САРКОМА

«Крым-криминал»

Владимир Жуков

САРКОМА

Почти документальная повесть

I. Жезл, как бита

С раннего утра Калач дважды набирал номер телефона второго секретаря райкома партии. Длинные гудки в трубке давали понять, что хозяин кабинета отсутствует или не желает поднимать трубку. И третья попытка, предпринятая через пятнадцать минут, не увенчалась успехом.  Он достал из внутреннего кармана кожаной куртки цветную фотографию, с которой взирало милое лицо брюнетки с  карими глазами и чувственным ртом.

 «Эх, Лариса, Лариса, когда ты перестанешь меня огорчать? — прошептал он, опасаясь, что кто-то может подслушать. — Знать бы, изменила ты мне с этим напыщенным и самоуверенным хряком или это лишь злые сплетни? Не зря видно говорят, что красивая жена  это чужая любовница, потому что очень нелегко ей устоять от искушения и похоти. Бывают же исключения, когда женщина красива, умна и верна своему супругу по крышку гроба».

 Вячеслав Георгиевич  еще несколько минут, словно под гипнозом, пристальным и недоверчивым изучал до боли знакомые черты лица. Пытался проникнуть в мир ее мыслей,  сокровенных планов и надежд, но тщетно, поскольку не обладал способностями экстрасенса и прочих ясновидцев. С досадой, но бережно, чтобы не помять, спрятал фото в карман. Прикурил  спичкой сигарету, что делал крайне редко, лишь в ситуациях сильного волнения, тревоги и огорчения. Бросил окурок в тяжелую стеклянную пепельницу.

В третий раз позвонил, теперь уже в приемную райкома и, заслышав женский голос, не представившись, строго спросил:

— Где Александр Петрович Слипчук?

—На совещании в обкоме партии, — ответила секретарь-машинистка.— Путь неблизкий, поэтому на зорьке выехал с водителем.

 — В котором часу совещание?

— В десять ноль-ноль в здании политпросвета.

 — На сколько времени рассчитано?

— Я такой информацией не обладаю. У Александра Петровича в Симферополе могут быть и другие важные партийные дела и встречи в секретариате и отделах обкома партии, — ответила женщина. С опозданием вспомнила, что прежде, чем ответить на вопросы абонента, следует выяснить его личность и должность. Она с нотками вины поинтересовалась:

— Представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь?

—Руководителей района следует знать по голосам, — упрекнул он.

—Я лишь второй месяц, как работаю в этой приемной. Еще не всех…

— Тем более, — резко перебил Калач и положил трубку на рычаг. Окинув взором просторный кабинет с длинным Т-образным столом с рядами стульев, тумбочку с гирляндой телефонных аппаратов и цветным телевизором «Фотон» в нише книжного шкафа, Вячеслав Георгиевич подумал: «В сталинский период перед сотрудниками НКВД первые секретари обкомов, райкомов, не говоря уже о председателях областных  городских и районных исполкомов, о поселковых и сельских, даже вспоминать не приходится,  испытывали панический страх и трепет. Дрожали, как осиновый лист на ветру. А нынче с начальниками и сотрудниками милиции мало кто считается. По пустяковому поводу вызывают на «ковер» в обкомы, горкомы и райкомы партии, рядовые инструктора, курирующие деятельность правоохранительных органов, возомнили себя генералами. А прежде офицер НКВД мог накопать компромат на любого большого партийного функционера и отправить в карьер или на лесоповал. Да были времена, когда Сталин железной десницей управлял  великой страной, а народные комиссары и  министры Дзержинский, Менжинский, Ягода, Ежов, Берия, Абакумов держали людей в «ежовых рукавицах». Жаль, что не довелось мне в ту пору жить и кубари на петлицах носить. Передо мною бы партийные гниды глистами бы извивались.

Это потом уже после смерти вождя свинопас Никита Хрущев, не столько из соображений наказания за политические репрессии, в которых он сам активно участвовал, сколько из чувства мести инкриминировал бывшему кумиру  культ личности с ночным выносом тела из мавзолея. А вот  рыцарь революции,  железный Феликс Дзержинский, — майор перевел взгляд на портрет, висевший на стене, на его креслом,  — как и Ленин, остался незапятнанным и ныне является обязательным атрибутом в кабинетах начальников  МВД, КГБ, прокуратуры. А его слова о «горячем сердце, холодной голове и чистых руках  чекиста» цитируют ораторы почти на каждом совещании, посвященном борьбе с преступностью и охране общественного порядка. Однако, куда завели меня рассуждения, экскурс в прошлое. Минул звездный час ВЧК, ГПУ и НКВД и надо считаться с реалиями, с тем, что КПСС является  руководящей и направляющей силой советского общества. Но я никому не позволю грубо и бесцеремонно вторгаться в мою личную, семейную жизнь».

Вячеслав Георгиевич нажал одну из кнопок на пульте селекторной связи и велел секретарю своей приемной:

— Анжелика, завари кофе без сахара.

— Минуточку, товарищ майор, будет сделано, — пообещала она. Вскоре, миновав узкий тамбур двери, вошла с чашечкой кофе, над которой исходил аромат,  в кабинет. Ковалев кивком головы поблагодарил  сотрудницу и попросил: — Если кто-нибудь, на исключением первых лиц района, позвонит, то ответь, что я занят, либо на выезде.

— Так точно! — по уставу ответила Анжелика. Едва за ней закрылась дверь, Вячеслав  Георгиевич, прозвенев связкой ключей, открыл дверцу стального сейфа и достал початую бутылку коньяка «Коктебель». Наполнил золотистого цвета напитком стограммовый стакан.. Выпил,  пригубил кофе и решил: « Что ж, коль нет других вариантов, придется не развязывать, а рубить с плеча этот гордиев узел, пока дело у них не зашло слишком далеко. И сегодня же, откладывать на потом нет смысла. Итак, начало совещания мне известно и продлится оно не более трех часов. Обкомовские аппаратчики из опасений нажить геморрой, долго засиживаться не любят. Это отчетно-выборные конференции, иногда растягивают на два дня. Но они проводятся не чаще одного-двух раз в течение пятилетки, в основном для избрания делегатов на  очередной съезд  КПСС. С учетом времени на обратную дорогу Александр Петрович возвратится в свои пенаты не раньше трех-четырех часов пополудни. Встречу его с «почестями». Будут ему и ковровая дорожка, и оркестр.

Калач потянулся рукой к плоской бутылке с коньяком, но, взглянул на портрет «железного Феликса», воздержался, решил, что для разгона крови ста граммов вполне достаточно.

В два часа пополудни, пройдя мимо дежурной части с оружейной комнатой в фойе районного отдела милиции,  майор вышел во внутренний двор здания. Возле служебной «Волги» бежевого цвета его поджидал водитель,  сержант  Михаил Трошин.

— Табельное оружие при тебе? — спросил начальник.

— Так точно! —  милиционер-водитель хлопнул ладонью по кобуре, в которой покоился пистолет Макарова и с удовольствием напомнил.— Я ведь в каком-то смысле не  только водитель, но и ваш телохранитель.

— Ни в каком-то, а в самом прямом. Хотя я и сам за себя могу постоять, но лучше, когда рядом надежное плечо, — заметил офицер, — разные ведь бывают ситуации. По коням!

Трошин запустил двигатель и спросил:

— Что-то серьезное предстоит?

— Возможно, но последствия предвидеть сложно.

— Куда маршрут?

— К автомобильной трассе «Керчь-Феодосия-Симферополь».

Михаил выехал со двора и «Волга» плавно покатила по улицам поселка к его окраине. — Товарищ майор, зачем вам лишний раз рисковать? Для этого есть группа захвата, сотрудники угрозыска. Или сами решили отличиться?

— Я звездной болезнью давно переболел. Это тот случай, когда лишние свидетели не нужны.

—Вы что же, решили сами взять преступника. А вдруг он не один?

— Почему бы и нет, — усмехнулся Вячеслав Георгиевич. — Опыт и навыки есть.  Будучи участковым инспектором и оперуполномоченным угрозыска, приходилось обезвреживать злодеев, вооруженных финками и обрезами. Начальник милиции  — не красная девица. Он обязан мгновенно реагировать и решительно действовать в любой опасной ситуации. Ты ведь, Михаил, знаешь, что я не канцелярская крыса. Кабинетной, бумажной  возне предпочитаю участие  в серьезных  оперативно-розыскных мероприятиях. Начинал с самой низкой ступеньки. После службы в армии устроился милиционером ППС, затем закончил  Одесскую специальную школу милиции, служил участковым инспектором, оперуполномоченным и начальником угрозыска.  На мотоциклах К-750  и МТ-9 в лютый мороз и в зной мотался по сельским дорогам, усмирял грабителей, хулиганов, пьяниц, насильников и  заработал себе радикулит. Теперь организм, словно барометр, реагирует на смену погоды. Спасаюсь баней и сауной. После учебы на заочном отделении  Киевской высшей школе милиции назначили заместителем начальника, а ныне начальником райотдела внутренних дел.

—Вячеслав Гаврилович, вашей биографии, послужному списку можно по-доброму позавидовать, — польстил сержант.

—Не надо завидовать, а следует упорно идти к цели. Причем, не надеясь на протекцию и добрых дядей с генеральскими погонами. У тебя все впереди, если, конечно, не сопьешься.

— Не сопьюсь, употребляю в меру лишь по большим праздникам. И все же, товарищ майор, я бы на вашем месте не подставлял грудь под бандитские пули и ножи, — Это лишь в кинофильмах «Рожденная революцией», «Место встречи изменить нельзя», «Следствие ведут знатоки» и в других все предстает героически и романтично, а в жизни  буднично и нередко трагично. Милицию, особенно в праздничные дни, когда народ отдыхает и развлекается, можно сравнить со свадебной лошадью, у которой голова в венке, а задница в мыле…

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Калач. — Точно подмечено. Сам придумал или кто подсказал?

— В гараже анекдоты травили,  кто-то из ребят  выдал на-гора этот перл.

— Отличный перл. На сотрудников милиции, в отличие от КГБ и прокуратуры, часто летят шишки, нас подставляют, делают козлами отпущения. Мы — не столько блюстители, сколько чернорабочие правопорядка, ассенизаторы, так как круглосуточно имеем дело с деклассированными элементами, отбросами и пороками общества— убийцами, насильниками, грабителями, расхитителями народной собственности, алкоголиками, наркоманами и проститутками. Сотрудники прокуратуры лишь пожинают плоды наших напряженных трудов, повседневной рутины. Отчасти по этой причине существует глухое противоборство не только между министром МВД Николаем Щелоковым и председателем КГБ Юрием Андроповым, но и сотрудниками этих могучих ведомств. Борьба не только за трон генсека, но и место возле этого трона, жестока и бескомпромиссна.

— Товарищ майор, ну ее к лешему большую политику, — отозвался водитель, внимательно наблюдая за дорогой и редкими встречными машинами. — Я знаю, что когда паны дерутся, то у холопов чубы трещат.

— И то верно, меньше знаешь, спокойно спишь, — согласился начальник и за сотню метров до поворота на трассу «Феодосия – Симферополь» велел:

— Стоп машина! Приехали.

Михаил, сбавив обороты двигателя, съехал на обочине и нажал на педаль тормоза. Вышли из автомобиля на свежий воздух.

Благоухал июль — макушка лета. Погода установилась солнечная, безветренная. В небе  ослепительно-желтым лимоном сияло солнце.  От палящих лучей  поникли листья на деревьях и кустах, трава и полевые цветы. С левой стороны от дороги, где еще недавно янтарем отливали колосья озимой пшеницы, желтела свежескошенная жесткая стерня. Вдалеке, почти на  дымчато-сиреневой линии горизонта, ползал трактор с плугом, за которым черной линией тянулась борозда. Не слышно пения утомленных жарой птиц, все замерло, будто перед грозой. На небе ни одного облачка и земля заждалась дождей.

— Товарищ майор, в эту пору люди плескаются в прохладе моря, нежатся на пляжах, а мы, крымчане, редко пользуемся этой благодатью, — посетовал Михаил. — За сезон удается лишь три-четыре раза побывать на Азовском море, в Каменке.  А ведь я люблю порыбачить  в бухте у мыса Казантип. Увлекаюсь ловлей на спиннинг кефали, керченской сельди, камбалы-глоссы, сарганов, ну и конечно, бычков. И не столько ради добычи, сколько ради спортивного интереса.

— А у меня хобби – охота из карабина «Сайга» на кабана, лис и мелкую дичь, — признался начальник. — только времени на это азартное занятие нет. А насчет отдыха на море, ты совершенно прав. Надо организовать выезд свободных от службы сотрудников и членов их  семей на пляж Арабатской стрелки. Поручу это дело замполиту, а  то горазд  на язык, утомил  всех  своими занудными лекциями. С автобусами проблем не будет, начальник ГАИ подсуетится. А то ведь за бесконечной текучкой  дел и лето пролетит.

— Да, когда дел много, то время не течет, а летит, — подтвердил водитель

— Это для малых детишек и больших бездельников летний день кажется  вечностью, — произнес Валентин Георгиевич, припомнив пору детства и юности. А сейчас самое утомительное ожидание.

— Кого мы ждем и какова моя роль? — спросил Трошин.

— Одну важную персону. Он будет с водителем. Мне предстоит серьезный мужской разговор. Твоя задача контролировать поведение его водителя. Необходимо будет изолировать его, а возможно и случайных пассажиров, что маловероятно,  от вмешательства и каких-либо физических действий. Он ведь тоже, как и ты,  охраняет своего  шефа. Но я знаю, что Александр Петрович не любит себя стеснять посторонними людьми, поэтому их будет двое.

— Если я не ошибаюсь, то речь о втором секретаре райкома Слипчуке?

— Не ошибаешься. За умение держать язык за зубами, сообразительность и отличное вождение я тебя и ценю, — признался Калач. — Иначе бы поменял на другого извозчика.

«Какая черная кошка между ними пробежала?» — терялся в догадках Михаил, но спросить не решился, ибо предпочитал не совать свой нос в чужие дела и проблемы, тем более чреватые конфликтами и скандалами.

— У тебя монтировка или жезл есть? — спросил начальник.

— Конечно, и запасное колесо в багажнике.

— Колесо мне не потребуется, а вот.., —  майор несколько секунд размышлял, на чем остановить выбор, — а вот жезл потребуется. Я в штатской, цивильной одежде, а ты в милицейской форме. А то ведь на скорости пролетят мимо  и мой план пойдет коту под хвост. Поэтому придется тебе, Миша,  исполнить функции госавтоинспектора.  Ты ведь,  до того, как я тебя взял водителем, служил в ДПС, дело знакомое?

— Да, служил.

— Поди, навыки и сноровку гаишника не утратил?

— Не утратил, — без энтузиазма подтвердил сержант, смутно ощутив зловредность отведенной ему роли. Вылез из кабины, открыл багажник и достал из чехла  жезл и черно-белыми полосами. Возвратился с ним в салон  «Волги».

— Сувенир, реликвия. Ребята подарили перед уходом из ДПС,— сообщил водитель и посетовал. — Тяжелый, будто чугун, рука устает держать. Вожу на всякий пожарный случай.

—Дай-ка, подержу, проверю твой сувенир. Сейчас, как раз тот самый случай, испытаю его в работе,  — Вячеслав Георгиевич потянулся рукой к отшлифованной до лоска рукоятке жезла. На ней было выгравировано «Трошин». Похлопал им по ладони левой руки:

— Именной,  нестандартный, тяжелый,  можно вместо молотка   гвозди заколачивать.

— Выточен из мореного дуба, — пояснил сержант. — Я его берегу, как зеницу ока, вроде талисмана, приносящего удачу.

— Прочный, надежный, лучше пластмассового, — оценил Калач. — Тебе, Миша, не помешало бы поступить в специальную школу милиции или в симферопольский автодорожный техникум. За направлением, рекомендациями дело не станет. Это даст шанс дослужиться до начальника отделения ГАИ или МРЭО.

— Поздновато, мне до выслуги лет восемь осталось, — ответил Трошин.

— Учиться никогда не поздно. Станешь офицером с приличной зарплатой, а потом и пенсией. Не придется после службы устраиваться вахтером или сторожем, ведь пенсии у рядового и младшего начальствующего состава невелики.

— Знаю, устроюсь автослесарем на СТО.

— Михаил, там вакансий не бывает, принимают по протекции и большому блату.

— Хотя об этом пока рано думать, но я рассчитываю на вашу помощь.

— Конечно, помогу, чем смогу. А сейчас ты мне должен оказать услугу, — произнес майор и увидел, как напряглись мускулы на лице водителя, брови в озабоченности сошлись на переносице. «Моя просьба ему явно не по душе». — понял начальник и вслух  выразил сомнение:

—Пожалуй, придется мне самому поработать с жезлом. Слипчук и его водитель Федор, привыкшие к тому, что инспектора ГАИ, знающие номера и серии чиновничьих автомобилей,  отдают им честь, берут под козырек,  могут не отреагировать на жезл. Промчатся мимо, а гоняться за ними неприлично, ниже нашего достоинства.

— Вполне могут, уже были такие случаи, когда я служил в ДПС, — с затаенной радостью сообщил Трошин. — Однажды за превышение скорости я пытался остановить «Волгу» председателя райисполкома. Тот вызвал на «ковер» начальника отделения ГАИ и всыпал мне на орехи. Хотя водитель чиновника создал аварийную ситуацию и только по счастливой случайности не совершил ДТП.

— Ладно, Михаил,  вольно, не напрягайся. Я сам сыграю роль госавтоинспектора, а ты не глуши двигатель, будь готов к погоне, если не остановятся.

— Давайте задействуем экипажи ДПС?

 — Сами управимся, — возразил Калач и  уверенно взял в правую руку тяжелый жезл.

— Вы же  одеты по- гражданке?

—Зато личность заметная, поэтому трудно не увидеть, тем более в ясную погоду. Обязательно остановятся, даже ради любопытства.

Майор с жезлом в руке вышел к обочине. У сержанта немного отлегло от сердца, ибо он опасался быть втянутым в скверную историю. «Что они не смогли поделить? Нашла коса на камень», — размышлял он, глядя на ленту асфальта, уходящую к основной трассе, соединяющей два приморских города.

Калач издали наблюдал за трассой, по которой  на встречных курсах мчались грузовые и легковые автомобили, автобусы и фуры. На какое-то мгновение самоуверенность оставила его и внутренний голос подсказал: «Не разумно обострять отношения с теми, кто выше по должности, что чревато большими неприятностями и непредсказуемыми последствиями. Лучше спустить дело на тормозах, со временем все перемелется и страсти и обиды угаснут. Может, действительно, внушить себе мысль, что ничего предосудительного и оскорбительного для меня  для моей чести нет? Ради служебной карьеры, семейного благополучия? Нет, проявив слабость, струсив в критический момент, я перестану себя уважать и, как личность, деградирую. Если бы знать, что отношения между Слипчуком и Ларисой не зашли слишком далеко, то можно было бы ограничиться культурным, но суровым предостережением? А, если они перешли грань? Нет, не в моих правилах пасовать и отступать, ведь не случайно риск называют благородным делом».

Вячеслав Георгиевич скорее интуитивно почувствовал, прежде чем увидел, как черного цвета «Волга» повернула с трассы налево и нарастила скорость. Он в ожидании приближающегося автомобиля неподвижным монументом встал у самой  границы обочины и проезжей части дороги.

2. Жестокий клинч

— Федор, погляди-ка, у тебя зрение, как у орла, что это за  пожарная каланча маячит у обочины? Никак Калач собственной персоной?— всматриваясь через лобовое стекло, сквозь ровный гул двигателя и шорох шин велел Слипчук своему водителю  Цыгейка.

—Он самый, наш главный блюститель, начальник милиции, его за версту видно, — отозвался тот.

—С чего бы ему на дорогу выходить, подменять инспекторов ДПС?

— С причудами майор, — усмехнулся Федор. —Другие начальники из кабинетов по рации командуют подчиненными, а Калач лично участвует в рейдах и операциях по задержанию хулиганов, пьяниц, проституток… Самых буйных доставляет в райотдел. Вот и сейчас вместо гаишников с жезлом вышел на трассу. Быкует, упиваются властью, наводит страх на водителей, будто главный в районе, как во времена НКВД. Непредсказуем.  Вообще то, странный мужик, необычный. До него таких начальников не было

— Ничего странного,— возразил партработник. — Подает пример подчиненным, как надо наводить порядок. А кабинетных работников, бюрократов и без него хватает.

Цыгейка  увидел, как Калач  движением жезла  указал остановиться.

— Александр Петрович, что прикажите делать? Может, как обычно, проедем. Ударю по газам. Гаишники не то, что останавливать, честь вам должны отдавать.

—Уважим, не рядовой ведь, а майор. К тому же не каждый день начальник милиции дежурит с жезлом, — ответил секретарь. — Хотя я по табели о рангах полковник.

— Тем более, пошел он…,— поддержал водитель, намереваясь прибавить скорость.

— Остановись, узнаем, что ему надо? Может с машиной неполадки и попросит отбуксировать.

Сбавляя скорость, Федор ответил:

— Миха —опытный шофер, в случае поломки сам бы справился или вызвал бы по рации инспекторов ГАИ, а те торчал бы у обочины. У них своих буксировщиков вдоволь. Здесь что-то другое?

Он остановил «Волгу» в полуметре от мрачно взиравшего на них офицера. Слипчук опустил стекло и иронично-добродушно спросил:

— Что случилось, майор? Неужели в ГАИ некомплект и ты вынужден лично обеспечивать и контролировать соблюдение водителями Правил дорожного движения? Или двигатель в авто забарахлил и нужна помощь?

— Александр Петрович, ваша ирония неуместна, — сухо отозвался Калач. — В службе ГАИ и ДПС вакансий не бывает. Желающих много, принимаем по конкурсу.

— Тогда почему  с жезлом и в цивильной одежде, а не при параде? Могли бы проехать мимо, тем более, что Цыгейка строго соблюдает правила безопасности движения.

— Могли бы, но не проехали,  и сами догадываетесь почему? — с вызовом ответил майор.

— Почему? — удивился Слипчук, пребывавший в бодром настроении, потому что на совещании руководство района, вопреки прогнозам, не подверглось критике, но и похвалы не прозвучало. И это уже позитив. Лучше умолчание, чем нелицеприятная, публичная порка. По  случаю того, что гроза прогремела в стороне, Александр Петрович вместе с коллегами в обкомовском буфете выпил граммов по сто пятьдесят коньяка «Ай-Петри».

—Потому, что между нами назрел мужской разговор, — мрачно произнес начальник милиции. — Давайте выясним отношения без свидетелей. Если откажитесь, то у меня будут основания презирать вас, как труса.

— Смело, неожиданно, — не то удивился, не то обиделся Слипчук. Взглянул на озадаченного Федора, открыл дверцу и вылез из авто.

— Отойдем в сторону, — не глядя на соперника, предложил Калач и указал  на зеленеющее на краю лесополосы колючее деревцо боярышника. Молча, отошли от «Волги» на  пару десятков метров.

— Вячеслав Георгиевич, что случилось? Ты в здравом уме? — первым спросил второй секретарь.

— Случилось и для тебя это не является неожиданностью, — промолвил майор и пристально поглядел. — Когда перестанешь волочиться, приставать к моей супруге с неприличными предложениями?

— С чего ты взял? В чем конкретно проявились эти предложения?

— Вопросы задаю я, а ты отвечайте.

—Мг, возомнил себя прокурором?

— Я — начальник милиции.

— Начальник РОВД, но не министр МВД, поэтому я не обязан держать  отчет, — твердо изрек  Александр Петрович.

— Ответишь, — теряя самообладание, произнес майор. — Почему флиртуешь с моей женой, не даешь прохода, склоняешь ее к интимной близости? Или в аппарате райкома не хватает красивых баб? С ними и кувыркайтесь, коль сперма давит на череп. Превратил контору в гарем.

— Это все козни, домыслы, сплетни недругов и завистников, решивших посеять между нами вражду, — пояснил Слипчук и миролюбиво продолжил.— Вячеслав Георгиевич, ты же по образованию правовед, юрист,  должен руководствоваться не эмоциями, а разумом, фактами. Как там у вас, вещдоками.

— Вещдоков предостаточно. Я навел справки, именно из твоей приемной поступают и письменные и устные приглашения  Ларисе Юрьевне на участие в симпозиумах, конференциях, совещаниях, концертах  и в других культурных мероприятия, в том числе в банкетах и фуршетах. Причем с твоей подачи ее постоянно избирают в президиумы, оргбюро, составы комитетов и комиссий, в жюри творческих конкурсов.

— Что в этом плохого, предосудительного? Лариса Юрьевна— умная, обаятельная и очаровательная женщина. Она способна не только украсить, но наполнить глубоким содержанием любое публичное культурно-просветительское мероприятие.

— Ты вручаешь ей цветы, почетные грамоты, дипломы, сувениры, ювелирные изделия, французские духи и косметику. И очевидно, не без корысти.

— Многим и не только женщинам, но и мужчинам за  активную  работу, личный вклад в развитие культуры, эстетического воспитание людей оказываю почести. Вячеслав Георгиевич, пойми, наконец, что у меня  такие функциональные обязанности  в идеологической  и  гуманитарной  сферах. Я ведь не обвиняю тебя в том, что ты изобличаешь преступников, охраняешь правопорядок, лично усмиряешь  хулиганов, пьяниц, самогонщиков, а сегодня вот  работаешь за сотрудников ГАИ. Почему у тебя  вызывают необоснованные подозрения мои вполне законные действия, использование моральных и материальных стимулов для поощрения наиболее активных, отличившихся граждан, которыми по праву гордится наш район.

— И мою жену считаете активисткой?

 —Обязательно, в социально-культурной сфере. Поэтому у тебя нет причин для  ревности.

—Оставьте  ее в покое.  Я обнаружил у нее твои любовные послания с комплиментами «дорогая моя, милая, нежная», с откровенными желаниями и намеками. Как это понимать?

Слипчук призадумался, не найдя убедительных аргументов и чувствуя, как нарастает его агрессия, попросил:

— Вячеслав, не горячись, охлади свой пыл. Что ты, как задиристый пацан.  Я бы еще мог понять парня восемнадцати-двадцати лет от роду, а тебе перевалило за тридцать пять. Пора остепениться, трезво посмотреть на жизнь, далекую от идеала и совершенства с ее достоинствами, пороками и искушениями. Кстати, почему ты в служебное время под «градусом»? — уловил он запах спирта.

— Ты тоже – не ангел. Как из бочки разит коньяком, — парировал выпад офицер.

— Я бы на твоем месте умерил пыл, трезво соизмерил свои силы и шансы, прежде, чем начинать поединок. Иначе я  инициирую рассмотрение на бюро вопроса о состоянии дел по борьбе с преступностью и охране правопорядка. И будьте уверены мои инспектора и сотрудники КГБ и прокуратуры вскроют недостатки, накопают достаточно компромата для признания вашей профнепригодности и отстранения от должности.

— Только посмей, я не потерплю шантажа и угроз! — повысил  голос Калач.

Поняв, что  майор – крепкий орешек и его на испуг не взять, Слипчук сменил тактику и дружелюбно произнес:

— Ладно, погорячились, выпустили пар, отвели душу и будет. Предлагаю  вечером встретиться в ресторане «Золотой колос», я угощаю. В спокойной обстановке, ка говорится,  посидим-погудим, расставим все точки над i. У нас нет причин для  неприязни и вражды.

—Хочешь откупиться, задобрить?  Да я с тобой на одном гектаре не сяду,— ухмыльнулся майор. — Я достаточно зарабатываю, чтобы самостоятельно оплатить заказ в ресторане и не быть в долгу.

—Давай майор, без пошлости. Между прочим, я по табели о рангах полковник Советской армии и, значит, выше тебя по знанию. Прошу вести себя корректно, соблюдать субординацию.

— Плевать я хотел на твое звание и субординацию. МВД министерству обороны не подчиняется.

— Да, не подчиняется, это самостоятельные ведомства, — согласился Александр Петрович. — Но не забывай, что законодательная, исполнительная и судебная власть подконтрольны партии.

— По служебной линии я подчиняюсь начальнику УВД, министру и их заместителям.

— Ладно, не будем спорить. Кто из нас не без греха. Да, мне нравится твоя  супруга и она свободна в своем выборе. У нас в стране Конституцией гарантировано равенство прав мужчины и женщины. То, что я ей симпатизирую, не является  пороком или криминалом, — пояснил второй секретарь. — Ты должен гордиться, что твоя жена столь красива и популярна, что ее не обходятся стороной разные почести и подарки. Ты же не можешь запретить человеку любоваться великолепными видами крымской природы: горами, лесами, морем или полотнами великих живописцев. Подобное происходит и с созерцанием красивых, очаровательных женщин, вдохновляющих мужчин на подвиги и творчество.

— Не разводи демагогию. Если нравится слабый пол, то щупай и  разминай других баб, а Ларису не тронь.

— Впервые вижу такого нордически стойкого без порочащих связей милиционера. Слышал, что ты и сам не прочь приударить за молоденькими красотками. В твоем отделе среди следователей и сотрудниц инспекции по делам несовершеннолетних есть соблазнительные особы. Все мы из одного теста, порой, неспособны устоять перед сладким искушением. Тем более, что женщины сами готовы  предаваться этим забавам, — озвучив эти слова, Слипчук лишь теперь осознал, что косвенно намекнул на то, что и Лариса Юрьевна тоже  небезгрешна, и тем самым совершил роковую ошибку

— Ага, вот я тебя и поймал на слове. Никто тебя за язык не тянул, сам признался. Значит,  решил сделать из меня рогоносца, опозорить, выставить на посмешище, — распалялся Калач.

— Даже в мыслях такого не было. В тебе неожиданно пробудился синдром  Отелло, горячая кровь мавра, задушившего Дездемону.

— Я тебе, бабник, покажу и мавра, и Дездемону!  Охота за чужими женами тебе будет стоить карьеры. Видно ничему не научила  незавидная судьба всесильного Лаврентия Берия,- большого любителя «клубнички»,— с закипающей кровью процедил майор. 

— Эка, в какие дремучие дебри тебя занесло с мрачными и нелепыми аналогиями. Да кто ты такой, чтобы мне указывать и учить жизни?! — вспылил  Александр Петрович, теряя самообладание. — При желании сотру тебя в порошок и  выше майора не дослужишься, да и этого лишишься.

—Выкусишь, я заработал это знание своим горбом. На всю жизнь зарубишь себе на носу, как волочиться, приставать к Ларисе Юрьевне! — с закипающей кровью кликнул майор и с размаха ударил его жезлом по плечу. Добротный серо-стального цвета костюм лопнул по швам. Пострадавший, взвыв от боли, прикрыл лицо правой рукой. И тут же по ней пришелся второй удар. Слипчук  успел скользнуть  пальцами по лицу обидчика, поцарапав ногтями кожуи ноздрю носа.  Калач левой рукой схватил его за ворот, затрещал шелк разорванного галстука, горохом посыпались пуговицы с пиджака. Третий удар, нанесенный  жезлом  по бедру свалил соперника  в траву. В гневе бросил сверху жезл. Но тут же, сообразив, что это улика, поднял его.

— Остановись, сволочь! — простонал  пострадавший. — Я созову бюро или пленум, пробкой вылетишь из партии.

— Срал я на твой пленум с высокой колокольни! — огрызнулся майор и подумал: «Хорошо, что у него нет диктофона, а слова к делу не пришьешь».

—Ты, скотина, еще горько пожалеешь, слово — не воробей.

— Слово к делу не пришьешь. У тебя нет свидетелей.

— А Федор и Михаил подтвердят. За все ответишь, тебе это  аукнется,  сгною в тюрьме.

— Не каркай,  не из пугливых, на бандитские пули и ножи ходил. Отвечу, но не позволю позорить себя и мою семью, — произнес майор, стирая теплую кровь с лица. — Тебя бы следовало, как хряка, кастрировать, все равно прибор уже не приходиться. Ну, ладно, достаточно и этого…

— Федор, Федя,  по-мо-ги, — позвал своего водителя партработник. Цыгейка, наблюдавший за мужчинами со стороны,  бросился на помощь своему шефу.

— Стоять на месте! Застрелю, как бешеную  собаку! — крикнул Калач. Водитель   увидел направленный на себя ствол, остановился. Приблизившийся Трошин доверительно прошептал:

— Федор, давай не будем пороть горячку, чтобы потом не оказались крайними. Черт  побери, не по  своей воле влипли в скверную историю. Теперь затаскают на допросы в прокуратуру или КГБ в качестве свидетелей.

— Да, затаскают, — согласился Цыгейка и, глядя в сторону Слипчука, сказал. — Пойду, помогу Александру Петровичу. Кажется,  он серьезно пострадал от ударов твоего майора.

Оставив соперника, Калач, промокая носовым платком с поцарапанной щеки и разодранного носа кровь, с огорчением сообщил:

— Скотина, когтистый, как рысь, портрет испортил. Хотя, кстати, в случае чего подтвердишь, что Слипчук первым нанес мне удар. Я оборонялся. Хотел с ним поговорить мирно, а он сразу полез в драку. Понадеялся, что я перед его персоной оробею, в штаны наложу, вот и получил на орехи. Попал под горячую руку, бабник, демагог. Впредь наука будет.

Водитель промолчал, так как отчетливо видел, что после разговора на повышенных тонах и жестикуляций, майор первым нанес удар жезлом.

—Что молчишь, сопишь, будто воды в рот набрал? — проворчал начальник и намекнул. — Может, устал меня возить, так быстро найду замену, а тебя переведу в ППС или в медвытрезвитель?

— Товарищ майор, я своей работой доволен, — признался водитель. — Если я подтвержу вашу версию, то Федор ее легко опровергнет. Он находился почти рядом и все видел.

—Твое дело подтвердить. На каждое их обвинения у нас должен быть убедительный, неопровержимый аргумент. Или ты решил, как тот хохол, «моя хата с краю, ничего не знаю», отмолчаться? Не получится, не та ситуация… Что скажешь?

— Скажу, что он первым начал, — невольно согласился Михаил и заметил. —Значит,  зазнобу не поделили?

—Теперь ему баба не скоро потребуются, через ногу не сможет перелезть. Почитай, кастрат, евнух. Будет  впредь наукой, как за чужими юбками волочиться.

— Так вы  его на почве ревности поколотили?

— Помалкивай! — осадил  начальник водителя. — О том, что увидел и слышал, никому ни слова,  жезл  спрячь подальше от глаз. Сам понимаешь, что это серьезная улика.

— Конечно, понимаю, — ответил Трошин, представив, какие страшные удары и острую боль испытал и ныне ощущает пострадавший. С тоской подумал: «Если бы шеф поколотил обычного мужика, то сошло бы с рук, а тут партийная шишка, секретарь по идеологии, политика. Скандал неизбежен. Если майора снимут, то мне придется искать другое место. Заварил шеф кашу и мне рикошетом достанется на орехи».

— Вячеслав Георгиевич,  ведь он может обратиться с заявлением в прокуратуру и тогда по факту избиения будет возбуждено уголовное дело.

— Если чувствует за собой вину, то не обратиться. Он мне тоже  не ангел, нанес увечье, расцарапал щеку и нос. И потом не в его интересах раздувать скандал, что может негативно отразиться на политической карьере. И все же неприятностей не избежать. Вся надежда на поддержку начальника УВД генерала Добрича. Авось выручит? Но ты, Миша, об этом никому не слова, иначе…, сам понимаешь.  Возьми жезл и положи в багажник. Возвратимся   в  райотдел  и сразу же сожги, а пепел развей.

— Но ведь это мой талисман?

— Это вещдок, подлежащий уничтожению, — твердо произнес начальник.

— Товарищ майор, за уничтожение вещественных доказательств предусмотрена ответственность, — напомнил сержант. — Сами возьмите и сожгите.

— Много ты знаешь?

— Не первый год служу в милиции, многому жизнь научила.

— Понятно, — усмехнулся Калач. — Боишься оставить свежие отпечатки на жезле. Сообразительный и предусмотрительный. Но они и так сохранились.

—  Вячеслав Георгиевич, Слипчука следовало бы доставить в травматическое отделение районной больницы. Вдруг у него серьезные повреждения, переломы, гематомы.

— Федор  без нас управится. Не будь слишком  мягкотелым  и сентиментальным. На таких покладистых и терпеливых бабы воду возят и кнутом погоняют. Разборка произошла, возврата нет.

Михаил удрученно почесал затылок.

—Почему ерзаешь, вши завелись?

— Думаю над ситуацией.

— Тебе то, какая печаль?

— Затаскают в качестве свидетеля.

— Не трусь, не из таких ситуаций выходил без потерь. Давай за баранку и в отдел, надо срочно снять стресс.

Трошин  развернул  «Волгу» и направился ее в поселок городского типа. Ехали молча с мрачными лицами, словно в багажнике покоился труп.

Между тем Цыгейка подбежал к лежавшему на траве Слипчуку. Лицо пострадавшего было искажено болью. Водитель помог секретарю подняться. Заметил, что правая рука свисает ватной плетью.  Осторожно придерживая, провел к машине, уложил на заднее сидение, с тревогой спросил:

 — Александр Петрович, куда?

— В травмпункт, — велел он. — Кажется, этот бугай сломал мне руку. Что же ты, Федор, струсил?

— Он пригрозил пристрелить, как собаку, а у меня жена, ребенок, — покаялся водитель. — Если этот чокнутый на вас, второго  секретаря райкома, руку поднял, то меня  бы раздавил, как букашку.

— Зверь, — превозмогая боль, простонал Слипчук.

— Я ведь предупреждал: не надо было останавливаться, ударил бы по газам и все дела,— напомнил Цыгейка о своем совете.

—Да, не надо было, — согласился партработник.

Возвратившись в свой кабинет, Калач ощутил голод. Подошел к сейфу, достал с нижней полки початую бутылку коньяка и сделал три полных глотка.  Почувствовал, как блаженно тепло разливается по массивному телу. Вернулся за стол и по телефону велел секретарю-машинистке:

—Клавдия Семеновна, заварите пару чашек кофе без  сахара.

— Может три? — предложила она и напомнила. — Бог любит троицу.

—Давайте три и пару бутербродов с колбасой и сыром. Холодильник  у нас еще не опустел?

— Не опустел, я его вовремя пополняю.

— Спасибо, Клавдия Семеновна, чтобы я без вас делал? — польстил майор.

—Рада стараться.

Вскоре вошла с подносом, кабинет наполнился ароматом кофе. Перед тем, как приступить к трапезе, Вячеслав Георгиевич выпил рюмку коньяка, закусил бутербродами, запил кофе. Несколько минут размышлял, анализируя возможные последствия от инцидента на дороге. Потом вызвал в кабинет начальника отделения ГАИ капитана Олега Гребкова.

— У тебя что-нибудь есть против водителя второго секретаря райкома партии? — спросил, едва тот переступил  порог.

— Имеете в виду Федора Цыгейка?

— Да, Федора.

— Вы же знаете, что не принято останавливать служебные автомобили руководителей.

— Знаю, но у Цыгейки есть личные «Жигули» седьмой модели.

— Точно семерка гранатового цвета, — подтвердил капитан.

— Подловите его, когда сядет за баранку личного авто. Уличите в каком-либо нарушении Правил дорожного движения. Будь то при вождении в пьяном состоянии, частном извозе…

—Сложная задачка? — почесал затылок-загривок  Гребков. — За ним не замечены такого рода нарушения ПДД. А вот лихо промчаться с ветерком горазд.

— Пусть твои орлы, а лучше сам, на этом его подловите. Водительское удостоверение передайте мне, а «Жигули» на штрафплощадку. Это его сделает покладистым, шелковым.

—Зачем вам  это? — поинтересовался начальник ГАИ.

—Затем, — уклонился Калач от ответа. — С Цыгейкой я разберусь сам. Выполняй приказ, вечером доложишь.

—Так точно! — произнес Олег.

 3. Табу на информацию

Цыгейка, объезжая  ухабы, доставил Слипчука в травматологическое отделение районной больницы.

— Александр Петрович, что случилось, кто вас покалечил? — после осмотра травм, обнаружив закрытые переломы предплечья и правой ноги, спросила заведующая отделением  Зоя  Ивановна Лаптева. — Без рентгена,  который мы обязательно проведем, все признаки физического насилия, криминала.

— Почему вы так решили? — промолвил он слабым голосом.

— По характеру травм и закрытых переломов. При ДТП они отличаются рванными ранами, гематомами, а эти указывают на удары твердым  предметом, палкой, арматурой или битой,  — пояснила Лаптева. — Я уже два десятка лет работаю врачам и многое повидала. По инструкции я обязана сообщить в милицию или прокуратуру для регистрации этого факта и назначения судмедэкспертизы.

— Зоя Ивановна, не торопитесь, я сам разберусь в этой ситуации, — стиснув зубы и превозмогая боль,  попросил  пациент. Медсестра по заданию врача сделала инъекцию для обезболивания.

— Александр Петрович,  понимаю, что вы не желаете огласки. Наверное, это связано с личными отношениями, — предположила женщина. — За сокрытие информации мне может влететь от начальства, от тех же милиции или прокуратуры. А вдруг возникнут  осложнения? Не приведи Господь, гангрена?

—  Не возникнут, у меня здоровый, крепкий организм, — возразил Слипчук. — К тому же я ответственный партработник, обязан проконсультироваться со своими руководителями. Если же вы сообщите в милицию, то нагрянет следственная группа с вопросами: что, где, когда и кто? Мне бы не хотелось посвящать посторонних в суть инцидента.

— Но в любом случае виновник должен быть наказан.

— Вы правы. Кара его не минует, но не сейчас. Надо выдержать паузу, чтобы сгоряча не наломать дров, не навредить своей репутации. Поползут  нелепые слухи, кривотолки, а я не хочу оказаться в центре скандала.

— В таком случае я должна иметь гарантии, чтобы потом не привлекли к ответственности, — промолвила врач.

— Малость приду в себя и  напишу соответствующую расписку. А вы гарантируйте, что информация о моем пребывании здесь, не выйдет за пределы отделения. Может, наложите гипс и отправлюсь домой?

— Нет, с такими травмами и переломами необходима госпитализация под присмотром врача и интенсивный курс лечения, — сообщила Лаптева.

— Ну. Что ж, Зоя Ивановна, не буду противиться. Вашими устами глаголит истина, — невесело пошутил Александр Петрович и попросил. — Пригласите моего водителя.

Когда Федор появился на пороге, строго велел:

— Об инциденте никому ни слова. Машину поставь в гараж и отправляйся домой, чтобы не приставали с вопросами.

Отдавая распоряжения, Слипчук понимал, что утечка информации неминуема, но ради морального успокоения принял меры предосторожности. «Калач не станет шуметь, ведь не в его интересах раздувать скандал», — подумал он. В процедурной  у него измерили температуру, давление, сделали жаропонижающую инъекцию. Хирург-травматолог тщательно осмотрел конечности. Поскольку потерпевший не смог самостоятельно передвигаться, его   на каталке отправили в рентген-кабинет. На еще мокрой  пленке снимках выявили два закрытых перелома: костей левого предплечья и левой ноги ниже колена. Под наркозом провели срочную операцию, наложили гипс. Отчасти  Слипчук с забинтованным предплечьем и ногой стал похожим на снежного человека. На той же каталке санитар доставил его в одноместную палату, предназначенную для особых персон.

На него навалилась усталость,  сморил  сон. Пришел в себя, когда свечерело. Окно в палате затянулось синевой, на темном бархате неба проклюнулись первые звезды, заблистал остроконечный серп новорожденного месяца. «Рита, наверное, беспокоится, — с грустью подумал он о жене. — Следуя здравой логике, надо было бы позвонить ей и сообщить, что совещание в обкоме затянулось допоздна, я остался ночевать в гостинице «Москва» или «Украина». Так ведь не поверит, обязательно свяжется с дежурным администратором. Сам виноват, так как часто, пребывая в компании очередной пассии, дабы не вызвать у жены подозрение и ревность, информировал о том, что находится в командировке, либо на пленуме. На сей раз, Рите было известно, что я на совещании в обкоме партии. Позвонит, если уже не позвонила, и узнает, что совещание закончилось в полдень. Сразу возникнет вопрос: где меня носит? Пожалуй, не годится напоминать о себе, иначе  только усугублю ситуацию. К тому же до телефона еще надо добраться, а без посторонней помощи это невозможно. Малейшие движения причиняют жуткую боль. Поэтому, как предписала  Зоя Ивановна, нужен покой и покой».

Вместе с тем Александр Петрович осознавал, что постельный режим продлиться ни день и ни два, а недели две-три. Рано или поздно супруга узнает, что он в больнице, ведь на чужой роток не накинешь платок. Непременно произойдет утечка информации. Да и как объяснишь Рите длительное и странное исчезновения. Всполошится, примется обзванивать райком, исполком, другие инстанции. Да, нелепая ситуация.

От тягостных размышлений и отсутствия оптимального решения у Слипчука разболелась голова, в висках напряженно пульсировала кровь. Он попытался пошевелить пальцами забинтованной левой руки, но они не слушались, будто окаменели, и это его повергло  в уныние: «Как же я буду писать доклады, речи?». Наркоз его оставил, а вот температура не отступала, лоб покрылся испариной.

Краем глаза Александр Петрович увидел, как дверь отворилась и в палату в сопровождении дежурного врача  осторожно вошла жена. Он приподнял голову от подушки,  чтобы убедиться, что это не галлюцинация, и замер от неожиданности. «Как и от кого, она узнала, что я здесь? Кто-то из медперсонала известил или  Цыгейка не устоял перед ее напором?»

— Здравствуй, Александр, — тихо прошептала Маргарита и  упрекнула. — Я с ног сбилась, тебя разыскивая, все телефоны оборвала. Первому секретарю и начальнику милиции, прокурору звонила. Никто не знает, словно сквозь землю провалился. Почему молчал, затаился, сам не позвонил или через кого-нибудь не сообщил, что случилось?

— Прости, Рита, не хотел тебя беспокоить, — виновато произнес он. На плечи супруги был накинут белый халат, из-под которого виднелось темно-коричневое платье, на шее повязан такого же цвета капроновый шарфик. Каштановые волосы собраны на затылке в узел.

— Маргарита Евгеньевна, пять минут, не более, — попросила дежурный врач. — Александру Петровичу требуется покой, лишние волнения противопоказаны. Слипчук кивнула головой и врач оставила их наедине.

— Рита, почему ты здесь? — невпопад спросил он.

— Это я хочу спросить, почему ты здесь, а не в своем кабинете? — отозвалась женщина, осматривая его туго забинтованное плечо и шину на ноге. — Что случилось? Только не говори, что спотыкнулся  на лестнице и упал.

— Типичный случай, ДТП.

— Не лги, я звонила в ГАИ, там ДТП с участием твоего водителя не зафиксировано.

— Столкновение транспорта произошло на участке трассы, обслуживаемой  инспекторами феодосийского ГАИ.

— В таком случае тебя должны были бы доставить в одну из больниц Феодосии?

— Попросил, чтобы определили в больницу нашего райцентра, поближе к дому.

— Если произошло ДТП, то почему Федор жив-здоров? Я  звонила на квартиру и он сказал, что из Симферополя благополучно довез тебя в поселок к зданию райкома.  Не успели сговориться?

— Рита, успокойся, ты ведь не следователь, чтобы знать все детали.

— Я — твоя жена, а не любовница,  и это больше, чем следователь. Я  вправе знать, что случилось с мужем, какой злодей его жестоко искалечил.

— Громко сказано, искалечил,  —  усмехнулся  Слипчук. — Не паникуй, дорогая, организм у меня крепкий, выносливый поваляюсь здесь недельку и  все заживет.

— Не заживет,  в душе останется рана, — возразила она. — Это все твои увлечения молодыми, красивыми и доступными женщинами. Сколько раз я просила тебя охладить свой пыл, остепениться? Ведешь себя, как мартовский кот. Высоко взлетел и отдался  плотским искушениям и прихотям.

— С чего взяла? Это плод твоих фантазий. Рита не драматизируй, ты у меня единственная и неповторимая…

— Этот банальный комплимент я слышу не в первый  раз, придумай что-нибудь новее. Я узнала, что тебя избил Коваль, Остановил машину на дороге и избил. Приревновал к своей жене Ларисе. Так или нет?

Слипчук сделал паузу, размышляя: «Кто бы мог слить информацию, ведь во время инцидента нас было четверо, двое  водителей, я и Калач. Федору я велел держать язык за зубами и он не проговорился. Значит, сам майор или его водитель распустили слух. Но зачем это надо Калачу? Чтобы скомпрометировать меня и показать,  какой он крепкий орешек. Мол, постоял за честь своей жены, не побоялся поднять руку на секретаря райкома партии. Гордыня, тщеславие. А того, дуралей,  не поймет, что последствия для него будут тяжелыми. Я ему это унижение и зверское избиение не прощу. Полетит с должности к чертовой матери».

— Да или нет? — повторила Маргарита Евгеньевна и, не дождавшись ответа, продолжила. — Нечего возразить, значит, да. Молва не обманула. Вот до чего довели твои романы с чужими женами. Неужели тебе недостаточно моей любви и нежности?

— Нет у меня на стороне никаких романов. Это клевета, сплетни злопыхателей и завистников, — возразил он.

— Захотелось молодого знойного тела, горячей крови, разнообразия для остроты ощущений. За все, в том числе и за прелюбодеяния, платить надо.

— Рита, не накручивай, мне и без того не по себе. Тяжело и муторно.

— В поселке ползут слухи, что тебя искалечил Калач, приревновал к Ларисе Юрьевне?

— Чушь собачья.

— Я тебя изучила, ты всегда так отвечаешь, когда правда колит глаза. Неизвестно, как бы повел себя, если бы ко мне кто-то подбил клинья? — вздохнула Маргарита. — В каждом мужчине, как впрочем и в женщине, таится первобытное, дикое чувство ревности. Надо держать ее на цепи.

— Во всяком случае, я бы не стал распускать руки. Наказал бы соперника по партийной линии, завел бы персональное дело.

— У Калача таких полномочий нет, он и сорвался.

—Рита, я тебя не узнаю. Ты что же его оправдываешь? — оторвал Слипчук голову от подушки.

— Не оправдываю, но все же он постоял за честь своей жены, а это приятно каждой женщине. Прежде за любимых, как Пушкин, стрелялись на дуэлях.

— За какую честь? Если бы я с Ларисой переспал, тогда другое дело, а то ведь и близко этого не было, — искренне возмутился Александр Петрович.

—Похоже, ты очень огорчен, что не было?

— Не веришь?

—Значит, так тепло и нежно Лариса, а почему не официально Лариса Юрьевна?

— Не придирайся к словам.

—Ладно, сейчас не та ситуация, когда надо выяснять отношения. Поправишься, встанешь на ноги, тогда и поговорим, — снисходительно сказала она.

—Да, душевно поговорим, — согласился он.

— Александр, как ты себя чувствуешь? — Слипчук  уловил в  голосе жены нотки жалости и сострадания. Маргарита положила теплую ладонь на кисть его левой руки.

— Терпимо, сносно. Видишь, даже улыбаюсь, не утратил чувства юмора, — он изобразил на лице нечто похожее на вымученную улыбку.

— Я боюсь, что не случилось заражение, не развилась гангрена и обошлось без ампутации ноги или руки. Потребуй, чтобы тебя вертолетом отправили в Симферополь в спецбольницу для лечения совпартработников

— У страха глаза велики, — напомнил Слипчук поговорку. —  Откуда этой гангрене  взяться. Я уверен, все будет хорошо

— Если тебя избил Калач, то я прокляну его и весь его род, — решительно с лихорадочным блеском глаз заявила Маргарита.

— Не смеши.  У тебя, что такие  сказочные способности?

— Не у меня, а у бабки Аграфены. Она обладает черной магией. Умеет наслать проклятие, порчу, сглаз. Знает особый ритуал погребения для тех, кто пока еще живой.

— Так эту Аграфену следует привлечь к уголовной ответственности. Как ее фамилия, где живет? — заметно взбодрился Александр Петрович. — Ты же понимаешь, что эти разного пошиба  шарлатаны, религиозные сектанты, фанатики подрывают устои нашего государства,  сеют смуту и панику в обществе. Поди, не забыла, что религия опиум для народа?

— Не забыла. Успокойся, Аграфена наводит порчу на подлых людей, а праведников не трогает. После ее магических ритуалов и заклинаний, одни погибают в ДТП, сгорают на пожарах, тонут  в воде, другие  умирают от неизлечимых болезней, третьи — сами лезут в петлю, принимают яд. Ее руками Господь очищает землю, общество от скверны.

— Не знал, что ты такая суеверная, мнительная, — удивился он. — Может и на меня кто-то наслал порчу посредством нападения?

— Александр, не шути так, не притягивай к себе негатив, большую беду, — строго предостерегла жена. — Ты ведь далеко не праведник, грехи в церкви не замаливаешь, поэтому твоя аура очень тонка и уязвима.

— Мистика, чертовщина, — усмехнулся супруг. — Не смеши людей, а то ведь решат, что жена второго секретаря свихнулась, навострила лыжи в монастырь. И от Аграфены и других аферистов и шизофреников держись подальше.

— Она действительно обладает магией, передалось ей по наследству. Уже нескольких человек спровадила на тот свет.

— Рита, я сам найду средства и способ, чтобы отомстить своему обидчику. Он плохо кончит, — невольно признался Слипчук.

— Значит, версию о ДТП ты придумал, — поймала она его на слове.

— Почему ты пришла в темном, чуть ли не траурном платье и шарфике? — неожиданно спросил он, решив сбить ее с  мысли. — Я еще долго не собираюсь умирать. В самом расцвете физических и душевных сил.

— Что же мне в бальном платье приходить, когда ты в таком состоянии? — возразила она.

Дверь отворилась, послышался голос дежурного врача:

— Маргарита Евгеньевна, время давно истекло. Прошло тринадцать минут. Это максимум.

— Я знаю, — ответила Слипчук и, наклонившись к мужу, спросила. — Саша, что тебе принести из еды, чтобы быстрее пошел на поправку?

— Спасибо, родная.Придумай сама, ты у меня умница, — тихо отозвался он.

— Завтра я тебя навещу, выздоравливай, до встречи, — она наклонилась и поцеловала его в горячую щеку. Следом за врачом покинула  палату. «Дай Бог, чтобы все обошлось и он встал на ноги, — умоляла Маргарита. — Тогда отпадет необходимость обращаться к Аграфене. Если же ангел-хранитель оставит Сашу, то месть   в отношении его обидчика будет адекватной и беспощадной». Осознание твердости своих намерений придало ей уверенность в правоте действий.

4. Грубый шантаж

Олег Гребков проявил служебное рвение: в семь часов вечера он положил на стол Калача служебное удостоверение Федора Николаевича Цыгейка.

 — Что с «Жигули»?

—На штрафплощадке, — ответил начальник отделения ГАИ. — Задержали за превышение скорости движения.

—Молодец, так держать! — Вячеслав Георгиевич поднялся с кресла и пожал руку подчиненного.

—Рад стараться, — ответил капитан.

— Походатайствую о досрочном присвоении очередного звания, — пообещал Калач. — А где нарушитель?

— В вашей приемной под охраной сержанта ДПС, чтобы сдуру не сбежал.

Майор подошел к сейфу, открыл стальную дверцу и достал початую бутылку коньяка. Наполнил рюмку золотистым напитком и предложил:

—Выпей для бодрости и моторности.

— Я за баранкой, — смутился Олег.

— Сто граммов не навредят.

Офицер выпил залпом.

—Свободен, пусть войдет Цыгейка, а сержант подождет за дверью.

Начальник отделения ГАИ  вышел и тут же появился задержанный водитель.

— Товарищ майор, за что? — сорвалось у него с губ.

— Садись, Цыгейка-телогрейка, — добродушно произнес Калач. — В ногах правды нет.

—За что задержали, забрали права и автомобиль?

—За лихачество. Не возмущаться, а благодарить должен за то, что предотвратили ДТП с тяжелыми последствиями. Часто те, кто любит прокатиться с ветерком, совершают аварии, сбивают насмерть пешеходов и… отправляются на нары с парашей. Тебя такая перспектива устраивает?

— Не устраивает, — понурил голову Цыгейка.

—Тогда слушай и мотай на ус, — велел майор.  — Ты,  мужик башковитый, должен понять, что задержали тебя не случайно. Это прежде гаишники на твои шалости закрывали глаза, но ситуация резко изменилась.

—Догадываюсь, всему причиной случай на дороге с моим шефом, которого вы избили, покалечили жезлом.

—Ты, что, Федор, белены объелся? — повысил голос начальник РОВД. — Избил, покалечил, ты эти фантазии выкинь из головы. Твой шеф был пьян и первым оказал физическое сопротивление представителю власти при исполнении мною служебных обязанностей…

—Вы — не сотрудник ГАИ, — возразил Цыгейка.

— Начальник милиции обязан быть универсалом, — парировал майор.

— Александр Петрович тоже представитель власти.

—Он — партийный функционер.

— Но по званию выше вас, он — полковник.

— Возможно, но армейский полковник, а не милиции или госбезопасности, поэтому мне не указ. Мои прямые начальники: генерал и  министр МВД.  Вот, что , Федор, если кто-либо из обкома партии, прокуратуры или КГБ спросят о происшествии со Слипчуком, то скажешь, что он был под «мухой», первым полез в драку. Поцарапал мне лицо и нос, спровоцировал конфликт.

—Александр Петрович меня с треском уволит, — посетовал водитель. — К тому же за дачу заведомо ложных показаний могут привлечь к административной и даже уголовной ответственности. А у меня жена, дети…

— Знаток, — усмехнулся майор. — Без водительского удостоверения никого возить ты не будешь. Да и «Жигули» можем конфисковать.

—За что?

— За частный извоз, как средство нетрудовых доходов.

— У вас нет доказательств?

— Не проблема, будут  свидетели из числа пассажиров, которым вы оказывали услуги. Федор, ты же себе не враг?

Цыгейка призадумался.

—Не ломай голову. Индюк тоже думал и в суп попал, — поторопил его майор. — Если Слипчук тебя уволит, то без работы не останешься, возьму  на службу в ДПС. Постоянно будешь иметь левый доход. У тебя какое образование?

— Среднее техническое, окончил Симферопольский автодорожный техникум, водитель 1 класса.

—Годится. Получишь офицерское звание и кум королю. Почет, уважения и блага тебе гарантированы, не только среди автомобилистов, но и руководителей предприятий, совхозов и колхозов.

—Что от меня требуется? — взвесив все «за» и «против», спросил  Федор.

— Дашь показании против Слипчука, — Калач подал водителю чистый лист бумаги и шариковую ручку и велел. — Обязательно напиши, что  он был пьяный, на бровях, выпил двести граммов коньяка в обкомовском буфете и при встрече со мною проявил агрессию.

— Вдруг спросят, откуда я знаю, что он пил коньяк в обкомовской столовой, если водителей в здание не пускают, на входе милицейский пост?

— Соображаешь,— похвалил Калач. И предложил другую версию. — Скажешь, что пути домой Слипчук велел остановиться у ресторана «Старая крепость», что в Топодевке. Депутаты, чиновники, директора совхозов и колхозов из Керчи, Феодосии, Ленинского района часто там устраивают застолья. Это для них стало ритуалом, традицией. Поэтому твои показания будут убедительны. Скажешь, что в ресторане Слипчук заложил за воротник, едва держался на ногах. Ты помог ему дойти до  автомобиля.

— Да, этот ресторан в Тополевке очень популярный у  начальства. Кроме того, часто останавливаются в селе Радостное, чтобы запастись родниковой водой, подкрепиться чебуреками.

Минут через пять Цыгейка управился с объяснительной запиской и подал майору. Тот внимательно прочитал и одобрил.

— Приятно иметь дело с умным человеком. Но имей в виллу, если в последний момент струсишь и пойдешь пятками назад, то посажу тебя в камеру к уголовникам. Они тебя опустят,  кастрируют, сделают «петухом». Если хочешь кушать бутерброды с маслом, черной и красной икрой, а не тюремную баланду, ходить на унитаз, а не на парашу, то следуй моим советам. Усек?

 —Усек. Но вдруг узнают, что солгал, оклеветал Слипчука, привлекут к уголовной ответственности? — опасливо спросил Цыгейка.

—Не привлекут, — заверил майор. — Если  наложишь в штаны, заартачишься, то  после отсидки в СИЗО, если тебе удастся выжить среди головорезов, отправлю на «химию» поднимать народное хозяйство. Может тебя такая «романтика» устраивает?

— Упаси, Господь от такой участи, — вздохнул Федор. Калач отдал ему водительское удостоверение.

— А «Жигули»? Я без колес, как без рук.

— Заберешь на штафплощадке.  Скажешь капитану Гребкову, что я приказал.

— Спасибо, Вячеслав Георгиевич, век не забуду, — Цыгейка учтиво склонил голову.

—Долг платежом красен. Помни наш уговор.

— Обязательно.

5. Партийный приказ

На следующий день, за час до полудня,  дверь палаты отворилась и вошел среднего роста мужчина в темно-синем костюме, белой сорочке и галстуке. В нем Слипчук узнал помощника первого секретаря  обкома Льва  Ароновича Гнедого. Он приблизился к кровати пациента и вкрадчиво заботливо произнес:

— Добрый день, Александр Петрович. Как ты себя чувствуешь?

— Неважно, суставы ломит, будто их пропустили через камнедробилку. От острой, тупой боли спасают обезболивающие инъекции. А то бы, хоть волком вой и на стену карабкайся…

— Мы потрясены, до глубины души возмущены случившимся. Не ожидали от Калача такой  подлой дерзости, — посетовал Гнедой.

— Это не дерзость, а мерзкое, гнусное преступление, — возразил Слипчук. — По Уголовному кодексу квалифицируется, как умышленное причинение тяжких телесных повреждений. Я ему этого зверства никогда не прощу.

— Понятно, — вздохнул Лев Аронович. — Тобою движет чувства обиды и мести, а надо руководствоваться разумом, следует задуматься о последствиях. Если инцидент получит широкий резонанс, то пострадает не только Калач, но и твоя политическая и деловая репутация. Прослывешь бабником, аморальным типом. Поэтому лучше дело замять, спустить  на тормозах.

 —Это мнение Виктора Сергеевича? — спросил Александр Петрович.

 — Он очень обеспокоен твоим состоянием и не только физическим, но и морально-психологическим, — помощник уклонился от прямого ответа. —  Если не будешь возражать, то вертолетом экстренной медицины доставят в областную больницу имени Семашко или же в нашу обкомовскую поликлинику. Там все же квалификация врачей выше, практикуют профессора и кандидаты наук из Крымского мединститута.

— Не возражаю, сам об этом хотел попросить, — отозвался Александр Петрович. — В районной больнице оборудование не ахти, какое, да и врачи без ученых степеней и богатой практики.

— Считай, что вопрос решен. Дорогой коллега, у тебя от партии не должно быть никаких секретов.

— О чем речь, Лев Аронович?

— Тема весьма деликатная. Прежде, чем  комиссия партийного контроля займется персональным делом Калача, я обязан узнать были ли у него основания для расправы. Имею в виду твои неформальные, интимные отношения с его женой? Только не лукавь, отвечай честно, как на духу.

—Лев Аронович,  тебе известно, что я по своим функциональным обязанностям курирую идеологию и гуманитарную сферу:  народное образование, здравоохранение, культуру, спорт. В этих отраслях в основном в качестве руководителей работают женщины. Поэтому хочу я того или нет,  вынужден с ними постоянно общаться, контактировать. И совершенно понятно, что не только Калач, но другие мужья ревнуют меня к своим женам, особенно к молодым, красивым и соблазнительным. К женщинам я отношусь с уважением, по-рыцарски, делаю подчиненным комплименты, иногда балую скромными подарками на 8 Марта, дни рождения и юбилеи. Не скрою, что наиболее эмоциональные и темпераментные особы эти знаки внимания воспринимают, как ухаживания и готовы отвечать взаимностью. Если кому из них я не отказывал, то по взаимному согласию. Действовал осторожно, аккуратно, чтобы не оплодотворить, не нажить себе и им проблем с нежелательной беременностью. Я же не виноват, что бабы по мне сохнут, сами в постель ложатся. Если бы кого из них не удовлетворил, то затаили бы обиду. Отвергнутая женщина способна на коварство и месть.

— Да, природа тебя красотой не обделила, —... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11