Виктор Заводинский Жанр прозы:

2 января 2017 Приключения

- Я знаю больше, — добавила Люба. — Я знаю, где он находится в данный момент.

Валерий привстал. Так гончая делает стойку, почуяв запах добычи.

— Где?

Люба покачала головой.

— Сначала ты должен выслушать меня. Это очень непростой человек, и так получилось, что я теперь отвечаю за него... И ты должен пообещать, что сделаешь все так, как я тебя попрошу.

Валерий опустился на прежнее место, достал из кармана пачку «Кента».

— Ну, ладно, ты меня заинтриговала. Рассказывай!



Проснувшись, Ренат некоторое время лежал неподвижно, продолжая ощущать, как по его жилам струится некая сказочная, чудотворная сила, заживляющая раны, делающая тело еще крепче и моложе, чем оно было. В считанные минуты рассосался саднящий синяк под левой лопаткой, затянулась глубокая рана над виском, встали на свое место и начали срастаться осколки кости в ступне, раздробленной взрывом. Ренат не сомневался, что попытка убить его — дело рук КГБ. Менты так себя не ведут, менты попытались бы его арестовать. Слава Аллаху, что на нем был бронежилет и что жилет выдержал удар трех пуль в одну точку. Но еще большая слава Аллаху за то, что он, Всемилостивейший, привел раба своего в дом медсестры Любы и дал ее рукам целительную силу.

Ренат чувствовал себя счастливейшим человеком. И вовсе не потому, что чудом избежал смерти: ценность жизни для него давно уже была величиной весьма относительной, он верил в. предопределенность судьбы и в волю Всевышнего. Эта вера пока что его не подводила. Даже там, в Ингурском ущелье, когда его взяли в кольцо черные сваны и спасения он уже не ждал, оно все-таки пришло. Абхазские гэбэшники свалились тогда, как гром небесный, с перевала и, не разобравшись, завязали бой с людьми Зураба Мадиани. В этой суматохе он и сумел уйти, это была просто случайность. Но встреча с Любой, с женщиной-пери, умеющей читать мысли и движением руки залечивать раны, говорила ему лучше всяких других свидетельств: он угоден Аллаху, и путь его верен, как верен путь ночных светил, как верен меч Азраила. Ведь Аллах не станет одарять своей милостью заблуждающихся.
Единственное, что его огорчало, эти то, что он не смог увидеть лица человека, стрелявшего ему в спину, и не знал его имени. Этот человек должен умереть, но найти его будет непросто. Впрочем, Аллах всеведущ, он поможет своему рабу и в этой малости.

Тем временем боль в ноге совсем утихла. Ренат пошевелил ступней — как новенькая! Осторожно спустил ноги на пол, размотал запекшуюся от крови повязку. Ступня была целой, и только чуть заметные светлые рубцы напоминали о недавних рваных ранах. Он попробовал встать и с радостью обнаружил, что стоит на ногах ничуть не хуже, чем утром, до роковой поездки с сексотом Мишаней. Внезапно ему неудержимо захотелось есть. По-видимому, организм потратил много энергии на процесс самоисцеления и требовал немедленной компенсации.

Ренат порылся в обшарпанном платяном шкафу, нашел кое-какую мужскую одежду и натянул ее на себя, предварительно надев на голое тело бронежилет. На газовой плитке стояла кастрюлька с каким-то супчиком, в стенном шкафу нашлась начатая буханка хлеба. Он выхлебал суп не разогревая, однако не насытился и принялся искать еще что-нибудь съестное. Увидел в дощатом полу люк, ведущий в подполье, и, обрадованный, спустился туда. Там, в полутьме, на ощупь, он обнаружил несколько банок мясных консервов и — о великий Аллах! — свою портупею с двадцатизарядным «стечкиным». Он даже засмеялся от радости. Потому что хоть и остались у него в карманах куртки ножи, но пистолет есть пистолет, с ним себя чувствуешь всесильным.

Ренат разогрел на плитке три банки консервов — это оказалась говяжья тушенка — и смолотил их с остатками хлеба. Ему существенно полегчало. Теперь можно было подумать о дальнейших действиях.



День был уже в полном разгаре, когда Валерий Груздев и Люба Баранова подъехали к воротам Любиной дачи. Ворота были открыты, за воротами стоял голубой «жигуленок».

- Это мой муж приперся, — негромко промолвила Люба. — Вот уж некстати!

- Что ты к нему так неласкова? — пожурил ее Валерий, выключая зажигание своей малолитражной, темно-красной «мазды», похожей на божью коровку.

- Есть причины, — сурово ответила Люба. — Вообще говоря, он мне глубоко безразличен, но приперся действительно некстати. Боюсь, что Ренат обошелся с ним в свойственной ему манере.

- Но ведь он лежит тяжелораненый!

— Ты плохо знаешь Рената. Он может изувечить одним пальцем.

Люба сбросила с себя черный пояс безопасности и выскочила из машины. Валерий последовал за ней. Дверь домика открылась, и на крыльце появился широкоплечий мужчина лет сорока, с квадратным лицом и короткими светлыми волосами.
 
— Люба, что за дела? — раздраженно произнес он вместо приветствия, бросив мрачный взгляд на Валерия. — Я думал, ты на выходные уехала, а тебя уже четвертый день нет.

— Садись в машину и уезжай, — скомандовала Люба.— Поговорим позже.

— Ах ты сучка! — взвился автомеханик. — Приехала с хахалем, а законного мужа в шею?.. А это что такое? — Он выволок откуда-то из-за спины изодранные, в лохмотья, окровавленные брюки. — Чем ты здесь занимаешься?

В груди у Любы тревожно всколыхнулось: «Ренат! Что с ним? Неужели увезли?»

- Уезжай, ради Бога! — повторила она. — Мне сейчас не до тебя.

- Я и вижу, — ответил он с победной усмешкой и опять посмотрел на Валерия. — А ты что молчишь, земляк? В штаны со страху навалил? Не ожидал на мужа нарваться?

И шагнув с крыльца, автомеханик взмахнул тяжелым кулаком. Отразить столь примитивную атаку было для Валерия делом нехитрым. Он нырнул под нападавшего, поймал его за кисть и легко перебросил через себя. А когда тот вскочил и, разъяренный, бросился в машину за монтировкой, Валерий профессионально заломил ему руку и негромко сказал:

О- стыньте! Я из милиции. Любовь Андреевна обратилась ко мне за помощью. К ней на дачу забрался какой-то бродяга.

- А-а! — сразу успокоился ревнивец. — Так бы и сказал. А то я приехал, а тут все в крови, какие-то тряпки... Может, чем помочь?

- Пока нечем. Вам лучше уехать, чтобы не мешать следствию. Когда понадобитесь, мы вас вызовем.

- Понял, товарищ начальник! Меня уже нет. — Муж Любы Барановой нырнул в машину, но тут же высунул голову и опять обратился к Любе: — Так чего? И сегодня не появишься?

Люба не ответила, лишь посмотрела зло и нетерпеливо. Он сплюнул, захлопнул дверцу, и через минуту голубой «жигуль» исчез за поворотом, дороги, оставляя за собой легкий шлейф пыли.

— Слава те, Господи! — вздохнула Люба. — Я ведь от него насовсем ушла, а объясняться противно... Ну, ладно, пойдем посмотрим. Похоже, что Рената здесь уже нет.

Они вошли в домик. Смятая постель была пуста. На полу, рядом с кроватью валялись побуревшие от крови бинты, на столе стояли три пустые банки из-под мясных консервов и порожняя эмалированная кастрюлька с ещё не засохшими следами супа.

— Похоже, что твоего приятеля увезли, — заметил Валерий. — А обедал, наверное, твой муж.

— Он не большой любитель тушенки, — возразила Люба. — И уж съесть сразу три банки не смог бы никак. Да и зачем бы Рената стали перебинтовывать? Его бы увезли как есть. А скорее всего, прикончили бы на месте. Может быть, здесь побывал Серж Брагин?

— Что еще за Серж?

— Друг Рената, председатель «Меркурия».

- Но «Меркурий» наверняка под колпаком!

- Если в КГБ считают, что Ренат убит, колпак могли снять.

— Но как Серж мог найти его здесь?

Люба посмотрела на Валерия возмущенно.

—- Слушай, кто из нас двоих следователь — я или ты? Да там кровь от самой дороги до моего участка!

Груздев примирительно улыбнулся.

— Ладно, не кипятись. Я же не осмотрел еще ничего, откуда мне знать. Но если все именно так, надо ехать к Сержу.

Люба покачала головой.

- Надо хорошо подумать. Если Серж его и увез, то не к себе же домой. Да и если мы к нему придем вот так с улицы, нам никто ничего не скажет. Согласен?

- Согласен. Но что ты предлагаешь?

- Не знаю. Лично меня сейчас заботит только безопасность Рената.

Валерий хмыкнул.

- А мне, извини, еще хочется узнать, кто подписал приговор Вите Ковальчуку.

- Да, конечно, — согласилась Люба. — И это тоже. Но если убьют Рената, мы никогда ничего не узнаем и не докажем.

- Так что же ты все-таки предлагаешь?

Люба посмотрела на Груздева с легким раздражением.

— Я же сказала, что не знаю. Как говорит Ренат, все знает только Аллах. Давай попробуем позвонить Брагину, а там будет видно.

Детский парк находился в старой части города, на месте бывшего артиллерийского арсенала. От милитаристского прошлого ему достались толстостенные здания пороховых складов (наскоро переоборудованные в кинотеатр «Чебурашка», кафе «Ромашка» и зал игровых, автоматов) и лабиринты подземных бункеров, построенных еще до начала русско-японской войны. В свое время, в целях маскировки, территория арсенала была засажена деревьями и кустарником, которые во влажном и теплом климате Приморска пышно разрослись и превратили сей стратегический объект в привлекательную зеленую рощу. Однако город рос, и постепенно арсенал оказался окруженным жилыми кварталами, и его пришлось эвакуировать, переводить на новую квартиру. Зеленый массив причесали, подстригли, наполнили немудреными аттракционами и назвали детским парком.

Директора на месте не оказалось.

— Наверное, он сегодня уже не появится, — доверительно пояснила дебелая дама с высокой прической, сидевшая в крошечной комнатке с табличкой «Бухгалтерия». — Приходите завтра, с, утра. — И она кокетливо улыбнулась.

— Спасибо, — вежливо кивнул Ренат и вышел из домика дирекции.

До завтра оставалось всего ничего — полдня и ночь, их надо было как-то убить. Возвращаться на дачу было рискованно: он прекрасно понимал, что гэбэшники в любую минуту могут спохватиться и броситься на поиски пропавшего «трупа». Квартира Сержа тоже отпадала: уж там-то поставят засаду в первую очередь, Серж у них как рыбка в аквариуме. Да и вообще, по городу не стоило зря болтаться, береженого Бог бережет.

Остаток дня Ренат провел в парке: катался на каруселях и электрических автомобилях, кушал мороженое, смотрел мультфильмы А когда начало темнеть и в парке остались лишь влюбленные и хулиганы, он нашел уединенную скамейку, почти полностью укрытую густой листвой жасмина и черемухи, и растянулся на ней, подложив под голову полиэтиленовый пакет, набитый травой.

Сон не шел, да Ренат и не звал его. Он думал о Любе, и это была первая женщина, о которой он думал не с точки зрения секса. Он вспоминал ее добрые, теплые руки, большие серые глаза, мягкий голос, в котором хотелось раствориться, исчезнуть без остатка. Он думал о том, что с этой женщиной он хотел бы иметь дом в цветущей горной долине, дом, полный черноголовых, светлоглазых ребятишек, дом, куда бы он возвращался усталый и безмятежно счастливый. В ней, именно в ней он обрел бы ускользающий от него смысл земной жизни, ту точку опоры, на которой удержались бы его покачнувшиеся весы. А покачнулись они впервые год назад, когда летел он ночным самолетом и в черном диске иллюминатора мерещилось ему удивленное лицо только что убитого им депутата. Потом был Зураб Мадиани, горячий сван, заплативший жизнью за желание обладать чужой невестой. Но Зураба Ренат не убивал, он просто отнял у него девушку, а убили мятежного мента абхазские гэбэшники, считавшие, что сражаются с опасным преступником, киллером Мирзоевым. Еще потом был Карабах — бессмысленный и жестокий. Аллах велик, и смертному не понять его промысла, но когда льется столько крови, что даже камни кричат от ужаса, когда гибнут безвинные дети и женщины, когда убийцами становятся добропорядочные обыватели, нужен ли тогда Аллаху еще и киллер-одиночка, пытающийся найти справедливость в этом несправедливом мире?.. Его путь не закончен, но не для того ли дана ему отсрочка, чтобы он понял: есть время для смерти и есть время для жизни, есть время для воина и есть время для врачевателя?.. И эта женщина-пери... Неужели она послана ему только в назидание, только как жезл указующий?..
Так размышляла одна половина его мозга, а вторая чутко вслушивалась в звуки ночи, привычно настороженная, готовая к отпору и к нападению. И ночь не заставила себя ждать.

Ватага юнцов, любителей бесплатных приключений, двигалась по аллее, негромко переговариваясь и подсвечивая себе путь карманными фонарями. Ренат знал нравы таких компаний: сначала будут задираться, раззадоривать себя, а потом все скопом кинутся бить. Мальчикам скучно, мальчикам хочется острых ощущений. А ему очень не хотелось причинять кому-то боль, даже этим испорченным недоумкам. И уж тем более он не хотел никого убивать, а в темноте да в тесноте это могло нечаянно случиться. Только ментов ему завтра в парке не хватало!

Ренат соскользнул со скамьи и притаился в темноте кустов. Ватага прошла мимо, обдав его густым пивным духом и косноязычными матерками. «Дожил! — усмехнулся киллер. — От пацанов прячусь». Дождавшись, когда мелькание фонариков исчезнет за поворотом аллеи, он вернулся на свое ложе, закрыл глаза и сразу уснул.
Проводив взглядом «тойоту», в которой уехали Ренат и Мишаня, Серж направился к гаражу и вывел свой черный «мерседес». На сердце было погано.
Более всего ему хотелось бы помчаться вдогонку за «тойотой», еще раз попытаться вступиться за Мишаню. Но он знал, что это ничего не даст. На Рената можно положиться, как на скалу, но если он что-то решил, сбить его с пути так же невозможно, как остановить летящую пулю. Поэтому оставалось ждать, чем закончится «полет», и делать текущие дела.

На сегодняшний день самым важным делом являлось строительство детского комплекса, и мысль Сержа непроизвольно работала в этом направлении. Если стройматериалы уходят за рубеж, значит, кто-то их туда отправляет. Кто? Надо найти этих дельцов и поговорить с ними: сначала по-хорошему, а потом, если понадобится, и по-плохому. Красиво жить не запретишь, но когда люди забывают, что другие тоже имеют право на жизнь, невредно им об этом напомнить.

Обычно рабочий день Сержа начинался с того, что он заезжал в офис, небольшой, ветхий особнячок дореволюционной постройки, подписывал счета и другие финансовые документы, подготовленные с вечера бухгалтером. Потом, в зависимости от ситуации, принимал посетителей, встречался с нужными людьми, ездил по цехам и филиалам кооператива. Однако сегодня, он решил нарушить этот порядок и прямо с утра отправился по друзьям-приятелям и хорошим знакомым, которых было у него немало в различных фирмах, конторах и биржах и которые частенько снабжали его (не всегда бескорыстно) полезной деловой информацией. Он не хотел появиться перед членами правления с пустыми руками, он должен был прийти с конкретным предложением, чтобы никто не посмел усомниться, что он по праву занимает пост председателя.


...Было уже около семи вечера, когда черный «мерседес» остановился у входа в особнячок дореволюционной постройки. Весь день он колесил по городу, высаживая своего хозяина то подле строгих административных зданий, то у подъездов жилых домов, а то и возле сомнительных лавочек, торгующих в розлив дешевым красным вином. И колесил не без пользы, Серж был вполне удовлетворен результатами.
Из членов правления он застал в офисе одного лишь Юрика Цыбульского. Юрик полулежал в глубоком кожаном кресле, посасывал недавно заведенную капитанскую трубку и с возвышенным выражением лица сочинял очередной рекламный опус, каковые время от времени давал то на радио, то в какую-нибудь газету. У него это неплохо получалось, сказывались его почти законченное филологическое образование и любовь к психологии.

Увидев входящего председателя, Юрик слегка приподнялся в знак приветствия.

— Салют, старик! Вот посмотри, что я нашмолял.

— Привет. — Серж пожал тонкую, но мускулистую руку. — Давай в другой раз. Сейчас мне не до рекламы.

— Ну и зря. Реклама — двигатель прогресса, — обиженно заметил Юрик. — Без паблисити нет просперити.

— Знаю, знаю... Скажи лучше: Мишаня не появлялся?

— Нет. Я сам его ищу. У меня для него есть колоссальная идея. Ты знаешь, я нашел источник валюты!

Серж недоверчиво посмотрел на экспансивного потомка польских шляхтичей. — Ну и что это за идея?

— Идея вот такая! — Юрик поднял вверх большой палец правой руки. — Абсолютно надежная. Город недавно открылся, в город хлынули иностранцы. У иностранцев есть валюта, но некуда ее тратить: кроме водки, покупать им здесь нечего, а водки они много выпить не могут. Но!.. — Теперь Юрик поднял вверх указательный палец. — Иностранцы тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Там, у себя, в иных странах, они привыкли, что за деньги можно удовлетворить любую потребность, в том числе и потребность в женщине, и привыкли не скупиться. Наша задача — дать им возможность чувствовать себя в нашей стране как дома.

— Как ты любишь говорить длинно и красиво! — усмехнулся Серж, усевшись прямо на столешницу своего рабочего стола. — Сказал бы просто: давай устроим бордель!

— Ну, зачем же бордель! — поморщился недоучившийся филолог. — Сделаем все культурно, найдем приличных девочек...

— Ну, хорошо, это надо будет обдумать. Но при чем тут Мишаня? — Взгляд Сержа делался все жестче и раздраженнее. — Или ты хочешь предложить ему роль главного сутенера? Мишаня все стерпит, в любом дерьме будет копаться, да? А свои белые ручки испачкать боишься? Твое дело только придумать?..

Юрик с удивлением смотрел в распалившееся лицо приятеля, потом сдержанно поинтересовался:

— Ты что. Серж, охренел маленько?

Простая и доходчивая фраза возымела действие. Серж сразу обмяк, словно выпустил воздух, и махнул рукой.

— Извини, блин! Нервы ни в качель... Слушай теперь сюда! Мне удалось узнать, кто гонит за бугор крупные партии стройматериалов и прочего дефицита. Это некая фирма «Золотой мост». Генеральным директором там сидит Ложечкин Петр Алексеевич, бывший предгорсовета, бывший первый секретарь горкома. Надо найти к нему ключ, надыбать слабое место. Займись этим, и в темпе! Ты у нас психолог, тебе карты в руки.

— Бывший первый?.. — Юрик окутался синим дымом, и лицо его стало задумчивым, как у роденовского «Мыслителя» — Большая шишка! И дерьмо, наверное, изрядное!

- Вот это и надо выяснить.

- Хочешь взять его на рэкет?

- Называй это как угодно, но «Меркурий» должен жить, и жить не хуже других. А иначе вообще ничего не имеет смысла.

- С этим постулатом я полностью согласен, — кивнул Юрик. — У меня есть друзья среди журналистов, они много чего знают, попробую через них...

Домой Серж вернулся уже в девятом часу. В делах и заботах он едва не позабыл, что сегодня день рождения его старшей дочери. Ей исполнилось девять лет, она занималась в школе искусств, училась музыке, рисунку, английскому языку, танцам. Серж обожал своих дочерей, пожалуй, не меньше, чем свою жену, и дома с него слетала вся суровость, которая, словно броня, защищала его от ударов и толчков жизни.

Семейный праздник подходил к концу. Дочери и их подружки, одна другой наряднее, сидели за столом, щебетали и доедали торт. Серж вручил имениннице заранее приготовленный подарок — кассету с новыми приключениями Тома и Джерри, и дети тут же кинулись смотреть видео, а Маша принялась кормить голодного главу семьи.

— Твой друг сегодня придет ночевать? — спросила она, подавая тарелку. — Звонила, какая-то женщина, спрашивала его.

Серж насторожился, поднял на жену глаза.

- Она назвала его имя?

- Да. Она и меня назвала по имени. Она и тебя знает. Сказала, что еще позвонит.

— Очень странно... — Серж задумался. — А Мишаня не звонил?

- Нет, Мишаня не звонил. А что? Что-нибудь случилось?

- Да нет. — Серж вонзил зубы в куриную ногу и, меняя тему, сказал со смешком: — Ты знаешь, Юрик предложил открыть публичный дом и сделать Мишаню главным сутенером!

- Этот Юрик вечно что-нибудь придумает. Так вы и до торговли наркотиками дойдете.

— Не дойдем, — возразил Серж. — Это разные вещи. Наркота — это смерть; этим я заниматься никогда не стану. А тут —  наоборот. Те же иностранцы все равно на наших шлюх падают и подцепляют всякую заразу. А мы будем давать им чистых и культурных девочек...

— Будете? — Маша удивленно подняла свои светлые пушистые брови. — Неужели ты действительно хочешь этим заняться?

— Не хочу! — насупился Серж. — Но, наверное, придется. Понимаешь, нам позарез нужна валюта...

В этот момент в прихожей зазвонил телефон. Серж вскочил и бросился к нему. Вдруг это та женщина, насчет Рената. Но на проводе был Юрик.

— Серж, ты «Городские вести» смотришь? — спросил он без вступления.

— Нет, — ответил Серж. — У меня тут дети, мультики крутят... День рождения у дочки. А что?

Только что сообщили, что на тридцать втором километре сегодня взорвалась «тойота-королла». Номер — Мишанин.

- Твою ма-ать! — с чувством выдохнул Серж. — Жертвы есть?

- Сказали, что погиб водитель. Я позвонил в ГАИ: труп уже отправили в морг. Что будем делать?

Серж глянул на часы.

— Ты откуда звонишь? Из автомата?

Юрик жил в гостинке и единственный из членов правления не имел пока телефона (остальным удалось установить за большие деньги).

- От подруги.

- Адрес?

— Жертв Революции, восемь, одиннадцать.

— Через десять минут я буду у тебя. Сгоняем в морг, и по пути я кое-что расскажу. Дело в том, что вчера у меня появился Ренат...

Юрик тихонько присвистнул. Последнее сообщение делало ситуацию еще круче. Если в этом взрыве замешан Ренат, возможны любые неожиданности и самые острые продолжения. «Эх, жаль мой черный пистолет далеко упрятан! — подумал Юрик. — Поди опять будет хорошая потасовка». У него еще свежи были в памяти подробности прошлого визита Рената. Крепко тогда досталось молодчикам Бешеного Макса, навсегда притихли. Юрику тоже довелось маленько пострелять из подаренного Ренатом «ТТ», и это было здорово.

— Ну, ладно, — сказал Серж, — Жди меня у подъезда.

С Машей Брагиной Люба разговаривала из квартиры Груздева. Разговор ее почти успокоил. Маша сказала, что Ренат ушел рано утром и больше не появлялся, а Серж весь день на работе. В ее голосе не было ни скованности, ни тревоги, и Люба окончательно уверилась в том, что если Серж и забрал Рената с дачи, то отвез его не домой, а в более укромное место и, конечно, сделал это со всеми возможными мерами предосторожности. Она пообещала позвонить еще, но потом передумала. Обострившаяся интуиция подсказывала ей, что второй раз рисковать не стоит. Пропажа «трупа» может обнаружиться в любой момент, и тогда телефон Сержа сразу включат на прослушивание: если уже не включили. Играть в поддавки с КГБ нельзя. Это тот самый случай, когда надо семь раз отмерить, прежде чем резать. По этой же причине она решила не возвращаться на дачу, а заночевать у Валерия, хотя жена последнего встретила эту идею с откровенным холодком. Люба предоставила супругам возможность «полюбезничать» наедине на кухне, а сама нырнула в постель, приготовленную ей на раскладном кресле, и через минуту уснула. Она почему-то была уверена, что сегодня у Рената все нормально. А завтра будет день, будут и мысли.

Черный «мерседес» остановился неподалеку от здания морга. Смурной и, наверное, никогда не трезвеющий ночной сторож, спрятав в карман полученную от Сержа сотенную, открыл дверь и провел посетителей в тускло освещенный подвал, где на длинных оцинкованных столах вповалку лежали покойники.

— Ищите, — сказал он. — Этих всех сегодня привезли.

Друзья осмотрели все столы, однако того, кого они искали, там не оказалось.

— Посмотрите еще здесь, — посоветовал сторож и показал рукой в угол, где под куском медицинской клеенки виднелось что-то обугленное. — Тут тоже кого-то свалили.

Похолодев, Серж отвернул клеенку. Это был Мишаня. Бедный Мишаня! Как мало от него осталось! Если б не молнии на куртке, так и не признать бы.

— Если будете забирать, гоните еще на чарку, — уверенно заявил сторож.

— Сейчас не будем, — хмуро ответил Серж. — Надо сперва могилу приготовить и все остальное.

Друзья вышли на улицу.

— Думаешь, это Ренат его? — спросил Юрик, поеживаясь после увиденного.

— Не думаю. Уж с Мишаней Ренат разобрался бы без шума. Да и не хотел он. Скорее всего, это гэбэшники. Четко работают, сволочи! Только вчера Ренат появился, а сегодня его уже накрыли...

Серж отпер замок, открыл дверцы «мерседеса». Сели в машину.

— Если его взяли гэбэшники, ему ничем уже не поможешь, — заметил Юрик.

В его лице не было обычной бравады, дела складывались слишком круто. КГБ — это не банда Бешеного Макса, тут на самосвале не вломишься, трофейным «ТТ» не помашешь. Ренат — великий киллер, но воевать с железной машиной и ему невозможно.

— Это если взяли, — возразил Серж. — Завтра по утрянке смотаемся на тридцать второй, глянем на месте... — Он повернул ключ зажигания и тронул машину. — А как подруга? Сильно расстроилась, что ты от нее слинял?

- Это совсем не то, что ты думаешь, — хмыкнул Юрик.— Вплоть до того, что у нее муж был дома. Она работает в городской газете... Ты ведь просил узнать что-нибудь о Ложечкине...

- Неужели узнал? — Серж с интересом глянул на Юрика.

- Представь себе. Она сказала, что примерно год назад случайно увидела на столе у главного редактора очень любопытный материал — о японской выставке... Помнишь, был шум?

- Смутно помню, было что-то. Вроде расхапали все на халяву.

- Именно так. А в той статье были фамилии тех, кто расхапал, и была фамилия Ложечкина: он взял видюшник.

— Вот дешевки! — сквозь зубы процедил бывший слесарь ЖЭКа. — Какие дешевки нами правили!.. Но сейчас этого Ложечкина такой ерундой не зацепишь, сейчас надо что-то покруче... А кто там автор: статьи? Может, у него еще что-нибудь есть?

— Некто Ковальчук.

— Ковальчук?! — Серж резко остановил машину и пристально посмотрел на товарища. — Ё-ка-лэ-мэ-нэ!.. Я вспомнил! Того депутата тоже звали. Ковальчук! Которого мы Ренату подставили.

— Полагаешь, это был он? — с сомнением в голосе спросил Юрик.

— Уверен. За эту статью его и приговорили, а мы, как мудаки, привели приговор в исполнение. О! — Он радостно потер руки.— Это уже горячо! Этим мы Петра Алексеевича пощекочем!..

— Но как мы добудем эту статью? Если из-за нее убили человека, значит, и ее уничтожили, чтоб не было утечки.

— Не факт! На месте редактора я бы любой ценой ее сохранил: чтобы иметь возможность для шантажа. Такие вещи из рук не выпускают!.. Как его фамилия?

— Кого? Редактора? Птах. Птах Валентин Юрьевич.

— Значит, так. — Лицо Сержа приобрело привычное деловое- выражение. — Завтра я один поеду на тридцать второй, а ты пойдешь к этому Птаху, поговоришь для близира насчет рекламы и внимательно посмотришь обстановку. А потом мы толкнем туда одного черта — есть у меня корефан-домушник, — и он нам за пару кусков все добудет.

Юрик покачал головой.

— А если статья в другом месте? Например, у него дома. Нам нельзя терять время, нам еще Рената надо искать.

— Что предлагаешь?

— Предлагаю действовать в жестком стиле. Взять этого Птаха за горло и хорошенько потрясти. Если он даже и уничтожил статью, он помнит ее содержание, а скорее всего, знает об этой истории, да и о самом Ложечкине гораздо больше. Нам ведь не в суд подавать материалы, нам не нужны подписи и печати. Мы ведь с Ложечкиным тоже будем разговаривать не через адвоката, не так ли?

— Это ты правильно сказал, — удовлетворенно кивнул Серж и повернул ключ зажигания. Мотор включился мгновенно и едва слышно зашелестел. — Не через адвоката! С волками жить, по-волчьи выть. Но как конкретно ты себе это представляешь? Не в буквальном же смысле брать его за горло?
 
Юрик улыбнулся.

— Есть одна идея. Простая, как апельсин. Но на такого, как этот Птах, думаю, она сработает. А на более сложные у нас, увы, нет времени.



К изумлению майора Белых, прав оказался полковник Самарин. Собака взяла след на месте исчезновения тела Мирзоева, и след этот повел не к полотну дороги, как это следовало бы из версии вывоза трупа дружками, а в противоположную сторону — к домикам дачного поселка. Судя по характеру следа, раненый двигался ползком, без посторонней помощи, оставляя за собой кровь.

«Это не человек! Это дьявол! — бормотал себе под нос майор, с трудом поспевая за проводником розыскной собаки. — Ползти с тремя пулями в сердце!.. А может, у него сердце не там, не с левой стороны? Говорят, что бывают и такие типы, один на миллион...»

Ему вспомнилось, как в детстве, в деревне, он присутствовал на закалывании кабана. Колол кабана отец, которого часто приглашали для совершения этой малоприятной процедуры, так как он имел точную руку и крепкие нервы. Но в тот раз даже у отца нервы сдали. Семь раз он ткнул борова в сердце остро заточенным тесаком: кровь хлещет, боров орет, рвется из рук мужиков, ясеневая рукоятка ножа отбивает бешеный пульс. Пришлось живьем пластать толстенную, заплывшую салом шею, добираться до сонной артерии, только тогда угомонился исстрадавшийся порося. Оказалось, что у него было два сердца: одно слева, другое справа.
Политый кровью след привел к калитке крайней дачи. За калиткой виднелся небольшой, в два окошка, дощатый домик, окрашенный в веселый канареечный цвет и крытый шифером. Там было темно и тихо..

«Ну, теперь он от меня не уйдет! — удовлетворенно подумал бывший спецназовец. — Второй раз я прокола не дам. Жаль, что не обыскал его тогда, в кювете, не обезоружил, но ничего! С дырками, в спине он все равно не воин, будь у него хоть три сердца. Он и сюда-то еле дополз».

Белых рассредоточил людей вокруг дачи, осторожно отворил калитку и, пригнувшись до самой земли, что было удивительно для его могучей фигуры, змеей скользнул к домику. Там по-прежнему было тихо. Надежнее всего было швырнуть внутрь пару гранат, но вдруг там кроме Мирзоева находится еще кто-нибудь? Например, хозяева дачи. Здесь не Африка, здесь мирных жителей надо беречь.

Белых прокрался к окну, резким ударом автомата разбил стекло и заорал:

— Мирзоев, сдавайся! Ты окружен! Бросай оружие!

В ответ не раздалось ни звука.

«Значит, хозяев нет, а киллер затаился, — рассудил .майор и швырнул гранату. Береженого Бог бережет. Нажать на курок способен и тяжелораненый.
Взрыв вышиб стекла и во втором окне, сотряс легкие стены домика. Белых выждал еще секунду и, одним прыжком одолев расстояние до двери, рванул ее на себя. Дверь легко распахнулась. Он дал очередь из автомата и отскочил за косяк. В ответ опять не раздалось ни звука.

Белых включил фонарь и вошел, все еще настороженный и готовый к бою. В домике было пусто. Граната, брошенная им, угодила прямо в кровать, и взрывом разметало по комнате клочья постели и тлеющую матрасную вату, в воздухе кружились перья и пух из подушек. Но там было еще нечто — на полу валялись окровавленные, засохшие бинты. Значит, Мирзоев все-таки был здесь и был совсем недавно!
Майор созвал свою команду. Предстояло тщательно обыскать дом и участок и выяснить у соседей, кому принадлежит дача, были ли здесь сегодня хозяева, и не заметил ли кто из соседей чего-нибудь подозрительного. Истекающий кровью человек мог, конечно, приползти на дачу. Но покинуть ее без посторонней помощи, не оставив следов, — это уж слишком! И потом: кто-то ведь перевязывал ему раны. Кто же?



Редактор, городской газеты Птах, круглый, как колобок, и такой же румяный, приходил на работу к десяти часам. Его сотрудники (кроме тех, кто находился на задании или в командировке) к этому времени заканчивали правку материалов, предназначенных в очередной номер газеты, и давали ему на читку. Его приговор был окончательным и обжалованию не подлежал. На стене за его спиной висел плакат с лаконичным кредо: «Босс всегда прав!» До того, как стать редактором, Птах много лет работал в обкоме: сначала инструктором, затем завсектором печати и хорошо усвоил безапелляционный стиль партийного единоначалия. Но там, в партии, над каждым начальником имелся свой, вышестоящий начальник, и с этим приходилось мириться, стискивать в кулак свое честолюбие. Здесь же, в газете, освобожденной с недавних пор от цензуры и какого бы то ни было внешнего контроля, Птах чувствовал себя маленьким монархом, маленьким Наполеоном.

В это утро первым материалом, который лег на его стол, оказалась информация о пиратском налете на судно, пришедшее из Японии с партией автомобилей для акционерной компании «Золотой мост». Он читал ее со злорадной ухмылкой. Поделом этому Ложечкину! Смылся из Совета, так и не дав газете обещанных квартир и телефонов. Тянул резину до последнего, а потом взял и смылся. Бог шельму метит!..
Газета, единоличным хозяином которой считал себя Птах, создавалась в свое время на средства горкома, первым секретарем которого был тогда Ложечкин. Горком наивно надеялся получить еще один инструмент для промывания мозгов, но из этого, конечно, ничего не получилось. Ложечкин ушел в Совет и охладел к своему детищу, и Птаху пришлось выкарабкиваться самостоятельно. Он ушел от идеологии и, взяв курс на сенсацию и скандал, сделал газету самой популярной и доходной не только в городе, но и в области. Кое-кто называл ее бульварной, но его этот термин не оскорблял. Бульварная газета — это та газета, которую читают на бульварах. А по бульварам гуляют обыкновенные, рядовые горожане, и эта газета для них. Они ее покупают и хотят найти в ней то, что будет интересно именно им, а не каким-нибудь снобам с двумя университетскими образованиями.

Раздался легкий стук в дверь, и в кабинет уверенно вошел стройный человек лет тридцати двух, приятной наружности, в современном стиле одетый, с черным «дипломатом» в руке.

- Здравствуйте, Валентин Юрьевич! — произнес он с улыбкой. — У меня к вам очень серьезный разговор.

- Здравствуйте, — вежливо ответил Птах. — Извините, я сейчас очень занят. Если у вас ненадолго, то я освобожусь, минут через сорок. Если надолго, то после обеда, где-то часа в четыре.

- Это вы извините! — еще шире улыбнулся Юрик Цыбульский. — Дело в том, что я из органов. — И он на мгновенье раскрыл перед редактором удостоверение в красных корочках, изготовленное за ночь неким умельцем из старых знакомых Сержа.

«Потапов Сергей Владимирович, майор», — прочел Птах, и сердце его слегка екнуло, но тут же вернулось на место. Из органов так из органов, сейчас не тридцать седьмой год.

— Присаживайтесь, Сергей Владимирович, я вас слушаю, — сказал он, придав лицу мученическое выражение. — Только, пожалуйста, покороче. Я действительно очень занят.

— Я постараюсь отнять у вас минимум времени, — заверил Юрик, удобно располагаясь в кресле для посетителей. — Но вы должны пообещать, что этот разговор останется между нами.

— Разумеется, — кивнул редактор. — Давайте ближе к делу.

— Давайте. Но сначала я хочу задать вам один предварительный вопрос, который, возможно, снимет все остальные. Скажите, Валентин Юрьевич, не хотите ли вы сами что-нибудь сообщить органам? Пользуясь, так сказать, случаем.

Птах пожал плечами и иронически улыбнулся.

— Как будто нет. На безопасность государства я, кажется, не покушался.

— Ну, хорошо. — Юрик чуть помедлил и спросил с вкрадчивой мягкостью в голосе: — А что вам известно об убийстве депутата городского Совета Ковальчука?

Сердце Птаха опять трепыхнулось, на этот раз гораздо сильнее.

- Не понимаю, о чем вы говорите, — сказал он, кривя рот в защитной презрительной гримасе. — Ковальчук умер от инфаркта, и его, слава Богу, никто не убивал.

- Инфаркт инфаркту рознь, — глубокомысленно заметил Юрик. — Инфаркт может случиться от сильного нервного стресса, а может и от некоего укола. А?

«Все понятно: Тарасов копает под Ложечкина и Пугина, — сделал вывод редактор. — Конъюнктура изменилась, КГБ начинает выслуживаться перед демократами, топить своих бывших партийных начальничков. Но зачем им мое свидетельство? Или это более тонкая игра?.. Сейчас этот молодой пижон изымет у меня пленку с записью совещания на даче Пугина и концы окончательно канут в воду».

— Я не медик, — ответил он осторожно..— Я журналист. Уколы — это не мой профиль.

— Разумеется, — иронически усмехнулся Юрик, купаясь в роли представителя могущественной и всеведущей организации. — Я пришел к вам именно как к журналисту. Незадолго до смерти Ковальчук передал вам некую рукопись, касающуюся японской выставки. Не могли бы вы ее показать, а заодно и объяснить, почему она так и не была опубликована.

«Я угадал, — не без удовольствия сказал себе Птах. — Заметают следы, хотят и статью прибрать к рукам, чтоб даже косвенных улик не осталось. Но зачем ломать дурочку и спрашивать, почему она не была опубликована? Тарасов и сам это знает прекрасно. Значит, все-таки хотят топить? Ну что ж! С меня взятки гладки. Неопубликование статьи не есть уголовное преступление, я как редактор имею право отклонить любую статью, а Ложечкин с Пугиным пусть попрыгают, не все им барствовать!»

— Да, такая рукопись была, — кивнул он смиренно.— Но она была очень сырая, требовала большой доработки... К сожалению, автор не успел... Сейчас я вам ее покажу.

Птах поднялся из-за стола, подошел к сейфу и, отпер его двумя оборотами большого ключа, достал отпечатанную на машинке рукопись.

Юрик взял рукопись и быстро пролистал. Да, без сомнения; это была та самая, и фамилия Ложечкина в ней фигурировала.

— Спасибо! Я возьму ее на некоторое время, — сказал он небрежным тоном и, приоткрыв «дипломат», кинул машинописные листки в его черную пасть.
ъ
— Конечно, конечно! — кротко кивнул Птах, не сомневаясь, что рукопись он больше никогда не увидит. — Чем еще я могу быть полезен?

Юрик посмотрел на газетчика строго и многозначительно, он окончательно вошел в роль.

— Искренностью, Валентин Юрьевич! Только искренностью! Убийство депутата — дело нешуточное, дело политическое. Вы производите впечатление порядочного человека, и я открою вам маленькую служебную тайну. Я прибыл из Москвы. У нас есть сведения, что к этому делу причастны сотрудники местных органов, и ваш долг помочь нам узнать истину.

«Все прогнило в Датском королевстве! — мысленно вздохнул Птах. — Значит, Москва валит Тарасова. Придется отдать пленку. Они все равно до нее докопаются, а тогда уж спросят: «Почему скрыл?» Если Ковальчука действительно кокнули, тем более надо побыстрее отмежеваться. Зачем мне эти приключения?»

— Вы знаете, Сергей Владимирович, я вспомнил, — сказал он, посмотрев на гостя с искренностью младенца. — У меня действительно есть нечто, что может вас заинтересовать.

С этими словами он опять полез в сейф и достал оттуда магнитофонную кассету.

— Это запись одного совещания, участником которого я был. Моя роль там была чисто номинальная, решения принимали другие. У местных органов эта запись, конечно, есть, но раз вы из Москвы...

«Вот так удача! — подумал Юрик, стараясь сохранить непроницаемое выражение лица. — Кажется, мне по-настоящему повезло. Бьюсь об заклад, что за эту кассету кое-кто выложит очень кругленькую сумму».

— Очень любопытно! — сказал он с небрежной улыбкой. — Может, у вас сразу и магнитофон найдется?

— Конечно, конечно!— засуетился Птах и, кинувшись к столу, достал из выдвижного ящика портативный японский диктофон.

Юрик вставил кассету и нажал клавишу воспроизведения. Послышалось шипение, прерываемое треском, затем глуховатый мужской голос негромко произнес:

— Ну вот, теперь все в сборе. Можно начинать... Валентин- Юрьевич! Повторите, пожалуйста, для товарищей то, что вы рассказали мне...

— Это Пугин, — пояснил Птах. — Наш первый. Совещание было у него на даче. А сейчас буду говорить я.

Юрик кивнул в знак понимания.

— Сегодня на сессии, во время перерыва, ко мне подошел депутат нашего городского Совета Ковальчук... — после короткой паузы заговорил диктофон голосом редактора.



На часах Валерия Груздева была половина девятого. Жена Валерия ушла на работу, а сам он сидел на кухне у открытого окна, курил и ждал, когда проснется его гостья.
Бывший следователь чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Ему не нравилась история, в которую его втянула соратница по Совету. Год назад именно с ее подачи он взялся за расследование обстоятельств смерти Виктора Ковальчука, и все было нормально: был преступник, была жертва, вырисовывался круг соучастников и заинтересованных лиц..: И то что Груздеву не дали довести дело до конца, тоже, в общем-то, было нормально, говорило о том, что заинтересованные лица являлись людьми с очень большим влиянием. Конечно, по хорошему, эти люди должны быть найдены и наказаны, но убийца-то все равно оставался убийцей! С него вина не снималась. Одно дело, когда уголовники вершат разборки в своей собственной среде, на это можно закрыть глаза, но когда гибнет честный и порядочный человек, как можно говорить, что в его смерти виновен кто угодно, но не тот, кто непосредственно его убил? Этот Любин Ренат не наивный мальчик, которого вдруг нечаянно лишили девственности, а матерый, сверхопытный киллер, за его плечами Бог знает сколько смертей, и, наверное, он сам понимает, что он все-таки преступник. Хотя Груздев и не был уже официально сотрудником милиции, он по-прежнему делил людей на преступников и непреступников и считал, что преступники должны быть наказаны в соответствии с законом. Ему не нравилось, что Люба настроена выгородить Рената, представить чуть ли не ангелом, и хотя он был согласен, что только через Рената можно выйти на тех, кто вложил в его руку пластиковый шприц с ядом, но вся его милицейская натура восставала против мысли о том; чтобы дать уйти безнаказанно самому убийце.


Люба спала крепко, без сновидений, ее мозг отдыхал, словно выключенный компьютер. «Будет день, будут и мысли», — сказала она себе, засыпая на раскладном кресле в квартире Груздева. Когда же проснулась, первая пришедшая к ней мысль была такая: «Сегодня надо обязательно найти Рената. Обязательно! Сегодня ему будет очень нужна моя помощь». Она быстро оделась, свернула постель и, посетив по пути ванную, открыла дверь кухни, откуда уже шел дразнящий запах свежесваренного кофе.

— Доброе утро, Валера! Ты что меня не будишь?

Валерий как раз снимал с плиты кофейник. Он поставил его на керамическую подставку и обернулся.

— Доброе утро. Садись. Я уже хотел тебя звать. Какие у нас на сегодня планы?

Люба присела к столу.

- Тебе с сахаром или без? — спросил Валерий.

- Чуть-чуть, — ответила она, — пол-ложечки. Только давай в темпе. Сегодня мы должны найти Рената.

-Не возражаю, — ответил бывший сыщик, разливая по чашкам пенящуюся жидкость. — Может, ты еще скажешь, где его искать? Ты ведь у нас ясновидящая!

- Скажу. — Люба отхлебнула ароматный горьковатый напиток и кивнула головой. — Надо ехать в парк, к директору. Думаю, что Ренат объявится сегодня именно там. Боюсь, как бы он сгоряча не прикончил этого Иван Иваныча.

Валерий посмотрел на нее с недоверием.

Ты что, мать, того? — Он покрутил пальцем у виска. — Ты серьезно думаешь, что он уже способен на боевые действия? С такими-то ранами?

-Я вылечила его.

- Ну, ты даешь! Я верю в твои целительные способности, но не до такой же степени. Ты ведь не Иисус Христос!

- Я не Иисус Христос, но сегодня Ренат будет в парке. Если ты не поедешь, я поеду одна.

Он пожал плечами

— О чем речь! Конечно, я поеду. Просто я не верю в чудеса.

— Я тоже, — кивнула Люба.— Но иногда они все-таки происходят. Ученые называют это флуктуацией.

Она допила кофе и встала,

— Пошли! Я просто физически чувствую, что он уже там. Мы можем опоздать.


Директора Ренат нашел на площадке, огороженной высоким строительным забором. Там шел монтаж нового аттракциона, именуемого «русские» (они же «американские») горки. Двое рабочих в брезентовых куртках и оранжевых монтажных касках стягивали болтами металлоконструкции, третий помогал им, налегая на ломик. Иван Иваныч стоял, на бугорке рядом с мужчиной, одетым в чистенький костюм, но с каской на голове (по-видимому, это был мастер) и о чем-то с ним негромко беседовал. Когда Ренат приблизился, он обернулся в его сторону, и Ренат узнал в нем Купца, человека, которого год назад видел на «хате» у Бешеного Макса, которого ткнул в ребра стволом автомата, а потом послал за телефоном. Но телефон принесла Тома, девушка в зеленом платье, а Купец слинял, унес ноги от греха подальше.
Иван Иваныч его не узнал и, опять повернувшись к человеку в каске, продолжал разговор.

— Привет, Купчина! — окликнул его Ренат, остановившись у подножия бугорка.
Иван Иваныч — он же Купец, он же Затейник — посмотрел на него со смешанным чувством замешательства и недоумения. Чернявый парень с наглым взглядом явно не принадлежал к кругу его знакомых, но его псевдоним тем не менее знал. Значит, он кем-то прислан. Но неужели не нашлось гонца поумнее, который не орал бы у всех на виду: «Привет, Купчина!»?

— Что, не узнаешь? — усмехнулся Ренат. — А телефон так и не принес, девушке пришлось идти под пули.

— Вы меня с кем-то путаете, — ответил Иван Иваныч и, пожав плечами, посмотрел на своего собеседника мастера. Что за чушь городит этот молодчик? Какие пули?..

И вдруг он вспомнил и узнал: словно разряд молнии пронзил его с головы до ног. Конечно же! Это тот самый чудо-киллер, который прикончил Бешеного Макса и которого потом удалось использовать для устранения депутата. Иван Иванычу стало неуютно, вдруг заныло некогда сломанное Ренатом ребро, и он почувствовал себя беспомощным и чуть ли не голым, как тогда, когда лежал на полу, сбитый с ног ударом автомата.

— Пойдем, поговорить надо, — сказал Ренат, и на его лице появилось выражение нетерпения.

«Что ему надо? — подумал Иван Иваныч. — Что он ко мне имеет? Зарежет ведь и глазом не моргнет, чурка нерусская».

Он опять взглянул на мастера и еще раз пожал плечами: что ж поделаешь, придется поговорить с этим нахалом. Мастер боязливо отвел глаза и, бросив неопределенное «Ну, ладно!» — поспешил к рабочим, продолжавшим сражаться с покоробленными при транспортировке конструкциями. Иван Иваныч спустился с пригорка и, стараясь сохранять начальственное выражение лица, двинулся за киллером.

Ренат привел его в укромный уголок парка и усадил на скамейку.

— Прошу прощения, что сразу не признал, — вежливо улыбнувшись, сказал директор, изо всех сил удерживая внезапно напавшую на него нервную дрожь. — Чем могу быть полезен?

— Не трясись, — строго ответил Ренат. — Мне не нужна твоя вонючая жизнь. Мне нужен твой хозяин.

— Какой хозяин? — искренне удивился Иван Иваныч. Он не считал, что над ним стоит какая-то конкретная личность. Над ним стояла Система — вечная и неуничтожимая. Личности приходят и уходят, а Система остается, хотя и претерпевает метаморфозы и  меняет названия. Раньше она называлась партийной, потом — административно-командной, теперь ее называли мафиозной. Но мафиозной она была всегда, потому что в ее основе всегда лежало использование власти для личного обогащения. Государство «рабочих и крестьян» было мафиозным с самого своего основания.

— О каком хозяине вы говорите? — повторил свой недоуменный вопрос Иван Иваныч.

— О том самом, которому перешел дорогу депутат Ковальчук, — свирепо пояснил киллер. — А ну-ка напряги котелок!

— Но я не знаю, кому он перешел дорогу. Клянусь памятью мамы! — Взгляд Ивана Иваныча сделался хрустальным, как чешский бокал.— Я вообще ничего не знаю. Мне поручили найти исполнителя, и я поехал к Максу. Но с Максом, как вы знаете, не получилось, и в конце концов я вышел на вас.

— Кто поручил?

— Полозов Сергей Тимофеевич. Он работает управляющим делами в городском Совете.

— Кто дал тебе ту хреновину с иголкой?

— Тоже он.

— Где его найти?

—Он сидит в здании горисполкома, на втором этаже, кабинет двести два... Это надо выйти из парка, сесть на любой трамвай в сторону центра и доехать до площади Советов. Но он сам к этому Ковальчуку тоже никакого отношения не имел, — добавил Иван Иваныч, взбодрившийся тем, что грозовая туча, кажется, пройдет стороной, — Он такой же маленький человек, как и я. Нам велят, мы делаем. А не сделаешь — сами знаете... У вас ведь тоже, наверное, так...

— Ладно, заткнись, — оборвал его Ренат, поднимаясь со скамейки, — Шестерку будешь из себя в другом месте строить, Если натемнил, лучше кайся сразу. Потом я тебя удавлю, как цыпленка, уже без разговоров.

Бодрость покинула директора детского парка так же быстро, как и возникла.

— Что вы, что вы! Я как на духу! — пролепетал он, силясь изобразить улыбку, и долго еще сидел в оцепенении, хотя спина киллера давно уже исчезла за поворотом парковой аллеи. Потом, опомнившись, вскочил и напрямую, через кусты, ринулся к домику дирекции. Там, в кабинете, стоял телефон — срочно позвонить Полозову, там, в холодильнике, стояла бутылка коньяка — срочно напиться.
Дрожащей рукой, дважды сбиваясь, он набрал нужный номер.

— Управление делами, — раздался в трубке хорошо поставленный голос бывшего председателя народного контроля. Но в ушах Купца-Затейника прозвучало совсем другое, безжалостное: «Удавлю, как цыпленка!» И опять заныло сломанное ребро, и язык примерз к гортани. — Вас слушают, говорите!

Иван Иваныч опустил трубку и открыл дверцу холодильника...


Увы! Люба и Валерий опоздали. По закону подлости они угодили в автомобильную пробку, и как ни гнал потом Валерий свою красную «мазду», как ни бежали они с Любой вприпрыжку от входа в парк до домика дирекции, но Иван Иваныч был пьян в стельку, смотрел на них, как кролик на удава, и не мог сказать ничего вразумительного. Однако полная женщина-бухгалтер, отвечая на расспросы, подтвердила, что минут сорок назад директора искал какой-то «интересный» кавказец, и она отправила его на «горки», на площадку, где строился новый аттракцион.

— Он и вчера приходил, но вчера директора не было, — пояснила она, с хрустом откусывая от спелого яблока.

Люба и Валерий переглянулись. «Ну, что я тебе говорила? Он был здесь! Но мы опоздали», — прочел Валерий в ее раздосадованном взгляде. «Преклоняюсь и беру все слова назад! — также взглядом ответил он. — Чудеса действительно бывают. Но мы опоздали, и где теперь прикажешь искать этого чертова киллера?»
Они вернулись к машине и молча забрались внутрь.

- Что будем делать? — спросил Валерий.

- Не знаю, — ответила Люба.— Но раз он оставил Иван Иваныча живым, значит, тот выдал ему кого-то. Сейчас Ренат будет двигаться по цепочке, он очень целеустремленный. Попробую настроиться на его биополе. Никогда не пробовала, но почему-то мне кажется, что сейчас получится.

Она закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья и расслабилась. Тело стало легким, невесомым, как июньское облако, сознание закружилось, уплотняясь и сворачиваясь в тугой сверкающий жгут, становящийся все тоньше и тоньше, колеблемый неосязаемым астральным ветром, рвущийся в запредельность.
Внезапно жгут оборвался, и Люба почувствовала, что взлетает. Ей открылась панорама города: с лабиринтами каменных улиц, с пятнами чахоточной зелени, с рябым от мазутных пятен зеркалом бухты... Невидимая и неслышимая, она скользила на уровне крыш, с любопытством взирая на людской муравейник, на суету жизни. Люба не знала, куда летит и зачем, с ней впервые творилось такое, от новизны и остроты ощущений она даже забыла о Ренате.

Вот уже и центр города остался позади с его шумом и кичливой пестротой, приблизилось здание городской больницы... Не останавливаясь, прямо сквозь стену, Люба влетела в палату реанимации. Там стояли две высокие металлические кровати, окрашенные светлой краской. Одна из них была пуста, на другой лежал молодой мужчина с забинтованной головой, с закрытыми глазами. Белокурая девушка в голубом платье сидела рядом на стуле и, держа мужчину за руку, тревожно и устало смотрела то на него, то на капельницу, от которой к руке больного спускалась гибкая прозрачная трубка. Это был Коля Заикин, бравый помощник капитана, в одиночку пытавшийся защитить фирму «Золотой мост» от пиратского налета. Девушку, сидевшую с ним рядом, звали Зина…

«Он при смерти, у него кровоизлияние в мозг, — вдруг услышала Люба Голос. — Только ты можешь ему помочь».

«Я помогу, — живо откликнулась Люба. — Но сперва я должна помочь Ренату. Где он? Что с ним?»

Голос не ответил, он опять исчез, а Люба вновь, обнаружила себя парящей над городом, летящей опять в сторону центра, к асфальтовому пятачку площади Советов, к многоэтажной башне горисполкома.

«Ренат! Ренат! — беззвучно взывала Люба. — Где ты? Откликнись!..»

И вдруг она увидела его — входящим в здание исполкома.

«Полозов Сергей Тимофеевич, — внятно расслышала она. — Второй этаж, кабинет двести два».

Это сказал не Голос, это промыслил Ренат.

«Ренат, остановись!» — воскликнула Люба и ринулась вниз, но какая-то невидимая сила мягко развернула ее и понесла назад, в сторону детского парка, к машине, в которой терпеливо сидел Валерий, где осталась ее бренная оболочка.

Открыв глаза, она некоторое время приходила в себя, заново привыкая к тяжести тела, к скованности сознания. Потом посмотрела на Валерия.

— Я узнала. Сейчас он в горисполкоме, ищет Полозова.

— Полозова? — на мгновенье удивившись, переспросил бывший сыщик.— Мир тесен! Давно подозревал, что Сергей Тимофеич сексот, но не думал, что он занимается «мокрухой». Ну что ж, погнали! Может, хоть тут успеем.

Он выжал сцепление, и юркая «мазда» бесстрашно бросилась в уличный автомобилеворот.


Управляющий делами горсовета Сергей Тимофеевич Полозов второй день занимался поручением Ложечкина. Он уже выяснил кое-какие подробности ночного нападения на судно с иномарками и уже почти точно мог сказать, чьих рук это дело. Но руки (а точнее, головы, командовавшие этими руками) принадлежали очень серьезным людям, и трудно было придумать, как помочь бывшему первому секретарю горкома, не подставив при этом своей собственной шеи.

Промокнув платком вспотевшую залысину, плавно переходящую в редкую седую шевелюру, Полозов начал набирать очередной телефонный номер... Вдруг дверь его кабинета распахнулась без стука, и в комнату вошел крепко сложенный молодой человек кавказской наружности.

 - Мне Полозов нужен, — сказал он с характерным акцентом. — Это вы будете?

- Да, это я, — недовольно оторвался от аппарата управляющий делами. — Но я сейчас занят. Приходите после обеда.

— Я пришел сейчас, — сказал кавказец, прочно усаживаясь на стул. — А обед может и не наступить.

Полозов посмотрел в черные глаза странного посетителя, и мороз вдруг заполнил его сексотскую душу.

- Что вам угодно? — спросил он и, утопив прерыватель телефонного аппарата, стал набирать номер милиции. Ренат шагнул к нему и, выхватив из кармана нож, одним движением перерезал провод.

- Не суетись, дорогой! Давай поговорим как мужчина с мужчиной.

В чем дело? Что вы себе позволяете? — возмутился управделами. — Кто вы такой?

— Я ангел смерти, — ответил киллер. — И я пришел по твою душу.

Он вернулся к двери и спустил «собачку» накладного замка. Замок металлически щелкнул и отгородил Полозова от внешнего мира.

— Я не верю ни в ангелов, ни в дьяволов, — сказал старый коммунист. — Что вам от меня нужно?

Ренат уселся на стул. Его и хозяина кабинета разделяла плоскость стола, на которой лежали какие-то бумаги и стоял уже бесполезный, немой телефон.

- Год назад, а точнее, в конце апреля, тебе было поручено убрать депутата по фамилии Ковальчук. Так или не так?

- Чушь! — фыркнул Полозов. — Бред собачий!

- Ты передал это поручение Иван Иванычу, директору детского парка, — продолжал киллер, внимательно следя за выражением лица чинуши-сексота. — Ты передал ему также пластиковый шприц с ядом, и Ковальчук умер от укола этого шприца...

- Бред! — повторил Полозов. — Кто вам это все наплел?

— Это не бред, дорогой! — с чувством произнес кавказец. — Это истинная правда. Как и то, что жить тебе минуты три. Если, конечно, ты не расскажешь мне, кто именно поручил тебе убить Ковальчука. Ведь это я уколол его твоим шприцем. Я убил очень многих, и прикончить тебя для меня все равно, что муху раздавить.

— Я ничего не скажу! — как-то сразу окаменев, выдавил из себя Полозов. — Можешь меня убить, но ты от меня ничего не добьешься.

К досаде Рената разговор не получался. Никогда прежде ему не доводилось иметь дело с подобным сортом людей, и он не мог понять: то ли этот седоголовый старпер просто не верил в реальность смертельного исхода, то ли действительно был очень мужественным человеком. На все угрозы он твердил одно: «Я старый коммунист! Ты ничего от меня не добьешься», — и держался весьма спокойно, с завидным достоинством, не дергался и не звал на помощь. Возможно, он и раскололся бы под пыткой: в Карабахе Ренат видел, как ломались самые сильные мужчины, когда им защемляли яйца, но Ренат не был садистом. Он умел убивать, но не умел мучить.

— Ладно, дед, ты мне надоел, — сказал он наконец, видя, что продвинуться в поисках виноватого ему уже не удастся. — Не собирался я тебя мочить, но придется, раз ты такой упрямый. Должен же я с кого-то взять должок. — Он приблизился к Полозову и указательным пальцем легонько провел ему по горлу. — Помолись своему Марксу, сейчас ты будешь мертвый.

Полозов побледнел. Строчки из будущего некролога сами собой зазвучали в его мозгу: «Он умер как настоящий коммунист: стойко и мужественно, до конца верный долгу. Рука наемного убийцы оборвала его жизнь, но не сломила его волю...» Он не проронил ни слова.

В этот момент в дверь постучали, и женский голос взволнованно произнес:
 
— Ренат! Это я, Люба. Открой!

Ренат колебался лишь одно мгновение. Никому другому он бы не открыл, не позволил бы вмешаться в свои дела. Даже Сержу. Серж всего лишь друг. Друг может не понять, может предать. А Люба, пери, волшебница. Она знает все, ее послал Аллах.

Вместе с Любой в кабинет стремительно вошел еще один человек: парень лет тридцати, крепко сложенный, с быстрыми глазами. Ренат насторожился.

— Это кто? — спросил он бесцеремонно.

— Валерий, мой друг, — ответила Люба. — Он знает о твоих проблемах.

Появление на сцене новых действующих лиц взбодрило ветерана. Хотя он уже и свыкся с неизбежностью самого худшего и лишь заботился о том, чтобы встретить смерть как можно достойнее, умирать ему все-таки не хотелось. Баранову и Груздева он знал как депутатов горсовета, с преступным миром не связанных, и мог рассчитывать, что в их. присутствии не будет убит. Правда, оказалось, что относительно Барановой он заблуждался: с этим уголовником она была знакома, но, надо думать, она примчалась в исполком не для того, чтобы отправить на тот свет невинного старого человека.

.....— Ну и знакомцы у вас, Любовь... Ивановна! — произнес он с натянутой, насквозь фальшивой улыбкой. — Этот молодой человек вбил себе в голову, что я причастен к смерти Ковальчука, и вот уже полчаса пытается и меня в этом убедить. Может, хоть вы его вразумите?

— Андреевна, — холодно поправила его Люба, радуясь уже тому, что управделами жив, что хоть здесь она не опоздала. — Я Андреевна, а не Ивановна. Сейчас разберемся... Ренат, сядь! Валера, закрой дверь! А вы, Сергей Тимофеевич, закройте глаза и расслабьтесь...

Полозов пожал плечами и послушно закрыл глаза. Люба подошла к нему и, приблизив к его голове вытянутые руки, приложила кончики пальцев к серебристым вискам.
Увы, ничего не произошло. Мозг Полозова был заблокирован. Старый партиец надежно контролировал свою психику.

— Еще расслабьтесь,— попросила Люба.

Полозов открыл глаза и посмотрел на нее недовольно.

— Зачем это? Если вы хотите меня успокоить, то я спокоен, как скала. Лучше успокойте своего приятеля. Он тут меня буквально чуть не убил. Прямо псих какой-то!

— Я не собираюсь вас успокаивать, — ответила Люба. — Я знаю, что вы действительно причастны к смерти Ковальчука, и хочу спасти вашу жизнь, хочу прочесть ваши мысли. Если мы не узнаем, кто дал вам указание убить Ковальчука, Ренат убьет вас: я не смогу его удержать.

Управделами иронически хмыкнул:

— Ну вот, и вы туда же! Ну с чего вы взяли, что я имею какое-то отношение к смерти этого вашего Ковальчука? Человек умер от элементарного инфаркта, слишком много на себя взял, перенапрягся...

— Он умер у меня на глазах, — возразила Люба — Это был не инфаркт, это был укол, и пластиковый шприц для укола дали вы.

Полозов укоризненно покачал головой.

— Любовь Андреевна! Как вы можете! Вы же депутат! Такую напраслину на старого человека!..

Валерий, который терпеливо молчал с того момента, как вошел в кабинет, не выдержал.

— Люба! Этого мафиози словом не проймешь. Оставьте меня с ним наедине, я поговорю с ним по-милицейски.

Ренат вскинул на него глаза, рука скользнула к пистолету. Этот парень — мент?! Мент помогает киллеру в «разборке»?! Это было не менее удивительно и неправдоподобно, чем неожиданная стойкость старого чинуши. Вот уж поистине не дано смертному постичь промысел Аллаха!

— Хорошо, — согласилась Люба. — Похоже, что у нас нет другого выхода, его мозг заблокирован, я не могу пробиться. Из двух зол придется выбрать меньшее.
Она кивнула Ренату и, не глядя на вновь побледневшего Полозова, направилась к выходу. Ренат молча последовал за ней. Оказавшись в коридоре, Люба плотно прикрыла дверь и сказала устало:

— Я так боялась за тебя! По-моему, тебя уже ищут.

— Пусть ищут, — ответил он спокойно. — Я их не боюсь. Мне бы только найти того, кто в меня стрелял.

— Ты не должен больше убивать. В этом мире столько зла!.. Убийствами его не сделаешь лучше.

— Я тоже думал об этом, — кивнул он. — Вчера, в парке. Я еще буду думать...

За дверью раздался грохот, словно там упало что-то громоздкое, донесся сдавленный стон. Люба дернулась, но Ренат удержал ее за плечо.

— ...Но того, кто в меня стрелял, убью все равно. Это не человек, это бешеный волк.

Из-за двери опять донесся стон. Люба опять рванулась. Ренат опять ее удержал.
Дверь открылась, и в коридор вышел Валерий.

— Твердый был орешек! — произнес он со странным выражением на лице. — Но все-таки раскололся.

В его голосе не было радости победителя. Никогда еще он не чувствовал себя так погано, так мерзко. Он и раньше-то, работая в милиции, не был сторонником таких методов, а теперь и подавно был противен сам себе.

— Что он сказал? — деловито осведомился киллер.
— Задание устранить Ковальчука он получил от Ложечкина, бывшего председателя нашего Совета.

- От Ложечкина?! — удивленно воскликнула Люба, невольно вспоминая первый день заседания Совета, выборы председателя, холодную как лед руку секретаря горкома и его снисходительную фразу: «Главное, Любовь Андреевна, чтобы сердце было горячее!» Вот бы не подумала! Чтобы Ложечкин дал такое задание? Да он семь раз отмерит и ни одного раза не отрежет, пять раз перестрахуется и десять раз перинку подстелит... Ложечкин на себя такое не возьмет!

- Пойди и уточни сама, — мрачно покривился Валерий. — Я сделал все, что мог.

- И пойду, — мотнула головой Люба. — Наверное, ему надо оказать ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9