Скиталец

- Не вру я. Я правду говорю. - Как доказать, заставить других поверить во что ты сам не верил. Видел, а не хотел верить.

- Все равно, давай свою правду, начало у правды интересное. Стоит послушать. Сейчас узнаем, Черная борода - вожатый в приморском детском лагере. Директор на него жалобу написал. Грабит столовую. У детей яблоки ворует. А он, как следствие покажет, хотел детям праздник Нептуна устроить. Пираты – из драмкружка.

Данька только махнул рукой. Покаянная исповедь продолжалась.  

- Когда мы пришли на корабль….  Нужно сказать по совести, вначале я здорово опозорился. До сих пор стыдно. Не буду вспоминать. Не проси. Капитан все же взял меня юнгой. Я теперь там с ребятами, с другими парнями юнгой работаю. Я еще капитану обед приношу с камбуза. В каюте порядок поддерживаю. И по кораблю, конечно, работать приходится. На мачту иногда залезть, что бы свернуть или развернуть паруса. Это  не просто. Первый раз я чуть было оттуда, сверху, не упал. Корабль и мачта качается, а ты там, на верху. На высоте пятиэтажного дома. Страшновато. И страховки ни какой. Это тебе не в цирке. Но ничего, сейчас у меня получается. Капитан обещал сделать из меня настоящего матроса. У нас  постоянные тренировки. На шпагах учимся сражаться, стрелять из пистолетов. Да много чему учусь.

- Здорово. Ты, Даня, не волнуйся. Ты не волнуйся, Даня, - говорил излишне спокойно Макс, - Сейчас приедут добрые дяденьки, тетеньки в белых халатах. Они помогут тебе. У нас не такое могут вылечить. Медицина, слава богу, у нас хорошая.

- Ты не веришь мне? Не хочешь, не слушай. – Как объяснить тому, кто не хочет слышать.

- Я тебе верю. Верю. Это я так. Давай, рассказывай. – Макс здраво решил, что со скорой помощью можно повременить. Таскай ему в палату потом яблоки с апельсинами, что б послушать, что было дальше. Расскажет, с почестями, с сиреной и мигалкой, отвезут.

- Что тебе рассказать? Мы – пираты. – Тут Даньку осенило. Шарахну Фому неверующего иностранным языком. – Могу о рангоуте рассказать. Впереди на носу корабля бушприт. Там стаксель и кливер. Паруса такие. Дальше, если идти с бака к юту, фок-мачта, потом грот- мачта и бизань. Мачта внизу, выше – стеньги. Я по реям бегал. Хочу стать марсовым. За верхние паруса отвечать.

- Тарабарщину несешь. Что-то знакомое. Кливер – это штанины брюк клеш?

- Не веришь, дело твое. Мы вышли в море. Догнали испанский корабль, захватили его. Парни на абордаж пошли. Я стою на нашей палубе, смотрю. Юнгу в бой не берут. Звон шпаг, крики. Кровь кругом.  Тела падают. Страх один из испанских солдат прямо в двух шагах от меня. Я перепугался. Стою, с места сдвинуться не могу. Ребята закончили, перебили всех.  Потом трупы за борт выкинули. Хлорку они с собой не возят. Палубу горячим уксусом поливают. Микробов уничтожают, запах крови устраняют.  Освежители воздуха не используют. Может так дешевле. Меня будто парализовало. Стою, сдвинуться не могу. Капитан подходит, на нем кровь. Рука в крови. Давай меня тормошить. Умываться ему надо. Польешь воду на руки.

- Кровавая рука дотянулась до тебя, вцепилась. Жуть!- Вполне в духе Дани. Сейчас отрубленные головы в сундуках с золотом. Флинт стоит за штурвалом, на плече попугай. Кричит: тысяча чертей вам в глотку.

- Сам ты кровавая рука. Это капитан Свен, - Данька обижается. - Ты мне совсем не веришь?

- Ну, верю. Дальше, что было, - заслушаешься Данькиными байками. Всякий раз что-то новое. Выдумщик.

- Пошли в каюту. Капитан умылся. Через два дня вернулись в наш порт на Тортугу. Капитан разделил добычу, выдал всем долю. Зарплата по-ихнему. Часть добычи и мне выдал. - Данька достал несколько золотых монет и драгоценных камней, положил их на стол перед другом.

- О! Это что? – Макс не верил своим глазам. Брал, рассматривал. Верил и не верил в рассказ Даньки. Должно быть другое объяснение. Мать из музея принесла, на время. Ремонт какой там, соседи сверху затопили.

- Я тебе объясняю, добыча. Моя часть. Положено нам пиратам. Дурья башка, там по банковским карточкам не распихивают. Сам слышал, как пацаны по палубе топали. В кассу бежали. Мне капитан принес. Первая зарплата.

Рыбки в аквариуме засуетились. Некоторые видели себя уже золотыми. Напевали: оставайся, Даня, с нами, будешь нашим королем.

- Ну, Дань, оказывается, не плохо зарабатывают пираты. Доходный бизнес. А у вас там как, платят регулярно? Премии? От выработки дают? Сколько кораблей окучили, столько и получи? Аванс? Расчет?

- Откуда я знаю. Я первый раз был в походе.

- Узнай в отделе кадров. В бухгалтерию зайди. Трудовой договор проверь. Обманут, и управы потом на них не найдешь.

Темные времена были, скажу я вам. Директор, ну капитан, обжулить норовит. Вместо заявления в суд – черная метка. Поймают, без суда и следствия вешают. Без адвоката я тебе, гражданин следователь, ничего говорить не буду. За сотрудничество со следствием сколько скинешь?

- Дело совсем не в том, Максим. Я покаяться тебе хотел. Сказать, что я там каждую ночь бываю. Среди пиратов и убийц. Может, ты не захочешь меня знать.

- Брось, Даня. Нашу дружбу с тобой не разбить, – говорил Максим. - Все остальное - ерунда.

- Я же, Макс, с убийцами? – Даня пытался вразумить друга.

- С убийцами, так с убийцами. Что ж придется тебе ответь по закону. Соберутся судьи в белых халатах. Присяжные. Их в соседней палате найдут. Адвокатом сам Наполеон. Приговорят тебя к пожизненному. Может, заменят на шокотерапию.

- Издеваешься?

- Не издеваюсь, Даня. Все это там, в том мире. В нашем мире ты не преступник. Нет состава преступлений. Нет доказательств. И в том мире, ты не преступник. То, что вы захватили, вы захватили в честном бою. Не исподтишка по предательски. Это военный трофей.

- Так мы с тобой, Макс, остаемся друзьями?

- Конечно. Мы с тобой друзья. Ты расскажи, как там жизнь. На корабле.

- Устройство корабля тебя интересует?

- Наверное. Сколько там кают? Как кормят?

- Я тебе пытался описать. Про верхнюю палубу, квартердек, я немного рассказал. Парни с бака, это матросы. У нас трехмачтовый корабль. Два паруса прямые, один – косой. От носа, бака, идешь на шкафут. Между фок-мачтой и грос-мачтой. Проход по бортам. В центре обрешетка, для вентиляции. Идем к бизань-мачте. Корма или ют. Тут шканцы. Ахтердек. С нее на палубу внизу, опрердек, ведет трап. На шканцах обитает капитан. Тут управление корабля. Штурвал. Святое место – штурманское кресло. Нижние палубы: опер-дек, мидель-дек, орлоп-дек. Ниже трюм. В носовой части – водяной трюм. Теснота там необыкновенная. В средине хранят канаты и всякую всячину. Дальше грузовой трюм. Кубрик и камбуз на баке в опер-деке. Рантгоут -  - это прежде всего мачты и реи. Различают рангоут неподвижный и подвижной. Неподвижный рангоут жестко соединен с корпусом судна, палубами и надстройками, подвижной установлен так, что его можно устанавливать в нужное рабочее положение. Тут рассказать сложно. В названиях запутаешься. Названия рей, парусов, другой оснастки. Хотя разобраться можно. На них забираются по вантам. Ступеньки – выблёнки, на расстоянии саниметров сорок друг от друга. Настоящие марсовые могут такое показать! Вантовые акробаты. Сайрус при мне перелазил с грот- марса- реи на фор-брам-рей по фор-брам-брасам. А там высота!

- Данька, у меня башка к такому не привыкла. Я не о высоте, а о той тарабарщине, что ты несешь.

-  А матрос должен знать каждую деталь, все названия. Стоячий и бегучий такелаж.

- Обалдеть. А ты с этой гросы на ту фиговину перелезть можешь?

- Пока нет. Но научусь.

Учись, Даня, тебе это пригодиться. Позже. И жизнь будет поставлена на кон.

- А где вы обедаете?

- тебе бы пожрать. Матросы в кубрике. Реже на палубе. Особой утвари нет. Капитан у себя в каюте. Тут с посудой проще.

- Спите вы где, ну кровати там?

- Матросы в гамаках. Его сшить надо. Парусина, по бокам шкерты, вешают на крючках. Тут сноровка нужна. Не правильно повесишь, вывалишься при качке. Или почти стоя спать будешь. Их чаще шьют парусники, мастера. Их каболками зовут. Они и последнюю рубашку шьют. Зашивают в твой гамак – и в воду.

- Романтика. Меня жуть берет. А ванна, туалет?

- Моемся морской водой. Пресная используется редко. Комната раздумий, гальюн, на баке. Висишь возле бушприта, думаешь о бренности жизни. В шторм можешь и не вернуться.

- Даня. Я после этого на твой круизный лайнер ни ногой. В таких условиях Бармалей кажется мальчишкой. С развлечениями, полагаю, там туго. В карты мужики режутся.

- Не угадал. Чертов песенник выбрасывают за борт. В кости по маленькой можно. Парням бы поспать, рукодельем заняты. Ковры из каната вяжут, из дерева поделки.

- Врач там есть?

- У нас костореза нет. Врачи ампутируют что попадется. Мой друг Брайан за врача. Он чип, плотник. Кусок деревяшки – чип. Такая жизнь. Давай выпьем шотландского кофе.

- У меня шотландского нет. Нескафе пойдет?

- Шотландским угостимся. Сухари гони.

 Макс с Даней пережигали сухари в духовке. На кухне стоял дым.

- Соседи прибегут. Орать будут. – сокрушался Макс.

- Мы им кофе нальем.

Пережжённый сухарь заварили в кипятке, процедили. Разлили в чашки.

- Даня, а может сюда меда положить, так мне не выпить. – Взмолился Макс.

- Из сухопутной крысы янмаат не получится. Слабак.

- Кто? Я им быть не хочу. Разонравилось.

- Янмаат по-голландски океанский моряк. Сухопутный червь,  таких море не терпит. – Данька корчил из себя бывалого моряка.

- Хвастун. В лобешник хочешь. – Максим шутливо замахнулся.

- Эй, ты! История тебе не простит. Колумба ударить в лоб. Человечество тебя проклянет.

- Не думаю. На Земле давно все острова открыли. Если только айсбергам будут давать имена. Так они растают.

- В тех местах. Где я плаваю. Еще не все земли открыты. Островам свое имя дам.

Хвастун. Вот ух хвастун. – Решил Сеятель-Жнец. – Но есть что-то в твоей наглости. Звезда в созвездии Лебедя. Свен – swan, твой капитан. А ты – swank, хвастовство ходячее. Бойтесь своих желаний. Боги могут услышать и исполнить.   

        Данька сидел в каюте капитана. Удобно устроился на стуле. Развалился. Чистил пистолеты. Капитан сидел за своим столом, курил трубку. И смотрел, как табачный дым поднимается к верху. Настроение у капитана было хорошее, и он обратился к юнге:

- Дэн, мы скоро придем на Тортугу. Я подумал, может тебе сойти на берег навсегда.

- Как, капитан, навсегда?! - это было так неожиданно, словно табуреткой по голове. Данька помнил, как Сол говорил, что изгнанник со «Скитальца» опозорен на всю жизнь. С ним последний негодяй не поздоровается. Его списать? Он что, хуже любого урода?! Пистолет чуть не выпал из рук юнги.

- Очень просто. Я тебе денег дам. Начнешь новую жизнь. Пока ты окончательно не связался с нами. Будет у тебя все нормально. Обычный человек. Как юнга? – Свену казалось, что он отлично решил задачу. Мальчишка молод. У него вся жизнь впереди. Он, Свен, может помочь с новой жизнью. И пламя в аду будет ласковей к грешному капитану.

 Данька вскочил на ноги. Ему и денег дадут, лишь бы ушел. Он такая мразь, что готовы заплатить, только не видеть. Что б тебе мачты переломать! Внутри все похолодело. Да его… Да ему…

- Капитан, вы что, вышвырнуть меня решили? – Дэн зпдыхался от возмущения. - Да? Вышвырнуть с корабля? Если вы решили меня вышвырнуть, можете вышвырнуть прямо здесь, в открытом море. Зачем откладывать! Выкиньте!!!

 Обида рвалась из Даньки. После такого он даже в своем мире не сможет в глаза маме смотреть. И Максу не объяснить. Как последнего труса! Как последнюю скотину спишут!

- Дэн, ты чего? Я просто предложил тебе. – Свен не понял, чего мальчишка так взвился. Отложил трубку, наблюдая за юнгой. Реветь начнет или с кулаками бросится. - Если хочешь, можешь сойти с корабля. Ни кто не будет в обиде. Я хотел, что бы ты понял, у тебя еще есть выбор.

Парень стоял, хлопал ресницами. Обиженный ребенок. Глаза капитана смеялись. Того и гляди, запустит пистолетом и в рев.

- Капитан, я сделал свой выбор. Я останусь здесь, на корабле. Можете попробовать меня выкинуть, но я все равно буду здесь. Все равно вернусь. – Не хватает еще ногой топнуть.

Норов то какой. Упрямый черт. Не ошибся я в нем.

- Ладно, не кипятись. Остынь, юнга. Хочешь, оставайся. – Капитан прятал от себя, что рад решению юнги. Он хотел оградить парня от нелегкой жизни пирата, но еще больше хотел оставить на корабле.

 Данька немного успокоился, сел и продолжил чистить пистолет.

- Капитан,- обратился он к Свену. Дэн переводил разговор в спокойное русло.

- Да, юнга.

- А у вас нет второго кинжала? – Не умел и не любил Данька попрошайничать, но хотел для Максима привезти хороший подарок. Выбрать на рынке не решался. Подсунут хлам.

- Тебе зачем? Хочешь попробовать с двумя кинжалами драться?

- Нет, капитан. Я  прошу для друга. Для лучшего друга в подарок.

- Если для лучшего друга - найду. - Капитан отложил трубку, залез в свой шкаф. Достал кинжал. Посмотрел, достойный ли подарок предлагает. Для друга.

- Вот, держи. Мне кажется, не плохая работа.

 Данька взял. Оценил вещь.  Знатоком он не был, но кинжал был красивый.

- Можно, я скажу, что это от вас подарок? – вот Макс обрадуется.

- От меня, так от меня, - согласился капитан.  И снова пустил кольцо дыма вверх.

 В Даньку, словно черт, какой вселился, и он попросил капитана:

- Можно, я этому пленнику, испанцу, еды и воды отнесу? – Сам продолжал усердно чистить оружие. Вроде задал вопрос между прочим. Хитрый мальчишка.

- Что ж, если хочешь, можешь отнести. – Капитан принял игру. Вопрос вскользь и ответ без единой эмоции. Посмотрим, что предложит юнга дальше.  

- Так вы, капитан, его помилуете? Не тронете? – Дэн дипломат из тебя не получился.

    Привязался мальчишка! Зудит и зудит. Так я тебе и скажу!

- Дэн, я уже говорил: у пирата каменное сердце. Вернемся на наш остров, и я его сожгу. Этого испанца, - сейчас капитан больше походил на упрямого ребенка. Он сожжет, потому что сожжет. Решил он так. - Надо сжечь, что б землю очистить.

Возможно, тут примешивалась мелочная месть. Пусть мальчишка понервничает. Хорошее наказание.

Рыба-прилипала, истинный моряк, не отстанет, не сдастся.

- Капитан, вы врете, что у пирата каменок сердце. Вы не тронете этого парня.

Капля точит камень. Дети постоянно пользуются таким приемом, у них получается. Можно поторговаться: уроки выучу, мусор вынесу. Похныкать. Или весь вечер ходить, главное почаще попадаться на глаза, демонстрируя скорбь вселенскую.

- Что? Юнга, как ты разговариваешь со своим капитаном?! Это  что за порядки. Я сказал, сожгу, и все, но голос говорил об обратном. – Я здесь решаю.

- Нет, капитан, вы не станете его жечь, - канючил юнга. Не стоит сразу менять тактику.

 - Ты чего? Ты своему капитану перечишь? – Свен боролся с ослушником.

- Капитан, пораскиньте мозгами. Зачем вам его жечь? Мозгами пораскиньте. У вас что, мало мозгов?  Займите что ли. Ну, хоть у меня, у юнги. – Не в лоб, но суть проста. Слабо помиловать? Не додумался сам? На слабо клюют самые умные и сильные. Хочется им подтвердить свой статус. Пояс чемпиона сохранить.

- Что?! Занять мозги у тебя, мальчишка! Как ты смеешь. - Капитан встал, грозно посмотрел на юнгу

 Данька вскочил и ловко спрятался за стул.

- Я не о вас капитан. Я о других. – Тут главное маневры. Пусть противник верит, что выиграл, так проигрывать слаще. - Вы у нас вон какой. Умный, бодрый. По палубе даже без тросточки ходите. У нас сильный молодой капитан. Это другие подагрой мучаются. И слабоумием страдают.

До чего наглая подрастает молодежь. Не ценят опыт поколений. Смеются над взрослыми.

- Дэн, а ремнем тебя не погладить, как следует, – капитан смеялся. Надо же, какой паршивец,  – Хорошо, можешь снести воду и еду. Только при одном условии, не позволяй ему наедятся на что-то. Это очень тяжело, очень больно, когда надеешься, а потом теряешь надежду. Я знаю это по себе. Или когда у тебя надежду отнимут. Это все равно, как умереть дважды. Каким бы он не был, испанец, я не хочу ему этого. Не хочу, что б он дважды умер. Обещаешь?

- Да, капитан. Конечно, обещаю. Я снесу ему воды. – Даня достиг желаемого. Он знал, Свен не вредный мужик.

  Данька отложил пистолет, вышел на палубу. Что бы просто подышать морским воздухом. Капитан хороший мужик. Вовсе он не такой жестокий. Да. Да. Он прячется от себя и от других. Хочет показать, что он страшный, жестокий, кровожадный. Ведь он, Данька, то же порой прикидывается дурачком с Тракторной улицы, что бы никто не заметил, что он другой. Капитан - большая загадка. Он по себе знает, как терять надежду. Значит, у него была надежда. Значит, в его жизни было что-то такое, о чем он, Данька,  не знает. Бедный капитан.  Дане стало жаль его. Может, пойти ободрить его. Хоть песенку спеть.

 Капитан, капитан, улыбнитесь. Ведь улыбка- это флаг корабля

 Капитан, капитан, подтянитесь, только смелым покоряются моря.

 Даня знал,  капитану вовсе не нужны ни эти песенки, ни жалость, ни ободрение. Капитан сильный и гордый  человек. Он умеет держать удар.  И не согнется, не сломается под ударами судьбы. Такой у него капитан.

         Данька вышел из ванной. Весь распаренный. Вытирает голову полотенцем.  Мать сидела на диване и пришивала пуговицу к его рубашке.

Даня, продолжая вытирать голову, уселся в кресло. Телевизор вещал о самых срочных и важных событиях в мире. Мария Поглядывала на сына. Он был здесь, рядом. Можно протянуть руку и коснуться. В этом ее счастье.

- Мам, вода сегодня отличная. Напор замечательный.

- С легким паром, Даня. – Очередной стежок. Взгляд.

- Спасибо, мама. Мы возвращаемся в порт на Тортугу. –Хоть этим порадует мать.

- Наконец-то,- мать оживилась. - Я меньше буду беспокоиться. Не много дома побудете. – Как не говори, суша казалась ей местом более безопасным. Она верила в надежность современных кораблей, самолетов. Катастрофы бывают, но редко. Парусные суда, в мыслях ее, были хрупкими и уязвимыми.  

- Да, мама. Мы захватили очередной испанский корабль. Ребята там хорошо поработали. Всех прикончили, трупы, как всегда, за борт. Я в каюте сидел, как обещал. В сундуке, правда, не прятался.  

- Даня, как ты можешь такое говорить! Это же люди. В каюте сидел, правильно. Не чего по палубе шляться.

- Какие люди. Это враги. Мы с ними боремся. Мы в честном бою.

- Дань, все равно, они люди.

- Ладно, мама,- Данька отнес полотенце в ванную, вернулся, подошел к креслу, плюхнулся в него, – Устали безумно. Накануне попали в шторм. Он внезапно пришел. Паруса убирали в спешном порядке.

- Даня, ты в шторм лазил на эту колокольню?

- На мачту. На грот-бом-брамсель-рей.

- Эта твоя бом, брам, грит высоко? – Мария не могла даже проговорить весь набор звуков. Для нее бессмысленных.

- Метров сорок от палубы. Я хочу стать марсовым. На верху здорово. Свени в оверштаге заложил крутой галс, такой крен был. Мачта над водой. Я думал, рукой достану гребень волны.

Даня, хвастун, маме и без этого страшно. А твои оверштаги приводят в ужас.

- Капитан удержал «Скитальца». Минута и опрокинуться могли. Свен мастер. Классный шкипер. После корабль в порядок приводили. Думал свалюсь с ног. Тут испанец. Парни с капитаном в бой. Свен вернулся и мне предложил фехтовать. Откуда в нем столько энергии.

- Изверг, твой капитан. Ты не совершеннолетний. Тебе не положено столько работать.

- Мама, мы боролись со стихией. Тут нет возраста. Там говорят, люди делятся на живых, мертвых и тех, кто в море. Мы нынче хорошую добычу взяли.

- Нужна тебе эта добыча! Какие все же вы. Всех перебили, выбросили. Ну, что ты такое у меня? В шторм куда-то лезешь.  

- Мама, а мы не всех перебили. – Даня решил отвлечь мать от шторма. Что его дернуло обо всем рассказывать. Язык твой враг.

- Не всех? – Мария облегченно вздохнула.

- Да, не всех, они могли сдаться. Им груз жалко потерять.

- И то хорошо. А кто выжил?

- Сейчас. – Даньке хотелось рассказать все. - Мы с капитаном после боя… У нас традиция, после боя заняться фехтованием. Мы только собрались фехтовать немножко, тут старпом притащил испанского парнишку. Лет пятнадцати. Весь перепуганный. Пищит чего-то. Типа, помогите, пощадите. Колин, старпом, говорит, нашли мышку, в трюме прятался за тюками. А мы его оттуда вытащили. Что, говорит, капитан, мы с ним делать будем. Глотку перережем или так в море выбросим? К акулам, так просто. – Данька не был жесток, он был молод. Хотелось выглядеть крутым. В таком возрасте сложно определить грань между бравадой и жестокостью. Как просто потерять курс. Или в твоих мерках, Даня, галс.

- Господи, Даня. Вы там, что изверги? – Мать всплеснула руками.

- Нет, мама. Капитан говорит, к акулам выбросим. – Глупому мальчишке сейчас смешно. Он знает, Свен изменил свое решение.

- Мальчишку к акулам?

- А что? Капитан после передумал: запри его в трюм. Вернемся на Тортугу, на площади живьем сожжем. Вот так!

- Даня, твой капитан- изувер.

- Мам, там времена такие. Инквизиция же всех сжигает. Вот капитан и решил. Сожжем, народ порадуем…

- Как вы так можете, живых людей жечь. – Мария вернулась к штопке рубашки. Подобное для нее было похоже на сериал. Убивают, жгут. ЕЕ сына не касается, и ладно. Обычно так наш разум справляется с информацией, которая выходит за рамки его возможностей. Отложить, вовсе отбросить. Более семидесяти процентов из нас – безумцы, остальные – отупевшие от быта люди. Разумных единицы.

- Времена такие, мама. Суровые, жестокие. – Испытанное оправдание.

-Дань, вот ты говоришь, этот мальчишка, испуганный. А ты, на его месте, не испугался бы? Пережить такое.

- Испугался бы, наверно. – У Дани начиналось просветление. - Если честно, я поговорил с капитаном пару раз. Первый раз он меня в шею выгнал. Я просил за мальчишку, что б его в живых оставили. Сейчас поговорил. Капитан разрешил отнести парню воду и еду. Говорит, не дари ему надежду, что я его в живых оставлю. Но я уверен, капитан не тронет  испанца. Он не такой. Он только говорит: у пирата каменное сердце  Так я ему и поверил. Вовсе оно у него не каменное. Он не тронет его. Вот увидишь, мама, не тронет.

- Ладно, Даня, - мать закончила пришивать пуговицу, отдала рубашку сыну, - Оденешь потом. Что, сынок, может спать? Отдохни после ванны.

- Давай, мама, спать. – Согласился Дэн. Юнга Дэн то же устал.

 Данька отправился в свою комнату. Мать, как обычно заглянула к нему на минуту

- Спокойной ночи, сынок. И как там у вас говорят, счастливого плаванья.

- Нет, семь футов под килем. – надо спросить у Брайана, какие части корабля находятся ниже ватерлинии. Как много нужно выучить.  

- Что ж, пусть будет семь футов под килем.

 За окном зажигались фонари. Вспыхивали окна домов на противоположной стороне улицы. Темнело небо. Данька погладил плюшевого медведя. Кивнул своему «маленькому матросу», восседавшему на тумбочке. Натянул на себя одеяло, закрыл  глаза.

       Свен обходил корабль.  Брин следовал за ним. Такие обходы капитан проводил регулярно. Оюычно, командир не предупреждал, что пойдет с проверкой. Но парни с бака каким-то шестым чувством  заранее определяли, сегодня Свен придет по их души. Голубые небеса что ли становились темнее или вода вблизи корабля меняла окрас. Боцман следил за приметами. По цвету воды и неба можно предсказать шторм. Часто мог сделать предсказать шторм. Но проверки чувствовали только матросы. Брин вглядывался в синие воды, в небо. Пара легких облачка на небосводе. Легкая волна за бортом. Как эти черти почуяли, что капитан вышел осмотреть корабль? Пр настороженным взглядам и особой тишине ясно, они знают. Свен медленно прошел по палубе. Особо внимательно проверял порядок, как прибита каждая досочка. Каждую соринку заметит. Брайан шел чуть позади. Капитан не спустит ни одного огреха. Свен заглянул на камбуз, спустился в кубрик. Заглядывал за рундуки. Проверял каждую мелочь. Не прошел мимо галереи, что вела вдоль кубрика по борту. Это вотчина Брайана, он и ребята отвечают за целостность корпуса, здесь смолили борта. На опердеке и орлопдеке осмотрел пушки. Заглянул под каждую. Под двумя орудиями обнаружил грязь. Кому-то из матросов придется ползать на коленях с «песенником» в руках, чистить пол куском пемзы.

Свен не кричал и не бранился, если замечал ошибки своих матросов. Все замечания только взглядом. Но как он смотрел, от этого взгляда даже боцман съеживался. Матросы смолкали, как только Свен проходил мимо. Ясно, боцман потом объяснит нерадивым парням их обязанности. Капитан подошел к фок-мачте. Мгновение, и он по вантам быстро взбирается на верх, лишь рукой дав знак, что бы все оставались на месте. Брайан смотрит, как ловко капитан оказался на фок-брам-рее. Осмотрел шкаторину паруса. Пробежал к концу реи, проверил крепление штоковых и ноковых углов паруса. Спустился вниз. Марсовые хорошо работали, замечаний нет. Кивок головы, все свободны.

- Мальчишка, - почти шепотом говорил Брин. – Лазить по мачтам.

Не ясно, осуждает ли он капитана, или восхищается. Брайан восхищался. Не каждый командир сам заглянет в любой уголок. Парни то же довольны. Они не зря стараются. И капитан у них не чурается забраться на мачту. Есть и те, кто ворчит, но их немного. Те, кто проштрафился. В другой раз лучше будут работать.

Уже в своей каюте Свен сказал боцману:

-  Брин, лучше тебя никто не смог бы смотреть за нашим «Скитальце». И парни хорошо работают. Полагаю, дальше все будет так же.

- Свен, мы все любим наш корабль. Иначе и быть не может.

Часть 10

           Когда капитан разрешил накормить пленника, Данька был рад. Он бегал по палубе в припрыжку.

- Капитан, а ты все-таки хороший. - Данька ликовал. По дороге он встретил Сола. Пробегая мимо, он стукнул ладонью друга по плечу и пробежал мимо. Сол ни кому не обращаясь:

- Это он чего?

- Это капитан,- высказал  догадку Брайан, - ему фитиль вставил. Летит, как ядро из пушки.

-А, - протянул Сол, будто что-то понял, но ничего при этом не понимал.

 Данька обежал почти весь корабль. Увидел на баке, двое парней драят палубу, и присоединился к ним.  Он лихо подпрыгивал, ловко двигался. Наверно, из таких движений и родился задорный матросский танец. Энергия била через край.  Подошел боцман Брин.

- Ты чего, юнга, прыгаешь? - Брин сурово насупил брови.

Задать бы мальчишке хорошую трепку, и вовсе не за то, что прыгает. Уж больно задорно он это делает. Но никто не отменял дисциплину. Боцману хотелось самому прыгать так  же, но возраст и положение не позволяли.  Вот и пытался скрыть свое желание за суровостью.

- Я, господин боцман, палубу драю, - Данька, словно не замечал суровости командира.

-Ну-ну. Остынь немного. Остуди дурную башку, - боцман только махнул рукой.

- Есть, господин боцман, - ответил Дэн, но остановиться не  мог.

 Брин отошел, а Данька решил остудить голову, но так же  бесшабашно. Он зачерпнул ведро воды и вылил  сверху на себя. Свен обходил корабль и увидел эти водные процедуры.

- Брин, это что там?- Спросил он своего боцмана. Чего юнга озорничает? Работа на корабле - дело серьезное.  

 Боцман то же смотрел на юнгу. Нашел оправдание мальчишке. Пусть капитан выскажет недовольство ему. Молодым надо выплеснуть энергию.

- Я ему сказал, что бы он остудил свою дурную башку. Он решил последовать моему совету.

Капитан покачал головой:

- Мальчишка. Ребенок, - отвернулся, пряча улыбку.

- Капитан, - сказал Брин, - вспомни, когда-то и ты был таким мальчишкой. Пусть я не застал тебя в его возрасте, но и сейчас ты по вантам бегаешь не хуже простого матроса. Капитану надо быть серьезнее.

- Было дело. Было. А ты то не вспоминаешь свое детство? – Свен решил не обращать внимания на последнее замечание.

- Иногда, особенно глядя на этих ребят. – Боцман грустно вздохнул. Годы идут. Нет, они бегут. Не успеешь оглянуться, а старость встречает на пирсе. Как он будет без моря, без своего корабля? День этот пугал старого пирата. Нищета не грозила, боялся заглянуть в глаза собственной тоске.

- Да, - вздохнул капитан, - вернуться в детство нам не дано. Только вот так со стороны посмотреть. Пойдем, Брин. – Свен был моложе боцмана, но остро чувствовал душевное одиночество. Море и корабль, парни, «смоляные куртки», были его единственной опорой. Потерять их, страшнее смерти.

         Данька смотрел вверх, на солнце – махнул ему рукой и крикнул: привет, рыжий !  И вновь принялся за дело. В обед юнга собрал на стол капитану. Расставил чашки. Присел рядом с капитаном. Капитан приступил к еде, посмотрел на юнгу:

- Дэн, ты, что так прыгаешь? Чего развеселился? - Свен не мог понять радости парня.

- Так, капитан. Я вовсе не веселился, - было не ловко признаться, что виной такого поведения был Свен, вера в то, что капитан такой замечательный.

- Все же, что так тебя развеселило? - Настаивал капитан.

Данька решил ничего не  говорить капитану. Он не мог объяснить то, что чувствовал. Как бы его отвлечь? Решился. Защитная личина. Он втянул не много шею в плечи, плечи опустил. Ручки неловкие, глазки моргают и рот полуоткрыт. Пытается попасть ложкой в рот.

-  Кок сегодня вкусно приготовил, - говорит голосом больного ребенка, - ложку оближешь.

  Капитан посмотрел на Дэна. Только что за столом сидел нормальный парень, а сейчас  напротив сидит полу-идиот. Калека.

- Вкусно очень, капитан, - продолжает идиот. Глазки моргают, голова дергается, - Можно, капитан, я после обеда книжечку возьму?

- Можно. Ты умеешь читать? – Редкое уменье среди портовых мальчишек. Мало кто посещал монастырские школы. Обучение в школах по карману не всякому.

- Нет, мне книжку с картинками надо. Я картинки посмотрю.

- Хочешь, смотри, - отмахнулся Свен. Поведение юнги объяснил усталостью.

    Он не мог понять, что произошло с юнгой и другого не предполагал.  Когда они закончили обед, Дэн поднялся и, волоча ноги, добрался до шкафа. Открыл, не ловко вытащил книгу.

- Вот она, – раскрыл книгу - Геометрия. Картиночки, какие. Что написано? Сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы.  Слова-то, какие.

- Ты умеешь читать?- Вновь спросил капитан. Пацан, очевидно, общался ср святыми отцами.

  Юнга закрыл книгу, поставил ее на место и проговорил:

- Отношение длины противолежащего углу катета к длине гипотенузы – синус этого угла. Отношение длины противолежащего к углу  катета к  длине прилежащего - тангенс угла.

- Дэн, ты это знаешь? - Свен был озадачен.

- Нет, капитан. Если к двум третям прибавить одну шестую, то получим пять шестых.

- Юнга, где ты научился этому? – Удивительный случай. Мать парня – вот откуда он знает такие вещи.

- Не знаю. Капитан, я сейчас все уберу. – Он, опять шаркая ногами, подошел, собрал посуду и пошел с ней на камбуз. Капитан потерял всякий интерес к шальной радости Дэна. Цель достигнута.

  Когда выходил из каюты, запнулся о порог и чуть не упал. Свен вскочил, надеясь подхватить мальчишку, но Дэн повернулся, подмигнул капитану и пошел прочь обычной походкой.

- Вот артист, вот клоун. Кто бы мог подумать. А парень грамоту знает, считать умеет. Для простого матроса это  много. Из него выйдет толк.

  Данька, весело размахивая корзиной, шел на камбуз. Встретил Брайана.

- Дэн, ты чего сегодня такой? – Корабельный плотник первым хотел допытаться  Бегаешь, прыгаешь. На солнце бросился.

- Настроение у меня хорошее. И солнце замечательное, - Дэн рассмеялся.

- Тебе сейчас скажи, ты мигом на мачту взлетишь, - точно определил состояние друга Брайан.

 -  Я и на мачту могу. А солнце отличная звезда. А над городом встает звезда под названием Солнце, - пропел Данька.

- Какая это звезда? Солнце – это солнце. А звезды они ночью бывают. – Резонно поправил плотник юнгу. Такое малые дети знают.

- Брайан, звезды – это то же  солнце. Только очень далеко от нас. Если какой-то предмет далеко от тебя, ты видишь его маленьким, - пытался объяснить Даня. Такую очевидную вещь может понять любой.

- Ну, да. Дэн, солнце оно большое и яркое.  И оно вращается вокруг земли, всходит и заходит. – так говорят ученые монахи. Только Брайану на это плевать, главное светит исправно.

    Даня улыбнулся, как просто говорить то, что знают все. Он же поведал капитану, что море большое и соленое.

- Брайан, не солнце вращается вокруг земли, а земля - вокруг солнца. – Крамолу несешь, Даня. За такое и отлучить от церкви могут. Умрешь без покаяния. В освященную землю не зароют твои останки. Моряки не страшатся такой участи. Завернут в парусину, волны примут грешника.

- Как не солнце? - Брайан удивился, такого быть не может:  Земля- центр мироздания, а солнце вращается вокруг земли. По другому и не представишь. Он чувствует, земная твердь стоит на месте.

      Об этом сказано в писании. Он его не читал, не грамотен, но умные люди так сказали. Иначе и быть не может: так задумал Господь.

- Брайан, все не так. Земля вращается вокруг солнца. Нам только кажется,  что наоборот. Посмотри наверх. Вроде, смотри, солнце, светило качается над снастями. Но ты знаешь, если ты стоишь на земле, солнце не качается. Здесь качается корабль и мачта, и нам кажется - качается солнце.

- Странный ты какой-то, Дэн. Вроде наш парень и не наш. Солнце и на земле качается, когда выпьешь.- Рассмеялся плотник.

- Да ваш я, ваш. Как говорят в письмах знатные господа: искренне ваш Дэн, юнга.

  Даня пошел дальше на камбуз. Здесь он собрал немного еды и прихватил кувшин воды для пленника.  Возле  входа в трюм Даньку остановил матрос:

- Ты чего, Дэн? К испанцу?

- Капитан приказал накормить узника, - Даня нашел простое и понятное объяснение своему поступку.

- Что его кормить, все равно один конец. – Матросы бережно относились к продовольствию и пресной воде. В море запасы ограничены. - Капитан прикажет его казнить.

Парней понять можно. Пресная вода в особой цене. Хочешь помыться, вода за бортом. В его мире на Тракторной улице о таких вещах не задумываются. Иди в душ когда вздумается.

- Ну, ты не скажи. Ты не скажи. – Данька оправдывался за свое сострадание к пленнику. - Вдруг, парень помрет. Потом дохлятину жарить? - такой аргумент должен быть принят.

- И то верно. Капитану видней. Покорми его. Хотя конец-то один. Одним словом, каждый несет свой крест.

- Вот,  вот. Каждый несет свой крест. А почему Иисусу ни кто не помог нести крест в его последний земной путь? Я помогу этому мальчишке нести его крест.

 Матрос только изумленно моргал глазами. Данька спустился в трюм. Пленник забился в дальний угол. Темно здесь. На корабле и ночью не принято яркое освещение. Причина простая, деревянные переборки могут загореться, а в крюйт-камерах полно пороха. Прижался парнишка к переборке, крестился и что-то бормотал. Напуганный, беспомощный, одинокий. Обреченный узник, ему осталось надеяться только на чудо. Без чуда нет места надежде. Несколько тюков и голые доски, на которых лежал пленник. Запах отчаяния. Во истину, даруй мне силу в час отчаяния, даруй смиренье в горький час. Душа Дэна не смогла бы вот так смиренно ждать конца. Данька присел на тюк, ободряюще улыбнулся:

- Ты не бойся. Вот, - протянул парню кувшин. - Пей. Здесь вода.

Испанец схватил воду и жадно припал к краю кувшина. Жадно пил. Оторвался от кувшина, посмотрел на юнгу, потом вновь начал пить. Вода текла по подбородку парня, стекала на рубаху. В темных глазах боль. В груди у Даньки все переворачивалось от жалости. Ему остро захотелось обнять мальчишку, прижать к себе его голову и прошептать слова утешения. Взять на себя часть его  боли. Но он сдержался. Должно быть, пленника очень мучила жажда, – подумал Данька. – Попьет, станет легче.

- Ты не торопись. Я тебе еще еду принес, - Дэн достал миски. Он говорил с несчастным так, как разговаривают с измученным и напуганным зверьком, который не способен понять речь, только интонацию голоса. Протянул еду пленнику. Тот жадно совал пищу в рот, запихивал руками, словно боялся, что она убежит. Даня впервые видел, как ест голодный человек. Он не испытывал презрения, скорее сочувствие к мальчишке.

- Давай, ешь. Не торопись. - Так, помнилось, говорила мать. В его голосе звучала мелодия материнской заботы. Так матери всей вселенной говорят своим детям. Да найдешь ты утешение в скорби, да будет легким твой путь. Да зло и рана не приблизится телесе твоему. Запах отчаяния и страха отступал перед этими могучими словами.

 Парень обгладывал мясные косточки. Снова пил. Потом вновь принимался за еду. Наконец, тарелки были опустошены, и  испанец с тоской смотрел на них,  удивлялся, куда  все подевалось.

- Тебя как зовут? - спросил Данька. Он разговаривал с напуганным ребенком, не с пленником.

- Хуан, сеньор, - тонкий детский голосок, чуть охрипший.

- Я – Дэн, юнга. Ты откуда? Как попал на корабль? - Как дети попадают в гущу смертельных событий. Почему взрослые не смогли их уберечь? Не захотели? Зачем открыли дверь для детей в свой жестокий мир взрослых?

   Прости, Даня, - думал Сеятель-Жнец, - я вырвал тебя из детства. Таков мой выбор,  надеюсь, верный. Ты сделаешь свой. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Его призвали всеблагие, как собеседника на пир. Да не будет похмелья у тебя в чужом пиру. Я призвал тебя. Не оправдываюсь. Люди находят нужные слова: спасти мир, во имя будущего. Ангел Смерти знает, уходящий из круга жизни, не о спасении мира думает. Они уходят в долину мрака, где на черном песке следы ног Жнеца, где черное солнце обжигает кожу плеч, и солеными слезами текут ручьи. Аллилуйя, аллилуйя, и вечная жизнь.

- Я из Испании, недалеко от Толедо живет моя семья. Мы с отцом жили. У нас большая семья, много детей. Я старший. – парнишка даже улыбнулся. Вспомнил дом. Ласку материю. - Мы сеньору были должны много денег. И отец отвел меня в порт. Отдал капитану в услужение. Тот отцу заплатил.

    Хуану вспомнился родной дом. Жалкие стены и земляной пол. Мать. Братья и сестры. Они хотят кушать, но мать укладывает их спать. В доме ничего нет. Но там осталось его счастье. И туда он не сможет вернуться, что бы подобрать его с земляного пола. Не взглянуть в глаза мамы, не выпить горького отвара покоя и счастья.

 - Как? – изумился Данька. - Он.... Он продал тебя? Своего сына? - Отказаться от ребенка, такое было и в его мире, но продать... Продать, как товар. Да будут изгнаны торгующие из храма жизни.

- Нет, сеньор. Он не продал меня. Он отдал меня капитану, а капитан дал денег. Если бы мы не рассчитались с сеньором, нас прогнали бы с земли.  Куда бы пошли мои отец, мать, братья и сестры? А так меня пристроили работать, на корабль. Там меня поили, кормили, работать позволяли. - Еще одна добровольная жертва. Не ропщет, а благодарит.

Так дарят свою жизнь ближним. Безмолвные жертвы любви. Кресты и крестики проносим мы, не годы, а тяжесть этой ноши сгибает спины наши.

- А капитан, как? - В какой мир попал этот мальчишка на корабле. Скорчившись в уголке темного кубрика, ждешь сна, в котором та, что выносила тебя подойдет к твоей постели. И беспросветна тьма сна. И не придет в сиянии родившая Спасителя. Урони слезу Мария, матерь божия, на мальчишку, создание сына твоего. Где милость твоя, небо? 

- Капитан очень хороший, он добрый. – Парень шмыгает носом. Бросает осторожный взгляд на юнгу. И дрогнули губы, дернулось плечо. Сквозь жизнь нести тебе память о добром дяденьке капитане.  

   Ты прав, Даня, все зависит от точки отсчета. Доброта, в том числе. Не покалечил побоями в своей доброте и хорошо.

- Добрый? Он тебя бил? – Дэн в полумраке трюма отметил настороженность Хуана. Огонь в фонаре качнулся, закружил тени на грубых переборках. Но нет пламени, что очистит грязные души вершащих свою власть над безответными.

- Капитан меня учил уму-разуму. Хозяин должен учить слугу уму-разуму. Он его кормит, поит, одевает. Кто, как не хозяин должен учить слугу? Вот отец, кормит своего ребенка. Он вправе им распоряжаться. Кто кроме отца научит ребенка? - Парень верил в то, что говорил. Ни доли сомнения.

- Это значит - бить? - Отличный метод воспитания. Данька был возмущен.

- А как вразумлять глупых и не разумных детей? Только так. Капитан мне постоянно говорил, что я - не родив, ленив и прожорлив. Так оно и есть. – Мальчишка оперся подбородком на поджатые колени. Обнял их руками. Спотыкаясь бредут по тропам в голове унылые мысли, не находя дороги. - Вот капитан меня и учил  уму-разуму.

  Мальчишка делился с Данькой своими глубокими познаниями в педагогике и истине жизни. Таково было всеобщее мнение. Непререкаемое мнение. Толкование простых и понятных заповедей божьих может увести в дебри. Чти отца и мать свою. И дадут розги свое толкование.

- И часто он тебя учил? – Вот изверг, порол почем зря, не иначе.

- Не знаю. Как положено. – В голосе смирение.

Проклятая точка отсчета. Раз в неделю. Часто? Ежедневно?

- Сильно бил? - Допытывался Дэн. Словно разница в силе удара. Измерь боль души. Тяжесть ожидания порки. Гром во время грозы – эхо стонов под куполом неба.

- Нет, не очень. Правда, однажды… Я опрокинул бутылку, - мальчишка всхлипнул, вспомнив тот день, - разлил вино. И он меня плетью по спине.

- Покажи,- попросил Данька. Подозревал, следы побоев остались.

  Испанец задрал рубаху, и юнга увидел рубцы на спине парня. Следы от плети на спине. Убить мало этого скота. Он заслужил смерть.

- Это он так учил тебя уму-разуму!

- Да, конечно. Как же иначе? Я ленив, не родив и прожорлив. - Парень каялся в своих кем-то выдуманных грехах. Искал оправдание своему мучителю.  

  Господи, - думал Данька, - его не просто уродовали физически. Его уродовали морально, заставляя верть, что его избивают в его же благо. Как это возможно?

- Ладно, Хуан, отдыхай. Завтра будем на Тортуге.

  Парень прижался к стене, в глазах ужас. Для него это остров смерти, последнее пристанище.

- Меня завтра сожгут? – Надежда и безысходность в голосе.

А как бы Дэн повел себя в такие минуты? Рвал на себе волосы? Плакал? Просил о пощаде? Или выскреб из уголков памяти какую-нибудь гордую чушь: аве цезарь, моритуре те салютант. Славься цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя. Дай, Господи, сил в горький час, не сплоховать на лобном месте. Дорогой предначертанной для нас, пройти позволь, не запятнавши чести.

- Не знаю, Хуан. Как-то я сомневаюсь в этом. Сам подумай, кто будет кормить, если все равно убьют, кто будет тратить еду, деньги, если все это все  будет выброшено. Ты… Ты лучше помолись, если веришь. Глядишь, твой бог тебя спасет, или капитан передумает. – Как еще утешить парня. Снять камень с души, камень, что бог не осилит.

- Да, я буду молиться, - обещал мальчишка прерывающимся от волнения голосом, - Дева Мария, она заступница. Она заступится за меня. Я в грехах буду каяться. Я покаюсь, и она заступится. И Господь меня простит. Простит. – Сколько веры в его отчаянии.  

- Ты не бойся, парень. Я то же попрошу капитана. Он у нас хороший. – Дэн верил, Свен не запятнает себя кровью ребенка.

 Данька забрал корзину и ушел. А Хуан сидел в темноте трюма и молился. Каялся в своих грехах, накопленных за все пятнадцать лет своей жизни. Пытался вспомнить, в чем согрешил. Яблоко украл. От работы отлынивал. Что же он еще такого совершил? Грешник пятнадцати лет от роду каялся в грехах знамых и незнамых,  ведомых и не ведомых, вольных и не вольных. Он надеялся. Покайся и спасен будешь.

   На утро корабли вошли в порт. Бросили якорь. Ждал их солнечный город. Спокойные чистые улицы, дома в белом камне. Приветливый дом Леона, улыбающиеся в морщинках глаза Жанетты. Парни с бака бросали озорные взгляды в сторону причала. «Скиталец» покачивался в ладонях родной бухты. Заботливые руки «смоляных курток» заменят подгнившие доски, просмолят бока. И паруса поднимутся, и искатель ветра выйдет в рассвет. Удачи и наслаждений, парни, вам на берегу.

           Свен отдал распоряжения. Оставил за старшего Колина. Положенное роздано команде. Дэн приметил, капитан всегда тщательно одевался перед выходом на берег. Ни малинового пиджака, ни массивных перстней, ни увесистых золотых цепей на шее. Таких здесь не носят. Удачливые разбойники украшают себя перевязями, мушкетами. Может, боятся мелких воришек. Ловкий мошенник и с шеи снимет цепочку. Капитан одевался изысканно. Позволял лишь небольшие небрежности, подчеркивающие отменный вкус капитана.

- Ну, - сказал капитан, Дэн, пойдем на берег. А то Жанетта ждет. Если я не приведу тебя на берег, она мне такое устроит. – И не поймешь, шутит Свен или вправду опасается, что Жанетта  разгневается.

- Идем, капитан, - Данька не возражал. Дом Леона стал родным. Там тепло и уютно.

- Дэн, захвати своего пленника, - капитан словно напоминал юнге, что б тот не забыл взять свои вещи. Не пленник, а зонтик какой-то, перчатки.

- Почему моего, капитан? - Лично он никого в плен не брал. Теперь ему, Дэну, за все отвечать? Может еще сбегать хворост собрать?

- Ты же за него так радеешь. Вот и бери, - в голосе: хотел – получи.

  Данька пошел, что бы выпустить испанца из трюма. Когда Дэн вошел, парнишка поднял взгляд настороженных глаз. Даже в полумраке трюма они вспыхивали огоньками тревоги.

- Идем, капитан приказал. – Дэн говорил не громко, не хотел пугать подранка.

Парень встал. Сжал кулаки, вовсе не для того, что бы наброситься на стражника, а лишь одолеть себя, свой ужас. Идет, плечи подрагивают. Хуан вылез из темного трюма. Щурился на солнце. Теперь его можно было лучше рассмотреть лучше. Щуплый, худой паренек. Симпатичное лицо. Не складные руки. Плохонькая одежонка. Черноволосый, с глазами как две крупные черные смородины. Беспризорник. Такому ходить по электричкам и петь жалостливые песни. Позабыт, позаброшен с молодых юных лет, а я - мальчик на чужбине, счастья - доли мне нет. Данька похлопал его по спине.

- Не робей. Мы еще поживем, - Дэн хотел подбодрить пленника, но парень не слышал этих слов. Кого не страшит предстоящий день, день смерти. А небеса молчат, не откликаются на мольбу. И синий купол в редких облаках скоро закоптит дым костра. Не ласково нас встретит ключник рая, насупив брови вспомнит о грехах. Дорогу в ад укажет, горестно вздыхая, Архангел, что сидит на облаках.

- Идем, Хуан, на берег. Капитан приказал. – Дэн пошел вперед, а мальчишка, ступая босыми ногами по доскам палубы, плелся следом. В свой последний путь. 

  Они спустились в лодку. Хуан скорчился на дне. Что-то шептал и украдкой крестился. Жизнь не была к нему щедра и не много дарила тепла и радости. Но это была жизнь. Как страшно шагнуть за грань. Безжалостное небо не даровало отпущения грехов. Ты украл яблоко и съел его. За такой грех твой прародитель Адам заплатил бессмертием.  

 Один из матросов рассмеялся:

- Кайся, может сегодня Господь примет тебя.

Матросы не испытывали привязанности к испанцам. Для них – это враги. Холодное равнодушие – не более. Капитан произнес:

- Душа его вознесется к небу вместе с дымом костра. - Щека Свена дернулась.

  Нет, Друг, - он увидел пламя и искаженное болью лицо, - ты заслуживаешь иной памяти. Жизнь – достойный памятник для тебя. Аллилуйя, аллилуйя, славе тебе боже, и жизнь вечная… Ты достоин памятника жизни.

 Хуан только плотнее вжимался в дно лодки. Они добрались до берега. Высадились.

- Идем, Дэн. И этого бери с собой, - капитан пошел вперед, не оглядываясь.

Данька шел рядом с Хуаном. Поглядывал на него. Мальчишка был настолько подавлен, что и не помышлял о побеге. О последнем бесполезном рывке к жизни.

- Все позади. Тебе ничего не грозит. - Прошептал Дэн. - Мы идем к капитану домой. Там тебя не обидят.

  Хуан не мог поверить в свою удачу, но надежда разгоралась в его душе с каждым шагом сильнее. Несколько слов, сказанных юнгой, как вода в пустыне, как медный грош, упавший в кружку нищего оборванца. Словно уши и глаза открылись. Он слышал звуки голосов прохожих, мостовую под ногами. Опьяняющий дурман воздуха.  

 Они шли в дом Леона. Хуан озирался по сторонам, не ведая, что его ждет. Но обретя надежду. Босые ноги ступали по камням, перестали дрожать и подгибаться.

 Как обычно их встретил Леон. Широко распахнул двери.  

- Капитан! Дэн! Жанетта ждет вас. Соскучилась. Хлопочет на кухне. Как только весть пришла, что наши корабли вернулись, занялась делом. Готовит угощение. А это что? - оборванец не пришелся ему по душе.

- Это, Леон, испанец. Мальчишка. Мы его вместе с кораблем захватили.

Дэн отметил про себя, говорит так, словно к каждому кораблю в нагрузку полагается испанский парнишка. Довесок, без которого золото не отдавали. Пришлось брать.

 - Испанец, так испанец. А что мы с ним делать будем? – Леон озадачен. Куда пристроить такое непотребство. Притащат, а ему голову ломать.

- Отведи ему комнату. Дай воды. Пусть помоется. Сам видишь, в дороге пропылился. Будет здесь жить. По хозяйству помогать. –Капитан пожал плечами. Стал оправдываться. - Куда его еще? Жанетте за продуктами сбегать, тебе помочь. Думаю, с этим он справится. Не гнать же на улицу.

- Справится, - согласился Леон.-  Ну, парень, идем, определю тебя.

   Леон пошел на второй этаж, что бы выбрать для парнишки комнату. Хуан не осознавал, какое счастье ему привалило. Теперь он уверен, его не собираются жечь.  Он шел, осматривая дом. У него появится своя комнатка. Для парня из бедной крестьянской семьи дом казался сказочным дворцом. Не полусгнившие доски стен, а деревянные панели, покрытые светлым лаком. Блестят на свету. Резные двери с литыми металлическими ручками.

 Комната, куда Леон привел Хуана, была обставлена скромно. Стол, стулья, шкаф и ковать. Жанетта все содержала в идеальном порядке. Здесь было чисто и уютно.

- Так живут только очень богатые сеньоры, - решил Хуан. – Они зашли по ошибке.

- Это твоя комната, - сказал Леон. – Смотри у меня, что б чисто было. Здесь слуг нет. Я и Жанетта убирать за тобой не будем.

  Его комната?! Жить как дофин? Господь творит чудеса. У бога чудес много, и это одно из них.

- Сейчас дам таз, принесешь воды. Во дворе колодец. Помойся немного. – Продолжил Леон,- Одежду дам. Велика, правда, будет. Попросишь Жанетту, она подошьет.

Таз с водой, мыло и полотенце – не бывалое счастье. Штаны и рубашка были великоваты, но чистые. Мягкая дорогая ткань. Такую одежду и сам король не побрезгует одеть. Башмаки из мягкой кожи, почти впору. Облачившись в эти роскошные наряды, Хуан взглянул в зеркало. Не узнал сам себя. В отражении стоял купеческий сын, а не жалкий крестьянский мальчишка. Ребенок. Какой ребенок не обрадуется красивой одежде? Хуан осматривал комнату, подходил к окну, присаживался на стулья, пробовал мягкую постель, но всякий раз возвращался к зеркалу. Улыбался своему отражению, грозил шутливо пальцем. От столь важных занятий позволительных знатному вельможе мальчишку оторвал Леон. Звал обедать. Хуан ощутил, как важно не только внешнее содержание, но и внутреннее. Его внутренний мир напомнил о себе. Во что бы не облекли вы свой живот, довольным он не будет.

    В обед все сели за стол во главе с капитаном. Жанетта то же села со всеми. Один Хуан стоял в сторонке. В широких штанах Леона и его большой рубашке он выглядел забавно. Данька подошел к нему

- Ну, иди. Ты что не хочешь есть?

- Хочу, сеньор, - сказал парень робко. Покраснел. Не ведал, как вести себя в таком богатом доме. Смущало и то, что слугам не положено сидеть с господами.

- Иди, ешь, - посадил Хуана Дэн за стол. - Жанетта, мы потеряем его в этой рубахе. Не отыщем.

- После обеда я займусь им. Подошьем, и все будет впору, - Жанетта улыбалась. Она любила заниматься домашними делами, а просьбу Дэна выполнит удовольствием. Робким мальчик пришелся ей сразу по душе. Не дал ей Господь детей, но в избытке наградил материнскими чувствами.

- Испанский мальчишка, говорите. - Жанетта посмотрела на Хуана. - То же худой, как Дэн. Ешь, парень. И смотри у меня, я не люблю, когда мало едят. Все съешь, а то оставлю в этих длинных штанах. Запутаешься, запнешься и нос разобьешь.

Кара воистину серьезная. Такого наказания и палач не выдумает. Хуан прячет улыбку, склонив голову.

- Он тебе будет помогать, Жанетта. Покажешь ему. Воды принести, на рынок сбегать. Пристроишь к делу. - Пояснил капитан положение испанца в доме.

- Вот и пристрою. Если ты будешь плохо есть,  я тебя накажу. – Верная женской логике добавила. – Без ужина оставлю.

Посудите сами, то ешь больше, то без ужина оставит. 

- Да, сеньора. Хуан - ленив, не родив и прожорлив. - Парень признавался в смертных грехах и не возражал против кары. Его должны учить уму. Грешники должны умерщвлять свою плоть.

 За столом все смеялись. Один Хуан не мог понять, почему смеются. Бедному человеку не понять богатых. Смех над бедняками – их радость.

- Если ты прожорлив, это хорошо. Я люблю, когда много кушают. Парни должны быть прожорливыми.

  Странная сеньора, разве слуга-обжора - это хорошо? Прими удары судьбы с покорностью, Хуан. Еда-наказание богатых.

        Брайан сошел на берег. Земля Тортуги под ногами. Он шел по главной улице, свернул вправо. Многие моряки останавливались в комнатах при таверне. Самая богатая «Красная черепаха». Победнее искали другое пристанище. Были и гостевые дворы для морских бродяг. Брайан остановился в маленьком домике на окраине. Тут жили муж с женой. Старики. Мужчина работал при шорной мастерской. Старики сводили с трудом концы с концами. Постоялец-моряк был находкой. Платил регулярно, уходя в плаванье, комнату оставлял за собой. Хлопот доставлял мало. Приготовить поесть и постирать. Брайану нравилось такое подобие оседлой жизни. В глубине души он мечтал о своем доме. В края родные смысла возвращаться не видел. Отец с семьей часто переезжал с места на место.  Не отыщешь. От отца в наследство Брайан получил жажду перемен. По велению души кочевой бродил по морю. «Скиталец» стал его домом. От матери унаследовал бережливость. Глядишь, успокоится мятежный дух, вернется на север. Свое дело заведет.

 Гм! – Хмыкнул Сеятель. – Поглядеть надо. Не все пути открыты человеку, а те, что предначертали Высшие. Мы ведем вас по тропам судьбы. В своеволии своем вы плутаете и оступаетесь. Незрячие. Ты оправдал мои надежды. Был моими руками, что удержали Даньку на мачте. Сгодишься еще. Кажется смертным, не исповедимы пути Господни. Дурь ваша глубока и не понятна. Не ведаете, что творите. От того и пути сил высших не понятны вам.

Брайан распахнул дверь в дом стариков. Переступил порог. Так входит блудный сын, отряхивая пыль звезд со ступней своих, оставляя за плечами Вселенную. 

- София, - громко зовет Брайан хозяйку. – Где ты?

Престарелая женщина выглянула из своей комнатки. Морщинистое лицо, прищур подслеповатых глаз, седина волос из под чепца. Темное скромное платьице.

- Брайан, вернулся. Я в твоей комнате только вчера убралась, как знала, придешь. – Старушка засуетилась. – Муженек- то мой на работе. Я и не готовила ничего. Сейчас, мигом покормлю.

Она побежала на кухоньку. О`Тул улыбнулся. Навеяло родным домом, матушка вспомнилась. Протопал вовсе не детскими сапогами в свою комнатушку. Поставил вещи и упал на кровать. Спина почувствовала приятную мягкость матраса. Он потянулся, размял кости. Мы приходим домой, за плечами оставив дороги. Встретит нас долгожданный покой и утраченный рай на пороге. Рожденный для риска, жаждет островка покоя. Они лишь кочки в болоте жизни. Он перепрыгивает с одной на другую. Жажда риска – мутное болото, зыбучие пески, мутят голову, затягивают в бездну.

- Брайан, я на стол собрала. – Слышит он голос старушки. Поднялся и пошел.

 Обед не грешит разнообразием. Хозяйка не ждала, что постоялец вернется сегодня. Не беда.

- София, я денег привез. Дам тебе, со стариком обновки купите. – Порадовать хотелось ему этих людей. Тоска морей, тоска о ближнем.

- Как скажешь, Брайан. – Она по-своему любила парня. Заботливый. Тихий. Ее детки разлетелись. Кто знает, где кого качают шальные ветры.

Нет глубже глубин, чем людская душа. Нет выше вершин, чем сознанье творца. И истина прячется в слове глупца. И боль мирозданья скрыта в глазах у слепца. Ворон, сидящий на плече Одина, окинь мир взором.

Часть 11

         Данька проснулся. Открыл глаза. Пару минут боролся с цепкими объятиями сна. Сновидения давно не посещали его. То ли им было некогда, то ли он был занят. Время текло по каким-то не правильным законам. Сны прогульщики, давно не ходили в школу, в его дремлющее сознание. Окончательно вернулся в реальность. Он же совсем забыл. Данька ударил себя ладонью по лбу. Сегодня же первое сентября. В школу пора. Он вскочил, быстро оделся. Скорее умыться. Забежал на кухню, схватил бутерброд. Отпил из чашки и бросился в свою комнату складывать учебники  в сумку. Потом помчался на кузню доесть бутерброд. Мать сетовала:

- Дань, какой ты не собранный.  Мог бы с вечера сложить все.

- Мам, не когда было. Совершенно, некогда. – Чем был занят накануне и не припомнить.

- Тебе вечно не когда. Сядь, попей нормально чай.

- Мам. Я опаздываю, - снова побежал в свою комнату. Что еще не взял? А, подарок. Подарок для Максима. Наконец, все сложил, крикнул:

- Мама, я ушел, – и барсился к троллейбусной остановке, где они встречались с другом. Максим был уже там.

- Ты чего опаздываешь?! Я тут стою, жду тебя,- упрекал Макс  друга.

- Да так, я немножко замешкался. Я такой дурной, не собранный, как говорит мать. Конечно, мог бы еще вчера все сложить.  Все бы сложил… Кстати, я тебе подарок принес.

Они торопились. День начнется с торжественной линейки, но это не повод опаздывать. Ближе к зданию школы появились родители с первоклассниками и букетами цветов. Мелкие разодеты по случаю первого дня занятий. Им невдомек, торжество будет продолжаться годы.

- Подарок? - Макс обрадовался. - Я люблю подарки. Что ты мне принес?  Показывай, - требовал Максим. Дите малое, не терпится.

- Потом, я сказал. Я тебе кинжал принес, - Данька весело подмигнул. Предвкушал, какое впечатление произведет на приятеля.

- Кинжал. Давай сюда, - Максим окончательно потерял покой. Оружие - любимая игрушка мальчишек.

- Ты чего, если кто увидит, - Даня посмотрел по сторонам. Прохожие заняты своими делами, им дела нет до мальчишек.

- А что такого? Ну, увидит - Макс не понимал. Это же просто подарок.

- Это холодное оружие. Вместо уроков мы с тобой попадем в обезьянник.  В полицию. Там будут спрашивать, что это?  Откуда? Зачем? Не собираемся ли мы чего с помощью этого ножичка сотворить. Директора школы ненароком зарезать. Понял теперь?

- Ага, понял, - кивнул головой Максим. Директора он резать не собирался. Но совсем не прочь подложить ему на стул кнопку. На радость всей школы. Он подозревал, что тем самым осуществил бы мечту не только учеников, но и учителей.

- Тогда потом получишь. – Даня похлопал рукой по сумке, обозначив, где хранит подарок.

- После уроков? - Максим не мог скрыть нетерпение.

- Конечно, я для тебя это принес, - успокаивал Данька.

 Максим решил поинтересоваться, переключаясь на дела земные, насущные.

- Ты помнишь, что у нас сегодня литература? – Трагедия дня. Мария Ивановна, их учитель, недоразумение всей школы.

- Ну и что, что литература? – Даня только повел плечами.

- Как? Эта мымра опять заставит нас писать сочинение – мымрой они называли свою учительницу по литературе, Марию Ивановну. Который год к ряду на первом уроке она задавала детям сочинение. Тема была одна, стандартная: как я провел лето. Класс полагал, что это от безмерного любопытства.

- Ну и имечко, - смеялся Макс, - как в анекдоте.

- Имя как имя, - не соглашался Данька. - Чем хуже Раисы Федоровны – Рейсфедера.

- Но она нормальная, а эта со странностями. Где ее откопали?

        Упорядоченное нагромождение камней – здание. Окна, двери, лестницы. Но это здание именовалось по особому – школа.  Ребята уже собирались. И имя тех, кто подходил сюда, было иным. Они назывались учениками.  Ждали, когда начнется линейка, и их поздравят с началом учебного года. Праздник для первоклассников. Для старших праздник был в том, что они встретились после каникул. Встреча после короткой разлуки. Можно пообщаться. Сколько рассказать предстоит, узнать нового. Первоклассники с цветами. Они входят в новую жизнь, один из этапов взросления. Родители привели их, что бы выпустить в мир знаний. Так принято считать. Линейка закончилась. Первыми в здание заходят малыши.

- Смотри, Макс, - Данька указывал на маленького мальчика с родителями. Выглядело это забавно. Пухленький малыш упирался, не хотел идти в школу. Отец с матерью тащили его за руки, а дитя упиралось ножками, брыкалось. Ребенок отчаянно не хотел идти в класс.

- Правильно пацан делает, - рассмеялся Максим. - Чувствует, на какие мученья его  обрекают.

- А тебя замучили здесь? - В ответ улыбнулся Даня.

- Ой, как измучили, - притворно стонал Макс. - Извели науками.

      Начались уроки. На переменах собирались группами, рассказывали, как прошло лето. На уроках то же продолжали болтать. Первый школьный день всегда суматошный. Третий урок - урок литературы. Мария Ивановна вошла в класс точно со звонком, как  обычно. Ребята гадали: то ли звонок под нее подстроен, то ли она чувствует, когда  он прозвенит. Или до секунды рассчитывала время, что бы дойти от учительской до класса. Мария Ивановна, женщина лет сорока, вошла. Прошла к столу. Поздоровалась с классом. Разрешила сесть. Одевалась она всегда очень строго. Черные туфли, прямая черная юбка ниже колен. На этот раз синяя блузка. Строгий черный жакет. На голове высокая прическа. Такие были в моде в старые времена. Очки, которые уродовали ее и так не очень привлекательное лицо. Она посмотрела строго на класс из под очков.

- Что ж, ребята. Сегодня мы напишем, - Мария Ивановна произносила это так, словно сообщала зрителям о выходе на сцену известного артиста, - сочинение. Тема: как я провел лето. Надеюсь, вы вспомните, чему я вас учила, не растеряли за лето навыков писать грамотно, без ошибок. Что ж, начинайте. Время пошло.

        То, что будет сочинение, знали все. Мария Ивановна проводила его ежегодно. И тема была одна и та же. Не ропот, а тяжкий вздох класса был ответом. Мария Ивановна села за стол. Внимательно следила за классом. Ребята раскрыли тетради. Минута и – начали писать. Максим то 

же писал. Данька сидел, думал. Покусывал кончик ручки. Потом решался. Он писал ровным красивым почерком. Уверенно. Решил писать правду. Он писал правду о своем лете. Когда уроки закончились ребята пошли к Максиму домой. Макс торопил:

- Ты что, не можешь быстрее идти! – То и дело ускорял шаг.

- А мы куда-то торопимся? – Данька нарочито не спешил. Его забавляло нетерпенье друга.

- Торопимся. Сам говорил, что подарок мне принес. – Ворчал Максим. - Я хочу побыстрее увидеть.

- Успеешь, Максим. Успеешь. – Успокаивал Даня.

- Ага, ты видел его, а я – нет, - резонно говорил Макс.

         Многоэтажка, где жил Максим, скрипучий лифт. Кабина лифта дергается и болтается, грозит сорваться в низ. Дома родителей не было. Но все равно, войдя в комнату Максима, они плотно закрыли дверь. Устроились у стола, и Данька осторожно извлек из сумки сверток. Развернул и протянул другу кинжал. Тот взял его осторожно. Бережно. Разглядывал лезвие, рукоятку кинжала. Клинок сверкал, играл на солнце. Драгоценные камни в рукояти дарили таинственный свет.

- Вот это да. Какая работа. Лезвие длинное, острое. И ручка, отличная. С камнями. Ты посмотри. Ты посмотри, Даня. На лезвии две переплетающиеся голубые полоски. Великолепная работа. Я спрячу его подальше. Хотя лучше бы повесить его на стене, что б любоваться. Красота какая. - Максим был в восторге от такого подарка. Инстинкт воина живет в каждом мальчишке, оружие делает из него мужчину.

- Макс лучше спрятать, ты прав. Вовсе это не красота. Сам подумай, эту штуку сделали не для того, что б ей любоваться, а для того, что б убивать. Это не предмет искусства, это - орудие убийства.

- Нет, это предмет искусства, - использовать такую вещь для убийства Максиму казалось не возможным, настоящим святотатством. - Посмотри на работу мастера. Как он это делал, сколько потратил сил. А сталь какая! Отличная сталь. Может, даже секрет этой стали утерян.

- Может и хорошо, что утерян. Существуют легенды. О дамасской стали.

- А чего с этой сталью не так? - Фирменная вещь, известная марка. Какие тут проблемы.

- Когда мастер заканчивал работу, приводили раба. Мастер брал меч прямо с наковальни и еще горячий вонзал в сердце раба. Меч должен был напиться крови. Крови человека.

- Это сказки. Не думаю, что этот кинжал отведал кровь человека.

- Может и не сразу. Но мог испить людскую кровь. Кто его знает, может, он отнял не одну жизнь. Ему коварные удары и стон смерти.

- Мрачный ты, Даня. - Максу не хотелось верить, такая вещь не приносит зла в мир. – Ты можешь показать хоть один прием с кинжалом?

- Могу. Свен показал мне. – Даня думал, что этим все закончится. Максим уберет подальше оружие. Но друг не унимался, требовал показать.

Данька взял кинжал, встал. Максим увидел. Перед ним стоял не робкий мальчишка, а воин. Грациозный хищный леопард. Клинок мелькал в руках друга, жил своей жизнью. Юнга Дэн готов к схватке. Блеск черных глаз увлекает, затягивает в омут смерти. Грозной птицей кинжал перелет... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13