Рю

Братья Швальнеры

«Рю»

(квайдан)

 

 

Любимой дочке и племяннице – Ариночке-

 с пожеланиями долгой и счастливой жизни

посвящаем.

 

Авторы

 

 

         Я услышал эту историю во время одной из игр «Хяку моногатари кайданкай», когда мы с приятелями собрались в здании заброшенного кафе в старом Токио. Мы обыкновенно занимались этим на протяжении всего лета. Каждый из славных самураев, одетых в лучших традициях сёгуната Токугава, приносил с собой свечу; каждый занимал строго определенное место на стульях, расставленных вкруг андона; и приступал к рассказу… По мере того, как рассказчик заканчивал свое изложение, свеча его гасилась – так помещение постепенно погружалось в полную тьму, и только тусклый андон едва освещал интерьеры – лиц было не видно. В тот вечер все мы рассказали свои истории и тут настала очередь Такеши-сана. Он был последним и, по традиции, его история должна была быть самой страшной. Передаю ее в первозданном виде, как услышал… Слово Такеши.

 

***

 

         «…Давным-давно, на заре эпохи Сэнгкоку, на месте нынешней Эдогавы стояла крепость Ишида, принадлежавшая богатому и знатному роду самурая Миёси Нагаёси. Крепость эта была получена Миёси Нагаёси в знак благодарности от Хосокавы Такакуни за участие на стороне Оути Ёсиоки в знаменитом противостоянии 1509 года, в ходе которого на троне был восстановлен Акуми Ёситана, свергнутый двадцатью годами ранее канрэем Масамото. Бои велись в Киото не один день. Много претерпели в тех боях сам Нагаёси и его воины, но предательства не познали их тесные ряды, сражение было выиграно, как и вся война. Милость Такакуни, ставшего фактическим главой государства при регентстве робкого и нерешительного Ёситана, не знала границ – Ишида была лишь одним из многочисленных подарков канрэя своему сюзерену.

         Прошло двадцать лет – и новое испытание выпало на долю Нагаёси. Началась новая междоусобица – брат канрэя Хосокава Харумото, его давний противник, решил восстановить свою власть. В 1527 г. всемогущий Такакуни, атакованный войсками Миёси Мотонага и Хосокава Харумото, вынужден был бежать из Киото. В 1531 г. в Сэццу Хосокава Такакуни вынужден был покончить с собой. Фактическим главой военного правительства стал Хосокава Харумото. Но в 1543 г. в борьбу с ним вступил Хосокава Удзицуна, объявивший себя преемником Такакуни. Он призвал Миёси на свою сторону. Тот, недолго думая, направил свою армию на Киото…

Много недель продолжались кровопролитные бои, много потерь понесла армия, которой командовал Миёси-сан. Во время одного из боев несколько человек из его передовой сотни, которая несколько лет назад принесла ему победу в составе войск Ёсиоки, попали в окружение сил противника. После нескольких дней и ночей нечеловеческих пыток воины были казнены. Осада Киото продолжалась, а бои велись с переменным успехом.

         Мудрый Нагаёси принял тогда решение полностью изменить сложившуюся тактику, рассредоточить силы в лесах в окрестностях столицы, дать противнику потерять себя и, заманив провокацией в чащу леса, перебить основную массу за пределами Киото. В войсках меж тем начался ропот – все только и говорили, что о жестокости противника, который так беспощадно расправился с храбрыми сотниками Миёси. Ослабленные длительным противостоянием и сомнительными успехами в боевых действиях, воины устали, дух их находился на грани упадка.

         Чего нельзя было сказать о Нагаёси – даже измотанный и уставший, воевал и сражался он храбро и отчаянно, придумывая то и дело все новые и новые хитрые маневры, дабы обескуражить противника, заманить его в ловушку. И вот наконец настал долгожданный день. Отойдя на расстояние двадцати миль от стен Киото, солдаты Мотонага и Харумото не увидели ни единого солдата армии Удзицуна. Конечно, поначалу это насторожило их – озираясь и осматриваясь по сторонам, осторожно шли они к лесу. Прошло полчаса-  солдаты дайме так и не появились на горизонте. Подумал тогда Харумото, что его маневр удался – солдаты бывшего канрэя испугались своей незавидной участи, и покинули поле боя. Стоило же ему подвести своих людей к Гранатовому холму, как силы армии Удзицуна начали теснить их в кольцо, словно стискивая голову испытуемого при допросе тяжелой железной проволокой. Бой велся свыше трех дней – Харумото некуда была отступить, негде было восстановить силы и взять передышку. Сейчас отступ был закрыт солдатами Удзицуна. Спустя два с половиной дня почти все силы Харумото были на исходе. А на третий последняя сотня сдалась под натиском Нагаёси.

         Вновь праздновал победу храбрый Нагаёси-сан. Но возвратившись в Ишиду, он впал в размышления. Как получилось так, что Харумото, давно пребывавший в опале, вдруг снова оказался в Киото и захватил власть могущественного и сильного канрэя? Ведь преданная ему армия и в столице охраняла его как зеницу ока. Там стояли солдаты самого Нагаёси, а также сильного и мудрого военачальника Оути Ёсиоки, также убитого в результате переворота Харумото. Кто из них струсил и допустил врагов канрэя в столицу, кто дал им бразды правления? В ряды армии закралась измена – эта мысль плотно засела в голове Миёси и не давала ему покоя.

         Он не знал ни сна, ни отдыха две недели. Если предательство в возглавляемом им войске осталось без наказания – значит, грош ему цена и как военачальнику, и как вассалу сегуна. Если же ему даже не удалось обнаружить этой щели в обороне мертвого канрэя – значит и вовсе жить незачем. Но перед уходом он обязательно должен найти изменника!

         Началось все с сотни. Оставшихся в живых своих солдат Миёси вызвал в Ишиду в один из летних дней 1532 года под предлогом дружеской беседы. За чаем он стал спрашивать солдат:

         -Как вам кажется, могла ли измена закрасться в наши ряды, когда вы и ваши товарищи охраняли канрэя в Киото в год Земляного Дракона?

         -Никогда, Миёси-сан. С кем угодно такое могло произойти, только не с воинами сегуна! Достойно ли кому-то жить с печатью позора?

         -Помните ли вы, какой страх овладел всеми вами после расправы над моей первой сотней? – спрашивал Миёси.

         -Помним, но страх этот только двигал нашими крепкими руками и храбрыми сердцами в деле борьбы за жизнь государя! – отвечали воины.

         -Как же тогда объяснить, что изменники Харумото оказались в Киото и свергли сегуна и канрэя?

         -Силы брата канрэя были очень велики, а наши – очень малы. Мы лишь защищали канрэя, а они пришли, чтобы захватить целый город. Противостоять им сразу было невозможно, нужны были дополнительные силы, в том числе Ваши, о Миёси-доно. Однако же, и это не помешало нам одержать верх и восстановить власть канрэя даже после его смерти!

         «Как же непреклонны эти воины! – думал Нагаёси. Последний проблеск надежды еще теплился в его душе. – И впрямь обвинять их во лжи – недостойный поступок!» И с миром отпустил их.

         Но в ту же ночь он увидел сон. Ему снилось, как держит он оборону Киото в одиночку, храбро разрубая одного за другим солдат Харумото, а их в свою очередь все прибывает и прибывает. Они убивают его в страшных, нечеловеческих муках, и он… в таких же муках возрождается и продолжает сражаться. Вражеский натиск меж тем все сильнее, солдат все больше. Они снова убивают Миёси, но он опять воскресает, и снова бросается в самое пекло сражения.

         В холодном поту проснулся Миёси. Сейчас он был твердо уверен – измена была тогда, во время переворота в Киото. Потому и мучают его призраки прошлого, потому и не оставят они его, пока он не восстановит справедливость и не покарает виновных.

         Он снова пригласил своих солдат и снова задал им те же вопросы. Они повторили свои ответы. Тогда он приказал своим вассалам схватить их и запереть в подвале Ишиды. Три дня продержал он их без пищи и без воды – ни единого звука, ни единой тени смущения не выказали храбрые воины. После чего он повторил вопрос – и снова глухое отрицание стало ему ответом. Сны меж тем все продолжали мучить его. По-прежнему ему казалось, что измена словно гадюка прокралась к его солдатам и ужалила их в самый ответственный момент, и если бы не его талант полководца, крепость была бы сдана, а сегун казнен. И когда он представлял себе эти картины, отчаяние и ужас охватывали его. Подозрительность, мнительность, уверенность в измене тогда становились просто запредельными. Они словно бы душили его, не давая ему ни спать, ни есть.

         В такие минуты он спускался в подвал и жестоко пытал своих пленников. Он жег их каленым железом, отрезал им члены, выкалывал глаза, загонял под ногти иглы. Все было без толку – никто не сознавался в измене. Будучи вне себя от ярости в один из дней Миёси выхватил из-за пояса вакидзаси и одним ударом перерезал горло одному из солдат. В страшных муках он умер на его глазах и глазах своих товарищей. Эта смерть, думал Нагаёси, должна заставить предателей сознаться – ведь напугала же их смерть товарищей тогда, под стенами Киото. Однако, ожидаемых признаний не последовало.

         День за днем самурай убивал одного за другим – разложив на куче песка, словно испытуемого крестьянина, на котором проверяется острота клинков, жестоко разрубал он тех, кто еще вчера служил ему верой и правдой. К концу недели все было кончено – не получив признания, он отправил на тот свет всех своих воинов. На этом кошмары его должны были закончиться, но… они не заканчивались! Один и тот же сон снился ему все это время, его убивали и воскрешали, а он истово кричал и просыпался в холодном поту.

         Однажды утром, принявшись пить чай, он обнаружил, что чай остыл.

         -Почему так произошло? – спросил он своего слугу.

         -Ваше омовение заняло около часа сегодня, хозяин. Обычно Вы заканчиваете раньше, и чай не успевает остыть. А сегодня что-то задержало Вас…

         Накануне Миёси скверно спал. Весь день он был рассеян и медлителен. Под вечер усталость буквально валила его с ног. Но раньше за ним такого не замечалось… Однако, раньше он не пил холодного чая по утрам. Он вдруг воспрял! Слуга хочет отравить его! Потому он так слаб после этого странного чая…

         Вне себя от ярости, Миёси ворвался в комнату слуг и перебил всю семью несчастного… Только в ту ночь он не видел вечного своего кошмара, только в ту ночь демон оставил его – то ли оттого, что Миёси слишком устал за весь день, то ли оттого, что готовил ему новый сюрприз.

         Утром на Миёси снизошло, как ему казалось, озарение – не все его солдаты остались у него на службе после боя у стен Киото, многие вернулись к мирной жизни и занимались хозяйством в соседних с Ишидой селах и городах. Нагаёси собрал своих вассалов и велел им отправляться на поиски бывших своих сюзеренов. Сложно было вассалам отыскать в многоликой толпе тех, кто несколько лет назад сражался за сегуна – кого-то они не упомнили, кого-то Нагаёси не смог толком описать, а кто-то и вовсе отказывался сознаваться в том, что воевал. Меж тем, через пару дней еще сорок человек крестьян было доставлено в Ишиду.

         -Сражались ли вы в Киото за жизнь сегуна и канрэя в шестую луну Земляного Дракона? – спросил сюзерен. Мало кто утвердительно ответил на его вопрос. Однако, изможденный кошмарами и усталостью самурай уже не воспринимал ответов. Всех пойманных он приказал запереть в подвал Ишиды…

         После двух дней пыток один из них сознался в измене и был казнен!

         Миёси казалось, будто тяжкий груз свалился с его плеч и больше его не будут мучить эти ужасные видения. Но в ту же ночь они повторились! Разгневанный Миёси велел догнать отпущенных им ранее крестьян и добить всех в пути. Все они были убиты в ту же самую ночь!

         С тех пор вся жизнь Нагаёси превратилась в кошмар – мания измены и предательства, ночные кошмары не выходили из нее, мучили его и высасывали из него все соки как яд фугу. Все новых и новых крестьян он велел привозить из окрестных сел, пытал их, и, ничего не добившись, убивал.

         Но в одну из ночей в Ишиде начали твориться странные вещи. Несколько убитых им крестьян, которых должны были закопать, вдруг встали и ушли восвояси. На другую ночь еще несколько трупов поднялись, а когда их попытались снова убить, оказали сопротивление вассалам Нагаёси – из десяти человек трое было убито.

         На следующей неделе пропала дочь самурая, через месяц – младший сын. А спустя еще месяц тела обоих были найдены под стенами Ишиды. Ослабленный ужасами прошедших месяцев, а теперь еще и отцовским горем, Миёси обратился к шаману.

         -Среди тех, кого ты убил в эти дни, был колдун. Он не успел наложить на тебя проклятье – твои вассалы настигли его уже в пути, но именно он должен теперь тебе отомстить, - говорил колдун. – Тебе и твоей семье.

         -Как такое возможно? – в отчаяньи спрашивал самурай.

         -Этот колдун проживает свою последнюю земную жизнь. Если он не смог принять смерть как подобает, не очистился должным образом, а настигла его кончина в пути или в бою, то дается ему еще несколько дней после смерти, чтобы довести ритуал до завершения. Ты убил его без вины – и завершением его кончины будет смерть твоя и твоей семьи.

         Сказанное поразило Миёси в самое сердце. Он выхватил катану и хотел было убить шамана, но остановился – слова уже были произнесены, и вырвать их из памяти и души было куда сложнее, чем отсечь голову оракулу.

         С того дня Миёси прекратил казни. Прекратились и кошмары. Вернее, они сменились кошмаром наяву – каждую ночь неистовые вопли слышались у стен Ишиды – и снаружи и изнутри. Никто из обитателей крепости не мог спокойно спать – так громки и ужасающи они были. Труп колдуна, верхом на коне, стоял у ворот крепости, собирая все новых и новых солдат, чтобы наведаться к Миёси. Он видел это мертвое воинство у стен замка, оно наводило на него и его семью животный ужас, но дальше ворот двинуться пока не могло – слишком слабы они были против крепких стен и вооруженных вассалов. Хотя и последние внутри уже трепетали от страха.

         Утром во все это было сложно поверить – и сам Миёси запретил говорить на эту тему, чтобы не пробуждать лишний раз к жизни то, что казалось мертвым и мертвым на самом деле и являлось. Могилы были нетронуты, тела в них тлели и гнили, пока Солнце озаряло подножия Фудзи. Стоило же ему смениться ночным светилом, как жуткие вопли вновь сотрясали Ишиду и лишали ее спокойного сна.

          В одну из ночей Нагаёси спал на удивление спокойно – ни вопли, ни кошмары, вопреки ожиданиям, не омрачили его отдыха. Проснувшись же, он отправился по комнатам замка – и нигде не было ни души. В ужасе бросился самурай к воротам – они были отперты настежь, а вдали слышался топот коня, на котором колдун покидал стены крепости. Свершилось – он собрал-таки свое мертвое войско, чтобы взять крепость штурмом – так же, как когда-то сам Миёси штурмовал вражеские бастионы.

         Дикий крик вновь озарил окрестности – Миёси пришел в ужас но не оттого, что кто-то убил его семью и лишил его самого души, а от того, что этим кем-то был он сам. Он пробудил к жизни неведомое зло, обуздать которое не смог. Причем сделал это по своей прихоти, из-за никчемного сна. Этот день был последним в жизни безумного самурая – храбрости его сегодня хватило на то, чтобы достойно уйти в последний путь, совершив сеппуку. После его смерти в крепости поселился его брат, и семья Миёси продолжила владеть крепостью, а мужчины ее – защищать жизнь сегуна Асикага Ёситэру.

         Прошло больше трехсот лет, жизнь изменилась. На смену сегунам пришла новая жизнь – жизнь в сердце Европы, с трамваями, школами, электричеством и библиотеками. Но не всем такая жизнь пришлась по нраву – новой волной смывало историческую пену, уходили в прошлое самураи, забывались воинские традиции, долг и честь.

         Поскольку солдаты стали больше не нужны, мужчины семьи Миёси вскоре остались без средств к существованию – они умели только воевать, и всякое иное занятие считали для себя постыдным и унизительным. Меж тем жизнь продолжалась – замок пришлось продать, а на месте крепости вырос город. Несколько поколений Миёси перебивались случайными заработками – и тем вскоре довели род до черты бедности. И только последний из их рода – Миёси Эйдзи – получил образование и, в отличие от своих воинственных предков, старался отыскать себя в этой жизни, хоть и был на самой ее обочине.

         В тот день, в шестую луну второго года Мэйдзи, в июле 1869 года, его жена Иоши сидела в их маленьком доме на окраине Синдзюку и занималась привычным делом.

Свет струился по тонким ровным прядям шелковой ткани, растянувшимся на ее коленях. Иоши проводила рукой по аккуратным линиям будущего кимоно и не могла отвести глаз – так хорошо было то, что она делала; так особенно складно у нее все сегодня получалось; так правильно и ровно маленькие тонкие линии укладывались одна за другой в молочно-белое полотно. Оторвавшись на минуту, вслушалась Иоши в звуки, что доносились с улицы – несмотря на жару, в воздухе слышалось птичье пение. Но в это время года и в это время дня – нет, невозможно… Значит, пело что-то внутри нее. Улыбнувшись и взглянув на большую коллекцию бабочек на стене, что осталась после старого Такаюки-доно – отца ее мужа – («Как же все-таки красива она… Как аккуратны и в то же время волнисты узоры на крыльях маленьких вестниц весны»), Иоши вновь возвратилась к тканью.

Вернулся Эйдзи. Супруги в дверях улыбнулись друг другу – хоть вместе уже пятый год, а радость встречи не ослабевает. Не омрачает ее ни жаркая непогода, ни то, что пришел он почему-то раньше обычного.

         Пройдя в свою комнату, он закурил трубку – он не делал этого достаточно давно. Знакомый запах заставил Иоши оторваться от своего занятия, чтобы взглянуть в глаза мужа и самой рассказать ему о том, какая удивительная ткань из тончайшего шелка сегодня ей удается. Как красива она и как красиво будет кимоно, что она задумала сшить для него. Мягко ступая кончиками пальцев по устланному циновками полу, Иоши показалась минуту спустя на пороге мужниного кабинета. В руках она сжимала фрагмент полотна.

         Заглянула за ширму – Эйдзи не было здесь. Она дошла до спальни – и здесь мужа не было тоже, и лишь тонкий флер табачного дымка, едва касавшийся ноздрей женщины, напомнил о нем. Иоши вышла на задний двор и увидела, что дверь в домик старого Такаюки открыта. Отец мужа много лет назад построил эту маленькую хижину, чтобы хранить там древние реликвии своей семьи, курить опиум и вообще быть подальше от молодоженов, зараженных идеей Реставрации. «Если старую сосну пересадить к молодой сакуре, она не приживется. И не потому, что одно дерево лучше, а другое хуже. Потому лишь, что они слишком разные». Ах, как далек был Такаюки от тех перемен, что окутали своим ветром берега Хонсю – настолько, что спустя несколько лет он вовсе удалился в маленький домик, словно бы перестав быть частью жизни Эйдзи и Иоши. Там он и умер два года назад – и с тех пор нога обитателей дома не перешагивала порога хижины. Крутой нрав Такаюки, присущие ему особые черты, ореол воинственности и тайны, издревле окружавший родовитую семью мужа – все это не прибавляло старику общества. Да он, кажется, и не страдал. Что до Иоши, то она и вовсе последний год жизни самурая не отваживалась наведаться в его отшельнический мирок, ограниченный четырьмя стенами. Она и сейчас не отважилась сделать этого, несмотря на смерть старика.  Ее хватило только на то, чтобы на цыпочках подбежать к маленькой хижине и стать у порога. Она стояла там, глядя в темноту, и слушала, и ждала чего-то. Стояла словно вкопанная, словно ее что-то держало там, у этой мрачной черной избенки.

         Эйдзи зашел в дом старика, не зажигая свечей. Здесь было всего три комнаты – прихожая; кабинет Такаюки, уставленный никому не нужным старым скарбом, каждая деталь которого – верил Эйдзи – имеет какое-то значение для памяти отца, и потому ее следует хранить вечно; и маленькая кладовка. Он прошел сразу в третью. В полной темноте вытянул руки вперед. На высокой подставке лежало пять или десять идеально заточенных самурайских мечей и клинков. Такаюки любовно следил за ними, ухаживал, раскладывал в ему одному ведомом порядке, и незадолго до ухода в славный светлый мир оставил их в идеальном порядке лежать здесь. Время от времени Эйдзи приходил сюда и прикасался к ним руками – в такие минуты ему  казалось, будто пролежавшие здесь нетронутыми со времен смерти старика мечи, оживают сейчас под руками Эйдзи. Они словно отвечали ему аккуратным еле слышным звоном заточенных краев, когда капиллярный узор пальца касался самого острия. В звуке этом – который Эйдзи слышал, приходя сюда, и который сейчас наполнил его до основания – был звук старой Японии. Звук воина. Звук, который слышали самураи перед битвами и накануне самой последней битвы в жизни – битвы с самим собой. Наконец он опустился к ним лицом и вдохнул их запах, чего раньше никогда не делал. Они не источали никакого духа, но Эйдзи показалось, что это не так, что от них веет воздухом, исполненным могущества и силы…

         Когда час спустя их с женой вечерняя трапеза была окончена, Эйдзи мог вволю налюбоваться шелком, сделанным руками жены, а чашки с чаем заняли свое место на аккуратно сложенных у их ног полотенцах, Эйдзи взял жену за руку и произнес, глядя ей в глаза:

         -Я должен сказать тебе важную вещь. Мы супруги, а это значит должны быть откровенны друг с другом. Кайко Синдзэн проиграл деньги, которые я выдал ему из кассы, а сегодня их пропажу обнаружили.

         -Но ведь он сказал, что вернет их!

         -Я говорил с ним – ему нужно еще десять дней, а у меня нет времени. Инспектор сказал, что передаст дело в суд уже завтра, если денег не будет на месте. А это слишком большая сумма, чтобы я мог разом вернуть ее.

         -Но с инспектором можно поговорить, все объяснить!

         Эйдзи изменился в лице, заслышав это. Иоши взглянула на него и вздрогнула - глаза его сверкнули с ожесточением и плохо скрываемой злобой, губы сжались, из них полились жесткие слова, не допускающие нареканий:

         -Унижаться? Перед этим прохвостом? Ну уж нет! Такая участь подойдет кому угодно, кроме сына семьи Миёси! Это не для тебя и не для меня! Мы рождены для другого…

         -Но суда допустить нельзя! Тогда тебя уволят, и мы останемся без средств к существованию…

         -Суда и не будет.

         -Что ты намерен делать?

         Ни один мускул не дрогнул на лице Эйдзи. Но и ответить ему, как видно, было нечего.

         -Что ты намерен делать?  - во второй раз спросила она.

         После обеда он велел ей приготовить ванну. Около часа он просидел в горячей воде, обдумывая случившееся и размышляя о будущем. Иоши уложила сына и подошла к коллекции бабочек на стене. Она любила рассматривать ее – созерцание маленьких существ, хоть и прекрасных, но навсегда лишенных сталью иглы способности нести свою красоту в мир – умиротворяло женщину, успокаивало ее, наводило на добрые и светлые мысли.

Эйдзи появился на пороге комнаты за полночь. На нем было надето все новое, свежее и белое – таким красивым он не был со дня их свадьбы. Поцеловав жену, он велел ей отправляться спать.

         В ту ночь Иоши долго ворочалась и не могла уснуть – трудно сказать, что именно ей мешало, но даже созерцание бабочек перед сном не помогло. Она прислушивалась к каждому шуму, к каждому постороннему шороху – но их было так мало, кругом стояла такая тишина… И только когда первые лучи солнца начали пробиваться в окно, утомленная бессонницей женщина наконец сомкнула веки.

         Она проспала долго и болезненно – так обычно спят чахоточные больные, компенсируя тяжкие часы на ногах сутками сна. Когда она пробудилась, был уже вечер. Стоило ей открыть глаза, как она увидела стоящего в колыбельке маленького сына, молча и упорно смотрящего на нее. В его взгляде она узнала взгляд Эйдзи и Такаюки, взгляд самураев – жесткий, прямой, но не пугающий, а скорее какой-то родной, свой, надежный. Поцеловав сына в лоб, отправилась она в комнату мужа.

         Шума не было – Эйдзи ушел бесшумно. Только так истинный самурай мог достойно завершить свой путь. На полу возле него она нашла предсмертное хокку:

 

Жизнь коротка.

А зима будет долгой.

Буси не спешит…

 

***

 

 

На следующий день, когда Эйдзи хоронили, стояла страшная жара. Эту жару Орихара Сёку, приехавший из провинциальной тогда Йокогамы, запомнил надолго. Вместе с женой и совсем крохотной дочерью на руках шли они от токийского вокзала в сторону Синдзюку, где должны были разместиться в доходном доме для бедных. Ступая на усыпанные трущобами и грязью улицы этого бедного района, встретила семья похоронную процессию – при всей мрачности этого церемониала примета оказалась доброй, семья Орихара приживется здесь и пустит корни. Но если где-то прибыло, значит где-то убыло – семье Миёси судьба уготовила куда более мрачную участь.

Сам же Орихара Сёку тоже хлебнул немало горя. С женой и дочерью, практически без средств к существованию, он начал работать грузчиком в порту. Через полгода усердного и тяжкого труда скопленных от работы в кои-то веки денег наконец хватило, чтобы поступить в университет. Вот тут-то и началось самое тяжелое – днем ему приходилось учиться, а ночью работать, потому что жена его Сора вновь забеременела и не могла помогать ему. Он прожил пять лет в жутком напряжении, работая буквально на износ. Но всему приходит конец. Закончив университет, Сёку смог устроиться на практику к адвокату Мияки в квартале Эдо.

Каждый день картины сытой, обеспеченной жизни богатого токийского квартала представали перед его глазами. Десятки состоятельных клиентов посещали адвоката, блеск их украшений и лоск, излучаемый ими, завораживали молодого юриста. Однако, у медали была и оборотная сторона – он понимал, что ему самому очень далеко до его наставника и практически никогда не достичь таких вершин. Мияки поручал ему несложные дела и несостоятельных клиентов – и неудивительно, потому что в состоятельных нуждался он сам. С течением времени Сёку не рос по служебной лестнице и пять лет только и делал, что обивал пороги мировых судей и лицезрел человеческие нечистоты, которых ему хватало и в Синдзюку, чтобы видеть их еще и здесь. Он начал понимать, что чтобы изменить свою жизнь, ему предстоит открыть собственную практику.

Стажа для этого у него хватало – пяти лет, проведенных за конторкой у Мияки было вполне достаточно. Но вот денег, скопленных за эти годы и годы тяжкого труда в порту хватило только на то, чтобы открыть дешевый офис в Синдзюку. Понятное дело, что на резкий прирост доходов с таким положением вещей рассчитывать не приходилось. Его клиентами в первый год работы становились карманные воришки, хулиганы и бездомные, которым адвокат зачастую назначался за государственный счет. Однако, после одного из процессов карманник, которого он защищал, подвел к нему какого-то пожилого человека, с виду казавшегося состоятельным.

-Кинго рассказывал мне о Вас, - сказал этот человек, - и отметил Ваши удивительные качества на процессе по его делу. Благодаря Вам, ему удалось получить два года условно вместо пяти, которые предназначались ему за содеянное по закону.

-Благодарю Вас, - отвечал Сёку, - но не только от моего мастерства зависит исход дела. И личность судьи, и стечение обстоятельств – все здесь учитывается.

-И все же… Скажите, Вы не были вассалом в эпоху Эдо?

-Сожалею, но в эпоху Эдо я был слишком юн…

-А Ваш отец?

-Нет, он был бедным крестьянином из Йокогамы.

-Что ж, а Вы производите достаточно хорошее впечатление. Я сам был вассалом клана Хиконе, мое имя Хашимото Ниокичи. – Они поклонились друг другу, и новый знакомый продолжил. – Вы должно быть понимаете, почему Кинго уже несколько раз подряд является Вашим клиентом?

-Разумеется, я понимаю, что он член клана якудза.

-Верно. А я – отец этого клана. И мне на постоянной основе нужен адвокат. Я готов нанять Вас и платить за это предусмотренную договором плату.

Такое предложение не могло не порадовать Сёку. Это означало не только стабильный высокий доход на протяжении следующих нескольких лет, но и возможность наконец вырваться из проклятого Синдзюку. Однако, для этого придется много трудиться – Сёку понимал это и был готов к работе.

На протяжении следующих нескольких лет он вел дела клана Хашимото в судах и делал это весьма успешно. Он выигрывал дела воров и убийц и прослыл в этом деле порядочным специалистом. Якудза щедро платила своему поверенному, что позволяло ему поправить свои финансовые дела. Немного хуже обстояло дело с репутацией – чопорные его коллеги, навроде старшего товарища Мияки, не одобряли таких дел Орихары. Защищать мафию, которая только и делает, что обирает простых людей и не доплачивает в казну, они считали ниже своего достоинства и не могли понять мотивов поведения образованного и начитанного товарища своего. Наверное оттого это происходило, что сытый голодного не разумеет. Сам же Орихара так отвечал на их выпады:

-Пока правительство не принимает решительных мер для борьбы с бедностью и устранения мафиозного влияния, пока оно само получает от них взятки и кормится за их счет, я не считаю, что совершаю предосудительные поступки!

Да, думал он, произнося такие слова, если бы они только знали, какой ценой доставался хлеб ему и его семье, пока якудза не вошла в его жизнь, пока она не стала его главным финансистом. Подработка грузчиком, бессонные ночи, страдания жены, в нищете вырастившей и воспитавшей двух детей – разве все это можно было описать в нескольких словах, служивших ответом на их странную и высокомерную претензию?! Нет, конечно они не понимают всего, что произошло в его жизни, и это значит, что не следует им все объяснять – желающий поймет без лишних слов, почему у процветающего адвоката офис в Синдзюку, а нежелающему и говорить нет смысла.

После одной из таких бесед и подумал Орихара-сан, что пора бы ему перебраться в Эдо, где можно купить и дом, и офис для клиентов – благо, заработанные деньги ему это уже позволяли.

Спустя полгода он почти совсем закрыл офис в Синдзюку, готовясь к переезду, когда вдруг на пороге его оказалась пожилая бедная женщина.

-Здравствуйте, Орихара-сан, - низко поклонившись, сказала она. – Меня зовут Нагаёси Иоши, я вдова потомка семьи Нагаёси… Если, впрочем, Вам это о чем-то говорит.

Окончивший на «отлично» университет адвокат Орихара хорошо знал историю своей страны, и такая фамилия не могла проскользнуть мимо его ушей, оставшись незамеченной.

-Конечно, подвиг клана Нагаёси по защите сегуната в середине 16 века – это наша история, - Орихара ответил посетительнице поклоном с большим уважением. – Но что привело Вас ко мне? Чем я могу помочь представительнице столь знатного рода?

-Хоть род и знатный, - отвечала она, - но мы давно обеднели. Реставрация принесла нам одни печали. Много поколений до моего мужа просто не находили себе места в жизни, да и муж не стал исключением. Он совершил сеппуку 15 лет назад, и с тех пор мы с сыном живем практически на грани. Я ткала холсты и тем жила, а он учился в школе… Учился хорошо, как и все его предки. А сегодня я узнала, что он совершил кражу на рынке и теперь его хотят судить. Я пришла просить Вас о помощи, чтобы Вы приняли на себя его защиту.

-Я готов помочь знатному роду, так много сделавшему для моей родной Японии.

-Вы не должны давать обещаний раньше времени. Я была у многих адвокатов, и все они отказывались помочь, узнав, что у нас мало денег, и я не смогу заплатить столько, сколько платят другие клиенты при обычных схожих обстоятельствах!

-Иоши-доно, меня не интересует в данном случае вознаграждение. Я готов бесплатно помочь тем, чей предок не дал нашей стране погибнуть в лапах кровожадного безумца Харумото!

Ах, как жаль, что не слышали его сейчас его коллеги, обвинявшие его в нечистоплотности при работе на якудза! Как горько бы сейчас они пожалели о своих беспочвенных обвинениях. Ведь можно защитить тысячи даже виноватых людей, но оставаться в душе порядочным и чистым человеком, каким и был Орихара.

Суд был тяжелым. Доказательств вины юноши собрано было предостаточно, да он и сам не отрицал своей причастности. Когда Орихара в разговоре с ним убеждал его солгать, чтобы избежать тяжелой ответственности, он горделиво отпирался – все-таки, потомок самурайского рода! Суд назначил ему два года тюрьмы.

Орихара извинился перед клиенткой, но она, как и ее сын, была очень спокойна и сдержанна в эмоциях. Однако, чувство тяжести от того, что не смог помочь ее сыну, не давало покоя Сёку. Он решил как можно скорее покинуть Синдзюку – с глаз долой, из сердца вон. Синдзюку, проклятый грязный Синдзюку, который принес столько горя и его семье, и другим, кто на обочине жизни оказался здесь после Реставрации Мэйдзи. Новое место будет знаменовать собой новую жизнь и новые радости, не без оснований думал Орихара, покидая старый Токио.

 

***

 

Во многом он оказался прав – продолжая по-прежнему работать на якудзу и с ней, Сёку стал безбедно жить и мог не только обеспечить свою семью, но и задуматься о будущем. Дочери росли, а он менял один дом за другим, пока в один из дней их с Сорой выбор не пал на огромный шикарный особняк в стиле сегуната Токугава в одном из престижнейших районов Эдо. Денег ему хватало чтобы купить такой дом, и за решением дело не стало.

Меж тем росли дочери. Старшая из них, Йоко, по красоте напоминала юную камелию – такая же ровная стать, как у прекрасного цветка, такая же бархатная кожа, как у его лепестков, такая же кротость во взгляде и тот же в нем огонь, что теплится внутри его чудного бутона. Аккуратность и соразмерность каждой черты лица и тела – все выдавало совершенство руки Создателя, трудившегося над ее образом еще там, в Йокогаме, где она появилась на свет. Во многом Орихара ставил себе в заслуги красоту дочери – нищенка из знатного рода на окраине Синдзюку не выходила из его памяти. Он думал, что, будь она женой славного и почетного самурая и живи в богатстве и достатке, то уж наверняка не выглядела бы так ужасно, как предстала ему в день знакомства. Женская красота, думал Орихара, подобна этой самой камелии, что цветет в его саду рядом с его новым домом – она зависит от того, как садовник возделывает ее, какой теплотой он ее окружает и насколько благостные создает условия для ее произрастания. Камелия не растет в грязи или в болоте, ей нужно много света. Он давал свет своим дочерям – столько, сколько мог, видя в них свое будущее и чувствуя тепло, что женщины его дома дарили ему взамен, и потому такими красивыми были его дети.

Йоко закончила среднюю школу с отличными отметками и, благодаря отцовскому влиянию и собственным познаниям, успешно поступила на юридический факультет Токийского университета. По утрам, когда вся семья собиралась за чаем, Сора по старинке восклицала:

-Не могу поверить, что в университетах появились женские группы!

-Чему ты удивляешься? – улыбался Сёку. – Реставрация внесла в нашу жизнь многое из Европы, а там женское образование давно перестало быть чем-то экстраординарным.

-Я удивляюсь лишь скорости смены времен. Они, кажется, меняются быстрее, чем меняются день и ночь. Кажется, еще вчера я была дочерью простого рыбака из Йокогамы, а ты… ты и был рыбаком, - она рассмеялась. – А уже сегодня наша дочь учится в университете! Ах, если бы в наше время существовало образование для женщин…

-Знаешь, мама, - говорила в такие минуты, улыбаясь, Йоко, - наша котогакко-доно тоже говорит, что хотела бы, чтобы в ее юности можно было ходить в университет… даже мечтала об этом…

Слушающий женские мечтанья Сёку-сан скоро устает и громко, но без злости, говорит:

-Ох уж эти женщины! Все-то вам не слава Богу! Можно подумать, что будь что-то иначе двадцать или тридцать лет назад, внутри вас самих или в вашей жизни что-то изменилось бы!

-Конечно изменилось бы, Сёку, что ты! – удивляется недальновидности мужа Сора, но он не хочет вступать в дискуссию – уходит по своим делам.

Младшая дочь не то, что Йоко. Юми больше похожа на отца. Она еще учится в школе, и успеваемость ее не так хороша, как у Йоко. Она импульсивна и даже задириста, а среди ее друзей больше мальчиков, чем это позволительно юной девушке. Это не очень нравится ее матери, но не вызывает беспокойства у отца. Красоты ей тоже не занимать, но во всем ее облике, в каждой ее черте читается след отца. Она не стремится к высшему образованию, в ней почти нет честолюбия Йоко, и конечно это не может радовать родителей, но пока они успокаиваются тем, что всему свое время. Настанет день, думает Сёку-сан, и она возьмется за ум, а пока пусть предается развлечениям и радостям, свойственным ее возрасту. В конце концов, каждый возраст именно тем и прекрасен, что не похож на все остальные…

Тот самый день, когда все началось, был вполне себе обычным. С утра семья Орихары собралась в тясицу за чаем, а после каждый стал заниматься своим делом – глава семьи удалился на работу, старшая дочь отправилась в университет, а Сора и Юми стали заниматься тканями – иногда супруга адвоката возвращалась к тому занятию, которое когда-то освоила в Йокогаме, но уже не для зарабатывания денег, а, скорее, для удовольствия. Юми же находилась рядом с матерью, пользуясь тем, что в школе были каникулы, и она изнывала бы от безделья, если бы не навыки труда, что прививала ей Сора. На улице стояла невыносимая жара – почти такая же, какая стояла тогда, в день приезда семьи Орихары в Токио и в тот самый злополучный день, когда жена и близкие Нагаёси Эйдзи провожали его в последний путь. Знать бы тогда Орихаре-сан, что судьба еще сведет его с той знатной семьей да при каких обстоятельствах…

…Заседание суда было в разгаре. В зале кипели страсти. Свидетели, присутствующие в зале, перебивали друг друга, обвинитель держался за голову, адвокаты сидели у настежь раскрытого окна – сегодня и эти толстые и прохладные стены не спасали от жары, ведь внутри было не холоднее, чем снаружи.

         Председательствующий судья Сэтору-сан утирал со люба огромные капли пота, стучал молотком по столу и пытался усмирить слушателей. Несколько раз в ходе сегодняшнего процесса он порывался вовсе очистить зал от присутствующих, но это случалось с миролюбивым, в общем-то, человеком лишь тогда, когда капли пота, упорно струившиеся по лицу, попадали ему в глаза и щипали их.

         Орихара Сёку смотрел в окно. Если так дальше пойдет, сегодня процесс закончится для него успехом – все уже очень утомлены, раздражены, свидетели один за другим говорят неправду, это очевидно судье, а откладывать слушания дальше нет никакой возможности. «И все-таки, - подумал он, - погода играет нам на руку… Да, не было такой жары со времен начала Реставрации, с далекого 1869 года…»

         Он недаром вспомнил тот день – день, когда плелся с женой и дочерью по грязным улицам Синдзюку и натолкнулся на похоронную процессию несчастного Нагаёси Эйдзи. Как и в тот день, сегодня солнце палило так, что, казалось, растапливает своими беспощадными лучами все вокруг – начиная от брусчатки на улицах и заканчивая пальмовыми листьями, по которым текли какие-то капли. То ли пот, то ли слезы текли по мужественным деревьям, изнемогавшим от зноя.

         -На этом судебное следствие окончено! – вскричал судья, отвлекая его от размышлений. – Присяжным предстоит вынести свой вердикт в отношении обвиняемого.

         Грузный лысый старшина присяжных, утирая пот со лба, тяжело поднялся со своего места.

         -Для этого нам нужно время.

         -Сколько времени вам потребуется?

         -Вердикт будет оглашен завтра утром…

         Присутствующие выдохнули – решение старшины стало спасением для всех. Вердикт предрешен, Сёку это понимал.

Люди хлынули на улицу, в толпе были Орихара и его подзащитный. Самура Кобаяси был очень состоятельным и уважаемым человеком. Если бы не этот процесс, на котором его обвиняли в присвоении средств банка, который он возглавлял многие годы, сам Орихара-сан, достаточно хорошо знавший подводные течения столицы, не мог бы сказать, что он состоит в числе членов якудза. Он был еще не стар, но обеспечен и пользовался уважением в обществе. Прошлое его не было известно Орихаре, но по манерам было заметно, что оно столь же уважаемо, как и сам этот человек. Орихара в глубине души подумывал – пусть не сейчас, позже, - выдать за него свою старшую дочь. Ему как человеку не знатного происхождения казалось, что только родства с потомственными самураями ему и не хватает для счастья. Потому он заинтересовался предками Самуры. Но не было повода расспросить об этом в ежедневной суете, подобный разговор требует хотя бы минимальной приватности. И Сёку решил сократить барьер между ними, хотя раньше в отношениях с подзащитными ничего подобного не допускал.

         -Каковы же Ваши прогнозы, Орихара-сан? – спрашивал Самура.

         -По-моему, они очевидны. Вердикт будет оправдательным. Трое свидетелей врали, и для нас очень хорошо, что их допрашивали первыми – на тот момент у присяжных уже сформировалось мнение относительно доказательств обвинения. Показания последующих двоих уже не имели никакого значения – их никто не слушал, а вопросы, которые они могли бы осветить, остались фактически нераскрытыми…

         -Заранее благодарю Вас за все, господин адвокат.

         -Не стоит. Однако, Самура-сан… Я хотел бы сегодня пригласить Вас к себе на риндзитяною. Если Вы, конечно, не заняты…

         -О, это будет большая честь для меня! Чайная церемония в Вашем обществе – это достойный подарок. Я с радостью приму его.

Вскоре они приехали домой к Орихаре. Самура долго бродил по комнатам и восхищался как внутренним убранством помещения, так и выбором Орихары – дом действительно был прекрасен. Он стоял на месте старой крепости, в саду цвели липы и камелии, маленький пруд был украшением владений адвоката, а камышовка пела здесь даже в самые холодные весенние дни – казалось, сама природа радовалась жителям этого красивого и уютного дома. Не мог не отметить его красоты и гость Орихары.

Родзи пролегала вдоль всего сада, и всякий гость, посещавший чайную церемонию, мог вполне насладиться созерцанием здешних красот. Пока шли вдоль тянивы, Орихара расспросил своего гостя о его происхождении и с сожалением для себя отметил, что Самура вовсе не из знати, а так же, как и он сам приехал из провинции и в самые благодатные дни Реставрации сумел сколотить себе состояние. Что, однако ж, не лишало его воспитанности и ума. «В конце концов, - думал Орихара, - я и сам всю жизнь прожил без имени. В наше время оно не так уж и важно, главное все же – деньги. Взять ту нищенку из Синдзюку. Она знатна, и что с того? А моя дочь пусть и не отличается фамилией, зато происходит из семьи богатого человека, и оттого куда счастливее той, первой. Что до Самуры… Он богат, воспитан, вежлив, недурен собой, и отказываться от его партии для Йоко только потому, что он, как и мы сами, из простой семьи, было бы верхом безрассудства».

Самой же Йоко на сегодняшних смотринах не было – она все еще была на учебе. Но ее присутствие Орихара обязательным и не считал. Он по старинке полагал, что жених должен в первую очередь понравиться родителям невесты, а уж после – ей самой. И это главное правило сегодня, казалось, будет соблюдено!

А Йоко тем временем, закончив занятия, отправилась с подругой в маленькую сироку-я в Нихонбаси, неподалеку от места учебы. Они обычно проводили там вдвоем некоторое время после занятий, отдыхая за чашкой чая и обсуждая волновавшие их девичьи проблемы.

-…Так значит, ты считаешь, что совместное образование невозможно?

         -Нежелательно. Юноши и девушки будут смущать друг друга своим присутствием.

         -Но ведь это же глупость! Разве нельзя им будет отставить мысль о том, что, помимо плотских потребностей, все они – и юноши, и девушки, - служат нашей великой стране, в том числе, получая образование, сидя на университетской скамье?

         -Можно конечно, но это будет трудно, сама же знаешь, как все это бывает…

         -Глупости, - надменно опустила глаза Йоко. – Ничего я не знаю, и со мной такого никогда не случится!

         -Тот, кто говорит больше всего, чаще всего поступает в противовес своим словам.

         -А вот ты точно подвержена всяким подобным мерзостям… Расскажи лучше, как у тебя дела с Шуичи?

         -Ты же считаешь это мерзостью, - улыбнулась Сёцу.

         -Расскажи, - в Йоко сейчас говорила простая юная девчонка, которой, конечно, сколько бы ни клялась она в обратном, не было чуждо ничто человеческое.

         -Вчера мы виделись с ним, - покраснев и потупив взор, скромно отвечала Сёцу. При всей сдержанности ее высказываний то, что она говорила, могло показаться – да и казалось – верхом безрассудства и вседозволенности.

         -И что же? Что было дальше?

         -Ничего. Он сказал, что через год посватается ко мне.

         -Через год? Ты только представь, сколько всего может произойти за год! Он может и разлюбить тебя! Почему же не сейчас?

         -Что за вздор? Конечно, он меня не разлюбит, если я не дам к тому повода… во всяком случае, так говорит моя матушка. А повода я давать не собираюсь… Почему не сейчас, ты спрашиваешь? Потому что мне нет еще восемнадцати, да и ему придется пока устроиться на работу – ведь надо же на что-то жить, а его родители не так состоятельны, чтобы обеспечивать нас обоих.

         -Что за прок выходить за бедного?

         -Эй, - подруга с осуждением взглянула на Йоко. Та поймала ее взгляд и растаяла.

         -Ладно, я пошутила. Извини меня, - Йоко чуть заметно склонила голову над столом.

         После чаепития девушки направились к стоянке рикшей, чтобы разъехаться по домам. Обычно они пользовались для этого трамваями, но сегодня почему-то решили изменить привычке. Девушек, в силу молодости и любознательности, влекло все новое – а рикши появились в Токио сравнительно недавно, и подруги еще не успели по достоинству оценить этот новый вид транспорта.

Рикши сидели на корточках возле своих повозок. Внимание Йоко привлек высокий и статный юноша, загорелый, с роскошной черной шевелюрой, спадающей на плечи и глазами огненного дракона, чей блеск случайно задел ее лучом из-под широкополой шляпы – наподобие таких, в которых раньше ходили самураи.

         -Куда хотите, госпожа? – скромно спросил юноша, стараясь не поднимать глаз.

         -В Эдогаву, пожалуйста.

         Йоко взгромоздилась в неудобную повозку, на которых прежде никогда не ездила, и парень, держа поводья тележки сильными руками на уровне своих бедер, бросился бежать по вымощенной камнем дороге что было сил.

         Они ехали так минут пять – сил у юноши все не убавлялось, хотя путь предстоял еще приличный и ему следовало бы отдохнуть. Йоко смотрела на него с удивлением – эта ее поездка на рикше была первой, и потому все для нее было в диковинку. Она хотела было сказать ему, чтобы он отдохнул – человек не может так долго бежать, не сбавляя темпа, да и пожалеть себя надо, думала она, но грохот несущихся мимо конок и трамваев заглушал ее негромкий голос. Юноша ничего не слышал.

         Солнце заходило. Йоко смотрела на своего возницу. Сейчас только она разглядела его стать, рост, сильные плечи и руки, изрытые вздутыми от перенапряжения венами. Кожа его была бронзового цвета-  от постоянной работы под открытым небом ее коснулся суровый загар. Гладкие, шелковистые черные волосы лишь краешком виднелись из-под шляпы, укрывавшей его голову от палящего солнца.

         Йоко тронула его плечо.

         -Не беги так, мне страшно!

         -Не стоит бояться, я хорошо знаю свое дело!

         -И все же, прошу, перейди на шаг. Мне жаль тебя.

         Гордый юноша покраснел и опустил глаза.

         -Прошу, не унижайте меня. Я всего лишь рикша, но у меня есть свое достоинство.

         -О, - Йоко скромно поднесла ладонь ко рту, - я вовсе не хотела тебя обидеть, я лишь сказала, что хочу, чтобы ты передохнул немного. Ты же не лошадь!

         Он улыбнулся ее шутке.

         -Отдыхать я не стану, а вот уменьшить шаг могу.

         -Хорошо и это.

         Дальше они ехали медленнее.

         -Как тебя зовут? – чтобы убить время, спросила Йоко.

         -Рю, - ответил парень.

         -Рю… - процедила она. – Это означает… дракон? Почему? Почему родители дали тебе такое имя?

         -Я родился девятнадцать лет назад – в год земляного дракона!

         -Надо же, - всплеснула руками Йоко. – Я тоже родилась в тот год, первый год Мэйдзи.

         -А Вас как зовут?

         -Меня зовут Йоко, но… мне кажется, ты можешь обращаться ко мне на ты, мы ведь ровесники.

         -Мне, полагаю, это не позволено. Вы живете в Эдогаве, судя по одежде, учитесь в университете, а я всего лишь рикша.

         -Наша страна вступила в великую эпоху с нашим с тобой рождением, и с предрассудками ей не по пути, так что оставь свои причитания.

         Юноша снова улыбнулся.

         -Чему ты улыбаешься? – спросила она.

         -Не каждый день встретишь такого веселого пассажира.

         На этот раз расхохотались оба.

         -А что касается того, что я живу в Эдогаве, то это ничего не значит. Мы переехали сюда, когда мне был один год – приехали из Йокогамы. Отец учился и много работал – в итоге стал адвокатом, и только несколько лет назад, когда я уже заканчивала школу, мы купили дом в Эдо.

         -А мой отец умер, когда мне был год…

         -Прости.

         -Вам не за что извиняться.

         -Мне, может, и не за что, а вот для тебя такой повод явно скоро сыщется – мы же договорились на ты…

         В такой милой беседе прошло еще двадцать минут. Собеседники не заметили, как оказались у ворот дома адвоката Орихары в Эдо.

         -Спасибо тебе, - протягивая ему деньги, улыбнулась Йоко.

         -И тебе. Я буду рад, если встречу тебя еще когда-нибудь…

         Йоко улыбнулась ему и упорхнула.

У ворот дома Орихара прощался со своим посетителем – напомаженным мужчиной лет 35-40, не производившим приятного впечатления, хотя и прилично одетым.

         -Это моя дочь, Йоко… - хотел было завязать разговор отец, да и посетитель, судя по его довольному лицу, был не против, но девушка лишь учтиво поклонилась и быстрыми, семенящими шагами поспешила в дом. Адвокат тем временем провожал своего доверителя: - Спасибо Вам, что пришли. Знакомство с Вами – честь для моей семьи.

         -Ну что Вы! Я от лица всей своей семьи благодарю Вас за оказанную мне помощь…

         -Что ж, увидимся завтра в суде.

         Перед сном вся семья снова, по правилу, собиралась в тясицу, на ночную церемонию – Орихара свято чтил японские традиции, и пожалуй пуще этого любил чай, а потому все обитатели дома на холме обязаны были отдавать дань историческому прошлому страны восходящего солнца.

         -Ты, кажется, беседовала с рикшей? Моя дочь – и рикша??? – спросил отец, когда они с Йоко шли вдоль тянивы.

         -Папа! Ты полон предрассудков, это вчерашний день.

         -Перестань, конечно же нет, - улыбнулся Сёку. – Но думаю, это была лишь непринужденная беседа?

         Если бы только Сёку знал, что он сейчас произносит. Множество событий в жизни человека мелькают совершенно подчас незамеченными им и для него, но стоит кому-то из близкого окружения сказать что-то вроде «это ведь была только шутка?» или «в этом ведь не было ничего серьезного?», как в душе человека вспыхивает невиданный по силе пожар – и все только потому, что он начинает обращать внимание на случившееся, хотя при обычном раскладе не придал бы ему никакого значения.

         -Не переживай, папа, - только и ответила Йоко. Кто может знать, где в ту минуту были ее мысли?..

         За чаем разговор велся о новом госте, с которым Йоко встретилась лишь мимолетно, но которому Сёку уже отвел роль в ее жизни – правда, пока втайне от нее.

         -Папа? – спросила Йоко, отхлебнув маленьким глотком из чашки ароматного чая. – Кто это был?

         -А, ты о моем госте? Это господин Самура, мой подзащитный.

         -Но ты говорил, что ведешь дело кого-то из клана якудза.

         -Так оно и есть.

         -И этот приличный с виду человек- бандит?

         -Что за выражения, Йоко? Кто минуту назад читал мне лекцию о предрассудках? Он состоятельный человек, а у таких людей всегда случаются неприятности – завистники зачастую обвиняют их во всех смертных грехах, хотя к жизни их злословие не имеет никакого отношения!

         -Прости папа,  - вмешалась Юми, - но мне показалось, что… Он ведь настоящий разбойник, об этом и в газетах писали.

         -Разбойники, да будет тебе известно, не имеют столь хороших манер и не одеваются так прилично! – нравоучительным тоном наставил отец. – А читать газетные пасквили вообще не рекомендую, тем более юным девицам.

         -И что же он делал в нашем доме? – не унималась Йоко. Отец стал прятать глаза.

         -Просто приходил разделить со мной риндзитяною. Это запрещено – провести вечер адвокату и его клиенту?

         Женщины дома Орихара лукаво переглянулись.

         -Вот! – ударил себя по колену, нарочито вскипев, Сёку. – Они снова чему-то улыбаются! Перестаньте нарушать ритуал! Продолжаем пить чай.

         Вечером жара спала и в саду за домом снова стало слышно пение камышовки. Когда же совсем стемнело, дочери Орихары остались одни в комнате и принялись обсуждать события сегодняшнего дня.

         -Ты, кажется, познакомилась с рикшей?

         -А ты, кажется, никак не поймешь, что не надо совать свой нос во все дела, что тебя окружают? Лучше бы думала о школьной успеваемости.

         -Я и так о ней думаю, могу я хотя бы в каникулы отдохнуть?

         -Так у вас каникулы… не знала…

         -Ну так что?

         -Что?

         -Он рикша? И он тебе нравится?

         Йоко окинула сестру взглядом и поняла, что она не успокоится, пока не услышит утвердительного ответа.

         -Да, но это ровным счетом ничего не означает. Мне еще и император наш нравится, и что с того?

         -Перестань, я в другом смысле. Он нравится тебе как мужчина?

         Слова сестры сыграли ту же роль бикфордова шнура, что и отцовский вопрос накануне в саду. Йоко подсознательно вернулась к вечернему разговору с Рю. Ей против ее воли вспомнились его черты лица, его смуглая кожа, жесткий взгляд карих глаз – такой взгляд носили самураи, в нем была одновременно сила, и защита; умение наводить страх и сводить с ума от влюбленности. Она вспомнила, как его сильные руки держали поводья тележки, как быстро он бежал и с какой неподдельной гордостью отвечал на ее колкости. Она улыбнулась.

         -Вот уже и улыбаешься, - захихикала сестра.

         -Кто улыбается?

         -Что за глупости?

         -Посмотри в зеркало.

         Йоко подошла к трельяжу – и впрямь улыбка красовалась на ее юном девичьем лице.

         -Ты знаешь… - задумчиво произнесла она, - что «Рю» означает дракон?

         -Так значит, его зовут Рю?..

         -Дракон… - Йоко словно не слышала вопроса сестры.

         -Фу, - хмыкнула Юми, - драконы все страшные. Я в сказках читала.

         -Нет. Он прекрасный дракон. Огнедышащий прекрасный дракон.

         День выдался достаточно утомительный для дочери адвоката Орихары. Приняв ванну, она рассчитывала моментально уснуть, но ее надежды не оправдались – она ворочалась в постели почти до самого утра. Несколько раз вставала, чтобы попить воды, но ничего не помогало – сон не шел. Вместо сновидений в голове был только один образ…

          А в это время Рю, высокий юноша в лохмотьях, шел мимо дома адвоката. В неурочный час - поздно ночью, когда на улице из прохожих оставались только пьяницы да дворовые собаки. Он остановился у ворот и посмотрел в окна – кругом было темно. Он стоял так долго, минут двадцать, пока наконец дремота не овладела им и не приказала возвращаться домой, далеко отсюда, на другой конец Токио.

 

***

 

         После выхода из тюрьмы потомок славного рода Нагаёси не нашел своего места в жизни – так же, как не нашли его его предки, выброшенные пеной на берег Реставрации Мэйдзи. Он стал рикшей и принял это имя, хоть и означающее «Дракон», но далекое от того родового наречения, которое он должен был носить и которое принадлежало ему по праву рождения. С годами он все больше и больше укреплялся в мысли о том, что настоящее имя надо забыть, а временами ему казалось, что он и впрямь вычеркнул его навсегда из памяти.

         В таких-то размышлениях Рю вернулся в Синдзюку. Грязный, проклятый, замусоренный Синдзюку, вырваться из которого было мечтой его жизни, но несбыточной – куда там бедному пареньку рваться в красивую и ухоженную Эдогаву, когда денег едва хватает на еду и лекарства для больной матери.

         Вечерами рикши обыкновенно собирались здесь, чтобы поделить дневную прибыль. Правила ее дележа были несправедливы, но ничего нельзя было поделать – личный заработок не в полном объеме предназначался несчастному вознице. Из него надо было платить поборы квартальному, налог в городскую управу, ремонтировать повозку. Если кто-либо из возниц заболевал и не мог исполнять свои обязанности, ему назначалась выплата из того, что заработали его товарищи. Это было, конечно, справедливо, но поборы изрядно всех донимали.

         -Сколько ты заработал? А ты? Давай, все сюда, в общий котел…

         Рю достал из-за пазухи пять йен.

         -И это все? – обернулся на него квартальный, который каждый вечер как часы являлся сюда за выручкой.

         -Я поздно вышел на работу. Моя мать больна, и утром я должен был купить для нее молоко…

         -Но ведь это только твоя забота? – квартальный наклонился над ним и осклабил желтые зубы. Его одутловатое от саке лицо нависло над юношей. Он улыбался неприятной, едкой улыбкой, которая помимо отталкивающего внешнего вида источала еще и неприятный запах изо рта.

         -Да, но…

         -Значит отдашь четыре йены!

         -Но господин квартальный…

         -Ничего не знаю. Работай лучше.

         Рю попытался схватить монеты, но полицейский взмахнул бамбуковой палкой, которую вертел  руках, и больно ударил юношу по пальцам – так, что с тыльной стороны ладони появилась кровавая бороздка. Парень сжал кулак и отдернул руку, прижав ее к груди. Квартальный сгреб с земли разбросанные монеты, запихнув их в карман грязных брюк. Товарищи Рю смотрели на него с презрением и бессильной злобой – а что тут можно было сделать?

         Когда он ушел, они обступили храброго юношу, усевшись вокруг него.

         -Ты правильно и мужественно поступил, - начал один из них. Но Рю оборвал его:

         -Нет. Я поступил неблагоразумно. Мои предки всегда учили сдерживать свой гнев и свои эмоции. Они, как правило, до добра не доводят.

         -Рю, - сказал его товарищ. – Расскажи же нам одну из своих историй о славных самураях, что рассказывал ты нам раньше…

         Рю окинул взглядом несчастного парня. Он подумал, что товарищ его сидит в грязном Синдзюку и подумать не может о том, что когда-то было другое время и другая эпоха. И такая черная работа уж явно не досталась бы потомку дворянского рода, который сейчас вынужден сидеть промеж них. Да и их, возможно, вовсе и не было бы здесь – они отстаивали бы честь своих родов или защищали имя своего сюзерена в честном бою, и им дана была бы возможность пройти долженствующий воину путь, а не прозябать здесь без всякой надежды на лучшее.

         -Извини, Хаято. Сегодня я не могу. Я спешу к матери.

         Товарищи с пониманием отнеслись к парню. Они попрощались и разошлись кто куда.

         Рю вошел в двери хижины – той самой, где 15 лет назад его отец покончил с собой. С тех пор они с матерью там и жили. Мать занималась своими тканями, а он устроился рикшей – где юноше из бедного квартала, с обочины жизни, было подумать о высшем образовании? Школу он окончил, благо, сейчас это было доступно всем, но о продолжении воспитания не могло быть и речи. Стоял вопрос о хлебе насущном – мать была уже немолода, выпавшие на ее долю тяготы преждевременно состарили ее, а жизнь в постоянной грязи и нищете добавила еще и болезней. Последнее время она практически не вылезала из недугов, и все свое время проводила если не у прядильного станка, то лежа в кровати. Рю все это не могло оставить равнодушным – и потому часто по ночам он, совсем еще юноша, плакал в подушку. Но понимал, что единственное, что он сейчас может сделать  - это много работать, чтобы хоть как-то облегчить существование женщины,  подарившей ему жизнь. И он старался. Старался изо всех сил. Сломя голову бежал каждый вечер домой, чтобы отдать матери кровью и потом заработанные гроши.

         -Сынок, - всегда улыбалась она, видя его. В такие минуты ее безрадостное, да пожалуй уже и безжизненное лицо на мгновенье оживало, наполнялось светом, она улыбалась, и Рю становилось чуть теплее на душе. – Ты снова дома. Я приготовила тебе мисо с креветками… - Ежевечерний рацион растущего парня не отличался разнообразием, но он не был взыскательным гурманом. Что-то другое, исходящее изнутри заставляло его расти, придавало ему сил и энергии.

         Что это? Ответ на этот вопрос он давал себе после скромного ужина, уединяясь в хижине покойного деда, которого никогда не видел в глаза, но о котором много слышал и, казалось, знал его чуть ли не лучше, чем самого себя – столько у них было общего. Так говорила мать. Так чувствовал и он. Чувствовал во многом потому, что стоило ему войти в маленький домик на заднем дворе, где за аккуратной ширмой лежали на высокой подставке мечи, оставленные предком – клинок, вакидзаси, катана, - как усталость снимало словно рукой. Стоило же притронуться к ним – как тело словно молнией, словно ударом тока пронзало насквозь. Но не боль он чувствовал даже тогда, когда дотрагивался до смертельного оружия, унесшего жизнь его отца, а скорее храбрость и силу. Во всяком случае, так ему казалось…

         -Где ты был сегодня? – спросила Иоши, когда сын уже почти отошел ко сну.

         -Почему ты спрашиваешь?

         -Не знаю. Я волновалась сегодня. Не то, чтобы волновалась… Сердце матери билось сильнее обычного. А его, ты знаешь, обмануть очень трудно.

         -Я был в Эдо.

         -Сынок…

         -Что?

         -Ты ведь знаешь, что тот район несет одни несчастья. Не надо бывать там без особой надобности.

         -Что за глупости? Разве не эта грязь приносит нам несчастья, мне – каторжный труд, а тебе – болезни? Разве не Синдзюку, пропахший рыбой и грязью? А чистый и красивый Эдо, который мы и видели-то, пожалуй, только на картинках?

         -Предки твоего отца…

         -Послушай. И мой отец, и все его предки давно умерли. Стоит ли из-за этого переживать или обсуждать это? Разве тебе самой не хочется покинуть этот дом? Дом, который принес тебе столько несчастий?

         Иоши закрыла глаза.

         -Я провела здесь всю жизнь. Эта грязь чужда тебе, ты из знатного рода, но эта грязь моя. Мне не нужен лоск Эдо, я боюсь и чураюсь его. А здесь… Здесь я дома, что ни говори. Надеюсь, Синдзюку станет для меня и последним прибежищем в этом мире.

         -Не говори так. Скажи лучше, как звали того адвоката, которого ты нанимала для моей защиты?

         -Орихара Сёку. Теперь он живет не здесь, а в Эдо.

         Рю улыбнулся и заснул крепким юношеским сном.

         …Утром следующего дня Йоко снова отправилась в университет. Провожая ее, Сора спросила:

         -Что с тобой? У тебя нездоровый вид. Ты как будто плохо спала?

         -Да, но это пустяки, - ответила Йоко.

         Весь день она просидела на занятиях сама не своя. Но причиной ее недомогания стал не физический, а душевный недуг. Первой, кто догадалась об этом, была Сёцу.

         -Что с тобой сегодня? – спросила она у подруги, когда они по традиции обедали в сироку-я через дорогу от здания Токийского университета.

         -Не знаю. Не выспалась, - Йоко прятала от собеседницы усталые глаза.

         -А по-моему дело в другом…

         -В чем же?

         -Посуди сама. Ты почти ничего не ешь, у тебя нет аппетита. Вид бледный, да и на занятиях ты была словно бы отвлечена чем-то.

         -Это было так заметно?

         -Еще как. И еще заметнее было кое-что другое.

         -Что?

         -Ты, кажется, влюбилась…

         -Что за вздор ты несешь? – гнев Йоко был тем сильнее, чем ближе к истине были слова Сёцу.

         Подруга замолчала. Замолчала и Йоко. Но потом все же решилась поделиться своими переживаниями:

         -Знаешь, это конечно не любовь… Я не знаю, что это, но наверное не любовь.

         -Расскажи мне, что ты чувствуешь?

         -Не знаю. Как будто тоску.

         -Тоску? Но по кому?

         -Как будто кто-то был рядом все эти годы, а потом вдруг – раз! – и его не стало. Исчез куда-то.

         -Неужели вы так близки? А кто он?

         -Не поверишь – он вчерашний рикша.

         -Рикша? Ты и рикша? Быть не может!

         -Мы разговаривали каких-то полчаса, да и разговоры вели на самые посторонние темы, а мне уже кажется, что знала его всю жизнь и всю  жизнь были мы где-то поблизости друг к другу…

         -Разве так бывает? Вот я и Шуичи – дело другое. Нам потребовалось достаточно много времени, чтобы как следует разобраться друг в друге…

         -Говорю тебе, это не любовь. Это какая-то странная привязанность. И вообще, скорее всего, дело в плохом сне…

         -А отчего сон был так плох? Уж не из-за вчерашней ли встречи?

         -Не знаю… Да еще и папа со своими словами. Он спросил у меня: «Это ведь была просто никчемная беседа?» К чему он это спросил? Что он хотел этим сказать?

         -По-моему ты и впрямь скверно спала.

         Йоко согласилась с подругой – и сегодня спала значительно лучше. Молодой, но усталый организм взял свое – и она проспала как убитая почти 12 часов кряду. Но – вот удивительно – и утром ее меланхоличное состояние никуда не делось, оно по-прежнему предательски преследовало ее и мешало сосредоточиться на самых необходимых вещах.

         Тогда Йоко решилась на радикальную меру – она решила отыскать того, кто, по ее мнению, мог стать причиной ее меланхолии. Может быть, подумала она, новая встреча избавит ее от навязчивых ощущений, а еще лучше – вовсе сотрет их как рукой, развеяв ее девичьи сомнения и тревоги.

         После занятий она отправилась на улицу Платанов – откуда три дня назад уезжала с Рю домой. Там она стала искать его, бродя среди снующих и бегающих рикшей. Но все усилия прошли даром- под полотнами огромных «рисовых» шляп (они были похожи на тарелки для риса в сироку-я, поэтому она так их называла) невозможно было не то, чтобы отыскать ее избранника, но и вообще разглядеть чьих-либо лиц. Тогда она встала на краешке тротуара и тихо и грустно произнесла:

         -Рю.

         Словно на молитву откликнулся на ее зов парень – но это был не тот, кого она искала.

         -Вы ищете Рю?

         -Да. Вы не знаете, где он?

         -Его мать больна, и сегодня он не сможет прийти. Но если Вы что-то передадите ему, я обязательно скажу.

         -А где он живет?

         -Он живет в Синдзюку, далеко отсюда. Да и район там такой, что Вам, барышня, пожалуй, лучше там не появляться, - хохотнул парень.

         -Да, пожалуй ты прав, - пробормотала Йоко. – Тогда вот что. Скажи ему, что приходила Йоко и чтобы он…

         Она замялась.

         -Чтобы он что?

         -Нет, ничего. Просто скажи, что приходила Йоко… Хотя, в общем, ничего не говори.

         Не помня себя от стыда и злости на себя саму, которая не сумела в нужный момент удержать в узде постыдные эмоции, она прыгнула в трамвай, и, едва сдерживая слезы, доехала до дома, где сил ее только и хватило на то, чтобы упасть лицом в подушку и заснуть до самого вечера.

         Так вышло, что проснулась она, когда все уже спали. Попила воды, вслушалась в песню камышовки за окном. Но внезапно птичка замолчала – Йоко поспешила на улицу, чтобы посмотреть, в чем причина тишины. Она вышла в сад и… увидела перед собой Рю. Поначалу она едва не потеряла сознание от представшей перед ней картины. Рю стоял посередине сада, под цветущей сакурой и держал камышовку на ладони. Опуская маленький клювик в сжатую ладонь парня, певчая птичка пила оттуда воду.

         -Ты… - еле слышно произнесла Йоко.

         -Ты искала меня?

         -Что за вздор? Кто тебе сказал?

         -Разве об этом обязательно говорить? Разве нельзя почувствовать?

         -Ты почувствовал что-то?

         -Наверное, не пришел бы, если б не почувствовал.

         -Что же именно?

         -Самураю не пристало распространяться о том, что у него в душе.

         -И все же, если ты стоишь здесь, значит, что-то есть?

         -Определенно.

         Она подошла ближе и погладила птичку, беспечно сидевшую в руке парня.

         -Как тебе удалось ее приручить?

         -Я и не думал об этом. Лишь позвал ее, чтобы напоить.

         Оба замолчали. Йоко ждала какого-то действия или хотя бы слова от него, но он, как назло, ничего не делал и не говорил.

         -Я нравлюсь тебе? – наконец спросила она напрямую.

         -Ты чудесна как весенний цветок – самый прекрасный из всех, что я когда-либо видел.

         -И? Что из этого следует?

         -Что ты пытаешься вытянуть из меня слова…

         Йоко взволновалась.

         -Зачем ты пришел? Уходи.

         Она повернулась к нему спиной и собралась идти в дом, когда вдруг рука парня коснулась ее плеча.

         -Что? Что тебе?

         -Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

         Сказать, что Йоко была не готова к такому повороту событий – значит, ничего не сказать. Естественно- сначала он стоит здесь и ничего толком не говорит, хотя знает, что она искала встречи с ним и вообще он всецело владеет ее мыслями, а потом вдруг такое!

         -Что я должна ответить?

         Она смотрела в глаза юноши и ей казалось, что она уже принадлежит ему. Принадлежит как дорогой красивый меч, как исключительная по изяществу эбонитовая статуэтка, как украшение, как деталь, как вещь прекрасного во всех отношениях воина.

         -Наверное, согласиться?

         -Да, но как же мои родители? Они будут против. Твое происхождение и вообще…

         -О моем происхождении лучше бы тебе не говорить. Я открою тебе тайну – я происхожу из древнего самурайского рода. После падения сёгуната и воцарения императора Мэйдзи владения прадеда были конфискованы. Дед не нашел себе применения в новой жизни – и потому удалился из своего дома в Эдо в Синдзюку. Дом он продал, купил там лачугу, в которой мы с матерью живем по сей день. Но вписаться в новую жизнь было выше его сил. Чего нельзя сказать о его сыне, моем отце. Он был образованным человеком и вскоре занял должность советника при министерстве финансов. У него был друг по имени Кайко Синцзэн. Он тоже происходил из достаточного знатного рода феодалов, но, как и мой дед, Такаюки, не смог устроиться при императоре Мэйдзи ни на какую сколько-нибудь стоящую должность. Он был игроком в казино. Он занял у отца денег, чтобы сделать выгодную ставку и сорвать куш, но все проиграл. Отец занял ему казенные деньги, потому что не знал толком, куда именно тот собирается их вложить. Когда Кайко сказал ему о проигрыше, отец-  честный человек – не нашел ничего лучше, как рассказать обо всем министру. Тот разгневался и пригрозил отцу судом. Представляешь, что для него значило это слово?

         Для Йоко в слове этом не было ничего необычного – по роду профессии своего отца и своей будущей профессии ей часто приходилось слышать его дома.

         -Не совсем.

         -Он был честнейшим и порядочнейшим человеком. Суд означал бы для него позор, позор для всего нашего рода… Потому 15 лет назад он совершил сеппуку.

         -Самоубийство?

         -Не просто самоубийство, а ритуал, с которым из жизни уходили только истинные самураи. Совершил вначале омовение, потом написал прощальное хокку – в нем он сказал о том, что не хочет мешать своим присутствием начинающейся жизни моей и моей матери, что нам будет куда спокойнее без него –и наконец вспорол себе живот…

         Йоко прикрыла рот рукой.

         -Тебя не должно это пугать или отталкивать. Пойми, что это – единственно достойный способ завершить жизнь для любого самурая, и моя жизнь непременно окончится точно так же. Только, надеюсь, предшествующие события будут отличаться…

         -Что же было с вами потом?

         -Потом, когда мы остались одни в грязном и пропитанном рыбой Синдзюку, мать занялась тканями и вышиванием – это единственное ремесло, которому она обучалась. Грошей, что она зарабатывала, нам едва хватало на еду, но она умудрилась дать мне начальное образование. Сама понимаешь, что о высшем речи быть не могло… Потом… - Рю замялся, но вскоре откашлялся и продолжил: - В прошлом году, окончив школу, я стал рикшей. Дальше ты все знаешь. Мы перебиваемся, а все, что зарабатываю, я трачу на пропитание и лечение матери, но все же я точно знаю – когда ты появишься в моей жизни, а вернее, придешь в нее раз и навсегда, основательно, чтобы остаться – все изменится. Мой достаток станет выше, я смогу обеспечить и тебя, и мать. Мы переедем сначала просто из Синдзюку, а потом, надеюсь, и в Эдо. Все изменится. Но прежде, чем это произойдет, ты должна дать мне свой ответ.

         -Ты же понимаешь, что я не могу сделать этого прямо сейчас?

         -Конечно, но скажи мне только, что ты сама думаешь о моих словах? Пусть твое решение будет зависеть от воли твоего отца, но ты, твое отношение ко мне? Или я зря пришел сюда?

         Йоко посмотрела в глаза дракона своими влюбленными карими угольками и прошептала:

         -Конечно, не зря.

         Юный самурай старался сдерживать эмоции, но у него плохо получалось – он весь покраснел и опустил глаза. Птичка вспорхнула с его руки и улетела. Что же спугнуло ее? Это была Йоко, приблизившаяся к юноше и привставшая на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а потом упорхнуть, подобно птичке, оставив Рю под сенью цветущей ягоды.

         За завтраком Йоко попыталась начать непринужденный разговор с отцом.

         -Скажи, папа, а тот человек, что приходил… Твой клиент… он, что, и впрямь рассматривает меня как жену?

         -Ну что ты, дочка…

         -Скажи мне правду, пожалуйста…

         -Даже если и так, то что с того?

         -А как же его происхождение?

         -Что ты имеешь в виду?

         -Он ведь из клана якудза. Тебя это не смущает?

         -Меня это ничуть не смущает. Происхождения он самого благородного, а то, что сочиняют про него газетчики не может характеризовать его в моих глазах.

         -Но ведь ты же знаешь, что это правда!

         Отец поставил чашку на полотенце и посмотрел дочери в глаза.

         -Ну и что?! Ну и что, я тебя спрашиваю? После революции Мэйдзи в истории этой страны центры тяжести сместились – причем настолько, что невозможно понять, где они теперь и что мы такое вообще. Мы еще не Европа, но уже не Азия. Привычные нам способы заработка утратили свою актуальность. Так что прикажешь делать людям, вынужденным работать, чтобы выживать? Он держатель подпольных игорных домов. Конечно, это не вполне законно. Но пока суды стоят на его стороне, а значит, как бы там ни было – это лишь способ его заработка. И ничего в этом нет предосудительного!

         -Ты правда так думаешь?

         -Разумеется.

         -Значит, способ заработка не имеет ничего общего с тем, что у человека внутри, кто он и какой на самом деле?

         -Абсолютно.

         -Спасибо, - дочь почтительно поклонилась отцу. Она услышала то, что хотела услышать. Страстно хотела.

         Теперь в жизни двух молодых людей все изменилось. Они точно знали, что встретили друг друга. Пересеклись дороги двух семей – семьи Орихара и семьи Нагаёси, когда-то уже столкнувшиеся. Это случилось много лет назад, в день похорон Нагаёси Эйдзи и повторилось теперь, но уже при совершенно других обстоятельствах. Да, предугадать, как и где снова пересекутся жизненные дороги не может никто из живущих под луной! И это неудивительно – ведь, тогда человеку совершенно не нужен был бы Бог.

         Теперь влюбленные пошли одной общей дорогой. Она, как они считали, должна была привести их к счастью. Правда, пока они смутно представляли себе ее окончание и не видели света в конце этого тоннеля. Но на первых порах влюбленности это так повседневно, что никому из тех, в кого попала стрела Амура, не хочется думать о последствиях…

         Каждый вечер Рю забирал Йоко и отвозил ее домой. Правда, теперь, чтобы лишний раз не попадаться на глаза отцу, ему приходилось высаживать ее на соседней улице и долго смотреть ей вслед. Бывало, что ночами, возвращаясь после утомительного трудового дня домой, Рю делал по городу большой крюк – с тем, чтобы попасть в Эдогаву и не увидеть свою возлюбленную, нет, а просто пройти мимо ее дома, взглянуть в его окна и подумать о том, что она спокойно спит сейчас, а завтра он снова увидит ее и они снова будут вести непринужденные разговоры и так смотреть друг другу в глаза, как еще никто никогда не смотрел.

         В редкие минуты встреч они разговаривали обо всем на свете –о природе, о любви, о самураях. Эту тему Рю любил особенно – теперь у Йоко не оставалось никаких сомнений в том, что он действительно потомок знатного рода. Слушая его рассказы, она словно бы мысленно переносилась в далекие времена периода Муромати, сегуната Асикага, в которые посчастливилось жить его знаменитому предку – Миёси Нагаёси, вошедшему в историю как человеку, короновавшему сегунов. Она спросила его о происхождении этого прозвища, и он рассказал ей о жизни сегуна Асикага Ёситэру.

Ёситэру стал сёгуном в возрасте 11 лет после того, как его отец отказался от престола. Власть молодого правителя была чисто номинальной, страной управлял «советник» Хосокава Харумото. Потеряв в борьбе с ним даже видимость власти, отец молодого сёгуна Асикага Ёсихару попытался договориться с диктатором о своём возвращении в столицу страны Киото, откуда был изгнан. Однако в это время великий Миёси Нагаёси поднял бунт и перешёл на сторону Хосокава Удзицуна. В результате между обеими представителями клана Хосокава вспыхнула междоусобная война, закончившаяся бегством обоих сёгунов, бывшего и нынешнего, вместе с Харумото, из Киото. В 1550 году старый сёгун, Асикага Ёсихару, умирает в изгнании в провинции Оми.

В 1552 году Асикаге Ёситэру удаётся заключить мир со своими врагами и вернуться в Киото. Однако вскоре он и Харумото вновь начинают войну, теперь уже против усилившегося Миёси Нагаёси. Вначале военные действия складывались удачно для сёгуна, однако в 1558 году Нагаёси разгромил войска своих противников и занял Киото. Сёгун вынужден был снова бежать из столицы, однако вскоре вернулся, заключив с победителем соглашение, по которому тот становился «старшим советником» Ёситэру. Великодушному же Нагаёси было невозможно «обагрить свой меч священной кровью сёгуна». Со временем Асикага Ёситэру старался повысить пошатнувшийся за последнее столетие авторитет сёгуната, выступая посредником и примиряя враждующих даймё.

В 1564 году Миёси Нагаёси умирает, и это событие сёгун пытается использовать, чтобы добиться независимого положения. Однако члены клана Нагаёси решают иначе — сместить Ёситэру и заменить его своей марионеткой, Асикагой Ёсихидэ. В 1565 году отряды, подчинённые Миёси, окружили столичный квартал, где проживал сёгун и его семья. Так и не дождавшись обещанной даймё помощи, Асикага Ёситэру, признанный мастер кэндзюцу, вместе с небольшой группой верных ему самураев, вступил в бой с превосходящими силами противника. Убив многих врагов и изломав несколько мечей, он погиб. На следующий день от горя умерла его мать. Через 3 года 14-м сёгуном Асикага стал двоюродный брат Ёситэру — Асикага Ёсихидэ.

Надо же, думала она, слушая его рассказ, в руках этой семьи было столько силы и власти, а сейчас… А сейчас в его руках – ее жизнь.

Любая история любви непременно наталкивается на некий неприятный разговор, к которому хотя бы один из двоих не готов. Сейчас этот разговор начала Йоко.

-Послушай, - сказала она, когда они вместе гуляли в роще Мэйдзи вокруг горы Такао на юге Хатиодзи, - так не может дальше продолжаться. Мы должны открыть наши отношения.

-Кому?

-Моим родителям.

-Не знаю, время ли сейчас.

-Но…

-Я не хочу, чтобы ты приняла мои слова за трусость, но я не уверен в том, что твой отец, знаменитый токийский адвокат, примет меня таким, какой я есть, сейчас, и захочет считаться с моим мнением относительно твоего будущего.

-Я говорила с отцом. По его мнению, неважно, чем человек зарабатывает на жизнь, главное, это содержание его души, а оно у тебя намного прекраснее, чем у других.

-О, благодарю, - учтиво поклонился Рю, - но правильно ли ты истолковала слова своего отца? Не были ли они вырваны из контекста его уважаемой речи?

-Не думаю. Мой отец всегда говорит правду и прямолинеен настолько, что превратно понять его просто нельзя!

-Что ж, полагаю, будет лучше, если ты для начала обсудишь с ним свою идею. Только постарайся сделать так, чтобы он не понял, о ком ты говоришь – говори как бы отвлеченно и следи за его реакцией.

Йоко показалось, что она поняла мудрость Рю – и тем же вечером изложила отцу историю Сёцу, познакомившуюся с именитым, но небогатым торговцем рыбой на рынке. Как же вскипел Орихара-сан! Таким домашние никогда не видели адвоката – он рвал и метал. На любые вопросы о том, что накануне он говорил обратное, ответом были резкость и гнев! И только сейчас Йоко смогла в полной мере понять смысл слов Рю – когда намедни отец афишировал избавление от предрассудков, он имел в виду конкретного человека, а не всего его окружение. Он был выборочен в суждениях – то, что отличало хозяина своего слова, самурая, от простолюдина! Ситуация на время была спасена, но глобально ничего не менялось – Сёку никогда не принял бы Рю, и это очень огорчало бедную Йоко.

Не помня себя от горя, она рассказала возлюбленному о случившемся. Она верила, что он отыщет в себе мудрость, чтобы обойти сложившееся положение. Так и случилось.

-Мы поступим так. Я переоденусь в красивые одежды из отцовского гардероба и ты познакомишь меня со своим отцом.

-Но ведь… это будет ложь!

-Если она произносится, чтобы спасти нашу любовь, в ней нет ничего предосудительного, - отрезал Рю. Ах, если бы он знал, как горько он ошибается и какой дорогой ценой придется ему за эту ошибку заплатить, то уж наверное не стал бы произносить такого!..

-А если отец догадается о тебе…

-Это невозможно – мои манеры получены мной с молоком матери, и разглядеть во мне рикшу не сможет даже самый опытный следователь!

Йоко перестала плакать – она смотрела на него и улыбалась. Ей казалось, что придуманный ими план великолепен. И где-то она была права.

 

***

 

         Несколько дней потребовалось Йоко, чтобы начать непростой разговор с отцом – понимая, что он наверняка присмотрел для нее другого жениха, а также зная, насколько высоки его требования к окружающим, не так-то просто было начать беседу если не о сватовстве, то просто о знакомстве с лицом другого пола. Для отца она по-прежнему оставалась совсем ребенком, и допустить, что скоро этот птенец выпорхнет из-под его крыла для него будет тяжелой задачей. Да еще и осознать, что спутником ее в этом станет не вполне знакомый и не до конца проверенный человек. Да, никакому отцу такого не пожелаешь! Йоко это понимала и потому долго ждала подходящего момента для разговора с родителями – первоначальный ее замысел взять в посредники мать был отметен в связи с тем, что Сора была куда более консервативна и строга, чем Сёку. Не найти поддержки у него и найти у нее – звучало как нечто фантастическое.

         В один из дней Йоко, Сёку и Сора возвращались с представления театра но. Это был вечер выходного дня, когда никто не спешил ни на какие занятия и не отрывался от них и можно было развлечься и развеяться после трудовой недели. По обыкновению семья Орихары посещала торжества в буддийских храмах, театры или кафе. Сегодня, правда, среди них не было Юми – она сказалась больной и осталась дома. По пути из театра в Нихонбаси, Йоко предложил зайти в сэйё-рёри, чтобы перекусить. Йоко поняла, что лучшего момента для откровения ей не отыскать.

         Когда глава семейства пригубил немного саке и приготовился вести задумчивый монолог о жизни, старшая дочь, отставив чашку, опередила его.

         -Отец, можно ли мне поговорить с тобой о наболевшем? – учтиво поклонившись, спросила она. Запрещенный прием – она знала, что саке действует на него благотворно и умиротворяюще, и потому ловко воспользовалась этим.

         -Говори, Йоко.

         -Как бы ты отнесся к тому, если бы у меня появился возлюбленный?

         Отец с матерью переглянулись и побелели. Сёку вмиг протрезвел.

         -И как далеко зашли ваши отношения?

         -О, нет поводов волноваться. Мы лишь высказали друг другу взаимную симпатию…

         -Не рановато ли тебе говорить о симпатиях к представителям мужского пола? – строго сдвинул брови Орихара.

         -Но еще несколько дней назад ты сам готов был говорить об этом, и не только говорить…

         Йоко не дал дочери закончить:

         -Да уж, с приходом Реставрации слишком многое изменилось в нашей привычной жизни. Уже не принято спрашивать мнения родителей… Ну что ж, таково веление времени, и придется смириться с ним.

         -О нет! Я не хочу, чтобы вы думали, что я приму столь серьезное решение, не посоветовавшись с вами! Потому я и начала этот разговор, что хочу, чтобы вы встретились и познакомились друг с другом.

         -Кто он? – спросила Сора. – Из какой семьи?

         -О, он знатного происхождения – его предки были самураями из клана Нагаёси…

         -Как ты сказала? Нагаёси? Кажется, несколько лет назад я защищал одного из них – он попался на какой-то краже. Хоть фамилия и знатная, а род нищий.

         -Думаю, ты не о нем ведешь речь. Клан Нагаёси достаточно обширный – у Миёси было много братьев, они жили на территории всего сегуната, это хорошо известно любому из курса истории.

         -Я не берусь утверждать, что защищал именно его или его родственника. Как, говоришь, его зовут?

         -Рю.

         Конечно, и Йоко, и Сёку вели речь об одном и том же человеке. Но оба заблуждались – Йоко обманывала Сёку не по злобе, а будучи обманутой сама. Она не знала, что имя Рю было принято гордым юношей действительно потому, что оно означает «Дракон», а он появился на свет в год Дракона, но не при рождении, а лишь после того, как он стал рикшей. Он слукавил ей тогда, во время первой встречи. Ничего не сказал он и о судимости – и потому ей проще было вводить отца в заблуждение сейчас, поскольку она сама в нем пребывала.

         -Нет, имя мне ни о чем не говорит. А как, говоришь, его материальное положение?

         -О, думаю, вы будете довольны.

         Все сразу заулыбались, а Йоко продолжила:

         -Я завела этот разговор потому, что хочу, чтобы вы были очевидцами всего, что происходит в моей жизни. Чтобы моги оценить моего избранника и все было у вас на виду. Я хотела бы попросить вашего разрешения организовать нам общую встречу…

         Она поступила очень мудро – сменила центры тяжести в беседе. Будь на ее месте другая девушка, она преподнесла бы свою просьбу именно как просьбу, как исключение из общего правила. Йоко же сумела расставить приоритеты таким образом, что эта встреча скорее нужна была самому Сёку, чем ей, и тем самым проявила недюжинную смекалку, чем лишний раз подчеркнула свое родство с мудрым и где нужно – хитрым – отцом. Чего тут толковать – согласие, конечно, было получено, и уже вечером следующего дня Рю был приглашен на риндзитяною в дом адвоката Орихары. Он немного волновался, зная, кем в действительности приходится ему этот человек, а также понимая, что, несмотря на прошедшие годы, он может его узнать, но внутренняя духовная сила потомственного воина скоро усмирила его тревоги. Когда облаченный в хакама и роскошное кимоно он шел в компании хозяина дома вдоль тянивы, тот спрашивал у него:

         -Так значит, Вы из семьи Нагаёси?

         -Да, наш род довольно древний и проживал в свое время на территории чуть ли не всей Японии.

         -Были ли среди Ваших родственников Такаюки и Эйдзи Нагаёси? – адвокат либо обладал очень хорошей памятью, либо предварительно покопался в своих архивах. Так или иначе, Рю понимал, к чему он ведет, и потому уклонился от ответа на этот вопрос – тем более, что имя его было сейчас изменено, и прямых доказательств их более раннего знакомства Орихара не имел.

         -Нет, таких родственников у меня не было. Повторяю, наш род…

         -Да-да, извините. Понимаю. Чем же Вы живете? На какие средства? Простите, если я слишком назойлив. Ради Бога извините, можете конечно не отвечать…

         -Ну зачем же? Я учусь в университете и живу за счет аренды земель, оставшихся мне от отца и расположенных на южном берегу Кюсю. Мы с матерью сдаем их тамошним крестьянам, и проживаем здесь, в Синдзюку.

         -Но почему именно там? Ведь тот район…

         -Разумеется, он не отличается красотой или фешенебельностью. Но во-первых, мать говорит, что до получения мной самостоятельного источника заработка престижное жилье будет жизнью не по средствам, что претит аскезе самурая, а во-вторых, этот район знаком ей с малых лет, и она не хочет на старости лет менять место проживания.

         -Понимаю, уважение к мнению родителей – важная черта вассала, она прекрасна!

         За чаем ни Йоко, ни Юми не произнесли ни слова – настоящие благовоспитанные девушки, хоть и не такого знатного происхождения, как их сегодняшний гость, сидели молча, опустив глаза в пол, пока мужчины разговаривали.

         -Понимаете ли, Рю-сан, - говорил хозяин дома, - Йоко еще слишком молода, и о женитьбе ей думать пока рано…

         -Согласен с Вами, Орихара-доно, я пока и не настаиваю. Сегодняшняя встреча назначена не в качестве сватовства, а в качестве знакомства. Самураю нечего скрывать от семьи его избранницы.

         -О, это прекрасное качество!

         Сёку предложил гостю саке – тот отказался,  за счет чего опять-таки вырос в глазах своего будущего тестя.

         Весь вечер Сёку внимательно изучал жесты и поведение своего гостя – в людях он в силу своей профессии умел разбираться как никто другой. Все движения Рю были неторопливы, степенны, он не выказывал эмоций, был крайне сдержан и уважителен. Это проявлялось во всем – начиная от того, как он ставил чашку на стол, и заканчивая его бесконечными извинениями, которые он произносил – уместно или нет – в течение всей церемонии. Так или иначе, это говорило о его исключительно хороших манерах.

         -Приношу всем присутствующим глубокие извинения, - стал кланяться Орихара и вышел из-за стола. По традиции это означало окончание церемониала.

         -Как прекрасны эти распустившиеся магнолии. Они распустились всего за несколько часов, что провели мы здесь, - Рю посмотрел на токонома. – Как быстротечно все в этой жизни, как нещадно время – сначала оно дает тебе расцвести, а потом с той же быстротой старит тебя и отнимает все силы…

         На выходе из тясицу Сёку и Рю попрощались, поклонившись друг другу. Йоко вызвалась проводить гостя. Когда они отошли по родзи достаточно далеко, она спросила:

         -Как тебе показался мой отец?

         -Он прекрасный хозяин и достойный глава семейства.

         -Как ты думаешь, - не унималась Йоко, - у нас с тобой есть будущее?

         -Будущее есть у каждого предмета, у каждого растения, у каждой мысли и у каждого слова. Вот каким оно будет – зависит уже только от нас. Какие семена мы посеем, такие и плоды получим в будущем!

         Она поражалась его мудрости. Развитой не по годам, Рю удивлял ее и восхищал все больше с каждым днем, в продолжение которых они общались. Стоит ли говорить, что столь же приятное впечатление он произвел на всех обитателей дома Орихара – и только Юми, вечно неспокойная и суетная Юми не могла подавить в себе любопытство и все допрашивала сестру, тот ли это самый рикша, с кем она беседовала неделю назад.

         Следующие несколько дней пролетели для влюбленных как в раю – Йоко и Рю могли больше не скрывать своих отношений (ну разве что ту их часть, которая касалась его заработка). Они могли видеться в любой день и даже гулять по тяниве и слушать пение камышовки, не опасаясь немилости отца. Жара, стоявшая на улице с начала лета, начинала спадать – приближалась осень.

         Однако, счастье, по утверждениям многих мудрецов, не более, чем обманка – жизнь так или иначе покажет свое истинное лицо. Счастье, подобно хамелеону, принимает тот цвет, который нам больше всего выгоден в свете конкретных обстоятельств, но в итоге его мираж рассеивается, и сколько бы мы ни обманывали себя и других – где тонко, там и рвется.

         Неизвестно, что было первопричиной случившегося – стечение обстоятельств или ложь, которую Рю самонадеянно заложил в основу будущих отношений, гипотетически причиняя вред и самим отношениям, и своей второй половине, и самому себе, так привыкшему к обществу Йоко, - только жизнь по традиции показала звериный оскал. Пока только оскал – до броска хищника на жертву было еще достаточно далеко. Но и он был не из приятных.

         В один из дней Орихара Сёку поздно возвращался из суда и пропустил последний трамвай в Эдогаву. Смеркалось, и он решил вернуться домой на рикше.

         -Куда угодно, господин? – слышались голоса возниц, сидевших на корточках возле своих тележек.

         -В Эдогаву, пожалуйста.

         -О, у нас есть возница, который с радостью домчит Вас в Эдогаву, это его излюбленный маршрут, - с улыбкой произнес Хаято и без задней мысли, ни о чем не предупрежденный и потому не вооруженный, окликнул товарища: - Не правда ли, Рю?!

         Имя острым мечом пронзило слух Орихары Сёку.

         -Как Вы сказали? Рю?

         Вторым ударом клинка были поражены глаза – перед ними не в шикарном кипельно белом кимоно с мечами на поясе, а в лохмотьях и старой самурайской шляпе предстал его давешний гость. Они встретились взглядами, и словесные дополнения к этой встрече были явно излишними.

         -Ты? Как ты здесь?..

         Рю нечего было ответить – он смиренно склонил голову как склоняют голову перед судьей, читающим суровый, но справедливый приговор. И именно в этот момент адвокат Орихара Сёку вспомнил наконец человека, которого защищал тогда, много лет назад – именно так он выслушивал тогда вердикт присяжных. Именно так сейчас он стоял перед ним.

         -Не может быть, - прошептал Сёку. – Ты? Ты тот воришка из Синдзюку! почему я сразу не узнал тебя? Но имя? Тебя ведь звали иначе!

         -Да, господин, - смиренно, с мужеством самурая, отвечал Рю. – Это имя я принял, став рикшей. Негоже вознице носить знатную фамилию Нагаёси.

         -Что ж, у тебя хватило мужества на это! Но не хватило мужества сознаться во всем моей дочери…

         -Я был честен с ней, господин.

         -Но почему тогда не рассказал ей о нашем знакомстве? Зачем разыграл весь этот спектакль в моем доме?

         Рю с трудом подбирал слова для ответа.

         -Я очень привык к ней и страшился потерять ее. Я прошу Вас простить меня, господин, - Рю склонил голову.

         -Мне не за что прощать тебя, - подавляя в себе эмоции, говорил Орихара-сан. – Прощения ты должен просить у нее и у своей совести, если у потомка славного рода она еще осталась.

         Сказав это, Сёку развернулся и пошел в сторону дома пешком. Вернулся он затемно. А наутро рассказал обо всем Йоко. По ее опущенному взору он понял, что кое о чем она все-таки знала.

         -Тебе было известно, что он-  рикша?

         -Да. Он подвозил меня домой в тот вечер, помнишь?..

         -Теперь понятно. Почему же ты не сказала мне о роде его занятий?

         -Я боялась, что ты не примешь его таким, какой он есть.

         -Что ж, отчасти ты права. Но я не о рикше. Рикшу в своей семье я мог бы еще терпеть. Но вот вора – ни за что!

         -О чем ты говоришь, отец? – на щеках Йоко вспыхнул румянец, она обратила к нему вопросительный взор.

         -Несколько лет назад именно его я защищал в суде за кражу. Он не сознался тебе, но сознался мне в том, что имя свое он принял, став рикшей. На самом деле его зовут иначе.

         -Но как? Как его зовут?

         -Я не помню, да и не в этом дело. Факт в том, что он утаил от тебя свое преступное прошлое. Так кто поручится за то, что он снова не встанет на преступный путь?

         Йоко горько заплакала. И не то ее пугало, что отец предрекал ему незавидное будущее, а то, что самый любимый ее человек, в которого она успела влюбиться без памяти за считанные дни и которому уже нарекла свое сердце и свою судьбу, жестоко, а главное – беспричинно – обманул ее. Она смирилась с его ремеслом, так почему он решил, что она не смогла бы смириться и с его прошлым? В конце концов, он сделал это не из баловства, а чтобы прокормиться, да и отдал долг обществу, как это рассудил приговор. Чего же теперь ей требовать от него? Какие предъявлять претензии? Да, обман стерпеть тем тяжелее, чем сильнее любишь человека.

         И конечно всякий наверняка может вспомнить, что хотя бы раз лгал «во спасение» своей любви, но никому не придут в голову воспоминания о том, чтобы эта ложь приводила к чему-нибудь хорошему.

         Йоко проплакала весь день. Она была потрясена предательством любимого. А после обратилась к отцу за советом, как ей теперь поступить, ведь она по-прежнему сильно любит Рю.

         -Думаю, что любовь-любовью, а допускать в отношения обман не стоит. Это скверное начало, послушай своего отца. Надо дать слово самому могущественному судье – времени. Если оно сотрет эту память, ты сможешь возобновить отношения. Если же нет – значит, так тому и быть. А пока лучше будет подождать и не встречаться с ним.

         На том и порешили. И как ни мучилась Йоко, и как ни страдал и ни искал встреч с любимой Рю – все было попусту, ведь здравый смысл с его рассудительной жестокостью уже поселился в этом еще не построенном доме, чей фундамент уже был замешан на хлипкой лжи.

         Так шли недели. Рю нарезал круги вокруг университета в надежде встретить Йоко, но все без толку – несколько раз он видел ее в толпе подруг, и всякий раз она избегала свиданий и уезжала домой на трамвае. Ночами он по-прежнему стоял под окнами ее дома… Ах, если бы знал он, что в эту минуту она заливается горькими слезами, не в силах преодолеть воздвигнутого между ними барьера. Ах, если бы знала она, что сломать стену может только тот, кто ее построил – и все еще было в ее руках, и все еще можно было изменить…

         Временами им казалось, что они забывают друг друга – но всякий раз память неуклонно возвращала их к первой встрече возле университета, к прогулкам по тяниве, к интересным рассказам Рю о своей семье и прошлом их замечательной страны. И оттого тяжелее было осознание того, что отношения, подернутые холодом, все больше остывают, погружаясь в ледяную могилу времени и оставляя после себя одни лишь воспоминания.

         Как должен поступить истинный самурай в такой ситуации?.. Так, как поступил Рю.

         В один из вечеров Йоко не вернулась из университета. Родители заволновались – и сразу же забили тревогу. Велико же было их удивление, когда Сёцу, ее лучшая подруга, открыто заявила им, что домой она отправилась с тем самым знакомым рикшей, с которым ее видели несколько раз подряд. Причем села в его повозку она сама и безо всякого принуждения. А еще они разговаривали и улыбались. Сора ничего не понимала, Сёку был вне себя от ярости. Вместе с полицией нагрянул он в хижину старой Иоши, но там, нетрудно догадаться, его не было. Успокоив как мог пожилую женщину и вне себя от растерянности и злости, Орихара-сан отправился домой.

         Где же сейчас были возлюбленные?

         Йокогама была основана в 1858 году путем фактического объединения деревень Йокогама и Канагава. И если в самой Йокогаме, на месте одноименной ее предшественницы, был порт и большой город, разраставшийся как на дрожжах после Реставрации, то Канагава по-прежнему, хоть и считалась районом этого города, по сути своей оставалась рыбацкой деревушкой. Такой, какой когда-то был Синдзюку – до вхождения в префектуру Эдогавы. Здесь, на дальнем побережье они отыскали заброшенную рыбачью хижину и остались наконец одни – вдали от цивилизации, вдали от шума и суеты, вдали от злости и неприятия общества. Здесь и сейчас они могли наконец поговорить о том, что между ними произошло и как это преодолеть.

         -Зачем, зачем ты мне солгал? – спрашивала Йоко, глядя в горящие неугасимым огнем карие вишни.

         -Я думал, что будет лучше оградить тебя от малоприятных подробностей моего прошлого.

         -Разве любовь и совместный быт, о котором мы с тобой так долго мечтали, не предполагает принятие друг друга такими какие мы есть – со всеми достоинствами и недостатками?

         -Да, но… я не знал, готова ли ты будешь к такому…

         -И только ради этого ты обманул меня?

         -Разве тебя не пугает больше то, что я обманул твоего отца, уважаемого человека?

         -Это не его жизнь, а наша с тобой. Думаю, ему не на что обижаться.

         -Разве только на то, что я украл его дочь…

         Оба рассмеялись. Смех продлевает жизнь человека и жизнь отношений., что складываются между людьми. А взгляд в глаза друг другу продлевает их еще больше и еще вернее.

         -Я должен сказать тебе что-то, что не говорил прежде… - Рю сосредоточился и стал крайне серьезным. Йоко невольно насторожилась. – Я люблю тебя.

         -И? Что же из этого следует?

         -Только то, что ты слышала.

         -А разве раньше я не знала об этом?

         -Возможно, но я не говорил этого, хотя от тебя слышал много раз.

         -Почему же ты не говорил об этом прежде?

         -Потому что самураю негоже делать или говорить что-то под влиянием эмоций. А чтобы разобраться в истинности чувств, должно пройти время. Только оно сможет ответить на вопрос, действительно ли это любовь или просто страсть, охватившая двоих внезапно и так же внезапно оставляющая своих жертв.

         -Но ты же не думаешь, что я лгала тебе, когда говорила о своих чувствах?

         -Нет, но ты должна запомнить, что слова ничего не значат. Временами ты можешь словесной игрой запутать даже себя, причем настолько, что тебе будет казаться, что ты сама веришь в них и что они правдивы. На самом деле они – пустой звук. Промолчать куда сложнее, чем сказать. Промолчать может только тот, кто и впрямь любит, и потому не хочет ранить случайным ветреным обманом.

         -Ты прав. Твои слова мудры и наполнены высшим смыслом. Но откуда в тебе эта мудрость? Ведь ты еще так юн…

         -Это мудрость по зову крови. Они впиталась с молоком матери и еще…

         Йоко вопросительно взглянула на любимого.

         -С духом воина.

         -Но ведь ты не застал живых самураев среди своих предков?!

         -Да, но в хижине моего деда возле нашего дома в Синдзюку хранились мечи деда – катана, вакидзаси и короткий клинок. Они достались ему по наследству от наших предков клана Нагаёси. И хотя деда я тоже живым не увидел, от одного прикосновения к этим мечам веет силой прошлого, духом настоящего воина, верного вассала своего сегуна, особой мудростью… Еще мальчиком я любил заходить в хижину старого Такаюки и проводил там целые часы. Да уже и будучи достаточно зрелым, я не мог упустить случая обратиться к памяти предков…

         Йоко завороженно слушала его рассказ.

         -Послушай, - спросила она, - а среди самураев были женщины?

         -О да, и причем сравнительно недавно – в преддверии Реставрации – были отмечены замечательные случаи.

         -Расскажи подробнее.

         -Что ж, Накано Такэко, старшая дочь чиновника княжества Айдзу Накано Хэйная родилась в городе Эдо. Она получила образование как в области литературы, так и боевых искусств, хорошо владела нагинатой. Будучи удочерена своим учителем Акаокой Дайсукэ, Накано вместе с ним работала инструктором боевых искусств в 1860-е годы. В Айдзу Такэко впервые очутилась в 1868 году. В ходе битвы за Айдзу она командовала группой женщин, которые сражались независимо от основных сил княжества, поскольку высшие должностные лица Айдзу запретили им участвовать в бою в качестве официальной части армии. Эта группа позднее была названа «Женским отрядом» (Дзё:ситай) или «Женской армией» (Дзё:сигун). Ведя свой отряд в атаку против сил Императорской армии княжества Огаки, Такэко получила пулевое ранение в грудь и попросила свою сестру Юко отрезать ей голову и похоронить её, чтобы она не досталась врагу в качестве трофея. Голова Такэко была доставлена в храм Хокайдзи (в современном посёлке Айдзубангэ префектуры Фукусима) и похоронена под сосной.

         -Удивительно… - протянула Йоко и на секунду закрыла глаза, попытавшись представить себе облик этой удивительной и сильной женщины. Из мира грез ее вырвал голос Рю.

         -Ты что?

         -Думаю.

         -О чем? Уже не решила ли ты примерить на себе самурайских доспех?

         -А почему нет? Как знать, вдруг все изменится, закончится Реставрация, и воины вновь вернутся к жизни. Я бы могла попробовать на себе их миссию!

         -Что с тобой?! Женщина не рождена для этого! Она должна быть спутницей самурая, и в этом она будет не менее замечательна, чем он – в святом бою!

         -А я хочу! – не унималась Йоко.

         Они посмотрели друг на друга и снова рассмеялись. Рю приблизился к ней и впервые за все это время - ! – поцеловал ее в губы. Нежно, осторожно, боясь поранить ее, словно хрупкий цветок дотронулся он до нее своими губами и тут же ощутил словно разряд электрического тока – такое же чувство, наполняя его энергией, проходило сквозь его тело, когда он касался мечей старого Такаюки.

         Она прикрыла глаза и вся сжалась – так, словно ей должны были отрубить голову… глупая девочка! Но после, когда пролетели эти волшебные секунды, радости ее не было предела. Она чувствовала его, его движения и биение его сердца и понимала, что перед ней – ее человек. Как хотелось ей сейчас не ошибиться! А еще хотелось, чтобы все это продолжалось вечно…

         Чтобы вечно они бродили по побережью вечерами, сидели у костра, а он рассказывал ей истории из жизни самураев. Проводили целые ночи в обнимку в заброшенном рыбацком домике. Утром он уходил бы на рыбалку, а в обед возвращался бы с рыбой, рисом и чаем. Они много бы разговаривали, целовались, снова гуляли, снова болтали… и так вечно! Но… всему положен конец, и по злому умыслу судьбы хорошее заканчивается быстрее, чем плохое. А может, это всего лишь самообман человека, ненасытного и эгоистичного существа, которому всего и всегда мало. Да и бывает ли много любви?

         Йокогама располагалась всего в тридцати километрах от Токио. Неудивительно, что при всей осторожности, которую Рю проявлял, когда появлялся на местном рынке, их все же заметили – ушлый полицейский из префектуры увидел повозку рикши на дальнем берегу. Но спугивать голубков не стал – они могли быстро исчезнуть, и тогда его награда была бы получена кем-то другим. Он телеграфировал в Токио, и уже спустя полдня взбешенный и обезумевший от страданий Сёку в сопровождении инспекторов полиции явился сюда. Йоко тщетно пыталась убедить отца в том, что она не была заложницей бедного рикши – он настаивал на том, что имело место похищение. Под звон кандалов и звуки плача Йоко Рю отвезли в Токийскую городскую тюрьму, а сама Йоко оказалась на некоторое время под домашним арестом – случившееся было слишком серьезно, чтобы Сёку оставил все как есть. Да и на его репутации история отразилась не лучшим образом – в Эдогаве все только и говорили, что о романе дочери преуспевающего адвоката с рикшей. А разве такие слухи приводят к чему-нибудь хорошему?

 

***

 

         Тюрьма… Рю снова вернулся сюда как раз тогда, когда думал, что вот-вот для него начнется новая жизнь и что больше он не познает ужаса этих застенок. Все плохое в жизни происходит именно тогда, когда кажется, что черная полоса позади и возврата к ней быть не может. А проводниками в это плохое становятся, как правило, люди, которые не вызывают отрицательных эмоций и от кого мы меньше всего ждем такого поворота событий.

         Как рецидивиста Рю водворили в одиночную камеру – и тем было тяжелее для него. Не существовало для него сейчас ни малейшего отвлечения от собственных мыслей, не было ни единой возможности удалиться хоть на секунду от случившегося и его последствий. Но, вопреки законам здравого смысла, и в полном соответствии с законами бусидо, думал в этот час Рю не о собственных проблемах и туманных перспективах, а о том, как тяжело приходится Йоко – ведь она теперь сутками дома, с отцом, который непременно не забудет и не умалит содеянного ею. Если он просто сидит в тюрьме, то она ежедневно находится на плахе. От этого Рю становилось тоскливо и печально. Особенно первые три дня, когда он ни с кем не разговаривал.

         На четвертый день к нему в тюрьму пришел инспектор Ямагути – неприятный маленький человечек с прокуренным желтым лицом и такими же зубами, который, как выяснилось, задержал его на пляже Йокогамы и вообще вел его преследование с самого начала. Он не скрывал своих негативных эмоций и потому был неприятен юноше.

         -Так зачем, говоришь, ты ее похитил?

         -Я ее не похищал, - спокойно отвечал Рю, стараясь не терять облика и не уподобляться собеседнику, хотя было понятно, что столь скромным ответом он не удовлетворится.

         -То есть как? Она же была с тобой против своей воли!

         -С чего Вы это взяли? Разве она могла такое сказать?

         -Она, может, и не могла, а вот ее родители заявили о пропаже. В университете и дома она не появлялась, а если бы на то была ее добрая воля, то она не преминула бы сообщить об этом не так ли? И кроме того, она не достигла совершеннолетия ни по канонам, ни по закону – ей меньше 20 лет и обряд моги в ее отношении не совершался - и ты должен понимать, что любое действие, связанное с ее вывозом, уже образует преступление!

         -Но ведь она достаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения!

         -Закон говорит иначе, и отвечать ты будешь в соответствии с ним! И лучше бы тебе сознаться в том, что ты в действительности задумал с ней сделать, пока мы не обнаружили тебя и не раскрыли твой коварный преступный замысел. Это несколько смягчит твою судьбу в суде, поскольку наш уважаемый Чизайхо прямо говорит – «признание первейшее из доказательств».

         -Когда же суд состоится?

         -Через пару недель. Следствие не продлится очень долго, ведь все улики налицо. Хотя я бы с удовольствием применил к тебе пытку. Жаль, этот французишка Буассонад убедил Его Величество Императора Мэйдзи отказаться от этой процедуры.

         -Кто же будет моим адвокатом?

         Ямагути мерзко рассмеялся:

         -Ха-ха! Да уж не думаю, что в этот раз Орихара-сама согласится защищать тебя. И вообще желал бы я взглянуть в лицо адвоката, который будет выступать против столь могучего оппонента!

         Рю грустно опустил глаза. Ямагути внутри ликовал – ему казалось, что противник повержен. Однако, самураев этому не учили. Он и такое испытание был готов перетерпеть стоически.

         -Ну так что? Будешь рассказывать о своих преступных замыслах или тебя прельщает пожизненный срок?

         -За похищение человека, насколько мне известно, не могут дать пожизненный срок!

         -За похищение да, а вот за попытку убийства – кто знает.

         -Вы считаете, что я хотел убить Йоко?!

         -А зачем же тогда тебе потребовалось ее похищать?

         -Что за глупости Вы несете?! Я отказываюсь говорить с Вами!

         Ямагути гневно взглянул на испытуемого. Скрипя зубами, покинул он кабинет. Следом вошел другой инспектор, помоложе и, очевидно, повежливее – хотя бы потому, что сразу поклонился незнакомому подозреваемому. Рю тоже его не признал, виделись они впервые.

         -Меня зовут Сэйдо, я Ваш следователь, буду вести Ваше дело.

         -А как же Ямагути-сан?

         -Он всего лишь инспектор, полномочиями же здесь обладаю только я.

         -Разрешите вопрос, Сэйдо-сан?

         -Разумеется.

         -Правда ли, что мне собираются вменить попытку убийства?

         -Все будет зависеть от установления мотивов похищения дочери господина Орихары.

         -Но Вы же не считаете, что я хотел убить ее? Зачем бы мне потребовалось тогда везти ее в Йокогаму? Разве нельзя было сделать этого здесь?

         -Возможно, Вы хотели понадежнее спрятать тело…

         -Уверяю Вас, что это не так.

         -В таком случае, я надеюсь на искренность с Вашей стороны.

         Рю внимательно посмотрел на человека, сидевшего напротив него. Всем своим видом он явно внушал расположение. В его присутствии не хотелось думать о плохом, он не вызывал таких отрицательных эмоций, что его коллега Ямагути.

         -Скажите, - спросил Рю. – Вы случайно не из бывших вассалов?

         -Я нет, но мой отец был вассалом хана Тёсю Мори Мотонори и погиб во время инцидента у ворот Хамагуры в Киото в 1864 году!

         -Тогда мы говорим на одном языке, потому что я – потомок клана Миёси Нагаёси, вассала Асикага.

         -Вы удивили меня, - следователь улыбнулся, но внимательнее присмотрелся к своему собеседнику. – Рикша – из клана Нагаёси?

         -Вы понимаете, что Реставрация ни для кого не прошла бесследно. Многие стали ронинами, многие остались и вовсе без средств к существованию, а многие стали зарабатывать как смогли.

         -Зачем же Вы тогда совершили первую кражу?

         -Во-первых, потомок рода Нагаёси никогда не сделал бы этого без крайней на то нужды! А во-вторых, я думаю, что мои предки не осудили бы кражу у безродного спекулянта, рыночного торговца.

         -Расскажите подробнее…

         -О чем? О той краже? Разве она представляет для Вас интерес?

         -Жизнь самурая всегда представляет интерес.

         На протяжении получаса рассказывал он следователю всю подноготную случившегося с ним за его молодую жизнь. Несколько раз в продолжение рассказа слушатель менялся в лице – настолько печальна была история этого юноши. Еще печальнее было то, что у него практически не было шансов что-либо изменить в своей судьбе – единожды сойдя с рельсов, стать на них уже очень сложно. Куда проще вновь составить поезд из вагонов, чем поднимать обломки и складывать их воедино.

         Сэйдо не записывал ни слова из того, что говорил Рю. Закончив рассказ, юноша спросил у чиновника:

         -Вы не писали оттого, что не верите мне?

         -Я не писал оттого, что теперь мне кажутся абсурдными обвинения в попытке убийства.

         -Благодарю Вас…

         -Не за что! Хоть мы с Вами и из одного теста, а хороших новостей для Вас у меня не будет – обвинение в похищении не снято, и с ним Вы вскоре предстанете перед судом. Освободить Вас я тоже не могу – залог за Вас не внесен, а Ваше предыдущее поведение позволяет усомниться в том, что Вы вновь не ступите на преступный путь. Конечно, я в этом не сомневаюсь, но судья и прокурор, увы, не потомки знатных родов – для них Вы такой же рядовой гражданин как и я.

         -Понимаю…

         -Скажите, за Вас может заплатить кто-либо?

         -Заплатить?

         -Внести залог?

         -А о какой сумме речь?

         -Не меньше 20 000 иен – такая сумма установлена для данной категории преступлений Чизайхо.

         -О нет. Не думаю. Моя мать очень бедна, а других родственников у меня нет.

         Сэйдо встал было из-за стола, но потом вдруг вернулся на свое место.

         -Мне жаль… Может быть, я могу что-то сделать для Вас?

         Следователь спрашивал его о его собственной судьбе, а Рю в эту минуту думал о ней меньше всего. Глаза его вдруг загорелись, он сам вспыхнул будто спичка на ветру и первое слово, которое он произнес, было:

         -Йоко.

         Следователь улыбнулся:

         -Я знал, что Вы скажете это. Знал. Иначе грош цена всему Вашему рассказу. Говорите, что я должен сделать, и я как истинный самурай выполню просьбу товарища!

         Рю взял у него листок бумаги, перо и быстро написал несколько строк. Затем свернул его вчетверо и отдал Сэйдо со словами:

         -Только прошу Вас. Передайте его тайно, так, чтобы члены ее семьи ни о чем не знали!

         -Я все сделаю как Вы велите, - поклонившись, ответил следователь и покинул кабинет. В ту ночь Рю впервые после ареста удалось уснуть.

         Вечером того же дня следователь пришел к воротам доме адвоката Орихары в Эдо.  Он постоял здесь несколько минут и понял, что идея явиться сюда была явно не лучшей. Вечером же следующего дня ему удалось застать Йоко у стен университета.

         -Йоко-тян? – поклонившись, спросил он у девушки, что по красоте оставляла своих приятельниц далеко позади – только по наитию он опознал девушку, которую еще ни разу не допрашивал и с которой виделся впервые, как и с Рю накануне.

         -Да, господин…

         -Меня зовут Сэйдо, я следователь…

         Йоко вздрогнула.

         -Вам не стоит пугаться.  Я принес Вам это… - он осторожно протянул ей листок. Тут она испугалась еще сильнее.

         -Что здесь?

         -Это письмо от него. Прочтите его при мне и отдайте мне или порвите. Будет плохо для всех, если Орихара-сан узнает о моем поступке.

         Она кивнула и принялась читать. Сэйдо не был осведомлен о содержании письма, но по лицу ее понял, что она ждала его как манны небесной. И пусть там были лишь лирические строки, они сейчас были для нее важнее самой важной информационной сводки с места боевых действий…

         «Любимая! Я беспокоюсь о тебе – настоящий воин в разлуке думает о своей тян, - но тебе обо мне беспокоиться не стоит. Скажи этому уважаемому господину лишь, все ли с тобой в порядке не сильно ли тебя притесняют дома из-за случившегося. Он все мне передаст в точности, ему можно доверять. Выпавшее нам испытание мы должны вынести с гордостью и смирением как подобает воину и его спутнице. Посему не волнуйся и постарайся сберечь себя до моего возвращения. Рю».

         Она запомнит эти строки на всю жизнь – и перечитывать не потребуется.

         -Скажите… Можно ли чем-то помочь ему сейчас?

         -Да, но вряд ли у Вас это получится.

         -Скажите, умоляю Вас!

         -Можно внести за него залог – и тогда до суда он окажется на свободе. Как юрист также могу сказать Вам, что при наличии залога шансы на лояльный приговор увеличиваются.

         -А сколько?

         -20 000 иен.

         -Я поняла…

         Йоко поклонилась и хотела было уйти, но Сэйдо остановил ее.

         -Минуту! Вы забываете о конспирации. Нас видели вместе, и обязательно доложат Вашему отцу. Так вот скажете ему, что я приходил вызвать Вас на допрос. До скорого.

         Надо ли говорить о том, что Йоко ни минуты не раздумывала над той информацией, что принес ей следователь. Конечно, сам Рю был слишком гордым, чтобы попросить у нее помощи и никогда не принял бы ее, узнай о том, что помощь пришла от возлюбленной. Но она считала для себя невозможным сидеть сложа руки в такой ситуации.

         Прочитав письмо, запомнив каждое его слово навсегда так, словно обожженным клеймом высечено оно было в ее памяти, Йоко словно воспрянула впервые за эти дни. У нее теперь появилась цель – и каждое ее действие, каждое движение, каждое слово были наполнены смыслом. Прошло несколько дней после встречи со следователем – надо было подождать, чтобы обстановка в доме несколько разрядилась, ажиотаж вокруг последних событий спал, - когда в одно утро Йоко сказалась больной и осталась дома. Сёку отправился в суд, Юми – в школу, а Сора – на рынок, когда Йоко пробралась в кабинет отца и вытащила из выдвижного ящика стола двадцать тысяч иен. Заветные двадцать тысяч…

         Не помня себя, словно бы в горячке – подобно больному или преступнику, только что совершившему ужасное преступление – выбежала Йоко на улицу и прыгнула в первый трамвай, идущий в Синдзюку. Там она долго бродила по улицам, пока не нашла наконец дом старой Иоши.

         -Иоши-сан? – крикнула она, вплотную приблизившись к двери. Никто не подходил, и она повторила свое обращение: - Иоши-сан!

         Наконец у двери показалась худая и изможденная, но достаточно опрятная старушка.

         -Меня зовут Йоко. Я пришла поговорить о Рю.

         Хозяйка пригласила ее в комнату и налила чаю. Руки Йоко сильно дрожали, она не могла поднести чашку к губам, и только грела ладони теплом горячего напитка.

         -Его неприятности начались с меня.

         -Что Вы говорите, Йоко-сэмпай? Он сам избрал свою судьбу- и когда попал в тюрьму в первый раз, и сейчас. Видно слишком громко кричит в нем зов самурайской крови, чтобы дать ему прожить жизнь без приключений.

         -Нет, в том, что случилось сейчас, виновата только я. Я отвергла его любовь без достаточных к тому оснований, и это вынудило его совершить то, что он совершил.

         Иоши внимательно посмотрела на собеседницу.

         -Какой толк говорить о том, что было? Что это изменит?

         -За этим я и пришла. Следователь Сэйдо-сан сказал мне, что залог в 20 000 иен позволит Рю выйти на свободу.

         -Да, но где их достать?

         -Вот они, - Йоко положила деньги на стол перед Иоши. Та в ужасе прикрыла рот ладонью.

         -Откуда они у Вас, Йоко-сэмпай?

         -Это неважно. Мой отец – состоятельный человек!

         -Простите меня, я не рискую подозревать Вас в краже у собственного отца или чем-то подобном… простите… - Иоши начала извинительно кланяться.

         -Сейчас это не важно. Нам нужно спасти его. Но от меня этих денег никто не примет. Нужно, чтобы залог внесли Вы.

         -Я не могу принять такой щедрый дар! Думаю, что и Рю, узнай он о том, что деньги принесены Вами, откажется от них!

         -Отказаться от них для Вас сейчас – значит, пустить по ветру мои страдания и мой риск, наплевать на меня и мои чувства к Вашему сыну!

         Иоши грустно и обреченно посмотрела на горячку молодой девушки.

         -Дай Бог, чтобы они принесли хоть кому-нибудь счастье. Дай Бог.

         Не теряя времени, они вдвоем отправились в префектуру и нашла следователя Сэйдо. Уже через несколько часов влюбленные, обнявшись, шли по улицам Синдзюку. Иоши шла за ними чуть поодаль.

         -Что же теперь будет? – спрашивала Йоко.

         -Не знаю. Но бегство снова – не выход, мы это уже поняли.

         -И домой мне возвращаться нельзя…

         -Эх… - вздохнул Рю. – Остается молиться и надеяться на время – оно должно подсказать нам выход.

         Йоко прижалась к любимому что было сил и вдохнула его запах – такой знакомый, надежный и родной. Она подумала, что готова пойти за ним хоть на край света и примет как данность любое его решение, какое бы он ни озвучил.

         После они ужинали в доме Иоши, которая была бесконечно рада видеть освободившегося сына и его возлюбленную, которая почти сразу глянулась ей как дочь. Йоко казалось, будто все это происходит во сне – настолько отрешенной и оторванной от земли она себя ощущала. Если бы год назад ей сказали, что она влюбится в рикшу, пойдет на пособничество в собственном похищении, станет жертвой обмана, а теперь еще и воровкой – она сочла бы сказавшего сумасшедшим. А сейчас… Она не знала, чему и кому ей верить. Верить хотелось только Рю, дышать и жить только им…

         Ночью он повел ее наконец в дом старого Такаюки. Там она впервые увидела лежавшие на подставке мечи, от которых веяло холодом и красотой сегуната Токугава. Она смотрела на них неотрывно, словно завороженная. Наконец перевела взгляд на него.

         -Я говорил тебе, что они бесконечно красивы…

         -Да, я вижу, что ты был прав.

         -Я должен сказать тебе что-то.

         -?

         -Я говорил, что время должно подсказать выход. Думаю, что он найден… Тебе нельзя здесь дольше оставаться. Завтра утром полицейские вместе с твоим отцом снова явятся сюда и на этот раз никакой залог не поможет мне избежать тюрьмы.

         -Но… - на глаза Йоко навернулись слезы.- Ты хочешь сказать, что мы расстаемся? Расстаемся навсегда?

         -Да. Иначе быть не может. Я принял решение остановить свой земной путь – все равно он не ведет никуда дальше. Без тебя мне жить нет смысла, а с тобой быть не получится, сколько ни старайся.

         Йоко заплакала и уткнулась ему в плечо.

         -Что ты такое говоришь? Я пошла на воровство, чтобы вызволить тебя, а ты…

         -Этого не следовало делать, я ведь не просил об этом.

         -Как ты можешь быть таким холодным в такую минуту?

         -Помнишь, я говорил тебе, что молчит только тот, чьи чувства сильны и искренни. Внутри меня бушует ураган, но показать его тебе – значит, проявить слабость, повести себя недостойно высокому имени самурая!

         -Ты и вправду думаешь о смерти?

         -Да. Так заканчивается путь самурая. И начинается другой – в ином мире.

         -Тогда я уйду вместе с тобой.

         Руки Рю похолодели – к такому исходу он не был готов. Он дорожил этой тян больше всего на свете, и никак не желал для нее смерти.

         -Но… почему?

         -Потому что жена самурая следует за ним везде и всюду. Я готова умереть с тобой.

         В ту ночь они стали близки – первый и последний раз. Потом было омовение, они переоделись во все новое и на рассвете снова вернулись в дом Такаюки-доно.

         …Стены были увешаны белыми шелковыми тканями – благо, их было много в доме Иоши. Сами влюбленные оделись в такие же белые синисо-дзоку.

         На полу разложили белые циновки, а поверх них еще полоски из белого полотна. В двух углах – крест накрест – стояли андоны, еще в двух – свечи, чтобы лучше видеть. Здесь же, недалеко от освещенных мест, стояли на подставках изречения из священных книг, изложенные на красивых холстах красивыми, ровными иероглифами.

         -Откуда все это? – спросила Йоко.

         -Это наследство старого Такаюки. Настоящего буси с детства обучают искусству харакири, а потому в доме каждого самурая должны быть соответствующие принадлежности. Без них никак.

         -Ты боишься? – робко спросила она.

         -Нисколько. Земное существование и земное счастье зыбки и не постоянны – ты же сама видишь, что мы были счастливы, но счастью суждено было разрушиться как вазе из тонкой обожженной глины при первом же дуновении ветра. Зато в будущей жизни мы будем вместе постоянно, независимо от чьей-либо воли и обстоятельств, и ничто не сможет помешать нашему счастью и наслаждению. Потому не следует бояться и тебе.

         Она кивнула в ответ, но мысли ее были очень далеки от его слов.

         -Конечно, следовало бы пригласить кайсяку для полного соответствия синибаны правилам, но спешка не позволила мне сделать это так, как того требуют обычаи. Да простят меня небеса!

         Затем Рю провел рукой по лежащим на подносе мечам и сказал:

         -Смерть самурая должна быть достойной и красивой. Такова синибана, закон си-но сахо. Я не имею права опозорить имя и честь своего рода некрасивой и постыдной смертью! Теперь мне надлежит изложить свою последнюю волю и последнюю мысль.

         Пододвинув письменные принадлежности, он сделал несколько мазков кистью на белом холсте – на глазах Йоко появилось красивейшее, как ей казалось, из всех стихотворений, что читала она за  свою жизнь.

 

Двое влюбленных

Нашли друг друга поздно –

Всему вышел срок!

 

         Она смахнула слезу с век.

         -Я должен совершить сеппуку путем разрезания живота. Ты должна перерезать себе горло.

         Он положил перед ней короткий дзигай, а сам взял в руку кусунгобу. Она взглянула на мечи в последний раз. Теперь они не столько казались ей прекрасными, сколько излучающими смерть. Но не страх смерти сейчас владел ею, а скорее страх остаться в одиночестве. Она думала о том, что никому не известно, что же там, после смерти, никто не знает, что именно ждет каждого из нас за пределами земной жизни, и вполне может статься, что они не встретятся там и не суждено им быть вместе. Так стоит ли идти на такие жертвы сейчас?..

Рука, державшая рукоять кусунгобу, двинулась в районе живота юноши – там, где запахивалось белое кимоно, дважды – сначала слева направо, а затем сверху вниз. Но Йоко не видела этого - те несколько секунд, что он сидел рядом с ней на циновке, склонив голову, показались ей вечностью.

Вдруг она схватила дзигай и сжала его так, что из ладони потекла кровь. Нет! Нет, решила она и громко закричала. Это нужно остановить! Можно все перенести, все перетерпеть, нет такой беды, которая заставила бы свести счеты с жизнью… Она взглянула на него – он сидел не шелохнувшись. Их глаза встретились. Его взгляд излучал тепло и нежность – такие, каких, казалось, не излучал никогда… Она улыбнулась ему сквозь слезы своей широкой детской улыбкой и прижала его к себе. Его сердце билось ровно и спокойно, дыхание было горячим, правда, чуть медленнее обычного… Когда они разъединились, она увидела, что все ее кимоно в крови. В испуге перевела взгляд на него – но уже ничего не узрела перед собой. Навсегда сомкнув веки, любимый рухнул на пол дома Такаюки. Андон тускло светил в углу комнаты, казавшейся пустой…

         Вот и все. Жизнь кончена. И неважно, что бритва так и не коснулась ее девичьего белого тела – душа оставила ее, соединившись с душой Рю. На минуту ей показалось, что она умерла…

         Вскоре она пришла в себя – не прошло и получаса, хотя ей казалось, что прошла вечность. В испуге она осмотрелась – в происходящее трудно было поверить, но факт оставался фактом. Мертвый Рю лежал на полу, вытянувшись во весь рост и спокойно закрыв глаза – так, словно спит после суетного дня. Йоко подскочила с места. Мышцы ее были словно скованны, но она сделала усилие над собой – и секунду спустя была на улице. Как оглашенная, не помня себя, бежала она вдоль грязных улиц Синдзюку в надежде убежать от самой себя. Страх не позволял ей понять то, что будет потом мучить ее в течение нескольких лет – стыд перед своей слабостью. Стыд перед любимым. Стыд обмана и предательства.

         …Прошло пять лет. Позади были эти страшные воспоминания. Позади была, казалось целая жизнь. После самоубийства Рю Сёку отвез ее в Киото – купил там дом и открыл практику куда более успешную, чем была у него в столице. Дом был больше и красивее дома в Эдо, который, правда, так и не получилось продать – никто не давал достойной цены, а продешевить адвокату не хотелось. Он не был стеснен в средствах и потому мог содержать два приюта для своей семьи.

         Что же до дома в Киото, то он располагался на территории замка Нидзе – легендарного величественного комплекса из множества построек и садов. Он строился при Токугаве целых 25 лет – стройка началась при Иэясу и закончилась только при Иэмицу. По существу резиденция Нидзе была единственным большим строением, который сохранился в городе после знаменитого пожара 1864 года, разгоревшегося после инцидента у ворот Хамагури. Центр его – замок Ниномару – был виллой Императора Мэйдзи, в которой тот, справедливости ради, ни разу не бывал. А вот дворец второго двора уже порядком расстроился – здесь вместо одной постройки выросло сразу несколько, и знатные и обеспеченные горожане жили здесь отделившись от городской суеты и шума.

         Дивные сады и водоемы, окружившие Нидзе со всех сторон, позволяли душе отдохнуть от мирских проблем. Здесь все успокаивало, умиротворяло, согревало. Потому спустя пару лет Йоко удалось почти полностью восстановиться от случившегося с ней и забыть те ужасы, в эпицентре которых она оказалась в Эдо.

         Как-то в летний день Йоко шла от модистки, где примеряла новое платье. Солнце светило ярко и играло всеми лучами на отливе ее алого кимоно. Путь предстоял неблизкий, а по такой жаре идти пешком было довольно тяжело. Она подошла к сидевшему на корточках рикше. Он держал в руках газету, которая полностью закрывала его лицо.

         -Мне нужно в Нидзе, уважаемый, - сказала она.

         -Хорошо, госпожа…

         Голос показался ей знакомым. Рикша отнял от лица газету. Она оцепенела. Ей прямо в душу с до боли знакомого лица смотрели яркие, карие и такие мертвые глаза Рю!

 

***

 

         Вернувшись домой, Йоко заперлась в своей комнате и долго молилась. Она не была религиозной, но сейчас молилась всем богам, каких только знала, чтобы все это было лишь призраком, лишь видением, миражом.

         Вечером домой вернулся Сёку. Семья собралась за вечерней чайной церемонией.

         -Йоко? – спросил отец, взглянув на дочь. – На тебе лица нет. Ты больна?

         -Нет, все хорошо, просто, кажется, схватила солнечный удар.

         -Будь осторожнее в своих длительных прогулках. На улице очень жарко и всякое может случиться.

         Маленьких детей часто мучит все запретное. Да и взрослые, что греха таить, часто подвержены такой тяге. Стоя на краю пропасти, временами очень хочется прыгнуть вниз – и знаешь, что нельзя, а тянет.

         Сказать, что Йоко вновь тянуло туда, в центр города, чтобы посмотреть на того рикшу – значит, ничего не сказать. Ведь если это был просто обман зрения, что скорее всего, то ничего страшного не случится, и, развеяв свои опасения, она сможет вернуться домой и продолжать жить как ни в чем не бывало. А если нет? Хотя как такое возможно? Нет, решительно исключено, чтобы человек, умерший на ее руках пять лет тому назад, а после похороненный в присутствии следователя и ее отца, сейчас преспокойно расхаживал по улицам огромного города… Но, если честно, ей очень хотелось, чтобы все так и было…

         И потому спустя пару дней она снова отправилась в город за покупками – и специально стала нарезать круги вокруг модного дома, у которого несколько дней назад произошла роковая встреча. В этот день, к ее сожалению, она никого не встретила.

         Но юная кипучая натура все не унималась – неделю спустя она снова о отправилась туда же.

         Пока Йоко гуляла по улицам Киото под зонтом, закрывающим ее от жары, ей вспомнилось, что и в то самое роковое лето жара ничуть не уступала нынешней. Она вспомнила как они познакомились…

         -Рю… Дракон? Почему?

         -Потому что я родился в год дракона – первый год Реставрации Мэйдзи…

         -Я тоже… Перейдем на ты…

         -Вы живете в Эдогаве и, судя по одежде, учитесь в университете, а я всего лишь рикша…

         -Мы же договорились на ты!..

         Ей вспомнилась их первая ночная встреча в тяниве…

         -Зачем ты пришел? Уходи.

         -Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

         -Ты же понимаешь, что я не могу сделать этого прямо сейчас?

         -Конечно, но скажи мне только, что ты сама думаешь о моих словах? Пусть твое решение будет зависеть от воли твоего отца, но ты, твое отношение ко мне? Или я зря пришел сюда?

         -Конечно, не зря.

         Вспомнился первый поцелуй. А потом их знакомство с семьей Йоко в их доме в Эдо. Хотя последствия этой встречи были достаточно мрачны, вспоминалось все только хорошее и светлое.

         -Как тебе показался мой отец?

         -Он прекрасный хозяин и достойный глава семейства.

         -Как ты думаешь, - не унималась Йоко, - у нас с тобой есть будущее?

         -Будущее есть у каждого предмета, у каждого растения, у каждой мысли и у каждого слова. Вот каким оно будет – зависит уже только от нас. Какие семена мы посеем, такие и плоды получим в будущем!

         Чего уж говорить про их волшебные дни в Йокогаме, в старом заброшенном рыбацком домике, где они была так счастливы, как никогда р нигде уже не будут… А его письмо, которое она запомнит на всю жизнь, прочитав его только единожды.

         «Любимая! Я беспокоюсь о тебе – настоящий воин в разлуке думает о своей тян, - но тебе обо мне беспокоиться не стоит. Скажи этому уважаемому господину лишь, все ли с тобой в порядке не сильно ли тебя притесняют дома из-за случившегося. Он все мне передаст в точности, ему можно доверять. Выпавшее нам испытание мы должны вынести с гордостью и смирением как подобает воину и его спутнице. Посему не волнуйся и постарайся сберечь себя до моего возвращения. Рю».

         Сберечь до его возвращения… Сберечь до его возвращения…

         Сама того не замечая, она подошла к стоянке рикшей.

         -Куда хотите, госпожа?

         -В Нидзе.

         Молния пронзила ее тело – снова тот же знакомый голос разговаривал с ней. Она посмотрела на рикшу – быть того не может! Это он! Это снова был он! В ответ юноша, казавшийся ничуть не изменившимся за прошедшие с их встречи годы, улыбнулся ей своей широкой красивой улыбкой и, так и не дождавшись клиента, бросился бежать по широкой киотской улице.

         Йоко бросилась за ним. На глазах ничего не понимающей местной публики она бежала по улице и кричала:

         -Рю! Рю! Остановись! Прошу тебя, я знаю, это ты!

         На пересечении с перекрестком дорогу ей преградила невесть откуда взявшаяся лошадь. Йоко едва не столкнулась с ней. Рю опередил ее и продолжил бежать со всех ног.

         После того, как конка уехала, Йоко прошла быстрым шагом еще несколько шагов, но след Рю уже исчез – и, обессилев, она упала на глазах городской толпы прямо на брусчатку мостовой. В полубессознательном состоянии привезли ее домой.

         Она пришла в себя в своей комнате, откуда гулко услышала отзвуки родительской речи.

         -Говорил я, это все жара. Такой жары не было уже лет 5, с того дня, как мы покинули Эдогаву… Ей следует поберечься и побыть дома, так и доктор говорит.

         -А как твоя поездка? Ты ведь, кажется, вчера был в Токио?

         -Да, все хорошо. Сейчас главное – здоровье Йоко. Позаботьтесь о ней, пока я работаю…

         За вечерним чаем Йоко почти не отвечала на вопросы и все больше смотрела на Юми – сестра достигла того самого возраста, в котором пребывала Йоко, когда они с Рю повстречались. Ей думалось, что у этой девочки как раз сейчас начинается самая яркая полоса в жизни, полная интересных событий и волнительных переживаний. Ей, должно быть, так же открывается мир любви… Йоко вспомнила, как они секретничали по ночам в их доме в Эдогаве, вспомнила их разговоры о Рю… Вечером, когда стемнело, а Йоко никак не могла уснуть – много времени она провела во сне днем, когда отдыхала после обморока – сестры решили прогуляться по тяниве в этих поистине королевских по красоте местах.

         -Послушай, - начала Йоко, - а тебе нравится какой-нибудь юноша в университете?

         -Я еще не думаю об этом.

         -А я, если помнишь…

         -Помню. Только воспоминания не очень хорошие.

         -Согласна. Если быть честной, они до сих пор не отпускают меня.

         -Я понимаю. Смерть любимого – тяжелое испытание, и последствия его могут не отступить на протяжении многих лет.

         -Я не об этом.

         -А о чем?

         -Мне кажется, что все еще продолжается…

         -Но ведь Рю мертв!

         -Нет!

         Глаза Юми вспыхнули огоньком ужаса.

         -Что ты говоришь?! Ведь папа присутствовал на его похоронах.

         -Знаю. Но, по-моему, я видела его недавно в Киото…

         -Как такое возможно?

         -Сама не пойму. Я шла от модистки и встретила его. Клянусь тебе, это лицо, этот взгляд, этот голос… это был он!

         -Миражи… Отец говорит, жара на тебя дурно влияет!

         -Я сначала тоже так подумала, но сегодня снова встретила его в центре. Я побежала за ним и хотела догнать, но не смогла.

         -Потому люди говорят, что нашли тебя лежащей на дороге? Ты бежала за ним?

         -Да, но очень прошу тебя – не говори ничего родителям. Ты знаешь, как тяжело им далась вся эта история тогда, пять лет назад…

         -Конечно. Обещаю.

         Снова ложь во спасение. Юми слишком любила сестру и беспокоилась за нее, чтобы вот так просто оставить все как есть и никому ничего не сказать. Нет, это было выше ее сил – ведь она никогда не простила бы себе, если бы знала о беде, в которую попала Йоко, но ничего не предприняла.

         Это Йоко поняла уже на следующий день, когда, оставшись наедине с ней, отец после завтрака начал ее в буквальном смысле допрашивать:

         -С тобой все в порядке?

         -Да, мне уже лучше.

         -А по-моему, тебе еще очень плохо. Тебе все эти пять лет очень плохо! И я знаю, кто всему виной! Рю!

         -Что Вы говорите, Сёку-сан? – Йоко повинно опустила глаза и так испугалась, что стала разговаривать с отцом на Вы.

         -Я говорю то, что вижу. А вижу я, что ты снова страдаешь. И снова – он всему виной. Скажи мне, где и когда ты встретила его?!

         Она молчала, но отец был непреклонен.

         -Где и когда вы встречались?!

         Отпираться было бесполезно.

         -Несколько дней назад и вчера, в центре.

         -И это был он?

         -Да.

         -Ты уверена?

         -Да.

         Отец вскочил на ноги и выбежал на улицу. Он был вне себя от ярости. Схватив по дороге бамбуковую палку, он начал, стоя посреди главных замковых ворот Нидзё, размахивать ей и кричать:

         -Где ты?! Где ты, мерзавец?! Ты снова мучаешь мою девочку! Я доберусь до тебя! Я тебя из-под земли достану!

         На беду мимо пробегал рикша. Сёку остановил его и принялся что было сил колотить палкой. Тот насилу вырвался и убежал. На его место явился другой. Как раненый зверь подбежал к нему Сёку-сан и стал бешено обрушивать удары бамбуковой трости на его голову, приговаривая:

         -Я покажу тебе! Неглубоко же мы тебя закопали! Я доберусь до тебя!..

         Соседи с удивлением и ужасом смотрели на именитого адвоката, бросавшегося на бедняков. Они недоумевали – вчера дочь, сегодня он сам. Все ли в порядке в его доме?

В чувство Орихаре удалось прийти только в полицейском участке. Комиссар Ямагути – тот, что несколько лет назад обнаружил Рю и Йоко в том злосчастном домике в Йокогаме – сейчас перевелся сюда. С ним и решил разговаривать Орихара.

-Он снова появился!

-Кто?

-Тот рикша, Рю.

-Но это невозможно, Орихара-доно! Мы с Вами лично участвовали в его похоронах, да и позавчера…

-Я все знаю, но это так!

-С чего Вы взяли?

-Я просто знаю и все!

-Если это Вам сказала Йоко-тян, то ее можно понять – не каждому удается быстро оправиться от смерти любимого!

-Оправиться?! Пять лет прошло! Пять! Она уже и имя-то его забыла! И тут – на тебе! Я утверждаю, что он жив и снова явился, чтобы преследовать и замучить мою семью!

-Что я могу сделать для Вас, Орихара-доно?

-Ты должен установить наблюдение за домом. Наблюдение за Йоко. Наблюдение за всеми рикшами города. Найди его наконец и сделай то, что должен – отправь его туда, где ему самое место – в могилу!

Ямагути заверил своего собеседника, что сделает все, что в его силах, однако совершенно не представлял себе, что именно ему надлежит сделать…

Вечером следующего дня, когда страсти немного улеглись, Сёку-сан принимал в тясицу одного из своих клиентов – устраивать с ними риндзитяною стало для него доброй традицией еще со времен Эдогавы – он был немного кичлив и любил демонстрировать как свое богатство, так и следование японским традициям.

Под конец церемонии на токонома распустились поданные сегодня фиалки.

-О, как они прекрасны! – сказал Мияги, глядя на сиреневые бутоны, раскрывшиеся и наполнившие дивным запахом весь тясицу.

-Сколько лет живу, а не могу от них отвыкнуть. Они символизируют для меня особенное тепло, особенную радость, означают приход нового и светлого.

-И главное – символизируют, что время течет очень быстро. А так иногда хочется продлить его хоть на несколько секунд…

-Да, Вы права, Мияги-сан, оно очень быстротечно. Извините.

Сёку стал кланяться и вышел из-за стола. Мияги еще посидел несколько секунд в одиночестве в этом дивном аромате и тоже поднялся, направившись к выходу. У ворот тясицу они прощально поклонились друг другу. Хозяин проводил своего гостя по родзи до ворот и помог ему остановить рикшу. Затем вернулся в тясицу и снова вдохнул тот дивный аромат, что источали распустившиеся фиалки – казалось, надышаться ими он не сможет до самой смерти!

Вдруг позади себя он услышал грохот – стоявший у входа андон свалился и пламя из него перекинулось на ширмы и холсты, висевшие тут же на стенах! Сёку бросился было тушить их, но стоило ему подбежать к выходу из домика, как знакомая до боли фигура, сжимавшая в руке вакидзаси, показалась в дверном проеме. Он подошел ближе – и обмер. Этого не могло быть!

-Ты?! Ты здесь?! Что ты здесь делаешь?!

Договорить он не успел – резкий взмах вакидзаси рассек его горло от уха до уха. Попятившись назад, Сёку упал, свалив стол и все чайные принадлежности. Закричать он не мог, а издаваемого им грохота не было слышно в доме – он стоял далеко от тясицу, который к утру выгорел практически дотла…

В это самый момент Йоко дома не было, хотя домашние не знали о ее отсутствии. Она бродила по окрестностям Нидзё, в густых зарослях вечнозеленых сосен, и вдыхала их умиротворяющий запах. Ей становилось тепло и спокойно здесь – вдали как от города, так и от треволнений, захвативших их дом последние дни. И чем темнее на улице становилось, и чем глубже заходила она в чащу леса, тем спокойнее себя ощущала.

Вдруг у дальнего оврага она увидела чью-то фигуру в кимоно, хакама и самурайской шляпе. Она вздрогнула – видеть здесь кого-то, а тем более в такой час было для нее делом не привычным.

-Кто здесь? – спросила она.

Путник обернулся. И снова она увидела перед собой Рю.

Но нет – на этот раз она решила не поддаваться обману так легко. Она зажмурилась и стала бить себя по щекам; быть может, случайно заснула под сенью этих удивительных хвойных деревьев и все это только кажется ей.

Ошиблась. Открыв глаза, она снова увидела своего возлюбленного в красивом кимоно с мечами на поясе. Осторожно, едва ступая по сухому валежнику, стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть ту иллюзию, которой так дорожила, она на цыпочках подошла к нему и коснулась его шелковой одежды рукой. Он улыбнулся. Она ощутила его тепло – снова, как тогда, когда они шли по грязному Синдзюку, в их последний вечер. Ей трудно было поверить в то, что происходило сейчас – да она к этому и не стремилась. Вед чем больше она обо всем этом думала, тем менее реалистичным ей казалось происходящее.

-Ты здесь… Что ты здесь делаешь? И как…

Он дотронулся указательным пальцем до ее губ. Она прикрыла веки и поцеловала его ладонь. От нее по-прежнему веяло тем же теплом и той же любовью, которую этот юный рикша дарил ей пять лет назад. Далеких пять лет назад… Ей вспомнились их вечера в рыбацком домике в Йокогаме.

…-Я должен сказать тебе что-то, что не говорил прежде… Я люблю тебя.

         -И? Что же из этого следует?

         -Только то, что ты слышала.

         -А разве раньше я не знала об этом?

         -Возможно, но я не говорил этого, хотя от тебя слышал много раз.

         -Почему же ты не говорил об этом прежде?

         -Потому что самураю негоже делать или говорить что-то под влиянием эмоций. А чтобы разобраться в истинности чувств, должно пройти время. Только оно сможет ответить на вопрос, действительно ли это любовь или просто страсть, охватившая двоих внезапно и так же внезапно оставляющая своих жертв.

         Когда она открыла глаза, его уже не было. Но вместо грусти ей почему-то овладело спокойствие и безмятежность, каких она не знала все эти годы. Она была твердо уверена теперь, что он вернется, и ей не придется больше лить слезы или беспокоиться о будущем. Почувствовав невероятную усталость, она присела под сосной и вскоре забылась здесь же детским, безмятежным сном до самого утра.

 

***

 

К утру сад дома Орихары был похож на одно сплошное пепелище. От былой красоты не осталось и следа – все было в золе и черном дыму. Прибывшие не место полицейские во главе с комиссаром Ямагути были искренне удивлены тому, что пожар не перекинулся на дом. Но все эти потери не могли сравниться с потерей главной – гибелью в огне хозяина дома.

Самое удивительное состояло в том, что во время всего этого кошмара Йоко дома не было – она безмятежно проспала в сосновой роще на холме до самого утра и пришла уже когда полицейские вовсю сновали вокруг занесенного пеплом тясицу.

-Что случилось? – спросила она у комиссара Ямагути, встретившего ее у калитки.

-Сожалею, Йоко-тян, но случился пожар. Кстати, Вы не видели, как он начался?

-Нет, меня не было дома. Но, насколько я помню, накануне вечером отец должен был встречаться здесь с одним из своих клиентов.

-Так и было. Встреча окончилась трагедией…

-Трагедией… - до Йоко постепенно доходил смысл происходящего. – Но что произошло?

-Примите мои соболезнования…

Не помня себя, Йоко кинулась в дом – мать и сестра безутешно рыдали, сидя на полу вокруг стола.

-Как это случилось? – только и смогла спросить Йоко. Никто не ответил ей.

Весь этот и следующий день Йоко, как и все домашние, провела в каком-то полунебытии. Настолько удивительными, странными, да пожалуй и страшными были события всех прошедших дней, что они поневоле возвратили Йоко на пять лет назад. Она снова начала чувствовать тот же страх и ту же пустоту внутри себя, что владели ею после самоубийства Рю. Когда она спрашивала себя, в чем причина такой реакции на происходящее, ответ напрашивался только один…

-Ничего удивительного, - говорил доктор Саёси, - близость смерти еще никого не оставляла равнодушным. Тогда, как и сейчас, мимо Вас на расстоянии вытянутой руки прошагала смерть и обдала Вас своим тяжелым, леденящим дыханием. Немногим удается сохранять спокойствие в таких обстоятельствах.

-Как же быть с тем, что мне является умерший человек? Ведь прошло уже пять лет!

-Уверяю Вас, не всегда такой срок является достаточным для того, чтобы окончательно все позабыть. Он был близок Вам, и потому Вы все еще не можете его отпустить. Да и тут еще эти газетенки, - доктор извлек из ящика стола несколько красочных газет с эротическими рассказами в картинках или квайданами. – Совершенно нечего читать! «Токио Нити Нити Симбун» только и говорит, что о политике, а вот это… рассказывает об убийствах да изнасилованиях! В погоне за читательским интересом издатели начисто убивают душу человека. Полагаю, что Ваши галлюцинации во многом связаны именно с этими публикациями и прошу Вас не обращаться к ним без нужды…

Но Йоко и не думала читать, а тем более газеты в то время – ей было явно не до чтения. Она видела Рю везде и всюду и никак не могла выпустить его из головы. Ей было невероятно стыдно оттого, что даже в такую трагическую и скорбную для всей семьи минуту мысли ее заняты совершенно не тем, чем следовало бы, но она ничего не могла с собой поделать.

Возвращаясь от доктора, она случайно встретила у ворот дома какого-то полусумасшедшего старика, который только и делал, что повторял:

-Томобики… Томобики…

-Вы, верно, пришли проститься с моим отцом? Так отпевание состоится завтра в нашей пагоде. Приходите туда…

-Томобики! – еще громче вскричал старик. – Дни томобики! Хоронить в эти дни означает призвать смерть с собой в дорогу. Похороны не кончатся ничем хорошим в такой день!..

Йоко была опечалена такими словами – плача, вбежала она в дом. Пока ее не было, мать и сестра украсили здесь все так, как подобает погребальному обряду – столик с цветами, свечами и благовониями стоял у изголовья кровати Сёку-сама. Сам покойник, одетый во все белое, лежал в кровати словно живой – преодолевая нечеловеческий страх, Йоко склонилась над ним и взглянула в закрытые глаза. Несмотря на гибель в пожаре, он почти не пострадал – лицо и открытые части тела были почти как живые. Рот его был немного искривлен – так, словно он хотел что-то сказать… а губы были по традиции увлажнены – это была дань Церемонии воды в минуту смерти. На лицо был нанесен простой, незамысловатый макияж, но в то же время именно он придавал лицу покойника выражение лица человека, которого еще не оставила душа… Йоко смотрела не в силах отвести глаз, когда услышала за спиной голос матери:

-О чем ты думаешь, Йоко-тян?

-О том, как бренно наше существование. Еще вчера отец был рядом, а уже завтра он навсегда сгорит, оставив о себе лишь воспоминание да горстку пепла…

Мать молчала.

-Знаешь, какой-то старик на улице сказал мне какое-то странное слово… томобики… что это значит?

Сора отмахнулась:

-Ничего особенного. Суеверия. Говорят, что если хоронить в определенные дни, то ничего хорошего из этого не выйдет, и, вроде бы, дело может кончиться даже еще одной смертью.

-Да-да! И он мне говорил что-то про призвание смерти!

-Отец не любил подобных предрассудков, поэтому мы никому ничего не скажем. А тот человек на улице, должно быть, просто городской сумасшедший. И потом – от всех злых духов Сёку-сама защитит обряд отпевания. Ему нечего бояться.

-А нам?

-А нам и подавно… - обреченно ответила Сора, глядя на тело мужа.

В это время в префектуре Ямагути-сан рассматривал вакидзаси, изъятый им с места преступления. Сэйдо разговаривал с ним, сидя в другом углу кабинета:

-Ямагути-сама, что показал осмотр на месте?

-Первый и главный вывод – это то, что смерть Сёку-сама наступила не от пожара, а от удара этого меча.

-Но кто же мог нанести его? Домашние адвоката?

-Нет. Удар был такой силы, что женщине не под силу.

-Но кто тогда?

-Еще не знаю. Я допрашивал его посетителя тем вечером – он сказал, что покинул дом Орихара-сана незадолго до смерти, но посторонних ни в саду, ни в доме не было.

-А может быть, он сам..?

-Он и меч-то держать не может. Это мог сделать только бывший вассал – человек, который умеет обращаться с мечом как подобает. Удар нанесен так, как будто Орихара-сан погиб в бою – сверху, что значит, что убийца был выше него ростом…

-Но адвокат был невысокого роста, и найти такого человека будет трудно!

-…и справа налево. Женщины так не бьют – у них более развито левое полушарие мозга, они наносят удары если не хаотично, то во всяком случае не так правильно, как здесь!

-Но прошло более двадцати лет, как вассалы канули в прошлое! Где теперь отыскать самураев? Может быть, в Йокогаме или в Токио, но здесь я уже давно не встречал никого в кимоно или хакама!

-Он может быть одет вполне современно. Хотя я и сам понимаю, что задача предстоит не из легких.

-Родные знают?

-Нет, я думал сказать об этом завтра, после похорон.

-Я помню господина Орихару по работе в суде, и мне бы хотелось присутствовать на церемонии прощания с ним. Вы составите мне компанию?

         Утром в пагоде все присутствующие, как и положено, были облачены в черное. Многие держали в руках и перебирали дзюдзу. По очереди присутствующие подходили к Соре и вручали ей маленькие конверты с деньгами. Возле алтаря, на котором стоял гроб, висела ладанка – дочери и мать периодически подходили к ней и воскуривали от нее. По всему храму разносился дивный аромат, источаемый цветами и горячим ладаном. Гости окуривали храм в другом его углу. Священник читал священную сутру. Чтобы не мешать ему, еле слышно прихожане шептались в большой толпе пришедших проститься с Орихарой-сан.

         -Говорят, его закололи вакидзаси…

         -Да нет, голову отрубили от уха до уха…

         -Кто бы это мог быть? Я слышал, врагов у Сёку-сана не было!

         -Враги есть у всех! А особенно у тех, кто живет лучше остальных.

         Ямагути не мог терпеть подобных разговоров.

         -Уймитесь! – одернул он болтливую женщину, стоящую прямо перед ним. – В храме не произносят подобных вещей, а приличные люди воздерживаются от них где бы они ни находились!

         Сэйдо одобрительно взглянул на комиссара и продолжил перебирать дзюдзу.

         Священник окончил чтение и огласил имя, которое теперь должно сопровождать покойного в будущем мире. Незадолго до начала похорон, Йоко подошла к нему и по традиции вручила конверт с тридцатью тысячами иен – это должно было расположить настоятеля храма к тому, чтобы он избрал покойному имя, достойное его жизненного уровня и статуса – красивое, старинное, сложенное из полузабытых кандзи, которым Сёку-сан будет гордиться в будущей жизни. Сора и Юми почти не знали кандзи, а Йоко всегда интересовалась древней историей, как и отец, - потому подобрать имя и просить священника о его назначении решено было поручить ей. Она придумала имя, которое, как ей казалось, не просто достойно памяти покойного отца, столь любимого и почитаемого ей, но и в полной мере соответствовало его храброму и щедрому существу, его прекрасной во всех отношениях личности. И когда священник огласил его, только два человека во всем храме вздрогнули – остальные словно и не вспомнили его. Словно стерлась память, словно исчезли ассоциации – да оно, быть может, и к лучшему. Йоко вздрогнула от счастья – теперь отец будет носить ее любимое имя. Ямагути вздрогнул от ужаса – его память была куда свежее, чем у остальных присутствующих.

         -Рю…

         -Ведь это кажется… дракон? – спросил шепотом Сэйдо у своего шефа, который хорошо разбирался в древних кандзи.

         -Дракон… - удрученно ответил Ямагути.

         После кремации, уже вечером, стоя на кладбище близ дворца Нидзе, где по традиции покоились жившие здесь знатные горожане и представители дворянских родов, Йоко и Сора остались одни. Юми устала, для совсем юной девушки такое событие стало очень сильным переживанием, и потому оставила мать и сестру. Они смотрели на красивую могилу и думали каждая о своем.

         -Я должна тебе что-то сказать, - произнесла Йоко, пристально глядя в глаза матери. Та, казалось, не слышала ее. Йоко повторила свои слова.

         -Какие могут быть сейчас разговоры? – грустно пробормотала в ответ Сора, переведя взор на могилу.

         -Это важно. Я все понимаю, что радоваться в такую минуту грешно, но ответь мне на вопрос – могу ли я, имею ли я право быть счастливой сейчас, в такую минуту, когда на нашу семью обрушилось такое горе?

         -Счастье не спрашивает, когда ему приходить. Но самое печальное в том, что оно не спрашивает, когда уходить…

         -Тогда я должна сознаться тебе в том, что на моем пути встретился некий человек… И мне кажется, что он судьбой предназначен для меня…

         -Надо же, - удивленно заметила Сора. – Еще несколько дней назад ты и ухом не вела, а сейчас бросаешься словами о судьбе. Разве такое возможно?

         -Возможно, когда знаешь его не один год.

         -Как? Вы были знакомы ранее? Но как, ведь мы не жили в Киото?

         -Мы знакомы с ним со времен нашей жизни в Токио.

         -Разве там у тебя были знакомые юноши? Что-то не припомню.

         -Одного ты помнишь наверняка…

         Сора помолчала, видимо, напрягая память, но потом вдруг взглянула на дочь так, словно ее ужалила пчела.

         -Нет! Не может быть! Он же мертв!

         -Я тоже так думала, пока не встретила его несколько дней назад в центре. Потом, спустя пару дней, опять… И вот позавчера.

         -Позавчера? Когда не стало отца?

         -Именно. Я в ту ночь не ночевала дома – я была в сосновой роще на холме. И была я там не одна, а с ним…

         -Что ты говоришь? Ты же понимаешь, что это невозможно!

         -Я говорю лишь то, что видела.

         -И что ж теперь? Ты сказала, что думаешь связать с ним жизнь? С ним, с покойником? С трупом?

         -Нет, с живым.

         Сора посмотрела на дочь как на прокаженную.

- Мы все убиты горем,- сказала она, - и всякий из нас сейчас очень уязвим. А тем более ты – мы все помним, как страдала ты тогда, пять лет назад…

-Я и сама не знаю, как это объяснить. Возможно, произошла какая-то ошибка тогда, и он остался жив… Я перебрала в голове множество вариантов, но не знаю, на каком остановиться… Да и стоит ли на чем-либо останавливаться- разве не достаточно того, что я видела его своими собственными глазами, разговаривала с ним, обнимала его?! Разве нужно искать объяснения человеческому счастью, когда причин быть несчастным так много!

-Тебе надо отдохнуть, - Сора предпочла не спорить с дочерью и, опустив голову, побрела в сторону дома. Йоко еще стояла здесь, когда несколько минут спустя мать вернулась. Ее словно подменили – она смотрела на Йоко как на дьявола во плоти.

-Я поняла. Это имя. Его, кажется, звали Рю?

Йоко опустила глаза.

-И ты дала это имя отцу?

Йоко все молчала.

-Он знал об этом?

Слова сейчас были не нужны – все и без них было понятно. Сора рассвирепела – такой Йоко видела мать первый раз.

-В таком случае я хочу тебе сказать, что, коли он не дает покоя нам даже после своей смерти, то и я отплачу ему той же монетой! Я достану его и из-под земли, и не позволю впредь отравлять жизнь нашей семьи! – прошипела она. – Все, что я любила в этой жизни, покоится под этой землей. Но уйду я только тогда, когда буду уверена, что тот, из-за кого погиб мой муж, последовал за ним.

Йоко очень огорчили слова матери. Она не считала Рю виновным в гибели отца, но переубедить Сору было невозможно…

Утром следующего дня вдова Орихары отправилась в городскую префектуру.

-Ямагути-сан, я должна поговорить с Вами.

-Я Вас слушаю.

-Я знаю, кто на самом деле убил моего мужа!

Ямагути и Сэйдо обратили пристальные взгляды в сторону женщины, бросавшей резкие и острые фразы.

-Это был Рю.

-Рю?

-Рикша из Токио, которого Вы якобы похоронили пять лет назад.

-Но… ведь он умер, и Вы знаете это не хуже меня!

-Я тоже так думала. Но вчера я разговаривала с дочерью, и она поведала мне обратное! Он жив и живет сейчас здесь, в Киото. Они время от время встречаются с Йоко, и в вечер смерти моего мужа он был неподалеку от нашего дома, в сосновом бору на холме Нидзё.

Ямагути тяжело вздохнул и обреченно посмотрел на женщину. Глаза ее горели, она казалась безумной. Горе охватило ее, и комиссар это понимал.

-Я разделяю Вашу печаль…

-Я уверена в том, что говорю. Он жив, и Вы должны отыскать его и наказать по заслугам.

Комиссар помялся и наконец выложил неприятную правду.

-Я не хотел Вам рассказывать, но… Незадолго до смерти Орихара-сан пришел ко мне, чтобы… провести эксгумацию тела рикши.

-Но зачем?

-Я не знаю. То ли во сне он ему явился, то ли еще что-то. В общем он убедил меня съездить в Эдогаву и вскрыть их семейное захоронение. Мы так и сделали – все тела были на месте. И старого Такаюки, и его отца Эйдзи, и матери Иоши, и самого Рю. А спустя еще пару дней Орихара-сама доставили к нам в участок. Знаете, по какому факту? Он бросился на улице на рикшу и избил его бамбуковой палкой… вот этой. Он кричал ему, что достанет его из-под земли. Называл его именем Рю. А мне здесь рассказывал о том, что Рю жив…

-Вот видите!

-Это еще не все. Мы с моим помощником исколесили весь Киото, допросили всех рикшей, перевернули с ног на голову все бедняцкие кварталы и выяснили, что никакого Рю или человека, хотя бы отдаленно напоминающего его, здесь нет и никогда не было! Он покоится в могиле, и я сам видел это! Прошу Вас, ступайте домой и успокойтесь. Понимаю, беда не приходит одна, но уверяю – Вы напали на ложный след…

Когда Сора покидала здание префектуры, Ямагути на ступеньках догнал ее и окликнул.

-Сора-сан!

-Да?

-Я не хотел говорить при помощнике… Понимаете, когда вы произносите подобные речи в присутственном месте – это понятно, но стоит мне сказать что-либо подобное, как меня запишут в сумасшедшие и я лишусь работы. Так вот… Хочу, чтобы Вы знали, что я разделяю Вашу точку зрения!

-Что?! – Сора была сейчас еще более удивлена, чем вчера, когда впервые услышала о случившемся. И если вчерашние слова дочери заставили ее размышлять и сопоставлять факты ворочаясь в постели до самого утра, то нынешние слова сыщика обескуражили.

-Сёку-сан был убит мужчиной, хорошо и главное правильно владеющим вакидзаси. Сейчас, в период Реставрации, такого сложно найти. Его убил бывший самурай – а Рю, как Вам известно, происходил из семьи феодалов. Врагов среди такого сословия у Сёку-сана не было. Да и потом… слишком много совпадений!

-А как же могила? Вы ведь сами говорили…

-Там может лежать кто угодно.

-Что же Вы намерены делать?

-Искать его.

-Искать Рю?

-Я уверен, что это убийство его рук дело. Еще не знаю, как ему тогда удалось разыграть весь спектакль с самоубийством… все вроде было по-настоящему… но в том, что он повинен в несчастьях Вашей семьи я убежден как в том, что вижу Вас сейчас. И я слишком уважал Вашего покойного супруга, чтобы оставить его гибель вот так. Я найду его, чего бы мне это ни стоило. И призову к ответу!

-Я верю в Вас и прошу сообщать мне о ходе расследования, Ямагути-сан, - поклонилась Сора.

-Но заклинаю сохранить в секрете то, что я Вам сказал!

Они раскланялись. Сора быстрыми шагами вышла за ворота префектуры и направилась к стоянке рикшей. А в это время мимо нее на рикше ее дочь ехала на другой конец Киото…

Йоко опустилась в подвал затхлого многоквартирного дома, где, как и повсюду в Ямасине жили пьяницы да бездельники-ронины, когда уже начало смеркаться – найти того, кого она искала, было не так-то просто, и Йоко-тян потратила на это почти целый день.

Двери в комнате не было – хозяйка, по всей видимости, не опасалась, что в столь мрачное и отпугивающее всей своей аурой помещение кто-то войдет без ее ведома. Вместо двери здесь висела старая истрепанная занавеска с изображением дракона… Отодвинув ее, Йоко еле слышно спросила:

-Позвольте войти, Химико-сан?

-Входите, коль пришли, - скрипучий старый голос был скверным приветствием. Йоко поморщилась – все здесь пугало и отторгало.

В воздухе стоял запах непрестанно воскуриваемого ладана. По углам стояли статуэтки тезки хозяйки жилища – богини Химико, которой поклонялись все синто. Под низким потолком были протянуты веревки, на которых тоже висело какое-то тряпье – несвежее, грязное, оно говорило о том, что жизни здесь нет. Несколько свечей освещали небольшую комнатку-  и оттого здесь вечно царил полумрак, что днем, что ночью.

Слепая хозяйка сидела за столом перед большим и пыльным шаром, изнутри которого исходил искусственный свет. Она курила трубку и перебирала свои замшелые грязные волосы. Зубов у нее не было, казалось, отродясь, что ничуть не смущало ее  - она улыбаясь «глядела» своими белыми слепыми зрачками на вошедшую девушку и складывалось впечатление, что видела ее черты – она не отводила от нее взора, словно бы так же была заворожена ее красотой, как многие видевшие ее мужчины. В руках она вертела эбонитовую статуэтку – такую же, какую сегодня принесла с собой Йоко. От буравящего слепого взгляда дочь адвоката чувствовала себя хуже обычного, ей хотелось заплакать и поскорее убежать отсюда. Несколько минут молчания показались ей вечностью, пока, наконец, шаманка не решилась первой нарушить тишину.

-Что привело сюда, в это богом забытое место, столь прекрасную девушку?

-Разве Вы видите меня?

-Я многое вижу, и даже чего другие никогда не увидят. Мне и глаза для этого не нужны. Они вообще никому не нужны, если быть честной – они чаще всего лгут.

-Разве могут глаза лгать?

-Они только это и делают. Вот и Вы не верите своим, и потому пришли сюда.

-Да…

-Так что случилось?

-Понимаете, много лет назад я потеряла любимого человека. Он совершил сеппуку на  моих глазах. А несколько дней назад я встретила его вдруг на улице, и с тех пор все в жизни пошло наперекосяк. Я ничего не могу понять. Когда вижу его, то не могу ни остановить, ни догнать. А когда забываю, отпускаю из своей памяти, он сам является ко мне. Возможно, он жив, но почему тогда найти его нет никакой возможности? А если он мертв, то как получается, что он является ко мне наяву? Я ведь не просто вижу его, я могу дотронуться до него, могу даже поцеловать…

-Столько вопросов. Если я отвечу на них, тебе станет легче?

-Наверное…

Шаманка поднесла старые морщинистые руки к шару и воздела их над ним. Поводив так несколько секунд, она сказала:

-Он мертв, разум тебя не обманывает.

-Но почему тогда он приходит ко мне?

-Потому что ты сама жаждешь этого. Разве нет? Разве не за этим ты пришла сюда?

-Как можно жаждать того, что давно уже умерло и растворилось в вечной пелене небытия?

-Но ведь ты очень этого хочешь!

-Я… я, право, лишь думала справится о нем на случай, если он жив. Это, кажется, называется икикути…

-Скажи-ка, грамотная. «Кодзики» читала? Нет, икикути здесь не сделать – то, за чем ты пришла, называется синикути. Только ты лжешь – ты с самого начала знала, что он мертв. Потому и пришла. И статуэтку принесла.

Йоко обмерла. Она похолодела только войдя сюда, а теперь, казалось, вовсе сознание потеряет.

-Поставь Химико на стол. Оставь ее здесь, она тебе ни к чему.

Йоко повиновалась.

-А я за это вызову его. Ты уверена в том, что хочешь этого?

-Да,  - не раздумывая, ответила Йоко. Тут она поймала себя на том, что всякий раз, когда думает или заговаривает о Рю, ей овладевает жар, кровь приливает к лицу, решимость и резкость наполняют ее члены, она становится подобна одержимой.

-Хорошо. Синикути будет сделан. Эта статуэтка ведь ему принадлежит?

-Да. Вернее, его матери. Она подарила мне ее в день его гибели пять лет назад.

-Сегодня вечером он придет к тебе.

-А еще? Придет ли он еще?

-Все будет зависеть от твоего желания.

Йоко плохо понимала, что говорит старая шаманка, но от буквального значения ее слов ей становилось теплее – если все так легко, то нет никаких причин больше быть несчастной. Чудеса и впрямь случаются, как в это не верить?!

-Неужели все так просто?

-Конечно. Все и тогда было очень просто. Ты сама все усложнила. А сейчас пытаешься исправить. Что ж, если ты правда этого хочешь, я помогу. Если нет и если ты снова пытаешься играть с ним как играла тогда – добра не будет. Иди.

Химико больше не позволила ей задать ни одного вопроса. Йоко несколько обозлилась на ее слова – из них следовало, что она, Йоко словно бы стала причиной самоубийства Рю. Но ведь это не так! Не она вкладывала ему в руку меч! Глупая старуха, ничего не понимает. Где ей понять…

Но стоило Йоко вернуться домой – как от ее гнева и следа не осталось. После ужина она заперлась в комнате и стала мысленно возвращаться к событиям сегодняшнего дня и разговору, когда позади себя, у самой входной двери услышала до боли знакомый голос:

-Йоко…

Господи! Как же она по нему скучала! Как же не доставало ей этого звука эти долги пять лет! А, казалось, будто и не было их вовсе, казалось, только позавчера… А может, все и было позавчера?! Может, права старая шаманка и все еще можно вернуть?!

Она боялась оборачиваться – страх снова потерять то, что столько лет искала и чего столько времени ждала, был сильнее нее самой. Рю – не было сомнений, это было он – снова окликнул ее.

-Йоко!

Нет, нет, нельзя оборачиваться! А вдруг его нет там и это – всего лишь ее бред? Или он снова исчезнет так же внезапно, как тогда, когда она не могла догнать его на городской улице?! Наконец она ощутила прикосновение к своему плечу – теплое, надежное, родное. Такой теплоты рук, какими обладали руки ее мертвого возлюбленного, она никогда не ощущала и никогда уже не ощутит. По ней его легко можно было узнать, по ней ни с кем нельзя было спутать. Она закрыла глаза и повернулась. Как маленькие девочки закрывают глаза в предвкушении дорого и красивого подарка, так и этот юный цветок сакуры сейчас забыл обо всем на свете – и о горечи утраты, и о житейских неурядицах, и о странных событиях последних дней. Все сейчас не имело никакой цены в сравнении с тем, что предстало пред ее ясные очи…

Она открыла глаза только когда он поцеловал ее в губы. Этот поцелуй она еще с их первого вечера в тяниве возле токийского дома. Тогда она поцеловала его. Прошло пять лет – но аромат его губ, их мягкость, теплота их прикосновения забыть она не могла. И сейчас она так же легко подалась ему навстречу, как тогда. Да, все без сомнения можно вернуть, и нужно это сделать, прямо сейчас…

-Любимый, - прошептала она. Глядя на него, она видела всю его прежнюю стать, всю его тогдашнюю красоту – белое кимоно без следов крови, уложенные в самурайскую косичку волосы на голове, катана и вакидзаси на поясе, а главное – взгляд. Карий, теплый, но такой отчаянный и дерзкий, какие встречаются только у самураев.

-Где же…

Он не дал ей договорить, поднеся палец к ее губам.

-Не сейчас. Не спрашивай ни о чем. Мы ведь оба этого очень хотели, не правда ли?

-Конечно.

-Так давай отпразднуем наше воссоединение так, как мы всегда мечтали. Теперь никто нам не помешает, никто не станет между нами…

Он поцеловал ее крепче и прижал к себе что было сил. Она растаяла в его объятиях и вспомнила их первую ночь в хижине старого Такаюки. В эту ночь все было так же  - с той лишь разницей, что теперь они познали горечь утраты. Утраты друг друга. Они знали, что счастье не вечно, и может кончиться в любую минуту. А когда знаешь цену свободы, она вдвойне дорога…

Ямагути как всегда поздно покинул префектуру и, пережевывая в зубах сигарету, отправился по ночному Киото до первой стоянки рикшей. Взглянул на карманные часы – поздно уже, извозчиков теперь наверняка не найти, и придется ему идти на другой конец города пешком. Хотя, чего там, ему не привыкать.

На его счастье один рикша все же сидел у подножья своей тележки.

-Куда хотите, господин?

-В Укё.

-Садитесь, прошу.

Они встретились глазами – да, конечно, это был он! Ямагути знал, что поиски его закончатся в один прекрасный день именно тем, что Рю сам найдет его – так и случилось. Пока еще он недалеко ушел от префектуры, можно было его задержать и силой оттащить в участок – но велика была вероятность того, что он исчезнет, как прежде исчезал от Орихары и его дочери. Нет, нельзя показывать, что он догадался или узнал его!

-Я передумал, мне надо в Нидзё!

-Что ж, отвезу и туда. Прошу Вас!

Ямагути вел его до самого кладбища у дворцовых ворот Нидзё.

-У Вас, верно, кто-то здесь похоронен? – спросил Рю, лукаво глядя в глаза Ямагути. Тот глядел на него и понимал, что нет ни малейшего сомнения в том, кто перед ним. Словно не было этих пяти лет – казалось, только что он поймал его на пляже в Йокогаме и привел сюда.

-Да, мой приятель. Орихара-сан. Возможно, ты знал его?

-Он был известным адвокатом.

-Был, - ответил комиссар, когда они приблизились к могиле Сёку-сана. – Пока ты не убил его.

-Простите?

-За что ты это сделал?

-Я Вас не понимаю, господин.

-Брось, все ты отлично понимаешь. Ты ведь Рю, рикша из Эдогавы. Так?

-Я Рю, но я не из Эдогавы.

-Я узнал тебя! – вскричал Ямагути, выпрыгивая из коляски. Он наставил пистолет на несчастного. Тот отреагировал на удивление спокойно – отложил тележку и пошел навстречу инспектору.

-Это прекрасно. Я тоже Вас узнал.

-Так за что ты убил Орихару? Отвечай!

-Я не убивал его! Он сам убил себя!

-Сам себе перерезал горло?

-Нет. Много раньше. Пять лет назад он совершил низкий поступок – довел человека до самоубийства…

-Уж не тебя ли?

-Именно меня… А еще много лет назад его предки сделали то же с моим предком, и пока в этой череде смертей ни в чем не повинных людей не будет поставлена точка, все будет продолжаться!

-Ты говоришь чепуху! Он не убивал тебя, ты сам убил себя!

-Но почему я так поступил? Не потому ли, что он в буквальном смысле загнал меня, сделал невозможной мою жизнь и мое будущее?!

-Разве он один в этом виноват? Разве его дочь не больше усилий к тому приложила, раз уж на то пошло?! – Ямагути играл словами, и сам не понимал, что именно говорил.

-Каждый отвечает за свое… Кстати, зачем ты привел меня сюда? Не разумнее ли было вести меня сразу в участок? Или ты боишься, что, узнав о том, что ты поймал привидение, над тобой станут смеяться?

-Ты правильно сказал, что все надо доводить до конца. Сейчас я намерен сделать это, - он поднес пистолет к лицу Рю и нажал на спусковой крючок… Механизм лязгнул и ничего не породил. Он нажал снова и снова – осечки следовало одна за другой. В руках у Рю откуда ни возьмись появились два меча – катана и вакидзаси. Длинный меч он протянул своему сопернику:

-Сделаем это так, как делали мои предки! Я уступаю тебе большой меч и буду драться вакидзаси. Так же, как в день смерти Орихары…

Руки Ямагути дрожали – он никогда не держал в руках самурайских мечей и, само собой, не умел ими пользоваться. Но было еще кое-что, заведомо губившее его по сравнению с его противником – ненависть. Настоящий самурай ведет бой хладнокровно и беспристрастно. Ямагути ненавидел Рю, и потому не мог сосредоточиться на схватке – он был сосредоточен на враге.

Удар, еще удар. Лязг мечей озарил полуночное кладбище. Сила меча Ямагути отбросила Рю на спину возле могилы Сёку-сана. С криком занес комиссар катану над головой Рю и взглянул напоследок в его мертвые глаза, прежде чем издать воинственный крик, распугав бродящих здесь по ночам волков и… испустить дух, пронзенным коротким мечом соперника прямо в живот…

Его найдут утром. Возле трупа, по традиции самураев, будет лежать лист с предсмертным хокку:

 

Ах, пустая жизнь

Миновала. Не беда –

Знать, пришло время.

 

***

 

-Как Вы полагаете, Сэйдо-сан, он совершил сеппуку?

-Думаю, да, - повертев в руках меч, протянул инспектор. Он обратил внимание, что Ямагути избрал весьма странный способ самоубийства – он не относился к людям, которые владели бы мечом, да и вообще не был настроен покидать этот мир. И главное – откуда у него традиционный вакидзаси? Кто ему его дал? Множество вопросов обрушились на голову полицейского в это утро, но делиться ими с окружающими он не спешил.

На работе он первым делом приступил к изучению бумаг покойного. Из них следовало, что, помимо текущих расследований, он также расследовал убийство Орихары-сана. Но подозреваемый, который наметился в ходе этого расследования, был как минимум странным потому что… умер.

Сэйдо стал вспоминать, кем в действительности приходился один покойник другому. И конечно же вспомнил дни работы следователем в токийской полиции, когда ему довелось допрашивать молодого человека, обвиненного в похищении дочери именитого адвоката. Стать, выдержка, упрямство, свойственные сугубо представителям дворянских родов – все это в полной мере было присуще человеку, вымышленное имя которого было Рю, а настоящего давно никто не знал, да, казалось, что и он сам забыл. Этого, однако, хватило Сэйдо для того, чтобы сформировать мнение о его непричастности к попытке убийства и во многом пойти ему навстречу. В первый же вечер после освобождения под залог он покончил с собой… Ямагути и Орихара присутствовали на похоронах, и потому прекрасно знали, что он мертв. Почему же тогда Ямагути считал его виновным в смерти адвоката?

Вкупе с тем, что сеппуку его коллега совершил, нанеся себе удар по всем правилам и даже с какой-то невероятной глубиной пореза, изложенное наводило следователя на самые печальные мысли. Самоубийством там не пахло, а, если вести речь об убийстве, то это однозначно мог быть только тот, кто убил адвоката Орихару. Но следы последнего преступления были погребены под золой и пеплом, а следы первого обрывались в каких-то мистических находках покойного комиссара… Сэйдо решил для пущей ясности поговорить со вдовой Орихары.

-Известно ли Вам, что комиссар Ямагути занимался расследованием гибели Вашего мужа?

-Конечно, ведь я сама просила его об этом.

-А Вы не знаете, определил ли он круг подозреваемых по делу?

-Может быть… он не делился со мной… А что случилось с комиссаром? Почему Вы ведете беседу вместо него…

-Видите ли, он уехал в Эдо по служебной необходимости… Меня несколько насторожило то, что среди его документов в деле о расследовании смерти Орихары-сана я натолкнулся на следы давно умершего человека.

-О ком Вы говорите?

-Его имя Рю, он бывший рикша из Эдогавы, который пять лет назад обвинялся в похищении Вашей дочери.

-Но ведь он умер, если я не ошибаюсь? – глаза Соры забегали и загорелись так, словно она знала что-то, чего не знал следователь. Собеседник почувствовал это и понял, что действует в верном направлении.

-Именно так. Но Ямагути обвиняет его в убийстве Сёку-сана. Как такое возможно?

-Вам лучше знать, - Сора явно не хотела говорить правду, и потому следователь решил форсировать события.

-А может быть, Вам лучше знать о том, как и почему человек, никогда не державший в руке вакидзаси, совершает сеппуку на могиле Вашего мужа?

-О ком Вы говорите?

-О комиссаре Ямагути. Утром мы нашли его тело со следами насильственной смерти. Рядом лежало вот это, - следователь протянул ей листок с посмертным хокку.

-Я… я знаю, кто убил его. Только обещайте, что выслушаете меня и поверите мне.

-Я слушаю Вас. Поверю ли я Вам – будет зависеть от того, что именно Вы расскажете.

-Его, как и моего мужа, убил Рю.

-Но ведь он мертв, мы договорились!

-Я и сама так думала. Сначала его обнаружил мой муж, потом моя дочь стала словно одержима его духом – она с полной уверенностью заявляет, что встречается с ним и едва ли не собирается за него замуж. Потом муж погиб, и я рассказала о своих догадках комиссару. Он согласился со мной и сказал, что накануне смерти мой муж вместе с ним ездил в Эдогаву. Там они зачем-то раскопали тело Рю и убедились, что он мертв. Возможно, это и вызвало его возвращение, но… комиссар еще добавил, что он не уверен в личности того, кто лежит в могиле в Эдо. И пообещал найти и призвать к ответу убийцу. А вскоре после этого погиб сам…

Сэйдо задумался. Если принять на веру мнение покойного о том, что в могиле тело не рикши, а чье-то чужое, то версия не лишена была права на существование. Однако, тогда возникал ряд вопросов – чье тело на самом деле захоронено в гробнице в Эдо и почему именно сейчас рикша явился чтобы мстить?

-Вы сказали, что Ваша дочь тоже видит его?

-Да, они были влюблены друг в друга тогда, пять лет назад…

-Я помню. Я вел это дело и разговаривал с ними с обоими. А потом именно я отпустил Рю под залог. Сейчас же мне необходимо снова с ней побеседовать…

Чтобы не травмировать девушку лишний раз, Сэйдо сам решил посетить дом Орихары и прогуляться с Йоко по тяниве, на которой еще видны были следы недавнего пожара.

-Мои соболезнования, Йоко-тян, по поводу утраты, - поклонившись, начал он. Йоко поклонилась в ответ и спросила:

-Я чем-то могу помочь, Сэйдо-сан?

-Можете. Видите ли, инспектор, который занимался следствием по делу Вашего отца, погиб при весьма странных обстоятельствах – он совершил сеппуку, хотя сам мечом не владел. Хоть и проходил подготовку по тайкодзюцу, но владение мечом в программу не входило. Тело его мы нашли возле могилы Сёку-сама. Потому у меня возник к Вам ряд вопросов.

-Ко мне? Но какое я имею отношение к этой смерти?

-К смерти никакого, но, возможно, Вам знаком убийца. Скажите, давно Вы видели Рю?

Йоко отвела глаза.

-Я не понимаю, о чем Вы.

-Прошу Вас, будьте откровенны со мной. Я не пытаюсь навредить Вам, а лишь хочу, чтобы всем было хорошо. Как и тогда, пять лет назад… А для этого мне необходимо знать правду…

Йоко взглянула в лицо следователя и сразу вспомнила его. Вспомнила, как тогда он принес ей в университет письмо, текст которого запомнила она на всю жизнь. Вспомнила его доброту и участие, с которыми он отпустил Рю под залог… По сути, одним из немногих счастливых вечеров в компании любимого она обязана была этому человеку.

-Я видела его сегодня ночью.

-А где? Где вы встречались?

-В моей комнате.

-Он был у вас дома?

-Да. Всю ночь. Мы были вместе. А утром он ушел.

-А когда он придет в следующий раз?

-О, об этом никто не знает, и сам он мне ничего не рассказывает. Но то, что придет – в этом я уверена.

-Почему?

-Влюбленное сердце чувствует свою половинку. Когда мы готовились на век расстаться – я тоже это чувствовала. И все следующие пять лет я провела словно в забытьи. А сейчас я спокойна и счастлива, потому что знаю – он обязательно вернется.

-Сора-сан говорила, что вы хотите пожениться?

-Не совсем. Я этого хочу, но он пока ничего не говорил мне об этом. Я думаю, из нас получится красивая пара, как Вы считаете?

-Я видел вас пять лет назад, и с тех пор уверен, что союза, прекраснее вашего, не было на моей памяти. Скажите, а почему Вы не хотите ввести его в дом?

-Видите ли, несколько лет назад знакомство с моими родителями закончилось для всех печально. Я не уверена, сможет ли мать принять его как положено.

-Думаю, что на долю Вашей семьи пришлось достаточно трагедий, чтобы ее сердце смягчилось по отношению к Вашему выбору и к Вам. Она Ваша мать и понимает, что от ее расположения зависит Ваше счастье. Уверяю Вас, попробуйте. Быть может, то, с чего все началось так скверно, способно все изменить – и все начнется сначала, но уже совершенно иначе…

Глаза Йоко загорелись. Впервые за эти пять лет она встретила человека, который не просто с одобрением и понимаем отнесся к ее тайной страсти, но и изложил свои размышления, в которых была надежда. Надежда на то, что все изменится. Надежда, которой ей так не хватало… Возможно, только об одном она забыла – что решение всегда приходит извне, от того, кто не заинтересован и кому в принципе все равно. И потому, что со стороны виднее. И потому, что даже если что-то сорвется, на человеке не будет никакой вины за случившееся…

Сам же Сэйдо брел из Нидзе пешком, целиком погруженный в свои раздумья. Теперь не оставалось сомнений в том, что именно Рю является виновником смерти Ямагути и Орихары. Теперь дело было ща малым – его надо было найти. Но в материалах покойного комиссара были документы, свидетельствующие о том, что в Киото нет рикши с таким именем и со сколько-нибудь похожими чертами!

«Поразительно, - думал Сэйдо, - мы стремимся к этому всю жизнь, а какой-то рикша просто взял и показал нам всем, что такое муга. Он живет как будто уже умер – и у него прекрасно это получается!»

Путь предстоял неблизкий – и Сэйдо остановил рикшу. Попросив отвезти его до центра, он взгромоздился в тележку и через несколько минут равномерного хода по городским улочкам уснул. Проснулся он, когда префектура осталась далеко позади.

-Постой, - окликнул он возницу. – Мы давно приехали.

-Разве Вам нужна была префектура?

-Конечно.

-А по-моему, Вам нужно было нечто другое.

-Что? Что ты такое говоришь?

-Разве Вы не меня искали?

Рикша остановил повозку и обернулся на пассажира. Сэйдо похолодел – на него смотрели глаза того самого рикши знатного рода, что пять лет назад сидел напротив него, но только сейчас они были… мертвые. Нет, они ничем не отличались от живых внешне – такие же правильно посаженные, прямо смотрящие, с карими бегающими яблоками, они не содержали в себе лишь духа. Они не светились так, как светятся у живых, отражая этим светом горе и радость, печаль и любовь. Они были потухшими. Потухшими навсегда. И потому тяжелее было отвести от них взгляд…

-Ты? – пробормотал следователь. Он старался не показать виду, что ему страшно, хотя на деле его обуял такой ужас, что впору было выпрыгивать из тележки и бежать со всех ног куда глаза глядят.

-Вы ведь только что думали о том, чтобы найти меня. И вот – я стою перед Вами, а Вам нечего мне сказать…

-С чего ты это решил?

-Вы разве не знаете, что покойники читают мысли?

-То есть ты хочешь сказать, что ты..?

-А Вы не видите этого?  Вы не видите моих глаз? Не чувствуете того могильного холода, что я источаю?

-Зачем же ты явился? Разве твое место не в могиле в Эдогаве?

-Я не планировал делать этого. Но наглость и самоуверенность Сёку-сана сделали свое дело. Ему потребовалось проверить, все ли я еще в гробу. И он сделал это. Он поступил так потому, что счел себя Богом. Он решил, что вправе определять, кому жить, а кому умирать. Он распорядился моей жизнью, а потом попытался распорядиться жизнью своей дочери…

-И потому ты убил его, - ядовито усмехнулся Сэйдо. Рю заинтересованно взглянул в его глаза.

-Ты так усмехаешься? Но почему? Что занимательного ты в этом находишь? Или ты не боишься меня, как боятся все?

-Брось. Никто тебя не боится, и уж во всяком случае не я. Отомстив Орихаре, ты успокоишься? Нет, и потому не рассказывай мне сказки о том, что он один сломал твою жизнь. Не поэтому и не за этим ты здесь. Не поэтому ты восстал из могилы.

Рю злился, слушая его.

-А зачем же тогда? Зачем тогда они потревожили мой сон?

-Они глупцы, и уже поплатились за это. Но ты почему-то не уходишь. Кто-то обещал тебе, что, убив их, ты займешь их место, но это неправда, и тебе это отлично известно. Ни я, ни Орихара, ни Ямагути не вкладывали в твою руку кусунгобу тем вечером. Никто из нас не заставлял тебя сначала врать всем подряд о своем происхождении, а потом похищать Йоко, чтобы скрыть следы преступления.

-Ты хочешь сказать, что виноват я один?

-И ты понес свое наказание. Но виноват не ты один – и тебе это отлично известно! Виноват человек, который играл с тобой, не будучи до конца уверенным в своих чувствах, и в итоге в минуту опасности предал тебя! Ты пришел, чтобы отомстить ей, но ломаешь судьбы всем вокруг, а она словно бы этого не замечает!

Рю закрыл уши ладонями.

-Перестань! Я не могу слышать твоих слов! Ты говоришь неправду, она ни в чем не виновата…

Сэйдо покачал головой.

-Ты по-прежнему самозабвенно и глупо влюблен в нее. Причем настолько, что отрицаешь очевидное. Пойми же наконец – именно отмщение ей и есть причина твоего нахождения здесь! А ты только и делаешь, что ходишь вокруг да около и губишь ни в чем не повинных людей!

-Я люблю ее и пронесу эту любовь даже через ад. Я пронес ее сквозь жизнь, исполненную трудностей, а сейчас нам и вовсе нечего бояться.

-Ты можешь убить меня… - помолчав немного, произнес Сэйдо. – Так будет даже лучше. Некому будет взывать к твоей совести…

Рю внимательно посмотрел на собеседника. В его мертвых глазах дрожали слезы…

Утром следующего дня Сэйдо вызвал Сору в префектуру и объявил ей об окончании следствия по делу Ямагути.

-Нами установлено, что комиссар совершил самоубийство. Смысла в дальнейшем следствии я не вижу…

-Но вы же говорили!..

-Понимаю. Обстоятельства изменились.

-А дело моего мужа?

-Разумеется, будем искать виновных, пока не найдем! И, поверьте, отыщем и очень скоро…

С поникшей головой женщина направилась к дверям, но у самого выхода остановилась и спросила у Сэйдо.

-Почему все-таки?

-Каждый обретает то, чего заслуживает по делам своим. Нет времени, нет предела – за какой товар заплатил, такой и получишь, это уж обязательно. Искать же дополнительные объяснения этому и без того понятному факту – значит, ускорять возмездие в своем собственном отношении. Кто ищет, тот всегда найдет. Я человек и я не без греха. И справедливости к себе не жажду.

-Вы боитесь?

-Нет. Я не хочу терять надежды!

По возвращении домой Сору ждало еще менее приятное происшествие.

-Мама, - отрешенно глядя на нее и как-то подозрительно вкрадчиво улыбаясь, начала Йоко. – Мы говорили с Сэйдо-саном по поводу Рю…

-Что это значит – по поводу Рю? Вы говорили об умершем? О событиях пятилетней давности? И почему меня это должно интересовать?

-Он посоветовал мне пригласить его к нам как тогда, когда вы впервые познакомились.

-Я ничего не понимаю… - Сора смотрела на дочь как на умалишенную. И, возможно, следовало бы так ее и определить, если бы не ужасающая правдоподобность всего, что она говорила.

-Он приходит ко мне время от времени. И я хочу связать с ним свою судьбу. А перед этим полагается познакомиться с родителями невесты…

-Но мы уже знакомы.

-Да, но обстоятельства этого знакомства были уж очень печальны. Тогда мы наговорили друг другу много неправды и жестокостей. Сейчас все следует исправить. Все можно начать сначала. В конце концов, он ведь хочет быть со мной, значит, хочет, чтобы все было хорошо. Не следует препятствовать этому его начинанию…

-Господи Боже! Что ты такое говоришь? Ты намерена жить с призраком? Ведь всем же понятно, что он не существует, и Сэйдо-сан не исключение. Сегодня он сам сказал мне, что Рю мертв, и следовательно не мог никого убивать…

-Именно! И я о том же. Он не мог никого убивать, а потому тебе совершенно незачем на него сердиться! Он не заслужил такого отношения, а напротив, заслужил теплый прием – после всего, что наша семья сделала ему.

-Наша семья – ему?! – Сора вышла из себя. – А он, по-твоему, ничего нам не сделал? Кровь отца на его совести, твоя сломанная жизнь, моя, жизнь Юми – все это на его совести! И после всего этого ты собираешься связать с ним судьбу, а прежде хочешь ввести его в наш дом? Как прикажешь понять тебя?!

-Мертвым предназначается земля, не так ли?

-Именно так.

-А если он ходит среди нас, в чем нет никакого сомнения, в том числе у тебя самой, значит, он жив! И неважно при этом, существует ли он в телесном выражении, имеется ли некая физическая субстанция, похожая на тебя или на меня, или же он несколько отличается от нас по составу. Важно что он жив, что он осязаем и главное – жив в нашем сознании и понимании. А это значит, что коль скоро мертвым предназначается земля, то живым предназначается жизнь. Он жив и вправе пользоваться всеми благами человека, всем, что по праву принадлежит ему на земле!

Сора посмотрела на дочь и ужаснулась – настолько искренне она говорила, настолько сама верила в реальность происходящего. Да и сама Сора уже втянулась в эти события дальше некуда. Сердце подсказывало ей, что остался только один выход – обратиться к богам.

Она отправилась в пагоду, где несколько дней назад отпевали ее мужа. Настоятель храма был на месте и принял ее достаточно радушно, памятуя о том, сколько семья потратила на погребальные обряды. Перебирая в руках дзюдзу, настоятель пригласил вдову Орихары прогуляться по саду позади храма. По лицу ее он видел, что то, с чем она пришла сегодня – крайне серьезно.

-Видите ли, святой отец, мою семью преследует призрак.

-Призрак? Вы уверены?

-Да, пять лет назад моя дочь влюбилась в рикшу. Мы с мужем были против их отношений, и тогда он украл мою дочь и удерживал ее несколько дней в йокогамском порту. После его удалось найти и заключить под стражу. А несколько дней спустя влюбленная в него без ума дочь украла у отца деньги и внесла за него залог, его освободили, но в ту же ночь он покончил с собой. Прошло пять лет – и он явился, чтобы отомстить. Он убил моего мужа и полицейского комиссара, который пытался его отыскать. Другого служителя порядка он смертельно запугал. А дочь с тех пор стала словно одержимая – она только и говорит, что об их бракосочетании и о том, что они будут вместе. Я не знаю, как мне быть, отец, и пришла сюда в надежде найти поддержку…

-Я не совсем понимаю, что Вы говорите. Простите, но Вы либо рассказываете неправду, либо недостоверно все знаете. Зачем ему являться к Вам, если, как вы сказали, он совершил самоубийство? Кого можно в этом обвинить? Это решение целиком исходило от него самого, и по традиции за такое не мстят!

-Думаю, что самоубийство было вынужденным шагом. Ему грозил немалый тюремный срок по обвинению в покушении на убийство моей дочери…

-Но ведь он ее только похитил, как Вы сказали!

Сора опустила голову.

-Обвинение было во многом подтасовано с подачи моего мужа – известного адвоката…

-Теперь понятно… Но и в таком случае самоубийство останется на его совести! А, кстати, как он это совершил?

-Это было сеппуку. Он происходил из старинного самурайского рода, ритуальное самоубийство было обыденным для их семьи явлением. Вернее, сначала они планировали сделать это вместе с моей дочерью – однако, в последний момент она испугалась и убежала.

-Сеппуку из страха за наступление неких жизненных неурядиц? Воля Ваша, непохоже на самурая. Они стоически выдерживали подобные вещи, а уж тюрьма могла их испугать в самой меньшей степени! Самоубийство совершалось тогда, когда пройден земной путь, целиком и полностью выполнено земное предназначение, исполнена функция на земле. А ему – судя по рассказу, молодому еще человека – до прохождения пути буси было еще очень далеко.

-Как же тогда понять все происходящее?

-Думаю, что поводов для беспокойства нет. Он вернулся и впрямь, но только для того, чтобы выполнить земное предназначение, которое может быть вовсе и не связано с вашей семьей и корни которого следует поискать в истории его рода. Само по себе его появление и смерть близких вам людей – не связанные вещи, ему не за что мстить. Во всяком случае, не Вашему мужу. Дочери, которая не любила по-настоящему и заставил умереть – это бы я еще понял. Но причем муж? Причем полицейский? Нет, думаю смерти тут ни причем. Вы просто излишне перепугались и сложили все цветы в одну корзину.

-А как быть с моей дочерью?

-То, что его дух является ей – в этом тоже нет ничего смертельного. Она чувствует привязанность к нему, а вернее всего, вину перед ним, и потому непроизвольно потакает своему желанию быть вместе с ним даже после смерти. Уверяю Вас, это пройдет. Вполне возможно, что его дух явился ей, чем поверг ее в смятение. Но вы как женщина взрослая не должны поддаваться этому поверью. В конце концов, позвольте ей поиграть с этим. Пусть она верит в него, и вы притворитесь, что верите. Не сопротивляйтесь ее упорству – и увидите, что скоро оно оставит ее. Упорство хорошо тогда, когда есть сила противодействия – а когда ее нет, оно и не нужно!

Несколько успокоенная, Сора вернулась домой. Следующие пару дней они прожили в относительной тишине. Йоко читала, сидя в комнате и бродила по саду, который только начинали высаживать заново, в компании Юми. Они о чем-то разговаривали, и Сора, глядя на них, начинала думать, что все еще может быть хорошо и про все можно забыть.

Все рухнуло как карточный домик когда в один из дней Сора возвратилась домой с рынка. У Йоко были гости – несколько девушек из знатных семей, живших поблизости. Они уже расходились, когда пришла мать. Учтиво поприветствовав хозяйку, девушки семенили к выходу, одобрительно и лукаво поглядывая на Йоко и улыбаясь.

-Что они хотели?

-Они пришли поздравить меня с бракосочетанием.

-С чем???

-Я познакомила их с Рю. Он был здесь.

Сора в ужасе перевела взгляд на Юми. Та стояла бледнее смерти в углу комнаты и взирала на мать.

-Как это возможно?

-Я же говорила тебе, что он жив. И потому решила познакомить его со своими подругами. Он всем очень понравился.

-Послушай, девочка моя, тебе надо успокоиться! Ты должна понять, что невозможно сочетаться браком с покойником!  Я понимаю, что тебе очень хочется, чтобы он был жив, но это невозможно!

-Ты обманываешь сама себя, - холодно парировала Йоко. – Он жив и тебе это прекрасно известно. А ты просто не хочешь смириться с обстоятельствами и принять их такими, какие они есть. Однако прятать голову в песок – занятие, подходящее только для страуса. Жизнь все равно заставит посмотреть в глаза беде, приблизившейся к тебе вплотную.

После разговора с дочерью Сора всю ночь не спала. К ней действительно вплотную подошла беда, и встреча с ней была неминуема. Он уже пробрался в ее дом и заявил свои права на ее дочь. И увещевания священника о том, что он оставит их семью в покое, больше не могли успокоить раздосадованную женщину. Она решилась действовать.

Поутру придя в пагоду, она снова отыскала настоятеля.

-Уверяю Вас, отец, все намного хуже, чем Вы думали. С ним необходимо расквитаться, и как можно скорее.

-О чем Вы говорите?

-Я говорю о его убийстве. Только не таком, какое было пять лет назад, а о уничтожении его души.

-Но дух, как и любую душу, нельзя убивать. Будда запрещает это, и Вы должны знать!

-А ему можно? Умоляю Вас, отец, помогите мне, пока он не натворил неописуемых бед, пока не отправил на тот свет всю мою семью!

-Что приключилось?

-Он хочет жениться на ней.

-То есть как?

-Пока меня не было, он являлся к нам домой, и она знакомила его со своими подругами. Понимаете, что произойдет дальше?

-Обручение с мертвецом… - в ужасе, пробормотал священник.

-Именно. Она ослепнет и скоро сама сойдет в могилу, уйдет вслед за ним.

-Какой ужас!

-Прошу Вас, помогите! Я в долгу не останусь.

-Я понимаю Вас… Что ж, существует один обряд, который поможет избавиться от него раз и навсегда.

-Что для этого надо?

-С помощью Амитаюса, Будды Вечной Жизни, я введу в свое сердце божественную эссенцию. Затем возьму алтарную священную воду и окроплю ей ваш дом и вашу еду, чтобы навсегда отвести злого духа. Мне нужно, чтобы сегодня ночью все вы были дома. Я сделаю это втайне от нее, и уже утром она даже не вспомнит о том, что было с ней накануне.

-Я все приготовлю, как Вы просите. Жду Вас сегодня же ночью.

Вечером Сора готовилась к приходу священника. Юми не находила себе места. Спокойна была только Йоко, ни о чем не подозревавшая и сидевшая взаперти у себя в комнате, как обычно по вечерам.

Дверь в комнату еле слышно отодвинулась. Она улыбнулась. Она знала, кто может прийти в эту минуту.

-Йоко, - раздался до боли знакомый шепот.

-Любимый… Неужели мы наконец будем вместе…

-Мы уже вместе…

-Но нам хотят помешать…

Он обнимал ее, их губы соприкасались, руки сплетались в одну витиеватую линию, их захватывал жар – такой, что не пристал покойнику, такой, что любого живого способен зажечь как спичку, как факел, спалить дотла в пламени страсти…

-Но что же мы будем делать?

-Не волнуйся, я обо всем позаботился…

На улице бушевала гроза. Летние грозы были в Киото частым явлением, но сегодняшняя была похожа на страшную бурю. Священник с трудом пробирался сквозь чащу леса, решив сократить путь от пагоды до дома Орихара. Ветки лезли ему в лицо, валежник хрустел под ногами, а сам он, взбираясь на холм, все время скатывался вниз, но шел к цели упорно. Вдруг сзади послышались громовые удары шагов – так, будто ступал великан или со скалы падали огромные камни, величиной с город. Сжав в руке четки и замерев от страха, священник обернулся. Огромный, величиной с дом, призрак в образе самурая стоял перед ним. Гробовым голосом он произнес:

-Не стой на пути самурая!

Священник закричал – латник выше его на пять голов был ужасен настолько, что служитель потерял дар речи. К жизни его вернул лязг меча. Катана появилась на свет божий из ножен на боку вассала. Священник с ужасом наблюдал за происходящим, пока огромный самурайский меч не сверкнул над ним и не обрушился на его несчастную голову, рассекая ее пополам. В момент удара сверкнула молния и снова раздался гром. Что-то ужасное творилось в Киото, и никто уже не мог это остановить!..

 

***

 

В один из дней Йоко и Сора отправились в театр на представление пьесы «Канадэхон Тюсингура». Покойный Сёку очень любил эту пьесу, да и сама она занимала в жизни страны особое место – каждый японец, как считалось тогда, должен посмотреть ее хотя бы раз в жизни. В центре ее сюжета была реальная история из жизни самураев.

По традиции сёгунское правительство (бакуфу) ежегодно посылало ко дворцу императора в Киото представителей с новогодними поздравлениями. Спустя два месяца наносился ответный визит императорских послов. Церемонии придавалось очень большое значение, и назначаемые для приема высоких гостей дайме получали строгие и подробные инструкции. В 1701 г. торжественный ритуал был омрачен событием из ряда вон выходящим: один из ответственных за прием – 35-летний Асано Такуми-но ками Наганори – в замке сёгуна в Эдо с мечом в руке набросился на престарелого Кира Кодзукэ-но Ёсинака – главу знатного аристократического рода и церемониймейстера при дворе сёгуна – и ранил его. 

Причина нападения была позорной и ужасной: алчный Кира за свой инструктаж требовал подношений, Асано же был отвратителен этот обычай, и он его проигнорировал, за что недополучил инструкций, допустил немало ошибок, был оскорбительно осмеян и в порыве гнева бросился на обидчика... 
Асано был схвачен, арестован и экстренным совещанием немедленно приговорен к сэппуку. Преступление Асано, по нормам того времени, было весьма тяжким, и поскольку речь шла о заранее обдуманной мести, наказание распространялось на весь его клан: владения феодала были конфискованы. Все самураи, служившие Асано, лишились источника существования и превратились в ронинов…

При обсуждении дальнейших действий мнения разделились: одни предлагали смириться с судьбой и разойтись в поисках нового пристанища, другие – немедленно покончить с собой вслед за господином, третьи предлагали выждать удобный момент и отомстить обидчику их господина. Среди последних был Оиси Кураносукэ, возглавивший союз мстителей, союз сорока семи ронинов.

Дождавшись удачного момента, двумя отрядами ронины двинулись ночью к главным и задним воротам особняка Кира. 
С охраной расправились быстро, а обнаруженному в кладовке с углем Кира Ёсинака ударом меча отрубили голову.

Оиси отрядил двух самураев доложить о случившемся главному полицейскому столицы. А весь отряд направился к монастырю Сэнгакудзи, где верные слуги совершили молитву у могилы их господина и водрузили перед ней отрубленную голову врага. Затем они сообщили о своем желании совершить сэппуку у могилы Асано настоятелю монастыря. Тот обратился к властям, ронины были взяты под стражу, и их дело стало предметом разбирательства в правительстве. Длилось оно полтора месяца. 
В 1703 г. бакуфу вынесло решение о смертном приговоре. Обычно людей такого ранга (достаточно невысокого) ожидала казнь через отсечение головы. Сэппуку считалась более почетной, и ее "удостаивались" только крупные феодалы. Но, учитывая беспредельную преданность своему хозяину, его защитникам отсечение головы было заменено на сэппуку – почетную для самурая смерть. 

Приговор был приведен в исполнение, останки верных воинов похоронили рядом с могилой их господина... 

Йоко не отрывала глаз от сцены. Актеры разыгрывали перед зрителями жизнь и смерть самураев, а сама она только и думала, что о самурае, с которым провела всю предыдущую ночь. Она чувствовала себя в его власти так же, как тогда, пять лет назад, и в рыбацком домике в Йокогаме, и в хижине Такаюки, и в их тяниве возле дома в Эдо… Как будто их и не было! При каждом взмахе меча на сцене, при каждом проникновенном слове из уст вассалов вздрагивала она и словно бы живо участвовала в происходящем представлении. Словно бы проходило оно сквозь нее и увлекало в самую гущу событий…

         Шепот матери отвлек ее от созерцания.

         -Йоко, - тихо произнесла она. – Вчера недалеко от нашего дома снова произошло убийство.

         -Что ты говоришь?

-Был убит священник того монастыря, где проходило отпевание Сёку-сана.

-Но что он делал возле нашего дома?

-Я пригласила его, чтобы он поговорил с тобой.

-Со мной? Но о чем?

-О ком. О Рю.

-Что же он должен был мне сказать?

-Хотя бы то, что ты должна прекратить всякие отношения с ним…

-Мама!

-Я прошу тебя одуматься! Сначала отец, потом Ямагути-сан, потом священник. Тебе этого недостаточно? Разве ты не понимаешь, что он пришел, не для того, чтобы быть с тобой, а для того, чтобы отомстить всем нам? И вскоре он сделает это! Скоро мы последуем за Сёку и Ямагути, помяни мое слово!

-Этого не может быть! Он любит меня и не сделает ничего, что могло бы навредить мне или моей семье!

-А как же смерть отца? Или ты полагаешь, что за ней стоит кто-то другой?

-Это случайность. Глупая случайность! Отец погиб при пожаре… - Сора не стала расстраивать дочь сообщением полиции о том, что перед смертью кто-то нанес Орихаре удар мечом по горлу. На тот момент Йоко была в очень расстроенных чувствах, и подобное известие могло сильно душевно ранить ее. Потому Сора решила тогда промолчать. Как сейчас поняла, напрасно. Театр тоже был не самым подходящим местом для подобного сообщения, потому Сора решила оставить этот разговор до дома.

Вернувшись с представления, Йоко начала делиться впечатлениями с Юми. Молодая девушка значительно изменилась за те пять лет, что прошли с момента их переезда в Киото – она стала куда взрослее, рассудительнее и умнее, чем была прежде. Дотоле она – в силу возраста и игривого характера – не воспринимала всерьез ничего вокруг, парила по жизни словно бабочка от одного цветка к другому. Но переезд, тяжелая история с похоронами Рю, а теперь еще и трагические события, свалившиеся на семью в течение нескольких последних дней сделали из этого невинного еще создания настоящую маленькую женщину. Не в пример Йоко и даже Соре она стала спокойной, взвешенной, мудрой не по годам. Повзрослела до времени – говорили про нее в округе. И поэтому для Йоко она уже не была той маленькой веселой сестренкой, что еще вчера задавала глупые вопросы и хихикала без повода; для нее сейчас она стала советницей и наставницей. Во многом Йоко стала прислушиваться к мнению младшей сестры, да и та стала проявлять в ее жизни куда больше участия, чем раньше – понимая, что ей оно сейчас нужно как воздух.

-Представление было великолепно, - оставшись с сестрой в саду, говорила Йоко. – Образы самураев так точно прописаны… А сюжет заставляет буквально обливаться слезами! Даже не верится, что в основе пьесы – реальная история сорока семи ронинов!

-Да, эта пьеса и вообще эта история занимает в судьбе нашей страны важное место! Знать ее должен каждый.

-Знаешь, во время учебы в университете я слышала о ней, но не придавала значения. А сейчас… Может быть, я начала воспринимать культуру самураев так близко к сердцу после появления в моей жизни Рю…

-Рю… - сестра опустила голову.

-Что с тобой?

-Маме не нравится это твое увлечение. Неподалеку от нас ходит призрак, который, как она считает, целью своей сделал отмщение нашей семье…

-Но за что? За что ему нам мстить?

-Разве не наша семья сделала так, что пять лет назад он вынужден был совершить сеппуку?

-Но сеппуку для него стало почетной смертью. Он не перенес бы позора тюремного заключения, и ушел так, как подобает настоящему буси!

-Ты правда так считаешь? Правда считаешь, что в столь юном возрасте он захотел оставить жизнь, чтобы соблюсти какие-то традиционные ритуалы, которые в наши дни уже не имеют никакого значения?!

-Ты считаешь иначе?

-Конечно. В первую очередь он был молодым человеком, беззаветно влюбленным в тебя. Он не мог и не хотел уходить из жизни! Он мечтал жить и наслаждаться каждым днем!

-И ты считаешь, что отец лишил его этой возможности тем, что инициировал уголовное преследование против него?

-Нет… - Юми прервалась так, словно хотела что-то сказать, но не могла подобрать нужных слов.

-Будь со мной откровенна, Юми, ведь ты же моя сестра!

-Я считаю, что виновна в его смерти ты!

-Я?!

-Именно. Ты не захотела быть с ним после его размолвки с отцом…

-Но он обманул меня тогда!

-Это тебя не оправдывает! Потом ты заставила его устроить это похищение… И наконец, синдзю. Когда вы решили вместе уйти из жизни, ты попросту струсила…

-Но я боялась всего этого! – Йоко уже чуть не плакала от обиды. Та, от кого она ждала поддержки, не только не выказала ее, но и критиковала ее, делая ей очень больно. Больнее было оттого, что все, что ни говорила Юми, каждое ее слово, соответствовало действительности.

-Я все понимаю, но поведи ты себя тогда иначе, возможно, Рю был бы жив. Самурай вынес бы тяготы тюрьмы. Ты должна была – если изначально не собиралась разделить его судьбу – отговорить его от сеппуку. Не говоря уже о том, что ты могла и просто не захотела изменить все после его ссоры с отцом! Но не сделала этого!

-Что ты хочешь сказать?

Юми села ближе к сестре и участливо посмотрела в ее глаза.

-Пойми, Йоко, я не желаю тебе зла. Я очень люблю тебя и опасаюсь за тебя. Он знает, что ты повинна в его смерти и он пришел, чтобы отомстить тебе. Он непременно сделает это!

-Но почему же до сих пор не сделал?

-Я не знаю, но я уверена, что призраки не уходят, не добившись цели. А тем более – призраки самураев, которые живут мага – им ведь не нужно притворяться, что они умерли. Они и впрямь мертвы.

-Что ты хочешь, чтобы я сделала?

-Я знаю, что ты была у Химико.

-Откуда?

-Я следила за тобой в тот день…

-Юми! Как ты могла?

-Я ведь уже сказала, что просто боюсь за тебя и потому считаю, что вправе видеть и знать, что ты делаешь… Так вот я знаю, что ты вызвала дух Рю. Теперь ты должна отправить его туда, откуда он пришел.

-Но… Что если он не уйдет?

-Мы не знаем всего, что происходит в мире мертвых. Мы не знаем законов, по которым он живет. Но в смерти священника виновата ты одна! Я боюсь за тебя и за всю нашу семью. Прошу тебя, мы должны приложить все усилия к тому, чтобы он оставил нашу семью. Если он не уйдет… что ж, значит, такова воля богов. Но мы должны бороться! Пойми, наконец, что мир мертвых и мир живых не могут существовать друг подле друга. Они и мы разные. Мы не можем ходить друг к другу в гости, так задумал Создатель. Противиться его воле, значит, обрекать самих себя…

Поклонившись сестре, Юми ушла в дом. Йоко посидела еще несколько минут и последовала за ней. В этот вечер она узнала от Соры страшную правду о смерти отца. Мать решила наконец, что все зашло слишком далеко – и пора открыть ей истинную причину гибели Сёку-сана. На Йоко этот рассказ произвел ужасающее и роковое впечатление – всю ночь она не могла сомкнуть глаз. Рю не пришел в эту ночь – он словно бы чувствовал, что сегодня ему не видать теплого приема… Йоко металась и не находила себе места. С одной стороны, она понимала, что Рю, скорее всего, виноват во всем происходящем. Таких совпадений, как с Сёку, Ямагути и священником просто не бывает. С другой, большое впечатление на нее произвели слова Юми о том, что скорее всего она сама является целью и смыслом его возвращения в мир живых. Сестра была во многом права… Ах, если бы все это можно было изменить, повернуть время вспять, Йоко бы никогда так не поступила с тем, кого, как сейчас выяснилось, любила больше всего на свете! В то же время ее страстно тянуло к нему. Да, страстно тянуло к призраку. После нескольких ночей проведенных вместе, ее тело навязчиво желало прикосновения и жара, источаемого этим вроде бы мертвым, но таким страстным драконом. Она сходила без него с ума, внутри все горело. И эти инстинкты обманным путем внушали ее еще кое-что… Очень часто мы принимаем телесную страсть за духовную любовь. Человек так устроен, что стоит звоночку прозвенеть в одной части его организма, как звук передается по всему телу. Как мимолетная душевная привязанность способна пробудить физическую тягу, так и плотская любовь способна вызвать эту душевную привязанность. Одно зависит от другого. Но не всегда мы видим это и понимаем… Вернее, не всегда хотим себе в этом сознаться

Так случилось и теперь. Сгорая в огне любви телесной, Йоко была уверена – она любит этого человека всей своей душой. Все мысли были только о нем, все переживания посвящались ему одному. Как разорвать эту нить, которая даже спустя годы снова напомнила им о себе?! Стоит ли это делать? Не значит ли это добровольный отказ от счастья? – спрашивало сердце. Хотя о каком счастье можно говорить, когда под угрозой жизнь ее и ее семьи – твердил разум. К утру он все же победил. Трудно сказать, что именно стало определяющим в ее решении – слова Юми или рассказ Соры, - но она решила вновь отправиться к Химико.

Преодолевая усталость после бессонной ночи, превозмогая снова некстати разыгравшуюся жару, поспешила Йоко на стоянку рикшей и скоро, едва солнце вошло в зенит, уже была возле дома старой Химико. Снова, не без прежнего отвращения, спустилась она в подвал старого здания.

Прежние шторы, такие же грязные и пыльные, прежняя затхлость и разруха кругом. Старуха лежит лицом на столе рядом со своим дымящимся шаром. Рядом с ней бутылка сетю. Должно быть, пьяная, подумала Йоко, робко проходя внутрь знакомого ей грязного помещения.

-Химико-сан! – позвала она. Та не откликнулась. Мертвецки пьяна, не иначе. – Химико-сан!

Йоко приблизилась к ней, наклонилась и послушала – дыхания не было слышно. В ужасе Йоко притронулась к телу старухи – оно было холоднее льда зимой. Рука Йоко коснулась ее плеча и как-то невольно повлекла тело старухи за собой – она выпрямилась и упала ниц на пол. На месте слепых глаз ее были пустые зияющие дыры, а вокруг них – черные борозды от запекшейся крови, что недавно струилась по ее лицу словно бегущие от горя и бессилия слезы, что залили минуту спустя лицо Йоко-тян.

 

***

 

Огромное алое поле. Алое все – небеса, река, текущая поблизости, сама земля… Да и не земля это вовсе. Смесь крови и жира. Прикоснуться или ступить сюда нельзя – сразу провалишься в самые недра. И потому все здесь ходят, не касаясь ее. Людей здесь нет – здесь духи.

Жар огня. Его не видно, но алый простор говорит о том, что он не гаснет здесь – оттого тут так ужасающе жарко и воздух сперт до такой степени, что дышать им нет никакой возможности. Из пара и дыма при внимательном рассмотрении образуются клубы, из них – скоро нечто, похожее на огромную гору, отвратительно грязную и безобразную. Она пульсирует, дышит и чувствует. Она вся черного цвета. Вокруг нее все так же клубится этот дьявольский пар.

Слышен знакомый голос.

-Я бы хотел еще остаться там…

-Ты не выполняешь того, зачем был отпущен туда. Ты обманываешь нас, и будешь жестоко за это наказан… - голос живой горы звучит как гром среди ясного неба. Уж не этот ли голос слышал священник за минуту до своей гибели?

-Но я не могу! Я люблю ее, и не могу причинить ей боли.

-Любовь свойственна душе. Твоя душа давно умерла, а с ней умерли и все испытываемые ей чувства. Ты обманываешь сам себя…

-И все же буси не причинит зла той, что захватила его сердце. У нее иное предназначение. Она должна следовать за буси в каждой жизни.

-Тебе никто не предлагает ее убивать!

-Что же мне делать?

-Ты сам все знаешь…

 

***

 

Этим вечером Юми обнаружила в тяниве возле дома змею. Никогда раньше она не видела здесь змей, да и во время жизни в Эдо не приходилось ей видеть этих тварей. Вблизи это маленькое вроде бы животное казалось просто огромным – увидев человека, змея насторожилась, но Юми не производила впечатления воинственно настроенной. Напротив, она улыбнулась и стала рассматривать ее так, словно ребенок, впервые увидевший диковинное создание природы. Детский взгляд Юми несколько расслабил змею – она подползла ближе, но не чтобы причинить девушке боль. Она обвила вокруг Юми кольцо. Юми неотрывно глядела на незваную гостью – в свете закатывающегося солнца ее кожа играла всеми цветами радуги, ее красные глаза блестели и приковывали к себе внимание так, словно два прекрасных ириса, сияющих от дождевой воды, в чаще леса. Движения ее были плавны и неспешны… Зрелище было прекрасное, и Юми наверное так и смотрела бы на нее до самого утра, не в силах пошевелиться – но не из-за страха, а из-за причудливости происходящего, – если бы Сора не позвала дочь в дом.

За ужином Йоко сообщила присутствующим неприятную новость о Химико.

-Как умерла?

-Я не знаю. Я пришла туда, а она лежала с выколотыми глазами прямо на столе. Рядом стояла бутылка сетю, и я сначала подумала, что она просто напилась, а потом подошла ближе и…

-Господи, что же нам теперь делать? – взмолилась Сора, воздев руки к небу.

-Значит, надо искать другую шаманку… - предположила Юми.

-Но если дух вызвала Химико, значит, только она могла возвратить его назад…

-Это значит, что он теперь вечно будет здесь?

-Нет, это значит, что он будет среди нас до тех пор, пока не выполнит своей главной миссии…

-Йоко, - мать повернула лицо в сторону старшей дочери. – Ты должна немедленно прекратить всякие встречи с ним!

-Но как я могу это сделать? Ведь он сам приходит ко мне, я не зову его!

-Однако почему-то он приходит именно к тебе, а не ко мне или к Юми. Значит, между Вами существует магическая связь. И ты должна, ты просто обязана разорвать ее!

-Я не могу, – пробормотала Йоко.

-Что?! – гнев Соры она видела второй раз за последние пять лет. Первый раз был тогда, на могиле отца. – Как ты смеешь так разговаривать?! По твоей милости мы потеряли отца и теперь мы все в опасности, а ты заявляешь, что и дальше будешь встречаться с этим негодяем!

-Не говори так! Не называй его негодяем, это неправда!

-Кто же он в таком случае?! Перестань мне перечить! Если я еще раз узнаю, что он был здесь… - Сора закашлялась и отвернулась.

-Что тогда? Что тогда случится?!

Сора ничего не отвечала – но кашель бил ее все сильнее и сильнее. Юми смотрела прямо в лицо матери и видела, что она уже зеленеет от отсутствия воздуха. Сора начала махать руками, Юми от ужаса потеряла дар речи. Йоко не смотрела в сторону матери и ничего не видела. Она повернулась только тогда, когда Сора уже упала на пол и стала биться в конвульсиях, а изо рта у нее пошла пена. Юми подбежала к матери и стала трясти ее – словно бы пытаясь вернуть к жизни, но все было уже без толку. Сора была мертва. Глаза Йоко застила пелена – ничего она уже не видела перед собой. Последнее, что она увидела – это уползающая в сад из дома змея.

 

Сэйдо возвращался из префектуры домой, когда в темном переулке нагнал его знакомый рикша. Он стоял в тени, лица его не было видно, но полицейский и так прекрасно понимал, кому он мог понадобится в такое время.

-Что тебе нужно?

-Вы знаете об убийстве священника?

-Знаю, и что?

-Почему Вы не арестуете меня?

-Потому что не вижу в этом смысла.

-То есть как?

-Если ты делаешь все это, значит, тебе позволяют делать это. Я не в силах это пресечь – окажись ты в тюрьме, невинных жертв может стать еще больше.

-Но кто? Кто мне это позволяет, по-Вашему?

-Тот, кто любит тебя. Безответная любовь – сказка. Любовь всегда взаимна. Только Ваша с первого дня своего была сопряжена со смертью, обманом и насилием. Такова, видно, ее жизненная линия. Разорви эту нить – и сразу прекратится эта ужасная череда смертей. Но разорвать ее извне нельзя – жизнь и так уже достаточно это показала нам всем. Разорвать ее может только один из вас. А причем тут я? Я всего лишь человек. И кроме того, я буси. Разъединять другого буси с его любимой я не могу и не имею права.

Они поклонились друг другу и расстались.

 

***

 

Утром Сэйдо-сан приедет в дом Орихары снова – на этот раз, чтобы осмотреть труп вдовы адвоката. Он будет долго говорить с Йоко, а Юми не застанет его – она уедет в город.

Не помня себя, как оглашенная носилась Юми по всему городу в поисках шаманки, способной возвратить мятежный дух рикши обратно в преисподнюю. Входила она в один дом – там ее внимательно выслушивали и обещали помочь. Как только называла она имя Рю – все делали круглые глаза и прогоняли прочь несчастную девушку.

Входила в другой дом – там вовсе отворачивались как от прокаженной и не желали разговаривать. В третий, в четвертый – все повторялось, и при одном упоминании мертвого буси сторонились ее, пугались ее слов и спешили скорее выпроводить за дверь.

Она уже почти отчаялась, когда забрела на окраине Укё в одну маленькую хижину, по одному висевшему над которой андону поняла, что здесь тоже живет шаманка. Наверное, и здесь ничего не получится, решила она, но от затеи попытать счастье все же не отказалась.

-Рю? – переспросила шаманка.

-Да. Его зовут Рю.

-Что ж, госпожа, садитесь. Я налью Вам чаю и расскажу историю о нем.

Юми уже ничему не удивлялась и не задавала никаких вопросов – она так устала за целый день всем пересказывать одну и ту же историю, которая ранила ее и не давала ей покоя, что этот короткий перерыв в беге по кругу не только вселил в нее надежду, но и позволил немного передохнуть.

-Этот человек происходит из старинного рода вассалов Нагаёси. В 1509 году Миёси Нагаёси один восстановил на троне Ёситана, канрэем при котором был знаменитый Такакуни. Они были друзьями, но со временем их дружба ослабла, и когда Такакуни попал в беду, Нагаёси не смог или не захотел спасти своего друга. Тогда брат канрэя Хосокава Харумото, его давний противник, решил восстановить свою власть. В 1527 г. всемогущий Такакуни, атакованный войсками Миёси Мотонага и Хосокава Харумото, вынужден был бежать из Киото. В 1531 г. в Сэццу Хосокава Такакуни вынужден был покончить с собой. Фактическим главой военного правительства стал Хосокава Харумото. Но в 1543 г. в борьбу с ним вступил Хосокава Удзицуна, объявивший себя преемником Такакуни. Он призвал Миёси на свою сторону. Памятуя о прежней дружбе, Нагаёси согласился и вскоре привел Удзицуна к власти – как и прежде, воспользовавшись силой своей армии. С тех пор род Нагаёси был обласкан властью и купался в роскоши. Много владений подарил Удзицун своему вассалу, включая знаменитую крепость Ишида, на месте которой стоит нынешний Токио. А Токугава Иэясу даже подарил ему часть владений в Нидзе – там, где сейчас стоит Ваш дом, госпожа…

-Откуда Вы знаете?

-Я расскажу, но позже.

-Хорошо. Что было потом?

-Нагаёси, хоть был богат и имел сыновей, все же страдал одним недугом – душевным. После событий в Киото в 1543 году, когда в инциденте погиб Хосокава Харумото, Нагаёси стал подозревать измену в рядах своих воинов. Он собрал всех, кто остался в живых после инцидента в Киото, и после долгих и мучительных пыток казнил их. Но многие из его бывших воинов стали простыми крестьянами – и тогда он велел своим вассалам разыскивать их и приводить к нему, что они и делали. Десятками он пытал и казнил этих нечастных в Ишиде. Десятками. Но легче ему все же не становилось – он все бредил и бредил этой изменой. Пока наконец в одну из ночей его воины не схватили и не убили местного колдуна. По преданию, после его смерти кошмары оставили Миёси, но уже очень скоро кошмар из сновидений превратился в кошмар наяву – мертвый колдун и его товарищи встали из могил и убили несколько воинов Миёси. Днем об этом все забыли, чтобы не тревожить умерших, но в следующую ночь они вновь восстали и перебили остаток войска дайме. Днем Ишида жила спокойной мирной жизнью – а ночью вопли мертвецов сотрясали ее стены и заставляли души ее обитателей трепетать от ужаса. В одну из ночей колдун явился в последний раз – тогда он убил всю семью Нагаёси, кроме хозяина. Чуть живой от страха, Миёси увидел лишь покидающих Ишиду призраков крестьян… Оставшись в крепости один, в ту же ночь он совершил сеппуку. Крепость перешла в руки его брата – дальнего предка того человека, о котором Вы говорите.

-Рю?

-Старайтесь без нужды не произносить это имя. Оно принадлежит миру мертвых, а мы пока еще из мира живых… Так вот. Прошли века – наступила эпоха Реставрации, и многие потомки Нагаёси оказались на обочине жизни. Ишида была разрушена, а владения в Нидзе заложил один из его прадедов, старый Такаюки-доно. Деньги он вскоре прогулял, так что семья его сына осталась в Синдзюку, бедном токийском квартале. Там он и появился на свет в год Дракона… Его жизнь вам, должно быть, известна – ее большая часть прошла у вас на глазах и при вашем участии. А главное – при участии вашей сестры. А тем более известна история его смерти. Теперь он вернулся. Но пришел он сюда не по своей воле. За несколько дней до того злополучного дня ко мне пришел Ваш отец и спросил, что будет, если потревожить сон покойника. Я рассказала ему о последствиях и рассказала все то же, что только что сказала Вам. Но он не послушал меня… Несколько лет назад он приобрел эти владения в Нидзе, которые по праву принадлежали семье Иоши. Чтобы получит права на них, он допустил несколько злоупотреблений с бумагами. Начался спор об этих владениях. И чтобы доказать свое на них право, Орихара-сан решился вскрыть могилу Иоши и Рю, чтобы убедиться в их кончине. Так и сделали. Но если старой Иоши здесь нечего было делать, и незачем было возвращаться, то у Рю остался один долг, который он решил вернуть. Вы понимаете, о чем я говорю…

-Что же теперь делать? У меня погибли родители, еще двое ни в чем не повинных людей. Можно ли это остановить?

-Вы верно думаете, что со смертью Вашей сестры все закончится. Но я должна Вас разочаровать. Да, Йоко стала причиной его возвращения. Но он почему-то не хочет уходить. Он решил остаться. Забрав Йоко в мир мертвых, ему пришлось бы навсегда оставить этот мир. Но он твердо решил остаться. Во всяком случае, об этом говорят все события последних дней.

-Зачем это ему?

-Не знаю. Знаю только то, что для этого ему надо утвердиться здесь. Вернув себе родовые земли и обосновавшись на них, он сможет остаться здесь навсегда.

-Вы хотите сказать, что дело не только в Йоко?

-Возможно. Возможно, он хочет остаться здесь с ней.

-Дело в доме?

-Думаю, да. Заметьте, что он совершает убийства на земле Нидзе, которая принадлежит ему по праву феода. Он тут князь, и волен казнить или миловать на своей земле. Ваш отец, ваша мать, священник, полицейский – все погибли вблизи дома, на земле, принадлежавшей клану Нагаёси. Все говорит о том, что он готовит почву для своего основательного возвращения в этот мир…

-Что же делать? Как воспротивиться этому?

-Боюсь, что это невозможно. Химико мертва, равно как и те, кто потревожил сон Рю – только эти трое могли возвратить его обратно. Больше никому это не под силу.

-Значит, надо принять все как есть, правильно?

-Не думаю, что все так просто. Вы можете сильно пострадать – он убивает всех, кто стоит между ним и Йоко. А Вы – хотите Вы этого или нет – входите в их число хотя бы потому, что его первая жизнь и смерть состоялись на Ваших глазах. Вы из той жизни, из которой его вытолкнули и воспоминания о которой он скорее хочет уничтожить. А Вы – одно из таких воспоминаний.

-Что же делать?

-Вам надлежит как можно скорее покинуть дом в Нидзе. Поезжайте в дом Вашей семьи в Эдогаве. Куда угодно, хоть на Фудзияму, главное – подальше оттуда.

-А как же Йоко?

-Она уже давно не в этом мире. Хоть ее тело и живо, а душа умерла вместе с ним, много лет назад. Причем убила ее она сама. Своей нерешительностью и тем, что обрекла на смерть того, кто безраздельно владел ее сердцем. Оставьте их – Вы все равно бессильны. Подумайте о своем спасении.

 

***

 

Домой Юми летела как оглашенная – ей не терпелось рассказать сестре обо всем, что она только что услышала. Стоило же ей ступить за ворота, как в глаза начало бросаться все, что окружало дом, и чего еще вчера здесь не было. В саду слышен был шорох – Юми повернула голову и увидела огромное количество змей, ползающих по земле туда-сюда. Однако в отличие от вчерашней гостьи они уже не были столь дружелюбно настроены – стоило Юми сделать шаг в сторону тянивы, как от них послышалось воинственное шипение. Сразу несколько змей направились в ее сторону с явно враждебными намерениями.

Она вбежала в дом. Йоко как ни в чем не бывало хозяйничала на кухне.

-Йоко! – вскричала Юми. – Что происходит в саду?

-А что там?

-Он полон змей!

-Да? Надо же, а я и не заметила…

-Откуда они взялись?

-Говорю тебе, я не знаю.

-А где мама?

-Ее отвезли в морг, - Йоко отвечала сухо и безучастно, даже не глядя на сестру.

-Когда же похороны?

-Еще не знаю. Сэйдо-сан сказал, что сообщит дополнительно.

-Мне нужно тебе что-то сказать.

-Может быть, не сейчас. Я немного занята, вечером у нас будет гость, и мне нужно приготовить ужин.

-О чем ты думаешь?! Мне нужно сказать нечто важное, и сделать это я должна сейчас, - Юми с силой схватила Йоко за рукав кимоно и рванула его на себя что было сил. Ужас охватил ее при виде лица сестры – оно было мертвенно бледным. В некоторых местах оно даже покрылось чем-то вроде трещин – такими обычно покрываются лица покойников, едва заметные, эти синие борозды устрашают и отталкивают взгляд созерцающего их. Глаза Йоко напоминали огромные кровавые лужицы – они не светились, как у обычного человека, а блестели алым светом. Не было видно зрачков, только глазницы полностью были залиты багрянцем. Рука сестры была холодна как могильный камень – Юми отдернула десницу и в ужасе отшатнулась от этого призрака в человеческом обличье.

-Что с тобой?

-А что? Что-то не так?

-Ты… Ты…  - только и могла бормотать Юми.

-По-моему, ты устала. Ты ведь почти не спала эту ночь, верно?

Юми только мотнула головой в знак согласия.

-Ступай к себе и поспи. Вечером ты должна быть в лучшем виде – надо встречать гостя.

Юми даже не спросила, кого сестра имеет в виду – настолько поразил ее внешний вид родного человека. Не чувствуя под ногами опоры, она добрела до своей комнаты, заперлась там и проспала до самого вечера. Когда она проснулась, то долго сидела перед зеркалом и думала. Во все, что происходило последние дни, было трудно поверить. Но еще труднее было поверить в то, что произошло вчера и сегодня. Сначала смерть матери, потом эта дикая исповедь шаманки, а потом Йоко… Нет, не может быть! Это был всего лишь сон – тяжелый и неприятный сон, какие бывают после утомительного дня. Такое не могло произойти в действительности.

Юми оделась и вышла в залу. Первым делом вгляделась она в знакомые, но уже и словно чужие черты сестры. И к счастью и к удивлению своему обнаружила она, что все, что она видела накануне, было всего лишь видением – глаза у Йоко были самые обычные, а если и покраснели зрачки, то только от усталости и горя, что постигло их семью в продолжение последних дней. Она была неестественно бледна – белила делали свое дело, да и Юми не отличалась особым румянцем на щеках. Сестры улыбнулись друг другу – сейчас как никогда важна была взаимная поддержка и понимание, они остались одни в целом мире, и потому должны были держаться друг друга.

-Мне нужно тебе что-то рассказать, - вновь произнесла Юми, когда они стали ужинать.

-Сделаешь это после. Сейчас у нас гость.

-Гость? – удивленно вскинула брови Юми.

Внезапно ширма отодвинулась и на пороге показался самурай. Облаченный в красивое белое кимоно и хакама, с пучком на голове и мечами на поясе, он был похож на героя эпохи Сэнгкоку. Войдя, он учтиво поклонился, сложил катану на пол  и сел за стол. Вглядевшись в его лицо, Юми содрогнулась сильнее прежнего – перед ней во всей своей мертвой величественной красе сидел Рю!

Огромные, расширенные зрачки закрывали его глазницы, бронзовое в прошлом от загара лицо стало белым как скала, а синие трещины покрыли его словно каналы – изрезали вдоль и поперек. Лицо его походило на маску призрака из представлений театра кабуки. Потеряв от ужаса дар речи, Юми обратилась лицом к сестре – и только сейчас увидела, что она ничуть не изменилась с момента их последней встречи. Все те же синие морщины, все та же нечеловеческая бледность и тот же могильный холод исходили от нее. Не в силах совладать с собой, Юми выскочила из-за стола и отшатнулась к стене.

-Юми, вернись, пожалуйста, - спокойно произнесла Йоко.

-Но… он мертвый! И ты! Ты тоже!

-Успокойся, прошу тебя, ты позоришь нашу семью перед гостем, - голос Йоко изменился, он стал больше похож на шипение, издаваемое змеями в их тяниве. Она лукаво улыбалась, смотря на своего мертвого любовника – и кровь стыла в жилах Юми, и страх сковывал ее движения, но жажда жизни заставила взять над ними верх. Она резким движением перемахнула комнату и бросилась прочь из дома. Однако, ей не удалось сделать и пары шагов, как стая безумных змей преградила ей дорогу к выходу.

О, ужас! Осторожно, стараясь не делать резких движений, попятилась она назад. Вернулась в комнату.

-Так-то лучше, - произнесла Йоко. – Теперь вернись за стол и извинись перед Рю-сама за свое поведение!

Самурай великодушно кивнул головой:

-Не стоит.

От его голоса мурашки побежали по всему телу несчастной девушки – он звучал как гром среди ясного вечернего неба над Киото. Рокот, издаваемый им, заглушал все вокруг, и внушал ужас. Кому угодно – только не Йоко. Не сводила она глаз со своего любимого в этот вечер, и это еще больше ужасало бедную Юми.

-Как видишь,  - продолжила Йоко, - наш гость тебе знаком. Отныне он будет жить здесь вместе со мной и с тобой. О том, что мы находимся в его владениях, тебе, наверное, уже известно. До той мерзавки, что наплела тебе Бог весть чего, мы добрались, к сожалению, позже тебя. Ну да ладно…

-Вы? Жить? Но он мертвый! Как он будет здесь жить?

-Что за глупости? Если он сидит перед тобой, значит он живой. А намеки подобного рода оскорбляют нашего высокочтимого гостя. Ты, право же, заставляешь меня краснеть!

-Это пустое, - вновь зарокотал Рю. – Для нее я и впрямь мертвый. Для всех из мира живых я самый что ни на есть мертвый. Но смерть телесная ничего не означает и ни о чем не свидетельствует. Мы живы, пока жива память о нас, и в силах любого живущего воскресить свою любовь, как бы далеко она от него ни находилась…

-Зачем ты вернулся?

-Это долгая история.

-Мне теперь спешить некуда. Тебе, я вижу, тоже.

-Я не хотел этого делать. Так решил твой отец. В погоне за богатством и кошельком, он потревожил кости тех, кого не следовало тревожить, даже если бы от этого зависела его жизнь. Вот что значит незнатное происхождение – деньги для него были важнее всего на свете! В первый раз он изгнал меня из дома в Эдо, потому что я был недостаточно богат. Во второй раз он покусился на чужое богатство – и поплатился за это жизнью. Тебе должно быть известно, что тот, кто потревожит чужую могилу, вскоре сам станет ее гостем!

-Но почему ты не ушел после его смерти? Что еще тебе от нас надо?

-Мне уже ничего не надо. Я не ушел, потому что сила любви оказалась сильнее той силы, что тянула меня в мир мертвых. Сила любви заставила меня остаться…

-И сила любви заставила тебя убивать ни в чем не повинных людей?

-Не я их убил, но сама любовь их убила. Высшие силы, карма определили нас с твоей сестрой друг для друга… - Юми взглянула на Йоко, та слушала призрака с каким-то раболепным восхищением, не в силах отвести от него глаз. – Они стояли на пути между миром мертвых и миром живых, не давали этой нити связать нас до конца. А этот путь смертельно опасен! Я не хотел смерти твоей матери, но она своими действиями ставила все под угрозу. Она могла сделать Йоко несчастной, а меня заставить вечно скитаться по миру мертвых, так и не найдя спутницу буси.

-За что же ты убил полицейского и священника? И эту несчастную шаманку?

Рю расхохотался. Йоко тоже улыбнулась, глядя на него.

-Нашла, о ком переживать! Они нашли то, чего искали. На моей земле я хозяин и имею право казнить и миловать. А они кто такие?! Кто их звал для того, чтобы решить мою судьбу? Судьбу, которая находится в руках моего сегуна?!

Юми опустила голову. Слишком много ответов сыпались весь день на ее голову, и она не знала, куда деться от этой волны.

-Что же теперь будет? – сквозь слезы спросила она у Йоко. Та лишь обняла ее как в детстве и прижала к себе. Она заговорила с ней так же тепло и нежно, как прежде, когда они были еще детьми, и старшая сестра во всем оберегала младшую, помогала ей, защищала от всего, что могло бы ее напугать.

-О, милая Юми! Не переживай так! Теперь, когда нет никого, кто мог бы помешать нашему счастью, все будет хорошо…

-А я?

-А что ты? Разве ты желаешь зла своей сестре? Разве ты сделаешь что-нибудь, что повредит мне или моему счастью?

Голос Йоко был таким теплым и вкрадчивым, что Юми не могла не поверить своей сестре. У нее не было на всем белом свете больше родной души, кроме той, которая, несмотря на все свои ошибки, совершенные что сейчас, что пять лет тому назад, осталась все той же ее любимой сестрой. Все тем же родным существом. И если не доверять ему, то кому же?

-Конечно нет, что ты!

-Пойми, Рю не хотел никого убивать. Он лишь спасал себя и нас. Нашу любовь, которую я так вероломно предала пять лет назад… - Йоко уронила голову на грудь и из глаз ее брызнули слезы. Глядя на нее, Рю проронил скупую слезу. Юми взирала на все происходящее и не могла в это поверить – эти чудовища оказывались на ее глазах такими же слабыми влюбленными, какими были тогда, в Эдо. Тогда между ними встало все общество. Сегодня оно снова попыталось помешать их счастью – но уже не смогло, прошедшая испытания кровью любовь стала закаленной и сильной. И, как знать, может быть на это была воля Провидения…

Потом все немного успокоились, и даже Юми смирилась с мыслью, что может быть в происходящем нет ничего страшного – во всяком случае такого, что заставило бы ее опасаться за свою жизнь. Они пили чай и даже смеялись, сидя в заново отстроенном тясицу. Змеи куда-то делись из сада, и никто не вспоминал о них так, словно их никогда там и не было. Потом все улеглись. Юми спала крепко, как ребенок, сжимая в руках игрушку. А Йоко и Рю предавались своей любви со всей страстью, какая накопилась в них за годы разлуки, забыв хотя бы на эту короткую ночь обо всем на свете – как в ту ночь в хижине Такаюки или в те несколько счастливых вечеров, когда их ласкал и оберегал берег Йокогамы…

Утром Юми снова и снова возвращалась к словам шаманки о том, что ей следует спасать свою жизнь и покинуть дом, вернувшись в их владения в Эдо. Слова уже не казались такими страшными, она видела ситуацию с реальной стороны. Но и лишенными здравого смысла их нельзя было назвать – в конце концов, она бы только мешала здесь счастью влюбленных.

-Ты решила уехать? – Йоко взволновало решение сестры.

-Да, я вернусь в Эдо. Я подумала, что университет лучше заканчивать там, он дает более престижное образование.

-Как же я буду без тебя?

-У тебя теперь есть Рю. Да и потом я еду всего на полгода, что остались мне до окончания. Так что скоро вернусь, и все будет по-прежнему.

-А как же похороны мамы?

-Организуй все сама. Я слишком любила ее, чтобы видеть мертвой.

Вечером Йоко провожала Юми на вокзал. Сестры не сдерживали слез- расставание в такую минуту, после всего, что свалилось на них, было тяжелым испытанием. Но с другой стороны слишком много всего случилось – в такие моменты бывает необходимо побыть в одиночестве, чтобы внутри тебя все стало на свои места.

Поезд прибыл. Стоянка была недолгой – всего пять минут, но и их хватило, чтобы Юми успела оставить в вагоне свои вещи и выйти на перрон, чтобы проститься с Йоко. Они обнялись на прощание уже перед самым отходом состава. Йоко направилась к выходу в город, как вдруг… скрип тормозов и дикий крик толпы заставили ее обернуться. Рельсы были в крови. Юми лежала навзничь перед поездом, но только до пояса. Нижняя ее часть была под локомотивом. Она истекала кровью. Она умерла.

Какая-то женщина из толпы прокричала, показывая пальцем на Йоко: «Это она! Он сумасшедшая! Держите ее!» Но ее никто не слышал – все бросились вытаскивать Юми в надежде, что ей можно еще помочь. Йоко хохотнула и не торопясь направилась домой.

Войдя в дом, она закричала:

-Любимый! Я сделала это! Юми больше нет! Никто больше не помешает нам…

Пройдя по комнатам, она не обнаружила Рю. Но куда он мог деться?

-Рю! – позвала она. Никто не откликался. Вышла в сад – там тоже никого не было. Исходила весь дом и не переставала кричать:

-Рю! Рю! Отзовись! Где же ты, Рю?! Рю!

Так она кричала всю ночь. Утром она поняла, что он не вернется. Но все еще продолжала бормотать его имя. И даже когда полиция ворвалась в дом и Сэйдо-сан встал перед ней в полный рост, она все еще говорила одно только слово:

-Рю! Рю! Рю!..

 

***

 

Сэйдо-сан появился в доме неспроста. После того, как вторая шаманка из Укё была убита сразу после того, как у нее побывала Юми, инспектор Шибэй доложил следователю о находке:

-Вторая шаманка за эти дни погибла, Сэйдо-сан!

Следователь горько поморщился и опустил глаза.

-Кто на этот раз?

-Она же. Свидетели говорят, она. Сначала у нее побывала ее сестра…

-Юми?

-Да. А после того, как она ушла, сразу несколько человек сообщили, что видели, как в дом вошла красивая девушка, похожая на посетительницу, только чуть старше нее.

-А что там с этим человеком из Накагё? Владельцем зоомагазина?

-Мы допросили его. Он показал, что пару дней назад она купила у него несколько ядовитых змей!

-Что за чушь! – ударил кулаком по столу Сэйдо. – Как он мог продать ядовитых змей тому, кто не умеет с ними обращаться?

-К ним прилагалась инструкция…

-И все равно его надо наказать! Он продал орудие убийства!

-Согласен с Вами, Сэйдо-сан! Только и это еще не все.

-Что еще?

Шибэй протянул шефу письмо.

-Только что получили…

Сэйдо-сан давно служил в полиции, а предки его происходили из старинного самурайского рода, так что его с полной уверенностью можно было назвать стреляным воробьем. Но от того, что он сейчас читал, даже ему стало нехорошо:

 

«Уважаемый Сэйдо-сан! Меня зовут Орихара Юми и я опасаюсь того, что моей жизни угрожает опасность. Не так давно город облетел слух о том, что нашу семью преследует дух покойного рикши Рю, в которого давным-давно была влюблена моя сестра Йоко. Будто бы вызвала его она или мой отец, который зачем-то вскрывал могилу Рю вместе с Вашим покойным коллегой, инспектором Ямагути. Началось все с того, что мой отец под влиянием рассказа Йоко поколотил на улице какого-то рикшу. После этого он погиб. Я знаю, что погиб он не огне пожара, а от удара вакидзаси – я нашла меч недалеко от сосновой рощи на следующий же день. Йоко сказала, что провела там ночь вместе с Рю, когда папу убили, а Рю был потомком самурайского рода, и потому я ничуть не удивилась находке, и тоже поверила, что он явился в мир живых, чтобы отомстить тем, кто пять лет назад заставил его умереть. Испугавшись и сочтя, что он может оставить нашу семью в покое, я выбросила меч с обрыва. Но этим не кончилось – затем столь же странной смертью погиб Ваш коллега Ямагути, который не владел мечом. Мне не известны подробности этой смерти…»

 

«Зато мне они известны», - подумал Сэйдо и отложил письмо. В голове вновь всплыла сцена беседы с Йоко, которую он встретил вскоре после убийства и после беседы с ее матерью. Он обещал Соре найти убийцу ее мужа и Ямагути – не было сомнений в том, что это был один человек. Но лиши он жизни ее родную дочь – была бы она рада такому повороту событий?!

-…Мой отец попытался распорядиться жизнью своей дочери…

-И потому ты убила его…

-Ты так усмехаешься? Но почему? Что занимательного ты в этом находишь? Или ты не боишься меня, как боятся все?

-Брось. Никто тебя не боится, и уж во всяком случае не я. Отомстив Орихаре, ты успокоишься? Нет, и потому не рассказывай мне сказки о том, что он один сломал твою жизнь. Не поэтому и не за этим ты здесь.

-А зачем же тогда?

-Ни я, ни Орихара, ни Ямагути не вкладывали в твою руку дзигай тем вечером. Никто из нас не заставлял тебя сначала врать всем подряд о своей любви, а потом убегать от судьбы…

-Ты хочешь сказать, что виновата я одна?

-Ты по-прежнему самозабвенно и глупо влюблена в него. Причем настолько, что отрицаешь очевидное. Пойми же наконец – именно отмщение ему и есть причина твоего нахождения здесь, рядом с твоей семьей! Для тебя это смысл жизни! А ты только и делаешь, что ходишь вокруг да около и губишь ни в чем не повинных людей!

-Я люблю его и пронесу эту любовь даже через ад…

 

«…Йоко в это время стала всем рассказывать о том, что Рю вернулся к ней, они периодически встречаются и она очень счастлива от этого и вообще скоро они будут жить вместе. Мать смотрела на нее как на сумасшедшую, а я верила ей и не могла ей перечить. Она приглашала в дом подруг, они запирались в комнате и будто бы он даже приходил к ним туда, но я ни разу его не видела.

Потом был убит священник, которого наняла мать, чтобы он изгнал дух Рю из нашей семьи…»

 

И снова в памяти Сэйдо всплыла встреча с Йоко – но уже другая, в темном переулке недалеко от его дома.

-Что тебе нужно?

-Вы знаете об убийстве священника?

-Знаю, и что?

-Почему Вы не арестуете меня?

-Потому что не вижу в этом смысла.

-То есть как?

-Если ты делаешь все это, значит, тебе позволяют делать это. Я не в силах это пресечь – окажись ты в тюрьме, невинных жертв может стать еще больше.

-Но кто? Кто мне это позволяет, по-Вашему?

-Тот, кто любит тебя. Безответная любовь – сказка. Любовь всегда взаимна. Только Ваша с первого дня своего была сопряжена со смертью, обманом и насилием. Такова, видно, ее жизненная линия. Разорви эту нить – и сразу прекратится эта ужасная череда смертей. Но разорвать ее извне нельзя – жизнь и так уже достаточно это показала нам всем. Разорвать ее может только один из вас. А причем тут я? Я всего лишь человек. И кроме того, я буси. Разъединять другого буси с его любимой я не могу и не имею права.

 

«…Подозревая в этом Рю, моя мать упросила Йоко обратиться к шаманке по имени Химико – именно к ней Йоко ходила сразу после смерти отца. Про нее говорили, что она настолько сильна, что может вызывать мертвых из преисподней и наделять их человеческими чертами, после чего они живут среди людей, и никто не в силах их изгнать. Но она застала ее мертвой. И наконец от укуса непонятно откуда взявшейся змеи погибла моя мать. Все это время я связывала происходящее с появлением Рю в нашей жизни.

Но вчера все изменилось – придя домой, я застала сестру в каком-то ужасном виде. Глаза ее светились алым светом, которого я прежде не видела. По всему саду и дому ползали змеи, всюду пахло смертью. Я хотела рассказать сестре о том, что была у шаманки, которая рассказала мне о мистическом возвращении Рю с того света, но она ничего не желала слушать и только повторяла, что вечером у нас будут гости. Вечером же мы с ней сели за стол и она принялась мне рассказывать о том, что планирует жить здесь вместе со мной и с Рю. При этом она все время смотрела в пустое место за столом, где он якобы сейчас сидел. Но на этом месте никого не было. Я испугалась, что сестра сошла с ума и попыталась выбежать в сад, но там было так много змей, что мне пришлось вернуться. Я поняла, что мне не уйти, и стала говорить с сестрой.

-Вы? Жить?  - спрашивала я ее. - Но он мертвый! Как он будет здесь жить?

-Что за глупости? Если он сидит перед тобой, значит он живой. А намеки подобного рода оскорбляют нашего высокочтимого гостя. Ты, право же, заставляешь меня краснеть!

-Зачем же он вернулся?

-Это долгая история.

-Мне теперь спешить некуда. Тебе, я вижу, тоже.

-Никто не хотел этого делать. Так решил твой отец. В погоне за богатством и кошельком, он потревожил кости тех, кого не следовало тревожить, даже если бы от этого зависела его жизнь. Вот что значит незнатное происхождение – деньги для него были важнее всего на свете! В первый раз он изгнал Рю из дома в Эдо, потому что он был недостаточно богат. Во второй раз он покусился на чужое богатство – и поплатился за это жизнью. Тебе должно быть известно, что тот, кто потревожит чужую могилу, вскоре сам станет ее гостем!.. Сейчас же сила любви оказалась сильнее той силы, что тянула Рю в мир мертвых. Сила любви заставила его остаться…

-И сила любви заставила тебя убивать ни в чем не повинных людей? – я все поняла, не было смысла дальше играть в эту никчемную игру, и я стала говорить с Йоко откровенно.

-Не я их убила, но сама любовь их убила. Высшие силы, карма определили нас с Рю друг для друга… Они стояли на пути между миром мертвых и миром живых, не давали этой нити связать нас до конца. А этот путь смертельно опасен! Я не хотела смерти твоей матери, но она своими действиями ставила все под угрозу. Она могла сделать меня несчастной, а Рю заставить вечно скитаться по миру мертвых, так и не найдя спутницу буси.

-За что же ты убила полицейского и священника? И эту несчастную шаманку?

-Нашла, о ком переживать! Они нашли то, чего искали. Не забывай, что я старшая дочь и я наследница всего состояния отца. В моих владениях я имею право казнить и миловать. А они кто такие?! Кто их звал для того, чтобы решить мою судьбу? Судьбу, которая находится в руках сегуна?!

-Что же теперь будет? – спросила я, и тут Йоко будто растаяла.

-О, милая Юми! Не переживай так! Теперь, когда нет никого, кто мог бы помешать нашему счастью, все будет хорошо…

-А я?

-А что ты? Разве ты желаешь зла своей сестре? Разве ты сделаешь что-нибудь, что повредит мне или моему счастью?

-Конечно нет, что ты!

-Пойми, я не хотела никого убивать. Я лишь спасала себя и нас. Нашу любовь, которую я так вероломно предала пять лет назад…

После этих слов я поняла, что сестра моя больна и оттого мне опасно находиться с ней рядом. Сказавшись, что лучше бы мне было закончить учебу в Университете Токио, я добилась разрешения поехать в наш дом в Эдо, куда сейчас и отбываю, а Вас прошу только об одном – позаботьтесь о сестре. Неизвестно, каких бед она еще натворит, оставшись одна в этом треклятом доме…»

 

Сэйдо отложил письмо. Как не хотел он делать этого – но все же придется. Когда они уже были вблизи дома Орихары, Шибэй сообщил о том, что свидетели пару часов назад видели, как Йоко толкнула сестру под поезд на киотском вокзале. Поезд шел в Токио...»

 

***

 

Мы выдохнули – Такеши-сан закончил свой рассказ.

-Такеши-сан, по традиции моногатари Ваша история как рассказанная в конце и впрямь самая страшная, - меня терзало любопытство. – Но откуда Вы узнали эту городскую легенду?

-Это не легенда, - лукаво улыбнулся Такеши. – Недавно я узнал, что в Нидзё дешево продается дом, который принадлежал покойному адвокату Орихаре. Продавал его киотский муниципалитет. Когда я поручил своему адвокату узнать его судьбу, он рассказал мне, что дом принадлежал семье убитого адвоката, которого убила собственная дочь, признанная сумасшедшей. Потому дом не вошел в наследственную массу и был признан выморочным имуществом, которое, как известно, поступает во владение муниципалитета. Цена его была очень привлекательной, и я купил его. – Такеши потрясал в воздухе какими-то бумагами. – Вот, даже документы уже подписали.

-Что ж, в таком случае не обмыть ли нам это приятное событие? – предложил я. Все поддержали мое начинание, и вскоре ужас от рассказанной Такеши-саном истории сменился веселым настроем дружеской пирушки.

-А ведь по традиции моногатари в конце должен появляться призрак или чудовище! – шутил Такеши, выпивая чашку за чашкой.

Немало саке мы выпили в тот вечер, и лишь когда расходились по домам, я заметил, что Такеши-сан забыл в кресле бумаги, которыми бахвалялся пару часов назад. Я кинулся, чтобы догнать его, но он уже прыгнул в трамвай и был далеко. Снова грех любопытства одолел меня – я развернул бумаги… Такеши был прав – игра закончилась традиционно, призрак и впрямь был здесь.

Под договором, в углу, после слова «Покупатель», где должна была стоять подпись Такеши-сана, стояло начертанное кэндзи одно слово: «Рю»!

 

5 декабря 2016 г.

Челябинск

Братья Швальнеры
2017-07-09 15:46:24

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения