Вместо предисловия. От края и до края...

Я родился в Харькове, в городе, который «волею судеб» оказался на стыке близких, но все же разных культур. Во времена царствования Петра Великого (исторически, казалось бы, не столь отдаленные) этот южнорусский город все еще был «у края» Великой России — пограничной крепостью на «укрАине» огромного государства.

А уже в годы Октябрьской революции именно в Харькове была провозглашена советская власть в Малороссии, объявленной республикой, которую вдруг на польский манер назвали Украиной, а ее жителей, разумеется, украинцами. И вплоть до 1934 года Харьков оставался столицей Украинской республики в составе Советского Союза.
Следы неизбежной «украинизации» проявились в двуязычных вывесках, развешанных по всему городу, и, конечно же, в официальных документах, заполняемых непременно на русском и украинском языках. Так в моем первом паспорте я вдруг получил новое отчество: «Панасовыч», хотя, насколько известно, ни в одном из языков мира имена собственные не меняются.
Существовала даже шутка, что великий русский поэт Пушкин на Украине непременно стал бы Гарматкиным…

Однако, несмотря на грандиозные усилия, харьковчане во всех переписях в качестве родного языка упорно указывали русский, а украинский лишь в числе языков народов СССР, которыми владеют дополнительно. Да и в городе в годы моего детства украинскую речь можно было услышать лишь на рынках, куда привозили свою продукцию колхозники из окрестных украинских сел.
И все же усилия не прошли даром: сами того не замечая, харьковчане уже давно говорили не по-русски — возник своеобразный харьковский говор. Это даже не «суржик», а нечто особенное, где мягкое украинское «г» сочетается с таким словотворчеством, какое и не снилось прославленным одесситам, просто активно заимствовавшим слова из разных языков…
Но когда справедливость была восстановлена, и столицей Украины стал древний Киев (столица Киевской Руси, или Малороссии, то есть России Малой, исконной), Харьков оказался лишь областным городом «у края» республики — на ее границе с Российской Федерацией.
В годы советской власти та граница существовала лишь на картах, да в головах политиканов, а вот с развалом Советского Союза стала жуткой реальностью — моя малая Родина неожиданно оказалась в другом государстве…

Я прожил в родном городе двадцать три года — едва ли ни треть жизни. Но именно в Харькове прошли лучшие годы, там я вырос и сформировался как личность. В моем городе я отлично учился и получил прекрасное образование, там началась трудовая жизнь, оттуда в 1969 году уехал на космодром Байконур, куда направили по распределению. Уезжая, даже не подозревал, что покидаю родной город навсегда, оставляя в нем самое дорогое — мое прошлое, где познавал мир, любил и страдал так искренне и чисто, как бывает только в детстве и юности…
С тех пор как однажды осознал, что жизнь конечна, а «бессмертная душа» не более чем спасительная сказочка для слабых духом — разум заметался в поисках равноценной замены. Страх смерти грозил обратиться в устойчивый комплекс. Ведь если нет Бога, и после смерти не будет ничего, какой смысл к чему-то стремиться?!
«И зачем только человеку разум», — размышлял восьмилетним ребенком, наблюдая за стайкой цыплят, опекаемых строгой курицей, — «Бегают, бедняги, что-то клюют, дерутся… А подрастут, их зарежут и съедят». И так все живое — суетится и не думает, зачем живет, и что будет потом, когда их не будет…
В период юношеского максимализма меня вдруг осенило: «Да мы все в нашей стране такие же цыплята. И нас тоже рано или поздно сожрут во имя призрачной идеи построения коммунизма!»
А жить действительно становилось страшно. Мир находился «у края» ядерной пропасти, и на уроках военной подготовки мы, восьмиклассники, готовясь отразить нападение любого врага, часами шагали строем в противогазах, с допотопными трехлинейками, удлиненными полуметровыми трехгранными штыками-прутиками.
— Вспышка справа! — кричал старенький подполковник в отставке, и мы мгновенно падали лицом вниз, головой от условного взрыва ядерной бомбы. Но кто-то, как обычно, падал не так, и военрук строго распекал нерадивых учеников:
— Тю на вас!.. Як упалы, мать вашу так?! Ну, ля-а-а!.. Дэ ж довжны буты ваши головы?.. Хорошо, цэ учеба, а так воны вже валялысь бы штабэлямы у тех кустах, — с серьезным видом сообщал он о возможных последствиях ядерного взрыва.
— Товарищ полковник, а если вспышка прямо над головой?.. Какую команду подавать? — не выдержав очевидной глупости, на всякий случай повысил я военрука в воинском звании. Ему это всегда нравилось.
— Нэ вумничай, Зарецкий!.. Яка команда… Испаришься за минуту, й слиду нэ будэ… Ни вид тэбэ, ни вид твоейи винтовки, — под смех школьников сдавался военрук, — Ни-и-и… У вийну було проще. Такойи гадости ще нэ наизобрэтали, — с сожалением вздыхал фронтовик.
— А штыком кого колоть, товарищ полковник? — тут же подключался Костя Завьялов, — И как, если штык испарится? — добавлял он под очередную вспышку смеха товарищей.
— Кого прыкажуть, того й будэшь колоть, Завьялов! — начинал выходить из себя преподаватель, — А испарится, так у врага вин тэж испарится… Голыми руками дави вражину! — заканчивал он таким тоном, что разом наступала мертвая тишина. Шутить с фронтовиком больше не хотелось…

А на уроке математики после бессмысленной двухчасовой муштры уже вовсе не хотелось думать ни о чем. Какие там функции? О чем это бормочет наш математик Яков Яковлевич — Я в квадрате? А главное, зачем все это?.. Вспышка слева и трындец… Харьков город промышленный, и уже в полукилометре от школы друг за другом начинаются «почтовые ящики»: семьсот одиннадцатый, двести тридцать первый и далее везде…
Что они там выпускают, неизвестно. Хотя почему неизвестно? Подземный авиазавод, конечно же, выпускает самолеты. Они ежедневно проносятся над школой, сотрясая здание так, что и бомба не нужна — рассыплется оно однажды от постоянных вибраций…
А Пятихатки или Желтые Воды? Там, говорят, добывают почти весь уран для наших атомных бомб. Объекты первой очереди для «бомбардування», как сказал наш военрук…
И мое воображение быстро нарисовало картину вспышки слева. Как наяву увидел брызнувшие стекла гигантских окон класса. Да только этими осколками нас всех посечет в лапшу! Никто не спасется… А уж дальнейшая картина была совсем безрадостной. Куда бежать? Бомбоубежищ нет. Противогазы только в классе военной подготовки, да и то всего двадцать штук — для мальчиков одного класса.
«Нет. Страна не готова к ядерной войне», — сделал здравый вывод и успокоился. Но минут через десять вдруг вспомнил, что и к прошлой войне она тоже не была готова. Она вообще никогда ни к чему не готова. И невеселые мысли вновь захватили в плен.
«Повезет тому, кто испарится», — заключил я, — «Вот только что будет потом, когда ничего не будет?» — вновь возник извечный вопрос бытия мыслящих существ…

А страна словно почувствовала мои сомнения. А может, и сама прикинула, что не готова к войне, и главный коммунист страны Хрущев лично отправился в стан врага — в Соединенные Штаты Америки. И весь мир на время вздохнул облегченно: несмотря на угрозы «закопать капитализм», непримиримый Никита все же согласился на «мирное соревнование социализма с капитализмом». Что ж, ядерная война была отложена на неопределенный срок, а с нею и бесплодные рассуждения о смысле жизни…
В следующий раз «у края» я оказался, когда не стало моей любимой Людочки, моей невесты. С ее смертью жизнь потеряла всякий смысл, а в день похорон от меня навсегда ушел страх смерти…
И через несколько лет я без страха, и даже с некоторым любопытством, стоял под прицелом своего же пистолета в руках сумасшедшей Вали-Валентины…
А еще года через два отчаянно шагнул под пули преступника, прицельно стреляя по вспышкам его выстрелов. Не было страха и в других ситуациях, смертельно опасных для жизни…
Лишь в палате психиатрического отделения мне впервые за много лет стало страшно. Но то был не страх смерти, а страх реально сойти с ума. Ведь медики подобных учреждений нередко исполняли подобные задания компетентных органов. Кто знает, что решили те органы вместе с политотделом полигона после моих писем в высшие инстанции страны? Упрятали же они меня, здорового человека, в психушку.
Но именно в психушке осознал, уже не разумом, а всем своим естеством, что такое смерть. Две недели лечебного сна без сновидений дали полное об этом представление. Лишь окончательно очнувшись и вновь почувствовав свое Я, вдруг остро ощутил жуткий смысл четверостишия Омара Хайяма:

Что миру до тебя? Ты перед ним — ничто:
Существование твое лишь дым, ничто.
Две бездны с двух сторон небытия зияют
И между ними ты, подобно им — ничто.

Для меня это значило лишь одно: смерть страшна живым, безумцам все равно, а значит Жизнь — это Разум. Чтобы жить, надо любой ценой сохранить способность мыслить. И я победил — из госпиталя вышел триумфатором, сохранившим Разум и сбросившим, заодно с воинской службой, все страхи и сомнения…

И вот я вновь «у края» уже несколько позабытой «гражданской жизни». Триумф победителя постепенно развеялся, и мне пришлось одну за другой решать скучные задачи своей легализации в качестве гражданина с паспортом и пропиской, а затем и трудоустройства в режимное конструкторское бюро.
Двадцать лет работы в КБ Королева пролетели как один день. Беспартийный, я достиг немыслимой вершины — должности начальника сектора. Мне нравилась моя работа, и многоразовую космическую систему «Энергия-Буран» по праву считаю своим детищем.
Все рухнуло с «перестройкой» Горбачева. Слова, слова, слова… Красивые слова, за которыми последовал развал страны и десятилетия немыслимого падения и хаоса.
В возрасте сорока девяти лет я оказался безработным, без средств к существованию и перспектив трудоустройства по специальности. А общество, по воле все тех же партийно-хозяйственных деятелей, лишь недавно призывавших за здорово живешь строить коммунизм, вдруг перестало быть социальным, а сами деятели бросились наперегонки «приватизировать», а по существу красть, общенародную собственность. В один миг нас всех, как слепых котят, из общества «развитого социализма» «кинули» в хаос «дикого капитализма», бросив для отвода глаз кость в виде клочка бумажки, умно названной «ваучером»…
Занимаясь, чем придется, постепенно нащупал свое дело, которое увлекло, а главное оно было перспективным и давало надежду выкарабкаться из нищеты, в которую меня «опустила» демократия, навязанная нашему народу, как до того социализм — грубо, нагло, беспардонно, с жуткими потрясениями всех основ, включая мораль и нравственность…

Преодолев все преграды, мне удалось построить небольшое камнеобрабатывающее предприятие, способное обеспечить своим владельцам доход не менее миллиона долларов в год. И это лишь на первом этапе. Я знал, как в течение трех-пяти лет сделать это предприятие лидером отрасли.
Но моему партнеру нужен был «свечной заводик», который был бы исключительно в его полной собственности. И в «сахарной голове» созрел коварный план, как избавиться от партнеров, присвоив их доли. Отказавшись подписать подготовленные адвокатами документы, я «заказал» себе смертный приговор. И он был бы приведен в исполнение, если бы ни случайно подслушанный дочерью диалог заговорщиков. Мне удалось остановить процесс моей ликвидации в самом зародыше, но, лишь потеряв все, что удалось заработать в последние годы. И в дополнение ко всему я потерял веру в людей, узнав истинное лицо подонков, которым дал работу и которые годами изображали друзей и приятелей.И вот я в очередной раз «у края», и мне, как два года назад, предстояло все начать сначала.

Глава 1. ПетроЛюкс

Результаты расчетов поразили. Это оказался самый эффективный вид деятельности в сфере камнеобработки. Лишь искусственно занизив показатели, рискнул показать Евдокимовой.

— Толя, ты гений! — признал очевидное еще один человек, — Пошли к Бедову, — сходу ринулась она в атаку.
— Татьяна Васильевна, не торопитесь, — попробовал немного охладить ее пыл, — Если Бедов нас правильно поймет, всю оставшуюся жизнь мы с вами проведем в поездках между двумя-тремя десятками мастерских, разбросанных по городам и весям… Мне это не интересно… Давайте представим ему идею создания мастерской как временный отход от магистрального пути, и не более того. Наша цель — завод.
К счастью, новоиспеченный вице-президент «Новых Окон» понял мои опасения, и к Бедову мы вышли с согласованной позицией.
— Принято, Анатолий Афанасьевич. С завтрашнего дня приступайте к работе, — решительно скомандовал президент…

В тот же день мне предоставили рабочее место в кабинете вице-президента Евдокимовой, выдали единый проездной билет на все виды общественного транспорта Москвы и разрешили бесплатно обедать в столовой фирмы.
— Должность и оклад после моего возвращения… Еду на отдых в Италию, Анатолий Афанасьевич, — огласил президент свои планы на зимние каникулы, — Вы мне дайте, на всякий случай, адресок итальянской фирмы. Может, заеду, посмотрю на ваши «Секторы» и «Векторы», — попросил он…
— Разрешите? — заглянул в кабинет незнакомый молодой человек лет тридцати.
— Заходи, Николай, — любезно разрешил Бедов.
Войдя в помещение, странный молодой человек вдруг бухнулся на колени прямо в узкий промежуток между стеной и стульями и забормотал молитву, усердно крестясь и кланяясь до земли то на образа, то президенту.
— Что за блаженный? — тихо спросил Евдокимову.
— Пан Каташинский, — так же тихо ответила она.
— Учитесь, Анатолий Афанасьевич, вот он, истинно верующий человек, — умильным взором сытого кота посмотрел на меня Бедов, возомнивший себя если ни Богом, то, по крайней мере, святым угодником. Я не ответил — сцена показалась настолько наигранной и фальшивой, что не было слов для возражений. Учиться фальши?..
Наконец пан Каташинский был поднят с колен и представлен в качестве моего помощника.
— Пан Зарецкий, — вырвалось у меня, обескураженного средневековым спектаклем, разыгранным современным притворным холопом перед самозваным барином постсоветского капитализма.
— Вы поляк? — преданным взором взглянул на меня помощник.
— Бывший, как и вы, — ответил ему.
— Почему бывший? — удивленно спросил он.
— Истинный поляк католик, пся крев, — с иезуитской улыбочкой выругался я по-польски.
— Вы говорите по-польски, Анатолий Афанасьевич? — довольно улыбнулся ничего не понявший Бедов, — Тогда вы найдете общий язык, — почему-то решил он, не обратив внимания на выражение испуга, внезапно промелькнувшее на лице псевдополяка.
И лишь Евдокимова сияла, не скрывая восторга… Мы договорились о поездке в Апрелевку, и пан Каташинский, пятясь и кланяясь на все стороны, покинул кабинет начальства.
— Ну и тип, — под шумок поделился с Евдокимовой.
— Таких исусиков у Бедова целый штат. Половина, как и этот, клоуны, а он сдуру им верит, — тихо ответила она…

С утра Каташинский заехал за мной на микроавтобусе «Соболь». Он так опасливо вел машину, даже подумал, что новичок.
— Никак не привыкну, Анатолий Афанасьевич. Все кажется, сижу в своем «Запорожце», — объяснил он свою неуверенность за рулем солидной машины, почти «Газели».
— Да у тебя танк, Николай! Двигай смело. Пусть «Запорожцы» от тебя шарахаются, — подбодрил его.
Не помогло. И два часа пути от дома до Апрелевки показались пыткой…
В Апрелевке нам показали небольшой захламленный цех, который после настоящих заводских цехов показался игрушкой.
Мой эскиз планировки, который набросал на клочке бумаги, понравился главному инженеру, и пока пояснял, что к чему, его помощник принес ксерокопию строительных чертежей и через полчаса у нас уже был полноценный документ.
— Анатолий Афанасьевич, а вы можете набросать эскизики ваших стапелей? Мы их за неделю сделаем, — предложил главный инженер.
И часа за два я спроектировал все рабочие места цеха. Мои эскизы тут же преобразовывались в чертежи, которые хоть сейчас можно было отдавать в работу. Словом, командировка оказалась продуктивной…
— Что ж, пообедаем и в путь, — прорезался, наконец, пан Каташинский, весь день молча наблюдавший за нашей работой.
Мы прошли в небольшую столовую, где, как и во всех помещениях этого странного учреждения, был оборудован целый иконостас.
— Анатолий Афанасьевич, вы погуляйте минут десять, мы хотим помолиться, — неожиданно объявил Каташинский.
— Не понял, Николай… У вас разве секта, куда не допускают православных христиан? — спросил его.
— Нет… Но вы же не верующий… Мы хотели бы помолиться без посторонних, — удивил он странным объяснением.
Да в любую церковь может зайти каждый, и никто слова не скажет — человек пришел в Храм Божий. Зачем, это его дело. Главное, веди себя, как положено. А верующий, или не верующий, как разобрать. Вера она в душе, а не в показной суете следования обрядам. И не всякому дано понять свою, а уж тем более, чужую душу, особенно если она в смятении…
Я не стал дожидаться окончания закрытого молитвенного собрания, вышел с территории, дошел до станции «Апрелевка» и ближайшей электричкой уехал в Москву…

Несколько дней просидел в демонстрационном зале «Новых Окон», изучая потенциальный спрос.
Обычно после того, как менеджер заканчивал разговор с очередным клиентом, показывал тому картинку из строительного журнала и спрашивал, а ни хотел бы он заказать подоконник из природного камня вместо пластикового.
— А это намного дороже? — спрашивали почти все, кроме тех, кто не считал денег. Те сразу выражали свое твердое «да».
— Столько же, — отвечал остальным клиентам, хотя и знал, что пластиковый подоконник в «Новых Окнах» почему-то дороже.
— Конечно, хотим! — тут же кидались они к менеджеру, чтобы изменить заказ.
— Извините, — буквально ловил их за руку, — Это только будет, но еще не скоро.
— Когда? — часто спрашивали многие из заказчиков, и, узнав, что всего через полгода, тут же отменяли уже оформленный заказ, решив подождать.
Дня через три менеджеры перестали пускать меня в зал. Я показался им опасным конкурентом.
Но собранная статистика уже была довольно представительной, и я нисколько не огорчился. Меня смущало иное. Я подолгу смотрел то на картинки, то на пластиковые окна, пытаясь представить сочетание безжизненного пластика с радостными теплыми тонами природного камня. «Безвкусица», — решил, в конце концов, и загрустил…
Своими сомнениями поделился с Евдокимовой.
— Ерунда, Анатолий Афанасьевич, не берите в голову. Я и то заказала бы ваш каменный подоконник к своим пластиковым окнам, — попыталась успокоить вице-президент, — А давайте съездим на мебельную фабрику. Меня уже давно туда приглашают, — предложила она…
Фабрика понравилась. Она производила кухонную мебель по итальянским технологиям на итальянском оборудовании. Красивый и дорогой ширпотреб: шкафчики и тумбы из сосны, облицованной шпоном ценных пород, столешницы, отделанные ламинатом под мрамор — это нечто.
— А почему вы не делаете столешницы из природного камня? — спросил главного технолога.
— Мебель будет тяжелой, — ответил он.
— Да это как делать. Можно столешницу выполнить разнотолщинной. Будет легкой, прочной и красивой.
— Мы об этом не думали, — сообщил не думающий технолог…
— Вот бы «Новые Окна» вернулись к деревянным рамам. С ними камень смотрелся бы органично, — поделился своими соображениями с Евдокимовой.
— Что вы, Анатолий Афанасьевич! Деревянные рамы — это вчерашний день. У них масса недостатков. И главный — они непрочные. Трудно надежно крепить современную фурнитуру, да и двухкамерные окна не сделать, — охладила она мой пыл…

Вернулся с зимних каникул Бедов:
— Как вам это нравится, Анатолий Афанасьевич?! — с улыбкой победителя показал он на два ручных станочка для обработки камня, лежавшие в переднем углу его приемной, — «Сектор» и «Вектор», как вы заказывали, только вдвое дешевле, чем в Москве. Припер на своем горбу, — радовался выгодной сделке миллионер Корейко.
— А таможенные сборы и пошлины? — напомнил ему.
— Ничего не платил. Даже за алмазный инструмент. Сказал, все везу для себя! — громко восторгался он своей находчивостью.
— Тогда оно, конечно, да, — вынужденно согласился с ним.
— Берите, пользуйтесь, — щедро улыбнулся довольный президент.
— Цех уже готов. Дело за сырьем, — в свою очередь порадовал президента.
— Да вы что?! — обрадовался Бедов, — Немедленно заказывайте сырье, — приказал он.
Тут же связался с представителем немецкой фирмы «Юма», с которым познакомился на выставке «Интеркамень», и заказал целую фуру полированных плит и полос для подоконников…
Меж тем нашего полку прибыло: в кабинете Евдокимовой появились еще двое странных работников — некто Кочетков и Колескин. Трудно было понять, что связывает их с вице-президентом, потому что споры шли вокруг каких-то нефтяных поставок.
— Татьяна Васильевна, с каких это пор вы занимаетесь нефтью? — спросил ее как-то раз.
— Да это так, Анатолий Афанасьевич, попутный груз, — невнятно пояснила вице-президент «Новых Окон», — От Бедова мы с вами, похоже, даже зарплаты не дождемся. А так, может, хоть что-то перепадет. Выгорит дельце, и вас возьму в долю, — пообещала она.

Вскоре и меня подключили к непрофильной работе. Но именно мне пришлось вести основные переговоры и оформлять контракты, поскольку к юристам фирмы обращаться было не с руки, а Кочетков с Колескиным, да и Татьяна Васильевна были не по этой части.
Со скрипом и скрежетом сделка все же состоялась, и настал день дележа добычи. Целый день в кабинете стоял гвалт. Кончилось тем, что получать посреднические деньги двинулись всей толпой участников — никто никому не доверял. Взяли и меня.
Я молча стоял в сторонке, а по скверику от лавочки к лавочке носилась Татьяна Васильевна, к которой подходили незнакомые люди, а рядом неотступно вертелись чем-то недовольные Кочетков с Колескиным.
Наконец Татьяна Васильевна подошла ко мне:
— Ваша доля, Анатолий Афанасьевич. Спрячьте, чтоб никто не видел, — протянула она какие-то деньги.
Не успел поблагодарить, как подлетел Колескин:
— Сколько дала? — сердито спросил он. Молча показал ему три стодолларовые бумажки, — Вот сволочь. Тебе триста, а мне, главному организатору, всего пятьсот, — снова помчался он на перехват Евдокимовой, стоявшей с Кочетковым и еще двумя мужчинами.
Я не стал дожидаться развития событий и ушел домой порадоваться первым деньгам за целый год суеты бескорыстной — сначала в «Полигране» Коробкина, а теперь вот в «Новых Окнах» Бедова…

Неожиданно меня догнал Колескин:
— Вот стерва, Анатолий Афанасьевич. Представляете, получила пять тысяч долларов… Вы видели, работали всего три человека, а она понатаскала откуда-то людей. Всем, якобы, отстегнула большие суммы. А мы трое получили меньше всех… Все, не буду больше работать, — заявил он, — А вы, Анатолий Афанастевич, чем занимаетесь, кроме нефти? Я слышал, вы в камне большой специалист.
Я рассмеялся:
— Ну, Коля, нашел нефтяника. А вот камень уже давно хобби. Даже сделал небольшой завод в Электростали.
— Завод? — удивился Колескин, — И он работает?
— Работает, но без меня, — ответил ему и рассказал о своих мытарствах и даже о том, как меня «заказали».
— Ну, теперь понятно, с кем Каташинский делает гранитную мастерскую, — выдал Колескин.
— Почему гранитную? — рассмеялся я, — И причем здесь пан Каташинский?
— А кто?.. Конечно, Каташинский… Вам, Анатолий Афанасьевич, здесь никто никогда ничего делать не даст, — насторожил Колескин, но большего в тот раз так ничего и не сказал…

Недели через две в Апрелевку прибыла фура с заказанным каменным полуфабрикатом. Таможенные заботы меня не коснулись — «Новые Окна» уже годами получали пластиковый профиль и другие комплектующие из Германии. А вот разгружать хрупкие плиты без меня не рискнули, хотя сдуру попытались.
— Представляете, Анатолий Афанасьевич, попробовал ломиком отодвинуть, угол и отвалился, — показал мне рабочий на поврежденную им гранитную плиту.
— С тебя тысяча двести долларов, — пошутил я.
— Как это? — испуганно посмотрел на меня грузчик.
— Шесть квадратов по двести долларов за квадрат, — еще больше запутал я беднягу, — Ладно, не бери в голову. Смотри, как это делается, — и с помощью небольшого деревянного брусочка легко сдвинул тяжелую плиту и накинул стропы.
В полчаса фура была разгружена. Едва последняя плита заняла свое место, появилась представительная делегация во главе с Бедовым.
— Уже разгрузили? — удивился он, — Может, покажете, Анатолий Афанасьевич, как работает оборудование?
— Чисто теоретически, в водооборотной системе нет воды.
— Как так? Натаскайте ведрами.
— Шесть кубометров?.. Можно приступать? — в шутку спросил его.
Бедов не ответил, и делегация покинула цех. А через полчаса подъехала пожарная цистерна с водой. Едва заполнили систему, появился Бедов, на этот раз без делегации.
Но работать было нельзя из-за отказавшего старенького насоса. Огорченный Бедов строго отчитал главного инженера, допустившего халтуру, и приказал немедленно купить новый насос.
Лишь после обеда мне удалось запустить оборудование и сделать несколько образцов подоконников. Мы погрузили их в «Соболь» Каташинского и вскоре торжественно внесли в кабинет Бедова. Тот был счастлив…

Весь следующий день по поручению президента обучал двух «хохлов», которым предстояло стать первыми специалистами нового направления деятельности «Новых Окон».
Едва доложил, что производство запущено, и можно принимать заказы, меня направили на международную строительную выставку. Все наши сотрудники там побывали, и потому в Экспоцентр на Краснопресненской пришлось ехать в гордом одиночестве.
Не спеша, осмотрел все заинтересовавшие экспонаты. Море вариантов пластиковых окон с пластиковыми подоконниками, и ни одного экспоната с подоконниками из природного камня. Похоже, во всем мире это эксклюзив, а не массовая продукция.
И, о чудо! Передо мной возник целый стенд с десятком забытых миром деревянных окон. Да нет… Эти окна по конструкции уже не те деревянные. Типичный пластик, хотя и не пластик.
— Нравится? — улыбаясь, спросил, судя по всему, представитель фирмы.
— Очень! — не удержался я, — Наконец что-то действительно заслуживающее внимания.
— Вы правы. В Европе пластиковый бум уже позади. Пошел обратный процесс, тем более, деревянные окна сильно изменились. Оконные рамы — это не цельная древесина, а клееный брус из твердых пород, — начал он свой рассказ и затем прочел целую лекцию о свойствах клееного бруса и изделиях из него.
Я был в восторге. Это именно то, что надо… А представитель фирмы «БЕВ-Берлин», поняв мой интерес, снабдил меня еще и кучей красочных проспектов, в том числе предприятий-производителей оборудования…
Уже собирался уходить, когда обнаружил небольшую экспозицию камнеобработчиков. И совсем уж большой неожиданностью было услышать:
— Чао, мой друг Анатолий! Что ти здесь? Зачем? — сиял своей неповторимой улыбкой лучезарный Лучано Паваротти.
Выяснилось, что все это время Серджо был у Коробкина, где возникла куча проблем.
— Они не знать маккини, как ти! — выходил из себя Серджо, — Спросил Сергей, где Анатолий? Сказал, ти не хотеть работать. Но я знать правда. Сергей мошенник. Сергей надо галери, — как ребенок радовался он нашей встрече.
Кончилось тем, что пригласил его к Бедову…

Бедов встрече с представителем «Симека» очень обрадовался. Такое впечатление, что и станки этой фирмы он готов притащить из Италии на своем горбу. Но все оказалось еще чуднее:
— А вы не могли бы предоставить нам копии чертежей вашего оборудования? Мы бы их потихоньку сделали сами, — предложил Бедов такое, что Серджо долго не мог понять, чего же от него хочет этот странный клиент. А поняв, рассмеялся так, что задрожали пластиковые стекла кабинета президента «Новых Окон»:
— Серджо не шпион! Серджо не хочет галери! Купить наши маккини, пажалюйста. А чертеж, нет! Серджо честный человек, у него большая семья, — решительно заявил он.
— А за деньги? — настаивал Бедов.
— Ти дать мне миллион доллар? — смеясь, спросил Серджо.
— Дам, — в запале ответил президент.
— Дарю для ти… Купи наши маккини тот миллион, — предложил Чендерелли.
Предложив Серджо подумать, Бедов распрощался.
— Этот человек ступидо, Анатолий… Крэзи, — охарактеризовал Серджо президента, когда мы вышли из его кабинета, — У Серджо проблэми, Анатолий. Серджо нужен контракт. Иначе Серджо пенсион. Конец Серджо… Как можно жить четире тисячи доллар, Анатолий… Кошмар, — пожаловался он.
— Тебе предлагают такую пенсию? — удивился я.
— Это мало, Анатолий. Я сейчас десять тисяч доллар. Мне не хватать. Ти знать, у меня большая семья. Пятьдесят собак. Я привык так… А четире тисячи, Серджо умрет от горя.
Да-а-а! Мне бы его проблемы. А я-то был счастлив, получив первые в том году триста долларов…

— Серджо, пообещай ему подумать. Тогда можно будет сделать контракт с «Новыми Окнами». Пока фальшивый, но тебе поможет, — предложил выход своему итальянскому другу.
Серджо предложение понравилось. И уже на следующий день ознакомил Бедова с вариантом, согласованным, якобы, с самим Чендерелли:
— Надо заключить контракт на поставки оборудования, а потом, в рамках контракта, запросить чертежи ремонтного комплекта. Тогда Серджо сможет в несколько приемов официально переправить полный комплект чертежей.
— Отлично. Познакомьтесь, Анатолий Афанасьевич, эти ребята могут и сами разработать, что угодно. А уж по готовым чертежам, сделаем все, как надо, — представил он мне двух молодых инженеров непонятного профиля, но явно не станочников.
Поговорив с «дарованиями» минут пять, понял, что они не сделают даже чертежи велосипеда, лежащего перед ними, и успокоился.
— А вы действительно готовы дать Серджо миллион за услугу? — спросил Бедова, когда он отпустил с миром новоявленных изобретателей станков.
— Ну, дам тысяч пять, а то и меньше… Слушай, где я возьму миллион? — неожиданно возмутился Бедов.
— У него зарплата десять тысяч в месяц, — сказал в ответ и вышел из кабинета горе-президента. «Действительно, крэзи», — подумал тогда…

Через день «Новые Окна» и «Симек» заключили контракт на поставку оборудования. Серджо был счастлив. Нас даже покормили за столом президента в компании батюшки и двух изобретателей велосипедов.
А после торжественного обеда я показал Бедову проспекты с выставки. И случилось неожиданное:
— Какого хрена все там делали?! — взорвался президент, — Целая толпа специалистов несколько дней бродила по выставке, и ничего не увидела. Выгоню всех к едрени фени! — возмущался он.
— А разве я не ваш специалист? Я же увидел, — попробовал подсластить пилюлю.
— Вы не верующий, Анатолий Афанасьевич. А я не верующим не доверяю, — в очередной раз огорошил меня верующий президент, без зазрения совести ограбивший родную тетку…

— Анатолий, приехала Лариса. Жду тебя завтра, — пригласил меня вечером Серджо.
Я застал его на кухне:
— Серджо кормить мой друг Анатолий, — радостно сообщил он, размешивая что-то в большой кастрюле.
— Серджо решил сам приготовить настоящую итальянскую пасту, — пояснила Лариса.
Вскоре мы втроем оказались за столом, на котором к пасте добавилась и бутылочка чудесного итальянского вина.
Уже за чашечкой не менее чудесного кофе Серджо приступил к деловому разговору, ради которого меня, похоже, и пригласили:
— Анатолий, у тебя есть своя фирма? — перевела Лариса его вопрос.
— Сейчас нет, — ответил ему.
— Надо, чтоб была. Деньги я дам, — последовало очередное предложение.
— Зарегистрировать можно. Вот только чем она будет заниматься? — спросил потенциального спонсора.
— Как чем?! — возмутился друг, — Будет заказывать оборудование «Симека».
— Понарошку? — догадался, наконец, я.
— Если получится, можно по-настоящему, — ответил Серджо, — Молодец! — похвалил меня за догадливость…
Уже вечером предложил название фирмы: «Пьетро лучидо», — что в переводе означало «Камень блестящий», или «Сверкающий камень».
— Не надо итальянский, — не согласился со мной Серджо, — Будет лучше по-русски: «ПетроЛюкс», — выдал он.
— Вот уж действительно, по-русски, — рассмеялся я.
— Не нравится? — обиделся Чендерелли.
— Нравится, — вынужденно согласился с ним.
Фирму «ПетроЛюкс» зарегистрировал, воспользовавшись услугами небольшой регистрационной фирмочки, офис которой помещался неподалеку от «Новых Окон». Но не Серджо стал моим партнером, а Лариса, которая все еще оставалась гражданкой России. Я же вновь обрел статус должностного лица — генерального директора нашей новой фирмы.

Глава 2. Рыбешка мелкая и...

— Анатолий Афанасьевич, вы уже сделали бизнес-план на клееный брус? — спросил как-то Бедов, случайно перехватив в коридоре.

— Извините, а вы уже определились с моим статусом и окладом в «Новых Окнах»? — напомнил ему.
— Это с бизнес-планом никак не связано, — удивил тот.
— Такую мастерскую вам сделал, а по-прежнему никто и без зарплаты, — возмутился я.
— Я подумаю, — пообещал президент…
В тот же день подошла Татьяна Васильевна:
— Анатолий Афанасьевич, вас назначили моим помощником с окладом триста долларов. Вот распишитесь. Только с завтрашнего дня вы должны ежедневно приходить в офис на целый день, — проинформировала новая начальница.
— Не понял! — взорвался я, — А кто будет заниматься мастерской и развитием каменного направления?
— Мастерской будет заниматься Каташинский, а развитием мы с вами, — смущаясь, объявила Евдокимова.
— Каташинский?.. Да он же полный профан.
— Зато верующий… Или притворяется… В общем, будете ему помогать, Бедов сказал.
— Никому я не буду помогать, Татьяна Васильевна… До свидания, — быстро собрал я свои вещи и покинул кабинет.
В коридоре встретил Каташинского:
— Очень хорошо, Анатолий Афанасьевич, а я к вам иду. Завтра едем в Апрелевку. Вы должны мне дать полный инструктаж по всем вопросам.
— Даже должен?.. А ключи от квартиры тоже отдать?
— Какие ключи? — не понял Каташинский, — Бедов сказал, что вы поступаете в мое распоряжение. Я назначен директором мастерской и вашим начальником, между прочим, — с важным видом сообщил он сногсшибательную новость.
— Поздравляю, пан Каташинский, — манерно пожал руку новоиспеченному директору, — А я назначен генеральным директором российско-итальянской фирмы «ПетроЛюкс», и потому никак не могу поступить в ваше распоряжение, господин директор, — ответил ему и навсегда покинул офис «Новых Окон»…

Дня через два позвонила Евдокимова:
— Анатолий Афанасьевич, почему не ходите на работу?.. Заболели? — притворно поинтересовалась она.
— Татьяна Васильевна, зачем нам играть в кошки-мышки? Вы сами все прекрасно понимаете… Бедов не вариант. До дефолта еще можно было на что-то надеяться, а сейчас, сами видите. Да и в подручных у пана Каташинского быть не желаю, а иная участь, похоже, у Бедова мне не светит.
— Ну и правильно, Толя, — неожиданно согласилась Евдокимова, — Кстати, у меня тут возник вариант. Подъезжай, поговорим, — предложила она.
Ехать в офис «Новых Окон» отказался, и мы встретились у здания чешского посольства, где она познакомила с неким Иржи Высмеком. С ним, не спросив даже документов, нас пропустили на территорию другого государства. По просьбе Татьяны Васильевны выдал свой экспромт, а Иржи в ответ пообещал найти чешских инвесторов. Во все это верилось с трудом, но на какое-то время я стал частым гостем квартала на улице Гашека…
— Анатолий Афанасьевич, вы куда пропали? — позвонил как-то бывший сотрудник Евдокимовой Колескин, о существовании которого я даже позабыл.
— Никуда я не пропал, Николай. Просто ушел из «Новых Окон».
— Так я и знал, — рассмеялся Колескин, — Правильно сделали, Анатолий Афанасьевич. Мы с Кочетковым тоже решили уйти. Вот только не знаем, куда. Поговорили и вспомнили о вас. Так что рассчитывайте на нас, Анатолий Афанасьевич, — предложил он…
В чем рассчитывать?..

Как-то раз прямо с утра позвонила Евдокимова:
— Ну, Толя, на ловца и зверь бежит. Вчера в электричке познакомилась с двумя тетками. Слово за слово, оказались крутыми бизнесменками. Рассказала им свою историю, а потом заодно и твою. Очень заинтересовались. Попросили связать… В общем, я им твой телефончик дала… Каюсь, Толя, без твоего разрешения… Если что выгорит, нас не забывай, — закончила она свое сообщение и повесила трубку, не дав сказать ни слова.
А ближе к вечеру позвонила одна из тех бизнесменок и предложила встретиться через часик у метро «Пражская». Когда объяснил, что это физически невозможно, встречу перенесли поближе — к метро «Тульская». Я описал, как буду выглядеть, и через час с небольшим оказался в назначенном месте.
Едва остановился, ко мне подошли две дамы бальзаковского возраста и обе представились Людмилами, а чтобы их не путать, кокетливо смущаясь, добавили свои отчества.
— Мы на транспорте, Анатолий Афанасьевич. Там можно удобно разместиться и поговорить, — предложила одна из Людмил.
В «Газели» действительно оказалось комфортно.
— Это наш офис, — сказала другая Людмила, — А это мой муж, — показала она на крупного водителя, который при этом кивнул. Кивнул ему в ответ.
Рассказывать ничего не пришлось. Перебивая друг друга, две курочки-тараторочки, принялись крупными мазками излагать свою историю. Оказалось, обе недавно перебрались в Москву из Норильска, где прожили основную часть своих жизней.
Людмила Ивановна назвалась вдовой известного в Норильске человека — академика Чернова. Она же, якобы, работала там директором школы.
Ее подруга, Людмила Константиновна, работала в той же школе завучем. Сейчас обе на пенсии, но с профессией не порвали и создали некоммерческое партнерство, чтобы продвигать свою, разумеется, уникальную программу обучения школьников. А для осуществления их планов требовались деньги и немалые. Попробовали заняться поставками товаров в Норильск. Оказалось, трудоемко, хлопотно, да и заработки копеечные.
Рассказ Евдокимовой о моих каменных делах обе сочли судьбоносным. Я слушал их и не понимал, чем же они могут быть полезными для дела, в котором ничего не смыслят. Врезавшись в их очередную историю, которые они, похоже, готовы были излагать всю ночь, спросил напрямую:
— Я-то вам для чего, уважаемые дамы? Денег у меня на вашу программу нет, да и на свою тоже.
— Деньги мы можем достать, Анатолий Афанасьевич, — таинственным голосом заявила Чернова.
— Тогда за чем дело стало? — рассмеялся я.
— Не все так просто, Анатолий Афанасьевич… На нашу программу их никто не даст, школа никогда никого не интересовала. А вот для ваших каменных дел дадут наверняка… А дело пойдет, и для нашей программы что-нибудь выгорит, — пояснила премудрая Людмила Ивановна.
Я не стал выяснять источник денег. Обе «учительницы» казались мелкими авантюристками. А потому, пообещав подумать, без всякого сожаления распрощался с обеими Людмилами и мужем-водителем их кочевого офиса…

Через день позвонила Чернова и предложила встретиться у метро «Пражская».
— Не знаю, Людмила Ивановна, есть ли смысл? — спросил, насколько понял, главную из Людмил.
— После встречи решите, — резонно заметила та.
И вот я снова в уютной «Газели» с откидным столом переговоров и домашними занавесочками на окнах.
— Едем в Подольск, — скомандовала Чернова, и машина бодро сорвалась с места.
— Надеюсь, из Подольска меня вернете? — спросил лихую командиршу, подготовившую сюрприз.
— А как же! — успокоила Чернова, — Просто хотим познакомить с нужными людьми. Нам же понадобятся производственные площади? — спросила она.
— Понадобятся, — недовольно ответил ей. Еще ничего не решено, а тут разговор о каких-то площадях. Шустрая тетка.
— На пищекомбинат, — скомандовала Людмила Ивановна мужу Людмилы Константиновны.
По дороге узнал, что едем к директору комбината Фокину. В Подольске тот, якобы, фигура заметная. Если одобрит, все будет как надо, в районе проекту дадут зеленый свет. Странно все это. Какой-то директор пищекомбината определяет, что требуется району.
— Авторитет? — в шутку спросил Чернову, не предполагая, что она знакома со смыслом этого слова в блатном мире.
— Что-то вроде того, — удивила меня Людмила Ивановна, — Фокин один из кандидатов в мэры Подольска. Станет мэром, братве и кавказцам здесь делать будет нечего. У него порядок как на пищекомбинате.
— А как на пищекомбинате? — рассмеялся я, — Недовольных в котел?
— Что вы, Анатолий Афанасьевич, — дружно рассмеялись обе Людмилы, — Просто комбинат у него по последнему слову науки и техники. Оборудование импортное, люди грамотные, увлеченные. Ему и ваш проект именно поэтому понравился. Да и вы друг другу наверняка понравитесь. Впрочем, сами увидите.
Фокин принял нас в скромном кабинете. Как старых знакомых поприветствовал обеих Людмил, с интересом выслушал мой рассказ о каменном проекте.
— Хорошее дело затеяли, Анатолий Афанасьевич. Будем работать, — прощаясь, пожал руку директор пищекомбината…

— В администрацию, — скомандовала Чернова, довольная, судя по всему, удачей у Фокина.
Пока мы с Людмилой Константиновной расположились в вестибюле, Людмила Ивановна развила бурную деятельность. Наконец она подошла к нам с каким-то улыбающимся мужчиной:
— Знакомьтесь, Анатолий Афанасьевич. Петр Забродин, вице-мэр, — представила его.
— Очень приятно, — пожал руку Забродин, — Здравствуйте, Людмила Константиновна, — радостно поприветствовал он Людмилу «младшую», — Никулин сегодня в Москве… Давайте пройдем ко мне, — предложил вице-мэр.
В небольшой комнатушке Забродина мне почти ничего не пришлось рассказывать.
— Я строитель, Анатолий Афанасьевич. С дефицитом облицовочного камня хорошо знаком… Можно, я просто полистаю картинки? — попросил он.
С интересом пролистав всю мою наглядную агитацию, Забродин, к моему удивлению, стал подробно расспрашивать об искусственном камне фирмы «Бретон». Похоже, его поразили некоторые характеристики, на которые я даже не обратил внимания.
— Да этому камню цены нет! — восторженно заявил он, — Керамогранит тоже ничего, но он хрупкий. А агломерат — это вещь… Ладно, товарищи, давайте проедем, посмотрим цех.
Цех ничем особенным не поразил. В нем можно было легко поместить оборудование для производства гранитных плит. Увы, места для развития производства не было. К тому же были проблемы с энергетическими мощностями.
— Согласен, Анатолий Афанасьевич, — разделил мои сомнения Забродин, — Вам лучше строить на чистом земельном участке. Я подумаю, как вам помочь, — обнадежил он, и мы расстались с вице-мэром.
— Зря вы так, Анатолий Афанасьевич, — коршуном налетела на меня Чернова, — Здесь шикарные офисы. Идемте, покажу. Даже сауна есть. А цех и такой cойдет.
Офисы действительно были шикарными. Вот только в офисах ли счастье?..

Весь обратный путь до Москвы обе Людмилы наперебой пытались выяснить мое мнение о Подольске.
— Городок как городок, — ответил на все их щенячьи восторги по поводу типичного подмосковного промышленного города, — А вот оба ваших приятеля понравились. Забродин даже меня озадачил по поводу агломерата… Вот только где найти инвесторов? И кем вы все-таки видите меня в этой программе? — задал я свои главные вопросы, обращаясь к обеим.
— Это хорошо, что понравились, — начала Чернова, — Вы им тоже понравились, Анатолий Афанасьевич… А инвестором у нас будет «Норникель». Я уже говорила с Хлопониным по телефону. Обещал поддержать.
— Вы настолько знаете Хлопонина? — удивился я, услышав фамилию олигарха, совладельца уникального предприятия.
— Еще бы… В нашем норильском доме Сашка был частым гостем. Обязан помочь, — решительно заявила Чернова, — А что касается вас, Анатолий Афанасьевич, будете моим заместителем по каменным делам. Я-то в них ничего не смыслю, — четко определила мое место нахальная бизнесвумен.
Я молчал, переваривая услышанное. А обе Людмилы, озабоченно поглядывая на меня, о чем-то перешептывались. Наконец слово взяла Людмила «младшая»:
— Мы не предлагаем вам долю, Анатолий Афанасьевич. У нас некоммерческое предприятие, поэтому всю прибыль будем пускать на развитие школьного дела в стране, а остатки средств на ваши каменные дела, — робко пояснила она.
— Оригинально, — только и сказал в ответ. Значит снова безвозмездно работать на благо страны. Только страны ли?
— Мы что-нибудь придумаем, Анатолий Афанасьевич, — почувствовав мою неудовлетворенность, подключилась Чернова, — Вот Забродин сказал, вам можно будет квартиру получить в Подольске… Трехкомнатную, — добавила она.
— Трехкомнатную, — в раздумии повторил за ней.
— Так вы согласны? — радостно засуетились мудрые курочки-пеструшки, решившие, что ловко провели глупого петуха.
— С чем? — удивленно спросил обеих учительниц.
— Ну, как же! — возмущенно всплеснули обе руками.
— Согласен, — мгновенно исправился я. «Садись, пять», — добавил про себя их учительскую отметку.
Курятник мгновенно успокоился, и оставшийся путь прошел в разговорах на нейтральные темы…

— Чао, мой друг Анатолий, — вдруг услышал в трубке бодрый голос Серджо Чендерелли, — Я Москва… Жду ти завтра мой офис, — пригласил он…
Прямо с утра отправился на Волгоградский проспект. Дверь открыл неунывающий Серджо и сходу атаковал вопросами:
— Анатолий, окни нуови будут купить маккини? Серджо нужен контракт. Серджо плохо. Ти есть контракт?
— Анатолий Афанасьевич, у Серджо проблемы, — подключилась Лариса, — Нужны новые контракты, но действующие, а не фиктивные. «Новые окна» будут покупать оборудование? — «перевела» она с «русского» на русский речь Серджо.
Я рассказал, что порвал с «Новыми Окнами», которые изначально ничего не собирались покупать и лишь выручили Серджо.
— Очень плохо, Анатолий, — совсем расстроился Чендерелли, — Президент сказал, Серджо пенсион, если не будет контракт Россия.
Пришлось рассказать о поездке в Подольск и о моих новых знакомых. Серджо мгновенно оживился:
— Браво, Анатолий! Нужен контракт. Срочно.
Тут же позвонил Людмиле Ивановне. К счастью та оказалась дома:
— Давайте адрес, Анатолий Афанасьевич, мы подъедем, а потом все вместе съездим в Подольск, — тут же решила она.
Чтобы не терять времени, договорились встретиться у метро «Пражская». Позвонил домой и сообщил жене, что едем в Подольск. Узнав, что Светланка дома, Серджо захотел с ней переговорить. Кончилось тем, что он пригласил ее в поездку, и дочь тут же выехала к «Пражской»…

И вот, наконец, мы всем табором оказались в офисе на колесах. После процедуры знакомства, еще не трогаясь с места, весьма оперативно провели переговоры. Наполеоновские планы Черновой мгновенно воспламенили Серджо. А ее сообщение о «Норникеле» как о главном инвесторе привело моего друга в приподнятое настоение:
— Анатолий, Серджо будет работать! Серджо нон пенсион! — радовался он как ребенок.
А наша «Газель» уже неслась в Подольск. Маршрут все тот же: сначала Фокин, потом Забродин, а на закуску посещение цеха.
И всюду наш Лучано Паваротти оставлял неизгладимое впечатление. Узнав, что Серджо коллекционирует русскую водку, Фокин тут же презентовал небольшой ящичек этой продукции, выпускаемой пищекомбинатом. Серджо был на седьмом небе от счастья. Кончилось тем, что Александр Серафимович пригласил всех на ужин в свой загородный дом.
И лишь у Забродина случилась первая неприятность:
— Анатолий, ти зачем показать наш конкурент?! — взорвался Серджо, когда его стали расспрашивать об агломерате, — «Симек» тоже делать такой камень.
— Не такой, — попробовал возразить ему.
— Ти не знать! — грубо оборвал Чендерелли, тут же заставив вспомнить рассказ Паоло о невоспитанности моего друга.
— Пожалуйста, синьор Чендерелли, расскажите, а мы послушаем, — выручил Забродин.
Вот только рассказывать Серджо было нечего:
— Я прислать докумэнти, — сердито буркнул он, и целый час после этого демонстративно меня не замечал…

Цех Серджо не понравился, и мы тут же выехали на площадку, которую Забродин присмотрел для нас. Смотреть оказалось не на что — голое поле.
В суете незаметно проскочил день, и подошло время ехать к Фокину. Уже на закате солнца мы въехали на усадьбу нового русского помещика.
Минут десять катились по узенькой асфальтированной дорожке, на которой двум машинам явно не разъехаться.
— А здесь не с кем разъезжаться. Это территория дачи Фокина, — пояснил Забродин.
По пологой стороне холма въехали на его вершину. Здесь стоял огромный бревенчатый дом, а с холма открывался прекрасный вид на окрестности, не обезображенные никакими постройками.
Крутая сторона холма упиралась в озеро, прямо за которым начинался аккуратный лесной массив.
Фокина еще не было, и Забродин предложил спуститься к озеру по довольно крутой дорожке, местами переходящей в лестничные марши. Почти у озера располагалось бревенчатое здание бани, а крутой берег переходил в дощатый настил с перилами — смотровую площадку.
Посреди озера плавал небольшой домик, вокруг которого живописно расположилась группка белых лебедей.
— Грибов в том лесу… Минут за десять набрали сумку белых, — похвалилась Чернова.
Похоже, не только Забродин, но и обе Людмилы бывали здесь довольно часто. Мы же были в восторге. Лариса со Светланой наслаждались открывавшимися видами, а я вдруг обнаружил, что озеро кишит рыбой.
— Мы ее еще попробуем сегодня, — подтвердил Забродин.
А Серджо напряженно вглядывался в лес:
— Я не рыбак. Я качаторэ, — сообщил он по этому поводу.
— Охотник, — перевела Лариса.
— Охоту мы вам устроим в следующий раз, — пообещал Забродин…

А с холма уже доносились призывные гудки автомобильных клаксонов: прибыл Фокин.
И уже минут через десять в его охотничьем домике был поднят первый тост за российско-итальянское сотрудничество.
Вечер удался. Как всегда блистал наш Лучано, не уступал ему Фокин, поддерживали разговор женщины. Лишь мы с Забродиным обсуждали то, что в тот момент больше всего волновало нас обоих — детали проекта.
Вошел охранник и что-то сказал Фокину.
— Господа! Сауна готова. Желающие могут попариться. Женщины вне очереди, — предложил хозяин стола.
— Папа, я не хочу париться, — тихо сказала Светланка.
— Никто не заставляет. Это по желанию, — успокоил дочь.
— Ну, что? Женщины! Есть желающие? — весело спросил Фокин, — Давай, Светлана, покажи пример.
Дочь отрицательно закачала головой. Оказалось, желающих нет вовсе. Отягощенные алкоголем и сытой пищей, участники застолья опасались перегрузить организм. И пир продолжился.
Внезапно двери распахнулись и вошли два охранника, еле удерживая в руках огромную рыбину. Та отчаянно сопротивлялась и смотрела на мир испуганными человеческими глазами.
— Бедняжка! — вскрикнула дочь, — Что вы хотите с ней сделать? Выпустите ее.
— Съесть! — рассмеялся Фокин, а за ним остальные.
— Только выловили. Свеженькая, — похвалился один из охранников, участвовавших, очевидно, в той успешной рыбалке.
— Я ее есть не буду, — решительно заявила дочь, — Она такая несчастная.
— Кто есть не будет, того в сауну, — смеясь, распорядился Фокин, — Выбирай, Светлана, — продолжил он шутливую игру, — И папа тебя не спасет. Здесь я главный, — сказал хозяин, заметив, что дочь прижалась ко мне, как бы ища защиты…

Рыбину унесли на расправу. Веселье продолжилось. И никому из присутствовавших и в голову не могло прийти, что ту несчастную держали будущие убийцы. А на их добычу с одинаковым гастрономическим интересом смотрели их будущая жертва и заказчик преступления…
Что всего через два года депутат Мособлдумы Фокин и вице-мэр Забродин станут конкурентами в борьбе за мэрскую должность. Что, почувствовав неизбежное поражение, Фокин прикажет своим охранникам убить основного конкурента. И Забродин будет расстрелян все в той же служебной «Волге» вместе с водителем и главбухом предприятия, предложившего нам свой цех.
Что преступление останется нераскрытым, и Фокин почти на три года станет мэром Подольска, пока ни решится на новое преступление — прикажет тем же охранникам убить еще двух конкурентов. И испуганные убийцы, спасая шкуры, добровольно придут в милицию и сдадут своего шефа, который будет арестован и вскоре погибнет в тюрьме, якобы, как самоубийца.
И чего только не хватает людям, добившимся благополучия, недостижимого для большинства сограждан?.. Кто знает?.. Кто даст ответ?

Глава 3. Джиро д Италья

— Анатолий, ти ехать Италья, — объявил Серджо, едва контракт был подписан, — Мой президент мне не верит. Нужен ти для мой президент и Серджо, — безапелляционно заявил он.

Никакие мои аргументы против поездки не воспринимались. Ведь я не был уверен в том, что «Норникель» профинансирует наш проект. Пока от Черновой были лишь голословные заверения. Поэтому подтвердить это президенту «Симека» никак не мог.
— Надо, Анатолий. Иначе Серджо пенсион, — убеждал Чендерелли.
Мой последний аргумент — отсутствие денег на поездку — был решен мгновенно:
— Для мой друг Анатолий, — тут же вручил он три тысячи долларов…

И вот в начале июня 1999 года я во второй раз оказался в венецианском аэропорту «Марко Поло». Меня никто не встречал. Идти было некуда, и я с интересом разглядывал итальянское лето.
Только через полчаса увидел бегущую к зданию аэровокзала парочку:
— А мы опоздали, Анатолий Афанасьевич, — еле выговорила запыхавшаяся Лариса. Серджо лишь молча обнял.
А минут через сорок мы уже оказались в одном из ресторанов Кастэльфранко.
— Ваш самолет опоздал на целый час. Мы, когда узнали о задержке, решили съездить в соседний городок, и немного не рассчитали, — рассказала Лариса, — А вы ни знаете, почему задержали рейс? — спросила она.
— Мы вылетели вовремя. Вот только летели не через Югославию, как в прошлый раз, а в облет, — пояснил ей.
— Теперь понятно, — заметила Лариса и принялась что-то рассказывать Серджо.
А я вдруг как наяву увидел Варшаву, которую мы облетели по огромной дуге с востока на запад через север на высоте, не выше пяти километров. При ясной погоде удалось рассмотреть Вислу со всеми ее мостами и даже высотку в центре города, построенную давным-давно нашими строителями.
После Варшавы объявили, что в связи с событиями в Югославии маршрут полета будет изменен. Но самолет поднялся выше облаков, и пассажирам стало все равно.
Первые просветы появились только над Альпами. Но то были другие Альпы: множество острых скалистых вершин, на которых не задерживался снег, глубокие пропасти, заваленные снегом. И нигде ни деревца, ни кустик... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15