Ян

Пролог где-то в космосе

Жила Природа. В те времена она была жизнерадостным созданием и любила тво-рить. Природа имела младшую сестру, которую звали Эволюцией. Сёстры дружили и ни-когда не ссорились. Эволюция всякий раз пускалась на самые интересные и забавные эксперименты, так как была романтичной натурой. Природа как старшая и более прак-тичная поправляла свою бесшабашную сестрицу, хотя никогда не укоряла её в ошибках.

Чаще других созданий сёстры в тесном союзе создавали новые виды мелких живот-ных, то есть насекомых, паукообразных и тому подобное. Именно насекомые более всего подходили под лабораторный материал, и ошибки Эволюции не так ярко бросались в гла-за. Но однажды её фантазия создала пресмыкающихся, то есть придумала яйцо – защи-щённую скорлупой икринку. Начался новый виток животной жизни…

Недочёты были. Например, неудача случилась у них с большими пресмыкающими-ся, так называемыми динозаврами. Просто Эволюция увлеклась размерами, создавая оче-редное творение из неведомого нам универсального ДНК. Пищи для подобных существ было достаточно, условия как нельзя подходили для роста и развития. Всё было, на пер-вый взгляд, нормально. Но они совсем не понравились Природе, которая была разумной и практичной. Эволюции пришлось вытеснить эти творения другими – ещё более инте-ресными, сложными, более приспособленными. Более экономичными, как выразилась рациональная старшая сестра.

В те времена сёстры никем не изучались и свободно экспериментировали над живыми тварями. Их отец – Большой Взрыв – давно перестал беспокоиться о своих дочерях, так как знал, что они вполне самостоятельные и способны справиться с любыми созданиями. Да и дочери пока не беспокоили своего отца, занятого растягиванием Вселенной. Он гонялся за разбегающимися Галактиками и неведомо, сколько было детей у легкомысленного отца. А Эволюция и Природа, две весёлые играющие девчонки, создавали на своей песочнице замысловатые живые игрушки…

Эволюция постоянно усовершенствовала правила игры, а вместе с тем развивались сами творения. Она словно желала показать, что вместе с усложнением органической жизни улучшается их устойчивость и самопроизводство. А Природа сдерживала необузданность своей сестры и умело отбирала наиболее экономичные формы жизни. Кстати, Природа обладала не меньшей фантазией, которую использовала для быстрого и безболезненного уничтожения неудавшихся видов. Ведь для точного регулирования количества и взаимоотношения живых организмов необходимо было иметь огромные творческие и предпринимательские способности…

Последними созданиями Эволюции были свиньи и обезьяны. Свиньи поражали сво-ей плодовитостью и упрямым нравом. На первый взгляд, ни одно из этих качеств не было ни положительным, ни отрицательным. Этакие большие живучие крысы – уникальные творения. Эволюция могла бы порадоваться плодами своего труда. Да и Природа обратила внимание на эти создания: живучие, экономичные вследствие всеядности, они являлись прекрасными санитарами для равновесия в биогеоценозе. Отдельные минусы как прожорливость и плодовитость легко можно было восполнить увеличением количества хищников.

Другими создания были обезьяны, которых Эволюция наделала огромное количество видов. Эти создания оказались более капризными и никак не довершались у взбалмошной сестрицы. Обезьяны были весьма разборчивы в пище и требовали тёплого климата. Всё это привело к тому, что Природа сразу же ограничила их плодовитость, стремясь сделать эти создания достаточно редкими и безобидными. Единственным их плюсом было то, что они обладали некоторыми зачатками чувства юмора, так как могли передразнивать других животных. Это развеселило обеих сестёр, особенно Эволюцию.

Как-то посмеявшись в очередной раз над бестолковым поведением обезьян, Эволюция приступила к созданию ещё одного вида, в которой попыталась совместить способности последних: свиней и обезьян. Сестра Природа, конечно же, пыталась вразумить Эволюцию, но было поздно…

Нельзя совмещать несовместимое. Эволюция до этого много пыталась экспериментировать в подобном направлении, но всякий раз получались довольно несуразные создания. Как правило, появлялись творения, противные законам Природы; существа, не приспособленные к гармоничному сосуществованию с окружающей действительностью. Такие виды живых существ, как правило, самоуничтожались, или Природе приходилось выправлять положение.

Эволюция в очередной раз создала несуразные творения. Так появились то ли обезьяны, то ли свиньи, то ли, как говорится, непонятно что. Это были ужасные безволосые твари. Сама Эволюция, привыкшая к самым невероятным созданиям, ужаснулась. Но по-том подивилась: творения получились хоть и несуразные, но очень смешные и любопытные беспредельно. Природа же не стала в очередной раз выговаривать сестре, а только сказала:
– Эти смешные, до ужаса похотливые и агрессивные существа вряд ли выживут. По моим законам им предстоит вынести тяжелейшую конкуренцию и с хищниками, и со свиньями…

Так была решена судьба нового вида живых существ. Было негласно решено не насылать никаких болезней, не выводить новых конкурентоспособных видов. Опыт под-сказывал, что лишнее вмешательство в естественную жизнь живых существ может иметь непредсказуемые последствия для сотен других видов животных и растений. В таком случае приходилось воссоздавать уже прижившиеся виды, перемещать их в другую среду обитания и выкручиваться из положения, которое создавалось из-за маленького недочёта…

И сёстры не сочли необходимым извести несуразные создания. Они, оправдывалась Эволюция, получились как бы сами по себе. Пусть испытают тяжесть земного существования. Может, своей нелепостью они смогут внести какой-нибудь кратковременную радость в души создательниц…

Так, одна из неудачных попыток Эволюции, оставленная Природой в относительном покое, начала свой невероятный путь существования на планете Земля. Этому виду как новому в семье огромного животного мира предоставили привилегированное место. Им, дабы освоились, были выделены лучшие места обитания. Но данный вид сразу же показал свою оригинальность по отношению к окружающему миру.

Во-первых, новые создания были очень похотливы и в силу этого необоснованно агрессивны по отношению друг к другу. Они спокойно могли убить конкурента, причём, не ввязываясь при этом на открытый бой самцов. С самого начала эти твари делали всё исподтишка. Даже в то время, когда царствовала тёмная ночь, и основная часть природы была погружена в беспокойный сон. Причём могли использовать при этом камни и палки. А похоть их была настолько сильной, что почти каждый самец хотел обладать чуть ли не всеми увиденными самками. Вплоть до того, что самки, которых всегда было предостаточно, даже могли торговать собой и наиболее хитрые из них могли даже занять особое место в обществе благодаря собственному телосложению. Чуть позднее – не пройдёт и нескольких тысяч лет – самки начнут щеголять достоинствами Природы и выдавать их за собственные.

Во-вторых, наравне с необоснованной жестокостью и агрессивностью, эти твари оказались весьма трусливыми и коварными существами. Непонятно, что тут было причиной , но мир, кажется, так устроен, что жестокость и трусость всегда сопровождают друг друга. Новоявленные же существа в силу похотливой агрессивности и неприспособленности к холодной окружающей действительности, цеплялись за собственные жизни любым способом. Они, как уже говорилось, могли исподтишка сбросить большой камень на голову соседа, с которым недавно питались, а потом спокойно сожрать неудачливого соседа. Поедание своих собратьев по виду не приветствовалось Природой. Впрочем, и на этот факт сёстры поначалу закрыли глаза, полагая, что это следствие неприспособленности нового вида к суровому окружению.

В-третьих, новоявленные существа быстро переняли свойства организации некоторых хищников и начали первыми охотиться, подстерегая животных исподтишка.

Чрезмерная похотливость этих тварей не давала пропасть популяции. Они умирали сотнями, но порождались тысячами, хотя срок беременности их был одним из самых продолжительных. Популяция быстро росла, и их количественное превосходство на определённой территории приводило к тому, что они становились всё более уверенными и бесцеремонными.

В-четвёртых, страх и маниакальная похоть как основные их уникальные особенности гнали их в другие места обитания. Вследствие собственной трусости и изощрённой подлости они пакостили в одном месте и уходили делать то же самое в другое.

Этими основными свойствами и выделялись новые существа, напоминающие боль-ших крыс, недокормленных свиней и голых обезьян.

Неутомимый страх, постоянное несогласие с окружающим миром и собственными соплеменниками вынудило пралюдей к постоянной миграции с одного места на другое, к определённой социальной организации. Всеядность их была поразительна, ибо они питались всем: и падалью, и свежим мясом, и плодами растений, подгоревшими трупами животных, и себе подобными существами.

Что для живых существ века, то для Природы и Эволюции мгновения. Они решили немного отдохнуть и посмотреть на дела рук своих. Работа была проделана огромная: более миллиарда попыток, из которых было создано около 500 миллионов живых существ – поистине грандиозная нечеловеческая работа!

Итак, ошибка Эволюции и недосмотр Природы породили на свет необыкновенных существ, которые уже не зацикливались в природе, как все другие животные творения; не довольствовались местом, определённым им их создателями, а пытались выжить любыми путями: коварство, хитрость и подражание были сразу же взяты ими на вооружение. Они подражали обезьянам и издавали групповые звуки против хищников, подражали хищным птицам и разбивали яйца о камни, подражали тем же птицам и строили себе жилища, подражали трусливым сусликам и ящерицам и пытались освоить прямохождение. Так, из страха, подлости и умения подражать эти полуобезьяны, полусвиньи породили своеобразное явление, которое мы сейчас гордо называем мышлением – предвестником сознания…

Дальнейшее недовольство собственным местом в природе, усложнение социальной организации, основанное на съедении более слабых и овладение более аппетитными самками, коварное и наплевательское отношение к собственной среде обитания из ошибки Эволюции создало высокомерное существо – человека.

Человек полноправно вступил в этот мир после победы одного племени над другим, когда были изнасилованы все самки соседнего племени, а самцы стали обедом и пленными рабами. Это была первая победа человека над окружающим миром, ибо после такой непредвиденной жестокости и безалаберности, человек стал самым непредсказуемым творением на планете… 

Пролог на земле

Случается так: оборачиваешься в прошлое и воистину веришь, что вчерашнее событие произошло год назад, а события недельной давности пришли в настоящее из далекой призрачной жизни. Академические часы имеют обыкновение ломаться, правильно отсчитывают время только твои собственные. Не случайно, иной день прожигаешь в пару ми-нут, а другой растягивается в год...
Но ты конформист и постоянно подгоняешь собственные, единственно правильные часы по испорченным вселенским, ибо так удобнее жить относительно других: так знаешь, когда начнется любимая передача по голубому ящику, который всегда живёт в углу главной комнаты квартиры; так отчетливее представляешь, когда к тебе придет смерть.
– Скажи-ка ты мне: ведь такое бывает?.. Или всё-таки нет?.. – обращался Ян к соседу по гостиничному номеру, который развалил свое немаленькое тело на дешёвой пружинистой кровати.
  – Вряд ли... По-моему, это только кажется, – отвечал ему уверенно грузный сосед, и глаголил он глупо-пьяным, но приятным на слух баритоном.
  – Только бывает, что кажется, но, может, кажется, что бывает? – не унимался Ян, желая поддержать какой-то немаловажный разговор, начало которого нам не суждено было услышать.
 – Ну и болтун же ты! Гонишь всякую херню, а я должен это выслушивать, – сосед говорил по-дружески, без злобы, и его баритон сделался еще приятнее. Выражался он с нежным украинским акцентом, и все в этом полулежащем представителе рода человеческого было размеренное и спокойное, – на тебя глянуть, вроде бы и не дурак, но... то какие-то рецепты начинаешь втулять, то романы ультрамодные вспоминаешь, о которых я и не слыхал, то про любовь начинаешь, как Пушкин прямо...
– То водку пьешь, потом блюешь... – то ли ради красного словца, дабы нарушить тишину, то ли ради шутки высказался Ян, и не знали эти два мирных собеседника, что данный застольный вечер через неделю для одного из них будет событием столетней дав-ности, далёким и призрачным воспоминанием прошлой жизни.
Только сентябрь, находившийся тут же за немытым окном гостиницы маленького, холодного сибирского городка, был неуютен и тёмен и ни за какие земные блага не со-гласился бы отступить от академических канонов всесильного времени. Унылая осень не заглядывала в прокуренную комнатушку захудалой одноэтажной гостиницы.
Да и не об осени думали молодые люди. Они, вообще, ни о чем глобальном не раз-мышляли. Они общались, что на человеческом языке означает обмен необязательной ин-формацией...
Молодые коротали резиновое время россказнями друг другу о домашнем уюте, пили крепкое спиртное, закусывали дорогими колбасами и всё это, замешанное на крепком не в тему мате, запивалось мутной газированной бурдой. Они так по-своему отдыхали. Один из них был менеджером по реализации стальных труб откуда-то с Украины. Другой также называл себя менеджером. Он якобы продавал краску и стройматериалы. Оба хотели про-дать, чтобы заработать, обоим надоела эта захудалая гостиница с запыленными стеклами на некрашеных рамах.
Грузный сосед Яна уже более двадцати дней ежедневно ходил к одному и тому же коммерческому директору одной богатой организации по нефтедобыче и выспрашивал деньги за реализованные и доставленные бесшовные трубы. Но ежедневно он приносил обратно в комнату лишь кислую, недовольную от такой жизни гримасу и ставший при-вычным отрицательный результат. Часа в два Володя отправлялся обедать в некое частное кафе неподалеку. Уходил, на медленном медвежьем ходу кидая гостиничной хозяйке: «Я обедать в «Тюльпан» на 40 минут. Ключи беру с собой...».
Через день по вечерам Володя отправлялся на переговорный пункт звонить на свою далекую Украину. Возвращался он обычно часов в десять вечера, осторожно держа в сво-их больших лапах полиэтиленовый пакет с разнообразной едой, а иногда и с бутылочкой спиртного. Дни его молодой жизни стали походить на жевательную резинку, у которой выжевали весь сахар. Время его словно впало в кому – за эти двадцать безликих дней он не совершил ничего нового для себя. Никакие новые откровения жизни не состоялись при таком однообразии, никакие чувства не беспокоили его большую крепкую голову. Впрочем, Володя этим был и доволен. Как и предполагали руководители, закинувшие в эту глушь Володю, ждать нужно было не менее месяца...
Володя не ходил в кинотеатры, потому что никогда туда не ходил; он не читал мест-ных газет – они не содержали интересной для него информации. Он только глазел в по-толок и изредка в окно бездонными до бессмыслия глазами, разглядывал дешевые порно-графические издания, хотя так и не прочитал «Веселую попку» какого-то многоопытного автора-извращенца, и скорее всего, мастурбировал по ночам...
Ян также терпеливо совершал это неторопливое бытие в течение почти двадцати дней. Он тоже говорил о деньгах, которые почему-то не перечисляют за уже оприходо-ванный товар. «Есть некоторые тут, как все здешние – вечно задерживают деньги. Непла-тежи – недобрая местная традиция», – высказывался он с недоброй улыбкой на лице. Аналогично Володе Ян впирал глаза, полные хандры и очарованной тоски, в голых де-виц на серой газетной бумаге. Но в отличие от грузного соседа он аккуратно прочитывал всю местную прессу, что-то чертил и писал в черной общей тетради, разглядывал карту города и окрестностей, много и умно говорил в пространство и курил, наполняя сизым дымом тридцать кубических метров. При всем этом он порой становился задумчиво-мечтательным, и вид мыслителя смотрелся очень кстати на его мужественном лице.
Но бытие Яна сильно отличалось от существования огромного количества жителей этого мира, время для него было готово умчаться вперед. Оно затаилось, чтобы единым рывком умчать своего раба и носителя; оно стояло на низком старте, готовое резко вы-рваться из застойного настоящего в бурное будущее...
– Давай выпьем за успех, казалось бы, безнадёжного дела! – и Ян поднял гранёный стакан, в котором было несколько капель спиртного.
– Что-то не очень много ты пьешь нынче, – хитро проакцентировал Володя, залпом опрокидывая полстакана какой-то немецкой водки неопределённого производства и ка-чества.
– Видишь ли, наверное, я завтра уеду. У меня сегодня важный ночной телефонный разговор, и мне должны дать ценные указания, – Ян встал и начал вышагивать по комна-те. Он всегда так делал, когда нервничал. Впрочем, об этом знали не многие, а лишь из-бранные вроде автора данных строк.
– ... моя жена прекрасно готовит, но любит всё пресное. А я люблю солянку, жир-ную острую сборную солянку, где много оливок, разных сортов колбасы и кусков мяса... – Володя опьянел и уверенно перешёл на свою излюбленную тему общения, где фигури-ровала всякая информация об изысканных яствах и просто жратве. Вероятно, желудок за-нимал в его организме более важное место, нежели сердце и, тем более, мозг. Под фон баритонного кулинарного монолога Ян о чём-то сосредоточенно размышлял.
– ... надо просто взять три средних соленых огурца, мелко и не торопясь, ровными кубиками нарезать их, а грамм сто хорошей копченой колбасы нарезать ровными полос-ками, сантиметра по два длиной...
– Может, я вижу тебя сегодня в последний раз, медведь хохлятский, – перебил его Ян, – мне предстоит важная и очень непростая работёнка... Так что, давай... – он остано-вился и увидел, что Володе интереснее его собственный рассказ о сборной солянке, и уверенно плюхнулся спортивной задницей на кровать и усмехнулся. Яну в это время за-хотелось оказаться одному... Ему стало тоскливо, ему было жаль ничем не наполненных минут существования...
– … хорошо, если копчёная колбаска будет с жирянками. Кроме того, можно взять еще грамм двести вареной колбасы, если нет подходящего мяса. А еще лучше добавить мелко нарезанного настоящего сала...

I

Я – член человечества, которое насчитывает неизвестное количество лет соб-ственной истории. Котёл его памяти, из которого напивается каждый новорожденный член миллиардорукого сообщества, уже давно переполнен. Из него постоянно выливается поверхностное и лёгкое. Внизу остаются плотные сгустки окаменевшей истории, в ко-торых без устали копаются небритые археологи. В истории остаются не все фрагмен-ты, но выделяющиеся. Пусть не самые лучшие, но самые выдающиеся в ту или иную сто-рону от посредственности. Человеческая память бережно хранит не только имена древнегреческих философов, но и Герострата, не только неустанных деятелей по совер-шенствованию человеческого сообщества, но и имена Писарро и Торквемады. Бессмерт-ные гены – цветы будущей жизни – заложили в каждого из нас по капле подлости и под-лили подсознательное стремление к злодеяниям...

Я в центре Вселенной, я в центре времени, я – то единственное, что в этом мире присутствует для меня. Страдания сгущаются вокруг тела моего, а мечты растекают-ся неприятными слюнями на надоевшем и немытом лице бытия.  Я, как и все окружаю-щие, слишком завишу от времени, ибо всегда присутствую в определенной точке, в кото-рой соединяются векторы пространства и времени. С этой расчерченной площади бы-тия не ускользнуть. Я не могу перескочить в иной мир, не могу опрокинуть разлинован-ный до миллиметра лист присутствия, не могу вырваться из центра Вселенной, в кото-ром пребываю ежемгновенно. Впрочем, достоин ли существования задогматизированный мир, который оправдывается тем, что в нем есть какой-то смысл? Вопрос без отве-та…

Во мне созрели гроздья гнева (именно название запомнилось в том романе). Почему-то это словосочетание вторгается в мою память, раздвигая там все приятное и ласко-вое. Всё у меня под одной черепной коробкой, под волосатым капотом: и желания, и мыс-ли, и боль, и гнев, и радости. Химические реакции, которые протекают там, сталкива-ются друг с другом, вызывая боль и гнев, которые в свою очередь служат катализато-рами новых реакций.

Я понял, что не живу, лишь надеюсь на жизнь в будущем. Не старею, но незаметно умираю, ухожу из жизни. Это никчемное течение в никуда можно остановить лишь хо-рошим завалом, ибо маленькие камушки повседневного мелкого труда легко смываются рекой времени и обстоятельств. Счастье истинное – неведение собственного ничтоже-ства...

Безмолвными свидетелями мыслей молодого Яна были лишь незрячие голосемен-ные сосны, мохнатые кедры да труднопроходимые буреломы. Он вышагивал по податли-вой таёжной земле, отдающей холодом и смертью. Миллионы жизней погребались еже-минутно в этом грунте, и Яну не хотелось бы становиться очередной жертвой. Он пони-мал, что тысячи жизней в мгновение улетучиваются вследствие случайности, и нет ни одного мыслимого создания, способного предугадать сложность несущихся по времени случаев. Триллионы явлений сплелись в огромный клубок, являясь причинами и след-ствиями друг друга. Размотать эти нити не дано никому. Случай правит миром. Мы рож-дены по воле случая, случайный выбор из тысяч оплодотворяющих сперматозоидов, ло-терея места и времени рождения.

Мы не выбираем родителей, город, национальность, будущее материальное положе-ние. Мы рождаемся свободными лишь на несколько миллисекунд. Вот нам уже определе-но место под солнцем, нам дают имя и заносят тем самым в многомиллиардный список сообщества. Врачи интересуются здоровьем, чинуши определяют тебя согласно социаль-ному положению, по твоим родителям тебе негласно дают группу. Тут же ты приобрета-ешь национальность и даже вероисповедание. Поэтому слишком ошибается тот, кто ду-мает вслед за болезненным Руссо, что люди рождаются свободными и равными. Мы рож-даемся рабами, и, в первую очередь, рабами случая.

Неведомое – единственное, через которое лежит дорога к намеченной цели. Цель – желание познать мир. В этом нет аксиоматичности, это банальность. Достижение цели для Яна было для него излечением. Если бы он отказался от проделанного, ему бы при-шлось заболеть, он уже не смог бы обывательски присутствовать на этом свете, как это делают миллионы людей. Он бы не мог... Как не могут сумасшедшие, шизофреники и другие психически больные клетки общечеловеческого организма.  Слишком глубоко за-села в мозг идея о том, что совершение подобного дела не только позволит решить кучу проблем, но и испытать своё везение…

Ведь мир тривиален, если относиться к нему, не вызывая подозрений. Мир испуга-ется, если ты намеришься узаконить какую-то философскую модель мира, пожелаешь осуществить общественные преобразования. Действительность любит доступность и про-стоту. Зачем? – это вопрос. Ответ: чтоб быть богатым, чтоб получить больше наслаждения от существования, чтоб управлять другими и не надрываться в поисках радостей и благо-получия. Такое понятно всем: и преступникам, и рабочим, и юристам, и писателям, и по-литикам. Мир – кусок реальности, поделённый на собственности двуногих существ, пе-репродаваемый ежеминутно – похож на большую плюшевую игрушку, которую делит дорвавшаяся ненасытная моль.

Случайные семена породили деревья, цветы. Грибы от случайного дождя начинают расти неуемно быстро и покрывают таежную землю разноцветными шляпами. Сотни стволов умерших деревьев продолжают висеть на живых, своими наклонами нарушая норму вертикальности бытия. Впереди только деревья, только тайга, холодная и непри-ступная, не ведающая зла и добра, порождающая жизни и убивающая без сожаления. Тай-га, приспосабливающая живые существа под себя, и приспособленная сама только ко времени и к состоянию огромной планеты.

Впереди только деревья, которые лишены видения мира. Их ветви, напоминающие морозные узоры на фоне неживой природы, и в то же время исполинские руки живых со-зданий, закрывают солнце и небо. Ян находился на дне серо-зеленого моря, и не было ни-чего движущегося вокруг него, хотя кругом жили миллионы невидимых существ...

Лес, приводящий в неведомый трепет обцивилизованное человеческое существо; лес, в котором уют можно отыскать только в смерти. Он бесконечен, он свиреп, он слов-но молох, поглощающий ежесекундно тысячи жизней – это тайга. Она вобрала в себя непрошеного гостя – одинокого молодого человека. Он быстро перескочил границу ци-вилизованной жизни и окунулся в неизведанное. По неопытности своей это новое суще-ство верило в описание тайги, которое было вычитано им из книг и услышано из разго-воров, но его вера оказалась ошибочной. Перед молодым человеком простирался много-километровый серо-зеленый ад.
Вера, порождающая ошибки; расчеты, не сбывающиеся на практике – неведомый грех, порожденный самоуверенностью разума. Создавая собственную веру, люди вступа-ют в опасную сделку с собой и с реальной жизнью...
В первые же часы своего пребывания в лесу, Ян понял, что он серьезно ошибся в своём представлении огромной и красивой тайги. Она была серой, грязной и страшной, как чудовище... Всего пять букв, не имеющих зловещего звучания; короткое слово, обо-значающее непроходимые топи и однообразные бесконечные деревья...

II

Ян ушел в тайгу. Он сбежал в царство сосен, елей и кедров; в королевство без коро-ля, где законы просты и ясны, где нет надуманных правил человеческого бытия, где до сих пор обитают дикие животные и чувствуют себя хозяевами пространства. Всю свою жизнь дремлющие сосны, эти далекие неподвижные предки животных, своими ветвями не схватили Яна, они не видели его, так как природа не дала им зрения ввиду их непо-движности в пространстве.

Сосны и без глаз дошли до необходимого им совершенства в своем роде и присут-ствовали в своей простой экзистенциальной жизни и не видели, и не ведали цели. Им было совершенно безразлично, что какие-то движущиеся существа пробегают под ними, пожирают друг друга. Голосеменные не могли знать, что давно превратились в товар, и их ценность определяется кубическими метрами древесины. Но они были живыми, пото-му что росли, потому что семена их порождали новую жизнь...

Около двадцати минут по гулкому разбросанному поселку, и около часа по лесу Ян бежал изо всех сил. Полтора часа он только задыхался и потел и ни о чем не думал. Про-сто уносил ноги, точнее, собственное тело подальше от места преступления…

Ян не почувствовал зловещей тишины тайги, тайных шорохов, шараханья испуган-ных зверюшек. Он только чувствовал собственное дыхание, бесчисленное количество сучков, на которые по непривычке сначала натыкался. Но вскоре Ян начал их видеть, глаза его постепенно привыкли к холодной тьме. Он различал очертания огромных сва-ленных деревьев, похожих на сторуких великанов, чёрных в ночи сухих и опасных суч-ков.

Но и через эти полтора часа, несмотря на физическую усталость в теле и тяжелое прерывистое дыхание, Ян не остановился, а продолжал быстро продвигаться. Страх, что его могут догнать, подгонял Яна. Он еще чувствовал в себе прилив сил, и ему казалось, что в таком темпе сможет пробежать целую вечность.

Но до утра было далеко.... Он то и дело начал падать, и только после падений Ян начинал чувствовать прелый запах тайги, слышать его таинственную и опасную тишину. Сколько раз в эту ночь неприятно спотыкался о невидимые коренья, проваливался в мох, в болото, набредал на засасывающие в себя холодные бездушные лужи, натыкался на хо-лодные стволы.

Достаточно быстро для темного леса – пока еще не такого густого – Ян пробирался безостановочно всю ночь. Наступало утро, незаметное, хмурое, серое. Воздух был пропи-тан сыростью, земля покрыта мхами, небо спустилось к самым верхушкам деревьев.

Постепенно сбавляя темп, он прошагал практически без единой остановки весь ко-роткий в  несколько часов световой день. Впереди его ждали все те же бесконечные де-ревья, сгнившие стволы, плесень, топи и жуткая темнота. Он несколько раз порывался остановиться, желая открыть сумку, висевшую за спиной – но снимать ее было долго, и не было подходящего места, чтобы присесть. Он постоянно откладывал и откладывал, и даже не заметил, что наступили очередные сумерки. Наступившая ночь после серого дня казалась затмением, последним затемнением на этой земле.

Неожиданно Яну захотелось развернуться... Ведь он знал, что через пятнадцать часов сможет выйти обратно, а впереди?.. Он не знал, что его ждет впереди, ибо впервые по-чувствовал, что тело отяжелело, что усталость валит его с ног, что он может не дойти. Ему даже показалось, что эта долгая ночь может оказаться последним пристанищем для его жизни... Но холодный, верный разум молодости в себе отогнал подобные мысли, и Ян продолжал идти, всё медленнее и тяжелее...

Когда темнота полностью захватила бездушный лес, Ян упал и решил немного по-лежать. Силы были на исходе, поэтому он решил переночевать. Руки сами начали хватать близлежащие ветки, мох и все, что попадалось под руку. Ян ползал на четвереньках и начал готовить постель на упавшем стволе огромной сосны. «Главное, подальше от зем-ли. От той земли, которая породила нас, но мы топчем ее. И за то, земля снова хочет нас забрать к себе. Главное, подальше от холода земли», – бормотал он, натаскивая мокрые гнилые ветки к себе на постель.

Он пытался согреться хотя бы в мыслях и поэтому заставил себя мечтать об Италии и далеких островах Средиземноморья, где загорелые люди с белозубыми улыбками будут открывать ему двери в гостиницах. Он обязательно поедет на карнавал в Рио-де-Жанейро. Он попытался представить нескончаемый парад эротических танцев горячих латиноаме-риканок.

Как-то один из знакомых Яна высказался о смысле человеческой жизни: «Мы рож-даемся исключительно, чтобы вкусно поесть и весело провести время с девочками. В принципе, для этого я и простаиваю на базаре целыми днями... Если бы во мне не было этого полового стремления, то я мог бы пойти на какое-нибудь легкое производство». Этот тип торговал автомобилями и деталями на рынке и упрямо накапливал деньги на новый автомобиль, на котором он поедет снимать девочек по вечернему городу. Сексу-альные притязания слишком сильны в человеке, и если он их сдерживает, то могут про-изойти даже психические расстройства. Именно к этому вел торговец на рынке. И Ян не случайно вспомнил эти слова. Неужели жгучие латиноамериканки и филиппинские про-ститутки, розовый квартал Амстердама и простые девочки в его городе сыграли не по-следнюю роль в совершении им преступления? Далеко не последнюю...

Ян это почувствовал, потому как знал, что стоит ему остановиться в хорошей гости-нице, наесться, отдохнуть, немножечко выпить, и он готов будет спустить кучу денег на каких-нибудь смазливых путанок. Он даже презирал себя за это, но в то же время пытался теоретически оправдать и успокоить себя. «Это природа, это жизнь, от которой не убе-жишь...»

Ян лег… Лежал целую вечность, но так и не смог заснуть. Сырой холод, пахнущий небытием воздух пронизывал тело. Тяжелые мысли остужали душу. Наверное, у каждого человека есть картины, которые, как ему кажется, он увидит перед смертью. Теперь Яну виделся шалаш, обрыв над широкой Волгой – все это в серых тонах, которые постепенно темнеют и становятся совсем чёрными. Это навязчивое видение он никак не мог про-гнать...

Несколько часов он пытался принять удобную позу, задремать, но только промерз. Конечности затекли до боли. Вдруг он неожиданно осознал, что если не встанет и не продолжит путь сейчас, то не встанет никогда. Самое обидное, никто не заметит его ис-чезновения из жизни. Поэтому, собрав силу воли и все, что еще осталось, Ян встал. Он продолжит путь, он пройдет столько, сколько потребуется для того, чтобы дойти до Большой дороги, по которой едут большие машины, до жизни, где существуют подобные ему теплые существа...

Подсчитывать, сколько километров или часов осталось до спасительной дороги, Яну было некогда. Точных ориентиров не было – так что оставалось только продвигаться впе-ред в точном направлении, которое ему указывала стрелка компаса. Это был практически единственный путь спасения из глухого сибирского поселка. Тайга стала убежищем од-ного человека от других. Она одинока, она живет без человека; тресками, шорохами напоминает о себе. И холодеет сердце от душераздирающего визга невидимой твари над головой; и вздрагивает тело от треска при ломке сучьев каким-то неведомым существом – непонятный холодный страх невидимого мира. Ян вздрагивал и снова пробирался вперед – и так целую вечность. Минуты растягивались в часы, каждый час походил на полжиз-ни...

Рысь жила по своим животным кошачьим правилам. Она охотилась, выживала, го-лодала. Иногда, при удачной охоте, она наедалась до отвала и тогда неделями могла от-дыхать. Врагов у неё в тайге почти не было. Но пропитание приходилось добывать тяжё-лым трудом. Как ирбисы, барсы, бенгальские и другие кошачьи, рысь очень скрытная тварь. Она любит одиночество и свободу…

Эта молодая рысь до этого не видела людей. И вот перед ней появилось сгорбленное двуногое существо, которое шло, пошатываясь, и явно не было не способно обороняться. Кошачьи инстинкты не могли быть ошибочными: тёмное творение было обессилено и являлось хорошей добычей. Но она была молодой, и ещё не понимала, что могут появится в лесу опасные неведомые твари, которым не нужна пища и которые любят огонь…

Ян не ожидал нападения, но большая кошка оказалась слишком самонадеянной. Её прыжок пришёлся в локоть Яну, и когти лезвиями распороли куртку и левую руку чело-века. Правая рука человека тут же успела вытащить нож, и падая вонзила в пахнущий смрадной мочой живот рыси стальное холодное лезвие. Таёжная кошка сама напоролось на мучительную смерть от ужасного ножа – многовекового орудия двуногих существ…

Схватка длилась около десяти секунд: почувствовав в себе сталь, распарывающий внутренности, рысь зарычала и отпрыгнула в сторону. Ей оставалось принять мучитель-ную смерть от отравления, а человеку предстояло перебороть очередную боль от жгучей раны на груди и распоротого левого предплечья…

Когти у кошки оказались острыми, как опасная бритва. Куртка распоролась, и две кровавые полоски повисли на руке Яна. Он ругался, кричал, выл. Боль, кровь и даже зубы захрустели от злости на себя.

«Какого хрена ты прыгаешь на тварь, которая больше тебя?!» – закричал он на боль-шую ушастую кошку, у которой из живота хлестала кровь. Ян не просто проткнул, а разо-рвал всё пузо таёжной бестии. И из огромной раны уже вылилось не менее двух=трёх литров красной жидкости. Вскоре хищник перестал хрипеть… А Ян продолжал материть себя и «сраную» бестолковую кошку…

Сомнения в невозможности предполагаемого и точно рассчитанного не могли оста-вить Яна в покое. Какая-то неразумная суета, какой-то неведомый психоз овладевал сущ-ностью молодого человека.

Желание снова вернуться в свой мир, мир людей, людского горя и радостей, счастья и подлостей, охватили Яна в сумерках уже второго утра с такой силой, что он заплакал. Ян сам не заметил того, что плачет – просто споткнулся и в очередной раз ушиб колено, а вторым сапогом захлестнул воду, и забегали по поверхности лужи капли ледяного тихого дождя. И слёзы у Яна потекли в неосознанном ансамбле с этим плаксивым журчаньем. Тысячелетняя природа мудро смотрела невидимыми глазами на него, она не церемони-лась с несчастьем одного их своих созданий. Без жалости смотрели тысячи деревьев на плачущего юношу. Брезгливо падал на него дождь. Безмятежно шагало время по своим академическим канонам, не признавая ни эмоций, ни красоты, ни добра. Тайга была ни утомленной, ни красивой, ни злой; она была чужой. Яну хотелось избавиться от этого хо-лодного безразличия. Он был единственным носителем эмоций и безумных желаний в этом древесном мире. Он не мог приспособиться к этому окружению с ограниченным ку-сочком серого неба…

Ему захотелось вернуться. Пусть нищим, пусть тем блудным сыном, но только бы оказаться в мире людей. Какая-то стена выросла между ним и тем миром, в котором про-жито столько лет, столько потеряно и приобретено. Но Ян сам обрек себя на это времен-ное жестокое одиночество, он сам выбрал путь, сам завёл своё тело в эту холодные дебри с болотами и призраками, туманами и скользкими стволами...

Ноги отсырели, ему чудилось, что в сапогах плоть растаяла от воды и остались толь-ко кости; колени дрожали от холода и усталости; пальцы рук коченели, как зимою на мо-розе, а чертова шапка  практически не грела и только отягощала голову. Брюки и теплые индийские кальсоны отяжелели от сырости и стягивали мокрые трусы, обнажая талию, и не было сил подтянуть их. Ян несколько раз думал о своих почках.

«Они и так простужены, черт возьми! А теперь я могу вообще после этого подвига уйти на операцию... Впрочем, бог с ними, с почками... Главное, когда же это все кончит-ся?..»

Рукав кожаной куртки превратился в лохмотья – «Сам виноват... Видел, что заце-пился, и все равно дернул, как псих». При каждой остановке тело коченело, поэтому он боялся остановиться даже на миг. Ян двигался, а впереди были туман и пелена грустного дождя, который может навевать задумчивость мыслей, если на него смотреть из уютного домика. Но этот дождь был безжалостный, пронизывающий.

III

Дождь продолжался... Яну вдруг мучительно захотелось есть. Он вспомнил, как Во-лодя – его последний сосед по гостинице – любил вкусно поесть и много говорить о ку-линарии.

Яна начинала понемногу охватывать нервозность, это расходовало силы. Он чув-ствовал, что близок к отчаянию... Сигареты кончились – последнюю выкурил на так называемом «ночлеге». После этого «ночлега» Ян никак не мог согреться, и предчувствие надвигающейся болезни уже не оставляло его. Нужен был костёр, но кругом было сыро. Припасы, спички, сухой спирт – все это висело за спиной. «Впрочем, спички наверняка отсырели, и костра мне уже не видать».

Единственная приятная тяжесть висела за спиной. Она согревала не только спину, но и душу. Там лежало все то, ради чего Ян совершал этот нечеловеческий переход через жуть таежного бесчувствия. Там же лежала одежда, сухая, чистая... Но он терпел – ещё далеко до Большой дороги, рано доставать заготовленные припасы.

Он выберется, и тогда... Первым делом он поест. Зайдет в какое-нибудь захудалое кафе и возьмет обычный суп, наберет обычных горячих котлет, и горячего крепкого чая... А потом, на большой земле он ежедневно будет есть сервелат, карбонат и лучшие блюда из рыб. Сколько вкусного и недоступного привиделось ему вдруг, что закружилась голо-ва... Он чуть не упал от боли в желудке – молодость давала себя знать: его организму тре-бовалась пища...

Ян всегда любил вкусно поесть, и не только вкусно, но и много. Он не считал чре-воугодие каким-то грехом; если хочется, почему бы ни наесться до отвала? Теперь ему почудилось, что именно за прежнее невоздержание в еде его так наказывает желудок. «Отшельники неделями держат пост... Но они же не делают в это время таких прогулок по тайге. Они созерцают жизнь... Угодники божьи, о чем они думают во время созерца-ния, хотелось бы мне знать?..» – и Ян под эти мысли снова споткнулся почти на ровном месте. Жидкие ноги уже отказывались держать его, но он оперся о дерево, и простонал: «Хрен вам всем! Все равно я выберусь отсюда...» Он снова заплакал, но то были слезы злости на всё, что его окружало, и на всё, что его будет окружать...

Большая дорога – это теперь его главная цель жизни. Той жизни, которая была про-жита в пару дней. В первые же сутки глубокие рассуждения, болезненное самооправда-ние, самоуспокоение, идиотские мечты о высоком небе Италии опустошили его голову. Ему не хотелось ни мечтать, ни думать о будущем. Стройные крепкие мысли, копошив-шиеся в его голове в начале пути, начали подкашиваться, они скакали и прыгали, как по-росята в агонии. Работали теперь они только в одном направлении – выжить, дойти до Большой дороги, до спасительной автомобильной трассы…

Как же хотелось молодому, только начинающему жить юноше поскорее и навсегда покинуть жестокую, мрачную бездорожную тайгу, притаившую в себе безжизненный хо-лод и широко раскрытые пасти смерти. Ни единого человеческого следа!..

Ян продвигался, перелезал через стволы деревьев, окоченевшие руки держали ком-пас, ноги толком не слушались. Но останавливаться он не имел права, если хотел жить. «Вдруг компас врёт! Чертова какая-нибудь аномалия и приблужу куда-нибудь... Хотя я знаю, куда... Трое суток я уже не выдержу». Сомнения закрадывались и отнимали его по-следние силы еще и потому, что где-то на половине пути он должен был выйти на посе-ление хантов, а потом на прорубленную линию электропередач. Линию высоковольтной линии он пересёк, а вот поселения, где проживали в основном ханты, не обнаружил. Но ведь и пройти мимо маленькой деревушки в таком тумане можно было в двухстах метрах.

Помнится, Ян думал о том, что надо будет обойти поселение хантов, но теперь ему хотелось увидеть людей... Не предполагал Ян, что за двое суток он соскучится по себе по-добным, по тем, кого презирал, по тем, которых убил... Хотя не по людям соскучился Ян, а по нормальному отдыху. Если бы он был местным. Но он вырос далеко отсюда: где-то там, далеко на западе была его родина. Нежели компас указывает правильно, то Ян с каж-дым шагом приближался к ней.

Он знавал в прошлой жизни и настоящую усталость, и физическое изнурение. Но хорошая еда и крепкий долгий сон быстро восстанавливали силы. Молодой организм приходил в нормальное состояние, и тогда отступали болезни. Но теперь... Когда он смо-жет полноценно поесть и нормально поспать? Ян чувствовал, что его организм уже под-жидают многочисленные болезни – предвестники мучительной смерти. Но болеть нельзя! Победить болезни можно только движением. «Движение – жизнь... Надо сделать переход, и я сделаю, – скрежетал зубами Ян, – переход. Хорошо сказано, черт возьми! Как Ганни-бал со слонами да через Альпы»…

Да, это были для Яна настоящими Альпами, за которыми ждали его италийские рав-нины с виноградниками, кипучей жизнью и улыбающимися итальянками. Подобные мысли словно добавили сил в загнанное тело Яна, и он задвигался энергичнее, преодоле-вая очередной завал в тумане по промокшим стволам погибающих кедров. «Путешествие в теплые края будет первое, что куплю я себе, если, конечно, хватит денег...» – внезапно проговорилось вслух.

В большой чёрной сумке, пошитой неизвестно где и неведомо кем и надетой теперь на плечи Яна на манер рюкзака, лежало все то, ради чего всё ЭТО совершалось. В этой сумке, отдельно от всего в черном пакете находилось богатство, выражаемое в бумажных купюрах. Этот черный пакет сыграл роковую роль в жизни нескольких людей. Одним из них был Ян.

Ян – высокий смуглый юноша, встретивший в своей жизни 28-й Новый год. Обыч-ный спортивный парень с черными глазами на вытянутом лошадином лице, густобровый, с уродливым кривым носом и широким несимметричным ртом. Асимметрия лица гово-рит о злых, скрытных намерениях человека, – лопочет психология физиономии, но, ведь согласитесь, нельзя определять нравственные качества личности только по лицу, как нельзя определить характер человека по звездам, что бы там не городили астрологи.

Жизнь на планете шла своим чередом. Ученые тихо и буднично ломали свои натру-женные головы в пропахших лабораториях и кабинетах, исподтишка мечтая о новых от-крытиях, и о новых повышениях по службе. Писатели и сценаристы застревали на каком-нибудь простеньком предложении в сочиняемом тексте и нервничали, курили, пили крепкий черный кофе. Спортсмены сжимали зубы и старались преодолеть необоримое предстартовое волнение, которое давило на грудь и неприятного вкуса комом подкатыва-ло к горлу. Каждый старт, каждая статья, каждая телевизионная передача отнимали у че-ловечества миллионы нервных клеток. Каждая новая единица человечества требовала от других страшных болей при появлении на свет. Но все открытия, статьи, выступления продвигали гордое человечество вперёд на определённом пути, условно названное про-грессом... Человечество обогащалось знаниями, событиями, примерами из собственного существования для подражания другим и воспитания остальных. Человеческое сообще-ство двигалось и двигалось, но куда?

Ян тоже двигался, но в отличие от беспутного человечества, породившего его, у мо-лодого человека имелась конкретная, конечная, и, в общем, не бессмысленная цель – уме-реть богатым и славным. Ян считал, что другой цели в данном сообществе и быть не мо-жет. Кто-то говорит о служении обществу, об интересных делах, о призвании, о детях, о любви и тому подобном, но где-то внутри все равно лежит стремление к власти. К власти над женщиной, к власти над людьми, над обществом. Это Ян усвоил хорошо, даже слиш-ком хорошо. Его ничто и никто не мог переубедить...

Одной из основных сил, которая двигала Яном, был страх. Неотвязное чувство, что за ним гонятся, трясло его. Ян не мог без дрожи представить то, что будет, если его пой-мают. Порой он ощущал запах той атмосферы унижения и издевательств, слышал затыл-ком слова: «Козел! Ублюдок! Скотина!», представлял взгляды презрения... После этого он не будет ничего чувствовать в данном мире, кроме запаха собственной сладко-соленой крови... Страх явился одним из самых важнейших причин его неутомимого перехода.

Да, может, нужно было отказаться от этого жестокого деяния. Зачем ему нужно было все это? Живут же люди честно! Нет, все это глупо. Ян успокаивал себя. «По велению закона времени каждый момент настоящего уходит в прошлое; и эти моменты тяжелого настоящего растворяются в безостановочном конвейере жизни, и всепротирающие жер-нова времени загладят и эти шершавые события... Скоро это кончится. Хоть как, но кон-чится. Закончилось же то удушающее ожидание перед ЭТИМ,  ведь всё понемногу, со-всем незаметно, по закону непрерывности времени, возвращается в прежнее русло» – те-шили холодные мысли Яна, но не согревали его. Где-то внутри он чувствовал жуткую боязнь, и ничто не могло победить этот животный страх. Он разговаривал и словами пы-тался оправдать и успокоить себя, но что такое слова!? Ян знал, если он попадёт в руки стражей порядка, то вряд ли выживет. Он будет растерзан, умрёт позорной смертью, ибо не будет для них человеком, но объектом мести.

Лишь оптимистические думы о сумке, которая висела за спиной, согревали Яна. Там лежала сумма, достойная этих испытаний. «В принципе, люди гибнут за принципы, за глупые идеи, подыхают пачками по пустякам, просто так, словно оправдываясь перед ро-диной, другими людьми за предоставленную жизнь. Я хоть страдаю за смысл собствен-ной жизни, и знаю, что в случае победы меня ждет вознаграждение...» – и ему станови-лось бодрее. «Только бы снова не упасть», – каждое новое падение причиняло ему острую физическую боль, вместе с тем он ощущал и падение духа.

«Не падать духом!» – подбодрил Ян себя, когда в очередной раз спотыкнулся о гни-лое дерево. Ему оставалось только громко и сильно обматериться, поскрежетать зубами, и, стиснув скулы, идти дальше. Но злоба, и он понимал это, отнимала силы. Страх застав-лял вновь и вновь подниматься молодого героя и гнал далее... Страх перед людьми, кото-рые словно гнались за ним, страх перед неведомой природой, которая, казалось, читала его путаные мысли.

После очередного падения, Ян, выругавшись и нелестно помянув бога и всех двена-дцать апостолов, почувствовал в левом кармашке сумки нож. Это был его нож. Беззабот-но и мирно лежал этот злой и холодный кусок металла, беспечно он плелся за своим хо-зяином. Это был прекрасный нож с удобной рукояткой и специальным канальчиком для вытекания крови жертвы.

Однажды Ян помогал колоть свиней. Помнится, Ян не в шутку разволновался. Он не умел усмирять заколотых поросят...

Вот они вдвоем зашли в стойло к своим жертвам: маленький, неприметный и сухо-щавый дядя Саша – настоящий профессионал своего дела – и Ян. Дядя Саша тихонько за-ходил к поросятам и просто становился рядом. Он не смотрел на свою жертву, словно за-шел сюда только погладить их за ушами, или за какой-нибудь чепуховиной. Вся его поза, все его движения говорили о полном спокойствии, об абсолютном миролюбии. Но вдруг, словно между прочим, дядя Саша приближался к своей жертве и начинал его гладить. Он не делал никаких резких движений, никаких замахов, – даже ножа не было видно... По-гладив борова, он просто небрежно отходил в сторону. Тут же слышалось журчание – это ручьём текла кровь прямо из сердца животного. Боров похрюкивал, словно от удоволь-ствия, и почти не было слышно визга. По крайней мере, в этом хрюканье не чувствова-лось какого-то испуга, предсмертного хрипа. Более того, чувствовалось какое-то облегче-ние животного от тяжести бренного мира, освобождение от нелёгкого бремени бытия. Да, смерть для борова была легкой, ровной и даже какой-то обычной, хотя смерть для всего живого никак не может быть обычным явлением.

«Это живое существо оказалось счастливее многих, – подумал тогда Ян, следя за медленно опускающимся на пол животным, – все живое, включая и людей, можно разде-лить по способу их умирания. Умирающие долго, от болезней, от старости, естественной смертью в теплой постели – это первые, и они самые несчастные. А умирающие неожи-данно, без осознанной боли и выводов совершенного существования – это вторые. Они не успевают оценить положение и просто засыпают, чтобы больше не проснуться. Это – счастливые. Смерть – самое неприятное и страшное, потому что смерть – некий обяза-тельный итог нашей жизни. Смерть порождает суеверия, религии, страх. Вся жизнь – только подготовка к смерти. И люди, которые мечтают умереть в уютном доме, желают умирать долго, сами делают себя несчастными. Жизнь – прекрасная штука, если правиль-но подготовиться к смерти, а нож – лучшее и самое надежное оружие, если им научиться пользоваться. Тогда Ян понял, что ножом можно творить чудеса. Обычным ножом с хо-рошим колющим лезвием из хорошей стали и удобной ручкой... Именно такой и лежал беззаботно в специальном кармане сумки.

Ян не был обычным мелким преступником, уркой, идущим на преступление как на святое дело. Он был расчетливым, знающим как себе, так и другим цену, жестоким убий-цей. Стал он таким не вследствие неудачного воспитания или испорченного окружения. Не страдал мягким нравом, но и не был жестоким подростком. Он не вырабатывал специ-ально норму собственного поведения, не вычитывал идей из книг. Просто поставил пе-ред собой программу: во что бы то ни стало добиться материального благополучия, чтобы иметь так называемую «свободу». Чтобы не изменять любимой работе, чтобы иметь воз-можность «по-человечески» отдохнуть.

Ян не был глупым Подростком, возмечтавшим превратиться в Ротшильда; он не был профессиональным грабителем, захотевшим куражной жизни. Нет, Ян был человеком, презирающим «великое» и самовлюбленное сообщество людей, в котором родился и вы-рос. Он хотел, как можно больше освободиться от проклятого общества. Этого можно бы-ло добиться, только став богатым и материально независимым от общества. Тем более Ян не был философом, он никогда не делил людей на обыкновенных и необыкновенных. Не терзали его разум вопросы типа: имеет ли он право? Нет, это необходимость жизни. Оку-нувшись в эту идею, Ян уже не смог вырваться из цепких лап своей мечты: одним махом вырвать у несправедливого в корне общества то, что может принадлежать кому угодно? А почему бы не ему? Сколько он наблюдал мир, и не видел в ней ни логики, ни смысла. Столько обманутых, покинутых, горбом своим зарабатывающих хлеб насущный на этом свете, столько обкраденных другими людьми. Каждого приучили работать на невидимое общество, государство. И кто-то в это же время делает деньги «из воздуха». Ян знал, что это не воздух, а перераспределение.

Каждый рождается обязанным, должником, и должен отработать собственную жизнь. Люди не разгибают спин от нелюбимой работы, они за всю жизнь ничего не полу-чают взамен, кроме болезней и материальных благ, которые становятся ненужными с приближением к смерти...

«Они говорят, что радеют за детей, что все нажитое останется их потомкам. Но, как ни странно, их дети совершают тот же круг жизни в обществе, потому что долги имущих лишь увеличиваются...» – Ян не понимал людей, заводящих детей в двадцать пять лет. Может к сорока, если станет совсем скучно. А лучше всего не приводить еще одного должника в несправедливый мир.

Ян побывал в шикарных гостиницах Москвы и любовался стенами, люстрами, ков-рами, удобствами, глазел на шикарно одетых мужчин и женщин. Напыщенные, самодо-вольные, ничего полезного не сделавшие в жизни, они вышагивали по коврам, ежевечер-не пили  дорогое шампанское. Они были рождены в ином мире – лотерея жизни. В том призрачном царстве все стоило денег и связей – невидимых нитей современного приблатненного общества.

Но настоящей кровью данного королевства сытости и благополучия оставались деньги. Они кружились вихрем перед Яном. На вид обычные люди в казино проигрыва-ли такие суммы за час, которые могли бы осчастливить целые семьи где-то в провинции на всю оставшуюся жизнь. Но жадность этих тел, завернутых в лучшие тряпки мира, не имела предела. Они презирали бедность, и были самодовольны и сыты... В этом обществе можно было быть кем угодно – бандитом, сутенером, наемным убийцей, магнатом, об-манщиком, мошенником, кем угодно, только не нищим. Нищета презиралась, она была самой страшной карой для этих расфуфыренных господ жизни.

Потом Ян летел в деревню и смотрел на убожество, на мелкие людские радости. Он с тоской разглядывал деревенских людей, которые работали и работали, 350 раз в году надевая грязную рабочую одежду. Потом, приехав в город, не верили ценам на колбасу. Они даже представить не могли такое количество денег, какие держит ежедневно в руках какой-нибудь мошенник в московском казино. Деревенские жители говорили о сказоч-ной жизни столичной, как о сказке – недоступной и прекрасной.

Это положение в России укоренилось с царя гороха, точнее со времен Екатерины Второй, когда богатство императорского двора было сказкой для Европы и всего мира. Самые богатые люди всегда были из России, несмотря на то, что здесь же умирали с го-лода тысячи людей.

Уже давно, до появления на свет Яна кто-то поделил людей на проедающих эту жизнь и на тех, кто работает для этого, и за всю жизнь даже не видит кусочка столичной пресыщенной жизни. Молодой человек ясно осознал, что многое в жизни зависит от слу-чая. Но случай истинной удачи может ни разу не подвернуться за короткую жизнь. Соот-ветственно, такой случай надо создать. Удача человеческая заключается в тривиальной схеме – нужно лишь быть в определенном месте в определенное время. Но не просто быть, присутствовать, а суметь использовать из этого максимальную выгоду.

Ян решился сам создать свою Удачу – если уж не везло до этого в дрянной жизни, то зачем быть в ней и далее; каждому необходимо сыграть в рулетку со своей жизнью, испы-тать своё везение...

Яну в одно время пытался понять путем логики обычный смысл существования, но вскоре ему пришлось отвергнуть все известные теории, начиная с христианского пожела-ния добра даже врагам своим до экзистенциального «собери в себе частичку от всех». Все они стали ему противны до тошноты. Ведь теории не могут быть глупыми по сути, они могут быть только вредными или безвредными, но никогда – полезными.

Полезными могут быть справочники и учебники. Преуспевающими в жизни были люди, которые не имели никаких теорий, которые плевали на любые принципы. И счаст-ливчики шли по жизни без глубоко намеченной цели, тем более не торопились услужить обществу. Отсутствие раздутой цели – это минимум основы нормальной жизни. Раздувая свою цель, человек начинает считать себя обязанным, и ограничивает собственную сво-боду.

И вот, переваливая своё разбитое тело через очередной бурелом, Ян еще не верил, что ему что-то удалось. Ему не верилось. Казалось, что какая-нибудь мелочь испортит де-ло. Казалось, как бы он ни старался, все равно произойдет что-либо непредвиденное. Он вдруг осознал, что самое худшее, если он просто заблудится и не выйдет никогда из чер-това леса. Даже если он всё проделает точно по плану, то по иронии судьбы его или об-воруют, или он попадется в несуразную историю. То, что дело шло по плану, не сулило ничего хорошего – подобные вещи, когда задуманное идет слишком правильно, порож-дают предчувствие непоправимого.

Он вспомнил, как в далеком его детстве, еще в незапятнанной прошлой жизни (ведь сейчас началась новая эра его жизни после ЭТОГО), они с другом стащили у играющей команды детишек мячи. Ян схватил хороший кожаный футбольный мяч, а его друг при-хватил резиновый. Они потихоньку удалялись, как были замечены загорелой спортивно-го вида теткой, наверняка, пионервожатой. Они побежали, но тетка оказалась молодой и проворной, а они были слишком маленькими... Бежать с мячами было неудобно, при-шлось  их бросить. Но быстроногая преследовательница продолжала погоню. Начинало гореть в груди от судорожного бега, и Ян с другом разбежались в разные стороны. Но упрямая тетка помчалась именно за ним. Ян знал, что его вот-вот догонят, слышал частый и глухой стук собственного сердца, собственное прерывистое дыхание, он ждал, когда крепкая рука взрослой женщины схватит его.

Ян боялся оглянуться, также как и сейчас в тайге... Вдруг спасение: за поворотом он знал лазейку, куда может пролезть только курица да маленький Ян, а там... пока пио-нервожатая обойдет ограду, он успеет хорошенько спрятаться. Вот он поворот, вот она лазейка. Ян залетел в это укромное место, и сразу увидел место, где можно надёжно спря-таться, и проворное мальчишеское тело ловко юркнуло под бак... Он с трудом затаил ды-хание, а сердце продолжало бешено стучать, что даже отзывалось в висках. Ждать при-шлось недолго – появились крепкие ноги с крупными икрами и, широко вышагивая, начали ходить взад и вперёд. Тётка искала его. Даже если она и заглянула бы под бак, она бы все равно не увидела Яна. Он это знал... Ян сделал правильно, но не набрался терпе-ния... и выглянул. «А ну-ка, иди сюда!» – грозный педагогический голос уже собравшей-ся уйти преследовательницы. Но почему же он не выдержал каких-нибудь жалких десяти-двадцати секунд? Почему он не подождал; да потому что и есть на свете обыкновенное невезение...

Теперь в тайге он слышал запах того же страха, боялся оглянуться, словно за ним могли гнаться какие-то чудовища. Снова чувствовал собственное прерывистое дыхание, и вспоминал, что именно так дышит безнадежно убегающий, загнанный человек. Как во сне – хочешь убежать и не можешь стронуться с места, а чудовище медленно угрожающе приближается. Ты вновь и вновь делаешь усилие, рвешься изо всех сил, но чудовище зна-ет, что ты никуда не денешься, и идет, и приближается еще медленнее, злорадствуя и по-лучая удовольствие от твоих бесполезных стараний, и вот, и вот... ты просыпаешься. Но теперь Ян в тайге не мог проснуться – кругом была холодная явь. Наоборот, теперь он не мог заснуть...

Перед Яном была перенаселенная земля, в которой все были в состоянии войны за место под солнцем, перед ним была вся планета. Он словно находился на сцене, и весь мир смотрел на него, на его мучения. Где-то находились 7 миллиардов таких же, как он. Семь миллиардов внутренних мирков, столько же идей, столько же сумасбродных идей и желаний. Сколько злобы затаено в 7 000 000 000 людей! Книга в 7 миллиардов страниц составит около 350 километров в толщину. Никто никогда физически не сможет увидеть всех людей этой планеты, хотя бы мельком... С ума можно сойти от такого количества идей на земле, от такого количества жадности и злобы, что удивляешься порой, как не сошла с ума сама планета, и радуешься, что она крутится и круглая. Дай бог, что не плос-кая, а то бы  её давно перевернули.

Вот Ян почувствовал, что перед ним стоит весь мир в молчании, а он убегает от не-го, переступив правила игры в жизнь. В сегодня умерло много человек: кто от старости, кто от болезни, не менее 100 000 двуногих мыслящих существ ушло в иной мир, как и во всякий другой день, просто от голода. Но на место этих смертей пришло еще больше жизней, рожденных в болях и страданиях матерей.

Человечество бодро шагало по третьему тысячелетию от условного рождения Хри-ста, очередной город мира усиленно готовился к проведению Олимпиады. Крупные фи-нансовые акулы боролись различными способами за рекламу на этом сборище народов и стран. Повышались гонорары спортсменов, киноактеров, эстрадных знаменитостей. Каж-дый из них мог прокормить тысячи человек, а тысячи их могли кормить миллионы го-лодных детей в течение года. Но знаменитости не торопились этого делать, они плотно закрыли двери, ведущие на их праздник сытости. Наверное, в глубине души все они пре-зирали это человечество, этакое наивное и доверчивое существо, одетое в лохмотья добра... «Золотой миллиард», однако…

В жизни преступника, которого общество назвало Яном, подходил к концу второй день одинокого и беспросветного передвижения по промозглой тайге... Он должен был бы упасть и не подняться. Иногда и сам удивлялся тому, что его до сих пор не оставили силы. Откуда берутся возможности в человеческом теле? Но еще на одну ночь – холод-ную, сырую и темную – Яна может не хватить. Бесконечно поваленные стволы гнилых деревьев начинали двоиться, а ноги перестали чувствовать сырость. Ему мерещилось, как теплая жизнь медленно вытекает из него, но молодой организм продолжал сопротивлять-ся. Он держался, но могло оказаться так, что первое же его падение могло стать послед-ним. Ян шёл медленно, и тело его заносило в сторону. Огибая стволы деревьев, он все чаще останавливался, прислонившись то к молодой березе, то к столетнему кедру. И уже никакие мысли не тревожили его измученный мозг.

Туман несколько рассеялся, скоро должно было начать темнеть. Сумерки пригото-вились повиснуть паутинками на деревьях, как Ян заметил, что лес начал редеть. Впер-вые за бесконечные двое суток он почувствовал твёрдую тропинку...

Он, словно пьяный, даже не ощутив радости, поплелся по ней. Ян передвигался по утоптанной ровной земле. Он не ощущал ни радости, ни появившейся надежды. Глаза за-стилала пелена, ноги подкашивались, а он продолжал по инерции передвигать ноги. В ушах шумело, в голове поселился какой-то шум, она раскалывалась...

Долго шёл он по обнаруженной тропе, как неожиданно прямо перед собой увидел небольшое круглое озеро – и не просто озеро, а обжитое. Молодой путник в первую ми-нуту испугался открытого пространства и остановился. Он стоял, покачиваясь, и рыскал мутными глазами по сторонам: здесь могут оказаться люди. Даже в состоянии Яна не-трудно было догадаться, что здесь бывали любители таёжных прогулок. Может, здесь ры-бачат, а может, это дежурное место для попоек. Ян сделал еще десяток шагов и сел, полу-лег, а потом и совсем лег на большую черную сумку. Впервые за двое последних суток Ян перевел дух...

Он выбрался живым из тайги, он сумел победить себя – всё шло по расчету. Он вспомнил это озеро на карте. Если это оно, то тут до большака около двух километров, не больше... Ян это смог еще сообразить.

IV

Ян лежал и ничего не видел, кроме низкого темнеющего неба, напоминающее нестираную половую тряпку. По академическим часам прошло не более пятнадцати ми-нут, но он пролежал целую вечность. Это была та истома, тот момент жизни, когда ни те-ло, ни душа, если она все еще чувствуется в нас, не ощущают понятия жизни. Когда в те-ле разливается полное спокойствие, организм так хорошо расслабляется, что через десять минут приходит в себя. И к человеку возвращается способность мыслить. Именно это и произошло с Яном. Молодой организм, несмотря на разбитость, не собирался легко поки-нуть грешное бытие.

Он очнулся в полулежачем состоянии и почувствовал, как холодная сырость окуты-вает тело, как из ног вытекает тепло. «Если я встану сейчас, если я смогу разжечь огонь, то я буду жить долго и богато. Так нельзя, надо встать... Дорога где-то рядом. Я это чув-ствую. Согреюсь. Спички. Они ещё должны гореть», – он собрал силы и начал сбрасы-вать с себя ту самую сумку. Освобождение от груза оказалось непростым делом, словно Ян за двое суток прирос к нему. Каждое движение разносило по телу зябкие капли, и вы-ветривало из тела последнее тепло. «Так и коньки откинуть недолго», – подумал, точнее, собрал злость Ян, и сбросил, наконец, свою ношу.

Она стала частью его скривленного от холода тела; она вросла в него, в его душу, все мысли Яна были в этой сумке, вся надежда была в ней. Если бы не было этого куска черной брезентовой материи с десятью килограммами груза, Ян бы не прошел эту тайгу. Он хотел скомандовать себе вслух, но слова застряли в глотке и сухие губы слипались, как бездушные резинки. Но он все же встал в положение радикулитной бабушки и начал собирать сучки, сырые сучки для живительного костра. А есть ли спички? Должны быть. Сухой спирт. И он там должен быть. Костёр, тепло. Эти два слова стучали по вискам. В нём остался лишь животный инстинкт самосохранения. Он ясно услышал запах надвига-ющейся холодной смерти, и ни о чем не думал, кроме сучьев, которые собирал. Хотелось увидеть языки пламени, которые вернут тепло и жизнь.

Ян расстегнул сумку. Руки практически не слушались, пришлось зацепить бегунок сучком. Крупнозубчатая капроновая молния забилась грязью, но не подвела: не располз-лась и не расстегнулась. Она издала звук рвущегося крепкого материала. Пальцы готовы были отпасть, но он выдержал. Неужели в этот последний миг организм предательски подведет его? С трудом, ругаясь и проклиная собственное бессилие, ему удалось открыть сумку. Плача от бессилия, он зубами достал белый непрозрачный пакет. Здесь лежала одежда, спички и немного хлеба с кусочками сала. Зубы не подвели и разорвали пакет. Ян чувствовал, что продолжает плакать, хотя слёз не было...

В холодном пакете было сухо... Сейчас только осталось достать спички, сухой спирт и зажечь костёр... Таблетки сухого спирта легли под мелкими сучками, и кое-как зажжён-ная спичка произвела на свет маленький фитилёк огня...

Когда огонь лизнул сырые сучья, и появился кислый дымок, Ян перестал плакать… Он успокаивался…

Вновь его охватил животный страх. Зачем надо было это делать? Чтоб подыхать тут одному, даже не зная собственного местонахождения... Он смотрел на сумку. Там было ещё два пакета. С некоторым испугом смотрел Ян на главный чёрный пакет. Трепетное желание, страх, возвращение к жизни, доходящая до боли гулкая пустота в животе, треск и гул в голове – все перемешалось в нём. Сколько раз он представлял себе, как откроет черный пакет, занимающий большую часть сумки... Что же там есть? За какое сокровище двое людей отдали свои жизни? Именно теперь, через минуту Ян должен был ответить на эти вопросы.

Огонь почти согрел руки, от насквозь промокшей одежды повалил густой пар. Ско-ро станет совсем сухо. Вскоре он должен совсем прийти в себя. Куски хлеба по животно-му жадно начали поглощаться кривоватым ртом обросшего юноши. Самые вкусные куски черствого заплесневелого хлеба за всю жизнь. Он подбрасывал в костёр более толстые сучья. Вскоре весёлый огонь дал первый треск, и повеяло настоящим теплом. Яну даже пришлось отодвинуться от огня. С каждой минутой смертельно уставшему Яну станови-лось легче существовать в сыром и холодном мире.

Прошло не менее десяти минут: хлеб был съеден, руки согрелись, мысли начали приходить в порядок. И он полез за чёрным пакетом...

Его страшило, что все это в единый миг может пропасть. Это богатство, если оно там, которое нельзя спрятать, негде спрятать. А до дома далеко. Надо ехать на попутках, потом на поезде... Что за глупые мысли проносились в тот миг в голове разгоряченного юноши... Он доставал пакет, он чувствовал глухой стук своего сердца. Ведь сколько раз представлял он себе, как будет открывать, и считать, и пересчитывать эти купюры, будет строить планы. Но оказалось, ему теперь не до планов. В голове стоял гул, в ушах режу-щая боль, в нижней части желудка ноющая пустота. Зубы продолжали стучать друг об друга, ноги гудели и ныли в суставах...

На самом верху пакета лежали целых шесть пачек стодолларовых бумажек... Это уже все – победа! Дальше была пропасть денег, но уже эти шесть пачек давали ему очень и очень многое – 60 тысяч долларов! Само звучание этого короткого предложения ласкало слух. Ян взял их в грязные руки и опрокинулся... У него все болело, резко захотелось спать. Возле костра было тепло и клонило ко сну. Ян закрыл глаза и вгляделся в мрачные вершины деревьев. Ему захотелось лечь прямо здесь и отдохнуть... Может, в этом есть смысл? Но восстановить силы только теплом невозможно. Нет еды. Вряд ли один сон, тревожный и неспокойный поставит его на ноги. Ему пришлось снова сесть и положить купюры обратно в пакет...

Всё-таки деньги – это здорово. Один вид этого пакета внушил Яну бодрость духа. Ведь осталось совсем немного. А там... Об этом ещё рано думать. Главное, теперь денег хватит намного. Они подарят Яну покой. Он в этот момент осознал, что не за богатством шел на ЭТО. А в первую очередь, для успокоения. Он столько перенервничал, столько потратил времени и нервных невосстанавливаемых клеток, чтобы заработать одну тысячу долларов, а тут он «заработал» в сто раз больше. Неужели это не принесет ему спокой-ствия и уверенности? Он вспомнил, как считал последние деньги в кармане, когда нужно было идти в гастроном, и делать выбор между едой и сигаретами. Нет, нельзя было так дальше жить. Конечно, Ян мог покончить жизнь самоубийством, но почему бы вместо этого не пустить себя в расход с прекрасным риском? Кажется, он это и сделал... Теперь, он может купить даже новый «Джип». А что говорить об остальном. Впрочем, стоп... Надо думать о ближайших задачах. Ян снова начал рыться в пакете. Здесь лежало не-сколько пачек 20-долларовых, 50-долларовых, а потом из глубины сумки появились пач-ки с русскими купюрами. Он достал пачку пятитысячных и тысячных и сунул в карман. Этого должно хватить доехать... Все!

Когда Ян чистил сейфы, то приблизительно прикинул, что должно быть не менее 200 тысяч долларов и куча русских денег. А потом, когда бежал, особенно первые кило-метры этого марафона по тайге, Ян предполагал уже меньшую сумму: порядка 150 тысяч вместе с рублями. Но теперь уже был уверен, что в сумке куда большая сумма. Общая сумма, наверняка достигает, 300 тысяч баксов…

Ян нервно захихикал, позабыв страх. Конечно же, то был не смех, а что-то схожее с нервным тиком подёргивание всего тела. А ему захотелось в это время заржать хохотом Мефистофеля. «Люди гибнут за металл!».

Но, как ни крути, основные трудности позади! Осталось проявить терпение. Как в детстве, не попадись на глупости, имей терпение. Он рассчитывал всю предстоящую зи-му прожить тихо, незаметно, среди книг и размышлений.

«А потом, когда всё устаканится, он уж сумеет правильно распорядиться деньгами. Неужели впереди нормальная человеческая жизнь с нормальным жильём?!

Тем временем, огонь понемногу согревал Яна, костер уже не дымил так сильно, язы-ки пламени весело пожирали древесное топливо тайги, на покупку которого и предна-значались первоначально эти деньги. Неужели сбылось? Да, как-нибудь он поднимется на Эйфелеву башню и сверху вниз посмотрит на этот глупый мир... Почему на Эйфелеву?! Ян того не знал, просто звучало, как у Высоцкого, красиво и дерзко…

Яну захотелось прилечь, но он ощутил неприятную промозглость от озера. Хотя ко-стер и был большой, но молодой путник никак не мог найти удобной позы для отдыха. Тело болело, руки до сих пор полностью не слушались, а ноги продолжали ныть. Ян ски-нул сапоги, начал массажировать ноги, пытался делать энергичные движения, которые получались вялыми и смешными. Надо было переодеваться в более сухую и опрятную одежду, а до этого хотя бы ополоснуть лицо... Всё это надо совершить: через силу, через «не хочу» и «не могу»…

«Ты же сильный, ты же сильный… Что такое сила, брат? Это – преодолеть самого себя, преодолеть условности…» – Ян оставался самим собой.

Вспомнил, что по глупой студенческой молодости моральные вопросы давали ему некоторую пищу для размышлений и сомнений. В студенческих кругах частенько возни-кали споры по поводу этических норм, по степени ответственности каждого из живущих за содеянное. Но проблемы государства и абстрактные вопросы бытия начали отходить на второй план после того, как Ян углубился в трудовую жизнь. Здесь, в вихре погони за деньгами и удобствами он познакомился с сотнями разных людей. Среди них были и преуспевшие, и не очень. А среди преуспевших были настоящие преступники, которые были в самых различных ситуациях. Но в них трудно было заметить подобие раскаяния, и, вообще, какие-либо размышления о долге. Многие из них попирали своим поведением общественную мораль и нравственность, словно были специально рождены для испыта-ния прочности общечеловеческих устоев. И таких испытателей в начале 21 века стало очень много. Как известно, если слишком долго испытывать какую-нибудь штуку, то она может и не выдержать. Появилось общество, в котором основная часть хотела лишь урвать побольше денег, не отдавая ничего взамен. Мораль прежних веков устарела. Клас-сики с проповедями религиозного и полурелигиозного образа жизни не доходили и до десятой части ушей потребляющего человечества.

Арифметика, которую так боялись философы столетней давности, окончательно по-бедила: придумай более или менее законный способ, чтобы каждый третий житель Рос-сии с улыбкой отдал бы тебе не особо необходимый для него рубль – и цены тебе не бу-дет! Ты сможешь с легкостью попирать устои этих же легкомысленных людишек; смо-жешь позволить себе не только материальное, но и полное моральное превосходство над ними...

Все оказалось слишком просто... Неужели другие не могут сделать то же? Неужели они слабоумные? Конечно же, могут. Но сила духа, крепкие и невидимые рамки обще-ственного мнения и воспитания, принципы, которые навязываются специально для того, чтобы сделать всех рабами и т.д. и т.п

 Наверняка, многие, заработав (украв, отняв) подобным образом, думали именно так. Эти молодые сорванцы, раскатывающие нагло в дорогих автомобилях, наверное,  удив-ляются простоте и доступности «делания» денег, и тоже думают с презрением: «Неужели другие не могут, а может, не хотят? Не хотят – ну и чёрт с ними! Зато нам легче, конку-ренции меньше».

Как быстро под воздействием пустячных факторов люди меняют ориентации в жиз-ни. Это касается не только отдельных людей, которые сегодня презирают то, чем вчера восхищались. Это касается общества в целом.

Остаётся лишь ценность денег. Редкие чудаки отказываются заработать кучу непри-глядных хрустящих бумажек. Как приятно держать пухлую пачку денег в руках... Если планеты кружатся около солнца, и мы прославляем эту желтую звезду за свет и тепло, то главные события жизни этой вертятся вокруг денег. Мы ругаем и презираем, а в душе любим их больше всего на свете. Политика, спорт, искусство давно стали пленниками денег.

Человечество с началом нового тысячелетия перестало во что-то верить не потому, что стало хуже. Оно повзрослело. Сообщество стало мудрым и взрослым мужчиной, не верящим ни во что, что нельзя потрогать, что нельзя употребить на пользу. Самой распро-страненной философией стало отсутствие философии, скептицизм, но не Марка Аврелия (упаси!), а холодный прагматический скептицизм, достойный и понятный любому живо-му организму. Ведь если есть за что жить на этом свете, то только ради потребления. Все остальное, кажется, потеряло смысл. Начинало терять смысл расти детей из-за слишком быстрых перемен в обществе, из-за страха за будущие поколения. Около 4 миллиардов населения за чертой бедности! Ни раз задумаешься о будущем…

Ян отчётливо осознал, что с тем бесполезным грузом этических догм, вычитанных им из старых книг, он остается дурачком-ягненком в волчьем логове. Нельзя добиться счастья, опираясь на глупые устремления непонятного ХХ (икс-икс?), нельзя даже до-биться нормального существования. Так он думал до преступления, а теперь весь грязный и разбитый, но счастливый от содержимого черной сумки, оправдывал себя перед собой. Он не находил никаких изъянов в своей системе…

У Яна не было оппонентов. Вокруг него, может, в радиусе десяти километров не было ни одной человеческой души. Как известно, в уединении всё кажется проще. Дей-ствительность, находящаяся где-то за пределами видимости и слышимости, сама просто-та, сама глупость…

Но зачем же он оправдывался? За двое суток он неожиданно понял, что ему необхо-димо оправдаться. Он не понимал, зачем и перед кем? Ведь в том, что он совершил, не было какой-то идеи, никакой теории, он не хотел добиться большего, он содеял это толь-ко по необходимости. Просто борьба за место под солнцем, которую ведут все. Никакого иезуитства: он не решил облагодетельствовать человечество, а всего-навсего желал зани-маться «любимым делом» и получать от современной жизни все блага, на которые имеет право любой, вытащивший счастливый билет.

Сибирская природа спокойно и глупо взирала на умного и грязного человека возле костра, который нашёл силы подойти к воде и омыть лицо холодной водой. Тайга остава-лась равнодушной к мыслям Яна и продолжала свою бессмысленную циклическую жизнь. Ян взглянул вверх, и увидел низкое, стального цвета небо. «Передо мной не надо оправдываться – ты лишь проявил себя, а любое проявление отдельного индивида и есть наша с тобой природа. Ты не сделал ничего такого, что требовало бы оправдания», – го-ворили ему в тот момент мохнатые лапы кедров.

Ян сделал всё, что от него требовалось по его плану. Теперь он переоделся, помылся, посмотрел на себя в маленькое зеркальце... Все эти действия потребовали невероятных усилий изношенного тела, но он справился. «Я сильный, сильный и упрямый… В чём сила, брат?» – приговаривал он и старательно натягивал сухие брюки на дрожащие голые ноги…

Пора было идти дальше по протоптанной тропе, которая должна вывести его на ав-томобильную трассу. Он сел не на землю, а на бревно возле костра и подумал, что стал похож на уставшего сибиряка, возвращающегося с рыбалки. Единственно, он был небрит. Конечно, у Яна был прихваченный для такого случая новый «Big», но он решил, что не-бритый  рабочий для данного района – явление обычное. Главное, что теперь он чувство-вал себя ребёнком, ожидающий прихода Деда Мороза. Он почувствовал наступление но-вой эры в своем существовании и боялся пропустить торжественность момента...

Ян наблюдал наступление сумерек. «Надеюсь, это последний раз я встречаю прокля-тые сумерки в чертовой тайге. Скоро все кончится. Наверное, тут до трассы километров пять максимум...»

Вдруг напряженный слух уловил четкий хруст веток. Тишина, и снова хруст от ло-мающихся веток. Было ясно, что кто-то приближался. Кто-то вышагивал. Ян соскочил прямо босиком – так уверенно мог идти или хищник, или местный житель – хозяин этих мест. Вообще, Ян забыл, что в тайге могут быть медведи; он по своему незнанию предпо-лагал, что вряд ли остался хоть квадратный километр суши на планете, где не ступала но-га человека. Сейчас он уже знал, что на планете можно отыскать сотни гектаров «пустот» (эгоцентричный человек привык называть свое отсутствие пустотой).
«Идёт безалаберно. Это не животное, это не хищник. Даже не местный. А кто это может быть?» – два дня в тайге и мысли его уже настроены на выживание. Словно у бы-валого охотника. И проносятся быстро, и глаза тут же оценивают ситуацию…

Ян он соскочил и растерялся. Бежать? Куда и зачем? Если это враг, то от него он вряд ли убежишь. Легче встретить его: либо гостеприимно, либо... Он уже слышал четкие уверенные шаги, но самого существа никак не мог заметить. Чувство страха обуяло его. Губы пересохли, дыхание затаилось. Совсем как тогда, перед ЭТИМ. Хруст продолжался, он шел один. Ян спрятал нож в приготовленный кармашек. Достать его за секунду не представит труда.
Наконец, он заметил силуэт, направляющийся прямо к костру. Субъект шел уверен-но и открыто. «Наверняка, какой-нибудь лесник или кто там еще. Короче, хозяин тайги». Вот он появился: круглолицый, здоровый мужчина почти двухметрового роста, идущий легко, как заводной и смотрящий прямо перед собой. Он приближался. Создавалось впе-чатление, что незнакомец даже не смотрит на Яна. Но он неожиданно остановился в мет-рах десяти напротив Яна... У последнего перехватил дух. У него подгибались ноги, у него болело всё тело, у него стучало в висках и болело в ушах. А перед ним стоял какой-то не-знакомец. Даже не человек, а некое существо, которое больше походило на куклу. Посто-яв немного, этот человекообразный великан двинулся прямо на костер. Ян уже пригото-вился достать нож, как незнакомец остановился в шаге от Яна и сказал, выговаривая от-четливо все буквы:
– Здравствуйте, –  его резиновое, бессмысленное лицо застыло. Яну ничего не оста-валось, как заговорить в ответ...

V

В городе С. хозяйничала осень, и лиственные деревья дружно разделись под душем холодных дождей октября. Свет дней, отстоявшись за лето, выпивались временем, опу-стошаясь из нагретых сосудов бытия. Привычная для суровых мест серость наполняла мир

Кумыков родился в С. Здесь же вырос. Учился в обычной общеобразовательной школе, и на зависть многим после службы в рядах Российской Армии с третьей попытки сумел поступить на юридический факультет Н-ского университета. После студенческих пяти лет вернулся в родной город. Здесь через полтора года стал старшим лейтенантом, а ещё через пару – капитаном. Ему было всего тридцать лет, но он имел и авторитет, и складки на брюшке, и небольшую залысину на макушке. Работал Кумыков следователем по «особо важным делам». Его упорство, энергия, принципиальность создали ему репу-тацию лучшего в городе следователя. Кумыков ненавидел воров – «ворует, значит надо наказывать», он любил свой захудалый городишко, в котором ему жилось привольно. Знал практически всех подозрительных типов, имел целую кучу друзей, готовых ему по-мочь. Казалось, он больше никем и не мог быть, как следователем.

С первых дней работы, Кумыков решил навести порядок в городишке. Ему это уда-лось, потому что он хорошо знал и понимал тех, кто недолюбливал круглого капитана, ведал и о тех, кто скрывал налоги, кто торговал без лицензии. За пять лет работы бук-вально весь город узнал его. Знали, что его невозможно напугать, с ним нельзя догово-риться. Капитан быстро приструнил резвых и крутых уличников, и по так называемой криминогенной ситуации город имел положительные показатели. Необходимо заметить, что Кумыков уже раскрыл пару сложных крупных дел. Но вот...

В ту ночь его подняли в четыре утра. Он сразу же рванул по вызову, на ходу подняв по телефону своих помощников. Кумыков прекрасно понимал, что первые минуты после преступления имеют важнейшее значение. «Максимум информации, владеть всей ин-формацией и задавать себе самые важные и самые простые вопросы...» – напомнил он се-бе собственные наставления.

Капитан Кумыков не пользовался методами Шерлока Холмса, не распутывал интел-лектуальные клубки, а шёл методом исключения самыми жёсткими методами. «Никогда не надейся на свой нюх, и тем более на мозги, не строй теорий, не делай догадок, – гова-ривал он молодому маленькому и шустрому лейтенанту, только что прибывшему к нему, – а просто работай много и быстро – не ленись. Ставь вопрос и отвечай. Ставь проблему и решай. Собирай всю информацию и опережай всех. Просто, но это очень трудно... Как правило, преступления не раскрываются только из-за нехватки людей в нужный момент». Это же он говорил и своему непосредственному начальнику старому майору Шутько – умному, медлительному типу.

В ту ночь капитан был на месте уже в половине пятого. Правда, пришлось накри-чать на водителя оперативки, которого он дожидался около десяти минут на улице. Он, ещё подходя к двухэтажному зданию фирмы «Кедр», задал первый вопрос, на который нужен был срочный ответ: «Местные или приезжие?».

Кумыков с зажатыми кулаками, словно там держал это вопрос, начал рассматривать комнаты, трупы и небогатый интерьер фирмы. Он ходил уверенно, стараясь не мешать криминалисту, который прибыл слишком быстро для этого типа людей. Впрочем, это был не настоящий криминалист, а помощник. Но это не самое важное; главное, что он сделает необходимое, дабы потом не кусать локти.

Ответ на свой главный вопрос Кумыков получил уже к пяти утра. «Что-то это дело идет на редкость удачно... Если окажется какой-нибудь простоватый тип, то по горячим следам... Но куда он направился?» Это был уже второй вопрос…

Ответом на первый вопрос было: «Вероятно, действовал сумасшедший одинокий волк, наглый и приезжий. Скорее всего, какой-нибудь ненормальный, наркоман или что-то в этом роде. Жестокий и быстрый, чёрт его побери... Теперь он вооружён. Скрывался, наверное, в кладовке туалета. Если так, то сколько же он там просидел? Значит, дал ему бог терпения… » Ему дали сведения, что преступник ушёл около часа ночи, не раньше. Нужна ли собака? Конечно, придурки! Надо же узнать, в какую сторону ушел этот тип. Через некоторое время: данные есть. Он ушел в сторону леса. Но ближе к лесу собака-умница потеряла след…

Он сел в машину и тяжело вздохнул...
– Сообщения какие-нибудь с железки есть? Ведь там только один поезд прошёл...
– Пассажиров с нашей станции не было...
– Мне нужны точные   данные. Повторяю: он высокий, сильный, в резиновых сапо-гах с узором «п» на подошве.
– Пассажиров с нашей станции не было. Поезд простоял всего три минуты. Какой идиот будет запрыгивать на ходу, когда все вагоновожатые на месте. Они, сонные, наверное, и дверей-то не открывали...
– Проверьте, черт вас возьми, этот поезд! Пройдите по вагонам. Это обязательно...

Кумыков звонил уже на дорожный пост:
– Несколько часов прошло всего! Я сам могу все машины запомнить, а они у вас за-фиксированы в книге. Они же по ночам у вас отмечаться должны! Ищите...
– Чего искать-то. Все машины записаны. Вычислим, тарыщ капитан. Должны вы-числить.
– Будьте осторожны, не пугайте людей, во-первых; а во-вторых, он крепкий тип. Просто так не дастся...

Уже к семи утра все было обложено. Машин ездило через городок немного. Поэтому можно было найти практически всех, выехавших за ночь из городка. «Значит, и вправду не очень нормальный товарищ...» – решил Кумыков, но не торопился делать выводы.
– А ты, сержант, – обращался капитан к сержанту, служащий у него в роли секрета-ря-референта, – лети в гостиницу. Кто выехал, кто не ночевал, почему? Сам решай на ме-сте: и не беги сюда с данными, а выясняй до конца. Лучше позвони мне. Если приедешь с неполной информацией, полетишь обратно и с пинком под задницу... – и маленький шустрый сержант, полная противоположность внешности Кумыкова, часто засеменил к белой забрызганной «шестёрке».

К девяти утра у капитана скопилась достаточная информация, чтобы сделать первые выводы. Он успел переговорить с представителями фирмы, точнее допросить их. Разго-варивал частично доверительно, а в основном в форме жёсткого допроса…Переговорил с  парой авторитетов криминального мира городка.
«Фирма находится далековато от трассы. Тут намного ближе к тайге. Но тайга – не самое лучшее место, чтобы там спрятаться. А через город ему бы предстояло идти не ме-нее часа до трассы. А если на машине, то я думаю, это нетрудно вычислить. Уже разосла-ны сотрудники по всем ночным сторожам, которые предположительно могли бы увидеть машину... Наверное, это единственный путь отсюда. Хотя остается тайга... А черт, собаки потеряли след...» – Кумыков удивлялся самому себе. Дело шло быстро и гладко.

Пока ответы без вопросов не оставались. Всё время находились вопросы, а значит, ниточка не обрывалась. Только главный вопрос: «Куда он делся и где его искать?» оста-вался открытым.

Это было чрезвычайное происшествие для такого города. Не самый богатый в окру-ге городок впервые встречался с таким преступлением: ограбление с двойным убийством. Кумыков никак не мог успокоиться, и завтракать уехал только после того, как перегово-рил с оперативными группами, которые рыскали по городку и в окрестностях.

Он не получил официального назначения на это дело, но уже вёл его. Он знал, что никого сюда не пришлют. На всякий случай он позвонил начальству в центр с разъясне-нием и с рапортом, что всё находится под контролем. Лишь в конце рапорта капитан со-общил, что могут понадобиться люди. «Нехватка людей. Но если этот деятель залёг в го-роде, мы его разыщем в три дня... Но дополнительные люди никогда не помешают...»

Любое дело идет хорошо, когда вся информация скапливается в одной голове, и ко-гда этот мозговой центр действует решительно, делает правильные выводы и отдает кон-кретные приказы.

Кумыков взял эту роль на себя, даже готов был разругаться с Шутько. Пока завтра-кал, он думал именно об этой проблеме. «Дело в их глазах не такое уж важное, хотя и настоящее ЧП для городка. Дело в том, что ограблено частное предприятие, на которого, по моим сведениям, имели зуб и чиновники. Особо они копошиться не будут». Но с дру-гой стороны, представители фирмы обещали подарить машину за возвращение денег и важных документов предприятия. Дело было даже не в машине, а в пошатнувшемся авто-ритете капитана в городе. Поэтому Кумыкову стоит выложиться. Да и дело с первых ми-нут двинулось хорошо.

К обеду была собрана практически вся информация, которую можно было собрать. Полдня быстрой и хорошей работы и уже пора подвести первые итоги, сделать выводы. «Надо же, такую сумму держали в хреновеньком сейфе. Фирмачи чертовы! Значит, или были уверены, что их спасет неприметность предприятия и два вооруженных охранника, или сами подстроили всю эту чертовщину».

Все, без исключения, деятели фирмы проверялись и перепроверялись, выяснялся круг их знакомых, брались подписки о невыезде. Этим занимался лучший помощник ка-питана. Кумыков уже готов был рапортовать прокурору с просьбой дать санкции на обыск квартир сотрудников и их родственников... Но он почему-то чувствовал, что ис-кать надо не в этом направлении.

С машинами не получилось… Неужели преступник ушел в тайгу? Но куда? В лесу негде спрятаться... Может, есть? Группа оперативников уже порыскала по лесу, но ничего не обнаружили.
– Продолжайте искать! Обломанные сучья, свежие следы. Попросите помочь охот-ников. Да хоть дядю Колю и этого бедолагу ханта Кузю возьмите! Скажите, что отблаго-дарим честь по чести, – кричал по мобильному Кумыков.

Где-то в глубине души он был уверен, что следы надо искать в тайге...

Ближе к обеду пришла полная информация из гостиницы. Выехали вечером только двое: Казаченко и Муритов. Последний был высоким парнем, и по сведениям, получен-ным от соседа по гостиничной комнате, торговал краской. Никаких данных о его фирме, как там она называется, нигде в городе нет. Он прожил в гостинице более двадцати дней...

– Где этот Харченко Владимир?! – кричал на своего сержанта Кумыков в три часа того же дня. И воздух нёс эти громкие звуки в растопыренные уши маленького сержанта.
– Обедать, говорят, вышел. Придет через полчаса... Вызвать? –  он умными серыми глазками пытливо смотрел на капитана. А тот посмотрел куда-то мимо него, и сказал вежливо, неожиданно даже для самого себя:
– Нехорошо человека беспокоить. Он может оказаться очень нужным свидетелем в этом деле... Мы, Коля, сами к нему поедем. Так сказать, частным визитом... Но где же за-прос на этого Яна Муритова?! – последнее предложение уже было обращено молодень-кому симпатичному лейтенанту в отделение и сказано так, что воздух опять дёрнулся всеми молекулами.
 – Сейчас будет, чего раскричались там, – это говорил не лейтенант, а кто-то неви-димый ворчливым голосом старого участкового.
– Сейчас будет, сейчас будет, – ворчал беспокойный капитан Кумыков и резко бро-сил запуганному сержанту, – поехали в гостиницу!

«Шестёрка» дёрнула с места. «Почему-то я на 80 процентов уже уверен, что это он. Чтобы убедиться окончательно, нужно сделать запрос по домашнему адресу и перегово-рить с Владимиром Харченко. Если он, то не дать ему прийти в себя. А может и не он? Все может быть... Но другого кандидата пока не намечается. Значит, Ян Муритов. Он, оказывается, даже бывал в фирме «Кедр». Выехал вчера вечером, точнее в три часа... Ка-жется, чёрт этот был уверен, что скроется. Значит, документы должны быть поддельными. Если так, то начнём ловить... Фоторобот, связи местные и была ли у него возможность уехать на машине? Так. Если не было такой возможности, значит, он мог уйти в лес. А оттуда мы его быстро выкурим...» – он размышлял быстро и энергично, круглое лицо све-тилось довольством от собственной значимости, и там было написано желание что-нибудь крикнуть на сержанта. Это желание вырвалось вместе со словами: «Молодец, сержант! Кажется, мы откопали то, что нужно! Молодец... – и чтоб Коля не возгордился от похвальбы, Кумыков приказным тоном добавил, – Так позвони-ка в отделение: может, запрос на Муритова уже пришел?»
– Товарищ капитан, сейчас же только спрашивали, перед отъездом...
– Их надо постоянно тормошить, чтоб работали. Это может оказаться самым важным делом на сегодня. Уже полчаса, как запросили... – и после некоторого молчания, – Обыч-но ведь быстро приходит?
– Да, обычно десять-пятнадцать минут, – несколько испуганно процедил сержант Коля.
– Значит, ищут... Значит, найти не могут. Ведь подтверждение даётся быстрее, чем опровержение, так ведь? А Коля?!
– Ну, наверное... – Кстати, этот Владимир сейчас на обеде. Нам бы тоже не мешало... Короче, сейчас побалакаем с этим соседом Муритова и едем ко мне. Пожрем немного...
– Не пожрем, товарищ капитан, а перекусим, – поддакивал Коля, и помахал знако-мому на улице...
– Ты не гусарь, руль покрепче держи…

Гостиница была совсем неприметной. Одноэтажное вытянутое здание походило на барак. Грязно-голубого цвета, оно не вызывало приятного ощущения тепла и уюта. Да и находилась прямо рядом с проезжей частью, где шныряли громыхающие грузовики. А в этот плаксивый день под серым небом здание гостиницы и вовсе сливалось с буднично-стью дня.

Подъехала, повизгивая и торопясь, шестая модель к этому зданию и лишь оконча-тельно остановившись, перевела дух. Из нутра автомобиля вышел Кумыков. Он подобрал брюшко и понес широкое тело на коротких ногах в гостиницу. Капитан не стал размыш-лять о плачущей осени. Его обдул холодный сентябрьский ветерок, и он почувствовал легкость. Кумыков шел быстро и намеренно не замечал семенящего за ним щуплого сер-жанта.
– Этот товарищ с Украины из 18-ой явился? – еще не закрыв за собою дверь, сразу спросил капитан приятную женщину с томно накрашенными губами. Тут же на прилавок облокотился и сержант, готовый начать говорить комплименты, но Кумыков зыкнул на него слишком строго, что Коля невольно отпрянул от прилавка.
– Харченко? – удивилась их собеседница, – а он чё, преступник что ли?
– Я, кажется, спросил, пришел ли он с обеда?
– Да... – приятная   женщина поняла, что капитан не склонен к шуткам.
– Сержант, ты не ходи... Стой здесь, и не забывай каждые десять минут звонить в отделение по поводу запроса. Прямо сейчас позвони, и поторопи их там от моего имени, – недовольно махнув рукой, означающий «Ты смотри у меня!», он направился по коридо-ру.

Следователь второй раз уже видел соседа Яна, и во второй раз удивился его схоже-сти с медведем. Всё – движения, лицо, косолапость – все было медвежье. «Не иначе, папа его и вправду был медведем», – невольно подумалось ему. Кумыкову даже захотелось сказать об этом.

Капитану, в общем, понравился этот парень с Украины: в этом типе людей была ка-кая-то безобидность и искренность. Следователю нравились такие спокойные, простые, основательные, занимающиеся своим делом люди – от них трудно было ожидать всевоз-можных глупостей. Они смотрели в глаза, и если обманывали, то поневоле краснели и заикались при этом. Поэтому Кумыков улыбнулся Харченко, подавил желание подшу-тить, и лишь извинился за вторжение (он забыл постучать в дверь перед входом, но ведь дверь была открыта).
– Ничего, ничего, проходите, – привстал с кровати Володя, откладывая дешёвую га-зету с детективом. Глаза у него были тоскливые, одето на нём было трико с оттянутыми коленками и простенькая потёртая футболка. Босые косолапые ноги проворно нащупали тапочки, и весь вид вставшего принял извиняющийся вид, – чем могу опять служить?
– Тепло у вас тут, – заметил для такта капитан, – и кажется, что Вы здесь надолго устроились... – и Володя напевно начал подтверждать замечания Кумыкова, а последний тем временем понял, что можно переходить непосредственно к делу.

Видите ли, следователю во второй раз, и еще более подробно захотелось поговорить о его бывшем соседе Яне Муритове. Кроме того, если его не затруднит – а это не должно затруднять любого честного гражданина – то он должен будет проехать с ними для со-ставления фоторобота Яна.
– Мне трудно рассказывать все по порядку: я могу что-то упустить, или говорить не то, что нужно. Вы бы лучше спрашивали, что конкретно вас интересует... – простодуш-ничал украинский парень.
– Мне нужно знать всё до деталей, – Кумыков сделал вдох и выдох, и захотел по-пить, увидев прямо перед собой на столе приятную на цвет газированную воду. Он почти по слогам добавил, – чем он конкретно занимался в этой комнате в свободное время? Ведь ты говоришь, – следователь резко перешел на «ты» для более тесного контакта, да так ему было намного привычней, – что по вечерам он практически не отлучался из ком-наты. А где он бывал днем?
– В принципе, по вечерам он всегда был здесь.  Днём же его почти никогда не было, но я точно не знаю, где бы он мог быть, – Володя смешно скрестил ноги и только теперь, важно встав с кровати, подсел к столу. Он говорил в непринуждённом тоне, пододвинул следователю стакан и налил газировки, – я ведь сам ежедневно хожу в одно НГДУ, еже-дневно выхожу на обед и раз в два дня по вечерам иду на переговорный пункт. Всё остальное время торчу здесь... Понимаете, у меня от фирмы идет в день тысяча рублей плюс хорошие командировочные. За эту дешёвую гостиницу я плачу 300 за день да на еду у меня уходит порядка 200 рублей. Так что у меня прибыльное ожидание. Я валяюсь здесь, а мне ежедневно капают денежки, и для меня совсем немалые. И живу я здесь уже 23-й день.  Ян поселился сюда на второй или третий день. С тех пор мы постоянно были вместе, – Володя говорил с расстановкой, и умело строил предложения. Его украинский акцент почти растрогал сурового следователя, а тот перевел дух и продолжил:
– Что можно сказать о Яне? Он очень много читал, даже мне оставил несколько книг – могу показать... – Володя потянулся к тумбочке и взял стопку книг, – эти газеты тоже его. Я сам местных газет не покупаю, читаю только центральные. А Ян, кажется, не про-пускал ни одной местной газеты... Что еще? Он рисовал, чертил в своей общей тетради...
– Тетрадь он случайно не оставил на память? – резко перебил Кумыков. У него было очень напряженное лицо, и он словно всем большим телом профильтровывал получае-мую информацию.
– Нет, тетради он не оставил... Да, ещё он любил рассматривать карты...
– Какие карты?!
– Географические, или как они там называются – топографические... А вы подумали, что игральные...
– Ну-ну, – и Кумыков перестал листать сборник рассказов Аверченко в мягкой об-ложке и внимательно посмотрел на грузного Володю, словно хотел прошибить взглядом это крупное тело, – про эти карты, пожалуйста, подробнее, подробнее.
– Насколько я могу припомнить, у Яна было несколько карт. Он говорил, что кол-лекционирует их. То есть, в каком бы городе он ни был, он старался приобрести местный путеводитель по городу или области... Весь разноликий мир на ладони на этих картах, так он иногда говорил...
– Слушай, Володя, а не было ли у него линейки, компаса или чего-нибудь такого?
– Да, компас у него был. Я такой впервые видел. Нам же в школе показывали дру-гие, вроде больших часов на тонких ремнях, а у него был небольшой на хорошем ремне...
– Извини-ка, Володя, сейчас минуточку... Но хочу сказать, – следователь встал, – что мы с тобой будем разговаривать долго, – Кумыков так и не притронулся к пододвинутому стакану, он встал и резво вышел.

Володя же оставался сидеть. В принципе, разбавление его одинокой жизни мили-цейским вторжением не сулило ничего хорошего, но, с другой стороны, позволит хоть как-то скрасить одиночество. Он сидел спокойно, ничто его особенно не беспокоило, и думал он, конечно же, о Яне... Послышался зычный голос следователя Кумыкова в кори-доре: «Сержант, что там за новости?.. Ты не уснул там, черт возьми!» – и послышались быстрые шаги энергичного капитана. Значит, там что-то было...

Володя же думал о Яне. Кажется, он так хорошо узнал его, и был уверен, что нашел хорошего нового друга. Не просто друга, а приятного собеседника, симпатичного челове-ка. Володя в душе был на стороне Яна. Ему верилось, что чем больше информации даст он сотрудникам милиции, тем быстрее они поймут, что Ян невиновен.

Харченко слышал об ужасном преступлении, о котором судачил весь город. Люди просто передавали сплетни, в которых содержались сведения о том, что к преступлению причастны приезжие мафиозники. К приезжим отношение сразу охладело. Автоинспек-торы на дорогах придирались к машинам с чужими номерами, руководители отдельных предприятий не торопились иметь дела с командированными...

Но неужели Ян смог проделать все это? Вскрыть сейф, убить ножом двух охранни-ков. Его уже несколько раз спрашивали о ноже, и Володя честно отвечал, что ничего по-добия финки у Яна он не примечал.

Конечно, они с Яном не имели никаких общих дел. Чаще всего просто выпивали и совместно убивали время. Он много говорил, и разговоры эти почему-то крепко засели в голове у Володи. Ему по жизни нечасто приходилось видеть таких начитанных людей, хотя он и себя не считал неучем.

Неожиданно, словно подкрался к дверям на цыпочках, вошёл следователь. Он был, как на иголках. Весь встревожен и по-своему рад. Кумыков переминался с ноги на ногу, что было совсем несвойственно для его круглого большого тела. Казалось, что ему не терпелось сходить в туалет, потирал руками. Он посмотрел на Володю, и сообщил при-глушенным голосом, словно открывал огромную тайну: «Это он, Володя... Это он. Тебе, к сожалению, придётся с нами сотрудничать. Ты, конечно, представитель другого государ-ства, но весьма важный человек по этому делу. Я тебя прошу прямо сейчас же ехать с нами в отделение для составления фоторобота». Это говорилось в повисшей в комнате тишине, с достаточно большими паузами.

Тут же следователь, почувствовав, что пауза затянулась, развернулся к выходу: «Мы ждем тебя на улице...» – сказал он громко и вышел.

«Мы тоже умеем изучать топографические карты, друг... – разговаривал сам с собой следователь Кумыков, полностью разобравшись с топографической картой местности, – вряд ли у него есть такая карта. Наверняка, купил в киоске чепуху типа схемы». Далее Кумыков замолчал, и продолжал злорадно и напряженно размышлять: «Теперь, кажется, все прояснилось. Еще раз проверить все... Не ошибись, господин капитан. Нет, всё пра-вильно... Других теорий практически нет. Уход в лес, но там негде спрятаться, значит остается одно – переход через тайгу и выход на другую трассу. Да, он оказался более хит-рым, а может и не совсем умным. Впрочем, он наверняка рассчитывал, что мы даже не будем предполагать уход в лес, а будем проверять автомобили. Неужели тип, убивший двух человек, может уйти пешком? Может, если он хитрый. Как раз таким хитрюгой и оказался Ян Муритов. Но он слишком отчаянный. Неужели он сможет пройти весь этот путь пешком? Вряд ли...

Вот он, его расчёт: никто не осмелится даже предположить, что его следует искать по другой трассе, находящийся отсюда в полсотни с лишним километров и разделённой от нас практически неосвоенной тайгой. Глухие места, медведь может рыскать, болота, непроходимые топи, да мало ли что! Но он пошёл на это, так кажется. И он пройдет свой путь. Сумевший натворить такое с двумя здоровыми мужиками, сумеет защитить себя в тайге, и вероятнее всего он хорошо подготовился для перехода...»

Капитан задумался: слишком неправдоподобная теория получалась. Преступник ушел в непроходимую тайгу, в самую её гущу, имея на руках, если фирмачи не врут, бо-лее трёхсот тысяч долларов. Было в чём засомневаться, но по всем уликам и доводам по-лучалось именно так.

Кумыков только вздыхал да потирал подбородок, который изрядно вырос за послед-ние два года. Брюшко тоже росло и добавляло авторитета носителю. «Этот переход зай-мёт минимум часов 50 непрерывной ходьбы. По тайге километр в час – уже высокая ско-рость. Еще он будет ошибаться, кружить, обходить болотца. А здесь сорок с лишним ки-лометров... Это по линейке, по прямой. Значит, ему предстоит пройти 60 километров по непроходимой тайге. Не всякий по тропинке столько сможет пройти... Значит, наш герой выйдет из тайги максимум к завтрашнему вечеру, никак не раньше. Если вообще выйдет. Нет, если человек пошёл на такое, значит, он верит в свои силы. Может, какой-нибудь супербоевик, десантник. И жестокость, и уход в тайгу, и работа в абсолютном одиноче-стве... Ну что ж, надо достойно встретить гостя, если он дойдёт до трассы...

Итак, предположим, версия верна, и Муритов сумел добраться по тайге до трассы... По той трассе всего одна крупная станция в округе 20-30 километров, если он не заблу-дится и не выскочит где-нибудь… А тут негде путаться. Здесь озеро, а на юге болота. Он просто не может не выйти по перпендикуляру. Достаточно точные ориентиры есть... Если не наткнулся на озеро или не попал в болото, значит, идешь правильно. Здорово приду-мал, чертов кнут! А там единственная станция – Халым. Больше нет... Впрочем, у них там товарняки вместо такси работают. Но, во-первых, Муритов, об этом может и не знать, а во-вторых, у нас еще полно времени предупредить всех и вся по той трассе... Но этот гос-подин преступник может оказаться как раз с тех мест? Проверить надо!.. Прямо хоть са-мому туда выезжай... Кому охота заниматься чужими преступниками? Получат они ин-формацию и будут на посту ДТП вылавливать, но еще вокзальной милиции описание да-дут. А преступников так не ловят».

Пришло время начать делать новые распоряжения, расставлять силки для ловли жертвы. Следователь поднял свое круглое лицо и встал, выпирая вперед брюхо. У него за себя появилась какая-то гордость: в этот раз у него все быстро получалось – то ли он ста-новится настоящим профессионалом, то ли просто везет. Хотя везет тем, кто много рабо-тает. В этом суровый реалист Кумыкова был убеждён до мозга костей. Он трудился в по-те лица, хотел, чтобы всякая дрянь боялась его, как огня. Чтоб когда-нибудь сказали про следователя Кумыкова: «Этот любого из-под земли достанет!»

Капитан пошёл делать заявление по компьютерной сети, и названивать начальству с просьбой о выезде в Халым. «Да, везение – это всего лишь результат упорного труда», – так считал этот крепко стоящий на своих кривых ногах в жизни кругловатый следова-тель. Как же он отличался от Яна, какими они были разными сверстниками...

VI

Ян приготовился достать лучшего друга – нож. Но высокий и здоровый незнакомец остановился в двух шагах от него, и сказал, выговаривая все до единой буквы в слове:
– Здравствуйте, – и его резиновое лицо застыло. А губы Яна никак не могли сказать слово, они пересохли, и хозяин непослушных губ, в трясущемся состоянии, почувствовал, как пылают его щеки. Всё же Ян собрался и с трудом ответил:
– Здравствуйте... – Не иначе, как ищейка. Но откуда ему взяться? Неужели так быст-ро вычислили?.. А может совсем и не сыщик, может рыбак? – пронеслись мысли в его воспаленном мозгу, – но как они могли выйти на меня? Нет, это не они... А может уже расставили своих вдоль трассы и высматривают костерок. Легко можно было подсчитать, когда я примерно появлюсь. Хотя в подобных делах по одному не ходят...

Куда пропала усталость? Ян стоял в полном напряжении, готовый ринуться в бой. Предположение за предположением пролетали в черепной коробке Яна, и ни на одной из версий он не мог остановиться. Подсознательно он начал смотреть по сторонам, но кру-гом ничего не было видно, сумерки своей мутной мелкой сетью укрывали свет дня. Глаза непроизвольно искали убежища. Бежать? Глупо, от такого не убежишь, да и одеться в чи-стую одежду не успел. Самое главное, он чувствовал слабость... Что же великан? Он сто-ял – само спокойствие и тоже бесцельно посмотрел по сторонам, словно передразнивал Яна, и снова вперился в пустоту. Да, он смотрел не прямо на нашего героя, а куда-то в сторону, рядом с ним, словно был болен косоглазием.

Ян посмотрел внимательней на него, выждал определённую паузу и кивнул: мол, иди, присаживайся – если что, нож у меня наготове. Здоровяк, кажется, понял его кивок и стал приближаться...

Когда два человека встречаются впервые и начинают разговор, подразумевается, что они части одного человеческого сообщества, единого организма, что оба знают некото-рые основополагающие знания об этом мире и, в конце концов, смогут понять друг друга.
– Здравствуйте, – повторил уже с несколько удивленным голосом Ян, желая, чтобы незнакомец первым начал разговор, и попробовал улыбнуться. Он знал, что улыбка ему к лицу не только как оружие для завоевания девичьих сердец, но и для доверительного раз-говора...

Но большой незнакомец подошёл ближе. Ян мог протянуть руку и потрогать его. И что-то неживое, нечеловеческое почудилось в этом крупном, срубленным топором лице.
– Присаживайтесь, погрейтесь, – Ян начинал теряться в этой непривычной ситуа-ции. Кто это может быть? Неважно, кто это, но он какой-то ненормальный. Яну в какой-то миг даже показалось, что перед ним галлюцинация, его собственное видение. Но кто может ходить по тайге в чистой рабочей робе в такое время? – заблудился я тут... замёрз, как собака... даже трусы к чёрту отсырели, – затараторил Ян, чтобы прервать почти полу-минутное молчание, и стараясь придать собственному голосу простоватый оттенок рабо-чей посредственности. В то же время он старался угадать в незнакомце цель его прихода.

Разглядывая здоровяка, Ян обратил внимание на совершенное отсутствие расти-тельности на непривычно белом для этих мест лице. Цвет лица был настолько белый, что оно напоминало маску. Нарисованные брови, сероватые отрешенные глаза, затаённая усмешка в уголках губ. Рот для такого широкого лица был маленьким, а толстые губы имели еле красноватый оттенок. Для такого времени года незнакомец был без головного убора. Волосы цвета пожухлой соломы были смешны и непричёсанны. Одет был неожи-данный великан в джинсовые брюки, выглядевшие вполне прилично. Черные огромные сапоги сорок последнего размера внушали уважение, полушубок на овчинном меху – традиционная одежда местных лесорубов.

Ян не знал, что делать, и продолжал что-то говорить по поводу погоды, как это де-лают англичане, если верить старым самоучителям. А большой детина, как его прозвал чуть позже наш герой, продолжал безучастно смотреть то на Яна, то куда-то мимо него. «Садись, не стесняйся, вот брёвнышко. Тоже, наверное, весь продрог. Кстати, ты здесь местный? (Ответа нет). Не знаешь, сколько тут до трассы? До автомобильной дороги да-леко?..

– Я знаю, – ответил незнакомец. И Ян был рад тому, что ему наконец-то что-то отве-тили. Он уже устал говорить, но запнулся он от другого. Незнакомец словно повторил его голос. Конечно, мы плохо представляем собственный голос, но Яну показалось, будто эти два слова были сказаны им самим. «Сумасшествие, настоящее сумасшествие...» – пронеслось в воспаленном мозгу молодого человека. Он удивленно посмотрел на велика-на, а тот продолжил как ни в чём ни бывало, и тембр голоса был очень похож на голос Яна:
– Я знаю, я понимаю, что ты говоришь... – неправильная интонационная структура предложения коверкала мысль. Даже было непонятно, то ли он спрашивает, то ли утвер-ждает... – но я не знаю тот ответ, который говорите вы, – и незнакомец садился на бревно, – я могу говорить, что до автомобильной трассы по линии моего маршрута оттуда до это-го места 2 тысячи 320 моих шагов... – он засунул руки в карманы, а потом медленно их оттуда вытащил…

Ян был ошарашен. Перед ним стоял иностранец… Однозначно, не русский, – про-неслось молнией в черепной коробке. – Здесь? Откуда?

Было в его голосе что-то балтийское, европейское. Но дело было не в акценте, а в медлительной речи и построении интонаций. Кроме того, была сказана белиберда, хотя и содержащая ценную информацию для Яна. Молодому человеку показалось, что он сходит с ума. Он не мог понять, кто перед ним? Он не мог понять, куда  попал. Даже подумал, на земле ли он вообще? Видение, галлюцинация в воспаленном мозгу, – решил Ян, – сон, который слишком хорошо смешался с явью...

Два километра, конечно же, мелочь по сравнению с тем, что ему пришлось пройти. Два километра по лесной тропинке, а там трасса. Трасса жизни. Попутка, ночь езды, большая земля, поезд, и он дома. Далеко же он забрался. Но, с другой стороны, как прият-но возвращение домой с такой сумкой. Но что-то свербело внутри, он совсем не был рад ситуации...

Про собеседника Ян даже не знал, что и подумать. «Наверняка, какой-нибудь гипо-физный шизофреник. То ли по-русски вторую неделю говорит, то ли хитрит... Судя по размерам, силы в нем хоть отбавляй, а у меня тут сумка, в которой вся жизнь... Весь мир в кармане, то есть в сумке... Короче, быстрее надо отделаться от этого типа подобру-поздорову.
– Ты, что же, не местный?
– Я здесь не живу, – великан запнулся, упорно глядя на Яна, и мучительно подбирал слова, – я неправильно сказал. Нет, я умею говорить по-русски. Но я не вы. Я пришел из-далека, из верху, – он опять начал спотыкаться в своих никчемных словах, и опять по-смотрел на собеседника. Уже темнело, но Ян увидел это лицо – оно ничего не выражало. Да, он был похож на робота... «Чепуха какая! Кто же это такой?» Дебильная стена непо-нимания, каменное лицо, бестолковая речь, и невероятная тяжесть во всем теле, боль в ушах и гул в висках – все это выдержать было невозможно. Ян почувствовал, что готов потерять сознание.

– Но куда ты идешь? – он чувствовал в собственном голосе злобу и бессилие что-либо изменить.
– Я не знаю, куда иду. Я иду от вас, людей. Мне через два дня уходить...

Яна тем временем начинали оставлять силы. Он сел рядом с незнакомцем. «Кажется, тип мерещится мне. Надо просто идти дальше, надо уходить. Надеть сапоги, и на трассу, быстрее. Здесь спать нельзя», – думалось ему, и вдруг им завладел безудержный кашель от дыма, помутилось в голове, затошнило. Внутри было пусто. Он чуть было не упал прямо в костер, но совладал. Незнакомец же смотрел спокойно на его больное состояние и ниче-го не собирался делать. Он сидел, словно изваяние, положив руки на колени и наблюдая за происходящим с совершенным равнодушием. Кроме того, кажется, он хотел что-то ска-зать. Так сказать, пытался продолжить свой монолог: «Два дня, а точнее 50 часов ровно мне осталось быть у вас...»
– Я не понимаю тебя, – лишь проговорил сквозь зубы Ян, и в интонации было жела-ние, чтоб его собеседник заглох. «Нервное перенапряжение, нервный тик», – и он закрыл глаза, опустил голову вниз. – Куда ты идешь? Скажи по-человечески... – молчание его убивало еще больше, чем глупый монолог.
– Нет, я говорю по-русски, ты должен понимать меня. Я понимаю тебя. Я уже два месяца у вас, а теперь я иду от вас, – все было ясно, он играет. Но нельзя же так здорово придуряться. – Я уже два месяца здесь...
– Где это – здесь? – уже почти закричал Ян, теряя терпение и чувствуя боль в районе сердца. Его охватил испуг: «Сейчас окочурюсь здесь... – и стало жаль себя бесконечно. Сколько сделано, – вот она, правда бытия: дуракам везет! Вот случай его жизни. Спокой-но возьмёт сумку, если не совсем дурак, и просто пойдет своим путем. Вот что значит оказаться в нужный момент в нужном месте...»
– Здесь, на вашей земле, – случайный вопрос – случайный ответ. Ян уже не сомне-вался: перед ним свихнувшийся тип. «Нынче много таких помешанных, насмотрятся фильмов, наиграются в игры, начитаются книг и бродят Донкихотами, где не попадя... А вдруг?!» – да, не слишком он похож на человека, но тут новый приступ кашля оборвал все догадки, и ему начала казаться настоящая ирреальность: инопланетяне, космический разум, вселенская трансцендентальность, чёрт побери!

Кашель несколько прошёл, но боль в голове стала невыносимой. Думать было не-возможно. Ян полузакрытыми глазами рассматривал в пелене сумерек придурковатого типа: безобидный тип не представлял опасности – это было очевидно. И наш молодой ге-рой несколько успокоился. Надо дать отдых телу, но хорошо бы хоть через силу поесть и хоть немножко вздремнуть, вот тогда он встал бы на ноги. Ян почувствовал тепло и к нему пришел его сарказм:
– Ты инопланетянин что ли? – естество берет свое, а сарказма было в нем сорок ки-лограммов.
– Не знаю. Я скажу, я не с другой планеты. Мне говорили, что я – инопланетянин. Но я пришёл с другого места. Вы не понимаете. Может быть, ты поймешь?.. Я не здесь, я очень далеко, я очень большой, я во много-много раз больше вас... Я из другой мастер-ской... или лаборатории...
– Выходит, ты из пробирки, – «Пора идти, ведь 2 километра, если этот придурок не врет, я за полчаса проскочу, а там надо быть предельно собранным, спокойным. Автостоп – найдутся люди, довезут до первого вокзала... Буду снова среди людей – ведь останется только сесть на поезд, положить под голову сумку, залезть на верхнюю полку и спать. А поезд поедет туда – на юг, на запад... На юг, там тепло... Ведь у меня триста тысяч долла-ров... Бред какой-то... Хотя и миллионы долларов не спасают от смерти», – Ян думал, го-ворил и обувался, чтобы скорее идти, но он уже чувствовал, как тело целиком становится жарким...
– Да, я из пробирки! – говорил этот тип и «Ты дурак, и ты помрешь», – слышалось Яну, – я из другой лаборатории, – говорил новоявленный инопланетянин, и «Зря ты стра-даешь, все равно никогда не станешь богатым и счастливым», – доходило до Яна, и было больно и страшно одинокому молодому человеку в этом страшном мире. А незнакомый великан продолжал нести чушь:
– Я родился в лаборатории вместе с другими случайностями, а ваша планета – это маленькая частица этой лаборатории...

Ян через силу (как ему показалось, в последний раз в жизни) посмотрел на собесед-ника – и, вправду, несколько синтетическое лицо, слишком бледная кожа, отсутствие морщин и глаза – страшными показались они больному воображению Яна – глаза были отрешенными, рыбьими.
– Я, кажется, заболел, я... – сухие губы шлепали, язык только щелкал по горячим альвеолам, – но я... не ел уже двое суток, я болею, ты понимаешь меня?..
  – Да, я понимаю. Ты умираешь, – отозвался совершенно безынтонационным голо-сом великан, – Я не знаю средства от этого. Скажи, что делать? (здесь вопросительный знак не означает изменения в интонации). – У меня ничего нет, – и далее такая же чепуха лилась в уши молодого больного человека.
– Помоги же мне, – не выдержал Ян, – ты должен помочь мне добраться до людей, до автотрассы, до автомобильной трассы, там посадить в машину, пошли же, пошли же. Ты мне поможешь?
– Да, я понимаю. Я помогу тебе, – только и сказал незнакомец, и встал, готовый по-могать.
– Я тебя отбла-го-да-рю... – и Ян натягивал сапоги, сырые и горячие, – дай руку, а то я сейчас упаду. «Неужели он поможет? Неужели мне поможет придурок, а может и вправду настоящий инопланетянин? Может, сам Бог послал его ко мне? Но я с Богом не в ладах – мы с ним давно уже не в ладах».

Ян видел тайгу, видел деревья, но всё для него было и пошатывалось. Вот белое пятно поплыло перед глазами, белое пятно на всей тайге, на всем мире и жуткая боль в ногах. «На мне теперь белые носки, а я одел на них грязные сапоги», – он старался не упасть. Здоровяк, как ни странно, принялся помогать ему, – ну пошли, только держи, по-жалуйста, сумку покрепче, там важные документы! Грохнет, ну и чёрт с ним, так и мне и надо, балбесу...»

Они оставили костер непотушенным, они оставили рваную кожаную куртку с кро-вавыми пятнами и мокрые штаны, и вот они пошли. Ян опирался на здорового незнаком-ца, который легко нес большую черную сумку. Они пошли к трассе. Больше тайга не бу-дет беспокоить нашего молодого героя, но чем отличается от холодной тайги сообщество людей? Они также не любят самоуверенных и излишне деятельных собратьев. Ян поша-тывался, но шёл...
– Ты говори, говори о себе, не останавливайся, мне же интересно... – Ян боялся за-молкнуть, чтобы не отключиться. В первый раз в жизни он был в подобном состоянии, он почти  потерял чувство реальности.
– Я иногда говорю не то, что хочу сказать... Но я говорю по-русски. Я разговаривал по-русски все время, когда был здесь... – незнакомец говорил медленно, и слова из него выходили так, словно во рту не было языка. Звук похожий на звук радиоприемника.

Лес молчал. Притих плаксивый дождь, словно испугавшись тьмы. Везде была неве-роятная тишина. Видны только ближайшие деревья. Но незнакомец шел уверенно, а за ним еле поспевал Ян. Два километра, последние два километра ужасного перехода. «Как-нибудь, лет через пять, я приеду сюда и повторю переход». Пронзительная боль в его и так раскалывающейся голове.
– Так кто же ты?
 – Я – искусственный продукт, если говорить по-русски... Искусственная величина, формула, по-вашему, я – химическая формула. Ваши химические элементы собраны были компьютером, очень сильным и большим компьютером. У них там другие химические элементы, но всегда можно создать подобные вашим элементам элементы, которые смо-гут создавать вещи и создания, похожие на вас. Для этого нужно только понимание фор-мулы бесконечности... Я – продукт случайной единицы бесконечности, как и вы сами...

Ян не мог ни понимать, ни сообразить, о чем говорит незнакомец, но почему-то чув-ствовал, что тот говорит правду. Но почему он был уверен, что слышит слова правды? Мы редко вслушиваемся в слова людей, поэтому нередко верим даже глупостям. Но те-перь Ян слушал, и даже не полностью не вникая в смысл сказанного, чувствовал убеди-тельную интонацию. А незнакомец продолжал:
– С помощью специального разгоночного аппарата, типа вашего синхрофазотрона, они создали мельчайшие роботы, обладающие всеми свойствами микромира. Они не мог-ли видеть микромир, но они могли вычислить и знать при помощи абстрактных формул, что происходит в этом микромире. Они знали, что в некоторых областях микромира су-ществует микрожизнь, недоступная для наблюдения. Их компьютеры начали вычислять эту жизнь и создавать возможные элементы этой жизни... В определенный момент для их цивилизации поиск разумной жизни в микромире стал последним шансом будущего... Они продолжили поиски с невероятным рвением: так был получен один из триллионов возможностей внедрения в вашу жизнь... Я – продукт, вещество, способное к нерегуляр-ному воссозданию. Я попал правильно, по одному из бесконечно возможных уравнений, точнее, по-вашему, в результате химической реакции... Но вот возврат обратно... Ты меня не понимаешь?

Последнее предложение было скорее не вопросом, а утверждением, и реакцией на падение Яна, который упал и не мог подняться... Впервые незнакомец реально помог нашему молодому герою: он повернулся и поднял его на ноги.
– Где ты нахватался такого бреда? – Яну показалось, что стало лучше. Значит, надо просто идти и идти, и станет лучше.
– Я не знаю. Я это вычитал из ваших книг...
– Это здорово... Ну ладно, пошли вперёд, – Ян знал, что ему надо идти быстрее на дорогу жизни. Скорее всего, осталось не больше половины... – Кстати, а сколько еще тво-их шагов до автомобильной трассы?
– Девятьсот шестьдесят три... «Проверить, сосчитать?» – сразу же пришло решение, но оно было невыполнимо.
– Я болею, ничего не понимаю... Вот как... Но ты помоги мне добраться до нужного места, и мы с тобой поговорим, обещаю, – Ян узнал, что такое усталость в этом мире. За неделю такой жизни можно вообще устать от жизни. Только человек со своими глупыми надеждами, зачастую несбыточными, может выдерживать глупое существование, может позволить себе бесцельно страдать и бессмысленно идти вперед... – я устал, я хочу спать, мне бы только выспаться...

Впереди показалась настоящая грунтовая дорога, которая выводила на трассу. Если бы не осенняя тьма, окутавшая пространство, то Ян с великаном увидели бы здесь деяние рук человеческих. Сотни погибших огромных стволов, выращенных природой за сотни лет неутомимого труда. Труда, который люди привыкли не замечать (люди за труд почи-тают лишь собственные старания). Упавшие, повисшие на других стволах деревянные трупы сгнивали тихо, разлагались тихо, незаметно. Земля, породившая животную и рас-тительную жизни, была без сожаления умерщвлена навсегда гусеницами бездушных же-лезных тракторов. Разлитая везде грязь в виде пролитого топлива, мазута неорганично сочеталась со всей окружающим миром средой и отравляла его. Отравленная человече-ской деятельностью жизнь продолжала топтание на маленькой планете, которая ещё не-давно казалась бесконечной...

VII

Холодная сырость пропитала воздух. Вода заполнила ямы и выбоины земли. Дере-вья, не привыкшие замерзать по пустячной осени, стояли бодро, и смотрели бы, имей они глаза, на плоскую ленту дороги с асфальтным покрытием, проложенной по земле тще-душными людьми, желающими победить пространство. Люди, стремящиеся то ли сокра-тить, то ли удлинить недолгое время пребывание в этом мире. По этой дороге проноси-лись машины, быстро крутились колеса, не встречая препятствий на выровненном участ-ке земной поверхности. Устало и безропотно держала земля тяжесть асфальтового покры-тия. Блестел отсыревший асфальт под светом жидких желтых фар. Бездушные бока машин не потели от предложенной им работы и мчались мимо и мимо тайги да вдоль обочины.

На обочине стояли Ян и великан, которые вышли из леса. По телу нашего героя пробегали мурашки. Ему было тяжело: ломило ноги, ныло в ушах, в голову стреляла ту-пая боль. А глазам юноши было больно смотреть на этот широкий мир, на мир, не огра-ниченный стволами. Дорога плевалась брызгами, летевшими из-под шин свистящих гру-зовиков. Летели грязные капли прямо по нервам и отдавались колющей болью аж в зубах.

Было серое низкое небо, снова готовое заплакать; была необозримая сибирская рав-нина и море бесхозных деревьев, торчащих в разные стороны вразрез законам природы. Ежеминутно шла борьба за место под солнечными лучами между кудрявыми кедрами и жесткоигольчатыми соснами и пихтами.

Двое молодых людей торчали на обочине и молчали. Один – тот, что крупнее – сто-ял неестественно прямо и поддерживал второго, который весь согнулся. Ян, как и рассчи-тывал, выглядел в своей одежде местным лохом-работягой. Новые дешёвые штаны не-сколько бестолкового пошива, куртка болоньевая, словно взятая напрокат в прошлом де-сятилетии, голубого цвета и с красными вставками, как у дружинника. Примерно также выглядел и второй. Так, со стороны казалось вполне правдоподобным, что эти двое толь-ко что вышли из ближайшего поселка. А один по случаю отбытия из дома или приезда домой уже успел нализаться...

Водители с трудом могли разглядеть их в сумерках – они стояли на неудачном пово-роте дороги, и представали перед взорами водителей слишком неожиданно. Многие даже не успевали среагировать на молодых людей, которые голосовали на дороге...

Они простояли не менее часа на проклятой дороге. Опять заморосил холодный дождь, и ледяные капли неприятно укалывали горячие щеки Яна. Такая погода хороша только за окном, когда лежишь в приятной мягкой постели и читаешь легкую, до ужаса интересную книгу. Здесь же чёрный ветерок, серый стальной и холодный асфальт.

Стояли двое, две маленькие песчинки посреди огромного темного мира. На этой планете где-то теперь было тепло и светло. И это было правдой. Если бы этого не было, то умерла бы надежда. А двое стояли и надеялись, что смогут выехать из темной точки пространства и времени...

Скрип тормозов «Вольво» прозвучал радостно. Ян собрал силы и почти побежал к машине. Из иномарки вылез солидный и почти пожилой, но еще крепкий мужчина. «Са-дитесь» – просто сказал он, и пошёл к щёлкнувшему капоту. Наши знакомые уселись в машину. Водитель протёр фары, открыл, что-то поправил и закрыл капот. Он вернулся в салон автомобиля, и от него несло энергией и приятной осенью.
– Ты, большой сиди там посередине, а ты правильно, впереди... Легковатая машина. Неправильно сядешь, на большой скорости, как корова на льду становится. Носит что-то ее... Асфальт же мокрый, – и уверенный голос водителя перебил кашель Яна. А новый знакомый наших героев оказался очень разговорчивым и был тем положительным экзем-пляром обитателей сознательной части планеты мужского пола, для которых главным критерием человека является чувство ответственности.

До того, как тронуться с места, этот человек успел произнести целую речь, – я до Уфы еду, поэтому могу вас добросить хоть до Екатеринбурга, хоть до самой Уфы – мне не жалко, да и веселей будет. Ты что-то плохо кашляешь, друг. Так и до воспаления недолго. Хотя кто сейчас о работягах думает? Все только о собственном кармане, всем мало. Во-руют – ладно, но ведь у своих работяг воруют, а те терпят... Уже двадцать лет никаких изменений, а работяги терпят... А времена все хуже и хуже... Что говорить, когда кубо-метр леса стоит меньше, чем какой-нибудь дерьмовый магнитофон. Как будто можно сравнить: драный магнитофон из микросхем, а лес – ведь он растет годы и годы... – и все это время он вытирал тряпкой руки, и довольно смотрел на процесс чистки дворниками лобового стекла. – Ну что? Поехали... Так вот, – сказал он, включая тихую музыку, – этот магнитофон собрать – два пальца об асфальт. У них там глаза узкие, прищуривать даже не надо, знай себе лепи чёртовы микросхемы... А по справедливости, лес должен стоить тридцать тысяч рублей за куб... Да ты заболел совсем. Такой молодой, а кашляешь, как се-мидесятилетний старик! Выглядишь совсем неважно... Но ничего, я тебе помогу сейчас... Ты же до Екатеринбурга едешь? Так вот, я в Халыме, вот скоро поселок будет, одну док-торшу знаю. Прекрасный человек, укол сделает, ты выспишься в домике бригадира, а зав-тра спокойно тронешься поездом. – Машина набрала хорошую скорость и ехала, весело раскачиваясь на неровностях асфальтной поверхности. – Короче, договорились... Спроси-те, Аню, или Анну Андреевну, скажете, что от Василия Федоровича. Она обязательно поможет... Если честно, куб леса должен стоить пять магнитофонов, а может и десять – эти магнитофоны же уже автоматы собирают. Вот пройдет лет десять... Хотя, что это я говорю? Десять лет назад я говорил то же самое. А ничего не изменилось. Я уже тридцать лет работаю в леспромхозе, – пояснил он, обращаясь через зеркало к попутчику Яна, видя внимательный вид, – а вы сами местные?
– Да, местные, – с трудом ответил Ян, откашлявшись.
– Из Сивеха, наверное? – кажется, этот мужик знал всю округу, и был начальником среднего звена.
– Да, в лесу поработали, денег  пока не получили, – Ян хотел еще что-то добавить, но кашель – сухой и горячий – не дал ему сделать этого. Он кашлял, в ушах была тяжелая боль. Ведь впервые за два дня он впервые оказался в теплом окружении. Глаза его непро-извольно начали закрываться, салон качающейся иномарки убаюкивал бесконечно устав-шего Яна. Заметив это, водитель только покачал головой и прибавил обороты...
– Я вас оставлю в Халыме... Вас так везти до Екатеринбурга нельзя. Ехать-то всю ночь... – Ян согласился кивком головы. Может, оно и лучше – остаться в Халыме.

Что это? Сердобольный пожилой и жизнерадостный старик, который готов был по-мочь Яну, тот, который встретился с ним в лесу. Ян вступил в полосу удачной жизни. Ему удавались все мероприятия последнего месяца. Неужели удача повернулась, нако-нец-то, лицом к этому обиженному обществом сильному молодому человеку...

Пост ППС. В тот день с утра здесь дежурила специальная многочисленная группа милиции во главе с приезжим капитаном Кумыковым. Пост находился прямо на самом выезде из самого крупного поселка в этих местах – Халыма. С десяти утра ни одна маши-на, проехавшая здесь, не избежала проверки. Капитан приехал к десяти часам, и сразу принялся за дело. Он передал по всем ближайшим отделениям словесное описание и фо-торобот Яна. Данные были разосланы по вокзалам и постам.
«Раньше двух часов парень из тайги никак не выберется. Раньше никак невозможно, даже если идти по ночам... Эх, парниша ты отчаянный, ты еще не знаешь прелестей тай-ги! Может ты и к завтрашнему утру оттуда не выберешься, если выберешься вообще? Су-меешь ли ты выйти из тайги когда-нибудь? Ты должен выйти. Ты пройдешь болота, обойдешь чертовы буреломы...».
– Ты давай старайся, меня не подводи, – проговорил вслух капитан. Дело в том, что версия Кумыкова прошла со скрипом. Против нее был майор Шутько. Он вообще предла-гал передать дело: «Кто они такие? Ворюги, которые налоги-то толком не платят. Сейчас решили нас купить... Наглость какая! Вон пусть нанимают хоть из Москвы сыщиков, пусть разбираются. А охранников, конечно же, жаль. Но эти типы получают больше нас, а работают... Ходят героями. Предлагаю передать это дело... Не потому, что я не хочу его раскрывать, а потому, что у нас полно более важной собственной работы, и уверен, что преступник уехал всё же на машине и теперь находится в тысяче километров от нас. Наверняка, где-нибудь на севере», – и, говоря это, майор ходил. Кумыков выступил про-тив того, чтобы передавать дело наверх. С трудом сумел он убедить упрямого Каримова, который всё-таки дал согласие на тщательную проверку версии энергичного капитана.

Дело было развёрнуто по всем правилам: в ближайшие деревни разосланы гонцы с фотографиями и специальными датчиками, на товарных поездах все предупреждены, по дороге патрулировали автомобили. «Что же, беги, зайчик! Силки расставлены... К хантам не сможешь прибиться, там уже наши люди. Других населенных пунктов нет. Но есть один путь – на север. Вот туда он может проскочить... Там нет такого сильного поста, как у нас. Не успели установить, а надо бы...» – Кумыков опять звонил, проверяя бдитель-ность расставленного персонала.

«Отчаянный ты парень, Муритов Ян! Но, как поймаем, по роже я тебе заеду...» – злорадствовал капитан, уверенный в правильности своих догадок. Он сидел в нижней части инспекционной будки возле навороченного телефона-рации. Оделся Кумыков по-граждански – солиднее, когда следователь среди гибедедешников в гражданской одежде да к тому же в солидном костюме с галстуком.

«Высокого роста, 182-185, лет 28-30 на вид, черноглазый, глаза большие вырази-тельные, темноволосый. Несколько похож на южанина. Нос сломанный, несколько кри-вой вправо. У него должна быть черная сумка, одет вероятно в черную кожаную куртку, на голове модная полуспортивная шапочка. Говорит без акцента. Прекрасно владеет но-жом, вооружён, опасен», – вычитывал из словесного портрета Кумыков и разглядывал фотографию, сделанную по рассказу Володи Харченко.

На выезде из Халыма инспекторы и сотрудники милиции продолжали обыскивать все автомобили, автобусы. Иногда сам капитан выходил, когда видел из окна что-то по-дозрительное. Кстати, проверка уже оправдала себя... В поисках Яна милиция натолкну-лась на почти килограммовый груз наркотиков, распространение которого также не одобряется общественным законом. Это несколько успокоило Кумыкова. Значит, по крайней мере, не зря работаем.

Версия Кумыкова строилась на очевидных фактах: домашний запрос на Яна Мури-това дал отрицательный результат – поддельные документы; его бесследное исчезновение в три часа дня. Только в половине шестого отходит поезд на юг. На нем Муритова не ока-залось, если он не сошёл в ближайшем пункте и т.д. Короче, версия Кумыкова имела пра-во на жизнь до тех пор, пока не будет опрошен единственный подозреваемый Ян Мури-тов, или тот, кто присвоил себе это имя.

Капитан нервничал. С наступлением сумерек он начал выходить практически к каждой машине и задавать, ставший дежурным, вопрос: «Мы тут одного товарища под-жидаем. Что на дороге? Не заметил ли каких-нибудь странных голосующих?.. И вот глянь на фотку, может, видел?» Кумыков десятки раз уже просчитал расстояние, которое дол-жен был пройти Ян и время, которое на это уйдет. Получалось, что при нормальном сте-чении обстоятельств он выйдет из леса или вечером или утром следующего дня. Он уже наметил срок своего пребывания здесь: завтра целый день, ночь и с утра послезавтра при-дется все это снимать...

… Довольный камазист ехал домой. Документы? Всё в порядке, без проблем, настроение отличное. Ему ехать до Мордовии, а домой ехать веселей, чем сюда. К води-телю подошел круглый здоровый человек в гражданском и спросил: «Слушай, приятель. Мы тут одного попутчика дожидаемся – он может быть в километрах двадцати отсюда... Не видел голосующих на дороге?» «Знаете ли, в такую погоду на дороге и собак нет. Хо-тя тут недалеко от Халыма, ну этак в километров пяти-шести стояли двое – наверное, местные...»
– А почему местные?
– Ну, судя по одежде. Они оба в рабочей   одежде...
– Молодые что ли? – Кумыков спрашивал автоматически. Двое в рабочей одежде его не удовлетворяли.
– Да, молодые и здоровые.
Один большой, двухметровый, второй поменьше – под метр восемьдесят, – словно припоминая, говорил водитель, проникновенно глядя в сторону и делая при этом заум-ный вид.
– Ну и что ты еще в них запомнил? – по привычке не унимался капитан.
– Здоровенный держал большую сумку, а второй – вроде бы выпивший пошатывал-ся, в куртке с красными повязками, как раньше дружинники носили... «А на вешалке у него висела разная одежда... куртка с красными полосками...» – как громом поразило Ку-мыкова в этот момент. «Черт возьми, пошатывается, черная сумка, куртка с красными по-лосками, неужели он?» Кумыков даже вспотел.
– В какую сторону они голосовали?
– В нашу сторону, сюда...
– Сержант, бегом ко мне! – Кумыков закричал, словно случилось что-то непоправи-мое, а водитель, который уже направлялся к машине, удивился, но предпочел удалиться еще быстрее. А капитан опять кричал на худощавого сержанта, который был вроде его адъютанта и был всегда рядом. Следователь на этот раз отправлял сержанта с двумя ми-лиционерами к поселку Сивех.
– Там, двое должны стоять на дороге, быстро их забирай! Через десять минут ты там, понял?
– Понял, чё орать-то!
– Я тебе поговорю, давай бегом... Подъехала следующая машина. Огромная грузовая иномарка. Кумыков сразу подошёл к водителю. Да, он видел их. Они отсюда километрах в... не помню. Ну короче, там указатель есть. Поселок Силяк ли, Семак ли...
– Сивех?
– Точно: вот проезжаешь этот указатель, и сразу они там стояли, на повороте доро-ги...
– Понял, спасибо вам. А куда едете?
– В   Москву, за товаром... Кумыков отправил еще одну машину для патрулирования дороги. «А вы давайте в Халым, по посёлку пройдите. Там вроде гостиницы есть, и во-обще...» – у него не хватало слов, надо было действовать. «Всё время будьте на связи, не пропадайте. Каждые пятнадцать минут сообщайте!»

Тем временем к посту подъехало малиновое «Вольво». Из него бодро вышел уже пожилой мужчина и пошел, протягивая документы ближайшему сержанту. Кумыков же в это время ждал сообщения от своего сержанта и одновременно беседовал с водителем очередного «Камаза».
– Далеко собрались? – спросил сержант у водителя «Вольво».
– Далековато, в Уфу... домой, на родину, хотя уже тридцать лет живу здесь. Возвра-щаюсь потихоньку к себе на родину, как евреи в Израиль, – весело ответил энергичный мужчина, и, взяв документы обратно, заспешил к своей машине...

«На трассе в указанном месте их не обнаружено. Тарыщ капитан, нет их здесь. Мы еще чуть дальше проедем, потом вернемся в Халым. Короче, посылайте людей в Халым... Больше им негде быть...»

Кумыков еще рассчитывал, что они напорятся на них на посту. «Сейчас он старается как можно дальше удалиться из этих мест, выбраться на большую землю. Поэтому он бу-дет торопиться. Наверное, это просто не они. Нет, прятаться в Халыме он не будет, если, конечно, не местный. Непрописанные, непонятные сожители тут, наверняка, тоже есть... Надо будет заняться». Фамилия Муритов и описание, и фотография уже побывала прак-тически во всех необходимых руках халымовцев.

 – Вы, наверное, вахтовики? Так что, оставлю я вас здесь. Сходите к Ане, и счастли-во вам выбраться из этой дыры. Здесь, знаешь ли, заболеешь и сдохнешь – никто и не за-метит тебя. Кладбищ и то толковых нет, похоронить даже по-человечески невозможно, – говорил словоохотливый мужчина за рулем малинового «Вольво» за пятнадцать минут до описываемых выше событий, – а до следующей нормальной больницы тут еще часов пять езды, не меньше. А я вижу, у тебя температура высокая... До настоящего города, – про-должал он, не давая вставить слово, – еще часов семь как минимум – я там заночевать со-бираюсь... Ну ладно, счастливо. Ты крепкий парень, дойдешь...
– Спасибо вам, – только и буркнул Ян, – счастливого пути! – не мог же он настаи-вать ехать. Еще с этим большим придурком!

«Вольво» тихо покатилось по бетонке по направлению к основной трассе. Водитель довез их до самого центра поселка Халым... Ян смотрел, на машине весело закивал пово-ротник, и иномарка уехала. А Ян смотрел и смотрел, совсем забыв, что рядом стоит его крупный попутчик...
– Ты еще здесь?.. Почему с ним не уехал? – испуганно проговорил он, повернув-шись.
– Мужчина этот сказал мне, что тебя надо беречь, что тебе надо помочь, что тебя обя-зательно надо доставить в больницу, – великан говорил все также монотонно. Ян сейчас только осознал, что в лесу с ним была не галлюцинация, этот ненормальный тип и вправ-ду существовал и существует до сих пор.
– Знаешь, к черту больницу. Я здоров, как бык. Я просто устал и не ел двое суток... –Ян развернулся и вновь зашагал к трассе. После теплого салона автомобиля он почув-ствовал себя несколько лучше, – и, вообще, ты-то куда идешь?
– Я иду с тобой, – великан не отставал от Яна, – я же сказал: я знаю и понимаю тебя.
– Подожди, – Ян остановился и повернулся к своему спутнику, – что это ты знаешь про меня? – Он хотел было сказать, чтобы тот заткнулся, но закашлялся, и опять разнес-лась боль по всей голове, и вдруг ему показалось, что он сейчас упадет. Ян выпустил из руки сумку, и сел на дощатый мостик, по которому шел.
– Ты устал, тебе необходимо отдохнуть и поесть, – спокойно, словно не обращая внимания на захлебывающийся кашель, говорил великан.
– Ну да ладно, – сказал Ян, почувствовав себя абсолютно разбитым, – делай, что хо-чешь. Я, кажется, не могу идти... Но запомни, что мне не надо в больницу, мне нужна только еда и сон... Больше ничего не надо, больше ничего не хочу... Хочу выздороветь, выспаться. – Он засыпал на ходу. Вдруг в глазах у него побелело и ноги похолодели, тело размякло и мозг терял связь с реальностью... Он уже не мог сказать стоп, он только почув-ствовал, что теряет сознание.

Белое небо, темное облако идет откуда-то сверху, оно падает и тут же превращается в ледяной дождь. Мир становится светлым, но не радостным, а безликим и мутным. Дома, сделанные из белого картона, люди, гуляющие без цели, собаки, лижущие им руки. И дождь превращался в белый снег. Деревьев нет, тайга умерла полностью, только пере-крещенные в воздухе стволы напоминают о былой жизни. «Лес распродали за бесценок», – говорит какой-то мужчина, и Ян не слышит его... Он умирает...

Ян почувствовал, что его несут. Это был тот самый великан, его попутчик. Как он смог поднять его, такого тяжелого? Но Ян не смог подумать даже об этом. Он открыл гла-за, и дернулся. Это означало, что он готов сам встать на ноги.

Никто не знает, как умирает человек, что он чувствует при этом. Наверняка, у каж-дого человека смерть индивидуальна. Но само слово смерть означает что-то страшное, что-то конечное, что-то итоговое. Смерть – конечная цель любой жизни. Кажется, Ян только что увидел собственную смерть. Он так и подумал, когда очнулся. Он знал, что смерть – это что-то противоположное последним мгновениям жизни. Если перед смертью светло и тепло, то там обязательно будет темно и холодно. А умирать в темноте и холоде приятно, ибо попадаешь в белое и теплое место.

Ян чувствовал до сих пор запах смерти. Да, это была смерть. Он чувствовал её – ко-рявую старуху со страшной косой.

Вдруг он заметил в метрах ста от себя коммерческий киоск. Это было спасение. По крайней мере, он может утолить голод.

Долгая северная ночь уже вошла в свои права, и тусклые холодные огни на высоких столбах были похожи на далёкие потусторонние маяки, нежели на уличные фонари. Яну хотелось сесть, лечь и закрыть глаза. Но коммерческий киоск был также похож на маяк спасения: ведь там были и хоть какие-нибудь шоколадки, коньяк и сигареты. Сколько он уже не курил? Может выкуренная сигарета вернёт его к жизни? Но одно то, что он уже думает и мечтает о сигаретах и еде, говорило о жажде жизни. Нет, до смерти ему еще да-леко!..

И Ян сел на валявшееся бесхозное бревнышко... Его спутник истуканом встал рядом, словно ждал распоряжений...
– Ты кто? – неожиданно спросил Ян и осекся. Он понял, что тот опять начнет нести бред по поводу какой-то лаборатории, откуда его заслали на нашу планету. – Извини, ты мне так помог. Не знаю, что и сказать... Где ты научился помогать людям?
– Я знаю, что люди должны помогать друг другу. А мы и есть друг и друг... Тебе плохо... Ты нам нужен...
– А как тебя зовут? – «Кажется, его серьезно послал ко мне сам Бог. Он – мой спаси-тель. Может, я и вправду сделал все правильно, может, так и должен был поступить ува-жающий себя человек».
– У меня нет имени. Но в одной деревне меня называли то Борькой, то Борисом. Это было, когда я появился...
– Ну ладно. Боря так Боря. Можно я тебя буду так называть? – и, не дожидаясь согла-сия, Ян добавил, – помоги мне. Я тут должен... – новый приступ кашля одолел его, и Ян вобрал в себя холодный сырой воздух и вдруг застонал от резкой боли в правом ухе, – у-ух, зараза... Короче, слушай, – и Ян достал приготовленную специально для дорожных расходов пачку пятидесятирублевых купюр из внутреннего кармана болоньевой куртки с красными вставками на рукавах, – что-то мне совсем плохо... Сходи, пожалуйста, в ком-мерческий киоск. В магазинчик, который светится вон там. Купи там шоколадок штук пять, сигарет «Кэмел» или «Мальборо», пепси-колу и что-нибудь типа коньяка... – и Ян протянул большому незнакомцу пачку.

«По его отношению к деньгам я сразу определю степень истинности его белиберды. Конечно, если он только врет, то вряд ли вернется. Или вернется за остальными деньга-ми... Нет, о них он не знает... Короче, надо дать всю пачку и пусть или проваливает, или поможет. – У-ух, какая боль в ухе! Ну ладно, перетерпим... Ты не забудь купить пакет и сложить купленное, как положено. Сигарет можешь купить целый блок... Спасибо тебе, друг», – добавил Ян, когда Борис (надеюсь, и нам можно называть этого великана по имени) спокойно взял пять тысяч рублей в руки. Конечно, не бог весть какая сумма, но, по крайней мере, на эти деньги можно уехать далеко...

«Накупит на все пять тысяч всякой чепухи», – подумал вдруг Ян, и крикнул вдогон-ку: – Ты деньгами умеешь пользоваться?
– Да, умею, – словно эхо прозвучал короткий ответ, и Яну показалось, что это он сказал сам.

«Выспаться и всё будет нормально, хорошенько поесть шоколаду, выпить граммов сто коньяка и попасть в тепло – все будет нормально, все будет хорошо!» – и он вспомнил эти слова, написанные на стенном календаре – «Все будет хорошо!»

Думать не хотелось. Мечтам не осталось места в больной голове. Надо было думать о предстоящей ночи. Третьей ночи после ЭТОГО. «Главная задача – найти ночлег... Жела-тельно где-нибудь у частников. Где-нибудь в тепле... Может здесь что-то типа гостиницы есть?.. Стоп, в гостиницу нельзя...» – Лежал Ян и думал о самых простых вещах. Хотелось жить, существовать. Он ведь еще молод. Надо выбраться из этой трясины, надо закончить это дело и... Что дальше? Этого он не знал. Ян просто закрыл глаза...

Ночь ожидалась с заморозками. Нормальное явление для местной осени. Дождь пе-рестал, тёмный мир стало шире, открылось небо. В такую ночь нельзя оставлять карто-фель в открытом состоянии; в такую погоду надо подключать систему отопления, чтобы утром не замерзнуть. И люди в частных домишках усиленно топили печи, а дым из невы-соких труб уходил в сторону юга; соответственно, будет еще холоднее – раз ветер дует с севера.

Звёзд Ян не видел целую вечность. Теперь он посмотрел вверх и сразу вспомнил, как в августовское детство специально выходил ночами во двор и разглядывал звёздное небо. Видел Млечный путь и разглядывал туманности. Ян ведь когда-то увлекался астро-номией, и не только увлекался, но занимался: находил все видимые планеты на звездном небе, знал названия всех спутников Юпитера и Сатурна, представлял себе величествен-ный пояс астероидов, а там где-то в бесконечности другие миры, другие галактики; рож-дение, жизнь и смерть горячих звезд... Он тогда, помнится, не особо мучился вопросом: «Есть ли разумная жизнь на других планетах?» А что значит – разумная жизнь? Он и то-гда не мог понять. Любая жизнь, в принципе, так или иначе разумная. Жизни без разума не бывает.

Разум – способность получать и обрабатывать информацию из внешней среды. Он начинается где-то вместе с амёбой. А зачатки разума надо искать еще в растительном ми-ре…

Да и что даёт разум людям? Возможность создавать новые формы насилия и умерщ-вления, новые виды покорения друг друга, все более извращенные типы обхождения норм обычного существования. Нечем, в принципе, похвалиться нам – человечеству – перед великим таинством жизни. Мы лишь извратили и извращаем её основные законы, мы только плодим количество несправедливостей по отношению к другим, мы только еще больше отделяем людей от решения основных вопросов жизни, увлекаем их мишурой вещей, муляжом величия денег, приоритетом одной территории, не нами выбранной, над другой территорией.

Да, далеки мы от совершенства. Намного дальше, чем сами себе представляем. Мы ближе к Сатане, нежели к Богу.

Намного ближе к совершенству любые иные твари на планете. Ибо, что такое со-вершенство? Это конечный пункт развития, удовлетворяющего цели определенного вида. И животные не торопятся к переменам, они не жалуются, они нашли экзистенциальную мудрость бытия и поняли, что дальнейшее развитие пагубно и для них, и для других. Только люди стремятся быть выше всего, их гордыня, их тщеславное стремление, навеян-ное обманчивым разумом и громкими словами, бесконечны. Они прикрываются своей ответственностью за других, как будто об этом просила их природа...

Звёзды – это здорово! Они тоже живут, совсем как мы; наверное, тоже страдают, также думают и смотрит кто-нибудь издалека на маленькую точку на собственном небе и верит, что мы есть. Звезды живут, но они абсолютно равнодушны к нам, так и мы нико-гда не сможем понять их.

Ян услышал шум. Кого-то кто-то спрашивал... «Мы не местные, мы сейчас уедем...» – кричал один из говорящих. «Мы там не стояли», – отвечал другой. Ян почувствовал в этой активности что-то подозрительное. «Так обычно разговаривают с милицией, они оправдываются...» – страхи еще не кончились. «Может, это по поводу моего дела опра-шивают всех приезжих, ищут деньги... Явно, здесь прослышали об ограблении. Здесь ведь только каких-нибудь шестьдесят километров...» – подумал он, отрываясь от мыслей о да-леких звёздах.

Послышался шум с другой стороны. Это был Борис. Он шагал прямо как сошедший с телеэкрана терминатор, прижимая уверенно к груди пакет.
– Ты догадался купить пакет? – обрадовался в первый раз после ЭТОГО Ян, – дай, я посмотрю, что ты там накупил...

Борис бережно положил пакет прямо перед Яном, который тут же запустил туда свои руки... Тем временем, шум от разговоров стих. «Увели на проверку документов... Скоро и до нас доберутся», – одновременно копаясь в пакете, лихорадочно думал Ян. А руки его никак не могли отыскать сигареты, он нащупал шоколадки, что-то железное ти-па консервов, какие-то хрустящие обертки...
– Где же сигареты? – Ян спрашивал самого себя.
– Вот они, – просто ответил Борис, доставая из внутреннего кармана рабочей куртки блок сигарет. Потом, как волшебник, он достал оттуда же бутылку коньяка и из другого кармана сдачу... Все это аккуратно положил к пакету. А Яну оставалось только удивлять-ся движениям Бориса. Как он напоминал робота?! «Неужели он и вправду не человек?»
– Фу ты, черт! У меня же спичек нет, – уже начинал нервничать Ян. – Так всегда бы-вает: все вроде бы есть, а чего-то все равно не хватает человеку... Черт, и прикурить не у кого, – Ян посмотрел на Бориса и начал доставать какие-то вафли, – Мне надо поесть, хоть через силу, а надо... Борис, а ты сильно устал?
– Я не устал, – Ян, кажется, начинал привыкать к монотонному голосу своего спут-ника, который так и стоял, глядя то ли на Яна, то ли на бревно, на котором тот сидел.
– Можно попросить тебя сходить к киоску еще один раз? Купи, пожалуйста, зажи-галку, – и Ян отправил в рот кусок вафли, одновременно доставая из пакета шоколад. Он чувствовал, что голос его стал каким-то плаксивым, снова силы оставляли его. «Надо есть и побольше шоколада... Вернутся силы, вернутся. Где же вода? А вот она...» Он достал деньги, которые успел положить в мокрый карман куртки и протянул Борису, – купи, пожалуйста, зажигалку...

«Надо мелких денег, надо умело избавляться от новых, пахнущих типографской краской купюр», – Ян теперь опять подумал об этом, но это показалось ему такой мело-чью по сравнению с тем, что нет спичек. «В Сибири зарплату всегда выдают новыми ку-пюрами, поэтому и подозрения особого шуршащие купюры не вызовут...» – оправдывал он себя.

Борис снова зашагал к киоску – пошел, словно робот, безотказный и послушный до подозрительности.

«Фу, ты! Как надоело это низкое небо, как опротивел чертов кашель... Хочу высоко-го неба, светлого весеннего утра и хорошего настроения. Деревня. Утром просыпаешься, смотришь в окно, а там сады белые от цветения, там голубое небо, в которое можно всматриваться и видеть там глубину и бесконечность. Весна – период светлых надежд, счастливого высокого неба... Хочу думать об астероидах, недосягаемых для рук и близких для мыслей», – у Яна в мозгу зашевелились желания, а в глазах стояли видения прекрас-ных дней, но дней прошлых. Руки нашего героя автоматически лазили в пакет, доставали оттуда шоколадки, и в рот отправлялись то кусочки сладкого орехового шоколада, то ва-фельки. Захрустели на гнилых зубах Яна нежные кулинарные изделия, и таяли где-то между горячим языком и высохшим небом.

Несмотря на то, что вокруг расположился поселок – все равно пахло тайгой, этой проклятой Сибирью, «тундрой», как называл эти места Ян. Тайга для него теперь навсе-гда будет ассоциироваться с жестокостью, холодом и страданиями. Ему начало спирать дыхание, он вдруг почувствовал, что, выспавшись и наевшись, он еще не излечится пол-ностью...

Помнится, прочитав Достоевского, Ян не мог представить себя, что бы он чувство-вал на месте убийцы. Нередко старался он поставить себя на место Раскольникова, но не мог... Но вот, пожалуйста, теперь он и в самом деле на его месте. Неужели его будет пре-следовать тот же кошмар, характерный более для мазохиста, чем для нормального челове-ка.
– Ну!? – глаза его были прикрыты, но он слышал, как подошли монотонные ноги Бориса. «Ходит, как терминатор. Как заведенный, точно...» – и Яну припомнился учитель литературы в старших классах, которого так и прозвали «заводной». Он ходил неесте-ственно поднимая колени, отчего выглядел похожим на робота. Борис чем-то напоминал этого учителя с той большой разницей, что учитель тот был худой, как Дон-Кихот, а Бо-рис – крупный, как баскетболист.
– Я принёс зажигалку, – говорил Борис и протягивал ее вместе со сдачей...
– А ты сильный? – вдруг спросил его Ян, но тут же понял, что ответа на этот вопрос он не получит, – но ты ведь не устаешь никогда?
– Почему, я устаю... Так же, как и все люди, я состою из определенных химических элементов, которые нуждаются в постоянной подпитке и восстановлении, – Борис про-должал стоять, и стоял он ровно...
– Значит, ты и есть хочешь?.. А что же ты молчишь? Садись рядом и ешь... У нас еще впереди много работы, если ты собираешься идти со мной, – у Яна созрел план, в котором определенное место занимал Борис с его преданностью и силовыми качествами. «На него можно положиться, надо будет его уговорить пойти со мной, хотя бы до Екатеринбурга или до другого крупного города... А там уж я и сам смогу распорядиться своими деньга-ми...»
– Я собираюсь идти с тобой, – Борис неестественно сел рядом с Яном и аккуратно отломил кусок шоколада, – я пойду с тобой. Но ты потом пойдешь со мной?
– Извини, но сначала я должен дойти до какого-нибудь большого города, а потом мы с тобой поговорим... Наверное, я с тобой никуда не пойду... – Ян чувствовал, что смыться от этого придурковатого громилы не составит труда, но воспользоваться его услугами сейчас надо обязательно.

Впервые в жизни Ян не верил в собственные сил. Казалось, что его оставляет ощу-щение реальности…
– А теперь ешь... Я с тобой поговорю, но только позже... Нам надо устроиться на ночлег и уже потом... Спасибо тебе за все, – Ян закурил, но вкуса сигарет он не чувство-вал, как до этого не ощущал приятного вкуса шоколада с орехами. Нет, он, оказывается, не хотел курить. Ему нужен был сон, спокойный сон. Для этого он должен оказаться в безопасном и теплом месте. Где это место найти? Ян понимал, что здесь идет какая-то об-лава. Скорее, это по поводу его преступления. Ян предчувствовал недоброе: пройти такое испытание, совершить практически невозможное, и попасться на какой-нибудь глупой случайной облаве... Молодой герой нервничал, и понимал, что не может спокойно разго-варивать ни с одним человеком, верить им, чувствовать себя в безопасности ни с одним их людей этого района, за исключением Бориса...

Опять послышались голоса. Вновь Ян услышал громкий мат, которым смачно вы-ражался один из тех, кто оправдывался десять минут назад. В осенней глухой тишине го-лоса слышались довольно отчётливо, и говорили о том, что «менты замучили нормальных людей», что нормальным людям надо ехать домой, что их ждут дома жены и дети, что «менты только и умеют честных людей хватать, а бандитов ловить боятся». Они говорили недолго...

Послышался звук открывающейся двери автомобиля, потом со стуком двери закры-лись и послышался шум двигателя.

«Камаз» должно быть, – сразу определил Ян, – интересно, куда они едут? Домой... Они едут домой... Ну что ж, надо попроситься, если места хватит». Решено! Дорога, по которой они поедут, проходит тут же за теплотрассой: двадцать метров, встать да протя-нуть руку... Куда бы ни ехали, лишь бы до какого-нибудь города довезли.

Поселок молчал, хотя вряд ли кто спал еще в такое время... Все торчали перед теле-визорами да компьютерами и смотрели за перипетиями выдуманных событий. Дети вози-лись возле игрушек, утоляя свой игровой голод, а женщины, полные бесконечных забот, никак не могли оставить свои кухни, и жизнь текла своим чередом. Время не утомляется, оно бежит и что-то меняет и меняет, и все равно никогда все довольными не будут...
– Сейчас надо попробовать сесть на эту машину... – размышлял Ян вслух, обращаясь к Борису, – кажется, у них там типа фургона. Они должны взять... – продолжал говорить он, когда заметил большой автомобиль с включенными фарами.

Борис словно только ждал распоряжения и встал на ноги. Ему пришлось поднимать своего больного попутчика. Ян закашлялся и словно проснулся, сказал коротко: «По-шли...» Дощатые доски, по которым они переходили теплотрассу, были сырыми и скольз-кими, Ян чуть было не упал. Кроме того, они еле выдерживали грузного Бориса.

«Нам нечего и мечтать о гостинице: явно здесь прослышали об ограблении. Да у Бо-риса еще нет, наверное, документов. Вот парочка... Всё здесь подозрительно, так что если останемся до утра – жди участкового... Мы идем верно, отсюда необходимо уехать: от греха подальше. Береженого бог бережет...» – думал Ян, и глаза его были закрыты. Он полностью положился на своего послушного великана, который практически тащил его...

VIII

– Заколебали менты... Около часа потеряли, – говорил водитель, обращаясь к своему соседу по кабине вахтового «Камаза».
– Какого черта сюда приехали только? – возмущался в ответ тот, закуривая сигарету без фильтра, и добавляя матерные слова исключительно для экспрессивности.
– Сколько сейчас там? – кивая на часы, говорил несколько успокоенный водитель, и разглядывал простенькие приборы на щитке, и вздыхал, и вслух прикидывал: во сколько они будут дома.
– Уже восемь почти... На хрена мы сюда приехали?! – все еще никак не мог успоко-иться его сосед, мастер по матерным словам, которые нам приходится опускать. При этом он выпускал сизый дым, смачно причмокивая.
– Да ну тебя... На хрена, на хрена! Надо же было... Надо же как-нибудь на хлеб зара-батывать... Ну, кто знал, что здесь сплошные заслоны да облавы, – водитель начинал успокаиваться, чего нельзя было сказать о его соседе, – да ладно, к одиннадцати должны дома быть... Успокойся, Костян...
– К двенадцати бы доехать, – полуматерился Костя, – ну и влетит нам за это, черт его туда-сюда дык туда...
– Ну, поехали, что сейчас мусолить, толку нет, ехать надо быстрее, – и могучий ав-томобиль рявкнул перегазовкой и начал трогаться, подчиняясь движениям рук водителя...

Не успели они отъехать тридцать метров, как показались двое: один здоровенный, а другой вис на нем. Ну, конечно, нализался, работяга. Машут, давай остановимся, Костя. На хрен они нам нужны. Ну, давай остановимся, спросим, что надо, может, поможем...

Мы едем до С. У нас свободный теплый фургон. Конечно, возьмем. Если заплатите, тем более... Короче, укладывай своего дружка... Сидите там тихо. Там даже полежать можно... Только тихо, мы же не хотим из-за вас попадать в неприятности... Короче, вас там нет... Да, ладно, потом расплатитесь... Костя, проводи их в фургон. Сейчас я свет включу...

Темно. Тепло. Водитель выключил свет. Ян лег на удобную кушетку и передал день-ги за дорогу соседу. Сон окутал его и унес в свой мир. Борис сел рядом и не было видно: закрыты или открыты его глаза. Машину трясло, несло куда-то на север, двигатель жур-чал без надрыва. Время не изменило своим академическим канонам и текло по-прежнему в том же направлении.

Устало проникал свет в затемненное окно бытия. Возле окна стояла женщина, она тихо пела, раскачивая колыбельку. Ее сын никак не мог заснуть. Ее муж давно должен был прийти домой. И мир должен был быть другим. Но ничего не поделаешь – люди сде-лали такой мир, который отличается от совершенства. Деньги, которые в конце концов погубят мир, хозяева земли и душ наших. Если и делается добро, то в основном ради де-нег. Связи налаживаются и разлаживаются, если они не скрепляются денежными интере-сами. В телевизоре новости начинаются с проблемы денег. А новости культуры заканчи-ваются тем, что не хватает денег. Они – бездушные бумажки, презренный металл – уси-лили свою власть. Они победили... Ни образование, ни сила, ни ум, ни красота, ни искус-ство, ни работа даже, ни достижение – все ничто перед их властью. Божество – вещи, от которых мы зависим, вещи-деньги, что имеет свою стоимость. Нет ничего дороже их, нет ничего презреннее, нет ничего ценнее их. Человек стал их придатком. Деньги могут дать все – образование, ум, власть, красоту (пусть условную), даже жизнь и здоровье.

Ян видел сон, в котором мама укачивала его в колыбели. Она сводила концы с кон-цами, отец работал и работал – нищий интеллигент, пропадающий по восемь-десять часов на работе. Наш молодой герой, будучи школьником, ездил у к бабушке в деревню. Он ужасался: люди работали, таскали целыми днями горячую воду скотине, кормили их, все лето косили сено, заготавливали дрова, разводили сады, работали в колхозе. Вся жизнь в работе – люди считали праздником даже поездку в город... И как они жили? Они не мог-ли купить ничего, как и его родители. Но Ян видел и обратную жизнь: другие имели ши-рокие светлые квартиры, большие автомобили, огромные дачи, и никак не мог понять молодой герой своего времени, как деньги прилипают к ним?

Он видел сон, когда мать его укачивала, а возле него лежала огромная сумка с день-гами – его будущее счастье. Если бы в колыбели и вправду была та сумка, которую он пронес через тридцать лет через тайгу, он бы был другим человеком. Может, получил бы хорошее образование? Может, вообще был бы счастливым человеком, нашедшим истин-ное предназначение в мире? Все может быть, но прошлое не меняется по нашему жела-нию...

«Сынок, деньги нужны были тебе, когда ты был маленький, а теперь – зачем они те-бе?» – это говорила мама. Она говорила о том, что нельзя убивать людей, что все-таки на свете есть некая высшая справедливость, она рано или поздно наказывает людей. Мы только из гордости своей думаем, что мы свободны, мы все невольники, мы рабы време-ни и условностей. Ты переступил грань... Ты жил с людьми, ты никого не стеснялся, ни-кого не совестился, тебе нечего было скрывать. А теперь ты встал на другую сторону жизни... Ты всю жизнь будешь хранить темную тайну в душе своей, ты будешь спать, и тебе будет сниться одно и то же: деньги, обагренные кровью. Ты будешь избегать серьез-ных разговоров, ты не сможешь правильно думать о справедливости, не сможешь спо-койно работать, даже если найдешь любимое дело...».

Яну снилось, как он пробирался по тайге, слышал запах страха, наполнивший всю его сущность. Запах тайги, перемешанный с запахом страха – это может и стошнить. Во-круг жила ночь, темнота окружила жизнь, а низкое небо стальными холодными каплями плакало на него. Он вышел к родному дому, где возле окна стояла его мама – нравоучи-тельница, которую он слушался до поры, до времени. Она растила его – зачем ты меня растишь? Для того, чтобы я завидовал недоступному богатству этого мира?

Машина останавливалась несколько раз, снаружи разговаривали. Какие-то провер-ки, но ни разу не потревожен был сон Яна. Сон похожий на действительность. Сон, в ко-тором мы живем. Сон, дающий множество безответных вопросов. И хорошо было спяще-му, ибо в том мире, во владениях Гипноса не надо было отвечать на вопросы, не надо бы-ло жить телом. Там был только неуемный разум...

– Что это за проверки? Надоели своими документами... – сердился Костя, который сидел и выкуривал очередную сигарету, – если где-нибудь чухнут, что у нас поддельный путевой лист, то нам хана...
– Не нервничай, все будет нормально... Просто менты кого-то ищут, опасного чер-та... Видишь же, все с автоматами... А мы, мелкие нарушители, их не интересуем... Не зря они спрашивали, не видели ли кого? Не везешь ли кого?.. Обрати внимание, – разгла-гольствовал опытный водитель лет сорока пяти умным голосом, – что они не спрашива-ют: что везешь? А спрашивают: кого везешь?..
– А если они ищут как раз тех, кого мы везем? Ты про них ничего не сказал им?
– Конечно, нет, я, что, с ума съехал, что ли?..
– А вдруг обыскали бы...
– Костя, ты ненормальный какой-то... Если этих двоих найдут, попадет не тебе, не им, а мне. Залимонят штраф за провоз людей в ремонтной будке... А если уж они пре-ступники какие-нибудь, то, откуда мы знаем: кто такие? Залезли, наверное, пока мы стоя-ли...

И довольный своей логикой он прибавлял обороты послушной машине, и та мчалась на север...
– Потом, – продолжил свою мысль водитель, на ходу прикуривая сигарету, – какие же они преступники: работяги, а один вообще нажрался... Им надо иномарки с молодня-ком ловить, там каждый второй – бандит...

Даже Костя, поматерившись немножко, начал успокаиваться после трех остановок...

Знал бы Ян, как ему везет – он бы с ума сошел. Но, как говорится, спящих сам Бог охраняет. Он проспал четыре часа, пока машина не въехала в крупный город С.

Уже в городе, Костя спросил, выйдя из машины и постучав по глухому фургону: «Где вас оставить?» Ян спал, а Борис ничего не мог ответить. Он только сказал: «На ко-нечной остановке...»

После этого машина поехала, а двое в кабине громко засмеялись. А город уже спал, и никто не подозревал, что неприметный технический фургон везет преступника, которо-го разыскивает вся местная милиция...

«Спрячь свое тело, оставь только душу, разум и деньги; спрячь свое грязное тело, кровавые руки, временно спрячь», – приказывал внутренний голос. «Ты перешагнул чер-ту, и вынужден будешь жить за этой чертой, иначе не будет, по-другому быть не может», – слышались Яну слова из сна. Конечно же, Ян не Жан Вальжан, способный переродиться под воздействием одних только размышлений. Ему важно только вылечить свое времен-но заболевшее тело, а о душе думать людям некогда: пусть нечестно богатые об этом ду-мают, а нам надо работать, выжить... Яну необходимо выспаться, и прийти в норму.
– Ты говорил что-то, я не всё понял. Диагноз: ты простудился и у тебя повышенная температура, – монотонно объяснял Борис, когда Ян очнулся на кровати. Он лежал в не-знакомой комнатушке, на проваленной постели, и отовсюду пахло сигаретами и мужским потом. Рядом сидел великан, который так и не разделся. Ян осмотрелся: стол исшарпан-ный, телефон на нем старый, на грязной стене какой-то график дежурства, отпечатанный на старинном компьютере, тусклый свет. За столом сидел мужик, точнее парень лет два-дцати пяти и улыбнулся Яну.
– Привет, больной, как дела? – начал он, и в нем сразу угадывался тот говорливый тип, который любит выпить и готов всю ночь не спать, если есть что выпить за чужой счет...

Ян вспомнил Бориса, который даже не разбудил его при выходе из машины. «Надо будет отблагодарить его». Голова ужасно раскалывалась.
– Где я? – испуганно спросил Ян, вспомнив всю ситуацию вокруг себя, и ему так за-хотелось бежать скорее, ему так хотелось быть сейчас дома...
– Мы сейчас находимся в городе С. Это комната охранника АТП НГДУ... Сюда нас привезли Костя и Марат на «Камазе», – спокойно, без какой-либо интонации ответил Бо-рис.
– Какие-то вы чудные, ребята... Откуда вы? У нас так никто не разговаривает даже...

Но слова молодого светловолосого сторожа прошли мимо. «Черт, этот придурок раз-говаривал с людьми... Они явно заприметили необычное, сейчас будут говорить об этом везде... Он договаривался о том, чтобы оставить меня пока здесь... Интересно, как они по-слушались его? Где сумка?.. – он начал рыскать глазами и сразу же увидел, что сумка не открыта и спокойно стоит на полу возле ног Бориса.
– А друг твой – очень заботливый товарищ... Он ни разу не отошел от тебя. Вот уже час битый сидит перед тобой. Брат, что ли?
– Да, брат... – хмуро ответил Ян. Ему не хотелось ни говорить, но он понимал, что надо действовать. Он поспал, и силы несколько вернулись... – время сколько?
– Второй час ночи, брат... – парень сказал это с недовольным тоном в голосе, словно ждал что-то от приезжих гостей. Ян по своему житейскому опыту сразу понял и оценил обстановку.
– Где коньяк? – спросил он у Бориса. «Мне самому тоже не помешает грамм 50 вы-пить...».

И ночь прошла достаточно удачно.

Сторож практически выпил бутылку коньяка за восемь сотен с лишним рублей, Ян тоже немного выпил и уснул, сказав, чтоб его в Борис разбудил в половине шестого. Он еще не знал, куда пойдет, но смотаться отсюда он хотел побыстрее. Сторож много и ненужно говорил, как все наше родимое человечество, а потом захрапел...

IX

Ян проснулся и посмотрел в окно. На улице было светло... За столом сидел Борис, он читал книгу, быстро переворачивая страницы. Комната была хорошая, прибранная и чистая. Ян снял ее утром на сутки за бешеные деньги. Но выбора не было. Надо было от-дохнуть, выспаться, переодеться и всё остальное.

Поэтому несколько часов им пришлось помотаться по городу С., но все дела он успел сделать. Не успел только сходить на вокзал и купить билеты на большую землю.

Он проснулся и, кажется, выздоровел.
– Сколько сейчас время? – спросил он у Бориса.
– Десять часов десять минут, – отвечал ходячий компьютер, даже не повернув голо-вы. – Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно!.. Слушай, Борис, мне кажется, когда мы встретились, у тебя был ак-цент... А сейчас у тебя нет акцента... – голова у Яна практически не болела, он был только голодный и чувствовал боль в ногах...
– Я имитировал тембр твоего голоса, – отвечал Борис, говоря некоторые слова сооб-разно их графическому написанию. Иногда, он ставил неправильное ударение, но гово-рил понятно, и несколько смешно.
– Кстати, ты собирался о чем-то со мной поговорить? – Ян вдруг обнаружил у себя неплохое настроение, и ему и вправду захотелось поговорить.

Ян встал. Он так и не разделся, так и не принял ванной, о которой мечтал утром, снимая это жилье.
– Ну что, инопланетянин, что делать будем? Ты и дальше собираешься со мной ехать?..
– Обязательно... – наконец-то Борис повернулся к нему лицом, и Ян впервые увидел его при дневном свете.
При рассмотрении он не был похож на живого, настоящего человека. Было в нем некоторое отличие: какая-то мертвая белизна и невыразительные глаза, по которым нель-зя было ничего узнать. Нос неестественный, хотя по форме напоминал греческий. Рот неживой. Но самыми странными были волосы. Они были словно содраны с куклы. Како-го-то неопределенного желтоватого цвета сразу же привлекали внимание. На лбу, под глазами ни единой морщинки. Невозможно было определить его возраст. Но точно опре-делялся пол, несмотря на полное отсутствие растительности и даже намека на раститель-ность.
– Но я не инопланетянин, я итог точного расчета. Я всего лишь расчет, формула, теория. Теория предшествует практике, но всегда практика приходит неожиданно. Вот я и есть – итог неожиданной практики...
– Ты слишком хорошо говоришь для инопланетянина...
– Я изучал русский язык. У меня безграничная для вашего понятия память. Поэтому я вобрал все ваши знания за очень небольшое время... Но язык у вас очень сложный, как вы говорите, образный. Я хотел не только вобрать ваши знания, но создать из себя экзем-пляр, единицу вашей жизни... Разумной жизни... Я хотел быть, как ты...
– Язык, по моему мнению, невозможно изучить до той степени, как знаешь ты... Ты не инопланетянин, – усмехнулся Ян, полностью встав и разбирая накупленную одежду...
– Я не знаю. Я только говорю, что ты не веришь, а должен...
– Я должен тебе верить? Почему?
– Я обладаю огромной потенциальной возможностью по сравнению с вашими спо-собностями. Ты можешь проверить... – Ян недолго думая, с саркастической улыбкой начал задавать вопросы по разным отраслям знаний. А Борис легко отвечал, причем ино-гда выдавал точные цифры и факты, и пояснил:
– Я вычитал из книг вашу терминологию. Но знания о вас – это не самая главная цель. Нам, точнее гроссам (я сам их так назвал – они ведь в миллионы раз больше вас) ма-ло этого. Они запрограммировали нас на приобретение не знаний, а умений. Как вы го-ворите, на познание вашего внутреннего мира, я не могу это сделать...
– Ты уже сам, как человек, – Ян почувствовал даже прилив сил. Он думал об отъез-де. В любой момент может произойти случайное попадание. Какой-нибудь заслон, какая-нибудь проверка документов и все... Ян понимал, что они могли через Володю Харченко выйти на него и получить фоторобот... Не могли же они не проверить гостиницу. Поэто-му Ян собирался идти в ванную и привести себя в порядок. Он хотел покрасить волосы, побриться, у него даже были усы... Он думал о том, приклеивать их или нет...
– Нет, мне нужен один экземпляр разумной жизни для обследования... Но экземпляр нужен такой, который сам бы согласился помочь им. Я не могу понять красоту, ваше ис-кусство, поведение и остальное. Эти слова я понимаю лишь как термины, которые могу использовать в речи, – он повернулся к Яну, и тот понял, уже уходя в ванную, что Борис намекает на него...
– Нет, я не могу помочь каким-то гроссам, у меня куча проблем, у меня тут жизнь, потом я ничего не понимаю о вашей там жизни... Тем более, гроссы в миллионы раз больше меня... – коротко выпалил Ян и пошел в ванную. «Во даёт! Если он говорит прав-ду, то я должен стать первым землянином, которому предстоит встретиться с другой ци-вилизацией и какой цивилизацией!.. Какая глупость, с ума можно сойти... Спокой-ствие...»
– Я тебе расскажу все, – услышал Ян свой голос, которым говорил Борис вдогонку. Горячая вода есть. Он включил и начал наполнять ванную...
– И что ты заладил, какой-то профессор, какой-то нужный экземпляр?! – Ян вышел из теплой ванной, и с удовольствием переодевался. Тело его побаливало, но самочувствие было нормальным, даже хорошим. Ноги ныли, как в детстве после многочасового фут-больного матча. Но голова была свежей...

Мир перевернулся для него.

Еще неделю назад он был реалистом до мозга костей. Все его существование умеща-лось в рамках обычных цифр, а ныне он был совсем другим. Теперь же эти цифры, кото-рые стояли колом в его мозгу, не переставали приятно беспокоить: триста с лишним ты-сяч долларов. Если перевести в рубли, то получится страшная сумма. Огромная сумма. Кроме того, есть еще более ста тысяч рублей на мелкие расходы, на удовольствие. Он уже подсчитывал, какой процент он заимеет, если всё положит в банк. Он никак не мог ре-шить, что же ему надо: теперь он мог купить и квартиру в центре города, приобрести ав-томобиль, набрать аппаратуры и бытовой техники... Все эти мысли были яркими и до сих пор казались несбыточными.

А с другой стороны, он не мог раньше даже представить, чтобы он повстречался с иноземным существом.

У Яна ум прояснился. Так, почему же он верит этому типу: «Какие могут быть люди из пробирки? Какие могут быть гроссы-мроссы?! Я же человек с высшим образованием! Бог более реален, нежели инопланетяне – вот мои слова о внеземном разуме… А теперь ты вдруг поверил свихнувшемуся типу… Понятно же: необычная внешность и соответ-ствующие приколы со стороны умников, которые смогли убедить этого дурачка инопла-нетянином. Рассказали ему о его «настоящей жизни» и т.д. и т.п.

Столько книг прочитано о переломах во времени и пространстве, о пришельцах с других планет и других измерениях. Но Ян, как и все наше поколение, так привык к фан-тастическим произведениям, к выкрутасам неуемной человеческой фантазии, что был хо-рошо подготовлен к тому, что всегда найдется псих, который назовет себя пришельцем...
– Ты объясни попроще, откуда ты, кто ты, зачем ты здесь? Честно говоря, я еще пол-ностью не выздоровел, и не могу до конца врубиться в твои бредни... – Ян начинал то ли сердиться, то ли беспокоиться, то ли по-настоящему бояться этого незнакомца. Слишком уж таинственный тип сидел за столом перед ним.
– У вас – людей – очень много разговоров и рассказов о внеземной цивилизации. Она, конечно, есть. Но достигнуть обычными способами вы ее никогда не сможете. Мир распределяется так, что разумные существа в одном измерении, в одних условиях разви-ваться не могут. Это слишком маловероятно. Например, в вашей солнечной системе, и в сотнях других систем жизнь, подобная вашей, существовать не может. Слишком строгие условия каждой конкретной отдельно взятой жизни, и соответственно, другая жизнь находится совсем в других амплитудах, состоит совсем из других химических элементов, – он говорил здорово, звучало как доклад на научной конференции. Он говорил, словно читал по бумажке. Текст у него уже был в голове, был записан, и он только воспроизво-дил запись. – У вас есть хорошее слово: практически невозможно. То есть теоретически можно, а практически достигнуть другой разумной жизни вы не можете.
Ян смотрел на Бориса с разутыми глазами, и не мог позволить себе вставить слово в этот своеобразный монолог.
– Но внеземную цивилизацию вы можете вычислить, достичь теоретически... – про-должал сидевший Борис монотонным голосом.
– А тебе что-нибудь известно о других цивилизациях? – и Ян пошёл к окну, ему за-хотелось посмотреть на улицу, на этот мир.
– Да. Для вас цивилизация, которая послала меня, является другой... Но я не могу описать ту цивилизацию вашими понятиями. Но я расскажу все, что смогу объяснить... Если это тебе интересно.
– У нас есть еще что-нибудь перекусить?
– Колбаса, хлеб, рыбные консервы, конфеты, вафли...
– Ты перечисляешь еду, как в статистическом отчете... Впрочем, это не суть важно, ты лучше расскажи про свою цивилизацию, – и Ян полез в холодильник, раздумывая о дальнейшем пути, планируя ближайшее будущее.
Борис не заставил повторять просьбу, и словно диктор по радио начал говорить:
– Если подойти к жизни гроссов (так я их сам назвал)...
– Это ты очень умно придумал, черт тебя побери... – вставил Ян, доставая и крупно нарезая вареную колбасу.
– С вашей точки зрения их жизнь сверхразумная. У них есть хорошо развитые аппа-раты с искусственным интеллектом, то есть гроссами разработаны целые системы, кото-рые самообучаются, саморазвиваются без участия хозяев. Достижения в области техники у них на порядок выше ваших, а по-другому и не может быть. Наука у гроссов выполняет примерно такую же роль, как у землян религия. И одним из последних достижений их, который поставил всю их цивилизацию в тупиковую ситуацию, было определение бес-конечности, исследования в области случайного и возможного. Ни числа, ни движения, ни пространство не имеют, не могут иметь предела – они бесконечны, и, соответственно, бесконечны и варианты случайного. У гроссов понятие бесконечного существует не только в теории, как у вас. Оно было разработано на практике...

Ян улепётывал колбасу с мягкими булочками и с большим аппетитом, и запивал все это остатками холодного чая. Он так увлекся приемом пищи, что почти не обращал вни-мания на Бориса, но основная мысль новоявленного инопланетянина была понятна ему.
– Так, у вас есть всякие математические числа, единицы измерения, и вы можете легко сравнить массу молекулы и массу коровы или зажигалки, но практически предста-вить зажигалку или корову размером с молекулу вы не можете, тем более не сможете сде-лать зажигалку молекулярного размера. Или есть вычисления о том, что две параллельные пересекаются, а на самом деле вы никогда не сможете сделать две бесконечные прямые, которые бы не пересеклись...

Сообщество гроссов неожиданно сделало шаг в практическое применение теорети-ческих выкладок... Теоретические достижения у гроссов были невероятными. Как и у вас, многие из вычислений опровергали практические законы самого существования. Напри-мер, у вас это было бы примерно так: люди научились управлять движением своей плане-ты, как обычным автомобилем, или научились прогнозировать свои поступки с точно-стью до минуты на год вперед. Что-то примерно такое произошло у гроссов...

Они научились вычислять векторы стремлений отдельных членов сообщества и начали приводить их в систему. Вычислительные системы сразу же выдали сотни милли-онов возможностей поведения человека, и вскоре они при помощи точных систем начали побеждать вероятность поведения. Возникли аппараты типа ваших некоторых компьюте-ров, которые могли предсказывать, точнее, вычислять положение всех внутренних и внешних факторов в определенный отрезок времени.

Потом они научились при помощи системных формул выдавать информацию о сле-дующем мгновении, а потом и о следующем... Они научились предугадывать будущее на короткие промежутки времени. Точность их предугадываний не могла вызывать сомне-ний. Гроссы не смогли победить течение времени, они неожиданно обошли его...
– Это ты здорово говоришь: предугадывать будущее... – Ян все еще ни на йоту не верил Борису. У него было множество сомнений, и самым главным было то, что ни одно существо не сможет одолеть коммуникативные возможности языка за столь короткое время. И в ответ на молчание Бориса Ян заговорил:
– Знаешь ли, у нас тут так много всяких предсказателей, футурологов, колдунов, ну... словом тех шарлатанов, кто предсказывает...
– И на ваш взгляд, узнав будущее, человечество может стать счастливым...
– Но я считаю как раз наоборот: а вот если бы часть народа могла бы знать будущее, вот эта часть стала бы счастливой...
– Дело идет не так, то есть не в этом дело. А дело в том, что речь идет не о счастье, а о жизни и смерти, – Борис хоть и не менял интонацию, но Ян почувствовал, что сейчас будет сказано что-то важное. – Цивилизация гроссов, сумевшая высчитать и создать меня, как малую, практически «недосягаемую» единицу и внедрить меня в ваш мир, который для них так же мал, как для вас атом водорода, в настоящее время ищет другие развитые цивилизации... Но не из любопытства, а в поисках помощи. Дело в том, что, преодолев свои возможности, которые должны быть ограничены, гроссы познали ненужную неиз-вестность, неизведанность, которую нельзя знать...
– Объясни попроще, – Ян заинтересовался, – ты как лекцию читаешь, черт тебя по-дери...
– Некие внутренние ли, или высшие ли законы не позволяют определенному сооб-ществу достигать в практической области какой-то планки, какой-то черты. И через эту черту переходить нельзя. Это закон... А цивилизация гроссов перешла эту черту, и они сразу же почувствовали реституцию...
– Что они почувствовали? – Ян увлекался прекрасным фантастическим романом...
– Возвращение незаконно, то есть неправильно приобретенных ценностей. Законы самосохранения всего живого не позволяют того, чтобы... на вашем примере, нельзя, например, чтобы муравьи изобрели вертолет, или пчелы изобрели космический корабль... Любому живому сообществу предназначены определенные предельные знания и возмож-ности. Деревья никогда не научатся видеть. Лишь теоретически это допустимо. Если де-ревья начинают видеть, то они уже становятся другими существами, и обрекают себя на гибель... Так как эти деревья становятся конкурентами других видящих существ, которые намного сильнее...
– Дарвинизм по вертикали – интересно, – сумничал Ян, вздыхая от монотонной ре-чи большого собеседника.
– Сообщество профессора, который меня создал, – продолжал уже стоя Борис, не об-ратив внимания на замечание Яна, – заглянуло за планку, за черту, за которую нельзя бы-ло переступать. И это сообщество увидело тех существ, которые должны были возник-нуть после перехода на другой качественный уровень. Результат оказался страшным...
– Как же все-таки они заглянули туда? – не унимался Ян, пытаясь найти недостатки в больном фантастическом рассказе.
– Я сообщил раньше о том, что они могут вычислять будущие на три тысячи мета-лантов с погрешностью до очень маленьких величин...
– В принципе, понятно... Но я все равно не до конца верю в твою историю... У меня слишком много своих проблем, простых, не касающихся политических проблем челове-чества...

Но Борис продолжал не обращать внимания на замечания Яна, и как заведенный рассуждал:
– Результат оказался страшный... Понимаешь, разумные существа смогли заглянуть в следующий качественный уровень своего развития и увидели там собственную гибель. Закон: те сообщества, которые достигают возможностей и знаний следующего качествен-ного уровня просто уничтожаются другими или самоуничтожаются. На вашем примере: вы, наверное, непроизвольно истребили бы всех лошадей, если бы те научились держать оружие и стрелять... Впрочем, это неправильный пример...
– Но мы же живем с другими, с теми же лошадьми, змеями, волками и даже охраня-ем их... Но мы и не знаем более разумных и не можем представить более знающих, чем люди, существ...
– На моем примере, вы и лошади – это один качественный уровень. Поэтому мне так трудно объяснить тебе все... Но я тебе постараюсь объяснить это потом... А то сообщество – мои создатели – совершили непоправимую ошибку, которую теперь пытаются отыс-кать... Если даже они найдут свою ошибку, то вряд ли смогут ее исправить без посторон-него вмешательства. Они хотят передать свой опыт, свой печальный и страшный опыт другим цивилизациям, хотят сохранить о себе память...
– Драматично, однако, черт тебя возьми. Но извини, конечно, меня лично не совсем устраивает тот факт, что я нахожусь на одном уровне с лошадьми...
– Со стороны виднее: вы близки по химическому составу, по своим рефлексам, по биологическим целям и тому подобное: питание, воссоздание, общественное устройство, разум...
– Даже по разуму? – Ян надкусил в это время приличный кусок бутерброда, и благо-разумно и саркастично кивнул, – А ты есть не хочешь? Ты же ешь... А еще хотел спро-сить, ты всегда так мало спишь?
– Да, я почти не сплю. Мой организм не рассчитан на долговременное функциони-рование в вашей среде...
– Стоп, стоп, стоп... Откуда ты научился всем этим фразам? Где ты набрался всей этой книжной дряни?
– Из ваших книг...
– Так вот слушай, Борис... Я тебе хочу сказать о более земных вещах, о тех пробле-мах, которые для меня в данный момент важнее внеземных цивилизаций, – Ян перешел на душевный тон, – кем бы ты ни был, ты мне помог. Будь ты чертом, инопланетянином или там математической величиной, я тебя хочу попросить только об одном: побудь со мной еще немного. Довези меня до дома, до того места, где я стану самим собой, успоко-юсь, и лягу спать, не волнуясь, что не проснусь... Ещё хочу попросить: береги эту сумку – в ней лежат очень важные для меня документы... Побудь, пожалуйста, рядом со мной, од-ному мне страшно, – Ян в своем монологе почувствовал, что Борис – невероятная удача его жизни, великое везение, о котором он так мечтал. Он почувствовал даже себя этаким Аладдином, который нашёл волшебного Джинна. Он встал и подошел к окну...

За окном жила огромная и необъятная Сибирь. «Больше я в жизнь сюда не приеду... Только бы выбраться из этих придавленных небом мест».

Он взглянул из окна и увидел мир через изобретенное множество времени назад стекло. Там, где-то внизу и далеко от него криво существовали улочки незнакомого горо-да. Он их видел, но они были, словно из другого мира. Грязная остановка автобуса соби-рала к себе людей, ожидающих бездушное железное существо на колесах, как куча дерьма в жаркую летнюю погоду собирает мух. Снова накрапывал сверху на них дождь, и мок-рые глаза осени пристально вглядывались в Яна, словно желая испытать его. Там торчал магазин с глупой кличкой «Сибирь», данной этому бестолковому зданию на собрании в администрации, и ходили туда покупатели, отдавали свои деньги резвым продавцам...

А дальше, через дома и дома, синела тайга, в которой безобразно торчали содеянные человеческими руками вышки... Наверняка, там где-то валялась бесхозная куча труб, сва-ленные деревья, отравленные нефтью озера... «Уехать бы отсюда, и скорее... Зачем имен-но сюда я приехал?»
– Я пойду на вокзал... Зайду в магазин, – Ян все еще смотрел в окно, и думал только об одном: «Не обманывает ли этот юродивый? Может, он уже знает о деньгах, и давно приметил их...» – Кстати, а как тебя создали?
– Меня вычислили... Грубо можно объяснить следующим образом: теоретически узнали примерный химический состав ваших миров, потом создали теоретически воз-можные соединения из этих элементов... В первую очередь, из водорода нашли наиболее устойчивые соединения. Таким путем компьютеры дошли до возможных белковых со-единений, из которых создан ваш органический мир... Но все это происходило на теоре-тическом уровне и казалось до определенного времени обычной фантастикой, но, как уже сообщал, однажды эти познания начали осуществляться на практике. А далее уже все по-нятно, специальные аппараты для разгона электронов, для расчленения этих микромиров – типа вашего синхрофазотрона. Конечно же, эти аппараты намного сложнее и каче-ственно отличаются от ваших, поэтому объяснить достаточно сложно, но в основном, ме-ханизм таков...
– А почему же они не додумались до роботов?
– Я и есть робот   в вашем понимании, только созданный на единственном, или од-ном из единственных саморазвивающихся материалов в вашей природе – белковых со-единений...
– Впрочем, я тебе полностью доверяю, – Ян уже одевался и готов был выскочить на улицу, – ты обязательно дождись меня, я приду через минут сорок...

До сих пор побаливали ноги, глаза чувствовали усталость, а в мозгу прятались буд-ничные мысли: надо купить чемодан, газеты, билеты на поезд...

И он пошёл в сибирскую осень…

На улице было достаточно прохладно. В новой одежде Ян неуверенно зашагал по незнакомому городу. Он впервые в полном сознании шел среди людей после ЭТОГО. Он вглядывался в лица незнакомцев, и пытался угадать, о чем же могут думать эти никчем-ные людишки. Прохожие же шли мимо, не обращая внимания на детали городского мира, в том числе и на Яна. Одеты северяне были лучше, чем горожане Средней полосы много-страдальной России. Молоденькие девушки, чьи лица были наполнены радостью и здоро-вьем шагали в кожаных пальто и щеголяли в сапогах с камушками и шпорами, ставшие столь модными в последнее время. Топали молодые люди в солидных плащах, проезжали автомобили иностранного производства, включая даже спортивные модели. И где-то здесь же стелилось больное и плохое настроение Яна. Он был еще не совсем здоров, и во-круг все не нравилось ему до неприязни.

«И зачем только живет на этом свете весь этот народ?.. Вот ты, – мысленно обра-щался он по-гоголевски к прохожему, словно шел по Невскому проспекту, – напялил на свое жадное тело дорогостоящий плащ и накрутил на шею красный галстук с серебряной заколкой – для кого? зачем? Удивить хочешь собой весь мир? Но он не достоин того, что-бы его удивлять и покорять... Этот тщедушный мир поднимет тебя на смех, потом осла-вит, оклевещет, переварит вместе с костями, как пережаренную курицу, и выплюнет».

Люди вокруг казались Яну не только чужими, он просто ненавидел их. Да разве можно их любить? Мир словно перевернулся: казалось, что нет ничего в людях того, что могло бы заставить их любить... Все только и стараются вогнать тебя в самый низ выду-манного общества, все только будут рады твоей нищете, твоему несчастью. А твой успех – заслуженный или незаслуженный – вызовет лишь черную зависть...

Но люди шли, как всегда, как все тысячелетия своего существования, по неустанной поверхности земли. Они не обращали внимания на Яна, они не умели читать мысли дру-гих, и принимали обычный озабоченный вид в урчащих автобусах, равнодушно смотрели на витрины, на остальных прохожих, и допускали этим существование рядом себе подоб-ных.

Люди передвигали свои конечности, как им казалось, в нужном направлении, и оку-тывали свои плоти в модные одежды. Они тщательно заботились о здоровье своем и со-вершенно не тревожились смертями других, за исключением работников морга и не-скольких родственников; они страдали от любви и искали подходящую пару в противо-положном, а иногда и в своем поле. Они, как все.

«И почему «великие» философы хотели обязательного спасения человечества, и по-чему они так старались любить гнилое человечество, не задавая себе вопрос о правомер-ности собственного существования?» – злые мысли продолжали свербеть в черепной ко-робке разгоряченного Яна. «И уже поросячьи сердца заменяют этим людям сердца... Впрочем, и головы тоже можно заменять без особого ущерба». С такими думами он быст-рым шагом прошёл через площадь к вокзалу...

X
Миша Солдатов всю свою тридцатилетнюю жизнь шел только к одной цели – неиз-бежной смерти. И вправду, на какой фиг нужно надрываться в этой жизни, если после смерти все одинаково превратимся в ничто? Миша учился потому, что его заставляли, включая и школу милиции, куда его засунули беспокойные родители, чтоб не болтался по улицам... Он женился потому, что этого захотела она, он работал потому, что так посту-пали все его знакомые и друзья... Миша не страдал понятиями счастья, всякими пробле-мами бытия. Если бы его случайно спросили: «В чем ты видишь цель своей жизни?», он бы ответил: «Поесть, выпить и потрахаться». Как ни удивительно, ни один пастор в мире, ни один великий философ, не смог бы его переубедить...

Впрочем, чтобы не совсем показаться в глазах миражного мира полным эгоистом, Миша мог бы добавить к сказанному: «Чтобы и сын мой мог бы тоже поесть, выпить вдо-воль и потрахаться». Всё в жизни он сводил к сказанному, а если встречал человека, ду-мающего иначе, считал лицемером или придурковатым. Основой для этих трех жизнен-ных обязательств были деньги. Поэтому сержант втихую брал взятки; по вечерам успевал сходить к проституткам, проводя с ними время бесплатно; вымогал деньги у граждан, ко-гда хотел выпить после дежурства. Зарплату он полностью отдавал жене, но не потому, что до этого додумался сам – просто так делали его коллеги.

Миша Солдатов в то утро встал с привычной головной болью.

Утренняя головная боль стала составной частью полуживотного существования. Он, в среднем, пил пять раз в неделю, но практически ни разу не пил на работе – принцип, который им был принят как аксиома. В тот день ему надо было идти на работу – объяви-ли о дополнительном дежурстве на вокзале. «Чёртов заслон, – сказал он в уме, употребляя при этом обязательные непечатные слова, – постоянно эти заслоны... То бандиты заве-лись, то приезжает какой-нибудь хрен знает кто...» Он, как водится, с утра ничего не по-ел, просто несколько раз ругнулся вместо завтрака, и отправился в холодную неуютную осень...

Миша шёл с развода, и закапал грустный дождь, холодный ветер дул ему прямо в немытую, кое-как побритую, рожу. Настроение сержанта было в унисон с погодой, мрач-ное, больное. Оно было серее грязного неба и бетонного здания, называемого вокзалом. Вокзал этот был построен людьми по избитому архитектурному проекту лет 30 назад вместе с закладкой города; небо было создано богом – так написано в книге с самым большим тиражом на планете, – но какое было совпадение в красках между созданиями в то утро.

Миша же в первую очередь направился к Свете – диспетчеру. У нее тепло, и глав-ное, есть горячий чай... Сержант не заметил патрулей, проскочил кассовый зал, и гордо поглядывая по сторонам, поднялся на второй этаж. Опытным взглядом он успел заметить, что в кассовом зале все в порядке за исключением одного молодого человека, предлага-ющего какие-то видеокассеты и одного пожилого торгаша, который занимался сбытом какого-то запрещенного товара. «Потом обую обоих, – подумал хитрый сержант, ухмы-льнувшись и прикидывая сумму, которую можно будет содрать с этих двух молодцов, – эдак, по полтиннику с каждого – нормально будет».

Он прошел мимо платного справочного бюро, и быстро пошел по коридору в по-следнюю крайнюю дверь. Там и сидела Света.
– Огромное спасибо вам, девушка, так меня выручили! – приятный мужской голос благодарил Свету. «Частенько сюда начали приходить всякие... за билетами. Хотя, каж-дый зарабатывает, как может», – промыслил Миша Солдатов, и мысли рыжими против-ными муравьями проскользнули под его фуражкой, и снова разболелась голова.
– Да что вы, не за что, – слишком уж ласково отвечала Света гостю высокого роста, когда вошел сержант...
– До свидания, приятной вам работы, – сразу понял всю сложность создавшегося по-ложения молодой человек. Он с деланной улыбкой взглянул на глупое лицо сержанта и поспешил ретироваться из кабинета. Он испарился, пройдя бесшумно мимо Солдатова, что последнему показалось, что это было видение.

Мише вдруг лицо показалось знакомым, но ему по службе приходилось встречаться со столькими типами по жизни, что ситуация, когда лицо казалось знакомым, но он не мог сказать, где мог бы его видеть, создавалась ежедневно. Поэтому сержант попривет-ствовал Свету, начал говорить плоские шутки и жаловаться на неприятности по службе.

У Михаила Солдатова была слабая зрительная память, даже частенько он мог спутать своих же задержанных, особенно с похмелья. «Я еще вчера тебя тут видел», – кричал он на молодого задержанного еще только вчера. «Да вы что, товарищ сержант, я только сего-дня приехал в ваш город». «Ну значит, это не ты был, что раскричался, как ошпаренный». И тенор его голоса был не извиняющийся, а обиженный и грубый. Вообще, извиняться он не умел. Но, словно для равновесия в созданной природой личности, у Миши была пре-красная слуховая память. Часто после очередной обработки за пьянство, он шел по улице и в голове до сих пор слышал слова своего начальника, слышал дословно и помнил до-нотно интонацию.

И во время пустого разговора со Светой, вдруг Мише припомнились слова майора, который говорил мягким, несколько женственным голосом: «Особенно на вокзалах... мо-жет объявиться молодой человек высокого роста... особые приметы: черноглазый, черно-волосый, несколько похож на лицо кавказской национальности, но произношение чисто русское. Нос кривой, несколько искривлен вправо, губы полные...» И этот полненький неуклюжий майор раздавал фотографии на разводе. Солдатов уже даже не помнил, куда мог забросить это чертово фото...

«Да, это же чертов сын он! Тот, о ком говорили...» – дальнейшее продолжение пото-ка мыслей сержанта мы опускаем, так как для этих слов еще нет разрешения в русской нормативной словесности.

История складывается из случайностей: случайно убежал Наполеон, случайно нача-лась Первая мировая война, да и все в мире в общем произошло случайно. Даже рождение наше – любого из нас – явление случайное, это все равно, что камень под действием ветра покинул скалу и покатился вниз. Так и мы, случайный двухвостый сперматозоид попал в нужное место и родился каждый из нас, а ведь мог родиться совсем другой, если бы наш двухвостый предок промахнулся.

Так и Миша Солдатов стал героем нашего романа только в силу того, что случайно оказался на вокзале.
– Свет, а что это за тип возле тебя околачивался? – сержант выразительно повернул больную голову в сторону двери.
– Обычный пассажир. Как все, домой торопится, – с максимумом официальности в голосе отпарировала Света, и уже более мягко, с неким подобием улыбки: – жену, гово-рит, в роддом отвезли... Домой хочет попасть быстрее. Хороший парень, аккуратный, не грубиян, – подытожила она, – а что случилось?
– Да так ничего, – продолжая смотреть на дверь, и с долей таинственности в охрип-шем тембре своих слов произнес Солдатов, – просто лицо показалось знакомым... Ай, с похмелья что только не привидится... А куда он едет?
– Да тебе-то какая разница? – говорила милая диспетчер, начиная рыскать в бумагах на столе.
– Преступник он опасный, и мне его поймать надо. Может, мне за это медаль дадут, – выпалил Миша, начиная верить собственным словам, и даже хохотнул от своего остро-умия.
– Конечно, конечно, – обиженно произнесла Света, – он взял на сегодняшний поезд до Екатеринбурга на 14.40 по Москве. Через пять часов...
– Ты, Свет, не беспокойся, скрутим, свяжем и тебя заодно за соучастие. А пока, да-вай-ка напоследок чайку попьем, – «успеет их чертов преступник... К чёрту их всех. То одного лови, то другого... Еще пять часов впереди. Но сообщить, конечно, надо на всякий случай». И в уме сержант с больной головой начал сочинять текст сообщения...

– Ты, Борька, родимый, естественно в одежде нисколько не разбираешься... Но когда я полностью переоденусь, ты поймешь меня! – выпалил счастливый Ян из маленькой ванной комнаты, бреясь, фыркая от удовольствия и высмаркивая остатки тайги.

А Борис сидел с задумчивым видом и был похож на манекен, брошенный забывчи-вым портным в кресло. Его глаза не отличались смыслосодержанием. На столе перед ним лежали горой покупки Яна. Огромный открытый чемодан, а в нем и рядом с ним новая одежда в шуршащих изрисованных пакетах. Борис не ведал, что такое настроение, но рез-кое изменение в поведении Яна ему нравилось: тот много говорил, нес большое количе-ство информации. Говорил о непонятных, но явно о нужных и важных вещах, о которых нельзя узнать из книг.
Резкий шум, и появился Ян в трусах, свежестью несло от его здорового тела, лицо побритое и готовое улыбнуться, волосы мокрые и причесанные.
– Ну-ка, что у нас тут есть... Я уж замудохался отмываться, примерять всю эту кани-тель. Кстати, замудохался – значит устал, сленг... – и Ян улыбнулся, – ты знаешь, что та-кое сленг?
– Я знаю, что такое сленг...
– Не надо только давать точного определения... Знаешь, так знаешь, это хорошо, – Ян словоохотничал, – а впрочем, приятно иметь дело с эрудированным человеком! Ах да, ты же не человек вовсе, а неизвестно кто и откуда... – и смачный мокрый щелчок пальца-ми, – Кстати, я бы хотел иметь такого друга, как ты. Но... всегда есть некоторые но... Хотя все это неважно! Дай-ка я лучше переоденусь и посмотрюсь на себя будущего... – и в ру-ках Яна проворно зашуршали пакеты, да так, словно посыпался гравий с балкона пятого этажа, ожил чемодан, который ловко переместился на пол. Все пришло в движение.
– А ты, Борис, пока вина попей, такое вино пьют далеко не все и не каждый день, поверь мне. Я специально купил, оно, так сказать, прибавляет жизненную энергию, тони-зирует...
– У меня плохо развиты вкусовые качества…
– У человека не бывает вкусовых качеств. Ну да ладно. Тараторь  что хочешь моим голосом, как по громкоговорителю на вокзале, – Ян с определенным удовольствием вы-таскивал брюки из шуршащего пакета, и любовно поглаживал их. – Кстати, Борис, – и крепкие ноги Яна оказались уже в полосатых брюках, – я вот тут шел сюда по улице и подумал вот о чем: а что думают про деньги в той цивилизации гроссов?
– У гроссов нет государств, как у вас, у нет денег, как у вас. Это сообщество не име-ет определенных знаков для приобретения материальных ценностей. То есть, у них нет денег в вашем понимании. В этом заключается их слабость. Трудно объяснить, но через ваше существование можно определить так: валютой у гроссов являются знания. На ва-шем примере примерно так: гросс приходит в так называемый магазин и говорит какую-нибудь новость в области науки, техники, новую формулу и тому подобное. Продавец является ученым, по-вашему, каким-нибудь профессором. Это очень высокая должность у гроссов. Если гросс назовёт неизвестную формулу, то за это он получает материальные блага. Но если гросс не может придумать сам новые знания, он начинает создавать мате-риальные ценности и отдает за знания другим. Накопив знания, у гросса появляется воз-можность создать собственное изобретение и даже стать профессором-продавцом.

Так, знания у гроссов выполняют роль денег, – Борис говорил это, не сводя глаз с расхаживающего и одевающегося на ходу Яна, – получается, что гроссы всю жизнь учат-ся, то есть накапливают знания, потому что главное богатство у них – знания. В настоя-щее время, как люди презирают золото и деньги, так они презирают знания, собственные знания, приведшие их на грань катастрофы...
– Тут ты ошибаешься, Боря, – резко остановился и весело перебил нудный монолог Ян, – сильно ошибаешься, – он успевал и говорить, и осматривать свои полосатые брюки и рубашку, – просто, как мне кажется, ты начитался наших художественных книг, где не столь ласково относятся к деньгам. На самом деле они существовали давно, и отношение к ним всегда было благоговейным. Во все времена деньги приносили людям свободу и власть. Конечно, иногда они приносили и горе, поэтому отношение к ним оставалось и остаётся противоречивым. Но одно ясно: например, за три тысячи долларов каждый вто-рой человек готов убить другого... Если ты меня поймешь, то можно сказать так. Деньги как таковые не зло. Отношение к ним, для чего они нужны – другой вопрос. Зло находит-ся в самих людях, которые часто неправильно используют данные им деньги...
– Ваши деньги – это, наоборот, хорошо! Они у вас выполняют роль сдерживающего фактора. Скажем, умирает человек и оставляет в наследство деньги, а свою мудрость, не-использованные знания навсегда уносит в неизвестность с собой. Его разум умирает и вместе с ним умирают, быть может, такие знания, которые необходимы для прогресса че-ловечества... Так люди борьбой эмоций, фетишом богатства сдерживают прогресс и ото-двигают планку эмпирических знаний. Другое дело – гроссы. Они заставили каждую клеточку своего сообщества работать по полной программе, и умирающий гросс оставля-ет в наследство все свои знания, которыми могли бы воспользоваться наследники, – Ян уже практически оделся и плюхнулся в соседнее кресло. От него исходила энергия и же-лание что-то делать: он тут же потянулся за бокалом, а Борис безынтонационно продол-жил свой монолог, – а у людей новое поколение большую часть знаний осваивает заново, так как их предки оставляют им не знания, а материальные блага. Отсюда у человечества огромный багаж фактических знаний и очень мало выводов...
– А не лучше ли нам выпить и посмотреть на мою одежду?! А для дискуссии у нас с тобой еще будет время, – Ян налил в бокалы дорогого мартини, и вытащил сигарету, – как ты думаешь, я нормально выгляжу?
– Наверное, отлично... Я в этом не разбираюсь...
– Тогда скажи, я не сильно выделяюсь в одежде от местных жителей? – Ян совершил первую затяжку и дальнейшая жизнь уже продолжалась в сигаретном дыму, которого ста-новилось больше и больше в маленьком зале однокомнатной квартиры.
– Нет, ты не сильно выделяешься в своей одежде от местных жителей.
– Чертов ты робот! Тебе никогда не понять красоту одежды, ведь ты даже не стара-ешься разобраться в человеческих вкусах. И никогда не скажешь или прикидываешься, не понимая разницы между моим полосатым костюмом и твоими спортивными штанами! Я тебе отвечу: разницы между ними никакой, только полосатый костюм на мне дает мне дополнительную уверенность в себе, дополнительный жизненный тонус, на меня прият-нее смотреть другим и так далее...
– Потому что это приятно другим... – словно эхо повторил Борис, оставляя позицию своего грузного тела неподвижным, – это называется эстетика.

Ян только вздохнул на данное замечание, он плюхнулся в кресло и взял очередную сигарету. «Кстати, курить тоже надо бы бросить. Заняться спортом каким-нибудь инте-ресным – теннисом, например...» Планы мелькали в его черепной коробочке так незамет-но и быстро, что не могли мешать думать о чём-то другом. Сейчас он параллельно поду-мал о том, что вместо грязной сумки у него теперь приличный кейс, а вместо болоньевой куртки с красными полосками на рукавах добротный кожаный плащ.
– Я бы очень хотел изучить ваше людское поведение до конца, понять, как меняется ваше настроение, почему вы смеетесь и плачете? – неожиданно и неуютно прервал тиши-ну Борис – ну вылитый Терминатор в исполнении Арнольда, даже слова те же. Но голос его теперь был практически неотличим от голоса Яна, но веселую скороговорку послед-него Борис еще не освоил, поэтому говорил медленно.
– Ваше искусство, ваше понимание красоты, вашу философию как науку, тогда как у гроссов подобная наука вообще отсутствует и, особенно, вашу литературу. Ваша художе-ственная литература – это огромный и необъятный мир... За оставшиеся три дня я не могу всего этого понять. Для этого нужно два с лишним года по вашему времени...
– Ты что, через три дня уматываешь отсюда? – Ян все эти дни на 80 процентов счи-тал Бориса просто сумасшедшим, но после последних слов ему стало не по себе. – И как ты собираешься уходить?
– По-вашему ощущению я просто улечу, только очень быстро... Для вас это будет выглядеть почти как исчезновение...
– Интересный у нас с тобой разговор получается. Слышал бы кто-нибудь его, поду-мал бы, что мы оба сумасшедшие... Ну да ладно, – Ян затянулся очередной порцией сига-ретного дыма, – а мне можно будет присутствовать и посмотреть на то, как ты исчезаешь?
– Да, обязательно! У меня осталось всего 6 металантов. – Наступила минутная ти-шина: Ян курил, Борис глядел на Яна. – То, что я очутился здесь – огромная удача грос-сов, это величайшее достижение их цивилизации. Подобных мне гроссы разослали мил-лиарды и миллиарды возможностей образования разумного объекта. Я не уверен, что из этого огромного количества возможностей найдется еще два образования подобных мне. 99,999 процента не попали никуда, у одних уравнение движения было не выправлено, другие просто разбились о другие движущиеся объекты, третьи оказались не сориентиро-ванными по своей форме и так далее. Я – один из единственных, кто проник вглубь ра-зумного существования. Ваш разумный мир является именно тем, что так необходимо гроссам. Я собрал огромную информацию о мире людей, и скоро о вас узнают гроссы, но им будет тяжело повторить эту попытку... Дело просто в том, что подготовка новой атаки займет некоторое время. У гроссов пройдет несколько часов, у вас могут пробежать деся-тилетия, а может и столетия. – Ян слушал, и иногда усмехался и даже закрывал глаза, но Борис не обращал внимания на ужимки соседа и продолжал свой нехитрый монолог. – Моя миссия не выполнена. Я собрал много информации, но кроме экзотики в ней для гроссов ничего нет – мне нужен живой экземпляр, представитель вашей разумной жизни. Мне нужен не просто экземпляр, а хороший экземпляр, который бы выдержал нагрузку и не растерял при этом свои знания.
– Что ты хочешь этим сказать? – разволновался Ян, чувствуя, что намекают на него как на достойного представителя земной разумной жизни. – Уж не приглашаешь ли ты и меня к гроссам, которых я не смогу увидеть, услышать и прочее... Объясни, дружок, по-проще, что ты хочешь от меня?
– Я хочу, чтобы мы вернулись к гроссам вместе... Я все подсчитал...
– Что, что? Что ты там такое подсчитал, математик ты хренов? – Яну было явно не по себе: какой-то недоумок хочет вовлечь в свою сумасшедшую игру. Надо было срочно делать ноги от этого дурачка. – Хватит! Много я тебя слушал, но хватит с меня. Я просто отправляюсь домой, а ты сам езжай к своим гроссам...
– Твой мозг устроен очень своеобразно, тебя нельзя никак просчитать. Я до сих пор не знаю, что ты хочешь, – спокойно продолжал Борис, – и может быть твой таинственный ум поможет вернуться гроссам в прошлое. Ты должен понять их цивилизацию: она проста и открыта...
– Послушай, Борис... – уже более спокойно заговорил Ян, перебив очередной зануд-ный монолог соседа, – я никак не могу лететь к вам, перевычисляться или что там еще... Честно говоря, если я даже поверю в твою брехню, – Ян профессионально выпустил оче-редные колечки дыма, – куда же я поеду? Я ведь просто умру, ведь твои гроссы в трилли-оны раз больше меня, и я никак не могу стать объектом для изучения, так как слишком мал. Во-вторых, они могут изучать любого, не забирая к себе, так как мы и так уже нахо-димся в их владении. И, наконец, в-третьих: я тебе просто не верю, я считаю тебя про-стым сумасшедшим, начитавшимся фантастической литературы и начавшим считать себя инопланетянином. А все твои фокусы с подражанием голоса, с неподвижностью в тече-ние нескольких часов кряду – это просто фокусы. Ты, наверное, специально научился ма-ло есть,  мало спать... Не знаю, короче говоря, я уезжаю и говорю тебе спасибо за все!
– Ты нужен им...
– У меня, Борис, такое чувство, что мы не понимаем друг друга, – это Яну уже начи-нало надоедать. – Пусть твои гроссы создают твое подобие и изучают его на здоровье. Я не могу стать подопытным кроликом у каких-то там суперсуществ, которые сосчитали и вычислили всё, что ни попадя. Короче, я не согласен... – Ян посмотрел на Бориса: и вправду совершенно тусклое малопонимающее лицо, веки искусственные, глаза абсо-лютно безжизненные, да и руки мало похожи на человеческие... – Тем более я передумал дожидаться этого Екатеринбургского поезда. Ровно в 11 по Москве скорый поезд, на ко-торый никогда не бывает билетов. Не думаю я, что проводники прочь подзаработать... Так что через час мой поезд, – и тут уже Ян затараторил и засобирался, нервно потушив сигарету, которая продолжала дымиться.

«Он точно сумасшедший! Как я сразу этого не понял. Совсем ку-ку: какие-то гроссы, металанты, реституция... А вдруг он и вправду инопланетянин?» Некоторые сомнения оставались – вид у Бориса был совсем неземной. – Вот так, Борис, я тебя покидаю. Как говорится в таких случаях, счастливо оставаться... Я тебе оставлю денег, тебе надолго хватит – пользуйся, не теряй... Не забудь заплатить хозяину хаты вперед... Ключи оста-вишь у соседей, как договаривались...
– Нет, я поеду вместе с тобой, – и Борис упрямо встал. «Совсем как автомат. Точно робот». – подумалось Яну, а в голосе Бориса было настойчивое упрямство.
– Хрен с тобой, – выругался Ян, – если уж так хочешь сопровождать меня и дальше, пожалуйста. Кстати, посмотри, какие отличные ботинки я прикупил себе... – Ян внима-тельно посмотрел на невыразительное лицо крупного соседа. – Честно говоря, мне и оставлять тебя не хочется, вдвоем веселее... Но ты подумай еще раз: точно ты хочешь? Стоит ли тебе ехать со мной?
– Нет, я поеду с тобой, – продолжал Борис твердить свое.
– Ты просто упрямый увалень... Но ты без моего согласия не заберешь ведь с собой? Я только жить начинаю, на пенсию перехожу, – и он засмеялся своей плоской шутке, – да ну ладно, давай присядем на дорогу...

XI

Кумыков недолго ломал голову, когда преступник неожиданно пропал в Халыме. «Тут пара-тройка километров, и любой водитель мог их запросто подвезти... Также они могли выехать, но только не через пост ППС. Значит, они могли уехать на север...» Впро-чем, там тоже все было перекрыто…

Кумыков объявил розыск, но не переставал удивляться неожиданному исчезнове-нию Яна. Лейтенант уже чувствовал близость преступника, как охотник начинает слы-шать близость волка, и вдруг... «Срань везучая, – только и мог он сказать, когда понял, что двое точно были в Халыме, и даже большой из них отваривался в местном киоске, – но ничего, ничего... Терпение, и он сам попадётся. Пока не найду этого парня, дело будет стоять на месте». Другой версии все равно не было. «Он, это он!» – убеждал себя Кумы-ков. И чем дальше, тем больше росла в нем уверенность. «Единственная проблема – надо постараться взять его свеженьким, пока он не придумал чего-нибудь этакого. Надо брать, пока он в роли убегающего зверя...» Весь Халым прочесан, соседние деревушки исследо-ваны, рабочие допрошены, товарняки проверены – и ни единой весточки...

– Вы же частенько, говорят, вместе выпивали; неужели он не говорил каких-то важ-ных вещей? Откуда он, что собирается делать? Может, что-то непонятное говорил? – Ку-мыков вернулся в свой городок, чтобы привести в порядок дела.
– Да он постоянно говорил непонятные вещи...
– К примеру.
– Ну вот, – Володя Харченко вздохнул, вздымая большую медвежью грудную клет-ку, – ну, например, постоянно предлагал мне какие-то рецепты: то из еврейской кухни, то из татарской, а то и из какой-нибудь румынской. У меня даже записано несколько рецеп-тов с его слов... Говорил он их прямо как диктор по телевизору. Типа: солянка сборная, надо взять 200 грамм вареной колбасы, желательно без жиринок, 50 грамм копченой, же-лательно с жиринками, почки говяжьи и тому подобное. Или еще: ты знаешь, что водку надо пить понемногу с разговором и с рыбой, обязательно с рыбой и под разговоры. Ина-че будет обычная попойка, бестолковая, ненужная и с болью в голове. Мы тут гостим в одном из рыбных краев, здесь в водоемах полным-полно речной рыбы, а закусываем мы колбасой. Негоже это, сударь... – Володя, рассказывая это, поглядывал на тревожное лицо озабоченного лейтенанта исподлобья, словно бык перед знаменитым тореадором. – А во-обще, Ян был... почему был?.. своеобразным типом: начитанный, умный, немножко себе на уме, но очень порядочный, он даже матом практически не ругался, и над моими саль-ными анекдотами только посмеивался... И еще: он что трезвый, что пьяный – любит по-болтать. А в целом, он никогда не напивался, держал себя в руках...
– А он ничего не говорил про деньги? – Кумыков уже в четвертый раз встречался с командированным Харченко, и каждый раз накапливалась куча вопросов. Этот украин-ский медведеобразный тип был единственным человеком, более или менее знакомый с Муритовым, так называемым Муритовым...
– Про деньги? – переспрашивал Володя, выдерживая необходимую паузу для его медлительного ума. Он вспоминал Яна с теплотой, и никак не мог разобраться, смог бы Ян, который прожил с ним более двадцати дней в одной комнате, совершить то преступ-ление, о котором трубили на каждом шагу. И он все больше склонялся к мысли, что про-изошла ошибка... – Разрешите закурить?
– Кури... Я сам никогда в жизни не курил... Но ты кури, – дабы прервать наступив-шее молчание, действующее на нервы нетерпеливого лейтенанта, говорил Кумыков. – Постарайся вспомнить как можно больше из того, о чем вы говорили. Каждая мелочь... Не мог он за двадцать дней ни разу не рассказать о своей семье, о своем доме, похвастаться каким-нибудь полученным образованием – ведь ты говоришь, что он был начитанный – наверняка, у него высшее образование...
– Про деньги мы с ним практически не разговаривали. Так, жаловались друг другу на местные неплатежи и тому подобное. О деньгах, честно говоря, говорил больше я. Иногда только он посмеивался надо мной: люди гибнут за презренный металл, а их жиз-ни пробегают рядом... А один раз спросил меня: тебе не скучно тут? Я, помнится, отве-тил, что у меня все нормально: каждый день мне капает копейка. А он: вот так вот, за деньги многие люди готовы и в тюрьме посидеть, если будут знать, что у них ежедневно идет зарплата...
– Ладно, это все понятно... Володя, вот вы, говоришь, выпивали... Но говорил же он о том, в каких городах был, какой город ему больше нравится, наверняка упоминал о сво-ем родном городе?..
– В том-то дело, что о родном городе, сколько бы я его не спрашивал, он не говорил ни разу. Отговаривался общими фразами. Типа: моя родина там, где хорошо. Ян говорил, что хорошо в Северной Африке, в Италии – там высокое небо. А так, он рассказывал о многих городах: о Москве и Санкт-Петербурге, о Екатеринбурге и Казани. Ещё об Иркут-ске. Вот в принципе пять городов... О других городах он говорил, но... У него очень мно-го друзей именно в Казани и Москве. Но он очень любил Иркутск, озеро Байкал, но это не его родные места – он сам говорил. Новосибирском восхищался большой город, чудо Сибири и тому подобную чушь нёс...

В таком духе велись разговоры в том номере гостинице, откуда началось сие по-вествование. Времени после того первого разговора на первых страницах прошло ведь совсем немного, но как изменились обстоятельства жизнепребывания молодых людей. Харченко получил кучу информации для размышлений в одиночестве и дни его потекли чуть быстрее: он уже меньше думал об Украине, все больше уходил в местные проблемы. Кумыков же решил во что бы то ни стало раскрутить это дело: ему претило, что какой-то молодой тип, которого считают умным, начитанным, интеллигентным водит его вокруг пальца. «Он ведь один, и где-то недалеко. Не мог он уехать на большую землю. Просто где-то временно укрылся... Но с его потребностями, он не будет сидеть долго взаперти, он высунется...» Кумыков продолжал сидеть и думать об этом своеобразным молодом чело-веке, которого возненавидел всей милицейской душой.

Капитан не мог заниматься другими делами, так увлекло его это разбойное ограбле-ние. Он даже получил хороший разнос на работе от непосредственного начальника. Май-ор начал даже кричать на него, но капитан упрямо пытался доказать, что дело Яна Мури-това – самое важное за последние 5 лет...
– С какой-такой стороны оно – самое «важное»?
– Ограбление с жестоким убийством, огромная похищенная сумма денег – неужели у нас каждый происходит подобное? Товарищ майор...
– Это не наши деньги! Это деньги частного предпринимателя! Мы должны их ис-кать, не спорю! Но, лейтенант, пойми, что они сами виноваты: эти деньги должны лежать в банке, который охраняют наши коллеги, а не в сейфах у подпольных миллионеров, ко-торые нанимают черт знает кого для своей охраны. Мы охраняем деньги и общественный порядок в государстве: мы – бюджетники. Нам эти предприниматели не платят, нам пла-тит государство...
– А убийства...
– Я же не говорю, что мы должны бросить это дело. Просто я не могу все силы ки-нуть на поиски твоего Яна Муритова. Обычный федеральный розыск уже объявлен, все меры приняты. Заслоны стоят до сих пор, фотографии разосланы... По-моему, ты еще не получал ни в чем отказа по этому делу... Но оно – не «самое-самое важное»!
– Убито двое наших коллег...
– Это не наши коллеги...
– Товарищ майор, разрешите не согласиться: они наши... Многие из нас готовы охранять этих подонков, потому что государство не балует нас...
– Жаловаться будешь маме собственной, когда на обед пойдешь...
– Но самое главное, что простые люди, да и урки местные не понимают, что это не государственные менты. Все знают, что убиты два милиционера. А остальная милиция не может поймать убийцу... Все ждут, все смотрят на нас: если мы поймаем – будет порядок, этим примером мы припугнем ни одного чванливого молодого, но и бывалых уймем; ну а если не поймаем – останемся ментовской толпой, которые только и могут, что швырять-ся по вокзалам да бомжей усмирять... Короче, товарищ майор, я хочу лишь сказать, что дело получилось слишком громким...
– Ты отчитываешься перед государством, перед своим начальством, а не перед урка-ми. У нас есть дела, которыми мы можем похвалиться... Но о других делах тоже надо ду-мать, Кумыков. Хоть чуть-чуть... Да и дома бывать надо...

Когда капитан Кумыков вышел из гостиницы и шёл, переваривая в большой голове разговор с Володей Харченко, зазвонил мобильный телефон...

Так до следователя дошла информация, которую два часа назад кое-как оформил сержант Михаил Солдатов.

Через несколько минут Кумыков уже благим матом кричал сержанту на «Джипе», чтоб тот заводил, включил все возможности японского двигателя, и чтоб через два часа они были в П-Я, на вокзале.

Уже в машине Кумыков быстро давал указания: «Брать, брать!»

Но снова разочарование ожидало неудачливого лейтенанта! Два человека на два би-лета, которые были куплены у диспетчера по вокзалу, так и не явились к поезду! «Он где-то прощупывает нас, он явно водит нас за нос». Мог ли он уехать раньше? Был един-ственный поезд...

Буквально через двадцать минут удалось выяснить, что двое молодых людей, соот-ветствующие описанию, сели в восьмой вагон на поезд НУ – Москва. Они договорились не просто с проводником, а с бригадиром поезда...

Когда происходили эти нервные телодвижения на вокзале в П-Я, наши знакомые – Ян и Борис – решив ни один кроссворд и переговорив о многих темах, спокойно при-ближались к Екатеринбургу...
– Не надо было писать об этом Яне в местных газетах! – кричал в это время Кумы-ков лейтенанту из П-Я, – эти чертовы газетчики все испортили. Этот Ян наверняка про-читывает все газеты! Даже его словесный портрет напечатали... Уроды... Теперь он все знает, знает, что мы знаем, где его ловить. Как только он увидит это в газетах, он выско-чит на первой же маленькой станции и ускользнет на попутке. У него, между прочим, 200 тысяч долларов, не считая рублей. За эти деньги он тут может нанять два автомобиля с охраной... Да все что угодно он может сделать... – Кумыков явно не мог успокоиться от своего невероятного невезения. Давно с ним такого не было: ведь он все сделал быстро, оперативно. – А потом он уедет в свою Северную Африку, к какому-нибудь Атлантиче-скому океану и хрен его там найдешь! А лет через пять, холеный и прилизанный приедет героем... Даже сюда заедет! – неожиданно крикнул прямо в лицо своему коллеге Кумы-ков. – Ты знаешь, зачем он сюда приедет? Я знаю: он захочет посмотреть, как бестолко-вый Кумыков до сих пор с бандитами трахается, живет в квартире, где горячей воды тол-ком не бывает, с утра соскакивает, дома ночует редко. Заработал на подержанную машину и никаких перспектив в жизни не имеет... Вот на что он будет смотреть!.. Нет, поймаю! Небо в клетку, а не Италию ему!

Капитан снова схватился за трубку и начал выходить на связь с Екатеринбургом. «Финал наш состоится в Екатеринбурге!» – пророчески и почти вслух подумал он своей большой головой, и направил свое тяжелое тело на кривых ногах прочь...
– Не я же этих газетчиков нанимал... Я даже наказать их не могу... Мы уже ничего не можем... – шел рядом и выговаривал Кумыкову лейтенант из П-Я с молчаливыми паузами в местах многоточия... Но следователь его не слышал, он думал о Яне... Он снова чуть-чуть запаздывал…

XII

Ян с Борисом в Екатеринбурге – столице Западной Сибири. Знаменитый город, про-славившийся своими деятелями во всех областях, начиная с политики и кончая молодеж-ной музыкой. Осень и здесь начала полноправно властвовать. Улицы, проспекты, скверы оделись в мокро-желтый цвет. В тот день небо было чугунным и тяжелым. Бабье лето ушло в прошлое, и это наводило приятную грусть.

В целом природа никогда не отвечала чаяниям разумного населения, всегда мечта-ющий о выгодной и нужной погоде. А перед мрачноватой осенью дружно раздевались городские деревья, сбрасывая бурую листву на мокрый асфальт тротуаров. Человеческие деяния, отразившиеся в устремленных ввысь башнях жилых зданий, в ровных, прямых до безобразия заборах, в вонючих и сырых переполненных автобусах, в шикарных удобных для тела автомобилях, в бесконечных дорогах, спирающих асфальтом дыхание земли ни-как не влияли на капризы природы... Она не обращала внимания на великолепие деятель-ности рук человеческих и упрямо шагала из настоящего в будущее, унося с собой ежесе-кундно тысячи человеческих жизней: планета не сбавляла и не прибавляла скорости вра-щения. Но рестораны ночного города, малюсенькими капельками прилеплённые к огромному круглому телу земли, зазывающе подмигивали прохожим разноцветными огоньками. В гостиницах стоял шум и гвалт: люди приезжали, уезжали, болтались целы-ми днями и ночами...

Бюрократия приобрела огромный размах. То, о чем писал Кафка, показалось бы смешным и неправдоподобным, если бы вы захотели устроиться в гостиницу в эпоху раз-вития компьютерного века.

Вроде бы цель проста: переночевать на белых простынях... Ан нет! Человеческий ра-зум придумал и устроил человеческим существам десятки мягких препон: необходимо было заполнить анкету, указать, нужны ли тебе холодильная камера, телефон, факс, ком-пьютер, видеомагнитофон... После заполнения анкеты, в то время, пока бестолковый и бездушный, но захваленный компьютер подбирал номер по твоим требованиям, надо бы-ло пройти что-то типа медосмотра. Ответить на несколько вопросов, пройти через какую-то кабинку… Чем дороже была гостиница, тем больше надоедливых услуг, тем больше количество развлечений... Вся жизнь гостиниц – движение денег...

Ян, как только поселился в хороший номер гостиницы, сразу же заказал большой и дорогой ужин на троих. Когда он наелся и напился в первый раз за нормальным челове-ческим столом, то почувствовал некоторую усталость.

Ян встал, прошелся и под действием вина заговорил. До этого, практически всю до-рогу в поезде он был непривычно молчалив. Нервничал, когда устраивались в гостиницу. Отказался лезть в кабинку: «Здоровые мы, как черти! Что тут проверяться? Черкните там, что прошли...» Девушка только улыбнулась – подобные просьбы она выполняла с удо-вольствием – лишь бы деньги платили...

И вот только после ужина Ян заговорил:
– Ты, оказывается, прекрасно эрудирован. Как мы быстро расщелкали кроссворды в поезде... А ведь когда-то я любил ехать куда-нибудь и решать кроссворды, сканворды вся-кие. Время пролетало быстро... Кстати, ты прочитал газеты, которые я накупил?
– Да, прочитал...
– И что ты там про меня узнал?
– Да, я тебя узнал.
– Так ты понял теперь, с кем связался? – в ответ было только молчание. Борис пони-мал, что Ян совершил какое-то преступление, но не понимал, почему он это сделал. – По-нимаешь, Борис, человеческая жизнь – настоящая война, это борьба за выживание, за лучшее существование. Под нормальной жизнью понимается очень многое: приличное собственное жилье, солидная, достойная тебя работа, и положение среди друзей, и, ко-нечно же, деньги, деньги, будь они прокляты... Это борьба велась всегда. Богатство всегда являлось главной причиной всех войн. Как ни странно, чаще в этой борьбе побеждает не ум, не знания, не сила, и даже не хитрость, а стечение некоторых обстоятельств вкупе с наглостью, предательством, с отсутствием каких-либо моральных устоев, которые всю свою жизнь вырабатывает гордое человечество. – Ян утонул в большом кресле, даже ногу перекинул через подлокотник. В левой руке он по-хозяйски держал бокал с вином, и вглядывался в эту дорогую, приготовленную где-то далеко отсюда, жидкость.

Ян приготовился хоть одному из живущих рассказать, что он испытал за последние три-четыре месяца. А Борис словно отсутствовал, он просто смотрел на Яна, и глаза оста-вались мутными и невыразительными. – Вот, к примеру, я всё время проигрывал в этой жизни. И мне оставалось только пенять на себя: неудачник! Но сам же в тот момент по-нимал, что мне постоянно мешала моя трусость, точнее моя интеллигентность что ли... Такое чувство, когда не хочешь делать другим ничего плохого. Наверное, так я был вос-питан. – Ян пригубил вина и, не распробовав вкус солидного напитка и не допив, зло по-ставил бокал на стол.

За окном находилась все та же осень – равнодушная и темная.

«Началось все очень просто. Мне предложили, – продолжал тем временем Ян, – хо-рошее место в одной солидной фирме. Это означало и достаток, и прекрасные перспекти-вы, вплоть до зарубежных командировок. Мне казалось, что все прежние мои шатания кончились, что, наконец, нашел своё место. Место было моё, что об этом говорить... Мне почему-то дали три дня на раздумье, но я точно знал, что никого лучше на этот пост они не найдут... Но пришёл через три дня и узнал, что это место уже занято. Короче, мне предложили прийти через пару месяцев, и, может быть, тогда мне что-нибудь подберут. «Вы же такой молодой, у вас все впереди», – сказали мне с улыбкой, и я воспринял это как оскорбление. Что же я сделал? Да ничего особенного! Пошёл пьянствовать, проматы-вать свои последние сбережения... У меня ещё тогда засел план в голове, но для этого необходимо было подхлестнуть себя голодом и безденежьем... – Ян говорил и говорил, слова его растворялись в воздухе, ибо они немного значили для бесчувственного Бориса. Последний воспринимал лишь семантику, и напрочь не соображал в интонационных тонкостях языка.

Ян рассказывал около получаса о том, как он жил, что хотел, как приехал в малень-кий сибирский городок, в котором есть две очень богатые фирмы, у которых бывает ва-люта, причем немалые суммы. Как потом Ян точно рассчитал план ограбления, как выве-рил и дождался прихода новой наличности под автомобили... Как он совершил двойное убийство. Он даже вставал с места и показывал, как умеет орудовать ножом, и где он этому научился.
– Такова моя тайна... Почти у каждого человека есть какая-то тайна, которую он скрывает... Не обязательно тайна должна быть преступлением, это может оказаться обыч-ной тривиальной мечтой, каким-нибудь стремлением к совершению подвига – но тайна есть у всех... Кстати, как только у меня появились деньги и хорошее настроение, неожи-данно изменились планы относительно того, как потратить эти деньги...
– Тебя поймают карательные органы, – вдруг ни с того, ни с чего выпалил Борис, сидевший практически без движения во время рассказа Яна. Ян же просто опешил... Наступило молчание...
– Как это они меня поймают? – спросил он, глядя куда-то в стену, словно спрашивал у самого себя.
– Тебя легко вычислить.
– Да ты просто начитался детективных романов. Там находится какой-нибудь супер-сыщик и вычисляет суперумного преступника. А в реальности людей очень трудно вы-числить. Практически невозможно.
– Тебя вычислить совсем нетрудно, – просто и настойчиво сказал Борис, и снова некая дрожь прошлась по здоровому телу Яна. Даже в нос ударил запах тайги, тот самый запах, который никогда не забудется, и когда он представил воочию, что с ним будет, ес-ли он попадется в руки серых шинелей.
– Человека не вычислишь, можно вычислить его имя, его реестр в списке человече-ства, а самого его нельзя вычислить... И вообще, если ты такой великий математик, ска-жи, пожалуйста, мое самое большое желание на настоящий момент...
– Ты хочешь отдохнуть и хочешь женщину.
– Я сказал, самое большое желание, оно должно быть одно...
– Ты хочешь отдохнуть.
– Да нет. Второе подошло бы больше. Спать и лежать мне совсем не хочется... А как ты догадался?
– Я догадался по теории вероятности... А ваши желания так схожи между собой – хотя в ваших тайнах заключена невероятная сила. Я достаточно много общался с людьми, с другими людьми. Они очень похожи между собой, и через три дня я начинал догады-ваться обо всех их желаниях, обо всех их следующих действиях. Иногда я вычислял даже слова, которые они должны сказать. А у тебя я угадал в первый раз, и то не угадал навер-няка...
– Да, ты прав: в тайная наших – наша сила. Если у каждого четвертого появятся пла-ны, подобные моему, то мы просто перережем друг друга... Значит, вся наша сила заклю-чается только в этом: умении обманывать, убивать себе подобных, грабить, захватывать власть.
– Ваши тайны, – деловито, и впервые после ужина изменив позу, начал Борис, – се-рьёзная ваша сила, если их не высказывать!
– Если их высказывать, это будет уже не тайна.
– Правильно. И вы всегда чего-то недоговариваете, храните в себе и уносите в мо-гилу и тем самым очень мало передаете следующему поколению... Кроме того, вы еще верите в недоказуемое, в невозможное. Даже в такое, что не только высчитать, но и пред-ставить не можете. По моим подсчетам кажется, что у вас скачок на качественном уровне произойдет совсем в другой области, чем у гроссов. Вы перейдёте грань не в области накопления знаний, а может в области самопознания...

В это время Володя Харченко уже спал сном праведника. Ему было очень скучно: и он научился ложиться рано спать. К нему поселили молчаливого и неинтересного азер-байджанца, который зубы чистил и утром, и вечером, а в промежутках жевал какие-то жевачки без сахара. А у Володи появилась какая-то надежда по работе: через пару дней было обещано перевести деньги его конторы на Украину.

Солдатов Михаил в это время балагурил со своим лучшим другом Мишей Левцо-вым. «Заслон» у них заканчивался в два ночи. Два весёлых Миши решили в очередной раз отметить окончание дежурства с двумя давними подружками, и поэтому виды у них были скучающие, и глаза их внимательно всматривались на движение стрелок часов, и головы их не беспокоили чудеса нашего мироустройства.

Кумыков Александр постоянно думал о преступнике Яне Муритове. Он понимал, что ему остается работать над этим делом пару дней, потом его передадут кому-нибудь из федеральной службы.

На вокзале Екатеринбурга его не оказалось. Значит, Ян решил переночевать здесь. Имея бешеную кучу денег, вряд ли он пойдёт к родственникам, если они даже есть. И вряд ли он с Екатеринбурга, если много говорил о Казани, Москве и почти не упоминал этот город. Он с запада…

Из всех возможных вариантов капитан начал проверку ночных ресторанов и самых дорогих гостиниц. Он шёл по списку... В то время, когда Борис вел тоскливый, безынто-национный, словно осенний затянувшийся дождь, монолог, он сидел в кабинете одного из оперуполномоченных и шёл по спискам... Чуть позже, уже часа в два ночи ему переда-дут информацию о том, что в гостиницу «Сибирь» поселился некий Ян Камарин. С ним был некий Борис Борисов с простым удостоверением личности и без паспорта...

Осень в эту ночь устремилась к холоду. Подул северный ветер, дождь перестал. Ме-стами показались первые белые пушинки будущей зимы.
– Как это мы перейдем грань в области самопознания? Ты сможешь это как-то по-проще объяснить... – Яну стал дюже интересен этот своевольный тип. Он решил разгово-рить Бориса и больше узнать о выдуманной (а может, и не выдуманной – Ян этого до сих пор не решил для себя) цивилизации гроссов, – тебя, конечно, очень интересно слушать, но ты просто от начала до конца расскажи мне о гроссах...
– Я завтра утром, точнее через четыре часа сорок минут исчезну, и расскажу все, что ты хочешь узнать...
– Ты серьезно исчезнешь? Значит, я сегодня не должен спать: как бы ты не прихва-тил чего-нибудь чужого. Например, мой чемодан...
– Мы можем уйти вместе...
– Спасибо. Я останусь здесь. Я здесь родился и здесь же хочу дожить до самой смер-ти...
– Ты должен помочь гроссам...
– Я ни  кому ничего не должен, во-первых. А во-вторых, я не верю и не хочу верить в твое исчезновение, честно говоря. И, наконец, последнее, я не хотел бы лететь в один конец, то есть я хотел бы иметь гарантию возвращения при первом желании...
– По моим расчетам, ты сможешь вернуться, но я точно не смогу вычислить место возвращения. Но время для тебя никак не изменится по сравнению с земным. Ты вер-нёшься на изначальную точку, к тому моменту, как мы встретились. Единственная про-блема: нагрузки…
– Это радует, конечно, но я могу сказать точно, что ни ты, ни я никуда не улетим и никак не исчезнем...
– Я не могу понять, о чем ты думаешь. Но ты просил рассказать о цивилизации грос-сов...– и без предисловия и переходов Борис принялся за свой обычный монолог. – Ниче-го непонятного и ничего сложного в цивилизации гроссов нет. Это их слабость. Они со-здали систему бестаинственного раскрытия всего сущего, то есть создали универсальную систему раскрытия логических законов. У людей – все, что не вмещается в понятие логи-ки, называется иррациональным. У гроссов такого понятия нет; у них есть логика второго порядка, которая когда-то, наверное, считалась алогичным. Гроссы построили точные уравнения отношения между индивидами. Всё на законах логики. Эти законы с развити-ем начали давать все более полное и полное знание гроссов о себе, о мире. В определен-ный момент гроссы научились познавать желания всех индивидов на основе новых зако-нов, и потом научились определять векторы устремлений и суммировать их. Представь, что ты смог узнать желания всех людей на Земле (конечно же, теоретически), узнал бы все, что теперь происходит на твоей планете в данный миг. Тогда бы ты узнал и все же-лания, все устремления членов твоего сообщества, прибавил бы к ним все природные от-клонения и теоретически смог бы вычислить то, что произойдет в следующий миг на этой планете... Вычислительно-прогнозирующие знания гроссов достигли такой высоты, такого совершенства, что они смогли соединить теорию с практикой, то есть они вычис-лили устремления всех гроссов и победили неизвестность времени. Гроссы узнали, каким будет следующий металант, если не произойдет что-то невообразимое. А невообразимого произойти не могло – все было сосчитано, все было предусмотрено, ничего не упустили щепетильные гроссы. Так они вычислили исход следующего металанта практически без погрешностей. Далее они продолжали развиваться: для их общества, где знания прирав-ниваются к богатству, нельзя остановиться, так как все устремления направлены на пре-умножение знаний. Так, гроссы уменьшали погрешность прогнозирования до тех пор, пока точно не вычислили исход будущих металантов, будущих сотен и тысяч металантов, то есть они познали собственное будущее... Но, узнав будущее, они поняли и другое: гроссы не смогут стать прежними, они увидели, что их цивилизация идет к логическому концу, что уже не будет тех радостей, которые им присущи. Знание законов многослой-ной логики привело гроссов к тому, что они изменились качественно, и лучшее, что они могут сделать – умереть, нарушив законы измерения будущего... Но, как ни странно, даже этого гроссы совершить уже не могут...

Они отняли у самих себя самую важную силу, которая направляла их устремления, давала им интерес к жизни – тайну следующего металанта. Неизвестность когда-то жила в каждом индивиде и в самом обществе. Теперь же новое поколение гроссов рождается с уже заданными параметрами существования, с запрограммированными элементами пове-дения. Неизвестность была разлита во времени, и вдруг она исчезла. Для гроссов остава-лось неизвестным лишь пространство, но во всех космических (так бы сказали у вас) ис-следованиях было вычислено, что силы, которые могли бы вернуть их обратно в непред-сказуемость, отсутствуют.
У них оставалось движение только в микрокосмос... Но и отсюда вряд ли можно ожидать спасения, так как катастрофы микрокосмоса не способны повлиять на известное протекание жизни гроссов. Может быть, единственным шансом для них можете стать вы. Им необходимо разрушить постоянное подтверждение собственных расчетов будущего. Им нужна некая ошибка, какое-то невычисленное, непредсказуемое постороннее влия-ние... Может случиться, что именно твоя посторонняя сила подействует на них – слишком различны ваши размеры, слишком различны ваши цивилизации. Может, сама информа-ция о вас спасёт цивилизацию гроссов. Ведь твое будущее они не смогут вычислить, так как не смогут разобраться в твоих устремлениях. Так что шанс есть...
– Мне кажется, что все это твои фантазии... – Ян не мог, точнее, не хотел верить всему сказанному. Хотя сомнения оставались…
– У вас совсем другая направленность. Вы непредсказуемые существа. – Борис слов-но не внял эмоциональной вставке Яна.  – У вас каждый индивид создает собственный мир и противопоставляет его внешнему. Это приводит к постоянному дроблению вашего общества по интересам, по возможностям и так далее. С другой стороны, вы очень хотите объединится, но это вряд ли когда получится...
– Ты такой предсказатель, черт тебя возьми, – Ян встал и начал бродить по комнате, – а как насчет отдельного индивида? Вот ты меня узнал достаточно хорошо: что может со мной случиться в ближайшее время, если, конечно, я останусь здесь?
– Тебя поймают...
– А если не поймают?
– Ты не можешь жить без придуманной цели. Ты выдумаешь какую-нибудь цель: например, ты захочешь властвовать над людьми. Так написано в ваших книгах. И еще: наличие таких опасных целей приводит обычно к смерти...
– Ты хочешь сказать, что меня убьют?
– Не обязательно тебя... Может, ты убьешь, но от этого ничего не меняется. Какая разница: ты или другой? Кроме тебя, остальному сообществу это совершенно безразлич-но...
– Ты прав... Наша жизнь – игра... К сожалению, ничего особенного и нового ты мне не сказал, – Ян уже сидел и зевал. Все-таки Борис правильно угадал его основное жела-ние: Яну хотелось отдохнуть, выспаться. – Но я продолжу еще эту игру в жизнь... Ведь на то и игра, что кто-то должен в ней выигрывать: а почему бы не я?

XIII

Жизнь – игра с жесткими законами, иногда с отсутствием всяких правил. А выиг-рать хотят все: идет невидимая борьба не на жизнь, а на смерть. Люди – создания злые, их становится больше и больше, и всё меньше жизненного пространства на каждого потреб-ляющего. Так что, скоро на планете не останется ни одного местечка, куда бы ни загляну-ло зло.

Выиграть хотели все. Выиграть хотел и Кумыков. Уже неделю с переменным успе-хом он двигался по следам предполагаемого убийцы. Призрак Яна Муритова уже начи-нал преследовать его самого, но как человек, обреченный быть реалистом всю свою со-знательную жизнь, капитан верил, что отыщет «хитрозадого» парня. Он не терял надеж-ду. Эта надежда блеснула вновь в два часа ночи, когда он всё же решился проверить ос-новные гостиницы Екатеринбурга...

Его разбудили в пять часов, как он и просил... В шесть утра Кумыков с небольшой командой уже подъехал к гостинице с избитой кличкой  «Сибирь». На улице шел снег, которому еще предстояло растаять и превратиться в месиво под безжалостными подош-вами тысяч прохожих и резиновых шин. «Если уж снег выпал сегодня, то должно же слу-читься что-то необычное», – подумалось Кумыкову. Капитан понимал, что завтра с утра он должен быть у себя дома, а дело передать другому следователю...

Вдруг администратор узнает по фотографии молодого человека.
– Точно он? – не верит собственным ушам Кумыков. Она не может, конечно, на все сто утверждать, что это он, но похож, как две капли воды. «Он еще одет в дорогое пальто из кожи, а с ним еще большой такой здоровый парень...»
– Это они! – Кумыков решил, что надо вызвать подкрепление на всякий случай, о чём и стал кричать сержанту, который, кроме выслушивания криков лейтенанта, на рабо-те практически ничего не делал. Но на этот раз взволнованный следователь сам схватил рацию и начал просить подкрепление...

«Богатый номер с видеомагнитофоном, телефоном, джакузи и все дела...»

Через минут пять горничная уже стучалась в дверь... Время – половина седьмого утра. «Они еще вчера были здесь и тот, кого вы спрашиваете, – извинялась дежурная на этаже, – еще выходил часов в девять вечера». Она еще настойчивее стучалась в дверь. «Телефон тоже не отвечает».
– У вас должны быть запасные ключи!? – Кумыков терял терпение и безвременно начинал хвататься за кобуру...
– Сейчас принесем, – такой спокойный ответ, аж следователю не по себе.
– Сержант, быстро бегом вниз: запасные ключи от 813 номера... А вы продолжайте колотить, и стучите посильнее, – и Кумыков вдруг сам подошел к красиво обшитым дверям и начал барабанить, не обращая внимания, что это все-таки гостиница, что время раннее, что клиенты с соседних номеров имеют право отдохнуть и досмотреть свои сны о родных местах...

Пришлось открыть запасными ключами: в номере никого не оказалось – окно было открыто настежь, на столе – остатки недопитого дорогого вина, сигареты, фрукты, а этаж был восьмой...

Эпилог

Ян проснулся от бьющих по лицу капель свинцового дождя. Костер, который он за-жег такими невероятными усилиями, погас. Ян почувствовал жестокую боль в животе, ему ужасно хотелось есть. Руки дрожали, ноги продрогли и не шевелились. Кругом была беспросветная тьма. Молодой человек почувствовал, что находится на другом свете. Он попытался встать, но спина то ли затекла, то ли замерзла. Ян почти не чувствовал тела, кроме рук.

А теперь передо мной возлежит тишина... Сзади хитро притаилось зеленое безмолвие. Никаких чувств, никакой ностальгии, ничего. Я умер, поэтому не чувствую ничего, только понимаю своим недалеким разумом, что перестал быть. Это лучшее блаженство на этом... нет, уже на другом свете, остается один только мозг. Сплошная истома. «Спасибо», – единственное слово этой жизни за то, что она помогла мне понять настоящее блажен-ство, истинное счастье. Когда нет уже страданий, нет боли, нет чувств гнетущих, не щемит в груди; когда не надо думать о здоровье, когда не надо думать о других; когда не надо мечтать, когда надо просто прощаться и уйти в темноту, которую почему-то люди по привычке считают неуютным. Но нет ничего уютнее темноты и полного отсутствия ощущений. Жаль, что это мгновение тянется всего несколько секунд. И многого, к сожалению, не напишешь

Лежа возле круглого озера в тайге, Ян вспомнил, как ограбил фирму «Кедр» и убил двух охранников. Вспомнил, как бежал по тайге и как плакал под холодными струями сибирского дождя. Как лег, открыл сумку и обрадовался деньгам – или это уже было во сне? Как появился здоровый Борис… Нет, это был уже сон… Странный сон… Где я был?

Вдруг где-то вдалеке, словно в другом мире, Ян услышал шум проезжающей маши-ны. Он не мог ошибиться, это был шум машины, хотя очень отдаленный. Ян даже успел предположить, в какую сторону ему надо идти...

Астрономические и вселенские часы идут неправильно – правильно идут только твои...

Прошла минута длиною почти в 25 дней для Володи Харченко... Кончилась погоня для следователя Кумыкова, его вызывали домой... А через день в некоторых екатерин-бургских газетах появилось сообщение, которое потом и перепечатывали московские дайджесты:

«Из номера восьмого этажа гостиницы «Сибирь» исчезли бесследно два человека, не взяв с собой ничего, кроме верхней одежды... Создается впечатление, что их просто вы-крали… Исчезнувшие были главными обвиняемыми в деле ограбления фирмы «Стягир-Кедр» в городе С… Практически вся сумма была найдена в том же номере гостиницы… Несмотря на воспарение злоумышленников, следствие продолжается…»

А ещё через несколько дней недалеко от посёлка Сивех будет обнаружен закоченев-ший труп молодого мужчины, рядом с которым найдут старые вещи, испачканные кро-вью.

Свернувшийся калачиком возле потухшего костра разутое тело будет принадлежать Яну Камарину.  Следователь Кумыков и вызванный специально с Украины Владимир Харченко без сомнений опознают его.  Ян Камарин останется главным подозреваемым в деле ограбления фирмы «Стягир-Кедр» в городе С.

Сабикарт
2015-07-02 12:50:54

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения