1. 2. 7. Удар молнии

                                                      Удар молнии

                                                 (рассказ – фэнтези)

                                             1.  Приезд на пасеку

Летом мы были в гостях у деда, на его пасеке – «летнем лагере», как он любил говорить.

Во второй половине дня мы уже собирались уезжать, как разразилась гроза со шквалистым ветром и проливным дождём. Посвирепствовав где-то минут двадцать, гроза стала стихать, тучи начали расходиться, и редкие лучи солнца то тут то там заставляли переливаться хрустальным светом застрявшие на листьях деревьев дождевые капли.

Ярослав с сестрой вышли из домика деда и, расставив в стороны руки, с удовольствием стали вдыхать чистый, насыщенный озоном воздух и любоваться «умывшейся» природой. Лица их светились неподдельной детской радостью. Вдруг раздался раскатистый, с характерным похрустыванием разряд молнии, и все увидели, как яркий жёлто-оранжевый её «кинжал» вонзился в ствол дерева, росшего метрах в пятнадцати от домика деда. Все ахнули!.. Дерево, однако, не загорелось, не раскололось на щепки, как это обычно бывает в таких случаях, а от его ствола поплыл серебристо-золотой шар небольшого диаметра.

- Смотрите, шаровая молния!.. – почти одновременно с восторгом и с каким-то затаённым страхом закричали все, увидевшие этот шар.

Шар же, постояв какое-то мгновение на месте, стал медленно двигаться в сторону домика, к людям, наблюдающим за ним.

- Никому не двигаться!.. – резко и громко скомандовал дед и замер сам на своём месте – он знал, что такие «шары» - шаровые молнии могут в любой момент взорваться, коснувшись любого предмета или даже человека, оказавшихся на траектории его полёта. Более того, известно, что тело человека, обладающее определённым зарядом – биополем, как бы притягивает к себе эту молнию, этот шар, и самой лучшей защитой от него является замирание человека на месте, что в свою очередь снижает потенциал (заряд) его тела (организма) и, следовательно, снижает силу притяжения.

Огненный шар всё ближе и ближе стал «подплывать» к стоявшему впереди сестры Ярославу и… Ярослав не выдержал: вначале он попятился назад, а затем, наткнувшись спиной на сестру, вскрикнул и бросился бежать в сторону от домика.

К изумлению всех шар вначале медленно, а затем всё быстрей и быстрей «поплыл» вслед Ярославу. Метров через тридцать Ярослав оглянулся и, запнувшись, упал на траву у кустарника. Шар, догнав Ярослава, некоторое время покружился над ним и, остановившись на высоте около трёх метров, раскатисто взорвался. Мы, наблюдавшие за всем происходившим, оцепенели. Лишь придя в себя через какое-то время, все бросились к Ярославу – он не подавал признаков жизни. Подоспевший дед, осмотрев Ярослава, пощупал пульс на сонной артерии и дав нам знать, что он ещё жив, приказал моему отцу срочно везти Ярослава в больницу на своей машине, - нас же было решено оставить пока на пасеке.

Так и было сделано.

…Ярослав пролежал в больнице больше недели.

Навещая его, мы нет-нет, да и задавали ему вопросы, что он чувствовал, находясь практически двое суток в коме, какие к нему приходили видения или ещё что, но он отмахивался от наших вопросов и даже сердился на нас. Только выписавшись из больницы домой, по истечении некоторого времени он всё же решился рассказать нам о том особом состоянии и видениях, лично его коснувшихся.

                                                     2. Пленение и побег

- Как помню, я – русский князь, - рассказывал нам Ярослав, - каким-то образом очутился в плену у хана Бергена – наместника Бату-хана в те далёкие от нас времена, когда Русь стонала от татаро-монгольского ига.

 Превозмогая боль в плече и ноге и ощупав насколько можно было своё тело, я понял, что серьёзно ранен. Вернувшееся ко мне сознание подтвердило плачевность моего положения, иногда возникавшая мысль о побеге тут же разбивалась от едва сдерживаемой боли во всём теле. Безвыходность выдавливала из глаз моих слёзы отчаяния.

…Время клонись к вечеру, медленно надвигающиеся сумерки всё больше и больше стали скрывать очертания предметов, находившихся в каморке глиняной мазанки, в которую меня бросили раненого и почти бездыханного. Хотелось пить. Я попробовал закричать, попросить пить, но спекшаяся на моих губах кровь не давала в полную меру открыть рот, а хрипота моих голосовых связок выдала только какое-то рычание и не более того. Разгоняя мух, так и липших к моим ранам, я попытался встать, но голова закружилась, сознание вновь «поплыло», и я решил какое-то время отлежаться.

Очнувшись от забытья, я снова, собрав волю, попробовал встать – у меня получилось! Теперь я решил «освоиться в своих апартаментах» и стал медленно обходить и ощупывать всё, что попадало под руки и под ноги: неровные закоптелые стены, истёртый ковёр у дверного проёма, завешенного также старым ковром, лоскут материи на узкой щели окна, висевшую на стене пустую бутылку из высушенной тыквы и даже глиняный фонарь без свечи.

Едва я подошёл к дверному проёму и попытался заглянуть за висевший над ним ковёр, как охранявший меня угрюмый часовой стегнул меня по лицу плёткой да так, что из моей рассечённой брови брызнула кровь. Я начал громко, насколько мог, орать, употребляя все мыслимые и немыслимые ругательства. Это возымело действие: минут через двадцать ко мне в каморку вошёл небольшого роста и, как я разглядел, безбородый, со смуглым лицом монгол и на ломаном языке спросил меня, что мне нужно. Я, как смог, объяснил ему, что очень хочу пить. Монгол удалился. Не успел я привести свои мысли в порядок, как мне принесли две глиняные чаши, в одной из которых была вода, а во второй – похлёбка из конины. Это было уже что-то!..

До утра следующего дня меня никто не беспокоил. Однако утром ко мне вошли два воина, связали мне руки и вывели во «двор», если можно было так назвать небольшую площадку, на которой отдельными кругами или группами, расположившись вокруг костров, сидели монголы и, переговариваясь, ели мясную похлёбку, запивая её водой. Изредка своими раскосыми глазами они бросали взгляд на меня и видно было, как на их смуглых лицах пробегала злая, кривая ухмылка.

Воины повели меня на главную базарную площадь, а затем, миновав её, мы вышли на небольшую возвышенность. Именно здесь в особой юрте, увенчанной рогами буйвола и конскими хвостами, жил окрестный хан Берген. У входа в юрту, занавешенную красивым ковром, стояли два воина – часовых, а несколько поодаль от них, пытаясь порвать привязь, бросались из стороны в сторону два грозных волкодава.

Один из воинов дёрнул меня за одежду, и мы остановились. Второй воин стал что-то говорить часовым – небольшого роста монгол быстро подошёл ко входу в юрту и, отвернув край ковра, вошёл в неё. Не более чем через минуту он вышел и, подойдя ко мне, грубо подтолкнул меня, указывая на вход. Я смело шагнул вперёд. Сопровождавшие меня воины остались снаружи.

Войдя в юрту, я увидел, что посреди её ещё тлеют угли недавнего костра, за которым сидит на пушистых собачьих шкурах, разостланных поверх плотной кошмы, сам хан. Несколько сзади хана, как бы за его спиной, стояли его телохранители – «тургауды».  Справа и слева от хана сидело несколько человек, одетых в дорогие одежды, и, переговариваясь, изредка поглядывали на меня. Позже я узнал, что это были приближённые хана и два разбогатевших при орде русских купца – сборщики налогов с населения, преданные хану служители.

Хан сделал рукой жест и все мгновенно замолчали. Теперь хан, не говоря ни слова, стал «сверлить» меня глазами. Лицо его сохраняло спокойствие, неподвижность. Это продолжалось около минуты, а то и более. Наконец хан махнул рукой – один из русских купцов встал и приготовился к переводу речи: начался мой допрос.

- Откуда ты, как твоё имя? – спросил хан.

- Я из русского города Ярославль и зовут меня Ярославом, - гордо ответил я.

Хан, услышав перевод, громко рассмеялся, несколько раз указывая на меня пальцем. Его окружение дружно поддержало смех хана.

Я знал цену смеху: действительно к этому времени мой славный город Ярославль, как и города Рязань, Суздаль, Ростов и другие, был взят монголами, разграблен, разрушен и сожжён.

Наконец хан успокоился.

- Земли ваши покорены, а народы подвластны нам и никогда не посмеют даже шевельнуться. Ты, я думаю, убедился в том, что наша сила крепка как никогда!.. И вы ещё считали, что сможете нас одолеть? –заговорил хан и снова рассмеялся.

- Ты, Ярослав, ничтожен!.. Захотел красивой смерти? – я могу её тебе предоставить!..

Хан говорил ещё что-то и довольно долго.

Что я мог возразить ему в моём положении? Я молча слушал, не вникая в суть речи хана и как бы отдалившись в своих мыслях от реального времени, от моего допроса и лишь с интересом рассматривал красивый кинжал с резной ручкой, который виднелся из-под повязки, похожую на шаль, затягивающей живот хана. Я знал, что монголы – жестокие люди и придумывают мучительные казни для тех, кто посмел поднять против них любое оружие. Они считают, что именно они – «новые владыки Вселенной» и поэтому достойны вершить судьбы народов. Свою же судьбу я предугадать не мог и решил, что будет со мной то, что будет. Однако и просто так сдаваться на милость победителя я не хотел.

Наконец хан, похвалив меня за стойкость в бою, о которой ему, якобы, доложили, стал предлагать мне вступить в его войско и стать во главе десяти сотен воинов из тюркских племён, которых монголы звали «кипчаками».

Вначале я хотел резко отвергнуть предложения хана, но, решив потянуть время, сказал:

- Разреши, хан – представитель великой Монгольской империи, Ордынской державы, мне немного подумать. Дай мне время прийти в себя, немного залечить раны, и я тебе сообщу твёрдое своё решение.

Хан выслушал перевод моих слов, его рот скривился хищной улыбкой и, ничего не сказав, взмахнул рукой. Тотчас ко мне подошли охранники и почти выволокли меня из юрты.

Я снова очутился в своей каморке. Не прошло и часа, как мне принесли свежую похлёбку и какое-то жареное зерно. Пытаясь поудобней примоститься для принятия пищи, я вдруг обнаружил в углу небольшой ворох поношенной одежды и стал с интересом и некоторой брезгливостью её рассматривать. Здесь был драный кафтан (по-монгольски - «чапан», как я уже потом выучил), какая-то шапка с наушниками (по-монгольски – «малахай»), заскорузлые, с протёртой дыркой на боку сапоги с загнутыми кверху носками.

У меня сразу закралась мысль – «а что, если…».

Перекусив, я, насколько можно было, стал медленно ходить, обдумывая своё положение. Подойдя к узкому оконцу, в раздумье, я совсем произвольно ударил кулаком по его косяку. И,.. - о, радость! – появилась трещина в слабом месте стены, косяк слегка качнулся. Теперь мысли стали работать над тем, как дальше расширить этот пролом и попытаться бежать из позорного плена. В своих рассуждениях я пришёл к тому, что работать над разрушением косяка надо днём и именно в такие моменты, когда будут слышны «уличные» громкие крики монголов или топот их быстрых лошадей

или просто громкие разговоры. Задача облегчалась ещё тем, что в любой момент свой будущий лаз я мог прикрыть ранее прикреплённой над окном и свободно свисающей материей.

Так постепенно, с большой осторожностью я стал расширять оконный проём. К вечеру через него у меня свободно стала проходить голова, а ближе к полуночи я уже мог попробовать покинуть «любезно предоставленные мне апартаменты».

Наступил момент бегства[a1] . Я надел на себя выбранную из ранее замеченного вороха поношенной одежды более драную и с большой осторожностью стал «просачиваться» через мною сделанный проём в окне.

Коснувшись руками земли и высвобождая вторую, раненую в бою и теперь ноющую от боли ногу из проёма, я вдруг почувствовал рядом с собой какую-то «живность». «Живность» подошла ко мне и лизнула моё лицо. О, Боже! – это была небольших размеров псина – то есть собака из породы дворняжек. Странно, почему она не выдала меня, почему приняла меня как «родного» ей человека? Я осторожно и благодарно погладил её по шерсти, по голове – собака вильнула хвостом.

«Ну что, друг – вперёд!» - как бы обращаясь к собаке, скомандовал я сам себе и, осмотревшись, воспрянул духом: рядом с моим «жильём» монголов не было, охрана моя находилась практически с противоположной стороны и, я думаю, вряд ли могла даже поверить в мою дерзость бежать из плена, находясь практически в центре их куреня (стойбища).

Проходя мимо погасшего костра, с краю которого на старой кошме спал дервиш (бродячий нищий), я подобрал его посох, лежавший рядом с ним, осторожно выдернул из-за его пояса простенький нож и более уверенно стал пробираться вперёд, в сторону едва видимых силуэтов гор или сопок, надеясь там и схорониться на некоторое время пока подготовлюсь к дальнейшему пути домой.

Как известно, ничего в мире нет радостней ощущения свободы!.. Сердце моё, всё тело трепетало от радости - радости чувства свободы!

Однако моё удачное бегство едва не закончилось трагично.

Я с моим псом «Совкой», - я так для себя назвал собаку так как «познакомились» мы с ним ночью и пёс охотно откликался на этот зов, - ушёл довольно далеко от места бегства, как вдруг нас настигли трое всадников. Старший из них стал задавать мне какие-то вопросы, но я, притворившись немым, только мотал головой и жестикулировал руками. Вскоре это джигитам надоело и, не добившись от меня ничего и не заподозрив во мне кого-то, они «наградили» меня ударами плетью и скрылись в ночи. Сжав зубы, я перенёс эти болезненные удары и, когда тело моё вернулось от боли в более-менее своё состояние, я ещё твёрже уверился в своём желании во что бы то ни стало добраться до «своих» и потом, собрав отряд мстителей, покарать этих «владык вселенной».

…Забрезжил рассвет. Боль в раненой и уже натруженной ноге, боль в плече, шум в голове стали подкашивать меня, лишая возможности как можно

дальше удалиться от места бегства. Я уже готов был упасть на землю и отдаться полностью на милость Божию, как вдруг услышал близ себя характерное похрапывание и постукивание копыт о землю какого-то коня. Мой Совка напрягся и хотел, было, с лаем броситься на коня, но я успел вовремя его успокоить. Конь же без боязно подошёл ко мне и доверчиво остановился возле. Я погладил ему шею, морду, потрепал загривок. Похоже было на то, что конь потерял своего хозяина может быть в бою, может быть ещё по какой причине, и долго бродил по степи, ища людей и своих сородичей.

- О, Боже, дай мне сил!.. – взмолился я и с трудом взобрался в седло.

Совка остался на земле и, как казалось, с обидой в глазах смотрел на меня, изредка помахивая хвостом. Мне было его жаль – я уже успел привыкнуть к нему, почувствовать его преданность. Мне захотелось потрепать его на прощание и я нагнулся. Вдруг Совка высоко подпрыгнул и совсем неожиданно очутился у меня на руках. «Ну что ж: пусть будет так, как получилось», - подумал я и прижал пса к своей груди.

Я тронул коня – конь вначале медленно, а потом всё быстрей и уверенней поскакал в выбранном мной направлении. Уже минуты через три-четыре после моего удара под бока каблуками своих заскорузлых сапог конь «во весь дух» мчал меня, не уступая по скорости, пожалуй, лучшим монгольским скакунам. Сердце моё так колотилось в груди, что порой казалось, что оно выпрыгнет из неё и… на этом всё закончится.

Скачка продолжалась уже более полутора часов. Пустынные холмы с изредка росшей на них полынью и с сыпучими песчаными барханами начали постепенно отступать и впереди открылся вид на зелёную равнину.

«Вот моё спасение!» - стал радоваться я, предвкушая скорый отдых, как вдруг почувствовал, что конь мой резко теряет скорость и храпит. Я отпустил поводья, давая коню свободу, но конь уже остановился, закачался и упал на землю. Мне едва удалось выдернуть ногу со стороны падения чтобы его туша не придавила меня (этому меня научили ещё в детстве, обучая верховой езде и предполагая, что в возможном бою может случиться всякое).

Оправившись, я осмотрел коня – он не подавал признаков жизни, из пасти его шла пеной слюна, яблоки глаз были навыкате и не двигались. Стало понятно: коня я «загнал». В душе поблагодарив коня за службу, я с Совкой «заковылял» в сторону «оазиса».

                                                        3. «Свобода»

«Оазис» представлял из себя широкую равнину с росшей на ней зелёной травой. Вдали просматривались кроны тополей, за которыми то тут то там поблескивала вода какой-то реки, а ещё дальше едва виднелись горные цепи. Слева от меня, невдалеке, находилась возвышенность в виде холма, скошенного с одной стороны.

При виде развернувшегося предо мной пейзажа, при виде голубого неба

меня охватила радость, радость жизни! Тело моё как бы почувствовало прилив свежих сил, и я ускорил шаг, направившись прямо к холму.

Подходя к нему, я увидел два камышовых шалаша и, припав к земле и посадив рядом с собой пса Совку, стал наблюдать за ними. Долго никто не показывался, но вот из шалаша вышла женщина в длинной одежде. В руках она держала большой кувшин и, как бы ополоснув его, вылила содержимое кувшина на землю. Развернувшись, женщина пошла в сторону реки.

Я ждал её прихода довольно долго, но женщина не появлялась. Не видно было возле шалашей и каких-нибудь других людей. Усталость и жажда одолевали меня, и я готов был уже открыто подойти к шалашам, как вдруг «знакомая» женщина появилась возле второго шалаша как бы ниоткуда. В одной руке она несла по виду потяжелевший кувшин, а в другой руке держала руку ребёнка – мальчика лет семи. Мальчик что-то рассказывал по-видимому своей матери, и та поощрительно поддакивала и громко смеялась. Послушав их дальнейший совместный разговор, отдельные фразы, я отказался от своих сомнений и уверился: да, это были русские люди! Я бодро поднялся с земли и зашагал к шалашам.

Женщина встретила меня настороженно, мальчик же, увидев меня, быстро побежал в шалаш и спустя полминуты буквально выскочил из него, держа в руке нож, больше похожий на кинжал. Подойдя к матери сзади, он как бы спрятался за её длинную одежду.

– Да не бойтесь вы меня, - стал я успокаивать «хозяев». – Я сам только вот вырвался от монголов и еле добрался до вашего жилища. Прошу вас: дайте мне немного воды и хотя бы чего-нибудь поесть – я устал, очень хочется пить и хоть немного поесть…

Я ещё долго что-то объяснял женщине, не помню уже и что, но, наконец, она смягчилась и, пригласив меня присесть на кочку у шалаша и оставив мальчика у его входа, вошла во внутрь. Я не был на неё в обиде, так как вполне понимал её положение и состояние.

Через какое-то время женщина вышла, неся в руках лепёшку и небольшой кувшин с водой. Отдав мне «подаяние», женщина отошла к мальчику. Я же буквально набросился вначале на воду, а затем на еду, едва не забыв о своём «друге» - Совке: ему я отломил небольшой кусок от лепёшки и напоил водой прямо из своей пригоршни. Женщина и мальчик всё это время молча наблюдали за мной.

Управившись с лепёшкой и допив воду из кувшина, я почувствовал в теле огромную усталость, глаза сами собой стали закрываться. Борьба с усталостью и сном окончилась тем, что я лёг прямо на траву близ шалаша - что и как будет со мной дальше мне было уже абсолютно всё равно. Через мгновение я уже спал крепким сном.

                                                    4. В «гостях» у пастухов

Проснулся я от какого-то шума и русской речи. Я ощупал место лежанки и понял, что нахожусь в шалаше. Пытаясь встать, я перенёс вес тела на раненую ногу и… вскрикнул от резкой боли в ней. «О, Боже! Что делать?» - запрыгала в голове мысль отчаяния.

Превозмогая боль, я «заковылял» к едва видневшемуся выходу из шалаша. Выйдя наружу, я увидел, что вокруг уже затухающего костра сидят какие-то люди и довольно громко разговаривают. Присмотревшись, я различил двоих мужчин, между которыми сидели мальчик и уже знакомая мне женщина. Они заметили меня.

- Подойди ближе, - приказным тоном обратился ко мне один из мужчин. Я подошёл. – Сюда вот садись, - указал мне место тот же мужчина. Я сел на указанное место, скривив гримасу от боли.

- Что, ранен? – спросил уже второй мужчина. – Ладно, потом разберёмся, а сейчас рассказывай о себе.

- А вы кто такие? – в свою очередь задал я вопрос.

- Ты вот что… - тут сейчас мы задаём вопросы. Понятно? Давай, слушаем тебя…

- Пусть мальчик ваш пока уйдёт хотя бы в шалаш – ему ещё рано всё знать, для него же лучше будет. Да и женщина пусть уйдёт, - осторожно предложил я.

Мужчины переглянулись, затем один из них, как мне показалось – старший, обратился к женщине:

- Млада, пойдите пока с Савватием в шалаш… Да вам и отдыхать уже давно пора, а мы ещё посидим тут – потолкуем «что о чём».

Женщина встала, подошла к мальчику и взяла его за руку. Тот нехотя поддался её настойчивому требованию, и они ушли в шалаш.

Постепенно мы разговорились. Я рассказал о себе то, что посчитал возможным, более подробно остановившись на своём побеге из плена. Мужчины же тоже сдержанно рассказали, что они пастухи овец местного кагана (правителя), что каган им доверяет и поэтому смягчил контроль над ними, редко присылает своих джигитов. Они откровенно заявили мне, что не знают, что со мной делать: с одной стороны они готовы помочь мне, с другой, в случае какого-либо доноса – верная гибель их всех от монголов.

- И что?.. У тебя действительно сильно болит нога? – попытался уточнить один из них – Фадей, как называл его в разговоре второй пастух. Я сказал, что болит у меня не только нога, но и раненое плечо, на что второй пастух заметил:

- Ладно, утром посмотрим что там у тебя, а пока посиди тут – нам надо тоже немного отдохнуть, тем более, что завтра после обеда мы должны отправляться на подмену к другим пастухам.

Мужчины ушли. Я со своим верным псом Совкой остался сидеть у костра, изредка подбрасывая в него лежащий рядом сухой хворост. К утру я уснул, растянувшись на земле у догоревшего костра.

Проснулся я от того, что кто-то слегка тронул меня за руку. Открыв глаза, я увидел склонившуюся надо мной старушку, внимательно меня разглядывающую. Я сел и протёр глаза.

- Так резко вставать тебе не надо пока, - спокойным голосом сказала старушка. – Потихоньку вставай на ноги и пошли вон к шалашу – там ляжешь на приготовленный для тебя лежак.

С трудом поднявшись, я «заковылял» к указанному месту. Здесь по требованию старушки мне пришлось оголить плечо, а затем и ногу.

- Ну плечо у тебя заживает, беспокоиться нечего. Вот с ногой... – старушка покачала головой. Я посмотрел на ногу – она очень опухла, кожа отдавала синевой, дотронуться до неё было нельзя – от первого же касания у меня закружилась голова, перед глазами поплыли круги.

- Что, «батыр», надо резать – спускать гной, иначе ты можешь умереть от заражения, - «успокоила» меня старушка. – Млада, - позвала она уже знакомую мне женщину. Та вышла из шалаша. – Млада, надо развести хороший костёр и вскипятить воды.

- Хорошо, сейчас, - ответила та и снова скрылась в шалаше.

Минуты через три из шалаша вышел мальчик Савватий и, посуетившись у потухшего костра, разжёг новый, Подойдя к старушке, мальчик указал пальцем на разгоревшийся костёр и, не говоря ни слова, зашёл в шалаш.

- Так что – режем ногу? – твёрдым голосом вновь спросила меня старушка. Мне уже было всё равно, и я утвердительно кивнул головой.

- Ну ладно… Вот возьми эту деревянную палку и зажми её покрепче зубами… Не дёргайся! – приказала старушка. Я выполнил её приказ.

Из шалаша вышла Млада, держа в руках куски какого-то материала, следом за ней появился мальчик с кувшином в руках. Как я потом узнал, в кувшине было обезболивающее и заживляющее «лекарство» - настой известных этим людям трав. Старушка подошла к костру и в пламени прокалила лезвие острого ножа, затем вернулась ко мне – операция началась.

Очнулся я от какого-то облегчения в теле. Рядом со мной никого не было. Нога ныла, но это была уже другая боль – «здоровая» боль. Я попробовал пошевелить пальцами – на обеих ногах они слушались моей команды. «Отлично! Я смогу уже завтра идти дальше, в родные края», -  подумал я, радуясь этой мысли, и попробовал встать с лежака. Увы! – перед глазами поплыли круги, и я едва не потерял сознание. Пришлось смириться со своим положением.

Через какое-то время ко мне подошла делавшая мне «операцию» старушка и «хозяйка шалашей» - Млада.

- Ну как? Как себя чувствуешь, богатырь - терпимо?.. – первой спросила старушка.

- Ничего, терпимо, - криво улыбнувшись, ответил я.

- Воды дать? Или, может, ещё чего? – спросила в свою очередь Млада.

- И воды дать и «ещё чего», - попытался пошутить я, чем вызвал неодобрение обеих женщин.

- У, какой резвый!.. – нахмурив брови протянула старушка и попыталась отойти в сторону. Я спохватился вовремя и стал извиняться перед ней за свою вольную выходку. Вскоре инцидент был сглажен, и женщины сообщили, что их мужики ускакали на конях в горы, где, как позже

выяснилось, у оставшихся местных жителей находились укромные места на случай серьёзных стычек с монголами и куда меня решили доставить для дальнейшего лечения.

Уже к вечеру следующего дня я действительно был доставлен в одно из таких укромных мест. Это была глубокая и просторная природная пещера, находившаяся в одной из гор горного хребта, полукругом опоясывающего зелёную равнину.

- Пока тебе придётся побыть здесь, подлечиться, а там дальше посмотрим что и как, - на прощание сказал Ратмир – второй из уже знакомых мне мужчин. – Там, в углу, в кувшине вода тебе, а вон на той выдолбленной полке найдёшь что поесть… Да, ещё вот что: утром к тебе зайдёт младая девка Млада – внучка нашей «знахарки», и сделает тебе перевязку. Смотри – без дури!.. – строго закончил «наказ» Ратмир и быстро вышел из пещеры. На его предупреждение я только улыбнулся, так как когда-когда, а именно сейчас, в моём положении мне было абсолютно не до «дури».

Прошло около недели. Нога и плечо заметно заживали – я шёл «на поправку». Сейчас меня стало угнетать одиночество: с утра и до вечера я оставался наедине с собой, если не считать редкие «визиты» Влады, делавшей мне перевязки и смазывающей раны какой-то мазью. Я пытался несколько раз с ней заговорить, но она на мои вопросы отвечала односложно и не проявляла никакого интереса к поддержанию разговора.

Однажды, когда я почувствовал себя более-менее бодро, я решил сделать вылазку к озерцу, находившемуся около полуверсты от моего места пребывания. Я уже знал, что в озере много рыбы, но монголы, как я слышал, запрещали её ловить, считая, что это собственность хана и только по его разрешению можно было поймать несколько рыбёшек для себя по случаю какого-нибудь монгольского праздника.

«До Бога высоко, до хана – далеко», - решил я и, привязав к горлу стоявшего в углу кувшина ранее случайно найденную верёвку и бросив в кувшин несколько кусочков от лепёшки, я ближе к вечеру отправился к озеру, соблюдая, конечно же, осторожность. У озера, набрав в кувшин воды и разломив куски лепёшки на более мелкие крошки с тем, чтобы они при намокании не могли всплыть, я найденной невдалеке длинной палкой забросил кувшин в озеро и стал ждать, спрятавшись и, насколько можно было, замаскировавшись в ближайшем кусту. Через какое-то время, вытащив кувшин, я вынул из него несколько рыбёшек средних размеров. О, это уже был неплохой улов!..

Загоревшись здоровым азартом рыболова, я ещё несколько раз забрасывал кувшин в озеро и вынимал его с уловом. Так мне удалось наловить приличное количество рыбы. Я был доволен собой. «Отдам их Владе – пусть своим сварит уху или что другое захочет», - подумал я и тут вдруг замечаю, что по направлению ко мне кто-то крадётся.

Оставив на берегу всё, что у меня было к этому моменту, я затаился в кустах, благо, что сгустившиеся сумерки хорошо меня скрывали от сторонних глаз. Через ветки я увидел, как появившийся силуэт человека в

прыжке бросается к месту, на котором я находился буквально минуты две назад!.. По его ругательству стало понятно, что он очень удивлён тем, что никого не застал на «месте атаки».

Немного подождав, я тихонько покинул укрытие и стал наблюдать – человек лихорадочно скидал всё моё «снаряжение», весь мой улов в свою большую матерчатую сумку и, озираясь по сторонам, собрался уходить.

Улучшив момент, я бросился на него. В короткой борьбе мне удалось выбить нож и заломить руку «гостю», а затем провести удушающий приём.

 «Гость» взмолился:

- Слушай, Христом Богом молю, отпусти – я не хотел тебе зла…

- Да-да, оно и видно было, - усмехнулся я.

- Вот Истинный Крест, тебе говорю: я не хотел тебе зла.

- А чего ж тогда кинулся на меня? Благо, что я вовремя тебя заметил.

- Слушай, у меня мать от голоду умирает, жена еле ходит… Вчера вот только сынишку похоронили…

- Ты мне сейчас наговоришь, что я вот-вот расплачусь… Ага, жди!..  Тебя только отпусти – ты нож и воткнёшь мне в спину.

- Да нет же, говорю, - заплакал «гость», тело его обмякло.

«Пожалуй, правду говорит, - подумал я и отпустил «замок» на его шее. – Ладно, посмотрю, что дальше будет».

Освободившись от захвата, «гость» сел на песок, всем видом показывая свою покорность. Мне стало жаль его.

- Ты сам-то откуда будешь? – спросил я.

- Из Колоряжского стойбища – здесь, недалеко…

Мне уже приходилось как-то слышать про это селение: говорили, что монголы вырезали практически всё мужское население в нём, когда узнали, что жители поддерживают партизан, организованных в небольшие отряды, вихрем налетавшие на монгольские заставы и уничтожавшие их.

- А что? – действительно в вашем селении почти нет мужиков? – с интересом снова спросил я.

- Да, остались вот некоторые старики и дети да те из мужиков, кто по какой-то причине не находился дома в момент налёта карателей. Я вот, например, в это время пас коров кагана…

- Понятно. А как звать тебя?

- Гостомыслом.

Я рассмеялся:

- Ну и имя у тебя – сразу и не выговоришь!..

- Да уж как нарекли…

- Ладно, «мыслитель», давай делить улов и расходиться с миром.

Мы разделили мой улов и, попрощавшись как друзья, разошлись в разные стороны. Однако состоявшееся «знакомство» во вне твёрдо укрепило мысль, что пора «заканчивать с болезнью» и браться за «дело». Что это за дело, я себе уже ясно представлял – надо организовать отряд народных освободителей по подобию рязанских партизан и очищать Русь от поработителей.

                                                   5. За Русь свободную!

Вернувшись в «свою» пещеру – место моего лечения и проживания, я застал там Фадея, Ратмира и ещё несколько мужиков. На треножнике у моего топчана горела свеча, а на самом топчане сидела Влада и … плакала.

Едва я вошёл, как на меня «набросился» Фадей:

- Ты где шатаешься?..  Ты что? – решил нас всех сдать монголам?..  Будимир, - уже обратился Фадей к какому-то мужику, - пойди-ка проверь – не привёл ли «хвост» этот…

Фадей посмотрел на меня нехорошим, в чём-то подозревающим меня взглядом. Я спокойно выдержал его взгляд и, подойдя к Владе, стал спрашивать о причине её плача. Она подняла голову и посмотрела на меня, как мне показалось, ласковым взглядом.

- Ты вот что: не плачь – всё хорошо, всё нормально, - провёл я рукой по волосам Влады, успокаивая её. – На-ка, возьми мой улов и иди к своим – там что-нибудь приготовь им – пусть порадуются…

Влада послушалась и поспешно вышла из пещеры.

Я чувствовал, что за мной пристально наблюдают все мужики. Мне стало даже несколько обидно, что они сейчас презирали меня и готовы были на что угодно, вплоть до расправы. Я внутренне собрался и громко обратился ко всем:

- Ну вот что… Да, вы меня знаете, как заблудшего неизвестного вам и практически нищего, больного человека. Вы вылечили меня, поставили на ноги, и я вам благодарен за это. А теперь слушайте внимательно, - я ещё больше возвысил голос. - Я – князь Ярослав, сын земли Русской, из рода Всеволодовичей – князей Владимирской и Ярославской земли. Мой отряд из ополченцев в составе русской армии был разбит монголами в тяжелейшем бою, я был ранен и без сознания взят в плен. Хан предлагал мне возглавить в его войске тысячный отряд из кипчаков, перешедших под его командование. Однако, как вы видите, я здесь, у вас и с вами. Отставьте все нелепые подозрения и давайте обсудим наши действия в борьбе с ненавистным врагом.

Установилась тишина. Я её прервал:

- Что? Есть те, кто не верит мне?..  Покажитесь…

Из удалённого угла раздался голос:

- А как ты докажешь, что ты – это ты и что ты – князь русский?

- Доказать мне, конечно, сложно… А ты вот что: возьми и проверь – поспрашивай у монголов, - съязвил я.

Раздался дружный смех, я почувствовал, что накал недоверия пропал – мужики оживлённо заговорили меж собой, послышались шутки, смех.

Фадей и Ратмир оказались рядом со мной и я, как бы между прочим, предложил:

- Оставьте здесь тех, кто способен командовать, имеет навыки ведения боя, умеет драться в бою и может обучить этому новичков. Остальным предложите разойтись и заняться на местах подбором добровольцев в создаваемый нами отряд.

Через какое-то время я провёл совет с оставленными Фадеем и Ратмиром мужиками, на котором был разработан план дальнейших действий.

Так началась у меня новая жизнь, новая служба земле русской по её освобождению от ордынского ига.

Основная наша база была организована в лесу, у топкого болота, подход к которому был засекречен и надёжно защищён. У нас хорошо была «налажена» разведка, и мы почти без потерь осуществляли конные набеги на монгольские отряды и стойбища, иногда применяя их же тактику: создать вид бегства, отступления, а затем зажимать монголов с боков и уничтожать каждого поработителя.

Без ложной скромности скажу, что слава о наших победах быстро летела по земле русской и это приводило к появлению всё новых и новых отрядов освободителей Руси от ордынских захватчиков.

                                                     6. Возвращение

В одном из боёв, уже в его переломный период наш отряд был атакован подоспевшим подкреплением монголов. Этим подкреплением командовал сам каган – наместник хана. Силы были не равные. Меня стали окружать около шести монгольских всадников, пытаясь, как я понял, взять меня в плен. Я заметил, что за их действиями наблюдает сам каган в окружении своей свиты и изредка отдаёт какие-то команды взмахами руки.

«Ну нет, меня так просто не возьмёшь!.. Если уж придётся умереть, то умру достойно, а не в позорном плену… Надо попробовать «свой трюк», который мне когда-то хорошо удавался», - решаю я и направляю своего, летящего стрелою, коня прямо на стан кагана. Во время скачки я «переполз» под брюхо коня, а затем, укрепившись, пролез между передними, находящимися в движении, его ногами. Уцепившись за шею, я взобрался на неё и оказаться как раз со стороны, близкой к кагану.

 Именно это мне и было нужно!..  Поравнявшись с конём, на котором сидел опешивший от моей безумной дерзости каган, я выхватил из-за пояса всегда находящийся там турецкий небольшой кинжал и метнул его в кагана. Краем глаза я успел заметить, что каган повалился на бок, и его свита бросилась к нему.

Тем временем гнавшиеся за мной монголы меня настигали и один из них уже изготовился набросить на шею моего коня аркан. Едва монгол метнул аркан, как я, изловчившись, сумел перехватить его и резко потянуть на себя - монгол слетел с седла и как мешок потащился по земле. Запнувшийся за его тело конь другого джигита упал, подкосив ещё двоих всадников.

Погоня ослабла. Подоспевшие на выручку мне соратники сумели отогнать монголов и увести моего коня в защитное место. Именно в это время я потерял бдительность и, довольный результатом боя и своим поступком, приподнялся в седле. Здесь меня и настигла коварная стрела притаившегося под видом убитого монгола.

Стрела через спину пробила тело и я, потеряв сознание, свалился на землю. Мои верные товарищи и соратники Фадей и Ратмир только под прикрытием ночи сумели доставить меня в уже знакомый мне пещерный «лазарет» под надзор и уход уже повзрослевшей Влады.

… Как-то Влада стала делать мне очередную перевязку и случайно или, может быть, так нужно было, резко дёрнула за конец заскорузлой от крови тряпки. Я вскрикнул от боли и открыл глаза… - возле моей койки стояла медсестра и пыталась попасть иглой в мою «убегающую» вену, ставя капельницу. Я был крайне удивлён новой обстановке, что даже что-то громко произнёс вслух. Сестра, увидев, что я очнулся, позвала врача…

- Вот так закончились мои «приключения», - улыбнулся Ярослав, а затем, как бы что-то вспомнив, с сожалением добавил, - ну, блин, и съездил я с вами на пасеку к деду, «попил медку».

- Да-а, уж…, – поддержали мы Ярослава дружным смехом.

                                                                                                                                   12.12.2019 г.

                                                          _______________________

 Сергей Вольновит