Лошадь по имени Наташка

                 Была у меня одна удивительная лошадь. До конца дней своих не забуду ее, родимую. Досталась она мне совершенно случайно. Можно сказать, сама судьба мне ее  привела. Случилось это так.

                 Поехал я в тыл организовывать заготовку сена для лошадей. Дело было уже в Закарпатье. Там  у нас тылу  заготовителями фуража  были  наши же кубанские казачки. Они мне как земляку всегда  преотличное сено  предоставляли. Ну, я тоже в долгу не оставался: то продовольствия  подброшу, то табачком поделюсь. При больших людских  потерях с учетом довольствия  всегда большие сложности бывают, поэтому бывали излишки, которые я  распределял между бойцами и   гражданской службой, к которой относились заготовители. А их на войне обеспечивали на порядок ниже, чем бойцов.

                   В общем, приезжаю я в тыл к землякам насчет сена и вижу, лежит возле самой заготконторы страшно тощая лошадь. И по всему видать, что от недоедания она уже и на ноги подняться не может. Подошел я к ней, а она такими глазами на меня смотрит! Как человек, прямо  самую душу пронзает! Елки-палки, думаю, как же можно божью  животину до такого состояния довести? Подозвал я своих  молодцов и приказал погрузить животное  в полуторку. Привезли в часть.  Говорю ребятам:

               - Кормить эту лошадь так, чтобы через неделю она  скакала, как горная козочка!

               Ну, неделю, не неделю, а через полмесяца лошадь самостоятельно и свободно могла уже передвигаться по территории, где базировалась наша часть. Ежедневно я сам приходил к ней в конюшню, кормил собственноручно хлебом, угощал сахаром и ласкал, поглаживая  морду и гриву. Мои ребята дали ей кличку «Солянка». Раздобрела наша  Солянка, разжирела, кожа блестеть начала. Ко мне привыкла, за хозяина своего приняла. И такой резвой да послушной стала, что я уж и мыслить себе о другой лошади не мог. Подружились мы с ней крепко. А уж как под седлом она хороша была, просто сказка! Пора было ее уже и  к службе приставлять.

                       Повел я свою лошадь к кузнецу подковать. Увидел кузнец мою лошадь, руками всплеснул и говорит:

                     - Так ведь это Наташка с  Горячего Ключа! До того, как ее в армию призвали,  в  тамошнем колхозе бабы на ней  в лес за кислицей ездили. Эта же Наташка ни в какую под седлом не хотела ходить. Никого к себе  с седлом не подпускала, кто ни пытался. Вот бабы и приноровились ее в повозку запрягать. Да и то, с горы  повозку везет Наташка, а в гору – бабы вместе с Наташкой. Потом Наташку вместе с другими конями на фронт отправили. А только совсем непригодной для войны оказалась эта лошадь. Сколько уж бойцов намучились с нею.

                   Подковал  кузнец эту самую Наташку,  сел я на нее верхом и  понесла она меня, словно всю жизнь   на себе таскала.

                   Ох, и умная же была эта Наташка! Понимала меня с полувзгляда. Никогда я  не привязывал ее, не наказывал и даже не принуждал к чему-либо. Выйду, бывало, из хаты, а она уж тут как тут: притопает прямо к крыльцу и только голову послушно опустит. Надо было ждать, она  могла ждать меня часами, не отходя ни на шаг от того места, где  я  оставлял ее.

                  Одно плохо было, что страшно боялась Наташка самолетов и бомбежки. Как завоют где самолеты, летит пулей ко мне и ложится на землю. Я тогда глажу ее по голове и говорю ей в ухо, что уже все прошло, что бояться ничего не надо. Еще разрывов снарядов Наташка боялась. Чуяла, наверное, что от снаряда погибнуть ей суждено.

                  Поехал я как-то на Наташке в командный пункт полка. По дороге немцы обстреливать дорогу стали. Наташка вздрагивает, трясется вся от страха, но не останавливается, скачет, куда надо. Подъехали к землянке. Я соскочил с лошади, поводья бросил на седло, сам в землянку  спустился. Взял приказ, вышел. А Наташки нет возле. Я постоял  минуту-другую, в сторонку отошел, думаю:  сюда куда-то Наташка  скрылась. Тут снаряд прямо в то место угодил, где я только что стоял. Упал я и сознание потерял. Когда в себя пришел, понял, что ничего со мной  страшного не произошло,  ударной волной только оглушило. Тут подходит ко мне солдат и говорит:

                   - Наташка ваша  ранена смертельно.

                   Заплакал я от жалости к ней и попросил капитана пристрелить ее, чтобы зря  не мучилась.

                   Долго я тосковал по своей Наташке и другую лошадь заводить не хотел. Да  и не нужна оказалась другая лошадь. Ранило меня  вскорости.

 Юлия Шулепова-Кавальони