Борьба за женщин - 2

От автора                                                       

     События, описанные в предыдущей повести, происходили во времена одного из относительно непродолжительных глобальных потеплений, ха-рактерных для последней ледниковой эпохи (специалисты называют ее Вюрмским оледенением). Продолжалось оно четыре-пять тысяч лет. Затем ледниковая эпоха вернулась. Но через восемь-девять тысяч лет ее опять прервало неожиданное глобальное потепление, которое продолжалось еще меньше, чем предыдущее, – приблизительно две-три тысячи лет. К этому времени относятся события нашего нового повествования.                      

1                                                           

     На большой зеленой опушке высокого хвойного леса поблизости от из-вилистой речушки стояло с полсотни шалашей, покрытых кожами живот-ных. То было стойбище первобытных людей племени номариев. Их кону-сообразные нехитрые жилища теснились вокруг широкой круглой площад-ки, темнеющей голой землею, с островками редкой затоптанной травы. В центре этой площадки чернело большое кострище. Посреди него горел ма-ленький костер. Номарии владели способом добывания огня путем трения. Но дело это было хлопотное. Поэтому они предпочитали все время под-держивать небольшой огонь, который легко превращали в большой, если требовалось приготовить пищу или обогреться. Еще вчера здесь пылал огромный костер, на котором жарились туши добытых на близлежащей равнине лошадей. Сейчас их кости лежали в кучах по краям площадки, сме-тенные туда после завершения общеплеменного пиршества. Если в бли-жайшие дни охота окажется неудачной, то эти кости люди будут доглады-вать, а если удачной, то выбросят их за пределы стойбища, где они станут поживой собак и волков, которые часто появлялись вблизи селения в надежде на такую добычу. Площадка эта служила не только местом приго-товления пищи, общих трапез, но также местом разного рода племенных сходок, советов и даже празднеств, которые, правда, в те далекие времена, то есть тридцать тысяч лет назад, были лишь зачаточной формой содержа-тельных, красочных, увлекательных праздников гораздо более позднего времени, когда стали развиваться искусства и верования у первобытных людей современного типа. 
     Сейчас на площадке было многолюдно. Здесь стояли или сидели на кучах хвороста, а то и просто на земле десятки людей: мускулистых мужчин, в од-них только набедренных повязках из звериных шкур, а также длинноволо-сых, с висящими грудями, женщин. Были тут и подростки – девочки и маль-чики. Они выделялись среди остальных юной, еще не огрубевшей наружно-стью. Выделялись также иные мужчины и женщины, которые не считали нужным хоть сколько-нибудь прикрывать свою наготу: несмотря на возраст, они так и не обрели ни чувства, ни понятия стыдливости. Несколько в сто-роне резвилась тоже совсем нагая детвора.
     Среди людей этого племени выделялись и те немногие из них, что имели белую кожу и светлые волосы, тогда как номарии преимущественно были смуглые, черноволосые или темнорусые. Когда немногим более ста лет назад кроманьонцы, а номарии были кроманьонцами, пришли в здешние края, то есть в центральную Европу, они столкнулись с местными жителями – неандертальцами, а точнее с тремя родами небольшого племени туканов, оказавших им упорное сопротивление. Гораздо более многочисленные, рослые, да и воинской смекалкой несколько превосходящие их, кроманьон-цы одолели аборигенов. Всех побежденных врагов, как убитых, так и пле-ненных, по своему обыкновению, они съели. Этой страшной участи повезло избежать лишь нескольким женщинам, которые понравились номариям-мужчинам. Те взяли их в жены. Смешение крови повлияло на внешность не-которых кроманьонцев следующих поколений. У одних неандертальские черты проявились незначительно, у других несколько более заметно, у тре-тьих сильно.
     Почему же смуглы были европейские кроманьонцы, жившие в описыва-емое нами время? Как известно, предки современных людей вышли из се-веро-восточной Африки. И поначалу вряд ли уступали смуглостью эфиопам. По мере продвижения в глубь Евразии они, особенно те из них, что осваива-ли территории в северном направлении, несомненно, становились светлее, насколько позволяла степень воздействия солнечных лучей. Прежде, чем начать заселять центральную Европу, кроманьонцы приблизительно две ты-сячи лет жили в восточной Европе и, конечно, успели неплохо освоиться в ее довольно суровых природных условиях. Однако этого времени недостаточ-но для того, чтобы заметно изменилась пигментация кожи и волос. «Насто-ящими белыми» европейцами кроманьонцы стали гораздо позже.   
     Завершая описание облика номариев, добавим, что волосы на голове у многих были перехвачены на уровне лба тесемочкой из волокнистой коры дерева, у некоторых собраны и стянуты узелком на затылке, откуда спадали в виде конского хвоста. Грудь многих мужчин и женщин украшали бусы из зубов убитых животных.
     Некоторые мужчины держали в руке копье. Копья других лежали на зем-ле, в ногах людей. Все номарии, представители сильного пола, считались охотниками и воинами. Поскольку войны случались редко, а охотиться при-ходилось часто, то их преимущественно называли охотниками. Никто сего-дня не собирался идти на охоту, поскольку немало мяса осталось еще от вчерашней ловитвы. Но людей везде и всегда подстерегала опасность напа-дения хищников. Поэтому ради собственной защиты и защиты женщин и де-тей мужчины старались не расставаться хотя бы с основным своим оружием, копьем, и держали его если не в руке, то где-нибудь поблизости, в то время как прочее их вооружение, дротики, палицы могли находиться в другом ме-сте, обычно в жилище, дожидаясь, когда хозяин возьмет их на охоту.
     Событие, которое собрало здесь соплеменников, для большинства было малозначительным. Но оно вносило некоторое разнообразие в скучную жизнь стойбища. Многие пришли, потому что видели в нем хоть какое-то развлечение для себя, другие – с ними за компанию. Но также для многих событие это имело очень большое значение, для тех, кто надеялся взять се-годня в жены красивую девушку. Ее сейчас собирались выдать здесь замуж. Это и было то событие, которое привлекло сюда людей.
     Невесту звали Каной. Фигура этой девушки обрела уже явные женские формы, причем весьма соблазнительные. Мужчины заметили это не сего-дня. Они бы раньше начали спор за нее, если бы не страх перед могучим, грозным вождем Гераном: только он мог решить кому достанется сопле-менница, которой пришло время отдать себя мужчине. Самых красивых он, конечно, брал себе. У него было пять жен. Но после того, как взял Элину, вскоре всех их раздал другим мужчинам и перестал быть многоженцем. С тех пор прошло почти два года, но ничто не свидетельствовало о том, что красавица Элина хоть сколько-то утратила свою безраздельную власть над ним. Поэтому многие мужчины надеялись заполучить сегодня Кану. Однако те, у кого, казалось, имелось шансов больше остальных, вообще не могли надеяться на это. То были самые молодые охотники: среди номариев неукоснительно соблюдался закон, разрешающий им брать в жены только женщин, которых уступали гораздо более старшие мужчины. А они уступа-ли, конечно, лишь менее красивых и молодых. Но принявшие в свои объятия таких невест юноши, почитали себя истинными счастливцами, а вынужден-ные продолжать терпеть тяготы холостой жизни их менее удачливые сверст-ники завидовали им. Стоит заметить, что подобный закон еще в двадцатом веке существовал в некоторых племенах австралийских аборигенов. 
     Уж коль речь зашла о возрастных группах номариев, то надо сказать, что самому старшему мужчине было сорок два года, а самой большой долго-жительнице только что исполнилось тридцать восемь лет: соотношение воз-раста у первобытных людей было не в пользу женщин, наверное, потому что условия, в которых им приходилось жить, были слишком беспощадны для женского здоровья. Тем не менее женщин в первобытных кланах было обычно больше, чем мужчин, поскольку тех много гибло на охоте, а порой и в военных столкновениях между племенами.
     Ясноглазая светловолосая Кана глядела на всех с радостью. С особенной гордостью смотрела на еще незамужних сверстниц. Она была уверена, что жених ей достанется красивый, один из тех, неясные, сладостные грезы о ком, в последнее время стали волновать ее начинающую расцветать жен-скую чувственность.
     Рядом с невестой стоял вождь. Он был рослый, широкоплечий. Правда, мускулатура его не выглядела столь уж внушительной. Но все знали, что он очень силен, гораздо сильнее любого из соплеменников. Загорелое не-сколько удлиненное лицо его обрамляли курчавые пряди темно-русых во-лос и такая же борода. Строгие серые глаза глядели с сознанием своего ве-личия, с сознанием значительности происходящего события и значительно-сти своей главной роли в происходящем. Стоял он, выпятив грудь, с атлети-ческой стройностью.
     Вот Геран взял огромной ручищей руку невесты, которая казалась ма-ленькой и хрупкой в сравнении с нею. Понимая, что наступает решающий момент все женихи стали приближаться к ним. Вождь остановил взгляд на одном из них. Это был коренастый, на очень волосатых кривоватых ногах человек, с гривой грязных спутанных волос на большой голове и обветрен-ным некрасивым сильно выдающимся вперед лицом. Звали его Дуил. 
      Геран неслучайно остановил свой выбор на нем. Дуил часто, гораздо больше остальных ублажал его лестью. Правда, делал это безыскусно, слишком прямолинейно, так, как подсказывал ему малоразвитый перво-бытный ум, однако ум хитроватый, способный предвидеть немалую выгоду от лести. Впрочем, вождь нисколько не превосходил его интеллектом. По-этому получал удовольствие и от такой лести. Лесть тонкая, завуалирован-ная была ему неведома. Он бы ее и не понял. Подобно многим другим лю-дям, обличенным властью, Геран не мог устоять перед всесокрушающей си-лой упорного подхалимажа и наградил льстеца поистине щедро. 
     – Ты, – указал он на Дуила.
     Тот подпрыгнул и вскричал от восторга, в то время, как остальные женихи разочарованно, недовольно и даже возмущенно загудели. Он поспешил к невесте. При этом радостно широко улыбнулся, обнажив большие желтые, как у лошади зубы. 
     – Нет! – вскричала Кана: Дуил явно не был из тех, о ком она мечтала. Но к мнению невесты тут никто не собирался прислушиваться. Геран грубовато подтолкнул ее к жениху. Восторженно-похотливо зарычав, тот схватил ее, поднял на руки и быстро понес прочь отсюда, не взирая на то, что девушка, отчаянно сопротивляясь, била его кулачками и брыкалась розовыми точе-ными ножками, удары которых, правда, попадали только по воздуху.
      Петляя среди островерхих темно-коричневых жилищ, Дуил быстро шагал к своему шалашу, находящемуся на краю стойбища. За ним поспешно сле-довали молодые холостые охотники. Они надеялись, что счастливый из-бранник на радостях отдаст кому-нибудь из них старшую жену. Так обычно поступали многие мужчины, которым удавалось обзавестись новой супру-гой. Правда, жадность, ревность Дуила могли пересилить радость удачи. Кроме того, ему не очень трудно было прокормить свой гарем с детьми: при дележе охотничьей добычи Геран щедро наделял его семью мясом. Так что Дуил вполне мог и не отдать ту, которую возжелали сейчас юноши.
     Придя к своему шалашу, тот снова зарычал восторженно-похотливо и скрылся с Каной за завесой из звериной кожи, прикрывавшей вход. Юноши остановились перед ним. Стоя в ожидании, они с вожделением воззрились на эту завесу, понимая, что там, за нею, происходит сейчас то, о чем они так долго мучительно мечтают.
     Подошли три жены Дуила. Старшую звали Кухрила. Она была рослая брюнетка, тридцати семи лет от роду. Ни формами, ни живостью цвета кожи своего тела она ни чуть не уступала гораздо более молодым подругам по гарему. Однако обветренное, обожженное солнцем лицо покрывала сеть морщинок, делавшая его некрасивым, почти старческим. Контрастным и странным казалось обрамление такого лица черными как смоль нисколько не тронутыми сединой густыми волосами. Впрочем, лицо второй, двадцати восьмилетней жены Дуила Татилы, тоже обветренное, обожженное солн-цем, выглядело почти столь же увядающим. Третья же его женщина, семна-дцатилетняя Ламина, отличалась от них юной, нежной красотой. Она была женой Герана. После женитьбы на Элине он отдал ее своему любимцу Дуи-лу.
     Конечно, когда подошла Кухрила, юноши перевели свои вожделенные взоры на нее. Кроме одного, по имени Кэсиан. То был рослый, крепкого сложения белотелый молодой человек. Он имел большую рыжеватую пыш-ную шевелюру, широкое красивое лицо и жидковатую пока, в виде пушка, бородку.
     Необычайно бледный Кэсиан глядел на завесу входа в шалаш широко округленными, словно безумными глазами, как глядит человек, готовый со-вершить отчаянный, чрезвычайно дерзкий, страшный поступок.
     Татила и Ламина смотрели на юношей взглядами, явно выражавшими ин-терес к ним как к мужчинам. В то же время в глазах их можно было заметить затаенную тоску. И причину этой тоски можно было угадать по этим же гла-зам: конечно, женщины весьма сожалели, что еще не скоро им доведется познать таких молодых. На старшую подругу по гарему, имевшую шансы се-годня стать женой кого-нибудь из них, они поглядывали с завистью.
     – Смотри-ка, Кухрила, какие женишки к тебе пожаловали. Молоденькие, – произнесла Татила, и в голосе ее прозвучали и эта зависть, и та, упомянутая нами, тоска.
     – И правда, смотри-ка, как копья свои навострили, охотнички молодые, щ – рассмеялась Ламина.
     – На изготовку взяли, – хихикнула Татила.
     Обиду на свою незавидную участь, оставившую им возможность искать любовные утехи только в объятиях грубого постылого мужа, они принялись вымещать на этих же самых юношах, которые им так нравились, осыпая их язвительными похабными шутками: конечно, и в те далекие времена пред-ставительницы слабого пола были весьма остры и не сдержанны на язычок.
     Молодые люди старались не обращать внимания на эти колкости. Они не отвечали, потому что Татила и Ламина были замужними женщинами. При обмене подобными репликами легко было обидеть собеседниц, а многие мужчины обиду, нанесенную его жене или женам часто воспринимали как личную со всеми вытекающими из этого последствиями, которые никогда не могли быть хорошими для юноши. Его крепко поколачивали. При этом он не имел права защищаться и даже, если был очень силен, ему все равно прихо-дилось терпеть побои. Не смел давать отпор потому, что знал, что противни-ку сразу придут на помощь все «старшаки». Так звали всех охотников, кото-рым было двадцать два года и более. Костяк этой группы составляли очень сильные мужчины в возрасте от двадцати двух до тридцати одного года, в возрасте, являющемся, как известно, самым оптимальным для физических возможностей, что, кстати, проявляется и в наше время, например, в спорте. Именно эти воины-охотники поддерживали незыблемость издревле устано-вившихся законов племени, конечно, более выгодных в первую очередь для них самих. Молодыми же воинами-охотниками считались номарии мужско-го пола, не достигшие двадцати двухлетнего возраста. Каждый год им нано-силась на правое бедро татуировка в виде короткой полосы. Тот, кто нано-сил ее, обладал замечательной памятью и хорошо помнил кому когда делал очередную метку. Поэтому никто не надеялся схитрить и собственноручно добавить себе лишнюю полосу. Кроме того, за подобную хитрость полага-лась смертная казнь. Количество этих полос не позволяло ошибиться в определении возраста. Молодые имели право вступать в силовое противо-борство со «старшаками» только в дружеских состязаниях. Лучшее, что их ожидало в других случаях, это жестокое избиение. Однако чаще дерзких юношей убивали. Молодые охотники всегда жестоко карались, если хотя бы немного осмеливались переступить за рамки, которые определяли их поло-жение в обществе соплеменников.
     Кухрила придирчивым оценивающим оком осматривала юношей, желая выбрать жениха получше. Приглядела себе двоих, наиболее красивых. Стала испытывать сильные колебания, не зная кого предпочесть. Наконец остано-вила выбор на Кэсиане. От избытка радости в ожидании большого счастья забыла, что только муж мог решить кому подарить надоевшую жену. Обыч-но мужчины отдавали ее сразу, как получали в руки невесту. Другие лишь после того, как удовлетворяли страстное желание первого обладания новой супругой, от нетерпения не в состоянии обращать внимание на что-либо дру-гое. Почти всегда отдавали жену кому-нибудь из холостых молодых охотни-ков. Таково было правило, призванное, как бы сейчас сказали юристы и по-литики, смягчить положение бесправной части населения, ущемленной, до-бавим мы, в самом главном.
     Кухрила вдруг вспомнила, что лишена права выбора жениха, а также то, что когда Дуил взял Ламину, то не пожелал расстаться ни с нею, ни с Тати-лой. Она пришла в сильное уныние, которое быстро сменилось возмущени-ем, принимающим, как мы знаем, у иных женщин довольно крутые формы. Кухрила видела, что Дуил явно не торопится давать развод. Ждать не входи-ло в ее планы: ей слишком не терпелось отдаться поскорее молодому кра-савцу. К тому же она почти не сомневалась, что Дуил и после того, как насы-тится девственницей, снова не пожелает изменить ее семейное положение.  
     Кухрила перешла к решительным действиям. Она порывисто отбросила рукой завесу, нагнулась и вошла в жилище. Завеса упала за нею, снова за-крыв вход. Изнутри раздались крики разгневанной жены, обрушившей на мужа лавину упреков и ругательств, сопровождавших требование сейчас же выдать ее за молодого охотника. 
     Хотя женщины тоже являлись бесправной частью местного населения, к их бунтарским поступкам «старшаки» относились куда снисходительней, чем к юношеским. Правда, строптивых жен мужья, конечно, били. Порой нещадно «учили уму-разуму». Тем не менее семейные ссоры отнюдь не бы-ли редкостью. Причем часто женщинам даже удавалось доказать свою правоту. И вот благодаря чему. Выше уже говорилось, что жизнь стойбища протекала однообразно и скучно. Семейные же скандалы, конечно, чужие, развлекали многих. Едва они вспыхивали, как сразу становились всеобщим достоянием. Ведь стойбище было небольшим, шалаши стояли близко друг к другу, а тонкие покровы их лишь немного приглушали звуки. Кроме того, номарии значительную часть времени проводили вне жилищ. Так что и ссо-ры тоже происходили часто вне их, у всех на глазах. В те времена еще отсут-ствовало понятие такта. Поэтому люди, не стесняясь, лезли не в свои дела. Семейные же чужие ссоры наблюдать страсть как любили. При этом почти всегда вмешивались в них. Впрочем, какое-то право на это они все-таки имели. Потому что все номарии в той или иной мере были родственниками. Например, Кана приходилась Дуилу троюродной племянницей. Такое вни-мание к семейным распрям в основном имело положительное значение. Соплеменники, как правило, брали на себя роль третейских судей. В те вре-мена много важных понятий у людей отсутствовало. Однако понятие спра-ведливости уже имелось. Правда, далеко не всегда удавалось отстоять ее. Но вот в разборе семейных конфликтов она часто торжествовала. Помня об этом, а также о том, что его жадное, ревнивое намерение противоречило обычаю при обретении юной невесты отдавать старшую жену кому-нибудь из молодых охотников, Дуил согласился уступить Кухриле. Особенно спо-собствовало этому опасение, что скандал, который, конечно же, привлечет много любопытных и потребует сколько-то времени на спор с ними, выну-дит отложить наслаждение «брачной ночью».  
     Он вышел из шалаша, щурясь от света, недовольным взглядом окинул женихов Кухрилы. Дуил решил отомстить ей за непокорность и испорченное начало «брачной ночи». Грубо и сильно до болит схватил ее руку выше лок-тя и толкнул Кухрилу одному из молодых охотников, самому некрасивому из них, который был к тому же ростом намного ниже ее.
     – На, Каил! Твоя будет! – хрипло рявкнул он.
     Каил в первый момент даже растерялся и недвижимо стоял в изумлении, словно боясь поверить в неожиданно свалившееся на него большое счастье. Кухрила несколько разочарованно посмотрела на него сверху. Потом улыб-нулась и нежно положила ему на плечо руку. Каил просиял, издал радост-ный звук, напоминающий то ли рычание, то ли мычание и вдруг подхватил невесту на руки как пушинку и побежал с нею к своему жилищу. И можно было бы удивиться тому, что маленький, тщедушный на вид человек так легко несет большую женщину. Но удивительного в этом ничего не было: первобытные мужчины, все, какой бы рост они не имели, были силачами. К тому же немало сил Каилу прибавляла радость. И надобно заметить, что не-веста не брыкалась и не била его кулаками, как, Кана Дуила, а, напротив, ласково обвила его шею руками.
     Дуил хотел поспешить к своей новой жене и повернулся, чтобы войти в жилище, но произошло неожиданное: Кэсиан вдруг схватил его за плечо и гневно-предостерегающе произнес:
     – Не ходи туда. Не ходи к ней. Понял?! – Развернув его обеими руками к себе лицом, проговорил тише, но внушительнее и взволнованней. – Не ходи к ней. Кана не для тебя. Не для тебя. Понял? 
     – Как это не для меня?! – опешил Дуил. И спросил дрогнувшим голосом, явно оробевший. – А для кого, для тебя что ли?
     – Нет, конечно, не для меня… И не для меня тоже.., – вздохнул Кэсиан. Она такая..., она такая…, такая хорошая.
     – Да, она хорошая. На нее приятно смотреть. У нее красоты много. А у ме-ня красоты немного. Но Геран ее дал мне. Его воля, – сказал Дуил.
     – Да у тебя..., да у тебя язык, как у суки или как у волчицы. Они щенков лижут, а ты Герана. Вот он тебе и дал Кану.
     Дуил понимал, что столкнулся с явным проявлением бунтарского поведе-ния одного из молодых охотников. Как уважающий себя «старшак», он дол-жен был немедленно подавить этот бунт. По крайней мере хотя бы реши-тельно начать это делать – товарищи придут на помощь. Но тогда придется принять на себя первый бунтарский силовой натиск, который обычно бывал самым яростным и опасным. Кэсиан, как упоминалось выше, был крупный и мощный. Кроме того, Дуил видел, что он вне себя от гнева, а, значит, может пойти на особенно решительные, на отчаянные действия. Рядом стояли еще семь молодых охотников, от которых вполне можно было ожидать, что они поддержат товарища, поскольку, несомненно, тоже таили обиду и озлоб-ленность на «старшаков». Тех же еще никого не было поблизости: подходи-ли пока только почуявшие назревающий большой скандал женщины, обыч-но более скорые в таких случаях. Именно поэтому Дуил вместо того, чтобы сейчас же попытаться поставить на место дерзкого юнца, вступил в разговор с ним, стал доказывать свою правоту, чем унижал свое достоинство «стар-шака». Однако язвительное замечание Кэсиана взбесило его. Он, как это было свойственно людям того времени, сразу вылил эмоции в действие – нанес мощный удар кулаком в челюсть обидчику.     
     Удары первобытных бойцов были ничуть не слабее ударов хорошо трени-рованных современных боксеров, но приемы бокса, конечно, им были не-ведомы. Вот почему Дуил ударил с замаха. Кэсиан легко мог бы отбить удар или уклониться. Но он, хоть и вышел уже далеко за рамки, отведенные ему законом племени, все же прилагал усилия оставаться в них. Поэтому ничего не предпринял для своей защиты и всей тяжестью своего могучего тела рух-нул на жилище, соседнее с жилищем Дуила, и, конечно, провалился в него. Половина ветхого строения развалилась, накрыв его кожами и обнаживши-мися из-под них еловыми ветвями.
     Это падение вызвало у всех окружающих дружный хохот. Смеялись жен-щины, дети и те «старшаки», которые уже успели подбежать. Этот смех вполне мог спасти Кэсиана: порой непростая ситуация, переходя в смешную, как бы исчерпывает себя, по крайней мере значительно смягчаются ее по-следствия. И в самом деле, Дуил чувствовал себя вполне удовлетворенным: он приобретал славу победителя, уверенно и очень эффектно покаравшего бунтаря. Никому из всех, от души смеявшихся «старшаков», не пришло и в голову чинить расправу. «Он уже получил свое», – подумали иные. Удар, который современные комментаторы спорта назвали бы великолепным, вразумил и Кэсиана. Он вдруг осознал, что натворил – как далеко зашел, поддавшись вспышке сильной ревности из-за девушки, на которую по зако-ну племени не мог иметь никаких прав. У него сейчас было достаточно шан-сов избежать не только гибели, но даже побоев. Но в благополучно разре-шавшееся дело, как это нередко бывает, роковым образом вмешалось одно обстоятельство – из-за завесы, прикрывавшей вход в жилище Дуила, выгля-нула хорошенькая головка. Увидев ее, Кэсиан понял, что Кана, несомненно, наблюдала за происходящим, слегка отодвинув край завесы, и, конечно же, видела его позорно-смешное фиаско. При мысли об этом молодой охотник вообще перестал соображать. Он быстро яростно раскидал руками зава-лившие его кожи и ветви и вскочил на ноги. Его словно подняла какая-то мощная звериная неукротимая сила. Она заставила его, сжав кулаки, ри-нуться на Дуила. 
     Одновременно с Кэсианом из полуразрушенного сооружения выскочила кудлатая разгневанная домохозяйка. Визжа и бранясь, она стала требовать от мужчин идти выяснять отношения подальше отсюда, указывая при этом на поле, которое начиналось всего в нескольких шагах от ее пострадавшего жилища: место, где разыгралось описываемое нами драматическое собы-тие, находилось на краю стойбища.
     Дуил и Кэсиан отошли немного от шалашей и стали драться. Никто из «старшаков» не спешил приходить на помощь Дуилу. Слишком они верили в очень большое его превосходство над противником. Поэтому решили не мешать ему собственноручно покарать юнца, осмелившегося затеять с ним ссору. В то же время рады были посмотреть на любимое ими зрелище – ку-лачный бой.
     Поначалу Дуил, и правда, убедительно доказывал свое явное превосход-ство. Кэсиан еще не пришел в себя от первого удара, отправившего его, го-воря языком современных спортивных терминов, «в тяжелый нокдаун» (но не нокаут, полностью оглушающий бойца не менее, чем на десять секунд).  Выражаясь тем же самым языком, он «плавал», то есть неустойчиво дер-жался на ногах, бил невпопад, не успевал вовремя загораживаться руками от ударов. Дуилу удалось «провести еще несколько неплохих ударов в голо-ву противника», как бы сказали сейчас комментаторы боксерских состяза-ний. Хотя эти удары не потрясли Кэсиана так, как первый, но тоже были до-вольно сильными. После одного из них тот потрогал ушибленную челюсть. Со стороны выглядело так, словно он проверяет на месте ли она. Это снова вызвало дружный всеобщий хохот. Из толпы, окружающей дерущихся, раз-давались злые, веселые крики:
     – Давай-давай, Дуил, всыпь хорошенько щеглу желторотому!
     – Так, чтобы кровью блевал!
     – Чтоб не забывал свое место!   
     – И, чтоб другим не повадно было!
     – Бей-бей его! Вот так! Вот так! Чтоб не вздумал больше идти против наших обычаев! 
     Не смотря на свое очень тяжелое положение, Кэсиан все же удержался на ногах и даже сумел оправиться от продолжительного полуоглушенного со-стояния, которое усугубляли новые достигающие цели удары противника. Едва он пришел в себя, как преимущество Дуила сразу кончилось. «Ход по-единка резко изменился не в его пользу», – сказали бы все те же коммента-торы. Все ахнули, когда увидели вдруг, что Дуил лежит на земле. Причем, в том, что он находится в нокауте, усомниться было невозможно.
     Даже и теперь никто не спешил на помощь Дуилу. Но уже по другой при-чине, нежели раньше. «Да, а ведь этот Кэсиан, и правда, силен очень, раз победил такого хорошего бойца, да еще после того, как еле стоял на ногах. Да разве мало было других случаев, убеждавших, что он очень силен?! Если на него, Кэсиана, напасть, он срубит кого угодно – вон, кулачищи какие! А со временем он станет только сильнее. Уж не ждет ли его будущее нового во-ждя?! А новые вожди всегда жестоко мстят тем, кто когда-то нанес им оби-ду». Такие мысли смутили «старшаков». Поэтому они медлили.
     Но не медлил Геран. Он выхватил копье из руки стоявшего рядом охотни-ка, и, бросившись на Кэсиана, пронзил им его насквозь. Юноша вскрикнул и схватился руками за древко копья, которое сразу обагрилось до его ладо-ней. Кровь обильно потекла по животу и ногам молодого охотника. Геран отпустил древко, и, Кэсиан упал на колени, потом – на бок. Он умирал мед-ленно и тяжело. Жизнь никак не хотела оставлять молодое сильное тело. При этом большими, блестящими, черными глазами он с мольбою смотрел на соплеменников так, словно надеялся на их помощь.  
     Дуил очнулся, встал на ноги и, набросившись на лежащего в луже крови Кэсиана, принялся яростно бить его руками и ногами. Остальные «старша-ки», словно только и ждали этот поданный им пример, и тоже набросились на умирающего и стали также избивать его. Жестокое избиение сопровож-далось яростными возгласами:
    – Против наших обычаев вздумал пойти, собака!
    – Вишь ты, Кану ему захотелось!
    – Ух ты, гад ползучий! Смерть тебе!
    – Всех вас надо, щеглов желторотых, уму-разуму учить! Чтоб не наглели!
   Кто-то крикнул:
    – Бей их, молодых! Всех их бей! Хватит им на нашей шее сидеть! Только и думают, как наших жен в кустах где-нибудь подмять!
   Сразу несколько «старшаков» поддержали его:
   – Правильно! Правильно! За ними разве уследишь, за этими поганцами! Я чую, моя брюхата от кого-то из этих мерзавцев! Не иначе! Ух, гады!
   – Бей их! Бей их всех! Сколько можно терпеть этих гадов!
   – Ух, морды собачьи! Смерть вам! Смерть вам, гнидам, как и этому ублюд-ку!
   – Смерть молодым! Смерть молодым! Бей их всех! 
     С огромной яростью «старшаки» набросились на молодых охотников. По-ложение последних значительно усугубило то, что все они оказались без-оружными: охваченные страстным желанием заполучить Кухрилу, они за-были взять свои копья, лежавшие на площадке, где горел костер. Впрочем, многие «старшаки» тоже оставили там оружие. Это спасло жизнь большин-ству молодых охотников. Отчаянно защищаясь, они размашисто, мощно ра-ботали кулаками. Шестеро пробились из плотного гибельного окружения и бросились бежать в поле. Одному не повезло: его, как и Кэсиана, пронзили копьем. Чуть не погиб от копья и другой молодой охотник. Его звали Лумом.       
     Это был один из тех номариев, которому достались ярко выраженные неандертальские черты. Он имел белую кожу, светлые волосы, массивные надглазные дуги, несколько скошенный подбородок. У него были характер-ные для палеонтропов мощные телосложение и крепчайший ширококост-ный скелет с большой бочкообразной грудной клеткой. Лум унаследовал от неандертальцев невысокий рост – 165 см, впрочем, для них самый высокий. Среди номариев он был одним из самых низкорослых.
     Первых двух напавших на него, Лум сбил с ног мощными ударами кула-ков. Третий набегал на него с копьем, взятым наперевес. Молодой охотник увернулся и сумел схватить левой рукой древко посередине. Кулаком пра-вой оглушил и этого противника. Не успев перехватить копье острием впе-ред, четвертого ударил тупым концом в грудь, да так сильно, что пробил ему грудную клетку. Он так и не узнал, что ночью этот человек скончался от полученной страшной раны. Двое нападали сзади, но увидев в руках моло-дого охотника копье, обращенное острием к ним, отпрянули в стороны, освободив ему путь к спасению. Лум проскочил между ними и бросился бе-жать в поле.
     «Старшаки» устремились в погоню за молодыми. Все мгновенно промча-лись через речушку, вода в которой едва ли доходила до колена и побежали по зеленой равнине, уходящей к мягко голубеющей в дали гряде гор. Одна-ко преследователи не могли состязаться в скорости с юношами и стали быстро отставать. Трое по охотничьей привычке метнули копья в удаляю-щуюся цель погони. Два копья пролетело мимо. Правда, одно из них едва не попало в юношу. Проскользнув над его плечом, оно воткнулось перед ним в землю. Он успел его ловко схватить и побежал дальше. Все же третье копье настигло цель. Вдруг один молодой охотник стал как вкопанный, громко вскрикнув от боли, широко раскинув руки и прогнувшись назад. Из спины его торчало древко. Убойная сила смертоносного снаряда, снабженного острым как игла костяным наконечником, была такова, что он, пронзил его насквозь. Снова издав крик, но уже глухой и хриплый, молодой охотник беспомощно взмахнул руками и пал назад, отчего копье, упершись тупым концом в землю, еще больше вышло из груди, совершенно красное от кро-ви. Еще раз вскрикнув, он повалился на бок.
     «Старшаки» словно только и ждали, чтобы еще был убит один из моло-дых охотников. Их ярость нашла выход в драке, убийствах, быстром беге. Они начали успокаиваться. Все сразу перешли на шаг и неспешно подошли к пронзенному копьем. Окружили его. Владелец копья, упершись ногой в грудь несчастного, вытянул копье из него, причинив ему неимоверные му-чения, потомучто древко было отнюдь не гладкое. Но у умирающего хвати-ло сил только на то, чтобы тихо простонать. Из открывшейся раны стала обильно, почти фонтаном, изливаться кровь. Удивительно быстро поблед-невшее молодое худощавое тело содрогалось в конвульсиях. Поразивший его охотник, торжествующе стал потрясать над головой своим смертонос-ным оружием. С окровавленного копья капала кровь. Он радовался и по-хвалялся так, словно сразил на охоте большого зверя или убил на войне вра-га. Остальные «старшаки» радостным шумом выражали одобрение. Все вы-глядело так, будто они, и правда, победили воинов какого-то вражеского племени. Возвращались в стойбище торжествующе шумя, возбужденно об-суждая запомнившиеся моменты драки. Такая радость, вызванная распра-вой над молодыми соплеменниками, объяснялась тем, что один из них по-кусился на самую ценную для них привилегию, касавшуюся распределения юных невест. Это же толкнуло и на жестокие действия.

2

     Убегавшие молодые охотники, убедившись в отсутствии погони, остано-вились и сошлись в одном месте. Они негодовали на Кэсиана, которого счи-тали единственным виновником постигшей их беды. Растерянно смотрели юноши на родное стойбище. Оно находилось от них на расстоянии восьми – десяти хороших бросков дротика. Зоркие глаза хорошо видели хаотично расположенные островерхие жилища, казавшиеся отсюда игрушечными, фигурки людей, столпившихся на краю селения и наблюдавших за проис-шедшим на их глазах драматическим событием. Под яркими лучами солнца стойбище отчетливо выделялось на фоне елового и соснового леса, не-сколько затемненного при боковом освещении.
     Соплеменники встретили «старшаков» отнюдь не как победителей. По-трясенные случившимся они огорченно-осуждающе безмолвствовали. 
     «Старшаки» взяли за руки, за ноги Кэсиана и другого убитого юношу, от-несли их за шагов сто от стойбища и бросили в траву. Если бы те были людь-ми чужого племени, номарии их, конечно же, съели. Но сородичей этот народ уже с давних времен не употреблял в пищу. Поэтому пришлось столь-ко хорошего, с точки зрения каннибалов, мяса отдать на съедение зверям.
     Никто не подошел к убитым, чтобы оплакать их и проститься с ними. Ро-дителей погибшие юноши лишились еще в детстве (далеко не всем в те вре-мена удавалось дожить до возраста, когда дети их становились взрослыми). Менее же близкая родня не решалась подойти к мертвым, опасаясь разгне-вать главенствующих в клане «старшаков», только что вновь подтвердивших свою свирепую репутацию. 
     Находясь уже в стойбище, «старшаки» некоторое время еще продолжали воинственно шуметь. При этом многие кулаками и оружием грозили ушед-шим от погони молодым охотникам. Те, конечно, поняли, что изгнаны из племени. Такое наказание считалось самым суровым после казни: изгнан-ники обрекались на мучительную борьбу за жизнь, в ходе которой, как пра-вило, довольно скоро погибали: или от когтей хищных животных, или от го-лода. Но это правило было верно только для тех случаев, когда в изгнании оказывался один человек. Даже у двоих оставалось немало шансов выжить. А уж пятерым вообще можно было особенно не беспокоиться за свое буду-щее. Все же для наших изгнанников постигшая их кара была весьма тяжкой. Почему? Об этом пойдет речь в дальнейшем.
     Самое разумное было уйти подальше от стойбища, откуда исходила не-малая опасность, и поскорее заняться обустройством нового места житель-ства, а главное, поиском пропитания. Вчерашнее пиршество было столь обильно, что молодые охотники долгое время утром не хотели есть. Но сей-час, а близилась уже середина дня, желание пищи появилось и было все сильнее. Но даже оно не могло заставить их уйти отсюда. Одна из причин этого крылась в привычном образе мыслей и поведения. Юноши хотя и бы-ли уже велики и могучи телом, но сознание их в какой-то мере еще остава-лось детским. Они привыкли, что в детстве часто наказывали и прощали за баловство, что какая бы вина ни была, всегда со временем все о ней забыва-ли и снова относились к ним совершенно также, как и прежде, словно ника-кого плохого поступка и не было совершено. Им казалось, что и теперь должно быть подобным образом. В самом деле, разве они не понесли уже наказания? Понесли. Заслуженно или нет, это уже другой вопрос. Раньше тоже не всегда наказывали справедливо. Надо только немного подождать. Страсти в племени поулягутся.  «Старшаки», конечно, сменят гнев на ми-лость. Они же уже дали выход ярости. После этого они всегда «хорошими» становятся. Через некоторое время можно будет вернуться в стойбище. Жизнь снова пойдет своим обычным чередом, как будто ничего плохого и не случилось. 
     Все же не все изгнанники оказались не способны оценивать действитель-ность и смотреть в будущее реалистично и серьезно.
     – Есть хочется. Идти охотиться надо, – сказал долговязый мощный детина по имени Хорр, а по прозвищу Кривой. Из-за детской шалости он лишился глаза и с тех пор к нему пристала эта кличка.
     Его предложение нашло понимание у товарищей: было совершенно ясно, что не приходится рассчитывать на остатки вчерашнего пиршества.
     – Но у нас только два копья, – заметил Мард, коренастый юноша с ран-ними залысинами на висках и густой, как у зрелого мужчины бородою.
     – Можно пойти в лес, сделать палицы, – предложил Лум.
     – Разве хорошие сделаешь без рубила или резца? – ответил ему Хорр.
     – А зачем нам рубило, резец, если у нас Зубан есть? Он какую хочешь вет-ку или сучок перекусит. Получше рубила справится, – рассмеялся Молон. Лицо его имело явные неандертальские черты, но во всем остальном это был типичный кроманьонец.  В своей шутке он явил образчик грубого пер-вобытного юмора, который, впрочем, кому-то казался весьма остроумным. Неслучайно раздался дружный хохот. Не смеялся только один из юношей. Шутка товарища вызвала у него совершенно иную реакцию. Он вспылил и чуть не бросился на Молона с кулаками. При этом оскалил свои огромные зубы. Именно этим зубам он и был обязан своим обидным прозвищем, ко-торое товарищи в общении с ним употребляли едва ли не чаще его настоя-щего имени Куж.  Даже для неандертальца такие зубы были бы слишком ве-лики. Они, конечно, являлись признаком атавизма, который, однако, припи-сывать родству с пленными неандертальскими женщинами было бы не справедливо: номарии тоже когда-то были палеонтропами.
     – Да он не только ветку или сучок – он ствол дуба перегрызет, – сквозь смех проговорил Хорр.
    Куж и на него готов был броситься с кулаками. Такое бурное проявление обиды и негодования позабавило друзей. Они продолжали смеяться. Неожиданное веселье на некоторое время облегчило тяжелое душевное со-стояние, в котором находились изгнанники.
     И тут они увидели, что от стойбища к ним идет женщина. Молодые охот-ники быстро разглядели, что это Напима, мать Молона. Он один из них имел еще живую мать. Ей посчастливилось увидеть своего сына в возрасте охот-ника, потому что родила она его в четырнадцать лет, а ему посчастливилось выжить, хотя дети столь юных матерей, как правило, не выживали в труд-нейших условиях жизни первобытных людей.
     «Нас простили! Ее послали нам сказать, чтоб возвращались!» – подумал с радостью каждый изгнанник, как только увидел Напиму.
     Она шла торопливым шагом и скоро приблизилась. Это была женщина тридцати двух лет. Как у большинства номариянок такого возраста, лицо ее выглядело почти старческим. Впрочем, его непривлекательность, значи-тельно скрадывали пышные густые черные волосы. Отвисшие груди болта-лись при быстрой ходьбе. Кожа на опавшем от последней беременности жи-воте была некрасиво сморщена.
     – Простили вас! Меня послали сказать вам! – услышали молодые охотни-ки то, что так желали услышать от нее. Однако следующие слова ввергли их в большое уныние: – Они вас зовут на совет. Но вы не ходите. Это, конечно, заманка. Они вас хотят убить. Вам лучше уйти отсюда подальше.
     Изгнанники стояли безмолвно, совершенно подавленные.
     – Но вы не унывайте, родненькие. Не пропадете – вас вон сколько. Вам и медведь не страшен. Охотиться умеете. Не пропадете. Правда, у вас только два копья. Ну ничего, сделаете себе копья. Настоящие. Научитесь камни сечь. Видели, как Хон и Кохолт работают. Когда детьми были, так помнится, вас от них за уши оттащить нельзя было – все смотрели как они работают. Они тоже не умели, да научились. Вон какие вещи делают теперь, – Напима указала пальцем на наконечник копья, которое держал Лум. – И вы научи-тесь. А пока не научились, на огне копья острите. Это любой может.
      – Да мы из костей острия делать будем. Это проще, чем из камня. Они еще острей получаются. И легче их, чем кремневые, делать, – сказал Молон.
     – Конечно, я и говорю – не пропадете. Но вам отсюда уходить надо. И охотиться надо. Ночь еще далеко. Но лучше не терять время даром. Может, еще успеете мяса добыть, – говорила женщина.
     – Как же быть теперь?! – схватился руками за голову Мард.
     – Ой, да что же ты так …?! Я ж говорю, не пропадете! Не сокрушайся ты   так! – начала Напима успокаивать его, но тут же умолкла, увидев каким взглядом он на нее смотрит. Это был взгляд муки и страсти.
     – Напима, а пойдем с нами! Пойдем, милая! – вдруг сказал Мард.
     Его поддержали другие юноши:
     – Правда, Напима, пойдем!
     – Пойдем с нами! Ты нам так нужна!
     – Что мы без женщины делать будем?!
     – Мы тебя защищать, беречь будем!
     – Самые лучшие куски мяса давать будем!
     – Ты говоришь, мы не пропадем. Как же не пропадем – без женщины? Ес-ли ты, правда, не хочешь, чтобы мы пропали, то пойдем с нами, – аргумен-тировал свое предложение Мард. Оно не понравилось только Молону: тот желал избавиться от надоевшей ему опеки матери, понимал, что безопаснее жить ей будет, конечно, в стойбище, а, главное, не хотел ее видеть наложни-цей своих друзей.
     Все более поддаваясь нахлынувшему жару похоти, Мард взял Напиму за руку. Женщина отдернула ее. Она удивленно взглянула на него и на других молодых людей. Затем посмотрела доброжелательно-понимающе, но с усмешкой.
     – Дураки, – произнесла женщина и улыбнулась жеманно. Повернулась и пошла прочь отсюда, к стойбищу. И шла она так, как никогда не ходила – осанисто, слегка повиливая бедрами, походкой «от бедра» как бы сказали сейчас. И было на что посмотреть, потомучто, как говорилось выше, перво-бытные женщины быстро увядали лицом, но не телом. С пронзительной тос-кой смотрели юноши ей вслед. Мысль о том, что теперь навсегда придется расстаться с надеждой на обладание женщиной была невыносима.
     «Что это я…? Что это нашло на меня?» – вдруг подумала Напима и пошла как обычно. Но даже в этой ее самой обыкновенной походке было слишком много того, что вызывало в молодых людях сильнейшее вожделение, дур-манило им головы, необычайно влекло их недоступной сладостной тайной.    
     Но вот Напима остановилась, повернулась и бросилась обратно. Теперь лицо ее было сильно покрасневшим, сморщенным гримасой страдания, став еще более старческим и некрасивым.
     Вернувшись, она схватила в судорожные порывистые объятия сына и с плачем стала умолять его беречь себя, быть осторожным на охоте, главное, не охотиться на хищников, зубров и вепрей, в борьбе с которыми так часто гибли охотники. 
     – Иди, иди, мать… Не пропаду, не бойся, – недовольно, смущенно бурчал Молон, мягкими движениями высвобождаясь из ее рук и отстраняясь. 
     Наконец тягостное прощание, наводившее на всех еще большее уныние, завершилось, и она снова пошла к стойбищу. На этот раз в ее походке не бы-ло и намека на эротическую завлекательность. Напима шла несколько семе-нящим шагом, как-то немного боком, ссутулившись и понуро свесив голову. Сразу было видно, что она сломлена горем.  
     Но даже после того, как узнали о коварном намерении соплеменников, молодые люди не ушли. Они настолько привыкли подчиняться Герану и другим «старшакам», что совершенно не способны были брать инициативу в свои руки, принимать самостоятельные решения в сложных обстоятельствах.
     Уже устав стоять на ногах, юноши сели на землю. Трава еще не выросла высокой и можно было, сидя в ней, видеть стойбище. С тоской смотрели они на родное селение, ставшее теперь чужим, враждебным. Там, казалось, уже забыли о них, о происшедшем. Между шалашами неторопливо двигались фигурки людей. В речушке, протекающей невдалеке от крайних жилищ, рез-вилась малолетняя детвора. В шагах ста от нее по колено в воде ходили два подростка с гарпунами. По всей видимости, рыбы не было: никто не исполь-зовал свое оружие по назначению. Вскоре на берегу появились четыре под-ростка. Они подошли к купавшимся детям и приняли участие в их веселье. Но было похоже, что большие парни обижают их. Один из обиженных маль-чуганов побежал в стойбище. Скоро оттуда пришла женщина с ребенком на руках и стала что-то говорить хулиганам. Те ушли на другое место и затеяли там возню между собой, очень напоминающую борьбу, любимую игру не только номарийских мальчишек, но и взрослых мужчин, которой они часто развлекались, когда не было необходимости идти на охоту. В это время один из юных охотников за рыбой с радостным криком выскочил на берег и побежал в стойбище, гордо держа горпун острием вверх, на котором трепы-халась не малых размеров рыбина.
     Увиденная сцена отдыха детей племени живо напомнила нашим изгнан-никам их детские забавы, то прекрасное время, когда они тоже вели безза-ботную, интересную, полную радости жизнь. Сейчас странным и непонят-ным казалось то, что им тогда хотелось скорее повзрослеть, стать охотника-ми: они и не подозревали, что у взрослых так много серьезных проблем. Даже годы позднего отрочества и юношества, которые отнюдь не были лег-кими, а, напротив, вынудили познать тяжелейшие испытания, с которыми сталкивались начинающие охотники, познать унижения жестокого беспра-вия, сейчас, в их нынешнем незавидном положении, тоже казались счастли-выми. С особой остротой они ощутили и окончательно поняли, что какая-либо связь с родным племенем, тем прекрасным миром, в котором они жи-ли, навсегда порвана. Мысли об этом привели их в еще большее уныние.
     Вдруг они увидели, что Напима к ним снова идет из стойбища. Они не со-мневались, что она возвращается, чтобы еще раз проститься с сыном. Друзья стали подсмеиваться над ним:
     – Гляди, Молон, мать опять к тебе топает. Никак расстаться с тобой не мо-жет.
    – И как она с тобой на охоту не ходила? 
    – И что она отказалась идти с нами, непонятно? 
    – Да, и правда, непонятно. Ты бы всегда у нее на глазах был. Всегда бы она тебе сопли вытирала.
    Эти обидные реплики задели Молона. Желая показать приближающейся матери, что не рад ее возвращению, он сел к ней спиной. 
      Сказанное подошедшей Напимой явилось для изгнанников большой неожиданностью.
     – Ох, и дура же я, дура! Ошиблась я, родненькие мои! Неправду вам ска-зала! Они ведь и в самом деле простили вас! – говорила женщина. – Они разрешили вам вернуться. Но…, но только тем, кто приведет с собой жен-щину.
     От изумления все молодые охотники вскочили на ноги. «Откуда же мы возьмем женщин?!» – хотели воскликнуть они, но тут же поняли, что имеет в виду Напима, и удивились, что эта идея им самим не пришла в голову. Несомненно, «старшаки» решили на Совете отправить их похищать чуже-племенных женщин. Следующие слова Напимы подтвердили эту догадку. Но как смогут они, совсем молодые охотники, справиться с такой сложной задачей? Всем известно, что мужчины любого племени защищают своих женщин с необычайной храбростью. К тому же защитников этих будет много больше, чем их, номарийских похитителей. Да дело, вообще, может и не дойти до борьбы за женщин. Другие племена живут очень далеко отсюда. Маленькая группа людей может стать по пути жертвой нападения хищников или умереть вследствие невозможности добыть пропитание. Даже, если и удастся добраться до чужого племени и завладеть желанной добычей, то нет никакой уверенности, что они смогут благополучно вернуться с нею в родное стойбище. Не хотят ли «старшаки», отправляя ненавистных им мо-лодых охотников на столь трудное, опасное задание, все же погубить их, из-брав такой способ, за неимением возможности расправиться с ними обыч-ным образом? 
     Юноши снова приуныли.
     – У нас же нет оружия! – сокрушенно воскликнул Хорр.
     – Сейчас принесут вам, – ответила Напима. Она полуобернулась назад и кивнула в сторону стойбища. Потом добавила: – Пятеро «старашаков» пой-дут с вами. Дурни – за иноземками собрались. Красивых хотят. Наши 
бабы им не такие. Ишь ты. Думают чужие лучше.
     Молодые охотники разглядели на фоне далеких шалашей пять идущих сюда фигурок мужчин. Зоркие юноши увидели, что это отнюдь не те люди, общество которых им было бы приятно. Однако, узнав, что с ними пойдут «старшаки», молодые охотники обрадовались и воспрянули духом. Ну, те-перь они не пропадут! Правда, кольнула мысль, снова придется подчинять-ся им, терпеть бесправие.
      Юноши вспомнили то, что не раз слышали от соплеменников. Говорили, что лет двадцать назад номарии уже ходили за чужеземками. Ушли двена-дцать человек. Вернулись только пятеро. Зато каждый привел с собой по красавице. А один даже – две. Самая красивая женщина племени Элина, жена Герана, ради которой он отказался от остальных своих жен, была доче-рью одной из этих пленниц. 
      Пожелавшие принять участие в рискованном путешествии мужчины по-чти приблизились. Они несли копья, палицы, дротики, не только свои, но и юношей, и снаряжение, какое номарии обычно брали в дальние охотничьи походы: кожаную суму, средних размеров, в которой находились два запас-ных кремневых наконечника, кремневый резец, а также подстилку из олень-ей кожи, довольно широкую, свернутую в скатку. Этот рулон спиралевид-ными витками стягивала лыковая веревка. Другая лыковая веревка, только гораздо шире, была привязана к нему так, что могла служить лямкой, поз-воляющей носить скатку, как сумку на плече.       Кому-то может показаться удивительным, что древнейшие охотники брали с собой в дальний путь для ночлега подстилку. Конечно, первобытные люди были чрезвычайно вынос-ливы, неприхотливы, закалены. Тем не менее уже тогда наши предки стре-мились обеспечить себе некоторые удобства и умели сделать это в той мере, в которой позволяли условия и возможности. В самом деле, зачем спать на сырой, холодной, жесткой земле, когда можно лечь на мягкую подстилку? Может показаться удивительным и то, что приближающиеся мужчины смог-ли найти в стойбище оружие, принадлежащее именно изгнанным и прощен-ным юношам, ведь не были же подписаны дубины, копья, дротики. Конеч-но, нет, но соплеменники были настолько близки друг другу, настолько ча-сто привыкли видеть кто что имеет, что носит, что эти идущие сюда охотни-ки, или сами знали, или им подсказали сородичи, какое нужно взять ору-жие. 
     Такую же, наполненную тем же самым суму, и такую же скатку, взятые для молодых охотников, каждый «старшак» нес на другом плече. Вместе с их оружием они сбросили это им под ноги.       
     Не будем описывать внешность подошедших, поскольку вначале повест-вования уделили достаточно внимания облику номариев и недавно набро-сали зарисовки портретов изгнанников: эти «старшаки» походили на них. 
     Трое молодых охотников изъявили желание не ходить в чужедальние края, а вернуться в стойбище и стали просить «старшаков» подарить им жен. Надежды просящих были небезосновательны. И правда, легко было пред-положить, что мужчины слишком мало любят своих женщин и охотно усту-пят их, раз, чтобы найти им замену, собираются пойти в далекое, чрезвы-чайно опасное путешествие. Юноши надеялись обрести счастье и получить право снова жить в родном племени, раз обладание супругой – условие разрешения вернуться. Но «старшаки» разочаровали их, сказав, что на вре-мя своего отсутствия уже отдали своих женщин друзьям.
     Охотники стали совещаться куда идти. Одни предлагали отправиться на запад, в места обитания «чомо» – так номарии называли неандертальцев. Другие утверждали, что лучше пойти на юг или восток, где можно найти племена «ногано» – так номарии называли людей своей расы. Выбор пер-вых основывался на мужском вкусе, весьма распространенном и в наше время. Женщины «чомо» вполне соответствовали этому вкусу: они имели плотное телосложение, крутые, аппетитно выпяченные формы. Желавшие идти на запад ссылались также на большое практическое преимущество их предложения. Ведь жен неандертальского происхождения в случае необхо-димости можно было съесть, тогда как чужеземку расы «ногано», ставшую женой номария, есть было непринято – законы клана это не позволяли де-лать. 
     Представлявшие противоположное мнение в споре представляли и иной вкус мужчин, тех, кому больше нравятся женщины, характеризуя которых в наше время принято говорить: стройные, изящные, длинноногие. Именно такими преимущественно и были кроманьонки.
     Звавшие идти на запад помимо выше упомянутых имели еще один весьма веский довод. Они говорили о малочисленности неандертальских кланов, способных, как правило, выставить десять-пятнадцать воинов, вдобавок весьма малорослых, а, значит, уступающих в силе мужчинам ногано. Не по-требуется подкрадываться к стоянке, выслеживать, подстерегать женщин, уходящих из племени с какой-либо целью. Можно будет также обойтись без засад и других хитрых уловок. Достаточно будет просто открыто напасть на племя, перебить мужчин и завладеть желанной добычей.
     На выборе западного направления настаивали двое «старшаков», идти на юг или восток звали трое. В споре не участвовали молодые охотники. Их мнение никакого веса не имело и представителей главенствующего сосло-вия клана не интересовало. Если бы европейская демократия тогда была более развита, то совещающиеся приняли бы решение, основанное на жела-нии большинства. Но верх в споре одержало меньшинство, те самые двое мужчин, чей вкус кому-то, возможно, покажется более соответствующим эротическому, нежели эстетическому восприятию женской внешности. Они обладали весомым аргументом, производящим на первобытных людей са-мое большое впечатление. Короче говоря, они просто были физически силь-нее своих оппонентов. Правда, никто не собирался применять силу при об-суждении, но мужчины испытывали невольное уважение к более сильным и, если и спорили с ними, то все равно уступали. Что же касается европей-ской демократии, то ее зачаточные формы, несомненно, уже тогда суще-ствовали. Это проявлялось, например, в частых проведениях общеплемен-ных сходок, советов «старшаков». Однако система принятия решений, как мы убедились, еще не была достаточно совершенной.
     
 3
    
   Определившись в какую сторону идти, охотники за женщинами, не теряя больше времени, двинулись в путь навстречу приключениям.
     За двадцать восемь дней, к тому моменту, когда события нашего повест-вования, снова начали бурно развиваться, они значительно удалились от родного стойбища, но были еще далеко от территории обитания неандер-тальцев. Им бы удалось преодолеть гораздо большее расстояние, если бы не необходимость много охотиться, чтобы прокормиться в пути.
     За эти двадцать восемь дней во взаимоотношениях наших путешественни-ков произошли такие поразительные изменения, что в них трудно поверить. «Старшаки» совершенно отказались от своего главенствующего положения. От их повелительного, спесивого, пренебрежительного отношения к моло-дым охотникам не осталось и следа. Между спутниками установились по-настоящему дружеские отношения. Что же явилось тому причиной? «Стар-шаки» быстро поняли, что оказались в условиях, совершенно отличных от тех, в которых жили в племени. С ними не было могучего Герана, авторитет которого служил главным оплотом утверждения господства «старшаков». Численное преимущество тоже не было сейчас на их стороне, а в своем си-ловом превосходстве над молодыми охотниками они отнюдь не были уве-рены. Даже более того, двоих из них они немало побаивались – гиганта Хора и, как ни странно, низкорослого Лума. Не раз «старшаки» с удивлением наблюдали, как тот в силовых забавах юношей одолевал в борьбе всех, да-же того же Хора. В беге же, правда, только на самые короткие дистанции, измерявшиеся от одного куста до другого и равные приблизительно девя-носта и ста пятидесяти метрам, он вообще не оставлял никаких надежд сво-им соперникам, побеждая с очень большим отрывом от них. Сородичи часто подбивали самых сильнейших борцов и бегунов племени, а ими были «старшаки», вызвать его на состязание. Однако те отнюдь не торопились это делать.  Юноши не допускались к участию в силовых забавах «старшаков», а если допускались, то только в случае, если кто-то из последних сам желал вызвать кого-нибудь из молодых охотников на состязание. Конечно же, это делалось не с целью соблюсти возрастные категории, как, например, в со-временном спорте. Нет, просто «старшаки», слишком опасались, что обна-ружится силовое превосходство какого-нибудь молодого охотника над те-ми, благодаря кому в основном держалось господство «старшаков» в пле-мени, опасались, что это придаст ему дерзости, которая подтолкнет к не-подчинению им и пренебрежению другими законами. Однако, если дей-ствительно появлялся юный богатырь, способный одолеть сильнейших му-жей, а тем более вождя, то какие бы ни существовали правила, придуман-ные для того, чтобы он не узнал об этом своем превосходстве, со временем оно все равно становилось очевидно и ему самому и окружающим, пото-мучто не одни только состязания выявляли и показывали всем истинные мужские качества, но в не меньшей мере и охота, а охотились «старшаки» и юноши вместе. Чтобы обезопасить себя и выгодные им устои племени, «старшаки» торопились принять такого молодого охотника в свое привиле-гированное сословие. Поэтому появлялись восемнадцатилетние и даже семнадцатилетние «старшаки». Их называли «гераями». Как правило, имен-но они со временем становились вождями племени. Был «гераем» и Геран. Мог бы стать «гераем» и Лум, но ему не везло. Дело в том, что охота нома-риев преимущественно была чрезвычайно энергетически затратна. Особен-но часто они применяли такой способ, который называли «гонялками». За-ключался он вот в чем. Охотники делились на пять групп, которые распола-гались по кругу на расстоянии двух-трех километров друг от друга. По сути, это была ловушка. Она раскидывалась там, где уже находились животные, или с очень большой вероятностью должны были скоро появиться. Охотни-ки умело скрывались в густой растительности. Группа, к которой животное оказывалось ближе, чем к остальным, старалась незаметно подкрасться к нему на расстояние досягаемости броска дротика, чтобы завершить охоту в самом ее начале. Однако животное редко подпускало к себе настолько близко, поскольку такая ловушка располагалась, как правило, на открытой равнине, где довольно трудно было долго продвигаться незаметно. Вспуг-нутое животное бросалось прочь от людей и уже через несколько секунд не оставляло им никаких надежд в состязании на скорость. Но на сколько чело-век уступал четвероногому существу в быстроте, на столько же превосходил его по уму, придумавшему эффективные способы охоты. Нет, он не соби-рался состязаться в скорости с полным сил животным. Люди гнали его, уме-ло направляя в сторону соседней группы охотников. Те появлялись из своего укрытия, когда гонимое животное проносилось невдалеке мимо. Продол-жать гон была их очередь. Эту своеобразную эстафету они передавали тре-тьей группе, третья – четвертой, четвертая – пятой,    та – первой. Животное было вынуждено преодолевать неоднократно страшный для него губитель-ный круг, теряя скорость и становясь более досягаемо для дротиков. Изощ-ренная выдумка людей обеспечивала им выигрышное положение – пока одна группа гнала животное, остальные отдыхали. В конце концов, охотники догоняли изнуренное животное и поражали его своим смертоносным ору-жием или же, загнанное, оно падало и тоже становилось их добычей. По-добным образом люди порой охотились даже на целые стада оленей, косу-лей, овец, козлов, лошадей. Конечно, такой способ охоты требовал очень хорошего умения бегать длинные дистанции. Все мужчины-номарии были отличными, как бы сейчас сказали, стайерами и марафонцами. (Примеча-ние: стайерами называют бегунов, состязающихся на дистанциях от двух до четырнадцати километров, марафонцами – состязающихся на сверхдлинные дистанции – двадцать, тридцать километров и более). Естественно, что ком-плекцией своей они очень походили на современных спортсменов этих ква-лификаций – были сухощавыми. Правда, имели значительно более разви-тую верхнюю часть тела. Лум же обладал, как уже говорилось, мощным те-лосложением. Оно, конечно, было довольно массивно. Люди с таким тело-сложением, как правило, не могут хорошо бегать длинные дистанции. Ис-ключительно выносливый, Лум все же умел их хорошо бегать. Но не так хо-рошо, как соплеменники. Обычно он бежал последним. Зато никто другой не мог так близко, как он, подкрасться к животному и, неожиданно появив-шись из укрытия, пока намеченная жертва не успела опомниться, стреми-тельным спринтерским рывком сократить расстояние между собой и ею, чтобы сделать ее более легкой мишенью для своего дротика или копья. Од-нако номарии редко охотились таким способом, потому что были мало удачливы в нем. А когда охотились, то дротик Лума обычно первым насти-гал спугнутое животное. После этого оно сразу замедляло шаг или останав-ливалось, чтобы через несколько мгновений рухнуть, испустив дух. Это поз-воляло другим охотникам осыпать его дротиками. И потом никто из «стар-шаков» не соглашался признать, что главная заслуга в этой добыче принад-лежит молодому охотнику. Кроме того, всегда находился кто-то из них, кто нагло утверждал, что именно его дротик первым поразил животное. Лум же, с детства воспитанный непрекословить «старшакам», не смел оспорить тако-го лгуна. Когда охотились на медведя, наш герой думал, что появилась воз-можность показать всем свою силу, свою смелость. Но всех желающих вый-ти один на один с мохнатым свирепым великаном оттеснял большой люби-тель охоты на медведей Геран, потомучто победа над грозным повелителем леса очень поднимала авторитет мужчины среди соплеменников, а о своем авторитете среди них вождь проявлял немалую заботу.
      Чтобы сэкономить силы для преодоления больших расстояний, наши пу-тешественники использовали именно тот способ охоты, в котором Лум был как раз столь успешен. Почти всех животных, которых сумела взять эта груп-па охотников, добыл именно он. Часто Лум даже просил соплеменников оставаться на месте, поскольку убедился, что без них ему удается намного ближе подобраться к животным. С каждой новой добычей авторитет нашего героя среди товарищей возрастал. Особенно авторитет его возрос после вот какого случая.
     Однажды, когда они шли долиной, вдруг появились и окружили их очень крупные свирепые лесные волки. Стая оказалась на редкость большой: в ра-за три превосходила численность охотников. Если бы она напала, то поход наших путешественников скорей всего здесь бы и закончился. По всей ви-димости, волки эти еще никогда не сталкивались с людьми и не знали какую опасность представляют палки с острыми камнями на конце в их руках: ина-че вряд ли бы приблизились к такой большой группе охотников. Все же пока они не нападали, а только угрожающе яростно рычали, оскаливая свои страшные клыки: поначалу хищники испытывали некоторую нерешитель-ность, ожидая, как часто бывает в таких случаях у волков, когда кто-то из них первым набросится на врага – тогда и остальные все сразу набросятся. Как правило, роль смелого бойца, увлекающего личным примером стаю в атаку, брал на себя вожак. Лум знал это. По особенно крупным размерам одного волка, и по тому, как к нему жмутся некоторые явно боязливые сородичи, он угадал кто вожак. Наш герой решительно опередил его, метко метнув дротик. Дротик вонзился волку в бок. Лум устремился к тяжело раненому хищнику и добил того копьем. Стая, услышав жалобные скулящие визги сво-его вожака и, увидев его поверженным, пришла в ужас. Бросившись прочь от людей, волки скоро скрылись в ближайшем лесу.
     К девятнадцатому дню похода все попутчики Лума, даже «старшаки», стали относиться к нему как к своему предводителю, хотя сам он отнюдь не стремился к лидерству, а тем более к власти над другими. Но они явно же-лали видеть в нем своего вожака, ибо он внушал им чувство надежности и уверенности в будущем.

4

     Охотники останавливались на ночевку задолго до наступления сумерек: требовалось немало времени для подготовки к ночлегу. 
     Завершался двадцать восьмой день путешествия. Место, к которому при-близились наши искатели приключений, идеально подходило для ночевки: они подошли к огромному вековому дубу, под большими ветвями которого можно было укрыться даже от проливного дождя. Рядом с дубом росло не-сколько мелких, ниже роста человека, дубков. В шагах ста отсюда темнела чаща дубняка, где можно было набрать сколько угодно хвороста для кост-ров (охотники жгли пять-шесть костров, располагая их по кругу, в середине которого спали). Между этим лесом и упомянутым выше дубом находился густой кустарник с едва возвышавшимися над ним молоденькими деревца-ми. При боковом освещении лес был в основном затемнен, и на его фоне очень ярко и красиво выделялись некоторые крайние деревья, попадающие под прямые лучи солнца. Набегающие дуновения северного, но теплого ветра, мягко колыхали листву деревьев и кустарника, шумели в ветвях дуба, около которого остановились путники. Лес был слева от них. Справа, в двух-трех тысячах шагов отсюда темнел другой лес, преимущественно хвойный. Между лесом слева и лесом справа ярко зеленела равнина.  К западу она простиралась до низких гор на горизонте, сейчас коричневато-синих, места-ми лиловых. Ослепительно сияющий диск солнца уже был близко от их вершин, но время заката еще не наступило, хотя его приближение уже пред-вещали розоватые и рыжеватые оттенки на краях облаков в голубом небе. Охотникам казалось, что вся трава на равнине перед ними сама собой све-тится. Такое впечатление было оттого, что довольно низкое уже солнце про-свечивало каждую травинку.
     Набежал новый легкий порыв ветра, принесший с собою запах влаги. 
     «Вода? Да, вода. Может, там река? – подумал Лум. – Хорошо бы иску-паться сейчас».
     Охотники сбросили с плеч сумы, скатки, положили рядом с ними оружие и, взяв с собой только копье или палицу, пошли в дубняк собирать хворост. У дуба остались только Молон и Мард. Они деловито уселись на землю, рас-чистили на ней между собою от травы маленькое местечко и положили на него собранную по пути сухую траву. Мард положил на нее тоже подобран-ные по пути две сухие палочки и стал держать их. Кончик третьей палочки Молон вставил между ними и, удерживая ее вертикально, принялся энер-гично в ладонях вращать вправо-влево. Так трением добывался огонь.
     – Держи прямее, прямее держи… Ну-ка дай я начну, – сказал недоволь-но-поучающе Мард.
     – Ты сам держи свои палочки получше: покрепче сжимай, чтоб не расхо-дились, – ответил Молон, и работа пошла.
     Из наших путников только эти двое занимались добычей огня, так как оказались наиболее способными к этому. С каждым разом сноровка их воз-растала. Они уже так наловчились быстро добиваться желаемого результата, что восхищенные друзья говорили, что, когда они вернуться в родное стой-бище, то у номариев уже не будет надобности жечь постоянно костер, по-скольку они расскажут им об удивительном умении Марда и Молона. 
     Скоро около дуба выросла большая куча хвороста. Молон и Мард уже раздували появившийся огонек и осторожно подкладывали на него пучки сухой травы и тоненькие веточки. Пламя разгоралось. Остальные охотники, освободившиеся от своего занятия, окружили Марда и Молона и с радост-ным волнением наблюдали за чудом рождения огня. Уже горел маленький костер. Охотники не собирались делать его больше: пока нужно было лишь поддерживать пламя. Вокруг того места, где располагались на ночлег, сло-жили пять небольших куч хвороста. Их подожгут, когда сгустятся сумерки.
     Охотники начали ужинать. Достали из сум остатки жареного мяса и при-нялись есть. Только один Лум не стал этого делать: он был сыт, потому что, пока шел по полю, часто ловко ловил выпрыгивающих из-под ног крупных кобылок, которых тут же отправлял в рот. Попутчики его брезговали есть насекомых. Поэтому с жадностью ели сейчас.
     Куда больше, чем есть, Лум хотел освежиться водой. Нет, не пить: с пол-часа назад им попался по пути ручей, и они вдоволь утолили жажду. Им владело сейчас большое желание окунуться в чистую прохладную воду. Лум знал, что она есть поблизости: в запахе хвои и других запахах, приносимых сюда порывистым ветром, снова и снова чувствовался запах проточной во-ды. По-видимому, река протекала около находящегося на северной стороне леса или в его глубине, близко от края. Лум звал с собой товарищей. Те ска-зали, что обязательно тоже пойдут купаться, как только съедят свои запасы пищи. Это не так уж быстро можно было сделать, поскольку мясо первобыт-ные люди обычно не дожаривали и нужно было немало времени, чтобы его хорошо прожевать. Лум не собирался их ждать.
     Отправившись на поиски воды, он ощутимо облегчил груз, который нес в пути: оставил здесь скатку, дротики, вынул из сумы и положил на траву за-пасные наконечники, резец и рубило. Последний, весьма важный предмет обихода первобытных людей и более тяжелый, чем любая другая вещь, ко-торую несли наши путники, был один на всю группу. Его несли по очереди. Сегодня была очередь Лума. Вынув почти все содержимое сумы, он, одна-ко, не оставил кусок мяса, ничуть не уверенный, что найдет его, когда вер-нется.
     По мере того, как шел, он с каждым порывом ветра все явственнее чув-ствовал запах воды.
     Любой человек в те времена, приближаясь с открытого места к лесу, осо-бенно незнакомому, обычно испытывал невольное напряжение, а то и страх, ведь там мог находиться подстерегающий его хищник, который хорошо ви-дел подходящего человека, но сам ему не был заметен. Подобное чувство начинало овладевать понемногу и Лумом, несмотря на то, что в набегающих волнах воздуха запах зверя вроде бы не чувствовался. Охотник знал, что гамма ощущаемых запахов бывает коварно-обманчивой, что запах животно-го может теряться в других запахах, из-за чего не раз приходилось упустить добычу или столкнуться с неожиданной опасностью.
     Он вошел в лес. Здесь уже было сумрачно, как вечером. На Лума сразу же налетело великое множество комаров. Комариный сезон был еще в самом разгаре. В лесу, да к тому же вблизи реки этих легкокрылых кровососущих тварей было особенно много. Конец весны и начало лета они безраздельно властвовали на огромной части территории Европы. Наш герой, как и все люди тогда, вынужденные жить в окружении бесчисленных полчищ этих назойливых бессовестных созданий, настолько привык к ним, что даже не отмахивался. Тем не менее встреча с мириадами комаров была, конечно, отнюдь не из приятных, особенно сейчас, когда за последние дни успел не-сколько отвыкнуть от них, поскольку шли путники в основном по безлесным равнинам, опаленным солнцем и обдуваемым ветрами, ночевали тоже на открытых местах да к тому же в окружении костров.
     Комары напали на охотника с такой яростью, словно целый день только его и ждали. Лум даже стал отмахиваться. Но как ни досаждали ему крыла-тые паразиты, он мгновенно забыл о них, едва учуял запах человека, донес-шийся с новым порывом ветра, зашумевшим в вершинах сосен, осин, берез и елей. Здесь, внизу леса, порыв ветра почти совсем не ощущался, но даже малейшего движения воздуха, которое все же прошло между стволами, хва-тило, чтобы острое обоняние уловило этот запах. Охотник явственно разли-чил его среди преобладающих здесь запахов хвои, коры и мха. 
     Номариям не часто доводилось встречаться с людьми иного племени. Обычно такие встречи воспринимались как неприятная и даже опасная неожиданность. В большинстве случаев заканчивались они боевыми столк-новениями. Обычно охотник видел в иноплеменнике охотничью добычу. Ес-ли же чужак забрел на территорию его племени, пусть даже случайно, он вдобавок внушал к себе ненависть как дерзкий враг.
     Учуять сейчас запах человека было для нашего героя тем большей неожиданностью, что он не сомневался, что до ближайшего становища неандертальцев еще идти и идти. Лум вперил взгляд в чащу и далее стал продвигаться сквозь заросли подлеска с предельной осторожностью, стара-ясь не произвести ни малейшего звука. Иноплеменник мог бы догадаться о его приближении раньше, еще когда Лум только вошел в лес, если б того не выручила приобретенная с детства привычка, свойственная всем первобыт-ным людям, жившим в лесной полосе: они умели ходить по лесу бесшумно, особым образом ставя при ходьбе стопу и избегая наступать на то, что может хрустнуть. Теперь движения охотника стали напоминать движения крадуще-гося хищника. Набегающий порой шум в вершинах деревьев помогал ему оставаться незамеченным чужаком, также, как и направление ветра, отно-сящего запахи в южную сторону.
     Скоро в чаще просветлело. Запах человека стал заглушаться сделавшими-ся более ощутимыми запахами сырого песка, прибрежной гнили. Теперь стволы деревьев выделялись темными силуэтами на фоне широкого просве-та, пролегшего в лесу длинной полосой. Там находилось свободное про-странство, внизу которого протекала река. Самой ее не было видно, так как она имела высокие берега. Между деревьями стал заметен верх противопо-ложного крутого берега, тоже поросший смешанным, преимущественно хвойным лесом.
     И вдруг Лум увидел его. Он стоял спиной к нему между двумя соснами на краю берега: мускулистая коренастая фигура, опершаяся рукой на сукова-тую дубину. «Чомо!» – внутренне вздрогнул и поразился Лум, хотя именно неандертальца и ожидал увидеть. Какая широченная спина, какие могучие плечи! А шея, как у быка. Наш герой привык видеть преимущественно высо-ких худощавых кроманьонцев. Поэтому телосложение чужака произвело на него большое впечатление. Удивили и почти совершенно белые волосы на его голове. Лум замер, рассматривая незнакомца. 
     Но испуг, удивление быстро сменились другим чувством. Это чувство едва ли отличалось от того, какое испытывает охотник, увидев существо, которое может быть его добычей. Лум даже обрадовался при мысли, что наконец удастся отведать человеческого мяса. Многие соплеменники, которым до-велось когда-то его испробовать, говорили, что оно очень вкусное. Впрочем, по мнению других, в нем ничего нет особенного – мясо, как мясо, на каба-нину похожее. Многие же утверждали, что недопустимо человеку есть чело-века: разве, дескать, можно уподобляться хищным зверям. Ведь человек все-таки не животное. Люди считают себя выше животных. Любой номарий оскорбится, если его животным назовут или хотя бы сравнят с ним. Так по-чему же человек в поступках своих часто ничем не лучше хищного зверя?! Нет, не должен человек есть человека! Наш герой был готов согласиться с такими доводами, но им уже овладел азарт охотника. Он представил, как друзья обрадуются, будут хвалить его за новую охотничью добычу, а глав-ное, за то, что он убил презренного чомо. И правда, как не радоваться?! За-пасы мяса закончились. И если удастся овладеть этой добычей, то завтра не придется изнурять себя охотой.
     Луму удалось настолько близко подкрасться к незнакомцу, что он мог бы поразить его, даже не утруждая себя броском копья.
     Вблизи мускулатура неандертальца производила еще более внушитель-ное впечатление. Мышцы бугрились под удивительно белой кожей, усы-панной множеством родинок. Спина и ноги были покрыты волосами, не бо-лее густыми и длинными, чем у тех сородичей Лума, что отличались волоса-тостью, то есть, не в большей мере, чем у имеющих это качество современ-ных людей. Однако волосатость соплеменников Лума бросалась в глаза, по-скольку волосы очень заметно чернели на теле. Но волосы на теле неандер-тальца были настолько светлыми, что Лум смог их увидеть, только подойдя так близко.
     Наш герой окинул незнакомца привычным взглядом охотника, выбира-ющего место, куда лучше направить копье, чтобы поразить жертву наверня-ка и не сломать кремневое острие о кости. Но он вдруг почувствовал, что не может ударить смертоносным оружием человека, не причинившего ему зла, не угрожающего ему, да к тому же находящегося к нему спиной.
     В те времена люди имели весьма смутное представление о честности, благородстве. Но и тогда было немало людей по природе своей честных и благородных, совершавших порой поступки вполне соответствующие ны-нешней допропорядочной морали. Благодаря им понятия честности, благо-родства постепенно закрепились в правилах нравственности общества. Но это произошло гораздо позже описываемого нами времени. Наш герой по природе своей тоже был человеком неплохим: честным, чуждым коварства, жестокости и многим другим порокам. Он не способен был нанести подлый удар. В этот момент ему стало ясно и то, что он никогда не сможет есть чело-веческое мясо. Луму мгновенно вспомнились трупы людей, которые он ви-дел. Его передернуло при мысли, что придется есть такое. Нет, он не будет убивать незнакомца. Но надо скорее сообщить друзьям, что чомо не где-то далеко, а уже здесь, рядом. Они этого не знают, а значит, в большой опасно-сти. Ведь вряд ли чужак здесь один. Наверное, поблизости есть другие.
     Наш герой начал двигаться обратно. Однако нельзя было выпускать чу-жака из виду. Поэтому стал отходить, не поворачиваясь к нему спиной. А ид-ти таким образом бесшумно было, конечно, куда труднее, чем, крадучись вперед. Буквально через шага два-три под ногой Лума что-то хрустнуло. Не-знакомец вздрогнул и мгновенно повернулся к нему лицом.
     «И правда, чомо!» – мысленно воскликнул наш герой, хотя, как мы знаем, он до этого и не сомневался, что видит неандертальца. «Какой страшный! Дикий какой! – поразился он. – Какие брови! Как бугры». И тут же вспомнил свое отражение, которое видел, когда пил из водоемов со стоячей или мед-ленно движущейся водой. Оно никогда ему не нравилось. Лум знал, что не красив, что похож на чомо. Он всегда старался не глядеть на свое отражение или разбивал рукой зеркальную гладь воды. Он знал, что есть соплеменни-ки тоже похожие на чомо. Но он, пожалуй, был похож на них больше, чем другие. В ребячьей компании ему даже дали кличку: «Чомик». Сейчас Лум обрадовался – оказывается не так уж он похож на чомо. Есть кто-то еще не-красивее его, с еще более звериными чертами. Вряд ли можно согласиться с тем, что наш герой был так некрасив, как ему казалось. Что же касается внешности незнакомца, то черты лица его были резче, грубее. И вообще все признаки неандертальца он, конечно, имел более выраженные. Лума пора-зила его выпуклая, могучая грудь. Между двумя буграми мышц свисал большой нечеловеческий зуб на прочной нити из жилы животного, надетой на мощную шею.
     В глазах незнакомца были удивление, страх. Затем появилась злость. Возмущенно-презрительно выпятив нижнюю губу, он сказал что-то непонят-ное на своем языке. Слова прозвучали грубо и как-то необычно.
     Еще больше, чем внешностью и речью, незнакомец поразил своим пове-дением. Несмотря на явно враждебный взгляд, палицу, которую крепко сжал в руке, как только увидел Лума, он почему-то выпустил, и она упала на землю. Но это отнюдь не был миролюбивый жест. Неандерталец сжал кула-ки и воинственно выпятил грудь. Было похоже на то, что он вызывает на ку-лачное единоборство. Лум куда больше ожидал, что он нападет на него с дубиной. Нашему герою не составляло сейчас труда воткнуть ему копье в живот. И для этого теперь вроде бы было достаточное основание: вел себя незнакомец вполне агрессивно. Лум, однако, почувствовал, что не может применить оружие против безоружного человека, в действиях которого не очень-то угадывается намерение покуситься на его жизнь: иначе зачем ему было разоружаться? Незнакомец вызывает сразиться в кулачном бою? Ну и хорошо. Разве он, Лум, когда-нибудь уклонялся от этого? Разве он не умеет драться?
     Наш герой положил на землю копье, сбросил с плеча суму и тоже стал в стойку кулачного бойца того времени, над которой посмеялся бы любой со-временный боксер. Стойка и неандертальца, и кроманьонца ничуть не отли-чались. Ни один не повернулся боком к противнику. Они стояли прямо про-тив друг друга, и никто не прикрылся руками. Незнакомец первый пошел вперед. Они принялись обмениваться сильнейшими боковыми ударами, наносимыми с замаха, с точки зрения техники современного бокса, мало эффективными, поскольку их легко отбивать.
     Лум почувствовал, что противник ничуть его не сильнее. Наш герой и не предполагал, что мощностью телосложения вряд ли ему уступает. А роста они были почти одинакого.
     Физиономия неандертальца, и без того диковатая, сейчас, искаженная свирепой гримасой, стала звероподобной и еще более устрашающей. Впро-чем, генетически близкий ему Лум, сейчас тоже вряд ли отличался от него лицом.
     Неизвестно сколько бы они так обменивались ударами, если бы незнако-мец, видя их бесполезность, не перевел кулачный бой в борьбу, в чем, ви-димо, был силен. И это было его ошибкой, потому что он не мог успешно соперничать с Лумом в борьбе, ибо большой палец руки неандертальцев был менее развит, чем у кроманьонцев. По этой причине неандерталец уступал в силе захвата. В борьбе же захват, как известно, чуть ли не самое главное. Кроме того, надо учитывать, что наш герой, как говорилось выше, был лучшим борцом среди молодых номариев. Впрочем, достаточно вос-пользоваться своим борцовским преимуществом тому не удалось: он настолько был взволнован неожиданной встречей, неожиданной схваткой со слишком необычным существом, что совершенно забыл в этот момент все приемы, которые знал, а приемов в арсенале кроманьонских борцов было уже немало. Все его старания сейчас сводились только к тому, чтобы пересилить руки противника, освободить их от хватки и ударить его кулаком в голову. Только пятый-шестой удар получился достаточно сильный. Про-тивник упал на землю.  Лум оседлал его верхом и нанес еще пару ударов, чтобы закрепить победу. Неандерталец сразу обмяк и перестал сопротив-ляться. Лум встал, хотел торжествующе издать боевой клич номариев, но удержался от этого, вовремя вспомнив, что поблизости могут быть другие чомо. 
     Он глядел на поверженного противника и раздумывал, как поступить с ним, когда тот придет в себя. Были и другие мысли. Продолжал недоуме-вать, почему незнакомец так безбоязненно разоружился перед вооружен-ным чужаком? Напрашивалось только одно предположение: он принял его за своего – причина в большом сходстве его с неандертальцами: Лум знал, что в некоторых племенах существует закон, запрещающий использовать оружие против сородичей. Но он знал также, что неандертальские племена ожесточенно враждуют друг с другом, как и кроманьонские. А значит, неан-дертальцы, как и кроманьонцы, любого чужака, пусть тот и их расы, воспри-нимают как врага. Не может быть, чтобы он, Лум, оказался настолько похож на кого-то из сородичей незнакомца, что так сильно ввел его в заблуждение. В любом племени есть люди, похожие друг на друга, иные даже очень. Но ведь они родственники, близкие или дальние. А он не только не родствен-ник незнакомца, а вообще человек иного племени, даже иной расы.
     Лума начало удивлять, что побежденный все не приходит в себя. Наш ге-рой не раз отправлял в нокаут тех, с кем состязался в рукопашном бою. Он хорошо знал, какие глаза у оглушенного. Они полуоткрыты, зрачки мутные. А у этого глаза широко раскрыты, зрачки чуть закатились к бровям. И какой-то холодный блеск в них. Да и почему он все не приходит в себя?! Уж пора бы. «Так он же не дышит!» – удивился Лум. Задержал взгляд на его груди. Она даже слегка не приподнималась. И тут Лум вспомнил, как однажды в дружеском кулачном бою погиб один соплеменник, сильный боец.
     Озабоченно-взволнованно наш герой опустился на колени рядом с незна-комцем. Положил руку на большие, выпуклые, упругие мышцы груди. Она была совершенно недвижима. Но тело было еще теплое. Это дало некото-рую надежду, что неандерталец все-таки жив. Лум втянул ноздрями воздух и почувствовал запах живого человека. Тем не менее сомнений не осталось: тот был мертв – просто не успел еще остыть, даже не побледнел еще. Наш герой не ошибся: побежденный им человек действительно скончался – предпоследний мощнейший боковой удар оказался для него роковым. Од-нако Лум не только не обрадовался оттого, что убил чужака, а, напротив, ис-пытал искреннее сожаление, даже чувство вины, хотя по понятиям, приви-тым ему с детства, должен был торжествовать победу и гордиться. Он не-вольно вспомнил о своих каннибалистских намерениях. Они показались ему сейчас совершенно непонятными и дикими. Лум решил даже не говорить сородичам о том, что убил чомо, иначе те непременно придут сюда, чтобы забрать его, поджарить и съесть. Но предупредить о близости чужаков их надо. И как можно скорее.
     Он вернулся к своим вещам. Надел через плечо суму, взял копье и уже сделал пару шагов в направлении временной стоянки, но вдруг остановился как вкопанный, ибо произошло то, что его сразу заставило забыть и о своем намерении идти обратно, и о поверженном противнике, и обо всем на свете. До Лума снова донесся запах человека, на этот раз запах женщины. Он по-действовал на измученного длительным воздержанием, жаждущего жен-ского тела юношу так, как действует запах самки на ошалевшего от неуто-ленной страсти самца. Дурманящий, возбуждающий запах донесся с новым порывом ветра. Он ошеломил юношу, захватил всего, пленил и повлек к се-бе. Сознание, что любая женщина чомо доступна ему, удесятеряло его страсть. 
     Здесь, ближе к свободному пространству речного русла, дуновения ветра были ощутимее, чем в чаще. Деревья росли реже. Прямо напротив Лума, на другом берегу, сосны, осины, ели тоже росли не часто и подлеска среди них почти не было. Если бы женщина находилась там, то он бы уже увидел ее, а она его, сообразил Лум. Нет, по всей видимости, она приближалась не-сколько правее, и их друг от друга скрывал сейчас подлесок, густые заросли которого снова начинались в нескольких шагах от Лума.
     «Уж не на встречу ли с ним она идет? – догадался наш герой и подумал: –  Если б она видела, как мы дрались, то не шла бы сюда. Да и звать бы своих стала, конечно».
     Лум поспешил скрыться в зарослях подлеска. С величайшей осторожно-стью, совершенно бесшумно пробираясь через эти заросли, он спустился в тоже заросшую мелкими деревцами и кустарником лощинку, выходящую прямо на отлогий песчаный берег к воде, и пошел далее. Прямо перед ним сквозь мелкосетчатые просветы в гуще ветвей замелькало что-то белое. Наш герой понял, что женщина спускается с крутого противоположного берега. Еще через несколько шагов он увидел ее. Она уже стояла на белом песчаном пляже, таком же, какой светлел на этом берегу перед кустами, за которыми скрывался юноша.
     Первое, что бросилось в глаза, это рыжие волосы на голове и необычайно белое тело. Она была молодая широкая, плотного телосложения женщина. В правой руке держала копье. Хотя Луму, как и большинству его сверстни-ков, несравнимо больше нравились девушки и женщины гораздо более изящные, она так поразила его своей красотой, что он сразу необычайно сильно захотел овладеть ею. В то же время появилось сильное желание именно ее на всю оставшуюся жизнь сделать своей единственной женщи-ной. Все, его поход за женщинами закончился. Он возьмет ее и вернется с нею в племя. Такое решение неожиданно возникло в его голове.
     Еще больше она приковала к себе восхищенный взгляд юноши, когда неожиданно небрежным движением свободной руки развязала набедрен-ную повязку, и та упала на песок ей под ноги.
     Женщина подошла к воде и стала медленно входить в нее. Расстояние не препятствовало нашему герою любоваться красотой незнакомки: ширина реки была локтей пятьдесят-шестьдесят, а от него до края берега, на кото-ром он находился, было шагов десять.
     Темная вода отражала лес на противоположном берегу. Когда незнаком-ка стала входить в зеркальную гладь, это отражение заколыхалось, заряби-ло, появилось неверное белое отражение женщины. По всей видимости, чу-жеземка намеревалась перейти реку вброд. Похоже, здесь она была неглу-бока. И правда, незнакомка дошла уже до середины, а вода поднялась лишь немного выше ее колен. Наш герой, поглощенный созерцанием красо-ты женского тела, только сейчас перевел взгляд на ее лицо и снова был по-ражен. Он ожидал увидеть грубые некрасивые черты, подобные тем, какие увидел у неандертальца. Но, должно быть, природе угодно, не особенно утруждаясь при создании существ мужского пола, быть более благосклон-ной к слабому полу. Возможно, поэтому во всех видах фауны женские особи своим обликом куда более соответствуют эстетическим нормам. Черты незнакомки не были такими крупными и резкими, как у ее собрата. И уж точно, не были они грубыми. Напротив, ее черты были как бы сглаженными, смягченными в сравнении с его чертами. Они были даже нежными и при-влекательными. Даже современный искушенный ценитель женской красоты счел бы лицо этой неандерталки, если не вполне красивым, то миловидным наверняка. На шее чужеземки висели бусы из мелких зубов животных, кото-рые удивительно шли к ее лицу. Подобное украшение носили многие со-племенницы и соплеменники Лума. Но никто из них не носил того, что он увидел на груди незнакомки и ее собрата – зуб животного, свисавший на жиловой нити с шеи. Этот амулет – Лум еще не знал, что это такое – висел у нее на шее, кроме бус.  
     Наш герой продолжал страстно любоваться чужеземкой. Пылкого юношу все сильнее охватывало желание сделать ее своей женщиной. Но вдруг его словно толкнула досадная, горько-отрезвляющая мысль, которая вырвала душу из объятий сладостного впечатления, вернула к реальности: придется применить грубое насилие к так понравившейся ему женщине. Надо будет ее схватить, связать (лыковая веревка лежала в суме – как и его спутники, он уже приготовил ее по дороге). И конечно, незнакомку придется оглушить кулаком, чтобы она не сопротивлялась, не звала на помощь. Но сможет ли она после этого полюбить его в дальнейшем? А ему так хотелось, чтобы она его полюбила, чтобы у них всю жизнь были добрые, исполненные взаимной любви отношения, какие он с завистью видел у некоторых семейных пар в своем племени. У большинства же номарийских супругов взаимные отно-шения были слишком далеки от этого. И он знал почему: женщины подверг-лись насилию с самого начала брачной жизни. Наш герой испытал сожале-ние, близкое к отчаянию. Ему так не хотелось оскорблять грубой силой эту прекрасную чужеземку! Но ситуация, в которой приходилось овладевать ею, совершенно не оставляла возможности обойтись без применения силы. Тем не менее молодой человек надеялся обойтись без крутых мер, как-то сгово-риться с незнакомкой. Но как?! Ведь он не знает языка ее племени. Выше уже говорилось, что наш герой выделялся среди соплеменников умом. Он мгновенно придумал каким образом действовать, чтобы сразу расположить к себе женщину и обойтись без насилия. Правда, надежда на это была не очень большой. Все же Лум хотел использовать хотя бы один шанс. Он ре-шил выйти к незнакомке без копья. Увидев его безоружным, она, вряд ли сильно испугается, а поскольку сама с копьем, то, возможно, не бросится бежать и не станет звать на помощь. А если она ударит его копьем?! Ну так что же, – он увернется и перехватит копье. Он это умеет. Однако это уже бу-дет началом боевой схватки. Затем придется действовать еще более грубо. Нет, это не допустимо! Надо попытаться по-другому. Возможно, получится. Ему поможет один очень весомый аргумент. Вдруг, и правда, получится.
     Женщина уже вышла на этот берег. Только сейчас Лум разглядел, что ее тело тоже все покрыто недлинными светлыми волосами, как у того неандер-тальца. Эта странная особенность неандертальской женщины не только не отпугнула Лума, а напротив, он увидел в ней пикантное дополнение к ее красоте.
     Она остановилась на песчаном пляже и стала внимательно всматриваться перед собою, переводя взгляд то влево, то вправо. При этом широко разду-вала ноздри, принюхиваясь.
     «Его ищет», – догадался Лум. И правда, недоуменный, нетерпеливый взгляд женщины явно говорил о том, что она кого-то желает увидеть здесь и не понимает, почему тот до сих пор не объявился перед нею.
     – Либ дате бута тат?! – громко сказала она, и голос ее прозвучал отнюдь не грубо, как у того неандертальца, а даже мелодично, очень приятно, как показалось нашему герою.
     Вдруг она вперила взгляд прямо в то место, где скрывался Лум. «Все, увидела меня. Надо выходить», – понял он. В этот момент храбрый юноша неожиданно испытал странную, еще незнакомую ему нерешительность и продолжал оставаться на месте.
     Незнакомка хитровато прищурила глаза, игриво-ласково усмехнулась и что-то сказала, рассмеявшись.
     «Меня принимает за него – она же меня плохо видит. Думает, что он нарочно спрятался от нее – играет вроде», – понял Лум и в этот момент ре-шился выйти.
     Вид, в каком он предстал перед нею, мог бы рассмешить любого. Пред-ставьте выскочившего из кустов юношу, на котором единственное, что было – лишь кожаная сума на боку. Конечно, он не был из числа тех его сопле-менников, о коих говорилось выше, которые, несмотря на возраст, не обре-ли стыдливости. Нет, он просто совершенно забыл о своей наготе. Дело в том, что еще в самом начале путешествия Лум, как и его спутники, снял за ненадобностью набедренную повязку и сунул ее в суму. Но она занимала в ней слишком много места, необходимого для запасов мяса. После первой же удачной охоты все путешественники выбросили свои набедренные шку-ры, не сомневаясь, что в случае необходимости быстро обзаведутся новыми. Со временем они перестали замечать свой, в общем-то, обычный для пер-вобытных охотников походный наряд и даже совершенно забыли о нем. Иначе наш герой вряд ли бы набрался наглости появиться в таком виде пе-ред женщиной, пусть и неандертальской.
     Выйдя из зарослей, он, добродушно, приветливо улыбался во всю ширь своего неандертальского лица. Ее реакция его приятно удивила. Она ничуть не испугалась, а лишь изумленно вскинула брови. Даже не направила на не-го копье. «Она меня тоже принимает за своего!» – обрадовался Лум.
     – Бем пева мува? – произнесла женщина. По вполне понятной причине он, конечно, предпочитал отмалчиваться. Она снова сказала что-то, на сей раз каким-то насмешливо-понимающим и недовольным тоном.
     «Болтает со мной прямо, как со своим. Должно быть, и правда, я очень похож на кого-то из ихних», – с радостью думал Лум. Но он ошибался. При-чина того, что незнакомка его не испугалась, была в другом. Эта причина от-кроется в дальнейшем повествовании.
     Наш герой поспешил подкрепить удачу тем аргументом, о котором мы упоминали и на который он рассчитывал более всего. Этот аргумент нахо-дился в его дорожной суме и представлял собою большой кусок жареного мяса. Лум достал его и протянул незнакомке. Она схватила кусок свободной левой рукой и стала жадно есть. Вскоре взяла и правой. Копье упало на пе-сок. Лум преодолел соблазн воспользоваться этим и еще раз решил ни в ко-ем случае не прибегать к насилию. Жуя, она благодарно поглядывала на не-го и время от времени, насколько позволял набитый рот, улыбалась. Он же, глядя как быстро убывает аппетитный кусок, торопливо, напряженно сооб-ражал, как действовать, когда мясо совсем исчезнет. Но ничего придумать не мог. И вот она поглотила весь его аргумент и стала облизывать и обсасы-вать испачканные жиром пальцы. Он почувствовал, что наступил критиче-ский момент и уже нужно что-то решительно предпринять, но по-прежнему не знал что. «Надо заговорить с ней! Но я же не знаю их языка!» – почти с от-чаянием думал он.
     Она подняла на него большие серые глаза. В них было удовольствие сы-тости. Женщина окинула его помутневшим взором. Она не могла не видеть, как сильно выражено его страстное стремление к ней. Глаза ее томно полу-закрылись, в них заиграли искорки ответного нескромного чувства. У него появилась смутная догадка, что, возможно, слов никаких и не понадобится. Но ему от этого не стало легче, потому что его охватил непонятный страх. Храбрый юноша, способный выйти один на один с самым грозным хищни-ком, неожиданно для себя поддался страху, но иному, не тому, которому обычно поддаются люди при встрече с обычной опасностью. Это был страх совсем другого рода, еще неведомый ему. Он тоже подавлял волю. «По-пробуй обнять ее – вот и все. Говорить, кажется, и не надо совсем», – под-сказывал ему внутренний голос. Но Лум не мог сделать и малейшего дви-жения к ней – не то что обнять.
     Приглушенным и прерывающимся от волнения голосом, она что-то ска-зала нежно. И хотя Лум опять, конечно, не понял слов, ему стало совершен-но ясно, что такие слова говорят перед началом любовных ласк. Тем не ме-нее наш герой испытывал сейчас еще большую нерешительность, чем тогда, когда собирался выйти к ней. Но почему? Разве он не мечтал о близости с женщиной? Еще как мечтал!  Но все, что он мог       позволить    себе в этом    своем        стремлении – это лишь надеяться, что его ожидания не продлятся слишком долго, что наконец кто-то уступит ему немолодую надоевшую же-ну, а покуда ему оставалось мучить себя жгучими грезами неутоленного во-жделения. И вот сейчас перед ним такая женщина, о которой он и не мечтал даже. И кажется, его влечение к ней взаимно. Но тот непонятный страх слов-но сковал его. Даже сейчас, когда незнакомка явно млела от страсти, явно была готова отдаться ему. Он боялся, что неправильно истолковал ее слова, ее взоры. Ему казалось, что она оттолкнет его с возмущением, повернется и уйдет. И рухнет его надежда на счастье с этой удивительной женщиной, рух-нет все для него. Неуверенный в себе, лишенный в прошлом какого-либо опыта в любовных отношениях, юноша был ошеломлен неожиданно воз-никшей возможностью реального сближения с женщиной и потому совер-шенно растерялся. Она же теперь смотрела на него удивленно-непонимающим, призывным взглядом. Вдруг женщина шагнула к нему. Он ощутил ее мягкое теплое тело, ее объятия и окунулся в ее большие мягкие губы. О, он и не подозревал, что уже лишь поцелуй женщины ошеломляю-ще сладостен!
     Не выпуская друг друга из объятий, они опустились на песок пляжа и для нашего героя началось путешествие в сказку, о которой он так долго мечтал. 
     Она была ненасытна, ненасытна также, как и он. В дивных наслаждениях молодые любовники провели остаток дня и большую часть ночи, забыв обо всем остальном на свете, даже о ежеминутной опасности нападения хищни-ков, которая всегда была велика, а ночью особенно. Не замечали даже окружавший их густой рой комаров, которых на берегу рек, да еще в такое время, просто несметное множество, и которые здесь особенно злы. И правда, как и предполагал Лум, слов ему не понадобилось. Только под са-мое утро любовники успокоились и, не выпуская друг друга из объятий, за-снули.

5     

     Проснулся наш герой, когда уже совсем рассвело. Множество солнечных лучей пронизало лес вокруг. Ярко зеленели листва, хвоя на ветвях деревьев. Стволы сосен горели бронзовым оттенком. Над верхушками деревьев сияло голубое небо. В темной водяной глади реки отражались лес, небо и над этим отражением поднимался белый пар.
     А где же возлюбленная?! Ее нет здесь! Лум вскочил на ноги, стал бросать во все стороны встревоженные ищущие взгляды и нигде ее не видел. Он взвыл от огорчения и досады. 
     На песке были ее следы, уходящие в реку. Она ушла к своим. Она ушла! Она бросила его! Даже не разбудила, чтобы попрощаться. Не разбудила, по-тому что боялась, что он не отпустит ее. Значит, не хочет продолжения их от-ношений. Значит, он не понравился ей!
     Молодым человеком овладело отчаяние. У его ног лежало копье, ее ко-пье. Почему она оставила его? Конечно, она взяла с собой на свидание ко-пье, потому что небезопасно идти одной в лесу. Возможно, ее стойбище со-всем не близко отсюда. Счастье, что ее сородичи не появились здесь, когда они предавались любовным ласкам. Соплеменники не пришли искать ни ее, ни того парня, которого нечаянно убил он, потому что знали, что те пошли на свидание и потому не вернулись ночевать в стойбище. Наверно, так. Но за-чем она оставила свое копье? Забыла? Нет. Не могла забыть: кто забудет об оружии, когда нужно идти по лесу? Она оставила копье ему. Потому что ду-мала, что он безоружен: она же не знала, что его копье лежит здесь побли-зости, в зарослях. Это забота о нем! Она боялась оставить его без защиты оружия. Она не испугалась риска пойти обратно без копья. Ради него. Зна-чит, он совсем не безразличен ей! Мысль об этом умерила огорчение, при-ятно согрела душу, наполнила ее надеждой. Он сейчас же пойдет искать ее! Он найдет ее! Да, но там ее соплеменники. Они, конечно, не обрадуются ему. Придется драться. Ну что ж, он будет драться. Ради такой женщины стоит. Да, но он же один… А сколько их? Не один, не два, а больше. Но раз-ве он один?! Он же не один! 
     Только сейчас Лум вспомнил о своих соплеменниках, отправившихся с ним добывать женщин. Да, сейчас он позовет их! О, они обрадуются. Он с ними нагрянет на чомо. Вряд ли чомо больше их. Они низкорослые все. А номарии все быки. Да к тому же ударят неожиданно. Мужчины чомо не вы-держат. Им конец. А все женщины их достанутся номариям. Да, но это же война… Возлюбленная возненавидит его как врага. Разве он этого хочет? Нет, он этого не хочет! Как же быть?!
     Расстроенный, словно обессиленный Лум опустился на песок пляжа. Им начинало овладевать отчаяние. Но вскоре он приободрился духом, потому что у него появилась идея, которая ему показалась очень хорошей. Вот что он сделает. Он скроет от сородичей, что здесь чомо. Они пойдут дальше. А завтра он им скажет, что ему надоело это путешествие, и он возвращается обратно, в стойбище. Они, конечно, скажут ему: «Дурак, тебя же убьют там». А он ответит: «Может, и нет. А если убьют, то и пусть: это лучше, чем так ски-таться». Конечно, очень его удерживать не будут – среди старшаков сразу найдутся желающие стать вожаком отряда. Пусть идут к другому племени чомо. А он прибежит сюда. Он подкрадется к ее стойбищу, будет высматри-вать ее из укрытия, дождется, когда она отойдет от стойбища одна и тогда вновь появится перед ней. Он просто возьмет ее за руку и уведет с собой. Так он и поступит.
     Лум встал, но прежде, чем пойти к соплеменникам, конечно, поднял ко-пье возлюбленной. Взял его с особым, приятным чувством: это была вещь любимой женщины, она держала ее в своих руках.
     По привычке охотника первым делом осмотрел наконечник. Сразу заме-тил, что он высечен из камня менее искусно, чем наконечники копий нома-риев. Все же был достаточно острым. Проверил рукой надежно ли держится на древке. Кремневое лезвие так было крепко примотано к древку легкой, прочной лыковой веревкой, что ряд тугих витков ее в основании наконечни-ка был тоже, как каменный. Копье имело еще одно острие – другой конец древка чернел, закаленный на огне. Наш герой оценил изобретательность неандертальцев, дававшую возможность охотнику не остаться безоружным, если кремневый наконечник сломается или соскочит с древка, что случалось отнюдь не редко.
     Лум, надев суму через плечо, вошел в заросли и отыскал вчера оставлен-ное здесь свое копье. Пройдя лощинку, выбрался из нее и из густых зарос-лей подлеска туда, где кустов и мелких деревцев было гораздо меньше и пространство между стволами сосен хорошо просматривалось. В ноздри сразу ударил запах сырого мяса. Взглянув вправо, откуда исходил этот за-пах, юноша увидел много разбросанных свежеобглоданных костей на земле между основаниями сосен. Он сразу понял, что это останки нечаянно убито-го им неандертальца. Страшную догадку подтверждала светлая копна волос под одним из кустов. За нею чуть виднелась затемненная, окровавленная, изувеченная часть головы, точнее, то, что осталось от нее.
     Были перекусаны даже толстые берцовые кости. Значит, труп достался в добычу сильному хищнику. Нет, хищникам: на земле осталось множество следов. Охотник стал рассматривать их. Они преимущественно были плохо видны, потому что землю густо покрывала опавшая бурая хвоя. Но местами все же чернели прогалины. Лум принялся разглядывать их и оторопел: ока-залось, что пока он столь беспечно предавался утехам любви, совсем побли-зости происходило пиршество целой стаи огромных свирепых лесных вол-ков. Наш герой удивленно-озадаченно почесал затылок: у него появилось немалое сомнение в том, что при такой любвеобильности ему с его женщи-ной удастся добраться до стойбища номариев. На какое-то мгновение ему стало не по себе при мысли, что точно также и его обглоданные кости лежа-ли бы сейчас на берегу, если бы хищники не удовольствовались только мя-сом неандертальца. Наш герой был неприятно поражен тем, что увидел и понял здесь. В то же время испытывал огромную радость, понимая, как ему повезло. И снова в глубине сознания шевельнулось чувство вины перед не-знакомцем, благодаря которому обрел долгожданное счастье и избежал верной гибели. Лум повернулся и зашагал прочь отсюда.   
     Даже сильное впечатление, какое произвело жуткое зрелище остатков трапезы хищников, и радость от сознания поразительной удачи, уберегшей его от гибели, быстро забылись под наплывом сладостных воспоминаний о возлюбленной.
     Ему очень захотелось похвастать перед друзьями своим удачным ночным приключением. Однако отогнал этот соблазн, понимая, что он угрожает ис-полнению его замысла.
     Вспомнив о соплеменниках, с удивлением и некоторой обидой подумал: «Целую ночь пропадал в лесу, а они и не искали меня». Но тут же явилось нехорошее предчувствие: «Все же это странно… Уж не случилось ли что?!» Однако счастливое состояние духа не располагало верить в плохое. «Скорей всего искали. Просто не нашли», – поспешил он успокоить себя и снова по-грузился в приятные воспоминания.
     Вновь вспомнил о тревожном предчувствии, когда, выйдя из леса, уже шагов двести прошел по полю. Он поднял взгляд и стал смотреть прямо вперед. До этого смотрел больше вниз, на траву, которую, впрочем, не ви-дел. А когда поднимал взгляд, то что попадало в поле зрения, тоже не ви-дел, ибо яркие воспоминания закрывали от него реальные образы.
     Выйдя из полузабытья, увидел перед собою широкое поле в лучах утрен-него солнца, взошедшего уже настолько, что оно уже перестало быть боль-шим. За полем темной полосой зеленел дубовый лес, около которого оста-новились на ночлег номарии. Над кудрявой кромкой этой полосы выгляды-вали вершины невысоких гор. Лум увидел, что дубняк не доходит до гор на западе, как ему казалось вчера, когда он с соплеменниками подходил к ме-сту будущей стоянки: между дубовым лесом и этими горами лежала до-вольно обширная холмистая местность, сплошь покрытая кустарником и мелкими деревцами.
     Дуб, под которым сделали стоянку охотники, отсюда, где находился сей-час Лум, не выглядел столь внушительным и величественным, как вблизи. Все же он несколько выделялся на фоне растущих далее деревьев, своими более крупными размерами.
     Людей Лум не увидел там. Его не обеспокоило то, что не видно спящих соплеменников: они лежат и их за травой увидеть нельзя – так подумал он. Но где же караульный?! Он лежать не имел права.
     Несколько поодаль от места стоянки из травы выглянула голова собаки. Она тоже увидела Лума и залаяла на него. Сейчас же из травы показались еще несколько голов собак, и в следующий момент целая стая этих свирепых сильных животных бросилась к Луму.
     У юноши сразу похолодело внутри, и он мгновенно забыл и о, должно быть, заснувшем караульном, и даже о приятных грезах о возлюбленной. Все внимание его сосредоточилось на приближающейся опасности, которую он собрался отражать.
     Надо сказать, что часто собаки, а то и волки, следовали за группами охот-ников, потому что была возможность поживиться остатками их пищи, порой не только объедками, ибо, покидая временные стоянки, люди далеко не всегда могли унести с собою все добытое ими мясо. Конечно, звери держа-лись на почтительном расстоянии от охотничьих групп. Иногда даже люди, потерпев неудачу на охоте, пытались решить проблему отсутствия пищи за счет незваных попутчиков. Однако собаки, а тем более волки, менее всего подходили на роль добычи. Догнать их люди, конечно, не могли. Пробовали добиться желаемого хитростью, используя приманку – какую-нибудь кость. Но эти животные поразительным образом угадывали намерения человека и всегда держались на безопасном расстоянии. Только в редчайших случаях поддавалось на обман какое-нибудь излишне доверчивое и слишком ого-лодавшее животное.
     По окрасу Лум узнал приближающихся собак. Эта стая увязалась за нашими путешественниками еще когда они не отошли далеко от стойбища. Временами она на день-два исчезала куда-то: наверное, сама охотилась. По-том собаки появлялись, те же самые. Однажды, когда они отсутствовали, их место заняла другая стая собак. Вернувшиеся собаки прогнали конкурентов – не столько силой, сколько дружным угрожающим лаем. Вчера никаких четвероногих попутчиков не следовало за охотниками. Значит, стая появи-лась уже после того, как Лум отправился на поиски воды.
     Наш герой слышал, что собаки не нападают, как волки, на одиноких лю-дей, отошедших от группы охотников, которых ранее видели в ней. Однако сейчас ему верилось в это с трудом, ибо казалось, что свирепая стая стреми-тельно приближается только с одним намерением – яростно его растерзать. Однако, и правда, на пол-пути к нему собаки остановились: они узнали Лу-ма. Шесть из них повернулись и затрусили обратно. Остальные две собаки снова побежали к нему. Но теперь они не выглядели свирепо. Напротив, ра-достно виляли хвостами и даже, как показалось Луму, немного улыбались. Это были очень большие собаки, даже, пожалуй, немного больше среднего волка. Они и походили на волков. Отличались только окрасом: одна была рыжая, другая – коричневая с черными пятнами.
     Собаки не добежали до молодого охотника на расстояние, приблизитель-но равное хорошему броску копья. Лум чувствовал, что докинет и, возмож-но, попадет, но острие не причинит вреда животному, ибо полет копья поте-ряет силу. Собаки, словно понимали это. 
     Коричневая собака стала потягиваться, глубоко провиснув грудью. При этом вытянувшиеся передние лапы ее тоже почти легли на землю, зад воз-вышался над туловищем, а пышный султанообразный хвост величаво зако-лыхался.
     Не дожидаясь, когда охотник приблизится на опасное для них расстояние, собаки повернулись и неторопливо побежали обратно, время от времени резво подпрыгивая, как козлята. «Что это с ними? – удивился Лум, – словно радуются мне?!»
     Он снова посмотрел на место стоянки. А где же все-таки караульный?! Тоже лежит?! И поэтому его тоже не видно за травой? Неужели спит?! Остальным спать еще можно: сейчас лето – новое солнце рождается слиш-ком рано, в эту пору люди обычно не встают с восходом. Лум и его попутчи-ки привыкли спать по утрам долго – организм требовал хорошего отдыха после целого дня ходьбы и перед новым утомительным переходом. Но ка-раульным спать строго воспрещалось. За всю свою жизнь Лум еще не слы-шал, чтоб кто-нибудь из номариев, охранявших сон соплеменников – то ли всего стойбища, то ли лишь временного охотничьего лагеря – заснул на по-сту. Так почему же этот заснул? Лум пришел в ярость от возмущения. Но счастливое состояние духа мало по малу склонило к снисходительному от-ношению даже к такому проступку, считавшемуся у номариев одним из са-мых тяжких. «Но ведь ничего не случилось. Если б случилась беда, и они были бы мертвы, то собаки побежали бы ко мне прямо из-под дуба. Да и вряд ли побежали бы. От такой добычи. А они были в стороне от нашей сто-янки, когда я их увидел». Этот довод унял гнев и тревогу молодого охотни-ка.
     Вскоре приятные мысли снова заволокли сознание. Вновь вспомнил о то-варищах и посмотрел на место стоянки более-менее видящим взором он, когда прошел еще шагов пятьсот. «Ну вот, лежат, спят», – окончательно успокоился он. Но пелена сильно волнующих ярких образов и в тот момент еще продолжала застилать взгляд. Поэтому он увидел не все, а точнее, хоть увидел все, что могли увидеть глаза, но не придал значения тому, что в дру-гом случае не только насторожило бы его, а сильно встревожило. Однако, как известно, есть подсознание. Оно продолжает обдумывать впечатления, от которых мы отвлеклись, даже делает выводы, принимает решения. Вот почему мы порой с удивлением обнаруживаем, что для нас прояснилась ка-кая-то ситуация, о которой мы уже перестали думать. То же произошло и с нашим героем. Когда он прошел еще шагов сто, то вдруг остановился как вкопанный. «Хворост весь цел! Почему?! Они что, костры не жгли?» – уди-вился Лум. И действительно, судя по размерам кучи, хворост совсем не ис-пользовали. Обычно за ночь наши путешественники сжигали все запасенное топливо, как бы много его ни было. Выйдя из леса, наш герой видел кучу хвороста, вначале ее вершину, выглядывающую из-за травы, а затем основ-ную ее часть, хотя товарищей долго не видел. Однако до сего момента то, что куча хвороста до утра осталась большой, не казалось ему странным, а почему, мы знаем.
     Сейчас он обратил внимание на то, что расстелены были только две под-стилки. Другие остались свернутыми в скатки. «Почему…?! Нет, тут что-то не так. Что-то случилось!» – все с большей тревогой думал Лум. И тут же ему вдруг стало совершенно ясно, что друзья вчера не искали его, потому что если бы искали, то непременно нашли бы, ибо найти его было очень легко – просто надо было дойти до реки и чуть пройти по берегу вправо. А раз не искали, то, значит, что-то помешало им.
     Особенно странным выглядело то, как лежали спящие. Даже когда не удавалось разжечь костер в холодные летние ночи, которые, впрочем, в описываемое нами время случались редко, охотники не спали так тесно. А эти чуть ли не друг на друге лежат, словно кучей.
     Теперь Лум уже бежал и бежал все быстрей и быстрее. С каждым шагом место страшного происшествия становилось все виднее. Он уже видел, что некоторые, и правда, лежат один на другом. Все лежали так, как лежат тру-пы, которых небрежно стащили в сторону, чтобы не мешались. Стали видны какие-то пятна на телах. «Это кровь! Да, да, кровь. Они убиты!» – пронзила сознание страшная догадка. Хотя сразу отпали все сомнения, он даже сейчас все еще надеялся, что не случилась беда, что ошибается, что эти пятна не кровь, а пятна грязи, а издали они, и правда, казались пятнами грязи, ибо расстояние искажает цвета. Ничтожная надежда оставалась, хотя Лум и по-нимал, что грязи там взяться неоткуда. По мере приближения красный отте-нок пятен неумолимо становился все более очевидным. Да и несомненно мертвое положение тел также подтверждало страшную догадку. Лум бежал и вместе с ударами ног о землю раздавались и ощущались, как удары, мыс-ли: «Пока я там… с бабой… они погибли! Из-за меня… погибли! По моей вине погибли! Они не знали, что здесь чомо! А я знал! Я знал и не предупре-дил их! А чомо их заметили! Подкрались и… Я виноват! Я, я! На мне вина!»
     Когда он приблизился к месту стоянки, ему открылось жуткое зрелище: груда окровавленных тел товарищей, а перед нею разбросанные, тоже окровавленные кости – остатки пиршества каннибалов: то, что человека съе-ли именно люди, не вызывало сомнений, поскольку следы кругом были только людские. В глаза сразу бросилось сходство с тем, что только что ви-дел в лесу. Но эта картина выглядела даже еще более страшной, ибо более очевидно было то, что здесь съеден человек, поскольку некоторые части те-ла остались нерасчлененными и не обглоданными, видимо, по причине то-го, что у пировавших каннибалов еды было слишком много. Так, среди ко-стей валялись ступни ног, кисти рук, голова. Несмотря на то, что лицо отчле-ненной головы было окровавлено и искажено, Лум сразу узнал его – это была голова Молона. Кости и не съеденное мясо краснели, окровавленные – людоеды съели свою жертву сырой. «Почему? – удивился Лум. – Не смогли разжечь огонь? Нет, огонь был – молодой охотник покосился на маленькое кострище, так и не ставшее большим. – Такие дикари, что не знают, что жа-ренное мясо вкуснее?» Последнее предположение тоже выглядело безос-новательным – Луму еще не приходилось слышать, что где-нибудь суще-ствовало племя, не использующее жарку мяса. «Они не стали жечь большой огонь, да и маленький, кажется, потушили, потому что боялись себя обна-ружить», – правильный сделал вывод сообразительный юноша. Однако пе-ред кем опасались обнаружить себя враги после того, как расправились с его соплеменниками, пока для Лума оставалось большой загадкой.
     Как и там, в лесу, ему вновь стало не по себе при мысли, что его обгло-данные кости тоже могли бы валяться сейчас здесь, или же он, тоже убитый, лежал сейчас среди мертвых своих товарищей. По всей видимости, нападе-ние произошло вскоре после того, как он ушел. По крайней мере, до наступ-ления сумерек, поскольку все пять маленьких куч хвороста, расположенных вокруг стоянки, остались неподожженными.  
     Лум хотел подойти к мертвым товарищам, но появившиеся вдруг тревож-ные мысли остановили его. Он вспомнил, что собаки, когда вышел из леса, побежали к нему не отсюда, а с того места, где находились сейчас, и верну-лись туда же: Лум и дротик не докинул бы до них. Удерживать собак завла-деть местом стоянки людей, где много дармовой для них добычи, мог толь-ко страх перед кем-то. Но перед кем?! Перед людьми. Но они все мертвы. Значит, здесь и живые люди! Это чомо! И они сейчас здесь! Они увидели, как он вышел из леса и спрятались от него. Они устроили засаду! Все эти мысли пролетели в голове в одно мгновение. Как всегда, в предчувствии опасности Лум инстинктивно втянул ноздрями воздух, чтобы ощутить запа-хи, которые могли много сказать о том, есть ли основания для тревоги. Но запах сырого мяса, исходящий от остатков трапезы каннибалов, отбивал все остальные запахи. Да и ветер, хоть и значительно ослабевший, продолжал дуть с севера, то есть откуда пришел Лум. Поэтому запах людей, которые могли скрываться в траве перед ним или в кустах у дуба, были неощутимы для него. Впрочем, помощи обоняния и не требовалось: Лум знал, что охот-ники большие мастера прятаться в траве, но знал также, что если есть побли-зости кусты, то они скорее выберут для укрытия их. Он метнул встревожен-ный взгляд вправо, где находились заросли кустов и мелких молоденьких дубков. Эти заросли, как говорилось выше, соединяли дуб, около которого расположились на ночлег номарии, с лесом. Бросив вправо быстрый взгляд, молодой охотник в тот же момент пожалел об этом, понимая, что дал вра-гам понять, что догадался об их присутствии. Но оплошность эту исправить было уже невозможно: в следующий миг он встретился глазами с напря-женно-внимательным взглядом больших черных незнакомых глаз, едва за-метных в листве кустарника. Видно, понимая, что уже нет смысла скрывать-ся, враг выскочил из кустов. Это был не чомо, а самый что ни на есть ногано – огромного роста, смуглый, сухопарый. Густые черные волосы спадали до плеч, обрамляя продолговатое лицо, с большим носом и большим ртом. Видно, давно не тронутая тлеющей головней черная борода доставала до середины груди, украшенной бусами из зубов животных, а может быть, лю-дей. Волосы на уровне лба были перехвачены широкой тесемкой из волок-нистой коры дерева, притягивающей к вискам основания двух птичьих перь-ев, которые торчали, словно рога. В одной руке он держал дротик, в другой – копье. Вид незнакомец имел дикий и страшный. Но ужасаться, равно как удивляться тому, что врагом оказался не чомо, времени у нашего героя не было – противник поднял над плечом дротик с явным намерением метнуть в Лума. Тот, однако, оказавшись более проворным, опередил его, и незна-комец рухнул обратно в кусты с торчащим из груди копьем, которое моло-дой охотник, а теперь воин метнул с поразительной быстротой и большой силой. В тот же момент из кустов выскочили еще трое таких же незнакомцев – таких же рослых, смуглых и с такими же странными украшениями на голо-ве. Они кинули каждый в него по дротику. Если бы они сделали это все в один миг, то у нашего героя не было бы никаких шансов спастись от страш-ного метательного оружия. Двое бросили совершенно одновременно. Тре-тий, однако, – с опозданием на полмгновения. Необычайно проворный юноша смог увернуться от всех пущенных в него дротиков.
     Не сумев поразить Лума на расстоянии в шагов тридцать, враги устреми-лись к нему, чтобы сделать это в ближнем бою. Двое были вооружены копь-ями. Третий держал в руках дубину. Он сразу стал обходить номария, чтобы напасть сзади. Стараясь следить за ним боковым зрением, Лум отбил пер-вые удары вражеских копий. Читателю легко представить, как сражались в ближнем бою копьями первобытные люди. Щитов на вооружении они тогда еще не имели. Поэтому держали копье обеими руками наперевес, точно также, как солдаты далекого будущего, идя в рукопашный бой, держали винтовку, оснащенную, как мы знаем, штыком, делающим ее подобием ко-пья. Очевидно, у тех и других в ближнем бою движения и приемы мало чем отличались: выпад, отход, уклон, парирование ударов боковой стороной оружия. Наш герой метнул во врага свое копье, оставив себе для ближнего боя неандертальское копье, ибо счел его более подходящим для этого, по-тому что оно имело древко потолще, наконечник, крепившийся явно надеж-но, да к тому же еще и запасное острие. Именно это запасное острие и выру-чило нашего героя сейчас. Когда он потерял из виду обошедшего его врага, то буквально на полмгновения полуобернулся и ткнул того вторым концом копья. Удар получился на редкость удачным. Враг не ожидал никакой угро-зы для себя от стоявшего к нему спиной противника, который с трудом от-бивался от двух огромных длинноруких копейщиков. Поэтому, нисколько не заботясь о защите, обеими руками поднял над головой палицу, чтобы об-рушить ее на Лума. В тот же момент он был поражен точным и сильным ударом в солнечное сплетение, отчего пал на землю и быстро испустил дух. Однако это даже столь кратковременное переключение внимания едва не стоило нашему герою жизни: он хоть и сумел снова отбить выпады против-ников, но один укол отбил недостаточно сильно, и кремневое острие все же достало до его тела. Если б наконечник был не каменный, а металлический, то мог проникнуть глубоко и причинить тяжкую рану. Луму повезло что жил он не в медном, не в бронзовом и не в железном веке: он отделался лишь царапиной и ушибом, которые в тот момент даже не заметил. Но если бы наш герой не отбил вражеского удара, то был бы, наверное, убит. В следу-ющий миг ему самому удалось сделать очень удачный выпад и поразить одного из противников в шею. Тот даже не вскрикнул, а открыл рот, словно желая сказать что-то. Едва только Лум выдернул вонзившееся копье, кровь хлынула фонтаном из раны в шее. Послышалось какое-то хриплое звучание. Рот сразу наполнился кровью с пузырями.
     Затем произошло то, чего наш герой ожидал менее всего – четвертый чу-жеземец вдруг повернулся и бросился бежать, должно быть, устрашенный поразительным умением противника сражаться, который всего за несколько мгновений так легко расправился с тремя сильными воинами. Убегающий скрылся в кустах, из которых только что появился. Лум бросился за ним. Те-перь намерение поразить человека копьем в спину не вызывало у него ни малейших душевных колебаний – он стремился убить врага, охваченный желанием мести и яростью боя. Но пока это сделать не давали густые зарос-ли, сквозь которые вынужден был сейчас продираться, преследуя против-ника.
     Но вот они выбежали на открытое пространство. И сразу увидели боль-шую толпу людей, идущую сюда. Здесь противник почему-то передумал спасаться бегством, вдруг остановился и повернулся с явным намерением продолжить борьбу. Однако на то, чтобы преодолеть инерцию движения при резкой остановке, повернуться и взять копье так, чтобы сражаться, по-требовалось полтора-два мгновения. Но такая задержка оказалась недопу-стимо долгой, потому что Лум уже стоял рядом и готов был разить. Он во-ткнул копье чужеземцу в грудь. Молодой номарий помнил уроки бывалых воинов, не советовавших наносить удары копьем в грудь, ибо острие нако-нечника может сломаться. Лучше бить, учили они, в живот или в шею. Но выполнять советы на практике не всегда удается. Руки противника были пе-ред животом. Лум почувствовал, что они легко оттолкнут его копье в сторо-ну. Если же направить удар в шею, то можно промахнуться. А грудь была от-крыта и была широкой. Лум решил не упускать шанс быстро и с наимень-шим риском для себя покончить с противником, тем более что мог заменить свое поврежденное оружие трофейным. 
     Чужеземец ахнул, взмахнув руками и роняя копье. Издав предсмертный крик боли он упал навзничь. Лум осторожно, чтобы не соскочил с древка наконечник, но достаточно быстро извлек копье из раны, откуда сразу за-тем, заливая тело и траву, хлынула кровь.
     Лум убедился, что наконечник ни чуть не поврежден. На осмотр его по-тратил не больше мгновения, после чего сразу переключил внимание на приближающихся людей.
     Конечно, он сразу понял, что они соплеменники убитых им воинов, что четвертый сраженный чужеземец потому и предпочел продолжение борьбы спасению бегством, что, неожиданно увидев сородичей, устыдился своей трусости.
     Хоть у Лума не было теперь желания здесь задерживаться, он все же чуть задержался, чтобы немного посмотреть на неведомое ему племя. Его пора-зило то, какое оно многочисленное. Если бы наш герой умел считать не до сорока, а до девятисот, то приблизительно столько бы он и насчитал сейчас светлокоричневых фигурок в набедренных повязках, а иных, совсем обна-женных, широкой толпой движущихся по зеленому полю. Раньше он и не предполагал, что бывают такие большие народы. Толпа имела вид совер-шающего перекочевку племени. Женщины несли на себе пожитки, малолет-них детей. Иные сгибались под ношей. Мужчины в сравнении с женщинами шли налегке – несли только копья, дротики, дубины.
     Хотя расстояние между Лумом и чужеземцами было не менее трех тысяч шагов, зоркие глаза молодого охотника без труда разглядели, что они, ко-нечно же, не чомо, а ногано. Да, это соплеменники людей, напавших на его товарищей: сомнений быть не может.
     Вдруг в толпе стало происходить движение более активное, чем было до этого. Из нее выбегали мужчины. Толпа разделилась на две. Новая, в раза четыре меньшая толпа стала быстро отдаляться от основной, приближаясь сюда.
     «Видать, решили, что врагов здесь немало – все воины их сюда бегут», – подумал Лум.
     Он вернулся на страшное место стоянки номариев. Окинул прощальным взглядом мертвых товарищей. Хотел заменить неандертальское копье на кроманьонское. Однако передумал. Ведь он убедился в надежности этого оружия. Да и не хотелось расставаться с вещью, напоминающей о возлюб-ленной. Взял только один из валявшихся дротиков: он хотел, чтоб как можно меньше вещей отягощало бег.
     Лум заметил, что собаки теперь находятся несколько ближе: по всей ви-димости, решили, что убежавшие люди не вернутся, и начали приближаться к месту, где их ожидала вожделенная легкая добыча. Сейчас все собаки сто-яли и, опустив низко головы, из подлобья уставились на него. Шестеро опять легли, стали смотреть в сторону, что в животном мире является миролюби-вым знаком. Некоторые завиляли хвостами, что на собачьем языке имеет широкий смысл, причем часто свидетельствует о симпатии. Два пса продол-жали стоять. Острый слух охотника уловил их недовольное глухое рычание.
     Наш герой побежал в сторону, откуда пришел сюда с соплеменниками. Когда пробегал мимо собак, те находились в шагах пятидесяти от него. У Лума было опасение, что они увяжутся за ним: он знал, что у этих злобных тварей есть привычка пускаться с лаем вдогонку за пробегающими поблизо-сти. Случись такое, ему пришлось бы отбиваться и потерять сколько-то вре-мени, сейчас особенно ценного для него. Все же этого к немалому его об-легчению не произошло: покинутое им место привлекало внимание собак куда больше, чем соблазн догонять и хватать за пятки. Приближение сюда большой толпы хорошо вооруженных охотников загораживал от их глаз гу-стой кустарник. Поэтому, когда Лум удалился от места стоянки на шагов три-ста, вся стая, радостно виляя хвостами, дружно поспешила к дубу, под кото-рым разыгралась кровавая трагедия, свидетелями финала которой собаки только что стали.
     У нашего героя был большой соблазн броситься в чащобу темнеющего справа девственного дубового леса, где имел куда больше шансов спастись, чем на открытом пространстве. Но он преодолел это желание. Тому была очень серьезная причина. Лум понял, с каким столкнулся племенем. Ужас-ная молва о нем была ему уже давно известна. Многие племена жили тогда в страхе перед ронгами – так звали людей этого чрезвычайно воинственно-го, кровожадного народа. Именно у них, как слышал Лум, существовал обы-чай носить на голове два пера, прикрепленных именно так, как были при-креплены эти украшения на головах убитых им здесь чужеземцев. Более всего ронги страшили всех своим особенно жадным и свирепым людоед-ством. В те времена вряд ли возможно было найти племя, которое не гре-шило бы каннибализмом. Но редко кто охотился на людей специально, как на животных: жертвами людоедов обычно становились случайно встречен-ные на охоте чужеземцы, враги, плененные и павшие в войнах, которые происходили не так уж часто. У ронгов же каннибализм был главной тради-цией, ради которой они постоянно кочевали и воевали. Луму, как и всем его сородичам, казалось, что это страшное племя еще далеко на востоке. Но, оказывается, оно уже здесь и движется прямо в направлении стойбища но-мариев. Нужно во что бы-то ни стало обмануть ронгов – указать им невер-ный путь: вот какую цель поставил перед собой Лум.
     Несколько мгновений колебался, не зная в какую сторону бежать. Сперва хотел – влевую, то есть на север: он сразу бы показал ронгам ложное направление пути, а, перебежав поле, скрылся бы в лесу, из которого не-давно вышел. Но тут же передумал, вспомнив, что там живут чомо. Вряд ли ронги знают об этом – они явно только появились здесь. И могут так и не узнать. Чомо же наверняка уже знают о появлении здесь такого огромного племени. Конечно, они притаились и сделают все, чтобы их не обнаружили. А может, поспешат уйти. Луму менее всего хотелось привести страшных рон-гов к своей возлюбленной. Правда, можно и не вбегать в тот лес, то есть пе-ресечь поле не под прямым углом, а по диагонали. Уходя на восток, лес скоро кончался, упираясь в огромные нагромождения скал. Если бежать ту-да, то это тоже будет значительным отклонением от правильного пути к стойбищу. Однако Лум отказался и от этого направления. Он хорошо знал, что в таких местах много тупиковых ущелий: охотясь, сам не раз загонял в подобные ловушки животных. Да и не возникнет ли необходимость караб-каться по слишком крутым склонам, ради чего придется бросить оружие, что недопустимо. Более подходящим для бегства представлялось южное направление. Лум продолжал бежать прямо, чтобы, как только сочтет свое-временным, свернуть вправо, то есть на юг.
     Не сделал он и пятисот шагов, как окраина дубняка стала закругляться, и справа скоро открылся такой же вид, какой был прямо перед Лумом – ши-рокое поле и горы за ним. Оставшийся позади лес, темнея густой листвою, уходил вдаль, обтекая светло-зеленое поле и ближайшую гору. Горы там были не очень-то большие, а, главное, можно было двигаться между ними, не опасаясь попасть в тупик. Но пока Лум не сворачивал туда, потому что ронги еще не видели его за зарослями кустов и дубков, растущих за местом стоянки номариев у большого дуба, до которых еще не добежали. Он то и дело с тревогой оборачивался и тоже не видел их. Вскоре, однако, намного раньше, чем ожидал, за спиной раздался лай. Снова оглянулся и увидел, что на месте стоянки толпятся десятка два воинов. Их появления собаки никак не ожидали. Они отбегали прочь и громко высказывали при этом свое большое возмущение. Пожалуй, надежду здесь поживиться чем-либо они оконча-тельно потеряли.
     Понимая, что теперь ронги хорошо его видят, Лум побежал вправо. Одна-ко опасаясь, что враги угадают его хитрый умысел, изменял направление движения не круто, а постепенно, описывая по полю плавную дугу. Когда вновь кинул взгляд в сторону места стоянки, то увидел, что там толпятся уже никак не меньше сотни ронгов. Никто догонять его не спешил: по-видимому, внимание ронгов отвлекло увиденное на месте стоянки номариев зрелище. Тела мертвых иноплеменников не могли не обрадовать их. В то же время вид своих убитых не мог не вызвать негодования. Ронги зашумели. Над го-ловами толпы поднялось множество рук, потрясающих копьями, дубинами, дротиками. Заминка длилась едва ли минуту. От толпы отделились пять че-ловек и бросились вдогонку за Лумом. Ронги теперь видели, что враг один, а значит, достаточно и стольких преследователей. Лум понимал, что это лучшие бегуны племени и не сомневался, что они получили приказ взять чужака живым, чтобы ронги могли заставить его привести их к родному стойбищу.
     Погнавшиеся за ним воины, конечно, не стали описывать по полю боль-шую дугу, как он, а значительно сократили расстояние, двигаясь прямо. Та-ким образом очень убавили отставание, увеличенное заминкой у дуба.
     Вновь бросив взгляд через плечо, Лум вдруг увидел, что преследователи от него уже на расстоянии приблизительно трех бросков дротика. Он побе-жал в раза два быстрее, но, продолжая оглядываться, заметил, что расстоя-ние между ними еще немало сократилось. Он снова прибавил скорости. По-сле этого разрыв между беглецом и преследователями довольно долго не уменьшался. Темп, с которым они преодолели большое расстояние, пока-зался бы даже современным мастерам стайерского кросса весьма высоким, а ведь бежали первобытные бегуны не налегке, как современные атлеты – у каждого в руке было по копью и дротику.
     Лум с удивлением увидел, что уже подбегает к подножию горы, которая всего несколько минут назад была довольно далеко за полем. Он стал обе-гать ее слева. Из-за края горы выплывала зеленая громада следующей за нею горы. Вот она вся открылась взгляду. Лум уже мчался в лощине между горой справа и горой слева. Впереди маячила третья гора. Хотя покрытый кустарником склон ее ярко зеленел, освещенный косыми лучами солнца, здесь, в лощине, еще было сумрачно и сохранился утренний холод. Но для разгоряченного изнуряющим бегом  Лума он показался приятной освежаю-щей прохладой.
     Теперь приходилось бежать по очень густому разнотравью. Обычно Лум бегал по густой траве в гористой местности с опаской: можно было не заме-тить какой-нибудь острый камень и наступить на него, что при столь энер-гичных толчках ног даже исключительно грубым ступням первобытного че-ловека могло причинить ранение, пусть и незначительное, но, несомненно, грозящее замедлить движение. Конечно, сейчас Лум не мог позволить себе снижать скорость ради осторожности. К счастью, камней здесь почти не бы-ло, да и склоны гор не были каменистыми. Учитывая это, путь по которому мчались сейчас наш герой и его преследователи, изобилующий не слишком крутыми подъемами, спусками, современные бегуны сочли бы идеальным для кросса.
     Разрыв между Лумом и ронгами вновь начал сокращаться. Он уменьшал-ся медленно, но неумолимо. Быстро бежать номарий уже не мог. И вот уже в который раз наш герой пожалел, что природа не наделила его такими длинными ногами, какие имели большинство ногано. Впрочем, один из преследователей вряд ли превосходил его ростом. Тем не менее бежал сей-час впереди товарищей, а самый рослый, напротив, заметно отстал.
     Для нашего героя наступил тот момент, который современные стайеры характеризуют странной фразой: «Не знаю куда деть себя». В переводе со спортивного жаргона это означает: « Все, бежать совсем невмочь – сейчас остановлюсь». Однако Лум бежал и бежал. Потому что он обладал завид-ной выносливостью.
     Все же в сравнении с теми, кто за ним гнался, он был бегуном на длинные дистанции посредственным. Ронги уже приблизились к нему на расстояние броска дротика. То, что никто из них не сделал попытки поразить его им, подтверждало, что они хотят взять чужеземца живым. Правда, можно спро-сить, почему же не постарались ранить его в ногу? Да потому, что бросок дротика не столь точен, как, например, выстрел из ружья или лука. Конечно, все пятеро преследователей имели желание остановить убегающего, ранив того в ногу, но опасались попасть в спину, что могло оказаться смертельным для беглеца. Чтобы точно поразить его в ногу, необходимо было еще более сократить разрыв. 
     Остатки сил и выносливости у Лума окончательно иссякли, и он остано-вился, собираясь принять смерть в бою. Он повернулся и не поверил глазам своим: преследователи были не близко, а далеко. Мало того, он увидел их спины. Они шли в обратном направлении. Неужели он взял верх над такими сильными бегунами? Конечно, ему не удалось бы, опять-таки выражаясь языком современных спортсменов, выиграть этот забег, если б не был слиш-ком большим первоначальный разрыв между ним и ронгами. Лум не видел, как с минуту назад, один из них, не выдержав темпа, остановился. Осталь-ные, словно только и ждали этого, тоже сразу остановились. Двое все-таки от досады метнули в беглеца дротики без всякой надежды попасть. Дротики даже не долетели до него много шагов: для хорошего броска нужно было достаточно энергичное движение ног, а в них-то как раз сил и не осталось.
     Ронги подобрали упавшее оружие, после чего все преследователи Лума пошли обратно.
     Спасшийся от погони наш герой с минуту бежал трусцой, желая показать врагам, что намерен уйти от них подальше. Такой бег был далеко не столь интенсивным, какой изнурял его довольно долго, и поэтому в полной мере позволил испытать наслаждение отдыхом от совершенных неимоверно тя-желых усилий.
     Лум вбежал в небольшую липовую рощу с густым подлеском. Уверенный, что надежно скрылся от глаз тех, кто его преследовал и кто еще посматривал ему вслед, он остановился. Сквозь просветы листвы стал наблюдать за ними. Они выглядели уже совсем маленькими фигурками, светлевшими на фоне зеленого склона подножия горы, к которой подходили. Стали огибать ее. Вот уже завернули за гору и исчезли из виду. Никто не обернулся. 

6

     Провожая взглядом удаляющихся иноплеменников, Лум произнес мыс-ленно: «Так значит, это ронги… Вот кто… Неужели они уже здесь?! А я-то подумал, было, что убийцы моих сородичей из племени, где люди еще огонь не приручили…» Последние слова пришли ему на ум, потому что он вдруг вспомнил жуткие слухи о ронгах, о которых говорили, что они иногда даже живыми поджаривают пленных. Так что использовать огонь уж точно умеют. «Но почему же тогда они ели сырое мясо?! Да они вообще не жгли костра – весь хворост остался, – размышлял Лум. – Они боялись жечь огонь. Они боялись чомо. От костра дым идет. Огонь, дым в ночи очень видны. Они боялись, что чомо их заметят. А уходить не хотели – добычу оставить жалко было… Как же наши не смогли отбиться?! Наших же было девять. А тех только четверо. А я один их всех уложил!»
     Наш герой не знал, что врагов было не четверо, а восемь. Это был охотни-чий отряд. Ронги находились на опушке леса, когда вдруг заметили номари-ев. Те шли еще далеко от места своей будущей стоянки. Опускающееся к го-ризонту солнце слепило им глаза. Поэтому ронги увидели их раньше, а уви-дев, сразу спрятались в кусты и траву, оставшись незамеченными чужаками. Умело скрываясь в зарослях, видели, как иноплеменники собирали хворост, разожгли  костер, сели есть. Ронги подкрались к номариям и неожиданно напали на них. Никто из ужинавших не успел даже встать, чтобы оказать со-противление. Напавшие жестоко перебили товарищей Лума.
     Убийство нескольких иноплеменников и сохранение их тел для общепле-менного пиршества считалось у ронгов большим успехом, превосходящим по значимости и заслуживающим большей славы, чем даже добыча столь-ких же крупных животных. Победа приобретала еще большее значение вви-ду того, что в последние дни племя жило впроголодь. Нельзя сказать, что ронгам-охотникам изменила удача. Нет, просто не всегда удавалось добыть столько пищи, сколько требовалось для всего племени, которое, как мы уже знаем, было очень большим. Такие периоды недоеданий не являлись ред-костью в жизни ронгов. Тем не менее племя давно не делилось на части, что позволило бы легче прокормиться, как поступали другие большие племена. Несколько позже будет сказано, почему ронги этого не делали.
     Расправившись с номариями, воины незамедлительно поспешили сооб-щить сородичам о своей блестящей победе, которую, пожалуй, иначе назвать и нельзя было, ибо достигнуть ее удалось совсем без потерь, благо-даря умело выполненному тактическому приему. К племени отправились четверо молодых быстроногих воинов. Зачем понадобилось столько гонцов, когда, казалось бы, и одного достаточно было? Дело в том, что часть пути предстояло пройти в сгущающихся сумерках и в ночной темноте, когда слишком много рыскало в поисках добычи хищников: у четверых посланцев было больше шансов донести известие до соплеменников, чем у одного.
     Перед дорогой гонцы подкрепились мясом, которое не успели доесть номарии. Оставшиеся охранять добычу воины, проводив посланцев, собра-лись, было, хорошо разжечь пока маленький костер, чтобы поджарить како-го-нибудь убитого, как вдруг увидели поднимающиеся клубы дыма над ле-сом за полем. Ронги поняли, что там стоянка каких-то людей. При этом со-образили, что убитые ими иноплеменники наверняка никакого отношения к этим людям не имеют: если б у них были родственные или союзнические от-ношения, то они не стали бы располагаться на ночлег здесь, а пошли бы к ним. Наш герой, находившийся тогда в том лесу, не мог ощутить запаха ды-ма, потому что до встречи его с незнакомкой неандертальцы еще не разожгли огонь, а после был слишком поглощен страстью.
     Ронги поспешили затушить костерок. Затем легли на землю и стали с тре-вогой наблюдать из-за травы за лесом, темневшем по другую сторону поля. Они опасались, что чужаки заметили дым от здешнего костерка. Впрочем, им можно было не беспокоиться по этому поводу: дымок, который исходил от маленького огня, сразу подхватывался северным ветром и рассеивался. Они все больше убеждались, что их присутствие не замечено местными жи-телями. Окончательно успокоились, когда сгустились сумерки. Тогда ронги приступили к давно жадно ожидаемой трапезе, последствия которой нами уже описаны. Конечно, они досадовали на то, что нет возможности поджа-рить пищу, но и в сыром виде она доставила немало удовольствия гурма-нам-каннибалам.
     Они помнили, что один из остановившихся здесь иноплеменников, ушел в лес. У них не было сомнения, что он отправился туда, привлеченный запа-хом воды: его приносили сюда порывы ветра. Конечно, ронгов не удивило то, что он не возвращается и даже не показывается им на глаза: наверно, ви-дел, как они расправились с его соплеменниками. Они были уверены, что он уже далеко отсюда, а скоро и вообще забыли о нем. Поэтому необычайно изумились, когда рано утром вдруг увидели, как он вышел из леса и пре-спокойно зашагал прямо к ним, как к своим.
     Зоркими глазами ронги разглядели, что пока чужак смотрит только себе под ноги. Воины сразу легли на землю. Наблюдая за ним из-за травы, скоро убедились, что он и не подозревает об их присутствии. Воспользовавшись тем, что Лум смотрит себе под ноги, незаметно для него перебрались в ку-сты, чтобы устроить ему засаду. Что произошло потом, читатель уже знает.
     Но вернемся к гонцам. Когда они удалились на некоторое расстояние, то, обернувшись, увидели на небосклоне клубы дыма. Поскольку дым подни-мался в той стороне, откуда гонцы шли, то они решили, что это, конечно же, их товарищи, занятые приготовлением пищи, разожгли большой костер.
     Воины шли быстро. Время от времени даже бежали. Поэтому достигли места стоянки своего племени гораздо раньше, чем ожидали, когда только-только наступила ночь. Известие чрезвычайно обрадовало соплеменников. Многие были голодны. Никому не хотелось ждать утра, чтобы двинуться в путь: всем хотелось быстрее вкусить желанную пищу. К тому же опасались, что оставшиеся с нею воины не смогут уберечь добычу от хищников. Поэто-му племя сразу двинулось туда, где имелась возможность утолить голод. Нужно заметить, что в те времена, если добыча оказывалась слишком тяже-лой для того, чтобы ее принести в племя, то все сородичи отправлялись к ней. Быстро сняться с места и отправиться в путь для ронгов не составляло труда, потому что уже давно они вели кочевую жизнь.
     Свет от ясного звездного неба с ярко сияющей луной позволял гонцам безошибочно указывать дорогу. Под утро ронги заметили на начинающем бледнеть небосклоне легкий дымок. Все тоже решили, что это дым костра ожидающих их сородичей. Через некоторое время дымок исчез. Он исчез потому, что неандертальцы перестали подбрасывать в свой костер хворост, который уже кончился.
     В то время, когда наш герой вышел из леса и шел через поле к месту сто-янки номариев, племя ронгов двигалось прилегающей к этому полю холми-стой местностью. Находящиеся между ними небольшие возвышенности не позволяли им увидеть друг друга. Когда Лум подошел к дубу, под которым увидел мертвых сородичей, толпа ронгов вышла на поле. Она по-прежнему не видела Лума, а он не видел ее. Теперь увидеть друг друга им мешали за-росли кустов и мелких деревьев, идущие от дуба у места стоянки номариев к лесу.
     Но в этот момент ронгов увидели другие глаза, глаза неандертальцев, ко-торые с наступлением утра отправились на поиски пропавшего соплеменни-ка, убитого Лумом. Два коренастых, мускулистых человека с копьями уви-дели между стволами сосен, как по полю рассыпается большая толпа. Они оторопели – никогда в жизни им не приходилось еще видеть такое множе-ство людей.
     Когда во время боя под дубом Лум, преследуя противника, выскочил с ним из зарослей и убил его на глазах всех ронгов, те решили, что какие-то чужаки покусились на их добычу, и бросились на выручку своим.
     Ронги так и не узнали о близком присутствии неандертальцев: те, конечно, сделали все, чтобы не быть обнаруженными, а о подозрительном дыме над лесом сказать уже никто не мог. Но приближающееся племя, как мы пом-ним, видело на небосклоне струйку дыма. Ронги решили, что он исходил от уже погасшего огня, небольшое кострище от которого увидели на стоянке чужаков.
     Нашего героя не случайно удивило появление в здешних местах племени, которое, по его представлениям, должно было находиться еще далеко на востоке: именно оттуда приходили страшные слухи о нем. Как вдруг оно оказалось уже на рубеже страны неандертальцев? Лум не знал, что в насто-ящее время у ронгов главной задачей было найти племя номариев, что все племена на востоке, оказавшиеся у них на пути, которые не смогли убежать или дерзнули дать им отпор, уже истреблены, а точнее… съедены, что те-перь настала очередь номариев.
     В те времена на огромном пространстве обитаемой суши жило не так уж много племен. Меняя обедневшие охотничьи угодья на более богатые, каж-дое кочевало в пределах очень обширной территории, которую считало сво-ей страной. Отнюдь не всегда легко было найти стоянку хозяев этой терри-тории. Ища номариев, ронги прошли мимо и углубились далеко на запад. Случайная встреча здесь чужаков обнадежила их. Причем им было не важ-но, номарии ли это или люди другого племени, потому что особой разницы во вкусе мяса людей разных племен они не находили. «Значит, мы не ошиб-лись что пришли сюда – скоро найдем все их племя», – с радостью думали ронги. Большие надежды они возлагали на лучших бегунов, получивших приказ догнать и привести убегающего чужака. Если б им это удалось, то по-явилась бы возможность пытками заставить его показать путь к своим соро-дичам. Однако преследователи Лума разочаровали всех ронгов. «Ничего, – утешали себя каннибалы, – зато мы теперь знаем, в какую сторону идти, чтобы найти их».
     Наверное, имеет смысл кратко рассказать об истории племени ронгов. Задолго до описываемых событий их предки кочевали на просторах совре-менных Сирии и Ирака и особым пристрастием к людоедству не отличались. Когда перебрались на территорию нынешнего Ирана, то попали в окружение очень воинственных племен. Частые войны в те времена служили упроче-нию каннибалистских традиций. Желая избавиться от опасного соседства, ронги ушли жить в суровую горную местность. Но здесь тоже оказались сре-ди таких же племен людоедов. Пришлось ронгам вести непрестанную борь-бу и с ними. Войны преимущественно заключались в многочисленных стыч-ках. Их цель  была в основном в захвате пленных, которые живо отправля-лись на костер и в желудки победителей. В обычаях племени ронгов тради-ции каннибализма тоже приобрели особенно большое значение. Выжить в столь жестоких условиях помог клану совет одной его женщины, которую ронги, жившие по законам матриархата, весьма почитали за мудрый ум. Она сказала: «Нельзя разъединяться – чем больше народ, тем больше вои-нов, тем больше сила». Клан перестал делиться. Но как могло прокормиться многочисленное племя? Ронги сделались агрессивнее даже своих соседей. Добыча людей стала самым желанным и почетным делом для ронгов-мужчин. Занятие это оказалось особенно целесообразным, потому что именно людей можно было какое-то время держать в плену, подкармли-вать, когда результаты обычной охоты давали избыток мяса, и постепенно съедать, когда такая охота не приносила достаточно пищи.
     Однажды ронги вдруг обнаружили, что во всей обширной горной местно-сти, где жили они и еще несколько племен, никакого другого племени, кро-ме их не  осталось: большинство были ими съедены, некоторые откочевали в иные места, чтобы спастись. Ронги не пощадили даже те два племени, ко-торыми стали отделившиеся когда-то от их клана четыре рода.
     Теперь победоносные воители обратили взоры туда, где жили давние предки ронгов, откуда они вынуждены были уйти сюда в горы. Многие предлагали вернуться в эти степи. Однако в спорах о том, в каком направле-нии перекочевывать, взяли верх те, кто предлагал двигаться на север. Сред-няя Азия, южные Сибирь и Урал представляли собой тогда благодатный край,  где был благоприятный климат и водилось бесчисленное множество животных, а ведь именно животные, а не люди составляли основу рациона ронгов. Да и племен там было не мало, потому что люди охотно селились в этих местах, что для ронгов тоже имело большое значение, ибо от своих во-инственных каннибалистских традиций они отказываться не собирались.
     Племя двинулось на север. Так началось первое в мире великое наше-ствие. Однако, спустившись на равнину, ронги неожиданно для себя столк-нулись с очень мощным сопротивлением: три здешних племени уже очень хорошо знали о зловещей славе ронгов и объединились против них. Горцам пришлось воевать с этим союзом почти десять лет. Зато, когда наконец одо-лели его, то долго потом не встречали серьезного сопротивления: разроз-ненные племена, на которые нападали, становились легкой добычей людо-едов. Приблизительно через тридцать лет после начала нашествия ронги пе-рекочевали через южно-уральские горы и двинулись дальше на запад. Страшная молва об орде людоедов шла впереди нее. Одни племена, как го-ворилось выше, старались спастись бегством, другие вступали с ними в борьбу. Борьба эта была порой очень упорной, продолжительной, време-нами успешной для противников ронгов. Однако, в конце концов, те все равно одолевали. Они всегда побеждали, потому что их было больше. Тем племенам, которые уходили далеко на север, удавалось спастись, ибо рон-гам не хотелось идти туда, поскольку они уже успели привыкнуть к теплому климату края, где долго кочевали, хотя прежде имели немалую закалку, приобретенную в суровом горном крае.
     Немногим более, чем через пятьдесят лет ронги дошли от южного Урала до центральной Европы, оставив за собой огромные обезлюдевшие про-странства.
 

7

     Лум наслаждался желанным отдыхом.  Неимоверная усталость стала про-ходить и начали возвращаться силы.  Вернулась и способность ясно осмыс-ливать происходящее. Он вдруг осознал всю тяжесть случившейся беды. По-гибли девять соплеменников, девять его товарищей! О «старшаках» Лум го-ревал не меньше, чем о своих ровесниках-друзьях, ведь за время пути успел с ними тоже очень сдружиться.
     Наш герой понимал, что главной для него по-прежнему остается задача увести орду людоедов в сторону от своего племени. Он не сомневался, что как только ронги узнают, что преследователи не смогли настигнуть беглеца, они пустят по его следу другую группу преследователей. Те не станут бе-жать, а просто пойдут за ним. Это будут лучшие следопыты племени, кото-рые умеют брать след не хуже волков и собак, умеют безошибочно разыс-кивать его, если потеряется. Лум против своей воли может привести их к родному стойбищу. Несколько утешало то, что он знал, что имеет перед ни-ми немалое преимущество: ведь отправятся в путь новые преследователи не прежде, чем вернутся неудачливые бегуны, и двигаться смогут гораздо медленнее, чем он, потому что будут внимательно высматривать его следы, временами даже, там, где они не заметны, опускаться на четвереньки и, как животные, обнюхивать землю, чтобы среди множества запахов разыскать запах человека.
     Лум решил дней пять идти в том направлении, в котором шел сейчас, по-сле чего, хорошо запутав следы, повернуть к своему племени: его необхо-димо было скорее предупредить о грозящей ему большой опасности. 
     Он решил, что если выживет в войне с ронгами, то непременно вернётся сюда, чтобы разыскать возлюбленную. 
     Мало-помалу наш герой начинал свыкаться с мыслью о случившейся бе-де, хотя сожаление о гибели товарищей вызывало сильные переживания. Но теперь он мог думать и о другом. Он осознал, в каком ужасном положении оказался сам. Действительно, ведь ему предстояло совершить большой путь и выжить одному в тяжелейших условиях. Выше уже говорилось, что в те времена в одиночку человек не мог прожить и нескольких дней. Правда, ес-ли он значительно превосходил силой и выносливостью обычных людей, то шансы на выживание у него были достаточно велики. Однако наш герой се-бя таковым не считал, поэтому предстоящий путь его не мог не страшить.
     Люди в те времена, как тоже упоминалось выше, гибли преимущественно от когтей хищников. Весь мир тогда кишел ими. Во времена, описываемые нами, флора и фауна центральной и западной Европы были в основном уже такие, как и в наше время, но, конечно же, отличались девственным изоби-лием. К тому же существовало немало животных, не дошедших до нашего времени, например, мамонт. Самым сильным хищником и тогда здесь был медведь. Люди и в те времена называли его хозяином леса. Но в действи-тельности хозяином леса был не он, а волк. Волки господствовали не только в лесах, но и в полях, лесостепях и даже в горах, где были подходящие для их обитания условия. Значительную конкуренцию волкам составляли соба-ки. Питавшиеся преимущественно мясом, пробегавшие, как и волки, в поис-ках добычи каждый день десятки километров, они очень превосходили со-временных собак и силой, и выносливостью. Особенно опасны были волки и собаки, державшиеся стаями.
     Лум знал, что чаще остальных гибнут охотники, которые любят охотиться в одиночку. Их порой загрызали даже животные, которые обычно не напада-ли на человека, когда он был не один, например, рысь или небольшие соба-ки. Одиноко охотящиеся охотники часто погибали просто потому, что под-вергались нападению, когда были слишком усталыми или ослаблены ране-нием, а хищники с поразительной чуткостью угадывают слабость в намечен-ной жертве. Наш герой чувствовал, что если на него нападёт сейчас хотя бы рысь или небольшая собака, то тоже не сможет отбиться.
     Со страхом думал Лум и о предстоящих ночах. Он привык ночевать в окружении костров, при бдительном карауле сменяющихся часовых, ощу-щая надёжную близость могучих товарищей. Теперь же он будет совершен-но беззащитен перед немой темнотою коварной ночи, когда постоянно ото-всюду грозит невидимая опасность. Несколько успокоило решение спать на развилках деревьев, как обычно спали застигнутые ночью одинокие охотни-ки. 
     В дополнение ко всем огорчениям на него надавило ощущение, которое ему ещё никогда не приходилось испытывать – ощущение одиночества. Он не представлял, как сможет прожить много дней совершенно один – путь, как мы знаем, предстоял ему далёкий.
     Как и любой охотник, Лум шёл, часто глядя вокруг себя. Оглянувшись, он вдруг увидел бегущих к нему собак. Хотя они ещё были далеко, он уже до-гадался, что это очень крупные собаки. Грудь стеснил внезапный страх. Лум быстро огляделся в надежде увидеть какое-нибудь дерево, на которое можно было бы влезть, чтобы спастись, ведь сил для борьбы после изнуря-ющего бега у него совершенно не осталось. Однако вокруг были лишь кусты да мелкие деревца. И снова Лум готов был умереть в бою. При этом поду-мал с сожалением, что не сможет предупредить сородичей о большой опас-ности. 
     Собаки приблизились на расстояние броска дротика и остановились. И тут Лум узнал их. Это были те самые собаки, которые вместе со всей своей стаей бросились к нему, когда он утром выходил из леса. Именно эти два пса про-явили к нему, как мы помним, нечто вроде симпатии.
     Лума сразу значительно успокоило то, что эти клыкастые монстры остано-вились. Не было похоже, что они собираются сейчас напасть. Собаки завиля-ли хвостами, стали смотреть в сторону, а это, как он уже знал, свидетель-ствует не о враждебном намерении. Однако молодой охотник не сомневал-ся, что успокаиваться ещё слишком преждевременно. Эти страшные твари, конечно, нашли его по его следам. Значит, они преследуют его. Он помнил, что собаки часто ходят за охотниками. Цель таких попутчиков, не желающих расстаться с повадками их предков – древних шакалов, - нами уже описана выше. Но, насколько ему было известно, собаки ходили только за группами охотников. Лум не слышал, чтобы они преследовали одиноких охотников ради того, чтобы полакомиться их отбросами. Эти два четвероногих мохна-тых монстра тоже проявляют к нему интерес вряд ли со столь скромными намерениями. Конечно, они хотят разорвать и сожрать его и только ждут подходящий случай. Но разве сейчас не подходящий случай, сейчас, когда он совершенно один, еле стоит на ногах от усталости и нет поблизости дере-вьев, на которых смог бы, возможно, найти спасение? Почему же они не нападают, а продолжают хитрить – делать вид, что не имеют никаких враж-дебных намерений? Нашему герою был непостижим столь изощрённо-коварный замысел его преследователей. В конце концов Лум объяснил не-понятное промедление собак обычной трусостью: он не раз слышал, что эти животные боятся смелых и сильных людей. 
     Молодой охотник пошёл снова. Однако двигался теперь не скорым ша-гом, поскольку боялся, что собаки сочтут его убегающим от них, а хищники, как он знал, особенно любят нападать на убегающих. При этом то и дело с опаской оглядывался. Животные шли за ним. 
     Молодой, мощный, сверхвыносливый организм нашего героя быстро восстанавливал силы. Способствовало этому и значительно замедленное движение. 
     Лум перестал бояться своих нежелательных четвероногих попутчиков, чувствуя себя способным дать им отпор. Всё же ускорил шаги лишь нена-много. 
     Ему очень хотелось заняться охотой, чтобы утолить голод, ведь с середи-ны вчерашнего дня у него не было во рту ничего, кроме воды и нескольких пойманных на ходу насекомых. Однако охота могла потребовать немало времени и дать возможность врагам настигнуть его. 
     Всё же иногда Лум позволял себе недолгие привалы. Их использовал в основном для того, чтобы наловить и съесть сколько-нибудь крупных насе-комых, преимущественно кобылок. После каждой такой остановки он чув-ствовал себя совершенно отдохнувшим и бодрым шагом продолжал путь. 
     Во второй половине дня горную местность Лум оставил позади и вошёл в смешанный лес, покрывавший часть обширной равнины. Здесь, в лесу, опасность, исходящая от двух следующих за ним огромных свирепых собак, ощущалась куда сильнее. Теперь они большую часть времени были не вид-ны ему. Он стал оглядываться чаще, но лишь изредка видел мелькающие между стволами зловещие четвероногие фигуры, с открытыми пастями, из которых свисали длинные языки. 
     Ближе к вечеру, однако в то время, когда ещё далеко до сумерек, Лум вышел на просторную лесную поляну и сразу увидел на противоположной стороне её, на краю мрачновато-зелёной массы теснящихся пышнолапых деревьев, коренастый раскидистый дуб, как нельзя более подходящий для того, чтобы на нём устроиться на ночлег. Всё же Лум преодолел соблазн это сделать и продолжил путь, желая пройти сегодня возможно большее рас-стояние, чтобы далее оторваться от предполагаемых преследователей. 
     Он рассчитывал, что до темноты ему ещё встретится другое дерево, столь же подходящее для ночёвки. Однако шёл уже час, а не попадалось хоть сколько-то пригодное для этого. Его начало беспокоить, что придётся ноче-вать, не обезопасив себя недоступным для большинства хищников высоким положением на дереве. Учитывая близкое присутствие слишком опасных попутчиков, это означало, что поспать вообще не удастся. Поэтому Лум по-вернул обратно, надеясь разыскать приглянувшийся ему дуб. Возможность столкнуться с предполагаемыми преследователями теперь не представля-лась ему столь уж вероятной, поскольку двигаться те должны, рассуждал молодой охотник, намного медленнее, чем он, да и на ночлег тоже остано-вятся, ведь не волки же они, чтобы уметь в темноте идти по следу. 
     Когда собаки увидели, что он пошёл обратно, прямо на них, то сразу от-бежали в сторону. «Так они меня боятся!» –  удивился  Лум. Это открытие наполнило его сознанием превосходства над этими чудовищами и желани-ем внушить им больший страх. Он грозно рявкнул и, подняв копьё над голо-вой, сделал несколько шагов в их сторону. Собаки в одно мгновение исчезли в чаще. Но не убежали совсем: между стволами виднелись их морды, смот-рящие на него. В действительности у Лума не было намерения нападать на них: он боялся сбиться со своего следа, который должен был привести к той поляне. Путь к ней оказался гораздо более долгим, чем он ожидал. Следы его и собак часто терялись среди бурелома или на упругих густых хвойных покровах земли между основаниями деревьев. Да и видно стало хуже: в ле-су начали сгущаться сумерки. Приходилось то и дело опускаться на корточки или даже на четвереньки, чтобы угадать следы по запаху. Наконец впереди засияли просветы, и вскоре лес расступился. 
     На поляне было ещё светло как днём. Лум влез на дуб. Он оказался даже ещё более подходящим для ночёвки, чем предполагал молодой охотник: тройная широкая без сучков развилка ветвей позволяла удобно располо-житься на ней, кроме того, он теперь был в укрытии из пышной листвы, сквозь просветы в которой легко мог увидеть ронгов, если они появятся из леса на противоположной стороне поляны. Сам при этом наверняка останет-ся не видным для них. В добавление к этим преимуществам имелось ещё одно, тоже немаловажное: здесь было гораздо меньше комаров, чем в чаще – их отгонял дующий с поляны свежий приятный ветерок. 
     Чтобы было сидеть помягче, Лум подстелил на развилку свою суму. Ве-рёвкой, которую приготовил с упомянутой выше целью, привязал себя к де-реву на случай, если во сне забудет, что находится на высоте и пожелает из-менить положение тела, что могло привести к падению. 
     Сопутствующие ему собаки вышли на поляну и легли в траву. Они распо-ложились в раза два ближе, чем обычно держались от Лума. Это немало удивило его, знавшего, как обычно старательно собаки поддерживают без-опасное для себя расстояние от охотников. «Ага, вот вы мне и попались!» – обрадовался Лум. Он захотел метнуть в какую-нибудь из них дротик, но, чтобы выполнить это намерение, нужно было отвязать себя от дерева и слезть с него. Сейчас, когда так удобно устроился, ему это делать совсем не хотелось, и он передумал. «Так вот почему они близко легли…» – удивился он, поняв, что собаки просто-напросто догадались, что он не сможет с дере-ва кинуть достаточно сильно и метко копьё или дротик и что поленится спу-ститься. Не раз он имел возможность убедиться в поразительных сообрази-тельности и чутье этих животных, а сейчас получил явные доказательства их прозорливости.
     Через некоторое время на противоположной стороне поляны из леса по-явились два волка. 
     Собаки тоже сразу заметили их. Они мгновенно, не теряя время даже на свой обычный собачий лай, устремились к ним. Со свирепым жутким рыча-нием звери сцепились в клубок, который быстро рассыпался и превратился в два клубка. Лум стал зрителем впечатляющего зрелища – яростной схватки могучих лютых зверей, на которую даже смотреть было страшно. Эта схват-ка, а точнее битва, происходила не на одном месте, а носилась по поляне, как вихрь, как смерч. Скоро в громогласные свирепые рыки стали вплетаться жалобные визги, и вихрь унёсся в лес. Лум уже не видел дерущихся живот-ных, а только слышал доносящиеся из чащи звуки продолжающейся битвы, которая, как ему казалось, уже завершалась. И правда, не прошло и минуты, как на поляну вышли из леса с гордым видом победителей два зверя. Это были… собаки. На шерсти их появились пятна крови.
     «Ну, молодцы…», –  проговорил находящийся под сильным впечатлени-ем от увиденного Лум. Победители вызвали невольное восхищение у моло-дого воина-охотника. Его поразило не то, что собаки победили волков – он хорошо знал, что такое отнюдь не редкость в окружающем его мире, где по-стоянно соперничают эти два вида хищников. Нет, его поразила та храб-рость, с какой бросились собаки на очень опасных противников, не промед-лив даже мгновения. Представление о попутчиках как о трусливых животных теперь сильно поколебалось. Лум как будто даже зауважал их, если такое слово возможно употребить в отношении животных. 
     «Но из-за чего они подрались?» – недоумевал Лум. Он знал, что хищники вступают в борьбу друг с другом обычно, когда одни защищают свою добы-чу, а другие оспаривают её. Но ни у его попутчиков, ни у неожиданно по-явившихся на поляне волков не было добычи. «Ах, вот оно что…, – понял Лум. – Уж не из-за меня ли? Конечно, я же добыча для них». Впрочем, насколько наш герой оказался прав в своём предположении, будет ясно из дальнейшего повествования. 
     Вскоре Лум погрузился в сладкий сон. Последними мыслями, которые пришли перед этим, были: «Ну, ладно, ладно, охраняйте меня… Но не надейтесь…» 
     Совершенно изнурённый молодой охотник спал так крепко, что ни разу ни проснулся, ни изменил даже положение тела. Но именно боль, вызванная однообразным сидением, в конце концов, и пробудила его. 
     Он проснулся, когда поляна уже была залита ярким солнечным светом. Слез с дерева. Тело так затекло, что его сильно ломило изнутри, особенно в тех частях, на которые пришлась основная его тяжесть во время сидения.
     Лум внимательно огляделся. Собак не увидел. «Ушли. Наконец-то. Ви-дать, голод заставил. Поняли, что до меня не добраться. Пошли другую до-бычу искать», – подумал он. Отсутствие собак не могло не обрадовать его, узнавшего об их поразительных боевых качествах.
     Не задерживаясь здесь и минуты, он продолжил путь. Ломота в затёкшем теле быстро прошла. Он снова шёл, внимательно вглядываясь, вслушиваясь, принюхиваясь, как всегда ходил по лесу. Его окружали вековые сосны, ели, клёны, липы. Хотя шёл тем же путём, почти не  узнавал   виденные   вчера      места – так преобразился лес в утреннюю пору. Девственный лиственный и хвойный кров его пронизывали тысячи ослепительно ярких лучей, отчего здесь было не сумрачно, как в предвечернее время, а светло, уютно.
     Видимо, под влиянием окружающей красоты, а, главное, благодаря тому, что утром после хорошего сна многое воспринимается по-иному, настрое-ние Лума, по сравнению со вчерашним, значительно изменилось. Хотя его продолжали мучить переживания, вызванные воспоминанием о страшном событии, тяжёлое чувство всё более оттеснялось счастливыми мыслями о том, что сам он остался жив, что по-прежнему для него сияет, лаская теплом, щедрое благодатное солнце, по-прежнему для него благоухает, радуя взор красотою, цветущая природа. Отвлекали от горестных дум и вернувшиеся сладостные воспоминания о возлюбленной. 
     Во второй половине дня лес кончился. Лум шёл теперь лесостепью. Перед ним была равнина. На её огромном пространстве местами темнели рощи. Чем далее уходил взор, тем и равнина, и рощи становились более светлыми и голубыми. 
     Часто попадались ручьи и речушки, и Лум вдоволь утолял жажду. Ловил по пути насекомых. Но они уже не могли заглушить голод, потому что слиш-ком много было отдано сил. Лум счёл, что теперь достаточно далеко уда-лился от возможных преследователей, чтобы позволить себе заняться охо-той. К такому решению он пришёл, не только учитывая расстояние, медлен-ную скорость движения ронгов-следопытов, но также стоявшую и перед ни-ми необходимость заботиться о пропитании. 
     Эти места если и были когда-то охотничьими угодьями человека, то очень давно, ибо здесь водилось так много животных, что не нужно было даже их выслеживать. Лум видел вокруг себя лошадей, косуль, овец. Одни были близко, другие далеко. Двигаясь далее, увидел коз и быков. 
     Однако видеть потенциальную добычу ещё отнюдь не означало, что удастся овладеть ею. Сделать это и здесь тоже было нелегко: все животные были крайне опасливы.  
     Лишь через часа три труды нашего героя принесли желанный результат. Да и то, пожалуй, ему просто повезло. После очередной неудачи, когда не смог достаточно близко подкрасться к косулям, стремительно убежавшим вдаль, он шёл в высокой траве по лугу. По сторонам на разном расстоянии от него темнели группы деревьев, покачиваемых ветром. Лум подошёл к широкой низине с пологими спусками и сразу увидел приблизительно посе-редине её огромного кабана. Охотник мгновенно присел в траву и притаил-ся. Убедившись, что животное его не заметило, он стал осторожно красться сквозь густую траву к краю оврага. Раздвинув траву, снова увидел кабана. Тот увлечённо, деловито рылся рылом в земле и растительности. Это был могучий вепрь. Не всякий охотник захотел бы один на один выйти против та-кого чудовища. 
     Лум некоторое время испытывал колебания. Однако они вызваны были не страхом. Только тем, что имел недостаточное вооружение для охоты на кабана в одиночку. Он знал, что это животное, часто даже смертельно пора-жённое на расстоянии дротиком или копьём, не издыхает сразу, а атакует охотника со всей яростью и мощью агонии. А главное, при лобовом столкно-вении очень крупная голова кабана загораживает значительную часть тела. Те же его части, которые ещё как-то возможно достать копьём, слишком ма-ло уязвимы из-за необычайной прочности кожи и потому, что удары пре-имущественно приходится наносить под углом. У охотника порой не остаётся выбора, кроме как бить в голову, а это для хрупкого кончика каменного острия губительно. Вот тут хорошо бы как раз дубину использовать. Лум до-садовал, что из-за необходимости спешить не обзавёлся ещё палицей. Ко-нечно, без резца или рубила не сделал бы хорошую. Но более-менее снос-ную мог бы сделать. Охотник очень опасался лишиться копья. И тут он вспомнил, что его копьё имеет ещё и второе остриё. И снова наш герой оце-нил изобретательность неандертальцев.
     Теперь Лум не колебался. Снял с себя и положил на землю суму: она хоть и лёгкая, всё же могла помешать движениям. Правда, когда сражался с рон-гами, сума за спиной не помешала – тогда не успел её снять – но, конечно, лучше снять. Выждав, когда вепрь повернётся к нему боком, он встал во весь рост и метнул дротик. В такую большую, малоподвижную, находящую-ся недалеко мишень попасть не составило труда. Дротик не только вонзился точно в серый щетинистый бок, но и вошёл глубоко. Тем не менее кабан, как и предполагал Лум, не упал, а повернулся и ринулся на него. Через несколь-ко мгновений чудовищное рыло с клыками уже маячило перед ним, а он осаживал вепря мощными тычками копья, обращённого к нему закалённым на огне остриём.  Животное быстро теряло силы. Каждый следующий наскок отражать было легче. Движения кабана становились замедленными. И вот Лум, изловчившись, мгновенно перевернул копье и вонзил кремнёвый наконечник в мощную шею животного. Уверенный, что окончательно пора-зил противника и не желая подвергать наконечник риску соскочить с древка, не стал выдёргивать копьё. 
     Вепрь застыл на месте и, постояв несколько мгновений недвижимо, рух-нул на землю. Лум издал победный рёв и сделал несколько радостных уда-ров кулаками по воздуху. Затем наклонился к поверженному животному и аккуратно извлёк из него копьё и дротик. 
     Убедившись, что кабан издох, принялся его свежевать. Для этих целей не-обходим был резец, которого у нашего героя не было. В качестве резца стал использовать острие дротика: сжал в руке наконечник и начал делать надре-зы на коже животного. Наконечник дротика мало подходил для такой рабо-ты. Всё же дело пошло. Слишком увлёкшись, особенно когда в нос ударил очень аппетитный запах сырого мяса, Лум потерял осторожность и всё-таки сломал дротик: древко отвалилось от наконечника. Впрочем, орудовать од-ним наконечником было куда сподручнее.
     Лум не собирался свежевать всю тушу. Он содрал кожу только с одной ляжки. Затем стал вырезать из неё куски и жадно есть. Ему не раз приходи-лось есть на охоте сырое мясо. Конечно, жаренное вкуснее. Но и сырое по-глощать, особенно когда очень голоден, просто наслаждение. 
     Наевшись, сходил за сумой и стал наполнять её кусками. В какой-то мо-мент остановился, вдруг подумав, что очень напоминает молодого неосто-рожного хищника, который, слишком увлечённый поглощением добычи, забывает глядеть по сторонам и сам становится добычей или в лучшем слу-чае вынужден уступить мясо другому хищнику, а ведь опасность – Лум это хорошо знал – многократно возрастает, когда удалось овладеть добычей, потому что чужая добыча очень привлекательна для тех, кто сам не добился успеха на охоте и голоден. Лум поспешил оглядеться и сразу увидел справа, на краю оврага, две большие волчьи фигуры. В следующий миг понял, что это не волки, а собаки, а ещё через мгновение разглядел, что это никто иные, как его недавние попутчики. 
     Молодой охотник схватил лежавшее рядом копьё и вскочил на ноги, гото-вый отстаивать добычу, но собаки снова старательно смотрели в сторону и виляли хвостами. Лум успокоился и продолжил наполнять суму. Закончив это занятие, он положил кремнёвое лезвие в суму, надел её через плечо, ставшую пузатой и довольно увесистой, впрочем, для такого молодца как наш герой отнюдь не тяжёлой. Подняв с земли копьё и древко дротика, неприязненно и пренебрежительно сказал собакам: «Ну что, собачьи мор-ды, налетайте. Вон вам сколько осталось». Затем повернулся и бодрым ша-гом двинулся в выбранном вчера направлении.
     Когда отошёл от убитого кабана на расстояние, приблизительно равное броску дротика, услышал за спиной рычание, оглянулся и увидел, что соба-ки радостно набросились на тушу. «Уж не идут ли они за мною, потому что привыкли идти за нами, охотниками. Они привыкли меня видеть среди тех, за кем подъедали. Теперь их нет. Я остался один. А они всё равно идут. За мной одним идут. По привычке. И не ошиблись. Им опять досталось. И не-мало досталось. Но, значит, они не так опасны для меня, как я думал. Если им нужно от меня только это, а не я сам». Такие мысли несколько уняли беспокойство Лума по поводу того, что за ним увязались эти страшные хищ-ники. Однако тут же он подумал: «Нет, всё равно они очень опасны. Случись что, буду я ранен или слишком ослабею от голода – они сожрут меня… Нет, надо убить хотя бы одну из них. Надо постараться как-то, а потом и вторую. Надо что-то придумать, как-то обмануть их… Но разве их обманешь? Эти твари такие хитрые? Всё чуют. Обо всём догадываются, наперёд уже знают, что задумал человек».  Лум даже остановился от удивления. Уж не потому ли они идут за ним, что знают, что в группе охотников именно он был глав-ным добытчиком. И уж не понимают ли они, что мяса теперь им будет до-ставаться больше, чем раньше, ведь едоков стало намного меньше. 
     Не прошел Лум еще и пятидесяти шагов, как вдруг прямо перед ним из-за кустов выскочили восемь собак. Они спешили сюда, привлеченные притяга-тельным запахом освежеванного мяса и крови. Вместе с этим запахом про-должавший дуть теплый северный ветер донес до них и запах человека.
     Лум стал быстро отходить в сторону, надеясь, что собак больше привлечет туша кабана, и они пробегут мимо. Но от него тоже исходил вкусный запах: больше от сумы, конечно. Кроме того, собаки увидели рядом с тушей кабана двух огромных собачищ, даже более крупных, чем они. А человек был один. Да к тому же совсем близко. Поэтому вся стая с кровожадным яростным ла-ем устремилась прямо к нему.
     Лум успел сбросить с плеча суму и взять на изготовку копье. «Ну все, про-пал! Отобьюсь ли?!» – мелькнуло в голове. При этом пожалел, что сломал дротик, которым уже на расстоянии можно было бы уменьшить число напа-дающих. В следующий момент подумал: «Надо отбежать назад – оставить им суму. Может, не тронут меня?! Нет, не отдам».
     Собаки, не добежав шагов пятидесяти, неожиданно к большому его удив-лению и немалому облегчению остановились. Но лаять они стали еще яростней и дружнее. Однако лаяли теперь не на человека, а на тех, кто стоял в шагах двадцати от него справа. Ну конечно, это были попутчики Лума. Они отвечали на лай незнакомой стаи могучим, громогласным, ухающим лаем, каким обычно лают очень крупные собаки.
     Воодушевленный неожиданной     и такой внушительной поддержкой Лум обрел решимость и перешел в наступление. Ему пришла идея использовать тот тактический прием, которым, как мы помним, он обратил в бегство стаю волков. Правда, метнуть дротик он не мог, а копье тем более, боясь остаться безоружным. Поэтому с копьем наперевес бросился на самую крупную со-баку стаи, полагая, что это вожак ее. Он намеревался сразить этого пса в ближнем бою. Но тот боя не принял. Он сразу же повернулся и начал убе-гать. А вместе с ним – и вся стая. Однако убегала она не быстро. Это было больше похоже не на бегство, а просто на отступление. И неожиданные со-юзники Лума хоть и преследовали отбегающих собак и даже хватали зубами некоторых за ноги, но двигались тоже неспешно и кусали явно не в полную силу. Это удивило охотника, уверенного в сокрушительном поражении вра-жеского клана. Он не знал, что у собак, как и у волков существуют свои зако-ны войны, в соответствии с которыми, если одна из противоборствующих сторон признает себя побежденной, то она обычно не подвергается упорно-му преследованию и беспощадному истреблению, как это бывает часто у людей. Впрочем, наш герой тоже не видел необходимости в продолжении боевых действий и остановился.
     Он пошел далее своим путем. Его попутчики вернулись к прерванной тра-пезе. Побежденная стая разместилась несколько поодаль от них в ожидании своей очереди на дармовое питание.
     Пройдя шагов сто, Лум обернулся и вдруг увидел, что все собаки ожида-ющей стаи глядят на него. Нетрудно было догадаться, что они продолжают рассматривать его в качестве возможной добычи и очень рады тому, что он удаляется от своей стаи. Молодой охотник счел, что благоразумно будет по-ка не идти далее, и даже вернулся назад на шагов пятьдесят. 
     Непредвиденную вынужденную задержку использовал для починки дро-тика. Занимался этим, а сам думал: «Вот помогли мне как! Вот не ожидал». Он испытывал сейчас большую благодарность своим четвероногим попут-чикам. Даже ощутил что-то наподобие симпатии к ним. Но то были лишь сиюминутные чувства. Совсем скоро его отношение к этим животным станет прежним: слишком велика была закрепившаяся в сознании ненависть к со-бакам, как и к волкам, чтобы он мог быстро убавить ее хотя бы по отноше-нию к двум особям. «Они не меня защищали, а мою добычу», – мысленно говорил он, чтобы поскорее изгнать из души неожиданное чувство благо-дарности к своим нежелательным попутчикам. Конечно, в основном его ход мыслей был правильным. Но только ли в одном стремлении отстоять тушу кабана была причина поддержки, оказанной человеку собаками, занявши-ми, надо заметить, позицию не около туши кабана, а вблизи Лума.
     Как только наш герой понял, что его попутчики насытились, он продол-жил путь, а они последовали за ним.
    
8

     Лум взял теперь за правило в то время, когда приближается ночь, и попа-дается по пути дерево более-менее годное для ночлега, сразу устраиваться на нем для сна, хотя до наступления сумерек еще мог бы пройти немало. Так поступал, чтобы избежать затруднения, подобные тому, с каким столкнулся, когда пришлось возвращаться к дубу, на котором ночевал первый раз. Это позволило также лучше высыпаться и восстанавливать силы для продолже-ния пути.         
     Когда в суме было мясо, Лум, конечно, не мог использовать ее в качестве подстилки для сидения во время сна на развилке дерева. В таких случаях подкладывал под себя густой пук нарванной травы, плотно примятой и, что-бы не рассыпалась, особым образом обвязанной веревкой: юноша был рад, что не выбросил ее, когда понял, что она не пригодится для той цели, для которой была сделана.    
     В одной из рощ сломал довольно толстую ветку дерева. Удалось это сде-лать без рубила только благодаря огромной силе: далеко не каждый муж-чина даже того времени справился бы одними руками с веткой такой тол-щины. Лум переломил ее в нужном месте об колено, оборвал с одного из обломков (не без помощи, конечно, крепких зубов) веточки, и получилась неплохая суковатая палица, одно из самых первых видов холодного оружия.
     Через день наткнулся на большую россыпь кремня. Нашел среди камней такой, который формами и размерами очень напоминал резец. Стал обраба-тывать его другим камнем. Поскольку природа за нашего героя уже сделала значительную часть работы, ему не пришлось долго обивать заготовку. Ско-ро из-под рук Лума вышел неплохой острый резец. Конечно, мастер сделал бы лучше (у кроманьонцев, как и у неандертальцев, были специалисты по изготовлению кремневых изделий). Все же и такой резец молодой охотник счел ценным приобретением. Из-за необходимости спешить особенно радо-вало то, что работа не потребовала много времени.
     Собаки шли за ним три дня. За это время им не перепало от него даже ко-сточки, поскольку Лум запасся только вырезками мяса, а им делиться с ни-ми, конечно, не собирался. Надежда на отбросы обманула попутчиков. По-рядком проголодавшись, они на четвертый день вынуждены были покинуть его общество и отправиться на охоту. У Лума еще оставалось четыре куска. Правда, от них уже исходил дурной запах, но молодого охотника это ничуть не смущало, ибо первобытных людей, с их крепкими желудками, не волно-вали такие пустяки, как срок годности продуктов питания.
     В конце дня Лум забрался для ночевки на дуб, растущий на краю рощи. Место это ему понравилось не меньше, чем то, которое он впервые исполь-зовал для сна на дереве: и сидеть было удобно, и все пространство, где мог-ли появиться ронги, хорошо просматривалось, в то время, как сам он не мог быть им заметен в густой листве дерева. Да и комаров не было, поскольку место это обдувалось ветерком. Перед Лумом зеленела большая поляна, которая в лучах заходящего солнца приобрела рыжеватый оттенок. За нею темнела коричневато-лиловая дубовая роща, из которой наш герой недавно вышел. В такой цвет она окрасилась, потому что в предвечернее время мно-гое, что оказывается в тени, обретает подобные оттенки. Горы, среди кото-рых он бежал, спасаясь от ронгов, были уже так далеко, что только вершины их едва-едва выглядывали из-за рощи.
     Из нее появилась и направилась прямо сюда собака. Она бежала так, как бегут обычно хищники, которые идут по следу, – низко наклонив голову, время от времени приостанавливаясь. Лум почти сразу узнал ее: это была одна из тех собак, которые увязались за ним и которых мы стали называть его «нежелательными попутчиками». Лум приметил, что она прихрамывает и время от времени бежит на трех ногах, одну поджимая под себя. Он дога-дался, что эти собаки снова с кем-то сражались. По всей видимости, одна по-гибла, а оставшаяся в живых получила серьезное ранение.
     И тут произошло то, чего наш герой никак не ожидал от себя: он, привык-ший ненавидеть собак, как и волков, вдруг ощутил жалость к этой собаке. Как и любой нормальный человек, Лум от рождения не был лишен чувства жалости. Поначалу, когда прошел испытание на право считаться охотником-воином и стал ходить на охоту, ему стоило немалого труда подавлять в себе жалость к убиваемым животным. Со временем это чувство в нем исчезло со-вершенно.
     Сейчас Лум невольно представил, как изнуренное тяжелой охотой, поте-рей крови от ранения животное, преодолевая неимоверную усталость и сильную боль, на трех лапах приковыляло к тому месту, где рассталось с ним, проделав наверняка огромное расстояние, которое успело пробежать во время охоты до жестокой схватки с кем-то, а потом еще двигалось все то, отнюдь немалое расстояние, которое он сумел пройти за весь день.
     Собака приблизилась, остановилась и, приподняв голову, стала принюхи-ваться. Она подняла еще выше голову и увидела сквозь листву дерева Лума. Пес радостно завилял хвостом. Однако сразу предпочел отбежать на неко-торое расстояние. «Что это? Он опять, как будто радуется мне?» – снова удивился Лум.
     Собака легла в траву. Время от времени она как бы ненароком погляды-вала на него, но тут же отводила взгляд и продолжала смотреть в сторону.
     Судя по всему, этот попутчик Лума явно намерен и дальше оставаться в нашем повествовании. Поэтому имеет смысл добавить еще несколько штри-хов к краткой зарисовке ее облика, которую мы сделали выше. Уже упоми-налось, что это была коричневая с черными пятнами огромная собака. Можно сказать, что она очень походила на современную восточно-европейскую овчарку, но превосходила ее размерами.
     Ощущение жалости недолго беспокоило нашего героя. Почти сразу оно сменилось чувством радости. И как ему было не радоваться? Из двух могу-чих грозных хищников, упорно следовавших за ним и постоянно вызывав-ших тревогу своей близостью, остался только один, да и то серьезно ране-ный. Лум решил не упускать удачный случай и, пока собака слаба, поста-раться убить ее, чтобы полностью избавиться от опасной компании. Он при-нялся ломать голову, как это сделать. Задача, действительно, была нелегкой даже при нынешнем благоприятном для него соотношении сил. Лобовая атака тут не годилась: собака наверняка и на трех ногах лучше его бегает. Нет, надо как-то перехитрить ее. Но как? Слишком уж эти твари осторожны и догадливы. Лум заснул, так и не придумав никакого хитрого способа.
     На другой день пес снова следовал за ним, ковыляя на трех лапах на без-опасном от него расстоянии.
     Во второй половине дня разразилась сильная буря. Проливной дождь шел больше часа. Это необычайно обрадовало Лума. И не только потому, что хорошо освежило после долгой жары, но главным образом потому, что появилась возможность совершенно избавиться от возможных преследова-телей-ронгов.
     Как только начался этот огромной силы ливень, Лум побежал, но не прежним путем, а прямо в сторону родного стойбища.
     Время от времени поглядывал через плечо и видел собаку. Она бежала за ним, прихрамывая, на трех ногах и в сплошной серой завесе дождя казалась призрачной тенью.
     Когда кончился дождь, Лум остановился. Более, чем за час пробежал большое расстояние.
     Солнце снова сияло. Вокруг были поляны, маленькие рощицы. Все ра-достно зеленело, блестело, сверкало и дышало теплыми свежими запахами. Над лугами поднимался пар. Группы деревьев приобрели расплывчатые очертания в мареве теплых испарений. 
     Молодой охотник ликовал. Теперь он может прямиком идти к родному стойбищу, нисколько не опасаясь привести к нему врагов. Даже если к нача-лу дождя возможные преследователи были уже близко от Лума, что слиш-ком маловероятно, то за сплошной завесой ливня они все равно не могли увидеть, что он резко изменил направление своего пути. Они могли бы уви-деть, что он после дождя оказался здесь, но только с достаточно большой возвышенности, а такие возвышенности, а точнее, горы еще вчера соверше-но исчезли из виду. После сильнейшего продолжительного ливня не могли ронги, конечно, и отыскать его следы.
     Лум поглядел на собаку. Она тоже остановилась и смотрела на него. Под взглядом человека сразу повернула голову и стала глядеть в сторону. Вид собаки поразил Лума. Она не была такой мощной, какой раньше казалась ему. Это стало видно сейчас, когда шерсть ее совершенно вымокла. Да у нее даже ребра были видны. От недоедания и огромных затрат энергии на охоте пес исхудал. На миг в душе нашего героя снова шевельнулось что-то, похо-жее на жалость. Но только на миг.
     Собака сделала всем телом мощное энергичное движение, каким обычно эти животные отряхивают свою шерсть, и сразу стала заметно объемистей, худоба исчезла.
     Лум повернулся и радостно зашагал к родному стойбищу. Вскоре решил отдохнуть и поесть. Он остановился на краю липовой рощицы. Сел под де-ревом, прислонившись спиной к стволу. Достал из сумы кусок мяса и стал есть.
     Перед ним было несколько деревьев, растущих в шагах двадцати-тридцати друг от друга, за этими деревьями лежал широкий луг, далее тем-нели рощи. И тут Лум увидел, как собака подковыляла к одной из лип. Она стала сдирать со ствола кору и есть. Что-то внутри у юноши болезненно сжа-лось. И вдруг, сам не осознавая того, что делает, он вскочил на ноги и кинул ей кусок, который ел. Едва он сделал это движение, собака на трех лапах от-бежала так быстро, словно на четырех. Кусок не долетел до того места, где только что она стояла, шагов тридцать. Пес, опустив голову, уставился на ку-сок мяса. Но колебался недолго – бросился к нему, схватил его зубами и, также быстро отбежав, в одно мгновение съел. 
     В этот момент Лум осознал то, что сделал. Но, как ни странно, не возму-тился на себя за такой поступок. Даже не огорчился. Даже не пожалел куска мяса, которого лишил себя. Более того, он вдруг испытал еще неведомое ему чувство удовольствия от сознания того, что помог слабому, нуждающе-муся в помощи.
     Под впечатлением этого чувства Лум находился некоторое время. Он сно-ва шел дальше, решив отдохнуть и съесть оставшийся кусок мяса позже.
     Однако долго ли мог оставаться охотник добрым к хищнику, которого привык считать только лютым врагом людей? Очень скоро настроение нашего героя совершенно переменилось. Теперь он сильно досадовал на себя за такой странный поступок, мысленно бранил себя. Особенно досадно стало, когда вдруг понял, что упустил поразительно удачный случай убить собаку. Ведь когда она подбежала к куску мяса, то была от Лума на расстоя-нии, достаточном для того, чтобы поразить ее дротиком. Да ведь это же редчайший случай, чтобы собака оказалась такой доверчивой! Наш герой снова подивился необычайной собачьей интуиции. Он понял, что именно потому пес и проявил странную доверчивость, что знал, что в тот момент че-ловеку и в голову не могло прийти бросить в него свое смертоносное ору-жие.
     «Ну ничего, я еще подловлю его. Теперь это нетрудно будет. Раз он до-верчивый такой, – успокаивал себя Лум. – У меня еще есть кусок. Кину его, но так, чтобы упал уже чуть поближе от меня.  Собаке досталось вонючее мясо, а я буду есть свежее – ее мясо» Но вскоре ему невольно вспомнилось то приятное чувство, какое он испытал, когда оказал помощь страдающему животному, и досада на себя, злоба на собаку, съевшую его кусок мяса, ма-ло-по малу начали уходить из души. «Как он, наверное, рад был. Еще бы – оголодал ведь. Да и крови не мало потерял. Ему сейчас, конечно, очень тя-жело. Почему не помочь? – думал Лум. – Ну и пусть. Съел он, так съел , дал я ему кусок, так  дал. Ну и что… Да, он сейчас, наверно, мне очень благода-рен. Интересно, благодарен он мне? Могут ли они, эти зверюги, быть благо-дарны?»                                
     Только Лум так подумал, как вдруг услышал совсем рядом мягкие шаги. Он вздрогнул от неожиданности, повернул вправо голову и увидел рядом огромную собаку. Большая ее морда, с клыкастой пастью, такая, какие все-гда людям внушали только страх, смотрела вблизи на него. Он обмер от страха. Что-то холодное, неприятное, колкое пробежало по спине и затылку. В следующий миг молодой охотник овладел собою и с мыслью: «Ну вот ты мне и попался. Что, за вторым куском пришел, да? Ну что ж, сейчас полу-чишь» стал медленно, осторожно поднимать копье. Но через несколько мгновений задержал руку. Наверное, кому-то покажется странным то, что Лум опять собирается, но не может нанести удар. Да потому и не может, что был он хоть и дикарь, как все люди тогда, но все же homo sapiens, то есть че-ловек разумный, и поэтому вполне был способен на обдуманные, гуманные действия. И правда, мог ли он ударить смертоносным оружием существо, смотревшее на него глазами, в которых были такая любовь, такая предан-ность, что он застыл, ошеломленный. Но не только необычайно поразившее его выражение глаз животного сильно умерило боевой пыл молодого охот-ника. В этот момент он подумал, что присутствие собак значительно скрады-вало одиночество, давившее его тягчайшим бременем. Подобные мысли приходили и ранее, но он смеялся над ними и с раздражением отгонял их. Но теперь вдруг подумал, что если убьет этого странного попутчика, то не-легкий путь станет еще тягостнее.
     Видя, что собака не собирается на него нападать, он опустил копье. Виляя хвостом, пес продолжал смотреть все тем же поразившим Лума любящим, преданным взглядом. И тут снова произошло неожиданное: рука словно сама достала из сумы последний кусок мяса и бросила его собаке. Та пой-мала кусок на лету, и он мгновенно исчез в ее пасти.
     Лум зашагал дальше, а пес пошел рядом с ним, довольно виляя хвостом и радостно, с любовью поглядывая на него.
     «Ты что делаешь?! Ты что, совсем с ума сошел?!» – услышал Лум  вра-зумляющий его внутренний голос. Но теперь молодой охотник ничуть не жалел, что и с этим куском расстался таким же образом, как и с предыду-щим. «Все равно он уже вонючим был» – отвечал себе Лум. «А разве ты сам не хочешь есть?» – не унимался внутренний голос. «Перебью аппетит ко-былками – вон их сколько из-под ног выпрыгивает. И все жирные такие. А завтра буду охотиться. Теперь можно спокойно охотиться – ронги уж точно не знают где я. Но сегодня уже поздно – скоро место для ночлега искать надо будет», – подумал Лум и дружелюбным взглядом посмотрел на по-путчика. Тот все продолжал идти рядом.
     На коротком привале, когда Лум сел на землю, прислонившись спиной к стволу дерева, пес сразу подошел к нему и облизал лицо своим большим слюнявым языком. В этот момент Луму показалось, что его умыли. Перво-бытные люди преимущественно не были брезгливыми. Наш герой только рассмеялся. Он со своей стороны тоже проявил симпатию к попутчику – по-ложил руку на мохнатую могучую шею. Ощущать густую мягкую шерсть бы-ло приятно. Лум стал гладить собаку. Ей это было явно приятно. Она покор-но склонила голову под рукой человека и получала удовольствие, пару раз лизнув его ногу. Собачья морда, всегда внушавшая Луму страх, сейчас, напротив, казалась ему даже очень симпатичной.
     Наш герой вдруг поймал себя на том, что безумолку ведет с собакой оживленный разговор: рассказывает о себе, о соплеменниках. «Она же не понимает. Что это я?! У них же, у собак, совсем другой язык. Откуда ей знать речь номариев?» – посмеялся он в душе над собой и замолчал. Однако вскоре опять заговорил со своим необычным собеседником, отвечавшим ему только повиливанием хвоста, и снова говорил много: слишком тяготила его до этого невозможность общаться с кем-нибудь, и сейчас он словно же-лал наговориться за все последние дни, проведенные без общения с людь-ми.

9

     Ночевали сегодня они тоже близко друг от друга: Лум – на дереве, а со-бака под этим деревом.
     Когда утром молодой охотник слез и продолжил путь, пес снова пошел с ним рядом.
     Лум заметил, что тот все чаще становится на больную ногу. Он и вчера это делал, но гораздо реже.  
     Вдруг собака резко свернула в сторону. Они в это время шли по сосновой роще.  Пес остановился в нескольких шагах от Лума, низко опустил голову и стал внимательно обнюхивать землю. Наш герой сразу понял, что собака учуяла по запаху чьи-то следы и позавидовал ее обонянию. Как охотника его не могла не заинтересовать находка попутчика, тем более, что он намере-вался сейчас заняться охотой. Лум поспешил к собаке и увидел на земле вмятины от больших копыт. Молодой охотник безошибочно узнал следы лося. И человек, и собака пошли по следам. Лум сразу убедился, что живот-ное и с больной ногой куда шустрее его. Это не могло обрадовать охотника. И действительно, добыв лося, пожелает ли собака подпустить к своей добы-че человека? Но более беспокоило опасение, что ослабленная раной, по су-ти, трехногая собака не сможет настигнуть лося и только зря спугнет его.
     – Стой! – невольно воскликнул Лум. Собака сразу остановилась и погля-дела на него.
     «О, так все же он немного понимает по-нашему!» - удивился охотник. – Видно, покуда шел за нами, слушал, как мы разговариваем. Вот и поднахва-тался маленько».
     Пес снова двинулся по следу, а когда вновь увлекался и опять спешил, то скоро останавливался и поворачивал к Луму голову. Из клыкастой пасти его свисал длинный красный язык, а красивые карие глаза смотрели спокойным ожидающим взглядом. «Он без моего окрика останавливается и ждет те-перь. Значит, он не знает наших слов, а просто понял, что я от него хочу», – подумал Лум и в который раз подивился сообразительности этого животно-го. 
     Минут двадцать человек и зверь двигались по следу. Впереди засверкали просветы: товарищи по охоте, а возможно, соперники приближались к краю рощи. В ярких полосах между стволами сосен виднелись зеленое поле и бледно-голубые холмы за ним. На фоне этой череды вертикальных просве-тов выделялся силуэт лося. Опустив голову с большими рогами, он щипал траву и медленно двигался.
     Оба охотника мгновенно притаились, а затем стали осторожно красться к лосю. Собака гораздо раньше бросилась к нему, чем предполагал это сде-лать Лум. «Куда…?!  Эх, только спугнет зря», – с досадой подумал он, глядя, как пес несется между темно-серыми основаниями сосен. При этом Лум с удивлением увидел, что собака мчится не на трех, а на четырех лапах и так, словно все они у нее совершенно здоровые.
     Если бы охотники подкрадывались к лосю со стороны поля, то он мог бы их заметить гораздо раньше и имел бы шанс спастись бегством, но опасность пришла из леса, где хищникам всегда легче приблизиться к намеченной жертве. Огромный пес повис на шее сохатого. Через несколько секунд подо-спел Лум и добил копьем обреченное животное. Между победителями не возникло спора из-за добычи. Пес принялся терзать издохшего лося в том месте, где вцепился в него, а Лум стал свежевать большую, мясистую ляжку. Лось был весьма крупный. Поэтому зверь и человек находились не близко друг от друга. Возможно, благодаря этому не проявился инстинктивный дух соперничества хищника за добычу.  А может, пес считал уже, что он и Лум теперь одна стая или был таким умным, что понимал, что мяса хватит обо-им.
     Лум использовал сделанный им инструмент. Резец, хоть и наскоро при-митивно выточенный, все же резал и кожу, и мясо. 
     Жевать сырое мясо не так уж легко было даже первобытному человеку. Лум ел способом, которым ели его сородичи, когда приходилось есть плохо прожаренное мясо, а таким оно было часто: вцеплялся в кусок зубами, оття-гивал его рукою и отрезал мясо перед ртом.
     Собака и человек насытились до отвала. Последний к тому же наполнил суму кусками мяса.
     Наш герой и пес совместной трапезой славно отметили и скрепили начало дружбы и продолжили путь.
     Через три дня после ранения собака уже резво бегала на всех четырех ла-пах, будто ранения не было и в помине.
     Со временем Лум невольно стал обращаться к попутчику по имени, кото-рое, сам не заметил, как дал ему. Он называл его Брэнд, что на языке нома-риев означало друг. Для удобства мы уже с этого момента будем так назы-вать четвероного спутника молодого охотника.
     Автор предвидит скептическое замечание кого-нибудь из читателей по поводу столь раннего приручения собаки. Действительно, считается, что одомашнивание животных широко стало происходить девять – двенадцать тысяч лет назад. Но, несомненно, отдельные случаи приручения животных были гораздо раньше, ведь найдено же доказательство использования ло-шади не в качестве пищи, а для езды на ней тридцать тысяч лет назад.
     Наш герой и собака быстро приспособились охотиться совместно, и оба находили, что такое сотрудничество весьма удобно и результативно. Луму уже не приходилось стараться подкрадываться к животным как можно бли-же. Стремительный спринт могучего Брэнда не оставлял шансов на спасение никому. Да и выслеживал животных он лучше. Зато человек доказал, что дротик и копье более эффективное оружие, чем клыки и когти. Кроме того, у Лума была сума. В ней можно было нести запасы мяса, которыми молодой охотник братски делился со своим новым другом. Эти запасы позволяли не изнурять себя ежедневной охотой.
     Дружба с собакой дала человеку ощутимые преимущества не только в охоте. Она оказалась выгодна во многом другом. Так, Лум получил воз-можность ночевать не на деревьях. Уже на вторую ночь после того, как свел дружбу с собакой, он лег спать рядом с нею на землю. Правда, поначалу, несмотря на усталость, долго не мог заснуть, ибо подсознательно еще про-должал опасаться этого хищного зверя. Они ночевали в высокой траве в по-ле. Наконец Лум забылся беспокойным чутким сном. Однако вдруг почти сразу, как ему показалось, проснулся оттого, что услышал рычание. В пер-вый момент он даже испугался, увидев рядом огромную собаку. Но тут же вспомнил, что они теперь друзья и понял, что пес рычит не на него, а на ко-го-то, кого не видно за зарослями травы. Рычание из глухого, настороженно-го стало громким и угрожающим. Лум тоже встревожился и взял, припод-нимаясь, лежавшую под боком дубину.
     Пес с яростным лаем бросился в темные заросли травы. Лум вскочил на ноги и увидел подкрадывающуюся к ним целую стаю небольших собак. Их было, наверное, не меньше двадцати. Даже стаи средних по размеру собак представляли немалую опасность для любого человека и животного. Встре-чаться с ними никто не любил. Особенно страшны эти своры были тем, что дружно нападали все разом.
     Но и в стаях собаки не всегда ведут себя смело. Все приближавшиеся к нашим путникам собаки сразу же стремительно бросились в разные стороны перед несущимся на них свирепым гигантским псом. Напоследок еще раз облаяв их, Брэнд вернулся к Луму. Тот горячо поздравил его с победой и вы-сказал ему свое восхищение. Потом опять лег спать и спокойно крепко за-снул.
     Земля, хоть и сырая, была, разумеется, постелью более удобной, чем де-рево. Благодаря этому наш герой стал спать дольше и лучше высыпаться.
     Рядом с таким другом, как Брэнд, Лум ощущал себя и в самом деле был в большей безопасности, чем без него. Огромный могучий пес и мощного те-лосложения человек, с дубиной и какими-то палками в руках, производили на всех животных впечатление внушительное, слишком необычное, непо-нятное. Все предпочитали обегать их стороной. Даже волчьи стаи. Правда, одну вид наших попутчиков ничуть не устрашил. Однажды Лум и пес днем шли широкой долиной. Они увидели вдали большую стаю волков. Те, заме-тив их, сразу повернули к ним и стали стремительно приближаться. Когда волки были от наших путников на расстоянии шагов пятисот, Брэнд начал на них яростно лаять. Шерсть его встала дыбом на загривке. Он свирепо рыл под собою передними лапами землю. Лум тоже стал лаять. При этом угро-жающе потрясал оружием. Не раз эти устрашающие действия выручали их. 
     Однако стая продолжала приближаться. Все же за шагов двадцать до че-ловека и собаки она остановилась. Такое случается, если волки не уверенны в своем полном превосходстве над теми, на кого нападают. Несколько мгновений они могут ожидать, когда кто-нибудь из них решится напасть первым. Подобное, как мы помним, произошло, когда наш герой вместе с другими охотниками был окружен в пути стаей волков. Лум вспомнил о том случае и о том, как успешно удалось выйти из опаснейшего положения. Сей-час он решил воспользоваться тем же способом. Самый крупный волк стаи пал, пораженный его дротиком. В следующее мгновение юноша метнул ко-пье в другого, тоже очень большого волка и снова попал. Впрочем, попасть было нетрудно: волки находились совсем близко. Испуская дух, они жалоб-но заскулили. Услышав это от тех, от которых привыкла слышать только властный свирепый рык, и увидев их в жалком повергнутом положении, стая была поражена. Она растерялась, почувствовала себя беззащитной. Поэтому волков устрашила подъятая над головой Лума дубина, с которой тот, издав яростный боевой клич номариев, ринулся на стаю хищников. Вся она броси-лась в стремительное бегство. Брэнд даже не успел воспользоваться своим оружием, которым наделила его природа.
        Наши путники прошли вместе большое расстояние. И вот уже Лум стал узнавать особенно знакомые ему рощи, долины, холмы и горы, к виду кото-рых привык за то время, что племя номариев жило здесь. Подходил к концу путь. Стойбище уже было близко. Брэнд тоже заметно повеселел: он был уроженец и обитатель окрестностей стоянки номариев, которые покинул, увязавшись вместе со своей стаей за отправившейся в путешествие группой охотников. Зная, что приближается к селению, Лум позаботился о том, чтобы сделать себе набедренную повязку, использовав для этого подошедшую шкуру добытого животного.
        Наш герой с большим огорчением понимал, что придется с Брэндом расстаться: не приводить же с собой в племя собаку, где ее, конечно же, сра-зу убьют. Он крепко обнял мохнатого друга и долго держал его в объятиях. Потом сказал дрогнувшим голосом: 
     – Прощай, Брэнд. Не иди за мной больше.
     Но пес хоть и был необычайно понятлив, этого никак не хотел понимать.  Он упорно продолжал идти за охотником.  Тот принялся отгонять его. Одна-ко пес, повиливая хвостом и тревожно-непонимающе глядя на человека, шел и шел за ним.  Тогда Лум стал угрожающе рявкать и замахиваться дуби-ной. Но пес и теперь не хотел расставаться. Лум, как ни трудно ему было за-ставить себя, два раза кольнул его копьем.  Уколол, конечно, несильно, не до крови. Все же это возымело некоторое действие – на несколько шагов пес отстал. Однако по-прежнему шел за Лумом. Юноша уже в отчаянье начал швырять в него камни. Конечно, старался не попасть. Когда убедился, что и эта мера бесполезна, все же заставил себя один камень пустить точно в цель. Хоть кинул только в пятую-шестую часть своей силы, пес взвизгнул от боли и жалобно заскулил. Он лег животом на траву, положив перед собой лапы. Он часто дышал, высунув из пасти длинный язык и глядел на Лума. Особенно тяжело было видеть его взгляд: карие воспаленно-тревожные глаза были по-прежнему полны любовью и преданностью. Сердце человека сжалось от боли и чувства вины. Полный отчаянья, он опустился на землю и взялся за голову. Пес сразу подошел и лизнул его в щеку. Лум невольно с нежностью обхватил мощную мохнатую шею и почувствовал, как на глаза навертывают-ся слезы. 
     – Они ж убьют тебя, дурачок, – сказал он.
     Невдалеке появились четыре собаки. Брэнд увидел их и побежал к ним. Они явно были хорошо знакомы, потому что встретились как давние друзья. Лум облегченно вздохнул и заспешил к стойбищу.
     Когда человек воспитывает собаку с возраста щенка, то любовь ее к хозя-ину становится особенно крепкой. Любовь Брэнда к Луму, тоже сильная, все же не успела стать такой, когда собака общество хозяина предпочитает лю-бому другому. Иначе бы пес, наскоро обменявшись со своими старыми зна-комыми приветствиями, заключавшимися в основном в обнюхивании под-хвостьев, быстро догнал бы молодого охотника. Неожиданная встреча очень отвлекла Брнда. Ему захотелось провести время в привычном приятном со-бачьем обществе.
     Лум оглянулся на собак, еще раз облегченно вздохнул и зашагал дальше. 
     
10     

     Лум вошел в рощу. Когда вышел из нее, его взгляду открылось широкое поле, за которым темнел хвойный лес, а из-за него выглядывали вершины невысоких гор. На фоне леса виднелись шалаши родного стойбища. Краси-вый пейзаж, ярко освещенный косыми лучами предзакатного солнца.
     Сердце юноши радостно забилось, и он пошел еще быстрее. Однако не-вольно замедлил шаги, когда вспомнил какую тяжелую весть несет род-ственникам погибших товарищей, да и не только им, а всему племени, ведь предстоит сказать о начале неминуемой скорой войны со страшными рон-гами.
     Стоянка номариев все ближе. Над селением поднимается дым костра. Доносится приятный запах жаренного мяса. Значит, охотники вернулись с добычей. Среди шалашей ходят, сидят, стоят десятки людей. Как любит Лум эти вечера в родном стойбище. В это время в нем обычно многолюдно, ве-село и как-то по-особенному уютно. Все  рады  отдохнуть  после  нелегкого  дня:  мужчины – после охоты, женщины – после сборов плодов, кореньев, ягод, зерен полевых колосьев. Можно услышать от кого-то что-то интерес-ное: новый день принес новые впечатления. Или просто посидеть с сопле-менниками и помолчать, если никто не знает о чем рассказать: молчание, нужно заметить, у первобытных людей, как и у современных, находящихся на их уровне развития, составляло основную форму общения. Особенно хо-роши вечера в стойбище, когда мужчины вернулись с охоты с добычей, как сегодня. И вот сейчас эту идиллию ему предстоит омрачить, разрушить.
     До селения уже шагов двести, не более. Как ни странно, никто не замечает его. Скорей всего увидеть-увидели, но не всмотрелись и принимают пока за какого-нибудь охотника, возвращающегося с охоты… Нет, узнали уже – вот одна женщина указывает на него пальцем. Все, кто находятся поблизости от нее, стали смотреть на него. Гурьба ребятишек побежала к нему.  Вот они уже перед ним. Окружили его. Расспрашивают. Но неужели он им будет рассказывать? Шантрапе этой. Голозадой. Недоросли еще, чтобы такие важ-ные новости первыми узнавать.  
     Когда Лум подошел к селению, на краю его уже собралась толпа сопле-менников. Все смотрели на него тревожно-ожидающе. Он вдруг почувство-вал, что сказать то, что предстоит сказать, еще труднее, чем он предполагал. А когда к нему подскочила с вытаращенными глазами Напима, мать Моло-на, и стала испуганно прерывающимся голосом спрашивать: «Что случилось, Лум?! Что случилось?! Где остальные?! Почему ты один? Молон жив? Жив?! Говори!», наш герой почувствовал, что вообще не в силах сказать что-либо. Напима стала трясти его за плечи, требуя ответить. Неожиданно для себя он начал кивать утвердительно. Но затем напряг волю и отрицательно замотал головой. Потом с трудом произнес:
     – Нет. Их всех убили.
     – Нет! – Вскричала Напима. – Что ты говоришь?! Убили?! Ты понимаешь, что ты сказал?! Убили?! Молона убили?! Нет! Нет!     
     Она упала на землю и стала биться в истерических рыданиях. Громко за-плакала одна из жен погибших спутников Лума. Остальные супруги их не проронили и слезинки.
      – Эх, вы, – произнес один «старшак». Не могли баб у чужаков отбить. Помнится, наши ходили как-то – таких красавиц привели.
      Двое мужчин, которым, отправляясь в поход за женщинами, друзья дали жен до своего возвращения, начали подпрыгивать, трястись и дергаться всем телом. Можно было подумать, что они кривляются. На самом деле они исполняли танец, который назывался «Танцем радости». Окружающие «шикнули» на них, и те перестали слишком бурно выражать свою радость.
     Геран поднял над головой руку и зычным голосом велел «старшакам» собираться на совет. Вместе с ними к костру пошла вся толпа.
     Придя туда, Лум увидел, что вся площадка усеяна разбросанными костя-ми. Он понял, что сородичи уже отужинали и что мужчины сегодня верну-лись с богатой добычей: немало было плохо обглоданных костей и даже та-ких, на которых много осталось мяса. Все оставшиеся в своей дорожной су-ме запасы Лум незадолго перед расставанием отдал Брэнду, но и сам поел. Поэтому был сейчас сыт. Но он давно не ел жаренного мяса и очень хотел его. Подобрал кость, на которой увидел немало остатков мяса и, быстро очистив его, насколько возможно, от приставшей земли, стал с удовольстви-ем есть.
     Тем временем справа поодаль от костра усаживались на землю в круг «старшаки». За ними садились женщины, которые, конечно, никакого сове-щательного права не имели, но им не возбранялось слушать совет.
     Слева два подростка, имевшие наказ присматривать за костром, отгоняли пинками четырех мальчишек. Те норовили подбросить в него еще хвороста, но большой огонь уже был не нужен.
      Несколько подростков уселись вместе с женщинами. Это тоже не возбра-нялось. Они старались выглядеть как можно серьезнее. Большинство же их сверстников, как и детвора, играли кучками вокруг того места, где располо-жились взрослые. Впрочем, всем младшим номариям в какой-то мере пе-редалось тревожно-унылое состояние, овладевшее племенем. Иные из них приостанавливались в игре и, посерьезнев, смотрели с любопытством вни-мательно на взрослых. Правда, скоро же снова бросались в игру.
      – Хватит жрать! Потом будешь! Иди сюда! – крикнул Луму кто-то из «старшаков». Другие мужчины и женщины тоже стали звать его. Геран, сто-явший в кругу, образованном сидевшими соплеменниками, и внушительно возвышавшийся над ними своей огромной фигурой, кивнул ему и повели-тельным жестом указал на место подле себя.
     Лум бросил кость и, обсасывая испачканные жиром пальцы, поспешил на собрание племени. Когда он вошел в круг, Геран крикнул шумно игравшим детям и подросткам: «Эй!» и движением руки велел им уйти. Сразу затем несколько мужчин и женщин крикнули:
    – А ну пошли быстро! Не знаете где играть что ли?!
     Младшие номарии, как правило, не осмеливались вынуждать взрослых повторять приказания. Игравшие дети и подростки поспешили за пределы стойбища. 
     – Говори, – сказал Геран Луму и сел вместе с остальными «старшаками».
     Наш герой поведал соплеменникам о злополучном путешествии. Расска-зывая о трагическом происшествии, прервавшем поход, он, по природе сво-ей честный, простодушный, не счел себя в праве скрыть правду, а именно то, что отвлеченный появлением чужеземки, совершенно забыл сообщить то-варищам о близком присутствии ее сородичей. 
     – Так ты знал, что рядом чомо и не побежал, не сообщил им?!  Как ты мог...?! – удивленно-негодующе закричали соплеменники.
     – Я хотел им поскорей сказать, но я забыл… Я же уже говорил вам, что… пришла женщина… У меня из головы все сразу вылетело, – отвечал Лум.  
     – Значит, ты виноват в том, что они погибли! Только ты! На тебе вина! Как ты мог?! Из-за тебя они погибли! – возмущенно шумели соплеменники.
     – Я не виноват! Нет, я не виновен в их гибели! Я поначалу тоже думал, что виновен! Но я же, говорю вам, что не чомо убили их, а ронги. Если б убили чомо, то, конечно, я бы был виноват. Но убили-то ронги. А я их не видел. Я только чомо видел.  Ронги, видно, были близко, когда мы туда пришли. Но мы их не видели. Чомо были гораздо дальше: вон как отсюда до туда, вон до того холма. Я даже думаю, что если бы не появилась та женщина, и я бы, как только справился с воином-чомо, поспешил бы сказать нашим, то и то-гда бы уже было поздно. Потому что ронги, видать, напали вскоре после то-го, как я ушел искать воду. А о ронгах я предупредить не мог, потому что я их не видел. Как же я могу быть виновен в том, что не предупредил о ронгах, если я их не видел?! – говорил пришедший в сильное волнение Лум, возму-щенный несправедливым обвинением и уже начинающий опасаться неза-служенной кары, которая в данном случае могла быть очень жестокой.
     – Какие ронги?!  Откуда там ронги?! Да их там сроду не было! – кричали ему. – Ты их нарочно выдумал, чтобы от себя вину отвести! Да там не только ронгов быть не может – там вообще никакого племени ногано быть не мо-жет! Там одни только чомо живут! И всегда жили! А ронги, знаешь где?! Вон там, далеко-далеко отсюда! Не одно лето надо на восход идти, чтобы дойти до них! 
     – Я тоже так думал, пока не увидел их там своими глазами! Они наверня-ка нас ищут! Надо готовиться их встретить! Или бежать отсюда как можно дальше! Их знаете сколько?! Много-много! Наверно, три наших племени – вот сколько! Я постарался увести их в другую сторону. Может, они сейчас нас ищут не там, где надо искать. Но когда не найдут, то будут в другом месте искать! И, в конце концов, сюда придут. 
     Но сородичи не верили ему. Они продолжали обвинять Лума, и слушание его рассказа перешло в суд над ним.  «Старшаки», а только они имели право судить, признали нашего героя виновным в гибели девяти соплеменников и присудили его к смертной казни. 
     Лум  был  одним из немногих «щеглов» –  так «старшаки» называли юно-шей, – к кому они не питали враждебных чувств, основанных преимуще-ственно на ревнивой недоверчивости и ожиданиях возможного бунта против очень выгодных для «старшаков» законов клана. Правда, он тоже глазел на женщин, но держался от них в стороне, заговаривал только по какой-нибудь деловой необходимости. К тому же ко всем «старшакам» относился с почте-нием. А главное, все они были рады, что постоянной угрозы их самой цен-ной привилегии, исходящей от юношей, теперь нет. Поэтому Лум вполне мог рассчитывать на снисхождение, а точнее на замену смертной казни изгнани-ем. Его бы просто могли очень сильно избить и этим ограничиться. Но он так возмутил всех упорным отрицанием своей вины, стремлением убедить, что соплеменников убили не чомо, а ронги, во что поверить было невозможно, что никому и в голову не пришло высказать предложение о некотором смяг-чении наказания.
     Последнее слово было за Гераном: только вождь мог в племени решать карать или миловать. И он принял окончательное решение – смертная казнь. Едва он сказал это, как все «старшаки» поднялись с земли и стали прибли-жаться к Луму. Охваченный ужасом, тот сделал отчаянную попытку про-биться сквозь сжимающийся смертельный круг, образованный толпой могу-чих мужей. Однако сделать это было невозможно даже такому силачу, как наш герой.
     Кто-то крикнул:
     – Только не здесь! Надо за стойбище вывести! А то труп тащить придется, а он тяжелый – вон боров какой! 
     Возможно, эти слова спасли нашего героя от сиюминутной расправы.
     «Старшаки» навалились на Лума, придавили его к земле, заломили ему руки. Вскоре связали их крепкой лыковой веревкой: она быстро нашлась – некоторые женщины, обмотав вокруг пояса, носили с собой такие веревки, кому они могли пригодиться в хозяйстве, чтоб не ходить за ними в случае надобности.
     Затем «старшаки» вывели обреченного за стойбище и отвели на шагов триста от него. Вместе с ними толпой шло все племя, в том числе подростки и дети.
     Лума держали самые сильные мужчины племени, потому что он старался вырваться, чтобы убежать. 
     В те времена у людей еще не было штатных палачей. Его не столь почет-ные обязанности обычно приходилось выполнять вождю, если не находился доброволец, человек, имеющий от природы садистские наклонности и же-лающий дать им выход. В нынешнем поколении номариев такого не было. Поэтому Лума предстояло убить Герану: на главного защитника законов клана часто ложились обязанности по их исполнению. 
     Пока Лума вели, он кричал, что его несправедливо осудили на смерть, умолял хотя бы немного повременить с расправой. Но Геран и остальные «старшаки» были неумолимы. 
     И вот вождь остановился. И остановились все. И Лум понял, что здесь бу-дет его место казни. Ему окончательно стало ясно, что все мольбы беспо-лезны, что каким бы нереальным ни казалось происходящее, каким бы не-вероятным ни казалось то, что его могут несправедливо лишить жизни и лишить уже прямо сейчас, жизни прекрасной и бесценной, это произойдет и произойдет уже здесь и уже через несколько мгновений. Поняв это, наш ге-рой, наделенный немалым мужеством, овладел собой и решил встретить смерть достойно. 
     Он расставил широко ноги, расправил плечи и подставил под удар свою мощную грудь. От того, что руки были связаны за спиной, она выгнулась вперед, и от этого грудь выглядела еще более объемистой и могучей.
     Вождь держал в руке копье. Он стал медленно поднимать его для нане-сения удара. Теперь Лум видел только направленный на него кремневый наконечник. Юноша весь напрягся и душой, и телом, готовясь принять в себя страшное каменное острие. И в этот миг твердость духа в нем дрогнула: он невольно отвел взгляд. Лум увидел толпу сородичей. Она казалась сплош-ной безликой массой. Над ней во всю ширь небосклона горел закат. Его яр-ко-красные тона как нельзя более соответствовали кровавой драме, которая вот-вот должна была произойти здесь. 
     Однако Геран почему-то медлил. Кисть руки, сжимавшая древко копья, уже была у его виска. Оставалось только нанести удар. Но огромный могу-чий муж застыл, словно в нерешительности. И действительно, на широком с крупными чертами красивом лице его очень явственно изобразились коле-бания чувств, а точнее, внутренняя борьба между желанием выполнить свой долг и убить юношу и сильным чувством, удерживающим от этого. Это было совершенно такое же чувство, какое испытывал наш герой, когда не мог ударить копьем не защищающегося оружием человека. Почему же тогда, может спросить читатель, Геран без каких-либо колебаний пронзил Кэсиана? Да потому что ситуация тогда была иной. Колебаться времени не было. Нужно было спасать от позора своего любимца и как можно скорее пока-рать дерзкого бунтаря, осмелившегося восстать против самого главного и самого ценного для «старшаков» обычая. Если бы сейчас у вождя была хотя бы десятая часть той ярости, которую он испытывал тогда, он бы без всяких колебаний пронзил бы и Лума. Но ярости сейчас он такой не испытывал.  Конечно, он не сомневался, что этот юнец заслуживает самой суровой кары. Ведь по его вине погибли девять соплеменников. К тому же набрался нагло-сти бессовестно лгать, что их убили не чомо, а ронги, которые живут совсем в других краях. Но даже мысли об этом не вызывали такой ярости, какая нахлынула на вождя, когда взбунтовался Кэсиан. Не будем забывать, что люди в те времена жили не столько разумом, сколько чувствами.  А столько чувства злости, сколько требовалось для того, чтобы добрый по натуре бога-тырь смог убить беззащитного человека, у него сейчас не было.
     Наконец он, словно обессиленный, опустил руку с копьем, так и не нанеся удар, и стал каким-то беспомощным взором оглядывать толпящихся вокруг соплеменников. Все сразу поняли, что он ищет того, кто бы мог взяться ис-полнить приговор. Каждый, на кого попадал его взгляд, отводил глаза: ни-кому не хотелось убивать сородича, да к тому же хорошего парня. Да, «старшаки» чуть не убили его, когда взбунтовался Кэсиан. Но тогда он про-сто попал под горячую руку. Тогда «старшаки» были в сильнейшей ярости. Но теперь такой ярости они не испытывали.  Они могли бы убить его сразу после того, как Геран вынес приговор, потому что были слишком возмуще-ны, как им казалось, наглой ложью этого «щегла». Но даже это недавнее возмущение почти прошло.
     Геран мог и приказать. Этого все и опасались. Поэтому некоторые поспе-шили предложить заменить смертную казнь изгнанием. Однажды вождь со-гласился, когда также не мог убить приговоренного. Дней через двадцать случайно во время охоты нашли его обглоданные хищниками кости. Однако такое предложение Геран и остальные «старшаки» сразу отвергли: еще бы, – разве Лум не доказал, что умеет выживать и один вне племени.
     – Да что вы забыли?!  Вспомните, как мы Рюла казнили! Давайте и его также! – воскликнула одна из женщин.
     Вина этого Рюла была в том, что он бежал при случайном столкновении номариев на охоте с группой охотников враждебного племени. Его наказали так, как номарии с незапамятных времен привыкли наказывать дезертиров – привязали в лесу к дереву и оставили одного на ночь. К утру от него остались только обглоданные кости. 
     Все поддержали это предложение и отвели Лума в лес. Там на берегу ре-ки его крепко-накрепко привязали к дереву, и вскоре все ушли.

11    

     Когда сородичи удалились, и Лум перестал слышать их голоса, он при-нялся изо всех сил дергаться и напрягаться всем телом, надеясь вырваться из пут. Однако все его старания оказались тщетны: он был необычайно крепко привязан к стволу сплетенной из жил животного очень прочной ве-ревкой.
     В лесу быстро темнело. Перед обреченным юношей громко журчала река. Она имела сильное течение, хотя местность здесь была равнинной: мощное ускорение своему движению вода получала в горах, где были ее истоки.
     Лум находился в шагах двадцати от реки. На берегу прямо перед ним не бы-ло ни кустов, ни деревьев. Справа и слева росли кусты и деревца. Лум в ужасе вертел головой, ожидая, что вот-вот оттуда на него бросится какой-нибудь зверь. Опасность грозила и из-за реки, которая, хоть и полноводная, не была широкой, и хищник мог быстро ее переплыть.
     По мере того, как сгущались сумерки, лес на противоположном берегу все более темнел, превращаясь в темно-серую непроглядную чащу. Несмотря на то, что видел полнейшую бесполезность своих усилий, Лум продолжал отчаян-ные неистовые попытки освободиться. Но наконец, совершенно изнемогши от усталости, беспомощно повис на веревках и покорно-обреченно свесил голову. 
     Была уже глубокая ночь. Слыша любой шорох, а слышать можно было толь-ко ближние звуки, ибо дальние поглощало журчание воды у берега, несчаст-ный цепенел от ужаса, воспринимая его как вестника своей скорой гибели. Ко-гда проходило некоторое время, и он не видел зверя, то испытывал огромное облегчение. Правда, сразу затем на него снова наваливался своей беспощад-ной терзающей тяжестью страх: ведь Лум ни на мгновение не забывал, что неминуемо должен сегодня погибнуть. Даже более чем смерть страшило ожи-дание, что его будут пожирать живьем. Он знал, что нередко хищники, когда очень голодны, терзают и поедают попавшее им в когти животное, еще не умертвив его. Знал, что убивают они жертву отнюдь не из гуманности, а просто для того, чтобы она не сопротивлялась. Он же, связанный, сопротивляться, ко-нечно, не сможет, а значит, его ждет, мучительнейшая смерть. 
     Из-за облаков вышла луна и ярко осветила все. Освещенный противополож-ный берег стал серебриться, оттеняя лес за рекой, превратившийся теперь в сплошную черную стену. Черные зубцы этой стены четко выделялись на фоне звездного неба. В темно-серой синеватой реке заиграли неясные лунные блики. Под противоположным берегом слегка заблестели большие и маленькие кам-ни. Около них плескалась и волновалась быстрая вода. Такие же камни, но не видные за берегом Луму, были и на этой стороне реки. Именно от столкнове-ния с береговыми камнями и исходило шумное журчание.
     Лум почувствовал, что силы его восстановились и снова начал рваться из стя-гивающих его колец прочной веревки, однако с тем же результатом, что и ра-нее. Он взвыл от отчаяния. Но вскоре пожалел об этом: изданный им звук при-влек хищников. 
     Вдруг в чаще за рекою появились пары светлых точек. «Волки!» – понял Лум, и все внутри у него оледенело и онемело. Сердце, словно оборвалось и упало в пятки. Страх, который владел им до этого, был ничто в сравнении с тем, что он испытывал сейчас. Лум действительно видел глаза волков, светящихся в темно-те фосфорическим блеском. Пары едва заметных мерцающих точек мелькали и приближались. Их было много. Несчастный снова стал рваться из пут, но они по-прежнему были неумолимо-прочны. Вот на освещенный луною берег вы-бежали четыре волка, за ними – еще пять, потом – семь. Как ни странно, они не бросились сразу в воду, чтобы переплыть реку, а начали яростно рычать в сто-рону Лума, рыть мощными лапами землю. В свете луны были хорошо видны их страшные оскаленные клыки. Через несколько мгновений наш герой понял чем вызвана эта заминка в нападении стаи. Он услышал за спиной быстрый мягкий топот множества лап. В следующее мгновение учуял запах волков. Ах, вот оно что! Оказывается, он своим возгласом отчаяния привлек сюда две стаи страш-ных зверей! Одна уже здесь, совсем рядом! В следующий миг справа и слева зловещими тенями выскочили хищники. Лум сразу заметил, что это не волки, а крупные собаки. Впрочем, легче от этого ему, конечно, не стало. Пока собаки не набросились на него, поскольку им еще предстояло отстоять добычу. Они сгрудились все у реки и подняли ужасный, оглушительный, угрожающий лай, которым надеялись отогнать стаю волков. Те продолжали рычать и рыть лапа-ми землю. Некоторые тоже стали лаять. 
     Лум собрал в кулак всю силу воли, готовясь мужественно встретить лютую смерть. 
     Вдруг от стаи собак отделилась одна, самая большая, и бросилась к нему. Наш герой напрягся и стиснул зубы, ожидая испытать страшную боль. Поведе-ние собаки его невообразимо удивило. Она стала визжать и скулить, извиваясь всем телом. Затем бросилась на него. Положила ему на плечи лапы и умыла его лицо своим большим мягким влажным языком.
     – Брэнд! Дружище! – вскричал Лум, – Откуда ты здесь взялся?!
     Он не рад был появлению своего необычного друга, ибо знал, что тот будет его защищать и только зря погибнет.
     Конечно, Брэнд не мог ответить, как он здесь оказался. За него расскажем мы.                                 
     Встретив своих любимых друзей, он неплохо провел с ними вечер. Когда сгущались сумерки, привыкший в последнее время проводить ночь со своим двуногим другом, пес вдруг вспомнил о нем, невольно заскулил и побежал его искать. За ним увязалась собачья стая, которая считала могучего Брэнда своим вожаком, и полагала, что он, как и подобает нормальным хищникам в такое время, отправился на охоту. Брэнд прибежал на то место, где расстался с Лу-мом. Нашел его следы и побежал по ним. Они привели к стойбищу. Его обита-тели недавно пришли из леса, где оставили привязанного к дереву осужденно-го. Они толпились среди шалашей и продолжали возбужденно обсуждать про-исшедшее. Люди заметили стаю собак, осмелившуюся слишком близко подой-ти к селению, и угрожающе зашумели. Мужчины потрясали копьями и дубина-ми. Собаки отбежали на шагов сто обратно, все, кроме Брэнда. Тот поскуливал и смотрел с пронзительной тревогой в умных глазах на стойбище. Люди поди-вились странному поведению пса, особенно дерзкой смелости, которую отнес-ли за счет его огромных размеров и мощного сложения, что обычно вызывало почтение у мужчин, уважающих, в первую очередь, силу. Поскольку одна соба-ка не представляла опасности для большого селения, на нее вскоре перестали обращать внимание, тем более, что мысли людей сейчас особенно занимали страшное известие о гибели сородичей, принесенное Лумом, и его казнь.
     Брэнд стал бегать растерянно вблизи стойбища, обнюхивая землю. Заметим, что это была южная сторона селения, где не протекала упомянутая выше ре-чушка. К огромной радости своей пес вскоре учуял новые следы Лума, шедшие обратно из стойбища. Они были среди множества других человечьих следов. Эти следы привели в поле, где почти под прямым углом поворачивали к лесу. Брэнд побежал туда, а за ним и его стая. По пути они наткнулись на следы двух оленей, которые вели из леса в поле. Все собаки устремились по ним вдогонку за вкусным мясом. Но не сумели догнать его, потому что расстояние между ними и оленями изначально было слишком большим. Четыре раза потом стая брала следы других животных, но тоже не смогла их настичь: если кто-то дума-ет, что хищникам так уж хорошо и легко жить в дикой природе, тот ошибается. Вдруг Брэнд вспомнил о Луме и снова побежал искать его. За ним последовала стая, которая не сомневалась, что он продолжает охоту. Они вернулись к тому месту, где следы оленей отвлекли их от людских. Наверное, товарищи Брэнда немало подивились прозорливости своего вожака, который прямиком привел их к добыче. Она тем более их обрадовала, что не способна была сопротив-ляться. Однако события развивались не так, как им хотелось.
     От перебранки волки быстро перешли к решительным действиям. Самый крупный из них, должно быть, вожак прыгнул в воду и поплыл к этому берегу. За ним стали прыгать в реку и другие волки. Только это произошло, как всех собак, словно ветром сдуло с берега. Они исчезли во мраке леса. Все, кроме Брэнда.
     – Уходи, уходи, Брэнд! Прочь отсюда! – вскричал Лум, не желая смерти сво-ему другу, к тому же лютой и напрасной смерти. Но пес не собирался так быст-ро расставаться с Лумом, тем более, что от него пахло съестным. Длительные стремительные погони за травоядными вызвали у Брэнда такой аппетит, что к нему вполне была применима известная поговорка: «Голодный как волк». Произошло неожиданное – пес рванул зубами стягивающую Лума веревку и стал жевать ее. И не удивительно – веревка-то была, как упоминалось выше, сплетена из жил животного. Толщину имела не меньшую, чем боварские сосис-ки, то есть – приблизительно с палец.
     Путы спали с Лума. Ощутив себя свободным, он радостно вскричал. Впро-чем, радоваться еще было слишком рано – сюда уже плыло, по меньшей мере, пол волчьей стаи. В первый момент Лум хотел влезть на дерево, к которому был привязан, но тут же устыдился своего желания. Ведь он знал, что Брэнд не убежит, а будет защищать его, один сражаясь против всей волчьей стаи. И что ж, он, Лум, будет сидеть на ветвях, взирая сверху на то, как его друга рвут на части проклятые волки, которых он всегда презирал и ненавидел?! Нет, Лум никогда трусом и предателем не был и не будет! Малодушный порыв он испы-тал сейчас только потому, что у него нет совершенно никакого оружия, даже камня в руках. О, если бы у него были когти, клыки, как у них! А голыми руками кого он сразит?! Но он все равно будет биться! Хоть кулаками. Он погибнет в неравной борьбе, сражаясь вместе с другом, погибнет с честью, как подобает настоящему охотнику-воину! На эти мысли ушло не больше мгновения. В сле-дующий миг ему в голову пришла идея, которая могла увеличить шансы на спасение. Но ее еще нужно было осуществить. Только бы успеть!
     Лум бросился к реке навстречу плывущим врагам. Когда схватил два попав-шихся под руки береговых камня, самый ближайший волк уже находился от берега в шагах пяти-шести. Юноша с силой кинул камень. Промахнуться было невозможно, тем более Луму, у которого любимейшим занятием в детстве, как и у многих его сверстников, было метание камней в цель и на дальность. Ка-мень точно попал в голову хищнику, причем с таким же звуком, как если бы ударился о ствол дерева. Даже отпружинил также. Волк сразу исчез. В ярком свете луны видны были пузыри на поверхности воды. Из остальных плывших волков ближайшие находились от этого берега на расстоянии шагов двадцати. Их постигла та же участь, что и первого: оглушенные, они захлебнулись. На сча-стье, под ногами Лума оказалось достаточно подходящих для метания камней. Шесть следующих плывущих волков, устрашенные быстрой гибелью четырех собратьев, а главное, вожака, стали  поспешно  поворачивать  и  плыть  обрат-но.  Лум даже расхохотался – так ему показалось смешным то, как они это про-делывали: смешным выглядело несоответствие этой позорной явной торопли-вости той горделивой важности, с которой волки держали над водой головы. Конечно, это получалось у них непроизвольно: никакого намерения сохранять достойный вид при отступлении у этих не наделенных разумом тварей не было. Но именно такое впечатление они производили.
     Смех сделал добрее нашего героя. Даже к этим ненавистным ему хищникам. Иначе он бы мог перетопить полстаи. Лум не воспользовался чрезвычайно уяз-вимым положением плывущих зверей и перенес «огонь» на противоположный берег, на котором замешкались менее смелые волки, не спешившие туда, где возможна была атака больших собак. Камни не представляли для них такой опасности, как для плывущих, да и попасть им в голову было куда труднее. По-этому Лум метил уже не в головы, а в туловища. Каждый камень попадал точно в цель, причем с большой силой. Волки взвизгивали, как собаки, и убегали в лесную чащу. Вслед за ними в темном лесу скрылись и те волки, что еще не успели получить в бок камень, и те, что, доплыв до берега, выбегали из воды.
     Всю эту баталию, особенно поспешное отступление противника, оторвав-шийся от своей трапезы Брэнд сопровождал громогласным лаем и пару раз даже вступил передними лапами в воду, словно намереваясь преследовать убегающих. 
     Как только последний волк исчез из виду, человек и собака бросились друг к другу. Дико-радостными взвизгиваниями, наскоками на Лума, лизанием рук Брэнд приветствовал его. Юноша крепко сжал его в своих объятиях. Радости обоих не было предела. Пес был счастлив, что наконец нашел своего потеряв-шегося двуного друга. Наш герой чувствовал такую благодарность, какую опи-сать невозможно. 
     – Неплохо мы их, Брэнд …! Это не первая наша победа с тобой, да?! – вос-кликнул он.
     Когда эмоции немного поутихли, Брэнд поспешил вернуться к вкусной ве-ревке. Лум хоть и испытывал большое желание удалиться как можно скорее и дальше от места своей несостоявшейся казни, все же не стал поторапливать друга. Впрочем, съедобные путы быстро исчезли в желудке собаки. 

12

     Друзья двинулись вглубь леса. Однако лишь несколько шагов успели отойти от берега, как в черной темноте между массивными темно-серыми стволами перед ними снова замерцали зловещие парные огоньки глаз. «Волки!» – вздрогнул Лум, но на этот раз уже не сильно испугался, наверно, потому что с ним был верный друг, и потому что не был теперь совсем безоружен – в руках сжал два прихваченных с собою камня. В каких только не был он переделках со своим новым другом. Возможно, и на этот раз им повезет. 
     Брэнд зарычал. Из мрака выступили крупные мохнатые звери. Это были не волки, а собаки. Они зарычали, но явно только на Лума и то не очень угрожа-юще. Некоторые пару раз тявкнули и тоже не так уж свирепо. Брэнд теперь молчал. Собаки также затихли. Неожиданно все завиляли хвостами. Некоторые стали обегать наших друзей стороной. Через несколько мгновений Лум уже чувствовал, что они стоят совсем рядом сзади, но что-то подсказывало ему, что можно не бояться, но лучше не оборачиваться. Смелости придавало и спокой-ное поведение Брэнда, и то, что собаки виляли хвостами.  Все же по спине про-бежали мурашки и в затылке неприятно похолодело. Вдруг он вздрогнул, ощу-тив, как нос собаки ткнулся немного ниже того места, где у далеких предков человека был хвост. Эти прикосновения несколько раз повторились, ибо мно-гие члены стаи пожелали познакомиться с ним поближе, как это принято у со-бак, ведь для них подхвостье играет своего рода роль удостоверения личности. Удовлетворив таким своеобразным способом свое собачье любопытство они отбегали, повиливая хвостами и не обращая уже на Лума никакого внимания. Те собаки, которые не проявили подобного любопытства, казалось, поверили им на слово, что, мол, этот двуногий вполне благонадежная личность, и тоже стали показывать, что не видят в нем врага. Было похоже на то, что собаки при-няли его в свою стаю. Словно в подтверждение этого они все, и с ними Брэнд, повернулись и побежали вглубь леса, будто приглашая его последовать за ни-ми.  
     Лум шел быстро, почти бежал. Через некоторое время остановился, с удив-лением и усмешкой подумав, что, и правда, идет в том направлении, куда убе-жала стая, тогда как ему, пожалуй, надо в другую сторону. Только сейчас он задался вопросом, куда ему нужно двигаться, что предпринять, как вообще жить дальше? До сего момента им владело только стремление побыстрее уда-литься от страшного места, где его чуть не лишили жизни: никаких других же-ланий, мыслей не было.  Одно было неоспоримо ясно: двигаться нужно в сто-рону, противоположную местонахождению стойбища. Поэтому Лум повернул направо. Он продолжал быстро идти и при этом напряженно думал. Не прихо-дилось сомневаться, что «старшаки», узнав утром, что ему удалось освобо-диться и бежать, сейчас же пустят по его следу самых быстрых и выносливых бегунов. Поэтому надо успеть к этому моменту удалиться отсюда как можно далее, чтобы не оставить преследователям никаких шансов догнать его. Но что делать потом, когда убедится, что погони за ним нет? Как что? Стараться вы-жить. Главное то, что он жив! Он будет жить! Но это будет, конечно, совсем другая жизнь, очень отличная от той, которой жил вместе с соплеменниками, жизнь изгнанника. Все же это лучше, чем казнь. Однако изгнание считается по-чти равносильно казни. Но стоит ли очень унывать? Разве он не сумел выжить, немало дней совершая обратное путешествие от границы страны чомо? Кроме того, не так уж одинок он будет. Ведь у него теперь есть Брэнд, настоящий друг. Они отправятся с ним в страну чомо. Возможно, удастся разыскать ту красави-цу, с которой довелось случайно свести знакомство и о которой он никак не может забыть. Только подумал так наш герой, как чувство большого сожаления стеснило грудь. Нет, в ближайшее время это не удастся! Как же он мог забыть?! Нет, пока ронги угрожают его родному племени, разве имеет он право поки-нуть этот край?! Конечно, он будет помогать соплеменникам бороться с врага-ми. Однако каким образом он это будет делать, у него было пока очень смут-ное представление. Впрочем, он еще обдумает это – еще есть время. Правда, ронги могут появиться здесь уже скоро, но никак не раньше, чем через три – че-тыре дня. А скорей всего они будут искать стойбище номариев гораздо дольше.
     Вдруг Лум услышал сзади стремительно приближающийся топот. Вздрогнув, резко повернулся. Увидел, как между стволами деревьев мелькнули две свет-лые точки. «Волк! Нет, это, наверно, Брэнд», – подумал молодой охотник.
     Он не ошибся – через несколько мгновений из темной глубины леса к нему выскочил с радостным поскуливанием огромный мохнатый пес.
     – Ну что ты вернулся ко мне? – потрепал его густые космы Лум, – Тебе охо-титься надо. Я тебе в напарники сейчас не подхожу. Вот как сделаю оружие се-бе, пусть хоть дрянное, какое смогу, тогда опять поохотимся вместе. А сейчас, давай, без меня. Со своими братьями. Возвращайся к ним быстрее. Они, может, уже задрали кого-то. А ты здесь со мной время теряешь.
     Пес стал радостно прыгать вокруг и около молодого охотника. Затем с при-зывными скулением и лаем сделал несколько прыжков в сторону, откуда при-бежал. Лум понял, что он зовет его последовать за ним. 
    – Нет, Брэнд. Ты же знаешь, что я не могу так быстро бегать, как вы, четверо-ногие, – с сожалением произнес Лум. – Да и мне в другую сторону.
    Он повернулся и зашагал в прежнем направлении. Пес затрусил рядом с ним.
    Внезапно сзади послышался быстро приближающийся топот множества лап. Лум обернулся и снова увидел в черных промежутках между темно-серыми стволами мелькание пар светящихся точек.
     – Похоже, опять твои друзья, Брэнд,– сказал молодой охотник. Но при этом испытал довольно неприятное волнение: а вдруг не они, а если они, то вполне ли воспринимают его как члена своей стаи, в достаточной ли мере, чтобы на го-лодный желудок воздержаться от употребления новичка в пищу? 
     Стая, и в самом деле, оказалась стаей Брэнда. Собаки окружили его и Лума. Некоторые приветливо обнюхали своего потерявшегося вожака, радостные, что он нашелся. Три собаки обнюхали Лума. Тот, однако, не стал приветствовать своих новых товарищей принятым у них способом.  Собаки недолго покружили вокруг него и вожака, а затем все разом – и Брэнд с ними – помчались туда, от-куда прибежали и через несколько мгновений скрылись во тьме ночного леса. Лум вздохнул с облегчением и пошел быстро прежним путем.
     Довольно скоро он заметил, что кусты и деревца между толстыми стволами больших деревьев из темно-серых стали зеленовато-светло-серыми. Стволы больших деревьев тоже начали приобретать свои обычные дневные цвета. Ста-ла видна глубина леса. Лум огляделся и увидел, что все вокруг сделалось свет-лее и виднее. Он взглянул вверх. Покачивающиеся клубы листвы и множество пучков хвои там уже были совсем зеленые, но имели мрачный оттенок. Между ними светлело побелевшее небо. «Светает уже!» – удивился и обеспокоился Лум. Теперь он не шел, а бежал. Какая короткая летняя ночь! Уже скоро сопле-менники придут туда, где оставили его на съедение зверям! Может быть они уже там! А он успел уйти совсем недалеко! 
     Вскоре произошло то, чего наш герой никак не мог ожидать – впереди за-мелькали просветы. Лум так удивился, что даже остановился на мгновение, а затем перешел на шаг. Приближался край леса. Это и вызвало удивление. Лес был хоть и не очень-то велик, но требовалось гораздо больше времени, чтобы перейти его, начав путь оттуда, откуда Лум начал. Неужели он так быстро шел и бежал? Значит, так.
     Наш герой почувствовал себя спокойнее, решив, что, и правда, стал теперь вряд ли досягаем для возможной погони. Поэтому позволил себе идти чуть медленнее. Однако сразу затем появились другие причины для удивления. Впереди слева заметил раздвоенную ель (довольно редкое явление для этого вида дерева). «Надо же, и здесь тоже», – подумал Лум. Еще больше удивился, когда немного пройдя далее, из-за зарослей увидел справа сильно накренив-шуюся сосну, сломанную ветром, но не рухнувшую наземь, а повисшую на вет-вях рядом стоящих елей. Подобное очень часто встречается в лесах, особенно девственных. Удивило не это, а совпадение – раздвоенная ель и неподалеку от нее такое дерево. «Тоже, как там! Как же я раньше не замечал этого?! Столько раз проходил здесь и не заметил». Но то, на что обратил внимание потом, не только поразило его как еще более странное совпадение, а уже насторожило. Сколько раз он, пересекая этот лес, проходил через край его, противополож-ный тому, рядом с которым расположено стойбище, и всегда видел вокруг до-вольно густой подлесок. Да он везде, повсюду в любом лесу. Его нет, а точнее почти нет только вблизи людских селений, потому что одних отсохших и упав-ших с деревьев ветвей и сучьев не хватает, и заготовщики хвороста ломают и рубят много кустов и мелких деревцев.  Лум остановился как вкопанный и остолбенел от удивления и страха: он понял, что находится около родного стойбища. Но как это могло произойти?! Он сразу вспомнил рассказы сороди-чей о том, что идущий в темном ночном лесу часто ходит по кругу, порой не раз замечая, что возвращается приблизительно туда, откуда начал путь. Если бы рассвело немного позже, то, возможно, наш герой пришел бы на место своей казни, где мог встретить соплеменников, пришедших посмотреть на его обгло-данные кости.
     Лум повернулся, чтобы броситься бежать прочь отсюда, но замер насторо-женно, пораженный внезапной страшной мыслью: он понял, что оказался в смертельной западне, из которой так просто не убежишь, и скорей всего вряд ли удастся спастись. 

13

     Положение, в которое он попал, действительно было схоже с западней и вот почему. Здесь постоянно, днем и ночью, находился воин, бдительно наблю-давший за видной глубиной леса, чтобы вовремя заметить возможное прибли-жение иноплеменников и предупредить об этом сородичей. За противополож-ным краем стойбища тоже выставлялся караульный, но только на ночь, ибо в светлое время суток незаметно подкрасться к селению враги не могли. Дозор в лесу осуществлялся совершенно особым образом: караульный не прохаживал-ся взад-вперед, как обычно это делают стражники, не заботясь о том, видят ли их. Нет, он умело скрывался за деревьями и зарослями, которые здесь все-таки были, несмотря на почти полное отсутствие подлеска: его заменили обильно разросшиеся растения с высокими, прочными стеблями и широкими листьями. Если приближался один человек, то караульный незаметно подбирался к нему как можно ближе и притаивался, чтобы неожиданно стремительно атаковать его, как из засады, причем выжидал момент, когда будет возможность напасть со спины или сбоку.
     Лум не сомневался, что где-то здесь поблизости скрывается караульный, вот-вот готовый броситься на него. С какой целью? Убить уже приговоренного к смерти или пленить, чтобы отвести к соплеменникам? Они, естественно, не по-милуют его. Возможно ли отбиться двумя камнями от хорошо вооруженного воина? Лум с ужасом всем существом своим ощутил, как беззащитен будет пе-ред разящим кремневым острием, направленным в его тело умелой сильной рукой. Впрочем, часовой может и не пустить в ход оружия, а, угрожая им, по-старается заставить сдаться, пленить его. Нет уж, лучше смерть.
     Лум сделал несколько неуверенных, опасливых шагов, настороженно озира-ясь вокруг, принюхиваясь и прислушиваясь. Вдруг он застыл на месте. Челове-ческий запах! И правда, караульный здесь, совсем близко! Но что это?! Челове-ческий запах хорошо ощутим, но подобный запах исходит только от мертвых людей. Напряжение в душе спало. Сменилось удивлением. Но лишь на не-сколько мгновений. Сразу затем опять охватила сильная тревога перед новой страшной неизвестностью. 
     Он безошибочно шел на запах. Вот перед ним заросли каких-то растений. Они здесь тоже высокие и широколиственные, как кусты. Трупный запах идет оттуда. Лум вошел в эти заросли и сразу увидел за ними на черной непокрытой травою земле большое мускулистое тело молодого мужчины. Это был Лаунд, один из сильнейших воинов племени. Труп окоченел с гримасой испуга и боли на лице, со скрюченными пальцами согнутых в локтях рук. Ясно было, что Ла-унд в последние мгновения своей жизни с кем-то отчаянно боролся. О насиль-ственной смерти свидетельствовали и окровавленные шея, грудь, левое плечо и бурая впитавшая кровь земля вокруг трупа. Среди светло-красной запекшей-ся на коже крови четко выделялась темно-красная, почти черная рана на шее. Похоже было на то, что кто-то напал сзади и воткнул в горло кремневый или костяной нож.
     Лум застыл, ошеломленный. Теперь его охватило сильнейшее беспокойство за родное племя. В то же время недоумевал, как такой хороший воин как Ла-унд мог позволить чужаку совсем близко подкрасться к нему и напасть на него сзади?
     Наш герой стал рассматривать следы около трупа. Это были следы Лаунда и еще кого-то. Следы неизвестного шли из низких зарослей совсем мелких моло-деньких деревцев, которые еще не успели обломать заготовщики хвороста. Следы чужака туда же и уходили. Лум пошел по ним.  За этими зарослями он обнаружил большое множество следов. И все они вели к стойбищу. «Враги! Враги напали на наших!» – только такое, ужаснувшее его предположение, мог-ло прийти в голову нашему герою. Ему стало понятно, что вражеский лазутчик незаметно подкрался к караульному, напал сзади, зажав тому рот, чтобы не дать закричать. А когда поразил его в шею, он уже не мог издать какие-либо громкие звуки. Враг забрал оружие часового. Иначе бы Лум мог вооружиться. Теперь он уже не боялся за себя. Теперь в душе молодого воина были только страх за родичей и желание поскорее вступить в борьбу с пришлыми чужаками, посмевшими напасть на его родное племя.
     Лум бросился бегом к стойбищу, но почти сразу перешел на медленный осторожный совершенно бесшумный шаг, вовремя сообразив, что раз не слышно звуков боя, то, значит, он уже закончился, и необходимо постараться не обнаружить своего присутствия, чтобы, если победили враги, то иметь воз-можность оказать помощь плененным соплеменникам. Вот уже просветы меж-ду деревьями стали широкими. Но он не видит за стволами родного стойбища, а видит большую толпу мужчин, женщин, детей. Еще не разглядев их, наш ге-рой почувствовал, что это не соплеменники.
     Тела мужчин пестрели пятнами охры. Боевая раскраска – понял Лум. При-смотрелся и вновь был страшно поражен: на голове каждого воина виднелось по два пера. Ронги! Это ронги! Они уже здесь! И они уже победили! Как быстро! Похоже, напали ночью. И не со стороны поля, где страж легко заметил бы их приближение. Нет, они обошли селение далеко стороной, углубились в этот лес, прошли по нему до сюда, очень умело сняли караульного и напали на спящее стойбище. Его уже нет: все шалаши разрушены в ходе резни. Поэтому их и не видно. Но почему же он не слышал, как все это происходило, ведь место его казни не так уж далеко отсюда?! Да потому что громко журчит и плещется быстрая вода у берегов реки. Эти более близкие тогда для него звуки заглуши-ли отдаленные. Но как ронги могли так быстро найти племя номариев?! Неужели по его следам?! 
     Лум схватился руками за голову и начал проклинать себя едва ли не в голос. Но затем вспомнил, что вполне убедился в том, что чужаки не шли за ним и пе-рестал корить себя. Было такое впечатление, что пока он двигался к родному стойбищу по дуге, они пришли сюда прямиком. Словно кто-то указал им путь. Нет, конечно, он, Лум, не виновен в том, что враги так быстро оказались здесь. И разве он не предупреждал сородичей, что надо быть готовыми к нападению ронгов?
     Скрываясь за зарослями высоких травяных растений и стволами деревьев, – а это, как мы помним, наш герой умел делать очень хорошо, – ему удалось до-вольно близко и незаметно для ронгов подкрасться к их толпе. Преисполнен-ный гнева и ненависти, рассматривал он их сквозь листву зарослей, еле сдер-живая в себе желание броситься на врагов. Внешне ронги были совершенно та-кие же, как и номарии – преимущественно очень рослые, смуглые, темноволо-сые, но ясноглазые. Одни стояли, другие сидели, третьи лежали опершись на локоть. Земля под ними была покрыта ворохами шкур, кож, ветками, жердями – тем, из чего состояли разрушенные шалаши. Чужаки весело переговарива-лись, смеялись. Стоял гул множества голосов. «Радуются сволочи – победили», – с возмущением подумал Лум. Он заметил и другой повод для радости ино-племенников, правда, еще не сообразив, что эти два повода очень связаны между собой. Над толпой поднимался густой дым и отлетал на север. Если бы ветер дул в сторону Лума, он бы ощутил запах жарящегося мяса. Многие ели. Большинство же, было впечатление, уже закончили свою утреннюю трапезу: они имели довольный, осовелый вид только что очень хорошо насытившихся людей. Лишь сейчас Лум обратил внимание на то, что среди шкур, ветвей, жер-дей на земле валяется много обглоданных костей. Сильно проголодавшийся, он сглотнул слюну.
     Как ни был наш герой потрясен случившемся, даже в такой момент он не-вольно засмотрелся на одну очень красивую девушку. Совсем близко от него она стройно сидела на ворохе шкур и ела. Пышные кудрявые черные волосы спадали ей чуть ли не до пояса. Красоту лица даже не портило животно-жадное выражение, с которым она поглощала пищу. Рядом остановился какой-то муж-чина, лет сорока пяти, с темно-русыми волосами, собранными в пучок на за-тылке и с седоватой бородой. Он был тоже красив. Лицо его имело явное сход-ство с лицом этой девушки. «Отец что ли?» – подумал Лум. С задорно-веселым взглядом мужчина сказал что-то, ласково улыбнувшись, девушке, и кивнул го-ловой через плечо, туда, где над толпою поднимался дым. При этом с много-значительным видом покачал перед собой изрядный кусок поджаренного мя-са так, как обычно, покачивают, держа в руке, вещь, когда хотят показать кому-то какая она внушительная, тяжелая. По жестам, интонации голоса, мимике Луму показалось, что тот похваляется перед дочерью большой порцией, полу-ченной, по-видимому, уже добавочно и советует тоже сходить за добавкой.  Костер, на котором жарилось мясо, и около которого уже готовое, его раздава-ли, был скрыт от взгляда номария толпою чужеземцев. 
     Кусок мяса, который держал отец красавицы, Лум поначалу принял за часть ноги животного. Он снова невольно сглотнул слюну. Но вдруг юноша оцепенел: из-под руки мужчины показалась человеческая ступня. «Они едят людей! Они едят наших!» – пронзила сознание и душу номария страшная догадка. «И она! Она тоже!» – чуть не вскричал он. Поразившая юношу красота девушки мгно-венно исчезла в его глазах. Теперь перед ним предстал жуткий облик людоед-ки. Почему-то только сейчас он заметил, что в куске мяса, в который она хищно вгрызается зубами, угадывается рука. Девушка что-то ответила отцу, улыбаясь. Даже в ее улыбке почудился звериный оскал. Кончив говорить, людоедка вновь принялась пожирать человечину, и Луму показалось, что она вот-вот за-рычит. Вдруг он почувствовал, что не может больше смотреть ни на эту девуш-ку, которая оказалась каннибалом, ни на ее отца, держащего часть человече-ской ноги, ни на остальных ронгов, многие из которых тоже поедали его со-племенников: такое впечатление произвело на юношу страшное открытие. Лум согнулся ничком и уткнулся головой в землю, прижав к лицу ладони. Некото-рое время он находился в состоянии нервного шока. Когда наконец овладел собою, подумал: «Им еще можно помочь. Тем, кто еще жив». Лум знал, что каннибалы всегда вначале съедают убитых и только потом пленных, делают это обычно постепенно, порой в течение нескольких дней и даже немного под-кармливают их, чтобы те не очень потеряли в весе. Наверняка ронги не всех пе-ребили номариев. Кому-то сохранили жизнь и, возможно, многим, хотя бы из соображений необходимости иметь запас для своих последующих людоедских трапез.
     Лум нашел в себе силы снова посмотреть на толпу ронгов. Старался глядеть, не замечая тех, кто ест. Там, в глубине этой толпы, – его еще живые соплемен-ники. Он не видит их за ронгами, но чувствует, что они там. Он должен спасти их. И он знает, как это сделать.
     Вдруг Лум увидел, что прямо к нему идут два огромных воина. Юноша вздрогнул. В груди у него похолодело. Но чувство страха, вызванное неожи-данным приближением мощных врагов, владело им не больше мгновения. В следующий момент он уже готов был вступить в бой. О, с какой радостью он метнет сейчас в них камни! Правда, затем придется показать противникам спи-ну, придется бежать. Иначе нельзя. Ведь если погибнет, то кто тогда спасет со-родичей?!
     Наш герой уже хотел встать в полный рост, явиться глазам врагов, раз уж за-мечен ими, но не сделал этого, так как вовремя понял, что ронги по-прежнему не догадываются о его присутствии. То, что эти два гиганта идут прямо к нему, показалось лишь в первый момент. Нет, они шли немного правее. Кроме того, у них не было с собой оружия.  Если бы ронги заметили кого-то, скрывающегося в зарослях, то, конечно, смотрели бы прямо на него и прихватили бы с собой хотя бы дротики.
     Но Лум понимал, что опасность не миновала: как только ронги войдут в лес, они сразу увидят его, потому что он не видим в своем укрытии только со сторо-ны поля. Юноша поспешил перебраться в другое место. Хоть и торопился очень, сумел проделать это с предельной осторожностью, чтобы не обнару-жить себя совершенным движением. Едва успел укрыться в других находящих-ся поблизости зарослях высоких широколиственных травяных растений, как услышал невдалеке от себя мужские голоса, говорящие на непонятном ему языке. Лум выглянул из своего нового укрытия и увидел между стволами две огромные мускулистые фигуры. Они сделали несколько шагов и остановились. Стояли, весело переговариваясь, и справляли естественную надобность. Когда они ушли обратно, Лум вздохнул с облегчением. Но неожиданный приход этих двоих убедил, что нужно побыстрее удалиться вглубь леса. Действительно в любой момент сюда могли прийти и другие с той же целью. Кроме того, судя по тому, какой дым валил от костра каннибалов, они явно не скупясь, расходо-вали заготовленное номариями топливо и вот-вот могли пойти за хворостом. Да и караульного или караульных еще не выставили здесь на краю леса, а зна-чит, сейчас могли прийти сюда, чтобы сделать это. 
     Лум со всей необходимой осторожностью отполз. Потом двигался в зарослях то на четвереньках, то поднявшись на ноги, но все равно низко пригибаясь. Наконец удалился на столько, что смог себе позволить выпрямиться во весь рост и идти далее без опасений быть увиденным людьми на опушке.
     
14

     Некоторое время Лум просто бродил по лесу туда-сюда в надежде встретить кого-нибудь, кому удалось спастись от ронгов. Но никого не встретил. И не мог встретить, потому что все, кто выжил в резне, не избежали плена. Ронги приоб-рели очень большой опыт в нападениях на мирные стойбища, захвате мертвой и живой добычи. Лум верно догадался, что они атаковали селение не с откры-того пространства, а из леса. Он не знал о другом тактическом приеме, который те применили: в то время, когда основная часть вражеского отряда обрушилась на спящих номариев, другая стремительно окружила становище. Это позволило не дать спастись никому. 
     Через часа два безрезультатных блужданий наш герой отправился к тому ме-сту, где в лес вклинивался один из отрогов ближайшей небольшой горы. Здесь было много кремня. Именно сюда приходили мастера по изготовлению камен-ных изделий для того, чтобы взять подходящий материал для работы. Лум надеялся высечь если не наконечник копья – за такое сложное дело, не имея нужных навыков, он и не собирался браться – то хотя бы какое-нибудь прими-тивное острие, которое можно было бы использовать как нож. Не смотря на обилие кусков кремня, разного вида, не смог найти ни один, какой благодаря   форме и размеру не потребовал бы много времени и сил на обработку. И не удивительно: такие давно повыбрали мастера.
     Лум взяв более-менее подходящий камень, принялся обивать его другим, но вскоре отбросил их с огорчением, поняв, что придется потратить слишком мно-го времени, а главное, усилий, чтобы придать заготовке нужную форму и зато-чить ее, тогда как главное, что от него требовалось до наступления ночи, это со-хранить силу в руках. 
     Придется драться обычным камнем. Юноша очень приуныл. Еще бы: враги, с которыми ему предстоит скоро сразиться, несравнимо превосходят его не только числом, но и вооружением.  Обычный камень, пусть даже и кремень, что это за оружие против копий и дротиков?  Вспомнил, как в пути без рубила сумел сделать неплохую дубину. Но не такое оружие ему требуется для осу-ществления задуманного плана – палица совсем не подходит для этого. Как же быть?! Вскоре наш герой воспрянул духом: у него вновь появилась надежда из-готовить подходящее оружие. Он поспешил к тому месту, где, бродя сегодня по лесу, видел обглоданные хищниками кости косули.  Прихватил с собой два кремневых камня. 
     Быстро без труда нашел это место, так как хорошо ориентировался днем в знакомом лесу. Осмотрел останки съеденного животного, выбрал две кости. Клал вначале одну, потом вторую на камень и бил по ним другим камнем. Первая кость сломалась так, как ему и хотелось: один конец обломка получил-ся острым как игла, причем довольно прочным, а другой остался тупым. Таким образом нашему герою удалось изготовить своего рода нож – и с рукоятью, и с острием. Пораженный тем, как легко и быстро сумел добиться желаемого, чрезвычайно довольный удачей, и радостно любуясь получившимся костяным ножом, Лум взял его за рукоять. Держать было удобно, приятно. Юноша по-чувствовал себя спокойнее, увереннее. Он вскочил на ноги, взмахнул ножом, представляя, как поражает ронга, хотел даже издать боевой клич номариев, но удержался от этого, понимая, что желательно соблюдать тишину, ведь нахо-дится он теперь на территории, захваченной врагами, которые могут оказаться недалеко отсюда.
     Лум опять вспомнил, что хочет есть. Теперь, когда внимание освободилось от решения первостепенной задачи – вооружиться – и больше стало замечать потребности организма, голод был особенно ощутим. Молодой охотник отпра-вился на поиски пищи. Одного ножа, каким бы хорошим он ни получился, было слишком недостаточно для того, чтобы охотиться на животных. Разве что на мелких. На них Лум хорошо умел охотиться. Научился этому еще в детстве: охо-та на разного рода грызунов, пресмыкающихся была любимейшим занятием мальчишек. Но он знал, что даже такая считавшаяся несерьезной, недостойной взрослого охотника охота, была далеко не простым делом и могла потребовать много времени, а главное, энергии, запасы которой, если не подкрепиться пи-щей, очень быстро иссякают. Времени для подобной ловитвы у него сейчас вроде достаточно, но силы надо беречь. Как же быть? И снова нашего героя выручило умение есть насекомых. В летнем лесу их было великое множество и иных ловить не составляло труда. Отправляя в рот то жука, то жирную гусеницу, то таракана, то червя, то вообще непонятно кого, юноша через некоторое время избавился от голодных ощущений в желудке. Теперь его начала одолевать по-требность сна, и он стал искать подходящую развилку дерева, на которой мож-но было бы поспать. Но вскоре сообразил, что не может сейчас позволить себе отдыхать подобным образом: для зверей (кроме рыси, которую он, впрочем, вооруженный ножом, не очень боялся) он будет недосягаем, но не для ронгов – те легко достанут его метко брошенным дротиком. Однако стоит ли здесь бо-яться ронгов? Номарии собирали хворост гораздо ближе к стойбищу. Значит, и эти вряд ли пойдут дальше. Если отправятся на охоту, то, конечно, далеко углу-бятся в лес и могут оказаться здесь. Но зачем им охотиться, если они и так наверняка очень даже сыты, проклятые? Все же нельзя исключать, что и среди них есть такие, кто не может есть человечину. И они, несомненно, пойдут охо-титься. Значит, придется спать на земле. Это, конечно, намного удобнее, но и намного опаснее. Единственная надежда на то, что большинство хищников сей-час отдыхают после ночной охоты. 
     Юноша стал искать подходящее для сна место, такое, чтобы и лежать было не жестко, и со стороны не быть слишком заметным. В то время, когда зани-мался этими поисками, к нему снова прибежал со всей своей компанией Брэнд, нашедший своего друга по его следам. Лум не знал, что двигаясь по ним, тот один из всей стаи осмелился приблизиться к толпе ронгов на столько же, на сколько приближался недавно к ней он сам.  
     У собак был усталый, но довольный, сытый вид. Они все пошли за молодым охотником.
     – Выходит,  не  последний  раз мы с тобой позавчера отдыхали вместе, а Брэнд? – сказал Лум. Пес завилял хвостом, словно отвечая, что тоже так дума-ет. 
     Они вышил на небольшую лесную лужайку. Лум лег на мягкую густую траву. Брэнд, как в последние дни привык поступать в подобных случаях, устроился рядом. Но прежде опять умыл его своим большим языком. Лум с удовольстви-ем и симпатией погладил в ответ его косматую шею. Остальные собаки улег-лись в траву вокруг них. Было как раз то время, когда они, если бывали сыты, отдыхали после ночных трудов. В окружении такой охраны наш герой спокойно крепко заснул, не выпуская, однако, из руки нож. Он хорошо поспал со своими новыми друзьями.
     Через часа четыре одна из собак встала на ноги и начала потягиваться. Мгно-венно проснулась вся стая, а вместе с нею и человек, обладавший не менее чут-ким сном. Собаки потягивались, виляли хвостами. Вскоре они пришли в гораз-до большее оживление. Какое-то коллективное чувство, а может, просто начи-нающий появляться аппетит или извечное любопытство животных позвало их в глубь леса, чтобы заняться чтением увлекательной книги, открывающейся чут-ким носам среди подножий деревьев, где попадаются следы, обещающие при-вести к вкусной добыче. Бренд снова старался уже описанным выше способом увлечь двуногого друга за стаей. Лум даже пробежался немного, чтобы убе-дить его в намерении следовать за ними. На самом деле он желал избавиться от этой кампании, по крайней мере на остаток дня и ночь. «Нет, вы мне пока совсем не нужны. Только все испортить можете – еще вдруг прибежите ко мне, когда я буду к ронгам подкрадываться», – думал наш герой.
     Когда Брэнд припустил за стаей, уверенный, что его друг следует за ним, Лум свернул резко влево и поспешил к реке. Добежав до нее, прыгнул в воду и по-плыл. Где было совсем неглубоко, там шел. Быстро преодолев по течению рас-стояние в шагов пятьсот-шестьсот, выбрался на противоположный берег и углубился в чащу. Теперь можно было не сомневаться, что Брэнд не найдет его: все же это был не человек, который без труда догадался бы, что нужно поис-кать следы на другом берегу.
     Здесь Лум дождался наступления сумерек. Переправился обратно через ре-ку. Двигаясь в лесу, который все более погружался во мрак, но в котором еще хорошо мог ориентироваться, приблизился к родному разрушенному врагами стойбищу, но настолько, чтобы не быть замеченным караульным, или карауль-ными: вполне возможно, что ронги не по одному часовому несут дозор с каж-дой стороны расположения племени. Скрываясь в зарослях, дождался глубо-кой ночи и приступил к исполнению своего плана.
     С предельной осторожностью, крадучись, продолжил движение в сторону опушки. Когда до нее осталось шагов четыреста, стал идти гораздо медленнее. Где-то поблизости должны были находиться караульные (Лум более склонялся к мысли, что часовой должен быть не один, ибо ронги вполне могли опасаться нападения какого-нибудь союзного или родственного номариям племени). Пока те никак не обнаружили себя, но Лум не сомневался, что они здесь. Перед ним были прямые черные стволы сосен, серые заросли мелкого подроста между ними и высоких травяных растений, которые сейчас все казались куста-ми. Ближние стволы и кусты были хорошо видны, но выглядывающие из-за них более дальние стволы и кусты растворялись во мраке. Лум пристально вгляды-вался туда, прислушивался и принюхивался, но никого не видел, не слышал, не чуял. Сделав еще шагов восемьдесят, он остановился: далее двигаться, не вы-яснив, где находятся караульные, нельзя было, ведь если его убьют или пленят, он не сможет спасти еще живых сородичей. В лесу сделалось светлее и как бы просторнее. И не только потому, что кусты между основаниями стволов здесь росли более низкие и редкие, а местами их вообще не было, а потому, что при-ближался край леса. Стали довольно ясно заметны дальние стволы. Луму каза-лось, что видны уже голубовато-серые просветы. Значит, там уже край леса, уже опушка. Но где же часовые?! Их нигде не видно. Но они, конечно, здесь. Просто умело скрываются. Возможно, они уже заметили его и поджидают, ко-гда он подойдет еще ближе, чтобы наверняка поразить его дротиками или схватить.  
     Наш герой решил пойти на хитрость. Как многие охотники, он умел хорошо подражать звукам, издаваемым животными. Молодой номарий изобразил не-довольное бормотание медведя. Получилось это у него очень похоже. Расчет оказался верным. Сразу же среди стволов появились три тени – одна совсем близко от Лума, две другие – справа и слева несколько в стороне.  «Ого, да их трое даже!» – удивился номарий. Силуэты были огромного роста. Двое кара-ульных поспешили к сородичу, который находился близко от места, откуда по-слышался встревоживший их звук, потому что люди обычно старались сообща встретить могучего свирепого зверя.
     Лум только того и хотел – чтобы караульные обнаружили себя и собрались в одном месте. Призвав на помощь все свое умение неслышно и незаметно пе-редвигаться в зарослях, он стал перемещаться вправо. Постепенно ему удалось обойти стражей и, оставшись незамеченным ими, подобраться к опушке.
     Он поразился, увидев стойбище точно в таком же виде, какое оно имело до нападения ронгов. Перед ним стояли такие же покрытые кожами шалаши, словно никто и не ломал их. Значит, враги восстановили жилища. Это свиде-тельствовало о том, что они не собираются скоро покидать захваченное место. После густого мрака леса глаза все хорошо видели на открытом пространстве в свете луны и звезд. Теперь Лум заметил, что шалаши стоят не совсем так, как прежде. Содрогнулся, увидев между ними на утоптанной земле множество разбросанных костей и понимая, чьи это кости. Ярость, желание мести с новой силой вспыхнули в душе молодого номария. 
     Конусообразные темные жилища четко выделялись на фоне звездного неба, и на его фоне хорошо был виден светло-серый дым костра, поднимающийся над селением. Он поднимался оттуда, где и номарии обычно жгли костер, где находилась площадка для сходок. Пленные скорей всего там, сообразил моло-дой воин. Продолжая ступать неслышно и также низко пригибаясь, он покинул кусты и вступил в стойбище.
     Луна ярко освещала конусообразные жилища с одной стороны.  На другую сторону шалаши отбрасывали черные тени и с той стороны были сильно затем-нены. Полутона вместе с сильными затемнениями и хорошо освещенными ча-стями жилищ, зримо лепили округлость их боков. Лум старался избегать хоро-шо освещенных луною мест, перемещался преимущественно в глубоких тенях между шалашами. Такое зигзагообразное движение сильно замедлило его путь к площадке. 
     В какие-то моменты ему казалось, что он находится в родном ночном стой-бище. Также слышны были за покровами жилищ храп, приглушенные голоса любителей поздних разговоров, порой игривое женское хихиканье.
     А вот и площадка. Лум смотрел на нее, осторожно выглядывая из-за шала-ша. Такая же большая, окруженная жилищами площадка, и в самом деле, находилась на прежнем месте. Костер тоже горел на своем месте, такой же ма-ленький, какой обычно был, когда не требовалось приготовить пищу или обо-греться. Только не сидел рядом с ним поддерживающий огонь подросток. Эта обязанность, очевидно, вменялась воину, который, не торопясь, вразвалочку прохаживался несколько поодаль. Свет от костра еле доходил до него, но рос-лая, могучая, грозная фигура с копьем, окрашенная рыжеватым оттенком, ярко выделялась на фоне чернеющих за нею конических жилищ. А где же плененные номарии? Лум никого не видит на площадке, кроме этого воина. Но они, несо-мненно, здесь. Наверное, лежат на земле, связанные. Иначе зачем выставлять часового? Не для поддержания же огня в костре, чем обычно в стойбище зани-маются подростки. Конечно, воин стережет их, уцелевших от резни номариев.  Он чаще поглядывал в одну сторону вниз. Оттуда донесся стон. Это подтвер-ждало догадку Лума.
     «Все, иди! Смело!» – сказал мысленно себе он. Сердце сильно гулко заби-лось. Совладав с волнением, юноша встал во весь рост и вышел из-за шалаша.  Прямиком направился к часовому. И в тот же момент увидел еще двух воинов. Они лежали за кучей хвороста около костра и, похоже, спали. Конечно, это бы-ли другие караульные, сменщики часового. Тот пока не смотрел на него, так как глядел на пленных. Теперь и Лум видел их, но поскольку взгляд его был при-кован к часовому, то видел очень неопределенно: боковое зрение лишь смутно улавливало во мраке очертания рядов лежащих тел.
     Наш герой старался пройти как можно большее расстояние, пока стражник не смотрит на него. В то же время понимал, что спешить нельзя, ибо часовой в любой момент мог обернуться к нему: быстрое приближение человека, конеч-но, вызовет подозрение. Если же Лум, как только обернется часовой, сразу за-медлит шаг, и тот это заметит, то такое странное изменение скорости движения идущего к нему человека, насторожит его еще больше. Поэтому номарий шел неторопливой непринужденной походкой. При этом свой нож держал острием вверх так, что длинная часть кости прижималась к задней стороне державшей ее руки, не видной часовому. 
     Страж заметил Лума и стал смотреть в его сторону. Боясь, что он разглядит незнакомое ему лицо, номарий опустил низко голову, хотя и был уверен, что разглядеть его лицо ронг не сможет, поскольку свет от огня, как говорилось выше, едва доходил до сюда, да и находился костер чуть ли не за спиной Лума. Он опасался вызвать подозрение и своим невысоким, не характерным для пре-имущественно рослых кроманьонцев ростом, доставшимся ему, как говори-лось выше, от неандертальских предков. Вряд ли у ронгов тоже имелась при-месь со стороны чомо. Не было надежды даже сойти за подростка: разве те об-ладают таким мощным телосложением? Впрочем, Лум знал, что и среди чи-стых ногано тоже есть нерослые люди.
     Часовой спросил что-то. Голос был сипловатый, как будто простуженный. Лум невольно напрягся. Как же быть?! Ронг явно ждет ответа. Броситься к нему, напасть? Но до часового еще шагов тридцать: разве противник не успеет взять копье наперевес? Конечно успеет. Правда, он, Лум, умеет неплохо уворачи-ваться от ударов копья и ловко перехватывать его. Но это не всегда получается, а главное, караульный сразу поднимет тревогу и тогда не удастся спасти со-племенников, останется только умереть. Нет, надо продолжать идти, как шел. Но молчание может вызвать подозрение. И тут Лум вспомнил мелодию, кото-рую слышал вчера, наблюдая из-за кустов за толпой ронгов. Ее насвистывал один из них, находившийся поблизости. Мелодия была задорной, красивой. Большой любитель веселых песенок Лум не мог не обратить на нее внимания. Но она принадлежала врагам, и хотя понравилась ему, он сразу перестал заме-чать ее. И это оказалось нетрудно, потому что были куда более сильные, по-глощавшие все внимание впечатления. Поэтому он едва ли слышал это насви-стывание. Но обладавший превосходной слуховой памятью наш герой все же невольно запомнил ее. Потом в течение дня не раз с удивлением и неудоволь-ствием ловил себя на том, что вспоминает эту мелодию и даже порой насви-стывает ее. Лум стал сейчас насвистывать запомнившуюся мелодию. И, как ни странно, сразу почувствовал себя спокойнее и увереннее, даже еще не зная ре-акции ронга. Страж рассмеялся и что-то сказал. «Принял меня за своего. Хоро-шо!» – обрадовался молодой номарий и обрел еще большую уверенность. Ча-совой снова что-то спросил. Но уже можно было ничего не отвечать – до него осталось всего шагов восемь. Теперь Лум видел не только землю – перед его глазами вырастала внушительная фигура ронга: сначала огромные мускули-стые ноги, потом поджарый волосатый живот. Рыжеватые от доходящего до сюда света костра, они четко выделялись на черном фоне мрака за ними.  Лум остановился в двух-трех шагах от часового, упершись взглядом в его широчен-ную волосатую грудь. Он оказался еще крупнее, чем казалось Луму до того момента, пока не опустил голову. Решимость вдруг исчезла в душе номария, на какое-то мгновение сменилась предательским чувством неуверенности. Неужели он справится с таким богатырем?! Но времени колебаться уже не бы-ло – нужно было действовать. Лум сделал еще шаг. Можно уже бить и надо бить! Ронг ничего не подозревает. Это удача! Все получается, как и задумал! Однако номарий невольно поддался ощущению уязвимости, какое испытывает боец, с низко опущенной не прикрытой руками головой, находясь близко к значительно более высокому противнику. Он невольно выпрямил шею и уви-дел в упор широкое, рыжеватое от света костра лицо с крупными красивыми чертами. Черные волосы и борода были недлинными. Ронг широко добро-душно улыбался, глядя на Лума сверху. Но тут же улыбка исчезла с его лица. Если бы доходящий до сюда свет костра позволял разглядеть глаза часового, то номарий увидел бы появившиеся в них изумление и испуг. Но он не собирался дать противнику опомниться и издать крик тревоги – в то же мгновение нанес ему кулаком левой руки страшный удар в солнечное сплетение. Ронг согнулся. Поскольку дыхание его пресеклось, он не смог издать ртом ни звука. В следу-ющий миг номарий правой рукой вонзил ему в шею нож. Затем левой схватил его за волосы, сильно запрокинул назад голову и снова воткнул костяное острие, на этот раз под кадык. Потом выдернул нож и сразу почувствовал теп-ло, обдавшее руку и живот: это была хлынувшая кровь врага. Теперь уже не ронг на номария, а тот смотрел на него сверху вниз. Лум уверен был, что часо-вой уже точно не в состоянии ни крикнуть, ни застонать. Продолжавший нахо-диться в сильно согнутом положении, с запрокинутой назад головой, ронг немо, беспомощно разинул рот. Что-то заклокотало в нем. Лум разжал пальцы держащие волосы противника, и тот повалился ему под ноги.
     Не теряя ни мгновения, наш герой бросился к костру. Хотя борьба, в которой победил номарий, проходила почти совершенно бесшумно, один из спавших караульных, должно быть, обладавший очень чутким сном, проснулся и уже приподнялся, опираясь на руку. Но спросонок он еще не успел ничего понять. Поэтому не закричал. Однако в следующий момент, несомненно, уже подал бы сигнал тревоги. Вовремя подскочивший Лум не позволил ему это сделать. Он зажал ронгу рот и нанес ему в шею удар ножом. Но зажать рот хорошо не полу-чилось: удалось только крепко схватить кистью левой руки низ лица. Да и ко-стяной клинок, остановленный шейными позвонками, не пробил гортань и не лишил ронга способности закричать. Все же свободного пространства между ладонью и ртом оказалось достаточно только для того, чтобы ронг смог замы-чать и простонать. В следующий миг номарий навалился на него всем телом и плотно зажал ему рот. Лум почувствовал под собой большое, теплое, отчаянно сопротивляющееся тело. Его не покрывали крупные мышцы. Напротив, ощу-щалось, что оно даже сухощавое. Но в твердых как камень жилистых мускулах была колоссальная сила. Наш герой вынул нож из шеи, чтобы поразить ее в бо-лее уязвимое место. Ронг перехватил левой рукой руку противника и старался отдалить от себя острие. Но он уже был смертельно ранен. К тому же левой бо-ролся с правой, а главное, его рука по отношению к руке Лума находилась в слишком невыгодном положении, когда приходилось прилагать гораздо большие усилия. Все же пока ему удавалось сковывать старания Лума добрать-ся костяным клинком до его шеи. Поскольку левой рукой тот сжимал ему рот, ничто не препятствовало ронгу бить правой. Он успел нанести несколько уда-ров номарию кулаком в бок. Первые были такой силы, что Лум потерял дыха-ние и в глазах у него потемнело от боли. Кулак ронга неминуемо проломил бы левую сторону грудной клетки, если бы не удивительно крепкий костяк, до-ставшийся нашему герою от неандертальских предков. Левая рука врага начала одолевать. Все же смертельная рана делала свое дело: вместе с кровью ронг быстро терял силы. Еще не сумел Лум продохнуть и прийти в себя от состояния, которое, выражаясь языком современных боксеров, вполне можно было назвать нокдауном от удара по корпусу, рука ронга вдруг ослабела, и номарий совсем легко вонзил клинок. Удары правой руки врага ослабели еще раньше и вскоре Лум перестал ощущать их. Какое-либо сопротивление совершенно пре-кратилось. Тело под Лумом стало вздрагивать, затем сразу обмякло. На хоро-шо освещенном костром лице, очень подвижном в ходе борьбы, ежесекундно меняющем выражение, застыла последняя гримаса испуга и боли. Другого вы-ражения на нем уже не появлялось. Номарий понял, что враг мертв. Отнял от его лица ладонь. На Лума зловеще глянуло, словно бездонное, черное отвер-стие в открытом рту. 
     Пока боролся, Лум вовсе забыл о третьем караульном. Сейчас вспомнил и с ужасом понял, что находится на краю гибели, что дело спасения соплеменни-ков потерпело неудачу, что ему тоже предстоит послужить пищей врагам. Дей-ствительно, борьба с ронгом недопустимо затянулась, мощные удары его про-звучали гулко-громко в тишине, да и возня не была бесшумной (заметим, что схватка продолжалась едва ли больше минуты, но в ситуации, в которой нахо-дился наш герой, требовалось действовать, конечно, гораздо быстрее). Несо-мненно, третий караульный проснулся и вот-вот убьет его. Может, не убил еще только потому, что, видя, что смертельно раненый сородич уже испускает дух и ему все равно не помочь, намерен взять напавшего живым, поскольку, как го-ворилось выше, людоеды не спешат умерщвлять жертву, когда имеют доста-точно пищи. Наверняка стоит сейчас над ним с занесенным копьем. Совершен-но обессиленный ожесточенной борьбой, которую вынужден был вести, не имея возможности вдохнуть воздух, Лум не мог даже повернуть голову вверх. Скосил глаза влево, скосил вправо, ожидая увидеть ноги стоящего над ним ронга. Но не увидел. Значит, стоит сзади. Поскольку был отправлен в нокдаун ударом не в голову, номарий оглушен не был и вполне осознавал весь ужас положения, в котором сейчас находился. Он попытался посмотреть назад, но, чтобы обернуться, нужно было хотя бы чуть приподняться. Однако совершенно обессиленные руки задрожали и не выдержали тяжести тела. Прошло, навер-ное, с полминуты, в течение которой Лум с ужасом ожидал удара – или смер-тельного, или только оглушающего, что для него было бы гораздо хуже.  Но вот он сумел по-настоящему вдохнуть в легкие воздух. Силы сразу стали быстро возвращаться к нему. Он смог приподняться и обернуться. И не поверил своим глазам – третий караульный продолжал лежать и спать, как ни в чем не быва-ло. Пока Лум, приходя в себя, глядел на него, тот, все-таки, видимо, встрево-женный во сне близкими звуками, на грани просыпания забавно почмокал гу-бами, почесал ногу под коленкой и повернулся на другой бок. 
     Силы мгновенно вернулись к нашему герою. Он бросился к спящему. Тот умер, не сумев издать ни малейшего звука, наверное, не поняв даже, что про-исходит. Номарий расправился с ним легко, хоть этот ронг тоже был огромный богатырь. После расправы с третьим часовым Лум быстро тревожно огляделся по сторонам. Вокруг толпой теснились темные островерхие жилища. Освещен-ные лунным светом они застыли в спокойном ночном безмолвии. Ни единого человека номарий не заметил среди них.
     Он устремился к соплеменникам. Остановился перед ними и содрогнулся, увидев каким образом ронги связали их. Пленные лежали на земле – четыре ряда справа, четыре ряда слева. Каждый ряд состоял из семи – десяти человек, привязанных шеей к одной жерди. Все лежали лицом вниз, со связанными за спиной руками. Ноги тоже были связаны.
     По своему замыслу Лум собирался в первую очередь развязать самых круп-ных воинов, чтобы, если его попытка освободить пленных в самом начале не останется незамеченной врагами, эти наиболее сильные из оставшихся в живых номариев, вооружившись оружием убитых караульных, дали бы отпор ронгам, которые первыми приблизятся сюда, чем позволили бы спастись большему числу соплеменников. Сейчас же, видимо, от чрезмерного волнения он забыл об этом своем намерении и принялся развязывать того, кто был к нему ближе остальных. 
     – Кто это? – настороженно-удивленно и обрадовано спросил тот. По голосу Лум узнал его. Это был Дролинг. Он приходился ему троюродным дядей.
     – Это я, Лум, – ответил юноша, отвязав шею Дролинга от жерди и начав раз-вязывать руки. Его очень обрадовало то, что не оправдались большие опасения насчет того, что тяжело придется развязывать узлы. Нет, видно, ронги связали пленных так, чтобы легко их было развязывать, и чтобы в то же время сами они не смогли развязать друг друга зубами (для чего и были шеями привязаны к жерди). Наверное, и остальные связаны такими же простыми узлами! Так и оказалось, как убедился он впоследствии.
     – Лум…, ты жив?! Да неужели это ты?! – шепотом воскликнул Дролинг. Он еще что-то спрашивал, но Лум так торопился, что уже не слышал его. Только успел, развязав дяде ноги, бросить ему через плечо: «Давай, других развязы-вай», и принялся развязывать следующего. «Об одном прошу – тише и быст-рей, ладно?!» – добавил он тоже шепотом.
     – Конечно, конечно. Я понял, я понял, Лум. 
     Все, кого они освобождали, сейчас же принимались развязывать других. Де-ло пошло необычайно споро. 
     Лум, развязав еще двоих, перестал этим заниматься. Теперь он ходил среди уже освободившихся и еще связанных соплеменников и тихим голосом говорил то, что задумал обязательно им сказать в первую очередь:
     – Никто не должен сразу убегать, как его развяжут. А то он спасется, а другие не смогут. Вокруг стойбища их воины стоят. Они шум поднимут – все ронги проснутся сразу. И перебьют нас. Нет, надо всем вместе уходить. Тогда больше наших спасется.
     Воспитанный в духе традиций родного племени Лум старался говорить так, чтобы никому не показались его слова приказами. Тем не менее ожидал, что вот-вот кто-нибудь из «старшаков» грубо одернет его: «Ты что, щегол, учить нас вздумал?! Мы что, без тебя не знаем, что делать?!» Но никто не только не про-изнес ничего подобного, а, напротив, все послушно, с готовностью заверяли его, что в точности исполнят наставления. Немало удивляло нашего героя и то, что все общаются с ним так, будто совершенно забыли, что позавчера казнили его, что он, конечно же, должен быть мертв. Наконец вдруг одна из соплемен-ниц воскликнула чуть ли не в полный голос:
     – Глядите это кто! Да это же Лум! Это же Лум, глядите!
     На нее сразу же все зашикали, требуя говорить тише. 
     – И в самом деле, это же он! Как он здесь оказался?! – воскликнул мужской голос, но приглушенный.
     – Как оказался?! А кто вас спасает сейчас? – ответил Лум.
     – Это правда. Он меня первого развязал. И вон тех троих уложил. Как ты смог Лум? Один – троих, здоровенных таких? – сказал Дролинг.
     Больше никто не высказывал удивления появлением здесь Лума и тем, как ему удалось справиться одному с тремя караульными. Все вообще забыли о его присутствии здесь. Потому что всех сейчас волновало и интересовало толь-ко свое спасение и ничего больше.
     Лум замышлял предложить освобожденным соплеменникам атаковать спя-щее племя ронгов. В самом деле, можно вооружиться оружием убитых стра-жей. Кому не достанется, тот возьмет оружие ронгов, которые погибнут первы-ми в резне, а убивать их в начале атаки будет совсем нетрудно – они спят и нападения номариев не ожидают. Но сейчас Лум увидел, что многие сопле-менники ранены. Нет, с таким воинством даже застигнутого врасплох врага не будет возможно одолеть. Как он не подумал о том, что немало плененных со-племенников окажутся ранеными? 
     – Надо бежать всем в лес – там больше возможности спастись, – говорил со-племенникам Лум. – Но там три воина их стоят. Караульные. Старайтесь про-скользнуть мимо. Они, конечно, тревогу поднимут. Но ронги долго преследо-вать нас не будут. Они этот лес не знают. Да и ночь к тому же. Но и вы долго не бегите. Заплутаете в темноте-то. Как только услышите, что шума сзади нет, так останавливайтесь, отдыхайте. Дождитесь рассвета. Он быстро сейчас наступает. Тогда бегите на восход. Там за лесом все встретимся. Не бегите дальше пока. Кто первый выбежит в поле – других пусть ждет.
     В считанные минуты номарии развязали друг друга. Лум не ожидал, что это произойдет так быстро. Он поспешил выполнить еще одну важнейшую часть своего плана. Подбежал быстро, но бесшумно к костру, схватил лежавшие на земле около убитых копья и бросился к соплеменникам. Однако, не добежав до них, подумал: «Почему только копья?! Там же еще дротики, палицы. Поче-му не взял?!» Он повернулся и снова побежал к костру. Но не добежав до него, остановился и поспешил обратно, потому что ему казалось, что соплеменники вот-вот побегут все в лес, и он не успеет сделать то, что так необходимо, чтобы спасти не одну жизнь сородичей.
     Люди виднеются в темноте группами теней, которые одни движутся, другие стоят, третьи сидят. Некоторые еще лежат. Приблизившись к ним, Лум стал как вкопанный, пораженный увиденным. В первый момент он оцепенел и не пове-рил глазам. Какой-то соплеменник – он не видел в темноте кто именно – ходил от одного лежащего к другому и вонзал в них копье, подобранное, по-видимому, у убитого часового. Получив удар, каждый вздрагивал всем телом. Но никто не вскрикивал. Все умирали молча. Слышалось лишь тихое хрипение. Теперь наш герой разглядел, что все, кто еще лежит на земле, лежат не лицом вниз, а тоже развязанные, лежат на спине. Именно этих людей и убивает чело-век с копьем, нанося им резкие точные удары в горло.
    Лум бросился к нему. 
    – Ты что?! Ты с ума сошел?! Что делаешь?! – едва не вскричал он, но сумел  вовремя приглушить свой голос.
    Остановил порыв нашего героя Шелкун (Лум разглядел в темноте лицо этого соплеменника и узнал его также по голосу).
     – Не мешай Лосану. Он кончает их. Это тяжело раненые. Они сами просили. Их нельзя оставлять живыми. Все равно убежать не смогут, а ронги всю злость свою за наш побег на них сорвут. Такое могут с ними сделать! Может, в огонь живыми положат. Легко не дадут им умереть. Это уж точно. Лучше помоги Ло-сану, – быстрей же надо, – сказал Шелкун. Но Лум стоял как окаменевший. То-гда Щелкун выхватил у него из руки копье и бросился помогать Лосану.  
     Все добиваемые были мужчины. Они мужественно сражались с врагом, по-пали в плен, потому что тяжелое ранение лишило их сил, а сейчас мужественно принимали смерть, ибо все номарии мужского пола с детства воспитывались так, что из них получались настоящие воины. 
     Не только тяжелораненые попросили убить их, а и такие, чье состояние при других обстоятельствах ни у кого не вызвало бы беспокойства, но которые бы-ли уверены, что не смогут уйти от погони, потому что были ранены в ногу или чувствовали большую слабость от потери крови. Всего Шелкун с Лосаном при-кончили человек двадцать, на что у них ушло не больше двух-трех минут.
     Когда они добили последних, Лум сумел овладеть собой и подскочил к ним.
     – Только у нас с вами копья. Мы должны пойти самыми первыми. Вон там их часовые стоят – он указал туда, где видел в лесу караульных ронгов. – Нападем на них. Не дадим им убить тех, кто без оружия. Давайте же…
     Но не успел Лум договорить, как вся толпа освободившихся пленных броси-лась к лесу: увидев, что погиб последний сородич, пожелавший принять смерть от руки соплеменника, они поняли, что ничто больше не обязывает их сдержи-вать свое стремление к спасению. Поэтому, не обращая внимания на слова Лу-ма, в которых тот изложил в чем состоит очередная важная часть его плана, помчались со всех ног, как бы сказали сейчас любители сленга – ломанули, не особенно заботясь о том, сколько шума произведет их бегство. В несколько мгновений десятки теней скрылись за ближайшими жилищами. Лосан и Шел-кун, понимая, что в такой ситуации предложение Лума потеряло всякий смысл, бросились за ними. Понял это, конечно, и наш герой. Он поспешил следом. По-бежал последним, поскольку чуть замешкался, огорченный, что не все удалось осуществить, как хотел, и что из-за этого погибнет больше сородичей.
     Пробегая среди шалашей, заметил боковым зрением, что уже из некоторых жилищ выскакивают воины с копьями, и подивился необычайной боевой го-товности ронгов. У одного из крайних шалашей, мимо которых он пронесся, отодвинулась шкура, прикрывавшая вход. Показалась рука по локоть. В сле-дующее мгновение Лум уже был в лесу. Он не побежал прямо, как было есте-ственно побежать, надеясь спастись, а помчался наискосок вправо туда, где видел, когда подкрадывался к вражескому племени, собравшихся вместе ка-раульных. Он сделал это потому, что решил, что Шелкун и Лосан, возможно, бросились туда, куда он им указал, чтобы сразиться с часовыми, а если нет, то все равно там нужна его помощь, ибо наверняка караульные расправляются сейчас с наткнувшимися на них безоружными беглецами. Но прибежав на то место, никого там не нашел. Остановился, стал озираться по сторонам. Ни сле-ва, ни справа, ни спереди никого не было видно между стволами сосен на всем расстоянии, на которое способен был проникнуть в темноту ночного леса взгляд. Но сзади, в стойбище, уже раздавались многоголосые крики, а в про-светах между ближайшими к селению деревьями уже появились силуэты лю-дей с копьями.
     Лум понял, что пора позаботиться и о собственном спасении и побежал в глубь леса в направлении, в котором убегали все освободившиеся пленные, то есть на восток, чтобы напрямую пересечь лес. За спиной все громче становился шум погони. Сначала доносились только перекликающиеся голоса, потом, ко-гда они стали громче, ближе, послышался топот ног и хруст валежника. Вскоре справа довольно близко услышал громкий топот одного человека. Вначале по-думал было, что это какой-то быстроногий ронг уже поравнялся с ним, но сразу сообразил, что поблизости бежит кто-то из сородичей. Лум побежал быстрее, хотя и понимал, что бежать быстро в ночном лесу очень опасно для ног, кото-рые легко наколоть обо что-нибудь. Хорошо, что это понимали и ронги. Они, как и предполагал наш герой, довольно скоро прекратили погоню. Шум сзади стих. Лум остановился, стал прислушиваться. Со стороны стойбища совершенно перестали доноситься звуки, которые могли бы свидетельствовать о передви-жении по лесу людей. Лум не сомневался, что ронги возвратились в стойбище уже хотя бы потому, что заниматься преследованием пусть даже и в нетороп-ливом темпе в ночном лесу, к тому же совсем незнакомом, слишком неразум-но. Стих, удалившись, и шум, который издавал бежавший поблизости сопле-менник.
     Пройдя несколько далее в прежнем направлении, наш герой снова остано-вился. Собрался ждать рассвет, помня о своей слишком неудачной вчерашней попытке пройти через ночной лес. Вскоре, однако, переменил решение. В са-мом деле, разве разумно ждать? Вчера он просто не ожидал, что так получится. Поэтому не был достаточно внимателен. Нет, теперь он не ошибется. Это уж точно. Надо просто быть достаточно внимательным, двигаясь в ночной чаще. Смешно ждать рассвета ему, который так хорошо знает этот лес. Лум опять по-шел. Он старательно вглядывался в темную чащобу, выискивая приметные знаки. И часто находил их, уверенный, что это именно те коряги, деревья, ку-сты, большие муравейники, вывороченные из земли огромные корни упавших вековых деревьев, которые указывают ему правильный путь. Так двигался, наверное, с полчаса. Вдруг впереди просветлело, лес расступился, и наш герой вышел на небольшую поляну. Он сразу узнал ее и понял, что значительно уклонился от верного направления, причем опять держит путь в сторону стой-бища. Хотя, видно, свернул к нему недавно, потому что оно еще не близко. От досады Лум хлопнул себя по лбу и почесал затылок. О нет, надо все-таки ждать, когда начнет светать! 
     Лум сел, прислонившись спиной к стволу сосны. Вскоре почувствовал непре-одолимую сонливость. Тогда он встал: заснуть в его положении было смерти подобно. Преимущественно стоя и прохаживаясь взад-вперед, провел остав-шуюся часть ночи. Она показалась необычайно долгой, хотя летом, как извест-но, от заката до рассвета близко. Все это время ловил слухом доносившийся из глубины леса треск веток, который перемещался то в одну сторону, то в другую и становился то тише, то слышнее. Такие звуки бывают, когда кто-то бежит в чаще. Лум понимал, что иные из соплеменников, возможно, даже многие, продолжают бегство и плутают, тщетно стараясь преодолеть лесную преграду. Пару раз послышалось яростное рычание зверей. В первом из этих случаев про-звучал женский или детский вскрик. Лум при этом невольно сжимал в руке ко-пье, сожалея, что не может прийти на помощь и в то же время радовался, что имеет хорошее оружие, которым способен защититься от хищников. Он почти не спускал глаз с звездно-синих просветов между черными верхушками дере-вьев, загораживающих восточный небосклон: где он находится определил по отношению к поляне. Когда наконец забрезжил рассвет, сразу двинулся на вос-ход. В чаще быстро становилось все виднее, и скоро Лум уже хорошо ориенти-ровался в знакомых дебрях.  
     Приблизительно через часа два он вышел из леса на залитую ярким утрен-ним солнечным светом равнину, с редкими перелесками, простирающуюся до цепи далеких гор, виднеющихся на востоке и на севере. Справа, на юге, тоже находились горы, но недалеко отсюда. Они были невысокие, каменистые. Ближайшая в этой гряде гора своими отрогами, как говорилось выше, вклини-валась в лес, из которого вышел наш герой. В той стороне Лум увидел на рас-стоянии пяти-шести хороших бросков дротика от себя группу из восьми чело-век. Это были бежавшие из плена соплеменники, которым все-таки удалось выбраться до рассвета из леса. Они вышли из него в разных местах и уже успе-ли собраться вместе. Находились от леса в шагах трехстах. Лум поспешил к ним. Те, увидев его, все сразу бросились ему навстречу. Вскоре наш герой оказался в их крепких объятиях. Это были три женщины, четверо мужчин и один мальчик-подросток. Они от всей души благодарили Лума за свое спасение. Как и все другие, кто присоединился к ним потом, расспрашивали его каким образом ему удалось освободиться от пут, которыми был связан на месте казни? Ему так тяжело было вспоминать о том своем страшном ночном приключении, что он только отмахивался, говоря: «Потом как-нибудь расскажу». 
     Номарии, вышедшие из леса первыми, не спешили удаляться отсюда, хотя и предполагали, что ронги с рассветом скорей всего возобновят преследование беглецов. Решили некоторое время, несмотря на большую опасность для себя, ждать остальных бежавших из плена, потому что взаимовыручка, стремление держаться вместе были особенно свойственны людям того времени.
     Находящиеся здесь номарии хорошо понимали, что если уйдут сейчас отсю-да, то вышедшие затем из леса соплеменники могут уже не увидеть их, скрыв-шихся за ближайшим перелеском, и пойти, а вернее, побежать по другим пу-тям, ибо, когда спасаешься от погони, некогда выискивать в траве следы; по-нимали также, что даже, если им удастся уйти от преследования ронгов, то, оказавшись в одиночку среди враждебной природы, к тому же без оружия, по-чти наверняка скоро погибнут все в борьбе за существование.  
     Ожидающие около леса номарии вначале пребывали в состоянии большой радости от сознания, что смогли вырваться из плена людоедов. Вскоре, однако, оно сменилось чувством тяжкого горя. Люди так сильно переживали гибель со-родичей, особенно близких, что никто не откликнулся даже на предложение воина Днора использовать время ожидания с большей пользой и обсудить в какую сторону направить путь бегства и в каком месте искать пристанище для остатка племени.
     Ожидание не было напрасным: то здесь, то там, порой довольно далеко от-сюда, из леса выходили люди. Увидев группу номариев, они спешили к ней. Через некоторое время она уже насчитывала двадцать восемь человек. Но де-вятнадцать номариев так и не смогли благополучно выбраться из леса. Все они были те, кто более остальных беглецов изнурил себя тщетными ночными блужданиями. С рассветом они тоже обрели правильный путь. Однако было уже поздно: их настигли ронги, которые действительно возобновили преследо-вание. Каннибалы всем своим огромным по меркам того времени войском принялись прочесывать лес. Поначалу они были сбиты с толку многочислен-ными следами, в направлениях которых не угадывалось никакой логики. Не сразу людоеды сообразили, что это всего лишь на всего отображение бессмыс-ленных ночных блужданий. Наконец все следы повели приблизительно в од-ном направлении, и каннибалы начали настигать спасающихся от них номари-ев. Семнадцать человек снова пленили. Двоих – это были Лозан и Шелкун – убили, потому что, будучи вооруженными, те оказали отчаянное сопротивле-ние. Некоторая заминка преследователей все же позволила многим выбраться из дебрей и присоединиться к ожидавшим соплеменникам. Последние из них сообщили, что слышали в лесу звуки погони. Все сразу побежали прочь отсюда.
     Не успели беглецы удалиться от леса и на две тысячи шагов, как из него по-явились сотни две вооруженных ронгов. Человек сто пятьдесят остановились. Продолжили преследование самые молодые. Они побежали не быстро, а так, как привыкли преследовать раненых животных. И такой темп номарии, ране-ные, пусть и не тяжело, изнуренные блужданиями по лесу, долго не могли вы-держать. Совершенно обессиленные они останавливались и отдавались в руки людоедам, которые снова пленяли их. Только двенадцать человек, в том числе наш герой, продолжали бег, пока не досягаемые для ронгов и их дротиков. Лум, как мы знаем, не был ранен, вдобавок отдохнул ночью. Остальные его соплеменники, тоже пока не настигнутые каннибалами, имели еще достаточно сил для бегства, потому что, хоть и получили каждый вражеский удар прежде, чем попасть в плен, но нанесенный дубиной в голову, он только оглушил их и не вызвал кровопотери. К тому же почти все они ночью сумели выбраться из леса и успели отдохнуть перед тем, как снова продолжить бегство.
     Все же легконогие молодые каннибалы могли настигнуть всех номариев. Но преследователи быстро догадались, что маячащие перед ними и не показыва-ющие никаких признаков усталости двенадцать беглецов явно не ранены. Это означало, что их придется гнать, по всей видимости, целый день. Правда, мож-но было взвинтить темп и настигнуть гораздо быстрее. Но людоеды вчера слишком переели. Поэтому им не хотелось бежать ни быстро, ни долго в мед-ленном темпе. Кроме того, они сочли, что сегодняшняя охота уже принесла им хорошую добычу. Двенадцати номариям чрезвычайно     повезло – преследо-ватели повернули обратно.

15

     Как только беглецы заметили, что ронги перестали гнаться за ними, они сра-зу остановились и некоторое время глядели им вслед. Наконец убедились, что те действительно уходят, а не выполняют какой-то обманный прием. Большин-ство спасшихся номариев рухнули как подкошенные и растянулись на земле. Только Лум и еще двое не упали, а сели. Наш герой, который менее других был изнурен, первым вспомнил о необходимости каждую минуту соблюдать бди-тельность во время нахождения вне стойбища. Он поднялся на ноги и сразу увидел среди зеленой травы большие серые спины. Это были волки. За высо-кой густой растительностью люди не увидели новую приближающуюся к ним страшную опасность. Предупрежденные Лумом все сразу вскочили и застыли, вновь объятые смертельным ужасом. Чем защитятся они от этих чудовищ?! Их ожидает верная гибель! Ведь даже группе хорошо вооруженных охотников не всегда удается оборониться от стаи волков. 
     Люди растерянно-испуганно озирались по сторонам. До ближайшей рощи-цы, на деревья которой можно было бы влезть, расстояние в пять-шесть хоро-ших бросков дротика. Все знали, что совершенно бессмысленно спорить с вол-ками в скорости бега. Словно утопающие, которые готовы ухватиться за соло-минку, люди бросают испуганные ищущие взгляды вниз, надеясь увидеть хотя бы камень, чтоб хоть чем-то вооружиться. Но в траве ничего подобного не вид-но. А ужасные серые морды с оскаленными пастями все ближе и ближе. Вот-вот волки бросятся на людей.
     Не растерялся только Лум, привыкший в последнее время сталкиваться с волчьими и схожими с ними в поведении собачьими стаями, которым противо-стоял, как мы помним, лишь вдвоем с Брэндом. Стараясь успеть пока хищники еще не бросились на людей, когда их уже вряд ли возможно будет остановить, Лум решительно вышел им навстречу и, грозно потрясая над головой копьем, взревел: «Вар-ра! Вар-ра!». Это был боевой клич номариев. Прежде, чем про-должить запугивать врагов, он успел бросисть через плечо сородичам:
     – Делайте то же!
     Те, мгновенно сообразив, в чем заключается его замысел, заорали во все горло: «Вар-ра! Вар-ра!». При этом угрожающе потрясали и размахивали кула-ками.
     Волки перестали приближаться. С полминуты они скалили ужасные клыки и рычали. Люди продолжали угрожающе шуметь. Животные первыми не вы-держали этого психологического противостояния. Вначале один, а затем сразу четверо волков повернули и стали отходить, косясь на людей из-за плеча, и их вытянутые, выглядывающие из-за серых косматых туловищ морды уже не вы-глядели страшными. Затем повернулись и стали удаляться в поле многие дру-гие волки, а за ними и все остальные.
     Когда стая уже была достаточно далеко, мужчины, кроме Лума, отправились в рощицу, чтобы вооружиться хотя бы какими-нибудь сломанными там сучья-ми. Лум пожалел, что необходимость защищать женщин заставила его отка-заться от желания пойти с охотниками за компанию, потому что, как только к женщинам (их спаслось только три) стали возвращаться силы, они всей душою предались горю и принялись отчаянно рыдать, стонать и выть. Лум и сам очень переживал случившееся. Все же находил в себе самообладание, как подобает воину, стойко переносить душевную боль. Сейчас же ему стало гораздо труд-нее сдерживаться. Взгляд его затуманился от навернувшихся слез.
     Через некоторое время он увидел возвращающихся из рощи мужчин. То, что они несли, нельзя было даже отдаленно назвать оружием – какие-то корявые палки, ветки. По пути мужчины, помогая себе зубами, обламывали сухие сучки и отростки с листьями.
     Когда охотники приблизились, один из них, Баллен, могучий муж, с густой шевелюрой рано седеющих каштановых волос и такой же бородой, которые обрамляли красивое треугольное лицо с большим прямым носом, воскликнул:
     – Спасибо, Лум! Ты опять нас спас. Ты храбрый и воин, и охотник!
     Другие мужчины, хоть и не снизошли к Луму до того, чтобы высказать бла-годарность, все же тоже похвалили его за отвагу и находчивость, правда, сде-лали это покровительственно-высокомерно, как обычно похваливали «старша-ки» отличившихся юных охотников. Совсем недавно они благодарили своего спасителя со всей страстностью радостных признательных чувств, на какую только были способны. Сейчас же, когда начали приходить в себя от постигше-го их горя и окончательно уверились в своем полном спасении, свойственная им спесь «старшаков» стала быстро возвращаться.
     Женщины, которые уже не рыдали, а только вздрагивали и всхлипывали, услышав голоса вернувшихся мужчин, поднялись с земли. Они бросились к Луму и снова благодарили его от всей души.
     Наш герой окинул взглядом тех, кто спасся вместе с ним. Он увидел, что это далеко не лучшие люди племени: почти все мужчины – одни из ярых поборни-ков неукоснительного соблюдения особых прав «старшаков», женщины – чуть ли не самые большие склочницы. Лум понимал, что это не предвещает ему ни-чего хорошего.
     Номарии пошли быстрым шагом вглубь ярко-зеленой равнины, с темными пятнами рощ, залитой слепящим глаза светом низкого утреннего солнца, кото-рое сияло перед ними. Пока они не задумывались о том, в какую сторону луч-ше идти, поскольку желали сейчас только одного – быть как можно дальше от ужасных ронгов, и потому, что мысли их вновь и вновь возвращались к страш-ным недавним впечатлениям. Люди неосознанно двигались в том же направ-лении, в котором только что спасались бегством от врагов.
     Впереди был еще целый день, и они надеялись сегодня пройти большое рас-стояние. Но чувство голода вынуждало задерживаться для поиска пищи. Ею становились попадавшиеся по пути всевозможные ягоды, зерна разных злако-вых растений. И даже крупные жирные насекомые. Их, однако, номарии не могли есть в таком количестве, как Лум: у большинства они вызывали если не отвращение, то неприязнь. Им досадно было видеть, что настоящее, привычное людям мясо, находилось вокруг в изобилии: куда не кинь взгляд, всюду вид-нелись стада коз, лошадей, быков, оленей. Палки, которые держали в руках мужчины, были совершенно негодным охотничьим оружием. Правда, Лум нес настоящее и очень хорошее копье, но охота могла потребовать не мало време-ни, а его-то беглецы и не хотели терять.
     Все же они остановились для того, чтобы добыть огонь: костер был нужен для выпрямления и заострения палок. Однако ветер, который спасал людей от зноя, оказался главным и непобедимым врагом, помешавшим сделать это. Именно тогда, когда сухой клевер вокруг палочки под ладонями начинал ды-миться, сильная наглая струя воздуха прорывалась сквозь плотное кольцо тел номариев, которым те окружили добытчиков огня и, словно издеваясь над людьми, сводили все усилия на нет. Не добившись ничего, они продолжили путь.
     Под вечер остановились на ночлег. На этот раз попытки разжечь огонь ока-зались не напрасными. Мужчины выпрямили и заострили палки.  
     Охраняли ночью охотники сон сородичей, разбившись на три группы по три человека. Вначале несла дозор первая, потом – вторая, затем – третья группа. Лум был в первой. Отстояв в карауле положенное время (оно определялось по движению луны) и ложась спать, он отдал свое копье одному из сменивших его соплеменников. У того это оружие, заступив на пост в последнюю смену, взял воин по имени Гетон.
     Утром, когда все проснулись и собирались продолжить путь, Лум хотел за-брать свое копье у него. Однако тот грубо оттолкнул молодого охотника, рявк-нув:
     – Ты что, «щегол», куда лапу тянешь?! Мое будет, понял!
     От обиды и ярости у Лума перехватило дыхание. Он привык смиряться перед «старшаками». Смог бы и в этот раз подавить в себе возмущение и уступить. Но ему казалось, что сейчас, когда погибло почти все племя, перестали существо-вать, наверное, и его традиции. А главное, он спас сородичей. Разве уже одно это не дает ему право позволить себе постоять за себя, хотя бы в такой, столь несправедливой для него ситуации?! Да и копье какое хорошее! Наверное, и у Герана не было такого. И оно по праву должно принадлежать ему, Луму! Ведь он овладел им в бою, сражаясь храбро, как подобает настоящему воину!
     – Вон, возьми, – пренебрежительно-высокомерно рассмеялся Гетон, указы-вая на лежащую в траве свою палку с черным острием. – Чем не оружие? Как раз для тебя. Бери.  
     Наш герой схватил копье и ловким приемом вырвал его из рук надменного «старшака». Тот испуганно отступил на пару шагов и застыл на месте, обеску-раженный. Это был внушительного вида верзила, с большими выпуклыми мышцами груди, мощными плечами. Голова крупная, с густой кудрявой чер-ной шевелюрой. Нос картошкой. Раскидистые мохнатые брови очень вырази-тельно возмущенно поднялись. Большие серые глаза загорелись дикой злобой.
     Лум отбросил в сторону копье, расставил широко ноги и сжал кулаки, молча предлагая решить спор кулачным единоборством.
     Гетон, почувствовавший огромную силу в этом коренастом юноше, однако оставался на месте.
     – Ну а вы что, не видите что ли? Вон как на меня прыгает, «щегол» желторо-тый! А вам хоть бы что! – обратился он к остальным мужчинам, мрачно и удив-ленно-неодобрительно глядящим на ссору соплеменников. – Разве мы, «стар-шаки», не все друг за друга!? Вы что, забыли!? 
    Но Гетон не дождался их помощи.  Они повернулись и вместе с женщинами пошли, покидая место ночного отдыха. Один задержался и, укоризненно пока-чав головой, сказал Гетону:
     – Он же спас нас всех… И тебя тоже… Ты забыл уже?
     Затем приостановился другой мужчина. Полуобернувшись, усмехнулся:
     – Да он же на голову тебя ниже, Гетон.
     Тот с опаской поглядывая на Лума, обошел его, нагнулся к своей палке. По-добрал ее и выпрямившись, снова посмотрел на Лума.
     – Не думай, что тебе это даром пройдет, – процедил он сквозь зубы, зло сузив глаза, и поспешил за сородичами.
     Лум поднял копье и тоже присоединился к ним.
     Еще задолго до полудня номарии закончили свой сегодняшний путь, решив серьезно позаботиться об оружии и пропитании. Они подошли к группе корич-невых скал, громоздящихся около живописной дубовой рощи. Здесь было много ценного материала для изготовления оружия и орудий труда.
    Четверо мужчин принялись высекать наконечники копий. Среди оставшихся в живых номариев не было ни одного, хоть сколько-нибудь владевшего навыка-ми обработки камня. Поэтому взявшимся за эту работу пришлось в полной ме-ре испытать трудности, с какими сталкивались самоучки. Двое охотников по-шли в лес на заготовку хвороста, чтобы потом добыть огонь и развести костер. До нападения ронгов, когда племя номариев жило своей обычной жизнью, этим, как правило, занимались подростки. Женщины хотели отправиться на привычный им сбор ягод и кореньев, но мужчины не разрешили: теперь они больше всего боялись потерять хоть одну женщину, а возможности обеспечить собирательницам достаточно надежную охрану не имели.
     Лум, как единственный, кто имел настоящее оружие, отправился на охоту. С ним пошел Баллен, ибо его палка с закаленным на огне концом, более, чем у других напоминала копье.
    Обогнув рощу, они сразу увидели стадо оленей. Наш герой упросил Баллена остаться на месте, поскольку знал, что тот не владеет хорошо тем способом охоты, которым владел превосходно сам и который намеревался сейчас ис-пользовать. Он вошел в рощу и через ее заросли незаметно подкрался к оле-ням. Баллен вскоре увидел вдруг, как стадо мгновенно сорвалось с места и по-мчалось в поле. «Эх, упустил! Так я и думал. Вот «щегол»! Зря я послушал его. Не так надо было…», – с досадой подумал Баллен. Из-за крайних деревьев рощи появился Лум и замахал ему рукой, крича. Он звал его к себе. «И правда ведь, обнаглел как… Ну, «щегол»! Не я, а ты, ты должен идти ко мне. Кто из нас «старшак» – я или ты?!» – продолжал мысленно возмущаться Баллен. Тем не менее он подчинился и пошел к нему, пошел, потому что поблизости не оказа-лось свидетелей его унижения, потому что по натуре был уступчивым и не был подвержен излишнему спесивому самолюбию, свойственному многим «стар-шакам».
     Какого же было удивление Баллена, когда оказалось, что Лум зовет его, что-бы он помог нести убитого оленя. Вот это да! Вот так «щегол»! Как ему удалось так близко подкрасться к стаду?! На расстояние броска копья! Которое метнул так удачно, что поразил животное насмерть и не пришлось его преследовать, раненого. Да, из этого юнца по всей видимости получится очень хороший охот-ник. Баллен не знал, что Лум уже был превосходный охотник. Особенно охот-ничье умение его развилось за время путешествия.
     Два силача быстро без передышек принесли оленя на место устроенного но-мариями привала. Все необычайно обрадовались, восхитились ценной добы-чей и поразились удаче охотников, так скоро успешно завершивших ловитву.
     Добыть огонь еще не удалось. Лум с Балленом тоже пошли в рощу за сушня-ком. Когда они вернулись с большими охапками хвороста, то с радостью уви-дели поднимающийся над привалом сизый дымок.
     Гораздо хуже шло дело у тех, кто трудился над обработкой кремня. Они уже отчаялись изготовить наконечники для копий и старались теперь сделать хотя бы резцы и рубила. Но и это пока не получалось. Мастера-самоучки хоть и бы-ли обескуражены, все же не сдавались, ибо знали, что обработка кремня тре-бует много труда, терпения, времени. Вдруг у одного из них после случайного неправильного сильного удара заготовка раскололась на две части, с острей-шими кромками в местах скола. Одна половина камня могла служить резцом, другая – рубилом. Их появление обрадовало людей не меньше, чем добытые огонь и олень.
     Мужчины пошли в рощу и при помощи рубила сделали из подходящих сучь-ев неплохие дубины, из прямых подходящей толщины деревцев – древки для копий: даже без кремневых наконечников, только с закаленным на огне кон-цом, это уже будут настоящие копья.
     На привале из охотников остался только Лум для охраны женщин. Те, умело орудуя резцом, быстро освежевали оленя и положили его тушу на хорошо раз-горевшийся костер.
     Вернувшиеся из рощи мужчины решили отложить заострение древков на по-слеобеденное время. Всем так хотелось есть, что люди не стали дожидаться, когда достаточно поджарится оленина и принялись поглощать мясо полусы-рым. Резец, которым отрезали куски, ходил из рук в руки. Кровь вытекала из ртов жующих людей.
     Когда насытились, мужчины приступили к доработке копий. Наш герой, имевший, как мы помним, опыт преодоления проблемы, с которой они столк-нулись при изготовлении наконечников, поспешил поделиться им. Он взял об-глоданную кость, положил ее на камень и другим с силой ударил по ней. Полу-чились две преострейшие кости. Лум взял у находящегося поблизости охотника древко и, показывая всем, приложил к его концу костяной обломок.
    – Вот так. Теперь только прикрепить хорошенько надо – вот и все. Очень про-сто.
    – И правда. Всего-то. Ну, ты молодец, Лум! Спасибо за подсказку! Есть у тебя смекалка, – обрадовались мужчины.
     – Как нам самим это в голову не пришло? – удивился воин по имени Дюран.
     Мужчины бросились мастерить оружие подсказанным Лумом способом. Для закрепления наконечников на древке использовали жилы оленя. И вот уже охотники с молодецкой удалью грозно потрясали и поигрывали готовыми ко-пьями, довольные, в мальчишеском азарте готовые ими разить кого-нибудь, желая поскорее испробовать их в деле. 
     Некоторые затем сделали еще дротики. Для этого снова сходили в рощу, сломали там подходящие ветки, очистили от отростков, укоротили их, придав им необходимую длину. Вернулись к костру и, выпрямив древки над огнем, снабдили их костяными наконечниками. 
     Затем присоединились к остальным сородичам, которые не переставали есть. Все уже насытились, но продолжали отправлять в рот кусок за куском, об-гладывать кости, верные привычке первобытных людей наедаться впрок.
     Хотя еще можно было сегодня пройти не малое расстояние, номарии остаток дня посвятили отдыху. Потому что слишком отяжелели от переедания. К тому же не были уверены, что удастся донести до места ночлега добытый с большим трудом огонь и что удастся разжечь новый, если потухнет, а провести ночь очень хотелось всем у костра.
     Обретение более-менее сносного оружия вернуло номариям уверенность в себе. Вместе с ощущением сытости это подняло настроение. Люди еще не весе-лились, еще не улыбались, но лица перестали быть унылыми, в глазах появи-лись искорки оживления. Разговоры теперь происходили не только такие, ко-торые были вызваны необходимой совместной деятельностью, и не только о случившемся несчастье.
     Легли спать путники рано. Несмотря на то, что мужчины, как и в прошлый раз, несли ночной караул, все хорошо выспались. Утром, прежде чем продол-жить путь, номарии, хотя никто не хотел есть, собрались доесть остатки оленя. Раньше, чем они принялись за это, Колахан, рослый, красивый муж, снискав-ший среди соплеменников уважение не только силой, охотничьими и воински-ми победами, но и разумными, полезными советами, сказал:
     – Идем мы как стадо баранов. Даже не знаем куда идем. Предводителя нет у нас. Герана нет, – значит, надо другого кого-то избрать. Надо круг держать, чтоб все решить.
     «Круг держать» на языке номариев означало «держать совет», в котором, конечно же, принимали участие только «старшаки».
     Мужчины поддержали предложение Колахана и сейчас же сели на землю в круг поблизости от догорающего костра. За пределами этого круга остались наш герой и женщины. Но они с большим интересом слушали совет.
     – Вначале вождя изберем, – внес предложение, как бы сказали сейчас, Кола-хан. Он поднялся на ноги и вышел в середину круга. Это означало, что он пред-лагает свою кандидатуру. Если бы нашелся другой кандидат, то по древнему закону племени им пришлось бы сражаться насмерть. Желающих сойтись с Ко-лаханом в таком единоборстве не нашлось: никто не сомневался, что из спас-шихся номариев он самый сильный. Поэтому вождем стал Колахан.
     Затем «старшаки» стали обсуждать куда держать путь. То, что нужно как можно дальше уйти от ронгов, ни у кого не вызывало сомнений. Предстояло решить в каких местах можно найти пристанище. В те времена население Евра-зии еще было довольно малочисленным. Поэтому можно подумать, что не представляло никакого труда найти место для поселения. В тундровой зоне – да, но в местах более пригодных для жизни обитало немало племен. Каждое имело собственные охотничьи угодья, часто довольно обширные. Появление на своей территории чужаков не терпело и прилагало все усилия, чтобы изгнать их.
     Выше уже говорилось, что три года назад номарии воевали и, побежденные, вынуждены были переселиться. Тяжело было расставаться с хорошо обжитыми местами, с родным краем. За почти пять веков проживания там у номариев вы-работались особые, наиболее пригодные для той местности способы охоты. А местность была преимущественно гористой и скалистой, изобиловавшей уще-льями, что позволяло использовать способ охоты самый эффективный из всех, применявшихся первобытными людьми. Заключался он в загоне стад копыт-ных в пропасть. Изгнанные из Родины номарии нашли пристанище на уже опи-санной нами равнине, ранее оставленной неандерталцами, страшившимися со-седства с кроманьонцами. Здесь пришлось осваивать способы охоты гораздо более трудоемкие и несравнимо менее результативные. Рацион номариев сильно оскудел. Теперь же они потеряли и эти охотничьи угодья. Зато сейчас у них появилась надежда вернуться в родные места, поскольку вполне можно было предположить, что постигшее их несчастье немногим ранее постигло и хабров, как назывались люди племени, вытеснившего их оттуда. Ведь ронги, о чем ходили слухи, двигались с востока. Значит, хабры были последними на их пути к номариям. Правда, Лум говорил, что они шли от границ страны чомо. Да, видно, ронги побывали и там, но, идя на запад, вряд ли миновали хабров. Все же те, наверно, тоже не поголовно были истреблены. Возможно, оставшая-ся в живых часть того племени вернется на свое прежнее место жительства. То-гда, решили номарии, если хабров осталось не больше, чем их, они вступят с ними в борьбу. Может, удастся возвратить родную землю. 
     Затем участники совета стали решать каким путем идти. Оказалось, что и по-завчера, и вчера они двигались как раз в нужном направлении.
     – Ну что, вроде все обсудили, все  решили.  Теперь  можно доесть, что не до-ели, – и в путь, – сказал Колахан.
     – Нет, не все…, не все решили. Еще очень важное не сделали. А сделать надо. Иначе нельзя, – недовольно-тяжело произнес Гетон.
     Все недоуменно, с интересом посмотрели на него.
     – Раз снова есть Совет, значит, снова есть тот порядок, которым мы жили, – продолжал Гетон. – А то я уж думал, что ронги отбили у вас у всех память, напрочь отбили, и вы забыли о том, о чем никогда мы, «старшаки», раньше не забывали. Да разве могло быть такое раньше, чтобы «старшаки» позволили «щеглу» руку поднять на одного из своих?! Да ни за что! Его бы сразу покарали –  растоптали, убили бы. А вы давеча повернулись и пошли. Тогда, когда вон тот «щегол», – говорящий с мстительно-злобным взглядом кивнул в сторону Лума, – прыгал на меня, «старшака». Вы же повернулись и пошли, как будто не заметили даже. Будто вы и не «старшаки» совсем.
     – Ах, вот ты про что, – недовольно поморщился Колахан с видом человека, неожиданно узнавшего, что ему предстоит решить нелегкую задачу, от реше-ния которой очень хотелось бы уклониться.
     – Да, пусть хоть сейчас «щегол» этот, – Гетон снова метнул в сторону Лума злой взгляд, – пожалеет, что осмелился поднять руку на «старшака». Пусть хоть и с таким опозданием, но мы должны покарать его!
     – Да  ты  что, Гетон!  Это  не у нас, а у тебя память отшибло, – возмутился Бал-лен. – Ты что, забыл уже кто нас спас. Да если бы не этот «щегол», где бы мы сейчас были? И ты тоже. На костре или в желудках ронгов.
     – Да, он выручил нас – я не спорю. Тут он молодец, – ответил Гетон. – Но мы не должны забывать о наших обычаях. Они важнее даже, чем наша благодар-ность. Они завещаны нам нашими отцами, дедами и мы должны все сделать, чтобы сохранить их. Поэтому мы должны жестоко покарать этого ублюдка. Это будет лучшее доказательство того, что мы собираемся сохранить верность нашим обычаям. Надо его так бить, чтобы кровью харкал, чтоб остался валять-ся здесь. И пусть звери сожрут его. Чтоб другим не повадно было!
     – Кому не повадно?! Что разве есть еще молодые?! Да он один у нас, моло-дой, остался! – не удержалась от того, чтобы не вмешаться в спор «старшаков» одна из женщин, хотя находящимся за кругом совещающихся строго-настрого запрещалось вслух высказывать свое мнение о том, о чем идет спор на Совете.
     – Вот видите! Вот видите до чего дошло, – указал на нее пальцем Гетон. – Да разве раньше такое мыслимо было – чтобы баба голос подала свой за нашим кругом?! Вот видите к чему приводит ваше попустительство! Если бы вы сразу покарали этого наглого щенка, никакая баба не позволила бы себе вмешивать-ся в наш разговор на Совете.
     – Постой, постой Гетон, – заговорил воин по имени Налиан. – Тебя уж слиш-ком занесло. Тебя явно сильней, чем нас, шибанули. Нет, не покарать его мы должны, а, напротив, вознаградить как можно лучше. А какая лучшая может быть награда для молодого воина, чем прозвание герая. Разве он не заслужил его?!
     По кругу «старшаков» пробежал шум одобрения.
     – Налиан правильно говорит. Пусть Лум будет «гераем»! – воскликнул Бал-лен.
     Другие мужчины, кроме вождя и Гетона, сразу поддержали предложение Налиана. Гетон с неистовой яростью возражал. За Колаханом было последнее слово. Но он медлил с ответом. Потому что знал, что «гераи» со временем, как говорилось выше, становятся вождями. Причем иногда это происходит до-вольно скоро и обычно предводитель племени, если он не уступает власть добровольно, гибнет в поединке с соперником. Поэтому вожди, как правило, с огромным нежеланием соглашались признать в ком-либо «герая». Делали это лишь в редчайших случаях, когда подвиг, совершенный молодым воином-охотником, был столь велик, что не уступить требованиям соплеменников было просто невозможно: это грозило потерей авторитета среди них, что могло ли-шить власти еще раньше, чем обретет достаточно сил для его устранения тот, возвышение которого внушает опасения.
     Подвиг Лума был тоже такой значительный, что не признать в нем «герая» было просто нельзя. Колахан решил согласиться также и потому, что не видел себе конкурента в этом юнце, которого намного превосходил ростом.
     – Ладно, пусть будет, – произнес он.
     Все мужчины, кроме вождя и Гетона, вскочили и бросились поздравлять и обнимать Лума. Они привели его туда, где только что сидели, и снова сели в круг. И с ними теперь сидел как полноправный «старшак» и наш герой.
     – Глупцы! – взревел, вскочив на ноги Гетон. Он принялся быстро ходить взад-вперед, всем своим видом выражая возмущение. Пройдя туда и обратно раза четыре, остановился перед сидящими «старшаками» и вновь рявкнул:
     – Глупцы! 
     Лицо его было багрово-красным. Раскидистые черные брови снова вырази-тельно взлетали и опускались над выпученными круглыми глазами, под кото-рыми прыгала гримаса злости.
     – Да ведь, если бы не он, – Гетон ткнул в сторону Лума большим мясистым пальцем, – не случилось бы с нами этой беды! Ведь он привел к нам ронгов! Он, только он виноват! А вы его еще «гераем» сделали! Ну и глупцы!
     – Да ты что, Гетон! Да ты забыл что ли, как он нас предупреждал, что ронги идут, что надо готовиться их встретить?! Если бы он был предателем и был с ними за одно, то зачем бы он стал предупреждать нас об их приближении?! Да он бы пришел вместе с ними! – ответили соплеменники Гетону и с сокрушен-ным видом добавили: – А мы еще его на казнь осудили! Вот дураки! Если бы звери сожрали Лума, чтобы было сейчас с нами?! И с тобой тоже?! Ты подумай!
     Гетон опять стал стремительно вышагивать взад-вперед, пыша гневом. Не прошло и минуты, как он снова остановился перед сидящими «старшаками» и ткнул в сторону Лума пальцем: 
     – Нет! Он, он виноват в наших несчастиях! Глупцы! Вы что, не поняли?! Он привел их к нам! Не потому, что был за одно с ними, а потому, что у «щегла» не хватило ума запутать следы! Они и притопали по ним! Потому и появились так быстро после того, как он вернулся! А если бы они не пришли так быстро, мы бы успели подготовиться и встретили бы их, как надо! Мы бы победили их!
     – Неправда! Я запутал следы! Еще как запутал! – воскликнул Лум. – Даже не только запутал, а долго шел на полдень! Когда понял, что ронги точно не идут за мною, только тогда повернул на восход! Да ведь многие видели, как я шел не с заката, а со стороны полдня, когда возвращался и подходил к стойбищу, тогда вечером! Правда ведь?! Вы видели? Кто из вас видел? – Лум обратился к соплеменникам.
     Те все в некотором недоумении и растерянности переглянулись. Они неуве-ренно пожимали плечами: оказалось, что все находящиеся здесь были из числа тех, кто не видел, как наш герой подходил к селению, завершая свое путеше-ствие. Гетон это сразу понял и уже довольным, торжествующим голосом ска-зал:
     – Они не видели! А я видел! Я видел, что ты шел с заката!
     – Что ты лжешь, собака! Пасть волчья! – вскочил на ноги вне себя от возму-щения наш герой и ринулся с кулаками на Гетона. О, сейчас он ему покажет, как возводить на него лживое тяжкое обвинение! Теперь они сравнялись в правах. Теперь он может смело постоять за свою честь.
     Гетон, не забывший о силе и ловкости Лума, поспешил отбежать на почти-тельное расстояние. Это вызвало у всех смех.
     – Ладно, хватит разговоров. Идти надо, – завершил Совет Колахан. 
     Охотники и женщины доели остатки оленя и пошли далее.
     
16

     В конце дня, когда номарии остановились на ночлег и еще не успели занять-ся подготовкой к нему, между двумя мужчинами разгорелась яростная ссора из-за обладания женщиной. Они уже готовы были схватиться за оружие, но Ко-лахан разнял их. Он сказал стоявшим вокруг соплеменникам:
     – Да, настала пора решить и это. Я вождь – я решу… Раньше нас, охотников, было меньше, чем их, женщин. Теперь все наоборот – нас вон сколько, а их все-го три. По нашему обычаю вождь решает кому какую дать. Я решу по справед-ливости, чтобы никому обидно не было… Хияну я себе беру. Значит, остаются Макиль и Анаба. Они – ваши.
     Умный Колахан умел неплохо считать. Поэтому обошелся без почесывания затылка, напряженных гримас и загибания пальцев. Сразу, без особых затруд-нений, на глаз подсчитал, что кроме него и Хияны – восемь охотников и две женщины. Немного поразмыслив, сообразил, что на каждую женщину прихо-дятся четверо мужчин.
     Он подозвал к себе Макиль и взял ее за руку. Она стала рядом с ним, плечом к плечу.
     – Ты, ты, ты, ты, – Колахан выбрал ей женихов, тех, в сторону кого наугад ткнул пальцем. – Остальные берете Анабу – она ваша.
     Все охотники шумно выразили одобрение такому решению, и каждый бро-сился к своей новой жене. Колахан остановил их грубым окриком и сказал:
     – Брать жену по очереди будете! Договоритесь между собой – кто когда. И чтоб не драться! Чтобы по-честному! Понятно?! Иначе плохо придется – знаете, как я бью, – Колахан внушительно потряс огромным кулаком. – А сейчас к ноч-легу надо готовиться. Все остальное потом.
     Как видим, в этот день Луму тоже необычайно повезло: он и «гераем» стал, и наконец женился, да еще на молодой женщине, что для юного номария, по причине упомянутой в первой главе, было не просто удачей, а несказанной удачей. Заметим, что женщины, ныне вступившие в брак, находились в цвету-щем возрасте, который помог им выдержать неимоверные физические усилия, спасшие их от смерти. Что же касается их внешности, то на лицо все они были отнюдь не красавицы, зато телом хороши, как, наверное, любая женщина, жившая в те времена. Разумеется, самую привлекательную из этих трех нома-риянок вождь взял себе. И конечно, ни с кем не собирался делиться ею.
     Разумное нововведение Колахана сняло напряжение среди мужчин, способ-ствовало на первых порах установлению крепкого порядка в племени.
    

      К своему бывшему стойбищу, захваченному хабрами, номарии шли более сорока дней. Конечно, часто задерживались для охоты.
     Теперь мужчины так берегли женщин, что, отправляясь на охоту, двоих из своего числа оставляли охранять их, совсем запретили им заниматься каким-либо собирательством, даже покидать место стоянки, где их легче было защи-тить от хищных зверей.
     Таким образом одновременно заниматься поиском пищи могли только семь мужчин. Пятеро охотились сообща под предводительством вождя. Наш герой, научившийся успешно охотиться в одиночку и не желавший подвергать себя тяжелейшим беговым нагрузкам, охотился один. Оказалось, что ему удавалось добыть больше животных, чем группе охотников. Однако они приносили на стоянку обычно гораздо больше мяса, чем Лум. Это объяснялось тем, что из-за тяжести добычи и дальности расстояния тот зачастую не мог принести или при-тащить всю ее и приходилось довольствоваться только задней ногой убитого животного, отчлененной при помощи костяного резца.
     Лум пригласил охотиться с ним того, кто пожелает. Согласились Далиан и Ла-тан. Они видели, что «герай» никогда не возвращается с охоты с пустыми рука-ми. Им хотелось разделить его успехи.
     Быстро выяснилось, что они не могут так близко, как Лум, подкрадываться к животным, совершать такие стремительные, как он, короткие броски бегом, также метко кидать дротик и копье. Поэтому наш герой убедил их не мешать ему охотиться. Те не обиделись. Даже напротив, считали себя в выигрыше: дей-ствительно, куда приятнее проводить время, отдыхая, чем в трудах. Зато они усердно помогали нести добычу. Теперь все добытое Лумом мясо доставля-лось на стоянку. Своим умением охотиться наш герой снискал восхищение и уважение сородичей. Далиан и Латан говорили ему, что еще не видели никого, кто бы так хорошо охотился тем способом, которым охотился он. Невольно они стали относиться к нему, как к вожаку.
     Охотничьи удачи Лума не могли не радовать большинство номариев, по-скольку делали их рацион значительно обильнее. Все же были два человека, которых успехи «герая» немало огорчали – Гетон и Колахан. Последнего просто бесило, что предводительствуемая им группа охотников приносит добычи меньше, чем другая. Особенно не радовало его то, что среди своих компаньо-нов Лум явно находится в роли вожака. Не есть ли это уже начало возвышения «герая» до положения вождя?!
     Один случай заставил Колахана еще более встревожиться и возненавидеть Лума. Тогда после особенно сытной трапезы номари на другой день позволили себе отдых. Мужчины, как обычно, в таких случаях затеяли силовые забавы. Колахан воспользовался своим правом вождя не участвовать в них. Эта укоре-нившаяся еще очень давно традиция появилась не случайно. Она служила це-лью способствовать защите авторитета и власти вождя. Действительно, ведь никто не может всегда быть лучше всех. Не преисполнится ли одолевший лиде-ра племени стремлением сместить его? Упомянутое правило распространялось в первую очередь на такие виды состязаний, как борьба, кулачный бой, осо-бенно выявлявшие подлинные силовые и бойцовские качества.
     Впрочем, участие в соревнованиях ни для кого не было обязательным.     Считалось недопустимым предполагать, что неучастие вождя вызвано опасе-нием столкнуться с более сильным противником, а тем более высказывать та-кое мнение.    
     Состязались, как бы сказали сейчас, по олимпийской системе. То есть побе-дитель одного поединка встречался с победителем другого. Побежденные вы-бывали из борьбы. Это продолжалось до тех пор, пока не оставался только один победитель. К большому собственному удивлению этим победителем оказался наш герой. Причем всех противников он одолел довольно легко, как бы даже играючи.
     Соплеменники окружили Лума и смотрели на него, пораженные его неожи-данной уверенной победой. Как он мог победить?! Ведь все, кого он одолел, значительно превосходят его ростом. Да, он не высок, но он страшно силен! От-куда у него такая сила?! Вот он стоит уверенно и крепко на мускулистых ногах, кряжистый, как бык. Он, и правда, похож на быка. Вон, какая шея, а какие большие, узловатые мышцы, бугрящиеся по всему телу. Не они ли дают ему та-кую силу? Вот почему он такой хороший воин и охотник. Да, он по праву «ге-рай». Так думали соплеменники, кроме Колахана. Тот был хоть и умен и со-вершал обычно правильные поступки, на этот раз допустил большую ошибку. Он отнес удивительную победу Лума за счет слабости его соперников. «Вот, оказывается, какие они слабаки! Уступили «щеглу» этому. Этому низкорослому «чомо» (за свое очень сильное сходство с неандертальцами Лум, как мы пом-ним, удостоился такого прозвища в племени). Как быстро он справился с ними со всеми! Позорники. Конечно, Лум «герай», но не потому, что очень силен, а потому что просто храбрый воин. Насколько, оказывается, я их сильнее!» – по-думал Колахан. Он решил, что представилась прекрасная возможность востор-жествовать над всеми мужчинами племени, доказать свое значительное пре-восходство над ними, а значит, крепко утвердить свою власть. Для этого нужно лишь вызвать на борьбу Лума. Он, конечно, легко одолеет этого низкорослого юнца, тем более, что победные схватки отняли у того много сил. Для Колахана не стало поводом для осмысления даже то, что, как он помнил, этот низкорос-лый «чомо» не имел себе равных в силовых состязаниях молодых воинов, двое из которых, Молон и Мард, были даже выше ростом его, Колахана. Не учел и то, что, всех противников сейчас Лум одолел почти мгновенно и вряд ли поэто-му сильно устал. 
     Как вождь решил, так и сделал – вызвал победителя на борьбу. Лум охотно согласился. Еще бы: он необычайно был рад, что наконец удостоился права со-стязаться со «старшаками». К тому же после неожиданных для себя быстрых легких побед испытывал особый душевный подъем, очень располагавший еще с кем-нибудь побороться. Лум и вождь сошлись, схватились. Вскоре все ахнули, увидев, как юный богатырь оторвал от земли гиганта. Тот, потеряв опору, бес-помощно, растерянно засучил ногами, а затем был впечатан спиною в землю, что означало «чистую» победу. Надо сказать, что борьба номариев, как и мно-гих других древних народов, очень напоминала современную вольную борьбу и имела похожие правила, в соответствии с которыми, чтобы победить, требо-валось положить противника на обе лопатки. Был у номариев и другой вид борьбы, называвшийся ими кулачным боем. В нем помимо ударов руками и ногами допускались болевые и удушающие борцовские приемы: заметим, что арсенал приемов у первобытных борцов был уже не малый.
     «Герай» встал с поверженного противника. Радости сейчас почему-то он большой не испытал. Напротив, были какие-то растерянность, сомнение в пра-вильности того, что сделал. Может, стоило поддастся? Лум видел в каком по-зорном положении оказался по его вине вожак. Простит ли тот ему это, не зата-ит ли злобу? Вот он тяжело поднялся, помятый, обескураженный. Во всем его облике, во всех его движениях, и особенно в встревожено-недоумевающих взглядах, которые он, вставая, растерянно кидал на окружающих, ощущались испытываемые им позор и унижение.
     Он сказал:
     – Это у тебя случайно получилось. Я просто оступился. Давай еще.
     Они снова сошлись и схватились. У Лума появилась возможность исправить свою ошибку, но он не смог заставить себя поддастся. Борьба на этот раз про-должалась немного дольше, но закончилась тем же результатом.
     Колахан, опозоренный еще более, вновь встал с земли. Злобно дернув ше-кою и углом рта, он произнес:
     – Ладно, я плохо борюсь. Давай-ка, теперь на кулачках попробуем. 
    На самом деле Колахан боролся отнюдь не плохо: с ним мало кто мог сопер-ничать в этом виде состязаний даже в еще большом, не истребленном ронгами племени. Но он лихорадочно стремился спасти свой авторитет вождя и не со-мневался, что это ему удастся в кулачном единоборстве. Он знал, что получит значительное преимущество благодаря большой длине своих рук. Главное, уворачиваться от захватов и держать Лума на таком расстоянии от себя, на ко-тором можно будет точно бить в цель, а самому оставаться вне досягаемости от ударов противника. Именно таким образом Колахан выиграл не один поеди-нок. Он любил полагаться на убойный удар правого кулака. 
     Не дожидаясь согласия Лума продолжить состязание, он ринулся на него. Но, затеяв бой, сразу несколько отступил и, быстро передвигая ногами, стал перемещаться то влево, то вправо, то назад. При этом обрушивал на юношу один за другим мощнейшие удары.
     Но нашему герою было не привыкать состязаться и в этом виде борьбы с ги-гантами. Обладая отличной реакцией, он отбивал все удары. Улучив удобный момент, сделал шаг вперед, поднырнул под рукой противника и вогнал кулак ему в живот. Тот потерял дыхание и обездвижил. Следующий удар Лум нанес в голову. Вождь рухнул как убитый и с минуту не мог прийти в сознание. Это был глубокий нокаут. Читатель помнит, что такой же прием наш герой использовал и против караульного ронга: это было испытанное им средство.
     Никаких больше аргументов в пользу доказательства превосходства «герая» над вождем уже не требовалось.   
      После этих столь позорных поражений Колахан долго пребывал в тягчайшем состоянии духа. Он мысленно бранил себя за решение участвовать в состяза-нии. И правда, как он мог допустить такой легкомысленный поступок?! Ведь даже мощнейший Геран после того, как стал вождем, всегда уклонялся от уча-стия в силовых состязаниях. У Колахана было такое чувство, что его уже лишили главенствующего положения. Бранил себя и за то, что согласился признать в Луме «герая»: если б не признал, тот бы не имел права участвовать в состяза-нии «старшаков». Колахан то и дело с ненавистью поглядывал на Лума. Ему ка-залось, что тот уже чувствует себя вождем. Вон, какой веселый. С какой уверен-ной важностью вышагивает. Наш герой, и правда, после блестящих побед в со-стязании испытывал приятный душевный подъем, но в том, что он стремился стать вождем, а тем более уже чувствовал себя таковым, в этом Колахан оши-бался. Мы уже знаем, что Лум не желал быть лидером: у него и в мыслях тако-го не было.
     Переживания вождя усугублялись тем, что он начал замечать, что все охот-ники, хоть, как будто еще и не вышли из повиновения, но явно уважают его уже меньше. Нет, надо сделать все, чтобы избавиться от этого проклятого «герая»! Но как?! Наверняка тот и воин не худший, чем борец. Да, соперник ему достал-ся нелегкий. Ну ничего, он, Колахан, все равно победит. У него уже созрел план. Теперь он уже не допустит легкомысленных поступков. Теперь он будет дей-ствовать осторожно, расчетливо. Он будет действовать хитро.
     В первую очередь вождь решил использовать, как сказали бы сейчас, адми-нистративный ресурс, то есть, те возможности, которые предоставляет главен-ствующее положение, подобно тому, как современные правители в борьбе за власть применяют средства, право использовать которые закон предоставляет только им.  
     Для выполнения своего замысла он привлек двух человек. Первого – Гетона. Против ожидания его удалось склонить не легко: тот был напуган спортивными успехами «герая», свидетельствовавшими о его огромной силе, и уже разду-мывал над тем, как бы с ним примириться. Все же уступил давлению вождя и согласился. Второй человек, на чью помощь рассчитывал Колахан, был Дуил. Да, тот самый Дуил, с которым мы познакомились вначале нашего повествова-ния, тогда жених, а теперь вдовец прекрасной юной Каны. Читатель помнит, что тот благодаря своей лести был любимчиком Герана. Теперь он обхаживал Ко-лахана. Новый вождь не сомневался, что Дуил охотно согласится вступить с ним в сговор против Лума. Однако уговорить его оказалось еще труднее, чем Гето-на. Дуил отвернул в сторону лицо, недовольно морщась и избегая глядеть в глаза вождю, всем свои видом выражая нежелание подчиниться его требова-нию. «Понятно, почему ему так не хочется меня поддержать – вон, как вокруг «герая» теперь вьется», – подумал с досадой и презрением Колахан. Наконец Дуил все же кивнул. Но в этом ответе чувствовалась неопределенность.
     Проведя подготовку для выполнения своего подлого плана, Колахан собрал Совет «старшаков». Впрочем, теперь, наверное, его правильнее было бы назвать просто Советом охотников, поскольку в мужской части племени не осталось ни одного «нестаршака».
     Вождь сразу заявил, что когда Гетон говорил, что Лум возвратился из путе-шествия в стойбище с запада, а не с южной стороны, как тот утверждал, то, ко-нечно, сказал правду: он, Колахан, тоже это видел. Не поддержал же Гетона на предыдущем Совете только из чувства огромной благодарности Луму за спасе-ние. Теперь же больше не может скрывать правду, поскольку муки совести тер-зают его, ибо считает, что вождь должен в первую очередь следовать правде. 
     – Вот и Дуил тоже видел, что он не со стороны полдня, а со стороны заката шел тогда, – Колахан посмотрел на Дуила, взглядом требуя подтвердить ска-занное им. Тот открыл рот, но промолчал. Ложь застряла у него в горле. Но по-чему? Вовсе не потому, что он опасался мести «герая», а потому, что слова «подлость» и «подхалимство» не есть синонимы, и эти понятия далеко не все-гда сочетаются в одном человеке.
     Не дождавшись поддержки от Дуила, вождь продолжил:
     – Так что Лум, только Лум виноват, что погибли большинство наших сороди-чей. Он притащил ронгов за собой.
     Среди совещающихся послышался ропот недоумения и сомнения.
     – Похоже, что совесть замучила тебя сильно после того нашего состязания, – язвительно заметил Баллен.  
     Колахан посмотрел на него недобрым взглядом.
     Только Гетон поддержал вождя. Напомнив о том, что уже говорил о возвра-щении Лума, добавил: – Если бы он не привел за собой ронгов, ему бы не при-шлось нас спасать. И все племя было бы сейчас живо.
     Колахан хотел сказать еще, что человек, из-за которого погибли большинство сородичей заслуживает, самое меньшее, быть изгнанным из племени, но не успел, потому что в этот момент вне себя от возмущения вскочил Лум и вскри-чал:
     – Что ты лжешь, волчья морда!
     Все вокруг замерли, пораженные, в ожидании того, что должно произойти. Последнее сказанное нашим героем словосочетание было у номариев самым крепким ругательством. Они нередко употребляли его в своих ссорах. Но ска-зать такое вождю…! Это могло означать только одно, что тот, кто дерзнул столь сильно оскорбить главу племени, умрет сейчас же от его руки. То, что произо-шло в следующую минуту, тоже немало удивило номариев. Вождь не набро-сился на Лума, не расправился с ним, а совершенно не обратив внимание на оскорбление, распустил Совет, сказав, что собрал его лишь для того, чтобы ра-ди правды признаться в том, в чем сейчас признался. 
     Только потом Колахан понял, что совершилось. А совершилось то, что он уступил власть «гераю». Раз стерпел оскорбление, то значит, признал его пре-восходство над собою. По понятиям номариев, это могло означать только од-но, что вождь уступил лидерство, а стало быть, уже не вождь. Но он же сделал вид, что не заметил оскорбления. Но кто поверил, что он не заметил? Он же не может сказать: «Да вы что, не поняли? Я же просто не заметил оскорбления». Нет, теперь он, и правда, не вождь. Единственное, что может восстановить его в прежних правах, это боевой поединок с «гераем». Но вступить с ним в воору-женное столкновение будет равносильно самоубийству. Разве Лум не убил один троих могучих стражников-ронгов? Потому он и сумел их одолеть и осво-бодить пленных, что сильнейший боец. Он действительно совершил великий подвиг, достойный великого воина. Страх перед «гераем» парализовал волю Колахана и лишил решимости вызвать того на смертный поединок.
     Бывший вождь впал в глубокое уныние. С горькой обидой он замечал, что соплеменники, и правда, уже явно не считают его своим предводителем: они перестали относиться  к нему с прежним уважением, мужчины все теперь груп-пируются вокруг «герая». На другой день все компаньоны Колахана по охоте изъявили желание присоединиться к группе Лума. Тот, однако, отказался их принять, поскольку считал, что носильщиков у него и так уже достаточно и по-нимал, что если возглавит большую группу охотников, то ему придется охо-титься привычным и наиболее успешным для них способом, который он как раз не любил. Поэтому они снова охотились с Колаханом и даже снова относи-лись к нему как к предводителю группы. Однако подчинялись уже далеко не с такой готовностью, как прежде. Это ранило его самолюбие, но он вынужден был мириться с этим.
     Через день Колахан воспрянул духом и праздновал в душе большую удачу. И вот почему. Он слышал, как один из охотников прямо назвал Лума вождем, и как тот возмутился, сказав, что и в мыслях не имеет становиться вождем. 
     Колахан готов был расцеловать Лума и от души благодарить его. О, как жа-лел он теперь, что вслед за Гетоном оболгал такого хорошего юношу! О, если бы можно было вернуть те слова!  Но это невозможно: он потеряет всякий ав-торитет у соплеменников, если они узнают, что он способен так легко оболгать сородича.
     Колахан поспешил восстановить свой авторитет среди охотников и вернуть их к беспрекословному подчинению себе. Для этого выбрал самого слабого (впрочем, в относительном смысле, ибо слабых первобытных охотников не бы-ло). Тот, надо заметить, никак не проявлял своего неповиновения. Вождь дал ему такое задание, которое он при всем желании не мог согласиться выпол-нить. Колахан на глазах у всех избил его, обвинив в непокорности. После этого большинство номариев стали трепетать перед ним и беспрекословно подчи-няться ему.
     Колахан очень желал жестоко наказать и Дуила за то, что он не поддержал его на Совете. Однако все же решил не делать этого. Ибо в то время, когда все отшатнулись от посрамленного «гераем» вождя, тот продолжал сохранять с ним прежние отношения. Колахан не мог не оценить этого. Поступал Дуил так потому, что не упускал из виду, что отстраненный от власти вождь второй по силе после «герая». При этом, конечно, не забывал прилагать усилия к тому, чтобы войти в особое доверие к мнимому новому лидеру племени.  
     Колахан недолго сохранял доброе чувство к Луму, вызванное отказом стать вождем. Уже через два дня он решил сделать все возможное, чтобы избавиться от него, ведь если «герай» сейчас не желает власти, то это еще не означает, что он не захочет ее позже. Вождь придумал новый план для устранения Лума, уже не столь прямолинейный, как прежний, но не менее подлый. В качестве по-мощника опять использовал Гетона, которого удалось уговорить еще труднее, чем в прошлый раз. Они часто в отсутствие «герая» напоминали сородичам, что вина за постигшее их страшное несчастье лежит только на Луме, который при-вел за собой ронгов, в чем нельзя сомневаться, ибо они, Колохан и Гетон, свои-ми глазами видели, как тот возвращался в стойбище со стороны заката. Гово-рили, что его подвиг ради спасения соплеменников не имеет никакой цены, по-тому что если бы он не привел ронгов, то и не надо было бы его совершать. 
     Поначалу номарии мало обращали внимания на клевету Гетона и вождя, хо-рошо понимая, что у последнего есть достаточно оснований очернять «герая» и добиваться их помощи в его изгнании. Как-то Баллен, усмехнувшись, сказал Колахану:
     – Ты вождь. Ну так и изгони его сам. Вспомни, Геран всегда, хоть и выслуши-вал нас, «старшаков», решал все сам и делал сам – если изгонял кого, то сам изгонял: нашей помощи не просил. А ты нас просишь изгнать его.
     – Да ты что не понял? Геран тираном был. Все по-своему делал. И на нас на всех плевал. Я же хочу, чтобы у нас по-другому было. Хочу, чтобы «старшаки» тоже имели право решать и поступать, как вождь. Чтоб если вождь изгоняет ко-го, то чтобы и вы тоже изгоняли его. Чтобы все за одно были. Понял? – ответил лукавый Колахан.
     Баллен усмехнулся и отошел.
     Однако постепенно клевета делала свое черное дело. Значительно способ-ствовало ей одно очень распространенное среди людей чувство – зависть. Оно было в не малой мере присуще большинству попутчиков Лума, ибо, как гово-рилось выше, почти все они обладали скверным нравом. Мужчины все более и более завидовали его охотничьим успехам. Не унимало зависти даже понима-ние того, что благодаря им они питаются вдоволь. Как ни странно, особенно подвержены этому злому чувству были компаньоны Лума по охоте. Не стало для них фактом для осмысления даже то, что необычайное охотничье умение «герая» позволяет им ублажать в себе лень, что особенно нравилось Далиану и Латану. Но этого им было мало. Они хотели делить с Лумом славу, хотели, что-бы сородичи думали, что приносимое их группой мясо, не все добыто им. Од-нако наш герой сильно ущемлял их честолюбие, ибо подобно всем первобыт-ным охотникам каждый раз спешил заявить сородичам о своих авторских пра-вах на новый охотничий успех.
     Кроме того, большинство избежавших благодаря подвигу Лума гибели но-мариев были весьма легковерными людьми. Они все более подпадали под внушение клеветы.
     Тем не менее кроме Колахана никто не имел желания изгонять Лума до воз-вращения на Родину, где возможно было столкновение с хабрами: хотелось иметь рядом хотя бы на одного воина больше, тем более очень хорошего вои-на. Да и есть хотелось досыта каждый день. А там уж в родных местах, где такая хорошая охота, можно будет и избавиться от этого юнца, который принес столько горя. Колахан же, напротив, желал, чтобы изгнание Лума состоялось до возможного боя с хабрами, поскольку опасался, что он снова совершит какой-нибудь блестящий подвиг, после чего убедить сородичей изгнать его будет еще труднее. 
     Смешно было то, что все эти подлые усилия вождя против Лума не имели никакой надобности, ибо наш герой сам собирался вскоре надолго покинуть племя: им по-прежнему сильно владела мечта разыскать возлюбленную. Мы помним, что он на время отложил исполнение этого желания, считая своим долгом сражаться вместе с сородичами против врагов. Когда спасся с сопле-менниками от ронгов, хотел отправиться в страну неандертальцев, но снова от-ложил осуществление своей мечты. Тому были три причины: первая – он  по-нимал, что еще нужен сородичам, так как имеет лучшее, чем у любого из них оружие, вторая – хотел принять участие в возможной борьбе за родное стой-бище, третья – желал точно узнать, где окончательно обоснуется племя, чтобы знать куда возвращаться с возлюбленной.  
     

     И вот наконец перед номариями то место, где длительное время жило их племя. Сейчас здесь тоже становище, но вражеское. Номарии глядят на него издалека, старательно прячась в кустарнике. На первый взгляд оно точно такое же, какое и было. Множество островерхих жилищ – покрытых кожами шала-шей, разбросанных хаотично наверху большого полого поднимающегося скло-на. Далее за стойбищем возвышаются коричневые горы с зелеными взбегаю-щими по склонам еловыми перелесками. Из-за этих гор выглядывают другие горы, темно-голубые, туманно-расплывчатые. Справа и слева к становищу под-ступают большие поросшие смешанным лесом холмы. Пейзаж очень живопис-ный и очень родной каждому номарию. Между ними и селением лежит поле. Склон, наверху которого расположено стойбище, занимает больше половины этого поля. Номарии знают, что между становищем и ближними горами проте-кает река, не видная отсюда. Крайние шалаши на северо-восточной стороне се-ления стоят на крутом берегу ее. Теперь номарии видят, что стойбище, по меньшей мере, в раза два больше, чем было, что часть шалашей полуразруше-на.
     Скрывающиеся в кустах люди, затаив дыхание, долго наблюдают. Наконец они убеждаются, что стойбище безлюдно. Вот в него вбежали две собаки и скрылись между жилищами. Это еще более убедило, что людей в нем нет. Но-марии безбоязненно вышли из кустов и открыто пошли к становищу.
     В большом количестве под ноги попадались кости, скопления костей. Оби-лие разбросанных костей было обычно для ближних окрестностей первобыт-ных стоянок. Звери разносили выброшенные местными жителями кости съе-денных животных и людей. Номарии вскоре поняли, что явно преобладают людские останки. Человеческих черепов валялось так много, что на путников повеяло жутью. В то же время они испытывали радость, понимая, что видят ко-сти съеденных ронгами хабров, своих заклятых врагов.
     И вот путники с замиранием сердца входят в покинутое селение. Идут между жилищами, с интересом и грустью смотрят по сторонам. Невольно сравнивают это стойбище с тем своим, в котором жили здесь. Приходят к выводу что они почти не отличаются с виду. Даже площадка для общеплеменных сходок нахо-дится в том же месте.
     Номариев поразило богатство этого становища. Оставляя его, ронги, а в том, что они какое-то время жили здесь после победы над хабрами, не могло быть сомнений, бросили много ценных шкур, кож, разных предметов обихода, даже большое количество хорошего оружия, что особенно обрадовало мужчин. Рон-ги завоевали много стойбищ, а вместе с ними овладели и огромной добычей. Поскольку всю ее не были в состоянии унести, то, отправляясь в новую кочевку, а точнее, военный поход, забирали с собой самое ценное, оставляя в покидае-мом селении тоже много очень хороших вещей.
     Лум вздохнул с большим облегчением: он был необычайно рад, что появи-лась возможность подготовиться к новому путешествию так, как и не мечтал даже. Немного отдохнув, приступил к подготовке. Быстро нашел подходящую суму, но тут же поблизости увидел странную вещь, которую никогда раньше не видел, но о назначении которой легко догадался. Это был кожаный мешок с лямками – прообраз современного рюкзака. Лум сразу сообразил, как им надо пользоваться, что носить его гораздо легче, чем суму на плече и унести в нем можно больше нужных вещей. Поспешил надеть мешок на спину, походил с ним, довольный, взад-вперед. Затем снял и принялся заполнять его. Положил два запасных кремневых наконечника для копья, рубило, резец, даже скребок для выделки шкур, костяную иглу с нитками из жил животных: в таком далеком пути, который предстоит, все пригодиться может. Нашел подходящую шкуру медведя, такую большую, что, если лечь на одну ее половину, как на подстил-ку, а другой накрыться, как одеялом, то ноги не будут выглядывать, что уже немаловажно было, ибо ночи становились все холоднее. Сделал из нее скатку.
     На его приготовления обратил внимание Баллен.
     – Ты никак опять в путь собираешься. И похоже, не близкий – вон, сколько всего берешь с собой.
     – Да, – буркнул в ответ Лум.
     – И конечно, опять за женщинами собрался?
    Лум утвердительно кивнул.
    Услышав их разговор, к ним подошли четверо соплеменников. Это вызвало любопытство и у остальных. Подошли и они. Увидев уже готовое снаряжение Лума, стали спрашивать для чего оно приготовлено им.
     – Да вот, нашему молодому красавчику Анабы мало, – усмехнулся Баллен. – В далекие края собрался. Жену себе привести хочет, чтоб только его была.
     – Правда, Лум?! Вот молодец! – воскликнул вождь.
     – А кому жены-то у нас хватает? Колахану только, – с некоторым сарказмом заметил Каил и добавил: – И я с тобой пойду, пожалуй, Лум.
    Такое же желание изъявили Дуил и уже привычные нашему герою компань-оны по охоте, которые, зная его отличное умение добывать пищу, не боялись последовать за ним даже в далекие края.
     – Тогда давайте готовьтесь, – обрадовался Лум. – Завтра с утра пойдем.
     – Завтра? Уже завтра? – удивились решившие пойти с ним охотники. – Да ты что, Лум?! Дней пять хотя бы дай отдохнуть – поспать в шалаше, как люди, а не как звери под открытым небом.
     – Дней пять?! Да вы что! Вон, видите, уже листва начала желтеть – осень на носу, – указал «герай» рукой в сторону смешанного леса, выглядывающего из-за конусообразных вершин жилищ стойбища. – Ждать некогда. Идти надо.
     – Э нет, – протянул Далиан. – И правда ведь, зима уже скоро. Я не пойду. Кто же в такой путь далекий в начале осени пускается? За женщинами в начале лета идти надо.
     С его мнением сразу согласились остальные охотники, собравшиеся было отправиться в путь с «гераем». Они предложили перезимовать и весной дви-нуться в поход.
     – Нет, – замотал отрицательно головой Лум. – Как хотите. Я пойду завтра.
     – Ну, видать ему, и правда, Анабы уж очень сильно не хватает, – рассмеялся Дуил.
     – Может, ты все же останешься до весны, Лум? – проговорила Анаба.
     – Я не могу – я уже давно собирался пойти, – ответил юноша.
     Вдруг все, кроме вождя и Гетона, стали упрашивать Лума остаться до весны. Это удивило его, потому что в последние дни он очень ощущал отчуждение со-племенников. Их отношение к нему уже было почти похоже на бойкот: столь сильное влияние на них оказали клевета и зависть. Наш герой болезненно вос-принимал отчуждение сородичей. Он еще не знал об их подлом намерении из-гнать его, как только отпадет в нем надобность. Не знал потому, что они нароч-но скрывали от него это желание, поскольку боялись, что, обиженный, он по-кинет племя раньше, чем они придут к стойбищу, где возможна была встреча с врагами. Для них самих было неожиданно то, что начали уговаривать его остаться, а начали потому, что им вдруг стало боязно лишиться такого хороше-го охотника и воина, ведь еще неизвестно что ждет их здесь – не придется ли столкнуться с новыми тяжелыми испытаниями.
     Но Лум без сожаления отверг их уговоры. Его даже не смущало долгое оди-ночество, которое придется переносить в пути.  Уж лучше долго идти одному, чем видеть рядом эти угрюмые недовольные физиономии.
     

17
 
     Как и собирался, наш герой выступил в путь на другой день. Он не пошел са-мым коротким, прямым, маршрутом, а решил обогнуть обширнейшую терри-торию, изобилующую большими открытыми местами, где легко было стать жертвой какой-нибудь стаи волков или собак. Путь его пролегал гораздо се-вернее, через огромный, как тайга, лес. Конечно, волков, собак и здесь води-лось великое множество. К тому же были они, как правило, особенно крупные. Зато имелось больше шансов спастись от них, забравшись на дерево. Правда, в лесу обитало много медведей. Но даже они не страшили так людей, как воз-можная встреча со стаями волков или собак на открытом пространстве.
     Одинокому путнику было безопаснее ночевать в лесу, где всегда имелась возможность спать на дереве. Первые дни своего нового путешествия Лум пользовался для ночевки именно этим способом. Правда, приходилось досы-пать днем на земле, ибо сидение на ветвях, пусть и на мягкой шкуре, не так уж удобно для сна. Досыпал в середине дня, когда была наименьшая активность хищников, которые в большинстве своем в это время тоже предпочитали отды-хать. Со временем стал использовать другой способ ночлега. О нем узнал от Баллена. Когда Лум проводил свой последний вечер в племени, тот, сидя у ко-стра, рассказал ему, что одинокие охотники, застигнутые ночью в лесу, посту-пают следующим образом. Они разбрасывают вокруг места ночевки сухой хво-рост в радиусе шагов тридцати-сорока. Любой, приближающийся в темноте, конечно, не подозревающий об этой своеобразной сигнализации, обязательно наступал на какую-нибудь сухую ветку. Раздавшийся в ночной тишине хруст мгновенно пробуждал человека, ибо всякий ночующий вне стойбища охотник, даже самый «непробиваемый» соня, обладал чрезвычайно чутким сном. Если проснувшийся видел зверя или зверей, которым был способен дать отпор, то вступал в бой. Если же видел, что враг явно сильнее, то быстро залезал на де-рево, на которое было легко взобраться, поскольку именно около такового предусмотрительно и ложился спать. Наш герой мысленно возблагодарил Бал-лена. Теперь Лум неплохо высыпался ночью и не нуждался в дополнительном сне. Благодаря этому его переходы стали значительно более дальними.
     Он быстро привык к одиночеству. Теперь оно даже нравилось ему. Находил развлечение, конечно, в любимейшем занятии первобытных мужчин – охоте, а в свободное от нее время – в размышлениях о повадках животных, за которы-ми много наблюдал, охотясь; в воспоминаниях о детских и юношеских забавах и даже в любовании окружающими его красотами природы. Наш герой, как и многие другие люди современного типа (он хоть и имел, как мы знаем, внеш-ность, очень похожую на облик неандертальца, все же обладал мозгом и ин-теллектом кроманьонца) был наделен способностью получать удовольствие при виде красивой природы. Правда, его любование пейзажами было, конеч-но, неосознанное. А виды то и дело открывались ему удивительно красивые. Ошибается тот, кто думает, что облик леса однообразен. Нет, буквально на каждом шагу здесь встречаются места, достойные кисти художника. К тому же местность, по которой пролегал путь нашего искателя приключений, была пре-имущественно холмистой, а временами и гористой, что делало ее весьма жи-вописной. Особенно красивыми были окружающие виды в первую половину пути, когда изумительные краски «золотой осени» сказочно расцветили евро-пейскую природу. 
     Необходимость охотиться немало замедляла скорость продвижения к наме-ченной цели. Миновало бабье лето. После него ощутимо похолодало. Потом пришло второе бабье лето, а затем снова природа сделалось хмурой, дождли-вой, холодной. Дыхание приближающейся зимы ощущалось все более. Лум позаботился об одежде. Теперь тело его покрывала легкая накидка из шкуры, перехваченная в талии поясом из жилы животного и оставляющая открытыми правые плечо, руку и большую часть ног. Подумывал уже о том, чтобы сшить обувь, хотя бы кали – самый примитивный вид обуви, который изготовляли номарии, похожий то ли на тапки, то ли на полусапожки. Наверное, он, Лум, та-кие смог бы сделать. Припоминал, как шили обувь женщины: в детстве из лю-бопытства и от нечего делать нередко наблюдал за работой мастериц. Но пока шел босиком: привычные к холодной земле стопы, разогреваемые ходьбой, а то и бегом, легко переносили понижение температуры, как, впрочем, и другие открытые части тела.
     К тому лесу, в котором встретил неандертальскую женщину, пришел только во второй половине осени. Облик природы к этому времени сильно изменился. Большая часть деревьев, кустов оголилась. За исключением, конечно, вечнозе-леных елей и сосен. Взор стал проникать гораздо глубже в лесные дебри. Это позволяло раньше увидеть приближающихся хищников. Но в то же время охо-титься было теперь труднее, ибо приходилось еще старательнее скрываться в зарослях, подкрадываясь к животным.
     Полагая, что в этом лесу живут неандертальцы, передвигался по нему с ве-личайшей осторожностью, зорко всматриваясь в чащу.
     Вот и та река, у которой произошла их встреча. Как изменился вид берегов! Даже далеко не сразу удалось разыскать место, где они провели сказочно-прекрасную ночь. Все же нашел. Да, да, это оно! Конечно, это то место! Вон там, в зарослях, он скрывался от нее. Вон там, она вышла из воды на берег. А здесь они стояли и смотрели друг на друга. А здесь лежали, предаваясь всепоглоща-ющим страстным ласкам. Кажется, что это было так давно и в то же время, – будто вчера. Лум почти с благоговением смотрел на все, что видел здесь. Он старался разглядеть ее следы. Но ни ее следов, ни его совершенно не было видно. 
     Лум перешел реку вброд и стал углубляться в чащу. Он немало ходил по ле-су, но не только не увидел людей, но не нашел даже следов их пребывания. Это обеспокоило его: уж не постигла ли и ее племя участь племени номариев?! Но если бы такое случилось, то были бы видны следы военного столкновения.  Уж разнесенные зверями кости съеденных ронгами неандертальцев он бы не смог не заметить. Да жило ли здесь племя? Обычно в близких окрестностях стано-вища бывает много следов жизнедеятельности людей, которые тоже трудно не заметить, например, деревья с сучками обломанных ветвей, послуживших топ-ливом (валяющегося на земле сушняка, как правило, не хватало, как говори-лось выше), торчащие из земли основания тонких деревьев, стволы которых пошли на изготовление копий, кострище и т. п. Ничего этого Лум не находил. Но ведь не приснилось же это: встреча с неандертальцами. Они точно здесь были. Если не жили длительное время, то, возможно, совершая переход, оста-навливались в этом лесу. Надо искать следы временной стоянки. Их, конечно, труднее найти. Но, наверное, можно.  
     Через часа полтора Лум к огромной своей радости вдруг вышел на лесную поляну и сразу увидел кострище. Оно чернело большим пятном среди поник-шей еще зеленой пока травы и побуревших папортников. Быстро подойдя к нему, Лум поблизости заметил в траве несколько костей съеденного животно-го. Большую часть того, что осталось от него после трапезы людей, конечно, унесли звери.  Молодой охотник быстро нашел и следы неандертальцев. Если там, у реки на песке, людских следов, смытых дождями, как говорилось выше, совсем не сохранилось, то здесь на земле они все же остались. Лум раздвигает траву, всматривается, принюхивается. Запах только травы, земли: конечно, за-пах человека не мог сохраниться. Но видны вмятины. Много вмятин. Это их следы, следы чомо. Не сохранилось никаких очертаний. Но, несомненно, это следы людей. Лум окончательно успокоился и повеселел: значит, племя чомо было здесь, и оно никак не пострадало от ронгов, и, значит, его любимая жива! Он будет искать ее! Он найдет ее во что быто ни стало!
     Молодой охотник принялся усердно исследовать те мало приметные знаки, которые остались от пребывания здесь людей, чтобы узнать в каком направле-нии ушли отсюда чомо. И сразу приуныл. Как он сможет догадаться в каком направлении ушли отсюда чомо, если очертаний следов не сохранилось?! За-дача оказалась даже более сложной, чем он ожидал. Его совершенно озадачи-ло то, что все людские следы, находящиеся за пределами бывшей стоянки, бы-ли только с одной стороны. Лум тщательно искал вокруг поляны поблизости, но кроме недавних следов животных, других не смог найти. Было такое впечат-ление, что неандертальцы, переночевав здесь, пошли туда, откуда пришли. Этому Лум находил только одно объяснение. По всей видимости, в то утро, ко-гда он увидел племя ронгов, увидели его и неандертальцы. Устрашенные огромной численностью появившихся поблизости ногано, злейших врагов чомо, последние благоразумно сочли, что самое лучшее для них вообще не попадаться им на глаза. Наверное, направления движения обоих племен сов-падали. Это вынудило неандертальцев отказаться от продолжения своего по-хода и повернуть назад.
     Поразмыслив еще немного, Лум двинулся по следу неведомого ему племе-ни.
     Если много людей тем же путем пройдут туда и обратно, то оставленная ими тропа будет, несомненно, гораздо более заметна, чем если бы они прошли только в одну сторону. Именно это позволило нашему герою верно следовать к своей цели. Встречаемые кострища, оставленные неандертальцами, подтвер-ждали правильность определяемого им направления. 
     Идя этим маршрутом, он подвергался гораздо большей опасности, чем до этого: путь пролегал через местность, где перелески перемежались широкими открытыми пространствами. Не раз приходилось ночевать в поле. Но Луму по-везло – на него не напала ни стая собак, ни стая волков. Дней через двадцать пути по следу неандертальского племени он подошел к горам. За ними тоже были горы и горы. Молодой охотник облегченно вздохнул, потому что увидел, что горы покрыты густым лесом, преимущественно еловым.   
     Еще через пять дней он вдруг увидел поднимающийся из-за ближайшей не-высокой возвышенности дым. То явно был дым костра. От лесного пожара дыма куда больше. Да и может ли быть лесной пожар в этакую пору, осенью, когда часто идут дожди? Конечно, это костер – явное свидетельство присут-ствия человека. Сердце взволнованно забилось. Там, за горой, – люди! Там – его возлюбленная! Теперь главное двигаться как можно осторожнее, чтоб не попасться на глаза чомо. Благо есть возможность очень хорошо скрываться: в еловом лесу даже осенью можно скрываться, подкрадываться, как летом – ни-кто не заметит.
     Лум поспешил войти в заросли. Здесь он несколько успокоился и постарался собраться с мыслями. План действий был у него уже давно готов. Сейчас он хо-тел снова все хорошо продумать. План же заключался вот в чем. Он должен подкараулить, когда возлюбленная одна отойдет от становища и будет в таком месте, где ее сородичи не смогут увидеть его. Тогда он появится перед ней. Она, конечно, узнает его и обрадуется. Тем боле, что он вновь использует тот «аргумент», который так помог ему в тот раз. Он уведет ее в укромное место, где они снова соединятся. Потом убедит ее уйти с ним. Но как? Он же не знает ее языка! Ну так что ж, объяснит ей свою мысль знаками, мимикой. Говорят, у всех племен этот язык очень схож. У нее может быть ребенок или дети. Ну и хо-рошо! Пусть берет их с собой. У номариев сейчас нет ни одного ребенка. Пото-му, должно быть, так скучно в племени. О, номариям нужны дети, особенно уже большие, которые могут хорошо помочь взрослым, которые сами скоро станут добытчиками. Однако Лума вновь одолели сомнения. Согласится ли она последовать за ним? Она же будет понимать, что придется идти очень далеко. А совсем скоро зима. На столько ли она любит его, чтобы решиться на это? Но ведь она так его любит! Та изумительная ночь, которую она подарила ему, раз-ве не доказательство ее пламенной любви. Так-то оно так, но вот опытные мужчины говорят, что не всегда стоит принимать страстные ласки женщины за любовь. Это может быть просто проявление темперамента. Но если она все же пойдет с ним, то выдержит ли она труднейший путь, который будет совершать-ся в очень суровое время – конец осени и часть зимы. Даже летом выжить вне племени чрезвычайно трудно, а уж зимой… Дети погибнут точно, да и она ско-рей всего. Хороший ли это будет поступок по отношению к любимой женщине – увести ее сейчас? Не придется ли ему потом всю жизнь корить себя за то, что стал виновником смерти возлюбленной и ее детей? Почему же, если он сильно ее любит, то хочет сделать ей хуже, а себе лучше? Нет, он не должен так посту-пать. Но как же быть…?! Ну да ладно, пусть будет что будет. Он пойдет на это – подвергнет не ее, а себя смертельному риску. Он сделает это ради нее, ради его большой любви к ней, ради их любви. Он пойдет сейчас к неандертальцам и знаками постарается дать им понять, что пришел с миром, что хочет жить с ними. Но есть ли у него хоть один шанс не погибнуть?! Есть. Лум помнил, что в разное время к племени номариев прибились трое мужчин. Двоих номарии съели. Третьего почему-то оставили в живых. Может, просто не хотели есть. Со временем они так привыкли к нему, что стали считать его совершенно своим. Мужчины даже дали ему права «старшака». Вдруг и ему, Луму, тоже повезет – у неандертальцев сегодня и в ближайшие дни будет хорошая добыча. А он в эти дни постарается все сделать, чтобы им очень понравиться, значительно уменьшить их желание съесть его позже. Но позволят ли ему соединиться с его возлюбленной? Ведь во всех племенах мужчины чрезвычайно ревниво отно-сятся к связям соплеменниц с чужаками. Тех, кто решается на такую связь, как правило, ждет жестокая кара. Но тому чужеземцу номарии позволили взять замуж женщину. Даже сами дали. Правда, самую некрасивую. Зато потом, ко-гда он показал себя как очень хороший охотник, добытчик, ему дали другую жену, вполне привлекательную. Что-что, а уж охотиться он, Лум, умеет. Может, он и среди них тоже станет лучшим охотником. Тогда уж он получит женщину, ради которой пришел сюда. Как она прекрасна! Юноша не удержался от того, чтобы вновь погрузиться в воспоминания и мечты…. Когда очнулся от грез, то тяжело вздохнул. Ну, а если его все-таки убют, ну так и пусть. Все равно ничего хорошего его не ожидает. Впереди – страшная долгая зима. Разве он сможет выжить один, да еще без огня (одному человеку путем трения его не добыть, а другого способа добычи огня номарии не знали)? Уж пусть лучше его зимние мучения и не начинаются.
     Лум еще некоторое время колебался. Окончательно решившись исполнить свое чрезвычайно рискованное намерение, он сбросил со спины мешок. В са-мом деле, зачем его брать с собой? Чтобы облегчить чомо возможность овла-деть этим ценным имуществом, которое он нес такое большое расстояние? Ес-ли все пройдет благополучно, он сюда сходит за ним. 
     Лум вышел из зарослей. Быстро нашел тропу, проложенную местными жи-телями, и открыто, смело пошел по ней к поднимающемуся из-за небольшой горы дымку. 
     Не успел он пройти и ста шагов, как из-за широкого ствола вековой ели вдруг выскочил неандерталец и мгновенно приставил к его шее острие копья. Воз-можно, он этого и не сумел бы сделать, если бы наш герой не решил ни в коем случае не вступать в противоборство с местными людьми. Впрочем, даже если бы он и постарался увернуться или отбить копье, то никаких шансов выжить в этой ситуации у него бы не было, потому что в следующий миг ощутил, как дру-гое острие больно вжимается ему в спину – сзади уже стоял второй неандерта-лец. Лум понял, что ему лучше не шевелиться и замер. Чомо уже могли бы лег-ко заколоть его, а раз еще не сделали этого, то, значит, хотят взять живым. Пе-ред ним стоял неандерталец, точно такой же, какого Лум видел летом. Только намного ниже ростом. Но телосложение его выглядело еще даже более могу-чим, чем у того. Лум никогда еще не видел таких больших мышц, как и не ви-дел еще таких низкорослых мужчин. Голубые прищуренные глаза под грозно сдвинутыми светлыми мохнатыми бровями смотрели с пронзительной свире-постью. Никаких других чувств в них не было отражено, также как не было за-метно и каких-либо мыслей: только одна настороженная, угрожающая злость. Точно такой же взгляд Лум видел при встрече с хищниками. Но в следующий момент мысли в глазах неандертальца выразились и очень даже понятно. Он кивнул на оружие, которое держал в руках юноша, склонил слегка голову и указал повелительным взором вниз. Лум понял, что от него требуют разору-житься. Впрочем, он находился в таком положении, в котором ему ничего, кроме как подчиниться, не оставалось. Лум выпустил из рук копье и дротики, и те упали на землю. В следующий момент наш искатель приключений осознал, что лишился единственного шанса убедить племя неандертальцев в своих мир-ных намерениях. Ведь он хотел появиться перед становищем, крикнуть мест-ным жителям: «Эй!» и сразу положить на землю оружие. Это действие можно расценить только как миролюбивый знак: любой человек любого племени поймет. Сейчас его пленили. Как же теперь он докажет, что приближался без злого умысла? Это означает только одно – то, что никаких надежд избежать ги-бели больше нет. Хорошо если его еще просто убьют. Однако прежде могут же-стоко истязать. Многие племена так любят поступать с плененными чужезем-цами. Иные даже, как говорилось выше, живьем поджаривают. Когда Лум об-думывал свое решение прийти в становище, он, конечно, помнил и об этом, но тогда, как ни странно, ничтожнейшая вероятность того, что ему могут оставить жизнь, казалась на столько возможной, и так хотелось поскорее увидеть воз-любленную, что он почти не сомневался в благополучном исходе того, на что собирался отважиться. Он излишне верил в удачу, потому, что находился в та-ком возрасте, когда верят в исполнение даже несбыточных желаний. Теперь же неожиданное пленение разом перечеркивало все надежды. Все в нем воспро-тивилось этому. Он решил вступить в борьбу: пусть лучше его убьют здесь, сей-час, чем он окажется в полной власти неведомых ему страшных людей.
     «Схвачу рукой копье, которым мне этот тыкает в шею. Может, не успеет вон-зить. Но как быть с тем, что сзади стоит?!» – лихорадочно соображал Лум.
     Через два-три мгновения он почувствовал, что каменное острие перестало вжиматься в спину.
     «Вот он, удачный момент! – обрадовался Лум. – Рванусь вправо. И бежать, бежать!»
     Но только он так подумал, как мощнейший удар в затылок лишил его созна-ния. Потому стоявший сзади человек и перестал прижимать острие копья к спине номария, что собирался нанести удар кулаком.
     Очнувшись от глубокого нокаута, Лум увидел над собой двух радостно, но отнюдь не добро улыбающихся неандертальцев и обнаружил, что лежит на земле со связанными за спиной руками. Несмотря на полученный убойный удар, он не получил даже сильного ушиба, поскольку удар был нанесен не пе-редними костяшками кулака, а мягкой нижней его частью.
     Теперь Лум имел возможность видеть другого неандертальца. Он значи-тельно превосходил в росте первого, но не обладал такой же крупной мускула-турой. Напротив, был сухощав и в сравнении с ним даже выглядел узкоплечим. Тем не менее, и его мускулатура производила внушительное впечатление, ибо его мышцы рельефно выделялись, что также говорит о большой силе.  Он был немного сутул. У него тоже были густые светло-русые волосы, спадавшие до плеч и перехваченные на уровне лба тесемочкой из жилы животного. Оба име-ли лопатообразные светлые недлинные бороды (первобытные люди укорачи-вали бороды, как и волосы на голове, тлеющей головней).  В их густых бородах угадывался несколько скошенный и менее крупный, чем у человека современ-ного типа, подбородок. Большие ясные глаза, глядевшие осмысленным взо-ром из-под несколько массивных надглазных дуг под немного покатым невы-соким лбом, смягчали и делали более человеческим облик этих, в общем-то, весьма диких на вид людей. И тот, и другой был в набедренной повязке из шкуры. На груди у каждого висел на тесемке из жилы животного клык медве-дя. Даже в том сложном положении, в котором оказался, Лум не мог не обра-тить внимание на поразившую его яркую белизну их тел. Даже он и другие но-марии, подобно ему унаследовавшие от неандертальских предков белизну ко-жи, не были такими белокожими. Белизна этих, «настоящих» неандертальцев просто ослепила его. Эта белизна просвечивала сквозь негустую поросль не-длинных светлых волос, которая ничуть не затемняла ее.
     Нужно рассказать читателю о действиях местных жителей, предшествовав-ших описанному событию. На вершине горы, в которой находилась заселенная неандертальцами пещера, постоянно, сменяя друг друга, несли дозор под-ростки. Они зорко, бдительно обозревали всю округу. Лум находился еще да-леко отсюда, когда был уже замечен. Увидевший его подросток быстро спу-стился к пещере. Густой ельник, покрывавший гору, позволил ему при этом остаться совершенно не заметным для Лума. Дозорный сообщил о приближа-ющемся неизвестном человеке Бому, воину, охранявшему женщин и детей в отсутствие большинства мужчин, которые находились в это время на охоте (эту обязанность они выполняли поочередно). Были там, на площадке перед пеще-рой, и двое других мужчин. Один, старик лет семидесяти, хлопотал около кост-ра, поддерживая огонь. Второй, по имени Ан, обрабатывал кусок кремня. Он был мастером по изготовлению оружия и орудий труда. Услышав сообщение дозорного, Ан сразу же вооружился и поспешил за Бомом. Они предусмотри-тельно прихватили с собой две веревки, которые Ан обвязал вокруг своей та-лии. Они устроили засаду. Нужно заметить, что неандертальцы были больши-ми умельцами устраивать засады. Это был их излюбленный способ охоты. Если требовалось, они с успехом применяли его и против людей. 
     Обрабатывая камни, Ан ежедневно много раз бил кремнем о кремень сверху вниз. Поэтому у него очень хорошо развились группы мышц, которые ныне спортсмены называют разгибателями. В таком ударе, какой он нанес Луму, участвуют именно эти мышцы. Поэтому удар получился мощнейший. А ударил он Лума потому, что почувствовал, что тот собирается оказать сопротивление.
     Неандертальцы знаками объяснили ему, чтобы он вставал и шел с ними. Их жесты, мимика были очень понятны, да и по логике развития событий нетрудно было догадаться, что они имеют в виду.
     Однако наш герой упорно не желал подчиниться. Нет, он не пойдет с ними в становище. Там к нему отнесутся как к пленному врагу. Придется вынести брань, оскорбления, издевательства. Даже то, что он увидит там любимую, не обрадует его. А только, пожалуй, еще тяжелее будет. Нет, он не пойдет.
     Ан и Бом стали спорить. Лум снова понял их подкрепленную выразительны-ми жестами и мимикой речь. Кое о-чем опять догадался по смыслу происхо-дящего. Ан предлагал убить непокорного пленного. Бом был другого мнения. Свое возражение он аргументировал тем, что если сородичи сегодня придут с охоты с хорошей добычей, то будет много лишнего мяса, а излишки всегда жалко выбрасывать. Чужеземца же можно держать в плену сколько угодно долго: мясо его не испортится, пока он жив, а когда охота будет неудачной, то очень пригодится. Ан отвечал, что он это понимает, однако его огорчает то, что пленник явно не спешит идти с ними.
     
18

     Бом опять начал орать на Лума, угрожающе размахивая кулаками. Раздоса-дованный его упорным нежеланием подчиниться, он нанес страшный боковой удар в голову. Лум снова погрузился в глубокий нокаут. А когда вновь очнулся, то увидел, что ноги теперь его тоже связаны.
      Бом нагнулся к Луму, больно взял его своими сильными руками, поднял и положил на себя. Проделал это довольно легко, без всякой помощи товарища. Туловище Лума свесилось за спиной неандертальца. Тот просунул голову меж-ду его ног и, положив руки ему на икры, бодро зашагал по горной тропе. Бла-годаря достаточной длине своего туловища Лум не уперся носом в зад чомо, что его положение могло бы сделать еще неприятнее. Он видел перед собой движущиеся в ходьбе ноги – то чуть отдаляющиеся, то приближающиеся мощ-ные икры несущего его неандертальца. Лум приподнял голову и увидел ноги следующего за ними другого неандертальца.  Приподнял голову еще, насколь-ко мог, и увидел его по грудь. Он нес оружие: свое, товарища и трофейное. Смог увидеть Ана по грудь Лум только благодаря тому, что Бом нес его слегка пригнувшись, что позволяло больше поднять спину.
     Тропа, по которой Бом нес Лума, вначале шла почти горизонтально, потом – вверх. Через шагов двести она повела поперек склона горы, а затем стала спус-каться. Номарий видел, что они вышли в долину, на которой не было ни дере-вьев, ни кустов. Только росла блекло-зеленая поникшая трава, местами пожел-тевшая и побуревшая. Видел, что долину обступают подножия гор, зеленевшие густым ельником. Большие эти горы или небольшие, Лум не мог видеть. 
     Он ощущал боль в бедрах, лежащих на плечах чомо, на которые приходи-лась вся тяжесть тела, но почти не обращал на нее внимание.
     Послышались детские голоса. Они быстро приближались, и вот уже справа, слева Лум увидел ребячьи ноги, тоже очень белые. Между этими ногами про-тиснулся совсем маленький мальчишечка, которого наш герой мог видеть все-го. Из-под рыжей копны спутанных грязных волос с диким любопытством гля-дели голубые глазенки.
     Вдруг Лум ощутил острую боль – кто-то схватил за волосы и резко, грубо приподнял его голову. Лум увидел подростка-неандертальца. Серые глаза его тоже смотрели с любопытством, но в то же время со злобой, жестокостью и торжествующей насмешкой. Это еще более убедило нашего героя, что ничего хорошего его не ожидает. 
     Ребетня и взрослые неандертальцы оживленно переговаривались между со-бой, и речь их казалась Луму грубой и некрасивой. Он увидел, как Ан отдал подросткам оружие и, оставив себе только копье, пошел в обратную сторону.
     Долина, по которой несли Лума, оказалась совсем небольшой. Она вскоре перешла в плавно поднимающийся склон. Трава на склоне и перед ним была сильно затоптана, грязная. Местами светлели камни, и чернели плешины зем-ли. Склон быстро кончился. Теперь его несли по какой-то горизонтальной пло-щадке. Перед глазами его была хорошо утоптанная земля с редкими камнями и островками зеленовато-серой примятой травы.
     Как ни мешали видеть движущиеся перед глазами ноги, Лум сумел разгля-деть через мелькающие узкие просветы между ними каменную стену, черный проем в ней и какие-то светлые фигуры, большие и маленькие.
     «Пещерники?! Они в пещере живут?» – подумал Лум, вспомнив рассказы сородичей о том, что есть племена, которые живут в пещерах. Его всегда удив-ляла возможность жизни в таких странных жилищах. 
     Светлые фигуры, находившиеся у каменной стены, быстро приблизились. Теперь он видел справа и слева не ребятню, а ноги взрослых людей, ноги жен-щин. Внутри у него что-то вздрогнуло. Даже в такой момент он ощутил сладост-ное волнение. Как давно он не видел женские ноги! Как красивы они! Она здесь?! Может, здесь? Лум насколько мог приподнял голову, но выше того, что видел ранее, смог увидеть только набедренные повязки из шкур, животы и ви-сящие женские груди, да и то лишь у самых низкорослых неандерталок. Нет, лиц невозможно увидеть. Может, он узнает ее по красивой фигуре? Но у них чуть ли не у каждой такая фигура – коренастая, плотно сбитая. Она здесь. Он это чувствует и чувствует, что она уже узнала его, вспомнила. Что она думает сейчас, что испытывает?!
     Бом донес нашего героя до каменного подножия горы, сбросил на землю справа от входа в пещеру и, переводя дыхание, отступил на несколько шагов назад. Лум сразу оказался в окружении что-то кричащих женщин. В глаза сразу бросились белые женские тела, прикрытые лишь набедренными повязками. Увиденное зрелище, волнующее темпераментную юношескую природу, слов-но ослепило нашего героя. Ошеломленный, он даже не сразу обратил внима-ние на то, как разъярены эти «красотки», готовые наброситься на него и растер-зать.  Когда он перевел взгляд на лица, то впечатление его резко изменилось. Он увидел страшные, перекошенные злобой физиономии. Неандерталки раз-махивали руками и изрыгали свирепые, угрожающие возгласы. «Да это дика-ри! Я попал к дикарям!» – мысленно воскликнул Лум. Даже ему, самому дика-рю, показались эти люди дикарями. Даже более того, он подумал: «Люди это или звери?!» Неужели среди них и его любимая?! Нет, он ее не видит. Ее нет! Конечно, ее нет среди них: разве она такая страшная, и разве она стала бы так орать на него?!
     Вдруг за спинами этих «мегер» раздался повелительный женский голос. Все сразу затихли. Женщины расступились, и перед номарием предстало странное существо, поразившее его еще более, чем разъяренные неандертальские жен-щины. Лум оторопел. Ничего подобного он еще не видел. Это была немолодая, но еще не старая женщина. Все тело ее, тоже прикрытое только набедренной повязкой, было изукрашено красной охрой. Узор на нем составляли простей-шие геометрические фигуры – разные загогулинки, подобия кружочков, квад-ратиков, треугольников. Они ярко выделялись на белой коже. С шеи свисал не один клык медведя на тесемочке, как у других, а, по меньшей мере, – с деся-ток. Причем одни находились между грудей, другие немного ниже, третьи во-обще болтались у самого пупа. Вокруг головы на уровне лба шла широкая лен-та из бересты, перехватывавшая густые начинающие седеть русые волосы. Эта лента являла собой часть очень  необычного  головного  убора: с  нее  свисали своеобразные подвески –  широкие зубы, на нитях из жил. Лум верно догадал-ся, что зубы эти, как и клыки, тоже были медвежьи.
     Эта удивительно наряженная женщина вперила в пленного номария при-стальный властный взгляд. Затем она стала совершать над ним какие-то стран-ные плавные движения руками. При этом, исступленно выпучив глаза, что-то бормотала с таинственным видом. Если жесты других неандертальцев были в основном понятны Луму, то знаки руками, которые делала она, он совершенно понять не мог. 
     Все находящиеся здесь неандертальцы наблюдали за ней в полнейшем мол-чании, глядя на нее со страхом и в то же время с восхищением. 
     Через некоторое время, закончив свои поразившие Лума действия, она ушла в пещеру. Вокруг него снова поднялся угрожающий шум. Женщины опять кри-чали, махая руками. И вновь Лум подметил странную особенность в облике неандертальцев, которую видел при встрече с пленившими его воинами. В мо-мент гнева взор неандертальца терял осмысленность, свойственную людям со-временного типа при любом эмоциональном состоянии. У неандертальца же глаза вообще переставали быть человеческими. Луму казалось, что на него глядят не люди, а разъяренные звери. От этого было еще страшнее.
     Вскоре он заметил, что чаще остальных они выкрикивают слово «беман». Сообразительный юноша быстро понял, что беманами зовут врагов этого пле-мени. Он поспешил разуверить местных жителей. 
     – Я не беман! Да вы что! Какой я вам беман?! Не беман я, не беман! – вос-кликнул он.
     Понимая, что чомо не могут разуметь его восклицаний, он подкрепил их ми-микой и энергичным отрицательным мотанием головы. Пояснил бы и жестами рук, но они были связаны. Поэтому постарался донести смысл слов теми сред-ствами, какими располагал. Однако старания его дали совершенно обратный результат: неандерталки принялись яростно избивать его ногами. «Наверное, решили, что я их дразню – рожи строю», – подумал Лум. Впрочем, их удары не причиняли ему какого-либо вреда, ибо бить сильно босой ногой могут только каратисты и им подобные бойцы. Неандерталки не были каратистками. Прав-да, силой они не уступали современным спортсменам. Но сломать пальцы на ноге ни одной из них не хотелось. Выносить эти побои нашему герою было до-статочно легко и потому, что, как мы помним, он унаследовал от неандерталь-ских предков очень крепкие костяк и мускулатуру. Наверное, если бы его били мужчины, то ему пришлось бы гораздо тяжелее.  
     На площадке перед пещерой появился Ан, принесший котомку Лума. Бом поспешил к нему, заинтересованный его находкой. Они принялись рыться в мешке, извлекая вещи, вызвавшие у них не малый интерес. Мужчин облепили любопытные подростки и мелкая детвора. 
     Все же пять ударов, нанесенных пяткой или всей ступней были для нашего героя весьма неприятными: первый – в грудь, заставивший его, сидящего, пасть спиной на землю, и четыре, полученные в голову, когда уже лежал. Ему могли бы выбить глаз большим пальцем ноги, но он повернул лицо к лежаще-му близко большому камню, что спасло от ударов лицо, поскольку с этой сто-роны никто не мог их нанести. 
     Одна избивавшая Лума женщина, наиболее крупная из них, что-то сказала громко, и все перестали бить его. Он быстро догадался почему. Эта женщина показывала пальцем на его голые ноги и руки, затем показывала на свое тело и на тела стоявших рядом женщин. Было похоже на то, что она обратила внима-ние сородичей на отсутствие волос на теле пленного, что, возможно, свиде-тельствовало о принадлежности его не к беманам, а к какому-то другому пле-мени. В подтверждение такого предположения она наклонилась к нему, развя-зала пояс, стягивающий в талии накидку, и отбросила переднюю сторону накидки ему на лицо. Лум догадался, что она это сделала, чтобы посмотреть так же ли мало волос, как на ногах и руках, на скрытой под одеждой части тела. Наш герой был за нее спокоен. Правда, знал, что грудь и живот у него довольно волосаты. Но волосяным покровом с местными жителями и беманами ему и этой частью тела наверняка не сравниться. 
     Опять поднялся галдеж, и затем раздался дружный хохот. Лум теперь не ви-дел женщин – он ничего не видел за лежащей на лице шкурой. Но легко дога-дался, что рассмешил их так своим серьезным недостатком в глазах «настоя-щих неандертальцев», – малой волосатостью тела.
     Женщины еще немного оживленно переговаривались между собой. Затем голоса их начали удаляться. Вскоре стали звучать тихо и изредка и в них слы-шались деловые интонации: так переговариваются люди, занятые работой. Не-сколько левее их тоже слышались голоса, удаленные приблизительно настоль-ко же – ребячья щебетня заглушала мужские голоса.
     Вполне естественно для человека, потерявшего возможность видеть, поста-раться быстрее вернуть себе эту возможность. Подчиняясь этому желанию, наш герой, который лежал, снова принял сидячее положение. Накидка спала с его лица. 
     Он увидел перед собой довольно большую площадку, местами заваленную крупными и мелкими камнями, но преимущественно свободную от них. В ша-гах пятидесяти-шестидесяти от него работала группа женщин и девочек. Они занимались выделкой шкур и шитьем зимних одежд из них. Несколько поо-даль Бом и Ан с удивлением и большим интересом разглядывали извлеченные из мешка Лума кремневые изделия. Вокруг, частично загораживая мужчин, стояли и сидели мальчишки разных возрастов. Было видно, что их внимание тоже поглощено находкой Ана. Заметим, что тот быстро нашел котомку при-шельца по следам его: отправился по ним, имея намерение найти ношу чуже-земца, о которой узнал от мальчишки-наблюдателя.
     Наш герой обратил внимание на то, что кроме совсем малолетних детей здесь не было никого совершенно голого. Удивило и то, что всю одежду мест-ных жителей составляли только летние набедренные повязки из тонких шкур. Почти все номарии в эту уже довольно холодную пору носили накидки, подоб-ные той, в которой был наш герой.
     За площадкой лежала небольшая долина. Ее мы уже немного описали выше. Теперь Лум имел возможность видеть полностью горы, окружавшие долину. Их  покрывал еловый лес. Они были невысокими и скорее напоминали боль-шие холмы, чем горы. Из-за этих возвышенностей выглядывали заснеженные вершины огромных гор. Над суровым пейзажем нависало серое хмурое небо, сплошь затянутое облаками, наводившее на все холодные мрачные оттенки.
     Лум посмотрел вправо и увидел человека, подобного которому еще никогда не видел, потому что никогда еще не видел старца. У него были седыми все во-лосы на голове и на теле. Он сидел на покрытом шкурой камне и ворошил пал-кой в костре. Рядом была куча хвороста. Номарий догадался, что на старика возложены обязанности по поддержанию огня. Особенно странно Луму было видеть много седых волос на теле. Оно не было дряхлым и если б не эти седые волосы, выглядело б совсем еще молодым. Лум вспомнил, что видел старика за спинами оравших женщин, но почти не обратил тогда на него внимания, ибо мало что замечал, кроме угрожающе надвигающихся свирепых неандерталок.
     Лум перевел взгляд на группу работающих женщин. Их тела снова начали волновать его юношескую кровь. Это сделало, однако, ожидание смерти еще мучительней, и он поспешил отвести от них взгляд. Теперь Лум смотрел на Бо-ма и Ана, окруженных детворой. Большинство мальчишек уселись на землю. Стояли только четверо, в том числе тот подросток, который по пути сюда грубо поднял голову Лума за волосы. Он тоже с большим любопытством глядел на кремневые изделия в руках мужчин. Каким-то образом он почувствовал, воз-можно, интуитивно, а, может, просто заметил боковым зрением, что чужезе-мец смотрит на него и тоже стал смотреть на Лума.  Они встретились взглядами и это подействовало на него таким образом, что он даже перестал ковырять в носу, хотя до этого занимался этим с явным удовольствием. Он толкнул стоя-щего рядом парня локтем и указал ему на пленника. Этот парень взглянул на Лума и сказал что-то товарищам. Все они, и сидящие, и стоящие, повернули к нашему герою свои неандертальские физиономии. Затем пошли к нему. Этого Лум как раз и боялся.  Он мгновенно вспомнил страшную сцену, увиденную в детстве. Тогда в стойбище, на площадке для общеплеменных сходок, лежал связанный чужеземец, которого собирались съесть на следующий день. Нома-рии не принадлежали к особенно жестоким племенам: истязали пленных пе-ред тем, как убить, только в состоянии крайнего озлобления, когда, скажем, жаждали отомстить за гибель многих своих сородичей. Этот же иноземец не был даже врагом: просто бродяга, возможно, изгнанник из какого-то неведо-мого племени, зашел на землю номариев, был замечен и пленен ими в каче-стве охотничьей добычи. Ни у кого из взрослых и в мыслях не было истязать его перед смертью. Однако несколько склонных к живодерству подростков нашли странное развлечение в том, что, вооружившись острыми камнями, костями и палками, принялись изуверски мучить несчастного. Многим номариям это не понравилось. Тем не менее, никто не сделал и малейшей попытки  остановить экзекуцию, полагая, видимо, что проявлять сочувствие к чужаку – излишняя забота. Напротив, двое мужчин даже с интересом наблюдали за жестоким раз-влечением подростков и посмеивались. 
     Лум, как и все его товарищи, тоже подошел посмотреть из любопытства и за-стыл от ужаса. «Что вы делаете?! Ему же больно! Не надо!» – хотел  вскричать он. Он хотел броситься к живодерам, хватать их за руки, мешать им. Но, как и вся детвора номариев, трепетал перед этими злыми, бесшабашными, всегда готовыми на любые плохие проделки подростками, имеющими, однако, огромный авторитет среди всех мальчишек племени. К тому же боялся про-слыть слабачком. Поэтому продолжал стоять здесь. Но изо всех сил зажмурил глаза, чтобы не видеть страшную сцену. Через некоторое время произошло то, что принесло ему величайшее облегчение. Подошел Татоприан, мощный муж, известный своей добротою. Пинками и подзатыльниками он разогнал юных эк-зекуторов, пригрозив прибить их, если они посмеют вернуться, чтобы продол-жить свое отвратительное развлечение. «Да ты что, Татоприан?! Неужели чужа-ка пожалел?! Его и так убивать завтра!» – недовольно сказали ему лишенные зрелища взрослые зрители. «А что он плохого нам сделал?! Вы что, озверели?! Хватит вам и того, что вы завтра жрать его будете!» – ответил Татоприан таким тоном, что те без лишних слов предпочли поскорее удалиться. Малышня же, поскольку слова Татоприана относились не к ним, продолжала стоять здесь. Поэтому не уходил и Лум, хотя ему хотелось поскорее убежать отсюда. Очень обрадовался тому, что Татоприан прекратил экзекуцию.  Даже глаза открыл, но затем снова зажмурил. Открывал их только для того, чтобы посмотреть, не ушли ли товарищи. Он слышал, как кто-то жестоко посмеивается – совершенно также, как те взрослые зрители, которые услаждали взгляд пыткой. Отходя, Та-топриан посматривал назад через плечо. Вскоре он вернулся и острым костят-ным ножом прикончил изуродованного истязанием несчастного, прервав его невыносимые мучения. В этот момент Лум опять открыл глаза. Хотя изуверские действия подростков выглядели куда страшнее, чем то, что сделал сейчас доб-рый гигант, Лум в этот момент не выдержал и неожиданно для себя разрыдал-ся. Понимая, что страшно опозорил себя, он повернулся и пошел прочь отсюда. Он шел к шалашу своей семьи (родители его тогда еще были живы), чтобы по-скорее спрятаться в нем от своего позора. Сквозь пелену слез видел людей, стоящих между шалашами. Он чувствовал, а может, ему казалось, что все с презрением смотрят на него. Вот и родное жилище. Вот мать. Но она не гнева-ется на него, а, напротив, добро и с сочувствием улыбается ему. Вот и отец. О, он, конечно, сейчас будет бранить и выпорет его, будет презрительно смеяться над ним – он же всегда учил его крепости духа. Но, о чудо, лицо его тоже не гневное, а доброе. Он кладет на его голову большую, мягкую, теплую ладонь. Он так обычно делает, когда хочет показать, что доволен им. Это было не-сколько лет назад. А сейчас он, Лум, сам оказался в положении того неизвест-ного человека.
     Лум, его родители и большинство остальных номариев не стали есть мясо человека. Но было немало таких, которые ели и похваливали, как похваливают люди поглощаемое вкусное мясо оленя, лося или зубра.
     Подростки подошли к Луму и принялись яростно бить его ногами. При этом выкрикивали те же слова, какие выкрикивали, избивая его, взрослые – грубые, некрасивые, несколько гнусавые. Этих слов всего было два-три: Луму запомни-лись они. Он лег и снова повернул голову к тому камню, который недавно спас от побоев лицо. Но при этом с ужасом косил глаза на тех подростков, которые держали детские копья – заостренные на огне палки: ими можно было мучи-тельно и долго истязать его. Но, как ни странно, они так и не были пущены в ход. Побои мальчишек причинили нашему герою еще меньше вреда, чем по-бои женщин. Быстро отбив пальцы на ногах, парни потеряли к нему интерес и удалились. То, что подростки, обычно более жестокие, чем взрослые, не стали его истязать необычайно обрадовало и удивило Лума и даже родило в душе искорку надежды: может, здешнее племя одно из добрых, ведь есть же, наверное, такие. Об этом подумал пленник, вновь приняв сидячее положение и провожая взглядом мальчишек. Те снова обступили Бома и Ана и стали опять рассматривать чрезвычайно заинтересовавшие их предметы, найденные в сум-ке чужеземца. Лум поспешил отвести взгляд, боясь снова привлечь к себе вни-мание подростков.
     Он теперь опять смотрел на группу работающих женщин и девочек. Благода-ря появившейся ничтожнейшей надежде все теперь воспринималось в не-сколько более добром свете.
     Лица неандерталок уже не казались ему некрасивыми. Даже, напротив, он находил, что некоторые лица привлекательны, разве что просто своеобразны. Более того, двух женщин он счел настоящими красавицами, причем красивее даже той, ради которой пришел сюда. 
      Лум снова вспомнил о ней. Теперь он с нетерпением ждал ее прихода. Мысль о том, что она увидит его в жалком положении, уже не смущала его. Свою единственную надежду на спасение он теперь связывал только с нею. Она придет, скажет, что он ее возлюбленный и его отпустят, а, может, и правда, примут в клан. О том, что во всех племенах связь женщины с ино-племенником непременно карается смертью, что это отягчающий повод для расправы над чужаком, сейчас он почему-то совсем не думал. Однако по-нимал, что надежда на освобождение по просьбе возлюбленной слишком невелика. Пусть так, но ночью она что-нибудь сделает, чтобы обмануть стража или уговорить того не быть бдительным, и развяжет его, и они убегут вместе. Пускай даже это им не удастся, но какое-то время они, возможно, будут вместе, он будет ощущать ее дивно прекрасную, упоительную бли-зость, прикасаться к ней! После этого и умереть будет легче!         
     Хотя нашему герою и понравились неандертальские женщины, его пора-зила некрасивость лица одной из них. Оно имело чрезвычайно большие надглазные дуги, более мощную и скошенную внизу челюсть. Наружность неандертальцев только чуть отличалась от наружности современного чело-века. Своеобразие же внешности этой женщины бросалось в глаза. Она от-личалась от соплеменниц не только упомянутыми выше особенностями, но и была более обволошена, чем они, правда, тоже не очень сильно – волосы не покрывали плотно белого тела. Голова держалась на мощной широкой шее, несколько склоненной, отчего выставлялась вперед, как у животного. Это придавало ей некоторую сутулость в верхней части тела, но остальная часть туловища была такой же стройной, как и у неандерталок и даже кро-маньонок. Ноги были чуть согнуты в коленях. В таком положении им, конеч-но, было тяжелее носить тело. Поэтому бедра были очень сильно развиты, имели заметно больший объем, чем у соплеменниц. Можно было ожидать, что у этой женщины неуклюжая походка, но когда она переходила с места на место, Лум заметил, что двигается она вполне грациозно. Грудь у нее бы-ла совершенно такая же, как и у соплеменниц, и как у кроманьонок. Линии стана были также пленительны, как и у них. Это странное создание имело пышные, спадавшие ниже плеч совершенно белые волосы, которые вызва-ли бы зависть у многих современных женщин, но даже они не скрадывали некрасивости ее лица. 
     «Да уж не флебодийка ли это?! Может, прибилась как-то к чомо?» – по-думал Лум.
     Флебодами номарии называли необычных и загадочных для них людей. Встречались те им чрезвычайно редко, а когда встречались, то номарии устраивали на них охоту, как на животных, но всегда безуспешную. Они, ко-нечно, не знали, что флебоды – представители древнейшего вида человека, жившего еще до появления предшественника неандертальцев (кстати, пред-ка и кроманьонцев), которые истребили эту расу, а точнее съели. Все же от-дельные наиболее жизнеспособные группы флебодов, умевшие особенно хорошо скрываться и избегать нежелательных встреч, смогли выжить. На протяжении сотен тысяч лет они сосуществовали на огромной малозаселен-ной территории с более совершенными видами человека и дожили до опи-сываемой нами эпохи. Вполне возможно, что флебоды или подобные им первобытные люди дожили и до наших времен, став полумифическими, необычайно загадочными для нас «снежными людьми». Выжить, сосед-ствуя с хищными людьми другого типа, а затем живя среди поглощающих мир цивилизаций, и пронести сквозь толщу веков свою первобытность им, должно быть, удалось благодаря издревле развитому поразительному уме-нию скрываться от чужих глаз, благодаря соединению тончайшей животной интуиции с человеческим умом.
     Флебодийка, как заметил наш герой, явно находилась в неравноправных отношениях с соплеменницами. Они часто покрикивали на нее, приказывая принести что-нибудь, порой даже веля подать им то, до чего и сами могли бы дотянуться. Основной работой флебодийки, как догадался Лум, была выделка шкур. Она стояла на четвереньках и старательно скоблила скреб-ком внутреннюю сторону разложенной на земле большой шкуры. То и дело она прерывала свое занятие, чтобы выполнить чей-нибудь приказ. Иногда подав нужную вещь какой-нибудь из шьющих женщин, она садилась около нее на землю и внимательно наблюдала за тем, как та шьет. Потом тыкала пальцем в шкуру, из которой шилась одежда, и что-то говорила: Лум улав-ливал просящие интонации. Одна портниха дала ей поработать иглой и нит-кой. Но вскоре отобрала у нее шитье, сказав пренебрежительно-насмешливо что-то и указав туда, откуда подошла к ней флебодийка. Сидящие поблизо-сти женщины рассмеялись тоже пренебрежительно. Флебодийка с понурым видом вернулась на свое рабочее место, упала на четвереньки и принялась остервенело орудовать скребком, словно вымещая на выделываемой шкуре свою обиду за неумение шить подобно женщинам чомо.
     «Откуда она здесь взялась?» – продолжал удивляться Лум. Должно быть, она изгнанница какого-то племени или беженка, спасшаяся от врагов, побе-дивших ее племя, которая нашла здесь пристанище. Удивительно то, что мест-ные жители ее не убили и не съели. Это еще более обнадежило нашего героя. Может, он попал к добрым людям. В то же время Лум понимал, что никакое племя не может быть добрым настолько, чтобы отказаться от мяса, посланного удачей, когда мужчины вернулись с охоты без добычи, нет достаточных запа-сов мяса и все проголодались.
     Молодой номарий стал гадать насколько велики его шансы остаться в живых в зависимости от успешности местных охотников. Неумолимо приближался ве-чер, а это означало, что шансы его становятся слишком невелики, ибо мужчины задерживались на охоте обычно тогда, когда им не сопутствовала удача.
      Он уставал сидеть – для связанного по рукам и ногам человека это не очень удобная поза – и время от времени ложился, продолжая предаваться тяжелым, тревожным мыслям. Не раз его охватывало сильное желание попытаться ка-ким-либо образом бежать. Но он понимал, что осуществить это со связанными руками и ногами невозможно. 
     Когда Лум в очередной раз лег, то через некоторое время услышал многого-лосый шум со стороны работающих женщин. Он снова принял сидячее поло-жение и увидел, что женщин и девочек стало больше по меньшей мере в два раза. И все они смотрели на него. Ясно было, что вернулись с работы сборщицы плодов и корений: номарий не заметил, как они подходили сюда, поскольку лежал. У взрослых сборщиц висели за спиной корзины, и каждая держала в ру-ке копье. Это не удивило Лума: его соплеменницы, отправлялись на сбор тоже вооруженными, хотя с ними всегда шел охранник – кто-нибудь из охотников. Но законы Клана номариев разрешали женщине использовать оружие только для самообороны. Среди здешних сборщиц тоже был охранник: типичный неандерталец – коренастый, мускулистый, рыжеволосый. Вооружен он был копьем, дротиком и дубиной. Он тоже смотрел на Лума с интересом и удивле-нием.
     Наш герой искал взглядом возлюбленную. Однако ее не было среди при-шедших. «Где же она! Зачем же я шел сюда?! – мысленно вскричал он. – 
Может, она в пещере?! Да нет – тут столько было шума, когда меня принес-ли: она бы сразу вышла», – думал охваченный отчаянием, досадой и стра-хом молодой номарий. Теперь его даже более волновало не то, что он не увидит желанную женщину, а то, что надежда на спасение, связанная с нею, рухнула. «Но где же она?! Значит, погибла. Сборщицы часто гибнут! Какой же я дуралей, что притопал сюда!  А может, это совсем другое племя?! Да нет – я же шел точно по следу», – такие мысли проносились в мозгу обре-ченного.
     Работавшие на площадке женщины оживленно галдели, глядя на чуже-земца: должно быть, рассказывали пришедшим о первых впечатлениях от встречи с ним. Сборщицы сняли с себя и поставили на землю корзины. Все пришедшие подошли к пленнику и начали с любопытством разглядывать его, оживленно галдя между собой. Лум ожидал, что они тоже будут бить его, но этого не произошло. Видимо, потому, что уже знали, что он не из вражеского племени. Вдоволь насмеявшись над его лысым телом, они ско-ро разошлись кто куда. Лум ощутил облегчение, но уже вскоре его окатил леденящий страх, когда одна из сборщиц что-то сказала, указав на него, а затем на костер. Нетрудно было догадаться, что она предлагает поторопить-ся с приготовлением ужина. Но другая женщина что-то ответила ей, кивнув в сторону долины. Понятно было, что та советует не спешить с этим, ведь, возможно, мужчины принесут с охоты добычу – тогда целесообразно будет приберечь пленника на потом. Среди местных жителей, похоже, возоблада-ло это последнее мнение. Чужеземец перестал занимать их внимание, и каждый занялся своим делом.
     Сборщицы вернулись к корзинам. Они перевернули их вверх дном, высы-пав содержимое. Появились кучи плодов и кореньев. Сборщицы стояли над ними и о чем-то говорили: наверное, обсуждали успешность проделанной работы и делились впечатлениями, полученными за день. Судя по внуши-тельности куч и ценности находок, они сегодня поработали не зря. Но это не успокоило нашего героя: он знал, что люди всегда предпочтут мясо любой растительной пищи.
     После прихода собирательниц на площадке перед пещерой стало заметно оживленнее. Пришедшие с ними девочки и те девочки, что работали здесь вместе со своими матерями-швеями, стали затевать веселые игры: детская природа стремилась наверстать упущенное за день, когда необходимость работать со взрослыми сковывала резвость. 
     Из пещеры снова вышла странная изукрашенная красной охрой женщина и недовольно рявкнула на девочек, после чего они убежали в сторону. Там, где они теперь играли – слева от площадки перед пещерой, между нею и лесом у подножия горы, наверное, была небольшая долинка, потому что девочки совершенно исчезли из виду.
     «И что ей не понравилось?» – удивился номарий. Он не знал, что изукра-шенная охрой женщина была шаманкой. В пещере она разговаривала с ду-хами и поднявшийся снаружи шум раздражал ее, потому что мешал сосре-доточиться. За девочками пришлось последовать и мальчишкам, хотя те, не забыв о требованиях предводительницы клана, играли нешумно, но попа-лись, как говорится под горячую руку – она и на них тоже рявкнула. Что-то шаманка сказала и охотнику, который пришел вместе с собирательницами. Он поднял с земли свое оружие и отправился туда, где играли дети, должно быть, охранять их.
     Время неумолимо шло, а охотники все не возвращались. Инстинкт само-сохранения подсказал нашему герою способ действия, который, как он счи-тал, мог дать ему хоть какой-то шанс. Он решил как-то постараться донести до местных жителей, что имел с их погибшей сородницей очень хорошие от-ношения, которые, по сути, сделали его своим для них, а своих, как извест-но, не положено есть. При этом он снова предпочел не учитывать того, что для любого племени связь его женщины с чужеземцем считалась преступ-лением, что вряд ли могло ему помочь сейчас.
     Лум сумел подняться на ноги. Привлекши внимание всех к себе возгласа-ми, он принялся телодвижениями и мимикой лица изображать, на сколько мог доходчиво, как встретился с их погибшей соплеменницей, как полюбил ее и пришел ради нее сюда. Женщины переглядывались друг с другом и улыбались: они поняли его совершенно однозначно – он приглашает их со-вокупиться с ним, ибо телодвижения Лума, изображающие любовь, были очень выразительны и не оставляли возможности истолковать их как-либо иначе.
     К пленнику подошли две женщины – одна рыжая, привлекательная, даже чуть похожая на его возлюбленную, другая та самая, черты которой, более древние, чем неандертальские, мы описали выше. Первая грубо отпихнула ее и сказала ей что-то угрожающе, показав кулак. Она пихнула и Лума, но не грубо, а даже, как тому показалось, несколько ласково. Он упал навзничь. Она откинула нижний край покрывающей его шкуры, и увидев, что он очень даже в силе к делу приступить, сбросила с себя набедренную повязку и с большим удобством уселась на него. Она стала совершать страстные тело-движения, которые тоже не оставляли сомнения в том, что между нею и нашим героем установились весьма близкие отношения. Лум никак не воз-ражал против этого, уже уверенный, что возлюбленной его, и правда, нет в живых. К ним подошли несколько женщин и стали что-то говорить сидящей на пленнике соплеменнице. По интонации их голосов было ясно, что они осуждают и даже стыдят ее. Но, судя по всему, ее мало это волновало.
     Вдруг подскочил Бом. Он спихнул женщину с юноши и стал яростно бра-нить ее. Казалось, сейчас будет бить ее. Он действительно замахивался на нее, но так ни разу и не ударил. Она же не только не выказала какого-либо чувства стыда, но ничуть не смутилась даже. Какой там! Она не оставалась в долгу и отвечала бранью, явно недовольная тем, что бестактно прервали ее приятное занятие.
     Все свое возмущение Бом обрушил на Лума, принявшись бить того нога-ми. Вскоре, однако, остановился, сел на корточки и вперил удивленный взгляд в его бедро. Он стал водить пальцем по тому месту, которое рассмат-ривал. «А, вот что его заинтересовало», – понял Лум, который знал, что именно там у него, как и у других номариев мужского пола, вытатуирована череда палочек, исчисляющая его возраст, что делалось, как говорилось выше, до достижения двадцати двух лет. Действительно, внимание Бома привлекли эти пометки. Неандерталец принял их за украшение тела. Губы его насмешливо-пренебрежительно искривились. Он, лучший художник своего племени, проникся презрением к возможностям племени пленника в области изобразительного искусства и загорелся желанием доказать пре-восходство в этом деле родного племени над чужеземным.  
     Он вскочил на ноги и подбежал к Ану, который, сидя на коленях, стара-тельно обивал камнем камень, работая над изготовлением кремневого из-делия, и что-то стал говорить ему, указывая рукой на пленника. Ан взглянул на Лума через плечо, потом поднялся на ноги и вместе с Бомом подошел к нему. Он тоже стал разглядывать пометки на его бедре. При этом оба неан-дертальца перебрасывались отрывистыми фразами. Вскоре они ушли в пе-щеру и вышли оттуда, держа в руках какие-то глиняные мисочки. Они поло-жили их на землю. Бом взял одну из них и помочился в нее. Затем, отплес-нув лишнюю жидкость, положил снова на землю. Сев на корточки, с сосре-доточенным видом стал щепотями подкладывать в эту миску из трех других что-то и перемешивать пальцами. Закончив приготавливать смесь, взял эту миску и поднялся на ноги. Ан стал перед ним, расправив плечи и выпятив грудь. Макая пальцем в миску, Бом начал водить им по телу товарища. При этом неандертальская физиономия преобразилась, отражая муки и радости творческого процесса.
     Лум не наблюдал за ними, поскольку ему было не до него – женщина вернулась на место, которое была вынуждена временно покинуть, и теперь старалась наверстать упущенное. И в тот момент, когда обоим уж очень не хотелось прерывать процесс, над ними опять вырос этот проклятый Бом и снова спихнул женщину с Лума. Правда, теперь он не бранил ее, ибо нахо-дился еще во власти творческого порыва, и душа его смягчилась. Лицо Бома было восторженно-одухотворенным и даже слегка раскраснелось. Он пред-ставил свое творение на суд чужеземца: рядом с ним стоял Ан, весь измале-ванный красной охрой. Надо заметить, что еще задолго до описываемого нами времени неандертальцы открыли самый главный закон орнамента – ритм. Так, на одной из их стоянок найден нож, украшенный ритмичной насечкой. (Примечание: ритм в орнаменте, это однообразно повторяющийся мотив, т.е. какое-либо изображение, или такое же строгое чередование двух, трех мотивов). Возможно, Бом знал об этом законе, но сейчас он явно пренебрег им: тело Ана хаотично покрывали всевозможные загогулинки, кружочки, квадратики, волнистые линии и т.п. 
     Бом рассчитывал поразить чужеземца. Привыкший к восторженным по-хвалам, он ожидал восхищения. Но физиономия нашего героя была доволь-но кислой. И нетрудно догадаться почему. Правда, он быстро сообразил, что было бы разумно лестью расположить к себе одного из тех, кому предстоит решить жить ему или не жить. Но было уже поздно, потому что Бом уже не смотрел на него, а вперил отрешенно-вдохновенный взгляд в сторону: в его воображении рождался новый замысел. Оказалось, что именно то, что наш герой не поспешил выразить восхищение представленным его вниманию произведением искусства, вскоре вернуло ему прерванное наслаждение. Бом был из тех художников, которые не унывают от неудачи и которые  умеют уничтожить свое творение, чтобы на его месте создать лучшее.      
     Перемолвившись парой фраз с Аном, он побежал с ним в долинку, где иг-рали дети. Они тоже, как и те, исчезли из виду. Там, по всей видимости, про-текал ручей или речушка: до Лума порой доносился запах проточной воды. И правда, когда Бом и Ан возвратились на площадку перед пещерой, по-следний блестел от того, что был совершенно мокрый. На теле его не оста-лось и следа краски: основа под новую живопись была готова.
     Бом приступил к созданию своего очередного шедевра. Почти к тому са-мому моменту, когда он заканчивал его, наш герой со своей случайной лю-бовницей тоже закончил свое еще более приятное занятие, правда, далеко не столь высокодуховное. Когда тот подвел к нему свою новую «картину», на Луме уже не сидела женщина. Она довольная, повеселевшая, отошла в сторону.
     Лум изо всех сил постарался выразить свое восхищение творением Бома. Тот торжествующе вскричал и ударил себя кулаком в грудь. Затем обошел Лума, указал пальцем на пометки на его бедре и пренебрежительно рассме-ялся, всем своим видом стараясь показать насколько это хуже, чем создан-ное им. Наш герой ничуть не возражал, тем более, что сейчас ему стало не до искусства: он вдруг увидел идущую сюда группу охотников. Она состояла из пятнадцати человек, вооруженных копьями, дубинами и дротиками. Они были тоже коренастые, светловолосые и белокожие. Двое выделялись бо-лее крупными размерами, чем другие, хотя вряд ли они превосходили ро-стом нашего героя.
     Ни один охотник не нес добычи, даже самой мелкой. Что-то оборвалось и упало внутри Лума, мертвя его ледяным холодом.
     Многие женщины побежали навстречу охотникам, по-видимому, их же-ны. Они обнимали их и вместе с ними взошли на площадку перед пещерой. Пришедшие охотники сразу приблизились к пленнику и обступили его. Их встреча с Лумом ничуть не напоминала его встречу с женщинами, работав-шими здесь. Охотники не кричали на него, не били его. Даже, напротив, ве-село улыбались. Тем не менее они казались ему страшными. Они разитель-но отличались от кроманьонцев, которых Лум привык видеть вокруг себя всю жизнь: все – белокожие, светловолосые, светлоглазые, широкоплечие, очень мускулистые. И хотя они никак не проявляли в своих действиях свире-пости, эта звериная свирепость и дикость чувствовались во всем облике каждого. Была и другая причина, куда более веская, для страха. Она чита-лась в выражении лиц неандертальцев. Да, они, как было замечено выше, радостно улыбались, но то была радость голодных людей, увидевших вкус-ную пищу. Лум заметил, как некоторые сглотнули слюну. 
     Сильно осложнила его положение непреднамеренная прелюбодейская связь. Какая-то женщина протиснулась между мужчинами. Она толкнула одного из них локтем и что-то сказала ему, указывая пальцем на Лума. Ры-жие брови оскорбленного мужа взлетели под самые рыжие кудри над пока-тым лбом. Он дико заворочал зрачками. Затем бросился к Луму, пару раз ударил его ногой и занес над ним копье. Однако остановился и не вонзил копье в обидчика, о чем тот в следующий момент очень пожалел. Оскорб-ленный муж подбежал к костру и стал энергично подбрасывать в него хво-рост. «Он хочет поджарить меня живьем!» – понял Лум и почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове от ужаса.
     Когда на костре уже лежало достаточно хвороста, и огонь все сильнее раз-горался, оскорбленный муж подскочил к своей жене и стал яростно бранить ее. Однако она отнюдь не производила впечатление изменившей жены, ко-торая устрашена гневом мужа. Нет, она приняла довольно независимую уверенную позу и бойко отвечала ему. Он несколько раз замахивался на нее кулаком, но так и не ударил. Это бы немало удивило нашего героя, если бы не страх, который парализовал все его существо.
     Оскорбленный муж подбежал к Луму, схватил его за ноги и потащил к ко-стру. Обреченный что есть сил старался вырвать ноги из его рук, но не мог. Тогда он стал молить о пощаде, совершенно забыв, что местные жители не понимают языка номариев. Но его палач очень хорошо понял смысл обра-щенных к нему слов. Они доставили ему лишь наслаждение радостью тор-жества над обидчиком, что было некоторым утешением в его неприятном положении. 
     Лум устремил взгляд на Бома. Это была последняя его надежда: возмож-но, восхищение художеством этого неандертальца расположило того к нему. Конечно, он не спасет его от казни, но, по крайней мере, может, убьет, чтобы спасти от страшных мучений на костре. Но нет, довольный и тоже торже-ствующий вид Бома убеждал, что он вполне одобряет происходящее.
     Костер все ближе. Заплакали и закричали некоторые женщины. Они под-скочили к палачу и приостановили его движение. Нет, они не просили поща-дить чужеземца, но по их жестам, которыми те сопровождали свои слова, нетрудно было догадаться, что они требуют вначале убить пленника, преж-де чем положить его на костер. К ним подошел один из мужчин и протянул добровольному палачу каменный топор. Но тот рявкнул на них и потащил Лума дальше. Приостановил его движение и Ан. Он держал в руке копье Лума и что-то сказал ему, указывая пальцем на наконечник. Лум догадался, что тот спрашивает, может ли он научить их делать такие кремневые нако-нечники. 
     – Да! Да! Я умею! Я умею! Я научу вас! – закричал, обрадовавшись и ки-вая головой, Лум. Но, как ни странно, его ответ вызвал совершенно проти-воположный результат, чем тот, на который он надеялся. Ан пренебрежи-тельно махнул рукой и отвернулся. Палач снова потащил его. Обреченный юноша уже почувствовал тепло приближающегося костра, а затем исходя-щий от него жар. Он уже призвал всю силу воли, готовясь встретить ужасные муки. Вдруг властный женский окрик остановил изувера. Он даже выпустил из рук ноги Лума. Они упали чуть ли не в костер. Номарий, чувствуя жар, энергично в диком ужасе стал отползать. Снова раздался повелительный женский голос, и палач повернулся и, что-то недовольно бурча себе под нос, отошел в сторону.
     К нашему герою приблизился мужчина, который предлагал топор, и быстро развязал ему руки и ноги. Первым желанием освободившегося от пут Лума было броситься бежать прочь отсюда, но он сразу сообразил, что если бы его намеревались съесть не сегодня, а позже, то наверняка не стали бы развязывать, а значит, его жизни теперь ничто не угрожает. 
     Развязавший Лума мужчина указал ему пальцем в сторону пещеры и не-грубо, слегка подтолкнул его туда. Лум опять увидел изукрашенную крас-ной охрой женщину. Она смотрела прямо на него. В ногах ее, обхватив их руками, сидела флебодийка. Лум понял, что от него требуется подойти к предводительнице племени – теперь он не сомневался, что она является ею. Он приблизился к этой странной женщине. Ее неандертальское, размале-ванное краской и изборожденное морщинами лицо произвело на него не-приятное впечатление. Под пронзительно-властным взглядом предводи-тельницы племени он невольно опустил глаза. Она что-то сказала. Флебо-дийка радостно взвизгнула, вскочила на ноги и прыгнула на Лума. Она крепко обхватила юношу руками и ногами и страстно укусила его щеку. За-тем стала сбоку, крепко схватила его за руку и подвела ближе к предводи-тельнице клана. Та стала обходить их вокруг, приплясывая, произнося что-то речитативом и совершая такие же движения руками, какие совершала при первой встрече с Лумом. Все вокруг в полнейшем молчании с благоговей-ными взорами смотрели на нее. Завершив эти свои действия, она сняла с се-бя один из зубов на тесемочке и повесила его на шею нашему герою. Толпа вокруг разразилась радостными криками. Один за другим местные жители стали подходить к Луму и обнимать его. На шум прибежали игравшие в до-линке дети и, узнав, что у них появился новый соплеменник, бросились к номарию и принялись обнимать его за ноги и за талию. Даже оскорбленный муж подошел к нему, что-то буркнул и дружески похлопал его по плечу.
     Лум понял, что принят в клан и что при этом получил в жены флебодийку, которая сыграла главную роль в его спасении. И он не ошибся. Следует по-яснить, как это произошло. Из пещеры вышла на шум Мать рода попривет-ствовать вернувшихся охотников. Ей в ноги бросилась флебодийка и стала умолять не убивать чужеземца, а отдать ей его в мужья. Это предложение не очень понравилось предводительнице клана, потому что она хотела есть. Но в душе она всегда сочувствовала флебодийке, которую презирали и притес-няли соплеменники из-за ее заметных отличий от них, которую мужчины, избалованные вниманием женщин, значительно превосходящих их числом, отвергали, когда она делала попытки найти себе пару. Три года назад ее, случайно прибившуюся к здешнему племени, Мать рода тоже приняла в клан. Сейчас она, преодолев желание мясной пищи, решила помочь флебо-дийке и сделала это незамедлительно, потому что события, угрожающие жизни пленника, как она видела, развивались стремительно.
     Когда закончились всеобщие поздравления нашего героя с принятием в клан, флебодийка опять радостно прыгнула на него и, обняв крепко руками и ногами, страстно укусила в другую щеку. Лум уже достаточно пришел в себя после пережитого ужаса. Кроме того, испытывал необычайную ра-дость. Поэтому снова обрел способность нормально воспринимать женскую близость. Когда он вновь ощутил прижавшееся к нему тело женщины, страстное прерывистое ее дыхание, то его бросило в жар от желания овла-деть ею. 
     Она разжала свои объятия и стала на ноги. Затем указала на себя пальцем и сказала:
     – Оа.
     Наш герой понял, что так зовут ее и в сою очередь ткнул в себя пальцем и произнес:
     – Лум!
     Она радостно заулыбалась. И в этот момент Лум увидел, что она не такая уж некрасивая. Даже, напротив, ее широкая белозубая улыбка показалась ему вполне привлекательной. 
     Она схватила мужа за руку и повела его за собой к толпе, собравшейся на краю площадки. От того, что она прижимала его руку к своему бедру, его охватила еще большая страсть к ней.
     В середине толпы была куча плодов и кореньев, принесенных собира-тельницами. Около нее стояла Мать рода, брала из этой кучи и наделяла со-племенников порциями вегетарианского ужина. Оа и Лума она наделила довольно щедро, видимо, учитывая особо важное событие в их жизни – со-здание семьи. Оа настояла на том, чтобы он съел больше, чем она. Флебо-дийка, довольная, раскрасневшаяся, влюбленно смотрела на него, когда он ел. Лум видел, что улыбка ее действительно привлекательна. Теперь Оа уже совсем не казалась ему некрасивой.
     Смеркалось. Подростки взяли охапки хвороста и ушли с ними в пещеру. Один пошел туда с горящей веткой. Скоро из чернеющего в каменной стене корявого проема потянулся сизый дымок. Люди уходили на ночлег в пеще-ру. Здесь, на площадке у костра, остались двое мужчин, караульные. Оа взяла Лума за руку и повела к пещере. Они вошли в нее.
     Под корявыми каменными сильно задымленными сводами горело в раз-ных местах четыре костра. В рыжеватом мареве виднелись бронзовые в све-те огней фигуры людей, располагавшихся ко сну. На полу пещеры среди крупных и малых камней были большие вороха шкур. Люди подходили к ним и брали по две, по три и больше шкур. На одни они ложились, а други-ми накрывались. Размещались преимущественно вокруг костров: ближе к ним, где было теплее, – дети, далее – взрослые. Некоторые укладывались в стороне: они накрывались двумя, тремя шкурами. В пещере стоял запах угарного газа. Острое обоняние Лума улавливало в нем и запахи сырости, плесени. Обжитая часть пещеры, находившаяся ближе к выходу, была до-статочно сухой: эти запахи исходили из глубины пещеры, которая корявой черной дырой зияла между рыжевато-коричневыми стенами и сводом, где свет от костров освещал их уже еле-еле.
     Лум увидел, что некоторые мужчины и женщины стали совокупляться. Причем не все прикрылись шкурами. В дальнейшем он подметил странную особенность в поведении чомо: они были стыдливее, чем его соплеменники – все прикрывали бедра шкурами, если могли быть видимы представителя-ми противоположного пола, – но, когда их охватывала страсть, зачастую предавались ей открыто, ничуть не заботясь о том, есть ли зрители, что сре-ди сородичей Лума случалось гораздо реже. 
     Оа тоже подошла к одной из куч шкур и взяла их целую охапку. Она при-несла шкуры к одному довольно уютному промежутку между тремя боль-шими камнями в стороне от костров и сделала его еще уютнее, устлав мяг-кими шкурами. Пока Оа занималась обустройством их брачных чертогов, Лум стоял рядом, страстно любуясь изгибами ее тела. Как только она закон-чила, они бросились друг другу в объятия, и их брачная ночь продолжалась долго.

19

     Рано утром, когда еще все остальные соплеменники спали, мужчины встали, собираясь на охоту. Хотя наш герой большую часть ночи провел без сна, остаток ее спал довольно чутко. Поэтому говор охотников его мгновен-но разбудил, и он сразу поднялся и вышел с ними из пещеры в промозглый утренний холод.
     Они, вооруженные копьями, дротиками, дубинами, о чем-то оживленно говорили, должно быть, обсуждали план предстоящей охоты. Лум показал им свои пустые руки, чтобы обратить их внимание на то, что совершенно безоружен и нуждается в том, что необходимо для охоты. Он видел у глав-ного охотника свое копье. Запасные наконечники, что принес с собою в мешке, уже были прикреплены к древкам, которые держали два других охотника. Один из них дал Луму свое старое копье. Тут же к нему подошел очень малорослый чомо, отобрал это копье и взамен дал свое. Лум заметил, что наконечник этого копья выточен гораздо хуже, чем у отобранного. В ду-ше номария шевельнулась обида, но ему ничего не оставалось кроме как смирять себя: он понимал, что предстоит еще вынести немало обид, по-скольку его положение здесь вряд ли будет отличаться от положения фле-бодийки. Вспыхнул внутренний протест. Нет, он не будет мириться с этим. Но пока, конечно, потерпит. «Ладно, вы еще узнаете меня», – усмехнулся мыс-ленно Лум. Видя, что превосходит ростом даже самых крупных своих новых соплеменников и, помня о своем умении охотиться, он подумал, что его шансы самоутвердиться в этом клане достаточно велики. Ну а обиды разве не привык он выносить еще в родном племени, где был одним из самых бесправных людей.
     Впрочем, никакая обида не могла сейчас омрачить его радостное настро-ение. Ему до сих пор не верилось, что удалось избежать верной гибели, да еще обзавестись женой. Кроме того, его приняли в общество людей, что зна-чительно облегчит зимовку. Ладно, он перезимует здесь, а в начале лета с Оа отправится в обратный путь. Может, удастся уговорить пойти с ними еще кого-нибудь из женщин. О, соплеменники обрадуются. И будут тогда к нему, конечно, лучше относиться.

     Неандертальцы оказались такими хорошими охотниками, что Лум понял, что выделиться среди них даже ему будет непросто. Сегодняшняя охота бы-ла удачной. Мужчины возвращались к пещере с двумя убитыми горными козлами. Нашему герою не удалось отличиться при их добыче, как он ни старался: двое товарищей по охоте опередили его.   
     Еще охотники не дошли до середины долины перед пещерой, как ожи-давшие их около нее соплеменники, увидевшие, что они несут добычу, бро-сились почти все им навстречу. Нашему герою было радостно увидеть спе-шившею к нему, счастливо улыбающуюся Оа. Теперь не только улыбка, но и лицо ее ему казалось привлекательным. А уж о фигуре и говорить нечего – своими объемистыми, крутобокими формами она не уступала неандерталь-ским женщинам. Она обняла номария, как другие жены обняли своих му-жей. Не выпуская друг друга из объятий, Лум и Оа дошли до пещеры.
     Нынешним вечером все легли спать по-настоящему сытыми.
     Уютное место, облюбованное Оа для супружеского ложа, немало ночей давало Луму желанное отдохновение после охоты, счастье любви и согрева-ло даже в самые лютые зимние стужи.
     К большой радости нашего героя чомо охотились совершенно такими же способами, какими любил охотиться он. Бегали немного, разве что, когда загоняли в пропасть стадо горных козлов или оленей, но и тогда, действуя сообща хитроумными приемами, значительно облегчали себе физические нагрузки. Подкрадывались к животным и устраивали на них засады они не хуже, чем Лум. 
     Все же, как ни было трудно, нашему герою удалось выделиться среди местных охотников и постепенно по-настоящему самоутвердиться в клане. Помогли сила и храбрость. В охоте он добился особых успехов, сражаясь с медведями. Обычно чомо старались разить этого зверя одновременно со всех сторон. Однако порой стены ущелья или густые заросли не позволяли быстро окружить его, и кому-то приходилось одному встретить первый страшный натиск огромного, могучего повелителя дебрей. Среди местных охотников было достаточно храбрецов, но оказаться в подобном положении никто особенно не спешил. Поэтому порой происходили заминки, правда, совсем непродолжительные. Лум же сам вызывался идти первым. И всегда именно его копье успешно решало исход боя. Остальным оставалось лишь добивать смертельно раненого зверя.
     Очень способствовали завоеванию высокого авторитета состязания, кото-рые устраивались в свободные от охоты дни. Не было никого, кто бы даль-ше, чем Лум метал копье, дротик, кто бы быстрее бегал. Мы помним, что в родном племени, где мужчины преимущественно были высокими, сухоща-выми, наш герой, обладавший мощной тяжелой мускулатурой, значительно отставал от них в беге на длинные дистанции, зато на короткие не имел себе равных. Местные же мужчины все имели массивное телосложение и тоже бегали хорошо только короткие дистанции. Более длинноногий, чем его но-вые соплеменники, Лум сумел превзойти их в беге на любые расстояния.  
     Особенно впечатляющим превосходство нашего героя было в борьбе. Надо заметить, что в этом клане существовала своя довольно неплохая шко-ла борьбы, имевшая некоторое количество приемов. Но у номариев прие-мов было гораздо больше, и многие были более эффективными. Против тех приемов, которые использовал Лум, здешние борцы не знали контрприе-мов. И, конечно, давал нашему герою большое преимущество более разви-тый, чем у неандертальцев, большой палец руки, позволявший, как замеча-лось выше, делать более мощные захваты. Помимо «чистой борьбы», то есть такой, в которой не допускались удары руками и ногами, здесь, как и у номариев, существовали еще два вида единоборства – борьба с использо-ванием ударов руками и ногами и «чистый», кулачный бой, то есть без эле-ментов борьбы и ударов ногами. В этих двух последних видах единоборств наш герой быстро лишился желающих состязаться с ним, ибо обладал, как мы помним, убойным ударом.
     Со временем авторитет Лума настолько возрос, что к нему не только пе-рестали относиться как к неполноценному соплеменнику иноземного про-исхождения, а даже стали считать третьим человеком в клане после Матери рода и главного охотника, Дона. Последнему очень не нравилось возвыше-ние пришлого богатыря. Он опасался, что тот со временем станет вожаком мужчин вместо него. В то же время понимал, что вряд ли сможет оказать сколь-либо серьезное противодействие этому. Но ему не следовало беспо-коиться – наш герой, как мы помним, не стремился к власти. Его высокий ав-торитет значительно изменил положение Оа. Теперь те, кто презирал ее и насмехался над умственной недоразвитостью флебодийки, всячески уго-ждали ей и искали ее дружбы.
     Мать рода, Мемамо, решила, что такой сильный, храбрый охотник, как Лум, достоин гораздо лучшей жены, чем Оа. Мемамо имела почти исключи-тельное право выдавать замуж и даже женить. Любая женщина или девушка покорно отдавала себя во власть мужчины или юноши, на которого указы-вала Мать рода, несмотря даже на некоторое привилегированное положе-ние в клане, благодаря господствовавшему в нем матриархату. Диктат вла-столюбивой Мемамо подавлял их права в том, что касалось замужества. За-то они вполне реализовывали свое особое положение в клане в отношениях с мужьями. Это проявлялось, например, в том, что они нередко безбоязнен-но изменяли им. Причем оскорбленный муж мог наказать только обидчика и то без применения оружия. Впрочем, мужчины компенсировали свое ущемленное положение в отношениях с женщинами тем, что нередко без всякого разрешения Мемамо насиловали встречающихся в лесу соплемен-ниц. 
     Несмотря на более низкий статус в клане, мужчины имели некоторые преимущества  перед  женщинами,  поскольку  были добытчиками основной пищи – мяса. Так, в случае неудачной охоты они получали большие порции пищи, добытой собирательницами; если охотник спал, то и женщины, и дети лишь в крайнем случае смели потревожить его сон. Имели мужчины опре-деленные преимущества и при заключении брачного союза. Так, если неве-ста нравилась еще кому-то, кроме жениха, то он мог вступить в борьбу за нее, но опять же без применения оружия. Как правило, спор решался кула-ками. Даже в вопросах женитьбы мужчины редко позволяли себе идти про-тив воли Матери рода, шаманки, которая общается с самими духами.
     К весне две девушки достигли брачного возраста. Одна из них была очень хороша. Мемамо предложила Луму выбрать себе жену из них. Никто не со-мневался, что он окажет предпочтение более красивой. Мужчины просто скрежетали зубами, понимая, что не смогут оспорить ее у него. Какого же было изумление всех, когда Лум выбрал другую, Мону. Удивленные люди не знали, что сделал он это потому, что она напоминала ему чем-то возлюб-ленную, ради которой пришел сюда.
     Да, Лум продолжал много думать о ней с тоскою. Какое-то чувство под-сказывало ему, что она жива. Но где она?! Он все более склонялся к мысли, что попал не в ее племя, что в том лесу, где встретился с прекрасной незна-комкой, были следы другой стоянки людей, иного племени, ее племени: он просто рано закончил поиски, удовольствовавшись первым результатом.
     Как только более-менее освоил язык здешних людей, а сумел это сделать довольно быстро, поскольку он не был очень сложным и включал в себя много понятных жестов, Лум стал расспрашивать своих новых соплеменни-ков, каким образом они оказались в лесу, где состоялась столь важная для него встреча. Ему сказали, что племя, сильно теснимое другим племенем, люди которого назывались дронами, ушло на восход. Желающие пересе-литься знали, что вступили в землю «Длинных людей» – так чомо называли ногано (на языке местных жителей это словосочетание произносилось: «мезы»). Но они надеялись отвоевать небольшую территорию, достаточную для прокормления своего племени. Во время стоянки в одном лесу, утром, несколько охотников случайно увидели из зарослей шедшее мимо по полю племя «длинных людей» и были потрясены увиденным. Они поспешили вернуться на стоянку и сообщили сородичам о том, что людей в здешнем племени так много, как деревьев в большой роще, что все воины его огром-ны ростом. Желающие переселиться поняли, что воевать с таким племенем – означает обречь себя на неминуемые поражение и гибель, что надо как можно быстрее уходить отсюда. Клан медведя вернулся обратно и снова сразился с дронами. На этот раз удача была на стороне местных жителей. Вражеское племя потерпело такое жестокое поражение, что остатки его бе-жали куда-то и до сих пор о них не было ничего известно. Так удалось вер-нуть территорию и эту вот пещеру. А из женщин кто-нибудь погиб в Клане медведя? – поинтересовался Лум. Нет, ни одной, ответили ему: победу до-бывали только мужчины, а женщины находились в стороне, и никто из вра-гов не смог напасть на них. Тогда Лум спросил, а не погиб ли кто-то из жен-щин в минувшие лето и начало осени, ведь такое часто случается? Три соби-рательницы погибли от нападения хищников – был ответ. Была ли среди них рыжеволосая? – задал вопрос Лум и узнал, что все эти женщины имели та-кого цвета волосы. «И что тут удивительного? – подумал номарий. – Да здесь больше половины людей рыжеволосые». Была ли среди погибших собирательниц красивая? – продолжал расспрашивать Лум. Они все были красивые, ответили ему. «И правда, тут немало женщин даже красивее ее», – подумал он и спросил, была ли из них женщина, которая на полголовы ниже его. «Да они все были на полголовы ниже тебя», – ответили ему. Ис-черпав все внешние признаки, какие могли бы выделить его возлюбленную из числа других женщин, наш герой глубоко задумался, озадаченный. И тут он вспомнил о том, что первый встреченный им неандерталец явно принял его за своего, из чего он, Лум, заключил, что похож на кого-то из мужчин этого племени как две капли воды. «Так вот, все сейчас будет ясно – в то ли племя я попал!» – обрадовался Лум и в то же время испытал сильное тре-вожное волнение. Он спросил, был ли среди погибших воинов Клана мед-ведя человек очень похожий на него? Отвечавший на этот вопрос Ан кивнул. «Значит, это ее племя, и, значит, правда, она погибла!» – с горьким сожале-нием решил Лум.
     В своих переживаниях, вызванных тем, что окончательно потерял надеж-ду разыскать возлюбленную, он пробовал найти утешение в объятиях вто-рой жены, во внешности которой старался увидеть ее черты. Однако моло-денькая Мона оказалась совершенно холодна и слишком далека от желания частых сближений с мужем. Лум скоро перестал докучать ей ласками. Оа по-прежнему оставалась женщиной, которая принимала всю его ненасытную страсть и отвечала такой же. Их отношения вполне можно было назвать лю-бовью. И все же это была далеко не такая любовь, которая заставляла глу-боко страдать нашего героя по женщине, ради которой он пришел сюда.

20

     Новые соплеменники Лума, подметив у него отличные черты от черт их внешности, любили потешаться над ними. Особенно чомо удивляли и сме-шили более крупные, чем у них, большие пальцы на руках чужеземца. Лум не обижался на высказывания и смех по этому поводу, хотя в любой момент мог пресечь подобные насмешки. Напротив, сам в душе потешался над сво-ими насмешниками, поскольку те в таких случаях выглядели, как сущие де-ти. 
     Он в свою очередь подметил странные в его глазах особенности во внеш-ности чомо. Более всего его удивляли заметно большие размеры правой ру-ки в сравнении с левой. Современные ученые ломают голову над причиной этой особенности в морфологии неандертальцев. Между тем есть простое объяснение. И вот какое. Большую часть жизни неандертальские мужчины проводили на охоте. Они по многу часов почти ежедневно передвигались по обширным охотничьим угодьям. При этом носили оружие. Носили его на плечах, но не меньше – в просто опущенных руках, ибо рука, поддержива-ющая ношу на плече, скоро затекает в локте. Как и мы, современные люди, неандертальцы были преимущественно правшами. Поэтому они то, что тя-желее, носили в правой руке, а то, что легче – в левой. Мы, современные люди, поступаем также. Но многие из нас, когда переносят что-то разное по весу в опущенных руках, обычно чередуют нагрузку – даже, если правая ру-ка еще сильно не устала, время от времени несут ею более легкую ношу, взятую из левой руки, и наоборот. Почему? Потому что так нести легче. Правда, есть среди нас и такие, которые подобным образом не поступают. Если они часто носят в опущенных руках разные по весу предметы, то у них, как и у неандертальцев, правая рука значительно больше, чем левая. Автор этих строк видел не одного такого современника. Неандертальцы нагрузку в руках не чередовали. Да вряд ли они, исключительно сильные люди, ее ощущали: копье, дротики, даже дубина для них был не вес. Поэтому так и носили в руках весь день то, что потяжелее – в правой, что полегче – в левой. С каждым днем тренированность рук возрастала и соответственно возраста-ло преобладание правой над левой, что еще менее побуждало чередовать ношу в руках. Это и приводило к диспропорциональному их развитию.
     Также простое объяснение есть и тому, почему неандертальцы обладали весьма мощным телосложением, не характерным, например, для кромань-онцев, сухощавых, хотя и очень сильных. Когда первобытные охотники уби-вали большое животное, то не несли его в племя, а племя временно пересе-лялось туда, где завершилась удачная ловитва. Если же добычу можно было доставить в становище, то обычно поступали следующим образом: ноги уби-того животного привязывали к толстой прочной жерди, которую охотники клали себе на плечи. Ноша нередко свешивалась головой чуть ли не до зем-ли. Низкорослым неандертальцам приходилось носить веса не меньшие, чем гигантам-кроманьонцам. С такой труднейшей задачей они могли спра-виться, только имея исключительно развитую мускулатуру. А именно эта ра-бота очень хорошо и тренировала мышцы. По пути то и дело попадались бугры, бугорки, большие камни, стволы упавших деревьев и другие подоб-ные препятствия. Чтобы перенести ношу через них охотникам приходилось поднимать жердь над плечом и нередко даже выше головы. А это движение очень похоже на его величество жим, излюбленное современными силовы-ми атлетами упражнение, потому что в нем участвуют многие группы мышц. Конечно, низкорослым неандертальцам приходилось такое движение со-вершать несравнимо чаще, чем очень высоким кроманьонцам.
     Из того, что узнал здесь, самое большое впечатление произвела на Лума религия. В Клане медведя с незапамятных времен существовал сложный, хорошо развитый тотемический культ. Нетрудно догадаться кому он был по-священ. Единственным служителем его здесь была шаманка Мемамо. Большая, неколебимая власть ее над соплеменниками зиждилась на уве-ренности их в том, что она, и правда, общается с духами, и поэтому необы-чайно могущественна. Наш герой оказался очень восприимчив к религиоз-ным воззрениям. У номариев не было еще даже зачаточных форм языческих верований. И Луму теперь было странно то, что они могли жить без этого. Мемамо и над Лумом приобрела безграничную власть.

21

     Весной из глубин страны неандертальцев, с запада, пришли страшные люди. Это было неведомое местным обитателям свирепое племя. Оно раз-громило и почти истребило племя беманов, жившее по соседству от Клана медведя, что не могло не обрадовать его. Однако радость по поводу уни-чтожения заклятых врагов не продолжалась долго: насытившись мясом по-бежденных, грозные пришельцы двинулись на Клан медведя. К его стоянке их вел проводник из пленных. Он был очень рад, что ему сохранили жизнь и что ведет сильных воинов к вражескому племени. А где пещера Клана мед-ведя хорошо знал, поскольку, как и многие соплеменники, не раз подкра-дывался к ней со злым умыслом. Когда же шел туда впервые, дорогу ему показывал кто-то из старших товарищей.
     Вторжение чужаков не было для Клана медведя неожиданностью, ибо ча-сто посылаемые лазутчики сообщали о происходящем на территории сосе-дей. Воины Клана медведя были готовы дать отпор. Они встретили против-ника далеко от родной пещеры. Произошла страшная битва. Кровожадные пришельцы были разбиты наголову и бежали туда, откуда пришли.
     Особенно отличился в бою наш герой. Он один убил четырех и тяжело ра-нил двух противников. Это нанесло тяжелый ущерб войску, численность ко-торого составляли четырнадцать человек. В то же время благодаря действи-ям отважного номария отряд Клана медведя понес гораздо меньшие поте-ри, чем враги – лишился только одного воина. Правда, девять были ранены и пятеро тяжело, но все оправились от ран, ибо крепчайший организм неан-дертальцев позволял им выживать даже в тех случаях, какие современные врачи считают безнадежными. 
     Дон же не только не сделал ничего значительного для достижения побе-ды, что должен был сделать как предводитель отряда, а, напротив, боль-шую часть боя трусливо держался за спинами своих воинов. Это было заме-чено. После боя победители его стыдили за это. При этом вспомнили, что и охотником хорошим он был только на оленей, козлов, баранов, лошадей и других неопасных травоядных, а при столкновении с медведями, как прави-ло, посылал вперед других. Конечно, вернувшись в стойбище, воины доло-жили Матери рода о трусости предводителя и доблести Лума. Она бранила Дона нещадно. При этом заметила, что сделала его главным охотником-воином только потому, что он самый большой и сильный, но не знала, что он трус.
     – Теперь главным охотником и воином будешь ты, – указала Мать рода на Лума.
     – Я?! Нет. Я не хочу, – ответил тот.
     – Будешь, – повелительно-твердым тоном произнесла Мемамо.
     Взглянув в ее сузившиеся, блеснувшие холодным властным блеском гла-за, Лум понял, что не может не подчиниться ей – ни сейчас, ни в любом дру-гом случае.
     Она не только сместила, как бы сейчас сказали, с занимаемой должности Дона, но и отняла у него двух жен и выдала их за нового главного охотника-воина. Первая, Мена, была ее дочерью, одна из самых некрасивых женщин племени. Словно в качестве компенсации за это, Лум получил в жены Нону, считавшуюся здесь самой красивой женщиной. Красота ее заключалась ис-ключительно в роскошных формах тела. Ноне особенно в прок пошла сыт-ная пища, которую обычно в изобилии приносили в стойбище с охоты муж-чины. Красоту Ноны легче представят те, кто видел изображение знаменитой статуэтки, изваянной первобытным художником, жившем, правда, несколь-ко тысячелетий спустя после описываемого нами времени. Статуэтка эта из-вестна под названием «Богиня плодородия».
      Лум, было, заикнулся на счет того, что, дескать, слишком жестоко лишать человека сразу двух жен, за которыми к тому же числятся, по меньшей мере, с десяток детей. Но Мемамо опять блеснула на него своим холодно-повелительным взором, и он сразу замолчал и подчинился ей.
     Покорно подчинился решению повелительницы и Дон. Правда, он впо-следствии немало досаждал Луму своими мелкими пакостями. Могучий номарий легко мог бы пресечь такие действия, но не делал этого: во-первых, потому, что испытывал большое чувство вины перед ним, а во-вторых, в ду-ше посмеивался над его пакостями, напоминающими больше мстительные проделки обиженного ребенка.
     Наш герой вполне оценил особую прелесть пышнотелой красавицы уже в первую свою брачную ночь с нею.

     Мы знаем о желании Лума в начале лета отправиться обратно, к своим сородичам. Но вот уже была середина лета, а он и не вспоминал об этом желании: ему не хотелось возвращаться туда, где его не любили и откуда, можно сказать, изгнали, и не хотелось расставаться с обществом людей, ко-торые понравились ему своим добродушием, бесхитростностью, наивно-стью, детской доверчивостью, а также очень дружеским, уважительным от-ношением к нему как к самому сильному среди них. Правда, он знал, что они легко могут превращаться в свирепых зверей, но теперь этого не боялся.
     Однако вскоре произошло то, что едва не заставило его покинуть Клан медведя. У местных жителей было заведено после дневных трудов и ужина усесться всем вместе на площадке перед пещерой и посвятить некоторое время беседам. Говорили, как правило, о впечатлениях минувшего дня, вспоминали и давние события. Темы таких бесед в разные дни повторялись. Часто просто молчали, не зная, о чем говорить, ибо жизнь их была небогата разнообразием: ее наполняли очень похожие события. Но это молчание все воспринимали как продолжение беседы и получали от него не меньшее удовольствие, чем от интересной беседы: им просто нравилось, отдыхая, находиться всем вместе. 
     И вот как-то раз во время одной из таких вечерних посиделок Лум вско-чил, будто ошпаренный, и отошел в сторону. Он застыл на месте, погружен-ный в мысли, ничего не замечая вокруг себя и немало удивив и насторожив сидевших у костра людей. Сильнейшие переживания овладели им. Что же это были за переживания? Он понял, что совершил большую ошибку. Поче-му-то только сейчас, во время сегодняшней вечерней беседы, Лум обратил внимание на то, что кивок головы у местных жителей является не утверди-тельным знаком, а отрицательным (впрочем, не стоит удивляться: и у неко-торых современных народов он означает то же, например, у болгар). Значит, он неправильно понял Ана, который кивнул на вопрос, был ли в Клане мед-ведя мужчина, похожий на него, Лума. Оказывается, не был. Значит, он по-пал совсем не в то племя, какое хотел! Так вот почему, когда его собирались поджарить на костре и Ан, показывая ему наконечник копья, по видимому, спросил, сможет ли он показать, как сделать такой, кивание головой вызва-ло совершенно обратную ожидаемой реакцию. Также и когда, уверяя мест-ных женщин, что не принадлежит к беманам отрицательно мотал головой, они пришли в еще большую ярость. Значит, в том лесу, где встретил возлюб-ленную, была стоянка другого племени, ее племени! Конечно, это тоже бы-ла временная стоянка, ведь никаких признаков долгого проживания людей в том лесу он не заметил. Как же он ошибся! А все потому, что рано закончил поиски, удовольствовавшись нахождением следов одной стоянки. Он пой-дет опять в тот лес! И будет снова искать! И найдет следы стоянки племени женщины, которую так сильно желает! Правда, после зимы найти будет труднее. Но возможно. И он найдет. И пойдет по следам того племени и найдет возлюбленную!
     Однако нашим героем владели очень противоречивые мысли. Наконец он окончательно понял, что не сможет оставить Клан медведя. Ведь здесь живут его четыре жены. К тому же Мена, Нона и Мона беременны. Причем последняя вот-вот родит. У него появятся дети. Какая будет радость! О, он так хочет их увидеть! Неужели он бросит своих будущих детей?! Единствен-ным утешением в его тяжких переживаниях было то, что возлюбленная его все же, наверное, не погибла. Пусть она будет счастлива с кем-то другим.
     Вскоре события снова стали развиваться стремительно.

22
      
     Мужчины возвращались с охоты, неся добычу. Еще не доходя до стойби-ща, они почувствовали, что случилась беда. Удивительным и непонятным показалось то, что никто не бежит их встречать. Но еще более встревожило то, что все перед пещерой лежат: ни один не стоит или хотя бы сидит. Спят?! Все?! Не может быть! Охотники ускорили шаг. И вот они уже на площадке перед пещерой. Их глазам открылось страшное зрелище. Перед пещерой в разных местах лежали окровавленные мертвые тела девятерых женщин. Среди них охотники увидели и трупы мастера Ана, старика Бема, ведавшего огнем, Лона, караульного, охранявшего в этот день стоянку в отсутствие остальных мужчин, и Вона, самого крупного и сильного подростка племени. Рядом с ними лежали копья, дубины. По положениям тел и застывшим гри-масам на лицах было видно, что они пали в жестокой борьбе.
     Шестеро охотников, в том числе Лум, с криком бросились к мертвым женщинам. Это были их жены. Все четыре жены Лума постоянно находились в стойбище.  Они были освобождены от опасного промысла – собиратель-ства, потому что: Нона была искусной портнихой, Оа и Муна отлично зани-мались выделкой шкур и кож, а Мена была дочерью Матери рода (правда, работницей была посредственной, даже часто проявляла леность). 
     Потрясенный случившимся Лум переходил от одной своей жены к другой и отупело-полуоцепенело смотрел на них. Остальные овдовевшие охотники плакали, иные громко. Наш герой, хотя горько сожалел о потере женщин, к которым очень привык, все же не плакал. Правда, на глаза навертывались слезы. Среди мужчин-номариев было принято сдержанно проявлять свои чувства.
     Вдруг Бом воскликнул, указывая рукой на землю:
     – Смотрите!
     Зрелище убитых сородичей сильно отвлекло внимание мужчин, поэтому они изменили своей охотничьей привычке первым делом изучать следы. Теперь все смотрели на землю. Среди множества небольших следов, в ос-новном с плохо заметными очертаниями, местами просматривались гигант-ские следы. «Ногано! Здесь были ногано! – понял Лум – Уж не ронги ли?!»
     – Мезы! Мезы! Это мезы! – заговорили все разом неандертальские муж-чины, и лица их были испуганные.
     Вскоре на площадке перед пещерой появились шесть женщин и все дети клана, кроме погибшего Вона. Они рассказали, что на стойбище напали во-семь мезов, огромных, страшных.  Лон, Ан, Бем смело встретили их. Защит-ников стойбища дружно поддержали вооружившиеся четырнадцать работ-ниц и Вон, который был, как говорилось выше, самым сильным из подрост-ков. Шестеро женщин, менее крепких, чем те, что ополчились, схватили не умеющих еще быстро бегать детей и убежали. Вместе с ними убежали и остальные дети клана, кроме мужественного Вона. И они, и защитники стой-бища знали, что в подобных случаях нужно действовать именно так: об этом не раз говорилось между сородичами.
     Беглецы спрятались в лесу на склоне соседней горы, откуда могли наблюдать, что происходило здесь. Они видели, как победившие пришель-цы увели с собой пять плененных женщин.
     Среди убежавших и вернувшихся была и Мемамо. Она бросилась к без-дыханному телу своей дочери и зарыдала. Все были поражены: уже немало лет, с тех пор, как та стала шаманкой и предводительницей клана, никто не видел сильного проявления ею каких-либо эмоций. В этот момент не реши-лись даже спросить ее, почему духи допустили случившееся, несмотря на то, что и она, и все так старательно ублажали их ритуальными действиями.
     Одна из женщин, приложив к своим вискам пальцы торчком вверх, сказа-ла:
     – У них у всех были перья здесь. Как рога. Наверное, это те мезы, от кото-рых мы убежали в том году.
     «Значит, и правда, ронги, – подумал Лум. – Все ищут кого сожрать. Всех ногано, наверно, уже сожрали – теперь за чомо взялись».
     – А давно это было? – спросил он.
     – Совсем  недавно. Да  если  бы вы пришли чуть пораньше, то застали бы их! – отвечали женщины.
     – Мы догоним их! – в один голос воскликнули мужчины.
     – Пойдем не там, где они шли, – сказал Лум. Он даже не стал спрашивать по какой тропе ушли мезы, потому что знал, что только по одной тропе мо-жет прийти сюда со стороны восхода и уйти обратно человек, не знающий здешнюю местность. По этой тропе и сам когда-то пришел сюда. Но теперь он знал, что есть другая тропа, в раза три короче. По ней можно пойти рон-гам наперерез. Возможно, еще удастся успеть им сделать засаду. Наш герой повел за собой воинов клана.   
     Несмотря на то, что сильно устали, не столько охотясь, сколько неся не-легкую добычу, шли очень быстро. Ни они, ни ронги не могли видеть друг друга, потому что между ними были скалы и небольшие горы.
     Лум шел, а сам думал: «Все мои жены погибли. Конечно, очень жаль их, жаль не родившихся детей… Но теперь ничто не удерживает меня здесь. Я могу отправиться искать ее…! О нет! Нет, опять не могу! И опять из-за этих проклятых ронгов! Я должен драться с ними! Чтобы отомстить за мое по-гибшее племя. За Оа, Нону, Мону, Мену. Чтобы защитить этих чомо. Ведь я уже столько дней живу с ними. И мне так нравится жить с ними. Они мне стали настоящими родичами… Но если я выживу в войне с ронгами, то обя-зательно отправлюсь искать ее! И найду ее!»
     Не прошло и часа, как воины Клана медведя достигли места, где собира-лись устроить засаду. Вначале осмотрели следы на тропе. Они говорили, что в обратном направлении ронги еще не проходили. Лум с неандертальцами спрятался за большими камнями на склоне горы.
     Довольно скоро из-за выступа ближайшей скалы появились ронги и пять пленниц, идущих гуськом, привязанных шеями к одному длинному копью. В глаза сразу бросился контраст: смуглые черноволосые великаны и белые маленькие женщины, еще более низкорослые, чем мужчины-неандертальцы, кажущиеся детьми рядом с ронгами.
     Как только эта удручающего вида процессия поравнялась с засадой, вои-ны Клана медведя поднялись из-за камней и осыпали ронгов дротиками. Троих поразили насмерть, троих тяжело ранили. Двум ронгам повезло – в них никто не метнул смертоносное оружие. Но они имели несколько легких ран, полученных в схватке у пещеры. Из-за совершаемого движения эти ра-ны еще продолжали кровоточить, что очень изнуряло ронгов. Сыграл боль-шую роль, конечно, и фактор неожиданности. С оглушительным устрашаю-щим боевым кличем воины Клана медведя с копьями наперевес бросились со склона горы вниз на врагов. Они расправились с ними в считанные мгно-вения, и никто из них не погиб и не получил ранения в этой схватке.
     Первым делом освободили пленниц. После этого воины, гордые своей блестящей победой, вернулись к пещере. 
     К тому моменту, когда они пришли на стоянку, Мемамо уже овладела со-бой, и лицо ее снова окаменело в бесстрастном выражении.
     Скоро вернулись со своего промысла сборщицы плодов и кореньев. Узнав о случившемся, все они были потрясены горем.
     Убитых сожгли на четырех больших кострах, чтобы они не достались в пи-щу зверям или ронгам. Обычно люди Клана медведя хоронили своих усоп-ших в достаточно глубоких могилах, в которые клали много целебных расте-ний. Но нужно было спешить покинуть стоянку, чтобы быть как можно дальше от ронгов, а быстро вырыть большую братскую могилу, да к тому же такими примитивными орудиями, как палки-копалки, не было никакой воз-можности.
     Вечером, когда догорали костры с останками погибших, вернулись два лазутчика, посланные Лумом разведать, как далеко находится племя рон-гов. Они сообщили, что видели с горы на равнине большой лагерь врагов и что людей в нем очень много. Любое из известных им племен несравнимо малочисленней, добавили лазутчики.
     Все взоры обратились к предводительнице и шаманке клана. Люди наде-ялись, что она примет мудрое решение, которое спасет их. И она сказала, причем даже обошлась без обычных для нее замысловатых движений ко-нечностями:
     – Мы пойдем туда, – Мемамо указала рукой на запад, – где живут наши братья. Мы придем к людям Клана горного барана и расскажем им. И пой-дем дальше.  И они пойдут с нами. Мы придем к людям Клана быка и рас-скажем им. Они узнают и тоже пойдут с нами. Так мы будем идти от клана к клану, и нас будет все больше и больше. И наконец мы придем к последне-му, самому дальнему нашему клану. И нас будет уже много. Тогда мы сра-зимся с проклятыми мезами!
     Все вокруг одобрительно зашумели. А Лум опешил. Он стал расспраши-вать своих новых соплеменников и вдруг узнал, что, оказывается, Клан мед-ведя вовсе не племя, а лишь один из пяти живущих в разных местах родов, из которых состоит племя, обитающее на огромной территории. В очень давние времена оно, чтобы легче было прокормиться, разделилось вначале на две части, одна из которых отселилась от другой. Достигая численности в пятьдесят-шестьдесят человек, каждая часть опять делилась. Эти части стали называться родами. Вот почему Мемамо называют Матерью рода, а не пле-мени. Узнал также, что в том лесу, где встретился с женщиной, которую по-любил, находились все пять родов племени на одной стоянке.
     Лум едва мог скрывать свою радость, проявление которой, конечно, было недопустимо сейчас, когда клан постигло такое горе. Да он и сам стыдился, что испытывает радость и очень большую радость. Ведь оказалось, что он попал в то племя, в которое хотел попасть. И не надо опять идти в тот лес и искать там следы другой стоянки, которых, конечно же, там нет. Значит, его возлюбленная жива! Наверное, жива, хотя и могла погибнуть от когтей хищ-ника или умереть от болезни, как гибнут и умирают очень многие женщины. Но надежда, надежда вернулась к нему. Теперь, чтобы найти ее, ему просто нужно идти со своими новыми соплеменниками. Это очень хорошо, ведь расставаться с ними ему очень не хочется.
     Люди клана убили подростка, который из зарослей на вершине горы наблюдал за округой и просмотрел приближение чужаков. Затем, простив-шись с прахом кремированных, спешно покинули стоянку и двинулись в путь. Отличное знание местности позволяло хорошо ориентироваться и в ночной темноте, поскольку шли не в густом лесу, а между горами и скалами.
     Через пятнадцать дней пришли к соседнему роду своего племени. Шли быстро, мало отводя времени на сон, но через каждые два дня устраивая стоянку на несколько часов, чтобы дать охотникам возможность добыть пи-щу и хотя бы немного отдохнуть. С возвышенностей видели, что огромное племя ронгов движется по их следам. Но от него удалось значительно ото-рваться.
     Люди Рода горного барана – так назывались местные жители – с привет-ственными криками вышли навстречу соплеменникам, хотя никто не был рад их прибытию, ибо приход целого рода, а то, что это был целый род, го-ворила численность приближающихся, мог означать только одно – что ка-кой-то сильный враг, с которым один род справиться не может, изгнал их с места обитания и предстоит тяжелая война, чтобы помочь им одолеть этого врага. 
     Люди Клана горного барана тоже жили в пещере. На площадке перед нею на большом костре дожаривалась охотничья добыча. Соплеменники при-гласили пришедших разделить с ними ужин.
      Один из местных жителей указал пальцем на Лума и сказал:
     – А это кто?! Я его не знаю. Его не было тогда там с нами.
     Под словосочетанием «тогда там с нами» он имел ввиду участие в боевых столкновениях с врагами, заставившими племя покинуть родные места, и в неудачном вторжении в страну кроманьонцев. 
    – Да что ты, Бау? Как же не был? Ты просто забыл, – произнес другой.
    – Да-да, был, наверное… Просто подзабылось уж: год все же прошел, – проговорил первый.
    – Вы не ошиблись – не был. Он – чужеземец. Но теперь он наш. Даже наш главный охотник и воин, – сообщил им Бом.
    Люди Клана горного барана стали высказывать свое удивление. Особенно изумило их то, что иноплеменник стал главным охотником рода.
     – Мемамо сделала его нашим соплеменником. Ей помогли духи, – начали пояснять новые сородичи Лума.
     – Я сделала его нашим, – вмешалась в разговор Мать Клана медведя, – и сделала главным охотником и воином. Потому что нет лучшего воина и лучшего охотника, чем он.
     После ее слов все местные жители пожелали обнять Лума.
     Наскоро поужинав, два рода, несмотря на приближение ночи, быстро пошли на запад. Через восемь дней они добрались до третьего клана пле-мени, Клана быка. Люди этого рода имели точно такие же жилища, что и номарии. Но селение их было гораздо меньших размеров. Оно располага-лось в центре обширной долины, где видны были пасущиеся стада рогатого скота.
     Главный охотник этого клана, Тоу, считался главным воином племени, то есть военачальником, как сказали бы сейчас. Лум узнал, что именно ему принадлежит основная заслуга в победе над врагами, изгнавшими здешние роды в страну мезов, откуда они, устрашенные численностью ронгов, вер-нулись и нанесли сокрушительное поражение завоевателям.
     Двадцать четыре дня шли на юго-запад три клана к четвертому, самому отдаленному роду племени. Он жил на лесной поляне тоже в шалашах, по-крытых кожами. А поклонялся тотему лося. 
     К великому своему огорчению наш герой и здесь не нашел своей возлюб-ленной. Последняя надежда его была на пятый род.
     Путь к нему лежал на северо-запад. Теперь беженцы шли несколько при-ободренные духом: вид толпы идущих вместе четырех родов вселял неко-торый оптимизм – люди видели, что их тоже немало. Но надежда одолеть ронгов оставалась, конечно, ничтожной. 
     На девятнадцатый день после того, как покинули стоянку Рода лося, вы-шли в одну живописную долину и сразу увидели стойбище, состоящее тоже из шалашей. Небольшое селение располагалось на горизонтальной вершине пологого всхолмья у подножия каменистой горы, отделенное от нее грядой темно-зеленых елей.
     – Пришли. Пришли, – слышалось в толпе путников.
     У Лума сильно забилось от волнения сердце. Он понимал, что для него наступает решающий момент. Именно сейчас он узнает, правда ли в этом племени живет его возлюбленная, в чем он уже стал немало сомневаться. А если она действительно из этого племени, то жива ли? Кроме того, если она действительно здесь, то ему предстоит узнать, насколько осуществимы его мечты на счастье с нею, ведь она может быть связана брачными узами с кем-то, которые не захочет порвать ради него. Да и помнит ли она о нем, а если помнит, то готова ли ответить взаимностью: из случайно слышенных разговоров опытных мужчин он знает, что страстные ласки женщины далеко не всегда свидетельствуют о ее любви.
     Здесь, как и при подходе к другим родам, вначале из стойбища выбежали вооруженные мужчины, а женщины и дети побежали в противоположную сторону, спасаясь от приближающейся орды неизвестных людей. Зоркие глаза быстро разглядели знакомые лица. Защитники селения повернулись и закричали что-то убегающим, большинство которых уже скрылись в ельни-ке. Те стали возвращаться. И вот уже все местные жители пошли навстречу соплеменникам. Они все ближе. Лум с замиранием сердца всматривается в лица. Но опять, опять не видит ее. Вот уже идущие навстречу друг другу лю-ди сошлись, стали обниматься: мужчины с мужчинами, женщины с женщи-нами, дети с детьми. Лум уже знал, что по законам племени мужчина может обнять и женщину из другого рода, и даже вступить с нею в близкие отно-шения, если она скажет ему, что свободна от брачных уз.
     Наш герой, успев по пути ответить на объятия устремившихся к нему двух радушных неандертальцев, прошел сквозь всю немногочисленную толпу местных жителей. Больше перед собой никого не видел. Видел только опу-стевшее унылого вида селение, далее – ельник и вздымающуюся над ними огромную гору. Все местные жители остались за спиной… И снова он не нашел ее! И здесь ее тоже нет! Как он ошибся, решив, что она из этого пле-мени! Видно, ему так и не удастся разыскать ее. 
     Лум застыл оцепенело, огорченный до крайности. Но может, может, она все же здесь! Может, он просто не разглядел, не узнал ее! Да и не всех при-ближающихся местных жителей было хорошо видно: иных загораживали впереди идущие. Лум повернулся и стал окидывать толпу соплеменников взволнованным, ищущим взглядом. Его внимание привлекла одна рыжево-лосая, обнимающая соплеменницу женщина. Хотя она стояла к нему спиной, он вдруг сразу почувствовал, что это она, та, которую он так любил и так хо-тел найти. Лум стал несмело приближаться к ней, затаив дыхание, боясь разочароваться в своем предположении. Вот он уже подошел. Женщина, ко-торую обнимала рыжеволосая, удивленно уставилась на него из-за ее плеча. Видимо, заметив это, та обернулась к нему. Глаза ее округлились от изумле-ния и радости. Она повернулась к нему всем телом. На лице было такое вы-ражение, какое бывает у человека, когда он не верит или боится поверить своим глазам.
     На этот раз наш герой не испытывал колебания, подобные тем, какие, как мы помним, очень сдерживали его при первой встрече с этой женщиной: он шагнул к ней и заключил ее в свои объятия. Она ответила ему не менее крепкими, не менее радостными и жаркими объятиями. Очень долго они не могли разомкнуть их и очень долго не могли разъединить слившиеся в по-целуе губы. Люди Клана зубра, к которому принадлежала она, и люди Кла-на медведя, к которому принадлежал он, пришли в немалое изумление, глядя на них, а они не могли не обращать на себя внимание среди большин-ства, кто обнимался достаточно сдержанно, чтобы только соблюсти обычай. Такая встреча, какая произошла между Лумом и его возлюбленной, могла означать только одно – что они уже хорошо знают и очень любят друг друга.  Ее сородичи недоумевали, потому что этого юношу они видели в первый раз. Новые же сородичи Лума вообще не могли глазам своим поверить и го-товы уже были подумать, что в прошлом году едва не съели своего сопле-менника. Любопытствующие начали приступать к нашей счастливой чете с распросами. Но Лум и его возлюбленная не слышали их, потому что они сейчас ничего не замечали вокруг себя. Люди стали строить всевозможные догадки. Какие только предположения не возникали в неандертальских умах, далекие от истины. Впрочем, задача была бы не простая и для крома-ньонского разума. Наш герой удовлетворил любопытство соплеменников, но не так скоро, как им хотелось.
     Когда он наконец сумел оторваться от губ возлюбленной, то спросил:
     – Как звать тебя, дорогая?
     – Я – Намана. А тебя как?
     – Лум. Почему же ты ушла тогда? Почему не разбудила меня? Хотя бы чтобы попрощаться?
     – Я подумала, что ты чужак. Хотя вначале была уверена, что ты наш. Я услышала, как ты говоришь во сне. Не по-нашему. Я боялась, что ты уве-дешь меня с собой. А в племени у меня ребенок остался. Я не была уверена, что ты меня отпустишь, чтобы я забрала его с собой. Зачем он тебе нужен? К тому же ты мог опасаться, что я не вернусь к тебе. А я бы, и правда, не вер-нулась. Потому что я люблю свое племя. Но, оказывается, ты не чужак, а наш. Тогда скажи, почему ты потом прятался от меня? Я тебя вообще нигде не видела. Целый год прошел после той нашей встречи, а ты так и не пришел ко мне. А мне было так трудно.
     – Все то время, что прошло с того утра, как ты покинула меня, я шел к те-бе. И вот наконец дошел.
     – Как это? Не понимаю.
     – Да я ведь, и правда, чужеземец.
     – Да? Значит, и правда? Вот почему ты говоришь как-то странно – не со-всем так, как мы говорим. Ты – чужеземец? Но ты среди… нас? Как же не убили тебя? Или ты шутишь?
     – Нет, не шучу, конечно.
     И Лум поведал ей и столпившимся вокруг любопытным о себе, о своих приключениях. Его повествование не совсем соответствовало действитель-ности, потому что наш герой извлек урок из случившегося с ним прошлым летом, когда из-за своей простодушной правдивости после рассказа о зло-ключениях, постигших его и других охотников за женщинами, едва не ли-шился жизни. Из его слов выходило, что не за какими неандертальскими женщинами он вовсе и не отправлялся, а просто охотился с товарищами на территории родного племени. Конечно, утаил, что стал невольным убийцей сородича своих новых соплеменников. В остальном конец его рассказа вполне соответствовал действительности: когда товарищи ужинали, он от-правился искупаться и встретился у реки с Наманой, вернувшись на стоянку, нашел соплеменников убитыми, сражался с ронгами, устроившими на него засаду. Лум не стал скрывать, что родом он из племени мезов, хотя знал, что чомо ненавидят всех ногано. Как и предполагал, слушатели отнеслись с со-чувствием к номариям, почти полностью истребленным нынешними врага-ми здешнего племени, негодовали на ронгов за их жестокость. Не все пове-рили, что сородичи Лума – мезы: уж очень он не похож был на них. Но зачем понадобилось ему примазываться к кроманьонцам они понять не могли.
     Лум и Намана шли в стойбище, обнявшись. Она привела его к одному из шалашей, около которого на подстилке из звериной шкуры безмятежно спал маленький голенький ребенок – девочка, наверное, месяцев двух от роду. Лум сразу обратил внимание, что большой палец на руках у нее явно кроманьонский, а не неандертальский.
    – Моя дочь! – удивленно и радостно воскликнул он.
    – Даана, – счастливо и умильно заулыбалась Намана, – твоя дочь.
     Впрочем, подтверждения и не требовалось – родство было слишком оче-видным: о нем свидетельствовали не только пальцы, но и черты лица ма-лютки. Лум был необычайно рад. Как он жалел, что вместе с его женами по-гибли не рожденные дети. Но, оказывается, он все же стал отцом.
     Лум и Намана сели на корточки и какое-то время с умилением глядели на ребенка. 
     Потом посмотрели друг на друга. Выражение лиц их было теперь уже другое, но тоже счастливое. Лум понял, что возлюбленной опять овладевает то чувство, которое охватило их обоих, как только они снова встретились, и которое не оставляло его с того момента ни на минуту. Она встала, взяла его за руку и увела в жилище, откуда они долго не выходили. Только громкий недовольный крик проснувшегося ребенка заставил их вновь воспринимать окружающую действительность. Они поспешили к плачущему ребенку. Мать взяла малютку на руки и приложила к груди. Девочка сразу перестала пла-кать и принялась сосать, причмокивая. Намана склонила голову, с умилени-ем глядя на нее. Лум тоже глядел на девочку с умилением. Он с любопыт-ством рассматривал дочку. Когда та насытилась, взял ребенка и восторжен-но поднял над головой. Девочка обиженно выпятила нижнюю губу и отча-янно заголосила во все горло. Отец поспешил вернуть ее на руки матери.
     Лум, Намана с ребенком на руках вышли за крайние жилища стойбища (для этого пришлось сделать не более двадцати шагов) и с высоты холма, на котором стояло селение, окинули взглядом ближнюю часть долины, где расположилось лагерем на ночевку племя. Пять огней ярко сверкали в сгу-щающихся сумерках. Каждый род группировался вокруг своего костра. Не-которые люди переходили от костра к костру: происходило общение между родами. Должно быть, в знак гостеприимства люди Клана зубра проводили сегодня вечер тоже в долине, вместе со всем племенем, а не как обычно, в стойбище. Теперь они сидели вокруг костра у подножия холма, находясь ближе остальных родов к селению, в шагах ста от него. 
      «Все же нас немало», – подумал Лум, но тут же вспомнил о количестве ронгов, большинство которых к тому же просто великаны в сравнении с чомо, и настроение у него сразу упало. Конечно, столкновение с ними будет гибельно для здешнего племени, а вместе с ним и для него, и для Наманы, и для Дааны. Их ждет скорая смерть. И это тогда, когда наконец вопреки всем невзгодам сбылась его мечта, когда он обрел истинное счастье! Как неспра-ведливы те духи, которые управляют судьбами людей (читатель помнит, что наш герой воспринял верования неандертальского племени)! Но он имеет возможность бежать к номариям, бежать с Наманой, Дааной! Однако он не сможет это сделать. Потому что должен сражаться с ронгами, с теми, кто принес ему столько горя, кто уничтожил так много его сородичей, должен отомстить им, должен остановить это страшное племя, которое истребляет народ за народом, а точнее пожирает со злодейской жестокостью. Нет, он не убежит! Он будет драться!
     Сколько же осталось ему жить? – продолжал предаваться тревожным мыслям Лум. Воины, которые взбираются на высокие горы, чтобы следить за движением ронгов, сообщают, что те отстали, наверное, на четыре днев-ных перехода. Значит, четыре дня у него все-таки есть. Для того, чтобы по-жить еще, насладиться счастьем. Лум вновь обрел счастливое состояние ду-ха, ибо, как и все первобытные люди, умел жить сегодняшним днем. Они привыкали жить среди опасностей, привыкали к мысли о возможной скорой гибели, привыкали не думать об этом, и если сегодня, сейчас ничто явно им не угрожало, то пребывали в нормальном состоянии духа, бывали даже жизнерадостны, а то и счастливы, если везло обрести счастье. Но умение не думать о надвигающейся опасности еще не означало, что наши давние предки в ожидании ее большей частью имели веселый вид. Выше мы упо-минали об огромной роли подсознания. Оно делало свое дело и влияло на облик людей. Поэтому многие в описанном нами лагере первобытного пле-мени имели мрачноватый вид, особенно люди Клана зубра, которые только сегодня узнали о предстоящей тяжелой войне.
     Увидев нашу счастливую чету они замахали ей руками, приглашая присо-единиться к ним. Но Лум и Намана предпочли провести нынешний вечер в кругу своей только что созданной семьи.
     Они вернулись к шалашу и вошли в него. Было приятно оказаться в жи-лище, сохранившем дневное тепло – предосенние вечера уже были доволь-но холодными, – лечь на мягкую подстилку из шкур с густой шерстью. Сы-тый ребенок не плакал, а через некоторое время заснул. Это позволило спо-койно побеседовать перед сном. А поговорить было о чем.   Лум узнал, что у Наманы уже был муж. Он погиб на охоте позапрошлой зимой. У юной вдовы сразу появились женихи. Но она воспользовалась правом матери недавно рожденного ребенка уклониться от нового брака. Соблюдавшая законы племени предводительница рода не выдала ее замуж. После встречи с Лу-мом Намана забеременела. Это тоже дало возможность избавиться от неже-лательных женихов. Осенью у нее умер годовалый сын.
     – А зачем ты к той реке пришла, где мы встретились с тобой? – спросил Лум.
     – А я договорилась там встретиться с одним воином из Клана лося.
     – Все ты говоришь, что никто тебе не нравился. А тут сама пришла.
     – Не нравились, потому что о муже все вспоминала, горевала. Он хоро-ший был. А летом я успокоилась. Мужчин опять хотеть стала. Но кто ко мне лез, никто не нравился мне. Очень не нравился. Хорошо, что Мать рода за-щищала меня от них… А тут беда стряслась с нашим племенем – дроны пришли, победили нас. Нам пришлось уходить скорее. Пока шли, на прива-лах воины из других родов приходили, спрашивали у кого муж погиб: в сра-женье с дронами у нас немало погибло. Иные женщины, которые освободи-лись, рады были мужчину нового заиметь. Некоторые наши на меня указы-вали – я ведь тоже свободна была. Но никто не люб мне был: все с мужем погибшим сравнивала их… Хорошо Мать рода не отдавала меня ни за кого, как я просила ее…А тут вдруг одного воина увидела. Он из Рода лося был. Красавец был. Я как увидела, так сразу захотела его. Мы тогда уже в страну мезов шли.
     – Как это? Все роды сошлись для войны, воевали вместе. А ты увидела его только когда вы в страну мезов уже шли.
     – А я ж говорю, что из Клана лося он был. А род этот далеко очень от остальных наших родов живет. Весть о войне до них дошла поздно. Они присоединились к нам, когда мы уж уходили из нашей страны… Ну, вот я увидела его. Все рядом ходила. А он на меня и не смотрит. Как вроде я и не нравлюсь ему совсем. Хоть я набедренную повязку короткую-короткую то-гда носила. Словно вообще без нее была. Нарочно такую шкурку нашла. А он все не замечает меня. А я его так хотела. Наконец не выдержала – сама к нему подошла. Он согласился встретиться со мной в лесу (мы как раз тогда в том лесу были, где я тебя впервые увидела).  
     – А зачем в лесу?
     – Так ведь на привале шалашей не ставят… А у всех на глазах отдавать се-бя я не могу. Многие могут – я не могу.
     – А что ж вы вместе не пошли в лес?
     – А это хитрость была. Я боялась, что за нами увяжется кто-нибудь. У нас это любят делать. Мужчину прогонят, а женщину силой берут. Против воли ее. И никто ей не поможет – лес кругом. Хотя Паам – так звали воина того, который понравился мне, – конечно, силен был очень. Но ведь бывает, что не один мужчина идет за теми, кто в лес любиться уходит. Вот мы и догово-рились с Паамом: он как будто поохотиться пошел, а я через некоторое вре-мя вроде по надобности просто отошла. Договорились у речки встретиться: мы уже знали, что речка поблизости есть – сказали те воины, что впереди племени идут, намного впереди других идут. Племя пришло в лес, а они уж его обследовать весь успели. Такая уж у них задача – разведать все. Чтоб племя на чужаков не нарвалось неожиданно… Ну, вот я пришла к речке, а там не его, а тебя встретила. Поначалу, конечно, решила, что какой-то наш воин прогнал Паама. Ты ведь молчал. Как узнать могла, что ты не наш. Муж-чины-то многие в лицо знают воинов из других родов. Они ведь собираются порой, чтоб вместе воевать с кем-то или охотиться на мамонтов. Но мы, женщины, можно сказать, не знаем или почти не знаем соплеменников из других родов. Мы же на войну не ходим, на мамонтов не ходим. Правда каждый год из одного рода в другой приходят гости. Чтобы о родственности не забывали кланы. Но это четыре – пять человек только. И то обычно одни и те же ходят – кто хорошо дорогу знает и пути не боится.
     – Так что, мужчины на войну без вас, женщин, ходят?
     – Конечно. 
     – У нас, у номариев, так было – мужчины идут на войну, а женщины, дети тоже идут. Сзади, за мужчинами. Они не сражаются, конечно. Но настроение у воинов лучше, когда жены сзади идут. И дерутся лучше. И раны женщины лечат хорошо. И пищу готовят, и коренья, плоды, ягоды собирают. Да и му-жа жена приласкать может, чтоб ему веселей было. Да и как семьи оставить – кто их защищать будет? Ведь и звери напасть на них могут, и враги другие, не те, война с которыми идет – чужаки отовсюду прийти могут. Мужчинам спокойнее, когда жены их и дети поблизости.
     – Так у нас, когда из рода воины на большую войну уходят, всегда каж-дый третий остается, чтобы род защищать.
     – А как же сейчас вот – все племя собралось? 
    – Да потому что драпать пришлось. Прошлым летом тоже такое было. Но это очень редко бывает. За всю мою жизнь только два раза было – тогда и вот сейчас.  А обычно на войну мужчины одни ходят. Только тогда собира-ются для войны, если на какой-нибудь род враг напал, и этот род сам с ним справиться не может. Вот тогда все кланы помощь посылают... Даже сейчас, когда мы все вместе собрались, мы, женщины, все равно у себя в роду си-дим. Из рода в род не ходим, как вы, мужчины. Нет, некоторые, правда, хо-дят. Те, кто свободны. Но таких мало. Вот почему мы, большинство женщин, всех соплеменников не знаем. Поэтому я и не угадала поначалу, что чужак ты.
     – А почему же вас не искал никто? Целую ночь в лесу пропадали, и вас не хватились, не искали.
     – Да я подружку попросила, чтобы она, если хватятся нас, сказала, что мы с Паамом в лес любиться ушли. Такое же часто бывает. И иные парочки лишь утром приходят. Вот нас и не искали… А когда я вернулась, меня, конечно, спросили сразу: «А где же Паам?» А я: «Не знаю. Как, а разве он не при-шел?» «А разве он не с тобой был?» – меня спрашивают. «Нет», – говорю. «А с кем же ты была?». Я не растерялась и сказала: «Одна». «Как одна?» «Я ждала его, а он все не идет. А пока ждала, так и заснула и спала до утра». Конечно, если бы я сказала, что с чужаком миловалась, меня бы убили сра-зу… Ну а на тебя, конечно, я зла тогда очень была, потому что подумала, что это ты убил его. Но оказалось, что на него волки напали. Его ведь сразу мно-гие мужчины искать пошли. Те два воина, которые нашли его кости, как раз ронгов и увидели. Они и сказали, как много их.
     Лум опять вспомнил то, что его продолжало очень удивлять и интересо-вать, а именно то, почему Паам разоружился перед ним. И по-прежнему находил этому только одно объяснение: он принял его за своего. Но мы уже знаем, что в здешнем племени не было никого, имеющего сходство с нашим героем. Так загадка эта и осталась не разгаданной для нашего героя. Но мы дадим нужные разъяснения. Паам, действительно, принял его за своего со-родича. Просто потому, что не был уверен, что достаточно хорошо знает всех воинов племени. Однако можно спросить: почему же не знал, разве он не входил в общеплеменной отряд, сражавшийся с дронами, как же он мог не знать хорошо в лицо товарищей по оружию? Но из слов Наманы нам извест-но, что Клан лося присоединился к племени, когда оно уже побежденное врагами, покидало родные места. Правда, Паам шел вместе со всеми со-племенниками, искавшими новое пристанище. Но путь его с ними до той рощи, где на свою беду он встретил Лума, продолжался недолго – лишь во-семь дней. Нужно сказать, что кланы и в совместном походе держались обособленно – отдельно от других охотились, располагались на ночлег. Ко-нечно, межродовое общение происходило: на вечерних посиделках Паам, как многие мужчины и некоторые женщины, переходил от одного костра к другому, чтобы принять участие в беседах. Однако не успел приглядеться к лицам соплеменников настолько хорошо, чтобы понять, что видит Лума впервые.  Конечно, у Паама была бы возможность лучше узнать соплемен-ников, если бы он больше лет прожил на свете, но он едва ли был старше нашего героя.
     Новые страстные ласки прервали беседу.
     На другой день Мать Клана медведя и Мать Клана зубра принятыми в та-ких случаях шаманскими обрядами скрепили союз наших счастливых моло-доженов.
     Вскоре после этого Тоун собрал совет главных воинов родов. Они уселись в кружок в траве за крайними шалашами стойбища. Все, как на подбор, они были богатыри, ясноглазые, светловолосые. Сидели, обхватив узловатыми мускулистыми руками колени. У них, сидящих в таком положении, особенно выделялись огромные мышцы плеч, казавшиеся буграми.
     Тоун отвалился на правый бок, упершись рукой в землю, и сказал:
     – Вчера я уже разговаривал с Батом, – он кивнул на главного воина Рода зубра. – Была у меня задумка. Хотел, чтобы мы продолжали путь на закат и объединились с соседним племенем против мезов. Но Бат отговорил меня. Они, говорит, такие лютые враги наши, что скорее с мезами объединятся против нас. Так что остаемся, как и собирались, здесь. Дальше не пойдем. Здесь дадим мезам бой. 
     – Правильно! Хватит драпать. Здесь драться будем! – одобрительно за-шумели совещающиеся.
     – Вы знаете, что драпали потому, что надо было всему племени объеди-ниться. Чтоб больше силы у нас было, – напомнил Тоун.
     – Нам, воинам, конечно, хватит драпать. Но женщины, дети пусть сегодня же пойдут дальше. А мы постараемся задержать ронгов. Победить, конечно, не сможем их. Но задержать сможем, чтоб наши женщины, дети спастись смогли, – сказал Лум.
     – Да как они тебе спасутся?! Да они все пропадут без нас! – возразили Лу-му. 
     – Можно вооружить подростков. Да и пусть пойдут с ними воинов пять-шесть, – говорил молодой номарий.
     – Да они только отойдут отсюда, как лазутчики поланов сразу сообщат своим. Они постоянно наблюдают за нами. Прячутся в зарослях неподалеку.  Поланы быстро настигнут наших. Что им подростки и пять-шесть воинов. Ближайший к нам их род очень сильный. У них, знаешь, воинов сколько?! Вот сколько, – сказал Луму Бат и два раза выбросил 
пальцы обеих рук. – Больше даже.
     – Мы отправим наших женщин и детей тогда под защитой не пяти-шести воинов, а двадцати, – предложил Лум.
     – Да ты что?! Если мы так ослабим наш отряд, то как же мы победим ме-зов или ронгов, как ты их называешь – слово какое, не выговоришь?! – вос-кликнул Тоун и сказал: – Нет, женщины и подростки нам здесь нужны.
     – Зачем? – удивился Лум.
     – Наш боевой отряд действительно намного меньше, чем отряд мезов. Но мы возьмем в свой отряд женщин и подростков. Тогда наш отряд будет намного больше, чем сейчас.
     – Но не сильнее. Не очень-то ронгов испугает отряд, в котором больше половины женщин и детей, – с сарказмом усмехнулся Лум.
     – Почему? Бабы у нас крепкие. Подростки тоже. Вооружим женщин нашими запасными копьями – у нас их немало. Кому не хватит, тем успеем сделать такие копья, которые на огне заостряют. Подросткам дадим наши дротики – они для них, как копья. Не только мальчишкам дадим, но и дев-чонкам такого же возраста – они тоже крепкие: когда дерутся с парнями, то порой побивают их. Детям, конечно, ничего не дадим – толку от них все рав-но никакого не будет. Мы, мужчины, встанем впереди. А за нами – женщи-ны и подростки.
     – Даже, если в нашем отряде будут женщины и дети, он все равно будет меньше, чем отряд ронгов. Это значит, что они могут охватить нас с боков. Даже окружить. А это, как я слышал от наших опытных воинов, моих сопле-менников, – гибель для любого отряда, – продолжал возражать Лум.
     – А с чего это ты решил, что я им дам окружить нас. Тогда, когда с дрона-ми бились, я на хитрость пошел. И сейчас пойду, – произнес Тоун.
     – Говори! Говори! Скажи, что придумал?! – воскликнули совещающиеся, кроме Лума, который скептически усмехнулся.
     – Чтобы не дать им обойти нас с боков, мы не в поле с ними сразимся, а в узком ущелье. Вон там, – Тоун указал рукой на огромные скалы, громоздя-щиеся справа от горы, у подножия которой находилось стойбище. – Я вчера еще успел неплохо обследовать здешние ближайшие места. Нашел очень подходящее ущелье. В нем будем поджидать мезов. В ущелье этом тупик. Так что бежать нам некуда будет. Нам останется только победить или уме-реть.
     – Это и есть твоя хитрость? – опять усмехнулся Лум.
     – Да погоди ты, – отмахнулся от него, как от мухи, Тоун и продолжил: –  Я там все очень хорошо облазил. И наверх залезал. Там камни во какие, –  он развел широко руки, – и их нетрудно будет столкнуть вниз. Как только ронги появятся в ущелье, мы сразу отступим, заманивая их в ловушку. А перед этим наших пять воинов, – столько хватит, – залезут наверх, но так, чтобы мезы не заметили. Когда те будут под ними, они обрушат на них лавину камней. 
     Предложенная диспозиция очень понравилась всем, даже Луму, но он счел нужным высказать замечание и внести предложение:
     – Отступать, как только появятся в ущелье ронги нельзя. Они не дураки – сразу заподозрят, что их в западню заманивают. Нет, надо завязать бой и постепенно отходить. Тогда, может, получится.
     Все согласились с ним. Он снова стал настаивать на том, чтобы дать воз-можность женщинам и детям сегодня же под защитой двадцати воинов продолжить бегство от ронгов. 
    – Да тебе же уже сказали, что мы не сможем победить, если у нас настоль-ко меньше будет воинов! – вспылил Бат.
    – Так я же говорю, что мы не сможем победить ронгов, но сможем задер-жать их, – воскликнул Лум.
    – Почему это не сможем?! Сможем! Это тебе говорю я, Тоун, – победитель дронов! – приподнялся на одно колено Тоун и гордо ударил себя кулаком в грудь.
    – Ронги не дроны. Они наверняка гораздо сильнее, – возразил Лум. – Их не только намного больше, чем нас, но многие их воины такие рослые, что большинство наших воинов – просто карлики в сравнении с ними.   
    – Тогда, прошлым летом, тоже никто не верил, что мы сможем победить дронов. Но мы победили. Ты считаешь, что ронги непобедимы! Но разве не ты сам со своими воинами побил их и еще как побил!  Вы смогли восьмерых убить. Об этом сейчас только и говорят в племени.
      Лум вскочил на ноги и, ударив себя кулаком в грудь, гордо воскликнул:
      – Я победил их! Мы победили их! Мы были сильнее ронгов!
      – Вот видишь, значит их можно бить! И мы победим. А ты сейчас, пока они не пришли, побольше рассказывай нашим о том бое. Тогда они смелее будут и перестанут бояться чужаков, – сказал Тоун.

23

     Ронги появились в долине Клана зубра через четыре дня после полного воссоединения здешнего племени, как и предполагали воины, ведущие за ними наблюдение. Увидев врагов, дамины, – так назывались люди здешне-го племени, – все сразу же ушли в ущелье, где изготовились к битве. Тоун полагал, что, обладая огромным силовым превосходством и опасаясь, что здешнее племя попытается ускользнуть, ронги сейчас же атакуют. Но он ошибся.  Те были слишком опытными воителями, чтобы позволить себе недооценивать даже такого противника, который в сравнении с ними вы-глядит совсем слабым. Они не стали вступать в бой, не отдохнув после днев-ного перехода и не подкрепившись едой. К тому же ронги хорошо понима-ли, что раз племя, которое они столько дней старались настигнуть, больше не отступает, значит, оно собирается дать сражение. Правда, поначалу яви-лось опасение, что неандертальцы передумают и снова пустятся в бегство. Но лазутчики быстро сообщили, что вражеское племя все находится в уще-лье, и ничто не свидетельствует о том, что оно собирается покинуть его. 
     Ронги расположились поблизости от того места, где только что был лагерь неандертальцев. Поужинали и всю ночь спали, тогда как приготовившиеся дать им отпор люди вынуждены были заночевать на голых острых камнях, поскольку подстилки из шкур оставили в долине, справедливо полагая, что в бою они не пригодятся, что если придется погибнуть, то без них вполне обойдутся, а если удастся победить и выжить, то воспользуются как своими, так и теми, что достанутся им в качестве военной добычи. Спали без костров, ибо в каменной расселине не могло найтись хвороста, а покидать ее для по-иска топлива неандертальцы боялись.
     Но вот утренний свет проник в ущелье. Совершенно не выспавшиеся люди поднялись со своих неудобных жестких постелей и сгрудились в толпу. Они от страха старались держаться как можно ближе друг к другу, желая в опас-ности ощущать плечо соплеменника. Как и предполагалось, впереди стали мужчины, за ними – женщины, а далее – подростки и дети. Умный Тоун ве-лел впереди стоящим воинам при столкновении с врагом использовать пре-имущественно копья, предвосхитив таким образом высочайшую для своего времени военную технологию, страшную для любого противника, изобре-тенную спустя более тридцати тысяч лет древними греками, которые, одна-ко, подобную сплоченную группу воинов научились строить рядами.
     Пробудились от тревожного сна и те пять воинов, которые скрытно заняли позицию высоко на каменных кручах, нависающих над ущельем. 
     Расселина была корявой и довольно узкой: местами в ней могли поме-ститься плечом к плечу пять-шесть взрослых людей, местами – семь – де-вять, местами десять – пятнадцать.
     Все с тревогой ожидали появления лазутчика, наблюдавшего у выхода из ущелья за передвижениями ронгов. И вот из-за выступа корявой каменной стены расселины вдруг выскочил бегущий со всех ног юноша. Приближаясь, он замахал руками и закричал: «Идут!»
     По толпе пробежал шумок волнения. В конце ее заплакали некоторые де-ти. Но почти сразу замолчали, оглушенные тумаками подростков, которым Тоун велел использовать любые самые беспощадные средства, чтобы не допустить детского плача, ибо опасался, что он смутит матерей, а женщи-нам, как мы знаем, стратег даминов отводил немалую роль в предстоящей битве. 
     Главный воин племени, стоявший приблизительно в середине толпы, поднял руку и зычным голосом призвал сородичей мужаться, напомнил, что пути к бегству нет, заметив, что лучше смерть в бою, чем в плену.
     Взгляды устремлены были вглубь ущелья, туда, где оно начинало завора-чиваться вправо. В изгибе поворота находился тот выступ, из-за которого только что выбежал лазутчик.
     Когда из-за этого выступа появились первые ронги, неандертальцы ахну-ли. Достаточно близко их видели пока только некоторые лазутчики. Они со-общили сородичам о том, что пришельцы с востока очень рослые. Впрочем, дамины и так уже знали, что мезы велики ростом. Но увиденное превзошло самые страшные ожидания: из глубины каменной теснины на неандерталь-цев надвигалась толпа настоящих гигантов, с большими копьями, дубинами и дротиками. Устрашающее впечатление усиливали еще не виданные дами-нами смуглые тела, черноволосые и чернобородые головы. 
     Но неандертальцы не дрогнули, ведь они сражались и с зубрами, и с мед-ведями, а иные, самые старшие, даже с огромными мамонтами, когда те лет десять назад забрели в их страну с севера.
     Впереди идущие ронги взмахнули руками и в даминов полетело несколь-ко дротиков. Острота их наконечников и сила бросков были таковы, что гу-бительные метательные снаряды пронзили насквозь двух воинов. Зато дру-гие были отбиты ловкими руками. Обычно люди в таких случаях старались увернуться, но стоящие впереди толпы не могли себе это позволить, иначе бы дротики поразили находящихся за ними. Неандертальцев выручала от-личная реакция. Причем они отбивали дротики так, что те не ранили руки: удавалось нанести удар по наконечнику сбоку, хотя это было, конечно же, очень рискованно, ибо острие лишь чуть не доставало тела.
     Чем больше ронгов выходило из-за выступа, тем больше в даминов неслось дротиков. Но впереди идущие мешали тем, кто следовал за ними, метать их обычным образом. Поэтому искусные в военном деле ронги ис-пользовали эффективный прием. Бросали дротики очень высоко. Большая длинна рук позволяла им это делать. Каменный наконечник перевешивал древко, и страшный метательный снаряд падал почти отвесно. Отбить бро-шенные таким образом дротики было намного труднее, чем те, что метнули впереди идущие ронги. Еще четверо даминов пали, сраженные наповал, и пятеро были ранены. Неандертальцы понесли бы больший урон, если бы враги не потеряли возможность метать этим способом дротики, поскольку толпа их уплотнилась от того, что задние напирали на впереди идущих, и теснота не позволяла бросать.
     Дамины имели большой запас дротиков: хватило и подростков всех во-оружить, и для взрослых воинов осталось немало. Однако большинство не могли пока докинуть дротики до врагов. Но только не те, что находились впереди толпы. Там Тоун поставил сильнейших – главных воинов кланов и таких, которые лишь немного уступали им. Они не только докинули, но и поразили насмерть четырех ронгов и столько же ранили. Оказалось, что очень рослые мезы не обладали достаточно резкой реакцией, которая поз-волила бы эффективно использовать способ защиты от дротиков, каким пользовались неандертальцы.
     Когда ронги приблизились настолько, что дамины, стоявшие за самыми первыми воинами, тоже сумели бы докинуть дротики до врагов, они не смогли это сделать, потому что теперь не имели возможности достаточно размахнуться для броска, ибо толпа уплотнилась: люди от страха жались друг к другу.
     Опытный в военном деле Тоун знал, что при столкновении с противником удары копьями получаются сильнее, если воины не стоят на месте, поджи-дая врагов, а сами атакуют.
     – Все вперед! Сразитесь с ними на бегу! – скомандовал он, и дамины дружно и храбро, издавая яростный боевой клич, устремились на врагов.
     Если бы стоявшие первыми в толпе мезов воины были все вооружены ко-пьями, которые выставили бы перед собой, то неандертальцам было бы трудно достать их своими менее длинными копьями. Но сегодня ронги по-теряли свойственную им осторожность, заставлявшую серьезно относиться к любому противнику. Увидев перед собой такой низкорослый народец, како-го еще не видывали, они прониклись презрением к противнику. У них не бы-ло ни малейшего сомнения, что они совсем легко расправятся с этими лю-дишками. Поэтому сочли, что самое подходящее сейчас для них оружие – палица, ибо решили сразу же учинить беспощадную костоломку, а для это-го, конечно, дубина особенно подходит. Но ею трудно хорошо отбивать ко-пейные удары. Кроме того, неандертальцы проявили поразительную лов-кость в отбивании ударов и нанесении своих, а также в разного рода уверты-ваниях. Да и силы неандертальские богатыри, все имевшие вес под восемь-десят килограммов, были такой, что намного превосходили воинов, идущих впереди толпы кроманьонцев, где находились не самые сильные ронги. Этого те никак не ожидали. Не ожидали они от столь малорослых людей и решительного мощного натиска, что вызвало у них растерянность. Все это привело к тому, что кроманьонцев пока гибло втрое больше, чем противни-ков. Те даже начали теснить их. Почувствовав свое преимущество, неандер-тальские витязи так увлеклись боем, что не сразу услышали сигнал к отступ-лению. Стоявшие за ними еще не вступившие в бой соплеменники, кричали, передавая им приказ Тоуна. Сражающиеся неандертальцы стали отходить вместе с толпой своих сородичей. Кроманьонцы продолжали напирать, сле-дуя за отступающими. Вот уже они оказались на том месте, где на них дол-жен был обрушиться шквал камней. Но ничего подобного не происходило. Люди с надеждой и тревогой посматривали вверх, туда, где притаились со-племенники. Но никто не видел, чтобы хотя бы чуть шелохнулся какой-нибудь камень.
     Бой приобрел уже иной характер. Противоборствующие воины так сгру-дились, что невозможно стало орудовать копьями, палицами. В ход пошли кулаки, зубы, ногти, которые у первобытных людей были длиннее, чем у со-временных, ибо укорочение их с помощью зубов менее эффективный спо-соб, нежели обрезание ножницами. Ногти в те далекие времена еще играли порой роль когтей. В лучшем положении оказывались те, кто имел при себе нож, кремневый или костяной, а также те, кому удавалось в тесноте поднять из-под ног камень. Поскольку мезы находились теперь на том месте, где только что были дамины, иные из них подобрали дротики, оставленные неандертальцами за ненадобностью или отбитые ими кроманьонские. Но даже эти своего рода маленькие копья тоже невозможно было использовать в толчее. 
     Скоро последние в толпе даминов уперлись спиной в тупик ущелья – дальше отступать уже было некуда. Бой стал еще ожесточеннее. Изнуренные и израненные погибли все сражавшиеся впереди сильнейшие воины дами-нов. В битву вступили бойцы, имевшие рост менее ста пятидесяти сантимет-ров. Им противостояли двухметровые гиганты. Теперь казалось, что взрос-лые дерутся с детьми. Однако происходящее отнюдь не походило на избие-ние младенцев. Явного преимущества ронгов пока не было заметно. Но они смогли теперь очень удачно использовать подобранные дротики, которыми разили сверху вниз. 
     Положение даминов становилось катастрофическим. Они уже с ужасом и отчаянием устремляли в последней надежде взоры к корявому верху левой стены ущелья, но там по-прежнему не происходило ни малейшего движе-ния. Четко выделявшиеся на фоне голубого неба высокие коричневые кручи застыли в своем грозном каменном величии и, казалось, надменно насме-хаются над даминами. Иные неандертальцы уже не опасаясь того, что ронги могут догадаться, что их заманили в западню, кричали, открыто призывая сородичей наверху не медлить. Но тщетно. Вдруг кто-то крикнул: «Глядите!» и указал рукой вверх, но не туда, куда смотрели с надеждой остальные еще не вовлеченные в бой дамины, а на гряду валунов, венчающую ту часть сте-ны ущелья, которая нависала прямо над толпой неандертальцев. Люди взглянули туда и оцепенели: один из этих гигантских камней раскачивался. Его явно кто-то, не видный снизу, старался скинуть вниз. 
      – Да они что, сдурели что ли?! На своих! – воскликнула одна женщина. Другая замахала руками и стала кричать, обращаясь к тем, кто находился наверху:
     – Эй! Вы ошиблись! Не сюда надо, а туда! – она указала рукой в сторону надвигающейся толпы врагов.
     – Нет, они не ошиблись. Именно сюда они и хотят скинуть. Это же мезы. Они убили там наших! Они сейчас скинут! – сказала третья женщина. И слов-но в подтверждение ее слов между валунами показались голова и плечи ронга, посмотревшего вниз. Не осталось сомнений: ронги предугадав замы-сел Тоуна, послали группу воинов, и те перебили пятерых неандертальцев, которым предстояло внести перелом в битву.    
     Обнадежил даминов Лум. Он еще не был убит только потому, что Тоун не поставил его вместе с остальными сильнейшими бойцами впереди толпы, а оставил при себе в качестве телохранителя, ибо наслышан был о его очень хорошем умении сражаться.
     –  Я знаю что делать, –  произнес Лум после того, как окинул быстрым взглядом стену ущелья. Он увидел, что каменный рельеф, изобилующий большими и малыми выступами, вполне позволяет взобраться на нее. 
     Рядом с Лумом стояли его воины. В Клане медведя, когда наш герой по-пал в него, жили восемнадцать мужчин. Но Бем был глубоким старцем, Ан – каменных дел мастером. Они не входили в отряд воинов-охотников. Так что он насчитывал тогда шестнадцать человек. Лум стал семнадцатым. С тех пор отряд понес потери. Один воин-охотник погиб на охоте, другой – в войне с пришельцами с запада. Шестеро сложили головы сейчас, одни из первых сразившись с ронгами. Из мужчин Клана медведя остались в живых пока де-вятеро. Наш герой повел их за собой.
     Каждый был только с копьем. Его держал в левой руке, чтобы силу пра-вой использовать при подъеме. В двух наиболее крутых местах была опас-ность сорваться вниз. Но ловкие отважные воины благополучно их минова-ли. 
     Лум первым взобрался наверх. Он увидел перед собой нечто наподобие плато, покрытого нагромождениями больших и малых камней. Справа от себя на расстоянии шагов восьмидесяти мельком заметил лежащих неан-дертальцев и одного кроманьонца, длинное смуглое тело которого резко выделялось среди их небольших, белокожих тел. В следующий миг кинул взор влево и увидел несколько ронгов, которые тужились столкнуть в тесни-ну валун. Они могли увидеть взбирающихся по ее стене даминов, если бы подошли к краю пропасти и посмотрели вниз, но в это время все были за ва-луном. Находящиеся в глубине ущелья ронги тоже не видели лезущих вверх неандертальцев, загороженных от их глаз высоким каменным выступом. Старающиеся одолеть тяжесть валуна кроманьонцы не заметили неожидан-ного появления на краю пропасти Лума не только потому, что борьба с огромным весом слишком поглощала их внимание, но и потому, что нахо-дились несколько левее номария и были почти обращены к нему спинами. 
     Наш герой хотел броситься к ронгам в стремлении помешать им, но не сделал этого, а быстро присел и притаился за камнями, около которых вы-лез из ущелья. Поступил так, потому что сразу понял, что врагам не спра-виться с весом валуна, хотя снизу казалось, что раскачиваемый камень вот-вот упадет. Но падение его людям внизу не угрожало. Лум решил поэтому не спешить и подождать товарищей, чтобы атаковать могучих ронгов силами всего отряда. Каждый, вылезающий из пропасти неандерталец, увидев свое-го вожака, притаившимся за камнями, быстро делал то же.
     Только Лум позволял себе выглядывать из-за укрытия, осторожно наблюдая за врагами. Их было девять человек – немало, чтобы сделать то, за что они взялись. Но четверо истекали кровью, быстро теряя силы: пять только что убитых неандертальцев, сумели одного из кроманьонцев сразить насмерть и четырех ранить.
     Людям внизу, находящимся под тем местом, где на краю ущелья крома-ньонцы раскачивали валун, несказанно повезло. Поблизости от этого камня другие были только больше и тяжелее. Если бы нашли меньше, то, конечно, уже скинули его. 
     И тут Луму бросилось в глаза то, на что он поначалу почему-то не обратил внимания. У него даже дух перехватило, когда понял какая удача идет в ру-ки его отряду. На земле лежало все оружие кроманьонцев – дубины и ко-пья. Причем сзади них. Не видя никакой опасности для себя, ронги, есте-ственно, бросили оружие, чтобы оно не мешало толкать валун.
     Предупредив товарищей, чтобы никто не вздумал издать боевой клич, он выскочил из-за укрытия и со всей скоростью, на какую был способен, бро-сился на врагов. Его воины устремились за ним. За считанные мгновения, атакующие преодолели расстояние, отделявшее их от ронгов. Те были за-стигнуты врасплох. Никто не успел вооружиться. Неандертальцы быстро пе-рекололи всех кроманьонцев копьями и сразу затем бросились туда, откуда Тоун решил атаковать ронгов сверху. Найти это место было нетрудно – там лежали убитые дамины. Из глубины ущелья доносился шум битвы. Лум и его воины посмотрели вниз и поняли, что сородичи находятся в крайне тя-желом положении и именно сейчас им особенно нужна помощь. Неандер-тальский стратег вчера просто гениально выбрал место для использования этой своеобразной артиллерии каменного века. Здесь, на краю пропасти, было много крупных камней, но таких, с тяжестью любого из которых мог вполне справиться низкорослый силач, какими были неандертальские вои-ны. К тому же сбрасываемые камни неминуемо должны были вызвать па-дение сотен других, находящихся ниже на очень крутом склоне ущелья. От-ряд Лума блестяще выполнил замысел Тоуна. На головы кроманьонцев об-рушился такой страшный камнепад, какой бывает только при самых силь-ных землетрясениях. 
     Ворочая и сбрасывая камни, наш герой с торжествующей яростью выкри-кивал:
     – Вот вам! Вот вам, звери! За мое племя! За всех моих родичей! За всех ко-го вы сожрали, звери проклятые!
     Даже Тоун не ожидал, что его стратегическое решение будет настолько успешным. За минуту большая часть славного воинства каннибалов была погребена под камнями. Они не задели лишь тех, кто находился в самом конце толпы кроманьонских воинов, еще не успевших вступить в бой, и тех, кто впереди непосредственно дрался с даминами. Эти сражающиеся ронги, услышав за спиною неожиданный громкий шум, невольно оборачивались. И сразу получали удар костяным или кремневым ножом. Падали также, оглушенные камнем или кулаком. На каждого упавшего кроманьонца нава-ливались два-три дамина и добивали их. Кто-то из ронгов пытался бежать, когда прекратился низвергающийся сверху шквал камней. Но беглецов настигали копья неандертальцев, подобранные ими с земли: теперь тесно-ты, которая, как говорилось выше, вынудила бросить их за ненадобностью, не было.
     Лум со своим отрядом спустился тем путем, по которому вчера взобра-лись наверх пять неандертальцев, а ныне десять кроманьонцев, убившие их. Воины Клана медведя увидели страшную картину: там, где недавно стояли толпой ронги, были теперь лишь груды камней. Местами камни шевели-лись. Между ними показывались руки, окровавленные головы, плечи. Изу-веченные люди пытались выбраться из-под камней. Но ходящие по ущелью неандертальцы беспощадно добивали их.
     Большинство даминов уже выбежали из теснины и преследовали племя ронгов, лишившееся своих защитников. Его женщины и дети, пока шел бой, ожидали в долине невдалеке от скал. Они не считали низкорослых неандер-тальцев серьезными противниками. Поэтому не сомневались в скорой по-беде соплеменников. Предвкушали уже обильное людоедское пиршество. Правда, волнение все же испытывали, ибо полагали, что одного, двух, а мо-жет, даже трех-четырех ронгов дамины сумеют убить, и опасались, что в числе погибших окажутся близкие родичи. Сражающихся они не могли ви-деть, но слышали доносящийся до них шум битвы, впрочем, привычный им с детства. Когда отряд Лума устроил камнепад, крики стали гораздо более многоголосыми, громкими, страшными. «О, хорошо! Видать здорово дуба-сят наши их. Скоро конец им, скоро будет много мяса», – с удовлетворением и нетерпением проголодавшихся людей подумали ожидающие за предела-ми ущелья ронги. Но какого было их удивление, когда они увидели выско-чивших из промежутка между скалами рослых мужчин. Лица их были пере-кошены от ужаса. Они явно спасались бегством. И это были ронги. Люди в долине, ожидавшие исхода боя, опешили. Не поверили глазам своим. Неужели «белые карлики» победили! О нет, конечно, нет. Просто это обыч-ные трусы, которые покинули боевые порядки, не желая рисковать жизнью. Какой позор! Для ронгов такое большая редкость. 
     Но вот из ущелья выбежали эти самые «белые карлики», звероподобные, разъяренные, страшные. Они явно преследовали ронгов. Времени пребы-вать в оцепенении недоумения и ужаса не было: испуганные люди броси-лись бежать вглубь долины в ту сторону, откуда пришли сюда.  Но им не по-везло – на пути их оказалось огромное стадо зубров, и они, устрашившись его, побежали несколько левее – в широкое ущелье.
     Спасавшиеся бегством мужчины устремились в небольшой промежуток между краем стада и скалами: они не боялись зубров, потому что были при-вычными охотниками, к тому же имели копья. Поскольку в ущелье находи-лись далеко от того места, где шел рукопашный бой, исключавший, как мы помним, использование копий, палиц, дротиков, эти воины не спешили рас-ставаться с ними. Однако, когда устремились прочь из ущелья, то, чтобы об-легчить себе бег, дубины и дротики побросали.
     Восемь кроманьонских мужчин остановились поблизости от покинутого ущелья. Они вспомнили привитое с детства понятие воинской доблести и приняли мужественное решение умереть в бою и задержать, насколько возможно, преследователей, чтобы помочь соплеменникам спастись.
     Многие неандертальцы обежали их. Но тем, кому пришлось столкнуться с обреченными, вдобавок не успевшими растратить в бою силы исполинами, пришлось очень нелегко: после сражения дамины нашли здесь вокруг восьми бездыханных гигантских тел много трупов соплеменников.
     Надеявшиеся найти спасение женщины и дети совершили роковую ошиб-ку, бросившись в незнакомое ущелье: скоро они оказались перед непре-одолимым тупиком. Справа и слева тоже возвышались неприступные гра-нитные стены. А сзади уже набегали свирепые неандертальцы.
     Среди них был Тоун. Он приказал воинам остановиться, не нападать на людей, случайно попавших в природную ловушку. В самом деле, пояснил он, разве недостаточно уже убитых ронгов? Мяса на несколько общепле-менных пиршеств хватит. Дойдет очередь и до этих. А пока пусть живут здесь. Обратил внимание на очень выгодное местонахождение пленных: они оказались, как упоминалось выше, заключенными в пространстве меж-ду тремя отвесными каменными стенами, на которые невозможно было влезть. Чтобы не выбрались отсюда, достаточно было просто перегородить ущелье цепью воинов. Пленников даже связывать не стали. 
     Некоторые женщины, с камнями в руках, а иные с копьями и дротиками, бросились на даминов. Но были сразу убиты. Остальные плененные здесь ронги покорились своей участи, радуясь уже тому, что поживут еще не один день: сами каннибалы, они хорошо знали, что вначале людоеды поедают убитых, а только потом пленников. Убитых же ронгов, как им стало ясно, очень много.
     Но вернемся к нашему герою. Он не стал участвовать в преследовании, считая для себя невозможным воевать с женщинами и детьми. К тому же бежавшие ронги были уже далеко.
     Лум поспешил разыскать жену с дочкой. К его величайшему облегчению и огромной радости они были живы, целы и невредимы. Он крепко обнял их и расцеловал. Затем вместе с женщинами оказывал первую помощь ране-ным. Их было много. А убитых еще больше.
    
24

     Через некоторое время стали приходить воины, участвовавшие в пресле-довании врагов. Они сказали, где находятся плененные ронги.
     Ненависть Лума к тем, кто почти полностью истребил его народ, требова-ла выхода в совершении возмездия. Он считал, что уже в полной мере ис-полнил этот долг, сыграв чуть ли не главную роль в уничтожении воинства людоедского племени, на ком лежала основная вина в злодеяниях по отно-шению к номариям и многим другим народам. Сознание исполненного дол-га, однако, не умерило ненависть к врагам. Теперь ему хотелось увидеть ронгов в жалком, униженном положении побежденных. Поэтому пошел по-смотреть на пленных.
     Когда увидел толпу действительно жалких женщин и детей, с глазами полными ужаса, то не только не испытал торжествующего удовлетворения, а, напротив, сердце его болезненно сжалось от чувства, которое называется жалостью. Но он вспомнил страшную картину поедания этими людьми его сородичей, и жалость значительно убавилась.
     Кроме него и стражей здесь находились еще несколько мужчин. Они вы-сматривали в толпе пленных красивых женщин, обольщаясь взять какую-нибудь в жены. Но морщились от досады: красавицы были в сравнении с ними настоящими великаншами, поскольку за исключением Тоуна и Лума в битве выжили только мужчины, не превышавшие ростом ста пятидесяти сан-тиметров, ибо, более крупные воины, как мы помним, первыми встретили страшный натиск мощных гигантов. Новоявленные женихи все более скло-нялись к мысли, что лучше красавиц съесть: никому не хотелось смотреть на жену снизу вверх. Впрочем, они не собирались отказываться и от другого удовольствия, а именно от того, чтобы, покуда назначенные в пищу жертвы живы, насытить свою похоть, насилуя их.
     Вдруг Лум остолбенел от изумления: в толпе пленных он увидел двух своих соплеменниц – Анару и Саяну. Он мгновенно догадался, как они здесь оказались: кто-то из ронгов прельстился их красотою и взял пленниц в жены – такое не редко случалось в войнах первобытных людей. Если Лум понял, что это, и в самом деле, его соплеменницы, то они были уверены, что просто видят иноземца очень похожего на их сородича.
     «Вот хорошо! Я спасу наших!» – обрадовался юноша.
     – Саяна, Анара! – вскричал он, замахав им рукою. – Идите сюда скорей! Ничего не бойтесь! Это я – Лум! 
      Они недоуменно переглянулись. На просветлевших лицах их изобразился проблеск надежды. Они необычайно обрадовались и бросились к Луму. Подбежав к нему, опустили с рук детей на землю, так быстро, словно кину-ли, и принялись обнимать соплеменника своими длинными сильными ру-ками. Глядя на Лума сверху, осыпали его голову восторженными поцелуя-ми. При этом восклицали:
     – Да неужели это ты, Лум! Вот это да! Как ты здесь оказался?! Просто чу-до! Ты спасешь нас?! Да?! Правда, спасешь?!
     – Конечно. Вы свободны. Больше Вам ничто не угрожает, – ответил он.
     Номариянки принялись снова радостно расцеловывать сородича.
     Стоявшие поблизости дамины говорили:
     – Во как радуются.
     – Еще бы, – живы будут. Как тут не обрадоваться?!
     – Только зачем ему такие дылды нужны? Не пойму.
     – Постой-постой, да он по-ихнему говорит. Вон, как чешет. Откуда он зна-ет язык их?
    – Они мои соплеменницы, – кинул через плечо Лум.
    – Как это?! Соплеменницы? – удивились двое или трое даминов.
    – Да вы что, не слышали  что ли, как он рассказывал о себе, о своем пле-мени? – произнес кто-то. – Он говорил, что он из племени мезов, что его племя убили эти, те которых мы сегодня побили.
    – Рассказывал? Из племени мезов? Нет, я не слышал.
    – И я тоже не слышал.
    – Ну, вы, видать, в сторонке были, когда он рассказывал. А я слышал. Правда, скажу честно, я не поверил, что он из племени мезов. Думал, что он заливает. Только зачем ему нужно к мезам примазываться? Никак я это не мог в толк взять. А теперь вижу, что, и правда, из племени мезов. Но он ведь так не похож на них. Он же совсем такой, как мы. Не пойму.
     – Да просто наше племя воевало давно с таким племенем, как ваше. Не-которые наши воины пленниц в жены взяли. Дети рождались на вас похо-жие. Одни больше, другие меньше похожие. Я в этом поколении, наверное, больше всех на вас похож, – пояснил Лум. Затем снова обратился к сопле-менницам: 
     – Ну что ж, пойдемте отсюда.
     – Постой, постой, Лум, – воскликнула Анара, – здесь же еще, знаешь кто?! Лиана.
     – И Лиана тоже здесь?!
     – Да, она тоже. Забилась подальше в толпу. От страха. Она – там.
     Анара повернулась к толпе и замахав рукою, закричала:
     – Эй, Лиана! Слышишь меня?! Давай иди сюда быстрее. Не бойся! Мы спасены! Здесь сородич наш, Лум. Он освобождает нас! Иди скорее сюда!
     Из толпы женщин и детей опасливо выглянула Лиана, с ребенком на ру-ках. Она тоже изумленно уставилась на Лума. Но ей не пришлось и мгнове-ния сомневаться, что она видит сородича. Потому что рядом с ним стояли соплеменницы, весело улыбаясь и опустив руки ему на плечи.
     Она тоже бросилась к нему и принялась обнимать и расцеловывать его. И тут вдруг раздался гневный окрик, остановивший ее. Лум и номариянки по-вернулись и увидели пышущую возмущением Наману. Лицо ее выражало   ревнивое недоумение. Она перевела взгляд с женщин на мужа. Посмотрела на него укоризненно-вопросительно и сказала:
     – Как, Лум, неужели тебе меня не хватает? Зачем они тебе?! 
     – Хватает, дорогая. Еще как хватает. Но это мои соплеменницы. Мы рады, что встретились. Я их не в жены беру, а освобождаю.
     Намана облегченно вздохнула и заулыбалась.
     – Соплеменницы?! – удивилась она. Хотела спросить, как они здесь ока-зались, но, будучи достаточно умной неандертальской женщиной, мгновен-но сообразила, как это могло произойти.
     – Тогда, конечно, мы им поможем. Пойдемте же отсюда, – произнесла она.
     – Пойдемте, – сказал Лум и, обращаясь к соплеменницам, добавил, – Держитесь нас, и никто вам не причинит худа.
     Наш герой, его жена и соплеменницы направились к выходу из ущелья.
     Пока шли до него и далее, номарии вели оживленную беседу. Лум наслаждался возможностью говорить на родном языке. Женщины же спе-шили удовлетворить любопытство. К тому же продолжали испытывать очень сильное радостное чувство, что тоже способствовало желанию много говорить. 
     – Как ты здесь оказался, Лум?! Впрочем, понятно как – шел, шел и пришел сюда. Какие хорошие здешние люди – могли бы убить тебя, но не убили, а приняли к себе. Это просто чудо, – говорили номариянки. – Но самое пора-зительное то, что ты остался живым после казни! Как тебе удалось, Лум?!
     – Сумел освободиться.
     – Но как?! Тебя же так крепко привязали к дереву и такой крепчайшей толстой веревкой из жил.
     –  Друг помог.
     – Друг?! Кто же это осмелился пойти против воли племени, воли Герана?!
     – Он не из нашего племени.
     – А где же его племя?!
     – Рядом с нами жило.
     – Да?! Но как же, зная о присутствии чужаков, ты таил это от всех?!
     – Да этих чужаков вы сами, да и остальные все видели каждый день.
     – Эх Лум, да ты шутишь?! Ну, ты еще, как ребенок. Ладно, потом расска-жешь, как на самом деле было.
     – Я не шучу.
     – Постой-постой, да уж не ты ли тот воин, который наших пленников осво-бодил?!
     – Да, я – он.
     – О, какой ты молодец! Но, ты знаешь, ронги ведь многих вернули.
     – Да, я знаю.
     – О, как они лютовали тогда. Просто взбесились. Всю злость свою на них выместили. Они так жестоко покарали их! Так мучили, прежде чем убить. Глаза выкалывали, жилы из них, живых, вытягивали, живьем поджаривали.
     Лум оцепенел. Колкий холод жути пронизал все существо его. В первый момент он онемел, потом пришел в яростное возмущение и воскликнул:
     –  А я еще хотел уговорить даминов пощадить пленных, отпустить!
     – Да ты что, Лум?! Их щадить?! Да ты знаешь, какие они жестокие?! Ты знаешь, сколько людей они сожрали?! И их щадить?! Они никого не щадили. Наконец и их сожрут. Да им в любом случае – конец. Даже если их отпустят, они же погибнут без мужчин. Их все равно сожрут – не люди, так звери. Кто их защитит? Да и какое-нибудь другое племя местное напасть может.
     Через некоторое время, когда успокоился, Лум все же решил просить своих новых соплеменников пощадить пленных: ему жутко становилось при мысли, что убьют так много женщин и детей. 
     – Скажи, Лум, неужели ты один только спасся из наших? – спросила Лиа-на.
     – Да нет, кроме меня еще одиннадцать спаслись.
     – Правда? Вот хорошо! А то мы уж думали, что все – конец нашему пле-мени, нашему роду. Но все-таки нет! – обрадовались номарианки.
     – А почему тогда ты не там, с ними, а здесь? – удивились они.
     Лум помрачнел и, тяжело вздохнув, ответил:
     – Да я…Ну, можно сказать, они меня изгнали. Но не вправду, не так, как бывает. Нет, они просто так меня возненавидели, что мне пришлось самому уйти.
     – Тебя возненавидели?! За что?! Ты их спас, а они тебя возненавидели?!
     – Они считают, что во всем виноват я: что я, дескать, привел ронгов к стойбищу. То есть не потому что был с ними заодно, а просто шел-шел, а они по моим следам пришли. Но это не так. Я несколько дней шел вообще в дру-гую сторону. Нарочно, чтобы обмануть их. Свернул к стойбищу только тогда, когда уже точно знал, что за мной не идут ронги. Меня оклеветал Гетон. Ска-зал, что он, яко бы, видел, как я возвращаюсь в стойбище со стороны заката. Но я шел со стороны полдня. Это честно! Это правда! Клянусь!
     –  Можешь не клясться – мы точно знаем, что не ты привел ронгов к нашему селению. Потому что мы знаем кто привел. Их привел Мард. Мы увидели его в племени ронгов. Не сразу, правда. Дней через пять только. Поначалу он старался не показываться нам на глаза – стыдился. Но если с кем-то в одном племени живешь, разве получится долго скрываться от тех, кому не хочешь на глаза попадаться? 
     – Мард?! Но, но … я своими глазами видел, что он мертв.
     – Нет, он оказался живым. Он нам все рассказал. А было вот что. От раны он потерял сознание, но не умер. Видать, ты видел, как он лежит, похожий на мертвого. А он-то мертвым не был. Он очнулся. Видит, кругом него враги. Они увидели, что он жив. Обрадовались. Стали пытать его. А они умеют это делать, как, наверное, никто. Он не выдержал. И показал им дорогу к стой-бищу. Он с полгода жил у ронгов. Они уж его почти своим стали считать. Но съели. Тогда дней пять охота неудачной была. Им жрать хотелось.
     Лум был поражен тем, что узнал, и необычайно обрадован. Оказывается, есть свидетели его невиновности! Это совершенно меняет взгляд на его роль в судьбе родного племени. Сородичи должны не ненавидеть его, а быть ему весьма и весьма благодарными.
     – Лум, отведи нас к нашим! Отведи! А мы им всю правду расскажем. От-веди! Неужели ты собираешься всю жизнь жить с этими чомо?! – воскликну-ли женщины.
     – Да я и сам хочу! Я… – тоже воскликнул наш герой, но сразу осекся. Он с сомнением покосился на жену. Уже говорил с ней о своем желании вернуть-ся к сородичам. Звал с собой. Рассчитывал на то, что она уговорит кого-нибудь из соплеменниц последовать за ними. Надеялся, что благодарные за приведенных женщин сородичи будут относиться к нему лучше. Но Намане не понравилось его предложение. Она сказала, что не желает жить с меза-ми, согласна только переселиться в Клан медведя, что вполне соответство-вало существовавшим в племени даминов правилам.
     Номарии и Намана пришли к ее жилищу.
     – Будьте здесь, и никто Вас не тронет. Но пока нас нет, лучше все же сиди-те в шалаше, – перевел Лум слова своей жены соплеменницам.
     Он и Намана оставили дочку на попечение этим женщинам и пошли к ска-лам, туда, куда снесли всех убитых даминов. Оттуда доносился плач, пре-имущественно женский. Приблизились и увидели, что мертвых положили в четыре ряда по восемь-десять тел. Вокруг них носились и подпрыгивали в дикой ритуальной пляске шаманки всех пяти кланов, выполняющие погре-бальный обряд. 
     Остальные соплеменники, кроме еще не присоединившихся к ним Лума, Наманы и тех, которые охраняли пленных, стояли вокруг места совершения обряда на коленях и плакали. Причем многие, особенно женщины, рыдали, раздирая себе лицо ногтями.
     Дамины имели три способа погребения своих усопших. Если их было не более трех, то хоронили в могиле, вырытой палками-копалками в земле, причем часто довольно глубоко. Если же мертвых было немало, их обычно кремировали или просто засыпали камнями, но достаточно крупными: ни волки, ни собаки не могли добраться до покойников – могли бы, наверное, медведи, но наклонностей падальщика дамины за ними не замечали. Ныне они избрали третий способ погребения, поскольку опасались, что не хватит топлива для приготовления на кострах пищи для целой серии каннибальских пиршеств. Подобные опасения могут показаться странными, учитывая то, что здешнюю долину окружали горы, склоны которых поросли густым ле-сом. Но первобытные люди способны были взять древесины из леса не так уж много: подбирали валежник, ломали при помощи каменных рубил или топоров тонкие деревца и ветви деревьев. Впрочем, для любого племени этого вполне было достаточно. Но дамины захватили такую огромную люд-скую добычу, какой еще не удавалось захватить ни одному племени, даже ронгам. Съесть ее могли только в течение многих дней. Обитатели долины, где предстояло долго жить целому племени, понимали, что из-за оскудев-ших запасов топлива придется покинуть ее. Этого им очень не хотелось, по-тому что здесь была хорошая охота. Они предлагали поделить всю добычу поровну между родами, чтобы те могли уйти с нею в родные места, если не прямо сейчас, то хотя бы в ближайшие дни. Однако ни один клан не спосо-бен был охранять столько пленных, сколько пришлось бы на его долю. Осо-бенно сейчас, когда так много погибло сильнейших воинов. Матери родов, посовещавшись, решили, что племя будет жить здесь до тех пор, пока не останутся в живых пятьдесят-шестьдесят пленных. Тогда кланы поделят их между собою. После этого можно будет возвращаться в родные места.
     Когда шаманки завершили обряд, дамины отнесли убитых сородичей ближе к скалам, где было больше камней и погребли их под ними.
     Затем одни пошли за топливом, другие – в ущелье извлекать из-под зава-лов тела ронгов. Их сносили туда, где дамины располагались лагерем в ожидании прихода врагов. Место это, как читатель помнит, находилось у подножия холма, на котором было стойбище Рода зубра. В шагах тысячу от селения в долине остались следы ночной стоянки ронгов. На большом про-странстве чернели десятки кострищ. Вокруг каждого валялось множество подстилок из шкур, кожаных сум, заплечных мешков, разных орудий труда и даже оружие. Там бродили несколько даминов. Они поднимали вещи и внимательно рассматривали, дивясь искусно сделанным каменным и кожа-ным изделиям. На таких любопытствующих покрикивали матери родов, по-сле чего те спешили идти работать: одни - в ущелье, другие – в лес. Послед-ние прихватили с собой подобранные топоры и рубила ронгов. Другие соби-ратели топлива, заметив, что пришедшие с трофейными орудиями сопле-менники, справляются с деревцами и ветвями явно легче, чем они при по-мощи неандертальских топоров и рубил, поспешили тоже обзавестись ими.
     И вот уже пылали пять костров. На них уже клали убитых ронгов. 
     При виде этого Намана поморщилась и отвернулась. Она явно была удру-чена. 
     «Может, она тоже не людоедка!» – с надеждой подумал Лум и сказал:
     – Я не буду есть это.
     Лицо Наманы просветлело. Она тоже с надеждой взглянула на мужа и от-ветила:
     – О, нет. Конечно, нет. Уж лучше голодной останусь.
     – Голодной не останешься. Но скажи, неужели у вас нет нелюдоедов?
     – Есть. Конечно есть. Когда такое творится, они всегда идут на охоту и приносят обычную пищу. Но, но сегодня… Не знаю… Сегодня так много убитых …Даже если они не убиты, то, наверное, очень устали, как вы все, воины. Может, ранены, ведь очень много раненых.
     – Я не ранен и не очень-то устал. Да я отдохнул уже, – произнес Лум, по-вернулся и зашагал прямо к стаду зубров. 
     – Стой! Ты куда, Лум! Там же зубры! Много зубров! – воскликнула Нама-на. Она догнала его и, схватив за руку, остановила. – Ты же один! И с одним копьем только!
     – Ты что ж, Намана, так всегда провожать меня на охоту будешь? – спро-сил он.
     – Но, но…ты один, Лум. Кто же один на зубров ходит?!
     – Я знаю что делаю, – Отпусти, ответил он и, вырвав свою руку из ее, по-вернулся и пошел дальше. Он не крался, а открыто, смело шел к стаду. 
     Когда приблизился к зубрам на шагов пятьсот, от стада отделился один особенно крупный самец и, угрожающе опустив рогатую голову, побежал в сторону Лума. Вначале не быстро, должно быть, имея намерение только от-пугнуть двуного дерзкого смельчака. Но тот продолжал приближаться. То-гда 3убр ринулся на него  со всей  своей  свирепостью. Это было страшное зрелище – огромное чудовище, мышцы которого играли в мощном стреми-тельном движении, приближалось с гулким дробным топотом. Их разделя-ло уже всего несколько шагов. Казалось, охотник сейчас будет поднят на ро-га, растоптан. Намана закричала от ужаса. Но в тот же момент Лум резко от-скочил влево, и Зубр пронесся мимо. Из шеи его сбоку торчало копье. Через шагов двадцать он остановился, стал поворачиваться к Луму, но ноги его дрогнули, и исполин рухнул, издыхая. Охотник, не спеша, пошел к нему. 
     От стада отделились еще пять могучих вожаков и поскакали к месту гибе-ли своего собрата. 
     – Лум! Лум, гляди! – опять в ужасе закричала Намана. Однако тот, спо-койно, даже не обращая внимания на приближающихся зубров, неторопли-во извлек копье и внимательно осмотрел хрупкое кремневое острие. Оно было цело.
     На полпути зубры остановились. Постояв несколько мгновений, они тре-вожно заревели, повернули и стали возвращаться к стаду. Как только при-близились к нему, вся огромная, колеблющаяся спинами, бурая масса при-шла в движение. Раздался гулкий тяжелый топот сотен копыт, и стадо стало быстро удаляться.
     Лум ударил себя в грудь кулаком и издал боевой клич номариев. Намана подбежала к нему и радостно обняла его.
     – Какой ты охотник, Лум! Не хуже, чем воин! – воскликнула она.
     – Сходи за резцом. А я посторожу добычу. А то как бы какие звери не набежали. Вон, уже собачья стая поглядывает сюда.
     Намана принесла резец и заодно охапку хвороста, взятую около одного из костров. Кучи веток, тонких стволов быстро вырастали, потому что голодные собиратели топлива спешили. Вместе с Наманой пришли две женщины, тоже неся охапки хвороста. Когда они сходили за ним второй раз, к ним присо-единились еще две женщины, принесшие из леса хворост: они оставили его не в куче около костра, а принесли сюда. Носить хворост к добытому зубру стали еще несколько человек. 
     Тем временем наш герой, ловко орудуя резцом, свежевал гиганта. Подо-шли двое мужчин. У одного был резец. Втроем они довольно быстро осве-жевали зубра. 
     Намана сходила к ближайшему костру за огнем, и скоро запылал еще один костер, около которого собирались люди, предпочитавшие мясо жи-вотного человеческому. Когда костер был уже достаточно большой, чтобы можно было жарить на нем огромного быка, возле него уже находились ше-стеро мужчин. Они без особого труда положили очень тяжелого зубра на огонь.
     Скоро здесь собрались уже почти тридцать человек. Двое принесли из стойбища с десяток резцов: мы помним, что инструменты эти использова-лись людьми для поедания мяса.
     Используя специальный навык и специальные достаточно длинные и тол-стые палки с острыми сучками, которыми старались зацепить за все, за что можно было зацепить, мужчины время от времени вытаскивали тушу из ко-стра, переворачивали ее и возвращали обратно. Такие действия позволяли более равномерно поджарить охотничью добычу. Покуда это роскошное, изысканное блюдо первобытной кухни приготавливалось, Намана сходила в стойбище и привела сюда соплеменниц Лума. Она и они пришли с детьми на руках.     
     И вот наконец тушу окончательно извлекли из костра. Веником из ветвей очистили ее от золы, и она предстала глазам людей во всем своем велико-лепии. Покрытая темно-коричневой аппетитной коркой, правда, местами подгоревшей, источающая головокружительно-приятный запах, она была настолько привлекательна для проголодавшихся людей, что иные не вы-держали и почти сразу же стали пробовать отрезать от нее хотя бы малень-кий кусочек. Однако, обжегшись, отказались от этой затеи. Но ожидание, ко-гда туша достаточно остынет, было слишком мучительно для пустых желуд-ков. Поэтому через некоторое время, когда она немного остыла, но все же еще оставалась очень горячей, люди начали есть. Каждый отрезал себе та-кой кусок, какой хотел, и, сев на траву, обжигаясь, ел.    
     Когда Лум насытился, он встал. Намана, знавшая о его намерении, сразу поняла, что именно сейчас он собрался его осуществить.
     – Все-таки пойдешь? – огорченно спросила она.
     – Да.
     – Не ходи, Лум. Ты все равно ничего не добьешься. Только обозлишь их.
     Однако он не послушал жену.
     Когда приблизился к каннибалам, его обдало жутью. Такое впечатление производило пожирание людьми людей. Самое жуткое было то, что поджа-ренные части человеческого тела люди эти держали совершенно спокойно, словно это была обыкновенная пища. И ели человеческое мясо с таким же спокойным, довольным видом, будто какую-нибудь лосятину или зубряти-ну. При этом непринужденно перебрасывались словами. Хотя вид этих часто виденных им людей ничуть не изменился, Луму казалось, что они стали дру-гими: в них словно исчезло что-то главное и появилось что-то нечеловече-ское. Ему казалось, что они вгрызаются в мясо, словно звери. А когда жева-ли или переговаривались, в движении их ртов чудился оскал хищников, как у той красавицы-людоедки, которую он видел год назад.
     Лум призывал своих новых соплеменников отпустить пленных, но встре-тил всеобщие недоумение, непонимание и полнейшее нежелание последо-вать его призывам. 
     Лум дошел до костра Рода медведя. Он знал о своем огромном влиянии на людей этого клана и связывал с ними последнюю надежду помочь плен-ным. Но и здесь встретил такие же недоумение, непонимание и жестокое желание не отказывать себе в дальнейшем поедании человеческой добычи. К тому же шаманка и Мать рода, которая, как говорилось выше, имела на него гипнотическое влияние, велела ему оставить попытки помочь пленным, и он покорно подчинился. Но, уходя отсюда, пригласил желающих присо-единиться к нелюдоедам. При этом расхваливал вкуснейшее свежее мясо зубра. Но никто не последовал за ним.
     Мрачный Лум возвратился к сотрапезникам и снова сел рядом с Наманой. Она не стала расспрашивать мужа: по виду его нетрудно было догадаться, что его затея потерпела неудачу. Впрочем, иного она и не ожидала.  Лум си-дел, огорченный, угрюмо глядя в костер. Намана продолжала есть, искоса с сочувствием поглядывая на него. Через некоторое время сказала:
     – Лум, а в твоем племени тоже так много людоедов?
     – Сейчас нет никого, – ответил он. И не слукавил. Среди истребленных но-мариев едва ли не половина была каннибалов, но те, кто спасся, хоть боль-шинство и обладали дурным нравом, не были людоедами.
     – Да? – удивилась Намана. Немного подумав, она сказала: – Ну тогда ве-ди меня к ним, Лум. Я согласна идти.
     От радости он вскочил на ноги, подпрыгнул и бросился страстно и призна-тельно обнимать Наману.
     Когда номариянки узнали, чем вызвана неожиданная радость соплемен-ника, то пришли в дикий восторг.
     Сразу же начали готовиться к путешествию. Пришли на место бывшей сто-янки ронгов. Здесь нашли пять подстилок из оленьих шкур. Сделали из них скатки. Отобрали пять отлично пошитых заплечных мешков с лямками. В один положили резец, в другой – скребок, в третий – запасной наконечник копья, в четвертый – запасной наконечник дротика, в пятый – рубило, самое тяжелое из перечисленных кремневых изделий: этот мешок предстояло нести мужчине. Мешки наполовину заполнили вырезками из туши зубра. Лум сходил в ущелье. Выбрал из трофейного оружия очень хорошие копье, два дротика. Палицу свою решил не заменять. Прихватил с собой еще четы-ре копья, для женщин. Конечно, он не собирался привлекать их к участию в охоте. Но когда он будет охотиться, им, возможно, придется защищаться от хищников. Впрочем, дело может и не дойти до столкновения с ними: звери обычно побаиваются этого оружия – и те, которые уже испытали его уколы, и другие, которые еще не испытали. На последних даже палица и дротики часто не производят никакого впечатления, пока не пущены в дело, но ка-кие-то непонятные длинные палки с подозрительными каменными навер-шиями внушают часто им боязливость. Поэтому многие хищники предпочи-тают обходить даже небольшие группы людей, вооруженных копьями.
     Когда наш герой вернулся к костру неканнибалов, Намана и его сопле-менницы уже были там. Среди вещей, которые они принесли с бывшей вра-жеской стоянки, он кроме обычных заплечных мешков увидел  еще четыре, но с несколько иначе пришитыми лямками.
     – Как, с нами еще идет кто-то? – удивился и обрадовался он.
     – Нет,  Лум,  это  твои соплеменницы  здорово  придумали, – сказала Намана. – Это мешки, чтобы деток носить.
     Хотя он задал вопрос на языке даминов, Саяна догадалась что его интере-сует и пояснила:
     – Это знаешь что, Лум? Это мешки, чтобы ребенка носить. Вот так надева-ешь. И он у тебя на животе. Можно руками не поддерживать. Очень удобно. Лямки у них, видишь, не так пришиты, как у тех. Это чтобы можно было еще и заплечный мешок носить. Чтоб его лямки не соскальзывали с лямок этого мешка. У нас в племени таких не было. Мы их впервые у ронгов увидели. Они им, конечно, очень нужны, такие. Еще бы: они то и дело кочуют, а мла-денцев и весь скарб женщины носят. 
     – Ну, теперь уже не носят и не кочуют, – рассмеялась Анара.
     Вечером Лум и Намана простились с даминами. Но только не с людоеда-ми. У Наманы было куда больше оснований проститься с родичами из Клана зубра, чем у нашего героя с людьми Рода медведя, но она больше не пошла к их костру. Впрочем, близких родственников у нее не осталось: одни умер-ли от болезней, другие погибли на охоте, третьи – в прошлогодней войне.

25

     Ранним утром, когда все дамины еще спали, кроме караульных, наши пу-тешественники встали, нагрузили на себя поклажу и двинулись навстречу восходящему солнцу и новым приключениям.
     Им предстоял очень далекий и опасный путь. Тем не менее номарии ощущали радостное чувство. Намана тоже находилась в приподнятом состо-янии духа. В то же время ощущала тревогу, вызванную сомнением в пра-вильности своего решения отправиться в чужие края.       
     Первый день прошел без каких-либо приключений. Но уже утром следу-ющего дня пришлось сильно пожалеть, что покинули племя. Наши путники очень захотели поскорее вернуться. Но это уже было невозможно. Они уви-дели, что за ними идет отряд воинов. Насчитали двадцать два человека. Хо-тя те еще были далеко, но по некоторой узости их фигур можно было дога-даться, что это очень высокие люди, отнюдь не неандертальцы. Вооружены они были только копьями. На ум сразу пришло предположение, что это те самые ронги, которым удалось спастись от преследования даминов. Это подтвердилось: они двигались быстро и вскоре номариянки, оглядываясь, уже называли их по именам.
     Желая проверить, правда ли отряд ронгов преследует их, а не просто движется в ту же сторону, наши путники круто изменили направление. Ронги повернули в туда же. Теперь не осталось сомнений, что они имеют намере-ние настигнуть их. Преследователи закричали что-то, махая руками. Нома-риянки могли бы понять их слова, если б расслышали. Впрочем, не трудно было догадаться, о чем они кричат: конечно, просят остановиться. Наверное, обещают не причинять никому зла. Но ни у одного из наших путников не было ни малейшего желания вступать в какое-либо общение с каннибалами.
     Читатель может задать вопрос: каким образом Лум и его спутницы оказа-лись впереди беглецов-ронгов, если пировали в то время, когда те уже энер-гично двигались на восток. Нужно пояснить, как это произошло. Когда бег-лецы-ронги убедились, что никто их больше не преследует, они повернули обратно. Шли медленно с опаской. Приблизились к долине, но не стали вы-ходить из чащи, боясь попасться на глаза победителям. Выстроившись в длинную цепь, долго ходили по лесу, покрывавшему близкие к долине горы и холмы, в надежде встретить соплеменников, которым, возможно, тоже удалось спастись. Дамины не видели занимавшихся поисками ронгов, ибо находились совсем в другой, дальней части долины. Так никого и не найдя здесь, ронги снова двинулись на восток.
     Шли очень быстро, потому что желали как можно скорее покинуть страш-ную страну неандертальцев, где погибло почти все их племя. В середине дня сделали небольшой привал. Затем стали охотиться, к чему вынуждал голод. Добыли трех косуль. Ели мясо сырым, поскольку не стали разводить костер ни для приготовления пищи, ни для ночлега, боясь дымом выдать свое ме-стонахождение. Спали, спрятавшись в зарослях. Утром доели косуль и дви-нулись далее. 
     Теперь шли медленно, ибо сильно переели. Поэтому наши путники не-много обогнали ронгов. Эти группы людей некоторое время не видели друг друга, потому что линии движения их хоть и сближались, но были почти па-раллельными и между ними на этом отрезке пути находились горы, холмы, перелески.
     Когда ронги вышли на равнину, то сразу увидели вдали впереди себя пя-терых идущих в том же направлении людей. Разглядели, что это три крома-ньонских, одна неандертальская женщины и один неандерталец. Более все-го удивило то, что люди враждующих рас идут вместе вполне миролюбиво, то есть не ведут одни других, как пленников.
     Ронги зашагали как можно быстрее. Они несказанно обрадовались, ибо были чрезвычайно удручены отсутствием женщин в своем обществе. Это де-лало еще более тяжелыми переживания, вызванные гибелью почти всего родного племени. Как возможна жизнь без женщин, без тех дивных насла-ждений, которые делают мужчин счастливыми?! Без женщин род ронгов пресечется. Будущее представлялось им серым, совершенно безрадостным. И вдруг такая удача! Они пленят этих чужеземок, сделают их своими сопле-менницами и будут беречь как зеницу ока. Впрочем, мужчину тоже надо пленить. Убивать его сейчас, когда все сыты, неразумно. Пусть он идет вме-сте с ними, связанный, как обычно ходили с ронгами пленные. Как только снова придет желание пищи, его можно будет съесть, избавив себя таким образом от изнурительной охоты.
     По мере приближения к преследуемым у ронгов не становилось меньше причин для удивления. Незнакомцы то и дело оглядывались. И вот уже по-явилась возможность разглядеть их лица. Оказалось, что кроманьонки от-нюдь не незнакомки, а соплеменницы ронгов, которыми стали из пленниц. Значит, им тоже удалось спастись. И должно быть, не без помощи идущих с ними неандертальцев. Но почему те помогли женщинам из вражеского племени? И почему тоже уходят отсюда? Впрочем, эти вопросы мало инте-ресовали сейчас ронгов, охваченных стремлением завладеть женщинами.
     Они могли бы скоро настигнуть их, если бы перешли на бег. Однако не спешили это делать, поскольку сильно переели.  Конечно, наши путники то-же значительно прибавили шагу. Но их излишне тяготили ноши. Поэтому не могли поддерживать высокий темп. Враги же, можно сказать, шли налегке: каждый нес лишь копье. Вначале женщины, потом и Лум сбросили с себя заплечный мешок и скатку с подстилкой. Их с радостью подобрали ронги. Хотя несли новые свои ноши поочередно, они заметно снизили скорость ходьбы. Так появилась еще одна причина, мешавшая преследователям пе-рейти на бег. 
     Какое-то время расстояние между ронгами и нашими путниками сокра-щалось медленно.
     Лум хотел помочь Намане нести дочку. Просил дать ему ее. Но жена ска-зала:
     – Тебе нужно беречь силы – драться придется. Нас они, если догонят, все равно не убьют – им женщины нужны. Тебе же лучше не сдаваться.
     – Лум никогда не сдается врагам!
     – Поэтому сохрани силы.
     Конечно, долго женщины не могли спорить в силе ног с исключительно тренированными на изнурительных охотах мужчинами. Не прошло и часа, как расстояние между нашими беглецами и преследователями снова стало быстро сокращаться. Равнина осталась позади. Теперь шли холмистой мест-ностью. Из-за округлых зеленых вершин холмов вырастала огромная ка-менная зубчатая стена, изрезанная хаотичным глубоким скальным релье-фом. Приближение этого препятствия чрезвычайно обеспокоило наших пут-ников: они боялись, что уткнутся в непреодолимую преграду.  Они знали, что движутся к гряде скал, но не ожидали, что придут к ней так скоро. Как ни странно, уроженка здешних мест Намана видела ее впервые. Впрочем, не-удивительно: вместе с соплеменницами она занималась собирательством лишь в окрестностях родного стойбища. Заходить далее, где можно было встретиться с большой опасностью, у них не было желания. Но Намана слы-шала от охотников о находящейся на востоке гряде скал, которая тянется с севера на юг. Они говорили, что преодолеть ее можно лишь в некоторых ме-стах. Но где эти места? Увидев, что жена впала в отчаяние, Лум поспешил успокоить ее, сказав, что знает, где находится одно из таких мест. Однако понимал, что найти его будет нелегко, может, даже не удастся. 
     Он переходил через эту гряду скал вместе с племенем даминов, идя к стойбищу Клана зубра. Номариянки прошли ее с ронгами по их следам. Но ни Лум, ни его соплеменницы хорошо не запомнили, где проходили. Сейчас они блуждали тревожными ищущими взглядами по нагромождениям скал, но не видели где можно перебраться через них. Может, это место еще скры-то от глаз холмами и вот-вот появится.
     Наш герой подбадривал спутниц, уверяя, что они смогут перебраться на ту сторону. Однако сам все более терял самообладание, поддаваясь отчаянию.
     Вот они обошли еще один холм, и им открылась каменная стена, ничем не загороженная от взгляда. Она стояла в шагах пятистах от них и уходила да-леко вправо и далеко влево. Здесь преодолеть ее было невозможно. Как же так?! Луму казалось, что он ведет спутниц правильным путем, прямо к пере-ходу через скалы. Значит, он ошибся! Наверное, нет. Просто, когда хотели узнать преследуют ли их ронги, они круто повернули на север, а потом опять пошли на восток. Вот и вышли сюда, в другом месте. Значит, нужно идти вправо.
     – Скорее! Туда, туда надо идти! – воскликнул он и пошел в ту сторону, а женщины – за ним. 
     Через шагов тысячу они к огромной радости своей увидели то, что так же-лали увидеть – небольшой перевал, зажатый между скалами. К нему вел не очень высокий земляной склон, не загромажденный камнями, правда до-вольно крутой, но такой, по которому вполне можно было взобраться, даже не помогая себе руками. Наши беглецы устремились к нему.
     Восхождение уже порядком изнуренным женщинам далось с большим трудом. Лум подхватил под руку жену и помогал ей. При этом ободряюще покрикивал на соплеменниц, стараясь заставить их двигаться быстрее. Он и Намана первыми взошли на хребет перевала. Затем Лум спустился на шагов сорок обратно, чтобы помочь сильно отставшей от остальных Саяне.
     И вот все они – на верху перевала. Лум сказал:
     – Скорее идите дальше. Я остаюсь здесь. Думаю, мне удастся задержать их.
     – Нет! – воскликнула Намана и, заплакав, прижалась к нему.
     Он обнял ее с ребенком, проговорил:
      – Не плачь, Намана. Ты должна сейчас думать не обо мне. Береги дочку. Она будет тебе напоминать обо мне. Помни, что я очень любил тебя. А вы, – обратился он к соплеменницам, – берегите их. Защищайте. Все же ей пред-стоит жить в чужом племени. Всякое может быть. Помните, что Вы спаслись только благодаря ей.
     – Конечно, Лум. Не беспокойся за них. Мы будем беречь, защищать их. Спасибо тебе. Спасибо, – ответили они ему и тоже обняли на прощанье. 
     Затем женщины стали быстро спускаться с перевала.
     Лум окинул быстрым взглядом местность, к которой они шли. Холмы, не-большие горы, овраги, лощины, рощицы и кустарник – очень подходящая местность для тех, кто желает скрыться от преследователей. Лум вздохнул с облегчением. Теперь все дело за ним. Только бы они сумели уйти подальше, пока его не убьют.
     Времени провожать взглядом попутчиц не было. Лум быстро обратился назад. К его радости ронги еще не появились в поле зрения. Может он еще успеет подготовиться к обороне. Позиция, которую занял, была очень хоро-шей. Хребет перевала длиною шагов в двадцать-двадцать пять находился, как упоминалось выше, между скал. Перелезть через них было невозможно. Значит, за тыл он мог быть спокоен. Около скал валялось много камней. Лум бросился собирать подходящие. К тому моменту, когда из-за нагро-мождений скал справа показались враги, он успел перенести на середину хребта небольшую кучу камней.
     Увидев перевал, ронги шумно стали выражать свою радость. Потом с пре-зрением расхохотались, видя, что неандерталец, будучи всего один, набрал-ся дерзости вступить с ними в борьбу, чтобы помешать перебраться через перевал. Они сразу же ринулись на штурм.
     Увидев идущий на него целый отряд свирепых гигантов, Лум в первый момент испытал почти панический страх. Но тут же овладел собой. Теперь он боялся только одного – умереть раньше, чем женщины смогут уйти на до-статочно большое расстояние.  Да и так ли уж они страшны, эти ронги? Ко-нечно, они огромны ростом. Но ничуть не выше его соплеменников. А разве не одолевал он их в силовых единоборствах? Одолевал и много раз. Причем отнюдь не самых слабых. Правда, сейчас на него наступают слишком много могучих врагов. Но зато у него превосходная позиция. Лум понял, что она дает даже больше преимуществ, чем он думал вначале. Он обрел большую уверенность, когда подумал, что бросаемые им камни, будут лететь вниз, а значит, будут разить со страшной силой. К тому же ронги представляют со-бой хорошие мишени, потому что крупные. Кроме того, как все рослые лю-ди, они, конечно же, не очень верткие.
     Ронги уже подошли к склону и начали подниматься. Луму стало ясно, что они даже более хорошие мишени, чем он предполагал. Двигались они до-вольно вяло, поскольку пошли на приступ уже уставшие от энергичной ходьбы. Мы помним, что они к тому же еще сильно переели вчера вечером и сегодня утром. Иные шли, совсем не глядя вверх, словно были уверены, что то, что может полететь оттуда, попадет в кого угодно, только не в них. А может, просто настолько презирали Лума как противника, что полагали, что он никакой опасности для них не представляет.
     В одного из таких Лум и метнул первый камень. Он попал точно в голову. Убитый наповал ронг ткнулся лицом в землю склона. Следующий камень полетел в воина, который приблизился к нашему герою ближе остальных. Это был огромный сухопарый муж. Удлиненное красивое лицо его обрам-ляли длинные прямые черные волосы, перехваченные на уровне лба тесе-мочкой, и курчавая черная борода. Глаза смотрели на Лума незлобно и не-воинственно, а, скорее, насмешливо-презрительно и несколько удивленно. Шагая, он делал большими руками широкую отмашку. Хотя смотрел навстречу опасности, он ничего не предпринял, чтобы как-то отразить ка-мень или уклониться. Он словно ждал, когда его голова повстречается с брошенным камнем. А может, просто не успел вовремя среагировать. Уве-систый остроугольный метательный снаряд угодил ему прямо в лоб. Удар был такой силы, что воин не упал вперед, как первый сраженный Лумом ронг, а опрокинулся назад и стал съезжать вниз головой по склону. При этом его конечности расслабленно-безжизненно и несуразно волочились за туло-вищем.
     Эти меткие, мощные, убийственные попадания убедили атакующих, что Лум отнюдь не слабачек, что они имеют дело с очень опасным противни-ком. Теперь ронги напряженно-внимательно следили за каждым его дви-жением. Тем не менее два следующих броска снова достигли цели. Крома-ньонцы не смогли уклониться. Все же и тот, и другой отбил камень рукой. Однако они получили такие страшные ушибы, что временно потеряли спо-собность владеть рукой.
     Затем Лум допустил промах. Но зато потом снова метнул два раза удачно. И оба раза попал противникам в лицо. Первый вскрикнул и схватился за проломленное лицо. Повернулся, сбежал вниз и упал ничком у подножия склона. Второй не вскрикнул и не схватился за лицо, а повалился на бок и покатился вниз по склону.
     И тут произошло то, чего Лум никак не ожидал. Сначала один, потом дру-гой, а затем и все ронги стали пятиться и так спустились к началу подъема. Штурм был отбит. 
     Ронги повернулись и отошли на шагов двадцать от подножия перевала к лежавшему ничком сородичу. Он был недвижим. Один воин тронул его, и тот повалился безжизненно на бок. Ронги возмущенно закричали что-то Лу-му, грозя ему кулаками и движениями рук, сжимавших копья. Наш герой в ответ издал победное восклицание номариев. И было чем гордиться: только начался бой, а он уже убил четырех врагов. Ронгов осталось восемнадцать.
     Лум измерил взглядом расстояние до группы воинов и изумился их бес-печности: они продолжали находиться в досягаемости для его бросков кам-ней. И не только камней. Как ни жалко было номарию расставаться с одним из двух своих дротиков, он все же решил не упускать хорошую возможность сократить число живых врагов. Пока не использовал это оружие потому, что взбирающихся по крутому склону людей было почти невозможно поразить дротиком в живот или грудь (места на теле человека, попадания в которые дротиком или копьем, как и в спину, были наиболее эффективны).
     Лум интуитивно прицелился и метнул что есть сил. Дротик пролетел над склоном и вонзился в ронга, стоявшего к нему спиной. Ему слишком не по-счастливилось, потому что в группе воинов он был лучшей мишенью. С тор-чащим из спины дротиком высокий муж пал среди товарищей. Ронгов оста-лось семнадцать.
     Они гневно зашумели и снова ринулись на приступ. Однако этот штурм продолжался еще меньше, чем первый, поскольку нашему герою уже уда-лось нагнать не малый страх на противников. После того, как четверо полу-чили серьезные ушибы, а пятый с проломленной головой, покатился вниз по склону, испуская дух и оставляя за собой длинный кровавый след, ронги опять отступили. Нет, они никак не ожидали понести такие потери. У врага слишком хорошая позиция. Да и сам он, видно, очень хороший воин.
     На сей раз они отошли от перевала на достаточно безопасное расстояние.
     Стали оживленно что-то обсуждать, наверное, план дальнейших действий. Через некоторое время все пошли влево и скрылись за ближайшей к пере-валу скале.   
     Лум понял, что они задумали: перебраться через гряду в другом месте. Когда сделают это, то непременно появятся снова здесь, только по другую сторону перевала, чтобы взять след женщин. Атакуют ли они его? Наверняка нет. Месть за убитых соплеменников, конечно, очень достаточный повод для нападения. Но ронгам гораздо важнее завладеть женщинами. На него они время тратить не будут, тем более, что на той стороне перевала условия для штурма ничуть не лучше, чем на этой. Он для них никакой помехи уже представлять не будет. Если же атакует их, чтобы хоть как-то помешать пре-следовать женщин, то они сразу же с ним легко расправятся: без такой пре-восходной позиции,  какую сейчас занимает, он для большого отряда бога-тырей как противник – ничто. 
     Лум сильно расстроился. Но быстро успокоился, вспомнив, что слышал от даминов. Они говорили, что места, где возможно перебраться через гряду, находятся далеко друг от друга, о чем уже упоминалось выше, и что найти их среди скал довольно сложно. Скорей всего ронги далеко не пойдут, а убедившись, что найти переходы отнюдь не простое и не скорое дело, воз-вратятся сюда и будут снова штурмовать перевал. Но этот приступ будет го-раздо упорнее, чем предыдущие.
     Лум снова стал пополнять запас камней. Теперь не торопился: отбирал лишь самые подходящие.
     Предположение его почти полностью подтвердилось. Ронги вернулись, но когда прошло уже много времени. Вид у них был унылый и раздосадо-ванный. И они действительно намеревались пойти на штурм. Но потопта-лись-потоптались и так и не решились. Вражеский отряд снова скрылся за скалой, уйдя в сторону противоположную той, с которой только что вернул-ся.
     «Решили там поискать? – усмехнулся Лум. – Ищите. Долго будете искать. А это как раз нам-то и нужно».
     И вот ронги вновь здесь и тоже по прошествии немалого времени. Они выглядели еще более раздосадованными и огорченными. Но штурма их Лум боялся уже меньше, ибо вид они имели такой изнуренный, что ожидать от них более эффективных действий, чем в предыдущих атаках, не приходи-лось. Ронги и сами это понимали. Поэтому решили не рисковать зря жизня-ми, а пойти на хитрость.
    Они стали нашему герою знаками объяснять, что больше не собираются бороться за его женщин, что пусть он идет своей дорогой, а они пойдут сво-ей. Выше уже говорилось, что язык жестов у разных племен был очень по-хож. Это, пожалуй, дает основания отнести его к первому международному языку. Поэтому Лум достаточно хорошо понял ронгов. Но, конечно, не по-верил им.
     Это была ситуация одна из многих, подобных ей, которые ответственны за то, что среди нас, современных людей, много тех, кто обладает духом про-тиворечия. Как только наши первобытные предки, такие древние, что даже для кроманьонцев и неандертальцев они были далекими предшественни-ками, обрели некоторое мышление и начатки речи, пусть еще основанные преимущественно на полувыкриках-полусловах, однако подкрепленных уже вполне выразительными жестами, появилось и понимание того, что можно добиваться желаемого при помощи обмана. Ложь стала часто ис-пользоваться в жесткой конкурентной борьбе между членами стад архан-тропов. Конечно, способы обмана были еще нехитры и прямолинейны. Например, один человек говорил другому: «Можешь идти туда – там нет опасности» (выражаясь, разумеется более просто, чем мы перевели эту фра-зу). Поверивший шел и погибал в когтях хищника. Больше шансов выжить имели люди недоверчивые или особенно боязливые, или обладающие от природы склонностью действовать вопреки советам и требованиям, посту-пать чаще по-своему. Численность этих архантропов постепенно стала пре-обладать, поскольку уменьшалось количество других, не обладавших упо-мянутыми качествами. Что касается духа противоречия, то надобность в нем отпала уже во времена ранних неандертальцев, то есть 300 – 250 тысяч лет назад, ибо люди уже были способны вполне правильно оценивать ситуации, предполагать последствия поступков. Однако эта черта характера продол-жала сохраняться и быть весьма распространенной даже у поздних неандер-тальцев, и даже у кроманьонцев. Досаждает дух противоречия и современ-ным людям. И он не мог исчезнуть, ибо не развился постепенно в ходе эво-люции, как многие другие качества человека, а был дан от природы изна-чально тем, кто сумел пройти естественный отбор. Но из необходимейшего качества, позволявшего выживать, дух противоречия превратился просто в дурную черту характера.
      Наш герой тоже обладал духом противоречия, но не благодаря ему не последовал совету ронгов, а просто потому, что способен был легко понять, что его стараются обмануть. Он к тому же сумел догадаться, что задумали враги, поскольку мог предполагать возможные варианты действий.
     Ронги снова скрылись за скалою.
     Не прошло, наверное, и получаса, как в подтверждение предположения Лума из-за корявого края каменной громады выглянула физиономия ронга. И сразу спряталась обратно. Номарий успел заметить, как настороженно-внимательное выражение лица сменила досадливая гримаса. «Думали, что я поверил вам и ушел?» – опять усмехнулся Лум.
     Это же повторилось часа через полтора. Затем прошло в раза четыре больше времени, но уже никто не показывался. Это уже мало походило на хитрость. Поэтому номарий решился спуститься с перевала, чтобы удостове-риться, действительно ли ронги ушли. Ошибка неминуемо стоила бы ему жизни. Но он не ошибся. За скалой никого не было. И из углублений между тесно стоящими ближними скалами, где могли скрываться враги, никто не выскочил.
     Наш герой теперь глядел туда, куда скорей всего ушли ронги. Перед ним была живописная перспектива. Справа возвышалась череда огромных скал. Слева, в шагах пятистах от нее, находились холмы, крайние их которых через некоторое расстояние тоже уже выглядели, как гряда, только гряда холмов. Мрачно-безжизненная, коряво-зубчатая каменная стена резко отделялась от ярко-зеленой прилегающей к ней местности. Подчиняясь закону перспекти-вы эти две гряды по мере удаления становились все меньше и при этом сближались.
     Даже мельчайших фигурок людей Лум не увидел. Значит, ронги ушли уже давно. Наш герой подпрыгнул от радости и издал торжествующее восклица-ние. Это еще одна его победа над ненавистными ронгами! 
     Но надо было спешить, потому что они, возможно, уже перебрались где-то через каменную стену и движутся сюда.
     Была и другая причина, заставлявшая торопиться: вдоль подножия гряды скал сюда мчалась большая стая собак, явно видевшая в одиноком человеке легкую желанную добычу.
     Поблизости не было никаких деревьев. А именно на деревьях, как мы знаем, первобытные люди часто находили спасение от хищников. Ближай-шие выступы скал были слишком круты и высоки и не позволяли найти на них убежище. 
     Тем не менее наш герой не очень испугался, полагая, что имеет возмож-ность спастись другим образом: нужно было успеть до появления здесь со-бак подняться на гребень перевала и скрыться за ним, но так, чтобы хищни-ки не увидели, что он убегает от них. Тогда они предпочтут убитых ронгов как добычу еще более легкую и которая уже у них под носом.       
     Лум, делая вид что не торопится, подошел к подножию склона. Теперь скала сбоку не давала видеть приближающихся собак, а им его. Номарий стал как можно быстрее взбираться по склону. Он мысленно возблагодарил себя за то, что отгонял от трупов ворон. Конечно, делал это не из почтения к усопшим, а просто в длительные отсутствия ронгов от нечего делать находил развлечение в кидании камней в ненавистных людям птиц. Заодно упраж-нял меткость. Правда, ни в одну не попал. И не удивительно: обычным броском камня поразить птицу невозможно. Неслучайно во времена, пред-шествующие использованию лука и стрел, живые пернатые людям были со-вершенно недоступны, что подтверждается археологическими раскопками, в которых среди множества костей, съеденных животных обитателями стоя-нок той эпохи, не найдено ни одной косточки какой-нибудь птицы.
     Слетавшиеся сюда во множестве вороны, отпугнутые рядом пролетавши-ми камнями, теперь сидели на ближних выступах скал и терпеливо ждали, когда зловредное двуногое существо уйдет наконец. 
     Конечно, если бы Лум не мешал им приступить к привычной трапезе, от мертвецов остались бы уже только косточки, а избалованные обильным мя-сом собаки тех времен одними косточками не довольствовались, когда имелась возможность настигнуть свежую не тронутую другими хищниками добычу.    
     Взбежать на столь крутой склон было невозможно, и Лум всходил на него, но очень быстрым, мощным шагом. По пути прихватил копье убитого ронга, взамен потерянного дротика, который один воин извлекши из тела мертвого соплеменника, унес с собой. Превосходные спринтерские качества снова не подвели нашего героя: он уже сбегал с другой стороны перевала, когда до него донеслось свирепое радостное рычание, с каким хищники обычно при-ступают к пожиранию мяса. Спустившись, Лум перешел на шаг. Удаляясь от гряды скал, часто оглядывался, но так и не увидел ни одной собаки.
     Следы женщин нашел быстро. В дальнейшем оказалось, что идти по ним довольно трудно: они петляли среди холмов, ныряли в кустарники, часто были плохо видны на траве – или потому, что столько ног не всегда могли достаточно примять ее, или потому, что трава уже успела распрямится. По-рой путь беглянок проходил через каменистую почву, где вообще невоз-можно было разглядеть отпечатков ступней. Выручало Лума острейшее обоняние, свойственное первобытным людям. Но даже они не могли с вы-соты роста человека улавливать запах следов. Поэтому, как говорилось вы-ше, опускались на четвереньки, приближаясь носом к земле, а видом своим к животным.
     Конечно, наш герой был рад, что трудно продвигаться по следам спутниц, ибо появилась надежда, что они сумеют уйти от преследования ронгов. В то же время понимал, что самому ему это вряд ли удастся. Впрочем, он по-прежнему был готов погибнуть в борьбе с ненавистными врагами.
     Начали сгущаться сумерки. Стало еще сложнее идти по следу. Он привел в густой ельник. Здесь было еще более сумеречно.
     Быстро найдя дерево, на которое было возможно легко и быстро в случае необходимости залезть, Лум разбросал вокруг него в радиусе шагов пятиде-сяти сушняк и лег у корней этого дерева. Мы помним, что наш герой часто пользовался этим, подсказанным Балленом способом ночевки, идя в страну неандертальцев.

26

     Рано утром Лум проснулся и продолжил путь. Продирался сквозь густой подлесок, перебирался через завалы бурелома, шел по упруго-мягкому гу-стому слою опавшей хвои, покрывавшему всю землю в лесу, на котором следы были почти не видны. Подвигался по пути женщин еще медленнее, чем вчера.
     Но лес оказался небольшим: через часа два Лум вышел из него. Снова началась холмистая с мелкими рощицами местность. Иногда попадался ку-старник. Идти теперь было гораздо легче. Все же Лум очень сомневался, что сегодня сумеет нагнать женщин. Какого же было его изумление, когда, наверное, через час после того, как вышел из леса, он, завернув за очеред-ной холм, вдруг увидел их. Они безмятежно спали, держа в объятиях детей.
     Лум остолбенел. Оказывается, не очень-то далеко они ушли. Неужели они провели так всю ночь? Как в родном стойбище, где их охраняют караульные воины-охотники. Разве не знают, что если приходится ночевать за предела-ми селения, то обязательно надо поочередно бодрствовать, наблюдая за темнотой, откуда может приблизиться опасность, чтобы вовремя разбудить спящих для совместного отпора хищникам? Да, видно так сильно их изнури-ло бегство от ронгов. Впрочем, неудивительно – женщины не могут быстро преодолевать большие расстояние, как привычные к охоте мужчины.
     Лум разбудил женщин. Недовольно заголосили проснувшиеся дети. Женщины, увидев нашего героя, вскочили и завизжали от радости.
     – Лум! Да неужели это ты?! Как ты спасся?! А мы уж думали никогда не увидим тебя больше. Как же ты остался жив?!  А где ронги? 
     – Отстали. Только не знаю намного ли. Может, они опять уже идут по нашим следам. Надо идти.
     Женщины продолжили путь не прежде, чем дали грудь ребенку. Мла-денцы плакали, недополучив молока.
     Лум немного успокоил матерей, пообещав, что как только появится воз-можность, добудет мяса, чтобы у них стало больше молока.
     Когда пошли, рассказал о том, как почти целый день держал оборону на перевале, вынудив врагов искать другой переход через гряду.
     По пути ловко ловил выпрыгивающих из-под ног жирных кобылок. Одних отправлял себе в рот, других давал женщинам. Они ели их поначалу не с тем же удовольствием что и он, но чем далее, тем все с большим аппетитом.
     Шли почти весь день с небольшими привалами не только для того, чтобы отдохнуть, но и чтобы накормить детей. Молока по-прежнему не доставало.
     Остановившись на ночлег, разжигать костер не стали, опасаясь, что дым от него поможет возможным преследователям обнаружить их местонахож-дение. В остальном Лум организовал ночевку по всем правилам: караулили поочередно он и все женщины, каждому достался небольшой кусочек ко-роткой летней ночи, в течение которого не заснул и бдительно наблюдал за окружающей темнотой.
     Когда утром женщины стали кормить детей, то у всех оказалось достаточ-но молока. И неудивительно – мясо насекомых очень питательно.
     А на другой день Лум добыл и настоящее. Позволил себе поохотиться, по-скольку обретал все большую уверенность, что враги если не отказались от продолжения погони, то отстали очень значительно.
      Ели наши путники мясо, используя в качестве резца наконечник одного из копий, для чего пришлось его снять с древка и пожертвовать таким образом хорошим оружием.
     На восьмой день после того, как перешли гряду скал, наши искатели при-ключений уже настолько уверились, что ронги прекратили преследование, что вечером хотели даже разжечь костер. Все же не стали, решив сделать это завтра. Но на другой день вдруг увидели вдали поднимающийся к небу ды-мок. Это, конечно, был дым костра, уменьшенный расстоянием. Все сильно приуныли. Значит, враги продолжают преследование. 
     – Вот проклятые! Все идут и идут за нами! – возмутились женщины. 
     «Они будут идти и идти за нами, пока не настигнут. Потому что больше всего им нужны женщины. Борьба за женщин всегда упорная и жестокая», – думал Лум. 
     Утешало лишь то, что враги еще далеко.
     Ронги значительно отстали от наших путешественников потому, что им пришлось сделать большой крюк, чтобы прийти к перевалу, у подножия ко-торого можно было найти столь влекущие их женские следы, а также пото-му, что местность, изобилующая перелесками и низкими холмами, препят-ствовала увидеть беглецов и приходилось ориентироваться только по сле-дам, что весьма замедляло продвижение. Кроме того, немало времени тра-тили на охоту, чтобы прокормиться. А охотились ронги совершенно теми же способами, что и номарии, требующими больших затрат времени и сил. Ну, а как охотился наш герой, мы помним.
     Номарии и Намана продолжили путь в гораздо более высоком темпе, чем раньше. Причем женщинам уже не было так тяжело, как вначале бегства от ронгов. Всего за девять дней их ноги достаточно окрепли. И неудивительно: поразительно сильный организм первобытных людей позволял быстро при-спосабливаться к большим физическим нагрузкам.
     Довольно долго беглецам удавалось поддерживать немалое расстояние между ними и преследователями: дальний дымок от костра бывал заметен лишь раз в восемь-десять дней.
     Но Лум знал, что приближается равнинная местность, с редкими перелес-ками. Там ронги могут увидеть беглецов, что, конечно же, значительно об-легчит им преследование. Это более всего беспокоило его. Он уже начинал жалеть, что повел женщин самым коротким путем. Не лучше ли было идти тем маршрутом, которым он шел в страну неандертальцев? Еще есть воз-можность повернуть на север, чтобы выйти на тот путь, который огибает равнинную местность. Но он будет в раза два длиннее. Не удастся дойти до стойбища номариев даже осенью. Начнутся зимние холода. А они не могут позволить себе разжечь огонь. Не могут задержаться для выделки шкур и шитья одежды. К тому же тайга местами совершенно непроходима. Если они увязнут в чаще и буреломе, то ронги сумеют легко их настигнуть.  Ко всему прочему хищников в лесу даже, пожалуй, больше, чем на равнинах. Волки и собаки там особенно крупные и свирепые. Много медведей, рысей. Нет, он правильно выбрал путь.
     И вот они уже идут по просторам широких полей. Изредка встречаются небольшие хвойные рощи, группы низких холмов или скал. Расстояние до преследователей стало сокращаться быстрее, но не так быстро, как ожидал Лум: в своих предположениях он не учел все возрастающую тренирован-ность спутниц и то, что тратит на охоту времени гораздо меньше, чем ронги.
     После того, как вышли на равнинную местность, дымок в дали над гори-зонтом был виден вначале раз в пять-шесть дней, затем раз в три-четыре, потом раз в один-два дня. И вот он уже появлялся каждый день. Зоркие гла-за могли разглядеть фигурки ронгов, совсем маленькие, почти точки. 
     Не раз враги делали попытки, как в начале преследования, нагнать наших путников за счет скорости. Но не удавалось: тренированность женщин еще более возросла.
     Приближалось захваченное, а потом покинутое ронгами стойбище нома-риев. Это напомнило Луму о страшных событиях, которые происходили здесь год назад, о несправедливом приговоре сородичей. «Теперь они по праву могли бы сказать, что я привел ронгов к своему племени», – мыслен-но усмехнулся с сарказмом Лум. Но разве не прямой долг мужчин вступить в борьбу за соплеменниц, защитить их? Конечно, на этот раз никто бы его не осудил. Даже напротив, он удостоился бы похвалы за спасение соплемен-ниц, за то, что привел их в родное племя, где так не хватает женщин. По-следние мысли были в сослагательном наклонении, потому что он оконча-тельно потерял надежду дойти со спутницами до соплеменников: они нахо-дились еще очень далеко, а ронги – совсем близко. Даже если бы номарии жили сейчас в этом стойбище, к которому Лум с женщинами приближался, они все равно уже не успели бы дойти до них.
     Лум шел теперь не впереди женщин, а сзади. Номариянки знали, как ид-ти, поскольку бывали в здешних местах, занимаясь собирательством. Наш герой имел намерение повернуться и пойти навстречу врагам, чтобы уме-реть, как настоящий воин – не убегая, а атакуя. Расстояние до ронгов еще позволяло откладывать исполнение этого намерения. Лум шел, собираясь с духом, ибо даже отважным людям непросто решиться на неминуемо ги-бельный шаг. Даже более, чем страх мучительно волновало горькое сожа-ление, что не может спасти от плена дочь и Наману, а в дальнейшем обере-гать их. Немалое утешение давала ему надежда на то, что ронги скорей все-го не убьют их, потому что им очень нужны женщины. 
     Беглецы приближались к хвойной роще. «Вот ее перейдем и тогда…», – сказал он себе.  Лум помнил эту рощу. Знал, что она совсем небольшая. По-этому представлял, как мало осталось ему жить.
      И вот они уже идут среди сосен и елей. Не прошли и двухсот шагов, как впереди замелькали просветы – роща кончалась. Еще сильней обдало Лума леденящим холодом страха, еще чаще забилось гулко сердце. «Все, надо сделать это, раз решил…Все равно убьют, когда догонят… Уж лучше само-му напасть на них. Пусть узнают, как погибает воин-номарий… Но…, но не прямо сейчас… Немного пройду еще по полю и тогда… Все же ронги еще не так близко…», – мелькали лихорадочно мысли в уме обреченного на ско-рую смерть человека.
     Едва наши путники вышли из рощи, как сразу увидели стаю собак. Те тоже увидели их и бросились все к ним. Лум поспешил стать перед женщинами. Собаки рассыпались по полю веером и стало видно, как их много: наверное, не меньше сорока. За весь путь от долины Клана зубра нашим путешествен-никам не приходилось встречаться с такой большой стаей ни волков, ни со-бак. Наш герой сразу забыл о ронгах. Он видел стремительно приближаю-щихся свирепых чудовищ и в мыслях у него было только спасти от неминуе-мой смерти дочь, Номану и соплеменниц с их детьми.
     Стая эта была страшна не только количеством, но и очень крупными раз-мерами собак. Должно быть, сознание многочисленности своей стаи, созна-ние собственной мощи и мощи родичей делало этих хищников настолько смелыми, что они выбрали себе в жертву даже группу вооруженных людей, хотя до этого многие звери предпочитали обходить ее. Решительность при-ближающихся собак, возможно, происходила и от успешного опыта борьбы с охотниками.
     И снова Лум использовал хорошо испытанный тактический прием, кото-рый не раз выручал его. Заключался он, как мы помним, в смелой контрата-ке. Уже одно это на какой-то момент приводило в смущение нападающих. Такой заминки хватало нашему герою на то, чтобы метким броском дротика или копья лишить стаю вожака, отчего она, привыкшая всегда полагаться на него, чувствовавшая с ним себя спокойнее, увереннее, приходила на не-сколько мгновений в некоторое замешательство. Продолжение атаки пово-рачивало ее вспять. Но могло и не повернуть. Пока нашему герою в подоб-ных случаях везло. Но нынешняя ситуация была иной, нежели предыдущие: вряд ли четыре десятка крупных, мощных хищников приведет в замеша-тельство потеря одного из них, пусть даже вожака, и вряд ли ее сможет об-ратить в бегство один охотник. Но разве у нашего героя имелся какой-либо более эффективный план действий? Отчаянное положение вынуждало при-бегнуть к способу, который давал ничтожнейшую надежду на удачу.
     Лум с поднятым над плечом дротиком бросился навстречу ужасной сво-ре. Решительные действия человека все-таки смутили на несколько мгнове-ний и эту стаю. Даже приостановили ее. Лум снова безошибочно угадал кто из хищников вожак. Догадаться нетрудно было: тот размерами значительно превосходил остальных. 
     Охотник устремился к нему, готовый уже метнуть смертоносный снаряд, но вдруг застыл как вкопанный с отведенной назад для броска рукой, дер-жащей дротик. Вожак тоже остановился. Видя его, нельзя было не согла-ситься, что на собачьих мордах бывают порой выражения лица человека. Глаза пса явно глядели удивленно. Затем на морде появилось что-то вроде радостной улыбки. В следующий момент пес подпрыгнул, как козлик, и не-сколько прижимаясь к земле, стал, виляя не только хвостом, но и всем те-лом, приближаться к Луму. При этом то ли визжал, то ли скулил от радости. Лум бросил на землю оружие и тоже пошел ему навстречу, вскричав:
     – Брэнд! Да неужели это ты?! Брэнд!
     Они обнялись так, как может обняться человек с большой собакой. Лицо Лума снова умыл большой теплый слюнявый язык.
     Наш герой, и в самом деле, встретил того самого пса, с которым, как мы помним, непростым образом у него завязалась дружба и с которым прерва-лась связь год назад. Но как он здесь оказался?! Не будем забывать, что наши путники приближались к стойбищу, где до нападения ронгов жили номарии, а Брэнд был из числа множества обитавших в его окрестностях со-бак. Значительную часть рациона их, как мы помним, составляли объедки, выбрасываемые людьми за пределы стоянки. Умные животные, конечно, поняли, что местных жителей постигла страшная беда, что на их месте посе-лились другие люди. Особенно это стало ясно, когда те принялись охотиться на них, чего прежние хозяева стойбища не делали: охотники ронгов, чтобы прокормить свое огромное племя, охотились на всех животных подряд, независимо от того, насколько их мясо годилось в пищу.
     Но, как говорилось выше, волки, собаки мало подходили для того, чтобы служить кому-либо добычей. Нередко ронги гибли, охотясь на них. Свире-пые стаи и сами часто нападали на отряды охотников. Преимущественно на небольшие. Если хищники числено значительно превосходили ронгов, то не оставляли ни малейшего шанса спастись кому-либо. Таким образом, как ни странно это может показаться, эти стаи стали, выражаясь современным язы-ком, своего рода отрядами сопротивления захватчикам. Частые столкнове-ния с охотниками привели к тому, что здешние волки, собаки, хоть по-прежнему и боялись оружия, но оно теперь производило на них не столько устрашающее впечатление, сколько вызывало ярость и желание набросить-ся на людей.
     Когда ронги покинули захваченное стойбище номариев и снова отправи-лись на поиски самой любимой для них пищи, местные волки и собаки не пошли за ними, хотя многие, пока в селении жили прежние хозяева, находи-ли весьма выгодным для себя соседство с людьми.
     За год стая Брэнда увеличилась более чем вдвое, преимущественно за счет прибившихся к ней собак из почти истребленных или рассеянных рон-гами стай.
     Читатель не забыл, что наш герой, кроме Брэнда, был знаком и с другими собаками этой стаи. Тех осталось в живых только пять из шестнадцати. Они тоже узнали Лума и подошли к нему поприветствовать его так, как это при-нято у собак.
     Видя необычайно радостную встречу вожака с Лумом и явно дружелюб-ное отношение к нему некоторых других собак, остальная часть стаи стояла в немом недоумении. Умные животные сразу поняли, что этого двуногого больше нельзя рассматривать в качестве добычи. Через несколько мгнове-ний многие вспомнили его: видели порой в селении, к которому приближа-лись в надежде найти новые порции пищевых отбросов, видели этого чело-века и в группах охотников, которые любили сопровождать (держась в от-далении), ибо знали, что те нередко бросают часть добычи, когда она так обильна, что не в силах ее всю унести, а также потому, что знали, что на их временных стоянках часто остаются плохо обглоданные кости. Встреча с Лу-мом живо напомнила собакам о прекрасном времени, когда до появления здесь страшных пришельцев обилие дармовой добычи делало жизнь счаст-ливой и значительно более легкой, чем сейчас. Это приятное воспоминание смягчило лютый нрав хищников. 
     Собаки не сомневались, что Лум тоже желает прибиться к их стае. Ну что ж, они не возражают. Надо только побольше узнать о нем. Собаки стали подбегать к Луму, чтобы обнюхать. Тот покорно удовлетворял их любопыт-ство. 
     Положение женщин с детьми продолжало оставаться чрезвычайно опас-ным: им по-прежнему грозила неминуемая гибель. Копья, как говорилось выше, не раз спасали наших путников от нападений хищников, предпочи-тавших избегать столкновения с двуногими существами, держащими эти не-понятные им предметы. Но для местных собак и волков, как мы знаем, они были раздражителем, вызывавшим сильнейшую ярость. Кроме того, о чем тоже упоминалось выше, эти животные любили нападать именно на не-большие группы вооруженных людей, поскольку меньше их боялись, чем больших.
     Лум хорошо понимал, что то, что ему удалось избежать когтей собак, еще отнюдь не означает, что удастся спасти спутниц с детьми. Еще предстояло остановить свирепое стремление хищников овладеть новой добычей. Но как это сделать? Приказы, требования, уговоры и мольбы тут не помогут: из всей стаи только Брэнд разумел речь номариев и был послушен ему. В столь сложной ситуации представлялось единственно правильным действием для женщин попытаться обойти стаю стороной, пока ее внимание занято им. Лум хотел крикнуть спутницам, чтобы они сделали это, но боялся, что такое громкое обращение к ним напомнит о них собакам. В то же время понимал, что даже совсем незначительное промедление может лишить женщин с детьми и этого ничтожного шанса на спасение.
     Спутницы Лума были еще более собак изумлены, увидев необычайно ра-достную встречу его с Брэндом. Поразило их и продолжение этой сцены, ко-гда вся стая поспешила засвидетельствовать ему свое почтение. Но времени изумляться, а тем более гадать, как ему удалось поладить со всей этой страшной сворой не было. Женщины решили воспользоваться благоприят-ной ситуацией и обойти стаю стороной, пока внимание ее отвлечено Лумом.
     Тот взглянул на них и обрадовался, увидев, что они делают то, что надо. Он стал стараться как можно дольше удерживать внимание стаи на себе: по-скуливал, полаивал, издавал другие всевозможные звуки, странные даже для него самого, не говоря уже о собаках. Те склоняли головы то вправо, то влево, слушая его. При этом смотрели строго-внимательными глазами, вид-но, стараясь понять, что он имеет в виду. От этих взглядов номарию станови-лось все более жутко. Довольно скоро некоторые собаки потеряли интерес к артистическим потугам нашего героя и посмотрели в сторону женщин. И сразу страшно зарычали и залаяли. В следующий миг туда же повернули го-ловы и страшно зарычали и залаяли остальные собаки. Еще мгновение – и они бросятся к женщинам! Лум непроизвольно что есть мочи грозно рявк-нул: «Стоять!». И все собаки остались на месте и повернули к нему морды. Однако через два-три мгновения залаяли еще более громко и страшно. Лум ощущал сейчас не меньший ужас, чем в ночь своей казни, когда совершенно беззащитный едва не был растерзан хищниками. Как несколько утешающая и обнадеживающая мелькнула мысль о том, что, может, собаки ограничатся съедением только его, и женщины с детьми получат возможность спастись. О, тогда его смерть не будет напрасна! А ему все равно погибать – в лапах этих зверей или от рук зверей-ронгов. «Ну, нате, нате – жрите меня!» – вос-кликнул он и расставил широко руки, весь напрягшись от ожидания страш-ной боли. Но мгновение летело за мгновением, а никто на него не нападал. 
     И тут Лум вдруг понял, что собаки лают не на него и даже не на женщин, хотя головы их обращены почти в их сторону. Он полуобернулся и увидел ронгов. Те только что вышли из рощи и остановились. Не потому, что испу-гались огромной стаи собак, а потому что крайне изумились, увидев посре-ди стаи человека, которого собаки не терзают, который не отбивается от них, а, напротив, стоит так, будто свой для этих хищников. Удивление ронгов бы-ло тем большим, что они узнали в нем того самого неандертальца, с кото-рым недавно так безуспешно сражались и которого преследовали вместе с женщинами.
     Собаки просто взбесились от ярости. И не удивительно – они увидели лю-дей не только с копьями, но и с торчащими вверх у висков перьями, что еще более напомнило им о последних обитателях стойбища, с которыми у них была непримиримая война. Свирепая свора взорвалась неистовым ярост-ным лаем. Казалось, вся округа стонала и содрогалась от этого ужасающего громогласного лая. Казалось, все собаки вот-вот дружно бросятся к ронгам и нападут на них. Но, несмотря на всю свою неописуемую злость, они про-должали оставаться на месте. Потому что боялись: здешние собаки хорошо знали, как опасны большие отряды охотников.
     Внезапно словно что-то радостно блеснуло в сознании Лума, явив мысль, родившую не только надежду на спасение спутниц с детьми, но даже на по-беду над ронгами. Он быстро выбежал из стаи, мгновенно подхватил с зем-ли дротик и копье и, крикнул: «Брэнд, вперед!» Когда охотились вдвоем, после этой команды Лума, они нападали на животных, к которым подкра-дывались. Так воскликнув, наш герой устремился к ронгам. Он не сомневал-ся, что Брэнд тоже атакует их. И надеялся, что вся стая последует за своим вожаком. Впрочем, надежды на это было немного, ибо он знал трусливый нрав собак.
     Сразу же с гулким мощным топотом, словно скакун, промчался мимо Брэнд. Но ни одна другая собака не появилась ни справа, ни слева.
     Ронги взяли копья наперевес. Один из них выступил навстречу Бренду, как это обычно делали охотники, когда желали показать товарищам, что имеют намерение схватиться с хищником один на один, чтобы не делить ни с кем славу победы над ним. Лум сразу догадался какой прием собирается тот применить. Мгновенно невольно представился любимый пес, пронзен-ный копьем. Это бы случилось, если бы Брэнда не опередил дротик Лума, который вонзился вышедшему вперед ронгу в грудь. Тот взревел от боли и, уронив копье, сделал судорожное движение руками, словно стараясь схва-тить воздух, и начал заваливаться назад. Через два-три мгновения огромный пес опрокинул его навзничь. Стоявший рядом ронг уже направил в Брэнда копье. Но лучший спринтер номариев уже был здесь. Он отбил копье от дру-га. Правда, упустил возможность поразить державшего это копье в откры-тый бок, которым тот стоял к нему: Лум легко мог это сделать, когда подбе-гал, но не сделал, ибо знал, что и смертельно пораженный воин нередко способен нанести смертельный удар. Зато отразил удар копья, направлен-ный в него самого ронгом, находившимся за Брэндом, что с рычанием начал терзать врага, убитого дротиком. В следующий миг наш герой метко, умело попал кремневым острием в шею противника, удар которого отразил. Успел заметить, что никого за ним нет. Опасность исходила справа и слева. Бли-жайшая была справа, где стоял воин, от удара которого Лум спас Брэнда. И номарий, и этот ронг не имели возможности использовать копья друг против друга, ибо стояли почти вплотную друг к другу. Они схватились, как борцы в стойке. Наш герой сразу почувствовал, что враг сильнее. В его руках была та-кая мощь, что прием, которым Лум обычно легко освобождал руки от захва-та, сейчас не получился у него. Все же ему удалось достаточно приблизиться к противнику, чтобы попытаться нанести удар головой в челюсть. Однако ронг вовремя успел откинуть голову назад, и Лум не достал. Он попробовал ударить коленом в пах, но реакция опять не подвела ронга – тот ловко и умело отвел удар коленом. Борьба между ними продолжалась пока лишь несколько мгновений. Наш герой увидел, что из-за плеча противника выхо-дит другой ронг. Мгновенно напрягши все силы, номарий сумел закрыться от него, переместив воина, с которым боролся, вправо. В следующий мо-мент тот совершил большую ошибку – сделал попытку выиграть схватку та-ким же приемом, который только что не удался противнику: нанес страш-ный удар лбом по его лбу. Он не знал, что череп неандертальца гораздо крепче, чем череп кроманьонца. Ронг не только сам отправил себя в глубо-кий нокаут, но и проломил себе голову. Хотя у нашего героя искры броси-лись из глаз и в голове его чуть помутнело, но он не утратил возможность вполне адекватно реагировать на происходящее.
     Как только сам себя оглушивший ронг рухнул, перед Лумом предстали еще трое, а из-за них выглядывали и другие. Враги быстро перекинулись двумя-тремя словами и торжествующе засмеялись. Самый ближайший к Луму отбросил от себя копье и с раскрытыми объятиями огромных мускули-стых рук шагнул к нему. Они схватились тоже, как борцы. Этот противник не только имел не меньшую силу, чем предыдущий, но явно был и хорошим борцом. Он сразу опрокинул Лума навзничь и подмял под себя. «Живым хо-тят взять! Чтоб мучить меня! О, конечно, им хочется отомстить за погибших товарищей», – подумал номарий и понял, что врагам теперь, несомненно, удастся взять его живым. Как только понял это и вспомнил, какие страшные пытки применяют ронги, его охватил такой ужас, что он почувствовал не прилив сил, какой часто приходит к обреченным, а почему-то, напротив, – силы его ослабли вдвое. «Проклятые трусы!» – подумал он о собаках, не поддержавших Брэнда, и горько пожалел, что погубил друга, причем со-вершенно напрасно.
     Ронг ухмылялся, чувствуя, что побеждает Лума. Вдруг раздался свирепый рык. Верзила, лежавший на Луме, выпучил глаза и захрипел. Рот его сразу наполнился кровавой пеной. Номарий увидел страшные клыки и зубы Брэн-да: его мощные челюсти сжимали шею ронга. С мыслью: «Сейчас они убьют его»,  Лум быстро вылез из-под тяжелого тела. В тот момент, когда вставал, ожидал увидеть других противников, готовых наброситься на него, чтобы взять в плен. Но не увидел ни одного ронга, способного это сделать, ибо на каждом теперь висели по меньшей мере две собаки. Только сейчас Лум услышал их яростный рык. Не мог слышать этот рык, когда вылезал из-под ронга, потому что его заглушал рык Брэнда, находящегося рядом.
     Лум вскричал от радости, быстро схватил копье, первое же, которое уви-дел в траве, и поспешил снова вступить в бой. Впрочем, теперь ему уже не пришлось особенно трудиться, а тем более рисковать жизнью, ибо ни один противник не способен был оказать ему хоть какое-то сопротивление. Луму осталось только помочь собакам.
     У него было опасение, что разъяренные хищники набросятся и на него то-же. Правда ли они считают его своим, а если считают, то настолько ли, чтобы помнить об этом в пылу сражения? Да и внешне он не очень-то отличается от ронгов – тоже двуногий, тоже с копьем. Но ни одна собака не напала на не-го. Даже не зарычала. Более того, он почувствовал, что собаки явно благо-дарны ему за помощь. Если бы не он, стая вряд ли смогла одолеть такой большой отряд кроманьонских воинов, а если бы одолела, то это бы была пиррова победа. Но благодаря помощи человека, который ловко и умело орудовал копьем, да к тому же стремительно передвигался от ронга к ронгу, не погибло ни одной собаки. Правда, многие получили ранения, но не тяже-лые, которые вскоре зажили (как на собаках), а сейчас не помешали присту-пить к победному пиршеству. Оно началось незамедлительно после битвы и было, как не трудно догадаться, весьма обильным, вполне достойным сла-вы доблестных бойцов местного сопротивления.
     Хотя наш герой был необычайно рад, что удалось окончательно победить ронгов, уничтожить оставшуюся недобитой часть их людоедского воинства, ему не хотелось видеть жуткое зрелище пожирания собаками человеческих тел. Поэтому он поспешил выйти из окружения своих новых боевых товари-щей и быстро зашагал к женщинам.
     Они в оцепенении глядели на страшную кровавую битву. И сейчас просто глазам не верили, что к ним идет Лум, живой, целый и невредимый. Они были необычайно рады этому, его победе, их поистине чудесному спасе-нию. Поначалу пошли, было, к нему навстречу, но, сделав несколько шагов, остановились – так боялись идти в сторону свирепой стаи. Намана все же продолжила идти. Лум махнул ей рукой, чтобы оставалась на    месте – он сам подойдет. Она опять остановилась. Остальные женщины подошли к ней и стали рядом.  
     Вдруг Лум услышал за спиной стремительно приближающийся дробный топот. Он сразу понял кто бежит к нему и даже не стал оборачиваться. Через несколько мгновений рядом уже был Брэнд. Радостно повизгивая, он стал забегать вперед, чтобы лизнуть Лума в лицо. Лум снова обнял его. После этого они пошли бок о бок.
     – Как, Брэнд, неужели я тебе дороже, чем такое вкусное мясо?! – удивил-ся номарий. – Постой-постой, да ты уж не такой ли, как мы – не каннибал? Ну, тогда тебе с нами по пути. Идем с нами, Брэнд!
     И Брэнд пошел. 
     Лум видел, как рады ему женщины, особенно Намана. В то же время  ви-дел и страх на их лицах и понимал, что он вызван, конечно, приближением огромного пса.
     – Не бойтесь его! Он мой друг! Он не тронет вас! – крикнул Лум. Тем не менее сам испытывал сейчас немалое волнение, ибо помнил, что Брэнд из всех людей дружит пока только с ним, и не знал, как поведет он себя при близкой встрече с другими людьми. Поэтому сжал крепко рукой густую шерсть на его холке. Умное животное сразу догадалось чего опасается его любимый человек и смирно пошло рядом с ним. Лум разжал пальцы и стал поглаживать его могучую мохнатую шею.
     – Не бойтесь его. Он не тронет вас, – теперь уверенно сказал он, подходя к женщинам.
     –  Лум, как ты смог подружиться с ним?! – почти в один голос воскликну-ли женщины.
     – Помните, вы спрашивали меня, кто мне помог освободиться в ночь мо-ей казни?! Вот – он. Я сказал вам: «Друг». Вы спросили из какого племени мой друг? А я ответил, что его племя живет рядом с нами, и вы видели его каждый день. Вы решили, что я шучу. Да вон оно, его племя.
     – И правда, они постоянно вертелись около нашего стойбища, – согласи-лись женщины и спросили:    
     – Но как же, Лум, ты подружился с ним? Они же, собаки, такие злые.
     – Ну, это долгая история. Расскажу, конечно. По пути. А идти нам еще да-леко. Пойдемте же. Теперь мы можем спокойно идти. Никакие ронги боль-ше за нами не гонятся.
     Они пошли. Наш герой рассказал, как завязалась его странная дружба с собакой.

     Лум ожидал, что Брэнд, побыв с ним какое-то время, снова убежит к со-бакам. Но он этого не сделал ни сейчас и никогда потом, ибо больше всего на свете боялся теперь опять потерять своего двуногого друга.
     Женщины и Брэнд тоже подружились.
     В сопровождении двух превосходных воинов и охотников их спутницы с детьми, постоянно сытые, уверенные в своей безопасности, благополучно добрались до родного стойбища номариев.
     С огромной радостью их встретили его обитатели, то есть те несколько че-ловек из довольно большого племени, которые смогли выжить после напа-дения ронгов. Особенно велика была радость мужчин, страдавших от недо-статка женщин. 
     Не меньшую радость вызвало сообщение о том, что совершено возмездие за погибших сородичей, причем так успешно, как вообще невозможно было ожидать. Спутницы Лума рассказали, что именно ему принадлежит в этом главная заслуга, рассказали о его поистине великих подвигах. Номарии бы-ли поражены и все, кроме Гетона и Колахана, восхищены. Но вместе с этим испытывали чувство стыда, ибо вспомнили, что нанесли обиду герою. Сожа-ление об этом стало куда сильнее, когда узнали от женщин кто на самом де-ле привел ронгов к стойбищу. Чувство вины перед Лумом было особенно сильным потому, что никто не забыл кому обязан тем, что избежал страш-ной участи жертвы каннибалов. 
     Номарии набросились с яростью вначале на Гетона. Но его спас от распра-вы Лум. Гетона сородичи изгнали из племени. Хотели отправить с ним и Ко-лахана. Не сделали этого только потому, что знали, что два человека вместе могут прожить довольно долго вне племени. Наказали Колахана только из-биением, да таким яростным, что если бы не заступничество Лума, он бы, наверное, погиб. Читатель может удивиться тому, что соплеменники, трепе-тавшие перед вождем, посмели напасть на него. Но они уже давно не трепе-тали перед ним, и он уже давно не был их вождем. Вскоре после того, как Лум отправился в путешествие, Колахан потерял на охоте кисть руки, отку-санную хищником. Вместе с этим утратил и возможность бороться за лидер-ство в племени. Вождем стал Баллен.
     Теперь ни у кого не было сомнений, что нет человека более достойного стать вождем, чем Лум.  Восхищенный рассказами о его подвигах, благо-дарный ему, и будучи благородным человеком Баллен сам предложил Лу-му занять его место. Мы помним, что наш герой не был тщеславным и не стремился к лидерству. Тем не менее он не отказался, ибо понимал, что, ес-ли станет вождем, его жене и дочери будет легче жить в этом племени.
     Номариев поразила дружба людей с собакой. При всей своей ненависти к хищникам люди невольно восхищались их силой, выносливостью, ловко-стью, свирепостью, то есть боевыми качествами, что в глазах первобытного человека было самым главным. Поэтому возможность подружиться с гроз-ным клыкастым чудовищем была очень привлекательна. Дружба с ним обещала надежную защиту. Подружиться с Брэндом оказалось очень про-сто: привыкший к путешественникам, он быстро стал считать всех людей, в общество которых попал, своими друзьями. К удивлению своему, люди об-наружили в нем добрейший нрав. Еще более удивились, увидев готовность собаки подчиняться им. Ее свирепость проявлялась лишь на охоте и при приближении чужаков. Пес охотно помогал ночью караульным охранять стоянку. Те чувствовали себя спокойно и уверенно с ним. Еще большей его польза оказалась на охоте: о его возможностях в этом деле говорилось вы-ше. Скоро Брэнд стал всеобщим любимцем. И даже более того, одним из самых уважаемых членов племени. Это произошло не только благодаря упомянутым выше его качествам и умениям, но, главным образом, потому, что все знали о той необычайно большой роли, которую он сыграл в судьбе племени, их судьбе. Ведь он спас Лума, а Лум спас их, и вдобавок, как нель-зя лучше, отомстил за гибель сородичей. «Старашаки» даже присвоили Брэнду звание «герая». И это был первый случай, когда вождя не обеспоко-ило присвоение другому воину-охотнику такого звания. «Старшаки» при-глашали нового «герая» на свои советы. Он охотно усаживался среди них. И глядя на его серьезно-внимательный взгляд, каким он всегда глядел, никто не сомневался, что у него серьезное отношение к обсуждаемым вопросам. Всех поражала его сообразительность, и номарии не могли понять, почему он так и не научился говорить на их языке.
     Когда Брэнд, прожив отмеренную собакам жизнь, умер, его похоронили, как человека, – в глубокой могиле, в которую положили целебные растения. После того, как могилу закопали, мужчины встав на нее и около, пять раз прокричали боевой клич номариев. Подобным образом прощались только с самыми прославленными воинами-охотниками. Так закончилась история одного из ранних случаев приручения людьми собаки.
     Шло время. Племя номариев опять стало большим. Постепенно вновь за-селялись огромные территории, обезлюдившие в результате нашествия рон-гов. Еще тысячелетия продолжалась колонизация кроманьонцами западной Европы, заселенной неандертальцами. Коренных жителей постигла та же участь, которая постигла их предшественников, съеденных ранними неан-дертальцами. Но среди кроманьонских племен уже были такие, которые были чужды каннибализму. В их числе было и племя номариев.
     Через несколько тысяч лет номарии под натиском нового мощного воин-ственного народа, на этот раз пришедшего с запада, ушли в Азию, чтобы еще через несколько тысячелетий вместе с другими индоевропейскими племе-нами опять прийти в Европу и снова завоевать ее.
     Но вернемся к нашим героям – Луму и Намане. Они оба прожили боль-шую для первобытных людей жизнь, прожили счастливо в окружении лю-бящих детей, сородичей и прекрасной первозданной природы центральной Европы.
 

Петр
2019-05-11 21:55:46

---

Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения