Наденьте белую мантию


 Рассказ
         1.
   Сегодня я понял, что надо уходить… Убегать надо… Насовсем! И как можно скорее.
  Решение, об окончательном принятии которого я несколько лет назад и думать не смел, теперь пришло сразу, на подсознательном уровне. И уверенность появилась: если не уйду сейчас, погибну.
   -  Сегодня же ухожу, - сказал я жене.
  -  Хорошо, - согласилась она, казалось, спокойно. Только её зелёные  глаза по-кошачьи округлились и налились кровью. Лицо бледное. Тонкие губы сжаты…  Я знал, в любой момент она может взорваться проклятиями. Проснётся дочь, будет плакать... Я не вынесу этого. Взял чемодан (мы недавно купили его, намереваясь поехать отдыхать на Балатон, где был Международный дом журналистов) и стал бросать в него наугад какие-то вещи.
  -Ты почему этот чемодан берёшь?! – раздался за спиной у меня раздражённый голос жены.
  - А какой же прикажешь мне брать? – не на шутку растерялся я.
  - Свой !  – отчеканила она и показала пальцем под кровать. -  Там…
  Да, там валялся мой старый солдатский, так называемый, фибровый чемодан, которым  из-за ветхости уже давно никто не пользовался.
     - Хорошо, - с видимым спокойствием согласился я. Достал фибровый и снова стал бросать в него всё, что под руку попадало, - книги, майки, трусы, какой-то шарф… Признаться, мне было не понятно, почему жена жалеет чемодан (пусть и новый), когда муж собирается уйти навсегда. Даже обидно немного… И тоже ожесточился .  Уверенности  прибавилось.
   - Всё! – Я захлопнул  свой полупустой фибровый. – Ухожу!
  -Наташа! – громко позвала жена. – Вставай! Иди, с папочкой своим попрощайся! Уходит от нас папочка твой любимый.
  Ошалевшая спросонья дочь с криком «Папа, не уходи!» бросилась ко мне в объятья. Признаюсь, решимость почти покинула меня. Я вдруг понял, что могу остаться. Буду мучиться, но останусь.  Рядом с дочерью. Однако … Если бы не торжествующий взгляд жены… Злорадно-торжествующий взгляд…
  Я целовал и пытался успокоить плачущую дочурку, повторял и повторял, что очень люблю её, что буду любить всегда, будем  встречаться …
  - Так я это вам и позволю! – вмешалась жена. Она продолжала ещё что-то говорить, но я уже ничего не слышал. Может, не слушал, Может, уже не хотел слышать.
  Не помню, как спускался по лестнице. А когда шёл через двор, не видя и не разбирая дороги, снова  неслось мне вдогонку нестерпимо  отчаянное: «Папа, не уходи!» Но я шел и шел, не зная куда…  Лишь бы идти… Уйти… И мысленно твердил: « Мне нельзя, доченька (потом поймёшь!) , останавливаться, надо  идти, даже если не хочется, даже если уже невмоготу и ноги подкашиваются, свинцом наливаются…"
  Контуженый  Коля-афганец, как всегда, бодрствующий  по ночам, ломал руки деревьям и бросал ветви мне под ноги. Изя - музыкант  привычно терзал скрипку и чуткие души…
  - Ты ведь знаешь, что Изя всегда только для меня играет, - заговорил Коля, –  стараясь заглянуть мне в глаза.- А сегодня я ему разрешил  играть  и для тебя.
  -Почему?
  -Потому что ты теперь не сможешь слушать, как  для меня играет Изя.
                       2.
  Очнулся я, когда передо мной встала преграда. Оказалось, я стоял перед массивной дубовой дверью. Мне она была очень знакома. Я по-привычке с силой потянул дверь на себя, и яркий неоновый свет аэровокзала ослепил меня. Осмотревшись, я понял, что прикорнуть где-нибудь на скамейке мне не придётся: зал был переполнен, многие пассажиры –неудачники, подстелив газеты, сидели или даже лежали на мраморном полу. Я выбрал уголок посвободнее, сел на свой чемодан и задумался. Надо было сосредоточиться и решить, что делать дальше, куда и – главное! – к кому ехать.
  Мимо меня шаркающей походкой просеменил  не совсем типичный бомж: помятые, но чистые хэбэшные брюки, свежая, в крупную клетку, рубашка и меховая душегрейка; отполированная лысина, седые волосы -пушок на затылке -  и всклокоченная жиденькая борода; на ногах – растоптанные, не по размеру, щлёпанцы с яркими бантиками, явно предназначенные для женщины. Мне показалось, что странный бомж даже кивнул мне, будто знакомому, но я, занятый своими нелёгкими мыслями, не придал этому особого значения. Мало ли что может показаться! Но уже через несколько минут я  почему-то стал его разыскивать и даже обрадовался, когда увидел его в проёме двери, ведущей в какое-то помещение под лестницей. Он явно смотрел на меня и призывно махал мне рукой. Нисколько не сомневаясь, я поднялся и с лёгким сердцем пошёл к нему. Бомж жестом пригласил меня войти, включил свет и прикрыл дверь.
  - Вот моя конура, - произнёс он хриплым голосом и добавил:  -  Располагайся на диване… Чего  будешь там, в зале, мучиться…- И закашлялся натужно и надолго.
  Я осмотрелся.  «Конура» оказалась довольно просторной. Там, где ниспадающий потолок был наиболее высок, стояли почти новый дерматином обитый диван и тумбочка с оторванной дверцей. Почти всё остальное пространство было заставлено пустыми бутылками разного калибра.
  - А как же вы?
  - Мы? – переспросил добрый незнакомец, неопределённо хмыкнув. – А мы ещё поработаем. – Он кивнул на выстроенные по ранжиру бутылки. – У нас ещё одного взвода не хватает до полного состава роты…  Спи. Я потом, днём, отлежусь.
  Незнакомец неуклюже развернулся и пошёл в зал такими же  шажками, пошаркивая подошвами дамских тапочек.
  Не могу утверждать, спал ли я или так, лежал в полудрёме. Убаюкивали и в то же время не давали уснуть повторяющиеся слова «Рейс…задерживается», «Рейс…задерживается». Пусть задерживается. Мне некуда спешить. Мне спешить некуда.
  Спал – не спал, а сон мой навязчивый снова привиделся.  Будто поезд (самолёт, автобус – разные варианты снятся) вот-вот должен отходить, а я почему-то босиком и не могу свою обувь найти. Лихорадочно начинаю примерять чужую. Но ботинки или калоши попадаются разных размеров и разномастные. Обливаюсь потом, торопливо  обуваюсь в то, что под руку попало (чёрт с ним, может, никто не заметит) – бегу босиком, догоняю, но … раздаётся удар колокола – не успеваю!  В ужасе просыпаюсь.
  Так и на этот раз: «Дзинь-дзинь-дзинь!» И я, весь в поту, открываю глаза. Мой благодетель, покряхтывая, трясущимися руками пытается выстроить новое пополнение бутылок.
  - Проснулся? – прокряхтел он, не поворачивая головы.
  - Да я, кажется, и не спал вовсе.
  - Ага, «не спал»! А сон всё-таки видел… Не удивляйся, мне тоже такие сны снились: будто тороплюсь, но всегда не успеваю.
  Наши взгляды встретились. На этот раз он смотрел мне прямо в глаза, и я почувствовал, что этот странный человек знает обо мне всё.
  - Не узнал, Иван Алексеевич? – спросил он, улыбаясь, медленно, осторожно,  видно, превозмогая боль в суставах, присел у моих ног. – А я – сколько лет прошло! – сразу узнал: это ты! Теперь и вовсе убеждён - не ошибся.
               3.
  Я мучительно долго соображал: кто же это может быт? Тем временем мой знакомый незнакомец достал «из широких штанин» измятую пачку сигарет «Космос», поковырялся в ней пальцем, с трудом выудил «чинарик» и закурил.
   - И не старайся,  - произнес он после затяжки. – Меня теперь наверняка и родная мать не узнала бы. – С жадностью затянулся ещё раз и продолжил: - В поезде мы с тобой однажды ехали…  Из Кызыл-Орды в Алма –Ату… Вспомни: молодой майор-ракетчик… конъяк пили. Ты меня угощал, а я – тебя. В столицу поздней ночью прибыли. Ты меня в гостиницу не отпустил, к себе привёз. Вспомнил? Ещё что-то в такси забыли… Но шофёр утром разыскал нас и вернул…
  - Мою папку?!
  - Точно!
  - Юрий?!
   - Он самый.
  - Ты ещё на моей гитаре играл, романс пел...
  - Пел – подтвердил Юрий, - «Ямщик, не гони лошадей!»
  - Мне некуда больше спешить , - подхватил я. – Куда же ты потом пропал?
  - Мог пропасть, да, видишь, ещё топаю… А ты, небось, думал, что я уже давно полковник?
  - Так и думал.
  - Не пришлось…
  - Что-то случилось? – допытывался я.
  - История моя простая, можно сказать, банальная, но типичная  в наше время. Случилось то, что должно было случиться. – Затянулся, обжигая пальцы. Помолчал. – Как раз в тот день, когда мы встретились, меня списали… Мы же поначалу атомные бомбы взрывали, на самом деле не представляя всей опасности для своего здоровья.  Даже пренебрегали простейшими средствами защиты… Молодые были… Гусарили…
Вот и догусарились.  Кинулись, да поздно… Жена годом раньше бросила. Зачем ей такой, некчёмный?.. Одно название – мужик… Вот и ехал я тогда в госпиталь. А что госпиталь? Здоровье там не вернёшь, как говорится, потерял – на базаре не купишь. Мало-мальски подлечили – и…куда мне?  Кто меня ждёт? Запил , брат, я основательно. По-чёрному пил…  Задумался однажды: да разве это жизнь? И решился… На моей малой родине, близ села, есть Белая гора. Забрался на «жигулёнке» чуть ли не на вершину, куда движок выдюжил, попрощался со всеми вслух, громко, пристегнулся, чтобы ненароком , если сдрейфлю, не смог выскочить, поддал газу и…пустил машину под откос..
  Юрий снова поковырялся в «Космосе», трудом поддел ещё один окурок и, бережно зажав его  сухими воспаленными губами, прикурил. Паленым волосом запахло, видно, бороду подпалил. Она у него жиденькая, как он сам сказал, будто у козла драного.
  - Казалось, всё продумал, всё предусмотрел… Даже письма всем-всем разослал. Прокурору – чтобы никого в моей смерти не винили… А вот министру обороны зря послал… Думал, ладно, я сгину, так пусть о других таких горемыках, как я, позаботятся…  Всё напрасно!  Результат – покалечился, после больницы в психушку законопатили… Видать,  министерские «шаркуны» таким образом отреагировали на мои проклятия в том злополучном письме.
  Я слушал и вспоминал былого спутника по купе: стройного, элегантного и общительного офицера, его игру на гитаре и пение романса...
  - Живу, называется. Вот сюда на зиму пристроился, как видишь, бутылки собираю, техничкам помогаю, с ними и доходом делюсь. На хлеб хватает.
  Почему-то меня кинуло в жар. Мне стало дурно. Юрий замолчал, судорожно теребил жиденькую бородёнку. Я помнил, что должен был куда-то идти… Уйти… Но чувствовал, что не могу это сделать, не имею права, не поговорив  с  этим человеком. Встать и уйти, будто предать…
  - Родители живы? – спросил я, чтобы отвлечь Юру от тяжёлых дум.
  - Родители? – переспросил он.- Старенькие уже… У меня и дети есть… И внуки даже…- Юрий говорил тихо, отрывисто, будто нехотя. Он явно сдерживал волнение, то и дело вздрагивал, и руки, похоже, сами, помимо его воли, пытались поймать друг друга, удержать, унять нервную дрожь. – Вот так, друг мой! – Юрий встал. – Судьбу не обманешь. Ладно, пусть так! Но кто мне ответит на один вопрос… Родные люди есть… Великая Родина… Всё есть!!! Так почему же я сирота?!
         4.
   Я ни с того ни с сего  вспомнил Колю-афганца. Вчера, провожая меня, он говорил почти шёпотом: «Последний раз Илик играет. Слышишь? Скажу тебе, как другу, Илик играет последний раз. Больше   не будет  он играть, - шептал он, и на глазах у него сверкнули слёзы". – Устал Илик». « С чего ты взял?"– удивился я. « Говорю тебе, Илик устал играть мне. Одному. Уезжает Илик далеко-далеко. Там все будут слушать его скрипку». «А если не будут?»  «Тогда наш Илик умрёт»
  Я почувствовал, как во мне, где-то в дальних уголках души. а потом, нарастая,  всеохватывающе ударила тревожная дробь, словно бой полковых барабанов.
  - Опять кого-то на казнь ведут, - встревожился Юрий, к чему-то прислушиваясь – Валидола у тебя, конечно, нет. И аптечный киоск ещё не открылся… Надо где-то раздобыть. Срочно!
  Я долго прислушивался к шаркающим шагам. Но вот и они затихли, заглушаемые ревом двигателей улетающих и прилетающих самолётов. Дикторша зачастила: «Начинается регистрация  на рейс…» «В секторе…закачивается посадка…» Пусть летят. Мне некуда!.. Ритм барабанов вдруг замедлился. Удары приглушились: тук…тук. В какой-то миг я услышал какой-то болезненный хруст. Наверное, это Коля-афганец снова ломает руки деревьям. Я чувствую их боль. Увидел себя идущим через зеленое поле, и терпкий запах мятой травы сопровождает мой исход. Потом я уловил тоскливый и мелодичный звук: «А-а-а-у-у-и-иу-у-а!» Он шел издалека, из-за горизонта и нарастал, перекрывая все мирские шумы. И я понял, это взвыл раненый Красный Волк, последний из рода Куон.
  - Люди1 Лю-ю-ди-и!!! – звал на помощь Юрий, и его хриплый голос сливался с одиноким волчьим воем.
  А ведь знает Юрий, что люди убивают даже друг друга. Даже не на войне, а так, из зависти или от скуки, из-за одичалости духовной. Силой или словом. Изводят подобных себе, как изводили сородичей Красного Волка. И не только их. Вот и сейчас придут сюда люди и… Надо бежать. Но опять нет моей обуви. Жуть... Далась мне эта обувь! Пойду босиком…
  «Папа! Не уходи!!!»
  Жаль,не успел объяснить Юре, почему он сирота, никогда не услышу скрипку Илика и рассказ Коли-афганца о том, как Илик играет вечерами только для него.
   - Наденьте белые мантии! Наденьте белые мантии!1 – задыхаясь, хрипел Юра, майор-ракетчик в отставке.
           --------
   1 Кажлое утро, поднявшись с постели,мысленно наденьте белую мантию, днём вспоминайте о ней, поправляйте. Белая мантия убережет вас от чёрных дел и поступков. Вы будете излучать и нести людям только свет и добро.  (Совет моей покойной бабушки-провидицы).

Сергей Шумский
2015-04-16 21:47:00


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru