П. П. Шмидт как зеркало Первой Русской революции (2 редакция)

 

А.С.Стрекалов

 

 

 

 

 

 

П.П.Шмидт

 

 

как  зеркало

 

 

Первой русской Революции

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

МОСКВА  2016

 

 

 

«От многих вопросов нас избавит документ, который Сталин хранил до самой смерти в рабочем шкафу. А именно: запись беседы Черчилля с внуком Бисмарка, первым секретарём посольства Германии в Лондоне, состоявшейся в октябре 1930 года. “Немцы - недоумки, - рассуждал Черчилль. - Будь они посмышлёней, все силы в Первой мировой войне они сосредоточили бы на разгроме России. В этом случае англичане позаботились бы о том, чтобы Франция немцам не мешала!” Обобщая уроки 1914 года, Черчилль призывал объявить России экономическую и техническую блокаду, чтобы сорвать планы индустриализации страны. Удел России – быть аграрным придатком Европы!!!» (В.Фалин “Запад и Россия в ХХ веке: связь времён”).

 

 

1

 

Чтобы вернее и глубже понять Первую русскую Революцию (1905-1907 гг.) и трагическую судьбу одного из её второстепенных, самых что ни на есть пустяшных, но тем не менее прославившихся участников, отставного лейтенанта флота Петра Петровича Шмидта, необходимо совершить краткий экскурс в Историю и осветить такой например крайне важный и болезненный для нас, православных русских людей, вопрос, как предельно-враждебная и агрессивная внешняя политика по отношению к нам наших западных соседей - Европы в первую очередь, а с конца XIX века и США, - которая не меняется на протяжении вот уже многих столетий, наоборот - всё только усиливается и ужесточается из века в век, принимая самые крайние и самые изощрённые формы.

Так вот, с незапамятных времён Запад видел в своей восточной соседке - Скифии-Сарматии-Руси-Московии-России-СССР - этакую породистую «дойную корову», кладезь природного изобилия и добра, сытную и питательную кормушку, из-за чего стремился всеми силами и средствами, правдами и неправдами поработить нас, жить за наш счёт, питаться нашим трудом и богатствами, потом и кровью. Это делали и древние греки с римлянами в дохристианскую эпоху, проводившие самую хищническую и варварскую колонизацию наших южно-русских пространств и земель, и византийцы с германцами в христианскую; духовитые и боевитые германцы - более всего, создавшие на развалинах Древнего Рима в Х-XI веках «Священную Римскую империю германской нации» - сиречь тысячелетье назад заложившие мощный фундамент того, что именуется ныне гордыми словами «Европа», «Запад». С тех стародавних времён, времён царствования императора Фридриха I Барбароссы (Краснобородого) в первую очередь, правившего немцами в 1155-1190 годах и считающегося основателем Первого рейха (империи), и начался в Европе её знаменитый «Drang nach Osten» - геополитический «Натиск на Восток», стратегическая суть которого заключалась и заключается в следующем:

- силовым путём поработить огромнейшую в плане земли и природных богатств Россию, превратить в колонию, в европейский аграрный придаток с неограниченными запасами пищевых и сырьевых ресурсов - единственным манком-причиною по сути всех мировых войн, революций, раздоров и смут; потому что пищевые и сырьевые ресурсы - главный источник выживания любой нации;

- или же, на худой конец, не имея в наличие сил на прямое вооружённое вторжение и последующую политическую и экономическую экспансию, запереть Россию на материке, отсечь посредством государств-лимитрофов от океанов и морей, от сверхприбыльной международной торговли, то есть: чтобы русские пахали денно и нощно как проклятые на своих метровых густых чернозёмах, выращивали фрукты, овощи и зерно, водили скотину, дорогую рыбу ловили, добывали лес, пушнину, мёд, икру и пеньку, а потом отдавали бы это всё за бесценок европейским ушлым дельцам, которые б и наживались на нас, “пенки” с наших праведных кропотливых трудов снимали, сладенько и вкусненько за наш счёт жили.

Естественно, - хорошо понимали прозорливые и оборотистые европейские, а вслед за ними и американские политики и торгаши, - что русский народ будет сопротивляться подобному положению дел, натиску подлому и вероломному с их стороны, кабале и рабству, политическому и экономическому затвору, и, ведомый храбрыми вождями, окажет поработителям-дармоедам достойное сопротивление. Что и было в русской истории неоднократно: из века в век западные агрессоры-завоеватели различных вероисповеданий, национальностей и мастей получали от нас по шапке и с позором уносили ноги, возвращались домой ни с чем.

А вот для этого-то - во избежание неприятностей и “звездюлей”, и позора великого, несмываемого, - им и требовалось прежде “обезглавить” наш поистине двужильный, трудолюбивый и храбрый русский народ, уничтожить его национально-ориентированную патриотическую элиту, поднимавшую народ на борьбу, на отпор захватчикам. И на её место усадить элиту продажную и прозападную, компрадорскую, находящуюся на службе у европейских и американских дельцов, держащую в тамошних банках свои иудины капиталы. Которая не только не будет сопротивляться, но и сама западным кураторам-воротилам настежь откроет двери и всё задарма отдаст - и страну, и богатства, и независимость, да ещё и народ в придачу: нате, берите, мол, люди добрые, не жалко!

Достигается это разными методами: при помощи внутренних нестроений и смут, политического террора и подкупа. Но быстрее и лучше всего - при помощи революций и локальных войн, хорошо бы - чужими руками. Иного надёжного, скорого и достаточно эффективного способа бескровно закабалить и оградить от внешнего мира Россию, как только поджечь её снаружи и изнутри, и расставить в этот критический для неё момент нужных себе людей в правительстве, у Европы никогда не было, нет и, похоже, не будет…

Применяя этот многократно проверенный и действенный рецепт: внезапная атака внешняя и одновременная смута внутренняя, - Западная Европа, к слову, поработила весь мир к середине ХХ-го века: Азию, Африку, Ближний и Средний Восток, и обе Америки положила к своим ногам, все острова, разбросанные по океанам, даже и самые крохотные, к рукам прибрала. И справилась с порабощёнными странами и континентами без труда, можно сказать - играючи. Одна Россия-матушка сопротивлялась долго и упорно европейской колониальной экспансии. Сопротивляется и до сих пор. И, пусть и с переменным успехом и оговорками, но в целом оказывается хищному Западу не по зубам. И не по карману, что важно!

Отсюда - и такой к нам, русским, мистический утробный страх, такая запредельная ненависть одновременно со стороны коренных народов Европы. Ещё бы: с Востока на них нависает этакая “махина-скала”, Святая православная Русь, об которую они не одну сотню лет бьются бессильно лбами. Все головы разбили в кровь, миллионы жертв на русских просторах оставили, уйму сил и денег потратили, тысячи придумали разных подлых и коварных способов, как нас повернее со свету сжить! Но сладить с нами, увы, никак не могут - хоть плачь!.. От подобного бессилия, ясное дело, кто хочешь взбесится, закипит и спятит, поедет умом: или глубоким мистиком станет, принимающим подобное положение дел как должное, как неодолимый Промысел Божий; или же головорезом-фашистом…

 

То, что перечисленные выше доводы и рассуждения имеют место быть в нашей общей истории, тысячелетней истории взаимоотношений России и Запада в целом, и Европы в частности, что они не являются пропагандистским патриотическим мифом или же дешёвой выдумкой авторской, предназначенной лишь предельно накалить обстановку и искусственно притянуть внимание читателей к данной работе, - подтверждают и сами западноевропейские историки и политики. Кто-то - в порыве ненависти, бессильной, как правило, а кто-то - поддавшись элементарному чувству правды и справедливости, которые и там не утрачены некоторыми учёными деятелями. И за это им - честь и хвала. Приведём слова лишь трёх из них из длинного списка высказываний на данную тему, чего будет достаточно. Так вот:

“Война, в которую вступила Франция с Россией, - с предельной степенью откровенности заявлял в 1853 году парижский кардинал Сибур, сразу после начала Крымской кампании, - не есть война политическая, но война священная… религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более, как предлоги… Такова признанная цель этого нового крестового похода и такова же была скрытая цель всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них и не признавались в этом.

“За последние несколько веков, - чуть позже вторил кардиналу английский историк Тойнби, - угроза России со стороны Запада, ставшая с XIII века хронической, только усиливалась с развитием на Западе технической революции, и следует признать, что, однажды разразившись, эта революция (а значит - и угроза! - автор) не проявляет до сих  пор никаких признаков спада… ”

“Нужно сказать, - итожил мысли двух первых авторов А.Гитлер в «Тайной книге», надиктованной в 1928 году, - что у славянства вообще чувствуется недостаток сил, необходимых для формирования государства. Любые правительственные формации в России всегда были пересыщены иностранными элементами. Со времени Петра Великого там неизменно присутствовало очень много немцев (балтов), которые формировали остов и мозг русского государства.

В ходе столетий бесчисленные тысячи немцев русифицировались, но, по сути дела, эти искусственные русские оставались немцами, как по крови, так и по способностям. Россия обязана этому высшему тевтонскому слою не только в области политики, но и за то немногое, чем она может гордиться в культурном плане. Великая Россия не могла бы существовать без германского влияния…

Таким образом, - высокомерно заключает фюрер, - совершенно понятен процесс захвата еврейством ведущих позиций во всех сферах русской жизни, произошедший в результате большевистской революции, ибо само по себе славянство не обладает организационными способностями и вместе с ними – государство-формирующей и государство-охраняющей силами. Если изъять из славянского мира все неславянские элементы, немедленно произойдёт распад государства…

 

2

 

По описанному выше рецепту весь прошлый ХХ-й век хвалёный и сытый Запад, колонизировавший мир, безуспешно пытался в очередной раз свалить и поработить ненавистную ему “скалу”-Россию - сиречь осуществить тысячелетнюю свою мечту, открыто провозглашённую Фридрихом I Барбароссой и доведённую до совершенства, до логического конца Адольфом Гитлером. Бесноватый фюрер ведь нового миру ничего не сказал и не предъявил как проект в смысле геополитики: он уверенно шёл на Восток со своим грозным войском по проторенным его великими предшественниками стёжкам-дорожкам, и только. И в этом походе его активно поддерживала вся объединённая коричневая Европа, по обыкновению раскатавшая тогда на наше добро, ресурсы и пространство губки, которая теперь от своего обгадившегося вождя и кумира лицемерно почему-то открещивается, вроде как знать его, упыря, не желает, не признаёт своим. Нельзя так, господа европейцы! Нехорошо! Не по-христиански это, такое ваше кривляние и двурушничество!…

 

Начался же век, как известно, с Русско-японской войны 1904-05 годов, под которую либералы и демократы российские (революционеры-социалисты в смутные времена), “мировой финансовой закулисой” подталкиваемые, подготовили Первую русскую Революцию. Для любого иного государства два таких мощных по силе удара значили бы немедленную смерть, распад на части. Но только не для России, которая выдержала их, не зашаталась даже, хотя и стоило ей это всё очень и очень дорого.

Русско-японская война с точки зрения геополитики - это стремление тайного мирового правительства, мировых финансовых воротил с Wall Street и City of London вытеснить Россию из Жёлтого моря, оставить её на Дальнем Востоке без незамерзающего порта и флота, посредством которых мы, русские, намеривались сотрудничать и торговать с Индией, нашей родной сестрой. После чего, на волне народного недовольства за бездарно проигранную войну, попробовать разделаться с Русской Державой Романовых, стереть её в порошок - извечная, повторимся, для западных дельцов-кукловодов цель, самая животрепещущая и желанная.

Это было тем более актуально и важно именно в тот момент - и вот почему. Россия в начале ХХ-го века, продолжив своё бурное экономическое развитие, совершила мощный рывок на Восток и, построив Транссиб (Великий Сибирский путь), приступила к освоению несметных богатств Сибири и Дальнего Востока, чем повергла наших европейских и американских соседей в панический ужас, граничивший с помешательством. Особенно это Англию и США сильно тогда задело, двух старинных сестёр-интриганок и мировых неуёмных хищниц по совместительству, единолично по сути в Азиатско-Тихоокеанском регионе господствовавших весь XVIII-й и ХIХ-й век, безбожно сосавших оттуда ресурсы и золото, основу своего материального и финансового благополучия, для которых делово укоренявшаяся на Тихоокеанском побережье Россия становилась опаснейшим конкурентом. А если совсем откровенно - врагом.

Терпеть такое нежелательное соперничество и соседство обе они не собирались, естественно, - и, по всегдашней своей манере действовать исподволь, исподтишка, натравили на нас Японию, имевшую на материке свои интересы («Япония – сторожевая собака против России», - без стеснения заявлял в те годы президент США Т.Рузвельт). Та ускоренными темпами начала тайно готовиться к войне, вложив только в подрывную деятельность против нашей страны в общей сложности 10 млн.долларов (по ценовому курсу тех лет), которые ей компенсировал небезызвестный Я.Шифф и его банковская группа посредством облигационных займов в Нью-Йорке. Напомним также, что на британских верфях был выстроен практически весь японский панцирный флот, сыгравший ключевую роль в намечавшихся баталиях.

И вот, в ночь на 27 января (9 февраля по новому стилю) 1904 года ощетинившаяся сталью штыков и пушек Императорская Япония силами своего флота внезапно напала на стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура русскую эскадру броненосцев, серьёзно повредив при этом несколько сильнейших боевых кораблей (броненосцы “Цесаревич” и “Ретвизан”, бронепалубный крейсер “Паллада”), а остальные корабли заблокировав.

Ну и пошло-поехало, что называется, загорелось, заскрежетало, загрохотало. Дым от пожаров, копоть и гарь поднялись до небес. Вороны с чайками тучными стаями закружились на небе, спутники любой войны. Раздались хрипы кровавые отовсюду, человеческие вопли и стоны. 27 января в неравном бою с японской эскадрой в корейском порту Чемульпо при прорыве блокады героически гибнут, но не сдаются крейсер “Варяг” и канонерская лодка “Кореец”. Капитан “Варяга” Руднев после часового неравного боя с превосходящими силами противника приказал матросам открыть кингстоны и уйти с повреждённым кораблём на дно во избежание позорного плена, а капитан канонерки Беляев взорвал свой корабль: помни, Россия, их имена! В марте гибнет командующий Тихоокеанской эскадрой блестящий адмирал Макаров, пытавшийся организовать оборону с моря: подорвался на мине на броненосце “Петропавловск”. А в конце июля гибнет в рубке флагманского броненосца “Цесаревич” от попавшего туда снаряда адмирал Витгефт. Оба являлись и моряками и руководителями “от Бога”: их попросту некем было там заменить. Приемники, вынужденно возглавившие дальневосточную эскадру, попытались было прорваться сквозь неприятельский флот и увести наличные корабли во Владивосток, но тщетно. И они оставили эти попытки…

Так, если коротко, началась та война - подло, внезапно, без официального объявления. А ещё напомним, что Порт-Артур был единственным российским незамерзающим портом на Дальнем Востоке, в обустройство и оснащение которого наше правительство вложило колоссальное количество сил и средств, превратив его в мощную военно-морскую базу, соединив Порт-Артур железнодорожной веткой с Империей.

Обделённую природными богатствами Японию это взбесило - появление у неё под боком нового игрока. Да ещё такого могущественного, как Россия. В стране восходящего солнца с незапамятных времён считали Дальний Восток зоной своих стратегических интересов, откуда японцы для жизни получали буквально всё, даже и ценные породы рыбы.

На это можно было бы и наплевать, на недовольство карликовой Японии, - если б ни Англия и США, без чьих науськиваний и интриг, моральной и материальной поддержки войны безусловно не было бы… Но англосаксы, вот ведь беда, - они всерьёз опасались за порабощённую Индию, самый большой бриллиант в короне Британской империи, где они безраздельно хозяйничали не одну сотню лет, на богатстве которой вылезли в мировые лидеры, и где, повторимся, Россия им ни с какого бока была не нужна - как потенциальный друг и союзник индусов. Вот они и натравили японцев, с которыми в 1902 году Англия заключила союз, пообещав им в случае победы Порт-Артур и Корею.

России же война была не нужна, категорически. И она в переговорах сознательно шла Японии на все уступки, готова была подписать любой, даже самый невыгодный договор, лишь бы избежать конфликта. Россия была не причём… Но мировая пресса сразу же окрестила начавшуюся войну как “борьбу японцев за свободу”, а Т.Рузвельт предупредил Германию с Францией, якобы наших союзников, что ежели те попытаются выступить против Японии, он “немедленно станет на её сторону и пойдёт так далеко, как это потребуется”. А те и не думали выступать, за Россию с кем-то там воевать и ссориться…

 

Про русско-японскую войну много книжек хороших и разных написано, лучшая из которых, на скромный авторский взгляд, - «Порт-Артур» Александра Николаевича Степанова, капитальный исторический труд в двух томах, за который автор получил престижную Сталинскую премию первой степени за 1943 и 1944 год. И многие современные историки и публицисты без устали черпают оттуда ценные сведения о той далёкой эпохе, хотя и стыдливо скрывают это, наводят тень на плетень. Поэтому тех, кто хочет в подробностях и побольше про ту войну узнать, мы с удовольствием к этому замечательному двухтомнику и отсылаем. Тем же, кому это делать лень, вкратце напомним наиболее драматические моменты войны, кончившейся для нас поражением.

Итак, заблокировав в бухте наш заметно ослабленный внезапной атакой флот, японцы развязали себе руки на море и получили возможность беспрепятственно высаживать войска в Корее сначала (февраль 1904 года), а потом и в арендованном Россией Ляодуне (май 1904 г.). Перебросив большое количество войск на Квантунский полуостров, неприятель начал активные боевые действия в Южной Манчжурии. Там, пользуясь численным перевесом в боях при Тюренчене, Кинджоу, Вафангоу, японцы вытеснили русские сухопутные части с Ляодунского полуострова, перерезали железнодорожное сообщение уже осаждённой с моря крепости с Россией, прекратив доставку туда боеприпасов  и продовольствия. После чего в августе 1904 г. приступили к осаде теперь уже полностью окружённого Порт-Артура, длившуюся до декабря.

Пять месяцев оборонялся осаждённый неприятелем гарнизон, катастрофически уменьшавшийся из-за потерь и болезней, отрезанный от Родины и снабжения, от русской армии, сражавшейся на материке; пять долгих месяцев отбивал ожесточённые атаки противника, имевшего пятикратное превосходство в силах. Убыль японских войск, штурмовавших крепость, превысила 110 тысяч человек или шестую часть всех потерь Японии в той войне - цифра совсем немалая. Так только севастопольцы защищались в 1854-55 годах, когда их так же вот англичане с французами обложили… Гарнизон крепости уже готов был повторить подвиг “Варяга” и “Корейца” - умереть, но не сдаться врагу, - если б не акт о капитуляции, подписанный 20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.) начальником гарнизона генералом Стесселем. Тот, вероятно, шкуру свою спасал и умирать с подчинёнными не собирался… Единственное, что успели сделать уцелевшие герои-защитники - это затопить остаток эскадры на глазах изумлённых японцев, уже подсчитывавших барыши…

 

И на материке наши боевые действия были в высшей степени неудачными: это тоже надо честно признать. Главнокомандующий сухопутными силами военный министр Куропаткин был не тот человек, который был нужен на фронте, кто храбро повел бы за собою солдат и пользовался их безграничным доверием. Чиновник до мозга костей, прирождённый штабист и тихоня, он проигрывал одно сражение за другим. А после того, как вверенные ему части, получив подкрепление, всё ж таки выдержали два кровопролитнейших генеральных сражения при Ляояне и Мукдене (февраль 1905 г.), он, испугавшийся окружения и пленения, отдал приказ войскам отступать на север, к Харбину. И этим трусливым действом фактически сдал японцам и Порт-Артур, и Манчжурию, и российскую железнодорожную ветку, строительство которой обошлось государству в копеечку.

На эти несуразицы с руководством армией и флотом накладывались враждебность китайского населения, сразу же принявшего японскую сторону, повсеместное предательство и пропаганда, масштабы которой зашкаливали. Русских солдат уже с первого дня войны забрасывали листовками самого провокационного содержания, причем везде - в Порт-Артуре, Иркутске, Москве, и даже и в плену японском: уж там-то вроде бы кому и зачем это было надо делать?! И никто тогда этого не пресекал, не проводил расследований: откуда, мол, такие глумливые и пораженческие листовки?! кем распространялись, печатались?! как доставлялись в войска?! Удивительная беспечность российских спецслужб, с трусостью и изменой граничившая, непрофессионализмом!... О передвижениях наших войск ежедневно трубили газеты, а о японских перемещениях не знали нигде - даже и в портах Китая. Эскадру адмирала Рожественского, на подмогу отправившуюся из Кронштадта на Дальний Восток, на всём её многодневном и многотрудном пути сопровождала газетная трескотня: продажные журналисты российские чуть ли ни координаты её на весь мир выдавали и положение дел - где и какое количество дней она находится, в каком состоянии пребывают её боевые экипажи и корабли, и т.д., и т.д., и всё в том же подрывном и провокационном духе. И не удивительно, что она была почти вся потоплена в Корейском проливе около острова Цусимы, где её давным-давно поджидали, готовили “горячий” приём.

Цусимская трагедия (14(27) мая 1905 - 15(28) мая 1905 гг.) - одна из самых мрачных страниц русско-японской войны, если не самая мрачная. Сражением это и назвать-то нельзя: язык не поворачивается. Это была самая настоящая бойня, заклание, сатанинский кровавый пикник, когда броненосные русские корабли, только-только появившиеся в проливе, были внезапно атакованы всем панцирным японским флотом и его многочисленными миноносцами, не успев ничего понять, не сумев как следует подготовиться… Адмирал Рожественский был тяжело ранен в начале боя, что только усилило замешательство. А занявший место командующего адмирал Небогатов перетрусил и сдался в плен с несколькими броненосцами, что не добавило оптимизма ни морякам, ни их осиротевшим вдруг командирам. Оставшись без руководства, бОльшая часть наших судов погибла под неприятельским шквальным огнём, хотя и сражалась отчаянно, а меньшая покинула бой, чтобы спастись в нейтральных гаванях Филиппин и Индо-Китая. Оборонной мощи России был нанесён тяжелейший урон! - Дальний Восток остался без флота и порта незамерзающего… И про дружбу и сотрудничество с Индией нужно было забыть: “закулисные” политтехнологи нас надолго опять разлучили.

И здесь непременно нужно сказать напоследок, что в гибели эскадры адмирала Рожественского, как и в порт-артурской трагедии, особую роль англичане сыграли - заклятые наши “друзья”, ревниво оберегавшие российскую политическую и экономическую изоляцию на Дальнем Востоке. Поставляя нам скверный уголь на своих кораблях, за золото между прочим, они при этом за нами же и шпионили в пользу японцев - как китайцы на суше. И в сражениях участвовали английские военные суда на стороне Японии, не соблюдая объявленного нейтралитета, и кораблями правительство Великобритании нашим противникам помогало, боеприпасами и людьми, и всякого рода интригами, о чём уже и тогда писали московские патриотические газеты. А раненные матросы с крейсеров “Олег”, “Аврора” и “Жемчуг” жаловались в Маниле, что наши снаряды, изготовленные на иностранных заводах, либо совсем не взрывались на неприятельской стороне, либо взрывались очень и очень слабо, не принося японскому флоту никакого урона. То есть со стороны союзников против России существовал широкомасштабный заговор, не будь которого, Япония безусловно так бы себя не вела, и так бы ей, желтоликой плутовке, в ту войну не фартило... И как в связи с этим не вспомнить знаменитое изречение Александра III, что у России нет друзей. И нет, и не было никогда, и не будет в будущем, пока Россия жива, пока существует на свете. Это надо крепко понять, зарубить на носу всем нашим высоким руководителям при выстраивании российской внешней политики, собственные вооружённые силы строить и развивать, и ни на кого не надеяться - только лишь на себя, на родные оборонные заводы и технику. Что и продемонстрировал в середине ХХ-го века победитель Сталин, хорошо усвоивший тот кровавый урок, равно как и многие другие исторические уроки, что регулярно преподносил нам Запад…

 

Если же вкратце коснуться основных причин поражения России в той войне, - то они просты, очевидны и на поверхности. Бедственное положение русской армии на Дальнем Востоке определялось как объективными внешними факторами:

- это и откровенная антироссийская политика Англии и США, что дружно встали на сторону Японии в возникшем конфликте и всецело помогали ей политически, экономически и финансово;

- и злосчастный договор с французами, согласно которому мы должны были сохранять в Европе значительные военные силы для поддержания мира;

- и колоссальная удалённость дальневосточного театра военных действий от Европейской части России, понимай - от основных центров жизнеобеспечения наших войск (10 000 км - огромное расстояние даже и для сегодняшних сверхскоростей),

- так и факторами внутренними, субъективными.

К собственным внутри-российским проблемам можно отнести проблемы вынужденные: это и незавершённость военно-стратегической подготовки, и катастрофическая ограниченность средств связи и коммуникаций;

- и проблемы кадровые, или просчёты в назначениях на ключевые военные и правительственные посты, за которые отвечал уже лично Царь Николай и которые, как показало время, были в высшей степени ошибочными и неудачными.

Вообще, вся русско-японская война - сплошная череда неудачных действий Государя. Его же кадровая политика всегда вызывала массу вопросов у исследователей - и раньше и теперь, и у его образованных современников и у нынешних специалистов-историков, пытающихся понять Царя. Ведь в его ближайшее окружение входили люди, масса людей, которых и на пушечный выстрел нельзя было подпускать к власти. С.Ю.Витте например, министра финансов с 1892 года, а по факту руководившего всей народно-хозяйственной жизнью страны 14 лет, аж до весны 1906 года, про вражьи проделки которого на столь высоком посту можно долго рассказывать, за что Сергея Юльевича справедливо прозвали в народе Иудою Российской Империи.

Вкратце расскажем лишь, что вытворял этот ушлый деятель на Дальнем Востоке, как пакостил и разорял казну. Так, по его инициативе была построена в конце 1890-х годов Восточно-Китайская железная дорога к Владивостоку, протяжённостью более 2000 вёрст, которая обошлась терпеливому русскому налогоплательщику в 500 млн.рублей, огромная по те временам сумма. Деньги - русские, и труд - русский. А территория, по которой прокладывали КВЖД, была китайской, откуда нас в любой момент могли бы и попросить, и попросили в итоге. Умно ли, зададимся вопросом, было вкладывать такие деньжищи и труд в обустройство чужой территории?

От КВЖД он же, Витте, решил соорудить ещё и ответвление и проложить железнодорожную магистраль через всю Манчжурию прямиком к Порт-Артуру, чем оскорбил и озлобил китайцев предельно. В 1900 году они подняли восстание и разломали Южно-Манчжурскую ветку. И правительству России пришлось вынужденно вводить туда войска для охраны железнодорожного сообщения Порт-Артура с Империей, а по сути оккупировать большую часть Манчжурии и этим напрягать китайцев, делать их своими злейшими врагами в надвигавшейся войне.

Далее, в начале 1898 года при освоении арендованного Россией Квантунского полуострова Витте потратил из казны немалые денежные средства, опять-таки, на сооружение и обустройство дорогостоящего коммерческого (неукреплённого) порта Дальний, по факту не нужного нам. И уже через несколько лет глубоководные причалы Дальнего помогли японцам выгрузить тяжёлую осадную артиллерию на материк. Она-то и разгромила в итоге наши порт-артурские укрепления. Не будь её, артиллерии, - взять японцам русскую цитадель было бы просто невозможно.

За всю эту подрывную против собственной страны  и народа работу именно Витте и отвечал, получивший в конце войны, после подписания позорного Портсмутского договора, титул графа. И действия его на Дальнем Востоке глупостью никак не назовёшь. Это была чистейшей воды измена… Только, по меткому выражению историков, «трагизм ситуации заключался в том, что изменником был Витте, а весь груз ответственности ложился на Государя, а вся тяжесть расплаты - на русский народ»... А прохиндей и транжира С.Ю.Вите (озлобивший и настроивший против себя под конец даже и добрейшего Николая, уволившего его со службы с глубокой обидой в сердце) числится теперь у наших прозападных литераторов-летописцев в героях и доброхотах. И отказываться от этой подчёркнуто-героической трактовки в рассказах о жизнедеятельности своего обожателя и кумира они не собираются: хоть им кол на голове теши...

Подобную нелестную характеристику, с перечнем вопиющих фактов и цифр, при желании можно было бы выдать доброй половине состава тогдашнего кабинета министров. В том числе - и представителям оборонного ведомства, нашим доблестным генералам и адмиралам. Из-за чего кадровая политика Царя на дальневосточном театре военных действий была в высшей степени сомнительной, если провальной её не назвать. Куропаткин, Стессель и Небогатов были совсем не те люди, которые требовались России в тот критический момент истории, на которых мог бы с гарантией опереться Царь Николай. Все они были военными, боевыми командирами по форме, но не по факту. И не по духу, тем более… Оттого и сдавали там всё нажитое, арендованное и построенное за здорово живёшь, проигрывали бездарно…

 

Но, несмотря ни на что - на кабальные обязательства перед союзниками, просчёты, предательства и поражения, - уже весной 1905 года стало понятно, что Япония выдыхается и скоро проиграет войну: куда ей, моське англосаксонской, было с Великой Россией тягаться! Да ещё когда во главе русской армии старый боевой генерал Линевич встал - большой патриот и сорвиголова, вояка грозный, бесстрашный, мелкотравчатому Куропаткину не чета. А с патриотами-главнокомандующими русских нельзя победить: про это враги России издревле знают.

Знали про то и англосаксы, естественно, кукловоды японские, быстро забили тревогу, бросились своих азиатских партнёров спасать. 26 мая американский президент Т.Рузвельт обратился одновременно к Японии и России - предложил им “в интересах человечества” заключить мировую, чтобы положить конец “ужасающей и прискорбной борьбе”. И 28 мая Япония приняла предложение Рузвельта, согласилась на переговоры.

Приняла предложение и Россия, увы, по чьей территории японские солдаты гуляли и кому был не выгоден мир в той переломной для неё ситуации, ещё и на унизительных американских условиях, что капитуляции были сродни, - но которой было уже не до войны, к сожалению: внутри неё весь 1905 год кипела ужасная Смута…

 

3

 

Смута готовилась загодя, с конца XIX века. Или с момента восшествия на Престол Императора Николая II Александровича, если быть совсем точным, - человека добрейшего и гуманнейшего, излишне милосердного и мягкотелого даже на скромный авторский взгляд, что категорически недопустимо на такой-то должности. Человеческая доброта и слабость притягивает как магнит разного рода нечисть, что в мире обильно водится и слабаков-добряков порабощает и сжирает в два счёта, если не давать ей спуску - позволять спокойно на шее сидеть, кровью своей питаться.

Николай Александрович Романов, похоже, про это не знал. Так со стороны кажется. И не удивительно, что Россию при нём (как, к слову, и при Александре II, его погубленном террористами деде) накрыла мощная волна, похожая на эпидемию, по активному формированию различных оппозиционных политических партий либерального, прогрессистского и радикально-революционного толка, что объявляли себя поборниками “конституции” и “парламента”, “демократии” и “свободы” и прочей разной белиберды, которую и перечислять тошно. Назывались они по-разному, разные имели программы и лозунги, и самих вождей. Но стратегическая цель у каждой была одна: демонтаж российского государства - Державы Романовых, Романовых, Роснованной и покоившейся 300 лет на древнем монархическом принципе наследственной передачи власти как могучем обереге от тёмных, разрушительных сил, вере в Царя и Отечество, в заступничество Небесного Отца. И создание на её месте неограниченного количества “демократических” парламентских республик по западному образцу и на западные же деньги, естественно, с последующим включением этих новых государственных образований в орбиту западных “демократий”. Понимай - под их полное управление и контроль. Ибо “русское освободительное движение” всегда питалось и будет питаться в будущем чужими планами и деньгами. И, как следствие, - обслуживать чуждые интересы, враждебные своим собственным, национальным… Это необходимо нам, доверчивым русским людям, очень хорошо понимать и постоянно держать в голове как молитву самую страстную и скоропомощную! Как понимать и то, разумеется, что счастья и процветания, мира и благоденствия на зарубежные подачки и гранты, да ещё и по их лукавым рецептам и схемам никогда у нас не построишь. Это - политическая “азбука”, которую надо знать!

Неудачная Русско-японская война была либералам, конституционным демократам и революционерам как нельзя кстати и на руку. Пока патриотически-настроенные россияне и большинство обывателей, напрягаясь на производстве и в поле, стремились внести свой посильный вклад в победу над милитаристской Японией, отдавая для этого ежедневный героический труд, братьев, мужей и детей на службу, последние сбережения, - в это же самое время заговорщики тоже трудились, не покладая рук, - готовили план по свержению ненавистного им Самодержавия. Пользуясь трудностями на фронте и внутри страны, опираясь, повторимся, на широкомасштабную зарубежную финансовую подпитку, они и подготовили смуту, которую обозвали потом Первой русской Революцией, имевшей целью взбаламутить народ и на гребнях народного недовольства и гнева взлететь на вершину власти.

Подготовка велась планомерно и грамотно - по всем правилам разрушительной революционной науки. Газетная печать, столичная и провинциальная, стоявшая на службе у теневых финансовых воротил, весь 1904 год промывала народу мозги “общечеловеческими либеральными ценностями” и попутно дискредитировала Царя и военных, чернила-порочила Верховную власть, вешая на неё всех собак, и фронтовых и мирных, до небес раздувая потери и поражения, замалчивая заслуги. Отчего нормальным порядочным людям жить становилось невмоготу, не то что работать, героически у сохи и станков стоять для бесперебойного обеспечения воюющей армии боеприпасами, амуницией и продовольствием. Психоз нагнетался такой, одним словом, что у людей опускались руки и отпадало всякое желание напрягаться и помогать, приближать тыловыми подвигами желанную для всех викторию… А профессиональные палачи-террористы в этот же самый момент объявили войну наиболее преданным Царю и России сановникам, пачками отправляя их на тот свет, расчищая дорогу к Трону.

Если, опять-таки, говорить строго, - террор начался за несколько лет до войны, и войною только усилился. Так, ещё в 1901 году полупомешанный студент-революционер Карпович убивает министра народного просвещения Боголепова Николая Павловича, бывшего ректора Московского Университета и добрейшей души человека, русского до мозга костей, деятеля решительного и грамотного, пытавшегося навести порядок в сфере образования (первое, что Николай Павлович сделал на своём посту и чем сильных мира сего прогневил, господ евреев, в первую очередь, - это отменил циркуляр своего предшественника Делянова, открывшего инородцам-нацменам шлюзы в высшую российскую школу, в которую русским невозможно было из-за этого поступить, получить надёжное образование).

В конце 1901 года происходит и вовсе знаковое событие: в Женеву съезжаются российские социалисты-революционеры радикального толка - Николай Авксентьев, Евно Азеф, Андрей Аргунов, Екатерина Брешко-Брешковская, Григорий Гершуни, Михаил Гоц, Борис Савинков, Мария Спиридонова, Виктор Чернов и другие, - и договариваются о создании партии (эсеров), террористической организации по сути, что выносила и приводила в исполнение смертные приговоры всем неугодным чиновникам-“реакционерам”, кто становился у них на пути и препятствовал Смуте. И почти сразу же Г.Гершуни вместе с Е.Азефом, М.Гоцем и В.Черновым создают Боевую организацию партии - этакий партийный карательный спецназ, состоявший из психически-нездоровых киллеров-душегубов, которым, спецназом, поочерёдно руководили Г.Гершуни, Е.Азеф и Б.Савинков, а цели и задачи которого сам Гершуни обозначил так:

«Боевая организация не только совершает акты самозащиты, но и действует наступательно, внося страх и дезорганизацию в правящие сферы».   

И после этого началась в стране смертоубийственная вакханалия, на сатанинский шабаш похожая! Обильно потекли по телу России-матушки ручейки дымящейся русской крови, из которых в 1918-22 годах образовались целые реки и моря - когда началась так называемая Кровавая Русская баня, Гражданская война, потрясшая и ужаснувшая мир! Свой первый террористический акт боевики Гершуни совершили 2 апреля 1902 года. В этот день в Санкт-Петербурге эсером С.Балмашевым был убит министр внутренних дел и шеф жандармов Сипягин Дмитрий Сергеевич, всецело преданный Царю генерал, твёрдый поборник порядка и дисциплины. 5 апреля 1902 года на похоронах Сипягина Гершуни с подручными планировали осуществить второй террористический акт - уже против обер-прокурора Священного Синода К.П.Победоносцева и петербургского градоначальника Н.В.Клейгельса. Но что-то у боевиков не срослось, и очередных жертв не случилось. Вероятно, Сам Господь Бог вмешался и спас преданнейшего своего раба - Константина Петровича Победоносцева… 29 июля 1902 года террорист Ф.Качура (которого Гершуни лично сопроводил на место преступления) в харьковском парке “Тиволи” стрелял из револьвера в патриотично-настроенного харьковского губернатора князя И.М.Оболенского, приговорённого боевиками к смерти, который в результате был ранен, но остался жив. 6 мая 1903 года членами Боевой организации эсеров во главе с Е.Дулебовым в Ушаковском парке Уфы был застрелен другой крепкий государственник и патриот - уфимский губернатор Н.М.Богданович.

3 июня 1904 года в Гельсингфорсе, как по заказу, был изменнически убит финским националистом Э.Шауманом генерал-губернатор Финляндии Бобриков Николай Иванович, большой патриот и умница, державник и богатырь, при котором эта северная инородческая окраина на стороне России была, а после его убийства превратилась в логовище революции и едва ли не главного врага Империи, от России в итоге и отколовшаяся в 1917 году, да ещё и воевавшая против в Гражданскую и в 1939-ом. А следом, 15 июля 1904 года (когда Боевую организацию возглавил Е.Азеф вместо арестованного Г.Гершуни и приказал вместо ненадёжных револьверов использовать динамит), руками эсера Созонова на тот свет отправили деятельного и преданного Престолу министра внутренних дел Плеве Вячеслава Константиновича, проработавшего на своём посту чуть более двух лет, но многое за это время успевшего. И, наконец, 4 февраля 1905 года у Никольских ворот Кремля брошенной террористом-эсером Каляевым бомбой был разорван на части недавний генерал-губернатор Москвы с 14-летним стажем и Командующий войсками Московского военного округа Великий Князь Сергей Александрович, любимый дядя Государя Императора, пожалуй что самый твёрдый сторонник государственного порядка и Самодержавной Монархии в стране, самый из всех бесстрашный и решительный, не побоявшийся выслать из Первопрестольной несколько десятков богатых еврейских семей, что вконец обнаглели и распоясались, потеряли всяческий разум и стыд от своей вседозволенности и безнаказанности - и стали плевать на власть, открыто выказывать ей презрение и неповиновение, потворствовать смуте… И это только самые видные и значимые, самые преданные Царю. А сколько было других хороших и честных деятелей из российского чиновного люда по всей необъятной Империи, погибших от рук обезумевших палачей, что проводили плановую зачистку.

К концу 1904 года зачистка в целом была закончена - патриотический стан поредел. И страна оголтелой пропагандой была одурачена и возбуждена до крайности. Оставалось сидеть и ждать удобного для начала смуты момента, который революционеры-подпольщики связывали с войной, проходившей столь неуспешно…

 

Горючим материалом для беспорядков послужило известие от 21 декабря 1904 года о падении Порт-Артура и пленении его героев-защитников после долгой осады. Русский народ был в шоке, был вне себя от ярости и от боли. Злоба кипела и пенилась через край: достаточно было малой искры, чтобы народ взорвался. В разговорах люди с жаром проклинали чиновников и военных, царских бездарных слуг, доведших страну до такого срама и унижения.

Изготовившийся интернационал этого только и ждал: дал команду революционным вождям - Гапону, Азефу и иже с ними - профессиональным провокаторам, громилам и бузотёрам, немедленно начинать действовать… А начинать нужно было с Царя - удерживающего Державы, - с дискредитации и десакрализации его, лишения ореола святости и величия; равно как и символов справедливости, правды и чести… Для этого же требовалась “самая малость” - вымазать Государя кровью подданных (надёжный и проверенный во все времена способ дискредитации власти) и таким гнусным образом перевести на него одного народного негодования стрелки. И этим духовно сломать Николая, или надломить хотя бы, отдалить от народа и от страны. Со всеми вытекающими из этого факта трагическими для Царской семьи последствиями… Во исполнение данного плана политтехнологами и была подготовлена провокация с шествием и стрельбой, и многими человеческими жертвами, “властью безвинно загубленными”, получившая название в летописях “Кровавое воскресенье”.

Провокация удалась на славу, это надо признать: Царь был и дискредитирован, и очернён, кровью народной помазан, к которой не имел отношения, вот в чём беда и мерзость вся заключалась. 9 января 1905 года, в день злополучного “крёстного хода”, его даже и в Петербурге-то не было: он находился в Царском Селе и ничего не подозревал плохого, министры ему не докладывали… Но расплачиваться пришлось ему за бездарных своих подчинённых, которые проворонили и проспали всё, что только можно было проспать, довели ситуацию до такого чудовищного исхода. Министру внутренних дел, князю Святополку-Мирскому Петру Даниловичу, по протекции Витте назначенному на этот пост вместо убитого террористами “реакционера” Плеве, за то большое спасибо, генерал-губернатору Петербурга Фуллону Ивану Александровичу, которые не смогли распознать такого явления, например, как священник церкви при пересыльной тюрьме Георгий Аполлонович Гапон, что сыграл едва ли не ключевую роль в начале той смуты. Почему-то в министерстве внутренних дел посчитали, что Георгий Гапон стопроцентно их человек и честно работает на Охранку. Осенью 1903 года тамошние генералы создали под него Общество фабрично-заводских рабочих, заманили туда всех “наиболее сознательных” тружеников северной столицы, активистов-революционеров и им сочувствующих, - и успокоились. Решили, видимо, что ежели, мол, что-нибудь там и задумают работяги плохого и криминального, проныра-поп сообщит; там у нас, дескать, всё схвачено и под контролем.

Но Гапон оказался сложнее, чем про него чиновники из полиции думали: работал сам на себя, сам возжелал прославиться, в историю России попасть, а, может, и на Трон взобраться. Пользовался дружбой с властями как ширмой, и при этом создавал тайные революционные организации, подконтрольные ему одному, для целей, ему же одному ведомых. В этом попу здорово помогали закулисные кукловоды, которые его поняли лучше, чем царские сановники, которые ему больше платили, одновременно науськивая на Царя, выжидая удобного случая…

 

После падения Порт-Артура кукловоды решили - пора! - и спустили с цепи Гапона. А тот оказался человеком недюжинным, незаурядным: весь Петербург всполошил, бездельничать-бастовать заставил. И стачечный комитет создал всего за несколько дней, и фонд помощи бастующим, располагавший немалыми средствами. Воззвания начал строчить - сначала экономического, а потом и политического характера. Молодец да и только! Хват! Этакий Гришка Отрепьев санкт-петербургского разлива, который и кончил также: был повешен своими же подельниками-революционерами (группой боевиков-эсеров) в марте 1906 года в Озерках за обнаружившуюся связь с Охранкой и предательство революции.

Одно непонятно только: куда смотрело правительство всё это время? почему не вмешивалось в ситуацию, не принимало меры? Ведь Гапон развернул свою подрывную деятельность 28 декабря у них под носом фактически, и члены его сообщества агитировали почти легально… Но почему-то молчала полиция, будто воды в рот набрав, упорно молчали чиновники из министерства внутренних дел, где поп получал зарплату… Он что, водил их всех за нос что ли? пошло и откровенно дурачил? Или здесь всё же что-то другое было?... Необъяснимо сие бездействие, повторимся, со стороны служилого чиновного люда, со стороны властей! Эта та загадка истории, у которой, скорее всего, не будет разгадки!

Как бы то ни было, но 3 января 1905 года забастовал оборонный Путиловский завод, требуя  увеличения зарплаты и сокращение рабочего дня. А уже 5 января бастует почти весь Петербург, десятки тысяч рабочих… Деятельность гапоновских агитаторов потрясает. Откуда у них только силы брались, энергия, запал разрушительный? Хорошие им деньги платили, видать, за которые хотелось крутиться юлой, драть свои глотки продажные... При этом бастующих кормят и поят, зарплату выплачивают в полном объёме, уговаривают идти “крёстным ходом” к Царю, чтобы подать “челобитную”. Что было в той “челобитной”? - никто кроме Гапона и его кукловодов не знал. Да это и неважно было. Разгорячённому и зомбированному народу важно было собраться и покричать, лучшей доли от Государя потребовать.

А в гапоновской петиции, между тем, содержались вещи пренеприятные: немедленное освобождение и возвращение, например, всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, стачки и крестьянские беспорядки (то есть всех бузотёров-ниспровергателей на волю, чтобы они и дальше продолжали бузить, не давать простым людям спокойной жизни); немедленное же объявление свободы и неприкосновенности личности, свободы слова, печати, собраний, свободы совести в деле религии; равенство перед законом всех без исключения; отделение Церкви от государства. Всё это были требования сугубо политические даже и на беглый обывательский взгляд: экономикой тут и не пахло. Кому экономика в такие переломные моменты была нужна! - когда судьба страны и верховной власти решалась!… И ещё было одно совсем уж крамольное требование в послании - о созыве “Учредительного собрания”, - что означало желание митингующих изменить государственный строй в России - ни много, ни мало! - законодательно ограничить монаршую власть. И этим разрушить вековые устои Державы - желанием перевести жизнь огромной сраны в совершенно иную политическую плоскость и на иные рельсы. Да Гапона за одно лишь это нужно было немедленно арестовывать и на каторгу отправлять со всеми его сообщниками…

Но министр внутренних дел молчит, молчит и градоначальник Фуллон, ничего не докладывают Государю и не предпринимают сами, когда нужно было действовать быстро, решительно и волево в сложившейся обстановке и самыми суровыми и жёсткими мерами гасить вспыхнувший у них на глазах “пожар”. Оба до последней минуты надеялись, вероятно (если только худшего не предположить: о наличии подкупа и прямой измены), что всё само собой успокоится и рассосётся. И их тайный платный агент Георгий Гапон как-то там уладит дела с забастовками - сделает за них их работу, за которую они будут медальки с титулами получать, заоблачную зарплату.

Только 8 января, когда уже революцией вовсю запахло, в министерстве внутренних дел наконец спохватились: собрали экстренное заседание, на котором было объявлено о готовящемся 9 января широкомасштабном выступлении рабочих с провокацией против Царя. Правительство было в панике, в шоке, естественно; перепугавшиеся министры решили немедленно сообщить обо всём Николаю, который ничего толком не знал - только общие сведения, слухи. 5 января вечером, правда, к нему приезжал с докладом министр финансов Коковцев: сообщил о забастовке путиловцев и невозможности выполнения их экономических требований. И всё. О политической подоплёке дела разговора не было: её никто и не предполагал. Тогда ведь даже газеты вдруг выходить перестали в течение нескольких дней: гапоновцев хорошо конспирировали. Поэтому Государь находился в полном неведении вплоть до 8 января, занимался в Царском Селе военными делами...

Для поездки к Царю на правительственном совещании отрядили князя Святополка-Мирского. Тот приехал вечером, всё рассказал, посидел какое-то время, поохал, чайку с Государем попил с маковыми булочками - и уехал назад в Петербург с лёгким сердцем, вероятно мысленно прикидывая по дороге: он у нас Царь, Хозяин всего, вот пусть и думает и печалится обо всём - у него голова больше…

Николай II Александрович был в шоке - и от сообщения, и от нерасторопных, тупых подчинённых: ему только внутренних бед не хватало в добавление к бедам внешним. Но поделать уже ничего не мог: времени на обдуманные в той чрезвычайной ситуации меры у него просто-напросто не было. Смог только оперативно уволить сонного Фуллона за непрофессионализм, назначить на его место преданного себе Д.Ф.Трепова, да подтянуть к столице войска для предотвращения ожидавшихся беспорядков. И потом только сидеть и ждать, чем обернётся дело, молиться истово…

 

9 января многотысячные толпы народа высыпали на улицу, чтобы идти “крёстным ходом” к Царю на Дворцовую площадь. То, что Николая II не было в Петербурге, народ не знал: ходоков держали в неведении. Зато людей сразу же стали натравливать на военных, призвали идти и громить оружейные лавки, вооружаться, захватывать телефон, телеграф, штурмовать тюрьму, что и было предпринято демонстрантами, среди которых вертелась целая куча гапоновских провокаторов с семитскими физиономиями. В преградивших им путь солдат стали стрелять из толпы, убивая и калеча стражей порядка: это тоже входило в план и было уже серьёзно. Разозлённые солдаты и полицейские ответили залпами по демонстрантам, и их нельзя за это судить: они пресекали смуту. Были жертвы с обеих сторон, вопли истошные, кровь; прозвучали первые проклятия в сторону власти. «Тяжёлый день! - с горечью написал Государь в дневнике в тот же вечер. - В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!...» Да, Николаю II не позавидуешь, ей-богу: в самый разгар войны испытать такое…

 

Зато распоясавшемуся интернационалу эта кровь и буза были как бальзам на душу. Лучшего способа возбудить-взбаламутить народ невозможно было придумать, под революционную дудку его, одурманенного, заставить плясать, убедить на митингах не сидеть по домам, не спать, а подниматься и начинать вредить правительству и Царю, всё крушить безжалостно и без разбора, поджигать, убивать и грабить. Для “пользы дела”, разумеется!

И народ действительно возбудился - закусил удила, набычился и буром попёр, не разобравшись в сути. Кровь напрасную, незаслуженную не любят у нас - теряют разум в одно мгновение. И если падение Порт-Артура, повторимся, было горючей смесью для революции, то “Кровавое воскресенье” стало её искрой.

Баррикады в Санкт-Петербурге росли как грибы, начались погромы, стычки с армией и полицией. И воззвания гневные зазвучали на площадях, которые разлетались по всей стране со скоростью молнии, из столицы через печать интернационалом запущенные. «Долой министров, чиновников и Царя! Долой монархию! тиранию!... Царь во всём виноват! Николашка кровавый! А кто же ещё?! Узурпировал власть, присосался к ней, гад, и не хочет ни с кем делиться!»

Возбуждаемый провокаторами народ даже и Св.Синод не слушал: хорош был тогда Синод, “авторитетный”! А говорил он, между прочим, вещи абсолютно правильные, давая оценку текущим событиям. «Всего прискорбнее, - писали члены Синода в послании от 14 января по поводу разыгравшейся революции, - что происшедшие беспорядки вызваны подкупами со стороны врагов России и всякого порядка общественного. Значительные средства присланы ими, дабы произвести у нас междоусобицу, дабы отвлеченьем рабочих от труда помешать своевременной посылке на Дальний Восток морских и сухопутных сил, затруднить снабжение действующей армии и тем навлечь на Россию неисчислимые бедствия…»

 

 За Петербургом активизировались и революционизировались и другие крупные промышленные города, Финляндия взбунтовалась и Польша, примеру которых последовали народности Закавказья. За городами вздыбилась деревня... И вот уже кипит и пенится Святая Русь; люди бросают работу, учёбу, дела домашние; объединяются, саботируют, митингуют, громят без устали и крушат всё что под руку попадётся, и на площадях голосят заполошно. Профессора со студентами месяцами бастуют и митингуют, в университеты свои не показываются, на кафедры и аудитории. То же самое делают и рабочие, забывшие про станки.

И никто их за это не выгоняет, не отчисляет, не оставляет без содержания и куска хлеба: все регулярно получают зарплату, стипендии, жалование в полном объёме. То есть правительство само же революцию и финансирует, не считая западных фондов и банков. Парадокс, да и только! И чего было не бастовать и не митинговать?! не подстрекать к беспорядкам и неповиновению?! Тут, кажется, и ленивый бы вышел на улицу и принялся глотку драть, коли деньги за это платили…

А предводители, закулисных дел мастера, масоны всех степеней и лидеры партий, знай себе поддают жару, до краёв «набивают души народные политическим порохом» - листовки печатают и рассылают одну ядовитее другой, клевещут на Родину и Государя, беспардонно и нагло лгут, тень на плетень наводят. Что, дескать, Царь Николай такой-то у нас и сякой, разэтакий и никудышный, безвольный, бездарный и несамостоятельный; что Монархия - это уже неприлично, консервативно и нафталинно по сути своей, как и шапка Мономаха музейная. Вон, мол, в богатой и сытой Англии или Америке той же уже давным-давно от монархии отказались: там республика правит бал и госпожа-конституция. Оттого и живут там граждане так хорошо, культурно, красиво и сытно. Оттого и мир под себя подмяли... А у нас-де, лапотников-ротозеев, всё по-прежнему - и старомодно, и нище, и мерзко и пошло до ужаса. Повсюду ругань, водка, поножовщина и мордобой, и безысходность полная. До смешного уже доходит, язвят: с карликовой Японией не можем справиться, проигрываем ей на море и на земле и всё задарма уступаем. Куда такое годится?!… А всё потому, уверяют, что от Запада отстаём в плане политического переустройства и никак не хотим идти по проторенным там стёжкам-дорожкам; всё кочевряжимся, мол, умников из себя строим и категорически отвергаем мировую цивилизацию и прогресс. Глупо, смеются, это и расточительно - объедки Истории пережёвывать и собственным куриным умишком продолжать жить! Лучше уж, советуют, у других поучиться, посмотреть, как другие вокруг живут, перенять передовой опыт. Попробовать создать и у себя республику, выбрать парламент, конституцию выписать по западному образцу. Глядишь, и у нас тогда всё сразу же образумится, пышно и гладко станет, как там, шоколадно, благостно и спокойно. Республика с конституцией нас до отвала накормят, напоят, от лютых врагов защитят, от войн, нищеты и напастей. Это, уверяют с ухмылкой, такие штуки ядрёные - как волшебная палочка. Помахал ей туда-сюда, вверх и вниз - и всё сразу же станет о’кей! Россия как маков цвет зацветёт, не хуже Англии с Францией.

Под стать лукавым агиткам с листовками и площадным горлопанам была и российская пресса. Юмористические журналы 1905-06 годов были плотно напичканы стишками, памфлетами и карикатурами самого оскорбительного характера, восхвалявшими цареубийство, к примеру, или призывавшими к нему. Форма была иносказательная, но дерзкая, переходящая все допустимые грани. И журнальчики эти бульварные, жёлтые раскупались публикой моментально, обсуждались и комментировались с пристрастием, некоторыми идиотами - поддерживались. Через них народу внушалась абсолютно дикая и крамольная мысль, что враг у России по сути дела один - Государь Император Николай II Александрович, Самодержец, Монарх Всероссийский, от которого надо-де поскорее избавиться как от чумы или гангрены гнойной. Тогда и проблемы исчезнут.

Словом, зомбировали и распаляли народ от души подкупленные Западом редакторы, журналисты и революционеры-агитаторы, на власть и честных сановников натравливали, охранителей государственных патриархальных устоев. А кто не слушал весь этот революционный бред и искренне хотел “пожар” загасить, людей ополоумевших и одураченных привести в чувства, - того терроризировали и убивали. Чтоб не мешал, не вставал на пути у шедшей железной поступью Революции.

По меткому выражению князя Жевахова: “с 1905 года Россия превратилась в сумасшедший дом, где не было больных, а были только сумасшедшие доктора, забрасывавшие её своими безумными рецептами и универсальными средствами от воображаемых болезней”…

 

Летом 1905 года вся Россия была в огне; над горизонтом стояли тучи дыма. Толпы обезумевших крестьян, предводительствуемые профессиональными бандитами из революционных партий, жгли имения, мельницы, убивая несчастных владельцев, варварски уничтожая сотни голов скота. Возбуждение в народе поддерживалось действующими повсюду группами боевиков. Страна оказалась во власти уголовной мафии, а обезумевшая либеральная интеллигенция, науськивая народ, всё кричала о “деспотизме” и требовала от правительства уступить “духу времени”, рупором которого она себя и считала. Бунт, при слабости власти, естественно, разгорался тем больше, чем больше получал “свобод”. Почувствовав безнаказанность, лидеры всевозможных “независимых” групп и партий вели в стране бесконечный митинг”.

Так описывает те события историк-патриот В.И.Большаков. И даже и по этому небольшому фрагменту легко почувствовать и понять, что страшные вещи творились тогда в России, воистину страшные! И это, напомним, происходило под занавес Русско-японской войны, когда вся страна обязана была, по-хорошему если, одной мыслью и делом жить - над вероломным врагом победою...

 

 

4

 

Унизительный мирный договор между Россией и Японией, подписанный в Портсмуте графом Витте, премьер-министром правительства (о котором тот, раньше Николая II даже, телеграммой уведомил своего настоящего повелителя - берлинского банкира Мендельсона), только ещё больше разозлил народ, привёл к новой яростной вспышке. Ещё бы! Согласно этому договору мы незамерзающий Порт-Артур японцам обязаны были отдать, половину острова Сахалин и все Курилы.

12 октября 1905 года под впечатлением и воздействием дальневосточного позора Петербургский Совет рабочих депутатов под руководством деятельного и авторитетного адвоката Хрусталёва-Носаря, пожалуй что самого яркого и выдающегося персонажа из разношерстной и мелкотравчатой оппозиционной публики той поры, которого некоторые исследователи даже и с Лениным сравнивали по его исключительной роли в революционном «Освободительном Движении» 1905 года, - Совет организует на пространстве Империи «всероссийскую политическую забастовку» с целью мирного воздействия на правительство, чтобы вынудить его пойти, наконец, по пути реформ, в которых страна так нуждалась.

Забастовка удалась на славу благодаря Носарю, ибо «в октябре месяце 1905 года вся жизнь огромной Империи остановилась: встали все фабрики и заводы; железные дороги, почта, телеграф; встали трамваи, электрические станции, подававшие свет; водопровод; закрылись магазины, аптеки, больницы; даже в суд врывались осатаневшие адвокаты, требуя, чтобы и правосудие забастовало! Наконец, прекратили выходить газеты. На всём пространстве «шестой части суши» выходил… один «Киевлянин»…»

«И при всём том всё это вовсе не обозначало, - справедливо замечал по этому поводу публицист и историк В.В.Шульгин, - что действительно вся страна была объята «освободительным порывом». Но прекрасно организованное революционное меньшинство подчинило себе большинство из «мирных тружеников», застигнутых врасплох, и провело всеобщую забастовку при помощи психического и физического террора».

В считанные дни в объятой пожаром и смутой стране тогда образовалось как бы два центра власти, два правительства. Одно - официальное и законное, Императорское, с графом С.Ю.Витте во главе. Другое - самопровозглашённое, революционное, параллельное, возглавляемое Хрусталёвым-Носарём, “официально” именовавшимся председателем «Совета Рабочих Депутатов». В это второе “правительство”, на правах товарищей (заместителей), входили такие одиозные деятели как Бронштейн, Бревер, Эдилькен, Гольдберг, Фейт, Мацейев, Брулер и другие, исподволь вдохновлявшие и организовывавшие его работу, и попутно снабжавшие Совет деньгами. И настал момент в самый разгар забастовки, «когда неизвестно было, кто кого арестует, граф Витте Носаря, или Хрусталёв – премьера»

 

И в этой критической обстановке Царь дрогнул, сломался, поддался требованиям толпы, забыв про Монаршую волю и Святое Помазание в Кремле, про клятву и долг перед Господом оберегать от бунтовщиков Россию. Чего делать категорически не должен был, не имел на то никакого права - показывать обезумевшим революционным шакалам слабость и трусость свою, нерешительность и неуверенность. Но… нет, не выдержал, дрогнул, увы, не проявил твёрдости воли и духа. И по совету Витте, главного врага-провокатора в окружении Царя, 17 октября 1905 года Николай II Александрович подмахнул подготовленный тем Манифест о создании в Российской Империи нового органа власти - Государственной Думы. И необдуманным и трусливым монаршим актом сим Николай предал свой православный, взбаламученный и обманутый вождями народ, предал Бога! А себе самому, как Российскому Самодержцу, повесил “петлю” на шею… И то, что эта “петля” затянулась лишь летом 1918 года, а не гораздо раньше, было чуду сродни. Ибо в сложившейся после 17 октября принципиально новой политической ситуации Царь в своей прежней роли и качестве стране был уже не нужен, не интересен.

Поясним поподробнее эту мысль, которую большинство титулованных российских историков пропускают как не стоящую внимания. А зря. Ибо Манифест от 17 октября действительно в корне поменял политическую обстановку в России, кардинальным образом. Ведь до этого Манифеста Николай Второй был кем? Самодержавным неограниченным Монархом Всероссийским, 14 мая 1896 года в Московском Успенском соборе прилюдно и в торжественной обстановке давшим клятву Самому Господу Богу судить и рядить подданных своей страны, России, по нерушимым Божьим Законампо совести понимай, которая выше законов людских, справедливее, надёжнее и честнее. С этим, надеюсь, спорить никто не станет. Как и с тем, разумеется, что после сей клятвы святой «сердце царёво находилось всецело в руках Божиих»… А “Дума” что, “Дума” у него была - Государственный Совет (та же Боярская дума по сути), состоявший из авторитетных заслуженных людей, гражданских и военных. Все они помогали Государю издавать всевозможные правовые акты, высочайшие указы и постановления, по которым тихо и мирно жила и развивалась страна, - издавать и следить за их исполнением.

Одна только в этом правосудном деле издревле существовала беда: любые самые благие акты-законы, написанные рукой человеческой, как правило, на стороне богатых и сильных были - это общеизвестно. Как их ни редактируй и ни улучшай, ни демократизируй и ни либерализируй. О чём красноречиво сказал однажды и сам народ через известную пословицу: «Закон что дышло - куда повернул, туда и вышло».

Поэтому-то Царь, Помазанник Божий, не ограниченный людской волей, мнением и судом, людскою пристрастной критикой, и следил, чтобы на практике этого не было: богатый чтобы не обижал бедного, сильный - слабого, мусульманин - православного и наоборот. Для Царя, Верховного Всероссийского судьи и арбитра, все подданные были равны, все - его родные дети. Его любовно и называли у нас поэтому Царь-батюшка - за то, что относился Всероссийский Монарх ко всем одинаково - без различия пола и положения, социального статуса и здоровья, национальности и вероисповедания, толщены кошелька. Законы людские, если совсем коротко и грубо, были для него и только для него одного, Помазанника, не писаны и не важны: он не был ограничен ими. Потому что олицетворял у себя в стране именно Высший Суд - Суд Божий.

И вот 17 октября в России появился новых законодательный орган власти - Государственная Дума, которой Царь добровольно и самолично, находясь в здравом уме и памяти, передал права (пусть только отчасти) на издание важнейших законов и слежкой за их исполнением. Понимал ли он что творил? - неизвестно… Но только теперь он должен был регулярно отчитываться и каяться уже не перед Господом Богом за результаты своего труда, а перед депутатами, “народными избранниками” так называемыми, и клясться не на Евангелии, как до этого, а на конституции, всё теми же депутатами наспех сооружённой по западноевропейскому образцу. Неплохо, да?! “Простенько и со вкусом!” - как говорится... Представляете, какую ему “свинью” подложили под видом спасительных мер, какую яму вырыли?! И он туда и шагнул, бедолага, не чувствую опасности. Да ещё и страну за собой потащил в либерально-кровавую бездну. Смеяться и, одновременно, плакать хочется от подобной политической близорукости Всероссийского Самодержца! Недобрую службу сослужило Царю его либеральное окружение, совсем недобрую! Да и сам он оказался не на высоте! - чего уж там скрывать и останавливаться на полуслове!

И не случайно в апреле 1906 года, когда приступила к работе первая Государственная Дума, и с её трибуны был обнародован «Свод Основных Законов Российской Империи» в новой редакции, черновой вариант Конституции с учреждением двухпалатной законодательной системы на североамериканский и европейский манер, - совсем не случайно тогда в тексте ключевые слова «Монарх самодержавный» ещё присутствовали (авторы скрепя сердце оставили их), но вот слово «неограниченный» сознательно было опущено, именно так. И авторы нового «Свода…» хорошо понимали, что делали.

А теперь сосредоточьтесь, читатель, мысленно напрягитесь и почувствуйте разницу: Евангелие - и Конституция, суд людской - и Суд Божий. Перемены разительные, не правда ли, даже и на неискушённый обывательский взгляд?! До какой низости и мерзости перетрусивший Николай тогда сам себя низвёл, добровольно спустившись с божественных горних высот на земную политическую равнину, в омут думских разборок и дрязг! И ещё примите к сведению, что любой депутат, к голосу которых теперь просто обязан был прислушиваться Государь, любой! - и российский, и европейский, и северо-американский, - это, как правило, бездарь, прохвост и ничтожество, шут гороховый, горлопан, говорящая голова, «политическая проститутка», находящийся на содержании у богатеньких дядей, сильных мира сего, и проводящий в жизнь их наказы, решения и политику. И политика эта выгодна лишь им одним - узкому кругу толстомордых и толстопузых деятелей. А на страну, Россию-матушку, и на народ им глубоко плевать. Им, мировым финансовым воротилам, вообще на всё и на всех наплевать, кроме самих себя и шелеста денег… Все депутаты поэтому так и живут, как клоуны-пустозвоны в цирке: с трибуны говорят одно, правильное и понятное, что хочет слышать электорат, от которого количество их голосов зависит, а делают совсем другое - подлое и противное, враждебное народу, власти, стране. После лихих 1980-х и 90-х годов с их гнилой демократией это должно быть уже и дураку понятно… И не случайно поэтому, что первые три Думы были Царём распущены по причине своей бесполезности и враждебности (первую он вообще через три месяца распустил, уже в июле 1906 года). Обессиленный и отчаявшийся Николай намеревался и последнюю, четвёртую по счёту Думу распустить - да не успел: грянула Февральская Революция, которая его самого “распустила”.

Что это рано или поздно произойдёт, понимали уже и тогда, 17 октября 1905 года, некоторые наиболее прозорливые и дальновидные люди, люди с умом. С.Е.Крыжановский например, замминистра внутренних дел, заявивший по горячим следам следующее:

«Открывалась новая глава русской истории, и какой-то странной и малопонятной повеяло грустью. Словно дорогого покойника выносили. Веяло космополитизмом, и, казалось, уходила в глубь веков Святая Русь».

Почему Николай Второй так опрометчиво тогда поступил, поддавшись вражеским уговорам: стране, себе и своей семье фактически смертный приговор подписал? - теперь уже сидеть и гадать бесполезно… Только стоит напомнить читателям, что в похожей ситуации в 1825 году его героический прадед Николай Первый действовал совсем по-другому - бескомпромиссно, мужественно и решительно, когда вопрос о Власти встал ребром: или - или. «Я - законный наследник Престола! И буду править страной, как правили до меня все Романовы, - сказал он тогда своему окружению. - Или пусть меня убивают бунтовщики, рвут на части. Но России я им не отдам! Так пусть себе и знают». И, перекрестясь перед образами, он отдался в руки Божии, решив не сидеть и не ждать благополучного исхода, которого могло и не быть, а самому идти туда, где угрожала опасность и решалась судьба страны.

«Твёрдость и мужество, бесстрашие и энергия Николая Павловича нашли ему приверженцев между теми, кто при других обстоятельствах мог оказаться на стороне заговорщиков,  - пишет про этот духовный и государственный подвиг Николая I историк В.Ф.Иванов. - В парадной форме, в одном мундире, с лентою через плечо, несмотря на резкий зимний холод, стройный, красивый, молодой Император выехал верхом на усмирение возмутившихся. Вся площадь от дворца до Исаакия была покрыта взволнованной толпой, которая расступилась перед Императором»...

И декабристы дрогнули, не посмели выстрелить в Царя, безоружно метавшегося целый день среди них по Дворцовой площади, исключительно личным мужеством и верой в собственную правоту погасившего вспыхнувшее восстание. И честь ему и хвала за это, Императору Всероссийскому Николаю I Павловичу! - побольше б таких!

Поэтому-то он и сам остался целым и невредимым вместе со всей семьёй, да ещё и Династию и страну сохранил, не позволил её растерзать жаждавшим власти и крови мерзавцам, что декабристами теперь прозываются и у либералов наших в большой чести…

Николай I, к слову, путешествуя по Франции в юные годы, ещё во времена царствования старшего брата, Императора Александра I, вынес самое отрицательное впечатление о европейском демократическом устройстве - “с его политическими собраниями, митингами, подкупом, ложью и демагогией”. Однажды он сказал сопровождавшему его Голенищеву-Кутузову так:

«Если бы, к нашему несчастью, злой гений перенёс к нам все эти клубы и митинги, делающие больше шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков или, ещё лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление»…

И императрицу Екатерину II в этой связи не грех будет вспомнить, на Монаршую власть которой решили покуситься люди, что и возвели её на Престол. Так, убеждённый масон и интриган Никита Панин, главный вдохновитель и организатор госпереворота лета 1762 года, вместе с единомышленниками сразу же поставил задачу по горячим следам урезать власть Императрицы в свою пользу и положить начало конституционному устройству России учреждением Императорского Совета. Совет предполагали создать из шести человек, самых авторитетных людей государства, которые бы и решали по сути все важнейшие дела в стране - “оказывали помощь”, так сказать, неискушённой Катеньке.

Но эта лукавая попытка масонов ограничить юридически Самодержавную власть Екатерины II закончилась неудачей: Императрица на провокацию не поддалась и строй не изменила, власти не отдала. Её трезвый и расчётливый ум конституционные затеи считал химерой, непригодной для доставшейся ей страны, и даже чрезвычайно опасной. Может, поэтому эта смышлёная немка и уцелела на Российском Троне, разгадав коварные замыслы! «Этим аферистам-безбожникам только палец в рот положи, - вполне могла подумать она, - так они тебе всю руку потом оттяпают по самые пятки!»

В 1764 году, назначив на должность генерал-прокурора князя Вяземского, она и вовсе написала следующее в особом «секретнейшем наставлении» ему:

«Российская Империя столь обширна, что кроме самодержавного государя всякая другая форма правления вредна ей, ибо все прочие медлительны в исполнениях и множество страстей разных в себе имеют, которые все к раздроблению власти и силы влекут, нежели одного государя, имеющего все способы к пресечению всякого рода и предпочитающего общее добро своему собственному…»

Удивительно разумные и глубокие мысли об устройстве и характере Верховной власти в России высказала эта малограмотная, в целом, женщина, - власти, которую нельзя делить, “размазывать по тарелке” и в которой категорически нельзя разводить говорильню, парламент так называемый, а надо действовать быстро и решительно, частенько работать “в ручном режиме” и на опережение. Россия в силу своей географии и природных богатств - это динамичная и быстроменяющаяся страна, лакомая для соседей добыча. Тут надо ухо держать востро; тут европейские порядки и правила не применимы в принципе… Мысли сии достойны самого серьёзного внимания и похвалы, - при условии, если только Екатерина сама до такого государственного понимания дошла, а не подсказали советники…

Ну и третий, последний пример, непременно хочется здесь привести, уже из жизни Императора Александра II Николаевича, венценосного дедушки Николая II, трагическая судьба которого просто обязана была быть хорошо известна Царю; как и его мысли и мнения по поводу конституционного устройства России.

Так вот, в январе 1865 года московское дворянство, поддавшись эйфории затеянных в стране реформ, стало хлопотать перед Императором Александром о созыве народных представителей, или “выборных людей от земли Русской для обсуждения нужд, общих всему государству”. Понимай: о создании в Петербурге некоего прообраза будущей Думы… Александр эту затею пресёк на корню, строго заметив зачинщикам, что «ни одно собрание не может говорить именем других сословий», и особо подчеркнув при этом, что «право пещись о пользах и нуждах государства принадлежит ему - как Самодержцу».

Александр мудро предвидел, что ограничение его наследственных прав, как Монарха Всероссийского, Дума и Конституция на английский и французский манер станут гибелью для России (что впоследствии и подтвердилось). В частной беседе с одним из наиболее горячих сторонников затеи с парламентом, Голохвостовым, Александр справедливо спрашивал дворянского депутата:

«Чего вы хотите? Конституционного образа правления? Даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убеждён, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадётся на куски».

Опасения Государя Императора, как показала История, были самыми что ни наесть реальными, правильными и основательными…

 

А вот нерешительный и малодушный внук, Всероссийский Самодержец Николай II Александрович, те героические и разумные уроки предков не усвоил. Растерялся и “дал петуха” - и пошёл у смутьянов на поводу, ведомых озверелыми и вконец обнаглевшими радикалами. Что, по “просвещённому” мнению ближайшего окружения Царя, должно было успокоить страну, ослабить в ней политическое и социальное напряжение…

Но вышло всё по-другому, как и должно было произойти, а не как предрекал и прогнозировал иуда Витте. И «Манифест от 17октября, который революционеры учли как несомненную свою победу, только подлил тогда масла в огонь. Революция с этой минуты яростно бросилась на штурм «Исторической России»…»

 

Октябрьский Высочайший Указ - помимо вышеизложенного, сакрального и священного, если так можно выразиться, метафизического, с клятвопреступлением связанного и изменой, преданием Самого Господа Бога, - ещё и тем был плох, что показал митингующим и бастующим слабость власти перед лицом революции и личную трусость Царя, готовность последнего идти на уступки даже и в тех архиважных вопросах, где уступок в принципе быть не должно - в вопросах государственного устройства... И заправилы, расправив плечи и сбросив маски, пошли ва-банк, решив одним махом, одним броском с Николаем II и Россией разделаться.           

Уже на другой день, 18 октября 1905 года, возбуждённые толпы людей из числа российской интеллигенции, студентов и преподавателей в основном, и бездельников-разночинцев, ведомые агитаторами-евреями, повсеместно попёрли в атаку: стали захватывать госучреждения и призывать народ смело брать власть, вооружаться и убивать жандармов и полицейских. При этом, заводилы-евреи опять-таки, “дрожжи любой революции” и главные выгодоприобретатели, демонстративно и прилюдно рвали портреты Царя, топтали сорванные портреты ногами. Но главное, всё громче зазвучали призывы к «вооружённому захвату власти» и свержению Государя Императора, - призывы, которых у Хрусталёва-Носаря даже и в мыслях не было. Откуда, спрашивается, взялись они, такие крамольные лозунги и наказы?

А вот откуда! В этот трагический для страны момент, когда судьба Российской Державы по сути решалась: выстоит она под напором толпы или рухнет, провалится в тартарары, рассыплется на отдельные части, - в Петербург из Европы на всех порах примчались Парвус с Троцким, два форменных негодяя и провокатора, два беспринципных барбоса, за душой у которых святого не было ничего - только интриги и революция, а за спинами которых стоял мировой банковский капитал и тайное мировое правительство. Они-то, Троцкий с Парвусом, и стали сразу же правой и левой рукой у председателя Носаря благодаря высоким зарубежным покровителям; они же, от его имени, и бросили кличь о «вооружённом восстании», до предела обострив и накалив обстановку. Потом это суд доподлинно установил: что так оно в точности всё и было, - и смягчил арестованному за мятеж Носарю наказание, избавил от смертной казни, заменив её каторгой…{1}

А обезумевший в те осенние дни народ, ведомый ловкими агитаторами из петроградского «Совета Рабочих Депутатов» и его многочисленных филиалов, в революционном запале начал громить всё и вся - на барские усадьбы снова переключился, российскую знать и её имущество. «Фабрикация бомб приняла гомерические размеры… Мастерские бомб открываются во всех городах… Взрывалось всё, что только можно было взорвать, начиная с винных лавок и магазинов, продолжая жандармскими управлениями и памятниками русским генералам и кончая церквами». Про погромы и поджоги тысяч дворянских имений писать больно и тяжело православному русскому человеку, которые в большинстве своём выгорели дотла и восстановлению не подлежали, оставив их обитателей без крыши над головой и средств к существованию. Однако же в этом “факельном деле” гораздо прискорбнее было другое: что правительством это как бы не замечалось и не пресекалось особенно-то; у полицейских до этого не доходили руки, не было времени, сил. Головы министров и генерал-губернаторов, и самого Царя были заняты тогда исключительно пресечением еврейских погромов, о которых традиционно вопила центральная печать, глумливо приписывая их “черносотенцам”. Патриотам страны - понимай, которые сумели оформиться в различные политические партии и союзы только к концу декабря 1905 года, когда погромы стихли, и которые как раз призывали к обратному: погромы категорически осуждали - все.

Как бы то ни было, с уверенностью можно сказать, что Манифест от 17 октября, изначально задуманный как оздоровительная политическая прививка, или отдушина на переутомлённом государственном теле, на деле сыграл роль этакого “спускового механизма”. Он создал в стране всеобщую атмосферу безвластия, вседозволенности и безнаказанности, которые, в свою очередь, многократно сильнее, нежели даже в погромах, выразились в различных революционных акциях, прогремевших по всей России…

 

5

 

Особенно сильно это было заметно в армии и на флоте, куда перекинулось возбуждение. В июне-месяце восстал броненосец “Потёмкин”, оголодавшие из-за некачественной пищи матросы которого, находясь под воздействием фронтовых неудач и газетных антиправительственных репортажей, листовок и провокаторов, призывавших к бунту против властей, к революции, перебили половину офицеров судна и захватили корабль; после чего две недели болтались по Чёрному морю, бесхозные, и вошли этим бессмысленным и кровавым действом в историю… А осенью примеру “Потёмкина” последовал крейсер “Очаков”, о чём поподробнее поговорим.

Там отставной лейтенант флота Пётр Петрович Шмидт, к описанию “подвигов” которого, наконец, и подходим, бузу заварил, 14(27) ноября возглавив мятеж на крейсере. Этот психически нездоровый пройдоха и самозванец сразу же объявил себя командующим Черноморским флотом, представляете! дав сигнал кораблям эскадры: «Командую флотом. Шмидт», - с надеждой привлечь их на свою сторону. В тот же день, не откладывая, он послал в Петербург Государю Императору дерзкую по форме и вызывающую по содержанию телеграмму, гласившую: «Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от Вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и не повинуется более Вашим министрам. Командующий флотом П.Шмидт».

Обратите внимание, уважаемые читатели, что в телеграмме ключевое слово “государь”, одно из названий тогдашнего руководителя государства и Верховного Главнокомандующего, почти имя собственное Николая II, сознательно написано с маленькой буквы, а «Учредительное собрание» - вожделенная цель всех либералов и революционеров российских и в 1905 году, и в 1917-м - с большой. Эта стилистическая “мелочь” или “пустяк” хорошо свидетельствует о несамостоятельности Шмидта как руководителя, о его подчинённости севастопольским революционным кругам: кто-то куда более знающий и искушённый за ним во время мятежа стоял и диктовал ему подобные мерзости.

Отстучав Царю сей “шедевр”, больше на пасквиль похожий, самозванец отправил своих эмиссаров на берег: призывать к восстанию береговые части, поднимать на бунт другие корабли. Но как только, после безуспешных переговоров, по “Очакову” был открыт огонь на поражение 15(28) ноября и он загорелся, то есть когда с забастовщиками шутить и нянчиться перестали, “мужественный” Шмидт “сдулся”, напускную храбрость сразу же растерял, революционный пыл, и немедленно покинул крейсер, как заяц пустился в бега. А его команда без командира выбросила белый флаг, сдавшись почти без боя. Всё это о том говорит, что люди, одурманенные пропагандой матросы-черноморцы, и не думали воевать, становиться грудью за самонадеянного и истеричного лейтенанта, которого арестовали и расстреляли потом по приговору морского суда, его же собственные матросы и расстреляли. Они, быстро опомнившись и разобравшись в чём дело, революционный дурман стряхнув, перешли на сторону правительственных войск и сами же смуту на Чёрном море и подавили. И, вероятно, сильно сожалели потом о своей измене Царю, о мимолётной слабости и малодушии…

 

Имя П.П.Шмидта, быстро и надёжно забытого, всплыло опять после Февраля 1917-го, когда революционерам-ниспровергателям понадобились собственные идолы и “герои”, на примерах которых необходимо было воспитывать и разогревать толпу. Тогда-то и вспомнили про Петра Петровича, и даже сам Главковерх Керенский, такой же истерик и пустозвон, посетил могилу казнённого лейтенанта в Севастополе в мае 1917-го, воздал ему почести.

Но пуще прежнего его раскрутили большевики, сменившие Временное правительство в Октябре-месяце: понаставили ему памятников по стране с течением времени, его именем назвали набережные в Ленинграде, Севастополе и Великих Луках, десятки по всему Советскому Союзу улиц переименовали в его честь. И всё по той же, как и Керенский, причине: нужда на “героев”, на символы одолевала и их; и им, до основания всё разрушившим и охаявшим, потребовался свежий “материал”, чтобы им заполнять и раскрашивать свои идеологические и просветительные программы… Почему именно за него, дезертира, психопата и неудачника, отставного лейтенанта Шмидта большевики так крепко тогда ухватились? - тоже хорошо понятно: лучшего-то ничего не было под рукой. П.П.Шмидт был единственным, особо это подчеркнём, офицером русского флота, примкнувшим к революционным событиям 1905 года. Другие покрепче были в морально-нравственном плане - на вражескую пропаганду не поддались и честь офицерскую не запятнали.

В 1927 году в Советской России произошло и вовсе знаковое событие: увидели свет две большие поэмы по истории революции 1905 года - «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт» - сугубого либерала и интеллигента-западника Б.Л.Пастернака, вдохновенного певца-прославителя революционного терроризма и первых советских вождей (Ленина и Сталина, главным образом), пионера-зачинателя серии «Пламенные революционеры» по сути, книги которой, если кто помнит ещё, выходили в солидном «Политиздате» в 60-е и 80-е годы и оплачивались по высшему разряду. Все, кто хотел заработать, решить свои финансовые проблемы, прославиться, наконец, и в писательский Союз пролезть всеми правдами и неправдами, без устали строчили тогда слащаво-пошлые биографии Кромвеля, Марата, Робеспьера, Дантона, Пестеля, Каховского, Рылеева и других бузотёров-громил, неистовых ниспровергателей крепких национальных структур и убийц морально-устойчивых деятелей-патриотов. А государство те их писульки потом издавало массово, и заваливало ими полки библиотек и книжных магазинов страны, молодёжи головы сим историческим мусором забивало (в упомянутой поэме «Девятьсот пятый год», для справки, воспевалась, помимо прочего, знаменитая террористка Мария Спиридонова, участвовавшая в 1905 году в покушении на убийство московского шефа полиции генерала Трепова. И это считалось в советское время подвигом, достойного больших поэм!!!).

Б.Пастернак, хочется верить, не о деньгах одних думал и не о славе, когда про 1905 год и “подвиги” Шмидта “нетленки” свои сочинял: образ мятежного лейтенанта был ему, судя по всему, глубоко симпатичен, близок и дорог. Больше скажем: приснопамятного Петра Петровича Борис Леонидович считал, ежели из оценки его поэтического образа исходить, этаким эталоном российского либерального интеллигента, в котором поэт вожделенно угадывал собственные черты и последние слова которого на суде в феврале 1906 года он дословно почти повторил в октябре 1958 года в письме к правлению Союза писателей СССР, хлопотавшему об его исключении из писательской организации. А это говорит о многом. Это уже серьёзно.

А ещё добавим, для полноты картины, что получившийся поэтический образ надломленного неудачей вожака восстания, помимо воли (твёрдое мнение Пастернака) ввязавшегося в сомнительную авантюру, так понравился Борису Леонидовичу, настолько соответствовал, вероятно, его мировоззрению и миропониманию, внутреннему настрою, наконец, что поэт на закате жизни фактически скопировал с него в общих чертах и главный свой литературный образ в романе «Доктор Живаго». Поэтому с уверенностью можно сказать, что поэма «Лейтенант Шмидт» (лейтмотив которой - моральное заложничество интеллигенции: предать матросов для Шмидта, литературного, пастернаковского, оказалось страшней, чем изменить присяге), - стала, по сути, черновым наброском нашумевшего в своё время произведения…

 

6

 

С середины 1930-х годов в окружении Сталина поднялась и набрала силу «русская партия» во главе со А.А.Ждановым, которая заметно приглушила советскую агрессивную коминтерновскую риторику, мечту о мировой революции и исторический нигилизм (что насаждались окопавшимися в ВКП(б) перманентными революционерами-марксистами, сторонниками высланного Троцкого), и начала ускоренными темпами готовить народ к войне, стремительно надвигавшейся с приходом к власти в Германии А.Гитлера. И первым делом Андрей Андреевич с товарищами попробовали восстановить тогда с утерянным из-за революционного урагана-бури историческим прошлым связь, ликвидировать 20-летний провал в коллективной народной памяти, развеять интернациональный дурман и всеобщую мозговую блокаду. После чего на великих примерах русской истории духовно воспитать и укрепить прозревший и опомнившийся народ, наполнить души людские, советские, непобедимым патриотическим духом, верой в себя и страну, чем мы были всегда так богаты, чем легко побеждали врагов и в прошлые годы славились… И это сделать им удалось в целом к лету 1941 года - восстановить, почерпнуть и наполнить, воспитать, возвысить и укрепить массы героическими картинами прошлого и примерами. И честь им и хвала за такое подвижничество - советским партийным деятелям-великодержавникам, настоящим русским коммунистам, патриотам Родины, что стали могучей опорой Сталина в строительстве и войне и внесли решающий вклад в разгром нацизма.

Именно с этого времени, переломного в смысле идеологии, в СССР про лейтенанта Шмидта надёжно опять забыли. И поделом, и правильно, и слава Богу, как говорится! С неврастениками и дезертирами войну нам было бы не выиграть ни за что. Это - очевидное утверждение. Поднимавшейся с колен стране срочно понадобились реальные герои - не игрушечные, не вымышленные, не надувные, пропагандистским воздухом накаченные.

Поэтому-то и воскресли из небытия и набатом прогремели на весь Советский Союз великие имена Александра Невского, Дмитрия Донского и Ивана Грозного, Минина и Пожарского, Суворова и Нахимова, видных деятелей литературы и искусства прошлого. Весь героический 1937 год - для либералов “чёрный” - в СССР громко славили, например, поэта-патриота А.С.Пушкина (подло убитого сто лет назад тогдашними деятелями-космополитами из окружения Нессельроде); равно как и героев-челюскинцев, покорителей Севера; лётчика-асса В.Чкалова, совершившего знаменитые беспосадочные перелёты на Дальний Восток и Америку; исследователя Арктики И.Папанина, возглавившего первую в мире дрейфующую станцию «Северный полюс» и многих-многих других неутомимых советских тружеников-героев, учёных, конструкторов и инженеров, военных, рабочих и колхозников - Стаханова, Ангелину, Виноградову и др.

Всё это, повторим, было и крайне важно и жизненно-необходимо перед войной - духовное здоровье общества. Как и наличие самолётов и кораблей, пушек и танков…

 

Но в 1949 году, когда внешний враг был наголову разбит, «русская партия», отдавшая победе всё, без остатка, сосредоточившаяся исключительно на ней одной и потерявшая бдительность из-за этого, да и здоровье тоже, - «русская партия» потерпела сокрушительное поражение в околосталинской подковёрной борьбе. Уже от врага внутреннего, либерального, просидевшего всю войну в тылу и засаде, и накопившего силы к решающей схватке за власть («Ленинградское дело», «Дело кремлёвских врачей-отравителей»). И за «Историческую Россию» после ухода в небытие Жданова и разгрома его команды бороться в Кремле стало некому: Советская Россия осиротела, лишённая преданных себе державников-патриотов в верховном руководстве страной.

Закономерно поэтому и естественно, что после смерти И.В.Сталина и прихода к власти затаившегося троцкиста Хрущёва обстановка в стране поменялась кардинальным образом. Н.С.Хрущёв, как известно, был прирождённым революционером и упырём, все дела вершил глоткой лужёной, матерщиной и кровавым кавалеристским наскоком. И при этом ненавидел всё великое, северорусское, лютой ненавистью: сразу же, как только получил власть, отрезал от ненавистной ему России Крым, жемчужину присоединённой князем Потёмкиным Новороссии, и волюнтаристским личным решением передал его родной Украине. Чтобы и хохлов облагодетельствовать, загладить кровавые подвиги свои в бытность первым секретарём ЦК республики во второй половине 1930-х; и, что гораздо важней, на многие десятилетия сделать сказочный полуостров яблоком раздора между русскими и украинцами, крупно поссорить их. Что ему и удалось, как опять-таки хорошо известно… Так вот, по причине своей сугубой революционности и какой-то патологической кровожадности (в которой все 10 лет нахождения на вершине власти он упорно Сталина обвинял) Никита Сергеевич патриотизм строго-настрого запретил и стал революционный дух насаждать во всех сферах жизни, опостылевшие интернационализм и космополитизм.

При нём восстановленная было связь со славным патриотическим прошлым сознательно резалась на корню {2}. Зато лихорадочно восстанавливалась другая связь - с лихим революционным прошлым{3}… Власть над народными умами и душами захватили пресловутые “шестидесятники” - ярые ненавистники и противники Великодержавной Православной Руси (церквей и храмов с их молчаливого согласия и одобрения было порушено в 1960-е годы поболее даже, чем при Ярославском-Губельмане в лихие 1920-е; а конфискованные иконы грузовиками свозились на площади городов и прилюдно в огромных кострах сжигались властями, глумившимися над верующими и Россией, безбожие и атеизм насаждавшими таким воистину сатанинским способом). Они же, “шестидесятники”, категорически отрицали уникальность России, её самобытность и самодостаточность, независимость и особый исторический путь. Именно они воскресили тогда подзабытый вроде бы клич: «патриотизм - прибежище негодяев»… Они-то и вспомнили про П.П.Шмидта, своего любимчика и кумира…

 

7

 

В 1967-м году, уже на закате так называемой «хрущёвской оттепели», режиссёр С.Ростоцкий, сугубый либерал и интеллигент, вторично поднял из небытия и прославил на всю страну образ надёжно забытого лейтенанта: пересказал кинематографическим языком (устами учителя Мельникова) суть пастернаковской поэмы «Лейтенант Шмидт» в культовом фильме «Доживём до понедельника». Правда, автором сценария был драматург Г.Полонский, но можно с уверенностью заявить, что режиссёр Ростоцкий поддерживал и отвечал за каждое произнесённое в картине слово, за каждый взгляд и жест. Иначе он просто не взялся бы за неё - и никакой картины не было бы. Это - аксиома любого кинематографа, киношная непреложная азбука. Тут даже и спорить нечего, возражать. Режиссёр творец фильма, а не кто-то другой, продюсер или автор сценария.

Фильм у Ростоцкого получился - это надо честно признать. Люди на него ходили. Влюблялись в главного героя, учителя по профессии, по уши, зачарованно слушали тонкие монологи с песнями вперемешку в его исполнении, беседы школьные на уроках, экскурсы исторические в недавнее революционное прошлое, особенно - о “героическом” лейтенанте Шмидте рассказ, наиболее яркий эпизод фильма, блестяще сыгранный актёром В.Тихоновым, исполнителем главной роли.

Так вот, тот знаменитый рассказ Ильи Семёновича Мельникова ученикам в концовке картины про “героя” Первой русской революции хочется не полениться и воспроизвести полностью. И потом проанализировать и понять, не пожалев сил и времени, насколько этот рассказ - а следовательно и сама пастернаковская поэма - правдивы, насколько они соответствовали действительности. Ведь эта поэма гремела когда-то, получала награды и премии самые умопомрачительные и денежные от государства, миллионные журнальные и издательские тиражи. И этим доставляла славу автору. Как гремел потом и сам фильм Ростоцкого в СССР, собирая полные залы, с экранов зомбируя и накачивая зрителей, политически неискушённых простых советских людей, граждан великой страны, либеральными “вечными ценностями” - и историей российской вдобавок, состряпанной на их, либеральный, манер и на их же политической кухне… Вот и давайте выясним, не суетясь, что нам, зрителям и читателям, вдалбливали в головы в советские годы все эти исторически-продвинутые и политически-искушённые пастернаки и ростоцкие, ярчайшие представители нашей гуманитарной творческой интеллигенции, какую ересь несли. А что, наоборот, - утаивали, не позволяли знать, сознательно держа нас за дурачков, за идиотов полных, которыми они 70 лет ловко так управляли…

 

Итак, «…что же это был за человек, Петр Петрович Шмидт? - на экране спрашивает притихший девятый класс одной из московских окраинных школ учитель истории Мельников Илья Семёнович, один из любимых киногероев режиссёра Ростоцкого, и тут же сам с восторгом в голосе и отвечает. - Русский интеллигент, умница. Храбрый офицер, профессиональный моряк. Артистическая натура. Он пел, превосходно играл на виолончели, рисовал. А как он говорил!... Но главный его талант - это дар ощущать чужое страдание более остро, чем своё. Именно этот дар рождает бунтарей и поэтов… Однажды он познакомился в поезде с женщиной. Сорок минут говорил с ней - и влюбился без памяти. Навек! Толи в неё, толи в образ, который сам себе выдумал… Но… Красиво влюбился… Сорок минут! А потом были только письма, сотни писем. Читайте их, они опубликованы. И вы тогда не посмеете с высокомерной скукой рассуждать об ошибках и иллюзиях этого человека!... Пётр Петрович Шмидт был противник кровопролития. Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в основание её положен хоть один замученный ребёнок. Всё не верил, не хотел верить, что язык пулемётов и картечи - единственно возможный язык переговоров с Царём… Бескровная гармония!... Наивно? Да!... Ошибочно? Да!... Но я призываю Батищева (ученик класса – авт.) и всех вас не рубить с плеча, а почувствовать высокую себестоимость этих ошибок!... Послушай, Кость, - обращается Мельников к ученику, которому по сценарию авантюрист-Шмидт не нравился. - Вот началось восстание, и не к Шмидту, а к тебе… приходят революционные моряки с крейсера «Очаков» и говорят: «Вы нужны флоту и революции». А ты знаешь, что бунт обречён, что ваш единственный крейсер без брони, без артиллерии, со скоростью 8 узлов в час не выстоит. Как тебе быть? Оставить моряков одних под пушками адмирала Чухнина, или идти и возглавить мятеж? И стоять на мостике под огнём и наверняка погибнуть?...» И на законный вопрос Кости Батищева: какой, дескать, смысл гибнуть за безнадёжное дело? может, лучше, надёжнее было бы не бунтовать и отговорить матросов? - учитель, закатив глаза к потолку, с придыханием отвечает: «Он сам объяснил это в своём последнем слове на военном суде - так объяснил, что даже и его конвоиры отставили свои винтовки в сторону». Конец сцены фильма…

 

Вот перечитываешь и пересматриваешь всё это теперь, по прошествии многих лет, вооружась тайным знанием, помноженным на жизненный опыт и мучительные раздумья о судьбе страны, - и заключаешь с ухмылкой язвительной и недоброй: да, умеют, умеют господа либералы “героев” из ничего лепить, из воздуха по сути, и пышные сказочки про них на всю страну рассказывать, что историческим басням сродни, выдумкам-анекдотам. Этот их талант к краснобайству и пустозвонству общеизвестен! Дурили они наш народ такими вот псевдоисторическими анекдотами на всю катушку - безмозглого раба из него делали, Ивана, не помнящего родства: слепого, немого, глухого, трудолюбивого и послушного. А потом жили за его счёт, одураченного, - сладко, надо сказать, на широкую ногу жили.

Слушали весь этот вздор и бредятину доверчивые советские люди, не искушённые в истории и политике, не знакомые с “освободительным движением” 1905 года, - и вероятно думали про себя, оробев: во-о-о какие люди-то были у нас недюжинные и несгибаемые оказывается! богатыри духа! Не то что мы, непутёвые и никчёмные. Червяки навозные, право слово, твари земные. Даже стыдно и совестно за себя, перед родителями и детьми совестно.

И в их головах закруженных и зачумлённых во время и после просмотра возникал этакий возвышенный образ героического лейтенанта, полу-монаха, полу-философа, полу-подвижника, сидящего на берегу Севастопольской бухты с дымящейся трубкой в зубах и бесстрастно взирающего на события, взором орлиным пронзающего время, пространства, века. К нему, «обладавшему даром ощущать чужое страдание более остро, чем своё», приходят матросы с восставшего крейсера, умоляют возглавить восстание, объясняют, что надоели, мол, им порядки в стране и на флоте, командиры разные жуликоватые, а в целом - Царская власть. Помоги нам, просят слёзно, Пётр Петрович, с этой опостылевшей властью справиться: век будем тебе благодарны, как и вся Россия.

А всё знающий и всё понимающий Пётр Петрович сопротивляется поначалу, «не верит, не хочет верить, что язык пулемётов и картечи - единственно возможный язык переговоров с Царём»; говорит ходокам о «безнадёжности дела», «слезе ребёнка» и «бескровной гармонии»; объясняет, что, дескать, он миротворец, филантроп, пацифист, моралист и сугубый нравственник по натуре - и не может по этой причине перечить властям, восставать и бунтовать, нарушать порядок, закон и устои. Но потом болезненно морщится, тяжело выдыхает, кряхтит, обречённо машет рукой - и сдаётся: совесть, видите ли, не позволяет ему бросить беззащитных солдат, высокая мораль и нравственность. Он поднимается и идёт, бесстрашно возглавляет восстание - и, безоружный, но гордый, этакий ангел во плоти, гибнет с высоко поднятой головой под пушками адмирала Чухнина, якобы деспота и тирана, кровожадного сатрапа царского. Гибнет, но не сдаётся внутренне, не ломается - спасает свою интеллигентскую совесть и честь, что для российского интеллигента и либерала, как Пастернак и Ростоцкий на пару пытались всем доказать, дороже жизни целой!...

 

Такую вот героическую картину в духе античных времён севастопольского восстания, от которой аж мурашки по коже бегут до сих пор и голова кружится, нарисовал в поэме «Лейтенант Шмидт» либеральный поэт Пастернак. Сюжет поэмы, повторим, через 40 лет в точности пересказал либеральный же режиссёр Ростоцкий, сделал с неё этакую кинематографическую мини-кальку - чтобы не забывал, чтил и помнил народ своих “героев-освободителей”… И, надо сказать, не все по горячим следам в ту пастернаковскую поэтическую картинку поверили, не все очаровались ей. Пламенный революционер Л.Д.Троцкий, к примеру, пожалуй что самый активный, после председателя Носаря, участник революционных событий в России в 1905 году, знавший те события не понаслышке, естественно, не из газетных статей и сплетен как Пастернак, с удивлением и ухмылкой плохо скрываемой спросил у Бориса Леонидовича в личной беседе, прочитав в 1927 году обе его поэмы: «Скажите, это Вы искренне - «Шмидт», «Девятьсот пятый год»?...» На что, по свидетельству очевидцев, поэт недовольно буркнул: «Ну, знаете, на такие темы я не разговариваю даже с близкими родственниками!»… Что, приблизительно, означало: как хочу, так и пишу! И какое Вам, уважаемый Лев Давидович, до всего этого дело?! Я, мол, поэт, возвышенная душа, небожитель. Живу не в реальном, а в выдуманном мире, мире поэтических фантомов и грёз. Каким мне Шмидт показался по книгам и по газетам, каким мне его представили друзья - таким я его и изобразил в поэме, немного приукрасив и отглянцевав, безусловно, для придания товарного вида… И что из того? что Вам не нравится-то? чего Вы ко мне прицепились? Любой-де художник имеет право на вымысел - это нормально. А вы, читатели, хотите верьте, хотите нет - дело ваше, как говорится, хозяйское.

Ну и чего, скажите, на это опальный Троцкий мог возразить? Творчество - дело и впрямь очень тонкое, достаточно субъективное и не обсуждаемое: кто как слышит, тот так и пишет, так на бумаге и воротит. О поэтических блюдах и вкусах не спорят - это ясно и дураку… Мимоходом заметим лишь, для ясности, что в 1923 году он, Лев Давидович Троцкий-Бронштейн, тогда ещё всесильный наркомвоенмор и председатель Реввоенсовета республики, всё же упрекнул высокомерного и словоблудливого Пастернака в отрыве от жизни и от Истории…

8

 

Обозначив в общих чертах картину восстания на «Очакове», какой она виделась и видится до сих пор нашим особо-“чувствительным” и особо-“совестливым” либералам и интеллигентам-западникам, нарисуем теперь ту же самую картину - но с другой стороны, со стороны патриотов русских: расскажем коротко, как и в каком историческом ракурсе им, патриотам-великодержавникам, опирающимся исключительно на одни лишь факты, а не на досужие вымыслы и эмоции, видится отставной лейтенант флота Пётр Петрович Шмидт и его революционные “подвиги”.

Так вот, со стороны патриотов картина получится следующей, каждый факт из которой и даты очень легко проверяются по биографическим справочникам и энциклопедиям, которых без счёта теперь развелось благодаря компьютерам и Интернету. Кто не поленится и не поверит автору - пусть садится и проверяет. Автор будет только рад… Итак, родился Пётр Петрович в феврале 1867 года в семье потомственного моряка, будущего контр-адмирала, участвовавшего в обороне Севастополя в 1854-55 гг. Там же, в осаждённом городе, его батюшка познакомился и с его матушкой, приехавшей на фронт в качестве сестры милосердия - врачам и раненым помогать. Молодые защитники познакомились, подружились и полюбили друг друга. После войны поженились.

Родители Шмидта, таким образом, были люди достойные, героические, для которых великое слово Родина не было пустой звук. Они естественно пожелали оба, чтобы и сын их, Пётр, стал моряком, храбрым защитником Отечества. Поэтому и направили его, 13-летнего, учиться морскому делу в Санкт-Петербург, в прославленный Морской кадетский корпус.

Однако же сын не в родителей своих пошёл и к учёбе относился с прохладцей, с ленцой: учёба его тяготила. На это накладывались, плюс ко всему, и нескончаемые проблемы с товарищами из-за неадекватного его поведения. В Морском корпусе у него раз за разом случались нервные срывы и психические припадки, из-за чего однажды пришлось даже производить психиатрическую экспертизу на предмет его годности к военной службе. Припадочного Петра после этого вероятно и отчислили б сразу же, отправили домой - если бы не родной дядя его, брат отца, известный военный моряк Владимир Петрович Шмидт.

Кавалер многих правительственных наград и орденов, как-никак, сделавший блестящую карьеру на флоте, дослужившийся до чина полного адмирала и являвшийся на тот момент первым по старшинству среди военно-морской элиты Российского флота. Фигура, понятное дело, значимая. Он-то личным вмешательством и замял тогда дело с комиссией и экспертизой, попросил не обнародовать её результаты, не трогать больного курсанта. И племяннику позволили дотянуть до выпуска, получить диплом.

В 1886 году новоиспечённый моряк, в чине мичмана, был направлен на Балтийский флот на службу. Но и тут у него сразу же начинают возникать конфликты с матросами и офицерами по разному поводу и причинам: абсолютно неуживчивый был человек, нервный, больной, гонористый. А в 1888 году он и вовсе выкинул фортель - женился на известной петербургской проститутке Доминике Гавриловне Павловой, после чего чистоплотные во всех отношениях офицеры флота дружно потребовали от командования его немедленного увольнения. Начались его недолгие скитания по кораблям и эскадрам Балтийского и Черноморского флотов.

Отец от этого тяжело заболел и умер, не имея сил пережить свалившегося на семью позора. Заботу о припадочном и непутёвом племяннике с той поры берёт на себя дядя. Он опять добивается, используя связи, чтобы Петра не увольняли со службы из-за скандальной женитьбы, не ломали жизнь, а перевели на Дальний Восток, от столичного Петербурга подальше, на Тихоокеанскую эскадру, командовал которой его бывший сослуживец и друг контр-адмирал Г.П.Чухнин, давший согласие на принятие развратника и психопата. Так тогда всё и сделали в штабе флота - и не уволили, и перевели, оформив соответствующие документы.

Но служба и там не заладилась у молодого мичмана. И всё из-за той же его неуживчивости и строптивости, неуравновешенности природной: Пётр Петрович и там кочевал с корабля на корабль по заведённой уже привычке, всюду отвергаемый и презираемый офицерами. И как бы ни поддерживал и ни опекал его командующий флотом, - но после очередного припадка, наделавшего много шуму, его пришлось увольнять, списывать, как говорят в таких случаях моряки, на берег.

Дядя, Владимир Петрович, опять выручает его, протягивает руку помощи: после внепланового увольнения он устраивает больного племянника в торговый флот, где и дисциплина была послабее гораздо, и порядки попроще, и где к кадровым военным во все времена относились с большим почтением.

Там племянник прижился на удивление, даже и в гору пошёл. Морская торговля, как выяснилось, ему сильно нравилась. А чего не нравиться-то, в самом деле: знай себе плавай по миру из конца в конец, никем не контролируемый и не понукаемый; там покупай товар, тут продавай, получай навар от торговли, карманы им до краёв набивай, счета банковские. Приезжай потом в Петербург с мешком контрабандных денег и живи себе, не тужи: ешь, пей от пуза, жизнью необременительной наслаждайся. Торговля - это тебе не армия и не военный флот, где одна сплошная муштра, боевая учёба и тренинг, где не разбогатеешь и не поднимешься.

Словом, нашёл себя Пётр Петрович, определённо нашёл. Попал в родную стихию, в малинник что называется… И всё было бы у него со службой и торговой карьерой прекрасно: дослужился бы там наш “герой” до больших должностей и чинов - это уж и к гадалке не ходи, не трать время. И про нервные срывы свои вроде как там позабыл, про припадки: шальные, несчётные деньги, они любые болезни вылечат, любую напасть. Э-э-э-х, если б не Русско-японская война только, которая спутала ему, торгашу, все карты.

Российская армия на Дальнем Востоке несла большие потери, солдат и офицеров катастрофически не хватало: фронту постоянно требовались резервы и пополнение… И раздобревшего и разохотившегося в торговле Петра Петровича срывают с очередного морского вояжа и места насиженного на корабле - призывают на действительную военную службу, чего он никак не ожидал и не желал, к чему не готовился. И сразу же, что совсем уж скверно, зачисляют офицером во 2-ю Тихоокеанскую эскадру контр-адмирала З.П.Рожественского, что отправлялась тогда на помощь защитникам Порт-Артура и через полгода погибла в Цусимском сражении, о чём ранее подробно писалось.

Про то, что эскадру Рожественского ждёт печальная участь, в Петербурге шептались все: как-то уж больно дуриком и второпях она собиралась в Кронштадте - с негодными пушками, боекомплектами к ним и оборудованием, неподготовленными и необученными экипажами, сомнительными командирами. Да ещё и революционеры в этот наиважнейший и наиответственнейший момент словно сбесились, делая своё чёрное дело: подстрекали рабочих на судостроительных и других заводах без конца бастовать, портить детали корабельного оборудования, совершать диверсии. И одурманенные пропагандой рабочие шли у злодеев на поводу, вершили подлое дело - портили корабли.

Так, например, лучший и сильнейший броненосец эскадры - «Орёл» - был затоплен в кронштадтской гавани прямо во время его боевого оснащения, и самое строгое расследование не выявило тогда виновных: саботажники и бунтовщики были связаны круговой порукой и хорошо конспирировались. Да и потом, на всём многодневном и многотрудном пути эскадру преследовали разного рода поломки и неудачи, предвестники большой беды. Это всё о том свидетельствует, что на кораблях орудовали диверсанты, которые портили технику, включая двигатели, не позволяли к осаждённому Порт-Артуру как можно скорее дойти и гибнущему гарнизону помочь. Благодаря их “стараниям” 2-ая эскадра, и без того измученная переходом, постоянной качкой, жарой и скудным питанием, ещё около месяца протомилась на Мадагаскаре из-за аварий на некоторых кораблях и, обрастая водорослями и ракушками, потеряла одно из важнейших боевых качеств - скорость.

Знал про это всё и опекун-дядя Петра Петровича, старый морской волк, заслуженный адмирал, а к тому времени уже и сенатор - что эскадра обречена и добром не кончит, - и сделал всё возможное и невозможное, чтобы вытащить племянника из беды, спасти его, непутёвого, от верной смерти… И как только другая, “лёгкая” часть 2-ой Тихоокеанской эскадра под командованием контр-адмирала Н.И.Небогатова пришла на стоянку в египетский Суэц, попавший на её корабли племянник (по тайному наказу дяди, скорее всего) инсценирует очередной припадок, списывается с корабля по болезни, дезертирует то есть, ведёт себя как последняя бл-дь, - и возвращается целым и невредимым в Россию, где его направляют служить на блатной Черноморский флот, которым командовал в то время до боли знакомый ему контр-адмирал Чухнин, сослуживец дяди. Представляете, как фартило парню, “герою” нашему, Петру Петровичу! Так ведь мало кому фартит!... Ну а Чухнин, хорошо уже его зная, неуживчивого и припадочного, совершенно неуправляемого, но со связями, отправляет комиссованного по болезни Шмидта служить в Измаил, в тихое и спокойное место. Сиди, мол, там, - говорит ему в личной беседе, - мил-друг Петя, отсыпайся, отъедайся и жди, когда война кончится и когда тебя снова спишут на берег и торговать разрешат, заниматься любимым делом. Это всё, - добавляет с брезгливостью, - что я могу для тебя, прохвоста и дармоеда, в военное время сделать.

А теперь давайте вспомним, читатель, какую сногсшибательную характеристику личным человеческим качествам давали Шмидту либеральный поэт Пастернак, а следом за ним и либеральный режиссёр Ростоцкий:

«Русский интеллигент, умница. Храбрый офицер, профессиональный моряк!... Но главный его талант - это дар ощущать чужое страдание более остро, чем своё. Именно этот дар рождает бунтарей и поэтов…»

Красиво сказано, да! Возвышенно и поэтично! Прямо-таки умереть можно от чувств, от острого разрыва сердечного!… На деле же, не на словах, этот «храбрый офицер и профессиональный моряк», да ещё и обладавший якобы даром «ощущать чужое страдание более остро, чем своё» откровенно и пошло предал своих истекавших кровью товарищей, защитников осаждённого Порт-Артура, их страданий не ощутил, не загорелся, тем более. И на выручку не бросился со всех ног, в чём поэты и режиссёры нас уверяют. Вместо этого он скорёхонько дезертировал с фронта, прикрываясь левой болезнью, и спрятался в тёплом и сытном Севастополе под крыло своего знакомца, добродушного контр-адмирала Чухнина, чтобы переждать военное лихолетье.

Но и там он, «храбрый офицер» и «герой», не удержался от “подвигов” и приключений - сумел отличиться достаточно быстро, “тыловой славы” себе добыть. Ибо не таков был этот “возвышенный” человек, Пётр Петрович Шмидт, кумир и любимец наших словоохотливых либералов, чтобы тихо и спокойно жить как у Царя за пазухой, хоть даже и в военное время, когда душа его молодая, разгульная праздника себе просила, ресторанного блеску и шику. И, откликнувшись на зов души, Шмидт похищает судовую кассу с 2,5 тысячами золотых рублей и пускается в бега, отправляется, по его признаниям, «путешествовать по России»… Когда деньги закончились - идёт и сдаётся властям. Следователям врёт, что деньги у него украли. Поэтому-де он испугался и убежал - от страха, но не от злого умысла.

Ему, дезертиру и казнокраду, да ещё и в военное время, грозила долгая каторга и Сибирь. Но и здесь выручает дядя-сенатор, вернувший в казну все до копейки украденные племянником деньги и сумевший убедить дознавателей, что племянник его - психопат, не отвечающий за свои действия и поступки… Старому заслуженному адмиралу, сенатору петербургскому скрепя сердце поверили, - но со службы Шмидта уволили. Кому и зачем был нужен на флоте проворовавшийся псих-раздолбай!

Списанный на берег и временно осевший в Севастополе Пётр Петрович, безработный по сути, безденежный, бесперспективный, нервный больной изгой, но очень амбициозный и самолюбивый, - Пётр Петрович сразу же решает заняться политикой ввиду сложившейся в стране обстановки: революция вовсю уже бушевала в России, захватывая умы и сердца. Все, кто властями был обделён и обижен, и кто воевать категорически не желал, - все они за славой и за возмездием как черти туда и рванули. В «народно-освободительное движение» - понимай.

И Шмидт здесь исключением не был, естественно: революция и ему, неудачнику-психопату, предоставляла отличную возможность выместить на государстве зло вместе с претензиями и обидами, что к тому времени обильно накопились в нём.

Революционеры-закопёрщики приняли его с распростёртыми объятиями, как брата родного. Сразу поняли - это их клиент. Они тогда как раз готовили вооружённое восстание в Севастополе, и бывший морской офицер, “несправедливо” уволенный со службы, сиречь - на руководство Черноморского флота сильно обиженный, был им как нельзя кстати, чтобы проводить агитацию среди коллег-моряков, беспрепятственно на корабли пробираться по старой памяти. Ведь там, в дисциплинированной и сплочённой морской офицерской среде, где люди исключительно мужественные и порядочные служили, люди дела, слова мужского, твёрдого, достоинства, чести, - там непутёвых и неудачливых крикунов-горлопанов, революционеров российских, безработных евреев по преимуществу, сильно не жаловали и на пушечный выстрел не подпускали к матросам и кораблям.

Шмидт был русским по крови и внешнему виду, умел зажигательно выступать, привлекать к себе праздную публику. Хорошая была для евреев-кукловодов приманка и ширма одновременно, которую они во всяком деле ловко используют. Пользовали и его.

Во время одного такого митинга, правда, с ним случился припадок, которым он распугал толпу. «Ну так не каждый же раз с ним, болезным, такие казусы приключаться будут, - справедливо решили севастопольские революционеры-подпольщики. - Можно и потерпеть, закрыть на это глаза». Другой-то, лучшей кандидатуры, у них всё равно не было… Короче, его кукловоды всё что надо учли, как наркотиками накачали его идеями и речами крамольными, революционными, и стали по площадям и набережным ежедневно как циркового медведя таскать, на которых духом воспрявший Пётр Петрович по их наущению стал призывать народ города к свержению ненавистного Самодержавия.

Его арестовали, естественно, посадили в камеру СИЗО. Но местным активистам-бузотёрам при помощи разогретой толпы удалось отбить опального офицера, «пламенного борца за свободу простого народа»...  Под давлением разъярённой общественности перепугавшиеся начавшихся беспорядков власти города решают выпустить Шмидта на волю, но берут с него, офицера, подписку о немедленном удалении из Севастополя, подальше и от взбаламученных горожан, и их начальственных глаз: чтобы не видеть его и не слышать. Тот всё подписывает как надо, слово даёт властям немедленно удалиться, выходит с помпой на волю… Но вместо того, чтобы данное слово держать - офицер ведь, “заложник чести” по Пастернаку и Ростоцкому! - опять с головой бросается в поджидавшую его у ворот тюрьмы революцию, как щепка малая тонет в ней…

 

И вот начинается кульминация его короткой и так и не сложившейся в целом жизни: 14(27) ноября 1905 года он вдруг объявляется на восставшем крейсере «Очаков» и призывает корабли стоявшего в бухте флота присоединиться к мятежникам. Несколько миноносцев и бывший броненосец «Потёмкин», после известного летнего бунта лишённый орудий и переименованный в «Пантелеймона», откликаются на призыв - и только-то. Остальные корабли эскадры безмолвствуют, равнодушно наблюдая за происходящим.

Ополоумевший Шмидт, что не терпел возражений и неповиновения, рвёт и мечет что называется, угорело носится по кораблю и шлёт во все концы телеграммы с призывами восставать, сыплет на головы моряков-севастопольцев громы и молнии. Для предания значимости себе, он самозванно надевает погоны капитана 2 ранга, хотя им никогда не был (был уволен в запас лейтенантом), объявляет себя командующим Черноморским флотом и выбрасывает на крейсере адмиральский штандарт, после чего шлёт Царю известную оскорбительную депешу.

Командующий флотом контр-адмирал Чухнин, его давний хороший знакомый, повторимся, старый опытный человек, многое повидавший на своём веку, многое претерпевший, пытается успокоить команду «Очакова» и её обезумевшего командира и разрешить ситуацию миром. В стране ведь и так Бог знает что происходит: вон уже и «всероссийскую стачку» петербуржские революционные деятели объявили, призывают захватывать власть, а Царя-батюшку свергать с Престола, - так зачем же ещё и в Севастополе ситуацию усугублять, доводить до греха и смертоубийства. По требованию Шмидта он посылает на «Очаков» переговорщиков - бывших однокашников Петра Петровича по Морскому кадетскому корпусу. Думал, старик, надеялся, что уж они-то взбесившегося, зомбированного лейтенанта образумят и уговорят по старой кадетской дружбе, помогут избежать жертв и крови.

Но не тут-то было, оказывается: никакой старой дружбы Пётр Петрович не признавал и сдаваться по-хорошему не собирался. По его приказу прибывших на крейсер товарищей-офицеров восставшие матросы вяжут, берут в заложники, и Шмидт по связи обещает Чухнину повесить их всех на реях, если по кораблю вдруг откроют огонь.

Чтобы показать всю серьёзность своих намерений и обострить обстановку, он, вошедший в революционный раж психопат, переходит в атаку и пытается взорвать транспорт «Буг», до краёв загруженный морскими минами. Страшно даже представить что было бы, если б ему это действительно удалось: взлетели бы на воздух не только все корабли эскадры вместе с экипажами, но и окрестную часть города разрушил бы этот предполагаемый взрыв, который по разрушительной силе вполне можно было сравнить с современной сверхмощной бомбой… Но, слава Богу, сделать ему этого не удалось: моряки «Буга», предвидя последствия, успели затопит свой корабль прямо в бухте, спасти город-герой и флот от греха и полупомешанного маньяка. Вот и подумайте, на секунду представьте, читатель, что это был за тип, реальный Пётр Петрович Шмидт, на какие мерзости был способен. Сущий дьявол прямо, второй Троцкий по духу, по психологии, живший по принципу: цель оправдывает любые средства; для её достижения все методы хороши и любые жертвы.

И в этой связи грех не вспомнить слова учителя Мельникова из фильма, с жаром, пафосом превеликим рассказывавшего затаившим дыхание детям и всей стране про своего исторического кумира, про пастернаковского Шмидта, следующую белиберду: «Пётр Петрович Шмидт был противник кровопролития. Как Иван Карамазов у Достоевского, он отвергал всеобщую гармонию, если в основание её положен хоть один замученный ребёнок. Всё не верил, не хотел верить, что язык пулемётов и картечи - единственно возможный язык переговоров с Царём… Бескровная гармония!...»

Да, умеют, умеют господа либералы наши словесный туман напускать и им своих необразованных и неискушённых слушателей одурманивать-обволакивать! Ведь ещё и Достоевского сюда режиссёр на пару со сценаристом приплёл, светлого русского гения, для придания своим псевдоисторическим бредням значимости и весу!

Вот только о ком это всё говорилось, интересно было б у них узнать?! о каком Шмидте?! Не о реальном, во всяком случае, не о действительном, который был упырём, хотел Севастополь и флот Черноморский в крови потопить для достижения личной власти. И то, что ему этого не удалось в итоге, не нравственностью его определялось, не христианской моралью, не честью, которой никогда не было, - а обстоятельствами, которые были против него! И очень хорошо, что против!...

 

Завершая повествование о деяниях реального Шмидта, законченного неудачника и психопата, марионетки революционных вождей, скажем ещё, что после провала затеи с «Бугом» совсем уже осатаневший Шмидт направил один из двух подконтрольных ему миноносцев прямо на корабли эскадры, приказав протаранить их. Естественно, что тот миноносец сразу же потопили залпом корабельных орудий, не дожидаясь беды. И после такой дерзкой выходки стало понятно, что переговоры с восставшими дальше вести было бессмысленно: по-хорошему они не хотят.

И командующий флотом Г.П.Чухнин приказал по восставшему крейсеру открыть огонь на поражение, что было естественно в той ситуации и абсолютно правильно. При первых же выстрелах перетрусивший отставной лейтенант, понявший, что дело запахло жаренным, бросил свою команду на произвол судьбы, перебрался на стоявший у борта «Очакова» второй миноносец и попытался на нём уйти в Турцию. И там остаться до лучших времён - чтобы понять, куда чаша весов качнётся. Но у него это не получилось: миноносец был подбит и захвачен. А находившегося на нём Петра Петровича, успевшего переодеться в матросскую робу, арестовали и доставили на берег, в штаб Черноморского флота, где он и дожидался суда, сопли пускал и каялся, рассчитывая на снисхождение. Оставшиеся без него матросы «Очакова» сделали шесть беспорядочных выстрелов по эскадре (пушки на крейсере были, вопреки уверениям поэта и режиссёра, и была броня), после чего прекратили сопротивление и сдались властям. На этом история с вооружённым восстанием в Севастополе осенью 1905 года в сущности и завершилась. Завершился её кульминационный момент, если быть совсем точным…

 

9

 

А теперь давайте к поэту-сказочнику Пастернаку опять обратимся, с которого мы и начали повествование, и продолжателю его литературного дела режиссёру-сказочнику Ростоцкому, внимательно прослушаем ещё раз, что они, прославленные наши интеллигенты и либералы, говорили оба о побудительных мотивах, толкнувших отставного лейтенанта Шмидта в восстание и революцию. Процитируем фильм.

«Послушай, Кость, - спрашивает Мельников строптивого ученика Батищева. - Вот началось восстание, и не к Шмидту, а к тебе… приходят революционные моряки с крейсера «Очаков» и говорят: «Вы нужны флоту и революции». А ты знаешь, что бунт обречён, что ваш единственный крейсер без брони, без артиллерии, со скоростью 8 узлов в час не выстоит. Как тебе быть? Оставить моряков одних под пушками адмирала Чухнина, или идти и возглавить мятеж? И стоять на мостике под огнём и наверняка погибнуть?...»

Из фрагмента ясно как Божий день - и об этом вскользь говорилось выше, но что не лишне и повторить ввиду особой важности темы, - что Пастернак с Ростоцким считали Шмидта Петра Петровича жертвой собственной обострённой совести, этаким «невольником чести». Человеком высоконравственным и высоко-порядочным, якобы понимавшим изначально, с первого дня, что севастопольский бунт обречён и кончится неудачей... Но, отчаявшись убедить матросов, вроде как главных зачинщиков бунта, в бесперспективности предприятия, он всё же поддаётся на их уговоры слёзные и идёт и возглавляет мятеж. И героически гибнет в итоге, пав пленником высокой личной морали и нравственности. Только-то и всего. «Превращение человека в героя в деле, в которое он не верит, надлом и гибель», - так сам поэт определил суть поэмы в известном письме Цветаевой. И яснее этого не скажешь и не припишешь действиям отставного лейтенанта флота иной какой смысл, кроме возвышенно-жертвенного и героического.

Но это - явная ложь и примитивная подтасовка фактов со стороны автора; это - издевательство над историей, наконец, перевод с больной головы на здоровую, если говорить совсем жёстко и грубо. В действительности этого не было даже и близко, и быть не могло. А было всё по-другому - и со Шмидтом, и с моряками, и с самим восстанием.

Не солдаты и матросы российские, необразованные и недалёкие по преимуществу, выходцы из крестьян, затевали восстания и революции, а наши российские либеральные интеллигенты, как банки со шпротами напичканные жидомасонскими лозунгами и программами. В случае победы они, хитрецы, по обыкновению приписывали всё себе, а проиграв подчистую, вдрызг, сваливали вину на народ, на бедных солдат и матросов тех же. Подобное безобразие происходило в декабре 1825 года в Санкт-Петербурге. Это же повторилось и в Севастополе в 1905 году.

В декабре 1825-го, напомним, наши “добродетельные” и через чур либеральные дворяне, «борцы за народное дело», заварили бузу на Сенатской площади, приказом пригнав на неё солдат из своих же полков, силком по сути выдернув их из казармы. А когда Николай I бунт подавил жёстко, волево и решительно, они, «нравственники» и «совестники», «их благородия» ядрёна мать, на бедных солдатиков всё и свалили, или подставили, как теперь говорят. Цинично выгораживая себя, заговорщики-декабристы их обвинили в бунте, в заговоре против Царя, беззащитных своих подчинённых, у которых они, дворяне, якобы пошли на поводу и которых потом запарывали до смерти шомполами в карцерах - в наказание и назидание. Что дало полное право благородному и чистому поэту Жуковскому назвать впоследствии декабристов «сволочью».

Такое же точно свинство и в Севастополе повторилось, которое либеральные наши поэты и режиссёры теперь пытаются всеми правдами и неправдами скрыть. И выдают это своё плутовство за какую-то святую и непогрешимую истину.

Там, в Севастополе осенью 1905 года, коли уж заведена про то речь, бунт в городе и на «Очакове» профессиональные революционеры устраивали по указке из центра, которым был Петербург. Они-то и сумели втянуть в тот бунт и береговые команды, и матросов с крейсера, и полоумного лейтенанта Шмидта, уволенного со службы и болтавшегося без работы, без цели. Пообещали ему вероятно, в случае победы, адмиральское звание и пост командующего вместо престарелого Чухнина. Вот он и попёр буром, идиот безмозглый, принялся рвать и метать, крушить всё подряд, выкатив глаза от счастья, брызжа на всех слюной.

И не было ясно ни самому Шмидту, ни истинным главарям, генералам от революции (таким известным тогда персонажам как Брешко-Брешковская, Гершуни, Рубанович, Гоц, Швейцер, Рутенберг, Азеф, Чернов, Бакай, Дора Бриллиант, Роза Люксембург, Николай Бауман и пр., и пр.), что за его спиной стояли и им, дурачком-простачком, верховодили, с самоуверенной гордостью голосившим тогда на всех площадях страны, что «мы, евреи, вам дали Бога - дадим и царя», - так вот не было ясно им, истинным вожакам восстания 1905 года, что будто бы «бунт обречён» и кончится неудачей. Какая неудача в ноябре месяце?! - окститесь! не гневите Бога! господа либеральные историки, поэты и режиссёры! - когда вся огромная Держава Российская стояла как вкопанная, не служила, не работала, не училась, как гипнозом поражённая «всероссийской стачкой». И даже сам Государь Император перетрусил и стал отступать, сдавая одну позицию за другой. Когда уже и патриархальная патриотическая Москва была на пороге “декабрьского вооружённого восстания” - вспомните! А после подумайте и скажите честно, как на духу: кто в Севастополе в те ноябрьские смутные дни хотел думать о поражении, о неудаче?... Никто! - уверяю вас! Думали лишь о победе, которая была и близка, и возможна, и очень даже реальна. Ведь совсем неизвестно ещё, как бы повернулось дело, поверь тогда моряки-черноморцы Шмидту, купись на его посулы сладкие, пойди все за ним. Или будь на месте Петра Петровича поавторитетнее и посерьёзнее человек из военной касты.

Но другой кандидатуры, покруче, у революционеров не было, увы. А пустозвону и клоуну-Шмидту матросы черноморской эскадры не поверили - посмеялись только. И в основной массе своей остались верны присяге и Государю... И Шмидт проиграл, оставшись совсем один, со всех сторон обгадившийся и обмишурившийся. Ну и чего из него, проигравшего, героя-то делать, каким он сроду не был?! приписывать ему, марионетке дешевому, такие умопомрачительные качества, какими он в принципе не обладал, даже и в малой степени?!

Никакой «жертвенности» и «заложничества» - качествах, о которых всю жизнь любил трещать Пастернак, когда горячо любимых интеллигентов российских касался, - с его стороны и близко не наблюдалось. Он, пользуясь сложившейся обстановкой, разыгравшейся всероссийской бузой, решил урвать для себя от жизни крупный жирный кусок. Но не рассчитал силы - и «получил по рукам». Дело понятное и естественное, и законное - согласитесь?

Получил по-максимуму - это правда: головой ответил. Но ведь по заслугам, и поделом: чтобы отбить у остальных охоту, чтобы другим пронырливым удальцам неповадно было крушить государственные устои.

Это, по сути, тот же был Пугачёв Емельян Иванович, лишь взятый с обратным знаком. Пугачёв-то мечтал, в идеале, порушенную Петром I Народную Монархию восстановить и свергнутого (заговорщиками убиенного) Царя Петра III вернуть народу. А Пётр Петрович, наоборот, Монархию хотел ликвидировать, а Царя Николая II убить. Вот и вся разница.

Поэтому-то про народного предводителя Пугачёва, монархиста и цариста по убеждениям, лукавые либералы наши поэм и стихов не слагают, не снимают фильмов - избави Боже! Это не их герой, категорически! Им неврастеник и жулик Шмидт ближе - потому что безжалостно рушил страну и выплясывал как скоморох под их интернационально-либеральную дудку.

Но народ-то наш не обманешь и на либеральной мякине не проведёшь: он, великий мудрец и провидец, правду-матку сердцем чует, как и своих настоящих героев-воинов отчётливо видит сквозь пошлый либеральный туман и назойливую пропаганду. Поэтому русский народ, православный и великодержавный по духу, народ-монархист, мил-дружка Пугачёва Емельку (именно так - по-свойски, по-родственному!) до сих пор помнит и любит, и чтит: вон, сколько поэм, романов и повестей ему уже посвятил устами лучших своих сказателей-баянов (из первых - А.С.Пушкин; из последних - С.А.Есенин).

А вот неудачливого лейтенанта Шмидта напрочь забыл, выкинул из головы и из памяти. Невзирая на все набережные в его честь, улицы и мосты, статейки в журналах и лживые фильмы, к которым мы, русские, как к плохим анекдотам относится, до чёртиков надоевшей рекламе или неизбежному злу. Потому что не наш это был герой, не народный, не православный…

10

 

И ещё вот на какой крайне важный момент хочется обратить внимание, тоже достаточно спорный и неубедительный, а проще сказать - лукавый. В конце своего восторженного рассказа учитель истории Мельников, изо всех сил стараясь оправдать и возвеличить своего кумира, говорит о побудительных мотивах революционного порыва Шмидта буквально следующее: «Он сам объяснил это в своём последнем слове на военном суде - так объяснил, что даже и его конвоиры отставили свои винтовки в сторону…»

Мощно сказано, да! восторженно и зажигательно! Нагорная проповедь в сравнение с этим - детский лепет прямо-таки... Когда актёр Тихонов это произносил, задрав к потолку голову и полоумно закатив глаза, чувствовалось по всему, что и он бы, окажись на суде, не задумываясь, винтовку отставил и даже и в ноги Шмидту упал - и стал бы целовать ноги. Так это у него в кадре всё было серьёзно, возвышенно и убедительно.

Однако ж, с уверенностью можно предположить, что с его стороны это была всего лишь игра, и судебную речь лейтенанта он не читал и даже в глаза не видел: прозорливый режиссёр сознательно скрыл её от него, как и от всей страны, от народа. Чтобы правды не выдавать, что речь на самом-то деле была примитивна, пошла и пуста. И нет в ней ничего такого, что могло бы Шмидта прославить и оправдать, нацепить ореол праведника и мученика; чем он даже и конвоиров своих разжалобил якобы и привёл в смущение, заставил неповиноваться уставу, властям, чего в действительности не было и не могло быть. Априори, что называется. Конвоиры - это такие люди непрошибаемые и бесчувственные, как те же роботы, которых ничем не растрогаешь, оглоблей не выбьешь слезу, не заставишь работу не исполнять и со службы вылетать с треском. Слабонервные и сентиментальные туда не идут, морально и психически неустойчивые. Это как дважды два ясно.

Хорошо понимая это, зная историю с восстанием на «Очакове» не понаслышке, чем и как там дело закончилось, и что происходило в суде, режиссёр Ростоцкий, человек безусловно не глупый, искушённый в политике и психологии, саму речь лейтенанта поэтому благоразумно припрятал и любопытства народа (как и съёмочной группы, скорее всего) сознательно не удовлетворил. Ему, просвещённому, но исполнявшему заказ, необходимо было доказать обратное - создать иллюзию у зрителей, смотревших фильм, чего-то поистине великого и прекрасного, за что сражался и умирал полоумный Шмидт, доверчивых севастопольцев баламутил. Вот он и утаил последнее слово подсудимого, хитро намекнул только: ищите и читайте, мол, речь Петра Петровича опубликована и стоит того, чтобы её все поголовно прочли. Но кем опубликована и когда, и где её можно найти? - не уточнил, лукавец, понимая прекрасно, что для большинства людей бесполезно это, напрасный труд. В учебниках по истории этой речи не было. В районных библиотеках её также невозможно было найти. А в Ленинку обывателю во все времена путь был заказан.

И хитрюга-Ростоцкий про это прекрасно знал, что речь на суде восхваляемого им бунтаря для большинства народа так и останется тайной. Не сможет и не захочет народ по библиотекам и спецхранам мотаться в поисках истины, силы тратить на розыск «иголки в стоге сена», когда он от звонка до звонка на фабриках и заводах ишачил, с ферм и полей не вылезал. И поэтому у обывателя-простолюдина только один восторг в душе и останется, замешанный на незнании, на невежестве. Неизбежного разочарования, короче, не произойдёт. За которым последует естественное низвержение идола. Хотя бы только внутреннее, что тоже немаловажно…

 

И так оно всё и было до перестройки: мало кто даже и среди образованных россиян эту “героическую речь” мог найти и прочитать, составить собственное представление. Народ был в неведении… Теперь же, в век Интернета, это сделать проще простого: не надо никуда ходить, ни в какие книгохранилища, с пропусками там заморачиваться, объяснением причин, а надо просто сесть за компьютер и фамилию “Шмидт” на клавиатуре набрать. И там вся информация про него и высветится.

Появится и речь на суде от 14 февраля 1906 года. И сказал тогда Пётр Петрович буквально следующее: «Пройдут годы, забудутся наши имена, но ту боевую силу, которая присоединилась к “Очакову” и тем осталась верной народу и присяге, имена этих десяти судов флота (в действительности было гораздо меньше - авт.) не забудут, и они навсегда останутся в летописях народа. Не преступен я, раз мои стремления разделяются всем народом (если бы это действительно было так, Шмидт стал бы Лениным 1905 года и возглавил страну - авт.). Но меня судят и мне угрожает смертная казнь… Я не знаю, не хочу, не могу оценивать всё происшедшее статьями закона. Я знаю один закон - закон долга перед Родиной. Да, я выполнил свой долг… Не горсть матросов, нарушивших дисциплину, и не гражданин Шмидт перед вами. Перед вами на скамье подсудимых вся 100-миллионная Россия, ей вы несёте свой приговор, она ждёт вашего решения…»

Ну и что сказать по этому поводу, по поводу данной галиматьи, от которой якобы в обморок все когда-то попадали, как нас режиссёр Ростоцкий пытался уверить посредством популярного актёра Тихонова?... Прочитал её автор раз, прочитал два, потом аккуратно переписал на бумагу, чтобы вставить в статью. И при этом всё никак не мог отделаться от ощущения, и при чтении и при переписывании, что страшно боялся Пётр Петрович Шмидт, потешный, неудачливый, несимпатичный персонаж русской Истории, когда произносил свою речь, был объят каким-то глубинным мистическим страхом.

И понять его, горемычного, безусловно можно - и пожалеть. Ибо человека ждала скорая смертная казнь и последующий Суд Божий, воистину Страшный Суд, пред которым любой человеческий суд - забава, игрушка детская... А что он мог сказать и предъявить на Суде, чем отчитаться и оправдаться перед Господом, Грозным Мировым Судиёй? Да ничем. Ибо прожил он свои 39 лет абсолютно бездарно и пошло - и сам по-видимому хорошо сознавал это: перед смертью это все сознают, хотя и скрывают ночные кошмары, видения. Родившись, вырастя и воспитавшись в достойной военной семье, сам толком никогда не учился и не работал - всё выгоды, лёгкой жизни искал, находясь под опекой дяди. Во время войны дезертировал с фронта, предал товарищей боевых, спрятался в Севастополе под крылом контр-адмирала Чухнина, который с ним нянчился как с ребёнком и которого он тоже в итоге предал. Потом, прихватив кассу, пустился в загул и бега; а когда деньги кончились, сдался и начал безбожно врать и юлить перед следователями, кривляться как проститутка… Потом грянула революционная буря-шторм, на гребне которой он, казнокрад, дезертир, предатель, прохвост, гуляка и трус, захотел забраться на вершину власти. А когда этого не удалось, когда его быстро скрутили царские слуги и заставили ответ держать, суровый, но справедливый, - вот тут-то он и запаниковал, заистерил, занервничал, засуетился, понимая, что всё - конец, попался молодчик, и дядя-сенатор его уже не спасёт, из передряги не вытащит; тут-то и завопил истошно и театрально про долг свой перед страной, который он якобы мужественно исполнил, про 100-милионный российский народ, который его якобы горячо поддержал и никогда не забудет. Противно, ей-богу, всё это теперь переписывать и вынужденно читать. Противно и тошно, скорее всего, было сто лет назад это “телячье блеянье” добрым людям слушать.

И почему-то сразу же в этой связи легендарные матросы с крейсера “Варяг” и канонерки “Кореец” вспомнились, боевые товарищи лейтенанта, его ровесники по сути, которых он подло предал, крысою окопавшись в тылу, бросил японцам на растерзанье. Им тоже, наверное, не сильно умирать-то хотелось в самом начале войны, окружённым японской эскадрой, наоборот - до жути хотелось жить: молодые же были все, крепкие, жизнерадостные и красивые; а некоторые и женатые… Но истерики у них не было. Ни у кого! Итоговой встречи с Господом они не боялись. Потому что правильно и честно, по-Божьему, прожили жизнь, мужественно и до последнего, когда настал срок, сражались за Родину, за народ, за Россию!... И умирали они не как бузотёры, кутилки, прохвосты и изменники, а настоящими Героями - чтобы не достаться врагу, не опозориться перед страной и Господом!... Поэтому молча переоделись в чистое у себя в каютах и кубриках, вышли на палубу дружно, встали в ряд -  и по команде своих героических командиров, Руднева и Беляева, добровольно пошли на дно под изумлённые взоры японцев, хором распевая гимн «Боже, Царя храни»! Уходили на дно, а на самом деле - в бессмертие, в Вечную райскую жизнь! Ну и какая у каждого могла быть истерика?! Отчего?! Им, воинам и героям, встреча с Господом была в радость!

А у Шмидта тайной внутренней радости не было, ни одного грамма - это видно по тексту. А был один лишь глубинный утробный мистический страх перед скорым Божьим Судом, перед расплатой. Отсюда - и его истеричное и театральное «не преступен я, раз мои стремления разделяются всем народом»; и «я знаю один закон - закон долга перед Родиной. Да, я выполнил свой долг»; и «не горсть матросов, нарушивших дисциплину, и не гражданин Шмидт перед вами. Перед вами на скамье подсудимых вся 100-миллионная Россия, ей вы несёте свой приговор, она ждёт вашего решения»... Ишь как лихо и ловко, мерзавец, 100-миллионной Родиной прикрывался! Сам до такого додумался, интересно, или кто научил?! - ушлые адвокаты те же из революционного лагеря, заранее текст ему приготовившие для озвучки и для Истории?!

Но нет уж, господа либералы! Как хотите, хоть из кожи вон вылезьте и порвите все волосы на голове, - но неприглядной общей картины этим вы не измените, не поднимете сострадательный градус в душах российских зрителей и читателей, не выбьете из нас слезу. Как-то уж больно искусственно и театрально, мелко и пошло выглядят со стороны все эти само-оправдательные заклинания-мантры вашего любимца Шмидта, право-слово пошло. Не убеждают, не трогают они нас - уж извините! Мы-то теперь знаем прекрасно, откуда “уши лейтенанта” росли, из какого сора; знаем, что и генерал Власов, скорее всего, нечто похожее мог думать и говорить перед смертью. Ведь и он, Власов, по его глубокому разумению, хотел России добра - и верил, что и она, его многострадальная матушка-Родина, генерала-перебежчика и ренегата в этих его намерениях избавить страну от евреев и коммунистов поддерживает всей душой. И победи Адольф Гитлер в 1941-42 годах, он бы понаставил основателю «Русской Освободительной армии» памятников не меньше, чем победившие в Октябре Семнадцатого большевики понаставили их лейтенанту-неудачнику Шмидту, случайному и бесполезному, в общем-то, вожаку «освободительного движения» в Севастополе. В этом нечего сомневаться. Но только Власова-то народ героем у нас не считает, и никогда не будет считать… В отличие от приснопамятного Петра Петровича - кумира всех российских либералов и интеллигентов-западников. Хотя оба они - одного поля ягодки: дезертиры, предатели и враги, мелкие и подлые душонки!...

 

И про мифические шмидтовские миллионы народной поддержки хочется пару слов написать, заострить, так сказать, актуальную и сегодня тему. Хочется напомнить читателям, что весь этот проплаченный пропагандистский вздор, либеральных “надувных слонов” и трибунную гигантоманию мы, простые российские граждане, и теперь, в после-перестроечную эпоху, не единожды могли лицезреть, наблюдая по телевизору лидеров антипутинской оппозиции во время их уличных шествий; имели неудовольствие слышать бредни Навального, Удальцова, Собчак, Немцова, Касьянова и Каспарова, писателей Быкова, Акунина и Улицкой, музыкантов Макаревича и Шевчука, и других не менее крикливых деятелей, реформаторов-радикалов так называемых, - видных персонажей современной российской действительности, по внутренней сути своей и психологическому портрету как две капли воды похожих на казнённого лейтенанта Шмидта. Вспомните, как все они, находящиеся на содержании у мировых финансовых воротил и проводящие в России самую отвратительную, разнузданную и разрушительную прозападную политику, страстно хотели не допустить Путина на второй президентский срок в 2012 году; как им не по сердцу всем, что тот униженную и обобранную Горбачёвым и Ельциным страну с колен приподнять и укрепить пытается, сильной и независимой сделать, свободной и счастливой. По-своему, по-путински, да, - робко и однобоко то есть, не трогая ельцинское окружение, даже и подступиться к нему боясь. Но хоть так: и за это спасибо, как говорится. Не до жиру нам - быть бы живым, с голоду не умереть.

И посмотрите, что делается! Как сразу же ощетинились и озверели, вылупили глаза эти господа либералы и демократы, визгливые и истеричные, и абсолютно людоедские по натуре, не терпящие неповиновения и инакомыслия, а главное - чтобы Россия при них поднималась с колен! Последовала немедленная реакция в ответ - антиправительственные «Марши миллионов» так называемые, что следовали один за другим и набирали по 1500-2000 человек лоботрясов-бездельников и провокаторов из числа золотой молодёжи в дорогих дублёнках и шубах, именно столько! Но которые так теперь и войдут в Историю как антипутинские «Марши миллионов», точно так! Вся страна, мол, при нём была против, “жаждала” новой революции и бардака, и Навального с Немцовым на троне. Такая уж это восторженно-экзальтированная публика - российская внесистемная оппозиция, страдающая манией величия, слабоумием и истерией. Такая раньше была, такая есть теперь и такая всегда будет. Всех их непременно любят, ценят, знают и ждут, все за ними на плаху якобы сами полезут, в огонь и в воду пойдут. Потому что только они одни якобы знают Правду, знают Истину и живут по совести, “не по лжи”; только от них одних, по их глубокому убеждению, Божий Свет исходит. Диагноз этот либерально-интеллигентский, что шизофрении или маразму сродни, со временем не меняется.

А потом и либеральные поэты и режиссёры найдутся, когда Путин в отставку уйдёт (хорошо, если живым и здоровым), новые пастернаки и ростоцкие, которые прославят Навального, Собчак, Удальцова, Немцова, Касьянова и Каспарова как “рыцарей долга”, “заложников чести”, политиков “бесстрашных” и “несгибаемых”, “милостью Божией” что называется; посвятят им поэмы и фильмы, придумают героические биографии, заоблачными качествами наделят, какими они сроду не обладали по причине ущербности и убогости, душевной никчёмности и пустоты. А президента В.В.Путина громогласно объявят “диктатором” и “тираном”, “душителем свободы, совести и демократии”, этаким вторым Сталиным, которого эта визгливая праздная публика давно уже превратила в жупел, и им пугает народ. Зная маниакальное упорство этих людей и стоящие за ними силы, можно не сомневаться, что так оно всё и будет, точно так. История с проворовавшимся и испаскудившимся до неприличия лейтенантом, “героем” севастопольского восстания, - яркое тому подтверждение.

Вот героических моряков “Варяга” и канонерки “Кореец”, капитанов Руднева и Беляева, адмирала Макарова того же, кто за Родину кровь проливал, а потом, не задумываясь, жизнь отдал, пастернаки и ростоцкие славить не станут. Оба их не видят в упор, а может и не знают даже - потому что это не их герои, не их мир, не их стихия. Их обожатели и кумиры - это гапоны, азефы, гершуни и шмидты; львовы и керенские, милюковы, корниловы и гучковы; троцкие, зиновьевы, бухарины и власовы. Понимай - психопаты, предатели и дезертиры, ренегаты, вероотступники и пустозвоны, гниды продажные - если совсем прямо и грубо, лакеи и холуи, что сидят во время войны в тылу, за спинами воюющих товарищей, и при этом гадят, бузят и паскудят по мере сил. Пытаются свалить власть по указке своих благодетелей-кукловодов: чтобы крепко спать, вкусно есть, сладко пить за эти “тыловые геройства”; и самим потом, если вдруг повезёт, в командные кресла усесться…

11

 

Закончить же про П.П.Шмидта рассказ, тем не менее, хочется на “мажорной” ноте - скромными мыслями авторскими о якобы “безумной” его любви к Зинаиде (Иде) Ризберг.  Женщине, которую он случайно встретил в поезде 22 июля 1905 года по дороге из Киева в Одессу, побеседовал полчаса (она сошла задолго до Одессы, на станции Дарница) и которую из-за вуали толком-то и не разглядел, не оценил, не понял.

В кого уж он там влюбился поэтому, наш чудаковатый парень, раб Божий Пётр, - Бог весть. Не в реальную Ризберг - точно. Придумал себе что-то такое возвышенное и прекрасное “изголодавшийся” человек, обделённый женским вниманием, заботой и лаской, и начал безудержно письма строчить даме сердца от нечего делать и переизбытка чувств. Обычные письма влюблённого, одинокого, истосковавшегося мужика, которые опубликованы, как и речь на суде, и в которых при всём желании нельзя обнаружить чего-то сверхъестественного и выдающегося, что обнаружили в них когда-то либеральный поэт Пастернак и либеральный же режиссёр Ростоцкий.

Напомним читателям последний разок, по необходимости больше, не по злорадству, что Пётр Петрович был душевно больной человек, неврастеник или шизофреник. Психопат, одним словом. Из-за чего у него были естественные и понятные всем проблемы с противоположным полом: нормальные здоровые женщины не подпускали его, психованного, к себе и на пушечный выстрел. Только одни проститутки и только за деньги.

Поэтому-то каждый его новый сердечный порыв ничем как правило и заканчивался - вдребезги разбитым сердцем и стопками страстных писем-поэм, которыми он понравившихся женщин раз за разом одаривал-бомбардировал, не имея возможности напрямую излить душу своим избранницам, при личной встрече и интимном общении. И такая эпистолярно-платоническая картина сопровождала неудачника-лейтенанта всю его жизнь. Это можно предположить с большой долей вероятности: у всех душевнобольных, обитателей психиатрических клиник и дурдомов, похожая наблюдается картина. Всякое новое сердечное увлечение для них, бурный выплеск чувств - это огромные кипы стихов и писем в итоге, бесплодные страсти и резанье вен, целые потоки слёз и истерики - не больше.

Вот и с Петром Петровичем за полгода до казни случился очередной такой любвеобильный приступ-недуг, на этот раз к Зинаиде Ризберг… И никто бы не обратил на данный предсмертный сердечный порыв Шмидта никакого внимания - если бы его последняя избранница была русская барышня, какая-нибудь Анфиса или Акулина. Но она оказалась еврейкою как на грех, - а это уже другой сорт-с, это уже серьёзно. В этом деле любая мелочь принимает особенный отсвет и оборот - возвышенный и запредельный. Ибо евреи - это такая нация особенная и исключительная, что их просто обязаны безумно любить и боготворить все, буквально. Это, если хотите, - закон жанра и жизни.

Поэтому-то последнюю страсть лейтенанта и раскрутили и подняли так высоко, до небес прямо-таки; да ещё и живописав её самыми яркими, самыми восторженными красками и тонами! Чтобы именно это и доказать на его конкретном примере: исключительность славной еврейской нации, её завидную способность очаровывать и покорять людей, подчинять их, слабаков-простаков, своей воистину железной воле. Кто в объятья к евреям или еврейкам попал, - вольно или невольно хотели показать России и миру поэт Пастернак и режиссёр Ростоцкий, - тот сразу же и пропал, растворился в возлюбленном человеке как самостоятельный индивид, как личность, как щепка растворяется в море…

12

 

В Севастополе бунт был подавлен в конце ноября, но уже через пару недель, в декабре, православная, верная Престолу Москва оказалась перегороженной баррикадами - вспыхнуло декабрьское вооружённое восстание рабочих, кульминационный момент революции 1905 года, которое удалось подавить лишь к 20 декабря - с трудом, большими издержками, жертвами. И в Москву, увы, матерь всех городов русских, древнее их святилище и оплот, столицу духовную, патриотическую, интернациональный дурман проник, зараза мерзкая, либеральная.

Это покажется странным: ведь москвичи никогда не были против Царя, против самодержавной власти Романовых, никогда! Наоборот: сами эту Династию на Трон возвели и потом поддерживали всемерно. В отличие от Петербурга того же, антирусского, криминального, революционного города с первого дня, где стольких императоров, представителей правящего рода, на тот свет отправили, глазом, что называется, не моргнув.

А москвичи - нет, москвичи были и царистами и великодержавниками всегда, и к Романовым не имели особых претензий. Но категорически были против петербургского чиновничьего аппарата, коррумпированного и антинародного по сути, антирусского, возглавляемого иудою С.Ю.Витте. Вот кто патриотов-державников москвичей больше всего раздражал, кого они люто все ненавидели.

И, надо сказать, было за что, ибо иностранцы при нём хозяйничали в России как у себя дома, и Сергей Юльевич оказывал им усиленное покровительство. Достаточно сказать, что из 240 иностранных компаний 205 были созданы в период его правления. И эта цифра сама за себя говорит: больше тут ничего и добавлять не нужно. Весь русский Кавказ по факту был оккупирован иноземцами, всякими там Ротшильдами, Нобилями и другими западными дельцами-барыгами, которые за бесценок захватывали там всё, подчистую, безбожно выкачивая южнорусские богатства и переправляя их за рубеж.

Они захватили в свои руки нефтяную промышленность, - справедливо писали по этому поводу патриотичные “Московские ведомости”. - Едва где-либо откроются залежи нефти, английское общество уже готово и уже получило их в аренду прежде, чем о их существовании узнают в центре России. Не ограничиваясь нефтью, они, вместе с немцами и бельгийцами, захватывают все естественные богатства, как-то: рудники марганцевые, каменноугольные, серебросвинцовые, медные, скупают сруб леса, устраивают мельницы, маслодельни, сахарные и хлопкоочистительные заводы; заграничная продажа знаменитого нарзана сделалась монополией английского синдиката. Шелковая промышленность, курорты, рыбный промысел переходят также к иностранцам, которые являются на готовое дело, оттесняя русских предпринимателей с помощью ведомств финансового и государственных имуществ, а также кавказской администрации”…

Картина получалась парадоксальная, если анекдотичная не сказать, граничившая с изменой: русские столетьями проливали на Кавказе кровь, присоединяя его к Империи, вкладывали туда колоссальные деньги в инфраструктуру, в прокладку дорог и солдат, что поддерживали там мир и порядок, а европейцам при Витте земли кавказские, богатейшие, почти что даром достались. И они наживались и эксплуатировали Кавказ по чём зря, снимая с благодатного и целебного края пенки. А российской казне оставались одни лишь объедки да расходы на содержание.

Вот и скажите, подумайте, люди добрые, на досуге: правы или неправы были большевики, с первых же дней нахождения у власти национализировавшие землю, недра и всю промышленность новой России, сделавшие её общенародной собственностью?! а иностранных капиталистов оставившие с носом и пустым кошельком?!

За подобного рода проделки: распродажу за баснословный бесценок и мзду общегосударственного добра, - народ и ненавидел Витте (“жидовского премьер-министра” - как в шутку он сам себя называл). Вполне справедливо, надо сказать и вполне заслуженно ненавидел. Особенно - патриотичные москвичи, которые неплохо разбирались в политике, но жили не умом, к сожалению, а сердцем, подверженного стихии. В октябре 1905 года и они присоединились к «всероссийской стачке», и им затуманил голову интернационал, уставшим от войны и бардака петербургского.

Градоначальник московский Пётр Павлович Дурново, не желая ссориться с революционерами (понимал, вероятно, хитрюга, чем это ему грозит), запретил войскам и полиции применять оружие, попробовал договориться со смутьянами так, по-хорошему, - чтобы разойтись полюбовно. Кончилось это его сюсюканье тем, что уже через пару месяцев, 7(20) декабря, столица древняя, святорусская, была полностью парализована забастовкой, на вокзалах встали все поезда, в подъездах и переулках взрывались бомбы. А городовых на улицах города распоясавшиеся боевики отлавливали и убивали как зайцев - и ходили за это в героях, рыцарях революции. Даже и по официальной статистике в Москве в декабре было убито и ранено более 60 полицейских. На самом же деле жертв было гораздо больше. Ну и куда такое годится, подобный кровавый либерализм!… Городовым же в ответ стрелять было нельзя: их за ранение или убийство бунтовщика немедленно арестовывали и судили как мракобесов и палачей, “свободу” гробивших на корню; на них, словно свору борзых собак, спускали продажную прессу…

 

Катастрофическое положение в Первопрестольной тогда Фёдор Васильевич Дубасов спас, назначенный генерал-губернатором Москвы вместо нерешительного Дурново. Самыми жёсткими и суровыми мерами наведший порядок в короткий срок, он показал центральному правительству Петербурга, как нужно бороться с бунтовщиками, чего они больше всего боятся, а именно - хорошей палки. Его примеру и генерал Меллер-Закомельский последовал, когда очищал от революционеров Транссиб. У Дубасова многому научился Столыпин.

           Именно он, Пётр Аркадьевич Столыпин, революционный огонь затушил введением 19 августа 1906 года военно-полевых судов в России, что ведали только теми делами, где преступление было очевидным всем и сомнений не вызывало. Смертные приговоры и каторга охладили революционный порыв платных агентов интернационала, провокаторов разных и просто человеческой сволочи, вернули разбушевавшихся рабочих к станкам, одураченных студентов - за парты, а раздухарившихся профессоров - на кафедры. К началу 1907 года порядок, в целом, был восстановлен, жизнь вернулась в привычную колею. Страна, наконец, успокоилась благодаря усилиям и личному мужеству патриота-премьера.

           «У Столыпина, - писал В.В.Шульгин, - была двуединая система: в одной руке - пулемёт, в другой - плуг. Залпами он отпугивал осмелевших коршунов: но мерами органического характера он стремился настолько усилить русское национальное тело, чтобы оно своей слабостью не вводило во искушение шакалов»...

 

С русско-японской войной вот только были большие проблемы: её мы проиграли фактически, на радость японцам и англосаксам, и мировым ростовщикам, в далёком Китае около миллиона солдатушек положив, которых даже некому было похоронить: так вороны всех и склевали наверное. Знаменитый душещипательный вальс “На сопках Маньчжурии” И.Шатровым был именно им посвящён, не погребённым русским солдатам.

По-другому, впрочем, и быть не могло: какая война и какая победа? - когда страна была охвачена смутой! Когда в самый разгар боёв фабрики и заводы встали - и солдаты остались ни с чем: без оружия и боеприпасов, обмундирования и продовольствия. А что и посылалось на фронт из резервов - то останавливали и растаскивали бунтовщики, активно и умело саботировавшие работу железнодорожного транспорта.

Войну мы проиграли, увы, много храбрых офицеров и солдат потеряли - хороших русских парней, патриотов отечества, воинов, которые, в отличие от проворного лицедея Шмидта, левых справок себе не выпрашивали у врачей и душевное нездоровье не инсценировали. Порт-Артур оставили навсегда, за огромные деньги арендованный и обустроенный, ушли навсегда из южной Маньчжурии. А ещё, и про это упоминалось вначале, отдали японцам Курилы и Южный Сахалин, и значительную часть Охотского моря по Портсмутскому мирному договору. А это уже исконно русские территории. Там обильные рыбные промыслы и изумительные по красоте места. Там, наконец, много русских могил… и духа русского обитает.

Сталин всё это потом вернул осенью 1945 года, за что в большой-пребольшой немилости у мировых финансовых воротил, японцев и англосаксов; равно как и у наших доморощенных либералов, которые живут по принципу: «чем хуже России и русским - тем лучше, паскудникам, им»

13

 

Смута в целом была подавлена к 1907 году - или приглушена, если сказать точнее, на короткий период загнана внутрь, в подполье, в глухие дебри Империи. И в этой связи сразу же возникает законный вопрос у автора. А стоило ли было её подавлять и гасить Столыпину, вызывать революционный гнев и огонь на себя, что кончилось для него трагедией, как известно? - если сам Монарх-Самодержец при этом струсил и попятился, пошёл у смутьянов на поводу. И, подписав известный Указ о созыве Государственной Думы, надругался над древним монархическим принципом неделимости, неподсудности и неограниченности Верховной Монаршей власти, - добровольно в петлю залез. Что впоследствии дало полное право историкам называть тот период правления Императора Николая II Александровича (с 17 октября 1905 года по 2 марта 1917 года) «Самодержавием с петлёй на шее»!

Стоило ли глубокоуважаемому Петру Аркадьевичу, повторим вопрос, вписываться в гиблое дело и собственной головой на пару с Царём рисковать? - если при этом ещё и правящий класс Императорской России выродился и сгнил на корню. Умно ли, подумайте и скажите, читатель, правильно ли было ему, как премьеру, тяжело-больного и срочно нуждающегося в операции “пациента” - Государство Российское - лечить исключительно “терапевтическими методами”? Одними “примочками”, “уколами” и “таблетками”? Без применения “хирургических средств”?...

 

Романовская Династия, как это теперь уже хорошо известно, к началу ХХ-го века разросшаяся до каких-то неимоверных размеров, погрузилась в ужасающий материализм, делячество и наживу - и от этого ополоумела и осатанела, потеряла с реальностью связь, с Господом Богом и верой. Все дальние и ближние члены-сродственники, Великие князья и княгини, ненавидели Царя и его семью, и тайно или явно гадили ей и вредили, то есть упорно пилили сук, на котором сидели сами. Сгнила Церковь снизу и доверху (о чём убедительно свидетельствуют воспоминания князя Жевахова, тогдашнего товарища обер-прокурора Св.Синода). Сгнило руководство Армией и Флотом, весь высший российский генералитет, поголовно предавший своего Верховного Главнокомандующего в Феврале Семнадцатого. Измельчало и выродилось, наконец, и само некогда славное российское дворянство - древняя каста воинов, защитников государства, со времён Петра Первого превратившая простолюдинов-кормильцев в рабов, сладко и привольно жившая за их счёт 200 лет, избалованная и развращённая крепостным правом до неприличия. И при этом народ же свой затюканный и забитый до глубины души презиравшая {4}.

Неудивительно и закономерно, что Революция, после решительных столыпинских мер перетрусившая и откатившаяся было назад, довольно быстро оправилась и пришла в себя, осмелела, накопила силы - и предприняла новый, ещё более мощный штурм Исторической России, который оказался успешным.

Подготавливаясь к новым сражениям, революционерами и их пособниками были убиты (или осмеяны и удалены от власти) люди, активно участвовавшие в искоренении революционной заразы 1905-1906 годов: московский градоначальник граф П.П.Шувалов; бывший военный министр генерал-адъютант В.В.Сахаров; тамбовский вице-губернатор Н.Е.Богданович; начальник пензенского гарнизона генерал-лейтенант В.Я.Лисовский; начальник штаба Кавказского военного округа генерал-майор Ф.Ф.Грязнов; тверской губернатор П.А.Слепцов; командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г.П.Чухнин; самарский губернатор И.Л.Блок; пензенский губернатор С.А.Хвостов; генерал-губернатор Москвы генерал-адъютант (1905) и адмирал (1906) Ф.В.Дубасов (пережил несколько покушений, после которых умер); командир лейб-гвардии Семёновского полка генерал-майор Г.А.Мин, непосредственный участник подавления московского декабрьского вооружённого восстания; симбирский генерал-губернатор генерал-майор К.С.Старынкевич; бывший киевский генерал-губернатор член Государственного Совета граф А.П.Игнатьев; акмолинский губернатор генерал-майор Н.М.Литвинов; петербургский градоначальник В.Ф. фон дер Лауниц; Главный военный прокурор В.П.Павлов; пензенский губернатор С.В.Александровский; одесский генерал-губернатор генерал-майор К.А.Карангозов; начальник Главного тюремного Управления А.М.Максимовский; уже упомянутый генерал А.Н.Меллер-Закомельский, подавлявший мятеж в Севастополе в ноябре 1905, а в декабре того же года с отрядом в 200 человек (!) очистивший от революционных банд весь Великий Сибирский путь (оклеветан и удалён от власти). И это только чиновники и военные высшего ранга. Перечислять остальных не хватит бумаги. За один только 1906 год, по свидетельству С.С.Ольденбурга, было убито 768 и ранено 820 представителей власти, верных царёвых слуг, охранителей национальных устоев.

Всего же по подсчётам члена Государственной Думы от Бессарабской губернии Пуришкевича Владимира Митрофановича - далеко не полным подсчётам, опубликованным им в Книге Русской Скорби”, - от рук террористов (в основном боевиков-эсеров, наследников бомбистов-народовольцев) в Первую русскую Революцию (за период 1900-1910 гг.) погибло и пострадало, то есть было ранено и искалечено, не менее 20 000 человек. Представляете масштаб террора! И все как один - патриоты, герои, воины, крепкие, надёжные государственники.

В 1911 году - после девяти неудавшихся покушений! - был убит и сам Пётр Аркадьевич, великий русский премьер, вельможа, исключительной мужественности человек, патриот благородной пушкинско-лермонтовской складки (он, к слову сказать, и приходился троюродным братом М.Ю.Лермонтову), “Рыцарь Царского трона”, принявший героическую смерть на “боевом посту”, при исполнении что называется {5}...

 

После убийства Столыпина сложилась довольно-таки мрачная картина в стране, в плане её уязвимости перед новой Великой Смутой крайне тревожная. К началу Первой мировой войны Россию как государство, Державу древнюю, самодостаточную, вторую по значимости, богатству и величине, - так вот Россию в её высших руководящих слоях, в среде её продажной, гнилой, абсолютно эгоистичной и космополитической знати по сути некому стало защищать, некому за неё, бедную, грудью встать, или хотя бы доброе слово молвить: кого можно - там купили давно, неподкупных и верных - убили.

И, в итоге, вокруг Царя и Престола русского к середине 1910-х годов сгрудились и свили гнёзда сплошь одни ненавистники и враги, предатели и мздоимцы, думавшие только лишь о себе, о собственной выгоде и карьере; и совсем не думавшие о стране, которую они в большинстве своём глубоко презирали.

Всюду измена и трусость, и обман!” - с горечью скажет потом о своём окружении всеми преданный мученик-Царь в пучину бед катившемуся народу. И это будет истинной правдой, истинной! за которую Николаю II, как и его несчастным и обездоленным подданным дорого придётся платить, слишком дорого…

Поэтому-то приход к власти свирепых большевиков в Октябре Семнадцатого во главе с Лениным, которые самыми дикими, воистину “хирургическими”-сатанинскими методами соскоблили и вырезали всю эту гниль, эту злокачественную опухоль на государственном теле, прежний российский правящий класс, решительно убрали его с политической и исторической сцены, - приход этот был и долгожданен, и необходим, и всецело оправдан. Был Всеблагим Божьим Промыслом или Соизволеньем, если совсем уж пафосно и высокопарно про большевиков-ленинцев написать (блоковская поэма «Двенадцать» - убедительное тому подтверждение), которых всецело поддерживал простой народ. Да, да - поддерживал, господа либералы и патриоты! И этот неоспоримый факт убедительно Гражданская война доказала. Народ российский потому в Гражданскую за Ульяновым-Лениным и пошёл, что тот обещал построить принципиально новую жизнь, правильную и справедливую в идеале. А что сулили людям “белые генералы” во главе с Деникиным и Колчаком? Учредительное собрание обещали, парламентскую республику по западному образцу, вообще всё западное! Смешно! И грустно одновременно! Потому и получили коленом под зад, оказавшись «народу нашему чуждыми и воле его не пригожими».

И правильно получили. И поделом. Потому что «это не мозг нации, это дерьмо, - в полемическом задоре сказал однажды мудрый Владимир Ильич про прежнюю нашу знать, потешных графов, князей, бояр и дворян, архиереев-священнослужителей и генералов, пустоголовых петербургских чиновников и министров, плясавший под дудку либеральной прозападной интеллигенции. - Мы их всех переварим!!!»… И ведь “переварили”

 

 

 

 

Приложения

 

 

Приложение №1

После подавления вооружённое восстание 1905-го года Хрусталёва арестовали, судили и отправили на каторгу. Там он честно отсидел почти что весь срок и многое чего понял и переоценил из недалёкого революционного прошлого, вынужденно находясь в компании профессиональных российских революционеров, долго наблюдая и изучая их, слушая их злобные и откровенные речи, для широкой публики не предназначенные. Понял, что был игрушкой в руках двух своих ушлых помощников-евреев, Троцкого и Парвуса, которые на митингах говорили одно, «сладенькое» и «вкусненькое» для народа, а делали совсем другое, прямо противоположное. Мечтали поработить Россию, а то и вовсе уничтожить её, кинуть в костёр Революции. И оба, к слову, в отличие от него самого, быстренько умотали в Европу в 1906 году и жили там припеваючи под крылом своих спонсоров-кукловодов.

Поэтому-то, выйдя после Февраля Семнадцатого на волю, Хрусталёв-Носарь категорически отказался поддерживать и участвовать в новой русской революции, отчётливо уяснив для себя всю её пагубность для страны, что будет сродни катастрофе. Вместо этого он вернулся домой на Полтавщину и засел там за книгу воспоминаний о событиях 1905-1907 годов «Как Лейба Бронштейн расторговывал Россию», написанную и оставленную потомкам в качестве сурового предостережения: Ванька, дескать, гляди! гляди внимательнее, без простоты, кто тебя и на что подбивает и подстрекает, кто под видом добра и любви хочет тебя обобрать, оставить в очередной раз с носом; все жулики мира обещают-де золотые горы, а оставляют после себя разбитые черепки и судьбы; помни, дурачок, об этом!...

Чуть раньше и о том же самом по сути поведал и успокоившийся и прозревший Георгий Гапон, о руководящей и направляющей роли евреев в «освободительном движении» 1905 года. «Гапон, - как писал Селянинов в известном исследовании, - пока подвизался в Петербурге, воображал, что он со своими товарищами делает русскую революцию, а евреи у них являются только союзниками. Но когда он по воле судеб отбыл за границу и увидел воочию, что генералами её состоят исключительно евреи, то изумился и растерялся. Несколько опомнившись и возвратясь в Россию, он издал прокламацию к русским “пролетариям” такого содержания: “Стой, пролетариат! Осторожней - засада!... Не повтори ошибки французов-коммунаров 1871 года!...” За эту прокламацию евреи скоро и задушили Гапона, заманив его на пустующую дачу возле Петербурга… В беседе с сотрудником «Нового времени» (№11780) Гапон и о московском вооружённом восстании говорил, что оно было создано исключительно евреями» (Селянинов А. Тайная сила масонства. С.261-262).

 

Приложение №2

Оператор В.Шукшина А.Заболоцкий в своих воспоминаниях о Василии Макаровиче привел следующий любопытный факт про то, какая вакханалия творилась в Москве при Хрущёве, как буквально выкорчёвывались отовсюду, начиная с середины 1950-х годов, портреты и имена русских деятелей-патриотов прошлого; из московского метро например, станции которого безжалостно перелицовывались и переименовывались:

«Больше других, - пишет он, - нравились мне станция «Дворец Советов» (при Никите Сергеевиче переименованная в станцию «Кропоткинская» - в честь легендарного революционера-анархиста - авт.) и станция «Маяковская» (я тогда не знал, что она целиком оформлена камнем с гробницы князя Пожарского из Суздаля). Ближайшей к институту (ВГИКу) станцией в ту пору был «Проспект Мира», только именовался он «Ботаническая». Хорошо помню, на выходе с эскалатора я всегда разглядывал мозаичный портрет Мичурина. Проходя мимо почти ежедневно, я думал: это лицо будет улыбаться всегда сотням поколений - мозаика вечный материал, забудут фамилию Мичурина, а лицо улыбчивое останется, как фаюмский портрет. А тут как-то пришлось подняться на этом эскалаторе - нет Мичурина; вернулся, проехал ещё раз - стена чистая… Сдолбили».

 

Приложение №3

Символично и показательно в этой связи, что именно в годы его, Хрущёва, правления в центре Москвы был поставлен памятник глашатаю коммунизма и интернационализма, да ещё и великому русофобу К.Марксу. Который почему-то стоит до сих пор, при господах-демократах уже, и сносить который или в ту же Англию отсылать, где Маркс и похоронен, отчего-то никто не отваживается.

Вот станцию московского метро “Ждановская” переименовали сразу же в перестройку - тихо и без суеты, и ни у кого не спрашивая, не проводя опросов; как и Университет в Ленинграде, и сам город Жданов (Мариуполь ныне) на якобы нэзалэжной и самостийной Украине (что убедительно свидетельствовало об одном только: переименование и перекодирование сознания во всех бывших союзных республиках проводилось из одного, антирусского, центра и было обязательным для исполнения для тамошних лидеров, интернациональных попок и холуёв). Взяли и вычеркнули, короче, замечательного человека и гражданина, Жданова Андрея Андреевича, убеждённого патриота страны, из истории, жизни народной, не задумываясь ни секунды и у того же народа не спрашивая. Зачем?! Народ им нужен только в одном, исключительном, случае - когда надо страну разрушить. А в остальном господам-демократам на народ глубоко плевать: они его ненавидят всеми фибрами души и также глубоко презирают.

И такая же участь - тотальное удаление из Истории - постигла во вторую половину 1980-х и других патриотов-государственников славной советской эпохи со Сталиным во главе, перечислять которых замучаешься. Тогда время было такое, если кто помнит, - время “великого переосмысления” и “переоценки ценностей”. И таких же масштабных переименований, повторим, во всех республиках СССР!

Но вот убеждённого коммуниста и оголтелого русофоба Маркса пальцем не тронули - нигде. Даже и в продвинутой, сверх-образованной и подчёркнуто-либеральной Москве, памятник которому бельмом присосался к центру русской столицы. И не трогают до сих пор, не пытаются даже. Почему? - казалось бы.

Ведь столько времени уже утекло, и столько сменилось отчаянных деятелей-антикоммунистов в кремлёвских высоких покоях - и сугубый либерал-западник Горбачёв, и махровый революционер-разрушитель Ельцин, и бесстрашный работник спецслужб Путин. Все они столько лет ездили и до сих пор ездят мимо на дорогих “Мерседесах”, смотрят на это безобразное каменное изваяние, морщатся, про себя матерятся, наверное, - и молчат. Почему? - не понятно!

И с горластыми и мордастыми депутатами подобная же наблюдается картина: и они на него тоже уже в течение 25 лет из окон своих кабинетов пялятся - и тоже будто воды в рот набрали, или ослепли все. А ведь среди них такие отчаянные парни работали и работают до сих пор: и Явлинский, и Немцов, и Хакамада, и Жириновский В.В., - демократы 999-й пробы, которые камня на камне от советского времени не оставили, повесили на него всех дохлых кошек, мышей и собак… Но и они, правдорубы бесстрашные и филантропы, “радетели за народное дело”, глумливого идеолога и провозвестника коммунизма Маркса будто в упор не видят и не разевают ртов, не кричат: “Долой его, чёрта, на свалку или на фундамент под небоскрёб! Не хотим, не надо! На кой ляд он нам, пустозвон и человеконенавистник?!”. Чем приводят народ в полное замешательство и непонимание.

«Может, оттого подобная молчаливая трусость их происходит, - в растерянности думает русский народ, - что Маркс является символом мирового анти-русизма и анти-патриотизма, и шире - символом Мирового Зла, за который недруги России и русских насмерть будут стоять?! Как и за знаковый 1937 год?! И трогать каменного истукана смерти подобно?!»

А с памятником Энгельсу на “Кропоткинской” разве ж не то же самое происходит, если не хуже! Стоит это пугало огородное рядом с Храмом Христа Спасителя - и ни один глава Русской поместной Церкви пискнуть не смеет уже столько-то лет - это при хвалёной-то “гласности”! - возвысить голос протеста во избавление главной церкви страны от столь оскорбительного соседства. Молчал патриарх Алексий II все 90-е годы. Молчит теперь и патриарх Кирилл - не  попросит президента и московского мэра убрать “голубого” Энгельса с глаз долой, прославившегося лишь тем, по сути, что был финансистом и любовником Маркса долгие годы, и попутно комментировал его рукописный бред, разъяснял миру “мудрости” мил-дружка Карла (в девичестве - Мардохая Макса Леви). Прямо дикость какая-то или же издевательство - памятники двум таким “голубкам” в центре православной русской столицы ставить и любоваться на них! У нас что, рядом с кафедральным патриаршим Собором больше воздвигнуть некого, кроме двух этих пошлых символов коммунистической эпохи?! обеднела что ли на святых и героев Русь?!...

 

Приложение №4

Дворяне наши и вправду были тогда “молодцы”: платили справедливо негодовавшему на скотскую жизнь народу российскому, за счёт которого жили и здравствовали, ненавистью и презрением, уровень которых зашкаливал!... И что удивительно-то, презирали простых сограждан не какие-нибудь там провинциальные держиморды или рыночники-торгаши с двумя извилинами в голове, выходцы с Азии или Кавказа, а самые что ни на есть образованные и высоконравственные представители класса, духовная элита общества, эстеты-небожители, к которой принадлежал, несомненно, и Иван Алексеевич Бунин - гений русской словесности, непревзойдённый лирик, знаток языка и волшебник слова, человек очень верующий и совестливый, как известно, и очень внутренне тонкий. Но даже и он, умница и христианин, сугубо-русский человек по крови, уроженец Воронежа, с таким непомерным презрением относился к народу, из недр которого силы свои черпал, что только диву даёшься, как он вообще писал с такой-то гнилью в душе и червоточинкой в сердце.

В начале 1920-х годов он, например, находясь уже в эмиграции, написал статью «Иония и Китеж», посвящённую 50-летию со дня смерти графа А.К.Толстого, которого очень любил и ценил и как человека, и как писателя и поэта. И в этой статье, славя и превознося кумира как идеал художника-творца, Иван Алексеевич с брезгливостью и какой-то душевной гадливостью даже противопоставляет ему - для контраста по-видимому, чтобы величие графа показалось читателям особенно убедительным и неоспоримым, - поэтов победившей новой России, выходцев из народных низов, быдло по Бунину, которые вызывали у него, небожителя, одну лишь тошноту и изжогу… И кого бы, вы думаете, выбрал Бунин на роль “эталона пошлости и бездарности” в своей статье, кто его больше всего раздражал на оставленной второпях Родине? Ни за что не угадаете! Даже и не пытайтесь, не тратьте силы! Потому что этим законченным бунинским “бездарем” и “ничтожеством” был… Сергей Александрович Есенин - человек, чей поэтический дар уж никак не уступал бунинскому, ни в малой степени! Поэт был милостью Божьей, стоящий в одном ряду с Пушкиным, Лермонтовым, Блоком! Надеюсь, доказывать это не надо: Есенин не нуждается в том!

Однако ж, послушайте и подивитесь, что писал про него, рязанского простолюдина, барин Бунин, какую ненависть источал:

- «…есть два непримиримых мира: Толстые, сыны «святой Руси», Святогоры, богомольцы града Китежа - и «рожи», комсомольцы Есенины, те, коих былины называли когда-то Иванами. И неужели эти «рожи» возобладают? Неужели всё более и более будет затемняться тот благой лик Руси, коего певцом был Толстой?...»

- «Что есть у какого-нибудь Есенина, Ивана Непомнящего? Только дикарская страсть к хвастовству да умение плевать. И плевать ему легко: это истинный Иван Непомнящий. В степи, где нет культуры, нет сложного и прочного быта, а есть только бродячая кибитка, время и бытие точно проваливаются куда-то, и памяти, воспоминаний почти нет. Другое дело Толстые (и Бунины, разумеется - авт.)…»

- «Я обещаю вам Ионию!» - Но ничего ты, братец, обещать не можешь, ибо у тебя за душой гроша ломаного нет, и поди-ка ты лучше проспись и не дыши на меня своей мессианской самогонкой! А главное, всё-то ты врёшь, холоп, в угоду своему новому барину!»

- «Луи Блан (один из десяти знаменитых революционеров мира - авт.) проповедует коммунизм, а сам ест дичь с ломтиками ананаса - ты видишь, что он свинья». (Из письма А.К.Толстого жене).

Если на русских свиней даже и на всех хватит ананасов, всё-таки они останутся свиньями. Но это никак не есть идеал будущей России»…

Читаешь теперь всё это и думаешь, от досады хмыкая и кривясь: ну ладно бы подобную мерзость какой-нибудь злобный либерал написал, бездарный и завистливый Мариенгоф к примеру, - тогда бы дело было понятное и объяснимое, на которое не стоило бы и внимания обращать, нервы и время тратить. Уж больно не терпят они, интеллигенты и либералы российские, всё истинно великое у нас, русских: у них от этого аж челюсти на сторону сводит от ярости… Но тут-то один русский гений писал про другого гения - и вдруг такое дикарство самое пошлое и отвратительное! полное собрата-поэта непонимание! нежелание понимать! Одна лишь дворянская ненависть, спесь и какое-то дьявольское высокомерие! Непостижимо, как у Ивана Алексеевича рука-то поворачивалась при письме! как, наконец, совсем не отсохла!...

А всё оттого такое презрение гомерическое, несусветное проистекало, что он, Бунин, повторим, был барином по рождению и по крови, а Есенин - смердом, холопом, удел которого, по Бунину, землю пахать и дерьмо выносить из барских покоев. А всё остальное - чистое и высокое, литература, искусство, поэзия - не для него: мордой, дескать, не вышел. Так считали Бунин и ему подобные все 200 лет, начиная с Петра, по такому принципу жили в России, крепостными крестьянами правили.

Оттого-то и произошла у нас революция в 1917-м, которую народ поддержал, - чтобы таким как Есенин, Клюев, Павел Васильев, Клычков, другим талантливым простолюдинам бары Бунины место расчистили. И чтобы поскромнее себя вели, поделикатнее с простыми гражданами - не думали, что только лишь на их благородной груди Боженька ночевал и что-то им особенное нашёптывал.

Есенин за Родину жизнь свою отдал, мученическую принял смерть, погиб в 30-ть лет, загнанный троцкистскими гончими. Жить не мог без России, писать, что для него было жизни сродни, - и, тем не менее, не хотел возвращаться в страну из Америки, из Персии той же - боялся Троцкого-вурдалака, который его и придушил в итоге, прямо ли, опосредованно ли - не важно! И именно как русского гения-патриота!

А эстет-небожитель Бунин дожил до 83 лет: спрятался от большевиков в тихой и сытой Франции - и горюшка там не ведал, проедая и пропивая Нобелевскую премию, полученную в награду за свой оголтелый антисоветизм и за активное участие в масонских организациях, которые он, по-видимому, спонсировал. И из-за бугра таких как Есенин и Блок дерьмом поливал - настоящих русских героев и верных сынов страны, которые не пожелали покидать Россию - вместе с народом беды переживали, горе горькое мыкали...

В этой статье, между прочим, Иван Алексеевич, помимо Есенина, возмущался и известными словами Блока: «Народ, то есть большевик, стрелял из пушек по Успенским соборам. Вполне понятно: ведь там туполобый, ожиревший поп сто лет, икая, брал взятки и водкою торговал», - которые сильно ему не нравились, которые он, вероятно, не обоснованными считал. А попросту - заказными и политическими.

Ничего подобного! - Иван Алексеевич, глубокоуважаемый и дорогой! - всё правильно написал Блок, и абсолютно точно! Именно так оно всё в России и было, что и подтвердила История! И блоковская поэма «Двенадцать» - о том же: что революции не случаются просто так, революция - дело сугубо Божье! Это - тяжёлые роды (по Ленину если), рождение нового мира взамен мира старого, “паршивого” и “шелудивого”, сгнившего на корню. Так великий Александр Блок события Октября Семнадцатого понимал. Куда вернее, как думается, чем эмигрировавший на Запад Бунин, ослеплённый вселенской ненавистью...

 

Приложение №5

Убийство Столыпина, надо сказать, неожиданностью не стало. Люди прозорливые, люди думающие этого со страхом ждали - и удивлялись всё: отчего это так долго терпят революционеры его присутствие при Дворе? Да ещё и на такой должности?! Для них, патриотов русских, это было и впрямь в диковинку, что наконец-то «после долгого времени… явился на вершине власти человек, который гордился тем именно, что он русский, и хотел соработать с русскими. Это не политическая роль, а, скорее, культурная». Так писал великий В.В.Розанов о Столыпине, который был для философа не столько даже экономист и премьер, сколько фигура знаковая для страны именно в плане духовном, сравнимая с первыми деятелями культуры, Пушкиным тем же, Лермонтовым, их безграничном влиянии на народ, на разум его и душу.

Другой патриот России, И.Я.Гурлянд, сразу после убийства написал о Петре Аркадьевиче нечто похожее: «Виднейший представитель национальной идеи был, конечно, ненавистен радикальной адвокатской балалайке, как и всему национально-оскоплённому стаду полуинтеллигентов и интеллигентов-неудачников, являющихся командирами революционного стада и состоящих на инородческо-еврейском содержании».

Утверждают также, опять-таки знатоки, что уже перед смертью Столыпин был одержим идеей «национализации капитала» и создания некоего русского банка на благо своим соотечественникам, в противовес банкам еврейским, антинациональным, где русских предпринимателей обирали до нитки непомерными процентными ставками - только-то и всего. Предполагалось, что казна создаст особый фонд, из которого будет помогать деятельным русским людям - тем энергичным русским характерам, которых не мало у нас, и которые хотят, умеют и любят работать. Однако не могут приложить своей энергии ни к чему, так как не могут раздобыть подъёмных или кредита на Дело - того кредита, той золотой или живой воды, которой обильно пользуется каждый еврей только в силу “рождения”, в силу своей принадлежности к еврейству. В патриотических кругах существовало убеждение, что именно за этот проект славные сыны Израиля и убили Столыпина, ревниво оберегавшие во все времена свою исключительную монополию на кредит, на лихву.

Вообще же, как утверждали его современники, беспристрастно за ним наблюдавшие все годы его премьерства, бывшие горячими его поклонниками и сторонниками, Столыпин мало чего успел на своём посту - из того, что должен был, мог и хотел сделать. Так, с грустью писали они (М.О.Меньшиков), «возмущённое общество не один раз требовало диктатуры, и даже сам Столыпин в одной из речей соглашался, что к диктатуре прибегнуть придётся, но на слишком крутую борьбу у него не хватало сил. Не в осуждение говорится это убитому страдальцу - он поистине всё отдал Родине, включая жизнь свою, - но к числу коренных и глубоких причин его гибели следует отнести недостаток в нём тех грозных свойств, которые необходимы для победы. Революция общими силами России была разгромлена, но что касается власти, то последняя не совсем доделала своё дело. Царство русское было почищено от крамолы, но не совсем вычищено. Оставлено было без серьёзного основания слишком много бродильных начал, как бы на семена, - и брожение непременно должно было вспыхнуть снова при первых благоприятных условиях… В течение пяти лет велась, конечно, борьба с революционным лагерем, но излишне мягкая, не наносившая ему разгрома. Жидокадетская печать, основная сила революционного возбуждения, была оставлена в неприкосновенности. Долго терпелась и осталась почти нетронутой анархия высших школ. Совсем осталась неприкосновенной анархия деревни. Реформа полиции, предмет первой необходимости, до сих пор ещё находится in spe (в будущем - авт.). Нетронутой осталась и гибельная по своей ошибочности система административной ссылки, служащая организованной на казённый счёт пропагандой революции… Поставленные довольно робко национальные вопросы Столыпин, подобно Сизифу, докатив доверху, выпускал из рук (например, финляндский вопрос)… В общем, Столыпин… казался хорошим артистом, но не справившимся со своей громадной ролью».

Почему такое происходило - такая излишняя мягкость Петра Аркадьевича, половинчатость и нерасторопность в делах, - теперь нелегко судить, по прошествии времени. Причин тому много, как кажется. Тут и пылкий и благородный характер его виной, его тонкая внутренняя душевная организация, не позволявшие ему быть стальным и напористым, бескомпромиссным в жизни, работе: он не родился “кулачным бойцом”, этаким “железным канцлером” наподобие Бисмарка… Далее стоит сказать, что будучи сам человеком высокой порядочности и чистоты, Столыпин, по-видимому, плохо понимал психологию всего низкого и преступного и слишком медлил в борьбе с преступностью, часто даже и потакая ей, её, так сказать, собственной мягкостью и нерешительностью провоцируя. Так, в последние годы жизни современникам слишком бросалось в глаза некоторое бравирование опасностью с его стороны, что было делом странным и непонятным: ведь он был приговорён к смерти сразу несколькими революционными партиями и наверняка знал об этом. Знал - но ничего не предпринимал для того, чтобы поберечься, охрану усилить, прекратить разъезжать по стране без особой надобности, а пойманных полицией смутьянов примерно и сурово наказывать для острастки; чтобы, наконец, свести к минимуму присутствия в общественных местах на разных праздничных мероприятиях, для него, премьера, начальника экономического штаба Царя, совсем даже и не обязательных (как та же его роковая поездка в Киев, к примеру, в которой не было нужды).

Казалось бы: после чудовищного покушения на него на Аптекарском острове с десятками убитых и искалеченных уже и слепому тогда ясно было, какая сила борется с ним, на какую мерзость и подлость она способна. Принимай поскорее меры, Петр Аркадьевич, включай на полную мощность государственную карательную машину, которая тогда ещё исправно работала и была, что называется, под рукой… Но и тут он странно колеблется и благодушествует, не делает и половины того, что обстоятельства и обстановка требовали. «Арестованные злодеи, покушавшиеся на его жизнь, щадились, надзор за ними был так плох, что они один за другим бежали с каторги. Симулируя сумасшествие, бежала Рагозинникова, впоследствии убившая начальника тюремного управления Максимовского. Бежала из Якутской области еврейка Роза Рабинович, бежала оттуда же еврейка Лея Лапина, избежала ареста еврейка Фейга Элькина и т.д.» А ведь это всё были кровавые палачи, настоящие бешенные собаки, полные отморозки на современный жаргон, маньячки, потерявшие человеческий облик и контроль над собой, как и внутренний моральный тормоз. Отчего на руках и душах у каждой отпечатались кровь и смерть десятков ни в чём не повинных людей отпечаталась. От государства требовалось одно, главное и непременное: пожизненно всех их на каторге содержать под неусыпным жёстким контролем - в дубовых кандалах обязательно и на воде и хлебе. Всё! А их отпускали на волю по непонятной причине, где они продолжали своё кровавое дело, и с ещё большим рвением.

И за это Пётр Аркадьевич, Царство ему небесное, косвенно был ответственен как премьер, за столь безалаберную и гнилую систему российского императорского исправительно-тюремного наказания, к которой он так и не успел притронуться за пять лет, чтобы хоть как-то её изменить в сторону ужесточения... Может, здоровье этого ему не позволило сделать, про слабость которого мало кто знает и пишет, - но это было именно так: здоровье его было совсем неважнецкое. После вскрытия выяснилось, например, что у него оказалось совсем никудышное сердце, склероз, ожирение, порок клапана, да ещё и Брайгова болезнь в почках и следы плеврита. «С таким сердцем можно было жить, но нельзя работать», - в один голос говорили врачи, не ожидавшие такой удручающей картины с организмом усопшего. Смерть, к немалому удивлению родственников и почитателей премьера, вскрыла тот прискорбный и малоизвестный факт, что при жизни Столыпин Пётр Аркадьевич физически недостаточно был силён, и дела огромные, многотрудные были ему, как оказывается, не под силу… Из этого же печального факта, скорее всего, вытекала самым естественным образом и политическая слабость его - следствие физической немощи. Хотя по наружности он и выглядел богатырём - высоким, мощным, красивым, свежим. Но это, увы, оказалось обманчивым...

 

                                                                                            <октябрь 2006; июль 2017>

 

Иллюстрации картин Васнецова и К.Васильева

 

 

 

стрекалов александр сергеевич
2017-09-16 14:04:23


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru