Скиталец

- Аркадий Аркадьевич, они культурные люди. – Выдумывает не существующие проблемы.

- Культурные люди? Эти о ком говорят, из грязи в князи. Бог знает, что они могут себе позволить. Они думают, что деньги прощают все. Моментами я начинаю жалеть о своем решении. Ругаю себя за легкомыслие. Знаю, поздно. Но поделать с собой ничего не могу.

- Обойдется, Аркадий Аркадьевич.

- Я вот гляжу, Мария Петровна, вы последнее время какая-то бледная. Вы переживаете не только из-за выставки. Из-за Дани? Я прав? – Аркадий поправил очки. Винил себя в черствости. Мог бы и раньше заметить.

- Да, Аркадий Аркадьевич. Они сейчас стоят в порту, но я все равно беспокоюсь, как он там. Кругом пираты, убийцы. А вдруг кто-нибудь ударит ножом или еще что. А в море выйдут? А если шторм? А если он сорвется с мачты? И упадет? Он же такой маленький. Если б могла, то побежала бы, подставила руки. Он совсем ребенок. Как он там без меня? – Она пыталась пре5дставить, что делает в эту минуту сын. Кто рядом с ним. Какая погода на этом острове. Идет дождь? А у него зонта нет. Промокнет, простынет. У него слабое горло. Будет кашлять. Температура поднимется. Тысячи бед и опасностей мерещились ей.

- Мария Петровна,- Аркадий Аркадьевич качал головой.- Он уже взрослый мальчик. Ваш птенчик вылетел из гнезда и теперь его не удержать. Надо как-то с этим смириться, привыкнуть.

- Я не могу, вот так просто, с этим смириться. Я заметила, что он очень изменился.

- Как изменился? В чем? – Аркадий Аркадьевич недоуменно пожал плечами.

- Он стал увереннее. У него движения другие, походка. Пропала угловатость.  Взгляд, совсем другой. Я понимаю, мой мальчик увидел много такого, что в его возрасте дети не видят. Он видел, как убивают людей, как люди умирают. Он видел кровь. И это в его возрасте! Он ребенок совсем.

- Конечно, для вас он останется ребенком на всю жизнь. Вы поддержите его, своего сына. Вам радоваться надо. Он взрослеет. Пусть слишком рано. Позвольте ему расправить крылья.

-Я готова поддержать его. Я не оставлю своего мальчика ни за что.  

        Они сидели друг против друга, Мария Петровна и Аркадий Аркадьевич. Каждый думал о своем. Мария Петровна думала о Даньке.  А Аркадий Аркадьевич думал о том, что ему повезло встретить такую замечательную женщину.

       Данька то же чувствовал в себе перемены. Кто из родителей не замечал, как за лето их ребенок вырос. В младших классах девочки выше ребят. Взмах волшебной палочки природы, парни становятся выше, ломается голос. В смущении они замечают робкую растительность на подбородке. Стесняясь бреются впервые. Не мог Даня не чувствовать перемен. Он держался увереннее. И мир вокруг него, словно, изменился. Он опасался и боялся перемен в самом себе. Ему хотелось скрыть эти перемены от других. Когда матери не было дома, он подходил к зеркалу. Оттуда, из-за стекла на него смотрел уверенный в себе юнга Дэн. Вот Данечка чуть-чуть опустил плечи, руки болтаются безвольно. Голову наклонил. Шею втянул в печи. Моргает глазками. Рот приоткрыт.  Сейчас начнет пускать пузыри. Потечет слюнка. Вот он такой. Спрятался за личиной, выглядывает оттуда. Воин укрылся в засаде. Из за моргающих ресниц наблюдает готовый к схватке хищник. Тигренок станет тигром.

- Здравствуйте, - говорит больной уродец. У него не только вид, но и речь больного от природы ребенка. Клинический случай. У него все выходило так, что даже специалист бы поверил: тяжелое заболевание. Возможно, детский церебральный паралич перенес.

- Я Данечка. Меня зовут так. Я свое имя знаю. – Слабоумое жалкое создание.

 Такой вид Даня называл: дурочка с переулочка  или ДСП - что можно расшифровать и как для служебного пользования. Вид для служебного пользования. Он и походку подобрал соответствующую. Шаркает, ножки волочит. За этой маской не видно юнги Дэна. Он тренировался, оттачивал движения. Тренировался не мене упорно, чем с капитанам. Иногда Данька позволял себе, для прикола, принять такой вид на улице.  Вот по улице идет дурачок, миг – и вновь юнга Дэн.

         Как-то раз Данька решил зайти в скупку. Деньги им с мамой не помешают. Долго выбирал, куда зайти. Маленькая ювелирная мастерская. Переступил порог. Осмотрелся. Посетителей нет. Отважился предложить пару колец. Старый ювелир без особых расспросов заплатил. Потом Даня зашел еще раз.  Принес очередные побрякушки. Ювелир только сказал:

- Да, должно быть, это вам бабушка оставила в наследство. Померла, видать, старушка, царствие ей небесное. Решила внучку оставить. – На лице скорбь по случаю столь прискорбному. Лиса и золото одного цвета. Цвет хитрости и лукавства.

- Нет, - сказал Даня. - Бабушка жива. Ей деньги нужны. Она у меня в деревне живет. Я-то помочь не могу, а ей дом надо поправить. Это сейчас не дешево. И баню надо заново отстроить. Не где старушке кости попарить.

     Заботливый наивный внучек вздохнул в заботе о бабушке. Робкий взгляд внука скользит по занавеске за спиной ювелира. Старичок кашлянул, понимающе улыбнулся.    

- А. если надо дом поправить, дело хорошее. Одну минутку. – Вышел за шторку. Через минуту вернулся с коробочкой. Проем остался открытым. Молчаливый символ открытого честного диалога. Сигнал был принят. Ювелир подал юноше деньги. Украшения сложил в коробку. Данька небрежно засунул бумажки в карман. Не считал.

- Спасибо. Если бабушка решит баньку перестраивать, я зайду. – Не торопясь направился к выходу.

- Непременно, молодой человек. – сказал вслед старичок. – Заходите. Всегда буду рад.

   Через несколько дней  Данька еще раз зашел к ювелиру. Тот рассматривал украшения.

- Должно быть, ваша бабушка была знатной дамой. Только кольца у нее разного размера.

Арнольд Элиозарович, ювелир старой школы, был в меру любопытен. Умел задавать вопросы, не задавая их. Он отметил, парень сообразительный.  Дела с ним вести можно. Не лишне проверить не тянется ли за этими вещами неприятный след.

- Моя бабушка знатная дворянка. Это у нее семейные вещи остались. Память о нашем прошлом. Печально, что приходится расставаться с некоторыми вещами. Нужда заставляет. – Памятник скорби наследника разорившейся дворянской семьи. -  Из поколения в поколение передавались. Много их было в роду, от того и разные по размеру.

Души камергеров и фрейлин плачут. Веселые чертики пляшут в глазах Арнольда. Шельмец. Хитрый мальчуган. С ним надо быть поосторожней.

- Понятно, понятно. Вещи хорошие, и я готов вам за них хорошую цену дать. Если у бабушки еще что-то есть, я посмотрю. Я не смею вникать в ваши семейные тайны, но надеюсь, к вам, молодой человек, не наведаются гости из убойного отдела.

Момент истины. С кем я имею дело?

- Нет, не наведаются. Я говорю, бабушка и ее семья собирала годы эти ценности.

- А у семьи не корсиканские корни? – Арнольд Элиозарович настойчиво пытается выяснить происхождение драгоценностей.

  Даня пригладил черные волосы на голове. Загар и темные глаза. Виной тому итальянский прадед?

- Нет, ее семья на Карибах проживала. – Шалил Данька.

Ювелир решил, парень намекает на то, что связан с людьми не связанными напрямую с кровью. В наши дни закон соблюдают только дураки. Законы принимают что б обходить их.

- Ну, если так, приносите от бабушки колечки.

  Даня решился. Он вывалил перед ювелиром драгоценные камни. Руки ювелира слегка задрожали.

- Отличные камешки. Очень хорошие и огранка. Да, бабушка у вас умела собирать хорошие вещи.

Он сидел за своим столом, в ярком свете настольной лампы разглядывал свою удачу.

- Мы с бабушкой из кадки остатки капусты выгребали, на зиму солили. Там завалялись. Старушка положила и запамятовала. Там и нашли. Она их в соль положила, в банку. Капусту солить начала и высыпала вместе с солью в капусту. Память и зрение подвели.

  И ювелира и Даньку забавляла такая беседа. Лукавая игра.

- Я вам заплачу, что б вы капустки еще могли подсолить. Глядишь, и камешки найдутся.

- Найдутся. Конечно, найдутся. Только капустки можно зеленой. Можно и у вас взять. Бабушка не откажется засолить.

Арнольд понимающе кивает головой. Разумно «засолить» в долларах.

- Зеленой пока не урожай, но я приготовлю. - Ювелир выложил перед Даней пачки денег. – Пока такая. А пакет возьмите от заведения. Туда сложите.

 Данька так и сделал, а затем спросил:

- А ты меня, дядя, наверняка, обманываешь? – лишь легкий интерес в словах. Партнеры не ссорятся. Они уточняют обстоятельства.

- Молодой человек, я торговец. Если и обманываю, то самую малость. Самую малость. Как без этого. Жизнь пошла тяжелая.  Но, как постоянному клиенту,… а вы ведь постоянный клиент? - спросил ювелир.

- Ну, да. У бабушки еще что-то завалялось. – Взаимный интерес очерчен.

- Как постоянному клиенту могу накинуть. -  И ювелир вытащил еще пачку денег.

  Даня, таким способом, решил проблему с деньгами. Он складывал их в шкаф с посудой, куда мать выкладывала свою зарплату. В большую супницу, и закрывал все это крышкой.

  Жили они по-прежнему, без шика. Но не думая о завтрашнем дне. Мать считала, что жить надо так, как жили раньше. Даня с этим соглашался. Более того, с молоком матери он впитал бережливость. А может, въелась в душу память о не богатой прошлой жизни. И по-прежнему искал, где бы купить подешевле. Так как делала Нина Иосифовна, соседка с первого этажа. Она порой останавливала Даньку, когда не с кем было поговорить во дворе.

- Даня,  ты в нашем магазине лапшу не бери. На Академической в магазине на целых семь рублей дешевле. А молоко и хлеб в киосках  в двух остановках отсюда. Там от производителя, дешево.

Нина Иосифовна не бедствовала. Пенсия у нее была хорошая, дети помогали и внук. Но все равно, искала товар подешевле. Жизнь научила.

  Вот Даня и решил съездить туда, где дешевле. Решил пойти пешком, просто, что бы прогуляться. Остановился на перекрестке, ожидая, когда загорится зеленый свет. Шаловливый ребенок.  Прикинулся юродивым. Мгновение и – ручки болтаются, голова на бок, глазки моргают, рот полуоткрыт. Голова чуть трясется. Стоит, ждет зеленый свет калека. Он не заметил, как подошла пожилая женщина. Она то же собиралась на другую сторону. Увидела этого калеку и подошла:

-Мальчик, тебе помочь? – людей готовых помочь другим не мало.

- Нет, тетенька, - полуоткрытый рот калеки плохо произносил слова, - я сам перейду.

- Давай, родимый, я помогу тебе.

Заботливая женщина помола несчастному перейти улицу.

- Ты далеко живешь, мальчик? Тебя проводить? – Женщина протянула руку, подхватить ребенка, если не удержится на ногах.

- Нет, рядом. Я дойду сам.

 Даня зашаркал ножками, стараясь отойти от сердобольной женщины. Та пошла своей дорогой, качая головой.

- Что же за родители такие пошли. Такого ребенка одного отпустили. Под машину попадет. Общество защиты ребенка куда смотрит.

 Даня зашел за дом, что б женщина его не увидела. Мгновение – и по улице идет юнга Дэн, настоящий воин. Данька шел, смотрел на прохожих. Какие же они все славные. Такие же хорошие, как на его острове Тортуга. Вон женщина устроилась на скамейке. Перед собой развернула импровизированный прилавок. Разложила зелень на продажу. Кричит: Зелень, свежая зелень. Дешево.

 Женщина с детской коляской подошла к ней,  купить зелень. А вон еще женщина с мужчиной

- Федор, подожди, ты не забудь сметаны еще купить. Я скоро вернусь. Да, постой, куда ты? Я денег тебе не дала.

  Роется в сумочке, подает деньги.

 Мужчина отходит, а она ему вслед:

- Ты не задерживайся.  Я скоро, только добегу и вернусь.

- Хорошо, хорошо,- говорит не оборачиваясь тот.

 Как здорово в этом мире - думает Данька. Он дошел до торгового центра. Выстроились в ряд белые киоски, о которых говорила соседка.  На каждом надпись: от производителя. Цены здесь ниже. Данька накупил всего. В деньгах он сейчас не нуждался. По дороге домой, он заметил у магазинчика старую женщину с кружкой в руке. Она ждала, что прохожие бросят ей несколько монет. Данька подошел к ней и положил в кружку бумажку ценою в тысячу.  И пошел домой.

    Разложил продукты. С яблоком в руке и книжкой в мягкой обложке устроился на диване. Очередная повесть о подвигах Лесли. Неистребимое живучее Зло не оставляет попыток овладеть планетой. Жажда крови и власти не покидает Дорна.  Сотовый телефон ожил, оторвал Даньку от блуждания в подвалах военного центра, где Дорн прячет сверхмощную бомбу.  

-Даня, привет, - раздался в трубке знакомый голос.

- Макс, это ты? Приехал! - Обрадовался Даня.

 Вот, здорово. Жизнь возвращается. Без друга он скучал. Просто поговорить, пообщаться. Крутить в башке какие-то мысли и не высказать их! Рядом человек, который тебя поймет. Или поспорить можно. С взрослыми все иначе. Они все знают, мудрые в своем незнании.

- Кто же еще? Приехал только что. Ты занят?- радостный голос Макса. То же обрадовался.

- Нет, свободен. Друг приехал, а я – занят?  Шутишь?

-Тогда встретимся. Я выхожу.

  Данька быстро переодел рубашку. Макс явится нарядный. Из Турции вернулся. В России то же не лыком шиты! Полосатая рубаха с коротким рукавом. Очень симпатичная. Выскочил из дома. Черт, причесаться забыл. Пятерней расчесал волосы, пригладил ладонью. Все в порядке. Сойдет. Под ногами ухабистая дорожка двора. Кочки притихли. Они не бросались под Данькины кроссовки. Раньше они  вставали на пути, их воинственные ряды бросались на всех, кто осмелится выйти. С юнгой Дэном в битву вступать не решались. Данька вышел со двора на асфальт Академической улицы. Настоящий Бродвей, по сравнению с Тракторной. Люди торопятся, спешат. Троллейбусная остановка, где они встречаются. Макс, так и есть, нарядился. Отличная белая рубашка с вышивкой белым шелком. В глаза сразу бросается загар. Это то, что, прежде всего, привозят из отпуска жители забытого солнцем города. Шмотки тоже. Но не станешь же их все сразу навешивать на себя.

 И они встретились на троллейбусной остановке.

 - Привет, путешественник, - радостно говорил Даня

- Привет, как ты тут? - интересовался Макс, - Решил задачу с нулем и бесконечностью?

- Нет, не решил. Некогда было. Я больше стрекозлом прыгал, – заявил Данька.  

   Поставить бы тебе в дневник жирную единицу,- думал Сеятель-Жнец. Ежедневно решением пользуешься, и не догадался.

 - А чем ты тут занимался? Этим стрекозлом? – Кивком головы Макс предложил другу пройти по улице. Шли не торопясь.

- Так. Отдыхал. Каникулы все же. Стрекозел – выдумка Маяковского,  стрекоза с козлом. Вот я порхал и прыгал.

Торопятся пешеходы, машины спешат. У мальчишек каникулы. Мигнул светофор, открыв перед ними дорогу. Они ускорили шаг.  

- Правильно, нечего морочить себе голову. Попрыгать не грех. - Улыбнулся Макс.

  Распахнуты окна домов, асфальт под ногами. Так много еще впереди. Завтрешний день кажется далеким будущим. И нет мыслей о дне, когда скажешь, листы календаря пролетели с осенними листьями и отшумели грозами весны. Они устроились в тени на скамейке. Аллея отгородилась от мира ровными густыми рядами кустов. По ту и другую сторону мчались машины, люди тропятся по делам, а здесь тихо. Редкие прохожие, выбравшие время отгородиться от суеты. Старики и женщины с детьми. Тишь, да гладь, да божья благодать.

 - Макс, ты мне фотки привез? – Данька хочет увидеть образы далекой страны, притаившейся на расстоянии нескольких часов полета. Другая страна, отгороженная парсеками космического холода и забором неведанных человечеству измерений лежит у него под подушкой. Сунь руку под голову, нащупаешь вход в мир без времени и пространства. Обитель Всего-Ничто. Но Даньке нет дела до этого.     

- Конечно, привез! Первым делом. Я же обещал. – Максим к своим обещаниям относился свято. Отступить от данного слова не мог.  

  Макс достал планшет и стал показывать. Подробно пояснял что запечатлел. Себя любимого.

- Это мы сразу по приезду. В аэропорту. Это наша гостиница. Я у входа при чемодане. Это мы в номере. Классный номер. Его высочество Максим в президентских апартаментах. Скромнее, конечно, но ничего. А тут мы на море. Смотри, какое оно. Ласковое, теплое. Специально горизонт снял. У меня и закат над морем на одном из снимков есть. Красиво. Это я на батуте катаюсь.  Тут я под парашютом. Меня на веревке за катером тащат. А я в воздухе болтаюсь.

 - Молодец, ты, как вольная птица летишь. Десантник на море высадился.

- Не как птица, а как кое-что в проруби болтаюсь. Я от скуки. Так бы не полез. Глупость это.

- Но, все равно, здорово. В такое время и подурачится не грех.

- Конечно, здорово. Только скучно там. Лежишь целый день на солнце. Разве что искупаться. Родители вечером чаще без меня уходили. Я в номере. Если б ты был, мы что и сообразили.

- Мы бы с тобой точно придумали, нас потом бы под конвоем из страны выслали.

- Нет. Наши там такое устраивали раньше. Всей Европе на зависть. А вот еще мы на экскурсии. Это какая-то мечеть.  Не помню, как называется. Замечательная. Построили в каком—то темном веке, а как искусно.

 Данька внимательно рассматривал снимок. Изумительный орнамент стен, стройные минареты.

- Нарядная. Сколько времени над ней мастера работали. И какие!

  Музыка в камне. Данька вспомнил свой замок на песчаном берегу. Робкая мелодия на флейте. Каждый творит в меру сил своих.

 - А это восточный рынок. Там всем торгуют. Большой. Запах какой, особенно, где пряностями торгуют. Божественный. Ты не представляешь! У меня целая серия таких снимков.

 Но Даня мог себе  представить. Он был на рынке на Тартуге.  Не такой большой рынок, как в Стамбуле, но там тоже сказочно пахло пряностями. Нет восточного колорита, но свое очарование. Другие краски и нет разношерстности толпы. Туристы не протоптали дорогу. Данька не в счет. Местный пацан.  Макс показывал новые и новые фотографии. Когда они закончили смотреть, Макс сказал:

- Оно неплохо, когда так, не надолго приехали. Навсегда я бы не согласился. Не хватает чего-то. Внутренней уверенности.

В своих скитаниях Данька не чувствовал себя чужаком. Плечо друзей рядом. Дом, что ждет в конце пути. Улицы Тортуги стали такими же близкими, как его Тракторная.

- Ты посмотрел другой мир, увидел других людей и это интересно. Но я не чувствую в себе кочевника. К дорогам надо привыкать. 

- Слушай, Даня, я смотрю, ты  загорел. - Максим начал сравнивать загар на своей руке с загаром Даньки. Прикладывал свой локоть к руке Дани.

- О, а у тебя загар лучше. Стоило ли ездить? – Макс не лукавил. Вовсе не собирался подсунуть другу мысль: ты провел это время в городе, но ничего не потерял.

-Я пару раз на нашу речку съездил, - оправдывался Данька. Он не замети, как сказались на коже морской ветер и солнце. Некогда было думать об этом. И на пляже он не лежал. Он впитал воздух и солнце другого мира. Тренировки на дальнем берегу в дали от посторонних глаз, соленый ветер и морские брызги на «Скитальце» сделали свое дело.

- Как она там, наша речка? – ребенком Макс с родителями ходил на берег местной реки. И был по своему привязан к ней, реке своего детства.

- Ну, как. Вода грязная, берег топкий. Я больше на балконе загорал дома. Погода была отличная. Прелесть такого отдыха в том, что ехать никуда не надо. Никаких дорог, транспорта. Поболтаешься в автобусе и отдых станет тяжелой работой. Искупаться захотел? Два шага. Пожалуйте в ванную. Шведский стол - открой холодильник.

 - Ну, Даня, у тебя все особенное. Не как у других. Завидую твоему легкому характеру.

   У Даньки все было не как у других. Тут Максим был прав, не догадываясь о второй жизни друга. Его далекое флибустьерское море, его приключения, такого не было у других. Паруса и друзья пираты. Корсары. Но рассказать другу он не решился. Не поверит. Может, расскажет, но позднее, не сейчас. Так он и решил.

Часть 8

        В море, они выходят в море, вновь. «Скиталец» поднимает паруса. Зов моря в крови.

 - Мама, мы выходим в море, - вот так просто сказать? Как она примет эти слова? Даньке хотелось увидеть паруса, наполненные ветром. Но боялся тревоги в глазах матери. Не просто отпустить сына.

       Вечером они сидели возле телевизора. За окном уже темнело. Скоро закончится любимый Данькин сериал. Мария листала журнал, лишь изредка поглядывая на экран. Какая женщина откажется помечтать о новых платьях, туфлях. У Марии все оставалось лишь в мечтах. Дальше не заходило. Но почитать рекомендации по диетическому питанию полезно. И уход за комнатными растениями следует просмотреть. Кто кого ловит и поймает ли в бесконечных детективных фильмах, не важно. Спокойный летний вечер.  Качнулась на окне штора. Ворвался вольный ветер. Сердце Марии кольнуло острая игла. Она хотела спросить сына, но смелости не хватило. Предчувствие, пугающее ее предчувствие в сердце. Вместо этого спросила, отложив журнал:

- Даня, а не съездить ли нам в выходные в магазин. Купим тебе костюм, ветровку. Мне кажется, ты стал шире в плечах, старые малы уже. 

- Будет день, будет и пища, - согласился Даня. – Съездим.

  Данька сидел у телевизора, хотел выключить, но не решался. Боялся сказать о походе. Мария перелистывала страницы журнала, который взяла занять руки.

Даня. Я знаю, вы уйдете в море. Может завтра. Ты не оставишь «Скиталец». Как тяжело отпускать тебя.

Мама, я буду с ребятами. Они верят в меня. Я верю им.

    Он посмотрел на мать. Какая она задумчивая. Задумчивая в последнее время. Вроде сидит и не видит, что происходит там, на экране. Не смотрит в журнал.

.- Мам, - сказал он, решив, что откладывать больше не имеет смысла. Как она отнесется к его новости. Она понимает, что морские каникулы не продлятся до бесконечности. Не сказать ей? Ложь во благо? Рано или поздно о том, что «Скиталец» поднял паруса, придется сказать. Бедная моя мама. Твой сын- пират. Не брани меня, я не могу иначе.

-Да, Даня, - мать словно опомнилась, сбросила завесу забот. - Что ты хотел, сынок?

- Мам, а мы завтра… завтра выйдем в море, - он внимательно смотрит на нее, боясь увидеть боль в глазах. Он уже взрослый, но любит ее не меньше, чем раньше. И хочет оградить от лишних тревог.

- Даня, так скоро, уже в море, - она знала, что день этот настанет, но не была готова. Еще день, еще неделю - молило ее сердце. Как ей опустить его? Прикрыть дверь в его комнату, вздрагивать от тревожных мыслей, надеяться, что утром услышит его голос. Стоять утром у плиты, ожидать, когда закипит чайник и в ужасе думать, что этим утром вторая чашка на столе не понадобится. Видеть в страшных ночных снах  кухонный стол, на котором только одна чайная чашка. Это видение сводит ее с ума. Только не это! Но ему она не признается в своих страхах. И он вернется!

- Ну, мам. Это обыкновенный круиз. Мы едем отдохнуть. Я же рассказывал, у меня там настоящие морские каникулы. Я живу в замечательном пятизвездочном отеле. Дом Леона называется. И там такая замечательная кухня. Жанетта так готовит, просто пальчики оближешь. Каждый день мы со Свеном ездим на пляж. В повозке запряженной лошадкой. Приятная прогулка. Это тебе не в автобусе трястись. Там такие шезлонги, зонты. Народа на пляже почти нет. Мы на дальний ездим. Там вода и песок чистые. Мы сидим, загораем, купаемся. Отдых это, мам, и вот сейчас решили, не сидеть же на берегу, на одном месте. Вот в круиз направимся.

-Дань, врешь ведь? - Милый врун, пытается ее успокоить. Она смотрит на сына, грустно улыбаясь. Если б могла, вцепилась бы руками и никуда не отпустила. Долго, долго. Всю жизнь. Минуту назад она была готова отпустить. Решимость оставила ее.

  Данька помолчал, а потом твердо сказал:

-Да, мама, я вру. Если и вру, то чуть-чуть. Про дом и пляж - чистая правда. Шезлонгов нет, но песок горячий и мягкий. Мы дурачимся на берегу, как дети. Бегаем. Машем сабельками. Спорт никому не помешает. На корабле я спрячусь. Я забьюсь в дальний угол. Найду безопасное место. У Свена в каюте огромный сундук. Я в него залезу.

Наплел с три короба. Славную сказку придумал.

Надо быть сильной. Ее мальчик пытается ей помочь справиться с этим. Она должна помочь ему.

- Что ж, Даня, плыви в свой круиз. Пора, наверно, спать, сынок.

Пусть думает, что она поверила. Сундук. Там темно, а ты боишься темноты. Для тебя она страшнее пушечного ядра. Мой маленький мальчик.

- Да, мама.

 Как тебя утешить, мама? Прости, если можешь.

  Они выключили телевизор  и отправились спать. Данька лег, натянул на себя одеяло.  Скоро зашла мать, пожелать спокойной ночи. Присела возле сына.

- Даня, спокойной ночи. Отдыхай, -  сдержала себя, что бы не схватить сына за руку. Сидеть возле него всю ночь.

- Мам, - спросил Данька,- а ты отпускаешь меня в плаванье?

- Отпускаю, сынок. Конечно, отпускаю. - Мария Петровна отвернулась, что бы сын не заметил слез.

- Мам, ну что с тобой? Ну, мама? – Спросил Данька. Он все понимает, но не находит слов утешения.

- Сынок, ты береги себя там. Я не знаю, что будет, если с тобой что-то случится. Если ты не вернешься. Если погибнешь. Я как-то тут заглянула в твою комнату ночью. А тебя нет.

   Страшное слово «нет» прозвучало и повисло в воздухе.  Она знала, что не увидит его в кровати, но была потрясена. Ей хотелось думать, что все только сон. Он спокойно спит в своей кроватке. Сопит, как в детстве. Она может подойди и поправить одеяло.

- Мам, ты, что не веришь. Все еще не веришь, что я там на  Карибах? Не хочешь признаться себе, что это правда? – Сам он принимал случившееся, как абсолютную реальность. Далекий мир стал близким и родным.

- Верю, к сожалению, верю, сынок. Я…. Я беспокоюсь о тебе, глупенький. Ничего не могу с собой поделать. Если там что-то случится, тогда у меня ничего не останется, Даня! Ничего! – Голос ее сорвался. Погладила волосы сына. Провела кончиками пальцев по его лицу, словно пыталась запомнить каждую черточку. - У меня даже не будет холмика, на который я могла бы принести цветы. Только  пустота. Одна пустота!  И ничего больше для меня не останется, Даня!

 Она могола бы добавить, что ей не куда идти, что бы пролить слезы по мужу, его отцу,  и так же потерять сына. За что?! Сколько вас, чьи сыновья не вернулись домой? Ей безразлично! Она не хочет знать об этом! Эгоистка? Она мать. Это ее сын. Ее!

- Мама, ты не думай так. Мы солдаты удачи. Мы флибустьеры. Удача всегда с нами.

- Даня, удача… удача с тем, кто может отсидеться в кустах. – Тяжелый вздох вырвался из ее груди. - А потом, когда все миновало, выйди оттуда, хвастаться своими подвигами и удачей.  Ты ведь так не будешь, на мою беду.

- Ну, конечно, мам. Я так не смогу. Я не смогу прятаться в кустах, когда ребята рискуют своей жизнью, подставляют свою грудь под удар. Я должен быть с ними. Ты ведь… Ты ведь не можешь гордиться сыном- трусом, который будет сидеть в кустах. Ты же… Ты же - моя мама.

Данька приподнялся на локте на постели, смотрел на мать. На нее смотрел маленький растерянный Даня и уверенный в себе юнга Дэн. Оба они хотели обнять маму, сказать о своей любви.

- Я знаю, Даня. Я знаю, что ты по-другому не  можешь.

  Мать поднялась. Сердце разрывала тревога.

- Ну, что. Желаю удачного плаванья, сынок.

- Мам, а ты пожелай мне семь футов под килем.

- Пусть будет так, семь футов под килем.

  Мать вышла из комнаты, как обычно плотно закрыв за собой дверь.  Войдя в свою комнату, села за стол. Зажгла настольную лампу.

Господи, Саша, наш сын уходит в неведанную даль. Что бы сказал ты? Отпустил его? Я не права, да? Ты не согласен со мной? У меня нет сил удержать его, как не хватает сил отпустить. Что мне делать? И словно шаги за спиной. Легкое колыхание воздуха коснулось ее головы. Аромат лосьона после бритья.  

Данька повернулся на бок, заметил своего плюшевого мишку. То сидел, чуть наклонив голову на бок. Глазки радостно блестели. Даня протяну руку, взял его, посадил себе на грудь.

- Миша, ты остаешься за старшего. Ты у нас здесь самый главный. – Данька погладил своего друга. - Ты не подведешь меня? Ты присмотришь за мамой, косолапый. Вот и молодец. Я  вернусь и  проверю. Я  вернусь, косолапый. Я обязательно вернусь. Я не могу не вернуться к вам. Голова плюшевой игрушки качнулась. Он согласился, С чем? Позаботиться о маме? Даня вернется? Спи косолапая загадка на тумбочке.

Даня усадил плюшевого мишку на тумбочку, закрыл глаза и уснул.

        Корабли вышли в море. Отправились в поход. Юнга стоял и смотрел, как удаляется берег. Он впервые вот так прощался с родным берегом. Он стоял долго, вглядываясь в даль, ждал того момента, когда берег окончательно скроется за горизонтом. Тосковал ли Данька о том, что скрылось за морской волной? Рвался к новым приключениям? Он не думал об этом. Шел по зову судьбы. Неизвестность не пугала. В его возрасте редко думают о грядущем. Конец жизни кажется чем-то далеким, не стоящим внимания.

  Капитан сидел за столом. Курил трубку. Они вновь вышли на охоту. Свен развернул перед собой карту. Заглядывать в этот клочок бумаги ему вовсе было не обязательно. Он знал что начертано на ней.  Но тау ему было легче сосредоточиться. По каюте блуждала синева табачного дыма. Шкафы за спиной – два верных стражника, диван, сытый жирный кот, притаился на ковре. Сундук погрузился в любование сокровищами в своей бездне. Он думал и о том, как несносный мальчишка будет ворочаться во сне на крышке. Он будет охранять его сон, прятать печали юнги в своей глубине. Подрастет, будет матросом. Свен прикрыл глаза, туманная дымка над волной, чужой парус. Капитан полагался на свое предчувствие и вел корабли. Но предчувствие опиралось на анализ. Казне испанской короны требуется золото. В какие моменты эта потребность становится навязчивой необходимостью? Как он повел бы корабли, груженные золотом в испанский порт? Потом включалось чутье гончей. Это срабатывало. Он ловил подсказку своего подсознания. Впрочем, все это может подождать.

        Начало похода, можно позволить себе минуты безделья. На губах капитана блуждает улыбка. Дверь каюты открылась. Кроме юнги, он никого не ждал. Вошел старпом Колин. Не свойственная нерешимость. Остановился.

Колин не мог понять, отчего капитан не доверил ему другой корабль. Махнуть рукой и забыть об этом старпом мог, но понимал, что червь будет донимать его. Свен его друг, он спросит его. Но и не хотел бы услышать о сомнении капитана в своем помощнике.

- Что Колин? Проходи, садись, - Свен надеялся, что старпом зашел просто, без особой необходимости.

 Старпом прошел к столу капитана, присел. Как много отразилось в глазах старпома в этот миг. Гнев, сомнение, укор. Прощение. 

- Ты что-то хотел сказать мне? - Свен пристально посмотрел на своего помощника. Сколько дней они прошли вместе, рука об руку. Я иду сквозь бури, я иду сквозь годы, что может быть лучше плохой погоды. Он знает каждую морщинку на  таком родном лице. Что хмуришь лоб старпом? Какие думы смущают тебя?

- Я хочу спросить, Свен, ты полагаешь, что Пьер, - это был капитан второго корабля, - справится?

 Колин задал  вопрос осторожно. Он мог бы не спрашивать. Если капитан отдал корабль Пьеру, то надеется на него. Колин не спал этой ночью, мучался сомнениями. Капитан Свен считает, что старпом годен только на вторые роли? Или его просто забыли? Как всякому человеку, Колину казалось, что он способный моряк и заслуживает, что бы это оценили. Он боготворил своего капитана, но и на богов иногда ропщут.

- Полагаю, да, справиться. Ты хотел сам стать капитаном? - спросил Свен. Колин, несомненно, один из лучших на судне. Лучшее Свен предпочитал оставлять себе. Он улыбнулся только глазами.

Про себя сказал: Я понимаю тебя, и не хочу отпускать. Ты нужен мне.

- Если честно, - сказал старпом, - то хотел. Думал, была такая мыслишка.

  Он немного нервничал, что с ним случалось редко. Не хотел обидеть Свена, но не мог держать обиду в себе. Решить все честно.

За бортом плещутся глубокие морские воды.  В черной тьме скрываются людские страсти. Ненависть. Зависть. Жестокость. Любовь. Однажды волны выплеснут все на берег. Запылает земля огнем войны. Из капели рождается океан. Чьи ладони вычерпают его до дна?

- Ну, хорошо, Колин, если ты решил стать капитаном, то ведь  это не последнее судно, которое мы взяли. Будут еще. Так что, возьмешь. Будешь капитаном. Только здесь есть еще один момент, старпом.

  Не в правилах капитана было лишать человека выбора. Если Колин реши уйти, он признает его решение. Будет жалеть, что старый товарищ ушел, но возражать не станет. Он не в праве решать за других.

- Какой? -  Насторожился Колин. Свен считает, что отдать корабль в его руки- пустая затея. Груз этих мыслей лег на плечи Колина. Он склонил голову.

- Я просто хотел, что бы ты и Брин, вы всегда были рядом со мной. Мне так спокойнее. Поэтому я и не предложил другой корабль тебе.

Свен отложил трубку, которую до того крутил в руках. Не просто объяснить свои мысли и чувства. Объяснить, что бы тебя поняли. Но не смог сдержаться. Он был лишен честолюбия и не любил чрезмерно честолюбивых людей.

- О штурманском кресле мечтаешь? Закажем тебе лучшее. Установим на шканцах. Лучшее в этих морях. – Свен рассмеялся. – Хочешь, можешь мое занять, хоть сейчас.

- Капитан, оно твое по праву. Мы сами усадили тебя в него. – Колин помрачнел. Неужели Свеен мог подумать, что он хочет занять его место. Будь проклято это штурманское кресло. Он не изменит своему капитану. – Будь проклят тот, кто захочет сесть на твое место. Что б ему переломать все мачты!

- Не горячись, Колин. Я знаю, никто из вас не пришлет мне «черную метку». Я хотел сказать, власть на корабле для меня не главное. Ты  прости. – Свен на минуту закрыл глаза, собираясь с мыслями. - Я знаю тебя много лет. Мы с тобой, как братья. Даже, может быть, больше. Ты мой брат. Вот я и хотел, что бы ты был рядом со мной, а не на другом корабле. Для меня «Скиталец» - это все. Это - мой дом. Это - мое сердце. Я  не вечен. Кто знает, может, меня убьют в очередном бою. И мне бы не хотелось оставлять корабль в чужих руках. Будет лучше, если он достанется тебе, Колин. Я бы хотел… хотел, старпом, умереть на твоих руках. Что б ты, если такое произойдет, завернул меня в белую ткань, привязал к ногам груз  и отправил в последний путь, в последнее плаванье.

   Спокойные слова Свена потрясли Колина. Мысль о том, что капитана не будет не помещались в его голове. Он мог допустить, что не будет моря, земли. Но нет капитана? Святотатство. Тело без души. «Скиталец» без Свена - ничто, мертвая щепка. Он хотел уйти на другой корабль? Предать? Отречься от своего бога. Это было равносильно тому, что он отказался от веры своих отцов. Ради тщеславия. Хотелось вскочить и убежать, остаться наедине со своим позором.

- Свен, я бы то же хотел, если случись, умереть на твоих руках. Что бы ты закрыл мои глаза, как брат. У меня никого больше нет, Свен. Но давай, поживем подольше. - Колин просил, заклинал Свена, пожить подольше.

Это была молитва раскаявшегося грешника. Да простятся грехи наши, большие и малые, знамые и незнамые, вольные и невольные. Два брата сидели рядом.

- Колин, я, вообще-то, не против, пожить по дольше. А ты? – Свен улыбался.

- То же, не против. – молодой задор в голосе.

  Свен встал, обошел стол. Подошел к своему помощнику. Колин то же поднялся на ноги. Капитан положил руки на плечи старпома.

- Мы с тобой братья,- произнес он, как клятву, как священное заклинание.

 И ни стукнулись лбами  в знак того, что они братья. Сизый туман трубочного дыма рассеялся. Пол каюты легко качнулся под ногами. Юность, заглянувшая сюда на несколько минут, стояла качая головой. Она припомнила вой шторма, волну, что накрыла с головой. Холодный звон стали и струйку крови, что течет из раны на груди. Синее небо и паруса над головой. Кокон белого холста, плеск воды за бортом, как колокол утраты. Через отдернутые шторы  в вышине кто-то смотрит на землю. То ли роса, то ли слеза с неба.

Колин пошел к выходу. Задержался. Обернулся.

- Свен, а могу я спросить тебя, как брат брата? – Старпом смутился.

- Спрашивай. - Что еще придумал  старпом.

- Я хотел спросить тебя об этом парнишке, о юнге. – Старпом замер, ожидая ответа.  

- А что? Он плохо справляется со своими обязанностями? – Не досмотрел чего-то. Надо будет подсказать мальчишке.

- Нет. Он нормально работает, как все. Даже лучше. Мы тут с боцманом как-то заметили, что он очень похож на тебя. Такая же походка. Улыбается, как ты.  Точь в точь, как ты, только помоложе. Вот и подумали, может это твой мальчишка. – Колин, словно извиняясь, склонил голову.

- Колин, с чего ты взял, мой мальчишка? Он, что приплыл за мной сюда из Англии. Не придумывай. Это игра природы. Мало ли кто на кого похож. Да и показалось вам это. – Капитан пожал плечами. Безумное предположение.

- Ну, если так, – сказал старпом, - может быть.

Колина ответ Свена не убедил. Не верить другу у него не было оснований. Но парень похож. Ой, как похож.  Старпом ушел, унося с собой сомнения.

 Капитан сел за стол. Потер лоб ладонью и тихо сказал:

- Нет. Нет, этого не может быть. Не может. Если боги были так не справедливы ко мне. Если со мной они сыграли такую шутку. Но с ним-то … С ним-то, за что? Если я узнаю, что это так, я заберусь к вам на небо и устрою вам такой ад в вашем раю, какого вы еще не видели. Уж, поверьте, я устрою вам ад – и капитан со всей силы стукнул кулаком по столу.

   Свен встал. Нервно ходил по каюте. Успокоился, боцман вместе со старпомом все выдумали. Не чем заняться больше. В полдень он, как обычно, вышел на квартердек. Открыл нактоуз, по компасу определить направление. Колин работал с секстантом. Надо определиться с дальнейшим курсом. Квартермейстер выбрал лаглинь. Считает, сколько узлов прошли через его руки. Колин работает с секстантом. Свен ждет, когда старпом рассчитает линии положения, определит счислимое место. Обычные заботы отвлекают от дурных мыслей.

        Данька топает по палубе. Идет к вахтенным правого борта на шкафут. Здесь Сол и Сайрус. Вахта отвечает за грот-мачту и бизань мачту. Даня старательно твердит «иностранный язык». Каждый матрос обязан знать эти слова. Заучи тут, попробуй, - ворчит про себя, - одних ручных талей больше двухсот. Каждая под своим названием. Название  рей и палуб. Квартердек, опердек, орлопдек – в названиях палуб запутаешься. Но учить надо. И ходит Данька и зубрит. В школе двойку поставят. Тут круче - боцман может линьком науку объяснить. Данька хочет стать марсовым, бегать вверху по реям. Элита среди матросов. Для этого постараться надо. Спрашивать у Сола, себе дороже. Засмеет. Лучше подойти к Сайрусу.

- Сайрус, выручи, скажи где найти лиселя?

- Чего? – Сайрус растерялся.

- Где они у нас находятся, лиселя? – Поглядеть бы, что это за штука.

- Мы их не ставили. Они с боку от основного паруса. – Сайрус качает головой и смеется. - Дополнительно на грот и фок мачтах.

- А еще мне найти фор-стаксель и кливер.

- Салага. – Сайрус готов упасть от смеха. – На бушприте.

- Я так и думал, - Даня принял самый невозмутимый вид. – Сейчас схожу. Проверю.

Матрос не выдержал. Смеялся и еле выговаривал:

- На бак пройди, не заблудись.

 Сейчас вся команда будет ржать. То же морские волки. – Ворчит Данька. – Парни с бака. Вам красное место на шкафуте. На шканцы таких не пускают.

Он ищет крутую морскую брань. Ковыряется в своем мозгу.

Был бы морским псом, маяком, а то пришел с другого корабля. – Тотчас одернул себя. Напрасно придумал такие слова. Обидел друга в мыслях. Не виноват он, что на других кораблях скверно. Вот и пришел. Дэн шел на бак опустив голову. Было стыдно.

 Парни заняты делами, а он слоняется будто шкерт. Прислуга для всех, бичкамер. Придумывал обидные слова для себя. Бездельников на корабле презирали. Шпыняли почем зря. И дезертиров то же. Летучие рыбки, бичкамеры. В его мире бичи не были в почете.  Вскоре капитан занял его тренировками, бранить себя было некогда.

       Пару дней они бесцельно болтались на воде. Ласковое море. Действительно круиз, -  говорил себе Данька. – Мама может не беспокоиться. Босые ноги Даньки шлепали по горячим доскам. Он сбросил рубашку, в его городе пляжный сезон давно закончился. Но не на Карибах.  Спокойные будни. Команда была уверена, капитан приведет их к хорошей добыче. Они не рвались в бой, не требовали крови. Каждый знал, как бы не упали игральные кости судьбы, они не будут бедствовать. Они выполняли обычную работу. Так в море выходит рыбацкая шхуна. Все хотят хорошего улова, но если рыба не идет – это не смертельно. Будут еще хорошие деньки. Путина еще не началась. Даня бродил по палубе, пользуясь свободной минуткой. Капитан, как про себя это называл Дэн, разрисовывал контурные карты. Свен  сидел над картами, пытаясь представить, где пойдут купцы. В мире Даньки были иные возможности. Локаторы и спутниковая система слежения подсказала бы, где искать купеческие караваны. Для кого-то подошел другой способ. Экстрасенс водил бы маятником над картой в надежде найти купеческие суда по колебаниям древнего приспособления. Капитан вглядывался в рисунок карты в ожидании озарения. Историки расскажут о гениальных планах битв, выигранных на суше и на море, о тонком расчете мудрых командиров. Все верят, что так и было. Но правда в том, что озарение приходит иногда только в ходе сражения. Тонкий расчет – вымысел для безусых офицеров. Мгновенная искра вдохновения. Так к поэту приходит его муза. Пламя вспыхивает и ведет, но лишь единицы кресалом терпения и опыта разжигают пламя. Даня, тебе бы поучится у капитана, а не слоняться без дела. Вдруг пригодится. Оседлать вдохновение – наука побеждать. Сол топает босиком, скинув рубаху. Жарко. От безделья прицепился к Дэну:

- Юнге не терпится броситься на испанцев? – Скорчил страшную рожу. Сейчас бросится испанец на беззащитного юнгу. Данька чуть не рассмеялся.

- Перетерплю, Сол.

- Причина в тебе, Дэн. Эти хитрые бестии чуют, что на «Скитальце» появился молодой лев, лютый до схватки. Прячутся. - Сол ухмыляется, забавляясь тем, как подцепил юнгу. Сол не испытывал к парню вражды. Скорее наоборот. У него такой характер.  Попадись кто другой, он и ему придумал, что сказать. Дэн самый молодой, как тут пройти мимо.

- Лев может пока точить когти, острить шпагу. Реки испанской крови прольются. Скоро шпага Дэна утолит свою жажду.                                                                                                                                                           

- А ты свою шпагу держишь наготове? – Смейся  коль хочешь.         

- Нет. Она отдыхает и ждет часа. – Ответ опытного, закаленного в боях воина.

- Если испанцы не появятся, что делать? – Любой разумный человек постарается обойти опасность. Не ходить по темным закоулкам. Он, помнится, то же пытался во дворе обойти Серегу. Сбежать было не куда. В море другое дело. Все дороги открыты.

- Появятся. Капитан чувствует их. Не появятся, то же не беда.

- Не будет добычи, что делать на берегу?

- Свен не оставит нас в беде. Такое может случиться, и у него есть для нас деньги. Голодными не останемся. На черный день у него отложено.

 Здорово, Свен – местный пахан. Общаг держит. Как он раньше не догадался. Воровские законы родились не вчера. Они веками создавались. Законы государства пишут на бумаге, или на глиняных табличках. Как у царя Хамураппи. Понятия- законы, вписанные в сердца ворья. Держатся веками.

- Я не знаю лучшего корабля, чем «Скиталец» и не только потому, что на других кораблях такого нет. И удача капитана здесь не причем, - продолжал Сол. - Я ходил на других судах и с другими капитанами. Наш никого не ударит. Иногда думаю, лучше бы кулаком в челюсть. Поболит - пройдет. Свен одним взглядом душу вывернет. Это страшнее кулака и реи. Нет большего позора в наших морях, если Свен матроса на берег отправит. Такого даже самый отъявленный из капитанов не захочет взять. Мы за Свеном, как за каменной стеной. Начудим на берегу – заступится. Нам то же достается, не без того. Поэтому каждый из нас за капитана любому глотку порвет. Черту рога поотшибаем. Ты в хорошие руки попал, юнга. Здесь моя душа.

- На других кораблях, какие порядки?- спросил Данька.

  Сол криво усмехнулся, сплюнул.

- Юнга, подрасти немного. Детям об этом рано знать. - Сол пошел дальше, потеряв интерес к разговору. Засунул руки в карманы, всем видом показывая, что обсуждать с юнцами эту тему не будет.

        Дэн понимал, в жизни есть моменты, которые не хочется вспоминать, тем более вытаскивать на яркий солнечный свет такого дня, как сегодня.

        Попутный пассат оставляет много времени для отдыха. Матросы пользуются этим. Данька втянулся в ритм жизни на корабле. Вахта у парней четыре часа. Восемь склянок. Откачать помпой воду из трюма, следить за парусом, уборка. Слова эти не передают и малой доли тягот морской жизни. Работа требует напряжения всех мышц. Отупляющие вахты, теснота кубрика, однообразная еда. Многие в моменты отдыха заняты ручной работой. Ловкие руки у матроса. Умеют вязать такие узлы, хоть среди ночи разбуди. Кто-то строгает деревяшки. Брайан занят своими досками. Конопатят корпус. В восемь вечера все заняты обтяжкой парусов в тугую, проверкой узлов. Марсовые на самом верху. Это их вотчина. Сайрус обещал сплести коврик из каната. Такой можно на выставку. Что так привязывает Даньку к морю, к «Скитальцу»? Может за все это сразу, за усталость. За боль в мышцах.

        У природы нет плохой погоды, всякая погода – благодать. Не  скажите. Дома возле кружки горячего чая и плохая погода за окном не в счет, задерни шторы и забудь. Не то в открытом море. Данька помнил, что в его стране неожиданно приходила зима. Нежданное природное явление.  Впрочем, в его мире все было нежданным – негаданным. День, ночь, законы в Думе – не ждали, стихийное бедствие. Форс- мажор. Ни кто не в ответе. Вот так  неожиданно налетел ветер и в этом мире. Поднялись волны. Тучи. И матросы бросились сворачивать паруса. Внизу вода уже кипела. Кидалась на корабль в ярости. «Скиталец» то поднимался на волну, то падал вниз. Вновь поднимался и падал. Сверкали молнии. Данька понял, тот первый шторм, в котором он побывал, ни о чем. Вот настоящий шторм. Весь ужас. Они боролись со стихией, боролись с  волнами. Мокрые с головы до ног. Тьма и холод. В южных морях можно промерзнуть и подхватить ангину. Парни бросились убирать паруса. Он не мог остаться в стороне. Полез по вантам на мачту, выше. Расстояние между выблёнками сантиметров сорок. Руки цепляются за одну, за другую. Лезет мимо марса по путенс-вантам. Настоящий матрос не полезет через марс. Волны ревут. Мачту качает, но он не смотрит вниз. Губы, как заклинание, шепчут: фалы, гардени, гитовы. Не перепутать. Они лезут во имя своей жизни. Вот грот-стеньга. Наконец под ногами грот-брам-рея. Где эти грот-брам-гитовы?  Подобрать шкаторины. Снасти перепутались. Надо рубить. Воет в ушах ветер. Бьет в грудь. Думать о страшной пропастью под ногами некогда.

         Стоявший над бездной Сеятель-Жнец улыбается. Держись, мальчик. Планеты падают во вселенной и вы с ними. Нет страха. Нет головокружения.

         Корабль накренился, мачта летит над волной. Свен удержал «Скитальца». Он не подведет парней, как они не подведут его. А Дане вспомнить бы добрые слова мамы:

- Даня, шарфик плотнее завяжи, не забудь перчатки.

- Мама, мне некогда.

 Можно вниз. На палубу. Волны накатывают, в воздухе брызги и водяная пыль. До отдыха вечность. Трясутся ноги, но нельзя сдаваться.  И не было минутки, что бы передохнуть. Данька работал вместе с другими парнями. Они выстоят. Рядом друзья, они не подведут. И они победили. Волны ослабли. Потом  вовсе стихли.  И вновь на небе солнце. Рядом спокойная гладь воды. В шторм они потеряли второй корабль. Шторм разметал их. Но они встретятся. Встретятся в порту, когда вернутся из похода.          

         Еще день приводили в порядок корабль. Чинили паруса. Искатель ветра вышел победителем из бури. Дэн с трудом держал «морские ноги» от усталости. Не только стоять, а бегать по палубе. Он торопился на бак,  где спуск в камбуз.

 - Тебя поцеловала в детстве святая Кэрн, мальчик, - проговорил вслед ему боцман. – Ты станешь янмаатом. Настоящим океанским матросом.

- Филипп, - кричит Дэн коку, - обед капитану!

Жизнь возвращалась в свое русло. Бьют склянки, ребята заступают на вахту. Дерек лезет в «воронье гнездо» следить за морем. Хочется подремать, но не положено. Вахтенный уснувший во время дежурства пропащий человек. Спишут на берег. На иных судах наказание другое. Плетью посекут или под килем протащат. Лучше под килем, чем списание со «Скитальца», так думают все матросы. Дерек не исключение.

       Ищущий ветра скользит по волнам. Дерек морщится от солнца, протирает глаза. Может почудилось от усталости? Нет, корабль. Дерек кричит и машет рукой.  Купеческий корабль.  Данька вышел на палубу, выплеснуть грязную воду из ведра, задержался на палубе, смотрел, как они догоняют испанского купца. Того, видимо, хорошо потрепал шторм и, он не мог быстро уйти от «Скитальца». Даньке этот бой не был так интересен. Он ушел в каюту поджидать капитана. Готовить все к его возвращению.  Маме он расскажет, как отсиживался в сундуке. Можно и про шторм рассказать. Примерно так, погода испортилась. Дождь стал накрапывать. Позже и вовсе полил. Без зонта не выйти, вмиг промокнешь. Мы с капитаном дням возле камина сидели, скучище. Это так же близко к правде, как он возле милого сердцу сундука. Где-то отгремел бой. Все стихло. Дверь каюты раскрылась. Вошел капитан. Улыбается. Удачный бой. Свен снял рубашку. Скомкал ее.  По обыкновению, бросил ее в угол. Данька передоложил:

- Капитан, умываться?- Стоял возле таза и держал кувшин с водой. Образцовый юнга.

- Полей воду, юнга, - Свен протянул руки. Он словно вернулся с прогулки. Ни тени усталости. Не было убитых испанцев, не было смертельной опасности. Дэн думал, а смог бы я так держаться, смог бы сохранять спокойствие. Тысяча морских чертей! Хотел бы я быть таким.

Капитан умылся, надел чистую рубашку и развалился в кресле. Дэн недавно убрался в каюте. Протер стол, свернул карты, обтер чернильницу. Коробку с табаком и трубкой передвинул на угол стола. Освежил влажной тряпкой обивку дивана. Воссел на стул и любовался деянием рук своих.

- Что, Дэн, пообедаем или фехтование? – Небрежный вопрос светского джентльмена. Не много небрежный. Шутит или издевается? Ноги у Дэна гудят.  

 Данька только рассмеялся:

- Я смотрю, капитан, фехтовать после боя у нас становится хорошей традицией. Моя шпага умирает от суки. Сыграем музыку клинка.

- Я не против традиций,- ответил капитан. – И не имею ничего против хорошей музыки.

  В этот момент дверь каюты открылась, и что-то влетело в нее. На полу лежал испанский парнишка, лет пятнадцати. Перепуганный. Взъерошенный мальчишка. Он полулежал, полусидел. Рваная грязная одежонка. Следом вошел Колин. Старпом высился над мальчишкой неумолимой судьбой. Великан готовый раздавить мелкую букашку. Не удивительно, что испанец в ужасе. Данька внутренним чутьем понимал, что Колин не злобный рок. Он не жесток. Но напугает любого до смерти любого. Дэн знал, Колин - гроза, которая пройдет мимо, молнии уйдут в землю. Откуда это знать пленнику.  

- Что это, Колин?- Спросил капитан, поморщившись. Потревожил по пустякам.

- Когда мы осматривали корабль, в трюме нашли маленькую мышку. Там спрятался. Думал, что мы его не найдем. Забился в угол. Сидел за тюками.

Молодец, пацан, - подумал Дэн, - любой бы ветошью прикинулся. Желторотый, тебе не в грузовой трюм бежать надо за грот-мачтой. Водяной трюм на баке. Между бочками и верхом почти метр, забиться подальше и не сыщут. Ты бы пролез. За водой не сразу полезут. Дэн рассуждал так, решая куда мог спрятаться мальчишка.  Сам бы принял бой. Пусть последний.

- Ясно, - в голосе капитана звучал презрительный вопрос, зачем приволок сюда мышь. Перед обедом. Аппетит только портить.

- Я решил спросить у тебя, капитан. Что с ним делать? Перерезать глотку? Или просто выбросить за борт?  Пусть акулы разбираются.

- Думаю, Колин, проще выбросить его за борт к акулам, - во взгляде Свена холод – мог бы и сам решить. Море решит за нас.

   Парнишка, там с пола, что-то бормотал. Данька различил:

- Пощадите. Пощадите, – испанец смотрел то на старпома, то на капитана. Он так трясся, что слышно, как стучат зубы. Ужас и мольба в голосе. Пополз  подальше от старпома. Пацан вцепился в ножку стула, как в последнее спасение, надеясь, что никто  не оторвет его от спасительного пристанища. Капитан передумал:

- Вот что, Колин, забирай его. Запри в трюме. Придем на Тортугу, выведем на площадь. Привяжем к столбу, обложим хворостом и подожжем. То-то для всех будет праздник. Именно так поступает святая инквизиция. Милосердная, бескровная казнь. Как думаешь, старпом, устроим праздник?

   Свену не хотелось сейчас заниматься этим мальчишкой. Испания и инквизиция были для него понятиями одного порядка. Мысль о костре была абсурдной. На Тортуге такое не возможно. Сказал так, что бы от него отстали.

- Как скажешь, капитан. Праздник, так праздник, - Колин и не думал возражать капитану. Он знал его лучше других: это не решение, а всплеск мелкого недовольства.

 Колин подошел к пленнику.

- Вставай, – сказал резко, протянул к парню руку.

   Но парень не хотел. Он еще крепче вцепился в ножку стула. Свен приказал:

- Отскреби его от пола, и в трюм.

 Старпом сильной рукой поднял пленника. Тот слабо сопротивлялся, но силы были не равные. Парнишка только слабо бормотал: нет, нет. Но старпом вывел его на палубу. Данька стоял и смотрел на своего капитана.

- Капитан, вы же не посмеете. Вы не сожжете этого парня.

- Почему? Сожгу. Они же так поступают, - Свен был упрям. Иногда вопреки здравому смыслу. Он ни разу не поднимал на «Скитальце» красного флага. Красный флаг на судне пиратов предвещал смерть всем. По установившейся традиции череп с костями говорил: отдайте груз и ступайте. Артиллерийские перестрелки велись с одной целью, пираты били по парусам противника, что бы остановить. Купцы, вооруженные слабее, дюжина или две пушек, лишь отгоняли преследователей. И крови испанского мальчишки он не жаждал. Упрямство говорило за него. Тюдорам не дарят, Свену не перечат.

- Но вы не такой, капитан, вы этого не сделаете. – Дэн то же был упрям. Он не позволит капитану.

- Замолчи, юнга. -  Подсознание Свена требовало тяжелого признания: смотри, юнга, твой капитан обычный злодей. Я не идеал с картинки. - Я - пират. И не умею дарить жизнь.

- Я не буду молчать, капитан.  Вы не тронете его. – Попадись под руку Черная Борода, Данька и его бы оттаскал за бороду, а там будь, что будет.

- Ты что, Дэн, не понимаешь! Если ты попадешь им в руки, они повесят тебя на рее. Будут радоваться. И этот парнишка будет радоваться вместе со всеми. Аплодировать, смотреть, как ты там дергаешься под реей. Никакой пощады. Другой? Я другой? Я - пират. Я - обыкновенный пират.  Я убийца и негодяй, Дэн. Я просто убийца. У пирата каменное сердце. Запомни, Дэн, у пирата каменное сердце. И я сожгу этого парня на площади, - раздражение переросло  гнев.

- Нет, капитан. Вы этого не сделаете, – твердил упрямо Данька. Он сам не замечал, что упрямство глубоко сидит в нем. Отступать он не собирался.

- Замолчи, юнга. Убирайся вон, что б я тебя не слышал.  Вон, я сказал. И оставь меня с моими демонами наедине. – Во взгляде капитана было что-то, что заставило юнгу подчиниться.

  Данька вышел, а капитан остался наедине со своими демонами. Он думал о своем друге, которого не сумел спасти. Тот то же был испанцем. Но его сожгли на костре такие же испанцы. И мысленным взором капитан видел пламя, лицо своего друга. Слышал его крики.  Последний крик. Его друга сожгли! Разве он может это простить! Нет, никому он этого не простит. Не простит прежде всего самому себе, что не спас друга. Не успел. Вновь и вновь туман наплывал на его разум. Он шел сквозь коричневый, цвета запекшейся крови, кошмар. Свен встал, подошел к окну. Он искал успокоения в ровной глади моря. И скоро капитан сумел одолеть своих демонов. Он передумал. Друг достоин иной памяти. Он все еще злился на юнгу. Как тот посмел возражать ему, своему капитану. Как посмел! На самом деле, капитан сердился вовсе не на юнгу, на себя. Злился на себя, непогрешимого капитана Свена.

 На шканцах Дэн  остановился возле скамейки. Тут частенько присаживались боцман или старпом выкурить трубочку крепкого табака. Матросы днем курили на баке. Там специально стоял обрез с водой для окурков. С огнем на кораблях обращались осторожно. Не ровен час, загорятся доски. На юте и баке крюйт-камеры с порохом. Сейчас кругом было пусто. Дэн сел. Припомнил: а иногда плоское спокойное холодное зеркало моего отчаяния. Чаять? Надеяться. Он не сдастся, уж точно. И как учил Фридрих Ницше, найдет энергию, необходимую для того, чтобы посмотреть реальности в глаза, чтобы «вывести из самого глубокого отчаяния самую непобедимую надежду». Данька поднялся. Душа обретала новую силу.

Часть 9

        Но путь обретения веры долог. И надежда робко прячется в закоулках сознания. После разговора с капитаном, Данька вновь вернулся к мысли: а кто же они его нынешние друзья? Обыкновенные убийцы? Бандиты, негодяи? Или это не так?

Нега теплого моря и жар золотистого шара, висящего в поднебесье не слишком располагающая е само копанию обстановка. К тому больше склонны люди северных широт. Да что б раздолье океанское было кругом. Степь широкая. Данька принес эту никчемную привычку из мира иного. Как горькое лекарство от трудностей морской жизни. Ему б о чем другом думать.

         Желторотый пират ковыряет в душе палкой-копалкой с наслаждением. Может все иначе? Все по-другому? Кто они и кто он? Он, кто рядом с этими людьми.

 Не жди меня мама, хорошего сына.

 Я больше не тот, что был вчера.

 Меня засосала опасная трясина,

 Кондуктор, нажми на тормоза.

 Я к маменьке родной

 С прощальным приветом

 Кондуктор, нажми на тормоза.

И чего вы никак не уйметесь, - думает кондуктор. Сеятель-Жнец не понимает. Подарили вам мораль, совесть. Воистину, научи дурака богу молиться, он и лоб разобьет.

         На все это моно смотреть по-разному. Например, так. Эти матросы – обыкновенные бандиты. А их капитан - пахан. Вор в законе. Сформировал преступную группу, ОПГ «Скиталец». Ходит и грабит. Он, Данька, пособник бандитов, соучастник преступлений. Можно посмотреть с другой стороны. Эти ребята борются с алчной Испанией, что бы она не захватила здешние земли. Тогда они - освободители, революционеры. Свен что-то наподобие вождя обездоленных. Зорро.  Тогда и он, Данька, борется за свободу. Участник освободительного движения. Так можно смотреть на это. Дело в точке отсчета, о которой он говорил Максу. Стакан на половину пуст. Стакан на половину полон. Все зависит от вкуса. Только ничего он не знает об этих ребятах, об их прошлой жизни. Может, там истоки всего. Эти парни другие? Он чувствовал, что в них нет жестокости, озлобления. Нет особой алчности. Они обычные и на них вполне можно положиться. Можно, конечно, когда придут в порт, сойти на берег. Сбежать, уйти. Спрятаться в кустах. Он не  при чем, он чистенький, беленький. Местами, пушистый. Да, белый и пушистый. И не имеет отношения к пиратам. Можно, отсидеться. Только так он не сделает. Он до конца будет с ними. Он до конца будет на «Скитальце» со своим капитаном. И ничто не отнимет у него этого. Он  будет их другом, их  братом. Он подумал еще о Максиме. Может плохо, что он не рассказал Максу о своей второй жизни. Тем самым он предает их дружбу. С другом надо быть честным до конца.  И пусть Максим его осудит. Как бы тяжело потом ему, Даньке, не было. Может, друг скажет ему: убирайся. Я не хочу иметь с тобой дела. Зато он, Данька, останется честным по отношению к  другу. Скажет ему всю правду. Будь, что будет. О пленнике Дэн не забыл. Он дал себе клятву, спасет парня. Но решать будет, когда подойдет время. Дэн верил своему капитану. Если бывают волки в овечьей шкуре, отчего не быть овцам в шкуре волка?

        Дэн требовал действий. Даня не мог решиться.  Придет время, чуть позже….  И такой день пришел. Они сидели в комнате  Максима. Рыбки, плавающие в аквариуме, грелись в лучах электрической лампы. Мечтали о теплых морях. Не громкая музыка из динамиков. Виртуозная игра на испанской гитаре.  Даня сдался, уступил юнге Дэну. Максим вертел в руке ручку. Разглядывал ее. Данька выдохнул воздух.

- Слушай, Макс, ты меня прости. Мне очень стыдно, конечно. Я....  Я не поделился с тобой одной тайной. – Теперь дороги назад не было. Даня, вперед!  

- Какой тайной? - Оживился Макс. - Ты что, влюбился? Влюбился!! В кого? В Надьку?

- Да не влюбился я ни в кого, - у кого что болит, тот о том и говорит. Светлые очи, девичьи косы. - Телячьи нежности. Это не для меня.

У пирата каменное сердце, так говорил капитан. Ни одна смазливая девчонка не доберется до сердца Дэна. Мало их в младших классах за косы драли. Все равно пристают к парням. Житья от них нет. И за борт ее бросает в набежавшую волну. Настоящий мужской поступок. А куда их еще, баб-то?

- Как не влюбился, если тайна? Я в пятом классе то же влюбился. Она была такая, - Макс пытался вспомнить красавицу. Вспомнить не мог. И ладно. Любовь она прилетает и улетает. У любви, как у пташки крылья, в этом истина. – Никому, даже родителям, ничего не рассказывал. Такое чувство требует выхода. Давай, в кого ты влюбился, говори!

Не знаю, что до любви, требует ли это чувство выхода, широкого обсуждения в кругах близких к страдальцу, но любопытство Макса маялось в своей неудовлетворенности.  

 Макс был готов страдать от неразделенной любви вместе с другом. Страданья очищают душу. Друг уйдет, а с ним и страдание. Страдания хорошо заедать большой порцией мороженого. Верный рецепт.

        Макс, до чего ж ты наивный, о твоей любви не знал только слепой. Ты вздыхал и грустил. Сопел носом при виде объекта своих воздыханий. Тебе не было дела ни до кого. Не удивительно, что ты до сих пор веришь, что это тайна.

- Ну, - начал Даня, - может, влюбился. Только я влюбился в море.

Кажется, Даня топчется на месте. Дэн, влепи ему леща. Или как у вас, истинных мореходов, влепи касатку.

- Даешь. Влюбился в море, - Максим рассмеялся. - Ты этого моря и не видел ни разу. И влюбился?

- Это ты так думаешь, Максим, что я не видел моря. Я видел море. Я каждый день его вижу.

В живом воображении Дани плыли волны. И паруса качались, прикрывая солнце. Песчаный пляж, на который они с капитаном выбегали после купания. Плавник акулы вдалеке.

- В мечтах? - Поинтересовался Максим. Тут не до смеха, любовь на расстоянии, не разделенная любовь. Катастрофа. Надо спасать друга.

- Нет. Я не знаю, как это получилось. – Данька замялся.

Кто может сказать, как приходит любовь.  Хорошо Дане, рядом с тобой опытный друг. Разберемся.  

- Ты тогда уезжал в отпуск. Мне то же очень хотелось на море. Я вечером лег спать, а проснулся на берегу Карибского моря. Вода дол горизонта, чайки. Рядом город. Я и пошел туда. Любопытно же.  Люди там одеты не так, как у нас. Старинная одежда. У некоторых мужчин на боку шпага. Я решил посмотреть порт. Иду. Впереди дядька. Я к нему, что б он показал, где порт. – Данька выдавливал из себя слова. - Пришли мы на корабль, а он, мужик, оказался капитаном  этого корабля. Парусный корабль. Не поверишь, там кругом парусники. Свен, это капитан, так его зовут. Он капитан «Скитальца». Корабль принадлежит пиратам.

        Макс одобрительно качает головой. Это тебе не на атомной подводной лодке по океану шарить. Плывешь, в иллюминатор поглядываешь. Капитан Немо.  На паруснике с пиратами прикольно. Флинт и одноногий Сильвер. Попугай орет: пиастры! Данька на обычном корабле? Прочистите мозги. Барон Мюнхгаузен прибывает самолетом авиакомпании «Аэрофлот». Служащий гидрометцентра. За разгон облаков в прогнозах отвечает. А ядро, на котором летал, в металлолом стащили. Бомжи, на пиво не хватило. Не сидеть мне на этом месте, с Черной бородой по электронной почте  переписывается, с капитаном Дрейком в таверне по вечерам кружку другую грога не прочь пропустить.

- Во, даешь. Но хорошо врешь. Давай, ври дальше, – просил Максим. Ему всегда нравились фантазии друга. ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13