ПРОМО АВТОРА
Иван Соболев
 Иван Соболев

хотите заявить о себе?

АВТОРЫ ПРИГЛАШАЮТ

Серго - приглашает вас на свою авторскую страницу Серго: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Борис Лебедев - приглашает вас на свою авторскую страницу Борис Лебедев: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
kapral55 - приглашает вас на свою авторскую страницу kapral55: «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»
Ялинка  - приглашает вас на свою авторскую страницу Ялинка : «Привет всем! Приглашаю вас на мою авторскую страницу!»

МЕЦЕНАТЫ САЙТА

Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
Ялинка  - меценат Ялинка : «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»
kapral55 - меценат kapral55: «Я жертвую 10!»



ПОПУЛЯРНАЯ ПРОЗА
за 2019 год

Автор иконка Сандра Сонер
Стоит почитать На даче

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать Возвращение из Петербурга в Москву

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Берта

Автор иконка Юлия Шулепова-Кава...
Стоит почитать Адам и Ева. Фантазия на известную библей...

Автор иконка станислав далецкий
Стоит почитать ГРИМАСЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ

ПОПУЛЯРНЫЕ СТИХИ
за 2019 год

Автор иконка Олесь Григ
Стоит почитать Приталила мама рубашку

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Ты не вернулся из боя

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Ушли года(романс)

Автор иконка Виктор Любецкий
Стоит почитать НАШ ДВОР

Автор иконка  Натали
Стоит почитать Без тебя меня нет

БЛОГ РЕДАКТОРА

ПоследнееПомочь сайту
ПоследнееПроблемы с сайтом?
ПоследнееОбращение президента 2 апреля 2020
ПоследнееПечать книги в типографии
ПоследнееСвинья прощай!
ПоследнееОшибки в защите комментирования
ПоследнееНовые жанры в прозе и еще поиск

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К ПРОЗЕ

Вова РельефныйВова Рельефный: "Это про вашего дядю рассказ?" к произведению Дядя Виталик

СлаваСлава: "Животные, неважно какие, всегда делают людей лучше и отзывчивей." к произведению Скованные для жизни

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Ночные тревоги жаркого лета

СлаваСлава: "Благодарю за внимание!" к рецензии на Тамара Габриэлова. Своеобразный, но весьма необходимый урок.

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "Не просто "учиться-учиться-учиться" самим, но "учить-учить-учить"" к рецензии на

Do JamodatakajamaDo Jamodatakajama: "ахха.. хм... вот ведь как..." к рецензии на

Еще комментарии...

РЕЦЕНЗИИ И ОТЗЫВЫ К СТИХАМ

ЦементЦемент: "Вам спасибо и удачи!" к рецензии на Хамасовы слезы

СлаваСлава: "Этих героев никогда не забудут!" к стихотворению Шахтер

СлаваСлава: "Спасибо за эти нужные стихи!" к стихотворению Хамасовы слезы

VG36VG36: "Великолепно просто!" к стихотворению Захлопни дверь, за ней седая пелена

СлаваСлава: "Красиво написано." к стихотворению Не боюсь ужастиков

VG34VG34: " Очень интересно! " к рецензии на В моём шкафу есть маленькая полка

Еще комментарии...

Полезные ссылки

Что такое проза в интернете?

"Прошли те времена, когда бумажная книга была единственным вариантом для распространения своего творчества. Теперь любой автор, который хочет явить миру свою прозу может разместить её в интернете. Найти читателей и стать известным сегодня просто, как никогда. Для этого нужно лишь зарегистрироваться на любом из более менее известных литературных сайтов и выложить свой труд на суд людям. Миллионы потенциальных читателей не идут ни в какое сравнение с тиражами современных книг (2-5 тысяч экземпляров)".

Мы в соцсетях



Группа РУИЗДАТа вконтакте Группа РУИЗДАТа в Одноклассниках Группа РУИЗДАТа в твиттере Группа РУИЗДАТа в фейсбуке Ютуб канал Руиздата

Современная литература

"Автор хочет разместить свои стихи или прозу в интернете и получить читателей. Читатель хочет читать бесплатно и без регистрации книги современных авторов. Литературный сайт руиздат.ру предоставляет им эту возможность. Кроме этого, наш сайт позволяет читателям после регистрации: использовать закладки, книжную полку, следить за новостями избранных авторов и более комфортно писать комментарии".




Русский дауншифтинг


Брячеслав Галимов Брячеслав Галимов Жанр прозы:

Жанр прозы Приключения
986 просмотров
0 рекомендуют
1 лайки
Возможно, вам будет удобней читать это произведение в виде для чтения. Нажмите сюда.
Дауншифтинг (от английского «downshifting», переключение автомобиля на более низкую передачу) – термин, обозначающий жизненную философию «отказа от чужих целей». Однако русский дауншифтинг имеет свои особенности, о которых идет речь в данной повести. Ее героям предстоят фантасмагорические приключения; при этом, главные действующие лица вовсе не похожи на героев блокбастера, не знающих сомнений и терзаний, – размышления о смысле жизни и судьбах России занимают их куда больше, чем все эти невероятные события.

Б. Галимов

 

Русский дауншифтинг

(Трагикомический детектив-фантасмагория)

 

Часть 1 . Трансплантаторы

       

Пронзительный визг тормозов адской болью отозвался в моем истерзанном мучениями мозгу. Водитель нашей «Скорой», едва не столкнувшись с ехавшим на спортивной иномарке лихачом, выругался так длинно и смачно, что сидящие возле меня докторши дружно рассмеялись. Если бы я мог преодолеть боль хотя бы на секунду, то и сам бы посмеялся, –  до того складно и сочно ругался водитель.

Я умирал в машине «Скорой помощи» по дороге в больницу. Милые врачихи, сделав все возможное для поддержания моей жизни, расслабились и вели беседу на личные темы. Впрочем, обо мне они тоже упомянули, что было приятно.

-  Этот жмурик, - сказала одна из них, видимо, уже не считавшая меня живым, - на вид крепкий. Лицо неотечное, белки глаз нормальные, цвет кожи здоровый. Ты бы позвонила профессору Кобылятскому или Ангелине Штутгарт.

- Ты думаешь?.. - испуганно спросила ее подруга.

- Что здесь думать? Если почки окажутся в порядке, получим свой процент.

«А я? Как же я? Почки-то мои, значит, и мне полагается процент!» – мелькнула последняя мысль в моей голове, после чего в ней все закружилось и перемешалось…

Открыв глаза, я увидел перед собою женское лицо в марлевой повязке. Большие черные глаза встревожено смотрели на меня.

- Профессор, он очнулся! – раздался звонкий голос.

- Не может быть!

- Говорю вам!

- Бывают же чудеса на свете! Главное, не вовремя, я уже трансплантаторов вызвал.

- А что если…

- Нет. Нельзя. У нас могут быть неприятности, особенно после того, как случился скандал в той больнице… забыл её номер, по телевизору её показывали. Зачем нам лишние сложности, Ангелина? Мы спокойно, безо всякой огласки, еще столько всего сделаем! А?

-  Это уж точно, профессор!

Я услышал оглушительный хохот и вновь потерял сознание.

…В следующий раз я пришел в себя уже в палате. Она была на удивление чистой и даже с некоторыми претензиями на высокий уровень медицинского обслуживания, по крайней мере, возле моей кровати в стену был вделан пульт с прозрачными кнопками непонятного назначения. Не удержавшись от соблазна, я нажал на одну из них, и через секунду ко мне впорхнуло ангельское создание в белом халатике.

-  Вам что-нибудь нужно? – участливо спросило это неземное существо, гипнотизируя меня небесным взглядом.

-  М-м-м, - промычал я, придумывая, о чем бы ее спросить. – Скажите, а почему я здесь один?

-   У нас все палаты одноместные, -  с гордостью сообщила мне красивейшая из дочерей Эскулапа, присела на стул около моей кровати и поправила одеяло.

-   А как вас зовут? – задал я банальный вопрос, необходимый, впрочем, при первом знакомстве.

-    Эллис. Мое имя написано на табличке на моем халате. Вот, видите?

-    Какое удивительное имя!

-  Ничего удивительного. Вообще-то, меня зовут Элпис, но это имя вызывает нехорошие ассоциации, поэтому я попросила, чтобы в паспорте меня записали как Эллис.

-    Скажите, сестра, что представляет собой ваша больница?

Эллис помрачнела.

-  Клиника хорошая. Условия замечательные. Персонал квалифицированный, - выучено сказала она, отведя глаза в сторону. 

-  Эллис, вы девушка удивительной честности. Только честные люди так густо краснеют, когда говорят неправду. Поскольку условия здесь действительно замечательные, значит что-то неладное с персоналом. Что же?

-    Нет, вы ошиблись, - испуганно оглянувшись на дверь, пролепетала Эллис.

Я подмигнул ей и тихо сказал:

-   Ангелина Штутгарт и профессор Кобылятский?

Эллис вздрогнула так сильно, что под ней скрипнул стул.

-   Откуда вы знаете? – пробормотала она, бледнея.

-   А вот, знаю!

Тогда Эллис вплотную придвинулась ко мне и зашептала:

- Профессор Кобылятский – страшный человек. Самое ужасное, что он мог бы и не заниматься этим, ну, вы понимаете… Он – классный хирург, делает дорогостоящие операции, у него много клиентов из «крутых», поэтому он и без этого очень хорошо зарабатывает. Но мне кажется, что деньги для него – не главное…

-  Интересно. А ты не боишься со мной откровенничать?

- С вами? – Эллис посмотрела на меня с непередаваемым изумлением. – Конечно, не боюсь.

Ее непосредственность рассмешила меня, и я поцеловал Эллис в лоб, причем это вышло как-то само собой. Она ничуть не удивилась, восприняв мой поступок как должное.

-   Когда ты сможешь ходить, я познакомлю тебя с Акимом, – сказала она.

-   Я уже могу ходить. А кто такой Аким?

-  Он работает охранником в нашей больнице. Он поможет тебе разузнать побольше о профессоре Кобылятском и Ангелине. Ты ведь станешь расследовать это дело? – спросила Эллис.

-  Я? Стану расследовать?

- Да.

-  Но я никогда ничего не расследовал и профессия у меня мирная

- Ну и что? Именно тебе надо будет вести следствие! Ты же не откажешься? Кроме тебя, некому.

-  А-а-а, некому. Тогда я, разумеется, согласен, - неожиданно для себя ответил я.

Эллис погладила меня по руке.

-  Я горжусь тобой.  Знаешь, ты мне сразу понравился и я в тебе не ошиблась: ты такой умный, такой мужественный!

Она отбросила мое одеяло и легла на меня, впившись поцелуем мне в губы. От подобного натиска я несколько растерялся.  У меня были большие сомнения в отношении своей потенции, - как-никак я только что вышел из комы! Однако горячее молодое тело Эллис было так прекрасно, а ее ласки так искусны, что я почувствовал себя молодым  Казановой…

Когда Эллис ушла, меня охватила приятнейшая истома и я погрузился в сладкий сон. Проснувшись, я увидел, что Эллис снова сидит возле меня. Я попытался поцеловать ее, но она отстранилась и сказала:

- Ты готов встретиться с Акимом? Он ждет тебя. Одевайся, я принесла тебе пижаму.

«А сестричка не так проста, как мне показалось», - подумал я и даже пожалел, что у меня возникли перед ней моральные обязательства, тем не менее, покорно оделся и пошел к Акиму.

Он сидел в маленькой комнатушке, предназначенной для охранников. На вид Акиму было лет тридцать пять и он не производил впечатления сильного человека, а когда он встал, чтобы поприветствовать нас, я увидел, что и роста Аким лишь чуть выше среднего. Эллис представила нас друг другу и ушла, сказав, что у нее дела, а мы можем поговорить и без нее.

-  Странная история, - начал я разговор. – Еще вчера я ничего не знал об Ангелине Штутгарти и профессоре Кобылятском. И уж вовсе не понимаю, зачем я  ввязался в это расследование.

- Тебя Эллис уговорила? – спросил Аким.

- Ну, да, - ответил я, смутившись.

- Она умеет уговаривать, - сказал Аким и на его худом скуластом лице я заметил подобие усмешки.

- Тебя тоже? – догадался я.

Он кивнул.

Я покачал головой. Мне вспомнились страстные слова и горячие ласки Эллис, и горько стало оттого, что я был не единственный, кто все это услышал и почувствовал. После небольшой паузы я сказал:

- Не представляю, что конкретно надо делать.

- Все просто, - сурово и решительно ответил Аким. – Накопаем компромат, привлечем нужных людей, - и кранты Ангелине с профессором!

- А, понятно, - протянул я, пораженный гениальной простотой этого плана.

- Кое-что я уже узнал. У Ангелины был муж – Иван Карлович Штутгарт. Он и привел ее на работу в клинику. В прошлом году с ним произошел несчастный случай: Иван Карлович попал под машину и погиб. Говорят, страшно был изуродован, лицо ему начисто снесло. После гибели мужа Ангелина получила неплохое наследство, а в клинике она стала компаньоном профессора Кобылятского.

- Вот оно что! – воскликнул я.

Аким покосился на меня и после паузы сказал, понизив голос:

- Эта парочка определенно занимается темными делишками. О продаже донорских органов ты уже слышал?

Я кивнул.

- Это только малая часть их махинаций. Почти наверняка они занимаются нечистой политической игрой и, возможно, поддерживают международные террористические организации. Точно известно, что профессор имеет общие дела с одной из горских диаспор, он периодически ездит в командировки в горные районы на юге страны.

- Откуда у тебя такая информация? – удивился я.

- Друзья помогли, - отрезал Аким, и я понял, что дальнейшие расспросы бессмысленны.

- Одним словом, - продолжал он, - ждет нас дальняя дорога: в горы!

- Зачем?

- Там мы выясним, что это у профессора за командировки такие, а заодно сможем узнать, какие дела связывают Кобылятского с тамошними людьми. Мои друзья помогут нам докопаться до истины. А оплатит нашу поездку господин Обдиралов.

- Кто, кто? – я невольно засмеялся.

- Господин Обдиралов, - подтвердил Аким. – Настоящая фамилия у него другая, но за глаза все его называют Обдираловым, потому что обдирать он умеет классно, - многих ободрал! С профессором Кобылятским у него давние счеты, поэтому, я думаю, Обдиралов не откажется стать нашим спонсором.

Я покачал головой:

- Слушай, Аким, а хорошо ли это будет – брать деньги у Обдиралова, чтобы разоблачить Кобылятского? Или, если везде грязь, то грязь уже не грязь, а просто среда обитания?

Аким пристально посмотрел на меня и прищурился:

- Такие вопросы ты мне не задавай. Мораль я ненавижу. По опыту знаю, что мораль вытаскивают на свет божий тогда, когда надо кого-нибудь обмануть. За всеми высокими разговорами скрываются вранье и надувательство. Чтобы ты насчет меня не заблуждался, я скажу тебе прямо: мне глубоко наплевать на моральные принципы, равно как и на законы, на государство, на патриотизм, на религию, на все общество в целом и на каждого его члена в отдельности.

- Почему же ты взялся за это расследование? – усмехнулся я.

- А я люблю борьбу, люблю риск, кроме того, тут можно хорошо подзаработать. Ну и Эллис - кто перед ней устоит?.. Но чего я не могу понять, - почему ты ввязался в это дело?

 - Эллис. Кто перед ней устоит? – повторил я его слова. – А впрочем, не знаю. Может, мне не хватает острых ощущений?

-  Может быть, - Аким бросил на меня быстрый взгляд. – Но самое непонятное в этой истории, зачем Эллис понадобилось расследование и зачем она привлекла к нему тебя.

***

 Из клиники я выписался через две недели. Ангелина и профессор куда-то уехали, и я так и не увидел Кобылятского. Пока я находился в больнице, Аким успел подготовить нашу поездку в горы и договорился о встрече с господином Обдираловым. На следующий день после моей выписки мы направились к нему.

Офис господина Обдиралова находился в старом четырехэтажном доме в центре города. Внешне этот дом ничем не выделялся среди соседних: такой же скучный плоский фасад, окрашенный в желтый свет; небольшой подъезд и скромная табличка с названием фирмы около него. Первый сюрприз ожидал нас при входе - там был оборудован из бронированных цилиндрических стекол контрольно-пропускной пункт высочайшего класса с ультрасовременными металлоискателями и просвечивающими устройствами. После сверки наших документов нам с Акимом выдали магнитные карточки-пропуска и мы поочередно прошли через бронированный стеклянный цилиндр, впитав в себя при этом какой-то парфюмерно-медицинский аромат, - по всей видимости, нас во время проверки дезодорировали и дезинфицировали. Затем шикарный лифт, сияющий позолотой, с зеркалами и полированными ручками, плавно поднял нас на третий этаж и пожелал нам милым девичьим голосом доброго дня и успехов в делах.

Выйдя из лифта, мы замерли, пораженные. Мы стояли в круговом коридоре, который затейливыми решетками был отделен от стеклянной шахты, спускающейся на первый этаж к внутреннему дворику. Её прозрачные стены отражали блеск фонарей, расположенных внизу среди фонтанов, скамеек и причудливых тропических растений. Вверху шахту венчал похожий на огромную декоративную чашу купол, сделанный из разноцветного матового стекла.

- Пошли, чего стоять? – сказал Аким и мы зашагали по коридору.

Секретарша Обдиралова, величественная женщина, внешностью напоминающая Екатерину II, препроводила нас к нему, и тут я удивился не меньше, чем при виде роскошного внутреннего убранства неказистого с улицы дома. Кабинет Обдиралова представлял собой разительный контраст с великолепным интерьером офисного здания. Если бы я не знал, к кому и куда пришел, то решил бы, что попал в бухгалтерию какого-нибудь небольшого завода, обустроенную еще в период хрущевской оттепели, а самого господина Обдиралова, несомненно, принял бы за пожилого бухгалтера. Мешковато сидящий костюм, залысины на лбу, жидкие усики под носом и маленькие белые руки прямо-таки идеально вписывались в этот образ. Когда мы вошли, Обдиралов с кем-то говорил по телефону очень тихим голосом, – казалось, что он выслушивает инструкции вышестоящего должностного лица.

Дожидаясь окончания этого телефонного разговора, я смог внимательнее осмотреть кабинет и понял, что судил опрометчиво. Во-первых, на стенах висели портреты каких-то дам и господ в одежде позапрошлого века, – я не знаток живописи, но, скорее всего, портреты принадлежали кисти Тропинина или Кипренского и были подлинниками. Во-вторых, вся мебель была сделана из натурального дерева и кожи, а ее некоторая потрепанность объяснялась, видимо, тем, что эта мебель была приобретена в антикварном магазине. В-третьих, рядом с кабинетом находилась смежная с ним комната, через открытую дверь которой я заметил разнообразные дорогие тренажеры, используемые, наверное, господином Обдираловом для поддержания себя в крепкой и здоровой физической форме. Там же вдоль стен стояли длинные стеллажи с вешалками, на которых висели его костюмы на разные случаи жизни, чтобы он мог переодеться во время работы.

И все-таки образ бухгалтерии и простого бухгалтера присутствовал здесь, и, безусловно, не случайно.  «Эге, - подумал я, – да этот господин – большая шельма! С ним надо держать ухо востро!».

Пока я занимался своими наблюдениями, господин Обдиралов завершил переговоры по телефону и обратился к нам:

- Я вас слушаю.

- Мы пришли по делу, о котором с вами говорили известные вам люди, - сказал Аким.

Господин Обдиралов удивленно посмотрел на него:

- Извините, по какому делу?

Аким занервничал.

- Ну, как же… Вы разговаривали с ***  Ну, вы помните?

Обдиралов молча смотрел на него.

- Насчет профессора Кобылятского! – Аким так разнервничался, что даже повысил голос.

В глазах Обдиралова промелькнуло что-то вроде усмешки.

- Да, теперь вспоминаю. В принципе, такими делами занимается у меня служба безопасности, но в виде исключения я готов вас выслушать, - он выразительно посмотрел на часы, давая понять, что его время ограничено.

Аким кратко изложил суть нашего предприятия, обещая привезти мощный компромат на профессора Кобылятского. В заключение Аким протянул господину Обдиралову листок с цифрами наших предполагаемых расходов. Обдиралов, сделав недовольную гримасу, заглянул в листок и испуганно замахал руками.

- Нет, нет, такой суммой я сейчас не располагаю! У меня все деньги в дело вложены, свободных средств не имеется! К тому же, цена ваших услуг мне кажется сильно завышенной.

- Если Кобылятский сойдет с арены, то доход, который вы получите, во много раз превысит расходы на нашу операцию, - жестко сказал Аким.

Я понял, что господин Обдиралов прекрасно знал это и без объяснений. Лицо его на долю секунды приняло выражение такой алчности и такой злобной мстительности, что мне стало не по себе. Как наяву, я увидел Обдиралова в темном сыром подвале около сундуков, наполненных золотом, а со сводов подвала капала не вода, но кровь! Маленькие ручки господина Обдиралова сладострастно перебирали липкие от крови монеты, а на полу лежала большая черная собака в короне и с золотой цепью на шее.

Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и услышал, как господин Обдиралов говорит Акиму:

- Это все надо обдумать, подсчитать. Сейчас я не готов дать окончательный ответ, но в ближайшие дни вам сообщат о моем решении.

Он слегка привстал из-за стола, показывая, что беседа закончена. Мы раскланялись и покинули его кабинет.

- Сукин сын! – выругался Аким, когда мы шли к лифту. – Он в каком-нибудь тайном казино больше проигрывает за один вечер, чем мы у него просим на всё наше расследование.

Я пожал плечами.

- Жадность всегда опережает наживу. Но я уверен, что Обдиралов даст нам денег – прибыль он чует издалека.

-  Посмотрим, - пробормотал Аким.

…Я оказался прав: через два дня Акиму позвонил какой-то человек из фирмы господина Обдиралова и назначил нам встречу. Разговор был кратким, он состоялся в машине в присутствии еще одного сотрудника. Человек, вызвавший нас на встречу, просто передал нам деньги без каких-либо формальностей, единственно, переписав наши паспортные данные.

- Вы уж, ребята, не балуйтесь с деньгами-то, - доброжелательно посоветовал он, поглаживая громадной ручищей свою могучую шею. – Помните, как сказано в рекламе: «Жизнь – хорошая штука, как не крути!».

Он громогласно рассмеялся, а его компаньон молча рассматривал нас, запоминая наши лица...

С Акимом мы расстались у метро.

- Обратного пути теперь у нас нет, - сказал он, пожимая мне руку. – Не жалеешь, что ввязался? Нет? Молодец… Значит, я возьму билеты на самолет и позвоню тебе; договоримся, где и когда встретимся. Счастливо.

…В аэропорту нас провожала Эллис. Акима она чмокнула в щеку, а меня расцеловала.

- Я буду ждать вас, мальчики. Возвращайтесь скорее, дорогие мои! – нежно прощалась она с нами. - Будьте осторожны и внимательны, особенно внимательны. Всякое может случиться. Может быть, вы увидите того, кого не ожидаете увидеть.

- Ты это о ком?– Аким подозрительно посмотрел на нее.

- Всякое может быть. До свидания, мальчики! – Эллис перекрестила нас и пошла к выходу.

Аким посмотрел ей вслед и покачал головой:

- Ох, что-то она темнит! Ну, ладно, на месте разберемся…

***

До чего красиво было в горах! Снег здесь давно растаял, на деревьях распустились листья, а кустарники, растущие по склонам, сплошь были покрыты розовыми, фиолетовыми и желтыми цветами. Солнце светило так ярко, что нигде не было полутонов, - тень леса и светлая зелень открытых полян были резко очерчены и отделены друг от друга.

 «Какой благодатный край! Какая мощь, какое великолепие!» – думал я, глядя на горные вершины и вдыхая ароматы цветов. Наше пребывание тут пока было больше похоже на отдых, чем на опасное предприятие. Друзья Акима доставили нас в горное селение, жители которого дружелюбно относились к официальной власти. На окраине села находился укрепленный военный городок, в котором мы жили. Питались мы в офицерской столовой; из её окон был виден плац и высокий кирпичный забор у подножья горы.

Нас одели в форму защитного цвета и я ощущал себя почти военным человеком, немного Печориным, - вот только Аким мало подходил на роль Максим Максимыча. Мой боевой товарищ был скрытен, немногословен и резок; он постоянно исчезал куда-то из гарнизона, не докладываясь мне.

Наконец, в один прекрасный день за нами прилетел вертолет и перебросил нас в далекое ущелье, где располагался временный лагерь отряда специального назначения. Для меня это было полной неожиданностью, тем не менее, я как образцовый солдат, не задавал лишних вопросов, ожидая, что Аким сам обозначит наши ближайшие цели. Так и вышло: вечером у нас с ним состоялось нечто вроде военного совета.

- Сегодня ночью спецназовцы отправится в рейд по району, контролируемому боевиками, для того чтобы решить одну арифметическую задачу,  - сообщил мне Аким. - Дело в том, что после недавнего боя в плен к боевикам попали два спецназовца и еще три наших убитых бойца находятся у них же. В свою очередь, у спецназовцев после того боя осталось восемь трупов боевиков. Спецназовцы готовы обменять эти восемь трупов на своих пленных и убитых товарищей. Местный обычай предписывает горцу любыми способами заполучить тело погибшего сородича и похоронить его по установленному обряду, поэтому обмен состоится. Но боевики потребовали, чтобы им выдали помимо восьми их товарищей, погибших в последнем бою, еще семь тел боевиков, убитых за последнее время. Проблема в том, что спецназовцы этими телами не располагают, - трупы переданы следственным органам для опознания и прочих юридических процедур. Однако боевики не желают ничего слушать и требуют, чтобы завтра утром им передали все пятнадцать тел, - в противном случае, они грозятся убить наших пленных. Вот почему спецназовцы пойдут сегодня в ночной рейд. Утром у них должно быть в наличии семь трупов боевиков в дополнение к тем восьми, которые уже имеются.

- Мы будем участвовать в этом рейде? – я содрогнулся.

- Я бы с удовольствием принял в нем участие, но нам с тобой нельзя – мы гражданские лица, - с сожалением сказал Аким. – Мы прибыли сюда потому, что на базе боевиков была замечена Ангелина Штутгарт. Мне очень хочется узнать, зачем она там была? Отчего-то мне кажется, что и профессор Кобылятский находится где-то неподалеку… В общем, у меня есть вопросы к боевикам.

- И боевики захотят с тобой разговаривать? – спросил я.

- Спецназовцы обещают мне привести «языка», а заставить его говорить – это уж моя забота, - и Аким улыбнулся так, что мне стало не по себе.

Вскоре спецназовцы ушли на задание. Мы остались в лагере, который охраняло отделение солдат. Акиму на всякий случай выдали захваченный в бою «Калашников», и этот автомат нам пригодился. Перед рассветом, когда мы дремали в палатке, Аким вдруг разбудил меня, сделал знак, чтобы я молчал, и выскользнул наружу, взяв «Калашникова». Спать хотелось ужасно, я пристроился поудобнее в спальном мешке и уже, было, заснул, но тут появился Аким, вытащил меня из палатки на утренний холод и бросил на землю. Только я собрался возмутиться, как что-то сверкнуло, оглушительно треснуло, раздались крики, и со всех сторон загрохотали автоматные очереди. Прямо передо мною какие-то люди сцепились в рукопашной схватке, а рядом пробежали четверо или пятеро бородачей, стреляя на ходу. Едва они миновали нас, Аким приподнялся, прицелился и нажал на спусковой крючок. Почти в упор выпущенная очередь срезала их, как подкошенных; они рухнули на землю, никто из них не успел даже обернуться.

 Нападение на лагерь закончилось также внезапно, как и началось: еще пару раз грохнули взрывы, протрещало несколько очередей, и все затихло; слышались лишь чьи-то протяжные стоны, да возбужденные голоса солдат.

Аким подошел к убитым им людям, и, присев на корточки, стал их обыскивать.

- Как тебе не противно? – сморщился я.

- С какой стати мне должно быть противно? – удивился он. – Если бы они меня убили, сделали бы то же самое. Победитель имеет право на трофеи. А знаешь, какой лучший трофей для настоящего воина? Это голова его врага!.. Не бойся, я не собираюсь отрезать их головы, хотя попадись мы к этим сволочам, - они бы нас укоротили. Но если бы ты знал, как я завидую ребятам, ушедшим в рейд!..

Спецназовцы вернулись, когда солнце уже давно встало. Утомленный ночным происшествием я крепко спал и не слышал, как они пришли. Меня снова разбудил Аким, но на этот раз вид у него был очень довольный.

- Ну что, все благополучно? – спросил я.

- Вполне, - ответил он, улыбаясь. – Приведи себя в порядок, и пойдем. Нас ожидает интересный разговор.

- Взяли «языка»?

- Еще какого! – он загадочно подмигнул мне.

- А что спецназовцы?

- Решили свою задачу полностью, не потеряв ни одного бойца! - восхищенно воскликнул Аким, а у меня холодок пробежал по спине.

Наскоро умывшись, я пошел с Акимом в штабную палатку. Там нас ожидал майор и какой-то худой, плохо одетый человек, заросший косматой бородой. 

- Вот вам «язык». Беседуйте, а после я задам ему еще несколько вопросов, - сказал майор, козырнул нам и вышел.

Аким посмотрел на меня, сделал паузу, и, показав на «языка», представил его:

- Иван Карлович Штутгарт. Собственной персоной...

***

Доктор Штутгарт выглядел плохо, но не настолько, чтобы считать его мертвым. До крайности изумленный его чудесным воскрешением, я задал дурацкий вопрос:

- А разве он жив?

И, обратившись уже к самому Ивану Карловичу, добавил:

- Вы разве живы?

- Жив. «Per interim». Временно, - ответил он совершенно серьезно и погладил бороду.

- Жив, - подтвердил Аким, кивая головой.

- Как же так? Кого же тогда похоронила ваша жена Ангелина? – продолжал я допрашивать несчастного Ивана Карловича.

Он вздохнул:

- С вашей стороны довольно жестоко мучить человека, только что освобожденного из плена. Если бы вы знали, как мне не хочется возвращаться к этой истории, к тому, что было раньше! Но поскольку по вашим лицам я вижу, что вы все равно от меня не отстанете, - а я все-таки обязан вам в какой-то степени своим освобождением, - делать нечего, слушайте мою печальную повесть.

Итак, начать следует с моей женитьбы на Ангелине, потому что именно с этого момента стала плестись цепь событий, которая, в конце концов, привела меня сюда. Впервые я увидел Ангелину в кабаре, куда чуть ли не насильно затащил меня мой однокашник, уверяя, что я просто обязан посмотреть на  потрясающую девушку, выступающую в номере под названием «Коррида». В этом номере одетая в одежду тореадора Ангелина укрощала быка, которого изображал здоровенный мускулистый парень с бычьей маской на голове. Под темпераментную испанскую музыку на сцене шел захватывающий поединок между тореадором и быком: животное старалось подмять под себя своего мучителя, забодать и растоптать его, а тореадор увертывался, бил быка шпагой, затем, изловчившись, вскакивал к нему на спину и катался на нем,  превращая корриду в родео. Ангелина была бесподобна. Ни малейшей наигранности, ни капли фальши, - огонь, живой огонь, и, боже мой, какая пластика, какое чувство ритма! Добавьте к этому стройное сильное тело, красивое колдовское лицо, густые темные волосы, выбивающиеся из-под шляпы, - и вы поймете, что остаться равнодушным было невозможно, публика с ума сходила от Ангелины! И я не стал исключением: вначале вместе со всеми бешено кричал ей «браво!», а потом решил обязательно с ней познакомиться. Почему она так околдовала меня, какие тайные струны моей души затронула, не знаю. 

К счастью или к несчастью, мой однокашник был уже знаком с Ангелиной и представил меня ей. К своему удивлению, я узнал, что она окончила медицинский колледж и мечтает о карьере врача, а в кабаре работает, потому что больше никуда не смогла устроиться на приличную зарплату. Нечего и говорить, что я немедленно предложил Ангелине место в нашей клинике. Надо вам заметить, что наша лечебница является, по сути, семейным предприятием Штутгартов: мой прадед построил ее на собственные средства, полученные от обширной врачебной практики. С тех пор в государстве сменилось много правителей, но Штутгарты неизменно оставались во главе клиники, – даже в период «дела врачей». Ныне она снова частная и принадлежит, то есть принадлежала мне.

Придя к нам в клинику, Ангелина как медицинская сестра показала себя в самом лучшем свете. Я еще и по этой причине был рад, что взял ее на работу, -  хорошую медсестру найти нелегко. Одно меня угнетало: весь медицинский персонал мужского пола и все наши пациенты, включая глубоких стариков, готовы были передраться из-за Ангелины, хотя она никому не отдавала предпочтения. Никому, кроме меня! Да, да, да! Ко мне она относилась с симпатией; склонен думать, что она любила меня. Не может быть, чтобы один лишь расчет руководил ей, когда она добивалась брака со мной, -  она могла бы найти и более выгодного жениха. Что же касается меня, то я с первой встречи страстно полюбил ее, но не осмеливался признаться в этом, полагая себя недостойным подобной девушки, - тем более что был старше Ангелины на семнадцать лет.

Она сама сделала решительный шаг к нашему сближению. Как-то я засиделся в клинике допоздна, мои сотрудники разошлись по домам, а у Ангелины было ночное дежурство по отделению. И вот, сижу я в своем кабинете, пишу что-то, и вдруг колдовские ароматы окутывают меня. Не знаю, какими духами пользовалась Ангелина, но от их запаха сладко кружилась голова и пробуждались сексуальные желания. Кроме нее, ни от кого не исходил такой аромат, – мне кажется, она эти духи самостоятельно изготавливала по каким-нибудь чернокнижным рецептам.

Я приподнялся из-за стола ей навстречу, она опрокинула меня в кресло, – и в ближайшие два или три часа мы занимались безумным сатанинским сексом! Все это при открытой двери моего кабинета, через которую нас могли увидеть больные или дежурный врач!

Знаете, у индусов есть легенда о радже, который превратился в женщину и испытал любовь мужчины. Когда раджа принял свой прежний облик, его спросили, кто получает большее удовольствие в любви: мужчина или женщина? Он ответил, что женщина, если мужчина умеет ее ласкать. Думаю, что если бы этого раджу любила Ангелина, он бы переменил свое мнение. Мне до сих пор снятся ее ласки и я вспоминаю неземное блаженство, которое она мне дала.

После той ночи я был весь ее, я был готов на все ради нее. О, я понимаю тех, кто жертвовал состоянием и жизнью во имя любимой женщины! Если бы я был царем, я бы отдал ей свое царство; если бы я имел несметные сокровища, я бы бросил их к ее ногам; если бы я был монахом, я отрекся бы от Бога, чтобы быть с ней!

Увлекшись рассказом, он вскочил на ноги; глаза его горели, голос звенел, как у юноши. Но поскольку на Иване Карловиче было немыслимое рванье, а на грязном лице красовалась встрепанная борода, то я невольно усмехнулся. Охваченный отрадными воспоминаниями он не заметил этого, но Аким многозначительно посмотрел на меня и приставил палец к губам.

- Надо ли объяснять, - продолжал Иван Карлович, немного успокоившись, - почему уже через два месяца я женился на Ангелине? И вы знаете, мне не в чем было упрекнуть ее, она была прекрасной женой, – но, увы, «рerenne conjugium animus, non corpus facet», то есть «фундамент брака -  родство душ, а не телесная близость»!

Вскоре в нашей клинике появился профессор Кобылятский . Ангелина познакомилась с ним, еще когда училась в колледже, на практике по специальности. Я тоже кое-что слышал о Кобылятском: говорили о чудесах исцеления, которые он будто бы совершал. Признаться, я довольно настороженно отнесся к нему вначале, так как медицина чудесами не занимается, это вполне земная наука во всех отношениях. Но Кобылятский оказался великолепным хирургом и я изменил свое мнение о нем.

Увы, ненадолго! Я стал замечать, что Ангелина слишком много времени проводит с Кобылятским: обычно мы с ней возвращались домой вместе, а теперь она стала часто задерживаться на работе, причем именно тогда, когда задерживался он. На мой вопрос, что за дела у нее с ним, Ангелина ответила, что мне нечего опасаться, - профессор, мол, с её помощью разрабатывает некий проект, который принесет нашей клинике существенную прибыль. Как всякому мужу в подобных обстоятельствах, мне оставалась лишь верить в порядочность своей жены, - ну, не нанимать же мне было детектива для слежки за ней!

Вскоре, к моей великой радости, Кобылятский начал часто ездить в командировки. Я даже не спрашивал Ангелину, куда и зачем он ездит, мне было спокойнее, когда его не было в клинике. Между тем, состояние наших финансов действительно улучшилось. Раньше мы едва сводили концы с концами, а сейчас на нас полился такой денежный поток, что мы отремонтировали лечебные корпуса и закупили новое оборудование для диагностики и лечения больных. Мало того, мы еще смогли отремонтировать патологоанатомический корпус, а то наш патологоанатом Федор Кузьмич давно ворчал, что от такой разрухи  у него все трупы разбегутся.

Собственно, через это патологоанатомическое отделение мне и открылась дорога в иной мир. Отправной точкой стало увольнение Федора Кузьмича, -  Ангелина заставила его уйти на пенсию. Для меня это был неприятный сюрприз: он проработал у нас почти сорок лет, еще мой отец принимал его в клинику. Несмотря на свой возраст, Федор Кузьмич был крепок и кряжист. В своем деле он был непревзойденным мастером, в сложных случаях к нему обращались со всего города.

Про Федора Кузьмича говорили, что в молодости у него была другая профессия и даже имя якобы было другое. Однажды к нам приехал забирать тело своей жены глубокий старик, бывший крупный советский чиновник. Увидев Федора Кузьмича, он изумленно воскликнул: «Это вы, товарищ***? Вы здесь?». «Какой я тебе товарищ***! Я – Федор Кузьмич!» – строго ответил наш патологоанатом. Об этом случае у нас долго потом говорили.

Я, конечно, горой поднялся за Федора Кузьмича, но Ангелина сумела убедить меня, что он заслужил право на отдых. Вместо него был назначен протеже профессора Кобылятского – некий Борис Вячеславович. При нем в патологоанатомическом отделении началась бурная жизнь: нам почему-то стали привозить умерших в «Скорой» людей со всей округи, и патологоанатомы были завалены работой. Кобылятский попросил у меня разрешения помогать Борису Вячеславовичу в свободное от основной работы время. Я не возражал, но насторожился, поскольку бескорыстная помощь была несвойственна Кобылятскому.

Я решил понаблюдать за тем, что творится у Бориса Вячеславовича. Но самому мне заниматься этим было невозможно, - когда я шел по больнице, о моем приближении было известно за километр, - поэтому я попросил посмотреть за патологоанатомическим отделением одну медсестру, которой доверял…

-   Эллис? – перебил его Аким.

-   Откуда вы знаете? – изумился Иван Карлович.

-  Догадался. Мы с ней встречались. Но, извините, я вас прервал. Продолжайте, пожалуйста.

Иван Карлович недоуменно поглядел на Акима, после на меня, пожал плечами и продолжал свой рассказ:

-  Результаты ее наблюдения были таковы: во-первых, Кобылятский, Ангелина и еще несколько человек из медперсонала постоянно бывали в патологоанатомическом корпусе; во-вторых, иногда санитары галопом везли туда каталки с трупами, как будто судьба последних зависела от срочности вскрытия; в-третьих, некие таинственные машины подъезжали к задней двери корпуса и, забрав нечто, быстро уезжали. Что можно было тайком вывозить из патологоанатомии? Вначале мне пришла в голову безумная мысль о том, что профессор Кобылятский приторговывает невостребованными телами умерших для каких-нибудь опытов. В его отсутствие я тщательно проверил всю документацию по смертям, расспросил кое-кого из наших, но не обнаружил никакой крамолы. Но ведь что-то вывозили? Ну, не формалин же продавал на сторону Кобылятский? Я решил допытаться до истины у Ангелины, предъявив ей собранные улики.

Допрос был проведен мною в воскресенье утром, дома, без свидетелей. Она сперва хотела обратить мое расследование в шутку и уходила от ответа на вопросы. Я поднажал, наговорил ей грубостей и потребовал, чтобы она рассказала мне все без утайки. Ангелину сильно задел мой тон и она в один момент превратилась в ведьму. Волосы ее встали дыбом, она зашипела, и мне показалось, что у нее выросли длинные острые ногти. «Ты, что, хотел, чтобы отказалась от всех удовольствий? - взвигнула она. – Мне нет дела до твоей унылой морали, я буду жить так, как мне хочется!». И далее она с каким-то злобным удовольствием рассказала обо всех делах, которые связывали ее с Кобылятским. Оказывается, они продавали  донорские органы, которые забирали от только что умерших людей. Кобылятский у меня под носом поставил этот бизнес на широкую ногу, причём, родственников умерших можно было не опасаться, - кто из родных решился бы проверить, есть у покойника, к примеру, почки или нет? Меня же профессор держал за полного простака, а может быть, считал, что ради Ангелины я закрою глаза на его преступление. «Ну, нет, голубчик, - сказал я себе, - здесь ты просчитался, я не собираюсь тебя покрывать. Завтра же пойду в прокуратуру, сообщу о том, что творится у меня в клинике и потребую начать официальное расследование». При том я был уверен, что Ангелину мне удастся спасти, что сама она никогда не решилась бы на что-либо подобное, - это Кобылятский сбил ее с толку!

Вот каким наивным идеалистом я был! Я думал, что любовь сильнее ненависти, а добро побеждает зло. «Risum teneatis, amici?» «Удержитесь ли вы от смеха, друзья?» Правильно, смейтесь надо мною, - я смешон: больше сорока лет прожил на свете и не научился злобе, коварству, хитрости и обману!

Иван Карлович отвернулся от нас и замолчал. Но мы и не думали смеяться над ним; я жалел несчастного доктора, а у Акима промелькнуло в глазах скорее презрение, чем насмешка.

Пересилив себя, Иван Карлович продолжил:

- Дальше – неинтересно. Через час после ухода Ангелины мне позвонил Кобылятский и очень вежливо предложил мне долю в доходе от продажи донорских органов. Я заявил, что не собираюсь участвовать в этом грязном деле. Кобылятский засмеялся и спросил, на какие деньги я отремонтировал клинику. «Пусть так, - ответил я. - Если я – ваш соучастник, то готов разделить с вами ответственность. Пусть суд решает». Кобылятский возразил, что до суда дело не дойдет, а мне гарантированы крупные неприятности. Я повесил трубку.

Через пятнадцать минут мне позвонила Ангелина и сказала, что подумала над моими словами и хочет обсудить создавшуюся ситуацию, но не дома, а в нейтральной обстановке, лучше всего в кафе. Я, конечно, согласился, и направился в гараж, к машине, чтобы поехать по указанному Ангелиной адресу. Однако до гаража мне дойти было не суждено: когда я вышел из дома, ко мне подошли два человека в полицейской форме и поинтересовались, не я ли буду Иван Карлович Штутгарт. Я ответил утвердительно, тогда они попросили меня сесть с ними в машину и проехать в управление для того, чтобы ответить на некоторые вопросы, касающиеся моей клиники. Я удивился, что полиция уже знает про преступный бизнес Кобылятского, но безропотно подчинился и сел в их машину. Там сидели еще два полицейских; как только двери закрылись, они набросились на меня и вкололи что-то в руку. Я потерял сознание, а очнулся уже в горном селении, где меня потом держали в подвале почти год. Вот и вся моя печальная история.

- Иван  Карлович, а кого, все-таки, похоронили под вашим именем? – спросил я.

- О том, что у меня были похороны, я впервые услышал от вас. Как всякий мертвец, я не знал, что меня похоронили.

- Иван Карлович, Ангелина приезжала сюда? – задал вопрос Аким.

- Была на днях.

- Зачем?

Иван Карлович потрепал свою бороду и смущенно сказал:

- Вы не поверите, но сначала я решил, что она приехала для того чтобы повидаться со мной. Чем дольше я сидел в этом проклятом подвале, тем меньше зла к Ангелине оставалось в моей душе. Во мне крепла уверенность, что она действовала не по корысти, не по злобе, а по недомыслию, по недостаточной душевной твердости в борьбе с искусителем-Кобылятским.

«Amare simul et sapere ipsi Jovi non datur», то есть любить и в то же время сохранять рассудок не дано даже Юпитеру, а я продолжал любить Ангелину, как это не покажется странным. Знаете, одних женщин мы любим за что-то, других – просто так, а третьих – вопреки всему. Ангелину я любил вопреки всему, - и ослепленный любовью я думал, что и она меня любит. Когда Ангелина появилась в моем подвале, я был уверен, что она бросится мне на грудь, попросит прощения, расскажет о кознях Кобылятского, и затем мы вместе выработаем план моего бегства и разоблачения профессора.

  Увы, я не заметил ни тени раскаяния в поведении моей жены! Она разговаривала со мною ласково, но ласковость эта была фальшивой. О Кобылятском не было сказано ни слова. По сути, Ангелина меня обвинила в том, что со мной случилось. Тем наше свидание и закончилось, – дай бог вам никогда не почувствовать того,  что я чувствовал после этой встречи с Ангелиной!

Иван Карлович махнул рукой и насупился. Аким деликатно переждал несколько минут, а после спросил:

-  Но какова была цель ее визита? Может, она чем-то интересовалась?

-  Вопрос, интересовавший ее, не имеет отношения к делу, о котором мы с вами говорим, - ответил Иван Карлович и отвел глаза в сторону, избегая пронизывающего взгляда Акима.

-     Хорошо,  а профессор Кобылятский, он зачем приезжал?

-   Кобылятский? Он тоже был здесь? Ко мне он не приходил, - заволновался Иван Карлович. - Полагаю, он приезжал проверять работу лаборатории по консервации донорских органов, которую при его помощи оборудовали боевики.

-    Что?! – в один голос воскликнули мы с Акимом.

-    Да, такая лаборатория существует. Я случайно подслушал разговор двух боевиков. За то время, что я провел в плену, я более-менее научился понимать местный язык. Они говорили о страшных вещах: о том, что теперь не надо убивать пленных, а отвозить в лабораторию, где врачи вырежут у них все, что пользуется спросом у солидных покупателей. Таким образом, солдаты неверных понесут заслуженную кару, а воины джихада будут иметь постоянный источник дохода.

-   Где находится эта лаборатория? –  жестко спросил Аким.

-   Не могу знать. Мне не докладывали, - обиделся Иван Карлович.

-  Ладно, выясним… Ну, а ваши мучения закончились, Иван Карлович. Вечером вертолет перебросит нас в военный городок, затем  в ближайшие два-три дня вы будете дома и сможете по полной программе рассчитаться с Кобылятским и Ангелиной!

Иван Карлович покачал головой, улыбнулся и сказал:

- Вас, наверное, удивят мои слова, но я не буду им мстить и домой возвращаться тоже не собираюсь.

- То есть как? – Аким посмотрел на него, как на сумасшедшего.

 - Боюсь, что вы меня не поймете. А вот вам я попробую объяснить, - Иван Карлович обратился ко мне. – За всю свою жизнь я никому не причинил зла, душа моя спокойна и чиста, извините за красивые слова. И я бы не хотел на старости лет осквернить и запачкать душу. Кроме того, я убежден, что людская месть неразумна, слепа и бессмысленна. Жизнь сама неизбежно мстит тем, кто нарушает ее законы, - и мстит так умно и беспощадно, что наказание с лихвой перекрывает преступление. Поэтому я решил не преследовать моих врагов, а предоставить их суду жизни. Домой я не вернусь: у меня есть некое пристанище, вдали от больших городов, - там я и проведу остаток моих дней, по мере сил излечивая заболевших людей.

Аким за его спиной выразительно покрутил пальцем у виска, а вслух сказал:

-    Ладно, Иван Карлович, не будем горячиться. Мы уходим, а с вами майор хотел поговорить. Понимаю, вы устали, но впереди вас ждет отдых. До свидания!

Когда мы вышли из палатки, Аким ухмыльнулся:

-    А доктор-то малость того… Двинулся, просидев год в подвале. Впрочем, к тебе он проникся доверием. Что же, ты его должен уговорить вернуться! По поводу моральных принципов, я думаю, ты найдешь с ним общий язык. Но намотай себе на ус и ему растолкуй, что он является главным свидетелем обвинения против Кобылятского и Ангелины. Не понимаю, почему они его оставили в живых? Во всяком случае, теперь, когда он на свободе, дело обстоит так: либо они его уничтожат, либо он их! Ему не дадут спокойно жить в его норе. Растолкуй ему это.

***

   Относительно сроков нашего возвращения домой Аким ошибся. После перенесенных потрясений Иван Карлович заболел и его отправили в областной город, в госпиталь. Акима эта непредвиденная задержка выводила из себя, он сделался нервным и раздражительным. Мы вернулись в гарнизон, таинственные исчезновения Акима продолжались, но я, как и прежде, не спрашивал, где он бывает.

Я наслаждался чудесной весенней погодой, и блаженная истома охватила меня. Утром я уходил из военного городка, поднимался по дороге на вершину горы и там часами сидел под старым кипарисом на краю обрыва. Я смотрел на реку в ущелье, слышал шум потока, бегущего по камням, и никакие тревожные мысли не беспокоили меня. Предавшись чистому созерцанию, я незаметно погружался в легкую приятную дрему, сквозь которую до меня доносилось жужжание пролетевшей пчелы и пение птиц в цветущем на склонах горы кустарнике. Пробудившись, я брался за книгу о похождениях некоего галантного кавалера при Людовике XV, взятую в гарнизонной библиотеке. Почувствовав голод, доставал из вещмешка полученные в столовой консервы и неспешно поглощал их, запивая чаем из термоса.

После еды приятные раздумья занимали меня. Я размышлял о невероятно отвлеченных вещах, не имеющих никакого отношения к моей жизни, вроде того, - будет ли найдена жизнь на других планетах, или в чем причина гибели неандертальцев? На середине своих размышлений я неизменно засыпал, и спал так сладко, что не чувствовал неудобства от того, что лежал на голой земле…

Когда я возвращался в военный городок, солнце висело уже над самыми вершинами гор, а в ущелье начинали сгущаться сумерки. В гарнизоне мне говорили, что мои одинокие прогулки могут плохо кончиться: не исключена вероятность появления в горах какого-нибудь отряда боевиков. Я соглашался с этим, но продолжал каждое утро подниматься к своему кипарису. В конце концов, моя нирвана была нарушена Акимом. Однажды он с радостным видом сообщил мне, что завтра мы уезжаем, поскольку Иван Карлович выздоровел и выписывается из госпиталя. В галантную эпоху Людовика XV сказали бы, что хрупкая идиллия разрушилась от столкновения с жестокой реальностью…

На следующий день мы приехали в областной город. Иван Карлович поджидал нас в офисе международной благотворительной организации, куда он пришел из госпиталя и где получил новую одежду и небольшую сумму денег на первое время.

Аким, коротко поздоровавшись с Иваном Карловичем, отправился хлопотать насчет билетов домой. Вопрос о нашем общем возвращении он считал положительно решенным, несмотря на то, что мне еще только предстояла беседа с Иваном Карловичем. С тяжелым сердцем я приступил к ней: меня мучили сомнения, - я находил веские доводы в пользу возвращения доктора и не менее веские доводы в пользу его невозвращения.

Иван Карлович сидел за столом в комнате, которую нам любезно предоставили в офисе для разговора, и отрешенно смотрел в окно. В госпитале доктору подстригли волосы и бороду и он был теперь похож одновременно на Антона Павловича Чехова и на Дон Кихота. Меня почему-то смешило это сходство; стараясь не глядеть на его клинообразную бородку, я сказал:

- Иван Карлович, я понимаю, что наша беседа неприятна для нас обоих. Поверьте, я никогда не стал бы ее начинать, если бы был уверен, что вам не надо возвращаться к прежней жизни. Но такой уверенности у меня нет. Позвольте, я приведу те причины, которые заставляют меня сомневаться?

Он пожал плечами.

- Попробуйте.

- Итак, что будет, если вы не вернетесь? Первое, профессор Кобылятский и Ангелина продолжат свою деятельность, и ваша клиника, в которой на протяжении ста лет Штутгарты лечили людей, так и останется источником грязной наживы для Кобылятского. Второе, -  вы, уважаемый Иван Карлович, вряд ли сможете осуществить свою мечту о тихой жизни. Посудите сами, вы сейчас для профессора самый опасный человек, - так позволит ли вам Кобылятский спокойно жить в вашем убежище? Получается, что путь к вашей мирной безмятежной жизни лежит только через разоблачение профессора Кобылятского.

Иван Карлович улыбнулся.

- Простите, я смеюсь не над вами, - сказал он. –  Дело в том, что в своем заточении я много раз, почти слово в слово, говорил себе то же, что вы сказали сейчас. В первые месяцы я просто-таки сгорал от ненависти к Кобылятскому и ужасно хотел ему отомстить. Правда, тогда я еще не думал о том, чтобы оставить клинику и удалиться на покой. Но позже, когда мой душевный настрой переменился, мне стало странно и смешно, что я стремился разыграть роль графа Монте-Кристо.

- Интересно, что же такое случилось с вами в плену? Откуда подобная перемена мыслей? – в свою очередь улыбнулся я.

- Могу рассказать, если вам не надоело меня слушать.

- Пожалуйста.

- Хорошо, что ваш товарищ удалился. При нем мне было бы неудобно рассказывать. Убежден, что тончайшие душевные переживания вызывают у него досаду, он отбрасывает их, как паутину, мешающую ему двигаться к цели. Между тем, эти почти неуловимые нити управляют душой человека, - и чем их больше, тем подвижнее и чувствительнее душа.

В плену в первое время мои переживания упростились до простейших чувств: голод, жажда, холод или жара занимали меня целиком, не оставляя возможности для углубления в кладези сознания. Ненависть к Кобылятскому была единственным моим интеллектуальным чувством тогда. В известном смысле, я был просто животным, ненавидевшим своего обидчика. Страшная вещь неволя, -  она превращает человека в зверя. Ведь человеку легко стать животным, - гораздо легче, чем остаться человеком. 

Поняв, что еще немного, и я начну выть и кусаться, я страшно испугался такой метаморфозы, - и страх этот помог мне спасти человеческое в себе. Поскольку невозможно было сохранить достойный внешний облик в тех условиях, в которых я находился, я стал заботиться исключительно о душе. Прежде всего, я заставил себя презирать потребности моего тела, исключая самые необходимые, и не замечать неудобств, не представляющих опасности для жизни. Не скрою, было трудно. Животная сторона моей натуры отчаянно требовала удовлетворения своих желаний; я изнемогал в борьбе с нею, но все-таки победил ее. Прошло какое-то время, и меня перестали угнетать чувство голода и жажды, дурной запах моей темницы, грязь моего тела; перестали тревожить паразиты, ползающие по моей одежде, и нарывы, разъедающие мою кожу.   

Тут Иван Карлович гордо взглянул на меня, желая, видимо, получить одобрение. «Да-а-а!» – восхищенно протянул я, не смея обидеть доктора.

- Но победа над плотью была бы неполной, если бы не сопровождалась духовным совершенствованием. Сидя в подвале, я подверг тщательному анализу содержимое моего внутреннего мира. Для того чтобы понять особенности своего «ego», мне пришлось взглянуть на ретроспективу его формирования, подумать о том, «откуда я пришел и куда направляюсь?» - «unde venis et quo tendis?». Мысленно я написал автобиографическую исповедь, в которой не утаил от себя никакие, даже самые неприглядные моменты моей жизни. Когда я уставал от непрестанного анализа своей личности, то вспоминал те произведения искусства, которые любил – книги, картины, музыку, - и в уме перечитывал, просматривал и прослушивал их. Не ограничиваясь простым восприятием, я обсуждал все это сам с собою, а иной раз жарко спорил по поводу смысловых понятий и выразительных средств, свойственных отдельным авторам. Ну, а помимо занятий по искусству, я старался в мельчайших деталях припомнить все, что касается медицины, - дабы не потерять профессиональные навыки…

  Судьба благоволит тому, кто упорно движется к своей заветной цели. Вскоре моя борьба за сохранение в себе человеческого начала была неожиданно подкреплена. У горцев, державших меня в подвале, тяжело заболел старейшина рода. Проблема была в том, что ни один врач уже лет десять не появлялся в их селении, а везти старика в город было опасно. Зная, что я врач, они приказали мне помочь старейшине, обещая обеспечить всеми необходимыми препаратами. Болезнь старика оказалась вполне излечимой, я справился с ней. На горцев это произвело впечатление чуда, - они успели забыть, что такое медицина. Я получил послабление режима: теперь в подвал меня запирали лишь на ночь, питание мое улучшилось, мне позволили мыться в ручье и дали хотя и ношенную, но чистую одежду.

Отныне число больных, обращавшихся ко мне за помощью, возрастало день ото дня; волей-неволей я научился местному языку. Общаясь с горцами, я понял, что они искренне считают свою войну борьбой добра со злом и уверены, что вправе применять зло для победы добра. Согласитесь, весьма распространенная, но далеко не оригинальная идея! Но вот эта-то неоригинальность и заставила меня задуматься; в результате долгих размышлений я пришел к следующим выводам. Мир устроен так, что зло в нем универсально, а добро единично. Добро  - это редкий талант, который дается избранным, а их немного в истории человечества. Талантом нельзя поделиться с другими, поэтому попытки распространения добра обречены на провал. Более того, такие попытки только увеличивают количества зла в мире, ибо зло использует добро для расширения своего влияния. Приведу пример: Христос и Магомет хотели добра людям, призывали их к высокой нравственности и спасению души. Но за сотни лет, прошедших после жизни Христа и Магомета, миллионы людей были зверски замучены, истреблены во имя торжества гуманных идей христианства и ислама. Если бы Христос и Магомет могли предвидеть, к чему приведут их проповеди, они, наверное, дали бы обет молчания!

Я мог бы сказать здесь и о многих политических учениях, которые по мысли авторов этих учений должны были принести счастье людям, а принесли величайшее горе; и о множестве реформаторских планов, осуществление которых увеличило зло среди людей.

 Достаточно примеров? Итак, возвращаюсь к тому, с чего я начал: добро – уникальное явление в мире, попытки его распространения непременно заканчиваются усилением зла. Что же ждет нас впереди, спросите вы, если зла становится все больше и добро не может остановить его нарастающий поток? Ответ очевиден: мир людей неизбежно обречен на гибель, - зло уже набрало ту критическую массу, которая погубит человечество. Незадолго до своего пленения я прочитал статью, в которой говорилось, что случающиеся повсюду на Земле катастрофы и стихийные бедствия, количество которых растет с каждым годом, - есть предвестники гибели людского рода. Тогда, прочитав эту статью, я подумал, что в ней сгущены краски, но теперь я считаю ее совершенно правильной. Все указывает на то, что час расплаты близок.

Зачем же мне вмешиваться в неотвратимый ход судьбы? Профессор Кобылятский так или иначе понесет заслуженное наказание. По отношению ко мне он может, конечно, принять те крайние меры, о которых вы говорите, но это не имеет никакого значения. Мне все равно суждена смерть, как и всем живущим на земле. Но кто знает, может быть, я еще осуществлю свою мечту…

Вы не поверите, но в последние недели пребывания в плену я был почти счастлив. Я занимался своим делом, то есть лечил людей, жил по принципу «Neminem laede», что означает «Никому не вреди», - и необыкновенное спокойствие и умиротворенность овладели мною. Я подружился с некоторыми местными жителями, особенно умиляла меня одна девочка - дочь моей пациентки. Славный ребенок! Я часто играл с ней, а она меня жалела, всегда приносила что-то поесть: то лепешку даст, то сушеных черешен в чашку насыплет. Очень мы с ней были дружны! Если бы не приезд Ангелины, разбередивший мне душу, и не отсутствие свободы, я был бы счастлив совершенно… И вот сейчас, когда я на свободе, я очень хочу продолжить такую умиротворенную жизнь. Я знаю некую деревню, где мне будут рады, где я смогу поселиться и быть полезным в качестве доктора….

По-моему, я достаточно ясно объяснил свою позицию и ответил на ваши возражения, не так ли?

- Ну, насчет конца света, это еще бабушка надвое сказала, - заметил я. – Что же касается вашего возвращения, у меня остается последний аргумент в его пользу.

- Какой аргумент? – Иван Карлович скептически усмехнулся.

- Эллис, - проникновенно проговорил я, глядя ему прямо в глаза. – Остается Эллис.

Иван Карлович внезапно покраснел до корней волос.

- А что Эллис? – воровато переспросил он, избегая моего взгляда.

- Вы ей нужны. Она вас любит, - твердо сказал я, не обращая внимания на его смущение.

Он подергал свою бородку и недоверчиво покачал головой.

- Откуда вы знаете? И вообще, как вы узнали про Эллис? В прошлый раз вы мне не ответили. 

 - Эллис направила нас сюда. Как я понимаю, она была уверена, что мы найдем вас здесь.

 - Этого не может быть! Для нее я умер.

- Эх, Иван Карлович, Иван Карлович! Вы же сами превозносили недавно силу любви, – укоризненно сказал я ему. – Почему же вы недооцениваете возможности любящей женщины? Если женщина любит, для нее нет ни преград, ни расстояний; природа не властна над ней и время отступает перед любовью женщины! А вы еще удивляетесь, откуда Эллис узнала, что вы живы. Ничего в этом удивительного нет, любовь не обманешь чужими похоронами. Эллис поняла, что это не вас похоронили, и догадалась, умница, где следует искать доктора Штутгарта. Так можете ли вы обмануть эту девушку, которая ждет вас, которая надеется, что вы обязательно вернетесь и восстановите справедливость?

На лице Ивана Карловича отразилось смятение.

- Я и не представлял, что она так сильно любит меня, - пробормотал он. – То есть, я замечал кое-что, но не полагал, что это так серьезно. Хотя я любил Ангелину, но Эллис всегда…э-э-э… как бы точнее выразиться… Вы меня понимаете?

- Да, Эллис - это Эллис, - сказал я, вздохнув.

- Эллис… - мечтательно произнес Иван Карлович. – Обмануть ее, действительно, нельзя… Смутили вы меня, однако! Я был так убежден в правильности принятого мною решения, а теперь меня вновь начинают одолевать сомнения. Я должен всё обдумать.

- Замечательно. Вы подумайте, а я пока пойду на улицу, подожду там Акима, - сказал я ему и вышел из комнаты.

Аким приехал минут через сорок, разгоряченный и радостный.

- Чего мне стоило достать билеты, одному богу известно! – закричал он, увидев меня. – Уехать из этого города гражданским транспортом невозможно, а у военных своих грузов и пассажиров много. Но я сделал это! И пусть Штутгарт только попробует отказаться от поездки, – я его силой в самолет запихну!

- Не придется. Он добровольно поедет, - поморщился я от безапелляционного тона  Акима.

- Неужели согласился? – спросил Аким недоверчиво.

- Согласится. Я нашел довод, который его убедил, - ответил я.

- А ты, оказывается,  дипломат, - сказал Аким, то ли одобряя, то ли осуждая мои дипломатические способности.

***

Когда мы прилетели домой, то первая, кого мы увидели в аэропорту, была Эллис.

- Кто ее предупредил, что мы возвращаемся? – Аким подозрительно посмотрел на меня и Ивана Карловича.

Мы дружно пожали плечами. Аким еще раз окинул нас взглядом и проворчал что-то про себя.

…Эллис плакала на груди Ивана Карловича. Он растерянно гладил ее по голове и успокаивал:

- Ну, что ты… Ну, я же приехал… К тебе приехал…

- Ко мне? – сквозь слезы воскликнула Эллис, глядя ему в глаза. – Так что же мы стоим! Поехали!

И, подхватив его под руку, она потащила его к выходу из аэропорта. Обернувшись к нам, Иван Карлович крикнул:

- Извините, друзья! Спасибо вам! Еще встретимся!

Аким ухмыльнулся:

- Вот тебе и Эллис! Даже не поблагодарила. Ты понял, как она нами воспользовалась? Мы были нужны ей только для того чтобы вытащить из плена Штутгарта и уговорить его вернуться. Я, стало быть, организатор, а ты – переговорщик. Вот тебе и Эллис! Хороша, нечего сказать! Но откуда она узнала, что доктор жив? Вот загадка!

- Да, загадка, – согласился я с ним.

…Надолго оставлять Ивана Карловича без присмотра Аким не хотел. Мы собирались предстать перед господином Обдираловым, дабы тот мог ознакомиться с материалами расследования и поговорить с важнейшим свидетелем – доктором Штутгартом. Дальше должны были закрутиться жернова юридической мельницы и перемолоть профессора Кобылятского и Ангелину.

Утром Аким позвонил мне и велел выходить из дома, пообещав, что скоро за мной подъедет машина. Я стоял на улице и наслаждался майским теплом, когда около меня остановился автомобиль. Задняя дверь его открылась, и мне сказали:

- Садитесь, пожалуйста. Мы от господина Обдиралова.

Не подозревая подвоха, я влез в машину и не успел опомниться, как меня скрутили и сделали укол в руку. У меня всё поплыло перед глазами, я перестал понимать, где нахожусь и куда меня везут.

Открыв глаза, я долго не мог вспомнить, что со мной случилось. Мой затылок болел, как будто по нему ударили чем-то тяжелым. Я с трудом приподнялся с кушетки, на которой лежал, и огляделся. Я находился в удивительной комнате: три ее стены представляли собой огромные экраны, а четвертая от пола до потолка была задрапирована черным занавесом. Невидимые источники света наполняли все помещение мертвенно-бледным сиянием, от которого хотелось зажмуриться.

Я попытался встать и посмотреть, что скрывается за черной драпировкой, но мой затылок пронзила такая острая боль, что я, застонав, упал на кушетку.

- Лежите, лежите! – раздался мелодичный женский голос и передо мною появилась неизвестно откуда взявшаяся Ангелина.

Она была молода, стройна и дьявольски красива. Ее густые черные волосы ниспадали ей на спину, доставая почти до поясницы. Правильное выразительное лицо имело какие-то неуловимые южные черты, что-то в духе Нефертити или Клеопатры. Большие темные глаза завораживали, притягивали, как магический кристалл, не давая отвести взгляда.

- Лежите, -  повторила Ангелина, мягко обхватила мой затылок своими длинными изящными пальцами и принялась массировать его.

Боль сразу же стала затихать; я расслабился и с наслаждением внимал прикосновению нежных ручек Ангелины, вдыхая странный, волшебный аромат духов, исходивший от нее.

- Вам лучше? – участливо спросила она, склонившись надо мною так низко, что я уткнулся в ее грудь.

- Мне хорошо, - ответил я, чувствуя тепло молодого женского тела.

- Ну, и прекрасно! – раздался вдруг из-за занавеса густой мужской бас и комната погрузилась во тьму, впрочем, лишь на секунду, потому что тут же засветились экраны на трех ее стенах. На них отразилось извержение вулкана: раскаленные потоки кипящей лавы полились по его склонам, сметая и сжигая деревья на своем пути. Картина была настолько реалистичной, что я почти ощутил огнедышащий жар магмы.

Черный занавес поднялся и я увидел мужчину в одежде шекспировской эпохи, в лихо сдвинутой на ухо шляпе с белым пером. С изумлением я заметил, что мужчина без всякой опоры парит в воздухе, не прилагая к этому ни малейших усилий.

- Не пугайтесь, - сказал он. – Это голограмма. Люблю оптические и компьютерные эффекты, простите мою слабость. Позвольте представиться, я - профессор Кобылятский. Вы так долго гонялись за мной, что нам пора познакомиться…. Я слышал, вы хотите погубить меня и мое дело. Разрешите полюбопытствовать, отчего у вас такая неприязнь ко мне? Возможно, вы недовольны тем, как вас лечили в моей клинике?

- В вашей клинике? Я думал, что это клиника Штутгарта, - ответил я.

- Безусловно! Никто не умаляет заслуг всего рода Штутгартов перед Отечеством. Со временем я добьюсь того, чтобы наша клиника называлась Штутгартовской больницей, а на ее территории мы поставим памятник всем докторам из этого семейства… Что касается милейшего Ивана Карловича, то я очень люблю и уважаю его, но согласитесь, добрейший доктор слабо разбирается в конъюнктуре современного рынка. До моего прихода клиника влачила жалкое существование, - она просто-таки разваливалась в буквальном и переносном смысле слова. Скажу без ложной скромности я спас её; результат налицо - больница процветает. Еще раз повторю, - в этом моя и только моя заслуга: именно я спас клинику Штутгарта и оздоровил ее!

Кобылятский щелкнул пальцами и самодовольно подкрутил усы. На экранах показался великолепный остров с райскими деревьями и голубыми озерами; со скал низвергались водопады и шум их сливался с пением райских птиц.

- А процветания вы добились с нелегальной помощью торговли донорскими органами? – ехидно поинтересовался я.

- В том числе! Прошу заметить, - нелегальной, как вы изволили выразиться, только оттого, что наши законы в этой области несовершенны. Ну, а по сути, что здесь плохого, дорогой мой? Что плохого, спрашиваю я вас, если я беру у мертвых то, что нужно живым? Не понимаю, почему такое благое дело не поставлено у нас на поток в масштабе всей страны.

На экранах незамедлительно появился Кремль и зазвучала музыка государственного гимна.

- Не кощунствуйте! – строго сказал я Кобылятскому. – Вы используете пересадку органов исключительно для личного обогащения.

На стенах тут же замерцали какие-то диаграммы и графики. Облик профессора переменился: Кобылятский преобразился в солидного господина, одетого в респектабельный дорогой костюм. Гладко выбритое толстое лицо этого господина имело серьезный, важный и несколько надменный вид. Тоном, не терпящим возражений, Кобылятский проговорил:

- Демагогия, помноженная на экономическую безграмотность! Бизнес, не имеющий потребительской пользы, обречен на разорение. Стабильные, постоянно растущие доходы от нашего предприятия доказывают, что производимый нами продукт необходим потребителю. Получаемая  лично мною часть стоимости, извлекаемая после реализации товара, является компенсацией за интеллектуальные, физические и моральные затраты, понесенные мной. Значительный процент прибыли, приносимой моим предприятием, я, верный своему общественному долгу, отчисляю на благотворительные цели. Между прочим, ваш покровитель господин Обдиралов, организовавший и профинансировавший кампанию по дискредитации моей деятельности, имея значительно больший доход, чем я, переводит на благотворительные нужды несравнимо меньшие суммы.

- А ваша связь с террористами, а лаборатория в горах? – парировал я его выпад.

- Вы и про это узнали? Много же вы накопали! – удивился Кобылятский. – Хорошо, я объясню вам свою позицию. В принципе, я не обязан перед вами отчитываться, но вы мне симпатичны; хотелось бы надеяться, что вы из врага обратитесь в моего союзника.

На экранах виды древних храмов стали сменять друг друга, восточная мелодия сопровождала эти картинки. Кобылятский был теперь загорелым бородатым человеком в в чалме.

- Дорогой мой, - мягко сказал он. –  Я никогда не поддерживал террористов. Правда, я установил кое-какие отношения с определенными этническими и религиозными группами, действующими у нас в стране и за рубежом, но они не занимаются террором, –   хотя, не стану отрицать, среди их представителей есть, к сожалению, экстремисты. Я общаюсь с ними не потому, что разделяю их взгляды. Нет,  другие причины сближают меня с этими безумными идеалистами, которые хотят установить идеальный божественный прядок на земле. Мы стоим на пороге новой этнической эры: господству евроамериканцев приходит конец. Новые народы идут им на смену; они многочисленны, активны, упорны. Посмотрите, - их все больше и больше, они везде, они уже владеют большими территориями и богатствами. Поэтому, думая о будущем своего бизнеса, я просто обязан вращаться ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4


31 декабря 2015

1 лайки
0 рекомендуют

Понравилось произведение? Расскажи друзьям!

Последние отзывы и рецензии на
«Русский дауншифтинг»

Нет отзывов и рецензий
Хотите стать первым?


Просмотр всех рецензий и отзывов (0) | Добавить свою рецензию

Добавить закладку | Просмотр закладок | Добавить на полку

Вернуться назад








© 2014-2019 Сайт, где можно почитать прозу 18+
Правила пользования сайтом :: Договор с сайтом
Рейтинг@Mail.ru Частный вебмастерЧастный вебмастер