Койра
( след расстаявшей снежинки на щеке)
Мальчик учился в школе, ходил на-английский в « Дом ученых», занимался спортом, гулял во дворе с друзьями, читал стихи и переводы Маршака и « Петрушку-иностранца» и все переживал за Петрушку, которого так хотели казнить и все время просили: « Товарищ милиционер, зарядите револьвер! Если можете и пушку! Застрелите вы Петрушку!» Он мучался вопросом, что же в Петрушке было такого иностранного и вражеского и чем уж он так провинился, если просто сожрал мороженого у зазевавшегося продавца и пару папиросок утащил да надел одежу французского инжерера, который купался в Обводном канале ? Подумаешь! Мы с ребятами тоже в подвале курили! Он очень напоминал Петьку из соседнего подъезда. Ну так, иногда потузить друг друга и морду набить, хоть и до крови для разнообразия жизни - можно, но стрелять-то в Петьку - я не согласный! Рожа у него преотвратная-так и хочется врезать промеж глаз, но вдруг на что и сгодится! Может, велик даст покататься!
Дама с английских курсов задавала Киплинга, который ему сложно давался из того, что , по настоянию строгой преподавательницы, мальчик вынужден был читать по-английски и страдал над фразой « O, my best be loved!”*
Это уж совсем непонятно…
Это кто вообще такие?
Мальчик немного завидовал однокласснице, у которой было пианино, а у него на вряд ли оно когда-либо будет, но больше всего мечталось иметь большую собаку, чтобы тренировать ее, ходить вместе на лыжах в лес, чтобы она целовала его своим огромным языком, поднимала лапы ему на плечи, когда он входил в дом, чтобы он мог ей гордиться и похваляться перед всеми более взрослыми парнями или девчонками со двора, что у него есть этот лохматый друг, который- только его, принадлежит ему и наоборот, и ни за что не предаст. Так бы хотелось! Но что могли тогда позволить себе-родители, скромный врач и обычный учитель. Практически - ничего, так - средства для обеспечения жизни! Какая уж тут породистая собака!
Они даже редко видели его: все время на работе. Папа подрабатывал на
«Скорой», мать - в три смены в школе. По выходным они ездили в Пушкин и Павловск или ещё куда-нибудь- в какую-то окрестность чудесного и загадочного Петербурга, внимательно изучая подробности существования и меняющиеся в зависимости от моды и времени вкусы русских царей, и заходили в бывшие церкви и папа рассказывал, что здесь было то или это.
Вдруг потрясающая новость!
-Ты едешь к бабушке! Она уже купила тебе билет « туда и обратно!"
На мальчика нацепили двое тёплых штанов с начесом, дали два свитера, одолжили у соседей дерматиновый коричневый чемоданчик поменьше, поскольку большой тащить в такую длинную дорогу неудобно, дали в руки билеты и какие-то небольшие деньги, чтобы он смог перекусить сосиской, жёлтым разваливающемся на ходу пирожком с повидлом или печеньем и пресным чаем в буфете на пересадках.
Путь , действительно, был длинным: сначала до Москвы, дальше до Красноярска, а потом уже и до Норильска, где жила и ждала бабушка.
« Йоханна, Йоханна, как холоден лес... Живёт там злодей беспощадный! Он маленьких девочек заживо ест , так весело и так плотоядно...»
Мучение заунывным пением. И вперед и назад. И так без конца и начала, безостановочно! Так беспросветно и долго пели хором сестры бабушки, собиравшиеся вместе на праздники, на посиделки, но он едва помнил дословно слова этой песни.
Мальчик доехал до Москвы и потерялся в больших объёмах аэропорта, не понимая, куда двигаться, но спросил, где рейс на Норильск.
Увидевшие растерянность мальчика, одновременно имеющие билет на тот же полет, подошли к нему, забыв про свои баулы и сумки, нагруженные там какими-то важными для них товарами, вывозимыми с “большой” земли, как будто-бы они едут на “малую”, и показали:
- Вот самолет! Там- трап!
- Поехали! Не беспокойся!
Какая-то милая полная женщина попыталась накормить и успокоить мальчика едой, дала ему бутерброд с колбасой, поскольку увидела в его глазах беспомощность и наивность ребёнка, не знающего, что, вообще делать, и куда идти.
Они все поместились в толстое брюхо четырёхмоторной « Аннушки», как называли « Ан-24» , и полетели!
Самолёт крутило-болтало, всем становилось плохо, всех рвало и стюардессы, одетые в тёплые бушлаты, вместо модных синих костюмчиков из рекламы « Аэрофлота», из последних сил успокаивали выдавали всем коричневые пакеты для отправления своих нужностей и мятные леденцы и конфеты, но это так, для марки фирмы! Но они так старались! Всем было плохо! Всех тошнило!
Мальчик смотрел в иллюминатор с интересом, что же будет с одним из винтов, если он неожиданно остановится и что с аэропланом произойдёт?
По ходу, он наблюдал бег оленей, нефтяные башни, которые дымили в воздух газовым дымом и рядом бегали, как те же стада, сотни людей , трудящихся вокруг этих скважин, которых трудно было различить-это были как маленькие точки великого мастера, создающие великую сюрреалистическую картину. Но где этот мастер? Куда же он затерялся, подумал мальчик!
Тишайшее великолепие! Ледяное совершенство огромного матового кристалла! Величественная и равнодушная ко всему красота! Океаны белого воздуха! Красота холода ни с чем несравненна! Она недоступна ни одному художнику в мире до сих пор! Грандиозность! Ничего в мире с этим не сравнится!
Самолет , наконец, приземлился на аэродроме.
Бабушка его ждала, всматривалась в прогон садящихся в северном мутном тумане воздушных машин.
Он вышел и первое, что он увидел, абсолютно обезумевшую бабу, лежащую на полу, то ли ненку, эвенку, - неизвестно. Мальчик, не понимал, что бормотала и выкрикивала эта женщина с раскосыми глазами и плоским лицом. Она то вынимала, то вставляла искусственную челюсть и тянулась к бутылке с водкой, тащила ее рукой ко рту, отхлёбывая очередной глоток.
Ее никто не останавливал, ни поднимал, ни даже милиционер, спокойно и равнодушно покуривал «Беломор» и поправлял фуражку. Все были равнодушны и безучастны.
Бабушка сказала:
Не обращай внимания-это страна зк? Знаешь, что это?
- Нет, бабуля, не знаю!
- Это все - бывшие заключённые или временно обязанные, только кое-кто-вольняшки!
- Я даже не знаю, кто это?
- Тебе и не нужно знать!
Она потрепала меня по голове, поцеловала, потом неожиданно резко и больно дёрнула за ухо.
Мы проехали на электричке до дома, до маленькой комнатки в десять метров, в которой она жила и где приготовила маленькую чистую кроватку, расстелила на ней простынь и надушила какими-то сладкими недорогими духами подушку, рядом с диваном-раскладушкой, на котором спала.
- Бабушка, а можно поесть?
- Да, конечно, мы сейчас идём в ресторан!
- Бабуля, а зачем?
- Даже я знаю, что это так дорого и, кроме того, на улице так холодно?
- Какие проблемы! До ресторана - на такси!
- Ты что, не умеешь делать простые блинчики?
- Ты - не настоящая бабушка, раз не умеешь!
- Понимаешь, я так привыкла есть баланду, которую нам выдавали в тюремной столовке по расписанию - склизское варево, чтобы я могла работать и существовать, что я забыла, разучилась, как делается простая женская еда. Но что тебя так мучает и пугает?
- Поехали! От меня толку нет! Это точно!
В ресторане « Таймыр» царил беспредел и отчаянное веселье. Все пили-орали.
Какие-то люди плясали, какая-то возбуждённая дама в ядовито-голубом кримпленовом платье с блёстками шевелила своими грудями под звуки " Цыганочки" и бряцала какими-то напоминающими золото украшениями и то и дело прикладывала грудь и попу к лицу какого-то мужчины. Тот истошно вопил на весь зал, сообщая, что эти сиськи ему нравятся , а певица в пыльном бархатном платье с вышивкой распевала народный шансон, вызывающий ужас.
- Бабушка, давай уйдём отсюда!
- Просто купим два яйца и шпокнем их на сковородку к ужину!
- Давай, пожалуй, это лучше для тебя!
- Бабушка? А вообще, что это было?
- Знаешь- какой-то странный ужасный дурной сон, и мне так трудно тебе объяснить все это в двух словах.
Я же из Санкт-Петербурга, Питера, Ленинграда-все равно, как назван. Это все равно, как дворцы. дома, дворы- вся прелесть Питера-всегда обновление в старом и неизменном или еще какая-нибудь несуразность!
Этот город требует огромного осмысления, вхождения в него всей душой, всем сердцем и твоим естеством и прочими органами, включая мозг, если он еще сохранился и достался по наследству от приличных, дай бог, родственников. Мой дорогой, каждое название имеет своё объяснение, но , главное, чтобы ты пытался понять этот город! Войди в него и особо не задумывайся, он алогичен, несмотря на свои четкие правила. исключений больше, чем правил. и уже непонятно, гле правила, а где исключения. И что для него важнее? Чем строже правило, тем ярче и отчетливее эти исключения!
Ужасающий, леденящий ветер летел в лица, утягивал и костянил кожу.
Мы же были в Норильске.
- Что это было все? Бабушка?
Я была миленькой кудрявой беленькой финкой в шляпке и с папиросой « Герцеговина Флор» в руках- так, по молодости, ты знаешь, глупость!
И вообще ничего не соображала! Ты в курсе, что я не пью и не курю даже одной папиросы сейчас, хотя так хочется иногда до изнеможения!
Ходила в церковь с молитвенником под мышкой , но родила мальчика, которого однажды, несмотря на свою финскую строгость и внимательность к вопросам бытия, чуть не забыла в керосиновой лавке, обнаружив, что торговец меня обвесил и обсчитал.
Дура молодая была, назвала его в честь деда - Харри. Какой финский идиотизм на русском пространстве! Его всегда дразнили бы «Харей» -постоянно по свойству комбинаций звуков русского языка и равнодушию к ассоциациям.
Короче говоря, его просто переименовали в Гарри, так для простоты вопроса.
Началась финская война, потом и блокада, и мы лежали закрыв от ужаса уши или бежали в бомбоубежище вместе со всеми жителями нашего дома, с которыми мы очень дружили и любили ходить к друг другу в гости с подарками на праздник. Я варила бульон из кожаного солдатского ремня, чтобы хоть как-нибудь прокормиться делилась с соседкой, похожей на карандашный набросок, на мрачную тень, которая приходила и просила: « Аннушка, что нибудь есть у тебя? Я с ума сойду от голода!»
Однажды пришёл строгий человек в отличном отглаженном френче и галифе и приказал:
- Вы эвакуируетесь из Ленинграда в срочном порядке! Финские войска на подходе! Вы-подозрительный элемент!
- В чем же я подозрительна и неудобна?
- Какие финские войска? Разве нас бомбят не немцы?
- И я здесь при чем? Я буду с соседями, с друзьями! Почему это?
За что? Хоть объясните? Я хочу быть с ними и делить последний чай и последнюю пайку! Мне не страшно! Оставьте меня в покое!
- Это не тема для рассуждений! Собирайтесь в 24 часа и выезжайте из города! Вот распоряжение. И он ей протянул бумагу в будущую жизнь, маленький клочок жёлтой бумажки!
Как ваше точное имя Иогановна?
- Нет, я Ивановна.
- А шпионская фамилия так, для антуражу?
- Боже мой, неужели вся история растворяется в маленьком предписании какого-то человека?
Что здесь я ходила, целовалась, училась, ходила в театр и церковь, сидела с парнями по скверикам, любила всем сердцем этот город, и я готова разделить с ним весь этот ужас войны? Это что? Ничего не стоит?
- Вы проследуете в Кобону и там вам дадут дополнительные распоряжения!
Машины выехали на слабый, тающий лёд Ладоги.
Мы сидели в открытом кузове в грузовичка, я прижимала и грела своим телом Гарика, следила за полётом и выкрутасами и издевательствами германских самолётов, не могла даже поднять окостеневшие от холода и голода руки, чтобы благословить вой советских зениток в ответ и проклянуть этих гадов, эту мерзость, напавших на нашу землю, на нашу город.
От очередной бомбы грузовик впереди провалился под лёд-водитель едва успел выскочить из кабины, потому что дверей в грузовичке не было-их убрали из соображения безопасности. Грузовичок ушёл под воду и люди кричали и пытались выбраться. Водитель тянул им руку, вытягивая к себе людей, которые выбрались на поверхность полыньи, разрушенной немецкой бомбой.
Она закрыла глаза.
В Кобоне меня встретил человек синей лентой на фуражке, изрядно сытый, слегка под шофе и сказал: « Вам следует ехать в Норильск! Вот вам билеты на проезд и указание места прибытия».
Это был « Норильлаг». Вас доставят туда на специальном поезде!
На второй день в бараке, куда ее поселили, поздно ночью, когда уже все в комнатушке, где они спали с Гариком спали в обнимку, чтобы согреть телами друг друга, прозвучал звук и треск открывающейся под напором двери и треском ножа, ковыряющего жалкий ржавый замок двери:
- Матушка, давай позабавимся! Чего стесняться? И мы с тобой не гимназисты! Все-таки жизнь идёт и проходит слишком быстро! Он стал ломиться в дверь в преддверии приятных штук и физиологических радостей.
Она вскочила, оглядела каморку и увидела какой-то буфет или тумбу и маленькая слабая женщина резко подставила все это под дверь, прицепила швабру, какие-то тряпки и домашнюю утварь, и все что было под руками , чтобы он не ворвался, не напугал Гарика, которому виделось что-то чудесное во сне. И она это охраняла и берегла больше жизни.
Уголовник орал за дверью:
- Сука, собака, койра финская, открывай! Это ведь ты войну развязала, и там наши братья погибли! А ты тут сказки рассказываешь, сучка!
Через десять минут все успокоилось. Наступила тишина.
Потом она поняла и услышала рёв и возню на втором этаже барака.
Она не знала, что там происходило, но на голову все еще белые нежные кудри с потолка вдруг потекли потоки крови.
Она равнодушно взяла грязный платок и вытерла эту кровь с лица ребёнка-главное что бы он не проснулся!
Она только услышала: « Койра! Собака! Ненавижу!»
Мальчик перебегал от одного подъезда к другому, поскольку был не привычен к такому холоду, и его тёплые подштанники сначесом, вручённые родителями, не очень помогали.
Бабушка организовала экскурсию в подземные пещеры, цеха и хранилища, куда их опустил лифт, похожий на железную клетку, где раньше тысячи заключённых вытаскивали экономическое благо и мощь нашей великой страны. Это зрелище поражало и раздавливавало сознание своей громадой и чудовищным великолепием.
В конце путешествия, мальчик приобрёл на местном рынке маленькие лохматые и тёплые рожки молодого оленя, потому что ему хотелось привезти что-то нежное домой в подарок маме и папе.
Он уехал с подарками в Ленинград.
Через месяц вдруг - телеграмма от бабушки с денежным переводом « Это все мои накопления. Прошу срочно купить собаку! Необходим срочное подтверждение телеграфом!»
« Йоханна, Йоханна, как холоден лес... Живёт там злодей беспощадный!
Он маленьких девочек заживо ест, так весело и так плотоядно...»
Бабушка, я не плакал, когда ты умерла. У меня не было слез-они замёрзли навсегда там, в Норильске, превратились в бездушный лед, который не имеет аналогов красоты, осталась только одна растаявшая снежинка на щеке.
* " О, мои дорогие возлюбленные!" ( англ.) Сквозное обращение Р.Киплинга из сборника рассказов "Книга джунглей" ( прим.автора)
16 октября 2017
Иллюстрация к: Койра