Тёзка

Посвящается водителям Великой Отечественной войны.


    Томительное ожидание закончилось. Ночью 23-го мая 1942-го года в автомобильную роту подвоза, в которой служил Иван, из штаба автотранспортного батальона прибыл вестовой с долгожданными приказами. В них чётко говорилось: советское командование предпринимает попытку прорыва линии окружения войск Юго-Западного фронта ударом извне частью сил 38-й армии.

    Их роте приказано подготовить уцелевшую технику к ходу, неисправную уничтожить на месте или привести в полную негодность. Была поставлена задача: вывести исправные машины из окружения через точки прорыва. В душе каждого бойца-водителя загорелся потухший огонёк надежды, что этот кошмар, наконец-то, закончится. В автороте от сорока трёх машин осталось лишь десять исправных грузовиков Газ-АА, называемых «полуторками» за грузоподъёмность в полторы тонны полезного груза. Рота понесла тяжёлые потери: в её составе не осталось ни одного тягача, они, как и все остальные машины, были уничтожены немецкой авиацией.

                                                         ***
    В стороне предполагаемого прорыва громыхала канонада орудий, но кто по кому бил, было не понятно. Командир автороты нервничал, поглядывал в ту сторону и, забыв про Устав и правила общения военнослужащих в РККА*, торопил всех отборным матом:
    - Шевелитесь, мать вашу, или ласки от немца ждёте?! Вон он как ласкает, сукин сын, слышите?! Горючку с неисправных машин слить в баки «живым», что не влезет - в канистры и в кузов! Про масло и керосин не забудьте! Стахеев?
    - Я! – ответил Сашка, боец, призванный в армию весной этого года, который на удивление оказался неплохим водителем. Плохие не выживали на дорогах войны под огнём и налётами противника.
    - Ко мне! – подозвал его лейтенант и развернул на ящике карту.
    Как только вопрос с «горючкой» был решён, а неисправные машины приведены в полную негодность, водители собрались возле Ивана — души автороты. Ещё с юности он полюбил технику и с завязанными глазами мог разобрать и собрать двигатель любой машины: будь то трактор, ГАЗ или ЗИС. За это даже командиры, уважительно звали его по имени и отчеству - Иван Васильевич.

    В РККА Иван остался на «сверхсрочную» после того, как ночью во время советско-финской войны в родном селе сгорел его дом, а вместе с ним и вся семья: отец с матерью, молодая жена и двое ребятишек. Причина пожара осталась неизвестной. Поджог это был или просто несчастный случай – выяснить так и не удалось. Возвращаться было некуда, да и незачем. Ивану не раз предлагали повышение по службе, но он оставался рядовым бойцом-водителем, посвящая каждую свободную минуту, если таковая случалась, отладке и ремонту своей «полуторки». Та же – в ответ – служила ему верой и правдой.

    В ожидании приказа к выдвижению, все собрались вокруг Ивана, и он, угадав мысли бойцов, достал кисет с махоркой и кусок газеты. Табака тогда ни у кого уже не осталось, и только он сохранил свой неприкосновенный запас. Ради такого случая, как сейчас, им можно было и пожертвовать.
    - Ну что, братцы, не так всё и плохо! Выведем своих лошадок? – с улыбкой спросил он собравшихся вокруг водителей, и щедро отсыпал каждому по щепотке табака на протянутые кусочки газеты.
    - Теперь-то точно выведем! Слышишь, как там громыхает?! – говорили бойцы, закуривая самокрутки и поглядывая в сторону, откуда доносилась канонада орудий.
    Взгляд Ивана внезапно упал на Сашку. Тот сидел на подножке своей «полуторки» и отстранённо смотрел в землю.
    - Хорошо бы было, - сказал Иван повеселевшим бойцам-водителям, взял кисет и подошёл к Сашке.
    Тот поднял голову, по щекам молодого парня текли слёзы. В его глазах был не просто страх, а отчаяние! Иван в первый раз видел этого парня в таком состоянии. Молодой всегда возвращался с заданий на своей «полуторке» целым и невредимым и никогда раньше не показывал испуга.
    - Ты чего это, Стахеев? В первый раз, что ли? Держи, покури и всё пройдёт, - он протянул зажжённую самокрутку.
    Но тот даже не взглянул на неё. Пряча лицо от испытывающего взгляда Ивана, Сашка протянул треугольник письма, который получил от жены ещё перед началом Харьковской операции в первых числах мая.

                                                               ***

    Для лучшего понимания эпизода, о котором идёт речь, необходимо вкратце обрисовать ситуацию, сложившуюся на момент описываемых событий. 12-го мая 1942-го года части Южного и Юго-Западного фронтов перешли в наступление на Харьковском направлении. В первые дни нашим войскам сопутствовал успех. В районе Барвенковского плацдарма удалось прорвать оборону противника, и наши части углубились на территорию противника до 30-60 километров. Однако 17-го мая 1-я танковая армия вермахта группы Клейста оперативно среагировала на сложившуюся ситуацию и нанесла с фланга мощный удар в тыл наступающим частям Красной Армии. Уже в первый день наступления немцам удалось прорвать оборону 9-й армии Южного фронта и отрезать советским подразделениям пути отхода на восток. Сил, необходимых для отражения такого удара немецких войск у нас не было. Начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский предложил отвести войска с Барвенковского выступа, однако Сталин разрешения на отступление не дал. Член Ставки Верховного Главнокомандования полковник Никита Сергеевич Хрущёв, пытаясь прикрыть вину своего бездарного командования и спасти себя, намеренно выдавал Ставке неверные данные о положении наших частей и силах противника.

    К 19-у мая ситуация резко обострилась, и обстановка на юго-западном направлении стала катастрофической. В соответствии с немецким планом "Фридрихус-1", 6-я армия генерала Паулюса из района Балаклеи и армейская группа генерала Клейста из района Славянска и Краматорска стали наступать в направлении Изюма. Ударные группировки противника быстро вышли в тыл другим, ещё не окружённым советским частям. Только тогда Ставкой был отдан приказ о прекращении наступления, но было уже поздно! С севера прорвались танковые соединения 6-ой армии Паулюса и устремились на юг. К исходу 22-го мая окружение подразделений РККА, которые участвовали в Харьковской наступательной операции, было завершено. В результате основная часть ударной группировки Красной Армии на линии наступления оказалась заблокирована и окружена. Начались отчаянные попытки вырваться из «котла».

                                       ***

    Иван развернул письмо от жены Стахеева и прочёл:
    «Любимый Сашенька, понимаю, как тебе нелегко, хочу, чтобы ты знал: я всегда с тобой! Всем подругам говорю: водитель – самая опасная работа на войне. Милый, у нас будет ребёночек, теперь ты обязан вернуться живым! Не хочу растить ребёнка без отца, будь прокляты эти фашисты и Гитлер! Не знаю, есть ли у вас газеты — высылаю тебе вырезку из «Правды». Выполни этот приказ ради нас и вернись живым, умоляю тебя!» В письмо был вложен кусочек газетной страницы с текстом: «Приказ Верховного Главнокомандующего № 130 от 1-го мая 1942-го года: Приказываю всей Красной Армии добиться того, чтобы 1942-й год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев».
    Иван отдал письмо Сашке и вполсилы двинул его в ухо. Отлетев с подножки машины в пыль, тот встал, отряхнулся и спросил:
    - Ты чего это, Иван Васильевич?!

    - Чего, чего?! Да того! Думаешь, один такой?! У Степанова жена померла, дома три рта без мамки и без куска хлеба остались, и что?! Молчит, стиснул зубы и ездит! Ты же, Сашка, никогда не дрейфил, а тут-то чего?! – разозлился Иван.
    - Да не боюсь я! Меня ещё вечером загрузили ящиками со снарядами и патронами, и сейчас приказали доставить их на батарею «сорокопяток» на позиции 4-го батальона. Они будут наш отход прикрывать, а я дороги совсем не знаю! Не доеду я до них! – ответил Стахеев, и Иван, несмотря на вспыхнувшую злость, понимал – парень прав.
    - Ну-ка, малой, давай за мной! – позвал Иван Сашку, и они направились к лейтенанту. Тот удивлённо взглянул на них, потянулся рукой к кобуре и зарычал на молодого:
    - Ты ещё здесь?! Под трибунал захотел?! Сейчас же солнце взойдёт! Как ты, мать твою, доедешь?! Да я тебя прямо здесь расстреляю!
    - Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? – спросил офицера Иван Васильевич.
    - Разрешаю! Тебе чего надо, своих дел не хватает?!
    - Разрешите мне выполнить задание Стахеева на его машине. Он ни разу не ездил в 4-ый батальон, а я ту дорогу знаю, как свои пять пальцев, помню все повороты, ямы и выбоины.

    Лейтенант на минуту задумался, посмотрел на Сашку, затем на Ивана.
    - Хорошо, но знай — эти снаряды и патроны сейчас нужны там как воздух! Так что хоть на спине, хоть в зубах тащи ящики, но они должны быть там, и как можно скорее, - сказал он и уже спокойным голосом добавил: - Солнце вот-вот взойдёт, постарайся уцелеть, Иван Васильевич. Нагонишь нас в точке сбора, думаю, успеешь, часов пять у тебя ещё есть.
    - Знаю, всё будет нормально, старшой, увидимся, - ответил Иван и вместе с Сашкой направился в сторону машин.
    Дойдя до своей «полуторки», водитель показал Стахееву, где лежали инструменты и заводная рукоятка. Затем, словно прощаясь с машиной, погладил руль и сказал Сашке:
    - Береги мою Галю. Если с ней что случится, я тебя, малой, и на том свете сыщу! Так что смотри у меня!
    - Не волнуйся, Иван Васильевич. Сберегу я твою Галю, - ответил Сашка.
    Он, как и все в автороте, знал — Иван называл свою машину именем погибшей жены и никого к ней не подпускал.
    - Ну, давай, до встречи, береги себя, - попрощался Иван, прикидывая с какой скоростью поедет.

                                                    ***
    До позиций 4-го батальона и батареи «сорокапяток», что располагались к западу от них, было всего лишь восемь километров. Но «всего лишь» было бы, если в небе не хозяйничала бы немецкая авиация. Она превратила дороги в сплошные полосы препятствий с ямами и воронками, но не это волновало Ивана. Он уже не раз ездил в этом направлении и знал, где и как можно объехать разбитые участки. Беспокоило другое — всходило солнце! Теперь его одинокий грузовик, выдавая себя на грунтовке шлейфом пыли из-под колёс, станет лёгкой мишенью для немецких самолётов. Иван мысленно материл Сашку за то, что тот сразу не обратился к нему за советом, теперь из-за глупости Стахеева драгоценное время упущено. Будь у водителя в запасе тридцать-сорок минут, он уже возвращался бы на пустой машине.

    Когда Иван проехал добрую половину пути, в подтверждение его мыслей в небе раздался гул самолётов, которые шли на низкой высоте. Двигаясь в сторону запада и маневрируя между воронками, Иван их не видел, те шли с востока и, очевидно, уже возвращались с задания. Сквозь шум мотора он прислушивался к гулу их двигателей и пытался уловить в нём малейшее изменение. Только так, не видя в небе противника, можно было предугадать его атаку. Этот опыт уже не раз спасал водителю жизнь, не подвёл он и сейчас. Как только ровный шум в воздухе сменился на нарастающий вой, Иван понял – грузовик заметили, вот-вот будет атака. Судя по звуку, то были немецкие пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87». Во время атаки наземных целей их пилоты для психологического эффекта включали сирену, и её вой вселял ужас в людей, которым эти самолёты несли смерть.
 
    Иван рассчитал время, крепко сжал руль, прошептал машине: «Выручай, милая!» и нажал на педаль тормоза. «Полуторка», словно услышав его, остановилась, и её от резкого торможения сразу же накрыло облаком пыли. Иван не ошибся в расчётах! В небе раздались очереди авиационных пулемётов, и предназначенные ему пули подняли на дороге перед ним фонтанчики пыли — немец промахнулся. И на этот раз смерть прошла мимо! Повторного захода и новой атаки не было. Очевидно, немцы уже истратили весь боекомплект, и пара немецких штурмовиков Ю-87 ушла прежним курсом на запад.

    Несмотря на то, что это был уже далеко не первый налёт, Ивану понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя. Не каждому и не всегда удавался этот манёвр на дороге, который только что спас водителю жизнь. Только что он дважды поцеловал свою смерть! Во-первых, немец промахнулся, но если бы у него был полный боекомплект, он смог бы повторить атаку. Во-вторых, ходовая часть «полуторки» была рессорной. У этой конструкции был один серьёзный недостаток: при резком торможении амортизационные блоки принимали на себя многократные нагрузки. Рессорные листы могли сдвинуться относительно продольной оси движения, и любая встряска кузова со снарядами закончилась бы плачевно. Проще говоря, от такого торможения боеприпасы в кузове могли детонировать, и их подрыв разнёс бы машину на куски почище любой авиабомбы. Однако риск был оправдан, так как любое попадание очереди из авиационного пулемёта в кузов с боеприпасами привело бы точно к такому же результату.

    Иван пришёл в себя,  отдышался, вышел из кабины и осмотрел машину. Видимых повреждений не было. От резкого торможения ящики в кузове сместились, но груз остался цел и невредим. До конечной точки его  пути осталось около трёх километров. Иван посмотрел в направлении позиций 4-го батальона и прислушался. Несмотря на то, что солнце уже взошло, в той стороне стояла мёртвая тишина. Скорее всего, попытка прорыва из окружения стала для немцев неожиданным сюрпризом, и теперь их внимание приковано к участкам, где наши части пытались пробить бреши в «кольце». Водителю это было только на руку. Он сел за руль и, пытаясь нагнать упущенное время, нажал на педаль газа: тишина на фронте всегда обманчива.
                                          
                                              ***
    Оставшиеся три километра Иван преодолел без происшествий. На позициях батареи 45-ти миллиметровых орудий и 4-го батальона его встретили с теплом и уважением. Люди, которым предстояло прикрывать прорыв из окружения, понимали, что шансов уцелеть у них практически нет, и иллюзий не испытывали. На тот момент от полного состава батальона осталось не более ста человек, но, несмотря на это, все держались и готовились выполнить данный им приказ, сделать это ради жизни других незнакомых людей. Помогая разгружать машину, Иван слышал, как комиссар батальона говорил бойцам:
    - Если не погибали бы наши отцы, деды и прадеды, дававшие отпор врагу, мы погибли бы раньше, товарищи! Так давайте же сегодня и мы, ради их памяти, ради жизни родных и близких, не посрамим себя трусостью и покажем фашистам наши зубы!
    Комиссар 4-го батальона всегда находил нужные слова.

    Когда разгрузка закончилась и кузов опустел, комиссар подошёл к Ивану:
    - Спасибо, что снаряды привёз. Вот-вот немец нагрянет, а пушкари пустые!
    - Повезло, мог и не доехать, по дороге с воздуха обстреляли. А где Павел Семёнович, комбат-то ваш? – спросил Иван.
    Комбат 4-го батальона тоже увлекался техникой и во время коротких встреч они беседовали о машинах и другой технике.
    - Нет больше Павла Семёновича. Убило вчера миной, когда вечернюю атаку отбивали. Дорога, по которой ты ехал, ещё цела?
    - Не везде, много ям и воронок, но проехать можно.
    - Возьми с собой раненых, из них трое тяжёлых, - комиссар посмотрел в сторону противника. - Эти вот-вот начнут. Что-то сегодня они и так уже долго медлят с атакой. Видно основательно готовятся, сволочи! Когда тут всё начнётся, нам будет не до них, да и новые появятся, а так эти, может, и уцелеют. Приказывать не буду, знаю — на дороге с ними в кузове не сманеврируешь. Возьмёшь?
    - Возьму, комиссар. Ради того, что ты сказал, возьму! Грузитесь быстрее, а то и в самом деле немец появится, - Иван отлично понимал — только что он подписал себе смертный приговор, но поступить иначе не мог.
    Имея в кузове людей, тем более раненых, он уже не сможет на дороге маневрировать так, как если бы ехал порожняком. Не сможет потому, что в кузове будут живые люди! Но слова комиссара, обращённые к бойцам батальона, запали бойцу-водителю в душу.

    Как только раненых погрузили в машину, Иван ещё раз посмотрел в сторону на удивление тихого в эти утренние часы запада. «Успею!» - решил он, когда люди, обречённые на подвиг и смерть, помогали завести ручкой двигатель. Как только «полуторка» зарычала родным голосом, неуверенность исчезла. Водитель снова оказался в родной стихии, но помнил, что в кузове девять раненых, из которых трое в тяжёлом состоянии. Справа от него сидела заплаканная девушка-санитарка. Комиссар силой запихал её в кабину машины. Иван надавил на газ и, вглядываясь в небо, подумал: «Молодец комиссар, хотя бы этих людей и девчонку спас!» Объезжая воронки на дороге, он спросил девушку:
    - Как зовут тебя, красавица?
    - Галя.
    Он усмехнулся:
    - Надо же, прямо как машину, не эту, а мою, родную.
    Почему он называл свою машину Галей, Иван объяснять не стал. Ему было не до этого. Он выруливал между воронками, щурился от слепившего солнца, всматривался в небо и прислушивался, ожидая услышать звук немецких самолётов. Когда позади, на оставленных позициях, загрохотали отголоски ближнего боя, Галя вытерла слёзы и прошептала:
    - Теперь я не смогу жить спокойно! Я должна быть там!
    - Дурочка, умереть всегда успеешь! Эти люди только что подарили тебе и раненым жизнь, береги её, иначе ради чего всё это?! – ответил он, и машину внезапно накрыли тени от внезапно появившихся в небе немецких истребителей.
    «Проклятое солнце!» - успел подумать Иван. Из-за слепивших его утренних лучей он их не увидел, а ревущий на разных оборотах двигатель заглушил звук их моторов. На этот раз немецкие асы не промахнулись...

                                                    ***

    Иван Васильевич погиб, не узнав, что его автороты из окружения живым удалось выйти только Стахееву Александру, тому самому парнишке, вместо которого он сел за баранку. Колонну грузовиков, вырывавшихся из «котла», немцы уничтожили с воздуха. Сашка пересёк линию фронта уже пешком. После проверки и жестоких допросов, его снова отправили на фронт, но перед этим он успел написать жене, что если родится мальчик, то имя ему будет Иван.

    Погибшему водителю не дано было узнать, что в те майские дни около ста бойцов 4-го батальона и батарея «сорокапяток», которым он привёз боеприпасы, сутки сдерживали противника, не давая ему выйти в тыл к нашим войскам. Выполнив приказ, батальон в составе всего шестидесяти человек вырвался из «котла». А единственное уцелевшее орудие и отделение бойцов ещё несколько часов не давали немцам переправиться по деревянному мосту.*

    …После войны семья Стахеевых перебралась на Украину, поближе к местам, что были так памятны Александру. Прошли годы. Иван, его сын, вырос и тоже стал водителем. И всякий раз, когда ему случалось проезжать по дорогам Харьковской области Украинской Советской Социалистической Республики, он ловил себя на мысли о том, что где-то здесь погиб мужественный человек, в память о котором он носит своё имя. Вот только где конкретно это произошло, так и осталось неизвестным. И нет на этой земле, политой кровью красноармейцев, места, где можно было бы поставить обелиск с пятиконечной звездой, куда можно было бы прийти, поклониться и тихо сказать: «Спасибо, тёзка, за жизнь, за мир, который ты приближал… и который ты не увидел! Спасибо, Солдат!»

    …Несмотря на все усилия наших войск, вырваться из окружения удалось не более 40-ка тысячам бойцов. Советские потери Южного и Юго-Западного фронтов приблизительно составили 270 тысяч человек личного состава, из них более двухсот тысяч безвозвратных. Точное число выяснить так и не удалось. Большинство погибших до сих пор числится пропавшими без вести. Земля в местах тех боёв так и остаётся наполненной останками ещё не захороненных бойцов, как советских, так и представителей «исключительной» нации. Трагедия гибели наших войск под Харьковом закончилась только в феврале 1943-го года, когда командующий 6-й армией фельдмаршал Паулюс подписал акт о капитуляции немецких частей под Сталинградом. А до этого, после Харьковской катастрофы, нашим войскам ещё предстояло, неся тяжёлые потери, отступать до самой Волги.

08.08.2016


* РККА - Рабоче-крестьянская Красная Армия;
** Этот эпизод описан в рассказе «Неизвестный подвиг» из цикла рассказов «Рассказы ветеранов».

 Андрей Штин

x

Иллюстрация к: Тёзка