Свобода в царстве несвободы

       24 августа 1991 года в пятницу около полудня Главную редакцию иностранной информации Гостелерадио СССР посетил политический обозреватель Центрального телевидения по вопросам сельского хозяйства Александр Тихомиров. Он был огромен в своем черном кожаном пиджаке и излучал величайшую важность. На толстом и внушительном лице его было «напечатано»: историческая миссия (прописными буквами).  Тихомиров раскрыл передо мной малиновое удостоверение размером с зачетную книжку. Там было написано под двуглавым орлом: специальный представитель Бориса Ельцина.

 

       Он не попросил меня представиться: ему было все равно, кто я такой, ему было все равно, что настоящий главный редактор Андрей Дмитриевич Бирюков предусмотрительно удалился в длительный отпуск.

 

       Я затворил за Тихомировым толстую обтянутую кожей дверь кабинета Бирюкова. За ней остался длинный коридор, завершавшийся у выхода и входа милицейским постом. «Живую подпись» Ельцина я видел в первый и последний раз.

 

       – Мне поручено разогнать в течение двух недель вашу антироссийскую помойку, – произнес грозный посетитель торжественно и громко. Кабинет прослушивался, и, возможно, запись разговора пылится сегодня в каком-нибудь секретном архиве.

 

       Я не стал возражать, хотя слово «антироссийский» тогда считалось обвинением. Особенно для тех, кто, как мы, относились к «враждебному СССР» и не получали зарплаты. «Свободная Россия», в которой деньгами чуть ли не задницу подтирали, и «враждебный СССР» уже практически слились в РСФСР в единое государство. Однако подобные терминологические игры позволяли нещадно разворовывать «враждебную собственность».

 

       – Списки на стол! – пафосно воскликнул специальный представитель.

 

       Официальный список, сделанный типографским способом, хранился в недрах Первого отдела, который был опечатан и до времени упразднен. У меня имелись в верхнем левом ящике письменного стола рабочие копии – отнюдь не полные. Это были отдельные странички с инициалами и фамилиями. Я достал первые попавшиеся листы. Тихомиров, не глядя, с отвращением скомкал их и бросил в мусорную корзину.

 

       – Будешь посылать только Ельцину и Хасбулатову, а там – посмотрим.

 

       Эти два номенклатурных революционера и без того состояли в получателях, но я не стал вступать в дискуссию.

 

       Историческая миссия подошла к концу.

 

       – Архивы уничтожить, охрану снять!

 

       Я молча кивнул.

 

       С чувством выполненного исторического долга перед народом нежданный посетитель удалился. С тех пор об Александре Тихомирове я ничего не слышал и никогда не встречался с ним…

 

       У меня камень свалился с сердца, у меня не было сомнений, что мои служебные мытарства завершились, я был абсолютно свободен в царстве несвободы, мне уже грезилась скромная полуголодная жизнь на даче, писание правдивых романов у камина. Я вызвал кого-то из обозревателей и попросил посидеть за меня в кабинете Бирюкова по причине того, что собираюсь прогуляться, чего я не позволял себе в рабочее время многие годы. Я впервые за 15 лет дошел пешком до Третьяковки, которая находится поблизости от Пятницкой, 25. На душе было светло, да и длительные дожди, обрушившиеся на Москву, прекратились. Было ясно как день, что отрешиться от всего – великая идея, пусть и не достижимая в полном объеме…

 

       Вернувшись в будни, я и пальцем не пошевелил, но «записывающее устройство», видимо, действовало безукоризненно и всё вокруг происходило само собой. Через одну или две недели явился хромой старик. Егор Яковлев – новый шеф Гостелерадио – выписал его ввиду острой необходимости из Болгарии. Об этом он мне сам сообщил. Звали его Дмитрий Андреевич Голованов.

 

       – Михаил Олегович, организуйте дело таким образом, чтобы ваше барахло можно было купить в любом газетном киоске свободной России.

 

       – Все бюллетени? Даже с грифом «секретно»?

 

       – Егор Владимирович на сей счет высказался недвусмысленно. У нас нет секретов от народа. То, что вы шептали на ухо советским вождям, теперь будет известно всем ...

 

       (Егор Владимирович был большим оригиналом: вскоре он пригласил сотрудника Радио «Свобода» Марка Дейча поработать диктором в программе «Время» …)

 

       Я по-прежнему ничего реально не предпринимал, да и не мог. Посоветоваться было не с кем: руководителя Иновещания Владимира Анатольевича Андреева, которого я хорошо знал, включили в «ликвидационную комиссию» и ему было не до меня; Андрей Дмитриевич Бирюков не желал выходить на связь. Типография в подвале Дома на Пятницкой, 25 могла оперативно отпечатать максимум 500 экземпляров, да и взимала с нас немыслимую плату, ибо находилась на балансе «демократической России». О каких миллионных тиражах могла идти речь? Бумага стоила дорого. Нужны были немалые средства на распространение.

 

       Голованов (честь ему и хвала) постепенно переводил нас из «СССР» в «Россию», но и там типография ничего не хотела делать задаром, а для рассылки в штат разрешили взять только одного курьера. Однако процесс, как говаривал Горбачев, пошел. Мы сменили вывеску: вместо главной редакции стали именоваться Агентством «Эфир-дайджест».

 

       Однажды позвонил по «вертушке» Владимир Гусинский.

 

       – Сколько стоит весь комплект? – поинтересовался он голосом человека, который участвует в решающем забеге.

 

       – Что вы имеете в виду?

 

       – Ну, все сборники, какие есть?

 

       – Мы выпускаем пять разноплановых бюллетеней. Вас какая тематика интересует?

 

       – Любая. У меня мало времени. Назовите цену комплекта?

 

       – Три с небольшим тысячи долларов, – соврал я первое, что пришло в голову.

 

       – Хорошо, беру три комплекта…

 

       Таким образом, появилась цена и термин «комплект».

 

       Вскоре посыпались заказы с самых неожиданных сторон, включая МИД и Академию наук. Экономисты составили договор купли-продажи с приемлемым НДС по типу образовательного учреждения. Мы на короткое время превратились в преуспевающее СМИ. Однако потом нас замучили всякие халявщики, включая госсекретаря Бурбулиса по кличке Муравьед...

 

       Меня почти не покидало праздничное настроение. Мне платили зарплату, мне было сорок лет. В какой-то мистической книге, которые отныне продавались открыто, я вычитал, что молодость завершается в 42 года, а зрелость длится до семидесяти.

 

19.11.2014 – 06.05.2019

 

Михаил Кедровский
2019-05-06 09:43:54


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru