ДВОЕ И ВДВОЕМ


 

ДВОЕ И ВДВОЕМ.

(очень романтическая история)


 

One, two, three, four

Can I have a little more?

Five, six, seven, eight, nine, ten, I love you


 

(Раз, два, три, четыре.

Можно мне еще немножко?

Пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, я тебя люблю.)


 

                                                                                                          Из песни.


 

*          *          *


 

            А потом неожиданно для всех они появились в городе. В городе, где их почти никто не ждал и мало, кто помнил. Они вернулись веселые, загорелые и очень похорошевшие. Наверное, от счастья.

            Они смотрели влюбленными глазами на улицы, дома, прохожих, и тем, кто встречал их взгляд, становилось теплее. И тем, кто говорил с ними, опять хотелось стать молодым.

            А они просто жили. Они понимали Природу, понимали Жизнь. И им было хорошо всем вместе.


 

*          *          *


 

            А вот как они познакомились. В тот день В.Финн, тогда еще сотрудник отдела робототехнических систем одного предприятия, выпускавшего модельную женскую обувь, проснулся рано. Проснулся не от звона будильника, не от стука в квартире соседей и не от утреннего шума машин за окнами, а просто потому, что ему так захотелось. Так бывает. Редко, но бывает.

            В такие дни, пусть это самый обычный рабочий день, по  загадочным причинам с самого утра - хорошее настроение, необъяснимая радость, предчувствие чего-то необыкновенного, такого, что может хоть на один день, но изменить размеренное существование, сделав его похожим на настоящую жизнь. В таком настроении кажется, что и солнце светит ярче, и автобус ездит быстрее, и лица тех, кто тебя толкает и давит в транспорте, кажутся не такими противными, и даже твое рабочее место становится родным и уютным, как мягкий домашний диван. А как работается в такие дни!

            Находясь в таком, прямо скажем, ненормальном настроении, а также в здравом уме и трезвой памяти, В.Финн за полдня выполнил задание, выданное ему на неделю. Так тоже бывает. Реже, но бывает. Проверив в седьмой раз и убедившись в том, что все работает, как ему и положено работать, В.Финн решил не радовать начальство раньше времени отчетом о своих трудовых подвигах, а посвятить остаток дня, а если получится, то и остаток недели, себе. И пошел гулять по городу.

            Он любил ходить по улицам старого города (ведь в любом городе, даже самом молодом, найдется его старая часть). Такая возможность у него выдавалась не часто, может, потому и любил. Он бесцельно бродил по извивающимся улицам, засматривался на вычурные фасады домов-патриархов, заглядывал в черные дыры ветхих двориков в надежде увидеть что-нибудь этакое, заходил в маленькие кофейни выпить чашечку кофе или чего-нибудь покрепче, в общем, делал, что хотел.

            Так, прогуливаясь, В.Финн с любовью натуралиста изучал молодые побеги на деревьях, бережно поглаживал нежные листочки (а дело было, как и положено, весной), пока вдруг на одном из домов над входом в подвал не заметил странную вывеску. На вывеске большими буквами с претензией на готический шрифт было выведено: “Отечественный авангард. Вход по согласию”.

            В.Финна заинтересовали одновременно три вопроса. Первый: какой из отечественных авангардов имеется в виду? Второй: по согласию с кем осуществляется вход в это вместилище передового отряда мысли? И третий: с каких пор в этом подвале расположилась часть сил, выдвинутых вперед или в сторону угрожающего фланга?

            В.Финн прекрасно знал улицу, дом, но никогда никакой вывески здесь не видел. Подвал был. Были покосившиеся перила, были выщербленные ступеньки, спускавшиеся к деревянной двери с облупленной краской, был остро и неприятно пахнущий мусор, валявшийся рядом с дверью.  Вывески не было. С другой стороны, хотя В.Финн всегда старался держаться в курсе событий искусства и культуры, имевших место быть в его родном городе, никаких объявлений об открытии выставки он в последнее время не видел.

            Понятно, что невзрачный подвальчик живо заинтересовал В.Финна. Кстати, вход в подвал из заброшенного превратился во вполне пристойный. Перила выпрямились и стали на место, дверь оказалась выкрашенной в спокойный темно-зеленый цвет, а весь мусор, который археологи почему-то называют “культурным слоем”, куда-то исчез. Все складывалось так, что проходивший мимо В.Финн должен был зайти. Что он и сделал.

            За дверью оказался узенький и полутемный коридор, который повел В.Финна прямо, потом налево, потом три ступеньки вниз и остановился перед следующей дверью. В.Финну ничего не оставалось, как открыть дверь и войти.

            Первое, что он увидел... Нет, первое, пожалуй, был сам зал. Небольшой зал, освещенный лампами дневного света и подсвеченными изнутри витражами. На стенах – несколько картин, на которых было что-то глобально-философское, а потому не понятное ни с первого, ни со второго взгляда. Между картинами, под картинами, над картинами и рядом с картинами располагались образцы заявленного на вывеске авангарда. Как и в любом авангарде, понять, что должно изображать или символизировать то или иное произведение, можно было только по табличкам с названиями работ. Табличек не было.

            Среди всего этого первое, что увидел В.Финн был... Как бы это объяснить? Представьте, что ваш знакомый, а лучше знакомая, заглянул в автомобиль, и верхнюю половину, ту, что в машине, вы не видите. Что остается? Вот это первым и увидел В.Финн.

            “Это” было в облегающих брюках и спортивных тапочках, но по некоторым характерным деталям наблюдательный В.Финн определил, что “это” принадлежало женщине. Даже, скорее, девушке. Обстоятельства опять складывались так, что у В.Финна не было выбора. Ему оставалось подойти и рассмотреть “это” поближе. Что он и сделал.

            То, что увидел В.Финн, не вкладывалось в рамки его понимания искусства, даже если это искусство называется авангардом. Судите сами: на стене висела картина. На картине был изображен маленький кусочек набережной с невысоким каменным парапетом. Через парапет перегнулась девушка, причем так, что ее верхняя половина была нарисована, а нижняя стояла перед изумленным В.Финном. Ко всему прочему В.Финн, стоя рядом с этим шедевром, слышал отдаленный шум прибоя и чувствовал запах, который бывает только на берегу моря.

            Что бы сделал любой нормальный человек на месте В.Финна? Правильно, он так и сделал. Он прислушался: кроме плеска волн и криков чаек ничего не было слышно. Он вынул руки из карманов и взялся за стоявшие перед ним брюки в тех местах, где у людей обычно бывают бедра.

            Под тканью он почувствовал что-то мягкое и теплое, на ощупь напоминающее человеческое тело. В.Финн с вполне понятным удивлением провел ладонью по тому месту, которое часто страдает у непослушных детей. Все было, как настоящее. То есть настолько, как настоящее, что если бы “это” попалось В.Финну в темноте, он ни за что не подумал бы, что “это” - всего лишь часть авангардистского полотна. Не отнимая рук, он начал внимательный осмотр того, что выходило за рамки холста.

            Между поясом брюк и краем чуть задравшейся светлой кофточки виднелась полоска тела. Не долго думая, настойчивый исследователь В.Финн провел пальцем по этой полоске. Кожа была мягкой и шелковистой. В.Финн уже начал прикидывать, в какой последовательности ему стоит производить дальнейшие действия, как начались чудеса.

            Сначала перед пораженным В.Финном появилась девушка. Точнее, ее верхняя часть. Она появилась неожиданно и расположилась именно там, где и должна была расположиться - от пояса и выше. Это было первое чудо. Вторым чудом была звонкая пощечина, которую девушка сразу же после своего внезапного появления влепила В.Финну. Третьим чудом было то, что девушка оказалась очень милой и привлекательной.

            В.Финн не привык к чудесам. А тем более в таком количестве и одновременно. Поэтому, как и положено любому уважающему себя инженеру, он попытался как можно скорее разобраться в той непростой ситуации, в которую он попал и выйти из нее с достоинством.

            Делал он это так. Во-первых, убрал руку с бедер девушки. Во-вторых, на всякий случай сделал шаг назад. В-третьих, пробормотал: “Извините, я не хотел”. В-четвертых, в ответ на возмущенные вопросы о том, кто он такой и что ему здесь надо, попытался подробно ответить. А в-пятых... После недолгой и непродолжительной беседы они взяли и познакомились.


 

*          *          *


 

            А вот какой разговор состоялся у них в один из первых дней знакомства.

            - Послушай, - спросила она В.Финна. - А как тебя зовут?

            - В.Финн, - ответил В.Финн.

            - Нет, это я знаю, - она была настойчива. - А как твое имя?

            - В.Финн, - ответил В.Финн.

            - Хорошо, - не сдавалась она. - А фамилия?

            - В.Финн, - ответил В.Финн.

            - Ясно. А как тебя называли твои родители?

            - В.Финн, - привычно ответил В.Финн и, немного подумав, добавил, - только это было давно, я точно не помню.

            - Та-ак. А как мне тебя называть?

            - В.Финн,-  не задумываясь, ответил В.Финн. - Можешь для разнообразия говорить мне “милый, дорогой, любимый”. По-моему, красиво звучит “мой славный В.Финн“, ты не находишь?

            - Нахожу. А “финн” - это национальность?

            - Ни в коем случае. Откуда у меня национальность?

            - Как откуда? Откуда и у всех нормальных людей. От родителей.

            - Видишь ли, дорогая, дело в том, что у меня нет родителей, - ответил В.Финн и, увидев ее удивленные глаза, пояснил. - Нет, конечно, родители у меня были, но я их не знаю. Я из пробирки.

            - Ты шутишь?

            - Разве я похож на шутника? Я очень серьезный человек, - для убедительности В.Финн нахмурил брови и выпятил живот.

            - Ты действительно не шутишь? Ты действительно из пробирки?

            - Я действительно не шучу. Я действительно из пробирки. Из обычной химической пробирки. Опытная партия. Ручная работа.

            - Ну хорошо, даже если ты из пробирки, даже если ты не знаешь своих родителей, - не унималась она. - Но ведь кто-то назвал тебя именно так? Или ты сам придумал это имя?

            - Знаешь, я давно заметил, что если людям говорить правду, то они не верят. Если что-то выдумывать, лгать, они быстро принимают тебя за своего и с ними становится намного легче общаться, - начал издалека В.Финн. - Это с обыкновенными людьми. Но ты же у меня необыкновенная. И тебе я буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Это мое торжественное обещание. Тебе. Поэтому вот тебе правда об имени моем. Раньше меня звали просто В. Честно говоря, я большего и не заслуживал. А потом, когда я подрос и начал кем-то быть, я добавил к имени еще “Финн”. Получилось В.Финн.

            - Но все равно, - его словам она еще не верила, но, как и любую женщину, ее убеждала не столько слова, сколько его искренность. - Даже если так... Все равно, “В.Финн” больше похоже на какую-то кличку, чем на нормальное человеческое имя.

            - В одной толстой и умной книге я вычитал такую фразу: “ Что есть имя? Кличка, данная при рождении”.

            - Хорошо, с тобой все понятно. А почему ты не спрашиваешь, как зовут меня?

            - Я жду, когда ты сама мне об этом скажешь.

            - А если я не скажу?

            - Тогда я сам тебя назову.

            - И как, интересно знать?

            - Ю.Финн, - не задумываясь, ответил В.Финн.

            - ?!

            - Потому что, - продолжил В.Финн, - А.Финн - слишком вызывающе, тебе это не подходит. У.Финн - вульгарно, О.Финн - восторженно, ты не такая. И.Финн - некрасиво, а Я.Финн - это просто я. Вот Ю.Финн - нежно, удивительно и очень похоже на свои глаза.

            - Надо ли так понимать, что ты мне уже сделал предложение? - с вызовом спросила она.

            - Ни в коем случае, - твердо ответил В.Финн. - По одной простой причине: я совершенно не гожусь в мужья.

            Разговор у них еще был долгий, закончился он далеко за полночь, но главное было в том, что с тех пор она стала называться Ю.


 

*          *          *


 

            А как-то раз они случайно встретились на улице. Встретились и очень обрадовались такому стечению обстоятельств. Без особой натяжки можно даже сказать, что они были в этот момент счастливы.

            Особенно был счастлив В.Финн. Столько думать, вспоминать подробности последней встречи, перебирать в памяти слова, жесты, выражение лица, мучительно искать повод, чтоб встретиться снова, - и вот, пожалуйста.

            То же чувствовала и Ю, с той лишь разницей, может быть, что она в глубине души была уверена, что В.Финн рано или поздно снова ее найдет. Сегодня это получилось, будто бы случайно. Ну что ж, на то он и мужчина, чтоб решать, как им встречаться.

            Радость радостью, счастье счастьем, но о приличиях забывать тоже не стоит. Поэтому двое счастливых влюбленных ничем не выдали своих чувств. Только чуть ярче заблестели глаза Ю, да на лице В.Финна появилось некое подобие улыбки. Какое-то время они стояли молча. Первой пришла в себя Ю. Она же и произнесла ритуальную фразу:

            - Привет. Как дела?

            - Нормально. А у тебя? - В.Финн тоже знал ритуал.

            - В порядке. Ты что здесь делаешь? - уверенно по накатанному шла вперед Ю.

            - Да так, надо было по делам, - не уступал ей В.Финн. - А ты как здесь?

            В следующие несколько минут высокими договаривающимися сторонами была выяснена масса интересных вещей, никакого значения ни для одной из сторон не имеющая. Но оказалось, что обе стороны в данную минуту свободны и особых забот и поручений не имеют. Естественно, как бы само собой, возникло предложение пойти посидеть и пообщаться в каком-нибудь кафе.

            Пока В.Финн с Ю шли до ближайшего кафе, он с ужасом думал, что именно сейчас, именно в такой счастливый день им может что-нибудь помешать: или кафе будет закрыто, или не окажется свободного столика или рядом будет сидеть шумная компания, которая буйным весельем и выкриками обязательно испортит им встречу. Даже своих немногочисленных знакомых В.Финн боялся увидеть.

            Но пока все шло хорошо. Нашлось и приличное кафе, и свободный столик, и даже навес, спасавший от яркого солнца. Даже посетители вели себя вполне трезво и пристойно. Галантный кавалер В.Финн изысканным жестом смахнул со стула крошки, пододвинул его Ю и, довольный собой, уселся сам. И глянул на стол. И обомлел.

            Нет, ничего страшного на столике не было. Ни отрезанной головы, ни дымящегося ядра, ни дикого зверя. Были пустые чашки с размазанными следами яркой губной помады, разнокалиберные окурки в блюдцах и черные круги от стаканов на белом пластике стола. В.Финн уже было собрался позвать официантку, как та появилась сама. Увидев ее, В.Финн подумал, что, наверное, было бы лучше, если бы он убрал со столика грязную посуду сам.

            Это было нечто бесформенное, без явных признаков пола и возраста. Неизвестно, был ли когда-нибудь белым ее халат, но фартук от рождения был грязным. Вдобавок, выше фартука были в наличии пьяные заплывшие глазки, сальные пряди немытых волос, выбивающиеся из-под пожелтевшего чепчика, чуть ниже – толстые пальцы с обломанными ногтями, под которыми виднелась черная кайма... И тряпка. Боже, что это была за тряпка! Сколько пыльных, липких столов видела она за свою долгую-долгую жизнь! Сколько ведер бурой воды с редкими пузырьками мыла! А сколько запахов она вобрала в себя, прежде чем заимела свой, неповторимый, такой сильный, такой устойчивый аромат!

            Нет, В.Финн не был особо брезгливым, но с ним была Ю! Он уже привстал и открыл рот, чтоб объяснить спутнице, почему здесь нельзя оставаться, как случайно взглянул на Ю. Он закрыл рот и сел на место. Ю не обращала ни на столик, ни на официантку, ни даже на самого В.Финна никакого внимания. Она была занята собой.

            Официантка прохрипела, что в наличии имеется только сок, кофе и мороженое. В.Финн заказал и одно, и второе, и третье.

            - Почему ты не звонил мне все эти дни? - Ю. спрятала в сумочку зеркальце.

            - Работал, - хмуро отозвался В.Финн, с трудом настраиваясь на приятную беседу.

            - Что, такая интересная работа?

            - Нет, просто, когда уходишь в работу с головой, зарываешься в чертежи и расчеты, забываешь обо всех мерзостях этой жизни.

            Ю вспыхнула от обиды и возмущенно подумала: “Да он что, издевается надо мной?! Просто взять и позвонить, это что - мерзость?” Но, глянув на В.Финна, не стала отвечать на свой немного странный вопрос и только спросила:

            - У тебя неприятности?

            - Надоело. Все надоело.

            Ю подождала, когда В.Финн продолжит, но он молчал. Она уже собиралась перевести так неудачно начавшийся разговор на другую тему, как он снова заговорил:

            - Понимаешь, это тупик. Они никогда не прозреют, никогда не осознают своей слепоты.

            - Кто это “они”?

            - Люди, - В.Финн сделал широкий жест рукой. - Они никогда не поймут своих заблуждений.

            - О чем ты?

            - Они думают, что это потолок, крыша, небесная твердь. А это всего лишь... Представь себе лестницу, - В.Финн, обрадованный тем, что нашел удачный образ, заговорил быстро, вдохновенно, помогая себе жестами в тех местах, где ему не хватало слов. - Лестница, обычная лестница. Не садовая, а из тех, по которым всходят на вторые этажи собственных особняков. Крутая, с широкими ступенями. Мы все на этой лестнице - и они, и я. Только на разных ступенях.

            - Конечно. А что тебя удивляет? Кто имеет больше, кто-то - меньше. Кто-то на вершине, кто-то внизу. Всегда так было.

            - Нет, ты не поняла. Я не о деньгах. Я... я не знаю, о чем я. Я о познании, о постижении... Понимаешь, способностей хватает всем, каждый - гений. Но они не понимают этого. Они запирают себя, ограничивают. Не хотят идти дальше. Ступени большие, а люди маленькие. Они лезут, лезут и упираются лбом в следующую ступеньку. Знаешь, там такой маленький порожек... Они пыжатся, а вверх - ни в какую. Они успокаиваются и думают, что уже потолок. А это всего лишь газеты.

            - При чем здесь газеты? - Ю, с самого начала не понимавшая, что так взволновало В.Финна, была совсем сбита с толку.

            - Когда я впервые встретил человека, для которого газетные статьи - наивысшая мудрость... Это был шок. Я думал, как же так можно? Ведь человек же, нормальный, голова на плечах. А радио послушал - и уже все знает, все ему понятно, обо всем готовое суждение.

            - Вот ты о чем, - наконец поняла Ю.- Разные люди, по-разному живут, есть...

            - Да, им живется легче, чем другим. Но другие тоже! Поднялись на одну ступеньку выше, тоже уперлись в следующую - в труды какого-нибудь, так называемого классика, - и ни с места. И тоже подумали, что это потолок. И изучают, бедненькие, каждый сучочек, каждый гвоздичек, каждую капельку клея. Они сами себя обокрали, сами себе отрезали голову. Они никогда не узнают, куда ведет лестница.

            - А ты знаешь, куда она ведет?

            - Не знаю. Может, на чердак, заваленный хламом. Там шастают бездомные коты и валяются старые журналы, - В.Финн потянулся за сигаретой, но, заметив, что такая картинка не устроила бы любительницу прекрасного Ю, поспешил добавить, - Или там выход. Звезды. Другая жизнь. Здесь этого не знает никто.

            - Почему же “никто”? - возразила Ю, со школьной скамьи уверенная в том, что долго и упорно читая книги на заданную тему, можно отыскать ответ на любой вопрос. - Не ты один такой умный. Я тоже, помню, слышала о такой лестнице.

            - О лестнице, может, и слышала, - отозвался В.Финн, - но не о чердаке. В смысле, о выходе. Нет точного знания. Все догадки. Каждый должен подняться и увидеть сам. Иначе не получается.

            - А ты видел?

            - Краешком глаза. Потому и противно сюда возвращаться.

            - Ой, расскажи!

            - Нет, рассказать это невозможно. Это надо ощутить, - В.Финн изобразил утомленный вид, но, увидев разочарованную гримаску на лице Ю, улыбнулся. - А вот показать кое-что могу.

            - Тогда покажи.

            - Нет, я неправильно выразился, - спохватился В.Финн. - Я могу... Как бы это сказать... Я чувствую, если что-то должно произойти.

            - Ясновидение?

            - Не совсем. Я не могу надолго вперед. Только то, что будет сейчас. И то не всегда.

            - Предскажи что-нибудь, - Ю чуть в ладони не захлопала от любопытства.

            В.Финн нахмурился, напрягся, широко открыл глаза и уставился на Ю. Она тоже вся подобралась и застыла, не моргая. Так они просидели, не шелохнувшись, с минуту. Потом Ю устала.

            - Ну что?

            - Ничего, - расслабился В.Финн. - Не получается.

            Ю разочарованно потянулась за сумочкой.

            - Ну что, пойдем?

            - Подожди, - В.Финн замер и начал медленно вращать головой из стороны в сторону. - Видишь, тот, в голубой рубашке. Он сейчас оставит на столе деньги, встанет и пойдет... к фонтану.

         Ю повернулась. Действительно, за крайним столиком сидел грузный мужчина средних лет и читал газету. Ю ждала. Мужчина посмотрел на часы, сложил газету, достал деньги, отсчитал, положил на стол под блюдце, встал, подтянул штаны и медленно пошел по направлению к фонтану.

         - Это не то. Ты просто угадал, - разочарованная Ю повернулась к ожидавшему ее реакции В.Финну.

            Она явно надеялась увидеть нечто большее. Выстрелы, взрывы, появление инопланетян, да просто небольшое землетрясение вполне удовлетворили бы ее любопытство. А тут встал, расплатился, ушел. Скучно.

            - Хорошо, подожди немного.

            В.Финн снова начал водить носом, вынюхивая происшествие посерьезней. Наконец его нос остановился и указал на большой магазин напротив кафе.

            - Сейчас... да, уже скоро. Вино есть. Машина... все в порядке. Сейчас из магазина выйдет подвыпивший старичок с двумя бутылками вина и начнет переходить улицу. Справа выскочит желтый с разводами микроавтобус и... нет, он не должен сбить старичка... он его не собьет... он просто толкнет... водитель успеет затормозить... старичок просто упадет. Если и ударится, то не сильно. Нет, он не должен его сбить... так не будет...

            В.Финн еще продолжал бормотать, когда из дверей магазина почти вывалился живописный пьянчужка того возраста, когда нельзя точно сказать, тридцать ему или шестьдесят. Ярко-оранжевые брюки были явно ему коротки и не скрывали грязных белых носков, на майке, не опускавшейся ниже пупа, были нарисованы две целующиеся рыбки. Несмотря на жару, он был в коричневом пиджаке, бывшем когда-то велюровым. “Пижон”, - подумала Ю.

            Пьянчужка, сияя сморщенным личиком, тряся торчащими во все стороны жидкими волосенками и бережно прижимая к груди две бутылки вина, направился к краю тротуара. Он пропустил грузовик, две легковых машины, погрозил бутылкой вслед черному “Мерседесу” и выжидающе посмотрел на светофор. Зеленый свет сменился красным, и машины послушно остановились у черты. Старичок, о чем-то негромко разговаривая с бутылками, ступил на дорогу.

            Он дошел уже до половины, как вдруг из-за скромно пыхтящего грузовика выскочил ярко разукрашенный микроавтобус с надписью: “Новая церковь. Мы думаем о спасении вашей души”. Визг тормозов, вскрик пьянчужки, звон разбитого стекла, всеобщая пауза оцепенения и только шепот В.Финна:

            - Нет, он жив. Он просто ушибся. Водитель успел затормозить. Он жив...

            Через несколько мгновений, как всегда в подобных случаях, улица зашумела. Разом заговорили посетители кафе, зашагали по своим делам прохожие, возбужденно загалдели вездесущие зеваки, собираясь в ритуальный кружок возле микроавтобуса, по команде светофора зарычали моторы машин.

            - Все в порядке, он жив, - В.Финн со вздохом облегчения откинулся на спинку стула.

            Ю привстала, чтоб разглядеть, что происходит на месте происшествия. Впрочем, чтобы убедиться, что пострадавший жив, не обязательно было смотреть, можно было просто послушать. Над шумом улицы несся обиженный визг старичка:

            - На кой черт мне ваша церковь! К дьяволу вашу богомать! Кто мне вина купит?!

            Когда немного возбужденная увиденным, Ю опустилась на стул, к ней наклонился довольный В.Финн и зашептал:

            - Хочешь, я тебе предскажу еще два события, которые сегодня произойдут? Очень важные события. И обязательно произойдут. Обязательно. Я чувствую, я в этом уверен. Хочешь скажу? Сейчас я тебя поцелую. Это первое. Весь сегодняшний вечер мы проведем вместе. Это второе.

            Так оно и случилось.


 

*          *          *


 

            А однажды В.Финн без предупреждения, без звонка, без всякой договоренности зашел к Ю. Среди бела дня. Вот так взял и зашел.

            Сначала он долго слонялся по улицам, не очень-то разбирая, куда он идет и зачем. Места, к которым его всегда тянуло, сейчас не радовали. Он сам не понимал, что с ним. Что-то гнало его вперед. Посопротивлявшись для порядка, В.Финн полностью отдался неясной тяге и пошел, не глядя по сторонам. Шел он так до тех пор, пока не уперся лбом в дверь.

            Он стоял перед домом Ю. Перед ее парадным. И не просто стоял, а очень хотел войти, подняться на ее этаж и позвонить к ней в квартиру. И еще он очень хотел, чтобы она оказалась дома и чтобы встретила его улыбкой. Он даже представил, как должна улыбнуться Ю. В улыбке должна быть тихая радость, освещающая лицо изнутри, должен быть огонек, постепенно разгорающийся в глазах во время немой сцены встречи. Да, обязательно должна быть немая сцена. Не очень длинная, но и не очень короткая. Немая сцена должна быть в самый раз.

            В.Финн еще долго стоял бы, размышляя и выдумывая все новые и новые подробности встречи, если бы с протяжным скрипом не открылась дверь, и на улицу из подъезда не вывалился бойкий толстячок средних лет. На толстячке была очень модная куртка, очень модная рубашка, очень модные брюки и наимоднейшие туфли. Вдобавок ко всему от него сильно пахло очень дорогим одеколоном, и в правой руке он держал связку ключей с очень симпатичным брелком. Толстячок оценивающе оглядел В.Финна с головы до пят, скорчил удивленную гримасу, мягко обогнул неожиданное препятствие в виде В.Финна и, насвистывая что-то очень веселое и очень популярное, направился к парковке. Почему-то появление жизнерадостного, довольного собой и жизнью гражданина напрочь испортило В.Финну настроение. В.Финн разозлился.

            Сначала он разозлился на толстячка, причем совершенно безо всякой на то причины. Просто так: а чего он тут ходит! Потом В.Финн разозлился на дверь: чего она так противно скрипит. Потом разозлился на солнце: чего так ярко светит. Не найдя больше поводов, достойных его злости, В.Финн разозлился на себя.

            "Чего пришел, спрашивается? Ждали тебя здесь? А ее вообще дома нет! Придешь, поцелуешь замок и уйдешь. По делам она ушла. Могут у нее быть дела? Или не по делам, а просто так. С подружкой встретиться. Или даже не с подружкой... С другом. Да! Свидание у нее сегодня. Гуляет она с ним... Или дома. Он пришел, как положено, с цветами, с шампанским, она его уже ждала. И они там... вдвоем... А тут я захожу: "Здравствуйте, я ваша тетя!" Тоже мне, неотразимый Трифон выискался! Вот погоди, встретит она тебя... встретит, а как же. Снился ты ей, позавчера, под зонтиком... Нужен ты ей как ступа трагику, как вороне галстук, как... А ну его все к черту!"

            Почему В.Финн считал, что Трифон не может быть неотразимым мужчиной, что актер не может использовать в домашнем хозяйстве ступу, а сам он, В.Финн, не может присниться красивой девушке, пусть даже и под зонтом, никому не известно. Известно лишь то, что подобные мысли не помешали В.Финну подняться на нужный этаж и нажать кнопку звонка.

            За дверью послышалось приглушенное “сейчас, сейчас”, и дверь распахнулась. В.Финн увидел Ю, Ю увидела В.Финна. Вот тут и случилась та самая немая сцена.

            Немая сцена была не очень длинной и не очень короткой. Немая сцена была в самый раз. За время немой сцены выражение лица Ю изменилось. Правда, не так, как представлял себе В.Финн. Радостная улыбка съежилась до размеров вежливой, огонек в глазах угас, а возбужденно приподнятые плечи опустились на свое обычное место. Переждав эти метаморфозы, В.Финн решительно двинулся на Ю.

            - Привет. Ты одна?

            Вынужденная пропустить настойчивого визитера в квартиру, Ю удивленно вскинула брови:

            - Одна. А в чем дело?

            - Я в том смысле, что я, может, тебе помешал, может, я не вовремя. Я проходил мимо, дай, думаю, зайду, а вдруг ты дома... я так просто... Вот видишь, даже без цветов, без шампанского, совсем не думал заходить специально. На всякий случай зашел, может ты никуда не ушла... Случайно...

            Пока В.Финн таким довольно бессвязным образом оправдывал свое внезапное вторжение, он рыскал по квартире в поисках хотя бы малейших признаков присутствия в ней постороннего. Но кроме нескольких гвоздик в вазе ничего такого не было. В.Финн остановился возле цветов.

            - Ты ждешь кого-то?

            Свободолюбивая Ю, которая любые претензии к себе воспринимала как личное оскорбление, мгновенно перешла в атаку:

            - Жду. А что?

            - Ничего. Подругу ждешь?

            - Нет, не подругу. Знакомого жду. Мужчину.

            - Знакомого мужчину?

            - Конечно, знакомого. Незнакомые ко мне не ходят.

            - И ты с ним заранее договорилась...

            - Да, договорилась. Без предупреждения приходишь только ты.

            - Ах, только я?

            - Да, только ты.

            - И он сейчас должен прийти?

            - Да, он сейчас должен прийти.

            - И ты его ждешь с цветами?

            - Нет, цветы мне подарил другой знакомый. А этого я жду просто так.

            - Хорошо. Тогда и я подожду. Надеюсь, я вам не помешаю?

            - Я тоже надеюсь.

            И в этот момент, когда обстановка накалилась до предела, В.Финн сделал нечто такое, чего сам от себя не ожидал. Он подошел к Ю, мягко взял ее за руку и, глядя ей прямо в глаза, очень проникновенно сказал:

            - Извини, милая. Я очень хотел тебя увидеть. Я скучал без тебя все эти дни. Я звонил, но телефон не отвечал. Я пришел, ты ждешь кого-то. Если хочешь, я сейчас уйду. Извини меня.

            И поцеловал ей руку.

            Что после этого могла сделать Ю? Простить В.Финна за бесцеремонное вторжение? Она простила. Предложить присесть и угостить его чашкой кофе? Она предложила и угостила. Что еще? Рассказать, какого мужчину она ждет? Она рассказала.

            - Мы познакомились неделю назад у моих знакомых художников. Они организовали домашнюю выставку и попросили меня помочь. А он пришел туда как посетитель, не знаю, кто его пригласил. Он сказал, что он - экстрасенс... Он сказал, что у меня есть способности, что я тоже могу быть экстрасенсом, но что мне надо собраться, сконцентрироваться. Он сказал, что у меня нарушена целостность биополя, что биополе сильное, но какое-то растрепанное... И не улыбайся, пожалуйста, это он так сказал. Он предложил мне свою помощь, оставил телефон и сказал, что когда я буду свободна, я могу позвонить ему. Он придет и проведет один, два или сколько потребуется сеансов, чтоб меня собрать. Вот я ему и позвонила...

            - Это за деньги или бесплатно?- вдруг подал голос В.Финн, до этого внимательно слушавший Ю.

            - Бесплатно. Он сказал, что он вообще работает бесплатно, но иногда берет деньги за сеансы, потому что расходуется слишком много энергии, и ее надо пополнять. Он сказал, что настоящих экстрасенсов мало, что они вроде рыцарского ордена, они должны помогать и поддерживать себе подобных. Он сказал, что во мне сразу увидел необыкновенные способности. Он говорил, что у экстрасенсов почетная, но очень трудная миссия на Земле. Он так и сказал: “миссия на Земле”. Они должны помогать людям. Он сказал, что люди очень больны, не в смысле физическом, хотя и этого хватает, а в смысле моральном, духовном. Он сказал, что их цель - лечить души, просветлять и приобщать людей к истине.

            - Понятно. А когда он должен прийти?

            - Мы договаривались на половину... О, уже тридцать пять!

            - Все понятно. Считай, что сеанс уже начался. Пять минут назад.

            - Как это?

            - Очень просто, - В.Финн удобно расположился в кресле и всем своим видом являл готовность изрекать мудрые мысли. - Он говорит, что придет в половину. Специально опаздывает на пятнадцать минут. Что ты делаешь в это время? Ждешь его. Вспоминаешь его голос, его слова, его самого, короче, настраиваешься на встречу с ним. Он приходит, ты уже готова, он и берет тебя тепленькую. Знаем мы эти штучки.

            - Что значит “берет тепленькую”? Какие это “штучки”?

            - Элементарная психология. Ничего нового. Все шарлатаны работают на таких простых, но эффективных приемах.

            В В.Финне говорила обычная мужская ревность, но Ю, которая в глубине души уже уверовала в свои выдающиеся способности, вдруг обиделась за колдунов, ведьм и шаманов всех стран и народов.

            - Ты что, не веришь в экстрасенсов?

            - В то, что экстрасенсы есть, я, может, и верю, но я не очень верю людям, которые готовы помочь всему человечеству и притом помочь бесплатно.

            - Почему же?

            - Мне это кажется противоестественным.

            - Как можно так плохо думать о людях! - возмутилась Ю.- Неужели все делается только ради денег?!

            - Может, я неточно выразился, - В.Финн важно почесал нос. - Нет, все правильно. Просто плата может быть разной. Это и удовлетворение, честолюбия, тщеславия, похоти, наконец. Да мало ли...

            - А я верю, - Ю опять была готова к атаке, - что есть, и немало, людей, готовых помочь другим бескорыстно, без всякой личной выгоды. Тот же экстрасенс, который должен сейчас прийти. Он ведь сам подошел ко мне, спрашивал о моем здоровье, сам предложил мне свои услуги. Я его ни о чем не просила. Что ему может быть нужно от меня?

            - Тебя саму, - кротко ответил В.Финн.

            - Нет, - отрезала Ю. - Никогда.

            - Это ты знаешь, - заметил В.Финн. - Он-то этого еще не знает.

            - Значит, скоро узнает. И давай не будем об этом.

            - Хорошо, об этом давай не будем. Но учти, есть еще другие причины.

            - Какие?

            - Например, его гложет какой-нибудь тайный комплекс. А признание его экстрасенсом, то есть особенным человеком, не таким, как все остальные, приносит ему внутреннее удовлетворение. Возвышает его в собственных глазах и в глазах окружающих. Приятно, когда люди считают тебя пророком или гением. Очень приятно.

            - А ты сам? Ты такой же, как все, или особенный?

            - Такой же, как все.

            - И ты тоже ничего не делаешь даром? И тебе тоже нужна плата? Или у тебя какой-то комплекс?

            - Комплекса у меня нет, но я не хочу ничего делать даром. И говорю об этом честно. В отличие от всех остальных.

            - Да? И какая же плата тебе нужна от меня?

            - Не скажу, - просто ответил В.Финн и честно глянул в глаза Ю.

            Видимо, в его взгляде она прочитала нечто такое, что заставило ее снова сменить гнев на милость.

            - Ну и не надо!

            Ю развернулась и, высоко подняв голову, ушла на кухню. В.Финн, улыбаясь, смотрел ей вслед. В памяти почему-то всплыло слово “Наполеон”. А сразу же после него - “Ватерлоо”. Ватерлоо чем-то не понравилось В.Финну, он отогнал Ватерлоо, но место рядом с Наполеоном занял остров св. Елены. Остров тоже чем-то не угодил В.Финну и был уничтожен, но на его месте появился Марат. Пока В.Финн боролся с Маратом, поочередно вылезли Дантон, Робеспьер и генерал де Голль. В.Финн был готов остановиться на генерале, как вдруг, откуда ни возьмись, потоком хлынули центр Помпиду, аэропорт Орли, Пляс Пигаль, Мулен Руж, Тулуз-Лотрек, Дега, Мане, Пежо, Шатобриан и Шампань.

            От бремени ассоциаций спас звонок в дверь. Мимо В.Финна в коридор пробежала Ю, на ходу поправляя что-то в прическе. Отмахнувшись напоследок от консоме и Бриджит Бардо, В.Финн сосредоточился на предстоящей встрече с непознанным.


 

*          *          *


 

            А когда все формальности с извинениями за опоздание, со знакомством, с рассаживанием были закончены, экстрасенс предложил Ю и В.Финну закрыть глаза и расслабиться. Проделав какие-то упражнения и что-то прошептав, он спросил, не чувствуют ли его подопечные легкого покалывания в кончиках пальцев. В.Финн успел подумать, что покалывание - обычная реакция организма на прилив крови, как тут экстрасенс сказал, чтобы его подопечные попытались представить себе белый лотос с двумя лепестками на вершине горы.

            В.Финн честно начал представлять предложенный натюрморт. Ничего не вышло. Под веками расходились разноцветные круги, мелькали чьи-то хохочущие рогатые физиономии, пролетали полураздетые девицы с распущенными волосами, на лету они скалились, показывая ужасные клыки. Вдруг появилась пачка иностранных сигарет, из которой вылез всклокоченный Премьер-министр, почему-то в домашнем засаленном халате, ткнул огромный кукиш прямо В.Финну в лицо и пропал вместе с пачкой. Появлялись свиные рыла, козлиные морды и просто бревна, удивительно похожие на знакомых В.Финна и на депутатов, часто появляющихся в телевизоре. В общем, в голову лезла всякая чертовщина и несуразица.

            Тогда В.Финн решительно сказал самому себе: “Все. Хватит!” и взялся за дело не спеша. Для начала он решил представить просто гору. Но какую? Откуда ее взять? Чтобы что-то представить более или менее точно, надо как минимум хоть раз это видеть. А В.Финн, проведший всю свою жизнь в городе и его окрестностях, никогда не любовался ни одной сколько-нибудь порядочной горой.

            Тут В.Финн вспомнил японскую открытку, которую ему как-то показывал один его знакомый. На открытке была Фудзияма. В.Финн понял, что гора найдена. Он попытался, как можно точнее, вспомнить вид на открытке.

            Темно-голубое, почти синее небо, белая заснеженная с острым неровным краем вершина, - как будто кто-то обломал пик, ниже - лес. Какой лес? Неважно. Все равно никогда не видел сакуры, еще ниже сакля. Нет, она не так называется. Пагода... Нет, пагода - это, вроде, Китай. Неважно. Внизу - просто равнина. На равнине - лес. Или роща. Издалека не разглядеть. Все. Еще раз: небо... есть небо. Синее. На небе - белое пятно с изломом - вершина горы... есть вершина горы. Ниже - лесистые склоны... есть лесистые склоны. Хорошо. Гора есть. Промежуточный финиш.

            Теперь надо было представить белый лотос. С лотосом дела обстояли хуже, чем с горой. Лотоса В.Финн не видел даже на открытке. Порывшись в памяти, он выудил оттуда только ландыш, тюльпан и неизвестно откуда взявшийся лист Виктории Круцианы, огромным подносом лежавший на воде. Впрочем, В.Финн даже не был уверен, что зеленый круг с загнутыми вверх краями должен называться “Виктория Круциана”.

            Он сказал себе: “Нет, это не пойдет”, - и лист пропал. Но вода осталась. В.Финн провел взглядом по черной воде и увидел белый цветок кувшинки. “Ага, это уже ближе, это я помню”, - подумал В.Финн.

            В голову, беспорядочно толкаясь, лезли желтенькие цветочки дрока, соцветия кашки, даже россыпь черных ягод с биркой “паслен обыкновенный”, вперемежку с копьями молодого бамбука и огромным баобабом. В.Финн мысленным взмахом руки сгреб весь этот хлам в сторону и оставил стол, на котором лежал тюльпан, а под которым в тазике плавала кувшинка.

            “Хорошо! - мысленно потер руки начинающий ботаник В.Финн. - Теперь посмотрим, что лучше” После недолгих манипуляций удалось выяснить, что лучше тюльпан. Он и легче представлялся, и по команде раскрывал лепестки, и снова собирался в бутон. Единственное затруднение состояло в том, что В.Финн никак не мог вспомнить, сколько лепестков у тюльпана - три или четыре. Немного поразмыслив, он решил представить четыре, потом перейти к трем, а уже потом к двум. Чувствовалась инженерная закалка. Одним махом удалив стол и таз с кувшинкой, он оставил крупный цветок тюльпана на тонкой зеленой ножке.

            “Тюльпан есть, - размышлял В.Финн.- Назовем его лотосом и перекрасим”. Лепестки новоявленного лотоса побелели. В.Финн на радостях даже добавил им чуть голубизны у основания. “И увидел он, что это хорошо весьма”, - мысленно пропел творец лотосов В.Финн и, набравшись решимости, удалил один лепесток. Получился белый тюльпан с оборванным лепестком.

            “А теперь цветок с тремя лепестками”, - приказал начальник экзотических цветов В.Финн. Оставшиеся лепестки разошлись, чуть раздались вширь и сомкнулись в белый бутон. “А это уже хорошо весьма и весьма”, - позволил себе чуть расслабиться знатный селекционер В.Финн.

            Окрыленный успехом, он оборвал еще один лепесток. “Вперед, родные!” - призвал В.Финн оставшиеся лепестки, но те почему-то не послушались. “Не понял,- искренне удивился демиург В.Финн. - Вперед некуда? Тогда напротив!” Лепестки послушно разошлись и стали друг напротив друга. “А теперь - в стороны!” Лепесток, стоявший, если можно так выразится, спиной к В.Финну судорожно дернулся раз, другой, третий и затих.

            “ Поворотись-ка, сынку”, - отеческим тоном сказал казак В.Финн. Цветок послушно повернулся вокруг своей оси. Два лепестка никак не закрывали ни скромные черные тычинки, ни нахальный пестик, который не только стал больше и толще, но и налился изумительным фиолетовым цветом на самой головке.

            “Ладно, попробуем еще раз”. В.Финн установил цветок так, что лепестки были справа и слева, а посредине, совершенно неприкрытый, торчал пестик. “Сомкнись!” Лепестки опять задрожали, несколько посинели от неимоверных усилий, но команды выполнить не смогли. “Им мешают твердые края вверху, - догадался В.Финн. - Если края загнуть, то все будет в порядке”. Края лепестков послушно вывернулись наружу, и лепестки почти сомкнулись. Между ними, правда, оставалась небольшая щель, но такая маленькая, узенькая, что не стоило ее принимать в расчет. А если цветок развернуть, то ее и вовсе не будет видно... Вот так, например.

            “Нет, так не пойдет”, - со вздохом сожаления решил В.Финн. Загнутые концы лепестков не отвечали его эстетическим запросам. Да и щель эта...

            Лепестки снова разошлись в стороны, оголив внутренность цветка с неузнаваемо преображенным пестиком. Пестик не только самопроизвольно менял окраску, но размеры и форму. “Нет, об этом не думать! Только лепестки”, - приказал В.Финн. Но, к сожалению, ничего не изменилось. Два лепестка никак не соглашались закрыть собой пестик и образовать красивый белый бутон.

            Основательно намучившись с непослушными лепестками, В.Финн вспомнил фразу экстрасенса: “Если сможете, представьте себе лотос с двумя лепестками на вершине горы”. “Ага! - возликовал В.Финн. - Если сможете! А я пока не могу. Пусть пока будет три”. Он извлек из небытия третий лепесток, водворил его на место, получил прелестный белый бутон тюльпана, полюбовался им, восстановил Фудзияму и воткнул тюльпан в излом на вершине горы.

            Получилось почти красиво. На фоне синего неба белый бутон, ниже - нежно-зеленая ножка, уходящая в разлом заснеженной вершины. Еще ниже - густые темно-зеленые заросли. В.Финн залюбовался своим творением. Правда, Фудзияма почему-то стояла в саванне, но сама саванна добавляла такой насыщенный желто-оранжевый цвет в шедевр, что В.Финн простил Фудзияме саванну.

            Смутило В.Финна другое. Бутон тюльпана был не намного меньше горы, из которой торчал. В.Финн решил уменьшить бутон. Уменьшилась вся композиция. Тогда он попытался увеличить Фудзияму. Фудзияма выросла, но и бутон раздался вширь. Казалось, размеры цветка и горы были связаны какими-то интимными узами, сокрытыми от их творца.

            В.Финн решил привязать композицию к местности. Он вообразил угол комнаты Ю, в котором стоял журнальный столик. На столик он положил саванну, поставил на нее Фудзияму и воткнул сверху тюльпан. Все было бы ничего, но исчезло небо. “Бог с ним,- отмахнулся от неба В.Финн - потом пристроим”.  Затем он как бы отъехал от столика. Пейзаж, естественно, уменьшился в размерах. В.Финн представил, что он медленно подъезжает к столику. Икебана увеличивалась в размерах по мере приближения к ней. Двигаясь к столику, В.Финн попытался увеличить цветок. Никакого результата. В.Финн отъехал от столика подальше, задумывая эксперимент посерьезней, как вдруг его вывел из задумчивости удивленный возглас Ю.

            Не желая расставаться с предметами на столе и держа их в поле зрения, В.Финн принялся соображать. “Ю вскрикнула. Что-то не так. Что? Что-то в комнате, чего я не вижу. Что именно? Экстрасенс. Задурил мозги своим лотосом, а сам полез к Ю. Надо приходить в себя и выбрасывать его за дверь. Или из окна. Шестой этаж. Ничего, если экстрасенс - не разобьется”. Чем больше размышлял В.Финн, тем явственней он чувствовал, что его голову кто-то прижимает к груди. В.Финн напряг мышцы шеи, стараясь поднять голову. Ему это удалось, но с большим трудом и ненадолго. “Та - ак. Это он. Он мне давит на затылок, хочет свернуть шею. Значит, он не возле Ю, а рядом со мной. Это хорошо. Мы еще поборемся”.

            В.Финн снова начал поднимать голову, Ю опять вскрикнула. “Надо открыть глаза, посмотреть, что там”, - догадался В.Финн и с трудом поднял отяжелевшие веки. То, что он увидел, никак не успокоило его.

            Он увидел свою рубашку, пряжку своего ремня и свои руки, развернутые ладонями вверх и лежащие на коленях. Все было нормально, как всегда и не внушало подозрений. Странности начинались ниже.

            Под ногами В.Финн не увидел пола. Вернее, пол был, но он почему-то лежал на метра три ниже его туфель. Пелена перед глазами рассеялась, и В.Финн ясно увидел, что его ноги свободно висят в воздухе. Он даже пошевелил правой ногой, и та закачалась как маятник. В.Финн пошевелил левой. Теперь обе ноги болтались в разные стороны. Столкнувшись, они успокоились и вернулись в исходное положение.

            В.Финн напряг шею, поднял голову и уперся взглядом в стену. В то место на стене, где она ненавязчиво переходит в потолок. Начало потолка было на уровне его глаз. Стараясь не двигать головой, он опустил глаза и увидел под собой всю комнату. Входная дверь, чуть левее двери на стуле скорчился очень бледный экстрасенс, испуганно глядящий на В.Финна. Левее экстрасенса стояло кресло, рядом - журнальный столик и еще одно кресло, в котором полулежала Ю. Смотрела она тоже вверх. Когда их взгляды встретились, Ю вскрикнула в третий раз и испуганно прижала руки к груди. Тут заговорил экстрасенс:

            - Осторожней. Спускайтесь, если можете. Не упадите.

            Ю молчала, но ее глаза говорили намного красноречивей экстрасенса.

В.Финн снова закрыл глаза и попытался представить себе свое положение в комнате.

            ”Так. Спокойно. Все в порядке. Я под потолком. Потолок давит мне на голову. Почему давит? Разве он падает? Разве я кариатида? Нет. Все наоборот. Это не он давит на меня, это я давлю на него. Вот тебе и теория относительности. С какой силой я давлю на потолок, с такой же силой потолок давит на меня. Это, по-моему, уже Ньютон. Ладно, мелочи потом. Как опуститься? Так же, как и поднялся. Логично, но бессмысленно. Я не знаю, как я поднялся. А если это снизу что-то давит? Нет, снизу все в порядке. Зад, как самочувствие? Нормально. Это радует. Значит, давлю я сам и на перед. Стоп. Начинаем сначала. Как я поднялся? Я представлял лотос на горе. Ну и что? Саванна, львы, обед... Перекусить бы сейчас... Нет, не то. Лотос на вершине горы. Где лотос? На горе. Где гора? В саванне. Где саванна? На журнальном столике...”

            В.Финн мысленно отер воображаемый пот со лба и восстановил в памяти икебану. Теперь он понял, что, пытаясь манипулировать размерами цветка и горы, он смотрел на них сверху. Сейчас он даже мог точно сказать, с какой высоты. Получалось, что смотрел он с высоты потолка в квартире Ю.

            “Понятно. Фиксируем столик и опускаемся. Отлично. Держись за тряпку, я убираю лестницу. Проверка. Проедем чуть вперед”.

            В следующее мгновение В.Финн взвыл от неожиданной боли. Он действительно продвинулся на полметра вперед по направлению к столику, но при этом прочесал все полметра затылком по потолку.

            “Понятно. Двигаться мы можем. Ч-черт, больно все-таки... Ладно. Теперь немного вниз... Прекрасно... Просто чудесно. А теперь чуть назад, чтоб на то же место по вертикали... Отлично. Проверка... А, черт!”

            Болтаясь под потолком, он опять вернулся на свое старое место, больно ударившись макушкой. Снизу раздались голоса:

            - Осторожней, пожалуйста! Я же говорил. В крайнем случае, прыгайте, - это был экстрасенс.

            - Милый, сюда. Я убрала  стул, - это Ю.

            “Помолчал бы уже, - мысленно ответил В.Финн экстрасенсу. - Как упасть, если неизвестно, откуда? Сам загнал меня сюда, а теперь “осторожней, осторожней”. В.Финн явно предвзято относился к новому знакомому Ю.

            Через какие-нибудь полчаса В.Финн удачно опустился на пол. Честно говоря, последние двадцать минут были сплошной показухой и хвастовством. В.Финн быстро освоился с передвижениями по воздуху и, постоянно держа в поле зрения журнальный столик, перемещался по всей комнате. Один раз он неосторожно въехал плечом в дверной косяк, в другой его туфель прошелестел в опасной близости от носа экстрасенса, но в целом все обошлось вполне пристойно. Закончить свои воздушные приключения В.Финн решил рядом с Ю, но немного не рассчитал и плюхнулся ей на колени.

            Нечего и говорить, что экстрасенс, вспомнив о каких-то неотложных делах, очень скоро ушел, а Ю засыпала В.Финна вопросами. В.Финн, как и подобает истинному герою, отвечал скупо и неохотно. Мол, чего там, никакого подвига нет, так любой может. Поддавшись на уговоры Ю, он даже попытался подняться в воздух еще раз, но, сколько не пыжился, ничего у него так и не получилось. Объяснив свою неудачу чрезмерной усталостью и выпив весь коньяк, который был у Ю, он попрощался и ушел домой.

            Но самое удивительное в этой истории то, что Ю после ухода В.Финна обнаружила на журнальном столике непонятную вещь. Размером вещь была не больше шкатулки для украшений и представляла собой следующий ландшафт: на неправильной формы пластине желто-горячего цвета с имитацией редких деревьев возвышалась небольшая гора с лесистыми склонами и белой заснеженной вершиной. Все выглядело как макет. Но в этом макете поражало то, что прямо из вершины карликовой горы рос настоящий белый лотос.


 

*          *          *


 

            А однажды, когда солнце еще только думало, выходить ему из-за горизонта, или еще немного подремать, В.Финн уже позвонил в дверь квартиры Ю, ревниво вырвав ее из сладких объятий Морфея. Начинало сереть, когда Ю окончательно проснулась и вспомнила, что накануне действительно пообещала В.Финну пойти с ним, как он выразился, “общаться с настоящей природой”. Во время первого завтрака они тряслись в допотопном автобусе по кривым замусоренным улочкам и только ближе к полудню В.Финн подвел Ю к темной стене густого леса и, не то помолившись, не то прошептав магические заклинания, увлек Ю в чащу.

            Как заведено в густых лесах, чаща всячески препятствовала смелым, но неразумным путешественникам: швыряла под ноги камни и трухлявые пни, цепляла за одежду кривыми сучьями, забрасывала еле заметную тропку стволами деревьев и даже устроила на пути небольшое, но зловонное болотце с густой зеленой жижей и зловещими пузырями.

            Ю мужественно переносила все тяготы и лишения пути. Она даже не закричала, когда ей на голову упала толстая ветка с чем-то очень напоминающим осиное гнездо. Но когда чаща кончилась, они вышли на симпатичную лужайку, а В.Финн, даже не поинтересовавшись ее самочувствием решительно двинулся дальше, Ю не выдержала:

            - Да что же это такое, наконец! Куда ты меня привел?!

            - Милая, потерпи немного. Еще совсем чуть-чуть, и я тебе все объясню.

            - А почему нельзя это сделать здесь? - Ю, уставшая от хождения, лазания и неопределенности была настроена решительно.

            - Здесь что-то не то, что-то не так... Чего-то не хватает...

            - Я знаю, чего не хватает и где!

            - Где?

            - Вот здесь, - Ю постучала пальцем по лбу В.Финна.

            - Ты думаешь?

            - Да. Разбудить меня ни свет, ни заря, заставить таскаться по колдобинам, привести неизвестно куда, неизвестно зачем...

            С лужайки открывался прекрасный вид. Вниз по пологому склону, поросшему нежно-зеленой травой, на луг вилась скромная тропинка. Пересекая луг, в камышах тихо журчала река, в излучине которой бледно-желтым пятном лежала отмель. Вдали виднелись холмы, покрытые негустым лесом. Солнышко пригревало, легкие тучки безмятежно плыли по голубому-голубому небу. Ласковый ветерок легко касался разгоряченных лиц путешественников. Птички весело пересвистывались в зеленой листве - в общем, пейзаж при желании вполне мог бы назваться пастушеской идиллией.

            Неизвестно, что больше повлияло на Ю - природа, манящие запахи, доносившиеся с луга или молчаливое раскаяние В.Финна, огромными буквами написанное в его глазах, но она замолчала, деловито поправила лямку рюкзака и, решительно скомандовав “Пошли”, - двинулась вниз по тропинке.

            Вблизи берег реки выглядел не так красиво. Для краткого определения того, что было на берегу, есть одно слово - запустение. Тут и там разбросанные ржавые куски арматуры, труб, листы жести. Металлический киоск, на стенках которого вздулась волдырями и местами отвалилась грязно-голубая краска, с окошком, забитым прогнившей фанерой, на которой было написано: “Маски для плавания. Брутто 33 кг”. Рядом, в яме, бывшей некогда бассейном, в груде мусора валялась гипсовая девушка с кувшином. Ручка кувшина и рука девушки отсутствовали, зато на правой груди было нацарапано слово, которое обычно не произносят в присутствии дам.

            - Могучая поступь цивилизации. Портрет постиндустриального общества, - прокомментировал В.Финн.

            Они миновали небольшую заводь, где в зеленой ряске торчал остов детской качели, выбрались на отмель и дружно упали на теплый песок.

            - Есть несколько гипотез о том, что произошло в долине, - начал излагать В.Финн после того, как они разложили вещи, достали продукты и принялись восполнять затраченные силы. - По одной из них в этих местах побывали пришельцы и оставили следы своего пребывания. По другой - где-то здесь находится точка разрыва времен. По третьей - место соприкосновения разных миров...

            Потом, когда Ю вспоминала, что ей тогда говорил В.Финн, она поражалась, как могла она, вполне образованная и современная девушка поверить такой дикой смеси древних суеверий, заимствований из научной фантастики и собственных домыслов В.Финна. Но ведь поверила! Правда, надо отдать должное и В.Финну - врал он вдохновенно. В его рассказе присутствовали и пространственно-временной континуум, и горшки вуду, и роботы-мутанты и даже высокомерная принцесса Ойнохойя, которую здесь видели со всей ее свитой в прошлом году осенью.

            Выдохшись, В.Финн налил себе из термоса кофе, закурил и обессилено откинулся на подстилку.

            - Где мы? Как это место называется? - прошептала Ю, оглушенная изобилием тайн Земли и Космоса.

            - Я называю это место Зоной, - небрежно ответил В.Финн.

            Ю тихо ахнула. Из зон она знала только тюремные, строительные и эрогенные. Эта Зона показалась ей новой, загадочной и манящей.

            - Ну что, останемся или вернемся в город? - В.Финн явно провоцировал Ю.

            - А что здесь может быть?

            - Может и ничего, может и что-то, - глубокомысленно ответил В.Финн. - В худшем случае просто отдохнем, позагораем и искупаемся. В лучшем - увидим такое, чего ни в одном фильме не увидишь. А может, и сами в этом поучаствуем.

            - А это не опасно?

            - Посмотри на меня, я здесь не первый раз, я эти места знаю, как... как свою квартиру. И ничего.

            Ю посмотрела на В.Финна. Он действительно был ничего.

            - Так что, идем?

            Вместо ответа Ю с громким визгом вскочила на ноги. В.Финн удивился, - неужели он так напугал ее своими россказнями?

            - Что с тобой?

            - Там... там что-то ползает, - Ю с ужасом смотрела себе под ноги. - Ай! Вот видишь, ползет. А-а-а!

            Пока Ю исполняла некое подобие тарантеллы, В.Финн выудил из густой травы довольно крупное насекомое, полюбовался и выбросил его подальше.

            - Садись. Это муравей. Здесь они больше обычных. Да садись же ты!

            Ю покорно уселась, настороженно осматриваясь. Глядя на мучения Ю, В.Финн пододвинулся к ней поближе, нежно обнял ее за плечи, прижал к себе и зашептал ей в самое ухо:

            - Милая, тебе нечего бояться, пока ты со мной. Слушай меня, делай, как я скажу, и все будет просто отлично. Ты, конечно, девушка самостоятельная, но бывают моменты, когда надо полностью довериться мужчине. Ведь бывают такие моменты?

            Ю кивнула, а воодушевленный В.Финн продолжил:

            - Крик здесь - признак опасности. Поэтому не кричи. И не бойся. Ты такая же, как они. Ты так же можешь напасть на них, как и они на тебя. Ты можешь укусить, ударить, ты даже можешь убить. Поэтому держись спокойно, уверенно и раскрепощено.

            Ю провела языком по пересохшим губам.

            - Кто это “они”?

            - Аборигены, местные жители. Муравьи те же, стрекозы, бабочки, да мало ли кто...

            - И бабочки тоже могут на нас напасть?

            - Нет, конечно, - благодушно рассмеялся В.Финн. - Бабочки здесь смирные. Там, за рекой - могут. А здесь уже к людям привыкли...

            Слушая разглагольствования В.Финна о злопамятном характере местных жуков и стрекоз, Ю задумчиво откусила большой кусок от бутерброда. Впрочем, задумалась она почему-то не о странностях подстерегающих ее чешуекрылых и членистоногих, а о странностях В.Финна. Погруженная в свои мысли и переживания, она уже доела бутерброд и потянулась было за чаем, как вдруг В.Финн вскочил и радостно скомандовал:

            - Раздевайся!

            От неожиданности Ю поперхнулась, но В.Финн был неумолим.

            - Раздевайся и поскорей!

            Всю задумчивость Ю как рукой сняло.

            - Ты что?! Как это, раздевайся?!

            - Как это, как? Как все люди раздеваются. Я тебе говорил взять купальник. Ты взяла?

            - Взяла...

            - Снимай все, оставайся в купальнике и ложись на подстилку. Очки темные надень. Взяла очки?

            - Взяла...

            - И сложи вещи в сумку. Давай скорей!

            Во время этого диалога В.Финн яростно сбрасывал с себя одежду и заталкивал ее в свой рюкзак. Оставшись в одних плавках, он на секунду замер, прислушался, потер лоб, как бы вспоминая, все ли он с себя снял и тут его рассеянный от крайней сосредоточенности взгляд упал на Ю.

            - Как, ты еще не разделась?

            - Объясни мне, что все это значит? - потребовала скромная и целомудренная Ю.

            - Послушай, милая, у нас очень мало времени. Это быстро приходит и так же быстро уходит. Я тебе потом все объясню. Раздевайся, пожалуйста, поскорей.

            - Что “это”? Зачем для “этого” надо раздеваться. Что все это значит?

            - Милая, прислушайся, - для вящей убедительности В.Финн бухнулся перед ней на колени. - Ты ничего не слышишь? Ничего не чувствуешь?

            - Где я должна почувствовать “это”?

            - Вокруг. В воздухе. В себе. Со всех сторон. Прислушайся!

            Ю прислушалась. Кроме обычного стрекотания кузнечиков и пения птиц до ее слуха долетел отдаленный гул, и в лицо пахнуло струей теплого воздуха.

            - Ну как, слышишь? - с надеждой спросил В.Финн.

            - Слышу... Шумит, как будто. Там...

            - А что-нибудь чувствуешь? - не унимался он.

            - Как будто теплом в лицо...

            - Вот это оно и есть! Сейчас будет очень жарко, поэтому раздевайся скорей.

            - Не понимаю, почему я не могу остаться в платье, даже если будет очень жарко, - из последних сил сопротивлялась Ю.

            - Потому что сгорит вся твоя синтетика! Пропадут все полосочки, все цветочки твои. Ты же не захочешь идти домой в выгоревшем и помятом платье?

            Примененная В.Финном военная хитрость принесла ему полную и окончательную победу. Ю представила себя в блеклом, местами почему-то даже прогоревшем платье, ненакрашенной, с сухими травинками в волосах и сдалась на милость победителя окончательно и бесповоротно.

            - Но как же... Я не могу так сразу, - зашептала она. - Я не могу раздеться сейчас...

            - Почему не можешь? - победитель был суров и непреклонен.

            - Я... я без купальника. То есть не совсем в купальнике, - побежденная смотрела на победителя, моля о снисхождении.

            Звука, который в ответ на мольбу издал В.Финн, в природе не существует. То есть, не существует отдельно от В.Финна. Это было что-то среднее между рычанием голодного тигра, мычанием при сильной зубной боли и скрипом, какой бывает при перетаскивании старой и тяжелой мебели по паркету. Естественно, некоторое время после такого звука говорить В.Финн не мог. Становилось жарко.

            - Послушай, милая, - медленно и раздельно проговорил В.Финн. - Тебе какой части купальника не хватает, верхней или нижней?

            - Верхней, - чуть слышно прошептала Ю.

            - Тогда быстро-быстро снимай платье и оставайся в том, в чем есть. Переоденешься позже. Положи платье в сумку и отнеси сумку в тень. И поскорее, пожалуйста. Если не успеешь сейчас, потом будет тяжело. Ясно?

            - Ясно. Отвернись, пожалуйста.

            Падая навзничь и отворачиваясь, В.Финн издал еще один специфический звук. Так стонут трагедийные актеры старой школы после того, как их на сцене закалывают кинжалом. Ю сняла платье, спрятала его в сумку и повернулась к убитому трагику В.Финну.

            - А теперь что? Только не поворачивайся.

            - Теперь надень очки, ложись на спину и расслабься. Когда будет надо, я тебя позову.

            Ю, все еще опасливо косясь на В.Финна, сдвинула стаканчики, термос и бутерброды на траву, расправила складки на подстилке и легла.

            - Ты на спину легла? - послышался голос В.Финна.

            - Да. А что?

            - Ничего. Лежи спокойно. Я скажу, когда перевернуться. Все. Конец передачи.

            Через несколько минут, так и не дождавшись ничего сверхъестественного, Ю подняла голову. Вокруг ничего не изменилось: солнце светило, птицы пели, ветерок шелестел камышом, В.Финн лежал. Ю выждала еще немного. Все по-прежнему.

            - Эй, - попробовала голос Ю.

            - М-м, - ответил В.Финн.

            - Уже можно поворачиваться?

            - Можно.

            - А “это” уже прошло?

            - Что “это”?

            - То, о чем ты говорил. Для чего надо было раздеться. “Это”.

            - “Это” еще не приходило, - В.Финн повернулся на бок и хитро глянул на Ю.- Хотя уже должно.

            - Так нам еще долго ждать?

            - Только от нас зависит - придет к нам “это” сейчас или чуть попозже.

            - Объясни.

            - Ты сидела такая серьезная, - В.Финн весело из-под руки поглядывал на Ю.- А погода такая хорошая, я и подумал - не позагорать ли нам?

            - Что-о?

            - Я подумал, не позагорать ли нам, - с опаской повторил В.Финн.

            - Ах, так!

            Ю, наконец, все поняла и, забыв о своем не совсем купальнике, подскочила к В.Финну и принялась колотить его кулачками по спине, приговаривая:

            - “Это” еще не пришло? “Это” сейчас к тебе придет!

            В.Финн защищался, как мог, уворачивался, даже попытался убежать, но был настигнут и примерно наказан. В отместку он сбросил Ю в воду. Ю в свою очередь обрызгала В.Финна с ног до головы.

            Так они веселились до самого вечера.


 

*          *          *


 

            А ночью пошел дождь. Нормальный полноводный дождь, который, как и положено уважающему себя дождю, явился в сопровождении молний и грома. Получилась дружная и веселая компания.

            Экспансивная молния мгновенно без всяких видимых причин зажигалась, но так же быстро и затухала. Добродушный гром, громыхая, посмеивался над вспыльчивостью подруги. А предупредительный дождь, окружая вниманием и заботой друзей, лил ливмя.

            Веселились они недолго - до утра. Первой устала молния, потом притих и гром, лишь изредка напоминая о своем присутствии легкими раскатами. Дождь вскоре из сильного стал упорным, потом скучным, а когда на востоке начало сереть, совсем измельчал и сошел на нет.

            Так что вовремя взошедшее солнце могло лишь догадываться по некоторым характерным деталям о том, что произошло на данном участке ландшафта за время его отсутствия.


 

*          *          *


 

            А однажды они решили сходить в ресторан. Вернее, решила одна Ю, но она не сомневалась в том, что В.Финн с радостью ее поддержит, и начала готовиться к походу с утра.

            Она встала позже, чем обычно, побывала в парикмахерской, даже поспала часик днем, чтоб вечером выглядеть, как можно свежей, долго, придирчиво выбирала платье и остальные аксессуары вечернего туалета. Потом, с учетом фасона платья, освещения и возможного цвета обивки кресел в зале ресторана подвела глаза и губы. К назначенному времени она была почти готова. “Почти” - потому что если делаешь столько важных и ответственных дел в один день, никогда нельзя быть уверенным в том, что сделала все.

            Ю резонно решила, что такой женщине, как она сегодня, не место в муниципальном транспорте, но как водитель такси не гнал машину, она немножко опоздала. Правда, всего на каких-то полчаса, - нельзя же заставлять слишком долго ждать своего кавалера.

            В отличие от Ю В.Финн имел вид далеко не праздничный. Его обычная светлая куртка выглядела грязно-серой в неестественном неоновом свете фонаря; брюки, имевшие, по его мнению, то огромное достоинство, что их не нужно было гладить, смотрелись как изжеванные. Да и весь он был каким-то растрепанным, неухоженным и казался большой, может, кому-то и нужной, но потерянной вещью. Ю даже пожалела его: в его облике так явно чувствовалось отсутствие нежной и заботливой женской руки, - но потом решила отложить жалость на потом. В конце концов, встретились они не для того, чтоб жалеть друг друга, а чтоб идти в ресторан.

            Подходя к В.Финну, Ю подумала, что ей надо было посильнее хлопнуть дверцей машины, или громче ответить на предложение водителя встретиться, или еще как-нибудь обратить на себя внимание. В.Финн не замечал ее!

            Он стоял, прислонившись к дереву, жевал фильтр потухшей сигареты и смотрел прямо перед собой сквозь людей, машины, дома. Ю решила, что он думает о ней. О чем же еще может думать настоящий кавалер в ожидании дамы своего сердца?

            Она подошла к нему легкой независимой походкой и вместо приветствия произнесла:

            - Я, кажется, немного задержалась...

            Это “кажется” было изумительным. Но В.Финн его не оценил. Он вынул изо рта окурок, с какой-то непонятной жалостью осмотрел его, бросил на тротуар, безжалостно раздавил каблуком и только после этого медленно перевел взгляд на Ю.

            - Привет.

            Такого хамства Ю не ожидала. Но если собираешь хорошее настроение по крохам с самого утра, не так-то легко его выбросить. Поэтому она решила сделать вид, что не замечает грубости В.Финна.

            - Так мы идем куда-нибудь?

            - Идем, - отрешенно отозвался В.Финн, развернулся и, не дожидаясь Ю, двинулся к дороге. Если бы Ю его не окликнула, он наверняка столкнулся бы с ярко раскрашенным туристическим автобусом.

            - Куда ты?

            В.Финн меланхолично развернулся на бровке и вернулся к Ю.

            - Куда ты пошел?

            - Туда, - неопределенно мотнул головой В.Финн.

            - Куда “туда”? Ты мне можешь сказать, куда мы сегодня пойдем? - хорошее настроение почему-то улетучивалось очень быстро.

            - Надо подумать, - очень серьезно сказал В.Финн.

            - Хорошо, думай. Но побыстрее.

            Чтобы не терять времени даром, Ю решила проверить, как она выглядит при таком освещении. Как и следовало ожидать, помада была блеклой. “Ничего, в ресторане свет ярче”, - успокоила себя Ю. В.Финн все еще молчал. Ю решила, что пауза затянулась и начала светскую беседу, как и положено воспитанным людям, встретившимся на свидании.

            - Ты слышал? Президент подписал новый закон.

            - Что? Какой закон? - В.Финн с трудом оторвался от собственных мыслей.

            - Новый закон.

            - Да, не повезло нам с Президентом. Дурак у нас Президент, - невпопад ответил В.Финн, - И давай больше не будем об этом.

            - Хорошо, давай не будем об этом, - милостиво разрешила Ю.- Ты уже придумал, в какой ресторан мы идем?

            - Нет, не придумал, - ответил совершенно сбитый с толку В.Финн.

            - Может, мы вообще не идем сегодня в ресторан?

            - Вообще не идем, - унылым эхом отозвался В.Финн.

            - А почему это мы не идем в ресторан? - в вопросе Ю настолько явно слышалась угроза, что будь В.Финн в добром здравии и при полном рассудке, он мог бы  с полным основанием начать опасаться за свою жизнь. Но В.Финн был не в себе, и поэтому он просто сказал:

            - Потому что у меня нет денег.

            Такое признание было настолько неожиданным для Ю, что она подумала, что ослышалась.

            - Что?

            - Потому что у меня нет денег, - обреченно повторил В.Финн.

Ю все еще отказывалась верить своим ушам.

            - Тогда давай заедем к тебе, возьмешь дома. Заодно переоденешься. Дома есть?

            - И дома тоже нет, - чуть слышно выдохнул В.Финн. - Нету... Нет денег, - повторил он чуть громче и уверенней. - Нету. Нету денег... Нету. Нету денег...- вдруг начал напевать он, и все громче, все ритмичней становилась его песнь. - Нету, нету денег. Тра-та-та... Нету, нету денег, тра-та-та... - В.Финн начал приплясывать и похлопывать себя ладонями по бокам. - Нету, нету денег, тра-та-та...

            Музыкально-танцевальная композиция закончилась лихой чечеткой и тремя дикими выкриками. Самоотверженно отпев и отплясав, В.Финн замер в той позе, которой обычно заканчивают народные танцы отечественные танцоры, выступающие за рубежом. Подождав некоторое время бурных аплодисментов, неизбежно переходящих в овацию, и осознав, что ничего не дождется, В.Финн сник, сгорбился и потух.

            Ю с ужасом подумала, что ее новый кавалер сошел с ума. Она еще никогда не сталкивалась с таким странным видом безумия. Она видела мужчин, теряющих голову от страсти, от вина, от крупных неприятностей и неудач на работе, видела постепенно опускающихся гениев. Такое она видела впервые. И испугалась. Для нее поведение В.Финна было странно, непонятно и почему-то вызывало сострадание. Может, из-за жалости к ближнему, может, из-за проснувшегося в Ю материнской любви, а может, из-за чего-нибудь другого в ответ на фразу пришедшего в себя ненормального субъекта, только что плясавшего перед ней: ” Мы идем гулять в парк. Ты согласна?” она ответила “да” и пошла за ним.

            Вечер выдался чудесный: теплый мягкий, даже какой-то интимный. В.Финн постепенно разошелся, начал шутить, рассказывать истории, половину из которых он выдумывал тут же, на ходу, а второй половины вообще никогда не  могло быть. В.Финн водил Ю по темным аллеям, которые почему-то называл  “действительно историческими” и даже пытался изображать в лицах события давно минувших дней.

            В общем, они отлично провели время. Единственно, что немного портило впечатление от прогулки - это новые туфли Ю, которые она одела в первый раз специально для ресторана, и которые ей немножечко жали.


 

*          *          *


 

            А вот еще как было. Они были на море. Одни на пустынном берегу. Сидели, тесно прижавшись друг к другу, и любовались закатом. Вдруг В.Финн встал, потянулся и сказал:

            - Давай, я буду сегодня для тебя... Знаешь кем?

            - Кем? - она улыбнулась одними уголками рта.

            - Я буду для тебя сегодня, - В.Финн прохаживался перед ней, заложив руки за спину. - Я сегодня буду для тебя... Кем ты хочешь, чтоб я был? - вдруг остановился он.

            - Не знаю, - пожала плечами Ю.- А кем ты хочешь быть для меня?

            - Нет, это ты скажи, каким мне быть. Пользуйся моментом. Сегодня я - для тебя. Потом это у меня пройдет, и я захочу, чтоб ты была для меня. Но это потом. А пока... Пока решай ты.

            - Зачем это, милый? Я что-нибудь захочу, а у тебя не получится.

            - Дорогая, ты даже представить себе не можешь, - В.Финн сделал страшные глаза, - что может натворить мужчина, которому есть, для кого все это творить.

            - Да неужели? - опять улыбнулась Ю, но скорей из вежливости, чем из доверия.

            - Точно тебе говорю. Решай

            Ю на секунду задумалась.

            - Будь сильным.

            - Я всегда сильный, - гордо ответил В.Финн и попытался напрячь все мускулы одновременно, как на фотографиях в фитнес-центрах.

            - Нет, не так. Будь очень сильным. Очень-очень. Понимаешь?

            - Понимаю! - обрадовался В.Финн. - Я буду для тебя самым сильным силачом! Я буду для тебя титаном. Я буду гекатонхейром!

            - Кем-кем? - от смеха Ю повалилась на остывающий песок.

          - Гекатонхейром, - обиженно повторил В.Финн.

            - Не надо, милый, - Ю попробовала представить себе гекатонхейра В.Финна и не смогла. - Ты задушишь меня своими руками. И какую из твоих голов мне целовать? Или все сразу?

            - Не веришь? Сейчас убедишься. Видишь вон тот камень?

            Ю посмотрела в сторону, куда показал готовый к подвигам В.Финн. Там над водой нависала средних размеров скала.

- Это не камень, милый. Это намного больше, чем камень.

- Чепуха. Поставить его здесь, рядом с нами?

- Зачем он здесь? Здесь и без него хорошо.

- Ладно, тогда я выброшу его в море.

- Только, пожалуйста, подальше, чтоб нас не забрызгало, - она все еще не верила решительному В.Финну.

В.Финн совершенно серьезно выслушал ее пожелание, как-то весь собрался, напрягся, сложил руки на груди, присел, опустил голову и замер. Ю немного подождала, потом окликнула его, но он никак не отреагировал. Вдруг он резко выпрямился, поднял руки к небу, запрокинул голову и стал расти.

Честно говоря, это было жутковатое зрелище. Ю испуганно сжалась в комочек, а В.Финн все рос и рос. Если бы она встала и подошла, она была бы ему по пояс... по колено... она еле достала бы ему до щиколотки... Все, вроде остановился. Вроде, больше не растет.

Перед ней, глубоко утопая в песке, высились две огромных ступни, большие пальцы ног лежали как два валуна, а вверх как громадные столбы уходили ноги. Все прочее, принадлежавшее В.Финну, было где-то очень высоко. Неужели вся эта громадина пять минут назад была нормального человеческого роста и спрашивала ее, Ю, каким ему быть?

Где-то вверху загремело. Ю инстинктивно закрыла лицо руками. Гром раздался еще раз, и ей показалось, что она разбирает отдельные слова. Она увидела, как то, что стояло перед ней, переступило с ноги на ногу, и теперь совсем отчетливо услышала:

- Осторожно, дорогая. Отойди подальше, мне надо повернуться.

Конечно, этот грохот совершенно не был похож на хорошо знакомый Ю голос В.Финна, но она встала и отошла на несколько шагов.

- Еще отойди. Я боюсь тебя задеть.

Она отбежала подальше и, задрав голову, замахала рукой.

- Все в порядке, милый! Я уже отошла!

Очень медленно и осторожно В.Финн начал поворачиваться. Попробуйте повернуться вокруг собственно оси, не выходя из круга, в котором могут поместиться только ваши ступни. Когда будете поворачиваться, внимательно смотрите под ноги, как если бы вы очень боялись задеть или раздавить что-то на полу. А когда повернетесь, поймете, как тяжело было в этот момент В.Финну. Гораздо тяжелей, чем взять скалу, которая стала для него уже не скалой, а обычным камнем и забросить подальше в море. Впрочем, не так далеко, чтоб она долетела до другого берега. Будем считать, что скала упала где-то в нейтральных водах.

- Иди сюда, - тихо позвала Ю.

В.Финн начал уменьшаться в размерах так же стремительно, как перед этим увеличивался. Когда он принял нормальные размеры, он вздрогнул, отряхнулся и побежал к ней. Ю, конечно, побежала ему навстречу. Посредине они встретились, обнялись и упали на песок. Дальше неинтересно. То есть интересно только им двоим. А нам необязательно.


 

*          *          *


 

            А еще они могли закрыться, отключить телефоны и целый день заниматься любовью.


 

*          *          *


 

            А однажды их задела Смерть.

            Так бывает на людной улице, когда и не то, чтобы толпа, но спокойно пройти нелегко. Когда лавируешь, уворачиваешься, протискиваясь сквозь встречный поток, мечтая выбраться туда, где посвободней, и вдруг кто-то бьет тебя чем-то острым в самое незащищенное место. И ты двигаешься некоторое время по инерции, стараясь держаться ровно и выглядеть, как обычно, но внутренне сжимаешься в комок. И нет ничего вокруг, есть только то место, где болит, то место, куда ударили. Ударили, не желая того, случайно. Конечно же, случайно, какая тут может быть система или умысел? Просто тесно, просто навстречу. Жизнь - в одну сторону, Смерть - в другую.

            Боль постепенно утихнет, но никогда не исчезнет насовсем. Все равно останется память о той внезапной встрече. Встрече со Смертью.

А они шли вперед. К новым ударам. Шли в потоке Жизни.


 

*          *          *


 

            - А почему ты никогда меня не приглашаешь в гости к своим друзьям? - однажды спросила Ю.

            - Хм, трудно сказать, - ответил честный В.Финн.

            - А почему ты никогда мне не рассказываешь о своих друзьях? - продолжала интересоваться Ю.

            - Не знаю. Наверное, не о чем рассказывать.

            - А у тебя много друзей?

            - Ни одного, - В.Финн был честен до предела.

            - Как же так? У тебя есть знакомые, сотрудники?

            - Знакомые и сотрудники есть...

            - Ну вот, видишь.

            - А друзей нет, - закончил мысль В.Финн.

            - Должен же у человека быть друг! - настаивала Ю.

            - У меня была собака, - признался В.Финн. - Друг человека.

            - Нет, это не то, - отмахнулась Ю.- А почему у тебя нет друзей?

            - Это долгая история. Давай лучше поговорим о чем-нибудь веселом.

            - Давай, - подозрительно быстро согласилась Ю.- Нас сегодня приглашают в гости.

            - Кто?

            - Мои знакомые, очень интересные люди. Он работает...

            Ю подробно рассказывала о своей знакомой, о ее муже, любовнике, а В.Финн думал, что, наверное, он никогда не привыкнет к такой резкой смене тем и настроений, как у Ю. Он даже подумал, что ей должно быть скучно с ним: он медлителен, не разделяет некоторых ее привязанностей и антипатий, ему бывает тяжело уследить за ее мыслью или просто за нитью рассказа. Он не любит шумных зрелищ, а она жить без них не может, он по натуре домосед, склонный часами любоваться прелестями осеннего леса, а она рождена для города, для его сутолоки, его бешеного ритма. Еще о многом успел подумать В.Финн, преданно глядя в глаза Ю, пока она не спросила:

            - Ну что, мы идем?

            В.Финн едва удержался, чтобы не спросить: ”Куда?” Вовремя спохватившись и вспомнив, о чем шла речь, он ответил вопросом на вопрос:

            - И когда это?

            - Сегодня, я же тебе говорила, - Ю глянула на часы. - Мы уже почти опаздываем. Ты собираешься?

            - Да, -  с тяжелым вздохом самопожертвования поднялся В.Финн.

            Гости были как гости, хозяева как хозяева. Хозяин изображал радушие, хозяйка - хлопотливость, а вместе они вели семейную сценку под названием "Забота о гостях - превыше всего". Гости в меру сил подыгрывали хозяевам. Один играл роль застольного остряка, другой - резонера, было и несколько статистов. Одним из них считал себя В.Финн.

            Ему казалось, что весь вечер похож на спектакль, правда, актеры были сплошь посредственностями и забывали текст, поэтому за столом время от времени повисали паузы. Паузы заполняли хозяева: хозяйка - вопросами о том, нравится ли гостям произведения ее кулинарного искусства, а хозяин - предложениями выпить. На все предложения В.Финн охотно откликался, он почему-то решил, что в этом состоит его роль. Он даже решился произнести тост за хозяйку дома. Реплика была к месту, произнесена с чувством и воспринята одобрительно.

            В.Финн уже определил амплуа каждого гостя. Он даже классифицировал девушку, томно спросившую его: “Вы читали Ницше? Книгу о Зрататусре?” - как нимфоманку, но Ю, его Ю не поддавалась никакой дефиниции. Она была естественна, мила и непосредственна. В.Финн с головой ушел в разгадку секрета обаятельности Ю, применил теорию больших чисел, многофакторный анализ и собирался перейти к нечетким множествам, как его отвлекла сама Ю. Она сказала, что пора идти домой. В.Финн, в который раз поразился непостижимости женской души вообще и души Ю в частности.

            Всю обратную дорогу В.Финн молчал, но сразу же после того, как они переступили порог квартиры, он заговорил. Первое, что он сказал, было:

            - У нас водка есть?

            И, не дожидаясь ответа, направился к бару. Ю осторожно попыталась его остановить:

            - Может не надо? Уже поздно, мы и так много выпили.

            - Это не питие,- хмуро отозвался В.Финн, расставляя рюмки и доставая из холодильника закуску. - Это издевательство, а не питие. Пить надо весело, с тем, с кем хочется выпить. Тогда и водка в радость, и вино. Ты пить будешь?

            Пить Ю совершенно не хотелось.

            - Как хочешь, извини. Тогда я один. А ты посиди со мной. Пообщаемся.

            - Один? Ты будешь пить один? - Ю где-то читала, что в одиночку пьют только алкоголики.

            - А что мне остается делать? - В.Финн был решителен и непреклонен. - Ты пить не хочешь, больше здесь никого нет, да никто и не нужен. Может, выпьешь чуть-чуть? Еще вино осталось...

            Ю подумала, что В.Финн не совсем алкоголик, просто у него плохое настроение, ему не очень понравился вечер, он последнее время часто задерживается на работе, сильно устает, ему, наверное, нужна разрядка, и даже хорошо, что он может расслабиться с ней, гораздо хуже, если бы он пил где-то на стороне...

            - Налей немного вина.

            - Вот и славно. Будем здоровы!

            Они выпили, Ю закурила, а В.Финн принялся задумчиво жевать засохшую корочку хлеба. Дожевав, он налил еще, снова пожелал Ю здоровья и выпил. Ю терпеливо ждала, когда все это закончится.

            - Все дело в том, что никто никому не нужен, - неожиданно сказал В.Финн. - Все друг дружку держат как мебель. Как вещи. Используют. Даже не по назначению, а по собственному пониманию.

            - Не понимаю, о чем ты...

            - Об этом самом. Они друг другу не нужны, я им не нужен.

            - “Они” - это...

            - “Они” - это гости сегодняшние. “Я” - это я. И мы друг другу не нужны.

            Ю открыла было рот, чтоб возразить, но В.Финн остановил ее жестом.

            - Подожди, я сейчас объясню, как я это понимаю. Например, я. Да, хорош примерчик, - прокомментировал сам себя В.Финн. - Я - нечто целое. Единое целое. Вот я весь перед тобой. Нет отдельных частей тела, они не существуют отдельно. Есть цельный я. Все во мне взаимосвязано, - он начал было показывать, как взаимосвязаны его руки и ноги, но, опрокинув на пол рюмку, быстро успокоился.

            - В общем, понятно. А людям я нужен по кусочкам, по частям. Одному нужны мои руки, другому - плечи, третьей - еще какой-нибудь орган. Причем, я четко представляю себе, кому из них что из меня требуется. Но никому я не нужен весь целиком. Вот такой, как есть. С головой, ногами, задом...

            Ю, уже привыкшая к странностям В.Финна, старалась не обижаться по пустякам. Но сейчас она сдержаться не могла.

            - А мне? Ты опять забыл обо мне... Ты всегда забываешь обо мне. А я все терплю...

            В.Финн спохватился, и, увидев, что она готова расплакаться, упал перед ней на колени.

            - Прости, дорогая! Какой же я идиот! Надо же думать, кому что говорить. Извини меня, извини, милая. Я сегодня много пил, болтаю, черт знает что. Все эта водка... Кстати, о водке. Давай выпьем за тебя. Я хочу выпить за тебя, за мою любимую. Да, за мою любимую я хочу выпить!

            В.Финн с трудом поднялся, налил себе и Ю и взял рюмку. Постояв немного молча, он решил, что пить стоя ему будет тяжело, и сел на место. Ю покорно ждала тоста за себя, за любимую. В.Финн собрался с мыслями.

            - Я разочаровался во всех друзьях, - серьезно сказал он. - У меня нет друзей. У меня осталась последняя надежда. Это ты. Если и ты меня...- он замялся, подбирая слово, но, не найдя ничего мягче, решился, - предашь...

            Ю непроизвольно отшатнулась.

            - Если и ты меня предашь, - повторил В.Финн тише, - мне будет очень больно.

            - Что ты, милый, не надо.

            - Я хочу, чтоб ты знала это, - В.Финну тяжело давались слова, но он продолжал мужественно бороться с родной речью. - Ты, конечно, вольна поступать, как тебе заблагорассудится, - последнее слово В.Финн выговорил с третьей попытки. - Но я хочу, чтоб ты знала...

            - Хорошо, милый. Я всегда буду помнить. Давай спать.

            - Да, сейчас, хорошо, спать, - В.Финн пытался поймать какую-то очень важную мысль, но та ускользала от него. - Да, хорошо... все эти гости... Ты же понимаешь, что я делаю все для тебя? Для тебя... мне они... сто лет они мне снились, эти гости. Я для тебя... а они со своей водкой, сволочи... пей да пей, а я для тебя... и я хочу, чтоб ты знала. Ты можешь меня прогнать, и я уйду, но я хочу, чтоб ты знала...

В.Финн продолжал нести что-то бессвязное, а Ю уже раздела его, уложила на кровать, укрыла и даже поставила рядом с кроватью большую чашку холодной воды. На утро.


 

*          *          *


 

            А после того, как В.Финн где-то вычитал изречение Гельвеция: “Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов”, - он совершенно перестал обращать внимание на факты повседневной жизни.


 

*          *          *


 

            А еще им было хорошо вместе молчать. Просто сидеть в одной комнате, заниматься своими делами и молчать. Молчать и чувствовать, что рядом молчит дорогой и близкий человек. Словами ведь всего не скажешь.

            В один из таких чудесных молчаливых вечеров они сидели у В.Финна дома. Хозяин квартиры с головой ушел в свой прибор, вернее в то, что обещало быть прибором. Пока это было нагромождение деталей, проводов, планок и клавиш. Наверное, во всем этом и была своя дикая первозданная красота, которой изредка восторгался автор этого хаоса, но Ю красоты и гармонии не замечала. Ю смотрела телевизор.

            На экране положительный герой мчался на белом коне, прижимая к просторной груди отбитую у бандитов положительную героиню, а за ним на четырех черных кадиллаках гнались обиженные бандиты. Высунувшись из окон автомобилей, они кричали ему в спину что-то неприличное и без устали стреляли, не попадая, впрочем, ни в коня, ни во всадника. Судя по количеству бандитов, это был очень интересный фильм.

            Вскоре фильм закончился, начался выпуск новостей. Новости были как всегда: интриги в парламенте, попытка военного переворота, стихийные бедствия, есть жертвы, демонстрация, полиции пришлось применять дубинки и слезоточивый газ, количество безработных растет, уровень жизни падает, мафия продолжает бесчинствовать...

            - Милая, можно я на минутку выключу, мне надо кое-что проверить?

            Милая возражать не стала. В.Финн что-то воткнул, что-то переключил, на что-то нажал, и по экрану побежали темные полосы, за которыми просматривалось подобие шахматной доски. В.Финн сказал “ага”, надел на голову мелкую сетку из тонких блестящих проволочек, прижал ее на лбу и на висках и, внимательно глядя на экран, стал крутить ручки и нажимать на кнопки.

            Изображение пропало совсем, а потом на экране телевизора появился экран такого же телевизора, только меньшего размера, в котором был виден еще один экран, в котором был еще один, и еще, и еще, и еще. Так бывает, когда человек заходит между двумя зеркалами, висящими одно напротив другого, и смотрит в одно из них. Получается как бы бесконечность.

            В.Финн опять сказал “ага”, отвернулся от телевизора и попросил Ю сказать ему, какая картинка появится на сей раз. Изображение пропало снова, но вскоре восстановилось. Теперь на экране было то же, что у В.Финна на столе: тот же хаос и неразбериха. Ю сообщила об этом В.Финну. Тот опять сказал “ага”, но уже с более радостным выражением лица, повернулся к Ю и, глядя ей в глаза, опять попросил рассказать ему, что появится на экране.

            В этот раз на экране появилась сама Ю. Ее лицо, волосы, плечи. Заметив какой-то непорядок в прическе, она машинально подняла руку, и ее движение сразу же отразилась на экране. Все было как в зеркале, но Ю себя не узнавала. Да, это были ее глаза, ее лоб, ее подбородок, но что-то в них было не так, что-то было чужое. Ей даже показалось, что на экране она больше похожа на В.Финна, чем сама на себя. К тому же изображение было нечеткое и черно-белое. Ю удивленно повернулась к В.Финну.

            - Что это, милый?

            - По-моему, это ты, - улыбнулся В.Финн. По крайней мере, должна быть ты. Разве нет?

            - Да, это я. Но я как-то на себя не очень похожа. Или я такая на самом деле?

            - Во-первых, никто не знает, какой он на самом деле, - В.Финн заговорил учительским тоном, снова обращаясь к своим кнопкам и проводам. - А во-вторых, это не телекамера, это я смотрю на тебя. Потому ты, может, и не совсем похожа.

            - А зачем это, милый?

            - Не знаю, как эта штука может быть использована в народно-хозяйственном комплексе страны, а я ее делаю для того...- В.Финн замер, принюхался, дотронулся до какой-то детали и сразу же отдернул руку. - Черт, греется. Так вот, я делаю эту штуку, чтоб записать свои сны.

            - Что?

            - Сны. Обычные сны, - В.Финн оторвался от проводов и повернулся к Ю.- Понимаешь, я редко вижу сны, и каждый раз утром бывает жалко. Просыпаюсь и ни черта не помню. Обидно! А ведь был же какой-то сон, красивый... Лучше всякого кино. Это твое, личное. Никто больше такого не придумает, только ты. А если в цвете, да на широкий экран... М-м-м!

            Мычание В.Финна, скорее всего, являлось признаком наивысшего восторга.

            - И только ради этого ты уже почти месяц никуда не выходишь?

            - Ха! Если б месяц! Месяц я только дома вожусь. Знала бы ты, сколько я на работе переделал и перепробовал.

            Ю не понимала такого трудового энтузиазма В.Финна. А он, не замечая непонимания, снова вернулся к будущему прибору для записи снов. Некоторое время они молчали, потом Ю не выдержала.

            - Можно уже включить телевизор?

            - Сейчас подожди... сейчас должен появиться цвет...

            На экране появились разноцветные пятна. В.Финн мельком глянул на экран, в очередной раз сказал “ага”, чем-то щелкнул и снова повернулся к Ю.

            - А теперь смотри внимательно. С первого раза может не получиться, но я постараюсь. А ты смотри и запоминай, потом расскажешь.

            Он поудобней устроился на стуле и закрыл глаза. Вскоре черты его лица разгладились, на лице появилось мечтательное выражение, и весь он как-то обмяк и расслабился. Ю обратила все свое внимание на экран.

            Сначала не было ничего, кроме тех же  медленно двигающихся и меняющих форму пятен. Но вот одно розовое пятно остановилось посреди экрана, покраснело, растянулось, и Ю вдруг увидела женский рот. Почему ей показалось, что рот именно женский, она не могла объяснить даже себе, но она насторожилась в ожидании дальнейшего. Губы на экране медленно раскрылись, как в предвкушении поцелуя, потом отодвинулись вглубь, и на экране показалось ее лицо. Глаза были полузакрыты, губы шевелились, что-то шепча, на щеках горел румянец, - Ю поняла, что это была она сама в крайне возбужденном состоянии. Ее скромности и понятиям о приличиях был нанесен легкий удар.

            А события на экране разворачивались дальше. Ю была видна уже до пояса, причем она была раздета. На экране крупным планом появлялись то одна ее грудь, то другая, то плечо, то изгиб руки, то снова лицо и губы, ищущие поцелуй. Наконец Ю предстала во весь рост. Последние сомнения и надежды пропали без следа - она лежала в постели обнаженная. На экране фрагментами появлялись отдельные части ее тела, иногда крупно и четко, иногда смазано и мельком. Создавалось такое впечатление, что ее снимают для эротического фильма, но оператор никак не может устоять на одном месте: он то близко наклоняется к ней, то почти отворачивается, то ритмично двигается, то опять замирает. Да и сама она не лежала без движения. Она то протягивала руки в экран, то, закусив губу, пыталась перевернуться на бок, то вдруг на экране появлялось ее колено, которое она изо всех сил прижимала к груди, то появлялось нечто такое, что уж никак не могло принадлежать ей.

            Ю с ужасом смотрела на экран. Пока она еще не совсем понимала, что все это значит, ей даже было любопытно, но вдруг ей пришла в голову страшная - как ей тогда показалось - мысль: ведь все это В.Финн вспоминает! Ведь именно такой он ее видит, когда они... О, Боже! Теперь понятно и ее положение, и все эти движения, и эта резкая смена ракурсов... Да ведь... это было вчера днем... Ужас! Кошмар!

            - Прекрати! Прекрати сейчас же! - завизжала Ю.

            Изображение пропало, В.Финн открыл глаза и удивленно посмотрел на Ю.

            - Что, было плохо видно? - поинтересовался он.

            - Нет! Видно было прекрасно! - от обуревавших ее чувств Ю не могла связно изъясняться. - Это... это ужасно... Как ты мог! Как ты посмел!

            - Что с тобой, милая? - В.Финн вскочил со стула, упал перед ней на колени и попытался ее обнять. - Что с тобой? Успокойся.

            - Как ты мог?! Мне... такое... это просто порнография! - Ю с трудом выговорила последнее слово.

            - Успокойся, откуда такие мысли? Ты что, себя не узнала? Это ты, это мы. Я сделаю изображение четче...

            - Не надо четче! Я все узнала! Это мы, я узнала... вчера. Но... как ты мог наше личное превратить... в обычную порнографию, - во второй раз Ю произнесла слово “порнография” уже более уверенно. Ее глаза были сухи и горели праведным возмущением.

            - Какую порнографию? - искренне удивился В.Финн. - Все именно так и было. Я постарался вспомнить, как можно точнее. Может, я что-то и напутал, но ты же сама понимаешь, я ведь тоже...

            - Зачем ты мне все это показал?

            - Систему настраивал. Одному трудно. Не могу же я что-то представить и одновременно смотреть на экран как зритель. Да и вообразить себе Колизей, к примеру, я тоже не мог. Хотя бы потому, что я там ни разу не был. Я и подумал... Самый сильный сигнал за последние дни... Я думал, и тебе будет приятно. Ну, хоть интересно.

            - Нет, не приятно и не интересно, - твердо сказала Ю.- И, пожалуйста, больше мне такого не показывай. Что тебе там еще привидится или приснится.

            - Как хочешь, - развел руками В.Финн. - Извини.

            В недрах будущего прибора что-то треснуло, сверкнуло, и в воздухе запахло горелой пластмассой. В.Финн метнулся к столу. Пока он возился с деталями, Ю успокаивала себя мыслью, что В.Финн, хоть и виноват в том, что показал ей ТАКОЕ, но извиняет его то, что он думал о ней. И только о ней. Ей даже захотелось, чтобы В.Финн повторил то же самое еще раз. Нет, конечно, не все, ни в коем случае, а только один момент. Один ма-аленький моментик. В нем она выглядела обворожительно. Крупным планом - лицо, полуоткрытый рот, длинные трепещущие ресницы, волосы, разметавшиеся по подушке... Она была действительно прекрасна в тот момент.


 

*          *          *


 

            А что они вытворяли в постели...


 

*          *          *


 

            А потом болтали о всякой чепухе.

            - Милый, ты веришь в другую жизнь? - спросила Ю.

            - В какую “другую”? В ту, что на картинках в глянцевых журналах?

            - Нет, в другую. В жизнь после жизни. После этой жизни. Веришь?

            - Нет.

            - Но почему? - повернулась она к нему. - Ты же ничего не знаешь о той жизни. Может, после того, как мы уйдем отсюда, наши души встретятся там.

            В.Финн промычал что-то нейтральное.

            - Встретятся там, - продолжила она,- в другой жизни, и им будет так же хорошо, как нам сейчас. Может быть такое?

            - Нет, - категорично ответил В.Финн и добавил чуть мягче. - Так же хорошо, как нам сейчас никому и никогда быть не может. А душам... даже нашим... Как же им может быть хорошо, если у них не будет тел? У твоей души не будет этого, этого, еще этого, ну и конечно вот этого, - перечисляя все то, чего душа иметь не может, В.Финн нежно прикасался к тем самым местам. - И у моей души тоже кое-чего не будет.

            Ю засмеялась и в темноте безошибочно нашла то, что, безусловно, должно отсутствовать у бестелесной души В.Финна.

            - Так что у них ничего не получится, у наших душ, - закончил разъяснение В.Финн.

            - Но может, они найдут другой способ делать друг другу хорошо? - продолжала настаивать Ю.

            - Ты думаешь? - с сомнением протянул В.Финн. - Неужели можно выдумать какой-нибудь способ, которого мы не знаем?

            - Они ведь будут наши души. Они обязательно что-нибудь придумают.

            - Разве только задушевную беседу...

            - Но они там снова встретятся и снова будут вместе. Правда?

            - Правда, - В.Финн поцеловал Ю и потом еще раз убедительно доказал, что пока тело еще соединяется с душой, то при желании они вместе способны творить настоящие чудеса.


 

*          *          *


 

            А еще они иногда летали. Не то, что они любили это занятие - все-таки перегрузки при взлете-посадке, да и холодно там, наверху. Но так было быстрее. Быстрее, чем ходить или ездить. Вот они и летали.


 

*          *          *


 

            А главное - они понимали друг друга.

            Как-то раз В.Финн ворвался в квартиру возбужденный, радостный, просто сияющий от восторга и принялся рыскать по квартире в поисках вещей и предметов, совершенно необходимых ему в сию минуту. До его появления в квартире была тихая и мирная обстановка: вещал телевизор, играла музыка, изредка позванивал телефон, Ю примеряла новое платье.

            - Я тебе нравлюсь? - спросила Ю, когда В.Финн в очередной раз пролетал мимо нее.

            - Всегда,- даже не глянув в сторону Ю, выпалил В.Финн.

            - Стоит брать это платье или нет?

            - Раз тебе нравится - стоит, - промычал В.Финн, стоя на четвереньках и заглядывая под диван. - Ч-черт, куда оно подевалось...

            - Ты на меня не смотришь, - капризно скривила губы Ю, не отрывая взгляда от своего изображения в зеркале.

            - Еще как смотрю, - проговорил В.Финн, выуживая старый плакат из глубин шкафа.

            - А может, надо чуть темнее? - сомневалась Ю, поворачиваясь перед зеркалом из стороны в сторону.

            - Может быть, но чуть-чуть, - В.Финн выключил музыку и начал запихивать найденные им вещи в сумку.

            - Или не надо?

            - Или не надо, - эхом отозвался В.Финн.

            - А как ты думаешь, с белыми туфлями будет лучше, или с бардовыми?

            - Что?

            В.Финн посмотрел на Ю невидящим взглядом.

            - Я говорю, с какими туфлями...

            - Точно! Как я мог забыть! Гвозди! - следуя своим ассоциациям, воскликнул В.Финн и полез в ящик с обувью.

            - Ты совсем на меня не обращаешь внимания. Чем ты занят? Куда ты собрался? - Ю, наконец, заметила собранную сумку и растрепанного В.Финна.

            - Не я, а мы! - объявил В.Финн, заталкивая в сумку молоток и пачку дисков.

            - А куда мы собираемся?

            - Опробовать мое детище. Смотри!

            В.Финн достал из кармана кубик, свободно умещавшийся на ладони и светившийся мягким и теплым светом.

            - Это твое детище?

            - Нет, детище там, - В.Финн неопределенно махнул рукой. - А это его сердце, двигатель, источник энергии.

            - Ты уверен, что нам надо идти вдвоем?

            - Почти.

            - Тогда хорошенько подумай, а потом предлагай.

            - Послушай, - В.Финн взял Ю за талию и усадил рядом с собой. - Я сделал такое, чего раньше никогда не делал. Мне не хватало только кубика. Сейчас я могу собрать все вместе и хочу, чтоб ты видела. Это хорошо?

            - Что хорошо?

            - Что хочу.

            - Что хочешь - хорошо.

            - Ну вот, видишь... Пойдем.

            - Куда?

            - Я же тебе объяснил.

            - Мне надо подумать, - объявила Ю.

            Думала она следующим образом: подкрасила ресницы, положила тени, подвела губы, надела другие туфли и снова подошла к зеркалу. Все это время В.Финн терпеливо смотрел то на Ю, то на экран телевизора. В телевизоре миловидная девушка поведала ему о начинающейся передаче на религиозно-просветительские темы.

            - Мы идем? - жалобно спросил В.Финн.

            Вместо Ю ему из телевизора ответил упитанный мужчина в добротном пиджаке:

            - Братья и сестры. Возблагодарим Господа Бога за то, что он дает нам тепло и уют домов, приятную дружескую беседу, а в семьи приносит покой, умиротворение и взаимопонимание. Послушайте третью беседу с отцом Варахиилом из цикла “Беседы о Боге”.

            - Что они знают о Боге, - пренебрежительно бросил В.Финн.

            - Действительно, что священнослужители могут знать о Боге,- отозвалась от зеркала Ю.

            - Конечно, ничего не знают, - упорствовал В.Финн. - Их как научили верить, так они и верят, толком ничего не зная.

            - А ты знаешь.

            - А я знаю. Чувствуешь разницу? Они верят, а я знаю.

            - Откуда?

            - Оттуда, - туманно разъяснил В.Финн. - Без него не получается. Сколько не считал, а без Бога - никак. Значит, он есть. Так мы идем?

            - Идем, - наконец согласилась Ю.

            После недолгих странствий по боковым плохо освещенным улицам В.Финн завел Ю на глухой пустырь, который ограждали стены домов без окон. К одной из стен прилепился кривой не то сарай, не то хлев, сбитый из разнокалиберных досок. В.Финн поковырялся с замком странного сооружения, распахнул дверь и с гордостью повернулся к Ю.

            - Ну, как тебе?

            - Что именно?

            - Загляни - увидишь.

            Узкие полоски света, пробивавшиеся сквозь щели в потолке, освещали большой металлический шар с дверью. В своем далеком прошлом это изделие могло быть батискафом, барокамерой, частью декорации для кинофильма, или просто космическим кораблем пришельцев. Но что бы это ни было, сейчас оно представляло собой довольно грустное зрелище.

            - Нужно покрасить. Лучше в голубенький.

            - Вот что значит женский глаз. Я бы до этого не додумался, - пробормотал В.Финн и, выудив из кармана странной формы ключ, направился к двери в шар.

            Когда дверь, наконец, раскрылась, и взорам Ю предстали внутренности шара, она увидела посредине невысокий постамент овальной формы, на котором громоздилась пирамида из металлических коробочек, печатных плат и деталей, скрепленных между собой переплетенными проволочками. От вершины пирамиды к потолку и стенам тянулись провода. Справа от двери к стене был приделан небольшой столик, на котором красовался новенький компьютер.

            - А свет здесь есть?

            - Сейчас будет, сейчас будет много света, - торжественно проговорил В.Финн, шагнул к постаменту и аккуратно положил на него светящийся кубик.

            Ничего не произошло. Все так же поскрипывала на ветру дверь в сарай и где-то далеко играла музыка. В.Финн задумчиво почесал нос. Ю терпеливо ждала чуда.

            - Земля! - как впередсмотрящий на корабле вскричал В.Финн. - Я забыл про заземление!

            Он ринулся к постаменту, что-то открутил, чем-то постучал, что-то куда-то прицепил, и кубик засветился ярче. Его свет из янтарного стал желтым, затем ослепительно белым, а потом изменился на бледно-голубой. Засветились и стены шара и экран монитора. В.Финн ринулся к клавиатуре.

            - А ты говоришь о Боге, - торопливо заговорил он, клацая клавишами. - Бог - огромная база данных... с произвольным доступом. А вместо записей, вместо единиц хранения - души. То, что принято называть душой - переживания, душевный... нет, лучше духовный опыт...

            - Где здесь можно сесть? - спросила Ю, которая о Боге не только не говорила, но в данный момент и не думала.

            - А-а, извини, - В.Финн вскочил, из-за постамента извлек ящик, накрыл его своей курткой, усадил на ящик Ю, и снова бросился к компьютеру.

            - С базой объясняются многие непонятные вещи. Высший закон, например, - через некоторое время снова заговорил он, не отрываясь от экрана. - Все хорошее и плохое складывается. Добро к добру, зло к злу, и всегда есть баланс. Глобальный баланс добра и зла во всем мире. Этакий коллективный душевой суд... Нет, суд душ.

            Ю безмятежно разглаживала складки платья.

            - Видения разные объясняются, - продолжал В.Финн, не замечая невнимания слушательской аудитории. - Когда человек во сне или в экстремальной ситуации чувствует себя кем-то, кем никогда не был. Просто этот человек - обычный хакер, воришка. Сильный импульс запроса, он влазит без разрешения в чужую запись и читает ее... А трансфинитность бытия - с ней вообще все просто.

            - Извини, милый, с чем просто? - ясными незамутненными глазами Ю смотрела на В.Финна.

            - С переселением душ.

            - А-а, - понимающе протянула Ю.

            - Опять же случайным образом берется душа из общего набора и втискивается в подходящее тело... Э-э нет, не случайным, - В.Финн перестал стучать по клавишам и повернулся к Ю. - Вот она, прелесть! Далеко не случайным. Душа берется подходящая для данного тела. Или наоборот. Каждое тело при рождении предрасположено... Опять звезды… Да, это не шутки. Значит, душа, подходящая к телу... Но какая задача! С ума сойти можно!

            - Можно, - кротко подтвердила Ю.

            - Опять же, сколько параметров! - не слыша Ю, восторгался В.Финн. - Это каким же должен быть критерий отбора! Учесть все. Все! Это такая многофакторная штука! Даже представить невозможно... Вот это сила. Понимаешь?

            - Понимаю. Мы домой идем?

            - Домой? Я еще не закончил.

            - Закончишь потом. Ты еще не видел мое новое платье.

            - Платье? Еще одно?

            - Нет, то же самое.

            - Но ты же в нем...

            - Я в нем, а ты его, как следует, еще не видел.

            - Но...

            Впрочем, дальше слова были не нужны, ведь они понимали друг друга и без слов. Ведь это главное - понимать друг друга.


 

*          *          *


 

            А потом В.Финн пропал. Исчез. Будто и не было его вовсе.

            Три дня Ю ждала, на четвертый обзвонила больницы, морги и все правоохранительные органы, включая секретную службу внешней разведки, телефоны которых она смогла найти. Безрезультатно. В отчаянии, не отходя от домашнего телефона ни на шаг, прижимая мобильный к груди и вздрагивая от малейшего шороха в коридоре, она вдруг отчетливо осознала, что совершенно не представляет, где может находиться В.Финн и в какой стороне его следует искать. Она не знала ни знакомых В.Финна, ни их телефонов, ни их адресов; не знала, где он сейчас работает и работает ли где-нибудь вообще, да что там! - она даже не знала, как его действительно зовут. Перерыв его квартиру и не найдя ни одного документа, который можно было бы предъявить в соответствующих учреждениях, она пришла в ужас. Потом взяла себя в руки.

            “Что делать? Где искать? Ничего не сказал, уехал. Может, уехал по делам? Нет такого места по делам, из которого нельзя было бы позвонить. Почему не позвонил? Не смог? Может, уехал, и там с ним что-то случилось? Тогда позвонил бы не он, а кто-то другой: знакомые, врачи, полиция, наконец. А может... Нет. Или да? Может, он просто не хочет звонить? Но почему? Даже если... Нет... Но даже если он ушел, даже если у него кто-то есть, почему не забрал вещи? Куртку, туфли, новый костюм? Почему не взял деньги? Или там все есть? Но почему ушел? Все было хорошо, мы же не ссорились. Может, я его не устраиваю? Но в чем?.. Что делать?..”

            Измученная вопросами, волнением и бессонницей, Ю задремала. Разбудил ее щелчок замка входной двери. Ю, не шелохнувшись, впиваясь ногтями в подлокотники кресла, не сводила глаз с двери в комнату. В дверном проеме показался довольный В.Финн.

            - Привет, - весело сказал он.

            Ю молчала, с трудом понимая происходящее.

            - Где я был, - мечтательно проговорил В.Финн. - Что я видел...

            Как будто ничего не случилось, он подошел, чмокнул оторопевшую Ю в щеку, уселся в свое любимое кресло и деловито поинтересовался:

            - Мы будем сегодня ужинать?

            Ю машинально встала, вышла на кухню, разогрела то, что нашлось в холодильнике, и накрыла на стол. Из комнаты доносился шелест газетных страниц и легкомысленный мотивчик, который В.Финн мурлыкал себе под нос. Ю зашла в комнату, все еще не в силах вымолвить ни слова. В.Финн неторопливо встал, сложил газету, с кряхтением поднял себя из мягких глубин кресла, подошел к Ю и, глядя ей в глаза, сказал:

            - Спасибо милая. Я знал, что, когда я вернусь, все будет именно так. Спасибо.

            И тут милая высказала ему все. И даже чуть больше.


 

*          *          *


 

            А однажды Ю решила повести В.Финна на выставку. Честно говоря, В.Финн хотел побездельничать, но Ю была непреклонна. Она объяснила, что такого события, как открытие выставки живописи на фантастические темы, не было с момента появления письменности, что фантастика вообще, а фантастическая живопись в частности, долго была “в загоне”, и поэтому В.Финн должен ее поддержать, купив  входной билет, а лучше два – ей и себе, что на выставке соберется весь интеллектуальный цвет города и надо, если не познакомиться с ними, то хотя бы постоять рядом, что только тюфяк, интересующийся исключительно диваном, может пропустить такое мероприятие, что...

            Когда Ю в своей краткой лекции дошла до объяснения состояния ступора у курицы, перевернутой вверх ногами, В.Финн согласился.


 

*          *          *


 

            А открылась выставка скромно. Сначала перед изумленным очень важным лицом, представляющим власть, вместо обычной ленточки предстала натянутая поперек входа якорная цепь. В полное замешательство полномочное лицо привели маникюрные ножницы и пилочка для ногтей, которыми ему предлагалось разрезать или распились символическую “ленточку” (как потом объяснила Ю В.Финну, именно этот чиновник последние лет двадцать всячески препятствовал проведению подобных акций). Назревал скандал, но  кто-то из помощников должностного лица догадался, нашел подпиленное звено в цепи и указал на него багровому от злости официальному лицу. Инцидент был исчерпан.

            Цепь упала без звона, видно она была не из металла. В углах зашипели, но не разорвались две-три петарды - наверное, чтобы не накалять обстановку. На входящих посыпался дождь из мелко нарезанной фольги и обесцененных инфляцией купюр. Этот мусор попадал за воротник, и поэтому первые вошедшие на выставку потом отчаянно чесались целый день.

            Посреди первого зала на пьедестале стоял огромный башмак с отклеившейся подошвой. Башмак украшала надпись: “Компания “Новый Диоген”, - и болталась табличка: “Сдаются комнаты”. Под потолком висел броский транспарант: “Пора и честь знать!” Весь же зал носил волнующее название: “Свобода”.

            Общее впечатление от работ этого зала у В.Финна осталось гнетущим: казалось, что после долгого воздержания авторы решили выговориться, даже скорее выписаться. Но две работы задержали на себе его внимание.

            Первое полотно называлась: ”Рожденные в ночи”. На первый взгляд в нем не было ничего особенного: в лунном свете среди руин древнего города распускается тоненький красный цветок. Но, присмотревшись, можно было увидеть на поверхности полуразрушенных стен, под выцарапанными на них приличными и не совсем словами, человеческие лица. Сотни лиц, тысячи лиц, из которых и складывались стены. Даже обвалившиеся и лежащие на земле камни - тоже куски лиц. На лицах была вся палитра человеческих эмоций: смирение, покорность, скорбь, злость, похоть, гнев. Не было только радости. И все взгляды были направлены на единственный на полотне цветок, чахлый, даже ущербный, взошедший при лунном свете.

            На второй картине тоже было мало свободы и веселья. Пересекая сухую каменистую пустыню, из нижнего правого угла в левый верхний тянулась глухая неприступная стена. Все пространство позади стены было покрыто фиолетовым мраком. На грязно-серой шероховатой поверхности стены был выбелен квадрат, который, по идее, тоже должен был изображать стену, но уже стену жилища. На белом квадрате было нарисовано окно и располагающийся за  ним пейзаж, - видимо, тот пейзаж, который хотелось бы видеть за своим окном автору настенной живописи. Справа от окна была нарисована дверь, но только до половины. Рядом стоял одинокий хромой стул, вокруг которого валялись тюбики с краской, кисти, тряпки, пустая бутылка и стакан. Подпись под картиной гласила: “Ушел на ...”

            В.Финн и Ю влились в поток, плавно перетекавший от картины к картине, из зала в зал.

            Работы на выставке располагались в нескольких залах, каждый из которых имел свое название, определявшее тематику выставленных картин.

            Зал “Техника на марше” был посвящен, естественно, технической мощи астронавтики. Авторы, казалось, задались целью запечатлеть не только все мыслимые типы летательных аппаратов, но и все фазы полетов (на некоторых картинах, правда, отличить взлет от посадки можно было только по названиям), вход в плотные слои атмосферы, выход из них, стыковка, свободный полет, преодоление скорости света, выход в открытый космос - все, что можно было придумать, было придумано и тщательно зарисовано.

            В зале “Любовь неземная” фантастической была, пожалуй, только откровенность полотен. Самыми целомудренными были: “Женщина, которую не хочется” (обнаженная женщина, напоминающая небезызвестную Данаю, лежала на кожухе разобранного двигателя внутреннего сгорания; и ее действительно не хотелось), а также “Грехопадение” (две обнявшиеся фигуры - мужская и женская, парящие в воздухе над странной растительностью: трава, цветы, кусты выполнены из металла. Можно было даже разглядеть сварные швы в местах крепления веток к стволам и болты, которыми цветы были привинчены к стеблям).

            В небольшом зале с названием “Я и Космос” В.Финн остановился перед диптихом “Рай и ад” (левая часть - наверное, так автор представил себе рай - похожа на иллюстрацию из анатомического атласа. С любовью и тщанием выписаны все внутренние органы человека, заметен даже сизый налет на легких от курения и увеличенная печень, понятно, от чего; правая часть - вид современного города), но деятельная Ю увлекла его в закуток, где не было ни одной картины, зато был стол, уставленный тарелками с бутербродами, минеральной водой и пивом. На вопрос В.Финна, зачем она его сюда привела, Ю ответила:

            - Общаться с творцами.


 

*          *          *


 

            А творцы пили спонсорское пиво. Пива было много, поэтому группа вокруг стола собралась внушительная, и беседа была оживленной.

            - Фантастика гораздо честней реализма, - убежденно ораторствовал худой непричесанный юноша, на котором, как на вешалке, болталась длинная майка. Спереди на майке красовалась надпись латинскими буквами: “Накося”, сзади - “Выкуси”. - Фантастика честно предупреждает: "Ребята, ничего этого нет и быть не может, я все выдумал, хотите - читайте, хотите – нет". А что делает реалист? Он точно так же выдумывает, но потом пытается и нас и себя убедить в том, что все придуманное им и есть настоящая жизнь. И его, и наша. Ох, уж эти реалисты, ох уж эти фантазеры! Нет, фантастика - великая сила. Только фантастика будет жить в веках. Да здравствует честная фантастика!

            Последние слова он громко выкрикнул, чем вызвал легкое оживление в зале. Где-то в дальнем углу раздалось несколько неторопливых хлопков.

            - Ладно тебе кричать, - хмуро отреагировал плотный коротышка, заросший до такой степени, что казалось, волосы у него растут и на свитере, и на брюках, и даже на сапогах. - Ты-то сам что выставил?

            - А вон, “Портрет неизвестного”, - махнул рукой в сторону изящно выполненной акварели глашатай фантастики.

            На акварели была изображена очень милая лужайка и тропинка, уходящая в глубь леса. Судя по нежно-розовым бликам на верхушках деревьев, скоро должен был наступить рассвет. Этот пейзажик вполне можно было бы назвать: “На опушке”, “Перед восходом солнца”, даже “Путь в неизведанное”, учитывая специфику выставки.

            - А где же неизвестный? - простодушно спросила совсем молоденькая девушка, попавшая на выставку или по ошибке, или убивая время до отправления поезда.

            - Он сейчас выйдет, - небрежно бросил обладатель уникальной майки. - Видишь, вон тропинка поворачивает? Из-за поворота он и появится. Надо только захотеть и подождать.

            - Бедняжка, долго же она будет ждать, - шепнул В.Финн Ю.

            - Скажите, кто вам ближе по мироощущению: Шопенгауэр или Вивекананда? - донеслось до В.Финна с другой стороны. Он обернулся. Востроносая и восторженная девушка держала диктофон перед носом грузного типа с обвислыми усами и огромным животом, обтянутым старым свитером.

            - Пиво хорошее, - объявил тип и облизал усы.

            - Скажите, а как вы относитесь к Иерониму Босху?

            - Я его внебрачный племянник.

            - А какие ваши работы выставлены здесь?

            - А никакие. Я монументалист, - со значением произнес тип и зачем-то похлопал себя по животу.

            - Извините, я вас перепутала.

            Неудачливая журналистка убрала диктофон в сумочку, развернулась в поисках новой жертвы, но тип вдруг обнял ее за плечи и задушевно пробасил:

            - Идем ко мне в мастерскую, здесь недалеко.

            - Спасибо, в другой раз, - журналистка пыталась освободиться, но монументалист держал крепко.

            - Идем, я тебе такое покажу... Или тебя изваяю. Хочешь?

            - Мне срочно нужен репортаж о выставке, отпустите.

            - Как хочешь, - вдруг ослабил хватку тип. - А пиво хорошее.

            - Давай подойдем туда, - потянула В.Финна за рукав Ю.

            "Туда" оказалось большой картиной с названием “Тайная вечеря”. Сюжет для картины был взят, понятное дело, евангелический, изобразительное решение тоже не отступало от церковных канонов, а точнее, от картины Леонардо де Винчи. Но были и некоторые отличия. Через всю картину, как и у Леонардо, протянулся длинный стол, в центре за столом стоял Иисус. Левой рукой он обнял юношу, почти мальчика, по всей видимости, Иоанна. Справа в торце стола вскочил с негодующим жестом Петр. С другой стороны стола Иисусу что-то возражал Симон Зелот. Апостолы были расположены так, что их от зрителя отделял стол, и только Иуда Искариот спокойно сидел с этой стороны стола, как бы среди зрителей.

            Картине, конечно, было бы не место на выставке фантастической живописи, если бы не два обстоятельства. Во-первых, стол, покрытый скатертью с символическими изображениями достижений цивилизации вплоть до роботов-уборщиков, был завален объедками, огрызками и порнографическими открытками. Один из апостолов (по идее, это должен был быть Андрей) силился поднять лицо от тарелки с салатом, в которую он упал буквально мгновение назад. У всех апостолов блестели глаза, был виден нездоровый румянец на щеках, ощущались неуверенные жесты. Все апостолы были пьяны. Пьян был даже Иисус, опирающийся на Иоанна, чтобы не упасть. Во-вторых, и это было, наверное, было самым фантастическим в картине, все апостолы имели лица членов Президентского Совета. Иисус, конечно же, имел черты лица, схожие с Президентом.

            Рядом с картиной стоял печальный молодой человек в белой рубашке, черных брюках, лакированных штиблетах, жилете и бабочке. На жилете была прикреплена бумажка с надписью: "Автор. Стрелять сюда", - и маленькая стрелочка указывала на левую сторону груди. Он отрешенно смотрел сквозь разгневанного пожилого посетителя, который держал его за пуговицу и свистящим шепотом выговаривал:

            - Как вы смели! Как только такие мысли могли прийти в вашу голову?! Вы молоды, вы еще не понимаете, на что вы замахнулись!

            - Я не замахивался, - вставил автор.

            - Замахнулись, замахнулись. Вы не только замахнулись, вы еще и выставили на всеобщее посмешище. Как вы посмели?! Как вы могли смеяться над серьезными вещами?!

            - Я всегда смеюсь только над серьезными вещами. А что, получилось не смешно?

            - Смешно, в этом-то весь и ужас!

            - Значит, картина удалась.

            Посетитель повозмущался еще немного, но, увидев, что собеседник никак не реагирует на его слова, удалился. В.Финн тронул автора крамольной картины за локоть:

            - Времени не жалко?

            - На что? - очнулся автор.

            - На это, - В.Финн мотнул головой в сторону полотна.

            - А куда его девать, - меланхолично отозвался автор.

            - Тоже правильно,- согласился В.Финн и с уважением добавил, уже отвернувшись от автора к Ю, - Все-таки, творчество - великая сила.


 

*          *          *


 

            А последний зал экспозиции назывался “Неведомое”. И действительно, что изображено на большинстве картин, выставленных в зале, было известно, наверное, только авторам. Названия работ говорили сами за себя: "Тайны Вселенной" - триптих, правая часть выполнена в голубых тонах, левая в розовых, центральная - почти черная, на всех трех частях – разводы, линии, пятна, как на экспериментах с обезьяньей, кошачьей и прочей живописью животных. "Поиски философского камня" - палитра от пурпурного до черно-фиолетового, посредине - зеленый сосуд, по форме напоминающий винную бутылку, где именно должны располагаться "поиски" – неизвестно. “Жизнь в антимирах” - по всей видимости, художник пытался решить известную топологическую задачу о возможности раскраски карты мира четырьмя цветами. “К вопросу о непорочном зачатии” - очень похоже на фаллос с приделанными к нему голубиными крылышками на фоне звездного неба.

            - Правда, в ней что-то есть, - Ю указала на большую аляповатую “Загадку разума”.

            - Угу, - промычал порядком уставший В.Финн. - По крайней мере, загадка.

            Чтобы выйти из "Неведомого" на свежий воздух надо было миновать еще одно небольшое помещение. В нем были две двери и одна картина. На одной двери было написано "Выход", на другой - “00”, а под чисто белым холстом в простой раме была прикреплена табличка “Смысл жизни”.

            В.Финна живо заинтересовала не картина, возле которой собрался внушительный кружок обменивающихся мнениями зрителей, а дверь со скромными нулями. Он уже двинулся к заветной двери, как Ю его остановила и, зачарованно глядя на квадрат полотна, белеющий на нежно-зеленой стене, прошептала:

            - Это она... Мне о ней говорили. Это самое значительное из того, что есть на выставке.

            - Самое значительное рядом, - ответил прагматик В.Финн.

            - Где?

            - Дверь видишь?

            - Так это туалет, - разочарованно протянула Ю.

            - Совершенно верно. Самое значительное происходит там.

            - Фи, какой ты, - Ю брезгливо скривила губы и отвернулась.

            - Тогда подожди меня здесь.

            Через несколько минут повеселевший В.Финн с трудом отыскал Ю среди интересующихся "Смыслом жизни". Оказывается, кроме белого холста посетителям выставки предлагалось лицезреть разложенные на подставке: обычную шариковую ручку, чернильницу с чернилами, кисти и набор акварельных красок. Среди зрителей тут и там слышался восторженный шепот: “Как глубоко! Как тонко! Грандиозно!” В.Финн потянул Ю за рукав:

            - Пойдем.

            - Подожди, - отмахнулась Ю.

            Прошло еще несколько минут, заполненных восхищением и вдруг, добавляя восторга зрителям, чернильница плавно поднялась в воздух и, описав два круга над подставкой, выплеснула все содержимое на белый холст. Чернил в чернильнице оказалось не так много, поэтому клякса получилась небольшая, но симпатичная.

            Реакция зрителей на происшествие была такой, как и должна была быть: всеобщий "Ах!", три-четыре хлопка, два взвизга и один обморок. Сразу же, откуда не возьмись, появились двое юношей с библейскими профилями, представились администраторами выставки и принялись выяснять, кто это сделал. Зрители были единодушны во мнении, что все произошло само собой. Юноши отказывались верить и просили предъявить документы. В.Финн обнял Ю, и они незаметно выскользнули в дверь с надписью "Выход".


 

*          *          *


 

            А на улице Ю громко и заразительно расхохоталась.

            - Это ты?

            - Это я, - скромно подтвердил В.Финн.

                - Зачем?

            - Они такие умные, серьезные беседы ведут, а я вдруг почувствовал себя круглым дураком. Вот и захотелось похулиганить.

            - Ну что ты, ты у меня не дурак, - Ю громко чмокнула его в щеку. - Ты у меня совсем не дурак. Ты чернильницами швыряться умеешь, ты совсем даже не дурак.

            - Да уж, - мгновенно загордился В.Финн.

            - И откуда ты взялся такой на мою бедную голову?

            - Конечно, - важно протянул В.Финн.

            - Сколько не пытаюсь, не могу тебя понять, - продолжала Ю, как будто не слыша В.Финна. - Все люди как люди, нормально работают, газеты читают, телевизор по вечерам смотрят, в кино ходят, в рестораны. А ты все что-то выдумываешь, где-то пропадаешь, какие-то приборы, ракеты делаешь. Как ты живешь?

            - Сто тридцать восемь, - закивал головой В.Финн.

            - Перестань дурачиться. Ты можешь хоть раз серьезно со мной поговорить?

            - Хоть раз - могу.

            - Поговори.

            - Где? Прямо здесь, на улице?

            - Прямо здесь, на улице. Я тебя знаю, если сейчас не ответишь, вообще никогда не поговоришь.

            - Уговорила, только давай хотя бы с дороги сойдем.

            Ю оглянулась и заметила, что они стоят прямо посредине перекрестка, благо время было позднее, и редкие машины бережно объезжали влюбленную пару.

            - Почему ты думаешь, что ты прав? - серьезно спросила Ю, когда они медленно побрели по тротуару.

            - Прав в чем? - В.Финн ловко обогнул фонарный столб.

            - В том, что так живешь?

            - Я не уверен, что прав, просто я так живу, - он сделал вираж в другую сторону, минуя канализационный люк.

            - Ты обещал серьезно.

            - Серьезно? - В.Финн на секунду задумался. - Понимаешь... Я чувствую свою судьбу, я чувствую ее почти физически, и потому знаю, что мое, а что нет. Понимаешь?

            - Нет.

            - Странно. Раньше женщины чувствовали сердцем и понимали гораздо больше рационалистов-мужчин. Эх, эмансипация, эмансипация!

            - Ты опять за свое?

            - Извини, больше не буду... Гляди, какой ужас!

            В.Финн показывал на витрину, в которой лежал внушительных размеров аллигатор, раскрыв очень зубастую пасть. За ним на черном бархате были разложены колье, броши, кольца - обычный набор ювелирного магазина. Надпись на витринном стекле гласила: "Ваши драгоценности под надежной охраной". Было немного непонятно, то ли здесь продают животных, то ли - бижутерию.

            - Интересно, украшения настоящие или такие же, как крокодил? - ни к кому не обращаясь, спросил В.Финн.

            - Такие же, как ты, - туманно ответила Ю.

            - Перпендикуляр, - веско произнес В.Финн.

            Некоторое время они шли молча, Ю обиделась, а В.Финн глазел по сторонам. Вдруг он развернул Ю к витрине туристического агентства и горячо зашептал, показывая на большую фотографию за стеклом:

            - Смотри, видишь лабиринт? Это оно. Вот такая и есть судьба, почти такая, я тебе расскажу. Но здесь очень похоже.

            На отреставрированной, раскрашенной и увеличенной фотографии был снят сверху английский лабиринт позапрошлого века со стенами из кустарника высотой чуть выше пояса. Господа в котелках и дамы в шляпках и длинных платьях чинно прогуливались по дорожкам.

            - Лабиринт судьбы - это компромисс, - продолжал шептать В.Финн, - это искушение, самая большая приманка в жизни. Смотри, они видят других гуляющих, тент с прохладительными напитками, надпись "Выход", а пройти не могут - не дают стенки. Бывали случаи с истериками в таком лабиринте. Но это все игрушки, выбрыки цивилизации, здесь служитель прибежит и выведет, если заблудишься. А в жизни, где помощи ждать неоткуда... Пойдем.

            В.Финн обнял Ю и увлек ее от витрины.

            - Представь себе: нет домов, улиц, машин - ничего нет. Ты одна на равнине. Идешь, видишь травку, птичек, букашек, идешь и знаешь, куда хочешь прийти. Вроде ты свободна в выборе дороги – поле кругом. Идешь вперед и вдруг - бац. Стена.

            Для наглядности В.Финн уперся лбом в столб.

            - Представляешь - невидимая стена в чистом поле. Мягкая на ощупь, податливая, но в некоторых местах за податливостью чувствуется такой гранит...

            В.Финн оторвался от столба и, растопырив руки, мелкими шагами засеменил перед Ю.

            - Но в стенах есть дыры, самые настоящие дыры, в них можно пролезть. И ты, зрячая, идешь наощупь, время от времени трогая стену, ищешь проход, а лабиринт уводит тебя в сторону от цели. Который час?

            - Скоро двенадцать.

            - Каждый шаг - день, - В.Финн начал вышагивать вокруг Ю, произнося по слову на каждый шаг. - Цель далека, жизнь коротка. Ищи дыру, иди к цели, но если на пути стена - покорись и жди.

            - Не паясничай, - попросила Ю, у которой закружилась голова от премудростей и мелькания В.Финна.

            - Хорошо, - В.Финн чинно взял под руку Ю.- Это та самая золотая середина между фатализмом и лозунгом “Человек сам кузнец своего счастья”. Надо просто знать свою цель, чтоб еще в этой жизни до нее дойти.

            - И ты знаешь, где твоя цель?

            - Конечно. Сейчас моя цель - дом, теплая постель и ты.

            И они зашагали по темным безлюдным улицам, и редкие фонари старательно освещали их путь.


 

*          *          *


 

            А как-то под утро, когда под окнами начал подавать первые признаки жизни муниципальный транспорт, Ю неожиданно проснулась. Ей приснился кошмарный сон.

            Ю идет по извилистой улице, ее окружают серые глухие стены. Моросит мелкий дождь, еще одной стеной отгораживая нее живые звуки. Улица петляет, и вот, за очередным поворотом, она видит тупик: улицу пересекает еще одна стена. Но Ю продолжает идти. Просто по инерции. Сквозь завесу дождя становится видно, что в тупике у стены кто-то стоит. Ю всматривается и видит знакомую фигуру. Это В.Финн.

            Он поднимает руки и умоляюще протягивает их к Ю. Он что-то говорит, может, даже кричит, но из-за шелеста дождя ей не слышно ни слова. Она понимает, что ему сейчас очень плохо, что он в отчаянии зовет ее, что только она одна может ему сейчас помочь, может его спасти.

            Она хочет побежать, но ноги ее не слушаются. Ей даже кажется, что она начинает идти все медленнее и медленнее. Она машет ему рукой, кричит, что ей осталось пройти совсем немного, что ему надо чуточку подождать. Но В.Финн ее не слышит. Он все так же протягивает к ней руки и уже шепчет, еле шевеля губами.

            Ю понимает, что ей надо пробежать оставшиеся метры, но она не может сдвинуться с места. Она кричит В.Финну что-то ободряющее, рвется изо всех сил, но ее ноги как будто приросли к камню улицы. Она даже боится посмотреть вниз. Ей кажется, что если она это сделает, то увидит что-то страшное, что-то такое ужасное и безобразное, вида чего она вынести не сможет. А В.Финн уже в изнеможении опускается на одно колено, у него уже нет сил ни шептать, ни стоять. Только руки он все так же умоляюще тянет к ней, к его единственному спасению. Слезы текут по ее щекам, слезы бессилия, злости и унижения.

            Ю открыла глаза все еще под впечатлением увиденного ею кошмара. За окнами было серо, и она с облегчением узнала в этом неясном свете скромную обстановку комнаты В.Финна. Она провела рукой по лицу, как бы отгоняя остатки пережитого ужаса, и почувствовала, что щеки мокры от слез. Чтобы окончательно успокоиться и прийти в себя, она повернулась на спину и посмотрела на В.Финна. Он лежал, закинув руки за голову, и ей показалось, что глаза у него открыты.

            - Почему ты не спишь? - испуганно спросила Ю.

            - Понимаешь, я лишний, - голосом, в котором не было ни тени сна, отозвался В.Финн. - Я только сейчас это понял. Я - лишний. Как это не прискорбно для меня.

            - О чем ты, милый?

            - Я лишний, - повторил В.Финн. - И это факт. Я лишний в этом времени, в этой стране, среди этих людей. Их не интересует то, чему радуюсь я, а мне совершенно наплевать на их проблемы. И они мне этого не прощают.

            - Не надо так, милый. Это пройдет.

            - В том-то и дело, что нет. К сожалению... Ты заметила, что я не такой? - неожиданно повернулся к ней В.Финн.

            - Да. Ты самый лучший, самый умный, самый красивый, самый-самый, - Ю. нежно провела рукой по молодой щетине на щеке В.Финна.

            - Ну-у, это понятно, - протянул В.Финн, опять откинулся на спину и после паузы добавил, - А еще я самый лишний.

            - А я, милый? Я тоже лишняя?

            - Ты пока еще нет. Тебя еще можно спасти. Это со мной ты становишься лишней. И я вот лежу и думаю, стоит тебя спасать или нет.

            - Спасать от чего? От кого? От тебя?

            - Спасать... Наверное... Нет, как же это. Я без тебя... Об этом я не подумал. Я... от меня... тебя... спасти... Да! - неожиданно для себя закончил он.

            - Глупый ты мой глупый, - Ю придвинулась к нему ближе и положила голову на его плечо. - Ты бы меня спросил, хочу ли я спасаться, а потом начинал думать.

            - Спрашиваю. Хочешь быть лишней в этой жизни?

            - С тобой?

            - Со мной.

            - Очень. Пусть мы будем самыми лишними людьми на этой земле, в этом мире.

            - Мы будем самыми счастливыми лишними, - прошептал В.Финн, целуя Ю.

            Они крепко обнялись и так, тесно прижавшись друг к другу, проспали до самого обеда, хотя наступил не воскресный, а самый обыкновенный рабочий день.


 

*          *          *


 

            А потом они вдруг пропали. Исчезли. Без следа. Никто не видел, как они покидали город. Никто не знал, собираются ли они уезжать, а если собираются, то куда и надолго ли. Никто не понимал, как они вообще решились уехать именно сейчас, когда наконец-то после периода безвременья, благодаря мудрости парламента и решительности Президента... Подробности в газетах.

            Но ни В.Финна, ни Ю в городе уже не было.


 

*          *          *


 

            А вообще, в жизни всякое бывает...


 

Виталий Феденко
2016-03-15 22:59:39


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru