Последний рейс

- Какие подняты паруса?

- Нижние, марселя и бом-кливера, сэр!

- Поставить трюмселя! Эй, вы, там! Послать десяток

молодцов на фор-стень-стакселя! Шевелись!

- Есть, есть, сэр!                                                                                                                                     

- Отпустить грот-брамсель! Шкоты и брасы! Поживей ребята!

- Есть, сэр!

                                     (Марк Твен "Приключения Тома Сойера")

                                                        Глава  первая

 …Ну вот, я же тебе говорю! Мне всегда везёт…, как утопленнику! – с горячностью продолжал я. Помнишь, я в прошлый свой приезд об этом тебе начал рассказывать?

Алексей, слушая друга, отрицательно покачал головой.

- Что ты Алексей головой мотаешь словно лошадь отгоняющая слепней! Ты что, весь наш разговор тогдашний мимо ушей пропустил? Я ему, значит, о своей сердечной драме, можно сказать душу излил, а он…

Да отложи ты свой учебник в сторону! – наконец рассердился я, и попытался вырвать из рук друга какую-то книгу.

Но он, поняв моё намерение, быстро спрятал её за спину и сделал шаг назад.

 - Тише, тише. Вот разгорячился и закипел, как тульский самовар у нашей комендантши!
          Отступив ещё на шаг в сторону стола, он выдвинул стул.

- Сядь, успокойся.

Дождавшись, когда я умостил свой зад на жёсткое сидение, он, заложив пальцем открытую страницу, продолжил:

- Ну, не помню я, Сергей!.. Ты в прошлый свой приезд такого и столько наговорил, что уши вянут! А у меня своих забот хватает…, тройку по анатомии схватил!

- Как, не помнишь?! – взбеленился я опять. - Я тебе про Светку свою рассказывал, а ты – не помню, не помню…. А ещё другом называешься.

Мы немного помолчали.

Он уселся на койку свою студенческую, а я, надув от обиды губы, стал крутить в руке первый же попавшийся мне предмет. Им оказался наполовину обгрызенный карандаш.

   Потом я подумал – чего я на него злюсь? У него на самом деле неприятность, могут ведь стипендии лишить студента. А он не так уж богат, чтобы прожить на материну помощь. Даа…, дела...

И я вдруг почувствовал себя виноватым. Ну, не то чтобы очень, но всё же.

 - Ладно, ладно, сдаюсь, - миролюбиво начал я, - не зри ты на меня так.

 - Как это? - оторвал друг голову от учебника.

- Даа, как один известный руководитель государства на буржуазию…. Но так уж и быть…, правда, в народе, как ты, наверное, товарищ студент слышал, говорят…

Я задрал указательный палец вверх и, поводив им в воздухе туда-сюда, продолжил:

…Для глухих обедню два раза не служат, но лично для тебя, моего лепшего друга,  повторю, только вкратце. Договорились?

Дождавшись от Алексея согласного кивка головой о его готовности выслушать меня, я приступил к повторному изложению произошедших со мной ранее событиях:

- Значитца, так...: мы пришли из Омска, и я сразу помчался на всех парах к Светке домой. Ну и, как положено у мареманов – в одной руке цветы, в другой коробка дорогущих конфет. Сам я конечно весь такой наглаженный, даже я бы сказал – наутюженный: пуговицы на  френче так  и сверкают;  «краб»  на  мичманке  -  солнце  отражает;   а  об  «стрелки»  на клёшах  можно  просто  обрезаться…  

Вдруг я осёкся - мой друг непонимающе смотрел на меня.

 - Что,  и это не помнишь? Да я ж тебе, недоразвитый ты стьюдент и влюблённый идиот, рассказывал!

Но он продолжал  «непонимающе хлопать  глазами».

Не помнит, сообразил я по его удивлённо-растерянному  взгляду. Что ж, придётся излагать события более подробно, решил я и, набрав в грудь побольше воздуха, выдохнул его. Проделав  манипуляцию с воздухом несколько раз, я приступил к изложению, теперь уже подробно, произошедших со мной событий.

Может и не совсем такого уж точного в словах и крепких выражениях, но, думаю, в смысловом отражении, вполне верном.

 …И что ты думаешь, я увидел, когда постучал в Светкину дверь?

 Представляешь, она открывается, а вместо моей Светки… меня встречает моя будущая тёща, и так это ехидненько говорит: «А вы знаете, Серёжа, наша Светочка замуж выходит!» И добавляет: «Уже сегодня».

 Я, естественным образом, стою, глазами «хлопаю», как парусами в полный штиль, и понять ничего не могу.

В голове пусто, как в кадушке из-под квашеной капусты. А потом, через малую толику времени, как-бы понемногу, мысли стали заполнять её…

- Чего заполнять? Кадушку? - ёрничая, переспросил Алексей.

- Да не кадушку, придурок, а голову! Но всё равно медленно, как наползающий на берег предрассветный туман. Ты слушаешь, или как?

- Слушаю, слушаю.

Поняв, что друг действительно слушает меня, я продолжил:

 …В какой-такой замуж? – интеллигентно спрашиваю я. Мы же на эту тему со Светкой не очень-то говорили! И, вообще, с этим вопросом решили подождать. Куда нам торопиться. Погуляем ещё несколько лет…, повстречаемся…, само собой… – вся жизнь у нас впереди!

Сказал я это, а тёща стоит – и, ни гу-гу! Понял я, что не понимает она нас, флотских…

Я, значит, опять спрашиваю:

- А, Светка моя дома?.. Чего это она?.. Спряталась что ли?.. Ааа может она заболела? - затревожился я о здоровье своей подруги, и я надеюсь, будущей жены.

 А тёща стоит себе в дверях, понимаешь,  и своим корпусом мне вход в родную гавань загораживает. И опять ни гу-гу, зараза!

Почувствовал я, что ещё не совсем пришёл в себя от  такого неожиданного со стороны тёщи демарша. А как прийти в себя без Светкиной поддержки? Вот я и попытался снова протиснуться в дверь.

Но куда там! Тёща, словно линкор, своим корпусом перегородила мне фарватер! 

Сообразив, что мне без артиллерийского огня не пробиться к Светке, я как закричу в открытую квартиру: «Светка выходи, почему не встречаешь будущего мужа из дальних странствий?!»

- Чего кричишь? – так это спокойненько говорит тёща, - соседей перепугаешь так, что заикаться станут! Нет Светочки дома – сколько раз можно повторять одно, и тоже? Она в ЗАГСе с Игорем…, час назад, как уехали…

Это, значит, сообщает мне  «радостную весть» будущая тёща, а сама – скалой неприступной застыла в дверях. Стенобитным орудием не пробьешь.

…Послушай меня, Серёжа, продолжает она таким, знаешь, ласково-иезуитским голосом - ты, конечно, хороший мальчик, ты мне нравишься…, но ты не пара Светочке.  Ты ещё очень молод, в жизни не определился…

- Как это, не определился? Очень даже, определился, - перебиваю я. - Мне, вот- вот вызов придёт из Владивостока! Я буду на сейнере ходить…, рулевым. А Светка, между прочим, обещала со мной поехать. Так-то!

…Никуда она не поедет! У тебя даже угла своего нет, нормального, - продолжает гнуть своё тёща…

- Аа, кто она теперь мне, после её слов? - спросил я у друга.

- Не знаю…. Наверное просто знакомая.

Решился ответить Алексей на мой, вполне закономерный вопрос, и при этом вздохнул.

…Ты что ж думаешь, она в общежитии будет мыкаться с тобой? Так она не приучена… к такой жизни…. Да, представь себе, не приучена! - повторила она.

Ты сам подумай, Серёжа, ей ещё два года ходить в студентках.  А, если бы она послушалась тебя, так она должна институт бросить, что ли? Отказаться от своей мечты?

 А, с… Игорем, она…, тёща на мгновение прервалась, как-бы задумавшись, говорить или не говорить - не ломай ей жизнь, Серёжа! Очень прошу тебя, не ломай!

Какой Игорь…? Какой ЗАГС…?

Я всё ещё никак не мог врубиться о чём она говорит, и продолжал стоять с обалделым видом и букетом, как-бы поникших от такой неприятной новости, цветов в руках.

- А, правда. Откуда этот Игорь взялся? – вдруг заинтересовался Алексей, - я что- то не припомню такого имени в Светкином окружении.

- Тёща сказала – он какой-то аспирант из вашего медицинского института – Клебовский какой-то…, Игорь вроде бы. Ты должен его знать.

- Клебовский…, Клебовский…, а вспомнил! Прыщавый такой очкарик. Вечно с кейсом ходит. Глиста-глистой! Что Светка в нём нашла такого, чего у тебя нет?

- Не Светка его нашла! - возмутился я, став на защиту своей, теперь уже потерянной для меня подруги. Её мамочка у какой-то своей закадычной подружки увидела его…

- И, что?

- Что, что. Ну, ты ту-по-о-ой! Взяла и пригласила, как-бы в гости.

- Ты-то откуда знаешь?

- Так, тёща…. Даа, теперь уже не тёща, - поправил я с горечью себя, - чтобы «скучно» мне у ихних дверей стоять не показалось – всё выложила.

Ну, что, вспомнил?

Мой друг утвердительно покивал головой.

Я, чтобы убедиться, что друг, действительно, начал владеть темой, заглянул ему в глаза: в них отражались и обида за меня, и огромное желание как-то утешить.

- Ага, вижу, что вспомнил!

- Так ты бы сразу и сказал, что про твою Светку! А-то…, помнишь, да помнишь.

То-то ты такой взбешённый тогда к нам в общежитие влетел. Всех наших девчонок перепугал. Кстати, как это тебя наша комендантша, тётя Зина, пропустила? Она, когда дежурит – сущий Цербер!

- Так не было её тогда на посту. Она куда-то отлучилась по своим делам, вот я и прошмыгнул. А так бы, конечно, пришлось через чьё-нибудь окно в здание пробираться… Да пустое всё это, меня же все ваши знают, как облупленного.

- Даа…, дела. Что дальше думаешь делать, Сергей?

- Что думаю, что думаю…. Да что тут уже думать! Радиограмма пришла на имя капитана о моём переводе на Дальний Восток. «Схожу» последний раз в рейс и, прощай Семипалатинск!

Представляешь, вся наша команда, узнав о радиограмме, обзавидовалась мне. Представляешь, был я речником – теперь стану моряком! Мо-о-р-я-ком! Чувствуешь разницу?! Знай наших!

- Знаешь, - Лёшка пожал плечами, - насчёт разницы между речным флотом и морским я ничего сказать не могу. Ты не обижайся! Я корабли только в книжках, на картинках видел, да в киношках, а так…. Вот, если бы ты меня спросил какая разница между верхней близнецовой мышцей и средней ягодичной мышцей, тогда конечно…, тогда я бы тебе всё по полочкам разложил, и ещё бы про крестец рассказал…, вдобавок.

- Ха-ха, нашёл, чем удивить! Тоже мне, специалист! Я это и сам знаю….  Не зря же мы с тобой полгода рядом просидели в аудитории мединститута за одной партой…

Между прочим, хитро прищурив один глаз, с подковыркой, решив его немного осадить, чтобы не очень бахвалился своими медицинскими знаниями, спросить:

- Допустим…, какая разница между кнехтом и клотиком?

 - Нуу…, я же не моряк, ответить не могу. Но, если дашь время, я в справочнике могу найти, и достоверно, со всеми вытекающими подробностями, узнать.

 - Значит, слабо? Значит, слабо во флотских вопросах разобраться? Плаваешь, значит?

- Слабо, слабо, - легко согласился Лёшка с моим выводом, и шутливо поднял руки кверху.

 И, как видно в пику мне, решил всё же кое-что для себя уточнить, а может тоже «укусить», чтобы в долгу не оставаться.

- Ты, друг мой ситный, мне экзамен не устраивай про свои корабли-пароходы, ты лучше ответь мне Сергей - а. как же Светка твоя?.. Ты подумал?

- Светка? Светка…, даже не знаю. Теперь она замужем. Помнишь, как в песне поётся – «Была ты мне любимою, а стала чужою женой»…, или как-то так…. В общем, сидит она в сердце моём занозой. Глубоко сидит!

На меня вдруг накатила  какая-то грусть-тоска, и я непроизвольно тяжело вздохнул.

 - Я, Лёша, ещё конкретно не решил. Тяжело мне! Очень тяжело. Ты даже представить не можешь, как тяжело. У меня всё из рук валится, и ночами я не сплю. Всё о ней думаю. А, однажды, на вахте, так задумался, что чуть нашу красавицу «Розу Люксембург» на мель не посадил.

Я в тот день вахту стоял вместе со вторым помощником капитана – Губановым Колей. Ты должен его знать…

- ?!

Он задумался, по-видимому, стал перебирать в памяти всех наших знакомых. Но видимо так и не вспомнил, потому что переспросил:

- Какой Губанов? Что-то не припомню...

- Ну, как же, тоже мне…, не припомню! А ещё студент. Я вас познакомил на Новый год… в Доме Культуры Речников…. Вспомнил? Нет? Ну-да ладно…потом вспомнишь.

…Так, вот, продолжил я своё повествование, он как заорёт на меня: «Не спать на вахте!!! Личные проблемы решай в свободное от вахты время, а не когда за штурвалом стоишь!» И, представляешь, матом меня покрыл. Я вначале даже опешил. Никогда от него не ожидал такого….. Ведь добрейшей души человек, и… интеллигентный завсегда, как все мы, флотские. Нуу…, да ты сам знаешь, какие мы…

При моих последних словах Лёшка неожиданно разулыбался во весь рот.

- Чего лыбишься, чего? По мне не видно, что ли, нашу интеллигентность? - спросил я у друга и, не дождавшись ответа, продолжил:

…Я же не спал, понимаешь? У меня какой-то провал в сознании произошёл. У меня же в голове только одна мысль – о Светке. И только её я перед собою видел, а не фарватер.

Представляешь, что бы случилось, не крикни он вовремя на меня? Двухдечный, ну, то есть, двухпалубный, огромный пассажирский пароходище, со всеми пассажирами и грузом на борту, взять и посадить на мель!

Такое, если даже во сне приснится, и то – страшно! Коо-о-шмар! Это в кинофильме «Волга-Волга» красиво и смешно, а на самом-то деле – жуть, да ещё какая! Я, как вспомню, так  меня до сих пор в дрожь бросает, и мурашки по телу пробегают. Брр!

Вот так-то, друг мой, Алексей. Это тебе не аппендицит вырезать…!

- Ага, ага, - согласно покивал Лёшка.

Но что-то в его «Ага, ага» я заподозрил. Слишком уж быстро он «заагакал», слишком уж быстро. И я с подозрением посмотрел на него. Но глаза его были честны, как у вора, который громче всех кричал: «Держите вора!».

Не сумев обнаружить подвоха в Лёшкиных словах, я почти успокоился, но не совсем - что-то в них всё же было. Пришлось продолжить:

 …Фуу! Ну, вот тебе поплакался – как-то на душе немного полегче стало, будто камень с груди тяжеленный снял…. Ну-да… ладно. Что это я – всё о себе любимом, да о себе!

Ты-то, как? Только про трояк по анатомии мне не рассказывай. Уже слышали!

- Какой трояк? - удивлённо задрал белёсые брови Лёшка.

Но потом, кажется, вспомнил. Так я по его ошарашенному виду понял. Но он почему-то решил сделать вид, что не помнит о трояке, и не признался.

- Здрасьте-подвиньтесь! Ладно, проехали. Ты лучше ответь - подругу себе нашёл, или  нет?

Бросив взгляд на Алексея, я увидел как он, посмурнев, отрицательно покачал головой.
            - Слушай! Ты, кроме качания головой, другими телодвижениями владеешь? Нет? - Так я и думал…. Что, всё ещё в поиске своей суженой?

- Сергей, я же тебе уже тысячу раз объяснял, мне нужна только Ядвига!

- Это… та полячка, с которой мы познакомились в Доме Культуры?

- Она не полячка! У неё мать – полячка, а отец – русский! - сказал немного раздражённо Алексей, и взял в руки  учебник.

Но, затем, наверное, поняв, что я могу обидеться на такое неуважение к моей персоне, он решил чуть смягчить свой ответ, и досказал:

- И вообще, Серёга, проваливай! Мне не до тебя. У меня столько дел…, особенно с учёбой…, прямо невпроворот!

 И, поднявшись с табурета, Алексей стал шутливо подталкивать меня в сторону двери.

Я на троечке поеду с бу-бен-цами на семестр! – пропел я, дурашливо.

- Ладно, Лёша, я на тебя за твоё грубое слово «проваливай!», не в обиде. Мне, действительно, пора проваливать. У меня вахта через два часа.

И я направился к двери.

- Подожди, Сергей! – попросил Алексей: - Я тебя немного провожу, - и, сняв с вешалки штормовку, схватил меня за руку, - когда мы снова увидимся?

- Если конкретно, то через десять-одиннадцать дней. Я быстренько схожу в Усть-Каменогорск, оттуда в Омск и…, назад – в родные пенаты. - Хотя…, совсем пройдёт немного времени и не будут они мне родными…. Родным для меня станет Дальний Восток и Тихий океан! Как они меня встретят…? - почему-то заволновавшись, уже шёпотом закончил я.

И тревога  заполонила мою душу.  

Какие сюрпризы жизни меня там ожидают? Справлюсь ли я, впишусь ли в моряцкую жизнь? А вдруг я ошибся в своём выборе, что тогда делать? Как поступить?

 Схватив Лёшку в охапку, я приподнял его и заглянул в глаза. В них светились участие и тревога за моё будущее.

Всё-таки, замечательный у меня друг!

                                                                  *   *   *

Мы - друзья, мы из одного города. Мы учились в одной школе. Вместе приехали поступать в медицинский институт, вместе сдали вступительные экзамены. Проучились почти год благополучно, и вот, на тебе! Во втором семестре я оскандалился перед  всем  курсом, да ещё как оскандалился!

В марте месяце нас повели смотреть операцию – «Кесарево сечение» и, стоя за стеклянной стеной, мы наблюдали за её ходом. Вот тут-то я и оконфузился! Оконфузился окончательно и бесповоротно.

Увидев кровь и внутренности беременной женщины я, словно я кисейная барышня, банальнейшим образом соизволил упасть  в обморок! Представляете?

Нет, вы даже представить себе не можете моё положение и собственное моё состояние! 

Об этом инциденте как-то очень скоро узнал декан (и среди студентов есть ябеды, поверьте мне), и вот, результат:  я - флотский! И… будущий моряк, надеюсь!

Мы шли к автобусной остановке, болтали – «ни о чём». Здоровались с друзьями и знакомыми, но весело мне не было.

В душе были – тревога и тоска: тревога за своё будущее, а тоска…, наступала пора  расставания с другом и, надолго ли? Этого я не знал! Думаю, не знал и мой друг - расставались на год, на десять лет, или быть может навсегда? Кто в состоянии предугадать своё будущее? Думаю, никто!

                                                                 Глава  вторая

Пароход стоял у пассажирского причала. Сходни соединяли его с дебаркадером, делая из них, как-бы единый организм. Завтра, утром, мы идём в Усть-Каменогорск. Надеюсь, все три класса и каюты «Люкс» будут заполнены пассажирами.

Во время движения парохода приятно смотреть на прогуливающуюся по палубам публику с их снующими то тут, то там, детишками.

Кто-то заводит новое знакомство, а кто-то просто идёт в ресторан или буфет, чтобы выпить чашечку кофе, или пропустить кружечку холодного пива.

 Когда пассажиров много, нам сложнее работать.

Иногда возникают различные внештатные ситуации, но зато насколько интереснее проходит рейс. Сколько встретишь различных характеров, и нечаянно услышанных признаний в любви и дружбе. Но, иногда…, и размолвку,  и последнее «Прощай!».

 Особенно мне нравятся вечерние часы: солнце, посылая нам свои последние лучи, вот-вот скроется за горкой или лесочком на берегу, и над ними появляется розовая полоска. Она, своим появлением, казалось, возвещает всех живущих на земле об окончании дневной суеты и наступлении  часов отдыха.

Река спокойна и величава, а вокруг – такая благодать!

Играет музыка. Это наша радистка, Елена Константиновна,  расстаралась. Молодёжь, под звуки вальса кружится в танце на второй палубе или, облокотившись на леерное ограждение, о чём-то нежно воркует.

А, когда не играет музыка – слышен равномерный шум колёс парохода – Чоп-Чоп-Чоп, и опять – Чоп-Чоп-Чоп. Они трудятся днём и ночью, выполняя команду вахтенного помощника или самого капитана.

   От реки веет прохладой. В воздухе, вспугнутые шумом приближающегося парохода, носятся чайки. Они, то плавно, то резко опускаются на поверхность реки, а то, взлетят перед самым носом парохода и обгонят его, и опять сядут на воду.  

 Так они нас и провожают до самой темноты.

 Захватывающее по своей красоте зрелище.

 Иногда я задумывался: а те ли это чайки, что сопровождали нас вон за тем поворотом, а может это совершенно другие, но так похожие на тех - прежних?

Вдалеке видны сопки, А совсем-совсем далеко, в голубом мареве, можно было увидеть невысокие коричневато-зелёные горы. Они притягивают к себе взгляд, как магнитом.

В эти вечерние часы на мою душу изливается покой.

                                                                  Глава  третья

  На пароходе тишина. Не слышно шума работающей паровой машины: не бегают взад-вперёд ползуны, не вращают коленчатый вал шатуны, и утробно не пофыркивают цилиндры. Только, изредка, раздастся равномерное постукивание водяного насоса.

 Пароход отдыхает после совершённого рейса!

Он набирается сил для последнего в этой навигации плавания. Закончив этот последний рейс, он будет поставлен на зимний отстой.

Навигация заканчивается. Вот-вот начнётся ледостав. Река покроется льдом, и всё на ней затихнет. Не будет пассажиров на пристанях, не будут вспарывать воду острыми носами пароходы и самоходные баржи.

Река, словно голубым панцирем, покроется льдом. А мы, почти все, пойдём в отпуска. Но не пройдёт и месяца, как душу начнёт томить какое-то неудовлетворённое состояние. Как-будто тебе чего-то хочется. А вот чего?

И ты начинаешь разбираться, что же тревожит тебя, что томит, не даёт покоя?

Нам, флотским, это состояние очень знакомо.  Душу начинает  томить желание вновь оказаться на борту своего судна. И наступит момент, когда ты начнёшь почти ежедневно приходить на берег реки и, смотря на неё, ещё покрытую льдом, будешь торопить время, торопить приход весны.

                                                               *    *    *

 В каюте почти светло от горящих на пристани фонарей, и тихо. Большая часть команды на берегу. Кто с девушкой пошёл на танцы в Дом Культуры, а кто, в тихом семейном кругу коротает вечер, играя с детишками, или ведя неторопливый семейный разговор.

Смотрю на часы. До начала вахты осталось минут двадцать пять. Пора переодеваться. Думаю, сегодня вахта должна пройти спокойно. Нет особо срочной работы, капитан и его помощники на берегу. Даже главмех дома с семьёй. Бла-го-дать.

 Не давит на тебя капитанское зоркое око, не свистит свисток, вызывая  на мостик, и ты не несёшься, словно угорелый, или ужаленный пчелой, по его вызову.

Когда мы стоим у дебаркадера перед началом следующего рейса, а вся команда на берегу,

кроме вахтенных конечно, и до отправления в рейс ещё часов одиннадцать-двенадцать, делать совершенно нечего. Можно спокойно просмотреть лоцию, или почитать интересный роман, а можно и  просто помечтать, например, о девушке, с которой ты не встретился из-за вахты.

 Вахтенные матросы знают свои «обязанности» и подгонять их нет нужды. Они прекрасно понимают, чем быстрее наведут чистоту на пароходе, тем больше времени останется побалагурить и покурить - соберутся на спардеке, и давай баланду травить.

Вообще, на флоте – строго заведённый распорядок жизни. Каждый член команды знает - пришёл работать во флот, значит, пришёл в хорошо организованный, спаянный коллектив!

Здесь не на словах а на деле применяется общеизвестная поговорка – «Один за всех, и все за одного!»

*    *    *

 Раздался негромкий стук в дверь – это, скорее всего, вахтенный матрос пришёл напомнить, что пора заступать на вахту, и совместно с матросами и вахтенным штурманом, коротать ночь.

 - Войдите! - разрешил я.

Собственно, я уже заканчивал переодеваться. Оставалось только водрузить на голову мичманку и, я готов заступить на вахту.

Флотский человек: матрос или штурман, боцман или капитан – всегда должны выглядеть на «ЯТЬ», и показывать в этом деле пример штатским.

Флот – это звучит гордо!

Открылась дверь, и в каюту вошёл матрос – Николай Васильев: парень статный, белокурый, всегда весёлый, неунывающий в любых ситуациях, гроза всех береговых, и не только, девушек. И даже не только наших, местных – Затонских девчат, но и городских девочек.

- Сергей Владимирович  (он всегда ко всем обращается только по имени и отчеству), пора на вахту. Вас приглашает на мостик первый помощник капитана, Пигарев…

И…, откуда он только взялся? – добавил он как-бы про себя. - Я видел его утром уходящим с парохода.

- Говоришь, на мостик? – уточнил я. Кто ещё наверху?

- Вся заступающая вахта.

- Хорошо, Коля, спасибо. Ты, что, сменился или заступаешь с нами? – поинтересовался я.

Он, кивнув утвердительно головой, добавил на словах: «Сменился», и вышел из каюты.

Поднявшись на капитанский мостик и войдя в рулевую рубку, я увидел всю нашу заступающую на вахту смену во главе с третьим помощником капитана –  Александром Циммерманом. Они стояли полукругом возле сидевшего на диване и курившего свой неизменный «Памир» - Пигарева Григория Ивановича. Он что-то им разъяснял, часто спрашивая: «Ну, как! Поняли?»

Прислушавшись к разговору, я сразу сообразил - можно было и не уточнять – «поняли, не поняли!» – на нашу вахту упало «счастье» в лице Григория Ивановича! Он «попросил» нас навести порядок в носовом и кормовом трюмах.

Григорий Иванович, практически, никогда не приказывал, а только вежливо просил исполнить то-то, или сделать – это.

Ну, как такому вежливому человеку откажешь в просьбе? Правда, ведь?

Сегодняшнюю «просьбу» первого помощника капитана надо было понимать так – «Чтобы служба мёдом не казалась!».

Понятное дело - кому работа в трюме покажется мёдом, да ещё и в ночные часы!

Пришлось возвращаться в каюту и вновь переодеваться, но теперь уже в рабочую робу.

                                                             *     *     *

Уборка грузовых трюмов – это вам не палубу шваброй драить! Здесь лёгкой работы нет.

Вначале надо подмести всё свободное пространство, затем промыть его, орудуя восьмидесяти килограммовой шваброй. На чистое место перетаскать и аккуратненько сложить всё то, что «плохо» до этого, на взгляд первого помощника, то есть, Пигарева Григория Ивановича,  лежало, и тд. и тп. и прочее.

Хорошо ещё, если в «капанях» тоже не заставит делать уборку, а то бы…

Представляете: вычерпать воду и пролившийся мазут на днище парохода; протереть насухо ветошью, и т.д., и т.п. и пр.

Ну, Григорий Иванович! Ну, удружил! Ну, порадовал!

Вот ведь, уходил же на берег, ну и оставался бы дома в кругу семьи и с внуками забавлялся, сказки бы им про моря и океаны рассказывал…, так нет же..., припёрся чёрт  хромой!

 Мы как-то  с ребятами поинтересовались у него: «Григорий Иванович, чего  это Вам дома не сидится?»

Так знаете, что он ответил? - «Не могу, говорит. Я на пароходе душой отдыхаю...»

Надо же такое сказать, а? Он, значит, отдыхает…, а мы…?

Отбарабанив (так у нас между собой говорят) «вахту», я принял душ и с наслаждением улёгся в кровать.

Почему-то после сегодняшней «вахты» ныла спина. Наверное, что-то неаккуратно я  поднял.

Повертевшись так и сяк в кровати, я нашёл-таки удобную позу и вскоре задремал. Или уснул? Если выразиться покороче – я дрыхнул без задних ног! 

Сколько я спал – не знаю. Мне приснилась война!

Надо мной висело голубое небо, и светило жаркое солнце. Я, обливаясь потом, медленно полз  к вражескому ДОТу, а из него по мне стреляли из пулемёта.

Это было так по-настоящему!

Мне стало страшно, да так страшно, что я в ужасе проснулся!

В ушах раздавалось непрекращающееся татаканье пулемёта, а за дверью каюты слышался топот ног, казалось, все, вдруг, помчались с парохода на берег.

Наверно у меня сработал инстинкт самосохранения. Откинув в сторону простынь, я вскочил, не раздумывая на ноги, и выскочил, как был в трусах и майке, из каюты. А увидев бежавшего к трапу подвахтенного рулевого – Щельникова, крикнул ему: «Вы чего бежите, как ошпаренные?»

- Котёл! – в ответ прокричал он и, не сбавляя прыти, сиганул на дебаркадер.

Ещё сознание не успело отреагировать на его слова, а я, «не долго сумняшеся», уже помчался за ним следом.

Проскочив по палубе парохода и дебаркадера со скоростью зайца удирающего от гончих, я рванул что есть мочи от парохода и дебаркадера, подальше, на спасительный берег.

А на берегу… я увидел всех наших. То есть,  тех, кому по долгу службы пришлось остаться на пароходе.

 Кто-то был одет, а кто-то, как и я, был в трусах и майке. А матрос Ержанов, вообще красовался  белыми кальсонами с распущенными у щиколоток завязками.

Все, перебивая друг друга и доказывая что-то,  возбуждённо говорили и размахивали руками. Казалось, у них не хватало слов для объяснения и они, при помощи рук пытались разъяснить ситуацию.

Татаканье на пароходе не прекращалось долго, а потом, неожиданно для моего слуха, исчезло.

 Меня окутала ночная тишина.

И тут я вспомнил, а вспомнив, содрогнулся! Такой звук издаёт предохранительный клапан при огромном превышении давлении пара в котле! Если бы клапан не сработал…

Боже, спаси и сохрани нас!

Микрорайон «Гавань», и мы вместе с ним, разлетелись бы мельчайшими частицами на многокилометровом пространстве!

Спаси и помилуй нас! – произнёс я, хотя не верил ни в Бога, ни в Чёрта!

После наступившей вокруг тишины, мы друг за дружкой, но теперь уже с опаской, всё ещё обсуждая случившееся, вернулись на пароход.

                                                             *   *   *

Впоследствии, когда произошёл разбор Чрезвычайного происшествия и были наказаны виновные, мы узнали подробности ночного переполоха.

Оказывается, нёсший  вахту машинист уснул (утренняя вахта самая тяжёлая) и «упустил»  воду из котла. Топка работала на полную мощность и быстро превратила в пар оставшуюся в нём воду - давление резко поднялось!  

Всё сложилось вместе: уснул машинист, обязанный следить за показаниями приборов; не сработала автоматика, в результате – своевременно, не заработала водяная помпа…

От страшной катастрофы нас спас, вовремя сработавший предохранительный клапан!

Спасибо ему огромное за то, что он есть - такой… небольшой, но такой жизненно необходимый на пароходе! И спасибо человеку, который его придумал!

*   *   *

Утро нашего выхода в рейс ничем не радовало. Я всё ещё был под впечатлением ночного происшествия, думаю, и остальные тоже.

День тоже не задался. Было по-осеннему пасмурно и ветрено.

Пассажиры, медленно, нахохлившись, уподобясь снулым гусеницам, шли по трапу и поднимались на борт парохода. Они, постепенно исчезая в его чреве, растекались по нему ручейками  по классам и каютам.

Пароход, постепенно заглатывая, словно голодный удав, всё подходивших и подходивших пассажиров, наполнялся, оседая до грузовой марки.

Играла музыка. Наша радистка весёлой мелодией пыталась поднять настроение команды и пассажиров...

Наконец-то раздался долгожданный первый гудок, через некоторое время  второй.

Я бросил взгляд на пристанские часы – сейчас раздастся третий гудок и…

Медленно завертелись колёса, шлёпая плицами по воде.

Пристань вместе с провожающими, складами и киосками стала отодвигаться назад.

Пароход отошёл от дебаркадера!

Прозвучала долгожданная команда вахтенного помощника капитана – полный ход!

Колёса завертелись во всю свою мощь.

Пароход, разрезая своим острым, словно плуг, носом воду на две расходящиеся крутые волны, двинулся против течения реки.

А за кормой оставались лишь покрытые белой пеной волны, но постепенно и они исчезали, растворяясь в общей массе воды.

                                                             ---<<<>>>---

 Лев Голубев

x

Иллюстрация к: Последний рейс