Жила-была Женщина...
… И стояли деревья такими уже второй день: обиженными, опозоренными, со спутанными и мокрыми чубами, поникшими долу, с залепленными мокрым снег очами и ртами… А всё этот первый снег виноват.
Вот только осень владычествовала, что называется, золотая и ясная, и вдруг, прямо из чистого неба пошёл, сначала робко и неуверенно, а потом всё чаще и гуще, липкий, ненастоящий какой-то снег. Казалось, что он и принёс с собою темноту и холод, плохое настроение и мгновенно начавшийся у всех насморк. Всё было так неожиданно и странно, что люди даже переодеться не успели – дохаживали в осеннем.
Хуже всех было, как всегда, коммунальщикам, которых зимы в очередной раз застала врасплох, даже не предупредив. Потому их уборочная техника бестолково так, как люди на неожиданном ночном пожаре, суетилась, отгребала снег с дорог и устраивала непролазные мокрые сугробы на обочинах.
Люди, чертыхаясь и вспоминая добрым словом советскую власть, при которой (конееечно!) такого никогда не было, штурмовали их на переходах. А растерянные водители, прямо перед капотами которых как из-под земли возникали то здесь, то там на дороге эти «штурмовики», растерянно сигналили и, отвыкнув за лето, неумело тормозили перед перебежчиками дороги.
И только нахальные воробьи деловито суетились возле городских помоек и даже пытались перепархивать, «шепелявя» крылышками под обложным снегом.
А нужно было свершать поступки, действовать и заниматься будничными обычными делами. Во-первых, надо отвести детей, каждого в свой, богом или возрастом ему уготованный «ад»: маленького в детский сад, а старшего в школу. Потом, вечно опаздывая, самой нестись на работу, а там каждый день оправдываться, говоря, что «пробки» – беда всех больших городов.
На что шеф всякий раз дежурно острил, сообщая, что он тоже не на лошади ездит.
Здесь, на производстве, то есть, нужно было весь день соответствовать «высокому званию» младшего научного сотрудника лаборатории по наблюдению за торфом.
И в течение дня ещё дважды позвонить: старшему сразу, как только у него заканчивался четвёртый урок, чтобы немедленно шёл домой и сразу же обедал, уроки – вечером, с нею, потому что сам сделает плохо и неправильно, и воспитательнице младшего, во время сонного часа в саду, чтобы узнать, не кусался ли он сегодня, когда за обедом его почти насильно кормили.
И весь день, во время «творческого процесса», выслушивать жалобы Изольды Карловны, напарницы по микроскопу, на её великовозрастного сына, который систематически предпринимает вялые попытки жениться то на одной, то на другой «мыши серой, обычной», словно бы сошедшей со страниц иллюстрированной «Энциклопедии о животных» Брема. А ведь Геночка у неё музыкальную школу по классу флейты окончил и в школе прилично учился. Сейчас, правда, он в поиске себя и смысла жизни, а потому – ненадолго!- остановил свой выбор на должности кассира театральной кассы в переходе метро. Но это только временный этап. Правда, время «растянулось в пространстве» уже на два года.
Все эти исповедальные монологи коллеги Наташу даже не раздражали уже. Она научилась воспринимать их, скажем, как шум прибоя воспринимают выросшие на море. Она даже умудрялась иногда вставлять какие-то реплики в бесконечный монолог «соратницы по оружию».
К концу рабочего дня Наталья всегда начинала немного нервничать, потому что мысленно составляла блиц-план на ближайшие два часа: магазины – перечень продуктов, которые нужно купить, - детский сад – по дороге домой воспитательная беседа с Глебом, чтобы «больше так не делал» - дом – ужин – уроки с Борькой – сказка на ночь для обоих – и ещё хотя бы час, чтобы переделать дела по дому – ещё хоть полчасика, чтобы почитать или посмотреть новости по телевизору – сон, сон, сон…
И – проклятый будильник. Потому что уже утро, и надо вставать.
А снег идёт уже третьи сутки, и ненависть к миру и собственной жизни растёт, как пухлые сугробы за окном. Не успела даже опомниться после сна, как зазвонил телефон. Что и кому в такую рань понадобилось?..
Номер незнакомый…
- Алло, слушаю, говорите…
А сама встаёт, идёт на кухню, ставит чайник на плиту. Оттуда – в душ. В трубке долго молчат. Потом – неуверенный голос Светика.
Светик – это он для своих, а вообще-то – Святополк Владимирович. Дурацкое имя, которым её бывшего мужа наградил папаша – любитель православной старины. Да и мужем Светик был таким же, как его имя. Так и не стал ни взрослым мужчиной, ни настоящим злодеем. Просто бегал постоянно за советом к своим родителям, а потом возвращался от них и советы эти немедленно воплощал в жизнь их семьи. Последний совет, который дали ему родители, был «уходи, она тебя не достойна».
И ушёл, оставив Наташу с двумя детьми на руках: пятигодовалым Борькой и двухлетним Глебом. После развода, которому Наталья и не сопротивлялась вовсе, он скоро женился на «достойной девочке Соне», как, опять же, оценили её Светиковы родители.
И – пропал. Из Наташиной жизни, из жизни их сыновей. А она и рада даже была, что прекратились вечные капризы, нравоучительные монологи с его стороны и вечная непрактичность во всём, что касалось быта.
А теперь Светик сам звонил. Но в этот раз голос был не только нерешительным, а каким-то потухшим и растерянным:
- Наташ, привет, это я,- сказал он будто только что вышел в булочную за углом. – Соня умерла в больнице… А? Что? Неудачная операция на почках… А у нас двое детей. Тоже два мальчика, как и у тебя: Ромочке – два, а Давидику – годик. Я не знаю, что делать с ними, как кормить, как купать. Соня со всем этим справлялась. А мне её хоронить же надо… Я привезу их к тебе? Оставлю?
И тут Наташу прорвало:
- Ко мне? К нам с сыновьями, ты, наверное, хотел сказать, забыв при этом, что мы втроём в однокомнатной квартире! Мне даже положить твоих детей некуда!!. Господи! Да я просто с ума сойду от человеческого хамства!!! …
... провела рукой по лицу и нечёсаным волосам, глянула за окно на улицу, где всё так же шёл снег, а на подоконнике у неё ютились мокрые воробьи, и закричала в трубку
: - Вези, конечно! Как же они теперь без матери!...
02.12.2015
Олег Букач
2015-12-02 08:49:29
Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru