Евгений Примаков

       Примакова я видел вживую один раз в 1996 году во время похорон Вениамина Ивановича Попова – главного редактора вещания на Восточную Европу. Евгений Максимович, будучи министром иностранных дел, подъехал на панихиду, которая проводилась возле морга, на правительственном членовозе. Выйдя с двумя охранниками, он тут же велел им вернуться в машину и присоединился к нашей группе из человек тридцати. Он присутствовал на всех положенных траурных мероприятиях и даже посидел минут двадцать на поминках. Разговаривал с теми, кто ему был знаком, но с общими речами не выступал.

        Вене было семьдесят шесть лет, и пока он был жив я чаще всего обращался к нему именно так и на «вы», поскольку, чтобы произносить членораздельно «Вениамин Иванович», требовалась некая сосредоточенность, да и другие главреды поступали аналогично. Попова направили в Центральное вещание на зарубежные страны (Иновещание) сразу после фронта – укреплять руководящий состав, так что специалистом он не был. Четыре десятилетия назад, то есть во второй половине пятидесятых, Веня возглавлял Японский отдел, а Е.М. – Арабский. Тогда они подружились, и этой дружбе Примаков оставался верен до конца…

       Примакова назначили председателем правительства 10 сентября 1998 года. 10 декабря в четверг мне позвонила по внутренней связи Валентина Егоровна Тарасова – главный бухгалтер радиостанции «Голос России», как тогда называли Международное Московское радио после указа Ельцина. «Голос Америки» был у них, а значит, должен был быть свой «Голос» и у нас. Первый процветает до сих пор, второго – уже не существует… Главбух была женщиной маленькой, крепкой и властной.

       – Михаил Олегович, зайди ко мне. Пятнадцатого финансовый год закрываем.

       Я пешком поднялся с четвертого этажа на седьмой, невеселые мысли одолевали меня. Мне регулярно приходилось писать на имя Тарасовой бумаги с неотлагательными просьбами что-то срочно заменить или приобрести самое необходимое, но всякий раз я получал категорические отказы. Чтобы выпросить у Егоровны лишнюю копейку, надо было быть или очень влиятельным человеком, или, возможно, ее родственником. Однажды за столом я случайно оказался рядом с Тарасовой на ее дне рождения. После третьей рюмки она сочла нужным на ухо сообщить мне, что у нее еще на внуков останется…

       Валентина Егоровна сидела в просторном кабинете за двойными дверями, с прихожей и секретаршей. Мебель у нее была «только что из магазина», компьютер последней модификации, хотя главный бухгалтер почти им не пользовалась, в экране телевизора она сумела бы сама уместиться целиком. Эта кроха в очках с золотой оправой одевалась так, что каждый понимал значимость ее персоны. Без нее ничего в нашей конторе не решалось и не предпринималось.

       В огромном богатом кабинете одно было плохо: по стене за ее спиной ползали огромные рыжие тараканы, на которых она не обращала ни малейшего внимания. Мы их на Пятницкой, 25 везде успели потравить при помощи ловушек, а тут – не получалось. Рядом с помещением проходила огромная теплая труба, ведущая из столовой на крышу. 

       Тарасова была женщина смелая и добычливая. Ей было уже далеко за пятьдесят, но выглядела она заметно моложе и свежее. У нее было много завистников и ненавистников. Зампред по внешним связям кагэбэшник Копытин на дух ее не переносил. Я, кстати, преподавал его дочери Маше в спецшколе у метро «Парк культуры». Эта Маша постоянно проживала ныне в Швейцарии и пыталась сбросить десяток килограммов с личного центнера. Так вот, Копытин, будучи не пьян, ибо при мне был постоянно зашит, то есть «торпедирован», на одном из начальственных фуршетов выдал такой дифирамб:

       – Валентина Егоровна – настоящая леди. В этом я смог убедиться сам в Париже на приеме в ЮНЕСКО. С каким достоинством она держалась. Вряд ли кто-то мог подумать, что у этой замечательной женщины – незаконченное среднее образование…

       – Значит, так, Миша, – начала Тарасова недовольным тоном, – люди у тебя в ночных сменах обязаны отдыхать?

       – Да, – неуверенно сказал я, присев на краешек стула.

       – Ты просил три раскладных кресла. А сколько нужно?

       Мне стало тревожно на душе от числа, которое я собирался произнести:

       – Десять.

       – Бери пятнадцать. Есть, где разместить?

       – Есть.

       – Далее – новые компьютеры, – продолжала она монотонно, деловито и довольно раздраженно.

       – Три-четыре штуки для дежурных выпускающих. Мне, может быть, один, – присовокупил на всякий случай я.

       – А сколько компьютеров у вас в сети?

       – Сорок.

       – Вот и давай – сорок. Когда еще оказия будет? Ты записывай, заявка мне через полчаса понадобиться… Чего-то ты там жаловался про клавиатуры?

       – Стираются, Валентина Егоровна, вчистую, так что ни букв, ни цифр не видать. Люди слепым способом тексты набирают.

       – Припиши запасной комплект в сорок штук. Стол тебе надо заменить. Не гоже за твоим сидеть главному редактору, – отчитывала она меня. – Кресло потом мое заберешь себе, я уже другое заказала.

       Возникла пауза, по стене осторожно ползли и шуршали тараканы.

       – А что случилось? – вдруг осмелился поинтересоваться я.

       Тарасова только этого и ждала, чтобы высказать наболевшее.

        – Ты видал когда-нибудь такого урода?

        – Какого?

        – Примакова.

        – А что он сделал? – изумился я.

        – Запретил сливать фонды… Фонд оплаты труда, фонд материального поощрения, фонд технического обеспечения, фонд социального развития…

        Я думал, что эти фонды давно отменили, что их след затерялся в недавней истории, ибо слышал из года в год одно и то же: денег нет, денег не дают, денег не будет…

        – Но самое важное, – Валентина Егоровна изобразила на своей физиономии наивысшую степень презрения, на какую только была способна, – он запретил обналичивать. Как нам теперь живые деньги взять, надо еще серьезно покумекать. Если не истратим сейчас выделенное по безналичке, остаток пойдет в казну. Не дождетесь, в казну я ни рубля не отдам…

        Я был на седьмом небе от мысли, что несу сослуживцам под Новый год добрую праздничную новость.

30.12.2015

 Михаил Кедровский