Болотов и Богородицк

А.С.Стрекалов

 

 

 

 

 

 

 

 

Б о л о т о в

 

И

 

БОГОРОДИЦК

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

МОСКВА  2016

 

 

 

 

 

 

“Велико есть дело смертными и преходящими трудами дать бессмертие множеству народа, соблюсти похвальных дел должную славу и, пренося минувшие деяния в потомство и в глубокую вечность, соединить тех, которых натура долготою времени разделила”.

                                                              М.В.Ломоносов

 

1

 

Сохранилась легенда, что когда-то давным-давно, в 60-х годах XVIII столетия, Екатерина II, только-только получившая тогда Престол Государства Российского из рук гвардейцев-заговорщиков и решившая проехаться - в порядке ознакомления! - по свалившейся на неё Империи в сопровождении любезного её пылкому сердцу Гришеньки Орлова, одного из главных участников заговора по свержению Императора Петра III, - Екатерина посетила в ту первую поездку по стране и мою родину, располагавшуюся на южной окраине тогдашней Московской губернии, по соседству с Куликовым полем. Проезжая по нашим местам, она, по преданию, остановилась передохнуть на левом крутом берегу небольшой речушки со странным и смешным названием Уперта, на развалинах древней сторожевой крепости Богородицк, что с середины ХVI столетия надёжно оберегала Москву от набегов крымских и ногайских татар, а потом постепенно выродилась и пришла в негодность.

Старожилы утверждали, с жаром пересказывая друг дружке и собиравшейся вокруг них детворе доставшееся в наследство предание, что, выйдя тогда из кареты, Екатерина будто бы была прямо-таки очарована красотой, что царственным её очам открылась, поражена и покорена ею, до дрожи внутренней доведена, до оторопи. Противоположный пологий берег, куда упал её зоркий и расчётливый взгляд и где задержался надолго, был сплошь неказистой, но необычайно густой и живучей травкой богородкой покрыт словно дорогим паласом и медленно поднимался вверх на многие сотни метров, образуя этакий расплющенный холм с идеально-ровной поверхностью, или книгу огромную, на природной подставке лежавшую, ежели на метафоры переходить, видимую с высокого берега совершенно отчётливо, до мелочей - до кустиков, рытвин и бугорков и всех её насельников-обитателей. Там беспорядочно были раскиданы ветхие избы крестьян, почерневшей соломою крытые, меж которыми вольно разгуливали с гордо поднятыми головами сытые куры и гуси, а поблизости мирно паслись коровы, овцы и лошади возле воды, дремали под прибрежными кустиками животами вверх одинокие бородатые пастухи, жители деревушки. Всё было мило, компактно, уютно; всё лежало перед тобой как на волшебном блюдечке. До всего, при желании, можно было бы докричаться, грозно помахать рукой.

А какая была широтища вокруг! воздух целебный и терпкий! какое раздолье душе! Как кружилась и звенела, наверное, у молоденькой Катеньки её прелестная белокурая головка, обдуваемая со всех сторон ядрёным российским ветром, как стучало и больно билось о грудь растревоженное любовью и нахлынувшим счастьем сердце.

«Надо же, какие у вас в России чудные бывают места! - дивилась притомившаяся в дороге императрица, изумлённо оглядываясь вокруг прищуренными маленькими глазками. - Какие Мать-Природа выкидывает иногда диковинные коленца!… У нас в Германии таких или похожих мест и в помине нет: там у нас душно и тесно…»

Но не одной лишь окрестной красотой древней русской земли польстилась тогда Екатерина, не одним только воздухом и водой одурманилась-опьянилась. Сметливая немка, по-видимому, быстро и по достоинству оценила необычайную выгодность тех Богом обласканных мест, сообразив, что ежели тут вот, к примеру, где она со свитою остановилась, построить усадьбу, а на противоположном пологом берегу расселить крепостных крестьян, - то тогда дом каждого барского холопа будет виден как на ладони. Выходи на балкон раз от разу и за всеми приглядывай, не зевай. Ни старост не нужно будет, ни управляющих с бургомистрами, ни других каких дармоедов-надсмотрщиков, жуликов и прохиндеев по преимуществу, за которыми самими нужен глаз да глаз, которые тебя в два счёта обведут-объегорят, по миру пустят с сумой, да ещё и посмеются вдогонку... А тут они и даром не нужны, лишними будут: тут она и сама управится со своим хозяйством. Сиди себе только – и смотри с балкона или в окно, не ленись, примечай заинтересованным взглядом все недостатки и упущения. Никто и ничто не скроется от тебя: всё будет соблюдено и учтено в лучшем виде.

«…А что, Гришенька, - покусывая розовые губки в задумчивости, мечтательно обратилась она (по легенде) к сопровождавшему её красавцу и великану Орлову, второму своему советчику-фавориту, которых потом было у неё без счёта, - а ни построить ли нам здесь небольшой домик в два или три этажа - для забав-пикников, для охоты?… Вот уж где был бы нам с тобою простор, майн герц, где нагулялись бы вволю…»

Стоявший рядом Орлов, вероятно, замер от неожиданности, соображая в уме, какие выгоды для себя можно было бы выжать из этой высочайшей затеи. За строительством новой усадьбы для императрицы сразу же увиделись ему огромные, не ограниченные никем и ничем кредиты и соответствующие масштабу стройки барыши, до которых Григорий Григорьевич, как известно, был большой охотник.

«…Воля ваша, матушка, - пожав плечами, тихо сказал тогда он, хитро улыбнувшись чему-то. - Приказывайте - построим».

А сам про себя подумал, наверное: «Нам, гвардейцам, ведь всё равно: что ломать, что строить - лишь бы к рукам прилипало…»

Сказано - сделано. Тут же на привале, будто бы, был подписан Высочайший указ о закладке нового екатерининского дворца с прилегающей к нему деревней, который сопроводился очередным лихим кутежом с поцелуями, песнями, плясками под гитару. После чего подгулявшую Катеньку стали всем миром запихивать в карету. Легенда гласит, что, залезая, она об подножку споткнулась неловко и обронила при этом свой царственный веер, который, на землю упав, так интересно раскрылся, что лучи его перьевые дружно разбежались в сторону предполагаемого на том берегу поселения, будто бы улицы собой обозначив, что в будущем будут в нём. 

«Посмотрите! посмотрите! - закричала хмельная императрица, обожравшаяся питательной русской снедью, медовухою дармовой, душистыми блинами с икрою, - посмотрите на мой веер все! О, майн гот! это судьба! Вот вам и план, господа, будущей застройки… Слышишь, Гриша?! слышишь?! - стала щепать она за ляжки и за бока усевшегося рядом с ней фаворита, на валявшийся веер показывая, который не успели поднять. - Вот так и построишь наше с тобою гнёздышко, именно так! Это непременное моё условия…»

 

Так и построили новую усадьбу для Екатерины: на крутом отвесном берегу дотоле мало кому известной в России речки Уперты, на месте развалившейся Богородицкой крепости со временем возвели величественный двухэтажный дворец на высоком цокольном этаже, украшенный лёгким бельведером и смотровой площадкой на крыше. Западный фасад дворца в центре был отмечен полукруглым выступом, определившим овальные залы здания. Восточный же тыльный и плоский фасад с массивной входной дверью украшал портик из четырёх тосканских колонн, поддерживавших балкон второго этажа, для отдыха предназначенный, для чаепития. В усадебный комплекс входили также возвышавшаяся позади здания и кирпичной дворцовой ограды башня-колокольня с шикарными въездными воротами и Казанская церковь, расположенная неподалёку и выполненная, как и сам дворец, в стиле раннего классицизма. Всё это проектировалось и сооружалось начинающим столичным архитектором Иваном Егоровичем Старовым, летом 1773 года заложившим первый камень в основание Богородицкой усадьбы. Речку перед дворцом, по его же плану, решено было перегородить плотиною, предварительно расширив русло в заранее определённом месте. В результате чего образовался приличных размеров пруд под окнами возводимого екатерининского особняка, в котором белокаменный красавец-дворец отсвечивался как в зеркале по утрам и вечерам, при восходе и закате солнечном, как бы удваиваясь, увеличиваясь в размерах в эти чарующие моменты и являя с противоположного пологого берега картину прямо-таки чудесную, сказочную.

Но построить дворец было лишь половиной дела. Для хорошей усадьбы и дорогая оправа требовалась - сиречь величественный и благоухающий парк, который, с одной стороны, не уступал бы лучшим паркам Европы, Москвы и Петербурга - это было обязательное условие - и, одновременно, подчёркивал и удесятерял красоту самого дворца, придавал ей особенный колорит и ни с чем не сравнимую прелесть… Но для этого, опять-таки, надёжный, грамотный и искусный человек требовался - с задатками большого художника, дизайнера и агронома, - талант и творческий потенциал которого были б сравнимы с талантом самого зодчего Старова, архитектора хотя и молодого, но раннего, с большими задатками и амбициями, молодым задором: а другому б и не доверили никогда возводить покои для самой императрицы… И таким человеком стал в итоге выдающийся русский учёный и агроном и, одновременно, великий гражданин и патриот своей Родины,  Андрей Тимофеевич Болотов, который в то время, когда строительство дворца было в полном разгаре, исполнял обязанности управляющего Богородицкой волостью…

 

 

 

2

 

Андрей Тимофеевич! Уникальнейшая личность в истории! Умница! Светлая голова! Талантище каких поискать! Самородок во всех своих начинаниях и ипостасях, непревзойдённый новатор и генератор идей! Великий подвижник и труженик! Сверкающий бриллиант в короне Российской науки и просвещения, наконец! Фигура для России воистину знаковая и незаменимая, которая хотя и не видна теперь обывателю из-под толстого слоя исторической пыли и шелухи, но которая до сих пор Дело своё хорошо знает и делает, поверьте!

При желании здесь и ещё можно было бы с десяток подобных определений привести - и все они были бы точны и правильны, все к месту. Хотя бы потому уже, что был Андрей Тимофеевич из той редкой и малочисленной, к сожалению, породы людей, с рождения Богом отмеченных, трудами которых матушка-Русь из века в век держится и живёт, духом которых крепится и пребывает. Хотя порою и не догадывается об этом, принимает посмертные дары светочей-богоносцев российских как должное.

Это всё не пустые слова, не досужая выдумка автора, стремящегося-де искусственно героизировать и обожествить, высоко приподнять над землёй своего кумира и земляка, и самому потом в лучах его славы погреться. Болотова не надо ни приукрашивать, ни лицемерно “раскручивать” и возвеличивать посредством всемогущей рекламы, дешёвыми и пошлыми комплементами награждать, приписывать ему чужое или несуществующее, - он в этом нисколечко не нуждается. Это участь других - бессовестных, жуликоватых, пустых, бездарных и бесталанных… Ему же, первооткрывателю и первопроходцу,  “пахарю”-труженику с молодых лет, гению и провидцу не нужны “одежды” с чужого плеча, когда его собственный “гардероб” трещал и трещит до сих пор от “добра” нажитого.

Посудите сами, читатель, почувствуйте и по достоинству оцените упорство и работоспособность, природную волю и труд, глубинную веру и оптимизм, и дар бесценный, великий этого удивительного человека, родившегося 7 октября 1738 года в небогатой дворянской провинциальной семье в селе Дворяниново (в то время Московская губерния, ныне Тульская область), в 14 лет оставшегося без родителей, сиротой по сути. Казалось бы, всё - конец: на жизни собственной и карьере ему, беспризорному малолетке, провинциалу без связей, чумазому деревенщине надо было бы ставить после этого крест. Ведь участь сирот во все времена печальна и беспросветна - это общеизвестно. Лишившись живительной семейной поддержки и опеки, они в основном очень быстро опускаются на социальное дно, спиваются там и гибнут, не оставив ни памяти по себе, ни семьи, ни тем более дел добрых, богоугодных, с которыми и жить не совестно, и умирать не страшно.

С Болотовым же ничего подобного не произошло - даже и близко. Вот что удивительно-то и что более всего в его биографии поражает. Наоборот - раннее сиротство его будто недюжинной силою наградило, что перешла к нему от рано усопших родителей и сделала Андрея Тимофеевича богатырём - духа и веры в первую очередь, потенциала творческого, невиданного. Человеком, внёсшим неоценимый вклад в развитие отечественного естествознания и культуры, ставшим основоположником всей русской сельскохозяйственной науки по сути, которая агрономией зовётся. Это главное, что его всегда отличало и что про него непременно надо помнить и знать - про его дух могучий и несгибаемый, а также бурлившее через край неиссякаемое новаторство и подвижничество.

Ни одного дня с тех пор он не просидел просто так - без чтения и науки, без напряжённой интеллектуальной работы, которой он посвятил в итоге всю свою долгую 95-летнюю жизнь, которая его самого и Россию прославила. Книги он читал страстно, запоем с раннего возраста, скупал их в огромных количествах повсюду, не расставался с книгами никогда, до последних дней своих, собрал огромную личную библиотеку в несколько тысяч томов по разным тематикам. Они были для него всегда источником мудрости и вдохновения, и помогли ему стать одним из образованнейших людей своего времени, подлинным энциклопедистом по сути, французским и немецким не чета. Это ему-то - фактическому самоучке. К концу жизни Андрей Тимофеевич сумел накопить такие богатейшие и ценнейшие знания, которые разве что М.В.Ломоносову были доступны, первому русскому академику, с которым его теперь всё чаще и по праву сравнивают.

Диапазон его творческих интересов был необычайно широк - от агрономии и медицины, сугубо естественных дисциплин, до философии и истории, литературы и искусства - дисциплин сугубо гуманитарных. Он был не только замечательным исследователем в различных областях естествознания и сельского хозяйства, но и выдающимся литератором, критиком, переводчиком, художником, архитектором и топографом, первым русским физиотерапевтом и гомеопатом наконец. А историкам - настоящим, глубоким, историкам-патриотам в первую очередь, а не либералам и пустозвонам - он известен также как автор удивительных по колоритности языка и богатой насыщенности фактическим материалом автобиографических записок.

А ещё Андрей Тимофеевич сумел создать своё собственное видение и понимание мира, свою жизненную философию так сказать, основанную на принципе согласия с самим собой и окружающей действительностью. И вся его долгая и чрезвычайно богатая и насыщенная в творческом плане жизнь явилась олицетворением этого наиважнейшего принципа…

 

Ну а теперь если непосредственно к содеянному им перейти - то прямо-таки дух захватывает, когда пытаешься даже бегло, не вдаваясь в подробности и детали, объять и объяснить всё то, что было создано, разработано и написано им, оставлено нам в наследство; за что каждый грамотный русский человек, элементарного научно-образовательного чутья не утративший, духовного зрения и здоровья, должен бы быть обязан и благодарен Андрею Тимофеевичу до скончания дней своих, по гроб жизни что называется. Химия и физика, биология и медицина, агрономия и агротехника России обильно попользовались за его счёт, продвинулись и ушли вперёд многочисленными трудами его, многолетними  мучительными раздумьями и наблюдениями.

Живя после отставки в деревне почти безвыездно - сначала в родовом Дворяниново (1762-1774), потом в Богородице (1776-1796), потом опять в Дворяниново (1796-1833), - будучи сельским жителем по натуре и великим учёным-естествоиспытателем по духу, он ежедневно до глубокой старости ставил там опыты:

- по изучению улучшенных приёмов обработки почвы;

- уходу за сельскохозяйственными культурами;

- применению удобрений, внедрению новых культур и разведению плодовых деревьев;

- активно разрабатывал приёмы мелиорации и агротехники в зависимости от зональных почвенно-климатических условий,

- о чём сразу же и сообщал в “Трудах Вольного Экономического общества”. Чтобы находки его агрономические делались достоянием всех.

Своей кристаллизацией и систематизацией агрономия русская обязана именно ему, именно он впервые разработал проблему замены зернового трёхполья выгодной системой земледелия с введением травосеяния. А капитальный труд его “О разделении полей” (1771) стал первым в России руководством по введению севооборотов и организации сельскохозяйственных территорий.

При описании приёмов ухода за лугами и способов их коренного улучшения Андрей Тимофеевич первым указал на взаимодействие почв и растительности, обусловливающее изменение травостоя лугов и их хозяйственной ценности, первым обратил внимание россиян на абсурдность распространённого в народе мнения, что на наших чернозёмах удобрение является излишним… Как агроном и ботаник, Андрей Тимофеевич дал первую классификацию сорных растений по биологическим признакам и разработал эффективные методы борьбы с овсюгом и другими сорными травами.

Теперь трудно найти раздел сельскохозяйственной науки, который не основывался бы на исследованиях и наработках Болотова, если вообще возможно. Что убедительно доказывают современные его биографы. Его перу принадлежит первое на русском языке печатное руководство по морфологии и линнеевской систематике растений (напомним, что до этого все немногочисленные научные труды в после-петровской период русской истории были либо на французском, либо на немецком языках, то есть не доступны широкому кругу читателей). Он же впервые в мире исследовал, обосновал и оформил основные принципы научной гомологии.

Одним из первых, опять-таки, Андрей Тимофеевич выступил с критикой “водной” теории питания растений. Ему же принадлежит разработка для Центрально-Нечернозёмной зоны России основных научных приёмов удобрения полей, а также ряда других крайне важных элементов агротехники. То есть первая научная идея преображения почв Нечерноземья принадлежит ему.

Слова “впервые” и “первый” без конца пестрят в его жизнеописаниях, буквально не сходят с их страниц, превращаются порой, как и травы, в сорные. Как садовод, он первым среди русских и мировых учёных разработал основные принципы научной помологии и описал множество (более шестисот) сортов яблонь и груш. Он также активно проводил работы по различным видам плодоводства: технике прививок, размножению яблонь отрезками корней, выведению новых сортов и размножению их, рациональному размещению плодовых деревьев, уходу за ними и садом в целом. В работах Болотова можно также с интересом и пользой прочесть о возделывании и переработке картофеля - второго русского хлеба, существовавшего в его времена в основном на барских клумбах, - о введении культуры трав, корнеплодов, овощных растений, осеверении южных плодовых деревьев и многое-многое другое, о чём и не догадываются современные специалисты-аграрии. Он колдовал вокруг злаков, первый внедрил в центральной части России южные помидоры, распространял полезнейшую для простого народа северную смородину. Всё практическое садоводство базируется по сути на открытых Андреем Тимофеевичем закономерностях биологии роста и развития плодовых и ягодных растений. А в лесоводстве широко используются до сих пор разработанные им методики лесоразведения и лесопользования.

Как учёному-ботанику, повторим, Андрею Тимофеевичу принадлежат ценнейшие описания сорных, лекарственных и культурных растений. Он изучил и описал различные формы цветков, приспособления растений к опылению, роль насекомых в опылении, факторы, благоприятствующие или мешающие опылению; описал многие плоды, семена, приспособления семян к распространению. В статье “О семенах” он высказал правильные мысли о значении количества пыльцы для оплодотворения и о причинах стерильности растений.

Был Андрей Тимофеевич и великим селекционером, на сто лет опередившим Мичурина. В работе “Опыт над яблочными семенами” он говорил о распространённости естественной гибридизации и рекомендовал использовать формы, возникающие путём свободных межсортовых переопылений, как исходный материал для создания отбором и воспитанием новых сортов плодовых, то есть впервые в общей форме высказал идею гибридизационно-селекционного метода, научно разработанного и обоснованного впоследствии мичуринской школой биологов. Здесь стоит отметить ещё, что Андрей Тимофеевич и сам создал целый ряд новых сортов овощных и плодовых культур, которые подробно описал и зарисовал в собственных сельскохозяйственных журналах и книгах.

Как учёный-селекционер и великий биолог одновременно, Андрей Тимофеевич обнаружил у яблони явление дихогамии - разновременного созревания тычинок и пестиков обоеполых цветков - и первым в научном мире (задолго до Шпренгеля) правильно оценил это явление как важнейшую предпосылку для перекрёстного опыления. Он первым заметил также преимущества перекрёстного опыления, предвосхитив по сути то важнейшее обобщение в биологии, что позже получило название “закона Найта-Дарвина”.

Вёл Андрей Тимофеевич и постоянные метеорологические наблюдения - вот уж воистину всеохватным и вездесущим был этот удивительный человек. Так, его «Книжка метеорологических замечаний» содержит ежедневные наблюдения за погодой на протяжении 52 лет. Представляете терпение его и сроки! Сын Болотова Павел передал их в Академию наук, где они были впоследствии напечатаны как ценнейший источник и где хранятся теперь в Библиотеке АН в Петербурге. Подобных наблюдений и за столь продолжительный период времени в России до него не делал никто: Гидрометцентр с огромным штатом сотрудников мог бы ему позавидовать.

А.Т.Болотов много занимался и вопросами техники, был великим инженером-механиком и инженером-гидравликом, предложив народу русскому различные конструкции новаторских сельскохозяйственных орудий, гидротехнических устройств, установку для выработки крахмала.

Его можно назвать и первым русским врачом-физиотерапевтом, потому что именно он начал первым лечить при помощи электричества некоторые заболевания человека, для чего собственноручно сконструировал и построил специальную электрическую машину…

 

В особом ряду деяний Болотова стоит его научно-просветительская деятельность. В течение долгой и прекрасной в творческом плане жизни непрерывно занимаясь самообразованием в области философии, истории и естествознания, Андрей Тимофеевич изо всех сил пытался образовать при этом и свою страну, причём самые широкие слои её населения. Так, на протяжении десяти лет (1778-1789) послепетровская крепостная Россия получала в готовом виде начатки знаний и элементарные понятия о достижениях русской и мировой науки из многочисленных печатных трудов Болотова, его увлекательных рассказов и бесед, живым доходчивым языком написанных, которые он без устали выплёскивал на страницы популярных тогда журналов «Сельский житель» и «Экономический магазин», единственным автором и анонимным составителем которых фактически был он сам… Туда же он помещал частенько (помимо “Трудов Вольного Экономического общества” - издания элитарного и малодоступного) и собственные естественнонаучные открытия, великодушно желая сделать их достоянием всей страны, всего русского, обученного грамоте люда.

И если журнал «Сельский житель», выходивший еженедельно, просуществовал всего год (1778-79) и потом был закрыт по решению издателя, которого интересовала только большая прибыль. То в 1779 году, познакомившись и подружившись с Николаем Ивановичем Новиковым, ведущим книгоиздателем того времени, Болотов начинает публиковать свой новый журнал - «Экономический магазин» (1780-1789), который, в виде приложения к «Московским новостям», выходил вплоть до ареста Новикова и позволил Андрею Тимофеевичу уже по-настоящему раскрыться как незаурядному писателю-публицисту. За это время им было подготовлено и издано 40 полноценных томов этого журнала по 400 страниц каждый (а вместе с «Сельским жителем» 42 тома), и каждый том содержал богатейший материал по научно-практическим основам сельского хозяйства. Даже и современных учёных поражает порой необычайная глубина и правильность позиций, которые занимал тогда Болотов по многим вопросам. Что уж говорить про его современников, для которых его журнальная публицистика была воистину бесценной.

Современники, надо сказать, свиньями неблагодарными не были и по достоинству оценили Болотова-учёного: с 1766 г. он - член Вольного Экономического Общества, которое наградило его поочерёдно золотой и серебряной медалями; с 1793 г. - член королевского саксонского Лейпцигского экономического общества; а с 1821 г. - почётный член Московского сельскохозяйственного общества. Его высоко ценили президент Российской Академии наук того времени Андрей Андреевич Нартов и замечательный наш издатель, критик и писатель Николай Иванович Новиков. А это всё были люди передовые, грамотные во многих вопросах, которых, как стреляных воробьёв, на мякине было не провести и не купить на подделку дешёвую, второсортную.

И ещё обязательно надо упомянуть в связи с этим, коль уж была затронута эта тема, что журналы, выпускаемые Болотовым, содержали большое количество рисунков и акварелей, единственным автором которых был он сам. Вообще же, рисование занимало огромное место в его жизни - он был добротным художником помимо всего прочего, таланту и мастерству которого позавидовали бы многие сегодняшние раскрученные кумиры-холстомараки. Так, отправляя в «Труды Вольного Экономического общества» свои статьи, Андрей Тимофеевич неизменно сопровождал их собственными иллюстрациями. Когда же после смерти Екатерины он вернулся на постоянное жительство в родное Дворяниново, оставив службу и должность управляющего Богородицким уездом, то там, на родине, он закончил работу над капитальным трудом - «Яблочных книгах», - состоявшим из 8 увесистых томов. И к этим рукописным томах прилагались ещё и - внимание! - 3 тома акварельных рисунков, будущим российским учёным-ботаникам и селекционерам в дар и посильную помощь. Берите, мол, люди добрые, пользуйтесь на здоровье! Не жалко!… Всё это о том говорит, что работу уже достаточно престарелый учёный проделал тогда титаническую, описав и зарисовав в итоге 661 сорт яблок и груш. И ещё прибавьте сюда, что созданию книги предшествовало огромное количество опытов…

 

В плане гуманитарном, к которому мы теперь переходим, Андрей Тимофеевич одарил Россию и россиян своими изумительными по простоте, глубине мысли и красоте слога автобиографическими записками “Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков” в 29 частях - без сомнения лучшей русской прозой того стародавнего времени, что охватывает исторический период с 1738-го по 1795-й год включительно и содержит ценнейший фактический материал для характеристики быта, нравов и качества русской общественной жизни той далёкой и уже почти забытой эпохи. «Записки» как уникальный исторический и литературный памятник имеют исключительное значение при изучении русской истории и, пожалуй, являются единственным источником мемуарного характера, столь полно и широко освещающим различные аспекты исторического и культурного развития России во второй половине XVIII века. В этом отношении их вполне можно со «Словом о полку Игореве» сравнить: значение обоих памятников для русских и зарубежных историков и культурологов одинаковое.

К написанию своих удивительных мемуаров, наивных порой, но всегда искренних и правдивых, Болотов приступил в 1789 году. Пережитое - а видел он очень и очень многое - стало основой его длительной и многотрудной литературной работы. Сам автор из природной скромности полагал, что историю своей жизни он пишет не потому, что в ней были какие-то необычайные и неординарные события. Он только лишь хотел зафиксировать для потомков те происшествия, которые показались ему интересными и значительными. «Не тщеславие и не иные какие намерения побудили меня написать сию историю, - признавался он в предисловии, - мне во всю жизнь досадно было, что предки мои не оставили после себя ни малейших письменных свидетельств… Писал не в том намерении, чтоб издать в свет, а единственно для удовольствования любопытства моих детей и тех моих будущих потомков, которые похотят обо мне иметь сведения…»

Таков был главный, стержневой лейтмотив, писательский пафос, если хотите, всего огромного по объёму произведения: не славы и денег ради, а исключительно для пользы дела, для удовлетворения законного любопытства детей и внуков к деяниям своих отцов. И только: ничего личного, как говорится, и ничего корыстного… Завершённые в 1816 году, мемуары в максимально-полном своём варианте (на который впоследствии опирались и ориентировались все последующие редакции) увидели свет лишь в 1870-1873 годах, то есть через 40 лет после смерти автора (хотя отдельными частями «Записки» начали издаваться с 1839 года). Вышли они 4-томником в Приложением к журналу «Русская старина»; к печати были подготовлены М.И.Семевским, который предварил текст «Записок» вступительной статьёй…  Второе сокращённое издание в 3-х томах в России вышло уже в 1931 году. И всё. Более главная книга Болотова в царское и советское время не переиздавалась.

А жаль. Ведь автор всю душу в неё вложил, все накопленные знания, опыт. И ни разу не погрешил против истины - ни разу!!! Великое достижение писательское - отсутствие лукавства и позы, чему у него многим нынешним графоманом и рифмоплётам неплохо было бы и поучиться!... При жизни рукопись самолично была им аккуратно переплетена в отдельные тома и по обыкновению снабжена рисунками. Умер Андрей Тимофеевич спустя 17 лет после завершения своих «Записок». РРрРаботу над мемуарами отца продолжил уже сын его, Павел Андреевич, а потом и внук, Михаил Павлович, добавившие к отцовским и дедовским черновикам свои собственные впечатления и наблюдения…

Итак, из болотовских «Записок» историки и литераторы многих поколений россиян благодарно и с большою пользой для себя черпали бесценные сведения:

- о жизни и быте дворян и их помещичьем хозяйстве, а также о нравах и воспитании дворянской молодёжи второй половины XVIII века;

- о подвигах русской армии в бессмысленной в целом Семилетней войне (напомним, что молодой Болотов был участником, пусть и пассивным, первого похода против Пруссии 1757 года);

- о кровавом дворцовом перевороте 1762 года, свергшем с Престола и лишившем жизни Императора Петра III;

- о чумном бунте и широкомасштабной крестьянской войне 1773-1775 годов - реакции народной на переворот - и о нешуточной панике дворян во время той войны, зверски расправившихся потом - за панику и страх утробный! - с лихим предводителем, Пугачёвым Емельяном Ивановичем, выдававшим себя за убиенного Императора и оттого получившим в народе такую поддержку (Андрею Тимофеевичу даже довелось увидеть казнь Пугачёва на Болотной площади);

- о тревоге русской вельможной знати в годы Французской революции конца XVIII века и ещё о многом-многом другом,

- черпали и не переставали удивляться и одновременно восхищаться при этом глубиной болотовского духовного зрения, его подкупающей житейской мудростью, опытом, психологической примечательной цепкостью, что особенно ценно и важно в любом сочинении и во все времена. Ничто не укрылось, казалось, от всевидящего ока мемуариста, ничто не прошло стороной мимо резвого его пера, не кануло бесследно в Лету.

           А если прибавить к этому, что Болотов, как писатель, отличался ещё и завидным для рассказчика качеством - обладал богатым образным мышлением и мог ярко и динамично представить событие и потом в точности переложить его на бумагу, - то можно легко понять, какой популярностью пользовались его «Записки» в России среди самых широких слоёв населения после выхода в свет в начале 1870-х годов. Даже в романах и повестях того времени редко можно было найти столь захватывающие описания и сюжеты.

Да что говорить про “мелкотравчатых” и посредственных историков и литераторов, или простых обывателей бесталанных, когда даже и сам граф Л.Н.Толстой - уж на что был умелец и чародей, непревзойдённый кудесник слова, мало кого признававший за ровню себе, - и тот прочитал и высоко оценил их. Это Толстой-то!!! с его гордынею непомерной и дьявольским самолюбием!!! Однако ж вот не поленился и познакомился, потратил время и силы, назвав «Записки» «хорошими картинами прошлого века»...

 

Отечественная война 1812 года также нашла своё отражение в исторических записках Болотова («Магазин достопамятных и любопытных бумаг», «Отечественник…»). В них, помимо выписок из официальных документов и собственных его рассуждений о тех или иных событиях того героического периода русской истории, Андрей Тимофеевич собрал и поэтические произведения, созданные не только титулованными, но и молодыми никому не известными авторами, посвящённые эпизодам войны и воспевающие мужество и героизм простых русских солдат и мудрость их командиров. Кто любит и ценит поэзию - может их почитать и почерпнуть для себя много изящного и полезного.

Что удивительно, не обошёл Андрей Тимофеевич вниманием и самых маленьких жителей страны, создав в Богородицке первый в России детский театр, просуществовавший 2 года (1779-1781) и имевший в репертуаре около 20 пьес, самим же им и написанных.

В Богородицке же, про который рассказ впереди, усилиями Болотова были открыты пансион для благородных детей и волостное училище.

Екатерининская эпоха, в которой он прожил ровно половину творческой жизни, была у нас в России периодом повального увлечения философией. И Болотов не отстаёт от веяний времени, пишет свою знаменитую «Детскую философию, или нравоучительные разговоры между одной госпожой и её детьми» - добротно и умно составленный новый русский учебник для детей - учебник универсальный! - по которому не одно поколение мальчиков и девочек нашей страны овладевало впоследствии азами современных научных познаний, вплотную подступало к ним. Эта книга явилась первой в России антологией рассказов, предназначенных для чтения вслух и обсуждения, каковыми были в советское время знаменитые хрестоматии, если кто ещё помнит их, кто по ним учился. Как всегда, Болотов и здесь остаётся практиком и даёт необходимые пояснения молодым матерям в их многотрудном деле обучения и воспитания подрастающего поколения. Его «Детская философия» - это откровение не только для людей его века, но и для нашего. Она абсолютно точно соответствовала названию - потому что учила детишек и родителей мудрости, охватывала в самых общих чертах основные мировоззренческие проблемы и содержала фактические научные знания! Скажите: много ли существует учебников в наше время, которые могут похвастаться этим - учить правильно мыслить, работать и жить?...

 

Великими были Дары, ниспосланные Господом этому добродушному и великодушному, и на удивление скромному человеку. Велика была и отдача - знак глубочайшей почтительной благодарности за Божий всепобеждающий и всеисцеляющий Дар, дающий разум человеку, волю и жажду жизни. По масштабу содеянного и понятого, запалу творческому, плодовитости Андрей Тимофеевич разве что своему старшему современнику уступал, Ломоносову Михайле Васильевичу. Ну так с тем в России и по сию пору рядом даже и близко поставить некого, да и за её пределами - тоже.

Болотов был пожиже. И поскромней - это правда. Но всё равно это был учёный и человек если и не ломоносовского покроя, то ломоносовского понимания задач отечественной науки и просвещения - уж это-то абсолютно точно, и никакому сомнению не подлежит. Поэтому его, не боясь ошибиться, можно смело поставить с М.В.Ломоносовым в один ряд - и назвать их обоих «воплощённым образом России XVIII века»...

3

 

Можно представить, как удивится и ухмыльнётся вдогонку внимательный и дотошный читатель, услыхав такое, удивится и скажет мысленно, а может даже и вслух, дочитав до конца рассказ про жизнь и творчество первого русского агронома, учёного-естествоиспытателя и просветителя-энциклопедиста: «Что-то уж больно много тут всего наговорено, неправдоподобно много! Загнул наверное автор по природной фантазии своей, перелил через край, сравнив никому не известного отшельника тульского с самим Ломоносовым! Да ежели он, этот Болотов, и вправду такой талантливый и плодовитый был, как тут про него написано, - чего же тогда про него в России никто и ничего не знает-то?... Да нет же, конечно, чушь это всё! бред и выдумки авторские! - добавит потом с лёгкой грустью. - Просто, умеют, умеют эти писаки чахоточные своих земляков до небес поднимать, из мухи слона делать».

Упрёк или вопрос такой со стороны недоверчивого читателя отчасти справедливым будет - это понятно. И надо на него отвечать. Иначе всё сказанное выше и вправду многим покажется вздором, бурной фантазией авторской или же историческим анекдотом, байкою псевдонаучной, которую не поймут и не примут всерьёз солидные мудрые люди, которую быстро забудут…

Так вот, ответ автора будет следующий. Литература по Болотову и вправду крайне бедна: это есть твёрдо-установленный факт, который не обойдёшь и от которого никуда не денешься. На сегодняшний день имеется всего-то с пяток серьёзных научно-исследовательских работ, посвящённых Болотову как личности и как писателю и учёному.

До Октября Семнадцатого, если говорить строго и при этом большими весами литературу и историю мерить, были лишь две такие работы, заслуживающие пристального внимания своей объективностью и глубиной, и научной добросовестностью, главное:

- монография Е.Н.Щепкиной «Старинные помещики на службе и дома. Из семейной хроники 1738-1762». (Спб, 1898 г.), где автором, помимо прочего, достаточно подробно рассматривается ранний период жизни А.Т.Болотова - до 1762 года включительно;

- великий Александр Блок, будучи ещё студентом, написал реферат «Болотов и Новиков» (1904 г.), где им скрупулёзно и тонко были рассмотрены мировосприятие и литературная деятельность Андрея Тимофеевича с учётом его нравственной позиции и умственного развития.

Пожалуй, и всё. Иных глубоких исследований в досоветский предреволюционный период по сути и не было-то, если не считать за таковые:

- краткую биографию Болотова в «Земледельческом журнале» в 1838 году (автор - С.А.Маслов);

- краткие биографические сведения о Болотове (авторы - Н.А.Полевой и А.В.Дружинин), написанные в качестве предисловия к первым публикациям мемуаров Андрея Тимофеевича (1839 и 1858 гг.);

- вступительную статью М.И.Семевского, предварявшую текст «Записок» (1870 г.);

- крохотную заметку о Болотове в «Энциклопедическом словаре» Ф.А.Брокгауза и И.А.Эфрона (Спб., 1890 г.);

- две небольшие автобиографические статьи о Болотове в вышедшем в 1897 году «Критико-биографическом словаре русских писателей и учёных» (авторы Е.Н.Щепкина и С.Н.Венгеров), -

заметок, дающих некоторые поверхностные представление о жизни и деятельности тульского гения-самородка, но не более того. Душу они не цепляют, не воспламеняют разум.

Почему такое происходило - понятно. Россия начиная с середины XIX века, со времени смерти Императора Николая I точнее, была беременна Революцией. Поэтому прославлялись и тиражировались, поднимались на щит люди, звавшие народ к бунту, к разрушению национальных и государственных устоев, к топору. Декабристы, Желябов, Софья Перовская, Нечаев со своим «Катехизисом революционера» (главным девизом которого, главным лозунгом были известные всем слова: «нравственно всё, что служит делу революции»), боевики-петрашевцы, готовившиеся убить Царя, террористы «Земли и воли» и «Народной воли», с азартом и лёгкостью отправлявшие на тот свет при помощи револьверов и бомб всех неугодных чиновников-патриотов, - всё это были «святые», занесённые в синодик русской Революции и потом канонизированные историками. «Святые» и «мученики» с пистолетами и динамитом в руках. «Святые» от ненависти! Убийцы-«мученики»! Безжалостные маньяки и упыри, одержимые разрушительным бесом, блистательно описанные Достоевским сначала, а потом и идеологами-черносотенцами, предрекавшими, что революционеры погубят Россию, или же подведут к опасной черте, за которой - пропасть! Они-то, «бесы», и были тогда властителями и героями дум, кумирами всех модных российских писателей, издателей и молодёжи. Им посвящались многочисленные газетные и журнальные статьи; про их жизнь и дела сочинялись восторженные биографии, на которых потом воспитывались целые поколения россиян, готовых последовать их примеру, пойти им вослед очертя голову. И началось такое всеобщее безумие и помешательство с декабристов. Именно они, стоявшие первыми в этом «героическом» революционном ряду, внесли в российскую политическую жизнь страшный вирус - «психоз крови»…

 

А.Т.Болотов был уже тем ненавистен Интернационалу и революционным бесам, что психозом этим никогда не страдал. Наоборот, был убеждённым консерватором-антиреволюционером по духу, считавшим, что самые правильные и самые надёжные изменения суть те, которые происходят в сердцах и душах человеческих. Изменись в первую очередь сам, - с рождения верил Болотов, - стань лучше, умнее, добрее, великодушнее и терпимее к окружающим. И этим ты изменишь мир - в лучшую сторону разумеется… Точно так же, к слову, и Пушкин потом считал вместе с Лермонтовым, и Гоголь со славянофилами и Достоевским, и все державники-патриоты русские, которых черносотенцами прозвали и демонизировали через литературу и СМИ за одно лишь то, что они громогласно предупреждали Россию и россиян о страшных последствиях и неисчислимых бедах, которыми обернётся для них надвигающаяся Революция.

Революционеры же считали и считают иначе: что окружающий дольний мир, изначально порочный и греховный по какой-то странной причине, несправедливый, неправильный и несовершенный, можно поменять только лишь одним, крайним и радикальным, способом - взорвать, уничтожить его, залить кровью неугодных и непослушных, устроенных не так как они, мудрые, правильные и всезнающие. И тем спланированным социальным взрывом расчистить место для нового, лучшего мира, куда более гуманного и справедливого на их «просвещённый» взгляд, более демократичного и прогрессивного. Революционеров, если совсем коротко, можно с врачами-хирургами в этом плане сравнить, которые не умеют и не любят долго и нудно лечить, которые могут только безжалостно рвать на куски и по живому резать.

Болотов же был «терапевтом» (по медицинской классификации если определять). Взрывать, убивать и резать не было его стезёй и его призванием. Категорически!

Поэтому-то он на дух не переносил, например, ядовитого пересмешника и богохульника Вольтера и вольтерьянство в целом, считая их самыми опасными на земле, самыми для человечества вредными, задолго до В.Гюго поняв ту простую и достаточно очевидную в общем-то истину, что «пока будут Вольтеры – будут и Мараты», сиречь кровожадные разрушители-упыри, революционеры сугубые, яростные, ниспровергатели всех возможных основ и устоев, порядков и государств, люди, живущие за чужой счёт, питающиеся чужим горем, страданием, кровью. Вольтеры готовят почву Маратам, умело забираются в души людям, головы ловко дурят, набивают разрушительной дрянью мозги. Они идеологи и вдохновители всех социальных потрясений и смут, прошлых, настоящих  будущих, они - главные бесы-ниспровергатели, закопёрщики и творцы, они - истоки. Мараты же - лишь исполнители, тупая грубая рабочая сила в умелых и ловких руках «прорабов» всех революций и «перестроек».

А.Т.Болотов, повторимся, был ярый их антипод - был творцом-созидателем по натуре, великим строителем-тружеником и миротворцем; а значит убеждённым противником любых революционных пожаров, государственных переворотов и катастроф, любых захребетников-паразитов, откуда Вольеры и им подобные деятели и черпают без устали революционные кадры. Поэтому не только с жаром проповедовал основы христианской морали в своих многочисленных произведениях - главной и единственной, на его взгляд, надёжной защитницы от Революции, - но и жил и дышал по заветам Христа, твёрдо верил, что благополучие всякого человека зависит исключительно от его «добрых или худых дел», которые к каждому так или иначе возвращаются в течение жизни.

Вообще же, если мировоззрения его вкратце коснуться, миропонимания, то можно с уверенностью сказать, что был он человеком глубоко религиозным, глубоко верующим с рождения, твёрдым сторонником и поборником известного нравственного закона - «Не убий!» - единственно стоящего и надёжного из всех, и безусловно Божественного происхождения, неукоснительно следуя которому, можно относительно мирно жить и сосуществовать на земле, чего-то путного и полезного добиваться. То есть религия, вера и нравственность, по его убеждению, находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости, образуют Божественную симфонию, имя которой - Жизнь… Поэтому-то любые сомнения, считал он, пусть даже самые искренние и благожелательные, в истинности христианского вероучения подтачивают основы нравственности, что с неизбежностью ведёт сначала к моральному упадку современное общество, а потом и к Революции, что сродни катастрофе, к итоговой Смерти.

Именно и только лишь по этой причине он к вольтерьянству и вольтерьянцам резко отрицательно всегда относился, богохульникам и христопродавцам упёртым, считая, что они все лукавцы и клоуны, одной достаточно пошлой идейки рабы. И под видом поиска «правды» сознательно подтачивали и ниспровергали нравственные основы общества, вносили в души простых трудяг-обывателей смуту, мерзость и грязь! А это было недопустимо: для сторонника твёрдого порядка и дисциплины Болотова это был самый страшный грех, хуже и гаже которого и быть ничего не может…

 

Далее обратим внимание вот ещё на какой крайне важный момент в биографии Андрея Тимофеевича, что повлиял самым существенным образом на его посмертную бесславную судьбу, тотальную засекреченность и безвестность. В «Записках» он настойчиво подчёркивал не один раз свою непричастность к масонству и негативное отношение к его учению, что было истинной правдой с его стороны, абсолютной и чистосердечной, а не желанием выгородиться и оправдаться перед правительством, начавшим гонения на вольных каменщиков после Французской революции 1789 года, то есть как раз в период работы над мемуарами. Чистосердечность Болотова в этом вопросе не подлежит сомнению и подтверждается таким общеизвестным фактом из его биографии, как то, например, что многие годы Андрей Тимофеевич дружил и сотрудничал с Н.И.Новиковым, главой российских масонов в екатерининскую эпоху, долго и тесно общался с ним, - но масоном так и не стал в итоге. Хотя эти люди, масоны, достаточно активно вербуют повсюду своих сторонников из народа: это общеизвестно. Вероятно, Николай Иванович, досконально изучив его, даже и не делал попыток приобщить к тайному братству своего талантливого редактора, понимая, что бессмысленно и бесполезно это, что не станет Андрей Тимофеевич ничьим рабом, не пожелает поступиться свободой.

И с Г.Г.Орловым похожая наблюдалась картина, фаворитом Екатерининским и главным участником заговора 1762 года. Григорий Орлов ведь тоже ярым масоном слыл, что было делом естественным и понятным для историков-конспирологов, ибо все заговорщики - масоны по определению, а все масоны - потенциальные заговорщики; масоны и заговор против властей - это слова синонимы. И главари декабристов были масонами: Пестель, Рылеев, Трубецкой, Муравьёв, - и лидеры Февраля Семнадцатого во главе с адвокатом Соколовым, автором Приказа№1, которому, Соколову, беспрекословно подчинялись все - и Львов, и Милюков, и Гучков с Керенским - тоже, заметим себе, масоны. Это всё факты общеизвестные, и автор Америки здесь не откроет. Упаси Бог!

Так вот, Григорий Орлов, познакомившись с Болотовым ещё в Кёнигсберге (апрель 1758 - март 1762 гг.), за 4 года крепко подружившись с ним, на вечеринках частенько называя его при всех даже и своим братом, в итоге в заговор против Императора Петра III Болотова так и не втянул и масоном не сделал. Хотя в период подготовки к свержению Государя (март-июль 1762 года) его, Орлова, закадычный дружок Андрей служил уже в Петербурге в должности флигель-адъютанта барона Н.А.Корфа, назначенного генерал-полицмейстером северной столицы, и мог бы, при такой-то должности, много пользы заговорщикам принести.

Но Григорий Григорьевич за помощью к Болотову не обратился и в планы заговора не посвятил, почувствовав видимо гнилым и продажным нутром своим (как и Н.И.Новиков после), что Андрей Тимофеевич - человек абсолютно не их круга и убеждений, не революционер, не любитель заговоров и насильственной смерти. И от предложения всенепременно откажется, не захочет кровью руки марать, - что было истинной правдой…

Он ведь и Пушкин, если прямую аналогию провести, точно таким же пацифистом и миротворцем был по характеру и убеждениям, приверженцем самодержавного строя, монархии и порядка. И любые выступления против государства и власти воспринимались им крайне негативно, если не сказать в штыки. Поэт, и это общеизвестно, был также лично близко знаком со многими декабристами и даже масоном числился в молодые годы: мода тогда такая была! Но, тем не менее, заговорщиком так и не стал в итоге в декабре 1825 года. И не потому, дескать, что его не было в Петербурге - ерунда это всё, отговорки масонские, хитромудрые! - а исключительно и только лишь по одной простой причине: что имел с декабристами что называется разные «группы крови», жил с ними в разных мирах. Хотя и посвятил им по горячим следам восторженное стихотворение, не разобравшись в сути... А когда разобрался, когда с Николаем I встретился и поговорил, - он уже другое про декабристов писал, резко отрицательное и негативное. И это тоже общеизвестно, тоже опубликовано, хотя и не широко. Но про пушкинскую критику и неприязнь декабрьского вооружённого восстания, как и нравов тогдашнего петербургского великосветского общества в целом либералы наши лукавые даже и не упоминают - это для них табу. Правда в либерально-масонских кругах не в почёте…

 

Болотов с Пушкиным - и это главное, что роднит обоих, - были людьми глубоко-верующими, богобоязненными и высоконравственными. Убить человека, сознательно лишить его жизни, дарованной каждому смертному Господом Богом самим, да ещё и находясь при этом в твёрдой памяти и рассудке, - нет, это было для них ни при каком условии не приемлемо: замахнуться на Замысел и Волю Творца!!! Для них-то - Божьих посланников!!!

И убеждёнными масонами оба не могли стать (Пушкин лишь поигрался в масонство по-молодости и неискушённости, но быстро одумался и отошёл). Потому что при всех очевидных преимуществах этой бесовской и хорошо законспирированной организации: уверенность в завтрашнем дне, немалые деньги и слава, над миром власть, - ты гарантированно теряешь свободу, становишься пешкой в чужой игре, безмозглым и бессловесным винтиком огромной и абсолютно бездушной карательно-разрушительной машины. А если совсем откровенно - становишься мирового еврейства рабом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Потому что масонство с первого дня плотно поддерживается и контролируется Сионом, задача у которого во все времена одна, простая и понятная, достаточно ярко выраженная: создавать идеологические химеры из века в век с целью сокрушения всех крепких национальных структур ради торжества одной, наднациональной - Единого Мирового Правительства.

Становиться же рабами евреев для патриотов и гениев русских было бы смерти подобно. Духовное рабство и подчинение - не для них. Они все как один одному лишь Господу Богу хотели служить. И служили!!! И совесть им ни за что не позволила бы Божью службу и веру на золото поменять, на Мамону и мировое господство. Ибо совесть собственную - неумолчный Глас Божий в душе - все они пуще евреев с первого дня боялись. Эту последнюю ценность, с рождения чувствовали они, не следует предавать и продавать ни в коем разе и ни под каким видом. Ибо это значило бы приносить Господа Бога нашего в жертву земному могуществу и интересам…

Вот это-то и были те два великих смертных греха перед Интернационалом и Революцией: отвержение пересмешника и мирового пакостника Вольтера, гуру нашей либеральной интеллигенции, и непринятие масонства ни под каким видом, - за которые людей сразу же заносят в чёрные списки и держат там до скончания веков. За это уже многие достойные граждане поплатились. И ещё поплатятся не раз… Поплатился и Болотов, разумеется, - своим тотальным замалчиванием и непризнанием главным образом. И долго, как представляется, будет нести этот свой тяжкий посмертный крест…

 

Были у Андрея Тимофеевича и другие грехи - помельче, которые тоже славы в либерально-революционных кругах ему не прибавили.

Так, например, он крайне отрицательно воспринял Французскую Революцию в 1789 году, автоматически занеся себя в стан консерваторов-реакционеров, душителей “братства”, “равенства” и “свободы”. По его глубокому убеждению, Революция эта и последовавшие за ней «критические времена» для Франции и Европы - результат отпадения «черни» от веры, приведший к массовому психозу сначала, а потом и безумию. Что, в свою очередь, пробудило самые низменные человеческие инстинкты со всеми вытекающими отсюда последствиями.

И пламенным патриотом России, Родины своей милой, Болотов всегда был, да ещё и с ярко выраженным русским национальным началом. И не скрывал этого, не желал скрывать, что без конца и без устали проявлялось в его творческой деятельности учёного, писателя, литературного критика и драматурга. Андрей Тимофеевич в обширных трудах призывал соотечественников, опираясь на западные культурные достижения, всё ж таки не идти бесконечно и тупо по чьим-то просвещённым следам, а создавать свою собственную русскую национальную культуру, глубоко веря в то, что Россия обладает для этого достаточным творческим потенциалом, доказанным и проверенным временем! То есть думал и писал то же самое по сути, к чему чуть раньше него призывал и Ломоносов в своих исторических изысканиях, которыми Михайло Васильевич мечтал “приучить русских людей не только гордиться своей историей, но и советоваться с ней, извлекать из неё поучительные уроки”. А уроки прошлого, на его взгляд, были и славные и героические.

И знаменитый Ломоносовский «Гимн русскому гению» о том же, который теперь золотыми буквами высечен на белом мраморе у дубовых входных дверей в вестибюле Главного здания Московского Университета на Воробьёвых горах и который вся образованная Россия обязана назубок знать, хоть ночью кого разбуди:

 «О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих,

И видеть таковых желает, каких зовёт от стран чужих,

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободрены

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать».

Этот бессмертный набатный призыв Ломоносова к соотечественникам, исполненный глубокой веры в них и саму Россию, через А.Т.Болотова потом подхватил Г.Р.Державин («Французить нам кончать пора! На Русь пора!») и Н.М.Карамзин: «Хорошо и должно учиться. Но горе человеку и народу, который будет всегдашним учеником. Мы никогда не будем умны чужим умом и славны чужой славою». От Державина и Карамзина этот священный огонь подхватили Пушкин и Лермонтов, Гоголь и Тютчев, славянофилы, Данилевский с Леонтьевым и многие-многие другие славные сыны-патриоты нашей страны, ответственные за чистоту и свет народной души, за крепость народного Духа!...

4

 

Итак, до Революции 1917-го года А.Т.Болотову, ввиду указанных выше причин, были посвящены всего-то две небольшие, но достаточно качественные работы (всё остальное - контуры биографии, творчества, или вообще штрихи, ничего не дующие ни уму, ни сердцу). Существенно, что одна из них, как уже отмечалось выше, была написана Александром Блоком, который, будучи сам поэтом и мыслителем первой величины, деятелем пушкинско-лермонтовского ряда, безусловно не стал бы тратить время и силы на мелкоту: он, как известно, выдёргивал из небытия на свет Божий фигуры даровитейшие и знаковые.

И в этой связи уместно будет Пушкина ещё раз вспомнить, намеревавшегося в своё время биографию Ломоносова написать - не по заказу, а по зову сердца, - и через неё прославить великого сына России, которым поэт был очарован и покорён как незаурядной личностью и разносторонним учёным, несгибаемым мужественным человеком плюс ко всему, пламенным патриотом своей страны, бившимся за неё насмерть. Он долго и упорно работал над жизнеописанием Михайлы Васильевича, собирал по архивам материалы, удивительно ярких и мудрых рукописных набросков после себя целый ворох оставил про жизнь и судьбу светлого русского гения, которые теперь историки и критики наши наперегонки выдёргивают из пушкинских черновиков и наперебой цитируют. Жаль, что не написал, остановился на половине пути, поняв вероятно, что не родился он, увы, ни историком, ни биографом, что не под силу ему эта достаточно долгая и кропотливая работа…

 

Но, однако же, к Болотову вернёмся и скажем, что в советское время, время победы и торжества Революции, большевикам-победителям, казалось бы, и вовсе не должно было быть никакого дела до первого русского учёного-агронома и летописца. Ведь все они были сугубыми интернационалистами-космополитами по убеждениям, вершителями и пропагандистами мировой революции, её неистовыми апологетами и апостолами, этакими российскими «Маратами и Робеспьерами на троне», до ужаса свирепыми и беспощадными. И патриоты-черносотенцы всех мастей и оттенков (каковым Андрей Тимофеевич и являлся) были для них априори кровными врагами, наиболее яркими и видными представителями иного, враждебного лагеря, которых они ненавидели лютой ненавистью, не задумываясь уничтожали по законам революционного времени, ставили к стенке, живых, а мёртвых вычёркивали из памяти, из истории. Патриотизм в первые 20 лет советской власти вниманием и почётом не пользовался, наоборот - выжигался в нашей стране калёным железом.

Для Болотова же - вот уж диво так диво! - было сделано редкое исключение большевиками, которое тяжело объяснить с точки зрения логики и здравого смысла. В 1931 году в Москве и Ленинграде печатается и выходит в свет Второе сокращённое издание «Записок» в 3-х томах уменьшенного формата. Да ещё и в престижнейшем издательстве «Academia» (под обшей редакцией А.В.Луначарского и с вступительной статьёй С.М.Ронского). Зачем? для чего? - непонятно.

Может, в разгар Коллективизации (Революции на селе, сопровождавшейся беспросветным ужасом для жителей русской деревни, повальным грабежом и голодом, и обильными потоками крови) захотели руководители-большевики показать всей крестьянской России, в каких невыносимых условиях она жила при Царях и при единоличном хозяйствовании? Что только-де сплошная коллективизация способна была выправить катастрофически-нищенское положения труженика села, да и страны в целом? И для этой-то цели и понадобились как раз «Записки» Болотова - чтобы с их авторитетной помощью подтвердить и доказать народу всю правоту слов и дел лидеров партии и государства при осуществлении ими своих широкомасштабных реформ, вздыбивших в очередной раз Державу?

Может и так. Как знать. Косвенным подтверждением данного авторского предположения, во всяком случае, могут служить выдержки из предисловия Ронского «Болотов и его время», сопроводившего Второе издание мемуаров, в котором редактор запечатлел следующие любопытные историко-литературные пассажи:

«Крепостная Россия XVIII века вызвала яркую характеристику иностранца Жана Бенуа Шерера, который в своей книге о русской торговле (1788 г.) пишет следующие строки:

“Там нет ни буржуазии, ни купечества в собственном смысле этого слова, исключая духовенство и военное сословие, - всюду мужик, в сущности говоря, раб”.

Записки Андрея Тимофеевича Болотова, в настоящее время переиздаваемые, дают исключительно яркие картины, рисующие поместное хозяйство и быт эпохи!»

Или такие ещё:

«Несмотря на свою редкую по сравнению со средой культурностью, Болотов тем не менее представляет собой законченный тип жестокого помещика-крепостника.

В «Записках» повсюду разбросаны эпизоды его расправы с крепостными, расправы, плохо прикрываемые либеральными сожалениями и душеспасительными богобоязненными вздохами.

Гуманный на словах, Андрей Тимофеевич то и дело приказывает пускать в ход розги, усердно полосует батогами спины строптивых или же чем-либо не угодивших «подлых» людей, прибегает даже к чисто средневековым изощрённым пыткам… В свете этих жесточайших расправ плотно надетая на Болотова маска поверхностного либерализма сползает, и пред нами появляется зоологическая рожа дикого зверя, дающая яркое представление о невыносимом режиме эпохи, цепко державшем в своих лапах даже такого передового человека, как Болотов».

С «зоологической рожей дикого зверя» и «невыносимым режимом эпохи» Ронский явно переборщил, многократно перегнул палку, пытаясь подобным оголтелым и наглым враньём, граничившим с поношением, как бы убить двух зайцев сразу: и концы в воду спрятать, и перед Судом Истории обелиться. Уж более дикой и свирепой рожи, в какой предстали его соплеменники-большевики, и более гнусного и кровавого режима, что они в России устроили в первые 20 лет пребывания у власти было и придумать трудно: ужасы европейского Средневековья и Инквизиции - детские шалости в сравнение с большевистским Красным террором, аналогов которому в мировой истории нет и, вероятно, не будет.

Но, как бы то ни было, а вступительная статья Ронского именно к высказанной автором версии исподволь читателей и подводит: нарисовать при помощи болотовских «Записок» апокалипсическую картину прошлого - не много, не мало. То есть использовать забытые мемуары в сугубо пропагандистских корыстных целях - в качестве ширмы для собственных кровавых дел. Иного объяснения, во всяком случае, автору на ум не приходит…

Существует и другое косвенное доказательство того, что большевистские вожди и партийные идеологи не были в восторге от Болотова как человека, как сугубого черносотенца-почвенника - тем более, хотя и вынуждены были переиздать его главный литературно-исторический труд в собственных интересах. Переиздать-то переиздали - отлично! Пятёрку им за поведение! Но перед тем, как «Записки» выпустить в свет массовым тиражом, они всё же решили подстраховаться, и автора-патриота, чьей помощью они намеревались воспользоваться, решили в идеологическом дерьме густо вымазать и во вранье. «На всякий пожарный» - как говорится, чтобы «каждый сверчок знал свой шесток».

Для этого в 1928 году, за три года до планируемого выпуска болотовского трёхтомника, в Москве вышла книга В.П.Шкловского «Краткая и достоверная повесть о дворянине Болотове» (М., 1928), написанная в духе и традициях того переломного во всех смыслах времени: всё старое чохом обгадить и очернить, всё новое, интернациональное и революционное, чохом же возвеличить. И всё это ловко так потом обозвать пресловутым классовым подходом и классовой ненавистью. Просто и удобно - не правда ли? Вся прошлая история Царской России вообще, и XVIII век в частности, по мысли Шкловского и его идейного последователя и собрата по крови и по перу Ронского, - это наиотвратительнейшее дерьмо. И люди, что проживали и творили тогда, и Болотов в их числе, самые что ни на есть мерзопакостные и дерьмовые.

Здесь хочется обратить особое внимание читателей на ключевое слово в названии книги - «достоверная», - что было сущей наглостью и цинизмом с авторской стороны, ибо ничего достоверного и правдивого в сей пошлой книжке невозможно было и днём с огнём отыскать - при всём, так сказать, желании. Одна сплошная ненависть к Болотову и чернуха, и карикатурный образ учёного, не имеющий ничего общего с реальным персонажем русской истории кроме фамилии. Сей литературный пасквиль, строго говоря, и книгою-то назвать нельзя: просто набрал В.П.Шкловский, еврей по национальности, собственной харкотины в рот и сплюнул её на бумагу. И потом крючковатыми пальцами туда-сюда растёр, да ещё и грязно выругался вдогонку: вот, мол, тебе, получай подарочек, сука! знай наших!... Вот и вся «краткая и достоверная повесть» по сути, которую ввиду этого и в руки-то противно брать, которая замарает руки…

И в этой связи ещё и вот какую крайне-важную мысль хочется здесь высказать: по поводу личной уязвимости и крайней опасности материалистического подхода к истории (когда бытие-де определяет сознание), как и попыток некоторых услужливых и пронырливых авторов применять пресловутый классовый подход к другим. Судить и рядить кого-то с классовых позиций просто и удобно - согласен! Это всё равно что обоюдоострым мечом стоять и размахивать над головой, чтобы врагам неповадно и страшно было. Но только беда заключается в том, что можно ведь и самим какое-то время спустя на тот же «универсальный исторический метод» нарваться и больно по лбу получить, так что искры из глаз посыплются.

Вспомните, например, как с началом перестройки борзые историки и идеологи, сыновья и внуки Шкловского, Ронского и других, лихо побросавшие партбилеты и умело перекрасившиеся в демократов, принялись остервенело в угоду новым властям хаять советского время, вешать на него всех собак, называть дерьмовым, кровавым и отвратительным. Но ведь тогда по закону исторического возмездия дерьмовыми и отвратительными автоматически станут и их бравые отцы и деды, кто и олицетворял то время, отвечал за его моральный и духовный климат, пропаганду и идеологию - Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Покровский с Поспеловым, те же Шкловский и Ронский. Вот ведь до чего можно додуматься и договориться, господа хорошие, если встать (как учил К.Маркс) на сугубо материалистические позиции и тупо начать применять к Истории бездушный и холодный как бритва, безжалостный и субъективный классовый подход. Этак мы всех, и самих себя, историческим дерьмом в конце концов перепачкаем, что и места живого уже не останется…

5

 

Полноценной - реальной, что существенно, не сказочной и не чёрной, - биографии А.Т.Болотова, пусть пока только художественной, в советское время пришлось ждать ещё 20 лет - до окончания Великой Отечественной войны, во время которой к власти в стране пришли державники-патриоты и принялись пуще прежнего насаждать в государстве патриотическую идеологию, которая потихоньку раскручивалась в СССР уже со второй половины 1930-х годов и помогла народу нашему сначала выстоять в смертельной борьбе, а потом и сломить хребет германскому нацизму. Сильно поспособствовала выходу первой книги и международная обстановка: началась холодная война, и про научно-техническое сотрудничество между Советским Союзом и Западом можно было забыть, что оказалось нам только на руку. Теперь мы просто обязаны были, чтобы не потерять независимость, на собственные силы рассчитывать и собственный же творческий потенциал, которым нас Господь не обидел. Люди думающие, люди знающие, люди прозорливые и авторитетные, от решений которых зависела судьба и будущее страны, тогда это быстро поняли и приступили к действиям.

В 1946 году один из виднейших учёных того времени академик П.Л.Капица направил Сталину очередное письмо (которыми он беспрерывно бомбардировал вождя с 1936 года и не получал ответов), к которому приложил рукопись новой книги сложившегося ещё до революции писателя и историка, знатока российской науки и техники, Л.И.Гумилевского «Русские инженеры» (автора таких замечательных произведений, как «Крылья родины», «Зинин», «Вернадский», «Александр Михайлович Бутлеров», «Создатели двигателей», «Чаплыгин», где прославлялись великие русские учёные и изобретатели). В письме Капица уверял, что это он-де порекомендовал Льву Ивановичу написать данную книгу с целью рассказать стране и народу «о наших талантах в технике, которых немало, но мы их мало знаем. Он это сделал, и получилась… картина развития нашей передовой техники за многие столетия. Мы, по-видимому, мало представляем себе, какой большой кладезь творческого таланта всегда был в нашей инженерной мысли… обычно мы недооценивали своё и переоценивали иностранное». И далее академик справедливо пишет, что «один из главных отечественных недостатков», - по его мнению, - это «недооценка своих и переоценка заграничных сил. Ведь излишняя скромность – это ещё больший недостаток, чем излишняя самоуверенность. Для того чтобы закрепить победу (в Великой Отечественной войне - авт.) и поднять наше культурное влияние за рубежом, необходимо осознать наши творческие силы и возможности. Ясно чувствуется, что сейчас нам надо усиленным образом подымать нашу собственную оригинальную технику… Успешно мы можем это делать только когда будем верить в талант нашего инженера и учёного… когда мы, наконец, поймём, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других… Что это так, по-видимому, доказывается и тем, что за все эти столетия нас никто не сумел проглотить»…

На Сталина это письмо Капицы, как представляется, произвело очень сильное впечатление - хотя бы потому уже, что и сам он, скорее всего, приблизительно в том же духе в последнее время думал. Свидетельством чему может служить такой, например, красноречивый факт, что стареющий и предельно перегруженный многочисленными послевоенными делами и проблемами Иосиф Виссарионович, до этого на послания Петра Леонидовича никак не реагировавший, не принимавший их вероятно всерьёз, на этот раз нашёл время и самолично ответил автору, поблагодарил его. «Тов. Капица! - лаконично написал он в ответе. - Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного… Что касается книги Л.Гумилевского «Русские инженеры», то она очень интересна и будет издана в скором времени».

Сталин, как хорошо известно, потому и был велик как политик и руководитель, что слов на ветер не бросал и умел отличать зёрна от плевел. Книга Гумилевского вышла в свет уже в начале 1947 года - оперативность издания высочайшая.

Суть книги (как она была изложена П.Л.Капицей в письме вождю) заключалась в следующем:

«1. Большое число крупнейших инженерных начинаний зарождалось у нас;

  2. Мы сами почти никогда не умели их развивать (кроме как в области строительства);

  3. Часто причина неиспользования новаторства в том, что обычно мы недооценивали своё и переоценивали иностранное».

Капица приводил в письме и примеры. Так, со знанием дела писал он, А.Ф.Можайский ещё в 1881 году сконструировал прообраз самолёта, а Б.Л.Розинг в 1911-м осуществил первую лабораторную телепередачу. Но практическая реализация этих открытий произошла позже в США… Были и другие примеры крупнейших русских инженеров-изобретателей, опередивших западных коллег: Попов (радио), Яблочков (вольтова дуга), Лодыгин (лампочка накаливания), Доливо-Добровольский (переменный ток), Пирогов (гипс и наркоз), Бенардос (сварка металлов), Котельников (современный ранцевый шёлковый парашют), Пороховщиков (первый конструктор танка и вездехода). Но России это, опять-таки, славы и пользы никакой не доставило: всё это прямиком ушло на Запад, было там быстренько запатентовано и внедрено, а мы, русские, вынуждены вечно перед западными дельцами кланяться и покупать у них собственные же изобретения. С такою порочной практикой надо было кончать! Хватит-де славить Запад: мы как минимум не хуже и не глупее. Таков был главный вывод письма, отправленного лидеру государства академиком Капицей.

Мудрого Сталина долго уговаривать было не надо в этом вопросе. Он хорошо знал, прожив достаточно длинную уже жизнь, прочитав не одну сотню книжек, как хищнически и пренебрежительно относится Запад к России. Менделеев и Павлов, Толстой и Чехов уж никак не уступали западным деятелям по масштабу содеянного и таланту, а если совсем начистоту - заметно превосходили многих. Но престижной Нобелевской премией там наградили только одного Павлова (1904). Толстого же по какой-то непонятной причине отвергли, заменив его никому не известным норвежцем, а великого Менделеева, творца Периодического закона, и Чехова того же, которого в Европе с успехом на сцене ставили, просто-напросто «не заметили». Да и внутри страны, видел Сталин, отношение к собственным гениям было не лучше. Наблюдалась катастрофическая «недооценка» собственных возможностей и способностей, длившаяся со времён Петра I, который и сам перед Западом низко кланялся и расшаркивался, и заставлял кланяться и расшаркиваться всю страну. С подобным низкопоклонством и лизоблюдством действительно надо было кончать, своим умом начинать жить и своими силами.

Письмо учёного, таким образом, стало толчком, катализатором тех внутренних процессов, которое зрели внутри самого вождя, звали его к решительным действиям и переменам. Поэтому, помимо оперативного выпуска книги Л.И.Гумилевского, рекомендованной Генсеку Капицей, уже 28 марта 1947 года в СССР начинается кампания борьбы с «антипатриотизмом», когда при министерствах и ведомствах были учреждены «суды чести», долженствующие, согласно их уставу, «повести непримиримую борьбу с низкопоклонством и раболепием перед западной культурой, ликвидировать недооценку значения деятелей русской науки и культуры в развитии мировой цивилизации».

К середине 1947 года борьба с «низкопоклонством» перед заграницей (борьба с «антипатриотизмом») становится уже одним из главных идеологических направлений. 13 мая Сталин встречается с руководителями СП СССР, Фадеевым, Симоновым, Горбатовым, и неожиданно говорит им (по воспоминаниям Симонова): «А вот есть такая тема, которая очень важна, которой нужно, чтобы заинтересовались писатели… Если взять нашу среднюю интеллигенцию, научную интеллигенцию, профессоров… у них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя ещё несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Почему мы хуже? В чём дело? Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает… в широких кругах интеллигенции не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия… Надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов».

С этого момента, с мая 1947 года, в советской печати начинается широкое и громкое прославление гениальных творцов отечественной науки и техники - как прошлого, так и настоящего, - сиречь восстанавливается утерянная было с патриотическим прошлым связь, прерванная Революцией. В издательстве «Молодая гвардия», в серии ЖЗЛ, одна за другой издаются блестящие биографии русских изобретателей и учёных, которым авторами сыпались заслуженные похвалы и выставлялись самые высокие оценки. Этими сталинскими биографиями, ставшими теперь библиографической редкостью, зачитывалась вся страна, особенно - молодёжь, которая заражалась волей и мужеством своих гениальнейших соотечественников, завидным упорством их, силой духа, талантом, энергией творческой. До середины 50-х годов в СССР вышли в свет по отдельности или в сборниках жизнеописания М.В.Ломоносова - основоположника всей русской современной науки; А.Нартова - изобретателя токарно-винторезного станка с механизированным суппортом; П.Фролова - основателя российского и мирового железнодорожного транспорта как магистрального, первые рельсы из чугуна; И.Ползунова (паровая машина); Ефима и Мирона Черепановых (паровозостроители); Е.Никонова (первая в мире подводная лодка); Л.Шамшуренкова («самобеглая» коляска - прототип современного автомобиля); Ф.Блинова (первый в мире гусеничный трактор); Д.Менделеева (Периодический закон, исследования упругости газов, первая теория растворов, великолепный учебник «Основы химии»); Б.Якоби (электродвигатель, буквопечатающий телеграфный аппарат, гальванопластика); Н.Бенардоса (электрическая дуговая сварка и резание металлов, аккумулятор и амперметр); П.Шиллинга (изолированный электрокабель); Б.Бызова (технология получения синтетического каучука из нефти); Ф.Пироцкого (трамвай на электрической тяге); И.Романова (подвесная электрическая дорога, первый электромобиль); С.Лебедева (промышленный способ получения синтетического каучука); С.Проскурина (цветной диапозитив); В.Гассиева (фотонаборная машина); И.Тимченко (пишущий ртутный барометр); А.Столетова (первый фотоэлемент); Н.Кибальчича (схема реактивного летательного аппарата); И.Болдырева (гибкая фоточувствительная плёнка); В.Зворыкина (телевидение, кинескоп, иконоскоп); А.Понятова (первый видеомагнитофон) и многих-многих других выдающихся русских деятелей-творцов - разве ж всех их упомнишь и перечтёшь, как очень того хотелось бы. Всё это был мощный фундамент начатой Сталиным (по подсказке академика П.Л.Капицы) борьбы с «низкопоклонством» перед заграницей, на котором потом с успехом было построено величественное здание первоклассной советской науки и техники, что надолго опередили мир в своих изысканиях и позволили советской стране пожить независимо и спокойно аж до 1993 года включительно, то есть после смерти самого Иосифа Виссарионовича аж 40 лет. Так фантастически долго в тишине и согласии наша страна ещё никогда не жила! Потому что этого делать нам, при нашей-то всегдашней слабости и нищете, наши соседи западные и восточные прежде никогда не давали!

Конечно же, перегибов в этой борьбе (с «антипатриотизмом», с «низкопоклонством» перед заграницей), как и в любой общегосударственной кампании, было немало наверное - кто спорит? Но в целом она была и насущно необходимой, и чрезвычайно плодотворной для разорённой войной страны, была рассчитана на длительную перспективу, - уж это-то не полежит никакому сомнению. Если бы тогда не свершилось «осознание отечественных творческих сил», если бы не поверили русские люди в себя, не узнали из истории прошлого, что все они - гении, оказывается! - едва ли спустя всего каких-то 7 лет, в 1954 году, в СССР была бы создана первая в истории человечества атомная электростанция; а в 1957-м едва ли наша страна первой осуществила бы выход в космическое пространство, запустив первый искусственный спутник Земли и введя это русское слово, спутник, во все языки мира; а в 1961 году навряд ли с успехом отправила бы в космос первого землянина-земляка, русского космонавта Ю.А.Гагарина. Жажда интеллектуального первенства, мирового научного господства даже было в сущности совершенно новым для России явлением, которое породили письмо заслуженного академика и сталинская кампания.

Следствием той кампании стали и другие заметные открытия в нашей стране, которые непременной стоит здесь перечислить, мимо которых невозможно пройти ввиду их особой ценности и важности для мировой науки. Так, в 1953-54 годах в СССР группа советских физиков-ядерщиков во главе с академиком Сахаровым в лабораторных условиях впервые на планете Земля осуществляет реакцию термоядерного синтеза, понимай - “зажигает” крохотное солнышко на Земле, на основе чего в нашей стране создаётся первая в мире готовая к практическому применению водородная бомба мощностью в 100 мегатонн, надолго остудившая воинственный пыл США, для которых наша независимая Держава как кость в горле и которые, не будь у нас подобного оборонительного оружия, с удовольствием нас проглотили бы. В 1954 году советские академики Басов и Прохоров изобретают и пускают в промышленность лазерный луч. В 1957 году советский же инженер-радиотехник Л.Куприянович создаёт и демонстрирует журналистам работу первого в мире беспроводного телефона, простодушно описывает его устройство во многих советских научных журналах («Наука и жизнь», «Юный техник»), которое бессовестно слизывают американцы и через 10 лет создают у себя нечто похожее и становятся “первооткрывателями”. В середине 1960-х годов группа советских учёных во главе с выдающимся академиком-математиком В.М.Глушковым разрабатывает первую в мире персональную ЭВМ «МИР-1», прототип современного персонального компьютера («МИР-1» потом выкупят у нас американцы из IBM на выставке в Лондоне в 1967 году за 1 млн. долларов и создадут на её основе первый ПК). Она же, группа Глушкова, осуществит первую передачу информации для ЭВМ на большие расстояния, то есть создаст современный Интернет по сути, мировую электронно-информационную паутину. И если б ни козни Хрущёва и его еврейского окружения (учёных-экономистов Либермана, Белкина, Бирмана и других, многие из которых потом эмигрировали в Израиль и США на сытные иудины хлеба), СССР был бы лидером в этой важнейшей области. В 1960-х годах группа советских микробиологов с успехом клонирует мышку Долли, подробно описывает этот научный эксперимент в печати. На Западе - молчок. Будто бы там ничего не видят и не слышат. А через 20 лет англичане проделывают тот же самый эксперимент с овцой, которую цинично называют Доли по советскому образцу - и объявляют себя первооткрывателями в микробиологии. И таких фундаментальных научных и инженерных открытий (и связанного с ними же плагиата) из славного советского прошлого можно привести сотни, если не тысячи! И все они вышли из семилетней сталинской борьбы с «низкопоклонством» перед заграницей по сути. Вся передовая советская наука оттуда вышла, которой до сих пор поражается мир.

И как в этой связи не вспомнить известный девиз славянофилов:

 «Познай самого себя, углубись в прошедшие судьбы страны своей и своего народа, и узнаешь свой дух в его духе и свою силу почерпнёшь из него», - который умница Сталин попробовал воплотить в жизнь и получил изумительные результаты.        

И другое хочется здесь вспомнить, что сразу же приходит на ум и тоже будет по теме. Незадолго до смерти Федора Ивановича Тютчева поэт Майков написал стихотворение «Ф.И.Тютчеву», которое на удивление созвучно начатому разговору:

«Народы, племена, их гений, их судьбы

Стоят перед тобой, своей идеи полны,

Как вдруг застывшие в разбеге бурном волны

Ты видишь их насквозь, их тайну ты постиг,

И ясен для тебя и настоящий миг,

И тайные грядущего обеты…

Но грустно зрячему бродить среди слепых.

«Поймите лишь, - твердишь, - и будет вам прозренье!

Поймите лишь, каких носители вы сил, -

И путь осветится, и все падут сомненья,

И дастся вам само, что жребий вам судил!»

Говорят, последние слова особенно нравились Достоевскому, ценившему данное посвящение. «Да, да, поймите лишь! Именно, именно, только бы поняли!.. Да нет, не поймут…», - всегда бубнил он будто бы после чтения, и безнадёжно махал рукой…

Вероятно, знал и Сталин про это стихотворение, как знал он и многое такое, что неведомо было по разным причинам многим нашим высоким руководителям. Во всяком случае, ему удалось показать народу через патриотические биографии, носителем каких он, народ, необъятных является сил, какими грандиозными талантами обладает. И посмотрите, какими чудесами невиданными разродились воспрявшие русские люди при нём, духовную мощь и разум великий от предков своих почерпнув!!! Благодаря сталинской кампании по борьбе с «антипатриотизмом» Советская Россия впервые в своей истории (после Московской Руси) «обогнала» другие страны в грандиозных технологических свершениях, стала мировой законодательницей научно-технических мод! Представляете себе, фокус!... Отсюда - и такая жгучая и не умолкающая до сего дня ненависть к Вождю, затронувшему самые чувствительные струны русской души, умело сыгравшему на них, Великой Россию сделавшему! Либералы наши продажные, что живут на западные подачки и гранты, от одного лишь упоминания Сталина бесятся как черти на сковороде и видят в той кампании 1947 года только лишь одни перегибы и “варварство” - видят “соломинки” то есть и не замечают “брёвен”…

И наконец, мы подходим к главному, для чего собственно и затеян был данный исторический экскурс, немного перегрузивший читателя вероятно. В 1949 году свершается чудо: в СССР в серии «Деятели русской агрономии» выходит книга ещё совсем молодого тогда аспиранта сельскохозяйственной академии А.П.Бердышева «Андрей Тимофеевич Болотов – первый русский учёный-агроном», ставшая первой полноценной биографией великого русского деятеля-самородка в своей стране за прошедшие двести с лишним лет со дня его рождения. После упомянутых статей Е.Щепкиной и А.Блока разумеется. Написана биография качественно и профессионально, с большой любовью к герою повествования, что было уже хорошо. Несмотря на то даже, что сельскохозяйственная сторона жизни Болотова в ней преобладает. Да и опиралась она на богатый фактический материал, поэтому до сих пор злободневна и актуальна. Честь и хвала её автору, верному сыну и патриоту России! Побольше б таких!…

 

6

 

После смерти И.В.Сталина и прихода к власти Н.С.Хрущёва обстановка в стране поменялась кардинальным образом. Хрущёв был троцкистом, как хорошо известно, единственным уцелевшим троцкистом в послевоенном окружении вождя, то есть сугубым революционером и упырём, кто ненавидел всё великое, русское лютой ненавистью! Поэтому с первого дня патриотизм строго-настрого запретил и стал революционный дух насаждать во всех сферах жизни, и одновременно рушить великую сталинскую Державу на пару со своей камарильей. Борьба с «антипатриотизмом» была им сразу же свёрнута, естественно, сталинские биографии изымались из библиотек и уничтожались. Связь с патриотическим прошлым резалась на корню: осиротевших советских граждан сознательно лишали опять прежней в собственные богатырские силы веры. Зато лихорадочно восстанавливалась другая связь - с лихим революционным прошлым, про которое в послевоенные годы в СССР старались не вспоминать, жирный крест на котором поставили… Власть над умами и душами народными захватили тогда пресловутые «шестидесятники» с полупомешанным Солженицыным во главе, которые были в общей массе своей, как и сам их благодетель и опекун Хрущёв, революционерами по духу и убеждениям, евреями по крови. Поэтому, захватив все электронные и печатные СМИ, они принялись остервенело рушить великое сталинское патриотическое наследство, грязь обескураженным советским людям в души лить, мутить что называется воду… и лихорадочно строчить одну за другой иные совсем биографии: декабристов - вечных любимцев своих, Радищева с Герценом и Огарёвым, Белинского, Добролюбова, Чернышевского и других милых их сердцу деятелей дореволюционного прошлого, ярых ненавистников и противников Великодержавной православной России, её уникальности, самобытности и самодостаточности, независимости и особого её пути, которые должны были наших «шестидесятников» авторитетом своим поддержать, своими идеями и программами в их разрушительном деле.

Понятно, что сугубому патриоту А.Т.Болотову в этом интернациональном ряду и при таких разрушительных веяниях не нашлось места. И про него опять надолго забыли, вычеркнули из всех списков и из истории. Так, например, в вышедшем в 1961 году академическом издании «Н.И.Новиков и его современники» (М., 1961) имя его даже не было упомянуто!!!

И такое безобразие в СССР продолжалось до второй половины 1980-х годов, до горбачёвской “перестройки” то есть, когда начал трещать и рушиться Советский Союз, а вместе с ним - и Агитпроп советский, всесильным некогда деятелям которого уже не до Болотова стало, не до травли его: самим бы, что называется, выжить и не пропасть, и в новую жизнь худо ли, бедно вписаться…. Неудивительно, что в 1988 году, к 250-летию Андрея Тимофеевича, в ВО «АГРОПРОМИЗДАТ» всё тот же Александр Петрович Бердышев (уже престарелый доктор сельскохозяйственных наук, оставивший Москву и семью и переехавший на жительство в Дворяниново, поближе к своему давнишнему кумиру и обожателю) выпустил про своего героя ещё одну замечательную книгу «Андрей Тимофеевич Болотов – основоположник русской сельскохозяйственной науки». Добрый почин его поддержали тогда и другие достойные писатели патриотической ориентации: В.Н.Ганичев «Тульский энциклопедист», О.Н.Любченко «Андрей Тимофеевич Болотов».

Но первыми в этом славном ряду тружеников-просветителей поздней советской эпохи, умудрившимися какими-то невероятными способами пробить стену молчания вокруг имени Болотова ещё в конце 1970-х годов, во времена слабеющего Л.И.Брежнева, были всё-таки В.Лазарев со статьёй «Возрождение в Богородицке» (1977 г.), А.Гулыга со статьями «Андрей Болотов. Он писал о себе для нас» (1979 г.) и «Искусство истории» (1980 г.), а также С.Новиков с монографией «Болотов» (1983 г.).

Здесь особо хочется Гулыгу упомянуть, кто приложил немало стараний, используя личный авторитет и связи, чтобы добиться в СССР третьей по счёту публикации болотовских «Записок» в 22 частях, пусть и с изрядными сокращениями первоначального мемуарного текста, что за сто лет до него выпустил в свет М.Семевский. Произошло это в 1986 году в московском издательстве «Современник» в серии «Память»; и только лишь благодаря личной настойчивости и упорству Арсения Владимировича, как это теперь представляется, который сопроводил «Записки» большой вступительной статьёй «Андрей Болотов. Он писал о себе для нас» (в сильно урезанном виде опубликованной популярным советским журналом «Знание - сила» (№11, 1979 г.)), а также многочисленными комментариями.

Вступительная статья Гулыги уже хотя бы тем хороша и правильна, на скромный авторский взгляд, что не страдает патологической классовой (и расовой) ненавистью Шкловского и Ронского, их оголтелым упёртым материализмом. Гулыга видит в Болотове не пассивного безвольного индивида, затюканного сына своего «ужасного времени», плывущего-де по течению и впитывающего в себя весь негатив эпохи, выплёскивающего этот негатив на других, на подневольных крестьян в первую очередь, а удивительно цельного и одарённого человека, человека-творца и кудесника слова, у которого слова не расходились с делом, с поступками, который всегда знал, чего хотел и до последней минуты твёрдо отстаивал свои жизненные, творческие и моральные принципы.

К описанию личности своего героя, таким образом, Гулыга подходит с идеальных позиций, как и должно к таким неординарным деятелям подходить, утверждая в статье, что не общество, не эпоха влияла и гнула Болотова как пластилин, а Болотов так или иначе влиял на эпоху, на дух времени; что Андрей Тимофеевич был из той редкой и малочисленной породы людей, небесных посланников и светильников, которые с рождения находятся под Божьей всемилостивейшей опекой и поэтому сами выстраивают и формируют свою судьбу, да ещё и указывают и расчищают путь будущим поколениям.

Итак, в издательстве «Современник» «Записки» третьим изданием вышли в 1986 году. А следом за этим, в 1988 году, уже и Приокское книжное издательство в Туле выпускает болотовские мемуары в 2-х томах под редакцией В.Н.Ганичева. А это уже более 1000 страниц текста! Читателю было, где любопытство удовлетворить и словом болотовским насладиться…

В 1996 году происходит и вовсе знаменательное событие: в МГУ им.Ломоносова, на историческом факультете, молодая аспирантка Щеблыгина Ирина Васильевна с успехом защищает диссертацию на соискание учёной степени кандидата исторических наук «А.Т.Болотов и его система ценностей», которая становится, таким образом, первой научной биографией Андрея Тимофеевича в России за долгие 250 лет. Диссертация написана грамотно и умно, с привлечением огромного фактического материала и документов. Всем, кто любит и ценит Болотова, верит в его непреходящее значение для страны, она понравится, придётся по вкусу и по душе. И очень надеяться хочется, что эта замечательная диссертация - не последняя в списке, что богатейшему наследию болотовскому, «как драгоценным винам, настанет свой черёд»…

 

7

 

А теперь давайте опять вернёмся назад, дорогой читатель, в шестидесятые годы XVIII столетия, когда Екатерина II, как уже отмечалось, решила обзавестись усадьбою на южной окраине тогдашней Московской губернии, по соседству с Куликовым полем, в неописуемых по красоте местах, обласканных Господом Богом. О чём и заявила решительно и недвусмысленно сопровождавшему её в ту первую ознакомительную поездку по стране Г.Г.Орлову, который душку-Катеньку в сём начинании поддержал и принял на первых порах в строительстве и обустройстве её имения самое живое участие. Мы с этого, собственно, повествование и начали. Да отвлеклись, потратив Ваше внимание, читатель, на жизнеописание главного героя, о чем ни сколечко не жалеем…

 

Итак, летом 1773 года на остатках земляных валов старой сторожевой крепости архитектором И.Е.Старовым закладывается первый камень в основание Богородицкого дворца. А поскольку заказчицей того строительства выступила сама императрица, новоиспечённая хозяйка Богородицкой и Бобриковской волостей, - то ей, женщине достаточно мелочной и скупой на собственное добро и деньги, понадобился преданный и порядочный управляющий её имений, на которого бы она могла положиться как на саму себя, который из её императорского кармана копейки лишней не вытянул бы.

И таким управляющим стал в итоге А.Т.Болотов, которого порекомендовал ей сам Г.Орлов вероятно, подружившийся и хорошо изучивший Андрея Тимофеевича ещё в Кёнигсберге, поручившийся за его порядочность головой.

Но даже и после такого ручательства Андрею Тимофеевичу не сразу доверили руководить двумя волостями императрицы: в 1774 году, для проверки его деловых качеств по-видимому, а заодно и агрономических навыков и способностей, которыми он после отставки со службы уже успел блеснуть в родном Дворяниново за прошедшие 12 лет (1762-1774 гг.), его назначили управляющим небольшого имения в Киясове, довольно запущённого и малодоходного. Пусть, мол, поработает, покажет себя, - подумали высокие должностные люди из Петербурга, - а мы поглядим, что получится. Тогда и решим.

Поглядели. Получилось. Со всех сторон - хорошо. Даже, можно сказать, отлично. За 2 киясовских года Андрей Тимофеевич успел показать себя в новом деле не только отменным и очень трудолюбивым руководителем, крайне порядочным - что было особенно важно, а не законченным плутом и казнокрадом, каковых было пруд пруди, но и талантливым агрономом, врачом и писателем плюс ко всему, то есть преуспел ещё и на тех поприщах, которые в его прямые обязанности не входили и за которые он доходов не получал, работал факультативно что называется. Как агроном он привёл в порядок существовавшие здесь два парка и разбил новый небольшой парк, который с успехом прижился. Как врач он занимался здесь врачеванием на добровольной основе, ибо в Киясове некоторое время не было госпиталя. Как литератору в этот период ему удаётся закончить и опубликовать свою первую книгу - «Детскую философию» в 2-х частях, что было большим успехом.

И вот, по достоинству оценённый, в конце октября 1776 года Андрей Тимофеевич получает наконец предложение вступить в должность управляющего Богородицкой и Бобриковской волостями императрицы со всеми вытекающими отсюда последствиями - возможностями почти запредельными, финансами неограниченными, людскими ресурсами. Под его началом оказалось сразу же около 20-ти тысяч народонаселения двух волостей. А это - огромная сила. С таким количеством трудолюбивых и талантливых русских крестьян при желании можно было горы свернуть, большую память по себе оставить. Только твори - не ленись, соображай, выдумывай, пробуй.

И Андрей Тимофеевич, засучив рукава, с жаром взялся за дело. На момент его прибытия Богородицк, как следует из его записей, был «ни село, ни город, а некий междуумок между ними». Повсюду царили хаос и запустение… Бардак свирепствовал и на самой стройке, которому потакали прежние вороватые управляющие, успевшие хорошо нажиться за несколько прошедших со дня начала строительства лет на завышении цен и приписках.

Быстро поняв и правильно оценив это всё, прирождённый хозяйственник Болотов сразу же берётся именно за строительство, самую криминальную во все времена сферу деятельности, самую ресурсозатратную. Он наводит порядок в волостной канцелярии, где её чиновники скупали втридорога стройматериалы у подрядчиков, а разницей делились с прежними управляющими. Наместник Московской губернии князь С.В.Гагарин, непосредственный начальник А.Т.Болотова, только диву давался, видя по новым отчётам, как его объегоривали и надували раньше, водили за нос как пацана!

Вообще, надо сказать, что хозяйственная деятельность в первые 10 лет работы Андрея Тимофеевича на новом и чрезвычайно ответственном посту стала для него приоритетной: наука, литература и агрономия ушли пока на второй план. Помимо наведения порядка в волости, он ещё и активно помогает в эти годы И.Е.Старову в постройке и отделке самого дворца, в обустройстве прилегающей территории. Так, например, он добивается разрешения от князя С.В.Гагарина завести в Богородицком Большом пруду карпов. Они отлично прижились и размножились, что стало началом рыбоводства в Тульской и соседних губерниях. Под его же непосредственным руководством был перестроен «Путевой дворец» Екатерины. Его стараниями и усилиями были открыты пансион для благородных детей и волостное училище.

В 1777 году происходит заметное событие в жизни государства, которое повлияло самым существенным образом на круг обязанностей и полномочий Болотова как управляющего Богородицкой волостью: правительством Екатерины проводится реформа местного управления. Вместо 20-ти огромных губерний на просторах нашей страны создавалось 40 более мелких и компактных, удобных для управления. Появляется Тульская губерния, бывшая до этого провинцией Московской... В результате реформы Богородицк вновь приобретает статус города, каким был век назад, а год 1777-й становится таким образом годом его современного основания. Появляется и Богородицкий уезд (район - в советское время).

Отныне всё, что было расположено на высоком берегу Большого пруда рядом с усадьбой стало именоваться волостным селом Богородицким, а на противоположном отлогом берегу Уперты начал формироваться уже сам город Богородицк, сохранившийся до наших дней.

И Андрей Тимофеевич сыграл ключевую, решающую роль в облике формирующегося города, был первым и единственным его архитектором: Екатерина II здесь ни при чём. Рассказанная выше легенда про её упавший будто бы веер - всего лишь сказка, или исторический анекдот, который до сих пор люди упорно муссируют и пересказывают друг другу из-за его необычности… ну и для предания большего веса своим местам, будто бы самой императрицей Екатериной задуманным и спроектированным. В действительности же, единственный автором и творцом веерной городской застройки является именно Болотов. Ему и только ему одному принадлежит уникальная планировка современного Богородицка, которую специалисты сравнивают с амфитеатром, спускающимся к Большому пруду. Теперь документально уже установлено, что сделанный им во второй половине 1770-х годов проект одобрил сначала наместник Калужской и Тульской губерний, а затем и сама Императрица, которая, как говорят, «была настолько довольна планом, что сравнила его с сущим цветником и повелела точно таким образом городу и расположиться».

Екатерине было отчего порадоваться и поразиться: её талантливый молодой управляющий и впрямь предложил ей редкое по красоте решение, которое заключалось в следующем. Из полукруглого выступа-центра обращённого к Большому пруду фасада строящегося дворца он как бы провёл пять исходящих лучей, явившихся основой будущей городской планировки. Пять улиц, продолжая эти лучи, расходились веером, поднимаясь вверх по пологому склону противоположного дворцу берега, по виду и впрямь образуя амфитеатр, только с жилыми постройками вместо кресел. Дворец же, что сцену издали напоминал с величественными декорациями, становился центром всей планировки, душою будущего города, светским его алтарём, хотя и был отделён от него широкой гладью пруда. Первоначальные болотовские улицы-лучи впоследствии соединялись между собой многочисленными пешеходными переулками-хордами, с годами расширившимися до размера улиц, паутинку напоминающими с высоты. И неизвестно, есть ли ещё подобный город в России, имеющий схожую планировку? Или же эта придумка болотовская единственная в своём роде, аналогов в нашей стране не имеющая?...

 

 

 

Но не только городским планированием и строительством занимался Болотов в конце 1770-х годов, когда работы над возведением усадьбы были в полном разгаре. Под его наблюдением готовилась к освящению и открытию Казанская церковь в селе Богородицком, расположенная неподалёку от башни-колокольни дворца с восточной его стороны. Причём Андрей Тимофеевич сам с увлечением помогал оформлять её интерьер, отделывал иконостас как заправский изограф!

 

Но ему и этого было мало - такой уж неуёмный и сверхплодовитый был этот удивительный человек, душа, мозг и руки которого требовали всякий раз нового и неизведанного. И в 1779 году Андрей Тимофеевич, по собственному почину по сути, превращает бесхозный лесок на севере от двора в замечательную рощицу, которую он назвал «Церерина роща» (Церера, напомним, - римская богиня плодородия). Эта работа - жемчужина садово-паркового искусства, - помимо её красоты, стала для него пропуском к главному делу жизни как ландшафтного дизайнера - потому что очень понравилась наместнику Тульской губернии, прямому начальнику Болотова. После неё Андрею Тимофеевичу было предложено рассадить уже большой парк для Богородицкой усадьбы Екатерины по собственному проекту. А для любого художника это - и лучшая награда, и большая честь…

 

Его регулярный парк в Богородицке - это особая тема, шедевр в своей области, лебединая песня автора как ландшафтного дизайнера, инженера-гидравлика и агронома, ибо являет собой одно из лучших сочетаний архитектуры, природы и человеческих способностей. Это во-первых. А во-вторых, это был первый по сути истинно русский парк в послепетровской порабощённой России, где презиралось и высмеивалось всё русское, национальное, до небес превозносилось западное, и при создании которого автор руководствовался одной-единственной мыслью и целью:

«Не было б нимало постыдно для нас то, когда б были у нас сады ни Англинские, ни Французские, а наши собственные и изобретённые самими нами, и когда б мы называть их стали Российскими».

Теперь его недруги, наши либералы пустоголовые, что у евреев под каблуком и на содержании, утверждают с ухмылкой, что Андрей Тимофеевич создал свой парк не с чистого, так сказать, листа, а на основе книг английского учёного Гиршфильда, которого-де он много и усердно читал до этого и изучал; что творение его вторично… Может, это и так, и с трудами учёных английских архитекторов и агрономов он и был знаком, - он вообще был грамотным и очень начитанным человеком. Но только это не помешало ему ни сколько оставаться русским, творить русское и для русских же - раскрывать перед современниками и потомками удивительный мир русской природной красоты и русского же пейзажа. При чём здесь Англия-то?!

С таким же сугубым национально-патриотическим настроением и Ломоносов до последнего вздоха жил, первый наш академик, который тоже ведь где-то и чему-то учился, и кого-то читал, - но творил-то потом в России и для России же. И по своему образу и подобию. Какое отношение к его зрелому первоклассному творчеству имеют европейские учителя, пигмеи и бездари по преимуществу?

Поэтому-то, здесь больше права И.В.Щеблыгина, как кажется, написавшая в своей диссертации, что «А.Т.Болотова можно с полным основанием считать одним из первых русских ландшафтных архитекторов и теоретиков садового искусства… Его деятельность тесно связана с историей формирования русского парка… Болотов был в числе тех, кто стремился придать садово-парковому искусству в России национальные черты»…

Возводить свой парк Андрей Тимофеевич начал в 1784 году, когда строительство усадьбы заканчивалось, и создавал он его два года по сути - 1784-й и 1785-й. После 1786 года он уже почти ничего нового в парке не строил и не садил. Только поддерживал.

На строительство им было приглашено множество народу - человек 200 крестьян, безвестных героев стройки, которым предстояло проделать огромную работу - создать императорский парк на практически голом, да ещё и безводном месте.

И тут Андрей Тимофеевич выступил как первоклассный инженер-гидравлик, протянув к усадьбе водопровод длинною в несколько километров, обеспечив и сам дворец и будущие насаждения постоянной питьевой водой.

Вода - это жизнь всему, в том числе и растениям. Поэтому неудивительно, что в короткое время безлесные холмы, спускающиеся к Большому Богородицкому пруду, преобразились до неузнаваемости: покрылись живописными рощами, перелесками, которые чередовались со светлыми полянами. Всего было посажено несколько десятков тысяч деревьев! Масштабы и для нашего времени потрясающие!

И вокруг усадьбы Болотов создал ряд дивных, изумительных по красоте мест, любовно отделывая каждую деталь, специально подбирая растения. Так, с севера дворцовый холм ограничивала знаменитая «Эхотическая долина», которая не сохранилась, но которую, в первоначальном виде, можно хорошо рассмотреть на достаточно качественных авторских рисунках.

В парке огромное место уделялось устройству прудов, каналов и искусственных каскадов-водопадов. Так, на северной же его стороне был создан великолепный Большой каскад, который с рёвом сбегал по береговому откосу, как это происходит в горах, возле которого хорошо думалось и мечталось, дышалось густо-насыщенным влагой воздухом.

Жаль, что эти романтические пейзажные шедевры болотовские не сохранилось до наших дней в первозданном законченном виде: ни Большой водный каскад (от которого теперь с пяток заросших земляных “ванн” и осталось только, чередой спускающихся к зеркалу Большого пруда), ни «Церерина роща», ни «Эхотическая долина» та же. Одно утешает только: желая навсегда запечатлеть своё детище, таким, каким оно было на момент завершения, Андрей Тимофеевич, будучи незаурядным художником и великим тружеником плюс ко всему, вместе с сыном Павлом создали прекрасные акварели всех важнейших пейзажей парка и собственноручно сшили всё это потом в альбом. И этот их альбом под названием «Виды имения Бобринских, Богородицк, 1786» ныне хранится в Государственном Историческом музее, где при желании можно его поглядеть и хоть так порадоваться за земляка, или просто за великого соотечественника.

 

 

Восстановить прежний, первоначальный облик Богородицкого парка помогают и автобиографические записки Андрея Тимофеевича, и сохранившийся план Богородицкой усадьбы. Так что имеется достаточное представление о том, каким был этот парк в лучшие свои годы, что уже хорошо. Есть надежда, по крайней мере, что когда-нибудь найдутся люди, которые парк в точности восстановят, и тем окажут великую услугу и жителям города Богородицка, и всей национально-патриотической России.

А созданный за два года Богородицкий парк без преувеличения стал значительным явлением отечественного садово-паркового искусства. Современники были о нём очень высокого мнения и называли его жемчужиной здешнего края. В современном путеводителе «230 лет рода Бобринских» про него сказано так:

«Классическая архитектура молодого Ивана Старова, оправленная гениальным Андреем Болотовым в романтический пейзажный парк, превратила «ни село, ни город, а некий междуумок между ними» в «чудо здешнего края», диковинами которого можно было «в прах разлюбоваться»…»

8

 

Время 20-летнего управления волостью А.Т.Болотовым (1776-1796) было ярким периодом в истории современного Богородицка, временем его подъёма - хозяйственного, строительного и культурного. Немалое значение на статус города оказывал и появившийся на его территории дворцово-парковый ансамбль императрицы Екатерины, привлекавший в уездную казну достаточные средства.

Но 6(17) ноября 1796 года Екатерина Вторая умирает, и во владение имением, по завещанию, вступает новоиспечённый граф А.Г.Бобринский, её незаконнорожденный сын (от Г.Г.Орлова), проживавший до этого в Ревеле (ныне Таллин).

«Новая метла по-новому метёт» - это общеизвестно. И в 1797 году Болотов оставляет службу и пост управляющего и навсегда покидает Богородицк, возвращается в родовое Дворяниново, где и доживает последние годы, встречает глубокую старость и смерть. Его парк, оставшийся без хозяина, постепенно начинает хиреть и чахнуть, приходить в запустение.

Богородицкой усадьбе Бобринских с тех стародавних пор поочерёдно довелось пережить много пренеприятных и счастливых моментов: видела она иноземные нашествия, пожары и разорения, после которых успешно возрождалась вновь. Так, во время Отечественной войны 1812 года  лихие богородицкие партизаны прославились тем, что недалеко от города отбили у наполеоновских войск бронзовую статую Наполеона, которую тот готовил для установки в Москве в честь своей виктории. У французского императора, как известно, было традицией устанавливать во всех столицах захваченных государств собственное бронзовое изваяние, что было сродни печати или автографу на акте о безоговорочной капитуляции. Но в России у него произошёл неслыханный сбой: «…не пошла Москва моя к нему с поникшей головою». И захваченную партизанам статую поверженного властелина доставили во дворец Бобринских в Богородицке, где она какое-то время и находилась. Сейчас её можно увидеть в Тульском музее оружия на территории Тульского Кремля…

После смерти А.Г.Бобринского в 1813 году усадьбу постиг жесточайший пожар, на долгое время остановивший жизнь в родовом гнезде внебрачных отпрысков Екатерины, которое восстанавливал уже внук первого хозяина, Алексей Павлович Бобринский, пожалуй что самый выдающийся представитель этого молодого дворянского рода, флигель-адъютант Императора Александра II. К 1875 году он полностью отстроил дворец, да ещё и сделал к 100-летнему дедовскому дому северную и южную пристройки, не поскупясь на роскошный ремонт.

Немало поработал Алексей Павлович и над запущенным парком. Болотовский пейзажный парк был заметно расширен, к северо-востоку от дворца выросли липовые и лиственные аллеи, диковинка здешних мест, которым была дана прямоугольная планировка, а между ними были сделаны открытые солнечные площадки - будто бы для принятия солнечных ванн, для игрищ и забав различных. До сегодняшнего дня эти аллеи и поляны Бобринские являются лучшим уголком парка, приютом городских жителей и ребятни, что с удовольствием отдыхают тут, набираются сил и здоровья.

Алексей Павлович, мир праху его, одним лишь парком не ограничился, а развёл ещё и самый обширный в уезде фруктовый сад в 16 тысяч плодовых деревьев, превратив таким образом дедовское имение, до этого обслуживавшее лишь владельцев, в крупное сельскохозяйственное предприятие. Он же сумел превратить в крупное производство и Богородицкий сахарный завод, вырабатывавший в лучшие годы до 70 тысяч пудов сахара-песка.

 

При А.П.Бобринском получает путёвку в жизнь и другое важнейшее начинание - промышленная добыча угля в Богородицке, первая в Подмосковном бассейне. А его пребывание на посту министра путей сообщения способствовало включению уездного Богородицка в структуру железных дорого России. Городская железнодорожная станция открылась в конце 1874 года и получила первоначальное название «Богородицк». Позднее, в 1905 году её переименовывают в станцию «Жданка», которая существует и поныне. Железная дорога принесла немалые выгоды городу: многократно увеличила товарооборот, способствовала развитию производства и освоению залежей бурого угля, которым оказался богат Богородицкий уезд и которым обогревали впоследствии, в Великую Отечественную войну в особенности, Тульскую и соседние области.

 

 

 

В ту пору, во времена бурной хозяйственной деятельности А.П.Бобринского по приведению в порядок родового имения, в Богородицкой усадьбе побывал Л.Н.Толстой, много про её красоты слышавший. И усадьба с парком так понравились ему, такое оказали на великого писателя-земляка небывало-возбуждающее впечатление, что Лев Николаевич не удержался и запечатлел увиденную красоту в романе «Анна Каренина» под видом имения Вронского Воздвиженское. Запечатлел мастерски, надо сказать, и достаточно точно. Читая его описание, зримо представляешь и сами липово-лиственные аллеи, пением птиц и жужжанием шмелей наполненные, и белый красавец-дворец вдалеке в золотисто-солнечных бликах.

А сорока годами ранее, летом 1837 года, другой великий россиянин, поэт В.А.Жуковский, сопровождая в путешествии по России будущего Императора Александра Второго, также решил посетить Богородицк и имение Бобринских, которых хорошо знал, в петербургском салоне которых был частым гостем. И тоже не разочаровался увиденным, о чём и сообщил потом в своих воспоминаниях, предельно, как и у Толстого, восторженных.

Вообще же, надо сказать, не древний и не многочисленный род Бобринских успел дать России достаточное количество умных и достойных людей, внёсших посильный вклад в дело общегосударственного строительства. Были тут и министры, и депутаты, и Московского Университета профессора, и даже члены Государственного Совета...

 

9

 

Революция 1917 года прошлась по Богородицку что называется стальным катком: в нём, помимо прочего, были поочерёдно уничтожены Покровская церковь, Троицкий собор и башня-колокольня возле дворца. Соседнюю Казанскую церковь большевики хотя и не тронули, но превратили в склад, посбивав с куполов кресты, разбив и переплавив колокол себе на бюсты. В городе до середины 1990-х годов продолжала действовать одна лишь Успенская церковь (с 1998 года - собор).

Великая Отечественная война довершила разруху. Деревянный по преимуществу Богородицк после ухода немцев напоминал пепелище, а от некогда величественного графского дворца, национализированного советской властью, осталась лишь полуразрушенная коробка. Погибла и Церерина роща, а экономика города была в полном упадке: отступая, оккупанты уничтожали всё, что нельзя было увезти в Германию.

 

После войны положение было не лучше: усадьба лежала в руинах, и не находилось средств и желания у местных и московских властей её восстанавливать - были дела поважней. Поредел и стал быстро приходить в запустение парк. Гордость Богородицка, дворцово-парковый ансамбль графов Бобринских, находился, таким образом, под угрозой полного уничтожения…

 

И как это всегда бывает в подобных случаях, сработал инстинкт самосохранения на подсознательном уровне - прозвучала команда свыше ответственным городским мужам, что было сродни озарению: «народ честной, давай просыпайся, мол, и на защиту святыни своей вставай поскорей, на защиту Родины!!! А то поздно будет!!!»… И из толщи народной, словно бы сказочные пушкинские витязи из морской воды во главе с дядькою Черномором, появились недюжинные герои, энтузиасты-подвижники из неравнодушных местных жителей, которые самоорганизовались в спешном порядке и мужественно встали на защиту бесценного народного достояния и красоты. «Началась борьба, - как лаконично пишут теперь про это рекламные буклеты, вручаемые посетителям Богородицкой усадьбы-музея на входе, - за восстановление ансамбля, которую организовала группа энтузиастов. Позднее горисполком создал совет по реставрации дворцово-паркового комплекса. Нужно было убедить власти в возможности реставрации дворца, который уже готовился к сносу, получить поддержку московских и областных организаций. Огромную роль в этой работе сыграли: Н.В.Ломакин, В.С.Подрезова, П.А.Кобяков, С.А.Потапов, П.С.Оскользина и др. К счастью, необходимая поддержка была получена, были выделены средства, значительную часть которых предоставило Всероссийское Общество охраны памятников истории и культуры. На помощь пришли специалисты из Москвы и Ленинграда: Л.В.Тыдман, М.П.Корнеев, Е.М.Караваева, Н.А.Малеванов и многие другие. Л.В.Тыдманом был составлен проект реставрации дворца, а М.П.Корнеевым – проект восстановления парка».

Итак, пошагово если, восстановление порушенного происходило следующим образом. В мае 1950 года была восстановлена плотина. Осенью 1959 года общими усилиями горожан был заново очищен и наполнен водою городской пруд, «барский берег» которого благоустроили местные власти, обставили его купальнями и местами отдыха.  

И, наконец, 1 июля 1967 года началось восстановление уже и самих «графских развалин». А в 1975 году было принято решение создать в возрождённом дворце музей.

В результате общих усилий дворец был поднят из руин, восстановлена (благодаря рисункам и акварелям Болотова) Въездная башня-колокольня, разрушенная в 1929 году большевиками. Была вновь передана Московскому Патриархату и начала действовать отреставрированная Казанская церковь, которых стало в городе две.

 

Немало было сделано и по приведению в порядок старого парка: его восстановили в прежних границах, убрали с его территории лишнее, к парку не относящееся, облагородили, от завалов и гнили избавили, железной оградою обнесли с восточной и южной стороны. Силами общественности была вновь посажена «Церерина роща», которая хорошо прижилась. Так что уже по одному этому посетителям и туристам теперь можно будет достаточно ясно понять, что же это было за чудо такое - екатерининская усадьба, переданная роду Бобринских. Она и раньше-то была, а после реконструкции и подавно стала этакой тульской культурной Меккой, вожделенным приютом влюблённых всех возрастов, самых верных и прочных ценителей красоты, самых на красоту падких, что очень тонко и точно подметил когда-то В.Брюсов, помните: “За городом был парк, развесистый и старый, с руиной замка в глубине. Туда под вечер приходили пары - “Я вас люблю” промолвить при луне”. Всё это именно так и было в их Богом и Болотовым обласканном месте, точно так! Из года в год и из поколения в поколение происходили и происходят в парке в разных местах тайные встречи влюблённых, священными жаркими клятвами сопровождаемые, страстными и долгими поцелуями, заверениями в верности и преданности на века, в обоюдной умопомрачительной любви до гроба. Брюсов был молодец - знал, что писал. Сам, по-видимому, в таких же вот старорусских парках и рощицах вырос и прекрасно ведал атмосферу и обстановку их.

 

 

В конце 1980-х годов случилось событие, которого почитатели Болотова ждали 250 лет: в Богородицком парке, что по праву получил его имя, бронзовый памятник Андрею Тимофеевичу поставили во весь рост на народные пожертвования - чтобы охранял он и мёртвый сию красоту, приглядывал за ней как раньше, был вечным здешних природных чудес и прелестей управителем… Правда, памятник этот в таком неудачном месте расположили, что его тяжело и найти заезжим случайным людям. Но пусть будет хоть так: и за это, как говорится, спасибо. Это лучше, чем совсем ничего, безусловно лучше…

 

Есть и ещё одна существенная недоработка: надписи на памятнике нет - одни лишь голые инициалы с фамилией и даты рождения и смерти. Жалко. Неплохо было бы что-нибудь и написать для тех же путешественников и туристов. Такие, например, слова, что когда-то оставили посетители его родового имения в Дворяниново:

«В садах и дубравах, на картофельных полях, в тиши библиотек и кабинетов творил Андрей Тимофеевич Болотов – писатель, естествоиспытатель, историк и журналист. Слава ему - человеку Дела, Защитнику природы, Творцу красоты на нашей земле».

 

 

 

Или чуть подлинней, что написал про своего кумира Бердышев А.П. в послесловии последней книги:

 «Он человек особенный, подлинный энциклопедист, не претендовавший при жизни на широкую известность и тем паче на славу, но она всё больше приходит к нему с годами!... один из крупнейших специалистов по сельскому хозяйству, чьи открытия намного опередили творческую мысль современных ему зарубежных учёных. Неплохой архитектор, по проектам которого были построены прекрасные сооружения и разбиты изумительные по красоте парки. Искусный художник, оставивший множество реалистически исполненных портретов и пейзажей. Историк, написавший правдивые, насыщенные богатым фактическим материалом автобиографические записки. Фармаколог, обобщивший опыт народной медицины и создавший новые лекарственные препараты. Литератор -  автор ряда интересных и поучительных пьес, пользовавшихся в своё время большим успехом… Перечисление лишь основных научных открытий и разработок этого учёного убеждает в правоте тех, кто считает, что его имя необходимо занести золотыми буквами в книгу истории человечества».   

                                                              

                                                                                                <июль 2002; декабрь 2016>

 

 

eee

 

стрекалов александр сергеевич
2017-03-22 14:59:23

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения