ЖЕНИХ ВАСЯ

         Давно это было. В те времена, когда Украина входила в состав могучего СССР, когда во главе того СССР, стоял Леонид «Бровастый». Тогда ещё Василий Ковбасов, а среди друзей и знакомых просто Васька «Колбаса» был молодой, только школу-десятилетку закончил, армию отслужил и работал на заводе слесарем. Так как он сам приехал в этот город на металлургический комбинат по комсомольской путёвке, то жил в общежитии. В комнате их было четверо, все молодые рабочие, как и он сам. Жили весело, беззаботно. С 7 утра до 3-х на работе, а после до утра свободны и предоставлены сами себе. Придут в общежитие после работы, и начинают готовиться кто куда.

        Колька «Жлоб», комсорг цеха, в котором все четверо и трудились, родом из Житомира, тот сразу садился за учебники, готовиться для поступления в институт, а чтобы ребята не шумели и не мешали ему, он сразу показывал им свой огромный кулак, выразительно помахав у каждого под носом. Генка «Чума», сибиряк, этот сразу одевал свои вельветовые, модные тогда штаны, цветную нейлоновую рубаху и, вылив на себя пол флакона «Красной Москвы», убегал к своим девкам.  Серёга «Автомат», бывший шахтёр из Донбасса, получивший такое своё прозвище за то, что служил на границе, чем чрезвычайно гордился, и, когда бывал под хмельком, а в таком состоянии он бывал часто, всем рассказывал о том, как он хорошо стреляет из автомата, - уходил, как он говорил «пить пиво». И так до вечера, пока не напивасивался. Хуже всего было Ваське «Колбасе». Идти ему было не к кому, - по своей природной скромности, он стеснялся знакомиться с девушками, а уходить с Серёгой пить «пиво» не хотел, потому, что этого дела не одобрял.

         Чтобы не шуметь, и не мешать Кольке читать его книжки, он обычно уходил на кухню, которая была общей по всему этажу, где открывал заветную баночку с какой-нибудь кашей и, глядя в окно, смакуя, ел. Сейчас уже нет таких каш, а тогда, в круглых жестяных баночках было их великое изобилие всяких разных: и гречневых, и рисовых, и гороховых, с мясом и без него, просто с жиром, - огромная радость для холостяка живущего в общежитии и питающегося в основном в сухомятку. Каши эти были дешёвые, доступные, их можно было употреблять как сразу вскрыв банку, так и разогревать на сковороде, или бросив в кипящую воду и готовить из них суп.

         Васька очень любил эти каши, особенно гороховую с мясом. Её он мог съесть хоть три банки подряд. С получки закупал большое количество разнообразных каш, - сказывалось голодное детство в детдоме, - и в каждую свободную минуту насыщался. С этой гороховой кашей он и попал, был, в переплёт. Но всё по порядку.

         Генка «Чума» всё пытался познакомить его с кем-нибудь из своих многочисленных подруг. А почему бы нет? – Парень он хоть и скромный, но порядочный, не пьющий, не курящий, экономный. Одним словом, - мечта для девушки желающей выйти замуж и образовать крепкую советскую семью. Честно говоря, Ваське тоже этого хотелось, но он всё никак не мог себя заставить пойти вместе с Генкой к его девкам. И вот в один прекрасный зимний день, в самый канун Нового Года, когда он уже на кухне опустошал третью банку гороховой каши, врывается вдруг к нему Генка «Чума» и возбуждённо кричит:

 - Васька, тебе повезло!.. Она согласна!..

         У того с перепуга от крика чуть банка из рук не выпала: «Кто «согласна»?.. Почему ему повезло?.. Да и на фиг оно ему нужно всё, после третьей банки гороховой каши?..».

         А Генка радостно бегал по кухне, выхватил у Васьки из рук полбанки каши, доел её, и всё торопил:

 - Давай Василий, быстрей одевайся!.. Она ждёт тебя на улице, счастье твоё!..

         Из его такого бестолкового лепета Васька понял только, что пришёл Генка в общежитие с одной из своих знакомых специально, чтобы познакомить её с ним, и она ожидает их у входа. К такому повороту событий Васька конечно готов не был, но разве Генку в этом убедишь? «Чума» он и есть чума. Наделав много шума, что даже и серьёзный Колька начал поторапливать Василия, Генка чуть ли не силой впихнул его в одежду, предварительно вылив ему на голову пол флакона «Красной Москвы», и вывел на улицу. Васька толком ничего не соображал, потому, как был растерян, смущён и ошарашен. Его подвёли к ярко накрашенной девице, которая сразу показалась ему пиком совершенства, и представили её: «Маша!».

         Васька стоял и, затаив дыхание, молчал, не зная, что сказать этой красоте. Генка толкнул его в бок: «Ну-у!..» Чуть поперхнувшись от неожиданности, тот машинально произнёс: «П-петя!..» Почему «Петя», Васька и сам не понял, но потом, видя изумлённые глаза Генки, и немного придя в себя, я признался: «Я, - Вася!..». Так они и познакомились. Но самое отвратительное в этой ситуации случилось то, что у Васьки, толи от Генкиного толчка, толи с перепуга, вдруг ни с того, ни с сего, заурчало в животе. Мало того, что заурчало, его начало пучить, и откуда-то появившиеся в огромном количестве газы, стали со страшной силой проситься наружу. Этого ещё не хватало: «Диарея, что ли?» - с ужасом пронеслось у него в голове. Ему стало ещё страшнее. Он  хотел уже, было, развернуться и убежать в общежитие, но Генка взял его руку, вложил ладонь в ладонь Маши, которая на удивление крепко сжала его ладошку, сказал: «Чава какава!..», и куда-то лихо убежал.

         Василий растерялся. Но, взглянув в огромные голубые глаза девушки, он почувствовал, что тонет в них. И это было чертовски приятно!

         «Что ж, - подумал он, - здоровье у меня крепкое, как-нибудь переборю эту диарею проклятую и не позволю этим мерзким газам совладать со мной!». – Уж, очень вдруг, ему не захотелось  расставаться с Машей. Он проклял все на свете каши, особенно гороховые, крепко сжавшись внутри, улыбнувшись снаружи лицом, пригласил Машу в кино. В то время кроме как в кино и идти было некуда. День был будний, танцы в клубе были только по выходным, а ходить по ресторанам, комсомольцам было неэтично. Потому они и пошли в кино. Маша радовалась как маленький ребёнок. Она что птичка певчая щебетала, без умолку. Через минуту он знал о ней всё. Она была местная, оканчивала техникум, папа  и мама её работали на том же металлургическом комбинате, где трудился и он. Была у неё ещё и старшая сестра, которая была замужем. Правда, где она жила Маша не сказала, а Васька и не спрашивал, потому, как ему было всё равно, - а напрасно!..

         Всё было замечательно, веселушка Маша очень понравилась Василию, чувствовал он, что и сам ей тоже приглянулся, вдобавок, фильм был чудесный, - «Москва слезам не верит!». И всё было бы ещё лучше, если бы не проклятая диарея, с её настырными газами. У Василия глаза на лоб лезли, когда его со страшной силой приступами  пучило, и приходилось прикладывать невероятных усилий, чтобы не дай Бог не испоганить атмосферу, да ещё при этом не сотрясти воздух звуками. У него уже болел живот, а нужно было улыбаться, да ещё и шутить. «Терпи казак, - говорил он себе, - атаманом будешь! Вот скоро проведёшь Машу домой, тогда отведёшь душу!..».

         И вот они уже стоят возле подъезда многоэтажки, где живёт Маша. Крепко сжимая Машину ладошку, вожделенно глядя в огромные бездонные её глаза, Василий вдохновенно говорил какую-то нелепицу, внутренне радуясь тому, что через минуту-другую, он расстанется до завтра со своей красавицей. И с упоением мечтал о том мгновении, когда он отойдёт куда-нибудь за угол и с огромным наслаждением освободит свой кишечник от проклятущих газов, которые блуждали по его внутренностям сверху вниз и наоборот, всячески пытаясь вырваться наружу, - а нельзя!

         Ну, вот кажется и всё! Последний сказочный поцелуй, нежное: «До завтра, милый!..» - и через какую-то долю секунды он готов был мухой лететь в какой-нибудь закоулок, чтобы расправиться с проклятущими газами, когда… Маша вдруг сжала его ладошку и хриплым шёпотом произнесла:

 - Пошли ко мне! Папа с мамой на работе, придут только после полуночи!..

         Лучше бы она его треснула чем-нибудь по голове. Чего-чего, но этого он не ожидал. На улице была зима, а ему показалось, что прогремел гром.

         «О, Боже! – простонала его бедная, измученная душа, - я больше не выдержу, взорвусь прямо сейчас!..» Правду говорят, что душа человека находится где-то под мочевым пузырём и внизу кишечника, - опорожнишься, и на душе легче. И за что ему такие муки?

        Васька затравлено улыбнулся, тяжело так вздохнул и обречённо пошёл вслед за Машей. Возле подъезда, как и в самом подъезде, было темно, поэтому Маша не видела измученное выражение глаз Василия, а его вздох видимо поняла по-своему. Подниматься пришлось недолго, Маша жила на третьем этаже. Они вместе, взявшись за руки, вошли в квартиру, разделись в прихожке, и Маша завела Василия в просторный зал. Комната, как и вся квартирка, как успел заметить он, была чистенькой и уютной. Посреди зала стоял массивный старинный круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью с ажурной бахромой, у стены напротив стояла дорогая «стенка», в которой была видна хрустальная посуда. Здесь же в зале стоял и книжный шкаф, сквозь стеклянные дверцы которого были видны дорогие, золотом тиснёные фолианты книжных изданий. В то время, наличие хрустальной посуды, дефицитных книг, цветного телевизора, который на ножках скромно притаился между стенкой и мягким креслом, говорили о хорошем достатке и вкусе этой семьи.                  

         Маша усадила своего Василия на диван, кокетливо шепнула ему на ушко о том, что идёт готовить чай, и убежала на кухню, оставив гостя наедине с собой. Оставшись один, Вася стал затравленно озираться по сторонам. Вот дверь на балкон, он чуть ли не на крыльях подлетел к ней, но… его огорчению не было предела. В то время, люди в зимний период, чтобы беречь тепло заклеивали окна, двери бумажной лентой. Вот и этот балкон был оклеен бумагой. «М-мм-м!..» - только и смог сказать Вася, видя, как ему чудовищно не повезло. Но вот его взгляд уперся в двери, которые вели в ещё какую-то комнату из зала. За узорным стеклом двери было темно: «Значит, там никого нет!..» - радостно прошибло Васю. И боясь спугнуть удачу, он тихонечко на цыпочках вытянув шею, выглянул на кухню, - Маша была занята у плиты. Потом, не спеша, куда уже спешить, - подошёл к закрытой двери, поглядывая на кухню, приоткрыл дверь, и осторожно протиснув свой зад в тёмную комнату, стал… - Ох и отвёл же он душу!

         На кухне что-то шипело, свистело, видимо закипал чайник, поэтому, понимая то, что Маша всё равно ничего не слышит, Вася себя особо не сдерживал, очищал свой кишечник от газов по полной программе. Ну вот, последнее «фу-ух!..», и окрылённый, счастливый до безумия Вася прямо на крыльях опустился на диван, уже с нетерпением ожидая свою любимую. От лёгкости хотелось порхать и петь серенады в честь своей Маши. Через какую-то минуту вошла и Маша, неся за ручки настоящий самовар, на котором красовался фарфоровый заварник. Василий галантно подхватился и как истинный кавалер, со словами: «Мадам!..» грациозно перехватил самовар, чтобы поставить его на стол. И замер… Дверь в соседнюю комнату, в которую Василий выпустил свой огромный заряд газов, вдруг медленно приоткрылась, и из образовавшейся щели высунулась всклоченная,  заспанная женская голова, с изумлённым выражением на лице.

         Помните, Маша говорила о сестре? Вот Маша тогда не договорила, а Вася не спросил, потому и не мог он знать того, что проживает старшая замужняя сестра Маши вместе с ними, в большой трёхкомнатной квартире одной семьёй. Их взгляды встретились: сестры Маши и Васи.  Он увидел в тех глазах испуганный и в тоже время омерзительный вопрос: «За что?..».

         Маша в недоумении смотрела то на изумлённо-удивлённую сестру, то на  изумлённо-перепуганного Василия, и ничего не понимая, не нашла ничего лучшего как сказать: «Вася, это моя сестра Люба! Они там с мужем спят!»… Вася имел богатое воображение, он сразу себе представил картинку: лежит, как ни в чём не бывало и спокойно спит супружеская пара. Она, положив свою голову на его мужественное плечо, слегка посапывает, а он благородно охраняет её сон. И вдруг, ни с того не с сего, в их комнату, открыв дверь, некто впустив свою заднюю половину, изрыгает в них залпы газов, при этом ни грамма не стесняясь, громко сотрясая воздух. А потом спокойно садится у них в зале на диване и галантничая  с их сестрой, пьёт чай… Что потом было?..

         Василий Иванович и Мария Ивановна Ковбасовы, не любят вспоминать, а тем более рассказывать о первой их встрече. Но если вдруг когда и происходит разговор о прошлом, то сестра Марии Ивановны, Любовь Ивановна, почему-то всегда загадочно улыбается.

 ТКАЧ Александр Иванович