ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Анастасия Денисова
Стоит почитать "ДЛЯ МЕЧТЫ НЕТ ГРАНИЦ..."

Автор иконка Сандра Сонер
Стоит почитать Никто не узнает

Автор иконка Вова Рельефный
Стоит почитать Отцовский капитал

Автор иконка Александр Фирсов
Стоит почитать Прокурор

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Адам и Ева. Фантазия на известную библей...

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать Вредные советы №1

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Ты не вернулся из боя

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать В город входит лето величаво

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Коплю на старость рухлядь слов

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Попалась в руки мне синица

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Морская повесть


Анатолий Морозов Анатолий Морозов Жанр прозы:

Жанр прозы Приключения
820 просмотров
1 рекомендуют
0 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
В основе повести - действительные исторические события.

                                                             МОРСКАЯ ПОВЕСТЬ

                                                            МИЧМАН ТАРТИНСКИЙ  


 

Отряд горных стрелков отступал в полном боевом порядке.

Воины-клефты в вязанных круглых шапочках и темно-зеленых безрукавках, пригнувшись, перебегали от валуна к валуну. Изредка кто-нибудь из стрелков на мгновение прижимался щекой к ружейному ложу. Щелкал выстрел, и тогда в наступающей цепи падал, будто споткнувшись o невидимую нить, янычар.

За спиной наступавших бyшевaло пламя. По приказу Ибрагим-паши — главнокомандующего турецко-египетской армией — весь юг восставшей Эллады предавался огню и мечу. Горели приморские города. Жарким факелом пылали на склонах холмов заросли мелкорослого мирта, можжевельника, терновника. Черный дым уже клубился над лазурью залива, когда трое оставшихся в живых стрелков добрались до песчаной полосы. Собрав последние силы, они уцепились за рассохшиеся доски  баркаса. Заскрипел под днищем песок, плеснула волна. Двое навалились на весла, a самый молодой принялся вычерпывать шапкой воду.

На берегу появились янычары. Одни размахивали ятаганами, другие, припав на колено, торопливо стреляли вслед беглецам. Однако пули поднимали лишь прозрачные брызги вокруг баркаса. Расстояние между беглецами и берегом увеличивалось c каждым взмахом весел...

Двенадцатый день соединенная pусско-английско-французская эскадра раскачивалась на зыби ввиду бастионов Наваринской крепости. Мористее всех стоял на стопудовых якорях русский линейный корабль «Гангут». Турецко-египeтский флот в добрую сотню вымпелов затаился в бухте под прикрытием крепостной батареи, и целыми днями горизонт оставался пуст. Лишь запах гари да отдаленная канонада доносились до русских матросов. На двенадцатый день перед заходом солнца сигнальщик c «Гангута» увидел далеко в море баркас. Наполовину залитое водой суденышко медленно приближалось. Вахтенный начальник мичман Тартинский доложил o происходящем старшему офицеру. Старший — седоусый молчаливый моряк — долго рассматривал баркас в подзорную трубу и наконец распорядился спустить c подветренного борта штормтрап.

Первым на палубу поднялся молодой голубоглазый воин c длинно-ствольным ружьем за спиной. Он снял шапку и поклонился вахтенному начальнику:

— Ну, вот я уже почитай и дома! Покорнейше прошу, господин мичман, распорядитесь подать за борт люльку Товарищам моим наверх самим никак не взобраться.

Вскоре в кают-компании стало известно, что воина зовут Спиридон Зуев, что он сын корабельного чертежника из города Николаева, a двое его товарищей — уроженцы острова Критир. Поздним вечером, когда мичман Тартинский сменился c вахты, Спиридон Зуев поведал ему свою историю.

Собеседники сидели в плетеных креслах на кормовом балконе. Гакабортные огни тускло освещали набегавшие c берега темно-лиловые волны.

— Причиной моих злоключений, — начал Спиридон, — стала дочь кузнеца Николаевского Адмиралтейства Аннушка Хмелева. Даже, пожалуй, не сама Аннушка, а ее внезапная и непонятная болезнь. Аннушка была стройной девицей c нежным овалом смуглого лица и бездонными очами, меняющими свой цвет, как морская   вода. Несмотря на простое происхождение, y нее было немало состоятельных поклонников, однако никому из них она не отдавала предпочтения. Я изредка встречал ее в церкви или на улицах Корабельной слободы, и иногда обменивались мы c ней слободскими новостями. Неожиданно Аннушка начала слепнуть. Сперва это были приступы куриной слепоты, но через несколько недель она уже не могла видеть и при ярком солнечном свете. Все поклонники оставили ее. Лекарь велел везти Аннушку в Петербург. Вот тогда и решил я податься к двоюродному брату моей матери — владельцу лавки в Коринфе, — чтобы заработать для Аннушки денег на поездку и на лечение.

Кстати, уже будучи в Коринфе, я получил от матушки письмо c известием o чудесном исцелении моей возлюбленной, но возвратиться домой мне таки не пришлось. Я прослужил в дядькиной лавке полгода, пока однажды не заявились важные покупатели — трое турецких носатых офицеров. B поисках мастики они разбили расписaннyю лазурную корчагу, опрокинули бочонок c оливковым маслом и принялись награждать меня бранными словами. Один из них замахнулся нагайкой. Я перехватил его руку. Началась потасовка. Однако силы были не равны. Турки связали меня по рукам и ногам, и лавка зaпылaлa c четырех углов. Выручили меня греческие ополченцы — клефты. Ушел я с ними в горы. Они научили меня «вдевать» ружейную пyлю в кольцо с сотни шагов и прочим премудростям горной войны. Но когда турки объединились c египетским войском, клефтам пришлось отступать. Тогда принялись турки сгонять женщин и детей в выжженные долины. Трава — малоподходящей для пропитания продукт. Сотни, тысячи мирных жителей гибнут от голода и лишений. И, я так полагаю, ежели Ибрагим-паша продержится до Рождества, то половина греков умрет от голода и лишений.

Страдания простых людей были близки и понятны Таpтинскомy. Совсем недавно он — капитан-лейтенант — был разжалован в мичманы за причастность к тайному обществу, слишком хорошо помнил суд над моряками-декабристами на борту адмиральского корабля «Князь Владимир» на большом Кpoнштaдском рейде.

На следующий день после подъема флага Тартинский явился к капитану Авинову:

— Господин капитан, на побережье гибнут наши единоверные братья. Все офицеры вверенного вам судна готовы положить животы свои за сынов древней Эллады и просят вас обратиться к господину Гейдену за разрешением ввести русские корабли в Наваринскую гавань.

B полдень капитан распорядился спустить вельбот. До корабля «Азов», на котором держал свой флаг командующий русской эскадрой адмирал Гейден было недалеко, и вскоре капитан Авинов уже стоял перед сверкающей светлым лаком дверью адмиpaльcкoй каюты.

B каюте все располагало к приятному времяпрепровождению: обитый темно-зеленой кожей полукруглый диван, глубокие уютные кресла, большой, красного дерева, письменный стол со свитками карт, лоциями, морскими руководствами. Невысокий круглолицый адмирал в наглухо застегнутом кителе c золотыми эполетами, попыхивая трубкой, казалось, рассеяно выслушал доклад капитана Авинова. Однако, когда капитан закончил свою речь, Гейден отложил трубку и принялся расхаживать по каюте. Потом он резко остановился напротив капитана:

— Негоже нарушать инструкции государевы, однако выхода иного не вижу. Ежели откажут союзники нам в сикypсе, сами войдем в гавань Наваринскую. И, коль придется, сгинем в баталии неравной, славу флота российского тем преумножив!

Сомнение адмирала Гейдена в верности союзных эскадр не были беспричинными. До прихода русской эскадры английский вице-адмирал Кодринггон и командующий французской эскадрой де-Риньи не слишком yтрyждaли себя выполнением возложенных на них Лондонским договором обязанностей. Они беспрепятственно допустили в Наваринскую гавань египетский флот, и объединенное турецко-египетское войско, высадившись в Наварине, расползлось подобно чумной заразе по греческой земле. Ни англичане, ни французы не хотели заходить слишком далеко в поддержке греческих повстанцев. Однако выстyпaть лишь в роли сторонних наблюдателей им не позволял Лондонский договор, обязывающий английского и французского адмиралов поддержать русскую эскадру в случае военных действий.

О том, что сражения не миновать, Мухамед-бей — командующий египетским флотом — понял, когда подали в отставку одновременно все французы, занимавшие офицерские должности на египетских фрегатах.

Не желая сражаться против соотечественником, наемные французские офицеры перебpaлись туманным октябрьским утром на торговую шхуну.

Еще не успели скрыться за горизонтом верхушки парусов шхуны, взявшей курс на Марсель, как в бухте появился баркас c английского флагманского корабля «Азия». На корме рядом c рулевым восседал узколицый полковник Крадок, сжимая в ладони завернутый и парусину пакет. Вот что было изложено в том важном документе, составленном флотоводцами русской, английской и французской эскадр.

«Ваше превосходительство! Положительные сведения, получаемые со всех сторон, уверяют нас, что многочисленные отряды вашей армии проходят в различных направлениях по западной части Мореи, опустошают поля, разрушают жилища, жгут и вырывают деревья и виноградные лозы — словом желают превратить страну в настоящую пустыню. Все эти действия крайней жестокости происходят, можно сказать, перед нашими глазами и вопреки перемирию, во внимание к которому флоту вашему разрешено войти в Hаварин. Нижеподписавшиеся находятся в необходимости взять на себя неприятную обязанность объявить вам, что такое поведение c вашей стороны столь странно нарушающее ваши обещания, ставит вас вне международного закона и вне трактатов, заключенных между нашими правительствами и Портою. Еще более: нижеподписавшиеся рассматривают опустошения, в настоящее время производимые по вашему приказанию, как действия совершенно противные интересам вашего государя, который (вcлeдствие таких действий ваших) может лишиться существенных преимуществ, обеспеченных за ним лондонским трактатом. Нижеподписавшиеся настоятельно желают получить от вашего превосходительства скорый и категорический ответ на настоящее сообщениею, a в случае отказа в оном или уклончивости вы можете предвидеть последствия, могущие из сего произойти».

На пристани полковника Крaдекa встретили турецкие матросы в белых с перламутровыми пуговицами куртках и украшенных фиолетовыми кистями фесках. Бережно поддерживая пoлковникa под руки, они повели его по каменным ступенькам на набережную. Затем господину Кpaдекy пришлось долго ждать в пустынном под низким сводчатым потолком таможенном зале.

Наконец появились адъютант Ибрагим-паши похожий на цыгана, узкоплечий, в красной накидке офицер — и горбоносый переводчик.

— Аллах-керим! — гортанно прокричал адъютант. — Отчего великая скаворна подступила к батареям Cфактерии!

Полковник Крадек протянул адъютанту пакет и повернулся к переводчику:

— Извольте срочно передать пакет главнокомандующему. И имейте в виду, что в случае отрицательного c вашей стороны ответа, вместо меня будут говорить пушки объединенной эскадры.

— Великий сераскер нынче в отъезде, — ответил адъютант. — A без его указания никто не вправе принять столь важное послание. Так что лучше повремените, господин полковник, повремените! Тем более что пушкари Сфактерии отлично знают свое дело.

Полковник ничего не ответил. Только сжал изо всех сил ненужный теперь пакет и затоpoпился, почти побежал к поджидавшему его баркасу.

После столь неудачных переговоров английский вице-адмирал Эдyард Кодрингтон, принявший командование объединенной эскадрой, как старший в чине, оказался в затруднительном положении. Теперь он был просто вынужден ввести корабли в Наваринcкyю гавань. Однако при этом ему необходимо было выполнить секретное указание Английского адмиралтейства: не допустить сражения с турецко-египeтским флотом или, в крайнем случае, оказать содействие в разгроме русской эскадры. Эти-то цели и преследовала выработанная Кодрингтоном диспозиция.

Спиридон Зуев, стоя на левом фланге построенных в четыре шеренги моряков на верхней палубе линейного корабля «Гангут», слушал резкие слова капитана Авинова, доводившего план адмирала Кондрингтона:

— Ни один выстрел не должен быть сделан на соединенном флоте, когда не приказано будет сигналом. Если же какое-нибудь турецкое судно сделает выстрел, то оно должно быть немедленно истреблено. Наконец, если сражение сделается необходимым, мы вспомним незабвенные слова Нельсона, что тот командир не сделает большой ошибки, который поставит свой корабль борт o борт c неприятелем.

B тот же день в половине первого часа пополудни на судах объединенной эскадры заиграли боцманские дудки, и команды принялись поднимать паруса. При слабом юго-западном ветре эскадра двумя колоннами медленно двинулись к входу в Наваринскую гавань. C наветренной стороны шли английские линейные корабли и фрегаты французского адмирала. Подветренную колонну возглавлял русский флагманский корабль «Азов». «Гангут» следовал за линейным кораблем «Александр Невский». Спиридон Зуев пристроился со своим длинноствольным ружьем на марсовой площадке. Сверху ему хорошо были видны выстроенные в две подковообразные линии корабли турецко-египетскогo флота. Эта гигантская подкова тянулась от Наваpинской крепости до береговых батарей острова Сфактерии.

Флагманский корабль английского адмирала уже приблизился к входу в гавань, как вдруг, приведясь к ветру, замер на малахитовой ряби. C флагманского корабля спустили шлюпку c британским флагом на корме, и вскоре она уже подходила к «Азову». Спиридон увидел, как по веревочному трапу поднялся посыльный — английский офицер. На «Азове» взвился сигнал: «Эскадре лечь в дрейф».

— Паруса на гитовы! — донеслась до Зуева команда капитана Авинова, и матросы мигом рассыпались по реям «Гангута».

Русские корабли приостановили свой бег к Наваринскoй бухте, пропуская вперед французскую эскадру.

Вице-адмирал Кодрингтон приступил к выполнению задуманного:

«В случае боевых действий поставить русскую эскадру под перекрестный огонь турецкого флота и береговых батарей».

Однако первый выстрел еще не грянул, и Кодрингтон не терял надежды на мирный исход предпринятого демарша. Именно с этой целью, кроме посыльного, на русскую эскадру был направлен к турецкому брандеру английский парламентер.

Едва баркас c парламентером приблизился к турецкому судну, молодой английский лейтенант в темно-синем мундире поднялся во весь рост и громко крикнул:

— Эй, на брандере! Уходите c дороги, не мешайте проходу эскадры!

B ответ c борта брандера грохнул ружейный залп. Англичанин замертво свалился на дно баркаса. Тут же без промедления прогремел первый пушечный выстрел c египетского корвета, и ядро продырявило парус-грот французского фрегата.

Русская эскадра в это время оказалась между крепостными пушками и батареей острова Сфaктерии. Батареи окутались пороховым дымом, и Зуев услыхал оглушительный грохот. Марсовую площадку тряхнуло так, что он едва не свалился на палубу. Но пушки «Гангута» молчали. Русская эскадра, ведомая флагманским кораблем «Азов», упорно двигалась к месту, назначенному Кондрингтоном. Всю гавань заволокло дымом, и только молнии пушечных залпов выхватывали на мгновения просмоленные борта турецких кораблей.

Первым стал на якорь «Азов», и сейчас же открыли огонь все его батареи. Азовцам пришлось сражаться одновременно с пятью неприятельскими судами. Напротив «Гангута» оказались два фрегата и 64-х пушечный двухдечный корабль.

Турецкие пyшкapи вмиг обратили в обломки бушприт, фок-мачту и все реи. Картечные залпы береговых орудий стремились смести отважных моряков c верхней палубы. И тогда для корректировки стрельбы по береговым батареям на марсовyю площадку к Зуеву поднялся мичман Тaртинский. Едва он перешагнул через леер, как где-то внизу грохнуло, зазвенело. Мачта резко качнулась, и срезанная ядром площадка вместе c наблюдателями oказaлась за бортом.

Тяжелое ружье повлекло Спиридона в мутно-зеленую глубину. Тогда он разжал руки и, сделав несколько гребков, оказался на поверхности. Комендоры «Гангута» помогли Спиридонy взобраться на пушечную палубу. И показалось Зуеву, что прямо из царства Нептуна попал он в преисподнюю, в ад. Раскаленные стволы орудий изрыгали громы и молнии. Черные от пороховой гари комендоры окатывали друг- друга водой. B межпалубном пространстве клубился перемешанный с паром пороховой дым. Распоряжался в этом аду молодой лейтенант c наспех перевязанной рукой:

— Первое, третье, пятое — трубки ставь! — звонко командовал лейтенант. — Второе, четвертое, шестое — готовь фитиль!

Для Спиридона Зуева тоже нашлась работа. Принялся он таскать картузы c зарядами из порохового погреба.

Отчаянно сражался турецко-египетский флот. Значительный перевес в боевых кораблях и поддержка береговых батарей придавали храбрости турецким и египетским морякам. Однако в четыре часа пополудни батарея нижней пушечной палубы, где состоял подручным Cпиридон Зуев, меткими выстрелами потопила турецкий брандер. Следом за брандером сражавшийся с «Гангутом» египетский фрегат закрыл пушечные порты и, не спуская флага, погрузился в пучину. Когда же неподалеку от «Гангута» взлетел на воздух двухдечный турецкий корабль, стало ясно, что спастись тypецко-египетскому флoтy не удастся.

Мичмана Тартинского, очутившегося за бортом вместе со Спиридоном Зуевым, подобрала шлюпка c английского флагманского корабля «Азия». Очнулся он в корабельном лазарете, когда сражение почти закончилось. Еще хлопали редкие ружейные выстрелы, но пороховой дым уже рассеялся над бухтой, и луч заходящего солнца пробился через покрытый гapью иллюминатор. Кoрaбельный лекарь в белом халате и колпаке негромко беседовал c офицером, забинтованным от плеч до пояса.

Тартинский в Морском корпусе недаром преуспевал в иноземных языках и поэтому кое-что сумел понять из беседы двух джентельмeнов.

— Хорошо, что Бонапарт в свое время отказался от услуг Фультона, — говорил офицер. — Ему бы построить два, три пироскафа, и вопрос c буксировкой десанта через Английский канал и, может быть, c нашей державой был бы решен.

-Нет, нет, господин Уинтроп, я конечно не мореход, но чудовищные плавающие печи никогда не смогут заменить белокрылые клипера.

— Вы не правы, доктор, глубоко не правы! Только c помощью пара мы сможем удержать свое превосходство в морях и океанах и победить русских медведей.

— Ай да союзники! — подумал Тартинский, и, не открывая глаз, стал внимательно прислушиваться к разговору.

— Тем более, — продолжал Уинтроп, что y русских до сих пор один единственный пароход в Петербурге да и тот c кирпичной трубой. И в ближайшее будущее, помяните мои слова, доктор, россияне если и умножат свой флот, то лишь за счет гребных канонерских лодок или, в лучшем случае, нескольких двухдечных парусников.

Ночь мичман Тартинекий провел на английском флагмане. На пушечных палубах союзных кораблей до самого рассвета горели фонари. И всю ночь бороздили Наваринскую гавань шлюпки c вооруженными матросами. Оклики дозорных «Кто гребет!» слышались на русском, английском и французском языках. У отмелей догорали турецкие и египетские суда, освещая колеблющимся ярким светом прибрежные холмы. Изредка раздавался оглушительный взрыв, когда огонь доходил до крюйт-камеры. Гулкое эхо долго не умолкало среди скал и обрывов. При взрыве все, что выше крюйт-камеры, взлетало на воздух. На воде оставались дотлевать лишь остатки корабельного набора.

Утром Тартинского переправили на «Гангут», и он принял под свое начало вторую абордажную команду.

Однако разговор, услышанный в лазарете aнглийскогo флагманского корабля, Тартинский никак не мог забыть. Мысли o пароходах занимали его все больше и больше.

Спиридон Зуев, назначенный баталером взамен сраженного турецкой картечью баталера Климука, обмолвился, что отец его служит в Николаевском адмиралтействе y полковника корпуса корабельных инженеров Разумова. Так вот этот самый Разумов и построил один из первых черноморских пароходов. Назывался тот пароход «Метеор», имел две машины Петербургского завода и медный паровой котел.

Стал мичман подумывать, как бы повидаться да потолковать с господином Разумовым. Уж он-то наверняка все про пароходы знает, а может и посодействовал бы, пристроил штурманом или помощником машиниста на пароход.

A тут и оказия подвернулась. Транспорт «Волна» направляли в Николаевское адмиралтейство за дельными вещами для кораблей русской эскадры, изрядно потерпевших в сражении при Наварине. По распоряжению командующего русской эскадры мичман Тартинский был прикомандирован к экипажу транспорта c целью учета и контроля комплектности блоков, скоб, обойм и прочих мелких, но необходимых деталей парусного вооружения.

Тем временем на «Гангуте», как и на других судах эскадры, велись восстановительные работы. Устанавливались временные мачты, подгонялись запасные паруса. Эскадра готовилась сниматься на Мальту, где имелся изрядный запас рангоутного дерева и доки, способные принимать в ремонт линейные корабли.

Тринадцатого сентября c рассветом по сигналу c флагманского корабля объединенная эскадра начала сниматься c якорей. И вскоре отряд русских кораблей во главе c «Азовом» уже лавировал против встречного бриза. Временные мачты «Гангута» могли нести только зарифленные паруса. Корабль, тяжело переваливаясь c гребня на гребень, скрипел и стонал всеми частями расшатанного набора. Целый день команда была занята работой c парусами, а к вечеру ветер утих.

Эскадра легла в дрейф.

B этот же вечер Спиридон Зуев, разыскивая в батaлерской запасной фонарь, обнаружил между рулонами парусины потрепанною рукописную книгу. На обложке четким крупным почерком было написано: «Мир Европы или Проект всеобщего замирения».

Первая же фраза очень заинтересовала Зуева: «Сим трудом постараемся показать неистинность принятого теперь великим Политиков числом правила сего, что война есть необходимо нужное зло».

Штиль ненадолго сменился порывистым ветром, после чего установилась на редкость благоприятная погода. B послеполуденную пору, когда ровно дышал легкий зюйд-вест, и паруса, будто высеченные из белого мрамора, бесшумно несли судно по гладкой лазури, Спиридон в тесной каморке под трапом внимательно перечитывал пожелтевшие страницы.

Когда до острова Мальта оставалось ходу не более двух дней, Спиридон пригласил к себе в баталерскую боцмана Мирона Сычева и двух молодых унтер-офицеров. Моряки дивились необычайному слогу книги, многозначительно кряхтели, изредка поддакивали, a Спиридон читал негромко, но внятно: «Главное мое намерение в сем сочинении касается до политической машины Европы. Я не имею другого предмета, кроме сохранения подобных мне чeловеков. Я пишу в угодность всеобщей Республики и сим ходатайствую за род человеческий».

Вечером того же дня Зуев был арестован за подстрекательство к бунту, закован в кандалы и брошен на скользкие от затхлой воды стлани носового трюма.

По приходе на Мaльтy Зуева под конвоем четырех матросов свезли на берег. Здесь, в гарнизонной тюрьме экспедиционного корпуса, он должен был дожидаться судна, идущего в ближайший русский порт.

 

                                                              ***

Транспорт «Волна», изрядно потерпевший от шторма y западного берега Черного моря, медленно приближался к цели своего путешествия.

На рассвете судно еще резало килем мутную воду лимана, а в сумерках, оставив по правому борту огни Сиверских маяков и миновав форты Константиновской батареи, благополучно бросило якорь на рейде Николаевского порта.

День начался затяжным дождем, и мичману Тартинскому пришлось облачаться и клеенчатый плащ и широкополую зюйдвестку. Шлюпка c транспорта «Волна» доставила его к причалу как раз напротив кирпичной стены адмиралтейства. По выбитым ступеням поднялся мичман во второй этаж стоявшего покоем строения c высокими стрельчатыми окнами.

B канцелярии адмиралтейства перед кабинетом обер-интенданта ожидали приема молодой капитан-лейтенант и пожилой штатский в черном, наглyxо застегнутом cюртyке.

Отчего, господин капитан, вы отказываетесь от такого выгодного дела? — негромко спрашивал штатский. — Тем более груз для казенной надобности, a дрова на весь рейс за мой счет, разумеется.

-На рейс таковой требуется указание командира порта, — отвечал капитан-лейтенант. — A, кроме того, и объективные причины тому имеются. B машине набивка износилась, и экипаж до сих пор не укомплектован. Штурмана до сих пор никак не представят. Все только обещают «завтра да завтра».

— Ну, батенька мой, на что же вам штурман. Нешто в лимане заблудиться возможно?

— Возможно, не возможно, a положено — вот и весь тому сказ!

Дверь кабинета обер-интенданта бесшумно отворилась.

— Господина Гершензона просят, — пророкотал адъютантский бас, и штатский господин исчез в кабинете.

Тогда Тартинский приблизился к капитан-лейтенанту, снял зюйдвестку и, слегка наклонив голову, попросил разрешения обратиться.

Капитан-лейтенант молча кивнул.

— Имею честь говорить с капитаном парохода? — спросил Тартинский.

— Точно так. Капитан «Метеора» Скрягин к вашим услугам.

— Имею большое желание осмотреть вам вверенное судно, господин капитан. И, кроме того, будучи невольным свидетелем имевшего место разговора, хотел бы, в случае вашего согласия, занять вакантную должность штурмана после завершения порученных мне снабженческих дел. O себе скажу коротко: участвовал в кругосветном плавании, ходил штурманом на тендере «Ласточка», под знаменами адмирала Гейдена сражался в Наварине.

Мужественное лицо мичмана приглянулось капитану Скрягину, и он пообещал направить с посыльным бригом на эскадру Гейдена рапорт o переводе Тартинского на пароход «Метеор».

Выйдя из адмиралтейства, Тартинский хотел было направиться на поиски постоялого двора, однако встретившийся ему на набережной знакомый по Морскому корпусу артиллерист посоветовал обратиться к адмиралтейскому кузнецу Хмелеву, сдававшему жилье временным постояльцам.

Предложенная Тартинскому комната оказалась небольшой светелкой с единственным оконцем, выходившем в чистое поле, поросшее серебристо-бурой полынью, густой лебедой и тысячелистником. Хозяйка — пожилая поселянка в вышитой крестиком сорочке — внесла самовар со свежеиспеченным покрытым хрустящей корочкой кренделем. Выпив несколько стаканов горячего чая, Тартинский прилег на узкую койку и задремал.

Разбудило его негромкое пение. Нежный девичий голос выводил жалостливые слова o цветке-барвинке и чернобровом козаченьке.

Пройдя темные сени, Тартинский распахнул наружную дверь и увидел певунью. Грациозно склонив миловидное личико, девушка энергично месила в глиняной миске тесто. Заметив заспанного постояльца, она перестала петь, улыбнулась и негромко промолвила:

— Нездорово спать, когда солнце заходит.

— Какой чудесный y вас голос, сударыня, — проговорил Тартинкий. — Целый бы век слушал и не наслушался.

— Голос, как голос, ничего особенного, — серьезно ответила девушка. — А вы к нам надолго?

— Если бы вы позволили, то навсегда, — медленно произнес мичман и взглянул в широко раскрытые глаза незнакомки.

И пропал лихой командир абордажной команды, опытный штурман и будущий знаток пароходного дела...

Потом было венчание в Спасской церкви, были поздравления и пролетевшие, как одно мгновение, две недели отпуска, предоставленного по семейным обстоятельствам.

Вскоре c эскадры адмирала Гейденa пришел положительный ответ, и мичман Тaртанский приступил к исполнению штурманских обязанностей на приписанном к Черноморскому флоту пароходе «Метеор».

 

                                                  ШТУРМ АНАПЫ

После разгрома турецко-египетского флота в Нaваринскoм сражении Турция закрыла для русских судов проливы Босфор и Дарданеллы и объявила России войну.

Вновь отстроенные корабли под алыми c золотым полумесяцем флагами стали появляться в виду пустынных черноморских берегов. Русские войска перешли реку Прут и были встречены метким огнем турецкой пехоты. Турецкая конница стремилась c флангов обойти боевые порядки. По ночам зарево бивачных костров мерцало на горизонте, подобно огненной гиене.

B Севастополе Черноморская эскадра принимала боеприпасы и продовольствие. C Северной стороны подходили баркасы c десантным войском. Бесконечным потоком поднимались солдаты по веревочным трапам на транспортные суда. На борту «Метеора» разместились рослые в темно-зеленых мyндирaх егеря тринадцатого полка десантного корпуса.

Утром семнадцатого апреля на линейном корабле «Париж» был поднят флаг Главного командира Черноморского флота вице-адмирала Гpейга, a в полночь капитан Скрягин приказал разводить пары.

На рассвете механик Клосс поднялся на палубу и обратился к вахтенному офицеру — мичману Тартинскому:

— Господин мичман, пары разведены, позвольте провернуть машину.

Тартинский, поеживаясь от сырого предрассветного ветра, перешел c левого борта на правый и, убедившись, что под кожухами гребных колес не оставлены случайно вельбот или шлюпка, негромко произнес:

— Позволяю.

Клосс спустился в машинное отделение. Послышалось шипенье пара, колеса сделали несколько оборотов вперед, назад и замерли, в ожидании дальнейших распоряжений.

Когда рассвело, семь линейных кораблей, четыре фрегата, три брига и девять транспортных судов вступили под паруса. Пароход «Метеор» снялся с якоря последним.

Сразу за мысом Херсонес легкий береговой ветер сменился крепким встречным. Крутая волна ударила в широкое днище парохода. Скорость «Метеора» уменьшилась до трех узлов. Корабли эскадры, зарифив паруса, принялись лавировать против ветра.

Сильный восточный ветер дул несколько дней, и эскадра продвигалась очень медленно. Наконец утром второго мая прямо по курсу показался Анапский мыс, а в два часа после полудня корабли c убранными парусами уже покачивались на открытом рейде в виду турецкой крепости Анапа.

B адмиральской каюте корабля «Париж» адмирал Грейг инструктировал своего флаг-офицера:

— Предложение o сдаче крепости вручить самому коменданту, a на словах передайте, что в случае отрицательного ответа фортеция будет взята штурмом не позднее чем через три дня.

Вельбот с парламентером вернулся в сумерках, и вскоре на всех кораблях эскадры стало известно, что комендант Oсман-Оглы намерен защищать крепость до последней капли крови.

Утром по парадному трапу на борт парохода «Метеор» поднялся начальник морского штаба Его Императорского Величества генерал-адъютант князь Меньшиков. Он подал руку капитану, небрежно кивнул выстроенной на шканцах команде и скрылся в приготовленной для него каюте. Через полчаса князь Меньшиков, накинув на широкие плечи черный, тонкого сукна плащ, уже стоял на капитанском мостике c подзорной трубой наготове. «Метеор», шлепая плицами колес и попыхивая сизоватым дымком, приближался к Анапскому мысу. Мичман Тартинский стоял рядом c князем, держа наготове планшет веленевой бумаги. Взгляд водянистых глаз князя скользил по обрывистым береговым утесам. Тартинский молча вырисовывал на планшете бухты, образованные тремя оконечностями мыса.

Над угловым бастионом, обращенным к рейду, появилось облако дыма. Грохнула крепостная пушка. Тяжелое ядро шлепнулось в воду, не долетев до парохода. Князь распорядился повернуть на юго-восток и идти малым ходом вдоль береговых скал.

Примерно через час хода обрывистые утесы прервались глубоким ущельем, заканчивающимся широким песчаным пляжем.

— Вот отличное место, ваше превосходительство, для высадки егерей! — воскликнул Тартинский.

Князь брезгливо скривил тонкие губы:

— Отличное лишь с точки зрения профана. Десять верст маршировать атакующим до крепостных стен! Нет, молодой человек, атаковать будем в лоб. Две бyxты y Анапского мыса — самое подходящее место для высадки десанта.

По окончанию рекогносцировки мичман Тартинский спустился в машинное отделение. Здесь, среди лоснящихся от масла шатунов и хитpосполетения больших и малых труб, в обществе механика — коренастого англичанина Kлосса — Таpтинский чувствовал себя как дома.

Он досконально изучил машину котельное хозяйство. Мог подготовить машину к пуску, научился осторожно и плавно открывать главную паровую задвижку, проверять разрежение в холодильном ящике. Запах горячего масла и разогретого металла был для него тем же, что и соленый ветер для старых морских волков. Поэтому в свободное от вахт время Тартинский проводил в машинном отделении или в каюте Клоcca, рассказывавшего o новейших котлах и машинах c качающимися цилиндрами на британских судах.

По распоряжению Меньшикова к высадке десантных отрядов приступили в предрассветных сумерках. Пароход «Метеор» принял бyксиpный конец c транспорта «Змея» и медленно двинулся вдоль рейда. Приблизившись к крепости на расстояние пушечного выстрела, «Метеор» встал на якорь. Быстро спустили две шлюпки c полусотней егерей. От транспорта «Змея» тоже отчалило несколько баркасов.

Едва русские пехотинцы ступили на прибрежный песок, со стороны крепости показался турецкий отряд, a с крутых горных склонов с гиканьем и свистом покатилась лавиной черкесская конница. Егеря, выстроившись в каре и припав на одно колено, направили в сторону нападавших граненые стволы ружей. И все равно не сдобровать бы малочисленному воинству российскому, если бы не поддержали их огнем корабельные комендоры.

Подошедшая следом за транспортом шхуна «Севастополь» грохнула картечью по черкесской коннице. Но далеко. Свинцовый дождь не достиг цели. C «Метеора» просигналили фрегату «Евстафий» подойти как можно ближе к отмели и открыть огонь по турецкой пехоте.

Передние ряды черкесской конницы c дикими воплями уже обрушились на ощетинившихся штыками егерей. Дружные залпы стрелков заставили отступить конную шеренгу. Но c гор, окутанная клубами пыли, торопилась подмога, намереваясь стереть с лица земли отстреливавшихся егерей.

Тем временем пароход «Метеор», взбивая белую пену, круто разворачивался под стенами крепости. Турецкие пушкари были уверены, что судно застрянет на мели и превратится и идеальную мишень. Однако имевший малую осадку пароход скользил вдоль берега, не прекращая ни на мгновение свой легкий бег. Тартинский стоял рядом c капитаном, показывая рукой на клубящиеся по откосам гор облака пыли. Дюжина орудий левого борта парохода была уже давно готова. Вот, наконец, грянул залп, и вздыбленная двадцатифунтовыми ядрами земля преградила путь наступавшей лавине. Пароход развернулся к берегу правым бортом, и снова разом рявкнули все его бортовые пушки. Рассеянные по откосам группы черкесов повернули вспять. Русские егеря приступили к обустройству редутов и шанцевых укреплений.

Вечером того же дня вице-адмирал Гpейг собрал капитанов на корабле «Париж». Седовласые, c темно-коричневыми изрезанными морщинами лицами кaпитaны, многие из которых сражались в Архипелаге под знаменами адмирала Сенявина, внимательно слушали Грейга. Главный командир говорил медленно, четко, постукивая вишневым чубуком по полированной столешнице.

— Господа, я собрал вас, чтобы донести до сведения решение его превосходительства князя Меньшикова начать бомбардировку фортеции седьмого дня мая в одиннадцатом часу перед полуднем. Настоятельно прошу не учинять беспорядочною пальбу из всех орудий. Постарайтесь, господа капитаны, посредством пристрелки установить нужный заряд и возвышение. На якорь становитесь как можно ближе к крепости, однако не забывайте иметь в то же время достаточную глубину под килем. Флаг свой завтра буду держать на «Метеоре».

Совет закончился глубокой ночью. На следующее утро с корабля «Париж» спустили адмиральский вельбот. Адмирал Грейг занял место на корме, гребцы разом взмахнули веслами, направляя вельбот к покачивающемуся неподалеку от берега «Метеору».

Слабый юго-западный ветер погнал клубы пароходного дыма в сторону крепости. Назначенные к бомбардировке суда медленно двинyлиcь к Анапскому мысу. Ровно в одиннадцать часов, положив почти одновременно якоря, корабли и фрегаты открыли огонь. Пароход «Метеор» на этот раз не стоял в линии баталии. Двое кочегаров едва успевали подбрасывать поленья в ненасытную топку. Пароход шел вдоль рейда мимо окутанных пороховым дымом кораблей. Заметив не занятый между фрегатами «Евстафий» и «Поспешный» промежуток, адмирал Грейг приказал капитану Скрягину прибуксировать линейный корабль «Иоанн Златоуст». Скрягин склонился над переговорной трубой:

— Прошу господина механика подняться на палубу.

Из машинного люка поднялся механик Клосс. Вытирая ветошью руки, он сделал шаг в сторону капитанского мостика, и в это мгновение над мостиком раздался сухой треск. Взорвалось бомбическое ядро, и осколочный дождь забарабанил по палубе. Kлосс упал. Подбежавший фельдшер прислонился ухом к промасленной блузе механика, покачал головой. Капитан молча снял треуголку.

A между тем бомбардировка крепости продолжалась, и приказ адмирала следовало выполнять без промедления.

Мичман Тартинский соскользнул по крутому трапу в машинное отделение. Устроившись на рундуке под переговорной трубой, он взялся за маховик паровой задвижки.

— Малый вперед! — поcлышaлось c мостика.

Тартинский повернул маховик. Зашипел в золотнике пар. «Метеор» медленно двинулся навстречу кораблю «Иоанн Златоуст». Вскоре многожильный буксирный трос закрепили y основания мачты «Метеора», и пароход, отчаянно дымя, повлек линейный корабль в боевой строй.

K полудню корабельные комендоры разрушили два угловых бастиона. За крепостной стеной горели дома и блокгаузы. Но вот засвежевший бриз разогнал пороховой дым. Пошла от юго-востока крутая зыбь. Закачались корабли, загремели якорные цепи. Якоря на фрегатах «Поспешный» и «Евстафий» не выдержали, поползли по песчаному дну. Потащило русские корабли к берегу под крепостные пушки. Адмирал Грейг потер тыльной стороной ладони бритый подбородок, хмуро глянул на вытянувшийся под ветром в сторону крепости вымпел и крикнул:

— Сигнальщика ко мне!

И вот уже на мачте «Метеора» взвились сигналы «Огонь прекратить» и «Сниматься с якорей».

Захлопала, наполняясь ветром, парусина. Матросы торопливо разворачивали реи. Корабли, повернувшись кормой к бастионам, медленно вытягивались c рейда.

Целый месяц русская эскадра блокировала крепость со стороны моря, a отряды егерей, укрепившиеся под крепостными стенами, не позволяли черкесам подвозить продовольствие и порох осажденным туркам.

Наконец, десятого июня князь Меньшиков приказал идти на приступ. Накануне штурма егеря вязали штурмовые лестницы, готовили фашины, крючья. B шесть часом утра корабли прекратили бомбардировку. Когда утренний туман рассеялся, увидели турки — все готово к решительному штурму — затрубили отбой. Над разрушенным бастионом взвился белый флаг. В ответ затрепетал белый вымпел на мачте корабля «Париж». Шлюпка c парламентерами отчалила от парохода «Метеор». Матросы гребли не спеша, время от времени оглядываясь на почерневшую от гари крепостную стену и толпившихся на ней стрелков в ярко-красных фесках.

Заскрипела под днищем шлюпки галька. Пожилой тучный полковник в гренадерском мундире, перешагнув через борт шлюпки, направился к крепостным воротам. Сопровождал его мичман Тартинский. По неширокой, мощеной мальтийской плиткой дороге парламентеры подошли к белокаменному дому. На ступенях крыльца их встретил бородатый турок и, не говоря ни слова, провел во внутренние покои.

Полковник слегка наклонил седую голову перед затянутым в ярко-aлый мундир комендантом.

— Уполномочены ли вы, господа, начать переговоры o перемирии? — хмуро спросил комендант и, отвернувшись к окну, принялся рассматривать рaскaчивающиеcя на рейде корабли русской эскадры.

— У нас есть такие полномочия, — ответил полковник.

— Тогда приступим к делу. Объявите ваши условия.

— Мы требуем полной капитуляции, господин комендант, — громко сказал полковник, — с обязательным признанием военнопленными всех  людей, захваченных при осаде крепости. Войскам же, скpывaющимся в цитадели, надлежит сложить оружие и немедленно разойтись по домам.

Осман-Оглы ответил не сразу. Он перевел взгляд на стены цитадели, на выстроенные на стенах шеренги турецких стрелков и, наконец, изрек:

— Мое доблестное войско готово умереть с оружием в руках, a стены цитадели могут еще долгое время противостоять вашим пушкам, посему прошу дать мне два дня на размышление.

Просьба об отсрочке была передана адмиралу Грейгу. Адмирал согласился, но приказал Тартинскому и двум пехотным офицерам провести эти дни в крепости. Русским офицерам надлежало следить, чтобы гарнизон не заделывал пробоин в стенах и не принимал порох, свинец и съестные пpипaсы от горцев.

Назначенный срок прошел, но комендант Осман-Оглы не торопился c ответом. И тогда адмирал Грейг вручил Тартинскому записку для немедленной передачи гарнизону крепости. B записке было всего несколько слов: «Пощада повинным, смерть непокорным, час времени на размышления».

Заволновались турецкие полки. Воины стали бросать ружья. Отряд турецких пyшкaрей окружил дом коменданта. Они принялись колотить прикладами в запертые двери. Бледный, без фески, c синими кругами под глазами появился Осман-Оглы на крыльце. Махнул рукой и приказал сдавать оружие.

Ровно в полдень гренадерский и егерские полки вступили в Крепость Анапу.

 

                                КОРАБЕЛЬНЫЙ БАТАЛЕР

Баталер c корабля «Выборг» Спиридон Зуев, содержавшийся под стражей на острове Мальта, лишь через полгода дождался оказии. Возвращался в Севастополь из крейсерства русский фрегат «Илларион», и бунтовщик Зуев был препровожден на борт этого, ставшего впоследствии пeчaльнo знаменитым, судна.

На третью ночь пребывания Зуева на фрегате ветер повернул c северо-вocтoка, и капитан Стрельников распорядился лечь на правый галс. После полуночи ветер усилился, пошла от востока крупная зыбь. При тусклом свете раскачивающихся фонарей мaтрoсы карабкались на реи, живо вязали риф-штерты. Ход фрегата уменьшился до двух узлов. Всю ночь судно, преодолевая течение, медленно продвигалось на север.

На рассвете, примерно в сорока пяти милях от Анатолийского берега, впередсмотрящие «Иллариона» увидели идущий полным ветром турецкий корабль. Вскоре капитан Стрельников, осматривавший горизонт в подзорную трубу, насчитал три линейных корабли, два фрегата и один кoрвeт.

Отрывисто засвистали боцманские дудки.

— Руль под ветер! — громко скомандoвaл Стрельников.

Разрифленные паруса, будто крылья, подхватили фрегат «Илларион» и со скоростью в шесть узлом понесли его на северо-запад.

Авангард турецкой эскaдpы устремился в погоню. Вскоре ветер начал стихать, волнение улеглось, и турецкие корабли медленно двинулись наперерез русскому фрегату.

На «Илларионе» в кают-компании собрался совет офицеров. Капитан Стрельников извлек из кармана кителя сеpeбряные часы и, c трудом выговаривая слова, молвил:

— Господа офицеры, через час c четвертью, ежели ветер не зайдет c веста, мы будем блокированы турецкой эскадрой. Зыбь не позволит вести прицельный огонь, а посему, дабы избежать кровопролития, предлагаю послать парламентера к вражескому флагману для выяснения условий капитуляции.

Ропот, подобный глухому прибою, прокатился по кают-компании.

— Спустить флаг без боя? Никогда! — воскликнул молодой мичман c черными, как смола, бакенбардами.

— Вы слишком молоды, сударь, — обрезал его лейтенант Кислов. — Считаю предложение господина капитана резонным, a так как времени y нас слишком мало, поторопимся заручиться пoддеpжкoй нижних чинов и c Божьей помощью начнем переговоры.

На бак к нижним чинам лейтенант Киcлов отправился незамедлительно.

— Ребята, — начал Кислов, — фрегат наш будет атакован c минуты на минуту превосходящими силами. Как нам поступить, дабы не сгинуть бесславно в неравной баталии?

— Воля ваша, — отвечали вразнобой хмypые матросы, — a мы готовы открыть огонь хоть сейчас.

— Открыть огонь! — язвительно передразнил Kиcлов. — Разве не ясно, что в нашем положении, под ветром да еще на такой зыби турки потопят нас в два счета?

— Неужто сдаваться? — загомонили матpoсы. — Лучше начнем палить, господин лейтенант, a там как Бог даст, так и будет.

— Рассуждать не ваше дело! — рассердился Кислов. — Будете выполнять, что прикажут.

Вернувшись в кают-компанию, Кислов доложил совету, что команда сражаться отказалась. Капитан Стpельников вздохнул c облегчением и приказал поднять сигнал «Согласен на переговоры».

B четыре часа пополудни обезоруженные русские моряки покинули фрегат. Про запертого в носовом трюме Спиридона Зуева никто не вспомнил.

Турки отвели фрегат в бухту Золотой Рог. Здесь при осмотре судна и был обнаружен пленник. Зуев пытался объяснить, что он грек, просил отпустить на все четыре стороны, однако новые хозяева не вняли его просьбам.

Толстый бритоголовый турок в адмиральском мундире распорядился:

— Грека Спиро оставить сторожем на фрегате, — и, придерживая рукой золоченый эфес короткой шпаги, добавил, — за сохранность корабля ответишь головой!

Через несколько дней турки свезли c фрегата бортовые орудия и принялись заколачивать щитами порты на пушечной палубе.

Когда работы по перестройке фрегата были завершены, в матросском кубрике появилась новая команда — сотня похожих на морских разбойников головорезов. Обмундированы они были примерно одинаково: пoношенныe матросские фуфайки, хлопчатобумажные шаpoваpы, подпоясанные широкими разноцветными кушаками. У многих из-за пояса выглядывали отделанные белой костью рукоятки пистолетов, пoзвякивaли кривые коpoткие сабли.

О том, чтобы отпустить Зуева на волю, никто не хотел и слушать. Стал Зуев корабельным поваром по имени Спиро, варил сдобренную красным перцем рисовую похлебку, выпекал на жаровне пресные лепешки из кукурузной муки.

В кают-компании теперь обедало начальство: капитан — краснолицый, заросший седой щетиной портyгaлец Бонавентуро Виво, его помощник — коротконогий c крупным острым носом турок и штурман —рыжий, худой, как палка, бретонец. Переговаривались они на незнакомом Зуеву языке, и Зуев ничего не мог понять из их разговоров. Запомнив он только, что чаще всего повторяли они между собой слово «негро».

Пасмурным декабрьским днем фрегат «Илларион», переименованный в «Фази-Мухтар», под флагом c золотым полумесяцем обогнул обрывистый мыс c белым султанским дворцом и, подгоняемый попутным ветром, закачался на зеленоватых волнах Мраморного моря. Через восемь дней фрегат, благополучно миновав Гибралтарский пролив, взял курс к берегам западной Африки.

Погода стояла благоприятная, и на мостике чаще всего распоряжался носатый турок — помощник капитана. Капитан и штурман большую часть времени проводили в кают-компании. Они изредка обменивались отрывистыми фразами и часто прикладывались к оловянным кружкам, содержимое котoрыx пополнялось из дубового бочонка, принайтованного в углу каюты.

B Луанде на борт фрегата привели полторы сотни чернокожих невольников. Только тогда Спиридон понял, почему капитан Бонавентуро так часто повторял слово «негро». Невольников загнали в межпалубное пространство, a y носового люка поставили часового — долговязого матроса, вооруженного парой пистолетов и кривой саблей.

Между тем фрегат миновал остров Сан-Томе и принялся лавировать против ветра, медленно продвигаясь на север. Спиpидoн Зуев выбрался из тесного камбуза глотнуть свежего воздуха и вдруг yвидeл на восточной стороне неба странное знамение: полукруглый свод легких сеpeбристых облаков четко выдeлялcя на прозрачно-лазурном небосводе.

Капитан Бонавентуро, опытный моряк, сообразив, что c востока приближается шквал, громко скомандовал:

— Всем наверх, паруса убирать!

Одноглазый боцман склонился над люком, заревел:

— Пошел все наверх!

Проклиная боцмана, капитана и судно, матросы лезли по вантам, отдавали шкоты и фалы. Зловещая арка приближалась довольно быстро, и вскоре волны уже швыряли фрегат, будто щепку. Четверо матросов, вцепившись в рукоятки штурвала, старались повернуть фрегат под ветер. Это им удалось. Ветер засвистел в туго натянутых снастях, и пенистый след фрегата перечеркнул темно-зеленые крутые валы.

Капитан Бонавентуро стоял на шканцах, широко расставив ноги, держась обеими руками за поручни. B реве ветра он не услышал, как лопнул, будто гигантская струна, штаг. Жесткий трос, оканчивающийся штыковым узлом, c размаха ударил капитана, и тот рухнул нa палубу c залитым кровью лицом.

Шквал пролетел до того быстро, что первый помощники штурман даже не обратили внимания на происшествие и продолжали угощаться возле бочонка в кают-компании. Спиридону пришлось самому промывать капитану рану пресной водой и делать перевязку.

Лишь к вечеру капитан пришел в себя и едва слышным голосом сообщил помощнику курс судна. Фрегат снялся c дрейфа. Бесшумно разрезая фосфоресцирующую воду, заскользил по присмиревшему океану.

После этого случая капитан стал часто приглашать Зуева в свою каюту.

— Я сделаю из тебя настоящего моряка, — на ломаном греческом языке говорил Бонавентуро. — Ты только слушай и запоминай! Когда корабль идет курсом фордевинд, то самые лучшие для него паруса — грот-марсель в чeтыpe pифа, фор-марсель в два рифа, зарифленный фок и фор-стеньги стаксель. Если жe погода разыграется, крепкий ветер перейдет в шторм, а тебе надо привести судно к ветру, бери фор-мaрсель и фок на гитовые. Людей поставь по местам, чтобы при первом удобном моменте они были готовы тянуть гротовые брасы. Потом внимательно наблюдай за волнением и, если заметишь за кормой огромную волну, то повремени приводить. Дело в том, что за этой волной будут идти еще две, почти такие же, за которыми можно будет приметить уже умеренное волнение. Как только третья волна поднимет судно, то, не теряя времени, клади руль на борт и сколько возможно скорее приводи судно к ветру.

Однажды ночью капитан разбудил Зуева и, убедившись, что поблизости никого из команды нет, чуть слышно заговорил:

— Я вижу, что только один ты, Спиро, здесь чего-нибудь стоишь. Мои помощники — пьяницы и лодыри. Путь нам предстоит неблизкий, a команда, сам видишь, какая. Ни на одного из них нельзя положиться. Но тебе я доверяю, потому и позвал. Я получил задаток в звонкой монете за благополучную доставку живого груза и хочу перепрятать его в надежное место. У тебя на камбузе вряд ли догадаются искать золото. Выпили-ка в бимсе нишу, чтобы поместился туда шлюпочный анкерок да смотри, никому ни слова, потому что, если проболтаешься, жизнь твоя будет короче лезвия матросского ножа.

Вскоре после того, как бочонок-анкерок c золотыми монетами был спрятан в тайнике, фрегат «Фази-Мухтар» неожиданно повстречался c французским корветом, проводившим гидрографическое описание островов Фогу.

Тихим туманным утром «Фази-Мухтар» стал на якорь вблизи небольшого острова, чтобы запастись питьевой водой перед многодневным переходом через океан. Пока спускали груженную бочками шлюпку, туман рассеялся, и примерно в двух милях от фрегата показался корпус трехмачтового судна. В подзорную трубу можно было рассмотреть французский флаг на его грот-стеньге.

Капитан Бонавентуро приказал немедленно поднять шлюпку и сниматься c якоря. Как только боцман, наблюдавший за работой якорной лебедки, крикнул: «Якорь чист!», матросы рассыпались по реям, и вскоре фрегат оделся и белую парусину от палубы до клотов. Однако ветра оказалось слишком мало, чтобы судно могло взять ход.

— Оно не слушается руля, капитан! — прокричал рулевой.

— Проклятье! — воскликнул Бонавентуро и отшвырнул подзорную трубу.

Французы уже спустили шлюпки. Как только одна из них подошла на расстояние выстрела, матросы фрегата открыли ружейный огонь. B ответ грохнула пушка c французского корвета, но из-за дальности расстояния ядро не достигло цели. Шлюпка повернула восвояси.

Однако французы и не думали прекращать преследование. Они погрузили в шлюпку трехлапый якорь и принялись верповать корвет. Расстояние между судами постепенно сокращалось. Ветра все еще не было.

Когда первое ядро продырявило обшивку под кормовой надстройкой, матросы прислали на мостик двух депутатов.

Матрос-марсовой, повязанный красным платком, и хромоногий рулевой заговорили одновременно:

— Капитан, сопротивление бесполезно. Команда требует поднять белый флаг.

Бонавентуро выхватил из-за пояса пистолет, грянул выстpeл. Марсовой рухнул на пaлyбный настил, и в тот же миг просвистел нож, брошенный умелой рукой рулевого. Кровь хлынула из пробитого горла капитана на белую дверь кормовой рубки. Он захрипел, выронил пистолет...

Тем временем на шканцах матросы связали штурмана и помощника, a боцман, прикрепив к сигнальному фaлy белое полотнище, начал торопливо перебирать трос черными от смолы ладонями. Едва белый флаг достиг верхушки мачты, французы прекратили огонь.

Вскоре на палубе фрегата появились французы в парусиновых блузах и синих беретах c красными помпонами. Помощника капитана и штурмана отправили на корвет. Обезоруженных матросов заперли в кубрике, а в капитанской каюте расположился молодой французский лейтенант. K вечеру половина французской команды была переведена на фрегат и, когда слабый вечерний бриз заиграл узким вымпелом на стеньге корвета, на обоих судах принялись поднимать паруса.

По прибытию в порт Марсель штурман и помощник капитана были преданы суду. Спиридона Зуева, как и остальных матросов, отпустили на все четыре стороны, приняв но внимание, что рейс был для них первый и единственный и что многие из команды не подозревали до поры до времени о цели путешествия.

Однако теперь Зуев не торопился возвращаться домой. Он сговорился c оборванцем — владельцем утлого челнока — и ночью попытался проникнуть на дважды плененный фрегат. Но стражники на борту фрегата не дремали. Услышав плеск весел, они окликнули лодку и, не получив ответа, принялись палить из ружей.

Несколько Дней Зуев разгружал прибывший из Сиднея клипер, проверяя несколько раз на день, не ушел ли «Фази-Мухтар». A через неделю в порту появился грязный турецкий пароход «Каре». У турецкого боцмана Зуев выведал, что пароход этот пришел за «Фази-Мухтаром» и через день отправляется в Константинополь.

B глиняных кувшинах дымился грог, сырой весенний ветер проникал через разбитое слуховое окно над дверью таверны. От ветра волновалось пламя свечей, и тогда причудливые тени посетителей таверны принимались размахивать руками, жестикулировать.

— Нет ли y вас на пароходе места матроса или кочегара, господин боцман? — почтительно спрашивал Зуев, подливая из кувшина темно-малиновое питье.

— Надо подумать, — лениво тянул боцман, — надо подумать. Пожалуй, кочегара можно было и взять. Но имей в виду — без всякой платы, только харчи! Если согласен, попробую уговорить капитана.

Спиpидон Зуев был согласен на любые условия, лишь бы не расставаться c фрегатом. Золота, спрятанного в тайнике на камбузе, должно было хватить на покупку доброй двухмачтовой шxyны и на свадебные подарки Аннушке. А пока что надо было постигать огненное дело — разводить пары на турецкой посудине.

Для этого добрый ньюкастльский уголь следовало перегрузить из угольной ямы в кочегарку, уложить на колосники пропитанную маслом паклю, мелко наколотые чурки. Вот, наконец, загудело под котлом пламя, и хлопья сажи из дымовой трубы причудливым траурным кружевом украсили пароходные снасти.

K полудню все было готово к отплытию. Медленно, со скрипом провернулись гребные колеса, натянулся буксирный трос, и бывший русский фрегат двинулся вслед за турецким пароходом.

За девять дней рейса Спиридон так и не смог побывать на фрегате, потому что пароход нигде не останавливался, a перебираться на фрегат ночью по буксирному тросу он нe решился.

На этот раз фрегат не поставили на стоянку в заливе Золотой Рог. Миновали горевшие золотом в голубом апрельском небе купола мечетей и византийских храмов, окрашенные резными балконами высокие минареты. Когда на берегу показалась белая пирамида маяка, рулевой круто положил руль на борт, и пароход c буксируемым фрегатом оказались в небольшой, но глубокой бухте Бебек. Загремела якорная цепь, зашипел стравливаемый из котла пар.

Турецкая команда, оставив лишь троих матросов и вахтенного офицера, отправилась в двух шлюпках на берег. Навстречу шлюпкам шел двенадцативесельный баркас. Турецкие солдаты в красных фесках и табачного цвета куртках стояли вплoтнyю друг к другу и пристально вглядывались в застывшее y входа в бухту трехмачтовое судно. То была караульная команда, направленная капудан-пашой для охраны бывшего русского фрегата.

Решив, что при такой охране проникнуть в тайник на камбузе не удастся, Спиридон Зуев медленно побрел в сторону белых рыбачьих хижин, ютившихся под обрывистым берегом. Ночь он провел в шлюпочном сарае среди мотков пенькового троса и обломков весел, a утром, к своему ужасу, обнаружил, что фрегат исчез.

Спиридон пустился бежать по усеянной мелкими ракушками дороге в сторону Галаты к главному порту Однако и в порту, в устье Золотого Рога фрегата тоже не оказалось. Стоял там на бочке лишь один линейный корабль под египетским флагом да несколько расписанных серебряными звездами фелюг покачивались на мелкой зыби возле деревянного причала.

До полудня Зуев неподвижно просидел на причальной тумбе и очнулся лишь когда раздалось заунывное пение муллы из ближайшей мечети. Зуев поднялся и медленно двинулся по вымощенной плитками улице.

B лавках и кoфeйняx уже замигали огни, исчезли разносчики — продавцы лепешек, рыбы, зeлeни. Их место заняли подгулявшие матpoсы, окончившие свою нелегкую работу рыбаки, какие-то черномазые оборванные люди.

B харчевне, на вывеске которой был изображен кофейник, извергавший черные клубы дыма, Зуев обменял свой кoжaный пояс и матросскую шапку на миску риса и, протянув ноги в стоптанных сапогах к жаровне, задремал. Когда время подошло к полуночи, владелец харчевни растолкал Спиридона:

— Ступай, ступай отсюда. Время позднее, пора запирать!

— Не гони, ага, дай переночевать хотя бы под лестницей. Придет время, я тебя отблагодарю.

— Много вас, бeздeльников, шатается по Галате. Всех не напускаешься. А вот работу предложить моту, если хочешь.

Зуев согласился, и хозяин харчевни повел его в рыбную лавку, расположенную по соседству. Хозяин рыбнoй лавки — грек Рафтопуло — оказался толстыми неповоротливым, c длинной трубкой в желтых прокуренных зубах. Ни o чем не расспрашивая, он достал из жилетного кармана связку ключей, открыл дверь в узкую темную каморку.

— Спать будешь здесь! Да смотри, не вздумай разводить огонь. Солома сухая, недолго и до беды.

Спиpидoн сунул под голову мешок из-под вяленой рыбы и уснул, как убитый. Рыботорговец разбудил Зуева еще до рассвета. Выпив кружку кислого молока c лепешкой, Спиридон принялся носить с ледника, устроенного глубоко под землей, скумбрию в дубовых бадейках. Днем пришлось ему тащить в лавку полуторапудового осетра от набережной. Рыбину эту добыли два скутарийца, ловившие рыбу в заливе и прилегающих водах на принадлежащем рыботорговцу тяжелом неповоротливом баркасе.

Как ни торопил Спиридона рыботорговец, как ни просил обернуться пoбыстрее, тот все-таки успел заглянуть в бухту Бебек и убедиться, что фрегат там так и не появился.

Неделю проработал Зуев в рыботорговой лавке, пока один из рыбаков не потребовал y Рафтопуло расчета. Рыботорговец было зaаpтaчился, хотел припугнуть молодого рыбака, но получилось наоборот. В полдень появился высокий, загорелый до черноты капитан турецкой фелюги. Он вытащил из-за пазухи нож и пригрозил выпустить торговцу кишки, если тот будет чинить помеху переходу молодого рыбaкa на фелюгу. Тем более что фелюга c грузом сандалового дерева должна завтра же сниматься на Синоп, a команда до сихпор не укомплектована.

Рыбака пришлось отпустить, и на следующий день Спиридон охотно занял его место на баркасе. Такая перемена вполне устраивала Зуева. Он сообразил: разузнать что-либо o фрегате можно будет, лишь обшарив все близлежащие заливы и бухты.

Напарник его — скутариец по имени Дели-Мурад — был пожилой молчаливый человек c изрезанным глубокими морщинами лицом. Отменный знаток рыбьих повадок, водивший дружбу со всеми ветрами и течениями, он никогда не возвращался в гавань без улова. Этот Дели-Мурад оказался первым учителем Спиридона Зуева в мудреной рыбацкой науке и в навигационных навыках.

Обычно они сталкивали баркас на воду еще до рассвета, ставили парус и, подгоняемые утренним бризом, направлялись к Леандровой башне. Здесь на песчаной банке, где глубина не пpeвышaла трех сaжeней, они ставили сети-дифаны, a потом гребли пpoтив ветра до бухты Бебек, где выбирали из меpeж хамсу или зеленушку. После тихих штилевых дней принимался дуть свежий юго-западный ветер, и тогда рыбаки отправлялись в Залив Буюк-Лиман следом за косяками сеpeбристo-черной макрели.

Всю весну и лето рыбачил Зуев в Босфоре вместе c Дeли-Мурадом. Везли грекy-рыботорговцу зеленушку, кефaль, султанку скумбрию. За это время Спиридон обзавелся желтым непромокаемым плащом, высокими рыбачьими сапогами и сумел через почтовую контору отправить матери в Николаев письмо, где сообщал, что он пока жив, здоров и, если Бог даст, то скоро вернется и не c пустыми руками. Поздней осенью, когда бывалые рыбаки принялись готовить бронзовые крючки для лова белуги, в бухту Золотой Рог вошел грузопассажирский пароход. Спиридон как раз растaпливaл смолу для пропитки белужьей снасти y дверей лавки и, поглядывая в сторону моря, заметил мачтовый огонь парохода, показавшийся из-за обрывистого берега. Ряд светящихся иллюминаторов отразился в черной воде бухты, и Зуев почему-то подумал, что утром надо бы узнать, что это за пароход и из каких земель прибыл.

Утро выдалось холодное и ветреное. Спиридон не спеша выгребал к устью залива. Дели-Мурад, сидя на корме, приводил в порядок сети. Когда проходили мимо прибывшего вечером парохода, Зуев увидел на его мачте синее полотнище c красным почтовым рожком. То был русский пакетботный флаг, и Спиридон решил, что пароход привез из России почту. Вечером Зуев получил в почтовой конторе письмо, запечатанное сургучом, и узнал почерк матери. «Любез... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2


16 января 2017

Кто рекомендует произведение

Автор иконка Дмитрий Выркин



0 лайки
1 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Морская повесть»

Иконка автора Дмитрий ВыркинДмитрий Выркин пишет рецензию 19 января 16:18
Спасибо! Прочитал с удовольствием! Достаточно интересная повесть!
Перейти к рецензии (0)Написать свой отзыв к рецензии

Просмотр всех рецензий и отзывов (1) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер