БОЛЕЗНЕННЫЕ МЫСЛИ

      Иван Иванович Мацепуро: жизнерадостный пенсионер, любитель вкусной обильной еды и доступных женщин, проснулся глубокой ночью в тревожном состоянии и желании попить холодной воды.

       Встав с дивана, служившего ему кроватью, и утолив жажду, Иван Иванович попробовал заснуть снова, но сон не приходил, а тревожное состояние оставалось, вызывая непонятное раздражение.

      Оснований для тревог не было:  вчерашним днем его навестила доступная женщина бальзаковского возраста, которой он оказал мелкую житейскую услугу, пристроив на хорошо оплачиваемую работу, за что женщина расплатилась своим телом, что было заранее оговорено. Такая расплата женщине понравилась и она, уже по своей воле навещала Ивана Ивановича, чтобы снять женское томление по мужской ласке и успокоить чувства плотские. Вот и вчера, по просьбе женщины, Иван Иванович устроил свидание на предмет удовлетворение плотских желаний женщины и своих. Такие свидания Иван Иванович называл сеансами любви.

      Надо сказать, что Иван Иванович, несмотря на семидесятилетний возраст, в котором его ровесники начинают думать о вечном и разучивать молитвы, ввиду скорого окончания жизненного пути и в надежде обрести путь небесный, замолив грехи, он вёл активную деятельность здесь и сейчас, подрабатывая советником директора департамента в одном из министерств у своего давнишнего приятеля по учебе в институте.

         Должность советника была никчемной  и малооплачиваемой, но позволяла заводить полезные знакомства с влиятельными людьми при власти, которые охотно исполняли мелкие просьбы Ивана Ивановича по улаживанию житейских проблем его приятелей, приятельниц и просто знакомых, за что Иван Иванович получал взамен материальную помощь от мужчин и плотскую утеху от женщин: денег за свои услуги он никогда  не требовал, гордясь своим бескорыстием.

      После вчерашнего сеанса любви, Иван Иванович выпроводил женщину, потом приготовил себе обильный обед, хорошо и с аппетитом поел, съездил в Москву на короткую деловую встречу, возвратился домой поздно вечером, поужинал и лег спать вполне довольный прожитым днем, который оказался не хуже и не лучше других дней, мелькающих чередой один за другим, как ночью  на платформе мелькают огни электричек, проносящихся мимо  ожидающих пассажиров, если электричка не делает здесь остановки.

      Иван Иванович уже давно перестал удивляться быстро текущему времени жизни, которое с годами  всё убыстрялось и убыстрялось. В  детстве, за долгий день, он проживал множество событий и успевал сделать много мальчишеских дел, потом, в юности,  время ускорилось и уже не все  дела успевалось сделать, в зрелости и вовсе успевалось  снять лишь часть бремени, а сейчас, на склоне лет жизни, часы, дни и годы мелькали со скоростью курьерского поезда. Порой он не успевал осмыслить и оценить одни события, как им на смену приходили другие дела, чувства и ощущения.

         Только что, три дня назад, Иван Иванович принимал у себя дома, на диване, одну женщину, как её сменила вчера другая, принеся ему удовлетворение плоти, но не давая ему никаких новых ощущений. И так бывало во всех его делах и помыслах: любое его действие было лишь повторением прожитого ранее в юности, зрелости и ныне, и только впечатления и дела детства никогда не повторялись, оставшись  воспоминаниями, словно добрый полузабытый сон.

           Непонятная тревожность тела не давала Ивану Ивановичу заснуть быстро и полностью, как он привык, и, поворочавшись  на диване с час времени, он все-таки погрузился в тревожный и поверхностный сон, беспокойно ерзаясь на своем диване.

       Утром он проснулся на час раньше обычного времени, которым является полдень: Иван Иванович по натуре был совой и потому поздно ложился спать и поздно просыпался утром, а фактически днем, из-за чего терял драгоценные утренние часы, улаживая свои дела и бытовые заботы лишь во второй половине дня, что бывало крайне неудобно, но переделать себя  он так и не смог: попытки вставать раньше приводили его в раздражение и вызывали разбитость в теле и мыслях, из-за чего он успевал сделать текущих дел даже меньше, чем при позднем своем пробуждении.

        Проснувшись, Иван Иванович ощутил пот, которым пропиталась его постель за ночь и чего с ним никогда раньше не случалось,  во рту была непривычная сухость и жжение горла. – Неужели заболел? –мелькнула в голове мысль, -которую он немедленно прогнал прочь, потому что никогда и ничем за свою долгую жизнь не болел и не знал что это такое.

      Так вышло, что от рождения он был крепким ребенком, детским хворям не поддавался, чем весьма помогал матери, освобождая её от хлопот по уходу за больным дитя. Потом, по жизни, Иван Иванович тоже никогда и ничем не болел, чем весьма удивлял приятелей и знакомых, которые частенько испытывали недомогание организма, а иногда и серьезные болезни, которые, к настоящему времени,  уже забрали на тот свет многих ровесников Ивана Ивановича, оставляя его крепким и действующим мужчиной, способным без устали передвигаться пешком по московским улицам, подбегать к автобусу на остановке или заниматься любовью с женщиной, не испытывая усталости и одышки, свойственных пожилым мужчинам его возраста.

       В дни юности были и у него, конечно, травмы от занятий спортом, а именно борьбой, но это были травмы, а не болезни, которых его небольшое, но крепко сбитое тело никогда не знало. Иногда болели зубы, которые Иван Иванович немедленно рвал, так что к своему нынешнему возрасту был вынужден пользоваться вставными зубами, которые, однако, не убавили в нем оптимизма в деле поглощения пищи и пользования женщинами, где зубы не имеют существенного значения.

      Полежав несколько минут в ожидании ухода неприятных ощущений, Иван Иванович, напротив, почувствовал усиление недомоганий в теле, ощутив непривычную ломоту в суставах ног и рук, да и жжение в горле не проходило, вызывая болезненные спазмы при глотательных движениях.

       - Неужели действительно заболел? – подумал Иван Иванович, - а ведь сегодня мне предстоят несколько встреч с нужными людьми, среди которых есть и две женщины и, если удастся им помочь, я получу доступ  к их телу – пусть всего на несколько сеансов любви здесь на диване, но, как говорится, курочка по зернышку клюет и как знать, может быть мое владение их телом им понравится и далее мы продолжим постельные упражнения уже по взаимному телесному желанию. Нет, эти дела не могут быть отложены и надо приводить себя в боевое состояние, изгнав мысли о болезни прочь.

         Приняв такое решение, Иван Иванович решительно вскочил с дивана и тотчас сел обратно, почувствовав сильное головокружение. – Черт возьми, - подумал он, - что-то неладно с моим телом, видно и до него добрались, наконец-то, хворобы и напасти телесные, которые скрючивают и делают немощными стариков – пенсионеров и старух, бывших когда-то привлекательными женщинами., но в старости превратившихся в безобразных баб-яг.

      Подождав пару минут, Иван Иванович медленно встал, прошел к серванту, где мог быть градусник для измерения температуры тела, чтобы поставить его себе и окончательно убедиться в своей болезни. Термометр этот он прихватил при разделе имущества с женой, которая развелась с ним из-за его пьянства в те, далекие уже времена, когда страна-СССР была разрушена стараниями негодяев внутри и врагов снаружи, что привело к обнищанию людей, потери работы и смысла жизни, отчего многие, особенно мужики, спивались и быстренько переселялись на кладбища, освобождая землю для предприимчивых и деловитых людей, именующих себя бизнесменами, на западный манер, а фактически являющихся ворами общественной собственности, ибо свои доходы от предпринимательства они получали путем присвоения заводов, фабрик и прочих предприятий, в том числе и магазинов, поскольку именно спекулятивная торговля приносила хорошую прибыль новым русским: так стало принято называть ловкачей – спекулянтов.

       Кроме термометра в квартире Ивана Ивановича не было никаких медицинских принадлежностей и, конечно, не было никаких лекарств, кроме анальгина, которым он пользовался в давние времена, когда носил ещё свои зубы – иногда болевшие. Бывал ещё и синдром похмелья, когда Иван Иванович перепивал портвейна и утром мучился головной болью, но это была не болезнь, а потребность организма, которая снималась новым стаканом вина или анальгином.

      Отыскав градусник, Иван Иванович сунул его подмышку и присел на край дивана, ожидая положенного времени на измерение температуры. По прошествию пяти минут, он вынул градусник и посмотрел на шкалу: температура оказалась  38,5 градусов, что подтверждало опасения о простудном заболевании или другой, неизвестной ему хвори, которую следовало лечить, но как и какими средствами Ивану Ивановичу было неизвестно.

     Решив, что победить болезнь можно усиленным питанием, Иван Иванович, без утренней разминки, приготовил себе обильный завтрак, который съел, но без обычного удовольствия и аппетита.

        После завтрака, он прилег на диван, чего никогда не делал раньше, и стал размышлять, как же поступать дальше: лечиться он не  умел из-за ненадобности, но и рисковать здоровьем, уехав в Москву на деловые встречи, он не собирался, зная по опыту своих знакомых, что поездки в больном состоянии могут привести к серьезным осложнениям, вплоть до потери потенции, чего он особенно опасался, видя, что его сверстники уже давно утратили интерес и способности к интимному общению с женщинами.

       Первым делом, Иван Иванович позвонил своей бывшей жене, с которой иногда общался по телефону, и попросил совета в лечении, по -видимому, простудного заболевания или гриппа. Жена Анна, которая по жизни постоянно лечилась, посоветовала ему пить больше горячего чая с лимоном и лежать в квартире не выходя из дома, чтобы не усилить болезнь, потому что от простуды и гриппа нет действенных лекарств, а все препараты, что выписывают врачи и рекомендуют в рекламе по телевизору, лишь снимают симптомы и выкачивают деньги из карманов заболевших, не излечивая по существу. Ещё Анна посоветовала купить таблетки парацетамола и глотать их, если будет подниматься высокая температура.

      Приняв совет жены насчет чая с лимоном, Иван Иванович позвонил людям, с которыми должен был встречаться сегодня в Москве и отменил все встречи, ссылаясь на простудное заболевание, что было принято всеми без обид: каждый взрослый человек испытал несколько раз в жизни простуду и потому понимал других в этом состоянии.

      После звонков, Иван Иванович быстро собрался на выход, чтобы купить лимонов, таблеток и пополнить запасы еды в холодильнике: болеть он собирался только один день, намереваясь усиленно питаться, чтобы одолеть хворобу.

        Вернувшись из похода в аптеку и магазин, Иван Иванович рассовал покупки по холодильнику, положил таблетки на столе в кухне и прилег на диван, ощутив легкое головокружение и озноб, как результат выхода на улицу, где дул сильный  холодный осенний ветер, свойственный ноябрю месяцу.

      Полежав несколько минут, он вскочил с дивана намереваясь разогреть чайник, но приступ сильного головокружения повалил его обратно на диван. – Черт возьми, как неприятно болеть, - подумал Иван Иванович, уже осторожно приподнимаясь с дивана, чтобы взять градусник и померить температуру, потому что первая попытка встать с дивана вызвала холодную испарину на лбу  и холодный пот на груди. Измерение температуры дало неутешительные результаты: градусник показал 39 градусов.

      Иван Иванович взял таблетку парацетамола, что купил в аптеке по совету бывшей жены, разжевал таблетку и, запив её холодной водой, снова лег на диван, утратив интерес к горячему чаю с лимоном, который намеревался выпить.

     - Да, с такой температурой можно и умереть нечаянно,- тоскливо подумал Иван Иванович, - живу один, потеряешь сознание и никто не придет на помощь, потому что никто не знает ничего о моем состоянии. Надо бы позвонить соседу, с которым я дружен, и пусть его жена изредка навещает меня: не случилось- ли  чего плохого. Эта женщина, как и её муж, обязаны мне за помощь в освобождении их сына от службы в армии, что я провернул два года назад через знакомого врача. Ещё надо будет позвонить женщине Лене, которую я имел три дня назад, здесь на диване, и пусть она тоже навещает меня в счет сеансов любви, которые она обязалась отработать за устройство на работу с хорошей зарплатой.

      Не беря денег с женщин за свои услуги, Иван Иванович всегда настаивал, чтобы женщины расплачивались с ним доступом к их телу и оговаривал: сколько раз и как очередная женщина должна оказать ему внимание в счет оплаты за решение её житейских проблем.

       - Жаль, конечно, менять доступ к телу Лены на простой визит вежливости к больному человеку, но жизнь дороже секса, - вяло размышлял Иван Иванович, лежа на диване и чувствуя, как жар тела понемногу спадает от действия принятой таблетки парацетамола, однако телесная слабость, сухость во рту и потеря аппетита подтверждали, что болезнь не прошла, а лишь немного отступила.

      Он нащупал телефон и позвонил соседу, но там никто не ответил: видимо соседей не было дома. На звонок с мобильника женщине Лене, ответа тоже не последовало, что было весьма странно, ибо Лена была актуальна и аккуратна в отношениях с мужчинами, всегда отвечая на телефонный звонок.

     - Ладно, позвоню ей позднее, а пока буду лежать тихо и вспоминать свою жизнь, что, видимо, делают все больные, потому что им больше ничего не остается, кроме надежды на выздоровление, - подумал Иван Иванович, устраиваясь поудобнее на своем диване, принимавшем не один десяток женщин, на  расплату за помощь Ивана Ивановича за устройство их женских судеб.

      - Зачем я жил на этой земле и что сделал хорошего, чтобы меня запомнили здесь, если придется умереть от той хвори, что напала на меня внезапно и подло, - думал в панике чувств Иван Иванович, как никогда и ничем не болевший человек, думает при малейшем недомогании, которое тотчас принимает за предвестника близкого окончания жизни.

     - Жил и рос я в уральском городе, радовался жизни самой, учился в школе, дружил с ребятами своего двора и своего класса, был жизнерадостен и счастлив, несмотря на тяжелые условия жизни, потому что после Великой войны прошло всего несколько лет, и советская власть еще не успела восстановить довоенный уровень жизни. Помнится, мать мне говорила, что перед самой войной люди никогда не жили так хорошо, хотя она и была еще маленькой девочкой и это время помнила достаточно смутно. Но так говорили и мне, потом, старшие люди, когда вспоминали свою жизнь довоенную, - продолжал свои размышления Иван Иванович, чтобы отвлечься от болезненных ощущений во всем теле: теперь его тело ломило и ныло повсюду, а не только в горле и груди, как было утром.

    - Видимо, болезнь моя стремительно распространяется по всему телу и надо готовиться к худшему исходу, - тоскливо полагал Иван Иванович, прислушиваясь к болезненным  ощущениям своего тела.

     Лоб его снова покрылся испариной, и Иван Иванович принял ещё одну таблетку парацетамола, чтобы сбить температуру тела, которая начала вновь подниматься, вызывая головную боль и затуманивая сознание.

     Через некоторое время таблетка подействовала, сознание просветлело, и Иван Иванович вновь возвратился к воспоминаниям про свою жизнь, которую, ввиду болезни, начал считать напрасно прожитой. Оказалось, что все его воспоминания так или иначе связаны с женщинами, общению с которыми он и посвятил всю свою жизнь.

      Ещё в школе, в десятом классе, его, семнадцатилетнего юношу, совратила тридцатилетняя женщина из соседнего двора, которая, не найдя себе спутника жизни, решила родить ребенка от постороннего мужчины, которого тоже не оказалось и она вступила в связь с юным Ванечкой, чтобы осуществить задуманное.

         Однажды, вечером,  она подошла к Ване во дворе, ожидающим  приятелей и скучающим в одиночестве, и пригласила его к себе в комнату, в помощь по перестановке кровати на другое место. Ваня охотно согласился, в надежде на дармовое угощение после перестановки кровати, и прошел вслед за женщиной, представившейся Верой, в соседний двор, где Вера проживала в крайнем доме, в полуподвале, как и Ваня с матерью, но в отдельной комнате с выходом в коридор и кухню с туалетом.

     Иван не раз бывал в этом доме, где проживали его приятели и много раз видел эту Веру, которая казалась ему уже пожилой и не заслуживающей его юношеского внимания женщиной.

          Войдя в комнату, Вера тотчас закрыла дверь за Иваном и скинула халат, в котором была, жалуясь на жару: дело было в мае месяце, дни стояли действительно жаркие и жители города не знали где им укрыться от палящего солнца, хотя в комнате Веры было не жарко из-за прохладных стен полуподвала. Вера, оставшись в одной ночной рубашке, не говоря лишних слов, прижалась к Ивану тугой грудью и потянула юношу к кровати, опрокинувшись перед ним навзничь и бесстыдно оголив ноги. Иван уже вполне знал об отношениях между женщинами и мужчинами, но ещё не имел опыта общения, ввиду отсутствия доступной девушки  из школы или окрестных дворов, поскольку ровесницы  Ивана свято  блюли свою невинность, а опытные женщины не обращали на Ивана внимания из-за его малого роста и юношеского школьного возраста.

     Сейчас, неожиданно, взрослая женщина сама предложила ему себя, и от такого подарка Иван не уклонился, немедленно сбросив с себя всю одежду и показав Вере свою мужскую плоть во всей возбужденной красе, от вида которой Вера даже икнула, не ожидая увидеть в небольшом юноше такое значительное  мужское достоинство.

        Потом, на протяжении долгой жизни, Иван Иванович часто слышал икоту женщин при виде его великолепного мужского достоинства, но это будет позже, а тогда он, без раздумий и юношеской неуверенности, мгновенно овладел Верой, словно опытный мужчина. Юношеское желание Ивана быстро достигло удовлетворения, но он не освободил Веру, продолжая мужское владение женщиной ещё и ещё, пока Вера не попросила сама освободить её, ибо и она несколько раз достигла женского удовлетворения и совершенно обессилела, не ожидая такого умения и прыти от юноши из соседнего двора.

      Добившись своего, женщина Вера сытно накормила юношу Ваню пирогами с печенкой, которые напекла ещё  вчера, готовясь к соблазнению какого-нибудь мужчины из соседних дворов, признавшись Ване, что он подвернулся ей случайно и на его месте вполне мог оказаться другой юноша или мужчина, чтобы удовлетворить желание и замысел женщины обзавестись ребенком.

       Иван полностью одобрил выбор женщины Веры и именно с того случая поставил общение с женщинами на первое место в своей жизни, а на втором месте у него всегда было удовлетворение чувства голода и потом, всегда чередовал эти два чувства: насытившись едой он желал женщину, а получив удовлетворение от женщины он хотел хорошо поесть – так, в удовлетворении естественных чувств  голода и женщины, Иван Иванович и прожил свою долгую уже жизнь , опомнившись лишь сейчас, во время болезни,  которая поставила его жизнь на грань, заставив пожалеть о бесцельно прожитых годах.

      - Верка виновата в том, что я прожил жизнь в поисках доступных женщин и вкусной еды, - размышлял Иван Иванович, почувствовав как горячая волна возникла в груди, прошла по телу и ударила в голову, на мгновение замутив сознание.

       - Если – бы не тот случай с Веркой, я бы посвятил жизнь какому – нибудь важному делу, достиг бы успехов в этом деле, встретил бы любимую девушку, обзавелся детьми и сейчас не лежал бы  в одиночестве во время болезни, а был бы окружен заботой жены и детей и, наверное, даже не заболел, поскольку заботами любимой женщины моя болезнь не смогла бы меня поразить, - продолжал Иван Иванович свои мысли, лишь только приступ жара во всем теле ослаб, оставив после себя холодный пот на лбу и неприятные ощущения ломоты в суставах ног и рук.

     - С Веркой мне пришлось скоро расстаться, потому что соседи, почуяв неладное, выследили нас за любовным занятием и укорили Веру в соблазнении малолетнего школяра, за что, по советским законам, следовало уголовное наказание, если сообщить в милицию, - продолжал вспоминать Иван Иванович, тревожно ожидая дальнейшего ухудшения здоровья и замирая, в испуге, от малейшего приступа боли и слабости.

     После Веры он недолго был в одиночестве, присмотрев себе в школе, в соседнем десятом классе рослую девушку Галю, которой шел девятнадцатый год и она никак не могла окончить школу, учась в десятом классе уже третий год: такое было возможно при советской власти, которая учебу детей ставила на первое место и всем давалась возможность окончить среднюю школу, если есть желание, но нет способностей, как  у Гали. Зато эта Галя имела способности и желания иметь отношения с взрослыми мужчинами, о чем ходили слухи среди мальчишек в школе и среди бабушек – соседок Гали по двору. Иван, помнится, тогда умело подкатил к Гале на берегу реки при купании, когда влажные трусы прильнули к его телу, обрисовав солидное мужское достоинство, заинтересовавшее Галю до сладкой ломоты в зубах, о чем она призналась много позднее  во время любовных утех. Иван овладел Галей здесь же, на берегу,  как только июньский день сменился светлыми сумерками.

          Юная  Галя оказалась не менее страстной поклонницей острых ощущений, чем и взрослая женщина Вера,  и они сливались в объятиях под кустом ивняка, занимаясь любовью до самого рассвета. Галя жила с бабушкой, неподалеку от Ивана, поскольку её отца убило на фронте, а мать вышла замуж за другого и уехала с ним, оставив дочь на произвол судьбы под опекой бабушки, не сумевшей уследить за внучкой и уберечь её от раннего влечения к мужской плоти.

      Иван, проводя вечера с Галей, тем не менее успешно сдал все экзамены и, получив аттестат зрелости, собрался уехать в столицу Москву, чтобы поступить в институт, пообещав Гале, что он непременно вызовет её к себе, лишь только  она закончит школу – за любовными занятиями Галя совсем забросила учебу и вновь не сдала экзамены, надеясь повторить их через год, для чего поступила в вечернюю школу и устроилась на работу кондуктором автобуса.

         Иван уехал на учебу в Москву, Галя, как он узнал позднее, вышла замуж за водителя автобуса, переехала на жительство в другой город, и больше он никогда не видел этой девушки, доставившей ему много приятных минут на берегу реки под кустом ивы.

        В Москве Иван успешно поступил в технический институт, учился легко и непринужденно, общаясь, в свободное время с доступными девицами, жадными до мужской ласки и успешно пользовавшихся свободой большого города, в котором  можно было вести развратный образ жизни, представая перед  родителями,  знакомыми и соседями  скромными и неприступными девушками, целомудренно ожидающими любимого суженного, который, несомненно, появится  из небытия и увезет эту девушку вдаль, за горизонт, на бригантине с алыми парусами.

      Этих девиц у Ивана было множество, но он помнил их всех в подробностях одежды, поступков и интимных отношениях, отличаясь очень хорошей памятью. С такой памятью ему было бы легко стать известным специалистом или руководителем, если бы он не тратил свое время на девиц и выпивку с друзьями, к которой пристрастился за годы учебы в институте и последующие годы работы инженером на военном заводе.

      От воспоминаний о своих первых девицах, Ивана Ивановича отвлекла резкая боль  в области сердца, чего раньше никогда не было. – Неужели конец моей жизни наступил? – В панике чувств подумал пожилой жуир.  – Сейчас сердце мое остановится, я потеряю сознание и умру так же бессмысленно, как и жил: ведь после меня не останется в памяти людей никаких моих трудовых свершений, успехов и даже детей, хотя и были две жены. Появление детей я всегда решительно пресекал и вот на краю жизни, теперь, начинаю жалеть об их отсутствии.

      Иван Иванович представил себя лежащим в гробу, почему-то голубого цвета, рядом с которым никого не было:  ни друзей, ни жен бывших,  ни многочисленных девиц – никого, кроме  незнакомых, грубого вида мужиков, которые легко взяли на плечи гроб с его телом пронесли до могилы, опустили гроб и начали забрасывать  его землей, в то время, как сам Иван Иванович наблюдал за собственными похоронами откуда-то сверху, как совершенно посторонний человек.

       Боль в сердце прошла так же внезапно, как и появилась и Иван Иванович облегченно вздохнул: - Нет, рано я сам себя хороню – еще поживу, если ничего не случится за ночь, а чтобы поостеречься, надо пригласить сюда девицу Лену, которую я пользовал три дня назад и пусть она переночует у меня на квартире и подстрахует или вызовет скорую помощь, если мне будет совсем плохо.

      Он взял телефон и вновь позвонил Лене, которая наконец-то ответила. Описав ситуацию со своей неожиданной болезнью, Иван Иванович пригласил Лену подежурить ночь возле его постели, на что получил в  ответ твердый и решительный отказ Лены: - У меня дочери семь лет и мне не с кем её оставить одну, - сказала Лена. – Ты крепкий мужичок с ноготок и, надеюсь, что болезнь у тебя незначительная, вроде простуды с температурой, поэтому оснований для тревоги нет, а скорую помощь ты и сам можешь вызвать, не дожидаясь ухудшения состояния. Прости, но дочь мне дороже твоих услуг и твоих мужских ласк, так что будь здоров, не расстраивайся по пустякам и не паникуй, как все мужики при малейшем заболевании. После выздоровления я отработаю на диване всё, что мне положено по нашему уговору и  еще что захочется. До свиданья, - завершила Лена свои  пожелания и выключила телефон.

     - Вот так, - горестно подумал Иван Иванович, - заботишься о женщине, оказываешь ей услугу добрую, пользуешься её телом для её же удовольствия, а в трудную минуту эта женщина отказывается тебе помочь или хотя бы посочувствовать – такая у них женская благодарность.

       Жжение в горле несколько утихло, и Иван Иванович возвратился к воспоминаниям о собственных похоронах, которые представил себе несколько минут назад с неприятными подробностями.

        - Почему гроб мне представился голубым? – недоумевал Иван Иванович, - видимо потому, что такие гробы самые дешевые, -решил он.

       - Никого  из знакомых на похоронах не было, что так же наводит на мысли об отсутствии у него по- настоящему близких людей. Были бы у меня дети, они, наверное, обязательно пришли бы на мои похороны, независимо от наших отношений, - продолжал гадать Иван Иванович, чувствуя, как волна озноба  вновь приливает от живота к голове и начинает туманить сознание.

        – Если бы у меня были дети, то я погряз бы  в бытовых заботах и делах и не было бы у меня ни этих многочисленных девиц, которым я оказывал услуги взамен допуска к их телам, а были бы дрязги с детьми, что я наблюдаю сейчас среди своих знакомых, которые когда –то  обзавелись детьми и теперь продолжают заботиться о своем потомстве, вместо жизни в свое удовольствие, которую я продолжаю везти, не имея детей с их делами и заботами.

      Возвратившись к воспоминаниям жизни, Иван Иванович возвратился и к опасениям насчет скорого завершения своего жизненного пути, в связи с неожиданной болезнью, вызывающей то озноб, то жар тела, с помутнением сознания.

        Наступило время позднего  обеда, к которому Иван Иванович всегда относился трепетно и старался совершать обед в установленное им самим время, но сегодня он не почувствовал позывов голода и  не ощутил желания встать с постели и пообедать с чувством, толком и досыта. Напротив, подумав об обеде, он почувствовал приступ тошноты, едва не приведший его к походу в туалет, чтобы облегчить желудок, что так же было для него впервые за долгие годы жизни.

         Насколько помнил Иван Иванович, однажды,   его  стошнило в далекие студенческие годы, когда он , в общежитии, нашел открытую банку консервов с печенью и, по привычной жадности к еде, доел содержимое банки, несмотря на резкий запах, свидетельствующий об испорченности продукта. Тогда, спазм боли заставил Ивана Ивановича опорожнить желудок в студенческом туалете, чем дело и закончилось. Сейчас же, приступ тошноты свидетельствовал о неприятии пищи, как таковой, что Иван Иванович немедленно отнес на свое тяжелое заболевание и угрозу жизни.

      _ Если я выздоровею, но лишусь привычного удовольствия от вкусной и обильной пищи, то зачем мне будет нужна такая жизнь, тем более, что и желание женщины тоже будет утрачено, поскольку только сытый желудок располагает к любовным занятиям, - с тоской думал Иван Иванович, вытирая полотенцем холодный пот, выступивший на лбу и груди мелкими капельками.

     Утерев снова пот со лба, Иван Иванович почувствовал, что у него мерзнут ноги, хотя он лежал на своем диване, укрывшись толстым ватным одеялом.

       - Наверное мне действительно приходит конец, коль начали мерзнуть ноги. В книгах о кончине стариков всегда пишут, что старик или старуха сначала чувствуют холод от ног, затем этот холод поднимается к голове и лишь затем теряется нить сознания и приходит смерть. Неужели и я, сейчас, умру в одиночестве,  с воспоминаниями о своей бесцельно и напрасно прожитой жизнью, прошедшей в погоне за сомнительными удовольствиями от доступных девиц и вкусной еды, ничего не сделав полезного для людей, чтобы они вспоминали меня добрым словом.

     - Всё! – решил Иван Иванович, - если выздоровею, то перестану чревоугодничать и развратничать, а займусь устройством дел женщин и знакомых  за просто так, ради их благополучия, ничего не требуя взамен: даю сам себе твердое слово и обещание.

       От такого решения, у Ивана Ивановича прояснилось сознание, страх смерти отступил назад к ногам, которые неожиданно согрелись без всякого вмешательства.

         - Вот–, обрадовался Иван Иванович, - одна только мысль о праведной жизни в будущем, после выздоровления, ослабила болезнь и отвратила смерть, подобравшуюся совсем близко и внушившую мне страх и ужас перед неминуемым забвением, поскольку ни в бога, ни в черта я никогда не верил и не верю сейчас. Теперь надо отвлечься от грустных мыслей и постараться уснуть, ибо ничто так не лечит, как сон. Даже с перепоя портвейном, которым я грешил много лет назад, необходимо было проспаться, а уж после такой тяжелой болезни, что навалилась на меня, проспаться просто необходимо.

     С этой мыслью Иван Иванович закрыл глаза и начал считать в уме баранов, стадо которых  проходило перед его мысленным взором. Бараны были тучны, игривы и проходили мимо него по зеленой лужайке, так что считать их было легко и просто.

       За  этим занятием, Иван Иванович незаметно уснул крепким сном без всяких сновидений и проснулся только следующим утром, в привычное для себя время, проспав пятнадцать часов без перерыва.

        Проснувшись, Иван Иванович тотчас прислушался к своему организму, который подвергся вчера тяжелому испытанию неведомой болезнью, лишившей его силы и вызвавшей плохие мысли о скорой и неминуемой смерти, однако организм признаков болезни не ощущал, а ощущал  острое чувство голода, поскольку вчера вечером, Иван Иванович пропустил  свой ужин, погрузившись в сон. Теперь, сухое и поджарое тело Ивана Ивановича требовало обильной пищи, чтобы возместить пропущенный ужин и наполнить организм привычной бодростью тела и жизнерадостным расположением духа.

     Осторожно кашлянув, Иван Иванович не почувствовал никаких болей в горле, которые вчера мешали есть и пить, лишая его аппетита. Болезнь исчезла, словно её никогда и не было, так что Иван Иванович даже усомнился: а не приснилось-ли ему вчерашнее наваждение, как с ним бывало в далекие времена, когда  случалось перепить портвейна  и не отличать  быль от пьяного угара.

     Тут его взгляд упал на тумбочку, где лежали таблетки и он понял, что вчерашняя болезнь была на самом деле, что подтверждалось наличием таблеток на тумбочке.

      Медленно пошевелив руками и ногами, Иван Иванович почувствовал привычную энергичность и послушание в их движениях: болезнь, что вчера вызывала слабость, уныние и плохие мысли покинула его тело и сознание без следа и остатка.

      Он привычно и бодро встал с дивана, ожидая, с замирением сердца, вчерашнего головокружения, но тело и мысли повиновались ему безупречно, как и до болезни.

     - Чудеса да и только! – воскликнул Иван Иванович во весь голос, ничуть не стесняясь своего выкрика, поскольку подслушивать его было некому: в квартире он жил один, а до соседей звуки из его квартиры не долетали, потому что  дом был старой постройки с хорошей звукоизоляцией.

      - Прямо наваждение какое-то, - продолжал говорить вслух Иван Иванович, привычно складывая диван, чтобы сделать утреннюю разминку и подготовиться к завтраку, мысль о котором вызвала у него, снова, чувство голода, так что пришлось сглотнуть обильную слюну.

     - Вчера я целый день мучился от неведомой хвори, готовился к близкой смерти, а сегодня, поутру, проснулся как ни в чем не бывало, без малейших признаков болезни в привычном своем состоянии бодрости и желании вкусно поесть и поиметь женщину.

      Помнится, что вчера, готовясь умереть, я дал себе слово отречься от этих плотских желаний и посвятить остаток жизни добрым и бескорыстным делам заботы о людях. Да! Какие глупости могут приходить в голову при болезни! Человек работает, чтобы жить, а не живет, чтобы работать – эта старинная истина известна всем. Я тоже работаю, чтобы поесть и поиметь женщину. Ещё я люблю перед сном почитать  книгу и вот теперь, после странной болезни, я буду должен отказаться от своих привычек, чтобы проявлять бескорыстную заботу о неведомых мне людях? Не бывать этому!  Болезненные обещания, вызванные болезненными мыслями,  не подлежат исполнению, поскольку были даны в состоянии помрачнения рассудка.

           Сумасшедший не отвечает за свои действия, а больной человек – это тот же сумасшедший и он тоже не отвечает за свои обещания. Поэтому, я отбрасываю прочь все вчерашние болезненные мысли и продолжаю свой привычный образ жизни в добывании еды и женщин, что тоже является заботой о людях, потому что я оказываю им полезные услуги, а взамен имею средства для хорошего питания и имею хороших женщин за оказанные им услуги. Сейчас общество наше существует в рыночных отношениях, когда всё продается и покупается: мои услуги являются моим товаром, который я не продаю, а меняю  на еду и доступ к женщинам и ничего плохого в этом нет – таков рынок товаров и услуг.

     Правда, при социализме, нам навязывали взгляды на жизнь, как служение родине и людям, полагая, что труд это не обязанность, а естественная потребность человека, которая и отличает человека от обезьяны, но стараниями негодяев, разрушивших  страну- СССР, эти взгляды на жизнь стали считаться никчемными, а погоня за деньгами и удовольствиями стала существенным и непреложным смыслом человеческого существования. Я с этим  не согласен, но и жить против законов современного общества тоже не желаю, а потому продолжу привычный образ жизни, где есть место и труду и удовольствиям.- Закончил свои рассуждения Иван Иванович, подумав, что если бы эти его мысли  услышал кто-то посторонний, то непременно вызвал бы скорую помощь, сообщив, что некий Иван Иванович сошел с ума.

      Отбросив все воспоминания о вчерашней болезни, и искренне порадовавшись, что болезнь длилась только один день, Иван Иванович занялся приготовлением обильного завтрака, чтобы наверстать вчерашний пропущенный ужин, а после завтрака он, непременно,  позвонит женщине Лене, которая вчера отказалась позаботиться о нем, как о больном человеке, и, не слушая возражений, вызовет её к себе на квартиру и вдоволь натешится её телом, чтобы окончательно изгнать из головы все обещанные глупые мысли, что приходили ему  на ум в болезненном состоянии тела и чувств.

     - Каждому своё и, как говорил персонаж писателя Чехова, который выглянул в окно воскликнул: « Вон по улице несут в гробу человека на кладбище, а я сейчас пойду в трактир и вкусно пообедаю.»

    - Жить надо сейчас, для себя и в своё удовольствие, никогда не поддаваясь унынию и болезненным мыслям и пусть некоторые правдолюбы и демагоги считают меня циником, я буду жить впредь, как и раньше, оказывая услуги нужным людям и женщинам, получая от них вознаграждение, что ничуть не хуже, чем обкрадывать людей, не доплачивая им за работу, присваивая результаты их труда, а то и вовсе заниматься мошенничеством, лишая людей сбережений в банках и отнимая у них за долги имущество и квартиры.

           Наметив себе такой план действий, Иван Иванович с присущей ему энергией принялся за его осуществление, совершенно позабыв свои вчерашние страхи, обещания и сожаления о никчемной и напрасно прожитой жизни.

 станислав далецкий