Праздник для долгожителя

Как я теперь знал - самый главный в моей жизни праздник уже близко. Я чувствовал его приближение. Волновался ли я? Скорее нет, я не сомневался, что еще чуть-чуть, и он настанет.

А пока…. А пока я, как обычно в последнее время, перелистывал так и не изменившие мне страницы памяти…

…Когда я был маленьким, в нашей квартире, казалось, всегда происходил праздник. Что такое праздник в понимании ребенка? Это когда шумно, весело и много гостей. Сейчас вспоминается, что дома всегда так и было.

Квартира была огромная (пять комнат и кухня размером с гостиную в современном жилье), досталась она нашей семье в наследство от моего прадеда – академика еще дореволюционных времен. Нас не «уплотнили» в социалистические времена, потому что мой дед тоже был знаменитым ученым и одним из руководителей секретного института.

Деда я не помню. Умер он, когда я еще был совсем маленьким, и страницы моей памяти заполнялись еще не ровными строками, а расплывчатыми, несформировавшимися образами.

В квартире нашей всегда было много народа. На кухне бабушка чаевничала со своими многочисленными подругами, в кабинете собирались папины сослуживцы и либо что-то обсуждали с серьезными лицами, либо хохмили, а то и пели под гитару. А большая комната предоставлялась маминым ученикам. Они или готовились к какому-нибудь празднику, или проводили этот праздник у нас в неформальной, внешкольной обстановке.

Сначала опустела кухня. Бабушки не стало, когда я закончил младшие классы, и исчезли из нашей квартиры ее подруги. Но тогда уже начала заполняться моя комната – «детская». В ней почти каждый вечер торчал кто-нибудь из моих школьных или дворовых друзей-приятелей. Ни у кого больше не было такой огромной квартиры, где по коридору можно прокатиться на трехколесном велосипеде, и таких радушных родителей, готовых накормить всякими вкусностями хоть всю округу. Эта традиция моих сверстников – проводить свободное время у меня - сохранилась и в старших классах, и в студенческие годы. Теперь-то я понимаю, что радушие родителей во многом определялось тем, что они предпочитали терпеть шум, гам и поздние посиделки под музыку, чем гадать, где и с кем я провожу время.

Пока я был маленьким (и верил в Деда Мороза), каждый Новый Год наша квартира оккупировалась детьми: моими приятелями, детьми маминых и папиных знакомых, внуками бабушкиных подруг. Праздник всегда продумывала мама, писала сценарий, устраивала карнавалы. Уже в средних классах эти праздники перетекли в школу, но устроителем их неизменно оставалась мама.

Повзрослев, я был в полной мере принят в праздники друзей родителей, это происходило либо у нас, либо где-нибудь за городом – на дачах или просто на природе. Если же справляли мамин день рождения, то квартира становилась территорией ее выпускников, часть из которых годились мне в родители, а часть были почти моими ровесниками.

Потом я женился, и наша квартира стала домом и для моей Любы. В комнатах, казалось, прибавилось света, и стал я постепенно отучать друзей от нежданных визитов, не хотелось потерять и минуты, которую мог бы провести с Любой наедине.

Но когда у нас родился и чуть подрос Сашка, квартира опять заполнилась гомоном и весельем. Мы с Любой жили в моей «детской», а Сашке и его гостям была предоставлена бывшая бабушкина комната.

По-прежнему частые гости родителей стали степенными, а потому тихими и спокойными, уже редко пели, совсем перестали танцевать, рано расходились.

К этому времени я уже понял, что праздник – это когда собираются близкие тебе люди, которых ты всегда рад видеть, а шуметь по этому поводу необязательно.

Первой умерла мама, ей еще шестидесяти не было. Сашка тогда учился в старших классах. Отец сильно после этого сдал, но крепился, помогал внуку в учебе, много гулял, начал даже зарядку делать, но в глазах была печаль и неприкаянность.

Еще какое-то время к нам заглядывали бывшие мамины ученики, но постепенно их поток иссяк, праздники стали совсем редкими и малочисленными. У нас с Любой друзей было мало, слишком хорошо было нам с ней вдвоем, так и не обросли гостями. Сашка, поступив в институт, стал проводить время где-то вне дома. А когда закончил учебу, начал уезжать в экспедиции, по полгода пропадал, приезжал какой-то замкнутый, а потом вообще перебрался к женщине, которая была его лет на десять старше. Редко нас навещал.

Праздник для меня стал ассоциироваться со сбором нашей уже немногочисленной семьи.

Но вот не стало и папы.

Не знаю, как мы за Сашкой не уследили, в какой момент это началось, может, в экспедициях? Но когда уже окончательно стало ясно, что он спивается, делать что-то было поздно, к тому же его сожительница не противилась этой Сашкиной привычке, компанию составляла, к нам он вообще перестал появляться.

Сердце его не выдержало к пятидесяти пяти.

Мы с Любой теперь каждые выходные ездили на кладбище, если совсем сильного мороза не было. Там все рядом: дед, бабушка, мама, папа, Сашка.

Любовь моя умирала долго, ей уже за семьдесят было, перестала ходить, но умерла не от того страшного диагноза, который поставили, а от сердца, сжалилась судьба над ней, дала избежать ужасных болей, которые предрекали. Только и успела мне руку сжать и прошептать: «Мне страшно!»

Следующие десять лет я, как заведено, каждые выходные к моим родным ездил. Потом стал пропускать, не каждый раз под силу было. Все вспоминал Любины слова и думал, будет ли мне страшно?

Как-то года три назад вдруг телефон зазвонил, я снял трубку, там незнакомый голос, ошиблись. Положил трубку и углядел на ней отпечаток своей руки, пыли-то сколько за годы накопилось, когда же мне последний раз звонили? Не смог вспомнить.

Слишком долго живу, вот, если бы была возможность взять все годы в сумме отведенные всем членам нашей семьи и перераспределить их! Я бы перераспределил (не в свою пользу), но это все так - мечты-иллюзии. К тому же, никак мне распределение это не удавалось, как ни старайся, все равно, на мой взгляд, несправедливо получалось.

Но еще больше хочется каждому из них сказать то, что при жизни не успел или не надумал.

Теперь как праздник, когда они мне снятся.

Часто последние годы с ними мысленно беседую, вроде даже понимают меня. Может, скажи что-нибудь из нынешних мыслей тогда, в прошлом, что-то бы пошло по-другому, что-то изменилось бы.

 Часто об этом, сидя в темноте, думал. Шторы я много лет не раздергивал, потому что, если свет пустить, то квартира еще больше казалась. Пустая она, кончились праздники наяву, только мой главный остался…

Вот опять в палату сначала сестра, а потом и врач забежал, поспешно так, видать приближается мой главный праздник. Скоро, уже совсем скоро я со своими родными встречусь. Страшно ли мне? Нет. Я верю, что встречусь.

Вспомнил, как однажды готовились к новогоднему карнавалу в школе. Мама еще за месяц начала мне костюм шить, я роль учил – главная досталась. Все было готово, но накануне праздника свалила меня температура, не попал я на карнавал. Как я тогда плакал! Казалось, что жизнь прошла напрасно! Так было жалко и маму с ее трудами, и себя.

Теперь-то это не повторится. Если обманет меня моя вера в то, что встретятся там наши души, то значит меня просто не станет, и я уже и не пожалею о сорванном празднике, но почему-то мне кажется, что моя Вера меня не обманывает. Праздник будет! Мой главный праздник, уж очень долго я его ждал.

Я, как обычно, взглянул на замысловатый медицинский прибор с экраном, по которому все время, что я в больнице, бежала неровная синусоида, и вдруг прибор пискнул, а синусоида превратилась в ровную горизонтальную линию.

Только успело мелькнуть в голове: «Здравствуйте, мои родные!», и….

09 февраля 2014 года

 Вадим Сазонов