Раиса Петровна

       7 мая 2010 года мне позвонила Раиса Петровна Фоминова и поздравила с Днем радио. Я ответил, что для меня отныне никакого радио не существует. (В апреле я пережил что-то типа клинической смерти и испытывал такую тяжесть в голове, что мне трудно было думать о самых обыкновенных вещах). А она обиделась до конца дней своих.

       Поскольку я считаю, что конца дней не предвидится и там или еще здесь случившееся недоразумение благополучно разрешиться, то расскажу о наших многолетних взаимоотношениях с Р.П.

       Сообщу для начала, что Раиса Петровна, по моим (возможно, ошибочным) данным, покинула здание на Пятницкой, 25 в 2014 году, а пришла туда в 1964-м в возрасте 27 лет. Она работала исключительно машинисткой – сначала на громоздкой «Оптиме», а впоследствии набирала тексты с помощью компьютерной клавиатуры. Строчила как пулемет. Должности у нее менялись от референта до редактора, а работа была одна и та же. Правда, с перерывом на пять лет, которые она провела в Париже.

       В конце семидесятых я возглавил ночную смену и познакомился с ней – очень строгой и гордой женщиной. Она изображала из себя светскую даму, что, может быть, в те годы выглядело немного смешным. Причин такого поведения я не знал, а спросить было не у кого, потому что особой коммуникабельностью меня Господь Бог не наградил. Она была самой взрослой среди машинисток и самой ответственной: после летучки садилась сразу же за пишущую машинку, пока остальные девицы шлялись часов до одиннадцати вечера по кафе и буфетам нашего обширного здания в поисках легкого флирта, в поисках ловеласов-бездельников. Эти гуляния я пресек разом, однажды сократив им премию на 50 процентов. Это сделать было непросто, потому что главный редактор Виктор Ильич Яроцкий не любил выносить сора из избы: при сокращении премии наполовину нужно было направлять объяснительные записки в вышестоящие органы – партком, местком и бухгалтерию.

       – Бедных девушек лишаешь заработка, а этой богачке Фоминовой платишь по полной, – говорил он.

       – Раиса Петровна – лучший работник, – отстаивал я свою позицию.

       – Но вредная баба и высокомерная. Ты знаешь, кто у нее муж?

       – Понятия не имею.

       – Начальник департамента в МИДе. Увела мужика из порядочной семьи, а ты ее защищаешь.

       – Это меня не касается, – упорствовал я.

       Победа осталась за мной по той причине, что Яроцкий в тот момент испытывал очередной кадровый голод, иначе непременно перевел бы меня обратно «на галеры» – на прослушку западных или восточных радиостанций.

       Наш разговор каким-то образом стал достоянием гласности. И Раиса Петровна в присущей ей категорической форме сочла нужным меня отблагодарить. Она вручила мне «праздничный талон» на приобретение шоколадных изделий, которые тогда были большой роскошью и редко появлялись на прилавках. Причем адрес магазина («универсама»), указанный в документе, немногим отличался от моего домашнего адреса. Я зашел в наш «универсам» и меня после изучения талона провели «за кулисы». Я очутился в совершенно новом пространстве – изобильном супермаркете коммунистического будущего, где были продукты и товары на любой вкус, но я имел право только на шоколад, каковым в полной мере воспользовался.  

       Следующий характерный эпизод произошел лет через шесть или семь. На партийном собрании (они тогда еще проводились) Раиса Петровна посмела по какому-то вопросу возразить Яроцкому. Он ничего лучшего не придумал, как закричать:

       – У вас даже нет высшего образования, чтобы рассуждать на эту тему…

       Через неделю Фоминова пришла к шефу за рекомендацией для поступления на вечернее отделение Педагогического института (таковы были требования), но тот в оскорбительной форме отказал.

       – Зачем вам учиться? Чтобы потом – сразу на пенсию?..

       Спустя пару дней я был на докладе у заместителя председателя Гостелерадио СССР Владимира Ивановича Попова, и он по окончании нашей встречи передал мне сложенный вдвое листок.

       – Что это? – поинтересовался я.

       – Генка просил, – ответил Попов бодро, но смущенно.

       – Какой Генка?

       – Муж Раисы…

       Коротко говоря, Р. П. поступила в Педагогический институт и закончила его уже после того, как Виктора Ильича отправили на пенсию. Но сама она, став пенсионеркой, продолжала работать до 1995 года. Потом накрыла нам обширный стол и объявила, что вместе с супругом отправляется на постоянное жительство во Францию – в город Париж…

       Пять лет Раиса Петровна отсутствовала, но затем неожиданно вернулась. «Генка» заболел, он был старше, да и она приближалась к шестидесяти пяти. Его сына – известного предпринимателя – застрелили в ходе бизнес-разборки. Чета поселилась в загородном доме. Раиса Петровна попросилась обратно к нам в редакцию в том же качестве. Трудилась ночью по-прежнему по-стахановски, а когда не приносили материалов на расшифровку или перепечатку, вязала крючком.

       Через шесть лет скончался ее муж. Она пришла ко мне с полученной в МИДе характеристикой на усопшего и призналась, что еле-еле выбила ее в отделе кадров, поскольку супруг уже лет десять на Смоленской не числился.

       – Зачем вам эта характеристика? – поинтересовался я.

       – Хочу, Михаил Олегович, чтобы вы написали некролог и поместили в основной сборник.

       – Я и без характеристики напишу.

       – Нет, надо по правилам…

       И я написал, присочинив, что «Генка» (не вспомню сейчас его отчества) был одним из тех, кто стоял у истоков нашей теперь уже не секретной, а обычной редакции и помогал нам, чем мог. А помогал он, прежде всего, своей женой, которая, несмотря на кажущиеся высокомерие и странность ума, работала всегда за двоих…

       В начале 2010 года мы случайно встретились с Раисой Петровной в метро, и старушка сказала, прощаясь:

       – Я вас обожаю.

       Я ответил:

       – Спасибо.

       И солгал: ведь я ее обожал тоже. Через несколько месяцев в День радио, как упоминалось выше, она обиделась на меня до конца дней. Я позже раз десять звонил ей, чтобы исправить ситуацию, но никто не подходил к телефону.

27.09.2019

 Михаил Кедровский