ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Сандра Сонер
Стоит почитать Самый первый

Автор иконка генрих кранц 
Стоит почитать В объятиях Золушки

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Дебошир

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Про Кота

Автор иконка Анастасия Денисова
Стоит почитать "ДЛЯ МЕЧТЫ НЕТ ГРАНИЦ..."

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Елена Гай
Стоит почитать Вера Надежды

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать НАШ ДВОР

Автор иконка Ося Флай
Стоит почитать Нам жизнь дана всего одна

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Из окна моего

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Я читаю — Дмитрия Шаронова...

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Случай на станции Кречетовка. Глава XI.


Валерий Рябых Валерий Рябых Жанр прозы:

Жанр прозы Детектив
280 просмотров
0 рекомендуют
1 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Случай на станции Кречетовка. Глава XI.Майор НКВД Воронов - перед решающим броском. Части биографии: как учили на чекиста, первое дело и виленская пани...

 

 

       Глава  XI

 

 

 

       Воронов посмотрел в оконце. Тьма стояла непроглядная, черная наволочь заволокла небосклон, не просматривалось ни одной, даже завалящей звездочки.
       «Стоп! — сказал самому себе, — спешишь, брат, а спешка известно только где требуется...», — и, растворив дверь настежь, громко крикнул:
       — Бойцы, младшего лейтенанта... сюда срочно! Не дайте уехать... — и на немой вопрос Селезня ответил. — На обыске буду самолично, хочешь, вместе поедем. Да ты, старлей, наверное, не в курсе... Поясню кратко, подожди-ка минутку...
       Взял телефон и потребовал соединить с дежурным паровозного депо Кречетовка. В трубке защелкало, но связь оказалась надежной. Воронов представился, занизив новое звание, спросил, как применялся сегодня дежурный мотоцикл депо с часу до пяти вечера и кто конкретно на «Ленинградце» ездил. Ответ Сергея порадовал. Он звонко хлопнул в ладоши.
       — Так и знал, Ширяев с четырнадцати тридцати до шестнадцати использовал деповской драндулет для собственных нужд.
       И Воронов в двух словах изложил начальнику городского отдела спектр собственных подозрений к инженеру по оборудованию депо. Петр Сергеевич проявил живую заинтересованность, но Сергей отчетливо видел, что по сути, это деланный интерес. Старому ли чекисту Селезню не понимать, что ситуация никудышная. А как иначе, ибо у него под боком действовал вражеский агент, причем продолжительное время и до сих пор не разоблачен. Ведомственные отговорки тут не помогут. Теошник Свиридов еще пацан — с него взятки гладки, а вот с начальника горотдела спросят по полной программе.
       Но, как видно, Петр Сергеевич отличался крепкой выдержкой, в лице начальника горотдела не шевельнулся не один мускул, он только попросил разрешения майора присутствовать при проведении обыска. Получив согласие, Селезень подошел к окну и всмотрелся в ночную темень.
       Тем временем Воронов позвал еще остававшегося в предбаннике кадровика Перфильева.
       — Иван Карпович, расскажи-ка поподробней о старшем инженере Романе Ширяеве, собственно, что за кадр такой...
       Кадровик пояснил, что к инженеру со стороны руководства депо и вышестоящих организаций претензий по работе не предъявлялось. Сотрудник Роман Денисович исполнительный и дисциплинированный. В порочащих деяниях, скажем, частой выпивке, а уж тем паче в супружеских изменах замечен не был. Отнюдь не шалопай, не бабник, не вертихвост какой там... Человек серьезный и образцово положительный. Но, смекнув, что попал не в желаемое русло, поправился, добавив: «По первому виду, разумеется, ведь в душу каждому работнику не влезешь...»
       — А физически Ширяев крепкий мужик или как? — уточнил Воронов, имея практический резон.
       — Да уж, здоровенный, как бык. Инженер на физкультурных мероприятиях молодым ребятам фору давал. Обличьем с виду не блещет, но жилистый и сильный, — и добавил неодобрительно, — собачий сын. Да и бегает, дай дороги, и гирю пудовую раз по двадцать подымает каждой рукой в отдельности. Спортсмен не спортсмен, но физическая подготовка будь здоров.
       Да, — протянул Сергей, — что и требовалось доказать.
       Вернулся запыхавшийся младший лейтенант Свиридов и стал поспешно докладывать, но Воронов оборвал парня с полуслова:
       — Андрей, на обыск к Ширяеву поедем вместе. Надеюсь, предупредил Алтабаева, чтобы выставил охранение, а сам не лез в квартиру.
       — Само собой, товарищ капи... — быстро поправился, — товарищ майор.
       — Так, — перебил Воронов, — старший лейтенант (обращаясь к Селезню) и ты, Андрей, объявляете Ширяева в розыск. По всем каналам срочно объявляйте! Перекрывайте город и станцию, сообщайте в область, Грязи и Богоявленск. Приметы агента, Андрей, скажешь... подчеркните, что опасен... Самим не брать, по обнаружению сразу сообщать в отделение. Всем понятно...
       Минут пятнадцать оперативный пункт напоминал разворошенный улей, откуда вихрем вылетали гонцы к военным и милиции, откуда непрестанно звонили телефоны и жужжал перегревшийся аппарат ВЧ.
       Наконец нужные службы оповестили, и уже ничто не сдерживало следопытский пыл чекистов.
       — Ну, тогда по коням! — скомандовал Воронов и кивнул Селезню. — Старлей, в твоей машине поедем, разговор намечается...
       Домчали до третьей Кречетовке минут за десять, да и то водитель городской эмки придерживал газ, щадя теошную полуторку, громыхавшую по булыжнику большака, как таратайка. Ночь выдалась тихая, темень кромешная, немудрено, что по такому мраку даже не было слышно звуков отдаленной канонады, в другие ночи доносившихся со стороны Ельца. По приезде машины оставили в пустынном переулке, чтобы попусту не пугать спящий люд. Дом Ширяева стоял, погруженный во тьму, ни одно окошко не теплилось.
       — Куда выходят окна инженера?
       — Со входа в дом на север, — ответил вмиг оказавшийся рядом сержант Алтабаев.
       — Ну, иди, открывай дверь квартиры, — приказал Воронов, — только без шума. Можешь так...
       — А то... — усмехнулся хитрющий Алтабаев. — Мы не такому делу обученные...
       Однако пришлось разбудить соседей, как тут обойтись без понятых...
       Не церемонясь, в квартире включили верхний свет и приступили к тщательному поэтапному обыску. Ширяевы жили в отдельной маленькой двухкомнатной квартире с собственной кухонькой. Как правило, в остальных домах этого типа предусмотрены коммунальные кухни на два хозяина. Начали, естественно, с прихожей и кухни. Осматривал сам Воронов. Остальные пока стояли статистами или помогали двигать мебель.
       Внимание Сергея привлекла посудная тумбочка, стоящая возле печи. Внутри лежали кастрюли, сковородки и крышки к ним. Одним словом, обиходная кухонная утварь. Но уж слишком чистенькой выглядела эта угловая тумбочка. Отойдя назад, Сергей пригляделся и различил мутные разводы на лаковых боковинах. Велел сдвинуть укладку в сторону. На полу скопился мусор, который ленивые хозяйки часто оставляют под несдвигаемой мебелью. Но что-то не так... Да это же размельченная печная зола... Взяли веник, подмели половицы — надежное место для подпольного тайника. Воронов приказал вскрыть там пол, куцые доски упорно не поддавались. Видно, приколотили на совесть аршинными гвоздями, что уже крайне подозрительно. Наконец образовался проем с полметра в поперечнике. Алтабаев взялся высвечивать подпол аккумуляторным фонарем.
       —Нашел! — радостно вскрикнул боец. — Ну-ка, дайте кочергу... нет, не достану... Найдите швабру наконец.
       Через минуту на свет Божий выволокли тяжеленькую укладку в прорезиненной ткани. Срезав веревки, развернули обертку — и ахнули. Перед ними предстал портативный радиоприемник, а может, и рация в рифленом металлическом коробе, по-видимому, от сложных электрических устройств. Да уж, улика так улика.
       — А вот и крючок для антенны... — проявил сметливость Селезень, отыскав за шторкой под потолком характерный изогнутый стержень. Алтабаев же для приличия еще пошуровал шваброй в подполье и, к удивлению остальных, извлек из дальней глубины помятую пачку пистолетных патронов калибра семь-шестьдесят пять.
       Ну, что еще требуется доказать... — задал Воронов риторический вопрос. И сам себе ответил. — Улики неопровержимые, но поищем еще нечто до кучи, — и заглянул в поддувал печки. — Ребятушки, да здесь, похоже, сжигали недавно... Ну-ка, Алтабаев, посвети. Засунув руку поглубже, достал два обгорелых обрывка фотографий. Велел младшему лейтенанту собрать в конверт сожженные остатки для экспертизы.
       Дальше группа перешли в зал. Сергей подошел к застекленному шкафу и стал бегло просматривать книжное собрание Ширяева.
       — Сергей Александрович, а почему вы не листаете книжки, наверняка между страниц спрятаны любопытные записи, — спросил по-ученически младший лейтенант Андрей Свиридов.
       — Полагаю, Ширяев уничтожил закладки, да и не такой инженер дурак, чтобы читать по шпаргалкам. Меня же интересуют часто используемая агентом литература. Что определяется по изношенности переплетной крышки и загрязненности обрезов книжного блока. Это по-научному сказано, но, думаю, понятно — ищу затертые книги.
       — Да зачем это нужно, товарищ майор?
       — Книга подходящий способ для кодировки разведпосланий. Да, вот и нашел родименькую... — и вытащил томик сочинений Достоевского.
       Смотри, лейтенант, видишь, это четырнадцатый том, а больше томов собраний Федора Михайловича здесь не видно. Сечешь! — Свиридов даже приоткрыл рот, внимая каждому слову майора. — Да, и для сведения на будущее... — продолжил Воронов, — смотри, издание дореволюционное, муаровый переплет как новенький, книга годами содержалась в аккуратных руках. Но корешок с золотым тиснением слегка надорван, значит, томик неоднократно вынимался из стопки книг — соседние же в полном в порядке. По обрезам книжки видно, что «Достоевским» часто пользовались, смотри — характерный жировой налет на них. Уж не думаю, что Ширяев регулярно перечитывал вторую книгу Братьев Карамазовых, тоже нашелся богоискатель... — усмехнулся Воронов.
       Увесистый томик также переадресовали экспертам на предмет тщательного изучения. Остальные книги из домашней библиотеки Ширяева мало заинтересовали Воронова: русская и советская классика, издания тридцатых годов, техническая литература по железнодорожному делу и вузовские учебники советских же лет.
       Интерес Воронова к обыску ощутимо поостыл, но зато с завидным упорством стали работать Свиридов и Алтабаев. Селезень, чтобы не показаться уж вовсе бесполезным, тоже брезгливо перебирал вещички семьи Ширяева. А когда началась подробная опись, вышел на улицу вслед за Вороновым перекурить... Небо уже начинало светлеть на востоке, зарождался новый день.
       Раскурив вынутую из серебряного портсигара папиросину Казбека (Воронов, сославшись на кислый вкус, отказался), Селезень спросил:
       — Сергей Александрович, вы гораздо моложе меня, а уже майор, дважды орденоносец, а у меня только медаль «Двадцать лет РККА» да знак «Заслуженный работник НКВД». Почетного чекиста так и не получил. А я ведь гражданскую прошел, как говорится, от звонка до звонка. Дважды ранило... В двадцать первом году командовал ротой ЧОНа уже здесь, при подавлении Тамбовского восстания. Ох, и задали чоновцы тогда жару антоновским бандитам!
       Воронов, по рассказам старых чекистов, в подробностях знал об операции органов в Тамбовской губернии, когда использовали эсера Евдокима Муравьева. По наводке завербованного ЧК агента удалось арестовать видных руководители повстанческой армии Антонова, но сам Александр Антонов ловко уходил от устроенных засад. Тогда пришлось задействовать воинские части Красной Армии и ЧОНа под прямым руководством Тухачевского и Уборевича. В конце лета двадцать первого года с восстанием крестьян было покончено. Если честно признаться — правда о тех событиях тщательно скрывается, да и красные командиры, убивавшие заложников и травившие селян газами, стараются не ворошить постыдное прошлое. Кстати, Сергей знал, что генерал армии Георгий Жуков, тогда командир эскадрона, получил первый орден Красного Знамени в боях с бунтующими крестьянами. Потому Воронов и не стал развивать тему «героических» подвигов чоновцев, а стал излагать Селезню план действий горотдела по блокированию передвижений Ширяева в пределах города и прилегающих районов.
       Излагал майор до предела четко, толково пояснял заданные старшим лейтенантом вопросы, но видел, понимал по потускневшим глазам Селезня, что бывалого вояку болезненно одолевают мысли иного свойства.
       Петр Сергеевич сознавал, что найденные серьезные улики очередной камень в огород начальника горотдела или даже гвоздь в гроб... «Гроб» — сказано фигурально говоря, — никто не станет сажать гэбэшника, да и не тридцать седьмой год на дворе. Зачтутся былые заслуги... и тихонечко отправят на фронт. Ладно бы приставят к особистам, а могут ведь назначить командиром в строевую воинскую часть. И тогда... теплый, насиженный быт пойдет побоку, семье тоже придется нелегко, как говорится, рухнет чекистская карьера и уже не будет шанса отмыться... Селезень не стал выспрашивать Воронова о возможных коллизиях в собственной судьбе, не ко времени это, да и не красит старого чекиста подобная суета — выставлять в такой напряженный момент подлый шкурный интерес. Сдержал себя старший лейтенант Селезень, сказал только, что еще раз пойдет и посмотрит обнаруженные улики.
       Да и Воронов, уже внутренне готовый к неприятной беседе, облегченно вздохнул полной грудью и медленно пошел к стоявшей поодаль «Эмке». Усталый мозг Сергея уже отказывался анализировать текущие события. И он счел за благо, что беспричинно вдруг окунулся в далекое двадцатилетнее прошлое.
      
       С апреля двадцать третьего года Воронов работал техником на авиационном заводе (бывшем механическом «Дукс»), а уже в сентябре, естественно, по протекции старых приятелей отца, парня зачислили на трехмесячные курсы по подготовке следователей, разведчиков и комиссаров чрезвычайных комиссий. Распоряжение о зачислении подписал начальник Административно-организационного управления ВЧК Станислав Реденс. Эти курсы помещались в старинной усадьбе на Покровке двадцать семь. Гораздо позже стали понятны обстоятельства такого поворота судьбы... До того с ним подолгу и на разнородные темы беседовали два соратника отца по партийной работе, часто заходившие к Вороновым на вечерний чаек. Как выяснилось потом, оба оказались руководящими сотрудниками на Лубянке.
       На чекистских курсах Сергея, имевшего за плечами гимназию, конечно, заметили и стали готовить по специальной программе для закордонных работников, числя уже на высших курсах ГПУ. Казалось странным, но молодому человеку свели к минимуму общение с другими курсантами, которые старше по возрасту, состояли в партии свыше четырех и имели стаж работы в органах не менее трех лет. Из этих ребят готовили чистых оперативников для внутренней работы в войсках и территориальных органах. А вскоре Воронова отселили из общежития в отдельную комнату в другом районе Москвы.
       Вскоре с ним ряд продолжительных бесед провел сам Артур Христианович Артузов в бытность помощником, а затем и начальником Особого отдела. Запомнились наставления наезжавшего в Москву Станислава Степановича Турло — начальника контрразведки пограничных войск Западного края (кстати, виленца и автора книг-руководств «Красная контрразведка» и «Шпионаж»). Крепко помогал в учебе Иван Залдат, подбиравший учебные пособия, в том числе книги генерала Владислава Клембовского и другие дореволюционные источники. А уж такие учебники по специальным дисциплинам, как «Краткие сведения из агентурной разведки», «Канва агентурной разведки», «Техника контрразведывательной службы», «Очерки истории карательных органов» и «Азбука контрразведки», были вызубрены Вороновым наизусть. С автором «Азбуки» Константином Константиновичем Звонаревым, тогда военным атташе в Турции, Сергею довелось встретиться и пообщаться, задав вопросы по нераскрытым в книге моментам.
       По панской Польше с ним занимался поистине человек-легенда, имя которого — Кияровский (Стечкевич) Виктор Станиславович: поляк, виленец, на пятнадцать лет старше Сергея. Был кадровым сотрудником второго отдела генштаба Польской армии (небезызвестной «двуйки»). Резидент польской военной разведки в Петрограде. В 1920 году перешел на сторону Советской власти. При Особом отделе состоял сотрудником для специальных поручений (курировал агентуру ГПУ в Польше). Ему помогал заместитель Павел Андреевич Стырне — латыш по национальности.
       Конкретно по Литве, а точнее по Вильне, Воронова готовил тоже человек из легенды — заместитель начальника контрразведывательного отдела Роман Александрович Пилляр (барон Ромуальд Людвиг Пилляр фон Пильхау), кстати, двоюродный племянник Феликса Эдмундовича Дзержинского. Этот еврей, тоже виленец, поначалу возглавлял советскую агентуру в Литве, потом работал особоуполномоченным по Западному фронту, а до двадцать первого года состоял на нелегальной работе в Германии. Сергей благодарен советскому барону за то, что еще тот, помимо лучших учителей московских гимназий, ставил Сергею немецкий и польские языки. Помогал Пилляру — латыш Карл Карлович Сейсум-Миллер и поляк Карл Францевич Роллер, занимавшиеся контршпионажем против прибалтийских буржуазных республик.
       К сожалению, эти удивительные люди оказались позже репрессированы и не дожили до Войны.
       Вот такая получилась подготовка у Сергея Александровича Воронова — парня на протяжении нескольких лет готовили для больших дел, возможно, слишком больших...
       Но тут вмешалась смерть Дзержинского летом двадцать шестого года. Воронов двадцать второго июля был на похоронах основателя ЧК и наблюдал, как Сталин и Троцкий несли гроб Феликса Эдмундовича. В том почетном эскорте состояли Рыков, Каменев, Томский, Бухарин, а спереди шел «дедушка Калинин» в мятой косоворотке.
       Началась кадровая чехарда в кадрах ГПУ. С приходом на руководство Секретно-оперативного управления в июле двадцать седьмого года Генриха Ягоды — Сергея срочно отправили с оперативным заданием в польскую тогда Вильну (Вильно — так город теперь назывался).
       С чего и как такое приключилось...
      
       Седьмого июня на железнодорожном вокзале в Варшаве смертельно ранен советский полпред в Польской республике Петр Лазаревич Войков. Через час он скончался. Полпреду еще не исполнилось тридцать девять лет. Террористический акт совершил белогвардейский последыш — Борис Коверда девятнадцати лет, ученик гимназии Русского общества в Вильно. Уже пятнадцатого июня варшавский суд приговорил убийцу посланника к пятнадцати годам каторги. На судебном процессе экзальтированный гимназист во всеуслышание заявил: «Я отомстил за Россию, за миллионы людей!» Прокурор же чрезвычайного суда справедливо заметил: «Коверда убивает за Россию, от имени России. Право выступать от имени народа он присвоил себе сам. Никто его не уполномочивал ни на это сведение счетов, ни к борьбе от имени России, ни к мести за нее». Как позже узнал Воронов, Коверду через десять лет заключения амнистировали и выпустили на свободу.
       По сути, Вильно не слишком многолюден. Но в тесных городских кварталах и живописных окрестностях собралась многотысячная публика из разномастных рядов белой эмиграции. Тут поселились и представители российской профессуры, и журналисты либеральных и консервативных изданий, священники и оголтелые безбожники, коммерсанты и пролетарии как умственного, так и физического труда. А уж военного сословия было немеряно... По городу фланировали офицеры элитных царских полков, а у харчевен просили на опохмел низовые члены казачьего круга. Естественно, набилось в город несчетное число шелупони из уличных торгашей и откровенно уголовных элементов. Отдать должное польским властям — те основательно почистили это пестрое сообщество, заставили почтительно относиться к коренным жителям и уважать местную власть. Несговорчивые уехали дальше, слишком агрессивно настроенных пересажали, а согласившиеся на ассимиляцию устоялись и приняли новые правила игры. Но, однако, большинство оставшихся беженцев связывала непримиримая злоба к Советской России, к новой власти страны. Кроме того, в городе вольготно чувствовали себя политические и военные разведки смежных государств, направленные против СССР. И вот этот конгломерат из идейных профессоров, вожаков бандитских шаек и цивильных господ с мягким акцентом варился в одном антисоветском бульоне, тесно взаимодействуя, вынашивал далекоидущие ненавистнические планы. Грубо говоря, в Вильно — те, кто носил шляпу или фуражку с высокой тульей, знали друг друга и пересекались по нескольку раз на день. И бог ведает, в чем способны сторговаться эти персоны в пивной под сенью халуп еврейского квартала или в шикарном ресторане на Мицкевича.
       Как показывала советская агентура, убийца Войкова оказался крепко завязан на виленские белогвардейские кружки и белорусские националистические братства. Разумеется, что здесь не обошлось без старших братьев из западных разведок.
       В этом слоеном пироге предстояло разобраться (судя по нынешним меркам — младшему лейтенанту госбезопасности) Сергею Александровичу Воронову и в меру сил покарать врага.
       Понимая, что излишне деятельный иностранец непременно подпадет под пристальное наблюдение охранки, решили, насколько удастся, изменить внешность чекиста. Воронов отрастил усы и интеллигентскую эспаньолку, отпустил волосы до плеч, из шатена превратился в темного брюнета, даже южного типа — а-ля Николай Гаврилович Чернышевский.
       Приехал Сергей в Вильно с варшавским экспрессом. Дорога составляла четыреста верст, он благополучно проспал десять часов пути и вышел на взгорку вокзальной площади в бодром расположении духа. Чекист основательно изучил город по планам и описаниям, потому не составило труда разобраться в местной топонимике.
       С Вокзальной Воронов вышел на Понарскую (бывшая Полтавская), потом перешел на Йозефа Пилсудского (бывший Александровский бульвар) и через три квартала свернул налево на Новгородскую, которая и при поляках не изменила названия. Недалеко от переулка в кирпичном двухэтажном доме для него через агента сняли уютную комнату.
       Хозяйкой же просторной квартиры оказалась молодящаяся, пахнущая дорогими духами пани Эльжбета (по-русски Елизавета) Левандовска. Полячка была вдовой видного чиновника, в старое время исправно служившего российским властям. Эта женщина оказалась любезной и гостеприимной, за небольшие деньги предоставила Сергею (тогда — эмигранту Юрию Свияжскому) полный пансион. Элегантно одетая, изящно выглядевшая, несмотря на возраст, — Эльжбета являла образец благородных и гордых польских дам, о которых Сергей много наслышан и внутренне побаивался. Но неловкая робость отступила, не оставив следа, стоило пани Эльжбете заговорить с ним. Мягкий польский акцент придавал словам дамы изысканный шарм, а материнские нотки в тоне голоса растопили закоснелое сердце молодого человека. Постояльца препоручили расторопной служанке Молгожате (Гося так звали в быту), и вскоре «пан Юрек» устроился наилучшим образом.
       Итак, Воронов-Свияжский превратился в виленца, два дня беззаботно бродил по Старому городу, пытаясь проникнуться окружавшим средневеково-барочным духом. Сергей дышал внезапно явленной свободой, которая ни к чему не обязывала, совершенно не требуя выстраивать занудных линий поведения. Он стал в те дни вольным человеком. Намеренно заглянул в Доминиканский костел Святого Духа, так как слышал о его неземном интерьере. Случайно оказался в соседнем — францисканском монастыре, осмотрел с любопытством обветшалый собор и прилегающие готические строения. Посетил старейший в городе костел Святого Николая, что спрятался в укромном местечке, упреждая праздных зевак. Там же, в крохотном скверике, остановился в раздумье перед статуей Святого Христофора (небесного покровителя города) с ребенком Иисусом на плече. Пошастал по увитым плющом старинным университетским дворикам, потом прошел к сказочной Святой Анне и охранявшему малютку громадному Бернардинскому собору. Не будучи воцерковленным человеком, удосужился войти в просторный православный Пречистенский храм и поставить свечи за успех начатого дела и о здравии близких. Так, на всякий случай поставил, а вдруг...
       Ну а как не подойти к Острой браме — «Воротам Зари» («Ausros Vartai» по-литовски), где в надвратной часовне помещена священная для католиков и православных икона «Остробрамской Божией Матери». Еще на подходах к башенной арке Воронов поразился обилию паломников, на коленях ползущих к святому образу. В аркадах костела «Святой Терезы», примыкающих к воротам, гнездятся десятки нищих и увечных людей, настойчиво просящих подаяние «Христа ради». Сергей невольно погрузился в ожившее дикое средневековье. Он не мог себе представить, насколько поляки фанатичны в собственной вере, поистине поразительны сцены человеческого уничижения в просвещенном европейском городе. Воронов осторожно обходил неистово крестящихся пилигримов и, поддавшись общему порыву, обнажил голову, проходя под обшарпанными сводами крепостной башни «Аушрос».
       Худо-бедно ознакомясь с городом, Сергей, напустив степенный вид, решил наведаться в русскую гимназию, где учился и не закончил курса Борис Коверда. У него имелось удостоверение журналиста изданий комитета Русского общества в Кракове и Праге, что и позволяло напрямую побеседовать с директором гимназии Анатолием Анатолиевичем Белянским, человеком приятным и разносторонне эрудированным. Он и талантливый педагог, и известный публицист, и, кроме того, видный общественный деятель. Белянский входил в руководство Виленского русского общества, его доклады на религиозно-философские темы пользовались большим успехом, кроме того директор руководил литературно-артистической секцией общества.
       Само собой разумеется, поначалу разговор зашел на животрепещущие темы для гимназии, испытывающей серьезные проблемы с финансированием. Дефицит за двадцать шестой — двадцать седьмой учебный год составил свыше двадцати тысяч злотых. Минимальный бюджет школы на новый период составлял те же двадцать тысяч, из них двенадцать тысяч — плата за учебу, если будет платить каждый ученик. Помощь от Русского политического комитета (РПК) и пособие Русского общества принесут максимум пять тысяч злотых. Опять возникал дефицит денежных средств. Регулярно задерживаются выплаты преподавателям, к тому же из-за бедности половине учащихся платежи за гимназию приходилось отменять.
       Это было первое серьезное задание Воронова, потому даже мельчайшие детали навсегда отложились в памяти.
       Посочувствовав директору, псевдо-журналист плавно перевел разговор на волновавшее умы виленцев громкое дело бывшего гимназиста Коверды. Сергей сразу же сумел сориентироваться и занял позицию, царящую в умах русской эмиграции, — поступок Коверды благородный и героический.
       Анатолий Белянский придерживался того же мнения. Со слов директора — Борис Коверда проучился в гимназии только год, так как ранее вынужденно покинул белорусскую школу из-за просоветского настроения большинства учеников. Жил гимназист в тяжелых материальных условиях, поэтому юноше приходилось подрабатывать, и он часто пропускал занятия. Зимой Борис прекратил посещать уроки, возник вопрос об отчислении из гимназии. Дословно Анатолий Анатольевич сказал: «Исключение Коверды стало для меня тяжкой ношей. Парень чуть не заплакал, когда говорил, что хочет окончить гимназию, но нет средств на оплату учебы. Юноша он был тихий, послушный, но, надо сказать, замкнутый… — чуточку подумав, Белянский добавил, видимо, в собственное оправдание. — Как директор гимназии скажу, что Коверда оставил о себе самые теплые воспоминания». Сергей уже для себя высветил личину юного террориста, чрезмерно озлобленного на советскую власть и ставшего непримиримым врагом новой России.
       Пришлось побеседовать с духовником и законоучителем гимназии священником Дьячковским, который весьма тепло отозвался о бывшем ученике: «Борис — искренний христианин. Он регулярно посещал церковь, «Закон Божий» изучал с примерным усердием. Я знал, что семья Коверды по-настоящему религиозна, и это радовало меня...»
       Повидался Сергей даже с двумя приятелями террориста — Агафоновым и Красовским. Друзья отметили, что их товарищ по жизни ненавидел большевиков и открыто выступал против них. Когда в городе шел советский кинофильм «Волжский бурлак», Борис призывал друзей сорвать показ фильма. Но уж очень парень замкнут и скрытен... Определенно, его захватила некая тайна, в которую никого не посвящал. Товарищи убийцы не стали много о нем распространяться....
       Пришлось попотеть, чтобы узнать, где все-таки подрабатывал бедный гимназист. Выяснилось, что молодчик являлся корректором и экспедитором в белорусском еженедельнике «Белорускае Слова». Издатель журнала Арсений Павлюкевич, зная вердикт Варшавского суда, все же нехотя поведал, что внештатного сотрудника отличало трудолюбие, он не стеснялся помогать коллегам в редакционной запарке, также его интересовали вопросы религии и особенно возникшая на страницах издания полемика с сектантами-методистами. Редактор не скрывал, что из Коверды мог бы получиться толковый журналист, одно плохо, уж очень он скрытен и малообщителен.
       Но одно забыли отметить добросердечный директор, духовник, приятели и сдержанный работодатель, что Бориса Коверду отчислили из гимназии двадцать первого мая, и уже двадцать второго парень отбыл в Варшаву. Кстати, Сергей как бы невзначай побывал и на квартире якобы нищего мальчика. Сопоставив полученные факты, Воронов пришел к выводу, что мотивы исключения из гимназии имели чисто оперативно-политический окрас и никак не финансовый. Коверду специально готовили, выучивали для специального задания, а не попросту науськивали неразумное дитятя на безобидный протест.
       За ним стояли влиятельные силы. Воронову не составило труда навести справки об Арсении Васильевиче Павлюкевиче. Сын священника окончил медицинский факультет Московского университета. После революции присоединился к белорусскому националистическому движению, входил в число организаторов Слуцкого восстания в двадцатом году. После скитаний по Европе оказался в Вильне и возглавил там Белорусскую временную раду. Но, как выяснилось, кланялся и нашим, и вашим. Тесно контактировал с нелегалами из «Зеленого дуба» и в то же время работал врачом в польском госпитале. Открытая поповичем националистическая газета «Белорускае Слова» придерживалась, как ни странно, полонофильской ориентации. Но самым забавным стало открытие Воронова, что Павлюкевич числился двойным агентом: завербован и ГПУ, и польской «дефензивой». Как говорится, тот еще фрукт...
       Вот этот «деятель», опекавший начинающего репортера, и явился идейным вдохновителем террориста. О том Сергею в приватных беседах за пивной стойкой сообщили сотрудники газетенки Павлюкевича, платившего борзописцам за труды «чистые гроши». Газетчикам часто доводилось быть свидетелями громкоголосых дискуссий Бориса с шефом. Они же рассказали Воронову о некоем есауле Николае Шумском, командире хваленого «Волчанского отряда», действующего на польском фронте. Шумский, бывший погромщик и ярый юдофоб, издавал в Вильне русскую еженедельную газету «Новая Россия». Борис Коверда стал сотрудничать и у него.
       Круг стал сужаться. Воронову удалось выяснить через ушлых половых престижного еврейского ресторана, что тема покушения на Войкова поднималась в застольных беседах Коверды с Павлюкевичем и Шумским слишком часто. И, в конце концов, весной двадцать седьмого года у них вызрело решение совершить террористический акт. Воронову стало известно (посредством темных личностей) что Павлюкевич согласился обеспечить финансовое обеспечение, а Шумский организует решение технических вопросов. Есаул передал с рук на руки Коверде «Маузер» и «Браунинг» (кстати, последний не фигурировал в протоколах обысков и допросов). Тут не нужно особой проницательности, чтобы предположить, что два пистолета — это уже действительно уровень подготовки теракта. Прокола быть не должно. Павлюкевич подстроил фиктивное, через знакомых, исключение из гимназии, и устроил саму поездку в Варшаву.
       Но главное, а в том не приходилось сомневаться, — за этой белогвардейской авантюрой стояли другие люди, определенно влиятельные персоны. Которых тоже следовало вычислить...
       Воронову пришлось стать свойским человеком в столовой и библиотеке на Мицкевича двадцать три. Там ему удалось завязать ряд полезных знакомств и добиться протекции для посещения кабинетов на Зыгмунтовской, где тогда размещалось Виленское Русское Общество. Таким же макаром Сергей проник и в Духов Монастырь, прикинувшись почитателем мощей виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, журналист получил доступ в келейный корпус, где собирались на посиделки члены Русского Политического комитета.
       Больше месяца Воронов подбирался к святая святых Виленского РПК. Чекисту удалось выяснить, что тихий бухгалтер организации нипочем не расстается с пухлым портфелем, в котором хранил финансовую документацию организации. Сергей решил идти ва-банк. И однажды в темном переулке подкараулил нерасторопного бухгалтера, огрел дядечку по голове запасенным булыжником, забрал увесистый саквояж и... сделал ноги...
       Каково же было изумление Сергея, когда обнаружил, что помимо официальной финансовой отчетности в портфеле находились списки членов комитета и высокопоставленных сторонников с адресами и даже телефонами. Тут же лежали бланки организации, ведомость уплаты членских взносов, куча сальдовок и платежных квитанций. На следующий день «бесценный» портфель оказался в надежных руках и немедля переправлен в Россию. Таким образом, сеть контрреволюционной белой эмиграции в Вильно, да и в Литве оказалась в руках ГПУ.
       Воронов взял на себя смелость остаться в Вильно и некоторое время продолжить контактировать с новыми знакомыми из Русского Общества и Политического комитета. Он считал разумным не засвечивать себя фактом внезапного отъезда. Пусть слишком деятельные беляки думают, что парень а-ля Чернышевский не при делах в произошедшем с ними конфузе. Да и, насколько Сергею удалось выяснить, как таковой профессиональной службы контрразведки в Русском политическом комитете не имелось. Так... занимались самодеятельностью некие рьяные любители. И второе, Сергей не думал, что белогвардейцы обратятся за помощью к полякам, ибо те потребовали бы раскрыть потаенные карты «комитета». А половина комитетчиков слыла отъявленными монархистами и желала восстановления Российской империи в прежних границах. Образно говоря, нашла бы коса на камень...
       Но вот Воронову на явке сообщили, что из «центра» прибыли два «ликвидатора». Теперь начнется жуткая буча, самых одиозных контриков начнут выбивать, и в рядах беляков, естественно, активизируют поиски вероятных врагов. А уж пришлый журналист, как пить дать, окажется в числе подозреваемых. Сообщив кому надо из эмигрантов об окончании редакционного задания и отзыве обратно в Прагу, Юрий Свияжский приобрел билет на Варшавский экспресс. Намеренно показал поездной бланк паре «собутыльников», а сам, потолкавшись на вокзале, уехал по другой ветке в Ригу.
       Уже позже Сергей узнал, что чекисты в отместку решили поиздеваться над редактором «Беларускае Слова». Передали на Арсения Павлюкевича (якобы агента ГПУ) компромат в польскую охранку. А еще неизвестно, что лучше — быть пристреленным как собака, или подвергаться пыткам в подвалах «двуйки». В итоге в двадцать восьмом году поляки осудили Павлюкевича к двенадцати годам каторги.
       Есаул и погромщик Николай Шумский, почуяв, что запахло жареным, надолго залег на дно, до смерти испугался и «дефензивы», и ребят из Москвы....
       Не подумайте, что Воронов все три месяца пребывания в Вильно только и занимался конспиративной работой и розыском окопавшихся в городе белогвардейцев. Отнюдь нет. Конечно, задание — заданием, и тут уж никуда не деться. Но Сергей нормальный человек со присущими половозрелому «Homo Sapiens» слабостями и инстинктами. Несмотря на искусственно состаренную внешность, молодая кровь в парне играла и бурлила. Но чекист понимал, что знакомство с девушкой или молодой женщиной чревато, как принято говорить, частыми «выходами в свет». Известно, что для женщин важны совместные прилюдные прогулки, посещение летних кафе и сеансов кинематографа, а то и праздничный выезд на спектакль в местный театр. Подобного роскошества Сергей не мог себе позволить.
       И тут судьба смилостивилась над ним. Но можно ли это назвать благом... Сказать кому другому — так воспримут наверняка в дурном свете. Воронов и сам не представлял, да что там, не мог даже поверить, что его пассией станет квартирная хозяйка пани Левандовска. Женщина, прямо сказать, привлекательная и даже интригующе броская. Эльжбете (Елизавете по-русски) было около пятидесяти, но выглядела гораздо моложе (лет на тридцать пять), потому что чуть ли не половину дня умащивала физиономию французскими кремами, делала косметические массажи и чуть ли не умывалась розовой водой. По утрам в воздушном пеньюаре до пят, высокая, стройная, с выпирающим бюстом и узкими бедрами — Элиза (так называла себя) шествовала по анфиладе жилых комнат. И только заметив (случайно ли...) пробудившегося Сергея, пани, вспыхнув, как непорочная девица, набрасывала на себя китайский халат. Вскоре это превратилось в своеобразную игру между ними. Женщина нарочно дразнила Сергея-Юрека, а тот намеренно притворялся олухом царя небесного. Но развязка не заставила себя ждать...
       Однажды вечером, уже лежа в постели, молодой человек листал томик русской поэзии из немудреной библиотеки чиновника. Вдруг дверь тихонечко отворилась и в комнату впорхнула сама Елизавета, в душистом пеньюаре, с распущенными до плеч белокурыми волосами.
       — Ешчо не спишь, млодзенец?.. — игриво спросила хозяйка.
       Сергей тупо уставился на женщину, не зная, что сказать в ответ. А та с мягким акцентом продолжила:
       — Ни как на засну... На душе тревожно, гнетет непонятный страх... Сердце того и гляди вырвется из груди, — она приблизилась к нему вплотную. — Юроцка, дай руку, посмотри как трепещет... — сделала маленькую паузу, — сердушко...
       Сергей недоуменно сдвинулся к стенке. А пани Эльжбета уже протянула к нему руки с лакированными ногтями.
       — Ну, не пугайся... — и полячку понесло. — Улюблены, укоханы, упрагнены муй, зачем боишься беднон вдовен... — женщину всю трясло. — Естем страшна бжидка?.. Скажи откровенно, Юроцка?.. — на ее глазах выступили слезы, — скарб муй, я не естем, старая кляч...
       — Нет, пани Элиза, вы женщина привлекательная и... — подбирая нужные слова, Сергей выговорил, — и еще вполне себе молодая, — и тут же поправился энергично. — Ты красавица, Эля!
       — Так в чем же дело? — недоуменно воскликнула Эльджбета. — Ты не хочешь меня, муй менжчизна... — У него возник ком в горле, а полячка вовсю распалилась: — Посмотри на сисечки, мое цыцушки жаждут ласки... — и женщина выпустила наружу груди с набухшими, большими, как желуди, сосками.
       Воронов толком и не понял, как пышные «перси» хозяйки уткнулись к нему в лицо, обволакивая французским ароматом, душа рыхлым, пряным тестом.
       Эта женщина неудержима в пылкой страсти, и чрезмерное возбуждение матроны передалось молодому телу чекиста. Они неистовствовали всю ночь до самого утра.
       И это непонятная любовь продолжилась и на следующую ночь и длилась до самого конца командировки Сергея.
       Пани Эльжбета слыла искусной любовницей, полячка испробовала на Сергее полный арсенал похотливых изощренных штучек. Пожалуй, такой школы любовной науки молодой человек больше бы нигде не получил даже при искреннем желании. По сути, на «ристалищах» с Элюней мужчина выкладывался так, что уже и помыслить не мог о случайной левой интрижке, связи с другой женщиной.
       Трудно было постичь безудержные страстные порывы степенной вдовы. У нее имелась замужняя дочь, после революции семья которой обосновалась во Львове. Изредка дочка присылала матери посылки с тамошними марципанами. А так... виделись крайне редко, не больше раза в год, как правило, на Рождество.
       От служанки Молгожаты, конечно, не укрылся бурный роман хозяйки, но та не осуждала госпожу. Однажды Малгося откровенно сказала Воронову:
       — Пан Юрек, вы подлинный волшебник. Пани Эльжбета благодаря вам обрела женское счастье. Эльжуня расцвела, словно майская роза, я еще не видела пани такой оживленной и радостной, — и потом попросила. — Не обижайте ее, пан Юрек, пани ведь так мало надо...
       Сергей и сам понимал, что Эльжбета Левандовска оказалась, возможно, в финальной части уготованной чувственной жизни, потому и пытается взять от любви по полной... и годами недополученное, и в будущем уже недоступное. Здесь не пахло никаким развратом, просто женское одиночество встретилось с юношеской пылкостью. А Воронову и нужна опытная женщина, способная «наставить» его как мужчину, наделив искусством любви, а для разведчика это не пустой звук...
       Да не только постельную науку прошел чекист с пани Эльжбетой. За три месяца полячка сумела вернуть «журналисту» якобы утраченный в мытарствах эмиграции дворянский лоск. Молодой человек стал свободно себя чувствовать за сложно сервированным столом. Элиза научила Воронова разбираться в дорогих винах, пани не жалела денег, да и он не скупился. Изредка дефилируя с Эльжбетой по вечернему Вильно, Сергей воспринял принятую в высшем обществе культуру поведения с благородной дамой. Одним словом, он «прошел университеты» (увы, краткосрочно) светской жизни, когда человек становится в корне иным, на голову выше окружающей толпы простолюдинов.
       Поистине, расставание любовников было душещипательным. Пани Эльжбета рыдала в голос, будто получила на него похоронку. Пожалуй, женщина на самом деле полюбила заезжего журналиста. Если быть честным, то и ему было жаль бедную вдовушку, доверившую себя, распахнувшего для него собственную душу. Странно, но за три месяца Эля и Юрек стали близкими людьми. Да и расстались они так, как расстаются только супруги, прожившие бок о бок долгую жизнь. Прощаясь, Эльжуся перекрестила Сергея и дала образок «Матери Божией Остробрамской». Чекист взял иконку и хранит по сей день в потайном кармашке портмоне.
       Вот и теперь перед ним, будто в яви, возник образ пани Эльжбеты, давней любовницы Элизы. В длинном приталенном светлом платье с отложным воротничком и рукавом фонариком Эля смотрелась молодой желаемой женщиной — созданием, предназначенным только для любви. Большие серые глаза Элизы, слегка подведенные, смотрели на него с искренней грустью, еще мгновение, и лучезарный блеск замутится чистой слезой расставания...
       Нет, это было выше человеческих сил... Прошло пятнадцать лет, а женщина, годящаяся в матери, живет в памяти и навсегда останется там, останется незапятнанной страницей ушедшей жизни.
       Спустя три года, оказавшись в Вильно, Воронов, вопреки здравому смыслу, много раз наведывался на Новгородскую к дому Эльжбеты. Сергей тогда поселился на Погулянке в конце улицы Буффатова гора. Прогуливаясь по городу, пройдя мимо театра «Редута», миновав здание железнодорожного ведомства по Словацкого, свернув направо, будто кого поджидая, он с напряжением всматривался в окна двухэтажного особнячка. Что Воронов хотел тогда? Видимо, страждал увидеть пани Эльжбету, так... увидеть издалека... Да и Елизавета бы не узнала Юрека в совершенно ином обличье. Но потом чекисту сказали, что с год назад пани Левандовска, продав шикарную квартиру, уехала к дочери во Львов. Так, видимо и суждено случиться... Так было правильно.
      
       Воронов стоял возле легковушки горотдела, куря папиросы одну за другой. Подошел Селезень и молча, остановился рядом, лицо в бликах огонька табачных затяжек было непроницаемым. Майор же, пересилив душевную меланхолию, задумчиво произнес:
       — Ну, Петр Сергеевич, надеюсь, теперь Ширяеву никуда не деться... — и деланно прихлопнул ладонями. — Уж убегать по железной дороге агенту вряд ли придется...
       — Да, думаю, и за границу области, гад, на автотранспорте не проскочит, к утру пропускные посты на дорогах будут знать приметы шпиона. — Селезень наморщил лоб. — Разве только пехом попрется по проселкам... — и вздохнул. — Да уж с такого матерого волка станется...
       — Вот что, Петр Сергеевич, езжай-ка в город и постарайся до конца задействовать городскую и районную милиции. Беглец ведь запросто затаится в людном окрестном селе или забытой богом деревушке. — Воронов подумал и поправил сказанное. — Хотя навряд... чужака там на раз заметят. Давай тогда и лесные кордоны оповести. Ведь наших диверсантов чуть ли не в лесу повязали...
       — Слушаюсь, товарищ майор, поеду... — с грустцой произнес гэбэшник.
       — Петро, не серчай, что выпивка сорвалась... — Воронов помнил о припасенном старлеем коньяке, но глушить спиртное теперь себе дороже... — Как дело сделаем, в обязательном порядке выпьем, обмоем, и не только ромбик... — посмотрев в глаза старшего лейтенанта, добавил с ноткой оптимизма. — Надо серьезно поговорить, Петр Сергеевич. Понимаю, в какое дерьмо ты вляпался, но не отчаивайся. «Бог не фраер — правду видит»... не дрейфь, помогу, чем могу. Главное, немца не упустить, тогда много чего спишут...
       — Деловой ты мужик, Сергей Александрович... Вижу — и Андрюшку Свиридова не арестовал... Не подведу, товарищ майор, костьми лягу, отдел на уши поставлю...
       Простившись с Селезнем, Сергей поднялся в квартиру Ширяева, ярко светившую окнами. Обыск заканчивался, никто и не смел даже предположить столь ошеломительный результат — неопровержимо доказано, что Ширяев вражеский шпион.
       Квартира инженера походила на разворошенное птичье гнездо, порядок там никто наводить не станет, входную дверь опечатают и до лучших времен... После появления жены Ширяева Татьяны, при условии, что женщина не получит срок, вопрос о возвращении жилплощади решает уже суд...
       По дороге обратно Воронов заехал в поблизости расположенный госпиталь (бывшая средняя школа). По телефону майор связался со следователем Акимовым и приказал тому срочно опросить главного инженера и дежурного по депо — о перемещениях Ширяева за истекшие сутки. Сам же, испытывая сонные позывы, не отказал дежурному врачу в предложенном стакане горячего крепкого чая.
       Разговорились — дежурный врач, кстати, военный хирург, посетовал на нехватку даже простейших препаратов. Да и банк крови опустел, приходится искать добровольцев с военных эшелонов и среди местных жителей, предлагая за донорство только сытный обед и недельные талоны на хлеб.
       Вскоре позвонил Акимов. Следователь доложил, что Ширяев пробыл на вечерней планерке до семнадцати тридцати, а затем ушел домой. Утром, как сообщил главный инженер — Ширяев повторно проверял деповские очистные сооружения, где вчера устраняли засор, там попал под сильный ливень, промок до нитки и вынужден пойти обсыхать в пескосушилке. Потом главный инженер Акишин признался, что пожалел незадачливого инженера и отпустил домой привести себя в порядок.
       Дежурный по депо, как выяснилось — не интересовался маршрутами Ширяева, подтвердил только время, когда тот вчера брал деповский мотоцикл. Но внес одну занятную коррективу: инженер по оборудованию пользовался «Ленинградцем» накануне поздно вечером — якобы приспичило проверить ПТО на южной горке. Главный инженер подтвердил, что Ширяеву поручили изучить энергосбережение депо, казалось бы, вопросов больше нет. Но Воронов знал, что в том районе жил покойный боец Пахряев, уж не к нему ли мотался ночью немецкий агент. Впрочем, днем следак проведет сверку времени, и тогда картина станет ясной.
       Теперь же следовало определить, где конкретно скрывался Ширяев после вечерней планерки. Но время оказалось «не летным», шел третий час утра, люди спят...
       И тут Воронову пришла в голову абсурдная идея, а что если порыскать на водосточном узле депо. Зачем все-таки столь расчетливый немецкий разведчик повторно наведался на малозначимый объект, любопытно, что инженер там забыл, а может, и прятал?..
       Через полчаса прибыли на место. Уже еле затеплился рассвет, но утренняя роса еще не выступила, потому прошли к будочке «очистных» посуху. По сливной канавке, весело булькая, журчал ручеек мутной водицы, убегая в обложенную дерном траншею, прорытую к поросшему осокой обмелевшему пруду. Ничто не мешало шустрому истечению промстоков депо. В нескольких метрах от архаичных грязеотстойников явственно выделялись кучи мазутной грязи, покрытые заветренной коркой.
       Согнув головы, Воронов и Свиридов с зажженным фонариком спустились по скользким порожкам внутрь низенького закутка, предназначенного стать насосной станцией. Бегло осмотрелись. Младший лейтенант уже намылился на выход, но опытный Воронов придержал парня за руку.
       — Не спеши, Андрей... Давай осмотрим стены и кровлю этой конуры. Чуйка подсказывает, что здесь оборудован тайник. Наш мудреный инженер любитель устраивать потаенные схроны. Да только посмотри... — и Сергей сел на корточки под потолочной балкой. — Видишь, кирпичная кладка хотя и старая, но в принципе чистая, а вот эти камешки замазаны свежей землицей. Не странно ли? Дай-ка штатный финорез...
       Свиридов протянул армейский нож. Воронов поковырял грубо заделанные швы и вдруг, ловко поддев, отвалил на землю красный кирпич. За ним зияло пустое пространство.
       — Мамлей, давай лучше свети! — парень поспешно спохватился.
       В тускло-рыжем свете фонарика Воронов извлек из образовавшейся ниши плотный скрученный сверток из обрезиненной ткани.
       — Ну, вот, кажется, повезло... — и майор скомандовал. — Пошли отсюда на свет божий. На, пока подержи, — протянул скрутку Свиридову, — дай руки вымою...
       Когда разрезали черную сапожную дратву и развернули слои слежалой липкой ткани, изумлению младшего лейтенанта не было предела, да и Воронов тихонечко присвистнул. Внутри свертка хранилась плотная кипа технической документации. Сергею достало беглого взгляда, чтобы понять смысл и предназначения бумаг.
       — Вот и утренний улов! Скажу — дюже гарный... «Finita la commedia...» — Воронов взялся обчищать сапоги о густую приболотную зелень и громко крикнул водителю. — Подгоняй ближе, едем в оперативный пункт!
       Уже в машине, посетовав, что сутки на ногах, а новый день обещает быть крайне насыщенным, Сергей решил хоть часок поспать.
       — Короче так, Андрей... вздремнем-ка чуточку, приведем себя в человеческий вид, видать, придется побегать сегодня, как гончие... А как приедем в отдел, затребуем начальника депо и главного инженера, нечего «барам» нежиться в теплых постельках, — и беззлобно усмехнулся.
       Поручив застигнутому в дреме дневальному вызвать к четырем ноль-ноль деповских руководителей, зайдя в кабинет Свиридова, не раздумывая, чекисты завалились на боковую. Воронов, поджав колени, улегся на осклизлом кожаном диванчике, а младший лейтенант примостился на поставленных в ряд стульях.
       Через час с небольшим сладкий сон командиров нарушил вкрадчивый стук сержанта Алтабаева. Настенные часы показывали пять минут пятого. Расторопный боец доложил, что паровозники (начальник и главный инженер) доставлены в оперативный пункт. И, как бы делая одолжение, предупредил Сергея об амбициозном поведении орденоносца-начальника. Этого норовистого мужика подняли среди ночи, и тот грозится нажаловаться на бесцеремонность сотрудников транспортного отдела. «Пообещал нам страшные кары...» — заключил с иронией тэошник.
       Воронов и Свиридов быстренько привели кабинет и себя в порядок, точнее, оправили гимнастерки и грубо помассировали щетинистые физиономии.
       — Заводи гостей... — как можно громче произнес Сергей. — Андрей, садись на место и пока помолчи...
       Сергей заложил руки за спину и отошел вглубь комнаты, намеренно избегая лучей восходящего солнца.
       Начальник депо, лысый дядек, при полном параде — в белом отглаженном кителе, с сияющим позолотой и эмалью орденом Трудового Красного Знамени, сразу с порога заговорил на повышенных тонах.
       — Что это такое, товарищи, что такое?!. Почему меня, как проштрафившегося пацана, потащили среди ночи в органы? — Полное лицо начальника побагровело, того и гляди, хватит апоплексический удар.
       — Успокойтесь, гражданин, — невозмутимо произнес Воронов и махнул Свиридову, — младший лейтенант, налейте-ка человеку водички... — а следом уже властно добавил. — Выпейте воды и не истерите тут гражданин начальник депо. Присаживайтесь, — и рублеными жестом указал на приставленные к столу стулья.
       Тут, наконец, деповские руководители разглядели ромбики и ордена на френче Воронова и, затаив дыхание, изумленно переглянулись. Да еще официально-строгое обращение «гражданин» из уст гэбэшника напустило на них «приводящую в трепет» порцию страха.
       Сергей, как положено, представился, назвал и должность Свиридова, поручив тому вести необходимые записи. Ощутимо поникнув, с тугими запинками начальник ответил на протокольные вопросы. Главный инженер, находясь как бы в тени шефа, вел себя смелее.
       — О чем говорит эта техническая документация? — и Сергей стал выкладывать на стол обнаруженные в тайнике бумаги Ширяева.
       Первым бросился разбирать схемы и чертежи главный инженер. Сразу же на глазах лицо Акишина приняло смертельно мертвенный оттенок.
       — Планы и экспликации цехов и помещений нашего депо, графики ремонта, сводные поездные маршруты и замещения бригад. И много чего еще чисто бухгалтерского, ведомости, таблицы... — инженер потерял дар речи и обескуражено сел на место.
       — Откуда это у вас, товарищ майор госбезопасности? — уже как подчиненный к вышестоящему, стараясь сдерживать себя в руках, спросил начальник депо. Лоб и лысина железнодорожника покрылись испариной, уж чего-чего, а такой «подлянки» деятельный и, видно, толковый руководитель не мог даже в страшном сне представить.
       — Полагаю, главный инженер и кадровик уже сообщили вам об интересе органов к инженеру Ширяеву. Так да или нет? — Воронов уже явно давил на растерявшегося мужчину.
       — Да, да... мне звонили, но думал... — это формальная проверка...
       — И часто такие проверки случаются? — съязвил Сергей.
       Деповское начальство виновато потупило головы.
       — Роман Денисович Ширяев, немецкий агент, работает в депо свыше шести лет. Эти бумаги прямое свидетельство тому. — Воронов слегка замялся. — Дело слишком серьезное. Теперь задача руководства депо всемерно помогать следователям. Понятно говорю...
       — Да, да, товарищ майор, — начальник посмотрел на Сергея уже замутненными глазами. — Только Ширяева в депо Главк прислал, вроде как проверенный кадр... — потерянный мужчина ожидал хоть крошку сочувствия.
       — Насколько знаю... — теперь Воронов обратился к главному инженеру, — Ширяев неоднократно подменял вас, короче говоря, исполнял руководящие обязанности. Таким образом, «секретка», находящаяся в вашем ведении, оказалась доступна шпиону. Правильно понимаю...
       — Ширяев и по занимаемой должности имел доступ к секретной документации. Инженер по оборудованию обязан владеть полным объемом информации по депо, да и сопредельным ТЧ тоже... Кроме того, Роман часто выезжал в отделение, дорогу, в наркомат... — Акишин беспомощно развел руками. — Откуда было знать, что в депо орудует оборотень. Ведь не было ни одного сигнала, ни одной подозрительной обмолвки, ни одного намека... Даже представить не могли, что сюда затесался враг.
       — Да, вы, пожалуй, правы... Уж слишком лихо немцы законспирировали агента, если бы не подвернулся случай, так и не выявили бы подонка...
       Воронов не стал распространяться о зверски убитом снабженце Машкове, факт убийства которого и послужил началу командировки в Кречетовку. Железнодорожникам до того и нет дела... Да и если быть честным, Сергей не видел вины руководства депо, которому ничего нельзя предъявить — почему и как вражина Ширяев очутился в Кречетовке. По кадровой линии наверняка так же не возникнет вопросов, очевидно, что немецкий агент заслан в СССР слишком давно. Сергей даже не исключал варианта, что шпион «работает» в России еще с дореволюционной поры — ведь прошел, скотина, положенные советские проверки.
       — А мог ведь и дальше передавать врагу ценнейшую информацию, — спрятав собственное замешательство за задумчивостью, Сергей как бы нехотя добавил, — получается, что немецкая разведка подробно знает не только о паровозном депо и станции но и, сколько нужно, об Юго-Восточном направлении. Вот такие вот дела... — и уже деловым тоном произнес. — Прошу не пенять на следствие, но таков порядок. Кабинет Ширяева будет досмотрен и опечатан. Тут даже санкции не требуется, да и прокурор, понятно, пойдет навстречу. В кабинетах начальства и бухгалтерии тоже произведут выемку документации. — И уже по-доброму, взывая к чисто человеческим чувствам, попросил. — Товарищи, если держите какие бумаги дома, скажите сразу, ничего не утаивайте. Сами понимаете — ваша задача теперь не усугубить собственное положение. И постарайтесь как можно продуктивней поработать со следствием. Наверное, понимаете, что эта морока не одного дня...
       Тут дверь приотворилась, в проеме показался сержант Алтабаев, у него определенно было экстренное сообщение. Мимика и жесты бойца кричали о срочной неотложности и приватности возникшего дела. Воронов посмотрел на часы — уже пять утра. Майор махнул тэошнику, что понял его намерение, и обратился к присутствующим:
       — От вас, товарищи, много зависит, советую следователю ничего не скрывать, говорите как на духу. Ну а когда гада поймаем — в чем, ясно дело, уверен, тогда, разумеется, будет другой коленкор… — Воронов так и не пояснил, что имел в виду, но уже заронил теплую надежду в сердца железнодорожников. Увидев светлый проблеск в их глазах, одобряюще добавил. — Да и будьте мужиками, если совесть чиста, то и нечего бояться, — Сергей сменил тон беседы на простецки добродушный. — Ну, рад знакомству, будьте здоровы, извините... ждут другие дела, — и, не подав руки, повернулся к Андрею. — Свиридов, вызывай Акимова и веди товарищей к нему в кабинет, пусть приступает...
       Захлопнув дверь, Воронов прошел в торец коридора к окошку, где поджидал Алтабаев, глаза бойца горели азартом.
       — Товарищ майор, — парню не терпелось доложить полученную новость, — товарищ майор, Ширяева видали сегодня утром...
       У Воронова екнуло под сердцем.
       — Не спеши, сержант, давай подробней...
       Алтабаев сотворил заговорщицкую физиономию, сощурив и без того узкие глаза, чуть ли не захлебываясь от возбуждения, рассказал Сергею с подробностями:
       Рано на рассвете охранник в северной горловине станции (выход на Москву) заметил странного субъекта с объемистым вещмешком за плечами. Будучи старослужащим, то есть человеком опытным, солдат пригнулся и спрятался за колеса товарняка. Стрелка заинтересовало — куда направляется этот отягощенный ношей гражданин. Тот же — по виду явно с худыми намерениями, озираясь, осторожно пробирался вдоль уже укомплектованного состава, определенно выискивая тормозную площадку. И вот незнакомец нашел пятачок на старом двухосном вагоне еще Ковровских мастерских. И как кошка, быстро вскарабкался в тамбур и уселся на корточки, чтобы стать неприметным.
       Охранник, как положено по инструкции, не подставляя себя самого под удар, занял выгодную позицию и скомандовал «зайцу»: «Стой, стрелять буду! Ни с места! Руки, руки наверх!» Обыкновенно в таких случаях даже станционное ворье подчиняется, так как со стрелком шутки плохи, положит за милую душу.
       Но чужак не повиновался, спрыгнул по другую сторону площадки и подался в бега. Боец выстрелил в воздух... подлез под вагон и увидел, как пришелец, перепрыгивая через рельсы, что есть духа мчит к лесопосадке. «Стой, падла!» — закричал охранник и, не прицеливаясь, выстрелил в спину беглеца. Конечно, мимо... А тот уже скрывался в ветвистой зелени.
       На выстрел сбежались другие стрелки охраны. Вскоре явился и представитель военной комендатуры. К чести стрелка, тот оказался зорким мужиком и в подробностях описал одежду беглеца и даже то, что это отнюдь не молодой человек (беглец пару раз оглянулся). И уже в комендатуре, когда охраннику показали размноженные на гектографе размытые изображения, в одном сразу же признал нарушителя. На листке изображен Ширяев. Военные немедля связались с дежурным оперативного пункта.
       Воронов опрометью бросился обратно в кабинет Свиридова, тот еще не успел вывести деповских руководителей. Сергей дал понять, что срочно нужен телефон.
       Оставшись наедине, майор быстро связался с военным комендантом и начальником линейной милиции, поднял обоих с постели. Понимая, что за истекшие полчаса Ширяев легко убежит куда угодно и надежно спрячется, Воронов, однако, велел перекрыть большак и прочесать лесополосы со стороны дальнего переезда. У расширения станции и поселка посадка прерывалась. Сергей позвонил в городской отдел НКВД... Селезень понял майора с полуслова. Требовалось опросить местных жителей, возможно, люди видели убегающего Ширяева. Необходимо было задействовать поселковую и городскую милиции.
       И, наконец, переведя дух, Воронов попросил телефонистку соединить с Москвой. К счастью, старший майор Синегубов в этот ранний час оказался на месте. Сергей подробно доложил последние события Николаю Ивановичу, сделав упор на том, что будет стараться взять вражеского агента живым.
       Начальник управления пообещал тотчас подкорректировать работу местных органов и дать соответствующую команду по сети железных дорог.
       — Гаврюхин Пашка и Юрков Миша еще не приехали? — получив отрицательный ответ, посетовал. — Чего лейтенанты телятся, никак не доедут до места... Майор, давай, используй ребят по полной... — и внезапно запнулся. — Серега, вот что... — опять помолчал, — ты, брат, под пули не подставляйся... Не лезь на рожон, знаю тебя, пожалей старика. Нарком не простит, коли что... Береги себя, Серега...
       Сделав отбой, положив трубку, Воронов позвал Свиридова. Поинтересовался, как идет работа у Акимова, удостоверяясь, что дела в порядке, решил перекусить малость. Младший лейтенант составил компанию... Поставили чайник, открыли консервы, нарезали уже зачерствевший хлеб. С набитым едой ртом Сергей выложил начальнику оперативного пункта соображения по розыскным мероприятиям — подробно по каждому пункту.
       Допив горячий чай, расслабясь, уже готовые начать благостный утренний перекур, командиры услышали внизу громкие голоса. Свиридов, пожелав узнать, в чем дело, направился к двери.
       Но дверь распахнулась, и в комнату без стука ввалились два молодца с одной шпалой на краповых петлицах. Запыхавшийся вид гостей говорил, что ребята гнали сюда на полных парах. Но, неожиданно увидев майора госбезопасности, парни растерялись, переглянулись, решая, кому из них отрапортовать. Тут же встали по стойке смирно, и худой чернявый лейтенант бодро доложил:
       — Товарищ майор госбезопасности, лейтенанты Юрков и Гаврюхин прибыли в ваше распоряжение.
       — Вольно, парни. Что прямиком с поезда?..
       — Так точно, — опять вытянулся чернявый.
       — Ладно, Мишь, не парься... А ты, Павел, чего язык потерял... Садитесь, ребята, чай будете пить? Сей момент организуем... Да и фураги снимите... Андрей, принеси-ка гостям чего пожрать. Давай, давай, угощай москвичей.
       — Не надо, товарищ майор, уже в вагоне успели перекусить... — наконец открыл рот лейтенант Павел Гаврюхин — плотный крепыш с соломенными волосами.
       — Если начальник сказал, значит, надо... — пошутил Воронов, — неизвестно еще, когда придется поесть...
     &nb... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2


20 февраля 2021

1 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Случай на станции Кречетовка. Глава XI.»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер