ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дебошир

Автор иконка Анастасия Денисова
Стоит почитать "ДЛЯ МЕЧТЫ НЕТ ГРАНИЦ..."

Автор иконка Эльдар Шарбатов
Стоит почитать Юродивый

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Шуба

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать ГРИМАСЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Ода-хвалилка своему кумиру

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Кем надо быть, чтоб тебя не хотели убить...

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать То игриво, то печально...

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Без тебя меня нет

Автор иконка Александр Кузнецов
Стоит почитать Памяти Майкопской бригады...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Где-то я это все… когда-то видел


Виктор Сиголаев Виктор Сиголаев Жанр прозы:

Жанр прозы Фантастика
3514 просмотров
0 рекомендуют
18 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Где-то я это все… когда-то виделСтрана под названием Детство. Кому не хотелось бы снова окунуться в этот чудесный и безоблачный мир? Неожиданно для себя 49-летний герой снова становится семилетним первоклассником, проваливается в свое собственное детство. К чему приведет гремучая смесь детской непосредственности и взрослого сознания? Как реагировать на малолетних хулиганов и не очень компетентных педагогов в школе? Как заставить себя рисовать палочки в прописях, имея два высших образования и целую жизнь за плечами? Адаптироваться не удалось.

    Виктор Сиголаев

    Где-то я это все… когда-то видел

    Глава 1

    Я помню это колесико…

    Еще бы мне его не помнить! Я тогда единственный раз в своей жизни попал под машину. Ну, как попал. Желтый москвич-грузовичок, отчаянно скрипя тормозами, пошел юзом и на излете боком пихнул перепуганного клопа-первоклашку.

    Помню, я тогда даже сознание на секунду потерял. От страха, наверное. Поэтому в память навсегда врезалось вот это самое колесо перед глазами. Серое от пыли и с потеками битума на резине, оставшегося после езды по раскаленному асфальту.

    Тогда, очень давно, услышав щелчок открываемой двери со стороны водителя, я, искренне считая себя чуть ли не международным преступником, просто вскочил и задал стрекача. Причем, в сторону, противоположную от своего собственного дома. «Путал следы». Потом часа четыре сидел в кустах за школой, изобретая для матери причину разорванной штанины на коленке…

    И вот снова перед глазами все то же колесо! Как и сорок лет назад.

    Я тупо разглядывал стертые протекторы. Почему колесо такое огромное? Такое ощущение, что москвич размером с автобус. Или это я такой маленький?

    Прямо над ухом знакомо щелкнула открывающаяся дверь автомобиля.

    -  Господи! Мальчик! Где болит? - водителем оказалась женщина лет тридцати в темно-зеленой спецовке.

    Кто это тут интересно «мальчик»? Я с трудом оторвался от изучения покрышки, переменил позу с лежачей на сидячую и посмотрел вверх.

    Ого-го! Женщина-великан.

    Симпатичная. Довольно таки, молодая. Просто юная, для моих сорока девяти честно прожитых лет. Короткие светлые волосы растрепаны. Глаза - на пол-лица. Серые. Перепуганные.

    Женщина присела передо мной. Меня начали теребить сильные загорелые руки. Вот это не слабо! Силища-то!

    -  Ты чего молчишь? Что с ногой? Ты что, паршивец, по дороге носишься? - третий вопрос на четыре тона выше.

    «Чего молчишь», «нога», «паршивец»… Откуда начинать отвечать?

    -  Не надо истерик, женщина, - бурчу я и начинаю разглядывать то, о чем вопрос номер два: свою собственную ногу.

    Я помню эту дырку на штанах. Мама помогла запомнить. А вот худую коричневую от солнечного загара детскую коленку - не помню.

    -  Давай быстро в машину, - женщина легко, как перышко, ставит меня на ноги и бежит открывать дверь.

    С большим опозданием у меня срабатывает рефлекторная память и я стартую в направлении школьного двора. В обратную, надо сказать, сторону от дома.

    Сзади что-то кричит красавица-водитель. Мелькают редкие, но какие-то огромные прохожие. Слева краем глаза замечаю двух школьниц с косичками в черных передниках. На вид - козявки, но они моего роста!

    Да что это такое происходит?!

    По спине бухает ранец и гремят карандаши в пенале. Откуда я знаю про карандаши? И про эту дырку в заборе? Какие высоченные кусты! А в их зарослях - лаз, будто пещера.

    Я юркнул в безопасный полумрак и плюхнулся прямо на сухую траву, переводя дух…

    * * *

    Итак, соберем разбежавшиеся мысли в кучу.

    Мне сколько лет? Сорок девять. Правильно? Правильно!

    Я - офицер запаса, подполковник. На гражданке - учитель истории. Я женат, у меня есть взрослые сын и дочь. Есть даже внучка. Маленькая прелесть пяти лет.

    И я же - почему то сижу в кустах за школой, в которой учился сорок два года назад. И разглядываю поцарапанную детскую коленку, которая тоже моя! У меня не должно быть ДЕТСКОЙ коленки!

    Бред.

    Я зажмурился и потряс головой. Сон? Может быть я в коме?

    Приоткрыл один глаз.

    Мимо моего схрона лениво вышагивает толстенный серый котяра. Огромный зверюга! Хвостище словно драная мочалка. И толщиной, наверное, с бревно. Справа затявкали, и кот серой молнией брызнул в сторону…

    Так. Что это я на животных засмотрелся?

    Отвлекаюсь. Кстати, как легко отвлекаюсь! Как будто рубильник в голове щелкнул. Детское легкомыслие.

    Детское?

    Я прислушался к своим ощущениям. Чертовски приятные, скажем, были ощущения. Печень не ныла. В затылке - непривычная легкость. Кругом - острый пряный запах сентябрьского приморского города. Необычно сильный запах, до головокружения. И зрение…

    Зрение!

    Я быстро ощупал лицо. Очков не было!

    Так, так, так. Что получается? Коленка… Школьницы-переростки… Мальчик, где болит…

    Мальчик?!!!

    Я что, ребенок? Тот самый «клоп», которого мать отшлепала мокрой тряпкой за испорченную школьную форму? Воспоминания были так живы, что под ложечкой отчетливо засосало. И в голове заметалось что-то похожее на панику. Может сказать, что котенка с дерева доставал? Или спасал того драного кота, который удирал от собаки и застрял на акации. Ведь мама учила помогать животным…

    Так, стоп! Какие животные? Мысль прыгает от подполковника до первоклассника. Чуть расслабишься - дитё-дитем.

    А ну, собрался! Что получается?

    А получается, прямо скажем, любопытная картинка. По всему выходит, что я сейчас в теле ребенка. Причем, в теле самого себя, когда мне было всего семь лет.

    А как это могло произойти? Не помню…

    То, что было со мной перед явлением фатального колеса вообще не приходило на память! Вот не помню ничего и все тут! Разве что, штрихами какими-то. Вспоминаются только общие впечатления, словно анкетные данные: родился, учился, служил, работал. И, кстати, родился, учился - как-то лучше помню. Рельефнее, чем все остальное. А вот, служил и работал - где-то далеко в прошлом. Еще не скоро. Словно вектор последовательности моей жизни развернулся в противоположную сторону.

    Вот это да! И что делать?

    На четвереньках я выбрался на залитый солнцем пустырь. Спохватившись, стал яростно отряхивать школьную форму. Ну и видок! Начинаю теперь понимать, почему через день мне выволочку устраивали дома в то время…

    Или… в это время…

    Тьфу! Запутался окончательно. Короче, понятно одно - со мной случилось что-то необъяснимо фантастическое и невообразимо сверхъестественное: Я СТАЛ РЕБЕНКОМ.

    Семилетним первоклассником. И это надо принять как данность.

    Ну что ж, как говорил когда-то мой ротный в училище, знаменитый среди курсантов своей феноменальной непрошибаемостью: «Положим разум на обстоятельства».

    А что еще остается?

    Давай, попробуем…

    * * *

    Я чувствовал, что меня переполняет ощущение безграничного, беспричинного и безнаказанного счастья.

    Взрослая составляющая тщетно пыталась найти причину сего неописуемого явления, а ребенок улыбался и шел домой, приветливо светя прохожим драной штаниной. Порой, хмурым облачком налетало осознание предстоящего возмездия, но солнце радости исчезало среди туч ненадолго.

    Каждая секунда была наполнена великими событиями. Пыхтя сизым дымом, прошлепал мусоровоз размером со слона. На одной из беседок виноградная лоза провисла так, что можно было, подпрыгнув, достать пару ягод с огромной налитой грозди. Ягоды в прыжке были раздавлены, сок брызнул на куртку. Обычное дело. Семь бед - один ответ.

    В нашем дворе в огромной луже сидели два карапуза и что-то лепили из грязи.

    «Глину из балки притащили», - компетентно подумал я.

    А взрослый «Я» с ужасом вспомнил, как прошлым летом сам таскал из старого оврага глину и в этой же самой луже пытался вылепить чашку для мамы. Мама тогда не оценила…

    Вообще то, я отлично понимал, что вся эта радость - суть детских биохимических процессов в организме. Но, черт побери, как это было здорово! Как легко и беззаботно…

    Вот и мой подъезд.

    Ну что ж, продолжаем исследовать все изюминки этого волшебного мира под названием «Детство». Что-то мне подсказывает, что в этом компоте не все ягодки бывают исключительно розового цвета.

    * * *

    -  Это что такое?! - мама молодая и красивая.

    Щеки разрумянились - только что мыла пол в квартире. На кухне пахнет чем-то невообразимо вкусным. Там виден уголок стола, на столе - арбуз!

    -  Нет, ты посмотри на него! Ты чего улыбаешься? Это что такое, я тебя спрашиваю?! - у мамы от возмущения аж задрожала кудряшка над ухом.

    Кстати, половая тряпка у нее еще пока в руках…

    -  Под машину попал, - я деловито стряхнул с себя ранец, и, не расстегивая, носком за задник сковырнул туфли, запоздало вспомнив, что матери так не нравится, - Без травм и увечий. Отделался легким испугом.

    -  Чем?… Без чего? - чувствуется, что у матери много вопросов, но она не успевает расставить приоритеты, - Ты под машину попал?!

    Ага, расставила. Тряпка уже в ведре - значит острая фаза позади. А в прошлый раз огреб именно этой тряпкой. Тогда мне досталось за четыре часа несанкционированного отсутствия и за рваную форму, которую мне, якобы, злые мальчики порвали специально. За то, что я лучше их читаю в школе.

    Бледненькая была версия, если честно. Лучше бы про кота завернул…

    Но, мама! Как же все-таки хорошо я ее помню!

    -  Мам, не волнуйся ты так. Не совсем попал. Машина тормозила, а я не видел. Толкнула просто, и я упал на коленку. Вот, штаны порвал…

    Мать уже на коленях передо мной и ощупывает всего с ног до головы.

    -  Здесь болит? А здесь? Не тошнит? Голова не кружится? - мама у меня - медсестра, работает в детском садике как раз за той балкой, где мелкота глину ковыряет для лужи.

    -  Не болит… И здесь… Мам, у нас есть что покушать? Было бы сотрясение - есть не хотелось бы, - тщетная попытка сбить маму с намеченного курса.

    -  Ты откуда… Я тебе сколько раз говорила осторожно переходить дорогу? Тысячу раз. Ты-ся-чу раз!!! - мамин испуг плавно перерастает в ярость.

    Сейчас нужно просто ее внимательно выслушать со скорбным выражением лица, пару раз кивнуть и дождаться вердикта. Он известен заранее - «гулять не пойдешь».

    Из комнаты на интересное представление подтягивается почтенная публика - младший братишка. Он осторожно выглядывает в прихожую. На пухлой мордашке - довольное выражение. Брательник огребает!

    У нас с ним неровные отношения, связанные с социальным статусом в семье. Я - старше, сильнее, умнее, да еще к тому же - школьник. А он в четыре года уже вычислил, что все мои преимущества легко сводятся к нулю, стоит ему громко зареветь и указать пальчиком в мою сторону. Верховный суд в лице родителей, как правило, опускает следственные изыскания и сразу переходит к исполнению приговора. Стоит ли говорить, кто преступник?

    -  …а ты ворон считаешь! Тебя что, как маленького за ручку водить? Или сосочку дать? Сейчас у Васьки отберу и дам!

    Мать считает себя сильным педагогом, потому что с отличием окончила медицинское училище. И потому что работает в детском саду. С личным составом, блин. Она предпочитает оригинальные наказания. Креативные, я бы сказал.

    Услышав про соску, главный и единственный зритель моментально испаряется. Метнулся перепрятывать свое сокровище, которое ему категорически запрещено использовать по назначению. Но запретный плод так сладок!

    Между тем, градус морализирования постепенно нарастает. Я покосился на тряпку:

    -  Знаешь, что странно, мама, - специально произношу это медленно, намеренно попав в тот момент, когда мать делает паузу перед очередной эскалацией нравоучений, - когда я лежал на проезжей части (чуть не ляпнул «в луже крови»), лежал испуганный и оглушенный, мне на какую-то секунду показалось, что я английский музыкант. Представляешь? Стою я такой на огромной сцене в свете прожекторов. Вокруг - тьма народу. Все беснуются, визжат. А я тихо перебираю струны на гитаре и пою песню. Потом очнулся - я опять на асфальте. Но слова этой песни запомнил. Вот они (прости меня, Пол):

    When I find myself in times of trouble

    Mother Mary comes to me,

    Speaking words of wisdom - Let it be.

    В дверном проеме появилось Васькино ухо.

    And in my hour of darkness

    She is standing right in front of me,

    Speaking words of wisdom - Let it be.

    Брат высунулся из комнаты полностью. Он уже не улыбался, потому что мешал раскрытый рот. В левой руке он держал запрещенную соску.

    Дальше я продолжать не стал, хотелось понаблюдать за реакцией публики.

    Реакции не было.

    Была Немая сцена…

    * * *

    Мать научила меня бегло читать в пять лет.

    Окрыленная успехом, в семь лет она стала учить меня английскому языку, но этот путь не так густо был усыпан розами, как прежний. Добившись от меня усвоения разницы между pen и pensile, мать махнула рукой и переключилась на Василия. Там пока успехи были далеки от радужных, но надежда, как известно, умирает последней.

    Если вообще умирает…

    По умолчанию, Васька должен был стать гением. Я, так просто - способный. А вот Ва-а-ся! На мне все педагогические методики обкатывались, на Васе - реализовывались. Меня дома учили быстро и с азартом. Васю - долго, вдумчиво и со вкусом. Может поэтому, я впоследствии вынужден был всю информацию схватывать на лету.

    А Василий вырос тугодумом.

    Итак, наконец-то в доме зазвучала английская речь.

    Сбылась мечта педагога!

    Мать на кухне задумчиво терла сухим полотенцем посуду, рассеянно выслушивая Васькины жалобы, которые щедро сдабривались надрывными всхлипами и выразительным закатыванием глаз.

    А я ходил по нашей старенькой квартире, как по музею.

    Каждый пустяк, каждая деталь или предмет в комнате отзывались в душе какой-то щемящей нежностью. Не понятно к кому, то ли к родителям, то ли к брату, а может быть - к самому себе.

    А скорей всего - ко всему этому забытому миру. Яркому и беззаботному. Миру неведения зла и подлости. Наивной вселенной без проблем и горя. Где не было ни прошлого, ни будущего - только настоящее. А если и заглядываешь вперед - то максимум на день, или на два.

    «Послезавтра, если будете себя хорошо вести - пойдем в цирк». Послезавтра! Как долго. Дожить бы…

    «Через месяц надо показать тебя стоматологу». Ха! Испугала. «Через месяц» - это как «в другой жизни». Через месяц и будем бояться. А там «или эмир умрет, или ишак сдохнет».

    Хотя… про Насреддина я стал читать во втором классе.

    Вернее, стану.

    Стану?

    И тут неожиданно стало страшно. До темноты в глазах. До колик в животе. Скрутило от невыносимой жути так, что я уселся прямо на пол, где стоял, обхватив голову руками.

    Стану…

    Чего я «стану»? Читать Соловьева, которого взахлеб перечитывал четыре десятка лет назад? Не стану. Не интересно - в прошлом году пытался почитать. Скука.

    Тогда что? Учиться ездить на большом велосипеде? Уже умею. Плавать? Играть в шахматы? Разводить огонь в печке? Всему этому я учился в семилетнем возрасте.

    Но… все это я уже умею…умею…умею…

    Ходить в студию игры на баяне? Фига с-два! Больше я этой ошибки не повторю…

    Я еще посидел, успокаиваясь, встал на ноги и почему-то отряхнул колени.

    Вот! Вот оно!

    Больше я не повторю своих ошибок! Вот, что действительно может стать интересным в моем купированном состоянии. В этом тщедушном детском тельце высотой чуть более метра. С необъяснимыми для моего взрослого сознания ограничениями прав и личной свободы. В условиях непререкаемого диктата тех, кто по факту младше тебя.

    Матери сейчас только двадцать восемь!

    -  Голова точно не болит? - мама появилась в дверном проеме, словно почувствовав, что я думаю о ней.

    Она явно уже несколько оправилась от моего недавнего перфоманса и уверенно приближалась к реальности. За ее спиной обиженно сопя, маячил непризнанный гений, обескураженный возмутительным невниманием к его персоне.

    -  Го-ло-ва не бо-лит, - продекламировал я нараспев по слогам, имитируя наши с мамой уроки чтения, - мам, да ты не волнуйся - я не чокнулся. Мальчик в школе принес слова «Битлов», я увидел знакомые буквы и выучил. Хотел тебе почитать. По дороге шел, повторял и не заметил машину.

    Мир встал на место.

    Реки потекли по своему руслу. Деревья перестали расти корнями вверх.

    Мама «возвращалась»:

    -  «Битлы» до хорошего не доведут!

    Я подошел к матери и обнял ее, уткнувшись носом в передник. Вообще то, у нас в семье это не принято. «Телячьи нежности» и прочее…

    -  Ну, хорошо…хорошо, - мать неуверенно погладила меня по голове, - иди ешь, стынет уже. Осторожней надо…на улице…

    Ну не может без морали.

    За ее спиной густым басом ревниво заревел вундеркинд-недоучка…

    А за окном неистовым крымским солнцем исходил по-летнему жаркий сентябрь 1973 года.

    Глава 2

    Беспомощность.

    Злость, обида и острое ощущение всепроникающей беспомощности…

    Что-то отвык я от правил бдительности в этом прайде одноклеточных. Расслабился с возрастом, и вот теперь лежу на животе, вытянув вперед руки, и вижу только спину своего обидчика.

    Он, подпрыгивая, бежит в стае таких же приматов. Держит перед собой двумя руками портфель и выискивает очередную жертву среди карапузов, чтобы двинуть ее, как и меня, исподтишка в спину.

    Абсолютно иррациональные действия.

    В чем кайф?

    Гормоны бушуют, страшно хочется отомстить. И лица своего ворога я не разглядел толком. Успел заметить только уголок красного символа пионерии поверх псевдо-джинсовой курточки отечественного производства.

    Будь готов! Всегда готов!

    Оказалось - не готов…

    Ну, вот как так? Походя, между прочим, двинуть портфелем человека! Чтобы не загромождал проезжую часть, что ли?

    Я медленно поднялся, уже привычным движением отряхнул колени и стал запихивать в штаны выбившуюся из-под куртки рубашку. За спиной хихикали…

    -  Караваев!

    Таким голосом, наверное, обладала «железная леди» в Англии. В нем все - обличение преступника, вердикт присяжных, приговор и заодно - профилактика предстоящих правонарушений.

    Я повернулся.

    Валентина Афанасьевна. Учительница первая моя, которую, к слову, перейдя в другую школу во втором классе, я моментально забыл. Вопреки распространенным стереотипам. А сейчас, гляди ж ты, вспомнил имя-отчество моментально.

    -  Какие правила нужно соблюдать в школе? - хмуря брови, учительница стояла в дверях того самого класса, куда я и направлялся, но, к сожалению, проехал на пузе мимо из-за избытка кинетической энергии.

    -  Не пить, не курить, девочек не соблазнять, - тихо бурчу я себе под нос, продолжая приводить форму одежды в порядок.

    Однако слух у пожилой учительницы отменный и профессионально чуткий. Впрочем, выдержка - тоже.

    -  Зайди в класс, - сказала она ледяным тоном, - встань перед доской.

    Я с угрюмым видом проплелся в классную комнату и встал на лобное место.

    Какие знакомые забытые лица!

    На первой парте - Борька Фурманов. С ним я через месяц сдружусь. Вместе будем ходить на секцию спортивной гимнастики. Аленка Заяц - тайная любовь всех наших мальчишек. Близнецы Кирюхины, очкастый Петр Краев - именно «Петр», а не «Петя», отличник и зануда. Тимка, Артурчик, Люська, Натаха, Гиви - я же напрочь забыл всех вас!

    -  Какие правила следует соблюдать первоклассникам в школе?

    Валентина Афанасьевна ничего не делает наполовину. Педагогическую загогулину всегда нужно разогнуть до конца. В назидание грядущим.

    -  Валентина Афанасьевна, Караваева какой-то старшеклассник толкнул. Он упал. Он не виноват, - верная и надежная Натаха.

    Одновременно и тянет руку, и встает, и садится, и говорит взахлеб, пылая праведным гневом.

    -  Тише, тише, Наташа. Караваев, это правда?

    Мне надо что-то сказать. Что-то простое и очевидное.

    Я с ужасом начинаю понимать, что сказать нечего!

    Вернее, на языке вертятся десятки заманчивых ответов, но они не могут принадлежать моему персонажу.

    Какой-то сюрреализм.

    Какой-то топорно примитивный ход развития сюжета. Два плюс два. Четыре, Караваев? Мне что, всхлипывая от обиды, заверить присутствующих в правдивости свидетельских показаний?

    Элементарные частицы превращаются в монументальные куски реальности, между которыми нет прохода! Симфонический оркестр пытается исполнить Чижика-Пыжика и лажает, как пьяный лабух! Сознание взрослого трепещет от сжимающейся клетки требуемой обстоятельствами деградации.

    Это похоже на приступ паники.

    Той, которая уже была у меня вчера дома.

    -  Караваев, ты что молчишь? С тобой все в порядке?

    Я понимаю, что если скажу «Да», все кончится.

    Я вернусь на свое место и вольюсь в естественную среду полноправным членом. Стану в строй колонны, которая ровным шагом благополучно вела меня по жизни без малого полвека.

    И я почему-то страшно не хочу этого.

    Не хочу подчиняться этим простым как бамбук условиям и обстоятельствам. Сдаваться не хочу. Прогибаться. Деградировать не хочу.

    Не желаю я мимикрировать!

    В конце концов, я сюда не напрашивался…

    Поворачиваюсь и на глазах у изумленных одноклассников в гробовой тишине выхожу из класса.

    * * *

    Я знаю, где его искать.

    Наш «аквариум» для первоклассников размещается на первом этаже левого крыла школы. А «террариум» для остальных - в правом крыле. Этажом выше нас - администрация, классы специализации, пионерия-комсомолия. Первоклашки этого не могут знать.

    А вот я знаю.

    И еще я знаю, что мой обидчик, пробегая по первому этажу левого крыла в направлении запасной лестницы, мог двигаться только к одной цели - в сторону школьного спортзала, к которому «через первоклашек» короче. Ведь его собственный ареал обитания находится в совершенно другой стороне.

    Ну, да! Вот и он.

    «Кишку» в спортзал еще не открыли и весь класс четырехклассников тусуется в маленьком коридорчике с огромными окнами на школьное футбольное поле. «Джинсовый пионер» стоит в небольшой группке соратников и, слегка подпрыгивая от возбуждения, рассказывает им что-то с азартом Петросяна.

    Соратники ржут.

    Вывинчиваясь на ходу из ранца и перехватывая его в правую руку, я набираю скорость. Слева мелькает выходящий из открытой двери физрук в красной форме с надписью «СССР» на груди.

    Да и фиг с ним!

    Джинсовый, не прекращая ржать, поворачивает голову на непонятное движение в свою сторону, и, указав пальцем на клопа-первоклашку, хочет что-то сказать своим однополчанам.

    Я с разбегу футболю его правой ногой в центр голени. Как пенальти пробил. А потом, не прекращая движения, по широкой дуге справа воссоединяю свой ранец с левым ухом противника, благо он успел нагнуться к поврежденной конечности.

    Враг обрушивается наискосок вниз взорванным небоскребом, моментально забыв о том, что хотел произнести в мой адрес. Надо ли говорить, что ранцы у первоклашек тяжелые, в силу их не испорченной добросовестности в деле переноски пары-тройки толстенных учебников?

    Стоящий справа, ближайший ко мне долговязый очевидец происшедшего с ярко-пунцовыми прыщиками на лице говорит: «Э-э!», и тянется ко мне правой рукой.

    Но тут неведомая сила отрывает меня от земли и тащит назад за шиворот, избавляя от бессмысленных объяснений с присутствующими.

    -  Ты ч-чего, парень, - физрук явно не молод, не красив и совершенно не спортивен.

    Надпись «СССР» вблизи оказывается слегка растрескавшейся и явно самопальной. Почему-то мне вспоминается слово «водоэмульсионка».

    -  Ты это… зачем? Ты… как это? Ты кто вообще?

    «Сергей Валерьевич», - приходит мне на ум.

    Хороший дядька, добрый. Наверное, мой ровесник - где-то под полтинник.

    -  Ты из какого класса, мальчик? - физрук начинает вспоминать, что он все же, какой-никакой, но педагог.

    -  Класс млекопитающих. Отряд приматов, - трудно умничать в подвешенном за шкирку состоянии, - Руку убери!.. Уберите…

    Меня опускают на землю.

    Я разворачиваюсь и шагаю к поверженному противнику. Он сидит, ошарашенно вращая глазами, и размазывает кровь по лицу. Наверное, карабином от ремня задело. Вокруг него суетятся и причитают переполошенные одноклассницы.

    Я подхожу и протягиваю руку:

    -  В расчете?

    Ситуация по-пацански обычная и естественная.

    Только на другой стороне весов - не равный противник, а шпак, молекула, вонючка-первоклассник. Ему не положено так говорить… И так делать… Тем более на глазах у всех… Я ему сейчас… Убью!.. Черт, физрук здесь!

    Собственно, на физрука я не рассчитывал, но его присутствие (пока он переваривает случившееся и не вмешивается) позволяет мне загнать оппонента в патовую ситуацию. Плюс шок от невиданной и короткой расправы.

    Ну, решай!

    Лицо ты потерял в любом случае. Сделай теперь хорошую мину…

    -  В расчете?! - я намеренно повышаю голос, подталкивая его к очевидному решению.

    Все равно он пока ничего толком не соображает. А рука противника - вот она, перед носом.

    -  В расчете, - он вяло жмет мне руку и пытается встать.

    Шок еще не прошел, но желание меня уничтожить легко читается в его глазах.

    Поздно!

    Я разворачиваюсь и иду в класс.

    Дурацкая, дешевая, мелкая победа. Но, почему-то мне становится легче…

    Глава 3

    Кисть все-таки потянул. Что за хилое тельце!

    Я вернулся в класс, молча в неожиданно наступившей тишине прошел мимо парт и плюхнулся на свое место рядом с Люськой Артемовой. Даже не задумался, где я должен сидеть - просто знал. Открыл ранец, достал пенал, тетрадь, учебник Русского языка. Только потом осторожно поднял глаза на учительницу.

    Валентина Афанасьевна напряженно решала педагогический ребус.

    Все было не типично!

    Школьные правила звонко трещали по швам, но трудный школный опыт подсказывал ей не торопить события и не принимать скоропалительных решений.

    Секунды три мы еще играли в «гляделки» с учительницей, потом она повернулась к доске и продолжила писать «маму с рамой».

    Я тихонечко выдохнул. Тут же меня сзади затеребили за плечо.

    -  Караваев! Тин-насевна к директору ходила. Я сама видела! Из класса вышла! И сразу пошла! - Натаха умудрялась говорить сразу и шёпотом и скороговоркой.

    Значит, проследила.

    От Натахи другого ожидать и не приходилось, боевая девчонка. Лучше большинства мальчишек.

    -  Игнатьева! - Валентина Афанасьевна даже не повернулась, продолжая скрипеть мелом по доске, - Тишина в классе!

    Сзади хлюпнуло, и тряска прекратилась.

    К директору, значит. Ну-ну…

    Я начинал получать удовольствие от этого мира. Неважно, что он состоит из простейших, как куб составных элементов. Что его связи и логические цепочки примитивны и однообразны, а поступки окружающих легко предсказуемы и хорошо знакомы - еще по той, прежней жизни.

    Не страшно.

    Формула «я сюда не напрашивался» наполняла меня легкостью и азартной бесшабашностью. Вчерашний постулат «проживу новую жизнь без ошибок» стал казаться тусклым, унылым и беспросветным.

    Краем сознания я понимал, что шараханье из одной крайности в другую вызвано симбиозом детской необузданной энергии и умудренного опытом рассудка, уставшего от многолетнего контроля над рамками норм и приличий. Понимал, но возвращаться к привычным для пожилого гражданина ограничениям не собирался.

    Хотелось скакать, резвиться и радоваться этой жизни.

    -  Валентина Афанасьевна!

    -  Что, Караваев?

    -  Разрешите выйти из класса.

    -  Что случилось?

    -  Ничего не случилось. Мне к директору нужно.

    Пауза.

    -  Зачем тебе к директору?

    -  Это конфиденциальный разговор.

    Следующая пауза вышла на порядок длиннее.

    -  А ты понимаешь значение слова «конфиденциальный»?

    -  Секретный, доверительный, келейный, негласный, тет-а-тет. Продолжать?

    Опять пауза.

    Как мы тяжело реагируем на экстремальные вбросы! Наши современные учителя к подобным аномалиям как-то попривычнее будут.

    Застой, одним словом.

    -  Так, можно выйти или нет?

    -  Хм… Так, дети! Тихо сидим десять минут. Мы сейчас вернемся. Пойдем, Караваев.

    Легко.

    * * *

    Я шагаю по школьному коридору и наслаждаюсь ситуацией. Валентина Афанасьевна - справа и чуть сзади. Вид у нее несколько озадаченный, если не сказать - обалделый.

    А еще я чувствую ее страх.

    Страх перед непонятным учеником, перед директором, перед милыми детишками, которые ей чертовски надоели за тридцать лет педагогической практики. Перед ГорОНО, перед парткомом, профкомом, педсоветом, перед пьяным соседом, перед хулиганствующими подростками советских времен. Страх перед жизнью.

    Мне становится ее немного жалко.

    Когда мне было действительно семь лет, я всего этого не знал, не видел и не ощущал. Сейчас эта женщина передо мной - как открытая книга. Сейчас я - педагог, а она - испуганная и запутавшаяся ученица. Хочется ее подбодрить, но боюсь, напугаю ее еще больше.

    Стучу в дверь директора и терпеливо дожидаюсь приглашения войти. Приглашают. Входим оба, несмотря на заявленную мною ранее конфиденциальность.

    Директор нашей школы - Вера Семеновна. Монументальная фигура, надо сказать. Очень напоминает Людмилу Зыкину в лучшие ее годы. Могучие плечи, огромный бюст, гигантская гуля на затылке величиной с мою голову. И все это непостижимым образом гармонирует с правильными чертами лица, чуть курносым девчачьим носом, маленьким ртом с тонкими ярко накрашенными губами и умными глазами зеленоватого цвета, которые женщина время от времени слегка близоруко щурит, принципиально не желая носить очки.

    Завуч тоже здесь.

    Лариса Викторовна - полный антипод женщины-директора. Тонкая, изящная, с худым усталым лицом, украшенным огромными очками с толстенными стеклами. Светлые, выгоревшие на солнце волосы, собраны в легкомысленный пучок на затылке. Тихая, незаметная и незаменимая. Внешняя мягкость не мешает ей быть жесткой и непреклонной всегда, когда ей этого надо.

    Ну что ж, так даже лучше.

    Представление начинается.

    -  Караваев! - у Веры Семеновны эта констатация звучит, как «ну вот, попался!».

    -  Караваев, моя фамилия, - соглашаюсь я, не удержавшись от пародии на Шилова из «Ментовских войн», - У меня к Вам, Вера Семеновна, очень важный разговор.

    Делаю серьезно-трагическое лицо. На столько, насколько позволяет мимика семилетнего ребенка.

    Брови директора медленно ползут вверх.

    Лицо завуча непроницаемо.

    Дыхание учительницы за спиной перестает быть слышным.

    -  Разговаривай, - очень медленно произносит Вера Семеновна.

    Она пока еще не выбрала тактику своего поведения со школьником, на которого каких-то пять минут назад как-то сумбурно и невнятно настучала классная руководительница.

    Не любим мы непонятки.

    А что вы скажете на это?

    -  Сальвадор Альенде убит, Вера Семеновна. Такие вот дела. Певцу и гитаристу Виктору Хара на стадионе в Сантьяго отрубили кисти рук, а потом проломили голову. В Чили военный переворот, уважаемые педагоги. К власти десять дней назад пришла хунта Аугусто Пиночета.

    Все это выговариваю медленно, нарочито трагическим голосом. Контакт с директором - глаза в глаза. Она, с каждым моим словом, щурится все больше и больше.

    Молчание.

    Нервное постукивание карандаша о край стеклянной чернильницы.

    Браво, Вера Семеновна!

    Вы понятия не имеете, кто такой Сальвадор Альенде. Но озвучивать сей прискорбный факт, не торопитесь.

    -  И?… - ее глаза уже превратились в злобные щелки.

    Буря уже готова разразиться громом и молниями, но директор не знает, что в рукаве у меня грозный и непробиваемый козырь:

    -  И… завтра в газете «Правда» будет опубликовано «Заявление советского правительства», в котором мы разорвем дипломатические отношения с фашистским режимом Чили.

    Вера Семеновна производит короткий горловой звук, будто проглатывая готовую вырваться наружу грозную и обличительную тираду. Растерянно смотрит на завуча.

    -  Откуда ты знаешь об этом, Витя? - Лариса Викторовна всегда первой схватывает суть и корень проблемы, не теряя головы при этом.

    Человек без нервов и эмоций. Гениальный педагог.

    -  Я не могу Вам ответить на это вопрос, Лариса Викторовна.

    Завуч остается невозмутимой, хотя мой ответ явно намекает на глубокий и суровый подтекст, так знакомый диссидентствующей советской интеллигенции. И, к слову, ни один первоклассник в школе никогда не мог правильно вспомнить ее имя-отчество.

    -  И у меня есть предложение, - а дальше, как черт за язык, ну не могу удержаться от шкоды, - … от прогрессивной прослойки учащихся начальных классов.

    Хотелось очень спровоцировать Ларису Викторовну на эмоцию.

    Не спровоцировал. Смотрит внимательно, всем видом демонстрируя спокойствие, внимательность и доброжелательность.

    -  И какое предложение от вашей… прослойки, Витя?

    Умничка!

    Говорит ласково и задушевно. Как с умалишенным. Теперь и взятки гладки.

    -  Наша школа может в числе первых проявить солидарность с многострадальным чилийским народом. Например, конкурсом детского рисунка. Скажем, «Руки прочь от Луиса Корвалана!».

    -  А Луис Корвалан - он кто, антифашист?

    А вот Лариса Викторовна не стесняется пробелов в спектре собственного кругозора. Второй раз умничка!

    -  Лариса Викторовна! - моей укоризне нет границ, - Луис Альберто Корвалан Лепес - генеральный секретарь Компартии Чили! Вы просто забыли.

    Все замерли.

    Я разворачиваюсь и шагаю на выход.

    В дверях снова поворачиваюсь, мимолетно наслаждаясь очередной Немой сценой, и произвожу «контрольный выстрел»:

    -  И, кстати! Корвалана арестуют на конспиративной квартире в Сантьяго только через неделю. Время еще есть. Пойду-ка я рисовать.

    Осторожно без стука прикрываю дверь за собой.

    Глава 4

    После школы меня уже ждали.

    Это было естественно и легко прогнозировалось. Вот если бы не ждали - было бы странно. А так - группка человек шести-семи во главе с «джинсовым» демонстративно отиралась возле школьного забора, поплевывая и грозно потирая руки. Пионерские галстуки сняли. Мелочь, а приятно. Не хотят позорить символ борьбы за дело коммунистической партии.

    Собственно, по всем законам школьного социума, бить меня никто не собирался.

    В школе кроме центрального, было еще два выхода - у спортзала и через столовую. Подразумевалось, что заметив грозную демонстрацию силы, чмошный первоклашка струсит и рванет в обход. Тогда дело можно считать закрытым. Ну, будут слегка попинывать при встрече в дальнейшем, но это - сам виноват.

    Вот только меня такой расклад ни в коей мере не устраивал.

    Пора ломать традиции.

    Я вышел через парадный вход и ровным шагом направился к открытым воротам.

    -  Эй, малой! Сюда иди…

    Ничего не меняется в этой жизни! Хоть в будущем, хоть в прошлом. А менять надо, господа. Я остановился перед «джинсовым» держась руками за лямки знакомого ему ранца.

    -  Иди сюда!

    Надо же, слова переставил!

    Стою.

    Он схватил меня левой рукой за плечо и потащил за угол школы. Соратники потянулись за ним, всеми силами изображая «хулиганистую» походку: воровато оглядываясь и не прекращая сплевывать.

    Молча тащить меня «джинсовому» показалось не так эффектно, поэтому по пути он стал нагонять жути: «Ну, сейчас… Ну, все… Сейчас все…»

    Что-то совсем плохо у парня с лексиконом.

    Он затащил меня за угол здания и прижал к кирпичной стенке левой рукой. Правую сжал в кулак и поднес к своему правому уху.

    Как лук натягивал.

    -  Ты что, шкет, совсем ох…л?

    С козырей зашел.

    Ошибка! Самое правильное для него было бы молча надавать мне по ушам, развернуться и гордо уйти с чувством выполненного долга. А так - начинается вербальный контакт. А здесь мускульная сила не имеет столь определяющего значения.

    Ну, что дальше?

    Пока молчу и смотрю ему прямо в глаза. Для приматов - это угроза.

    В глазах у злодея мелькает легкая неуверенность. Что-то неправильно. По идее, я должен разныться от страшного матерного слова, закрыть лицо руками, просить пощады и так далее. При этом раскладе получаю по шее, пинком под зад - и все, дело можно сдавать в архив.

    Однако программа начинает давать легкие незапланированные сбои.

    -  Ты что, - экзекутор решил несколько поменять текстовку, - в репу хочешь?

    Тоже козырь, но уже помельче.

    Я замечаю в «группе поддержки» прыщавого верзилу, который неумело пытается подкурить мятую беломорину. Указываю на него левой рукой.

    -  Чего? - «джинсовый» недоуменно озирается.

    -  Пусть он скажет, - теперь я смотрю в глаза прыщавому.

    Тот неожиданно кашляет, подавившись дымом.

    -  Чего скажет?

    -  Пусть он скажет, - стараюсь говорить внятно, хотя собственный адреналин все же меня потряхивает, - пусть скажет, был расчет или нет.

    -  Какой расчет? Чего ты лепишь?

    -  Я тебя спрашивал у спортзала: «В расчете?». Ты сказал: «В расчете» и мы пожали руки. Пусть он скажет, был расчет или нет.

    А вот тут уже все сложно!

    Мальчишек хлебом не корми - дай поиграть в правила, понятия, законы. И не суть, что законы, порой, придумываются тут же, на месте. Всегда солиднее выглядит, когда ты с многозначительным видом изображаешь компетентность в этих вопросах.

    Упорствую:

    -  Расчет был или нет?

    -  Был расчет, - бурчит наконец-то прыщавый.

    -  Руку убрал.

    От моей наглости у «джинсового» округляются глаза:

    -  Ты ч-чего борзеешь?

    -  Раз кент ботает за расчет, не в мазу поцем кипешивать, - я рывком освобождаюсь от захвата, - Западло гнусом по жиле штырить.

    Если честно, этот набор белиберды, похожий на блатной жаргон, я придумал заранее, просчитывая планируемое развитие хода событий. Даже стишок один вспомнил, который одно время метался по Интернету.

    -  Опа-опа, - делает «охотничью стойку» парень, приятными чертами лица, напоминающий девчонку, - Это что, по фене? Что значит?

    Здесь они тоже - липнут как мухи на мед! Вот откуда у них такая тяга к блатной романтике? Исторические корни каторжных предков?

    -  Раз расчет был, конфликт исчерпан, - перевожу я, - негоже правила нарушать, господа хорошие!

    -  Завально! А еще скажи что-нибудь.

    «Джинсовый» уже оттерт в сторону, причина толковища забыта. У мальчишек горят глаза как перед новой игрушкой.

    -  Да, пожалуйста:

    Летит малява безпонтово,

    Мотор порожняком гичкует,

    На стрелку нам в натуре снова,

    Но Бог не фраер - он банкует.

    -  А это чего значит? - ревниво бурчит «джинсовый», пытаясь набрать потерянные очки.

    -  А это значит:

    Летит письмо - не жду ответа,

    И сердце попусту страдает.

    Свиданье нам… возможно ль это?

    Господь - владыка. Он решает.

    Радостно ржут.

    -  Слышь, малой, а тебя как звать-то?…

    Я поздравил себя с приобретением новых знакомых. Ведь неплохие в целом парни.

    Пионеры…

    Глава 5

    -  Да стой, ты! Подожди, я сам, - это отец.

    Ну, как маленький, ей-Богу! Сидел, мучился, записывал через микрофон на допотопный «Брянск» музыку с телевизора. А я ему показал, как двумя медными проводками от телефонной «лапши» можно завести сигнал в магнитофон напрямую от звуковой платы не менее допотопного «Рекорда».

    Теперь батя неуклюже тычет толстым паяльником в потроха раскуроченного телевизора, сопит и торопится - ведь «Песня-73» уже в разгаре, а ему так не терпится попробовать неожиданное ноу-хау. На маминой деревянной разделочной доске - куски канифоли, капли олова и черные подпалины. В другое время папе был бы капец, но мама очень любит Толкунову и терпеливо сносит наш вандализм.

    Папа так разволновался, что даже не спросил, откуда я знаю про такие уловки. А мама пока просто собирает информацию, внимательно посматривая на меня и что-то себе на ус мотая.

    Младший братишка крутится возле отца, усердно пытаясь хоть чем-то помочь семейному делу. Разумеется, всем мешает, наталкивается на папино порыкивание, всхлипом обозначает начало грандиозного рева, тут же о нем забывает, и снова продолжает суетиться. Чувствует, что внимание родителей несколько смещается в сторону от его особы. Эгоист растет!

    -  Мам, я схожу погуляю.

    Мать отрывается от высмаркивания Васькиного носа и выдает по накатанной:

    -  Уроки сделал?

    -  Да, сразу же после школы.

    -  Показывай!

    Я поплелся в другую комнату.

    Когда возвращался, в голове забрезжила кое-какая идейка.

    -  Слушай, мам. Показать-то я, конечно, покажу. Только давай сделаем поинтереснее!

    -  Что ты еще придумал? - за последние сутки мать стала какой-то тревожно-подозрительной.

    -  Я предлагаю договор. Ты - больше не контролируешь мои домашние задания. Если я получаю в школе меньше четверки - договор расторгнут. Если ты захочешь проверить, а уроки не сделаны после четырех - договор расторгнут. Если ты проверяешь и находишь хоть одну ошибку - договор расторгнут. Если задаешь вопрос по программе, и я не могу ответить, или отвечаю не правильно - договор расторгнут. Идет?

    Отец косится в нашу сторону в клубах канифольного дыма и озадаченно хмыкает. Мать хлопает глазами и неуверенно спрашивает:

    -  А зачем это?

    -  Ну, как, мам! Я же должен учиться самостоятельности. Должен быть ответственным, серьезным. И тебе голову своими уроками не забивать. Вон, Василий, до сих пор читать не умеет, учи лучше его. И, кстати, таблицу умножения я уже выучил. Сверх программы. Проверь.

    -  Трижды восемь, - говорит мать рассеянно.

    -  Двадцать четыре. А шестью семь - сорок два, а семью восемь - пятьдесят шесть. Ну что, мам, договорились?

    Когда в прошлой жизни я перешел в четвертый класс, мать сама придумала этот договор, потому что Васька учился отвратительно и занимал львиную долю ее свободного времени. Сейчас я бессовестно занимался плагиатом, предполагая, что матери не может не понравиться то, что она придумает сама позже.

    -  Ну, давай попробуем, - в ее голосе неуверенность.

    -  Ну, давай, пробуй, - в тон матери вторю я и сую ей тетради с домашкой, - а я пошел. Найдешь ошибку - нет договора.

    -  В девять чтоб дома был! - мать пытается хоть последнее слово оставить за собой.

    -  Что хочет женщина, того хочет Бог!

    Не вышло.

    Слышу, как очередной раз хмыкает отец…

    * * *

    Мой старенький дворик.

    Три сборно-щитовых двухэтажки послевоенного типа с деревянными лестницами и печным отоплением. Гигантская софора с четвертой стороны. За ней - кривые улочки колоритных домиков, своеобразно сочетавших в себе татарско-украинскую эклектику, с летними кухнями и вездесущим виноградом на палисадниках, арках и беседках.

    С другой стороны двора над шиферной крышей правого дома виднеются новенькие хрущовки-пятиэтажки. Относительно молодой микрорайончик, хотя часть окон первого этажа уже оплетена виноградом. И вообще, кругом просто море зелени!

    Я очень люблю этот дворик.

    Тут есть все для счастливого детства мальчишки семи лет. Справа за домом в двух шагах гаражи-сарайки, которые постоянно вскрываются, ломаются, сносятся и снова достраиваются. Иными словами - живут своей жизнью, как известковый хребет кораллового моллюска, давно превратившись в заманчивый лабиринт. Его зигзагом пересекает бетонная дорожка, прелесть которой в том, что дальний ее конец, выходящий на городскую улицу, гораздо выше ближнего, впадающего в наш двор. На этой чудесной горке я когда-то сломал руку, пытаясь научиться скатываться вниз задом на трехколесном велосипеде.

    Справа от софоры за парком виднеется желтая высокая стена летнего кинотеатра. Это кроме того, что каждое воскресенье к нам во двор приезжает передвижной кинотеатр - старый газончик с будкой, в которую загружены скамейки для зрителей и небольшой штопанный экран.

    Вы, дети двухтысячных! Искушенные интернетом, мобилами и планшетами! Вы представить не можете, какое это счастье - сидеть всем двором в темноте на занозистых лавках и смотреть «Гуссарскую балладу» на изношенной и потрескавшейся кинопленке. А в летнем кинотеатре я узнал, кто такой Фантомас. Поход туда в то далекое время был для меня как посещение Большого театра для меня нынешнего. По крайне мере, по эмоциональному эффекту.

    С заднего торца летнего кинотеатра на пустыре мы дрались с мальчишками из соседнего двора. Вернее, дрались пацаны постарше, а мы, мелкота, швыряли в противника камнями. Доставалось и своим, и чужим.

    Что интересно, дрались всегда по субботам. Начинали собираться где-то после шести, переругивались, распаляя боевой дух. Понемногу, легкая пехота в лице малолеток начинала пошвыривать голыши, и когда пара-тройка зарядов попадала в цель, шли уже стенка на стенку. С визгом, азартом, соблюдая своеобразный боевой порядок и не писаные правила - ножи и железо не брать, лежачего не бить, после первой крови в сторону.

    И взрослые как-то ровно относились к этому варварству. Замажут зеленкой потрепанных драчунов и в воскресенье на море - зализывать раны в здоровой соленой водичке. Пляж - это "демилитаризованная зона", где бойцы оттуда и отсюда дружно вспоминают «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они»…

    Кстати, сегодня - суббота. Активные игрища на свежем воздухе, наверное, уже в разгаре, но меня туда почему то не тянуло. Я стоял на крыльце и впитывал знакомые и давно забытые запахи.

    Вечерело.

    Заходящее солнце красным маревом заливало верхние этажи пятиэтажек. Двор устало шевелился. Вздыхал, гремел доминошными костяшками, покрикивал из окон на загулявшихся детей, играл в «дочки-матери», сосал пиво, тявкал, мяукал, кудахтал…

    -  Привет, Булка! - головастый крепыш лет девяти медленно подходил ко мне справа по отмостке дома.

    Трюха. Трюханов Вадик из соседнего подъезда. Оболтус с вечно испачканной физиономией и ожогами на руках.

    -  Смотри, чего есть, - у Трюхи в кулаке зажат зеленоватый цилиндр с внутренними продольными отверстиями.

    Блин, придурок! Это же «свистуля» - трубчатый порох, который немцы в войну использовали в боевых зарядах. Его легко найти на тридцать пятой батарее около Казачьей бухты. Значит, Трюха лазил туда. Действительно, придурок.

    -  Запалим? - Трюха вытащил из кармана кусок фольги и деловито стал обматывать «свистулю».

    Когда трубчатый порох горит в фольге, он издает характерный резкий свист, за что и получил такое название. Если правильно обмотать - получается что-то вроде свистящей ракеты. Трюха - большой любитель таких фейерверков. Батя у него - мичман. Сейчас - кладовщик, но в прошлом сапер. «Яблочко от яблони…», что называется.

    -  Не советую, Трюха. Без башки останешься.

    -  Ну и ссыкун.

    Коротко и ясно. Без иллюзий. Крепыш моментально потерял ко мне интерес. Как ни в чем не бывало, потопал в сторону гаражей, с сопением продолжая обматывать «свистулю» фольгой.

    Я критично покачал головой - доиграется, когда-нибудь…

    Во двор с левой стороны из-под софоры неожиданно залетел белоснежный козленок. За ним степенно трусило все козлиное семейство. Тут же со второго этажа напротив раздались скандальные женские крики. Ветхая старушка, бормоча беззлобные ругательства, шаркала вдогонку своим питомцам со стороны частного сектора, вяло помахивая длинной хворостиной. У нас это обычное дело.

    Это что!

    Один раз, сбежав из бродячего шапито, во двор ненароком забрел… верблюд! Весь двор высыпал на улицу стричь с невиданной зверины очень нужную при простудах верблюжью шерсть. Из неё потом надо связать носки или шарфик, чтобы лечиться впоследствии в свое удовольствие.

    Верблюд покинул наш двор похожим на большую лишайную собаку. Больше его в цирке не видели, по крайней мере, в том сезоне…

    За углом со стороны гаражей пронзительно свистнуло, и сразу раздался звонкий хлопок. Послышалось характерное зловещее потрескивание.

    «Ну вот, не придурок, ли?» - с досадой подумал я и направился в сторону шума.

    Трюха уже летел мне навстречу, ошалело вращая глазами. Копоти на его рыльце значительно прибавилось.

    -  Ходу! Горит!

    Он пулей наискосок пересек двор и замелькал пятками среди деревьев парка, ведущего на территорию вражеского двора.

    -  Стой, скотина! Где горит? Урод…

    Я побежал к гаражам.

    Собственно, в этом «Шанхае» гаражей было немного - пять или шесть. Все остальное пространство занимали кривые ряды живописных сараек, размером чуть больше туалетной кабинки. Здесь жильцы хранили старые вещи, хлам и уголь для растопки. Некоторые закрывали в этих будках велосипеды, мопеды и даже мотоциклы. Разумеется, там можно было найти и бензин.

    Видимо, Трюхинская «шутиха» этот бензин и нашла, филигранно вписавшись в верхнюю щель щербатой двери одного из сараев.

    Открытый огонь еще не вырвался на свободу, но его жадные языки с гудением выламывались из всех щелей убогой постройки, с удовольствием покусывая соседние шедевры бытовой архитектуры. Прямо на глазах тонкие сизые струйки дыма из-под общей шиферной крыши превращались в зловещие черные спирали, наполняя пространство вокруг удушливым туманом. Видимость резко ухудшалась.

    Неожиданно, события стали ускоряться будто в сумасшедшем калейдоскопе.

    Сначала со стороны двора истошно закричали женские голоса. И почти сразу же появились бегущие жильцы с ведрами и кастрюлями. Кто-то разматывал явно короткий и бесполезный садовый шланг. Кто-то тащил настоящий, хотя наверняка просроченный огнетушитель. А кто-то уже лупил арматуриной по горящей двери, пытаясь сбить замок.

    Со звонким треском начал лопаться шифер на крыше. Где-то далеко гуднула пожарная сирена. Хаос и неразбериха оставляли неприятное ощущение тщетности любых человеческих телодвижений. Мне стало понятно, что сгорит весь ряд, в котором было около десяти сараек. Однако народ бился со стихией насмерть. Я бы сказал, с подъемом и воодушевлением. Дружно, весело и с азартом, напрочь забыв о скучном субботнем вечере.

    Что характерно, никто не пытался спасти свой хлам. Только один мужичок с невзрачной перекошенной физиономией трясущимися руками все пытался отпереть амбарный замок своей клетушки, которая уже начинала заниматься огнем. Кто-то пытался его оттащить, но тот, с неожиданной яростью оттолкнул спасителя, распахнул дверь и исчез в дыму.

    Народ охнул. К горящим сараям из-за жара было уже трудно подойти. В проеме, куда канул сумасшедший, блеснул язык пламени. Какая-то женщина запричитала. Кто-то побежал вызывать «скорую».

    И тут несгораемый субъект вернулся к людям. На четвереньках. С дымящейся одеждой на теле и тлеющим перекошенным чемоданом в руках, из которого что-то сыпалось и дымилось. Его окатили водой, и он зашипел, как раскаленная сковородка. Мужики на радостях чуть не надавали ему по шее, а он, обнимая спасенный чемодан, судорожно икал и затравленно озирался.

    Взревывая сиреной, во двор въехала пожарная машина. Народ расступился, и остатки гаражей в три счета были превращены в черные мокрые дымящиеся руины с трупами какой-то мототехники среди тлеющего угля.

    Для пацана нет чуда прекраснее на свете, чем работа пожарной команды на реальном пожаре. Но сегодня, раскрыв рот, глазели и дети, и взрослые.

    Не глазел только я.

    Потому что в это время обалдело рассматривал то, что вывалилось из чемодана невзрачного мужичонки. Того самого, кто в огне не горит, ни в воде не тонет. Предмет, который я поднял в благородном порыве вернуть утраченное добро владельцу, оказался слегка оплавленной, черной магнитофонной миникассетой. Что-то похожее я видел в телефонных автоответчиках когда-то давно…в будущем.

    Ни в этом времени, ни в этой стране этого предмета просто не должно было быть!

    Вечер переставал быть томным.

    * * *

    Домой я вернулся вместе с отцом, причем, выглядел я гораздо чище.

    Наша сарайка не пострадала, поэтому папа был возбужден и…доволен. Однако это не мешало ему всю дорогу грозить чумазым кулаком в воздух, засоряя эфир обещаниями рано или поздно отыскать «этих козлов», «поотрывать ноги», «натянуть глаз» и так далее…

    Народ постепенно рассасывался по квартирам.

    Отчаянно вертя головой, я все пытался высмотреть несгораемого владельца непонятной кассеты. Но, то ли от того, что в воздухе продолжала висеть сизая гарь, или по причине стремительно наступающих вечерних сумерек, новоявленного Терминатора мне найти не удавалось. Возможно, любопытный субъект покинул представление еще в первом акте - до начала тушения пожара красавцами-пожарными. Так сказать, по-английски. Предпочёл остаться без всеобщего признания и пропустил шикарное шоу.

    Другая странность.

    Практически всех участников печального карнавала в той или иной степени я знал. Самое меньшее - видел пару раз в нашем дворе. А этого йога, ходящего по углям, не видел ни разу. Это при том, что вся массовка в полном составе принеслась на велосипедное барбекю исключительно со стороны нашего совместного проживания. Снизу вверх. В этом я был уверен, так как оказался у истоков событий в числе первых, и, находясь чуть в стороне (я же маленький!), прекрасно отслеживал всю картину целиком.

    С верхней стороны нашего «Шанхая», откуда приехала пожарная машина, пешком не появлялось ни одного человека!

    Что получается? Незнакомец был своим? Дворовым?

    Я задумался. По два подъезда в трех двухэтажках, по две квартиры на этаже, двадцать четыре. В каждой квартире четко по три комнаты, но большинство живут по принципу «коммуналок» - несколько семей с общей кухней. С нами, кстати, тоже живет какая-то старушка с очень сложным именем. Я в детстве никогда не мог его запомнить.

    Ираида Артемьевна - тут же подсказала мне услужливая память, помноженная на взрослое сознание.

    Ну да, ну да…

    Я стал вспоминать, кто и где живет.

    Одновременно, как на автомате, рассеянно наблюдал как отец матери живописует в деталях хронологию пожара. Потом рассеянно ужинал со всей семьей, не реагируя на подлые Васькины пинки под столом. Лениво глазел телик, продолжая в уме считать, вспоминать, расселять и переставлять людей. И уже в кровати, перед уходом ко сну, стал подводить итоги.

    Значит так.

    В сумеречной зоне моей памяти осталось четыре квартиры и семь комнат в двух домах - напротив нашего и справа. Я не мог вспомнить или просто не знал, кто там живет. Лежбище подражателя птицы Феникс могло быть только там.

    Ну, вот почему мне так надо отыскать этого огнеборца?

    Я не мог ответить на этот вопрос. Хотя.

    Нет, не мог. Возможно потому, что уже… заснул.

    Глава 6

    Проснулся я другим человеком.

    Шпиономания и подозрительность испарились напрочь. Детское восприятие не приемлет тревожности, и я полностью растворился в этой безмятежной ипостаси радости и предвкушения счастья. Взрослой моей составляющей велено было просто заткнуться.

    Воскресное утро выдалось солнечным, по-летнему жарким и звонким, несмотря на конец сентября. Это означало одно - семья идет на пляж. Как и большинство обитателей нашего дворика.

    О, эти пляжные воскресные дни!

    Много позже, став значительно старше, я много раз с грустью наблюдал за копошившейся детворой во многих городах нашей страны. И понимал, насколько повезло мне в жизни. Ведь мое детство прошло на берегу моря, в волшебной стране солнца, южных фруктов и самого ароматного на земле воздуха, пропитанного запахами соли, кипариса и неведомых цветов!

    Ну, здравствуй, море. Я вернулся…

    Мы ходим на «Мартышку». Так наши обормоты окрестили Мартынову бухту. Здесь микроскопический дикий пляж почти в центре города с прозрачной водой и относительно чистым песком. Дикий, потому что это как бы, территория бетонного завода, который построили сразу после войны на одном из центральных холмов полностью разрушенного города для его восстановления. Город уже отстроили, а бетонный завод с «Мартышкой» так и остается нетронутым. Почти не работает - далеко и не выгодно возить бетон на окраины, где кипят новостройки. Не работает и не засоряет под собой пляж сточными водами. И не ликвидируется. Наверное, руки у советского начальства просто не доходят.

    Вот такой оазис, слабо знакомый гостям города и с комфортом освоенный местным населением.

    Вообще, по меркам семилетнего организма до «Мартышки» идти чудовищно долго - через «Хитрый рынок», Кладбище коммунаров, Загородную балку с цирком-шапито. Потом, долго нужно шагать по Катерной улице справа от Карантинной бухты, где база торпедных катеров, место службы отца Трюхи-поджигателя, и суровый пляж «Скалки».

    «Суровый» - потому что под грозным родительским запретом. «Там дети убиваются», хотя «дети» через пару лет будут уже втихаря шастать на Фиолент, где обрывы до шестидесяти метров. Но на «Скалки» с их трехметровыми утесами - ни-ни!

    Долго, все-таки ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8


19 мая 2016

18 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Где-то я это все… когда-то видел»

Иконка автора ЕваЕва пишет рецензию 6 ноября 23:32
Начала читать. Интересно. Обязательно дочитаю.
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Иконка автора Виталий КовригинВиталий Ковригин пишет рецензию 18 июля 20:09
Годная книга. В лучших традициях жанра. Виктор, спасибо. Продолжение есть уже? Герой узнает изменилось ли будущее?
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (2) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер