерьмом. Все мы сейчас думаем, как выжить или сделать так, чтобы выжили хотя бы наши потомки. Правильно я говорю? Для этого вы сюда и приехали. Чертежи ковчега не забыли с собой захватить? Может, покажете? Это я с виду такой… такой деревенский, а на самом деле башковитый, кое в чём кумекаю.

- Ну, если кумекаешь,.. – Олег улыбнулся. Непосредственность и открытость гостя понравились ему. - Доставай из сети наш загашник, Кирюха.

Кирилл открыл крышку ноутбука и защёлкал клавиатурой.

- Сеть глючит, - сказал он через минуту.

- Так она сейчас постоянно глючит, - встревожился Бойчишин. – Вы что, мужи­ки, всё в сети держите? А если её террористы навсегда вырубят?

- На этот случай у нас дубль на диск записан, и не один, - успокоил его Олег. – Не суетись, Витюш.

- А если кто-то взломает ваш пароль и украдёт проект?

- Боишься конкурентов?

- Боюсь. Вдруг американцы или австралийцы первыми начнут строить?

- Ну и что? Я был бы только рад этому. Пусть люди попробуют спастись. Пока мы шли в Питер, Кирюха даже сайт разместил в сети «Возможность спасения». А в него установил чертежи и расчеты нашего проекта и текст вашей… нашей древней книги с переводом на ан­глий­ский, немецкий и французский.

- Какой книги? «Три чуда-юда живота»?! Зачем?! Зачем распространять такие знания по всему свету? – чуть ли не закричал Бойчишин, но тут же усмехнулся и сбавил тон: - А вообще, кто на такую книгу обратит внимание? Кто её читать будет, да ещё часами разучивать все те молитвы и заговоры? Разве только такие фанаты, как моя Ульянка. 

- В том-то и дело, - согласился с ним Олег. – В массе своей люди инертны и ленивы. Считают, что ходить на занятия к учителю, слушать какого-нибудь разрекла­ми­рованного гуру или нанять ясновидящего гораздо лучше, чем научиться чему-то самому.

- Открылась, - сообщил Кирилл.

Он перебросил из сети в компьютер нужный файл и включил большой настен­ный экран-ковёр. На нём возникло изображение общего вида космического города и его лифта, а электронный голос стал давать надлежащие пояснения.

- Это же сколько металла на такую штуковину понадобится? – воскликнул потрясённый Бойчишин. 

- А ты думал, наш ковчег из брёвен будет сложен? - усмехнулся Кирилл. – Времена Ветхого Завета уже прошли. Здесь не только уйма металла нужна, но и пласт­масса, термостойкая изоляция, кабеля, гора всякого оборудования, в том числе и ска­фанд­ры для работы монтажников в открытом космосе.

- Сводная ведомость расхода материалов в конце проекта приведена, - сказал Олег. - Так что потом будешь ужасаться, Витя. А сейчас смотри дальше.

- Можно ещё раз этот момент вернуть, - попросил Бойчишин, после того как на экране был показан поднимающийся лифт. – Что-то я здесь не очень вкумекал, не въехал в принцип его движения.

- Не пойму я, как ваш лифт работает, - сказал он после третьего просмотра вводной демонстрационной части. – Ну, магнитное поле северного полюса устремлено вверх… Это ещё понятно. Но замкнутое пространство псевдочастиц, закольцованное в вертикальный туннель с аэродинамическим эффектом в виде электродвижущей силы… Это как? Сколько же нужно энергии, чтобы поднять такую многотонную площадку лифта? Откуда она берётся, не понимаю… 

- Чудак-человек, тебе же сказано: магнитное поле планеты обладает колос­саль­ной энергией, особенно на полюсах, - попытался объяснить Олег. – А мы сможем эту  устремлённую вверх энергию преобразовать в спиралевидные кольца, которые образу­ют электромагнитный туннель, в результате чего…

Он говорил минут пять, стараясь по возможности упрощать своей рассказ и помень­ше использовать в нём научную терминологию. Но это не помогло. В процессе осмысления монолога Олега взгляд слушателя становился всё беспомощнее, а его рыжая шевелюра начала приподниматься вверх, словно под действием электро­дви­жущей силы.

- Не понимаю я, - жалобно выдавил из себя Бойчишин.

- Как любили говорить у нас в Бауманке преподаватели: мне не объяснить, тебе не понять, - остановил свою лекцию Олег. – Да и какой смысл в твоём понимании? Зачем тебе знать теоретические выкладки? Давай поставим все точки над «и», сразу распределив роли в этой нашей концессии: я отвечаю за точность физических расчётов и качество разработок, чтобы в конечном итоге космический город с подъёмной установкой был построен и в нём поселились новосёлы, Кирилл возьмёт на себя всю электро­нику и программное обеспечение. Но самую основную часть работы предстоит выполнять твоей дочке и тебе. Ульяна должна будет воспитать своих учеников так, чтобы те смогли жить в замкнутом пространстве космогорода, если надо, то без своих пап и мам.

- Она этим и занимается, - с чувством гордости ответил Бойчишин. – Пятеро  её воспи­танников уже научились обходиться без еды и питья. Всё нужное для организма впитывается само через поры кожи. Представляете?! Йоги, да и только!

Олег и Кирилл удивлённо переглянулись. Они наизусть знали содержание кни­ги, но даже не представляли, что с помощью её знаний можно достичь таких возмож­нос­тей.

Заметив их реакцию, довольный Бойчишин рассмеялся:

- Что, не верите? Приедете к нам, увидите… Ладно, не будем отвлекаться от темы. Что должен буду делать я?

- Ещё не догадался? Ты, Витюша, говорил, что занимаешься коммерцией. Зна­чит, как опытный бизнесмен, возложишь на свои плечи тяжкие обязанности техничес­кого директора. Будешь у нас отвечать за всё: за поставку материалов на стройку, за людские ресурсы, за продовольствие.

- Хлопотно это, - с кислой миной вздохнул Бойчишин, пригладил свою рыжую шевелюру, а затем улыбнулся: – Но, если не я, то кто же? Директор, так директор. Ничего, справимся, не святые горшки лепят. Ульяна говорила, что стройка эта будет вестись где-то под Архангельском, а срок строительства – пять лет.

- Возможно, и пять. Точно сказать не могу, сам понимаешь, сроки зависят от множества факторов. Но то, что под Архангельском – это точно. В семидесяти пяти километрах от него вверх по течению Северной Двины есть такой древний городок – Холмогоры. Слышал о таком? Родина Михайло Ломоносова. Вот приблизительно в том районе как раз  через четыре – пять лет и будет проходить северный магнитный полюс Земли. Его энергией мы и воспользуемся.

- Значит, под Архангельском, - Бойчишин в задумчивости потёр виски пальцами. – Это километров восемьсот по трассе от нашего Череповца. Далековато и холодно. Север, всё-таки. Нужно тёплой одеждой запастись для рабочих, продуктами, солярой для техники.

- Неужели ещё в России осталось топливо? – спросил Кирилл.

- Вообще-то, не осталось. Днём с огнём не найти. Но если покопаться, - Бойчи­шин хитро подмигнул. – Русский мужик запаслив, многое найдётся у него на чёрный день. Имеются у меня не совсем бедные друзья и знакомые, которых интересует будущее их детей. Сообща с ними мы горы свернём, если надо будет... Ничего, пора­бо­таем, - он азартно потёр друг о дружку ладони. - У меня есть предложение, граждане коллеги-концессионеры. Значица, ежели я технический директор, то считаю, не стоит откладывать дело в долгий ящик, а сразу нужно приступать к работе. И начнём мы её с… с вашего настоящего цейлонского. Что-то в горле пересохло, мужики. А после чая просмотрим до конца строительную документацию и обсудим план дальнейших дей­ствий.     

В эту ночь они так и не ложились. До самого утра, заглянувшего бледно-туман­ным рассветом в иллюминатор «Марии», на настенном экране мелькали чертежи, гра­фи­ки, таблицы необычного проекта.

- Это же сколько весит такая хреновина?.. А здесь придётся пятитонную лебёдку ставить, даже две и полиспасты не помешали бы… А это где я возьму?! – то и дело разда­вались восклицания Бойчишина. Он сокрушённо охал, фыркал, качал головой. Но, делая записи в своём электронном блокноте, вслух ободрял самого себя: - Ничего, не святые горшки лепят. Что-нибудь придумаем.

- Ты ещё долго будешь в Питере, Витя? – спросил у него Олег в половине вось­мого, когда все наиболее трудоёмкие и значимые части проекта были рассмотрены, а на экране сам собой запустился скринсейвер – подвижная стереокартинка из жизни джунглей.

- Завтра хотел уехать, если поезд на Череповец не отменят. Слушайте, мужики, а почему бы и вам со мной сразу не дёрнуть, или у вас ещё здесь есть дела?

- Дел у нас здесь особых нет, - ответил Кирилл и посмотрел на Олега. – Но как быть с «Марией»? Жалко её оставлять, хорошая яхта.

- Отменная яхта, - подтвердил Бойчишин. – Хоть я и не моряк, но вижу – доро­гая посудина. Но зачем она уже вам? Продали бы её, пока деньги ещё имеют цену. Бабки для нашего предприятия ой как пригодятся. А корабли и лодки в Питере сейчас в цене. У меня здесь живёт знакомый – один из учредителей «Ладогаорганикса», мужик состоятельный. Я думаю, чтобы приобрести такой кораблик, он за ценой не постоит. Позвонить ему?

Теперь Олег посмотрел на Кирилла. Тот обвёл грустным взглядом кают-компанию и кивнул.

- Звони, - со вздохом сказал Олег.

 

 

 

* * *

 

На следующий день они уезжали из Петербурга. До встречи с Бойчишиным на Московском вокзале ещё было много времени. Моросил мелкий дождь, но, к счастью, невская вода сегодня не выходила из своего бетонного плена и не заливала город.

- Дружок, прокати-ка нас напоследок, - подозвал Олег велорикшу.

- Отчего бы и не прокатить. За ваши деньги - любой каприз.

Братья сели в коляску.

- Но-о, залётный, - самому себе крикнул парень и нажал на педали.

Побежал под колёса мокрый асфальт Невского проспекта, медленно и как-то торжественно стал приближаться купол Исакиевского собора, в проёме домов мельк­нул шпиль Петропавловской крепости - вот он, их родной город. Величественный и неповторимый град Петра, который всего через три с половиной столетия со дня своего основания должен исчезнуть, уйти под воду, как когда-то легендарная Атлантида. Будто специально, из торгового киоска, мимо которого проезжал велоэкипаж, разда­лась старинная песня про море:

 

- Море-море, мир бездонный,

Пенный шелест волн прибрежных…

Над тобой встают как зори

Над тобой встают как зори

Нашей юности надежды.

 

Рикша повернул голову и беззаботно улыбнулся:

- Уезжаете?

- С чего ты взял? – отвлёкся от своих невесёлых раздумий Олег.

- Вы сказали, прокати нас напоследок. Значит, уезжаете. Надолго?

Отвечать не хотелось. Не хотелось произносить вслух это слово, страшное и похоронное. Но Олег произнёс:

- Навсегда.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Часть 6

 

Глава 1.

 

Первым засёк незваного гостя диспетчер-охранник. Он сразу же сообщил о нём дежур­ным по базе, затем - в штабную бытовку.

Кирилл, по центральному серверу наблюдавший за работой бригады Климова на орбите, тут же вывел картинку с диспетчерского пульта на настенный экран: со сто­ро­ны Холмогор по затянутой льдом дороге к их сопке шёл человек. Шёл не таясь, под­чёрк­нуто расхлябанная походочка, руки в карманах.

- Наверняка, это один из них, - сказал Бойчишин Олегу. – В Холмогорах одни старики оставались, а этот молодой. Ты глянь, как шагает! Прёт нагло, сволочь, словно танк. Кто там у нас сейчас дежурит?

- Яшин, Сердюк и Проханов, - ответил Кирилл.

- Надо предупредить мужиков, чтобы не психовали и не забили этого козла до смерти. А то без разговоров врежут ему промеж рогов и он копыта откинет, - Бойчи­шин поднёс к уху мобильник: – Сердюк, ты? Вы с ним аккуратно. Вдруг он наркоты наж­­рался и от этого такой наглый, а увидит вас и сразу стрелять начнёт. Осторож­ненько и дипломатично, без лишнего рукоприкладства, может, он чего сказать хочет. Тогда приведёте его к нам.

Через десять минут дверь открылась.

- Что, не ждали? – ехидно поинтересовался незнакомый парень, заходя в вагон.

- Ждали, - в тон ему сказал Бойчишин, отодвинулся от стола и демонстративно приоткрыл ящик, в котором держал свой скоростной восемнадцатизарядный «Магнум».

Гость правильно понял это движение. На мгновение в его взгляде появились нас­то­роженность и даже испуг. Но только на мгновение. 

- Не балуй, начальничек, - хмыкнул он. – Я без оружия. Твои люди меня обыс­ка­ли на входе в посёлок. Спроси у них. С миром я пришёл к тебе, c добром и лаской.

Чувствуя на себе изучающие взгляды, пришелец нервничал и, чтобы это скрыть, старался выглядеть раскованным, уверенным в себе. Не дожидаясь приглашения, он плюхнулся на стул так, что тот едва не рассыпался, и вальяжным жестом сдёрнул с го­ло­вы ондатровую шапку. Ему было лет двадцать пять. На когда-то стриженой под «ноль» голове уже появилась чёрная поросль, соединилась у оттопыренных ушей с дав­но небритой щетиной, и этот единообразный волосяной покров несколько увеличил размеры худого лица с выступающими скулами и впалыми щеками. Гость зашмыгал носом, чихнул в свою ондатру и гнусаво пожаловался:

- Льёт, как из ведра.

Подтверждая свои слова, он громко высморкался на пол.

- Не хами, - кратко сказал Кирилл.

- Прости, братан, - осклабил гость жёлтые зубы. – Насморк фонтаном катит, а платка у меня отродясь не бывало. Ничего, не графья, да здесь у вас и не дворец.

 Он расстегнул грязную до бесцветности плащ-палатку, и стал рыться во внут­рен­нем кармане камуфляжной телогрейки. По комнате распространилась удушливая какофония давно немытого тела и концентрированного дезодоранта. Из глубин своего одеяния гость достал пачку сигарет и протянул её вперёд:

- Налетай, братва, халява.

Олег, Кирилл и Бойчишин не шелохнулись.

- Настаивать не будем, - гость снова хмыкнул, достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Затянулся и, выпуская дым, сказал: - С приветом я к вам… Я говорю, меня Спартак послал. Небось, уже о нём слышали? Чего в рот воды набрали? Иль брезгуете отвечать? 

- Тебя послали, а ты к нам жаловаться пришёл? – Злобно бросил Бойчишин. – Так мы тоже можем послать, ещё дальше.

Гость обиженно выпятил нижнюю губу:

- Больно ты шустрый на язык, начальник. Смотри, как бы тебе завтра плакать не пришлось. Знаешь ведь, как мы с Холмогорами поступили? Спартак на расправу крут, а братва наша – ещё те отморозки. Так что фильтруй базар, может и поживёшь подольше. Апчхи! Простудифилис проклятый… В общем так, Робинзоны Крузы, бог велел всем делиться и Спартак тоже велел. Вот тут он дал мне список всего того, что вы нам дол­жны безвозмездно подарить. Извольте ознакомиться.

Он приподнялся со стула, из кармана плащ-палатки достал сложенный вчетверо лист и положил его на стол перед Бойчишиным.

- Что, мало награбили в Холмогорах? – спросил тот.

- Мало, - нагло ответил гость. – А кого там грабить? Все жители от моря на юг драпанули. Из местных только древние старухи и старики остались.

- Там ещё наши люди жили. Что с ними?

- Мамики и папики ваших деток? Пока живы. Все восемьдесят шесть человек. И те двое, которых вы в разведку отправили, тоже живы.  Все ваши люди и местные стари­каны в церкви сейчас заперты, китайцы их охраняют. Даже еду мы им кой-какую даём. Но если вы не захотите совершить благотворительный акт, наши орлы их того…. всех. Ты, начальник, резину не тянул бы. Прочитай бумажечку и обрадуй меня и Спартака своим согласием.

Бойчишин развернул и бегло просмотрел написанный от руки список:

- Однако и аппетиты у твоего Спартака. Мука, крупы, сахар, консервы, спирт… И где же мы ему всё это найдём?

- По сусекам поищи, - посланник продолжал держать себя вызывающе дерзко. – Вы же в космос вроде как решили направить своих деток? Значит, запасы должны были заготовить и не на один год. Не крысятничайте, поделитесь с нами. Иначе, если вы у нас и полетите, то только на тот свет. Мы же уже трое суток за вами наблюдаем. Ви­дим, как ваша штуковина в небо каждое утро поднимается и вечером опускается, на высоте радугой переливается и поблёскивает на солнце. Красиво, что и говорить. А как она будет поблёскивать, если в неё впиндюрить хотя бы одну ракету? И винтокрылы вашей электростанции возвышаются на соседней сопке, издалека видны - с самых Хол­мо­гор. Прекрасная мишень. Несколько залпов, и от вашего посёлка, вместе со всеми его жителями и космическими прибамбасами, останется только каша.

«У него булавка торчит из воротника плащ-палатки, - беззвучно «сказал» Олег Кириллу. – Плащик замызган до невозможности, а булавка новенькая со стеклянной головкой. Похоже, это камера». Кирилл понимающе кивнул, и запустил на компьютере программу «Видеопоисковик». «Точно, камера, - «ответил» он через минуту. – Спартак нашими портретами решил полюбоваться?! Сейчас я помехи ему включу, а ещё лучше, клип про разбойников какой-нибудь поставлю. Пусть о себе песню послушает».

- Так что, братья-космонавты, Спартак вам дал срок до завтра, - посланник натянул на голову шапку и встал. – Если в полдень не дадите нам то, что написано в бумажке, мы вас в бараний рог… Да, вашу эту хренотень космическую завтра утром не запускайте. Приземлите её сегодня вечером и всё.

- Не понял. Что, и всё? – спросил Бойчишин. 

- Отдыхайте от космоса и доставайте со своих складов провиант. Вот рассчи­тае­тесь с нами, а потом летайте в своё удовольствие. Не то мы завтра этот ваш небесный эскалатор ракетой поприветствуем. Всё, летуны. Счастливых сновидений. Мне пора.

- Не спеши-ка, парень, - сказал ему Олег и стал вводить гостя в состояние подчинения и откровенности. – Сядь.

- Сесть? Ты чего, дядя, прокурор, что ли? – скривился было в ухмылке «спар­таковец», но затем открыто по-детски улыбнулся и опустился на стул: - Чего тебе надобно, старче?    

- Мне надобно поговорить с тобой. Тебя как звать?

- Ерёмой, согласно фамилии. Ерёмов – я по паспорту. А вообще-то зовут меня – Игорь. 

- Вот и расскажи нам, Ерёма-Игорь, чего это вдруг ваша банда появилась в здеш­них местах?

- Как чего? – удивился посланник Спартака и в очередной раз чихнул в шапку. – Как чего? Беженцы от моря бегут? Тикают. Из Архангельска, Северодвинска. Некото­рые из них в Котлас сворачивают. А под кем Котлас сейчас находится? Под нашим Спартаком. Он там уже год как власть держит. Вот беглый люд и рассказал нам, что возле Холмогор на сопках крупная база построена. Космонавтов хотят к другим звёздам отправить в дальнее путешествие. А жратвы на складах этой базы завались – пароходами из Архангельска вверх по Северной Двине везли и всё туда, в сопки.

- Какая жратва? – возмутился Бойчишин. – Мне на баржах кран привезли из Архангельска, да экскаватор. Вагончики эти тоже на баржах доставили… Вот у нас народ чешет языками, словно Баба-яга помелом.

Олег сделал ему знак замолчать.

- Значит, узнав о крупных запасах продовольствия, ваш Спартак решил ограбить базу?

- А то как же! Нам-то тоже жрать хочется.. Хоть и далековато пришлось к вам сюда пробираться, но добрались. Тем более, что Двина сейчас и зимой не замерзает. Сели мы на лодки - и марш-бросок на вёслах. Кто ж знал, что такой морозище ударит. Последние двадцать километров пешком шли. Апчхи!

- Теперь ответь-ка, Игорь, этот ваш Спартак – кто он? 

- Как это кто? Пахан. Ум, честь и совесть нашей группировки.

- Я имею в виду, кем он был до того, как стать вашим Спартаком? Крими­наль­ным авторитетом?

- Сам ты криминальный авторитет, дядя. Генералом он был. Самым настоящим. Он то ли в ментах раньше большие звёзды на погонах носил, то ли в безопасности, то ли в армии. Бывший офицер, одним словом, белая кость. А какой именно конторы он офицер, не знаю. Я не любопытный. 

- Если бывший офицер, - Олег посмотрел на Кирилла, - объясним ему всё и попробуем договориться. Он должен всё понять…

- С кем договориться? Со Спартаком? – Небритое лицо Ерёмы скорчило удив­лённо-презрительную гримасу. – Ты, дядя, наивный, как кролик. Не строй иллюзий. Уж с кем, с кем, но с нашим Спартаком… Он у нас хищник беспощадный, удав безжа­лост­ный. Знаете, что он нам говорит: «После вас, сынки, хоть потоп! Проживите оста­ток жизни в своё удовольствие». Так что, космонавты, считайте, что вы уже покойники, и те кто в церкви сейчас сидит – тоже покойники. Как только завтра передадите нам харчи, мы вас всех к ногтю. А если не станете передавать, мы вас всё равно порешим, чтобы к складам прорваться. Так что по-любому, как ни крути, всё ваше станет нашим. Вас же здесь и тридцать человек не наберётся. Посёлок-то у вас с гулькин хрен. Я же, пока меня сюда ваш конвой вёл, всё рассмотрел, да и кое-что от пленных уже узнали.  

- Ах ты, гнида, - вышел из себя Бойчишин. Он сунул руку в стол за пистолетом. – Да я тебя сейчас сам…

- Уймись, Виктор, - осадил его Олег и спросил у Ерёмы. – Значит, вы нас всех убьёте?

 - А то как же. Затаримся жратвой, выпивкой, оружием и ломанём подальше от моря на Уральские горы или Кавказ, а то и в эти… как их… в Гималаи доживать свой век. Слушай, дядя, а чего это я тебе всё рассказываю, прямо стелюсь пред тобой? Уди­ви­тельно, честное слово.

- Сколько в вашей банде человек? – продолжал допрос Олег.

- Чтобы вас замочить хватит - двести двадцать. И вся братва хоть куда: кто рань­ше на нарах срок мотал, как я, кто в горячих точках наёмничал. И все решили напосле­док вдоволь порезвиться - всё равно всем скоро крышка. У нас есть и русские, и китай­цы, и арабы, и прибалты, даже трое итальянцев затесалось.

- Интернационалисты, значит, - подал голос Кирилл. – Со всего света шакалы в одну стаю сбились.

- Что будем делать, Олег? – спросил Бойчишин.

- Я думаю, для начала всё-таки стоит поговорить с этим Спартаком, - ответил Олег, выводя из транса «спартаковского» посланника. – Другого выхода пока не вижу. Вдруг я смогу его убедить оставить нас в покое. Тем более, что съестных запасов нам самим уже не хватает. Покажем этому Ерёме пустые полки нашего склада и… Эй, Ерёма.

- Чё? – Ерёма шустро вскочил со стула, ошалело затряс головой и недоумённым взглядом обвёл комнатку вагончика. – Чё со мной было? Я заснул?

- Даже храпел, - сказал ему Кирилл. – Сядь на место и не ори так.

- Чё за твою мать, - не обращая внимания на его слова, продолжал на повы­шен­ных тонах сокрушаться Ерёма. Он похлопал себя по макушке и снова затряс головой. – Со мной всякое бывало, но чтобы без водки и наркоты выпасть в осадок…

- Милый, я так хочу тебя, - на выдохе произнёс страстный женский голос из недр одеяния Ерёмы.

Его руки стали лихорадочно быстро обшаривать многочисленные карманы телогрейки:

- Куда же я его положил?

- Милый, я так хочу тебя, - снова вздохнул электронный голос мобильника. – Милый…

Ерёма в конце концов поднёс телефон к лицу и, преданно заглядывая в глазок его видеокамеры, заговорил:

- Алло! Да, Спартак! Всё путём… Нет, никаких эксцессов. Мы просто беседуем. Да, уже собрался уходить. Бумаженцию им оставил…

- Я засёк его, - сказал по-прежнему сидящий за пультом сервера Кирилл и посмотрел на Олега: – Вывести на экран?

- Давай и микрофон включи.

 

* * *

 

Через пять секунд на главном экране появилась картинка с мобильника Ерёмы - крупный план лица мужчины лет шестидесяти. «Пожилой, - подумал о Спартаке Олег. – Гладко выбрит, значит, следит за собой. На подбородке ямочка. Глаза улыбчивые, даже добрые. Но тонкие губы – признак решительности и упрямства».

- Извините, что вмешиваюсь в вашу беседу, - громко произнёс он. – Но я бы хотел поговорить с вами.

- Слышь, Спартак, это их старшой, – растерянно сказал в телефон Ерёма. – Ты у них  сейчас на стене появился, точно как и у меня в трубке.

- Я Савицкий Олег Александрович, - представился Олег. – Как мне к вам обра­щаться?

- Меня вполне устраивает скромненькое и неброское теперешнее моё имя – Спартак, - ответили с экрана тонкие губы. – У вас, Олег Александрович, хорошо нала­жена служба электронного контроля. Я поражён той лёгкостью, с которой ваши люди смогли взломать код видеокамеры моего подчинённого и запустить по её каналу клип про весёлых рэкетиров-садистов. Спасибо, я его с удовольствием посмотрел, да и песенка очень веселая. Особенно мне понравился финал: ребята врываются в селение и включают свои огнемёты. Впечатляющее зрелище. Надеюсь, у нас с вами дела до этого не дойдут.

- Я тоже надеюсь на это, Спартак. Тем более, что врываться к нам в посёлок ва­шему формированию совершенно бессмысленно. Дело в том, что у нас запасы продук­тов на исходе и тот мизер…

- Как же так, Олег Александрович? Вы готовитесь к межзвёздному путешествию и не имеете запасов продовольствия? Позвольте вам не поверить.

- Это не межзвёздное путешествие, Спартак, - Олег говорил спокойно, но внутри  нарастало нервное напряжение. – Вы ведь эрудированный человек и должны знать, что современная техника ещё слишком несовершенна, чтобы люди могли достичь других звёзд. 

- Техника слишком несовершенна, - подтвердили с экрана. – А уж о её создателе - человеке, и говорить нечего. Он так несовершенен, что всё-таки умудрился угробить свою собственную планету.

- Вы правы. Но есть шанс спасти нашу цивилизацию, отправив на земную орбиту несколько десятков детей…

- Которым обязательно понадобится там пища и питьё.

- Еда в том понятии, в котором мы её привыкли представлять, им не нужна.

Лицо на экране рассмеялось:

- Вот как? До этой минуты я представлял, что жрать не хотят только трупы.

- Спартак, постарайтесь выслушать и понять меня. Когда возникла реальная угроза человечеству, мы этих детей стали обучать по особой программе выживания. Они уже научились обходиться без еды и без питья. Это невероятно, но это – факт! Ребята получают всё необходимое для своей жизнедеятельности через поры кожи: и влагу, и рассеянную вокруг энергию, способную поддерживать силы их организмов. Вы удивлены, но верьте мне, это так. Им всего по десять – двенадцать лет, мальчикам и девочкам нашего космического отряда, но они уже сейчас гораздо умнее, эрудиро­ван­нее и способнее любого профессора. Кто знает, может быть в перспективе, живя на спутнике и про­должая учиться, эти дети достигнут такого совершенства, что, если не они, то их потомки обязательно смогут стать бессмертными. Пройдёт время, и эта новая раса людей сможет спуститься со спутника на восстановившую свою чистоту Землю. Это наше будущее, Спартак, наша последняя надежда.

- Браво, браво, Олег Александрович. Я вам аплодирую. Как гениально! Молодой интеллект с кожей-желудком, одарённые детки - умнейшие и бессмертные потомки чело­вечества. Даст иш фантастиш! Всё это очень интересно и мне ваш замысел очень импонирует. Но в моём не космическом, а земном отряде более двухсот отчаянных пар­ней, которые очень хотят жрать. Они не думают о том, что произойдёт через тысячу лет. У них нет потомков, они хотят жить и жрать сегодня. Как говорил один из фран­цуз­ских королей, после нас хоть потоп. Мне очень жаль, но остановить своих людей я не смогу.

В разговоре наступила пауза. Олег смотрел на экран в улыбчиво-добрые стальные глаза собеседника и понимал, - Спартак не столько не может, сколько не хо­чет останавливать своих людей. Более того, завтра этот бывший офицер – белая кость, сам отдаст приказ штурмовать посёлок и уничтожить в нём всё живое.

- Что загрустили, Олег Александрович? - осведомился Спартак. – Давайте постараемся совместно найти выход из этого вашего неприятного положения. Вы ведь знаете, что такое таможня? Завтра в восемь утра пятьдесят моих парней зайдут к вам в посёлок и осмотрят его территорию на предмет наличия продовольствия.

- Пусть это сделает сейчас ваш Ерёма. Мы снова включим его видеокамеру, и вы сами сможете видеть…

- Завтра, - на экране губы Спартака стали ещё тоньше, а голос зазвучал резче. – Завтра к вам придут пятьдесят таможенников, на всякий случай хорошо вооружённых, и займутся проверкой. Если склады в посёлке пусты, пятеро из них вместе с вашими людьми поднимутся на спутник и осмотрят его. Если там есть съестные припасы, мы их экспроприируем. Если продовольствия нет и в космосе, таможня принесёт вам свои искренние извинения и пожелает вашим деткам счастливого пути. Договорились, Олег Александрович?

Олег промолчал.

- Я не услышал. Алло-о. Я жду. Хотя можете и не отвечать. Молчание – знак согласия. Только не вздумайте ничего ночью прятать в соседних сопках или гонять в космос без нас. Таможня пока не даёт «добро» на полёты.

- У нас на орбите сейчас работают люди. Через двадцать минут они должны спускаться на Землю.

- Этот спуск разрешается. Но если до прихода таможенников ваш космический эскалатор начнёт двигаться… У меня в отряде есть пятнадцать арабов, они прошли хорошую школу в террористических лагерях и мастерски умеют стрелять из ракетомётов. До завтра, уважаемый Олег Александрович. Ерёма, хватит гостевать, дуй ко мне.

Лицо Спартака исчезло со штабного экрана.

- Как вам наш папа? – поинтересовался Ерёма, пряча в карман мобильник. – Не вижу любви к нему на ваших вытянувшихся лицах. Что-то одна печаль в глазах. Ничего, он и без вашей любви обойдётся, да и мы тоже, лишь бы жрачкой нас хорошей обеспечили. Ну, Христофоры Колумбы, я пошёл домой.

- Постой, - остановил его Кирилл и, как десять минут назад Олег, ввёл гостя в транс. – Скажи-ка, Ерёма, в Холмогорах на какой улице вы разместились?

- Чего? - Ерёма опустился на стул и неподвижно устремил взгляд в приклеенную над столом Бойчишина фотографию Ульяны.

Кирилл повторил вопрос.

- Я на названия улиц не заглядывался. В центре возле церкви три пятиэтажки стоят. Вот в них мы все и обитаем.

- А где ракетомёты? Где боеприпасы к ним?

- Всё в среднем доме на первом этаже. Там, где Спартак квартирует.

- А он на каком этаже?

- На третьем.

- Посты на ночь где вы ставите?

- Посты? Возле церкви китозы дежурят, пленных караулят и две бригады по пять человек шляются в окрестностях площади.

- А по городу?

- Зачем бродить по городу? В этих Холмогорах никого не осталось, одни коты бродячие. 

- Приборы ночного видения у вас есть?

- Это чё такое?

- Ясно… Скажи, Ерёма, твоему Спартаку можно верить?

- Мы ему верим. Он поклялся завтра досыта нас накормить, а если нет, то хотя бы отдать на разграбление вашу базу. Одно из своих обещаний он точно выполнит. Так что ждите нас, космонавты.

- Свободен, - объявил Кирилл, заканчивая допрос.

- Да чё за твою мать?! – возмущённо закричал Ерёма после снятия гипноза и остервенело замотал головой. – Я чё, опять заснул?

- Сознание потерял, - ответил Кирилл.

- Да я никогда в обморок не ударялся.

- А теперь ударился. Что ж ты хотел? Экология, сам понимаешь, нынче какая. В воздухе углекислого газа полно ядовитого,  вот ты и скопытился. Береги себя, Ерёма. Люди сейчас мрут, как мухи. Всё, вали отсюда к своему Спартаку.

Когда за Ерёмой закрылась дверь, Бойчишин яростно скрипнул зубами и грязно выругался.

- Блин, строили мы строили и наконец,.. – произнёс он и, не сдержавшись, снова расцветил свою речь отборным матом. – Всего три дня до старта,.. всего три дня! И вдруг эта напасть…

 Олег и Кирилл промолчали. Они умели сдерживать эмоции, но им было не менее досадно, чем Бойчишину.

 

 

Глава 2.

 

Пять лет длилось их строительство. Сначала высокую сопку, поблизости от которой устрем­лялся ввысь северный магнитный полюс, очистили от растительности и доста­вили на неё из Архангельска бытовки-вагончики, а также самое необходимое на первом этапе оборудование. Затем на соседней сопке построили электростанцию. Работы велись своими силами – папами и мамами будущих космонавтов, вахтовым методом и без выходных. Та смена, которая заступала на вахту, ночевала прямо на стройке в вагончиках, остальные родители заняли несколько опустевших домов в Холмо­горах. Там же разместили и детей. В здании школы под руководством Ульяны двадцать четыре мальчика и тридцать шесть девочек овладевали нужными знаниями и готовились к предстоящему – к новому необычному виду жизни. Жизни без пап и мам, жизни в замкнутом пространстве и вне Земли. Не так быстро, как хотелось бы, но к концу первого года строительства всё же была смонтирована стартовая площадка космического лифта. Ещё полгода осуществлялись монтаж и наладка работы ЦНПУ – центрального наземного пункта управления и сборка самого подъёмного устройства: цилиндрической двухэтажной конструкции диаметром восемнадцать и высотой шесть метров. Второй герметически закрываемый этаж лифта предназначался для перевозки людей, первый этаж – для транспортировки грузов. Сначала лифт опробовали только с балластом и на небольшой высоте: старт, четыре скоростных режима движения, два режима торможения, остановка, спуск и приземление. Гигантский цилиндр послушно выполнял все команды. Второй запуск был сделан уже в космос. Надёжно окольцо­ван­ный спиралевидным магнитным потоком лифт достиг заданной высоты и там, став на время спутником, совершил несколько витков вокруг Земли. В расчётное время он снова состы­ковался с «магнитным коридором» северного полюса и благополучно опус­тил­ся назад - точно в направляющие стартовой площадки. Затем космическое подъём­ное устройство опробовали с пассажирами. Первый  экипаж был сформирован из двух собачонок с символическими кличками Белка и Стрелка. И этот старт завершился удачно - четвероногие испытательницы совершили десять витков вокруг планеты, вер­ну­лись на Землю и огласили сопку стартовой площадки радостным лаем. При четвёр­том запуске на лифте прокатился его изобретатель. Олег пробыл в космосе почти сутки и даже на два часа взял управление на себя. Автоматика развернула тончайшую фоль­гу-уловитель солнечного излучения. Под действием  фотонного «космического ветра» лифт-спутник изменил траекторию движения, а потом, маневрируя, словно парусный корабль, вернулся на нужную для стыковки с «магнитным коридором» орбиту. Олег ликовал и с лёгким сердцем принимал поздравления: его детище – подъёмное косми­ческое устройство выдержало все проверки и работало, как хорошо отлаженные часи­ки.

Потом начался следующий этап работ – в безвоздушном пространстве на трёх­сот­километровой высоте от поверхности Земли производили сборку спутника-гиганта. Непросто было монтажникам из небольших сегментов собрать этот шар диаметром сто двадцать метров. Тем более, что никто из них не имел опыта в подобных работах, осо­бен­но в космосе. За первый год сборки металлической обшивки произошло пятнадцать несчастных случаев со смертельным исходом. Но, несмотря на это, монтаж спутника был осуществлён, и родители-строители с удовлетворением могли наблюдать, как он  яркой звездой проплывал теперь в ночном небе над их сопкой. Последние полтора года ушли на внутреннюю и внешнюю отделку шара, а также на его обустройство. В конце строительства он представлял собой комфортабельный космический дом округлой фор­мы, а точнее, маленькую планетку, на которой должны были скоро обосноваться люди, но не на её поверхности, а внутри. Всё здесь было предусмотрено для жизни будущих квар­тирантов, каждая мелочь тщательно продумана: солнечные энергетические бата­реи, воздушные вентиляторы и фильтры, датчики-регуляторы атмосферного давления, состава воздуха и его влажности, мусоропереработчик, тренажёрный зал, даже бассейн с постоянно циркулирующей через очистители морской водой и, конечно, компьютер­ный комплекс с книго и видеотекой, вобравших в себя все знания угасающей на Земле цивилизации. Кто знает, сколько лет или веков пассажирам спутника предстояло провести в замкнутом пространстве? Но строители свято верили, что когда-нибудь их потомки снова вернутся на Землю - для этой цели, а также для возможности перехода на другую орбиту или для какого-либо иного перемещения спутник имел паруса, точно такие же, какими был снабжён космический лифт.

Сложнейшая техническая работа по созданию городка в космосе была успешно завершена. Уже Ульяну вместе с её шестьюдесятью питомцами перевели из Холмогор на базу и последние две недели маленькие космонавты жили в вагончиках рядом со стар­то­вой площадкой. Они даже совершили четыре обзорные экскурсии и посетили свой будущий дом, причём, два раза без сопровождения взрослых. Ребята уже могли переселяться на спутник, но немаловажным препятствием к их полной отправке встал следующий моральный фактор: многие дети и их родители психологически оказались не готовы навсегда расстаться друг с другом. Хотя все и понимали, что переселение в космос необходимо – жизнь человечества на Земле сначала медленно, но затем всё быстрее и быстрее приближалась к своей заключительной фазе - агонии.

 

* * *


 
Вечный покой даруй им, Господи,
и вечный свет пусть им светит.
Тебе, Боже, поется гимн в Сионе,
и тебе дают обеты в Иерусалиме.
Услышь мою молитву:
к тебе да придет всякая плоть.
Вечный покой даруй им, Господи,
и вечный свет пусть им светит… - 

 
скорбный «Реквием» Моцарта на классической латыни и многих современных языках звучал круглосуточно во всемирной системе связи «Интернет» до самого момента её исчезновения.

Отравление ядовитыми газами и уменьшение озонового слоя атмосферы, парни­ко­вый эффект и вулканы в Антарктиде с каждым годом убыстряли потепление на пла­не­те, а стремительное таяние льдов увеличивало объёмы морей и океанов. Под всё при­бывающей водой уже исчезла половина Европы, часть Северной Америки, джунгли Амазонки, почти все населённые районы Австралии, равнинные территории Китая. Надеясь переждать катастрофу в море, наиболее богатое сословие общества расплачи­ва­лось всеми своими сбережениями и ценностями, лишь бы их семьи взяли на мало-мальски надёжные суда. Но и большие, считавшиеся непотопляемыми ранее корабли теперь станови­лись лёгкой добычей ураганов и смерчей, которые во всю свирепство­вали на морях и океанах. «Спасите наши души» - часто разносился призывный клич в радиоэфире. Но кто теперь мог заниматься спасением? Большинство людей пешком устремлялось в глубь континентов, в гористую местность или на возвышенности. Стыч­ки, убийства и мародёрство стали обычным повсеместным явлением. А в Гимала­ях, высокогорных районах Африки и Южной Америки даже нередко случался канниба­лизм. Парадокс, но несмотря на эту вакханалию страха, паники и смерти ещё сущест­во­вала мобильная связь – кружащим над планетой спутникам не страшна была земная катастрофа и приближающийся конец их создателя - человечества. Как и прежде, теле­фоны через тысячи километров соединяли родственников и друзей друг с другом, пере­давали на экраны изображение – аккумуляторные устройства мобилок могли подпиты­ваться солнечной энергией и пока продолжали работать. Благодаря этому ещё живому информационному полю руководство базы под Холмогорами имело представление о том, что сейчас творится в мире – Кирилл составил программу, которая считывала со спутников связи диалоги абонентов и на их основании готовила пакеты наиболее важных новостей. Также при помощи этой программы считывались погодные сводки с метеоспутников. Две недели назад программа проанализировала последние метеодан­ные из космоса и выдала свой прогноз: из-за крупномасштабного влияния тёплого циклона на Арктику, затяжных ливней, разливов Северной Двины, усиления штормо­вого ветра, активно стимулирующего продвижение на юг Белого моря, в ближайший месяц - два произойдёт затопление всей территории Архангельской области. Причём стремительность наступления водных масс будет такова, что возможны изменения ландшафта местности. Этот прогноз был доведён до сведения родителей, и те на общем собрании единогласно постановили как можно быстрее отправить детей в космос.

Отправка была назначена на полдень пятнадцатого февраля. До старта остава­лось всего трое суток. И вот неожиданно в опустевшие от местных жителей Холмогоры ворвалась банда Спартака, пленила всех находившихся в городе. Ещё теплилась надежда, что бандиты одумаются: какой смысл просто так убивать людей и ломать то, что они с таким трудом создавали? Продукты бы от этого не появились. Но надеяться стало не на что после беседы с Ерёмой и его хозяином. Стало ясно, бандиты, не задумываясь, лишат человечество последнего шанса выжить. Возможно, сделают это даже сознательно. «После нас хоть потоп», - объявили много веков назад маркиза Помпадур и Людовик XV. И людей, которые считали точно также, ещё хватало на земле. 

 

* * *

 

- Что будем делать, мужики? – спросил Бойчишин, нервно пригладил когда-то густую, но уже изрядно поредевшую рыжую копну на голове и посмотрел на Кирилла: - Слушай, ты чего расспрашивал этого мудака: где посты, где ракетомёты? Ты чего задумал?

Олег знал, что задумал Кирилл. Они вдвоём или кто-то один из них, пробрав­шись в Холмогоры, могли попытаться ликвидировать банду. Пусть и не всю банду, а хо­тя бы ракетные установки. Например, ввести в транс охранявших церковь китайцев или разгуливающий вокруг площади патруль и внушить им, что нужно взорвать сред­нюю пятиэтажку. Шансы для успешного выполнения такого плана были вполне реаль­ны. Могли, конечно, возникнуть различные сложности, но их можно было решать по месту, исходя из конкретной ситуации.

- Он задумал провести операцию «Антиспартак», - сказал Олег и посмотрел на Кирилла: - Пойду я.

Тот опустил голову, словно был в чём-то виноват, и тихо произнёс:

- Не пойдёшь ни ты, ни я.

- Что?!

Кирилл поднял на брата глаза и твёрдо повторил:

- Не пойдёшь ни ты, ни я. Мы с тобой не должны идти.

Потрясённый Олег молчал. Неожиданно он тоже понял то, что секундами рань­ше до него почувствовал Кирилл. В голове появился, замигал предупреждающим крас­ным цветом запрет – идти в Холмогоры ни ему, ни Кириллу нельзя.

- Врубился, - вскричал Бойчишин и довольно громко хлопнул себя по лбу. - Мужики, вы хотите напасть на банду? А что, это мысль! Ну-ка, давайте пошевелим извилинами. Какая убойная дальность переносного ракетомёта, пусть и самого совре­мен­ного? Километров пятьдесят, не более. Наш лифт поднимется на такую высоту с учётом разгона и набора скорости за пять – максимум за семь минут. То есть, семь минут хорошего отвлекающего боя и ребята будут в безопасности. Как же это называ­ется?.. Вспомнил! Акция прикрытия! Среди ночи мы внезапно атакуем среднюю пяти­этажку и поливаем её пулями со всех стволов. Главное, внезапность! Они у нас точно забудут, где земля, где небо… Правда, патронов маловато и гранат для подствольников всего десять штук. Ничего, это ведь каких-то пять-семь минут… И Кирилл прав, нечего вам в Холмогоры соваться, вы здесь нужнее. Когда начнётся бой, вы отправите ребят на спутник. И не спорь, Олег. Это самое оптимальное решение. Когда Климов должен опускаться?   

- Через три минуты, - ответил Кирилл.

Он сел за стол ЦНПУ и, готовясь к предстоящему спуску лифта, вызвал на экран диаграмму схемы посадки.

Бойчишин азартно потёр ладони:

- Сейчас соберём всех наших, разберём оружие и вперёд. Устроим этим спарта­ков­цам козью морду.

- Остынь, Витя, - мрачно сказал Олег. Так же, как и Кирилла, его терзали угры­зе­ния совести, но он точно знал: идти в Холмогоры им нельзя. – Не всё так просто: пришёл, вытащил автомат и стал стрелять. Надо всё тщательно обмозговать. Там у церкви китайцы дежурят. Ещё два караула осматривают площадь. И наверняка этой ночью Спартак отправит к нашей базе наблюдательные посты. Засекут, что в Холмо­го­ры идёт группа, сообщат своим в город, там и устроят ловушку.

- Хрен им, - в запальчивости Бойчишин сжал кулак правой руки, а левую приложил к её локтевому сгибу. – Мы эти посты обойдём. У нас же пять приборов ноч­но­го видения, а у них ни одного. И тяжёлые ракетомёты они с собой в лес тащить не будут на одну ночь – значит, посты в лифт выстрелить не смогут. Так что наша задача упрощается: незаметно войти в Холмогоры, постараться бесшумно убрать китайцев и два патруля, хорошо бы освободить всех наших из церкви, а потом камня на камне не оставить от средней пятиэтажки, особенно от её первого этажа. Темповой огонь плюс фактор неожиданности и победа будет за нами.

На главном экране ЦНПУ двигавшийся по орбите шар спутника с пристыкован­ным к его входному проёму лифтом находился уже рядом с магнитным «коридором». Мигнул индикатор связи. На малом экране появилось лицо Климова, а маленькое прост­ран­ство вагончика заполнил его густой бас:

- Эй, Земля, не спать. Мы уже в лифте.

- Давай, опускай, - потребовал как всегда нетерпеливый  Горидзе.

Он находился рядом с Климовым и тоже смотрел в глазок видеокамеры. За их спинами промелькнула коренастая фигура Черных.

- Как дела? – спросил Олег у готовящейся к спуску бригады.

- Нормально, - ответил Климов. – Всё по десять раз проверили: - ни сучка, ни задоринки. У центрального шлюза даже повесили плакат «Добро пожаловать», шари­ка­ми надувными его разукрасили. Короче, можно заселять.

- Скоро заселим.

Кирилл включил систему герметизации спутника и лифта. Когда шлюзы закры­лись, электронный голос забормотал:

– Готовность двадцать секунд… Десять,.. пять,.. спуск. 

 

 

Глава 3.

 

В двадцать часов весь взрослый контингент базы – восемнадцать мужчин и шесть женщин собрался в штабном вагончике. Бойчишин говорил уверенно и спокой­но. Он обрисовал сложившуюся ситуацию и закончил свою речь словами:

 - У нас с Олегом и Кириллом точка зрения одна и та же: нужно этой ночью отправ­лять детей в космос, а чтобы запуск прошёл нормально, одновременно с ним необходимо провести акцию прикрытия, то есть атаковать банду. У кого другое мне­ние?

- Да какое тут другое мнение, - первым высказался Климов. – Это единственный выход.

- Что тут судить-рядить. Нужно атаковать, - согласился с ним Сердюк и поднял­ся со стула. – У нас на складе ещё три литра бензина оставалось. Можно будет зажига­тельный коктейль сделать. Пятнадцать автоматов, восемь пистолетов, десять гранат. Ничего, повоюем. Все пойдём, в смысле… мужчины…

- Я тоже пойду, - возразила Ирина Калмакова. – Я в детстве в компьютерные стрелялки любила играть, у всех мальчишек из нашего класса выигрывала. Только покажите мне, как пистолет с предохранителя снимать.

- Нужно идти и мужчинам, и женщинам, - поддержала подругу Людмила Бойчи­шина. – Там каждый человек будет на вес золота. А вы, Олег Александрович, и ты, Кирилл, должны быть здесь. Отправите ребят и за базой присмотрите... пока мы утром не вернёмся.

О завтрашнем утреннем возращении Людмила сказала так обыденно, словно соби­ралась сходить на прогулку. Все посмотрели на неё, некоторые даже усмехнулись. Каж­дый из собиравшихся идти в Холмогоры знал, какова у него вероятность дожить до завтрашнего утра. Знала это и сама Людмила.

- Она права. Олег Александрович и Кирилл должны остаться, - Проханов, как и Сердюк, встал. – Пойду к детворе. Со своим Ванюшкой поговорю напоследок…

 

* * *

 

От их базы до Холмогор всего четыре километра. Но это по дороге. Сейчас же пред­стояло идти в обход, скрытно от вражеских глаз, по хрустящему под ногами ледя­ному крошеву и снегу. Поэтому группа вышла на четыре часа раньше расчётного времени – времени отправки лифта к спутнику. Первыми ушли в дозор Климов и Горидзе, наскоро сделавшие себе маскхалаты из простыней. Через десять минут после них двинулись остальные двадцать человек. Последним шёл в цепочке Яшин. Он оста­новился перед провожавшим отряд Олегом и сказал на прощанье: 

- Ты уж отправь ребятишек, Олег Александрович, чтобы всё у них нормально было. Пусть живут.

 Сутулая спина Яшина растворилась в ночи. Олег поднял голову и взглянул на небо. Там неярким холодным светом мерцали звёзды, повинуясь шальному ветру, мчались на юг прозрачные обрывки облаков. «А ветер хоть и северный, но тёплый. Завтра должна начаться оттепель, а с ней, возможно, и наводнение…» - он отогнал эту неприятную мысль, мимо склада прошёл к вагончикам, в которых жили дети, и увидел маленькую, щуплую, как у подростка, фигурку Ульяны. В летнем спортивном костюм­чи­ке и босоножках девушка неподвижно стояла на заледеневшей земле.

- Тебе не холодно? – спросил Олег.

Она повернула к нему лицо, печальную и строгую красоту которого не испор­тила белая повязка на несуществующих глазах. С узенького плечика соскользну­ла за спину длинная коса. Строгость тут же исчезла, когда на губах Ульяны появилась ласковая и какая-то застенчивая улыбка:

- Я не боюсь холода, дядя Олег.

Он это прекрасно и сам знал, просто хотел с ней заговорить.

- Хорошо, что это не лунная ночь. Темнота поможет нашим обойти посты. Если бы ещё облаков побольше, чтобы бандиты не смогли увидеть ваш подъём.

- Нет, дядя Олег, этой ночью ветер не пригонит много облаков. Вы будете лежать под берёзой и наблюдать, как спутник стыкуется с лифтом.

«Почему лежать и откуда здесь берёза?» - Олег прекрасно знал, что вокруг базы растут только ели и лиственницы. Но сейчас его волновало другое:

- Ты видишь наш отряд?

- Вижу. Разведчики только что хотели взобраться на Орлиную сопку, но вовремя заметили на ней пост бандитов. Теперь наши обходят сопку слева, там, где в низине рас­тут ели. Мама только что поскользнулась и упала, а дядя Витя помог ей подняться.

- У тебя отлично развито внутреннее зрение и предчувствие будущего.

- Да, дядя Олег.

- Ты многое знаешь, однако не всегда говоришь о том, что должно случиться.

- Когда будущее изменить невозможно, с него разрешается снять пелену тайны. Но нельзя говорить о том, что можно изменить. Чему быть, того не миновать - это закон. И в тоже время человек обязан верить и надеяться на лучшее. Это тоже закон, - губы Ульяны снова тронула улыбка, на сей раз грустная. Её лицо повернулось к той сопке, подножье которой обходил отряд. – Даже сейчас, идя на верную смерть, каждый из них надеется на жизнь.

«Я тоже надеюсь, что хотя бы кто-то из них останется жить, - подумал Олег. – Кто-то ведь выживет, Ульяна?» Он мысленно задал ей этот вопрос, очень желая полу­чить положительный ответ.

- Человек обязан надеяться на лучшее, - повторила девушка. Из-под повязки выкатилась слезинка и покатилась по щеке. – Мне нельзя говорить о том, что можно изменить. Простите, дядя Олег.

- Но я всё-таки хотел бы знать, почему ты мне и Кириллу запретила идти в Холмогоры?

Маленькая тёплая ладошка Ульяны коснулась его лба.

- Закройте глаза, дядя Олег.

Олег подчинился. Перед внутренним взором появилась пустынная тёмная улица. Он осторожно крадётся вдоль стены здания и выглядывает из-за угла. Площадь с тремя пятиэтажками, слева церковь, освещённая костром охраняющих её бандитов. Слышны смех и китайская речь, от света костра на мостовую ложатся вытянутые тени, видны силуэты сидящих людей. Но освещения явно не хватает, чтобы увидеть их лица и ввести в транс. Нужно подойти поближе. Его могут  заметить, но другого выхода нет. Ему страшно. Нет, он не трусит. Страх этот из-за предчувствия какой-то допущенной ошибки. Но всё равно он уже здесь и нужно идти. Не таясь, шагнул из-за угла и пошёл. До костра остаётся всего метров десять. Раздаётся тревожный вскрик и в глаза бьёт яркий луч фонаря. Ослеплённый этим лучом он продолжает идти вперёд и поднимает вверх руки.

- Ай вонт ту спик вис Спартак, - говорит первое что приходит на ум.

Теперь закричали сразу несколько голосов, испуганно и всполошено. Рядом с лучом фонаря полыхнула вспышка, взорвалась в голове миллиардами искр, разбила сознание вдребезги, в мельчайшую пыль, в чёрный мрак…

- Откройте глаза, дядя Олег.

Олег открыл глаза и, приходя в себя от только что увиденного, тряхнул головой.

- Вас и Кирилла убили бы, - сказала Ульяна. – Эти китайцы слишком напуганы взрывами солдат-смертников, чтобы подпускать к себе близко подозрительных людей. Ваша смерть была бы бесполезна, а мы не улетели бы на спутник ни этой ночью, ни завтра… никогда.

Олегу захотелось сказать ей что-нибудь ласковое, но Ульяна и так понимала все обуревавшие его сейчас чувства. Нет, слова были неуместны. Он только погладил девушку по плечу и пошёл обратно в штабной вагон.

 

* * *

 

Как и планировалось, до начала боя отряд спрятался в одном из домов недалеко от центральной части города.

- Мы на месте, - сообщил Бойчишин Кириллу по мобильному телефону. – Пока затаились.

Через час  он снова вышел на связь с базой, включив притороченную к куртке допотопную камеру. Это было единственное видеосредство, которое не понадобилось при строительстве, обустройстве лифта и спутника, охране территории базы. Сейчас камера пригодилась, но старые аккумуляторы быстро разряжались, особенно на холоде. Поэтому Бойчишин включил её перед самым началом операции.  

- Как видимость? – поинтересовался он.

На главный экран пульта, за которым сидели Кирилл и Олег, сейчас помимо графиков предстоящего подъёма и схемы сигналов с датчиков магнитного поля были выведены две картинки с камер жилой кабины космического лифта и картинка от камеры Бойчишина. На видео от Бойчишина чётко просматривался оконный проём с выбитыми стёклами, за ним - отрезок пустынной улицы, ведущей к церкви, за цер­ковью - фасад одной из пятиэтажек.

- Видимость отличная, Витя, - ответил Кирилл. – Звук тоже.

- Сколько осталось до старта?

- Шесть минут.

- Отлично. Через шесть минут мы тоже начнём. Только что прошёл их патруль. Значит, на него уже точно не напоремся. Застанем китайцев врасплох и освободим наших из церкви. А потом дадим жару… Как там молодёжь?

- Молодёжь в лифте. Сидят ребята в креслах и ждут.

- Волнуются?

- Внешне нет, только чересчур сосредоточенные. А рядом с ними Ульяна, как ма­лень­кая курочка возле цыплят.

- Она у меня молодец. Счастливой им жизни… Мы выдвигаемся.

Поле зрения камеры переместилась из дома на улицу. Сразу же Бойчишина обог­нали Климов, Горидзе и Черных. Крадучись вдоль стен зданий с автоматами наизготовку, они стали приближаться к центральной городской площади. До неё уже оставались считанные метры, когда тишину прорезал крик Климова:

- Огонь!

Он первым дал длинную очередь и скосил неожиданно вышедший из-за угла патруль, всех пятерых бандитов. Но внезапность нападения была сорвана. Со стороны церкви послышались беспокойные выкрики. Изображение камеры быстро достигло угла дома, мельк­нув­ший крупным планом автомат Бойчишина выпустил трассер по залегшим у церкви китайцам. Раздалась ответная стрельба. Случайно вильнувшая в сторону картинка показала, как схватилась за живот и рухнула на колени Ирина Калмакова.

Олег отвернулся от экрана и бросил Кириллу: 

- Стартуй раньше. Потом, на высоте, уменьшим скорость.

Кирилл включил микрофон лифта и сказал, как можно более бодро:

- Уважаемые космонавты. Администрация космодрома, ваши родители и вся наша планета поздравляют вас с началом длительной экспедиции, в которую вы от­прав­ляетесь. Удачного вам путешествия, друзья.

Металлически-ровный голос ЦНПУ начал вести отсчёт. Олег вышел из вагона на улицу, считая вместе с ним:

- … пять, четыре, три, два, один… пошёл!  

Из здания стартовой площадки выметнулось яркое светящееся кольцо, за ним показался оголовок цилиндра, затем и всё его многотонное тело. Весь в перламутровых переливах, словно расцвеченный  праздничной иллюминацией, лифт поплыл вверх, пос­тепенно набирая скорость. Прошла минута, вторая. Олег смотрел то в небо, то на город, со стороны которого мог появиться стремительный дымный шлейф боевой ракеты. «Нет, всё будет нормально, наши не дадут», - убеждал он самого себя. Третья минута подъёма, четвёртая, пятая. Уже громадный лифт казался не больше консервной банки. Ещё минута-другая и он будет вне досягаемости. А над Холмогорами одна за другой полыхнули зарницы, и до базы докатил грохот взрывов. Олег бросился в вагон.

Кирилл смотрел на экран напряжённым замершим взглядом. На его лице высту­пи­ли красные пятна, губы были искусаны в кровь.

- Что там у них? – сорвался на крик Олег.

- Китайцы церковь взорвали - в окно три гранаты бросили. Купол вниз обрушился.

Словно завороженный, Олег смотрел на разгорающийся внутри руин церкви пожар, слышал раздающиеся из-под них жуткие людские стоны. Он не сразу обратил внимание на то, что картинка камеры Бойчишина теперь стояла поперёк экрана, а изобра­жение не дёргалось, как раньше, и было неподвижным.

- Что с Виктором? – Олег спросил это механически, сам уже зная ответ на свой вопрос.

- Судя по камере, лежит,.. – Кирилл судорожно сглотнул, - на боку… Или убит, или без сознания. Смотри, по-моему, это Сердюк… точно – Сердюк.

Олег тоже узнал его. Освещённый пожаром Сердюк бегом пронёсся по площади и, прежде чем его изрешетили пулями, успел вбросить в среднюю пятиэтажку три бутыл­ки с зажигательной смесью. Первый этаж здания запылал, а из его окон вып­рыг­нули две объятые пламенем фигурки, стали кататься по мостовой, но вскоре замерли. Стрельба всё усиливалась, почти в каждом окне пятиэтажек вспыхивали огоньки выстрелов – бандиты оказывали яростное сопротивление атаковавшему их отряду, ещё не подозревая, что нападавших было в десять раз меньше, чем обороняющихся. Из дина­миков ЦНПУ раздавался противный визг пуль и их страшное пощёлкивание по кам­ням. В ответ на этот шквальный огонь со стороны площади, где лежала камера Бой­чишина, стреляло уже не больше пяти автоматов. Но через минуту и их стрельба пре­кра­тилась. Зато, как бы в поддержку атакующим, вдруг прогремели два мощных взрыва в средней пятиэтажке. Здание зашаталось и, словно карточный домик, опустилось вниз. 

- Боеприпасы взорвались, - сказал Кирилл, вытирая струящийся по лицу пот. – Наши смогли…

Через минуту он добавил:

- Олег, мы с тобой остались одни.

Хоть и не в такой степени, как Ульяна, но они ведь тоже обладали внутренним зрением и предвидением будущего. И оба уже знали, что все их товарищи мертвы. «Чему быть, того не миновать», - вспомнил Олег слова девушки. Он посмотрел на диа­грамму подъёма: время – двенадцать минут шестнадцать секунд, высота – сто сорок восемь километров. Лифт летел в космос на своей максимально возможной скорости. Даже если бы сейчас бандиты стали стрелять в него из самых дальнобойных ракетомётов, он был уже вне досягаемости. Олег включил на пульте режим авто­подъём­ника - теперь автоматика сама установит оптимальную скорость для того, чтобы лифт в нужное время достиг точки своей стыковки со спутником.

А в Холмогорах наступила тишина. Только трещал огонь, жадно лизавший стены церкви и остатки центральной пятиэтажки. Из двух уцелевших домов выходили бан­диты, опасливо оглядывая площадь и прилегающие улицы. Один из них, прихра­мывая, подошёл к телу Бойчишина. На экране крупным планом возникло лицо негра, усеянное гнойными прыщами. Бандит что-то удовлетворённо пробормотал, повесил на плечо автомат и протянул вперёд руки. Изображение дёрнулось, повернулось. 

- У Виктора по карманам шарит, гнида, - сказал Кирилл.

Не найдя ничего ценного в одежде убитого, негр с любопытством принялся рас­сматривать камеру. Он осторожно трогал её и постукивал пальцами, а, догадавшись, что это такое, скорчил рожу и с ухмылкой показал средний палец. Затем его рука схватила камеру и резко дёрнула на себя. Картинка на экране с прыщавым чёрным лицом мигнула и исчезла. Братья переглянулись.

- Я знаю, мы этого гада ещё увидим, – сказал Кирилл.

Олег кивнул. Он тоже почувствовал это.

 

* * *

 

До стыковки лифта со спутником оставалось меньше трех минут, когда  тревож­но замигал индикатор пятой сторожевой камеры.

- Неужели гости? - Кирилл вывел изображение «пятёрки» на малый экран. – Точно! Быстро же они к нам пожаловали.

В инфракрасных лучах прибора ночного слежения было видно, как по лесу в сторону базы крались четверо бандитов.

- Это пост с Орлиной сопки, - Олег достал из ящика Бойчишина «Магнум» - единственное оружие, оставшееся на базе. – Занимайся стыковкой, Кирюха, а я пойду их встречу.

Пробежав метров пятьдесят вдоль двух совмещённых вагонов склада, он спус­тил­ся по тропинке к лесу и залёг в неглубокую рытвину рядом с зарослями кустарника. Ждать пришлось недолго. Через минуту раздался хруст льда, треск веток и среди де­ревьев показались четыре тёмных силуэта, осторожно взбирающихся на сопку. Олег при­целился в ближайший из них и нажал на курок. Он успел выстрелить только ещё раз.

- Засада! – раздался истошный возглас.

Вся четвёрка дружно рухнула на скользкую землю, синхронно перевернулась на спину и понеслась обратно вниз, словно на санках. Стрелять по ним в темноте наугад было бесполезно, да и патроны не мешало бы приберечь – как предупреждал перед уходом в Холмогоры Бойчишин, их в обойме оставалось всего десять штук.

- Филимонов, обходи справа, - крикнул вслед удирающим бандитам Олег. – А ты, Макаров слева. Остальные - за мной. Пленных не брать, сразу мочите уродов.

Постепенно удаляющийся к подножию сопки шум затих. Только слышалось, как ветер шевелит кроны лиственниц. «Как там стыковка?» - Олег посмотрел вверх. Прямо над ним на фоне звёздного неба летели навстречу друг другу ярко-жёлтый шар разме­ром с вишню и маленькая перламутровая точка. Секунда, другая – и перламутровая точка исчезла на фоне ярко-жёлтого спутника. «Есть! Сейчас откроются шлюзы и дет­во­ра войдёт в свой новый дом. Пусть их всего шестьдесят, но эти шестьдесят ребят – наше будущее», - Олег улыбнулся своим мыслям и вспомнил слова Ульяны – где-то здесь должна быть берёза. Он осмотрелся: кустарник, ниже по склону – лиственницы и ели… Точно! Справа в двух шагах от рытвины росла неприметная берёзка не больше двух метров ростом.

- Каким же это ветром тебя занесло на нашу сопку, малышка? – Спросил у деревца Олег, поднялся с земли и погладил белый тоненький ствол. На глаза наверну­лись слёзы.

- Чему быть, того не миновать. Но всегда нужно надеяться на лучшее, - сказал он самому себе.

На трёхсоткилометровой  высоте летела по своей орбите ярко блестевшая точка, медленно опускавшаяся к линии горизонта. Олег долго стоял у берёзки и провожал спутник взглядом.

 

* * *

 

За окном рассвело, и по крыше забарабанили первые, пока ещё ленивые, дожде­вые капли.

- Тебе не кажется, что нам стоит укрыться? – спросил Кирилл.

Олег тоже почувствовал приближение опасности, только пока не мог опреде­лить, из-за чего вдруг возникло это неприятное ощущение.

- От чего укрыться, от дождя?

- От обстрела. Предлагаю в быстром темпе покинуть базу. Возможно, прогулка в лес поможет продлить нам жизнь.

Когда они добежали до кустарника и берёзки, в воздухе пронзительно засвис­тело.

- Давай сюда! – крикнул Олег и прыгнул в уже знакомую ему рытвину.

Первым же залпом миномётов разнесло здание стартовой площадки, вторым – сразу три вагончика, в том числе и штаб.

- Хороший был ЦНПУ, - сокрушённо вздохнул Кирилл, под свист летящей следующей порции мин.

- И берёзку жалко, - пробормотал Олег, когда тоненький ствол деревца, словно ножом, срезал шальной осколок.

Обстрел закончился также внезапно, как и начался. Наступила тишина, воняло гарью. Вокруг валялись разбросанные обломки досок, осколки стеклопластика, да иско­рё­женные балки металлоконструкций. Их космической базы больше не существовало, размещённой на соседней сопке электростанции тоже.

- Что за погода, - сказал Кирилл, вылезая из рытвины. – Ещё вчера мороз был, а сегодня тепло, всё тает и дождь припустился.

- Да, мокровато, - Олег тоже встал, отряхнул с куртки комки глины и хвою. – Ульяна говорила, что сегодня будет ураган. А в ураган поднимать лифт с детьми я бы не рискнул. Она была права…

- Ульяна всегда права, - ответил Кирилл и усмехнулся: - Если будет ураган, то нахлынет море. А если нахлынет море, то здесь будет не то что мокровато, а очень водя­нисто. Но нет худа без добра. Я хотя бы получу моральное удовлетворение оттого, что этих сволочей скоро смоет волной. Глянь-ка на дорогу.

Олег оглянулся. Со стороны Холмогор к их сопке по слякоти гурьбой брели бандиты.

- Человек сто пятьдесят, - на глаз определил Кирилл.

- Что будем делать? – Спросил Олег. – Убегать от них мне не хочется.

- Мне тоже убегать не хочется, тем более, пускать их на нашу базу. Хоть от неё и остались одни воспоминания. Давай устроим им шоу, братик. Теперь уже на это мы име­ем полное право.

- Имеем, - ответил Олег. 

Они поджидали бандитов, укрывшись в развалинах здания стартовой площадки. Первым на вершину сопки выбрался тот самый рослый негр, который сорвал с груди Бойчишина камеру. Следом за ним показались две низкорослые, фигуры закутанные в плащ-палатки. Осторожно пригибаясь к земле, с оружием наготове, бандиты прошли метров двадцать, высматривая что-либо подозрительное. Остановились, но ничего опас­ного для себя не увидев, снова двинулись вперёд.

- Я займусь этим шоколадно-прыщавым парнягой, - сказал Кирилл. – И вот тем, ко­торый ручник держит. А ты подбери себе кого-нибудь из задних рядов, чтобы у нас получился добротный перекрёстный огонь. Кто с мечом к нам придёт…

Когда на раскисшую от дождя и тающего льда сопку поднялась вся банда, вве­дённый в гипнотический транс негр развернулся и в упор дал очередь из автомата по своим соратникам. Его примеру последовали шедший впереди бандит с ручным пуле­мётом и четыре человека из задних рядов. Не понимая, что происходит, обезумевшая толпа стала палить друг в друга уже без всякого гипноза – лишь бы первому не полу­чить пулю и выжить. Некоторые даже схватились врукопашную. В этой скоротечной схватке остался стоять на ногах только Ерёма – вчерашний посланник Спартака. Дико завывая, он бросил свой автомат и побежал прочь.

- Финита ля комедиа, - произнёс Олег и устало закрыл глаза.

Здесь под руинами стартовой площадки и уцелевшим листом стеклопласти­ко­во­го шифера было сравнительно уютно. А снаружи вовсю бушевал тёплый северо-за­пад­ный ветер, гнал по небу тяжёлые чёрные тучи и всё сильнее, всё яростнее поливал ливень. Сквозь плотную стену дождя было видно, как прямо на глазах растут грязно-рыжие от глины ручьи, несутся вниз со склона, унося в своём бешеном потоке доски, не растаявший лёд, выкорчёванные деревья и тела бандитов. Там в долине ручьи растекались и быстро заполняли низины между сопками, которые теперь выглядели ма­лень­кими жалкими островками среди этого бурлящего безумия водной стихии. Кирилл старательно исполнил:

- Море-море, мир бездонный,

Пенный шелест волн прибрежных…

Над тобой встают как зори

Над тобой встают как зори

Нашей юности надежды.

 

– Интересно, смогли бы мы жить вместе с ребятами там, на спутнике, если бы научились ни есть, ни пить? Мы, конечно, не достигли такого совершенства, как Ульяна, но всё же…

- Мы другие, Кирюха. Мы умеем убивать и мы убивали. Я и ты уже отстаём в раз­витии от этих детей. В духовном развитии. Они чище, лучше нас. За ними будущее, а будущему не нужен лишний балласт.

- И ты, как лишний балласт, уже думаешь о смерти?

- Я о ней не думаю, но она уже рядом: льёт с неба, накатывает морем с севера и за­тапливает всё кругом.

- Не раскисай, братишка. Ты ещё крепкий старик, Ольсон. Не знаю, как, но мы выкарабкаемся отсюда и пока ещё поживём. Ты этого не чувствуешь?  

Олег закрыл глаза. Молнией промелькнуло видение: они гребут на маленькой ут­лой лодчонке к возвышающейся над водой чёрной скале. С невесёлой усмешкой Кирилл повторил:

- Сколько - неизвестно, но мы ещё поживём.

Они долго сидели молча. А снаружи завывал ветер и всё сильнее, всё яростнее барабанил по шиферу дождь.

- Как ты думаешь, почему тот, кто написал «Три чуда-юда живота» сразу не от­крыл свои знания людям?  - спросил Кирилл. - Ведь он предвидел, что произойдёт в будущем.

- Трудно сказать, – ответил Олег. - Может быть, тогда ещё не пришло время. Возможно, человеческому разуму необходимо было дорасти до этих знаний. Как разуму маленького ребёнка – чтобы младенцу что-то понять и чему-то научиться, нужны годы взросления.

- За минувшие тысячелетия человечество уже выросло из младенчества.

- Да, выросло. И взрослея, стало тем, что принято называть «обществом потреб­ле­ния». Из века в век человек совершенствовался, но, совершенствуясь, думал не о своём духе, а о теле. Даже научно-технический прогресс совершал ради удобства тела. И этот прогресс – прогресс ради потребления, завёл человечество в тупик. Очень хочет­ся верить, что мы с тобой, Кирюха, нашли выход из этого тупика. Пусть даже всего для шестидесяти ребят.

- Может, их скоро там станет и больше, - усмехнулся Кирилл.

- Что ты имеешь в виду?

- Клонирование. Глядишь, через год, другой, третий на спутнике появится Витька Бойчишин и все другие наши…

Олег тоже знал, что каждый из ребят захватил с собой на орбиту образцы тканей своих родителей на случай, если представится возможность их клонирования в будущем. Сразу вспомнилась погибшая на острове Веры семья. Сидящий рядом Кирилл вспоминал о своих Игорьке и Ирине.

- Ничего, - сказал Олег, приободряя и себя, и брата. – Главное, у человечества остался шанс выжить. И оно обязательно выживет…

Ливень стал таким плотным, что уже в трёх метрах от руин, под которыми они прятались, ничего не было видно.

- Расскажи, как ты нашёл нашу тетрадь, - попросил Кирилл.

- Зачем? Ты и так всё прекрасно знаешь.

- Знаю, но ведь иногда хочется посмотреть заново интересный фильм или пере­чи­тать любимую книгу. Расскажи.

Олег задумался, вспоминая всё, что было, затем начал свой рассказ...   

 

 

Послесловие.

Согласен, усугубил. Собрал много негативного в один комок и швырнул его в будущее, всего лет на тридцать - пятьдесят вперёд. А этот комок несчастий взял и угробил человечество. Извини, читатель, перегнул палку. Но на много ли? Вооружённый новейшим оружием терроризм, глобальный энергетический кризис, мутация всевозможных вирусов, увеличение озоновых дыр, парниковый эффект и страшные землетрясения - так ли уж невероятны все эти напасти, могущие перечеркнуть наши жизни и жизни наших потомков? А уверен ли ты, читатель, что  власть имущие, решая сегодня свои «архиважные» и «архинужные» проблемы на деле, а не на красивых, но пустопорожних словах озабочены твоим будущим? Ладно, не будем сгущать краски. Возможно, не всё так и мрачно. Давай, читатель, надеяться на двигатель прогресса – науку, на знания  прошлых веков, множество из которых до сих пор не изучены, на наш совершенствующийся разум, на наше здравомыслие и трудолюбие, в общем – давай верить в Человека.. В Человека, который непременно изменит жутковатый отрывок из древнего манускрипта «Три чуда-юда живота» на более благополучный: 

«… и создадут весёлые, умные и бессмертные люди космические ковчеги, и достигнут других планет, и построят на них большие красивые города, не забывая при этом свою самую первую планету-колыбель, свою Землю».

Действующие лица этого произведения вымышлены. Всякое сходство с реально существующими людьми или организациями, фамилиями или названиями - не более, чем случайное совпадение.

 

Сергей Артёмов
2018-02-07 15:03:13


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru