История одного поединка

Сэр Гарольд ожидал своего решающего часа. Он ходил взад-вперед по промерзшей земле, периодически для храбрости постукивая мечом о железную оковку щита, – но даже ему, прошедшему через десятки турниров с живыми соперниками, теперь было совсем не по себе. Он еще раз проверил свое обмундирование, потуже нахлобучил итак изрядно плотно сидевший на голове шлем, проверил подвижность пластин предплечий и суставов доспеха, тихо выругался себе под нос, безуспешно пытаясь подправить несколько сползший правый латный сапог, и, наконец, как будто бы оставшийся довольным проведенной ревизией, остановился, закинул повыше на плечо припасенный с собою щит и что есть силы воткнул меч острием в землю, попутно облокотившись на получившееся подобие подлокотника. Сэру Гарольду оставалось только ждать – потому что ничем иным, за исключением пары сотен простиравшихся ровными рядами могил, это, хоть и освященное, но все же хранившее до сих пор какую-то зловещую тишину место, похвастать не могло.

Его возлюбленная, прекрасная дева Ангелина, должна была появиться с минуты на минуту…

* * *

Сэр Вильям сегодня был в превосходном настроении духа, вызванном даже не столько теми парами литров отборного красного, которые он, разгоряченный созерцанием оголенных женских ножек, успел незадолго после начала бала принять себе на грудь, печень и сердце, сколько теперь уже ставшим слегка смутным осознанием того, что именно сегодня, в этот благословенный монархом день, ему наконец-то улыбнулась удача. Дочь местного графа, организовавшего сие поистине горячее (ик!) торжество, дева Анжелина, после, казалось бы, совершенно безуспешного месяца ухаживаний, подхаживаний, хрипения серенад и мучительно бессмысленного стояния у окон наконец-то дала свое согласие на их совместную персональную встречу, которую она недвусмысленно назвала свиданием. И все было бы просто замечательно, если бы не (ик!) весьма странное место для указанной встречи, которое она, движимая одной ей понятной женской мудростью, решила избрать. Нет, конечно же, бесстрашный сэр Вильям не боялся никаких мертвецов, покойников, усопших, умертвий, убитвий и прочая, в особенности сейчас, разгоряченный третьей доканчиваемой бутылкой, но все же выбор кладбища местного городка был весьма… экзотическим выбором для такого рода встреч.

Сии мысли вились у сэра Вильяма в голове, пока он безуспешно пытался оторваться от двух зол сразу – красного и женского. Они, эти два зла, два чертовски приятных искушения, все еще продолжали пытаться соблазнять его, пока он, сейчас вмиг вспомнивший об этой самой встрече и почти столь же мгновенно протрезвевший, плавно, стараясь не наделать лишнего шума в прихожей, попутно маневрируя между кучами железных аксессуаров, разбросанных пришедшими гостями в совершенно бессмысленной и хаотической манере, пробирался к месту дислокации собственного инвентаря.

По-прежнему стараясь действовать аккуратно, что, впрочем, после четвертой начатой было бутылки было делом весьма трудоемким, сэр Вильям все-таки сумел выгрести из созданной ранее собственной железной кучи свой шлем и смаху нахлобучить его на почему-то ставшую изрядно поседевшей голову. Надеть нагрудник оказалось сложнее – как-никак, но и вино, особенно красное, в дополнение к пиву способно временами как-то неожиданно, нещадно и откровенно бессовестно полнить – однако после двадцати минут чертыханий и коленопреклонений ему удалось и это. А вот с наголенниками вышла заминка. Перебрав все варианты (предположительно правый – на левую ногу, очевидно левый – на предположительно правую ногу и так далее), он, наконец, был вынужден бросить это чертовски бессмысленное занятие, обрекая тем самым свои собственные ноги путешествовать в новых и плотных, но, к несчастью, немного сальных панталонах. Последними в сегодняшнем меню (после красного бургундского, разумеется) оказались латные рукавицы и уже немного затупившийся после последнего поединка пятилетней давности меч.

Наконец, спустя почти полчаса после начала собственного обмундирования, забросив правой рукой на плечо меч, а в левую взяв заранее припасенный букет алых как кровь или бургундское роз, сэр Вильям неспешной и твердой поступью направился по направлению к местам значительно более тихим и мирным, нежели замок отца его возлюбленной…

* * *

Сэр Гарольд уже начинал терять терпение. Прошло уже достаточно много времени с того момента, как Ангелина должна была прийти – но ее след еще даже не появлялся, не говоря уже о том, чтобы простыть. А простыть здесь было не так уж и сложно – к полуночи начал дуть промозглый северный ветер, а высоко в небе стали сгущаться тучи, намереваясь, судя по всему, вскорости окропить грешную землю своими долго сдерживаемыми слезами. Над землей, отдающей последнюю дань тепла воздуху, откуда ни возьмись стал сгущаться туман. Сэр Гарольд, последнее время все чаще похлопывающий себя по железному панцирю латными рукавицами и постукивающий пятками ног по затвердевшему грунту в тщетной надежде согреться, уже готов был бросить сие бессмысленное с точки зрения местапрепровождения занятие, как вдруг его взору предстало совершенно необъяснимое, завораживающее и пугающее явление.

Прямо по направлению к нему медленно и столь же неумолимо, шатаясь из стороны в сторону, раздвигая ногами непослушный сизый туман и бормоча что-то зловеще невнятное себе под нос, шел мертвец. Прямо на него шел оживший покойник – само воплощение этих адских мест, куда предательница Ангелина уговорила таки его прийти!

Сейчас уже у Гарольда не было в этом никакого сомнения – часы, проведенные в этом наземном склепе, были вящем тому подтверждением. Страх перед внезапно появившимся врагом, любопытство перед ним же, гнев на взбалмошную дочурку дурацкого графа, благоговение перед ней же – все это сейчас смешалось в сердце рыцаря Гарольда в одну поистине взрывоопасную смесь похлеще той, что умел делать из красного бургундского рыцарь Вильям.

Сам не отдавая себе отчет о том, что же он сейчас пытается сделать, Гарольд ринулся в направлении порождения этих полночных могил, размахивая собственным мечом и инстинктивно закрывая лицо щитом, попутно что-то крича.

Один Бог мертвых ведает, что он кричал тогда. Быть может, это были последние слова воина, внезапно осознающего приближение конца своего пути и в первый и последний раз дерзнувшего взглянуть в лицо собственной смерти… Или, возможно, это были слова влюбленного, грудью бросающегося на врага, чтобы прикрыть своего ставшего единственным в этом мире человека… Или, быть может, это были взаимные предсмертные проклятья двух друзей, сейчас зашедших в своей ненависти уже слишком далеко… Да черт его знает, что он там кричал – в такие минуты поистине трудно дать себе в этом отчет! Как бы то ни было, но в тот самый миг, когда он, наконец, достиг умертвия и со всей дури вмазал ему мечом прямиком в раскрытую грудь, последними его словами были  «…охни, тварь!»

– А-а-а-а-а-а-й-й-й-й-й! Больно же! Да я тебя сейчас как! – завопило умертвие и, сбросив с левой руки неизвестно откуда взявшийся там шлем и оголив ноги (или они изначально были таковыми?) выскочило вперед, в свою очередь неистово размахивая мечом. – Да я тебе сейчас! Вот так! И вот так! Вот так! И так! В-у-у-у-у-х! – продолжало неистовствовать оно, кружась на месте и посылая удары неизвестному сопернику.

Наконец, либо воодушевившись сделанными успехами, либо окончательно растратив весь боевой накал, оно вдруг так же внезапно перестало крутиться и тупо уставилось вперед.

– Гарольд! – Вильям! – Вильям! – Гарольд! – внезапно заорали и умерший, и чуть было не умерший.

– Ты что здесь делаешь?! Ты меня чуть не убил, остолоп ты железный!

– Да ты на себя глянь, вырядился как покойник и шляешься ночью мертвец знает где!

– Мальчики! – внезапно раздался приближающийся женский голос. – Мальчики, не ссорьтесь!

И с этими словами перед ними как оборотень из ночи в немного растрепавшемся от быстрого бега и покрытом пледом платье возникла никто иная, как сама дева Ангелина, она же Анжелина, она же Анжелика, она же Анжела для членов ее семьи, она же просто «моя возлюбленная».

– Я вам сейчас все объясню! – сладко пообещала она. – Тут… накладочка вышла, – призналась она.

– Ты! – выдохнул сэр Гарольд.

– Ты! – повторил то же самое Вильям.

– Да как ты! – прохрипел Гарольд.

– Да ты как! – перефразировал его Вильям.

Казалось, что бывшие друзья, уже почти отошедшие от совместно пережитого шока встречи, сейчас вновь готовы вцепиться друг другу в глотки.

– Дуэль! – крикнул сэр Вильям.

– Дуэль! – подтвердил его опасения сэр Гарольд.

– До первой крови! – уточнил сэр Вильям.

– Заметано! – ободрил его сэр Гарольд.

– Начинай! – разрешил сэр Вильям.

– В бой! – констатировал сэр Гарольд.

– М-а-а-а-а-а-а-а-ч-ч-ч-ч-ч-и-и-и-и-и-и-и-и! – внезапно завопила Ангелина.

И уже почти состоявшийся бой так и остался несостоятельным.

– Дак ты… – начал было сэр Гарольд.

– Специально свела нас… – продолжил было сэр Вильям.

– Для тебя это было… – предположил сэр Гарольд.

– Развлечение! – ужаснулся сэр Вильям.

– Ах ты… – почти разгневался сэр Гарольд.

– Никчемная графоманка… – почти успокоился сэр Вильям.

– Графодочка, – поправил его сэр Гарольд.

– Графо-еще-одна-никчемно-потраченная-ночка, – заплетающимся языком все-таки выговорил сэр Вильям.

– Пошли отсюда, – предложил сэр Гарольд.

– Разумно, – подытожил сэр Вильям.

– Мальчики, мальчики, погодите, вы куда? Вы что, не собираетесь драться за меня?! – удивленно и испуганно спросила дева Анжелина, быстро окинув их обоих взором. – И зачем тогда я, спрашивается, специально просила вас надеть на себя эти ржавые консервные банки, и зачем я специально сдерживала себя больше месяца, и зачем я попросила своего отца купить на этот бал этого чертового красного бургундского, от которого у одного из вас окончательно снесло шлем и потекли эти розовые бургундские сопли?! – неистовствовала она.

– Я не сражаюсь с земляками! – ответствовал сэр Гарольд.

– Особенно за таких, как ты! – приветствовал ответствование сэр Вильям.

– Минутку, минутку, вы что, знаете друг друга?! – изумилась Ангелина, стараясь удержать на себе почти слетевший со спины плед.

– Немного… – уклончиво ответил сэр Гарольд.

– Сражались когда-то в турнире, – развеял сомнения сэр Вильям.

– И-и-и… и кто победил? – не нашлась спросить ничего более подходящего Ангелина.

– Неважно… – уклончиво ответил земляк Вильям.

– Уходим, – подытожил земляк Гарольд.

– По бургундскому? – предложил рыцарь Вильям.

– На такой конец сгодится и оно! – уверил его рыцарь Гарольд.

И с этими словами два знавших друг друга почти пять лет земляка, два рыцаря без страха и упрека, два поклонника и покорителя дам и два любителя красного бургундского неспешной походкой, продолжая что-то говорить и одобрительно стучать друг другу латными рукавицами по плечам, направились прочь из скорбного места горечи, вечности, и любви, в этот день скорбно ставшей горечью в вечности.

Они удалялись – а виновница будущего торжества, взбалмошная дева Ангелина, она же Анжелина, она же, наконец, просто Анжелика, сидела на надгробном камне и плакала.

О чем плакала она в тот день? О чистой вечной любви, которую всегда так хотелось иметь, и которую всегда приходилось убивать в угоду принятым в обществе нормам? О гордом и непоколебимом мужском начале, колеблемом красным бургундским? О собственном бессилии решить что-либо силой? О собственном нежелании теперь что-либо решать?

Да мертвец ее дери, если я знаю, о чем она думала в ту темную и траурную ночь! Но, как бы то ни было, и эта казавшаяся вечностью ночь однажды закончилась, а наутро из ничем ни примечательных апартаментов графского замка раздался до боли знакомый голос:

– Ну и где, черт возьми, моя последняя припасенная бутылка бургундского?!

Мораль: Чем меньше женщину мы знаем – тем легче жить нам будет с ней, чем больше тайн мы их прознаем – тем вместе жить нам лишь мертвей.

26.08.2008

 Прохор Озорнин