Жизнь Нежалко

                       ЖИЗНЬ НЕЖАЛКО

Ваня работал программистом, а свободное время отдавал живописи. На работе знали, что Ваня рисует, хотя никто  никогда не видел его картин.  Ваня объяснял, что рад бы пригласить на выставку, но выставляется он исключительно зарубежом. Причем, очень много и успешно. Поэтому Ваня часто брал отгулы и отпрашивался с работы,  чтобы подготовить картины к очередной экспозиции. Сотрудники любили и уважали  Ваню за его талант, а начальство - ценило и всегда шло навстречу. Ваня подкреплял свой имидж  художника бесконечными рассказами из жизни  богемы. Эти весёлые истории очень нравились сослуживцам и разбавляли монотонность рабочего дня. Никому и в голову не приходило, что Ваня сочиняет. Он не был знаком со знаменитостями, о которых рассказывал. Он вообще ни с какими художниками знаком не был и, конечно же, нигде, ни по каким «заграницам» не выставлялся.  

Работа программистом не затрагивала его душу, хотя работал Ваня на совесть и никого не подводил. А по-настоящему Ваня любил только  живопись. Но живопись пока что на отвечала Ване взаимностью. Продать свои картины у него никак не получалось, а жить на что-то надо было. Поэтому бросить нелюбимую работу Ваня не мог. Вот и приходилось выкручиваться.

-Ничего-ничего. Важно продолжать писать.  Не опускать руки. –Подбадривал себя Ваня. –Удача придёт. Я верю.

А пока Ваня изо всех сил старался поддерживать придуманный им для сослуживцев образ востребованного художника, под который ему и давали отгулы. И тогда Ваня мчался домой и рисовал, рисовал, рисовал…

Как у всякого человека, занимающегося живописью, у Вани тоже был свой любимый художник. Немецкий экспрессионист первой половины 20-го века Отто Дикс производил на Ваню глубочайшее впечатление.  И в частности тем, как  этот художник изображал на своих полотнах людей,  искалеченных физически и морально Первой мировой войной. Но это не означало, что Ванины картины  походили на картины Дикса. Нет. Дикс скорее играл роль художественного камертона. Ваня даже  весьма прилично выучил немецкий язык, чтобы лучше понять внутренний мир Отто Дикса, проникнуться ходом мыслей этого художника, и уловить сокровенные движения его души.   Ваня прочитал в оригинале на немецком языке всю личную  переписку Отто Дикса с современниками, а также доступную мемуарную литературу о том времени. Ваня мечтал, что когда-нибудь, накопив достаточно денег, он съездит в Германию. И именно в Берлин! Вот так, исступленно рисуя и с увлечением изучая немецкую культуру, Ваня проводил свои отгулы.

На работу Ваня возвращался  как из творческой  командировки, с ворохом новых историй, которые он сочинял с лёгкостью. Фамилии и другую бытовую информацию Ваня черпал из Интернета. А рассказчик он был отменный. С какой верой и смаком Ваня  разыгрывал эти истории в лицах! Артист, одно слово!

И всё бы так  продолжалось дальше, если бы не новая сотрудница.  Она появилась на работе, когда Ваня был в очередном отгуле, якобы подготавливая выставку в другом городе. В действительности, Ваня сидел дома. Он что-то рисовал и  на всякий случай не подходил к стационарному телефону, если тот вдруг звонил.

Новая сотрудница 22-х лет отроду тоже увлекалась искусством, писала стихи и прозу.  Она сразу же, в первый рабочий день  в обеденный перерыв выступила перед отделом, прочитав с десяток своих стихотворений. У неё уже были изданы две книги и она продала несколько экземпляров желающим сотрудникам, размашисто подписав их на титульной странице. Звали девушку – Ольга Мацкевич. И похоже, что у Ольги, в отличии от Вани, друзья-писатели были вполне настоящие.

Но  одно их роднило. Они полагали, что раз искусство только греет душу, но не кормит тело, то надо устраиваться на работу и честно, самостоятельно зарабатывать свой прожиточный минимум. Зарабатывать, пока судьба не подарит счастливый шанс. А то, что этот шанс рано или поздно выпадет, ни Ольга, ни Ваня не сомневались.  И вот, чтобы не сидеть на шее у родителей, Ольга закончила курсы по делопроизводству и устроилась секретарём в фирму, разрабатывающую компьютерные приложения. Что касается Вани, то он  имел высшее инженерное образование и уже как год работал программистом в той же самой фирме.  Хотя, какой из него программист!

-Ваня Нежалко. –Представился Ваня.

-Не жалко? Кого не жалко? –Не поняла Ольга и засмеялась.

-Это моя фамилия. Нежалко.  Я украинец. –Пояснил Ваня.

-О! Понятно. Извини. А я – Ольга Мацкевич. –Сказала Ольга и достала из ящика своего секретарского стола тоненькую книжечку розового цвета. –Хочешь почитать мои стихи?

-Охотно. –Ответил Ваня и взял книжечку.

-Мне тут местные уже нашептали про тебя, что ты художник.  –Продолжала Ольга.  -Где выставляешься? Пригласишь? Хочу посмотреть.

-Я в основном выставляюсь заграницей. –По привычке соврал Ваня.

Он всегда так отвечал и в ответ гарантированно получал от собеседника взгляд, полный уважения к Ваниным успехам. Как-никак, мировая знаменитость получается!

-Назови страну, город,  галерею или имя галериста. Я в Интернете посмотрю. –Неожиданно попросила Ольга.

Ваня растерялся, потому что ему на ум ничего кроме Лувра не шло. Но как он мог сказать «Лувр»? Лувр не прокатит. И тут к Ваниному облегчению Ольгу вызвал к себе в кабинет их общий начальник. 

Как секретарша  Ольга работала плохо. Путала и теряла документы, звонила не тем людям, а кому надо было позвонить, не звонила. Вообщем, Ольгиной работой   были недовольны.

-Скорее бы её уволили. –Подумал Ваня. –Мне без неё было спокойнее.

Через 4 часа   в обеденный перерыв, когда Ваня сидел в столовой и доедал вермишель с мясом, к нему подошла  Ольга. Она поставила поднос на стол и села рядом.

-Ничего, если я тут примощусь? –Спросила она.  –Самсонов, понимаешь, ну совсем меня загрыз! Сам ничего толком объяснить не в состоянии.  Он фразу по-русски построить не умеет, чтобы было понятно, что хочет сказать. Изъясняется загадками и намёками. Чувствую, долго я здесь не задержусь.

-Скорее бы. –Подумал Ваня и сказал. –Я прочитал твои стихи. Вот, послушай.

Когда-нибудь скажу: -Забудь.

Ты не осудишь.

Бессмысленно тяжёл мой путь,

Когда не любишь.

С тобой достаточно прожив,

Скажу без шуток:

-Прячь

                от  меня ножи

В любое

                время

                             суток!

-Ты выучил наизусть мои стихи?! –Удивилась Ольга.

-У меня фотографическая память.  –Сказал Ваня.

-Тогда я просто обязана посмотреть твои картины! –Воскликнула Ольга. - Уверена, они мне понравятся. И может даже вдохновят  на новые стихи.

-Понимаешь, Ольга, сейчас я работаю с мелкими зарубежными галереями. Их даже и в интернете нет. –Пояснил Ваня. –Также я работаю с частными коллекционерами.

-Тогда пригласи меня в свою мастерскую. –Не унималась Ольга.

-Какая назойливая! Вот пристала! –Подумал Ваня.

Дело в том, что у Вани не было мастерской. Он писал свои картины в той же комнате, где спал.

-Я сегодня после работы свободна. Могу сегодня подъехать. –Весело предложила Ольга.

Уже второй раз за этот день Ольга ставила Ваню в затруднительное положение.  

-Понимаешь, сегодня понедельник, а я работаю в мастерской по субботам и воскресеньям. –Соврал Ваня.

-Жаль. Наверное до субботы я отсюда вылечу. –Вздохнула Ольга. –Самсонов пригрозил уволить, если я ещё раз что-нибудь перепутаю.

Последняя фраза несколько успокоила Ваню.  До конца недели он как-нибудь перекантуется.

Но через два дня наступил четверг, а Ольга всё ещё продолжала работать.  

-Пока держусь без замечаний.  –Сообщила она Ване.  –Просто надо быть внимательнее. А я такая рассеянная!  Надо больше работать над собой.

И Ваня понял, что пора вмешиваться.

То, что Ваня задумал, по всем параметрам выглядело подло.  Но что ему было делать? Каким-то образом Ольга  разрушала его имидж, и Ваня явственно ощущал, что  теряет авторитет среди сотрудников.  

-Боливар двоих не выдержит. –Повторил Ваня одну из  любимых присказок и приступил к выполнению своего плана.

Во второй половине рабочего дня Ване удалось сделать то, что он задумал.  Когда Ольга куда-то отлучилась,  а сотрудников поблизости вроде бы не было видно, Ваня подошел к Ольгиному столу. Он сразу заметил то, что искал – протокол вчерашнего получасового очень важного совещания.

Ольга особо и не переживала.

-Ничего. –Говорила она. –Найду себе что-нибудь ещё. Если шеф сразу не возлюбил,  пиши – пропало.  Куда же этот чертов протокол мог подеваться? Я  отчетливо помню, вот здесь он лежал!

И Ольга хлопнула ладонью по столу, точно по тому самому месту.

-Небось, Самсонов сам и подстроил, чтоб от меня избавиться. Кто ж ещё?  У меня тут врагов нет. –Сказала Ольга.  –Меня тут все полюбили. А ты даже мои стихи наизусть выучил! Вань, ты знаешь, я буду по тебе скучать. Серьёзно, Вань. Слушай, а завтра ведь суббота! Помнишь, ты говорил про мастерскую, что работаешь по субботам и воскресеньям. Давай адрес – подкачу.

Ваня уже видел приказ об Ольгином увольнении, и он дал ей свой домашний адрес.

-О! Как у тебя тут мило. –Сказала Ольга, приехав на следующий день к Ване домой.

Ваня жил в двухкомнатной квартире вместе с мамой. На эти выходные мама уехала к родственникам на дачу.

-Сейчас, знаешь, Вань, многие художники,  где живут, там и работают.  –Заметила Ольга. –Да ты не зажимайся. Я ж твою систему сразу просекла.

Ольга ободряюще похлопала Ваню по плечу.

-У меня все знакомые художники одинаковую пургу гонят. –Продолжала Ольга. -Рассказывают про какие-то выставки далеко-далеко за границей, про таинственные мастерские,  а в действительности – безнадёжный тухляк.

-Ты меня сразу  просекла? –Испугался Ваня.

-А чего ж тут просекать? –Пробормотала Ольга, разглядывая картину за картиной. – Послушай, Вань! А у тебя есть свой узнаваемый стиль. А там что? Дай-ка гляну!

Так, не спеша, Ольга внимательно пересмотрела все Ванины работы.

-Брат моей мамы, мой дядя, крупный известный галерист. –Сказала Ольга. –Если хочешь, а ты конечно хочешь, могу познакомить вас. Он заинтересован в новых именах. А в твоих картинах что-то есть. Какая-то нездоровая экспрессия. Записывай его номер.

Ольга достала смартфон и продиктовала телефон  дяди.

Потрясённый Ваня рукой дрожащей от волнения записал бесценные цифры прямо на стене, на обоях. Причём написал крупно, жирно синим несмываемым фломастером.

-Ого! Стильно! Смело! А от родителей не прилетит за порчу обоев? –Засмеялась Ольга. –А знаешь что, приглашаю тебя сегодня вечером в «Кафе поэтов». Там будут мои друзья.  Приколки - обхохочешься. Познакомишься – не пожалеешь.

Ваня быстро утомлялся на людях.  Он не понимал, как можно отдыхать, находясь в людных местах. Вот зачем ему тащиться в это шумное кафе? У Вани и так после рабочей недели голова в буквальном смысле гудела.

-Я вообще то, Оль, собирался сегодня поработать. Надо картины дописать. –Сказал Ваня.

-Успеешь дописать. Я на машине.  Подброшу тебя туда и обратно. –Пообещала Ольга.

Покататься на машине Ваня любил.

-Ух ты! Какая у тебя тачка! – Ваня с восхищением оглядел Ольгину машину. 

-Мои родители  состоятельные люди. –Сказала Ольга. –Просто я не хочу сидеть у них в кошельке. А стихи пока не башляют. Поэтому  и пошла пахать в народ.  Залезай, дед Мазай.  Прокачу с ветерком.

«Кафе поэтов» располагалось в старом, но со вкусом отреставрированном деревянном двухэтажном доме где-то в пределах центра города. Как Ваня и ожидал, в полуосвещённом помещении было не продохнуть от накуренного, а пары алкоголя прямо-таки разъедали ноздри. Глаза быстро привыкли к полумраку. Ваня разглядел столики, людей, сидящих за этими столиками, небольшую сцену, на которой черный силуэт неопределённого пола и возраста выкрикивал, отмахивая рукой, какие-то бессвязные обрывки фраз.

       Я – раб рыб,

       Я – нож жён,

       Я – запах черепах,

       Я то, что у вас в черепах.

       Жало угрожало

                       и бежало

                               и визжало.

        А твой чат

                       Не отвечат.

        И ножу понятно, что

        В фейсбуке

        Живут феи с буками.

        А у меня даже язык  не стоит

        Чтобы дать девушкам отпор.

На этих словах силуэт замолчал и спрыгнул со сцены в темень зала. И тут же с какого-то столика донеслось:

          Что-то с небом надо делать,

          Затянулось тучами.

          А земля покрыта пеплом

          И навоза кучами.

И сразу ответили с другого столика:

        Твоя работа никому не нужна,

        Людям на тебя насрать.

        От тебя уходит

                                           жена

        И отрекается

                                             мать.

        Но это вовсе не твоя вина,

        Что всё у тебя не так,

        Просто ты родился  не в те времена,

        На земле, где сгущается мрак.

        Надо лишь выдержать,

        И наступит рассвет,

        Он уничтожит ночь.

        И землю омоет очищающий свет.

        Только свет нам может помочь.   

Из темного угла зала донеслось:

        Под деревом нету сетки.

        Её удалось украсть,

        Но я птицей сижу на ветке

        И не боюсь упасть.

         Школьные мои отметки

         Надо мной не имеют власть,

         А тело моей соседки

         Во мне пробуждает страсть.

         Кем мои были предки

         Мне не дано узнать.

         Выстрел охотника меткий

         Меня отправляет спать.  

Где-то совсем рядом с Ваней  сильно пьяный голос прохрипел.

          Тело - хотело,

          Тело - потело,

          Тело - летело,

          Тело - истлело. 

          Вот что такое жизнь.

-Иван! Я здесь! – Услышал Ваня голос Ольги. Она стояла на сцене с микрофоном в одной руке и красным огнетушителем  в другой.

-Мою машину дважды поджигали какие-то гады. –Продолжала Ольга. –Я обращаюсь ко всем. Если эти пироманы сейчас в зале, то пусть они выйдут сюда и скажут мне в лицо, мне, Ольге Мацкевич, что им на хрен от меня нужно?!

Ваня направился к сцене, лавируя между столиками.

-Вот человек, которого эти подонки лишили всего, что он имел в жизни. –Ольга отдала Ване огнетушитель и освободившейся рукой обняла его за плечи.  –Теперь у него нет ни жены, ни детей, он не может продать ни одной своей картины и вынужден изо всех сил пахать на нелюбимой малооплачиваемой работе, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Не-е-ет! Он не гомосексуал. Успокойтесь. Это Иван Нежалко. Он  талантливый художник, о котором вы все очень скоро узнаете. Салют в честь настоящих художников! Шампанского! –И Ольга ударила ладонью по крышке огнетушителя, который Ваня продолжал прижимать к своей груди.

Из золотистого раструба огнетушителя рванула пенистая жидкость, и народ бросился к Ване. Они тянули к нему руки, пытаясь поймать в бокалы брызги фонтанирующего из огнетушителя шампанского.   

Не успело шампанское закончиться, как на сцене появился следующий участник этого странного шоу. Но Ваня уже не видел его. Ольга увлекла Ваню за кулисы.

-Ты что им наговорила обо мне? –Спросил Ваня, ставя огнетушитель на пол.

-Зато теперь о  тебе знают  все мои друзья. – Засмеялась Ольга. –А как ты себе это представлял? Что я буду ходить с тобой между столиками и знакомить с каждым? Скоро в этом кафе, запомни, состоится твоя первая выставка. Готовь картины.  Это – шаг номер один. А шаг номер два – я сейчас же звоню своему дяде галеристу.

Ольга извлекла из заднего кармана джинс  мобильник.

-Твою машину правда  дважды поджигали? –Спросил Ваня.

-Ваня. Это не прокуратура. –Сказала Ольга. -Это – «Кафе поэтов». Мы – фантазёры.  Здесь – каждый придумывает какие-то свои истории… Аллё! Здравствуйте, дядя Миша. Это Оля. Да. У меня всё хорошо. А Вы были у врача с простатой?  Удачно? У  мамы тоже хорошие анализы.

Ваня вышел в зал, чтобы не слышать интимные подробности разговора. Со сцены очередной поэт поливал зал  поэтическим бредом, к которому Ваня, кстати, уже начал привыкать.   

-Это, наверное, единственное «Кафе поэтов» в городе. –Подумал Ваня. –Сейчас такое не в моде. В моде петь и танцевать что-то простенькое. Или  понятно и пошло шутить, а тут – интеллектуальные провокации.

-Дядя Миша ждет фотографии твоих картин. –Ольга вышла из-за кулис и подошла к Ване. –Запиши адрес его электронной почты. Записал? Видишь, как всё быстро решается, если открыться миру. А  что ты? Сидишь у себя в комнатке в своём воображаемом мирке и  ждёшь, как будто  к тебе кто-то сам придет и что-то предложит.

-Спасибо, Оля. –Поблагодарил Ваня и почувствовал угрызения совести.  –А если бы ты не уволилась из нашей конторы? Я имею в виду, если бы тот документ не пропал.

-Какая связь? Я всё равно напросилась бы к тебе в гости. –Сказала Ольга. -Я была заинтригована. Мне там, на работе,  про тебя все уши прожужжали.  Мол де, такой талантище, художник, по заграницам выставляется, почти мировая знаменитость  и у нас работает, в смысле, как нам  повезло.  И знаешь, что для меня было важно в вашей конторе? Мне довелось  с  народом пообщаться. Ну что я здесь? Перед кем выступаю? Перед такими же поэтами, как и я. Кто сюда из простого народа заглянет послушать  современную поэзию? На поэзию сегодня не заманишь. А в вашей конторе я  получила опыт прямого контакта с населением. Я сама понесла своё искусство в народ, в массы.  И, заметь, мои стихи  народу понравились! Я им 18 своих книжечек продала. 18!

-А ты в Ютьюбе не выкладывала свои выступления? – Спросил Ваня.

-А ты свои картины выкладываешь? Какой толк? 6 просмотров за 2 года или 2 просмотра за  6 лет? Нет, в виртуальный мир не верю. Временная мода. Верю в мир плоти и крови. –Сказала Ольга. –Короче, Вань, готовь две реальные выставки – тут, в кафе, и для дяди Миши. Хочешь, я тебя обратно домой отвезу? Чего-то ты какой-то бледный.

Ваня и вправду разволновался от неожиданного поворота судьбы. Это было первое в его жизни реальное предложение выставить свои картины на всеобщее обозрение. И он ещё не знал, что собирается предложить ему таинственный  галерист дядя Миша. О! Как это было волнующе!

-А давай-ка  заскочим к директору, если, конечно, бугор в яме. –Предложила Ольга. -Забъем конкретные сроки твоей выставки в этом кафе.      

Директор оказался на месте. Он обрадовался, увидев Ольгу. Выскочил из-за  массивного стола и кинулся обнимать её. Потом он поинтересовался  здоровьем  родителей. Ольга что-то отвечала, но Ваня не прислушивался. Его внимание было поглощено странными предметами, разбросанными по стенам кабинета. Например, пара мужских черных лаковых полуботинок, прикреплённых подошвами к стене. Полуботинки были зашнурованы не обычными шнурками, а проводами с массивными наушниками на концах. Ваня надел наушники и услышал трансляцию из зала.

-Остроумно. Где-то, значит, должно быть и видео. –Подумал он.

И точно. Рядом из стены торчал здоровенный бинокль. Но посмотреть в него Ваня не успел.  

-Познакомитесь, Макар Иосифович. Это мой хороший друг, талантливый  художник Ваня Нежалко. –Громко произнесла Ольга. –Он хочет устроить выставку своих картин в нашем кафе. Вань! Иди сюда. О тебе же речь. На какое число записываемся?

Придя в понедельник на работу, Ваня решил взять несколько отгулов. Ведь они договорились с директором, что уже завтра он должен развесить  картины. С отгулами Ване всегда шли навстречу. Он пояснял, что готовит очередную эпохальную выставку, много работы, не успевает, зашивается.  Раньше это было ложью, но сегодня – стало правдой.

-А почему ты, Ваня, ни разу не пригласил меня на свои выставки? –Спросила Ваню его непосредственная начальница, Ирина Павловна.

Раньше она никогда не задавала подобных вопросов. Всегда сразу, пожалуйста. А тут! Что-то изменилось. И смотрела она на Ваню как-то иронично. Хотя теперь у Вани было, что ответить.  

-Вот Вам,  Ирина Павловна, приглашение на вернисаж. Там указан адрес со схемой проезда. Это знаменитое «Кафе поэтов».–И Ваня протянул начальнице флаер кафе. –Торжественное открытие моей выставки.

Ирина Павловна некоторое время озадаченно разглядывала флаер.

-Хорошо, Ваня. Оформляй отгулы. –Произнесла она как-то неуверенно. –Ты же знаешь, мы всегда идем навстречу твоим просьбам. Просто … эта девчонка, растяпа, поэтесса, та, что тут пару дней вертелась и успела растерять  половину документов.   Ольга Мацкевич. Наговорила  тут про тебя разного всякого.   Что ты нам  лапшу на уши вешаешь. Что в действительности никаких выставок у тебя нет. Что просто сидишь дома и  кайфуешь.  Что у неё полно знакомых художников и никакого Ивана Нежалко никто не знает. Ладно, не бери в голову, Ваня. Обязательно приду  посмотрю лично, чтобы снять вопросы. Я ж твоя непосредственная начальница. Я за тебя отвечаю. Да бери, бери отгулы. Мы все тебя любим и гордимся, что  работаем вместе с тобой. Вот прославишься, войдёшь в анналы истории, и мы все как-нибудь вместе с тобой проскользнем.

Ваня был потрясен. Выходит, он не напрасно опасался Ольги.  И правильно сделал, что подстроил её увольнение. Но с другой стороны, Ольга как-то компенсировала своё неблаговидное поведение  выставкой в «Кафе поэтов». И ещё её дядя Миша,  галерист. Ваня решил не говорить Ольге  о разговоре с Ириной Павловной и дождаться, как пройдёт выставка и что ему предложит дядя Миша. Хотя, неужели Ольга надеялась, что он никогда не узнает, что она наговорила за его спиной.

-Странная девушка. Вообщем, похоже,  мы с ней квиты. –Подумал Ваня и отправился в отдел кадров оформлять отгулы.

В день открытия выставки в 12 часов дня в зале кафе было включено общее освещение и локальная подсветка стен там, где висели картины.  Ваня поразился, как впечатляюще они выглядели. Одно дело, когда он  видел свои работы в крохотной комнатке, и совсем другое  дело в этом просторном помещении. Среди посетителей Ваня заметил Ирину Павловну.  

-Я в восторге от выставки. А во сколько тебе обошлась аренда стен? –Спросила Ирина Павловна.  

-Ни во сколько. Бесплатно. –Ответил Ваня.

-Бесплатно бывает только сыр в мышеловке. –Заметила Ирина Павловна.

Но что самое поразительное, в кафе находились оператор с видеокамерой на плече и человек с микрофоном в руке. Ваня решил, что сейчас у него будут брать интервью для телевидения. Ваня мысленно похвалил себя за предусмотрительность. Вчера вечером он составил и выучил наизусть свою речь на открытии выставки, на случай, если его попросят сказать пару слов о себе и о представленных картинах.  И Ваня очень хотел, чтобы Ирина Павловна увидела, как он даёт первое в своей жизни интервью.  А вот Ольга куда-то исчезла. Наверное, заметила Ирину Павловну и не захотела с ней встречаться.

-Знает кошка чьё мясо съела. –Подумал Ваня.

-Обеденный перерыв заканчивается и мне пора возвращаться  на службу.  –Сказала Ирина Павловна. – Ты же завтра выходишь на работу? Увидимся и поговорим подробнее. Ещё раз спасибо за приглашение. Твои картины мне действительно понравились.

Зал между тем продолжал наполняться посетителями. Они поглядывали на развешенные по стенам Ванины картины, не выказывая, впрочем, особого к ним  интереса. Из чего Ваня заключил, что пришли эти люди отнюдь не ради его творчества, а по какому-то иному поводу.

А люди всё продолжали входить в кафе,  по одиночке, группами. В одной из групп Ваня заметил Ольгу, и она подозвала Ваню жестом.

-Вот он, наш Иван Нежалко, тот самый художник, о котором я вам рассказывала.  –Представила Ольга Ваню, когда он подошел.

-Здравствуйте. –Поздоровался Ваня сразу со всеми.

-Это делегация из Италии. –Прошептала Ольга. –Тут сейчас начнётся международный  форум «Открытый мир».  Если хочешь участвовать – зарегистрируйся.  Советую остаться.   Один итальянец Гвидо Торрети заинтересовался твоими работами. Пока мы сюда добирались, я показала ему  их фотографии   из Интернета. И Гвидо, кажется, понравилось. Он владеет русским, так что не зажимайся, поговори с ним.

Ольга подвела Ваню к высокому брюнету в строгом синем блестящем костюме, белоснежной рубашке  с черным галстуком. Она представила их друг другу,  и Гвидо тут же увлёк Ваню к его картинам. Он принялся расспрашивать, что Ваня имел в виду, изображая то и это, какими инструментами и красками он пользовался. Гвидо слушал Ванины объяснения и задавал всё новые и новые вопросы. В конце этого допроса  Гвидо спросил  об  образовании. Ваня был самоучкой и не стеснялся этого факта своей биографии.  

-Я предлагаю Вам, Ваня, выставить свои работы в моей галерее в Милане. –Сказал Гвидо, записывая Ванины контакты. – Завтра у меня свободный день. Предлагаю встретиться завтра и обговорить детали. Документы на вывоз картин оформлю я. Уезжаю через 4 дня. Если Вы снимите холсты с подрамников и свернете их в трубочку, то я смогу увести их с собой. Если Вы конечно не возражаете. Я покупаю их у Вас. По минимальной цене. У меня есть клиент, который коллекционирует, написанное в подобном стиле.  Если дела пойдут так, как я предполагаю, то я куплю у Вас ещё картины. Цены уже, естественно, будут выше.  Я всегда придерживаюсь такой схемы с начинающими малоизвестными художниками. Вы согласны с моим предложением?

-Чёрт! Завтра же мне надо выходить на работу! –С досадой подумал Ваня. –Но какая теперь работа, если сбывается мечта моей жизни?

И Ваня, конечно, согласился  принять Гвидо  завтра у себя дома.

То, о чем говорили  на форуме, Ваня вообще не понимал. Какая-то экономика, политика… Эти сферы человеческой деятельности представлялись Ване уродливыми  и  лишенными внутренней стройности, смысла и красоты. Оператор и журналист теперь работали полным ходом, снимая выступления участников форума. А о Ване с его картинами никто и не вспоминал. Ольга снова куда-то исчезла, поговорить было не с кем, Ваня заскучал и решил уйти.

По дороге домой ему пришла мысль: выйти сегодня на работу и отработать полдня  в счет завтрашнего, потому что завтра во второй половине у него встреча с Гвидо.  И Ваня, пересев на другую ветку метро, поехал на работу.

А на работе Ваню ждал сюрприз. Ирина Павловна, наверное, уже всем успела рассказать про выставку. На лицах сослуживцев, когда они здоровались с Ваней, были написаны и радость, и удивление, и некоторое сожаление.

-Наверное обиделись на меня за то, что не пригласил их на вернисаж. –Решил Ваня. –Надо было пригласить весь отдел. Это бы укрепило мой имидж.

Постучав, он вошёл в кабинет Ирины Павловны. Она удивилась его появлению.

-Ирина Павловна, мне на завтра надо будет взять полдня отгула. Поэтому я и вышел сегодня на полдня, чтобы сегодняшние полдня перенести на завтра. –Пояснил Ваня. –Мне сегодня предложили выставиться в Милане. Надо срочно подготовить работы. Сразу покупают.

Ирина Павловна вздохнула.

-Ваня, я так рада за тебя. –Произнесли она с грустью. –Мы все тут рады, что у тебя реальный невыдуманный успех. Мы гордимся тобой и по-хорошему завидуем, что у тебя есть и призвание, и признание, и заработок. Новая очередная выставка заграницей! Поздравляю. Теперь тебе, наверное, трудно будет совмещать нашу рутинную работу с творческой деятельностью. Ведь верно говорю, а ? Так вот. Тут мне как раз разнорядочка от Самсонова пришла на сокращение одной единички в нашей группе. Я вначале Зинаиду Потаповну хотела уволить, она ж уже пенсионерка. Но теперь-то  я понимаю, что тебе это увольнение нужнее будет. Сбросишь, так сказать, камень с ног и свободно воспаришь к высотам творчества. Разнорядочка эта у меня уже месяц лежит. Я ж сегодня пошла на выставку, чтоб убедиться, что не на улицу тебя, родимого,  выбрасываю. Эта противная Ольга, наболтала нам тут, что ты всё фантазируешь про выставки. Что у тебя ничего нет. Но сегодня я убедилась в обратном. Так что, творческих тебе успехов, Ваня. Без тебя мы будем скучать. И не забывай упомянуть о нас, когда прославишься.

-Значит мне уже не нужны отгулы? –Только и смог выдавить из себя Ваня.

-Нет, не нужны! Ты – свободен! –Воскликнула Ирина Павловна. –Вот только заявлениеце напиши, а я подмахну не глядя.

Ваня надписал заявление, подписал у Ирины Павловны, забрал те немногие вещи, что он хранил в ящиках рабочего стола и пошел в отдел кадров за трудовой книжкой.

-Напрасно ты пригласил Ирину на выставку. -Сказал кадровик. Это был душевный мужик лет 60-ти, который всегда по-настоящему симпатизировал Ване. –Они там, в вашем отделе,  всегда знали, что ты фантазировал на счет своих художественных успехов и потешались над тобой, выслушивая твоё враньё про знаменитостей. Даже пари заключали, про кого ты соврёшь в очередной раз. И жил бы ты так и дальше припеваючи. Они тебя любили и жалели, и из жалости шли на уступки, пока были уверены, что ты никто и ничего у тебя нет, и живёшь ты с мамой. А вот как  Ирина увидела, что ты и в правду удачлив и талантлив, так зависть сразу и заела. Тут же тебя  уволила. Люди они такие.  Ты-то сам не обижайся, но на ус наматывай, как оно в жизни устроено, чтобы впредь не ошибаться. На, держи твою трудовую книжку. Успехов тебе, Ваня Нежалко.

Ваня, потрясённый произошедшем на работе, возвращался домой сам не свой.

Ему,  конечно, мешала эта скучная работа, мешала  в творческом плане. Но там, в  отделе, была его живая, настоящая  аудитория, перед которой он выступал, как артист в театре,   играя роль успешного художника. Это была какая-то напряжённая интересная двойная жизнь.  А что теперь у него осталось?  Что, просто быть самим собой? Хотя вроде бы появились Гвидо, Милан, дядя Миша-галерист. Может это знак судьбы? Может его ждет мировая слава?

Когда Ваня приехал домой, то почувствовал такой упадок сил после событий этого дня, что лёг на кровать и сразу заснул.

И приснился Ване удивительный по точности деталей сон. 1937 год. Германия. По всей стране из государственных и частных собраний живописи изымаются картины художников, творчество которых  нацисты посчитали  дегенеративным и вырожденческим. У Вани солидная коллекция  живописи. Есть у него и 4  картины   Отто Дикса, который тоже признан фашистами вырожденцем и дегенератом. Друзья успевают предупредить Ваню, и ему удаётся спрятать эти картины. Тем не менее,  260 полотен Отто Дикса были конфискованы по всей стране  и сожжены в Берлине. Перед Брандрербургскими воротами полыхал гигантский костёр, в который швыряли книги и холсты.  Ваня стоял в толпе и с бессильным отчаянием наблюдал, как уничтожаются шедевры.

И тут Ваня почувствовал, что на его плечо легла чья-то рука.

-Меня выследили. –Пронеслось в его сознании. –Кто-то донес, что я спрятал полотна Дикса. Арестуют и будут пытать. Я не выдержу пыток.

-Ваня. –Произнес женский голос.

-Они знают моё имя. –Ужаснулся Ваня, борясь с желанием повернуть голову и посмотреть человеку в лицо.

-Ваня. –Повторил женский голос. –Ты почему дома, а не на работе?

Голос показался знакомым и сонная дрёма начала рассеиваться. 

-Снова отгулы оформил? –Продолжал голос. -Ой, выгонят тебя, Ваня, с работы за твоё враньё про эти выставки. Рано или поздно, помяни мои слова, твой обман откроется и тебя с треском уволят.

От громкого маминого голоса  Ваня проснулся окончательно.  Ванина мама всю жизнь проработала школьной учительницей в младших классах и просто разучилась говорить тихо.

-Мам! Во-первых, теперь я про выставки не вру. –Сказал Ваня. –У меня сейчас в одном из кафе проходит настоящая выставка. «Кафе поэтов» называется. Можем сходить туда хоть прямо сейчас.

При этих словах  мама вздрогнула, и встревожено посмотрела  на Ваню.  

-А во-вторых, -Продолжал Ваня, не заметив маминой реакции. –Я и сам уже уволился с этой бесполезной работы. Сегодня вот уволился. Не хотели меня отпускать. Я вроде как незаменимый для них программист. Но я настоял на своём и меня неохотно отпустили. Нельзя сидеть на двух стульях. Либо я художник, либо программист. И как только я уволился, то есть, как только  сделал выбор, мне тут же поперла удача. Сегодня на моей выставке  один влиятельный итальянец сделал мне предложение.

-Что? –Испугалась Ванина мама. – Ваня, я чего-то не знаю? У тебя отношения с мужчинами?

-Нет. Не это! Как ты могла подумать!? –Обиделся Ваня. –Итальянец предложил мне выставить картины в Милане в его частной галерее. И самое интересное. Он купит мои работы тут, сразу все. Представляешь! Мои картины покупают иностранцы! Стоило мне уволиться с работы, сделать выбор, и дела сразу пошли!

-Ваня. У тебя, наверное, температура. – Мама приложила ладонь к Ваниному лбу.  Лоб был холодный.

-Ты мне не веришь. Я понимаю. Ну, тогда поехали, прямо сейчас. –Воскликнул Ваня и вскочил с кровати.  –На метро минут за 50 доберёмся до кафе.

-Нет, Ваня. Не сегодня. –Возразила мама. -Мне завтра в школу на работу, а я так устала от этой … поездки. Сейчас пойду приму теплый душ и пораньше лягу спать. Может, завтра вечером сходим.

-Может быть, но завтра ко мне сюда обещал подъехать тот самый итальянец за картинами.

-Сказал Ваня.

-Ой, Ваня, сынок. Поосторожней ты с ними. –Предупредила мама. -Вовлекут, обманут и будешь один за всех отдуваться. Ладно. Я пошла в душ.

И мама, поцеловав Ваню в холодный лоб, вышла из комнаты.

После вечернего сна Ваня чувствовал себя  погано.  Хотелось куда-нибудь пойти, развеяться.  Ване даже подумалось, а не приснилась ли ему вся эта история с появлением Ольги, с «Кафе поэтов»,  с выставкой, с увольнением, с Гвидо.

-Легко проверить. –Подумал Ваня и начал перебирать свои картины, стоящие аккуратно прислонёнными друг к другу на полу между  шкафом и окном, и на самом шкафу, и на полках у окна.

Странно, но Ваня никак не мог вспомнить, какие именно работы он отвёз на выставку. Вроде бы все его картины  находились тут.

-Неужели приснилось? –С отчаянием подумал Ваня. Ему не хотелось, чтобы эти долгожданные события  оказались простым сном.

–Съезжу ка я  в кафе. Если моих картин там нет, значит приснилось. –Решил Ваня и уже через час он стоял перед входной дверью «Кафе поэтов».

Дверь была заперта и опечатана.

-Хорошо, что хоть  кафе реально существует. Плохо, конечно, что оно закрыто. Хотя это не означает, что внутри нет моих картин.  Просто закрылись по каким-то причинам. -Размышлял Ваня. –И зачем я вообще сюда поехал? Достаточно было позвонить Ольге или посмотреть в трудовой книжке, есть ли запись  об увольнении.

-Опоздал? –Услышал Ваня дребезжащий старческий голос. –Накрылся твой бордель. Слава тебе Господи, разогнали. Житья от них не было. Шумят пол ночи, не заснуть.

Продолжая ворчать, пожилая женщина прошла мимо, волоча за собой сумку на колесиках. Колёсики поржавели и не вращались, а скрежетали, царапая асфальт.

Вывеска с названием «Кафе поэтов» и  табличка с временем работы – всё было на месте. Почему тогда эта женщина  сказала «бордель»?

-Озлобленные пожилые люди во всем видят  плохое. –Подумал Ваня. –Надо позвонить Ольге. Она должна быть в курсе того, что произошло.

Ещё по дороге сюда Ваня обнаружил, что оставил мобильник дома. Проклиная себя за несобранность, Ваня поехал обратно домой на метро.

И уже в метро ему пришло в голову, что кафе могли закрыть именно из-за его картин. Сюжеты у картин были остросоциальные. Это могло кому-то не понравиться. Изображал Ваня людей сегодняшнего дня, со всеми их уродливыми причудами. Вот таких, как например, эти двое мужчин, стоящих посреди вагона, и обсуждающих что-то громко и горячо.  Ваня прислушался. Речь шла об очередном наезде полиции на какие-то учреждение.    

-Устроили маски-шоу, а чего брать-то там, у нашей гнилой интеллигенции? Никому  от них никакого вреда. Толку, правда, тоже никакого. –Говорил один.

-Это оппозиция, пятая колона. Там же иностранцы были! Враги. –Возражал другой. –Кругом враги. Мы же в осажденной крепости, хотим подняться с колен, а либералы мешают. Я, как патриот,  горячо поддерживаю решительные действия полиции.

Ваня не дослушал и вышел из вагона на своей станции.

Дома Ваню ожидал сюрприз, который развеял его сомнения относительно реальности произошедших с ним событий. Когда он вошел в квартиру, в коридоре его встретила мама в банном халате и громким голосом произнесла:

-Тебя в твоей комнате ждет девушка. Черт, никак шепотом не получается.

Ольга сидела на краю Ваниной кровати и, когда Ваня вошел, она встала.

-Ваня, произошло кошмарное постыдное событие! –Воскликнула она. –Мне так неудобно перед людьми. Наверное, обычная бухгалтерская проверка, а эти врываются в масках, вооружённые. Мы же не оказываем сопротивление. Что за цирк! Или они любой повод используют, чтобы нас попугать? И как теперь забрать оттуда твои  картины? Они же опечатали кафе! Это наезжают на моего отца. Кафе - его собственность. Он просто из сострадания  пустил  поэтов,   приютил, подарил нам место для поэтических встреч. Вот поэтому я и не хочу быть материально зависимой от родителей. Поэтому я и прошла на курсы делопроизводителей и устроилась к вам в контору секретаршей. Но, как видишь, потерпела сокрушительное и оглушительное фиаско. Уволена.

-А я тоже уволился  сегодня. –Сказал Ваня.

-Зачем? –Удивилась Ольга. –У тебя же там всё хорошо было.

-Я не могу более совмещать несовместимое и жить двойной жизнью. Я хочу заниматься только живописью. –Сказал Ваня.

-А на что ты собираешься жить? –Спросила Ольга.

-Гвидо обещал закупить серию моих картин и устроить выставку в Милане. –Сказал Ваня. –На завтра договорилась о встрече тут, у меня.

-Сомневаюсь, что он приедет. Теперь у Гвидо после этих событий,  я думаю, желание иметь с нами какие-либо дела поубавилось. –Заметила Ольга.

-Считаешь, он не приедет? –Испугался Ваня.

Тут в дверь постучали, и вошла мама в банном халате и с полотенцем, обмотанном вокруг головы.

-Ребята! Не хотите ли попить чаю? Я накрыла на кухне. –Громким голосом произнесла она и откашлялась.

-Спасибо за приглашение, но мне уже надо уходить. –Сказала Ольга.

Мама, пожав плечами, вышла.

-Я заскочила, потому что звонила тебе на мобильник и никто не отвечал. –Сказала Ольга. –Я испугалась. Подумала, с тобой что-то могло случиться. Директора-то нашего замели   как преступника!  Хотя папа ему никогда не доверял.  Считал, что тот за его спиной проворачивает какие-то темные делишки. Но с другой стороны, чем таким особо прибыльным и незаконным можно заниматься в кафе?

-Не скажи. –Возразил Ваня. – Знаешь, что мне сказала прохожая, когда я час тому назад стоял у закрытых дверей кафе? 

-Ты ездил в «Кафе поэтов» ?  -Удивилась Ольга. –Зачем?

-Неважно зачем. Она сказала, что в «Кафе поэтов» работал бордель. Что я, мол де, как клиент  опоздал. Борель только что прикрыли. Говорит, шумели сильно по ночам. –Сказал Ваня. –Догадываешься, кто организатор и бенефициар?

-Директор сдавал по ночам помещение кафе  под это дело? Хотя, что ему мешало? Обязательно передам отцу то, что ты мне сказал. Это важно и многое объясняет. –Ольга поморщилась. –Как  мерзко. Высокая бескорыстная поэзия и эта грязь за деньги. Хотя ещё Вознесенский заметил связь между поэтами и половыми органами.

           Поэты и соловьи

           Поэтому  и священны,

           Как органы очищения

           А стало быть и любви.

Когда Ольга ушла, Ваню снова потянуло в сон. На этот раз он проспал до утра. Ваня поспал бы и дольше, но его разбудил телефонный звонок.  Звонил Гвидо.  Он ни словом не обмолвился о вчерашнем инциденте в кафе. Просто спросил, когда и куда ему подъехать.

Внимательно осмотрев все Ванины работы, Гвидо заметил, что в «Кафе поэтов» выставлены не самые удачные. Затем он отобрал 18 картин и попросил Ваню прямо сейчас снять холсты с подрамников.

-Я готов подождать. Не торопитесь. Главное, не повредите холсты. –Сказал Гвидо. –А вот, кстати, Ваш гонорар.

Гвидо положил на стол стопку стодолларовых купюр.

-Здесь ровно 3600 долларов США. Я исходил из цены 200 долларов за картину. –Пояснил Гвидо. –Вы художник на Западе неизвестный, поэтому у меня есть финансовый риск.

Ваня молчал и, не мигая, глядел на стопку долларов. Такой суммы у него отродясь не было. Гвидо по-своему понял Ванину реакцию.

-Хорошо. Для ровного счета добавлю ещё 400 баксов. Пусть будет 4000. Но больше не могу. –И Гвидо доложил ещё 4 сотенные купюры. –По рукам?

Ваня сглотнул слюну и чуть слышно выдавил из себя: -По рукам. Спасибо. 

-Тогда приступайте. –Сказал Гвидо. - Мне сегодня надо бы ещё успеть за разрешением на вывоз.

Через 2 часа Гвидо ушёл, унося с собой 18 Ваниных холстов, свёрнутых в трубочку, а 4000 долларов остались лежать на столе.

Ваня пересчитал деньги, проверяя каждую купюру на просвет, и убедился, что всё было без обмана.

-Значит и в правду поперло! –Прошептал Ваня. –Жаль мама на работе, не видит.

Фамилия директора «Кафе поэтов» по иронии судьбы была Пушкин.  Имя и отчество, правда, подкачали. Звали его Макар Иосифович. Сам Пушкин  стихов не писал, да и читать-то особо не любил, но зато имел явные способности к придумыванию всевозможных схем  незаконного обогащения. Впрочем, свою истинную сущность Пушкин тщательно скрывал за открытой, доброжелательной манерой поведения и удивительно простодушным выражением лица. Где бы он не работал,  и чем бы не занимался, никаких документов, могущих скомпрометировать его безупречную репутацию Пушкин никогда не оставлял. Поэтому он был искренне удивлен и возмущён, когда его увели из кабинета директора кафе под охраной, так и не предъявив обвинения. Если Макар Иосифович Пушкин, сидя в КПЗ, продолжал ломать голову, пытаясь найти причину произошедшего с ним недоразумения, то Ваня и думать забыл об этом «Кафе поэтов». Даже если его картины и пропадут, он напишет ещё. Главное сейчас  для Вани было то, что у него, наконец,  появились деньги. Теперь Ваня мог осуществить свою давнюю мечту. Загранпаспорт с Шенгеном у него был  готов, а заказать гостиницу и билеты – минутное дело. И – здравствуй, долгожданная Германия!

Конечно, Ване очень хотелось попробовать в реальных жизненных ситуациях свои знания немецкого языка. Сколько раз во сне Ваня видел себя идущим по Унтен ден линден к Бранденбургским воротам. На нем был наодет длинный светло-зеленый плащ, черная фетровая шляпа с загнутыми вверх полями. Концы ослепительно белого шарфа, обмотанного в 2 оборота вокруг тощей шеи, покачивались в такт шагов. Он подходил к немке, торгующей мороженным с лотка, и спрашивал, где располагался в 1937 году  тот самый костер, в котором нацисты сжигали книги и картины.  И вот тут-то и  всплывала на поверхность вторая причина его страстного желания посетить Берлин. Пропавшие или спрятанные кем-то от фашистов 4 картины Отто Дикса.  Ваня верил, что ему главное оказаться там, на месте, в Берлине, и он вспомнит, что произошло в его предыдущем воплощении. Ведь всё указывало, всё сходилось именно к тому, что именно Ваня и спрятал  эти самые картины в 1937 году.

-Если же ничего не вспомнится, тогда просто попрактикуюсь в живом немецком языке. Тоже полезно. –Решил Ваня.

Вскоре все выездные документы у Вани были готовы, и он улетел в Берлин сроком на одну неделю.

Ванина мама поехала провожать сына до аэропорта. Она давно предлагала ему свои деньги на поездку. Последнее время у неё появился какой-то дополнительный заработок и деньги водились. Но Ваня денег у мамы не брал, а говорил, что и сам в состоянии заработать. И заработал-таки. Причем не на какой-то там рутинной работёнке, откладывая и копя по копеечке. А заработал  сразу много и своим талантом.

В предотъездной суете встретиться с Ольгой у Вани не получилось. Да она и не звонила. Зато уже в Германии, в аэропорту Шёнефельд, когда Ваня  сидел в автобусе до Берлина,  от Ольги пришла смс. Она спрашивала, как он долетел. Тут же появилась смс от мамы с тем же вопросом. Ваня ответил на обе смски, естественно, на русском языке.

Автобус тронулся с места,  и  от Ольги прилетело следующее послание. Ване это не понравилось. Для него смысл  поездки в Германию заключался в смене языковой среды, в стопроцентном погружении в немецкую культуру. Он хотел  таким образом включить своё подсознание, чтобы вспомнить, где он в том своём прошлом воплощении, когда Ваня был немцем,  спрятал картины Отто Дикса.  Но если его будут постоянно отвлекать смсками на русском языке, то никакое погружение в прошлую жизнь будет невозможным. И Ваня решил даже не читать, что ему пишет Ольга. Но любопытство заедало, и через 5 минут он сдался.

Ольга писала, что вопрос с кафе улажен. Бывший директор, Макар Иосифович Пушкин, уволен. Теперь Пушкиным занимаются следственные органы. Ольгин отец ищет нового директора и поскольку Ваня сейчас всё равно без постоянной работы, Ольга предложила его кандидатуру. Если, конечно, Ваня не против. Ольга просила Ваню не спешить с ответом и хорошенько обдумать предложение, потому что время терпит.  В конце сообщения она пожелала ему приятно и с пользой провести время в Германии.

Вечером на исходе четвертого дня Ваниного пребывания в Берлине он одиноко сидел в своём одноместном номере пятизвездочного отеля Адлон Кемпински, расположенного рядом с Бранденбургскими воротами. 7 ночей в этом номере обошлись Ване примерно в две тысячи долларов. Таким образом,  у него оставалось ещё около двух тысяч. Доллары приходилось переводить в евро, которым Ваня не доверял.

Настроение у Вани было плохое. Его планы погружения в немецкий язык, в великий язык Гёте и Шиллера, начали разрушаться с первого же дня пребывания в Берлине. Казалось, что вся эта пятизвездочная гостиница была заселена русскоговорящими.  И говорили они круглосуточно и очень  громко. Даже когда Ваня возвращался в отель в районе полуночи, то обязательно натыкался в холле, в лифте, или в коридоре  на соотечественников, которые лезли к нему с разговорами.

-Надо было в первый же день прикинуться кем угодно, только не русским. –Сокрушался Ваня.

И на улице у Вани никак не получалось по нормальному заговорить с кем-нибудь из местных. Немцы отвечали что-то, но говорили очень быстро, скомкано и непонятно.

-Издеваются надо мной. –Думал Ваня. –Видят, что я русский, вот и издеваются.

А одна пожилая немка даже подозвала полицейского, когда Ваня, нервничая, начал громко выкрикивать, повторяя в десятый раз одну и ту же фразу, которую он выучил ещё дома по разговорнику. Ване очень нравилось, как она звучит в его исполнении. А эта немка, наверное, специально делала вид, что не понимает.

-Всё она понимает. Просто не любит нашу страну. –Подумал Ваня.

Так он пробродил  по Берлину целых 4 дня. Ни о каком погружении в языковую среду, тем более в коллективное бессознательное, туда, где скрывалась его прошлая немецкая жизнь и тайные знания об исчезнувших картинах Отто Дикса, не могло быть и речи. Ваня в Москве чувствовал себя большим немцем, чем тут, в Берлине.

-Похоже, миссия невыполнима. –Подумал Ваня. –Обменять билеты и завтра же улететь домой. Ещё три дня таких мучений я не выдержу. И зачем учить эти иностранные языки, если их всё равно  невозможно выучить до конца. Учишь, учишь, а на проверку – никто не понимает.

Ваня заходил  и в Берлинские художественные  салоны, показывал фотографии своих картин, в надежде завязать полезные знакомства.  Но и в салонах  возникало досадное лингвистическое недопонимание, один раз закончившееся вызовом полиции.

Вот в таком невесёлом  настроении Ваня сидел в  дорогом номере гостиницы. Он  ясно понимал, что делать  ему в Берлине абсолютно нечего. А вот в Москве – напротив. В Москве Ваню ждала интересная новая  работа. Он ведь сразу согласился на должность директора «Кафе поэтов» и теперь Ольга писала ему смски с инструкциями, вводя в курс дел.

И тут в дверь его гостиничного номера постучали.

Решив, что это, наверное, обслуживание в номерах, Ваня крикнул, не вставая: -Да-да, входите!

Дверь открылась, и вошел молодой человек.

-Добрый вечер. –Сказал он по-русски. –Не помешаю на пару минут? Меня зовут Анатолий Прудковский. Извините за назойливость. Мы несколько раз сталкивались с Вами тут в гостинице: в коридоре, в лифте. Я пытался заговорить с Вами, но Вы всегда спешили. Понимаете, завтра я уезжаю отсюда.

-Слава Богу! –Подумал Ваня. –Какая наглость! Уже прямо в номер лезут!

-И до отъезда мне бы хотелось прояснить пару моментов. –Продолжал Прудковский. -Разрешите я присяду?

Прудковский прошел в комнату и уселся в кресло прямо напротив Вани.

-Около недели тому назад я видел Вас в «Кафе поэтов». Вы выступали с девушкой и огнетушителем, из которого потом полилось шампанское. Припоминаете? –Спросил Прудковский. -Девушка представила Вас как художника – жертву социальной несправедливости. Припоминаете? Я потом специально ещё раз зашёл в кафе, чтобы посмотреть выставку Ваших картин.  И знаете что? Они мне очень понравились. Такая экспрессия, чувствуется социально-политический протест! И технически выполнено на хорошем художественном уровне. Ведь я по молодости тоже рисовал, но успеха не добился и забросил. А у Вас дела, как видно, идут хорошо, если Вы можете позволить себе жить в центре Берлина в  дорогой гостинице. Я вот что хочу предложить. У меня тут в Берлине много деловых партнёров. Некоторые из них вкладываются в  современное русское оппозиционное искусство, в частности, в живопись.  Если у Вас есть при себе фотографии Ваших картин,  то я бы мог показать их заинтересованным лицам. Я улетаю завтра вечером, а днём у меня встреча с потенциальными   инвесторами.  Своей галереи у меня нет, но я мог бы оказывать Вам посреднические услуги, скажем, за 25% от выручки с продаж.

Ваня молчал, озадаченный неожиданным поворотом беседы.

-Может я задремал и мне это снится? –Подумал Ваня и ущипнул себя на кончик носа. Было больно.

–Шайсе! –Подумал Ваня и удивился ещё больше. Ведь он подумал на немецком языке! –Бишиссен хох драй! –Снова пронеслось в его сознании.

-Я понимаю Вас. 25% - это четверть. Многовато. Согласен. Хорошо. Пусть будет 20%.  –Сказал Прудковский, по-своему интерпретировав Ванино молчание.

-У меня с собой планшет с фотографиями. –Сказал Ваня на немецком языке.

-Извините? Что Вы сказали? Я по-немецки не понимаю. Со мной ездит переводчица. Профессии…оналка. Профессионалка.  –Сказал Прудковский.

Ваня повторил фразу на русском и добавил: -Давайте я сброшу фотографии на Ваш телефон.

-Вы свободно владеете немецким? Я хоть и не понимаю, но звучите Вы вполне по-здешнему, по-берлински. –Заметил Прудковский, доставая телефон.

-Вы любите поэзию? –Спросил Ваня, объединяя, копируя и перемещая файлы со своего планшета на телефон Прудковского.  И снова, как-то непроизвольно Ваня произнёс эту фразу на немецком. Он извинился и повторил по-русски.

-Нет. Просто в тот день пришёл раньше, чем обычно и застал этот поэтический понос.  –Ответил Прудковский. –Я-то обычно заглядываю в это кафе  на ночную программу. Ну, там, знаете, с девочками, то да сё, нелегальное… О! Прилетели Ваши файлы.  Открываем. Так-так. Всё открылось. Великолепно. Смотрим. Я хоть не фанат живописи, но Ваши картины  пробирают до костей. Очень по-бунтарски, экспрессивно, социально. Спасибо. Не буду Вас более задерживать. У Вас, небось, вечерняя развлекательная программа намечена? Здесь этих развлечений – жопой кушай. Но как-то всё  формально, холодно. Мне наши родные девочки, даже из Вашего  кафе, больше по душе. Так что и не зовите с собой. К здешним лебедям я больше не пойду. Тем более, завтра на родину.

Прудковский ушёл, оставив Ване свою визитку и обещание непременно связаться с ним в Москве. Но больше, чем появление Прудковского, Ваню потрясло и обрадовало то, что он совершенно непроизвольно произнес несколько фраз на немецком. Он, наконец-то,  начал думать на немецком языке!

Ваня читал, что так  оно и случается с изучающими иностранные языки. Человек учит, учит, учит, долбит, запоминает и ничего не получается. И вдруг – раз!  Как щелчок! И пошло, и поехало, и понеслось!

Ваня решил сейчас же выйти из отеля на улицу и проверить, как теперь будут реагировать немцы, когда он заговорит с ними на их родном языке. На языке Гете и Шиллера.

Ваня шел по ночной берлинской улице с длинным грустным названием «Унтен ден линден», что в переводе  означало  «Под липами». На нем был светло зелёный плащ, чёрная фетровая шляпа с загнутыми кверху полями, белый шарф обмотанный в два оборота вокруг его тощей длинной шеи, - всё именно так, как и представлялось Ване в его московских грёзах о Берлине. А главное, немецкий язык. Он звучал в его голове и просился, рвался наружу. Но, как на зло, в этот час Унтен ден линден была совершенно безлюдна.   Ваня свернул на какую-то боковую улицу и пошел по ней, поражаясь безлюдности.

-Может,  ввели чрезвычайное положение из-за какого-то очередного теракта, а я и не знаю. –Подумал Ваня. –Может мне  вернуться в гостиницу?

 И тут в ста метрах впереди Ваня увидел группу людей. Он обрадовался, подошел к ним и заговорил по-немецки. Ему бы следовало, перед тем как заговорить, вначале как следует разглядеть, что это были за люди. Но нет. Ваню переполняло радостное чувство прорезавшегося в нем немецкого языка. Когда же  он заметил, что тут что-то не так, то было уже поздно. Ваню ударили несколько раз в лицо, повалили на асфальт и принялись избивать ногами. Ваня разглядел их смуглые лица.
-На арабов напоролся, черт их подери. –Прозвучало в его сознании и Ваня с удовлетворением отметил, что прозвучало это снова на немецком языке.

И тут Ваня услышал где-то в отдалении голос, который  с прекрасным берлинским   произношением сыпал отборную немецкую брань. Обладатель угрожающего голоса приближался, стуча подошвами по асфальту, и Ванины обидчики бросились врассыпную.

-Романтично. –Подумал Ваня, уже не отдавая себе отчета на каком языке.

А его спаситель выхватил  из подмышки пистолет и начал стрелять по убегающим арабам, или кем они там были на самом деле. Ваня поднялся с асфальта, подобрал откатившуюся шляпу, отряхнул плащ, поправил шарф. Ванин  спаситель уже не стрелял.  Он звонил  и, как Ваня понял из его слов, в полицию.

-Как Вы? –Спросил он. –Меня зовут Курт.

-Иван. –Ответил Ваня. –Спасибо, что вступились. Если б не Вы –меня б наверное  убили.

Ванина речь на немецком текла легко и непринуждённо, но Курт как-то напряжённо прислушивался.

-Вы из Польши? –Спросил он.

-Из Кракова. –Сказал Ваня, мгновенно сообразив, что может и от Курта схлопотать, если тот окажется русофобом.

-У Вас кровь на лице. Эти арабы совсем охамели. Не работают. Живут грабежами.      Отстреливать бы их. Зайдём ко мне. Я живу напротив. Промоем раны. Если  что серьезное – вызову медиков. У Вас страховка оформлена? -Спросил Курт.

-Оформлена. –Сказал Ваня.

-У Вас приличное произношение, но всё равно изредка слышится что-то славянское.  –Заметил Курт, когда они,  войдя в его квартиру, прошли на кухню.

-Присядьте. О, Бог ты мой! Как Вас отделали! – Воскликнул Курт, разглядывая Ванино лицо.  –Но одного-то я точно подстрелил.

И тут Курт как-то очень внимательно посмотрел на Ванину одежду.

-Этот плащ, шарф, шляпа… Всё точно такое же! –Удивился Курт. - Сейчас я Вам продезинфицирую раны, а потом кое-что покажу. Это очень странно. Да Вы снимайте верхнюю одежду.   Я сейчас.

Курт открыл один из множества шкафчиков, встроенных в стену и извлек оттуда баночку и вату.

- Хотите что-нибудь выпить? – Предложил Курт.

-Нет, спасибо. Потерплю. –Ответил Ваня.

Терпеть пришлось недолго.

-Мерзавцы, украли у меня телефон. Ну, да я через три дня всё равно улетаю домой. –Говорил Ваня, пока Курт обрабатывал раны на его голове. –Я остановился в отеле Адлон Кемпински.

-Хороший отель. -Одобрил Курт. –Всё. Закончил. Готово. А теперь – приготовьтесь к сюрпризу.

Курт ненадолго вышел из кухни и вернулся с фотографией размером с книгу.

-Это мой прадед. –Сказал Курт и показал Ване фото. –Он одет один в  один как Вы сегодня! Такая же черная фетровая шляпа с загнутыми кверху полями, плащ удивительно похожего покроя. Жаль фото черно белое, 1937 года, но видно, что плащ светлый. Может тоже был светло зеленый. А главное – длинный белый шарф и также обмотанный в два оборота вокруг шеи. Только у вас шея длинная и тонкая, а у прадеда – короткая и толстая.

-Да, правда! –Удивился Ваня. –Бывают же совпадения. А чем занимался Ваш прадед?

-Трудно сказать  с определённостью. От него много что нам осталось. Был музыкантом, саксофонистом в джазе. Писал колонки в берлинских  газетах и даже  издал политический роман-сатиру. Что-то вроде «Карьеры Артура Уи, которой могло и не быть» Бертольда Брехта, с которым, кстати, был знаком.  Дружил он и  с авангардными художниками. Собирал их картины.  

-Я тоже художник. –Сказал Ваня.

-Серьёзно? –Обрадовался Курт. - Тогда Вам будет интересно посмотреть на мою коллекцию.

Они прошли в одну из комнат и Ваня обомлел.

-Это подлинники? –Спросил он.

-Частично. –Ответил Курт. –А как Ваша фамилия?

-Я пока ещё  далеко не классик и моя фамилия Вам ни о чём  не скажет.  –Ответил Ваня. –Нежалко. Иван Нежалко.

-Скромничаете, Иван. –Засмеялся Курт. –У меня есть Ваша работа. На днях приобрел на аукционе в Милане. Нежалко.  Она у меня висит в другой комнате. Кстати, рядом с полотнами, оставшимися от прадеда. Пройдёмте покажу.

-Сегодня просто день сюрпризов! –Подумал Ваня на немецком.

Но то, что он увидел в соседней комнате, повергло Ваню в ступор. На стене висели 4 картины Отто Дикса. Ваня бросился к ним, проверять подпись, потому что картины были совершенно неизвестные, их не каталогизировали. Ваня был уверен, что это именно те самые картины, спасенные им от уничтожения  в 1937 году.

-А вот Ваша картина. –Сказал Курт, но Ваня даже и смотреть на неё не стал.

Он миллиметр за миллиметром  рассматривал полотна своего любимого художника, вглядываясь в форму и характер мазка, в прерывистость линий. Это без сомнений был настоящий Отто Дикс.

-Вы фанат Дикса? –Спросил Курт. –Это незакатологизированные работы. Их спас мой прадед, спрятав от нацистов, когда те 1937 году сжигали на кострах великое искусство. Кстати здесь неподалёку. У Бранденбургских ворот. Зверьё! Позор нашей великой нации. Многие люди тогда поддались их нацистской пропаганде.  Прадед не поддался, хотя рисковал жизнью.  Но с другой стороны при Гитлере был порядок и таких уродов, с которыми мы только что столкнулись, на улицах и быть не могло. Всех бы за 24 часа распихал по концлагерям. Но как Вы удивительно совпали  одеждой с моим  прадедом!

-Курт,  кем Вы работаете? –Спросил Ваня.

-Государственный служащий. Но интересуюсь современным искусством. Пополняю семейную коллекцию. –Курт замолчал и задумался. -На аукционе Вас  представили как российского художника, а не польского. Как так?

-Они ошиблись. –Сказал Ваня. –Курт, а Вы верите, что человек может вспомнить свои предыдущие жизни?

Курт пожал плечами.

-Вы спрашиваете, почему я одет в точности, как Ваш прадед на фотографии. –Продолжал Ваня. –Да потому что, мне неоднократно снилось, как я иду по Берлину именно в такой одежде.  Это был прямо-таки навязчивый сон.

-Вы хотите сказать, что в прошлой жизни были моим… -И Курт взглянул на черно-белую фотографию прадеда. –Может Вам всё-таки лучше с этими травмами головы показаться  врачу?

-Драка не причем. Я и раньше знал про эти 4 спасённые картины Отто Дикса. Вот скажите, откуда я мог это знать?–Спросил Ваня.

-Тогда Вы должны помнить то джазовое кабаре, где прадед играл на саксофоне почти каждый вечер в течении двух лет. Такое на забывается.  –Сказал Курт. – Он играл здесь, в Берлине.

-Нет. Про джаз мне не снилось. –Признался Ваня. –Снились только эта одежда и 4 картины Дикса.

-Да! Сильно! Точно не хотите выпить? –Спросил Курт, но Ваня снова отказался. –Ладно,  с картинами Вы могли придумать, но одежда – это неопровержимо. И как Вы оказались именно на этой улице?  Как встретили меня? Я живу с женой в другом месте, а сюда хожу раз в неделю поливать цветы и наслаждаться своей коллекцией. Как Вам, кстати, рама ? Подходит к Вашей картине?

На Ваниной картине в экспрессивной манере был изображен саксофонист.  Курт и Ваня переглянулись. Только сейчас они заметили сходство  лица саксофониста с лицом прадеда Курта на черно белой фотографии. 

-Поразительно! –Прошептал Курт и тряхнул головой, как бы желая сбросить с себя наваждение.  –Так вот почему на том аукционе я выбрал именно Вашу картину! Я действовал подсознательно! И Вы изобразили  ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2