МИССИЯ ТЬМЫ

МИССИЯ ТЬМЫ

повесть

 

 родному полуострову Крым посвящаю.

 

ПРЕДИСЛОВИЕ автора

 

             Миссия Тьмы  - это историко-художественная повесть, первая из цикла  моих рассказов  о Крыме раннего средневековья. События, описанные в повести, происходят на рубеже X-XI веков, то есть на рубеже первого и второго тысячелетия. Это время условно принято считать завершением Раннего Средневековья – «Тёмных веков», длившихся более 500 лет.

            Обещанные мной рассказы выборочно охватывают в два раза больший период: с первого века до одиннадцатого, а поветь Миссия Тьмы, хотя и написана первой, как бы завершает весь цикл. Этот значительный «темный» период почти тысячелетней истории я, условно, называю «Время героев».

            У истории нет неинтересных времён, а вся периодика условна. Она (история человечества) развивается поступательно и непрерывно, и вместе с тем, она часто показывает аналогии событий и тенденций, происходивших в разные времена, как бы говоря нам: нечто похожее уже было.

            Описывать все выдающиеся мировые события первого тысячелетия нашей эры не позволяет мне формат предисловия. Разве что указать на самые глобальные процессы,  повлиявшие на последующее формирование евразийской цивилизации, но в первую очередь на развитие родной мне Таврис, Таврики, Херсонесос – Таврического, Хацарии. Это распространение и развитие христианства, ставшего государственной и мировой религией, освятившей крестным знамением почти все уголки Европы, и определившего её мировоззренческое, культурное и политическое развитие на последующие столетия. Это великое переселение народов, навсегда изменившее национально-этническую и политическую карту Европы, и сравнимое разве что с последующей эпохой географических открытий. Это возникновение и активное расширение ислама, являвшегося одной из образованнейших культур того времени, его экспансия с Аравийского полуострова до Индии и Испании. Это создание и существование с периодами слабости и могущества одной из самых значительных и «просвещённых» мировых империй: Византии, или Ромейской (греческой) империи, повлиявшей на культурное и техническое развитие окружающих её народов, в первую очередь – славян (несмотря на неоднозначность, а порою и «кровавость» их взаимоотношений). Все перечисленное это далеко неполный перечень самых значительных событий «вселенского» масштаба, произошедших во «Времена героев». 

            Почему я так называю первое тысячелетие? Потому что этот период окутан мифами и легендам. Период смены традиций и ценностей часто очень болезненной. Время постоянной борьбы всех со всеми, требовавшее выхода на «сцену» истории выдающихся «героических» личностей, чей образ будет окутан ореолом таинственности, эпичности, а иногда и волшебства уже в Высоком Средневековье, а особенно в  века просвещения и романтизма.

            Иногда, даже трудно отличить какие из воспетых потомками героев первого тысячелетия вымышленные, а какие реальные. Ведь при этом надо понимать, что вымышленные героические персонажи, как правило, имели вполне исторический или собирательный прообраз, а герои, существование которых не вызывает никакого сомнения, иногда совершали поступки и подвиги не поддающиеся рациональному объяснению.  У каждого народа этого исторического периода есть свои как выдуманные, так и реальные эпические персонажи в стиле Конана-варвара.  К вымышленным, но от этого не менее интересным можно отнести: короля Артура с окружающими его рыцарями и волшебником Мерлином; Зигфрида – победителя дракона, с сокровищами Нибелунгов; полумифического конунга викингов Рагнара Кожаные Штаны, русских богатырей: Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алёшу Поповича, Яна Усмошвца – кстати, имеющих вполне реальные исторические прототипы, правда, существовавшие в разные временные рамки. К абсолютно реальным, но не менее интересным можно отнести: Карла Великого с Роландом, Генриха I – основателя Саксонской династии, Константина Великого, Лейфа Эрикссона – приплывшего в Америку, близких нашей истории: Рюрика, Святослава Игоревича, Рохдая Удалого, Владимира Великого и многих-многих других. А если уйти от «боевой» темы, можно перечислить имена выдающихся подвижников, ведших апостольскую деятельность  в далёких и враждебных языческих краях: папа Климент, Косьма и Дамиан,  папа Мартин, Иоанн Готский, Кирилл и Мефодий. Эти списки можно продолжать бесконечно, но в этом нет необходимости. Такое количество реальных и мифологических «героев» описанного периода можно сравнить разве что с гомеровским  отрезком Древней Греции: Одиссей, Ахиллес, Геркулес, персонажи Троянской войны и т.д. Можно добавить, что в это время жил основатель одной из мировых религий Пророк Мухаммед.

            В века Раннего Средневековья, когда великие империи рушились, возникали и опять рушились под ударами новых, ещё более могущественных объединений на одних и тех же территориях в течение нескольких столетий, Крым не стоял на краю цивилизационных процессов. Напротив, не став центром никакого государственного образования в силу своей географической обособленности, полуостров входил в состав многих государств, будучи лакомых куском для проходящих завоевателей. Впитав в себя романо-греческую культуру и технологии в достаточно развитую таврскую почву ещё со времён античности, Таврика находилась на пересечении двух великих мировых путей: из Азии в Европу (Великий Шёлковый путь) и с Севера на Юг («из варяг в греки»). А также на пути переселенческой экспансии многочисленных народов Поволжья, Средней Азии и Кавказа. За десять столетий через Крым прошли, кроме уже живущих там тавров, скифов и греков: римляне, гунны, авары, ятвиги, булгары, печенеги, венгры, половцы. Великие завоеватели аланы и готы – казалось бы, разные народы, впитав в себя романскую и греческую культуры, приняв в Крыму христианство, осели, объединившись здесь в один этнос – готаланы, и ассимилировавшись с потомками тавроскифов, надолго стали основным земледельческим и военным населением Крыма – носителями местной культуры. Не менее страшные завоеватели – хазары, приняв в Таврике иудаизм, включили полуостров в состав своего могущественного каганата, на века определив его названия среди европейцев, как Хацария. И даже когда под ударами Святослава, уже ослабленное к тому времени хазарское царство пало, в Крыму среди местных элит  ещё долго оставались носители хазарских и иудейских традиций. Наконец - это усилившиеся в десятом веке княжества славян, в первую очередь с центром в Киеве, обратившие свой взор на богатые в материальном и культурном отношении земли «греков». Не важно, откуда пришло христианство на Русь, из Иерусалима или Константинополя, в любом случае оно пришло из Крыма. И когда на огромных территориях киевского, полоцкого или новгородского княжеств население строило капища Перуну, Чернобогу и прочим языческим идолам, в Крыму существовало огромное количество христианских храмов и монастырей – центров образованности и книжности того времени. И, наконец, несмотря на территориальные притязания всех вышеперечисленных народов, Крым, всё это время, оставался в сфере влияния, а чаще и под прямым протекторатом «Империи римлян» (Византийской).

            Период с 1 по 11 столетия – «Темные века», «Времена героев» - достаточно интересный пласт истории, чтобы им интересоваться!

 

 

 

 

 

Десятки нор мышей и пауков

В истерзанных потрескавшихся стенах.

Дошедший к нам из сумрака веков,

Тот дом участник страсти и измены.

 

Ран серых стен не видно под плющом,

Они свидетели любви, тоски и крови:

Здесь ждал любовник, спрятанный плащом,

И дуэлянты встав, нахмуривали брови.

 

За столько лет он повидал всего,

Дверей источенных угрюмыми глазами.

Возможно, ведьмы прятались в него

И воины гремели сапогами.

 

Мир прошлый в нем как будто отражен,

Он не сторонник новых удивлений.

Сей дом всегда бывает погружен

В обитель снов и сказочных видений.

 

 

 

Равеннский пролог

 

 

            Зимняя ночь быстро накрыла Равенну. С Адриатики шёл туман. На улицах было не морозно, но сыро и потому – зябко.  Большинство жителей уже отдыхали и только немногочисленные часовые перед кафедральным собором Воскресенья Христова, да такая же малочисленная стража у дворца архиепископа обменивались короткими криками подтверждая: город может спать спокойно, что само по себе уже было божественным благом, учитывая наступившие смутные времена.

            В одной из тайных комнат епископского дворца еще не ложились. Если кто-нибудь мог подслушать разговор в покоях архиепископа, иногда переходивший почти на шепот, то услышал бы что встретились мужчина и женщина, но это было не любовное свидание полное трепетной неги и страсти, а скорее деловой разговор влиятельных заговорщиков. Один голос принадлежал достаточно пожилому мужчине, он прекрасно говорил на латыни, хотя его кончиковые согласные выдавали уроженца юга Франции. Женщина, уже не девушка, но ещё не старуха, если такой вывод можно сделать только по голосу, тоже говорила на латыни, но по сильному восточному акценту можно было понять, что язык римлян не является для собеседницы языком детства.

            – Ты считаешь, что ему нельзя открыть тайну его происхождения!

            – Он молод и горяч, узнав, кто он есть на самом деле, как он себя поведет? В данной ситуации для него пока безопасней не знать, чья кровь течет в его жилах. Если он выдаст себя раньше времени,  у него появится столько врагов, что он вряд ли доживёт до следующего рассвета! Нет, пусть всё задуманное до поры останется тайной известной только мне, тебе, и нашим друзьям! Наши цели слишком значимы и столь же сложны, чтобы подвергать их случайному риску. С того момента, как я стал наставником Оттона, я, как и его мать-гречанка, готовили императора к великой цели: воссозданию единой Римской империи. Мальчик получил прекрасное образование и наделён смелостью своего деда, но, к сожалению, ему не хватает последовательности и жесткости государственного мужа, многие поступки его импульсивны. Он так часто меняет плащ воина на власяницу отшельника, что идущие за ним князья потеряли направление. Нет, в другой ситуации, как духовник, я только бы приветствовал его религиозные опыты, но только не в лице императора, чья плоть и дух принадлежат великому предназначению, угодному Господу!

            – Он продолжает общаться с этим монахом Ромуальдом?

            – Да, и как папа, я не могу помещать этому, ведь аскетического праведника почитают за святого.

            – Ты больше не веришь, что молодой император сможет осуществить свою миссию?

            – В нем течёт кровь славных монархов, слава богу, благодаря влиянию мудрого дожа Пьетро и епископа Гериберта, он всё-таки решил вернуть Рим как воин, прежде чем навсегда стать святым отшельником. Нет, Оттон не станет Карлом Великим, но Господь не оставил нас, он послал мне Николая и тебя - Меридиана!

            – Ты что-то задумал? – спросила женщина, которая, как мы теперь знаем, носила странное имя Меридиана.

            – Как я сказал тебе: Бог не оставил нас! Оттон сейчас идет на Рим, силы его не велики, но вскоре на помощь должен подоспеть Гериберт с большим войском. Как папа я присоединюсь к ним, взывая итальянцев к покорности. Думаю, император сможет вернуть контроль над Римом с помощью германских мечей, а успех в Италии укрепит веру в него северных князей и герцогов. Когда в империи римлян и франков закончится смута и наступит мир, поддерживаемый германским оружием на равнинах и флотом нашего союзника дожа Орсеоло на море, мы сможем обратить свои взоры на восток. Тем более что и потомок диких гуннов Иштван теперь крещен, и получив от меня корону,  не так опасен, как раньше. Чего нельзя сказать о хаджибе аль-Мансуре. Когда в Кордове правил просвещённый аль-Хакам, мы были почти союзниками!

            – Возможно, покойный халив и интересовался наукой, но ещё больше влекли его юноши! – насмешливо заметила Меридиана.

            – Да простит господь его грех! – воскликнул мужчина, именовавший себя папой:

            – Иногда одаренные и интересные люди странны в своих наклонностях. Хорошо, что к моим грехам молва не относит мужеложство, а только связь с красивыми женщинами. Моё рвение к наукам приписывают влиянию дьявола. Так считает чернь, меня же интересует знание, дарованное всевышним. Квадривиум, что необразованная толпа, по своему незнанию, относит к колдовству, я воспринимаю как проявление божественного порядка и точности. Древние трактаты и наблюдение за небесным сводом давно привели меня к мысли, что земля круглая. Тогда, как большинство из моего окружения продолжают считать земную твердь плоской. К сожалению, я не могу делиться знаниями со всеми, разве что с тобой, Меридиана –  умная дочь учёного! И если бы аль-Хакам сам не интересовался знаниями эллинов, разве собрал бы он в Кордове столько мудрейших мужей, к коим, безусловно, относился и твой отец. Возможно, тогда бы я, будучи монахом, под руководством своего учителя епископа Ато, не прибыл бы с посольством в Кордову.  Сколько милых сердцу знаний, сколько рукописей я привёз из этой поездки, благодаря твоему отцу! И разве не проявление божественной точности, что ты, дочь кордовского философа, наделённая красотой, умом и мужским характером стала моей спутницей! И уж точно божественной милостью является то, что ты, Меридиана, кроме всех возможных достоинств, какими всевышний только может наградить женщину, ещё и имеешь кровь хазарских принцесс!

            – Это было так давно, Герберт, что остатки моего народа ни за что не признают во мне кровь каганов Великой Хазарии, к тому же мои предки больше чем триста лет назад крестились, а дед принял ислам.

            – Они не признают Меридиану, но женщине, в которой течет кровь Ирины, дочери правителя Боспора, жены императора Константина, обязаны подчиниться, и не важно, сколько столетий прошло, право крови останется правом крови. Тем более что твоё происхождение могут подтвердить наши друзья – твои родственники в Херсоне Трайхейском. – уверенно заявил мужчина, которого звали Герберт.

            – Что нам даст признание моей крови народом, держава которого пала под ударами славянских племён.

            – Мой замысел велик и труден в исполнении, но вполне понятен в голове. Чтобы соединить империи, нам нужны лояльные императоры в Старом и Новом Риме. Мы поможем навести порядок Оттону на западе, после чего государь может отказаться от мира и служить Господу в обществе святого Ромуальда, возможно, что и Оттон станет святым подвижником.

            – Тем более что у него нет прямых наследников – подхватила Меридиан:

            – Но как решить вопрос на востоке? В Константинополе правит Василий – это храбрый правитель-воин, его боготворит армия!

            – Пускай мы открыто не справимся с Василием, но все мы ходим под Богом! Во-первых: ему давно за сорок, а у него нет наследников. Василий больше заботится о своих солдатах, чем о семье и продолжении рода, он ведь до сих пор холост. Его младший брат Константин не на много моложе императора, к тому же он никудышный правитель, только в отличие от Оттона, государственным делам он предпочитает не молитву, а кутежи, и уж точно не сможет опираться на армию и народ. Что касается мужественного Василия - воинская удача переменчива, однажды он чуть не погиб в битве у Трояновых ворот, кажется, он опять собирается идти походом на булгар и только одному Богу известно, чем закончится это предприятие. На окраинах Романии не спокойно. Прошли чуть более десяти лет с последнего мятежа полководцев, и здесь нам уместно использовать моего воспитанника Николая.

            – Но он не знает ни отца, ни матери!

            – Зато я знаю всё и могу доказать что Николай – потомок знатного рода. Его героический отец был племянником Никифора, его солдаты два раза провозглашали императором.

            – Я слышала, что отец Николая одним боевым кличем мог заставить бежать вражеское войско!

            – Молва всегда преувеличивает силу героев, но то, что он был умён, мужественен и опытен в военном деле - истинная правда. Я вижу это по Николаю. С тех пор, как его мать Адралестина, изгнанная на Хиос, опасаясь за жизнь младенца, передала его на попечительство хиоскому монаху, живущему в пещерном монастыре, а тот,  в свою очередь,  передал мальчика миссии аббатства Боббио, он превратился в сильного мужа.  

            – Николай тщательно тобой оберегаем, я сама недавно узнала о его существовании, почему?

            – Вначале я думал направить его по своим стопам в монастырь, но когда до меня дошли слухи о гибели его отца в сражении у Абидоса, я передумал. Десять лет Николай был моим учеником, его познаниям в арифметики, геометрии и астрономии могут позавидовать мудрецы Кордовы или Константинополя. Однако я, готовя своего подопечного к большим целям, не ограничивал знания воспитанника только рукописями,  представив его ко двору императора как своего племянника. Последние четыре года Николай тренировался с лучшими офицерами Генриха Баварского. Он атлетически сложен, владеет мечом, и я давно уж перестал тягаться с ним в верховой езде. И хотя он не участвовал в боевых походах,  и не искушён в практике приступов, засад и сражений его теоретические знания и кровь отца сделают свое дело. В целом я в нем уверен! Кстати, он просил отпустить его в поход на Рим с отрядом Оттона, да и император рассчитывал на ещё один верный меч,  так что мне стоило больших усилий оставить его в Равенне.

            После некоторой паузы, как будто говорящие хотели удостовериться, что их никто не подслушивает, мужской голос продолжил:

            – Несмотря на активность халифата и пиратов, дож Пьетро согласился выделить один неф для перевозки планируемой экспедиции. Есть трудность в сборе отряда верных людей, но я решу и этот вопрос. Франки, германцы, венецианцы, было бы неплохо найти несколько десятков греков. Для похода я готов привлечь даже своих знакомых иудеев и мавров из Кордовы. Вы отправитесь в плавание в земли Хацарии, или как называют её греки – Херсонесос-Таврический. Там в городе Херсоне, коим правит хазарский род Цулы, ты найдешь много своих соплеменников. Жители Херсона не любят Василия, отдавшего город на разграбление киевскому конунгу Владимиру, так что ты встретишь там не только свой народ, но и множество недовольных константинопольской властью. Херсону принадлежит область, именуемая Готией. Набрав войско среди местных, ты, на правах хазарской принцессы,  провозгласишь Николая, сына Варды Фоки, императором, и вы двинетесь на оставленный Василием Константинополь.

            – Твой план столь же грандиозен, как и труден – возразила Меридиана:

            – Допустим, я и Цула соберём отряд из хазар и греков, недовольных Василием, но идти на столицу...

            – Когда провинции узнают, что восстание в Готских Климатах  поднял сын Варды,  к вам присоединятся Антиохия и Каппадокия. Если наш замысел удастся, и мой наставник станет императором греков, а Оттон предпочтёт тронному залу монашескую келью, я употреблю всё свои связи, чтобы убедить епископов и князей провозгласить Николая императором римлян и франков – великая империя Константина возродится! Ты же, Меридиана Хазарская, воссоздашь каганат от Понтийского моря до Итиля, с которого много веков идет на Европу Тьма! Как христианка с помощью рода Цул, также  принявшего нашу веру, ты распространишь Святую Церковь на земли язычников и возможно остановишь их извечный варварский путь бесчинств и грабежей на империю.

            – Мои предки поклонялись Тенгри, затем одна их часть приняла ислам, другая веру иудеев, узнав тебя, я крестилась, впрочем, как и многие из моего народа, живущие среди греков, франков и римлян. То, что задумал ты, станет и моим планом, но о какой «тьме» с востока ты говоришь, из-за Итиля встаёт солнце?

            – Ты знаешь, что благодаря твоему отцу мои знания в астрономии, заставляют трепетать напыщенных неучей, так что, откуда встаёт солнце, я знаю! Только когда оно садиться на западе именно с востока начинает свой путь тьма, та самая Тьма, которая привела к нам Атиллу и гуннов, затем булгар, с коими много лет воюет Василий, твоих предков – хазар, унгров. Теперь Тьма привела пацинаков, чьи ханы правят в великой степи от Итиля до Гипаниса. Но и этим всё не закончится. У меня много информаторов: странствующие монахи, подвижники, несущие апостольскую проповедь в земли язычников. Там, за Итилем, на краю земли растёт новая сила, и эта Тьма, вырвавшись из бескрайних степей, сокрушит пацинаков и штормовой волной докатится до нас. Я иногда думаю – продолжил Герберт: - зачем Бог позволяет Тьме идти на нас, почему не удержит её? И я вижу только один ответ: Он хочет, чтобы мы, силы несущие Божий свет, объединились, вот для чего я ратую возродить империю! Отнюдь не из личных амбиций, как ты можешь подумать. Если мы, крещёные народы, не сможем объединиться, нас поглотит Тьма, и тогда и Новый и Старый Рим будут разрушены, как было уже... И что будет тогда с наукой, варварам Тьмы не нужны книги и астролябии!

            – Но зачем столь сложный путь к объединению, почему тебе и Оттону просто не договорится с Василием о дружбе двух братских империй под одной церковью?

            – Гордыня и алчность сильных мира сего, ослепление и невежество! Будучи папой, я не могу победить симонию в наших землях, а что говорить о востоке, константинопольские патриархи давно считают свою духовную власть выше папской! Ещё немного и святая церковь развалится, нет, только единый император единой империи с единым духовником всех христиан смогут спасти наш мир от надвигающейся Тьмы!

            – Есть ещё мавры на юге и западе, их ты не боишься?

            – Сарацины не так страшны, мы ведь долгое время жили с тобой в Кордове. Последователи Магомета образованней и просвещенней многих  христиан. У нас неисправимые разногласия, но мы, хотя бы, верим в единого Бога и признаём Библию. Нет, когда я говорю о Тьме, я имею в виду не силы халифов, с ними ещё можно договориться!

            Герберт сделал паузу в своей пафосной речи, затем продолжил:

            – Осталось только договориться с племенами, живущими по течению Данаприса. Их конунг Владимир, бывший противник Константинополя, с принятием Святой Церкви стал союзником Василия. Впрочем, для заключения союза я отправил туда епископа Бруно. Так же опасайтесь язычников – пацинаков – хозяев бескрайних, в прошлом - хазарских, степей от Готии до Итиля. С завтрашнего дня готовься к путешествию, а я посвящу Николая в его миссию.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

На великой дорогой стелется пыль:

То ли черный день, то ли белая ночь.

Чьи-то ноги топчут степной ковыль,

Крики гибнущих ветер уносит прочь.

 

Многорукий огромный встает великан,

Как пример всем безжалостным монстрам.

Кому - правда и смерть, кому - жизнь и обман,

Но свой меч я держу всегда острым.

 

Его латы калились священным огнем

И подобны мерцающим звездам,

Тонны крепкой брони и оружия на нем,

Но свой меч я держу всегда острым.

 

Колоссальный как небо, живуч как земля,

Победить его в битве не просто,

Его прячет луна, ему светит заря,

Но свой меч я держу всегда острым.

 

Захвативший пол мира, отважен и дик,

Он удался и силой и ростом,

Горизонта не видно от шлемов и пик,

Но свой меч я держу всегда острым.

 

 

 

Николай

 

 

            Архиепископ Леон был не только служителем господа, но и вполне светским правителем. В обществе графов он не брезговал  такой азартной забавой, как охота. Хотя  папа Сильвестр, почти год находящийся в Равенне из-за римской смуты, не одобрял подобные увлечения архиепископа. Сегодня был особенный день, в город с коротким визитом пожаловал дож соседней Венеции могущественный Пьетро Орсеоло – хозяин Адриатики. Дожу в этом году исполнилось сорок лет, он был на пятнадцать лет моложе папы Сильвестра, и в отличие от последнего, как и Леон, не чурался светских развлечений. Дож Пьетро был умён и любвеобилен, о чём свидетельствовали одиннадцать детей произведённые от него на свет. Сильвестр был заинтересован в помощи значительного морского союзника. К тому же Орсеоло, как опытный государственный муж, оказывал положительное влияние на молодого императора, склонного к противоречивым поступкам. Правда сейчас Оттон был под Римом и не мог встретиться с правителем Венеции. В виде исключения и ради дожа пожилой папа не только благословил, но и сам принимал пассивное участие в травле.

             Охота была в своей кульминации. Зверя гнали с азартом и свистом дикарей,  знать резвилась на славу, и только два человека не интересовались охотой и держались особняком. На взгляд стороннего наблюдателя эти двое представляли полную противоположность.

            Наконец день стал клониться к вечеру, и вся титулованная компания направилась в город. Не въезжая в Равенну, два упомянутых мной всадника, молча покинули спутников и направились в ближайшую рощу. Сосновые деревья кругом не представляли непролазную чащу, а редкие низкие фисташки не мешали открывающемуся виду.  Солнце садилось, разноцветная заря с преобладанием различных оттенков розового и фиолетового освещала окрестные холмы, создавая атмосферу мрачной таинственности и романтизма. В лесу стали просыпаться ночные птицы, а далёкий вой волка заставлял лошадей нервно шевелить ушами.

             Всадники выехали на открытую поляну, в центре которой возвышалась круглая двухъярусная часовня покрытая большим монолитным куполом. Её стены из бело-серого известкового камня имели десять выступов, и несколько окон по периметру. Тяжёлый купол украшали двенадцать каменных скоб. Часовня являлась бывшим мавзолеем Великого Теодориха, именно к ней направлялась столь несхожая парочка.

            Один из всадников, возрастом пятьдесят пять лет, был одет в длинный серо-черный плащ из лёгкой шерсти с темно-красной отделкой.  На его груди, сверху накидки наподобие фанона, красовалась цепь со знаками папского престола. Мужчина был худощав, от чего казался высоким. О такой худобе принято говорить – суховат, но это была не болезненная сухость, а жилистая худоба - признак умеренного образа жизни. Из рукавов плаща выглядывали кисти рук с длинными пальцами. На голову от зимнего холода был накинут капюшон, так, что можно было разглядеть только лицо. Оно было худощаво и благородно. Выделялись умные решительные глаза, красивый правильный греческий нос. Волевой подбородок скрывала аккуратно подстриженная чёрно-рыжая борода, уходившая под капюшон. Под всадником был такой же, как и хозяин, жилистый поджарый конь вороной масти с загаром и белой проточиной на лбу. Седло и сбруя, украшенные папскими знаками, казались удобными для возраста седока. Пожилой всадник с накинутым капюшоном был не кто иной, как Герберт Аврилакский и Реймский – как называли его немцы, Жильбер де Орильяк – по-французски или Джерберто ди Ауриллак – как называли его итальянцы, первый папа французского происхождения Сильвестр II.

            Сопровождавшему папу всаднику на вид было лет тридцать. Он выглядел скорее воином, чем духовником. Его коротко подстриженные чёрные волосы, чёрные глаза и щетина такого же цвета, а также строение скул, форма носа и прочие черты лица выдавали в нем уроженца Каппадокии. Несмотря на правильные черты и отсутствие видимых недостатков мужчину нельзя было назвать красавцем. Его внешность не отталкивала, но настораживала. Выражение лица могло показаться надменным, но это было не призрение, а скорее решительность. Рыцарь внимательно смотрел на собеседника, ненавязчиво выказывая почтение старшему спутнику. Можно было предположить, что прямой взгляд слегка исподлобья смотрящий открыто глаза в глаза, и презрительно сжатые губы не относились непосредственно к папе, а отличали привычку второго всадника не робеть перед любым, будь то собеседник или противник.  Хотя они возвращались всего лишь с охоты,  спутник святого отца был одет в стальные  латы с красивой золотой насечкой и вооружён длинным широким мечом, позже получившим название «скандинавский». За седлом папской лошади также висел длинный охотничий нож бившей ей по крупу. Пускай святой отец и не собирался им пользоваться, их маленький отряд вполне мог отразить нападение волков или небольшой шайки разбойников, вот почему их отделению от остальных охотников никто не придал значения. Из-за того, что оба мужчины сидели на лошадях, а второй всадник ещё и закованным в латы, было трудно определить его рост. Скорее всего, он был среднего роста, не высок, не низок, не худ и не толст. Туловище в броне казалось массивным, можно было бы сказать, что оно похоже на бочонок, но только в данной ситуации это было бы не насмешкой, а восхищением. Ноги были не длинные и сильные. Спутник папы был крепок и коренаст, его фигура напоминала тело борца или атлета, поднимающего тяжести. Казалось, что никакому урагану не удастся сдвинуть его с места против воли. Под ним был такой же богатырский конь чалой масти на мощных ногах, белых до скакательного сустава, с белой лысиной на морде. Сбруя коня была аскетичной, и ограничивалась только обычным седлом, стременами, уздечкой и удилами.

            Всадники остановились у бывшего мавзолея и, не слезая с коней, продолжили разговор.

            – Мой мальчик, раздвоенный Рим становится все слабее и слабее. Знать на востоке и западе интересуют только личные доходы, а тем временем варвары атакуют границы империи. В Риме смута, Константинополь часто вынужден платить дань язычникам. Где строительство крепостей, где укрепление границ как при Константине, Юстиниане или Карле. Меровинг создал империю франков, но он не смог вернуть Испанию, на далеком острове Британия саксы и кельты объединились в королевство, а что ждет нас? С востока идет сила, которую не остановить без централизации власти. Если мы не объединимся под одной верой, одним императором, одной столицей то наши дети или будут семь раз в день молиться на восток или того хуже – стану язычниками.

            Рыцарь внимательно, но равнодушно слушал наставника, он привык к поучениям папы и считал их разговорами для времяпровождения.

            – Николай, прошло много лет с тех пор, как я принял тебя на воспитание. Вначале я готовил тебя в служители Господа, но не рядовым монахом. Ты получил прекрасное образование, недоступное многим сановникам нашего времени. Ты постиг тривиум и квадривиум, и из тебя в будущем мог бы получиться просвещенный аббат или епископ, но чем больше ты взрослел, тем сильнее я видел в тебе проявление героической крови твоего отца.

            Николай не знал своего отца и почти не помнил мать. Его раннее детство прошло в маленьком пещерном монастыре на острове Хиос, а позднее - в монастыре Боббио, расположенном в горной местности Северной Италии, откуда в прислужники и ученики забрал его аббат Герберт.

            – Кто был мой отец? – Николай поймал себя на мысли, что впервые задаёт этот вопрос наставнику.

            – Твой отец был славным воином Христовым, но сегодня, увидев, как ты возмужал, он мог бы тобой гордиться. На правах приёмного отца, я готовил тебя к великой цели, всё величие которой не могу сам осмыслить.

            Далее папа Сильвестр в нужных для Николая деталях пересказал свой разговор с Меридианой, подслушанный нами накануне.

            Николай был шокирован обрушившейся на него информацией. Всю свою жизнь он был верным спутником отца Герберта, учеником, охранником, собеседником. Николай, живший в детстве у греческого монаха, в отличие от Сильвестра немного знал греческий язык, и поэтому иногда даже выступал в качестве плохого переводчика текстов античных мыслителей, но он никогда не думал, что Герберт готовит его к некой самостоятельной цели. Проведя юность в монастыре, Николай и там, кроме как корпел над книгами, не чурался любой тяжелой работы, а когда учитель отпускал его за пределы аббатства, совершал длительные восхождения на горы, поэтому вырос здоровым и физически сильным. Четыре года назад, Жильбер де Орильяк получивший кафедру епископа Равенны,  вывел подопечного из почти монашеской, так как Николай до сих пор не был пострижен, жизни в аббатстве, в свет. Будущий папа знал о благородном происхождении своего воспитанника, поэтому относился к нему не как к слуге, а как к равному, иногда даже представляя Николая своим далёким племянником. Светская жизнь давалась Николаю с трудом, комфортней всего он чувствовал себя в обществе германских солдат и офицеров епископской вассальной стражи. Благодаря образованности и физической силе он также снискал уважение в среде военных. За четыре года он научился сносно владеть мечом и хорошо освоил приемы боевой верховой езды. Его атлетическое сложение и сильные ноги не оставляли учебным противникам шансов победить Николая в безоружной борьбе. А умение читать позволило изучить некоторые известные трактаты по военной стратегии, так что Николай вполне мог считаться грамотным офицером. Но всё это воспринималось учеником папы как своеобразная игра, как естественный ход жизни, а не подготовка для важного будущего. И хотя мир кругом был переменчив, Николай в душе считал, что все житейские бури должны пройти стороной, а он так навсегда и останется под началом Герберта в качестве его верного ученика-телохранителя.

            – Я посылаю тебя во главе небольшого отряда в далёкое путешествие в Готские Климаты, расположенные на острове Таврика – прервал размышления Николая Сильвестр.  

            – Там, в городе Херсоне, ты должен помочь  некому Георгию Цуле – стратигу города в отстаивании наших общих интересов. Он крещёный хазарин. С ним и местным епископом пройдёте по епархии, собирая народ. Среди готов и хазар много недовольных властью Василия. Они хотят снять опеку  Константинополя и жить самостоятельно. Нам это на руку, но у них нет лидера, кроме самого Цулы. Стратиг Херсона носящий звание  протоспафария, находится на императорской службе, и не может претендовать на высшую власть, поскольку в глазах всех будет лишь низкородным мятежником. Им нужны лидеры царской крови.

            – А признают ли они меня за своего главаря – усомнился Николай, слушая наставника всё с большим удивлением.

            – Твой отец был знатного рода, солдаты два раза провозглашали его императором. Достигнув Херсона, ты найдешь Георгия и передашь ему на словах моё благословление на общее дело, а также этот светлый топаз, как знак добродетельности.

            Из складок плаща папа достал бесцветный переливающийся камень размером с небольшое куриное яйцо:

            – Писать слишком рискованно, рукописное доказательство, попади оно в руки наших врагов, подпишет тебе смертный приговор, а мне скандал и, возможно, анафему.

            – Но как топаз докажет что я не самозванец, это некий символ? – поинтересовался Николай, любуясь редким драгоценным камнем.

            – Это не просто драгоценный камень, он часть некоего древнего иудейского  терафима, хранящегося в Хацарии. Говорят, что он попал туда вместе с войсками персидского царя Камбиза, и представляет для местных иудеев огромную ценность. Я приобрёл этот камень у одного арабского философа в Кордове, путём, неподобающим моему нынешнему сану, от него же и узнал о существовании терафима. Одного топаза, переданного Цуле, будет достаточно, чтобы он приложил максимальные усилия для успеха общего дела. Кроме того, ты отправишься не один, и я подразумеваю не только отряд наёмников и вассалов под твоим началом...

            – Меридиана! – позвал Сильвестр.

            Из часовни вышла женщина, её внешний вид мог удивить кого угодно, тем более Николая, чей опыт общения с противоположным полом, не смотря на годы, оставлял желать лучшего. Даме было более тридцати, то есть она была как минимум ровесницей Николая, или даже старше. Большинство известных ему женщин возрастом около сорока выглядели почти старухами, но та, чьё имя было Меридиана, не относилась к их числу. Большие черные глаза, поднятые брови, розовые как лепестки роз слегка одутловатые губы красивой формы, правильный маленький нос, и может быть слегка великоватые уши с большими мочками, скрытые под копной тёмно рыжих волос. Кожа женщины выглядела гладкой практически без морщин. На Меридиане был обтягивающий мужской брючный охотничий кожаный костюм, наподобие тех, что носят варвары, слишком откровенный, подчёркивающий все достоинства её прекрасной фигуры: округлые бёдра, тонкую талию и упругую грудь.

            – Познакомься! – обратился папа к воспитаннику:

            – Это Меридиана, моя старая спутница.

            – Не такая уж я и старая! – насмешливо заметила женщина, с интересом рассматривая Николая.

            – Мы познакомились в Кордове, и я знаю её больше чем тебя – продолжил Сильвестр.

            Подобное заявление могло звучать двусмысленно, но сейчас Николаю было не до разбора интонации наставника. Всё внимание рыцаря было приковано к странной даме, вышедшей из дверей часовни.

            – Меридиана - принцесса народа, живущего от Готии до Итиля, по крайней мере, таковой была её далёкая прабабка Чичак, в крещении Феофана. Правда сейчас её держава пала, и у них нет верховной власти, но для нашего дела это даже к лучшему. Думаю, двух представителей знатных родов будет достаточно, чтобы собрать сторонников нашего дела. В Таврику вы отправитесь вместе. И пользуясь поддержкой рода Цул, соберёте народ из числа местных ромеев, готов и хазар. Но этого будет недостаточно. Дальше через Фанагорию вы двинетесь в земли зихов, везде поднимая людей. Дойдя до Каппадокии, ты найдешь там много сторонников своего отца. Этих сил будет вполне достаточно, чтобы поднят мятеж против Василия и заявить права на Константинополь. Для путешествия в Хацарию дож Пьетро предоставит нам один венецианский неф. Первоначально я думал, что вы сразу поплывёте вместе, но отдавать вас обоих на волю волн и дожа Орсеоло, значит подвергать неоправданному риску наше, и без того сложное дело. Поэтому Меридиана отплывёт из Венеции с купеческим судном, следующим в Херсон. Василий наш враг, но союзник Венеции, поэтому корабль без труда пройдёт Пропонтиду и, зайдя в Константинополь, достигнет Понтийского моря. До прибытия на место и обретения сторонников тебе всё время придётся носить мужскую одежду и называться мужским именем, например Джафар. – обратился Сильвестр к Меридиане: - впрочем, дамам из Кордовы не привыкать к подобному.

            Женщина красиво и звучно рассмеялась:

            – Ты хочешь, чтобы я пошла по стопам супруги покойного аль-Хакама влиятельной Субх. Хорошо мой повелитель, я буду мавританским купцом!

            – Меридиана прибудет в Херсон раньше тебя, и сможет подготовить почву к твоему приходу. Ты же, Николай, с отрядом отправишься на восток через королевство Унгров. Вы будете сопровождать миссию моего легата Астрика. Недавно он короновал Иштвана, и я назначил его архиепископом Грана, хочу, чтобы Астрик продолжил нести Святую Веру в те земли. Ваше совместное путешествие не вызовет подозрения, наоборот, оно будет почётной и благословленной миссией. Оставив архиепископа в королевстве Иштвана, ты пойдешь в земли булгарского царя Самуила. Он враг Василия, а значит наш союзник. У Самуила трудные времена, армия Василия разоряет его страну, сейчас она осаждает Дуростор. Если ты проявишь мастерство дипломата, ты получишь надёжного союзника. Я не рекомендую тебе вступать в открытое столкновение с имперскими войсками. У тебя пока нет военного опыта, и под твоим началом недостаточно солдат. Будет трагично, если ты погибнешь или попадешь в руки Василия не достигнув целей. К тому же, идти на битву будет смысл только в случае, если  ромеями командует сам император, и одним точным ударом на поле сечи решится история. За Булгарией от Адары по реке Гипанис начинаются великие степи, где господствуют кочевники пацинаки. Путь дальше слишком опасен и долог, поэтому в устье Доная или Истра вас будет ждать тот самый неф. В земле хацарской встретишься со стратигом Георгием и Меридианой, отдашь первому камень, и будете действовать по плану. А сейчас идем внутрь, я покажу тебе свою новую армиллярную сферу, это самый крупный прибор, изготовленный по моему эскизу равеннскими мастерами.

            Всадники спешились, Меридиана и Николай последовали за папой в глубь часовни. Николай шел следом за хазаркой, не анализируя, что пожирает её глазами. Он, конечно, не был монахом, связанным обетом безбрачия, а за последние годы, живя в Равенне, видел множество женщин, и нельзя сказать, что его не влекло к противоположному полу. Но годы юности, проведённые в аскетизме, не сделали его опытным ловеласом. К тому же Сильвестр, борющийся с конкубинатом, ни как не одобрял громкие случайные связи, а, живя при папском дворе, Николай не задумывался о браке.

            Герой шел рядом с Меридианой, легко прикасаясь к женщине, но его рыцарская броня не способствовала возникновению тактильных реакций. Поэтому он мог только украдкой рассматривать её совершенные формы, и чувствовать запах. Этот запах  был мягок и необычен, он влёк, легко кружа голову.

            Следуя за папой, парочка поднялась на верхний ярус часовни, где стоял пустой саркофаг Теодориха.

            – Очень символично – заметил Сильвестр: - что план, следуя которому вы отправляетесь в земли готов, мы окончательно обсудили у бывшего мавзолея их великого короля. А вот и моё любимое детище!

            Верхний ярус, на который опирался массивный купол, имел меньший диаметр. За счет этого между ярусами находился круговой балкон, с которого можно было вести наблюдения за звездным небом. На балконе стоял значительных размеров прибор, о котором папа отзывался с таким восторгом. Это был астрономический инструмент для определения координат небесных тел. Устройство, называемое армиллярной сферой, состояло из нескольких подвижных и одного неподвижного кольца или круга, изображающих небесную сферу с обозначением полюсов, горизонта, меридиана и месяцев.

            – Вот, по этой причине неучи считают, что я на «ты» с дьяволом, а это ведь чистая наука – брюзжал папа.

            Подойдя к прибору, Сильвестр внезапно стал похож на ребёнка, приблизившегося к заветной игрушке. Через некоторое время он был полностью поглощен своими наблюдениями, предоставив парочку самим себе.

            В ночном воздухе повисла тишина, изредка прерываемая криками хищных птиц или далёким волчьем воем, да, ещё, причмокивающим от удовольствия Гербертом.

            Николай застенчиво молчал, не решаясь начать разговор с Меридианой.  Его чувства были ему не подвластны. Глаза, уши и ноздри тянули к этой необычной, столь внезапно появившейся в его жизни женщине, но он робел, списывая робость на близость наставника. Первой начала разговор Меридиана.

            –  Раз уж судьба сажает нас в одну лодку, нам стоило бы узнать друг друга ближе.

            Николай ничего не понимал во флирте. В её голосе слышались насмешливые нотки, но даже насмешка была приятной.

            – Герберт рассказывал о тебе, но, как я понимаю, существование Меридианы для тебя полная неожиданность!

            Николай продолжал молчать, он не знал, как следует ответить, на сколько надо быть учтивым с этой странной и столь привлекательной особой. Меридиана не была юной невинной прекрасной девушкой, которых рыцарь редко, но видел на официальных церемониях или службах в городе. Она была ровесницей, если не старше, и, судя по наряду и манере держаться, не казалась стыдливой скромницей. Мужчина ни как не мог прийти в себя. Он не понимал, что мешает обрести столь внезапно потерянную стойкость духа: груз навалившейся информации, или ... запах. Этот слегка ощутимый  и вместе с тем головокружительный запах, исходящий от её тела. Возможно это был особый аромат неизвестных ему масел, но к ним примешивалось нечто большее, чего Николай никогда раньше не ощущал.

            – Я вижу, ты не слишком разговорчив – засмеялась Меридиана:

            – Кандидату в императоры следует развить ораторское искусство, иначе не только дамы, но и солдаты не будут знать, что им делать в твоём обществе!

            Меридиана отошла на противоположную часть балкона, жестом поманив за собой Николая. Он повиновался, и они оказались на другой стороне мавзолея, не видимые для папы.

            – Герберт решает всё очень быстро, если на подготовку к походу у тебя ещё будет какое-то время, то я послезавтра отбываю с дожем Пьетро в Венецию, где ждет меня корабль. На первом этапе у каждого из нас будет свой путь, а мы так плохо знакомы. Там, в Хацарии, я не хочу встретиться с войском под предводительством мужа, которого я не знаю, а значит, и не знаю чего от оного ожидать! Скоро Герберт налюбуется ночными светилами, и мы вернёмся во дворец. Завтра, как солнце начнёт садиться, я жду тебя в этой часовне для продолжения разговора.

            И Меридиан легко коснулась своими утончёнными пальцами руки Николая.

 

            Весь последующий день рыцарь провёл в странном волнении. Меридиану он не видел, хотя знал, что она также прибывает в покоях архиепископского дворца. Наставник больше не обсуждал с ним детали их грандиозного плана, но было понятно, что подготовка к походу продолжается. Часть времени папа провёл с дожем Венеции, отбывающим завтра. Наконец настал вечер. Николай, порывшись в своём маленьком гардеробе, переоделся в  лучшую рубашку, накинул на плечи плащ из теплой шерсти, и, спрятав в правый сапог засапожник, незаметно покинул дворец. Сев на заранее оседланную лошадь он отправился к месту условленной встрече находясь в необъяснимом волнении. Он не совсем понимал, зачем нужно это ночное свидание, задачи ясны, союзники известны! Но, увлекаемый неизведанной до вчерашнего дня силой, он и не думал отказываться от встречи. Свои нынешние ощущения он сравнивал с теми, что испытывал перед учебной борьбой с сильным противником из числа офицеров стражи. Когда хочется и избежать боя и ринуться в битву одновременно. Благо мавзолей Теодориха находился в предместье Равенны, в каких-нибудь десяти минутах верховой езды.

            Привязав лошадь рядом с входом, он осторожно проник внутрь. На первом уровне было темно. Постояв около минуты, Николай захотел выйти, сесть на лошадь и вернуться в Равенну. Он даже почувствовал некое облегчение.

            – Поднимайся наверх – услышал он знакомый голос, в котором звучала одновременно лёгкая ирония и мягкость.

            Этот голос он не перепутал бы ни с каким другим. Сердце его забилось сильнее, хотя тело вошло в лёгкий ступор.

            Николай поднялся наверх. Зал, где стоял пустой саркофаг,  освещался несколькими светильниками, стоящими по кругу и дающими легкое тепло, так как воздух на улице был прохладный. В центре этого импровизированного круга на толстых медвежьих шкурах сидела Меридиана. Её костюм, мало чем отличающийся по крою от вчерашнего, сегодня был из тонкой греческой парчи, той, что возится из Константинополя для местных модниц.

            – Иди ближе, я не собираюсь тебя убить – засмеялась Меридиана в своей манере.

            – Или ты боишься меня? Я знаю, вокруг Герберта ходят разные слухи, якобы в Кордове он встретил суккуба, обещавшую богатство и даже папский трон в обмен за любовь. Поверь мне, я не порождение дьявола, но магией всё-таки обладаю, только это магия не суккуба, а умной женщины, умеющей следить за собой и знающей чего хотят мужчины. Я действительно должна узнать тебя ближе, ведь цели, поставленные перед нами,  сложны и опасны. Что я знаю о тебе: непорочный мальчик, выросший при монастыре, не искушенный в интригах и хитростях. Твой отец, знавший нравы Константинополя,  как раз был полной противоположностью: осторожный, хитрый, опытный, но и это не спасло его от гибели. Непобедимого на поле боя и в дворцовых интригах, говорят, его отравили. Герберт не зря отправляет нас вместе, я буду твоей осторожностью и хитростью.

            Николай слушал Меридиану, ему нравилось все, что она говорит, дело было не в смысле слов, а в голосе, которым они произносились.

            – Откровенно говоря, я не верю в успех нашего дела – продолжила женщина:

            – Если тебя не убьют по дороге в Хацарию, а я не утону в морской пучине всё равно слишком много «но» и «если» станут на нашем пути. Я действительно благородного хазарского рода, но я никогда не была на родине. Даже если я смогу доказать своё происхождение при помощи наших союзников в Херсоне, смогу ли собрать народ? И ты не похож на харизматичного лидера, за которым пойдут другие! Нам надо объехать пол мира в поисках союзников, при этом не попасться сторонникам Василия, этого сурового и жестокого правителя-воина. Всё очень запутано. Оттон противник Василия. Могущество соседней Венеции держится на союзе и с тем и с другим. Иштван враг Самуила, но союзник папы. Самуил враг Василия. У самого константинопольского императора достаточно интриганов среди приближённых. При этом, Сильвестр, как наместник Бога, стоит над всеми, но власть его слишком условна. Если для готских  епархов слово папы ещё будет иметь вес, то далёкий константинопольский патриарх не зависит от Равенны. Да что говорить о Константинополе, если Рим, находящийся от нас в четырёх днях конного пути, изгнал папу и императора, и Оттон вынужден возглавить второй поход в этом году чтобы попасть в Авентинский дворец. А есть ещё мавры, разбойники, пацинаки! Нет, шансы, что нас зарежут, прежде чем мы опять увидим Герберта девять против одного! Впрочем, Герберт отдал тебе предмет, в определённых условиях обладающий огромной силой! Покажи мне камень, он ведь у тебя?

            Николай, боявшийся оставить драгоценность даже в епископском дворце, хранил камень в кошельке на шёлковом поясе под одеждой. Герой достал топаз и протянул его женщине. Меридиана взяла камень в ладонь, непристойно поглаживая его пальцами другой руки. Минуту она любовалась камнем, затем с неохотой вернув его Николаю.

            – При других обстоятельствах я бы настояла отдать топаз мне, но это только половина предмета. Найдя вторую часть, обладатель терафима будет наделён необычайной силой. Пока магический символ не собран воедино, камень несёт владельцу больше проблем, чем преимуществ. Путь слишком опасен, и я верю, что в твоих руках топаз сохранится лучше, чем в ладонях слабой женщины! Тем более что тебе неизвестно его предназначение, пока ты не посвящен, ты защищён от себя самого!

            Николай слушал собеседницу, не понимая её слова.

            – Что за терафим нужно собрать?

            – Ты всё узнаешь со временем! Скажем, с его помощью можно узнать будущее. Пока, всё что тебе следует помнить: храни этот камень как зеницу ока и никому не отдавай его до положенного часа, пока не найдешь вторую часть. Надеюсь, что в этот миг я буду рядом! Ты можешь спросить: зачем я, не верящая в успех предприятия, всё же соглашаюсь покинуть Равенну и отправиться за три моря? Ответ прост! Мне уже за тридцать! Жизнь проходит, а впереди женщину моего положения ждет только отверженная одинокая старость. У Герберта есть свои амбиции, и сейчас они совпадают с моими. Наша экспедиция – это шанс умереть или получить будущее, способное скрасить годы любой женщины, когда количество морщин на её теле, превысит количество мужчин её окружающих. Я не думаю, что и тебя, потомка великого отца, два раза провозглашённого императором собственными солдатами, устроит пожизненная должность офицера папской стражи. Но, не будем предсказывать грядущее, оно во тьме! Иди ко мне мой мальчик, я замерзла, зимние ночи в Равенне прохладны для такой нежной ткани, как парча моего платья!

            Меридиана, подошла к Николаю и, обняв его обеими руками за шею, прижалась всем телом.

            Голова рыцаря закружилась с новой силой. Он опять почувствовал аромат этого упругого и одновременно податливого тела. Повинуясь зову природы, он подхватил Меридиану, замешкавшись на некоторое время.

            – Идём на мех, слуги специально принесли сюда шкуры и светильники, мы же не настолько грешны, чтобы заниматься этим в пустом гробу Теодорика!

            Опыт Меридиан с лихвой покрыл неопытность Николая. Ночь была полна страсти. Рыцарь испытывал ощущения, не известные ему раньше, он окончательно опьянел этой женщиной. Только под утро, когда на востоке забрезжила тонкая полоска зари, любовники решили что пора возвращаться в Равенну.

            – Ты же не собираешься оставить меня здесь – нежно шепнула хазарка Николаю, целуя его в горячие губы: - слуги заберут все днём.

            Сев на одну лошадь, мужчина и женщина поскакали в сторону города, прибыв во дворец архиепископа с рассветом. Днем, переодевшись в мужское платье, Меридиана в свите дожа отбыла в Венецию. Николай, ожидая прибытия архиепископа Астрика, стал готовиться к трудному походу, понимая, что путешествие может состояться в один конец.

 

 

            После рождества в Равенну прибыл архиепископ Астрик, всё было готово к походу.  Сильвестр в последний раз встретился со своим наставником  и благословил Николая.

            Рыцаря беспокоил один  вопрос: почему пастырь всех христиан, отправляет его, воспитанного монахами, искать союзников среди иудеев, и помогать хазарке в восстановлении её такого далёкого от Рима государства. Своими сомнениями герой поделился с наставником.

            – Дело в том, мой мальчик, что в хазарском царстве есть великая река Ател, а за ней бескрайние степи, откуда тысячу лет идут орды варваров: хунны, авары, булгары, теперь пацинаки. Все они, угрожающие нашей вере и нашей истории, вырвались оттуда и были остановлены только силой христианского оружия, благодаря многолетним разорительным кровопролитным войнам. Как будто империи было мало готов с севера, как теперь норманнов, и мавров с юга. Хазары тоже вышли из тех степей, но они, единственные, кто остановился на границах восточной империи, а не пошёл на Константинополь или Рим. Их царство, на протяжении многих столетий воюющее с кочевниками в степях и маврами на Кавказе, стало стеной на пути других варваров, защищая империю с востока. Теперь оно пало! И я очень боюсь, что из-за Атела придёт  новая сила, страшней хуннов, которая, будто волна не встречающая сопротивления, докатится до земель нашей империи. И это когда нас и так теснят воинственные халифы! Вот почему так важно восстановить силы, объединив запад и восток, и вот почему я хочу возродить Хацарию!

 

            Папа, эскортируемый сильным немецким отрядом под командованием епископа Кельнского Гериберта, отправился под стены Рима на помощь императору Оттону III. А Астрик, в сопровождении маленькой армии Николая, отбыл в Гран.

            Несмотря на трудности в наборе солдат, Герберт применил всё свое влияние на вассальных епископов и князей, чтобы те выделили хоть какое-то количество людей. Причём папа прозорливо предполагал, что для задуманного на востоке, лучше идти с войском, набранным из мест, близких к восточной империи, знающим язык и традиции. Если армия Оттона комплектовалась германцами, то воины, последовавшие за Николаем, являлись свободными крестьянами, владеющими небольшими наследственными участками земли на восточных границах империи римлян и франков. Также в отряде было некоторое количество иностранцев: булгар и выходцев из Анатолии, служивших не за деньги, а за наделы. Общая численность отряда составляла семьдесят пять пехотинцев. Они не были профессиональными войнами-наёмниками – феодальной элитой, а являлись, как было сказано выше, ополчением стратиотов, призванных в армию за освобождение от всех налогов с их земельных наделов. Некоторые пошли в поход, не зная его цели, в надежде на открывающиеся перспективы воинской службы. И хотя боевой опыт у них отсутствовал, все солдаты под началом Николая были крепкими молодыми людьми, самому старшему из которых не было и сорока лет. Учитывая дальность похода, и то, что большая его часть должна была проходить пешим строем или на корабле, папские офицеры отобрали рекрутов, ориентируясь на их выносливость и повиновение – ропот или бунт в пути означал бы крах задуманного предприятия. Также в отряде не было  знатных отпрысков, заносчивость,  гордость и стремление к лидерству которых могла бы подорвать авторитет неопытного военачальника в глазах подчинённых. Николай единственный, если не считать небольшую личную свиту Астрика, путешествовал верхом, составляя всю конницу своей малочисленной армии, состоявшей из пехоты, оснащённой по принципам ромейского воинского искусства.

            Часть его солдат представляли собой облегчённых скутатов. Пехотинцы были вооружены длинным тяжёлым мечом-спатой, и защищены овальным щитом-скутумом. Их доспехи состояли из кожаного, а у некоторых и из ламеллярного панциря, под которым была надета шерстяная одежда, а сверху – стёганая куртка и птериги. Для дополнительной защиты использовались поножи, некоторые имели парамерионы, висящие на поясном ремне. В пользу мобильности передвижения и в силу ограниченного места на корабле решили отказаться от копий. Николай сделал ставку на защитную линию из больших щитов, с переходом в наступление мобильным подвижным отрядом и яростный ближний бой  оглушающими рубящими ударами как делали воинственные норманны.

            Другая часть лёгких пехотинцев выглядела как нечто среднее между токсотами и псилами. Лучники были вооружены византийскими луками длиной чуть более метра с короткими мощными концами и боекомплектом из сорока стрел на каждого. Для ближнего боя стрелки имели компактную спату или парамерион на поясном ремне. Доспехи этих пехотинцев состояли из кавадиона – стёганого ватного кафтана с хлопковой одеждой под ним и поножей. Лучники должны были ставить заградительную завесу из стрел перед защитной линией в обороне, и обеспечивать поддержку скутатов в наступлении.

            Кроме перечисленных воинов в обозе отряда находилось ещё пятнадцать человек кордовских евреев, отправленных папой для агитации иудеев Хацарии. Мелкие купцы, ростовщики, алхимики, философы, они не были воинами, способными участвовать в серьезном бою. Но, вооруженные ножами с кривыми рукоятками, вполне могли защищать обоз. Остальная часть крещёного отряда, разве что кроме самого Николая, не принимали иудеев, и они держались особняком на привалах или в арьергарде на марше.

            Сил было недостаточно, чтобы свергнуть константинопольского императора, но хватало, чтобы добраться до  Таврики и поднять мятеж.

            Отсутствие конницы Николай полагал заменить многочисленными стрелками, способными остановить всадников противника и прикрыть фалангу скутатов. Иудеи были не способны сражаться в рядах фаланги, поэтому рыцарь приказал выдать им луки, назначив обязательные тренировки. Николай также лично решил освоить искусство метания стрел, в чём преуспел, в последствии держа свой лук и стрелы в обозе или пристёгнутым к седлу.

            Выйдя из Равенны, процессия проследовала мимо часовни, рядом и внутри которой всего несколько дней назад произошло столько событий значимых для нашего рыцаря. Стараясь внешне не выдавать волнения, Николай долго всматривался в древние стены мавзолея Теодориха. Но взгляд его был скорее отрёшённым чем внимательным. Поход, хоть и волновал рыцаря своей непредсказуемостью, но не страшил, наоборот, впереди были приключения, новые страны, родина его отца – Каппадокия, битвы приносящие славу. Воспитанный при монастыре Николай не был кровожадным, инстинкта убийцы он не испытывал, но молодой человек был сыном своего времени, и знал, что в этом мире жизнь, по сравнению с целью, ничего не стоит, жизнь противника или собственная. Впрочем, личных  врагов у него пока не было. Рыцарь был слепым оружием политики, в первую очередь он выполнял поручение своего могущественного и умного наставника, и ему нравилось, что в принятии глобальных решений от него не требуется самостоятельности.

            – Направление задано!

            Поэтому Николай больше интересовался насущными проблемами. Под его началом была группа людей, ответственность за судьбу которых теперь нёс только он. Солдаты, вчерашние мелкие землевладельцы, прошли короткую подготовку в тренировочном лагере под Равенной. Они немного знали своего командира, а он их. Но этих знаний было явно недостаточно, никто не был в реальном бою, полководец даже не знал всех по именам. От организационных и тактических знаний Николая теперь зависел общий успех, и речь шла не только о возможных далёких битвах, отряд надо было содержать, кормить и делать привалы. Пока они были частью миссии архиепископа, основные  задачи решали люди из свиты Астрика. В королевстве унгров обязанность по содержанию посольства лежала на вассалах Иштвана. Это время Николай мог использовать для приобретения опыта руководства походом. А вот после Грана в землях Самуила он и его солдаты будут предоставлены самим себе. Он понимал, что стоит показать хоть в чём-нибудь слабость,  и доверие его воинства к командиру будет потеряно навсегда. И как бы ни отбирали в отряд кандидатов по принципу покладистости характера, недоверие вызовет неповиновение снизу и потерю контроля сверху.

            На первое время отряд был снабжен всем необходимым, в том числе и провиантом, находящимся в обозе. Также Николаю папа выделил значительную сумму ромейских монет на закупку провизии в дальнейшем, а отсутствие лошадей не требовало поиска фуража. На  территориях, где планировалось поднять народ против власти Василия, не следовало озлоблять людей поборами и мародёрством. Поэтому притеснение населения допускалось только в крайнем случае.

            Николай мог пока не волноваться о снабжении. Проезжая рядом с часовней, он думал совсем о другом. Женщина, знакомство с которой было столь внезапно, коротко и страстно, волновала его больше опасностей похода. С той ночи, проведённой вместе на втором этаже мавзолея, он думал о Меридиане почти всё время. Где она: плывёт в нефе в мужском платье по волнам зимнего моря, или находится в объятьях очередного любовника. Можно ли доверять ей как Герберту, встретятся ли они в Фуллах или Херсоне?

            Через неделю путешествия миссия Астрика прибыла в прекрасную Венецию, город столь же значительный для мировой торговли и политики, как Рим или Константинополь. Дож Пьетро заключив мирные и торговые договора с императорами обеих столиц, и став фактическим хозяином моря, активно расширял влияние и территорию своей республики. Василий II, флот которого переживал не лучшие времена, напрямую зависел от венецианских нефов, выделяемых дожем для переброски ромейских войск, в обмен на семикратное снижение таможенных пошлин для купцов республики. Что касается империи Оттона, его германские вассалы вообще были не мореплавателями, предпочитая торговые и военные вопросы решать на твёрдой земле. Сейчас флоту Венеции не было равных в морях южной Европы от земель халифа до гор Зихии. Недаром папа для экспедиции в Таврику арендовал неф у дожа.

            Николай никогда не был в Венеции. Он с удовольствием осматривал город, его необычные острова и каналы. В первую очередь Николая интересовал порт, откуда несколько дней назад должен был отплыть корабль, везущий Меридиану. Правда он не понимал, что может там обнаружить, какие сведения о знакомой женщине могли остаться в гавани, бурной от многотысячного людского потока. Ремесленники, моряки, солдаты – авантюристы с разных краёв земли и, конечно, купцы, везущие: янтарь, пряности, икру, рабов, серебро, зерно, ткани из Индии, Таврики, земель германцев и франков. Десятки кораблей приходили и отчаливали каждый день. В Венеции было всё, а вот найти человека или получить нужные сведения – непросто. Так, по крайней мере, казалось Николаю, привыкшему к тихой монастырской жизни, и даже в Равенне не ставшему представителем светского бомонда.

             Первоначально рыцарю нравилась разноцветная суета. Оставив отряд, разместившейся лагерем в предместье, он погрузился в этот водоворот,  получая удовольствие от новых впечатлений, и одновременно наивно пытаясь почувствовать некий знак недавнего пребывания Меридианы. Под вечер у героя, не привыкшего к столь значительному людскому потоку, закружилась голова. Сев на лошадь, Николай, уставший, словно совершил восхождение в горы, покинул центр и вернулся к своим людям.

            В лагере к нему подошёл один из кордовских иудеев, путешествующих с обозом, и просил подойти к их обособленной от стратиотов стоянке. Якобы некий венецианский ростовщик хочет видеть командира отряда из Равенны и ожидает его с полудня.

            Направившись к обозу,  Николай заметил сидящего у костра пожилого седобородого мужчину в чёрном плаще, отделанном бурым мехом и такой же шапки. Тот привстал, представившись купцом Залманом. На вид его возраст примерно соответствовал возрасту Сильвестра. Торговец пристально, но уважительно смотрел на Николая.

            – Если вы, синьор, тот самый Николас, временный обладатель древнего камня, то у меня есть к вам дело от купца Джафара, отбывшего из города неделю назад.

            Николай посмотрел на гостя с изумлением. Он знает о топазе, и знает о Меридиане, кроме того, он говорил с ней. Кровь прильнула в голову, и дыхание участилось, однако Николай не хотел выдавать чувства первому встречному. Герой жестом предложил иудею отойти в сторону, чтобы их разговор не мог никто услышать.     

            – Что передавал тебя Джафар? – нарочито холодным голосом поинтересовался рыцарь.

            – А сеньор, действительно обладает частью терафима? – посланник всё ещё смотрел с недоверием.

            – Можешь не сомневаться! – Николай достал камень из маленькой походной сумки, спрятанной у него под плащом:

            – А почёму ты назвал меня временным обладателем?

            – О сеньор, этот камень, ещё никогда не избирал себе одного хозяина, наоборот, многие сами становились его рабами! – иудей смотрел на топаз с восхищением и ужасом одновременно.

            Николаю стало интересно подобное отношение незнакомца к топазу, судя по его размеру, он понимал, что камень редкий и очень дорогой, наверное, многие, ради обладания этой драгоценностью, не остановились бы перед любым преступлением, включая убийство. Даже папа - наставник, в чьей святости Николай никогда не сомневался, не хотел раскрывать историю, как камень попал к нему. Но Николай, воспитанный и в аскетизме и в достатке одновременно не обладал чрезмерным корыстолюбием. Под завистливым взглядом ростовщика рыцарь спрятал камень.

            – Так что ты знаешь о камне?

            Сеньор Николас, этот кристалл очень древний, я бы сказал, столь древний, что о нём было известно до того, как Бог создал Адама!

            – Кому же о нём было известно до Адама? – съязвил учёный рыцарь.

            – О сеньор, я бы сказал, что он принадлежал тому, кто восстал как противник Элохима!

            Николай был достаточно просвещен для своего времени, чтобы не предавать значения небылицам невежд, но как христианин, готовившийся стать священником, серьёзно относился к вещам духовным. Ему даже показалось, что странный камень стал жечь ему поясницу.

            – И ты веришь в подобные сказки? – спросил рыцарь насторожено.

            – Сеньор, топаз – часть терафима, когда он соединится  с другой частью, его почти бесцветный лазурный цвет побагровеет, словно налившись алой кровью, и тогда обладатель целого сможет напрямую обратиться с любым вопросом к Сатане.

            – И ты видел это своими глазами?

            – Нет, сеньор, так гласит мудрость моего народа!

            – Ну, раз ты не видел, оставим легенды на потом. Ты видел Джафара, расскажи! – сердце Николая забилось сильнее.

            – Да сеньор, известный вам купец – Залман посмотрел на рыцаря с ироничной улыбкой: - отбыл с товарами в далёкую Хацарию при последней полной луне. Перед отплытием, он щедро наградил меня, велев найти вас, когда посольство из Равенны остановится в городе. Вам не надо идти пешком через земли царя булгар, это займёт много времени и очень опасно, скорее всего, ваш отряд будет ждать засада. Покиньте сеньора архиепископа и садитесь на ожидающий вас неф. Вам нужно как можно быстрее прибыть в Хацарию, местные готы и аланы подняли там восстание против хазар и херсонских греков, поэтому идти сразу в Херсон кораблём не стоит, пусть высадят вас  в стороне от города. Большего я не знаю!

            Николаю очень хотелось расспросить иудея о Джафаре или Меридиане, как выглядела, была ли спокойна или расстроена, но ростовщик, сообщив, какой неф ожидает солдат Николая, поспешил в город, оставив рыцаря со своими мыслями. Обеспокоенный событиями в Таврике, герой был рад изменению маршрута. Он не был моряком, он и его люди были готовы к длительному пешему переходу, но путь через земли конунгов Иштвана и Самуила занимал около четырёх месяцев и стоил больших физических и материальных затрат, тогда как плавание на корабле отнимало чуть более девяти суток. Значит, он раньше вступит на землю хазар и готов и встретится с Меридианой. Конечно, он ожидал свершения подвигов по пути, сражений с булгарами или армией Василия, наконец: дикими степными пацинаками, но подвигов должно хватить и дальше, зато он имеет шанс скорее увидеть любимую женщину, и сохранить людей. Николай чувствовал, что любовный опыт Меридианы наложенный на полное отсутствие его собственного породил в нём страсть к этой уже немолодой  хазарке, или кем там она была: гречанкой, иудейкой, мавританкой? Страсть, сравнимую с зависимостью!

            Не откладывая ни дня, следующим утром Николай поднял своё малое войско и поспешил на ожидающий корабль. Решено было оставить весь обоз, кроме воинского снаряжения, монет, хранившихся в общей казне и небольшого количества еды, вина и воды. Архиепископ с удивлением, но лёгкостью отпустил сопровождающего. Николай сослался на приказ папы, а Астрик относился к тому числу служителей церкви, чья миссионерская  деятельность не требует воинской охраны, тем более он вступал в известные ему земли дружественного короля.     

            К вечеру погрузка была закончена, и корабль, немногочисленная команда которого, рассчитывающая на помощь солдат Николая, была предупреждена о маршруте плавания, подняла якоря.

            Николай с интересом рассматривал судно, в детстве он совершал плавание с острова Хиос, но это было так давно, что он почти всё забыл. Корабль представлял собой типичный венецианский четырёхмачтовый неф с прямыми и латинскими парусами, имеющий соотношение длины к ширине как три к одному. Корабль был лишён резных излишеств, и имел венецианские флаги, позволяющие беспрепятственно и почти беспошлинно проходить воды Константинополя. Судя по конструкции, его предназначением была перевозка большого количества солдат, так что отряд Николая, чья численность вместе с матросами была немногим более ста человек, комфортно разместились внутри корпуса. Корабль вмещал достаточное количество припасов для двухнедельного путешествия.

            Благодаря северному ветру, дующему на юго-восток, неф сравнительно быстро пересёк Адриатику и, обогнув Пелопонесский полуостров, взял курс на Пропонтиду. Здесь экипажу пришлось бороться с тем же ветром, сносящим неф в сторону Крита и Родоса. Недалеко от Хиоса, который Николай считал местом своего рождения, судно встретил ветер, уже дующий в лоб. Чтобы не лечь в дрейф в опасных водах, моряки, используя помощь воинов, искусно справились с парусами. Тогда неф продемонстрировал прекрасные мореходные качества, идя круто к ветру. Пользуясь выторгованной дожем Орсеоло неприкосновенностью, корабль миновал Пропонтиду и, не останавливаясь в Константинополе, вошёл в воды Понтийского моря.

            Несколько часов Николай мог наблюдать стены огромного города – средоточия богатства и политической власти. Он никогда не был в городе Константина, но много слышал о нём. Исходя из скупых рассказов наставника, этот город был знаком его мятежному отцу, которого рыцарь никогда не видел. Его отец не был франком, ромеем или греком, но Николай, воспитанный в римской культуре, почти ничего не помнил о корнях, разве что язык, освоенный в раннем детстве с помощью хиоского отшельника. Этот город, тянувший его отца, совсем не привлекал Николая. Нет, ему, как стремящемуся к знаниям и наукам, было бы интересно посетить город, изучить его, но не бороться за власть, реальную и мощную и столь же эфемерную как дующий в лицо холодный ветер. Власть, требующую огромные риски: интриги, заговоры, многотысячные человеческие жертвоприношения на поле брани, и вместе с тем, способную улетучится как воздух, и уж точно не защищавшую от яда или кинжала убийцы. Жизнь в монастыре, изучение рукописей, горные походы – были гораздо безопасней и умиротворённей. Но он дал слово папе! Наставник сказал, что готовил его к великой цели, и он, выполняющий чужую волю, не имеет право остановиться. К тому же, на него рассчитывает Меридиана, он дал ей слово рыцаря, что поможет обрести власть, принадлежавшую её далёким предкам. Значит, для неё эта власть была чем-то большим, чем он пока понимал, может быть и ему стоит захотеть власти, так же, как он хотел любимую женщину.

            Путешествие заняло около десяти дней. Особых приключений в походе не было, все люди были сохранены. Моряки, знавшие Понтийское море и очертание Таврики хотели высадить отряд в неглубоком заливе Тамираке, здесь некогда был маяк, поддерживаемый херсонцами, пока гунны не сравняли всё с землёй. Но разыгравшийся сильный шторм не позволил подойти к берегу. Неф, сносимый ветром и волнами начал дрейфовать вдоль аланского берега в сторону Херсона. Николай вглядывался в пустынный берег. Не свинцовые волны, бьющиеся о борта корабля, а то, что ожидало впереди на суше, держало рыцаря в нервном напряжении. Перед ним была земля, которую он не знал, и на которой, по замыслу, ему предстояло стать главным.

            Дрейфуя на юго-восток, экипаж не уходил в открытое море, держась берега. Капитан нефа правильно предполагал, что изгибающийся на восток берег образует залив, защищённый от северного ветра очертанием острова, самой западной оконечностью которого и являлся залив Тамираке. К вечеру волны стихли, и судно смогло ближе подойти к берегу. Пристани  не было, берег был абсолютно дик, и полог в этом месте. Опытный экипаж, постоянно замеряя глубину, смог подвести неф так близко, что до дна было не более трёх метров. Соорудив плот для самого необходимого и тяжёлого, отряд, совершил высадку, преодолев  холодные воды Понта. Николай прыгнул в воду прямо верхом на лошади, его выносливый богатырский конь не без труда преодолев расстояние от нефа до берега с фырканьем, тряся головой,  выбрался на пологий берег. Оказалось что многие стратиоты, бывшие землепашцы не умеют плавать. Расстояние до берега было минимальным, но воинам приходилось высаживаться с личным оружием, не поместившимся на плот. Это могло неожиданно погубить столь малочисленную армию. Благо, для таких горемык, экипаж судна предоставил имеющиеся на корабле пустые бочки или куски дерева, привязав к ним канаты, чтобы тянуть обратно.

            До темноты отряд полностью достиг берега. Наступила зимняя ночь, чтобы не заморозить людей, Николай приказал развести как можно больше костров. Это оказалось непростой задачей, крупных деревьев рядом не было, их активному поиску мешала темнота. В ход пошло всё, в округе были вырублены все кусты и деревья. Люди, как моги, сушили одежду и грелись сами. Приходилось выбирать между скрытностью и холодом. Огни могли выдать прибытие неожиданного отряда возможным лазутчикам, но выбора не было. Согревались взятым с собой разогретым вином. Те, кому удалось просушиться и согреться первым, стояли на страже. Ночь была спокойная, и люди, вымотанные плаваньем, морской болезнью, закрытым пространством и высадкой, смогли кое-как отдохнуть на твёрдой земле.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Вода сквозь скалы может течь,

Пробив гранитные породы,

Но славу дарит только меч,

Он – воплощение свободы!

 

Умеет кнут до смерти сечь,

Когда спина совсем нагая,

Но славу дарит только меч

Узлы, на нитки, разрубая!

 

Орудия пыток могут жечь

Ломать хрящи и резать вены,

Но славу дарит только меч,

Клинок решает все проблемы!

 

Топор главу срубает с плеч,

Палач от совести свободен,

Но славу дарит только меч,

Он справедлив и благороден!

 

Пылая ярко, пламя свеч

На вызов тьмы всегда ответит,

Но славу дарит только меч,

И только меч как солнце светит!

 

Еду и пунш готовит печь,

 Согреет душу бара дверца,

Но славу дарит только меч,

И только сталь насытит сердце!

 

Умеет быть красивой речь,

Наружу выставляя чувство.

Но славу дарит только меч,

И только он творит искусство!

 

Легко любовью нас увлечь:

Вскипаем, чуть амур заденет,

Но славу дарит только меч,

Лишь меч до смерти не изменит!

 

 

Миссия

 

            День выдался пасмурным и прохладным, словно сама природа предупреждала о трудностях, ожидающих впереди.

            Неф, отошедший от берега сразу после высадки отряда, уплыл с рассветом. Армия Николая, а именно так приходится её называть, несмотря на малочисленность, расположилась на берегу возле устья реки, рядом с руинами древнего городища, крепость была давно разрушена и из укреплений частично сохранилась только одинокая башня, почему-то напомнившая Николаю мавзолей Теодориха.

            Пока отряд готовился к выходу, не зная, куда поведёт их полководец, Николай, у потухшего костра, обдумывал план действий. Теперь он понимал, почему Меридиана назвала план авантюрным. Его войско слишком мало, чтобы пройти по острову  «огнём и мечём» не считаясь с чьими либо силами или интересами. Нужно была искать союзников и избегать врагов.

            – Если бы, прибывшая раньше Меридиана была рядом, она, зная обстановку, направила меня в нужном направлении.

            Николай тут же прогнал от себя эти недостойные мужчины мысли. Она слабая женщина, приплывшая одна, он командир боеспособного отряда почти из сотни мужчин, не она ему, а он должен найти её и оказать помощь.

            Изучивший с помощью Герберта армиллярную сферу и астролябии, Николай ориентировался по сторонам света при помощи небесных светил лучше любого старого моряка. Что знал Николай о Хацарии или Таврике, кроме того, что высадился на её западном берегу и что главный местный город империи греков – Херсон был южнее. Подготовленный наставником он помнил, что остров достаточно велик, с его противоположной стороны находится Фанагория или Томатархан, далее – земля Зихов, горного народа. На севере степи, куда заходят кочевники-пацинаки, на юге горы в которых прячется много городов, меньших, чем Рим, Равенна или Венеция, но значимых для местных народов. Кто они, эти местные? В горах и по берегу живут потомки алан и готов – воинственных племён, пришедших сюда до гуннов. Они христиане и, в общем, должны подчиняться грекам, окрестившим их, но имеют гордый нрав и часто восстают. Их топархи то воюют с хазарами, то с греками, то подчиняются  обоим народам. Также рядом с ними живёт народ Меридианы. Они или иудеи или крещёные. Совсем недавно хазары в этих землях были грозной силой, подчинившей  готов и алан, даже греки платили им дань, но теперь власть каганов потеряна, и хазары вынуждены служить Константинополю. Сами греки, чьи владения гораздо шире, чем территория Херсона, хоть формально и подчиняются императорской власти но, благодаря удалённости кесаря, пользуются долей самостоятельности, желая жить свободной общиной. Николай, представившись некой четвёртой силой, посланной из Рима, стал бы врагом всех.  Рассчитывать на поддержку в лице кого-нибудь, он мог, только являясь частью одной из известных группировок. Самой правильной стороной было представлять себя греческим полководцем, мятежным Василию, тогда бы местные народы, стремясь к независимости от Константинополя, и опасаясь репрессий из столицы за сепаратизм,  могли поддержать врага своего врага. Предвидев это, папа набрал людей и снабдил их снаряжением таким образом, чтобы отряд Николая ничем не отличался от воинов Империи римлян. Даже на скутумах были подобные знаки. Местная смута одновременно была и на руку и путала карты. Скажем, если Николай представит себя верным посланником Василия, а граждане Херсона лояльны центральной власти, его примут как своего, но если они мятежники, то могут напасть без предупреждения. Если он объявит себя врагом императора, всё будет с точностью наоборот. Также и с населением области Дори.

            Не стоило проделывать такой путь, чтобы надолго застрять на побережье в раздумьях! Перед командиром стояло две задачи: найти Георгия Цулу, передав ему топаз, и сохранить войско. Николай скомандовал: «в путь»! Он решил идти не к Херсону, а в глубь острова на восток вдоль реки, постепенно вторгаясь в Готские Климаты. Река, вдоль которой двигался отряд, давала воду и со временем должна была вывести к какому-нибудь селению. Среди солдат было два грека живших некогда в Таврике. Они сообщили командиру, что река, вдоль которой они двигаются, называется Альма. Никто из местных не знал, что означает это слово, видимо оно пришло из глубокой древности. В устье реки попадались красивые оранжевые камешки, многие солдаты, сочтя их драгоценными, бросились собирать гальку в походные сумки.

            Благодаря лёгкости снаряжения, а также близости воды, отряд мог пройти более двадцати двух тысяч шагов за день, преодолев маршем до ста тридцати пяти стадий или двадцати пяти километров в сутки.  Решив придерживаться подобного темпа, Николай не забывал об отдыхе и тренировках людей. Останавливаясь в местах с чистой водой, солдаты перекусывали, отдыхали и устраивали учебные сражения, отрабатывая ближний бой и стрельбу из луков.

            Двигаясь на восток против течения, отряд подошел к предгорью. Вечерело, решено было заночевать у изгиба Альмы, укрывшись в скалах из белого плотного камня. Следы добычи известняка говорили, что места здесь обжитые. Леса для огня было мало, и это приносило нестерпимые страдания от ночного холода.

 

            Утро было солнечным, но холодным. Поняв, что следующая ночь может быть такой же мучительной, командир дал распоряжение своим людям обшарить всю округу с целью заготовки дров в прок. Зима в Хацарии оказалась более холодной, чем в Равенне. Огонь следовало поддерживать постоянно, даже на марше, сохраняя его в глиняной посуде. Благо в обозе было достаточно горючего льняного масла, использующегося для приготовления греческого огня.

            Пока солдаты стаскивали и рубили найденные деревья, Николай забрался на возвышающуюся над местностью скалу. На север расстилались безлесные степи, суровые и холодные. На юг – горная цепь, в которой скрывалась страна Готия. Степи были источником пищи: баранов, зайцев, куропаток, но кроме кочевников, заходящих с севера, там некого было ждать. Всматриваясь в горизонт, Николай заметил некое движение:

            – Неужели конница пацинаков, легка на помине!

             Он скомандовал людям собраться, приготовившись к обороне. Сырая зима прибила обычную степную пыль, в иное время года заранее выдававшую приближение конницы. Рассредоточенные солдаты Николая сделались бы легкоё целью и непременно были бы все перебиты.

            – Но, что это! – закричал один из стратиотов:

            – Лошади без всадников!

            Огромный табун серых и рыжих лошадей нёсся прямо на лагерь. Когда до людей оставалось менее сотни метров, бегущий впереди жеребец мышастой масти резко развернулся и помчался на восток, увлекая за собой табун.

            Лошади могли ускорить марш отряда, и Николай приказал своим людям  поймать несколько животных. Это оказалось непосильной задачей. После нескольких часов ловли, благодаря тому, что табун остановился на водопой, удалось заарканить одного молодого жеребца. Конь был силён и долго сопротивлялся. Только усилием нескольких человек удалось усмирить дикого  скакуна. Николай похлопал по красноватой шерсти испуганного пытающегося встать на дыбы жеребца.

            – Нет, этого коня так просто не оседлать, возьмите его в обоз – приказал рыцарь иудеям.

            Резко холодало, снега не было, но река, там, где течение было слабым начала замерзать. Николай отправил людей для разведки местности в сторону гор. Разведчики вернулись под вечер, сообщив две новости. В нескольких тысячах шагов на юг был пещерный храм, он был безлюден, но грот над ним позволял отряду укрыться от ветра и мороза. Закоптелые стены и потолок грота свидетельствовали, что костры здесь разжигали и раньше. Рядом был источник с прекрасной незамерзающей водой. Другой новостью было обнаружение пещерного монастыря и  укреплённого поселения, со стеной, башней и воротами, преграждающими путь внутрь.

            Николай быстро собрал отряд и двинулся к обнаруженному навесу, где решили заночевать.

 

            Место, где расположился отряд на ночлег, представляло скальный навес, сохранивший следы многочисленных костров. Это была стоянка охотников, очень древняя. Навес не мог вместить всех солдат, но рядом был большой грот, из которого вытекал источник и нагромождение скал, часть людей разместились там. Недалеко была церковь с родником внутри. Место было богато водой и удобно для ночлега.

            Утро началось с молитвы в обнаруженной церкви. Николай, как лицо, знающее службу, выступил в роли священника. Старшие от пельтастов и токсотов молились рядом с командиром, остальные, кроме иудеев -  рядом с храмом.

            Весь день отряд провёл на месте, так как Николай решил дать людям отдых, задержавшись в столь защищённом месте, а также обдумать дальнейшее направление. Ущелье, где заночевали войска, было поразительно тёплым, в отличие от продуваемых степей, днём в нём было комфортно даже без огня. Солдаты весь день занимались заготовкой провианта, дров и стрельбой из лука. Рыцарь лично возглавил тренировку кордовских иудеев, решил сделать из них боеспособных бойцов своей маленькой армии. К концу дня он отметил, что их успехи в стрельбе, как и его собственные, быстро прогрессируют.

            У подножья скалы, рядом с местом, где вытекал источник, на стене кто-то заметил некие знаки. Солдат подозвал полководца. Обрызгав стену водой, Николай с удивлением заметил, как на мокрой скале выступает красноватый рисунок в форме человечков и животных. Никто не мог понять, что это значит. Некоторые солдаты крестились, словно увидели послание дьявола. Желая успокоить людей, Николай объявил выступивший рисунок добрым знаком.

            – Думаю, что нарисовать такое могли люди времён Ноя или Моисея. Место, где мы расположились богато источниками и храмами. Даже если это капище язычников, рядом церковь, значит место сиё не проклято – это добрый знак для нашего похода.

            Среди воинов послышался одобряющий ропот, если они и не видели своего командира в бою, то верили в правоту его рассудительности и образованности.

 

            На следующий день, возглавив разведку, Николай приступил к изучению местности в сторону обнаруженного укрепления. Надо было понять, что за гарнизон охраняет проход на мыс и как следует поступить дальше.

            Впереди возвышалась скала в форме венецианского нефа, от носа которого в юго-западном направлении шла оборонительная стена, сложенная из тёсаных известковых блоков, укреплённая скальными глыбами. С северо-запада мыс также ограждала стена из тёсаного камня, усиленная прямоугольной башней. Попасть внутрь поселения можно было только через ворота шириной два с половиной шага. К воротам шёл каменный коридор, затрудняющий штурм. Со стороны укрепление казалось совершенно неприступным. И главное, снаружи не удалось обнаружить ни одного человека, словно население покинуло это место, или укрылось внутри от опасности.

            Во главе небольшого отряда Николай направился к воротам, и рукояткой меча постучал по массивному дереву. На башне показалось несколько человек, это была охрана, вооруженная  луками - монахи или солдаты.

            Наш рыцарь поприветствовал вышедших на латыни, но кажется, они не понимали языка римлян. Тогда он обратился на греческом, сообщив, что является представителем Рима, и хотел бы найти местного архонта.

            Николай надеялся переговорить с начальником крепости, который помог бы прояснить ситуацию. К удивлению рыцаря, ворота не открылись, и никто не вышел на встречу. Вместо понятного диалога со старшим, в ответ прозвучал коллективный галдёж с башни, из которого можно было понять, что поселение является монастырём, и не собирается пускать посторонних. Натянутые луки не допускали дальнейших переговоров. Население внутри – готы или аланы, не чтили власть Рима и Константинополя.

            Самолюбие было задето, Николай понимал, что может двигаться дальше по дну ущелья, не захватывая эту неожиданную преграду. Но оставлять в тылу недружественное поселение было стратегически неправильно. Взять штурмом укрепление без катастрофических потерь не представлялось возможным, значит, надо было выманить гарнизон наружу.

            Разведчики обошли всю местность вокруг скалы. Значительная часть мыса была занята кладбищем, вырубленным в скальных глыбах. Зайдя в одну из гробниц, Николай обнаружил мощи, лежащие под высеченным в круге крестом. На теле была надета рубашка из греческой парчи, повреждённая тлением, но сохранившая целостность. В голове рыцаря мелькнул кощунственный план. Кладбище относилось к поселению, и наверняка почиталось монахами. Если пригрозить разорением гробниц, они  будут более сговорчивыми. Николай, воспитанный священником, чтил церковные святости, и никогда бы не посмел нарушить покой погребённого, поэтому он проделал всё с максимальной почтительностью к праху. Кости, одетые в парчу, пролежали в часовни не одно столетие. Рыцарь выбрал несколько надёжных солдат, приказав им принести в гробницу воды и омыв  кости, сложить их на место, а одеяние покойного забрал себе. Надо сказать, что не все из его воинов сочли этот поступок правильным, многие роптали, распуская слухи, что Николай - колдун, недаром воспитанник папы-чернокнижника, и за такой поступок может ждать божья кара. Другие, напротив, увидели в предводителе большую силу.

 

            Взяв с собой несколько переговорщиков, и дав отдых остальному отряду, Николай направился к воротам поселения. Избавившись от доспехов, парчу, снятую с тела, рыцарь надел на себя, сделав это с крайней осторожностью, чтобы не повредить старую ткань. Рубашка из гробницы была достаточно широкой, но и она с трудом налезла на богатырский корпус героя. Увиденное повергло в ужас большинство солдат его армии. Некоторые стали предрекать Николаю судьбу императора Льва, надевшего на голову корону Маврикия из разорённой могилы Ираклия. Известно, что после этого Лев умер, покрывшись язвами. Но Николай был непреклонен. Не опасаясь стрел с башни, он верхом подъехал к началу каменного коридора ведущего к воротам.

            – Жители поселения, монахи и прочий люд, я Николай, спафарий и посланник святой церкви прибыл к вам с миром! – начал он звучным голосом.

            – Я требую  пустить меня и моих людей в вашу крепость, дав приют и хлеб, за что вы будете вознаграждены!

            На башне показалось несколько солдат, направивших стрелы на говорящего. Их вид не свидетельствовал о дружелюбности.

            – В противном случае, волей, данной мне – Николай не знал, на чью волю сослаться: - я подвергну разорению округу, перекрыв доступ к воде и разграбив кладбище, рубище на мне, снятое со святого тому подтверждение!

            В рыцаря полетело несколько стрел.

            Увернувшись, благодаря облученности коня, Николай поскакал к оставшемуся воинству. В тот же день он приказал выставить охрану у разведанных родников и источников, справедливо предположив, что жители укрепления должны брать воду, покидая защищённую скалу. Также пустив несколько солдат на кладбище, поручив им делать вид, что они мародёрствуют, не допуская  реального надругательства над захоронениями.

 

            Ночь прошла беспокойно. Собрав с темнотой людей под гротом и в храме, расставив посты, Николай готовился к любой вылазке противника.  Если его план не сработал, тратить время на осаду поселения было глупо, не монастырь был его конечной целью. Если местный народ, включая монахов, враждебен к ромейской власти, значит надо идти напрямую в Херсон – её центр. Утром, собрав отряд, он решил обойти непокорную скалу по ущелью.

            В тот момент, когда они проходили по низине юго-западнее монастыря, им навстречу с горы полетели стрелы. Гарнизон поселения, решивший не пропускать незваных гостей без боя, вышел из ворот и атаковал ромеев, ведь именно так представил себя и своих людей Николай.

            Быстро рассредоточив солдат, рыцарь оценил нападающих. Защитников поселения было несколько меньше чем людей под его началом, но видимо они рассчитывали на внезапность  нападения и своё превышение. В основном они были легкими пехотинцами – псилами, вооруженными луками или пращами, их сопровождал небольшой отряд  тяжёлой пехоты, защищающей ворота, и также вооружённый луками, дротиками и пращами.

            Николай приказал отряду скутатов, прикрываясь щитами продвигаться навстречу стрелкам. Токсотам -  вести ответный огонь с правого фланга по лучникам готаланов, поддерживая наступающую пехоту, и также продвигаясь вперёд. А сам, вместе с иудеями остался прикрывать обоз, осматривая поле боя и пуская стрелы в тяжёлую пехоту противника.

            Расстояние вполне позволяло стрелять прицельно. Обмотав стрелы волокном, смочённым в жидкости, наподобие греческого огня, основу которой составляло льняное масло и селитра, рыцарь то же самое приказал сделать и иудеям. Это был его первый реальный бой, первое военное столкновение с противником, но подготовка героя и его солдат вселяла уверенность в успехе. Нервничать времени не было.

            Первые стрелы, пущенные  автохтонами Готии, скосили несколько токсотов его отряда. Скутаты, держа строй и прикрываясь щитами, двигались вверх слишком медленно, что лишало их преимущества ближнего боя с незащищённой пехотой противника. Подпалив пламя, обоз Николая пустил горящие стрелы в несколько тяжёлых пехотинцев, прикрывших ворота, потом ещё и ещё. Юный полководец  инстинктивно понимал, что надо вывести из строя самую сильную часть отряда противника и отсечь путь отступления остальным. Стрелы защитников поселения не причиняли вреда прикрытым большими щитами скутатам, но косили незащищённых лучников. Стрелковая дуэль продолжалась. Готовясь к походу, Николай вооружил себя и солдат сложносоставными луками, длиной более трёх локтей с мощными концами. Эти луки теперь показали преимущество в дальности стрельбы перед луками противника. Наконец защитники башни стали отступать к воротам осыпаемые стрелами воинов Николая. Большая часть их была уничтожена. Лично возглавив атаку, рыцарь ринулся на коне верх по склону, опережая скутатов, обрушив меч на головы непокорных поселенцев. Через несколько минут его люди захватили ворота и пробились внутрь монастыря, прекратившего сопротивление.

            Дело сделано!  Потери отряда составили пятнадцать токсотов, скутаты и иудейские стрелки потерь не имели. Николай, желая заручиться поддержкой местного населения, не стал устраивать бойню, достаточно было жертв перестрелки. Лучники под управлением нашего рыцаря оказались куда эффективней защитников поселения, утраты гарнизона были катастрофическими.

 

            Весь следующий день отряд рыцаря провёл в поселении при пещерном монастыре. Войскам требовался отдых, нужно было похоронить убитых с обеих сторон. Николай торжественно вручил монахам одежду покойника, пообещав всячески защищать монастырь в дальнейшем. Своим солдатам он сообщил, что парча была снята с местного святого и теперь она возвращается на место. Он также постарался возместить людские потери поселенцев щедрым вознаграждением за кров, пищу и вино, приказав то же сделать своим людям.

            Потеплело. Воины отдыхали, запасаясь провизией и водой из прекрасных местных источников.

            Осмотрев скалу, Николай увидел, что монастырь состоит из нескольких сотен пещерных келий, расположенных в больших гротах или просто вырубленных в камне. Там же имелось несколько часовен с гробницами и церквей, сводам которым служила обработанная скала. Поселенцы, хозяйственные и жилые помещения которых, высеченные в глыбах, мало чем отличались от келий монахов, занимались виноделием, о чём свидетельствовали многочисленные винодавильни. Само укрепление монастыря не представляло серьезного препятствия для большой армии, имеющей осадные приспособления, но было непреодолимо для отряда, подобного войскам Николая. Стена из крупных тёсаных известковых блоков, соединённых скальными глыбами толщиной чуть более полутора локтя имела всего одну башню. Башня была построена, видимо недавно, тогда как стена простояла не одно столетие. Труден был сам подход к поселению, находящемуся на вершине неприступной скалы, имеющему только одни узкие ворота с простреливающимся коридором.

            За всё нахождение внутри монастыря после боя, к Николаю так и не вышел настоятель или местный староста, переговоры пришлось вести с группой монахов, а жители, боясь чужаков расстрелявших часть мужского населения ещё при штурме, прятались в пещерах. Всё, что удалось узнать: на северо-западе, в соседнем ущелье находится кафедральный город Фулльской епархии Фуллы или бывшая столица хазар Кыркор, откуда хазары управляли всем краем.

             Не смотря на опасность резни, ночь прошла более спокойно, чем предыдущая. Утром Николай двинул отряд на Фуллы, надеясь в городе встретить  местного князя или епископа. Было бы правильно оставить в монастыре гарнизон, на случай возможного отхода и чтобы исключить бунт поселения, но после вчерашних потерь каждый солдат был на счету, и рыцарь просто боялся распылять немногочисленные силы.

            Преодолев скалу в восточном направлении, отряд оказался в защищённом тёплом ущелье с небольшим поселением, населенным греками и асами или аланами и названным Мариам в честь Богородицы. Местные жители благосклонно приняли солдат, одетых в ромейскую форму, и Николай смог разбить лагерь. Снизу открывался вид на скалу, на вершине которой находился город- крепость Фуллы, стены которого виднелись вдали.

            Население окрестностей было связано с городом давними узами, укрываясь там от опасности и хороня умерших вместе с горожанами в могильнике в конце ущелья,  поэтому Николай отправил несколько посланников из местных греков в город, а сам остался ждать результата. Его солдаты не расходились, так как, учитывая недавний бой, ответ мог быть абсолютно любым. Николай, обученный просвещённым наставником, владел математикой. Не составляло труда рассчитать, что он, потеряв пятнадцать процентов своего войска в глупом штурме ничего не значащего укрепления, пока ничего не достиг. Ход его мыслей прервал часовой, сообщив, что по дороге из города приближается одинокая женская фигура.

            Сердце воина забилось сильнее, он не отправлял в город греческих женщин, неужели, нет! Это была не Меридиана! Перед ним стояла женщина, возможно хазарка, черноволосая, на сколько можно было различить цвет волос, убранных под шапочку с назатыльником. Ни девушка, ни старуха, её возраст приблизительно соответствовал годам Меридианы, но это была не она. Свою неожиданную возлюбленную, Николай узнал бы из тысячи женщин под любой одеждой!

            Незнакомка назвалась именем  Парсбит.

            - Приветствую тебя, господин архонт! – начала хазарка: - Та, которую ты знаешь, моя госпожа, рада, что ты добрался до Кыркора!

            – Твоя госпожа, которую я знаю! – повторил Николай: – Ты знаешь Меридиану?

            – Я служу принцессе, мой господин.

            – Где она, она в городе, я должен её увидеть! – почти кричал Николай.

            – Госпожа не в Кыркоре, но она была здесь и оставила меня передать тебе...

            – Что, письмо, давай его скорее!

            – Нет, архонт Николай! Послание только на словах, письма слишком опасны.

            – Но где сама Меридиана?

            – Она отправилась туда, где ещё можно собрать людей ранее верных царю Тогармскому.

            – Где она? – не унимался рыцарь.

            – Она покинула область Дори, и в окружении верных слуг держит путь на восток на остров Томатархан, в надежде найти там поддержку местных семей.

            – Я должен следовать за ней?

            – Нет, господин, но она велела ввести вас в курс последних событий, чтобы вы приняли самостоятельное решение.

            – И что конкретно она передала?

            – В Хацарии сейчас много господ, но не одного поистине сильного. Здесь смута местных аланских князей и готских топархов. Херсон – величайший город римлян из местных, уже не протекторат Дори. Его, как и мою страну разграбили  каганы росов Святослав и Владимир. В городе начальствует римский стратиг Георгий, но фема требует от этого архонта принять шаги по отделению от императора. Да и влияние Херсона сейчас не распространяется за пределы его стен.

            – Главный город области Дори - Дорос – укреплённое поселение на юго-западе в двух днях пути, раньше принадлежавшее моему народу. Там правит местный топарх и господин. Его люди захватывают селения Готии, но не с целью вернуть их Константинополю, а чтобы править независимым княжеством.

            – А что хазары, Меридиана не нашла здесь поддержки?

            – Мой народ, некогда правивший всем островом, теперь сам перешёл под власть греков, но только потому, что боится мести общины, которой ещё недавно сам управлял. Стоит появиться сильному лидеру, хазары поднимутся против всех. Перед тобой некогда построенный ромеями город Фуллы, на языке моего народа – Кыркор, главная крепость над сорока крепостями, спрятанными в этих горах. Крепость эту основали дети Израиля, прибывшие сюда во времена Танаха с персидским царём Камбизом. сыном Кира Великого и назвавшие её Села га-Иегудим. Раньше власть в ней делили каган и император. Там и сейчас есть епископ ромеев, но недавно город захватили люди дороского князя. Они не признают имперской власти  и всячески притесняют остатки моего народа. Вот почему госпожа была вынуждена бежать в Томатархан.

            – Я надеялся встретить здесь союзников, а не врагов в лице готов-федератов!  Большие силы в городе? – поинтересовался Николай, в котором проснулся стратег.

            – Формальный глава города спафарий Михаил Цула, он заместитель стратига Херсона Георгия и его брат. Он говорил с госпожой, и ожидает твоего прихода. В самой крепости отряд местных асов, греков и иудеев, именуемых себя караимами, подчинявшихся Цуле, но перешедших на сторону господина Дороса по принуждению. Эта стража крайне ненадёжна, асы дружат с ромеями  и в случае прихода войск Херсона или Константинополя сразу же примут сторону силы. О греках и караимах и говорить нечего.  Самые серьёзные солдаты – дороский отряд. Сейчас он стоит перед городом. Весть о приходе твоих сил распространилась по области. Предводитель готов Кейльхарт ждет твоего подхода  со стороны южного обрыва. Под его началом до ста пятидесяти человек легковооруженных пехотинцев. По договору с жителями Кыркора эти люди не должны находиться внутри города, чтобы не было бесчинств, да они и сами привыкли к земле и не очень то любят жить за стенами. Поэтому Кейльхарт хочет навязать тебе бой снаружи. Твоё поражение отнимет последнюю надежду Кыркора, тогда город станет крепостью мангупского княжества, а победа сделает Фуллы твоим союзником. Моя госпожа надеялась, что ты сможешь закрепиться в стране Дори до её возвращения и похода на Херсон.

            Николаю хотелось задать ещё множество вопросов о Меридиане, как выглядела, что чувствовала, кто её сопровождал, но Парсбит была немногословна, женщина, опасаясь возвращаться в Фуллы, осталась в селении.

             Выполнение и без того нелёгкого предприятия  усложнялось. Теперь, прежде чем встретится со стратигом Херсона, зачем-то передав ему часть терафима, надёлённого некой магической силой и, получив поддержку влиятельных родов местной фемы, поднять мятеж против Василия, нужно было победить дороского князя, претендующего на независимость от империи, которую Николай собирался возглавить. Или… заключить с князем союз. Противники Константинополя, местные сепаратисты пока были его союзниками, пусть даже временными. Прибыв в Таврику, Николай собирался опереться на народ Меридианы, но  хазары были врагами готов, и это всё перемешивало. Делая вылазки из своей крепости Дорос,  готы страны Дори являлись угрозой для всей области, для него, Меридианы, их общего замысла: объединить фемы под началом новых претендентов на троны империи и каганата. Рано или поздно их надо будет победить или склонить на свою сторону. Но прежде чем договариваться с князем Дороса, надо показать ему свою силу.

            Город под властью готов, подступы к нему охраняет отряд, посланный с Дороса, и это хороший шанс. Численность противника превышает его силы в два раза, но часть этих войск ненадежна, и именно она скрывается за неприступными стенами крепости. Сейчас главные силы открыты для нападения. Если отряд Кейльхарта укроется на скале, штурм города обречён. Тогда Николай вынужден будет пробиваться в Херсон, возможно встретившись с ещё большими силами княжеской армии, ведь Дорос расположен на пути в Херсон. Или придётся обходить Готию, делая крюк через холодные безводные степи, контролируемые ордами кочевников. Или бежать за Меридианой в Фанагорию, как побитая собака, не оправдав надежды принцессы на захват Фулл, тогда как крепость могла бы стать их форпостом.

            Решение было принято. Его ждут с юга, но он придёт с другой стороны. Собрав людей, укрепившихся в поселении, оставив обоз под присмотр жителей Мариама, рыцарь провёл солдат через лес, находящийся северо-западней города, у подножья которого их ожидали. Подъём был нереально трудным, скала почти отвесной. Наконец, благодаря лёгкости снаряжения им удалось забраться на вершину горы и сверху неожиданно атаковать неприятеля с правого фланга.

            Кейльхарт не ожидал атаки сбоку. У него, как и  у Николая не было всадников, только сам предводитель, вооружённый большим копьём и луком сидел на лошади. Его войска превосходили людей Николая в два раза, но они были рассредоточены по всей долине под  южным обрывом, тогда как наш рыцарь приказал наступать плотным строем, сосредоточив воинов на правом фланге.

            Увидев внезапную атаку со склона, Кейльхарт попытался развернуть один отряд пехоты, стоявший на его правом фланге и находившийся дальше всего от атакующих.

            Тем временем, научившиеся стрелять, иудеи накрыли прицельным огнём из луков и пращей готских стрелков на противоположном фланге в небольшой рощице. Огнём в прямом  смысле, так как использовали для стрельбы подожжённые стрелы. Роща загорелась, выкуривая готов под стрелы и камни стрелков Николая. Тогда как сами эти стрелки, выйдя на дистанцию прицельной стрельбы, остановили атаку и, спрятавшись за скалами и деревьями, были практически недосягаемы для стрел, пущенных солдатами Кейльхарта.

             Лишившись лучников, и поняв, что его отряд будет расстрелян как на стрельбище, предводитель дал команду атаковать всеми силами своей рассредоточенной пехоты. Готы, осыпаемые стрелами и камнями из пращей, смело пошли на сближение, но три их отряда, в сумме равные войскам Николая, и превосходившие его скутатов в три раза, приближались с разных мест долины. Тогда как все силы Николая, используя превышение и скрываясь за скалами, были сконцентрированы в одном месте.

            Прикрытые большими щитами, при поддержке лучников и пращников, ромейские пехотинцы внезапно выйдя из-за укрытия, атаковали готов, перебив солдат Кейльхарта  по мере их приближения. Вначале встретив стоящей фалангой первый отряд, затем, под предводительством Николая, сидящего верхом, пойдя на сближение со вторым. Яростный ближний бой был скоротечным и кровавым. Остальных готов рассеяли стрелки. Сам Кейльхарт погиб в битве или покончил с собой.

            Победа была полной, а потери армии Николая минимальны: четверо убитых и несколько раненых. В качестве трофея достался весь лагерь готов. Люди боготворили своего полководца.

            Забрав свой обоз с добычей, победители торжественно вступили в Фуллы через южные ворота крепости, тогда как через её главные ворота, обращённые на восток, бежали сторонники дороского князя.

            В городе Николай был принят епископом Фулльским и херсонским спафарием – представителем ромейской администрации. Как и обещала хазарка, Цула был предупреждён о прибытии Николая. Заговорщик собрал жителей города и представил рыцаря новым архонтом Готии. Победа досталась поразительно малой ценой. Теперь рыцарь имел базу в Таврике – хорошо укреплённый город-крепость с несколькими тысячами жителей, откуда, черпая людские ресурсы, мог контролировать Климаты.

            Но почивать на лаврах было рано. Весть о сегодняшнем поражении войска готов, ещё не могла дойти до центра области. Возможно в Доросе, обеспокоившись появлением незнакомого отряда ромеев, направили силы на помощь Кейльхарту, или князь просто решил завоевать Фуллы, отправив более многочисленное подразделение. Но, как бы там ни было, разведчики сообщили о приближении к городу войска в триста пехотинцев, включая большой отряд стрелков. Там же было замечено несколько тяжеловооруженных пеших пацинакских воинов, возможно наёмников, вооруженных огромными секирами, способными разбивать городские ворота. То, что армия собиралась взять Фуллы, подтверждало наличие камнемётной катапульты тащимой в обозе – редкого для провинций оружия.

            Судя по последним данным лазутчиков, противник закрепился на соседнем плато в заброшенном поселении, когда-то также носящим название Фуллы и являвшимся резиденцией местного князя, раннее соперничавшего с ромейским Херсоном, но давно оставленном, несмотря на сохранившиеся укрепления. Расстояние между городами равнялось десяти стадиям, так что враги могли напасть уже через несколько часов.

            Теперь, не только, чтобы сохранить свой успех, но и просто выжить, Николаю требовалось противостоять армии, способной взять Фуллы приступом. Положение обсуждалось на срочно созванном военном совете города, на котором, кроме нашего рыцаря и местного спафария Михаила присутствовали старейшины аланской, ромейской, хазарской и караимской общин.

            Решено было отправить переговорщиков. Добившись аудиенции у предводителя дороской армии, те вернулись с одной вестью. Командир осаждающих Лампранд требует открыть городские ворота и впустить отряд в город.

            Николай вывел спафария Цулу за ворота городского монастыря, в котором проходил совет.

            – Я враг правящей династии, но не Ромейской империи! Народ готов и алан – наши федераты, может проще договориться с ними, не жертвуя людьми в борьбе со своими возможными союзниками? – голос Николая звучал уверенно, он почувствовал, что стал более многословен и самостоятелен, с тех пор, как вышел из-под опеки наставника.

            – Пока армия Дороса стоит у ворот Фулл, ты не добьешься поставленной цели! – возбуждённо возразил Михаил:

            – Население Готии, почувствовав слабость центральной власти, не станет союзником ни тебе, ни Василию. Область восстала, местные князья желают править самостоятельно. Что говорит, если и жители Херсона, где управляет мой брат, хотят независимости от Константинополя.  Смутные времена, мир перевернулся, сейчас самые законопослушные жители империи, это её бывшие враги – хазары, крещёные и получившие должности от кесаря. Если хочешь сохранить империю для себя, опирайся на них, на народ Меридианы, на таких как я, на греков и болгар, на караимов. Готы, аланы имеют своих князей, и они тебе не друзья, и уж тем более не вассалы. Ты должен разгромить их, показав силу, показав, что Климаты ещё принадлежат империи! Если ты позволишь готам взять Фуллы, всё будет потеряно.

            Заговорщики вернулись на совет, где приняли решение сдерживать осаду города. Возражал только епископ Арсений, утверждая, что готы и аланы дети христовы, и не следует начинать междоусобицу между двумя христианскими областями Фуллами и Доросом.

            Чтобы повысить боеспособность гарнизона, Николай потребовал от старейшин общин призвать наёмников из округи. Отозвались караимы и греки Мариама. Ополченцы приходили в город через южные ворота, не видимые Лампранду, стаявшему с другой стороны скалы. Для прибывших Николай устроил лагерь в районе осадного колодца между малыми воротами и передовой стеной крепости.

            Наступил вечер короткого, и казалось такого бесконечного зимнего дня, самого трудного дня, с момента высадки на землю Таврики. Победить в битве, принять город под управление, и готовится к новому сражению – это было слишком много для одних суток, слишком тяжело для рыцаря, раннее жившего в обществе влиятельного патрона, без реальных войн, интриг и обязанности принимать ответственные решения.

            Уставший Николай, начавший понимать значимость происходящих событий и свою ответственность за всё дело, первый раз в жизни задумался: не является ли он простой пешкой в сложной игре сильных мира, в игре империй. За всю свою жизнь, за своё положение он был бесконечно обязан папе Сильвестру. Нет, наставнику он доверял без сомнений, но между замыслом Герберта: объединить восток и запад, возродив Рим в годы его могущества, и достижения этой цели было столько людей, не желающих подобного воссоздания, столько объективных процессов, разрушающих план на корню! Вот и теперь, Николай не знал, его это решение: драться с готами, вместо того, чтобы объединиться с ними, или решение влиятельных родов местных фем, занятых междоусобицей. Сам он управляет судьбой, или его будущим руководит Михаил, которого он почти не знает.

            В крепости был храм, возведённый греческими зодчими времён Исаврийской династии. Прямоугольной формы с изящными ромейскими капителями - это был главный храм города, весь построенный из мрамора, доставленного в Фуллы из Проконнессоса, крупнейшего острова Пропонтиды. Базилика частично пострадала во времена владычества Хазар. Пожертвовав значительную сумму монет из своей походной казны на ремонт порогов и плит, Николай также пообещал епископу выполнить расширение церкви, тем самым, склонив Арсения на свою сторону. Получив благословление на грядущую битву, рыцарь весь вечер провёл в молитве перед алтарём. Многие солдаты, предчувствуя трагизм завтрашнего дня, молились и причащались.  

 

            Наступившее пасмурное утро только добавило нервного напряжения. Армия Лампранда подошла к городу с восточной стороны, противоположной той, с которой в город входил отряд Николая, и стала на расстоянии, недоступном полёту стрелы,  расположившись на открытом участке плато недалеко от восточных ворот города.

            Наш герой, взобравшись на укрепление над главными городскими воротами, мог оценить силы неприятеля, построенные в боевые порядки. Только по лучникам автохтоны Дори превосходили ромеев в два раза, по пехотинцам более чем в три. Встретив такую армию на открытом участке, даже без потерь первых сражений, стратиоты  не имели ни единого шанса на победу, да и укрывшиеся за стенами крепости, воины Николая были недалеки от поражения. Кроме подвезенной камнемётной катапульты, солдаты Лампрада имели лестницы, верёвки, крюки и цепи, при помощи которых они могли пытаться проникнуть за крепостные стены, устроив резню в городе. Наличие нескольких тяжеловооружённых наёмников пацинаков, также не прибавляло уверенности защитникам. Внешний вид противника внушал угрозу, большая их часть была профессиональными воинами, покрытыми шрамами прежних столкновений, спокойными перед возможной битвой, словно убивать и умирать было их привычным каждодневным делом.

            Николай, было, подумал, что Лампранда и есть мятежный князь Дороса, пришедшей с ядром своих войск.

            – Нет, это всего лишь один из его командиров -  просветил рыцаря спафарий, также забравшийся на надвратную башню.

            – В лучшие годы Готия могла выставить до трёх тысяч воинов, но и сейчас дружина князя состоит не менее чем из восьми сотен бойцов.

            – Нужно собрать всех, поглядим, что мы можем им противопоставить. – Николай начал командовать со спокойствием обречённого.

            Он собрал своих людей, с утра занятых укреплением крепости, городских ополченцев и наёмников, прибывших вчера в лагерь. Отряд Николая, несмотря на предыдущие потери, получил прибавление и теперь насчитывал более двухсот человек. Противник – около трёхсот. То есть реальность пополнения армии за счёт жителей округи и города превзошла ожидание.

            – А ведь всё не так плохо! – подумал новоиспечённый архонт:

            – Нас меньше, но нас защищают стены!

            В своих людях, проверенных в двух стычках, рыцарь был уверен, поэтому уделил основное внимание новобранцам. В массе своей, прибывшие были местными свободными крестьянами, считающими, что под далёкой имперской властью им будет лучше, чем под близкой десницей родного князя. Они обладали минимальными боевыми навыками, и могли быть силой только в большом количестве. Понимая, что в случае прорыва суровой готской пехоты внутрь крепости, необученное держать строй сельское ополчение будет достаточно быстро перебито, Николай возлагал надежды на удержание оборонительных укреплений, при штурме которых солдаты Лампрада будут открыты для ударов со стен, не имея возможности ответить.

            – Только пока противник не взял стены, инициатива будет на нашей стороне – сообщил своё видение ситуации полководец.

             Времени обучить ополченцев стрельбе из лука или метанию пращёй, что было бы весьма полезно, не было. Николай позаботился о том, чтобы вооружить свою новую лёгкую пехоту двухметровыми менаулионами – тяжёлыми пиками с  толстыми дубовыми стволами и длинными лезвиями, при помощи которых можно было сбрасывать забравшихся на стены или отталкивать осадные лестницы.

             Кроме крестьян из округи его армию пополнило городское ополчение, верное Михаилу. Эти бойцы были достаточно подготовлены и не уступали стратиотам Николая. Рыцарю осталось только разделить их по навыкам и вооружению на стрелков и скутатов, пополнив ряды своих бойцов. Отдельный отряд составляли караимы, немногочисленные, но воинственные, архонт определил их в отряд своих кордовских иудеев, поручив последним обучить новобранцев владению луком и пращёй.

            Спафарий Михаил, чья жизнь целиком зависела от успехов в обороне, проявлял недюжую расторопность, взяв на себя организационные и снабженческие функции. Всех городских жителей, не вставших в строй защитников, он обязал изготавливать менаулионы, стрелы, пращи и пращные пули. Заработала кузня. Женщины, способные врачевать и обрабатывать раны были собраны в нескольких пещерных помещениях в противоположной стороне крепости, также их задачей было доставлять туда раненых, чтобы не отвлекать мужчин от стен. Но главной радостью, вызвавшей искренний смех Николая, была находка в одном из боевых помещений ромейской стреломётной карробаллисты, возможно входившей в вооружение гарнизона воинов Юстиниана ещё при строительстве оборонительных укреплений. Рычаги и станок оказались целыми и вполне пригодными для использования, а  вот волокна требовали замены. Поскольку лошадей в окрестностях было мало, а недостаток времени не позволял собрать конский волос, для изготовления торсионов применили волосы Фуллских красавиц, пожертвовавших длиной причёсок ради независимости родного города. Изготовить некоторое количество стрел и наконечников оставалось делом техники.

            К середине дня подготовка к осаде, насколько она могла быть выполнена за столь малый срок, в основном закончилась. Лампранд тянул с приступом, ожидая сдачи крепости без боя. Так что у Николая и Михаила ещё имелся некоторый запас времени. Убедившись, что более уже ничего сделать нельзя, а люди готовы, архонт объявил общий молебен, чтобы  молитвой поднять боевой дух и уверенность защитников. Николай поклялся отстроить новый алтарь в главной базилике в случае победы своего воинства.

            После молитвы архонт приказал накормить солдат лёгким обедом и разбавленным вином и лично расставил воинов на укреплениях, распределив секторы обороны.

            Скала, на которой находился город Фуллы-Кыркор, и с которой открывался захватывающий вид на северо-восток Таврики, самой природой с севера и запада была превращена в крепость с крутыми обрывами, непригодными для подъема. С южной стороны подъём был труден, но возможен. Там, в западной части южной стороны, ещё ромеями была построена передовая стена, за которой находились осадный колодец и южные малые ворота крепости, окруженные вторым рядом стен и боевыми пещерами. Далее стена шла по всему южному обрыву скалы с запада на восток, делая город совершенно неприступным и с этого направления. Достаточно пологий и широкий подход  к крепости был только с востока, где перед стенами на ровном и открытом плато располагался городской посад. Площадь участка, незащищенного укреплениями почти вдвое превосходила территорию самой крепости, причём заселена была только наполовину. На дальнем незастроенном участке плато, на расстоянии в полтора стадия от городских стен и выстроилась армия готаланов Дороса. Главным препятствием, разделявшим два войска, являлась оборонительная стена, возведённая  ромеями лет триста назад, и активно поддерживаемая в период хазарского владычества, когда Кыркор служил главной крепостью каганата в данной области. Оборонительная стена, состоящая из двух частей прерываемых воротами, пересекала плато от одного края обрыва до другого. Стена, толщина которой превышала шесть шагов, а высота двенадцать локтей, представляла сложную конструкцию. Её внешний панцирь, обращённый к штурмующим, был выложен  известковыми блоками, хорошо обработанными по правилам римской фортификации, как давно уж не отёсывают при строительстве укреплений. Внутренний край состоял также из известковых блоков худшей обработки. Между внешним и внутренним панцирем были плотно уложены камни неправильной формы размеров меньших, чем внешние блоки. Стена состояла из трёх различных слоёв и могла поглощать значительные удары.  Почти по центру плато располагались главные крепостные ворота, ширина и высота которых позволяла одновременно проезжать двум всадникам с поднятыми копьями, или повозке, запряжённой двумя лошадьми или волами. У северного и южного края обрыва, то есть на максимальном расстоянии от ворот стену прикрывали две башни. От северного обрыва до ворот параллельно стене шёл крепостной ров, вырубленный в толще скалы и наполненный дождевой и талой водой. Его ширина составляла более пяти шагов, а глубина более трёх локтей. У самого северного края большой ров обрывался, для выхода гарнизона через вылазную калитку, также защищённую двумя малыми рвами.

            Таким образом, самой слабой частью крепости являлись ворота и южная часть стены, шириной около сорока шагов, незащищённая рвом. Именно здесь Николай сделал собственную ставку, чтобы лично руководить обороной слабого участка укрепления. Здесь же, на южном участке стены с фланкирующей её башней, и под ней он расположил отряд караимов и иудеев с пращами и луками, снабдив их огненными зарядами по принципу греческого огня, а также камнями, которые можно было сбрасывать на головы штурмующих. Ромейских лучников архонт поставил на противоположную северную башню и под неё, чтобы те могли стрелять как вдоль фаса стены, так и навесом через стену, оставаясь невидимыми для стрелков противника. Рядом с ними был сконцентрирован весь запас стрел, изготовленный защитниками. Ополчение, вооруженное тяжёлыми пиками, он поставил фалангой под ворота, на случай прорыва через главный вход. Часть новобранцев разместил на стенах южнее и севернее ворот для сбрасывания нападающих, расстреливаемых с фланкирующих башен. Скутатов, вооруженных спатами, и прикрытых щитами, полководец расположил под стеной в районе вылазной калитки. Этот свой самый защищённый отряд ближнего боя Николай собирался использовать в крайнем случае: или для вылазки мобильным отрядом через потайную калитку под стены крепости или, в случае прорыва атакующих через стены или ворота, монолитной фалангой – новой стеной поддерживающей ополчение.

            Михаил со своей немногочисленной стражей, вооружившейся луками, возглавил защиту центральных ворот с надвратной арки, для чего наверх был поднят найденный и отремонтированный стреломёт.

            Не видя покорности, и не желая ещё одну ночь проводить на открытой местности, потерявший время и терпение Лампранд, наконец, отправил к воротам троих тяжелых пехотинцев, в которых разведчики разглядели пацинакских наёмников. Обычно кочевники пацинаки невысокого роста, но эти были богатырями, под стать нашему герою. Воины подошли к воротам и недвусмысленно постучали тяжелыми палицами.

            Николай, стоявший на левой башне, отдал приказ стрелять. С башни и из-за стены полетели подожжённые стрелы и пращевые пули, пущенные иудейским отрядом в готских лучников и пехотинцев. Рыцарь лично открыл огонь из специально изготовленного для него сложного лука с мощными стрелами по тяжеловооружённым пацинакам, угрожающим воротам

             В рядах нападающих появились первые потери.  Ситуация стала однозначной, и Лампранд отдал приказ на штурм. Основные силы нападающих были сконцентрированы на правом фланге напротив вылазной калитки. Пока пацинаки пробовали разбить ворота, вся пехота готов одновременно ринулась на штурм стен. При этом большая часть воинов начала натиск на правую часть укреплений между воротами и северной башней, где находились несколько рвов. Что это, ошибка дороского предводителя или хитрость? Возможно Лампранд ожидал, что все силы осажденных находятся у противоположной менее защищённой части укреплений, а северный участок стены получится преодолеть с меньшими потерями, но такое развитие событий было на руку Николаю. Достигнув рвов, атака замедлилась, дав возможность лучникам прицельно расстреливать нападающих, тогда как стрелки готов, находящиеся на открытой местности, были подавлены огнём с башен, к тому же ромейские луки оказались мощнее местных.

            Дюжине самых ловких готов, оснащённых штурмовыми приспособлениями, удалось преодолеть стену между большими и малыми рвами и прорваться в город. Но они были малочисленны и легко вооружены, иначе бы просто не взобрались на стену. Встреченные фалангой  скутатов, как раз поставленной в этом месте, попавшие под стрелы лучников, стрелявших почти в упор, прорвавшиеся были уничтожены.

            К этому времени Лампранд остался почти без стрелков, а ворота крепости все ещё не поддавались. Камнемёт оказался малоэффективным. Стены и башни выдерживали удары, получая незначительные повреждения, а защитникам удавалось уклоняться, тогда, как стреломёт Михаила оказывал существенное психологическое влияние на осаждающих.

            Командир с Дороса, отступление для которого означало бесчестие, понимая, что единственный шанс спасти своих людей от расстрела с башен и стен, это скорее выбить ворота, бросил последний резерв из пятидесяти пехотинцев на помощь уставшим и раненым пацинакам. Тем самым, сведя атаку только в центр и на северный участок стены.

            Последний натиск готов действительно мог переломить ход битвы. Значительная часть их уже забралась на стену, другие – преодолели ее, оказавшись внутри в районе вылазной калитки. Ополченцы, защищающие ворота, хотели двинуться на помощь скутатам, но были остановлены Николаем. Больше всего архонт боялся хаотичных действий своего воинства, способных неожиданно оголить другие сектора обороны, что, в случае прорыва готов в другом месте, грозило ударом в тыл или фланг. Поэтому он вернул людей с менаулионами на место между воротами и водосборным бассейном, заставив держать строй. Предоставив уничтожение пробившихся в город мечам скутатов.       Архонт оказался прав. Под очередным ударом атакующих, ворота разлетелись в щепки. Часть легкой готской пехоты, возглавляемая единственным, оставшимся в живых тяжёлым наёмником, ворвалась внутрь, но была встречена копьями защитников. Натиск был сильным. Ополчение начало проседать, теряя строй, что грозило катастрофой. Вооруженные только длинными пиками солдаты были беспомощны в ближнем бою против топориков и коротких мечей. Началась бойня  внутри крепости. Но готов, понёсших огромные потери при штурме стен и ворот, было слишком мало, Николаю, лично бросившемуся на помощь своей пехоте, удалось не допустить расползания солдат противника по территории города. Его тяжёлый меч, помноженный на мощь всадника, несколько раз опускался на головы врагов, уничтожив не менее двух бойцов, как до этого двух пацинаков под воротами сразили его стрелы.

            Ценой больших потерь удалось блокировать остатки готского воинства и выбить их наружу.

            И на этот раз воинская удача благоволила герою, победа была полной. Утраты составили: четыре лучника, десять скутатов и шесть иудейских стрелков. Самые большие жертвы понесло ополчение, потеряв тридцать три человека. Но крепость была защищена, и в резерве у архонта оставалось более ста пятидесяти бойцов, то есть больше того количества, что прибыл с ним на нефе. Потери готов посчитать было трудно, остатки  их отряда, захватив за стенами крепости раненых и убитых, отступили под руководством проигравшего командира на соседнее плато, откуда начинали последний поход утром.

            Жители Фулл, сторонники Михаила, ликовали, их город остался цел и пока независим от внешних сил. В знак признательности и радости на победителей, включая архонта и  спафария, греческие женщины повесили венки, сплетённые из сельдерея.

 

            Наступил вечер, пока рядовые бойцы и городские мастера заменяли разбитые ворота и латали поврежденные стены, а женщины оплакивали погибших и обрабатывали раны выживших, спафарий Михаил пригласил Николая в свой дом. Нужно было обсудить дальнейшие действия, да и просто получить отдых после нескольких трудных дней.    Фуллы был необычным городом. Расположенный на вершине плато, он мог показаться укреплением одинокого феодала, но был слишком велик для крепости, к тому же имел селения в окружающих ущельях и посад в западной части. Безусловно, он значительно уступал по площади Равенне, Риму или Венеции, и был несравним с ними по значимости, но для малозаселённой Таврики город был важен. Самым правильным эпитетом для обозначения данного места служило слово: «романтизм». Наземных построек в Фуллах было не так уж и много: центральный храм, да несколько десятков домов зажиточных горожан. Остальные жилища являлись пещерными помещениями, весьма удобными в условиях податливой местной скалы.

             Спафарий Цула, как представитель ромейской администрации, обладал небольшим поместьем, расположенным недалеко от храма между средней и северной улицами города. В уютном внутреннем дворике, возле открытого очага, заговорщики могли рассчитывать, что их разговор не будет доступен чужим ушам.

            – Таки да, Николай, ты даже не представляешь, как я рад видеть тебя здесь, ты пришёл как раз во время! Опоздай твой отряд на несколько дней, и Села га-Иегудим стала бы подвластна Мангупу. Возможно я бы и сохранил формальную власть здесь, как представитель Херсона, но ты, мой друг, точно бы не получил надёжную базу в Хацарии, и вынужден был скитаться по острову как степной кочевник.

            Николая совершенно не задела фамильярность спафария, но он заметил, что Цула говорит на манер иудеев, даже в названиях, используя не греческие, а иудейские значения. Ведь именно местные караимы называли Фуллы «Иудейской скалой», а Дорос на хазарский манер «Разбитым» после того, как хазары разрушили его двести лет назад.

            – Я полагаю, что Арнамар князь Мангупа, чтоб его чёрный песок обволок, после двух поражений, оставит свои притязания на нашу общину, хотя силы его нельзя недооценивать! – продолжил Михаил.

            Из дома вышла молодая женщина, одетая в красивое длинное до пят платье из светлой парчи, подпоясанное широким поясом. Её светлые как золотая пшеница волосы были ровно уложены под невысокой шапочкой, наполовину прикрытой шалью ниспадавшей до плеч. Девушка вынесла угощение. Николай подумал, что это служанка Цулы, успев заметить притягательность её внешности. Если сравнивать облик вышедшей с Меридианой, то женщины были полной противоположностью. Яркая броская вызывающая до бесстыдства красота хазарской принцессы, её темно рыжие волосы, чувственные черты лица, откровенно обтягивающие мужские костюмы сразу привлекали внимание, воспламеняя похотливые инстинкты. Особа, появившаяся из дома, не казалась объектом обольщения. Исходя из наряда и поведения, девушка была скромна и воспитана. Всё, что смог разглядеть рыцарь, это кисти рук и лицо. Пальцы были тонки и благородны, а черты лица милы, но не вульгарны. Судя по светлому цвету волос, прислужница была с севера, во всяком случае: не хазарской или иудейской крови, гречанка, ромейка или дочь русов с берегов Данаприса.

            – Спасибо, Любаша! – обратился Цула к девушке:

            – Пожалуйста, попроси слуг постелить постель в доме для меня и нашего уважаемого гостя, день был трудный, но на самом деле ведь всё только начинается.

            Хозяин, назвавший женщину Любашей, обращался с ней как с дочерью или супругой, но не как со служанкой. На вид Любаше не было и двадцати, тогда как Михаил достиг возраста папы Сильвестра. Конечно, она могла быть как первой, так и второй, но в любом случае имела равное с Михаилом положение.

            Николай, поблагодарив хозяина за гостеприимство, сообщил, что желает спать рядом со своими людьми, не из-за страха перед возможной опасностью, и не для того, чтобы обидеть хозяина но, будучи солдатом, предпочитает разделять учесть своих воинов, столь отличившихся в прошедших битвах.

            Рыцарь, которого теперь все называли архонтом, в значении ромейского правителя области, отослал сопровождавшего его архисагиттатора Константина - командира токсотов в отряд.

             Получив приказ убедиться, что защита крепости восстановлена, а воины сыты и размещены в тёплых жилых пещерах, архитоксот отправился проверять посты и командовать отбой, не забыв подготовить ночлег для своего командира. Тогда как Николай, Михаил и Любаша, оставшись втроём, продолжили общение.

            Девушка, получившая просьбу хозяина заняться постелью, не спешила удалиться в дом, желая присутствовать при разговоре мужчин, что ещё больше подчёркивало её статус как равной Цуле.

            Наступившая ночь была тиха и спокойна. Дневной ветер стих, город вокруг уже отдыхал. Звуков, рождённых живыми или природными явлениями, почти не было. Возможно, женщины и оплакивали погибших, но это происходило в другой части  Фулл, и их плач не доносился до поместья. Оставшиеся герои надеялись, что все подробности их беседы останутся между ними, поэтому, когда за стеной дома со стороны храма послышался шорох, Михаил напрягся, перейдя на шепот, а Любаша, выйдя на улицу, даже обошла поместье вокруг.

            – А почему мы не пригласили епископа Арсения, разве его влияние на общину для нас не важно – поинтересовался рыцарь у хозяина.

            – У меня есть подозрение, что епископ больше благоволит местным топархам, чем столичной власти –  неуверенно ответил Цула.

            – И хотя я открыто с ним не конфликтую, я не доверяю Арсению.

            – А разве союз с местными князьями не в наших интересах?

            – Таки да, но сейчас другие времена. Нынешние топархи готов и асов, мрак на них, никогда не станут преданными союзниками представителя Константинополя! Они мечтают о собственных независимых княжествах, тогда как твоя миссия объединить земли под властью столицы. Или Меридиана сказал неправду?

            Близость Любаши и так напоминала рыцарю о далёкой женщине, а слова Михаила сделали воспоминания ещё острее.

            Словно в подтверждение подозрений спафария, вернувшаяся Любаша сообщила, что видела фигуру, удалявшуюся в сторону храма.

            – Видишь, я был прав, Арсений нечто замышляет, его слишком интересовало пребывание здесь Меридианы, теперь твоё!

            – Ну, может это нормально, ведь он должен знать, что происходит в среде местной паствы – попробовал стать на защиту священника Николай.

            – После моих щедрых пожертвований на новый алтарь и ремонт церковных порогов, епископ должен занять нашу сторону. Может быть, пригласить и его!

            – Видишь ли, архонт, у меня есть некоторые свои интересы относительно будущего, я готов содействовать тебе, помогать своему брату Георгию – стратигу Херсона, принцессе хазарской, но я хотел бы получить контроль над местной фемой от Кыркора до Мангупа с определённой долей самостоятельности.

            – Что ты имеешь в виду? – Николай понял, что Михаил затеял свою сепаратную игру, в которой надеялся задействовать и его:

            – Таврика – окраина империи, и любому императору здесь потребуется лояльный топарх, а местному князю – архиепископ, живущий с ним по одним правилам. Чем тебе не подходит Арсений?

            – Дело в том, что дядя не совсем христианин – в разговор вмешалась Любаша.

            – Замолчи дочка, не говори лишнего!

            – Скажи ему, дядя, Николай наш союзник, в случае удачи мы разделим с ним триумф, а в случае поражения умрём вместе, он должен знать всё!

            – Нет, нет, впрочем, ты и так уже наговорила на мою гибель! – Михаил стал возбуждённым и испуганным.

            Николай слушал их перепалку, ничего не понимая.

            – Николай, посланник папы Сильвестра, видишь ли, ты, как и мой брат, Георгий, как и девушка, перед тобой - христианин,  я же верю только в Танах. Наша община в этих краях слишком молода и слаба, ты мог это видеть только по девяти надгробиям в южном обрыве за городом, прозванным моими единоверцами Иосфатовой долиной.

            – Так ты иудей! – взорвался Николай. Рыцарь, несмотря на религиозное воспитание, был веротерпим, как и его наставник. Герберт или теперь папа Сильвестр,  по должности отстаивающий интересы христианской веры, не чурался общения с магометанами Кордовы и европейскими иудеями,  всегда уча подопечного, что главное – это знание, и не важно от какого народа оно исходит. Ведь греки, придумавшие математику и астрономию, вообще были язычниками, а цифры мавров удобней в использовании. Но всё-таки, чтобы иудей был на имперской должности, это выглядело странно!

            – Как же ты получил должность спафария?

            – Благодаря своему брату, и тому, что я скрываю собственную веру.

            – Но это истинный грех, а стратег Херсона тоже иудей! – теперь Николай начинал понимать игру Михаила.

            – Нет, Георгий крещёный, хотя народ наш был веры хазарской. Видишь ли, я тоже не совсем иудей, я караим, мои предки пришли суда во времена Пятикнижия и не знают  учения амораев.

            – А Меридиана, я думал она крещёная!

            – Тебе лучше знать, ведь, как я понял, ты и твой сюзерен оба знакомы с ней ближе – Михаил посмотрел на рыцаря с ухмылкой:

            – Твоя спутница должна верить в вашего Спасителя, хотя, узнав Меридиану, мне показалось,  что она верит только в его оппонента.

            Теперь всё становилось понятно: Михаил – караим, вот почему христианские топархи и епископы его враги.

            – А Любаша, почему ты зовёшь ей дочерью, а она тебя дядей?

            – Девушка моя приёмная дочь, и воспитанница. Её отец – Икмор, один из варангов дружины конунга Владимира. Воин, полюбивший булгарку, когда его князь воевал с серебряными булгарами, и бежавший с ней в земли хазарские, а оттуда  через Томатархан в страну Дори. Она родилась в Херсоне, где Икмор служил в страже. Судьба и Владимир нашла их и здесь. Мать и отец её погибли во время штурма города бывшим каганом Икмора, когда Любаше было семь годков. Так что я взял девочку на воспитание. Варанг верил в Одина и Валгаллу, но болгарка была христианкой. Родители крестили дочь перед штурмом,  мы разной с ней веры, хотя вполне уживаемся более десяти лет.

            Девушка с благодарностью посмотрела на Михаила, спафарий продолжал:

            – Итак, Николай, теперь ты всё знаешь, ты отбросил готов от стен Кыркора, но не подчинил себе их страну! Покори Готию и Аланию, и караимы Хацарии станут твоими верными вассалами! В этом деле я обеспечу помощь Кыркора и невмешательство Херсона.

            – Ты предлагаешь начать полномасштабную войну с Доросом и всей Дори, с армией в сто пятьдесят пехотинцев, тогда как по твоим же утверждениям область может выставить против нас от восьмисот до трех тысяч человек!

            – Возможно, в честном открытом бою нам и не победить Арнамара, даже если твоей союзнице удастся собрать некоторое количество людей в Томатархане, но ведь у тебя есть часть предмета – терафима, собрав который мы сможем добиться любых целей! – голос Михаила звучал торжественно и загадочно.

            За суматохой последних дней Николай совершенно позабыл о таинственном камне, переданном ему наставником с указанием доставить в Херсон, и хранившимся на поясе под рыцарским плащом. Топаз был красив и вероятно, за свой размер стоил очень дорого. Но как драгоценная безделушка могла помочь в достижении целей, герой не понимал. Архонт считал, что камень – просто условный знак, как перстень или печать, увидев который, незнающие рыцаря, но замешенные в заговоре люди, начнут доверять его обладателю.

            – И как же нам должен помочь сей предмет, мы купим на него наёмную армию пацинаков? – спросил герой с недоверием.

            – Я полагал, ты знаешь о силе кристалла, раз нет, просто передай его мне, я найду ему применение – с напускным равнодушием заявил Михаил.

            – Но я имею чёткие указания отдать камень Георгию Цуле – протоспафарию Херсона – рыцарь чувствовал, что полностью доверять союзнику не стоит.

            – Поверь, он не нужен моему брату, он христианин, а топаз – древний терафим иудеев, он предназначен мне, он должен принадлежать общине караимов! – спафарий заметно разволновался.

            Николай, на долю которого выпали столь внезапные и многочисленные приключения и испытания, уже не был монастырским простаком, приставленным к папе.

            – Пока ты не расскажешь мне, в чём хитрость этого топаза, я не только не отдам его тебе, но и не покажу!

            – Дядюшка, ты должен всё рассказать господину архонту, ведь он наш союзник! – вмешалась в разговор Любаша:

            – Если мы потеряем его благосклонность, завтра он уйдет из Фулл, а готы вернуться под стены, как ты защитишь город – горсткой своих караимов!

            Несколько минут в душе Михаила шла тяжёлая борьба, наконец, спафарий решил прислушаться к доводам приёмной дочери.

            – Таки да, Любаша права, я расскажу тебе о силе терафима, если ты пообещаешь отдать камень мне.

            Николай достал топаз из напоясного кошелька и, не давая Цуле в руки, показал камень собеседникам. При виде драгоценности глаза Михаила загорелись, а дрожащие руки потянулись к топазу. Рыцарь, вспомнив наставление Меридианы, вежливо отвёл предмет от пальцев спафария. Даже Любаша, и та, смотрела на камень с интересом и вожделением.

            – Говори, почему все, кто знает о наличии у меня этого камня, трепещут перед ним, словно пред истинным крестом распятия Спасителя, или будто видя скрижали Моисея!

            – Кхе, кхе! – нерешительно начал караим:

            – Предки моих единоверцев, пришедшие сюда с Камбизом, обладали одним магическим предметом: медной головой, изготовленной мудрецами из Иудеи и Персии для отца Камбиза - Персидского Кира Великого. Когда Кир погиб талисман достался его старшему сыну. Говорят, что со временем медная голова довела Камбиза до помешательства  и стала причиной его смерти, он, кажется, убил себя сам. Каким образом терафим оказался у иудеев – загадка, но они принесли его в крепость Села га-Иегудим, на месте которой и построен Кыркор. Магия предмета проявлялась, если внутрь медной головы поместить имеющийся у тебя топаз, тогда терафим как бы оживал, и голова начинала отвечать на вопросы «да» или «нет». Как ты понимаешь: знающий будущее владеет миром! Однако, талисман, не смог уберечь своих новых хозяев, как не уберёг персидских царей. Поскольку все хотели обладать терафимом, путь его окружён драмами и убийствами. В конце концов, он был разделён: кристалл оказался у иудеев Кордовы, а медная голова осталась в этих землях. Похоже, твоя спутница, покинувшая Кыркор пару недель назад, имеет сведения, где найти голову в землях хазарских. Если нам удастся соединить два предмета в один, мы сможем воспользоваться его силой, зная ответы на любые вопросы.

            – Я думаю, магия терафима не исходит от Господа – поморщилась Любаша.

            – Глупая девочка, какая разница, кто даст нам силы в борьбе с врагами! Николай, я заберу камень, чтобы сохранить его, у меня он будет в большей безопасности!

            За стеной опять послышался шорох.

            – Слуги! - закричал спафарий:

            – Любаша позови слуг, надо обойти дом, и поймать шпиона, который  мог узнать нашу тайну!

            Николай лично обошёл небольшое поместье Цулы, но не обнаружил ничего подозрительного. Вернувшись во двор, рыцарь перешёл на шепот.

            – Я не очень то верю в силу головы и топаза, тем более что никто из вас, как я понимаю, не видел терафим в действии. Более того, если предмет, о котором я услышал, работает, его магия идёт от дьявола, и мне, как христианину не пристало прибегать к подобной нечисти. Но если всё это правда, хоть наполовину, терафим не должен попасть в чужие руки, с этим я согласен. Мы найдем медную голову, а затем проверим легенду, если что, я лично уничтожу порождение ада!

            – Так отдай топаз мне, о, Николай, я буду хранить его дороже жизни! – взмолился спафарий.

            – Забирай камень! – нарочито прокричал рыцарь, пряча драгоценность в свою сумку, и жестикулируя Цуле об обратном. 

            Михаил, поняв, что  замыслил архонт, обрёченно вздохнул:

            – В любом случае мы теперь вместе!

            Инициативу перехватил Николай:

            – Так что нам делать? Если мы хотим найти медную голову, нам надо следовать в Фанагорию за Меридианой, но если мы не победим дороского князя или не договоримся о перемирии, он захватит Фуллы до нашего возвращения!

            – Ты прав, для полномасштабной войны с Арнамаром у нас нет армии – согласился  Михаил:

            – Другое дело, когда терафим будет у нас в руках, тогда пусть Мангуп посылает свои войска на стены, пусть они испытывают свою судьбу!

            – Но, отправляясь в Фанагорию, мы должны помнить, что островом владеют русы, не известно как их князь встретит нашу экспедицию! – осторожно вмешалась Любаша:

            – Мы не должны идти в Томатархан как караимы, асы или хазары, лучше всего, если Николай возглавит поход как представитель Константинополя, с которым у русов сейчас союз.

            – Таки да, девочка права, лучше заручится поддержкой фемы Херсона! – подтвердил Михаил.

            - Не сбрасывайте со счетов Арнамара и Мстислава Томутороханского, медная голова находится где-то в их землях, а что если кто-нибудь из князей найдёт терафим первым.

            – О, вздор, хватит страшить нас ерундой, Любаша, никто пока не знает о тайне головы и топаза!

            – Так ли никто! – заговорил Николай, молча слушавший спорщиков:

            – Где бы я ни останавливался, следуя по пути хазарской принцессы, везде находится местный, которому известно об имеющемся у меня кристалле больше чем мне, и я не допускаю, что Меридиана намеренно трубит о терафиме каждому встречному! Даже здесь за нами шпионили!

            – Однако, уже поздно, нам всем следует хорошо отдохнуть, прежде чем решить, что делать дальше – девушка взяла смелость командовать двумя мужчинами.

            – Отдай мне топаз, я позабочусь о его сохранности, пока ты будешь беспокоиться солдатами и походом – прошептал спафарий на ухо Николаю:

            – В конце концов, у тебя достаточно проблем и без камня!

            Получив жёсткое «нет» Михаил понял, что спорить с архонтом далее бесполезно.

            – Может быть, ты всё-таки останешься ночевать в моём доме, слуги уже подготовили комнату для важного гостя – почти с мольбой обратился Цула к рыцарю, считая, что хоть так заветный кристалл будет чуть ближе к нему самому.

            – Нет, ты и так уже получил камень, громко и насмешливо  заявил Николай:

            – Хватит с тебя и одного трофея в доме. С утра, похоронив павших, начнём готовиться к походу, ведь мы так и не решили, что предпринять в первую очередь.

            – Я думаю, надо будет достигнуть Херсона, и с помощью моего брата организовать экспедицию в Томатархан в поисках Меридианы. Получив поддержку Георгия, по пути вернём под контроль херсонской фемы, а значит и под твой, область Дори. Найдя терафим, мы соберём  всю Хацарию, открыв просторы для твоих честолюбивых замыслов – подытожил Цула:

            – Пока мы слабы, чтобы не встретиться с Арнамаром или степными пацинаками, в Херсон отправимся водой. Для этого достигнем берега Понтийского моря в районе крупного порта Сугдеи. Там живут аланы лояльные власти Херсона и нас снабдят всем необходимым. В Сугдею путь неблизкий! Можно также следовать в Горзувиты, местечко, правда, разрушено и сейчас только восстанавливается, но сохранился торговый порт, где можно будет арендовать корабль. Или идём в Партенитэ, это рядом с Горзувитами и ещё ближе, корабль сможем купить и там. В любом случае подобный путь в обход Мангупа спасёт нас от внезапного нападения.

            – Остаётся только подумать, как укрепить Фуллы, не хочется отдавать город Доросу после славной победы – закончил разговор уходящий Николай.

            – Если морское путешествие, как и путь в обозначенные тобой порты, безопасен, ты отправишься к Георгию сам, взяв небольшую личную стражу, а я займусь укреплением нашей базы. Ведь если топаз предназначалось показать тебе, я почти выполнил свою функцию, а с братом ты сможешь договориться лучше меня.

            Николай хитрил, будучи человеком сухопутным, он не хотел пускаться в морское путешествие, и он действительно не хотел терять подконтрольную ему крепость. Отправляя спафария одного, архонт рассчитывал удалить Михаила от камня, владеть которым тот страстно желал, при этом, удерживая его топазом, словно собаку на длинном поводке. Была ещё причина: Фуллы находились к Фанагории ближе, чем Херсон. Значит, Николай, находясь на месте, оставался ближе к Меридиане или, хотя бы, к вестям о ней. Другое дело – поход в Фанагорию, в земли кагана русов Мстислава, его он конечно возглавит.

            Михаилу явно не понравилось предложение новоиспечённого архонта. Если бы не камень, который завладел душой караима, он никогда бы не покинул укреплённый центр своей общины. Признаться, до прихода рыцаря, он и не верил, что когда-нибудь сможет увидеть терафим, но теперь, жажда собрать древний магический предмет воедино и воспользоваться его силой, переборола желание покоя и чувство ответственности перед единоверцами. В конце концов, он всё делает для блага общины, ведь он мечтает создать державу караимов на этом небольшом острове, пусть маленькую, но независимую. Сейчас сила на стороне Николая и спорить с ним бесполезно, но кто знает, что будет завтра, надо ждать!

            Николай быстро достиг предназначенной для отдыха пещеры, расположенной в северном обрыве скалы. Он устал, и решил лично не проверять посты, положившись на ответственность подчинённых. В пещере горел огонь, а на специальной каменной лежанке был постелен медвежий мех, напомнивший ему о свидании с Меридианой. Рядом с кроватью на каменном выступе стоял кувшин с греческим вином и тарелка с мочёным горохом, мёдом и хлебом. Есть уже не хотелось, тем более что рыцарь был щедро накормлен в доме спафария. Первый раз за несколько последних  ночей Николай позволил себе снять доспехи и отложить в обоз лук и колчан. Оставив при себе только меч и Ватиканский кодекс, переписанный им на греческом языке ещё в аббатстве, когда будущий папа, его наставник, требовал от воспитанника совершенствовать неизвестный Герберту язык. Было бы ещё неплохо помыться и отдать нижнюю рубашку в стирку местным хозяйкам, но всё это придётся отложить на завтра.

            – Меч и библия – всё моё оружие в окружающей тьме! - произнёс взгромоздившийся на ложе рыцарь:
            – А что я ещё могу!

            Николай, несмотря на монастырскую жизнь, благодаря наставничеству ученого папы, не был тёмным религиозным фанатиком. Он обладал образованием, превосходившим знания большинства людей, его окружавших. Кроме точных наук, он изучал философию, включая ту, что смогла дойти до него благодаря эллинским трактатам, некогда привезённым Сильвестром из Кордовы. Его мысли об устройстве окружающего мира входили далеко за рамки Писания. Иногда его вообще посещала греховная мысль: Бога нет, а всё устроено благодаря неким незримым природным законам! Но он тут же одёргивал себя, боясь поделиться сомнениями с наставником. Ведь если нет Бога, что тогда имеет смысл! Живи ты жизнью греховной: язычника, разбойника, прелюбодея или душегуба, или посвяти всю жизнь праведным делам, если нет Всевышнего, Страшного Суда и Вечной жизни или Вечной смерти, что тогда будет критерием нравственности поступков? Вера, пустая вера, во что? Или оценкой будет суждение других людей, но разве не все грешат! Кто тогда судьи! И разве не меняются критерии поведения? Нет, что-то должно быть, ради чего всё…

            Засыпая, Николай думал о Меридиане, о... Любаше. Не то, чтобы он воспылал любовью к мало знакомой воспитаннице Михаила. Но Меридиана разожгла в нем доселе неизвестный огонь – чувственный интерес к противоположному полу. Внезапно герой поймал себя на мысли, что девушка нравится ему, она умна и приятна, её голос, более молодой и высокий чем у далёкой любовницы, звучал как нежный ручеек. 

            – Что это, новое искушение? – последнее, что возникло в голове у рыцаря, прежде чем он провалился в царство Морфея.

            Николая разбудил истошный крик стражника:

            – Господин! Господин архонт! Проснитесь! Город подвергся нападению, доросцы повсюду!

 

            Михаил проснулся от тог, что кто-то тряс его за плечо. Спафарий открыл глаза, перед ним был его старый верный слуга, никогда не позволявший подобной дерзости к господину. Значит, произошло нечто экстраординарное.

            – Что случилось? – воскликнул караим, протирая глаза ладонью.

            – Адони, господин мой, вас срочно желает видеть епископ Арсений!

            – Что за спешка, он не мог подождать до рассвета!

            – Адони, он очень рассержен и пришёл не один, в поместье готы, кажется во главе со своим предводителем Лампрандом.

            – Сатан, предательство, но как они проникли в крепость, в поместье? – Михаил стал понимать всю опасность ночного происшествия. Если дом окружён, бежать невозможно, но среди врагов есть епископ Фулльский, значит можно договориться или тянуть время, ожидая помощи.

            Спрятав кинжал за пазуху, прямо в рубахе для сна спафарий осторожно вышел во двор и осмотрелся.

            Там, где несколько часов назад он беседовал с Николаем, теперь находилось несколько чужих воинов, в тени которых сидя верхом возвышался Лампранд, ближе всех стоял Арсений, опиравшийся на епископский посох.

            Разговор начал епископ:

            – Михаил, нам, христианам Готских Климатов, известно о твоих предательских планах. Я давно не доверял тебе, не видя рвения к вере, и за связь с общиной жидове. Быть тебе безбожником или жидовином, распявшим Спасителя, это твой ответ перед Богом. Но нам стало известно, что ты задумал измену, в результате которой  наша благодатная Готия перестанет быть землей Христа, и станет страной жидове хазарских. Наш епископ Иоанн двести лет назад не дал хазарам поругаться над верой отцов наших, неужели ты думаешь, что я позволю сделать это тебе. Более того, ты задумал ещё и богопротивную мерзость с дьявольскими талисманами, приобщив к заговору  хазарскую блудницу, гостившую у тебя, а теперь и этого мальчишку, Николая, посланника ни то императора римлян и франков, ни то кесаря римской империи.

            – Ты говоришь чушь, Арсений! - попытался защититься спафарий:

            – Против вашей веры у меня нет замыслов.

            – Замолчи и слушай! – продолжил обвинения епископ:

            – Ты думаешь, что, видя, как ты отдаёшь Фуллы на поругания жидове, разрешив им селиться в городе, я стоял в стороне. Это я, поставленный блюсти паству фулльскую, обратился к топарху готскому Арнамару взять поселение под его длань.

            – Так это ты вызвал отряд с Дороса!

            – Я, и если бы не мальчишка, ставшей орудием дел твоих, Фуллы вернулись в христианскую страну Дори, а жидове, вместе с тобой, были бы вышвырнуты из города. Поскольку город уже под властью нового ромейского архонта, мы не будем устраивать богопротивную резню, и не тронем Фуллы, но ты должен отдать дьявольский камень, переданный тебе Николаем. Змея, с вырванными зубами не сможет смертельно укусить!

            Михаил, затягивая время, не знал: признаваться в его отсутствии или выдавливать из себя героя.

            – У нас нет времени обыскивать всё поместье, неси камень и я гарантирую тебе жизнь!

            – У меня нет терафима.

            – Лжец! – закричал епископ, взмахнув в гневе посохом, собираясь ударить караима по голове:

            – Я слышал, как мальчишка передал тебе богомерзкий камень!

            – Не троньте дядю, у него действительно нет топаза! –  разбуженная возней во дворе из дома вышла Любаша:

            – Мы поняли, что нас подслушивают, и разыграли..., драгоценный топаз остался у рыцаря.

            В городе послышалось оживление, это стража, проспавшая лазутчиков, объявила тревогу.

           

            Николай с трудом надел латы и, выскочив из пещеры, инстинктивно побежал к главным воротам, тем самым, что были выбиты во время штурма, а затем восстановлены.   По городу носились отряды стражи, вступая в короткие стычки с пробравшимися внутри доросцами. Ворота оказались закрытыми, а возле них стояла охрана. Неужели неприятель проник с другой южной стороны города, где находилась двойная линия обороны, или он перелез через стены. Поднятые по тревоге солдаты были отправлены для блокирования трёх городских улиц, сходящихся перед главными воротами. Если бы воинов противника было много, они давно бы перерезали большинство спящих солдат Николая, но этого не произошло, значит, число попавших внутрь было незначительно.

            Поручив пехотинцам прочёсывать улицы, взяв двух надёжных людей, вооруженных луками и спатами рыцарь поспешил к поместью караима, понимая, что Михаилу и Любаши нужна защита.

 

            – Пора заканчивать с ним, неравён час, сюда подоспеют солдаты, а нас слишком мало – пробурчал выехавший из тени Лампранд, потрясая огромным копьём.

            – Мы не можем покинуть Фуллы, не забрав камень – возразил Арсений.

            – Тогда мы заберём их в качестве заложников, и поторгуемся с их удачливым полководцем. Взять из обоих! – скомандовал готский предводитель.

            Пара воинов, находившаяся внутри поместья, схватила Михаила и девушку. Лошадь была всего одна, посчитав караима более ценным трофеем, чем его приёмную дочь, Лампранд водрузил спафария попёрек седла, предварительно оглушив его древком оружия. Своим воинам он приказал следовать за ним, таща с двух сторон плачущую Любашу. Впереди всех быстро ковылял фулльский епископ, надеясь, что его личность, знакомая стражникам послужит пропуском. Процессия двинулась на восток по северной улице, где столкнулась с направляющимся к поместью Николаем.

            Пришедший в себя Михаил пытался сопротивляться, мешая всаднику, оскорбляя Арсения и Лампранда:

            – Чтобы твои враги вывихнули ноги, танцуя на твоей гнилой могиле, гот!  Чтоб ты жил, но недолго, Арсений! Тебе никогда не получить терафим!

            Противники оценили ситуацию без слов. Силы были почти равными. Воины Лампранда, бросив девушку, кинулись пробивать дорогу через солдат Николая. Рыцарь, пройдя мимо убегающего епископа, и готов, быстрым шагом пошёл на дороского командира.

            Михаил явно мешал Лампранду подготовиться к бою, спафарий достал нож и попытался ударить им всадника в ногу, тот скинул караима с седла, со всего размаха добив противника копьем в грудь.

            Закричавшая: - Нет! Дядя! – Любаша кинулась к приёмному отцу, истекающему кровью.

            Гот направил лошадь на рыцаря. В условиях узкой улицы конь делал всадника уязвимым против крепкого пехотинца.

            Уклонившись от удара копья, Николай навалился на животное, пытаясь повалить конника вместе с лошадью.

            Не имея возможности размахнуться для повторного удара Лампранд, отбросив копьё, ловко соскочил с седла, решив испытать счастье в бою на мечах.

            Щитов не было у обоих, поэтому поединок перешёл в череду ударов и уклонов. Николай был более мощного телосложения, защищён латами и вооружён тяжёлой и широкой спатой. Не закованный в броню с лёгким мечом Лампранд был выше и быстрее. Без щитов их дуэль стала похожа на поединки позднего средневековья, когда фехтовальщики научились парировать оружие противника собственным клинком, что было нехарактерно в века минувшие. Трудно сказать, чем закончилось бы единоборство, если бы не приближающийся топот подкрепления. Поняв, что с минуты на минуту окажется в окружении, Лампранд, сделав ложный выпад, оттолкнул Николая и бросился бежать за своим людьми.

            Не став преследовать командира с Дороса, рыцарь наклонился над Михаилом.

            Вся рубашка караима напиталась кровью бившей из раны, но спафарий был ещё жив.

            – Николай! Прошу тебя, присмотри за Любашей, теперь она сирота!

            Хриплый выдох оборвал жизнь Михаила. Подоспевшие солдаты и выбежавшие из дома слуги занесли тело спафария во двор. Николай поднял плачущую Любашу и нежно обняв, отвёл девушку в дом.

            - Бедный дядя! Он забрал меня к себе, когда мои родители погибли, оберегал меня, защищал. Учил всему, не требуя отказаться от веры. Теперь всё что он задумал, пропало, и я стану изгоем в стенах Фулл!

            – Нам придется дальше жить без него. Я понимаю, твоё горе безмерно, и в данную минуту ты безутешна, но я даю клятву, что никогда не брошу тебя на произвол судьбы, как просил Михаил.

            Оставив девушку на попечение слуг, Николай пошёл узнать о последствиях ночного налёта. Оказывается, противник проник в город через вылазную калитку в северной части стены, никем не охраняемую и открытую предателем изнутри. Архонт не сомневался, что человеком, пустившим доросцев в крепость, был Арсений. Епископ пропал, как и Лампранд, значительных потерь не было.

            Успокоившийся под утро город готовился встречать трагический рассвет, нужно было окончательно устранить последствия штурма и проститься с погибшими.

            Убедившись, что стенам крепости более ничего не угрожает, архонт вернулся в поместье Цулы, чтобы быть рядом с горюющей Любашей.

 

            Теплое, но пасмурное утро сменило беспокойную ночь. Поднявшись на стену, Николай осмотрел горизонт. На востоке в условиях прекрасной видимости высился широкий заснеженный Эклиз - высшая точка Трапезуса и всей Таврики, как сказал архонту старейшина греческой общины. Где-то там вдалеке за вершиной Церковного мыса была Фанагория, принадлежащая княжеству русов - последняя надежда хазарской принцессы собрать остатки родов своего народа. Задумавшись о Меридиане, рыцарь вспомнил также и о Любаше, плачущей над телом приемного отца. Ставшей теперь для него то ли трофеем, то ли обузой.

            Пора было подводить предварительные итого экспедиции. Он прибыл в Фуллы вместо Херсона. Предъявив топаз не Георгию – стратигу фемы, а его брату. Разгромил войска, осаждающие город. Получил крепость как базу и даже увеличил число солдат собственного отряда. Всё это можно было с натяжкой отнести к успехам. Но задачей всего похода ставилось: обойдя провинции и пограничные области Ромейской империи собрать союзников, недовольных властью Василия  и, подняв мятеж, следовать во главе армии на Константинополь, пока император воюет с булгарами. Вместо того чтобы склонить Херсон и Готские Климаты на свою сторону, Николай потерял единственного союзника, оказавшегося иноверцем. Так и не встретился с Георгием Цулой. И приобрёл влиятельного местного врага в лице господина Дороса. Теперь придётся побеждать Арнамара  и пытаться попасть в Херсон. А еще  надо найти Меридиану, скорее всего занятую не сбором хазар, а поиском этой чертовой бронзовой головы – могущественного терафима, находящегося на острове. Может ли он действительно быть полезен или это богохульские предрассудки. В любом случае, о возможной силе предмета  теперь знают не только его союзники, но и недоброжелатели. Поэтому найти голову, не потеряв топаз надо раньше всех, а уж будет ли он испытывать магию терафима, покажет время. И что делать с приёмной дочерью Михаила? Оставить её на попечение караимской общины, но она христианка, отдать под присмотр общины христианской, её будут считать дочерью жидовина. Умирающий Цула просил заботиться о Любаши, нельзя не выполнить просьбу погибшего. К тому же, девушка хороша собой, а Николай теперь знал сладость близости с женщиной. Стать для Любаши фактическим господином и не обладать ей в дальнейшем - абсурд!

             Что за греховные помыслы! – одёрнул себя Николай. Одно дело взрослая Меридиана, опытная в любовных утехах. Ему хотелось применить слово распутная. Другое дело юная девушка, не знающая мужчины! Рыцарь не может позволить лишней вольности по отношению к даме. Он будет оберегать Любашу как старший брат, возможно когда-нибудь выдав её замуж, ну а что будет дальше - известно одному Богу!

            Михаила похоронили в южном обрыве за городом. Любаша отдала дань приёмному дядюшке, затем вернулась в поместье. Николай не стал участвовать в процессии иноверцев, он готовился к походу.

            Оставаться в городе, засев там, словно в вотчине, не было смысла. Не за этим он проделал путешествие из Равенны. Кроме новой атаки с Дороса, вести о мятежнике, баламутящем провинции могла дойти и до Константинополя. Выступать сейчас противником регулярной армии Василия было безумием. Против нескольких тысяч профессиональных бойцов шансов не было даже с собранным терафимом. К тому же Константинополь мог послать на подавление бунта близких союзников в лице русов кагана Владимира или конницы пацинаков. Преимуществом Николая было время. Действовать требовалось быстро и неожиданно.

            - Решено, выступаем сегодня же к вечеру!

            Запасшись самым необходимым, чтобы не утяжелять армию, взяв проводников, архонт оставил раненых на попечения жителей города, чтобы те из них, кто выздоровеет, могли усилить оставшуюся крепостную стражу. Также дав распоряжение по укреплению Фулл, особенно по усилению двух фланкирующих башен, наиболее пострадавших от обстрела камнемёта. Он также распорядился начать строительство передовой восточной стены, на манер той, что защищала осадный колодец и малые южные ворота, но из-за отсутствия необходимого количества стеностроителей возведение укреплений могло затянуться на неопределённый срок.

            Отдав все соответствующие распоряжения старейшинам общин, Николай во главе армии из ста пятидесяти семи пехотинцев вышел из города через южные ворота. Из местных была налажена сеть лазутчиков, которые по принципу организованной почты должны были информировать продвигающегося Николая о ситуации в Фуллах и окрестностях. Для усиления войска в обоз были помещены найденный стреломёт и брошенный доросцами камнемёт.

             Любаша, захватив нехитрый скарб из нескольких чистых платьев и шалей, двигалась в обозе, сидя на повозке, запряженной парой лошадей, наподобие тех, что видели в степи. Захваченный молодой скакун, уже начавший привыкать к людям, шёл следом. Николай  подарил коня девушки, надеясь, что забота о животном развлечёт Любашу в походе. Кроме ухаживания за конём, рыцарь поручил Любаши, принявшей под начало несколько женщин, вышедших в поход за своими мужьями, наладить быт и лечебное обслуживание отряда. 

            Они двигались на юго-восток, пересекая высокую горную цепь с обширной равниной на вершине оставив гору Трапезус с греческой церковью по левую руку. Перейдя перевал, пошли на вершину, которая наиболее выступала в море. Проводники сообщили, что эта гора – ориентир на пути мореплавателей, расположенная почти по центру между заброшенным укреплением Лампас – восточной прибрежной границей Готских Климатов и Сюмболоном – маленьким древним городом-портом, где заканчивается страна Дори, и начинаются владения Херсона. Там можно будет определиться с направлением, и найти подходящего лоцмана и корабль.

            Прибыв на мыс, прозванный древними Криу-Метопон, проводникам действительно удалось найти старого моряка-грека, поставленного администрацией Херсона для обслуживания навигационного маяка, находящегося в окружении фисташковых деревьев на вершине горы. Но лоцман сообщил, что мореплаватели давно уж не используют местные порты для стоянки или разгрузки. Большие суда, следующие из Боспора Фракийского в сторону Фанагории, Боспора или Сугдеи проходя мимо. Здесь, можно найти разве что рыбацкие лодки, не предназначенные для перевозки такого числа людей и обоза. Грек посоветовал следовать в Сюмболон – лучшую из всех гаваней, что знал старый лоцман. Там можно нанять корабль херсонцев.

            До Сюмболона было триста стадий морского пути, или ещё большего перехода вдоль берега моря, держа по правую руку горы, продолжающиеся до обозначенного порта. Имея в качестве ориентира развалины римского лагеря на следующем лоцманском мысе, под живописной горой с зубцами, далее через рощи ягодного тиса  и фисташки к священной горе тавров. Дальше начиналась территория, где вполне можно было встретить готов Арнамара. Потом, миновав горный перевал с гротом в скале, напоминающим морду Люцифера, по дороге, укреплённой ещё римлянами, через долину, богатую родниками держать путь на карьеры, где добывают белый плотный камень, из которого построено большинство крепостей Дори.

            С Сюмболона начинались владения Херсона. Найдя корабль, Николай сможет отправиться в Фанагорию на поиски Меридианы. А если она нашла помощь, далее в Зихию и Каппадокию пешим переходом или морем в Керасунт, как и было задумано папой, собирая противников Василия. К тому же он, наконец, сможет посетить Георгия Цулу и заручится поддержкой знатных родов Херсона.

            Хотя горы защищали от холода, путь был не близкий, и мог занять более трёх дней. Сейчас Николай впервые столкнулся с ропотом среди своих воинов. Уставшие после нескольких боёв и переходов люди начали выказывать недовольство возможным длительным переходом, требуя от Николая вернуть их в Фуллы. Стратиоты, надеялись получить там земельные наделы, многие из них познакомились с местными женщинами. Впрочем, основную смуту вносили как раз пополнившие ряды новобранцы из города и окрестностей. Им вообще не хотелось участвовать в дальнем непонятном для них походе. Выступив на стороне Михаила и Николая против доросцев, они рассчитывали на выгоды уже случившейся победы, но совсем не желали рисковать будущим.

            Поняв, что люди могут выйти из повиновения, Николай вынужден был пообещать им вернуться обратно. Он задумал отвести людей не в Фуллы, а в монастырь, взятый им первым, дав отдых и попытавшись сплотить армию. Готовясь к обратному походу, архонт всё же отправил несколько разведчиков в сторону Сюмболона, желая проверить лёгкость пути и наличие постов неприятеля.

 

            Проведя армию по параллельному ущелью, рыцарь привел людей к известному монастырю с прекрасными источниками.

            Достигнув селения, люди разместились лагерем снаружи.  На это раз сопротивления не было, и Николай посетил монастырь. Поведя молебен в церкви Святой Анастасии, архонт собрал людей и объявил им цель похода: пройти по Таврике и Зихии, собрав союзников, затем двинуть войско на империю. Тем, кто не чувствует в себе силы физические или сомневается духовно, командир предложил остаться. Таких набралось восемь человек.

            На следующий день Николай возобновил поход, специально пройдя мимо Фулл по дну ущелья  не заходя в город. Он проверял людей. Восемь человек вышли из рядов и направились в город, остальные с волнением проследовали дальше.

 

            Следующей их остановкой были руины крепости, где некоторое время назад располагалась армия Лампранда. Некогда значительный город, по размерам не уступающий Фуллам теперь был заброшен и частично порос лесом. Его всё ещё окружали стены, сохранившие хазарские родовые знаки-тамги, частично разобранные населением на строительство домов и укреплений в соседних Фуллах. Крепость не имела пещер, зато сохранила множество развалин наземных построек круглой  или овальной формы, а также ряд больших усадьб, среди которых выделялась оставленная резиденция давно усопшего правителя. Для стоянки и ночлега место было пригодное и защищённое.

             Николай, осмотрев место стоянки отряда, высказал предположение, что именно это место, а не соседние Фуллы, было центром каганата, прозванное Михаилом «Сорок крепостей» или Кыркор. Когда силы хазар иссякли, они покинули крепость лет сто назад, тогда как город асов на ближайшей скале продолжил расти и развиваться

            Крепость не пустовала, на её территории находилось небольшое селение, население которого занималось виноделием, используя виноградодавильни прошлых лет высеченные в скалах.

            Николай понимал, что ключом к успеху могут быть только решительные действия. Поэтому он собрал старейшин сельского населения округи, включая уже известные ему деревни рядом с Фуллами, и предложил крестьянам вступать в ряды его войска. Двадцать два добровольца пополнили армию. Правда, это были необученные виноделы, вооружённые самодельными копьями, но они компенсировали уход восьмерых бойцов.

            - Желающие драться неопытные добровольцы лучше, чем неуверенные солдаты – успокоил себя полководец.

            Тем временем прибывшие лазутчики сообщили, что видели отряд доросцев,  под предводительством военачальника Бадагара, прикрывающий проход по укреплённой дороге из долины через горный перевал в сторону Сюмболона, как раз в месте нескольких пещер, включая ту, что похожа на морду Люцифера.

            Лоцман описал путь правильно, но он был закрыт. Топарх Дороса надёжно   защищал свою страну от незваных гостей, и без боя достигнуть нужного порта стало невозможно.

 

            Наш герой не знал замыслов своего нового противника. Было ясно, что это не главные силы Арнамара, а где находится сам князь – неизвестно. Бадагар, во главе отряда численностью больше сотни бойцов, мог быть послан в обход Фулл с юга, а мог просто защищать перевал. Николай, ожидающий любого развития событий, решил не спешить с новой дракой, не выяснив целей неприятеля, и не подготовив армию, улучшив её боевые качества. Радовало одно: автохтоны Готии почти не имели конных воинов, что лишало их мобильности, впрочем, как и людей архонта. Чтобы избежать неожиданностей, командир  отправил разведчиков наблюдать за Бадагаром.

            Любаша, оказавшаяся совсем не белоручкой, стала для людей и Кулиной и Эскулапом. Под её руководством женщины из обоза, вполне справлялись с хозяйством и медициной, но не в их силах было обеспечить армию всех необходимым. Шла зима, самый холодный её период. Если с обогревом и одеждой вопрос как-то решался, то  рацион оставлял желать лучшего. Основными продуктами являлись: толокняный хлеб, вяленая рыба, мёд, горох, который ромеи использовали в пищу мочёным, а караимы и иудеи – поджаренным. Пили вино Греческое или мёд крепкий. Леса изобиловали фазанами, куропатками, кабанами, оленями и дикими козами, вся эта живность периодически добывалась лучниками, так что сытной пищи хватало. Но дичь, горох, сухая рыба и даже мёд не давали необходимого количества витаминов. Летом кухню можно было разнообразить луком, салатом и капустой, а также прекрасным местным инжиром – сочным и ароматным. В отсутствии травы и плодов ромейские стратиоты, и так проходившие период адаптации в новой местности, начали болеть.

            Боявшийся эпидемии и того, что лазутчики доросцев узнают его местонахождение, Николай отдал приказ сняться с заброшенной крепости, оставив на попечение нескольких женщин одиннадцать заболевших.

            Новым лагерем для отряда стало укрепление, расположенное на отдельном горном массиве. Военный замок, господствующий над окружающими долинами и горами, включая известный монастырь, был построен несколько веков назад ромеями как пограничная крепость и  укрытие для населения. Он имел каменную стену и множество боевых пещер. Единственная тропа, по которой можно было попасть в укрепление, шла с северо-востока, то есть со стороны, противоположной месту, где стоял обнаруженный отряд Бадагара. Замок как бы преграждал южный путь из Дороса в Фуллы, находившиеся всего в нескольких стадиях, и упорно избегаемые Николаем, не желающим расслаблять людей размещением в городе.

            Разведчики сообщали, что войска готов стоят на перевале, не предпринимая каких либо действий. Значит, их задачей было перекрытие прохода от моря в долину, а не атака Фулл. За стенами укреплений у архонта было время подготовить людей к прорыву.

            Замок представлял собой городище крестьян соседних долин: скотоводов и виноделов. Наземных построек было не так много. Разве что боевая стена с воротами, к которым шла единственная обозначенная тропа, и усадьба представителя местной администрации, одновременно занимающегося виноделием. Все остальные хозяйственные, жилые и прочие помещения  являлись пещерами, естественными или вырубленными в скале. Такого количества пещер, а их насчитывалось несколько сотен, не было даже в Фуллах. Можно было подумать, что местные жители намеренно предпочитали селиться в толщи земли, или скалы, что было точнее.  Кроме этого замок изобиловал склепами и костницами, забитыми тысячами человеческих костей.  

            В селении жили потомки готов и ромеев, точнее греков из Анатолии и Сирии. Их староста заявил, что замок не только городище, но и ритуальное кладбище, где местные жители ожидают Второго Пришествия Христа, конца времён и воскресения. На выросшего в религиозной среде Николая место произвело глубокое впечатление, но рыцарь пришёл сюда не в качестве паломника.

            В одной из пещер замка была кузница, а склоны горы поросли лесом, так что архонт мог позаботиться об улучшении амуниции и вооружения своего воинства. А также провести несколько тренировок как по бою на открытой местности, так и по штурму и защите укреплений.

            Посчитав, что новобранцы влились в ряды проверенных бойцов и, запасшись достаточным количеством оружия, боеприпасов и снаряжения Николай начал экспедицию в Сюмболон.

 

            Поскольку Бадагар охранял подступы к порту с юга, а Николай не собирался уложить собственную армию в битве с второстепенным противником, архонт решил идти напрямую в Херсон севернее Дороса.

            Им удалось проскользнуть мимо столицы Дори вдоль западного подножья горы, на которой стоял сам город, по ущелью, затем свернув направо в долину, идущую в сторону Каламиты. Через некоторое время отряд вышел в район Мегариса и повернул в сторону Херсона. Внезапно путь преградила большая стена из обтесанных камней. Укрепление ни как не могло быть непосредственно городским, так как за ним не было поселения. Проводники сообщили, что это Тейхе – древняя стена Херсона, пересекающая Гераклейский полуостров от бухты Ктенос до залива Сюмболон. Укрепление было не новым, и видимо давно не поддерживалось, преграда не представляла сплошной линии, в некоторых местах она почти сравнялась с землёй и была легко преодолима.

            – Значит, если идти всё время на юг вдоль стены, можно выйти к нужному порту – обрадовался полководец:

            – Но зачем нам идти в Сюмбулон, когда до самого Херсона день пешего пути через Тейхе.

            Некоторое время отряд двигался на юг, пока не забрался на высоту, где стена усиливалась развалинами нескольких четырёхугольных и круглых башен, расположенных на расстоянии двух – пяти стадий друг от друга. Эти укрепления, сейчас никем не охраняемые,  использовались римлянами в качестве сигнальных башен, стена между ними была почти разрушена, а вот земляной вал сохранился.

            Расположив отряд на гребне, имеющим важное стратегическое значение в случае внезапной атаки противника, Николай решил сделать привал. В его голов возник вполне допустимый замысел, в который он немедленно посвятил Любашу и командиров своих подразделений.

            – Зачем продолжать действовать самостоятельно, если рядом находится город, в котором возможно нас ждут союзники. Но сразу идти всем войском долго, к тому же мы точно не знаем какова ситуация в городе в связи с сепаратными действиями местных топархов и имперских протоспафариев. Разумно отправить верховых посланников. Сам я не хочу бросать воинов, ожидая нападения от близких доросцев, и останусь на этой удобной позиции. Поэтому едет архитоксот Константин – обратился рыцарь к командиру лучников:

            – Архитоксот Арам – командир иудейских стрелков, один из проводников и ты, Любаша, к тебе у меня будет отдельное задание.

            Дав команду распрячь лошадей из обоза, чтобы ими могли воспользоваться посланники, рыцарь удалился с племянницей Михаила,  давать ей особое поручение.

            – Возьми камень – Николай протянул топаз девушке.

            – Пока я не особенно проникся его магической ценностью и не вижу в нём того смысла, который вкладывал в терафим твой покойный дядюшка. Покажи его стратигу Георгию, может этот ромейский чиновник расчувствуется при виде драгоценности, а лучше отдай! Лицо, отправившее меня в Хацарию, говорило, что Георгий, как и остальные представители влиятельных родов Херсона, наш союзник. Правда, по топарху Климатов я этого не увидел!

            Любаша с благодарностью посмотрела на своего нового покровителя, спрятав камень под верхней одеждой. С тех пор, как Николай заменил ей погибшего Цулу, она глядела на рыцаря с преданностью верной собаки. Где-то в глубине души, девушка уже влюбилась в героя, чему способствовали не только зависимость от архонта, но и её романтический возраст. Только природная скромность мешала открытому проявлению чувств.

            Николай не был влюблён, тем более что ежедневные командирские заботы не оставляли времени на разбирательство в собственных увлечениях. Он всё ещё чувствовал сексуальную привязанность к опытной хазарке, почти переросшую в зависимость. Но общение с Любашей, даже без намёка на близость, доставляло ему опредёлённое удовольствие, что было естественно для мужчины тридцати или чуть более лет, то есть в полном расцвете сил, находящегося в компании двадцатилетней милой девушки.

            Отправив Любашу к Цуле, Николай был уверен, что посланница знает город, а стратиг должен помнить крещёного ребёнка убитого городского стражника, принятого братом на воспитание.

            Четверо посланников, сев на лошадей, направились в сторону древнего полиса. Николай долго смотрел на удаляющиеся фигуры. Он переживал за верховые способности девушки, оставлявшие желать лучшего. Причём Любаше достался тот самый молодой жеребец, признававший только новую хозяйку, и прозванный ей Любомиром.

            Дабы коротать время, архонт устроил смотр своему воинству, насчитывающему два отряда общим числом из шестидесяти трёх лучников и пращников, и два отряда пехотинцев, вооруженных  скутумами и спатами или менаулионами с длинными наконечниками, общей численностью девяносто семь человек. Кузнецы горного замка и его собственные постарались на славу, люди были снабжены оружием, их стёганые или кожаные латы, как и щиты, были усилены стальными пластинами. Многие из воинов получили железные шлемы или кольчуги.

            Для обучения солдат применению камнемёта и стреломёта, архонт устроил тренировочные стрельбы, особенно удобные в применении к остаткам укреплений. Николай, также оттачивал навыки верховой стрельбы из собственного мощного лука, висевшего у него за седлом справа.

            Время тянулось медленно, и полководец стал уже волноваться о судьбе отправленной миссии, пока часовой на гребне не оповестил о приближении всех посланцев.

            Вскочив на коня, архонт, которому не терпелось узнать результат общения девушки с Георгием, лично поскакал навстречу.

            Сведения были не обнадёживающие. Отправленные люди достигли города, были впущены внутрь, и даже удостоились аудиенции у представителя администрации, то есть начало было слишком удачным. Далее Любаша рассказала, что принявший её Георгий Цула не очень обрадовался присутствию на территории его фемы отряда, мятежного власти Константинополя. В доверительном разговоре стратиг, узнавший девушку, сообщил, что силы Херсона, тринадцать лет назад разорённого Владимиром, ещё слишком слабы. И хотя недовольство властью Василия растёт,  ни город, ни округ ещё не готовы открыто выступить против императора. Мятеж, поднятый сейчас, дойдёт до Константинополя, что вызовет карательную экспедицию самого Василия или повторный поход Владимира – его нынешнего союзника. Дать достойный отпор можно только объединив фему Херсон и все Климаты в независимое княжество под руководством сильного топарха, и в этом Георгий полностью поддерживает миссию Николая. Но есть два препятствия. Первое -  убедить влиятельных граждан в том, что именно прибывший из-за моря посланник, а не представители местной аристократии,  и является таким лидером. Второе – Херсон и Дорос стали союзниками, а Николай, под влияние мятежного брата  Цулы, объявивший войну Арнамару, разрушает данный союз. Поэтому Георгий ни как не может сейчас принять чужого архонта, а уж тем более представить его в качестве полководца фемы, ведь любое содействие Николаю теперь оттолкнёт от Херсона Дорос.

            – Однако – продолжила Любаша:

            – Представитель полиса уважает посланника папы и не может ни считаться с новой силой. Поэтому он, просит время, и обещает ни вмешиваться в наш конфликт с Доросом.  В знак расположения он передал тебе плоды чёрной бузины – девушка протянула Николаю гроздь сушеных ягод.

            – Что, он передал бузину, это что, насмешка, мне их съесть, так сделай из них отвар! – зло рассмеялся Николай, рассматривая пучок чёрных плодов.

            – Жаль, что я не присутствовал при столь ценном подарке, и это в обмен на камень! Я рассчитывал на  войско, на амуницию, в крайнем случае, на часть мощей святого папы Климента, хранящихся в Херсоне, а он передал мне только гроздь сушёных ягод!

            Любаша хитро посмотрела на архонта.

            – Не совсем! Не желая помогать открыто, брат дядюшки откупился от тебя монетами.

             Девушка протянула рыцарю сундучок, набитый золотыми тетартеронами.

             – Город всегда откупался от нежеланных гостей, если бы он сделал это тринадцать лет назад, мои родители были бы живы!

            – Так может, стоит подойти к стенам с армией, тогда сумма откупных ещё увеличиться – пошутил Николай, обрадовавшийся пополнению значительно оскудевшей казны. За всю работу, или услуги, предоставляемыми автохтонами Готии он платил звонкой монетой, так как рассматривал население в качестве союзников.

            – Не относись с пренебрежением и к бузине, это условленный символ – продолжила Любаша.

            – Георгий Цула болгарин, как и моя мать, чёрная бузина у его народа – священное дерево, плоды которого способствуют долголетию. Он ведь просит тебя подождать. Когда наступит подходящий момент, и вы встретитесь в присутствии знати, он предложит тебе достать эту бузину, ведь он не знаком с тобой лично. Это станет знаком, того, что подготовка с его стороны завершилась и можно действовать решительно и открыто.

            – А как он отреагировал на терафим?

            Любаша замялась:

            – Он не предал камню значение.

            – Странно, значит, твой дядюшка был прав, и камень предназначался не для Георгия.

            Николай, спрятал сушёную гроздь в карман, где ещё недавно хранился драгоценный топаз. Герой понял, что у Георгия, как и у Михаила, своя игра, возможно именно стратиг и протоспафарий видит себя в качестве независимого от Константинополя князя, не распространяя амбиций на всю империю.

            Времени, на которое намекал Георгий, у Николая как раз не было. Если просто отправить людей на зимние квартиры в Фуллы, кто знает, удастся ли полководцу собрать солдат, разбежавшихся по фермам и обжившихся хозяйством, когда настанет это самое время действовать. В любом случае, архонт пока не приобрёл нового союзника в чужих землях, хотя и не получил открытого врага. Новый вызов требовал осмысления.

            – Теперь следует всё обдумать – Николай скомандовал возвращение.

            Пройдя через селения, бросая клич местным крестьянам пополнить его армию, полководец укрепился в  известном замке на горе, бывшем его последней базой до похода к владениям Херсона.

 

            Несколько дней отряд Николая провёл в крепости, совершенствуя воинские навыки. А полководец обдумывал как поступить дальше. Архонт, получив нейтралитет Херсона, почувствовав, что обладает достаточными силами, способными взять под контроль остальную Таврику, замыслил амбициозный план. Арнамар не претендовал более на Фуллы, Георгий откупился, значит, оба местных господина опасались Николая больше чем он их. Ещё бы, им было, что терять в отличие от него. Инициатива была на стороне рыцаря. Он разобьет Бадагара, ещё более ослабив Дорос, затем захватит или наймет корабль в Сюмболоне, внезапно прибудет в Херсонес морским путём, откуда его не ждёт Цула, и потребует от города воинской помощи или выкупа, вернув себе также топаз, переданный Любашей осторожному стратигу. Затем возьмёт Дорос и, подчинив все Климаты, предпримет морскую экспедицию на поиски Меридианы.

 

            Огибая Дорос южнее, а отряд Бадагара севернее, Николай повёл войска к долине, богатой родниками и лесной дичью, о существовании которой он знал от проводников. Путь, особенно его первая половина по горному лесу, был труден даже для пешего отряда с обозом и мог занять более трёх дней. Показывая личный пример, Николай спешился и шёл как простой солдат. Требовавший от раннее отдохнувших солдат проявить стойкость, он прибыл к перевалу за двое суток. К вечеру второго дня, неожиданно напав на Бадагара с севера из долины, то есть со стороны Дороса, что стало полной неожиданностью для готов, охраняющих перевал с юга.

            Спрятав большую часть стрелков в лесу, полководец, не меняя тактику, уже принёсшую несколько побед, отдал приказ остальным начать обстрел солдат противника, находившихся на вершине горного перевала. В чём лично принял участие, используя свой страшный лук.

            Пехота ближнего боя, построившись двумя  фалангами, ожидала атаки готов.         

            Воины, Бадагара, попавшие под неожиданный плотный обстрел с тыла из луков и пращей, быстро пошли на сближение с видимыми стрелками, на помощь которым подтянулась пехота с копьями.

            Когда дороские пехотинцы достигли расстояния  точного выстрела, внезапно показавшиеся из леса лучники открыли прицельный огонь по бегущим, уничтожив первые линии нападающих, так и не успевших перейти в рукопашную.

            Увидев неудачу, Бадагар возглавил  атаку последнего резерва из пятидесяти воинов.

            К тому времени перегруппировавшиеся солдаты с менаулионами заняли оборону перед обозом, а лучники подожгли полевой лагерь Бадагара.

            Поддержав стрелков, Николай, проскакал перед строем своего воинства, возглавил атаку на горящий лагерь, пройдясь мечом по головам готов, зарубив двоих самых тяжеловооружённых из них.

            На противоположном фланге скутаты стеной щитов заняли оборону, готовясь встретить напор солдат Бадагара, уже вовсю поливаемых стрелами ромейских токсотов.

            Вернувшийся из тыла противника на левый фланг Николай повёл скутатов в атаку. Архонт первым врубился в рассеянный строй противника, нанося рубящие удары наотмашь. Его пехота, двигающаяся  стеной, довершила дело. Воины с Дороса, хуже экипированные, разимые лезвиями спат, разбились о плотный строй скутумов как волна гаситься о скалу.

            Николай не зря изучал в Равенне трактаты о воинском искусстве и тренировался с германскими офицерами. Усиленная подготовка его воинов, ставших профессионалами также не прошла даром. Некогда грозные воины: аланы и готы, не растеряв былого мужества, за долгое время ассимиляции в Таврике, стали виноградарями, скотоводами и землепашцами, утратив воинственность предков. Победа была полной. Ценой потери шести воинов, Николаю удалось уничтожить очередной отряд готов. Бадагар, не вытерпев поражения, бросился на меч.

            Перевала был открыт в любую сторону. И без этой победы Николай мог достигнуть порта, обойдя войска Бадагара, как уже сделал несколько дней назад, дойдя до развалин внешней стены Херсона. Но война с Доросом началась, и каждая победа давала полководцу огромное психологическое преимущество над Арнамаром.

            Стемнело.  Рыцарь отошёл в защищённую тихую долину и скомандовал разместиться на ночлег в старинном готском селении. Людям надо было дать отдых.

 

            Подняв войска с рассветом, полководец к концу следующего дня прибыл в Сюмболон. Пройдя по старой военной дороге, построенной римлянами.

            Порт оказался маленьким городом, расположенным на восточной стороне залива, населённым греками и иудеями. Дома были плохи и ютились на склоне высокой горы. А вот небольшая извивающаяся гавань выглядела великолепна. Вход в неё шириной всего сорок шагов и характерный изгиб к устью защищал стоящие внутри корабли от любых капризов погоды, будь то шторм, или ураганный ветер.

            Осмотрев город и гавань, Николай сделал вывод, что место основано древними греками. Читая греческие тексты на среднегреческом языке, принятом в ромейской империи, воспитанник Герберт не знал древнегреческого, а пользовался переводами с языка мавров. Он не был знаком с Одиссеей, и  не представлял себе, что древний Сюмболон являлся портом листригонов. Но, изучая принципы мореплавания древних народов, высказал предположение, что именно греки, прибывшие сюда до римлян, основали данное поселение, как и большинство полисов, находившихся сейчас в зоне влияния Ромейской империи. О чём поспешил поделиться с Любашей.

            - Народ твоего отца искусен в длительных морских путешествиях в открытые моря. Поэтому северяне не прославлены как основатели множества городов, но гордятся набегами на чужие. Греки, живущие задолго до нас, в своих путешествиях не держались открытой воды, а старались плыть в видимости берега. Поэтому, путешествуя из своих земель в Боспор Фракийский, они видели берега. Вначале земли булгарского царя, затем устье Истры и Гипаниса. Потом, в теперешних землях пацинаков, устье Борисфена и Адару. Наконец огибали Таврику, видя земли аланские и залив Тамираке. Дальше: Херсон, Сюмболон, порты замеченные нами на юге, потом уже плывя в Зихию и Колхиду. Также и по южному берегу Понтийского моря через Амастриду и Керасунт. Идя всё время вдоль берега, древние воины и торговцы высаживались везде, где считали землю пригодной и доброй для основания своих поселений или факторий, или видели бухты, удобные и славные, вроде этой.

            Любаша, неискушенная в науках известных Николаю, смотрела на покровителя почти ничего не понимая. Кажется, впервые после гибели Михаила она чувствовала себя защищённой и счастливой.

            В порту, не считая лодок разной величины, стояли две грузовых фортиды и один военный дромон, также в городе присутствовал небольшой гарнизон херсонской стражи.

            Сюмболон, будучи портом, более торговым, чем военным, не разделял сепаратистских  настроений соседних Херсона и Дороса. Он зависел от связей с империей, и жил только тем, что являлся безопасной запасной гаванью для кораблей, следующих в Херсон или к портам Фанагории и Зихии. Его администрация целиком оставалась верной Василию.

            Николай сделал всё, чтобы вход в Сюмболон выглядел как можно более официально. И не ошибся. Его приняли как константинопольского архонта. Переговорив с командиром военного корабля, отбывающего в столицу, не без помощи золотых тетартеронов, рыцарь уговорил последнего выделить ему тридцать пять солдат, из состава корабельной пехоты. Это были профессиональные воины, не уступавшие скутатам архонта, не требующие обучения или перевооружения. Оставалось только убедить их следовать делу Николая, что было не слишком  трудно, если объявить Дори мятежной областью.

            Николаю также удалось договориться с командой фортиды о перевозки его отряда, но корабль мог быть готов к отплытию только через несколько дней, предварительно разгрузившись в Херсоне. Не желая привлекать внимание города своим соседством,  также опасаясь каких-нибудь отчаянных действий Арнамара, после разгрома очередного княжеского воеводы, полководец сообщил людям, что они возвращаются в Фуллы. Осторожный архонт решил увезти ромейское подкрепление подальше из Сюмболона, пока их корабль не покинет порт.

            Обрадованные возвращением в город войны выступили в обратный путь, проложенный командиром через замок на горе, ставший их запасной крепостью.

 

            Прибыв в Фуллы, Николай разместил войска внутри города, стараясь не допустить разбегания людей по окрестностям. Теперь его армия, состоящая из четырёх пеших отрядов, насчитывала триста двадцать девять человек, что было в два раза больше прибывших изначально. Причём солдаты были испытанными в боях профессионалами, уверенными в непобедимости командира. Боевой дух воинства был достаточно высок.

 

            Давший людям достаточно времени на отдых,  уверенный, что капитан фортиды, получивший аванс, уже вернулся в Сюмболон, полководец скомандовал выход по известной дороге на юго-восток.

            Поход прошёл без приключений, войска Арнамара нигде не были замечены. Возможно князь, уже потерявший стольких бойцов и не получающий поддержки с Херсона, укрепился в Доросе ожидая осады.

            В порту их действительно ждала фортида – транспортный ромейский  трёхмачтовый корабль с прямыми и латинскими парусами. Погрузка прошла достаточно быстро. Правда судно, рассчитанное на размещение двухсот человек, не считая команды и груза, оказалось переполненным, так что часть воинов и обоз пришлось разместить в отделениях для лошадей и товаров.

            Капитан, немного обеспокоенный, перегрузом и надвигающимся штормом, типичным для зимнего состояния Понтийского моря, принял решение выйти из бухты с первыми лучами солнца. Николай, запретивший людям покидать корабль, разместился на ночлег в небольшой каюте, предоставленной капитаном, вместе с Любашей, отдельного места для девушки просто не было.

            Никогда ещё с трагического дня знакомства Николай и Любаша оставаясь наедине, не были так близки друг к другу. Наступил поздний вечер, уставшие герои склонялись ко сну. В каюте была только одна кровать, и рыцарь лёг на полу, постелив свой широкий плащ. Сон сразу не шёл. Слыша ровное дыхание девушки, Николай вспоминал свою далёкую взрослую подругу. Не спала и Любаша.

            – Николай, когда мой дядя умер, я думала что это конец, конец моей жизни! Он так много рассказывал мне о том, как создаст новый город, где будут уживаться асы и караимы. Мечтал, как построит крупную ферму, и наймёт пастухов, как откроет кожевенную мастерскую, взяв мастеров и подмастерьев, сам же руководя торговлей с дальними землями. Разбогатев, он выгодно выдаст меня замуж. С его смертью всё было кончено, и я опять стала сиротой. Но ты дал мне надежду, дал веру, что Бог моей матери, которому я молилась каждый день, любит и не оставит меня!

            – Наши жизни похожи, хоть я старше тебя на одиннадцать лет. Ты потеряла родителей в детстве, я вообще не помню своих. Мы оба оказались под покровительством сильных наставников, прожив так долгие годы. Теперь, мы лишились их помощи и оба плывём во тьме. Но не переживай дитя, я не оставлю тебя, и я знаю что надо делать! Завтра мы отплывём в Херсон. Высадимся в городе, где я потребую признать себя архонтом Хацарии!

            – Николай, господин мой, я прошу отказаться от этой идеи!

            – Почему? – рыцарь был удивлён, впервые с вечера знакомства, когда девушка принимала живое участие в их разговоре с Михаилом, Любаша попыталась навязать своё мнение.

            – Херсон, город брата моего дядюшки, крупный город, он хорошо защищён и имеет сильную стражу, даже после разорения конунгом Владимиром. Пойдя против Георгия, ты поставишь себя вне закона не только перед Константинопольским императором, но и перед всей местной фемой. Ты наживешь себе врагов и лишишься возможных союзников, как уже произошло с Арнамаром. Любой полководец Василия, любой топарх, стратиг или архонт обязан будет преследовать тебя на всей территории империи! Прошу тебя, не ссорься с Георгием, ведь он уже откупился! Оставь себе этот мост для отступления!

            Николай стал принимать справедливые доводы Любаши.

            – Но я должен вернуть драгоценный топаз, с такой неосторожностью отданный тебе, и хранящийся теперь у Цулы.

            – Не заботься камнем! – рассмеялась девушка звонким смехом весенней птички.

            – Он у меня!

            Пристав с кровати Любаша сняла верхнее платье и достала из внутреннего пояса кожаный мешочек. В каюте был темно, и рыцарь не мог видеть деталей, но когда руки девушки коснулись его ладоней, он почувствовал в её пальцах предмет, который не мог не узнать. Теплый минерал округлый как яйцо с одной стороны и заострённый с другой.

            – Так ты не отдала камень Цуле!

            – Я его даже не показала! Вспомни ваш разговор с дядюшкой, этот камень слишком ценен, кто знает, как бы отреагировал Георгий, увидав терафим, не обезумел в жажде обладать камнем?

            – Девушка не простачка, к её словам стоит прислушиваться – подумал архонт.

            – Но покажи ты ему топаз, возможно, всё пошло бы по-другому!

            – Всё сложится наилучшим образом! Ты, рыцарь, с которым любая женщина будет чувствовать себя защищённой, у тебя есть солдаты, и у нас есть часть терафима. Мы найдем медную голову, и тогда никто не сможет переиграть нас в любой игре! Если ты будешь хоть иногда прислушиваться к моим советам, нас ожидает счастливое будущее!

            – Нет, эта девчонка совсем не проста, хоть и умеет быть наивной, она напоминает Меридиану – пронеслось в голове у Николая. И это: «прислушиваться к моим советам» - я уже слышал!

            – Раз ты сумела сохранить топаз, пусть он останется у тебя – с плеч рыцаря словно ноша свалилась.

            Любаша тихо соскользнула с кровати и прильнула к широкой груди героя.

            – Я знаю, это грех, но я не могу совладать с собой!

            Опешивший Николай, был не в состоянии сдержать мужской инстинкт, когда девушка оказалась столь близка и доступна. Он сорвал её как цветок, осторожно и нежно.

            Николай стал первым в жизни Любаши, а девушка для него второй женщиной.

            Любаша спала, прижавшись к герою. Николай, слушал её дыхание и вспоминал хазарку: где она, с кем находится этой ночью!

 

            Борясь с волнами, способными легко утопить утлое судёнышко, недалеко от берега плыла рыбацкая лодка. Она вышла из Феодосии – некогда древнего города – западного оплота великого Митридата, теперь лежащего в руинах и превратившегося в рыбацкий посёлок. Только развалины крепости напоминали о былом величии города. Именно с её территории лодка приняла двух пассажиров. Статного мужчину средних лет с красивым лицом, настолько не по-мужски красивым, что хозяин лодки, грек, перекрестился, увидев внешность пассажира.

            – Грех мужику обладать такой красотой! – подумал старый рыбак, принимая в лодку запоминающегося гостя.

            Мужчина был одет как купец, правда не имел груза, кроме небольшого напоясного кошелька и кривого кинжала за поясом. Его сопровождал спутник, мужчина старший по возрасту, являвшийся слугой первому. Он нёс небольшую сумку, перекинутую через плечо, и так же был при кинжале.

            Эти двое, а точнее слуга, наняли лодку вчера, с условием, что хозяин перевезёт их в Зихию, минуя Фанаготрию. Всё было бы ничего, если бы не разыгравшийся шторм, и главное условие заказчика – покинуть Таврику ночью, чтобы разъезды или суда русов с Таматархи не заметили лодку. План был рискованный до безумия, но купец платил очень большие деньги, такие большие, что рыбак подумал: не отвезти ли заказчиков прямёхонько к кагану русов, не разбойники ли они раз скрываются от людей, передвигаясь ночами. Но полученная сумма и честность старого моряка взяли верх над сомнениями. Теперь, оказавшись посреди ночного шторма, он жалел о содеянном и постоянно молился про себя.

            Кроме хозяина в лодке было два его сына, управлявшиеся с веслами, и два странных путника. Они вышли из Феодосии ещё утром, как и задумывалось, и теперь покидали Таврику, пересекая пролив, разделяющий Меотийское озеро и Понтийское море, где  застала их тьма и шторм.

            Оба пассажира переживали качку гораздо хуже семьи рыбаков, но, несмотря на страх перед темно свинцовой холодной бездной, оставались полными решимости завершить путешествие.

            Господин, обладающий столь необычной греховной красотой, сидел у мачты, привязав себя поясом, у его ног расположился слуга.

            – Мне нехорошо, разбуди меня, когда достигнем берега или будем тонуть – обратился купец к помощнику. Как было бы хорошо, если он был рядом со мной! Я боюсь, как бы девчонка не вскружила ему голову!

 

            Утро выдалось холодным и ветреным. Правда, в закрытой бухте это никак не ощущалось. Но когда корабль лёг на свежею волну, качка усилилась, и капитану пришлось проявить все знания  в работе руля и парусов, чтобы не потерять мачты и не быть выброшенным на берег.

            Признав правоту помощницы, Николай передумал плыть в Херсон. Но под впечатлением ночи он не сразу оповестил об этом капитана фортиды, взявшего курс на запад, когда надо было плыть на юго-восток. Архонт, прекрасно владеющий навигацией по небесным светилам, понял это только когда через несколько часов плотные тучи рассеялись, дав место зимнему солнцу. Николай сразу поставил капитана в известность, и тот попытался развернуть судно, но смотрящий с мачты заметил людей, терпящих бедствие.

            Между фортидой и берегом возвышалась скала, прозванная моряками скалой Святого явления. Недалеко от неё тонула рыбацкая лодка. Судёнышко, застигнутое штормом, не успело пристать к берегу, потеряло руль и развёрнутое бортом к берегу набрало воды.

            Капитан направил фортиду к терпящим бедствие, стараясь маневрировать так, чтобы не налететь на скалу. После получасового мытарства, наконец, удалось поднять на борт двоих с лодки. Бедолаги оказались греческими монахами из расположенного поблизости монастыря Георгия Победоносца.

            После обеда буря стихла, и корабль смог стать ближе к берегу, чтобы высадить спасенных монахов. Поскольку день уже клонился к вечеру, решено было заночевать при монастыре, куда отправилась часть солдат, Николай и Любаша. Весь вечер девушка о чём-то долго молилась.

            Благодарные отшельники, считающие своё спасение чудесным, подарили архонту рукописный греческий текст жития крымского святого Иоанна. Сказав, что текст будет для героя словно щит божий. Дав наставление читать рукопись перед битвой, дабы ослабить противников.

 

            Весь следующий день герои плыли на восток, огибая южную часть острова. Они прошли вход в залив Сюмболона, затем на берегу показался горный перевал, где недавно столь легко была одержана победа над Бадагаром.

            В Таврику робко и неумело пришла весна. Но, если жители, по выражению Гомера, принимающие весло за лопату, то есть живущие вдали от моря,  ощущают её приход по журчанию ручьёв, капели и теплому воздуху. То, на побережье даже такого не северного моря как Понтийское, остывшего за зимние месяцы, первый период весны оказался совсем  не мягок.

            Море, усмирив рябь белых барашек, успокоилось, сменив свинцовый оттенок на тёмно-лазурный. Некоторое время фортиду преследовали дельфины, свидетельствующие об обилии рыбы в здешних водах. С наступлением темноты корабль лёг в дрейф в видимости берега, чтобы с первыми лучами продолжить путешествие.

 

            Утром следующего дня корабль прошёл мимо тройного мыса, названного капитаном «Бараний лоб», что вызвало  немалое удивление Николая, вспомнившего, что Криу Метапон смотритель маяка называл свою гору. Феодор, капитан фортиды, пояснил, что греки, использующие описание берега для навигации, назвали так несколько характерных тройных мысов, похожих на лоб барана с рогами по сторонам. Сейчас они проходят первый мыс, где ромеями во времена древние была построена крепость. Дальше будет гора Айя, скала которой, сильнее всего выступающая в море также прозвана Криу Метапон. Ещё через тридцать стадий будет рейд Лампас с  утесом аналогичного названия.

            Пройдя гавань Гурзувитэ, и обогнув гору-ориентир, наиболее выступающую в море, герои оказались в новой бухте, на берегу которой находился торговый город Партенитэ - родина того самого святого, рукопись жития которого хранилась у архонта.

            Капитан следовал дальше, обратив внимание Николая на стоящий у берега дромон – большой военный корабль, трехмачтовый с латинскими парусами, с надводным бивнем - шпироном и огнемётными сифонами.

            Дромон заинтересовал архонта, ведь это был имперский корабль, прибывший из Боспора Фракийского, местные фемы вряд ли располагали таким флотом. Боевой корабль не будет использоваться для перевозки скота и грузов, он привёз солдат, к тому же он мог легко поджечь и утопить фортиду героя. Но пока командир дромона не знает, кто приплыл на фортиде, и воспринимает прибывший ромейский корабль только как союзника, у рыцаря есть преимущество – время уйти или высадиться.

            Приказав капитану стать в гавани, Николай отправил несколько людей на берег выяснить, что делает здесь корабль флота Василия.

 

            Ночь тянулась долго, но спокойно. Разведчики, вернувшиеся только утром, дали важную информацию. Имперский дромон, прибывший из Херсона, привёз войска готов, посланные господином Дороса с целью обойти страну для укомплектования поредевшей армии Арнамара. Сейчас на корабле только ромейская команда, а доросцы ходят по Готии между Горзувитами и Алустоном, собирая людей в окрестных селениях.

            – Видишь – Николай обратился с укоризной к Любаши, как будто в этом была и её вина:

            – Брат твоего дяди ведёт двойную игру. Жаль, что ты разубедила меня совершить набег на Херсон! Пообещав не вмешиваться в войну Фулл с Доросом, Георгий решил участвовать на стороне обоих. Это хитрый булгарин, не желая усиления меня или Арнамара, ждет, когда мы сотрём в порошок друг друга, чтобы затем самому сверху полить эту почву благодатной росой. Видя, что успех сопутствует нам, он предоставил Доросу боевой корабль, возможно единственный на всё Понтийское море. Нет, я обязательно нанесу личный визит Цуле!

            Несмотря на разыгранный гнев, это был шанс, сам шедший в руки полководца. Спросив у капитана, может ли он подогнать фортиду так близко к дромону, чтобы команда не смогла использовать жидкий огонь, боясь поджечь собственный корабль. И получив утвердительный ответ, подкреплённый полученной премией, рыцарь озвучил план своим командирам.

            – Капитан Феодор, твоей задачей будет не вызывая подозрений команды наладить связь с командиром дромона. Общайтесь, веселитесь, угости команды вином, а лучше крепкой брагой, взятой нами в поход. Мы не враги экипажу. Вы оба - ромеи и найдёте общий язык. Главное – не допустить вражды с их стороны. Мы же высадимся и встретим доросцев на берегу.

            Фортида, подошла ближе к берегу и стала левым бортом к дромону. Капитан, надев маску максимальной любезности, отправился на чужой корабль. Тогда как с правого борта грузового судна Николай начал высадку войска.

            Решив, что вид боя может поменять мнение команд обоих кораблей, Николай отвёл людей дальше от берега севернее портовых укреплений, так, чтобы не терять из виду море и, отправив шпионов в разные стороны от города, стал ждать подхода противника.

            Всё было тихо, наступившая ночь вынудила людей расположиться на ночлег.

 

            Утром следующего дня прибывшие с севера разведчики донесли, что видели большой отряд, двигающийся на восток в сторону перевала, ранее охраняемого Бадагаром, и ведущего через богатую долину к Доросу.

            Предводитель противника Хатадаг решил следовать в столицу сухопутным путём, или, узнав, что путь на корабль перерезан, или просто выполнив свою функцию по сбору ополченцев. Путь в Дорос, не являющийся портом, был ближе по суше – готы поступали логично. Медлить, а значит упустить неприятеля, было нельзя. Быстро собрав отряды, Николай двинулся догонять доросцев.

            Сражение началось сходу на узком открытом участке севернее горы Ай между Партенитэ и Гурзувитэ, как раз не заметном для команд с моря.

            Готов было немного, чуть больше сотни. Часть из них была новобранцами, среди которых выделялись и профессиональные воины.

            Арьергард заметил атаку раньше, чем этого бы хотелось Николаю. От войска отделился конный тяжеловооруженный воин, поскакав на встречу ромеям, возможно, чтобы выяснить, что за люди нагнали их отряд.

            К нему направился наш герой. Представившись архонтом Климат, рыцарь потребовал сдаться.

            Ответив, что признаёт над собой только одного князя, конник напал на Николая, пытаясь быстро решить ход ещё не начавшейся битвы.

            Всадники схлестнулись. Отбив атаку копьем, перерубив древко, рыцарь попытался сбить атакующего с лошади натиском своего богатырского коня. Тот крепко сидел в седле. Возможно, конник был представителем знатного аланского или готского рода, он был достаточно силён и подготовлен, но его экипировка была не такой крепкой как стальные латы героя.

            После нескольких ударов, когда единоборцы сходились на мечах, всадник, получивший ранение, решил прервать поединок и вернуться в стан войска. В момент его отступления, над головами сражающихся готские лучники пустили завесу из стрел, пролетевших также и над Николаем. Стрелы, пущенные с большого расстояния не принести вреда пехотинцам, встретивших их скутумами.

            Чтобы не бросать людей и не рисковать попасть в плен архонт не стал преследовать всадника. Расстояние было прицельным, Николай быстро достал свой мощный лук и пустил стрелу  вдогон катафрактарию. Поражённый крепкой стрелой, конник упал, завалившись вместе с конём. Это вызвало бурю эмоций с обеих сторон.

             Пращники и стреломётчики  накрыли самые подвижные силы готов.

            Небольшой отряд пехотинцев, направляемый Хатадагом, пошёл в атаку на стрелков Николая, перенёсших огонь на атакующих.

            Архонт приказал наступать прикрывшимися щитами скутатам, выставив фалангу копейщиков перед стрелками.

            Все войска, кроме лучников, Хатадаг бросил на сближение но, как и в предыдущих сражениях, большая их часть была уничтожена стрелами воинов Николая, так и не столкнувшись в ближнем бою.

            Последними рассеялись дороские лучники.

            Потеряв десятерых от стрел противника, архонт захватил обоз и взял в плен самого Хатадага.

            – Конечно, лучше если бы это был сам Арнамар! – торжествовал рыцарь.

            Униженный предводитель готов убедил Николая, что с разгромом его отряда, князь Дороса лишился последних сил, и теперь откажется от любого сопротивления или претензий на Фуллы, целиком подчинившись новому архонту.

            Герой, для которого слова доросца, развязывающие руки, были душевным мёдом, проявил великодушие. Николай, воспитанный в науке и вере своего времени, не был  кровожадным, тем более для единоверцев. Он отпустил Хатадага, оставив ему коня и личное оружие, предупредив о дальнейшей покорности, относящееся также и к самому господину Дороса. Все захваченные ценности, трофейное оружие и амуницию  рыцарь раздал людям, оставив себе только дорогие новые сапоги, изделие местных кожевенников, найденные в обозе. Его сапоги порядком истерлись за множество предыдущих пеших и верховых переходов, особенно в местах, где касались стального стремени.

            По дороге в Партенитэ, Николай решил посетить монастырь Апостолов, с хранящимися мощами Иоанна, рукопись с житиём которого, подаренную монахами монастыря Георгия Победоносца, он хранил у себя как щит. Он собирался помолиться в базилике и оставить щедрые пожертвования, но монахи категорически отказались открыть ворота перед архонтом, утверждая, что он прибыл сюда убивать их братьев – готов.

            Не став проявлять настойчивость, которая могла настроить против него местную общину и монашество, рыцарь вернулся на берег, убедившись, что оба корабля продолжали стоять в бухте.

 

            Утром следующего дня на встречу архонту высадилась Любаша. Девушка сообщила, что в целом на обоих судах всё спокойно, но Феодор, сильно переживает из-за проблем, которые у него могут возникнуть, когда станет известно, что Николай напал на войска, привезённые дромоном, то есть, фактически заставив участвовать капитана в гражданской войне.

            – Ну что же, Феодор выполнил задачу, за что получил сполна. Мы пересядем на имперский дромон, я ведь полноправный архонт Климатов!

            Отдав приказ солдатам: занять лодки, Николай взял направление на дромон и быстро захватил боевой корабль, на котором находились только моряки. Использовав проверенный метод подкупа, благо папа щедро снабдил героя средствами, недавно пополненными Цулой, рыцарь договорился с командиром, что теперь его люди, а не воины Хатадага станут корабельной пехотой.

 

            Погрузка более чем трехсот человек с обозом и амуницией, включая запасы пресной воды и провианта, продолжалась весь день. Только с рассветом следующих суток корабль смог выйти в море.

            Капитана фотриды Николай просил задержаться в Партенитэ как можно дольше, чтобы слухи о его действиях не стали известны сразу всей феме.

            Желание командира военного корабля вернуться в Херсон совпадало со стремлением Николая наказать хитрого протоспафария за двойную игру. Никакие уговоры Любаши больше не действовали на рыцаря.  Если Арнамар готов сдаться, у героя в Таврике остался только дин соперник – Георгий. Сокрушив его власть, Николай действительно станет настоящим топархом Климатов и архонтом фемы Херсон. Под его властью окажется целый остров, с которого он сможет противостоять Василию и его союзникам, пока не поступят вести от Мериданы.

            Напрасно Любаша плакала, умоляя покровителя  повернуть на восток.

            – Николай, господин мой, мы должны плыть в сторону Фанагории, где-то там, по словам твоей спутницы, что гостила у нас до тебя, спрятан терафим. Почему ты продолжаешь плыть в сторону Херсона? Это все равно, что идти прямо в пасть Льва, именуемого Ромейской империей. Даже подчинив Херсон и объединив Готию, без помощи древней магии ты не удержишь власть!

            – Магии, но ты же христианка! Хватит с меня загадок твоего дяди!

            Любаша посмотрела на рыцаря с недоверием. Он успел поймать  её взгляд, полный таинственности, прежде чем девушка скромно опустила глаза.

            – Любаша, дитя! – Николай обнял девушку за плечи.    

            В этот момент порыв ветра приподнял шаль, обычно плотно прикрывающую плечи девицы, всегда носившей закрытую одежду, но сейчас сдёрнутую руками героя. При солнечном свете Николай смог разглядеть знак, нанесенный на плечо девушки и идущий до её шеи. Это был нехристианский крест в круге, под которым располагались несколько рун. Внутри креста был ещё один маленький круг, от которого отходили три толстых луча, равно удаляющиеся друг от друга под углом в сто двадцать градусов. Символ, который он не видел на подопечной ранее, даже в ночь их близости в  темноте каюты фортиды.

            Любаша поправила накидку, прикрыв рунический символ.

            – Ты знаешь от дяди, что моя мать была серебряная булгарка, а отец варанг, веривший в Одина.

            – И что же? – Николай ещё раз убедился, что попавшая под его покровительство девушка, совсем не проста.

             – Мать действительно окрестила меня в день собственной смерти, надеясь, что крещёная девочка сможет лучше устроить свою судьбу в христианском городе, пускай даже завоёванном язычниками. Но как ты думаешь, почему именно меня среди множества сирот, оставшихся после штурма, выбрал дядя Михаил? И почему именно нас и именно в Фуллах нашла женщина, прибывшая на остров до тебя? Наконец, почему ты, приплыв в Таврику, пошёл не в Херсон, не в Дорос, а именно там, где была я. И ты думаешь, твои воины побеждают только благодаря собственной доблести и твоему полководческому искусству? Нет, конечно, ни то, ни другое я не отрицаю, но…!

            Вслушиваясь в слова Любаши, Николай действительно начал осознавать, что его действия, порой лишённые всякого обоснования, подчинялись некой загадочной логики. Словно чья-то невидимая рука водила им по карте Таврики, правильно складывая нужные камушки в мозаику. 

            – Всё что я расскажу тебе, я знаю только со слов моего отца..., моего приёмного отца. А знаешь, почему храбрый воин, осыпаемый благосклонностью своего конунга, вынужден был бежать от него в далёкие земли?

            – Ты хочешь рассказать мне историю Икмора?

            – Моя мать была очень красива. Говорят, что Владимир положил на неё глаз, желая увезти в свой гарем в далёкое Предиславино. Он был с ней ночь, а потом поручил Икмору доставить её на берега Лыбеди. Но варанг сам полюбил женщину. И вместо того, чтобы отвезти в потешный княжеский дворец, бежал с ней в земли хазарские и дальше. Так родители покинули берега Итиля, боясь гнева Владимира. Я родилась уже в Фанагории, называемой русами Томуторохань, и ставшей вотчиной сына Владимира. Родители не могли остаться там, где их мог достать бывший конунг, и бежали дальше в Херсон.

            Николай слушал, открыв рот.

            – Так значит ты незаконнорожденная дочь Владимира!

            – Да, но это ещё не всё. Какое-то время, пока я была совсем крошкой, родители остановились на юге острова между Готией и Боспором. Некогда эти земли заселяли народы, отделившие себя оборонительным валом, к нашему времени совершенно разрушенным. Отец нашёл развалины укреплений на горе возле воды. Хорошее защищённое место, где мать могла выхаживать грудного ребёнка, пока отец заботился о пропитании. Однажды, возвратившись с охоты, он сказал матери, что нашёл развалины древней крепости, на стенах которой увидел рунические знаки, наподобие тех, что ты разглядел на моём плече. Икмор был возбужден, ведь находка означала, что в этих местах жили, а, может быть, и сейчас живут его соплеменники – варанги.

            Николай слышал много рассказов о кровожадных воинах с севера, искавших гибель в сражениях, никого не щадивших, совершавших регулярные набеги на земли англов,  и разграбивших в своё время Париж и даже некоторые провинции Италии. Варанги служили в гвардии Константинопольских басилевсов и дружинах конунгов русов, но он никогда не слышал, чтобы эти завоеватели заходили так далеко в хазарские земли, да ещё строили там крепости.

            – Икмор рассказывал, что у его народа существует легенда, что их предки, именуемые герулами, во главе с Одином не пришли сюда, а наоборот, переселились из этих земель на север – продолжила Любаша:

            – Он перевёл нас в обнаруженную крепость и с того дня стал ещё сильнее обыскивать окрестности. Его поиски долго ничего не приносили. Но, в какой-то день он вернулся, ведя под руку старца, говорившего на неизвестном матери языке,  знакомом только Икмору. Отец сказал, что нашёл старика в некой пещере. Старец был слеп и плохо передвигался, не известно, как ему удалось выжить самостоятельно. Но даже я помню его сильные жилистые руки, касавшиеся меня. Какое-то время он жил с нами, общаясь с моим отцом. Через пол года старик умер, и отец по древнему обычаю своего народа сжёг тело. Несмотря на то, что мать была против, Икмор, видимо по указанию старца, нанёс на моё тело эти знаки. Я только плакала, ничего не понимая, ведь мне не было ещё и пяти годков. Варанг сказал, что старец видел во мне некую силу древних магов его народа. Мы двинулись дальше, но теперь, Икмор знал, что нужно делать. Уже потом, незадолго до гибели  он успел посвятить меня в некоторые подробности, которые я почти не помню, ведь мне тогда исполнилось всего семь.

            – И что тебе рассказал твой приёмный отец? – история Любаши заворожила героя.

            – Тот старец, был последним из выживших воинов-магов герулов – соплеменников Одина. Некогда этот народ жил вокруг Меотийского озера между Таврикой, Борисфеном и Итилем. Их вождь - Один поднял большую часть народа и переселил на север, откуда потом пришли готы и варанги. Те немногие, что остались без предводителя, были истреблены римлянами. Старец передал отцу древний клад, в котором, среди ценностей, кажется, была некая медная голова. Икмор не мог забрать всё с собой. Он взял только малую часть сокровищ, оставив остальные в месте, где нашел старца, в развалинах древнего храма герулов. Он собирался вернуть собственный статус, собрать воинов и уже во главе дружины вернуться за кладом.  Так мы оказались в Херсоне. Когда Владимир взял город, он хотел найти мою мать, но Икмор бросился на дружинников конунга, своих бывших братьев по оружию, и погиб в неравной схватке на глазах у моей матери. Которая тут же покончила с собой. Меня же передали семье Цул. Остальное ты знаешь. Отец также сказал мне, что старец видел во мне некую способность притягивать к себе сильных людей или находить нужные предметы. Часть этой силы я приобрела с рождением, что-то передал мне герул. Всё это предопределило мою судьбу. Михаил, женщина, которая знает тебя, наконец, ты – сильные люди, поэтому вы нашли меня! Топаз, отданный тобой, усилил мои способности. Я не меньше твоего хочу найти клад народа Одина, и я знаю, куда надо двигаться. Я могу убедить тебя другим способом, но я не хочу тратить собственную силу напрасно. Ты считаешь, что нужно плыть в Херсон, изволь, смотри, ветер, который надувал паруса, стих.

            Действительно, недавно наполненные свежим ветром паруса полоскало подвешенными тряпками. Капитан приказал гребцам налечь на весла, и дромон легко заскользил по волнам, огибая нос горы Айя.

            – Гляди - сказал ромей Николаю:

            – Видишь эти камни на вершине! Некогда здесь был кровавый храм Партенос – богини тавров.

            Николай стал разглядывать гору. Через некоторое время он обратил внимание, что корабль, несмотря на отчаянные попытки гребцов, словно застыл на месте не в состоянии преодолеть выступающий мыс.

            Его наблюдение подтвердил ругающийся командир дромона.

            –Черт бы его побрал! – На носу мыса часто образуются сильные течения, в шторм его не просто преодолеть, но чтобы такой силы! Как будто гора не пускает нас на запад!

            В этом момент Николай,  подхватил Любашу, неожиданно упавшую в обморок. Герой отнёс девушку в каюту.

            – Ты должен признать, что я права! – прозвучали последние слова Любаши перед тем как она впала в беспамятство, прейдя в себя только по вечер.

            Под впечатлением от услышанного Николай дал команду развернут дромон на восток. Конечно, это могли быть лишь фантазии молодой особы, и правильней было бы закрепить свою власть в Херсоне и Доросе, а уж потом отправлять на поиски клада, будь то сокровище варангского бога или самого дьявола.

            – Неужели Любаша вызвала штиль и встречное течение!

            После смены курса свежий ветер надул паруса, дав гребцам отдых, и корабль, поймав  волну, устремился на восток.

 

            Следующие три дня корабль болтался в море, огибая линию берега. Николай хотел знать  всё, что попадалось в поле зрения. Любаша практически не разговаривала. Девушка имела вымотанный уставший вид, который можно было списать на качку, но её лицо выражало нескрываемое торжество.

            Пройдя Партенитэ, Лампас, Алустон и протяжённый пустынный берег, условно разделяющий Готскую и Сугдейскую епархии, дромон зашел в красивую бухту,  где внимание героев привлек остов корабля, выброшенного на скалы. Дальше на берегу были замечены многочисленные дымы, свидетельствовавшие о лагере, поселении или стоянке.

            Став в бухте, Николай снарядил на берег разведчиков узнать, кому принадлежит лагерь, а сам, вместе с командиром фортиды, Любашей и несколькими людьми отправился на исследование разбитого судна.

            Разведчики прибыли достаточно быстро, сообщив, что дымы, видимые с моря идут от повозок и юрт пацинаков, остановившихся лагерем.

            – Плохое соседство – пробурчал командир дромона:

            – Впрочем, они не опасны в море. Но если высадиться,  варвары не оставят возможность поживиться добычей и пленниками. После разгрома хазар, власть над степями между Борисфеном и Истрой принадлежит князьям этих кочевников. Иногда они заходят и в Таврику. Горы Дори и Херсона им не по зубам, а вот равнины вокруг Меотийского озера вполне  пригодны для их скота, конницы и повозок. Бедное селение, оказавшееся на их пути! Наверняка это они разграбили судно, потерпевшее здесь кораблекрушение.

            Корабль действительно был безлюден и пуст, ничего ценного, что можно было бы унести с собой.

            Герои уже хотели вернуться на дромон, когда Любаша вскрикнув, протянула Николаю некий предмет.

            – Вот видишь, я умею находить  стоящие вещи!

            В руках у девушки блеснул золотой перстень с большим фиолетовым аметистом в центре и с христианскими символами по краям.

            – Возьми его милый, пусть он хранит тебя от полчищ врагов на нашем пути!

 

            Переночевав в бухте, на следующий день путешественники достигли живописного берега. Впереди выступали два мыса, образовывавшие три живописные бухты с водой разного оттенка и узкими закрытыми пляжами, заваленными камнями. Небольшие по размеру бухты, не шли ни в какое сравнение с заливом Сюмболона, но были способны спрятать корабль даже размером с дромон от посторонних глаз с открытого моря.

            – Это пиратские берега – просветил командир корабля:

            – Скалистые и неприступные, со своей системой троп и укрытий. Конечно, военному кораблю здесь ничего не угрожает, но не дай господь оказаться в этих водах купеческой ладье, а тем более – пристать к берегу!

            – Нам надо обследовать эти скалы! – вмешалась в разговор, немногословная последние дни Любаша.           

            Девушка заявила об этом в свойственной ей беспрекословной манере, замеченной Николаем и раньше. Обычно женщины, не принадлежащие к высшему свету, если в их жилах не текла царская кровь, держались в стороне от общающихся мужчин. Этому их обязывало положение, воспитание и традиции. Но приёмная дочь Михаила была не из их числа. Несмотря на юность и внешнюю скромность, она могла настоять на своём, если что-то внутри её подсказывало решение. Вряд ли этому способствовала только своенравная кровь Владимира.

            Оба мужчины посмотрели на девушку с удивлением. Николай, знающий больше морского офицера, отдал приказ пристать к берегу. Капитан, только пожал плечами. О том, кем приходятся друг другу странные пассажиры, он мог только догадываться. Единственное, что было определенно понятно: это знатные особы, выполняющие некую секретную миссию.

            Держа основные силы на корабле, на случай необходимости дать отпор с моря или провести направленную десантную операцию, Николай высадился на берег, взяв с собой несколько хорошо вооруженных воинов и конечно виновницу вынужденной остановки. Он не знал, что привлекло сюда последовательницу магии герулов, а Любаша не давала понятных объяснений. Сразу как лодка пристала к берегу, девушка отправилась исследовать окружающие бухты скалы, словно искала нечто, до конца неизвестное ей самой.

            Они исследовали берег восточнее руин западного греческого блокпоста Афинеон. Первые сутки не дали результатов, но Любаша настояла на том, чтобы продолжить поиски  и на следующий день.

            Продвинувшись в направлении  Сугдеи, герои обнаружили большой грот, возможно служивший стоянкой разбойников. Дальше девушка, увлекая спутников, пошла на запад по узкой горной тропе между горой и обрывом в море. Через некоторое время они поднялись на поросший можжевельником узкий мыс, разделяющий бухты.

            – Вид действительно очень красивый, но что мы здесь ищем – поинтересовался Николай?

            Вместо ответа Любаша, словно притягиваемая магнитом, пошла вниз почти по отвесному склону, рискуя свалиться в обрыв. Николай чудом удержал девушку от падения следом за сыпучими камнями, покатившимися  под ногами.

            – Там что-то есть, я это чувствую – сказала героиня, ведущая себя словно страдающая от сомнамбулизма.

            – Но мы не можем спуститься вниз, не сломав шеи.

            – Тогда надо вернуться на корабль за лестницами.

            Оставшись втроём с героями, рисковавшими быть застигнутыми разбойниками, командир дромона отправил людей за верёвками на корабль, через некоторое время вернувшихся с лестницами и канатами.

            Моряки закрепили устройства для спуска в месте, указанном Любашей.

            Первым спустился Николай. Затем он принял девушку. Последним слез командир.

            Удивлённые герои увидели перед собой узкий лаз, ведущий в пещеру.

            Достав оружие, мужчины первыми проникли внутрь, затем впустив Любашу.

            Пещера оказалась большим сквозным гротом, идущим к противоположной стороне мыса. Свет слегка проникал с двух сторон, а глаза быстро привыкли к сумраку, поэтому дополнительного освещения не потребовалось.

            – Здесь нечто есть – прошептала Любаша.

            В ответ на её слова пещера ожила. Стены и потолок зашевелились от неизвестной силы. Это было так неожиданно, что Любаша вскрикнула, вцепившись в левую руку героя, да и мужчины в первый момент поддались страху.

            Стая больших летучих мышей, потревоженная вторгнувшимися в их владения путешественниками, оторвалась от потолка и пронеслась под сводами грота, задевая крыльями головы героев. Через минуту всё стихло.

            – Это было так страшно! - прошептала Любаша.

            – Свет мой, давай выйдем на воздух! – Николай попытался повернуть девушку к выходу.

            – Нет, здесь что-то есть, я чувствую, давай осмотрим пещеру.

            Ожидая, что кроме летучих тварей, в гроте могут быть и двуногие враги, став от девушки с двух сторон, с мечами в руках мужчины медленно стали продвигаться в глубину. Им удалось измерить длину грота, равнявшуюся почти ста шагам. С другой стороны пещера раздваивалась и имела два выхода в бухту, противоположную той, что служила стоянкой дромона. В месте, где коридор делился на два, были навалены камни, именно они и привлекли девушку.

            – Я чувствую, внизу есть нечто ценное!

            С недоверием, Николай – меньшим, а командир – большим, мужчины начали разбирать завал. Расчистив поверхность до пола, герои обнаружили некое подобие плиты, поднять которую удалось огромными усилиями и при помощи мечей. Внизу был тайник, с разным добром, судя по обилию несвязанных предметов, награбленным разбойниками. Монет не было, клад изобиловал бусами, серебряными пряжками, нательными крестами, перстнями, височными кольцами, железным оружием и амуницией.

            – Нужно вызвать людей, чтобы перенести все эти сокровища на корабль – предложил капитан, отправившийся за подмогой.

            Любаша и Николай остались осматривать найденное добро.

            По праву клад принадлежал тем, кто его обнаружил, то есть Любаше, Николаю и командиру корабля. Также капитан наградил матросов, участвовавших в высадке и доставке клада. Девушка выбрала себе несколько украшений. Капитан – пряжку, перстень и красивый железный нож. Рыцарю достался булгарский пластинчатый шлем с маской вместо наносника и коротким навершием украшенным плюмажем. Что было очень кстати, так как, прибыв из Равенны в прекрасных стальных латах, рыцарь не успел заказать ремесленнику  шлем, и сражался с непокрытой головой.

 

            Следующие дни герои медленно продвигались вдоль берега на запад. Капитан хотел изучить здешние берега в целях навигации, так как и сам не заплывал так далеко на восток.

            Проходя мимо Сугдеи, герои узнали, что подходы к городу захвачены пацинаками, видимыми несколько дней ранее. Корабль сутки простоял в бухте у стен города. Николай хотел оценить степень опасности, исходившей от нового врага. Выяснилось, что крупное племя кочевников, вторгшееся в Таврику, угрожало селениям от Сугдейской епархии до Боспора, входящего в княжество русов и названное ими Корчевом.

            – Кажется, пацинаки затеяли набег на Тмутаракань или пограничную Сугдею.        Неожиданно Николай увидел новую возможность, которой немедленно поделиться с Любашей.

            – Пацинаки – кочевники, чьи многочисленные племена, то нападают на владения русов или ромеев, то заключают с ними договора  против иных врагов, сейчас в Таврике, и никак затевают новый набег. Василий и Владимир заключили союз, но оба правителя далеко отсюда. Мы можем объединиться с варварами, и легко подчиним себе земли от Сугдеи до Фанагории. Правда, тогда мы наживём себе врагов от монархов до местных родов. Наверняка силы молодого сына Владимира не велики, тем более уязвима не обладающая значительным гарнизоном Сугдея, иначе бы кочевники не вели себя так свободно на восточных просторах острова. Если помочь ромеям и русам прогнать пацинаков, можно получить благодарных союзников. Решено!

            Николай высадил отряд в одной из бухт восточнее селения Ардабда рядом с Феодосией, в расчёте обойти обширную территорию епархии от Сугдеи до горных лесов Кареа Полиса и Боспора. Он не хотел серьёзного столкновения с пацинакскими родами, поэтому пошёл на хитрость. Вместо того чтобы двигаться скрытно, он отправил вперёд отряда с десяток гонцов, сообщающих ближайшим селениям, что армия, посланная Константинополем, идёт на усмирение непокорных кочевников. Дромон должен был ждать его в гавани Феодосии.

            Местность не была заселена столь обширно, как Готия. Население  достаточно разнородное: греки, согды, пацинаки, иудеи. Торговцы и кузнецы селились вдоль торгового пути, идущего из Азии в земли ромеев и русов через Боспор и Сугдею на Херсон и Киев. На равнинах у подножья гор жили земледельцы. Наконец, в сторону Кареа Полиса, в самих горах, невысоких, но покрытых густыми лесами, жили монахи: как одинокие отшельники, так и целые монастыри, имеющие собственную вооружённую защиту от незваных гостей. Рядом с городом пространства были открыты. Хотя старожилы передавали из поколения в поколение, что и вокруг Феодосии местность некогда была покрыта дубовыми лесами, вырубленными Митридатом на постройку флота.

            Чтобы дать пешим гонцам достаточно времени, архонт стал лагерем недалеко от берега.

            Два дня Николай ожидал вестей от гонцов. Вернулось семеро.

             Пацинакский род в двести пятьдесят конников вторгся в бывшие земли хазарские, и стоял севернее Сугдеи. Трое гонцов были захвачены кочевниками.

 

            Рядом с местом высадки ромеев был монастырь святого Петра. Оплот империи на дальних границах, находящийся под прямым управлением Константинопольского патриарха Сергия. Сейчас монастырь принимал посольство, прибывшее с военной охраной, включающей катафрактариев.

            Тяжелая конница могла бы усилить пехоту архонта. Николай посетил обитель, встретившись с настоятелем и командиром отряда. Он намеренно преувеличивал опасность, исходившую от пацинаков. Узнав, что посольство направляется в Корчев, а затем в Зихийскую епархию, рыцарь предложил свои услуги по сопровождению, если монастырь благословит отряд ромеев помочь Николаю в его деле: наведения порядка в Хацарии.  Архонт одарил монастырь щедрыми дарами, но младший офицер охраны в чине кентарха и священноинок - настоятель категорически отказались выделять Николаю какие либо силы для борьбы с пацинаками без официального приказа стратига фемы.

            – Воины охраны монастыря будут сражаться, только если на обитель или посольство совершат нападения варвары, или если ты принесёшь нам послание от стратига, или лица ещё более достойного – заявил священноинок.

            Помочь вызвалась Любаша. Девушка предложила отправить себя в Херсон, уверенная, что сможет добиться о Георгия официального документа, предписывающего любому воинскому подразделению, находящемуся на территории фемы, выполнять указания Николая. При попутно ветре и рвении гребцов дромон мог преодолеть расстояние до Херсона за сутки, к тому же герой был уверен, что посланнице ничего не угрожало.

            Пообещав командиру корабля щедрое вознаграждение, рыцарь стал лагерем в руинах крепости Феодосия.

 

            Дни тянулись как никогда долго. Посланница прибыла только на четвёртые сутки, но с добрыми вестями. Или Любаша смогла использовать свои чары, или хитрый протоспафарий и стратиг Херсона, рассчитывая опереться на Николая в своих интригах против императора, благоволил герою. Но девушка вернулась от наместника фемы, с приказом ко всем ромейским войскам и союзникам, находящимся на подвластных Херсону землях, помогать архонту. Осторожный Георгий не передал прямого письменного послания, но выдал Николаю золотой перстень с царской печатью, наделяющий владельца официальной властью чиновника. Также Цула отправил с Любашей офицерский спафос – меч, дающий право лицу, владеющему оружием именоваться царским меченосцем и считаться дворянином.

            Получив официальные регалии, Николай отправился в монастырь. В присутствии настоятеля, он вручил меч начальнику охраны монастырского посольства, произведя его в спафарии, получив разрешение от священноинока использовать воинов для усиления собственного отряда.

            На следующий день посольство, усиленное армией архонта, получившего официальные чиновничьи полномочия, покинуло монастырь Петра и двинулось на Корчев.

            По прибытию в порт послы должны были переправиться на другой берег в город Тмутаракань и остаться на некоторое время при княжеской резиденции. Затем отправиться в Зихию.

            По договорённости с новым спафарием, пока монастырское  посольство будет под защитой людей Мстислава, отряд охраны численностью в двенадцать катафрактариев и шестьдесят псилов поступят в распоряжение Николая «для обеспечения законопослушности в феме».

            Дромон остался ждать его в гавани Феодосии.

 

            Путешествие в Корчев должно было занять несколько дней, которые архонт спешил использовать на объединение отряда под собственным началом, щедро обещая тяжёлым конникам высшие военные чины, а лёгким пехотинцам – улучшенное снаряжение и содержание в походе, и земельные наделы в будущем.

            Объехав людей, остановившихся на привале на пол пути до Корчева, где-то в районе севернее бывшего вала Ассандра, архонт с удовольствием насчитал более трехсот пятидесяти воинов под собственным началом.

 

            Корчев, Корча или ромейский Боспор, стоящий на склоне крутой горы на западной стороне пролива, оказался крупным портом с большой гаванью. На другой стороне находилась хазарская Тмутаракань – столица наместничества конунга Мстислава.

            Посольство разместилось в теремах Корчева, а военный люд возле крепости.

            Николай, в числе прочих высших лиц посольства был приглашён на обед к наместнику Мстислава в Корчеве, крещёному хазарину Святославу.

            Обширный двухэтажный терем с резным крыльцом сильно отличался от жилищ, виденных архонтом ранее. В большом зале был накрыт длинный дубовый стол, заполненный блюдами из дичи и рыбы, из которой особенно выделялись осётры, восхитительные на вкус. Кубки, наполненные крепким мёдом и брагой, ходили по кругу.

            Привыкший к солдатской пище из хлеба и гороха, дополненного дичью, и не злоупотреблявший напитками в походе Николай быстро захмелел, и ему стоил больших усилий контролировать собственное сознание.

            Гости поднимали турьи и кубки за здравие Мстислава, Владимира, наместника Корчева, ромейского кесаря, дружину, варанги пили за Одина. Николай, выдающий себя за полноправного представителя стратига Херсона, предложил выпить за Георгия и всех хазар, ставших на путь христианской веры. Архонт знал, что русы и варанги, являются в Корчеве и Тмутаракани только представителями военной администрации. Сами же города  населяли греки, иудеи, аланы, хазары. Хозяин застолья был крещёный хазарин, как и Цула. Тост гостя не вызвал неудовольствия бражников, опрокидывающих уже далеко не первую чарку, но наместник, обратил внимание на неожиданное предложение героя.

            После застолья, когда гости разошлись по предназначенным для отдыха залам, Святослав продолжил беседу с Николаем наедине.

            - Приветствую тебя, архонт и спафарий ромейский – начал сановник. Я не ждал тебя, но знаю одного хазарина, который ожидает  тебя по ту сторону пролива, и просит всех людей нашего племени направить тебя к нему.

            Николай, опьянение которого снялось как рукой, напрягся. После той ночи в каюте фортиды, он больше не жил с Любашей как муж, сохраняя к девушке нежные чувства старшего брата и покровителя. Затянувшийся поход, постоянное нахождение на людях не давало возможности и повода к уединению. В глубине сердца рыцарь не забывал свою первую любовницу, к тому же их объединяла общая цель: собрать мятежников против константинопольской власти. Их раздельное путешествие и неведение судьбы Меридианы оставляло ему вынужденное право действовать самостоятельно, не оставляя надежды что  у принцессы хазарской получится собрать сторонников из числа своего народа. Как вести себя со Святославом Николай не знал. Он хазарин, но на службе у русов, союзников Василия. Поэтому герой спросил с напускным равнодушием:

            – Я, человек не местный в здешних краях и удивлён, что известие о ромейском посланнике идёт впереди меня. Я знал красивого купца, имея с ним один общий интерес. Он отправился в земли Хацарские раньше меня. Не он ли спрашивал обо мне?

            – Тот, кто ждет тебя, вряд ли наделён особой красотой! – засмеялся наместник.

            – Хотя его я не видел, но люди моего племени, сказавшие о нём, ничего такого не выделяли. Описав его как человека моего возраста, и видимо низкого звания, хотя состоятельного. Говорят, он переправился  на ту сторону мимо Меотийского озера, избегая городища тмутараканьского, и следовал в Ател через земли пацинаков, но некий господин заставил его вернуться и передать послание начальнику ромейского войска по имени Николай. Он ждет тебя в устье реки Корокондаметис, в булгарском селении, рядом с крепостью, разрушенной ещё хуннами. Мой человек готов перевезти тебя в это место.

            – Странно всё! – заговорил Николай:

            – Я знаю хазарина, который служит ромею Василию, другой хазарин - ты, служит русам: Владимиру и Мстиславу. Но все вы служите самим себе!

            –  Что тебя удивляет? Каганы правили этими землями триста лет, деля власть с ромеями. Теперь у нас нет одной веры и единого правителя, осталась только память и необходимость  выжить. Русы и ромеи для нас неопасны, победив мой народ, они уже насытили жажду мести. Другое дело: готы и асы, много лет находящиеся в тени нашего величия.  С тех пор как Арнамар пришёл к власти, став господином страны Дори, готы стали вытеснять хазар, живущих в Кыркоре, Климатах и Мангупе. Вот мы и бежим, кто в Херсон, кто в Боспор или Таматарку. Мои соплеменники служат и при дворе константинопольского царя, и кагану русов, и халифам.  У нас есть состояние, нажитое предками, и опыт управления, поэтому представители знатных родов хазарских желанны при любом господине. Нам остаётся только ждать, что найдется каган, способный возродить былое могущество, и тогда мы восстанем, избавившись от власти и ромеев и русов. Услышь кто эти слова, и завтра моя голова будет отрублена  и выставлена на поругание, но я не боюсь тебя, я знаю, о каком красивом купце ты вёл речь. Я знаю, что ты мятежник, как и херсонский стратиг!

            – Значит, ты готов присоединиться ко мне!

            – Я может и да, но, понимаешь, опасность слишком высока! Примкнув к мятежу, я стану изменником у Владимира, достойным смерти. Я только ключник, поставленный в Корчев следить за порядком и данью.  Дружина Мстислава: русы и варанги, не пойдут за сановником хазарином. А булгары, хазары, иудеи  не поддержат бунт, подвергнув себя смертельному риску, пока не увидят нового великого кагана, пришедшего из Саркела или Итиля.  Но Саркел сейчас под властью Владимира, а в Итиле живут не иудеи, а муслимы. Нужно убедить мой народ! Если хазары увидят знак, послание идущее от нового кагана,  власть Мстислава рухнет.

            – Ну, так идите со мной!

            – Мы не пойдем за ромеем, будь то человек Василия или его враг – это не наша война! Другое дело, если ты убедишь людей, что ты посланник великого кагана! Тот купец, что ждёт  тебя с другой стороны озера, поможет в этом.

 

            Утро выдалось тяжким для героя. Тяжёлая голова от непомерного количества выпитой браги никак не поднималась с ложа.

            Наместник, привыкший к большим возлияниям, уже ждал проснувшихся гостей в зале для продолжения застолья.

            Вкусив холодной осетрины и квашеной капусты для «бодрого и весёлого настроения» – как сказал Святослав, запив всё сладким мёдом, Николай простился с гостями и хозяином, договорившись с последним, что тот перевезёт рыцаря в условленное место на следующий день.

            Уже уходивший архонт был остановлен прибежавшим стражником, оповестившим, что отряд пацинаков подошел к Корчеву, и видимо собирается напасть на город. Командующий небольшими силами наместник тут же обратился к герою с просьбой помочь войсками.

            Прибыв в лагерь, Николай поднял людей и с отрядом из двенадцати тяжёлых конников, поскакал  в место, где собиралась варангская стража Святослава.

            Пешие пацинаки, мужчины, женщины дети двигались со стороны курганов. Их было не много, и их действия не свидетельствовали об агрессивности. Главное, нигде не было видно стремительной кавалерии кочевников.

            – Что это, военная хитрость?

             Николай с отрядом конницы поскакал навстречу.

            Пацинаки остановились. Из их рядов вышел безбородый мужчина средних лет, невысокого роста, коренастый, одетый в высокие кожаные сапоги, штаны и короткую куртку коричневого цвета. Он поклонился, затем сказал длинную речь на языке, по звучанию близком к булгарскому, из которой архонт ничего не понял. Пришлось вызвать из Корчева  человека, способного передать послание кочевников.

            – Он спрашивает предводителя отряда  ромеев, посланника князя Херсона, могущественного  Николая – сообщил переводчик.

            Вести, распространённые гонцами о том, что из Константинополя прибыл отряд для войны с пацинаками, произвели требуемое действие. В племени вспыхнули разногласия. Великий князь Родман, поддерживаемый меньшим князем Килдарем хотел осадить Сугдею, другие меньшие князья предложили уйти в степь. Род, прибывший к Николаю, не захотел драться с ромеями, за что лишился лошадей и многого имущества. Теперь эти язычники пришли искать защиты и милости у Николая. В знак своего подчинения, предводитель рода, говоривший с архонтом, преподнес  Николаю меч, явно не пацинакского изготовления. Это был трофей, оружие ромейского или хазарского происхождения: мощная кованая прямая двулезвийная спата или палаш с утолщённым полукруглым перекрытием и несколько коротковатой рукояткой только для одной руки.   Обратившись к наместнику Корчева, Николай испросил разрешения стать семьям кочевников лагерем под стенами города, на условиях присоединения боеспособных мужчин рода к его армии. Архиепископ Корчева, надеющийся проповедовать в среде язычников, поддержал Николая.

            Получив сорок новых бойцов, выделенных прибывшим родом, архонт с удивлением узнал, что у варваров сражаются не только мужчины, но и молодые незамужние женщины.

           

            Взяв с собой несколько проверенных людей, Николай отправился в порт, где ждала его лодка, предоставленная наместником.

            Выйдя из гавани, лодка взяла курс на юг, обходя Фанагорию. Гребцы налегли на вёсла, стараясь быстрее пересечь серые воды пролива.  Затем, держась берега, пошли на восток в район широкого устья Корокондаметиса.

            Прибыв на место, путешественникам пришлось пережить настоящую бурю, частую в этих краях весной. Дождя не было, но ветер стал так силён, что грозил опрокинуть лодку, поломав матчу и вёсла. Скрыв судёнышко в заливе, люди прятались между сопками в местности, лишенной крупных деревьев, не имея возможности двинуться дальше.

            Наконец ураган стих, и Николай смог добраться до ближайшего селения, где должен был ждать его странный посланник «хазарского господина».

            Расположившись на ночлег в хижине грека, уставший архонт уснул сном младенца.

            Поиски дали результат только на следующий день, когда греки и хазары, живущие в небольшой деревушке, узнали о прибытии некоего князя.

            К Николаю пришёл староста, и с поклонами, рассыпаясь в любезностях, пригласил рыцаря в собственную избу, сокрушаясь, что жилище не достойно такого господина.

            – Где же посланник? – поинтересовался архонт.

            – Ах, господин, человек, ожидающий вас, долго провёл в холодной воде, спасая своего хозяина, сейчас он слёг и не может приветствовать вас со всем почтением,  возможно, он долго не протянет, так что вы явились как раз вовремя!

            В избе на земляном полу у очага лежал человек. Он был в сознании, но его тяжёлое хриплое дыхание выдавало больного или раненого. Увидев архонта, лежащий мужчина попытался приподняться, что стоило ему больших усилий. Жестом руки Николай позволил больному лечь, а сопровождающим приказал выйти на улицу. Оставшись наедине, рыцарь склонился над нечастным.

            – Даже на той стороне моря мне сказали, что меня ждёт некий посланник красивого хазарского купца! Скажи, где он, и жив ли?

            Умирающий посмотрел на героя с чувством выполненного долга.

            – Госпожа жива, слава Всевышнему! Она в землях хазарских собирает роды от Зихии до Итиля. Она просит тебя, нашёл ты сторонников или нет, ждать её здесь! Госпожа знает, что предмет, нужный вам, спрятан где-то в пещерах Сугдеи. Когда вы соединитесь, то пойдёте туда вдвоём.

            Говорящий задыхался, он сделал паузу, попросив пить. Николаю пришлось позвать хозяина хижины.

            Утолив жажду, больной попросил хазарина принести некую вещь, спрятанную в его доме. Хозяин с почтением передал архонту длинный и достаточно тяжелый предмет, завёрнутый в шкуру. Развернув кожу, рыцарь обнаружил в своих руках лёгкое копьё с древком около двух с половиной локтей и длинным широким наконечником, на котором была выбита хазарская тамга в виде трезубца. Сулица была прекрасной работы и возможно являлась парадным или ритуальным оружием.

            – Госпожа просила передать, что если она не придёт сюда, когда полная луна сменится два раза, и ты останешься сам, это копьё поможет тебе, покажи его знатным хазарам на острове.

            – Я не могу ожидать так долго, с той стороны у меня есть сторонники. Я оставлю монеты на твоё содержание...

            – Не заботься, деньги у меня есть, и этот добрый человек делает всё, чтобы продлить мои дни но, кажется, их осталось не много!

            – Хорошо, я благодарю тебя!

            Николай, поцеловав умирающего в горячий лоб, вышел из избы, взяв с собой подарок Меридианы.

           

            Он вернулся в Корчев на следующий день под вечер. Прибыл, узнав, что шестнадцать человек из местного ополчения покинули войско, сбежав домой. Бездействие было опасно разложением армии. Но Николай, приободрённый вестями от Меридианы, ещё рассчитывал на поддержку хазарских родов Томатархана.

            Утром архонт посетил Святослава, взяв с собой полученное копьё, пронеся его в дом наместника завёрнутым в той же шкуре. Стражник на входе посмотрел на рыцаря с подозрением но, узнав Николая, пропустил.

            Сановник Мстислава сидел на скамье перед полным столом, держа в руках турью, наполненную брагой. В тереме также была его супруга, ворчавшая на мужа.

            – А, архонт ромейский, испробуй брагу крепкую! – начал наместник.

            Отказаться было нельзя, Николай, осушил значительную часть рога, вопросительно посмотрев на хозяев.

            – Видишь ли, матушка бурчит на меня, что я с утра люблю пировать. Я же делаю это ради борьбы с замучившим меня ревматизмом!

            – Гляди, ты к обеду уже так оздоровишься! – не унималась женщина.

            – Выйди старуха, нам с ромеем надо поговорить о деле! – громко гаркнул наместник.

            Женщина, ругаясь, удалилась за дверь.

            – Ну, как посетил ты тот берег? Мои гребцы сказали, что вы чуть души не сгубили!

            – Я получил нужную тебе весть, с той стороны хазары объединяются под властью единого правителя, будет лучше, если местные рода последуют их примеру!

            – Тогда мы дождёмся их прихода.

            – И будете изменниками в глазах и кагана и новых господ – русов!

            – Но я не могу просто так поднять бунт против Мстислава, меня сочтут самодуром,  выжившим из ума! Мой народ разобщён!

            – Возможно, этот предмет будет способствовать объединению, посланник, с которым я встретился, сказал, что он может быть для вас важен!

            Архонт раскрутил кожу, отдав сулицу наместнику.

            – Ах, где ты взял это!

            Ключик долго осматривал копьё, несколько раз проведя пальцами по тамге.

            – Я вижу здесь герб твоего народа, и сулица не топорной работы.

            – Это копьё царя Аарона, великого правителя, бившего и алан и русов!

            – Тогда я дарю его тебе.

            – Но как оно оказалось у того, кто отдал его в твои руки?

            – Новый правитель вашего народа, передал его мне, как символ, что возродит ваше царство. Но ему нужна помощь, а мне поддержка!

            – Хорошо, ромей, я не хочу привлекать внимание людей Мстислава, иди в свой лагерь. Я постараюсь переговорить с представителями хазарских родов Корчева и Томатархана  и извещу тебя.

            Дверь растворилась и на порог вбежала плачущая жена Святослава, видимо стоящая всё время за дверью.

            – Не губи, родимый, не слушай моего дурня!  Не равён час, его обвинят в измене, и полетит головушка с крыльца княжеского!

            – Подслушала змея! – захрипел наместник:

            – Буду я тебя слушать, старая дура, лучше принеси ещё вина, или мы не мужчины, чтоб управляться бабой!

            Не став дожидаться конца семейной перепалки, герой покинул терем.

             

            Весь этот и следующий день Николай провёл в ожидании, развлекая себя и Любашу верховой ездой по окрестностям города и стрельбой из лука на манер кочевников.

            Среди древних курганов ими был найден самый значительный. Забравшись наверх насыпи, герои могли видеть крепость Боспор. Сверху в курган вёл лаз, спустившись в который Николай и Любаша оказались в камере. На стенах помещения при свете факела можно было различить кресты и христианские рисунки.

            – Как интересно сознавать, что этих стен касались руки давно ушедших людей – восторженно философствовала девушка.

            – Возможно они, так же как мы сейчас, прятались здесь, пытаясь найти покой в буре человеческих страстей.

            Любаша нежно прижалась к рыцарю. За последнее время это была чуть ли не единственная возможность побыть им вдвоём.

            – Зачем ты следуешь за той женщиной, она погубит и тебя и меня!

            – Видишь ли, дитя, нас связывают некие общие обязательства.

            – Ты просто любишь её! Она красивая, я видела, даже дядя не мог устоять против её чар! Она просто околдовала тебя и теперь ведёт к погибели!

            – Не говори ерунды, в тебе звучит ревность, Меридиана должна возродить хацарское царство, и я обещал помочь в этом деле.

            – Но зачем нам царство иудеев, ладно Михаил, он был караим!  Разве мы просто не можем вернуться в Фуллы.  Теперь ты сановник, уполномоченный наместником Херсона.  Арнамар разбит! Ты можешь единолично править всеми Климатами. Хазар нет, Василий далеко, мы можем спокойно жить в достатке! Я нарожаю тебе детей!

            Николай обнял спутницу. До этого момента он, командир, управляющий жизнями большого числа мужчин, суровых воинов, долгое время сам был ведом женщиной. И только теперь он почувствовал, что значит самому быть господином хрупкого и такого слабого создания, требующего к себе внимания и заботы.

            – Я самозванец, и в Константинополе рано или поздно, но об этом узнают! Император направит в Таврику карательный корпус, и не известно, на чью сторону тогда станет Георгий Цула, ради сохранения собственной власти! Нам надо собрать больше людей, целую армию сторонников...!

            – Милый, нам надо собрать терафим, ты помнишь, что рассказывал дядя, с его помощью можно узнать, что ждет впереди! А, зная будущее, мы поймем, как поступить в настоящем!

            – Знание будущего не изменит его! Но я обещаю тебе, что мы скоро отправимся на поиски головы, хотя бы для того, чтобы она не досталась нашим врагам. Меридиана считает, что часть терафима спрятана где-то в Сугдее. Помнишь, как с помощью твоих способностей мы нашли там клад. Но пора возвращаться, вечереет, и ты можешь замёрзнуть.

            Вечером в лагерь прибежал отрок, сообщив, что наместник хочет видеть архонта у себя дома после заката.

            Дождавшись темноты, рыцарь, укутавшись в свой уже порядком потрепанный зимний плащ, отправился в центр Корчева.

            В доме кроме Святослава было ещё несколько мужчин, не видимых Николаем ранее. На длинном столе в слабо освещённом тереме вместо привычных яств и браги лежало копьё с хазарской тамгой.

            Предполагая измену, архонт, оставивший меч в сенях, инстинктивно повёл рукой в сторону засапожника, спрятанного за голенищем правого сапога.  Но  гости наместника скорее были похожи на неких сановников или раввинов, чем на воинов.

            Разговор начал хозяин.

            – Здесь собрались представители боспорских родов хазарских. Я рассказал им, что ты человек  нового царя, собирающего силу по ту сторону Салакара. Мы будет тайно поднимать народ, но сбор большого количества воинов – вопрос времени. А пока прими к себе в войско семерых сыновей этих достойных людей. Все они будут хорошо экипированы и составят цвет твоей армии.

            На следующий день к лагерю Николая действительно прибыло семь воинов, богатырского вида в красиво украшенном снаряжении.

 

            Командиры жаловались, что люди застоялись под Корчевом без дела, на днях сбежал ещё один солдат, на этот раз ромей, прибывший с Николаем, влюбившийся в местную девушку. К тому же архонта торопил уговор с охраной посольства: «навести порядок и вернуть войско». Поэтому рыцарь скомандовал выход, ведя отряд обратной дорогой в сторону гавани Феодосии, где ждал их дромон.

 

            Весна в Таврике набирала силу, делая дни путешественников комфортными. В ещё невысохших лугах, радуя глаз, зацвели тюльпаны и лилии. Правда, море штормило.

            Командир дромона, в виду удалённости старшего начальства, сделавший из плавания с Николаем неплохое коммерческое предприятие, и потому не спешивший возвращаться в Боспор Фракийский, дождался героев. Но корабль мог комфортно вместить триста воинов, не считая ста человек команды, а армия Николая значительно выросла. Поэтому часть воинов, включая пацинаков и конницу, герой отправил вдоль берега за дромоном. Под охраной этих войск находилась Любаша, страдающая от морской болезни.          

            Через двое суток неспешного путешествия, так как архонт не хотел терять из виду наземный отряд, и на ночь сам высадился на берег, герои добрались до Сугдеи.

 

            Дромон стал в порту, а отряд, в котором была Любаша, подошел с востока. Именно эта часть войска приблизилась к городу первой.

            Навстречу ромеям шли простолюдины, солдаты и сановники  во главе с эпархом и архиепископом. Лица всех выражали обеспокоённость или даже трагизм. Женщины плакали.

            Любаша выехала вперёд, в окружении нескольких катафрактариев.

            – Что здесь происходит?

            – Отряд пацинаков, ведомый родовым князем Килдарем, осадил Сугдею. Не взяв крепость, кочевники отступили, огнём и мечом пройдя по окрестным селениям, пленяя и уводя в степи их жителей.

            – Не волнуйтесь! На корабле, стоящем в гавани, прибыл архонт Николай с войском, он накажет варваров!

            В это время герой высаживался на берег.

            Заметив имперский дромон горожане толпились на стенах крепости, некоторые побежали к морю.

            – Тут явно происходит что-то необычное! – подметил рыцарь:

            – Словно сам василевс прибыл из столицы.

            Услышав возгласы «пацинаки», герой приказал ускорить высадку солдат, а сам поскакал в сторону пешего отряда.

            – Кочевники пришли из северных  степей – сообщила Любаша.

            – Это я уже понял! Ведь часть их соплеменников присоединилась к нам в Боспоре. Но сколько их, и где стали?

            Из первых рядов вышел топотирит Юрий – начальник гарнизона крепости. Он был ранен.

            – Крестьяне, которых не тронули варвары, сообщили, что видели пацинаков, ведущих пленников по афинеонской дороге. Я повёл стражников  в погоню, в надежде освободить людей, но сам  попал в засаду. Кочевники налетели со всех сторон. Мои пешие солдаты перебиты их ужасной конницей, и только часть тех, кто был верхом, смогла вырваться из западни.

            – Так что мы медлим! Они ведут пленённых в лагерь. Помнишь! – обратился Николай к Любаше:

            – Мы обнаружили стоянку кочевников западней крепости, когда нашли разбойничий клад. Нужно немедленно освободить людей, захваченных  Килдарём!

            В народе послышался одобрительный ропот.

            – Подожди! - остановила покровителя осторожная девица:

            – Пацинаков может быть слишком много, а твоё войско разделено. Неосмотрительно начинать немедленную погоню. Варвары уже давно стоят лагерем, и те, кто захватил людей, его достигли.  Возможно, они не сразу уведут пленников на север, а ещё раз попробуют овладеть городом или потребуют выкуп, не причиняя  вреда заложникам.

            – Она права – согласился архонт:

            – Возвращайтесь в крепость, а я подготовлюсь к встрече с Килдарем. Наверняка, упиваясь собственной хитростью, он ждёт, что вы бросите крепость и нападёте на лагерь. Но мы сделаем по-другому!

            Забрав конных воинов, Николай поскакал в порт впереди всех.

            Дождавшись полной высадки своего воинства, и поставив людей на постой в посад перед городской стеной, он собрал совет из сановников города.

            Архонт решил действовать осторожно.  Войска своих городских союзников, рыцарь усилил двадцатью солдатами из собственной армии, приказав ожидать штурма Сугдеи. Любашу с отрядом воинов собрался отправить на корабль. Отдав приказ командиру дромона подойти к месту лагеря пацинаков с моря, и не рискуя людьми и кораблём, производить вид десантной операции. Сам же решил внезапным ударом с суши расправиться с кочевниками, отрезав им путь к отступлению, чтобы спасти заложников.

            Отложив на завтра все действия, архонт расположился в городском посаде перед крепостной горой, где были расквартированы его люди.

            В отличие от соседней Феодосии, превратившейся в рыбацкий посёлок, Сугдея, являющаяся важным торговым портом и местом остановки купеческих караванов следующих  из Боспора в Херсон, процветала.

            Даже сейчас, после набега кочевников, лавки торговцев и ремесленников городского рынка изобиловали товарами, как местного производства, так и привезёнными со всего мира от Китая до Европы. Шкуры медведей и росомах, тонкие шкуры ягнят, выделанные белые бараньи кожи. Мясо дичи,  говядина, рыба, икра, орехи, лечебные коренья и облепиха. Строительная древесина, из которой особенно ценилось «железное» негнийдерево.  Сушёные «персидские яблоки» и айва, виноград и вино, хлеб, скот, соль, пшеница, масло, мёд,  воск – всё было в изобилии.

            Купив спутнице дорогое кольцо, со слов продавца, достойное Царицы Ромейской,  рыцарь увидел лавку, торгующую тканями и готовыми покровами. Он посмотрел на свой выношенный плащ воина, протёртый до дыр и уже не выполнявший защитных функций.           – Что вы, господин архонт!  - выскочил из лавки купец:

            – Сразу видно, что вы герой, но ваше одеяние не достойно такого знатного сановника.

            Торговец развернул несколько сагионов, среди которых Николаю приглянулся чёрный воинский плащ-мантия из медвежьей шкуры наподобие тех, что носят варвары: русы или булгары. Плотный и тёплый он прекрасно защищал и от холода и от клинка.

            Увидев реакцию архонта, торговец сразу заголосил.

            – Берите господин, не пожалеете я отдам вам за пол цены, как спасителю Сугдеи.

            Накинув на плечи тёплый сагион, скрывающий хозяина до ног и обошедшийся рыцарю в двадцать пять тетартеронов, что равнялось стоимости двух обычных лошадей, хотя купец уверял, что он стоит все пятьдесят, Николай отправился проверять посты и готовится к завтрашнему непростому дню.

 

            С планом полководца согласились все, кроме Любаши. Девушка, боявшаяся потерять рыцаря, причитала, что хочет быть в битве возле него. Но Николай знал, на какую слабость девицы стоит надавить в первую очередь.

            – Райская моя птичка своим щебетанием ты не поможешь мне одолеть Килдаря, зато сможешь заняться не менее важным делом. В твоих руках камень и ты хочешь найти вторую часть терафима. Так разве я зря отправляю тебя к тем скалам, где может быть спрятана медная голова!

            – Её там нет, я бы почувствовала.

            – Ты знаешь другое место?

            – Пока нет! – голос девушки звучал неуверенно.

            – Тогда поискать всё-таки стоит, даже если ты не наёдешь терафим, дромон – это самое безопасное место, куда я могу тебя отправить, в случае худшего развития ситуации. Пацинаки могут разбить меня или даже взять город, но их конница не способна ходит по воде и они не достигнут корабля!

 

            Следующим днём дромон, покинув гавань, увёз девушку на запад, а архонт, скомандовав сбор, повёл  войска от Сугдеи в  том же направлении.

            Николай понимал, что кочевники имеют своих лазутчиков и подойти скрытно не получится, а напасть надо неожиданно. Берег он изучил ещё в прошлый раз. Поэтому часть людей полководец направил узкой тропой вдоль скал, приказав им укрыться на ночь с другой стороны горы, за которой стояли пацинаки. Остальных воинов повёл по так называемой афинеонской дороге, следующей к руинам греческой колонии, ставшей лагерем для врагов.

            С рассветом, как и было условлено, оба отряда напали на лагерь пацинаков с разных сторон. Сторожевой блокпост был сломлен в течение нескольких минут. Стрелки Николая, стоящие на высоком холме накрыли кочевников стрелами, тогда как пехота ворвалась внутрь поставленных в круг повозок. Пацинаки, в основном конные воины, не были готовы к ближнему бою внутри лагеря. Их было человек девяносто. Те, что успели вырваться наружу, были истребляемы  тяжёлой ромейской конницей, какой бы малочисленной она не была. Кочевники разбежались. Судьба Килдаря осталась неизвестна. Потери составили два бойца, зато были освобождены все заложники: мужчины, женщины дети.

            Судгея, узнав о победе, ликовала, желая встретить архона как героя. Но рыцарь пока не разделял охватившей всех радости. Николай понимал, что разгромлен только немногочисленный передовой отряд пацинаков, по счастливой случайности не успевший угнать пленников дальше. Поэтому, не возвращаясь в город, полководец начал преследование кочевников, двигаясь на запад.

            Радость рыцаря была в другом: из Боспора прибыл обещанный Святославом хазарский отряд, насчитывающий тридцать два человека, сразу же присоединённых к остальному воинству.

 

            Поход длился весь  следующий день.

            Через сутки авангард Николая заметил пацинаков численностью более ста пятидесяти мечей, стоящих лагерем на отвесном земляном берегу. Это было племя великого князя Родмана.

            Пятьдесят кочевников были верхом снаружи, остальные пешие внутри круга из повозок. Никаких пленников с ними не было, зато возы, по всей видимости, были заполнены награбленным добром. Противник, скорее всего не ожидал столь продолжительного преследования и не был готов к бою. Имея более чем двойной численный перевес, и лучшее вооружение, в том числе защитное, рыцарь отдал приказ к нападению. Пацинаки обладали многочисленной конницей, но её действия были затруднены на узком холмистом участке берега. Зато армия архонта имела большее количество пеших стрелков.

            Не выдержав натиска, под ливнем стрел, кочевники рассеялись, бросив обоз, целиком перешедший радостным солдатам Николая.  Для торжества был повод: Родман  пленён, и добыча досталась без потерь, если не считать нескольких раненых. Трофеи были разделены между воинами на правах победителей. Полководец выбрал себе только княжеский золотой перстень, украшенный драгоценными камнями, работы  мастеров халифата, и легкие удобные сапоги, украшенные изумрудами.

           

            Герой вернулся к Сугдеи, где уже ждала его Любаша.

            Увидев Николая, девица, не стесняясь чувств, бросилась рыцарю на шею. Она не была супругой, и по-прежнему почти публично называла его покровителем, но девушка не была связана никакими обетами, и не боялась показывать на людях что их связывают некие отношения. Она радовалась победе и тому, что Николай жив и невредим. Но в отличие от архонта Любаша не могла похвалиться результатами поисков.

            – Как я говорила тебе, любимый, в скалах западнее города нет терафима. Возможно нам следует поискать восточней. Помню, дядя рассказывал: если камень поместить внутрь медной головы, то топаз покраснеет, словно нальётся кровью.

            – Но это всего лишь легенда, Михаил сам этого не видел, как и никто из ныне живущих – недоверчиво возразил Николай.

            – Да! – Любаша обняла рыцаря за шею одной рукой, её голос стал вкрадчивым и обольстительным, и хотя тембр его был другой, она неожиданно напомнила рыцарю Меридиану.

            – Да, ты прав! Но когда мы плыли вдоль берега из Феодосии в Сугдею, на расстоянии ста восьмидесяти стадий до города, я видела красивую чёрную гору с берегом из драгоценных камней.

            – Берег из драгоценных камней, ты описываешь сказку!

            – Но милый, капитан пристал к берегу, и команда стала набирать эти камни, вот, смотри!

            Любаша достала из сумки пригоршню зелёных, белых, светло-жёлтых, фиолетовых, коричнево-красных и голубых  минералов.  Среди них особенно выделялись девять красных камней миндалевидной формы.

            – Ты шёл берегом, обходя эту гору, и не видел этого.

            – Ну и что, камни красивые, но причём тут медная голова?

            – Когда я высадилась на берег под горой, а твой камень всегда со мной, он спрятан за поясом между туникой и столой. Так вот, я почувствовала как бы лёгкое нагревание. Достав топаз, я заметила, что его бесцветный оттенок сменился на розовый. Я, конечно, обратила на это внимание, но тебя не было рядом, и мне не с кем было поделиться увиденным. Надо вернуться на восток, терафим должен быть где-то там.

            Николай обладал достаточным временем, чтобы подчиниться желанию Любаши. Он не только сохранил, но и значительно приумножил собственные войска. Даже с учётом вторгнувшихся кочевников, вряд ли в раздробленной междоусобными смутами Хацарии, была сила, превосходившая его армию, разве что херсонский гарнизон с собранным фемным ополчением. Но стратиг Георгий если и был шатким союзником, то прямым противником не был точно. Стремясь к цели, поставленной далёким наставником, архонт мог следовать в Зихию. Собрав там сторонников, вторгнуться в Каппадокию – родину его убитого отца, василевса-самозванца. Но его хазарская союзница, собирающая соплеменников в бескрайних степях между  Меотийским озером и великой рекой Ател, просила ждать. И пока нет вестей о том, что Василий направил в Таврику карательный корпус. Так что времени было предостаточно.

            Оставив ставший пока бесполезным дромон в порту Сугдеи, полководец повёл армию на восток к горе указанной Любашей.

            Неспешный переход его увеличенной, но в основном всё ещё пешей армии составил три дня. Разведчики, посланные вперёд, несколько раз видели разъезды кочевников численностью более пятидесяти всадников, и это несколько беспокоило Николая. На подходе к искомому месту дорогу преградил небольшой отряд варваров. Николай приготовился к бою, но кочевники вели себя странно, не проявляя агрессивности, они ждали подхода ромеев. Переговоры прояснили ситуацию. Среди различных племён кочевников вспыхнула распря. Это были пацинаки и болгары принявшие христианство и проживающие в степях между Борисфеном и Гипанисом. Воины несколько родов численностью пятьдесят восемь человек возглавляемые малыми князьями  прибыли в Таврику отдельно от остальной массы кочевников, чтобы поступить на службу в качестве федератов. Это была хорошая прибавка к войску архонта.

 

 

 

 

 

Свежий воздух грозы разорвал мою дверь,

Свежий воздух грозы прошептал мне: поверь

 

В щебетании листвы я услышал опять

То, что смог позабыть, но обязан был знать.

 

Свежий воздух грозы объяснил, что к чему,

Свежий воздух грозы – я поверил ему

 

И понесся за ним над старушкой Землей.

Помоги остальным этой трудной порой.

 

В час, когда небеса нам не могут помочь,

 Свежий воздух грозы унесет эту ночь

 

И подняв нас над полем нелепой борьбы,

Скажет всем: вы смешны, не уйти от судьбы.

 

Вы дрались, но стяжали немного побед,

Темнотой подземелий не высчитать лет.

 

Грудь наполните ветром несломленных гор,

Поднимите глаза на вселенский простор:

 

Как прекрасна весна теплотой птичьих гнезд,

И щемящая даль вечно манящих звезд,

 

Как прекрасна Земля, на которой наш дом,

Как прекрасна любовь, для которой живем,

 

Как прекрасны места там, где нас еще нет,

В жизни первый закат и последний рассвет.

 

Свежий воздух грозы ошибиться не мог,

Свежий воздух грозы полететь мне помог.

 

Свежий воздух грозы из души не извлечь,

Неужели судьей будет нам только меч!

 

 

Тьма

 

            Достигнут горы, отряд стал лагерем, ощетинившись менаулионами пехотинцев на случай внезапного набега пацинаков. Поиски могли занять продолжительное время, надо было подготовиться к длительному стоянию.

            Горный массив, возвышающийся прямо на берегу Понтийского моря, был действительно чёрного цвета, отличаясь от белёсых рифов возле Сугдеи. Ополченцы из местных греков и иудеев сидя у костров, рассказывали байки, что данная гора не только по цвету, но и по названию «Черная», потому что в её недрах есть разломы, ведущие в ад, а в старые времена дикие тавры поклонялись здесь гигантскому змию или великану, живущему под землёй.

            Недалеко от  лагеря  на восток рядом с дорогой  виднелись руины стен древней церкви или часовни. Храма практически не осталось, лишь основание, имевшее интересную форму: от круглого фундамента, возможно башни, отходили три двойные стенки, словно дорожки, ведущие в разные стороны. Освоивший квадривий Николай сразу определил, что между дорожками получается одинаковые углы в сто двадцать градусов. В центре круглого фундамента  находился лаз, заваленный камнями, так, что не было никакой возможности попасть внутрь, и измерить глубину пещеры под фундаментом. Рядом бил родник, но вода казалось горьковатой на вкус.

            Любаше не терпелось начать поиски на горе. А Николай, не желал привлекать к ним своих людей, поэтому только сам составил компанию девице.

            Безрезультатные скитания заняли много дней. Они поднимались на вершину массива, исследуя гроты и расщелины его восточной северной и центральной части, и вокруг странной скалы, издалека напоминающую крепостную башню. Но загадочная гора не спешила делиться тайнами. Топаз ни разу не среагировал так, как описывала девушка.

            – Надо обойти гору и выйти на берег, в то место, где я почувствовала тепло от камня, там, в воде ещё был остров с аркой по центру, словно ворота подводной крепости морского царя – заявила  Любаша.

            – Но у нас нет корабля, а добраться туда вплавь в холодной воде нельзя. Должен быть какой-то проход сверху, мы мало искали на западе – ответил рыцарь.

            На следующий день пара решила перенести поиски на западную часть массива.

            – Если Бог хотел создать замок для одного из своих светоносных ангелов, прежде чем низверг его в глубины  преисподней, то Он выбрал самоё подходящее место! – произнёс Николай.

            – Видя это дикое величие, я готов поверить солдатским россказням, что и сам ад, находится под нами.

            Рискуя упасть, они пошли вверх по крутой тропе к каменным статуям, наверняка служившим идолами в культе киммерийцев или тавров. Причудливые изваяния молчали, но эта тишина казалось молчанием затаившегося зверя.

            – Смотри – это мёртвое святилище язычников! – воскликнула Любаша.

            Девушка почувствовала лёгкое жжение на плече и шее.

            Они вышли на площадку, окружённую гротами и небольшими пещерами. Рядом бил родник. Уставшие исследователи, мучимые жаждой зачерпнули воды в ладони. На вкус она оказалось такой же горьковатой, как та, что была возле заброшенного храма у лагеря.

            – Такое впечатление, что это один родник, но как далеко он идёт, и почему вытекает и у подножия горы и на её вершине – удивился рыцарь.

            Жжение на плече усилилось. Любаша сняла накидку. Татуировка на её теле покраснела и зачесалась.

            – Я что–то чувствую, нам надо поискать в этих местах.

            Герои приступили к обследованию гротов, за самым большим из которых оказалась расщелина.  Войдя внутрь щели, исследователи обратили внимание на неровность её стен, испещрённых мелкими бороздками, словно это были рисунки или надписи на неизвестном языке, но даже при дневном свете разобрать царапины было невозможно, и герои сошлись во мнении, что это просто структура камня – рельеф природного происхождения.

            Пройдя по расщелине до конца, Николай и Любаша внезапно оказались на таком месте, от вида с которого девушка чуть не упала в обморок, вцепившись двумя ладонями в руку спутника, да и у рыцаря закружилась голова. Они оказались на маленькой площадке шириной около четырёх и длиной менее трёх шагов, уместиться на которой безопасно могли не более двух-трёх человек. Сама площадка была ровной без наклона и почти  гладкой, если не считать маленькой трещины, идущей от расщелины до обрыва, как бы разделяя балкон на две равные части. Внизу, под ними открылась бездонная пропасть глубиной в полтора стадия или почти в четыреста пятьдесят локтей. Именно так оценил её глубину архонт, владевший языком цифр и измерений. Внизу было море, а недалеко от  берега прямо в воде высился остров, похожий на ворота крепости. Вид пугал и зачаровывал. Рыцарь попытался вставить остриё меча в трещину, но она была настолько узка, а скала, её образовавшая,  столь твёрдой, что сталь тупилась, но не могла проникнуть внутрь щели.

            – Отсюда жрецы тавров сбрасывали обезглавленных греков, принося в жертву своим богам – воскликнула Любаша.

            – Давай вернёмся обратно, это страшное место!

            Неожиданно девушка почувствовала тепло на уровне пояса.

            – Камень, он реагирует!

            Любаша достала топаз, он действительно слегка покраснел и стал заметно теплее, чем окружающие скалы.

            – Просто скалы кругом остыли на воздухе, а ты согрела топаз теплом тела.

            – Нет, рядом у меня лежат набранные в этих же местах камушки, потрогай, они холодные как галька.

            Действительно, разноцветные камни были холоднее, чем кристалл, хотя находились рядом, при этом, терафим не нагрел камни собой, словно его тепло распространялось только на живую плоть.

            – Но где искать? – недоумевал Николай.

            – Под нами обрыв, гроты позади нас все осмотрены?

            – Нам надо остаться здесь на ночь! – произнесла девица тем изменившимся голосом, который как-то уже удивил героя.

            – Не совсем удачное место, или ты шутишь, душа моя? Минуту назад ты просила увести тебя отсюда!

            – Я что-то чувствую, нам надо остаться на ночь – повторила девица, словно находящаяся под гипнозом.

            – Хорошо, я отведу тебя от края! Подъём слишком трудный, ты подождёшь моего возвращения в языческом святилище у меня за спиной, а я вернусь в лагерь за тёплыми вещами и провизией.

            Рыцарь оставил Любашу в одном из гротов, наиболее расположенном для ночлега. Навес был достаточно большой, а стены внутри подтёсаны, так что пара человек внутри оказывалась защищённой от осадков и ветра.

            Он вернулся через несколько часов, захватив вязанку дров, хлеб, мёд, вино и второй тёплый плащ для спутницы, в своём медвежьем сагионе он был уверен. Не застав девушку на месте, предчувствуя недоброе, рыцарь бросился через расщелину к пятачку над обрывом. Любаша стояла почти у края, сняв с себя шаль, всегда прикрывавшую рисунок на её теле.

            – Что ты делаешь! – подхватил её рыцарь.

            – Смотри! – ответила девушка отрешённым голосом, словно не заметив порыва Николая.

            – Она не падает!

            Любаша держала шаль за самый край материи только двумя пальцами. Ветра не ощущалось, но вместо того, чтобы повиснуть тряпкой, ткань, надувшаяся парусом, поднималась вверх сказочным ковром-самолётом. Девушка совсем отпустила шаль. Брошенная ткань, кружась, поднялась над головами изумлённых героев и повисла в воздухе над пропастью. Николаю стоило больших усилий и риска подтянуть шаль к рукам кончиком меча.

            – Да, странное место! - герою хотелось выругаться, но монастырское воспитание и присутствие дамы не позволяло сквернословить.

            Стемнело. Путешественники вернулись в грот, оборудованный для ночлега, и поужинали  у костра тёплым хлебом с мёдом и разогретым вином.

            Тишина здешних мест завораживала.

            – Хоть бы птица, какая закричала! – произнёс Николай.

            Девушка прижалась к рыцарю.

            – Мне страшно! На этом месте погибло немало людей, я чувствую!

            – Мы можем вернуться, конечно, если не свернём шеи на горной тропинке в темноте – ответил архонт.

            – Нет, просто обними меня, давай займёмся любовью как тогда в каюте фортиды.

            Уста девушки припали к губам героя. Предложение было слишком заманчивым, чтобы отказываться от него в такую глухую ночь.

 

            Сколько прошло времени с момента начала утех, парочка не знала, но ночь, видимо достигла зенита. Архонт встал с дикого ложа. Он боялся внезапного нападения пацинаков и хотел прогуляться на северную часть склона, с которого виднелись огни далёкого лагеря. Укрыв заснувшую спутницу плащом, он покинул грот. Дойдя до начала тропы, откуда ещё несколько часов назад был виден лагерь, архонт не заметил огней. Кругом был только мрак.

            – Это очень плохо, но что случилось? – недоумевал вслух герой.

            Снизу шёл плотный туман, это он накрыл солдатский лагерь и уже добрался до тропы спуска. Вот-вот и пелена окутает рыцаря. При такой видимости, а точнее при её полном отсутствии спуститься вниз было невозможно. Даже если бы кочевники напали и сейчас резали отряд, полководец был абсолютно бессилен. Ещё немного и он даже не найдёт грот с Любашей.

            Николай быстро вернулся к девице. Пелена ещё не достигла пещеры. Любаша не спала. Она сидела на краю грота, укутавшись в плащ. Девушка была явно напряжена.

            – Что беспокоит тебя, мой свет. Сюда надвигается туман, и мы не сможем спуститься до утра. Но в гроте мы в полной безопасности! – рыцарь попытался успокоить спутницу.

            – Ты слышишь?

            – Что?

            – Звон! Он рождается рядом!

            Николай напряг слух. Действительно, необыкновенный необъяснимый звон идущий со всех сторон медленно плыл в приближающемся тумане, он словно окружал место их ночлега.

            – Это ветер поёт в дырах и пиках горы – ещё раз попытался успокоить Любашу Николай.

            – Нет, это не ветер, разве ты не слышишь, так могут звенеть только церковные колокола.

            – Возможно рядом есть монастырь!

            – И он звонит ночью?

            Девушка была права, звон церковных колоколов среди ночи не сулил ничего хорошего. Это могло быть нападение кочевников, или другая опасность.

            – В любом случае, мы не можем ничего сделать. В лагере опытные командиры, и, надеюсь, из–за тумана посты удвоены. Надо ждать рассвета.

            – Перестань меня успокаивать, словно глупого ребёнка, звон идёт из недр горы! Я слышала солдатскую сказку, что здесь был маленький бедный монастырь, но что-то случилось. То ли монахов вырезали завоеватели, а выжившие ушли в глубокие пещеры, то ли монастырь поглотила гора.

            Внезапно Любаша поднялась и, взяв второй плащ, направилась через расщелину на обнаруженную днём опасную  смотровую площадку над обрывом.

            – Куда ты, в тумане мы свалимся вниз!

            – Я что-то чувствую, тело горит огнём и камень греется!

            С возможной осторожностью рыцарь провёл спутницу к отвесному краю.

             Плотный туман полностью накрыл гору. Внизу находилось море и остров, но об этом можно было только догадываться, да и стены скал были различимы только на расстоянии вытянутой руки.

            Любаша села на расстеленный плащ вначале балкона, ничего не понимающий рыцарь последовал её примеру.

            Некоторое время герои молча вглядывались в темноту. Тишина нарушалась только продолжавшим идти ниоткуда звоном.

            – Ой! - вскрикнула девушка: 

            – Мои ноги оказались над обрывом!

            Николай обхватил Любашу, пытаясь встать, но чуть сам не рухнул в бездну. Его ноги оказались висящими в пустоте.

            В страхе герои отползли от обрыва к выходу из расщелины.

            – Идём отсюда, мы чуть оба не погибли!

            – Подожди! – взмолилась Любаша:

            – Давай посидим ещё!

            Через некоторое время уже готовые к неожиданностям, испытатели опять оказались на самом краю над бездной. Затем ещё и ещё.

            – Основание скалы, на котором мы сидим, абсолютно горизонтальное... – начал анализировать Николай.

            – Но нас постоянно хочет сбросить в пропасть некая неведомая сила, незаметно подтягивая к краю! – подхватила Любаша:

            – Интересно, эта та самая сила, что удерживала шаль днём, или их природа противоположна.

            – Надеюсь, ты не будешь проверять природу силы, прыгнув вниз! – воскликнул архонт.

            Неожиданно туман совершенно рассеялся, и гору, с карнизом на котором находились герои, осветила полная луна. Внизу показалось море, и остров. Лунная дорожка проходила строго через ворота, а жёлтый свет, накрывший раздвоенную скалу, придал камню золотой оттенок.

            Любаша смотрела как завороженная.

            – Дорогая, я должен сходить на другую сторону, увидеть огни лагеря, но не могу оставить тебя одну в таком месте.

            Николай поднял спутницу за плечи. Они обернулись к  входу в расщелину, освещённую лунным светом.

            Отражённые ночным светилом лучи падали в определённое место скалы, образуя лунное пятно круглой формы. Любаша подошла ближе к освещенной стене и вскрикнула.

            – Смотри, то, что днём казалось трещинами в камне, сейчас выглядит как рисунок!

            Николай, провёл рукой по скале. Он не верил своим глазам. На стене был едва заметный, но всё же различимый рисунок: круг с крестом внутри, внутри которого был ещё один круг с толстыми расходящимися под одинаковыми углами тремя лучами.

            – Это рисунок с моего плеча!

            – Да, но это развалины церкви северо-западнее лагеря с заваленным входом посредине!

            Звон усилился. Неожиданно земля под ногами затряслась. Землетрясение точно могло погубить героев, сбросив их в близкую пропасть.

            Рыцарь завёл девушку внутрь расщелины. В тот же миг узкая трещина на площадке стала расширяться. Она расширилась настолько, что оставленный лежать плащ девушки, был мгновенно проглочен открывшейся бездной. Завороженные от ужаса, обхватившие друг друга герои чувствовали,  как их затягивает внутрь невидимой силой. Впереди был высокий обрыв, перед ним открывшийся разлом. Закрыв собой девушку, широко расставив руки, упершись ими в стены расщелины, архонт напряг всю свою недюжинную силу, чтобы быть не утащенным вглубь трещины.

            Воздушный ураган унялся также внезапно, как и возник.

            – Слышишь! – воскликнула испуганная девушка:

            – Колокола стихли!

            Наклонившись, герой осторожно заглянул внутрь раздвинувшейся трещины. Лунный свет слегка проникал туда, освещая образовавшуюся на глазах героев бездну.

            Перед удивленным взором рыцаря открылась пещера глубиной несколько десятков метров. Её края имели следы подтёски, словно некто в древности пытался сделать вход внутрь.

            Сбегав к ещё тлеющему костру за самой толстой веткой, чтобы использовать её как факел, герой вернулся к образовавшейся пещере. Ширина разверзнувшегося входа приблизительно равнялась длине меча, и туда вполне мог пролезть человек. Внутри пещера не представляла колодец с отвесными стенами, а имела выступы, наподобие  ступеней, выбитых в камне.

            Оставив девушку сверху, Николай начал осторожный спуск внутрь. Через несколько минут он достиг дна пещеры. Подняв голову вверх, архонт убедился, что трещина также раскрыта и никакие камни не угрожают падением, а Любаша стоит наверху. Но лунный свет практически не попадал внутрь, оставалось осмотреть дно при помощи импровизированного факела. Осветив стены, в одной из них рыцарь заметил неглубокую пещеру уходящую в толщу горы по направлению обратному морю. Зайдя внутрь, Николай наступил на ровную плиту, явно искусственного происхождения. Обнажив клинок, он попытался поднять её край. Благодаря силе  героя и крепости меча работы итальянских кузнецов, с большим трудом плита сдвинулась, открыв под собой небольшую пещерку. Гораздо больше сил и времени потребовалось, чтобы оттащить плиту внутрь колодца, полностью открыв доступ к обнаруженному отверстию. Пещерка оказалась склепом, в котором лежали человеческие кости. Рассмотрев страшную находку, Николай определил, что это захоронение одного человека, причём очень древнее, но в идеальном состоянии.  Возможно, особый климат внутри горы создал условия для сохранности останков.

            – Либо, это неизвестный святой, либо герой, нетронутый тлением! – пронеслось в голове у Николая.

            Тело было покрыто пурпурным плащом с особым переплетением и рисунком, изображающим птицу, похожую на орла.  На черепе был надет шлем в виде короны, но изготовленный не из металла, а вырезанный из кости некого животного.

            Дно склепа не было однородным. Слегка сдвинув тело, Николай обнаружил небольшую трещину в днище каменного гроба. Посветив факелом, герой увидел, что трещина тянется вниз на неопределённую глубину. Не найдя под рукой камня, архонт кинул в расщелину тетартерон и стал прислушиваться к звуку упавшей монеты. Он не услышал удара о дно, зато различил журчание воды где-то внизу. Ещё раз, всмотревшись в трещину под склепом, освещаемую светом факела, Николай заметил золотисто-розовый блеск некого предмета, лежащего на выступе внутри разлома на несколько локтей ниже дна склепа. Края узкой трещины мешали хорошо рассмотреть вещь, но это был шлем, возможно, медный напоминающий удлинённую человеческую голову, деформированную наподобие черепов асов.

            Издав радостный возглас, архонт расстелил в главной пещере свой мягкий сагион, сверху бросив лежащий там же плащ девушки, и крикнул Любаше, сбросить топаз в центр.

            Камень упал точно на плащи. Герой занёс часть терафима внутрь склепа, пытаясь максимально сблизить его с обнаруженным предметом. Драгоценный кристалл действительно стал нагреваться и наливаясь красным цветом.

            – А я не предавал значения этим байкам! – произнёс рыцарь.

            Оставалось только достать медную голову, но это как раз оказалось непосильной задачей. Долгое время Николай безуспешно пытался расширить трещину, нанося удары по её краям клинком оружия. Горная порода  была так тверда, что благородный меч пришёл в полную негодность, затупив края и остриё, но так и не отколов хотя бы кусочка скалы.

            Разочарованный архонт осмотрел зазубрившуюся сталь.

            – Хорошо, что в лагере у меня есть ещё один клинок, преподнесенный пацинакским князем. Ладно, теперь мы знаем, где искать. Завтра вернёмся сюда с инструментами и людьми.

            Борясь с сомнениями, стоит ли нарушать покой усопшего, герой пришёл к выводу, что, всё равно, это придётся сделать, добираясь до терафима. Поэтому прихватив  плащ и корону начал восхождение наверх.

            Когда Николай выбрался из расщелины, показавшееся из-за моря солнце наполовину скрытое дальним мысом, уже осветило гору.

            – Ты правильно говорила, я не знаю, как это действует, но топаз краснеет при приближении к голове, которая без сомнения находится внизу этой расщелины.  Раньше я не придавал значения вашим рассказам о терафиме, считая это суеверием. Но теперь, вижу действие древней магии. Не думаю, что земля разверзлась у нас под ногами в результате процессов в недрах горы. Всё это действие сил, добра или зла! Теперь я готов поверить и в змия, и в великана охраняющего тайну. Возможно, мы сможем выяснить, это достав медную голову.

 

            Измотанные бессонной ночью путники спустились в лагерь, где обеспокоенный  полководец узнал, что в его отсутствие дезертировал отряд фуллских ополченцев, численностью больше ста человек. Крестьяне Готии не желали участвовать в затянувшемся походе вдали от дома, их ждали семьи и весенние сады и пашни, которые нужно было обрабатывать, чтобы получить осенний урожай. Защитив Фуллы, земледельцы выполнили свой долг, но воевать в степи с пацинаками или участвовать в гражданской войне внутри империи они не собирались. Их уход значительно ослабил армию архонта, лишившуюся фаланги копейщиков, составляющую первую линию защиты от конницы. Притом, что стражники наблюдали пацинакских лазутчиков с разных направлений, но армии архонта, слава богу, пока никто не угрожал.

            Взяв несколько людей с инструментами и верёвками, Николай и Любаша, ещё до полудня вернулись к месту ночных приключений.  Превозмогая усталость, совершенно обессилившая девица, всё же шла наверх, в самых трудных местах опираясь на руку спутника.

            Хорошо знакомый с церковными обрядами, но не имеющий сана Николай, заставил подниматься на гору священника, сопровождавшего войско. Рыцарь хотел осветить страшное место, а в дальнейшем поставить на верху крест. Также он решил забрать мощи святого, обнаруженного в разверзнувшейся пещере.

            Каково же было удивление героев и непонимание остальных членов похода, когда, выйдя на площадку через расщелину, они не увидели открытой пещеры. Под ногами виднелась только едва заметная трещина, расширить которую не был способен никакой инструмент. Сгоревший костёр, вот и всё, пожалуй, что напоминало о  ночном приключении. Внизу было пустое море и каменные ворота, словно смеявшиеся над героями.

            Отпустив людей, архонт остался наедине с девушкой. 

            – Если бы не плащ и корона, можно подумать, что нам всё привиделось. Не удивлюсь, если по возвращению в лагерь я не найду и эти предметы!

            Любаша достала топаз, камень был холоден и бесцветен.

            – Говорю тебе, это адское наваждение – повторил Николай, произнеся на латыни молитву:

            – Во имя Отца и Сына и Святого Духа...

            Рыцарь вынул всё ещё висевший в широких ножнах на поясе испорченный ночью меч, словно хотел убедиться, что он совершенно цел. Клинок оказался зазубренным, с обломанным остриём, в некоторых местах сталь пришла в полную негодность, и требовала новой заточки или даже переплавки.

            Нет, я всё-таки рубил им камень!

            Стоявшая в задумчивости Любаша тихо произнесла:

            – Теперь  я понимаю, рисунок на скале...

            Девушка провела пальцами по стенкам проёма.

            – Его снова не видно, но такой же есть на моём плече. Теперь я осознаю! Я вспомнила, что говорил мне герул-старец. Тогда, маленькая, я не понимала ничего из его слов. Теперь понимаю! Три сходящиеся к центру дороги! Центр – это языческое божество Вотан! Согласно рисункам на стенах, путь к медной голове начинается там, где сходятся вместе дороги трёх его спутников: воронов, волков и коня.

            – Я слышал звук воды внизу. Здесь вытекает ручей, другой рукав которого течёт возле старого храма, где к башне сходятся три дороги. Там должен быть ход под гору! – подхватил рыцарь.

            Уставшие, но окрылённые догадкой герои быстро спустились вниз.

            В лагере их ждал сюрприз, в виде двенадцати захваченных пацинаков. Это были посланники, сообщившие, что великий хан Тимар, прибывший в Хацарию требует подчинения и дани. Победы Николая над меньшими князьями разгневали хана. Теперь предводитель кочевников шёл на Сугдею и, узнав, что армия  ромеев открыто стоит восточней города, Тимар решил разгромить её, одним ударом завоевав превосходство на территории от херсонской фемы до Боспора.

            – И что же хочет хан Тимар? – поинтересовался Николай, совершенно не желающий сейчас вступать в кровопролитное сражение.

            Условия были оскорбительными и неприемлемыми. Открыть ворота города, или заплатить дань золотом, полностью покрыв монетами шкуру лошади. Даже если бы Николай согласился отдать всю собственную казну, этих денег не хватило бы и на пятую часть дани. Идти в Сугдею за средствами, бросив поиски терафима было невозможно. Открыть ворота города означало подвергнуть Сугдею  разграблению. Не имея сведений о силах Тимара, как и об их нахождении, полководец решил попытаться быстро достать медную голову, а затем отступать к Сугдеи, приняв осаду за стенами города, и отправив дромон за подкреплением к Цуле.

            Чтобы не разгневать Тимара, Николай отпустил послов, попросив хана подождать со сбором дани.

            Взяв солдат, архонт привёл их к храму и, поставив цепочкой, отдал команду разобрать заваленный колодец. Разбор завала не оказался сложной задачей для привлёчённой силы и к закату был закончен. К счастью, нагромождение камней тянулось  всего несколько шагов. Далее открывался узкая почти горизонтальная штольня, направленная в сторону черной горы. Осветив стены факелом, Николай пришёл к выводу, что проход вряд ли имеет искусственное происхождение и, скорее всего, является разломом или вулканической трещиной, причём не единственной, судя по текущему рядом ручью.  Ход был узким настолько, что в него мог протиснуться только один человек, не обладающий фигурой рыцаря. Это создавало дополнительные трудности, ведь подземный ход, если он вёл к терафиму, должен был тянуться на сотни шагов. Идти боком, обдираясь об стены, было не слишком приятно.

            Любаша уговаривала Николая отправить её. После некоторых колебаний архонт пустил девушку вперёд, всё же пытаясь идти следом. Пройдя несколько шагов Любаша вскрикнула,  и развернулась к рыцарю.

            – Я наступила на нечто неприятное, лежащие на полу пещеры, оно хрустнуло.

            Выход занял ещё больше времени, так как Николай буквально пятился задом. Выпустив девицу наружу, рыцарь вернулся в лаз, и достиг этого места. Хорошо осветив факелом нижнее пространство, архонт обнаружил кости каких то животных. Внимательно осмотрев находку, он увидел волчий череп и несколько перьев.

            – Видимо тот, самый большой скелет принадлежит коню – я перестаю удивляться. Кто-то подбросил сюда трупы спутников Одина.

            Николай услышал, как люди стоящие снаружи зовут своего полководца. Выйдя из колодца, архонт лицезрел в нескольких стадиях от собственного лагеря армию пацинаков. Кочевники подошли с севера и стали на расстоянии максимальном для полёта стрелы. Если бы они прошли ещё сотню шагов, полководец и сопровождающие его люди оказались бы отрезанными от остальных сил. Медлить было нельзя.

            – Немедленно возвращаемся в лагерь! – скомандовал архонт, помогая Любаши взобраться на ставшего покорным Любомира.

            Соединившись с армией, Николай приказал готовиться к обороне лагеря, поднявшись на возвышенность для оценки ситуации.

            Его лагерь, с южной тыльной стороны прикрытый горным массивом, занимал выгодное положение, в том случае, если враги нападут первыми. Люди всегда могли отступить наверх и занять оборону на возвышении среди пиков загадочной горы, недоступных для конницы. С другой стороны: из-за близости армии противника пути к отступлению были перекрыты.

            – Никаких шансов добраться до Сугдеи или Боспора. Как только мы повернёмся флангом для марша, они приблизятся за минуту и расстреляют нас стрелами а, разрушив строй, всех вырежут.

            Надо было или стоять, ожидая атаки, или самим атаковать в лоб.

            Находясь на возвышении, архонт оценил армию противника. Безусловно, это были лучшие пацинакские воины, но их число приблизительно равнялось численности войск под командой Николая.

            – Значит, шансы равны!

            Самое неприятное, что развалины храма  с лазом теперь стали недосягаемы, поскольку любое движение в ту сторону было на виду у противника и обязательно привлекло бы внимание.

            Начинало темнеть. Пацинаки не атаковали и не уходили, более того, они стали разбивать лагерь, напротив лагеря архонта.

            Наступивший вечер был тихим и мягким, ни ветра, ни вчерашнего тумана. Противник стоял так близко, что можно было различить громкую речь кочевников, отражающуюся от гор эхом. Люди архонта, привыкшие к решительным победам своего полководца, и видя замешательство Николая, недоумевали.

            – Нам оставалось всего несколько часов, чтобы собрать терафим – заламывала руки Любаша.

            – Да, Тимар подоспел раньше, чем я ожидал! Бой будет кровопролитным, даже победив, я могу потерять большую часть собранной с таким трудом армии.

            – Может быть с ханом можно договориться?

            – Я несилён в дипломатии, сфера моей деятельности – поле боя или квадривиум.

            – Тогда отправь меня!

            – Что ты, об этом не может быть и речи! Я скорее буду готов послать тебя к Арнамару, он хотя бы христианин. Тимар не будет говорить с женщиной, тебя может ждать только участь его наложницы. Но попытаться договориться всё-таки стоит.

            Подозвав человека из пацинакских союзников, Николай велел кричать на противоположную сторону, что стратиг ромейский желает говорить с ханом Тимаром.

            Его предложение получило ожидаемый ответ. После предварительных переговоров, ему сообщили, что хан готов выехать на середину пространства, отделяющего два лагеря, и ждёт того же от Николая.

            Архонт владел латинским, греческим и германскими языками, но не знал языка кочевников, поэтому, до конца не доверяя перешедшему на его сторону роду, взял с собой переводчика из хазар.

            Тимар ехал один. Увидев второго всадника, хан остановился. Он чувствовал подвох и гневался на хитрость Николая, взявшего сопровождающего. Пацинак крикнул на плохом греческом языке, что они договаривались о личной встрече. Оказывается, предводитель кочевников знал язык, принятый в Константинополе. Николай отпустил хазарина, тогда хан продолжил движение.

            Два полководца встретились на середине поля.

            В затянувшейся паузе рыцарь внимательно рассматривал противника. Тимар был роста выше среднего, и в стати не уступал Николаю. Он был не стар, хотя его волосы, закрученные в пучок на бритой по кругу голове, были седы, что отличало хана от большинства его соплеменников. В остальном это был типичный пацинак с узким безбородым лицом и маленькими глазами.

            Хан прервал молчание первым.

            – Тимар – хан пацзынаков и по милости богов охотник за черепами врагов говорит с тобой!

            – Я спафарий ромейский и стратиг Климатов Николай!

            – Я не слышал о таком стратиге! Но знаю, что некий ромей напал на моих людей.

            – Хан, я, правда, сёкся с твоим племенем под Сугдеей, но твои князья напали на фему, которую я обязан защищать!

            – Я Тимар, хан пацзынаков,  предки мои больше ста лет кочевали в этих степях, и потомки будут владеть ими ещё сто лет. Мои племена - старые союзники ромеев, и больше твои люди не будут воевать со мной. Но в лагере плачут вдовы и дети убитых воинов. В качестве выкупа я требую две тысячи золотых монет брошенных на шкуру коня, или не позволю тебе пройти! Я бы потребовал сто лошадей, но знаю, что у вас здесь их мало!

            Николай понимал, что Тимар блефует, поскольку не имеет подавляющего численного превосходства.

            – У меня нет таких денег, я воин, а не казначей. Если ты хочешь битвы, изволь, только вдов и сирот будет ещё больше! В чём союз между нами, если ты требуешь плату, не выполнив работы, или я твой данник?

            Лицо пацинака вначале вспыхнувшее гневом, приняло благодушное выражение. Казалось, что Тимар обдумывает дальнейшие слова, взвешивая силы.

            – Хорошо, ромей Николай! Ты убедишься в дружбе пацзынаков, но докажи мне свою. Твоя фема находится там, где заходит солнце, так что же ты делаешь с воинами здесь, где оно рождается? Иди с миром на запад, оставив нам степи! Мои князья и народ не поймут, почему  ты преследуешь наших воинов и стоишь в наших землях, а всё ещё жив! Уходи в горные Климаты как можно быстрее, мы пропустим твоих людей!

            Хан развернулся и медленно поскакал в лагерь, Николай последовал его примеру.

 

           Это был самый мягкий ультиматум, из всех, на которые мог рассчитывать архонт, если бы не одно но...! Успей Николай достать медную голову, он немедленно бы воспользовался «миролюбием» Тимара, и ушёл в Сугдею. В конце концов, от Меридианы пока не было вестей, а ждать её под защитой стен и боевого корабля в порту казалось гораздо благоразумней. Но оставался не забранный терафим, и единственный возможный ход к нему был расположен рядом с лагерем кочевников. Николай не мог рисковать, отправив туда людей или занявшись поиском лично бросить надолго армию. Не добившийся лучших условий хан мог проявить коварство, неожиданно напав как на лагерь, так и на воинов или архонта  в пещере. После всего увиденного и пережитого у рыцаря возник подлинный интерес к терафиму, поэтому уйти без него, когда проход разобран, было равносильно отдать тайну Тимару.

            Любаша, связывающая обладание магическим предметом со счастливым будущим, не хотела и думать о том, чтобы допустить в лаз варваров, или бросить поиски. Девушка проявила завидную стойкость, не призывая архонта подняться и уйти без боя, как выбрало бы большинство женщин.

            – Если долго стоять лагерем, может Тимар первый снимет армию и отступит?

            – Не думаю, он дал понять, что племенные князья расценят это как унижение и слабость хана. Он хочет, чтобы первым ушёл я, и мы не можем бездействовать бесконечно долго. Люди стоят в этих диких местах семнадцать дней, запасы провизии заканчиваются, а добыть новые теперь невозможно, воины могут попасть в засаду. Скоро будет нечем кормить  такое количество солдат. Но я, так же как и ты, не уйду отсюда, не разгадав секрет терафима.

            – Тогда убей Тимара! Прости милый! Когда я произнесла эти слова, мне стало страшно, от мысли что я могу потерять тебя! Нет! Как я могла подумать такое! – Любаша обняла рыцаря.

            – А ведь ты права! Это единственное, что остаётся! Тимар, хан и предводитель народа пацинаков, если я встречусь с ним лицом к лицу и одолею его в поединке на глазах воинов, остальные кочевники подчиняться нам или уйдут в степи. Решено! Мы не можем уйти без медной головы, и я не хочу рисковать армией, я брошу Тимару вызов!

 

            В виду близкого противостояния двух армий ночь прошла слишком спокойно.

            Утром Николай отправил послов в лагерь Тимара, с предложением решить исход противостояния личным поединком. Конными на мечах, пешими на мечах или борьбой  без оружия на выбор хана. Победителю должно будет без кровопролития подчиниться войско поверженного. Николай был уверен, что сможет одолеть противника искусством владения мечом или борьбой, как проделывал не раз с германскими офицерами.

            Вернувшиеся послы сообщили, что Тимар думает.

            Время тянулось напряжённо медленно, наступил вечер, а от хана не было никаких вестей. Тимар мог быть коварен, но ни как не труслив, иначе бы просто не достиг своего положения. Герой был уверен, что хан примет вызов, но пацинак молчал, и это не поддавалось объяснению.

            После обеда интенданты войска архонта доложили, что растительной пищи: капусты, лука и гороха  хватит ещё на один день. Мясо закончилось. Оставалось некоторое количество муки, вяленой рыбы и вина. Ждать было нечего.

            Полководец поднялся на возвышенность позади лагеря, чтобы лучше осмотреть войска пацинаков. Теперь он понял, чего ждёт Тимар, не уходя, не нападая, и не желая рисковать жизнью в личном поединке, бросив всё на весы судьбы.

            Осмотрев лагерь противника, Николай с досадой заметил, что количество кочевников значительно увеличилось и теперь превосходило численность его войск. Более того, на восточной дороге, перекрытой Тимаром, виднелись ещё повозки варваров.

            – Зачем рисковать – прошептал рыцарь:

            – Когда к нему идёт подкрепление! Я бы поступил также!

            Спустившись вниз, Николай поделился новостью с девушкой.

            – К Тимару подходят другие роды, а может и целые племена кочевников. Не желая большого кровопролития, я упустил время. Теперь у нас нет выхода, кроме как пробиваться в Сугдею, забыв о терафиме.

            Девушка обняла покровителя, как делала это в минуты опасности или принятия трудных решений.

            – Милый мой Николай! Если тебе суждено потерпеть поражения, я готова умереть! Ты единственный, кто у меня есть! И я буду рядом с тобой в жизни и смерти! Я не хочу стать наложницей в ханском гареме, и лучше погибну, сражаясь вместе с мужчинами! Но если тебя ждёт победа, в мире не будет женщины, более преданной тебе, и воспевающей твою славу! Позволь мне разделить твою судьбу!

            Девица припала устами к губам рыцаря в долгом и чувственном поцелуе.

 

            Наступил вечер. Отправив Любашу руководить обозом, полководец собрал командиров своих подразделений. Он дал чёткие указания: женщинами взять ценные вещи и укрыться на вершине горы. Наиболее сильные и способные из них должны были развернуть там госпиталь. Кентархам отдал приказ готовить воинов к битве.

            – Завтра утром перед зарёй мы нападём на варваров. К ним идёт подкрепление, тогда как нам его ждать не откуда. В битве решиться всё! Вместе мы прошли долгий путь, одержав немало побед! Со многими я сражался плечом к плечу. Те, кто прибыл к нам позже – обратился архонт к местному пополнению:

            – Надеюсь, не подведут остальных, а покажут пример воинского мужества. Это не земля Тимара! Готов, ромеев, греков, хазар – да, но не пацинаков. Победа будет великой, вдохновите людей, что им достанутся все трофеи, а также выплата от меня! Я знаю, что не все смогут пережить завтрашний день, но не хочу думать о поражении! Будь мы веры христовой или иудейской, с нами единый Бог против язычников, поклоняющихся каменным идолам! Вам же – повернулся архонт к княжичу союзного рода:

            – Я обещаю покровительство и крещение в истинную веру!

            Архонт, или стратиг, как теперь именовал себя Николай, приказал раздать воинству весь запас пищи и разбавленного водой вина на «сытный ужин, чтобы каждому справить тризну по обычаю своему», а также «помолившись по вере своей», отдыхать до условленного часа.

           

                  Полночь застала героя и  девушку в командирской палатке. Они не занимались любовью, сидели рядом, думая о своём, иногда делясь личными воспоминаниями.

                  Рыцарю привиделось детство, проведённое в крохотном монастыре на острове Хиос, затем годы юности в аббатстве Святого Колумбана. Герой вспомнил свои первые восхождения на горы, укрепившие его тело, и развившие умственную пытливость и способности к ориентированию. Умение находить путь и определять расстояния сделали Николая лучшим учеником  математика Герберта, впоследствии взявшего юношу под своё покровительство.

                  Любаша рассказывала о впечатлении, которое произвёл на неё Херсон после   дикой жизни в близких отсюда киммерийских степях. Большой город казался семилетней девочке центром мира, защищённым от любых невзгод. Девушка также вспомнила о случившихся напастях в лице конунга Владимира – её возможного отца по крови. Сильные руки Икмора, прощавшегося с семьёй перед битвой, самоубийство матери на её глазах, и спасение дядей Михаилом.

                  Время неумолимо приближалось к развязке. Рыцарю требовалось хоть немного отдохнуть перед битвой. Любаша уложила голову Николая на собственные колени.

                  – Спи мой свет! Я всю ночь не сомкну глаз, сторожа твой покой.

                  Чувствуя тепло девушки, ладони которой гладили его голову, герой быстро провалился в забытьё. Впервые в жизни ему снилась далёкая и возможно уже покойная мать, её лицо совсем незнакомое, но близкое и родное. Николаю хотелось, чтобы сон длился вечность.

 

                  В палатку зашёл стражник, который должен был разбудить полководца с появлением Венеры на востоке.

                  Николай поднял голову с колен девушки. Любаша не спала. Она подала рыцарю воды для омовения. Умывшись, и перекусив хлебом и вином,  герой стал готовиться к битве. Он надел на правую руку княжеский золотой перстень, украшенный драгоценными камнями и доставшийся ему в качестве трофея. На другом пальце красовался чиновничий перстень, полученный от Цулы, подтверждающий статус официального ромейского командира.  Посчитав, что сапоги Хатадага будут удобней в битве, чем легкая парадная обувь Родмана, стратиг надел готские сапоги. Проверив в напоясном кармане чёрную бузину,  Николай накинул на плечи пурпурный плащ, найденный на святом. Ткань прекрасно сохранилась, эта была особая шерсть, тонкая, но тёплая и крепкая. К тому же она не горела в огне, что более всего удивило героев. Пурпурный цвет плаща и рисунок выдавал высокое положение прежнего хозяина. О чём свидетельствовала и корона, также надетая рыцарем на голову. Как бы самонадеянно это не выглядело, Николай понимал, что значимость его внешнего вида в глазах собственных людей и воинов противника будет дороже брони на теле или шлема на голове. Он хотел выглядеть кем-то средним между ромейским василевсом во главе армии, и предводителем святого воинства. Именно по этой причине вместо щита он взял в левую руку пергамент с текстом жития Иоанна, подаренный монахами. Свой затупленный итальянский клинок он заменил полученной в дар спатой. Мощный меч с узкой толстой крестовиной и коротковатой рукоятью для одной руки был бы неудобен в пешем поединке, но отлично подходил для нанесения всадником рубящих ударов с седла.

                  Поскольку Любаша возглавляла женскую часть обоза – последнюю линию обороны, и в случае гибели полководца, и его командиров, оставалась старшей в отряде, Николай позаботился о придании спутнице особого статуса.  Девушка носила дорогое кольцо, подаренное рыцарем и подчёркивающее её особое положение. Николай также заставил одеть украшенные камнями сапожки, и застегнул на помощнице свой медвежий сагион, укутавший хрупкую фигуру Любаши словно меховой кокон. На случай крайней опасности, для защиты головы и лица от стрел архонт передал девице свой пластинчатый шлем с маской. В ответ спутница протянула девять красных камней, найденных под горой и хранившихся у неё на поясе.

                  – Возьми, любимый, их в качестве талисмана, они такого же цвета как плащ на тебе и встающее солнце.

                  Герои простились недолго, но страстно. Девушка отправилась на гору к женщинам и обозу, а полководец решил пройтись по готовящемуся лагерю.

                  Люди были предупреждены о запланированной утренней атаке и вели себя так, будто заняты своими повседневными делами. Пробуждение лагеря выглядело, словно он  не ложился вовсе. У догорающих костров воины, тихо переговариваясь, надевали доспехи и осматривали оружие.

                   Армия Николая, насчитывающая около четырёхсот человек, состояла из трёх отрядов составленных по «национальному» принципу и делящихся на более мелкие подразделения. Державшиеся друг друга соплеменники также расположились и в лагере. Стратег обошёл всех, стараясь найти слова поддержки перед сражением. Необычный вид полководца, облачённого в торжественные одеяния, производил на солдат должное впечатление. Все понимали, что грядёт решающая битва, после которой социальное положение выживших и победивших перейдёт на новый уровень. Мужчины того времени были готовы сражаться и гибнуть. Смерть на поле брани не была чем то экстраординарным, скорее обычным делом. Гораздо важнее была цель, ради которой воины бросались в битву, сулящая трофеи, и статус победителей, с вытекающими преференциями в виде славы, положения, земель и богатства.

            Своих соплеменников Николай посетил первыми. Ромеи, составляющие больше чем половину войска, делились на лёгкую пехоту: стрелков и облегчённых скутатов, и катафрактариев – тяжёлых конников. Солдаты были спокойны. Они фанатично верили в командира.  Кто-то подгонял оружие, напевая суровые песни на манер варяжской: «Средь утёсов и скал древний замок стоял», некоторые, закончив приготовления, молились.

                  Два отряда пеших пацинаков Николай, боявшийся сговора, разделил палатками добровольцев их Боспора. Вначале находился род, присоединившейся первым, среди варваров были и молодые вооружённые женщины, отказавшиеся отойти в обоз на вершину. Кочевники ели, тихо переговариваясь на своём наречии.

                  Следующей возвышалась палатка знатных воинов, присланных наместником Святославом. Это были богатыри, вооружённые  как мощными луками, там и оружием ближнего боя. Командир с удовольствием отметил, что эти могут драться и голыми руками.

                  Дальше стояли повозки пацинаков и булгар, примкнувших недавно - сильных воинов пришедших без женщин. Некоторые из кочевников спали, другие, закончив завтрак,  точили обоюдоострые спаты.

                  Последними располагались стрелки – хазары и иудеи, в числе которых были  и караимы из Фулл.

                  Собрав командиров – кентархов и декархов, полководец велел строить армию в боевой порядок.

                  Учитывая значимость собственной миссии, Николай именовал себя стратегом, хотя численность его войска не дотягивала ни то чтобы до фема, но и до миры, и фактически являлась увеличенной разношёрстой тагмой.

                  Местность, с горным массивом позади, была идеальной для обороны войска с большим количеством стрелков и почти не имеющего конницы. Но рыцарь собирался атаковать на коротком открытом участке, где подвижные отряды кочевников, к тому же располагающие численным перевесом, имели преимущество.

                  Николай сконцентрировал людей на флангах, оставив небольшой разрыв в центре, в который собирался затянуть врагов под стрелы многочисленных лучников.

                   В первую линию левого фланга он поставил отряд союзных пацинаков  для возможной атаки с охватом и окружением противника с запада. Позади ударных войск в недоступном для врагов месте разместив иудейских бойцов с луками. Он приказал иудейским стрелкам разжечь в горшках горючую смесь наподобие греческого огня, и обмакивать в ней стрелы перед метанием.  К этому же флангу со стороны центра примкнули, несмотря на свою малочисленность в две линии, декархия катафрактов, и тяжёлая боспорская пехота с луками. В центре был разрыв, прикрываемый со стороны правого фланга кентархией скутатов, которых полководец собирался использовать в качестве лёгкой пехоты для атаки. Далее, также в первой линии, находился отряд кочевников-христиан, прикрывавших кентархию токсотов во второй линии. Таким образом, тяжеловооруженных солдат – ромеев и хазар герой разместил на флангах ближе к центру, где был разрыв, а легкую пехоту с луками, прикрытую пацинакскими бойцами, по краям. В тылу остались палатки лагеря, защищенные повозками. Сам Николай переехал на левый фланг и верхом занял позицию на возвышении позади воинов с луками. С этой позиции  лагерь Тимара был виден как на ладони.

                  На востоке показались первые лучи солнца, рассеивающие утренний сумрак. Пацинаки, находящиеся слишком близко, чтобы не заметить построение неприятеля, стали спешно формировать линию войска. Все свои силы хан собрал в кулак в центре, построив их в несколько рядов, а сам стал во главе элитного резервного подразделения из шести десятков бойцов напротив левого фланга архонта.

                  То, что увидел Николай, привело его в нескрываемый восторг. Отряды кочевников, наблюдаемые на протяжении прошлого дня, видимо из-за малой площади округи, не смогли разместиться общим лагерем вместе с ханом, и отошли. Сейчас стратегу противостояло только племя Тимара, насчитывающее менее полутысячи бойцов. К тому же лишь небольшой отряд кочевников был верхом, остальные собирались защищать лагерь пешими, используя свою обычную тактику заманивания противника внутрь.

                  Утро было тихим и прохладным. Ни зверь, ни птица не тревожили неподвижный воздух. Первые лучи солнца осветили тылы архонта.

                  – Свет будет бить им в глаза, медлить нельзя!

                  Надо было начинать битву. Николай чуть замешкался, думая кому отдать приказ к наступлению. Наконец полководец скомандовал катафрактам атаковать противоположный фланг пацинаков.

                  Тяжеловооружённые всадники, закованные в шлемы, наручи, поножи и панцири, усиленные птеригами  на плечах, выстроившись клином, прикрывшись щитами, и ощетинившись длинными пиками, помчались на фланговый пеший отряд варваров. Свободное пространство позволило скакунам хорошо разогнаться перед столкновением. Удар был страшен.  Первые ряды охранения смялись. Сражение началось!

                  Тимар скомандовал атаковать обоими флангами. Отбиваясь от катафрактов, обходя их, как вода обтекает скалы, пацинаки восточного фланга бросились вперёд на позиции архонта, но были встречены фалангой скутатов. Ромейские большие щиты продолговатой формы выдержали натиск противника, а длинные тяжёлые мечи разили словно жала скорпионов.

                  На западном фланге элитный  отряд, лично ведомый ханом, вступил в ближний бой со своими соплеменниками. Тогда как конница кочевников попыталась нейтрализовать катафрактов, разворачивающихся для удара с тыла.

                  С обеих сторон потекла кровь, появились поверженные.

                  Оставшиеся в открытом центре богатыри архонта метким огнём выводили из строя тяжёлую пехоту Тимара.

                  Лучники, возглавляемые Николаем, начали обстрел лагеря пацинаков горящими стрелами. Кроме наносимого урона, это возымело огромный психологический эффект. Пламя, которое было невозможно сбить, жгло плоть и поджигало одежду. Через несколько минут повозки запылали. Привязанные лошади в страхе рвали уздечки, а защитникам приходилось тратить время и силы на спасение лагеря.

                  Тимар продолжал наседать на западный фланг, но пацинаки архонта, включая сражающихся женщин, проявили недюжинную волю, держа атаку соплеменников. Забрызганные кровью своей и врагов, орудуя короткими саблями в обеих руках, они внушали ужас.

                  Николай продолжал огненный обстрел тыла варваров. В рядах кочевников возникло замешательство, некоторые из пацинаков стали переходить на сторону ромеев или бежать с поля боя. Тогда как верные хану элитные части тяжелой пехоты стали окружать катафрактов, действовавших в тылу. К этому времени скутаты отбили атаку на восточном фланге и сами перешли в наступление. Это освободило простор токсотам, которые теперь могли обстреливать открытый фланг отряда Тимара. Туда же перенесли огонь  и тяжёловооруженные стрелки.

            В скором времени весь восточный фланг Николая начал теснить и окружать пацинаков. Кочевники христиане, которые могли больше не прикрывать лучников, врубились в остатки тяжёлой пехоты варваров в центре.

            Герой с удовлетворением отметил, что пацинаки на его стороне сражаются против соплеменников с большей яростью, чем ромеи или иудеи.

            К этому моменту отступивший хан перегруппировал остатки племени. Он безжалостно подавил мятеж в собственном лагере, отдав приказ верным воином уничтожить изменников.

            Опасавшийся новой атаки кочевников Николай скомандовал князю пацинаков-христиан отойти для прикрытия лучников на восточном фланге.

            Собрав около сотни варваров, Тимар попробовал провести отчаянный натиск по центру, с целью рассечь войска рыцаря, но завяз под градом стрел, умело направляемых Николаем.

            Катафракты, всё это время успешно бились с верховыми кочевниками. Но в жестокой рубке их уцелело только девять. Нужно было сохранит остатки тяжёлой конницы, уничтожившей всадников Тимара, и полководец приказал ей отступить в тыл. 

            Битву заканчивали иудейские лучники, добивающие рассеянных по равнине пацинаков хана, которого никто не мог упрекнуть в трусости. Тимар мужественно сражался на самых тяжёлых участках. Его скакун не уступал мощным лошадям катафрактов, а топор, выбивающий тяжёлых конников из седла, наводил ужас на противников. Но битва была проиграна!  Племя варваров бежало вместе со своим предводителем, оставив поле драки герою.

            Николай упивался доставшейся победой, ради которой сам стратег ни разу не опустил меч на голову врага, а только как сановный полководец, руководил воинами издалека, в редких случаях пользуясь своим устрашающим луком. Битва была выиграна благодаря искусно проведённому нападению.

            Воины, забрав легкораненых товарищей, отошли в лагерь. Другие занялись поживой, брошенной пацинаками. Также собиралось оружие и целые стрелы. Женщины, спустившиеся из укрытия,  обходили поле сечи в поисках тяжелораненых и собирая тела погибших, в первую очередь своих.

            Посчитали потери. Мертвыми у ромеев оказались двадцать два скутата и семь катафрактов. У союзников среди пацинаков потери составили двадцать шесть бойцов, ещё восемнадцать были тяжело ранены и, скорее всего не имели шансов протянуть долго.

            Николай медленно ступал по полю, вглядываясь в открытые глаза поверженных и окровавленных врагов. Его пурпурный сагион, развивающийся словно крылья птицы, и резная  корона выглядели эпично. Он думал, что дело сделано, пусть ценой жизней почти сотни собственных бойцов и нескольких сотен варваров. Но собственно, а чего он добился? Победа над Тимаром изначально не входила в задачи архонта. Собрать армию в провинциях и двинуть её на Константинополь – вот цель, а не терять людей в локальных стычках на окраине империи! А разве могло быть по-другому, когда его власть, как мятежника, эфемерна, а кругом столько центров силы: пацинаки, Василий, Владимир, готы, Цула, наконец - хазары. Насколько Меридиана близка к успеху? С другой стороны, он не может двигаться дальше, не встретившись с союзницей. Только хазарка могла собрать достаточные силы. Значит, остаётся ждать вестей от Меридианы.             Последнее время он почти утратил чувства, разожженные опытной любовницей. Теперь у него была Любаша. Кстати, где она! Вспомнив, как девица провожала его на битву, Николай удивился, что она до сих пор не появилась в числе остальных женщин, чтобы броситься  ему на шею.

            Николай сам отправился на поиски спутницы, к своему удивлению узнавая, что девушку не видели уже несколько часов. Конь Любомир был на месте, и это наводило на любые догадки. Одна из иудеек заявила, как в конце битвы, когда и наблюдавшим с вершин женщинам стало понятно, что победа достанется их мужчинам, госпожа, надев шлем, закрывающий лицо, и укутавшись в меховой сагион, спустилась с горы по направлению к развалинам храма.

            Рыцарь понял, что девушка могла отправиться только в одно место – к входу в подземную расщелину, ведущую к терафиму. Бросив всё, стратег вскочил на лошадь и поскакал к разрушенному святилищу.

            Подъехав к храму, Николай убедился в правоте своего предположения. Медвежий сагион и шлем лежали на земле возле разрушенных стен. Наверняка Любаша ещё внутри, просто толстый плащ мешал пролезть внутрь, а шлем был ни к чему. Но почему вещи аккуратно не сложены, а разбросаны, словно хозяин избавился от них в спешке буквально срывая на ходу, это было не похоже на аккуратную воспитанницу Михаила.

            Привязав скакуна и оставив тяжёлую амуницию на входе, с большим трудом архонт протиснулся в разлом. Спеша на поиски спутницы он не позаботился о том, чтобы взять с собой факел, и теперь пробирался в полной темноте подземелья. Он достиг места, где лежали кости животных, и прошёл дальше. Проход стал несколько шире. Наконец герой оказался перед разделением коридора на две части. Пол пещеры, вначале ровный относительно горизонта, теперь стал заметно уходить вниз в недра горы. Следуя под уклон в кромешную тьму Николай наверняка вышел бы к терафиму, но внимание рыцаря привлёк свет, идущий от прохода, ориентированного на запад, оттуда пробивался дневной свет, что было странно, и слышались голоса, что было странно вдвойне.

            Посчитав, что спуск под гору может и подождать, герой направился на свет и звуки человеческой речи. Через несколько десятков шагов он увидел узкий выход из пещеры, ориентированный на запад и находившейся в  части массива противоположной тому месту, где стоял лагерь.

            Жмурясь от яркого солнечного света после мрака подземелья, архонт не сразу разглядел людей, находящихся снаружи. Но когда смог рассмотреть чужаков, не поверил собственным глазам.

            Перед ним стояли два отряда солдат. Одни выглядели как готы Климатов, другие были кавалеристами фемного ополчения. Трое всадников спешились. Главным казался статный военачальник в полном военном облачении. Одетый в тяжёлый доспех – кливанион, поверх мягкого простёганного кавадиона пламенно-оранжевого цвета. На голове офицера был шлем с ламеллярной бармицей, закрывающей лицо. Командир, вооруженный мечом, явно был ромейским чиновником высшего ранга, о чём свидетельствовал красный цвет его облачения и знаки на чешуе панциря. Рядом с закованным в броню незнакомцем был муж высокого роста, и поэтому казавшийся худощавым, но жилистым. Его доспехи были проще, но не лишены изящества. Нагрудный панцирь из медных пластин защищал только грудь и плечи, а голова была неприкрыта. Тёмные волосы, выбритые на лбу и висках и собранные в пучок на затылке, свисали короткой косичкой. Лицо с татуировками имело слегка надменное выражение, подчёркивающее знатное положение, а глаза с интересом рассматривали появившегося Николая. Дополняла троицу рыжеволосая женщина,  в мужском варварском охотничьем костюме с луком за плечами. Красивую даму не узнать было невозможно.

            – Меридиана! – вырвалось у героя.

            Только природная хладнокровность не позволила Николаю  броситься навстречу бывшей любовнице. К его удивлению, женщина вела себя достаточно сдержано. Она узнала архонта, рыцарю даже показалась, что Меридиана кивнула или подмигнула ему. Но хазарка стояла рядом с мужчинами, не произнося ни слова. Немая сцена продолжалась больше минуты. Первым тишину прервал офицер в дорогой кавалерийской броне.

            – Это он? - обратился командир к Меридиане!

            Женщина кивнула.

            – Спафарий Николай, прибывший в Хацарию чинить мятежи и смуту, властью данной мне василевсами Василием и Константином, я, царский протоспафарий и стратиг фемы Херсон, Георгий Цула арестовываю тебя!

            Всё было так неожиданно, что опешивший Николай, просто стоял, не понимая  происходящего. Перед ним был чиновник, которого он никогда не видел, но знал заочно,  рассчитывая на его гарантированную лояльность. Более того, рядом с военачальником стояла женщина, которую Николай считал заговорщицей, стремящейся к тем же целям, что и он сам. Герой ни как не рассчитывал на предательство с её стороны.

            – Но, Меридиана...

            Хазарка сделала жест рукой, чтобы Николай замолчал.

            Рыцарь не мог сопротивляться во много раз превосходившей его силе, к тому же доспехи и оружие он оставил на входе в узкий лаз, так что ему даже не пришлось сдавать меч. Архонт достал из напоясного кошелька гроздь чёрной бузины и бросил её к ногам Цулы.

            Херсонский чиновник посмотрел на ягоды, словно растерявшись, затем опять принял официальный вид.

            – Более четырёх столетий эта земля принадлежит ромеям, готам и хазарам. Много веков наши народы пытаются сохранить здесь покой, соблюдая интересы друг друга. Теперь пришёл ты, чужак, готовый разрушить этот мир, ради целей далёких властителей. К тому же ты колдун и вероотступник, потревоживший тени прошлого! Мы задержали твою девицу, в её руках была медная голова – древний языческий терафим – Цула повернулся к Меридиане.

            На минуту Николай подумал, что хазарка также схвачена, но женщина вела себя ни как пленница. И тут рыцарь вспомнил о Любаше. Осмотрев всадников, Николай увидел девушку, брошенную поперёк седла одного из воинов. Рот её был завязан, чтобы криком она не привлекала внимания.

            – Ты много с ним церемонишься – вступил в разговор жилистый воин с собранными в пучок волосами.

            – Отдай его мне, мои командиры горят от нетерпения поквитаться с наглым ромеем! Тебя кажется, зовут Николай. Зачем тебя медная голова, она не поможет, твоей собственной! Видишь пещеру, из которой ты вышел, в ней останется твоё обезглавленное тело! Твой славный путь завершиться здесь!

            Меридиана выступила вперёд, положив руку на плечо Георгия.

            – Мы договаривались по-другому! Арнамар и так уже получил достаточно трофеев на сегодня.

            – Да, мой друг, Арнамар, топарх Готии. С тебя хватит девицы и её колдовского терафима. Николай называет себя архонтом и стратигом, то есть самозванец присвоил себе титулы ромейского чиновника, а значит, будет судим ромейским судом.

            Воин, оказавшийся князем Дороса, ещё раз посмотрев на Николая исподлобья взглядом, не сулившим ничего доброго, вскочил в седло, приказав своим людям двигаться на запад, увозя Любашу, от беспомощного рыцаря. В неконтролируемом порыве герой попытался броситься следом, но был остановлен мечом Цулы, приставленном  к незащищённой груди воина.

            Дождавшись, когда готы достаточно удалились, Георгий убрал клинок.

            – Надеюсь, ты справишься с пленником! – обратился военачальник к Меридиане. В его голосе слышались насмешливые нотки.

            – Молодец, что сохранил мой подарок, судьба сулит тебе долгие лета, бек Николай! Только отдай чиновничий перстень, теперь ты выступишь в другой роли.

            Цула забрался на лошадь и, скомандовав свите катафрактов следовать за ним, направился в обход горы на восток, там, где находились солдаты Николая.

            Растерянный, ничего не понимающий рыцарь остался в обществе рыжеволосой красавицы.

            – Мой милый друг, ты выглядишь так, словно сел мягким местом на раскалённые угли! Иногда судьба  преподносит невероятные неожиданные сюрпризы. Я так ждала новой встречи с тобой и вот она состоялась – Меридиана подошла к рыцарю, попытавшись обнять Николая за шею.

            Герой отстранился от женщины, не так давно занимающей все его мысли.

            – Ты можешь мне объяснить, что произошло?

            – Конечно, мой страстный, но неопытный любовник. Я всё тебе поясню, если ты запасешься достаточным терпением, и не будешь пренебрегать моими чувствами. Во всём долгом походе, я хранила тебе верность, и это был нелёгкий обет – рассмеялась женщина.

            – Кстати, что у тебя с девчонкой, которую увёз Арнамар, она хороша в постели? Я ревную! Чтобы между нами не было недомолвок, я сразу скажу, что это я отдала её готу в обмен на тебя, и даже трафим... Видишь, настолько ты дорог мне! Голову мы вернём, в руках Арнамара древняя магия бесполезна, ведь медной головой и кристаллом ещё надо научиться пользоваться. Судьба девчонки меня не интересует, надеюсь, ты не стал с ней столь близок, чтобы заботиться о её участи! Попользовался в моё отсутствие, и ладно! Пусть Арнамар сделает её своей наложницей или рабыней, а на тебя у меня есть собственные планы.

            Слушая женщину, Николай сел на камень. Внутри его всё клокотало от бешенства. Цинизм вновь появившейся спутницы и непонимание происходящего угнетали и сводили с ума героя, привыкшего всё раскладывать по полочкам.

            – Не удивляюсь твоей растерянности. Все станет на места, когда ты дослушаешь меня до конца.

            – Пока я вижу только изощренное предательство!

            – А ты ожидал, что женщина, опытная в любовном искусстве, будет примитивной в интригах и политике! Ты меня недооцениваешь, милый!

            – Послушай, нас отправил сюда общий покровитель с единой целью...

            – Не продолжай – Меридиана театрально закрыла ладонью рот рыцаря.

            – Я также как и ты благодарна Герберту Аврилакскому, увезшему меня из Кордовы в девичестве. Это умный и просвещенный муж, опережающий время. Но, во-первых: я не собираюсь полностью играть его партию, находясь за десятки тысяч стадий от Рима, а во-вторых: мои действия совершенно не противоречат стремлениям папы. Просто у меня есть и собственные интересы, а разве у тебя нет желаний, ты же не слепое орудие чужой воли! Я дочь кагана по крови, и я собираюсь возродить хазарскую державу, дав собственному народу достойного царя! Этим царём будешь ты, мой милый, или… Георгий Цула – выбор за тобой! Этот муж, хоть и не в моём вкусе, но ради собственного будущего я способна делить с ним власть и ложе.

            – Я всё равно ещё ничего не понимаю, Арнамар, мой враг, ваш союзник! И как вы здесь вообще оказались?

            – Это самая неожиданная часть моего рассказа, в некоторой мере и для меня, но постараюсь быть краткой. Великой Хазарии больше нет. Саркел и Самкерц захвачен русами, Итиль лежит в руинах. Мой народ рассеян по миру, словно раввины. Но мне удалось найти несколько местных родов, готовых поддержать нас в Таврике. Род Цул, также наши тайные союзники. Пока Георгий и его родственники на ромейской службе, а император Василий силён, они боятся выступать с открытой изменой, и ждут, на чью сторону склонится чаша весов. Нам нет смысла двигаться в Зихию и Каппадокию. Возможно, ты найдешь там немногочисленных сторонников твоего отца но, скорее всего, будешь убит или схвачен как изменник. Мы может создать своё царство здесь, включая Херсон и Климаты.

            – А как же ваш друг Арнамар, он тоже претендует на трон и твою постель?

            – Нет, как раз готский правитель – это наше единственное препятствие. Только Георгий, как имперский чиновник не может начать войну с топархом, дружественным Василию. Нет повода для такого конфликта. Василевс благоволит Арнамару как союзнику, и недружественные действия со стороны управителя Херсона будут восприняты как недальновидное самоуправство. А вот ты, самозванец, прибывший издалека, и уже наделавший столько шума в Хацарии, вполне можешь сражаться с Доросом. Разгромив Арнамара, ты развяжешь руки семейству Цул. Георгий получит максимальные полномочия как стратиг  охваченной войной области а, мобилизовав силы фем под благовидным предлогом, сможет поднять мятеж и добиться независимости от Константинополя.

            – Теперь я становлюсь орудием в ваших руках!

            – Милый, если бы я была не на твоей стороне, я бы не осталась с тобой и уж точно не рассказала всё так откровенно! Пусть Цула думает, что сможет использовать нас в своих планах,  мы будем вести собственную игру! Николай, с помощью терафима, я сделаю тебя мелехом – повелителем хазар.

            – Звучит заманчиво, но ты так и не рассказала, каким образом ваша троица оказалась в этом месте.

            – Избегая захваченного русами Боспора Киммерийского, я шла в Таврику через  леса и солёные озера Тафре. Я не знала, где могу соединиться с тобой, и пошла на Херсон к Георгию. Цула рассказал мне о твоих подвигах в войне с Арнамаром и пацинаками. Всё складывалось как нельзя лучше, если бы правитель Дороса, не решил воспользоваться твоим долгим отсутствием в Фуллах и  войной с кочевниками. Арнамар собрал армию и договорился с Тимаром, так, кажется, звали хана, разбитого тобой в битве. Если бы не вмешательство Георгия, твоим солдатам пришлось противостоять сразу двум армиям, и дело могло закончиться гораздо хуже. Стратиг убедил топарха не вмешиваться в вашу войну, так как победа и усиление варваров совершенно не соответствует интересам Херсона и Дори. Хан, блокировавший тебя под горой, ждал союзника, но Арнамар не пришёл. Стратиг приказал мне отправить собственный отряд в район Феодосии, так как  хазары и готы – старые враги, мог возникнуть конфликт, да и господин Дороса  заподозрил бы неладное. Георгий со свитой, я,  и готское войско двинулись в это место.  Мы наблюдали за окончанием вашей битвы со стороны. Признаюсь, я заламывала руки, переживая за твою жизнь, и не способная помочь воинами. Но ты действовал как опытный полководец, и я горжусь собственным избранником! В конце сражения готы сразу хотели напасть на тебя, но Цуле удалось убедить князя, что он сможет расправиться с тобой без лишнего кровопролития. Тут я увидела эту девицу, бегущую в подземелье  и события быстро пошли к развязке. Херсонский стратиг разыграл перед готами, что схватил тебя для суда. Поскольку Арнамар не собирался просто так отступать в Готию без победы, мы вынуждены были отдать ему в качестве трофея девицу и терафим, пообещав, что проблема в твоём лице нами навсегда устранится.

            – Меридиана, даже после того, что ты мне рассказала, я вижу совершённую тобой глупость. Девица, доставшаяся Арнамару, стоит гораздо больше чем рабыня-наложница. Она обладает непонятными мне способностями, и сможет собрать терафим.  Если гот вынудит её сделать это, что он получит, какую власть даёт голова? Я видел много странного за последние дни! К тому же, у меня есть основания предполагать, что Любаша – дочь киевского кагана Владимира. Как ты думаешь, если их правитель узнает, что топарх захватил его дочь, пусть незаконнорожденную, не захотят ли русы совершить набег на Климаты?

            – Что, твоя девка действительно столь талантлива? Это очень плохо, об этом  я не подумала! Нет, вмешательство Владимира нам не нужно, придётся действовать собственными силами. Мне всё равно, что будет с твоей Любашей, но терафим должен быть в наших руках!                  

            – Стоит как можно быстрее отправляться в погоню за Арнамаром, и позволь мне самому решить судьбу девушки! Меридиана, нам надо вернуться в лагерь, я подниму солдат, правда, у меня мало конницы, чтобы сразу догнать готов. 

            – Мой наивный мальчик, всё не так просто! Как ты думаешь, куда отправился Георгий. Стратиг Херсона не может допустить, чтобы в войне хазар с готами участвовали формально подчиняющиеся ему ромеи. Это бы означало, что он выбрал сторону конфликта, предав союзников. Сейчас он на правах старшего имперского чиновника распускает или уводит твоё войско. Нет, милый, пока я твой  единственный солдат, готовый на всё! Мой лук, и не только он, в твоёй власти! – Меридиана приблизилась к герою в своей соблазнительной манере.

            Николай всё ещё пытался сопротивляться похотливому очарованию этой странной, но сильной женщины.

            – Даже если  ты способна метать с небес молнии, я не вижу возможности, как нам вызволить Любашу и победить Арнамара без отряда верных солдат!

            – Я подскажу тебе способ, если ты будешь более сговорчивым и перестанешь отталкивать моё тело.

            Сбросив охотничий костюм совершенно нагая Меридиана взгромоздилась на Николая, обхватив его ногами, и прижавшись обнаженной грудью к его груди. Герой почувствовал дурманящий запах красивого тела, под натиском которого не в состоянии был сдержаться ни один мужчина. Даже усталость и потрясения последнего дня не стали препятствием интимной близости между любовниками. Николай не понимал: изменяет он Любаше с Меридианой, или был неверным для второй.

            Насытив плоть, хазарка оделась.

            – Ты набрался опыта в моё отсутствие, теперь ты уже не тот невинный мальчик, узнавший меня в Равенне – Меридиана явно смеялась.

            – Одевайся, нас ждут великие дела! Что ты собираешься предпринять, бывший стратиг?

            – Раз Цула, не без твоей помощи, лишил меня армии, я наберу другую. У меня есть верная крепость, нужно вернуться в Фуллы, и набрать войско из местных. Думаю, караимы первыми присоединятся ко мне, после убийства готами их старейшины Михаила. Начнём всё сначала! Имя я уже заработал! Подготовлю воинов, двинусь на Дорос и убью Арнамара!

            – Не считай господина готов наивным или неграмотным полководцам. Идя на тебя, он сжёг Фуллы, оставив там гарнизон. Даже отбив город, тебе придётся потратить много времени и усилий на его восстановление. У тебя больше нет крепости!  

            Никогда не приходившей в полное отчаяние Николай, сидел на камне, обхватив шею руками.

            – Тогда я бессилен!

            – Боюсь, что, обладая медной головой и девицей, способной рассказать ему о секрете предмета, и о том влиянии, какое оказывает собранный терафим на раввинов, хазар и караимов, Арнамар поддастся искушению стать единственным царём Хацарии, опередив и тебя и Георгия. Иудеи не пойдут воевать против обладателя предмета, символизирующего их древнюю магию.  Тогда как ненавидящий хазар дороский князь уничтожит всех моих соплеменников в Фулах и стране Дори. Николай, мы должны предотвратить это безумие, вернуть медную голову и убить Арнамара. Может я и лишила тебя армии, но смогу дать другую. Ты забыл, что у меня есть собственный небольшой отряд а, учитывая поднятый тобой по всему острову ураган, и моё влияние на хазарские общины мы сможем собрать достаточное для войны ополчение. Только новому царю стоит выглядеть подобающе!

            – Надо вернуться в лагерь, взять всё необходимое.

            – Не стоит показываться перед бывшими своими людьми в образе проигравшего! Твой лагерь стал трофеем Цулы, но мы обо всём договорились. Нас ждёт лодка. А на берегу Феодосии в рыбацкой деревне у меня есть друзья, которые снабдят тебя всем необходимым

            Сев на одного скакуна, как тогда в Равенне после их первой ночи, пара проследовала на берег. Их действительно ожидала лодка с парой надёжных гребцов и провиантом.

            Вечерело, поужинав у костра, и выпив отвара, приготовленного хазаркой, Николай лёг прямо на дно судёнышка и заснул сном праведника или убитого. Прошедшие сутки выдались слишком тяжёлыми для тела и нервов, чтобы отказать себе в отдыхе.

           

            Проснувшись с рассветом, герой почувствовал себя полным сил.

            – Твоё зелье вчера выбило меня из седла, но позволило отдохнуть  и успокоится. Ещё ничего не потеряно!

            Гребцы, те самые, что уже перевозили Меридиану на восток в шторм, доставили героев и лошадь хазарки к разрушенной крепости Феодосия, в селение рыбаков, именуемое Ардавда, и теперь разделённое  греческой и хазарской общинами. В Ардавде Николай получил коня с удобным седлом и мощными стременами, хазарскую одежду и амуницию: кавалерийский щит, составной лук, шлем и дорогое копьё с так называемым двухлопастным пламенеющим клинком, в котором были прорезаны царские тамги. Копье, символизирующее жезл Аарона, и похожее на оставленное в Боспоре, выглядело по-царски. Шлем склепанный из пластинок соединённых вверху коническим навершием,  с наносником и бармицей полностью защищал затылок, щёки, подбородок и плечи.  Надев всё на себя, воин прогарцевал по окраине деревни, переведя коня на галоп. Он хотел приноровиться к новому снаряжению. Ударное копьё в сочетании с мощными стременами и жёстким седлом казалось смертоносным оружием, но мешало стрельбе из лука на скаку.

            – Ничего, будем стрелять стоя!

            Рыцаря догнала Меридиана.

            – Ты выглядишь подобающе беку, осталось соединиться с войском. Отряд ждёт нас в паре десятков стадий западнее селения. Не будем падать духом, всё только начинается! Мы убьем Арнамара, и вызволим твою девчонку и терафим, клянусь своей пропробабкой Чичак, и её отцом каганом Вирхором!

            Отдохнувшие кони резво несли героев на запад, вытаптывая высокую грубую траву, от которой шел одурманивающий терпкий запах.

            Последние дни были особенно жаркими. Приближалось лето. На севере над степями изобилующими стадами диких лошадей и баранов собиралась гроза.

            – Скоро начнётся ливень, дожди в этих местах очень сильные, было бы неплохо найти укрытие, не хочу вымокнуть до нитки – прокричала хазарка.

            Справа от дороги герои увидели несколько распряжённых  пацинакских повозок.

            – Степняки – вечные враги моего народа! - воскликнула Меридиана.

            – Не слишком спокойное соседство, учитывая, сколько я набил их недавно – согласился бек Николай, ставший привыкать к новому титулу.

            – Если бы не близость моих людей, нам стоило изменить дорогу. Попробуем проскочить.

            Герои пришпорили скакунов, но кочевники уже заметили приближающуюся пару хазар, в которой только один был мужчиной.

            В месте, где стали варвары, дорога сужалась скалами, так что проехать нужно было в опасной близости от повозок.

            Путь перегородил пацинак богатырского телосложения, вооружённый огромной палицей с острыми выступами, это был опытный воин, с лицом испещрённым шрамами лишённый одного глаза. Он яростно поднял оружие, готовый нанести сокрушительный удар по первому всаднику. Остальные пацинаки отводили лошадей на выпас и были достаточно далеко.

            Николай остановился, придерживая коня Меридианы.

             – Этот может запросто повалить всадника вместе с лошадью, а когда подоспеют другие, наши дела станут совсем плохи. Держись сзади меня, я попробую сбить его ударом копья.

            – Подожди милый, не рискуй, не хватало, чтобы единственный варвар изменил ход истории! – Меридиана потянулась за луком, висящим за плечами.

            – Ты права, такого богатыря лучше свалить  на расстоянии.

Рыцарь оказался проворней спутницы. Его лук висел справа от седла. Стрела точно поразила врага в грудь. Пацинак закачался и, отбросив палицу, с хрипом упал поперёк дороги.

            – Быстрее, пока не опомнились остальные.

            Перескочив тело, герои помчались по открывшейся дороге под улюлюканье преследующих их варваров. К счастью, впереди показался лагерь хазар. Увидев своих извечных врагов, степняки бросили погоню, а Николай приступил к командованию новой армией.

            С Меридианой пришли всего две сотни хазар. Часть их были профессиональные воины, но этого было крайне мало, чтобы начинать настоящую войну с готами.

            Прибыв на место, женщина собрала наиболее знатных соплеменников, представив рыцаря, как своего супруга и нового бека.

            Увидев Николая, хазары встали на колени, положив перед собой оружие. Это же сделала и Меридиана. Удивлённый полководец, сидя верхом наблюдал за странным ритуалом. Присягавшие мелеху воины повторяли за принцессой слова клятвы с упоминанием семи предков. Затем каждый вырыл перед собой небольшую ямку, плюнул туда и засыпал её землёй под восклицание хазарки:

            – Пусть клятва останется в яме!

            Несмотря на сакральность происходящего, Николай с разочарованием осматривал своих новых незнакомых солдат. Половина  из них были пешими слугами,  не имеющими панциря или кольчуги. Другие ополченцы даже в кольчугах и шлемах имели только легкое вооружение. Хазарские всадники также были легковооружёнными. Лучшими отрядами оказалась личная свита Меридианы, состоящая из мелких феодалов, вооружённых луками, а также трое тяжеловооруженных тарханов в качестве царских телохранителей. Это были представителей хазарской знати, облачённые в пластинчатые кирасы, шлемы, и вооружённые мечами и луками.

            – С эдакими силами можно начать партизанскую войну, но для битвы в открытом поле или штурма укреплений они не пригодны.

            Меридиана заметила сомнения Николая.

            – Это только начало, с учётом обещанного подкрепления из местных родов, к Доросу мы подойдем с нужным количеством воинов. И у нас есть казна! – потрясла увесистым кошельком хазарка.

 

            Гроза разразилась ночью, сильный ливень прибил степную пыль, а утреннее солнце быстро высушило образовавшиеся лужи, так что отряд выступил в поход по сухой и чистой  дороге в окружении благоухающих трав. Они шли на запад в сторону Климатов, не спешно, но постоянно, останавливаясь только на ночлег. Лишь единожды сделав бивак днём  на месте оставленного лагеря Николая, где произошла последняя битва. Всё ценное было собрано до них, только остатки костров, свежие могилы, и не убранные начинающие разлагаться трупы кочевников свидетельствовали о драме, случившейся  здесь несколько  дней назад.

            Утром третьего дня хазары достигли Сугдеи.

            Чтобы не волновать ромейскую администрацию и жителей, Николай приказа стать лагерем в поле за пять стадий от городских стен, а желающим, без оружия посетить посад и рынок.

             Превратившись в крупный порт международной торговли и безопасную остановку для караванов из Европы и Азии, Сугдея  не уступала Карше или Херсону.

            Сам архонт, ставший теперь хазарским беком, собирался посетить знаменитый купеческий рынок, на котором некогда приобрёл потерянный Любашей меховой сагион.    Близилось лето, тёплый плащ больше не был нужен герою. Внимание Николая привлекли оружейные лавки. Рыцарь, прекрасно владеющий луком и теперь вооружённый царским кавалерийским копьём, хотел приобрести оружие ближнего боя. Он не мог без меча, а оба клинка были утеряны.

             После долгих поисков его внимание привлёк сбалансированный меч из закалённой и отполированной стали, ярко сияющей на солнце.

            – Такой клинок не боится ржавчины или холода, он прошёл особую обработку огнём – заверил торговец.

            – Откуда привезён данный меч? – поинтересовался бек.

            Пожилой купец замялся.

            – Господин, я сам кузнец, это оружие моей работы.

            – Но этот клинок достоин князя, где ты научился так ковать?

            – Я овладел ремеслом в Кёльне, потом служил кузнецом у Болеслава.

            – Это не у того ли Болеслава, что княжит в землях полян? - Николай вспомнил, как год назад в свите Оттона посещал Гнезно и видел князя.

            – Да господин.

            – Достойный правитель!

            – Болеслав был милостив ко мне. Князь взял меня в моравский поход, а затем отпустил, наградив за службу. С  купцами я пересёк Истр и Бог и, миновав степи, оказался в Хацарии. Хорошие мастера нужны повсеместно.

            Николай продолжал рассматривать приглянувшееся оружие. Меч был более чем полтора локтя длиной с заметным сужением кромок со сдвинутым к рукоятке центром тяжести, что делало удар более точным. Изогнутая крестовина в форме крыльев бабочки с вырезанными зубцами на концах и монолитное навершие давала простор для руки на рукояти.

            – Я видел много мечей, но такого типа впервые. Как твоё имя мастер?

            – Оно на клинке, господин, моё имя Звенислав.

            Николая посетила тщеславная мысль: раз уж он теперь царь хазар, то должен иметь головной убор, достойный царя. Что должен носить на голове мелех, рыцарь, воспитанный в иной культуре, не знал, зато хорошо был знаком с коронами европейских правителей.

            – А можешь ли ты выковать корону, мастер?

            Кузнец удивился.

            –Таких заказов мне не приходилось выполнять.

            – Сделай на свой вкус, только укрась этими камнями.

            Николай достал из кармана красные минералы, подаренные Любашей.

            – Завтра будет готово? Поспеши, я заплачу тебе сорок золотых тетартеронов!

            Купив приглянувшийся клинок за сто сорок монет, или более десятины оставшейся казны, Николай приобрёл хазарский шофар – изготовленный из воловьего рога короткий с простым изгибом. Инструмент был необычным хотя бы потому, что воловий рог редко использовался для ритуального шофара. К рогу был приделан шнур, сплетенный из лошадиной гривы для ношения инструмента  в качестве ожерелье. Николай, будучи христианином, совершенно не собирался переходить в веру раввинов, рог показался ему удобным для подачи сигналов воинам в бою, языка которых он не знал,  к тому же ритуальный предмет в глазах хазар должен был выглядеть статусным ожерельем. Последнее, что купил бек на базаре Сугдеи, были крепкие караимские сапоги. Местные мастера славились кожевенным ремеслом. Обувь хорошо защищала от  непогоды и неровностей почвы, и лучше подходила для стремян, чем  сапоги готов, надетые на героя.

            Покинув рынок, Николай поспешил в порт. После того, что произошло, он уже не рассчитывал на дромон, поэтому не удивился, узнав, что корабль ушёл в Херсон.

            Ещё по пути в Сугдею полководец стал разрабатывать план атаки на Мангуп. То, что Николай жив и на свободе, не могло долго оставаться в тайне от Арнамара. У князя были свои шпионы, да и изощрённая политика Георгия Цулы подразумевала стравливание двух сил. Хазары не были мореплавателями, и Арнамар, зная это, будет ожидать Николая с востока, значит, следует напасть с юга, отсекая Готию от Херсона. Быстро и незаметно это можно сделать только на корабле. Городская община была обязана Николаю снятию пацинакской угрозы, пусть Цула лишил его полномочий, он сможет арендовать корабль.

            Сугдея была важным портом, в её гавани всегда находились торговые и несколько небольших военных кораблей. Посетив порт и город, Николай действительно договорился о предоставлении ему двух кораблей для перевозки людей и лошадей.  Генуэзцы, в отличие от Венеции были редкими и осторожными гостями в водах Понтийского моря. Это был первый грузовой корабль, зашедший  в порт Сугдеи. Его капитан высадил купцов на берег, и был рад дополнительному заработку. За определённую плату он согласился перевезти лошадей военачальника в пределах южного побережья. Вторым кораблём стала нанятая у администрации  галея портового охранения.

 

              Весь следующий день происходила погрузка на корабли. Сорок пять лошадей – всю хазарскую конницу, включая двух скакунов предводителей, и часть воинов-слуг отправили на генуэзский неф. Животных подвесили таким образом, чтобы они лишь слегка касались копытами палубы для лучшей переносимости качки.

            Солдатам, возглавляемым Николаем и хазаркой, досталась двухмачтовая беспалубная галея с одним ярусом из двенадцати пар вёсел. Чтобы уместить всех людей, пришлось отказаться от помощи экипажа, его функции должны были выполнять хазарские пехотинцы.

            Перед отплытием бек посетил кузнеца. Выкованная мастером корона представляла собой железный обруч, украшенный красными камнями. Николай остался доволен, наголовье бросалось в глаза, подчёркивая статус владельца.

            – Мне не привыкать выступать в роли самозванца! Арнамар – господин Климатов, сколько ему подчиняется готов, несколько тысяч! Ну что же, буду царём у двухсот хазар, раз это угодно Меридиане!

 

            Понтийское море летом благоволит путешественникам. Шторм вблизи берегов сделал бы плавание для неумелой команды  опасным и совершенно невыносимым. Но воды были спокойны, только жаркий ветер, дующий с запада, сильно тормозил скорость. Николай, взявший на себя роль капитана и штурмана, прекрасно ориентировался в местных водах в светлое время суток. Но солдаты плохо справлялись с вёслами и парусами. Необычная медлительность галеи тормозила и следующий за ней генуэзский неф.

            Вечером этого же дня на горизонте с западной стороны показалось трёхмачтовое судно. Русы  ходили на одномачтовых ладьях, значит, корабль был ромейской или венецианской постройки.

            Наступившая темнота вынудила Николая остановить маленькую флотилию на ночь, неопытный мореход опасался наскочить на скалы. Освещённые фонарями суда бросили якоря в знакомой бухте западнее Сугдеи.  Встреченный корабль не прошёл мимо, а также дожидался рассвета, став в нескольких стадиях от входа в залив.

 

            Утро выдалось безветренным. Подняв якоря, корабли героя на значительном расстоянии друг от друга продолжили путешествие, разрезая вёслами спокойную морскую гладь. Незнакомец, оказавшийся трёхмачтовым венецианским нефом шёл встречным курсом, держась дальше от берега. Поведение судна казалось странным. Понтийское море не входило в зону контроля Венеции. Если их раздражает появление в этих водах генуэзцев, то галея бека имела все знаки ромейского корабля. Николай, не обладающий опытными матросами, совершенно не хотел конфликта и решил проследовать мимо.

            Венецианцы пропустили галею героя, прошли дальше, затем неожиданно  развернулись и пошли на сближение с генуэзцами.

            Беспокоясь о сохранности лошадей, бек скомандовал бросить якорь.

            Опытный капитан нефа, попытался на полном ходу проскочить вперёд, оставив галею против трёхмачтового корабля. Но ветер был на стороне венецианцев. Незнакомцам удалось приблизиться и пристать бортом к грузовому нефу.

            – Пираты – послышались крики генуэзцев.

            Разбойники быстро заполнили палубу захваченного судна, перегружая груз и вырезая команду.

            Увидев, что атакован, Николай приказал развернуть галею и идти на выручку нефу.

            Нападающие поняв, что один корабль охраняет  другой, быстро отшвартовались от нефа  и пошли на сближение с судном Николая, собираясь взять галею на абордаж. Видимо рассчитывая, что встретят сопротивление малочисленной команды портовой охраны.

            Пиратский корабль венецианской постройки был длиннее и выше галеи. И судя по размерам, вмещал до трёхсот человек бойцов и команды. Опытный экипаж вполне мог уклониться от преследователей, но хазары Меридианы не были моряками. Тогда как нападающие отлично знали своё дело. Ловко маневрируя, пираты подошли к левому борту галеи, ломая весла, и перебрасывая абордажные вороны и трапы. Сражение началось.

            Николай, солдаты которого не были специалистами палубного боя, всеми силами старался избежать абордажа. Остатками весёл он приказал гребцам отталкиваться от бортов пиратского судна. Главного оружия ромейского флота – огня в распоряжении полководца не было но, помня об эффекте, производимом огненными стрелами, бек приказал стрелкам поджигать стрелы, используя масло корабельных фонарей. Это было опасно, так как в первую очередь могло сжечь собственное судно, и хазары не решались выполнить приказ командира.

            Пираты, издавая страшные крики, способные посеять панику в слабых сердцах, готовились к абордажу. Судя по виду, это были готы и ассы, возможно бывшие ромейские солдаты. На кормовой настройке стояла пожилая женщина в черном плаще и шляпе без полей, из-под которой выглядывали длинные седые волосы. Именно она, к огромному удивлению Николая, руководила действиями своей команды.

            Меридиана, видя замешательство собственных воинов, первая подожгла стрелу, пустив её в корабль противника. Принцессу поддержали тарханы, и вскоре все хазарские лучники начали обстрел вражеского нефа, на котором начали появляться локальный очаги возгорания.

            Пиратам, чье спасение теперь было в быстром сближении, удалось пристать к борту галеи. Начался абордаж.

            Хазары успели перегруппироваться. Лучники заняли нос и корму, продолжая обстрел горящими стрелами, а пехота у борта пыталась блокировать нападающих на трапах.

            Многим пиратам всё же удалось перепрыгнуть на палубу галеи. Ближний бой был кровавым, с огромными жертвами с обеих сторон. Меридиана, проявив мужской характер, продолжала командовать стрелками, и Николаю стоило больших усилий защитить женщину от опасности.

            Поняв, что потери слишком большие, а захват судна не удался, предводительница пиратов скомандовала отход, бросая людей на палубе чужого корабля.

            Все, кто проник на борт галеи, были вырезаны, но и потери отряда Николая на двух судах составили шестьдесят пять человек, пиратам удалось перегрузить семь лошадей.

            Бек хотел предпринять преследования разбойников, но понял что это невозможно. Половина вёсел галеи были сломаны, корабль оказался неуправляемым. С большим трудом удалось привести оба судна к берегу и начать пересадку людей на уцелевший неф.

Герой был в бешенстве, случайная стычка привела к потере корабля и трети людей.

 

             На следующий день одинокий неф продолжил плавание на запад вдоль берега. Корабль был перегружен и шел медленно. У предводителей было достаточно времени на обдумывание сложившейся ситуации. С оставшимися людьми  нечего было планировать нападение на город готов. Это понимала и Меридиана. Поэтому Николай легко убедил хазарку склониться к своему предложению: вернуться в Фуллы, пусть даже пострадавшие от набега Арнамара.  В отличие от Дороса или Мангупа, Кута или Климатов, Фуллы или по-хазарски – Кыркор долгое время был центром  влияния каганата. Городская округа, населённая асами, иудеями и прямыми потомками хазар не была столь враждебной как готы области Дори. Николай был уверен, что сможет найти сторонников, желающих отомстить Арнамару за сожжение собственных хозяйств.

            Высадившись в долине Алустона, восточнее одноименного укрепления сравнительно недавно разрушенного ордами пацинаков, отряд отправился по направлению к Фуллам, держа ориентиром возвышающийся справа шатёр Трапезуса.

 

            Николаю и Меридиане потребовалось всего два дня, чтобы,  пройдя  через Кыркор по селениям округи, набрать двести восемьдесят шесть сторонников из крестьян, в том числе из ромеев, недовольных самоуправством Арнамара. Всем землевладельцем бек обещал личную защиту и новые земли, а также упорядоченье налогов. Чтобы дань не взималась и ромейской администрацией и хазарами и местными князьями. После чего герой укрепился в крепости, уже служившей ему убежищем и начал обучать армию.

            Меридиана не сидела без дела, употребив всю свою дипломатию, принцесса поднимала  хазар округи под знамёна нового царя, обещая возродить былое могущество.

            Она вернулась к Николаю с вестями о том, что сторонники прибывают со всей округи, включая Алустон, Кыркор, Кут, Горзувиты и даже живущие в Мегарисе возле монастыря Климента, так что должен собраться мощный отряд. Георгий Цула, посчитав, что пора выбрать сторону конфликта, призывал булгарские и хазарские общины поддержать нового бека.

 

            Отработав, на сколько позволял дефицит времени, взаимодействие между ополчением и хазарами в штурме укреплений и передвижениях на открытом пространстве, полководец начал поход.

             Арнамар уже знал о появлении своего врага, поэтому Николай не стал менять план, внеся в него некоторые коррективы.  Не дождавшись подхода всего хазарского ополчения, рыцарь оставил в крепости Меридиану. Бек рисковал, он решил разделить имеющиеся и ожидаемые силы, чтобы взять Дори в клещи.  Собравшись, отряд хазарки должен был следовать по долине Качи, выйдя к Мангупу на восьмой день. Сам Николай, двинувшись на юг, сел на корабли в гавани Горзувиты и, обойдя Готию морем, высадился на удобном берегу, где живописные, но крутые горы уступали место более пологим холмам. Сюмболон и далее Херсон были где-то северо-западнее. Полководец же повёл свой отряд на северо-восток по открывающимся неглубоким ущельям. Впереди был Мангуп.

 

            Николай подошёл к городу на третий день с юга. Его уловка сработала. Готы имели информацию о готовящемся нападении, но воинственный Арнамар, желающий решишь исход войны одной главной битвой, ожидал противника с востока. Собрав главные силы, он пошёл навстречу в район Фулл по самой короткой дороге через горные проходы – клисуры. Тогда как Николай обошёл его с юга, а Меридиана должна была обойти с севера.

            Хазары знали секреты труднодоступного плато, так как владели городом последнее столетие. С трёх сторон Мангуп окружал скалистые обрывы, с севера подъём  на четыре мыса затрудняли глубокие защищенные овраги, в верховьях перегороженные стенами.

            Николай начал штурм города сходу с двух направлений: по тропе со стороны южного обрыва в районе купольной церкви и на ворота цитадели.

            Разрушенный двести лет назад хазарами Дорос, уже не представлял того могущества, которое смогли создать ромейские архитекторы. Тем не менее, сами захватчики, оценив оборонительные возможности недоступной горы, через сто лет после разрушения восстановили часть оборонительно системы.  После падения каганата местные готы смогли вернуть себе полную власть над крепостью, и если бы Арнамар не увёл основные силы, вопрос военной удачи выглядел весьма спорно.

            Николай на штурм ворот бросил вооружённых копьями ополченцев и защищённых кольчугами и шлемами самых выносливых из рядовых хазар. Оставив в засаде легкую, но быструю конницу.

            Остальных, в качестве отвлекающего манёвра, отправил на южный обрыв и спрятал в балках.

            Как только атакующая пехота приблизилась к воротам, со стен полетели  стрелы и камни.

            Поняв, что с ходу взять цитадель не удастся, полководец протрубил отход.

            Неожиданно для самого бека ворота открылись, и вдогон отступающим ополченцам бросилась немногочисленная конная дружина защитников крепости. Вслед за конниками на вылазку пошла готская пехота.

            Оставшиеся в засаде хазарские всадники, воспользовавшись замешательством у ворот, ворвались в город.

            Поняв опрометчивость скорой атаки, готы повернули назад.

            Николай протрубил новый штурм.

            Тяжёлый бой завязался в воротах цитадели. Некоторым хазарским войнам удалось прорваться в цитадель через ворота и оборонительные стены на участке у ворот, и даже дойти до восьмигранной крещальни. Но защитники, наконец, закрыли сохранившиеся ворота, и ворвавшиеся оказались в западне. Началась резня. Легковооружённые хазарские всадники, быстрые и агрессивные в поле, действующие по принципу: «налетел – отошёл», были стеснены малым пространством, и  несли значительный урон из-за слабости своего защитного вооружения.

            Чтобы  спасти армию от разгрома, дав возможность оказавшимся внутри перегруппироваться,  Николай бросил все силы на стены. Но штурм не удавался. Положение складывалось не в пользу бека. Численность его армии не на много превосходила число защитников, и потеря сотни бойцов грозила полной катастрофой.

            В очередной раз протрубив  отход, отчаявшийся рыцарь бросил людей внутри, включая всю легкую конницу.

            В самый критический момент  архонт заметил войско, приближающееся с запада. Если бы это был Арнамар, оставалось только спасаться бегством или умереть. Николай уже потерял девяносто пехотинцев и всю кавалерию «черных» застрельщиков. Погиб один из его гвардейцев-наёмников. Но подходила Меридиана, во главе отряда не менее чем в шестьсот хорошо экипированных профессиональных воинов.

            – Мне везёт на женщин! – усмехнулся Николай:

            – Кто бы мог подумать, что ты подойдешь так вовремя!

            Свежие силы с ходу начали новый штурм. Увидев, что хазары берут верх, немногочисленное население города перешло на строну атакующих. Самых несгибаемых упорных защитников добивали в воротах цитадели, и в районе храма Константина и Елены, где находился дворец Арнамара.

            Обширный по площади, и почти неприступный по рельефу город пал из-за малого числа защитников.

             Бек решил не подвергать полис разрушению, оставив в качестве собственной крепости. Приказав людям обыскать город,  по возможности запретив насилие и мародёрство, Николай отправился на розыски Любаши. Он был уверен, что девушка жива и находится в Мангупе, и не ошибся. Арнамар держал девицу в собственной резиденции недалеко от храма Константина. Как только стража была перебита, Любаша сама выбежала навстречу Николаю.

             – Я знала, что ты найдешь меня, хороший мой! – и пленница бросилась освободителю на шею.

            Николай обнял девушку за плечи.

            – Цела ли ты, Люба, почему ты покинула лагерь, и отправилась в пещеру без меня!

            – Я поступила опрометчиво, родной мой, но ты спас меня! Впредь обещаю быть  более благоразумной!

            За сценой наблюдала подошедшая хазарка.

            – Может хватить жалеть девчонку, создавшую столько дополнительных проблем, супруг мой, мелех хазарский! Пусть лучше скажет, где терафим!

            Любаша, умеющая быть жёсткой не смотря на юный возраст, посмотрела на Меридиану с вызовом. Хазарка ответила взглядом горгоны. Рыцарю льстила взаимная ревность женщин. Николай рассмеялся.  

            – Я сегодня уже говорил, что мне везёт на дам, кто бы мог подумать, что за право обладать мной будут соперничать две такие красавицы!

            – Вы сможете вдоволь обниматься в моё отсутствие, а сейчас пусть расскажет, что нам делать дальше! – кипела Меридиана

            – Как поступил с тобой Арнамар, дитя?

            – Не могу назвать господина Дороса дикарём. Он поместил меня в женскую половину собственного дома и хорошо  ко мне относился. Возможно потому что я не хазарка и не иудейка – девушка еще раз презрительно глянула на принцессу.

            – Мы много общались. Арнамар – уважаемый лидер готов. Он полон решимости отомстить хазарам за прошлые унижения своего народа, изгнав из Климатов раввинов и караимов. Именно для этого он хотел захватить Фуллы, управляемые Михаилом, убеждения которого вам известны. Он догадывается о зреющем заговоре влиятельных местных родов под руководством семейства Цул против Константинополя. Но не хочет вмешиваться в возможный конфликт между басилевсом Василием и стратигом Георгием. Рассчитывая получить выгоды, не рискуя. А потом появились вы. Князь Дороса знает, что ты, Николай не уполномочен императором и являешься лжестратегом. Если бы ты не вмешался во внутренний конфликт, защищая Фуллы по просьбе моего покойного дяди, возможно готы стали бы твоими союзниками. Теперь ты хазарин, а значит враг Арнамара!

            – Девочка, меня меньше всего сейчас интересует политика, тем более что всё рассказанное тобой более-менее нам известно. Сейчас на острове нет силы, мощнее чем наша, а если к нам открыто присоединятся  хазары и булгары Херсона, включая роды знати, мы сможем создать здесь новую Хацарию, дав отпор и киевским русам, и пацинакам, а если потребуется, то и ромеям!  Расскажи лучше, где терафим! – Меридиана была явно раздражена близкой соперницей.

            – Арнамар знает о магическом предмете, ему  все рассказал епископ Арсений. И медная голова и камень находятся у него.

            – Проклятье! – Меридиана произнесла ещё ряд ругательств, достойных пьяных матросов грузового корабля.

            – Магия головы  даёт ему преимущество перед нами!

            – Дамы – вмешался Николай, до этого только  слушающий своих женщин:

            – Я ещё раз хотел бы послушать о значимости предмета, на поиске которого затрачено столько усилий.

            Просвещённый герой, познавший науки в обществе учёного Герберта не был подвержен суевериям, типичным для того времени. Несмотря на религиозное воспитание, Николай привык опираться на факты или силу собственных мускулов, поэтому, даже пережив приключения на черной горе, прежде чем верить, хотел бы видеть терафим в действии.

            – Сама я не видела, как работает магия – ответила хазарка:

            – Но папа был уверен, что голова способна отвечать на вопросы «да» или «нет», а в руках человека, наделённого особенными способностями, даже предсказывать будущее. Ты же не считаешь Герберта недоумком!

            – Хорошо, что терафим не способен призывать на поле боя магическую армию – рассмеялся рыцарь:

            – Такая возможность напугала бы меня гораздо больше, чем гадания по принципу: «любит - не любит»!

            – Недооценивай возможности магии. С помощью головы Арнамар, например, может знать обо всех твоих шагах - Меридиана продолжала выказывать крайнее раздражение, то ли потерей терафима, то ли виденными объятьями героя с соперницей.

            – Всё не так просто! – продолжила Любаша:

            – Пока я была здесь, князь не без моей помощи пытался проверить медную голову в действии.

            – И ты помогала нашему врагу! – вскипела хазарка, готовая растерзать Любашу.

            – Я повторяю: всё не так просто! Терафим не работал. Арнамар достаточно мудр, другой бы вышвырнул голову в мусор, но господин воспринял легенду всерьёз. Он приказал собрать со всех Климатов и привести к  нему столь ненавистных раввинов. Угрозами и подкупом он пытался выяснить секрет тарафима. Никто не дал точную информацию, жидовины слышали о неком заклятии, наложенном на  медную голову иудейскими мудрецами, когда воинственные герулы напали на крепость Села га-Иегудим. Герулы захватили терафим, но разгадали секрет не сразу. Когда ромеи стали теснить герулов, жрецы успели спрятать медную голову под чёрной горой, а драгоценный камень стал трофеем некого знатного ромея, вывезшего его в Рим. Как топаз оказался в Иберии, а затем здесь – вы  должны знать лучше меня.

            – Это нам известно, да и не столь важно как камень достался Герберту, если хотите знать – я помогла будущему папе овладеть топазом, но девчонка опять уходит от ответа! – не унималась хазарская принцесса.

            Любаша посмотрела на старшую соперницу свысока:

            – И тут я вспомнила, что говорил мне найденный приёмным отцом старик. Ты знаешь, любимый, меня иногда посещают забытые воспоминания из детства. Жрецы народа, поклоняющегося Одину, долго бились над разгадкой тайны заклятия. Наконец они узнали, что терафим работает только в определённых местах, наделённых особой силой. Таким местом был разрушенный храм под чёрной горой, где начинался ход к тайнику. Есть ещё несколько герульских святилищ. Старец разглядел во мне особую способность, чувствовать места силы. Ближайшее из таких находится в трехстах пятидесяти стадиях на северо-восток. Арнамар держит путь туда.

            – Уж, не с твоей ли помощью гот узнал куда следовать! Николай, эта девчонка хочет обладать тобой, при этом она помогает твоему врагу!

            – Придержите скакунов дамы! Я знаю, Арнамар первым делом собирается разгромить меня, будем надеяться, что князь ещё не достиг нужного места. Любаша, ты сможешь провести нас туда? Мы попытаемся остановить Арнамара!

            – Мой покровитель, когда голова и камень оказались в руках дороского господина, мне и самой было интересно увидеть действие магии, но я не помогала князю узнать место храма. Некий раввин расшифровал древние записи. Он прочитал, что дорогу к вратам храма можно найти, если проложить прямую линию от Дороса через бывшую крепость Села га-Иегудим - нынешние Фуллы и дальше  строго в этом же направлении идти ещё четыре раза по столько же.

            – Не слишком точные координаты – засмеялся бек.

            – Именно потому Арнмар может потерять много времени, прежде чем найдёт храм. А у тебя есть я, и я чувствую, что смогу привести нас в нужное место. Когда останется только одна часть пути из пяти, должен встретиться город - бывшая крепость скифов. Дальше будет грот, на своде которого высечено солнце с расходящимися лучами. Рядом пещера с узким входом и крестом на своде. Это ориентиры. Если следовать дальше, то через пятьдесят стадий будет река, а на её берегах грот, где сложены кости волков, коня и двух воронов – спутников бога герулов, наподобие того, как они были сложены в пещере под черной горой. Грот – это место, где терафим проявит магические способности.

             

            Дав людям после тяжёлого марша сутки на отдых в захваченном городе, и приняв новую  армию, бек начал преследование оставшихся сил готского топарха.

            Теперь его объединённые войска, организованные по хазарскому образцу насчитывали семьсот сорок два бойца. Двести семьдесят были легковооружёнными  пешими воинами, не отягощёнными панцирями и кольчугами. Эта пехота плохо годилась для ближнего боя в строю, но могла использоваться для внезапных нападений, разведки, диверсий или партизанских действий. Ещё триста человек пешего ополчения и стражников из рядовых хазар, чаще слуг элитных воинов. Эта пехота, защищённая кольчугами и шлемами, могла использоваться в качестве защитной стены при отражении атаки врага. Лучшие стрелки из её числа составляли личный отряд Меридианы. Наконец рыцарь приобрёл достаточно многочисленную кавалерию: девяносто застрельщиков – легковооружённую первую линию из «чёрных хазар», и тридцать семь тяжёловооружённых конников из представителей знати. Последние были хорошо оснащены и имели железные нагрудники, кожаные доспехи и кольчуги, шлемы, копья, мечи или сабли. Отборная конница, могла не хуже ромейских катафрактариев ломать строй противника. Наконец сорок пять тяжеловооружённых тарханов составляли личную гвардию Николая, именуемую у хазар «Солнце кагана». Никогда ещё герой не обладал столь многочисленной профессиональной армией.

            Ополченцев из окрестностей Фулл бек распустил по домам и фермам. Люди сделали своё дело, понеся большие потери во вчерашнем штурме, к тому же большинство из них не были хазарами.

            Ночью не обошлось без эксцессов. Избежать насилия и мародёрства, и как следствие - стычек между захватчиками и городским населением из готов и алан не удалось. К утру часть строений пылали, а у их входа лежали зарезанные хозяева. Николай, не хотел неоправданного кровопролития  в подвластном городе и спешно вывел войска.

            Во главе колонны двигался бек, хазарская принцесса и освобождённая девица. Поскольку часть армии была пешей, за дневной марш удавалось преодолеть не более ста стадий. Впереди армии были направлены разведчики из пеших солдат, чтобы следить за передвижением готов и высматривать указанные Любашей ориентиры.

            Попав в Кыркор, герои узнали, что Арнамар недавно прошёл через город. Не найдя там Николая, князь ещё раз сжёг непокорныё предместья и проследовал на север–восток. Значит, он действительно искал храм герулов. Некоторые из хазар, переполненные желанием отомстить, вступили в войско, значительно пополнив ряды армии рыцаря, теперь насчитывающей около тысячи бойцов.

            На третий день отряд вышел к древнему городу, возвышающемуся над окрестными долинами. Из полноценных укреплений  сохранилась только башня, служившая воротами, стены были сильно разрушены, горожане -  готы, жили в одноэтажных и двухэтажных каменных домах.

            Город был на холме, и если бы крепость сохранилась лучше, то могла быть вполне надёжным форпостом. Оборону города возглавлял уже знакомый рыцарю Хатадаг, обладающий в пять раз меньшими силами.

            Николай, не желающий оставлять у себя в тылу крепость противника, с ходу пошёл на штурм. Его тяжеловооружённая конница во встречном бою перебила кавалерию Хатадага, а всадники из «чёрных хазар» не без собственных потерь взломали строй готской пехоты, пока стрелки Меридианы поливали её стрелами.

            Потеряв двадцать семь легковооружённых всадников, озлобленные хазарские войска перебили почти всех готов, включая многих мирных жителей города.

            Битва заняла день.

 

            Сделав привал в разорённой крепости, Николай через день достиг грота с солнцем и пещеры с крестом. Следы выдавали большое число людей, прошедших здесь несколько дней назад. Наконец разведчики доложили, что впереди видели  три отряда противника, стоящих  в разных местах на удалении не больше чем десяти стадий друг от друга.

            Герой понял: не обладая спутницей со способностями Любаши, Арнамар ищет нужный грот, не зная его точного местонахождения. Николай решил разгромить все три лагеря, не дав врагам соединиться. В этот же день он напал на ближайшую поисковую группу, состоящую только из пеших готов, перебив всех своей конницей.

            Утром следующего дня бек достиг ничего не подозревающего Лампранда. Отряд  готов, в основном состоящий из всадников, насчитывал шестьдесят три человека. Несмотря на огромный численный перевес армии Николая, люди Лампранда, среди которых были готы и пацинаки, сражались героически. Рыцарь, рассчитывающий на лёгкую победу в кавалерийской рубке, был вынужден даже отвести тяжёлую конницу, потерявшую пятерых всадников. Командир Арнамара, желающий продолжить незаконченный ночной поединок с Николаем, шел напролом, выискивая врага для личной битвы. Лампранду и ещё нескольким всадникам даже удалось пробиться к беку. Защищая своего мелиха, погибли четверо отборных гвардейцев. Наконец Арнамар, сражённый мечом, пал почти к ногам Николая. Остальные готы попали в засаду, и были рассеяны.

            Понимая, что третий отряд будет предупреждён о нападении, герой тут же пошёл в направлении его стоянки, пустив первой линией конных «застрельщиков». 

            Готы действительно были осведомлены о приближении армии хазар, и успели хорошо укрепить  лагерь, находящийся на возвышенности. Это были основные и последние силы дороского топарха, под его личным предводительством.

            Стрелки наносили огромный урон атакующим. Предприняв несколько безуспешных штурмов и потеряв не менее семидесяти человек только убитыми, Николай прекратил атаки, отведя войско за линию соприкосновения и став лагерем напротив лагеря Арнамара.

            Местность, на которой должна была произойти развязка, с трёх сторон представляла собой почти ровное поле лишь изредка изрезанное оврагами, именно поэтому хазары не смогли атаковать армию готов внезапно. С севера текла небольшая речка, противоположный берег которой возвышалась в виде стены из невысоких скал, на вершине которых  стоял Арнамар. Его позиция была выигрышной, но не идеальной. Всего на расстоянии трёх стадий в сторону любого из флангов, почва опять понижалась. Естественное укрепление готов можно было обойти с тыла, напав с противоположной стороны, где продолжалось сравнительно ровное поле, прижав защитников к обрыву. В самих же скалах находилось нечто наподобие ровной непримечательной площадки. Но Любаша заявила со свойственной ей уверенностью, что именно за площадкой скрывается стоянка с гротом, в котором на терафим перестанет действовать заклятие.

            Топарх нашёл место, но успел ли им воспользоваться?  Если ещё нет, то сделать это сейчас, спустившись со скал под угрозой нападения и обстрела было слишком рискованно.

 

            Поздняя ночь первого месяца лета медленно накрывала два враждебных  лагеря непримиримых в течение нескольких столетий противников: готов и хазар. И здесь и там люди от предводителей до последнего солдата понимали, что противостояние не закончится мирно. Слишком велика была вражда и взаимная ненависть, накопившаяся в генах множества поколений.

            Николай довёл шестьсот двадцать шесть человек, но его армия постоянно пополнялась за счёт прибывающих хазар из округи, так что к завтрашнему дню можно было рассчитывать ещё на сотню-другую ополченцев. Арнамару подчинялись почти девятьсот воинов. Разница была несущественная, но готы имели четырёхкратное превосходство в пеших лучниках при сравнительно равном количестве всадников, потерянных беком в предыдущих битвах. Учитывая расклад сил, Николай мог сокрушить готов только яростной стремительной атакой.

            Полночь застала мелеха в царской палатке, обдумывающего в кругу тарханов план завтрашнего нападения. Николай ещё не владел языком хазар в полной мере, поэтому в качестве переводчицы и советчицы держал при себе Меридиану. Собственно говоря, хазарка вела себя перед соплеменниками, как и подобает принцессе равной полководцу, и называющей себя его супругой, поэтому не нуждалась в особом приглашении героя. Любаша, находившаяся во враждебной среде, сама не хотела покидать покровителя, и также была рядом. Взаимная неприязнь женщин  не сгладилась совместным походом. Пока соперничество красавиц веселило героя, щекоча мужское самолюбие. Теперь, когда цель была близка и необходимость в услугах приемной дочери Михаила отпала, зная характер Меридианы, Николай мог ожидать от хазарки любых козней в отношении Любаши, вплоть до прямого убийства. Рыцарю были близки обе женщины, своего мужского выбора герой не сделал, тем более что нравы времени и положение хазарского царя позволяло иметь ему любое число жен или наложниц. Дело было даже не в выборе. Николай был рыцарем – человеком чести. Слова обещания и взятые обязательства заботится о сироте, не позволяли подвергать Любашу опасности, поэтому герой, как мог, старался развести женщин.

            Совещание прервал вошедший стражник. Хазарин проинформировал, что из лагеря готов прибыл переговорщик. Бек приказал привести его в палатку.

            Человек, прибывший от господина Дороса, сообщил, что Арнамар хочет немедленно лично переговорить с Николаем. Для чего предлагает один на один встретиться в гроте под скалами.

            Это могла быть ловушка, большинство тарханов и обе женщины высказались против.

            Николай вышел на улицу. Ночь была теплой и светлой. Даже с расстояния в несколько стадий, разделявших лагерь хазар и стоянку в скалах, место свидания хорошо просматривалось. Правда, сам грот не наблюдался, но подходы к нему были открыты.  Если Арнамар задумал убийство, он должен разместить там засаду заранее, так как любые передвижения лазутчиков сверху с укреплённого лагеря были бы заметны стражниками хазар.

            Бек улыбнулся, вышедшим следом:

            – Даже если князь хочет пустить мне кровь столь неблагородным способом, у вас будет достаточно сил отомстить за мою смерть. Да и армия не будет обезглавлена - рыцарь взглянул на хазарскую принцессу:

            – Я не вижу повода не встречаться с Арнамаром, вдруг наш разговор позволит избежать большего кровопролития. Если он отдаст терафим, я приму капитуляцию по возможности с минимальным для князя позором.

            Николай отпустил посланника, передав: он пойдёт в грот на аудиенцию, при условии, что солдаты вначале прочешут местность, а его отход будут прикрывать стрелки, подошедшие к стоянке на прицельный выстрел. Чтобы всё было по-честному, Николай разрешил готам поставить на край скалы над гротом также и своих стрелков. Знаком, что князь согласен, должна была служить подожжённая стрела, пущенная в землю перед стоянкой.

            Увидев знак, бек отправил десяток пехотинцев в место встречи. Люди, которых сверху пересчитали готы, вернулись, доложив, что всё чисто.

            Оставив тяжёлое вооружение, в том числе меч мастера Звенислава в лагере, кроме ламмелярной кирасы для защиты от предательски пущенной стрелы, спрятав засапожник и надев для значимости  выкованную корону, Николай отправился в грот. Несколько десятков лучших стрелков под руководством Меридианы пошли вслед за царём.

            Увидев движение в лагере хазар, готы, среди которых были и лучники, выстроились сверху, сбросив верёвочную лестницу, по которой под скалу спустился Арнамар. Оба полководца оказались в гроте почти одновременно.

            Место, выбранное жрецами в качестве святилища, было не храмом, а скорее стоянкой древних охотников. В глубоком гроте действительно лежали кости животных, подтверждая слова Любаши. Оба противника несколько секунд молча смотрели друг на друга с нескрываемым высокомерием, но интересом. Первым начал говорить князь Дороса.

            – Здравствуй, Николай, ромейский стратег – самозванец! Мы уже встречались при более выгодных для меня обстоятельствах. Если бы заговорщик Цула не спас тебя тогда, всё было бы по-другому, и жизни многих славных воинов моего народа были бы сохранены. Но я готов покориться судьбе, какой бы выбор не сделало небо! Теперь ты, ромей и христианин, стал предводителем варваров – иноверцев, разоряющих мою землю! Что движет тобой, какие цели?

            Арнамар казался человеком, не лишённым благородства и рассудительности. Впервые за многие месяцы войны и путешествий, с того момента, как рыцарь высадился на берегу Таврики, Николай задумался о реальных задачах своей миссии.

            – Я отправлен сюда лицом, более учёным и значимым, чем мы оба, господин Дороса, Арнамар, чтобы возродить былую мощь ромейской империи, объединив земли Рима и Константинополя! Только так христианские народы смогут противостоять натиску варваров, постоянно идущих с востока.

            – Империи! Любые империи канут в лету, это говорю тебе я, сумевший разгадать тайну найденного тобой терафима! Некогда мой народ, уже создавал государство, более могущественное, чем империя римлян! Взгляни, что от неё осталось – несколько тысяч готов, прячущихся на утёсах Дори, словно дикие кошки! Ни одна из империй не будет вечной! И если некогда единые Рим и Константинополь разделились, так тому и быть на века! Повторяю, я спрашивал об этом медную голову.

            Ссылка на терафим заинтриговала Николая.

            – Ты разговаривал с головой? И что, она, правда, отвечает на поставленные вопросы?

            – Ты удивишься, но этот дьявольский предмет действительно работает. И увидев магию в действии, у меня нет повода сомневаться в достоверности информации полученной от неё.

            – И что же тебе наговорил терафим – Николай пытался напустить на себя равнодушие.

            – Я успел задать мало вопросов, так как руководил обороной. Это произошло вчера, когда ты, разгромив отряд моих разведчиков, приближался сюда. Сообщить тебе всё, поведанное мне, значит дать в твои руки собственное оружие. Скажу лишь, что завтра произойдет битва, в которой погибнут многие. Именно поэтому я здесь и позвал тебя. Я хочу остановить это убийство! Что нам делить? Ты можешь уйти в Херсон, или тихо вернуться туда, откуда пришёл! Хочешь, забирай Фуллы и будь там князем! Если связался с хазарами, иди в Итиль! Для чего ты полгода разоряешь мои земли, убивая последних воинов! Готы давно превратились в землепашцев и садоводов, мы не претендуем на чужое, хотим лишь сохранить своё!

            – Я бы согласился с тобой топарх, если бы цели, стоящие предо мной, не были более великими, чем  судьба твоего народа. Я послан возродить империю. Присоединяйся ко мне. Вместе я, ты и род Цул сможем объединить Таврику, и противостоять русам и Василию.

            – То есть, ты являешься всего лишь исполнителем чужой воли, и чтобы создать одну державу, тебе надо ослабить другую, ту, что на протяжении веков сдерживает натиск этих самых варваров с востока! Да пойми ты, раввины  и готы никогда не объединяться вместе, так же как никогда больше Константинополь не подчинится Риму. Церкви папы и патриарха - это две стороны одной монеты, вроде как единое целое, но развёрнутые друг к другу спинами! Если ты, я  или Георгий поднимут мятеж против Василия – нас ждет казнь, а Херсон, Климаты или страну хазар – наказание!

            –  Ты красноречиво  говоришь, но не свидетельствуют ли твои красивые слова о попытке избежать поражения? Между твоим и моим положением сейчас огромная пропасть. Ты находишься за пределами собственного княжества и, окружённый, лишен всякого подкрепления. Тогда как моя армия с каждым днём собирает всё больше сторонников. Завтра на мою сторону встанет Херсон, увеличив войско в несколько раз, тогда вся Таврика до захваченной русами Корчи окажется в моей власти, а ты предлагаешь мне стать простым фермером в Фуллах!

            –  Ах уж этот Херсон! Если я заключу союз с Владимиром, а Василий узнает о мятеже в феме, ни род Цул, ни твои хазары не выстоят против гнева константинопольского басилевса! И ты вправду веришь, что Георгий, надёлённый официальной властью, подчиниться тебе – пришедшему самозванцу?

            – Мой отец был племянником ромейского императора и наместником разных фем, при жизни солдаты два раза провозглашали его правителем. Так что по праву крови я стою не ниже Георгия или тебя, господин Дори!

            – Николай, ты не изменишь историю! Где твой отец, отравлен, убит! И ты должен вернуться туда, откуда пришёл! Хазарское царство пало, и вам не поднять его на прежнюю  высоту. Ещё раз говорю тебе: если местные хазары или булгары ведомые Цулами поднимут восстание против династии Македонян, то будут подавлены. Ни тебе, ни Георгию не править независимым княжеством!

            – Все твои слава говорят о слабости твоей позиции, Арнамар. Если уйдешь завтра с миром, что скажешь ты через месяц, когда сможешь укрепить положение и заручится союзниками? И неужели ты думаешь, что я позволю тебе обладать предметами, за которыми гоняется столько охотников, а сам распущу войска и спрячусь в Фуллах?

            – Я предвидел твой вопрос, Николай. В качестве знака примирения я готов разделить с тобой терафим, чтобы никто из нас не ожидал удара в спину. Возьми себе голову, а камень пусть будет у меня.

            С этими словами Арнамар раскрыл полы широкого плаща и, достав оттуда, протянул рыцарю некий предмет в форме удлинённого черепа золотистого цвета.

            Николай взял терафим, внимательно рассматривая цель долгих поисков. Медь окислилась, потеряв характерный розовый цвет, из-за чего голова в лунном свете казалась серой.

            – Я соглашусь пропустить тебя без боя, при условии: если ты распустишь воинов, кроме личной дружины, вернёшься в Дорос, и будешь править только в городе и его окрестностях, оставив мне остальные Климаты. Дав клятву, что никогда не учинишь против меня или моих людей заговора или враждебного союза. Также ты должен отдать мне весь терафим.

            Николай смотрел в глаза Арнамару, готский правитель отвечал таким же смелым взглядом.

            – Моя армия сейчас всё ещё больше твоей, а ты предлагаешь мне безропотно подчиниться! Не из-за страха перед тобой, но ради сохранения жизней своего исчезающего народа я мог бы согласиться с первым предложением. Но отдать в руки своего врага магическое оружие – ты считаешь меня недальновидным! Голову можешь забирать, но камень останется у меня.

            – Арнамар, как ты сам сказал в начале нашего разговора, я всего лишь исполнитель чужой воли, и не могу принять такое решение единолично. Но даже сейчас я знаю, что многие заинтересованные люди, не согласятся оставить у тебя часть терафима, довольствуясь бесполезной второй половиной. Они пришли сюда собрать его воедино, и не уйдут без этого. Или ты отдашь всё, или вынудишь забрать камень силой!

            – Ну что же, очень жаль, что ради того чтобы остановить вас придётся положить  несколько жизней! Никто не скажет что Арнамар – трус, избегающий битвы! Если медная голова сказала правду, я доверяюсь собственной судьбе! Мне всё равно, ждёт меня Царство небесное, Вальхалла или Вечная тьма! Пусть терафим достанется победителю!

            – Тогда завтра, когда солнце поднимется над горизонтом, начнём!

            Противники, достойные друг друга, обменялись греческим рукопожатием. Затем каждый покинул грот путём обратным приходу. Николай нёс в руке трофей, полученный без боя.

            Придя в лагерь, бек передал приближённым суть переговоров с князем Готии. Любаша и Меридиана, почти вырывая терафим друг у друга, с интересом осматривали медную голову.

            – Он теплый, и это тепло идёт изнутри,  воскликнула приёмная дочь иудея.

            – Внизу черепа находится маленькое отверстие для кристалла – деловито произнесла хазарка.

            – Остаётся только вернуть камень, и этим я займусь завтра – подытожил хазарский мелех.

 

            Выдав распоряжения командирам из тарханов по поводу завтрашней битвы, Николай уснул сном младенца. Привыкший к сражениям, полководец не испытывал особого волнения перед наступающим днём. Он был готов умереть или победить – как будет угодно Богу или судьбе. В любом случае завтра решалось всё, ради чего он потратил столько времени и усилий, потеряв многих воинов. Если Арнамар будет разбит, а терафим окажется в руках Николая – его задачи в Таврике будут решены. Останется, заручившись поддержкой Георгия, провозгласить себя хазарским топархом Климатов и спокойно княжить здесь с Меридианой и Любашей, или, отправив весточку папе, идти в Каппадокию через Зихию и Колхиду, всюду поднимая мятеж против Василия. Ну, а если суждено пасть в бою от руки гота, то и думать не о чем – всё решиться само собой! И тогда, он сможет по-настоящему отдохнуть от затянувшегося похода, порядком поднадоевшего и слишком беспокойного, после оставшийся в прошлом жизни, размеренно тянущейся за тренировками для ума и тела.

            Дав указания ещё ночью, Николай крепко спал, пока вставшее солнце само не подняла рыцаря с походного ложа. Никто из приближённых, включая обеих женщин, не решились разбудить своего царя. Поэтому, когда полководец, облачённый в доспехи, садился в седло, армия уже построилась в боевые порядки.

            Исправляя вчерашнюю невыгодную позицию, войска обошли скалу с гротом справа, заставив готов развернуться вокруг.

            Чтобы нивелировать небольшое численное превосходство противника Николай растянул отряды по фронту, поставив в центр первой линии конных застрельщиков и пеших ополченцев. На своём левом фланге разместив в две линии тяжелую конницу и личную гвардию – «солнце кагана». А на правом фланге второй линией расположил пеших стрелков под командованием Меридианы на случай прикрытие отступления.

            Подходившие ополченцы их местных хазар собирались в оставленном лагере, с учётом их числа армия Николая постепенно увеличивалась.

            Господин Дороса разделил готов на две группы. Большую часть, выстроенную для первого удара, сконцентрировав двумя плотными линиями, поставив лучников по флангам, а тяжёлых пехотинцев и конницу в центр. Ядро войск из четырех сотен готской пехоты оставив резервом под личным командованием, расположив напротив сильного фланга хазар. Князь обладал  небольшой личной конной дружиной. В рядах воинов с Дороса, также сражалось несколько тяжеловооружённых наёмников из кочевников, но главную ударную силу составлял отряд из сорока тяжёлых всадников, закованных в доспехи франкского или германского изготовления.  Николай не знал кто они, готы, прибывшие из Европы или унгры Иштвана.

            Две линии войск были разделены сравнительно ровным полем, удобным для атаки конницы. Николай понимал сам, и довёл до солдат, что требуется как можно быстрее, находясь под огнём лучников, преодолеть расстояние до противника и взломать ряды готов. Поэтому сразу бросил на центр доросцев три десятка «белых хазар» -  хорошо вооружённых конных  дружинников хазарской знати. Тяжёлая конница, прикрытая доспехами, должна была с меньшими потерями от стрел, преодолеть дистанцию и поломать строй противника.

            Сражение началось атакой тяжелой хазарской кавалерии.

            Предводитель готов, предполагающий, что атаку возглавит сам бек, лично повёл навстречу «белым хазарам» свою малочисленную конную дружину. Но Николай, не уступающий мужеством Арнамару, стараниями Меридианы был наделён титулом хазарского царя, а значит, не имел права рисковать исходом войны и судьбой подвластных людей только личным поединком, бросая вызов фортуне, как делали доблестные вожди варварских народов, когда их положение часто достигалось не наследной кровью, а личным бесстрашием, силой и свирепостью.  Бек остался на месте, наблюдая за ходом битвы.

            Сила натиска разогнавшейся тяжёловооружённой конницы хазар не уступал удару ромейских катафрактариев. Противоборствующие всадники сошлись только раз, пройдя друг через друга, словно два ревущих потока. В результате встречной рубки четверо готов и один хазарин остались на поле. Продолжив атаку «белые хазары» врезались в строй готской пехоты, а Арнамар, оказавшийся в их тылу всего с одним кавалеристом, повернул назад, так и не решив судьбу битвы личным поединком.

            В этот момент готов, стоящих спинами к обрыву, сзади атаковали лёгкие пехотинцы, спрятанные в лагере как в засаде. Это был небольшой отряд, незаметно подкравшийся к скале со стороны грота, и теперь карабкающийся наверх с помощью верёвок и лестниц. Такие силы не могли сыграть решающую роль, но должны были внести смятение в тылы противника.

            К этому времени Арнамар, полностью потерявший личную конную дружину от атаки «белых хазар», не встретив Николая, вернулся в тыл, чтобы руководить всеми отрядами.

            Стрелки Меридианы, понимая, что главная опасность теперь исходить от верховых тяжёлых наёмников открыли по всадникам ураганный огонь. Хазарские луки оказались эффективнее готских, стреляя на большее расстояние. К тому же, наученные Николаем, хазары метали подожжённые стрелы, пугая лошадей, и поджигая всё, что могло гореть. Наёмники понесли ощутимые потери и деморализованные не пошли во встречную атаку.

            Сражение уже подходило к кульминации, но, несмотря на видимую активность людей рыцаря, положение складывалось ещё совсем не в пользу бека. Хазарской конной дружине удалось разрушить строй готов. Чтобы не нести больших потерь пехота расступилась, пропустив «белых хазар» в тыл, где находился обрыв, а затем вновь сомкнула ряды. Утратив темп, тяжёлая конница стала уязвима. Попав в окружение, всадники не могли двигаться  вперед, где были скалы и не могли быстро развернуться, чтобы пробиться к своим. Их выбивали из сёдел и добивали на земле. Арнамар даже бросил резерв на  уничтожение отборной хазарской конницы. Отправленные на выручку конные «застрельщики» не смогли пробить строй, и с большими потерями повернули назад. Таким образом, Николай в одночасье лишился всех тяжеловооружённых кавалеристов. Ничего не могло спасти окружённых, так как остальные солдаты бека попали под обстрел лучников Арнамара. В таком положении правильнее всего было бросить в атаку оставшиеся силы, на что и рассчитывал князь Дороса, но Николай просто стоял, сохраняя строй, придерживая остатки всадников и пехоту. Конечно, гибель тяжёлой конницы хазар не была замыслом бека. Полководец задумывал всего лишь разрушить ряды противника и отвлечь готов от собственного тыла, но как часто бывает в реальной жизни, действия оппонентов внесли трагические коррективы.

             В это время вторую линию и охранение готов с флангов атаковали отряды, оставленные в засаде со стороны скал, пополненные в лагере подходящими подкреплениями. Это возымело ожидаемый Николаем эффект. Хотя силы, задействованные для атаки на тыл и фланги, были незначительные, готам казалось, что их окружают. Чтобы избежать этого, Арнамар повёл ядро готской пехоты в атаку на центр первой линии Николая. Повинуясь порыву князя, вскоре все готская армия, включая лучников, побежали на главные силы хазар.

            Николай понял, что пора действовать. Он видел приближающуюся лавину, ощетинившуюся  мечами, секирами и палицами. Впереди скакал Арнамар, вооружённый копьём и мечом, без щита, пренебрегая опасностью, предводитель Дороса был примером для собственных людей.

            Если хазары защитной стены первой линии дрогнут, позволив готам врубиться в строй, сражение будет проиграно. Поставив первый ряд пехотинцев на колено, приказав, во что бы то ни стало держать удар, полководец дождался пока расстояние между его солдатами и атакующим противником сократится наполовину. Когда бегущие готы поломали собственный строй, рыцарь решил что момент истины наступил. Достав благородный меч правой рукой, и держа копьё в левой, подобно Арнамару пренебрегая щитом, оставшимся на крупе лошади, герой ринулся в битву без страха, ни на секунду не думая об опасности. В его душе пел ветер, языческие боги войны и сам Один могли бы позавидовать смелости Николая. Удобное деревянное седло и стремена позволяли не держать поводья, направляя скакуна ногами. За беком последовала закованная в железо гвардия профессиональных наёмников «солнце кагана». Их мечи гарантированно убивали каждого, к кому прикасались, тем более что многие готы пренебрегали защитным облачением.

            Хазарской пехоте удалось сдержать натиск, затем перейдя в контратаку. Вскоре всё поле было заполнено беспорядочно сражающимися войнами.

            Оба полководца искали друг друга. Арнамар, дерущийся без шлема, был заметен издалека. Лицо Николая, прикрытое шеломом с бармицей, не сразу выдавало бека, окружённого такими же закованными в броню тарханами.

            Рыцарь первый нашёл соперника, целясь копьём в грудь гота. В последний момент лошадь Арнамара встала на дыбы, приняв удар на себя. Падающему из седла князю своим копьём удалось ранить в круп коня бека. Не без труда освободившись от сёдел и стремян, предводители встали, чтобы продолжить личный поединок. Их тела играли мускулами, а лица выражали злобную решимость. Меч Николая был тяжелее и по ромейской квалификации назывался спатой, тогда как слегка изогнутый легкий меч господина Дороса относился к парамерионам. Несколько раз противники сходились, пытаясь нанести удары друг другу и уклониться от встречных.

            Поле боя не превратилось в индивидуальные дуэли, кругом звенело оружие, ликуя и собирая кровавую жатву. Другие сражающиеся иногда оказывались между полководцами, мешая сближению или угрожая выполнить роковую работу за своего командира. И Арнамар и Николай не «бросались в омут с головой», контролируя фланги и тыл, они ловили возможность нанести сопернику единственный верный удар.

            Постепенно, с ростом числа погибших, вокруг поединщиков стала расширяться площадка. Наконец солдаты остановились, наблюдая за противостоянием двух князей. Больше ничего не сдерживало и не отвлекало предводителей от единоборства. Николай и Арнамар посмотрели друг на друга с презрением, не потому что не уважали противника или недооценивали его силу, просто, будучи войнами, они шли на битву уверенные в своей правоте и победе, иначе нужно было сразу признавать поражение.  Бек и господин Дороса пошли друг на друга в последнее сближение. В этот момент вылетевшая из-за спины Николая стрела поразила Арнамара в шею выше кирасы. Топарх упал на одно колено, пытаясь опереться на меч, силы оставили истекающего кровью раненого, и правитель Климатов упал лицом в землю.

            В рядах готов и даже хазар послышался ропот возмущения. Разгневанный Николай повернулся, чтобы найти стрелявшего.

            – Я не хотел такой бесчестной победы!

            Из толпы вышла Меридана с луком в руках.

            – Оставьте понятие «воинская честь» для себя, мужчины! Я женщина и имею полное право трактовать «честь» по-своему!

            Готы, лишившиеся предводителя, не собирались сдаваться, повинуясь древней традиции своего народа, они готовы были жертвенно умереть, отправившись за князем в рай, ад или валгаллу, чем снести позор проигрыша.

            Неожиданно, один из тарханов личной гвардии Николая снял шлем, скрывающий его лицо. Подняв руку вверх,  воин закричал властным голосом:

            – Готы Климатов и народ Хацарии, я, Георгий Цула, царский протоспафарий и стратиг фемы Херсон и Климаты! Кто не знает меня? Властью императора Ромейской державы, я призываю всех прекратить битву! Вам всем будет позволено вернуться в свои дома, и жить в мире!

            Увидев архонта округа, солдаты опустили оружие. Ни хазарам, ни готам не хотелось умирать в этом непонятном противостоянии. Тем более что остановка сражения, таким образом, спасала обе стороны от стыда поражения.

            Николай в недоумении смотрел на херсонского военачальника. Всё это время Георгий был рядом в его свите, прикидываясь знатным хазарином.

            – Я отвечу на твои вопросы чуть позже – прервала немую сцену Меридиана, положив руку на плечо супруга:

            – Надо найти камень, пока готы не забрали тело своего князя.

            Хазарка перевернула Арнамара лицом вверх. Тот был ещё жив. Затуманенным взглядом князь словно не замечал собственную убийцу, его последнее внимание было обращено к Николаю.

            – Не присоединяйся, или я прокляну тебя на том свете! – прохрипел Арнамар, испустив дух.

            – А вот и топаз, воскликнула женщина, достав камень из-под плаща погибшего воина. Дело сделано!

            Солдаты медленно расходились, забирая раненых и убитых. Хазары отошли в лагерь, ожидая дальнейших распоряжений командования, а готы собрались в траурную процессию. Похоронив многочисленных убитых в поле, они взяли тело своего господина, чтобы донести его до гробницы в столице  княжества.

            Безвозвратные потери армии Николая составили сто пятьдесят человек, из которых тридцать семь были представителями тарханской знати, а сто тринадцать простолюдинами. Продолжавший давать распоряжения Георгий распустил часть прибывшего ополчения «чёрных хазар», оставив только костях войска, насчитывающего теперь около четырехсот лёгковооружённых пехотинцев, несколько  оставшихся в живых конных застрельщика, пятьдесят два стрелка – охраны принцессы, и двадцать восемь гвардейцев бека. Впрочем, была ли это армия Николая?

            Вечерело, собравшаяся гроза дождём омывала ещё теплившееся поле сечи, вобравшее сегодняшний урожай из нескольких сотен жизней.

            Николай, Георгий, Меридиана и Любаша укрылись в царской палатке. Требовалось разрешить накопившиеся вопросы.

            Чувствуя себя хозяином положения, разговор начал Цула:

            – Союзник мой, Николай из Равенны, ты превзошёл все мои ожидания, устранив собственными руками единственного достойного противника на моём пути  во всей Таврике, топарха Климатов Арнамара, к тому же вассала Василия!

            – Дорогой, ты зря полон гнева!  - вступила Меридиана:

            – Я действительно знала, что стратиг Георгий находится в войске подле тебя. Надо было предвидеть любой исход битвы. Как видишь, каждая фигура вступила в игру в положенный час, и всё завершилось в нашу пользу!

            Обняв рыцаря за плечи, со свойственной себе уверенностью Любаша вмешалась в разговор, пытаясь «перетянуть одеяло на себя»:

            – Милый, ты помнишь, чего хотел мой приёмный дядя, и что с ним случилось! Арнамар побеждён, но есть ещё Мстислав и Владимир, да и у басилевса Василия достаточно талантливых полководцев. Неужели наш удел будет постоянная война за собственное выживание! Какова судьба господина Дороса, а его обещание проклясть  тебя! Я не хочу, чтобы ты закончил как Арнамар! О чём мы мечтали, оставаясь вдвоём: мирно жить в Фуллах, растя детей и урожаи с собственных садов и полей!

            Посмотрев на Любашу с презрением, Меридиана положила руку на ягодицу героя.

            – Не навязывай мужчине собственные мечты, курица! Любимый! Терафим в нашей власти, а с ним и весь мир. Мы создадим новую Хацарию от Херсона до Итиля!

            Николай, сделавший несколько шагов от обеих женщин, внимательно посмотрел на Георгия и Меридиану.

            А не много ли из нас претендентов на хазарский трон?

            Цула рассмеялся.

            – Ты считаешь, что мне интересно ссориться с твоим покровителем, замышляя интриги против посланника Рима? Слава Всевышнему, в нашем народе давно установился дуумвират! Только теперь кагана не душат шёлковым шнуром по достижению сорокалетнего возраста, а бек не должен вползать к нему на коленях. Править такой значительной территорией трудно в одиночку. Я буду каганом, а ты мелехом царства. Можешь забрать себе в жёны или наложницы девчонку моего брата. Что касается принцессы Мерид, пусть она сама выберет себе мужа.

            – Я не согласна насчёт судьбы этой девки, Николай, пора избавится от неё – вскипела хазарка!

            – Только попробуй, заморская конкубина! – Любаша неожиданно вышла из-за спины рыцаря.

            – Или ты думаешь что, пройдя через Фуллы, я не заручилась поддержкой сторонников своего покойного дяди! Выйди из палатки. Часть ополченцев – это не хазары, а караимы, и они находятся рядом, стоит лишь позвать мне...

            Напряжение разорвал громкий хохот Георгия.

            – А ты недооценила девчонку! Мой брат научил её осторожности и предвиденью.

            Меридиана откинула полог палатки. Справа от входа находилось около тридцати  воинов – это были её личные слуги, но слева стояли ещё около двух дюжин солдат, не знакомых хазарке  раннее. Некоторые держали щиты с надписями на языке раввинов. Женщина нервно задёрнула шатёр, сжигая взглядом соперницу.

            – Нам не нужна сейчас резня, Мерид! – попытался успокоить хазарку Цула.

            – А почему бы нам ни спросить у медной головы? –  попытался выступить в роли миротворца Николай:

            – Арнамар рассказывал, что у него получилось...

            Любаша опять стала кроткой.

            – Ты действительно хочешь использовать терафим? Не освободит ли это силы тьмы против сил света?

            – Не вы ли сами, милые дамы, твердили мне весь поход о магических свойствах этого предмета, отвечающего на любые вопросы, так почему их не задать сейчас. Мы спросим: бороться  ли нам за независимое царство, как предлагаете вы – Георгий и Меридиана, или разбежаться  и каждому тихо княжить во владениях своих, как просит Любаша. Если голова ответить «да», я стану пособником вашего мятежа, и выступлю за хазар. Если ответит «нет» - устою перед соблазном власти и возможностями, предлагаемыми вами, став простым фермером в тихом мире, лишённом всяких страстей.

            – Стоит ли доверять собственную судьбу, Николай, черной магии! – возразил Цула:

            – Пойми, твой выбор останется только за тобой, и никак не повлияет на наше с Мерид решение.

            – Узнав о предмете, я всё время только и мечтала испытать его силу. Но теперь боюсь этого, давай просто уйдем! – взмолилась Любаша.

            – Николай, я вижу, девчонка оказывает на тебя влияние, это прискорбно! Герберту не везёт с подопечными, не будь таким же слабым, как и Оттон.

            – А я не против, пускай Николай сделает свой выбор самостоятельно с головой или без неё, собственной или медной – улыбнулся Георгий.

            – Терафим не работает в толпе – возразила хазарка:

            – Чтобы голова начала отвечать, с ней надо уединиться в храме.

            Николай пристально посмотрел на первую любовницу. Попав в окружение соперниц, рыцарь больше ни разу не испытывал близость ни с одной из них. Для него сложилось бы лучше, если бы между Меридианой и Любашей возникла греховная любовная связь, чем непримиримая вражда.

            – Ты многому научила меня как мужчину, Меридиана, и не только в плане утех! У тебя ум и сила мужа, но ты всегда идёшь слишком впереди, чтобы я успевал за тобой, уверенный, что действую самостоятельно. Дай мне камень, и время всё обдумать под сводами грота.

            Меридиана растерянно посмотрела на рыцаря, переведя взгляд на стратига Херсона.

            – Мерид, отдай Николаю камень, пусть разберётся,  чего он хочет! – уверенно заявил Цула:

            – Мы уже сделали свой выбор, терафим в наших руках – это не пророк, а инструмент!

            Хазарка протянула герою драгоценный камень.

            – Будь сильным, Николай, постарайся удержаться от искушения! – взмолилась Любаша.

            – После того, что я узнал и пережил за последних неполных полгода, я достаточно силён, чтобы дать отпор и человеку и дьяволу – усмехнулся рыцарь:

            – Позвольте мне сделать свой выбор этой ночью, пока вы будете отдыхать.

            – Мы будем ждать, бек Николай! – Георгий по-гречески протянул открытую руку:

            – Но помни, править в Хацарии мы можем и без тебя! Без армии ты всего лишь символ! Единственные твои сторонники здесь – это я и мои люди. Для влиятельных семей Таврики ты самозванец. Но ты нужен мне как выходец знатного каппадокийского рода, сын племянника императора Никифора Фоки, если мы задумаем поддержать нечто большее... Как видишь, меня нельзя упрекнуть в отсутствии откровенности!

            Георгий остался в царской палатке на правах правителя, а женщины ненавидящие друг друга разошлись в разные концы лагеря под защиту собственных слуг. Николай, забрав собранный терафим, отправился в грот – охотничью стоянку, превращённую в ритуальный зал магами давно ушедших народов, чтобы решить собственную судьбу.

            Гроза прошла, но луна скрылась, и ещё не светало. В полной темноте с трудом пробравшись через кусты, герой оказался под сводом уже знакомой пещеры.  Под ногами лежали кости волков, воронов и коня. Поставив перед собой медную голову с помещённым внутрь топазом, Николай положил на неё руки, чувствуя, как искусственный череп нагревается внутренним теплом. Он был готов встретить любого демона, выскочившего из головы, и если надо – сразиться с ним. Появление сверхъестественного страшило его меньше чем простой ответ на прямо поставленный вопрос: кто он, и что делать дальше?

            – Я пришёл сюда для великой цели, но это цель определена не мной. Могу ли принять ответственность не только за свою судьбу, но и за будущее целых народов? Или должен раствориться в мире, став лишь тенью, не неся больше смерть и разрушение?

 

            Что ответила герою медная голова, навеки осталось его тайной, только с утра проснувшаяся Меридиана так и не нашла своего супруга ни в расположении лагеря, ни в гроте. Пропал и терафим. Все поиски оказались безрезультатными. Один из стражников, уставший после вчерашней битвы и потому дремавший на посту, вроде бы видел, как бек тихо покинул стоянку, направившись куда-то на север. Часовой не осмелился окликнуть царя, или доложить начальнику караула. Выяснилось, что дочь раввина, как называли Любашу хазары, также покинула лагерь в кругу своих слуг - караимов. Бросив поиски, видимо, рассчитывая обнаружить Николая  где-то в районе Кыркора, Георгий Цула и Меридиана сняли лагерь и направились в сторону Херсона. Каждый из героев сделал свой выбор.

 

 

 

 

Исчезнет все, и даже день,

Как прошлое другого дня.

Исчезнет все, и даже тень,

Как продолжение меня.

 

И только капельки дождя

Все также полетят к земле.

Весна, капелью прозвеня,

Придет с грозой навеселе.

 

Дождем напишет высота

Стихи земле о чистоте.

Но будет та земля - не та

И капли будут те - не те.

 

Пройдут мгновением века.

Рассыплет ветер в прах слова.

Но знаю что наверняка

Весной прорежется трава.

 

И вновь с небесной высоты

Дождем омоется земля

Быть может, каплей будешь ты.

И может, каплей буду я.

 

           

           

Таврический эпилог

           

            Старик проснулся от рычания, идущего от входа в пещеру, служившую ему жилищем долгие годы. Оно не испугало, только разбудило его, поскольку отшельник  знал существо, грудь и горло которого рождало подобный звук. Это был волк, подобранный им много лет назад брошенным волчонком, мать которого погибла. Несмотря на молву, характеризующую серых хищников, волк оказался на редкость привязанным к своему спасителю. Вырастя, зверь не покинул хозяина навсегда. Бывало, он подолгу пропадал в чаще леса, исчезая на недели и даже на месяцы, но всегда возвращался к пещере, словно засвидетельствовать своё почтение. И это притом, что старик уже давно отказался от животной пищи, довольствуясь грибами, плодами и кореньями, а значит, не мог угостить друга косточкой.

            Волк и прежде будил отшельника, только не рычанием, а лизнув или ткнув мокрым носом в лицо. Последнее время поведение хищника изменилось, он как бы перестал воспринимать в старике вожака и, пока не отваживаясь на открытое нападение, при виде хозяина рычал, поднимая шерсть на загривке.

            Старик знал, в чём причина неуважения волка. Зверь чувствовал, что человек теряет силы, и по инстинкту, полученному от предков, готовился занять место старшего.

            – День настал, мой друг, я давно знал, когда он настанет, но будет несправедливо, если ты убьешь своего спасителя, такой возможности тебе я не предоставлю!

            Отшельник с трудом поднялся с каменного ложа. Его фигура, теперь высохшая, но всё ещё хранившая следы косой сажени в плечах, свидетельствовала о былой физической силе. Выйдя на свет, он палкой отогнал хищника и умылся в ближайшем ручье. Затем поднял глаза к небу.

            Весенний день был прекрасен. Это был первый по настоящему теплый день, пришедший на смену тёплой ночи. Природа расцветала, ликуя в ожидании очередного лета, которого старику не суждено было прожить.

            Старец действительно давно знал, когда наступит его последний день. Нельзя сказать, что он как-то по-особенному готовился его встретить. Он жил одиноко уже много лет, так что даже некому было выполнить обряд погребения. Это было не по-христиански, но отшельник и сам не знал, в какого бога он верит. Его дети были далеко, они имели небольшие угодья на берегу реки Лыбедь. Сам же он вернулся, когда умерла его жена, похороненная рядом с соборной церковью Пресвятой Божьей Матери в Киеве. Это случилось уже после того, как дружиной Мстислава и ромейским флотом под командованием Андроника в Таврике был подавлен хазарский мятеж, поднятый местными родами во главе с неким Георгием Цулой.

            Старик поселился в горном лесу, облюбовав для жизни удобную пещеру с источником. Некоторое время он жил один. Затем, узнав о появлении отшельника, к нему даже присоединилось несколько последователей из соседней округи, считающих себя  учениками святого. Говорили, что это греческий или армянский монах, пришедший основать монастырь в этих местах. Некоторые шептались, что старик – уединившийся готский князь, распустивший свой народ после проигранного сражения. Другие твердили, что это дружинник Владимира, сбежавший сюда после кончины правителя.  Отшельник всегда был готов помочь делом или ответить на любой вопрос, если он не касалось его самого. В остальном старец жил замкнуто, не вёл проповедей, и не брал на себя роль учителя, так что ученики постепенно оставили его. Если не считать таковым волка, рычащего теперь на хозяина.

            Старика вполне устраивала такая жизнь. Дети его стояли на ногах, а спутница давно отошла в мир иной.  Одиночка знал, что в мире есть только три ценности: чистая вода, свежая еда и личная свобода. У него  давно всё это было. Он также понимал, что свобода, без нравственности – зло, а единственная заповедь этой нравственности, сдерживающая зло – не навреди другому. Делать добро или не делать – личный выбор каждого, но не делать зла – обязанность всех. Он давно уже не творил зла никому, даже диким зверям, живущим поблизости. Живя отшельником, он постепенно отказался вначале от охоты, затем от рыбалки, перейдя только на растительную пищу. Что касается зла, причиненного кому-либо раннее, наверное, оно было. Но старик не казался отпетым злодеем, скрывающимся от людей. Он не был святым, и совершал дурные поступки в прошлом, включая убийство. Но, скорее всего, зла, сотворенного им, было не много для того времени, в котором он жил. Отшельник надеялся, что давно отмолил свои грехи, впрочем, сейчас это было уже всё равно, всё уже становилось не важным.

            Несмотря на одиночество, старик не вёл праздный образ жизни. Его любимым делом было садоводство. Много лет прямо посреди леса, он выращивал ореховые деревья, инжир, «персидские яблоки», вишни, яблоки, груши и сливы. Это был тяжёлый труд, не сразу радовавший результатом. Но когда деревья дали первые урожаи, он смог совершенно забросить силки, крючки и стрелы,  и действительно перестать отбирать чужую жизнь, даже если это были всего лишь божьи твари, населяющие горный лес.

            Старик пошёл, ни разу не оглянувшись на пещеру, бывшую многолетним пристанищем. Всё земное и материальное оставалось позади и переставало его интересовать. Единственное что он хотел, это ещё раз увидеть плод собственных трудов – сад, растущий посреди леса. Все деревья, за исключением ореха, буйно и разноцветно цвели, наполняя воздух сказочным ароматом, повинуясь годичному циклу, они готовились плодоносить на радость своему садоводу.

            – Жаль, что я не дождусь ваших плодов. Ничего, я надеюсь, что вас раньше срока не коснется топор. Пусть какой-нибудь добрый человек обнаружит вас и соберёт урожай, а потом, посчитав сад своим, будет приходить сюда ещё и ещё, ухаживая за вами.

            Старик любил все деревья одинаково, словно собственных детей, но в любой семье бывают любимчики. Он подошёл к «персидскому яблоку», цветущему  нежно розовым цветом. Это дерево особенно трудно приживалось в достаточно прохладном климате горной Таврики. Садовник потратил много труда, чтобы вырастить и сохранить посаженное растение. За что дерево с лихвой отблагодарило старика, исправно принося каждое лето ароматные плоды величиной с кулак, с легко снимающейся кожицей и сухой, отставшей от мякоти косточкой. Отшельник специально ждал, когда они слегка переспеют, и сок потечёт по рукам сорвавшим их.

            Старик провёл ладонью по стволу, словно гладил дерево.

            – Без меня ты одичаешь, но я не властен, что-либо изменить, ведь у каждого своё время! Прости, что больше не смогу заботится о тебе!

            Тактильные ощущения, переданные от огрубевшей ладони, напомнили отшельнику дано почившую супругу. Он также гладил её, как сейчас прикасался к древесной коре.

            Старик прошёл мимо ореха.

            – Ты слишком гордый, чтобы цвести вместе со всеми. Да и плоды ты дашь позже. Впрочем, всему свой срок!

            Старик преследовал дальше, также, не оборачиваясь на сад, как до этого на пещеру. Он шёл по давно известной ему дороге, к месту, выбранному заранее. Это была вершина одного из многочисленных  горных  плат Готии – края, названного по имени исчезнувшего народа, откуда открывался головокружительный вид во все стороны на холмы и далёкое море. Раньше этот путь занимал у отшельника всего пару часов, теперь старик потратил на него первую половину дня.

            – Да, силы действительно покидают меня, но и спешить уже некуда! Он предсказал мне всё точно! Ну, вот и всё!

            Старик осмотрелся во все стороны света. Перед ним открывались просторы, от вида которых душа ликовала. Сравнительно ровные вершины, источающие аромат полыни, чередовались с глубокими ущельями. Пространства вокруг, созданные необузданной фантазией создателя, казались бесконечными, и доступными лишь для птиц, кружащихся в прозрачной синеве. Трава, ещё не пожухлая от летней жары, давала пищу виднеющимся вдали стадам диких коз и овец. Местами зелень разбавляли поляны разноцветных горных цветов. На юге виднелось море, отталкивающее штормовой зимой, и такое приветливое в теплое время года. Где-то там, за горизонтом было место рождение отшельника, которое он не знал.

            – Наступила лучшая пора года. Мир вокруг прекрасен! Спасибо Господу, что он дал мне возможность жить в этих местах!

            Старец поднял глаза к небу, в котором на облачной высоте кружилась пара больших хищных птиц.

            – Если вы падальщики, то, похоже, я стану вашим завтрашним пиршеством. Говоря откровенно, мне всё равно, какую пользу кому принесёт моё состарившееся бренное тело, главное - чтобы была душа!

            Старик сел на плоский широкий камень, давно примеченный им, и походивший на языческий алтарь для жертвоприношений. Много лет назад он закопал под этим камнем некий предмет. Известняк, нагретый полуденным весенним солнцем, дал приятное тепло. Посидев так ещё несколько минут, старик лёг на камень, вытянувшись, словно на ложе. Какое-то время он смотрел в небо или просторы вокруг, словно желая запомнить всю эту красоту перед долгой, бесконечно долгой разлукой, затем закрыл глаза.

            Он где-то слышал, что в последние минуты перед умирающим должна пронестись вся прожитая жизнь. Странно, но в голове не было никаких особенных мыслей. Внезапно он почувствовал запах матери, которую почти не помнил, а значит, не мог знать её запах, но почему-то был уверен, что именно так пахли её руки, лицо и грудь, вскормившая его молоком. Также внезапно он вспомнил ещё одну женщину, промелькнувшею в его жизни яркой кометой. Затем – лица ушедших товарищей.

            Теплый камень расслабил тело. Через какое-то время в голове отшельника всё сменилось картинкой окружающего мира, виденной перед тем, как старец закрыл глаза. Кругом был благословленный свободный красочный мир, живущий по своим правилам, сменяющим радость страданием, которому на смену приходила новая радость. В любую сторону света вокруг и везде рождались, чтобы познать радость и муки жизни, а затем уйти навсегда целые поколения растений, животных, людей.

            И старец словно засыпал, погружаясь в этот мир, частью которого он был и продолжал оставаться навсегда. Он был счастлив!

Станислав Glorias
2017-05-15 10:17:03

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения