ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Рыжик

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Берта

Автор иконка Сергей Вольновит
Стоит почитать ДОМ НА ЗЕМЛЕ

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дети войны

Автор иконка Сандра Сонер
Стоит почитать Никто не узнает

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать На те же грабли

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Рождаются люди, живут и стареют...

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать В синих сумерках

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Попалась в руки мне синица

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Ода-хвалилка своему кумиру

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Ян


Сабикарт Сабикарт Жанр прозы:

Жанр прозы Фантастика
11575 просмотров
0 рекомендуют
0 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
о первой возможной встрече с предполагаемым или виртуальным "инопланетянином"

Пролог где-то в космосе

Жила Природа. В те времена она была жизнерадостным созданием и любила тво-рить. Природа имела младшую сестру, которую звали Эволюцией. Сёстры дружили и ни-когда не ссорились. Эволюция всякий раз пускалась на самые интересные и забавные эксперименты, так как была романтичной натурой. Природа как старшая и более прак-тичная поправляла свою бесшабашную сестрицу, хотя никогда не укоряла её в ошибках.

Чаще других созданий сёстры в тесном союзе создавали новые виды мелких живот-ных, то есть насекомых, паукообразных и тому подобное. Именно насекомые более всего подходили под лабораторный материал, и ошибки Эволюции не так ярко бросались в гла-за. Но однажды её фантазия создала пресмыкающихся, то есть придумала яйцо – защи-щённую скорлупой икринку. Начался новый виток животной жизни…

Недочёты были. Например, неудача случилась у них с большими пресмыкающими-ся, так называемыми динозаврами. Просто Эволюция увлеклась размерами, создавая оче-редное творение из неведомого нам универсального ДНК. Пищи для подобных существ было достаточно, условия как нельзя подходили для роста и развития. Всё было, на пер-вый взгляд, нормально. Но они совсем не понравились Природе, которая была разумной и практичной. Эволюции пришлось вытеснить эти творения другими – ещё более инте-ресными, сложными, более приспособленными. Более экономичными, как выразилась рациональная старшая сестра.

В те времена сёстры никем не изучались и свободно экспериментировали над живыми тварями. Их отец – Большой Взрыв – давно перестал беспокоиться о своих дочерях, так как знал, что они вполне самостоятельные и способны справиться с любыми созданиями. Да и дочери пока не беспокоили своего отца, занятого растягиванием Вселенной. Он гонялся за разбегающимися Галактиками и неведомо, сколько было детей у легкомысленного отца. А Эволюция и Природа, две весёлые играющие девчонки, создавали на своей песочнице замысловатые живые игрушки…

Эволюция постоянно усовершенствовала правила игры, а вместе с тем развивались сами творения. Она словно желала показать, что вместе с усложнением органической жизни улучшается их устойчивость и самопроизводство. А Природа сдерживала необузданность своей сестры и умело отбирала наиболее экономичные формы жизни. Кстати, Природа обладала не меньшей фантазией, которую использовала для быстрого и безболезненного уничтожения неудавшихся видов. Ведь для точного регулирования количества и взаимоотношения живых организмов необходимо было иметь огромные творческие и предпринимательские способности…

Последними созданиями Эволюции были свиньи и обезьяны. Свиньи поражали сво-ей плодовитостью и упрямым нравом. На первый взгляд, ни одно из этих качеств не было ни положительным, ни отрицательным. Этакие большие живучие крысы – уникальные творения. Эволюция могла бы порадоваться плодами своего труда. Да и Природа обратила внимание на эти создания: живучие, экономичные вследствие всеядности, они являлись прекрасными санитарами для равновесия в биогеоценозе. Отдельные минусы как прожорливость и плодовитость легко можно было восполнить увеличением количества хищников.

Другими создания были обезьяны, которых Эволюция наделала огромное количество видов. Эти создания оказались более капризными и никак не довершались у взбалмошной сестрицы. Обезьяны были весьма разборчивы в пище и требовали тёплого климата. Всё это привело к тому, что Природа сразу же ограничила их плодовитость, стремясь сделать эти создания достаточно редкими и безобидными. Единственным их плюсом было то, что они обладали некоторыми зачатками чувства юмора, так как могли передразнивать других животных. Это развеселило обеих сестёр, особенно Эволюцию.

Как-то посмеявшись в очередной раз над бестолковым поведением обезьян, Эволюция приступила к созданию ещё одного вида, в которой попыталась совместить способности последних: свиней и обезьян. Сестра Природа, конечно же, пыталась вразумить Эволюцию, но было поздно…

Нельзя совмещать несовместимое. Эволюция до этого много пыталась экспериментировать в подобном направлении, но всякий раз получались довольно несуразные создания. Как правило, появлялись творения, противные законам Природы; существа, не приспособленные к гармоничному сосуществованию с окружающей действительностью. Такие виды живых существ, как правило, самоуничтожались, или Природе приходилось выправлять положение.

Эволюция в очередной раз создала несуразные творения. Так появились то ли обезьяны, то ли свиньи, то ли, как говорится, непонятно что. Это были ужасные безволосые твари. Сама Эволюция, привыкшая к самым невероятным созданиям, ужаснулась. Но по-том подивилась: творения получились хоть и несуразные, но очень смешные и любопытные беспредельно. Природа же не стала в очередной раз выговаривать сестре, а только сказала:
– Эти смешные, до ужаса похотливые и агрессивные существа вряд ли выживут. По моим законам им предстоит вынести тяжелейшую конкуренцию и с хищниками, и со свиньями…

Так была решена судьба нового вида живых существ. Было негласно решено не насылать никаких болезней, не выводить новых конкурентоспособных видов. Опыт под-сказывал, что лишнее вмешательство в естественную жизнь живых существ может иметь непредсказуемые последствия для сотен других видов животных и растений. В таком случае приходилось воссоздавать уже прижившиеся виды, перемещать их в другую среду обитания и выкручиваться из положения, которое создавалось из-за маленького недочёта…

И сёстры не сочли необходимым извести несуразные создания. Они, оправдывалась Эволюция, получились как бы сами по себе. Пусть испытают тяжесть земного существования. Может, своей нелепостью они смогут внести какой-нибудь кратковременную радость в души создательниц…

Так, одна из неудачных попыток Эволюции, оставленная Природой в относительном покое, начала свой невероятный путь существования на планете Земля. Этому виду как новому в семье огромного животного мира предоставили привилегированное место. Им, дабы освоились, были выделены лучшие места обитания. Но данный вид сразу же показал свою оригинальность по отношению к окружающему миру.

Во-первых, новые создания были очень похотливы и в силу этого необоснованно агрессивны по отношению друг к другу. Они спокойно могли убить конкурента, причём, не ввязываясь при этом на открытый бой самцов. С самого начала эти твари делали всё исподтишка. Даже в то время, когда царствовала тёмная ночь, и основная часть природы была погружена в беспокойный сон. Причём могли использовать при этом камни и палки. А похоть их была настолько сильной, что почти каждый самец хотел обладать чуть ли не всеми увиденными самками. Вплоть до того, что самки, которых всегда было предостаточно, даже могли торговать собой и наиболее хитрые из них могли даже занять особое место в обществе благодаря собственному телосложению. Чуть позднее – не пройдёт и нескольких тысяч лет – самки начнут щеголять достоинствами Природы и выдавать их за собственные.

Во-вторых, наравне с необоснованной жестокостью и агрессивностью, эти твари оказались весьма трусливыми и коварными существами. Непонятно, что тут было причиной , но мир, кажется, так устроен, что жестокость и трусость всегда сопровождают друг друга. Новоявленные же существа в силу похотливой агрессивности и неприспособленности к холодной окружающей действительности, цеплялись за собственные жизни любым способом. Они, как уже говорилось, могли исподтишка сбросить большой камень на голову соседа, с которым недавно питались, а потом спокойно сожрать неудачливого соседа. Поедание своих собратьев по виду не приветствовалось Природой. Впрочем, и на этот факт сёстры поначалу закрыли глаза, полагая, что это следствие неприспособленности нового вида к суровому окружению.

В-третьих, новоявленные существа быстро переняли свойства организации некоторых хищников и начали первыми охотиться, подстерегая животных исподтишка.

Чрезмерная похотливость этих тварей не давала пропасть популяции. Они умирали сотнями, но порождались тысячами, хотя срок беременности их был одним из самых продолжительных. Популяция быстро росла, и их количественное превосходство на определённой территории приводило к тому, что они становились всё более уверенными и бесцеремонными.

В-четвёртых, страх и маниакальная похоть как основные их уникальные особенности гнали их в другие места обитания. Вследствие собственной трусости и изощрённой подлости они пакостили в одном месте и уходили делать то же самое в другое.

Этими основными свойствами и выделялись новые существа, напоминающие боль-ших крыс, недокормленных свиней и голых обезьян.

Неутомимый страх, постоянное несогласие с окружающим миром и собственными соплеменниками вынудило пралюдей к постоянной миграции с одного места на другое, к определённой социальной организации. Всеядность их была поразительна, ибо они питались всем: и падалью, и свежим мясом, и плодами растений, подгоревшими трупами животных, и себе подобными существами.

Что для живых существ века, то для Природы и Эволюции мгновения. Они решили немного отдохнуть и посмотреть на дела рук своих. Работа была проделана огромная: более миллиарда попыток, из которых было создано около 500 миллионов живых существ – поистине грандиозная нечеловеческая работа!

Итак, ошибка Эволюции и недосмотр Природы породили на свет необыкновенных существ, которые уже не зацикливались в природе, как все другие животные творения; не довольствовались местом, определённым им их создателями, а пытались выжить любыми путями: коварство, хитрость и подражание были сразу же взяты ими на вооружение. Они подражали обезьянам и издавали групповые звуки против хищников, подражали хищным птицам и разбивали яйца о камни, подражали тем же птицам и строили себе жилища, подражали трусливым сусликам и ящерицам и пытались освоить прямохождение. Так, из страха, подлости и умения подражать эти полуобезьяны, полусвиньи породили своеобразное явление, которое мы сейчас гордо называем мышлением – предвестником сознания…

Дальнейшее недовольство собственным местом в природе, усложнение социальной организации, основанное на съедении более слабых и овладение более аппетитными самками, коварное и наплевательское отношение к собственной среде обитания из ошибки Эволюции создало высокомерное существо – человека.

Человек полноправно вступил в этот мир после победы одного племени над другим, когда были изнасилованы все самки соседнего племени, а самцы стали обедом и пленными рабами. Это была первая победа человека над окружающим миром, ибо после такой непредвиденной жестокости и безалаберности, человек стал самым непредсказуемым творением на планете… 


Пролог на земле

Случается так: оборачиваешься в прошлое и воистину веришь, что вчерашнее событие произошло год назад, а события недельной давности пришли в настоящее из далекой призрачной жизни. Академические часы имеют обыкновение ломаться, правильно отсчитывают время только твои собственные. Не случайно, иной день прожигаешь в пару ми-нут, а другой растягивается в год...
Но ты конформист и постоянно подгоняешь собственные, единственно правильные часы по испорченным вселенским, ибо так удобнее жить относительно других: так знаешь, когда начнется любимая передача по голубому ящику, который всегда живёт в углу главной комнаты квартиры; так отчетливее представляешь, когда к тебе придет смерть.
– Скажи-ка ты мне: ведь такое бывает?.. Или всё-таки нет?.. – обращался Ян к соседу по гостиничному номеру, который развалил свое немаленькое тело на дешёвой пружинистой кровати.
  – Вряд ли... По-моему, это только кажется, – отвечал ему уверенно грузный сосед, и глаголил он глупо-пьяным, но приятным на слух баритоном.
  – Только бывает, что кажется, но, может, кажется, что бывает? – не унимался Ян, желая поддержать какой-то немаловажный разговор, начало которого нам не суждено было услышать.
 – Ну и болтун же ты! Гонишь всякую херню, а я должен это выслушивать, – сосед говорил по-дружески, без злобы, и его баритон сделался еще приятнее. Выражался он с нежным украинским акцентом, и все в этом полулежащем представителе рода человеческого было размеренное и спокойное, – на тебя глянуть, вроде бы и не дурак, но... то какие-то рецепты начинаешь втулять, то романы ультрамодные вспоминаешь, о которых я и не слыхал, то про любовь начинаешь, как Пушкин прямо...
– То водку пьешь, потом блюешь... – то ли ради красного словца, дабы нарушить тишину, то ли ради шутки высказался Ян, и не знали эти два мирных собеседника, что данный застольный вечер через неделю для одного из них будет событием столетней дав-ности, далёким и призрачным воспоминанием прошлой жизни.
Только сентябрь, находившийся тут же за немытым окном гостиницы маленького, холодного сибирского городка, был неуютен и тёмен и ни за какие земные блага не со-гласился бы отступить от академических канонов всесильного времени. Унылая осень не заглядывала в прокуренную комнатушку захудалой одноэтажной гостиницы.
Да и не об осени думали молодые люди. Они, вообще, ни о чем глобальном не раз-мышляли. Они общались, что на человеческом языке означает обмен необязательной ин-формацией...
Молодые коротали резиновое время россказнями друг другу о домашнем уюте, пили крепкое спиртное, закусывали дорогими колбасами и всё это, замешанное на крепком не в тему мате, запивалось мутной газированной бурдой. Они так по-своему отдыхали. Один из них был менеджером по реализации стальных труб откуда-то с Украины. Другой также называл себя менеджером. Он якобы продавал краску и стройматериалы. Оба хотели про-дать, чтобы заработать, обоим надоела эта захудалая гостиница с запыленными стеклами на некрашеных рамах.
Грузный сосед Яна уже более двадцати дней ежедневно ходил к одному и тому же коммерческому директору одной богатой организации по нефтедобыче и выспрашивал деньги за реализованные и доставленные бесшовные трубы. Но ежедневно он приносил обратно в комнату лишь кислую, недовольную от такой жизни гримасу и ставший при-вычным отрицательный результат. Часа в два Володя отправлялся обедать в некое частное кафе неподалеку. Уходил, на медленном медвежьем ходу кидая гостиничной хозяйке: «Я обедать в «Тюльпан» на 40 минут. Ключи беру с собой...».
Через день по вечерам Володя отправлялся на переговорный пункт звонить на свою далекую Украину. Возвращался он обычно часов в десять вечера, осторожно держа в сво-их больших лапах полиэтиленовый пакет с разнообразной едой, а иногда и с бутылочкой спиртного. Дни его молодой жизни стали походить на жевательную резинку, у которой выжевали весь сахар. Время его словно впало в кому – за эти двадцать безликих дней он не совершил ничего нового для себя. Никакие новые откровения жизни не состоялись при таком однообразии, никакие чувства не беспокоили его большую крепкую голову. Впрочем, Володя этим был и доволен. Как и предполагали руководители, закинувшие в эту глушь Володю, ждать нужно было не менее месяца...
Володя не ходил в кинотеатры, потому что никогда туда не ходил; он не читал мест-ных газет – они не содержали интересной для него информации. Он только глазел в по-толок и изредка в окно бездонными до бессмыслия глазами, разглядывал дешевые порно-графические издания, хотя так и не прочитал «Веселую попку» какого-то многоопытного автора-извращенца, и скорее всего, мастурбировал по ночам...
Ян также терпеливо совершал это неторопливое бытие в течение почти двадцати дней. Он тоже говорил о деньгах, которые почему-то не перечисляют за уже оприходо-ванный товар. «Есть некоторые тут, как все здешние – вечно задерживают деньги. Непла-тежи – недобрая местная традиция», – высказывался он с недоброй улыбкой на лице. Аналогично Володе Ян впирал глаза, полные хандры и очарованной тоски, в голых де-виц на серой газетной бумаге. Но в отличие от грузного соседа он аккуратно прочитывал всю местную прессу, что-то чертил и писал в черной общей тетради, разглядывал карту города и окрестностей, много и умно говорил в пространство и курил, наполняя сизым дымом тридцать кубических метров. При всем этом он порой становился задумчиво-мечтательным, и вид мыслителя смотрелся очень кстати на его мужественном лице.
Но бытие Яна сильно отличалось от существования огромного количества жителей этого мира, время для него было готово умчаться вперед. Оно затаилось, чтобы единым рывком умчать своего раба и носителя; оно стояло на низком старте, готовое резко вы-рваться из застойного настоящего в бурное будущее...
– Давай выпьем за успех, казалось бы, безнадёжного дела! – и Ян поднял гранёный стакан, в котором было несколько капель спиртного.
– Что-то не очень много ты пьешь нынче, – хитро проакцентировал Володя, залпом опрокидывая полстакана какой-то немецкой водки неопределённого производства и ка-чества.
– Видишь ли, наверное, я завтра уеду. У меня сегодня важный ночной телефонный разговор, и мне должны дать ценные указания, – Ян встал и начал вышагивать по комна-те. Он всегда так делал, когда нервничал. Впрочем, об этом знали не многие, а лишь из-бранные вроде автора данных строк.
– ... моя жена прекрасно готовит, но любит всё пресное. А я люблю солянку, жир-ную острую сборную солянку, где много оливок, разных сортов колбасы и кусков мяса... – Володя опьянел и уверенно перешёл на свою излюбленную тему общения, где фигури-ровала всякая информация об изысканных яствах и просто жратве. Вероятно, желудок за-нимал в его организме более важное место, нежели сердце и, тем более, мозг. Под фон баритонного кулинарного монолога Ян о чём-то сосредоточенно размышлял.
– ... надо просто взять три средних соленых огурца, мелко и не торопясь, ровными кубиками нарезать их, а грамм сто хорошей копченой колбасы нарезать ровными полос-ками, сантиметра по два длиной...
– Может, я вижу тебя сегодня в последний раз, медведь хохлятский, – перебил его Ян, – мне предстоит важная и очень непростая работёнка... Так что, давай... – он остано-вился и увидел, что Володе интереснее его собственный рассказ о сборной солянке, и уверенно плюхнулся спортивной задницей на кровать и усмехнулся. Яну в это время за-хотелось оказаться одному... Ему стало тоскливо, ему было жаль ничем не наполненных минут существования...
– … хорошо, если копчёная колбаска будет с жирянками. Кроме того, можно взять еще грамм двести вареной колбасы, если нет подходящего мяса. А еще лучше добавить мелко нарезанного настоящего сала...


I

Я – член человечества, которое насчитывает неизвестное количество лет соб-ственной истории. Котёл его памяти, из которого напивается каждый новорожденный член миллиардорукого сообщества, уже давно переполнен. Из него постоянно выливается поверхностное и лёгкое. Внизу остаются плотные сгустки окаменевшей истории, в ко-торых без устали копаются небритые археологи. В истории остаются не все фрагмен-ты, но выделяющиеся. Пусть не самые лучшие, но самые выдающиеся в ту или иную сто-рону от посредственности. Человеческая память бережно хранит не только имена древнегреческих философов, но и Герострата, не только неустанных деятелей по совер-шенствованию человеческого сообщества, но и имена Писарро и Торквемады. Бессмерт-ные гены – цветы будущей жизни – заложили в каждого из нас по капле подлости и под-лили подсознательное стремление к злодеяниям...

Я в центре Вселенной, я в центре времени, я – то единственное, что в этом мире присутствует для меня. Страдания сгущаются вокруг тела моего, а мечты растекают-ся неприятными слюнями на надоевшем и немытом лице бытия.  Я, как и все окружаю-щие, слишком завишу от времени, ибо всегда присутствую в определенной точке, в кото-рой соединяются векторы пространства и времени. С этой расчерченной площади бы-тия не ускользнуть. Я не могу перескочить в иной мир, не могу опрокинуть разлинован-ный до миллиметра лист присутствия, не могу вырваться из центра Вселенной, в кото-ром пребываю ежемгновенно. Впрочем, достоин ли существования задогматизированный мир, который оправдывается тем, что в нем есть какой-то смысл? Вопрос без отве-та…

Во мне созрели гроздья гнева (именно название запомнилось в том романе). Почему-то это словосочетание вторгается в мою память, раздвигая там все приятное и ласко-вое. Всё у меня под одной черепной коробкой, под волосатым капотом: и желания, и мыс-ли, и боль, и гнев, и радости. Химические реакции, которые протекают там, сталкива-ются друг с другом, вызывая боль и гнев, которые в свою очередь служат катализато-рами новых реакций.

Я понял, что не живу, лишь надеюсь на жизнь в будущем. Не старею, но незаметно умираю, ухожу из жизни. Это никчемное течение в никуда можно остановить лишь хо-рошим завалом, ибо маленькие камушки повседневного мелкого труда легко смываются рекой времени и обстоятельств. Счастье истинное – неведение собственного ничтоже-ства...

Безмолвными свидетелями мыслей молодого Яна были лишь незрячие голосемен-ные сосны, мохнатые кедры да труднопроходимые буреломы. Он вышагивал по податли-вой таёжной земле, отдающей холодом и смертью. Миллионы жизней погребались еже-минутно в этом грунте, и Яну не хотелось бы становиться очередной жертвой. Он пони-мал, что тысячи жизней в мгновение улетучиваются вследствие случайности, и нет ни одного мыслимого создания, способного предугадать сложность несущихся по времени случаев. Триллионы явлений сплелись в огромный клубок, являясь причинами и след-ствиями друг друга. Размотать эти нити не дано никому. Случай правит миром. Мы рож-дены по воле случая, случайный выбор из тысяч оплодотворяющих сперматозоидов, ло-терея места и времени рождения.

Мы не выбираем родителей, город, национальность, будущее материальное положе-ние. Мы рождаемся свободными лишь на несколько миллисекунд. Вот нам уже определе-но место под солнцем, нам дают имя и заносят тем самым в многомиллиардный список сообщества. Врачи интересуются здоровьем, чинуши определяют тебя согласно социаль-ному положению, по твоим родителям тебе негласно дают группу. Тут же ты приобрета-ешь национальность и даже вероисповедание. Поэтому слишком ошибается тот, кто ду-мает вслед за болезненным Руссо, что люди рождаются свободными и равными. Мы рож-даемся рабами, и, в первую очередь, рабами случая.

Неведомое – единственное, через которое лежит дорога к намеченной цели. Цель – желание познать мир. В этом нет аксиоматичности, это банальность. Достижение цели для Яна было для него излечением. Если бы он отказался от проделанного, ему бы при-шлось заболеть, он уже не смог бы обывательски присутствовать на этом свете, как это делают миллионы людей. Он бы не мог... Как не могут сумасшедшие, шизофреники и другие психически больные клетки общечеловеческого организма.  Слишком глубоко за-села в мозг идея о том, что совершение подобного дела не только позволит решить кучу проблем, но и испытать своё везение…

Ведь мир тривиален, если относиться к нему, не вызывая подозрений. Мир испуга-ется, если ты намеришься узаконить какую-то философскую модель мира, пожелаешь осуществить общественные преобразования. Действительность любит доступность и про-стоту. Зачем? – это вопрос. Ответ: чтоб быть богатым, чтоб получить больше наслаждения от существования, чтоб управлять другими и не надрываться в поисках радостей и благо-получия. Такое понятно всем: и преступникам, и рабочим, и юристам, и писателям, и по-литикам. Мир – кусок реальности, поделённый на собственности двуногих существ, пе-репродаваемый ежеминутно – похож на большую плюшевую игрушку, которую делит дорвавшаяся ненасытная моль.

Случайные семена породили деревья, цветы. Грибы от случайного дождя начинают расти неуемно быстро и покрывают таежную землю разноцветными шляпами. Сотни стволов умерших деревьев продолжают висеть на живых, своими наклонами нарушая норму вертикальности бытия. Впереди только деревья, только тайга, холодная и непри-ступная, не ведающая зла и добра, порождающая жизни и убивающая без сожаления. Тай-га, приспосабливающая живые существа под себя, и приспособленная сама только ко времени и к состоянию огромной планеты.

Впереди только деревья, которые лишены видения мира. Их ветви, напоминающие морозные узоры на фоне неживой природы, и в то же время исполинские руки живых со-зданий, закрывают солнце и небо. Ян находился на дне серо-зеленого моря, и не было ни-чего движущегося вокруг него, хотя кругом жили миллионы невидимых существ...

Лес, приводящий в неведомый трепет обцивилизованное человеческое существо; лес, в котором уют можно отыскать только в смерти. Он бесконечен, он свиреп, он слов-но молох, поглощающий ежесекундно тысячи жизней – это тайга. Она вобрала в себя непрошеного гостя – одинокого молодого человека. Он быстро перескочил границу ци-вилизованной жизни и окунулся в неизведанное. По неопытности своей это новое суще-ство верило в описание тайги, которое было вычитано им из книг и услышано из разго-воров, но его вера оказалась ошибочной. Перед молодым человеком простирался много-километровый серо-зеленый ад.
Вера, порождающая ошибки; расчеты, не сбывающиеся на практике – неведомый грех, порожденный самоуверенностью разума. Создавая собственную веру, люди вступа-ют в опасную сделку с собой и с реальной жизнью...
В первые же часы своего пребывания в лесу, Ян понял, что он серьезно ошибся в своём представлении огромной и красивой тайги. Она была серой, грязной и страшной, как чудовище... Всего пять букв, не имеющих зловещего звучания; короткое слово, обо-значающее непроходимые топи и однообразные бесконечные деревья...


II

Ян ушел в тайгу. Он сбежал в царство сосен, елей и кедров; в королевство без коро-ля, где законы просты и ясны, где нет надуманных правил человеческого бытия, где до сих пор обитают дикие животные и чувствуют себя хозяевами пространства. Всю свою жизнь дремлющие сосны, эти далекие неподвижные предки животных, своими ветвями не схватили Яна, они не видели его, так как природа не дала им зрения ввиду их непо-движности в пространстве.

Сосны и без глаз дошли до необходимого им совершенства в своем роде и присут-ствовали в своей простой экзистенциальной жизни и не видели, и не ведали цели. Им было совершенно безразлично, что какие-то движущиеся существа пробегают под ними, пожирают друг друга. Голосеменные не могли знать, что давно превратились в товар, и их ценность определяется кубическими метрами древесины. Но они были живыми, пото-му что росли, потому что семена их порождали новую жизнь...

Около двадцати минут по гулкому разбросанному поселку, и около часа по лесу Ян бежал изо всех сил. Полтора часа он только задыхался и потел и ни о чем не думал. Про-сто уносил ноги, точнее, собственное тело подальше от места преступления…

Ян не почувствовал зловещей тишины тайги, тайных шорохов, шараханья испуган-ных зверюшек. Он только чувствовал собственное дыхание, бесчисленное количество сучков, на которые по непривычке сначала натыкался. Но вскоре Ян начал их видеть, глаза его постепенно привыкли к холодной тьме. Он различал очертания огромных сва-ленных деревьев, похожих на сторуких великанов, чёрных в ночи сухих и опасных суч-ков.

Но и через эти полтора часа, несмотря на физическую усталость в теле и тяжелое прерывистое дыхание, Ян не остановился, а продолжал быстро продвигаться. Страх, что его могут догнать, подгонял Яна. Он еще чувствовал в себе прилив сил, и ему казалось, что в таком темпе сможет пробежать целую вечность.

Но до утра было далеко.... Он то и дело начал падать, и только после падений Ян начинал чувствовать прелый запах тайги, слышать его таинственную и опасную тишину. Сколько раз в эту ночь неприятно спотыкался о невидимые коренья, проваливался в мох, в болото, набредал на засасывающие в себя холодные бездушные лужи, натыкался на хо-лодные стволы.

Достаточно быстро для темного леса – пока еще не такого густого – Ян пробирался безостановочно всю ночь. Наступало утро, незаметное, хмурое, серое. Воздух был пропи-тан сыростью, земля покрыта мхами, небо спустилось к самым верхушкам деревьев.

Постепенно сбавляя темп, он прошагал практически без единой остановки весь ко-роткий в  несколько часов световой день. Впереди его ждали все те же бесконечные де-ревья, сгнившие стволы, плесень, топи и жуткая темнота. Он несколько раз порывался остановиться, желая открыть сумку, висевшую за спиной – но снимать ее было долго, и не было подходящего места, чтобы присесть. Он постоянно откладывал и откладывал, и даже не заметил, что наступили очередные сумерки. Наступившая ночь после серого дня казалась затмением, последним затемнением на этой земле.

Неожиданно Яну захотелось развернуться... Ведь он знал, что через пятнадцать часов сможет выйти обратно, а впереди?.. Он не знал, что его ждет впереди, ибо впервые по-чувствовал, что тело отяжелело, что усталость валит его с ног, что он может не дойти. Ему даже показалось, что эта долгая ночь может оказаться последним пристанищем для его жизни... Но холодный, верный разум молодости в себе отогнал подобные мысли, и Ян продолжал идти, всё медленнее и тяжелее...

Когда темнота полностью захватила бездушный лес, Ян упал и решил немного по-лежать. Силы были на исходе, поэтому он решил переночевать. Руки сами начали хватать близлежащие ветки, мох и все, что попадалось под руку. Ян ползал на четвереньках и начал готовить постель на упавшем стволе огромной сосны. «Главное, подальше от зем-ли. От той земли, которая породила нас, но мы топчем ее. И за то, земля снова хочет нас забрать к себе. Главное, подальше от холода земли», – бормотал он, натаскивая мокрые гнилые ветки к себе на постель.

Он пытался согреться хотя бы в мыслях и поэтому заставил себя мечтать об Италии и далеких островах Средиземноморья, где загорелые люди с белозубыми улыбками будут открывать ему двери в гостиницах. Он обязательно поедет на карнавал в Рио-де-Жанейро. Он попытался представить нескончаемый парад эротических танцев горячих латиноаме-риканок.

Как-то один из знакомых Яна высказался о смысле человеческой жизни: «Мы рож-даемся исключительно, чтобы вкусно поесть и весело провести время с девочками. В принципе, для этого я и простаиваю на базаре целыми днями... Если бы во мне не было этого полового стремления, то я мог бы пойти на какое-нибудь легкое производство». Этот тип торговал автомобилями и деталями на рынке и упрямо накапливал деньги на новый автомобиль, на котором он поедет снимать девочек по вечернему городу. Сексу-альные притязания слишком сильны в человеке, и если он их сдерживает, то могут про-изойти даже психические расстройства. Именно к этому вел торговец на рынке. И Ян не случайно вспомнил эти слова. Неужели жгучие латиноамериканки и филиппинские про-ститутки, розовый квартал Амстердама и простые девочки в его городе сыграли не по-следнюю роль в совершении им преступления? Далеко не последнюю...

Ян это почувствовал, потому как знал, что стоит ему остановиться в хорошей гости-нице, наесться, отдохнуть, немножечко выпить, и он готов будет спустить кучу денег на каких-нибудь смазливых путанок. Он даже презирал себя за это, но в то же время пытался теоретически оправдать и успокоить себя. «Это природа, это жизнь, от которой не убе-жишь...»

Ян лег… Лежал целую вечность, но так и не смог заснуть. Сырой холод, пахнущий небытием воздух пронизывал тело. Тяжелые мысли остужали душу. Наверное, у каждого человека есть картины, которые, как ему кажется, он увидит перед смертью. Теперь Яну виделся шалаш, обрыв над широкой Волгой – все это в серых тонах, которые постепенно темнеют и становятся совсем чёрными. Это навязчивое видение он никак не мог про-гнать...

Несколько часов он пытался принять удобную позу, задремать, но только промерз. Конечности затекли до боли. Вдруг он неожиданно осознал, что если не встанет и не продолжит путь сейчас, то не встанет никогда. Самое обидное, никто не заметит его ис-чезновения из жизни. Поэтому, собрав силу воли и все, что еще осталось, Ян встал. Он продолжит путь, он пройдет столько, сколько потребуется для того, чтобы дойти до Большой дороги, по которой едут большие машины, до жизни, где существуют подобные ему теплые существа...

Подсчитывать, сколько километров или часов осталось до спасительной дороги, Яну было некогда. Точных ориентиров не было – так что оставалось только продвигаться впе-ред в точном направлении, которое ему указывала стрелка компаса. Это был практически единственный путь спасения из глухого сибирского поселка. Тайга стала убежищем од-ного человека от других. Она одинока, она живет без человека; тресками, шорохами напоминает о себе. И холодеет сердце от душераздирающего визга невидимой твари над головой; и вздрагивает тело от треска при ломке сучьев каким-то неведомым существом – непонятный холодный страх невидимого мира. Ян вздрагивал и снова пробирался вперед – и так целую вечность. Минуты растягивались в часы, каждый час походил на полжиз-ни...

Рысь жила по своим животным кошачьим правилам. Она охотилась, выживала, го-лодала. Иногда, при удачной охоте, она наедалась до отвала и тогда неделями могла от-дыхать. Врагов у неё в тайге почти не было. Но пропитание приходилось добывать тяжё-лым трудом. Как ирбисы, барсы, бенгальские и другие кошачьи, рысь очень скрытная тварь. Она любит одиночество и свободу…

Эта молодая рысь до этого не видела людей. И вот перед ней появилось сгорбленное двуногое существо, которое шло, пошатываясь, и явно не было не способно обороняться. Кошачьи инстинкты не могли быть ошибочными: тёмное творение было обессилено и являлось хорошей добычей. Но она была молодой, и ещё не понимала, что могут появится в лесу опасные неведомые твари, которым не нужна пища и которые любят огонь…

Ян не ожидал нападения, но большая кошка оказалась слишком самонадеянной. Её прыжок пришёлся в локоть Яну, и когти лезвиями распороли куртку и левую руку чело-века. Правая рука человека тут же успела вытащить нож, и падая вонзила в пахнущий смрадной мочой живот рыси стальное холодное лезвие. Таёжная кошка сама напоролось на мучительную смерть от ужасного ножа – многовекового орудия двуногих существ…

Схватка длилась около десяти секунд: почувствовав в себе сталь, распарывающий внутренности, рысь зарычала и отпрыгнула в сторону. Ей оставалось принять мучитель-ную смерть от отравления, а человеку предстояло перебороть очередную боль от жгучей раны на груди и распоротого левого предплечья…

Когти у кошки оказались острыми, как опасная бритва. Куртка распоролась, и две кровавые полоски повисли на руке Яна. Он ругался, кричал, выл. Боль, кровь и даже зубы захрустели от злости на себя.

«Какого хрена ты прыгаешь на тварь, которая больше тебя?!» – закричал он на боль-шую ушастую кошку, у которой из живота хлестала кровь. Ян не просто проткнул, а разо-рвал всё пузо таёжной бестии. И из огромной раны уже вылилось не менее двух=трёх литров красной жидкости. Вскоре хищник перестал хрипеть… А Ян продолжал материть себя и «сраную» бестолковую кошку…

Сомнения в невозможности предполагаемого и точно рассчитанного не могли оста-вить Яна в покое. Какая-то неразумная суета, какой-то неведомый психоз овладевал сущ-ностью молодого человека.

Желание снова вернуться в свой мир, мир людей, людского горя и радостей, счастья и подлостей, охватили Яна в сумерках уже второго утра с такой силой, что он заплакал. Ян сам не заметил того, что плачет – просто споткнулся и в очередной раз ушиб колено, а вторым сапогом захлестнул воду, и забегали по поверхности лужи капли ледяного тихого дождя. И слёзы у Яна потекли в неосознанном ансамбле с этим плаксивым журчаньем. Тысячелетняя природа мудро смотрела невидимыми глазами на него, она не церемони-лась с несчастьем одного их своих созданий. Без жалости смотрели тысячи деревьев на плачущего юношу. Брезгливо падал на него дождь. Безмятежно шагало время по своим академическим канонам, не признавая ни эмоций, ни красоты, ни добра. Тайга была ни утомленной, ни красивой, ни злой; она была чужой. Яну хотелось избавиться от этого хо-лодного безразличия. Он был единственным носителем эмоций и безумных желаний в этом древесном мире. Он не мог приспособиться к этому окружению с ограниченным ку-сочком серого неба…

Ему захотелось вернуться. Пусть нищим, пусть тем блудным сыном, но только бы оказаться в мире людей. Какая-то стена выросла между ним и тем миром, в котором про-жито столько лет, столько потеряно и приобретено. Но Ян сам обрек себя на это времен-ное жестокое одиночество, он сам выбрал путь, сам завёл своё тело в эту холодные дебри с болотами и призраками, туманами и скользкими стволами...

Ноги отсырели, ему чудилось, что в сапогах плоть растаяла от воды и остались толь-ко кости; колени дрожали от холода и усталости; пальцы рук коченели, как зимою на мо-розе, а чертова шапка  практически не грела и только отягощала голову. Брюки и теплые индийские кальсоны отяжелели от сырости и стягивали мокрые трусы, обнажая талию, и не было сил подтянуть их. Ян несколько раз думал о своих почках.

«Они и так простужены, черт возьми! А теперь я могу вообще после этого подвига уйти на операцию... Впрочем, бог с ними, с почками... Главное, когда же это все кончит-ся?..»

Рукав кожаной куртки превратился в лохмотья – «Сам виноват... Видел, что заце-пился, и все равно дернул, как псих». При каждой остановке тело коченело, поэтому он боялся остановиться даже на миг. Ян двигался, а впереди были туман и пелена грустного дождя, который может навевать задумчивость мыслей, если на него смотреть из уютного домика. Но этот дождь был безжалостный, пронизывающий.


III

Дождь продолжался... Яну вдруг мучительно захотелось есть. Он вспомнил, как Во-лодя – его последний сосед по гостинице – любил вкусно поесть и много говорить о ку-линарии.

Яна начинала понемногу охватывать нервозность, это расходовало силы. Он чув-ствовал, что близок к отчаянию... Сигареты кончились – последнюю выкурил на так называемом «ночлеге». После этого «ночлега» Ян никак не мог согреться, и предчувствие надвигающейся болезни уже не оставляло его. Нужен был костёр, но кругом было сыро. Припасы, спички, сухой спирт – все это висело за спиной. «Впрочем, спички наверняка отсырели, и костра мне уже не видать».

Единственная приятная тяжесть висела за спиной. Она согревала не только спину, но и душу. Там лежало все то, ради чего Ян совершал этот нечеловеческий переход через жуть таежного бесчувствия. Там же лежала одежда, сухая, чистая... Но он терпел – ещё далеко до Большой дороги, рано доставать заготовленные припасы.

Он выберется, и тогда... Первым делом он поест. Зайдет в какое-нибудь захудалое кафе и возьмет обычный суп, наберет обычных горячих котлет, и горячего крепкого чая... А потом, на большой земле он ежедневно будет есть сервелат, карбонат и лучшие блюда из рыб. Сколько вкусного и недоступного привиделось ему вдруг, что закружилась голо-ва... Он чуть не упал от боли в желудке – молодость давала себя знать: его организму тре-бовалась пища...

Ян всегда любил вкусно поесть, и не только вкусно, но и много. Он не считал чре-воугодие каким-то грехом; если хочется, почему бы ни наесться до отвала? Теперь ему почудилось, что именно за прежнее невоздержание в еде его так наказывает желудок. «Отшельники неделями держат пост... Но они же не делают в это время таких прогулок по тайге. Они созерцают жизнь... Угодники божьи, о чем они думают во время созерца-ния, хотелось бы мне знать?..» – и Ян под эти мысли снова споткнулся почти на ровном месте. Жидкие ноги уже отказывались держать его, но он оперся о дерево, и простонал: «Хрен вам всем! Все равно я выберусь отсюда...» Он снова заплакал, но то были слезы злости на всё, что его окружало, и на всё, что его будет окружать...

Большая дорога – это теперь его главная цель жизни. Той жизни, которая была про-жита в пару дней. В первые же сутки глубокие рассуждения, болезненное самооправда-ние, самоуспокоение, идиотские мечты о высоком небе Италии опустошили его голову. Ему не хотелось ни мечтать, ни думать о будущем. Стройные крепкие мысли, копошив-шиеся в его голове в начале пути, начали подкашиваться, они скакали и прыгали, как по-росята в агонии. Работали теперь они только в одном направлении – выжить, дойти до Большой дороги, до спасительной автомобильной трассы…

Как же хотелось молодому, только начинающему жить юноше поскорее и навсегда покинуть жестокую, мрачную бездорожную тайгу, притаившую в себе безжизненный хо-лод и широко раскрытые пасти смерти. Ни единого человеческого следа!..

Ян продвигался, перелезал через стволы деревьев, окоченевшие руки держали ком-пас, ноги толком не слушались. Но останавливаться он не имел права, если хотел жить. «Вдруг компас врёт! Чертова какая-нибудь аномалия и приблужу куда-нибудь... Хотя я знаю, куда... Трое суток я уже не выдержу». Сомнения закрадывались и отнимали его по-следние силы еще и потому, что где-то на половине пути он должен был выйти на посе-ление хантов, а потом на прорубленную линию электропередач. Линию высоковольтной линии он пересёк, а вот поселения, где проживали в основном ханты, не обнаружил. Но ведь и пройти мимо маленькой деревушки в таком тумане можно было в двухстах метрах.

Помнится, Ян думал о том, что надо будет обойти поселение хантов, но теперь ему хотелось увидеть людей... Не предполагал Ян, что за двое суток он соскучится по себе по-добным, по тем, кого презирал, по тем, которых убил... Хотя не по людям соскучился Ян, а по нормальному отдыху. Если бы он был местным. Но он вырос далеко отсюда: где-то там, далеко на западе была его родина. Нежели компас указывает правильно, то Ян с каж-дым шагом приближался к ней.

Он знавал в прошлой жизни и настоящую усталость, и физическое изнурение. Но хорошая еда и крепкий долгий сон быстро восстанавливали силы. Молодой организм приходил в нормальное состояние, и тогда отступали болезни. Но теперь... Когда он смо-жет полноценно поесть и нормально поспать? Ян чувствовал, что его организм уже под-жидают многочисленные болезни – предвестники мучительной смерти. Но болеть нельзя! Победить болезни можно только движением. «Движение – жизнь... Надо сделать переход, и я сделаю, – скрежетал зубами Ян, – переход. Хорошо сказано, черт возьми! Как Ганни-бал со слонами да через Альпы»…

Да, это были для Яна настоящими Альпами, за которыми ждали его италийские рав-нины с виноградниками, кипучей жизнью и улыбающимися итальянками. Подобные мысли словно добавили сил в загнанное тело Яна, и он задвигался энергичнее, преодоле-вая очередной завал в тумане по промокшим стволам погибающих кедров. «Путешествие в теплые края будет первое, что куплю я себе, если, конечно, хватит денег...» – внезапно проговорилось вслух.

В большой чёрной сумке, пошитой неизвестно где и неведомо кем и надетой теперь на плечи Яна на манер рюкзака, лежало все то, ради чего всё ЭТО совершалось. В этой сумке, отдельно от всего в черном пакете находилось богатство, выражаемое в бумажных купюрах. Этот черный пакет сыграл роковую роль в жизни нескольких людей. Одним из них был Ян.

Ян – высокий смуглый юноша, встретивший в своей жизни 28-й Новый год. Обыч-ный спортивный парень с черными глазами на вытянутом лошадином лице, густобровый, с уродливым кривым носом и широким несимметричным ртом. Асимметрия лица гово-рит о злых, скрытных намерениях человека, – лопочет психология физиономии, но, ведь согласитесь, нельзя определять нравственные качества личности только по лицу, как нельзя определить характер человека по звездам, что бы там не городили астрологи.

Жизнь на планете шла своим чередом. Ученые тихо и буднично ломали свои натру-женные головы в пропахших лабораториях и кабинетах, исподтишка мечтая о новых от-крытиях, и о новых повышениях по службе. Писатели и сценаристы застревали на каком-нибудь простеньком предложении в сочиняемом тексте и нервничали, курили, пили крепкий черный кофе. Спортсмены сжимали зубы и старались преодолеть необоримое предстартовое волнение, которое давило на грудь и неприятного вкуса комом подкатыва-ло к горлу. Каждый старт, каждая статья, каждая телевизионная передача отнимали у че-ловечества миллионы нервных клеток. Каждая новая единица человечества требовала от других страшных болей при появлении на свет. Но все открытия, статьи, выступления продвигали гордое человечество вперёд на определённом пути, условно названное про-грессом... Человечество обогащалось знаниями, событиями, примерами из собственного существования для подражания другим и воспитания остальных. Человеческое сообще-ство двигалось и двигалось, но куда?

Ян тоже двигался, но в отличие от беспутного человечества, породившего его, у мо-лодого человека имелась конкретная, конечная, и, в общем, не бессмысленная цель – уме-реть богатым и славным. Ян считал, что другой цели в данном сообществе и быть не мо-жет. Кто-то говорит о служении обществу, об интересных делах, о призвании, о детях, о любви и тому подобном, но где-то внутри все равно лежит стремление к власти. К власти над женщиной, к власти над людьми, над обществом. Это Ян усвоил хорошо, даже слиш-ком хорошо. Его ничто и никто не мог переубедить...

Одной из основных сил, которая двигала Яном, был страх. Неотвязное чувство, что за ним гонятся, трясло его. Ян не мог без дрожи представить то, что будет, если его пой-мают. Порой он ощущал запах той атмосферы унижения и издевательств, слышал затыл-ком слова: «Козел! Ублюдок! Скотина!», представлял взгляды презрения... После этого он не будет ничего чувствовать в данном мире, кроме запаха собственной сладко-соленой крови... Страх явился одним из самых важнейших причин его неутомимого перехода.

Да, может, нужно было отказаться от этого жестокого деяния. Зачем ему нужно было все это? Живут же люди честно! Нет, все это глупо. Ян успокаивал себя. «По велению закона времени каждый момент настоящего уходит в прошлое; и эти моменты тяжелого настоящего растворяются в безостановочном конвейере жизни, и всепротирающие жер-нова времени загладят и эти шершавые события... Скоро это кончится. Хоть как, но кон-чится. Закончилось же то удушающее ожидание перед ЭТИМ,  ведь всё понемногу, со-всем незаметно, по закону непрерывности времени, возвращается в прежнее русло» – те-шили холодные мысли Яна, но не согревали его. Где-то внутри он чувствовал жуткую боязнь, и ничто не могло победить этот животный страх. Он разговаривал и словами пы-тался оправдать и успокоить себя, но что такое слова!? Ян знал, если он попадёт в руки стражей порядка, то вряд ли выживет. Он будет растерзан, умрёт позорной смертью, ибо не будет для них человеком, но объектом мести.

Лишь оптимистические думы о сумке, которая висела за спиной, согревали Яна. Там лежала сумма, достойная этих испытаний. «В принципе, люди гибнут за принципы, за глупые идеи, подыхают пачками по пустякам, просто так, словно оправдываясь перед ро-диной, другими людьми за предоставленную жизнь. Я хоть страдаю за смысл собствен-ной жизни, и знаю, что в случае победы меня ждет вознаграждение...» – и ему станови-лось бодрее. «Только бы снова не упасть», – каждое новое падение причиняло ему острую физическую боль, вместе с тем он ощущал и падение духа.

«Не падать духом!» – подбодрил Ян себя, когда в очередной раз спотыкнулся о гни-лое дерево. Ему оставалось только громко и сильно обматериться, поскрежетать зубами, и, стиснув скулы, идти дальше. Но злоба, и он понимал это, отнимала силы. Страх застав-лял вновь и вновь подниматься молодого героя и гнал далее... Страх перед людьми, кото-рые словно гнались за ним, страх перед неведомой природой, которая, казалось, читала его путаные мысли.

После очередного падения, Ян, выругавшись и нелестно помянув бога и всех двена-дцать апостолов, почувствовал в левом кармашке сумки нож. Это был его нож. Беззабот-но и мирно лежал этот злой и холодный кусок металла, беспечно он плелся за своим хо-зяином. Это был прекрасный нож с удобной рукояткой и специальным канальчиком для вытекания крови жертвы.

Однажды Ян помогал колоть свиней. Помнится, Ян не в шутку разволновался. Он не умел усмирять заколотых поросят...

Вот они вдвоем зашли в стойло к своим жертвам: маленький, неприметный и сухо-щавый дядя Саша – настоящий профессионал своего дела – и Ян. Дядя Саша тихонько за-ходил к поросятам и просто становился рядом. Он не смотрел на свою жертву, словно за-шел сюда только погладить их за ушами, или за какой-нибудь чепуховиной. Вся его поза, все его движения говорили о полном спокойствии, об абсолютном миролюбии. Но вдруг, словно между прочим, дядя Саша приближался к своей жертве и начинал его гладить. Он не делал никаких резких движений, никаких замахов, – даже ножа не было видно... По-гладив борова, он просто небрежно отходил в сторону. Тут же слышалось журчание – это ручьём текла кровь прямо из сердца животного. Боров похрюкивал, словно от удоволь-ствия, и почти не было слышно визга. По крайней мере, в этом хрюканье не чувствова-лось какого-то испуга, предсмертного хрипа. Более того, чувствовалось какое-то облегче-ние животного от тяжести бренного мира, освобождение от нелёгкого бремени бытия. Да, смерть для борова была легкой, ровной и даже какой-то обычной, хотя смерть для всего живого никак не может быть обычным явлением.

«Это живое существо оказалось счастливее многих, – подумал тогда Ян, следя за медленно опускающимся на пол животным, – все живое, включая и людей, можно разде-лить по способу их умирания. Умирающие долго, от болезней, от старости, естественной смертью в теплой постели – это первые, и они самые несчастные. А умирающие неожи-данно, без осознанной боли и выводов совершенного существования – это вторые. Они не успевают оценить положение и просто засыпают, чтобы больше не проснуться. Это – счастливые. Смерть – самое неприятное и страшное, потому что смерть – некий обяза-тельный итог нашей жизни. Смерть порождает суеверия, религии, страх. Вся жизнь – только подготовка к смерти. И люди, которые мечтают умереть в уютном доме, желают умирать долго, сами делают себя несчастными. Жизнь – прекрасная штука, если правиль-но подготовиться к смерти, а нож – лучшее и самое надежное оружие, если им научиться пользоваться. Тогда Ян понял, что ножом можно творить чудеса. Обычным ножом с хо-рошим колющим лезвием из хорошей стали и удобной ручкой... Именно такой и лежал беззаботно в специальном кармане сумки.

Ян не был обычным мелким преступником, уркой, идущим на преступление как на святое дело. Он был расчетливым, знающим как себе, так и другим цену, жестоким убий-цей. Стал он таким не вследствие неудачного воспитания или испорченного окружения. Не страдал мягким нравом, но и не был жестоким подростком. Он не вырабатывал специ-ально норму собственного поведения, не вычитывал идей из книг. Просто поставил пе-ред собой программу: во что бы то ни стало добиться материального благополучия, чтобы иметь так называемую «свободу». Чтобы не изменять любимой работе, чтобы иметь воз-можность «по-человечески» отдохнуть.

Ян не был глупым Подростком, возмечтавшим превратиться в Ротшильда; он не был профессиональным грабителем, захотевшим куражной жизни. Нет, Ян был человеком, презирающим «великое» и самовлюбленное сообщество людей, в котором родился и вы-рос. Он хотел, как можно больше освободиться от проклятого общества. Этого можно бы-ло добиться, только став богатым и материально независимым от общества. Тем более Ян не был философом, он никогда не делил людей на обыкновенных и необыкновенных. Не терзали его разум вопросы типа: имеет ли он право? Нет, это необходимость жизни. Оку-нувшись в эту идею, Ян уже не смог вырваться из цепких лап своей мечты: одним махом вырвать у несправедливого в корне общества то, что может принадлежать кому угодно? А почему бы не ему? Сколько он наблюдал мир, и не видел в ней ни логики, ни смысла. Столько обманутых, покинутых, горбом своим зарабатывающих хлеб насущный на этом свете, столько обкраденных другими людьми. Каждого приучили работать на невидимое общество, государство. И кто-то в это же время делает деньги «из воздуха». Ян знал, что это не воздух, а перераспределение.

Каждый рождается обязанным, должником, и должен отработать собственную жизнь. Люди не разгибают спин от нелюбимой работы, они за всю жизнь ничего не полу-чают взамен, кроме болезней и материальных благ, которые становятся ненужными с приближением к смерти...

«Они говорят, что радеют за детей, что все нажитое останется их потомкам. Но, как ни странно, их дети совершают тот же круг жизни в обществе, потому что долги имущих лишь увеличиваются...» – Ян не понимал людей, заводящих детей в двадцать пять лет. Может к сорока, если станет совсем скучно. А лучше всего не приводить еще одного должника в несправедливый мир.

Ян побывал в шикарных гостиницах Москвы и любовался стенами, люстрами, ков-рами, удобствами, глазел на шикарно одетых мужчин и женщин. Напыщенные, самодо-вольные, ничего полезного не сделавшие в жизни, они вышагивали по коврам, ежевечер-не пили  дорогое шампанское. Они были рождены в ином мире – лотерея жизни. В том призрачном царстве все стоило денег и связей – невидимых нитей современного приблатненного общества.

Но настоящей кровью данного королевства сытости и благополучия оставались деньги. Они кружились вихрем перед Яном. На вид обычные люди в казино проигрыва-ли такие суммы за час, которые могли бы осчастливить целые семьи где-то в провинции на всю оставшуюся жизнь. Но жадность этих тел, завернутых в лучшие тряпки мира, не имела предела. Они презирали бедность, и были самодовольны и сыты... В этом обществе можно было быть кем угодно – бандитом, сутенером, наемным убийцей, магнатом, об-манщиком, мошенником, кем угодно, только не нищим. Нищета презиралась, она была самой страшной карой для этих расфуфыренных господ жизни.

Потом Ян летел в деревню и смотрел на убожество, на мелкие людские радости. Он с тоской разглядывал деревенских людей, которые работали и работали, 350 раз в году надевая грязную рабочую одежду. Потом, приехав в город, не верили ценам на колбасу. Они даже представить не могли такое количество денег, какие держит ежедневно в руках какой-нибудь мошенник в московском казино. Деревенские жители говорили о сказоч-ной жизни столичной, как о сказке – недоступной и прекрасной.

Это положение в России укоренилось с царя гороха, точнее со времен Екатерины Второй, когда богатство императорского двора было сказкой для Европы и всего мира. Самые богатые люди всегда были из России, несмотря на то, что здесь же умирали с го-лода тысячи людей.

Уже давно, до появления на свет Яна кто-то поделил людей на проедающих эту жизнь и на тех, кто работает для этого, и за всю жизнь даже не видит кусочка столичной пресыщенной жизни. Молодой человек ясно осознал, что многое в жизни зависит от слу-чая. Но случай истинной удачи может ни разу не подвернуться за короткую жизнь. Соот-ветственно, такой случай надо создать. Удача человеческая заключается в тривиальной схеме – нужно лишь быть в определенном месте в определенное время. Но не просто быть, присутствовать, а суметь использовать из этого максимальную выгоду.

Ян решился сам создать свою Удачу – если уж не везло до этого в дрянной жизни, то зачем быть в ней и далее; каждому необходимо сыграть в рулетку со своей жизнью, испы-тать своё везение...

Яну в одно время пытался понять путем логики обычный смысл существования, но вскоре ему пришлось отвергнуть все известные теории, начиная с христианского пожела-ния добра даже врагам своим до экзистенциального «собери в себе частичку от всех». Все они стали ему противны до тошноты. Ведь теории не могут быть глупыми по сути, они могут быть только вредными или безвредными, но никогда – полезными.

Полезными могут быть справочники и учебники. Преуспевающими в жизни были люди, которые не имели никаких теорий, которые плевали на любые принципы. И счаст-ливчики шли по жизни без глубоко намеченной цели, тем более не торопились услужить обществу. Отсутствие раздутой цели – это минимум основы нормальной жизни. Раздувая свою цель, человек начинает считать себя обязанным, и ограничивает собственную сво-боду.

И вот, переваливая своё разбитое тело через очередной бурелом, Ян еще не верил, что ему что-то удалось. Ему не верилось. Казалось, что какая-нибудь мелочь испортит де-ло. Казалось, как бы он ни старался, все равно произойдет что-либо непредвиденное. Он вдруг осознал, что самое худшее, если он просто заблудится и не выйдет никогда из чер-това леса. Даже если он всё проделает точно по плану, то по иронии судьбы его или об-воруют, или он попадется в несуразную историю. То, что дело шло по плану, не сулило ничего хорошего – подобные вещи, когда задуманное идет слишком правильно, порож-дают предчувствие непоправимого.

Он вспомнил, как в далеком его детстве, еще в незапятнанной прошлой жизни (ведь сейчас началась новая эра его жизни после ЭТОГО), они с другом стащили у играющей команды детишек мячи. Ян схватил хороший кожаный футбольный мяч, а его друг при-хватил резиновый. Они потихоньку удалялись, как были замечены загорелой спортивно-го вида теткой, наверняка, пионервожатой. Они побежали, но тетка оказалась молодой и проворной, а они были слишком маленькими... Бежать с мячами было неудобно, при-шлось  их бросить. Но быстроногая преследовательница продолжала погоню. Начинало гореть в груди от судорожного бега, и Ян с другом разбежались в разные стороны. Но упрямая тетка помчалась именно за ним. Ян знал, что его вот-вот догонят, слышал частый и глухой стук собственного сердца, собственное прерывистое дыхание, он ждал, когда крепкая рука взрослой женщины схватит его.

Ян боялся оглянуться, также как и сейчас в тайге... Вдруг спасение: за поворотом он знал лазейку, куда может пролезть только курица да маленький Ян, а там... пока пио-нервожатая обойдет ограду, он успеет хорошенько спрятаться. Вот он поворот, вот она лазейка. Ян залетел в это укромное место, и сразу увидел место, где можно надёжно спря-таться, и проворное мальчишеское тело ловко юркнуло под бак... Он с трудом затаил ды-хание, а сердце продолжало бешено стучать, что даже отзывалось в висках. Ждать при-шлось недолго – появились крепкие ноги с крупными икрами и, широко вышагивая, начали ходить взад и вперёд. Тётка искала его. Даже если она и заглянула бы под бак, она бы все равно не увидела Яна. Он это знал... Ян сделал правильно, но не набрался терпе-ния... и выглянул. «А ну-ка, иди сюда!» – грозный педагогический голос уже собравшей-ся уйти преследовательницы. Но почему же он не выдержал каких-нибудь жалких десяти-двадцати секунд? Почему он не подождал; да потому что и есть на свете обыкновенное невезение...

Теперь в тайге он слышал запах того же страха, боялся оглянуться, словно за ним могли гнаться какие-то чудовища. Снова чувствовал собственное прерывистое дыхание, и вспоминал, что именно так дышит безнадежно убегающий, загнанный человек. Как во сне – хочешь убежать и не можешь стронуться с места, а чудовище медленно угрожающе приближается. Ты вновь и вновь делаешь усилие, рвешься изо всех сил, но чудовище зна-ет, что ты никуда не денешься, и идет, и приближается еще медленнее, злорадствуя и по-лучая удовольствие от твоих бесполезных стараний, и вот, и вот... ты просыпаешься. Но теперь Ян в тайге не мог проснуться – кругом была холодная явь. Наоборот, теперь он не мог заснуть...

Перед Яном была перенаселенная земля, в которой все были в состоянии войны за место под солнцем, перед ним была вся планета. Он словно находился на сцене, и весь мир смотрел на него, на его мучения. Где-то находились 7 миллиардов таких же, как он. Семь миллиардов внутренних мирков, столько же идей, столько же сумасбродных идей и желаний. Сколько злобы затаено в 7 000 000 000 людей! Книга в 7 миллиардов страниц составит около 350 километров в толщину. Никто никогда физически не сможет увидеть всех людей этой планеты, хотя бы мельком... С ума можно сойти от такого количества идей на земле, от такого количества жадности и злобы, что удивляешься порой, как не сошла с ума сама планета, и радуешься, что она крутится и круглая. Дай бог, что не плос-кая, а то бы  её давно перевернули.

Вот Ян почувствовал, что перед ним стоит весь мир в молчании, а он убегает от не-го, переступив правила игры в жизнь. В сегодня умерло много человек: кто от старости, кто от болезни, не менее 100 000 двуногих мыслящих существ ушло в иной мир, как и во всякий другой день, просто от голода. Но на место этих смертей пришло еще больше жизней, рожденных в болях и страданиях матерей.

Человечество бодро шагало по третьему тысячелетию от условного рождения Хри-ста, очередной город мира усиленно готовился к проведению Олимпиады. Крупные фи-нансовые акулы боролись различными способами за рекламу на этом сборище народов и стран. Повышались гонорары спортсменов, киноактеров, эстрадных знаменитостей. Каж-дый из них мог прокормить тысячи человек, а тысячи их могли кормить миллионы го-лодных детей в течение года. Но знаменитости не торопились этого делать, они плотно закрыли двери, ведущие на их праздник сытости. Наверное, в глубине души все они пре-зирали это человечество, этакое наивное и доверчивое существо, одетое в лохмотья добра... «Золотой миллиард», однако…

В жизни преступника, которого общество назвало Яном, подходил к концу второй день одинокого и беспросветного передвижения по промозглой тайге... Он должен был бы упасть и не подняться. Иногда и сам удивлялся тому, что его до сих пор не оставили силы. Откуда берутся возможности в человеческом теле? Но еще на одну ночь – холод-ную, сырую и темную – Яна может не хватить. Бесконечно поваленные стволы гнилых деревьев начинали двоиться, а ноги перестали чувствовать сырость. Ему мерещилось, как теплая жизнь медленно вытекает из него, но молодой организм продолжал сопротивлять-ся. Он держался, но могло оказаться так, что первое же его падение могло стать послед-ним. Ян шёл медленно, и тело его заносило в сторону. Огибая стволы деревьев, он все чаще останавливался, прислонившись то к молодой березе, то к столетнему кедру. И уже никакие мысли не тревожили его измученный мозг.

Туман несколько рассеялся, скоро должно было начать темнеть. Сумерки пригото-вились повиснуть паутинками на деревьях, как Ян заметил, что лес начал редеть. Впер-вые за бесконечные двое суток он почувствовал твёрдую тропинку...

Он, словно пьяный, даже не ощутив радости, поплелся по ней. Ян передвигался по утоптанной ровной земле. Он не ощущал ни радости, ни появившейся надежды. Глаза за-стилала пелена, ноги подкашивались, а он продолжал по инерции передвигать ноги. В ушах шумело, в голове поселился какой-то шум, она раскалывалась...

Долго шёл он по обнаруженной тропе, как неожиданно прямо перед собой увидел небольшое круглое озеро – и не просто озеро, а обжитое. Молодой путник в первую ми-нуту испугался открытого пространства и остановился. Он стоял, покачиваясь, и рыскал мутными глазами по сторонам: здесь могут оказаться люди. Даже в состоянии Яна не-трудно было догадаться, что здесь бывали любители таёжных прогулок. Может, здесь ры-бачат, а может, это дежурное место для попоек. Ян сделал еще десяток шагов и сел, полу-лег, а потом и совсем лег на большую черную сумку. Впервые за двое последних суток Ян перевел дух...

Он выбрался живым из тайги, он сумел победить себя – всё шло по расчету. Он вспомнил это озеро на карте. Если это оно, то тут до большака около двух километров, не больше... Ян это смог еще сообразить.


IV

Ян лежал и ничего не видел, кроме низкого темнеющего неба, напоминающее нестираную половую тряпку. По академическим часам прошло не более пятнадцати ми-нут, но он пролежал целую вечность. Это была та истома, тот момент жизни, когда ни те-ло, ни душа, если она все еще чувствуется в нас, не ощущают понятия жизни. Когда в те-ле разливается полное спокойствие, организм так хорошо расслабляется, что через десять минут приходит в себя. И к человеку возвращается способность мыслить. Именно это и произошло с Яном. Молодой организм, несмотря на разбитость, не собирался легко поки-нуть грешное бытие.

Он очнулся в полулежачем состоянии и почувствовал, как холодная сырость окуты-вает тело, как из ног вытекает тепло. «Если я встану сейчас, если я смогу разжечь огонь, то я буду жить долго и богато. Так нельзя, надо встать... Дорога где-то рядом. Я это чув-ствую. Согреюсь. Спички. Они ещё должны гореть», – он собрал силы и начал сбрасы-вать с себя ту самую сумку. Освобождение от груза оказалось непростым делом, словно Ян за двое суток прирос к нему. Каждое движение разносило по телу зябкие капли, и вы-ветривало из тела последнее тепло. «Так и коньки откинуть недолго», – подумал, точнее, собрал злость Ян, и сбросил, наконец, свою ношу.

Она стала частью его скривленного от холода тела; она вросла в него, в его душу, все мысли Яна были в этой сумке, вся надежда была в ней. Если бы не было этого куска черной брезентовой материи с десятью килограммами груза, Ян бы не прошел эту тайгу. Он хотел скомандовать себе вслух, но слова застряли в глотке и сухие губы слипались, как бездушные резинки. Но он все же встал в положение радикулитной бабушки и начал собирать сучки, сырые сучки для живительного костра. А есть ли спички? Должны быть. Сухой спирт. И он там должен быть. Костёр, тепло. Эти два слова стучали по вискам. В нём остался лишь животный инстинкт самосохранения. Он ясно услышал запах надвига-ющейся холодной смерти, и ни о чем не думал, кроме сучьев, которые собирал. Хотелось увидеть языки пламени, которые вернут тепло и жизнь.

Ян расстегнул сумку. Руки практически не слушались, пришлось зацепить бегунок сучком. Крупнозубчатая капроновая молния забилась грязью, но не подвела: не располз-лась и не расстегнулась. Она издала звук рвущегося крепкого материала. Пальцы готовы были отпасть, но он выдержал. Неужели в этот последний миг организм предательски подведет его? С трудом, ругаясь и проклиная собственное бессилие, ему удалось открыть сумку. Плача от бессилия, он зубами достал белый непрозрачный пакет. Здесь лежала одежда, спички и немного хлеба с кусочками сала. Зубы не подвели и разорвали пакет. Ян чувствовал, что продолжает плакать, хотя слёз не было...

В холодном пакете было сухо... Сейчас только осталось достать спички, сухой спирт и зажечь костёр... Таблетки сухого спирта легли под мелкими сучками, и кое-как зажжён-ная спичка произвела на свет маленький фитилёк огня...

Когда огонь лизнул сырые сучья, и появился кислый дымок, Ян перестал плакать… Он успокаивался…

Вновь его охватил животный страх. Зачем надо было это делать? Чтоб подыхать тут одному, даже не зная собственного местонахождения... Он смотрел на сумку. Там было ещё два пакета. С некоторым испугом смотрел Ян на главный чёрный пакет. Трепетное желание, страх, возвращение к жизни, доходящая до боли гулкая пустота в животе, треск и гул в голове – все перемешалось в нём. Сколько раз он представлял себе, как откроет черный пакет, занимающий большую часть сумки... Что же там есть? За какое сокровище двое людей отдали свои жизни? Именно теперь, через минуту Ян должен был ответить на эти вопросы.

Огонь почти согрел руки, от насквозь промокшей одежды повалил густой пар. Ско-ро станет совсем сухо. Вскоре он должен совсем прийти в себя. Куски хлеба по животно-му жадно начали поглощаться кривоватым ртом обросшего юноши. Самые вкусные куски черствого заплесневелого хлеба за всю жизнь. Он подбрасывал в костёр более толстые сучья. Вскоре весёлый огонь дал первый треск, и повеяло настоящим теплом. Яну даже пришлось отодвинуться от огня. С каждой минутой смертельно уставшему Яну станови-лось легче существовать в сыром и холодном мире.

Прошло не менее десяти минут: хлеб был съеден, руки согрелись, мысли начали приходить в порядок. И он полез за чёрным пакетом...

Его страшило, что все это в единый миг может пропасть. Это богатство, если оно там, которое нельзя спрятать, негде спрятать. А до дома далеко. Надо ехать на попутках, потом на поезде... Что за глупые мысли проносились в тот миг в голове разгоряченного юноши... Он доставал пакет, он чувствовал глухой стук своего сердца. Ведь сколько раз представлял он себе... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4


2 июля 2015

0 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Ян»

Иконка автора БредБред пишет рецензию 12 июля 8:54
Бред полупьяного графомана.
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (1) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер