- Ты, Саня, у меня маленько  глупОй получился… - это отец говорит своему почти пятидесятилетнему сыну.

- Чё, пап, сразу – «глупОй»-то?

- А то глупОй, что Николашка у нас молодой, даже маленький почти что ещё, а ты не слушаешь, а со своими советами суёшься да сразу же и потакать ему начинаешь!..

- Так он ведь сын мне! И я его жалею…

- Не жалеешь ты, сынок, а распаляешь его только больше! В нём сейчас обида кричит. Вот он и хочет, чтобы все кругом такие же обидные слова ему про его Вальку говорили. Чтобы быть в своей правоте уверенным. А ты – и рад стараться: плещешь керосином в топку. Гляди, как бы не полыхнуло так, что всю печку, вместе с домом,  разнесёт…

- Чё делать-то, пап, - уже тоном пониже Саня у отца спрашивает.

И лицо при этом у него такое – старик это видит сейчас, – каким было в десять лет, когда он тесто на оладьи замесил, чтобы к приходу родителей с работы порадовать их свеженьким, а потом его и в землю закапывал, и собаке скормить хотел,- так много квашни получилось. Отец когда начал его спрашивать – зачем, Саня  так же глазами хлопал и плечами пожимал. Вот таким же растерянным было лицо его сына и сейчас, только морщин на этом лице прибавилось. И так старику жаль сына своего!  Потому и он говорить дальше мягче стал:

- Пусть проорётся, пусть…  А ты - слушай. Только за плохие слова – окорачивай, не давай душе его распуститься – распоясаться и в пьяный разнос пойти.

- Я, пап, так не могу, как ты: у меня у самого душа закипает, когда он говорит, что Валька…

Перебивает старик сына, но не кричит при этом:

- Всё, сынок, ты мужик ведь у меня, а не парнишечка. А, стало быть, надо мочь, скоро сам дедом станешь. И Гальке своей ничего не говори, не рассказывай. Это наши дела, мужчинские, сами разберёмся.

- Может, пап, ты  с Колькой поговоришь? Ты дед ведь ему – любимый дед. Он тебя точно послушает…

И смотрит при этом на отца так, как только  дети или собаки смотреть умеют.

Старик тяжело встаёт со скамеечки и, покряхтывая, идёт в дом слушать сына своего сына, почему тот с женой разводиться надумал. Уже с порога  видит, что внук сидит в комнате, в окно смотрит. Но смотрит так, что даже если там трактор по двору кататься будет, он и не заметит.

- Ты, Коляша, очки мои не видал тута где-то? – говорит старик, пряча их в карман.

- А?.. Нет, дедуня, не видел… Сейчас поищу, погоди…

- Да бог бы с ними, с очками, Коляш, вы чего там с отцом-то шумели всё утро?..

Молчит Николай какое-то время, но глаза от окна оторвал уже. Гладит крепкими ладонями себя по коленкам – думает, с чего начать. Придумал. И начал:

- Я, дед, с Валькой развожусь!..

Старик тут же подхватывает:

- А и правильно, молодец!..

Внук вопросительно так и долго смотрит на старика. Потом продолжает, поняв, что тот намерен его слушать, потому как уселся дед на стул напротив.

- Она, дедунь…

- Погоди, погоди, Николашка! Она с тобою разводится или ты с нею?..

- Я, говорю же тебе, - я-я-я!..

- Ну, так чего же ты мне про неё рассказываешь? Ты про себя и говори… Говори, говори, я слушаю…

Опять внук молчит какое-то время, слова подбирает. Потом бросает:

- Потому что она, дед…

И снова старик перебивает внука:

- Тихо, тихо, Николай! Ты слова-то не говори! Не говори слова такие, за которые тебе потом не только на меня смотреть, но самому себя стыдиться нужно будет. Та-а-ак, стал быть, ты-ы-ы…

И смотрит старик вопросительно на внука и ждёт от того правильного продолжения.

И продолжает Коляша, чуть помедлив:

- Это, дедунь, понимаешь… Так сразу-то и не объяснишь…

- Во-о-от… видишь? Даже объяснить сразу трудно, а разводиться, думаешь, легко? Сплеча рубануть так, чтоб только брызги засверкали, это ещё Будённый в гражданскую умел. Только они ведь там, кавалеристы его, не родных рубили  и в горячке боя. А Валюшка – твоя, родненькая… Помнишь, как она тебя выхаживала и трое суток у постели твоей сидела, когда ты в жару горел от воспаления лёгких? И в больнице от тебя не отходила ни на минуту, пока в себя не пришёл? А как она тебя защищать кинулась, когда ты Семёну, другу своему закадычному, деньки последние отдал, и тот сбежал с ними, а отец тебя чуть не бить кидался и «дураком» обзывал? «Коля мой – не дурак, папа! Не дурак, а добрый он просто очень!..» И того тебе мало, что она из-за тебя со всею своей роднёй рассорилась, потому что «не королевич» ты, по их мнению, оказался…  А когда ты сказал, что рано детей вам ещё заводить, помнишь, как она, слова не сказав, от правнука моего, так и не родившегося, избавилась?.. Мало тебе? Или ещё вспомнить, как она…

- Погоди, дед, не надо больше…  Дай только дух переведу… Потом отвечу…

Старик тяжело опирается на колени, встаёт со стула:

- Ну, переводи, переводи…  Надумаешь – позовёшь. Поговорим тогда…

И идёт к выходу из комнаты. Уже в спину ему бубнит Николашка:

- Скотина я, дедуня…  А Валя у меня – золото… И вы с отцом – тоже брильянты!..

Дед губы морщит в улыбке, но, когда поворачивается к внуку, снова серьёзен:

- Говорил же тебе: не смей плохие слова говорить! Забудь даже, что они в людском языке бывают!..

28.06.2018

 Олег Букач