ШАХТА

-Чё у вас там в южном штреке? – раздались басовитый голос Виктора Тихоновича, его гулкие шаги по сухому полу коридора. Бавыкин бросил молот, штыри, с треском разогнулся.

-Да шумнуло что-то, товарищ прораб, - крикнул он в соседний туннель темноты. – Тряхануло сверху малец, осыпь кажись...

-Кажись? – Виктор Тихонович решительным шагом вышел из темноты, быстро пожал руку шахтеру. – Пойдем, сами глянем. Опоры там Хлещев ставил, сам понимаешь – как бы не ёбнулось.

-Эт точно, - Бавыкин ощерился белой, мраморной улыбкой, смахнул песочный налет со лба. – А с распорами чего делать?

-Бросай! – распорядился Виктор Тихонович. – Успеется.

- Каску-то брать? – Бавыкин остановился рядом с крючьями, на которых висели старые спецовки и покрытые угольной пылью каски. Виктор Тихонович хмыкнул.

-Ты, Бавыкин, прям первый раз замужем! Сами-то, блядь, не полезем – так, глянем одним глазком, отчет составим.

-Лады, - Бавыкин снял и бросил рукавицы, поскреб твердый лоб. – Попехали тада.

Вдвоем они ходко миновали угольные вырубки, наполненные скрежетом и усталым матерком. Виктор Тихонович посматривал на рабочих, изредка комментируя видимое:

-Ну, Саныч, плиту ты хуяришь! Ебало треснет!

-Чужой-то каравай слаще, - глухо ответил Саныч, с тяжелым выдохом вынимая молоток из длинной, впечатляющей трещины. Виктор Тихонович гулко расхохотался.

Наконец они вошли в сквозной туннель. Звуки труда угасали, слышалась лишь мерная капель. Опоры и распорки здесь недавно меняли, они еще тускло поблескивали на стыках.Бавыкин гордо осмотрел усиленные конструкции, похлопал по стойке:

-На века сработано, Виктор Тихонович. Никакая грунтовка не усадит! Вес-то на гусеницу вынесли, а вот тут, - Бавыкин стукнул по металлической обшивке опоры, - почти три куба на седьмую! Почти сталёвка!

-Да, хвалиться ты всегда был передовик, Бавыкин, - Виктор Тихонович остановился, огладил бороду. – Вот только с трудовым режимом, я слыхал, ты не в дружбе. Наверх повадился лазить. Ты у меня того, смотри! – Виктор Тихонович погрозил шахтеру пальцем. – Пыльной каши тебе норму урезали, а ты все дуркуешь. Гляди, не посмотрим, что заслуженный – бороду в рот запихнем и из жопы вынем.

-Виктор Тихонович, да если б в каше этой окаянной дело было! – Бавыкин проигнорировал последнюю угрозу начальника. – Я ж не от того бегаю, что несознательный. Сами же меня в комсомол принимали, помните небось? А только жить тяжелее стало. Неровно как-то. Вот, взять, к примеру, работу нашу. Вроде бы как все работаем ударно, въебываем до черных лун. А платят, как, прости Совет, бог на душу положит. Взять хотя бы того же Малинькина. Я про него ничего плохого сказать не могу, парень он хороший, дельный. Я за него хоть в гранит, хоть в сланцы. Но ведь это ж никудышно выходит! Как Малинькин работает – и как я! Малинькин с утра заступит, молоточком потюкает, образцы породы сколет, с откатчиками попиздит – и куку! В клубе скипидаром чистится! А я? Пока, ебаться-колупаться, до Северного шельфа дотопаешь – уж жареным камнем несет. А трудодни нам, однако же, одинаково калякают. Вот и выходит, что ему за трудодень политура, каменное мясо и слава, а мне – несправедливые подъебки. Вчера вот мимо Алпатовской вырубки шел. Так мне Тывлов, гнида, кричит: «Когда, мол, пригласишь ноги свои есть?» Мне после такого хоть и не ходи вовсе...

Виктор Тихонович рассмеялся.

-Вот, смешно вам, а мне приходится в таком свете за спиртом наверх шариться. Да еще угля рюкзак тащишь да думаешь – как бы на народный контроль не наскочить. Такие вот у меня борения.

-Ну, про трудодни ты верно подметил, - Виктор Тихонович, отсмеявшись, посуровел. – Система нечеткая, не всегда справедливая. Но другой сейчас нет, приходится пользоваться существующей. Пойми, общее начисление – утопия. Это только у Маслохорева вычеты на скрижалях складно выглядят, а на деле любая оплата подразумевает стратификационный фактор распределения материальных благ...

-Так я к тому же и веду, - просиял Бавыкин. – Спирту наливайте – и вся недолга. А то получаешь, как говорится, ноль целых хрен десятых, и кишочки сполоснуть нечем.

-Это мы обсудим на ближайшем заседании Совета, - пообещал Виктор Тихонович. – А пока пойдем, осмотрим.

Дальше потянулись пустые, заброшенные вырубки, нагло зевающие никчемной, чужой породой. Только возле одной из них стояли двое стражей с большими топорами, с красными нарукавными повязками. Из вырубки спокойным потоком изливался яркий стеклянный свет.

-Здорово, белоснежные! – Виктор Тихонович приветственно поднял руку. – Как служба?

-Ничего, тихенько, - один из стражей со скрежетом потянулся. – Дурью не богаты?

-Какая дурь, товарищ? – возмутился Бавыкин. – Ты еще золотой пыльцы попроси, заеби тебя старейшина!

-Свят-свят! – второй страж замахал руками. – Восславь Каменный Лик Вождя, благо твоих слов не слышало Ухо Народа!

Виктор Тихонович молча потянул Бавыкина дальше. Тот, казалось, был расстроен.

-Сто лет Святыни не видел! Хоть бы одним глазом на нее глянуть!

- Песок посыплется – поглядишь, - утешил шахтера Виктор Тихонович. – А вон, гляжу, и Южный штрек. Тихо чё-то...

Южный штрек бросили уже давно, пахло здесь каменной пылью и соляркой. Виктор Тихонович по старой рабочей привычке поднял с земли камень, отправил в рот, задумчиво прожевал.

-Не пойму я, - поделился прораб. – Тряхануло ощутимо вроде, а тихо, как в камне. Надо идти глубже.

-Не боязно? – Бавыкин опасливо посмотрел вниз.

-Боязно алмазы грызть, - подметил Виктор Тихонович, - а по штрекам лазить нам от природы заповедано. Так что топай.

Бавыкин нехотя пошел за Виктором Тихоновичем, постоянно прислушиваясь, потягивая носом спертый воздух.

-Газу-то! – восторженно прошептал Виктор Тихонович. – Раньше работяги крепко пердели, не то что нонешние...

Неожиданно прораб остановился. Бавыкин тяжело врезался в твердую спину спутника.

-Чего там, блядь? – потер он ушибленный нос.

- А ты послушай! – гневно зашипел Виктор Тихонович и приложилухо к полу штрека.

В установившейся тишине послышались шаги и тяжелое дыхание крупных существ. Для бывалых рабочих ничего неожиданного не происходило – они-то хорошо знали, что опять пришли за Святыней.

-Так... – прошептал Виктор Тихонович. – Давай, Бавыкин, в камень и вверх. Я вниз спущусь. Как только их увидишь – бросай огонь и уходи. А я лаз заколупаю.

-Виктор Тихонович, вам ведь не сто лет, чтоб по камню-то шлындрать, - Бавыкин с чувством посмотрел на прораба. – Может, поменяемся?

-Не ссы машинным маслом, Бавыкин! – Виктор Тихонович похлопал мастера по плечу. – Прорвемся. Ты их тока жахни!

-А может белоснежных позовем? – не сдавался Бавыкин. Виктор Тихонович громко фыркнул.

-Что ж, Бавыкин, рабочий человек и за Святыню свою постоять не может? Сами обойдемся.

Они обнялись. Виктор Тихонович первым нырнул в камень. Бавыкин поднял взгляд на низкий потолок штрека и неспешно полез следом.

Ждать чужаков пришлось долго, их, видимо, насторожило фырканье Виктора Тихоновича. Бавыкин от скуки грыз камни, не чувствуя вкуса, поминутно смотрел в штрек. Ожидание тянулось мучительно. Наконец шаги стали отчетливее, запахло чем-то едким. Снизу шли пятеро. Впереди был высокий худой парень в броской буржуазной одежде, да еще и с короной на голове. Остальные, судя по одежде, были слугами и Бавыкин в очередной раз пожалел, что суровые законы классовой борьбы не щадят этих заплутавших в иллюзорных трудовых законах простаков. Но раскисать было нельзя. Бавыкин достал из кармана спецовки коробок трофейных спичек, прислушался к разговору.

-Дядя, я же говорил вам, что в горе полным-полно гномов. А вы только хохотали из-под стола! – говорил буржуазно одетый юноша с короной. Следовавший за ним сухонький старичок критично цокнул языком.

-Ваше высочество, гномы – это мутные побасенки пьяного народа, не более того. А вот знаменитая Белоснежка...

-Мутные побасенки, значица, товарищ буржуй? – зло ухмыльнулся Бавыкин и вышел на середину штрека. Люди его видеть не могли, зато он видел их прекрасно.

-Я слышал шаги, дядюшка... – заволновался юноша с короной. Бавыкин ухмыльнулся в бороду и заорал:

-Это шаги возмездия, товарищ! Слава Подгорному Царству!

После возгласа наступила особенно яркая тишина, заполненная лишь одиноким звуком поджигаемой спички.

Мощный столб огня отбросил Бавыкина назад. Падая и чувствуя нестерпимый для любой плоти жар, он в очередной раз порадовался тому, что он из камня. Породу под ним трясло, крутило каменными корчами. Бавыкин резко рухнул на землю, проехался по острым зазубринам, полетели искры. И все же его переполняло необъятное чувство радости от того, что победил, как всегда, единственно верный строй.

Когда рассеялась пыль и развеялся запах обугленных костей, появился Виктор Тихонович. Он счастливо и широко улыбался. В одной руке у него была оплавленная, почти бесформенная корона, в другой – тяжелая скрепа.

-Рубинчик один выпал, - прораб протянул Бавыкину довольно крупный камень. – Сдашь в Госхран – спиртеца нацедят.

-Это хорошо бы, - согласился Бавыкин. – Я вот только заинтересовался – чего это к нам буржуи за Святыней лазиют? И за золотом. Своего, что ли, нету?

-То-то и оно, что нету. И не будет никогда. Они же его как используют? Висюлек налепят для баб, камней вправят – и радуются. Дети малые! Зато у нас ни одна кроха мимо рта не проходит. Такими темпами, как Устюжный в забое кряхтит – к равнолунию Апартаменты соорудим! Не век же Святыне в вырубке сиять!

-Это верно! – закивал Бавыкин. – Ущербная все же народность – люди! Товарищи эльфы о них верно докладывали на последнем пленуме.

Раздался топот, появились белоснежные с топорами и задыхающийся Стовёрстов.

-Что здесь произошло? – сразу спросил белоснежный с нашивками старшины. Виктор Тихонович непонимающе развел руками:

-Изничтожили чуждый элемент. А так – ничего особенного.

-Я... к вам... как раз... по... этому... вопросу, - отдышался Стовёрстов. – Там, на Драконьей Куче,люди золото пиздят! И бриллианты! Говорят – для диктатуры мирового пролетариата.

-Ноги повыдергаю, геологи хуевы! – взревел Виктор Тихонович. – Бавыкин, за мной!

Двое гномов коротким переваливающимся бегом бросились в обратную сторону следом за Стовёрстовым.

 Stavrogin