Я найду кто убил тебя!

«Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...»

 (Н. Островский "Как закалялась сталь")


      

Я НАЙДУ КТО УБИЛ ТЕБЯ!

(триллер)


ОТ АВТОРА

«Жизнь прожить, не поле перейти!» - эта, всем давно знакомая народная мудрость, как нельзя лучше характеризует то, что произошло с жителем Москвы, бизнесменом средней руки, Алексеем Иваницким.

Алексей попадает в тюрьму за убийство своего компаньона на двенадцать лет, теряет дело рук своих – бизнес, любимую девушку, друзей, но жизнь  полна неожиданностей... Он совершает дерзкий побег из мест «не столь отдалённых», тонет в полынье, заболевает, сражается со стаей голодных волков, но всё же добирается до родного города. На своём нелёгком пути в поисках настоящего убийцы, он встречает верных, бескорыстных друзей…

 

«Выбирай себе друзей не по красоте лица

или тугому кошельку. Выбирай по преданности и бескорыстию!»

Автор

Том первый

ЗАКЛЮЧЁННЫЙ № * * *

Глава первая

Самодельные, подбитые камысом, широкие лыжи, резво перемещали меня по ровной глади замёрзшей реки. Я бежал по хорошо накатанному чужому следу, который всё дальше и дальше уводил меня от лагеря,  охранников и собак. Сверху, над головой, в глубине антрацитового неба, ярко мерцали зимние звёзды. Их было много, так много, что, казалось, над головой не небо, а звёздный ковёр. На небе – ни тучки. Было время полнолуния, но луна ещё не выплыла из-за горизонта, и я ориентировался только по едва заметному, чуть тёмнеющему лыжному следу.

Было, наверное, градусов пятнадцать-двадцать мороза, и старенький шарф, прикрывающий почти всё лицо, кроме щелки для глаз, мало помогал. Мороз обжигающими иголками проникал во все щели моей, не очень-то приспособленной для такой погоды, одежды. И, чтобы не замёрзнуть, я продолжал работать ногами и отталкиваться подобранной на льду сучковатой палкой.

Вокруг темно, но моя фигура, я это хорошо представлял, чёрным пятном выделяется на белом снегу и я всё время непроизвольно ожидал окрика «Стой, буду стрелять!» или того хуже – автоматной очереди без предупреждения.

За ночь мне нужно было преодолеть километров сорок пять, чтобы успеть добраться до ближайшего кордона и там укрыться в домике Захарыча на день, на два – как получится. И, я старался, старался изо всех сил. Пар валил изо рта, намерзал на отросшей бороде сосульками, а телу постепенно становилось всё теплее, но и усталость с каждым часом всё больше одолевала меня. Не думал я, что так ослабел за время «сидения» в ЗОНЕ, с огорчением подумал я, продолжая продвигаться вперёд.

Небо над головой медленно-медленно поворачивалось вокруг какой-то своей, только ему известной  оси, и звёзды так же медленно смещались со своих мест.

Я уже не бежал, а шёл, с трудом переставляя ноги, и только усилием воли заставлял себя продолжать идти. Всё чаще я стал терять равновесие и падать, не помогала даже палка. Я был на пределе своих физических сил.

Ещё немного, ещё один шаг, уговаривал я себя, иначе… вся моя затея с побегом, превратится в пускание мыльных пузырей.

С трудом поднявшись после очередного падения, я вдруг обнаружил, что вокруг меня посветлело. Не так чтобы очень, но я стал чётче различать и лыжню и покрытые снегом крутые берега покрытой льдом и снежными наносами, реки. Начался поздний зимний рассвет, и я вдруг отчётливо понял: мне не успеть к кордону, и на белом просторе реки моя человеческая фигура будет отчётливо видна с любого берега. Любой нечаянный зритель мог увидеть меня и у него, как у любого нормального человека, мог возникнуть вполне резонный вопрос - откуда я здесь появился? Что за идиот бегает ночами по реке?

Надо было принимать срочные меры, и как можно скорее.

Оглядевшись по сторонам в поисках подходящего укрытия, я двинулся в сторону правого, ярового, более крутого  берега, возвышавшегося метра на полтора-два над уровнем замёрзшей реки. Я надеялся, что там будет снежный нанос достаточный высоты, чтобы вырыть в нём лисью нору, залезть в неё и переждать светлое время суток, а заодно, дать отдых натруженным мышцам. Единственное, чего я боялся – замёрзнуть в норе, но Захарыч, прощаясь со мной, когда я засомневался, что в своём тюремном прикиде я не превращусь в ледяную глыбу, серьёзным тоном сказал: «Лёша, а ты закрой отверстие норы снежными кирпичами, вот и не будешь страдать от холода», и привёл мне в пример зимовку медведя в берлоге…. Тебе ещё жарко будет, добавил он улыбнувшись.

Ага, с лёгкой усмешкой подумал я, вспомнив совет Захарыча, сейчас на большее у меня не хватило сил, если бы на моём теле наросло столько жира, как на нём, я бы тоже не боялся холода, а тут, посмотрите на меня – кожа да кости.

Я оказался прав, или мне просто повезло. Наметённый сугроб был достаточно большим, чтобы в нём вырыть укрытие-берлогу.

Достав из заплечного мешка небольшую, изъеденную ржавчиной и совершенно без ручки лопатку, я приступил к приготовлению лежбища. От усталости руки плохо слушались меня, и я с трудом вгрызался в спрессованный и обледеневший сугроб. Часто у меня наступало полуобморочное состояние, а в глазах темнело. Тогда я прекращал работу и отдыхал, но мой отдых не мог продолжаться долго – меня сразу начинал пробирать мороз – и я вновь медленно начинал вырезать снег.

После неимоверных усилий я смог вырыть нору, достаточную, чтобы в ней полусогнувшись сидеть, поджав колени к животу, или лежать в позе зародыша.

Я устал..., я так устал, что у меня уже не было сил на какие-либо физические действия. Но надо было поесть, то есть, наполнить свой желудок, чтобы организм смог получить «топливо» для выработки энергии. Если я не буду питаться, подумал я, то меня надолго не хватит, я окончательно ослабну, а мороз довершит моё жизненное существование.

Кое-как пересилив себя, вытащил из мешка старенькую керосинку, которую подобрал Захарыч на свалке мусора, и которую я тщательно отремонтировал перед побегом, небольшой котелок и пачку вермишели быстрого приготовления, всем известный «Роллтон».

Зачерпнув снега, поставил котелок на керосинку. Дождавшись, когда вода закипит, всыпал вермишель, и через несколько минут еда была готова.

Поев, я совсем рассолодел. Спать, спать, срочно спать, сказал я себе, и полез в свою берлогу.

Забравшись в укрытие, я, приготовленными заранее снежными кирпичами заделал лаз в нору и, оставив небольшое отверстие для вентиляции, прилёг отдохнуть. Мгновенно глаза мои начали закрываться, и зевота то и дело стала одолевать меня.

После горячего завтрака, мне так неудержимо захотелось спать, что я мгновенно провалился в беспокойный, выматывающий сон…

Мне снилось, что я лежу, скорчившись в три погибели в нише, сделанной в основании камина, нише, которую мы с Захарычем в тайне от охранников и других заключённых сделали в самом начале кладки в особняке для какого-то местного нувориша. План побега разработал я, а Захарыч помогал мне в его реализации.

Не знаю, почему я ему доверился, и почему он решился помочь мне - то ли от того, что поверил в мою горькую историю, то ли имел какие-то свои планы, не знаю, но схоронку в камине делал он, а я только помогал.

И вот, теперь, на третьи сутки моего побега, я продолжал лежать под пышущим жаром, камином, дрожал от страха и почти не дышал. Я  ничего не видел, но слышал каждое движение в комнате.

Два вошедших солдата охраны громко делились своей мечтой о моей поимке и, как они заработают на мне по десять суток краткосрочного отпуска, съездят домой, повидаются с родными: «У меня подруга осталась беременная, донеслось до моего слуха. Я ей написал, чтобы перебиралась к моим родителям жить, так она, понимаешь, отказалась… - Приеду, силком перевезу её, лучше пусть будет под присмотром моих родителей, чем своих…. Так надёжнее, правильно?»… 

А пока они вели разговор о доме, о своих любимых девушках и родственниках - ближних и дальних, их служебная овчарка лежала почти рядом со мной, за тонкой стенкой в половину кирпича и зевала, изредка постукивая хвостом по полу.

Из разговора охранников я понял, охрана посёлка продлится не менее десяти суток, и что на все близлежащие железнодорожные станции, дороги и тропы, высланы патрули. Но это меня не удивило, так как я об этом заранее узнал, когда готовился к побегу, да и Захарыч много чего поведал мне о здешних административных порядках.

Захарыч, по приходу солдат со сторожевой собакой, специально затопил камин, чтобы отбить у собаки мой запах и ещё, как-бы нечаянно, просыпал на пол горячий пепел. Испуганная овчарка, вскочив, отбежала к двери и там улеглась.

Это мне рассказал, посмеиваясь, Захарыч уже после ухода солдат.

Солдаты, погревшись и выкурив по сигарете, ушли. Я облегчённо вздохнул и чуть расслабился. Находиться в нише под пылающим над тобой пламенем, было не очень-то комфортно. Несмотря на специальные отдушины, жар всё-таки изрядно меня донимал, но другого выхода не было. Я терпел, зная, на что иду. Это был единственный для меня способ оказаться на свободе - способ, который, я думаю, ещё ни разу, ни кем, не применённый при побеге - это было моё ноу-хау!

В принципе, сделать нишу под камином и находиться в ней при бушующем пламени, меня надоумила кошка, Мурка. Длинношерстная сибирская кошка из моего детства. Как сейчас помню: если ей надо было в туалет по нужде, она, несмотря на то, что в печке жарко горел уголь, а конфорки накалялись докрасна, быстро заскакивала в поддувало и, сделав своё дело, ещё успевала лапами загрести золу. Затем, как ни в чём не бывало, выскакивала оттуда, не опалив своей шкурки.

Умная и красивая у нас была кошка!

Когда я рассказал о своём замысле Захарычу, он недоверчиво покачал головой и, продолжая попыхивать сигареткой, сказал - интересно, но не может быть правдой…, а вообще-то, смотри, тебе лежать десять-одиннадцать дней…. Пока идут отделочные работы, камин я должен буду протапливать каждый день, чтобы дом не промёрз.

И, так, день за днём, я рано утром, до прихода десятка заключённых-строителей, залазил под камин и лежал там до позднего вечера и выбирался оттуда лишь, когда на двери особняка навешивали замок. Питался я остатками еды, которые Захарыч специально для меня собирал со стола, говоря при этом удивляющимся зэкам, что подкармливает остатками, голубей.

Виделись мы с ним крайне редко и, длинных, задушевных разговоров не вели. Когда на короткое время он оставался в зале один, он подходил к камину и шёпотом спрашивал - «Ну, как ты там, жив ещё?» На что я, также шёпотом, отвечал - «Пока жив, спасибо!»

Если он был уверен, что неожиданных «гостей» не будет, он говорил: «Сынок, можешь выползать, кажется, гостей мы не ожидаем».

В первый день..., или на второй..., точно уже не помню, он мне рассказал, что по слухам «Хозяин» рвёт и мечет. Завёл такие строгости, что «Не дай Бог!», а зама по режиму вообще готов живьём съесть. Никто понять не может, как ты смог убежать и куда? Был человек… и, нет его. Некоторые шушукаются между собой – вроде как тебя инопланетяне к себе забрали…

Я, согнувшись в три погибели, лежал под камином и в ответ на его слова лишь тихо посмеивался – пусть шушукаются, разные сказки мне на пользу.

Затем, сон прервался и начался кошмар. Я увидел себя бегущим, а за мной мчались с десяток солдат во главе с замом по режиму и двумя злобными овчарками. Я уже почти выдохся, силы стали покидать меня, и я уже не бежал, а только переставлял ноги, а затем они вообще перестали двигаться, казалось, я увяз в густой смоле. Оглянувшись на погоню, я увидел, как солдаты спустили собак с поводков и, озверелые, с разинутыми клыкастыми пастями, они помчались ко мне. Единственное, что я успел, это повернуться к ним лицом, и тут же упал сбитый с ног.

Одна огромная, чёрная, с рыжими подпалинами овчарка, стала рвать на мне телогрейку, а вторая ухватила меня за горло и стала душить. Я задыхался и хрипел от удушья. Чтобы как-то ослабить её хватку и хоть немного вдохнуть воздуха, я схватил её за уши, пытаясь оторвать от горла, и… проснулся.

В моей пещерке было душно, мне не хватало воздуха и я, с трудом приподнявшись, прильнул ртом к отдушине, но свежего воздуха не было – отверстие было чем-то закрыто.

Я был наглухо замурован в снегу!

На какое-то мгновение мне стало страшно! Я представил себя задохнувшимся и, в панике, стал пробивать выход ногами, но не смог - снежные кирпичи обледенели и смёрзлись, превратившись в ледяной монолит. Я был замурован крепко и, казалось, навсегда!

В голове промелькнула мысль: стоило ли одиннадцать суток прятаться от охраны, собак, лежать, скорчившись в три погибели под жарким камином, чтобы потом задохнуться здесь, на свободе, под толстым слоем снега.

Сознание стало покидать меня и, с последней крупицей жизненной энергии, я вдруг увидел почти под рукой, свою помощницу-палку - кривую, сучковатую, палку-выручалку.

Сделав неимоверное усилие, я схватил её и стал с остервенением бить в не пропускающую  живительный воздух отдушину…, и вдруг, она, чуть не выскользнув из моих слабеющих рук, вышла на волю. Быстро втащив её обратно, я прильнул ртом к отверстию и стал с жадностью вдыхать свежий морозный воздух…

Я дышал, и не мог надышаться! От быстрого поступления кислорода в мозг, у меня закружилась голова и пришла неимоверная слабость.

Постепенно голова моя очистилась от тумана, и я начал приходить в себя, понемногу соображать, то есть, логически рассуждать - почему же такое могло случиться?

Здорово, подумал я, ещё бы немного и я бы навсегда покончил со всеми жизненными заботами. Хорошо, вовремя проснулся, а то бы…. Тут моя мысль скакнула на три шага вперёд, и я подумал: а что же всё-таки случилось снаружи моего укрытия? Почему я чуть не задохнулся? Кто закрыл отдушину, и почему я не смог открыть вход?..

Эти вопросы ждали своего ответа, а его не было, потому что я не мог выбраться из своей ледяной норы и посмотреть, что же произошло.

Но прежде чем искать ответы на вопросы или принимать какое-то решение, необходимо было убедиться в отсутствии опасности. И я прильнул глазом к очищенному отверстию.

Вначале что-либо определить было затруднительно, но постепенно глаз привык, и я сообразил - на улице ещё день и, кажется, солнечный. Значит, сказал я себе, сиди и не дёргайся, пока не стемнеет, тем более, мне совершенно не было холодно, мне было даже жарко.

Я ещё немного пошуровал палкой в отверстии, и воздух, как втягиваемый насосом, с силой устремился в моё убежище, в мой снежный домик…

Только сейчас я обратил внимание на боль в боку. Нащупав рукой место боли, я понял откуда она у меня. Ах, ты, чёрт! - ругнулся я, это же от лыжных креплений так надавило.

Чтобы не спать на голом льду я, уже почти засыпая, подложил под себя лыжи, и от великой усталости даже не расправил крепления. И, вот, пожалуйста, результат!

До вечера ещё было время и я, предварительно перевернув под собой сначала одну лыжу, затем, другую, вновь прилёг, теперь уже на гладкую шерсть камыса. 

Смежив веки, я приготовился ещё немного подремать, но сон, как встревоженная лань, умчался от меня. Вместо него пришло воспоминание о прошлой моей жизни. Видение было настолько ярким, что, казалось, не я сейчас  лежу в снежной норе за тысячи километров от  дома, а кто-то другой, а я нахожусь в Москве. Я даже запах туалетной воды своей подруги, Ирины, почувствовал. Казалось, я расстался с ней не семь с лишним месяцев назад, а вот только что, всего минут сорок, максимум час назад, у двери её квартиры.

 

* * *

… Попрощавшись с Ириной и поцеловав в мягкие, тёплые, податливые, и такие сексуальные губы, я отправился домой. Поставив Хонду в подземный гараж, направился привычным путём к себе домой. У шлагбаума стоял, улыбаясь, наш дежурный охранник. Поздоровавшись с ним и ещё что-то сказав, я вошёл в подъезд дома.

И опять же, привычным путём, минуя лифт, зашагал, отсчитывая по две ступеньки к себе на третий этаж. Ноги, не ошибаясь, привычно шагали, отмеривая необходимое расстояние, но что меня несколько удивило, так это темнота вокруг. Вначале, я как-то не воспринял изменившуюся, непривычную обстановку - в подъезде не было света. Почему-то не горели, ярко освещая площадки и лестничные марши, настенные фонари! В подъезде было «Глухо и темно, как в танке!» - пришло в голову сравнение.

Настроение было отличное-преотличное после свидания с Ириной, с которой я совсем недавно познакомился на фуршете в доме писателей и, на отсутствие света в подъезде, как-то не отреагировал, не насторожился.

Неосвещённые лестничные марши всё же подвёли меня. На площадке второго  этажа я споткнулся обо что-то мягкое: потеряв равновесие, упал и больно ударился головой об пол - у меня даже искры посыпались из глаз.

Действительно, надо было так здорово шарахнуться головой, чтобы я серьёзно подумал, а почему это все марши лестницы сегодня не освещены? Только сейчас, после того как я звиздорезнулся до искр в глазах, я серьёзно задумался - действительно, а почему? Тем более, что наш ЖКХ всегда добросовестно исполнял свои обязанности, и я не припомню ни одного случая, чтобы где-то, когда-то, не горела лампочка в нашем подъезде. Странно, может электроэнергию отключили? - мелькнула мысль в голове и тут же пропала.

Поднявшись, я пошарил ногой в том месте, где споткнулся и, почувствовав препятствие, вытянул руки и наклонился. Под руками оказалось что-то похожее на человека - ошибиться я не мог. Мелькнула мысль-понимание: на лестничную площадку забрался пьяный бомж и улёгся поспать в тепле, а я об него споткнулся. Вот, чёрт!

Не забивая себе голову умственными рассуждениями анализа возникшей проблемы, подхватил его под мышки и собрался уже было оттащить его к стене, как открылась дверь квартиры напротив, и в освещённом проёме показалась соседка, живущая под моей квартирой этажом ниже, Вероника Андреевна.

Удивлённо посмотрела на меня, затем, перевела взгляд на человека в моих руках и, издав вопль ужаса, можно было подумать, что она увидела страшное привидение, быстро захлопнула дверь. Я вновь оказался в темноте и в обнимку с неизвестным.

Всё-таки я дотащил его и, кое-как прислонив к  стене,  выпрямился, и собрался было идти к себе, но почувствовал - мои руки  почему-то стали мокрыми и липкими. Машинально, по укоренившейся с детства привычке, брезгливо вытер их носовым платком.

Совершив доброе, как мне казалось тогда, дело, я поднялся к себе в квартиру. Включив свет в прихожей и ванной комнате, прошёл к раковине, и только здесь рассмотрел, почему мои руки стали влажными. Они были вымазаны во что-то красное и липкое…, красное и липкое…

Понюхав, не краска ли это или дешёвенькое вино, я почувствовал незнакомый мне неприятно-приторный запах. И мгновенно меня «вывернуло наизнанку»! Я ещё стоял над унитазом, когда раздалась настойчивая трель дверного звонка, а затем и громкий стук в дверь.

Кое-как сполоснув рот и руки я,  возмущаясь в душе невоспитанностью звонившего человека, направился к двери.  Чего так трезвонить, подумал я с неудовольствием - пожар что ли? Но то был не пожар: в открытую дверь ворвались люди одетые в полицейскую форму и, профессионально заломив  мне руки за спину, уложили на пол лицом вниз, а затем я почувствовал и услышал, как клацнув, защёлкнулись на моих запястьях наручники.

Ошеломлённый произошедшим, я совершенно растерялся и, мне кажется, даже не понял, почему это я вдруг оказался на полу, да ещё в такой неудобно-унизительной позе.

Затем, меня грубо подняли и вывели за дверь. Сейчас я не поднимался по лестнице, шагая через две ступеньки, как несколько минут назад, а спускался вниз, поддерживаемый с двух сторон под руки дюжими полицейскими.

На лестничной площадке второго этажа уже не было так темно. Она освещалась двумя или тремя фонариками и падающим светом из четырёх открытых дверей квартир. На площадке толпились люди: мои соседи и полицейские.

Двое, склонившись над прислонённым мною к стене человеком, рассматривали его.

При ярком свете нескольких фонарей я явственно увидел, что вся грудь его залита чем-то тёмным, а на полу, возле него, выделялось такое же тёмное мокрое пятно. Специально, а возможно и непреднамеренно, луч одного из фонарей упал на лицо человека, и я узнал его, а узнав, вздрогнул - это был мой партнёр по бизнесу – Севка…, Всеволод Куприянов!

Ошеломлённый, я приостановился, но меня тут же грубо подтолкнули в спину и я, подчиняясь толчку, продолжил спуск.

В голове закружился хоровод мыслей: откуда, почему, за что, иии… как он оказался в моём доме на лестничной площадке, и… в таком состоянии? И вдруг, словно ударом молнии, меня пронзила страшная мысль-понимание – меня подозревают в… убийстве моего друга и партнёра!

Почему в убийстве и, как я догадался, что он убит? Не знаю - возможно, шестое чувство, а возможно и… его неподвижная поза…. Но ведь…, когда я оттаскивал его к стене… он же был живым, я же чувствовал биение его сердца - лихорадочно прокручивал я свои воспоминания, как киноплёнку, в совсем недалёкое прошлое…

Значит, они считают меня убийцей, и поэтому мои руки заломлены назад и скованы наручниками, а по бокам, как «почётный караул», придерживая меня под локотки, вышагивают дюжие полицейские…

Ноо, это не я!!! – как со стороны, услышал я свой  крик, и попытался вырваться из держащих меня рук, но мой крик и моя попытка были безуспешными.

Во дворе стояла  полицейская машина и карета скорой помощи. Разноцветные вспышки огней над ними, и их отражение от оконных стёкол квартир, создавали иллюзию сказочного мира - мира, из которого меня уводили и, подталкивая в спину, заталкивали в мигающую  красно-синими огнями полицейскую машину…

 

* * *

Взбудораженный прошлым я понял, мне больше не уснуть и, поднявшись, вновь посмотрел в отверстие. Снаружи посерело.

Нужно было готовиться продолжить дальнейший путь, да и подкрепиться перед дорогой не мешало бы, и я начал пробивать выход наружу.

Предстоял ещё долгий, долгий путь по заснеженным горам и лесам и ещё неизвестно, где и как он закончится! Но я надеялся на благополучный исход. Мной двигало неугасимое желание найти убийцу друга и наказать его, а потом… будь, что будет! Значит, такая у меня судьба!
Выход из своей норы-берлоги я пробил уже почти в темноте.

Оказывается, на моё убежище упал обвалившийся  снежный карниз, что нависал с крутого берега, и этот же обвал замуровал мою отдушину снегом.

И вновь я бежал на лыжах. Меня окружала такая тишина, что мне казалось -  я в вакууме, и ещё мне показалось, что воздух потеплел. Посмотрев на ночное небо, я не увидел вчерашних звёзд, надо мной нависали тяжёлые, словно глыбы, тучи. Пойдёт снег и будет буран, решил я и прибавил шаг.

Мне нужно было добраться до заимки, о которой мне рассказывал Захарыч. Это он её построил ещё пять лет назад, будучи не зэком, а свободным человеком…, как все.

Конечно, не было никакой гарантии, что она сохранилась, и я рисковал, очень рисковал, не только потерей времени и сил, но и возможностью заблудиться в зимнем лесу. Но и другого выхода в моём положении не было - мне нужно было подготовиться к дальнему, многодневному  броску.

Свой путь я выбирал тщательно по физической карте в одной из книг, имеющихся в тюремной библиотеке, и расспрашивая Захарыча. Без остановки на отдых и заготовки продуктов на дорогу, я не смог бы добраться до конечной цели - Москвы.

От интенсивного движения вскоре мне стало жарко, и я расстегнул фуфайку с моим номером на спине.

Несмотря на потепление, лыжи исправно выполняли свою работу. Спасибо Захарычу, это он договорился  насчёт лыж с местным охотником,  заплатив ему изрядную сумму денег. Захарыч мог это себе позволить – он расконвоированный зэк, не то что я. У него имелось разрешение на свободное перемещение в границах посёлка, но с шести вечера и до подъёма он должен был находиться вместе со всеми, за колючей проволокой. Я ему страшно завидовал, какая-никакая, а всё-таки свобода! Конечно, условная свобода, но… всё же свобода!

Отвлёкшись на воспоминания, я совершенно перестал следить, куда несут меня лыжи - главное, передо мной была лыжная колея, и я бежал по ней…. И был наказан за невнимательность, очень сурово наказан…

Неожиданно я почувствовал, как лёд подо мной провалился, и я оказался под водой!

Ещё не до конца сообразив, что со мной произошло, и насколько это серьёзно, я отчаянно замахал руками, и… оказался на поверхности.

Я провалился в полынью, как-то очень быстро сообразил я! А сообразив, в какую неприятность я попал, меня мгновенно обуял панический ужас!

Намокшая одежда тянула ко дну, лыжи не давали возможности работать ногами - всё, здесь мне пришёл конец! - лихорадочно забилась мысль в голове.

А, зачем я бежал?! Зачем десять дней лежал под горящим, пышущим жаром камином?! Зачем все эти мытарства?! Только для того, чтобы вот сейчас, здесь, утонуть? Ну, уж нет, дудки! - засопротивлялось всё моё существо. Тогда, что делать? Да, прежде всего, снять лыжи с ног, а тогда посмотрим, кто кого - река меня или, я её!

Все эти мысли, весь их калейдоскоп, за какие-то мгновения прокрутились у меня в голове, а затем пришло и решение, и понимание, что надо делать…, делать вот прямо сейчас, не мешкая…, иначе…

Пришлось, задержав дыхание, окунуться с головой и развязать крепления на одной лыже.

Ура! Получилось!

Но воздух в лёгких тоже закончился - пришлось вынырнуть. А вынырнув, и чуть отдышавшись, я с силой отбросил лыжу подальше от полыньи.

Странно, но мне совершенно, или почти совершенно, не было холодно. Ах, да, вспомнил я, температура воды зимой в реке ниже минус четырёх градусов по Цельсию не опускается. И вторая мысль, догнав первую, промелькнула у меня - Господи, чем у тебя Иваницкий голова забита? Надо о спасении думать, а ты о температуре воды...

Подумав так, я сам себе удивился – действительно, человек погибает, а в голове какие-то дурацкие мысли копошатся… Кошмар!

Вторично нырнув, я смог развязать крепление второй лыжи, затем, вынырнув, тоже отбросил её подальше от полыньи. Ну вот, решил я, пора самому выбираться - а, как?

Попробовал опереться руками об кромку льда, но она обломилась. Тогда я стал обламывать лёд все дальше и дальше, и добился-таки результата. В очередной раз оперевшись на лёд, я почувствовал достаточно сильное сопротивление и прочность.

Но, я устал! Господи, как я устал! Мокрая одежда сковывала мои движения, а раздеться было нельзя - я же не…, в по-летнему тёплой реке купаюсь, сейчас же… зима.

Опять, обгоняя одна другую, заскакали мысли в голове - даст Бог, вылезу, так мне же ещё вон сколько бежать. Нагишом, по морозу, далеко не убежишь! Сразу окочуришься!

Мысли, мысли! Может, поэтому мы и называемся “Homo sapiens”? Человек, считай, с жизнью вот-вот попрощается, а голова, вернее мозг, всё никак не угомонится, всё чего-то думает, анализирует…

Держась за лёд, немного передохнул и, резко оттолкнувшись ногами от воды, попробовал вытащить своё тело из речного, сковывающего движения, жидкого плена. Не получилось! Лишь после третьей или четвёртой попытки я оказался на льду, и тут же мороз захватил меня в свои объятия. Но я вылез! Сумел вылезти на лёд, чёрт побери!

Фиг меня утопишь! - крикнул я, вернее, хотел крикнуть, но сил у меня хватило лишь с хрипом это прошептать.

Мокрая одежда стала промерзать и превращаться в ледяной панцирь. Я, где-то, когда-то, вычитал, надо вставать и идти, иначе замёрзшая одежда скуёт мои ноги и руки, и я не смогу двигаться. Вот тут-то я, по-настоящему, испугался, испугался до дрожи в теле!

Когда я оказался в воде, скорее всего до меня тогда ещё не дошла сложность моего положения, или мой разум ещё её не оценил, а вот сейчас…, сейчас совсем другое дело!

Но сил не было! Я их растратил на борьбу с коварной рекой.

Вставай! - приказал мой разум, - немедленно вставай!!! И, я встал, и, я пошёл..., медленно-медленно…

Одежда на мне потрескивала, и мелкие кусочки льда, отламываясь, падали под ноги…

А лыжи?! Куда я без лыж? - промелькнуло в разгорячённом мозгу. Пришлось вернуться. Лыжные крепления под воздействием низкой температуры начали промерзать. Тогда я потоптался по ним, покрытыми ледяной коркой, валенками, чтобы хоть немного размять ремни, и, кое-как закрепив, стал переставлять ноги…. Вперёд, шептал я! Только вперёд!

Одежда превратилась в сплошную ледяную корку, но я переставлял ноги, отталкивался палкой - одежда потрескивала и ломалась..., но я шёл! Делал шаг за шагом и…, шёл! Шёл, чёрт меня, забери! С трудом, но шёл!

В голове крутилась только одна мысль - дойти до зимовья Захарыча, обязательно дойти! Дойти - в этом моё единственное спасение!

Мысль эта настолько поглотила меня, что я чуть не пропустил первый, и самый главный ориентир – перекинутую поперёк реки высоковольтную линию.

От первой опоры на правом берегу мне надо было пройти под углом в сорок пять градусов три километра в глубину леса, а там… новый ориентир - огромная скала, валун-медведь.
   Никогда не думал, что ходьба на лыжах, да ещё в промёрзшей одежде, настолько мучительна!

Очередной ориентир я нашёл лишь часам к трём утра, при этом затратив уйму сил и, кажется, немного заблудившись. Мои ноги дрожали от усталости, из груди с хрипом, как у загнанной лошади, вырывалось дыхание…

Как и обещала погода, крупными хлопьями повалил снег, и только чудом я нашёл ориентир Захарыча – скалу, похожую на присевшего медведя.

Нужно было торопиться, и я, немного отдышавшись, двинулся дальше в глубину леса.

Не дай Бог заблудиться, подумал я, переставляя ноги. Ещё я подумал - хорошо, что лес хвойный и без подлеска, а то бы я, точно, продираясь сквозь кусты или обходя их, потерял направление, и тогда  мне… – каюк!

Кто мне помог, Бог, или моя судьба вела меня, не знаю, но заимку я нашёл на том месте, на котором она и должна была быть. Захарыч, добрая душа, не обманул, а я был очень прилежным учеником в постижении лесной науки.

 

* * *

Она стояла на небольшой поляне, вся, по самую крышу, засыпанная снегом. Пришлось прокапывать проход к двери. Я перекидал, наверное, три куба снега прежде, чем добрался до входа. Дверь, на удивление, хотя и со скрипом, легко отворилась.

Сделав пару шагов, я вступил в свои временные, но такие желанные, владения.

Внутри было темно, лишь узкая полоса серого рассвета слегка заглядывала в открытую настежь, дверь. Воздух внутри был затхлый: чувствовалось, что  давно никто не посещал и не проветривал домик. Но я был рад новому пристанищу, как может быть рад одинокий путник, встретивший на своём пути старого товарища или друга.

Осторожно, делая короткие шаги и боясь наткнуться в темноте на что-нибудь, я медленно продвигался к левой стене, у которой, по словам Захарыча, должна находиться небольшая печь и запас сухих дров. И опять он не солгал - печь находилась там, где и должна была быть! А нагнувшись и пошарив рукой перед ней, я нашёл дрова. Даже лучины для растопки находились на дровах.

Странно, подумал я, неужели за столько лет никто, никогда, не посещал избушку? И тут я вспомнил слова Захарыча: «Охотничий Закон гласит – попользовался чьим-то добром, отплати ему тем же. Использовал продукты -  оставь свои, воспользовался дровами – заготовь вновь, чтобы следующий усталый охотник мог обогреться и поесть». Хороший Закон, полезный, решил я, разжигая плиту!

Дрова быстро загорелись, но дым… Дым никак не хотел идти в трубу, он клубами наполнял избушку, разъедал глаза…

Не выдержав, чихая и кашляя, я выскочил из избы и уставился слезящимися глазами на крышу в поисках трубы. На крыше, как шляпка гриба-боровика, лежал толстый слой снега, и такой же шляпкой, полностью перекрывая выход дыму, он лежал на трубе. Ничего не поделаешь, подумал я, и решительно полез по снегу на крышу, пытаясь добраться до трубы.

Верхний слой снега, покрывавший крышу зимовья, был настолько плотен и твёрд, что выдержал мой вес, и я благополучно добрался до цели. Смахнув снег с трубы, дождался, когда появиться первый дымок и, на отощавшей от тюремной баланды, худой заднице, съехал вниз.

Вытеснив холодный воздух из дымохода, печь загудела, распространяя по избушке долгожданное тепло. Даа… золотые руки у печника, Захарыча! – в который раз восхитился я, смотря на огонь в печи и вспоминая, с какой любовью прилаживал он кирпичик к кирпичику при сотворении  своего чудо-камина в коттедже.  

Под этим камином, покрываясь потом от жары и трясясь от страха, что раскроется тайна моего убежища, я провёл одиннадцать долгих дней! И вот, я здесь - усталый, замёрзший, но живой и свободный!

 

Глава вторая

На второй день моего пребывания в избушке случилось непредвиденное мною событие - я заболел и, не просто заболел, а здорово заболел. Ещё с вечера я почувствовал, что со мной не всё в порядке: кружилась голова, меня бросало то в жар, то в холод, а в груди, при вдохе и выдохе раздавались звуки «гармошки». Я был слаб, как новорожденный ребёнок.

Подбросив дров в печку, я с трудом заставил себя поесть лапши, и сразу же забрался под ветхое ватное одеяло. Вообще-то, я очень брезгливый человек, но сейчас - сейчас мне было не до брезгливости.

Не смотря на относительную теплоту в избушке, меня начало морозить. Я трясся от холода не в состоянии согреться. Кое-как дотянувшись до моей зековской телогрейки, чтобы набросить её поверх одеяла я, сжавшись в комок, попытался уснуть.

Проснулся весь в поту: мой лоб пылал от высокой температуры, казалось, приложи к нему бумагу и она вспыхнет, словно подожжённая горящей спичкой. Одеяло и фуфайка валялись на полу, хотелось пить, и я, кое-как пересилив слабость, вышел из избы с ведром, чтобы набрать снега для воды.

Как я растопил плиту, как вскипятил воду и…, вскипятил ли я её вообще, не помню. Думаю, у меня начался горячечный бред, потому что я увидел себя в лесу, окружённым со всех сторон огромными волками.

Я сидел на нижней толстой ветке сосны и, обламывая ближайшие ко мне тонкие ветки, поджигал их и швырял в окруживших меня зверей, похожих на волков. Находящийся ближе всех ко мне волк, с лицом следователя Кондратьева (по его милости и не желанию разобраться в моём деле, я загремел под суд), сидя на заду и ухмыляясь, приговаривал:

- Никуда ты от нас не денешься, всё равно мы тебя съедим. Ты убил своего партнёра, своего друга. Тебя застукала соседка над ещё тёплым трупом. У тебя вся одежда и руки в крови…

И, оскалив пасть, завыл - «Убий-ца-а!.. Твоё место только в тюрь-ме-е…!»

- Не-прав-да, не убивал я Севку! – закричал я в ответ, и швырнул в него горящую ветку. - Мы с ним были хорошими партнёрами, доверяли друг другу…

Следователь, злобно зарычав, увернулся от огня и вновь завыл:

- А, кто теперь будет полным владельцем капитала и нескольких ателье с мастерскими? Не ты лии…? Он тебя уличил в какой-то махинации, и ты его убил…

- Я не убивал! Мне нечего наследовать, это мой бизнес…. И…, разве это говорит, что именно я убил Севку? – Меня могли подставить зачем-то, или я оказался не в том месте, и не в то время… - разве так не бывает в жизни? А, Вы, не разобравшись в моём деле, засандалили меня в тюрьму, исковеркали мою жизнь…

- Бывает, но не у тебя… - завыл он снова, - не вы ли поругались три дня назад? Все в офисе слышали, как вы орали друг на дру-га-а…. Свидетелей много…

- Ну и что, что орали. Вы бы не заорали, если бы вам на ноги, нечаянно, Севка пролил кипяток, а? Заорали бы, и ещё как заорали! Благим матом бы заорали!

- Твоя версия не доказуема. Ты-ы, убийца своего партнёра! Все улики против те-бя…, не отве-ер-ти-шься. Закон покарает тебя за совершённое гнусное пре-ступ-ле-ние… - опять завыл он.

И, в унисон с ним вся стая волков, аж шерсть дыбом встала на загривках, завыла:

– Уу-бий-ца-а! Уу-бий-ца!

Ну, как я мог его убедить, что не виновен, что не я убийца, а кто-то другой?
Я поджёг ветку покрупнее, и опять швырнул в него и, попал. Он, оскалив жёлтые, прокуренные зубы и, зарычав, отскочил в сторону.

Вокруг ветки занялось пламя, оно всё увеличивалось и увеличивалось в размерах, разрасталось и набухало, словно тесто на дрожжах. Огонь стал распространяться на весь лес.

Волки, поджав хвосты и огрызаясь, кинулись прочь, а я, окружённый огненным кольцом, сидел на дереве и не знал, что мне делать. Пламя подбиралось всё ближе и ближе. Мне стало так жарко, что кожа на лице и руках начала пузыриться и…, картина вдруг странно изменилась.

Я оказался висящим над бездонной пропастью на вершине крутой заснеженной горы. Мои пальцы судорожно вцепились в края провала, а ноги пытались найти хоть какую-нибудь опору для себя. Было так холодно, что мои пальцы побелели и, казалось, ещё немного, и они не выдержат моего веса, отломятся, и я полечу вниз. Так и случилось. Я с ужасом увидел, как они, сначала один, затем, другой, начали отделяться от кистей и я, с диким воплем полетел вниз, на чуть видневшиеся внизу, острые камни…

Хватаясь за любой выступ одной рукой, я пытался, не остановить, но хотя бы замедлить падение. Обо что-то ударившись, я почувствовал боль во всём теле и тут же понял – моё падение приостановилось. Надолго ли? Как не начать новое падение?!

Боясь сделать хоть одно неосторожное движение, я открыл глаза и  попытался определить, что задержало меня и не дало разбиться об камни? То, что представилось моему взору, повергло меня в шок.

Я находился на полу какой-то полутёмной  избы, но что это за изба и чья она, я не мог вспомнить. Моя память совершенно не хотела воспринимать окружающую меня действительность, а неустойчивый разум подсказывал – нужно подняться с площадки или пола (что более правильно я не мог уразуметь), закутаться во что-нибудь тёплое, иначе я замёрзну, так и не поднявшись из пропасти.

И я, помогая себе искалеченной рукой, цепляясь за любой маломальский выступ, из последних сил стал карабкаться вверх.

И, всё-таки, я выбрался!

От приложенных усилий моё тело покрылось испариной, а из ран, в местах отмёрзших пальцев, потекла кровь, окрашивая снег в красный цвет. На площадке я нашёл свой мешок, а в нём свою телогрейку и старое ватное одеяло. Закутавшись в них, чуть согревшись, мгновенно уснул.
Несколько раз я просыпался…, меня мучила жажда…, я не понимал, день сейчас или ночь, и сколько дней прошло после моего подъёма из пропасти. Всё это проходило мимо моего сознания. Единственное, что мной воспринималось, это безудержная жажда. Я, кажется, вставал и шёл к ведру с водой. Вода, покрытая тонкой коркой льда, была холодной, но утоляла жажду не на долго…

Однажды я не смог напиться. Вода замёрзла. Пришлось перевернуть ведро и несколько раз ударить его об пол - лёд выпал и разлетелся на мелкие кусочки. Я ползал по полу и, собирая осколки льда, совал и совал их в рот, раня запёкшиеся губы. Было больно, губы начали кровоточить, но я подбирал и подбирал  лёд и жадно глотал его. Когда я подобрал всё до крошки, мне опять неудержимо захотелось спать, и я, ползком добравшись до топчана (я уже начал понемногу воспринимать окружающее меня пространство), вновь провалился в сон…

 

Глава третья

Открыв глаза, я попытался определить, день сейчас или ночь, но не смог. Почему-то маленькое окошко не пропускало света, хотя раньше, когда я впервые нашёл заимку, через него можно было увидеть небольшой участок леса.

Было очень холодно. Голова перестала болеть, а пощупав лоб, я понял, температура уменьшилась. Чтобы окончательно не замёрзнуть, нужно было затопить плиту и я, хоть и с трудом, поднялся с лежака. От слабости голова сразу закружилась, а ноги так задрожали, что пришлось, прежде чем добраться до плиты, подержаться за стол.

Голод и жажда мучили меня. Пришлось взять ведро и пойти за снегом. Открыв дверь (Слава Богу, она открывалась внутрь), я невольно зажмурил глаза. За то время, что я валялся в горячечном бреду, выпало уйма снега, и он блестел в лучах солнца, переливаясь разноцветными искорками, и «резал» глаза.

Опять я восхитился дальновидностью и житейской мудростью Захарыча. Сделай он дверь открывающейся наружу, и я бы не смог выйти из избушки - снег бы меня замуровал.

Кругом, куда ни посмотри, лежал первозданный голубовато-белый снег. Он толстым слоем лёг на землю, на ветви сосен и елей. Его было так много, что под его тяжестью нижние ветви деревьев склонились до самой земли. Деревья стали похожи на белые треугольные свечи. На бездонно-голубом небе ни облачка, только небольшое зимнее солнце радостно посылало свои лучи вниз. Была такая тишина, что я слышал биение собственного сердца в груди.

Изредка, где-то высоко в ветвях, стрекотали сороки, да вдруг раздавался звук похожий на «Уф-ф-ш-ш!» - это срывался с сосен и елей снег, и с шумом падал вниз. 

Я стоял и наслаждался представшей передо мной изумительнейшей по своей красоте картиной. Проживи я хоть тысячу лет в городе, я бы никогда не увидел ничего подобного.  Мне даже жаль было возвращаться к своим делам, так заворожила своей красотой окружающая меня природа.

Зачерпнув прямо у двери полное ведро снега, я собрался было уже захлопнуть дверь, но не удержался от соблазна и, набрав полные пригоршни пушистого снега, стал осторожно смаковать его. Он был холодным и пах какой-то неповторимой свежестью - в нём, чуть-чуть пробивался запах свежевысушенного сена, запах подснежника и неповторимый запах лёгкого морозца.

Я стоял и смотрел, как оставшиеся снежинки в моих руках медленно таяли, и на их месте появлялись капельки воды. Какое это счастье жить в окружении природы, иметь возможность любоваться снегом!

Часа через полтора в избе стало тепло, и я решил немного привести себя в порядок.

Опять набрав с верхом ещё ведро снега, поставил его на плиту, а сам в это время стал высчитывать, сколько же дней я проболел, но так и не смог точно, да что там точно, вообще никак не смог подсчитать количество дней болезни. Ну, решил я – «На нет, и суда нет!» И ещё я подумал: пока я окончательно не окреп, мне дальше двигаться нет смысла, дальнюю дорогу мой организм не выдержит. Значит…, что «Значит» я уже догадался – необходимо позаботиться о пропитании.

Перед моим взором, словно живой, возник образ Захарыча, моего доброго ангела-хранителя, полюбившего меня как родного сына, только я до сих пор не мог понять – за что, за какие качества?

Он стоял у недостроенного ещё камина и, щурясь от дыма сигареты, смотрел мне в глаза и тихо говорил: «Запомни Алексей, с левой стороны печки есть две половицы, подними их и просунь руку под печь. Там, завёрнутая в тряпку и промасленную бумагу, лежит одностволка и запас патронов к ней. - Они у меня хранятся на всякий случай, мало ли, вдруг придётся некоторое время пожить в лесу, вдали от чужих глаз…». И, продолжая заглядывать в глаза, спросил: «Не забудешь, где схрон?»

Что я ему тогда ответил, не помню, но вот сейчас, как никогда кстати, этот разговор вспомнился мне. Ну, что ж, мысленно ответил я ему, если, действительно, ружьё на месте, то я не пропаду…, во всяком случае, надеюсь.

И принялся за дело, иными словами, приступил к поиску ружья.

* * *

Прошло два дня. Я уже довольно сносно чувствовал себя после болезни, хотя иногда, приступами, голова всё же кружилась.

Ружьё я нашёл, и патроны тоже нашёл, да и чего их было долго искать - Захарыч точно описал их местоположение. А найдя, удалил  смазку и протёр ветошью насухо, затем, потренировался, как его заряжать и ставить на предохранитель. Хорошая оказалась берданка, честное слово. По её состоянию сразу было видно, она была в добрых руках. Человек ею пользовавшийся, берёг её и, если так можно сказать, холил.

Зажмурив левый глаз, попробовал прицелиться и…, нажал на курок.

В избушке, заложив уши, громыхнул гром!

Господи, я же забыл разрядить ружьё!

Было послеобеденное время, но точно который час я, конечно, не мог определить, потому что мои часы остановились во время болезни, и я выставил их приблизительно, по солнцу. Но, думаю, было не меньше двух часов после полудня. Поразмышляв, я решил испытать свою охотничью удачу, хотя… какой из меня охотник? Я-то и ружьё никогда в жизни в руках не держал до этого дня.

Лыжами я пробивал себе путь по чуть подмёрзшему на десятиградусном морозе, снегу. Прошёл уже километра два, но чьих-либо следов не обнаружил. Устал чертовски!

Впереди меня, в двадцати шагах, раскинув ветви шатром, стояла красавица ель. Вот я и  решил возле неё передохнуть. Стряхнув снег с пары ветвей, влез под них, и оказался… полностью укрытым от постороннего взгляда.

Прошло минут пятнадцать моего сидения под елью, и вдруг я обратил внимание на прыгающий по снегу, метрах в тридцати от меня, белый комок. Приглядевшись, я признал в нём зайца…, или… кролика. Откуда я знаю – кролик это был или заяц? Просто догадался, вспомнив школьные уроки биологии. Я же, если честно, зайца или кролика видел только в ресторане, в качестве второго блюда, и то, не целого, а только его кусочки!

Осторожно, боясь издать малейший шум, снял ружьё и дослал патрон в патронник, затем, также осторожно, вылез из-под ветвей и приложил ружьё к плечу…

Заяц присел на задние лапы и заворожено, как на диковинку стал смотреть на меня, а я смотрел на него, только через прорезь прицела. Возможно, он в это время думал - что за чудо-юдо вылезло из-под ветвей: на волка… совершенно не похож, на лису..., тем более. На медведя…? Медведь мне не страшен, я от него убегу..., и он продолжал сидеть и смотреть на меня.

Почему он не прыгнул в сторону и не убежал при моём появлении, я не знаю, но он сидел и не шевелился, а я прицеливался…, долго прицеливался. Время замедлилось, или даже остановилось. Я долгую минуту держал зайца на мушке, а он всю эту минуту смотрел мне в глаза.

Сухо щёлкнул курок берданки… - ожидаемого выстрела не последовало! Заяц в мгновение ока резво подпрыгнул и, задрав куцехвостый зад, бросился наутёк. Я вновь взвёл курок - и опять только сухой щелчок - осечка.

Забыв про лыжи, до колен проваливаясь в свежевыпавший рыхлый снег, и на ходу перезаряжая ружьё, я бросился за зайцем в погоню…

Он опять остановился и, словно насмехаясь надо мной,  вытянувшись столбиком, казалось, стал ждать, что же я предприму дальше…

Недолго сумняшеся, я опять прицелился…, иии… нажал на курок.

Грянул оглушительный выстрел!

Заяц опять подпрыгнул и, словно заколдованный, живой и невредимый, бросился наутёк.

Я промазал! Я даже успел увидеть, куда попала дробь.

В лесу суматошно застрекотали сороки, а с ветвей деревьев посыпался сбитый дробью, снег.

Гнаться за зайцем дальше у меня не было сил и я, вернувшись под ель, надел лыжи и вслух кляня себя за безрукость и переживая своё невезение, зашагал назад, к избушке.

Путь «домой» показался мне более длинным и утомительным. Настроение окончательно и бесповоротно испортилось.

Так закончился первый день моего первого в жизни охотничьего сезона. Скажем прямо – очень неудачный день. Я здорово расстроился. Я, конечно, прекрасно понимал, от моей охотничьей сноровки и удачи зависит моя жизнь, моя свобода, но…

 

* * *

Прожил я в лесу  ещё десять дней. На охоте были у меня и удачные дни, так что я не страдал от отсутствия свежего мяса, даже четыре заячьи тушки сумел заморозить на дорогу. Болезнь полностью покинула меня и даже не напоминала о себе головной болью.

Ежедневные катания на лыжах вдали от городской суеты, прогулки на чистом воздухе, не загрязнённом выхлопными газами, здорово помогли мне. Я окреп физически и духовно. Бег на лыжах за зайцами, оказывается, здорово помог восстановить моё здоровье.

Пора было собираться в путь. Меня ждали дела в моём родном городе, и ждала, я очень  надеялся на это, Ирина. Я не вёл с ней переписку. Я не посылал ей писем сознательно, потому что уже в начале пребывания в лагере, замыслил дерзкий побег. Не посылал, чтобы не раскрыть её адрес, чтобы прибыв в Москву, я мог укрыться у неё.

Полной уверенности в ней у меня не было, но надежда на помощь Ирины у меня всё же теплилась в груди, и эта надежда духовно поддерживала меня постоянно.

И про Захарыча я всё время помнил. Наверное, ему здорово попало за меня. Если даже прямо не обвинили его в причастности к побегу, то всё равно здорово помучили допросами.

Я к нему очень привязался и не было дня, чтобы  не вспоминал о нём -
вот ведь, тоже не повезло человеку в жизни.

Жена ушла от него, не выдержав лесного затворничества. Ей хотелось жить в городе, а он не мог. У него профессия такая – егерь. Как он рассказывал, он очень любил свою жену и поэтому, когда они расстались, больше ни на одну женщину глаз не положил, так и жил анахоретом в своём лесничестве.

Женщины из близлежащего посёлка вначале пытались его приручить к своим домам, но побившись-побившись некоторое время впустую, отстали от него из-за «неперспективности» усилий.
Участок у него был, как он в минуты откровенности рассказывал, богатый и зверьём и птицей, особенно весной и поздней осенью. Браконьеры разных мастей и разных рангов постоянно навещали его. Особенно доставали его «скоробогатенькие» и местная власть, а иногда, и те и другие вместе. Несколько раз за сезон, и помимо, наведывалось к нему поохотиться городское начальство, наведывались и руководители из области.

Но, что он мог поделать? С грустью в душе он смотрел, как эти горе-охотники с дорогими заграничными ружьями в руках, стреляли по всему что движется. Жертвами их «охоты» были не только зайцы и куропатки. Несколько раз они заваливали лосей. В ответ на его призывы к благоразумию, тыкали в нос лицензии на отстрел и при этом обещали его «урыть».

Однажды, это было где-то в ноябре или в начале декабря, его разбудила приехавшая полиция и устроила форменный допрос. Высокие полицейские чины задавали один и тот же вопрос - видел ли он на «своём» участке заместителя губернатора, когда и где?

Он не мог ответить на этот вопрос, потому что, он действительно его не видел. Часа через три приехал взвод омоновцев и начал прочёсывать лес.

Искали долго и тщательно. Прочёсывали каждую пядь леса. Километрах в семи от его «конторы», ближе к небольшому озерку, омоновцы наткнулись на припорошенные следы человека и, следуя за ними, нашли яму-ловушку, в которой надетый на острые деревянные колья, лежал заместитель губернатора, а метрах в двухстах от ловушки, стоял его джип.

Судя по словам эксперта, приехавшего на служебном «УАЗике», он провалился в яму часов в восемь вечера.

Почему он не зашёл к Захарычу, никто понять не мог, здесь скрывалась какая-то тайна.

Тайная ловушка появилась совсем недавно, скорее всего в день приезда зама. Земля на отвале ещё не полностью промёрзла. Захарыч утром проходил по этому участку, ловушки не было.
   Не очень-то пытаясь разобраться в случившемся, против Захарыча скоренько состряпали уголовное дело и, обвинив его в халатности, приведшей к гибели человека, быстренько упрятали  на семь лет в тюрьму. Далеко его не отправили, благо, в сорока пяти-пятидесяти километрах была своя «Зона отдыха».

Захарыч стоически перенёс жизненную невзгоду, философски рассудив – «Всё, что происходит с человеком в жизни – от Бога, и нужно это испытание претерпеть».

Я, с таким его отношением к данному вопросу не был согласен, и убеждал его, что оставлять подлость безнаказанной нельзя. Говорил ему, что подлость, однажды оставленная без наказания, породит следующую подлость.

В ответ на мою горячую и сумбурную речь, он только качал головой и тяжело вздыхал.

Когда мы с ним сошлись ближе, я поведал ему о моём желании совершить побег и, вернувшись в Москву, найти настоящего убийцу своего друга. Он долго молчал, а затем, положив мне руку на голову, произнёс, чуть ли не целую речь - «То, что ты задумал грешно. Бог сам покарает убийцу твоего друга, но отговаривать я тебя не буду, потому как, всякий человек живёт не только по Божьему Закону, но и по своему, им придуманному. И, уж коли ты решил вершить собственное правосудие я, сколько бы не пытался тебя отговорить, не смогу этого сделать. Ты же не послушаешь меня, верно?»

Может он и был прав, не знаю, но я решил, и твёрдо решил, найти убийцу своего друга.

Вот с того, приснопамятного разговора, мы и стали готовить мой побег.

Захарыч уговорил «Хозяина» разрешить мне войти в бригаду строителей коттеджа, а затем, вообще пристроил меня к себе помощником по печному делу. Хотя, честно говоря, помощник из меня «аховый». Я не знал, как, и в какой пропорции готовить раствор, не умел правильно расколоть кирпич, а уж о свойствах кирпича нужного для кладки печей, я вообще понятия не имел. Поэтому, всем этим занимался Захарыч, а я только исполнял обязанности носильщика, мешальщика раствора, и других, не требующих знаний и ума, работ.

Я вообще мог не иметь «голову на плечах», потому что она, при моих скромных обязанностях, была совершенно ни к чему, и чтобы она совершенно не атрофировалась, я занял её расчётами к побегу. А рассчитывать было что…

Так, погрузившись в воспоминания, я  и уснул. Ничего меня в последнюю ночь не беспокоило и мне думается, я даже снов никаких не видел, хотя… как знать, может быть и снилось что-то, но только я, как говорится, «заспал».

 

Глава четвёртая

Рано поутру, одетый как настоящий охотник: старенький треух на голове, поверх телогрейки брезентовый плащ с капюшоном, я его позаимствовал в избушке (да простит меня Захарыч!), а за плечами ружьё и вещмешок, я стал на лыжи и, сказав «С богом!», направился назад, в сторону высоковольтной ЛЭП. Я решил идти не по льду реки, а по просеке ЛЭП. Так я сокращал путь вдвое, а, может быть, даже чуть больше. Это по карте я высчитал, ещё там, в Зоне.

Я не был похож на себя прежнего: чёрная густая борода, отросшая за несколько месяцев и искусственный горб на спине, изменили мою внешность  до неузнаваемости. Посмотрев на себя в осколок зеркала, я увидел настоящего деда, вот только глаза выдавали меня – молодые и яркие, они никак не соответствовали придуманному мною образу. Но, подумал я, если их чуть прищуривать, то возможно никто и не заметит разницу между дряхлым телом и молодым блеском глаз. Да и кому это нужно в наше-то беспокойное время рассматривать старика? Со своими бы проблемами совладать! Так решил я, и окончательно успокоился.

Я решил пройти километров девяносто-сто, точно не знаю, по просеке до пересечения её с федеральной автотрассой, а затем на автобусе доехать до Кинешмы, чтобы оставить в стороне Уфу. Так я уменьшал опасность быть задержанным патрулём, а уж дальше я надеялся добраться до Москвы поездом.

Перебравшись на противоположную сторону реки, я с трудом, пару раз соскользнув вниз, преодолел  крутой берег и оказался у просеки ЛЭП.

Передо мной, уходя к горизонту, стояли ажурные мачты. Исполины-мачты, связанные проводами как страховочной верёвкой скалолазы, шагали вдаль, то поднимаясь на взгорок, то спускаясь в долину.  Взошедшее солнце освещало это чудо рук человеческих.

Недавно выпавший и ещё не успевший опасть с веток деревьев снег, искрился под солнечными лучами и, переливаясь всеми цветами радуги, создавал волшебную сказку из снега, стоявших в дремотном сне деревьев и шагающих вдаль мачт ЛЭП. В этой картине было что-то космическое. Поистине, волшебная сказка! Сказка, достойная быть описанной великими мастерами кисти!

Вдоволь насладившись раскрывшейся передо мной панорамой,  я поднял глаза к голубому, без единого облачка небу, и громко закричал: «Сво-бо-да-а!» А затем, прошептав: «Господи благослови!» –  оттолкнулся палкой и…,  двинулся в снежную сказку.

Первые двое суток пути, в основном, прошли без приключений, лишь однажды прыткий заяц, выскочив на просеку и увидев меня, дал такого стрекача, что я даже не успел снять берданку. Рассмеявшись и прокричав ему вдогонку «Улюлю, держи лопоухого!» - двинулся дальше.
   Вечерами, из наломанного лапника и воткнутых в снег лыж, я сооружал себе небольшой шатёр и, разжёгши костерок, доедал холодную зайчатину и пил чай. Горячую, плотную еду я готовил утром. Отваривал зайца, выпивал бульон и съедал немного мяса, остальное ел в обед и вечером. В чае я себе не отказывал. Горячий чай после холодной зайчатины согревал мой желудок и наводил на приятные воспоминания, в основном о работе, Ирине, друзьях.
   А вот на третьи сутки, остановившись передохнуть я, неожиданно для себя, увидел позади, метрах в ста, матёрого волка с волчицей. Я так решил по их размерам. Я даже вздрогнул от неожиданности. Густая, серо-серебристая шерсть резко выделяла их на белом снегу и, на какое-то мгновение мне даже показалось, что они пришли из другого, колдовского,  мира. Вот их не было, а вот – они есть!

Озадаченный их появлением и, одновременно, испуганный, я стоял и размышлял, что же мне делать с ними. Я смотрел на них, они смотрели на меня, казалось, они ждали, какое решение я приму и соответственно примут контрмеры.

Я прекрасно, хоть и здорово перетрусил, понимал - оставлять у себя за спиной таких огромных волков было не только не благоразумно, но и опасно. Решение не приходило. Я лихорадочно перебирал в памяти  прочитанные книги, вспоминал рассказы охотников…, и никак не мог решить, как мне, лично мне, поступить в данном, конкретном случае. А решаться на что-то было нужно…, для собственной безопасности. Так долго наше противостояние не может продолжаться, решил я, и медленно  потянулся за ружьём.

Хотя… какой вред я мог причинить таким крупным хищникам? В моих патронах была мелкая дробь, и что я мог сделать, так это только попугать их и всё. Но они же не знают этого, мелькнула у меня мысль! И, правда, они не стали дожидаться, когда я сниму со спины, заряжу ружьё и выстрелю. Мгновение, и они скрылись в заснеженном лесу. Колдовство, не иначе, решил я.

Только сейчас я почувствовал, как по моему лицу обильно течёт пот, а руки мелко дрожат. Тоже мне охотник! - укорил я себя. При виде двух, всего-то двух, волков, чуть не наделал в штаны, а если бы их оказалось четыре, пять? И тут же ответил - тебя бы, дорогой мой, уже не было в живых, а мелкие косточки твои растаскивали бы вороны и сороки… Бр-р! Не дай Бог такую смерть! – содрогнулся я и, не знаю почему – неумело перекрестился.

Сколько бы я ни стоял, расстояние от этого не уменьшится, подумал я и, закинув ружьё за спину, побежал дальше. Но теперь я был настороже, и частенько оглядывался назад. В течение получаса за моей спиной никого не было, но… потом, они опять возникли. Возникли - из ниоткуда!

И чего привязались! - ругнулся я, идите зайцев ловите, они жирные, а я худой – кожа, да кости и…, между прочим, три дня не умывался, и потом весь провонял...

Волки, постоянно находясь на одном и том же расстоянии, сопровождали меня до позднего вечера. Мне приходилось часто оглядываться, на это уходили время и силы. За сегодняшний день я прошёл всего половину намеченного пути, и устал я здорово. Сказались не только физическая усталость, но и психологическое напряжение. Каково это - идти в сопровождении голодных волков! Эх, если бы нас было двое, а лучше бы трое-пятеро! - размечтался я. Но, я был один! Один на просеке, один, вдали от жилья и людей, вообще один, не считая линии ЛЭП и волков.

Собравшись готовиться к ночёвке, я только сейчас спохватился (почему-то эта мысль до этого момента не приходила мне в голову), как я буду ночевать?  Мои глаза тревожно забегали по сторонам, ища хоть какого-то укрытия, но его не было. Я не знал, что мне делать. Не мог же я всю ночь простоять, словно лошадь, да ещё и с ружьём в руках, как оловянный солдатик из сказки. Выход…, нужно искать выход из создавшегося положения. И я нашёл его! Честное слово – нашёл! Или… его подсказала мне опасность, или память подсознания. Короче, я нашёл его, этот так необходимый мне выход из создавшегося положения…

Мне, кажется, помогли найти выход книги, прочитанные в детстве. Мне вдруг вспомнился цикл рассказов Майн Рида – «Зверобой», «Соколиный глаз», и другие его рассказы, не помню уж их названий, о возможности человека приспособиться к любой создавшейся ситуации.

Ещё раз внимательно оглядевшись вокруг, я высмотрел огромную, высокую сосну с толстыми ветвями, и решил вскарабкаться на неё.

Без привычки к таким «упражнениям», даже не успев достигнуть нижних веток, я пару раз сполз назад. После третьей попытки я кое-как взгромоздился на горизонтальной ветке, метрах в трёх-трёх с половиной от земли.

Фу-у! – отдуваясь, словно после многокилометрового кросса, решился я на небольшой отдых, и осторожно бросил взгляд на волков.

Они подошли ближе, и находились метрах в сорока от дерева.

Вовремя я забрался, мелькнула у меня мысль, ещё бы пару минут промедления и…

Волки совсем осмелели и стали менее осторожными но, Слава Богу, всё ещё находились на расстоянии.

Осторожно, боясь сверзиться вниз, я отстегнул ремень от ружья и, вытащив свой из брюк, связал их вместе. Балансируя на ветке, как канатоходец на «тросу» в цирке «Шапито», я зарядил ружьё, воткнул его в развилку веток повыше головы, а сам, после нескольких неудачных попыток, всё же привязал себя к дереву.

Положение, конечно, не ахти как удобное, но оно всё же не идёт ни в какое сравнение с тем, что могло меня ожидать, останься я под деревом. Даже если я усну, то не упаду вниз, прямо в раскрытые пасти голодных волков, решил я, туго завязывая ременный узел.

Это меня несколько утешило и, показав зверюгам язык, громко сказал: «Ну, что, съели, придурки? Фигу вы получите, а не меня!»

Господи, лучше бы я этого не говорил и не делал. От неаккуратного движения мой мешок с припасами полетел вниз, и я остался без заготовленной зайчатины, вермишели «Роллтон»: не только без ужина, но и без завтрака, обеда - вообще без продуктов. Хорошо ещё, что я всё время держал в кармане пять-шесть патронов, так, на всякий случай, а то бы, не знаю, как бы я выкрутился.
Волки, казалось, только и ждали моего «подарка». Моментально бросившись к мешку, они за один прикус расправились с моими оставшимися зайцами, а на десерт принялись разрывать пачки с вермишелью и, совершенно не жуя (врачи, постоянно пекущиеся о нашем драгоценном здоровье, советуют тщательно пережёвывать пищу), глотать их.

Ну, что я мог поделать? Только одно – смотреть, как они, урча от удовольствия (во всяком случае, так мне показалось), поедают мою пищу, и кричать на них, пытаясь прогнать - «Ах, вы ублюдки, чтоб вы подавились!» Но они не подавились.

Заячьи косточки, которые я до них с удовольствием обгладывал и обсасывал во время остановок на ночлег и отдых, только похрустывали на волчьих зубах…. А уж о вермишели…, я вообще лучше промолчу…

После волчьей трапезы на снегу остался разорванный мешок и разлетевшиеся в разные стороны  патроны. Их они, в своей великой жадности, почему-то проигнорировали.

А потом, облизываясь после моей зайчатины и вермишели, они сели возле дерева и стали ждать, когда я свалюсь им прямо в пасти. Зайцы с вермишелью были для них лишь лёгким перекусом, основная еда ещё сидела на дереве, и они ждали, ждали терпеливо, спокойно, лишь изредка поглядывая на меня.

Они не прыгали на дерево, не бегали вокруг него - в их позах чувствовалась полная уверенность, что я не выдержу психологического давления и сдамся. Их поведение и позы словно говорили - сидишь, ну, посиди ещё, мы подождём, нам торопиться некуда…

В их, смотрящих на меня глазах, мне чудилась насмешка над моим упрямством и, так и казалось, что они про себя думают - «Никуда не денешься, всё равно ты будешь наш! Не сейчас, так попозже…»

Не свалюсь, не ждите! Не придётся вам потрапезничать моим молодым телом, глядя в их голодные, жадные глаза, возмутился я. Оно мне ещё самому пригодится, говорил я им сидя на ветке, и боясь сомкнуть глаза…

Место было, конечно, не очень «комфортным»  для ночлега. К несчастью, мне ещё вспомнилась моя поездка в гости к товарищу по армии,  в Казахстан. Какие там растут шикарные пирамидальные тополя! Посмотришь на них – стройные, как молодые девушки, а ветки так ловко расположены… и, главное, растут кверху. Его сынишка, Ибрагим,  устроил в нижнем ярусе ветвей целые хоромы. Вместе с друзьями натаскал туда душистого сена – запах чудо! И спать можно почти как в кровати, обняв ствол, словно девушку.

Он меня как-то пригласил к себе в гости, я залез на тополь, в их шатёр - красота!

А тут, сиди, привязавшись ремнём, да ещё на твёрдой, холодной деревяшке – врагу не пожелаешь!
   Я, помню, читал в одной книжке, как её…? Ах, даа…, «Легенда об Уленшпигеле» – о герое Нидерландов - когда там зверствовала испанская инквизиция…. Так, в этой книжке описывалась такая пытка: сажали человека на бревно, как на коня, а чтобы не сбежал, связывали ноги под бревном верёвкой, и оставляли бедолагу в таком положении на всю ночь. Так к утру, тот криком заходился от боли…

Не дай Господи, чтобы и со мной такое случилось! – взмолился я. Нет уж, лучше к волкам в зубы, чем такие мучения! Сказал я так, но всё же с дерева не слез - позиция у меня была несколько получше, поудобнее.

Небо стало совсем тёмным, и вскоре высыпали крупные звёзды. Я даже какое-то время полюбовался ими. Затем, взошла луна и осветила всё вокруг серебристым светом: меня, привязанного к дереву; и сидящих неподвижно, как истуканы, волков подо мной; и красавицы ели, опушённые чистым, белым снегом…

Вокруг разлилась сонная тишина и, честное слово, если бы эту картину увидел иллюстратор сказок Бажова, он, нисколько не раздумывая, запечатлел бы её, картину, на обложке книги - придумывать-то ничего не надо было бы.

Всё вокруг мирно спало, не спали только волки, да я, старательно раздиравший глаза…, но, по-видимому, и меня всё же вначале сморила дремота, а затем, незаметно подкравшись, как тать в ночи, пришёл сон.

Один раз за ночь, а может быть и два, я, с трудом разлепляя веки, увидел в ставшем теперь золотистым, свете луны, неподвижно лежавших под деревом, волков. Они не ушли, паразиты! – сквозь дрёму подумал я., но как-то расслабленно, без особой злости. Они, заразы ненасытные, ждут…!

Мои веки вновь опускались и я, проваливался в сновидения…

 

* * *

Мне опять приснился мой первый заяц, но в окружении волков и, чтобы спасти его от их страшных клыков, я нажал на курок. Теперь ружьё не дало осечки, прогремел громкий выстрел, и я, вздрогнув, сразу же открыл глаза.

Наступил ранний рассвет и, первое, что бросилось мне в глаза – поспешно удирающие волки. Кто стрелял?! – возникла в голове испуганно-беспокойная мысль. Я быстро протянул руку за ружьём – его не было. Его не было! Место, куда я его приткнул было пусто! Не веря в случившееся, я поднял голову, чтобы окончательно убедиться – пусто!

Вконец обескураженный, посмотрел вниз – моё ружьё валялось под деревом, а из ствола курился лёгкий дымок.

Недоумённо переводил я взгляд на ружьё, на удиравших в спешке волков, и тупо соображал, как так могло случиться, что моё ружьё оказалось внизу и само стало стрелять? Ответа не было, но инстинкт жизни заставил меня быстро развязать ремень и, несмотря на трёхметровую высоту, сигануть с дерева.

Раньше я как-то боялся прыгать и с меньшей высоты, даже в детстве, а вот теперь…

Схватив ружьё, я быстро зарядил его и, сторожко оглядываясь по сторонам, собрал рассыпанные патроны.

Рассовав их по карманам, подержал в руках изгрызенный мешок и, убедившись, что он совершенно не пригоден к эксплуатации, отбросил в сторону. И с лыжами было дрянь дело - волки изгрызли весь камус и лыжные крепления. Пришлось ножом обрезать, чтобы не мешали, оставшиеся лохмотья, а вместо креплений приспособить бечёвки.

Больше здесь мне нечего было делать. По моей прикидке, до автотрассы оставалось пройти каких-нибудь двадцать пять, тридцать километров.

 

* * *

Привязав лыжи к валенкам и ещё раз, для успокоения оглянувшись, я пустился в дальнейший путь. Помимо воли я вновь и вновь возвращался к эпизоду с ружьём. Так, говорил я себе - ноги заняты, руки заняты – нужно занять чем-нибудь голову. И я занял её. Я решил включить в мыслительном аппарате, логику.

Что мы имеем? – задал я себе вопрос. И тут же ответил - мы имеем упавшее ружьё и выстрел…, далее…. С «далее» было несколько труднее, что-то не связывалось до конца…. А в прочем…. Ии…, я громко, до колик в животе, расхохотался, и чуть не упал от смеха.  Да всё очень просто....

Вот, что значит уметь логически мыслить, похвалил я себя:

…Вечером я зарядил ружьё и, на всякий случай, не поставил его на предохранитель. Оно, каким-то образом, возможно снег упал с ветки, или ещё по какой-то неизвестной мне причине, упало на волков, и от удара спусковой механизм сработал, и… грянул выстрел!

Я представил себя на месте ошарашенных выстрелом, полусонных зверюг, и вновь неудержимый смех затряс меня. Представляю, смеялся я, быстро скользя по спуску с горки: лежу это, значит, я себе под деревом, подрёмываю в предвкушении свежего мясца, а тут, как снег наголову, бабах тебя по загривку!

Только ты вскочил от страха, а тут, под самым ухом,  опять - бабах…! Поневоле пустишься наутёк. Хорошо ещё, что волки не страдают «медвежьей болезнью», а то бы вообще – вышел бы сплошной конфуз для хищников. Их бы ни одна стая потом не приняла - шарахались бы от них, как от прокажённых.

Настроение моё улучшилось. В надежде, что волки, напуганные выстрелом, отстанут от меня, я больше не оборачивался. Но каково же было моё удивление, когда в очередной раз, остановившись передохнуть, я вновь увидел их.

Они всё также трусили, приблизительно, в ста метрах от меня и, по-видимому, не собирались прекращать преследование. Они всё же вероятно надеялись, что намеченная жертва обессилит и достается им. Вот настырные! – разозлился я окончательно и, обернувшись, погрозил им кулаком.

Ближе к вечеру в конце просеки, как в маленьком оконце, показалась автотрасса. По ней двигались игрушечные автомобильчики.

Пройдя ещё с километр, я обернулся к следовавшим за мной хищникам и, вновь показав им кулак, закричал: «Ну, что, съели? Не на такого напали! Я, запросто так не собираюсь отдаваться вам в зубы. Не дождётесь, сволочи! Спасибо за компанию!»

От автотрассы меня отделял последний, не очень крутой, спуск.

Оттолкнувшись палкой, я заскользил вниз.

Но судьба, или чёрт, подставили мне подножку в виде порвавшегося самодельного крепления на лыже. Лыжа поехала в одну сторону я в другую! Пару раз, перекувыркнувшись, я воткнулся носом в снег.

Время терять было никак нельзя, сзади следовали голодные, озверевшие волки!

Быстро перевернувшись на бок, я потянулся за ружьём, но оно валялось в метре-полутора от меня. Ремень был порван. И ещё…, краем глаза я увидел приближающихся скачками, волков.

Я, в эту страшную для меня минуту, почему-то очень хорошо рассмотрел их разинутые пасти и горящие холодной злобой глаза - глаза диких, озверевших от голода, и предвкушавших лёгкую добычу, зверюг. Они видели перед собой упавшую жертву…, а раз она упала… - значит, она ослабла, и её будет легко задрать…

Дотянуться до берданки у меня уже не было времени.

Всё, пропал, решил я отрешённо! Но инстинкт самосохранения заставил меня быстро думать. За долю секунды я перелопатил в мозгу не менее сотни, казалось бы, безвыходных ситуаций…

Волки, одновременно, прыгнули на меня!

Я, изловчившись, быстро перевернулся на спину, подставил прыгнувшим волкам обе ноги с оставшейся на ноге лыжей, и… перекинул их через себя.

Волки отлетели метров на пять и, быстро вскочив, опять бросились ко мне, но я уже лежал с ружьём в руках! Я был готов отразить нападение!

- Убью!!! - в ярости заорал я, - хоть одного, но убью!!! Чтоб вы сдохли, недоноски вонючие!!!

Первой прыгнула волчица, но заряд дроби вылетел ей навстречу!

Она упала метра за полтора до меня.

Оставался волк! Крупный, сильный, матёрый зверь, глаза его пылали жаждой убийства!!!

Какой древний, охотничий навык подсказал мне, как действовать, Не знаю? Но, как только волк прыгнул и оказался в воздухе надо мной, я мгновенно, уперев приклад ружья в твёрдый наст, поднял ствол вверх и волк, как на вертел, насадился на ружьё…!

Хватаясь за ствол, клацнули волчьи зубы. Горячая волчья кровь обрызгала мне лицо и одежду…

Я лежал под волком и ждал конца его агонии.

Это была ещё одна моя победа в борьбе за жизнь!

А ещё через час я, покачиваясь от усталости, стоял на обочине дороги и, подняв руку, голосовал, пытаясь остановить, проезжающие с рёвом машины.

 

Глава пятая

Прошло, не останавливаясь, несколько фур-большегрузов, пока одна из них, чуть проехав вперёд, не остановилась. Я, забыв, что должен походить на старика, бегом бросился к кабине КАМАЗа.  За рулём сидел усатый, несколько полноватый водитель с адидасовской кепкой на макушке. Его крупные, покрытые рыжим волосом руки, спокойно лежали на рулевом колесе.

- Куда, дед, едешь? – лёгкая полуулыбка легла на его лицо.

- В Чишму, сынок, в Чишму, - прохрипел я, чуть задохнувшись от бега. Подвезёшь, сынок, пристал я очень?

- Садись дед. До Уфы доставлю в лучшем виде, а там пересядешь к другому дальнобойщику.
Водитель оказался из молчунов. Он непрерывно слушал музыку, и лишь однажды поинтересовался, зачем я туда еду? Пришлось соврать, что еду проведать сына, что сын работает на железной дороге...

Выслушав ответ, водитель достал из стоявшей сбоку сумки пирожок и угостил меня. Я был так голоден что, даже не распробовав его вкуса, в два глотка проглотил его. Увидев мою расправу с пирожком, он, хмыкнув что-то в усы, проговорил: «Да ты, я вижу, голоден, как не знаю кто! Подожди, я сейчас…. Вот только остановлю свою телегу, и всё будет, о,кей».

Он съехал на обочину и, заглушив двигатель, принялся доставать из сумки еду, приговаривая при этом:

- Мне тоже пора перекусить, который час за рулём и не евши. Так что, дед, не стесняйся, бери.

Он развернул пакет, и протянул мне бутерброд:

- Вот хлеб с салом, а хочешь, колбасы пожуй, потом попьём чаю. У меня жена знатно чай наловчилась заваривать в термосе.

Я не стал церемониться и разыгрывать из себя скромницу – налёг на бутерброд с салом и колбасу, а потом мы выпили по кружке горячего чая.

Насытившись и утолив мучавшие меня голод и жажду, я полез в карман и стал предлагать ему деньги, но он отказался и, по-моему, даже обиделся.

- Дед, ты за кого меня принимаешь? Разве можно отказать в пище голодному, а в питье, жаждущему? - Разве я нерусь какая-нибудь? - Неужели похож?

Я честно поклялся, что он совершенно не похож на «нерусь» и не стал настаивать, а от всей души поблагодарив за сытную и вкусную еду, устало прикрыл глаза.

Мы ехали почти всю ночь, а на одной из остановок, он пересадил меня к другому дальнобойщику. Этот оказался из тех ещё говорунов! Весь путь он только и рассказывал, какая у него прелестная девушка и что скоро, месяца через два-три, они сыграют свадьбу. Вот, чуток ещё подзаработает и всё, баста, он - женатик!

Часа через четыре неумолкающих ни на секунду «новостей из жизни» мы были в Чишме.

Попрощавшись и пожелав друг другу удачи, мы расстались.

Провожая взглядом удаляющийся КАМАЗ, я вдруг запоздало пожалел, что не поехал дальше. А ведь мог бы, водитель предлагал.

Только оказавшись на обочине дороги, я понял, а поняв, тяжело вздохнул - я совершил огромную глупость. Он же ехал до самой Перьми, и я спокойно мог бы ехать с ним, не заморачиваясь на автобусах. Но дело сделано, и назад упорхнувшее не вернёшь.

Ещё не всё потеряно, решил я, и отправился разыскивать автостанцию.

Оказывается, она и железнодорожный вокзал расположились по-соседству, на одной площади.

 

* * *

Побродив немного по привокзальной площади и вокруг здания вокзала, я приметил трёх бомжей: двух мужчин неопределённого возраста и женщину, как видно здорово страдавших от перепития. У меня созрел план: чем болтаться в автобусе с сомнительными удобствами, не лучше ли прямо отсюда сесть в поезд и с комфортом ехать в Москву?

Выполнению этого замечательного плана мешало только одно препятствие…, вернее, два – у  меня не было паспорта, чтобы купить билет, но зато был страх, что меня ищут, и долго ещё будут искать. Но всё же я решился - рисковать, так рисковать, сказал я себе! Говорят: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!» Вот я и решил рискнуть, хотя в награду бутылку шампанского, я думаю, мне не предложат, ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем!

- Что, ребята, колосники горят? – как-бы, между прочим, поинтересовался я, присев рядом с ними на привокзальную скамью.

- А тебе какое дело, дед? Проваливай, не мешай отдыхать порядочным людям, - совершенно пропитым голосом проскрипел, худой донельзя бомж.

Наверно он болен чахоткой, подумал я, вон как щёки покрылись румянцем. Даа, от такой жизни не только туберкулёз, а что угодно можно подхватить…

А, ведь точно, туберкулёзник - окончательно утвердился я, когда он надрывно и надолго закашлялся, а затем прикрыл рот рукавом, потерявшей цвет куртёшки.

- Так, что, болезные, подлечить вас, или сами справитесь?

При последних моих словах на лицах бомжей появился интерес к моей персоне, а женщина, вот уж женская природа, быстро поправила седой клок волос и умильным голоском произнесла:
- Ты, что, дедушка, разбогател после получения пензии и тоже выпить хочешь, да бабка не позволят?
- Вот и не угадала. Мне бы билет на поезд купить, - рискнул я раскрыть свои карты. Да, вишь, пачпорт дома позабыл... Склероз у меня, понимаешь…, болесть такая?

- Насчёт склероза я понимаю. Я, как выпью, так совсем обеспамя... обес... тьфу, напасть. Ну, ты, старый, жизнь прожил, знаешь, чем такая болесть лечится…

- Догадываюсь, – согласился я с её словами, - догадываюсь. Сразу видно, умная ты женщина, знаешь, как подъехать, - подольстил я на всякий случай. Но, и я не лыком шит, понимаешь…?

- Угу, - соглашаясь, кивнула она головой.

…За просто так, - и заговорщицки подмигнув, продолжил, - и чиряк на одном, тебе хорошо знакомом месте, не вскочит, - решил я скрасить разговор грубой шуткой. Ты вот лучше скажи, у кого из вас… пачпорт имеетца?

Бомжиха, наморщив лоб, на какое-то время задумалась, а чахоточный захлопал по карманам своей, подбитой всеми ветрами и молью, куртёшке.

- Неа, у меня нетути. Кажись, потерял, - и вновь закашлялся.

- Витюха, - оживлённо повернулась бомжиха к молчавшему до сих пор третьему, - зенки-то расшиперь. Слышь, чо хороший человек просит.

- А чо он просит? - чуть приоткрыл правый, не затёкший синевой глаз, Витюха.
Здоровый ему фингал под глаз подвесили, решил я, когда он приподнял опухшее лицо. Профессионально и..., с любовью.

- Я… кажись, у тебя пачпорт видала.

- Щас пошарю.

И он, так же, как перед этим чахоточный, захлопал по своим карманам, а бомжиха и чахоточный, часто сглатывая слюну, с надеждой следили за его руками.

- Неа, нетути.

- Как так, нетути! - сквозь кашель прошипел чахоточный. Я тожеть видел его. Ты погляди во внутреннем кармане.

- Да нетути - я ж шарил…

- У тебя дырка в кармане. Вот туда пачпорт и провалился. Ищи, морда битая, в подкладе.

- Щас, - и Витюха поднял полу старенького пальтеца.

Неожиданно, неподбитый глаз его прямо-таки засветился счастьем.

- Во, блин! Точно, туто-ка. Нашёл, - довольно произнёс он, - и чо дальшее?

- Дай сюды, - скомандовала бомжиха и хищным движением выхватила у него паспорт.

Затем, повернулась ко мне.

- Дед, неси флакон и закусь!

- Щас! – охладил я темпераментную женщину. Пошли сначала в кассу за билетом.

И я, в сопровождении вздыхающей, кашляющей, сморкающейся компании, направился в здание железнодорожного вокзала, к билетной кассе.

Мне повезло, правда, повезло: у бомжа случайно сохранился паспорт, а в здании вокзала не было вездесущих, готовых на халяву выбить лишнюю копейку с человека, дежурных полицейских.

И, вот я, за бутылку водки, пару банок кильки в томате и двухдневной свежести батона хлеба, получил долгожданный билет на поезд до Москвы.

До подхода поезда оставалось часов пять. Найдя камеру хранения и рядом, подрабатывавшего упаковкой багажа, тщедушного, явно пьющего, разбитного мужичонку, я попросил упаковать в бумагу лыжи и ружьё вместе, и обвязать шпагатом так прочно, как это только возможно. За это я доплатил ему сотню рублей.

Теперь ружьё не выделялось, а упаковка не расползалась у меня в руках. После проделанной процедуры я был полностью готов стать железнодорожным пассажиром, со всеми вытекающими правами и обязанностями.

 

* * *

На шестые сутки после прощания с домиком Захарыча, я прибыл в Москву. Всё так же одетый, но только без ружья (оно было упаковано вместе с лыжами), я спустился в метро. Слава Богу, металлоискатель не сработал. Почему? Надо было бы спросить у него, но мне было некогда, я торопился. Доехал до «Баррикадной», а уже оттуда, поспешая,  отправился на Большую Никитскую, чтобы встретиться с Ириной.

Она работала, надеюсь, и сейчас работает, менеджером в Доме писателей. Я поискал на стоянке её «Мазду». Слава богу, машину и номера на ней она не поменяла, и стал ждать, надеясь, что она скоро выйдет - рабочий день вот-вот должен был закончиться.

Я стоял у выезда со стоянки на улицу,  и был готов совершить «героический» для себя поступок.

Вот показалась её «Мазда» и я, «неожиданно», оказавшись на проезжей части, словно сбитый её машиной завалился на холодный асфальт. Ирка несколько секунд сидела за рулём, не шевелясь, словно не могла сообразить, что же произошло, и откуда появился старый дед перед бампером её машины, затем, открыла дверку и, с возгласом:

- Что с вами? - бросилась ко мне.

Приговаривая «О, господи! Да, как же это?», она попыталась поднять меня, но я, болезненно охая, сам медленно поднялся и, прихрамывая, направился к её машине. Ирка, поддерживая меня под руку, казалось, она боялась меня выпустить из рук, следовала за мной.

- Да, да, - поняв моё намерение, быстро говорила она, - садитесь в машину, я вас отвезу в травматологию. Господи, дедушка, хоть бы всё с вами было в порядке! Ну, что за день такой, невезучий!
Я, несмотря на её явное расстройство, искоса любовался ею.

В этот момент она была обворожительно хороша: светло-рыжие волосы локонами обрамляли побледневшее лицо. На нём… голубыми озёрами выделялись встревоженные глаза. А её пунцовые губки были так заманчиво-соблазнительны, что будь это в другом месте и не при данной ситуации, я бы обязательно прильнул к ним поцелуем.

На ней ладно сидело светло-серое пальто, а стройные ножки были обуты в чёрные сапоги на высоком каблучке. И всё это великолепие венчала белая пушистая шапочка.

Ирка хитрюга… нет-нет, не хитрюга, а настоящая, знающая себе цену, молодая женщина. Она умела выгодно подчеркнуть свою соблазнительную фигурку и заставить любоваться собой.

Через два квартала я попросил её остановить машину.

Повернув голову, она, ничего не понимая, уставилась на меня своими глазами-озёрами. А через мгновение, покраснев, прошептала:

- Дедушка, может быть, вам деньги нужны? – и тут же полезла в сумочку.

Она стала там что-то перебирать, перекладывать…

- Ирка, мне не нужны твои деньги, - проговорил я, теперь уже своим, нормальным голосом.

Её рука, державшая несколько бумажных купюр разного достоинства, на половине пути ко мне застыла в воздухе, а в глазах мелькнуло удивление, испуг, радость - всё одновременно. Она долго и пристально разглядывала меня, а затем неуверенно прошептала:

- Ты-ы?

И, казалось, пытаясь избавиться от наваждения, она помотала головой и переспросила:

- Алексей…? Это, правда, ты…, Алексей? Это не сон?

- Не пугайся и не удивляйся - это, правда я, в камуфляже и без грима.

- Ноо, ка-а-к? Ты же…, ты же, - она немного замялась, – ты же... в… тюрьме?

- Как видишь, нет. Я не только не в тюрьме, а совсем рядом с тобой…. Я не мираж, можешь даже прикоснуться ко мне, - слегка пошутил я.

- Ни-че-го не по-ни-маю, - побледнев ещё больше, почти по слогам прошептала она.
   - Ириш, давай отъедем куда-нибудь, где поменьше народу, и там поговорим…. Лучше за город, в какое-нибудь недорогое кафе. Я голоден, как не знаю кто!

- Хорошо.

Она ещё раз посмотрела на меня. Казалось, она всё же ещё не совсем была уверена, что на заднем сидении её «Мазды» действительно сижу я.

 

* * *

Через некоторое время мы сидели за столиком в небольшой загородной кафешке, и ели. Вернее, ел я. Ел, потому что был зверски голоден, а Ирина, не сводя с меня задумчивого взгляда, лишь пригубливала по глотку, кофе.

Проглотив пару порций второго – свою и Иркину я, отпивая понемногу из бокала белое вино, кратко поведал ей о своей жизни и приключениях после приговора районного суда.

Она слушала внимательно, и лишь однажды перебила мой рассказ, поинтересовавшись, почему я не написал ей ни одного письма, не прислал весточку о себе…, почему…, - она, не договорив, замолчала.

В её глазах явно читались, и непонимание происходящего, и желание поверить мне, и ещё много чего.

- Ириша, я очень хотел написать  десять,  двадцать,  сто писем…, и… я их писал, честное слово писал, но только в голове, мысленно, а не на бумаге. Я очень хотел видеть тебя, слышать тебя, и тоже очень хотел получить от тебя хоть строчку, но не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать к тебе внимания органов.

Поверь мне, я тебя люблю и твоя жизнь, твоя любовь, если ты всё ещё любишь меня,  по-прежнему любишь, много для меня значат…

- Ах, Лёша, Лёша…, одна строчка твоего коротенького послания и…

- Ты, что…, у тебя кто-то есть? – испуганно спросил я, и мне кажется, даже побледнел.
   Она не ответила, заставив моё сердце болезненно замереть в предчувствии огромной потери…, потери любимой Иришки.

- Скажи мне, только правду скажи, Алексей, тебя оправдали, и ты… теперь…

- Нет. Я убежал и меня ищут, - решился я на полную откровенность, потому что без её помощи я не смог бы осуществить свой план…

И, если она…, если у неё…. Я совсем запутался в своих мыслях и не нашёл ничего лучшего, как брякнуть:

- Ты поможешь мне?

А, брякнув, стал с тревогой и душевным волнением ожидать её ответа, как ожидал когда-то решения суда.

Она долго молчала, казалось, она что-то решала для себя, а потом медленно-медленно проговорила:

- Я помогу тебе…

И, вдруг, словно прорвалась плотина, она громко продолжила:

…Чёрт бы тебя забрал, Алексей! Ты где-то пропадаешь на год, а потом появляешься в дурацкой одежде старика, да ещё горбатым, и начинаешь что-то требовать от меня…, спрашивать люблю ли я тебя! Господи, как я ждала от тебя хоть одно письмо, ну, не письмо, а лишь одну строчку…, а ты, ты?! - Ты, молчал.

Крупные слёзы горечи и обиды, как два ручейка, полились из её глаз.

Я знал, что виноват перед ней, но… я хотел отомстить за мою сломанную жизнь и за смерть Севки и…, я очень любил её. Поэтому,  сидел и ждал её окончательного решения.

На нас стали оглядываться сидящие за соседними столиками посетители и, чтобы как-то успокоить Ирину, я положил свою руку на её мелко подрагивающие от волнения, пальцы.
Постепенно она немного успокоилась. Её рука с пустой кофейной чашкой перестала нервно постукивать по столу, и Ирина, вытерев слёзы, изучающе взглянула на моё лицо. Казалось, она хотела найти в чертах моего лица ответ на мучивший её вопрос.

Вероятно, она нашла то, что хотела найти или увидеть и, с какой-то неуверенностью в голосе, прошептала:

- У нас есть дача, правда небольшая…. Можешь…, временно, пока не разберёшься со своими делами, пожить в ней…

- Аа-а… у тебя уже нельзя? – с некоторой надеждой заглянул я ей в глаза.

- Пока нельзя…. Быть может…, потом…, не знаю, - и, она замолчала.

Я понял, у неё кто-то есть: моё сердце дрогнуло, в нём, на короткое мгновение, вспыхнула боль, да так и осталась занозой, а глаза застлал туман.

- Да не смотри ты на меня так, нет у меня никого, - прошептала она.

На сердце стало немного легче, но всё равно оно продолжало громко выстукивать в груди. Я смотрел на Иришку и не мог оторвать взгляда от её лица. Бывает же так в жизни: встретятся два совершенно незнакомых человека и, словно магнитом, притянет их взгляды и души друг к другу. А сердце начнёт выстукивать - это он, это она, это моя судьба!

Конечно, сердце тоже может ошибиться, принять желаемое за действительное, но только не у меня. Я совершенно точно знал - Ирка, моя судьба до конца жизни. Только вот… думала ли она так же обо мне? А насколько было бы мне легче, если бы я был уверен в её ответном чувстве.

Раньше, до тюрьмы, я был уверен, а сейчас… не знаю, да и она на мой вопрос не ответила конкретно, промолчала…

Одним глотком я опорожнил бокал с вином.

Ирина, не говоря ни слова, поднялась и пошла на выход, а я, расплатившись за обед и чуть отстав, последовал за ней.

 

* * *

Её дача, вернее, дача её родителей: небольшой двухкомнатный дом в самом конце деревни, мне понравилась. Всё в ней было без изыска, просто, но чисто и опрятно, то есть, как сказала Нона Мордюкова в известном фильме - «Бриллиантовая рука» - «Простенько, но со вкусом». Очень правильные слова и они, как нельзя лучше описывали Иркину дачу!

- Располагайся. Можешь затопить плиту, дрова в сарайчике… - Найдёшь дровяной сарай, или показать? А я…, я схожу,  предупрежу соседей и правление, что на зиму сдала домик в аренду - так будет меньше разговоров и вопросов к тебе.

Ну, что ж, подумал я, хоть и без президентских удобств, но всё-таки крыша над головой и, пока она не ушла, быстро спросил: «Ириш, ты вернёшься? А то... мне…»

На какое-то мгновение она задержалась у двери и, уже держась за дверную ручку, ответила - «хорошо!»

Я растопил плиту, благо, живя в зимовье Захарыча, я поднабрался опыта по этому, отнюдь не простому действу, а минут через тридцать пять-сорок вернулась Ирина. Оказывается, она успела смотаться в ближайший магазин и купила продуктов.

Выложив всё на стол, она села на стул и, подперев голову рукой, стала наблюдать за запевшим свою нехитрую песенку, чайником. Я тоже присел к столу и попытался взять Ирину за руку, но она медленно убрала её и, отрицательно покачав головой, опять повторила сказанные в кафе слова - не сейчас… потом, как-нибудь.

Огорчившись, я, понурив голову, сидел и молчал, и не знал, как приступить к разговору. Помогла мне сама Ирина.

- Ты, что-то хотел сказать мне или попросить… - взглянула она на меня.

- Да…, я… хотел, - начал я неуверенно, - чтобы ты наведалась в мою квартиру, только... очень-очень осторожно, так осторожно, чтобы соседи не заметили…, и не услышали…

- Ты что, с ума сошёл! Как я туда пойду…? А, если её уже кто-то занял? - испуганно перебила она меня.

- Кто её может занять?! Это, чёрт возьми, моя квартира! Моя! – возмущению моему не было предела.

- Ладно, ладно, успокойся. Не кипятись. Схожу я. Что ты ещё хотел от меня, кроме, как сходить и посмотреть твою квартиру? Я же тебя знаю. Тебе ещё что-то надо?

Я провёл целый инструктаж, подробно разъяснив, что и как она должна сделать, попав внутрь квартиры. Главное, напутствовал я её, не забудь о документах в сейфе, ты поняла? И уже заканчивая инструктаж, я вспомнил ещё об одном немаловажном деле: да, захвати мне комплект одежды, вплоть до пальто или куртки, на твой выбор, но лучше и то, и другое. Сама посуди, не могу же я, свободный художник, если судить по моей обросшей личности, ходить в зэковской телогрейке с номером на спине, и зэковских штанах по городу…. Да меня на первом же углу задержит полиция. Мне ещё повезло, что я до твоей конторы без приключений добрался…

Я улыбнулся, вспомнив испуг Ирины при моём падении перед её машиной, и как она предлагала мне деньги…

- Хорошо, Лёша, я постараюсь, - ответила она и собралась уходить.

- Может... всё-таки... останешься, - взмолился я, потянувшись к ней руками, - я так давно тебя не видел и очень скучал… без тебя… - Пожалуйста, останься…

- Не сегодня, - ответила она, и мягко отвела мои руки от своей талии, - я же тебе уже сказала - мне нужно привыкнуть, что ты вернулся.

Огорчённый её отказом и вздохнув раз-другой, я пошёл её проводить до машины.

Тихо, словно ласковый кот, заурчал двигатель мазды, вспыхнули, освещая дорогу, фары. Затем, плавно, словно на морских волнах, покачиваясь и освещая заборы и дачные домики, свет фар постепенно удалился и пропал за поворотом.

Я остался один. На душе было грустно и неуютно. В голову лезли разные мысли и, чтобы избавиться от них, решил лечь спать. И не заметил, как уснул. По-видимому, сказалось нервное напряжение последних дней и организм, чувствуя большую психологическую нагрузку, решил устроить себе отдых, чтобы не сорваться.

 

Глава шестая

Возвращения Ирины я ожидал не ранее, как дня через два-три, и чтобы чем-то занять себя, занялся уже привычным после жизни в домике Захарыча, делом – колкой дров. Хорошо, что отец Ирины заблаговременно позаботился ещё с осени, и завёз почти полный сарай пиленых чурок.
«Есть, чем потешить молодецкое плечо» - прикидывая объём работы, с лёгкой иронией подумал я. Вот и займись ею, а не стой, скаля зубы, подбодрил я себя, и принялся махать топором.
Наколотая кучка дров всё росла. Ну, вот, это совсем другое дело, подумал я, когда крупные капли пота побежали по лицу.

Оглядев кучу наколотых дров, я решил, что на сегодня хватит и, сложив дрова в поленницу, прихватил пустое ведро и направился к колодцу набрать воды. С детских лет я мечтал покрутить колодезный ворот. От этой, совершенно неожиданно исполнившейся мечты, мои губы расползлись в улыбке.

Ирина приехала вечером, второго дня. Затащив большую сумку в дом, она молчаливо сняла пальто, разулась и лишь потом, как-то виновато посмотрела на меня.

Я всполошился! Неужели Ирку засекли всезнающие и любопытные донельзя, соседи? Но оказалось – нет. Дело обстояло несколько иначе, и совсем уж не так плохо, потому что, она сказала:

- Прости, Лёша, я не выполнила своего обещания. Правда…, я… очень-очень пыталась. Я два раза приезжала к твоему дому, заходила в подъезд, а дальше…. Лёша, оказывается, я такая трусиха, такая трусиха. И, словно оправдываясь, извиняющимся тоном продолжила, - я тебе купила в магазине всё, что ты просил, даже носовые платки…

И, закончив оправдываться, Ирка вздохнула, посопела носом, затем, продолжила:

…Может…, ты сам…, как-нибудь, а?

Я прижал к себе такую нежную, такую родную, и такую желанную Ирку, и нежно поцеловал её  глаза, а потом губы. Она не отстранилась, а лишь уткнулась  лицом в моё плечо.

Так, не шевелясь, мы простояли, может быть, минуту, а может быть и больше. Я почувствовал, как душевная близость вновь возвращается к нам, и не захотел торопить события.

Затем, приподняв её лицо, заглянул в голубые глаза и спросил:

- Ириш, ты не очень устала, давай, прямо сейчас, смотаемся, вдвоём? Понимаешь, мне…, мне, очень нужны копии документов моей фирмы, ии-и… деньги конечно.

Она подняла свою светло-рыжую головку, посмотрела на меня и, соглашаясь, кивнула.

- Тогда посиди, выпей чаю, он свежий, я только-только его заварил, - и, схватив сумку с привезённой Ириной одеждой, пошёл в другую комнату переодеваться.

Когда я появился в комнате уже полностью готовым в дорогу, она подняла глаза от чашки и, кинув на меня оценивающий взгляд, восторженно прошептала:

- Лёш, а тебе здорово идёт бородка, ты стал весь такой…, такой, - она пощёлкала пальцами, - такой импозантный. - Ты и, правда, очень походишь на художника…, или… писателя. Я тебе, Лёша, вместо шапки берет куплю, ты будешь его носить чуть набок.

Было уже часов десять вечера, когда мы подъехали к моему дому. Вокруг была тишина. Почти все окна дома были освещены, только окна моей квартиры чернели провалами. Я, взяв за руку Ирину, стал подниматься на свой, третий этаж. Сегодня все лестничные площадки были ярко освещены, и я боялся, что кто-нибудь из любопытствующих соседей откроет дверь квартиры и выглянет на шум наших шагов. Поэтому мы, из осторожности, пробирались почти на цыпочках, как в балете.

Дверь моей квартиры была опечатана - белела приклеенная полоска бумаги с фиолетового цвета, неразборчивой круглой печатью.

Слава богу, пока никто не позарился на квартиру, или не смог открыть, решил я, и, аккуратно надрезав бумажку с печатью, набрал код замка. Замок тихо щёлкнул и..., стальная тяжёлая дверь, словно приглашая войти, открылась перед нами.

Только я успел сделать шаг в прихожую, как стоявшая позади Ирка, наверное, пытаясь быстрее войти в квартиру, нечаянно толкнула меня в спину. Чтобы не упасть, я схватился за вешалку и непроизвольно сделал ещё один, оказалось, роковой шаг. Я всегда знал, а сейчас у меня совершенно вылетело из головы, что у вешалки стоит банкетка - вот об неё я и споткнулся.

С ужасом я понял, что падаю, и вместе со мной падает Ирка. Как мог, я постарался при падении поменьше наделать шуму…

- Ирка, ты, как слон в посудной лавке. Не можешь, поаккуратней? – прошипел я.
- Не могу. Я боюсь! - лёжа на мне и не пытаясь встать, шёпотом ответила она.

- Вставай, трусиха. А то я могу, чёрт знает, что подумать о твоей позе.

Ирку словно ветром сдуло с меня. Она включила свет в коридоре. Я быстренько захлопнул входную дверь и, обернувшись к Ирке, прошипел:

- Не вздумай включить свет в других комнатах, дурёха! В квартире же не должно никого быть.

Подсвечивая фонариком и стараясь ступать бесшумно, я прошёл в зал, заглянул в спальню и гостевую комнату. Всё было на месте. Закончив обход квартиры, вернулся в коридор и позвал Ирку на кухню.

- Посиди, только тихо-тихо, как мышка, пока я буду заниматься своими делами.

- Можно, я пока открою окна и проветрю квартиру, а то дышать совсем нечем?

- Ты с ума сошла? – шикнул я. Сиди смирно и, ни-ни! Не шевелись!

Осторожно отодвинув электроплиту от стены я, набрав код, открыл встроенный в стену небольшой сейф. Опять нажал кнопку фонарика и направил луч в его тёмное нутро. Вытащив документы и несколько пачек долларов,  сложил всё в пакет, закрыл сейф и поставил плиту на место.

Закончив «Операцию» по изыманию собственности из собственного же сейфа, я присел к столу напротив Ирины.

- Посиди ещё немного, я соберу кое-какие вещи, и сразу же поедем. Да, чтобы не забыть - вот тебе пара тысяч долларов, поменяешь их, когда будет время и, пожалуйста, сходи в ЖЭК, заплати за меня долг и не забудь заплатить за охрану моей машины. Кстати, заодно убедись, что её не разграбили. Сделаешь?

- Да, Лёша. Пожалуйста, собирайся, только  побыстрее, а то я, как на иголках…, нервничаю от страха.

- Потерпи ещё несколько минут. Я только кое-что возьму в дополнение к купленным тобой вещам.

Вернулись мы на дачу часов в двенадцать ночи. Ирина загнала машину во двор, благо я заранее побеспокоился очистить его от снега, и занесли вещи в дом.

Снимая куртку, я повернулся к Ирине и, с надеждой в голосе, спросил:

- Останешься? Куда ты поедешь так поздно? Пока доберёшься до квартиры…

- Останусь... - раздумчиво ответила она, - действительно, слишком поздно возвращаться, а мне утром на работу.

Я надеялся услышать от неё другие слова, и ждал продолжения, но, так и не дождавшись, пошёл стелить себе постель на диване.

Я долго ворочался, пытаясь уснуть, но сон всё не шёл ко мне. Я всё прислушивался, к такому знакомому мне, дыханию спящей Ирки. Она всегда дышала ровно, чуть посапывая… и, я не выдержал.

Осторожно, пытаясь не потревожить её, я примостился рядом с ней и обнял рукой. Она что-то пробормотала во сне и, немного повозившись, прижалась ко мне, а затем вновь тихо засопела.

Я лежал, боясь пошевелиться, чтобы неосторожным движением не нарушить её сон и, неожиданно, самым банальнейшим образом, уснул.

Проснулся я поздним утром. Ирки в доме не было, лишь на столе белела записка с красноречивыми словами - Лёшка, ты свинтус! - Как ты посмел, без разрешения, забраться ко мне в постель? К моему приходу приготовь ужин.

Ира.

Прочитав записку, я понял, она не рассердилась на меня. И от счастья осклабился во весь рот, а затем, как первоклассник, запрыгал на одной ноге, но и этого мне показалось мало. Продолжая прыгать на одной ноге, дурашливо запел - «Ты свинтус, свинтус, свинтус…, свинтусом был всегда…»

К её приходу я приготовил достойный принцессы ужин, и даже успел сбегать в магазин за бутылкой белого вина.

Переодевшись в купленный Иркой тёмно-серый костюм и повязав галстук на свежевыглаженную рубашку, я с нетерпением стал дожидаться её прихода.

Наконец, во двор въехала её вишнёвая мазда, и через минуту Ирка попала в мои любящие объятия.

 

* * *

…Мы проговорили, чуть ли не всю ночь. Она, перескакивая с одной темы на другую, рассказывала мне о своей жизни без меня, говорила, как она скучала и мечтала поехать ко мне, но побоялась… - Бессовестный, упрекнула она меня, ты не написал мне ни одной строчки!

Я просил у неё прошения, и в знак покаяния целовал её. Она смеялась ласковым, воркующим смехом, а я млел от счастья, находясь на верху  блаженства.

Затем, без перехода, она начала рассказывать, как пыталась выполнить моё поручение…

- Какое поручение, - удивился я, сразу не сообразив о чём речь.

- Как, какое? А, посещение твоей квартиры.

- Ааа… соизволил я сообразить… - Так ты, вот про что?

…Представляешь, Лёша, въезжаю я во двор, рассказывала она, а там машину негде поставить, все места заняты. Что делать? Подумала, подумала, и оставила её прямо возле двери. Вхожу в подъезд, а у самой руки, ноги дрожат. Поднимаюсь на третий этаж, подхожу к двери, а на двери эта бумажка с печатью. Я уж было совсем собралась её оторвать и ключи уже достала из сумочки, вдруг, слышу: топ, топ, топ.... Кто-то идёт.

Тут, такой страх на меня напал, я чуть не описалась. Пулей, прыгая через две-три ступеньки, выскочила во двор и в машину юркнула. Ключ зажигания вставляю, а он, зараза, не вставляется. Руки-то от страха дрожат. Ну, потом, вставила, завела машину и дёру! При развороте на газон залетела, представляешь. Еле выбралась... Вот натерпелась страху, не дай Бог!
Потом настала моя очередь рассказать ей, как я тоже скучал без неё, как готовил побег, как заболел, и как валялся беспомощный, в избушке. А ещё, я ей много рассказал о своём друге, Захарыче.

За окном начало сереть, наш разговор стал прерываться паузами и постепенно гаснуть. Ещё сказав друг другу по нескольку слов мы, крепко обнявшись, уснули.

 

Глава седьмая

У Иришки сегодня был выходной, встали мы поздно, а позавтракав, ушли кататься на лыжах.

Весь день мы провели вместе. Дурачились, и даже пытались кидать снежки. Иришкино лицо на слегка морозном воздухе порозовело, а потом, я заметил, как кончик её носа стал белеть, тогда я набрал в ладонь снега и стал оттирать её нос. Она попыталась вывернуться из моих рук, но я продолжал тереть, пока он вновь не порозовел, а я не заработал прозвище – изверг!

После лыжной прогулки на свежем воздухе мы, примостившись у открытой дверки горящей плиты, пили из кружек горячий,  душистый чай, заваренный по моему рецепту, вернее,  по рецепту Захарыча и смотрели на огонь. Было так по-домашнему уютно, что я даже подумал, хорошо бы вообще перебраться жить в деревню.

Ну его к ляду, этот город, с его смогом, толпами людей на улицах и вечными автомобильными пробками на дорогах. Здесь тишина и благодать, здесь человек отдыхает душой и получает заряд бодрости. Вот, взять хотя бы нас с Иркой, как хорошо мы отдохнули на свежем воздухе, сколько новых  впечатлений мы получили.

Я так смеялся, когда Иришка, смешно приоткрыв рот, даже попыталась ворону, сидящую на ветке дерева, передразнивать - Каа-рр, каа-рр, картавила она. Ворона, склонив голову набок, послушала, послушала и, ничего не поняв из Иркиного карканья, наверное, решила – сумасшедшие какие-то.

Обиженно сказав на прощание на своём, вороньем языке - Каа-р-р! - взмахнула крыльями и улетела.

Мы хохотали до упаду над Иркиной попыткой поговорить с вороной на её родном языке.
В эти безмятежные дни жизни на даче, я как-то совершенно забыл, что я в бегах, что я беглый зэк и меня ищут, что у меня нет паспорта и что я для всех, кроме Ирины – не человек, а ноль без палочки и к тому же, убийца своего друга.

 

* * *

На следующий день после нашего отдыха, проснувшись утром, я всё это вспомнил и, посмотрев на спящую Ирину, почувствовал, как жалость к ней заползает в мою душу.

Что же я делаю с твоей жизнью, Ирка? – волнуясь за подругу, подумал я. Зачем я ломаю её? Что тебя может ожидать в будущем? А, если меня поймают? А, если меня убьют?..

Так я терзался смотря на неё и не находил выхода из создавшегося положения… да и был ли он, этот выход, у нас вообще?

Ирина проснулась, это я почувствовал по её изменившемуся дыханию. Она открыла глаза и взглянула на меня, а увидев моё нахмуренное лицо и печальный взгляд, беспокойно зашевелилась, а затем, опёршись на локоть, заглянула мне в глаза и с тревогой в голосе спросила:

- Что с тобой, дорогой? Сон плохой приснился? Так ты скажи про себя - «Плохой сон уйди, а хороший останься», вот и будет всё в порядке. А, если не поможет, то я тебе помогу…

- Ничего, ничего, ты не беспокойся, спи, радость моя, у меня всё в порядке, - попытался я успокоить верную подругу.

- Но, я же вижу, грызёт тебя какая-то печаль-тоска. Так ты расскажи мне, и мы вместе подумаем, как справиться с ней…, доверься мне, любимый…

- Спасибо, родная, но не сможешь ты мне помочь. Должен сам я со всем справиться.

- Это ты  о своём друге, - догадалась она, -  и, о своей тюрьме, да?

В ответ, я только тяжело вздохнул и растрепал волосы на Иркиной голове.

- Лёша, мы вдвоём с тобой – СИЛА! Мы справимся! Я тебе во всём, во всём буду помогать, ты не думай… Я, конечно, трусиха неимоверная, вот, даже к тебе в квартиру побоялась зайти, но я исправлюсь - Честное благородное слово! Ты только не замыкайся в себе, Лёша, делись со мной…

Я прижал к себе свою, пообещавшую быть в будущем храброй, подружку, и запечатлел на её головке благодарный, не совсем отеческий, поцелуй.

Пора было вставать и приступать к выполнению своего плана. Я и так столько времени потерял, разнежившись от тихой размеренной жизни в деревне рядом со своей любимой девушкой. Как говорили раньше? - «Вставай, труба зовёт!» Вот и меня звала труба на «Бой кровавый, святой и правый…!»

 

* * *

Ирина довезла меня до бывшего моего с Севкой офиса, и высадила за квартал от него - так я попросил. Медленно шагая, я внимательно смотрел по сторонам, надеясь увидеть сторонних наблюдателей. Все мы, когда-то начитавшись детективов, представляли себя в роли хитрых и умных суперменов-сыщиков. Наверное, и я, хоть и непроизвольно, представил себя вот таким, сыщиком. Подняв воротник куртки, и надвинув шапку почти на глаза, я…

- Мужчина, у вас не найдётся, чем-нибудь прикурить сигарету.

От неожиданности я вздрогнул и, не успев ещё осмыслить вопроса, отскочил в сторону, и лишь потом, оглянулся на спросившего прикурить, человека.

- Ооо, простите я, кажется, вас не на шутку испугал? Ещё раз простите.

Сбоку меня стоял мужчина, вполне респектабельного вида и крутил в руках сигарету.

- Нет-нет, что вы! Просто я задумался, - стал выкручиваться я, - а, чем прикурить, - я, невольно развёл в стороны руки, - у меня нет. Простите, я не курю.

- Это вы меня простите, что потревожил вас. И мужчина споро зашагал дальше.

А, чтоб тебя! - чертыхнулся я в сердцах,  на попросившего прикурить, пешехода. Из-за тебя, чуть  душа в пятки не ушла. Нет, так дело не пойдёт, решил я, нельзя уподобляться пуганой вороне и шарахаться от каждого куста.

Приняв такое судьбоносное решение я, расправив плечи и выпрямив спину, бодро зашагал в сторону офиса.

Напротив, через дорогу, располагалось небольшое кафе, куда наши сотрудники в перерыв бегали перекусить. Сейчас, увидев его и вспомнив, я поступил так же, Примостившись у окна, заказал себе эспрессо кон-пана и, поглядывая, как-бы из праздного любопытства в окно, стал наблюдать за жизнью на противоположной стороне улицы.

Посетители, как и раньше, входили в офис и выходили. Ничего не изменилось за время моего отсутствия, мне даже показалось на мгновение - отсутствуй мы с моим другом, Севкой Куприяновым, вообще на земле,  офис всё равно будет функционировать.

Разглядывая проходящую мимо моего наблюдательного пункта жизнь я, в первый момент, не обратил внимания на вывеску у двери, а потом, так и впился в неё взглядом. Наша была голубая с позолоченными буквами, а эта…, чёрт, надо же – на муаровом фоне серебром было написано - «АМПЛИТУДА». А ниже - «Головной офис сети ателье Куприянова В. К.».

Я подумал, что у меня галлюцинация, потёр глаза кулаками, для большей пользы ещё поморгал, и вновь впился глазами в вывеску. Нет, ошибки не было. Там, действительно, было написано, что сеть ателье принадлежит Куприянову В.К..

Наверное, однофамилец, мелькнула у меня мысль, но почему инициалы такие же, как у Севки? Я даже о кофе забыл и разволновался так, что не заметил, как смахнул чашку со столика.

Раздался звон разбившейся об пол чашки, и этот звон вернул меня в действительность. Подошедшему на шум официанту я пообещал, что оплачу урон и попросил принести ещё кофе. Поняв, что посетитель оказался с мирным нравом, он ретировался. А я задумался...

Как же так, я же точно помню, как укладывали мёртвого Севку на носилки, как всё там фотографировали и зарисовывали…. В конце-концов, не во сне же мне приснилось, как мне заломили руки и надели наручники? За сны в тюрьму не сажают.

От калейдоскопа скачущих  мыслей, голова шла кругом, и ни одного, сколько-нибудь разумного объяснения, я не мог найти. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Нужно встать и пойти разобраться прямо сейчас, иначе я могу свихнуться от неизвестности…

Неужели Севка жив? Тогда, почему я сижу, то есть, сидел в тюрьме и, за что? Почему Севка, мой лучший друг, не нашёл меня, не написал ни одного письма? Господи, вразуми меня! Помоги, Господи, разобраться во всей этой непонятной для меня ситуации…. И, не допив кофе, ничего не замечая вокруг, направился через дорогу, Казалось, я ослеп и оглох, и только резкий сигнал, чуть не сбившего меня автомобиля и нецензурная брань водителя,  заставили меня немного прийти в себя.

На первый взгляд в офисе ничего не изменилось. Всё так же сидели у компьютеров служащие, всё так же пара парней курила на лестничной площадке, а за столом, всё также сидела секретарша, но… всё это были другие люди, совершенно мне незнакомые.

Вместо смешливой и живой как ртуть Вали, за секретарским столом с неприступным видом восседала солидная дама в роговых очках. На двери моего кабинета висела другая табличка, и с другой фамилией. Только на Севкиной двери, продолжала красоваться всё та же – голубая с позолотой, и на ней всё та же фамилия – Куприянов В.К.

Солидная дама-секретарь подняла на меня взгляд, и оценивающе осмотрев меня, казалось, она хотела определить стоит ли на меня тратить своё драгоценное время, холодно поинтересовалась:

- Вы по какому вопросу, гражданин? Если к нам, я смогу вам помочь.

- Я бы хотел сделать у вас оптовый заказ на пошив…

Поднимаясь по лестнице в офис, я успел подготовить, на всякий случай, ряд вопросов и ответов для разговора, поэтому держался уверенно, как знающий себе и времени цену, человек, человек с большим опытом.

…Сделать заказ на пошив униформы для своих работников, - добавил я.

Дама немного подобрела, смягчила взгляд и, с вежливо-приторной полуулыбкой посоветовала мне обратиться к главному дизайнеру, и показала наманекюренным, холёным пальчиком на дверь моего бывшего кабинета.

Сколько всего произошло после моего последнего посещения кабинета? Хотя бы одним глазком заглянуть в него - ностальгия так одолела меня, что я еле удержался, чтобы прямо сейчас, без разрешения, не открыть дверь кабинета и не войти.

- Простите, но я бы хотел вначале поговорить с Куприяновым Всеволодом Константиновичем.

- Вы хотели сказать - с Владленом Кимовичем, - дама отрицательно покачала головой. - Его нет в офисе, а когда будет..., я не могу сказать.

- Но…, простите, раньше я имел дела с Всеволодом Константиновичем.

Мой изменившийся от волнения голос задрожал, и дама тут же внимательно окинула меня подозрительным, выработанным многолетним опытом, канцелярским взглядом.

- Я ещё раз повторяю Вам, здесь нет никакого Всеволода Константиновича. - Возможно, раньше…, до меня, а сейчас здесь директором Владлен Кимович.

- Хорошо, тогда я зайду попозже. Когда ваш шеф вернётся?

- Может быть, вы всё же поговорите с его заместителем?

- Нет, спасибо. Я привык решать дела с первыми руководителями. Так, понимаете ли, надёжнее. - Когда, вы говорите, он вернётся?

- Не ранее, как после обеда, - ответила дама, потеряв ко мне интерес, и мгновенно, как по волшебству, стала неприступной и холодной.

Я спускался по лестнице и на душе у меня было радостно и светло, если может быть радостно и светло при известии, что кабинет твоего погибшего друга занимает какой-то там,  Владлен Кимович – просто однофамилец с похожими инициалами, а не Севка.

Я радовался тому, что напрасно переживал сидя в кафе, что мой друг меня не подставил, что я…, в общем, я радовался.

Выйдя из парадного, я пошёл вдоль улицы, чтобы немного «убить» время.
Ничего не изменилось за время моего отсутствия, даже продавщица газет в киоске, тётя Люба, всё так же приветливо улыбалась каждому прохожему.

Мне захотелось, по старой привычке, подойти к ней и, купив газету, поинтересоваться её здоровьем, и в шутку спросить, не выдала ли она свою непутёвую дочь замуж, а услышав в ответ - за тебя Алексей, я бы с удовольствием. А мне бы, отшутиться - да я бы женился, вот только времени нет, работа заела.

Когда это было, и со мной ли? - вздохнул я и, не останавливаясь, пошёл дальше. Погуляв пару часов, вернулся на свой наблюдательный пост. Столик, за которым я раньше сидел, заняла молодая воркующая пара, и мне пришлось примоститься за другим, подальше от окна. Как видно шеф ещё не приехал - у подъезда не стояла машина, и за рулём её не сидел «персональный» водитель.

Просидев ещё час, и не дождавшись приезда «объекта наблюдения», я вышел из кафе и только собрался «размять ноги», как к офису подкатил огромный чёрный «Djeep». Открылась дверка автомобиля  и из его просторного, как однокомнатная квартира, нутра, вылез крупный мужчина. Его наголо, по современной моде, обритая голова и распахнутое велюровое пальто, говорили, даже не говорили, а кричали - смотрите, какой я богатый и успешный, куда вам до меня!

Даже его автомобиль с тупой, блестевшей на солнце, хромированной облицовкой радиатора, предупреждал – не становись на дороге - растопчу.

Под стать хозяину был и водитель – огромный амбал, с кулаками-гирями и лоснящимися щеками.

Мужчина и водитель направились к входной двери.

Я сразу догадался - это и есть Владлен Кимович, новый хозяин нашего с Севкой, офиса. Слишком уж ярко было выставлено  у  него «Хозяйское», да и охранник офиса, увидев его, очень уж низко склонился в приветствии. Как тут было не догадаться - «Кто есть Кто!»

Мне хотелось проследить за ним, за его перемещениями, хотя бы за сегодняшний день. Узнать, где он живёт, с кем общается…. Всё это нужно было мне, чтобы спланировать свои дальнейшие действия.

Прослонявшись часа два по ближайшим улицам, я окончательно замёрз, и чуть ли не бегом направился к офису. Было без пятнадцати минут пять, вечера. Вот-вот должен был закончиться рабочий день. Но каково же было моё разочарование, когда я не увидел машины у входа.

Я стремглав бросился внутрь, хотя до сих пор не пойму зачем, и застал даму-секретаря ещё на рабочем месте.

Указав пальцем на дверь, я поинтересовался, на «месте» ли хозяин, и получил лаконичный  ответ – нет! Затем, я попытался вовлечь даму в разговор, и поинтересовался - куда подевалась девушка, которая здесь работала?

Получив в ответ холодное – не знаю,  я решил подойти к этому же вопросу с другой стороны.

Мне, только в процессе разговора с секретаршей, пришло в голову -  кто, как не наша Валя-секретарь лучше всех может быть осведомлена о последних днях нашего офиса, тем более что, идя по коридору, я не встретил ни одного человека, с которым бы я раньше работал.

Получается, новые хозяева сменили весь персонал, посадив на место моих сотрудников, своих.
   - Понимаете, - начал я сокрушённо, - она мне должна очень приличную сумму денег, ну…, понимаете, так получилось. Я ей занял, а вот теперь…. Вы не могли бы подсказать её домашний адрес.

По-видимому, слово деньги, на даму действовали магически и, произнеся презрительно-оскорбительным тоном, - этой фифе? Нашли, кому занимать…

Вероятно, она запомнила, что я, в будущем, серьёзный потенциальный заказчик, и решила со мной быть вежливо-услужливой.

- Подождите одну минуту. Я, где-то записывала, так, на всякий случай, её домашний адрес, понимаете, мало ли, что. Вдруг хозяину понадобиться уточнить некоторые вопросы… Ответы, на которые может знать только она.

- Конечно, конечно. Я вас прекрасно понимаю, - решил я подольститься. Хорошие работники, тем более такие преданные и пекущиеся о благополучии своего хозяина, как вы, сейчас исключительная редкость… Я, вот, тоже ищу себе такую же, но, увы! Не могу найти. Если надумаете поменять место работы - милости прошу ко мне, не пожалеете, - добил я её последними медовыми словами.

Она зарделась от похвалы и, мгновенно, словно волшебник, выдвинув один из ящиков стола, нашла не только домашний адрес Валентины, но и номер её домашнего телефона.

Расшаркавшись, как истинный джентльмен, и поцеловав на прощание засмущавшейся даме дебелую ручку я, по-моему, окончательно завоевав её доверие, ретировался.

Покинув офис, становил такси и, не теряя времени понапрасну, решил поехать к Валентине, и кое о чём расспросить её. Я был уверен, она не только не  выдаст меня, но и расскажет всё, что происходило с моим бизнесом в моё отсутствие. И я, и Всеволод, мы оба доверяли ей.

На мой настойчивый звонок, вышла не Валя, а какая-то женщина, лет пятидесяти с хвостиком, но неуловимо чем-то похожая на неё. Я догадался, это её мать или, по крайней мере, её родственница.

 Такая же, как Валя,  темноволосая, с глазами, цвета тёмного шоколада, и по-юношески стройной фигурой, она была очень похожа на цыганку, или на гречанку. Знаете на ту, что Стенька Разин бросает за борт лодки в набежавшую волну. Я вежливо поздоровался, извинился за несвоевременное беспокойство и, после всех этих дипломатических реверансов, поинтересовался, могу ли я поговорить с Валей.

В ответ на мою просьбу увидеть Валю и поговорить с ней, получил совершенно неожиданный отказ:

- Нет. Она здесь не живёт и…, скорее всего, больше жить не будет.

- Как, так? – ошеломлённо пробормотал я. Она моя бывшая сотрудница и, я порылся в кармане, вот её адрес…, мне в канцелярии его дали…

- Раньше, до свадьбы, да, это действительно был её адрес, а сейчас… ищите её в Челябинске. Она вместе с мужем туда уехала.

- Если бы я знал, - быстро нашёлся я, - я бы обязательно к ней заскочил. Я, вот, только на днях, вернулся из тех краёв…, какая жалость. Мне очень нужно было с ней поговорить, может быть, вы сможете мне помочь?

- Странно…Чем же я-то могу вам помочь? Я не Валя…, я… её мать.

- Знаете, я хотел у неё расспросить, как так получилось, что она уволилась в моё отсутствие, и по какой причине? Может вам она что-нибудь рассказывала, - с надеждой в голосе произнёс я.

Женщина на какое-то мгновение  задумалась, а затем, отступив в сторону, пригласила меня войти.

Мы прошли в небольшую, тщательно прибранную комнату с обязательным телевизором на тумбочке и персидским ковром над диваном.

Пол был застелен домоткаными дорожками красивой расцветки, а посредине стоял круглый небольшой стол, застеленный скатертью с каким-то затейливым орнаментом. Сколько я ни пытался в нём разобраться, у меня ничего не получилось: какие-то ромбики переплетались с кружочками и квадратами, а всё это было оплетено, насколько я понял, ветвью какого-то тропического дерева.

Не успел я сесть на диван, как ко мне на колени запрыгнула лохматая двухцветная кошка и, начав тереться о мой пиджак, громко замурлыкала.

- Варька, а ну брысь! Она линяет, - почему-то обеспокоилась хозяйка, - так, что, вы гоните её от себя, а то шерсти налипнет на костюм…

- Ничего, ничего, пусть сидит…. Милая кошечка…, - я почесал её за ушком.

По-видимому, моё поведение понравилось хозяйке, и она, сев на стул, вопросительно посмотрела на меня, казалось, она чего-то ждала от меня.

Тут я спохватился.

- Оо-о, простите, -  прижав руку к груди, поднялся я с дивана, - простите мою бестактность, я не представился. Разрешите исправить мой пробел в воспитании…

- Никогда не поздно исправиться, - женщина мило улыбнулась.

 

* * *

Мне очень понравилась Алина Вячеславовна, Валина мама. Мы с ней долго беседовали, а потом, ещё и пили хорошо заваренный на травах, вкусный, чуть-чуть отдающий мятой, чай.

Ушёл я от неё часов в восемь вечера, но зато наполненный впечатлениями о последних днях работы Валентины, и по какой причине я не увидел на рабочих местах свою, тщательно подобранную команду.

Ира уже была дома, а на столе меня ждала  любимая мной, аппетитная яичница с беконом и свежая зелень. Украшала стол запотевшая бутылка Боржоми.

- Ты, где так задержался? Что, я тебе уже надоела? Воспользовался моей добротой, и я уже больше не нужна, к другой полетел? - тоном сварливой жены упрекнула меня Ирка, и подозрительно взглянула на мой пиджак с прилипшими кошачьими волосами.

Я, как верный и любящий муж, рассказал ей о своих «похождениях», и пожаловался - у меня ноги гудят от бесконечного занятия шагистикой…

И, чтобы всё ей было до конца понятно, добавил - плохо быть без седушки с колёсами под мягким местом. - Знаешь, за время нахождения «на зоне» я как-то не отвык от хороших автомобилей. Жаль, что я не могу воспользоваться своей хондой.

- Алексей, я вот посмотрела на тебя, послушала, и подумала, - в твои ли годы, так говорить?

- В мои, в мои… - Ты знаешь, что мне бабушка постоянно твердила? Не знаешь! Так вот, я тебе скажу. – А, твердила моя любимая бабушка и вбивала в голову старую, старую мудрость - «Не побережёшься в молодости, в старости уже нечего будет беречь».

Ну, что скажешь на это, дорогуша?

- А то скажу, мой дорогой, что, если не будешь двигаться, то заплывёшь жирком, и не будут тебя девушки любить… - Представляешь, горе-то, какое для меня!

- Но, ты же меня любишь, сама как-то во сне призналась, разве нет?

- Во-первых, ты ещё не превратился в жирного, толстого борова, а во-вторых…

- Что, во-вторых? Пожалуйста, уж договаривай, добивай «слабого» мужчину и я, схватив её в охапку, закружил по комнате.

- Отпусти меня, немедленно! - смеясь, приказала она. - Немедленно отпусти…, нахал бессовестный! Ишь ты, я, видите ли, во сне ему призналась в любви.

- Не отпущу, пока не скажешь  что, во-вторых.

 - А, во-вторых, - она лукаво улыбнулась, - а, во-вторых…, я пошутила. Любят не за что-то: не за ум или красоту, не за накачанные бицепсы и не…. В общем, любят, потому что, любят.

Разве ты не обращал внимания на некоторые семейные пары – она, такая красавица, или он, а рядом с ней, ну, или с ним – смотреть не на что, а ведь всю жизнь вместе, у них, понимаешь – любо-о-вь! Вдумайся в это слово – ЛЮБОВЬ!

- А-а… так это у нас тоже так, - решил я поддеть её, - значит, рядом с тобой живёт красавец мужчина, с прекрасной, холёной бородой, а ты…

Я не успел закончить, как в меня полетела подушка, затем, последовала вторая…

- Это, я то - смотреть не  на что, да? Я, да? Да я, если захочу…

Она не успела договорить, чтобы она захотела, если бы…,  потому что, я вновь обхватил её, крепко прижал к себе и закрыл её сладкий ротик поцелуем. Она попыталась вырваться из моих объятий, а потом странно притихла, а ещё через мгновение… стала отвечать мне встречными поцелуями…

И мы закончили наш «семейный» разговор на разобранном в одно мгновение, диване.

Когда Ирка закончила изображать из себя наездника, а я довольную лошадку…, после новой, шуточно-сладкой перепалки я, уже вполне серьёзно спросил Ирку:

- Ириш,  в твоём удостоверении какая специальность указана, журналист или менеджер? Я, конечно, не разбираюсь в вашей специфике, но…

- Менеджер. А, что? Для тебя так важно, какую должность я занимаю?

- Для меня, нет, но… для дела… Ты можешь сделать так, чтобы ты стала журналистом или корреспондентом… ну, или что-то в этом роде?

- Странная просьба, ты не находишь, Алексей? Ии-и, зачем тебе это нужно?

- Зачем, зачем…, затем! Мне нужно, чтобы ты, под видом журналиста, пошла в районный отдел милиции к следователю Кондратьеву, ты его должна помнить. Ну, тот, который вёл моё дело, и узнала адреса и фамилии свидетелей…. Короче, все данные по ним: домашние адреса, место работы… ну, и…

Пока я говорил, Ирина, повернувшись ко мне, с любопытством, а затем уже с нескрываемым интересом, стала слушать меня. Глаза её заблестели сыщицким азартом и она, перебив меня, произнесла с придыханием - как ин-тере-сно… Ты хочешь, чтобы я всё это сделала для твоего расследования?

- Да, дорогая, - ответил я, донельзя изумлённый её «догадливостью».

- Вот здорово-то, как! Лёш, а зачем менять удостоверение? Я и со своим удостоверением, гожусь для такого дела, -  она, о чём-то думая, немного помолчала… - Лёша, я ему скажу, что собираюсь писать книгу… - У меня же удостоверение работника Союза писателей… Ты видел моё удостоверение, нет?

- Ты думаешь, он поверит? – с сомнением посмотрел я на Ирку.

- Ого, ещё как поверит, - и, говоря эти слова, загадочно улыбнулась.

Не долго, думая, я поднёс кулак к её хорошенькому, с четырьмя конопушками носику, - вот это видишь? - спросил я с угрозой. - Только вздумай…!

- Лёшенька, дорогой, ты совсем не так меня понял…. Это же…, это же…

- Я всё правильно понял. Нечего другим мужикам глазки строить!

- Алексей, да ну тебя, это же для дела, - и она обиженно надула губки.

Ну разве можно было долго сердиться на неё. Конечно, нет. И я попросил у неё прощения.

Почему-то, во всех наших небольших разногласиях, всегда виновным оказывался я, и мне же приходилось просить у неё прощения. Но, я не обижался, мне это даже нравилось. Я, в качестве прощения, получал поцелуй.

Она ещё немного пообижалась, а потом, прильнув ко мне, прошептала: «Фу, противный. Ну, почему я не могу долго сердиться на тебя?» - и закончила свою речь поцелуем.

Я разомлел от ласки и совсем уж собрался быстренько закруглить  наш разговор, и приступить к более «приятному делу», но она не дала мне такой возможности. Затормошив меня, она произнесла:

- Эй, нечего глазки  прятать, ишь, замаслились… ты, ещё должен мне рассказать, как твоя фирма перешла в чужие руки… - Дорогой, вспомни, ты только сказал, что был у матери Валентины, а саму суть разговора с ней, ты мне не рассказал.

- Да, зачем это тебе надо? - удивился я странной её просьбе.

- Затем…  - Если я буду знать подоплеку всей истории с твоим бизнесом, мне легче будет уяснить роль каждого свидетеля в твоём деле.

- Господи, Ирка, да я сам во всём разберусь, не заморачивайся. Ты только данные по свидетелям собери. Это же для меня такая помощь, такая помощь!

- Не расскажешь, не буду тебе помогать! – насупилась она.

Зная её строптивый характер, пришлось отложить «приятное дело» на неизвестно какой срок и выложить ей всё, что мне поведала Алина Вячеславовна, вернее, то, о чём ей перед отъездом рассказала Валентина.

А дела и впрямь стали твориться непонятные:

Когда погиб Всеволод Куприянов, а Иваницкого арестовали за убийство напарника, в фирме стали твориться странные дела, поведала мне мать Валентины. Все те связи и заказы, что мы наработали своим непосильным трудом, почему-то стали рушиться. Заказчики, чуть ли не в один день прибежали в фирму расторгать, несмотря на штрафы за одностороннее расторжение, заключённые договора.

Временно исполняющая обязанности директора, технолог Рая, хваталась за голову, не зная, как удержать клиентов. Накопленный капитал вытекал как вода сквозь пальцы. Вскоре нечем стало платить зарплату сотрудникам и они, по одному, по двое, стали увольняться. Фирма разорялась не по дням, а по часам, и настал момент, когда она окончательно стала банкротом.

Вот тут-то и налетели, как стервятники, разные прохиндеи, так Валя их обозвала, и пошла драчка за обладание нашей фирмой. Буквально через неделю, каким-то странным образом драка вдруг утихла, и оставшимся сотрудникам  сказали, что фирма теперь принадлежит другому хозяину, но кто он, им не сказали. А вот, исполнительным директором стал Владлен Кимович Куприянов. Естественно, он буквально за месяц всех поувольнял, объяснив свои действия «реструктуризацией производства».

Валя, как не отвечающая за производство, продержалась на своей секретарской должности дольше всех, но, в конце-концов, и её попросили освободить место. Через пару месяцев, она встретила хорошего человека и уехала на Урал.

- Вот Ира, вкратце то, о чём мне рассказала мать Валентины. Таким образом, понимаешь, я узнал о последних скорбных днях нашей с Севкой, фирмы. С копиями тех документов, что мы с тобой привезли сюда, я попытаюсь как-то встретиться с нашими бывшими заказчиками и выяснить, почему они так скоропалительно разорвали с нашей фирмой договора? – Чувствую, кто-то из акул местного бизнеса на них здорово надавил.

Видишь ли, наши клиенты не один год сотрудничали с нами и вдруг…. Понимаешь, так не бывает, чтобы они в одночасье бросили нас без причины… Я найду, я докопаюсь «откуда ноги стали расти», или я не Иваницкий!

- Теперь мне всё понятно, Лёша. Кто-то очень, очень захотел завладеть вашей фирмой и пошёл даже на убийство… Ноо, мы найдём этого «Кто-то», правда, Лёша?

Повторив рассказ для Ирины, я вспомнил наших клиентов одного за другим, потом Севку, потом…. Мне почему-то стало уже не до «того». 

- А, теперь, Ириш, давай баиньки. Как говорится: «Утро вечера мудренее». Спи моя ласточка.

За окном уже начал сереть рассвет, а я всё никак не мог уснуть. Рядом спокойно посапывала носиком Ирина и даже в сером предрассветном свете, заползшем в домик, видно было, как какие-то сны тревожили её. То она хмурила брови, а то вдруг, радостно-безмятежная улыбка ложилась на её лицо. 

Я полюбовался ею, а затем, обняв и закрыв глаза, приказал себе спать. Не знаю уж, что помогло мне, но я действительно, почти мгновенно провалился в сон.

                                                               

Первые шаги в расследовании

- Виталий Павлович, здравствуйте! Я хотел бы у вас... кое-что узнать…

- Позвольте полюбопытствовать… Вы, кто? От какой организации? Я вас не знаю.

- Я? Я из частного детективного агентства «Салют», - ответил я, и помахал перед носом директора театра, отпечатанным на цветном ксероксе удостоверением (его изготовила Ирина у себя дома, а ламинирование сделала в ближайшем пункте, где производили такие операции). И, продолжил, - я хотел бы у вас получить разъяснение по поводу неожиданного разрыва ваших отношений с фирмой «Эврика»…

- Странно…, столько времени прошло…, а почему вас заинтересовал этот вопрос, - насторожился директор.

- А потому, Виталий Павлович…, потому, как оказывается, у Куприянова Всеволода Константиновича имеется наследник, вы же были очень хорошо знакомы с ним, не так ли? - я решил немного надавить на него, - вот он,  я имею в виду наследник, и заинтересовался, почему процветающая фирма, как-то так, вдруг, в одночасье, обанкротилась. И попросил нас разобраться в этой «скоропостижной кончине».

Лоб  Виталия Павловича покрылся мелкими бисеринками пота. Достав большой клетчатый платок, вытер лицо и, лишь проделав эти незамысловатые, но помогающие потянуть время и приготовить ответ, сказал:

- Я снял заказ из-за нехватки финансовых средств. Понимаете, вначале нам пообещали определённые субсидии, а потом…, - он опять вытер лоб, - а потом, отказали…

- Ой, ли, Виталий Павлович! Я поинтересовался через компетентные органы – у вас с финансированием всё в порядке, - решил я взять его на «пушку». - И заказ вы с новым владельцем быстренько возобновили, с чего бы это, а?..

Насчёт заказа я не врал. Когда я подошёл к столу дамы-секретаря, она  как раз наводя порядок в своём делопроизводстве, подшивала в папку договор, подписанный директором театра.

Директор смотрел на меня загнанным волком. По его позе и виду я понял, я на правильном пути, но сейчас, главное, не передавить, не заставить его очень сильно испугаться, иначе он тут же, после моего ухода, позвонит…. А вот кому позвонит, я не смогу узнать. Надо чуть-чуть ослабить нажим, решил я и, уже более мягко, продолжил:

…Так что, Виталий Павлович, подумайте, чего или кого вам, собственно, опасаться?

Нуу, позвонили вам, вы же маленький человек, не правда ли? И тут же я надавил - позвонили, так?!

Мне нужно было добиться от него, чтобы он хотя бы кивнул головой, или ещё как-нибудь показал, что да, на него надавили. Тогда я буду знать, что это не его решение. И я, затаив дыхание, ждал.

Он не выдержал. Он кивнул головой.

Теперь мне было легче, меня отпустило напряжение, в котором я находился во время этого трудного для нас обоих, разговора.  Я мягко попросил его рассказать, даже попытался подсказать, как всё было: вам позвонили, или… к вам пришли, кто пришёл…

- Но, вы обещаете мне, что наш разговор останется между нами?

- Да, обещаю! – твёрдо пообещал я, и посмотрел ему в глаза.

- В тот вечер я, как обычно, задержался в театре допоздна, и уже собравшись уходить, - стал он рассказывать о случившемся, - услышал, как в приёмной зазвонил телефон. Секретарь давно уже ушла, и мне пришлось самому поднять трубку – «Виталий  Павлович?» – услышал я незнакомый голос. Да, ответил я, и почему-то заволновался. А в трубке продолжили – «Я бы настоятельно рекомендовал вам разорвать договор на пошив костюмов с «Эврикой».

- Послушайте, кто это говорит? – поинтересовался я, начиная пугаться. – «Какая вам разница, услышал я в ответ,  допустим, ваш благожелатель…», и в трубке раздался смешок.

Я пообещал подумать. - «Ну, что же, подумайте, подумайте, ответили в трубке, только не затягивайте ваши раздумья». И трубку положили.

- И это всё? - разочарованно спросил я. И больше вас никто не тревожил?

- Почему же, всё? Через три дня опять позвонили, и тот же голос спросил: «Ну, как, дорогой, надумал?»

Что-то в его голосе с чуть слышным кавказским акцентом мне показалось не так, какая-то фальшивая нотка чувствовалась в нём. Я же артист, во всяком случае, хотя и бывший артист, но могу отличить настоящий кавказский акцент от искусственного.

- И, что, это был настоящий кавказец? Вы, всё-таки определили?

- Определил…. Нет, это была грубая подделка под кавказский говор, и меня этот голос ещё больше напугал…

 - Что же вы ответили этому, настырному «не кавказцу»?

- Он почти не дал мне времени на обдумывание ответа. - «У вас прекрасная дочь и, она замечательная актриса, сказал он - я её видел, когда она выходила из театра, и даже познакомился с ней… Прекрасная девушка…»

 …Я, я очень испугался за дочь. - Не смейте! – закричал я в трубку, а он только усмехнулся - «Всё зависит от тебя дорогой. Ну, как, надумал?»

А куда, спрашивается, мне было деваться, ведь угрожали жизни не кому-нибудь, а моей дочери…, моей любимой дочери. Она подаёт большие «надежды» и, надеюсь, скоро станет «Примой».

Я спросил у него - как я объясню в Министерстве культуры и в бухгалтерии о выставленном штрафе за односторонний разрыв выгодного договора?

Понимаете, поднял глаза директор на меня, я уже был уничтожен, и оставалось сделать один, последний шаг. Ради дочери я его сделал, я согласился.

 Маладэц! - похвалил меня голос в трубке. Штрафа не будет, это я твёрдо могу обещать, но ты должен будешь заключить договор с другой фирмой, продолжили на другом конце провода.

- С какой, другой фирмой? – испугался я. Я не понимаю…. Я, я думал...

 - Нэ пэрэживай, дарагой, я тебе ещё пазваню. Сделаешь так, как нужно, и мы с тобой станем друзьями, генацвале. И, опять, не дав мне сказать что-нибудь в ответ, отключились.

- Надеюсь, это всё? Или… меня ожидают ещё какие-нибудь… сюрпизы?

…Не знаю. Месяц спустя, мне позвонил тот же человек, я узнал его голос и сказал, чтобы я заключил договор с фирмой «Амплитуда». Когда я поинтересовался, где эта фирма находится, он засмеялся и, так это, знаете, с лёгкой издёвкой в голосе, спросил - «Шутишь дарагой?» Я, что-то промычал в ответ, а он строго - «В том же офисе, что и с Богом почившая, «Эврика», понял?»

- И, вы с ним никогда не встречались? Ни разу? Так-таки, ни разу?

Виталий Павлович скорбно улыбнулся, и развёл руки.

- Представляете, никогда.

- А, как же договор, вы же приезжали в офис и подписывали договор?

- Подписывал. На нём уже была подпись директора фирмы и все печати.

- И вас это не насторожило? Вы же, согласно тому же договору, должны были перечислить на их счёт деньги… и не малые, между прочим?

- Я знаю, - опустив голову, произнёс он, - но жизнь моей дочери дороже денег!

- А, вы... не пробовали сообщить в полицию, или… в ФСБ?

- Что вы, что вы! - испуганно замахал он руками, - как можно? Он меня специально предупредил, чтобы я никому, понимаете, никому…, иначе…

Он тяжело вздохнул, а затем грустно произнёс: «Устал я от всех этих тайн. Хоть в петлю лезь. Каждый день думаю о своём предательстве, а толку?»

- Так, всё-таки, костюмы они вам, как обещали, шьют или нет?

- Шьют. Мои коллеги все уже ходили на примерку. Ателье и мастерские ведь остались прежние и мастера мне знакомы, не один год я с ними дела имею.

- Даа, мастера у нас классные, - непроизвольно выскочило у меня.

Чёрт! Надо же, не выдержал, проговорился, испуганно прикрыл я рот рукой, и искоса посмотрел на Виталия Павловича, не заметил ли он моей оговорки. Нет, кажется, не заметил. Он весь в своих заботах, успокоился я.

Директор сидел, пригорюнившись, вертел в пальцах карандаш. Видно было, здорово переживал и своё отступничество от прежних друзей и, особенно, за жизнь и благополучие своей дочери. Затем, поднял на меня умоляющий взгляд и робко спросил:

- Так вы никому не расскажете? Я вас прошу…

- Я же дал слово. В нашем агентстве хранение тайн клиентов обязательно!

- Спасибо! Вот, выговорился немного и на душе полегче стало.

- Скажите, - запоздало поинтересовался я, - а, вы, фамилию директора запомнили? Ну, того, который подписал ваш договор?

- Да. Договор подписал исполнительный директор, Куприянов В.К.

Больше мне узнавать было нечего. Я всё понял. Наш разговор сам собою иссяк и я, попрощавшись с директором театра, направился к выходу из кабинета.

Я уже был почти у двери, когда вдогонку донеслось:

- А, я Вас, Алексей Игоревич, сразу узнал.

Я так и застыл с протянутой к дверной ручке рукой и, какое-то мгновение, даже не мог пошевелиться.

Вот те раз, замелькали мысли в голове: я весь оброс бородой, похудел и считал, что стал неузнаваем, а оказывается… - первый же мой выход в качестве детектива, никого не ввёл в заблуждение. Меня сразу узнали. Что делать? Не признаваться? Тогда он может чёрт знает, что подумать обо мне, и я решил открыться, зачем я здесь. Только поостерёгся говорить ему о своём побеге из мест заключения, и что живу у Ирины.

Вернувшись назад, к столу, я кратко, очень кратко, рассказал придуманную на ходу историю своей жизни за эти несколько месяцев и сказал, что хочу найти убийцу Всеволода Куприянова. Поэтому я и придумал роль детектива частного агентства. И тоже попросил его, никому обо мне не рассказывать, вообще забыть обо мне.

- Если хотите знать, Алексей Игоревич, так я с самого начала не верил, что это вы убили своего друга, Всеволода. Ну, не мог, я так и сказал своей жене, не мог, такой приличный молодой человек убить своего совладельца и, представляете, жена думает то же самое. Затем, задумчиво покачивая головой, немного помолчал, а потом  добавил, Алексей, если что понадобится, не стесняйтесь,  обращайтесь. Если вам нужны деньги,  он полез в карман - вот, возьмите…
   - Спасибо, Виталий Павлович, пока не надо, как только возникнет необходимость, я к вам первому обращусь. Надеюсь, вы мне не откажете.

Связанные взаимной тайной, мы, пообещав, поддерживать друг друга, крепко пожали руки, и я опять направился к двери.

На этот раз меня никто не окликнул.

Мы распрощались, не знаю, надолго ли. Мне было искренне жаль этого, в общем-то, порядочного человека, человека попавшего в беду не по своей воле, а по прихоти более сильных и беспощадных в достижении своих целей, людей.

На сегодняшний день, наверное, хватит, решил я. Слишком уж много негативного я узнал от Виталия Павловича, но почти ни на йоту не продвинулся вперёд. Я пока не смог узнать, кто же за всем этим стоит: Кавказско-чеченская мафия? Пожалуй, нет. Да, и директор театра это отрицает. А я ему верю, он опытный человек…. Так, кто же? Не Владлен же Кимович, хотя… - Нет, и ещё раз нет! На договоре, со слов Виктора Павловича, он значится как исполнительный директор - значит, значит,  есть кто-то выше его, и этот «Кто-то» всё организовал, и этому человеку подчиняется исполнительный директор. Эх, была бы машина! – ещё раз пожалел я об её отсутствии.

 

* * *

Уже подходя к двери дачного домика, я неожиданно увидел, как за стеклом кухни мелькнула чья-то тень. Вначале я удивился, а потом, липкий страх пополз по моему телу: кто это может быть? Полиция…, или убийца? Полиция пришла за мной, чтобы вновь посадить меня, или… убийца, подосланный тем, кого я ищу… Что делать? Уйти, пока меня не увидели…. Аа-а, как же Ирина, она должна вот-вот вернуться с работы…?

Честно говоря, я растерялся. Я не знал, что же мне делать, как мне поступить. Мои ноги приросли к месту, они самостоятельно не хотели сдвинуться, и сделать ещё один, хотя бы один, шаг - шаг к двери, или от неё. Я так бы и стоял, застыв соляным столбом, если бы дверь со скрипом не отворилась и на крыльцо не вышла… Ирка.

- Ты чего стоишь, в дом не заходишь? Я тебя давно в окно увидела. Жду, жду, а ты всё не входишь, - затараторила она. Я уж и ужин приготовила, тебя дожидаючись. Вкуснятина, пальчики оближешь! - Лёш, ты почему бледный такой, или случилось что? Давай, заходи быстрее, нечего дом выстуживать.

- Нет, ничего не случилось... вроде бы…. Аа-а, где твоя машина?

Я не узнал свой хриплый, задавленный голос. Неужели это мой голос? – усомнился я.

- Машина? - её брови поползли вверх. Так я её на станции техобслуживания оставила, пусть посмотрят. Нам ведь много ездить придётся, да?

Наконец у меня в организме всё стало на место, и я смог пошевелиться. Я и не заметил, как Иринка, радостно улыбаясь, повисла у меня на шее, чмокнула в щёку и, задрыгав ногами, вновь защебетала:

- Лёшенька, а я с завтрашнего дня в отпуске, представляешь, шеф кое-как отпустил. Знаешь, сколько усилий я приложила, пока его смогла уговорить. Мы с тобой, Лёшенька, целый месяц будем вместе, ни на минуту расставаться не будем, вот хорошо-то как, правда...

Наконец она обратила внимание на моё состояние.

…Лёша, да с тобой всё ли в порядке? - Я всё говорю, говорю, а ты всё молчишь…

- Ириш, ты можешь отпустить меня, а то совсем скоро задушишь. Как тут не побледнеть? - решил отшутиться я. Машина долго на СТО будет?

- Ой, прости. Это я от радости. - Пойдём скорее в дом, я тебя, миленький мой, и накормлю вкусненьким, и напою сладеньким, и… на десерт кое-что дам…, - и при этом лукаво улыбнулась, - а, машина…, машину завтра заберу.

- Ну, если с десертом, тогда конечно. Как тут устоять, - подыграл я ей, почти придя в себя. А, услышав, что машина на СТО, совсем успокоился.

После ужина мы расположились в другой комнате в мягких креслах и, попивая из бокалов прохладное вино, начали делиться событиями прошедшего дня. Я ещё раз прослушал Иринкин рассказ, как она уламывала шефа отпустить её в отпуск, а я рассказал ей о своей встрече с Виталием Павловичем и, как он узнал меня, а под конец рассказа попросил её свозить меня на встречу с полковником, начальником учреждения ОВ-156/7, тоже нашим постоянным клиентом.

- А, зачем тебе полковник, ты что, и с тюрьмой дела имел…

- Киска, мы дела имели не с тюрьмой, а с начальником учреждения. Мы для них шили рабочую одежду, такую же, какая на мне была при нашей встрече.

- Ааа, понятно. - Лёша, подожди, - спохватилась она, - а, как же ты с ним будешь встречаться…? Вдруг он тебя тоже узнает? Что тогда?

 - Меня он не узнает. С ним дела имел Севка, а меня, если он и видел два-три раза, то мельком. Так, что, думаю, он меня, вряд ли запомнил.

- Боюсь я за тебя Лёша. Ты же мой самый-самый дорогой человек… Самее и нет у меня никого на свете! - глаза Ирины повлажнели от подступивших слёз.

- Не боись, Иришка – «Живы будем, не помрём!»

 

* * *

На следующий день Ира, на электричке, уехала на станцию технического обслуживания за машиной, а я решил немного поваляться в постели. Утро было прекрасное. Сквозь чуть подмёрзшие стёкла окна ярко светило солнце и тёплым, жёлтым пятном лежало на одеяле Я, от нечего делать, стал наблюдать, как оно перемещается.

Вначале оно, как рыжая кошечка, лежало на одеяле спокойно, затем, медленно передвигаясь, сползло на пол, проползло по цветному, самодельному половику, освещая его узор, затем подползло к окну…

Я бы, наверное, ещё долго лежал и наблюдал за его перемещением, если бы не раздался голос вошедшей в дом, Ирины.

- Ты ещё валяешься, лежебока? - А ну, вставай! Быстро умывайся, брейся, завтракай и поедем.

В трусах и майке, я заглянул на кухню:

- Бриться обязательно? - серьёзным тоном спросил я, и погладил свою пышную бороду.

Ирка посмотрела на меня, прыснула в кулачок:

- Ладно уж, не брейся, тебе даже идёт, - милостиво разрешила она. Ты с бородой больше похож…, на соловья-разбойника из дремучего леса.

- Я, на разбойника? А не ты ли, вот, совсем недавно, говорила, что я похож на художника или артиста, и что тебе приятно щекотание моей бороды?

- Говорила-говорила. Но, то было неделю назад, тогда борода у тебя была… нуу, как-бы тебе сказать…, в художественном беспорядке, и для меня в новинку, а сейчас…, а сейчас она у тебя торчит во все стороны, взъерошена как у разбойника с большой дороги. Она у тебя, как у Карабаса-Барабаса, только - покороче. Вот!

- Ну, спасибо, ну, обрадовала. А я-то думал до конца жизни не бриться…

- Если через час, мы не будем на пути к учреждению «ОВ дробь…, или, как там дальше?» то, Алексей Игоревич, -  построжела Ирка, - я ещё не так Вас «обрадую».

Не через час, а через сорок пять минут, мы мчались на встречу с полковником. Я  не предупредил его о своём желании встретиться, не предупредил, что приеду сегодня, и надеялся только на удачу, надеялся, что мне повезёт. Надеялся, что он никуда не смотается по своим делам, а будет сидеть в своём кабинете и, вот тут-то я его и возьму тёпленьким за жабры... Ох, и размечтался же я под монотонный шум мотора, сидя в тепле салона рядом с Иркой.

 

* * *

Мне, как я и надеялся, повезло. Полковник был на «месте» и, когда секретарь, очень миловидная и стройная как тополь, женщина, пригласила войти к нему я, войдя в кабинет, был ослеплён исходившим от него золотым блеском.

Блестело всё: погоны, пуговицы на кителе, колодка с орденами и медалями, его лысина, и даже заколка галстука ослепляла мой взор. Я собрался было совсем уж растеряться, но подумав мгновение, решил не делать этого.

Полковник же, мельком взглянув на моё удостоверение, пророкотал басом:

- Слушаю Вас.

И, сделав перерыв в речи, внимательно посмотрел на меня… Ээ-э…

Можно подумать, что это не он, мгновение назад держал моё удостоверение в руках.

Я решил ему помочь - повторил данные из удостоверения - где и кем я работаю, а также полностью фамилию, имя и отчество и добавил год своего рождения.

Только я собрался было ещё выложить ему день и месяц своего рождения, а также женат я или холост, как он слегка поморщился, поняв, что своим «Ээ-э» слегка переборщил.  Приглашающе указав на стул, попросил меня присесть. Затем, не дождавшись, когда я воспользуюсь его милостью, поинтересовался:

- Так что понадобилось от меня детективному агентству, он вновь открыл моё поддельное удостоверение, «Сокол»…

Я его поправил:

- Простите, господин полковник, у нас частное детективное агентство «Салют», а не «Сокол».

- Так, что понадобилось частному сыщику, - он презрительно, словно моя профессия чем-то оскорбляет его, окинул меня взглядом, - нужно от меня?

- Я, по просьбе родственников погибшего Куприянова, бывшего совладельца фирмы «Эврика» хотел бы уточнить, почему вы разорвали договор с фирмой, ведь у вас были хорошие деловые, ии-и… я бы даже сказал, почти дружеские, отношения.

- Какое дело родственникам до моих дел с этой фирмой? - грубо спросил полковник.

- Видите ли, через месяц после банкротства этой фирмы, вы заключили договор с фирмой «Амплитуда», то есть с той же фирмой, только поменявшей название и хозяина. Родственники, естественно, заподозрили в ваших действиях…

- Это не твоё дело, грязная ищейка! – заорал он. Убирайся! - лицо полковника побагровело.

Я быстро понял (я же сообразительный) - его тоже шантажировали, вот только чем, он же военный.

 - Вас шантажировали? - попытался я подтвердить  свою догадку.

- Я сказал, убирайся!!! - взревел полковник, окончательно став похожим на свеклу.

- Я всё равно докопаюсь до истины, - пообещал я ему и, не прощаясь, пошёл к дверям.

- Убирайся, грязная ищейка!!! - орал он на весь кабинет. - Ублюдок!!!

Тут же дверь в его кабинет отворилась и, оттолкнув меня, быстро вошла его секретарь. Она в руках держала стакан с какой-то жидкостью и, подав ему, слегка погладила полковника по голове:

- Успокойся Миша, успокойся. Вот, выпей карвалол, у тебя же сердце больное, тебе нельзя волноваться.

И, тут, облом, расстроился я, идя к машине с сидящей за рулём, нахохлившейся Ириной. Но, «Вы правильной дорогой идёте товарищ!», почти словами Великого ниспровергателя царизма, В.И. Ленина, успокоил я себя. Здесь тоже кроется шантаж, но чем можно шантажировать бравого полковника, вот вопрос, который мне необходимо разгадать и, по возможности, чем скорее, тем лучше.

Уже сидя в машине, я под шуршание колёс по асфальту, старался понять, что же такого можно было накопать криминального из жизни блестящего, как начищенный тульский самовар, полковника, чтобы заставить его подчиниться и…. Стоп! Я, кажется, догадался: перед глазами тридцать пятым кадром мелькнула сцена - секретарша подаёт полковнику лекарство и нежно, с любовью, гладит его по голове…

Кажется, я нашёл причину шантажа! - заорал я.

Ирка, испуганно посмотрев на меня, от неожиданности вильнула рулём. Послушная машина  тоже вильнула, и направилась на встречную полосу движения…

Но Ирка, такая умница, вовремя отреагировала рулём. На наше великое счастье, мы не столкнулись, с идущим по встречной полосе гружёным КАМАЗом, и благополучно пролетели мимо.

- Ты, не мог бы потише выражать свои эмоции? - зашипела на меня побледневшая Ирка. Тоже, мне -  Николай Басков, мать твою! Я из-за твоего вопля, чуть во встречный КАМАЗ не врезалась!

- Прости меня, Ириш, - виновато проговорил я, и сам напуганный до смерти.

Когда мы приехали домой, я рассказал ей о своей догадке, и спросил, что она думает по этому поводу? Может, какая умная мысль появилась?

- Ты лучше ответь, что нам даёт твоё «Великое» открытие, из-за которого из нас чуть не получилась отбивная котлета с твоими яйцами в придачу? - всё ещё сердясь, спросила она. Ну, узнаем мы точно, что он и секретарша любовники, дальше-то что? Он тебе точно так же, как директор театра, ответит, что ему позвонил по телефону неизвестный человек с кавказским акцентом. А ещё добавит, что ему по почте пришли фотографии, где они засняты в номере гостиницы за совершением полового акта…, а кто звонил? Откуда ему знать!

Я и сам прекрасно это понимал, но когда твои мысли озвучивает другой человек, и ты слышишь их как-бы со стороны, то они начинают казаться более весомыми, более аргументированными что ли, во всяком случае, мне так показалось.

- Даа…, пожалуй ты права, - я поскрёб всей пятернёй свой, такой умный, как однажды высказалась Ирка, лоб…. Ты права, - со вздохом повторил я.

Но я не хотел просто так сдаваться на милость победителя, то бишь, на Иркину милость, и тут же предложил другой мой запасный план.

- Ирусь, помнишь, я тебе предлагал встретиться со следователем Кондратьевым, так вот, я  подумал, быть может, ты…, ну, помнишь, я предлагал…

- Не парься, Лёшенька, я уже договорилась о встрече с Кондратьевым.

От удивления мой рот пополз сначала в стороны, потом перестроился во что-то похожее на букву «О», и в таком положении оставался некоторое время.

- Это, когда же ты успела. Ай, да, молодец! - Ирка, ты прелесть!

- Я знаю. У меня же, Лёшенька, как у всех нормальных людей, есть и телефонный аппарат, и справочная книга…, и… сотовый телефон. - Поделиться опытом, как ими пользоваться?

Я догадался, почему она так мне ответила. Ирку, от ещё не прошедшего страха и злости на меня, понесло в разгон, и лучше с ней сейчас не связываться. Пусть успокоится. Как успокоить её я моментально придумал, не напрасно же я имею такую умную голову… - Во всяком случае, в порыве нежности она иногда так говорит.

- Ириш, что-то я проголодался. Давай пообедаем. Ты сиди, сиди, я сам подам на стол. Тебе как, погуще суп наливать или…, может, пожиже. Ты хлеб бери…, бери, не стесняйся…

Пока мы обедали, я травил анекдот про попа, которого обманул Нестерко - герой белорусского фольклора.

И вот моя Иринка стала оттаивать, вначале начали кривиться её губы, а потом, не сдержавшись, она, выронив ложку из руки, засмеялась, а перестав смеяться, сказала:

- Лёшка, хитрец, отстань со своими анекдотами, дай человеку спокойно поесть!

Я был доволен результатом своих не напрасных усилий. Иришку окончательно покинула злость на моё несвоевременное открытие причины шантажа полковника. И я с чистой совестью приступил ко второму блюду.

… Конечно, второй вариант нужно отрабатывать обязательно, пережёвывая кусочек мяса, думал я. Я на него больше всего имел надежд, но и первый бросать было нельзя. Стопроцентной уверенности в том, что полковник не знает шантажиста, или шантажистов, у меня не было, и я должен продолжить начатое. Как говорится - «А, вдруг?» Вдруг мне повезёт!

Конечно, полностью надеяться на «Вдруг, повезёт», или «Авось повезёт», надежды мизерные, но… всякое в жизни бывает. Какая-нибудь ниточка, какая-нибудь зацепочка, или только намёк на них и, пожалуйста, можно постепенно, аккуратненько весь клубочек и размотать.

Я, думаю, полковник будет беспардонно врать, и чем я его прижму? Он не директор театра, он вояка, он скажет «Нет!», как отрежет, и всё - моя карта бита. Вот тут-то и может пригодиться эта ниточка-зацепочка. Поэтому, кровь из носа, а я продолжу наблюдение за ним. И, уж, коль придётся для пользы дела, то и на шантаж пойду. За убийство моего друга я должен наказать виновного! Так я решил!

Я не мог взять Иринину машину, а тем более свою. У меня не только удостоверения водителя не было, но не было даже маломальской справки, удостоверяющей мою обросшую густым волосом личность, моё законное присутствие на Земле. Стоит первому же ГИБДДешнику или патрульному полицейскому остановить меня, и всей моей свободе придёт конец.

Поэтому я остался дома, как сказала Ирина, вместо хозяйки. Меня такое положение мало устраивало, но приходилось смириться - я был безлошадным, а следить за кем-то на такси, так на эту затею никаких денег не хватит.

Вот я и сидел дома, никуда не выходил, читал книгу про Эркюля Пуаро и представлял, чтобы я сделал, если бы был на его месте. Но, так, как я был не там и не с ним, то почитав немного и посмотрев новости по телевизору, спокойно задремал.

...«И снился мне не рокот космодрома,

не эта голубая синева, а снилась мне трава у дома,

зелёная, зелёная трава».

Ничего подобного! Снилась мне не трава у дома, и не голубая синева, а снился мне домик в лесу, где я провёл незабываемые по своей сложности, десять, а может быть чуть больше, дней. И где я, неожиданно заболев, чуть не умер. Снились снизу доверху засыпанные снегом деревья и мой первый заяц….

Он и сейчас, казалось, насмехался надо мной, сидя на задних лапках и сторожко поводя ушами. А потом мне приснился лагерь и Захарыч, с его добрыми глазами и хитроватой улыбкой на лице. Затем, приснились мне не лёгкая жизнь в качестве заключённого №***, и поезд приснился мне, который увозил меня куда-то из Москвы.

 

Глава девятая

Нас, десять человек, после длительных стоянок и остановок поезда возле каждого телеграфного столба, привезли в арестантском вагоне, под конвоем нескольких молодых солдат, возглавляемых прапорщиком, и выгрузили на небольшой станции с красивым, наверное, старинным названием - Юрюзань. Как только я увидел эти буквы на фронтоне станционного здания, в голове у меня, казалось, щёлкнул включатель и я вспомнил: в детстве, если я не ошибаюсь, у нас стоял на кухне холодильник  с таким же названием - «Юрюзань».

Во-о-т-т, ку-да… судьба-судьбинушка  забросила меня сиротинушку! - ахнул я. Так это же, где-то на Урале… 

Я же ещё со школьной скамьи мечтал Уральские горы посмотреть, проплыть на плоту по реке Урал, побывать в тех местах, где воевал легендарный Чапаев Василий Иванович со своим верным Петькой и Анкой-пулемётчицей. Побывать на месте его гибели и вот, пожалуйста, судьба предоставила мне такую возможность совершенно бесплатно и даже с охраной, как VIP персоне, правда – «не по моей воле».

Конечно, Юрюзань была далековато от места гибели Чапаева, но все же, и не так уж, чтобы очень. Затем, нас затолкали в крытый грузовик и повезли, а куда?

Часа через три мы оказались у ворот. Внутри, за оградой, стояло два двухэтажных здания и три здания барачного типа. В один из бараков и отвели меня, предоставив в моё личное распоряжение место во «втором» этаже двухъярусной кровати (шконку, что ли?) и чуть живую, тумбочку.

Я за шесть месяцев, нет, за семь месяцев, это если учитывать сидение за решёткой в Москве, так и не научился, тюремному сленгу. Трудно мне было первое время. Уже в первый мой день пребывания в зоне я услышал, как кто-то сказал - смотри, какая цыпочка у нас появилась…, повеселимся!

Хорошо, что мне досталось место над койкой Захарыча (чуть позже я с ним познакомился). Это меня и спасло от крупных неприятностей.

Захарыч не был вором в Законе, но его, хотя и не боялись, но уважали. Несколько раз я видел, как сам «Пахан» приходил к нему и о чём-то советовался.

Так вот, он стал моей защитой и «Отцом родным» в этой юдоли скорби и стенаний. Ну, куда мне было тягаться с моими недоразвитыми мускулишками против  накачанных бицепсов матёрых, прошедших огонь, воду и медные трубы, уголовников. За мной закрепилась кличка - сраный интеллигент.

Месяца через три-четыре, правда, осталась только вторая половина – интеллигент. Так я с ней и проходил до своего побега из лагеря.

Вначале, я работал на лесопилке - с моими-то силёнками и прошлой, столичной жизнью! Перелопатив кучу брёвен, я еле доползал до кровати. У меня постоянно всё болело. А однажды, я умудрился опустить себе на ногу бревно. Боль адская!  

Я уже тогда догадался, что оно не само скатилось на мою ногу, скорее всего, ему помогли. После этого случая, Захарыч долго смотрел на меня, жевал губами, выкурил пару сигарет, а выкурив, поднялся и ушёл куда-то. Его долго не было, а вернувшись, сказал: «Всё сынок, ты будешь работать со мной, под моей опекой» - и взял меня к себе, напарником. С ним мне было намного легче…

Мой нос, даже во сне, унюхал запах пищи, и я быстренько проснулся. Оказывается, Ирина уже минут двадцать, как пришла, и потихоньку двигаясь по дому в домашних мягких тапочках (они у неё  такие смешные - впереди они украшены забавными мышиными мордочками), готовила ужин. Первое, что я спросил - ну, как, получилось?

- За ужином расскажу, - пообещала она.

 

* * *

Она встретилась с Кондратьевым, и он ей поверил, не сразу, конечно, но поверил. Попросив подождать полчаса, у него был посетитель, Кондратьев отвёл её в архив к женщине в полицейской форме с тремя маленькими звёздочками на погонах…

- Алексей, какое у неё звание? - прервав повествование, посмотрела на меня Ирина.

- Ты, говоришь, три маленькие звёздочки?

- Да, посредине погона одна полоска и три звёздочки…

- Звёздочки расположены на одной линии?

- Нет, две по бокам, а одна, чуть впереди и посредине.

- Вроде, так не бывает, - почесал я в затылке, - может две впереди и одна посередине после них?

- А, я что говорю?

- Тогда..., тогда она… старший лейтенант.

 - Ааа…. Так вот… Я ей тоже наговорила, что пишу книгу, детектив, и мне нужен материал, то есть какой-нибудь, очень уж неординарный случай, а ещё я похвалила её причёску и губную помаду, и попросила подсказать, где я могу купить такую же.  В общем, мы нашли общий язык, и она притащила мне кучу старых дел. Я целый день просматривала их - слушай Лёша, если там засесть и выбрать какое-нибудь преступление, то вполне можно написать детектив…. Представляешь, «детектив года!»

 - Ну, да?

- Да. Вот закончим твоё дело, я сяду и всё-всё опишу. Получится неплохой детектив. А называться он будет…, называться он будет… «Дело Иваницкого». Вот!

Я невежливо посмеялся над её невыполнимыми мечтами.

Она надулась, как мышь на крупу, но быстро «отошла», всё ещё захваченная впечатлениями дня и, по-моему, дурацкой идеей самой написать детектив.

- Нечего смеяться. Вот, потом, посмотришь. - Представляешь: на прилавках книжных магазинов, в красочной обложке лежит мой детектив, а люди спрашивают у продавца - «Кто это написал такое замечательное произведение?» А она, отвечает - «Это наш молодой, но очень талантливый, популярный писатель  - Ирина Анатольевна Евлахова…» Ну, как, чувствуешь, как моя фамилия звучит?

- Девочка, спустись на землю. Ты ещё ничего не написала, а уже… - Давай сначала накажем убийцу, а потом уж будем мечтать о писательской карьере и славе…

- Какой Вы приземлённый человек, господин Иваницкий... Не-ет, с вами в космос не слетаешь, и на других звёздах и планетах не побываешь…

- Связалась со мной, так смотри, чтобы в могиле не побывать. Дело-то мы с тобой затеяли нешуточное, - постарался урезонить я размечтавшуюся подругу. - Смерть вокруг нас, так и вьётся, так и вьётся…  чёрным вороном…

- Тьфу, на тебя, придурок! Разве можно на ночь, глядя, о таких страстях говорить, всё настроение испортил. - Не буду рассказывать, как дальше всё было.

- Да, ладно, не обижайся… это у меня юмор такой.

- Чёрный у Вас юмор, Алексей Игоревич.

Но всё же она продолжила рассказывать.

Из её, не совсем последовательного рассказа, выходило, она не нашла в куче перелопаченных ею дел, то что нам необходимо, и она договорилась со старшим лейтенантом, что завтра тоже придёт. А, чтобы аргументировать своё желание прийти, ещё раз, сказала ей - «Потому что, все дела, которые я просмотрела, не очень интересны, и вряд ли заинтересуют читателя, набившего оскомину  от засилья мужских и женских детективов на прилавках  наших, и не только, магазинов».

- Здорово ты высказалась, - похвалил я Иринку, - но ты сильно не увлекайся, дни-то идут.

- Я знаю. Я уже приметила, где наша дорогая папочка лежит. Завтра я постараюсь всё из неё выудить.

- Будь осторожна, смотри не попадись.

- А, знаешь, - у Ирки, вдруг появился озорной чёртик в глазах, - мне, кажется, твой Кондратьев, не равнодушен к…, да что там, не равнодушен, он по уши втрескался в старшего лейтенанта…
- Во-первых, Кондратьев не мой, а во-вторых, тебе-то какое дело до их любви. Тебе, что, своей не хватает? – Или ты, наоборот, на него «запала»?

- Хватает, хватает! - заулыбалась она, - но, всё же…, как ин-те-рес-но.

- Да будет тебе, Ирка! Хочешь, я тебя поцелую?

- Не-а, я дождусь ночи, тогда и будем целоваться, до упаду…

- Ох, Ирка, Ирка. Чертёнок ты мой ненаглядный…

- Правда?

- Правда.

- Правда, правда?

- Правда, правда.

- Лёшенька, золотой ты мой, да за такие слова.... Лёшенька, дай я тебя сама поцелую.

- Ты же говорила, что будешь до вечера ждать?

- Миленький, я же  жен-щи-на, а у какой женщины, слова согласуются с делом? Ты же знаешь, дорогой, у женщины, во всяком случае, такой как я, семь пятниц на неделе... Но, всё равно: я умная, практичная, хитрая, ласковая…. Правда, милый?

 

* * *

На следующий день, ближе к вечеру, Иринка не вошла, а влетела в кухню, как вихрь. Я даже не ожидал выражения такой радости от простого посещения райотдела полиции. Оттуда, как правило, выходят, пригорюнившись, а то и со слезами на глазах, а она…

На её лице прямо таки выпирали: гордость, любование собой, и радость, что ли.

- Я сделала это!!! - закричала она с порога, - сделала!!! Гордитесь мной, Алексей Игоревич!

Я встал ей навстречу и, улыбаясь, похвалил: «Вы, Миледи, прямо гений тайных операций, и я горжусь вашим подвигом на благо своего возлюбленного».

- Да, мой возлюбленный, - приняла она игру, - вы даже представить себе не можете, сколько жутких минут я подвергалась опасности быть разоблачённой! - Посмотрите на меня - я полностью без сил, и сейчас упаду в обморок…. И она, для достоверности картины, прошла в комнату и завалилась на диван. - Посмотрите дорогой милорд, сколько седых волос появилось у меня в причёске!

Я добросовестно наклонился над ней и прошептал: «О, боже! Миледи, да у вас, аж пять седых волосин на голове, и все на видном месте!».

Ирка, с воплем «Где? Где?», соскочила с дивана, кинулась к зеркалу, и принялась всматриваться в свои волосы. Не найдя седых волос в причёске, она повернулась ко мне и с грозным видом, сказала: «Алексей, нехорошо так шутить надо мной! У меня чуть сердце не остановилось от твоих слов!»

Состроив виноватое лицо, я опустил взгляд долу и с покорным видом, произнёс: «Виноват-с, миледи, позвольте ваши шляпу и пальто-с», а потом ещё добавил: «Ирка, хватит придуриваться, давай рассказывай, я от любопытства умираю».

- Так вот, - примостившись на стул и приняв серьёзный вид, начала она, - нет, подожди, я хоть пальто сниму, - и пошла к вешалке.

Я провожал её взглядом, и от нетерпения постукивал пальцами по столу.

...Так вот, водрузив пальто на вешалку и сев ко мне на колени, Ирка продолжила:

- Потихоньку, когда старший лейтенант отвлеклась, кстати, у неё красивое имя – Лена, я вытащила нашу папочку и засунула её между остальных…

- И это ты считаешь подвигом?

- Конечно, - искренне удивилась она  моему недопониманию совершённого ею поступка, - ты не перебивай, дай мне ещё раз пережить свой страх, и насладиться моим героическим подвигом! - Даа… что я только в том архиве не пережила…. У меня даже коленки дрожали, когда я на глазах у Елены списывала адреса и фамилии свидетелей…. Я такого страху натерпелась, когда она как-то подозрительно посмотрела на меня. Ну, думаю, всё, сейчас она возьмёт мой блокнот, увидит мои записи, и… поведёт меня в камеру, за решётку…

Я обнял Иринку и прижал к себе:

- Успокойся, всё уже позади. Ты у меня такой молодец, и… такая храбрая. Я бы не смог так, как ты, на глазах у полицейского работника переписать данные.

- Правда? - Ирка с сомнением посмотрела на меня.

В её глазах читалось недоверие к моим словам, и огромное желание, чтобы мои слова оказались правдой.

- Конечно, правда. Я горжусь тобой, радость моя!

Ирка, наверное, от гордости за себя, а скорее всего, от моих слов, спрятав лицо на моём  плече, даже всхлипнула, а может быть, засмеялась. Я так и не понял, потому что, когда она подняла голову, глаза её сияли, а щеки горели румянцем.

Какой же ты ещё ребёнок, с нежностью подумал я о своей девочке.

Устроившись за столом, мы принялись обсуждать дальнейшие свои действия.

Ирина предлагала сразу же, то есть с утра, направиться на поиски свидетелей, а я был против этого. Я доказывал ей, что нужно отработать до конца нашу первую версию, то есть, продолжить слежку за полковником. Мы на это дело затратим максимум неделю, сказал я, зато будем точно знать, связан он с шантажистом или нет. А вдруг нам повезёт? Возьмёт он, к примеру, и запросит встречи с шантажистом…

- С чего бы это ему просить встречи? - резонно возразила она.

- А, с того, что мой визит мог его напугать.

- Извини, дорогой, поезд уже ушёл. Мы у него были когда? Позавчера. За это время он вполне мог уже двадцать раз встретиться и обо всём договориться…, - и она, с гордым видом победителя, посмотрела на меня.

Выражение её лица, казалось, говорило - ну, что, съел?

Я почесал свой «умный» лоб. Чёрт! Может права Иринка, действительно, он уже двадцать раз мог встретиться с кем угодно…. Что же тогда делать? Приниматься за свидетелей, как предлагает она?

Господи, как плохо без машины! - в который раз посетовал я. Был бы у меня автомобиль, мы бы с Иркой два дела сразу бы делали. Я бы попросил её последить за полковником (женщины обожают это дело – слежку, а если ещё и с фо-то-ап-па-ра-том…), а сам бы занялся свидетелями. Ирка, конечно, умная девочка, но с «допросом» свидетелей не справилась бы. Этим серьёзным делом надо заниматься мужчине…

Ирка выжидательно смотрела на меня, ждала, какое решение я приму. А я всё ещё не мог ни на что решиться. Хотелось и того и другого, сразу. Добро настоящему детективному агентству, у них куча сотрудников, посылай на любое задание, и транспортом, вероятно, они снабжены лучше, чем мы с Иркой, с завистью думал я. А может, всё-таки воспользоваться своей машиной?..

- Ир, может мне, всё-таки, взять свою машину? - озвучил я свою тайную мысль.

- Лёшка, ты совсем, того…, сбрендил! Какая машина? Да тебя же на первом, встреченном тобою перекрёстке, повяжут!

Я воззрился на свою подругу. Удивлению моему не было предела. Моя Ирка начала говорить на уголовном сленге? Уму непостижимо…. Ааа…, это она в полиции нахваталась таких слов, догадался я, и успокоился. Они здорово владеют этим сленгом, профессия заставляет. Не приглашать же на каждый допрос арестованного, переводчика. Себе дороже.

Окончательно успокоившись по поводу новых слов в Иркином лексиконе, я вновь задумался.
Как же нам поступить? – терзался я неопределённостью. По всем параметрам, как не крути, получалось - нужно соглашаться с Иришкиным предложением, другого выхода не было.

И тут, я заволновался. Ни у меня, ни у неё совершенно не было опыта в таких делах. Ну, читали мы детективы, ну, смотрели кинофильмы, в них очень даже ловко сыщики распутывают дела и проводят допросы с пристрастием…, а правда ли это?

А, в нашем случае? Заявишься, например, к человеку и начнёшь задавать разные там, вопросы. А он «Не долго, сумняшеся» возьмёт тебя за шкирку, как паршивого котёнка…. Ну, допустим, не возьмёт, а просто скажет: «Шли бы вы куда подальше, дорогие господа-товарищи» и, что, в драку с ним полезешь?.. Вот, то-то и оно...

Ирка не выдержала моих долгих  раздумий и, прервав мои мысли, поинтересовалась:

- Лёшка, ты ещё долго в молчанку играть будешь? А то мне уже скучно становится.

Вот, в её словах вся суть женщины! - возмутился я её нетерпению. Ей, видите ли, скучно становится… Я, что, каждую минуту фейерверк умных мыслей должен фонтанировать? Расцвечивать, так сказать, ей жизнь? Нет уж, дудки, сиди, молча, и жди, когда мужчина решит серьёзный вопрос!

Но, по-видимому, она не хотела сидеть и ждать. Дёрнув меня за рукав, она вновь потребовала от меня не молчания, а разговора.

- Алексей, давай выкладывай, что надумал?

Вздохнув, я ещё чуть-чуть напряг свои мозговые извилины и, в конце-концов, пришёл к единственному в нашей ситуации, выводу - нужно соглашаться с Иркой. Другого выхода и, правда, не было.

Так я ей и сказал, только сразу же предупредил - ты не очень-то радуйся, что, по-твоему, вышло. Это ещё ничего не значит…,  я могу и передумать…

- Ясное дело, ты всегда можешь передумать - ты же мужчина.

Что-то в её тоне не понравилось мне, но я не стал зацикливаться на этом и, договорил, в общем, завтра, с утра, двинем на поиски первого свидетеля…. Хотя нет, спохватился я, давай начнём с моей соседки, Вероники Андреевны. Она хоть и числиться в твоём списке второй, но лучше начать с неё. Заодно проверим на ней мой камуфляж…

- Чего на ней проверим? - непонимающе округлила глаза Ирка.

- Это секретное военное слово, тебе его не понять, поддел я её. Но потом смилостивился, - проверим на ней ещё раз, можно меня узнать в таком виде, как я сейчас…

- Виталий Павлович узнал же…

- Я тёмные очки нацеплю на нос и шею с подбородком закутаю шарфом…

- Аа-а… это ещё, зачем? – её глаза, вероятно от великого удивления, стали похожими на колёса.

- Ирина, - вкрадчиво произнёс я, - вдруг она похожа на тебя?

- Ах, ты… негодник! - воскликнула она, хлопнув меня ладошкой по затылку. Ты что это меня дурочкой недоразвитой выставляешь, а?

- Да что ты, я просто пошутил, - включил я «задний ход».

- Он, видите ли, пошутил…. Смотри, дошутишься. Получишь от меня на орехи, - возмутилась она, и лицо её заполыхало праведным гневом.

- Да ладно, чего ты… - Ну, прости меня, Ириш. Честное пионерское, больше не буду.

Она ещё немного пообижалась, потом морщинки на её лице разгладились, и я услышал:
   - Смотри у меня. Точно накажу. Оставлю без…

Я «навострил ушки, до самой макушки», желая услышать, без чего же она собирается меня оставить, но так и не дождался продолжения её угрозы.

А я уж было совсем испугался…

 

Глава десятая

С цветным шарфом на шее и тёмными очками на носу, я позвонил в дверь соседкиной квартиры, вернее, бывшей соседки. Рядом, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, стояла Ирина, тоже в тёмных очках. Она нацепила их в последний момент, подумав, раз она была несколько раз у меня в гостях, то моя соседка и её могла запомнить, а сейчас узнать.

После третьего настойчивого звонка, дверь так и не открылась. Я обескуражено оглянулся на Ирину.

- Что будем делать?

- Давай подождём внизу, может она в магазин вышла или мусор вынесла.

- Нет, у мусорки её не было. Я специально посмотрел, пока ты машину парковала.

- Значит, просто сидим и, просто ждём.

Мы просидели, и просто прождали, час или больше, но Вероники Андреевны так и не дождались.

Первой не выдержала ожидания Ирина. Сказав - я пошла по соседям - открыла дверку хонды и быстро направилась в сторону подъезда.

Крикнув - подожди, я с тобой! - я тоже выскочил из машины.

На втором этаже я догнал её. Она уже давила на кнопку дверного звонка соседей справа.

И здесь облом. Дверь не открылась.

- Ир, давай попробуем позвонить соседям напротив.

- Звони.

Слава Богу! Хоть здесь нам повезло. Было слышно, как кто-то подошёл к двери.

- Вам кито нада, гавары? - раздался мужской голос из-за двери.

- Извините за беспокойство. Мы пришли к Веронике Андреевне, а её нет дома. Вы, случайно, не в курсе, где она может быть, а то мы уже больше часа ждём? - вежливо спросил я.

Дверь открылась и на пороге квартиры появился мужчина кавказской национальности.

Стройный, высокий - настоящий сын гор! Ему бы черкеску надеть, да кинжал к поясу прицепить…, и папаху… такую… лохматую, лохматую…

Вот это сосед, восхитился я - «Нэ подходи, зарэжу!»

Ирка мгновенно оказалась впереди меня.

- Так, не подскажете, где ваша соседка?

- Нэ знаю. Жэна знает.

А, с ней можно поговорить?

- Канэчно… Жэна иды суда, говорыть будэш, - повернув голову, сказал он кому-то в квартире.

Из комнаты в коридор вышла светловолосая женщина и вопросительно посмотрела на нас.
- Вы не подскажете, где Вероника Андреевна, мы дозвониться до неё не можем, - опять вступила в разговор Ирина.

- Женщина, словно прося разрешения у бравого кавказца, вопросительно взглянула на него и, после его утвердительного кивка, сопровождавшегося словами - гавары жэнщина - продолжила, - она уехала к своему родственнику, давно, уже неделя, как будет.

- Вот незадача, у нас к ней серьёзный разговор...

- Может, вы знаете, как нам её найти? - вступил в разговор я.

Женщина заколебалась.

Она точно знает, где её соседка, догадался я, но боится мужа.

Ирка, давай! - мысленно попросил я подругу, и незаметно толкнул её бок - постарайся выпытать.

Она поняла меня - вот, что значит родственная душа.

- Может быть, всё-таки, поможете? - вроде, как заклянчила Ирка, - вы даже представить себе не можете, насколько надо.

Опять женщина вопросительно посмотрела на мужа.

- Скажи, жэнщина, я тэбэ разрешаю.

- У меня записан её адрес, соседка оставила на всякий случай. Сейчас принесу.

Пока Иринка переписывала адрес, я решил ещё уточнить - Вероника Андреевна не говорила, когда вернётся?

- Нет. Не говорила.

Поблагодарив и попрощавшись, мы покинули соседей.

Сидя в тёплом салоне машины, мы решали, как нам поступить дальше. Ждать возвращения Вероники Андреевны, или ехать к ней? Если ждать, то сколько? Может быть, она пробудет в гостях и месяц, и два... Не мог я столько времени сидеть и ждать! Жизнь заставляла поторапливаться, не дай Бог, ненароком попадусь в лапы полиции.

- Ирка, что будем делать?

- Что делать?

Она сделала несколько вдохов и выдохов, и раздумчиво повторив - «Что делать?» Ответила:

- Ехать!

Поздним вечером мы прикатили в Старожилово, что немного подале Рязани. Говорят, Старожилово расположилось на берегу небольшой речушки Истья, впадающей в Оку, но мы ничего этого не видели, приехали-то ночью. С трудом нашли дом родственника моей соседки. Разбудили и… получили - «От ворот поворот».

Вышедший на наш стук к воротам заспанный мужчина, с трудом сдерживая зевоту, выдал:

- Так, она… того…, ещё в обед уехала.

- Как, уехала!!! Куда уехала?!

- Как уехала…? Поездом..., в Москву.

Отъехав немного от дома, мы легли спать в машине, постеснялись напрашиваться на ночлег к незнакомым людям, а рано поутру помчались назад, в Москву.

Дома, отоспавшись и скинув дорожную усталость, опять отправились к Веронике Андреевне.

 

* * *

В этот раз дверь, удерживаемая цепочкой, чуть приоткрылась после первого же звонка, и в образовавшуюся щель я увидел настороженно-любопытный взгляд Вероники Андреевны. Я, грешным делом даже подумал, не сидит ли она целыми днями у двери и не подглядывает ли в замочную скважину.

В первый момент я чуть не выдал себя, сказав по старой привычке - Здравствуйте, Вероника Андреевна, как поживаете, печень всё пошаливает? Но вовремя прикрыл рот.

Поперхнувшись, я простуженным, надеюсь, у меня это получилось, голосом, произнёс:

- Здрасьте, мы из частного детективного агентства «Салют», хотели бы с вами поговорить.

Соседка во все глаза уставилась на меня, и попыталась даже за дверь одним глазком заглянуть, наверное, надеялась подсмотреть, не стоит ли за дверью ещё одно, такое же чучело огородное.

Ирка, казалось, почувствовала её желание: сделала шаг к двери и пристроилась ко мне так, чтобы любопытная бабулька и её увидела.

Мы, вот уж точно – «К бабке не надо ходить», представляли собой экзотическое зрелище, потому как, Вероника Андреевна всё никак не могла прийти в себя от изумления. Она, то на меня смотрела, то переводила взгляд на Иришку, и в глазах её было огромное-преогромное любопытство, смешанное с некоторой, я бы даже сказал, растерянностью.

Это я понял по её взгляду и… Она, конечно, читала книги о детективах а, вот так,  вживую, да ещё таких детективов, она видела впервые в своей долгой жизни, и даже позабыла задать извечный свой вопрос - «А, вам чего, надо?»

Не произнеся ни слова, Вероника Андреевна распахнула дверь.

Мы прошли в комнату и остановились у стола. Соседка засуетилась - в кои-то веки к ней пришли настоящие сыщики. Она мыслила старыми категориями и уже предвкушала, как будет рассказывать соседкам, что к ней приходили «настоящие сыщики», а не какие-то там милиционеры, а соседки будут ей завидовать и ахать от зависти.

Так, суетясь, она пригласила нас выпить с ней по кружечке «настоящего», а не какого-то там заводского, собственноручно заваренного травяного чая. Показав на мой шарф, пообещала, что её чай вылечит и простуду и ангину..., всё, как «рукой снимет», пообещала она.

Мы не стали себя долго упрашивать и распахнув пальто, присели к столу. Я успокоился, она меня не узнала, а Ирину тем более.

Сделав по глотку, действительно, замечательного чая, я попросил радушную хозяйку вспомнить о событиях почти годовой давности.

- Это, о каких-таких событиях? Их у меня много, - вроде, как засмущалась она. - Вот, к примеру, позавчера… - Нет, позапозавчера, я потеряла пять рублей, представляете, потерять такие деньжищи ни за что, ни про что…, а на той неделе…

Я быстренько попытался перекрыть поток ненужной нам с Ириной информации и направить воспоминания в нужное нам русло, попросив вспомнить её о событиях того вечера, когда она увидела в коридоре своего соседа, вроде бы, как убившего какого-то мужчину.

Она тут же, как лошадка получившая удар кнутом, встрепенулась и, почти не останавливаясь, не дожидаясь наводящих вопросов, стала пересказывать событие, которое я хорошо знал.

Вот память у соседки! – восхитился я. Но мне нужно было, чтобы она ответила на другие мои вопросы, а не на досконально мне известные. Но, с другой стороны, мне было также интересно, что сама она думает об этом и, главное, что она думает о своём бывшем соседе.

- Так, вы, говорите, что пришли минут за пятнадцать до случившегося, и что лестничная площадка была освещена?

- Ну, конечно же, свет горел. Подумайте, как бы я попала ключом в дырку.

- Простите, в какую дырку?

- Да в замочную дырку!.. Ну, ту, что в двери.

- Ааа, - одновременно с Иркой вырвалось из моего рта.

Да, аргумент весомый – быстренько взял я на заметку её объяснение. Пригодится, подумал я, в будущем.

- А потом…, потом что вы делали, не припомните? - задал я очередной вопрос.

- Как же, всё помню…. Вы не смотрите, что у меня такой возраст, у меня память получше, чем у некоторых молодых людей, вот…. Например, вот как сейчас помню, это было…

- Вероника Андреевна, подождите. Вспомните, что дальше-то было. – Вы сказали, что услышали шаги…, - перебил я словоохотливую старушку.

…Да, я ещё не успела разуться, как слышу… топ, топ, топ, шаги такие, знаете, как-будто слон по ступенькам поднимается, а потом вдруг остановились. Я человек совершенно лишённый любопытства, но тут, понимаете, мне стало интересно, так интересно, что же такое тяжёлое может человек нести?

Я краем глаза заметил, как Ирка, при словах Вероники Андреевны, что она «лишена любопытства», начала давиться смехом. Пришлось грозно посмотреть  на неё, и она, незаметно кивнув головой, прикрыла рот ладошкой.

- И, что? Вы, увидели-то, что?

- Мало чего увидела, - сокрушённо проговорила она, - у замка дырка маленькая. Я только увидела, что на площадке нет света: вот, только что, был, а вот и нет его. А, потом, я услышала, как кто-то положил на пол вроде мешок с картошкой…

- Ну, а дальше, дальше то, что? – теперь уже моя напарница поторопила её.

- Девушка, не торопите меня, видите, я с мужчиной разговариваю.

Вот уж «отбрила» бабуля Ирку, так отбрила! Я видел, как Ирка, то открывала, то закрывала рот, словно вытащенная из воды рыба.

Ага, получила! - усмехнулся я в душе.

… Потом слышу, «слон» выше потопал, продолжила она, а минуты через две, опять шаги. Я не выдержала, дай, думаю, посмотрю, что это у меня перед дверью происходит. - Открываю, значит, дверь…, батюшки…! Я чуть в обморок не упала. Мой сосед, что надо мной живёт, кого-то убивает. Я от страха, как закричу, дверь захлопнула, стою «Ни жива, ни мертва».

- Вы, конечно, в полицию позвонили и в скорую помощь? – задал я наводящий вопрос.

- Да откуда же? - пожала Вероника Андреевна худенькими плечиками, - у меня и телефона-то нет.

- А, потом, что? – решил я не зацикливаться на вопросе о телефоне.

- Не скажу точно, но минуты через две-три, или…, может быть, пять, опять слышу – у меня перед дверью шаги. Нет, много шагов, шум, разговоры, как-будто несколько человек разговаривают, а потом, звонок над дверью позвонил. Я открыла. На площадке фонари так и светят, так и светят, полно милиции и врачи в белых халатах…

- Как это вы не побоялись дверь открыть?

- Да у меня, от увиденного убийства, ум за разум зашёл. Я, вообще, ничего не понимала.

- Бывает, бывает, - соглашаясь, покивал я головой.

Согласиться-то я, согласился с рассказом соседки, но и немного призадумался. Странно, очень странно. Что-то здесь не так...

- А, скажите, Вероника Андреевна, вам не показалось странным, что и полиция и скорая помощь так быстро приехали?

- Вот, вот, - засуетилась Вероника Андреевна, - правильно заметили, молодой человек. Показалось. Я, бывалоча, приболею немного, соседка скорую помощь мне вызовет, так не меньше часа ждать приходится…. Никак вовремя не хотят приехать. Хоть ложись и помирай!

- Вы, конечно, обо всём слышанном и виденном в полиции следователю рассказали?

- Рассказала, о чём спрашивали. Я хотела и про шаги, и про свет рассказать, так какой-то офицер на меня цыкнул, а потом, и говорит мне - «Это, бабушка, к делу не относится».

Я только было собралась возмутиться - «какая я тебе бабушка? Тоже мне, внучек нашёлся!» А, он  - «Вы, говорит, видели, как ваш сосед человека убивает? Видели.  Вот об этом и говорите, а остальное неважно». Ну, неважно, так неважно, милиции виднее, решила я, и больше не стала настаивать.

- Ответьте мне на такой вопрос, Вероника Андреевна, только честно - вы верите, что это ваш сосед убил того человека?

Спросил, а сам с тревогой ожидал ответа.

- Да, кто его знает. Иногда верю, иногда не верю. Вообще-то за моим соседом ничего предосудительного я не замечала: добрый, отзывчивый человек. Всегда был такой вежливый, никогда не пройдёт мимо, чтобы не поздороваться и о самочувствии не спросить…

- И, что, так сразу и стал плохим?

- Не знаю… - Небось, слышали, как в народе-то говорят? - «В тихом омуте черти водятся».
- Да, слышал.

- Вот я и не знаю, что вам ответить. Может и не убивал…. Жалко его…, такой молодой.

Поблагодарив за вкусный чай и за рассказ о соседе, мы попрощались с Вероникой Андреевной.

 

* * *

Ирина решила проехать по проспекту Вернадского и, ошиблась. Мороз поддал градусов под двадцать, гололёд страшный. Солнце не могло полностью пробиться сквозь морозную мглу. Из выхлопных труб автомобилей вырывались клубы, то ли дыма, то ли пара. Мы окончательно  застряли в пробке и продвигались черепашьими шагами, но, по-моему, больше стояли.

По тротуарам подняв воротники и пряча носы, быстро шли пешеходы. Счастливые - у них пешеходных «пробок» и разных там заторов на тротуарах не бывает!

В салоне машины было тепло и уютно. Размотав шарф, и сняв шапку, я наслаждался прекрасной мелодией. Ирина нашла запись концерта оркестра под управлением Глена Миллера. Сейчас из динамиков звучало поппури из кинофильмов «Золотая симфония» и «Серенада солнечной долины». Прелесть, а не мелодии.

- Ириш, давай съездим к тебе домой.

- Зачем?

- Ты как-то говорила, что у тебя есть приличный фотоаппарат, или я с кем-то спутал?

- Нет, не спутал. У меня зеркалка NIKON, очень даже приличная камера.

- Вот она-то  нам и нужна.

- Что ты ещё придумал, - поинтересовалась Ирина, сворачивая в первый же переулок.

- Помнишь, Вероника Андреевна сказала: кто-то топал по лестнице, как слон. Остановился на её площадке, положил мешок с картошкой…, а потом поднялся выше.

- Ты про это?

- Да. У меня мелькнула, может быть и абсурдная на твой взгляд, мысль. Давай сфотографируем исполнительного директора фирмы «Амплитуда» и его шофёра. Мало ли, что. Заодно сфотографируем и полковника. Сделаем их фотографии на твоём ксероксе…

- Лёш, ну, зачем уж совсем лезть не туда, куда надо? И, с какого боку в твоём деле, здесь шофёр и исполнительный директор? - непонимающе пожала она плечами. Они же совершенно посторонние люди.

- Ира, ты не видела их. Водитель – настоящий мастодонт. Директор - тоже, Слава Богу, не хилый…. Давай сфотографируем.

- Видишь, я уже еду.

- Спасибо!

Забрав фотоаппарат, мы поехали на бывшую мою фирму. Ирка припарковала машину чуть в стороне от входа, так, чтобы мы спокойно могли заниматься фотографированием.

Джипа на стоянке не было. Приходилось набраться терпения и ждать. И тут я почувствовал, что голоден. И, правда, вспомнил я, мы завтракали в восемь утра, сейчас три, естественно, организм потребовал своё…

- Лёш, я есть хочу, - вдруг захныкала Ирка в унисон моим мыслям, - сходи в кафе, купи чего-нибудь... «заморить червячка», а то спасу нет, как есть хочется.

- Нет, ты сходи. Ты же не видела машину и директора. Вдруг они приедут.

- Лёша, миленький, я так пригрелась… - Неужели ты, бедную свою девочку выставишь на мороз? И тебе не жалко, а? Совсем-совсем не жалко? - стала канючить она.

- Так и быть!- игриво согласился я, - ради красивой дамы, на какие подвиги не пойдёшь...

Но я не успел закончить выпендриваться, как подскочил нужный нам джип и даже с нужными нам людьми.

- Где фотоаппарат? - зашипел я.

- В сумке.

- Ты, что, не могла его приготовить, дурёха?

- Откуда же я знала, что они так быстро приедут.

- Доставай, быстро!

Ирка принялась доставать фотоаппарат, затем, в спешке перепутала, как открывать футляр. В общем - «Пока мы тут возились, нужные нам люди удалились»

Мы растерянно посмотрели друг на друга.

Я подумал, даа, фиговые из нас сыщики. То камера у нас не готова, то нас узнают…, нет, не иначе это, как от голода, решил я, и предложил:

- Ир, ты подготовь камеру и сиди, жди. Если выйдут, щёлкай несколько раз, сколько успеешь, а я, так уж и быть, схожу куплю чего-нибудь, пожевать...

Мы сидели в машине, жевали гамбургеры и запивали, относительно горячим кофе. Камера лежала у Иришки на коленях - уже настроенная и готовая выполнять, столь необходимую нам работу. Прошёл час, другой, время медленно, так медленно, что хотелось его подстегнуть, как ленивую лошадь, приближалось к семи вечера. Уже все сотрудники покинули офис, а в кабинете директора всё ещё горел свет.

- Лёш, может он решил ночевать здесь остаться?

- Ты не об этом сейчас думай. Ты думай, хватит ли освещения для фотографирования.

- Откуда я знаю. Я же не фотограф. Сфотографируем, я проверю, сделаю карточки, а там… видно будет.

- Ну, Ирка, ты даёшь. Ты что, ни разу им не пользовалась?

- Нет. Когда бы это я успела? Лежит себе и лежит, места много не занимает…

О-хо-хо, вздохнул я. Надо же. Не сыщики, а горе-сыщики.

Ладно, успокоил я Ирину, не получится сегодня, завтра днём попробуем.

Часов в восемь, почти в темноте, директор и водитель-телохранитель вышли. Ирка, как заводная, защёлкала фотоаппаратом. Она сделала, наверное, снимков двадцать. Её лоб покрылся потом, а щёки немного побледнели. По-видимому, свежеиспечённый фотограф здорово переволновался, решил я, глядя на орудующую фотоаппаратом, Ирку.

Я, между прочим, тоже волновался: вдруг увидят, что их фотографируют, могут не только фотоаппарат отобрать, но и здорово накостылять по шее.

По окончании «сеанса» я отобрал у неё аппарат, застегнул футляр. Ирка сидела, не шевелясь, уронив руки на колени.

- Господи, Лёша, как я переволновалась, как я переволновалась! Я чуть не описалась от страха и волнения.

- Бедненькая моя, ты не волнуйся, уже бояться нечего, всё уже позади. Они уехали, - погладил я её по голове. Затем, поглаживая её мелко дрожащие руки, продолжил успокаивать поникшую Ирину, - поехали домой, отдохнёшь, а фотографии сделаешь завтра.

Всё прошло как нельзя лучше, решил я.

 

* * *

Ирина вернулась после полудня, в три часа или, чуть позже. Даже не приглядываясь можно было видеть - она расстроена и, что ещё хуже, рассержена. Не сняв пальто и не разувшись, она резким жестом бросила фотокарточки на стол, и они разлетелись веером. Несколько штук упало на пол.

Я удивлённо посмотрел на подругу, подобрал карточки с пола, собрал все в кучку и стал рассматривать.

Даа, было из-за чего расстроиться. На бумаге, кроме темноватых пятен, чем-то напоминающих контуры человека, рассмотреть ничего было нельзя. Правда, одна фотокарточка мне понравилась - на ней чётко был виден контур джипа и две человеческие фигуры.

Ирина стояла и наблюдала за моей реакцией на результаты её фотографических «экспериментов».

- Для первого раза, Ириш, очень даже неплохо, у меня бы и так не получилось. Ты просто молодец! - решил я подбодрить подругу.

Она рассерженно посмотрела на меня и, сдерживая слёзы, тоном обиженного ребёнка, произнесла:

- Да будет тебе издеваться! Ничего у меня не получилось. Я по пути заехала в фотостудию, проконсультироваться и, знаешь, что они мне сказали?

- Что?

- Они сказали, что при таком освещении нужно использовать специальные объективы…, и с другим фокусным расстоянием.

- Ну, вот видишь…, а ты переживаешь. Совершенно ты тут не причём.

Я ещё раз посмотрел на фотографии.

- Не получилось из-за неправильного фотообъектива? Ничего, завтра, пораньше, поедем и заново перефотографируем при дневном свете.

Мои слова вместо того, чтобы успокоить её, наоборот, расстроили ещё больше. Она, вспыхнув как спичка, заговорила скороговоркой: «Сдались тебе эти двое амбалов! Ну, скажи, чем они тебе не угодили?! Чем? - Они-то причём, что тебя посадили?! Причём?! Пригласили их работать в фирму – вот они и работают, а ты… «может, виноваты, может, виноваты!» Ты, что, теперь весь род людской будешь обвинять в своём несчастье?! – кричала она.

И слёзы, то ли горечи, то ли обиды, текли из её глаз.

Ошарашенный её словами, я смотрел на Ирку и не мог понять, за что она меня так? Что я сделал не то? Эти двое у меня вызывали очень сильное подозрение, и я был «обязан» проверить их причастность…, или не причастность к моей исковерканной жизни. Она что, думает мне легко жить с такой ношей на плечах – УБИЙЦА! Я себе места не нахожу только от одного сознания, что я ещё и - БЕГЛЕЦ!

Я не убивал своего друга, как она не может этого понять! Я должен найти убийцу и доказать, что нет на мне никакой вины…

«Эх-х… жизнь моя, жестянка…,  да, ну её, в болото» - неожиданно пришли в голову слова из какой-то песни или из мультфильма, не помню. Тем более не помню, потому что, в этот момент я был очень расстроен обвинением Ирины, которой я верил как самому себе, и надеялся, что она предана мне и никогда меня не бросит в беде!

- Ира, я  не  уби-вал  Все-во-ло-да, - разделяя каждый слог, прошептал я.  

Кажется, она услышала мои слова.

Да, она услышала меня, и посмотрела на меня, и тоже шепотом произнесла: «Я знаю, Лёша, я никогда в этом не сомневалась. – Прости, что я тут наговорила. Это, это наверно… от нервов…. Я не думала, что доказывать невиновность так трудно, особенно, когда это делаешь первый раз в жизни».

Я смотрел на Иришку: такую тоненькую, физически слабенькую, и жалость к ней накрыла меня с головой, затопила меня всего. Действительно, чего это я жду от неё такой же отдачи, как от себя. У меня, мужчины, тоже ведь бывают случаи неверия, слабости, упадка духа, а что же ожидать от неё…  Спасибо и за то, что она помогает мне. Просто у неё не выдержали нервы, вот она и сорвалась…

- Ириш, прости меня. Я взвалил на твои слабенькие плечи тяжёлую ношу – обвинение меня в убийстве, мой побег из лагеря, а тут ещё приходится жить, скрываясь, и заниматься совершенно не свойственными тебе делами…. Ты… - голос мой прервался от волнения.

Ирка подскочила ко мне и, прижавшись, зашептала: «Ты, тоже меня прости. Я дурёха, настоящая дурёха! Правда! Я ведь знаю, как тебе тяжело, прости меня. Это…, я не знаю, как это со мной случилось. – Я тебя люблю, Лёша, поверь мне и я, больше никогда, веришь, никогда не раскисну».

Я верил ей и, в то же время, понял – нужно постараться поменьше подвергать её психическим нагрузкам, но как? Как я мог отстранить её от помощи мне, если я во многом завишу от неё? Я не свободен в передвижениях, я не свободен в возможности жить жизнью нормального человека…

Я, в глазах Закона и людей, убийца и беглец! Господи, за что мне такое наказание?!

Так, стояли мы -  хрупкая женщина и отщепенец -  тесно прижавшись, друг к другу.

Постепенно слёзы на её щеках просохли, и она перестала всхлипывать, как обиженный несправедливым наказанием ребёнок.

- Ничего, Ириша, всё пройдёт и быльём зарастёт, и заживём мы с тобой в любви и согласии…

- Да, милый, - прошептала она в ответ.

На следующее утро, около восьми, мы были на том самом, вчерашнем месте, напротив фирмы «Амплитуда».

Слава богу, на наше место никто не припарковал машину. Правда, для этого нам пришлось совершить героический поступок  –  подняться в половине пятого утра, но Ирка, позёвывая, сказала: «Ничего, на том свете отоспимся» - и быстренько оделась.

Сегодня нам везло. Не просидели мы в машине и десяти минут, как подъехал  джип и, скрипнув тормозами, резко остановился.

Иришка была уже готова к съёмкам и фотоаппарат в её руках резво защёлкал…

- Всё! - прошептала она, закончив щёлкать и пряча фотоаппарат, - дай нам, Господи, удачу. Теперь куда?

- К полковнику. Надеюсь, нам  с ним тоже повезёт.

Сегодня был наш день!

Мы всех, нужных нам людей, запечатлели на цифровую камеру. У нас получились почти «профессиональные» снимки, так гордо назвала их Иришка, и мы решили отметить нашу победу в кинотеатре «РЕТРО».

Посмотрели, нравившийся нам обоим американский фильм – «Семь невест, для семи братьев». А затем завершили день посещением небольшого "кафе-мороженое".

 

Глава одиннадцатая

Пришло время серьёзного испытания наших способностей на ниве детективной деятельности. Я бы не сказал, что то, чем мы занимались до этого, было легко, но сегодня мы с Ирой ехали ко второму свидетелю. Свидетелю, который в своих показаниях на суде утверждал, что видел, как я открыл багажник своей Хонды и достал оттуда длинный узкий предмет, похожий на нож, и спрятал его под куртку.

На вопрос судьи - точно ли это был нож? Он, немного замявшись, подтвердил - да, это был нож, что я, не могу отличить нож от простой железки? – сказал он и, казалось, даже обиделся на уточняющий вопрос судьи.

Я очень хорошо помню, что в тот вечер, поставив машину, действительно, открывал багажник и доставал оттуда, но только не нож, а монтажную лопатку. Я хотел в ванной комнате отковырять с пола старую кафельную плитку, чтобы заменить её новой, купленной заранее и стоявшую в коробке, но судья почему-то не обратил внимания на моё разъяснение.

Дальше, больше: свидетель понёс вообще какую-то околесицу - будто бы вслед за мной подъехала другая машина, иномарка, и вышедший из неё мужчина, подойдя ко мне, взял меня под руку и мы направились на выход из подземного гаража.

На вопрос моего адвоката, как свидетель сам оказался в это время в гараже? Он ответил, что приехал к своему другу, живущему в этом доме, и ждал его приезда.

У меня уже тогда возник законный вопрос, как он смог заехать в гараж, если он охраняемый и въезд только по специальным пропускам, но моё сомнение, высказанное шёпотом адвокату, осталось без ответа. И, вообще, всё судебное разбирательство первого дня, было похоже на какой-то глупый, плохо отрепетированный, фарс.

Не лучшим образом выглядел и мой адвокат. Он задавал, на мой взгляд, какие-то дурацкие вопросы, цеплялся за ответы свидетеля, совершенно не относящиеся к делу….

Кино, да и только! Только это «кино» обернулось для меня плачевно - двенадцатилетним сроком тюремного заключения.

Отбывая наказание, я не раз возвращался мысленно к дням судебного процесса надо мной, и всё больше и больше убеждался в полной некомпетентности своего защитника. Даже кассационная жалоба на приговор суда была слабо аргументирована.

И почему я не воспользовался услугами платного адвоката, до сих пор не пойму? Вероятно, я был настолько уверен в своей невиновности, что понадеялся на общественного защитника.

Воспоминания захлестнули меня, и я не заметил, как мы приехали по нужному нам адресу.

От воспоминаний меня отвлекла Ирина своим несвоевременным вопросом: «Уверен ли я, что свидетель вообще захочет с нами разговаривать, коль он на суде беспардонно лгал. И захочет ли он признаваться сейчас, что на суде давал заведомо ложные показания по чьей-то просьбе или давлении со стороны?

- Ирина, всё, о чём ты сейчас говоришь, мы уже десять раз обсудили, и какой смысл вновь говорить об этом. Да, мы не следователи, у нас совершенно нет опыта проведения допросов, но у нас есть голова на плечах. Неужели мы, вдвоём, не сумеем хоть что-то нужное нам выудить из разговора.

Человек может проговориться, может забыть, что говорил не так и не те слова…, в общем, если не мы вместе, - рассердился я, - то… я сам должен добиться правды. Закрывай машину и пошли. Не хочешь? Я пойду один!

Но она захотела.

На наш звонок дверь открыла девчушка лет десяти-одиннадцати, белобрысая с  конопушками на лице и озорными, серо-голубыми глазами. Она удивлено распахнула глаза - аа-а…, я думала…, мама пришла…, аа-а… вам кого?

- Нам? - инициативу разговора с девочкой Ирина взяла в свои руки. Нам бы поговорить с Николаем Ивановичем… Долбнёй. – Мы по тому адресу пришли?

- Даа, но… только папы нет дома, он на работе.

- Сегодня же воскресенье!

- Его вызвали.

- А, ты, стало быть, дома одна, никого больше нет?

Девочка, не ответив, выбежала на площадку к остановившемуся лифту и встретила женщину, выходившую из открывшейся двери. Протянула руку и, схватив один из пакетов, воскликнула: «Мамочка, давай я тебе помогу!»

Мы посторонились, освобождая дорогу.

Женщина, подойдя к нам, поинтересовалась: «Вы ко мне?»

Мы не успели ответить, как девочка стала объяснять матери, что мы пришли не к ней, а спрашивали папу…

- Так его нет…

- Мы знаем, нам девочка…

- Меня зовут Зоя, - перебила Ирину шустрая девчонка.

… Нам… Зоя, уже сказала, что Николай Иванович на работе, продолжила Ирина, но… может…, мы с вами сможем… поговорить?

Женщина окинула нас оценивающе-любопытным взглядом, затем, приглашающе повела рукой - «Проходите, я сейчас».

Мы, пропустив её с Зоей вперёд, зашли в квартиру.

- Проходите в комнату, вот туда, - показала она на дверь. Я сейчас, только пакеты поставлю.

Пока мы шли в комнату, я успел рассмотреть - квартирка не ахти какая! Обыкновенная трёхкомнатная  хрущёвка в пятиэтажном доме, с маленькой, шестиметровой кухонькой и совмещённым санузлом. Не лучше и не хуже чем у других, заработавших такие «Хоромы» тяжким трудом в советское время, решил я.

Комната, куда нас попросили пройти, была обставлена тоже мебелью ещё советских времён, с обязательным сервантом и диваном, над которым висел пёстрый персидский ковёр. Над прямоугольным раздвижным столом, покрытым скатертью, висела люстра с висюльками. Даа…, не богато для нынешнего времени, подумал я, не богато.

Из кухни доносился приглушённый разговор матери с дочерью.

Мать выговаривала ей за то, что она открывает дверь квартиры совершенно незнакомым людям, а дочь оправдывалась и, чуть-чуть, хитрила – я, мамочка услышала шум лифта и решила, что это ты звонишь…. Вот я и открыла дверь, не спросив, кто пришёл.

Через минуту в комнату  вошла женщина в сопровождении дочери, и пригласила нас садиться на диван, а сами они устроились на «венских» стульях за столом.

Она ещё раз внимательно оглядела нас, затем, представившись Светланой Сергеевной, с некоторым любопытством, поинтересовалась: «Зачем вам мой муж и, что вы хотели у него спросить? Возможно, я смогу ответить на ваши вопросы и, вообще, кто вы?»

Я готовился к разговору с Долбнёй и совершенно не был готов к разговору с его женой, да ещё в присутствии дочери. Выручила Ирка. Она, мило улыбнувшись, представилась начинающей писательницей и показала своё удостоверение, а он, кивнула она в мою сторону, мой муж - боится отпускать меня одну, такой вредный…,  и посмотрела на мать с дочерью взглядом, казалось, говорившим - ну, поддержите меня перед этим извергом. Что, в самом-то деле, я маленькая, что ли!

Женщины её поняли и мгновенно прониклись к ней доверием, а на меня стали косо поглядывать. Была бы их воля, так они бы быстро вытолкали меня из квартиры взашей. Я только через мгновение сообразил, как низко пал в глазах женщин, и насупился.

Зоя во все глаза глядела на Ирку. Она просто пожирала её глазами! Как же, в их квартире, на их диване, сидела настоящая писательница, не какая-то там фамилия с фотографией на мягкой обложке книги, а живая, да ещё такая красавица.

Всё, понял я, эти женщины расшибутся, но постараются правдиво и честно ответить на все вопросы «Писательницы». Ох, уж эта Ирка, Иришка, моя Ируся! И, как ей это удаётся? Мне бы такие способности, я бы – Ого-го!

Что бы я сделал, если бы у меня появились способности, и я бы – «Ого-го!», но не успел решить, потому что, Ирина приступила к допросу….

Тьфу ты, вот привязались эти допросы, расследования!

Она просто стала задавать вопросы.

Ирина приступила к разговору, как настоящая писательница с потенциальными читателями. Она попросила их рассказать о своей жизни, о планах на будущее и, по какому-то наитию, она больше всего хотела узнать о Зое.

Мать, по-видимому, души не чаяла в своей дочери. Она, чуть ли не захлёбываясь, расписывала её ум и способности ко всему, за что дочь ни возьмётся. Особенно много она стала хвастаться успехами Зои в дорогостоящей элитной школе, куда её...

Тут я насторожился и даже, незаметно, толкнул Иру в бок. Я хотел привлечь её внимание на данный факт.

Откуда, судя по обстановке в квартире и платьях на женщине и девочке, у них нашлись средства на оплату элитного учебного заведения? Но, Ирка..., вот вредина, Ирка даже не отреагировала на мой тычок, и продолжала вести свой разговор.

Я собрался было вклиниться в  разговор женщин, и уж рот открыл, и произнёс первое слово – «Откуда?» Но Ирка так глянула на меня, что следующее слово застряло у меня в горле, как кость у собаки, и я решил больше не мешать им.

Ирка сама, наверное, знала – «ЧТО и КОГДА». После этого «немого выяснения отношений», я только сидел, слушал и переводил взгляд с одного говорившего, на другого, стараясь определить правдивость ответов. По-моему, всё было честно.

Наконец Ирина добралась до оплаты за обучение. На её вопрос, как им, наверное, тяжело с оплатой, Светлана Сергеевна подтвердила, что они с Николаем, отцом Зои, давно мечтали пристроить Зою в элитную школу, она же у нас умненькой уродилась, не в меня, но денег не могли собрать. «Вы понимаете, говорила она, муж один работает, а я на «хозяйстве»… - Попыталась несколько раз устроиться на работу, так что вы. Во-первых, требования неимоверные. Устроиться уборщицей попробовала, так они сразу - какое у вас образование? Им, видите ли, нужна уборщица с высшим образованием. А, какое у меня может быть высшее образование – всего то, ничего, обыкновенные десять классов. Я рано за Николая замуж пошла, вот и осталась – домохозяйкой».

- А, как же теперь? Муж стал больше зарабатывать?

- Немного больше, но не очень, - вздохнула Светлана Сергеевна, и повторила - не очень.

- Как же вы выкручиваетесь? - посочувствовала Ирина.

- Да вы знаете, у Николая друг, он начальником отдела кадров Речного Пароходства работает, поговорил с Генеральным директором, а тот, добрая душа, зарплату Николаю увеличил, хоть немного, но всё же…

- И, что? – добивалась Ирка уточнения, - теперь вам хватает и на оплату школы?

- Да, что вы! Нам помог один Колин знакомый... товарищ. Муж… с ним как-то договорился…

Только Ирина собралась задать наводящий вопрос, каким же образом помог им товарищ её мужа, как Светлана Сергеевна, по-видимому, бесконечно благодарная хорошему человеку за финансовую помощь, решила сделать ему «Рекламу». А возможно она решила, вдруг писательница упомянет его в своей книжке.

Так, по простоте душевной, она, наверное, хотела отблагодарить начальника отдела кадров и товарища мужа, сумевших так своевременно решить задачу с деньгами для дочери.

…Месяцев восемь назад, продолжила она, это было в… конце июня, точно, в июне, Коля пришёл с работы хмурый и чем-то сильно обеспокоенный. На мой вопрос, что случилось, он только сказал, что почти достал деньги для Зои. Откуда? – одновременно изумилась и обрадовалась я, тебе кто-то занял?

Ага, жди, так тебе и займут, продолжая хмуриться, ответил он. Один знакомый дал… вернее, пообещал дать, если я выполню одну работу…

Ну, так выполни, сказала я, раз это твой знакомый.

Понимаешь, ответил он, эта… работа… специфического свойства.

Но, ты её можешь выполнить? Ты же хороший технарь, сказала я.

Технарь…, технарь…, как-то раздумчиво повторил он, не по душе мне она.

По душе, не по душе, а родную дочь оставить без обещанной школы! - возмутилась я. Кстати, много обещает дать?

Хватит, чтобы оплатить трёхлетнее обучение.

Так чего ты раздумываешь, говорю я ему, соглашайся, обязательно соглашайся, а работу ты выполнишь, я знаю, ты же у меня умница.

Ну, раз ты настаиваешь, ответил он, тогда соглашусь, да и куда мне деваться. Так, хоть Зойке польза будет, а я уж, как-нибудь переживу…

Через два месяца, как сейчас помню, Коля принёс деньги. Выполнил его знакомый своё обещание, оказался честным и порядочным человеком, за Колину работу всё, до копейки заплатил. Теперь Зойка у нас в элитной школе учится, надеюсь, оправдает отцову заботу.

Даа, тут же подумал я – трудно жить её мужу с таким страшным грехом на душе – подставить незнакомого тебе человека чуть ли не под расстрельную статью, и всё это носить в себе, не смея признаться даже близкому тебе человеку. О-хо-хо, грехи наши тяжкие.

Ирина это тоже поняла, и как-то зябко, будто ей холодно, передёрнула плечами.

- А, скажите, - я вытащил три фотографии, - вам, вот эти лица, случайно, не знакомы?

Зойка и Светлана Сергеевна посмотрели, и Зойка, до чего прыткая девчонка, ткнула пальцем в фотографию шофёра-амбала - вот этого  я два раза видела. Он папу привозил с работы, и они о чём-то долго разговаривали.

Светлана Сергеевна лишь отрицательно покачала головой - «Нет, ни разу не видела» - сказала она, и бросила на меня настороженный взгляд.

- Вы, кто? Почему вы спрашиваете об этих людях?..

Нужно было как-то выкручиваться и я, не долго, думая, брякнул:

- Это мы… подбираем образы для книги. Может быть, они, чем-то похожи на живых людей…

- А, он, что, уже мёртвый? – кивнула Зоя на фотографию шофёра.

- Нет, нет, что ты, - пришла мне на выручку Ирина. Он не мёртвый, он…

Её объяснение прервал звонок в дверь. Зойка вскочила с места и помчалась открывать и через секунду мы услышали её громкий шёпот: «Папка, а к нам настоящая писательница пришла, они с мамой разговаривают».

В комнату вошёл, знакомый мне по судебному процессу, мужчина. Он здорово изменился. Он ссутулился, ещё сильнее стала бросаться в глаза седая прядь на голове, и глаза стали какие-то потухшие, неживые.

Эк тебя скрутило, позлорадствовал я! Не прошли для тебя без последствий «Тридцать иудиных сребреников»!

Он, не промолвив ни слова, поздоровался с нами кивком головы и, развернувшись, пошёл в кухню.

Неужели узнал? – испугался я. Тогда он упрётся, как бык рогами, и его ничем не проймёшь. Но, Слава Богу, кажется, нет. Он не поднял шум, не стал выставлять нас из квартиры.

Мы узнали то, что хотели узнать и, быстренько распрощавшись, покинули дом человека, по натуре своей и по жизни - подлеца. А, то, что его якобы гложут угрызения совести, что-то я не особенно верил. Если бы это было так, он бы уже давно пришёл в полицию и признался во всём, даже если бы потерял возможность оплатить учёбу любимой дочери в элитной школе.

 

Глава двенадцатая

Ирина вела машину в густом потоке транспорта и молчала. Сыпал мелкий снежок, даже не снежок, а крупа. В салоне было тихо, лишь неутомимые дворники чуть слышно пощёлкивали в конце каждой амплитуды движения, исправно очищая лобовое стекло. Я думал о природе предательства и падении человека в пропасть лжи. Затем, незаметно как, я стал выражать свои мысли вслух: «Надо же, из-за каких-то паршивых денег отправить человека в тюрьму и продолжать жить…»

- Ты, Лёша, не совсем прав, - включилась в полемику о природе лжи, Ирина. Сейчас пришло такое время, когда человек вынужден, понимаешь, вынужден идти на подлость, чтобы как-то выжить. Все прекрасно знают, что те, восемь, или десять процентов сверхбогачей, не своим праведным трудом сколотили себе богатство и, как бы не пытались средства массовой информации и разные там делегаты-депутаты, навешать лапши на уши людям…, основная масса прекрасно видит их ложь...

Отсюда вывод – хочешь выжить, делай, как они. Хочешь, чтобы твой ребёнок учился в хорошей школе, а у тебя нет денег – воруй. Ты оглянись вокруг, продолжала моя подруга, сколько пропадает втуне настоящих, народных талантов… - Нет денег, нет богатых родителей или нет спонсора – Сиди и не рыпайся! Вот, так-то…

Подрастут такие дети, кинутся туда-сюда, а им от ворот поворот, все места заняты великовозрастными балбесами богатых папочек и мамочек…

…Или..., вспомни ту же Зою, грустно продолжила она, такая  умница - ты видел её глаза? Ааа… её речь? Уже сейчас, она владеет двумя иностранными языками и, если бы папа не «достал», путём лжи и оговора тебя, этих чёртовых денег, то…,  так бы и засохла она, не сумев выбраться наверх... Ещё один самородок из народа канул бы в неизвестность, а мы, вероятно, потеряли бы в её лице новую Софью Перовскую…, или... ещё какую-нибудь знаменитость.
- Ира, что ты несёшь? То, что ты сейчас говоришь… это же бред сивой кобылы! Ты, что, хочешь оправдать поступок её подлеца-родителя? - возмутился я.

- Нет. Я не хочу его оправдать. Я только хочу сказать - вся наша система выживания построена на одном Законе – Столкни с дороги ближнего своего, иначе он столкнёт тебя! А также - Прав тот, у кого больше денег!

Она, о чём-то задумавшись, немного помолчала, затем, уверенно продолжила - знаешь, это и есть Закон нашей теперешней жизни! Махровый Закон капиталистического общества…»

Я уж было собрался возмутиться Иркиными словами и привести свои контрдоводы, но не успел, ситуация на дороге резко изменилась, и я возмущённо закричал - «Ах, ты зараза, сволочь, куда прёшь?!»

Расшвыривая ряды автомобилей, мчался, обогнав нас на большой скорости, белоснежно-серебристый  Мерседес в сопровождении чёрного джипа, битком набитого, упитанными мордами охранников. Встречные автомобили, освобождая ему дорогу, шарахались от него, как от чумного.

И критические слова против Иркиных рассуждений, так и застыли у меня между зубов, не успев вырваться на волю.

В салоне застыла тишина. Я погрузился в свои мысли. В голову лезло всякое: в основном, об упущенных возможностях. Мы не узнали, кто заплатил Долбне за лжесвидетельство и, как мы сможем найти этого «кто».

Насторожило меня также появление на сцене водителя директора фирмы «Амплитуда». Он-то каким образом может быть знаком с Долбнёй, или это чистая случайность в эпизоде с деньгами?

- Ирина, тебе не показалось странным знакомство нашего… свидетеля с этим… водителем джипа? – прервал я затянувшееся молчание.

- Показалось, но…, вдруг они …, - Ирина помолчала, - ничего, Лёша, мы знаем главное – причину ложных показаний свидетеля, а этого…,  его знакомого, мы в любое время достанем…

Иринка победительно посмотрела на меня, и глаза её даже как-то заблестели от боевого задора!

Я всё же засомневался, что мы легко сможем заставить признаться Долбню, по-видимому, очень уверенного в том, что никто не узнает кто его спонсор, но промолчал, чтобы не портить боевой настрой своей подруги. И, я не очень-то был уверен, что причина оговора меня кроется именно в его знакомце. Ведь может же быть ещё и кровная месть…

Меня разобрал смех.

- Ты, что смеёшься? – повернула голову Ирина.

- Да вот представил, что я для какого-то человека по имени «X», или тот же «Y» - «Кровник».

- Лёша, у тебя, случайно, головка не «Ва-ва»? - Иринка коснулась рукой моего лба. Тоже мне «Кровник», - она заливисто засмеялась. И ещё раз сквозь смех, повторила, - ну, надо же придумать такое – он «Кровник!».

- А, что? Разве такое не может быть в моём случае?

- Лёша, книжки внимательней читай. Чтобы стать «Кровником», по крайней мере так пишут, нужно, как минимум, убить человека…  - А ты, в своей жизни, кроме зайца, о котором с таким восторгом рассказывал, убил кого-нибудь?

- Не-ет, - с огорчением признался я.

- Вот видишь. Тоже мне - Кровник! - повторила она, и насмешливо скривила губы.

Убитый её доводом о моей неполноценности, как кровника, я загрустил, а загрустив, вновь задумался. Нам  предстояла сегодня ещё одна встреча, встреча с другим свидетелем.

Интересно, подумал я, нам с ним также «повезёт»? Сумеем мы добиться какого-то результата при этой встрече, или судьба-злодейка прокатит нас?

 

* * *

Ехать пришлось на другой конец Москвы, в Красногвардейский район, но утешало то, что оттуда нам было легче доехать к  моему теперешнему месту жительства - на дачу Ирины в Картино.

Этот свидетель жил на улице Гурьевской, недалеко от МКАД,  и Ирина, вырвавшись из автомобильной пробки, прибавила газу и помчалась по Каширскому шоссе с ветерком, заботясь лишь об одном, чтобы, избави нас Бог, не напороться на ГИБДДешников.

Но, как видно, сегодня был не их день, потому что, встречные водители не подмигивали нам фарами, предупреждая, об засевших в кустах, или спрятавшихся по за углами, ГИБДДешниках с радарами в руках.

Увы, увы, увы! Нужного нам человека не оказалось дома. Открывшая дверь напротив, соседка, с годовалым ребёнком на руках, сказала, что видела в окно, как сосед, его жена и их двое детей, закрепив лыжи на крыше автомобиля, куда-то укатили.

На Иринин вопрос - какие они, её соседи?  Она вначале, казалось, не поняла её, а затем равнодушно произнесла - соседи, как соседи, и добавила - обыкновенные. 

Возвращения этой семьи с прогулки не было смысла ждать. Не сидеть же до вечера в машине, и надеяться на «удачу». Так можно чёрт знает, сколько просидеть, а потом всё равно уехать не солоно хлебавши! Может быть, у них зимний отпуск, и они останутся на даче, если, конечно, она у них есть. А может, они поехали в деревню к своим родителям…

- Этих «а, может» набиралось с десяток, не меньше, и все они имели право на существование.

После краткого диалога с обсуждением ситуации, мы решили поехать домой, то есть, на дачу в Картино, с обещанием завтра вечером вернуться сюда, а день посвятить ещё одному «Штрейкбрехеру» из бывших моих заказчиков.

 

* * *

«Штрейкбрехером» был розовощёкий, пухленький и подвижный крепыш с короткими ручками и толстенькими, как сосиски, пальцами. Я его очень хорошо помню. Даже помню, как он четыре года назад вкатился на своих коротеньких ножках в мой кабинет, плюхнулся в кресло и, вытирая большим носовым платком в полосочку и розой посредине, блестящую свою лысину, отдуваясь, представился - «Здравствуйте, я Мандельштам Иосиф Яковлевич». И, сразу же, хитренько улыбаясь, весело договорил - «Не подумайте чего такого - я в родственники Великому Поэту не набиваюсь, случайное совпадение».

И вот, сейчас, увидев его взгляд, насмешливый и дерзкий одновременно, я понял, что поступил, мягко говоря, несколько  необдуманно. Дома я бегло ознакомился с копией договора и последнюю страницу с подписями и печатями вообще не стал смотреть, а теперь пожинал «плоды» своего неблагоразумия.

Я казнил себя за неподготовленность к разговору, но время и прошлое вспять не повернёшь: я уже находился у него в кабинете, а он изучающе сверлил меня  и Ирину, особенно Ирину, карими глазками-буравчиками.

Он, владелец сети магазинов одежды, заключал с нами договора уже в течение трёх лет, а если считать время моего заключения, то почти четырёх. По его поведению  невозможно было определить, знакомо моё лицо ему или нет, но я очень хорошо знал - мой бывший заказчик большой шельмец, и его голыми руками за жабры не возьмёшь.

Поэтому, я постарался сесть так, чтобы моё лицо как можно дольше оставалось в тени и, по этой же причине, я поставил стул для Ирины чуть выдвинув его вперёд, чтобы большую часть времени, он любовался её красотой, а мне поменьше уделял внимания.

Ирина прекрасно знала, что её лицо и соблазнительная фигурка действовали на мужской пол неотразимо, и умела, в случае необходимости, ну, такой как сейчас, например,  этим воспользоваться. Ирина, по моему несколько растерянному виду, быстро сообразила, что весь разговор придётся вести ей.

Она, не теряя времени, представилась корреспондентом Дома писателей, надеясь, что не все люди разбираются в обязанностях менеджера этого, несколько необычного «Дома» и, кивнув головой в мою сторону, представила меня, как стажёра, и при этом сразу же мило улыбнулась Иосифу Яковлевичу.

Улыбка подействовала. Мандельштам даже не раскрыл её удостоверение, а сразу же, сладко улыбаясь и часто плотоядно облизывая губы, сладчайшим, как патока, голосом, заговорил:

- Я рад, я очень рад, что такая девушка, как вы, соизволила посетить мой скромный офис. Только скажите, какой подвиг я должен совершить, чтобы заслужить возможность поцеловать вашу ручку?

Он даже сделал попытку подняться с кресла, но увидев, как Ирина чуть поморщилась, мгновенно перестроился.

Вот гусь лапчатый, мелькнула мысль у меня, вот прохиндей! - вы только посмотрите на него, настоящий хамелеон. Как он быстро уловил Иркино недовольство и тут же перестроился, пси-хо-лог! Пожалуй, хорошо, что я не сел у него на виду, а то неизвестно, чем бы наше посещение этого хитреца, закончилось.

…Я, надеюсь, вы простите меня за мою глупую шутку, не останавливаясь, продолжил он, - Вы так прекрасны, что, увидев Вас, я сразу поглупел…

И не дав Ирине произнести хоть слово, нажал на кнопку селектора и уже совершенно другим, со стальными нотками, голосом, приказал: «Любовь Михайловна, принесите нам три, он выжидательно посмотрел на Ирину…

- Чай, пожалуйста, зелёный, без сахара, - кокетливо произнесла она.

...три чая, зелёных два…, без сахара, мне, как всегда.

Не прошло и минуты, как в кабинет вошла его секретарша, а перед нами появился разнос с тремя чашками чаю и вазочка с вареньем, и отдельно, на блюдечке, несколько ржаных сухариков.

Смотри-ка ты, как вышколил секретаря, восхитился я её расторопностью.

Отхлебнув глоток чаю, Ирина похвалила его вкус и аромат, чем вызвала на лице Иосифа Яковлевича довольную улыбку. И он, мгновенно подхватив её тон, не преминул возможностью похвастаться своей секретаршей: «Она такая молодец, всё на лету схватывает…. Это я научил её правильно заваривать чай».

Вот те раз. Я думал, он только секретаря похвалит, а он быстренько себя пристроил к чайному делу - мол, если бы не я, не пробовать бы вам такого чая… - Ну, жук!

Ирина, как бы соглашаясь с его словами, утвердительно покивала головой, затем, достала из сумочки сломанный диктофон - этот атрибут любого журналиста  (Иркино увлечение юности, давно валявшееся у них на даче), и приступила к разговору: начав с того, что их руководство поручило ей написать несколько статей о наших московских торговых домах. Она сама, неоднократно пользовалась услугами сети магазинов господина Мандельштама, и ей они понравились. В связи с этим не мог бы господин…

- Иосиф, пожалуйста, обращайтесь ко мне по-дружески, если вас не затруднит. Просто Иосиф.

…Иосиф, - Ирина послала в его сторону одну из своих лучезарных улыбок, бьющих наповал, как «Ижевка» дуплетом, и продолжила, - ответить на несколько моих простеньких вопросов?

- Оо-о! Конечно, конечно, - с готовностью ответил владелец сети магазинов. Всегда, пожалуйста, особенно…, - он многозначительно примолк, заглядывая Ирине в глаза, - для прекрасных дам…

Но, по-видимому, вспомнив, что это не тот случай, примолк, лишь улыбка осталась на его розовых лоснящихся щеках, да глаза-буравчики продолжали раздевать и ласково поглаживать Ирину.

…Сейчас я включу диктофон, вошла в роль Ирка, и вы кратенько будете отвечать на мои вопросы. Это будет… что-то, вроде… блиц-интервью. 

- Вы готовы? – она вопросительно посмотрела на хозяина сети магазинов…

Он сделал глубокий кивок головой, как-бы молчаливо показывающий его восхищение, даже преклонение перед ней, вроде – Оо-о! для Вас, прекрасная дама, всё, что угодно!

… и, продолжила:

- Тогда приступим, с Вашего позволения.

Он ещё покивал головой.

- Скажите, господин Мандельштам, как давно вы являетесь владельцем торговой сети?

- Вот уже двенадцать лет…. Двенадцать лет, - повторил он, выделив чуть повышенным тоном двенадцать, - с тех пор как мой дорогой родитель передал мне её в управление…

- То есть, вы, как-бы, продолжатель семейной традиции?

- Можно и так сказать…, можно и так сказать, – и довольная улыбка легла на его лицо.

- С какими производителями вы поддерживаете контакт, а если проще, кто ваши поставщики?

- Ооо, госпожа Евлахова, у нас много, очень много поставщиков, но я не хотел бы афишировать свои связи…

- Я же не прошу вас называть конкретных поставщиков, назовите города или страны.

- Хорошо, это можно, это я сейчас…

Он перевёл взгляд на потолок, словно на нём был каталог с его поставщиками.

…И так… Мы завозим товар из Италии, Англии…

- А наши поставщики, столичные, - невежливо перебила его Ирина, - есть такие, которые… производят хороший товар..., не хуже, чем заграница?

- Да, да, конечно, есть!

- Вы не могли бы назвать их?

- Я бы…

Ирка решила пойти ва-банк! Так  я понял последние её вопросы. Наверно ей надоело быть под прицелом его «масляных» глазок и плотоядной улыбки бабника.

- Скажите, господин Мандельштам, вы патриот России?

Директор сети магазинов растерялся. Он, наверное, не ожидал такого вопроса, и сейчас лихорадочно соображал, что кроется за ним, не ловушка ли это? Но вопрос задан, и журналистка ждёт ответа с включённым диктофоном. Чем дольше затянется пауза, тем хуже для него…

- Не понимаю вашего вопроса, но я отвечу – Да, я истинный патриот России!

- Тогда скажите, господин Мандельштам, с кем из столичных производителей вы поддерживаете контакт, - повторила она вопрос.

Иосиф Яковлевич заёрзал в кресле, не зная, что предпринять: один и тот же вопрос задан дважды, и не ответить на него невозможно… - Вот, чёртова журналистка, наверное, подумал он, и его глаза из масляно-раздевающих, вновь стали колючими.

Я всё это читал у него на лице, как в раскрытой книге. Молодец Ирка, так его! – порадовался я за свою подругу. А то у меня уже кулаки чесались, так нестерпимо хотелось съездить по его упитанной, сальной роже.

- Мы… плотно сотрудничаем с фирмой… «Амплитуда».

- Но, простите, по моим данным у вас контракт на десять лет с фирмой «Эврика»?

- Фирма разорилась... и, мы... расторгли контракт.

Глаза его, как у провинившегося школьника забегали.

- Как так, у меня совершенно другие сведения! – она достала из сумочки блокнот и, демонстративно постукивая по первой же открывшейся странице пальчиком с розовым ноготком, заглянула в него. - Вот, у меня записано, фирма начала разоряться после того как вы, «Патриот России» и ещё несколько таких же «Патриотов», понеся огромные убытки, в одностороннем порядке разорвали контракт с ней. А, вот, пожалуйста,  дальше…

Ирка жёстко, это она тоже умела, смотря прямо в глаза Иосифу Яковлевичу, продолжила - дождавшись, когда фирму обанкротят, буквально через месяц, Вы, и другие «патриоты», вновь заключили контракт с той же фирмой, но под другим названием.

Зачем, вы это сделали, господин Мандельштам, или вы сделали это по чьей-то указке?

Даа, плохи твои дела бывший компаньон-предатель, подумал я, когда увидел его побледневшее лицо. От Иринки запросто так не отделаешься, по себе знаю. Вляпался ты, голубчик, по самые помидоры! Как теперь выкрутишься, а?

И я с интересом продолжил наблюдать за разыгравшейся передо мной баталией.

В кабинете повисло напряжённое молчание.

Ирина, взяв чашечку с чаем, сделала глоток, и вновь посмотрела на бледного, покрывшегося потом, директора.

- Понимаете, господин Мандельштам, нам всё известно, понимаете – всё! И, если вы не хотите, чтобы о ваших нечистоплотных делах узнала вся Россия (последствия нашей публикации для вас смерти подобно), рассказывайте, очищайте свою душу признанием.

На месте директора, конечно, если бы я был на его месте, то послал бы, куда подальше журналистку и её стажёра, и сказал бы - «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю, всё это происки моих врагов-конкурентов». Но он не сделал этого.

То ли испугался разоблачения, и вытекающего отсюда, как следствие - потери имиджа честного дельца, то ли его совесть замучила, но он вдруг потерял свой вид ухаря-сердцееда и, постоянно вытирая платком покрытое  потом лицо, стал оправдываться.

- Пообещайте, что ни одной строчки обо мне не попадёт в газеты, и я вам всё расскажу, как на духу..., честное слово.

Уж, во всяком случае это, Ирина могла пообещать ему твёрдо. И она пообещала, и для пущей убедительности выключила диктофон и убрала его в сумочку.

 

* * *

Ничего нового мы не узнали. Всё тот же шантаж, как и с директором театра, только с небольшими вариациями.

Из его рассказа мы узнали, что несколько месяцев назад к нему явились двое мужчин-здоровяков, как теперь говорят – «качков» и потребовали, чтобы он разорвал контракт с «Эврикой». Взамен пообещали оплатить ему неустойку, но тут же пригрозили, если он этого не сделает, все его магазины «неожиданно», из-за нарушений пожарной безопасности, начнут гореть…

Ну, что я мог поделать в такой ситуации? – спросил он, заглядывая нам в глаза с видом приговорённого к смерти. Я…, я согласился - понурил он "грешную" голову.

Ну, артист! – восхитился я игрой, а может это, действительно, была не игра Иосифа Яковлевича?

- И, что? Они выполнили своё обещание? – поинтересовался я.

- Как вам сказать… Неустойку они оплатили, но потребовали, чтобы я заключил, на тех же условиях, договор с фирмой «Амплитуда».

- И, вы?..

- Заключил, - он виновато посмотрел на Ирину. - А вы бы, как поступили на моём месте? - загорячился он. Наши магазины - плод всей жизни нашей семьи, наших нервов, нашего здоровья…

Я поверил ему. Тяжело терять нажитое своим тяжким трудом, своими нервами, своими ночами без сна…

- То есть, в результате всей этой махинации вы ничего не потеряли? – подытожила его откровения Ирина.

- Не потерял… финансово, а вот морально…, душевно… Я каждое утро просыпаюсь в страхе, что они ещё что-нибудь потребуют от меня, и будут требовать, требовать, требовать, до бесконечности… Я попал в капкан!

- Обратились бы за помощью в полицию.

- Не мог. Они сразу пригрозили, если обращусь за помощью к кому-либо, мне конец!

Я видел, его не терзала совесть за беспардонно подставленного своего давнего партнёра, не терзала за то, что подвёл фирму под банкротство. Но, одновременно, я понимал его, понимал, что «Своя рубашка ближе к телу», и при  сложившихся для него обстоятельствах, он не мог поступить иначе…

Вот времена! - вздохнув, подумал я, и спохватился – вот идиот, а показать фотографии?

Быстро достав из кармана три фотографии, положил их на стол и спросил, вы кого-нибудь из них узнаёте?

Иосиф Яковлевич вначале посмотрел на меня, затем, беря в руки по одной, стал всматриваться в изображения на фото.

Я видел, он чуть вздрогнул! Он узнал кого-то! А, возможно, и всех, но колебался и, наверное, сейчас у него в голове была одна единственная мысль – а не будет ли мне хуже, если признаюсь?

- Так узнали вы кого-нибудь на этих фотографиях? И, чтобы не дать ему возможности уйти от прямого ответа на поставленный вопрос, я добавил, - я же вижу, узнали.

Тяжело вздохнув, он показал на фотографии директора «Амплитуды» и его водителя: вот эти, двое…, они были у меня и… угрожали.

- А, скажите, когда вы подписывали договор…, вернее, кто подписал договор со стороны фирмы?

- Вот он, - Иосиф Яковлевич показал на фотографию исполнительного директора.

Я вопросительно посмотрел на директора сети.

- Что вы на меня так смотрите? Да, я сразу узнал его по фотографии. В тот день, когда они пришли ко мне, я понял, что ввязался в скверную историю, но куда же мне было деваться? Куда? - я вас спрашиваю.

Да, деваться ему, действительно, было некуда и я, соглашаясь с ним, утвердительно кивнул головой.

Уже прощаясь, я задал ему давно волновавший меня вопрос: «Скажите, вы слышали, что случилось с руководством фирмы «Эврика»?

- Слышал, что Иваницкий убил своего совладельца и сейчас в тюрьме.

- Как вы думаете, он, действительно, мог это сделать? Только откровенно!

Немного подумав, Иосиф Яковлевич, нахмурившись, ответил: «Думаю, нет. Не тот он человек, чтобы совершить зло. Думаю, его подставили…»

- Кто?

- Возможно, те же, что заставили меня расторгнуть контракт.

- Вы не боитесь это говорить?

- Боюсь. Но… вы же обещали…

- Мы сдержим своё слово!

 

Похищение Ирки

… Ира, может, мы заедем к нему на рынок, предложил я, продолжая наш разговор - у него, согласно твоей записи, палатка с пальто и шубами на рынке в Лужниках. Сейчас он всё равно не дома, посмотри который час, а нам по пути.

- Выдумываешь всё. Постояли бы у дома, подумаешь час-полтора.

- А, вдруг он задержится или ещё что?

- Да никуда твой свидетель не денется, успокойся.

- Нет, давай всё-таки заедем.

- Да, пожалуйста, - обиделась Ирка на мою настойчивость.

- Ир, будь добра, не обижайся.... Ты фотоаппарат не забыла взять?

- Не забыла, - всё ещё обиженно буркнула она в ответ.

- Вот и хорошо, - успокаивающе проговорил я, и стал смотреть на Ирину.

- Алексей Игоревич, прекратите так невежливо «пялиться» на меня. – Я, вам что, картина Крамского – «Неизвестная»?

- Что ты Ируся, ты красивее её, и я любуюсь тобой.

- Алексей Игоревич, вы меня своими смотринами отвлекаете, я могу нарушить Правила дорожного движения.

- Жадюга! Уж и посмотреть на неё нельзя, - понарошку обиделся я.

- Приедем домой и, пожалуйста, смотрите сколько Вам угодно, а сейчас – ни-ни!

- Ладно, уж, - притворно вздохнув, согласился я, - буду пялиться на прохожих девушек.

- На кого ты будешь пялиться?! – мгновенно взвилась она. Я тебе покажу «Кузькину мать», как пялиться на прохожих девушек, дай только добраться до рынка. Ишь, выдумал чего!
   Я разулыбался во весь рот. Мне, кажется, что у меня, от моей широкой улыбки, все зубы вылезли наружу.

- Ты, не очень-то, ты не гони машину, будь поосторожней, а то не сможешь показать «Кузькину мать», съёрничал я.

- Ну, всё, Лёшенька, моё терпение лопнуло и Ирка, шлёпнула меня по макушке.

- Ой! Ой! Ой! - притворно запричитал я, - разве можно бить влюблённого мужчину, да ещё по его мыслительному аппарату!

- Будешь знать, как на других девушек заглядываться. – Ты посмотри, они же от тебя, Лёшенька, как чёрт от ладана, шарахаются!

- Это почему же? – оскорбился я.

- Они, Лёшенька, как увидят твою разбойничью бороду, так сразу и шарахаются.

- Ты же, Ирусь, не шарахаешься.

- Ну, куда мне, бедной сиротинушке деваться от твоей бороды? Приходится терпеть, да и попривыкла я. Уже не так по ночам пугаюсь – отомстила она мне.

А, через минуту-другую Ирка припарковала машину на освободившееся место, и мы пошли по рядам.

- Лёш, а ты его узнаешь?

- Узнаю. Я этого «шибздика» на всю жизнь запомнил, - сказал я сердито.

- Что, такой мелкий?

- Метр с кепкой и то, если подпрыгнет.

- Русский или кавказец?

- Похоже русский, чтоб ему пусто было! Такая… сволочь, прости меня Господи!

Мы прошли и просмотрели уже пять рядов, когда Ирина придержала меня за рукав.

- Лёш, посмотри вот туда, - кивнула она на очередной ряд лотков, - никого не узнаёшь?

Как его было не узнать! - Во всей своей могучей силе, стоял знакомый нам водитель джипа, а рядом с ним невысокий, худощавый человечек, которого я искал.

– Это он, - прошептал я, - мой враг!

Они мирно беседовали, похлопывая друг друга руками. Свидетель, по документам – Виктор Викторович Козлов, после каких-то слов шофёра, заразительно рассмеялся, и даже хлопнул себя по тощим ляжкам. По-видимому, они «травили» анекдоты.

Мы постарались подойти поближе. Ирка, так вообще, почти за спиной «слона» остановилась, а я, чуть в стороне, не рискнул подходить ближе из боязни быть узнанным.

Борода, бородой, а всё же лучше поостеречься, решил я, и правильно сделал, потому  что «продавец», вероятно, что-то почувствовал в моём, брошенном на него косом взгляде, и пристально посмотрел в мою сторону.

А, может, это мои напряжённые нервы сыграли со мной такую шутку, и он посмотрел не на меня, а на мою окладистую бороду, из любопытства.

Через минуту они стали прощаться. Шофёр, обхватив своей могучей лапищей его тощую ладошку, энергично встряхнул её и пророкотал - «Не боись Витёк, мы твоего соперника быстро в надлежащее чувство приведём! Придётся ему отсюдова убраться» и, повторив - «не боись, братела!» -  как корабль морские волны, разрезая своим могучим торсом толпу, двинулся на выход.

Я не понял, то ли этот сморчок, действительно его брат, то ли он его назвал так по воровскому сленгу, типа – кореш, друг. Ну, да ладно, потом разберёмся, решил я, а сейчас…, я даже рот открыл от удивления. Неужели моя Ирка на самом деле такая? Она, как то вдруг, перевоплотилась в привередливую покупательницу:

 - Молодой человек, покажите мне вот ту шубку, а затем, скривившись, словно ей в рот попала кислая ягода, показала на пальто…

И, так, до бесконечности…

У меня от её - «Покажите, подайте, разверните», и придиркам, вроде - «Здесь пуговицы маленькие, а эти, видите…» - и она совала под нос продавцу очередное пальто. Он пытался что-то ответить, но она, не дав ему рта раскрыть, опять начинала… - «видите, они по цвету не подходят?!» - закружилась голова.

Бедный, пожалел я его, да тут свихнуться можно! Две, три, таких покупательницы и можно скорую помощь вызывать, чтобы довезти продавца до психушки.

Вокруг продавца и капризно-дотошной покупательницы стала собираться толпа зевак, желающих досмотреть «спектакль» до конца.

У «маломерка» от бессильной ярости мелко подрагивали пальцы, а лицо, несмотря на пятнадцатиградусный мороз, покрылось потом.

Насладившись местью «по-женски» за своего возлюбленного, так она мне потом объяснила свой поступок, Ирка оставила его и, гордо подняв голову, всё же на прощанье решила добить замороченного продавца. Она издевательски вежливо посоветовала ему: «Молодой человек, нужно продавать хороший товар, а не эти обноски!»

Толпа засмеялась, а бедный, окончательно затурканный продавец, загнанно смотря на собравшихся вокруг людей, старался доказать, что его товар не худшего качества, и что он даже лучше, чем у других, и что он сам ездит и отбирает товар…

Я, чуть поотстав, последовал за Ириной к машине.

Уже сидя в салоне мазды, я посмотрел на неё и, чуть назидательно произнёс: «И надо было тебе светиться перед ним. Теперь тебе нельзя идти к нему со мной».

- Лёша, ты видел, как он извивался, - всё ещё переживая свой триумф, злопамятно проговорила Ирка, - а, ехать к нему нет смысла…

- То есть? Почему это? – растерялся я от её слов.

- А, потому, мой дорогой, что ничего нового мы не узнаем. Ты был прав, когда заподозрил директора «Амплитуды» и его водителя в соучастии преступления. А… этот, недомерок, я в этом твёрдо уверена, брат водилы, и действовал он, или по его просьбе или по чьей-то указке, но всё равно через брата. - Так, что, дорогой, не стоит с ним нервы портить.

- И, что же ты предлагаешь? Что-то я тебя не совсем понимаю. Ты, предлагаешь отказаться от поиска главного виновника?

- Отнюдь. Я предлагаю полностью переключиться на директора и его шофёра. Будем плотно следить за ними, не оставляя их ни на одну минуту.

- То есть, ты отказываешься от своих прежних слов, и предлагаешь вернуться к моему варианту – я тебя правильно понял? Ты предлагаешь вернуться к варианту, от которого ты, не более, как неделю назад, категорически отказалась! – от изумления я даже развёл руки в стороны.

- Лёша, я же сказала, что была не права, и к тому же, извинилась.

- Ин-те-рес-но, и когда бы это вы, Мадам, соизволили извиниться? Что-то я не слышал Ваших извинений.

- Алексей, не будь таким занудой, тебе это совершенно не идёт. И, пожалуйста, не цепляйся к словам.

- Ладно, проехали.

- Завтра с утра, встречаемся у твоей фирмы…

- То есть? – Объясни, за ради Бога, а то я что-то не совсем понял. – Я, что, должен сам, своим ходом, пешедралом, добираться до «Амплитуды»?

- Да, нет же. Вот бестолковый. – Мы, то есть я и ты, встречаемся у «Амплитуды» с твоими подозреваемыми. Чего тут непонятного Алексей? Ты не дал мне закончить предложение.
   - Ааа… теперь понял. – Я только с виду дурак, дураком, а так-то, бываю иногда очень даже сообразительным, - съёрничал я, и скорчил гримасу полного дебила.

- Лёшка, прекрати, а то, я тоже перестану быть серьёзной, тебе назло.

 

* * *

Уже четыре дня мы колесили по Москве, следуя за передвижениями чёрного джипа. Где только не побывали. А сегодня мы расположились в Плотниковом переулке, метрах в пятидесяти от входа в ресторан. Ирка даже в ресторан за ними рванула, но её дальше раздевалки не пустили. Всё же она через стекло двери, скрытно, как ей казалось, сумела несколько раз щёлкнуть фотоаппаратом, но тут же была задержана двумя секьюрити.

Вернувшись в машину минут через двадцать, она со смехом стала рассказывать, как молодые, прилично одетые парни, схватив её за руки, повели в комнату охраны и там учинили ей форменный допрос. Но я была на высоте, Алексей, честное благородное слово! – похвасталась она. Я им такую жалостливую, душещипательную историю выдала, пальчики оближешь. Я разыграла роль жены жестоко обманутой подлецом мужем, и так вошла в роль, что даже плакала по-настоящему.

- Хотелось бы знать, у тебя что, уже есть пример из собственной жизни? – пытливо посмотрел я на неё.

- Лёшенька, не придумывай, ты же у меня первым был… - Неужели забыл? -
и так взглянула на меня, что у меня сразу появилось желание поскорее забраться в койку вместе с ней. Ну, вот прямо сейчас, и не мгновением позже.

Чтобы избавиться от наваждения, я поскорее отвёл от неё взгляд и нахмурился.

- Не забыл — пробурчал я. Только откуда такие способности?

- Да, ну тебя, как маленький, ей-богу. Разве до сих пор не догадывался, что у любой женщины талант актрисы с детских лет заложен, а слёзы рядом, только вспомни о них?

- Ааа, теперь понял. Как только ты начнёшь слёзы лить или ругаться, значит это всё неправда, значит, это ты свой артистический талант на мне испытываешь…

- Не очень-то остроумно, Алексей. Смотри — обижусь!

- Не буду, не буду. Прости!

- Так-то лучше. – Слушай дальше:

Ну, они, увидев безутешную, горем убитую женщину, даже предложили вкрутить мозги моему неверному подлецу-мужу. Так, где-нибудь в тёмном углу. Я, конечно, натурально испугалась, стала просить не делать этого, еле уговорила. У них, у самих от безделья кулаки чесались, а тут я, со своими слезами. Вот у них и взыграло «ретивое» – вчетвером поучить одного уму-разуму.

- Ты хоть что-нибудь увидела, пока тебя не засекли?

- Конечно. Я же тебе сказала, не только увидела, но и успела сфотикать. – Расположились они, голубчики, втроём  – директор, водитель и его брат-недомерок за богато сервированным столом….

Слушай, Лёш, давай мы тоже сходим, а? Я так давно в ресторане не была. Хочется вкусненько покушать, чтобы ты за мной красиво поухаживал, потанцевать… там, через дверь я слышала - прелесть, что за музыка играла…

- Ира, не отвлекайся…. Сейчас у нас дела поважнее, не ресторанные.

- Жаль, - вздохнула она, - а, так хочется…

- Ириш, разгребёмся с этим делом, я тебя обязательно в ресторан свожу и, не один раз.

- Скорее бы…

- Ира, ты что, устала?

- Да, нет. Страшно мне как-то, да и боюсь я за тебя..., и за себя…. нуу… самую малость.

- Ага, за себя, значит, тоже боишься?

- А, как же! И за себя боюсь, - вновь вздохнула она.

- Ируська, не вздыхай, всё у нас будет - О,кэй!

Достав из сумки на заднем сидении старенький термос с чаем и пару бутербродов, их Ирка здорово готовила по своему рецепту, я предложил ей пожевать…

На даче, сидя за обеденным столом, мне нравилось смотреть, как она аккуратненько разрежет булочку пополам, поджарит прямо на конфорке электроплиты по разрезу, положит листик салата, затем пласт докторской или любительской колбаски, а сверху веточку зелёного укропа с петрушкой и всё это накроет второй половинкой поджаренной булочки – объедение!

Поболтав термос, я понял – в нём, кроме заварки, не осталось чая даже на половину стакана. Вопросительно посмотрел на Ирину, что она скажет?

- Сходи, если не трудно, в ресторан, попробуй купить у них, если не чая, то кофе, в общем, чего-нибудь горячего. Не будем же мы всухомятку бутерброды жевать, - попросила Ирка.

Пробравшись в ресторанную кухню я, кое-как выпросив чаю, хоть и по ресторанной цене, вышел в вестибюль и через дверное стекло увидел, как моя Ирка отбивается от двух мужиков, а рядом с её машиной стоит серебристый Мерседес.

Крикнув:

- Ирка!!

Можно подумать, что она услышит меня через дверь. Я, позабыв обо всём на свете, кинулся на улицу. За мной, сообразив, в чём дело, бросились оба секьюрити, но ни я, ни они не успели.

Мерседес, фыркнув выхлопными газами и мигнув задними фонарями, умчался прочь.
   Отшвырнув термос на тротуар, я помчался за ними вдогонку, но куда там!

Развернувшись, и чуть не упав, я бросился к Иркиной машине, вскочил в кабину: на моё счастье, двигатель запустился сразу же, и я, утопив педаль газа до самого пола, помчался за мерседесом! Оба секьюрити остались на дороге, я же, боясь на кого-нибудь наехать или столкнуться с другой машиной, нажимал и нажимал на педаль газа.

Послушная «Мазда» вела себя прилично, казалось, она чувствовала, что с её хозяйкой произошла неприятность, и потому, мгновенно реагировала на малейшее моё желание.

Наконец показался серебристый «Мерседес» с затемнёнными стёклами. Я, не упуская из виду дорогу, одним глазом пытался проникнуть внутрь салона.

Ничего не рассмотрев, прибавил оборотов двигателя и, лавируя между машинами, пошёл на обгон.

Отчаянно сигналя, я попытался остановить Мерседес, но он, резко прибавив скорость, оторвался от меня.

Вновь началась игра в «Догони меня».

Нарушая все мыслимые и немыслимые Правила дорожного движения, мы мчались рядом, почти прижавшись, друг к другу, как сиамские близнецы, а встречные автомобили, резво уступали нам дорогу.

Проскочив пять перекрёстков, по чистой случайности никого не угробив, не разбившись сам, Мерседес сбавил скорость и, наполовину выскочив на тротуар, остановился.

Проскочив вперёд, я поставил  машину поперёк дороги, выскочил из машины и, рванув дверцу мерседеса на себя, крикнул: «Ира, ты здесь?! С тобой всё нормально?!»

В салоне, кроме водителя, никого не было. Меня обманули, или я сам обманулся. О, Господи! - всё это время я гнался не за той машиной, а нужная мне, в это время увозила Ирку в неизвестном направлении!

Только сейчас я обратил внимание на водителя. За рулём сидела красивая девушка, но, как я успел заметить, на её лице было слишком много макияжа. От неё чуть пахло спиртным, а глаза блестели неестественным блеском. Такой блеск бывает у людей находящихся под воздействием наркотиков, догадался я.

Равнодушно окинув меня взглядом, она дотянулась до пачки сигарет,  и вялым, каким-то заторможенным голосом, попросила меня дать ей огня. Ответив, что не курю, я уж собрался было с досадой захлопнуть  дверцу, но что-то знакомое мелькнуло в очертаниях её лица.

Освещённое уличным фонарём, оно было больше похоже на раскрашенную маску, чем на обыкновенное лицо, но всё равно, оно кого-то напоминало мне. Приглядевшись внимательнее, я вспомнил её – Виктория! Моя бывшая подружка, с которой я расстался месяца за три до встречи с Ириной, года полтора назад.

Вот так встреча! Боже мой, на кого она стала похожа, во что превратилась…. Не лицо, а маска, не человек, а мумия, проспиртованная и напичканная наркотиками, мумия.

Первым моим порывом было, встряхнуть её и спросить: «Вика, ты разве не узнаёшь меня?», но он быстро прошёл, как только я вспомнил, что не должен этого делать – я в бегах, и лучше всего, раз она не узнала меня, не раскрывать своё инкогнито. Ещё неизвестно, как она отреагирует на моё неожиданное появление перед ней, и знает ли она, что меня судили за убийство, а если знает, то не испугает ли её моё  появление, да ещё с разбойничьей бородой на лице?

Итак, гонки на улице устроила находящаяся под «кайфом», и ничего не соображающая Виктория, а я  гнался за давно ушедшим и почти позабытым, прошлым.

Осторожно прикрыв дверь мерседеса, я вернулся в свою машину. Она мешала движению других автомобилей, и до меня доносились не очень-то лицеприятные отзывы обо мне, как о водителе и человеке. Я прижал мазду к тротуару и, откинувшись на спинку сидения, задумался.

Что же мне-то  теперь делать? Ехать в полицию? Но там сразу потребуют документы, если не на машину, то уж мой паспорт,  обязательно. И, что я им скажу, что всё потерял…, тогда уж точно, посадят в обезьянник, до выяснения. А, что тут выяснять – убийца, совсем недавно совершивший побег… - ориентировки на каждом столбу висят…. Где же выход и,  где искать Ирину?

Взяли её, конечно, из-за меня…, или нет? Тогда, за что и, кто? Господи, вразуми меня!

И, он вразумил.

Через минуту я уже ехал к себе домой, вернее, на Иринину дачу в Картино. Всё равно я ничего сейчас не мог предпринять, нужно думать…, а думать, конечно, лучше у себя дома.

Дай Бог доехать на Ирининой машине до места, без встреч с ДПСниками.

 

* * *

Почти до рассвета я прошагал из угла в угол, не сомкнув глаз. Мысли неотвязно вертелись вокруг похищения Ирины, а что это похищение, я совершенно не сомневался, и только, когда краешек солнца заглянул в окно, я свалился от усталости и нервного напряжения.

Проснулся часа через три с твёрдой уверенностью, что похитили её из-за меня, и похитил не кто-нибудь, а директор «Амплитуды», то есть, конечно, не он сам, а по его приказу.

Поэтому я, быстро перекусив, вывел машину со двора и помчался к фирме, чтобы через директора или его водителя выследить, куда её отвезли и где спрятали.

Бедная девочка, казнил я себя, из-за меня она переносит такие страдания, и надо же было мне встретиться на её жизненном пути. Встретила бы хорошего парня, вышла бы замуж, и жила бы себе тихой семейной жизнью…

А, как же я? – молнией пронзила голову мысль, - я то, как? Да без Ирины я жизни себе не представляю! Зачем мне жить на свете, если в нём не будет Ирины? Нет-нет, без неё никак нельзя!

С этой, окончательно оформившейся мыслью, я и остановился  метрах в пятидесяти-семидесяти от «Амплитуды».

Глава четырнадцатая

Джип стоял на месте, водитель сидел в кабине и курил, выпуская дым в приоткрытое окно. В какое-то мгновение мне показалось, что он заметил меня в зеркало заднего вида и усмехнулся.

А, собственно, как он мог меня заметить? Я же был аккуратен, глаза ему не мозолил, так что…, и собрался было совсем уж успокоиться, но, неожиданно, совершенно другая мысль перебила мою настороженность.

Я вдруг вспомнил - уже, как дня три, я стал замечать, за нами, по пятам, следует Мерседес…, нет, не так – какой-то серебристый Мерседес стал часто попадать в поле моего зрения…. Вначале, меня это насторожило, но я ни словом не обмолвился Ирине. Я знал – немецких машин, особенно серебристых «Мерседесов», у нас в Москве хоть пруд пруди…, но… ведь что-то насторожило меня, насторожило же! Решив, что всё это мне мерещится от страха быть узнанным и задержанным, я спрятал своё наблюдение внутри себя…. И, вот, результат моей беспечности – Ирину похитили.

Целый день я следовал за джипом, но результатов – ноль. Они передвигались по давно известным мне маршрутам: Центральный офис, «мои» ателье и мастерские, пару раз – ресторан и всё. Ни одного намёка на желание поехать к месту узилища Ирины. Ни одного!

Стоп! Что-то я упустил…, но, что?

Я быстро перебрал в уме сегодняшние поездки. - Вот, нашёл! Они сегодня посетили рынок вдвоём. Прошли, не останавливаясь, мимо лотка брата водителя, затем, опять же, нигде не задерживаясь, вернулись в машину… 

- Так-так, что-то здесь не так, а что не так?- задал я себе вопрос. Всё, не так! – ответил я себе. Зачем они приезжали на рынок, и ничего, нигде не посмотрев, уехали? Да, Господи, стукнул я себя по лбу, вот «Дурная голова, половой набитая!» – лоток брата водителя в рабочий день был закрыт, и они приезжали проверить, на работе ли этот недомерок! Аа-а, может, по какой другой причине они приезжали? Поди догадайся...

К концу рабочего дня меня мутило от голода, но мне повезло. Вдруг, они выехали за МКАД и помчались…

Чёрт! Куда же их понесло, на ночь глядя? Я следовал за ними, стараясь не приближаться, но и не отставать, чтобы не потерять из виду.

С детства знакомые места проплывали в свете фар. Несколько лет подряд, когда я ещё был пионером, нас возили на автобусе в эту сторону. Не в бывший ли пионерский лагерь они едут? – ахнул я, вспомнив места, которые мы сейчас проезжали. А, что им сейчас там делать? Может быть, хотят посмотреть собственность или на природе шашлычка с водочкой употребить? Но, кто же, в здравом уме и светлой памяти, на ночь, глядя, мотается по таким делам?

Я удвоил внимание за джипом! А зря! Нужно было не только за джипом следить, но и на дорогу посматривать.

Совершенно неожиданно для меня машину потащило вправо, на обочину, и я мгновенно забурился в сугроб. Ничего не поняв, и сразу не сообразив, почему машина сама, без моего желания, оказалась на обочине дороги и в сугробе, я посмотрел вслед удаляющемуся джипу. Он, помигивая красными габаритными огнями, быстро уходил в темноту. Вот, чёрт! – ругнулся я, когда вылез из машины и увидел, что случилось, в какой переплёт я попал.

Я плотно сидел в снежном наносе на обочине дороги. В моей водительской практике уже однажды был такой случай. Правое колесо машины «зарезало» плотным снежным наносом на обочине. По-видимому, я слишком близко прижался к нему. Теперь случилось то же самое.

Плюнув в сердцах, я полез в багажник за лопатой.

Теперь уже нечего было думать о преследовании, но общее направление я всё-таки определил, а это для меня много значило. Это давало, какой-никакой, ориентир, направленность.

Через пару часов я всё же сумел выбраться и, чертыхаясь на судьбу и на своё ротозейство, покатил домой.

Джип обратно не возвращался, то ли они заночевали в пустующем лагере, то ли вернулись другой дорогой.

На следующий день я собрал берданку Захарыча, прихватил с десяток патронов и, спрятав  всё это добро за спинку заднего сидения, поехал на рынок. Моего «подопечного» опять не было, лоток был закрыт.

Убедившись в его отсутствии на рабочем месте, я направился в Зименки, куда я вчера не смог добраться. На что я надеялся? До сих пор не могу понять, но какое-то: шестое, или двадцать шестое, чувство подсказывало мне – Ирина там!

Вообще, сегодня, весь путь до бывшего пионерлагеря мне везло. Правда, в самом начале поездки я здорово перетрусил, у меня даже голова и ладони вспотели от страха.

Перед выездом на кольцевую дорогу меня остановил капитан полиции, да не один, а с двумя сержантами.

Ну, всё, решил я, попался!

Опустив стекло я, набравшись храбрости, спросил: «Вам куда, капитан?» И, угадал! Он махнул рукой вперед, и попросил подвезти их до Картамазово. Ну, во-первых, мне было по пути, во-вторых, при таких пассажирах меня вряд ли кто остановит.

Правая нога перестала мелко подрагивать, и я, облегчённо вздохнув, повёз своих случайных попутчиков.

Когда они вышли из машины, я перевёл дыхание, оказывается, весь путь я боялся дышать полной грудью.

Ещё немного проехав, повернул налево, в сторону пионерского лагеря. Интересное совпадение, подумал я, совсем недавно я убежал из лагеря, а сегодня я опять еду в лагерь…

Но, не совсем одинаковая причина заставляет меня это делать, здраво рассудил я. Там был мой побег на волю, а здесь – освобождение девушки из неволи, смотри-ка ты, опять двадцать пять - чтобы дать Ирке волю. И там свобода, и здесь – свобода. Во, как жизнь закручивает! - поскрёб я в затылке.

Не доезжая метров триста до цели, я поставил машину в более-менее широком месте, но так, чтобы со стороны лагеря её не было видно и она не мешала другим автомобилям, вдруг ещё какой-нибудь «любитель» вздумает сюда прикатить.

Пройдя чуть вперёд, я осмотрелся.

Только из четвёртого дома в ряду других, курился слабый дымок, остальные были давно заброшены. Сегодня я был одет почти так же, как в первый день моего прибытия в Москву, правда, с небольшим изменением. Под брезентовым плащом на мне была стильная куртка, а на ногах, вместо подшитых пимов, современные итальянские ботинки с высокими голенищами…. А горб был! Куда я без горба-то?!

В таком, несколько необычном виде, с ружьём за спиной я и постучал в дверь домика, из трубы которого курился дымок. Лишь на пятый или шестой стук загремел засов, и в полуоткрывшейся двери возник человек. Любопытный, на мой взгляд, человек.

Он был какой-то весь серый, как мельник обсыпанный мукой. Серая одежда, серовато-седые волосы и такого же цвета трёх, пятидневная щетина на лице, а глаза…, о глазах стоит сказать отдельно. Они у него были какие-то белёсые, в первый момент я даже не разобрался в их цвете. Конечно, они были не бледно-голубые, а… они, пожалуй, были похожи на чешую несвежей рыбы - блёкло-серые, с… лёгкой мутноватостью что ли. В них, невозможно было прочесть никаких эмоций. На меня смотрели какие-то бездушные глаза.

Волк! Ну, чистый, заматерелый волк, решил я. От такого ни сострадания, ни пощады не жди, пырнёт ножичком и не перекрестится – зверь человек!

- Дед, чего тарабанишь? – Заблудился что ли?

По-видимому, он следил за мной, когда я подходил к дому, потому что сразу назвал меня дедом. Значит, хорошо рассмотрел. Слава богу, что я перекрасил бороду – добавил ей седины.

- Понимаешь сынок, пристал я маненечко, года, знаешь ли… - Не позволишь ли отдохнуть чуток? - Меня раньше здесь завсегда пускали, знали – безобидный я человек, - стал я проситься зайти во внутрь дома.

Мне обязательно нужно было попасть внутрь, чтобы убедиться, не здесь ли держат Ирину? А, как её освобождать, я пока даже малейшего представления не имел - не было у меня плана. Как я мог заранее планировать, если ещё ничего не знал и ни в чём не был уверен. Поэтому мне и нужно было, обязательно, попасть внутрь бывшего директорского дома.

Он на какое-то мгновение заколебался. По-видимому, решал, стоит ли меня впускать в дом, и не нарушит ли он чьего–то приказа. Это так явственно читалось у него на лице, что я решил ещё чуть добавить сострадания к себе.

- Знаешь, как ноженьки устали. У меня же застарелый ревматизм, а силёнки я не подрасчитал…, года, понимаешь ли, не те. – Пусти отдохнуть, за ради Бога, век поминать в своих молитвах буду твою доброту человеческую.

- Витюха, принимай гостя, - крикнул он кому-то внутри помещения и, посторонился, пропуская меня, - тут дед пришкандыбал, просится отдохнуть…

- Тебе надо, ты и принимай, мне пофигу!

В комнате, за столом у окна, сидел Виктор Викторович Козлов собственной персоной, наш пропавший недомерок и свидетель по моему делу.   Я, конечно, надеялся, что он будет здесь, но увидев его, то ли от неожиданности, то ли ещё по какой причине, чуть вздрогнул. Он пил чай из большой фарфоровой кружки, и совершенно игнорировал моё появление в комнате.

- Можно, я вот здесь, в уголочке посижу? – говорил я, одновременно обшаривая комнату глазами, - я вам совершенно мешать не буду.

Опять раздалось равнодушное - «Мне пофигу!».

По старой памяти я знал расположение комнат в этом доме-канцелярии. Справа была жилая комната директора пионерского лагеря, слева - комната поменьше, старшего пионервожатого.

В какой комнате может находиться Ирина? И вообще, здесь ли она? Может, я здорово ошибаюсь в этих людях, и они к похищению моей подруги никакого отношения не имеют? Как проверить? Не будешь же в присутствии этих двоих и, как я заметил, под пристальным взглядом впустившего меня, открывать поочерёдно двери комнат и заглядывать вовнутрь.

Бессознательно, я расположил стул прямо у двери комнаты директора и, снимая берданку со спины, нечаянно запутался в плаще.

Вот тут-то и случился со мной конфуз: я потерял равновесие и, чтобы не упасть, ухватился за ручку двери, нажал на неё, и дверь открылась. В комнате никого не было!

Ошеломлённый падением я, глупо моргая, стал подниматься. Остановившийся у входной двери «серый» человек, сделав пару-тройку широких шагов, подошёл ко мне и помог встать. Усадив на стул он, пристально взглянув мне в глаза, прошипел: «Ты, что дед, больной?»

Нужно было как-то выкручиваться из этого конфуза, и я пробормотал первое, что мне пришло в голову - «извините, что-то голова закружилась. Простите великодушно старика».

Виктор  Козлов на мгновение прервал чаепитие, окинул меня взглядом, отвернулся и, неожиданно вновь повернулся ко мне. В его взгляде промелькнуло: узнавание? Сомнение?

Промелькнуло всё то, что присуще человеку, вроде бы что-то вспомнившему, то есть, вся та гамма эмоций, что предшествует разоблачению другого человека…

Я напрягся в предчувствии провала своей миссии. Но он, слава Богу, кажется, не узнал меня. Ещё раз, пристально окинув меня взглядом, покачал в сомнении головой, затем, всё ещё сомневаясь, опять пару раз качнул головой и, отвернувшись от меня, обратился к «серому человеку»: «Слушай, Серый, когда обещал приехать Куприян? А-то мне уже до чёртиков надоело здесь торчать, торговля завалится.

Серый укоризненно покачал головой:

- Ты, Козёл, сначала, с этим «товаром» разделайся, - кивнул он на другую закрытую дверь, - а потом будешь вякать про свой товар.

- И нафига я с вами связался, - раздражённо пробормотал Козлов.

- Раньше надо было думать. Ты лучше скажи спасибо своему братану, это он с Куприяном тебя из финансовой кабалы вытащил, забыл, что ли?

Я насторожился - о каком это товаре заговорил Серый? Не об Ирине ли, случайно? Как бы мне хоть одним глазком заглянуть в комнату пионервожатого…

Второй раз не упадёшь от слабости, такой номер не пройдёт, сразу догадаются, что дело не чисто, стал прикидывать я. Этот… Серый… прирежет не задумываясь. Правда, у меня есть ружьё, заряженное, но справлюсь ли я, одновременно, с двумя?

Одолеваемый сомнениями, я сидел, а время шло. Скоро будет уже неудобно пользоваться «гостеприимством» Серого – посидеть, отдохнуть. Нужно будет уходить.

Помог мне, и совершенно неожиданно, курьёзный случай, произошедший с Козловым.

Как уж он умудрился смахнуть со стола кружку с только что налитым кипятком на себя, я не заметил. Но он, громко взвыл и, матерно ругаясь, выскочил из-за стола, при этом опрокинув стул на бок и, стал приплясывать на одном месте.

Посередине штанов, как раз на месте ширинки, расплывалось мокрое пятно.

Серый, безудержно хохоча и чуть ли не приплясывая от смеха, приговаривал - «Хорошо, что у тебя, Козёл, есть дети! Ты потрогай, потрогай руками…, что, совсем вкрутую сварил? Теперь тебя жена, точно, выгонит из квартиры, примак!»

- Заткнись, сволочь, - прошипел недомерок злобно, и загнул такой матерок, что я ушам своим не поверил.

Воспользовавшись возникшей суматохой, я встал, и на ходу прощаясь, со словами – «Спасибо за гостеприимство!», двинулся к выходу.

Недомерку Виктору и Серому было не до меня. У них были свои разборки. Серый издевался, а Козлов огрызался! То и дело из их уст вырывались нецензурные слова, и они были готовы вцепиться, как настоящие волки,  друг другу в глотку.

Подойдя к двери нужной мне комнаты, я открыл её. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – эта комната тоже пуста, но кровать, стоящая у стены была смята, и в комнате я уловил тонкий запах Иринкиного  парфюма. Уж, его-то я хорошо знаю…

- Эй, дед! – раздался позади меня сразу переставшего смеяться, посуровевший голос Серого, - ты, это куда попёр?

Оглянувшись, я увидел - оба, перестав ругаться, подозрительно уставились на меня.

- Домой, касатики, куда же ишшо.

В два или три шага Серый оказался подле меня и, крепко ухватив за рукав брезентового плаща, со словами - «Ты, что дед, совсем мозги потерял от склероза?» - потащил меня к выходу на улицу.

Через мгновение дверь за мной захлопнулась, и я оказался на улице.

Шаркая ногами, как дряхлый старик, я пошёл к машине. Спину мне жгло от сверлящих взглядов Серого и его обваренного напарника.

Я шёл, не оборачиваясь, а  голову в это время, назойливо сверлила мысль – где же Ирина? Она была там до моего прихода, запах знакомого парфюма однозначно говорил мне об этом. Куда они могли её спрятать?

А, что она была там, говорил и намёк Серого на «товар», и его  кивок на дверь комнаты…

Он точно показал на дверь комнаты пионервожатого, я не мог ошибиться. Так, где же она?

 

Глава пятнадцатая

Я возвращался в город переполненный тревогой и страхом за жизнь Ирины.

Заканчивались вторые сутки после её похищения. Только слабая надежда, возникшая после слов и кивка Серого, что Ирина всё ещё жива, поддерживали во мне энергию.

Ещё более странными мне казались действия похитителей. Все похитители, об этом написано в книгах и показано в кинофильмах, после похищения требуют выкуп за жертву, а здесь… сплошное молчание. Совершенно непонятно!

Задумавшись, я чуть не пропустил мгновение, когда мимо меня по встречной полосе промчался чёрный джип с Куприяновым в салоне. Если бы он не посигналил кому-то, то совершенно очевидно, я не повернул бы голову на раздавшийся сигнал.

Увидев его, я понял - да для этого вовсе необязательно быть «Семи пядей во лбу» - что он едет в пионерлагерь.

Поток машин в обе стороны был настолько интенсивным, что прямо сейчас я не смог бы развернуться в обратном направлении. Приходилось ехать в общем потоке до эстакады, и там разворачиваться. Собственно, зачем мне это нужно, подумал я. Я же только что оттуда, и ничего нового прибыв за ними следом, не узнаю….

Решив так, я не стал разворачиваться, и поехал прямо домой. Но тут мне, как чем-то стукнуло по голове! – А её запах, разве это не причина ещё раз побывать в домике, или хотя бы около него. Не просто так джип помчался в ту сторону…, не просто так. И я, нарушая Правила, чуть не столкнувшись с двумя, или тремя несущимися машинами, развернулся, и помчался назад, в бывший пионерский лагерь.

 

* * *

Приехал я минут через двадцать после джипа.

Уже наступили поздние сумерки. Джип стоял у дома. Я, потушив все огни, крадучись проехал мимо дома (Слава Богу, меня не увидели и не услышали), и завернул за стоящий напротив, дом.

Оставив машину за домом, я осторожно подошёл к светящимся окнам и стал, поочерёдно заглядывать в них. Как я и думал, вся компания расположилась в центральной комнате, но о чём шёл разговор, я не слышал. Раскрывались рты, да раздавалось лишь невнятное – «Бу-бу-бу».

Перейдя со всей возможной осторожностью к окну комнаты пионервожатого, я увидел Ирину. Она сидела на кровати, и одна её рука была прикована к спинке наручником.

Увидев её живой, я чуть не задохнулся от счастья.

Я нашёл тебя, любимая – пело всё в моей груди, я нашёл тебя…, и я спасу тебя от этих нехристей!

Отойдя от окна, и став за углом так, чтобы видеть входную дверь, я приготовился ждать, ждать столько – сколько нужно! Ждать хоть всю ночь или даже сутки! Главное, чтобы не остались ночевать Куприянов и водитель, а с этими, двумя я как-нибудь справлюсь.

Прошёл уже час, а джип всё стоял и стоял на месте, и дверь не открывалась. Я уже хотел было пойти к окну и посмотреть, что у них там происходит, но не успел сделать и двух шагов, как раздался скрип открывающейся двери.

Я хорошо его запомнил, этот скрип, запомнил ещё при первом своём посещении этого бандитского гнезда.

Вышли трое. Радость захлестнула меня, неужели Серый тоже укатит с ними? Но они, поговорив пару минут, расстались.

Джип выехал с территории, а Серый вернулся в дом.

Что ж, решил я, придётся с двумя справляться. 

Подождав минут двадцать, я вернулся в машину и, обогнув загораживающий меня дом, включил дальний свет, и подъехал к крыльцу. Я рассчитывал, что охранники Ирины решат, что по какой-то причине вернулся джип.

Так и случилось.

Дверь отворилась, и показался  Серый.

Я тут же уткнул ему ствол ружья в живот и прошептал: «Попробуй шевельнуться, сразу получишь дыру с ведро величиной, у меня патрон с «Жаканом»!»

Он, по-видимому, знал, что это такое, и лишь повёл взглядом в мою сторону.

- Дед, опять ты? – И, чего тебе не лежится на печи? – спокойным, слишком спокойным голосом поинтересовался он.

- Заткнись! Заходи в дом!

Я заметил, как его рука медленно полезла за спину.  

У него сзади, за поясом, или пистолет, или нож, сообразил я.

- Убери руку!!! Я же сказал – стреляю без предупреждения!

Он криво улыбнулся, как оскалился.

- Ну, что ты, дед, у меня спина зачесалась.

Ох, волк, недаром такая кличка – Серый. Надо быть с ним предельно осторожным.

Войдя в дом, он остановился в средине комнаты.

- Что дальше дед?

Я чуть не проворонил его молниеносного движения.

Откуда-то в руке у него появился раскрытый нож.

Мы действовали одновременно: он метнул нож в меня, а я нажал на спусковой крючок.

Боль в левом плече обожгла меня, но и он согнулся пополам. Десяток мелких дробинок вонзились ему в живот, и кровь начала проступать из-под его пальцев: «Ах, ты ссу-к-ка-а! – прохрипел он, - я тебя урою!»

Я быстро перезарядил ружьё.

- Сделаешь ещё движение – убью! На этот раз в патроне, действительно, жакан!

Я бессовестно блефовал, но другого выхода у меня не было.

Он, оскалив зубы, как матёрый волк, прошипел:

- Надо было тебя, дед, ещё днём прирезать, чуяло моё сердце, что с тобой не всё в порядке. Один раз в жизни пожалел и вот, результат…. Всех вас буду давить, как мокриц, и в погреб сбрасывать!

Его напарник лишь наполовину приподнялся со стула, штаны его опять стали мокрыми, и в комнате запахло нечистотами.

Господи, какой трус, подумал я и, поведя ружьём в его сторону, приказал:

- Забери у него пистолет! Быстро!

Козлов, бледный от страха, распространяя вонь по всей комнате, трясущимися руками забрал у Серого из-за пояса пистолет и, держа его в руке, не знал, что дальше делать.

- Медленно положи его на пол и, ногой подтолкни его мне! - опять скомандовал я.

Я говорил, наверное, нужные в этой ситуации слова. Как уж я находил их, не знаю! Но говорил, командовал, приказывал.

Впоследствии, анализируя своё сегодняшнее поведение и слова, я решил, что я действовал под впечатлением ранее виденных телесериалов. Они научили меня именно так поступать.

Действуя, словно в сомнамбулическом сне, он беспрекословно выполнил и этот мой приказ.

- А теперь, открой погреб! – снова приказал я.

Тут я действовал наугад, по какому-то наитию, но оказался прав. Он отодвинул стол и поднял крышку.

- Серый! Быстро полезай в погреб! – Ты же понял, я церемониться не буду!

- Я истеку кровью, - огрызнулся он.

- Козлов, дай ему какую-нибудь тряпку и, пошевеливайся! А то получишь такой же заряд, как он!

Иссиня-бледный недомерок бросил своему напарнику полотенце.

Когда Серый скрылся в погребе, я приказал Козлову закрыть крышку и подвинуть стол на старое место.

- А теперь, бегом, сними наручники с девушки! – опять приказал я.

Отодвинув верхний ящик стола, он достал ключ от наручников и кинулся в комнату, где находилась Ирина.

Вначале она испуганно сжалась, увидев входящего Козлова, потом брезгливо сморщилась, а  увидев меня с ружьём в руках, радостно заулыбалась, и её глаза заблистали.

- Козлов, теперь сделай то же, что было с девушкой!

Я не орал, по-моему, я шипел как змея. Иногда мне думается, если бы я начал орать, они бы меня меньше испугались, и неизвестно ещё, как, и в чью пользу повернулась бы ситуация в домике.

Я помню, как-то читал в одной книжке про диверсантов и шпионов: так там, один матёрый шпион специально приучал себя к окрикам, и постепенно приучил себя не бояться их и не теряться. А вот в ситуации, когда наш пограничник подкрался к нему сзади, и шёпотом приказал поднять руки вверх, он растерялся.

Козлов непонимающе переводил взгляд с Ирины на меня. Чувствовалось, он в совершеннейшей прострации и ничего не соображает.

- Пристегни себя наручником к кровати! Быстро!

Я понимал, он хоть и трус, но от отчаяния может такое выкинуть, что потом я всю жизнь буду жалеть, что оставил его на свободе.

Когда он застегнул наручники, я выхватил из его мерзких рук ключ и потащил Ирину к выходу.

Пока мы быстро шли к двери, у меня занозой, вызывая неприятное ощущение, мозг колола мысль - я что–то не доделал, что-то не доделал! Что? Задержав Ирку за руку, я обвёл  комнату взглядом, и увидел валявшийся на полу окровавленный нож.

Когда я успел его выдернуть из плеча, я не помнил. События нагромождались так быстро, а я был так напряжён, что половина моих действий происходила без участия моего сознания, на уровне инстинкта.

Вытащив из кармана носовой платок, я аккуратно завернул в него нож и положил во внутренний карман, затем, прихватив со стола газету, я также аккуратно, газетой, поднял пистолет и, завернув его, сунул в карман плаща.

- Зачем ты подобрал этот грязный нож, он же весь в крови? Им, наверняка, резали сырое мясо?

- Так надо. Все объяснения оставим на потом. А сейчас - быстро в машину!

- Как ты здесь оказался и, где второй, злой?

- Вопросы потом, я же сказал! Сейчас делай, что я говорю!

- Не кричи на меня! Я не уличная девка!

- Прости.

Я даже не думал, что рана так серьёзна. Плечо всё сильнее ломило от боли, и капельки крови выступили на плаще. Ирка села впереди, на пассажирское сидение, а я за руль и, пересиливая боль, повёл машину в сторону другого выезда из лагеря, так как краем глаза увидел наблюдавшего за нами, Козлова.

Вероятно, подвинув кровать к окну, он решил проследить, куда мы направимся.

Выехав за ворота и проехав метров сто, я потушил свет, и аккуратно развернувшись при свете луны, вернулся в своё прежнее укрытие за дом, и правильно сделал! Ирка вновь начала задавать дурацкие вопросы, но я оборвал её, повторив: «Потом! А, сейчас, посиди молча».

Потрогав место ранения, я почувствовал - вся моя рука в крови, а я всё больше и больше слабею.

- Ирина, давай поменяемся местами. Садись за руль. Только дверкой не хлопай – услышат!

- Зачем, я так устала…

- Садись!

- Ты опять кричишь на меня! Я ведь могу обидеться.

- Не нужно обижаться, нам некогда обижаться…. Я больше не буду кричать…

- Ты и раньше говорил, что не будешь, - опять возмутилась она, и даже не сдвинулась с места.

- Я же сказал - не буду! - переборов на мгновение боль в плече, пообещал я, иди, садись за руль, пожалуйста.

Мы поменялись местами.

 

* * *

От постепенно покидающей моё тело крови и нестерпимой боли у меня начала кружиться голова. Пока я не потерял сознание и окончательно не вырубился, я попросил Ирину посидеть некоторое время тихо, не включать свет и не хлопать дверками, и  ехать, только когда я скажу.

Прижав рану лацканом плаща, я прикрыл глаза и, стараясь силой воли, что ли, не провалиться в бездну боли и хоть немного утишить её, замолчал.

Через полчаса на территорию лагеря ворвался джип, и двое, выскочив почти на ходу, бросились в дом.

Или Серый из погреба вызвал их по сотовой связи, или Козлов, вяло подумал я. Я не проверял их на наличие мобильных телефонов, и не знал, есть ли они у них, или нет, но предполагал, что  в наш-то просвещённый век, они не могли здесь находиться без связи.

Мои поступки совершались по какому-то наитию. И, когда я, вернее, когда Козлов надвигал стол на крышку погреба, и когда он пристёгивал себя к спинке кровати, я совершенно не думал о какой-то там связи по телефону или через Мобилу. Я делал то, что делал…

Минут через пять, уже четверо, загрузились в машину и она, выбрасывая снег из-под колёс, рванула в погоню за нами.

Но меня на той дороге не было, я был здесь, рядом, всего в сорока-пятидесяти метрах от них!

Когда свет от мощных фар джипа, пропал вдали, я попросил Ирину, выехать из-за дома и, на максимальной скорости, мчаться в противоположную сторону…, домой.

Весь путь от лагеря до дома, я сидел, боясь пошевелиться, и молил Бога, чтобы мы добрались домой поскорее.

Ирина загнала машину в гараж и, хлопнув дверкой, пошла к крыльцу.

Всё-таки обиделась, понял я.

Превозмогая разрывающую плечо боль и головокружение, от которого становилось темно в глазах и всё плыло, я осторожно, держась за стену и, еле переставляя ноги от слабости, пошёл вслед за ней.  Но далеко от гаража я уйти не смог. Голова закружилась так сильно, что я упал, и больше уже не смог подняться. Вероятно, я всё-таки отключился.

Пришёл я в себя уже в комнате, на кровати. Рядом сидела Ирка, из её глаз двумя ручейками катились слёзы и падали мне на грудь. Вероятно, они и привели меня в чувство.

- Миленький, родной мой, - шептала она, - что же ты сразу не сказал, что ранен. Я бесчувственная стерва! Я могла бы сразу догадаться, ещё там, что с тобой не всё в порядке, а я, эгоистка, только о себе и думаю.  Прости меня, дуру безмозглую…. Я сейчас вызову скорую помощь…

- Нельзя.

- Поче-му-у?

Это «Поче-му-у?» я уже не услышал, потому, что опять провалился в беспамятство.

Сколько времени я провалялся в таком состоянии, я не знаю, но пришёл я в себя от звона посуды на кухне. В комнате было светло от солнечных лучей, золотящих стены и пол. Вероятно, Ирина что-то готовила. Мне было лучше, но голова продолжала кружиться, и я был так слаб, что не мог даже пошевелить рукой.

Ирина, наверное, что-то почувствовала, потому что не прошло и секунды, как она оказалась рядом со мной.

- Ты проснулся, милый?

Чуть кивнув головой, я прикрыл глаза, подтверждая.

- Я тебя не очень измучила, дорогой, когда приводила тебя в порядок?

- Какой порядок? - не поняв её, прошептал я.

- Представляешь, я тебя сама лечила! Даже сумела раздеть тебя. Ты, когда больной, такой тяжёлый, такой тяжёлый, просто ужас…

Опустив взгляд, я посмотрел на себя. Правду она говорит, признал я её слова, увидев своё голое тело с нашлёпкой на ране.

…Я тебя сначала раздела, продолжала она рассказывать, ты прости, может я делала не так аккуратно, как в больнице, но ты же всё равно был без сознания…. Потом, я промыла твою рану кипячёной водой, протёрла спиртом, – тебе не очень было больно, дорогой?

В её, чуть ли не детской непосредственности при рассказе о том, что она делала и как, было столько радости и чувства гордости за себя – весь её вид говорил - видишь, я какая! – что я улыбнулся.

- Ты мне не веришь?

- Что ты, что ты! Конечно, верю, - прошептал я.

…потом нашла шёлковые нитки и иголку, промыла в спирте и, зашила тебе рану, - похвасталась она, - а уж потом, смазала всё зелёнкой и залепила пластырем.

Я слушал её, и удивлялся её смелости. Она, трусиха вообще, к тому же, до ужаса боящаяся крови и любых ранений, сделала то, на что я, молодой мужик, не знаю, согласился ли бы, сделать. Она совершила, поистине, героический поступок!

- Ириш, ты у меня молодец! Ты очень смелая девушка! - с восхищением признал я.

- Ты, правда, так думаешь? Не врёшь?

- Ей-богу не вру! Правда, Ириша, настоящая, правда! - подтвердил я свои слова.

- Ой, что же это я, тебе же, наверное, нельзя разговаривать? Да, родной? Теперь ты у меня больной, и я буду за тобой ухаживать. Я уже съездила в магазин и купила для тебя курочку. Скоро она сварится…, - и погладила меня по щеке прохладной, пахнущей жасмином, ладошкой.

Это было так приятно, что мне захотелось, чтобы она ещё раз погладила меня, но нужно было поговорить с ней серьёзно, иначе…, иначе будет худо, очень худо! Не понимает она всей серьёзности нашего положения, не понимает!

- Ты ездила на машине?

- Аа-а, на чём же ещё? Не пешком же в такую даль топать, - подняв плечи, ответила она, и в её глазах промелькнуло удивление ребёнка.

- Ирина, больше машину не трогай…. Ни в коем случае!

- Почемуу?

- Они запомнили твою машину, и если хочешь жить, - строго произнёс я, - не подходи к ней даже близко! А лучше всего – продай, но не через объявление в газете, а прямо на рынке. Вместо неё купи себе какую-нибудь дешёвенькую машинку, хотя бы, Ваз-копейку…

- Лёша, но моя машина… такая удобная и…, я к ней так привязалась…

- Ира, когда я верну свой бизнес, а я верну его обязательно, я куплю тебе новую машину, обещаю... Да, ещё, у тебя есть парик?

- Не-ет, а зачем?

- Тебе необходимо изменить внешность до такой степени, чтобы тебя не узнавали даже твои хорошие знакомые…, иначе…

- Лёшенька, что иначе? Договаривай уж, добивай свою девочку.

- Не хочу тебя пугать, но нас ищут, и ищут очень тщательно. Кто они, я не знаю, но они страшные люди. - Найдут - не миновать смерти! Посмотри на меня. Видишь, в каком я состоянии?

- Лёша, зачем ты меня пугаешь? – в глазах Ирины появились слёзы.

- Милая, я не пугаю тебя, но я чувствую, мы влезли, или влазим, во что-то страшное, где единственное, что нас ожидает, если мы не справимся – смерть!

Ирина сквозь слёзы прошептала: «Я не думала, что всё будет так страшно…»

- Ирина, не плачь маленькая, дай мне передохнуть чуток, я устал. Как только отдохну, мы продолжим разговор, хорошо?

Она, кивнув головой, пошла на кухню «доваривать», как она похвасталась перед нашим коротким разговором, курочку, но сейчас лицо её было не жизнерадостным, как вначале моего предупреждения, а печальным, и слёзы проложили мокрые дорожки на её лице.

 

Глава шестнадцатая

Через некоторое время мы продолжили разговор о сложившейся ситуации, и попытались наметить план на ближайшее будущее. Хотя, честно признаться, сейчас мы ничего не могли предпринять. Я не меньше чем на пару недель был прикован к постели, а Ирина не могла даже воспользоваться машиной, зато она рассказала о своей жизни в «плену»:

…Я даже не успела ничего сообразить, попыталась она в лицах рассказать о том, что с ней произошло в тот день, когда её захватили в заложники.

Когда ты ушёл купить чаю, подъехал «Мерседес» и, остановившись, загородил моей машине дорогу. Из него вышли двое, а третий, водитель, остался сидеть за рулём. Эти, двое, подошли ко мне и постучали в стекло двери. Я хотела было заругаться на них за неправильную парковку, но они, рванув дверку машины, открыли её, затем, грубо вытащили  меня из машины. А, чтобы я не закричала, они зажали мне нос и рот какой-то тряпкой, и я задохнулась.

Представляешь, я очухиваюсь в какой-то незнакомой комнате, на кровати, и моя рука прикована к ней этими…, как их…, ну, подскажи, попросила она меня, пощёлкивая пальцами.

- Наручниками?

- Да, этими самыми…, наручниками, а рядом стоят двое -  «метр с кепкой» и этот…, «Серый». Потом, слышу, спрашивают - Ну, что, оклемалась, ментяра?

Только, сразу я не поняла, кто спросил и кого. Когда совсем пришла в себя, поняла – спросил «Серый», и спросил не кого-нибудь, а меня. Я им отвечаю - «Я не мент, с чего вы взяли?»

Как же, он даже осклабился, тоже скажешь…, не мусор, и больно ударил по щеке. Сколько дней вы следите за нами, говори сука! - заорал он - говори…, придушу! Волки поганые! Давить вас надо! Сволочи, даже на рынок заявились к этому, он кивнул в сторону напарника, и комедию разыграли – «Продавец-покупатель», а говоришь, не мусор. Уу-у ссука! Удавлю собственными руками!! И опять сильно ударил меня…

А глаза у него, Лёша, страшные какие-то…, какие-то…, аж белёсые. Страшные и бездушные глаза! Я так испугалась…. Особенно, когда он меня ударил. Меня ж никогда в жизни не били, а тут…

Дура ментовская, мы вас в первый же день засекли, - это уже недомерок сказал. Совсем работать разучились? Или специально так сделали, чтобы мы из боязни быть раскрытыми, свой бизнес прикрыли?! – брызгая слюной и всё больше распаляясь, заорал он. Но его прервал Серый, он зашипел на него: «Закрой хлебало, придурок!»

Они, наверное, видели, как я ходила в райотдел, и целые рабочие дни проводила там, выходя только на обед в столовую.

В общем, Лёша, приняли они нас за работников полиции, и выкрали они меня, чтобы узнать, что мы «наскребли». А, на второй день приехал «Директор» со своим громилой, и давай меня опять допрашивать. А, что я могла сказать? Что ты сбежал из лагеря и хочешь отомстить за друга? Как же, щас, не дождутся! Ну, я и врала, что попадя. Как они на все мои выдумки повелись, не знаю, но… до твоего появления они меня не трогали…

- Совсем, совсем? – забеспокоился я.

Ирка удивилась моему глупому вопросу, и даже как-то растерянно заморгала, а потом, наверное, сообразила, что я имел в виду и, смотря мне прямо в глаза, чуть покраснев, твёрдо ответила - ну, да. Не трогали. Наверное, боялись, что полиция этого им не простит, или… кто-то запретил меня трогать.

- Аа-а, что ты им говорила о нашем появлении возле них?

- Я с «трудом» призналась, когда они ещё пару раз ударили меня по лицу, что мы следили за квартирой на четвёртом этаже, якобы там живёт перекупщик краденного… Лёша, я бы ещё долго не признавалась, если бы не били…. Я думала, у меня голова лопнет и мозги выскочат.

- Бедненькая…. Знаешь, в тот день я уже заходил в дом…, заходил к вам, и все комнаты проверил. Тебя в доме не было…

- Так они меня в подвал сунули и рот заклеили, и руки связали, и…

- Понятно. Ириш, ты ничего такого не подслушала в их разговорах?

- Нет. Они всегда разговаривали тихо, а когда оставались одни, «Серый», ты обратил внимание на его вид, и недомерок вообще молчали. Серый его в «грош не ставил», считал ниже своего достоинства - достоинства профессионального урки - с таким слизняком разговаривать… Правда же, он дерьмо, а не человек?

- Кто, Серый?

- Да, нет. Недомерок.

- Ааа. - Так всё-таки, ты, значит, ничего полезного для нас так-таки от них и не услышала?

Ирина немного подумала, затем, отрицательно покачала головой.

- Что, так уж ничего-ничего?

- Они, когда приезжал Куприянов, перед серьёзным разговором дверь ко мне в комнату плотно закрывали. Так, что до меня лишь доносилось - бу-бу-бу, да бу-бу-бу… - Подожди-ка.

Она наморщила лоб и пощёлкала двумя пальцами, словно кастаньетами, затем, неуверенно продолжила:

…Знаешь, однажды я разобрала несколько слов…, вроде… «герыч», «Марфа», потом… я услышала, что-то вроде… постирать бабки…

- Может, отмыть бабки?

- Вот, вот, правильно, кто-то из них так и сказал - отмыть бабки. И ещё, может быть, я ослышалась, но они почему-то говорили о своём боссе, как о женщине…. Всё повторяли – «Она приказала, она недовольна и…, если завалимся – она нам головы пооткручивает».

- Любопытно…, любопытно... Чтобы женщина была боссом группы мужиков, надо быть ой, какой крутой!

- Или... любимой, - тихим голосом докончила за меня, Ирка.

Герыч - это, конечно же, героин, а Марфа…, Марфа…

Я стал вспоминать, где слышал это слово и…, вспомнил. Марфой в лагере называли…, да, точно, марихуану. Я призадумался. Значит, мы имеем дело с группой, как-то связанной с наркотиками…. Они, или просто мелкие продавцы товара, или, что для нас ещё опаснее – оптовые продавцы, имеющие дело с ближним или дальним зарубежьем…

Вырисовывалась страшная картина. Они забрали наш с Севкой бизнес, чтобы под его прикрытием отмывать деньги. А может…, в мастерских…, вместо пошива одежды занимаются…

Нет, наверное, я всё-таки перебарщиваю в своих подозрениях…, а может…

Тут я остановился в своих размышлениях, боясь продолжить мысль, и посмотрел на Ирину.

Она, широко раскрыв глаза, следила за мной, и ждала разъяснений. Пришлось ей всё выложить, вернее, выложить мои подозрения.

- Даа… Алексей Игоревич, - почему-то шёпотом выразила она своё мнение, - вот это кашу мы с тобой заварили…

- Заварили? Заварили - не то слово. - Мы влипли Ира по самые…, – я сначала хотел сказать прямо, как мы влипли, но потом передумал, и закончил совсем по-другому, - влипли, как куры в ощип! И теперь мы не можем её не доварить, - добавил я, - потому что, пока мы их не раскроем, и не передадим в руки правосудия, нам покоя не видать.

На некоторое время в комнате повисло молчание.

Я задумался. Иринка тоже, погрустнев, замолчала.

Я же собирался только найти убийцу Севки, и наказать его. Как? Об этом я как-то не задумывался, я считал - вот найду его, тогда и подумаю о наказании.

А что же теперь получается? Фигово получается! Я, а со мной и Иришка, вынуждены заняться, кроме поиска убийцы, ещё и выявлением наркоторговцев…. Страшно, чёрт побери! Ой, как страшно! Что же делать, что делать?

В душе моей, а может в голове, исподволь нарастало и крепло решение - я обязан найти убийцу! Обязан - кровь из носу! Я обещал погибшему другу найти убийцу, а обещания надо выполнять…! Надо! А то какой же я тогда ему друг? А наркоторговцы…, что ж…, конечно, они серьёзная помеха, очень серьёзная, но, так уж сложилось в моей судьбе, так сложилось, что без них никуда.

Вздохнув, посмотрел на сидящую рядом любимую девушку - Господи, родная моя, ты то, за что должна страдать? - пожалел я её.

Мои мысли прервала Иришка. Она вдруг встрепенулась и, схватив меня за руку, сказала - Лёш, а давай мы пойдём в полицию и всё им расскажем.

- О чём, Ира?

- Нуу…, хотя бы, что меня украли, держали в заложниках и, скажем, что это сделали они…

- Фии, Ирка. Бандиты на твоё обвинение ответят - «Ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем, и знать не хотим!».

- У меня есть живой свидетель, который меня освободил, ранил одного бандита и, сам получил ранение.

- Кто это?

- Как, кто? Ты!

- Яаа? Я не свидетель. Меня нет в этой жизни. Я не существую. Я – ноль! Я заключённый номер…, к тому ж ещё сбежавший из-под стражи…. - Теперь ты поняла, почему мы не можем прибегнуть к помощи полиции?

Ирина, опёршись подбородком на руку, опять задумалась.

- Так, что же делать? - спросила она неизвестно кого. Где выход?

- Выход, Ира, для нас один - кровь из носа, но довести дело до конца… самим. Может, слышала такую поговорку – «Назвался груздём, так полезай в кузов!»

Так вот, ты, из-за меня, стала этим самым груздём, хочешь, не хочешь, а придётся тебе выложиться до конца.

- И, это всё, чем ты меня можешь порадовать?

- Нет. Для тебя есть ещё другой, более безболезненный выход...

- Какой?

- Ты можешь уехать из Москвы - далеко, далеко…

- Ага, где кочуют туманы, - за меня закончила она словами из песни. Нет, уж, спасибо! Из Москвы…, из-за каких-то… грёбанных недоносков…. Нееет, я уезжать не собираюсь, - и добавила с заботливой лаской, - на кого я тебя, слабенького, но такого любимого, оставлю? - и погладила меня по волосатой щеке. - Фуу! Когда ты приведёшь себя в человеческий вид?

- Как только стану полноправным членом общества.

- Поскорее бы.

- Всё зависит от нас с тобой, подруга.

- Тогда надо поскорее начинать, - как бы закруглила разговор Ирка.

- Ну, что ж, продавай «мазду», покупай другую машину на авторынке, не мешкая.

Но Ирина упёрлась, и категорически отказалась избавляться от «Мазды». – Пусть стоит в гараже…, пусть, сказала она, но я её не продам ни за какие коврижки.

На чём же мы будем передвигаться? – поинтересовался я.

- Ты мужчина, тебе и решать, - ответила, словно отрезала, она.

Я понял, придётся покупать машину за оставшиеся у меня деньги. А на что жить? Если мы купим старенький «Жигуль», у меня останется денег месяца на полтора, не больше, а что потом? Идти побираться? Хотя слух идёт, будто побирушки огромные деньжищи загребают для своих боссов!

А, если приловчиться и работать побирушкой самостоятельно? – подумал я. Э, нет! Тоже о таких, смелых, разговор есть. Через неделю, максимум, пропадают такие люди, и никто найти их не может. Во, как!

Пришлось, скрепя сердце, выделить Ирине полторы тысячи баксов на покупку «нового» авто.

- Вот, как хочешь, а больше дать не могу, - сказал я.

Кстати, пока я валялся с раной в плече, Ирка перекрасила волосы в каштановый цвет, изменила причёску и прикид…. Совсем другим человеком стала. Не узнать. Для себя я решил: моя девочка - прелесть как хороша!

Но ей я, конечно, этого не сказал…, а то зазнается!

 

* * *

Через три дня во дворе раздалось фырканье незнакомого мотора. Выглянув в окно, я увидел Ирку, вылезающую из, канареечного цвета «Жигуля» третьей модели, и выглядевшего очень даже прилично.

- Как смотрится моя покупка? – задала вопрос Ирка, как только появилась в дверях. - Шик, не правда ли? - Повезло с одной бабулькой, избавляющейся от «ненужного хлама» после смерти деда...

- И, что, передвигается?

- Кто? Бабушка?

- Да, нет же - это чудо автопрома…., твоя «Канарейка».

- Я сгоняла её на СТО к знакомому механику, он её всю проверил, и сразу же предложил перекупить её у меня за двойную цену…

- Что, машина так хороша?

- Лёшка, нам здорово повезло с машиной. Мотор, не работает, а «Шепчет!»…  Это механик так сказал. И… пробег у «Жигуля» - совсем ничего…, считай, новый автомобиль приобрели, - продолжала хвастаться, довольно улыбающаяся, Ирка.

- Молодец, - решил похвалить я её, и поцеловал в прохладную, розовую щёчку.

Ирка, гордая и довольная своим приобретением, убежала в кухню, а я, смотря ей вслед, подумал - Господи, как совсем немного нужно человеку, чтобы стать счастливым! Небольшой сувенир на память - человек счастлив! Идущий навстречу человек улыбнулся - человек счастлив! А уж если кто-то сказал комплимент - то, вдвойне счастлив!

С этой мыслью в голове я потихоньку пошёл следом за Ириной.

Передвигался по комнатам я ещё с трудом. От большой потери крови у меня кружилась голова, а от слабости часто прошибал холодный пот.

Все дни после ранения, Ирина усиленно кормила меня морковкой, свеклой, вообще всякой зеленью, говоря при этом - «Ешь, это тебе полезно!» Вскоре я на зелень уже не мог без содрогания смотреть. Но, раз нужно…. И я храбро совал себе в рот очередную морковку или сельдерей.

Не знаю от чего: то ли от Иркиной зелени, то ли по какой другой причине, но к началу второй недели, я уже чувствовал себя, относительно конечно, сносно, и стал поговаривать о продолжении моего..., нет,  нашего с Ириной, расследования. Но Ирка упёрлась - пролечишься две недели, тогда посмотрим, сказала она, как отрезала. И, я подчинился.

За оставшееся до моего полного выздоровления время, Ира поставила на учёт «Жигули», и получила новенькие номера на машину.

Теперь она стала владелицей двух автомобилей. Только, вот гараж у неё был для одной машины, и бедный «жигулёнок», так она его называла, вынужден был прозябать во дворе, под окнами дома, уперевшись облицовкой радиатора в стену.

 

Поиск убийцы продолжается

Уже пошёл третий день, как мы вновь находились на своём посту, невдалеке от входа в «Амплитуду», и на нас, теперь мы следили за этим зорко, никто пока не обратил внимания. Мы, казалось, превратились в невидимок, сменив автомобиль, одежду…, короче, всё, что можно было сменить что бы, хотя бы на время, стать неузнаваемыми.

Пока нас не было на «посту» ничего не изменилось в распорядке работы офиса. Когда Куприянов был на месте к нему шли посетители, но без сумок, кейсов и портфелей, и выходили они от него тоже с пустыми руками. Офис, как офис - пришёл, договорился, подписал бумаги и адью!

Правда, кое-какие непонятки мы заметили. Одни и те же клиенты иногда приходили два, а то и три раза за день. Возникал естественный вопрос - зачем? Но, в основном, офис не вызывал подозрений.

Я решил переключиться на мои, пока бывшие, конечно, ателье и мастерские. Вот тут кое-что начало наклёвываться.

Ирина заходила в каждое ателье и везде ей отказывали в принятии заказа, ссылаясь на большую перегруженность.

Но Ирина заподозрила неладное и, делясь со мной впечатлениями обо всех ателье, охарактеризовала их предельно точно - «Что это за ателье, если в нём не слышно стрёкота швейных машинок? Что это за ателье, если в примерочной, представляешь, ни одного клиента? Это нормально? Я тебя спрашиваю - это нормально?»

Да, это было не нормально.

Я, как специалист швейного дела и бывший хозяин ателье и мастерских, тоже посчитал этот факт  довольно подозрительным. И ещё более подозрительным был тот факт, что в случайно приоткрывшуюся дверь, Ирина увидела охранника с маленьким автоматом в руках.

Вот это был уже не факт, а фактище! Мы немного посоображали и пришли к выводу – ателье прикрытие. Пошивом одежды для населения они не занимаются, а выполняют другие функции.

Осталось, ни много, ни мало, узнать, что происходит на самом деле внутри ателье. Эта задача была трудновыполнима, и мы решили заняться ею позже, а пока проверить мастерские.

По пути к мастерским у нас было ещё одно «моё» ателье, не очень большое, но раньше, при моей деятельности, приносящее хороший доход. Оно располагалось на 5-й Парковой улице.

Ирина, уверенная, что и здесь произойдёт то же самое, что и в других, проверенных нами ателье – ей откажут, сославшись на большую уйму заказов и попросят прийти позже..., когда они немного разгребутся, с неохотой отправилась на «разведку».

Ничего подобного!

Её усадили в кресло, подали несколько журналов, чтобы она смогла выбрать себе модель…, или, может у вас есть что-то своё? – вежливо поинтересовалась менеджер - дама, вполне достойная и прекрасно задрапированная в модный прикид.

Ирину вежливо приняли, выслушали, показали  образцы материала от ретро, до самого модного сейчас, и когда она сказала, что подумает, вежливо улыбаясь, проводили её к выходу.

Вернулась она в машину сияющая, как «Тульский эксклюзивный пряник покрытый глазурью».

Даа, подумал я, и усмехнулся – женщину хлебом не корми, только дай ей в руки тряпки, когда она, захлёбываясь, а иногда и пропуская гласные, рассказывала, как её приняли, как хорошо поставлено обслуживание клиентов…

Лёшка, если у вас во всех ателье было так, восхитилась она, то вы, молодцы! Ей Богу, молодцы!

Так, Ира, так! Только у нас ещё кофе или чай предлагали и прохладительные напитки. Поэтому мы от отсутствия клиентов не страдали. У нас была репутация добросовестных, профессионалов…

Молодцы! - ещё раз повторила Ирка, и чмокнула меня в щеку, то есть, в волосы на щеке, то есть, в бакенбарды. – Всё, больше я тебя не целую, сказала она, а если уж очень захочется поцеловать, у тебя есть более привлекательные места…

- Ии-и, какие же это? - игриво поинтересовался я.

- Дома узнаешь!

- Буду с нетерпением ожидать вечера.

Значит, одно ателье всё же работает, сделал я вывод. Ну, да, закрой они все, им бы долго не продержаться не замеченными. Пошли бы ненужные вопросы, а там, глядишь, и кое-какие структуры заинтересовались бы…, а так…, мы работаем по мере сил и даже больше!

С работой ателье мы разобрались. Теперь, на очереди были мастерские.

 

* * *

И здесь схема оказалась такой же, или почти такой же. Только половина цехов работали на клиентов. Исполнительному директору, или кто там у них «Шеф», нельзя было полностью отказаться от заказов. Это уж точно показалось бы подозрительным, и они перезаключили договоры с театром, армией – почти со всеми моими бывшими заказчиками, правда, несколько поурезав их количество, иначе они бы завалили всё – и сроки, и качество.

Наладив контакты с армией, полицией и другими силовыми структурами, они вынуждены были держать, как говорят во флоте - «Марку».

Мои мастерские располагались в зданиях, в основном старой постройки, за высоким кирпичным забором в промышленной зоне Москвы. Попасть на территорию, практически, невозможно - забор с колючей проволокой по верху, ворота охраняются собственной службой безопасности...
Нам с Севкой пришлось пойти на такие меры, когда на нас стали наезжать разные отморозки. Но, по-видимому, всё же мы не всё учли. Оказывается нужно было охранять не только цеха, но и нас самих!

Более опытные бизнесмены, раньше нас открывшие свой бизнес, неоднократно советовали завести собственных телохранителей,  но мы как-то несерьёзно отнеслись к этому вопросу, все отмахивались, да переносили на потом. А оно, видишь, как вышло! Нашли всё-таки в нашей жизни слабое место, и ударили исподтишка и очень больно. Севка – мёртвый, я в бегах и без документов.

Задумавшись, я проскочил нужный мне поворот. Пришлось пятиться назад, вызывая очень даже отрицательную реакцию у других участников движения, и нелицеприятные отзывы о моём водительском мастерстве.

Уличное движение – это тот же конвейер. Стоит одному участнику движения сделать что-то неправильно, как конвейер начинает давать сбой, лихорадить. Возникают, выводящие из терпения, автомобильные пробки, нарушаются личные планы водителей и их пассажиров, срываются договора и договорённости, деловые и любовные свидания, и много, много появляется разных неприятностей – таких, как вынужденный выезд на место происшествия работников ДПС, ГИББД, скорой помощи, а иногда, и бригад МЧС…

Вот это заборище! - восхитилась Ирка.

- Алексей, как мы внутрь попадём?

- Я сейчас остановлюсь немного в стороне от ворот…, кстати, ты камеру захватила?

- Даа…

- Ты молодец, что шторки на боковые окна прицепила. – Расположись на заднем сидении и фотографируй людей, машины, старайся на машинах сфотографировать номера, а у людей лица. - Фотографируй возвращение людей с территории, а машин - выезд. У тебя таймер включён?

После утвердительного кивка головой, я только добавил - постарайся фотографировать, не шевеля шторки. Поняла? – Ну, всё, с Богом!

За целый день Ирина сделала всего пять-шесть снимков – засняла две машины и трёх человек. Не густо, подумал я. Когда мы были владельцами, движение было в несколько раз интенсивнее – завозили рулоны материала, фурнитуру, а вывозили полными машинами готовые изделия: телогрейки, шинели, солдатское обмундирование, головные уборы…

- Ира, нам нужно перекусить чего-нибудь горячего и…, ты не знаешь, у кого из твоих знакомых, можно разжиться профессиональной фотокамерой?

- За-че-е-м?

- Нужно последить за мастерскими ночью.

- Ты, случаем, не свихнулся, дорогой? – Сам говорил, ночью мастерские не работают.

- Вот и проверим, а сейчас на ужин и пару часов, пока не стемнеет, на твой отдых. Сегодня работаем без фотоаппарата.

- Ладно, - нехотя согласилась она. – Тоже мне, взял моду, командовать…

Пару часов мы с Ириной были на посту. Оказывается, не напрасно я решил проверить мастерскую ночью, не напрасно. Не подвело меня чутьё…

- Лёшь, смотри, легковушка заезжает, - зашептала Ирка, теребя меня за рукав.

- Вижу. Ты, номер рассмотрела?

- Вроде да, хотя…

- Так запиши…

- Алексей, ты совсем с катушек съехал, честное слово?! Где я ручку и бумагу тебе найду…, темно же.

- Хоть карандаш-то у тебя есть?

- Нет.

- Господи, тогда запиши губной помадой на лобовом стекле.

Роясь в сумочке и бормоча - «Да куда же ты запропастилась, чертовка? Разве в этой темноте что-нибудь найдёшь! Фу ты, Господи, наконец-то» - она облегчённо вздохнула…, давай, диктуй.

Я заморгал глазами, хоть в темноте этого кажется не видно.

- Что, диктуй?

- Как, что? Номер…

- Здрасьте. Ты же сказала, что запомнила номер…

- Лёшь, прости. Сначала помнила, а пока искала губнушку – забыла.

- Тоже мне, сы-ы-щик.

- А, сам-то.

Часам к двум ночи движение прекратилось, Подождав, на всякий случай ещё около часа, и ничего не увидев, вернулись домой.

 

Глава семнадцатая

Я проспал! Я позорно проспал, меня даже звон будильника не разбудил. Открыв глаза, я не увидел на подушке рядом Иркину голову. На кухне её тоже не было. Случайно глянув в окно, я не увидел на «своём» месте нашу «Канарейку». В магазин умчалась, решил я, и пока её не было привёл себя в порядок.

Прождав около полутора часов, я совсем проголодался, я готов был собственный ботинок сжевать. Пришлось готовить самому яичницу с беконом и луком, моё коронное блюдо. Съев половину, остальное я оставил Иринке, приедет голодная, вот я её и накормлю, решил я позаботиться о «ближнем своём».

Но она не появилась ни в обед, ни после обеда. – Куда эту козу опять понесло? - забеспокоился я. – Вот, где её черти носят, а? Хоть бы записку оставила! Волнуйся тут, переживай.

К пяти часам вечера я уже совсем извёлся, и от беспокойства за неё начал пинать всё, что попадалось под ноги.

Я уже собирался принимать какие-то «срочные» меры, сам не знаю какие, но от душевной тревоги у меня голова стала плохо варить и я, в очередной раз выглянул в окно. У ворот стояла наша канарейка, а по двору, в распахнутой шубейке, с растрепавшейся причёской, быстро шагала Ирка, Иринка, Иришечка – моя любимая девочка.

- Быстро влезай в куртку, хватай шапку и, бегом в машину! - открыв дверь в кухню, без объяснений приказала она.

- Ира, - я принял строгий, неприступный вид, хотя душа моя пела от счастья, - Ира, поешь, я тебе оставил немного яичницы, правда она остыла…

- Некогда! Пока я готовлю бутерброды, ты должен быть одет, обут, и сучить ногами от готовности бежать по моему первому требованию! Давай, шевелись, не стой истуканом, как эти..., на острове Пасхи!

Ну, вот, что ты с ней будешь делать. Пришлось подчиниться.

 

* * *

В салоне канарейки нас было трое. Третий – Гриша-фотограф, так он представился, протягивая мне руку.    Я моментально приревновал Ирку к нему, но она так посмотрела на меня и на него, что у меня сразу пропала охота к ревности.

Мы вновь стояли у ворот мастерской, но теперь в нашей команде появился третий, и не лишний. Гриша - профессионал! Профессионал: с профессиональной камерой, профессиональным чемоданом с огромным набором объективов, умеющий фотографировать не только ночью, но даже на Марсе. Так он поведал о своём мастерстве.

Хвастун, решил я. Посмотрим, посмотрим, как ты справишься с задачей...

Гриша, снимая кадр за кадром, балагурил, к каждому действу находил нужную присказку, травил анекдоты. Мы еле сдерживали смех, а иногда, не сдержавшись, прыскали в кулак, или зажимали рты ладонями…

Если бы нам предоставили возможность свободно выражать свои эмоции, из салона машины    доносился бы на улицу сплошной смех, переходящий, иногда, в гомерический хохот.

Весёлый парень – этот Гриша-фотограф, и компанейский к тому же - балагур и весельчак! Наверное, это издержки его профессии. А может так и должно быть при его работе? - восхищаясь, решил я. Постоянно на людях, постоянно в разъездах…

Ему тоже, как видно, понравилась роль тайного сыщика и, отработав с нами несколько дней он, при прощании пожимая мне руку, а Ирку сочно чмокая в щеку,  намекнул - «Понадоблюсь, всё брошу, только скиньте СМСку на Мобилу».

После его сеансов фотографирования мы стали собственниками огромной коллекции фотографий, запечатлевших всю ночную, тайную деятельность мастерских. С таким набором компромата, как говорят опытные сыщики, можно было попытаться связаться с полицией - на чём настаивала Ирина, но я тянул с этим вопросом.

У меня подспудно зрела, или дозревала, одна шальная мысль, но о ней я Ирке пока не говорил, лишь отвечал на её предложение - «Подожди, ещё не время…. Не хватает у нас чего-то для полной гармонии, и крутил в воздухе пальцем».

- Чего тебе не хватает? Фотографии есть, номера машин сфотографировали – какого рожна тебе ещё надо? - возмущалась Ирка.

- Давай немного подождём, радость моя, отвечал я. Я, вот, додумаю одну мысль…

Ирка надула, по своей девчачьей привычке, губы, и обиженно засопела.

Не прошло и суток, как говорят в народе, моя мысль окончательно оформилась и дозрела. Я решился на смелый, по-моему, даже отчаянный, шаг.

 

* * *

- Ира, сегодня я должен уйти на всю ночь, ты мне не одолжишь на время свой фотоаппарат?

- Куда это ты намылился на ночь, глядя, и без меня? – в её глазах засверкали огоньки шутливой ревности.

- Надо, Ирина, надо. Утречком я вернусь.

- Ага, извазюканый в помаде и с запахом чужого парфюма... – Нет уж, дудки! Я хочу, чтобы от тебя всегда и везде пахло только мной! - Или мы вместе, или… ты сидишь дома под моим неусыпным надзором…

- Ира-а!

- Я всё сказала, и никаких, понимаешь, никаких возражений не принимаю!

- То, что я хочу сделать… очень опасно…

- А, для чего жена? – Она накормит, обстирает, приласкает, и от беды спасёт…

- Ноо…

- На сегодня все «Но!» отменяются. Я с тобой, и давай, не будем спорить!

Я не хотел втягивать её в эту, действительно, опасную авантюру, тем более, что очень опасную! Но пришлось подчиниться.

Для её выполнения нам необходимо было соответственно экипироваться или, как говорят разведчики, а возможно и не так они говорят – надеть, соответственно выполняемой операции, соответствующий прикид, то есть, камуфляж.

Ирка подыскала чёрные свитера из отцовых запасов, и мы напялили их на себя. Ещё Ирина натянула на себя, тоже чёрные, тёплые гамаши, и полезла в поддувало плиты за холодным угольком. Я, вначале, не понял зачем, но когда увидел на её лице продольные и поперечные тёмные полосы, упал на пол и задрыгал ногами в припадке смеха…

- Ты, чего? – изумленно воззрилась она на меня.

- Ой, не могу! – корчился я от смеха. Ты только посмотри на себя…

- А, что? – она подошла к зеркалу и увидела в нём своё отражение. По-моему, очень, даже неплохо…, как в кино…

- Вот, вот…, как в кино! - продолжал хохотать я.

Она ещё немного постояла, любуясь своей работой, потом её губы медленно поползли в стороны и она, сначала тихо, а затем во весь голос, стала вторить мне. Нахохотались мы, до упаду!

Если бы кто-то в это время проходил мимо нашего смеющегося домика – решил бы, что в доме проходит бесовский шабаш! Честное слово!

Обстановка разрядилась смехом.

Иришка смыла свой макияж, а когда была готова, мы поехали на задуманную мной ночную операцию.

Тёмным переулком подъехали к забору. Я остановил машину у знакомого мне места. Здесь, в бытность мою хозяином, была повреждена упавшим деревом, часть ограды. Забор мы восстановили, а вот колючую проволоку, нет. Её не оказалось на складе. Прошло сколько-то времени, мы про недоделки благополучно забыли, а вот теперь, я вспомнил.

- Сиди здесь, и жди меня.

- Я пойду с тобой, - опять упёрлась Ирка.

- Да, чтоб тебя! - не сдержался я. – Могут ведь подстрелить…

- Тебя подстрелят, а я - тут как тут! Представляешь, как твой верный, боевой товарищ…,  я  вытащу тебя из-под губительного вражеского огня, и спасу твою жизнь.

- Смотри, мой верный, боевой товарищ, чтобы мне не пришлось спасать твою жизнь от «Губительного вражеского огня».

- Не боись, командир! – «Смелого пуля боится, смелого штык не берёт!», - продекламировала она. Прорвёмся!

Я понял, уговаривать Ирку бесполезно, махнул рукой, и лишь проворчал: «Захвати фотоаппарат и, за мной».

Канарейку я поставил вплотную к стене. Взобравшись на крышку багажника, затем, на временный багажник, укреплённый на крыше кузова и с заранее постеленными на него несколькими досками, подал руку Ирине. Она встала рядом со мной.

- Теперь, полезай на забор, - шёпотом приказал я.

- А, ты?

- Я, следом за тобой…

- Подсадив Ирину, помог ей вскарабкаться по кирпичной стене, а когда она села на его вершине, как всадник на лошадь, дотянулся до гребня забора руками и, подтянувшись, уселся рядом с ней.

Первым спрыгнул, с другой стороны забора в снег я, затем, поймал Ирину.

Благополучно преодолев забор мы, полусогнувшись и стараясь ступать бесшумно, двинулись к освещённым окнам первого цеха. Снег, покрывавший пространство между забором и цехом, затруднял наше передвижение, но одновременно и заглушал шум шагов.

И вот, мы у цели!

Сквозь мутное от пыли стекло, в ярко освещённом цехе, вернее, половине цеха, на закроечных столах лежали небольшие пластиковые мешочки с  белым порошком. Женщины и девушки, большинство были молоденькие девушки, полностью раздетые, черпали маленькими лопаточками порошок и сыпали  на чашечки весов.

У двери стоял охранник с израильским короткоствольным автоматом в руках, а двое других прохаживались между рядами работающих.

Вот одна из работниц, по-моему, нечаянно, просыпала немного порошка на пол. Тут же подлетел охранник и ногой, в шнурованном военном ботинке, берце, ударил нагнувшуюся женщину, между ног, и на лице его появилась садистская улыбка.

Сквозь двойное стекло я увидел, как рот стоявшей на четвереньках женщины, искривился в крике, и она упала на пол, и лишь потом, до меня донёсся крик нестерпимой боли. Охранник, с ярко отразившимся на лице наслаждением и садизмом, ещё пару раз ударил её по рёбрам  и в живот, а затем, схватив лежащую за волосы, потащил из цеха.

У меня непроизвольно сжались кулаки от бессильной ярости.

Остальные работницы равнодушно продолжали выполнять свою работу, словно не при них это происходило. По их тупым, без единой живой эмоции, глазам,  было видно, они доведены до животного состояния. Жизнь для них, была равна смерти.

Это были – живые мертвецы…

Я смотрел на всё происходящее за мутным стеклом, как завороженный.
В основном здесь были люди из Азии. Мне кажется, из Китая или Вьетнама, но твёрдой уверенности у меня не было. В своей оценке я мог ошибиться, так как  совершенно не мог отличить человека из страны Восходящего Солнца, от китайца, вьетнамца или малазийца.

Я так увлёкся наблюдением за происходящим за стеклом, что чуть не забыл, зачем я здесь нахожусь. Привела меня в чувство Ирина.

- Что, дорогой, на женские голенькие фигурки засмотрелся?- прошипела она.

Сконфуженный её замечанием, не совсем верным, но… частично она была права, я обернулся к ней и строгим шёпотом проговорил - Вместо того, чтобы за мной наблюдать, лучше бы приступила к своим обязанностям. – Сколько фотографий можно было бы уже сделать…, особенно момент избиения женщины…

- Так, ведь, стекло грязное, - возразила она и хитро улыбнулась.

- Ты, знай, щёлкай, а как получится, знающие люди разберутся!

- Лёша, - укоризненно прошептала она, - пока ты наслаждался лицезрением молодых тел, я всё давно уже запечатлела.

Честно говоря, я до этого момента ничего не видел и не слышал, так погрузился в наблюдение за происходящим там, на той стороне мутного стекла.

– Ты права, дорогая, - «Пора рвать когти!» - фразой из известного кинофильма, подытожил я наше стояние под окном. Мы увидели такое, что не дай бог, даже в кошмарном сне увидеть.

В своём стремлении выполнить операцию, я совершенно забыл о возможной опасности быть   «Застуканными на месте преступления».

Подойдя к забору, я остановился, и в растерянности почесал затылок. Ирина переводила взгляд с меня на возвышавшийся перед нами забор и обратно.

Вот, простофиля! - ругнул я себя, знал ведь, что забор высокий, подготовил подъём на него со стороны переулка, а вот назад…

Я стоял и не знал, что предпринять.

- Чего истуканом застыл, подсади меня! - прошептала Ирка, и подошла вплотную к стене.

- Не так, - быстро сообразив, поправил я её, - освободи мне место.

Оперевшись спиной на стену, я подставил ей сомкнутые руки.

- Становись на руки, я тебя подсажу…

- А, ты, как?

- Здесь останусь ночевать, вон, сколько девушек вокруг, - грубовато ответил я, злясь на свою непредусмотрительность и плохую продуманность операции. – Достанешь из багажника буксирный трос и перебросишь мне один конец через стену.

- Хорошо.

Через минуту Ирина была на стене, а затем, ещё через какое-то время, через забор прилетел трос. Я молодцевато поплевал на ладони, схватился за трос и, перебирая по нему руками, попытался, как в боевиках, упираясь ногами в стену, вскарабкаться на забор, но не тут-то было!

Мои руки совершенно не были приспособлены для такого рода занятий. Обидел меня Бог силёнками! А может я сам был виноват, что мало уделял внимания физическим упражнениям?

Короче, ничего у меня не получилось.

Одним молодецким махом на забор я не взлетел. Пришлось вспомнить школьные годы и упражнение с поднятием по канату, подвешенному к потолку.

Получилось вовсе даже неплохо, я даже стишок сочинил, пока поднимался по тросу: «Не ленитесь, дети, в школе, будет вам легко на воле!».

Тьфу ты, причём здесь школа и неволя, одёрнул я себя. Тоже мне, поэт-самоучка!

Перебравшись через забор, я подтягивал последний метр троса, когда из-за угла, вышли два охранника. Один из них увидев мою руку с тросом, быстро «полоснул» очередью из УЗИ.

Одна пуля-дура всё-таки нашла свою цель и я, не издав ни звука, скривился от боли.

Мне нельзя было шевелиться и охать, чтобы не привлечь шумом внимание к себе, к себе и Ирине, то есть, к нам обоим.

Второй охранник, их разговор хорошо был слышен, посмеялся над своим напарником - «Что это ты, Кирюха, по сидящим на заборе воронам палишь? Сказано ведь, никакого шума!»

- А вдруг кто-то сбежал? Нам головы поотрывают!

- Чёрт с ними, узкоглазыми! В такой мороз, голяком…, да она через полчаса сдохнет от холода.

По-видимому, они подошли к месту нашего подъёма и спуска.

«Смотри» - услышал я голос стрелявшего Кирюхи - «Следы двух человек – мужика и бабы».

- Не бери в голову. Значит, кто-то из «наших» приводил к себе шлюшку. Видишь, обутые.

- А вдруг…

- Да наплюй ты.... Лучше замаскируй следы, - посоветовал второй охранник. – Хочешь без выходного пособия оказаться в речке, и я с тобой, на пару?

После его слов, я услышал, как, чертыхаясь, Кирюха замаскировывал следы у забора. Он затоптал своими ботинками наши следы и ещё,  для большей достоверности, рядом с забором помочился. Потом попросил сделать то же самое своего напарника.

- А, как быть со следами под окном? - всё ещё, по-видимому, сомневаясь в правильности действий, спросил он.

- Скажем, подсматривали за голыми девахами. – Ты только глянь, какая панорама! - и он смачно, с удовольствием, почмокал губами. Повезло внутренней охране... Чо меня не поставили за курочками присматривать?

Я, смотря на Ирину, всё время держал палец у губ, чтобы она, не дай Бог, не начала, по своей привычке, давать советы и охать, а тем более, возмущаться вслух.

«Из простреленной руки, на белый снег капала его алая, революционная кровь - представил я себя героем. А боевая подруга ждала его, стоя внизу у забора, и любящие глаза её, следили за каждым его движением» - проносилось в моей голове. Тьфу, идиот! Надо думать, как улепётывать отсюда не привлекая внимания охранников, а не высокопарно, стихами выражаться. И я, ещё раз, бичуя себя, повторил - идиот!

Была боль. Она отдавалась во всём теле, она отзывалась на каждый удар сердца, и с каждым ударом всё больше крови покидало меня.

Замаскировав наши следы, охранники пошли дальше. Их разговор и поскрипывание снега под подошвами берц, постепенно удаляясь, затих.

Морщась от боли, поддерживая раненую руку, осторожно, боясь хоть за что-то зацепиться, я спустился вниз, а Ирина, схватив трос, быстро его смотала и бросила в багажник. Ирка помогла мне сесть на заднее сидение и, осторожно клацнув дверкой, закрыла её. Запустив двигатель, не включая фар, поехала по переулку, и лишь проехав пару кварталов, остановила машину.

Включив свет в машине, быстро повернулась ко мне.

- Можешь подать мне аптечку? Хотя нет, сиди, я сама всё сделаю.

Она быстро пересела ко мне и осмотрела мою окровавленную руку. Весь половой коврик  машины тоже был покрыт крупными каплями крови. Схватив бинт, она надорвала упаковку и, наложив антисептический пластырь на рану, быстро перебинтовала руку.

Всё это она делала не произнося ни слова. И лишь закончив перевязку, спросила: «Тебе очень больно, до дома дотерпишь? – Я же знаю, ты опять откажешься ехать в травматологию…»

В ответ, не произнеся ни слова, я только кивнул головой, а сам про себя подумал - хорошо, что Иринка настояла на своём участии в сегодняшней «Операции Ы!».

 

* * *

 

Теперь у нас были все материалы, или почти все, чтобы засадить всю группу за решётку, но опять это – «Но!». У меня не было главного – Босса! Ведь ничего не стоит этим проходимцам сказать - «Нет у нас никакого босса, мы сами всё организовали…». Жди, когда кто-нибудь из них «расколется», а если нет?

Мне нужно было найти главное действующее лицо, того – кто организовал убийство моего друга, Севку, кто упёк меня в тюрьму, и кто завладел нашим бизнесом. Все фигуранты, которые за эти несколько дней встретились во время моего с Ириной расследования – мелкие пешки, марионетки, которыми кто-то, дёргая за верёвочки, манипулирует. Это я, да и Ирина тоже, уже уяснили для себя точно.

Где глава всей этой шайки – вот вопрос, и пока неразрешимый вопрос! Ну, передадим мы материал в полицию, а дальше, что? Ту-пи-к!

Ирина быстро, но осторожно вела машину. Я молчал, погрузившись в боль и думы, а Ирина, молчала, вероятно, чтобы не мешать мне. Вскоре она загнала машину во двор и помогла мне выйти из неё. Вот мне везёт, с лёгкой иронией подумал я, второй раз за три недели меня удаляют из строя «Борцов за справедливость!».

Основательно обрабатывая мне рану, Ирина, вероятно, чтобы отвлечь меня от боли, спросила:

- Лёша, почему мы смогли пробраться на территорию мастерских почти без помех, конечно, не считая твоего ранения? – Почему, мы смогли так легко раскрыть строго охраняемую тайну?

- Ириша, ты задала не один вопрос, а два – это, во-первых. А, во-вторых…

Я задумался, действительно, почему?

Ответ пришёл ко мне в голову сам, и я попытался донести его до Ирины.

- Потому, Ира, что для простых людей колючая проволока поверх забора и вооружённая охрана у ворот, своего рода табу на это место, а для правоохранительных органов нет причины врываться на частную территорию. Подумаешь, добавил я с иронией, невидаль какая - обыкновенные швейные мастерские. Это же не цирк. И, потом…

…Шьют они телогрейки, шинели, шапки – ну и, Слава Богу – пусть себе шьют, продолжил я. Налоги платят? Платят! Значит, Закон не нарушают. Тем более, что никаких, порочащих их деятельность, жалоб, не поступает. А, если даже поступят, всегда найдутся во всех структурах власти, доброхоты, которые предупредят о жалобе или проверке, даже – незапланированной…

- Я и сама об этом подумала, но хотела услышать твоё мнение…

- И, как? – Мнения совпали?

- Да, дорогой.

 

* * *

После небольших споров и попыток доказать друг другу свою правоту, мы решили продолжить, хотя бы с полмесяца, слежку за нашими фигурантами. И в одночасье столкнулись с первым препятствием, насторожившим нас.

Ирина съездила на рынок, чтобы осторожно, не привлекая внимания проверить, вышел ли Виктор Козлов, наш недомерок, на работу.

Оказывается, его лоток так ни разу, с того приснопамятного дня, когда Ирина «достала» его, не открывался, а на вопрос - почему? - Соседи в ответ лишь пожимали плечами, и было видно по всему -  они рады-радёхоньки отсутствию конкурента.

Тогда Ирина решилась на «безумный», по моему скромному мнению, шаг, она поехала прямо к нему домой. Каково же было её удивление, когда открывшая на её звонок маленькая, с заплаканными, невыразительными глазами, женщина, сказала, что уже три дня, как его похоронили.
Это была новость из новостей!

Хорошо, Ирина догадалась немного расспросить женщину. Та, без сопротивления пригласила её в комнату, вероятно у неё «наболело», и она была рада поделиться своим горем с первым, готовым выслушать её, человеком.

Виктор, рассказывала женщина, вообще, вот уже год, как здорово изменился. Вначале он дёргался из-за готового вот-вот «лопнуть» бизнеса. Мы же, понимаете, всё в него вложили, недоедали, продали его квартиру, короче остались голые и босые. Спасибо его брату, Анатолию, тот приютил нас на время. Потом, месяцев за восемь или девять до смерти, точно не помню, помню только -  пришёл такой весь радостный и довольный:

- Всё, говорит, Юлька, вылезем мы скоро из нищеты, заживём, как нормальные люди!

- Это, каким же манером? – спросила я у него.

- Нашлись добрые люди. Помогли восстановить бизнес, ответил он.

И точно, не прошло и месяца, как он купил квартиру на моё имя, потом машину…, и с бизнесом у него наладилось…

- А, вы, не поинтересовались, кто этот добрый дядя, что так вовремя помог ему и, за что? - спросила, как бы не очень придавая значения вопросу, Ирина.

- Да спрашивала я у него. А он только ответил: «Не твоего ума это дело женщина, и засмеялся, а потом, как-бы нехотя добавил, - братуха, Толька, помог».

- Помог? Молодец! - Ирина решила не уточнять, как он помог. - А дальше-то, что произошло?

…Я испугалась. Его брат, тот ещё урка. Здоровенный бугай, продолжила она. В тюрьме два раза сидел за что-то. Полгода, как освободился. Ну, зажили мы нормально…

- Простите, что перебиваю, машина у вас, какая?

- Да Мерседес, серебристый такой…

Женщина, по-видимому, не придала особого значения вопросу Ирины о машине, и продолжила - а тут, дней за шесть до смерти, пропал куда-то… - Появился через два дня – штаны на нём новые, рубашка тоже новая. Я и спрашиваю - «С чего это ты решил новое себе купить, и где два дня пропадал, меня не предупредив?»

- А он, что ответил?

- Говорит, срочно за товаром ездил, а сам хмурый такой, и главное, злой, не приведи Господь! Я решила к нему больше с вопросами не приставать. - А четыре дня назад, говорит - поеду на работу…

Женщина опять   заплакала и тихо завздыхала.

Ирина стала успокаивать жену Козлова, и даже погладила её по спине, ей жалко было женщину, оставшуюся с двумя детьми. И чтобы отвлечь её от горестных дум о муже, спросила, - дети ваши где, наверное, у вашей матери?

- Даа, у неё, - вытирая глаза полотенцем и потихоньку всхлипывая, ответила она.
- Так, от чего умер ваш муж?

- Не умер он, не умер! - глаза женщины сверкнули, и она продолжила, - вечером пришёл его брат и сказал, что Витя столкнулся с грузовиком и погиб, а машина сгорела… дотла.

Я закричала на Тольку - «Если бы не ты и твои дружки, с которыми связался мой муж, он был бы жив!». Толька на моё обвинение ответил, что он здесь не причём, меньше надо было пить, тогда бы ничего и не случилось. Тут я совсем взбеленилась: «Как так, меньше пить? - закричала я на него. Витя поехал трезвый как стёклышко, а ты говоришь, пить!» На это, он ничего не сказал, а только нахмурился. 

Я испугалась, подумала – сейчас ударит бугай здоровый, убьёт и не поморщится, но он только спросил: «точно трезвый?» – Да, да, да!!! – заорала я…

А потом Анатолий помог мне с похоронами…, почти успокоившись, проговорила несчастная женщина.

- Юлия, а как насчёт друзей Виктора. Точно у него появились какие-то друзья?

- Не знаю. Это я, не подумавши, ляпнула…. Хотя…, заходил к нам как-то один, представился товарищем Виктора по работе…, пренеприятный тип, знаете… серый такой… чистый волк, а глаза рыбьи.

Я потом у Виктора спросила, что это ты таких товарищей себе завёл? Так он сказал - Никакой это не товарищ, а просто… нечаянно познакомились.

- Тяжело вам пришлось в последние дни, - ещё раз посочувствовала Ирина, но поняв, что своим сочувствием дала повод к ещё одному ливню слёз, стала прощаться.

Уже почти закрывая за собой дверь, Ирина вдруг вспомнила, какой вопрос она собиралась задать женщине, но так и не задала и, полуобернувшись, попросила дать ей адрес брата Виктора -  Анатолия.

Записав в блокнотик адрес, Ирка теперь всегда носила с собой блокнот, ручку и карандаш, памятуя прошлые недоразумения, ещё раз извинилась за беспокойство, и прикрыла за собой дверь.

После встречи с вдовой Козлова, Ирина сразу же направилась домой, чтобы поведать о случившемся мне.

Выслушав её импровизированный отчёт, я задумался, и крепко. Какая-то странная смерть настигла Козлова, даже не странная,  а очень уж скоропостижная. И эти слова, слова его брата, удивлённого выкриком Юлии, что её муж вышел из дома совершенно трезвым.

Странно и ещё раз странно.

Действительно, было над чем задуматься. Не замешан ли в его гибели Серый? Это вполне возможно, подумал я. Судя по поведению Козлова во время освобождения Ирины, Серый вполне мог наказать его за трусость…. Но возникал неизбежный вопрос, а сам ли решил убрать труса Серый, или убрал по чьему-то приказу?

Опять вопросы, вопросы, и ни одного ответа. Ситуация усложнялась.

Срочно нужно было ехать к офису «Амплитуды», не сегодня, сегодня уже поздно, а вот завтра, с утра, и выяснять, на месте ли директор и его водитель? Если нет, то…, то…, моё посещение пионерлагеря…

Стоп! Причём здесь я? Освобождал Ирину какой-то горбатый дед.

Подумаешь, зашёл погреться, что-то заподозрил и…, решил проверить, а эти два придурка – Серый со своим пистолетом и ножом, и обгадившийся Козлов… - Боже мой, значит и Серый под ударом? Или, нет? Думайте, господин Иваницкий, думайте...

…Сначала Серый убирает проштрафившегося Козлова, а потом…, он же тоже виноват. Даа…, быстро карающая рука босса настигает провинившихся…. Или… босс решил подчистить своё окружение?

Тоже возможный вариант. Совсем исключать такое решение боссом нельзя.

Надо подумать, надо спокойно подумать…, решать с кондачка не стоит.

Если босс решил избавиться от бывших своих подставных свидетелей, то я никогда не смогу доказать, что это не я убил напарника…

Не-е-т, маленькая возможность всё же существует, решил я, вспомнив выражение, которое совсем недавно мне высказала Ирина – «Никогда не говори, никогда!».

А, что, верно! Всегда существует возможность тем или иным путём, что-то доказать. И я докажу..., докажу, если вычислю босса. Итак, завтра за работу.

 

* * *

Из кухни доносился дробный стук ножа - Ирина что-то готовила.

- Ира, ты готова и дальше продолжать мне помогать? - крикнул я, чтобы Иринка меня услышала.

- Да, милый.

- Завтра я хочу продолжить наблюдение за директором и его шофёром.

- Не поняла. - Ты можешь прийти сюда, а не кричать на весь дом?

- Ир, завтра я хочу продолжить наблюдение за директором и его водителем - Анатолием, - повторил я. Ты поможешь мне?

- А, как же рука? – Ирина заглянула в комнату с ножом в руке и слезами на глазах.

- Что с тобой, Ир? – Я тебя чем-то обидел?

- Не обращай внимания, это лук. Злой, зараза!

- Ааа…. Так вот. В сложившейся на сегодняшний день ситуации, я другого выхода не вижу…

- Хорошо.

Из кухни послышалось шкворчание чего-то жарящегося, а затем донёсся обалденный запах жареного мяса с луком.

- Ой! Я испорчу твоё любимое блюдо! - и Ирка быстренько скрылась за дверью в кухню.
 

Глава восемнадцатая

Джип стоял на месте. Из выхлопной трубы вился лёгкий дымок, а за рулём сидел Анатолий Козлов в ожидании шефа. Значит, мы как раз вовремя подъехали. Вскоре вышел директор «Амплитуды», и мы поехали за ними на достаточном расстоянии, чтобы нечаянно не быть замеченными.

Иринка здорово наловчилась скрываться среди других машин, ещё немного тренировки и она получит квалификацию опытного «наружника».

Выехали на Мичуринский проспект и чуть не потеряли их из виду. Когда мы нашли их, джип стоял на парковке у гостиницы: водитель был на месте, а директора я в последний момент заметил входящим в дверь вестибюля.

- Что он тут забыл? - почти одновременно, воскликнули мы с Ириной.

Ирина припарковалась несколько в стороне, за огромным  «Лендкруйзером». С этой позиции нам был хорошо виден джип и входная дверь гостиницы.

Через полчаса ожидания, или чуть больше, директор выскочил из двери, бледный, сел в джип и резко захлопнул дверцу.

Джип развернулся, и они вернулись назад, в офис…

Мы думали, что нам придётся долго стоять, но получилось совсем наоборот.

Куприянов вылез и пошёл к входу в здание, а джип, рванув с места, помчался по только, что пройденному маршруту, и вернулся на прежнее место. Только сейчас Анатолий не остался за рулём в ожидании, а хлопнув дверкой и включив сигнализацию, направился к двери гостиницы с самодовольной улыбкой на лице.

- Чего это он, как самовлюблённый петух в предвкушении оплодотворения курочки, так радуется? – посмотрев на меня, спросила Ирина.

В ответ, я молчаливо пожал плечами.

«Сейчас проверим» - и Ирки в машине, как не бывало. Она отсутствовала минут двадцать, а когда вернулась, лицо её выглядело хитровато-лукавым.

- Ты, куда это упорхнула, как птичка спугнутая ястребом? – поинтересовался я, когда она вновь устроилась за рулём.

- Ой, не могу! - захихикала она. Знаешь, зачем он вернулся?

- Не знаю, но надеюсь, ты объяснишь, и вообще, я не понимаю, ты, что…, в туалет бегала?

- Ага, как же. Я следила за Козловым.

- Как это? - удивлению моему не было предела. Ну-ка, ну-ка, расскажи.

- Забегаю я, значит, в вестибюль, а он уже в лифте, я чуть-чуть не успела. Состроив расстроенное лицо, подхожу к администратору и говорю: «Только что на лифте поднялся Анатолий Козлов к своему боссу, а я, дурёха, забыла ему кое-что передать». Администратор изучающе посмотрел на меня и говорит: «Откуда я знаю, что вы та, за кого себя выдаёте, а не ревнивая бабёнка?»

Я, на его реплику ноль внимания и, так это строго говорю: «Дело ваше, но за последствия будете отвечать вы, если босс вовремя не получит информацию…. Вы его характер знаете…. - «А, всё-таки, вы кто?» - опять спрашивает он. Я посмотрела на него  так это, знаешь, свысока, и высокомерно задрав голову, говорю - «Пресс-секретарь!» Ну, он ещё немного поколебался, наверное, думал, влетит ему или не влетит…, клиентов кому охота терять и, говорит: «Седьмой этаж, номер 712». Я ему в ответ лучезарно улыбаюсь, и на ходу бросаю - «Родина вас не забудет!» Он стоит ошарашенный с «хлопающими» глазами, а я закрываю дверь лифта…

- Боже мой, Ирка, а ты не боялась, что он позовёт секьюрити и тебя, взашей вытолкают?

- Боялась, у меня даже всё внутри холодным потом покрылось…

- Холодным потом покрывается тело снаружи, а не внутри, - с назидательной иронией поправил я Ирку.

- А у меня, внутри. Не могла же я покрыться потом от страха, снаружи. Он бы сразу заметил.

- Ладно, давай, рассказывай дальше…

 - Сейчас. – Поднялась я, значит, на седьмой этаж, нашла нужный мне номер…

 - Да, не тяни ты кота за хвост – номер, номер…

- Не хочешь слушать, не надо. - Между прочим, без подробностей любой рассказ неинтересен, спроси у любого писателя, - и Ирка, обидевшись, замолчала.

Посидели молча. Я подождал пока у Иринки пройдёт запал обиды, и ласково посмотрев ей в глаза, попросил  продолжить рассказывать, а чтобы умаслить её до конца, добавил: «Ты так интересно рассказываешь… Прямо, как Курский соловей поёшь…»

- Не подхалимничай! Знаем Вас, не в первый раз! Меня на мякине, как воробья, ты не проведёшь!

Но всё же продолжила.

…Мимо идёт эта, как её…, горничная, что ли? Я ей говорю - «Муж, гад такой, изменяет с какой-то сучкой, хочу застукать с поличным, не поможешь?»

Я надеялась, что она вместе со мной войдёт в номер, а она испугалась, дурында, побледнела вся, и говорит: «Я могу работу потерять, ну и так далее…» А время-то идёт… - Тогда я говорю: «Снимай дура передник, я быстренько, только загляну в номер и назад».

Она опять затряслась осиновым листочком вся, и передник давать не хочет!

Тогда я быстренько развернула её «К лесу передом, к себе задом», развязала завязки, и передник на себя нацепила…

- Ир, говорят, - «Ко мне передом, к лесу – задом».

- Что?.. – Ах, да какая разница? – поморщилась она. Так вот, слушай дальше. Дальше, ещё интереснее…

…Открываю я, значит, дверь… - Слушай, почему они не заперлись? Ну, да ладно, это не так важно!

Рассказывая, Ирка загорелась лицом и, наверное, вновь переживала происшедшее с ней там, в номере.

…Открываю я дверь, продолжила она - Боже мой! Он уже без рубашки и штаны наполовину спущены, а в номере не мужик, а симпатичная брюнетка, тоже, между прочим, в неглиже.

Я растерялась, не знаю что делать, рот раскрыла, как дурочка, и стою… - А она, как рявкнет: «Пошла вон отсюда, дура!» Ну, я и выметнулась в коридор. Сорвала с себя передник, швырнула горничной и вниз. – Уфф!

- Ты её рассмотрела?

- Не очень... Тут такая сложилась пикантная ситуация, что я…

- Понятно.... Ну, хотя бы в общих чертах...

- Что это тебя она так заинтересовала? - Не бывшая ли, случайно, твоя подружка? – в её голосе прозвучали нотки ревности.

- Да, нет. Просто…

Я не знал, что ответить - пауза затягивалась.

Наконец, нашёлся более-менее приемлемый ответ - «Мы же должны знать их связи…»

- Половые, что ли? - хитро прищурилась Ирка.

- Да ну тебя! Причём здесь это?

Я не мог сказать Ирке, что пока она занималась своим экспериментом, я заметил на стоянке  серебристый Мерседес со знакомым мне номером.

В тот день, когда я гнался за похитителями Ирины и потерял их из виду, а потом, случайно, устроил игру в догонялки с Мерседесом, за рулём которого, сидела моя бывшая пассия – Виктория, вот его-то я и увидел на парковке перед гостиницей.

Увидев машину здесь, я заподозрил, нет, не заподозрил, а у меня мелькнула мысль-вопрос – что здесь делает Виктория?

 

* * *

Нам пришлось простоять в ожидании - часа два-два с половиной, пока не вышёл из дверей щурящийся в довольной улыбке, как наевшийся ворованной сметаны кот, Козлов Анатолий. Ирина запустила двигатель, собираясь ехать за ним, но я попросил её заглушить мотор.

- В чём дело? – подозрительно покосилась она на меня.

- Мы знаем, куда он поедет. – Нам нужно проследить за дамой.

- Зачем это? – и ревнивые нотки вновь прозвучали в голосе Ирины.

- Так надо.

Увидев вышедшую из дверей-вертушки вслед за любовником девушку, я сразу узнал её.

Да, это была она - Виктория!

Любовники помахали друг другу руками и разъехались в разные стороны.

Вот почему таким разъярённым выскочил из гостиницы Куприянов – он, по-видимому, получил отставку,  и не мог более претендовать на место в постели Виктории.

Любопытно, стерпит ли он такое унижение?

В связи с открывшимися обстоятельствами возникал ещё один вопрос - только ли амурные дела связывают эту тройку, или ещё что-то? Есть ли в их отношениях хоть крупица делового партнёрства.

Круг подозреваемых лиц в убийстве Севки всё расширялся, а ясности не добавлялось. Тем более, какое может иметь отношение Виктория к убийству Всеволода? Решив, что у меня «поехала крыша», я выбросил эту мысль из головы.

Ирина, стараясь не потерять Мерседес из виду, лавировала в потоке машин, а Виктория нагло и грубо подрезала другие машины, скакала из одного ряда в другой. Водители поднимали кулаки кверху, чтобы погрозить и послать проклятие водителю-нахалу, но увидев смазливую мордашку за рулём, опускали их, и только укоризненно покачивали головой.

С трудом, вся вспотев от напряжения, Ирина сумела удержаться за Мерседесом, и мы подъехали к бывшему зданию Совтрансавто.

Виктория, поставив машину на парковку, вошла внутрь помещения. Ирина не стала парковаться на стоянке, а остановилась на улице, прижавшись к тротуару.

Интересно…, это ещё ей зачем? Зачем ей Совтрансавто? Насколько я помню, она никогда мне не говорила, что имеет дела с этой   конторой.

Через полчаса она вышла, и вновь мы колесили за ней по улицам Москвы.

Виктория посетила ещё несколько организаций, и вернулась к себе, в книжный магазин. Его подарил ей папа на день семнадцатого года рождения, и к дню окончания школы, ещё в то время, когда я с ней не был знаком.

Я познакомился с ней в её книжном магазине. Она подошла ко мне с дежурным вопросом: «Вы что-то ищете, молодой человек?» А, когда я воззрился на неё и понял - вполне симпатичная девочка, непроизвольно выпалил: «Вас!»

- Ну, что ж, Вы нашли то, что искали, - лукаво ответила она. Будем знакомы...

И мы, задружили.

 

* * *

В начале восьмого вечера она, закрыв магазин, отправилась домой. Мы последовали за ней.

В салоне нашей машины стояла тишина.

Я молчал, потому что был далеко отсюда, был в своих воспоминаниях четырёхлетней давности, а Ирина молчала, наверное, потому что дулась на меня, хотя я не знал за что. Потом спрошу, решил я.

Мы подъехали к современному элитному зданию с крытой собственной парковкой. Мерседес подал сигнал, шлагбаум поднялся, и машина нырнула внутрь, как «Щука в море-океан». Ирка тоже собралась было повторить манёвр мерседеса, но была позорно остановлена закрывшимся перед носом её машины шлагбаумом. Подошедший охранник спросил - «Вы к кому?»

На просьбу пропустить, отрицательно покачал головой: на вашу машину, он презрительно окинул нашу канарейку взглядом, пропуск никто не заказывал.

Пришлось нам «Не солоно хлебавши» ретироваться.

- Богато живёт! – позавидовала Ирка. Мне бы так!

- Может, она к кому-то приехала в гости?

 - Ну, да! – Её бы охранник не пропустил. Видел, как он заулыбался при виде её, аж рот чуть не разорвал от «счастья лицезреть» смазливую сучку.

- Ну, ты… да-ешь… - Не иначе, как наговариваешь по какой-то причине на девушку…, нет?

- Ничуть. Вот прямо сейчас и проверим.

Я только хотел что-то ей сказать, и открыл рот, как она уже выпорхнула из машины легко, как птичка, только пальто мелькнуло у меня перед глазами.

Минут через двадцать Ирка уже вновь сидела  в машине. Щёки её порозовели, а дыхание чуть участилось.

- Я же говорила, она здесь живёт, - положив руку на грудь и стараясь восстановить сбившееся от беготни, дыхание, - заговорила она. - У неё двухуровневый пентхауз с множеством комнат, небольшим бассейном и оранжереей. Вот!

- Ирина, запиши, пожалуйста, её адрес.

Целую неделю мы следили за Викторией. Она моталась по городу: вечерами посещала показы мод, светские рауты и художественные выставки известных мастеров. И с Анатолием Козловым встречалась - ежедневно, в одно, и тоже, время.

Но, на следующей неделе, он не появился в назначенном месте, в назначенный час! Она, пробыв в номере почти час, уехала.

Мне показалось, уехала совершенно взбешённая.

На второй день повторилась та же история.

Мы с Иркой, встревожились. Нам показалось очень уж не логичным манкирование своих обязанностей Козловым, и помчались к «Амплитуде».

Офис стоял на месте, джип стоял на месте, только за рулём сидел не Козлов, а другой водитель – Серый!  

Вот те раз… ахнули мы с Иркой почти в один голос, увидев Серого, восседавшего «во всей своей красе» за рулём джипа. И сразу же возник вопрос - а, где же Козлов Анатолий? Неужели...

Помчались к нему домой, по записанному в блокноте Ирины, адресу. Не стали заморачиваться подготовительными работами, а сразу постучали в дверь напротив, и поинтересовались - Где наш дальний родственник, Козлов Анатолий?

Соседи, они всегда в курсе всех событий, особенно, если парень видный из себя и холостой.
В соседях оказалась разбитная бабёнка лет под тридцать-тридцать пять. Она тут же выложила, что её соседа, Тольку, увезла в ночь с пятницы на субботу, скорая помощь в больницу...

- С чего бы это, - невежливо прервала соседку Ирина?

- А с того, что отравился ваш любезный родственник чем-то, и говорят, уже помер. Так, что ищите его в морге.

- Не мог же он сам себя отравить, да ещё чем-то? –  сказала Ирка. Может грибы плохие съел? – спросила она наугад.

- Не мог, это вы точно заметили. А грибы он на дух не переносит.

- Так может к нему кто-нибудь заходил – днём или вечером?

- Неа. Я бы знала.

- Как это - знала?

- А у него дверь скрипучая.

Мы с Ириной удивлённо переглянулись. Какое отношение может иметь скрипучая дверь к посетителям её соседа, Козлова, и непонимающе уставились на словоохотливую, всевидящую и всеслышащую соседку.

Она поняла наше недоумение, и решила ввести нас в курс по скрипению дверей и, что из этого вытекает:

- Когда Толька приходит или уходит, дверь у него скрипит по сумасшедшему и, когда гости приходят к нему, а он открывает им, тоже скрипит…

- Значит?

- А то и значит. Пришёл он в семь вечера, и больше дверь не скрипела.

Соседка с победоносным выражением на лице посмотрела на нас, казалось, хотела сказать - «Ну, что, съели?» - и, добавила, чтобы окончательно поразить нас своей железобетонной логикой - значит, он сидел дома один, никуда не выходил и к нему никто не приходил, добила она нас.

А выложив на нас все свои наблюдения, гордо выставила могучую грудь, никак не меньше шестого размера.

Ошеломлённые известием о скоропостижной смерти Козлова, мы поехали домой, чтобы в спокойной обстановке обсудить неожиданную новость. Слишком уж часто стала посещать смерть наших фигурантов, так, по-научному, назвала Ирка наших клиентов, или подозреваемых.

Дома, выпив кружку чая и сделав пару глотков со второй, я продолжил дискуссию:

…ты настаиваешь, что отравить мог только Куприянов из ревности, или… из-за унижения,  не согласился я с Ириной, но ты забыла о втором заинтересованном лице… Виктории.

- Господи помилуй! Ей-то на кой ляд это сдалось?

Я не мог сказать Ирке, что хорошо знаком с характером своей бывшей. Она капризна и мстительна, привыкла считать своё «Я» в этом мире превыше всего и всех…

Ну, не мог я сказать этого Ирке, не мог и всё!

- Ты обратила внимание на постоянное выражение её лица…

- Не особенно. Я же не мужчина и не лесбиянка…, а… что?

- А, то. Сплошное высокомерие и властность.

- Ну и что?

- А, то. Во-первых – допустим, Козлов решил подмять её под себя.

Не успело с моих губ слететь последнее слово, как я ощутил тычок в бок.

- Нет, нет, Ирина, я не в том смысле.

- Если не в том... тогда выбирай слова, более точно характеризующие действия…. Ладно, прости, это я так…

Она задумалась на какое-то время, а потом, подняв на меня глаза, продолжила:

…то есть, ты хочешь сказать, что он решил вить из неё верёвки? – Так, что ли?

- Вроде этого, - согласился я, - а, во-вторых… - Во-вторых, может он ей попросту надоел?

- Ну, дорогой, это уж сплошная чушь. – Зачем же она два дня подряд приходила на свидание?

- А ты допусти на минуту - она так поступала, чтобы отвести от себя подозрение.

- Ты хочешь сказать, что она разыгрывала роль? По-моему, ты полез не в те дебри.

- Полез, не полез. Дебри, не дебри, но согласись, такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов.

- Возможно, возможно, - раздумчиво произнесла Ирина.

- А вот, причастен к отравлению Козлова лично Куприянов, или совершил это чужими руками, допустим, того же Серого, ещё нужно выяснить. Согласна?

Итак, подвёл я итог - у нас есть, вернее, пока мы считаем возможным, в отравлении Козлова могут быть замешаны несколько человек. Во-первых – Куприянов, из мести красотке…, или… чтобы убрать соперника, во-вторых – Виктория, чтобы наказать или избавиться от докучливого любовника и, как это не парадоксально – Серый, за себя…, или за кого-то. Итого, три человека, и все каким-то образом связаны между собой. Я правильно охарактеризовал причины, двигавшие возможными отравителями?

- Наверно..., правильно, - как-то неуверенно согласилась со мной Ирина.

 

Глава девятнадцатая
    Незаметно пролетело время Ирининого отпуска. Оставалось пять дней до её выхода на работу, а в расследовании всё было зыбко и неопределённо. Были кое-какие догадки, были…

Нет, не совсем так.

Было и кое-что существенное, например, мои цеха с расфасовкой наркотиков, и ателье, в которых не принимают заказов…. Но не было главного – кто, и за что убил Севку, и отправил меня так далеко, в края «Куда Макар не гонял телят пастись». Вот чего не было у нас! И это меня очень тревожило. Но, как говорится - «Не было бы счастья, если бы несчастье не помогло!».

При очередной слежке за Викторией, Ирина потеряла её в потоке машин. Плохо, конечно, но мы решили, чтобы напрасно времени не терять, заехать в пиццерию и перекусить…

Спускаясь по ступенькам к машине, Ирина нечаянно подвернула ногу, лодыжка стала напухать, и мы поехали в травмпункт, управляя машиной вдвоём. Я сел за руль и, управляя левой рукой и педалями, поехал в больницу, а рычагом переключения передач занималась Ирина, потому что, моя правая рука после ранения ещё была недееспособна.

Подлечив Ирину ногу, поехали домой.

Проезжая по улице Лобачевского наткнулись на охранное агентство «Ягуар», а у его подъезда, джип Куприянова и мерседес Виктории.

- Вот это даа! – толкнув меня в бок, удивлённо проговорила Ирина. – Им то, что здесь надо?

Я тоже заинтересовался одновременным присутствием двух людей в офисе третьего. Немного проехав, остановил машину у обочины и, ещё не заглушив двигатель, посмотрел на охранников у входа. И заметил настороженно-любопытные взгляды двух качков в строгих костюмах с белыми рубашками и галстуками под пиджаками. Чтобы не возбуждать излишние подозрения, включил «аварийку» и открыл капот двигателя. Я ковырялся в моторе, а Ирина, через зеркало заднего вида наблюдала за агентством.

Минут через десять, вальяжной походкой, к нам направился один из охранников.

- Здесь стоять нельзя, уберите машину! - строго-официально приказал он.

- Как я её уберу, если она не заводится и, оглянувшись вокруг, добавил, - здесь нет запрещающих знаков.

- Не имеет значения, - более строго проговорил он, и ещё раз повторил, - здесь нельзя стоять!

- Хорошо, хорошо, вы только не волнуйтесь. Потолкайте машину сзади и вместе мы её уберём.

Но, по-видимому, охраннику было лень это делать, или он побоялся испачкать свою униформу: во всяком случае, постояв пару минут и понаблюдав, как я неумело хватаюсь то за одно, то за другое, сплюнул под ноги и вернулся к напарнику.

Теперь они лишь изредка, искоса поглядывали в нашу сторону.

Мы остались на месте.

Время медленно тянулось, а из дверей офиса никто не выходил. Пора было убираться отсюда. За то время, что я возился с машиной, можно было найти любую неисправность и удалить её. Я окончательно посадил аккумулятор и теперь, даже будь двигатель полностью исправным, не смог бы его  завести без «толкача».

Наконец, наши ожидания завершились полной нашей победой. Дверь офиса отворилась, и показались Куприянов с Викторией. Сев в машины, они разъехались в разные стороны. Теперь я  уже точно не мог их проследить – аккумулятор сдох окончательно и бесповоротно!

Ирина всё это время сидела в машине и, не произнося ни слова, наблюдала за моими действиями и входной дверью офиса.

Но вот я услышал постукивание Иринкиного пальца по стеклу и, подняв голову, увидел, как охранники, приняв стойку «Смирно», провожают «пожирая начальство глазами» одетого в элегантный серый костюм, господина со страшно знакомым мне лицом. Мгновение спустя, два джипа рванули с места, увозя начальствующее лицо и его охрану. Я только и смог, что долгим взглядом проводить их.

Стоять здесь дольше не имело смысла, я позвал охранников на помощь.

После убытия грозного ока начальства, они стали более покладистыми. От толчка накачанных секьюрити жигуль сразу завелся.

На прощание, выпустив клуб дыма из выхлопной трубы, мы покатили домой.

Дома я сразу бросился перебирать фотокарточки, разыскивая знакомое мне лицо.

- Лёша, ты, что такой возбуждённый, и фотки взялся перебирать не поужинав?

- Сейчас Ирина, сейчас, не отвлекай меня, - и, не прерываясь на разъяснения, продолжил поиск нужной мне фотографии. Она нашлась в ворохе фотографий сделанных Гришей у мастерских, и не одна, а несколько.

Ирина, с любопытством наблюдая за моими поисками, вдруг хлопнула себя по лбу и, пробормотав - «Вот дура!» – принялась перебирать другой ворох, ворох с фотографиями ателье.

- Смотри, Иришка! – показал я фотографию, - он, по-хозяйски заезжает на территорию мастерских, у него даже пропуск не спрашивают, а здесь, - я показал ей другую фотографию, сделанную глубокой ночью, - посмотри, это же он заезжает на территорию, и оба джипа его.

- Сейчас, сейчас, где же она? – не обращая внимания на мой призыв, Ирина продолжила лихорадочно перебирать фотографии.

Отброшенные, не понадобившиеся ей фотографии, веером покрыли пол вокруг неё.

– Ага, вот они! – и она сунула мне пару фотографий прямо под нос. – Вот, посмотри, он у обоих, не принимающих заказ ателье, разговаривает с главными менеджерами. – Ур-а-а! Мы нашли его, мы его вычислили! - радостно закричала она и захлопала в ладошки.

- Кого его? Ирина, не радуйся раньше времени, - попытался я охладить её пыл, - нужно ещё проверять и проверять…

- Лёшка, ты страшный зануда, честное слово. - Тут всё ясно, и нечего проверять. Завтра же идём в полицию.

- Ну, да, и передаём все материалы тому офицеру, что прибыл так «своевременно» к месту убийства, и вызвал заранее скорую помощь…

- Да, ну тебя. Вечно настроение испортишь. Как с тобой, таким занудой, жена живёт?
Я удивлённо посмотрел на неё.

- Какая жена?

- Да, я, чёрт тебя задери! Какая, какая? – Всё ему разжуй и в рот положи. Недотёпа!

- Ааа…

- То-то, что – «Ааа».

Поняв, что это она сказала не со зла, я успокоился, и направился в кухню, таща за  собой     Иришку.

За ужином я механически проглотил всё, что мне она подавала, не распробовав даже вкуса. У меня голова была занята другими мыслями…

- Эй, ты уснул? – донеслось до моего сознания.

- А?

- Я спрашиваю, ты уснул, что ли?

- Нет, не уснул, я сейчас…

- Тебе добавки положить?

- А?

- С тобой всё понятно, - с нотками обиды в голосе,   произнесла   Ирина, - я старалась, готовила…, - и загремела грязной посудой под краном.

 

* * *

Иринка уже досматривала, наверное, второй сон, а я лежал с широко раскрытыми глазами, и сна во мне не было ни на йоту. Я снова и снова перебирал в памяти тот злополучный день, день моего задержания. Я старался по минутам восстановить ход событий того дня, пытаясь ничего не упустить. Но почему-то моё воспоминание перебивала какая-то мысль, она переносила меня на месяц назад, в тот день,  когда ко мне в кабинет вошёл Севка.

Он, удобно разместившись в кресле и вытянув свои длинные, журавлиные ноги, стал рассказывать:

- Вчера, когда ты был на выезде, ко мне зашёл такой, знаешь, представительный мужчина и, представившись директором Охранного агентства «Ягуар», предложил нам услуги своего агентства...

Я, Севке, помню, тогда ответил - «Зачем, у нас уже есть охрана». Да, кажется, так.... Нет, точно, именно этими словами, я ему ответил.

...Ты не перебивай меня, слушай дальше, продолжил Севка. Так вот, он стал убеждать меня, что его агентство лучшее в столице и, что приняв его предложение, нам совершенно не придётся беспокоиться о сохранности нашего бизнеса, его фирма сделает это в лучшем виде.

Знаешь, Лёшка, продолжил он с иронией, у меня сразу возникла в голове картинка из сказки А.С. Пушкина…  про царя, если я не запамятовал, царя Додона. Помнишь, там есть такие слова в эпизоде с петухом – петух как закричит - «Ку-ка-ре-ку, царствуй лёжа на боку-у!» Вот и у меня, после его слов, возникла ассоциация с этой сказкой.

- А, дальше?

- Что, дальше? - Ааа…, дальше…, при его последних словах я уловил, ты же знаешь, у меня тонкий, музыкальный слух, я уловил в его словах, как бы намёк на предупреждение…, нехорошее предупреждение.

- Ты хочешь сказать…

- Да, он предлагал нам свою крышу, и если мы откажемся, то... нас могут ждать неприятности.

- Точно? – Но ты, я надеюсь, также «тонко» отказал ему.

- Да.

На этом наш разговор на эту тему закончился, и мы перешли к обсуждению текущих вопросов производства. А буквально через неделю после нашего разговора, я услышал в селекторе голос нашей секретарши Вали: «Алексей Игоревич, с вами очень настойчиво хочет переговорить директор охранного агентства, Милютин… Вас соединить с ним или…»

- Соедини.

Я уже понял, кто так настойчиво добивается разговора со мной, и решил поставить все точки над «И».

В трубке раздался рокочуще-добродушный басок:

- Милютин говорит. Приветствую Вас, - несколько фамильярно поздоровался он. Хотелось бы перетереть один вопросец…

- Говорите, какой и, пожалуйста, побыстрее, меня люди ждут.

В трубке послышалось, как он что-то переложил на столе, а затем, добродушно покхекав, продолжил, - я недавно разговаривал с вашим партнёром по поводу…

-  Я знаю о вашем разговоре и повод, поэтому отвечу его же словами – Извините, нет! – и положил трубку.

Через полминуты я вновь услышал голос Вали - это опять он…

- Скажи, что я уже уехал.

За текущими делами, я благополучно забыл о нашем разговоре, тем более, что больше он нам не звонил.

 

* * *

Ни с того, ни с сего, в середине месяца, откуда мы их совсем не ожидали, у нас  возникли проблемы и, не просто какие-нибудь  заурядные проблемы, а вполне, я бы сказал - серьёзные. Возникли проблемы с доставкой товара, и мне некогда было вспоминать о каком-то там Милютине.

В один из дней на трассе остановили и разграбили нашу машину, идущую из Иваново с шинельным сукном. Через неделю пропал груз на железной дороге, и мы не получили даже компенсацию. Отправитель почему-то забыл застраховать его, или поскупился на лишние расходы.
Две недопоставки заставили лихорадить наши пошивочные цеха, и мы с Севкой ноги сбили в поисках материала. Мы не могли сорвать заказ: во-первых, мы бы потеряли престиж среди заказчиков, во-вторых, нам бы пришлось выплатить неустойку, что больно ударило бы по нашему капиталу. Тем более, что мы недавно израсходовали большие деньги на приобретение нескольких новых станков.

Странно, но неприятности у нас начались после разговора с Милютиным, подытожил я воспоминания того периода. Почему я, да умница Севка, не поняли этого сразу? Скорее всего – замотались, решил я.

Помню, я еще переговорил с директором Охранного агентства «Салют», которое обслуживало нас, и предъявил ему жалобу на потерю груза, но он ответил, что машину из Иваново его люди не сопровождали, не было заявки.   

Замкнутый круг – никто не виноват, а мы в убытках! Это была случайность, от которой никто не застрахован, или был хорошо спланированный наезд? – только сейчас, ночью, задал я себе этот вопрос. И, почему я не задал его раньше?

Полежав, минут пять спокойно, надеясь, что вот-вот придёт сон, я вдруг вспомнил, или это само всплыло из подсознания – а не в то ли время пошли разговоры о нашей личной безопасности? Поковырявшись в памяти, перелопатив кучу встреч того времени, я пришёл к выводу - да, в то время первой обеспокоилась этим Виктория.

Встретившись с ней случайно на дне рождения одного знакомого, она, казалось, в шутку, произнесла: «Говорят, сейчас столько несчастных случаев происходит с дельцами, а вы с Севкой всё щеголяете без личной охраны!» На что я, равнодушно пожав плечами, помню, что-то ответил, кажется, похожее на… - не такие уж мы богатые, чтобы на нас охотиться, и отошёл от неё… Стоп! А с кем же она тогда была? С кем? Я напряг мозг, пытаясь восстановить тот день рождения и вспомнить присутствующих на нём людей…

«За столом сидели, царь, царевич… король, королевич... сапожник…», не вовремя вылезла детская считалка. Да, за столом сидела Вика, а рядом с ней… Милютин? Точно Милютин! Значит, она, встречаясь со мной, уже тогда была с ним знакома … и, как давно? И в качестве кого? – только сейчас удосужился я задать себе этот вопрос, а надо было, дураку, задать его ещё тогда! Ну, почему я в то время был таким простодырым?! Ведь замечал же за ней кое-что… - Поэтому и перестал с ней встречаться. Ох, идиот! Ох, идиот!

Кое-какие прошлые моменты жизни стали понемногу проясняться. Ещё оставалось несколько нерешённых проблем: кто, в настоящее время, владелец моего бизнеса, и кто сначала подставил, а затем арестовал меня? Следователь Кондратьев, мне кажется, совершенно здесь не причём, ему передали материал из оперативного отдела, значит, нужно искать того капитана. А, что делать с владельцем, где о нём узнать?

Тут, неожиданно, вспомнилась история с оформлением документов на мастерские. В Бюро Технической Инвентаризации имущества меня всё гоняли из-за какого-то, нелепо составленного чертежа, как-будто я его чертил, а не их же работник.

Вот, нужно завтра, то есть, уже сегодня, взглянув на часы, поправился я, послать туда Ирину, пусть постоит в очереди и попытается достать справку из БТИ. В ней уж точно, указано настоящее имя теперешнего владельца, раз директор «Амплитуды», по словам секретаря, лишь исполнительный директор, а не владелец.

Хотя… по документам в БТИ может числиться какой-нибудь «зицхозяин», а не настоящий, но… будем надеяться, что мне, то есть нам с Иркой, повезёт.

С этой, окончательно оформившейся мыслью, я и уснул.

 

Глава двадцатая

Утром пришлось откапывать машину от свежевыпавшего пушистого снега и расчищать выезд со двора.

Ночью, пока я предавался своим думам и анализам, шёл снег, а я и не заметил.

Что-то многовато его в этом году выпало, решил я, махая деревянной лопатой. Я торопился поскорее очистить выезд и набирал снега на лопату столько, что черенок, в конце-концов, не выдержал и с треском переломился. Чёрт! Вот незадача. Надеюсь, Ирина сумеет выехать.

Объяснив Ирине задачу на сегодняшний день, я тоже оделся, и попросил подбросить меня до станции метро «Орехово».

- Ты, куда это лыжи навострил? – поинтересовалась она.

- Искать капитана, - ответил я ей, когда она остановила машину.

Помахав на прощание рукой, я бодро зашагал к станции метро.

- Будь осторожнее в толчее, руку береги, - послала она вслед пожелание.

Обернувшись, я ещё раз помахал рукой, здоровой, конечно.

Я поехал в райотдел полиции, в сферу влияния, которого, входил мой дом - дом, в котором я жил, и не плохо жил, до ареста. Мне опять предстояла перспектива слежки на ногах. Хорошо, если повезёт, а если он в отпуске или его перевели на другое место службы с повышением по должности? Тогда..., тогда мои поиски могут затянуться на год, а то и больше.

«Господи, помоги рабу твоему!» - произнёс я, вступая в коридор ОВД.

Одетый вполне элегантно, бородатый и с беретом на голове (Ирка всё-таки купила) я, оказывается, привлекал к себе внимание практически всех, кто попадался мне на пути. – Чёрт бы меня подрал! – заругался я, конечно тихо, сквозь зубы - «Хотел как лучше, понезаметнее, а получилось… хуже некуда. Тупица безмозглая, вырядился... фанфарон! Пошёл бы в плаще и треухе, никто и внимания бы не обратил».

Так, втихомолку костеря себя, я продвигался вальяжной походкой «Настоящего художника» по коридорам райотдела и, как бы по ошибке, заглядывал во все встречающиеся мне кабинеты, высматривал «своего» капитана. Меня часто встречали вопросом - Вы что-то хотели или, вы кого-то ищете? – А, иногда, грубо кричали - Закройте дверь!

Мои поиски были безрезультатны.

Я вышел на улицу и, стряхнув пушистый снег со скамьи, присел отдохнуть. Ладно, подожду, пока все пойдут на обед, а потом начнут возвращаться.

– Вот шляпа! – воскликнул я, - а, вдруг у них столовая или буфет внутри здания, что я тогда высижу? – и, поднявшись,  зашагал обратно.

Мне повезло! Не в том смысле, что в помещении ОВД не оказалось столовой или маленького буфета, а повезло в том, что я, проходя мимо доски с названием «Наши лучшие сотрудники», увидел, показавшееся мне знакомым, лицо офицера с капитанскими погонами на плечах.

Под фотографией стояла фамилия и должность – старший оперуполномоченный, Лисицын Фёдор Иванович.

Ого, подумал я, не за мою ли душу, ты получил повышение по должности, пройдоха?

 

* * *

В моём деле, найти человека - это только полдела. Нужно ещё доказать его причастность к событиям того дня, и с чьей подачи он так быстро оказался у меня в квартире...

А это для меня была практически невыполнимая задача. Ну, во-первых - должно быть, как я понимаю, сообщение дежурному райотдела о совершённом  убийстве, и выезде бригады оперативников. Во-вторых - соседка, видевшая меня над трупом Севки, не могла никому позвонить, из-за отсутствия у неё телефона.

Напрашивается единственный вопрос, кто из моего дома, моего подъезда позвонил в полицию?

Господи, опять начинать всё сначала, расстроился я! Хорошо хоть я установил, где и кем работает этот полицейский капитан.

Пока эти мысли теснились у меня в голове, я уже находился в метро и ехал к своему родному дому.

К своей соседке, Веронике Андреевне я не стал заходить, начал с других квартир, расположенных на площадке второго этажа, а затем, поднялся на третий, четвёртый этажи, и спустился на первый. Никто, вспоминая происшествие того дня, не вызывал полицию, а тем более скорую помощь.

Я не смог попасть лишь в три квартиры, но соседи уверили меня, что у них не было, и до сих пор нет телефона, а при необходимости позвонить, обращаются к ним.

На двери моей квартиры по-прежнему белела приклеенная и разрезанная мной, узкая полоска бумаги с грозной надписью - «Не вскрывать!» и фиолетовой печатью внизу. Я и не стал вскрывать! Лишь, проходя мимо, посмотрел на дверь. Сердце немного защемило, но я, пересилив себя, вышел из подъезда и прямёхонько направился к станции «МЕТРО».

 

* * *

Иринка ещё не пришла и я, переодевшись в домашнее, сел смотреть телевизионную программу первого канала. Шла передача – «Моя Москва». Вскоре стукнула входная дверь и в комнату вошла Ирина. Раздевшись, она сразу спросила:

- Ты ел?

- Нет.

- Тогда приготовь поесть, пока я приведу себя в порядок, я голодна, как волк.

- Сейчас, - ответил я и, выключив телевизор, пошёл приготовить чаю и бутерброды.

Уминая за троих, проголодавшаяся Ирка, одновременно успевала делиться впечатлениями дня, жевать колбасу и запивать всё это чаем.

…ты представляешь, очередища там, не меньше чем на месяц - рассказывала она. Чтобы не мучиться в очереди, я поехала к следователю Кондратьеву, но его не оказалось на месте.

Покрутившись в райотделе, я вспомнила о Лене и сразу прошла к ней. Мы расцеловались, как старые знакомые и я ей рассказала, зачем ищу Кондратьева. Она, выслушав  меня, попросила: «Ты посиди немного, отдышись».  Я сейчас, и кому-то позвонила, а потом, говорит - езжай, спроси там Афанасьеву Веру, она тебе всё сделает.

Я, назад, в БТИ. Нахожу эту Веру, она говорит - придётся подождать, нужно поднять архив. Пришлось долго сидеть, я боялась даже сбегать перекусить. Хорошо, хоть туалет у них есть…, а то бы, всё – кранты.

- Ира, ты, где таких слов нахваталась, неужели ваши писатели так разговаривают?

- А ты попробуй, потолкайся в очереди, среди народа, и не такое услышишь.

- Так ты…, привезла справку?

- Угу, - кивнула она головой. Сейчас, дожую и принесу.

- А, можно, я сам её из твоей сумочки возьму?

Опять в ответ раздалось, только теперь уж совсем неразборчиво, но похоже на – «Угу».

Справка была официальной, с угловым штампом и заверена печатью, и в ней, в графе владелец было написано…

Я не поверил собственным глазам.

- Ира, ты читала справку? – спросил я сразу севшим голосом.

- Нет, а что?

- На, посмотри.

Она долго вчитывалась в содержание справки, потом осмотрела её со всех сторон, словно не она её получила в БТИ, и растерянно произнесла: «Да быть такого не может! Это…, это какая-то  путаница, или…, они дали справку…, перепутали они что-то!»

Я сидел, смотрел на Ирку, а в голове было пусто-пусто, как в вакууме. – Не может такого быть, убеждал я себя…. Нет, и ещё раз нет, здесь ошибка, опечатка…

Вернул меня в действительность голос Ирины, спросившей:

- Что будешь делать?

Я покачал головой и пожал плечами. Я ещё не пришёл в себя от прочитанного в официальной справке, текста.

– Ира, дай мне время до утра, хорошо? А, сейчас, пожалуйста, позволь мне, насколько возможно, побыть одному. Я хочу всё это переварить и разобраться.

- Хорошо, дорогой.

Практически, я не спал. Лишь, иногда, урывками я, казалось, на мгновение терял сознание, и вновь лежал с открытыми глазами. Утром я был полностью морально истощён и физически слаб, но всё же принял трудное для меня, решение.

- Ира, сегодня ты на целый день свободна, займись, ну…, я не знаю, своими делами, что ли, или… чем хочешь…

- Аа-а, ты? – как-то жалобно спросила она.

- Я? Я приведу в порядок собранные нами материалы…

- Может, мне всё-таки помочь тебе?

- Нет, спасибо. Я сам… Ира. У тебя, по-моему, ещё есть дня три до выхода на работу, так?

- Да. А, что?

- Я хочу, чтобы ты съездила в РОВД, завтра, и отвезла подготовленные мною материалы следователю Кондратьеву. Он меня затолкал в тюрьму, теперь пусть из неё и вытаскивает, чего бы это ему не стоило. Меня совершенно не касается, даже если его понизят в звании, должности, или вообще вышибут из полиции. Он напортачил, теперь пусть исправляет…

- Лёша, а вдруг он не согласится?

- Тогда скажешь ему, что материал будет тут же послан «наверх» и, одновременно, во все средства массовой информации. Пусть только попробует отказаться! Чёрт его возьми!

- Хорошо, Лёша. Я всё сделаю, как ты сказал. Но… не слишком ли ты круто берёшься?

- Нет, Иришка, не круто. Он должен исправить и ответить за сотворённую несправедливость.

- Лёша, а вдруг он…

- Что, он? – Будь добра, договаривай.

- Я хотела сказать, ты только не сердись, ладно?

- Я совершенно не сержусь, просто я тебя не понимаю. Не понимаю, что ты хочешь сказать своими недомолвками.

- Дорогой, а вдруг он считает, как и ты, что абсолютно прав и, никаких ошибок в расследовании не допустил…

Я поморщился от непонимания ею моего желания.

…Пожалуйста, дослушай меня до конца, я не утверждаю, а просто предполагаю, он ведь тоже человек и может ошибочно конечно, считать себя непогрешимым…

- Ира, чтобы он не считал себя уверенным в своей правоте и непогрешимым, ты и преподнесёшь ему собранные нами материалы. Ознакомившись с ними, я надеюсь, он примет правильное решение…

- Я тоже очень надеюсь на это, Лёша. У меня и раньше не было сомнений в твоей правоте, а теперь, после всего увиденного, тем более.

Да поможет нам, Бог!

 

СЛЕДОВАТЕЛЬ КОНДРАТЬЕВ

 

Не Судьба делает человека, человеком,
а человек делает свою судьбу! Автор

 

Глава первая

Ирина сидела у двери моего кабинета, и как видно давно, потому что вид у неё был немного усталый, а под глазами, несмотря на молодость и свежесть лица, просвечивалась лёгкая синева. Наверное, мало или тревожно спала, решил я.

Она сразу встала и, приподняв ко мне лицо, спросила - можно ли ей зайти ко мне на несколько минут? Правда, у меня накопилась куча разных неотложных дел, но потеря пяти минут в обществе молодой, симпатичной девушки, наверное, большой  роли не сыграют в моём распорядке дня, решил я, и пригласил её войти.

Я видел её до сегодняшней встречи несколько раз, и она мне понравилась с первого же своего посещения нашего РОВД. Помнится, она собиралась написать книгу о каком-нибудь интересном случае из нашей практики, и сейчас, наверное, пришла, чтобы проконсультироваться  по какому-нибудь вопросу. Ну, что ж, решил я, почему бы не помочь такой милой девушке.
   Она присела на краешек стула и, покопавшись в пакете, достала какую-то папку. Пока она производила все эти подготовительные манипуляции, я ещё раз внимательно присмотрелся к ней.

Среднего росточка, худенькая, она не была, в прямом смысле слова, красавицей, но у неё была идеальная фигурка, волнующие линии тела и милый носик с четырьмя конопушками. Всё это, вместе взятое, непроизвольно притягивало к себе, заставляло дольше, чем следовало задерживать на ней взгляд. Её глаза были полны любовью к незнакомому мне мужчине.

Я же опытный следователь и прекрасно видел в её глазах жертвенность и силу, способную ради любимого войти в огонь и воду, преодолеть горы и безводную пустыню. А ещё я видел жизнерадостность и открытость характера, ум и родниковую чистоту души.

Эх, если бы мне встретилась такая девушка, размечтался я…. Лена,  моя теперешняя подруга, тоже мне очень нравится и, может быть, придёт день, когда она ответит согласием на моё предложение выйти за меня замуж…, но пока передо мной была Ирина я, чего уж тут греха таить, любовался ею.

Мои грёзы о прекрасных девушках и покладистых жёнах, прервала Ирина.

- Владимир Степанович, с вашего разрешения я порылась в архиве и нашла очень интересный материал почти годичной давности.

- Что за материал? – полюбопытствовал я.

- Это дело было у вас в производстве. Если помните, компаньон Иваницкий убил своего напарника… - её голос чуть задрожал от волнения, но она продолжила, - Иваницкому Лёше…, Алексею присудили двенадцать лет тюрьмы… - Вспоминаете?...

- Да. Только вы не волнуйтесь, я хорошо его помню.

Я, действительно, очень хорошо помнил это, нашумевшее на всю Москву дело. Мне за быстрое раскрытие преступления звание повысили, и премию приличную выдали. Как не запомнить? Такое дело и, тем более, карьерный рост, по-моему, каждый человек надолго запомнит!

- Помню и что? – насторожился я.

Любопытно, куда эта девушка клонит? Там всё в ажуре, насколько я помню. Материал чистый, и я его быстро закончил. Улики налицо. Свидетели – всё видели собственными глазами…

Но что-то в её словах заставило меня непроизвольно насторожиться.

Я вопросительно взглянул на неё.

- И, что дальше?

- Мы считаем Вас очень честным и порядочным человеком, Владимир Степанович…

Она совсем разволновалась, у меня даже возникло такое чувство, что она сейчас заплачет. И я, опасаясь ручья слёз, налил в стакан воды и, пододвинув его к ней, произнёс дежурное: «Успокойтесь, выпейте воды».

Но она отрицательно покачала головой и, как в омут, бросившись, выпалила:

- Мы провели собственное расследование, вот материалы, - она пододвинула ко мне папку. – Посмотрите, здесь всё-всё есть, мы с Лёшей…, - она на мгновение запнулась и покраснела, - мы с другом всё проверили… и, нашли…. Произошла чудовищная ошибка, стоившая свободы невинному человеку. Свидетели все, как один, подкуплены, а затем, убиты. Заказчики продукции… запуганы…

- Послушайте, Ирина, что вы там с «другом» насобирали, никого не интересует, тем более меня.

- Ну, как же так? Владимир Степанович. Ну, вы  хоть просмотрите, что мы нашли…

- Знаете, Ирина, - я начал раздражаться от напрасно потерянного времени, - я столько наслушался доморощенных «Пинкертонов», что они у меня, вот где сидят, -  и,  чтобы показать, где они у меня сидят, чиркнул ладонью по горлу.

- Тогда…, - взгляд её в какие-то доли секунды резко изменился, стал жёстким и острым, а лицо побледнело, - мой друг сказал, если вы не возьмёте этот материал и не проанализируете его, мы вынуждены будем передать его в более высокую инстанцию, а копии материала переправим во все СМИ Москвы! - Кстати, хочу предупредить, этот материал не может «пропасть», так как копии имеются у нашего адвоката, и в сейфе одного из столичных банков.

Я рассердился на неё. Будет ещё меня пугать эта пигалица! Поднявшись со стула я, казённым голосом, сказал:

- Вы меня пугаете, или… шантажируете?

- Ни то, ни другое, Владимир Степанович, просто предупреждаем!

- Те-те-те! – Да, как вы?! - я чуть не задохнулся от возмущения.

Такого нахальства, да ещё в своём служебном кабинете, я не ожидал, и на мгновение даже потерял дар речи. Нет, вы только посмотрите на неё – «Ай да моська, знать она сильна, коль лает на слона!» - прямо вовремя вспомнил я слова из басни Крылова.

- Ирина, покиньте мой кабинет незамедлительно! Я больше не намерен выслушивать ваши угрозы…, ии-и… больше, чтобы я не видел Вас у себя, никогда! – разозлился я.

Соплячка! Будут здесь каждые указывать, что мне делать и как поступать! Да я её…

- Владимир Степанович, я не угрожаю, я просто прошу, ознакомьтесь с нашим материалом, и она, побледнев, поднялась со стула, и ещё ближе пододвинула ко мне папку.

Ну, что ты с ней будешь делать, с этой дерзкой девчонкой! Только посмотрите на неё – глаза так и пылают, щёки побледнели, прямо – «Аника-воин!». А, вообще-то, мне понравилась её настойчивость и твёрдость характера, и… смелость. Ишь, встопорщилась птаха, того и гляди заклюёт! – усмехнулся я в душе, но ей этого не сказал, а лишь строго повторил - «Всё, идите Ирина, я более не желаю выслушивать ваши домыслы».

Она, высоко подняв голову, вышла из кабинета, а я, вопреки решению начать работать со своими  документами, пододвинул к себе папку красного цвета - на нашем, полицейском языке сказали бы - папку, цвета, похожего на кровь.

Внутри было вложено несколько исписанных листков и десяток, может чуть больше, фотографий. Перебирая их, я вспомнил некоторые лица, проходящие по тому судебному процессу.

Некоторые из этих фотографий, если это, конечно, не фотомонтаж, привлекли моё внимание. Особенно, не очень чёткие, но дающие достаточное представление о происходящем, фотографии за стеклом. Хороший профессионал-фотограф сделал бы их более качественно.

Большинство фотографий явно любительские, но несколько штук были превосходного качества, по-видимому, их сделали отличной профессиональной камерой. Я подумал, если отдать фотографии, которые похуже, нашим специалистам из фотолаборатории, они их смогут привести в более-менее божеский вид, а ещё лучше - забрать у Ирины флешки, если они у неё есть. Их обработать намного проще.

На листках, исписанных простой шариковой ручкой, было десятка три адресов, фамилий и мест работы людей, как было написано в пояснении, пострадавших от группы лиц, занимающихся шантажом и давлением на свидетелей. И отдельный список  лиц занимающихся шантажом, с указанием номера фотографии. А я-то, вначале, не понял, что это за цифры были нанесены на них.

Что ж, работа была выполнена огромная, но это только непрофессиональная канва, работа сыщика-самоучки. Чтобы, всё, что находится в папке, стало доказательством, нужно не менее месяца работы целой группы специалистов…, а какой следователь согласится на проведение повторного расследования успешно завершённого дела – только не я. Нет дураков в этом кабинете!

Закрыл папку, а затем, по привычке выработанной годами следовательской работы, я убрал её в сейф. Пусть лежит. Картонные папки «есть» не просят. Во всяком случае, я ни разу об этом не слышал, чтобы где-то, у кого-то попросили…, и непроизвольно улыбнулся собственной шутке.

Прошло дня три, и я вновь вспомнил о ней, вернее, она напомнила мне о себе, когда я заглянул в очередной раз в сейф, чтобы достать очередное дело, находящееся у меня в производстве. Она своим кроваво-красным цветом раздражала глаза и  напоминала о каком-то незаконченном деле.

Ну, что ты будешь делать с ней! – чертыхнулся я. Выбросить что ли? Но я не сделал этого. Я затолкал её под другие папки, но не выбросил. Что меня остановило, не знаю. Может профессиональная честь не позволила? А, возможно, жалко стало проделанного Ириной и её другом труда?

Не знаю, не знаю, не знаю.

Приведя в порядок свои дневные дела, вечером я всё же вновь достал, так раздражавшую меня папку, и стал более детально изучать материал. Просидел я над ней часов до десяти, опорожнив при этом не одну чашку кофе.

Сами по себе материалы в папке никак не являлись, какими бы то ни было доказательствами, так как были собраны незаконным путём, но я, как-то незаметно для себя, увлёкся, даже набросал черновой план розыскных мероприятий.

Потянувшись, чтобы расправить мышцы, я сладко зевнул, и ненароком взглянул на часы. Вот чёрт! Надо же, как засиделся, нужно идти домой и поспать.

Пожелав спокойной ночи дежурному по отделу, я отправился домой, в свою холостяцкую квартиру. Сегодня мне предстояла перспектива провести ночь одному, без Лены,  она умчалась  к родителям в Мамоново.

Ну, что ж, думал я, следуя в потоке машин по ночной Москве, сейчас перекушу чего-нибудь попроще, приму ванну, и высплюсь сразу за две прошлые ночи… и, как говорится - на сутки вперёд.

Но, «Человек предполагает, а Бог располагает». Первое и второе своё желание я выполнил легко, а вот уснуть и выспаться… - Увы!

Лёжа в постели без сна, я вновь в уме перелопачивал материал в красной папке, и прикидывал, какие неприятности упадут на мою голову и голову полковника, начальника следственного отдела, если я, то есть мы, без «Добро» вышестоящего руководства, вытащим это дело из архива.

Да я просто не смогу «В связи с вновь открывшимися обстоятельствами» возобновить это «Дело»! Если все фотографии и бумаги, принесённые Ириной, тщательная подтасовка фактов, то вылечу я, как миленький, из органов полиции даже без выходного пособия, а если нет…

Но… Ирина…  с её чистым, правдивым взглядом, неужели она способна ради успеха будущей книги, пойти на подтасовку фактов…? Любопытно… - А кто этот, её загадочный друг, как она его пару раз назвала…? Кто такой Алексей? Лёша?

Вообще-то вполне распространённое имя, но…, теперь я вспомнил, когда она впервые назвала его, оно меня чем-то насторожило, чем? Ах, даа…, я вспомнил…. Так звали осужденного за убийство и загадочно исчезнувшего из лагеря, судя по полицейским сводкам, Иваницкого… Алексея…. Отчество, отчество, дай бог памяти…, ну, конечно же - Алексея Игоревича. Фуу… - Всё-таки не заржавели у меня мозги, помнят далекое прошлое.

Надо будет попросить судебных экспертов проверить фотографии на предмет фотомонтажа, мало ли, что? Лучше сто раз проверить брод, чем однажды в нём утонуть…. Нет, не так – «Не проверив броду, не лезь в воду», хотя…, и эту народную мудрость я притянул за уши к своей ситуации с красной папкой. Молодец!

Но выспаться-то надо? Так что, давай, Кондратьев, закрывай глазки и бай-бай! – приказал я себе.

 

* * *

Прошла неделя. Я занимался своими делами, Ирина ничем не напоминала о себе, казалось, её вообще в природе не существовало и всё, что до этого происходило, приснилось мне во сне…. Но только не эта чёртова красная папка! Нет, ну надо же было ей именно в такого цвета папку сунуть фотографии и эти три листка с фамилиями! Специально что ли она это сделала?

Папка, не давая мне расслабиться, постоянно лезла в глаза, напоминала, тревожила! Но, у меня был завал на службе со своими делами, и я отводил от неё взгляд. В деле с красной папкой наступил период затишья. Правда, я получил заключение экспертизы – фотографии подлинные, следов монтажа не обнаружено!

Пора было идти к полковнику, вернее, я решил с ним посоветоваться. Он старый, опытный зубр в нашей следовательской работе - что то, он скажет?

Черновик плана следственных действий я переписал на «чистовую», кое-где поставил акценты на недостаточно ясные ситуации и, позвонив начальнику, напросился на приём.

Коротко доложил о причине своего прихода к нему, и обрисовал возникшую, в связи с открывшимися «новыми обстоятельствами», ситуацию и, бросившись, как в «омут  головой», бухнул: «Прошу, товарищ полковник, вернуть дело из архива, и вновь запустить его в производство!»

Я нисколько не удивился его реакции, увидев выражение лица. Он смотрел на меня, словно я полный придурок, ну, может быть, и не совсем полный, но уж точно, как на больного.

- Владимир Степанович, вы соображаете, что говорите, и представляете, что вас ожидает, если всё то, о чём вы мне сейчас доложили, подтвердится?

- Да, товарищ полковник, представляю - полное несоответствие занимаемой должности!

- Майор, это мягко сказано. Да вас, потом, если всё, что вы мне тут рассказали, подтвердится, даже постовым полицейским не возьмут, понимаете?

Я тяжело вздохнул - «Понимаю, товарищ полковник, но не могу иначе. Понимаете, меня совесть замучает, если я не разберусь с этим делом».

- Не разберусь, до конца…, совесть замучает…. Ни хрена ты не понимаешь! - хлопнул он по столу ладонью. Не понимаешь, какое мнение сложится о нашем отделе, и обо мне, в частности!

Такое отношение к моему предложению разозлило меня.

- Товарищ полковник, если вы беспокоитесь о чести своего мундира, то Вас это никак не коснётся. Вы, товарищ полковник, пришли к нам позже… месяца на два.

- Майор, не заноситесь! Вы всё-таки разговариваете со старшим по званию, и я смею вас заверить, с работником поопытнее вас!

- Прошу прощения, товарищ полковник, но я повторяю, я не могу поступить иначе и, с вашего позволения, или… без оного, я подниму это дело и займусь им!

 - Майор, не зарывайтесь!

Мой новый начальник, хотя и работал с нами недавно, мне нравился своей принципиальностью и справедливостью. Он пришёл к нам со следовательской работы, а не как простой выдвиженец, и поэтому разбирался в нашем деле очень хорошо. Он был строг, но если касалось проступка его подчинённого, предпочитал  во всём разобраться сам, и вникнуть во все детали, а потом уж принимать решение. Так и случилось.

Полковник, поднявшись из-за стола, протянул ко мне руку. Я понял его жест, и подал папку.

- Кровавая папка, вы не находите, майор? – Оставьте, я сам просмотрю её и выскажу своё мнение, а до тех пор… ни одного телодвижения. Вы поняли меня?! Ни одного!!!

Я промолчал, боясь спугнуть появившееся между нами понимание.

…Да, ещё, сходите в архив и принесите мне дело Иваницкого.

- Слушаюсь, товарищ полковник! …Спасибо, Фёдор Иванович.

- Посмотрим, скажете ли вы мне спасибо, когда я вытурю вас из следственного отдела с «белым билетом».

Прошло три дня, полковник молчал, словно между нами не было никакого разговора, и я начал всерьёз беспокоиться о судьбе папки.

К вечеру, перед самым моим уходом, раздался звонок внутреннего телефона, и я услышал:

- Владимир Степанович, зайдите ко мне!

С некоторым волнением я отправился к начальнику, понимая, что он вызвал меня, скорее всего из-за красной папки.

- Владимир Степанович, присаживайтесь.

Он немного помолчал, барабаня пальцами по так и лезущей в глаза папке, лежавшей перед ним.

- Владимир Степанович… Я был на приёме у генерала по поводу вашего предложения, - он кивнул на папку…

Я, волнуясь, с нетерпением ждал продолжения его слов.

… Так вот, - он посмотрел на меня, - я… решил дать вам «Добро», под свою…, личную ответственность…

У меня стало легче на душе, и я перевёл дыхание. Оказывается я, в ожидании его решения, даже забыл дышать.

Увидев мою реакцию, он поднял руку, как-бы сдерживая готовые преждевременно вырваться слова благодарности.

… Я ещё не закончил…. Он поднялся из кресла и, протянув мне папку, продолжил, в случае неудачи с расследованием я…. Он немного помолчал, казалось, он обдумывал свой ответ – «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю!» Поняли?  Вы… самостоятельно, слышите, самостоятельно, не поставив меня в известность, на свой страх и риск, взяли в производство этот материал…

Я слушал своего начальника, и беспокойство за своё будущее заползало в мою душу. Значит, понял я, помощи мне не будет, и всё придётся делать самому…. А потяну ли я?

…А полковник продолжал - от текущей работы я вас не освобождаю но, разрешаю взять любых, на ваш выбор, двух помощников…

Я даже не ожидал такой щедрости от полковника, и чуть расслабил напряженные мышцы.

…Но, имейте в виду,  майор - никто, слышите  – ни вверху, ни внизу, ни даже по бокам, не должен знать о вашем расследовании….

Если в ней, кивнул он на папку,  содержится хотя бы доля правды, то…, тем более. – Поймите, я беспокоюсь не столько о вас, сколько о репутации всего отдела.

Даа, мелькнула и тут же пропала у меня мысль – полковник и генерал застраховались от провала моей операции капитально. Если я добиваюсь успеха, они получают ещё по одной звёздочке на погоны, а я, в лучшем случае, остаюсь при своих интересах.

Если же я терплю неудачу – они в стороне, а я – на улице, с «волчьим билетом» в кармане и без пенсии… - Не очень-то утешительный расклад для меня, не очень.

По-видимому, полковник уловил мои мысли и, немного подумав, «подбодрил» меня: «Вы, Владимир Степанович, опытный работник и…, думаю, справитесь».

- Спасибо, Фёдор Иванович.

- Теперь, всё!

- Разрешите идти?

- Да. Вы свободны, майор.

Чётко развернувшись, как по команде «Кругом», я покинул кабинет.

Ну, что ж, решил я, придя к себе и усевшись в продавленное кресло, спасибо, хоть двух помощников дали, а не зарубили сразу, «на корню».

Теперь нужно было подобрать себе помощников. Я задумался.

Были у меня в отделе и друзья  и товарищи, с которыми я иногда пил пиво, а чаще, ходил на операции.

Перебрав с десяток сотрудников, вспомнив их лица и совместно проведённые операции, я выбрал Анатолия и Вадима. Оба молодые, шустрые и очень сообразительные. Они у нас в отделе всего два года, но я хорошо присмотрелся к ним и изучил, и посчитал, что они подходят для моей «тайной» операции лучше остальных.

Но, уже сейчас, исходя из своего многолетнего опыта, я понимал,  мы, как бы ни старались, втроём не сможем охватить такой объём работы, нужны ещё помощники.

Поколебавшись, я решил привлечь Лену, и ещё двоих… со стороны, но опытных сотрудников. Я с ними долгое время проработал в отделе, а один из них даже был когда-то моим наставником.

Я подумал о двух вышедших на пенсию наших сотрудниках, резонно посчитав, что они скучают от безделья, и будут рады-радёхоньки размять свои косточки и мозговые извилины. Помню, уходя на пенсию, они сами предложили мне - «Если вдруг зашьёшься с делами, Володя, говорили они, приглашай, не побрезгуй нашим опытом и знаниями».

Вот о них-то я и подумал, как о помощниках.

 

Глава вторая

Собрались у меня в квартире вечером.

Я выставил батарею бутылок с пивом и, взяв с них слово о неразглашении нашего разговора, независимо от того, придём мы к согласию или нет, поведал суть несанкционированного руководством, задания. И сразу же предупредил – оплату за труд не ждите, а бандитскую пулю - это, всегда,  пожалуйста, и в любом количестве.

Как я и надеялся, все согласились принять участие в расследовании. Мой бывший наставник, Василий Васильевич, даже высказался в том смысле, что от меня он ничего другого и не ожидал, поскольку у меня всегда в одном месте «свербит».

А бывший следователь, ныне пенсионер - Григорий Савельевич, раздобревший в теле от безделья, и отпустивший, как он пояснил для солидности, усы, помалкивал и, лишь хитро улыбаясь, попыхивал сигаретой.

Наконец и он не выдержал. Щурясь от дыма и роняя пепел на стол, он решил тоже внести свою лепту в начавшийся общий разговор.

- Этот молодой человек, - он показал сигаретой на меня, - из-за своей порядочности и, я бы сказал, болезненного чистоплюйства, вечно  попадал в неприятные ситуации, а мы с Васей, - правда, Вась -  его оттуда вытаскивали…

Он ещё раз ткнул сигаретой в мою сторону, наверное,  чтобы другие не засомневались, о ком идёт  речь.

Обведя внимательным взглядом присутствующих, он добавил: «Володя всегда находил приключения на свою, прошу прощения у дамы, жопу!»

Высказав столь верное, по его мнению, замечание, он опять замолчал, только переводил взгляд с одного говорившего на другого.

- В общем, мы договорились, да? – подытожил я разговор. А теперь – кто, и за кем, следит?

- Я, за Викторией, - подняла руку Лена.

- А, можно, мы возьмём  на себя Куприянова и Серого? - попросил один из моих молодых помощников.

- Хорошо, я согласен. – А вам, господа пенсионеры, - я повернулся к Василию Васильевичу и Григорию Савельевичу, - как более опытным сыскарям, придётся взять на себя дневное и ночное наблюдение за мастерскими… - Кстати, у вас есть приличная оптика – я имею в виду прибор ночного видения и фотоаппарат? Нет? – Тогда, подождите, я дам вам свои приборы.

Они у меня были. Я, замотавшись с очередным делом, ещё не успел сдать их после предыдущей операции, поэтому предупредил: «Только смотрите, не зажильте, а то я вас знаю, хитрецов-удальцов…. Вмиг присвоите.

Пенсионеры делано оскорбились - «Ну, что ты, Володя, как можно. Зачем на порядочных людей поклёп возводишь?» – но между собой хитро  переглянулись.

- Володечка, - тронул меня за рукав Григорий Савельевич, - может, расскажешь, что за операция-то была три дня назад?

- Раззевай рот ширше, - одёрнул его Василий Васильевич, - много из тебя можно было вытянуть, когда ты ходил на «операции»?

- Так, то ж я…, а он ещё молодой, может и проболтается.

Мы рассмеялись,  а Василий Васильевич, продолжил:

- Не забывай, старый ворчун, он мой ученик, не проболтается.

- Ну и ладно, я не очень-то и хотел услышать, о его «тайной», всему городу известной, операции, - буркнул Григорий Савельевич.

Не обращая внимания на дружескую перепалку двух следователей, я продолжал распределять обязанности.

…Так, этот пункт тоже решили – подвёл я предварительный итог. Остался без надзора… Милютин…. Ладно, этого я возьму на себя, хотя у меня и так завал на службе. – Да, спохватился я, Лена, а твоя работа?

- Я на неделю возьму отгулы…. Короче, обо мне пусть у тебя голова не болит, я что-нибудь придумаю…, а вот ты, как? С Милютиным так просто не справиться, насколько я тебя поняла, он ещё тот гусь!

Немного замявшись, я всё-таки решил уточнить:

- Понимаешь Лена, у меня…, при просмотре фотографий…, сложилось такое впечатление - а на самом деле…, может быть, он чист, как агнец божий?

- Чтобы директор охранки и был чист, никогда не поверю! - усомнился Григорий Савельевич, прислушиваясь к нашему разговору с Леной. Тем более ты говоришь, его люди охраняют пошивочные мастерские с…

- Вот вы и проверьте, и всё на оптику запечатлейте …. Тогда и будем говорить…

- Володя, не учи учёных, посмотрим, кто лучше с заданием справится…

- Ладно, ладно, не будем прежде времени хвастаться, чья курица больше яиц снесла. – Деды, пора по домам, - поторопил я свою нелегальную, но очень профессиональную команду. Завтра засучивайте  рукава, и докажите нам, молодым, что «Есть ещё порох в пороховницах!»

- Не было бы дамы, мы бы тебе прямо сейчас показали, сколько в наших «пороховницах» пороху, - засмеялись деды, и хлопнули себя по мягкому месту.

- Шутники! - высказала своё мнение Лена, когда все ушли. Думаешь, они справятся?

- Ещё, как справятся! – В своё время они были лучшими следователями и сыскарями на всё УВД.

 

* * *

С утра я занялся текущими делами, а ближе к обеду раздался звонок телефона, и я услышал голос Ирины:

- Здравствуйте, Владимир Степанович. Я бы хотела…

- Ирина, я догадываюсь, что бы вы хотели, - не дал я ей закончить просьбу, - поэтому, я бы хотел…, я настоятельно прошу, чтобы вы забыли, по какому поводу посещали меня.

По установившемуся молчанию на другом конце провода и напряжённости паузы, я почувствовал, она вот-вот заплачет от огорчения, решив, что я отказываюсь помочь им с другом.

Поэтому я поспешил успокоить её, и быстро сказав: «Я ознакомился с вашим материалом, и решил им заняться. Но хочу, чтобы вы мне  не звонили…

По мере необходимости я сам с вами свяжусь… - У меня есть номер вашего сотового телефона».

В телефонной трубке послышался облегчённый вздох, затем донеслось - «Спасибо вам, Владимир Степанович…». «Спасибо!» -  чуть слышно добавила она.

- Ирина, - у меня этот вопрос вертелся на языке, как только я услышал её голос в трубке, - Ирина… скажите, кто ваш друг?

- Мой друг? Мой друг очень хороший, честный и порядочный человек…

Я чуть не крикнул от нетерпения словами английского лейтенанта, Фельтона  из романа  Александра Дюма «Три мушкетёра» - «Имя миледи, имя!» То есть, не миледи, конечно, а Ирина.
   … Но имя его я вам до поры, до времени не назову.

И она отключилась.

Что же за таинственный друг у неё появился? Может проверить ненароком? Хотя… это будет непорядочно, решил я, и оставил этот вопрос пока открытым.

В своё время она, я это чувствовал, сама назовёт мне его, вынуждена будет назвать, потому что…, потому что…, это потребуется по ходу расследования.

Я чувствовал, основными фактами владеет её таинственный друг и, возможно, скоро мне придётся с ним познакомиться. Но, это в будущем, а сейчас…

 

Глава третья

Через три дня, вечером, мы собрались на первое наше совещание, чаще собираться не имело смысла, а если что-то пойдёт не так – для этого и существует аппарат Александра Белла – телефон.

Первой, о своих наблюдениях за Викторией доложила Лена.

Я был в курсе её успехов, так как общался с ней и…, скажем так -  виделся ежедневно. А, другим членам моей…, нашей группы, это было нужно для понимания общей картины.

По её словам, Виктория: два раза встречалась с Милютиным в ресторане; один раз - с директором «ТрансАвто», и что, совершенно непонятно…, Лена, сделав паузу, остановилась.

Казалось, она вновь переваривала свою информацию - …Виктория и Милютин… живут в одном доме, имеют зеркально одинаковые квартиры на одной площадке… - Скажите, зачем им встречаться в ресторане, если открыл дверь и…, вот он, сосед или соседка. Странно это как-то, не находите?

- Может быть, они, как друзья, решили пообедать вместе, с шиком? – высказал предположение Анатолий.

- Возможно, возможно…, - задумчиво произнесла Лена, - но, время-то было не обеденное, а утро…, часов одиннадцать и…, ещё – вторая их встреча тоже была в это же время, но… после посещения Викторией директора «ТрансАвто». – Вам это ни о чём не говорит?

- Ты засняла её посещение автоконторы и встречу с Милютиным? - поинтересовался Вадим. – У тебя фотоаппарат показывает время съёмки?

- Да. Год, число, месяц, и время…, всё есть.

- Так, а у вас, что ребята? – повернулся я к ним.  

- У нас…. У нас обыденная работа шефа и его шофёра, - начал доклад Анатолий, - офис, посещение ателье…, ну, и так далее…

- Два раза была поездка в мастерские, днём, - дополнил Вадим, - и один раз поздно вечером, ближе к полуночи…

- Мы «его» и Вас засекли, - перебил Василий Васильевич отчёт молодёжи. Слабовата у вас, ребята, конспирация.

- Не могли вы нас раскрыть! – сразу возмутились оба молодых «Пинкертона». Мы…

- Могу предоставить, как доказательство, фотографию, - добил их старый сыщик.

Молодёжь: Вадим, а вслед за ним и Анатолий, понурили головы, и обиженно засопели. Кажется, они здорово обиделись на старика.

- Я пошутил, - успокоил их Василий Васильевич, - не  обижайтесь, вы хорошо спрятались, и мы решили вас не фотографировать. Только мы с Гришей и заметили вас, больше никто – клянусь!

Он помолчал, пожевал по-стариковски губами.

…Вы,  хоть сами себя не потеряли с такой конспирацией? - опять не удержался он, чтобы не поддеть молодых.

Вот язва! И чего прицепился к ребятам? – подумал я. Они хорошие работники. Конечно, им далеко до старых ворчунов, но у них редко бывали проколы. И я решил заступиться за них.

- Василий Васильевич, а ты помнишь, как Витька-блоха тебя целый день за собой водил, пока его напарник, Бегемот, обменный пункт брал?

Старик насупился и, наконец, проворчал: «Кто старое помянет, тому глаз вон».

А молодёжь, наоборот, воспряла духом от моей поддержки и, повеселев, переглянулась.

- Успокоились? - поинтересовался я, и обвёл присутствующих взглядом. - Давайте продолжим…

Я ещё раз окинул уже более строгим взглядом своих добровольных помощников.

- Василий Васильевич, ваша очередь.

Всё ещё с сердитым видом, я прекрасно это видел – он, как у нас иногда говорят, «погнал кино» - многословно, вдаваясь в совершенно ненужные подробности, стал рассказывать, что они за эти трое суток успели с другом увидеть, и к какому пришли выводу.

- Мы, господа-товарищи, как вы знаете, были направлены на самый ответственный участок борьбы с организованной преступностью…

- Василий Васильевич, а можно без пафосных нот и покороче, - раскусил я его хитрость. Ты не на докладе перед столичными проверяющими, давай по делу.

- Можно и по делу. Можно и без пафоса и, по… короче, - согласился он и, мгновенно перевоплотившись, стал серьёзным и деловым:

…Основная деятельность мастерских, как мы поняли с Гришей, приходится на период с двадцати двух часов вечера, до пяти утра. К двадцати двум часам к воротам подъезжает крытая «Фура». Охрана её беспрепятственно пропускает во двор и…, главное, без досмотра. Затем, в пять, иногда в половине шестого, «Фура» покидает территорию мастерских…, и опять же, заметьте, без досмотра…

Что она завозит и, что вывозит, мы пока, я уточняю - пока - не узнали, но уже присмотрели место, с которого постараемся увидеть. Хотя… признаюсь честно, и сложно и опасно туда пробраться…. Но, мы с Григорием, постараемся.

- Как, насчёт Милютина и Куприянова? – поинтересовалась Лена.

- Куприянов был два раза в дневное рабочее время, ночью мы его не засекли, а вот Милютин…

Дед повернулся ко мне: «Всё-таки ты, Володя, извини меня старика, ты пару раз прос…л, простите, упустил его - он каждую ночь появлялся в мастерских, и один раз лично встретил крытое авто откуда-то из Азии. По номерам видно, машина прибыла из одного южного государства, входящего в состав СНГ.

…Ты, Владимир, - вновь посмотрел он на меня, - пробей по своим каналам, откуда она прибыла и, если возможно, хотя не уверен, что ты сможешь это сделать без официального запроса, - кому…, какой организации принадлежит?»

- Я постараюсь, - кивнул я головой.

Замечание деда было вполне справедливым, и обижаться на него мне даже не пришло в голову. Милютину иногда удавалось избежать моего наблюдения. Но, пообещал я себе, я исправлюсь!

- Что ещё «нарыли»?

- Вроде бы всё, да Гриша? – он посмотрел на напарника, - я ничего не упустил?

- Угу.

У меня давно вертелся на языке один серьёзный вопрос, и я всё никак не мог решить, кто сможет быстрее, и достаточно скрупулёзно его осветить. Посмотрев на, казалось, помолодевшего Василия Васильевича, я решился:

- Хотел вам дать, дополнительно, одноразовое маленькое задание, да ладно, сам сделаю…

- Говори, чего хотел? – встрепенулся молчавший во время доклада товарища, Григорий Савельевич.

- Хотел, чтобы вы проехали по периметру мастерских, и… посмотрели, нет ли там и другого выезда-заезда…

- Молодой человек, вы здорово опоздали со своей просьбой. Мы давно уже всё проверили.

В ограде нет других ворот, и через кирпичный забор с колючей проволокой по верху, даже мышь не перелезет, если она не летучая…

«Не правы, ох, как не правы вы, деды» - усмехнулся я. Но усмехнулся так, чтобы, не дай бог, не заметили деды! Ирина со своим другом сумели же пробраться на территорию мастерских, и кое-что запечатлеть фотоаппаратом, хотя у них и нет крыльев. Так что, не вздумайте прозаложить свою голову – останетесь без неё, подумал я, вспомнив Иринины фотографии.

Деды в моём молчании и тонкой улыбке что-то почувствовали, или заподозрили неладное, и голову прозакладывать не стали, а лишь молчаливо переглянулись.

На следующий день, Василий Васильевич как в воду смотрел, я опять потерял Милютина в потоке машин движущихся по ночной Москве. Он, на своём лендкруйзере перелез через бордюрный камень - только я его и видел. То ли он почувствовал слежку, то ли ещё по какой причине, но он убежал от меня. Решив, что он поехал к мастерским, я тоже, потихоньку продвигаясь в автомобильной пробке, всё-таки добрался туда.

Поставив машину за углом, я прогулочной походкой двинулся в сторону ворот…. И, не угадал - его машины там не было.

Из-за какого-то строения, в темноте я не рассмотрел, вышёл подвыпивший бомж и, проходя мимо меня, он поскользнулся и, пытаясь не упасть, облапил меня. Я вообще не люблю пьяных, а тут - ещё и грязный к тому же. Брезгливо сморщившись, я попытался оторвать его руки от себя, но неожиданно услышал у самого уха совершенно трезвый, хорошо знакомый, но почему-то прерывающийся, голос:

- Володя, не дёргайся, это я, Григорий. Я ранен, помоги мне…

Оглянувшись по сторонам, не видит ли кто нас я, поддерживая Григория Савельевича, повёл к своей машине. Он тяжело навалился на меня и я, стараясь не поскользнуться на нечищеном, обледенелом  тротуаре, прилагал все усилия, чтобы не упасть вместе с ним. Кое-как довёл его до машины и, распахнув дверцу, усадил на заднее сидение.

Я терялся в догадках, кто мог ранить Григория - выстрела я не слышал, значит, ножевое ранение? Но кто мог это сделать? Кто его мог выследить? Это старая вражда настигла его или, из-за теперешнего задания?

Уже запуская двигатель, я услышал прерывающийся от боли шёпот:

- Володя, не парься в догадках, никто меня не резал, и никто в меня не стрелял, я свалился, по неосторожности, с гнилой лестницы. Зараза не выдержала моего веса…, надо срочно худеть…

И, он замолчал.

Я, вдавив акселератор в полик, на предельной скорости помчался в ближайшую больницу, и не видел, как из-за поворота выехала патрульная машина дорожной полиции. Я только тогда обратил на неё внимание, когда она, включив синий и красный мигающий свет (иллюминацию, как у нас говорят), завывая сиреной, помчалась за мной следом, как легавая за удирающим зайцем.

Только вас мне и не хватало сейчас! - чертыхнулся я, но скорости не убавил и, тем более, даже не подумал останавливаться.

Григорий ранен и молчит, значит, ему плохо, а с вами, ребята, я потом разберусь, пообещал я завывающей сзади, машине.

Чуть не зацепившись за ворота, я влетел на территорию больницы, и помчался к пандусу приёмного покоя…

В небольшом кабинете сидели два медбрата, и пили чай с вареньем, держа в руках по бутерброду с маслом – это я уже потом вспомнил, а сейчас, влетев в кабинет, я крикнул - «У меня в машине раненый человек, бегом за мной!» - и сам схватился за каталку.

Так, я с каталкой впереди, а за мной два спешащих медбрата - мы и появились у моей машины.

Григорий был без сознания, весь в крови, а из бедра его торчал обломок деревянного бруска. Рядом стояла машина ГИБДД, с обеими включёнными «мигалками», но сейчас она не завывала, словно раненый зверь во время облавы.

Красный и синий огни, освещая стену больницы, деревья, снег на земле, придавали окружающему пространству какой-то изменчиво-фантасмагорический вид и, на мгновение, лишь на одно мгновение, я подумал, что нахожусь в сказочном царстве.

Но это лишь на мгновение, и тут же я вернулся в реальность.

Мы аккуратно вытащили Григория из машины, нам помогли полицейские и, уложив на каталку, бегом повезли в хирургическое отделение…

Я прождал почти час результатов операции, и  совсем уж измаялся от неизвестности, когда, наконец-то, вышёл, на ходу снимая повязку с  лица, хирург и успокоил меня:

- Не беспокойтесь, всё в порядке, но месяц у нас полежит…

- Что с ним? – тревога за деда не покинула меня

- Во-первых - небольшой обломок доски в бедре…

- Доктор, не томите, - не выдержал я, - что, во-вторых?

- А, во-вторых – закрытая черепно-мозговая травма, перелом лучевой кости, и несколько синяков.

Врач, наверное, хотел меня успокоить, но у него не получилось.

- Я могу с ним поговорить?

- Нет, он спит.

- Ка-ак… спит? – не понял я, и изумлённо посмотрел на врача.

- Очень просто. Мы ему ввели лошадиную дозу снотворного…

- Это ещё зачем?

- Потому что он всё рвался на слежку за каким-то объектом… Он, что, из органов?

- Вроде того.

- Ааа, тогда понятно…. Так, что, извините, приходите… завтра и, докурив сигарету, он скрылся за дверью, из которой несколько минут назад вышел.

Расстроенный, тяжело переживая за Григория Савельевича, я пошёл к своей машине, а потом уж вспомнил об ожидающих меня сотрудниках ГИБДД, с которыми придётся долго и нудно объясняться: почему, да как, но во дворе их не было. Я совершенно упустил из виду, что за полтора часа, в течение которых я отсутствовал, они могли уже десяток раз подойти ко мне.

Двор был пуст, только моя машина сиротливо стояла на пандусе с открытыми задними дверками и неработающим мотором.

Захлопнув дверки, я поехал домой. Сегодня у меня в гостях должна была быть Лена, и я набрал её номер сотового. Когда она подключилась, я сообщил ей, что уже еду, и буду минут через двадцать дома и, со вздохом, кратко поведал ей о случившемся с Григорием Савельевичем.

Я услышал в трубке её протяжное «Ох-х!» И быстрое - «С тобой всё в порядке, точно?»

- Со мной всё нормально, не беспокойся, - ответил я. Я уже почти дома.

Открыв дверь своим ключом, я шагнул через порог и, сразу же оказался в объятиях Елены, и с десятком, никак не меньше, поцелуев на лице.

 

Глава четвёртая

Случившееся с Григорием Савельевичем нас потрясло, особенно переживал Василий Васильевич.

«Его пуля не брала!» - говорил он, взволнованно передвигаясь по комнате. - Его ни разу, ну, почти ни разу, не ранило, мелкие царапины не в счёт, а тут…, какая-то, извините, трухлявая лестница, его на месяц уложила на больничную койку! Идиотство какое-то! - Лучше бы я сам сфотографировал…

- А, что вы хотели сфотографировать? - перебил его Вадим.

- Что, что! Да я же в прошлый раз говорил - можно весь двор заснять на камеру и, что там выгружают-загружают… - Старый, толстый бегемот! - говорил же ему, не вздумай сам, без меня заниматься этим делом, так нет же, полез, чертяка неугомонный и, что теперь? – кипятился Василий Васильевич.

Мы не знали, что ему ответить. Не лепетать же детское – «Ничего, со всеми бывает…» или, «Пусть полежит, отдохнёт, а там глядишь, до свадьбы заживёт».

Какая свадьба в его-то годы? И мы, в душе, молчаливо переживали за случившееся с нашим старшим товарищем.

Первая потеря в наших рядах заставила внести коррективы в мой, тщательно разработанный план розыскных мероприятий. Пришлось снимать с наблюдения за Куприяновым - Анатолия, и подключать его в помощь Василию Васильевичу.

Другого выхода я не видел в сложившейся ситуации. Я, да и остальные тоже, считали, что основные действующие лица - это Милютин и мастерские, если мастерские считать за действующее живое лицо.

Во-первых, в мастерских, судя по нечёткой фотографии Ирины, используется труд рабов из азиатских стран, и мастерские являются основным поставщиком (будем считать пока условно) наркотиков для города.

Во-вторых, Милютин, по своим действиям, как никто другой подпадает под категорию - «Хозяин». Он постоянно приезжает в мастерские по ночам, и проводит в них иногда всю ночь…

Что он ещё может там делать, если не контролировать всё производство.

Остальные же участники, попавшие в сферу нашего расследования, входят в группу наркодельцов лишь едва её касаясь - так, мелкая рыбёшка!

Так мы решили после нескольких дней слежки.

Куприянов мог вообще не знать, что происходит в ателье и мастерских, так как он, в основном, контролирует работу «Амплитуды» днём.

Виктория Моспан?

Вообще непонятно, каким боком Ирина с «другом» прицепили её к группе. Ну, встречается она с Куприяновым и Милютиным в ресторане и, что? Может быть, у них амуры в голове и больше ничего? Так что, Виктория у нас под вопросом, несмотря на мнение тайного друга Ирины, который утверждает, что она является связником, а, возможно, даже  «доверенным проверяющим» всей группы.

Серый!

С ним, мне кажется, всё предельно ясно. Я проверил его по своим каналам и выяснил, он недавно освобождён условно-досрочно, отсидев две трети срока за вооружённый грабёж, и пристроился в «Амплитуду» по рекомендации.

Я пока не выяснил, по чьей рекомендации. Но ясно, как Божий день, что его кто-то «рекомендовал» принять.

Обыкновенный уголовник… с небольшим запасом извилин в мозгу - пригоден выполнять только… самую простую, не требующую большого напряжения ума, работу, типа: охрана, запугивание с применением членовредительства… и, возможно, в связи с нарушенной психикой, может опуститься до убийства.

Наша характеристика на «Серого» оказалась верна.

На третьей неделе слежки за ним Вадима, Серый слетел с катушек - сорвался! В одном из кафе он повздорил, а затем и учинил драку с официантом, и пустил в ход нож. Был задержан охраной кафе и передан в руки полиции. Нам такой расклад был совершенно не пригоден, так как из-за него группа может насторожиться, и попытаться «убрать» его.

Таким образом, мы теряли исполнителя захвата Ирины Евлаховой, и содержания её под надзором в бывшем пионерском лагере.

Но, совершилось чудо.

Серый почему-то, через пару часов сидения в обезьяннике, оказался на свободе. Я, бросив все дела, помчался в отделение полиции задержавшего Серого, и прошёл в кабинет моего хорошего знакомого старлея.

Мы с ним несколько раз участвовали в совместном расследовании дел и, не только  подружились, но и испытывали друг к другу чувство уважения и доверия.

- Костя, привет! Хорошо, что ты оказался на месте! – поздоровался я, и пожал протянутую руку.

- Будешь тут на месте, - брюзгливо ответил он вместо приветствия, - начальство совсем завалило бумагами, – и он показал на две внушительные стопки дел.   Совсем зашился…

Ты чего ко мне припёрся? - спохватился он - «От дела лытаешь, или дела пытаешь?» - Здорово дружище, - наконец закончил он брюзжать, и во второй раз, вероятно по забывчивости, протянул руку для приветствия.

Я, шутки ради, опять пожал ему руку и сказал:

- Даа…, точно, ты совсем «зашился»! Но, понимаешь, кое-что хотел у тебя по старой дружбе узнать. Не поможешь?

- Если смогу…, не выходя за рамки секретности.

- Какая секретность, Костя, помилуй бог! Тут, вот какое простенькое дельце - к вам, пару часов назад, дебошира одного из кафешки привезли…. Понимаешь, учинил драку с применением холодного оружия…, А тут, гляжу, он гуляет на свободе, и даже без наручников…. Кто, или по чьему распоряжению, а может по чьей-то просьбе его выпустили? Не узнаешь?

- Аа-а ты… не о Сером ли говоришь?  Известная в наших кругах личность…, известная.

- О нём, дорогой. О нём - любезном.

- Чего это он тебя, «важняк», так заинтересовал? Ты, Володя, вроде бы не в нашем отделении работаешь, и такими мелкими делами не занимаешься, а? - хитренько скосил он глаза. И, насколько я знаю, с такой шулупонью ты дел не имеешь? – с лёгкой усмешкой, вновь поинтересовался старший лейтенант. Или я неправ?

- Надо Костя, надо, помоги, - не стал я уточнять свои полномочия.

- Очень надо?

- Да.

- Ладно, посиди немного.

Костя, вначале заграбастав в охапку одну стопку папок, затем, такую же обширную, в другую, спрятал их в сейф, запер дверку, подёргал, проверяя, закрыта ли она, и вышел из кабинета, ещё раз сказав: «Покури пока».

Минут через пятнадцать-двадцать, он вернулся и, со словами:

- Чудны дела твои, Господи! - закурил сигарету. Пару раз пыхнув дымом, продолжил, - Як кажуть у нас в Одэси, слушай сюда, дружище…

- С каких это пор ты вдруг заделался одесситом? - чуть усмехнулся я.

- А, я всегда одессит, когда чего-то не понимаю. Ты не перебивай, а то обижусь, и ничего тебе не расскажу, пока не принесёшь в клюве «пузырь».

- За мной дело не станет, ты же знаешь. Давай, «докладай», то бишь, информируй.

- Так вот, - он почесал затылок, - прискакал на белом коне с синей полосой ваш старший опер, ты его знаешь - Лисицын и, так, мол и, так - Серый давно у вас в разработке, задерживать нельзя, сорвёте операцию…. И, представляешь, подаёт бумагу от хозяина кафе и официанта, а в ней – «Ничего такого не было, о драке  и ноже впервые слышим?»

- Даа…, ловко. Первый раз слышу, хотя ты  знаешь у меня очень хороший слух, чтобы Серый у нас, в следственном или оперативном отделе был в разработке…. Странно это, как-то…

Я задумался.

- Тебе видней. Ну, что, с тебя причитается? - прервал мои размышления старлей.

- Я, Кинстинтин, уже позаботился, - и, вынув из кейса, подал бутылку коньяка.

- С тобой приятно иметь дела, Володя. Ну, что…, по одной? – и он, словно волшебник, достал откуда-то два стакана и лимон, уже нарезанный и посыпанный сахаром.

Я рассмеялся, увидев его расторопность.

- Ты, когда успел?

Костя хитро улыбнулся:

- А мы, как те пионеры - «Всегда готовы!». Не всё же вам, в управлении, умниками ходить, мы тоже щи не лаптем хлебаем! - и расхохотался, но тут же зажал рот рукой.

- Ты чего? – воззрился я на него удивлённо.

Он поморгал глазами, и только успел ответить: «Сейчас увидишь», как дверь открылась, и в кабинет заглянул капитан из оперативников.

Я ещё не успел сообразить, в чём дело и спрятать бутылку в кейс, а капитан уже посмотрел на бутылку коньяка на столе: «Оо-о? – да здесь, кое-что намечается, – воскликнул он. Подождите секунду-две, не начинайте дегустировать сей божественный напиток без меня, я сейчас…»

- Теперь понял? – и Костя опять захохотал.

- Понял. Прекрасный нюх у ваших оперативников! Работают также хорошо?

- А, то!

Капитан появился со сдобным батоном, куском варёной колбасы и десятком пирожков.

- Угощайтесь, господа. Пирожки, между прочим, моя тёща испекла…. Замечательная женщина. Пирожки печёт – закачаешься!

Мы не стали долго рассусоливать и, под общий смех и несколько уморительных анекдотов, рассказанных Костей, «приговорили» бутылку.

Через час, немного навеселе, я распрощался с «товарищами по оружию».

Уже находясь у себя в кабинете, я проанализировал услышанное в отделении, и понял - Ирина с другом, как никогда, правы!

Капитан Лисицын каким-то образом замешан в деле с наркотиками и, возможно, с убийством Всеволода Куприянова…

Во, блин, дела закручиваются! - почесал я загривок.

Прав оказался и мой начальник насчёт держания языка за зубами. Неизвестно, кто ещё из нашего, или другого ОВД, замешан в этом деле. Не дай бог потянется ниточка куда повыше.

Заканчивалась ещё одна неделя нашей «работы».

Я решил собрать всю группу для подведения итогов. Меня томило предчувствие, если мы ещё продлим слежку, мы можем упустить их.

Мне почему-то стало казаться, что они что-то начали подозревать. Может быть, мы где-то наследили, не сумев вовремя укрыться, или они сами почувствовали, что за ними наблюдают.

Значит, пора было их брать. Вот по этому поводу, я и решил собрать группу, чтобы каждый мог высказать своё мнение.

 

* * *

Собрались, как всегда, у меня на квартире. Даже Григорий Савельевич, опираясь на костыль, прибыл на наше «совещание».

Ну, что ж, тем лучше для нас. Мнение этого опытного следователя было для нас ценно, и я поблагодарил его за то, что, несмотря на рану, он приехал к нам.

- А, как же я мог не приехать! Я же получил ранение, находясь на боевом посту. То есть, простите, стоя на трухлявой лестнице, - ответил он шуткой.

«Заседание» продлилось почти до полуночи. Анатолий и Вадим не соглашались с мнением Василия Васильевича и Григория Савельевича, что пора группу брать: напирая на некоторые невыясненные ещё обстоятельства, особенно по Виктории и Куприянову.

- Что мы о них знаем? - горячились они в один голос, - практически ничего. – Ну, встречались, ну, она несколько раз побывала в «ТрансАвто» - так это ещё ничего не доказывает. А про Куприянова вообще ничего неизвестно: работает исполнительным директором в подозрительной фирме, и что? Часто посещает ателье? - Так он, как рачительный директор, должен это делать…. А встречи с Викторией – так это не доказательство… Мы же их разговоры не прослушивали…. Допустим, начнём спрашивать их о встречах, так они ответят: «У нас любовь…» и мы, считай, в жопе.

Лена встала на сторону дедов. Она доказывала, что время тянуть – смерти подобно! Особенно сейчас, когда ясно видно, что они что-то заподозрили…, тем более что, Виктория почему-то резко сократила свои поездки по городу, словно затаилась чего-то выжидая. Это, высказала она мнение - очень настораживает…

Я был того же мнения - не потому, что Ленка была моей подругой, просто – я тоже что-то чувствовал!

… А, по поводу Куприянова, она чуть помедлила, его нужно задерживать обязательно, и прямо сейчас, первым! Кто, как не директор, несёт ответственность за работу фирмы и, не он ли поддерживает связь с Викторией и Милютиным. Помните, я вам говорила, что видела их вместе…

В общем, подвёл я итог нашей бурной дискуссии, завтра я иду на доклад к полковнику, думаю, действительно – пора!

Но, «завтра», не получилось.

Сначала полковник целый день был в Главном Управлении, затем, вообще произошла неприятность для нас: Викторию сбил грузовой автомобиль, случайно заехавший на тротуар. Водитель в уличной неразберихе скрылся, а машина оказалась в угоне.

Я подъехал к месту дорожного происшествия чуть позже дорожной полиции и дознавателей, но из схемы ДТП и опроса свидетелей понял, Виктория стояла на тротуаре, и кого-то ждала, потому что постоянно всматривалась в лица прохожих…

Кого она ждала, и почему без машины?

Она по городу вообще, по-моему, пешком не умеет передвигаться, а тут… Может быть, машина была припаркована за углом?

Я осмотрел ближайший перекрёсток, затем второй, машины не было и, только проходя мимо арки одного из домов, увидел её - Мерседес стоял, прижавшись к стене дома, и почти не был виден с улицы. Только потому, что я его искал, и потому, что я, наверное, знал, что Виктория не ходит пешком по городу, я и нашёл его.

Вернувшись к месту ДТП, я сообщил о находке лейтенанту дежурной части ГИБДД, и спросил, как бы невзначай:

- Вы, случайно, сотовый её не находили?

- Нет, может, он у неё в сумочке.

- А, где сумочка?

- У меня в машине, на заднем сидении.

- Можно, я посмотрю?

- Да, пожалуйста, товарищ майор.

Мобильник, точно, оказался в её сумочке. Нажав несколько раз клавишу, я переписал все находящиеся в нём номера телефонов, а затем посмотрел входящие звонки.

Меня заинтересовали, до дрожи в руках заинтересовали, два из них – оба из Таиланда.

Любопытно, кто может оттуда звонить Виктории? Быстро переписав их, я положил сотовый назад, в сумочку.

- Спасибо, - поблагодарил я подошедшего лейтенанта. - Вы свидетелей опрашивали?

- Да, ими сейчас занимается капитан Линёв. Он в микроавтобусе.

Что я хотел узнать или услышать, я пока и сам не знал, но что-то тянуло меня к свидетелям. Уже на подходе  к микроавтобусу, я понял, что мне нужно.

- Линёв, приветствую тебя. – Что, много за сегодня?

- Я бы не сказал…. Это первое… с наездом, а так… всё мелочёвка.

- Что интересного говорят свидетели о водителе грузовика? - Его кто-нибудь рассмотрел?

- Да так, в общих чертах… Выше среднего роста, сухощавый, какой-то неприметный…, серый какой-то, как будто мукой присыпанный…

- Мукой, говоришь, присыпанный? – заволновался я. - Так я тебе помогу его найти, хочешь?

- Помоги, век благодарен буду.

- Пиши домашний адрес, и место работы…, - я достал из кейса папку с данными подпольной наркогруппы…

Я был доволен, как может быть доволен следователь, при случайном стечении обстоятельств, помогшем ему в работе. Посадить Серого за ДТП – сейчас лучшего случая не отыщешь. Никто не догадается, что его могли посадить за что-то другое.

- Линёв, ты не знаешь, куда пострадавшую увезли?

- Здесь недалеко, в семьдесят восьмую городскую.

- Ну, спасибо! Прощай пока…. - Да, хочешь дам совет насчёт Серого…

- Ну?

- Я бы уже сейчас послал за ним по адресам две оперативные группы.

- Что, серьёзный товарищ?

- Ещё, какой серьёзный! Может в «подполье» уйти. Он, после «отсидки»…, условно-досрочно освобождённый.

 

* * *

Больница встретила меня тишиной и прохладой, и присущим всем таким учреждениям мира, специфическим запахом, то ли карболки, то ли хлорки, в общем смесью различных лекарственных запахов и больных людей.

Я давно заметил, больные люди пахнут как-то по-особенному.

Дежурная сестра встретила меня обворожительной улыбкой, то ли профессиональной, то ли она хотела побыстрее выйти замуж. Я, как верный рыцарь Елены, отверг поползновения сестры милосердия к своей персоне, и официальным тоном представился, а затем поинтересовался, в какой палате находится Виктория Моспан.

- Какая палата! – чуть восклицательно-вопросительно произнесла она…

Я обратил внимание - у сестры милосердия, после моего официального тона лицо приняло нормальный человеческий вид, и это мне понравилось.

…Она на столе…, в хирургии.

- Что, так плохо?

- Хуже некуда.

- Никто ею не интересовался?

- Интересовался, - она вновь стала сама любезность и обворожительность.

- Кто?

- Я… не могу сказать, - замялась она. Меня… специально предупредили…

«Стальным» голосом, я ещё раз спросил:

- Кто?

- Из полиции…, один…, тоже ею интересовался…

- Фамилию запомнили?

- Не-ет…, - «проблеяла» она, почему-то испугавшись.

- Когда закончится операция, позвоните вот по этому телефону в следственный отдел ОВД, старшему следователю по особо важным делам, Кондратьеву! - добавил я ещё строгости в свой голос, и подал визитку.

 

Глава пятая

Вернувшись в отдел, я позвонил полковнику, ждать больше было нельзя. Он оказался у себя в кабинете, и я попросился к нему на приём. Он помолчал немного…

- Что, так срочно?

- Да, - ответил я ему и пояснил, - если мы сегодня же не решим мой вопрос, то за последствия я не ручаюсь, товарищ полковник!

Он ещё немного помолчал, а затем из трубки донеслось:

- Через час!

После его слов в телефонной трубке сначала возникла тишина, а потом моего слуха коснулись короткие, прерывистые гудки…

Я облегчённо вздохнул - через час, это не на следующий день, и не через неделю…

Сев за стол, я достал из сейфа красную, намного разбухшую папку, и ещё раз, на всякий случай, просмотрел собранные нашей группой материалы.

Пожелав себе удачи, вроде «Ни пуха, вам, Владимир Степанович, ни пера!», отправился на приём к начальству.

Когда я вошёл в кабинет, полковник стоял у окна и заинтересованно что-то рассматривал снаружи, почти уткнувшись носом в стекло.

- Владимир Степанович, подойди-ка,  посмотри. – Это, случайно, не твои «гаврики» бездельничают у моей машины? – сердито покосился он на меня.

- Я только что проходил мимо кабинета своих «гавриков», и даже заглянул к ним – все были на местах, товарищ полковник, - ответил я и, став рядом с начальником, тоже посмотрел во двор.

Там были ребята из оперативного отдела, и среди них – капитан Лисицын. И, конечно же, его визави – два сержанта из ППС, две прирученные овчарки, как я их называл про себя.

Когда бы, и где бы я не встретил Лисицына, они всегда были рядом с ним, или невдалеке. Этих троих, по-моему, даже свои, оперативники, почему-то побаивались. Эта неразлучная троица, со стеклянными, ничего не выражающими глазами, накачанными мышцами, и бритыми головами, казалось, представляла  особую породу людей - людей роботов. Они даже смеялись как-то по-особенному, лишь чуть приподнимая уголки губ, как волки.

- Это не мои люди, - повторил я, - они из оперативного отдела, товарищ полковник.

Из того, как встретил меня начальник, я сделал вывод – он не в духе, и если бы это были мои подчинённые – не миновать бы мне крупного нагоняя!

Поэтому я, отойдя к столу, обратился к нему, соблюдая субординацию.

- Разрешите доложить, товарищ полковник, о проделанной нами работе по «Красной папке» (так мы, в самом начале моего расследования, решили закодировать работу группы Милютина).

Полковник прошёл к столу, сел в кресло, и только после этого, разрешающе кивнул головой.

Я рассказал ему о проделанной нами, нашей неофициальной группой, работе за истёкший месяц. Я не  боялся, что он меня перебьёт, начнёт задавать по ходу доклада уточняющие вопросы…

Он этого никогда не делал.

У него была изумительная память, и он, молчаливо слушая, лишь изредка утвердительно качал головой, когда я спрашивал, помнит ли он того или иного фигуранта по делу…

Я знал, он помнит все детали дела, имена и фамилии, поэтому, не останавливаясь на мелких деталях,  обрисовал сложившуюся на сегодняшний день, картину.

Хорошо, что он не перебивал меня, а то бы я начал путаться, пытаясь объяснить какие-то нюансы и, получился бы «блин комом», а не доклад.

- У Вас, всё? – полковник выжидательно посмотрел на меня, наверное, ожидал ещё каких-то разъяснений.

- Всё, товарищ полковник!

Я ещё раз бегло просмотрел добытые нами материалы, и подал папку полковнику.

По-моему, я всё доложил, даже о несчастье, случившемся с Григорием Савельевичем, подумал я, и стал ждать его решения.

Он полистал материалы, просмотрел фотографии, кое-где сделал карандашные пометки и, похлопывая рукой по папке с собранными нами материалами рукой, задумался.

- Да…, товарищ полковник, - решился я прервать затянувшуюся паузу. – Моспан Виктория в реанимации, я перезванивал в больницу, и пока в коме. -  С ней разговора не получится. Но я, более чем уверен, её сбил Серый…, а вот, по чьему приказу, придётся выяснять у него самого.

- Он не заляжет на потайной квартире?

- Не должен успеть. Я, товарищ полковник, подсказал, где его искать…

- Это хорошо. – Так, что вы, Владимир Степанович, предлагаете?

- Я предлагаю начать операцию послезавтра. Завтрашний день посвятить согласованию с другими отделами, и получить «Добро» у генерала, надеюсь, он не откажет Вам, товарищ полковник, в помощи…

- Давайте конкретнее, какую помощь вы ждёте от меня?

- Хорошо, товарищ полковник. – Нам необходимы три группы из ОБЭПа -  две для ателье, и одна в мастерские…, которые являются наиболее подозрительными.

- Ещё, что?

- Первым делом, нам необходимо, любой ценой, товарищ полковник, задержать капитана Лисицына и двух его подручных…, сержантов.

- Это ещё почему? - во взгляде полковника явно читалось недоумение.

- Потому, товарищ полковник -  стоит нам сделать хоть один шаг против фирмы «Амплитуда», как её руководство мгновенно будет предупреждено, и оно спрячет концы в воду, а само слиняет.

- Вы в этом уверены, майор? - сомнение всё ещё сквозило во взгляде начальника.

- Да, товарищ полковник.

- Продолжайте.

…Необходимы две группы оперативников, для задержания Милютина и Куприянова, и группу спецназа для захвата мастерских…

- Владимир Степанович, план составили? – Давайте я посмотрю. - Время рассчитали?

Я подал полковнику ещё одну, но более тонкую папку.

- Да, товарищ полковник!

Он долго просматривал план мероприятий по задержанию группы наркоторговцев-оптовиков, затем, захлопнув её, вышел из-за стола.

- Владимир Степанович, ошибки нет в ваших расчётах? - На серьёзное дело замахиваемся. Не боитесь?

Мне понравилось, как он сказал - «На большое дело замахиваемся». Это нужно было понимать так - он подключается к нам, и берёт ответственность на себя за проведение операции.

- Не боюсь. - Все моменты отработаны и перепроверены  нашей группой, так что – не боюсь!

- Ну, хорошо… – Он взвесил в руках обе папки. Посидите у меня в кабинете, подождите. Пойду к генералу, доложу, посмотрим, что он скажет.

Я прождал его не меньше часа, и стал уже беспокоиться о судьбе операции, как пискнул селектор громкой связи, и я услышал голос полковника: «Майор, поднимитесь к генералу!»

От неожиданно раздавшегося в пустом кабинете голоса, я вздрогнул, и лишь через мгновение ответил - «Слушаюсь, товарищ полковник!» – хотя не был уверен, слышит он меня или нет.

 

* * *

Генерал и полковник стояли у карты города, и о чём-то разговаривали. Я остановился у двери:

- Товарищ генерал, разрешите…

- Отставить, Владимир Степанович…, проходите поближе к нам. - Я задам вам тот же вопрос, что и вашему начальнику - «Вы полностью уверены, что именно эти люди руководят наркоторговлей?»

- Да, товарищ генерал. Все собранные нами материалы говорят об этом…. У меня нет сомнений.

- Я ознакомился с вашими материалами – они очень тщательно отработаны…, да и Фёдор Иванович, он посмотрел в сторону моего начальника, вас поддерживает… - Ну, что ж, в таком случае…, когда намечаете начать операцию? - посмотрел генерал на моего начальника и на меня.

Этим вопросом генерал, казалось, хотел ещё раз удостовериться, всё ли у нас готово?

- Товарищ генерал, мы начинаем послезавтра, с утра, с ареста капитана Лисицына и его подручных…, затем…

- Не нужно объяснять Владимир Степанович, мне полковник всё доложил.

- Товарищ генерал, я хотел бы попросить у вас помощи…

- Помощи…? – удивлённо поднял он брови.

- Да, товарищ генерал…, помощи со спецназом.

- Ах, это…. Так мы с Фёдором Ивановичем уже обо всём договорились, будет вам спецназ.

- Спасибо, товарищ генерал.

- Вы свободны!

Мы с полковником направились к двери…

- Фёдор Иванович, задержитесь, -  услышал я голос генерала.

Мой начальник остановился, а я вышел из кабинета.

 

Глава шестая

Утро начала операции началось спокойно. Казалось, ничего непредвиденного не должно произойти. Группы направились на задание, а я находился у себя в кабинете. Мой выход был вечером, вместе с группой спецназа. Мы должны будем «захватить» мастерские со всем его обслуживающим персоналом, охраной  и «рабами». Главное сейчас, чтобы никто не успел предупредить их. Просто захват мастерских ничего бы нам не дал, нам нужен был наркотик и работающие там «рабы», иначе терялся весь смысл операции готовящейся моей группой в течение месяца.

Я, всё же волнуясь, ждал результатов действий оперативных групп. Через час, как мы и договаривались, начали поступать первые донесения. Начали, как и было запланировано, одновременно, с ателье и головного офиса.

Прямо в офисе задержали Куприянова. Спокойно, без сопротивления, арестовали Лисицына и его подручных. Милютин был арестован дома, но Серого, которого должны были задержать ещё вчера, не нашли, он пропал и, где его искать, никто не знал. Это был наш первый «прокол» в операции.

Пришлось доложить полковнику.

Пришёл тот час, когда появилась необходимость срочно принимать меры, но какие? Как говорят в народе - «Знал бы, где упадёшь, соломки бы подстелил», а я вероятно не подстелил. Нужно было ещё вчера, сразу после наезда на Викторию Моспан самому заняться задержанием Серого, а не надеяться на другие службы.

Но кто знал, кто знал, что он окажется таким прытким. В общем, я стоял виноватей-виноватого, а мой начальник ходил из угла в угол по кабинету.

- Что предлагаешь, Владимир Степанович?

Что можно предложить в Москве, в городе с многомиллионным населением, где людей, как муравьёв в муравейнике, и где есть сотни, тысячи мест, в которых можно спрятаться.

Нельзя игнорировать и такую возможность: Серый, ещё вчера улетел на самолёте; уехал поездом, или покинул столицу на попутном транспорте.  Хуже всего то, что он мог сообщить, хотя… нет, не мог! Эта мысль только,  что мелькнула у меня в голове…

- Товарищ полковник, Серый не мог, и не может знать о проведённых арестах. Мы провели их быстро и, во всех точках, куда он может позвонить или прийти, находятся наши люди.

Думаю, с этой стороны нам опасность не грозит, а вот во Всесоюзный розыск его нужно объявить, и послать людей в аэропорты, на автовокзалы, и на железнодорожные вокзалы, пусть проверят по спискам проданных билетов…

Ещё предлагаю, товарищ полковник, подключить к этому делу транспортную полицию…, так, на всякий случай. Хотя…, думаю, это вряд ли поможет. Уж очень много времени прошло после его исчезновения с места наезда…

- Понятно, майор… - Не хотелось поднимать большую шумиху, но придётся, - полковник зашагал по кабинету.  Пришло время просить помощи у генерала, одним нам не справится…. Только он сможет быстро договориться со смежными структурами…, а вы… подготовьте материал на объявление в розыск Серого, и несите мне на подпись. Нужно торопиться.

Я знал, я чувствовал, действительно нужно торопиться и, не теряя времени, сел готовить проект Постановления.

 

* * *

Примерно минут через двадцать-двадцать пять ко мне в кабинет привели первого из задержанных - Куприянова. Я начал с него, потому что, тщательно проанализировав записи Анатолия и Вадима, пришёл к выводу - Куприянов, во всей цепочке наркодельцов, самый слабый человек, и он мне многое может рассказать. Жаль, конечно, что я не смогу поговорить с братьями Козловыми, но и Куприянов мне может помочь в расследовании.

Передо мной сидел совершенно не тот человек, которого я видел раньше, до ареста. Правда, одет он был всё также элегантно, но лицо было бледным, а в глазах застыл страх, и какая-то детская беспомощность. Из его досье я знал: он ранее не судим, женат, имеет двоих детей.

- Ну, что ж, пожалуй, приступим, -  спокойным, чуть равнодушным тоном сказал я ему. Вы задержаны за руководство группой лиц занимающихся незаконным приобретением, хранением, переработкой и, распространением наркотических средств - то есть, по статье 35 УК РФ часть 2, статье 228 часть 3 и 4, с конфискацией имущества, и тюремным заключением от 7  до 15 лет. - Что вы на это ответите?

- Ничего не отвечу, а если отвечу, то вот - никакой группой я не руководил, наркотики в глаза не видел, Вы незаконно меня задержали!

- Ай-я-яй, Владлен Кимович, - мягко пожурил я его. Разве не вы руководите фирмой «Амплитуда»? Разве не у вас три ателье и пошивочные мастерские, а?

- У меня…. Ну и что с того? Мы шьём одежду…

- Подождите, - остановил я его. Чтобы не было у нас пустого времяпрепровождения посмотрите вот на эти фотографии.

Я подал ему несколько фото, где он был заснят при дневном посещении ателье и, после десяти часов вечера - мастерских.

- Я директор -  руководство и контроль входят в мои прямые обязанности…

- Вот-вот, поэтому-то вы и знаете, что происходит в вашей фирме… - Посмотрите-ка вот ещё на эти фотографии, никого не узнаёте?

Он держал в руках фотографии и молчал, долго молчал, а я сидел и ждал. Я знал, он будет говорить, он не Милютин, и не капитан Лисицын. Поэтому, я сидел и ждал.

Наконец он оторвал взгляд от фотографий и, тяжело вздохнув, тихо произнёс:

- Это будет считаться, как явка с повинной и чистосердечное признание, если я расскажу всё? – спросил он, и умоляюще посмотрел мне в глаза. У меня дети…, жена…, и зачастил, зачастил: я, вначале, ничего не знал, меня пригласили на должность исполнительного директора…

- Кто вам предложил эту должность?

- Милютин…

- Кто такой Милютин?

- Владелец охранного агентства «Ягуар»…. Это он меня пригласил, я в то время находился… без работы…

- Вы давно с ним знакомы?

- Года три…, нет, четыре. Мы познакомились в одном клубе…

- Что за клуб?

- Ну… не совсем клуб…, - заалел он щеками. Там…, там...

- Что там? – Девочки и массаж со всеми вытекающими?

Лицо Куприянова покрылось красными пятнами.

- Ну…, да…, вроде этого…, только… я не часто там бывал, раза три или четыре. - Я же женатый человек и…, у меня – дети.

- Что ещё можете рассказать?

- По-моему…, ничего, - голос его дрожал и прерывался.

- Понятно. А, как насчёт бесплатных рабочих в мастерских? Что можете рассказать?

- Ккаких… ббесплатных… рабочих…? Нне знаю, нет у нас таких.

- Значит, не знаете?

- Богом клянусь!

- А, как насчёт наркотиков в ваших мастерских? Что, тоже не знаете?

- Ааа…. Ааа…. Это Милютин…

- Допустим, - решил согласиться я. Вот вам бумага и ручка…

- У меня своя ручка, я к ней привык…. Можно?

- Да. - Напишите всё, что с вами произошло…, желательно, с указанием времени событий и фамилий с адресами. Описывайте всё подробно, времени у вас предостаточно.

- Вы, обещали…

Я постарался не дать ему времени на размышление, иначе…, как говорят рыболовы - «Рыбка может сорваться с крючка». А мне этого не хотелось, ой, как не хотелось. Стоит ему сообразить, что к чему…. Но, он, Слава богу, не сообразил.

- Вы пишите, пишите. А в ходе дела посмотрим, как вы будете сотрудничать с нами… - Да, скажите, как оказался у вас в водителях Козлов?

- Он пришёл ко мне с рекомендацией от…, - Куприянов вдруг заалел щеками, - от…

 - Продолжайте, что же вы остановились?

 …от Вики…. Виктории Моспан…

 - Где вы с ней познакомились и, когда?

 - Вв-в… в клубе.

- И стали любовниками? – припёр я его к стене.

 - От-т-ку-да вы знаете?

- Мы много что о вас, Владлен Кимович, знаем. Скажите, а другой водитель, тот, что недавно у вас, такой…, знаете…

- Мельник?

 - Вот-вот, именно о нём я и спрашиваю.

- А, когда Козлов отравился… - На следующий же день мне позвонил Милютин, и предложил взять водителем этого… Сергея…

- Кстати, как его полное имя-отчество? - поинтересовался я.

- Колмогоров Сергей Николаевич.

 - И…, где он, этот… Колмогоров… Сергей Николаевич?

- Если бы я знал…. Он не вышел на работу, и… мне….  Мне  пришлось добираться до офиса на автобусе.

- Где расположен гараж для вашей машины?

- Она стоит в гараже, в охранном агентстве «Ягуар»…

- Вы интересовались, машина на месте?

- Интересовался, нет её там. Охранник говорит, что Сергей не возвращался в гараж.

- Обо всём этом тоже не забудьте упомянуть.

- Хорошо.

И он принялся заполнять бумагу мелким, убористым почерком.

Закончив писать, Куприянов, заглядывая мне в глаза, спросил:

- Вы меня сразу отпустите?

- Нет, вначале нужно будет проверить то, о чём вы написали, потом решим, как с вами поступить.

Просмотрев несколько исписанных им листков, я пришёл к выводу, он написал правду.

Я вернул ему протокол со словами - «Пожалуйста, распишитесь на каждом листке, и поставьте число, сегодняшнее». А, когда он расписался, я сказал: «Пожалуй, на сегодня наша встреча закончена».

– Конвой, уведите задержанного!

Облегчённо вздохнув, я так переволновался при разговоре с Куприяновым, что у меня даже подмышки стали мокрыми, я отвалился на спинку кресла. Ошибись я с психологией Куприянова, и мне пришлось бы очень тяжело доказать его причастность к группе наркодельцов.

На все мои вопросы он мог бы ответить - «Я ничего не видел, ничего не знаю, и вообще, моя хата последняя с краю», «Мало ли куда я ездил?», и при этом спокойно пожимать плечами. А затем, для большей достоверности, ещё добавить - «Я ничего противозаконного не делал, мы выполняем заказы клиентов, в частности, шьём для вас, товарищ майор, форму».

После допроса Куприянова я решил вызвать подельников  Лисицына и то, по одному, а его самого пригласить последним.

Все предварительные допросы нужно было провести быстро, и до девяти вечера, потому, что в двадцать два ноль-ноль, предстояла очень серьёзная операция в мастерских Куприянова. Там, со слов Ирины Евлаховой и её фотографий, можно было напороться на встречный автоматный огонь, и пулю схлопотать.

Это вам не Куприянов, это уже более серьёзно!

 

* * *

Оба сержанта вначале идти на контакт не хотели, и на все мои вопросы отвечали - «Не помним, такого не было». А вопрос-то был достаточно простой, выезжали ли они на задержание некоего Иваницкого А. И. проживающего по такому-то адресу? Лишь после ознакомления с показаниями свидетелей-соседей, видевших их  выводящими из квартиры Иваницкого, и фоторобота, они начали понемногу признаваться.

- Да, они вместе с капитаном Лисицыным, вызвавшим их по рации, выезжали на место преступления, и задержали подозреваемого в убийстве, а затем, по его же приказу, доставили убийцу в отделение.

На вопрос - Лисицын вызвал их из дома? Они ответили: в тот вечер они находились на дежурстве, и со своей машиной, случайно, оказались неподалёку, поэтому приехали на место преступления быстро. А, на вопрос, где они встретились с капитаном, они, не задумываясь, ответили, - он был уже там, и ждал их у подъезда.

- Не заметили ли вы рядом других машин?

Оба признались, что, когда подъезжали к дому, за квартал от него видели стоящую у одного из домов скорую помощь и, естественно, подумали, что она прибыла к больному.

На вопрос - А, потом, вы её видели?

Оба стали утверждать, что нет, не видели, но, когда я усомнился в их ответе, так как по показаниям свидетелей, скорая помощь подъехала к дому минуты через две-три, после машины  полиции, они неохотно вспомнили: да, скорая помощь приехала почти сразу же за ними.

- Это та же скорая помощь, которую вы видели неподалёку? – задал я им очередной вопрос.

Но оба ответили, что было темно, номера они не рассматривали и, была ли это та же скорая помощь или нет, они сказать не могут.

Слушая их, несколько путаные  объяснения, я пришёл к выводу, они не просто так патрулировали рядом с местом преступления, а была договорённость с Лисицыным, и я им прямо об этом сказал, пообещав докопаться, и дополнил - вы меня знаете!

У меня было одно невыясненное место в расследовании – из какой больницы прибыла скорая помощь. По докладу Анатолия, который занимался перепроверкой данного  вопроса, получалось - ни одна бригада в тот день не выезжала по этому адресу…. Тогда, откуда она взялась? И второй вопрос преследовал меня – куда, в какую больницу или морг был доставлен труп Куприянова?

Согласно справкам из больниц и моргов, его доставка нигде не была зафиксирована, это тоже следовало из его доклада.

Тогда почему я не перепроверил это в прошлое расследование, год назад? – задумался я. Такое упущение в моей практике случилось впервые. Причина? Я быстро нашёл её, когда повторно стал знакомиться с делом Иваницкого. Я поверил справке, подколотой к его «делу».

Кто же мне её принёс тогда? О Господи! Я вспомнил…. В тот день я «зашился» с делами, и автоматически подколол справку в дело…, А принёс мне её…, кто? Кто же мне её принёс? Дай бог памяти…, да Лисицын же и принёс мне её! Вот чёрт! – ругнулся я. Раздолбай Покровский! Кто такой «раздолбай» я уже знал, а вот, почему Покровский…. Ладно, потом разберёмся, как да почему – решил я. У меня сейчас других дел по горло!

Значит…, значит – ответ крутился у меня в мозгу совсем на поверхности…. Значит, скорая помощь…. Чёрт! Да не было никакой скорой помощи…, вернее, была, но не настоящая, а подставная. Aх, я идиот!!! Идиот из идиотов!!! Так…, подожди, подожди…. Если скорая помощь подставная, то… куда подевался труп?! – Чёрт, чёрт, чёрт!!! И в Ирининых документах ничего об этом не говорится, есть только намёк, в смысле – «Ищите и обрящете!».

Опять «Двадцать пять!». Получается…, получается…, Ирина и её друг знают, куда подевался труп, а я – нет? Так, что ли? – Наверное, так! Ии-и…, куда же он подевался? Ну, ладно, разозлился я, вы меня плохо знаете, найду я его, из-под земли достану!

В таком препаршивейше-разозлённом состоянии я не мог начинать допрос Лисицына. В таком состоянии можно наделать кучу ошибок и, вообще, провалить весь допрос подозреваемого. Лучше заняться бумагами, они успокаивают.

Что я и сделал.

А взялся я за самую бездумную работу – прокалывал дыроколом дырки в справках, объяснительных, заявлениях и, распределяя их по папкам, подшивал, подшивал, подшивал, то есть, наводил порядок в делах.

Вся эта возня с бумагами отняла у меня кучу времени, но зато и нервы мои пришли в норму.

Теперь я был психологически готов сразиться с капитаном Лисицыным, старшим опером оперативного отдела. Я знал, он очень опытный сотрудник, и победить в схватке с ним будет очень непросто. Ну, что ж, сказал я себе, посмотрим, кто кого, и попросил привести его на предварительный допрос…

Он вошёл в кабинет спокойный и уверенный в себе. В его поведении совершенно не чувствовалось не только страха, но, даже волнения. Я знал его неплохо, всё-таки мы работали в одном ОВД, и я понимал, это не бравада, это его естественное состояние, и вывести его из этого состояния уверенности, моя главная задача. Поэтому, я начал разговор с ним не под запись, а просто, в тоне дружеской беседы.

- Лисицын, вы задержаны как соучастник в убийстве, то есть, по статье 105, часть первая УК РФ, статье 35 часть вторая УК РФ, а также по статье 32 УК РФ – преступление, совершённое группой лиц по предварительному сговору.

Я смотрел на него и перечислял  статьи Уголовного Кодекса, а он…, он сидел, спокойный и уверенный. Ни один мускул не дрогнул на его лице, казалось, это не ему грозит тюремное заключение.

- Лисицын, Вас не пугает перспектива оказаться за решёткой на пятнадцать лет?

- Владимир Степанович, меня это не пугает, потому что я ни в чём, перечисленном Вами, не замешан.

- Вы, Лисицын, работник полиции и, насколько я знаю, опытный работник. Можете не сомневаться, я прекрасно понимаю вашу позицию, но… в этой папке, я постучал пальцем по красной папке, собрано против вас столько материала, что хватит, если постараться, на многолетнее тюремное заключение. Как бы вы ни старались скрыть своё участие в преступлении, вы всё-таки оставили следы, и вот в этой папке, я раскрыл лежащую у меня под рукой, папку, свидетельские показания о вашем участии.

- Вы правильно сказали, Владимир Степанович, если постараться, - и нагло улыбнулся. Вот и постарайтесь, я вам в этом не помощник. – И, вообще, Владимир Степанович, зря вы затеяли всё это дело - я ни в чём не виноват! – «Творите, выдумывайте, пробуйте» - но ещё раз говорю - у вас со мною дело не пройдёт. Вы правильно сказали – я опытный работник полиции…

- Ну, что ж, - перебил я его, - не хотите с нами сотрудничать… «Бог вам судья!». А доказательств у меня, предостаточно…. Посидите в СИЗО…, подумаете.

Конвой, уведите задержанного!

Я предчувствовал, или, наверное, это будет более правильно, знал – он ни за что, никогда, сам не признается и мне придётся постепенно пробивать брешь в его сопротивлении, и доказывать его причастность к делу - и доказывать только неоспоримыми фактами. Также я очень хорошо себе представлял, сколько сил и нервов отнимут у меня  допросы оборотня в полицейских погонах.

Какой же я был идиот в то первое, годичной давности расследование! И вот теперь…, хотя…  говорят - «Что было, то прошло и быльём поросло».  А, вот, оказывается, не поросло оно быльём, не поросло, вновь вылезло на свет божий, и придётся мне, как папе Карло, упираться рогами, вновь раскручивать прошлогоднее дело. Ах, Ирина, Ирина, ну, откуда ты свалилась на мою голову?

Я сидел, задумчиво постукивая пальцами по папке с собранными нами документами и во мне зрело, нарастало, то творческое упрямство, которое бывает у человека, однажды допустившего ошибку. А, теперь, человека, переболевшего ею, и желавшего всей силой своего характера, всей своей душевной силой, исправить её, чтобы она не осталась сидеть занозой в душе  до конца жизни…

- Товарищ майор, - в приоткрывшуюся дверь заглянул дежурный по ОВД, - машина у подъезда.

- Спасибо, иду.

Наш полицейский уазик, урча как кот, двигателем, ждал меня у подъезда. С выхлопной трубы чуть вился дымок с паром.

За рулём сидел сержант Ковалёв. Я его хорошо знал, как знал, что у него жена и двое малолетних детей. Знал, что жена у него часто болеет и лечится, а он из-за её болезни сам ведёт домашнее хозяйство. И я знал, как ему тяжело, но помочь ничем не мог. Не я отдавал приказы на поощрения и денежные премии, а жаль!

- Здравия желаю, товарищ майор! – поприветствовал он меня, когда я расположился в машине, - куда едем?

Я назвал адрес и попросил поторапливаться.

- С сиреной, Владимир Степанович?

- Нет, нет, что ты…. Не надо сирены, но побыстрее.

- Понял, Владимир Степанович. Вмиг, доставлю.

 

Глава седьмая

Наша машина остановилась рядом с машиной спецназа, стоящей за ближним углом кирпичного забора. Ворота мастерских находились от нас метрах в пятидесяти-семидесяти. Вокруг стояла настороженная тишина. Мороз, градусов в пять-семь, чуть пощипывал лицо. В свете уличных фонарей, небо казалось затянутым молочной дымкой. К утру пойдёт снег, решил я, посмотрев на «молоко» над головой, и направился к микроавтобусу с омоновцами.

Их было человек восемь во главе  с…. Все были в камуфляже, «Кто есть кто» разобраться было невозможно, и я обвёл поочерёдно всех взглядом. Сидевший прямо у двери омоновец  представился - капитан Сидорчук! Я пожал ему руку и, назвав себя, поинтересовался - это, что, все? – Нет, - ответил он, сейчас подойдёт машина с остальными, время ещё есть.

- Капитан, во дворе и в помещениях вооружённая автоматами охрана, вас предупредили?- решил я напомнить им об осторожности.

- Да, мы в курсе. Не беспокойся, майор, всё будет нормально.

- Крытая фура ещё не прибыла?

- Пока нет. Мы наблюдаем. – Как только заедет во двор, сразу начнём операцию.

- Нельзя. Нужно подождать, чтобы девушки (у меня не повернулся язык назвать их рабынями) успели приступить к работе. Предлагаю одному наблюдателю подняться вон на ту крышу, я показал на тёмное здание, на крышу которого, по лестнице пытался подняться Григорий Савельевич, - с неё хорошо видно через окно, что происходит внутри цеха…

- Стёпа, давай, - кивнул капитан в сторону слушающих наш разговор закамуфлированных крепких парней.

Не сказав ни слова, один из присутствующих,  вышел из машины.

 … Ещё есть, что-нибудь, о чём мы не знаем?

- В помещении проходной два вооружённых охра…

- Это мы уже уточнили, - перебил он меня. – Ещё, что-нибудь?

- Пожалуй, нет.

- Ну и, Слава Богу! Чем меньше сюрпризов, тем легче работать, - подытожил свои расспросы капитан.

Через минуту он, по рации спросил у кого-то: «Где вы там застряли?» – и, выслушав ответ, удовлетворённо произнёс - «Добро!»

Повернув ко мне голову, спокойно произнёс - сейчас остальные будут здесь.

Затем, опять спросил по рации: «Кукушка, фура пришла?» – и, наверное, чтобы все знали ответ, отрицательно покачал головой.

Вскоре подъехал ещё один микроавтобус. Из него вышёл плечистый омоновец и влез к нам. В микроавтобусе сразу стало как-то тесно.

- Ещё раз привет, полуночники! Жён дома тёпленькими оставили, на соседа?

Смешинки, словно чёртики забегали в его глазах. И, сменив тон, уже серьёзно спросил:

- Как, ничего не изменилось? Мои ребятки успели на раздачу?

- Не изменилось, Серьга. - Кстати, познакомьтесь, - старший лейтенант Дёмов, а это…

Протянув руку для приветствия, я почувствовал свою ладонь зажатой в тиски - «майор Кондратьев», назвал я себя.

- Добро. Капитан, пойду к своим орлам, не возражаешь? Если что, шумните.

Мне понравился этот добродушный великан с железным рукопожатием и простым, чуть мужиковатым, неприметным лицом. Чувствовалось в нём прямодушие и в то же время, хитроватость и крестьянская сметливость.

Этот, решил я, своих бойцов в обиду не даст, но и промах с их стороны, не оставит без наказания. Короче – отец родной. Сам похвалит, а когда надо, пожурит, но начальство об этом не узнает. За таким командиром бойцы смело идут, знают, напрасно под пули не подставит.

Время утомительно медленно тянулось, делая чуть заметные шаги. Я, наверное, уже раз пять посмотрел украдкой на часы, но это не ускорило его движение. И всё же стрелки часов почти незаметно для глаза, но всё-таки ползли по циферблату. Я понял это, взглянув в очередной раз. Прошло всего семь минут.

И фура почему-то сегодня запаздывала. Это меня не на шутку начало беспокоить. Неужели они каким-то образом узнали о намеченной на сегодня операции? – тревожная мысль не покидала моей головы.

Майор, не нервничай, услышал я голос капитана, мало ли что могло их задержать…

Глазастый, решил, я.

- Пойду на свежий воздух, а то вы так накурили, хоть топор вешай, - и взялся за дверную ручку…

- Слава, фура прибыла, - хрипло прошептал в рации голос.

Не открыв дверь, я сел на прежнее место.

- Стёпа, фура прибыла, будь внимателен! – Серёга! Дёмов! - жёстко заговорил он в рацию…

 - Мы слышали, ждём команды.

- Хорошо. Мы убираем охрану у ворот, а потом действуем, как планировали… - Майор, - капитан повернулся ко мне, - «Попэрэд батьки в пэкло нэ лизь!», - почему-то перешёл он на украинский язык, и добавил по-русски, - мы свою задачу знаем, у нас всё обговорено, так что не мешай, ладно?

Я, молчаливо согласившись, кивнул головой. Как всегда перед началом операции, у меня появилось волнение, но я знал, как только я сделаю первый шаг к опасности, волнение пройдёт и на его место придёт трезвый, холодный расчёт.

И тут меня, как обухом по голове – «А, где же машина для арестованной во время операции, охраны? Где скорая помощь, ведь может случиться всё, что угодно? Неужели забыл?»

Я схватился за мобильник и стал лихорадочно набирать номер дежурного - «Миша, ты не в курсе, машина для арестованных вышла? А, скорая помощь? Что? – Говоришь, все выехали, и полковник выехал сюда…»

Час от часу не легче, вздохнул я… - ладно, пока Миша.

- Майор, ты чего посмурнел, или начальству докладывался?

- Не-ет, представляешь, вдруг показалось, что забыл машину под арестованных заказать, и о скорой помощи не позаботился…

- Ааа…, это бывает, это от волнения.

- Вроде, возраст уже не тот, чтобы волноваться.

- Майор, в любом возрасте волнение приходит перед началом операции.

- И, то, верно, а насчёт начальства…. Тут, ты неправ, оно само сюда с минуты на минуту пожалует.

- Вот это плохо…. Начнёт ценные указания направо и налево раздавать… - Ох, не люблю я, когда операция сложная, а начальство над душой стоит! Ох, не люблю…

Я промолчал, потому что не знал, как моё нынешнее начальство поведёт себя в сегодняшней операции. Я, как-то раньше сам обходился, никто мне под руку не лез. Оно, моё бывшее начальство, всё больше норовило из кабинета командовать по телефону, ну, а это…, посмотрим.

Подъехал «воронок», за ним пристроилась «скорая». Они прибыли вовремя! Это мы ещё не приступили к своей «работе» - напрасно я волновался насчёт них.

Сейчас время неумолимо, прямо семимильными шагами, заспешило вперёд!

Мне всё казалось, что мы медлим, что нас «раскроют», и мы не успеем завершить операцию. Подъехал полковник на «Волге», влез к нам в «Газель».

- Что стоим? Или у вас  что-то не клеится? - строго спросил он.

- Всё нормально, товарищ полковник, - за меня ответил капитан, - ждём, когда девочки разденутся.

В машине раздались лёгкие смешки.

- Какие ещё девочки разденутся? – вскинуло брови начальство. Шутки шутите?

- Да, женщины, рабыни…. Они работают голяком, товарищ полковник,  а в конце смены у них все «дырки» проверяют, чтобы значит, случаем не украли герыч.

Полковник порозовел лицом, и больше никаких наводящих вопросов по поводу девочек, не стал задавать, лишь поинтересовался - долго ещё ждать?

- Ждём отмашки, товарищ полковник.

Начальство, не будет начальством, даже самое хорошее начальство, если не закончит разговор каким-нибудь: «Вы тут не затягивайте начало, пора уже!», или похожими словами.

Так и случилось. Полковник, действительно, закончил разговор этой сакраментальной фразой.

Вот, что значит руководитель. Я, как в воду глядел! – непроизвольно усмехнулся я, и посмотрел на капитана - как он отреагировал на замечание? Но он сидел с равнодушным выражением на лице, и сонно прикрыв глаза. Наверное, привык, или выдержка о-го-го! - решил я.

В рации послышался слабый шорох, затем, голос Степана с лёгкой смешинкой в голосе, произнёс: «Пора, господа офицеры, девочки подготовились к вашему появлению».

- Ребята, пошли! - скомандовал   Сидорчук, и первым  покинул машину.

 

* * *

Мне не всё запомнилось из нашего штурма мастерских. Все эпизоды мелькали как в старом кино, когда механик крутил ручку кинопроектора вручную. Хорошо, если трезвый.

Перед глазами зрителей кинокадры,  то быстро перемещаются на экране, то замедляются, а то, вдруг, задёргаются, или вовсе остановятся. То же самое произошло со мной.

Помню, перед дверями проходной, откуда-то из подворотни появился молодой человек: пальто нараспашку, шапка на затылке,  и громко затарабанил в дверь. – «Эй, откройте, закричал он, у меня жена рожает, дайте по телефону позвонить, скорую помощь вызвать».

В ответ на его грохот щёлкнул запор, и в открывшуюся дверь выглянул охранник. Не успел он слова сказать, как тут же упал к ногам кричавшего. Как из воздуха, материализовался омоновец в камуфляже и  быстро заскочил внутрь проходной. Через мгновение он вновь показался в дверях и приглашающе махнул рукой.

Быстро, но бесшумно, мы направились к открытой двери проходной, а затем уже во дворе мастерских, группа рассредоточилась.

Всё происходило в полнейшей тишине, лишь только поскрипывание снега под солдатскими ботинками-берцами выдавало присутствие людей.

Я всегда восхищался «работой», как они её называют, спецназа. Всё происходит быстро, без голосовых команд, лишь только руки работают, что-то показывая, то пальцами, то ладонью, а то и просто взмахом или кивком головы.

Я оказался позади небольшой группы, бегущей к дверям мастерских. Попадавшиеся нам охранники без вскриков валились на пол - во всяком случае, так мне казалось. Но я-то знал, прежде чем его убрать, нужно было к нему незаметно  подобраться, оглушить, то есть, обездвижить, ну, и так далее….

Всех действий не опишешь.

И вот, мы в ярко освещённом помещении. Посредине идут два ряда столов, и возле них, почти касаясь друг друга локтями, не меньше двух десятков девушек разных национальностей, совершенно раздетые, набирают маленькими лопаточками белый порошок  и насыпают его в небольшие чашечки стоящих перед ними, весов. Идёт расфасовка наркотиков на дозы.

Это их ежедневная работа!

В свете электрических ламп я успел заметить, как они изнурены и бледны - «Кожа да кости», прошептал рядом остановившийся омоновец.

Что удивительно, они совершенно не отреагировали на наше появление, даже взгляда никто из них не бросил в нашу сторону.

Они всё также монотонно, не прерываясь ни на мгновение, выполняли свою работу.

Мне, в какой-то промежуток времени даже показалось – передо мной не живые люди, а запрограммированные автоматы, похожие на человека - биороботы из современных боевиков!

На этом впечатлении наше везение закончилось. Один из охранников, находящийся в дальнем углу комнаты, и вначале не замеченный омоновцами, выпустил в нашу сторону автоматную очередь, затем вторую, и стал поливать нас свинцовым дождём, пока одна из пуль, выпущенных в него кем-то из омоновцев, не прервала этот дождь смерти!

Я, честно говоря, даже не успел отреагировать и, хотя бы  как-то защититься.  На меня напал ступор!

Я стоял, и смотрел, как упала одна девушка, затем - вторая, третья…, потом, стоящий рядом со мной омоновец, охнул и, схватившись рукой за грудь, начал медленно заваливаться на бок и бесшумно падать на пол, и лишь через мгновение я почувствовал, как режущая боль обожгла мою грудь.

В глазах закружилось всё – девушки у стола, весы с порошком, стреляющий омоновец, и падающий в углу охранник…

Последнее, что я увидел – быстро кружащиеся в хороводе, висящие под потолком яркие лампы и…, я погрузился в темноту.

Очнулся я в машине скорой помощи, почему-то именно эта мысль, о скорой помощи, первой пришла в голову. Надо мной, как в туманной дымке, склонилась чья-то голова, и эта голова, шевелила губами, но звука не было.

Постепенно я стал воспринимать окружающий мир более  чётко, а затем, как-бы издалека, ко мне пришёл звук. Я услышал завывание сирены и слова говорившего - «Потерпите немного… Скоро приедем!».

Грудь неимоверно жгло. Я попытался изменить позу, но от резкой, всё поглотившей боли, опять потерял сознание, и вновь надо мной сомкнулась  темнота.

 

Глава восьмая

 Двадцать с лишним дней провалялся я «отдыхая от трудов праведных» на больничной койке. Теперь моё тело украшал боевой шрам от пули охранника, а в коробочке из-под часов, мне её принесла Ленка, лежала свинцовая пуля на память. Я иногда доставал её и с любопытством разглядывал.

Странно, думал я, вот от такого малюсенького кусочка металла зависит жизнь человеческая! А ещё, в дополнение к моим мыслям, мне вспомнились слова Александра Васильевича Суворова - «Пуля дура, а штык молодец!» Что пуля дура, с этим я был вполне согласен, а вот по поводу штыка…, тут я начинал сомневаться.

Пару раз меня проведала Ирина. Как уж она меня нашла, и кто ей сказал обо мне, не знаю, но после первого её посещения я с каким-то душевным трепетом стал желать её повторного прихода. Что со мной случилось, какой поворот в душе, и куда, я объяснить не могу, да и не пытался, но мне было приятно видеть её. Я любил Лену, это точно, но и Ирину я хотел видеть рядом с собой. Вот жизнь!

Мы поговорили, как водится - о том о, сём. Я рассказал ей о своём ранении, и о наезде на Викторию, о том, что вся группа лиц, поименованных в её красной папке, задержана и, что это дело у меня забрали и передали, тут меня немного тронула обида, по приказу сверху, в другие структуры.

Она чутко уловила мою обиду, и попыталась успокоить меня, а потом, немного помолчав и о чём-то подумав, спросила - «Не собираюсь ли я сложить руки и почивать на лаврах, бросив дело не закончив его?»

 - Как это, не закончив? – удивился я её словам, - мы всех фигурантов задержали…

 - Ну, как же, Владимир Степанович, - она как-то смущённо, что ли, скорее, нерешительно, посмотрела на меня, - ведь хозяина фирмы вы так и не нашли, и номера телефонов с мобильника Виктории, тоже не проверили…

- Так этим же должен заниматься Интерпол! - возмутился я несправедливым упрёком в мой адрес. - Ин-тер-пол, понимаете? – чуть ли не по слогам повторил я.

- Да, конечно, я же не беспросветная дура, - кажется, тоже обиделась она.

На минуту наш разговор прервался: она надула губки, а я закурил сигарету. 

…То, что взяли наркодельцов, вновь заговорила она - это хорошо, но ими кто-то руководил, и этот кто-то, судя по номерам в сотовом телефоне Виктории, находится в Таиланде, верно?

У меня самого неоднократно возникала такая мысль, и я собирался после проведения операции с ателье и мастерскими, попросить полковника дать разрешение на продолжение этого дела, но случилось то, что случилось, и я сейчас был бессилен как-то решить этот вопрос.

Но, какая же эта Ирина умница, восхитился я, и залюбовался ею. Или это ей подсказал её неведомый друг? Во всяком случае она права, тысячу раз права, как только выпишут из больницы, постараюсь заняться этим вопросом, если, конечно, им уже не занялись.

- Ирина, может быть…, вы… всё-таки, познакомите меня со своим таинственным другом? Вы так часто упоминаете о нём, что я начинаю сомневаться, а существует ли он на самом деле?

- Существует, и я вас познакомлю…, обязательно познакомлю, но не сейчас, а после того как найдёте и задержите теперешнего хозяина фирмы… - Его ещё нужно найти, Владимир Степанович, и доставить к нам, в Россию, а экстрадиция… дело сложное…, и зачастую… трудно исполнимая.

Нет, ну не умница ли, а? Какая логика, какое понимание юридических Законов…, я не удержался, чтобы не спросить:

- Ирина, это, что…, всё заложено в вашей прелестной головке?

Она немного смутилась и, посмотрев мне прямо в глаза, ответила:

- Мой друг очень умный человек, а я… с ним… всегда рядом – учусь.

После её ответа у меня, где-то в глубине сознания закопошилась мысль – а, не знают ли они, кто, на самом деле, является хозяином фирмы, и кто скрывается за таиландскими номерами телефона.

Что-то уж очень уверенно и настойчиво подталкивает меня Ирина к раскрытию этой тайны, хотя… Мне самому не даёт покоя мысль, что я не до конца исполнил свою работу, не выполнил свой долг, как это не пафосно выглядит, «Борца за справедливость», тем более, что я сам виноват в произошедшем раньше - в необъективном моём расследовании…

Что-то меня при встрече с Ириной всё время тянет на «Высокий штиль». Мне, вдруг вспомнились слова Павки Корчагина из романа Николая Островского «Как закалялась сталь», правда не дословно, а лишь то, что задержалось в моей голове со школьных лет: «Жизнь прожить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы умирая, мог сказать…», ну, и так далее…

Осторожно покосился на Ирину, не заметила ли она моего поэтического состояния, но, Слава Богу, кажется, нет.

Она сидела, чуть сгорбившись, о чём-то задумавшись, и смотрела в расположенное напротив, окно.

Нижняя, чуть полноватая губа её красиво очерченного рта, выдвинулась немного вперёд, казалось, она, Ирина, готовилась преодолеть невидимое мне препятствие, и в своей отдалённости от всего окружающего, черпала энергию.

А за окном буйствовали  весенние дни марта. Сквозь оконное стекло светило оранжевое солнце, зайчиками скача от шевеления оконных штор по стенам и полу.  С крыши здания напротив, истекали слезами последние остатки сосулек, казалось, они лили слёзы то ли прощания с зимой, то ли радости встречи с весной.

Примостившись поближе к солнышку на ещё голых ветвях деревьев, вовсю горланили воробьи, лишь изредка перебиваемые вороньим карканьем, а по подоконнику, за стеклом окна, важно вышагивал, топорща крылья и погулькивая перед подругой, голубь.

Весна полностью вступала в свои права.

Вероятно, Ирина почувствовала, что я смотрю на неё, подняла голову и, смотря мне прямо в глаза, заговорила:

- Владимир Степанович, я надеюсь, и Лёша тоже, что вы не остановитесь на полпути, и доведёте расследование до конца. Мы бы и сами справились, но… мы и так много сделали… Вы, не находите? У нас нет возможности заставить Интерпол разыскать и арестовать человека, присвоившего чужой бизнес…

Господи! – спохватилась она, прикрыв рот ладошкой, я сказала вам слишком много, Алексей будет недоволен, резко поднялась и, добавив: «Выздоравливайте Владимир Степанович», - быстрым шагом направилась к выходу.

Ничего не успев сказать в ответ, я проводил Ирину взглядом, и направился в палату.

Было о чём задуматься.

Во-первых, наконец-то я достоверно узнал имя таинственного друга Ирины. Случайно ли, или под воздействием душевного волнения, а возможно и специально, но она назвала его имя, а это имя…, это имя…, оно проходило, если память мне не изменяет…, в деле об убийстве Куприянова. Ну, надо же, фамилия исполнительного директора фирмы «Амплитуда», тоже Куприянов…- вот тоже заморочки судьбы!

Во-вторых, не этот ли Алексей и есть, сбежавший из лагеря…, осужденный на двенадцать лет, Алексей Игоревич Иваницкий, проходящий по делу, как убийца своего напарника?

Если это он, то Ирина скрывает от правосудия убийцу и беглеца, а это уже – уголовная ответственность…. Значит, мне нужно прямо сейчас позвонить в ОВД и сообщить местонахождение беглеца…

Стоп! Не спеши! - одёрнул я разыгравшийся энтузиазм. Может быть, это просто совпадение имён, и я буду выглядеть болван-болваном в глазах Ирины и в глазах сослуживцев…

Время нахождения в больнице, это время для раздумий в связи с физическим бездельем. Никто тебя в нём не ограничивает, лежи себе и размышляй…, конечно, если тебя не одолевают сильнейшие, до скрежета зубовного, боли. Размышляй в спокойной тишине палаты, находи логику в поступках людей… и, не забывай о себе, родном.

О чём угодно мечтай, если есть ещё о чём мечтать. А время у меня было, и я продолжил свои логические построения, стараясь найти причину такой заинтересованности в деле о наркотиках со стороны Ирины и её друга…

 

* * *

…Кинуться в бега Иваницкий мог по двум причинам: одна, совершенно прозаическая - ему не хотелось нести наказание за совершённое убийство, а вторая, более сложная…. Его подставили, и здорово подставили, а я. и суд, конечно, несправедливо его осудили.

Ирина это чувствует, даже уверена в несправедливости наказания, поэтому прячет его у себя, и сколько есть сил, старается ему помочь…

А, что же он? Он-то, зачем совершил побег? За ответом далеко ходить не надо - он на поверхности: Иваницкий совершил побег, чтобы найти, кто его так беспардонно подставил, и самостоятельно, коль судебная машина не сделала этого, наказать обидчика.

Проведя своё собственное расследование, они, Ирина и Алексей, нашли его, и теперь хотят довести дело до конца, но так, как возможности их ограничены, они обратились ко мне…

Почему ко мне? Да всё потому же, чёрт меня задери! Я напортачил, поломал человеку жизнь…! Вот они и хотят, чтобы я исправил свою ошибку сам, а чего мне это будет стоить, им всё равно. То есть, они рассудили – «Человек должен отвечать за свои действия и бездействия!» – об этом же говорит Закон!

Закон об ответственности за свои деяния!

Согласно выведенной мной логике, я должен буду, выйдя из больницы, вновь уговорить начальство на возбуждение уголовного дела «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами». Далее, согласно той же логике, я должен найти убийцу Куприянова… - я, и никто другой!

Боюсь, полковник вновь покрутит у виска пальцем и выскажется в том смысле, что и в прошлый раз, но ещё добавит - «Ранение в грудь плохо повлияло на ваши мыслительные способности, майор».

Что же делать, что же мне делать? – твердил я, и не знал, на чём остановиться. От всех этих мыслей у меня даже, не совсем зажившая рана, заныла.

Но принимать решение надо было. Я чувствовал, Ирина с её другом, в покое меня не оставят, да и сам я настолько увяз в этом деле, что просто так, без последствий для своего «Реноме», как говорят французы, мне не выбраться.

Остаётся одно – «В связи с вновь открывшимися обстоятельствами…» - сразу по выходе из больницы, засучив рукава, опять всерьёз приниматься копать старое дело. О, Господи! Ну, откуда вы взялись на мою голову?!

Но, как же быть с Иваницким, если её друг, действительно, Иваницкий? Я, за умолчание, не доведение до правоохранительных органов местонахождения беглого преступника, тоже могу попасть под статью - «Об укрывательстве преступника»!

Чёрт и ещё раз чёрт! Вот наказание Господне!

Так и не приняв никакого решения по поводу «беглеца», я оставил всё как есть до моего выхода на службу. А, там, посмотрим! – решил я. Время покажет, а Иваницкий… - Иваницкий никуда от меня не денется, во всяком случае, до тех пор, пока не сможет наказать убийцу своего друга и партнёра. В этом я был абсолютно уверен.

А поймать и наказать убийцу могу только я, и никто другой. Таким образом, подытожил я свои логические построения - Иваницкий и я, взаимосвязаны, считай, одним делом!

Найдя решение задачи, я успокоился и стал долёживать последние дни до выписки.

 

Глава девятая

Сидя в своём старом кресле, в своём кабинете, я вдыхал знакомые до боли запахи и принимал поздравления товарищей. Дверь постоянно открывалась и кто-нибудь, заглядывая в кабинет, с шуткой или серьёзно, говорил - «Привет, ну как ты? Совсем, молодцом выглядишь! Тебе отдых в больнице пошёл на пользу!». Я, в тон поздравлениям, отвечал - «Спасибо, и  вам не хворать!».

Было приятно видеть знакомые лица, и слушать поздравления. Раньше как-то проходило мимо моего сознания, что меня окружает столько друзей и товарищей, или же я, как любой другой человек, не ценил то, что имел, но сейчас…, честное слово - было приятно!

Дел, как оказалось, в мой первый рабочий день после вынужденного отдыха, совсем не было. Сейф и ящики стола были пусты, если не считать пару конфет, случайно завалявшихся после какого-то чаепития.

Полковник, как видно, раскидал мои дела по другим следователям, а дело в «Красной папке», как он мне сказал, когда приходил проведать меня в больнице, ушло к другому следователю - следователю из смежной конторы. Чем оно закончилось, я пытался выяснить у своих товарищей, но они смогли рассказать только о слухах, бродивших по Управлению.

А слух был такой: операция в мастерских закончилась благополучно, кроме меня и трёх погибших девушек, никто не пострадал. Пуля, попавшая в спецназовца, не ранила его, а только оглушила. Помог бронежилет.

Смежная контора празднует победу над наркомафией и освобождением девушек из рабства. Ими занимается миграционная служба. Фирма «Амплитуда» пока закрыта, ждут приезда её хозяина…

Ага, щас, подумал я, так он и прибежал. Он, что, совсем без мозгов, что ли? Тем более, что по какой-то необъяснимой причине, никто не знает кто же всё-таки настоящий хозяин фирмы…. И я почему-то тоже не удосужился до сей поры выяснить это. Можно подумать, что в мозгу у меня, как у лошади на глазах, всё это время «шоры» были надеты.

Действительно, а кто же теперешний владелец этого грёбаного, пошивочного бизнеса? Я, от такой простой мысли, даже зажмурился. Я человек неверующий, но сейчас почему-то подумал, что сам Сатана своими вредными кознями застит мне и другим глаза, и не даёт рассмотреть лежащее под носом.

Я же могу это выяснить через БТИ, ну… недотёпа! - хлопнул я себя по лбу, и сел писать запрос - свою первую бумагу после больницы.

Через пару дней, стараниями начальства, я вновь был загружен сверх меры разными делами. Утром, проверяя почту, обнаружил конверт из БТИ. От прочитанного, у меня, в прямом смысле слова, глаза полезли на лоб, я был не только ошарашен, я был уничтожен…

Сделай я этот запрос перед началом следственных действий над фирмой «Амплитуда»…

Я ещё раз перечитал официальный ответ БТИ за подписью начальника отдела. В нём, чёрным по белому, было напечатано – фирма «Амплитуда» принадлежит Куприянову Всеволоду Константиновичу с 18 июня 200_ года.

Я схватился за голову – как же так, ведь он был мёртв до регистрации фирмы на своё имя уже… два месяца.

Нет, здесь, скорее всего, опечатка. Может быть, они хотели написать – Куприянов Владлен Кимович…, это вполне может быть и, даже логично.  Придётся посылать запрос вторично…

Нет, вскочил я со стула, опять ждать два дня?! Лучше уж съездить самому и убедиться!
   Выпросив дежурную машину, я помчался в БТИ...

Начальница отдела, очень даже симпатичная женщина, поставившая свою подпись под официальным документом,  услышав мою просьбу, и уловив в моих словах недоверие, даже обиделась. Не прошло и пяти минут, как передо мной лежал «Гроссбух» величиной с огромную амбарную книгу и там…, там ясно значилось: владелец - Куприянов Всеволод Константинович.

Одна из сотрудниц, слышавшая наш разговор, вспомнила - два месяца назад, может – два с половиной, с такой же просьбой к ней обращалась девушка…. Да, она точно помнит, именно об этой фирме она наводила справки.

- Как она выглядела, может быть, помните? – заволновался я. Но я и без неё уже знал ответ. Я только ждал подтверждения моего знания.

- Сейчас, дайте подумать…. Да…, такая…, знаете…, миниатюрная, со светло-рыжими волосами и полненькими губками…. Аа-а… разве не от вас она пришла?

Точно, она, Ирина! Вот почему она так уверена в невиновности своего друга… - убийства не было… - Но, как же тогда…?

- Спасибо за помощь девушки. Извините, что оторвал вас от работы, но…  понимаете, служба у нас такая, - пытался я оправдать своё недоверие к справке. - До свидания, ещё раз спасибо!

Вернувшись к себе, я несколько минут ходил по кабинету, ероша волосы на голове и кусая губы. Даа, такого фиаско у меня ещё никогда не было. Остаётся единственно правильное решение, найти этого Куприянова, посадить за решётку на место Иваницкого, а самому…, что делать самому, я не успел придумать…

На весь кабинет залился трелью телефон внутренней связи.

От полковника я вернулся не то, чтобы расстроенный, а чуточку взвинченный. Мне попало за дела, которые ещё были не решены до меня, и  переданы самим же полковником мне, в первый день моего выхода на службу.

Пришлось срочно заняться ими, выбросив дело Куприянова из головы.

Но где-то глубоко в подсознании, оно сверлило мозг, не давало покоя, перебивало мысль, и я, плюнув на текущее дело, вновь погрузился в возникшую, признаюсь, по моей вине, ситуацию с Куприяновым.

Так мёртв он, или жив? – задал я себе вопрос. Если мёртв, то почему его имя числится во владельцах фирмы, а если жив, то где же он, чёрт возьми?! – озлился я. Не было ещё такого в моей практике, чтобы один и тот же человек был одновременно и мёртвым и живым! Не было! Чушь с маслом какая-то!

Нужно подключать Интерпол, решил я.  Пусть по номеру телефона найдут его владельца, иначе я с мёртвой, Господи, опять мёртвой, с мёртвой точки не сдвинусь, а если сдвинусь, то умом.

И, необходимо срочно допросить Викторию, если она жива и не в коме. И тут же беспокойная мысль  вонзилась в мозг - опять идти к начальнику за разрешением? Да он…, меня…

Упрямо тряхнув головой, я взялся за трубку прямой связи с полковником.

 

* * *

Мы просидели почти час, прикидывая, что и как. Опять приходилось действовать на свой страх и риск. Опять Фёдор Иванович, в случае моего провала, оставался в стороне…

В конце-концов я не выдержал, и выложил ему всё, что думаю по этому поводу:

- Фёдор Иванович, я же был прав, когда настаивал на продолжении дела по мастерским и ателье? Прав ведь, так? Так и сейчас: я думаю…, нет, я уверен…, я на верном пути.

- Владимир Степанович, - спокойно ответил он, на мой замаскированный упрёк, - это я, что ли, завалил дело с Куприяновым год назад? Это я, что ли, месяц назад, не удосужился тщательно проверить всё, понимаешь, всё…,  даже такую возможность, как переоформление фирмы на другое лицо?

Мне нечего было сказать в ответ, и я проглотил справедливый упрёк.

…Я, Владимир Степанович, опять закрою глаза, и пойду на нарушение своих прямых служебных обязанностей, продолжил он, только потому, что понимаю, даже знаю, вы очень опытный, добросовестный следователь и, не будь вы таким, я бы сразу уволил вас из органов с волчьим билетом.

Без мелких ошибок, а у Вас, Владимир Степанович, очень крупный прокол, в нашей работе иногда не обходится.  Их допускают по неопытности, по халатности, даже по запарке с делами…, так, что, извините, я даю вам последний шанс реабилитировать себя и Иваницкого, у которого вы, Владимир Степанович, будете в вечном, неоплатном долгу.

Он прав, он как всегда прав, этот умудрённый опытом и знаниями полковник, думал я, слушая его слова и, понимал, это решение моей судьбы. Если я и сейчас не справлюсь, мне лучше уйти из следователей… и, вообще, из полиции.

На этой, для меня очень неприятной ноте, наш разговор закончился.

- Разрешите идти?

- Да. Идите Владимир Степанович.  

Ну, что ж, думал я, спускаясь по лестнице и автоматически отвечая на приветствия, исправляй Володя свои грехи, а что потом? Потом, как это не плачевно для меня, уходи из органов.

 

Глава десятая

Знакомый дежурный врач больницы о состоянии здоровья Виктории, Слава Богу, она ещё была там,  ответил неопределённо, и посоветовал переговорить с её лечащим врачом, но предупредил, что это будет возможно только после обеда, так как сейчас он на обходе.

Поблагодарив за информацию, я положил трубку телефона, и вновь принялся за текущее дело - «Об ограблении на улице старушки великовозрастными шалопаями», которым не хватило денег на пиво, и они, таким путём решили пополнить свой бюджет.

Я не люблю таких дел, так как считаю, этим должен заниматься инспектор по делам о несовершеннолетних, и потому принялся за него без особого энтузиазма.

Оформить его до конца мне не дал дежурный. Открыв дверь кабинета он, сощурив глаза,  посмотрел на меня, а потом выложил - Владимир Степанович, поймали вашего Колмогорова… в Таджикистане.  

Я недоумённо поднял брови, и посмотрел на дежурного по ОВД.

- Какого Колмогорова? Причём здесь… Колмогоров? Но память уже подбросила – это же Серый, его фамилия Колмогоров… Сергей Николаевич. Я же сам оформлял его во Всесоюзный розыск, в связи с наездом на Викторию Моспан и, предположительно, убийцу Козлова Виктора Викторовича.

- И, где он сейчас? - не смог я сдержать радость от полученного известия.

- Пока там же, в Таджикистане.

- Спасибо. Можешь идти.

- Хорошо, Владимир Степанович.

Вот это радость, так радость! Надо же, всё-таки сумели задержать! Молодцы! Лучшего подарка на сегодняшний день я даже не ожидал.

Теперь я справлюсь с делом Иваницкого, решил я и, осёкся. Не радуйся раньше времени, натянул я поводья пустившихся галопом мыслей, он может пойти в «несознанку» или, того хуже, скажет, что выполнял задание какого-то хмыря, знать его не знает и никогда, за всю свою уголовную жизнь, не видел. Весь договор происходил по телефону…

Что тогда прикажете делать? Иии, он пока не у меня…, он в другой Республике.

На мгновение я задумался. Какие действия с моей стороны, в настоящий момент, будут правильными? Та-ак… Нужно срочно идти к начальнику и доложить! Я быстро собрал документы и, положив их в сейф, запер. А ещё через мгновение я, шагая через ступеньку, уже поднимался во второй этаж.

Заглянув в кабинет, я увидел, полковник не один, за столом сидел какой-то штатский и спокойно покуривал сигарету. Я узнал его. Ого! Сам начальник управления.

- Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу полковнику?

Оба собеседника одновременно повернули в мою сторону головы. Только выражение их лиц было различно. Лицо генерала выражало любопытство, а полковника – то ли досаду, то ли…. В первое мгновение я не разобрался, но мне необходимо было, необходимо было вот прямо сейчас поговорить с ним.

- Обращайтесь!

- Товарищ полковник…

- Что у тебя, Владимир Степанович?

- Товарищ полковник, Серого в Таджикистане задержали!

- Знаю, мне уже доложили…. Хорошо, что пришёл. Готовься в командировку, полетишь в Душанбе, а оттуда доберёшься до Хорога…, там твой Серый…

- Почему это, мой?

- Твой, твой…. Приказ готов. Быстро заказывай билет и, сегодня же, чтобы был на месте…

- Ноо…

- Никаких, «Но»! Вези сюда Серого.

- Слушаюсь!

Генерал, в подтверждение приказа моего начальника, кивнул головой, и добавил - живым! Понял, майор – жи-вы-м!

По их словам выходило, что вопрос о моей командировке в Азиатскую, дружественную нам страну, они и решали до моего прихода, и приняли решение!

 

Глава одиннадцатая

…Поздно ночью я был в Душанбе, а на утро следующего дня уже сидел в кабинете начальника городского отдела полиции, дружественной нам страны. Нас было трое: подполковник - среднего возраста, стройный таджик; лейтенант, в национальной одежде, и я - старший следователь по особо важным делам, майор Кондратьев. Лейтенант рассказывал, как они задержали Серого.

- Понимаете, товарищ майор, я в тот день был свободен и решил сводить жену и сына в кафе, давно обещал… так вот, заходим мы в кафе, садимся за столик, а за другим столиком сидит таджик и ест лагман…

- Лейтенант, ты на лагман здорово не налегай, давай по существу, - перебил его подполковник, - про лагман и водку будем говорить, когда о Сером расскажешь.

- Слушаюсь, товарищ подполковник.

… Так вот, ест он, значит, лагман, продолжил лейтенант, а сам всё по сторонам посматривает… вроде как беспокоится...

Подполковник поморщился.

… Ну, я, естественно, так это, аккуратненько, стал его рассматривать. Смотрю, а это вовсе и не таджик, а русский и лицо как-будто знакомое. Стал вспоминать, где я мог его видеть и, представляете (лейтенант повернулся ко мне), вспомнил – точно такое же лицо в ориентировке из Москвы было. Серый – ахнул я! Что делать? Со мной сын и жена… страшно! Под пулю могут попасть. Решил я не торопиться и выследить его. Дождался, когда он поест и выйдет из кафе и бросился за ним. Жене деньги дал, чтобы, значит, расплатилась и без меня домой шла…

До чего же словоохотливым оказался лейтенант, и я не выдержал:

- Лейтенант, переходите к сути.

… Так вот, - лейтенант обиженно замолчал, - я же самую суть рассказываю…

- Хорошо, продолжайте, только покороче.

Ну, я его выследил. Он в старом городе поселился…

- Можно, товарищ подполковник? – посмотрел лейтенант на своего начальника.

Тот только кивнул головой.

…И, оказалось, он поселился у старого чайханщика, а чайханщик этот у нас в разработке, как связной и хранитель «дури» у наших Душанбинских наркодельцов. Я, конечно, сразу доложил начальнику…

Мы в тот же вечер провели операцию по задержанию, Слава Аллаху, обошлось без трупов, только двое, с нашей стороны, ранено… попали под пули Серого. Злой, гад, оказался! Хотел через дувалы уйти… - Не получилось у него… - Мы его скрутили, когда у него патроны кончились. А уже на следующий день перевезли в Душанбе.

Лейтенант замолчал и вопросительно посмотрел на меня, казалось, он хотел спросить: «Что вас, товарищ майор, ещё интересует?» Но, всё и так было понятно – Серый задержан, склад с наркотиками захвачен, связной арестован. Почти победа. Только вот, главари-то, продолжают гулять на свободе… Ноо… не мне судить о чужих делах, мне сейчас надо думать о своих, как Серого в Москву доставить?

- Товарищ подполковник, - обратился я к начальнику горотдела, - не дадите для охраны два-три сотрудника в помощь? Серый – зверь матёрый…

- Майор, не беспокойтесь о доставке. Доставим своими силами, а вы … вы, отдыхайте. Мы вас в отдельное купе устроим… - В ресторане посидите, наверное, давно не бывали в вагоне-ресторане?

- Ноо…

- Я же сказал, сами доставим, никуда он не денется. Браслетики нацепим, и… я даже пару человек для охраны выделю… - В отдельном купе повезём, как индийского набоба, - ироническая улыбка показалась на лице подполковника.

- Может, лучше самолётом? И быстрее, и надёжнее, - попытался я настоять на своём.

- Нет, у меня приказ – железной дорогой! – он поднял взгляд кверху, давая этим понять мне, что приказа он не может ослушаться.

- Ноо, товарищ подполковник…

- Отдыхайте, отдыхайте майор, доставка Серого не ваша забота.

Я понял, спорить бесполезно. По-видимому, подполковник и его начальство решили «заработать» от Москвы благодарность за склад с наркотиками и за Серого. Даа, честолюбивым оказался подполковник, честолюбивым…

- Товарищ подполковник, могу я воспользоваться вашей спецсвязью, чтобы проинформировать своё руководство о принятом Вами решении?

- Да. Лейтенант, проводите майора.

Когда я доложил Фёдору Ивановичу о сложившейся ситуации, он помолчал, тяжело вздохнул и произнёс сакраментальную фразу: - «Ох, уж эти мне, удельные князьки! - Но ты, не вздумай расслабляться, будь поблизости от Серого, держи ухо востро! Понял, майор?».

- Понял. Слушаюсь, товарищ полковник.

На следующий день, рано утром, мы уже ехали в поезде. Я возвращался в Москву.

Серый, в сопровождении двух полицейских офицеров в штатском, находился в купе номер пять, а я, по иронии судьбы, тоже в купе номер пять, только в следующем вагоне, в вагоне номер семь. Такое положение дел меня, мягко говоря, не устраивало, но что я мог поделать? Пришлось смириться.

 

* * *

Несколько раз я наведывался в купе к Серому - тревожно мне что-то было. Душа, словно томилась от какого-то неприятного предчувствия, что ли. Правильно охарактеризовали свидетели внешность Колмогорова (Серого). Он, действительно, походил на мельника - человека припорошенного мукой. Серые волосы, серый костюм, всё блёклое, невыразительное, а вот глаза… взгляд – пристально-режущий и холодный как лёд. Неприятный, рыбий взгляд.

Он свободно разместился на нижней, пустой полке вагона, держа скованные наручниками руки, перед собой. Никакого волнения в нём не чувствовалось. Изучающе окинув меня взглядом, казалось, он хотел понять, с кем имеет дело, отвернулся и стал смотреть в окно. Сопровождающие его офицеры недовольно косились на меня и, чтобы избежать ненужных выяснений отношений, пришлось сократить число посещений, а зря! Ох, напрасно я не прислушался к своей томящейся душе, напрасно. Надо было, несмотря на недовольство сопровождающих, находится с ними в купе, ноо…

После станции Чаршанга, насколько я знаю, она расположена на территории Туркменской Республики, я решил проведать Серого и его конвой. Войдя в тамбур шестого вагона, я увидел открытую наружу дверь и, предчувствуя недоброе, бросился к пятому купе. Дёрнул за ручку двери, она, вопреки инструкции, оказалась не запертой.

В купе вагона были охранники, но не было Серого. Один охранник, неловко вывернув голову, лежал на полу, второй, бездыханной куклой покоился на нижней полке. Оба были мертвы. У охранника, лежащего на полке, отсутствовало удостоверение личности и оружие.

Я всё понял, я сразу всё понял! Серый каким-то образом сумел усыпить бдительность офицеров, убил их и спрыгнул на ходу с поезда. Я бросился к купе проводников и только собрался постучать, как дверь сама открылась, и показалось заспанное лицо миловидной девушки.

- Гражданин, вы чего шумите?

- Немедленно вызовите поездного врача в пятое купе и сообщите поездной службе охраны - у вас убийство! – быстро проговорил я шёпотом. - Шум не поднимать! Поняли?!

Проводница схватилась обеими руками за горло и зажала рот. Глаза её стали круглыми и белыми от страха. А я? Я бросился в тамбур к открытой двери.

Поезд, после очередного, замедленного подъёма на ровное плато, вновь стал набирать скорость. Перестук колёс начал учащаться, и я сообразил, если сию же минуту я не прыгну с поезда, то потом, при большой скорости движения, я не смогу этого сделать, я разобьюсь… и я, держась за поручень, спустился на нижнюю ступеньку вагона, затем, выбрав относительно ровное место на земле, прыгнул.

Сколько раз я кувыркнулся, не знаю, но ударился об землю я здорово, в голове аж искры засверкали!

Голова гудела, как пустой котёл, а тело болело так, словно по мне дорожный каток проехался. Сориентировавшись, я, покачиваясь и поддерживая руками гудевшую голову, отправился в обратный путь, к станции Чаршанга. Я шёл и смотрел в землю, я искал следы Серого.

При приземлении он должен был оставить хоть какой-то след. Во всяком случае, я надеялся на это. Иначе, мой прыжок с риском сломать себе шею, был бы пустой затеей.

Пройдя километров пять вдоль железнодорожного полотна я, наконец-то, увидел место прыжка Серого. Трава ещё не успела выровняться, и была чуть примята, а в сторону пустыни Кызылкум вёл одинокий след человека…

На что рассчитывал Серый, выбрав это направление, я не знаю, но он точно знал, куда идёт. В этом я был уверен. Не мог такой человек, как Серый, не понимать пагубности выбранного направления. Значит…. Значит, мой путь был в ту же сторону.

 

* * *

Голова почти перестала болеть и я, ускоренным шагом, иногда переходящим в лёгкий бег трусцой, пустился вдогонку за убийцей. Но этот бег и ускоренный шаг продолжались недолго - ноги вязли в песке, идти было трудно. Единственное, что меня поддерживало в этой гонке – Серому было так же тяжело, как и мне.

Часов через пять, уже почти в сумерках, я увидел впереди небольшую, медленно передвигающуюся точку. Насколько мог, я прибавил шаг и вскоре увидел - впереди движется человек. Он шёл медленно, но уверенно, ни разу не оглянулся назад, казалось, он был твёрдо уверен в своём одиночестве и отсутствии хоть одной живой души в этой, прокалённой солнцем, пустыне.

Мне нужно было догнать его пока не наступила ночь, иначе я потеряю его, решил я, и постарался, хоть и через силу, ещё прибавить шаг. Но догнать человека я не успел, темнота на юге, оказывается, наступает так быстро, что человек не успевает приготовить себе ночлег. Я этого не знал. Я же приехал из Москвы, а у нас сумерки медленно переходят в ночь. И ещё, я многого не знал о здешнем климате.

Пришлось лечь на песок. Ноги гудели от усталости, давал о себе знать голод и, особенно, жажда. Ни того, ни другого у меня не было. Свернувшись клубком, я попытался уснуть на ещё тёплом песке, но после полуночи стал мёрзнуть. Давала о себе знать особенность резко-континентального климата - днём пекло, ночью заморозки!

Чтобы окончательно не замёрзнуть, приходилось вставать и двигаться. К утру я настолько устал, что уже стал подумывать: «Да ну его к чёрту, этого Серого, погибать из-за него, что-ли? - Потом поймаем, никуда он не деется».

Но это был первый порыв, а второй – я увидел, Серый уже далеко впереди и вот-вот скроется за очередным барханом. Пришлось брать «ноги в руки» и бежать за ним. Мой бег помог мне - я согрелся! Спустившись в очередную ложбину, я потерял из виду бандита, а выбравшись наверх, не увидел его. Горизонт был девственно чист.

Куда он мог запропаститься? - обожгла меня мысль, не мог же он бесследно испариться, или как падший ангел вознестись на небо и так быстро? Не мог! Он где-то здесь! Где-то недалеко…

Я бросился вперёд, а шагов через пятьсот, вдруг услышал выстрел и пуля, вырвав клок волос из моей головы, улетела вдаль. От неожиданности и от удара пули в голову я упал, голова закружилась. Вскоре я почувствовал, как что-то горячее стало заливать мне глаза.

Не зря же я столько лет работал в следственном отделе: ответ был ясен – это кровь из раны, а что при этом кружится голова, так и это было ясно – я контужен, и тяжело. Плохо, совсем плохо, решил я. С таким ранением мне долго не выдержать и путь, который я выбрал для поимки преступника, не для меня! Тогда для кого?! Кто будет защищать людей от таких бандюг, как Серый, кто?! Не Иваницкий же и не нежная, худенькая Ирина… - У них совсем другая задача в жизни. А моя задача – защищать их!

Образ Ирины заставил меня встрепенуться. Я очень хотел её видеть, и она пришла ко мне… Она, удаляясь, шла босиком по песку, нежно улыбалась и пальчиком манила меня за собой. Я поднялся, чтобы последовать за ней и в ту же минуту у моих ног поднялся фонтанчик пыли. Чёрт! Серый! О нём-то я совершенно забыл! Идиот!

Я вновь лежал, уткнувшись носом в песок, и пытался решить один единственный вопрос – сколько выстрелов сделал Серый? Может быть, пока я очухивался от контузии, он стрелял по мне несколько раз, или нет?.. Так всё же – да, или нет?

От решения этого вопроса зависела не только моя жизнь, но и успех всей операции, моя карьера следака и полицейского, в конце-концов!

Осторожно приподняв голову, я попытался найти место, откуда стрелял Серый и в тот же миг новый выстрел заставил меня прижаться к песку. Чёрт! Но на этот раз я был более внимательным, я заметил, откуда поднялся небольшой столбик дыма и сделал в ту сторону несколько выстрелов. Ответных выстрелов не последовало. Я подождал ещё немного, а затем приподнял голову - Серый уходил!

- Стой Серый! – крикнул я. Буду стрелять!

Но он не обернулся на мой крик, он никак не отреагировал на него! Тогда я выстрелил в воздух – раз, другой... Результат был тот же – он, не оборачиваясь, не ускоряя и не замедляя шага, уходил в пустыню. Ну, что ж, придётся стрелять на поражение - решился я на крайний случай. Хотя у меня был приказ – доставить Серого живым!

Но это в сложившейся ситуации, был, действительно, крайний, безвыходный случай – я не мог отпустить бандита, убийцу, живым! И я опять закричал ему вдогонку:

- Серый, ещё шаг и я стреляю на поражение, - закричал я…

В ответ послышалась нецензурная брань и ясный, как день, ответ: «Стреляй, сволочь, но меня живым ты не возьмёшь!»

Прицелившись по ногам, я нажал на курок - выстрела не последовало, а лишь раздался сухой, металлический щелчок. Дёрнул затвор, дослал патрон в патронник, нажал на курок – опять сухой щелчок! Догадка пришла чуть позже, когда из пистолета выпала пустая обойма.

 

* * *

Держа пистолет в руке, я бросился догонять Серого.

Неет, не уйдёшь, шептал я, делая шаг, второй, третий… Я доставлю тебя бандит, убийца, куда следует, ты будешь у меня за решёткой, ты за всё ответишь!

Часа через два, я уже шёл у него за спиной.

- Серый, стой! – прошептал я пересохшими губами. Не заставляй меня стрелять тебе в спину…

- Стреляй мусор! Стреляй легавый! Не-на-ви-жу вас всех! – злобно шептал он, не оборачиваясь и не останавливаясь, - не-на-ви-жу!!!

Я очень устал и если сейчас, прямо сейчас я не отдохну, то я здесь же, на этом самом месте умру…, вяло текли мысли в моей голове, и я… решился: рукоятью пистолета я ударил его по затылку. Он кулем свалился у моих ног.

Завернув ему руки за спину я, затратив последнюю оставшуюся у меня энергию, сковал их наручниками, а сам свалился от полной потери сил.

Мы, как лучшие друзья, или как братья, лежали рядом – убийца и следователь по особо важным делам, только один был без сознания от удара пистолетом по затылку, а другой – от полного истощения сил. Мне кажется, я какое-то время тоже был без сознания.

Очнулся я от чувства нехватки воздуха. Моё горло что-то жутко сдавливало, я уже начал хрипеть. Рядом, спиной ко мне, сидел Серый и закованными в наручники руками, сжимал моё горло…

- Сволочь! – кое-как выдавил я из себя и, дёрнувшись, вырвался из его рук.

Он только криво оскалился.

Горло саднило, дышать было больно. Не долго, думая, я врезал кулаком прямо в его ухмыляющуюся рожу. Из его разбитых губ текла кровь, а он улыбался. Я потянулся за пистолетом, но его в кобуре не было, Я понял, он специально выводил меня из себя, он рассчитывал, что я, взбеленясь, убью его… или он, задушив меня, сумеет скрыться.

Нет, шалишь! Я тебя, голубчика, живёхоньким доставлю, думал я, и прикидывал, как же я его буду доставлять по пескам без еды, без воды…

- Скажи, Колмогоров, на что ты рассчитывал, уходя в пески, или тебя, где-то здесь ждут? – держась за горло, хрипло, с сипотой спросил я.

- Тебе, сраный мент, необязательно знать, на что я рассчитывал… хотя… ты же всё равно здесь, в песках, подохнешь и косточки твои вонючие солнышко выбелит… или… я тебя как-нибудь прикончу… ты бы поостерёгся близко ко мне подходить.

- Серый, хватит баланду травить! Я тебя так и так до суда доведу.

- Хрен тебе в задницу, легавый… доведёт он, - и, скривившись в язвительной улыбке, продолжил, - ты сначала на себя посмотри, ты же выдохся, сучий потрох!

- Серый, ты не в лучшем состоянии.

- А мне терять нечего! На нары я не думаю возвращаться! - злобно ответил он.

- Мне тоже терять нечего. Так скажешь, на что рассчитывал, уходя в пустыню?

- Зае…л ты меня мент – на что, да, на что… а, на то – железка… делает петлю, обходя пустыню. - Я пустыню пересеку и вновь выйду к железке…

Я представил себе карту Таджикистана, она висела у начальника Душанбинского горотдела в кабинете. А ведь точно, вот ведь сволочь уголовная, как всё рассчитал… но тут я задумался… если идти через пустыню, то это не менее 100 километров… Мы прошли… километров сорок… О, Господи! Ещё 60 километров?

Когда я представил, сколько ещё идти, наверное, лицо моё побледнело. Серый, конечно же, наблюдал за выражением моего лица, когда высказывал своё намерение.

- Что, мусорок, кишка тонка, наложил в штаны?! А, яаа-то думаю, чем это запахло! – и на лице его промелькнула чуть уловимая насмешка.

- Это от тебя запахло. Пролетел ты, Серый, здорово пролетел со своими расчётами. Трудно мне будет, ничего не скажу – трудно, но я тебя, сволочь уголовная, доставлю на скамью подсудимых.

- Ага, давай мент, потрудись.

Он, таки, меня рассердил.

- Вставай, Серый, шевели лапами! – заорал я, - не пойдёшь, точно пристрелю!

Я поднял пистолет и направил ствол ему в грудь.

- Дурак ты, Кондратьев. У тебя же патроны кончились, я проверил. Ты пока без сознания был, я тебя сто раз мог застрелить. - Ладно, пошли… вдвоём веселее идти. Если дойдёшь до железки, я тебя возле неё и придушу… ты и так, вон, чуть живой - не дойдёшь…

Ох, как был прав этот ублюдок, как прав! Голова моя раскалывалась от боли и кружилась, меня подташнивало. По-видимому, контузия у меня была серьёзной, а может быть, она добавила своё к сотрясению мозга, когда я спрыгнул с поезда и неудачно приземлился. Во рту было сухо, губы потрескались, и пить хотелось… ох, как хотелось пить.

- Ты, Сергей Николаевич, о себе побеспокойся… всё хорохоришься, - прохрипел я. - Неизвестно ещё, кто первым скопытится… давай, шагай.

И, мы пошли. Он впереди, я следом…

 

* * *

Надо отдать должное Серому - он шёл и шёл, а я еле плёлся за ним. Мои силы быстро убывали, попросить отдыха я не мог. Серый изредка оборачивался, чтобы спросить:

- Что, мент, не сдох ещё, а то давай, я тебя песочком присыплю, чтобы стервятники не сразу нашли?

Я молчал, берёг силы и еле переставляя ноги, упорно продвигал своё тело вперёд. Во рту язык распух и превратился в наждак, губы кровоточили… даже открыть рот было больно.

Вечером, как всегда на юге, солнце быстро упало за небосклон, стало чуть прохладнее. Мы спустились в ложбину между двумя барханами, и я увидел небольшой родничок. Как он смог здесь сохраниться, не знаю. Это было просто какое-то чудо природы. Вокруг родничка зеленел небольшой пятачок травы и пара каких-то небольших, корявых деревьев, почти без листьев.

Мы оба, одновременно, отталкивая друг друга, бросились к воде.

Я пил и не мог напиться, затем, опустил голову в воду, чтобы остудить жар и тут же, мгновенно, поднял её. Серый стоял на коленях чуть в стороне и своим холодным, неподвижным, рыбьим взглядом, казалось, пытался пронзить меня насквозь. В нём ясно читался вопрос: «Надолго ли ещё тебя хватит?»

«Надолго!» - тоже взглядом, ответил я ему и вновь припал к воде. Я его уже не боялся! Во мне что-то такое произошло, что давало мне силы не сдаться, довести дело до конца, а вот Серый… с ним тоже стало что-то происходить. Я замечал это по едва заметным мелочам.

Напившись вволю, мы, метрах в десяти друг от друга, расположились на ночлег. Серый, вольготно раскинувшись, мгновенно, как-бы соблазняя, захрапел. Я же, не мог себе этого позволить. Я чувствовал, что его храп искусственен, он исподтишка наблюдает за мной, ждёт мгновения, когда я усну. Я понимал, мой сон для него путь к свободе - он или придушит меня сонного, или просто уйдёт, а тогда, «Ищи ветра в поле»! В пустыне легко затеряться: в ней ни тропок, ни дорог наезженных.

Я боролся со сном, а Серый ждал - ждал, когда сон переборет меня.

 

* * *

Чуть начало светать. Мы опять тронулись в дальнейший путь. Не выспавшись, практически не отдохнув, я, как сомнамбула переставлял ноги, а глаза мои непроизвольно закрывались. Серый же, наоборот, видимо выспался. Он догадался, или догадывался - я должен доставить его живым и никогда не совершу над ним насилия. Он мог позволить себе расслабиться, я – нет!

Вторые сутки без сна давали о себе знать, мой организм протестовал против такого насилия, он просил отдыха, а я не мог ему этого дать. Долг следователя, долг работника полиции, заставлял меня переставлять ноги и следить за Серым, чтобы он не сбежал.

Всё, у меня больше не было сил идти дальше! Ноги мои подкосились, я упал на колени, а затем, так и, оставшись на коленях, уткнулся носом в песок. У меня случился обморок. Я потерял сознание.

Первое, что я сделал, когда очнулся, я стал искать взглядом Серого. Он уже был далеко впереди, он бросил меня в пустыне. Волк! Лютый волк!

Перед моими глазами, за какое-то неуловимое мгновение, пролетело всё моё детство. Я увидел себя на охоте со своим дедом. Мы сидели у костра, а дед, пробуя похлёбку на «соль», поучал меня: «Всегда имей во внутреннем кармане запасной патрон «Жакан», мало ли какая ситуация может сложиться на охоте», и ещё он добавлял: «Не забывай о ноже!»

Так я же… и я полез в кармашек для часов. Патрон, один единственный патрон, был на месте! Я его туда положил при выезде из Москвы…, сказалась сила привычки. Зарядив пистолет, преодолев сопротивление организма, покачиваясь как пьяный, я устремился за Серым.

Он уходил за очередной бархан, лишь половина его тощей фигуры виднелась над вершиной. Ещё мгновение и он совсем исчезнет из виду…

Через час, а может быть, полтора, я приблизился к нему на расстояние выстрела.

- Серый стой!

Он обернулся.

- Мент, ты живой?

В глазах его сквозило удивление и…растерянность.

- Настырный ты, мент. Когда же ты подохнешь? Ну, щас я тебе помогу, - хрипло зашипел он, - надоел ты мне…

Он нагнулся и в руке у него блеснул нож. Где он его прятал, почему раньше не воспользовался, не знаю, но, оказывается, нож у него был, а наручников на руках не было. Я остановился и, подняв дрожащей от слабости рукой пистолет, закричал:

- Серый, брось нож! Иначе… иначе я, действительно, тебя убью!

- Да пошёл ты!!!

Лицо его исказила маска ненависти, такой ненависти, что, казалось, одной ею можно было уничтожить человека.

- Стой, тебе говорят!

Серый приближался.

- Сергей Николаевич… Колмогоров… остановись, я буду стрелять! – прохрипел я распухшими, кровоточащими губами.

Он продолжал надвигаться на меня.

Я нажал на курок. В пустыне, вдали от цивилизации, прогремел одинокий выстрел. Серый, как подрезанный колос, с возгласом - «Сссу-каа!!!», повалился на песок.

Я не смог убить его. В последний момент я перевёл ствол пистолета на его ногу.

Когда я медленно, держа пистолет перед собой, приблизился к Серому, на меня смотрел уже другой человек: в глазах его плескался страх, а безвольно опущенные уголки губ говорили о слабости и покорности.

Серый сломался! В какой момент, я не знаю, но Серый сломался! Он превратился в безвольного, раненого, загнанного зверя. Всё, больше он не был страшен, это я понял сразу, как только увидел его глаза.

Забрав нож, я оторвал от своей рубашки рукав и перевязал ему рану.

- Вставай, Серый, надо идти, иначе, точно, подохнем.

- Лучше бы ты меня пристрелил, мент.

 

* * *

Опять, две тени, чем-то похожие на людей, брели по пустыне. Я иногда ловил на себе ненавидящий взгляд Серого. Рано я расслабился, мелькнула у меня мысль в голове, рано. Зверь ещё полностью не ослаб и представься случай, укусит.

Пришла ночь. Я завернул руки Серого назад и связал их вторым рукавом своей рубашки. Вскоре, не выдержав двухсуточной бессонницы, я неожиданно уснул.

Разбудил меня зверский холод. Я замёрз, так замёрз, что мои зубы выбивали барабанную дробь. Занимался ранний рассвет. Всё вокруг было покрыто инеем. Посмотрев на то место, где должен был лежать Серый, я не увидел его. Вскочив, как ошпаренный, или мне показалось, что я вскочил, а на самом деле. я только тяжело поднялся (откуда бы у меня появилась такая прыть?), я принялся оглядывать местность вокруг. Пусто! Вокруг было пусто! Серый исчез! Серый всё-таки ушёл!

Тогда я, как собака-ищейка, наклонился и стал всматриваться в песок и… увидел следы человека. Конечно же это были его следы!

Наклонившись, всматриваясь, я двинулся по следу. Мне пришлось пройти километров пять назад, пока след не стал походить на след ползущего человека, а затем, я увидел Серого. Он лежал не двигаясь.

- Напрасно ты это сделал, Колмогоров, - прохрипел я. - Теперь нам опять тащиться назад, - устало произнёс я. Ты же знаешь, я тебя не отпущу, подыхать буду, но тебя доставлю в суд.

- Я не могу идти. Рана на ноге открылась.

- Дай, я посмотрю.

Пришлось вновь перевязать рану. Господи, взмолился я, хоть бы не загноилась.

Подставив плечо, я потащил Серого назад.

Когда я выдыхался, он пытался идти самостоятельно, вернее, я заставлял его идти - скакать на одной ноге. Идти самостоятельно… это как посмотреть. Если бы он знал, что последний, запасной патрон я израсходовал, то неизвестно ещё, как бы он повёл себя. А так, я вынужден был всё время держать его под прицелом пистолета без патронов. Это изнуряло меня, отнимало силы, рука сама собой опускалась вниз… но, я должен был довести его, чёрт побери!!! И, мы шли! Шли, покачиваясь, оступаясь, падая, иногда ползком…

К концу дня силы окончательно покинули меня. Я, тяжело дыша, кулем свалился рядом около Серого. На юге быстро темнеет, и первые звёзды появились на небе. Мой организм требовал отдыха, он криком кричал, требуя отдыха и сна, а я мог позволить ему только неполноценный отдых, без сна. Я боялся, что повторится прошлая ночь и мне придётся вновь тратить силы на поиски сбежавшего, уползшего Серого.

Так мы и лежали друг возле друга – Серый постанывая, я тяжело дыша.

 

* * *

За эти несколько суток, для меня стало как-то привычно расположение звёзд над головой и появление новой звезды на горизонте, заинтересовало мой затуманенный усталостью и бессонницей, мозг. Казалось, она была привязана к горизонту. Все звёзды, хотя и медленно, но перемещались, а эта… эта… всё время была на месте… и она, странным образом, то разгоралась ярко, то вдруг, совсем затухала…

Мысли, в моём, затуманенном болью и усталостью мозгу, медленно переваливались и подводили меня к какому-то логическому решению. Что может так гореть или светится, пытался вспомнить я, смотря на новую звёздочку на горизонте – только… только…, и тут меня озарило – ну, конечно же, костёр. Костёр!!! - заорал я. Люди!!!

- Сергей Николаевич, вставай, пошли! – наклонился я над Серым.

Но он никак не отреагировал на мои слова, он был без сознания, Пришлось, в сотый, тысячный раз взваливать его себе на спину и идти к новой путеводной звезде. Сколько раз я падал и поднимался, я не помню. Мой мозг был в каком-то оцепенении, он ни на что уже не реагировал, в нём была жива только одна мысль – дойти до людей, и ноги, подчиняясь этой команде, автоматически, как у робота, делали шаг, другой… и, так, до бесконечности.

Звёздочка, приближаясь, увеличивалась в размере. Господи! - шептал я, пожалуйста, сделай так, чтобы она не потухла! Ну, пожалуйста, Господи! – молил я Его, и продолжал переставлять ноги…

На небе ярко, как всегда в Азии, светили звёзды. А моя путеводная звезда вдруг погасла - погасла, рассыпавшись на мелкие искры. «Подождите!!!» - закричал я, - не тушите костёр!!! Я иду к вам, мне нужна ваша помощь!!! Но, кто мог услышать голос, которого не было. Я кричал, а у меня только губы чуть-чуть шевелились! Это пыталось кричать моё измученное вконец тело, это кричал мой разум…

Люди у костра не услышали моего крика о помощи, люди загасили костёр и ушли спать, а я продолжал переставлять ноги…

Из темноты, совершенно неожиданно, выкатилось несколько более тёмных точек и, окружив меня, залаяли. Я не испугался их. Из моих глаз должны были политься слёзы счастья, но за эти несколько дней, находясь под жарким азиатским солнцем, моё тело, наверное, потеряло всю влагу и глаза мои остались сухими. Что интересно, во мне, казалось, лопнула какая-то пружина, надломился какой-то стержень. Как только я услышал лай и увидел собак, силы окончательно покинули меня и я упал! Я упал и потерял сознание…

 

* * *

Несколько дней я провёл в беспамятстве и пришёл в себя от горячей капли упавшей на мою щеку. Открыв глаза, я увидел над собой склонившуюся, плачущую Лену.

- А, где Серый? - обеспокоенно прошептал я.

- Не беспокойся, Володя, он здесь рядом, в тюремной больнице.

Облегчённо вздохнув, я прошептал:

- Здравствуй, родная, я вернулся из командировки…

 

Глава двенадцатая

Прошло полмесяца.

Я вышел на работу. Фёдор Иванович поинтересовался моим здоровьем, а увидев беспокойство в моих глазах, произнёс:

- О Сером можешь не волноваться. Он в тюремной больнице, выздоравливает…

- А, как вы догадались, что я…

- Что ты беспокоишься о Сером? Так ты покоя никому не давал, пока тебя в Москву переправляли.

- Как это?

- Ты был без сознания, а всё шептал - «Не упустите Серого, он убийца…. Не упустите Серого…. Я майор полиции, приказываю - не упустите Серого!» Вот его и не упустили.

Затем, без перехода, поинтересовался:

- Ты, как, сможешь работать, а то вид у тебя, краше в гроб кладут?

- Я здоров, товарищ полковник, и готов приступить к своим обязанностям.

- Что ж, в таком случае… закатывай рукава и продолжай расследование. Руководство, он поднял глаза вверх, дало тебе полный «Карт-бланш»…. Доводи дело до конца.

- Спасибо товарищ полковник.

Выходя из кабинета, я услышал, как полковник одобрительно прошептал - «Герой! К награде бы тебя представить, но… проштрафился ты, майор, здорово проштрафился…»

На следующий день, восстановив порядок в своих делах, я занялся Серым. Интересно, как он себя чувствует после нашего похода по пескам? – подумал я и попросил привести его на допрос.

Он вошёл свободной, расслабленной походкой, словно не он, там, в пустыне, плакал от боли и просил пристрелить его. Сейчас он был прежним – наглым, самоуверенным уголовником. Даа, покачал я головой, вероятно, таких как он, вообще нельзя держать на воле.

- Присаживайтесь Колмогоров.

- Спасибо, гражданин начальник.

- Как себя чувствуешь?

- Хорошо, гражданин начальник.

Я пододвинул к себе незаполненный бланк допроса и включил магнитофон.

- Сергей Николаевич, сегодня у нас будет разговор под запись в протоколе. Ваше право, отвечать на вопросы или нет. Готовы?

Он шутовски вскинул руку в пионерском приветствии.

- Всегда не готов, гражданин следователь!

- Колмогоров, вы же не шут, чтобы «ломать комедию», отвечайте по существу.

Всё ясно, быстро сообразил я, он решил не сдаваться, и будет специально провоцировать меня на нелогичные поступки и тянуть, тянуть время, а жаль.

Наша пикировка закончилась ничьей. Что ж, пора начинать серьёзный допрос. Мы друг друга рассмотрели, прикинули силы…

 

* * *

- Вы, Колмогоров Сергей Николаевич…, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, уроженец села Красавино…, так? Трижды были судимы - верно я говорю?

Он равнодушно пожал плечами, словно говоря, чего перечислять, это я и без вас знаю.

… Вы, гражданин Колмогоров, продолжил я, обвиняетесь в убийстве Козлова Виктора Викторовича и, в покушении на убийство гражданки Моспан Виктории Романовны…, то есть, по части 1 статьи 105 УК РФ, а также ст.ст. 29, 30,31 УК РФ…

Перечисляя статьи, по которым он должен будет отвечать, я внимательно наблюдал за его реакцией на мои слова. На фамилию Козлова он не отреагировал, вероятно знал, или догадывался – доказать трудно, или…вообще невозможно, а вот услышав слова «покушение на убийство Виктории» – вздрогнул, видимо не ожидал их услышать.

Я внутренне усмехнулся - ты, Серый, надеялся, что она мертва и некому будет тебя обвинять, а оно, видишь, как повернулось. Очень даже для тебя нехорошо повернулось…. Как теперь будешь выкручиваться?

…Мой долг следователя, продолжил я, предупредить Вас, я сделал небольшую паузу, чтобы он запомнил мои слова - за сотрудничество с нами и помощь в раскрытии преступления, суд, при вынесении приговора, примет во внимание ваше добровольное признание и помощь…

В ответ на мои слова, он только хмыкнул и криво усмехнулся.

…Колмогоров, вас задержали в Таджикистане при попытке продать джип, принадлежащий фирме «Амплитуда».

- Подумаешь…, делов-то.

- Конечно, для вас это мелочи жизни, а что вы ответите на такое – на руле грузовика, кстати, числящегося в угоне, имеются отпечатки ваших пальчиков. Далее - у меня есть свидетельские показания людей видевших вас за рулём грузовика, и видевших, как вы его покинули, скрывшись с места происшествия. А также показания пострадавшей - Моспан Виктории.

И я, смотря ему в глаза, добавил: «Она живая, между прочим!»

…Как видите, я ничего от вас не скрываю. Мы проведём опознание свидетелями, я  устрою вам очную ставку с пострадавшей…, продолжать?

Он молчал. По нему видно было, что внутри идёт борьба, борьба между страхом наказания за совершённые преступления, и возможностью как-то выкрутиться.

Чтобы окончательно додавить его, и прекратить его поиск возможности избежать наказания, я равнодушным тоном добавил - «Ещё, тебе, Колмогоров, придётся ответить за похищение человека и насильственное его удержание в бывшем пионерском лагере, а это, ты же прошёл тюремные университеты, и не один раз - статья 127 УК РФ. Так, что, советую быть со мной откровенным, и не искать возможности выкрутиться.

…А ожидает тебя, Колмогоров, по совокупности преступлений, минимум пятнадцать лет, а максимум – пожизненное заключение! Так, что, подумай, хорошенько подумай, как вести себя на допросе.

Диалога между нами не получалось. Был только монолог, который вёл я, а он молчал. Я постоянно наблюдал за ним во время нашего, вернее, моего с ним разговора, и старался понять, осталась в его душе хоть крупица от человека, или он окончательно деградировал?

- Уведите задержанного!

Он, всё также, не проронив ни слова, поднялся и, бросив на меня испепеляюще-ненавидящий взгляд, взгляд, окончательно затравленного волка, в сопровождении конвоира вышел из кабинета.

Моё спокойствие тяжело мне досталось. Разговаривать с холодным, циничным, равнодушным убийцей, дело не лёгкое. Это не человек, вернее, раньше, до преступлений, он был человеком, а сейчас… на нём было преступлений, как ягод на виноградной кисти. И, Слава Богу, что его задержали! Неизвестно, сколько ещё зла он мог бы доставить людям, останься на свободе?

 

* * *

Подошло время провести следственные эксперименты. Я решил сначала побывать с Серым на месте убийства Куприянова Всеволода, брата Вадима Куприянова. Все его показания получили подтверждение. Он показал, как они с Кузнецовым Анатолием выключили свет в подъезде, затем, как он ножом ударил Всеволода, решив в темноте, что это Иваницкий Алексей, и как Анатолий поднял труп на площадку второго этажа.

Всё сходилось.

- Хорошо, Колмогоров, теперь поехали на место наезда на Викторию Моспан.

- Да, пожалуйста, гражданин следователь, - очень уж спокойно произнёс он.

Что-то замышляет, решил я, не хотелось бы с него снимать наручники, но с ними не получить чистого следственного эксперимента.

К месту совершения ДТП мы подъехали через час. Грузовая машина для эксперимента уже стояла за углом.

- Сержант, - обратился я к одному из конвойных, - сядете в кабину вместе с подозреваемым. В случае непредвиденных обстоятельств, стреляйте в него без предупреждения! Поняли?

- Да, товарищ майор.

- Серый, слышал, что я приказал сержанту? Одно лишнее движение и ты труп!

Ох, что-то на душе не спокойно… Может отложить эксперимент на другой день? – мелькнула и пропала мысль. Нельзя. Начальство по головке не погладит…. Оно результата ждёт!

- Сержант, ведите Серого к машине. А ты, Серый, не вздумай что-нибудь отчебучить, пожалеешь!

- Что вы, гражданин следователь. Мне ещё пожить охота.

Мы стояли группой у места наезда.

Я видел, как сержант снял наручники с рук Серого и, как оба сели в кабину.

В следующее мгновение, как в замедленном кинофильме, я увидел через лобовое стекло грузовика: взмах руки Серого…, и заваливающееся набок тело сержанта. Затем, огромную машину, бесшумно несущуюся на нас…!

И, как в замедленном кино - отброшенный в сторону полицейский УАЗик опрокидывается…, стоявшие возле меня люди бросаются в рассыпную от мчащегося на них грузовика…, а затем…

«Серый, достал ты меня!!!» – заорал я, не трогаясь с места и, выхватив пистолет, несколько раз выстрелил в оскалившееся, искажённое ненавистью, лицо за лобовым стеклом грузовика.

 

Глава тринадцатая

Наконец я смог переговорить с лечащим врачом Виктории. Из разговора с ним я узнал, Виктория навсегда останется калекой - без костылей не сможет ходить, а так…,   мы её «подлатали!», и вскоре, через недельку-другую, отпустим её домой, заверил меня врач.

- Сегодня, или, в крайнем случае, завтра, я смогу с ней переговорить? – уточнил я.

- Да, пожалуйста, возражений особых нет, - согласился врач, но… я бы всё-таки попросил вас быть с ней помягче - нервы, знаете ли, у неё не совсем в порядке… после дорожно-транспортного происшествия.

Я пообещал быть сугубо деликатным, и на этом наш разговор закончился.

Назавтра я разговаривал с Викторией.

Красивая девушка, решил я, увидев её - если бы не костыли, то… хоть замуж выдавай за какого-нибудь молодца!

Чуть выше среднего роста, слегка смугловатая брюнетка, с карими глазами и тонким, с небольшой горбинкой, носом, она больше походила на гречанку. Немного портили её красоту вызывающий взгляд и тяжеловатый, волевой подбородок.

Сильный и властный характер так и выпирал из её облика.

Даа, не дай бог иметь жену с таким характером, решил я - подомнёт, и ещё благодарить заставит.

Но жениться на ней я не собирался, поэтому, поизучав друг друга, приступили к нелёгкому разговору.

Расспросил её об обстоятельствах аварии, спросил, запомнила ли она лицо водителя и, сможет ли его узнать? И, так, между прочим, спросил - не были ли они раньше знакомы, вдруг это месть, знаете ли, сказал я, в жизни всякое бывает?

При высказанном мною предположении, она немного напряглась, но я, чтобы успокоить её, пустился в объяснения о несчастной любви…, - короче, наплёл с три короба. Она опять расслабилась, и сказала - «Водителя запомнила, но между ними ничего «такого», передразнила она меня, не было, и быть не могло. Потому, как видела его один единственный раз в жизни, и то, за лобовым стеклом грузовика. Но… узнать, если его, конечно, поймают, тут она язвительно улыбнулась, сможет, и окажет, по  возможности, содействие в наказании преступника за рулём. И поспешно поинтересовалась:

- Он, случайно, не был пьян?

- Нет. Представляете, он был абсолютно трезв, - как-бы случайно прокололся я. 

Она моментально насторожилась.

- Он что-нибудь рассказал… о… наезде?

- Да, рассказал. Кстати, вы сами с ним встретитесь… у меня…, как только выйдете из больницы.

На этом я разговор с ней прекратил и, вежливо попрощавшись, направился из палаты. Я шёл к двери, и чувствовал на спине сверлящий взгляд её глаз.

Следующим моим действием было - позвонить Ирине и попросить у неё, если есть, конечно, ещё одну копию фотографий, что была в  красной папке.

Была, правда, ещё одна причина звонка Ирине, но её я глубоко запрятал внутри себя. Я, очень хотел услышать её голос.

Ну, вот хотел и всё, и ничего с собой поделать не мог!

После нескольких длинных гудков в трубке послышался мужской голос - «Алло, я вас слушаю».
Этот голос не был голосом, которого я так ожидал услышать и, первым моим инстинктивным порывом было желание отключиться.

Да что я, мальчик семнадцатилетний, одёрнул я себя, чтобы трубку бросать? Кто она для меня, чтобы так, по пацанячи, вести себя?

Но это на словах, а на самом деле, я очень огорчился, что не её голос услышал.

Пересилив первый порыв, я спросил у обладателя молодого мужского голоса:

- Вы, Алек…, простите, вы не могли бы пригласить к телефону Ирину Анатольевну Евлахову.

Я вовремя исправил свой вопрос, вспомнив - Ирина не хотела, чтобы я запомнил имя её друга.

- Да, я Алексей, вы не ошиблись, - прозвучало в трубке, - вы что-то хотели…?

Наступила напряжённая пауза в его ответе, затем, он запоздало спохватился:

- Простите, с кем я говорю?

- Вас беспокоит следователь Кондратьев, - перешёл я на официальный тон. Если вы тот Алексей, что я думаю, то мне нужна вторая копия фотографий из красной папки.

Я немного подождал, чтобы он осмыслил вопрос. А вдруг это не тот Алексей, забеспокоился я, но в ответ услышал:

- Хорошо, Владимир Степанович, Ирина принесёт их вам, как только освободится.

Больше держать трубку у самого уха в надежде, что на другом конце города, или, где они там живут, её возьмёт Ирина, не было смысла, пауза затягивалась.

- Спасибо, - проговорил я, и отключил телефон.

Зачем ты себе голову морочишь? – спросил я себя. Ты, сорокапятилетний, с седыми висками мужчина…, забудь её…. Тебя, что…, бес в ребро ткнул? У тебя есть подруга, Лена, любимая и любящая, между прочим, девушка, и красивая к тому же….

Не трави себе душу, уговаривал я себя…. Но поделать ничего не мог.

В душе что-то саднило, и мне почему-то стало грустно. Грустно, что я не услышал Иринин, такой мягкий, чуть хрипловатый голос.

Чтобы как-то отвлечься от совершенно не нужных в моём возрасте мыслей и переживаний, я навалился на работу. Вначале, это было трудно но, постепенно, работа захватила меня, и я забыл обо всём, кроме лежащего передо мной дела. А дело, на мой взгляд, было интересным и запутанным. И ещё…, в основе его лежал не банальный, шкурный интерес, а настоящая семейная трагедия…

В одночасье погибла вся семья.

Было над чем, задуматься и, я думал, прикидывал, сопоставлял факты.

На мой взгляд, работа следователя сопоставима с шахматной игрой. Чтобы выиграть партию, необходимо, прежде всего, вывести противника из равновесия, заставить совершить, вначале, хотя бы одну малюсенькую ошибку, затем ещё одну…. После нескольких, или хотя бы одной ошибки, заставить его запаниковать, растеряться.

И, так, постепенно, разгадав его замысел, внезапно ударить по самому незащищённому месту…

Но, это в теории, а на практике…: противник ведь тоже не дурак, он тоже мыслит, соображает, и начинается борьба ума, хитрости, ловушек и различных подстав.

Кто, кого! Кто, кого!

Я за всю свою следственную практику, думаю, проиграл всего одну битву, и эта проигранная битва повисла надо мной дамокловым мечом с первого дня появления в моём кабинете, так запавшей в мою душу, в моё сердце, Ирины.

Ну, что ты будешь делать, опять я отвлёкся от работы.

Просидев над бумагами до позднего вечера, я решил, что пора и совесть иметь, меня дома ждут. Запер бумаги в сейф и направился домой.

На полпути к дому меня отвлёк от управления машиной звонок сотового телефона.

Звонила Ирина.

Она хотела знать, в котором часу мне будет удобно принять её: она принесёт второй комплект фотографий.

Услышав её милый голос, я так разволновался, что отвлёкшись на мгновение, чуть не стукнулся об остановившуюся впереди машину…, чертыхнулся негромко, но тут же извинился. А в ответ на моё извинение услышал лёгкий смешок.

Сердце моё, Господи, да не будь ты таким… влюблённым, что ли! От её лёгкой усмешки, оно так радостно затрепыхалось и, одновременно, заныло, что мне пришлось, прижав машину к обочине, остановиться…

…Да будь же ты мужчиной, укорил я себя,  она женщина другого мужчины, и любит его, продолжал я твердить  себе. Она никогда не будет твоей. Переломи себя…, но легко сказать переломи, а вот выполнить это…

Рядом со мной проносились машины, и свет их фар отражался в моём зеркале заднего вида, затем, показывались красные габаритные огни, но уже в лобовом стекле. Но и они быстро исчезали из виду, а на их место спешили всё новые и новые.

От мысленного разговора с собой меня оторвал новый звонок. Звонила Лена.

- Ты, где задерживаешься, обещал быстро быть дома, а тебя всё нет? Стынет ужин, и я тебя жду, проголодалась очень.

- Еду. Я уже на половине пути.

Вздохнув последний раз, включил поворотник и, пристроившись за очередной машиной, двинулся домой, к ожидающей меня подруге.

Сегодняшним вечером я  вспомнил Ирину в последний раз, когда вошёл в квартиру и посмотрел на встречающую меня Ленку. Она вышла ко мне в коридор, и на лице её тревожной лаской светились зелёные глаза.

С нежной улыбкой закинув руки мне на шею, она прошептала: «Радость моя, ну, что же ты так долго, я жду тебя, жду, и ужин ждёт!»

Невольно я сравнил Ирину с ней, и мне подумалось - я бы, наверное, принял мусульманскую веру, чтобы только обе они были моими жёнами. Каждая, по-своему, была хороша, и каждая, опять же по-своему, волновала и притягивала меня.

Сейчас я ясно понял - я люблю их обеих! И ничего с собой поделать не смогу… и, по-видимому, с этой двойной любовью я буду жить весь остаток своих дней: с одной любовью, которая вот, передо мной, и другой - тайной и далёкой.

Ох, уж эти люди-человеки, продолжал рассуждать я, следуя за Ленкой в кухню, вечно с вами проблемы!

Конечно, под людьми-человеками я воспринимал себя, но так хочется хоть иногда подумать о себе во множественном числе, чтобы и другие разделили твои заботы, и помогли, ну… не словом, не действием, а просто психологически, одним своим присутствием.

Это была моя последняя раздвоенность на сегодняшний вечер, последняя думка о людях вообще. А через мгновение, я окунулся в блаженный чертог домашнего уюта, ласки и любви…

 

Глава четырнадцатая

Через своё руководство, а больше всего стараниями своего начальника, Фёдора Ивановича, я получил возможность продолжить участвовать в расследовании дела о наркобизнесе, по независящим от меня причинам месяц назад прерванном для меня.  

Меня подключили к группе товарищей из Комитета по борьбе с наркобизнесом, но моё дело, дело об убийстве Всеволода Куприянова, выделили в особое производство.

Я получил относительную свободу в своих действиях, и мог самостоятельно вести допросы арестованных - Милютина, Куприянова Владлена, и охранников.

Кроме того, я продолжал вести дело у себя, в своей конторе, а не в их кабинетах.

Допрашивал оставшегося в живых, и не получившего ни одного ранения после моих выстрелов Серого, несколько раз приглашал для дачи «свидетельских» показаний Викторию Моспан и других.

Пришлось даже связаться с Челябинским УВД, чтобы там нашли и сняли свидетельские показания с Валентины, бывшей секретарши фирмы «Эврика».

Вся эта, не включённая в основной план, деятельность, отнимала у меня уйму времени от основной работы, и я начал «зашиваться». Я начал бояться, чтобы у меня опять не случился такой же казус, как с делом Иваницкого.

Елена неоднократно говорила мне, что я здорово «сдал» за последний месяц: тревожно сплю, домой возвращаюсь, чуть ли не за полночь и, не завёл ли я подругу на стороне?

- Какая подруга? - отвечал я, - у меня совершенно нет времени на них.

Я даже об Ирине забыл.

Её милый образ ни разу не потревожил меня. Но этого я, конечно, вслух не произнёс, а просто сказал - некогда мне подруг заводить, шуры-муры разводить. Дел у меня по горло, и показал жестом, сколько у меня дел.

Она больше таких вопросов мне не задавала, но я часто ловил на себе её тревожный, обеспокоенный взгляд.

Кое-какая нить преступления у меня начала проявляться. По кирпичику, как в детском конструкторе «Лега», или собирании «Пазлов», я постепенно начал выстраивать общую картину преступления.

Насколько оно было «простым», настолько, в тоже время, циничным - я только диву давался. Я имел в виду, не вопрос о наркобизнесе, а именно, само убийство.

 Оставалось нанести последний мазок в моей картине, последний штрих, но этот мазок, этот штрих был невозможен без разрешения высокого начальства и участия в нём главного действующего лица - Иваницкого.

Он был в бегах, и привлечь его официально я не мог. Я, конечно, подозревал, где он находится, но дальше подозрения свои действия и планы не распространял. С одной стороны, мешала моя прошлая ошибка в расследовании: она тяготила меня, иногда, даже кровоточила. С другой стороны, этому мешала Ирина.

Я не мог, ну, никак не мог нанести ей удар. Если я выдам местонахождение беглого преступника, я тем самым нарушу слово, данное мной Ирине…

Как мне поступить, я не знал: получалось вроде «И хочется, и колется, и мамка не велит».

Я шёл на явное уголовно-наказуемое деяние – скрывал заодно с Ириной, преступника, но и поступить иначе не мог.

Это мучило меня, не давало покоя. Служебный долг требовал – немедленно арестуй беглого преступника, а совесть требовала иного – оставь его в покое, он страдалец по твоей вине, пусть поживёт на свободе, окружённый любовью и лаской, сколько сможет и кто, как не ты…

В общем, я здорово запутался, и с каждым днём всё больше казнил себя за прошлое. Я говорил - это всё ты, идиот, наворотил, вот теперь и расхлёбывай неправедные дела свои, пожинай плоды своей халатности…. И ещё много чего нелицеприятного говорил я о себе.

Из «беседы» с Викторией я узнал с кем она дважды вела телефонный разговор в тот день, в день покушения на неё Серого. Оказывается, она разговаривала со своим другом Вадимом, находящимся в настоящее время в Таиланде. А, когда услышал его фамилию…, тут же, после разговора с ней, запросил у сотового оператора список их переговоров за…, не много, не мало – за… почти  год.

Для полного восстановления картины прошлого, появилась необходимость пригласить из-за границы бывшего сотрудника фирмы «Эврика», Куприянова Вадима Константиновича, друга Виктории и, не однофамильца Всеволода Куприянова, а со слов Виктории Моспан, родного брата убитого. Он нужен был мне обязательно. Я даже попросил Интерпол, буде он откажется, доставить его насильно, но…, естественно, Интерпол в моей просьбе отказал - «За отсутствием достаточных оснований».

Если бы он совершил преступление и это было доказано, ответили мне они, то и тогда, вопрос уже стоял бы не на местечковом уровне, а на межгосударственном, решался  бы вопрос о его экстрадиции в Россию. А, так как он проходит по делу как свидетель, то приехать ему в Россию или отказаться от приглашения – его право. Можно, в конце-концов, попросить у него письменных показаний, если он откажется приехать.

И откуда их столько, Куприяновых, на мою голову свалилось? – вздохнул я.

Это меня совершенно не устраивало - мне нужен был он, лично, а не его письменные показания. Я наметил провести одно мероприятие, связанное с очной ставкой, и его присутствие было обязательно.

Причина, из-за которой он мог отказаться приехать, могла быть одной – раскрытие наркодеятельности в его бывшей, теперь переименованной, фирме. Но, ни Милютин, ни другие участники группы, его фамилию ни разу не назвали, и я надеялся, что он не испугается приехать, иначе…,  иначе мне пришлось бы копать дальше и глубже. А, это время, драгоценное, в сложившейся ситуации, время.

Поэтому, я предложил Виктории позвонить ему, и пригласить приехать, добавив к приглашению и личный мотив, вроде: она скучает по нему и ждёт не дождётся встречи с ним…

Она с неподдельной радостью, насколько я понял, согласилась выполнить мою просьбу. По-всему было видно, что эта, жестокая, волевая девушка, действительно, была влюблена в Вадима Куприянова всеми фибрами своей души.

Наконец, к великому моему облегчению, он дал согласие на своё появление в России. Я, боясь спугнуть удачу, три раза постучал костяшками пальцев по столу и попросил Бога, не отворачиваться от меня, хотя бы в этом деле, не лишать меня своей милости!

Для проведения очной ставки я не мог обойтись без Иваницкого и, надеясь на удачу, вечером позвонил Ирине. Трубку взяла она. Сердце моё ёкнуло в груди и я, на миг, даже перестал дышать, а потом, потом появилась радость от возможности хоть и не видеть Ирину, то хотя бы слышать её голос.

- Ирина, - я чувствовал, как дрожит мой голос от волнения, - Ирина, мне нужно, понимаешь, очень нужно, поговорить с твоим другом. Ты можешь пригласить его к телефону?

На какое-то время в трубке повисло молчание, затем я услышал, как Ирина сказала кому-то, находящемуся, вероятно, в другой комнате - «Лёша, с тобой очень хочет поговорить следователь, Владимир Степанович, ты подойдёшь?» И я услышал, правда, заглушённый расстоянием, ответ - «Хорошо, сейчас».

- Сейчас он подойдёт, - сказала Ирина и, по-видимому, положила не отключённый мобильный телефон на что-то твёрдое, потому, что  я явственно услышал стук.

Я разочарованно вздохнул. Мне хотелось слышать и слушать её, ну, хотя бы не её голос - хотя бы её дыхание…, но, она положила трубку.

Затем, в трубке раздалось:

- Алло, я слушаю вас, Владимир Степанович.

- Здравствуйте, - поздоровался я, решая, с чего начать разговор.

Вот, всегда со мной так, услышу голос Ирины, и всё у меня из головы улетучивается, как-будто, там образуется вакуум.

С усилием сконцентрировавшись на задаче, которую мне необходимо было обязательно решить, я проговорил в трубку:

- Алексей, то, о чём я хочу с Вами говорить, не телефонный разговор. Мне нужно, как минимум, полчаса, чтобы разъяснить вам возникшую ситуацию, а потому, требуется личная встреча с вами, в любом, удобном для вас месте. Я…  даю вам слово офицера, никто не узнает о месте встречи, поверьте мне…

…Понимаете, появилась необходимость…, - я очень боялся насторожить его, спугнуть, -  появилась необходимость в некоторой договорённости между нами, а она возможна… только при личной встрече.

Я замолчал, и с надеждой на согласие, стал ожидать ответа.

В трубке долго молчали, я даже забеспокоился, не отключились ли от меня, и даже подул в неё, а потом спросил: «Вы слышали, что я вам говорил, Алексей?»

- Да, я слышал, - и, после паузы, - приезжайте к нам в любое удобное для вас время…. Думаю, наш адрес у Вас есть! Вы же следователь…

- Представьте себе, нет. – Вашего адреса у меня нет.

В трубке немного помолчали. - Невероятно! – услышал я голос Алексея, - тогда… записывайте…

Вечером следующего дня, я сидел в небольшой комнате дачного домика и, прихлёбывая заваренный Алексеем крутой, ароматный чай, продолжал рассказывать о своей задумке…

Я часто поглядывал на него, на его отросшую бороду, и старался, хотя мне это удавалось с трудом, поменьше смотреть в сторону Ирины.

Разговор был настолько серьёзен, что тут было не до личных переживаний. Я толкал Алексея на безумный поступок. Он должен был прийти в управление и, негласно, опознать Куприянова Вадима. Правда, я сразу предупредил  - его могут опознать сотрудники ОВД, или другие свидетели.

Виктории я не очень доверял, считал, что она каким-то образом замешана во всей этой истории с наркотиками и убийством Куприянова Всеволода. Но пока доказательств у меня не было, было лишь предчувствие, а предчувствие к делу не подошьёшь.

Прикинув возможные варианты, мы договорились, что он будет опознавать Вадима отдельно от других свидетелей, и сразу, после опознания, подписав протокол, уедет, чтобы меньше времени находиться на глазах у других.

А потом я ещё часа полтора просидел у них, слушая его историю о пребывании в лагере и, главное, как он сумел, перехитрив охрану, совершить побег.

Из его рассказа о приключениях, происходивших с ним во время его пути в Москву, можно было бы сотворить целую поэму о силе духа человека в его стремлении добиться правды!

Да, Ирина не прогадала, выбрав себе в друзья, такого сильного духом человека!

Я не писатель, но слушал рассказ с восхищением и, представив всё, что Алексей перенёс, перестал мучиться от невыполненного долга по выдаче его в руки Закона.

Алексей был невиновен, и я был, как это ни парадоксально, на его стороне, и на стороне Ирины. И ещё, после разговора с ним, я окончательно решил: закончу это «дело» - уйду со следовательской работы!

Куда? Время и жизнь покажут!

 

Глава пятнадцатая

Наступило решительное время в моём расследовании.

Или-или! Или я побеждаю хитрого, умного, изворотливого противника, или - я  никчёмный следователь, а Алексей Иваницкий, всегда, до конца своей жизни, вынужден будет скрываться от Закона!

Без документов, без дома, без возможности устроить свою личную жизнь, он будет никем, он будет изгоем, и дети его никогда не будут носить его фамилию…

Страшное будущее!

Нужно победить, во что бы то ни стало победить, иначе зло восторжествует, а невинный человек разуверится, навсегда разуверится в наличии справедливости на земле! И ещё неизвестно, во что может перевоплотиться его обида на мою прошлую ошибку в расследовании, на ошибку Правосудия, и какую, в конечном итоге, она примет форму!

День и час, в который я решил провести опознание, пока тайное опознание, был у меня запланирован не случайно. В это время большинство сотрудников было на плановой планёрке, или пятиминутке, как мы её называем.

Я заранее обговорил это время с Фёдором Ивановичем, конечно, не выдавая причины такой просьбы. Я сказал ему, что так надо, что потом, несколько позже, я всё объясню, и он пообещал мне задержать сотрудников не меньше, чем на час.

Я сидел в аквариуме, за стеклом, с приехавшим из-за границы по моей и Виктории просьбе, Вадимом Куприяновым, а снаружи, опять же через стекло, нас разглядывала, вернее, разглядывала Вадима, Виктория Моспан. Потом её должен будет сменить  Алексей Иваницкий, приехавший вместе с Ириной.

Викторию и Алексея я поместил в разные комнаты, на этом настоял, без объяснения причины, Алексей. И, ещё одно условие выдвинул он – его не должна видеть Виктория. Я не понимал его просьбы, но выполнил её, сообразуясь с его желанием.

У человека могут быть сотни, тысячи причин для такой просьбы. Потом разберусь, решил я и, согласился.

Выйдя под благовидным предлогом из аквариума, я подошёл к Виктории. Она стояла перед «экраном», опираясь на костыли, задумавшись и, кажется, совсем не заметила моего появления.

Пришлось напомнить ей о себе:

- Виктория, как вы считаете, это он, Вадим?

- Не знаю…, я… не уверена…. Что-то в нём изменилось. Сейчас он больше похож на своего брата… близнеца…, Всеволода… Не знаю…

- Виктория, неужели вы…, нет, неужели они так похожи между собой, так неотличимы?

- Да.

- И, что, никак нельзя определить «Кто есть, кто» без генетики?»

- Вообще-то… можно, - и она чуть покраснела.

Вот уж никогда бы не подумал, что Виктория может краснеть. С её-то характером? Но, видимо я её плохо знал, или она умела тщательно скрывать свои чувства.

- Говорите, Виктория, говорите! Дело очень серьёзное!

- Мне, Вадим… как-то, в минуту откровенности…, рассказал…, у Всеволода, сзади, на лопатке, на левой лопатке, уточнила она, есть родимое пятно в виде вопросительного знака с точкой…. Вот…, если бы…

- Да говорите же вы, Виктория, чего тянете! – чуть нажал я на неё, повысив голос.

Казалось, она меня не слышит и, как в сомнамбулическом сне, монотонно продолжала - вот, если бы его раздеть… до пояса, и повернуть ко мне спиной, тогда…. У Вадима… тело… вообще, без родинок…

Я всё понял! Неужели?!

Сейчас настала очередь Алексея, что скажет он, увидев Вадима?

И, я пригласил его посмотреть, и опознать, если возможно.

Он долго стоял перед стеклом, не шевелясь, побледневший до синевы, а затем сказал то, что я уже знал, или догадывался и без его ответа.

Он не признал в Вадиме - Вадима!

Это Всеволод, прошептал он и, неожиданно для меня, бросился бить по стеклу кулаками и кричать, с надрывом, с болью: «Как ты мог, Севка?! Как ты мог так поступить со мной?! Ты же был мне дорог как друг, и я любил тебя, как родного брата, как ты мог?!»

Слёзы горя и обиды катились из его глаз, теряясь в усах и густой бороде. Я понимал его, и был полон сочувствия. С  трудом оттащив его от стекла, одновременно, приказал сержанту не выпускать Куприянова из аквариума.

- Вы, Алексей, уверены, что это не Вадим, а Всеволод? – всё же решился я уточнить реакцию Алексея. Вы не ошибаетесь?

- Да вы что! - с надрывом воскликнул он. Чтобы я не отличил Севку от Вадима? Что вы! Я же его знаю, как облупленного…. Вы разденьте его, у него на левой лопатке родимое пятно в виде вопроса…. Да, что вы, в самом-то деле! Ах, Севка, Севка, как ты мог?

Я попросил его немного задержаться, пока я заполню бланк опознания и подписать его. Потом, Алексей, сказал я, вы с Ириной можете ехать домой,  дальше пойдут юридические процедуры, а пока мне ваша помощь не нужна…

Закончу это дело и обязательно проведаю вас, вы не против моего визита? – Заодно расскажу, чем всё закончилось…

 

Глава  шестнадцатая

…Вы, Владимир Степанович, перехитрили меня, переиграли, продолжал говорить Всеволод Куприянов, и насмешливая улыбка кривила его лицо.

Я отчётливо видел - он бравирует, не хочет признаться даже себе, что ему страшно. Не такой конец своей авантюры он предполагал.

…Я не думал, что вы подстроите такую хитрую ловушку, гражданин начальник.

- Знаете, Всеволод, никакой ловушки нет. Когда я стал более подробно изучать документы предыдущего расследования, я обратил внимание на несколько маленьких нестыковок в деле, которые просмотрел в прошлый раз.

- Может быть поделитесь со мной вашими наблюдениями…. Я в следующий раз учту их, и не предстану «пред вашими грозными очами…»

- Вряд ли они вам пригодятся, Всеволод…, следующего раза уже не будет. Вам грозит пожизненное заключение за убийство своего брата… Вадима…, по предварительному сговору группы лиц. Колитесь, не скромничайте, вам терять нечего…

- Как же, нечего – а презумпция невиновности, а свобода и богатство…. Они дорогого стоят…, тем более, что я не убивал брата…. Слушай, следак, если я чистосердечно признаюсь, мне скостят срок?

- Обязательно, я же сказал, - чистосердечное признание будет учтено судом…

- То есть, вместо «пожизненного» я смогу получить лет пятнадцать?

- Ну, это вряд ли. Вместо расстрела получите пожизненное заключение, это точно!

- Тогда, какой мне резон в чистосердечном признании?

- Сохраните себе жизнь.

- Маловат выбор, но и на том спасибо! - с насмешкой проговорил он.

- Итак, поговорили на свободные темы, гражданин Куприянов, теперь давайте перейдём к Вашим скорбным делам…. Рассказывайте, пока без записи. Я хочу кое-что уразуметь для себя и, не вздумайте финтить. В принципе, я разобрался в каждом вашем шаге, и ваша ложь ничего не изменит, а только усугубит ваше положение.

- Ну, что ж, без официальной записи…, почему не рассказать? Кстати, гражданин начальник, я потом, в случае, если  передумаю, могу отказаться от своих слов?

- Да будет вам, Куприянов, «Ваньку валять»! Вы, я надеюсь, умный человек, и весь Уголовно-процессуальный…

- Да знаю я, знаю, можете не продолжать. Это я для того спросил, чтобы вы, Владимир Степанович, не вздумали обвести меня вокруг пальца. А то вылетит, нечаянно, неосторожное слово…, доказывай потом, что ты не верблюд…. Знаю я вас, вы, полицейские, ещё те хитрованы…

- Обещаю, всё будет в рамках Закона.

- Нуу… хорошо.

Он немного помолчал, казалось, обдумывал с чего начать, а затем  спросил:

- А, у вас есть время, чтобы выслушать всю мою ложь.

- А, вы, Куприянов, не лгите. Рассказать правду, это очень даже полезно в вашем положении, и для тела и для души.

- Для души - это понятно, а вот, причём здесь тело?

- Я уже ответил на этот вопрос раньше, в начале нашей беседы – будете жить.

- Ааа… понятно. – Тогда слушайте…

… Вы, надеюсь, помните, ранее я говорил, что устроил своего брата-близнеца к нам в фирму на должность финансового директора. Он, в нашей семье, мальчик был самый умненький и благоразумненький, потому и выучился на экономиста. Иваницкий не возражал, он считал, что мы, втроём, горы свернём. Он оставил себе дизайн и участие в различных показах. Я занимался клиентами и заказами, а брат, я же сказал – он умненький - в экономике чувствовал себя, как рыбка в воде. Мы поручили ему заниматься финансовыми вопросами.

Мы ведь не только телогрейки и шинели шили, мы и самую модную, эксклюзивную одежду готовили к показам мод. Связи у нас появились… о-го-го! Нас, в Москве, в лицо везде узнавали, в любом обществе, в любой «тусовке». Даа…. За два года наши доходы резко пошли в гору.

…Так вот…. Он немного помолчал. Что я хотел сказать? Ах, да, по поводу брата… - всё шло хорошо, но однажды, где-то под Новый год…, позапрошлый, мы были в сауне, подвыпили конечно, и мой братишка намекнул Иваницкому, что можно быстро заработать, и зарабатывать миллионы. Иваницкий удивился, мол, как это возможно?

И попросил рассказать, где валяется эта золотая жила. Он, конечно, в принципе не возражал стать более богатым, и даже открыть свой банк, но то, что предложил Вадим, очень не понравилось Алексею.

- Что такое он мог предложить, что не понравилось Иваницкому? – решил я уточнить.

- А, то. Он предложил заняться торговлей наркотиками, и сказал, что уже кое-что в этом направлении сумел сделать.

 - Любопытно! …Любопытно! - Продолжайте.

 …Иваницкий, чистоплюй чёртов, конечно, взбеленился: мы же были пьяные, вот и передрались между собой, но потом, помирились. Иваницкий пригрозил, если ещё раз Вадим заведёт разговор на эту тему он, несмотря на то, что Вадим мой брат, вышвырнет его как котёнка из фирмы!

 - И, что, Иваницкий мог это сделать?

- Конечно. Ещё как мог! Он же основной учредитель фирмы, он её открыл, и основной капитал был вложен его.

- То есть, вы пришли в фирму позже…, в уже раскрученную фирму, как примак?

 - Ну да, я же говорю.

- Понятно. А, вы, Куприянов, знали о деятельности брата, и тоже были завязаны в этом? Или, нет?

- Чего теперь скрывать. Конечно, мы вместе с Вадимом раскрутили подпольный бизнес, и поставщиков нашли, и… пути сбыта.

Откуда бы мы нашли столько денег, чтобы стать партнёрами Иваницкого? Мастерские и ателье – прекрасное место для отмывания денег: клиенты, заказы, армия, полиция, я везде смог найти нам крышу…

Я хотел было задать ему уточняющий вопрос, но Куприянов приложил палец к губам, затем, сказал:

- Вы, Владимир Степанович, не перебивайте меня, а то ненароком, у меня пропадёт желание исповедоваться…

 - Ладно, постараюсь. Но, согласитесь, вы так интересно рассказываете, и о таких любопытных вещах, что я просто с трудом сдерживаю себя, чтобы не задать вопрос.

…Ну, ладно, проехали. Так вот, после того бурного разговора прошло около месяца и вот, однажды, Иваницкий, что ему взбрело в голову, решил проверить работу ночной смены в мастерских…

- Может, он что-то заподозрил?

- Может и так. Короче, он поехал туда и застал там…. Ну, вы догадываетесь, что он там застал…

- Догадываюсь. И, что он предпринял?

- Уволил Вадима, а мне приказал немедленно закрыть эту, как он выразился, «лавочку», иначе, пригрозил он - сообщу в Комитет по борьбе с наркобизнесом.

- Он, что, не догадывался о вашей заинтересованности в наркобизнесе?

- Нет. Откуда? Он считал меня таким же чистым, белым и пушистым, как сам…. Придурок! Чистоплюй хренов!

Куприянов зло сплюнул.

- Почему же он не сообщил о деятельности вашего брата куда следует?

- Я его отговорил. Клятвенно пообещал, что очищу фирму от «скверны»…

Я же, гражданин начальник, просил вас не перебивать меня. Будьте терпеливы. Дослушайте исповедь.

- Хорошо, хорошо.

- Слушайте дальше…. - Хотя… угостите сигареткой.

Я пододвинул ему пачку «Столичные», и чиркнул зажигалкой.

Он, попросив сигаретку, пыхнул несколько раз дымом, полюбовался им и продолжил…

Я, думаю, Куприянов, попросив разрешения закурить, и пару минут выпуская дым аккуратными колечками, пытался: или что-то вспомнить, или подготовиться, чтобы не раскрыть что-то. Я, пускать дым колечками совершенно не умел (так и не смог научиться) и с интересом наблюдал, с каким наслаждением он приоткрывал рот, затем…, округляя губы...

Заметив, что я наблюдаю за его мастерством он, ухмыльнувшись, предложил научить меня, к тому же с иронией добавив: «Времени у меня много, а работы - благодаря Вашей заботе и Вашим стараниям, гражданин следователь, теперь никакой…»

Я строгим голосом прервал его болтовню. Но сам-то я с нетерпением стал ждать продолжения его рассказа, однако виду не подал, что его повествование увлекло меня, как человека.
   …Ну, мы с Вадимом, настолько вжились в «наш» бизнес, продолжил Куприянов, что закрывать его у нас даже в мыслях не было…, - лучше убрать единственное препятствие - Иваницкого, решили мы, и подготовили план, подключив к нему Милютина.

 - Вы, что, давно знакомы с ним?

 - Так это же он подключил нас, и научил нелегальному бизнесу. Потом, когда наша фирма хорошо раскрутилась, он захотел вплотную заняться наркотиками в нашей фирме и, заодно, во все ключевые точки внедрить своих людей, в том числе и охрану…

 - Ему это удалось?

- Пока генеральным директором и владельцем фирмы был Алексей – нет. Алексей категорически отказался от его услуг. Нужно было принимать меры и, срочные…

- Иии…, выы…

- Да, мы решили избавиться от него, но…

- Что, но?

- А то «но», что пошло всё несколько по-другому…

- Как это?

- А, так. Милютин договорился с Серым и Козловым, давних своих подельников, только прибывших из мест не столь отдалённых, что они уберут Иваницкого… - Вдвойне был рад такому решению, Вадим. Он к тому времени крепко «задружил» с Викторией Моспан, бывшей возлюбленной Алексея, и ревновал её  по-страшному…

- Так, что помешало убрать Иваницкого, не пойму?

- Дурацкая ревность Вадима. Наверное, он решил, что Виктория у Алексея, и помчался к нему домой. Я, думаю, он из-за ревности своей дурацкой, забыл о нашем намерении убрать в тот день Иваницкого. - Серый, с Козловым, отключили освещение лестничных площадок и ждали Иваницкого внизу.

Мой брат оказался не в том месте и не в то время!

Даа…. Убил его, решив, что это Иваницкий, Серый, а Толян Козлов поднял его на площадку второго этажа и положил на пол, а сам, поднявшись этажом выше, стал ждать нашей подставной кавалерии.

 - Что за «подставная» кавалерия, поясните.

 - Ну, как же можно обойтись в таком деле без полиции и медиков. Моментально приехал на место убийства полицейский наряд. Они специально подняли больше шума, чем было необходимо в таком деле…, чтобы, значит, как можно больше было свидетелей, а затем прискакали медбратья на скорой помощи…

- Что, и полиция, и скорая помощь были подставными?

- Скорая помощь - да, а вот полиция…. Полиция, он цинично улыбнулся, извините, покупается за деньги. За маленькие, или за большие, по-разному, в зависимости от характера человека, занимаемой им должности и…, его потребности в деньгах. Особенно из-за жадности и продажности…. Ну, вы сами об этом, я думаю, осведомлены не хуже меня.

Да, я знал об этом, и это меня оскорбляло, оскорбляло честь мундира, оскорбляло завет Дзержинского – «Чекистом может быть только человек с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой!»

То, что сказал мне Куприянов, действительно, было нашей горькой правдой, но не все же были продажными! Большинство полицейских – честные, порядочные люди, готовые пожертвовать своей жизнью, чтобы защитить попавшего в беду человека.

Я, оскорблённый до глубины души циничными словами этого, с гаденькой ухмылкой на губах, наркодельца, грубо оборвал его:

- Не все продажные в полиции, не все! У нас большинство сотрудников служат не за деньги, не за страх, а за совесть!

- Конечно, конечно, простите, что оскорбил ваши чувства. Но, эти честные ходят по десять лет в одних штанах…, как вы, например.

- Заткнись, подонок! – не сдержался я.

- Так, что, можно дальше не рассказывать? - он холодно, как змей-искуситель, смотрел на меня.

- Конвой, уведите этого, этого…, - я, сдержав себя, показал рукой вошедшему конвоиру на Куприянова.- Уведите!

Довёл он всё-таки меня. Силён, сволочь,  в психологической борьбе! - чертыхнулся я. Всё прикидывался овечкой, а тут раз и ударил из-за угла! Даже я не сдержался.

Нужно будет держать себя с ним вдвойне осторожно, решил я, закуривая сигарету и постепенно успокаиваясь.

 

Глава семнадцатая

На следующий день, прямо с утра, я занялся Серым, то есть, Колмогоровым Сергеем Николаевичем. Меня интересовал вопрос, почему он покушался на жизнь Виктории? Что за причина, и насколько она серьёзна, чтобы решится на второе, или третье убийство в своей жизни?

- Колмогоров, объясните мне, за что вы так ненавидите гражданку Моспан Викторию.

- Яаа, её… ненавижу?! – кажется, искренне удивился он моему вопросу. С чего вы взяли, гражданин следователь?

- Но, вы же покушались на неё, и не будете отрицать этого бесспорного и доказанного факта?

- Покушался, - при этом он равнодушно пожал плечами, - мне приказал Милютин. Он сказал: «Вика вышла из-под контроля, и наделала много глупостей. Она отравила своего бойфренда, Козлова…» –  Мне, гражданин начальник, приказали, я человек маленький, обязан, сами понимаете, выполнять приказы. Вы же выполняете приказы своего начальства? – поинтересовался он с ухмылкой на искривлённых губах. Вот и я исполняю, куда денешься! Одни приказывают, другие выполняют приказы…. Верно?

- Хорошо, я понял вас. Скажите Колмогоров, а зачем вы взяли в заложники девушку, Евлахову Ирину Анатольевну?

- Опять же, по приказу Милютина. Он сказал, что она из полиции, и давно следит за всеми нами, надо её «расколоть!».

- Ну, и как, «Раскололи»?

- Нет, вмешалась Виктория: она запретила нам применять к ней силу, она сказала, чтобы мы отпустили её, потому что, сказала она, если мы её тронем, то полиция, потом, до конца жизни нам покоя не даст, и будет охотиться за нами, как за дикими зверями. А, жаль! Я бы с ней позабавился…. Аппетитная цыпочка, добавил он, и плотоядная гримаса легла на его лицо.

- А, вы и так звери, констатировал я. - С кем вы захватили её?

- Нас было трое – я, и братья Козловы - недоделанный Виктор и бугай Анатолий.

- Виктора, тоже вы убрали?

- Ну, нет! Это дело вы на меня не повесите, гражданин следователь. Тут я чист! О нём, заблаговременно, позаботилась его собственная судьба…, как говорится - несчастный случай…

В жизни, гражданин начальник, такое часто случается. Хорошо, что он попал под машину, а то бы, скорее всего, мне пришлось бы зачищать его, а мне об эту гниду и обосранца руки не охота было марать…, но…, если бы пришлось…, я бы его удавил или утопил, как Герасим свою Муму.

Получив от Серого доказательства отравления Козлова Анатолия, Викторией, я послал оперативную группу для её задержания.

Через два с половиной часа, сидя в моём кабинете, она возмущённо жаловалась на незаконное  задержание и обвинение её в отравлении гражданина Козлова.

- Давайте будем вместе разбираться, - предложил я ей.

И, мы разобрались.

Вначале она всё отрицала, затем, под давлением доказательств и улик, а также показаний Серого, она, плача злыми слезами, во всём созналась - созналась, что он ей надоел, что он начал диктовать ей условия - ей Виктории?! Тогда она, в очередной раз, пригласила его в ресторан и там, подсыпав яд ему в бокал, отравила.

Да ну его! – мразь и подонок! Таким не место на земле! - отмахнулась она.

- Интересно было услышать от вас такое высказывание о близком вам человеке, Виктория. Скажите, кто дал вам право распоряжаться чужими жизнями?

- Я! Я сама дала себе такое право! В нашем, гнилом и похабном мире, выживает только сильный и умный человек!

Слова «сильный» и «умный» Виктория выделила тоном, и подтвердила своё мнение взмахом руки.

- Значит, вы хотите сказать, что относитесь к категории «Сильных» и «Умных». – А, как же, ожидающая вас тюрьма?

- Я выйду из неё!

Больше нам разговаривать было не о чём. Её больную психику должны лечить специалисты, а я, следователь.

- Виктория, - задал я последний вопрос, - а, вам, просто по-человечески, не было жаль Анатолия, всё же вы, по большому счёту, ели из одной посуды, спали в одной постели и он, такой молодой?

- Нисколько. Мне жаль только одного человека, Вадима, и я люто ненавижу его брата, за обман, в котором он держал меня, выдавая себя за него! Появится возможность, я отомщу ему! Я жестоко отомщу ему! Я знаю, я найду способ отомстить ему!

Что я мог сказать в ответ. Я только вздохнул. Её уже никто и ничто не исправит...

 

Глава восемнадцатая

…Скажите, Куприянов, спрашивал я подследственного при очередной встрече - вы, прошлый раз сказали, полиция была настоящей, не подставной…, как вы вышли на них?

- Зачем мне было выходить на них? - пожал он плечами, - Милютин и Лисицын   давние приятели и подельники, разве я вам не говорил? Они дружат ещё с той поры, когда Милютин служил в милиции, а Лисицын был его подчинённым.

- Ах, вот даже, как!

- Да. Я же говорил вам, всё было точно рассчитано, если бы не вмешалась сама судьба-злодейка.                  

- А вам не кажется, Куприянов, что не судьба, а вы сами, своими поступками, устроили свою судьбу… и…, получили в результате…

Он не дал мне докончить предложение.

- Простите за прямоту, Владимир Степанович, но вы глупости говорите. Я же говорю, судьба, и больше ничего! У нас всё было рассчитано до мелочей.

Я не стал с ним спорить и доказывать его неправоту. Зачем? Всё равно не поймёт, или не захочет понять.

- Рассказывайте дальше, Куприянов.

- Дальше?  Дальше пошло, как по смазанным рельсам, хоть и по боковой линии. - Появился Иваницкий: на наше несчастье живой и невредимый, но Лисицын не растерялся, быстренько арестовал его, как убийцу. На наше счастье нашлась одна дура старая, мощный свидетель, между прочим, которая видела Иваницкого и мёртвого Вадима у него в руках. Других мы купили или запугали, вот и вся история.

 - Скажите, где труп вашего брата?

- Да здесь, неподалёку, в сотне километров от Москвы, если ехать по Можайскому шоссе.

- Вам не жаль брата, Куприянов?

- Жаль, но после его гибели я стал единоличным хозяином бизнеса. - Знаете, как я развернулся, - похвастался он. - Выйду на свободу, а у  ме-ня-я-я… «Куры денег не клюют!»

- По поводу выйти на свободу, я вам. Куприянов, так скажу - это вряд ли! И, насчёт богатства…

- Что вы хотите сказать? – внезапно побледнел он.

- Хочу сказать, что прикрыли мы вашу лавочку вместе с подельниками вашими вкупе, и с охраной…,  ещё до вашего приезда сюда. Понимаете, - улыбнулся я, увидев его встревоженность, - не хотелось вас «травмировать» раньше времени, вот и не говорил.

- Врёте!!!

- Зачем, - я равнодушно пожал плечами, - не вижу смысла.

- Вот придурок! - хлопнул он себя по лбу. Да узнай я об этом раньше, я бы…

- Вы бы никогда не приехали в Россию, так?

Он замотал головой, как лошадь, отгоняющая надоедливых слепней

- Никогда! Я разве похож на сумасшедшего?

- Я так и думал. Поэтому поостерёгся делиться с вами, Куприянов, своей радостью.

 

* * *

Через месяц я закончил дело и, с разрешения полковника, передал его в суд. Всё, вот теперь «Дело», действительно, сделано чисто, виновные будут наказаны, а обиженные мной...

Приближается завершающий день моей работы, с грустью подумал я, последний день суда. Сегодня судья должен будет зачитать приговор, а я смогу подать рапорт на увольнение.

На скамье подсудимых, благодаря мне и неоценимой помощи моих друзей - Алексея и Ирины - сидели Куприянов Всеволод, Милютин, Виктория Моспан, Куприянов Владлен и Седой.

У Всеволода на лице мерцала ироническая улыбка, переходящая в полное безразличие к окружающей обстановке.

Виктория же была напряжена, а глаза её, когда она бросала взгляд на Всеволода, полыхали такой жаждой мести, что поймай Всеволод её взгляд, он не был бы так спокоен за свою судьбу.

Лишь Куприянов Владлен был бледен, пот каплями катил по лицу, и он часто вытирал его платком. Страх съедал его.

Милютин? На лице его застыла маска равнодушия.

Наконец, прозвучали слова секретаря суда:

- Встать, суд идёт!

 

Глава  девятнадцатая

Я вновь был в гостях у Ирины и Алексея. Мы крепко подружились за последнее время, и он, Алексей, уже не боялся, что я выдам его властям. Он был моим другом, а друзей не предают и не продают! Я не Куприянов Всеволод. Знаю, Алексей точно так же относится к этому вопросу.

Моя жена, Лена (мы буквально на днях зарегистрировали брак), пока не знает, что я вожу дружбу с уголовным элементом, скрывающимся от правосудия. Ей пока рано об этом знать. Скажу, когда придёт нужное время.

…Владимир Степанович, ты не ошибаешься, убеждая нас в том, что все преступники,  ты прекрасно  знаешь, о ком я говорю, понесут заслуженное наказание? – поинтересовалась Ирина.

- Не ошибаюсь! – твёрдо ответил я. - Обязательно все будут наказаны «По делам их и заслугам!».

- Значит, Лёша может возвратить свой бизнес?

- Не всё так просто, Ирина, не всё так просто… Судебная машина медленно вращает свои шестерёнки, и пройдёт немало времени, пока закончится этот процесс.

- Ну, а потом…, потом - сможет?

Прежде чем ответить, я взглянул на Алексея. Он напрягся, по-видимому, этот вопрос и его волновал. Чтобы не заставлять их долго ждать ответа, я быстро проговорил: «Нет! И уточнил - после этого процесса… Алексею нужно будет подать аппеляцию на пересмотр его дела, а уж потом, если суд его оправдает…»

  - Что ты говоришь! Как это, если оправдает! Он же ни в чём не виноват! - возмутилась Ирина.

- Ира, он совершил побег!

Виновен он или не виновен в убийстве – это одно дело, а вот… - Понимаешь, он совершил побег до оправдательного решения суда. Другой суд должен решать его «дело»…

Ирина задумалась, а потом прошептала, но так, словно выдавила:

- Значит, ещё долго ждать, - и вздохнула.

- Наберитесь терпения, друзья, всё когда-нибудь кончается…: белая, чёрная полоса…, рано или поздно, но кончается…

Мы немного помолчали.

Алексей улыбнулся, подмигнул одним глазом Ирине, вероятно, чтобы поднять ей настроение, и бодро произнёс:

- Ничего Иришка «Живы будем, не помрём!».  Затем, повернул голову ко мне, - Володя, ты всё-таки серьёзно решил уйти из полиции?

- Да, я подумываю открыть своё детективное агентство, или… адвокатуру. Я же, как-никак, юрист по образованию.

- А, кто же мне поможет выкарабкаться из этой заварухи…, и вернуть свой бизнес? Я же не могу подать в суд на пересмотр дела…. Володя, ты забыл – я… в бегах. Понимаешь ли, я в бе-гах!

- Кто? А, скажи мне, Алексей, кто твой друг?

- Ты.

- Вот твой друг, то есть я, и поможет тебе, если не возражаешь?

- Ещё бы.

- Вот и не вешай нос, гардемарин. - Как в народе говорят - «Держи нос морковкой, а хвост пистолетом!» или наоборот?

 - Значит, ещё поборемся?

И, мы, словно были старыми, верными друзьями много-много лет, взялись за руки втроём и, одновременно, громко повторили - «Мы ещё поборемся!».

Да, мы поборемся!

Громче всех и звонче всех в этом хоре прозвучал голос Ирины, прекрасной маленькой женщины, которая и не догадывалась о моей любви к ней, а может быть и догадывалась… - Кто знает?

Женская душа… - в ней сложно разобраться, если сами женщины иногда не могут понять логики своих поступков.

Чего бы я больше всего хотел? Чтобы Ирина догадалась о моём чувстве, или нет? Не знаю, жизнь покажет!

И ничего удивительного в том не было, что наше обещание – побороться! - вскоре начало сбываться.


Конец

 

 

 

Лев Голубев
2018-07-24 06:36:36


Русское интернет-издательство
https://ruizdat.ru

Выйти из режима для чтения

Рейтинг@Mail.ru