ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Редактор
Стоит почитать Стихи к 8 марта для женщин - Поздравляем...

Автор иконка Сергей Вольновит
Стоит почитать ДОМ НА ЗЕМЛЕ

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Возвращение из Петербурга в Москву

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Про Кота

Автор иконка Андрей Штин
Стоит почитать Рыжик

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать На веселых полях зазеркалья

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Из окна моего

Автор иконка Владимир Котиков
Стоит почитать Рождаются люди, живут и стареют...

Автор иконка Максим Говоров
Стоит почитать «Не жду тебя „

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Всё не просто, и не сложно

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

СЛУЧАЙНЫЙ ТРУД

В молоко печенье макали
Просмотры:  64       Лайки:  0
Автор Потапова Елена Александровна

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Загадка Симфосия. День шестой


Валерий Рябых Валерий Рябых Жанр прозы:

Жанр прозы Детектив
763 просмотров
0 рекомендуют
2 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Загадка Симфосия. День шестойГлава I. В которой Василий находит боярина Андрея Ростиславича израненным, но, слава богу, живым. Глава YI. Где Василий, наконец, обретает заветный клад, однако не ведает, в чем он состоит. Глава VIII.Где скрипторные старцы Аполлинарий, Феофил и Даниил, перебрав пергамены и спрятав их, пропали сами. Глава XI. В которой обнаруживается чудесная чаша, исцеляющая боярина Андрея от понесенных ран. Глава XII. Где появляется старец Аполлинарий и повествует, что за чашу такую обрели Василий с боярином Андреем.

Загадка Симфосия. День шестой



                День шестой.   

 

       Глава 1
       В которой Василий находит боярина Андрея Ростиславича израненным, но, слава Богу, живым
      
       Никогда еще мое пробуждение к полунощнице не было столь тягостным. Насилу продрав глаза, я очумело соображал: где нахожусь? А ведь уснул сразу, едва пришел с повечерия. Выходит, чем больше спишь, тем паршивее. На раскачку времени не осталось. Бегом, через силу припустился я в церковь, но все равно не успел к началу службы.
       Читал сам игумен. Парфений, вопреки моему ожиданию, ни словом не обмолвился о бдительности в отношении федаев. Он лишь сурово предостерег, что участь всякого находится в прямой зависимости от его прегрешений и каждый собственными поступками определяет отмеренную ему кару. Чернецы вели себя до странности тихо и кротко, будто монастырь избежал напасти, а свалившиеся на них беды — суть плод чуждого воспаленного воображения. Расходились иноки смирно и чинно, как и приличествует благополучной киновии. Но над кажущимся спокойствием, распустив совиные крыла, нависла жуткая тревога. Она сковала мысли и чувства людей, превратила их в утлые суденышки, застывшие в безветрии в ожидании грядущей бури. Всё на изготовке, вот-вот обрушится сокрушительный шквал стихии, вот-вот загудит иерихонская труба. Да что там иноки, я сам ощутил себя закланным агнцем, подобно сыну Иакова на жертвенном камне, завороженно взираю на холодный блеск занесенного клинка: вж-ж-жик, и — конец!..
       Господи, пора все же воспрянуть от спячки, пора начать что-то делать, нельзя уподобляться безответной скотине. Я что было мочи, напряг свою волю. И о чудо — сердце трепетно застучало в груди!..
       Скорей к боярину, хватит отсиживаться, нужно действовать, следует ударить первыми. Растолкав неповоротливых окостенелых черноризцев, я устремился к странноприимному дому. Бежал во тьме, не различая дороги, будто парил над землей, словно птица или камень, пущенный из пращи.
       Рванул входную дверь на себя и застыл, пораженный жуткой картиной...
       Скупо озаряемый бликами мерцающего ночника, в окровавленной исподней рубахе, судорожно цепляясь за перила, скорее сползал с крутой лестницы, нежели сходил мой покровитель.
       Не помня себя, я истошно вскричал: «Андрей Ростиславич!» — метнулся вперед и подхватил безжизненно обмякшее тело боярина. Верно, взывая на помощь, наделал я много шума. Помню лишь какие-то расторопные люди, отстранив меня, поволокли Андрея Ростиславича обратно наверх. Очухавшись, я заторопился вслед за ними.
       В келье боярина все было перевернуто вверх дном. На сдвинутых половиках валялись два испачканных кровью кинжала. В дальнем темном углу, изломанно скорчившись, лежал незнакомый мне человек в изорванной рясе, из-под него натекла начавшая загустевать черная лужица. Кто-то из иноков скупо заметил: «Мертвяк!». А тем временем подавленные чернецы, положив Андрея Ростиславича на постель, тщетно пытались привести боярина в чувство.
       На счастье, вскоре объявился лекарь Савелий, с его появлением дело пошло на лад. Ростиславич очнулся, даже вознамерился привстать на локтях, но его удержали. Тем временем травщик, располосовав льняную рубаху, сноровисто обрабатывал кровенящие раны. Из уст Андрея Ростиславича не слетело не единого стона или возгласа, он, стиснув зубы, затуманенным взором оглядывал собравшихся — боярин контролировал себя, и это радовало.
       Завершив перевязку, утирая обильно выступивший пот, травщик балагурил: «Жить будет — не помрет!» Вздох облечения пронесся по келье, искренне возблагодарив Бога, мы в едином порыве перекрестились.
       Отмякнув от шока, я обратил внимание на толпившихся в дверях суздальцев. Дружинники из скромности не решились пройти в келью. Дядька Назар нещадно теребил треух, меченоша Варлам утирал размазанные по лицу слезы, тиун Чурила нервно пощипывал редкий ус. Остальные гридни, всяк по-своему, выражали непритворное участие, но и у них отлегло от души. Земляки были безмерно счастливы: пронесло...
       Меж тем Савелий, достав маленькую плоскую фляжку, взялся почивать боярина душисто пахнущим зельем. «Живая вода — эликсир жизни...» — ответил он на витавший в воздухе вопрос и улыбнулся, да так тепло и бесхитростно, что стыд пробрал меня. Как я смел подозревать травщика невесть в чем, возводить напраслину на доброго человека? Кабы не он, так не приведи Господь...
       Прямо на наших глазах Андрей Ростиславич стал оживать: зарумянились щеки, во взгляде возник осмысленный блеск, вскоре возвратилась и речь. С заметной натугой, прерывисто дыша, он еле слышно вымолвил:
       — Василий, ты здесь, отче?
       Я нагнулся к одру боярина, взял его за руку. Он в меру сил стиснул мою ладонь и, запинаясь, проговорил:
       — Видишь как, брат, случилось, тебя вразумлял, а сам попал под раздачу... Вот нелепица-то?.. — затем встрепенулся. — А где налетчик, узнали, кто таков?
       Взгляды собравшихся обратились к окоченелому трупу. Травщик, повернув голову мертвеца к свету, привычным мановением опустил веки покойного. В зарослях нечесаной бороды осклабился черный рот, характерная деталь: зубы длинючие, как у лошади. Иноки разом загалдели: «Да это же Дянисий-учитель, послушничий наставник. Он самый, братцы! Ишь как ощерился, шельмец!»
       В воцарившемся гвалте боярин шепнул мне:
       — Их было двое... Второй, видимо, стоял в дверях на стреме, низенький, щуплый такой.
       Уняв братию, травщик Савелий авторитетно подтвердил личность убитого:
       — Дионисий из Перемышля — обретается в обители десять лет. Чернец бывалый, он много чего перепробовал: ходил в певчих, в писарях подвизался некоторое время, последние года два приставлен к мальцам, учит ребят катехизису и начаткам риторики. Хотя, ритор-то из него?.. — и зло усмехнулся. — Звезд с неба не хватал, умом не блистал, одним словом, пустой человек, — малость подумав, добавил. — Не возьму в толк, что подвигло его на ночной разбой, не каждый, а тем паче инок кинется с кинжалом на человека. И почему сразу на боярина, не понимаю?..
       Затем лекарь нагнулся, бесцеремонно откинул пропитанную кровью рясу Дионисия. Я отвернулся, не в силах видеть разверстую рану в боку покойника. Закончив осмотр, без всякой конфузии Савелий похвалил боярина за умелый удар:
       — Ты, Андрей Ростиславич, его ловко поддел под ребро, в самое что ни на есть сердце. Он, видать, сразу скопытился, выходит, завалил ты его, как поросенка, с первого замаха!..
       Черноризцы, вопреки сану, дружно выразили одобрение. Повинуясь указаниям травщика, они переложили мертвое тело на попону и вынесли прочь. Нашелся служка с ведром, замыл пол. Я все время находился подле боярина, поправлял сбитую постель, подсоблял лекарю. Андрей Ростиславич заметно оправился, приободрился, даже подшучивал над нами. Стоило травщику на миг отвлечься, боярин прошелестел одними губами:
       — Вася, отыщи второго, возможно, то ребенок. Аким пусть пособит...
       Савелий пользовал весьма успешно: кожу возле порезов протер терпкой пахучей жидкостью, на раны наложил тугие повязки, болящего переодели в чистое. Со слов лекаря: внутренние органы не задеты, ранения не глубокие, правда, потеряно много крови, но это дело поправимое. Травщик брался приготовить нужные отвары и мази, так что завтра боярин будет на ногах. Бог миловал, обошлось...
       Совсем скупо Андрей Ростиславич поведал о ночной поножовщине. Передам саму ее суть:
       Знаю по себе, после пятого десятка сон становится чутким и обостренным, просыпаешься, даже поворачиваясь с боку на бок. Со слов боярина, налетчик крался неслышно, будто кошка. Как ему удалось бесшумно отворить дверь — непонятно... Андрею Ростиславичу подвезло увернуться в самый последний момент, разбойничий клинок лишь слегка чиркнул его по груди. Сонный боярин метнулся к укладке с оружием, сбивая во тьме рухлядь, попавшую под ноги. Тать же, остервенело размахивая кинжалом, пару раз успел основательно задеть ускользающую жертву, но, видимо, все же не хватило сноровки. Стоило боярину вооружиться, ночной поединок закончился в один присест. Кольнув налетчика, боковым зрением боярин уследил, что за ними наблюдал третий, тот самый ребенок.
       Свое покушение Дионисий задумал отменно. Крыло, где обитал Андрей Ростиславич после отъезда княжьей свиты, практически пустовало. Для большей надежности кат выждал, когда редкие постояльцы уйдут к полунощнице, неясным пока способом отворил келью и набросился на спящего. Расчет был точный, но не сработал: то ли Богу было не угодно, то ли — не судьба.
       Толком поговорить с боярином Андреем не довелось, явился игумен в сопровождении келаря Поликарпа и незнакомого мне ризничего Антония. После ахов и охов, призванных выказать сострадание, иеромонахи чинно расселись у лежанки. Посудачили о жестокости нравов, привнесенной в мир растущим безверием, посетовали на повсеместное обесценивание человеческой жизни.
       Всё: и падение нравов, и звериная злоба, и процветающее безверие указывали на близкие сроки грядущего царства Антихриста. Давно знаю — монаха медом не корми, только дай поговорить о конце света. Предмет, надо сказать, весьма мудреный и даже заумный, порукой тому обильные залежи толковников на книгу пророчеств Иоанна. Сказывали мне, целые монастыри на Пиренейском полуострове множат списки тех сочинений. Но мир алчет: «Еще, еще, еще!»
       Так вот, к разговору об Апокалипсисе. Тема та весьма благодатна для праздного времяпровождения и пустословия людей, мягко сказать, не весьма просвещенных. В нашем же случае такой выспренний разговор был совершенно не к месту, он походил на толчение воды в ступе.
       Выручил Чурила. Он бесцеремонным образом прервал умствования старцев и настоятельно потребовал от настоятеля «немедленного розыска по причине покушения на высокородную особу». Именно так тиун величал боярина Андрея, полагая, что первому да смелому все позволительно...
       Парфений, проявив строптивость, все же уколол Андрея Ростиславича, мол, тот пострадал от излишнего упрямства. Уязвив раненого, старец многозначительно поджал губы. Нам стал ясен тот намек, мы осуждающе уставились на игумена. Осознав, что загнул лишку, настоятель стал неуклюже оправдываться:
       — Погибель черноризцев не сопоставима с риском жизни имперского посланника, но даже министериалу (1) не осмотрительно размениваться по пустякам, а уж боярину тем паче.
       — Хороши же пустяки!.. — подумалось мне. — Воистину, умри сейчас боярин, Парфений был бы только рад.
       Чтобы в горячке не наговорить дерзостей, я поспешно испросил разрешения на обыск в келье Дионисия. Я опасался, вдруг игумен откажет под благовидным предлогом, это будет означать конец нашим поискам, нашим надеждам. Но Парфений не посмел воспротивиться, лишь зябко поежился, безучастно махнул рукой, мол, валяй, как заблагорассудится. Чуть погодя, одумавшись, он отрядил мне в помощь старца Поликарпа и келейника Антония.
       После ухода иереев у нас, близких боярину людей, невольно возник вопрос: кому оставаться за старшего. Так кто из нас... Чурила, Назар, Василий? Мы нерешительно медлили, переминаясь с ноги на ногу, понукали друг дружку — кто-то должен осмелиться...
       Как ни слаб Андрей Ростиславич, но нутром смекнул о нашей загвоздке:
       — Розыск вести отцу Василию! — твердо молвил он.
       Мы разом воспряли духом, недомолвки и суетность исчезли, оставив боярина на попечении лекаря Савелия, торопливо покинули келью.
      
       Примечание:
      
       1. Министериал — в средневековой Европе служилый человек государя, получавший лен за свою службу.
            
      
       Глава 2
       Где происходит обыск у наставника Дионисия и находится важное, но не вполне ясное послание
      
       Я сбился со счету, предстоящий обыск был толи восьмым, толи десятым на моей памяти, не считая повального досмотра после убийства боярина Владислава. Честно сказать, мне опротивело, уподобясь ищейке, шарить в барахле черноризцев. Иноки, наверное, глумятся над нами, почитают за полудурков.
       Используя право старшего, я повременил с осмотром кельи Дионисия, постановил обозреть ее во время утрени, не привлекая лишнего внимания. Оповестив о том решении иереев, мы уединились в моей каморке, дабы в покойной обстановке обсудить наши действия. Мне повезло, так как не пришлось посвящать напарников в суть расследования, оказывается, умница боярин успел просветить каждого из нас.
       Перебирая различные умыслы, в том числе и ассасинский след, мы сошлись в одном: коль пытались устранить самого Андрея Ростиславича, значит боярин кого-то поставил в безвыходное положение. Кому он так досадил, над кем в обители сгустились тучи?.. Прямых улик, обличающих злодея, как всегда, не было. Неужели опять тупик? Общими усилиями мы подошли к одному любопытному суждению.
       Основные вехи нашего расследования: богомильство, клад, рукописи апокрифов и, наконец, смерти иноков — существуют как бы сами по себе. Они, в сущности, не связаны. Найти бы связующую их нить?
       Боярин верно посоветовал, поручив первым делом отыскать низкорослого соучастника злодейства. Скорее всего, это отрок, возможно, он раскроет нам причину и обстоятельства ночного налета.
       Между тем, как и следовало ожидать, у старшин обители не получилось скрыть от братии покушения на боярина. Монахи в который раз всполошилась не на шутку, ропот стоял несусветный. Впрочем, чему удивляться — пятая насильственная смерть на неделе. Редкая обитель за всю свою историю претерпела столь много жути.
       Ну а теперь к делу.
       Похвалю послушника Акима, малый рос в моих глазах, он настоящая находка для сыскного дела. Парень дал обстоятельную характеристику наставнику Дионисию.
       Оказывается, инок с пьяным именем (Дионис) успел подольститься к библиотекарю Захарии, еще прозябая в скриптории. Дельный писарь из него не получился, но науку подхалимства и наушничества он изучил в совершенстве. Писцы и богомазы не выносили без мыла лезшего в душу скользкого Дионисия. Его попросту прогоняли от себя, догадываясь, что негодяй доносит на их шалости начальству. Стало понятно, почему библиотекарь исхлопотал ему должность наставника: загодя расставлял подлых людей на ключевые места в обители.
       Став наставником юношества, Дионисий взялся было насаждать и среди мальцов угодничество и доносительство. Но старшие рослые ребята заручившись негласной поддержкой других наставников, уже пострадавших от ехидны, устроили ему «темную», так что навек отвадили ретивого учителя взращивать подлецов. Дионисий ненавидел и боялся взрослых послушников, но уж, как водится, были и у него прихлебатели и даже любимчики среди молодой поросли.
       Да их все знали наперечет, то были мальчики низкорослые и худосочные. Особенно пользовался расположением злополучного воспитателя подросток по имени Кирьян. Послушники презрительно окрестили его «чушком». Меж озорных ребят считалось, что он ублажает Дионисия известным омерзительным способом.
       Касательно соучастника — Аким, не разгадывая, указал на чушкующего Кирю, мол, кроме него и некому...
       Обнадеженные близкой удачей, мы послали за маленьким послушником. Возбужденно потирая руки, распаляли собственное воображение угрозами и поркой, которые применим к Богом обиженному ребенку, но усердствовать не пришлось.
       Едва гридня втолкнул мальца в келью, как тот прямо с порога бухнулся нам в ноги, запричитал, размазывая по щекам слезы и сопли.
       Да, это был он, подельщик — гнусное и жалкое зрелище...
       Дионисий с вечера наказал ему, что в ночь они пойдут карать «ненавистника». Мальчик по детскому недомыслию не догадывался, по чью душу замышлял наставник. И лишь когда они вышли к странноприимному дому, ребенок очень испугался и молил учителя ослобонить его. Но тот принудил идти дальше, прочтя наставление, обязал караулить на стреме. Нам удалось выведать почти дословно, что изрекал тогда Дионисий. Очень важные слова, я записал их: «Ух он, немчин проклятый, не дышать ему боле! Хватит, нехристю, с задранным хвостом рыскать по обители... Нам только люди спасибо скажут. Да и в Галиче будут довольны...».
       Больше ничего толкового у слюнявого «чушка» выудить не удалось. Он трясся в приступах рыданий, ползая на коленях, норовя поймать губами носы наших сапог, канючил о пощаде, умолял не отдавать на поругание. Грех лишать просящего снисхождения, не волки же мы на самом-то деле. Я велел запереть мальца в пустующей келье, а то еще свои забьют до смерти.
       В пылу допроса мы и не заметили, как пришло время утрени, нужно поспешать, иереи нас заждались.
       Келарь Поликарп и ризничий Антоний, приняв роли сторонних наблюдателей, отошли в укромный уголок и за все время обыска ни к чему и не прикоснулись. Так и простояли истуканами. Поначалу меня задела подобная безучастность, но потом я оценил пользу от их бездействия, оно позволило нам скрупулезнее осмотреть скарб Дионисия.
       Довольно просторная камора служила ему обыкновенным лежбищем. Ни книг, тем паче письменных принадлежностей мы не увидели. Какому катехизису с риторикой обучал он своих питомцев, оставалось лишь гадать? Верно сказывал сказки, плодя невежество и суеверие...
       Зато в поместительном рундуке плотными стопами лежали смены белья и облаченья, отрезы холста и парчовой камки, в самом низу сплющился меховой салоп. Видно, учитель, подобно женкам, обожал наряжаться. У каждого своя стезя... А возможно, он заранее готовился в попы?..
       За вделанной в бревно божничкой, отодрав ее от стены, мы обнаружили укромный тайник (горазды же на секреты здешние иноки), в нем щеголеватый наставник сберегал денежки. По правде сказать, с теми серебряниками не то что до Царьграда, до Киева не дойдешь... Совсем немного скопил Данюня за годы своего подличанья, но я поспешил с выводами.
       Кроме того, что наставник тяготел к обновам, выяснилось, он любил сладко покушать. Каких только яств не было в его продуктовом ларе. Тут и горшочки с зернистой икрой, и липкие банки с засахаренным вареньем, и укладки с изюмом, инжиром, финиками и, еще Бог ведает какими сушеными плодами. В нижнем отсеке, источая аппетитные ароматы, так что слюнки потекли, лежали завернутые в тряпицу копченые колбаски и окорочок.
       Любил учитель также и выпить. У задней стенки позвякивали шкалики с разноцветным хмельным зельем. Ну и чернец?.. Надо же так пристроиться, не жизнь, а малина!.. Вот где Содом-то... Монастырский управитель лишь развел недоуменно руками, мол, каждому в брюхо не заглянешь...
       Переворошив мягкое ложе черноризца, завернув перину, Чурила откинул сермяжную подстилку и обрадовано всплеснул руками. На строганых досках лежали два клочка пергамента. Мы напряглись!
       Тот, что в изголовье, оказался списком «живых помощей».
       Но вот второй листок был явно не оберег. Исписанный вкось и вкривь, он содержал приватное послание. Сердце затрепетало, готовое выскочить наружу. Неужто Господь смилостивился, неужто мы нашли долгожданную зацепку? Предчувствия не обманули. Наконец-то обнаружилась настоящая улика!
       Вот что я зачитал в мерцающем пламени свечи намеренно невнятной скороговоркой:
       — Настал твой черед замаливать грехи. Иегова жаждет крови... Убей мечника сам. Знай, не ты — так тебя...
       И сделал правильно, что не стал внятно разбирать послание. Береженого Бог бережет... Скривив презрительно губы, разочарованно хмыкнув, я нарочито небрежно сунул письмо в карман. Однако, украдкой уловив взгляд Чурилы, я подмигнул ему со значением, тот уразумел — бумага важная.
       Меня так и подмывало скорей закончить обыск и обсудить с друзьями смысл послания. Но виду не подал. Как ни в чем не бывало, велел продолжать дальше. Перетряхнув остатки иноческого барахла, не отыскав ничего существенного, мы покинули логово наставника оборотня. Поблагодарив иеромонахов за долготерпение, я увлек дядьку и тиуна опять к себе в келью.
       Расчленив чуть ли не на слоги содержимое записки, переиначивая каждое слово, мы пытались обнаружить хоть какой-то смысл, ведущий к организатору преступления. Но на удивление, безликое послание...
       О какой очередности идет речь? Если убийцы замаливают грехи по очереди, получается, у них нет строгой иерархии. Однако отказ начисто исключен, злодеи не терпят возражений. Но они не всемогущи... На боярина замыслили из страха, чуя, что запахло жареным.
       Теперь мне ясно, чреду преступлений обусловил отвратительный заговор. Но из послания его смысл остался недоступным. Ни единого намека на цель, ради которой беспощадно умертвили трех иноков и покусились на боярина.
       Единственное, что нас весьма насторожило, так это Иегова, требущий крови, — что еще за Ваал? Карающий бог иудеев?.. Ессейские (1) письмена с берегов Мертвого моря?.. Крестовые походы — чреватые избиением евреев?.. Жидовская диаспора в Галиче?.. Не звенья ли это одной цепи, обусловившей смерти иноков? Есть над чем призадуматься...
       Но, как говорится, куй железо, пока горячо. Мы решили разделить поиски.
       Чуриле поручили окончательно растормошит послушника Кирьяна. Нужно узнать: с кем самым тесным образом общался его учитель. Бог даст, те людишки выведут на затаившихся злодеев.
       Дядьке Назару выпало расспросить охранников и сторожей, благо суздальцы успели со многими из них сдружиться. Дело в том, что ночная жизнь обители осталась до конца не проясненной. Богомилы уже не в счет, но, как оказалось, в монастыре полно любителей шататься впотьмах и обделывать грязные делишки под покровом ночи.
       Я решил взять на себя своих знакомых: Зосиму, Акима, рубрикатора Макария, так как считал важным найти подход к библиотекарю Аполлинарию. Давно мне хотелось побеседовать со знаменитым старцем. Кстати, он вовсе и не дряхлый старик, пожалуй, одних лет с настоятелем Парфением.
      
       Примечание:
      
       1. Ессеи — одно из общественно-религиозных течений в иудаизме во 2-й половине I в. до н.э. — I в.н.э., Е. считаются основными предшественниками раннего христианства.
      
      
       Глава 3
       В которой впервые заподозрены скрипторные старцы Аполлинарий, Даниил и Феофил
      
       Покушение на жизнь Андрея Ростиславича решительным образом порушило планы сегодняшнего дня. Мне придется самому отправиться на поиски клада, вдвоем с боярином было бы гораздо надежней и сподручней. Из-за отсутствия практического опыта мне будет не легко, сразу по ходу дела принимать нужные решения. Но это полбеды, я опасался обмишуриться, тем самым выставить на всеобщее обозрение собственную никчемность. Впервые я пожалел, что напросился командовать.
       Утешало одно, Андрей Ростиславич заметно оклемался, даже ободрился. Боярин с интересом выслушал отчет о недавнем совещании, поощрил меня, заметив, что следствие заметно продвинулось. И все благодаря записке, обнаруженной под матрацем, она окончательно подтвердила, что ночной татьбой промышляют не зарвавшиеся одиночки — это заговор, за ним стоит немалая сила. Мы и прежде догадывались о том, однако наивно уповали на случайное стечение обстоятельств, повергших иноков гибели. Выпавшая из общей цепочки смерть Горислава внесла сумятицу, породила надежду на скорый успех. Но смерть рубрикатора Антипия и новое покушение, теперь уже на боярина, бесповоротно отдалили его от нас.
       Впрочем, сдвиги все же имелись: игумен Парфений наконец-то осознал остроту ситуации и решился пойти на сотрудничество с нами. Очевидно, сан обязывал настоятеля всерьез обеспокоиться судьбой обители. В беседе с глазу на глаз он изложил боярину свой беспристрастный взгляд на происшедшие события. Благодаря старцу открылись новые обстоятельства, о которых мы вовсе не подозревали. Он объяснил невидимые стороннему взору причины разобщенности и протестных настроений, охвативших братию. На том следует остановиться подробней:
       В дополнение к шебутной банде Микулицы, овручскому охвостью Кирилла, боярским приживалам, земляческим братствам в обители существовал еще один особый кружок. Он объединял монахов, взращенных прежним игуменом Мефодием, иноков, тесно примыкавших к князю Ярославу, да и сейчас отличных от прочих черноризцев. К той плеяде относились скрипторные старожилы Аполлинарий, Даниил и Феофил. Мы по незнанию почитали их за преданных сторонников Парфения и как-то упустили старичков из виду. Они действительно поддержали духовника в его борьбе за игуменский посох, кроме того, открыто, но без излишней помпезности выражали симпатию и Суздальскому князю. Казалось, старцы находятся вне подозрений, а уж тем паче нареканий. Они преданы любимому делу, книжное рвение иноков не знает границ, авторитет их среди братии непререкаем. Кому придет в голову дикая мысль обвинять добропорядочных людей во истину подлинных столпов монашеского благочестия. Все так — и в то же время не совсем так...
       Старцев, помимо ученых интересов и тесных товарищеских отношений, связывало редкостное для наших мест духовное единение, сродни союзу лиц, посвященных в высшее таинство. Кроме того, порой бросалось в глаза их отчуждающее высокомерие. Простые монахи не обижались сильно на это чванство, относили издержки в поведении книжников к их высоколобой зауми. Порой, случалось, и насмехались над ними, считая старцев чокнутыми на выцветших пергаментах. В тоже время основной массе черноризцев и дела не было до умников, стоящих особняком. Каждый знал лишь свой урок, без крайней нужды не лез в заботы прочего.
       И здесь мы коснемся весьма деликатной темы — тайны исповеди. Даже духовнику, обязанному знать, чем дышит его паства, не удалось понять истинной причины надменности ученых мужей. Парфений, будучи несомненным вождем в монастыре, понимал меру своей ответственности за судьбы людей, поэтому пытался постичь гордыню иноков. Он вызнал буквально все об их жизненном пути, но главного связующего их звена уяснить не сумел.
       Парфений не раз замечал, что старцы, главным у них считался Аполлинарий, часто уединяются для непонятных умственных занятий. По первому впечатлению казалось, что они обсуждали излишне мудреные философские тексты. Но стоило человеку не их круга невольно оказаться рядом, как пергаменты немедля сворачивались и прятались с глаз чужака. А увлеченно текущая беседа старцев разом прерывалась, как запретная для слуха прочих лиц.
       Парфений, чая внедриться в их тесный мирок, не раз пытался завести с небожителями откровенный разговор об острых вопросах духа и мирозданья. Он порывался приподнять завесу над горними пристрастиями. Старцы вовсе не кичились своими обширными познаньями, не бежали от острых дискуссий, да и суждения их были здравы и оригинальны, но они оставались себе на уме, определенно что-то не договаривали, о чем-то умалчивали.
       И это самое умолчание злило и раздражало Парфения, оставляло ощущение собственной ущербности и неполноценности сравнительно с записными мудрецами. И совсем не по тому, что он тупей или малограмотней, увы, нет. Отличие состояла в том, якобы старцы знали нечто такое, куда другим нет и не будет доступа. Вот что бесило Парфения: не все в его власти, не все ему доступно...
       Следствием того неудовлетворенного интереса явилась излишняя подозрительность настоятеля к скрипторным старожилам: их нельзя было ни в чем обвинить, но и полного доверия они не заслуживали.
       По наитию Парфений склонялся к двум вещам. Первая: Аполлинарий и иже с ним посвящены в тайну клада сокровищ князя Ярослава, на который наложено страшное заклятье. И даже под пыткой они ни в чем не повинятся. Вторая догадка казалась еще более абсурдной: не причастны ли иноки к скоропостижной смерти настоятеля Мефодия и библиотекаря Ефрема? А возможно, скрипторные сидельцы соединяли в своем молчании и то и другое?.. Отсюда последовали выводы игумена, во многом сопоставимые с нашей версией.
       Получалось, убитые иноки определенно что-то разнюхали... Не зря в последнее время почти все в обители, а не только пустословы-лоботрясы, помешались на слухах о тайне клада — схрон Ярослава превратился в притчу во языцех... Находились умники, что уверяли, мол, доподлинно знают, где он зарыт. И даже Парфений, поддавшись всеобщему настроенью, стал накапливать разноречивые сведения о таинственном схроне.
       Как-то в беседе с князем Владимиром он без задней мысли поделился монастырской головоломкой. Владимиру же тот разговор запал в душу. И уж чего... Парфений никак не ожидал, что князь, припертый к стенке безденежьем, соблаговолил самолично заняться поисками окаянного клада. В монастыре не утаить того, что известно горожанам, а к тем пошло от княжьего окружения. Черноризцы заворожено ожидали прибытия Ярославича, загодя предвкушая: «Наконец-то тайное станет явным...»
       А если взаправду кто-то из монахов вызнал секрет сокровища и вознамерился объявиться Галицкому господину?.. Вот и сработал давно заведенный охранительный механизм. Без лишних проволочек услужливых доброхотов поочередно ликвидировали.
       Действительно, князь Владимир заявился в монастырь с целью поисков отчего клада. Обретение сокровищ стало единственно возможным спасением из удавки, приготовленной коварным императором Фридрихом. Как известно, германец настоятельно требовал от Галича принять участие в крестовом походе. Задача, прямо сказать, не по зубам оскудевшей Галицкой казне. И уж совершенно некстати пришелся на то время приезд Андрея Ростиславича. Он смешал карты как князя, так и его закоренелых врагов. Вот и закружились в обители известные печальные события.
       Вопреки упованиям игумена, якобы вершимое насилие прекратится с отъездом властелина сойдет на нет — страсти в обители продолжали накаляться. И как неловко было Парфению, он наконец признался, что его впервые посетила мысль о собственной безопасности. Кто теперь следующий, не он ли?..
       Конечно, хорошо, что игумен Парфений встал на нашу сторону. О таком союзнике только мечтать. Естественно, возник вопрос: не хитростью, не обманом ли обернется протянутая рука? Предположим, старец лукавит, насколько мы можем ему доверять?.. Не навредим ли себе? Боярин поступил весьма мудро, он не раскрыл игумену наших наработок, умолчал об обретенной карте и о найденных отрывках из апокрифических писаний. Но подозрительность Парфения к скрипторным старцам заразила и боярина. Действительно, если в библиотеке спрятаны ценнейшие манускрипты, то старожилы о них наверняка знают и намеренно утаивают. Только зачем и почему?
       Насколько нам известно, покойный Захария скрытно переводил древние списки. Он не мог самолично обнаружить их в бесхозных завалах, да таковых и нет. Кто-то намеренно принес письмена в скрипторий. А кто? Неприглядная вырисовывалась картина...
       Взять бы и прямо спросить у Аполлинария, что он знает про укрытые апокрифы? Однако можно спугнуть нечестивцев, коль дело действительно в пергаментах. А как еще иначе подцепить старцев, вопрос не праздный?.. Добро, я не успел подойти к Аполлинарию с расспросом о душегубце Дионисие, а вдруг новый библиотекарь и есть самый главный злодей?! Лучше погодить, не спешить...
       Обсудив ситуацию, мы решили бесповоротно разобраться с загадочным кладом. Нужен стоящий проводник, хотя бы тот же волхв Кологрив, уж он-то, как никто другой, излазил окрестные веси и болота. Пообещаем отпустить деда на все четыре стороны, авось согласится помочь. На том и порешили с боярином...
       После утрени я трогаюсь на розыски клада, о том будут знать лишь несколько человек.
      
      
       Глава 4
       Где Василий столковался с философом Зосимой и волхвом Кологривом насчет предстоящего похода за кладом
        
       До начала утрени ко мне завернул тиун Чурила. Как оказалось, он, не откладывая дела в долгий ящик, провел порученное дознание: капельку потряс послушника Кирьяна, выведал у мальчика, с кем чаще всех сносился его наставник.
       Возжакался Дионисий в основном с людьми низкого звания. Из них заметно выделялись его земляк из Перемышля переплетчик Пахом, кастрированный агарянами кашевар Прокл и мужеложец банщик Якимий, накануне в цепях отправленный в Галич. Остальных товарищей налетчика, дабы не запамятовать имена, я записал на листок: выкрест посудомой Матвейка, да огородные служки Фофан с Емелей.
       Надо сказать, Чурила знал свое дело. Он понудил парнишку сознаться, что банщик Якимий, поощряемый Дионисием, склонял слабых духом послушников задирать подол и обнажать свой уд. Пакость не новая, в наших киновиях ее выжигают каленым железом. Редкая обитель может похвастать полным отсутствием сего порока. Мерзко общаться с подобными людьми, да и говорить о них противно. И в здешнем месте, вопреки клятвенным заверениям, противоестественный грех простирал свои щупальца. Я понимал, до содомского разгула еще далеко, однако Парфению надлежит вычистить монастырь, чего он раньше-то не приложил рук к тому, чай, духовник...
       Впрочем, меня больше озадачивали связи Дионисия со скрипторными старцами. Чурила доложил, что наставник, поучая юношество примером пишущей братии, нередко приглашал Аполлинария и других старцев для бесед с послушниками. Ничего плохого нет, коль он воспитывал в питомцах уважение к ученым мужам. Но только ли уважение?.. Сам Дионисий раболепствовал, иначе и не скажешь, перед скрипторными старцами. Трудно понять природу его почтительности... Не думаю, что он, подобно учтивым людям, восхищался их умом и познаниями. Тут замешано нечто другое, что пока не ясно... Нехороший он человек, еще обретаясь в переписчиках, доносил на товарищей, в тоже время сам был ленив и пакостничал. Напрашивался единственный вывод: вовсе не от чистого сердца почитал он старых книжников.
       Дионисий и Захария, то совсем другая история, но не менее странная. Они ровесники, раньше их отношения ни в коей мере их нельзя называть дружескими, были все же теплы и предупредительны, но за неделю до гибели библиотекаря наставник стал избегать его общества. Даже предостерег послушников, коль Захария случится поблизости, немедля дать знать учителю. Короче, наставник под разными предлогами прятался от Захарии. Любопытно, не правда ли?..
       Последним из тех, кто потрафлял лженаставнику, мальчик указал дедушку Парфения. Эка, все переплелось, что за клоака нечестивая?.. Я недоуменно поскреб в затылке, посетовал в сердцах, что нахожусь в столь гиблом месте.
       Признательный дошлому Чуриле, я подался на поиски философа Зосимы и уже не опасался, что мои новые друзья окажутся в немилости игумена. Я прямиком направился в библиотеку, рассчитывая поговорить с философом. И не обманулся...
       Зосима, подперев кулаком лобастую голову, налег грудью на стол, то ли дремал, то ли глубоко задумался. Впрочем, и остальные компиляторы не являли усердия. Братия отрешенно листала залежалые рукописи, решительно презрев письменные принадлежности. Одним словом, дух в скриптории был, прямо сказать, праздным. Такая рутинная спячка вызывается одной причиной — отсутствием начальства.
       Мое появление возбудило в черноризцах любопытство. Нарочитая видимость трудов напрочь отставлена. Иноки лукаво поглядывают, потирают руки, полагая, что я пришел их развлечь.
       Бородач Зосима судорожно встрепенулся и изумленно уставился на меня, словно видел в первый раз, и то не человека, а чудо заморское. Печально, конечно, но страх в нас вбит с самых пеленок... Я успокоил его, растолковав, мол, все препоны сняты.
       В сенях Зосима рассказал, что скрипторные иноки выведали все подробности об утреннем переполохе, и не мудрено, чай Дионисий выходец из их среды. Чернецы даже успели перемыть косточки горе-наставнику, хотя корить покойника грешно.
       В свою очередь я поинтересовался, где сейчас Аполлинарий с собратьями, куда они могли запропаститься? Оказывается, настоятель вытребовал старцев к себе. Книжники поспешно отправились к Парфению, прихватив по стопке каких-то бумаг. Трудно было распознать, что за спешное дело у них?
       Да мы и не стали гадать, разговор зашел об ином.
       Зосима подметил, что последнюю неделю Дионисий зачастил в скрипторий, случалось, уединялся с отцом Аполлинарием и как-то свысока стал поглядывать на скрипторную молодь. Поговаривали, уж не берет ли новый библиотекарь его обратно? Хотя не разумели, какой в том резон?.. Дионисия никто всерьез не воспринимал, да и общаться с ним было зазорно. А то, что он стал задирать нос, так вольному воля.
       Ужасающее деяние забубенного черноризца повергло всех в недоумение. Редкий человек, а уж инок и вовсе решится взять тесак с целью прервать чью-то жизнь. Разбойничий поступок наставника никого не оставил равнодушным — неслыханное дело!.. Вот почему чернецы, исчерпав мыслимые и немыслимые догадки, вконец ополоумев, ждали случая пощекотать себе нервы подробностями столь дичайшей выходки.
       Зосима по наитию утверждал, что Дионисия все же понудили отважиться на смертоубийство. Своевольно отправить человека на тот свет он не мог, и не в силу монашеского звания, а по нетвердому складу характера. Самоотверженным, а уж тем более дерзким он не был, впрочем, как и подавляющее большинство иноков. Как он при своей нерешительности вообще-то согласился взять в руки оружие?
       Послушать Зосиму, так налетчик загодя обрек себя на погибель. Тем не менее, не окажись боярин ловким и везучим, сейчас бы обряжали его, а не Дионисия. Я не стал перечить Зосиме, что наличествовало принуждение, но сладиться с тем, что Дионисий полный нюня, увы, не мог. Скажем, пославший его заведомо убежден в обратном, иначе бы выбрал другого налетчика. Мы зачастую ошибаемся в людях, судя о них предвзято и поверхностно. Наверняка Дионисий обладал необходимыми для убийцы качествами, да не увалень он вовсе, если сумел все-таки сильно порезать боярина. Так кто подослал его, кому так сильно мог насолить Андрей Ростиславич?
       Пораскинув мозгами, я поинтересовался поведением скрипторного переплетчика Пахома. Оказалось, тот Пахом впал в недоумение: «Почто это судьба сыграла злую шутку с его земляком?» Кстати, Пахомий по приятелю не убивался и даже открещивался от свойства с ним. Тоже, видать, та еще сволочь...
       Я вдруг поймал себя на мысли, часто мельтешившей в последние дни:
       «Всего нет ничего, как мы ведем расследование, но в моем восприятии окружающие люди, как правило, предстают отпетыми мерзавцами. Не может быть, чтобы мир в моих глазах так резко поменялся, вероятно, я сам переменился в худшую сторону, вот и возвожу поклепы на непорочных людей.
       Даже Зосима мне подозрителен: чего-то он не договаривает, а ведь обязан знать больше, но молчит как пень. Но все же я возьму его на поиски клада, бог даст, расшевелится и вспомнит нужные подробности».
       Озадачив Зосиму своим непреклонным решением, я поспешил в темницу к бродяге-волхву, считая его знатоком горных урочищ и лесных дебрей. Потребность как можно скорее двинуться на розыски клада обусловила мои стремительные действия — хватит пустых потуг, долой словесный хлам, сбивающий с пути, одним словом, достаточно метаться из стороны в сторону.
       Свет народившегося дня еще не успел проникнуть под своды монастырского узилища. Освещая факелом ржавые решетки замшелых казематов, за одной из них я различил в ворохе соломы угнездившегося человека. То был волхв Кологрив. Окликнув обтянутого в самосшитые кожи лесовика, я велел стражнику оставить нас наедине.
       Кологривище, подобно медведю, отряхнувшись всем телом от приставшей соломы, вылез из лежбища и согбенно приблизился ко входу. Он узнал меня, в его голосе проскользнула нотка внимания, что явилось добрым знаком. Схватив крючковатыми пальцами прутья решетки, подтянув тело, он выпрямился во весь свой гигантский рост. И уж теперь точно походил на косолапого, распространяя к тому же дурной, животный запах. Все заранее заготовленные мной слова вылетели из головы, не придумав ничего лучшего, я без обиняков поведал бродяге свою нужду.
       Лесной скиталец, не в пример просвещенным инокам, оказался разумен и сообразителен. Странно, но он не заартачился, не оказал капризного своеволия или протеста. Помнится, в давешней беседе с боярином Андреем Кологрив заявил о своих правах, порицал христианскую веру, обвинял боярина в бесчеловечности, проще говоря, куражился. Теперь он предстал иным, до неузнаваемости добропорядочным человеком. Неожиданная отзывчивость его архаичной натуры поразила и в чем-то смутила меня. Кто я для него — личность по своему происхождению и сану малопритягательная, он мог мною пренебречь и вся недолга...
       То ли я недооценил себя, то ли совсем не разбираюсь в людях, но волхв отнесся ко мне на удивление доброжелательно. Видно, Господь помог мне взять верный тон в общении с арестантом. Я не явился просителем, но и не угрожал насилием, бряцая оружием, а просто предложил ему пойти с нами, как просят давнего знакомого — а тому и неловко отказаться. Кологрив довольно быстро уразумел, о чем идет речь, что, собственно, от него требуется, и без понуждений согласился помочь мне. Сдерживая радость, продолжил я наш разговор, обстоятельно поведав о превратностях намеченного предприятия.
       Меня удивило простосердечие волхва: ему совершенно безразлична вящая цель наших поисков, но его нутром завладел наш безрассудный поход вслепую, ориентирами которому будут какие-то загадочные значки. Подобное по-детски наивное бескорыстие должно вызывать у всякого разумного человека подозрительную настороженность. Уж не скрывается ли за наигранным простодушием расчет усыпить нашу бдительность, желание провести нас?..
       Однако, как ни странно, подобные соображения не задержались в моей голове и, слава Богу. Нельзя позволять возобладать злому отношению к жизни и людям. Каюсь, случается, мною овладевает сиюминутный гнев, но он идет не изнутри, а просто от моей горячности. Я вспыхиваю и быстро гасну, стыдясь собственной невыдержанности. А вот теперь зачастую, вопреки здравому смыслу, приходится в лучах добродушной улыбки собеседника отыскивать хищный оскал ненависти или, пожимая протянутую руку, загадывать, когда она вонзит в меня нож?
       Итак, старик лесовик внял моей просьбе. Будто нарочно, заранее ведая обо всем, он поджидал меня с готовым решением. Ну что же, так даже и лучше — без лишних слов, сразу к делу.
      
      
       Глава 5
       В которой инок Василий с товарищами начал восхождение к заветному кладу
      
       Плотно позавтракав, я поспешил на место сбора к сарайчику возле стойл, где вчера мы мерзли с философом Зосимой. Там уже поджидали Назар Юрьев, Зосима, послушник Аким, и два гридня — Алекса и Сбитень, приглянувшиеся мне позавчера и умевшие держать язык за зубами. Чурилу отправили за узником Кологривом, по уговору тиун остается в обители, он вместе с меченошей Варламом продолжит поиск заговорщиков и позаботится об увечном боярине.
       Доброхот Аким ухитрился раскалить приземистую печурку чуть ли не до красна. В ожидании волхва, боясь взопреть от жара, мы приоткрыли входную дверцу, выстуживая сарайчик. Раза два заглядывала любопытная челядь, но, увидев воев в рыцарском облачении, немедля бежала прочь. Как подметил Акимка: «Сегодня в обители народится еще одна сплетня...»
       Холопы монастырские горазды на выдумки и домыслы, особенно когда дело касается иноческой братии, ее привилегии вызывают зависть прислуги. Тут их медом не корми, лишь дай поизгаляться над опрометчивым чернецом. Впрочем, везде так. Нет пущей отрады для низших, чем тешить зависть свою, хуля ущербность своих господ. Но особую радость холуй испытывает, когда господина уничижает высший начальник или обрушивается еще какая беда. Короче, страдание господина бальзам для холопьей души: «По делом ему, так ему и надо... Пусть гад почует, каково приходится нам, будет знать, почем оно лихо...»
       И начисто забывается христианское сострадание. Сочувствовать и прощать можно пьяному драчуну, мошеннику, тати ночной, но отнюдь не хозяину, в чьей воле ты состоишь. И еще одно замечание: кто более раба видит изнанку жизни господской, наблюдая ее со всеми немочами, глупостями и чепухой... Отсюда и неуважение, и раздражение, и злорадство.
       Наконец в клеть бочком вошел Чурила, следом, изрядно пригнувшись, пролез язычник Кологрив. Вокруг распространился крутой медвежий запах. На мой вопрос: «В чем задержка?» — тиун, кивнув на лесовика, раздраженно ответил:
       — Ждали, пока бродяжня насытится. А он видит, что в нем нужда, так еле жует, да еще поучает: «Чем плотнее в брюхе уляжется, тем сподручней по делам отправляться». Ух, нехристь! — и Чурила беззлобно погрозил волхву перстом.
       Лесовик не обращал внимания на недовольство тиуна, поглядывал на того как на пустое место. Действительно, нападки Чурилы были совсем некстати, но и журить тиуна мне не с руки, стараясь не обидеть служаку, пришлось миролюбиво отшутиться, мол, во истину, натощак в лес не ходят.
       Я больше для окружающих обратился к Кологриву с вопросом: понимает ли он в рисованных путях-дорогах? Старик в низкой клетушке так не и распрямился, переминаясь с ноги на ногу, повторно подтвердил, что разбирается... Я выложил на шершавую столешницу Афанасиев кусок плана. Не сочтя нужным вдаваться в разгадку изображенных символов, время дорого, я в лоб спросил старца:
       — Какую местность напоминает карта? Пораскинь мозгами: исхоженные тобой веси или незнакомое урочище изобразил рисовальщик?.. — затем уточнил, указав значок креста. — Где в окрестностях обители стоит придорожный крест? Соотнеси его местоположение с изгибами реки и дороги, от него и станем топать.
       Кологрив громадой тела навис над столешницей. Невнятно бормоча себе под нос, вроде как бесцельно покрутил пергамен туда-сюда. Наконец, расположив под определенным углом, уже более осмысленно принялся вникать в рисунок местности. Я смекнул, старик сориентировал его по сторонам света. Что уже хорошо! А то я беспокоился, вдруг карта плод вольной фантазии людей, водящих нас за нос. Но вот Кологрив поднял голову, в его глазах лучилось озарение:
       — Да, мне знаком сей крест, я выведу к нему...
       Вся команда оживилась. Дядька Назар азартно потер руки, предвкушая успех затеянного предприятия. Да и я не удержался и ляпнул от радости: «Ну, теперь уж точно клад наш!..» Но тут вмешался Чурила, со свойственной ему желчностью вернул нас с небес на землю:
       — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь... Смотрите, братцы, как бы нечестивец не завел вас в топи гнилые... А то придется вас потом разыскивать по дебрям лесным да падям болотным. Так и сгинете ни за что ни про что... Непростительно вверяться ведьмаку лесному, нашлись бы другие провожатые, чай, не в безлюдье живем.
       Нельзя напрочь отмести опасения тиуна, в них имелся свой резон. Но во мне уже взыграла охотничья страсть, когда мчишь по следу подранка, ломишься напролом по неудобьям и буеракам, лишь бы скорей настичь зверя. Да и Чурила наговаривал скорее по злобе, его-то не брали, оставляли сторожить в обители — вот и ела зависть.
       — Да уж, не пропадем! — съязвил хрипуну Назар Юрьев. — Как-нибудь дорогу сыщем, чай, не дети. Да и запросто от нас не удерешь (намек на полагаемое коварство Кологрива), стрела-то, она завсегда догонит...
       — От нее, родимой, не убежишь!.. — заверили остальные дружинники.
       Мне пришлось подвести черту под кровожадными толками. Разжевал Чуриле, что мы идем не на заклание, да и волхву не сподручно раньше времени помирать от каленой стрелы. В конце концов, не вахлаки же мы, тупорылые, нечего нас заживо хоронить.
       Раздосадованный Чурила в сердцах махнул рукой, прохрипел уныло:
       — Ну, как хотите... — закашлявшись, добавил, — я вам не указ, — и замолк.
       В третьем часу, стараясь избежать стороннего внимания, разрозненными группами мы оставили пределы обители. Соединились вместе уже в пойме реки, скрывшись от любопытных взоров в рощице раскидистых ракит. Отряд наш насчитывал девять всадников. Я прихватил еще двух смердов (не самим же долбить смерзшийся грунт). Вытянувшись в цепочку, мы гуськом поскакали по протоптанной вдоль берега тропинке.
       Дорожка, сродни водному потоку, порой, разветвляясь на рукава, огибала преграды и, подобно водопаду, ныряла с обрыва вниз, образуя ступенчатые уступы. Случалось, стежка, встретив непроходимое препятствие, резко сворачивала в пойменный лесок, поросший у земли перевитым кустарником, путляла по непроходимым дебрям и вновь вырывалась на береговой простор.
       Долговязому Кологриву подобрали самую рослую животину из монастырского табуна. Сивый мерин, уловив трепетными ноздрями ядреный запах старца, поначалу отнесся к седоку крайне недружелюбно, норовисто взбрыкивал, силился даже укусить. Но потом, под воздействием усмиряющих пассов волхва, образумился и впредь вел себя подобающим образом. Лесовик не понукал коня и даже не поваживал его уздечкой. Бывает же такое, конь сам ведал дорогу. Впрочем, следовало знать, что оскопленная скотина подобно евнуху сообразительней и в то же время послушней. Но все равно удивительно?.. Насколько я наслышан о волхвах: Кологрив определенно обладал умением повелевать миром животных и растений, причем образом, непостижимым для простых смертных.
       Я не из трусливых, но слегка озадачился, припомнив предостережение Чурилы. А вдруг ведун опутает нас чарами, околдует, превратив в безмозглый скот? А уж там, оказавшись в его воле?.. Впрочем, избавь нас Бог от подобной участи. Ну а если он все же обворожит нас?.. На всякий случай взялся я читать псалмы против колдунов и чернокнижников. Благодаря чему укрепился духом и более не помышлял о колдовских способностях Кологрива.
       Назар Юрьев также не доверял провожатому, в отличие от меня, он опасался, что чаровник кинется в бега. Чуриле, что ни говори, удалось основательно задурить нас. Оттого воевода, боясь ненароком оплошать, держал заряженный лук на изготовке, грозя беглецу разящей стрелой.
       Прочие всадники с каменными лицами, стараясь не оступиться, не растягиваясь, галопировали «нос в хвост». Тяжко пришлось грамотею Зосиме, едва обученному верховой езде, уж он точно не помышлял ни о чем, только бы не рухнуть с коня оземь.
       Признаться, нам было не до горных красот, однако день ободнялся, серые тучи разошлись, сиротливо проглянуло холодное солнышко, стало веселей. Казалось, сама природа решила поспособствовать нам.
       Тропа, в который раз свернув в перелесок, вывела к раздольному пойменному лугу. С близлежащих холмов извилистыми отрогами наступал дубовый лес. Вырвавшись на простор, наездники без всякой команды развернулись во фронт. И разом все заметили на лысом пригорке грубо срубленный, почерневший от времени крест. С радостным гиком мы устремились к вожделенному ориентиру. Один лишь Зосима, не справившись с лошадью, отстал. Но его не стали поджидать, каждый удалец норовил поспеть к «голгофе» первым.
       Вот он какой, крестище! Высотой в три человеческих роста, в основании закреплен замшелыми валунами. Растрескавшиеся бревна остова и поперечин местами подтесаны для надписей, однако непогодь не оставили на них и следа. Памятник был нем... Утоляя любопытство, мы обратились за разъяснением к Кологриву, коренному здешнему обитателю.
       Ведун пояснил, что крест соорудили при Владимире Ярославиче, втором сыне Ярослава Мудрого, когда тот хозяйничал на берегах Днестра:
       — Он внук царя Владимира, силою окрестившего русский люд и поколовшего древних кумиров. Прожил князь совсем ничего, еле до тридцати годов дотянул, выходит, не дожил до возраста вашего Христа. Шла молва, что младой князь весьма преуспел в ратных делах. Воевал императора греческого Константина и с великой данью воротился на Русь. Много побед одержал он над Литвой и поляками. Немало городов и замков построил, храмы возводил. Но более всего он отличился совсем на другом поприще — дюже князь злобствовал в Прикарпатье, рьяно изводя старую веру.
       Особливо при нем лютовал один боярин, имя его напрочь забыто, но прозвище Нетопырь — осталось в людской памяти. Однажды в бессильном ожесточении приказал Нетопырь распять непокорного волхва. Это переполнило чашу Сварожьего терпения. Маги славян прокляли злодея. И однажды на охоте, именно вот тут конь сбросил бессердечного гонителя и кованым копытом раскроил ему череп. Сказывали, помер боярин лишь на третий день, мучился невероятно. Мертвеца повезли хоронить в город, а на месте погибели приказано срубить сей крест. Так что стоит деревяка уже, почитай, полтора века.
       Выслушав жуткую историю, сняв шапки, мы перекрестились, взирая на памятник ревнителю православия. Не оправдали, но уяснили разумом его жестокость, содеянную во имя торжества христианской веры. Взяв во внимание понесенные им искупительные страдания, возжелали душе ретивого боярина царствия небесного. Аминь!
       Я извлек из сумы начало заветной карты. Указывая плетью окрест, громко огласил вслух:
       — Вот он, крест, вон лукой изогнутая река, там горы. А направо должны быть три дерева. Где же они? Ну-ка, братцы, поглядите по сторонам...
       Первым обнаружил деревья Аким:
       — Да вона, вона те дубы! — радостно закричал он, показывая рукой на восток.
       И взаправду, если смотреть по солнцу, на открытом ветрам пригорке богатырями высились три исполинских дуба.
       — Вперед! — скомандовал я и хватил плетью застоялого жеребца.
       Мой Гнедко взвился соколом. Минуту спустя наш отряд встал у кряжистых корней вековых исполинов.
       Подал голос Кологрив, молвив торжественно:
       — То заветные дерева, они охраняют старинные, осиянные силой места. Тут прежде размещались славянские капища. Они давно порушены, но земля, на коей они стояли, исполнена мира и благодати. Вот он, древний заповедный край! — и волхв широко раскинул свои руки.
       Мы переглянулись, слова старца вызвали неподдельный душевный трепет. Занятно он сказывает...
       Ну, а что предстоит нам далее... От трех дубов указательная стрелка опускалась долу, пересекая извилистый ручей или речку, упиралась в камень. Видно, изображен одиноко стоящий валун. Я уверился лишь в том, что мы должны следовать к югу.
       Тут мои раздумья прервал внезапно разразившийся хохот. Смерды, указывая спутникам на пойму реки, покатывались со смеху. Вслед им засмеялись и остальные, разглядев, что к чему, и я не стал исключением.
       По лугу, как оглашенный, нарезая сажени, метался писарь Зосима, стараясь изловить свою лошаденку. Та проклятущая, должно-таки сбросила негодящего седока, а теперь кружила возле него, но в руки не давалась.
       — Слава Богу, что он еще шею не свернул, — посетовал на неумеху Назар Юрьев. — На кой ляд ты его взял, отче Василий, одна морока с ним?
       — Не скажи, дядька Назар, каждый из нас полезен по-своему: один стремглав скачет по чисто полю, другой не менее шибко мчит по книжной странице, кто-то виртуозно владеет мечом, а кто-то пером.
       — Мы что, клад-то писчими перьями отрывать будем, — уязвил воевода, — али ты, отче, прикажешь читать надписи на монетах, что-то не понимаю тебя...
       — Ты бы не умничал, дядя Назар, лучше пошли парня на выручку иноку, видишь, тот совсем дошел до ручки.
       Бедняк Зосима, вконец обессилев, споткнулся о кочку и, к большей потехе для глупых зевак, растянулся навзничь.
       После того, как гридня Сбитень поскакал на помощь черноризцу, я назидательно просветил воеводу:
       — Ты не ошибся, Назар Юрьев: да, мы собрались искать клад. Но знай, на всякое сокровенное — наложено заклятье. Не каждому попу под силу снять его. Зосима же иеромонах, он посвящен в таинства, ему ведомы заветные слова. Теперь, надеюсь, смекаешь, зачем нам инок философ?
       — Детские сказки кажешь, отче, — тупо воспротивился воевода. — У черноризцев одни ужасы на уме...
       — Экой ты, Фома неверующий, Назар, ничем тебя не проймешь. Ладно, так и быть, открою вторую причину: клад принадлежит не нам и должно засвидетельствовать, что мы не пограбили, не присвоили чужого.
       — Да отчего такая щепетильность, что мы постоянно трясемся от каждого чиха?
       — Князев клад!.. Ну, как ты не понимаешь, нельзя сориться с Владимиром Ярославичем.
       Пока народ потешался над Зосимой, подозвав к себе Кологрива, я полюбопытствовал:
       — Скажи-ка, старче, найдется ли к югу приметная скала или большой камень? — очертив рукой полуденную сторону, протянул заповедный план.
       Чаровник насуплено вперился в рисованные значки и как бы перенесся в иные края, так опустошено отсутствующим стал его взор. Но, возвратясь в прежний мир, погладив ус, он заявил:
       — Там, за бугорком (я разглядел густо поросший молодняком крутояр), течет ручей, прозывается Буяном. А уж в лощине та каменюка лежит. Только поверь, то не валун, а истинная Гора-камень. Гром камень! Перун в прежние времена низринул его с заоблачных высот. То свидетельство славы бога-громовержца! — горделиво заключил старый волхв.
       Тем временем всадники, сбившись кучкой, оживленно подначивали незлобно огрызавшегося философа. Я не стал журить инока, тот и так переживал оплошность. Призывно взмахнув рукой, я повлек разношерстную кавалькаду в полуденные приделы.
       Вскоре пришлось сбавить прыткий пыл. Густо усыпанная острыми каменьями почва вынудила передвигаться осторожно, щадя неопытного монаха, я выбирал путь с особым тщанием — не хватало нам еще получить увечья.
       Переправа через мутный бурлящий поток, не лестно нареченный Буяном, слава Богу, прошла успешно. Взобравшись на высокий крутой берег, мы очутились перед непролазной стеной из перевитого колючего кустарника. Пришлось отыскивать проход. На наше счастье, он вывел прямо к обширному провалу, посреди которого надыбился огромный, вышиной с терем, замшелый камень-валун. Округлыми формами он походил на раздавшийся бурдюк с водой. И что удивительно, из-под его лишайчатого остова действительно сочилась влага. Скапливаясь в лужицы, она давала начало крохотному ручейку, нитевидной змейкой ускользавшему меж колдобин куда-то вниз.
       Наш проводник Кологрив, спешившись, подступил к валуну и приник устами к его шершавой поверхности. Затем распростер руки, пытаясь охватить камень, нежно перебирая заскорузлыми пальцами, будто живую, гладил гранитную плоть. Гридень Алекса заметил язвительным тоном:
       — Ишь, колдун, поди, набирается сил от чертова булгана... Глядите, братцы, как бы он не взъярился?..
       Засмотревшись на волхва, я и не заметил, как послушник Аким, обойдя валун сзади, с мальчишеской лихостью проворно вскарабкался на каменную макушку. Малый, очумело размахивая руками, заголосил, совлекая раскатистое эхо с окрестных холмов. Подобной дурости я не ожидал от смышленого парня. Чего доброго, затеянная нами скрытность пойдет насмарку. Я и ведун, каждый по своей причине, с досадой зашикали на монашка. И вдруг юнец внезапно онемел, прикрыв рукой глаза от солнца, он потрясенно вглядывался в даль — не иначе что-то усмотрел...
       Машинально развернув карту, я догадался о причине изумления монашка. На плане стрелка, идущая от камня, указывала на оскал звериной пасти. Изучая карту накануне, я так и не мог уразуметь, что бы то значило? Теперь же, в след Акиму взгромоздясь на камень, я поразился открывшейся картине. За ближним пригорком рельефно выделялся срезанный осыпью склон горного уступа. В чреве бугра, словно чернослив, запеченный в хлебную мякоть, отчетливо просматривался гигантский остов невиданного чудовища.
       Мы взволнованно двинулись в сторону монстра. Вскоре он открылся полностью. Всадники, вытянув шеи, всматривались в диковинный скелет, испуганно крестились. Однако на миру и чудища не страшны. Дойдя до самой осыпи, мы долго разглядывали окаменелый костяк истлевшего чудовища: то был дракон, точнее двуногий змей. С детства устрашаемый побасенками про Змея-Горыныча, я не мог и подумать, что так запросто увижу останки той нечисти.
       Вон отчетливо проступает берцовая кость, примыкающая к крестцу. Длинной цепью, начиная с хвоста, чернеют осклизлые позвонки. Истончаясь к шее, они заканчиваются непомерно мерзким хищным черепом, напоминающим черепашечью морду с огромной клыкастой пастью. Прикинув размеры монстра, мы сошлись в том, что росту он был не менее трех саженей (1), а если мерить в длину, то саженей шесть. Ну и исполинские твари водились на земле, скажу я вам!
       Тут лесовик, подобно пещерной пифии, вознамерился прорицать:
       — Смотрите и трепещите — вы, отвергшие старых богов!.. Вот свидетельство о пришельцах из земных недр, поверженных сынах Чернобога. Светлые боги одолели их в смертной схватке, очистив землю от скверны, вверили ее людям!..
       Но старику не дали досказать. Загалдели все разом. Вещали об адском исчадье, о непреодолимой дьявольской силе, о многоликом и ужасном подземном воинстве. Даже Зосима взялся втолковывать копачам о жутких расправах адских химер над грешниками, вводя простецов в ужас и трепет.
       Кологрив, силясь перекричать возбужденный люд, надсаживая глотку, изрекал мрачные страшилки. Мол, то Перун навел ливни и открыл поверженного дракона в назидание отступникам от изначальной веры.
       Малец Акимка в отместку нехристю заявил, что первым делом драконы пожрут поганых язычников, отрицающих Христа и служащих Сатане.
       Пора прекращать балаган!.. Мы с Назаром Юрьевым призвали народ к порядку, что стоило нам не малых сил.
       Поведаю собственную точку зрения на сей предмет. В италийских схолиях постигались всякие странные явления. Умудренные науками наставники считали подобных чудовищ не порождением адских сил, не дьявольским отродьем, а естественного происхождения. Они выводили их из созданных господом тварей, оставленных без попечения во дни потопа. Утопших во хлябях чудовищ заволокло осевшими илом и землею, но случается, порой их останки находят в промоинах и каменных осыпях. Ученые отцы сказывали, что великое множество истлевших тварей захоронено в египетских и аравийских пустынях, расположенных на пупе Земли. Якобы чудища устремились туда, сгоняемые водами потопа. В песчаных барханах сарацины отрывают те скелеты, сохраненные со всеми косточками. Магометане их обязательно сжигают, считая издохшими демонами пустыни.
       Но не стал я забивать спутникам головы, им теперь не до ученых сведений. А громко, во всеуслышание обратился к старику язычнику: «А это что за идолище?» — показывая на карте следующие ориентиры: горный перевал, а за ним фигурку человека с распростертыми руками. То был последний из нанесенных значков, дальше следовала неровная линия разрыва.
       Кологрив посмотрел на меня сердобольным изболевшимся взором, так что меня невольно проняла жалость к нему. Видимо, та веха обозначала очередную языческую древность, встреча с которой загодя растравила сердце старовера.
       — То древо распятья, — выговорил он заплетающимся языком, — к его цветущему стволу боярин Нетопырь пригвоздил Подвида — наипервейшего среди Кар... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3


28 мая 2019

2 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Загадка Симфосия. День шестой»

Иконка автора Валерий РябыхВалерий Рябых пишет рецензию 29 октября 19:57
Последняя редакция 29.10.23 г.
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (1) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер