Брый

Брый был человеком пустым и пропал зря.

Началось все с того, что много лет назад Брый – тогда еще Молодой Брый - ни с того ни с сего подался в моряки. В моряки! И откуда в его непутевой голове могла такая мысль взяться - ведь в нашей деревушке отродясь моряков не бывало. Может, потому что мы благоразумны от рождения, а может, потому что моря все и даже реки судоходные лежат так далеко, что никто из наших их никогда не видал. А вот Брый захотел стать моряком, ни с того, ни с сего. Захотел - и ушел из деревни, оставил отчий дом, отца и мать. Ушел, как сгинул, - и вернулся только через пятьдесят лет, когда уже и отец, и мать его давно лежали в своих могилах, опущенные туда чужими людьми, ведь Брыя на ту пору не было рядом. Никто и не знал, жив ли он.

Но однажды Брый - теперь уже Старик Брый - вернулся и снова поселился в доме, где когда-то жил. Брый ничего не рассказывал нам о том, чем занимался эти пятьдесят лет, а мы и не расспрашивали. Да и к чему? - если стал он моряком, говорить об этом нечего, дело-то пустое. А если не стал моряком, то вряд ли чем-то дельным занимался, потому что теперь в его седой голове было ума не больше, чем раньше. Ведь он поселился в родительском доме, побродил пару дней по деревне в своих грубых сапожищах, длинном плаще и странной шляпе, а потом вдруг заявился как-то вечером в пивную на рыночной площади и во всеуслышание объявил, чем он решил заняться.

- Открою морскую школу, буду детей ваших морскому делу учить! – гордо сказал нам Старик Брый. Наверное, думал, что отбою от учеников в его школе не будет, да только не тут-то было! Никто этой идее не обрадовался, так ему сразу и сказали: спасибо тебе, Брый, только нам в деревне одного моряка хватает, нечего наших детей с пути сбивать. И Старик Брый обиделся и ушел, хлопнув дверью так, что на столах подпрыгнули пивные кружки. Мы уж думали, что на том дело это пустое и кончится, да только вышло по-другому.

Слух по деревне прошел о морской школе Старика Брыя, и ребятишки малые неразумные за Стариком Брыем повадились бегать, а он им все свои небылицы морские да глупости разные рассказывал.  Родители переполошились: мало ли что после этого мальцам в голову взбредёт? Хватит нам на деревню одного пустого человека! Меж тем начали детишки морем бредить, о дальних странах мечтать, в моряки собираться. И тогда родители строго-настрого запретили своим детям к Старику Брыю ходить, а его попросили детей не смущать: ну, далеко ли до беды? Брый обозвал тогда нас глупцами и ушел, нахлобучив на самые глаза свою странную шляпу. А некоторым родителям пришлось даже высечь своих детей, чтобы к Брыю ходить неповадно было.

Вот такой был человек Брый – пустой, да с воображением. Вот эти-то выдумки его и сгубили.

Вскоре после того, как провалилась затея с морской школой – в конце зимы это было - Старик Брый закупил у лавочника Петера бечевку - много, всю, что была в лавочке. «Зачем тебе столько?», - спросил его лавочник. А Брый ему отвечает:
- Сеть надо плести, скоро сардина к берегу пойдет, тут важно момент не пропустить.

Лавочник удивился, но бечевку Старику Брыю продал: дело Брый затеял нестоящее, а деньги платил настоящие. Вечером в пивной лавочник рассказал всем нам о новой затее Брыя. Мы даже смеяться не стали: видно, помешался человек на старости лет, от собственной глупости да от безделья вовсе стал сумасшедшим. Однако потом мы видели, как Старик Брый день за днем просиживал во дворе своего дома и плел сеть. Мы подходили к нему и спрашивали, зачем ему сеть, и Брый неизменно отвечал, поглядев на небо и продолжая ловко орудовать самодельным челноком:
- Сардина со дня на день пойдет к берегу, спешить надо, - и возвращался к своему занятию и в дальнейшие разговоры не вступал.

Когда Старик Брый закончил плести сеть, он погрузил ее на тачку и вывез в поле за деревней – там у его покойных родителей была полоска пашни. Чуть не вся деревня пошла за ним - смотреть, как Брый в поле сардину ловить будет. А Старик Брый забил на границах своей земли колья, аккуратно развесил на них сеть - так, чтобы весь его клин был окружен сетью – а потом уселся на обочине и закурил трубку. Сидел там, курил, молчал, на небо поглядывал, а на нас внимания не обращал.

Тут уж наши острословы не удержались, начали над ним подшучивать:
- Брый, а, Брый, ты сеть не там поставил. Сардину в небе ловят, а ты поле огородил! Надо, Брый, колья в облака забивать! Да только ты забыл весной небо сардинами засеять, не взойдет ничего!

Старик Брый даже ухом не повел, и мы сами тогда велели острословам замолчать: нельзя над убогим смеяться. И все ушли обратно в деревню, а Старик Брый так и остался в поле - стеречь свою сардину.

Ночью разыгралась непогода – снег, ветер – и на следующий день кое-кто из наших пошел поглядеть, как там дела у Брыя с его сардинами. Старик Брый по-прежнему сидел на обочине и курил трубку, а на его странной шляпе собрался целый сугроб. Сеть его, конечно, никаких сардин из поля не выловила, зато благодаря ей его клин был завален глубоким снегом, а с наших нив весь снег ветром смело. Но для Брыя снег, ясное дело, пустяк, а мы-то сразу смекнули, что к чему. Теперь мы тоже поля на зиму сетью огораживаем, чтобы снег весь на земле до весны оставался – вот такая польза нам от безумной затеи Брыя. Самому-то ему, видно, невдомек было, что на поле пшеницу и ячмень растят, то-то он в поле сетью сардин ловил, неосновательный человек, а мы сетью снег ловим и новый урожай.

Через три дня Старик Брый вернулся - без единой сардины, само собой разумеется, и даже без своей сети и тачки. Пришел и сразу отправился в пивную: взял себе кружку пива, сел за столик у окна и о чем-то крепко задумался, наверное, о своей пустой загубленной жизни. Тут его наши остряки обступили и снова принялись подначивать:
- Брый, а, Брый, где же сардина? Или год неурожайный выдался? А может, ты уже продал весь урожай сардин? Кому же, не русалкам ли и морским чертям? Может, угостишь нас с барышей?

Старик Брый поглядел тогда мрачно на собравшихся в пивной и ответил:
- Сардина пришла - как раз вовремя я сеть поставил, еще бы день-два - и опоздал. Да только за сардиной пришел кит-полосатик. И сардина ему досталась, и сеть мою изорвал, и тачку хвостом разбил… Передохну малость и на полосатика пойду. Спешить мне надо, пока полосатик не ушел вслед за сардиной. Будет теперь у нас тут китобойный промысел, - и с этими словами Брый допил свое пиво в один глоток, встал, надвинул на глаза свою странную шляпу и был таков. А все, кто остались в пивной, даже самые благоразумные и к Старику Брыю исполненные сочувствия, просто покатились со смеху: кит! кит-полосатик! китобойный промысел! в поле! у нас! в нашей деревне! - видно, если у человека в голове смолоду пусто, то и до старости ничем голова не наполнится!

На следующий день Старик Брый снова ушел в поле - видели, как рано утром он шагал по дороге, а на плече у него лежало что-то длинное, вроде оглобли. Ну, ушел и ушел, раз человеку не жалко времени на такие глупости, как ловля сардин и охота на китов среди чистого поля, пусть его - а у нас времени на пустое-то нет! Нам еще сети плести и поля огораживать – до весны ведь еще не один снегопад будет!

Долго не было Брыя – мы уж думали, не вернется он. Да только ошиблись мы – пришел Брый обратно, через неделю пришел – весь грязный, оборванный и без своей странной шляпы, и несет от него таким смрадом – хоть святых выноси. А руки и лицо - исцарапанные и как будто обожженные, волосы седые - спутанные и всклокоченные, глаза – как две черные дырки на лице: видно, совсем умом тронулся Брый! А когда он нам поведал, где он был все это время, мы все окончательно в этом уверились.

Рассказал Брый, что ждал он полосатика в поле три дня и три ночи, и на четвертый день, на рассвете, пришла сардина, а за ней и кит явился, только не полосатик, а кашалот. Охота на кита поначалу не удалась Брыю – не пробил гарпун толстую шкуру кашалота, а сам Брый свалился с пригорка, откуда бросал гарпун, и кит проглотил Брыя. Три дня и три ночи провел Брый во чреве страшного зверя, который все это время поглощал сардин и кальмаров, так что пришлось Брыю, чтобы не утонуть, плавать в этих сардинах и кальмарах, как в густом горячем супе.

На четвертые сутки Брый совсем ослабел и уже не надеялся выбраться из кита, однако и кашалота пожирание сардин утомило. И кашалот изверг из своего желудка обратно - сардин, Брыя и еще какие-то глыбы – «амбра», сказал Брый – и так Старик попал на берег и вернулся в деревню.

- А зюйдвестку мою кашалот сожрал, - добавил Брый с сожалением, - хорошая была зюйдвестка, теперь такую не найти. - Помолчав немного, он спросил кружку пива, жадно отпил из нее и продолжил:
- Однако не зря я ходил на кита. Когда я выбрался на берег, на кашалота напали орки – киты-убийцы. Убить они его не убили, только ранили. И тогда уж я его своим гарпуном добил.

Тут Старик Брый обвел своими безумными глазами всех собравшихся в пивной, допил пиво и сказал:
- Надо всем нам сейчас в поле идти, да поскорее – кашалота разделывать, ворвань топить, а то достанется он весь целиком зверям полевым, птицам небесным и рыбам морским. Идем!

Однако никто не двинулся с места. Не думал же в самом деле этот пустой человек, что мы поверим в его россказни? Не думал же он, что мы посчитаем нашего беспутного земляка новым Ионой, по воле Божьей проглоченным и извергнутым китом? Да, в безумие Брыя мы поверили, все и сразу, а в его безумные рассказы – нет, никто из нас не поверил. И Брый, махнув рукой на нас, ушел обратно к своему киту – один.

И с тех пор Старик Брый пропал, как сгинул, - совсем. Оно и неудивительно, говорили все в деревне, к тому дело и шло, иначе и быть не могло. Губил себя он сам, занимался этим делом Брый смолоду, еще когда в моряки подался, а другого дела он и не знал, и всю свою жизнь, наверное, только всякими глупостями и безумствами занимался и приближал свой конец. А все равно было нам его жалко. Человек ведь - а жизнь свою прожил зря, глупо и без пользы, да и пропал попусту. Вот так вот в деревне нашей все вспоминали Брыя: с сожалением и по-доброму.

Весной, правда, когда мы в поле вышли, нашли мы Брыя. Вернее, плащ его и сапоги – вот и все, что от него осталось. Видно, съели его дикие звери, даже костей не осталось – растащили их по окрестным лесам и оврагам. А какие-то кости побольше – кашалота, наверное, сказал бы нам Брый – звери утащить не смогли, уж больно велики они были; только обглодали их до блеска, и все. А еще среди этих костей лежала и странная шляпа Старика Брыя – зюйдвестка.

Там, на поле Брыя, эти кости и лежат до сих пор – не знаем, кому эта земля должна отойти, поэтому и кости никто не трогает. Такое вот от Брыя наследство: полуразвалившийся дом, кости эти да клин неухоженной пашни, огороженный рваной сетью.

Хотели мы похоронить Старика Брыя по-человечески, рядом с его родителями, да не вышло: не опускать же в могилу его плащ, сапоги и зюйдвестку? И потому просто отслужили в церкви по нему поминальную мессу, а наш священник сказал слово о Брые. Коротко сказал, резко, да правдиво, всем прочим в назидание:

Брый был человеком пустым и пропал зря.

*Иллюстрация: Винсент ван Гог. Голова бородатого рыбака в зюйдвестке

 Максим Федорченко

x

Иллюстрация к: Брый