Поражённые Слоем

А Куров работал. Он, как проклятый, искал связи между всем этим безумным содомом. Исследовал, классифицировал. Он и его лаборатория работали в нескольких десятках различных направлений, имели кучу различных грантов на проведения разного рода изысканий. И вместе с тем, Куров считал, что делает крайне мало, и ему постоянно не хватает ни на что времени. Он приходил раньше всех, а уходил последним. Иногда не уходил совсем и работал в несколько смен. Вятлов пенял его за это и постоянно гонял с работы с требованием отдыхать хотя бы по восемь часов в день. Обязал вечного вахтенного старого карлика бородатого лепрекона Миттергрунера, отвечающего у нас за ключи и сохранность запертых территорий, выгонять Курова во внеурочное время. Но всё это мало имело действия на Андрюху. Тот продолжал всеми правдами и неправдами прорываться на рабочее место так, что даже природная тяга лепрекона держать все вверенные ключи под замком, а помещения запертыми, как собственные кладовые драгоценностей, отступала перед куровским неудержимым стремлением заниматься любимым делом. Всё дело было в том, что Курову, действительно, это было интересней, чем все земные блага мира вместе взятые, и даже лепрекон не мог посулить ему взамен ничего более ценного. Хотя ходят слухи, что в какой-то час отчаяния Миттергрунер пытался соблазнить учёного якобы зарытым в парке усадьбы горшком полным золотыми царскими червонцами конца XVIII века.

Куров выписал себе в лабораторию нерииду Аделаиду из Швейцарии, которая жила во втором корпусе в огромадном аквариуме вместе со своей ближайшей родственницей, русалкой Наталкой с озера Байкал. Хвост у Аделаиды был длиннее и изящней, зато Наталка поражала аппетитными формами и удивительной красотой лица и волос. Обе помогали Курову доказать общность подвидовых мутаций и действия фундаментальных законов дарвинизма в слоевом мире, невзирая на всякие там божественные наследия от языческих праотцов.

Там же в душевой жил старый дед Валерьяныч, который уверял всех, что он Водяной в четвёртом поколении – Владыка вод реки Синюшка, что в самом Красноярском крае. Дед присмотрел себе душевую, и оккупировал её уже как четвёртый год. Его не трогали – никто не хотел с ним связываться. Валерьяныч ходил в институтскую столовую, питался там по талонам, которые он каждую неделю вытребовал себе у Курова. Куров распечатывал ему талоны с компьютера, но все в НИИ знали, что потом он тайком, рассчитывался за Валерьевича из своего кармана с персоналом столовой, в которой ещё со времён Царя Гороха никто и слыхом не слыхивал «ни про какие талоны». И, наверное, бюджет Курова с такой безумной благотворительностью пошатнулся бы и рухнул, если бы ситуацию не взял под свой контроль Вятлов, и не поставил Валерьяныча на институтское довольствие к огромному неудовольствию Невея Антоныча. Так синюшкинский водяной и продолжал жить в старой душевой, играл днём в козла с тремя бездельничающими  сатирами, а вечерами Валерьяныч читал «Московский комсомолец» и прочую  прессу, отдающую желтизной. Этими газетами его в избытке снабжал Смолин.

Куров молчал. И тогда вновь заговорил Зубарь – начальник отдела «Физики Нелинейных Пространств» – сокращённо «ФизНелинПро». Зубарь Сергей Викторович – был лысым субъектом с такой протокольной физиономией, что в местах не столь отдалённых ему без сверки наколок, которых у него отродясь не было, уступили бы с уважением лучшие шконки на нарах. Невысокий, лет шестидесяти, одетый в спортивный костюм – никто бы никогда не признал для себя в нём видного физика, доктора физический наук, профессора с преподавательским прошлым, и одного из самых перспективных умов в области физики слоевых пространств. Его отдел занимался изучением действия законов физики в слоевых пространствах, влияние гравитации, поведение электромагнитных, в том числе и световых волн, сохранение массы вещества, свойств материалов и много ещё чего, того, что имело необычные проявления в этой малоизученной среде. Я знал его мало, но мне уже тогда было известно, что среди своих коллег он пользовался непререкаемым авторитетом.

– Насколько мне известно из коротких объяснений моих ребят, в известном нам месте, прибыв туда по тревоге, они обнаружили снежника, или снежного пса, – говорил Зубарь. – Ребята из поведенческого отдела при классификации давали ему латинскую терминологию – я её не знаю. Вообще, латынь – не моё. Не дружим мы с нею : я с ней, а она, собственно, тоже на меня плевать хотела. Так вот, опуская детали, после его обездвиживания ребята изучили тело снежника и обнаружили у него на задней лапе фиксирующийся браслет – в виде черепа кого-то из семейства слоевых гидр – который сам захлопывается, по принципу поговорки «даже мёртвая голова змеи способна укусить». Как помнится мне, у кого-то из ребят физиологов, опять же, в поведенческом отделе была статья в прошлом году об удивительных свойствах отрубленных голов гидры, которые, даже будучи высушены до основания черепа, сохраняют способность производить рефлекторный спазм, приводящий к самопроизвольному захлопыванию челюстей в неразжимаемый, заклинивающий капкан. Макс. Помнишь? Читал статью своих коллег?

Грубиян Макс что-то мрачно пробурчал невразумительное, откинувшись сидя на стуле и сложив руки скрещенными на груди. Но открыто выражать своё неудовольствие и признаваться в невежестве перед Сергеем Викторовичем не посмел.

– Что, не читал? – подытожил вопросом Зубарь. – А я, знаете ли, почитываю не только отчёты коллег по цеху и зарубежные научные издания, но и труды коллег из соседних отделов. И помню, что это, кажется, был Олег Ворсов… Да-да, точно, Ворсов. Толковый же он у вас парень. Так вот, я припоминаю даже, что Ворсов в этой статье высказывает предположение, что причиной такого рефлекторного движения является никак не «чудо-суеверия», как будто голова гидры из-за своей живучести может сожрать тебя, даже будучи отделённой от тела, а то, что для более мощного смыкания челюстей из-за слабости смыкающих челюстных мышц, устройство черепа имеет некую упруго-эластичную гортанную пластину, которая при открытой челюсти головы гидры имеет напряжённое взведённое состояние. И при весьма незначительном воздействии на нёбную зону или на область гортани, эта пластина выскакивает и в попытке распрямиться смыкает челюсти головы твари, которые входят в своеобразное суставное заклинивание, примерно, схожим образом, как это происходит у некоторых бойцовых пород собак нашего мира. Поэтому у гидры сравнительно крепкие мышцы челюстей, разевающих пасть и тем самым взводящих гортанную пластину и мышц, которые боковым смещением выводят челюсти из состояния заклинивания при закрытой пасти. Следовательно, головы гидры, вполне, могут использоваться как капкан, или, считайте, страшный браслет, если найдётся такая огромная субстанция, которой это украшение будет по размеру.

– Так вот, к чему я клоню, – продолжал Зубарь. – К данному ножному браслету была пристёгнута металлическая цепь, изготовленная, судя по клейму, на нижегородском цепном заводе «Красный якорь», которая другим своим концом была закреплена вокруг дерева. Из чего я могу сделать вывод, что данное животное было умышленно кем-то поймано и приведено на то место, где и разыгралась драма. Тот кто такое сотворил, знал, что металл нашего мира может не всегда гарантированно взаимодействовать напрямую с неадаптированным животным из Слоя, а лишь с некоей долей вероятности, поэтому очень мудро воспользовался неодушевлённым предметом из Слоя, гарантированно сработающим на существе из того же Слоя. А уж неодушевлённый предмет, понимай, череп гидры, он спокойно смог соединить с ранее названным изделием нижегородского завода. Вот я о том и говорю, что тот, кто это делал, безусловно, человек из нашего мира, владеющий большими навыками, и имеющий завидные теоретические и практические знания, и что самое важное, имеющий доступ к таким уникальным предметам, как голова гидры. Надо бы проверить наши запасы голов гидры на складе – возможно, имеет место быть хищение. Загадкой остаётся также и мотив этих поступков, являющихся проявлением безответственности и преступной халатности, по вине которых, могли пострадать люди.

– Вот так мне это кажется, – Сергей Викторович откинулся на спинку стула. – А вообще, я не очень понимаю, зачем вы меня пригласили сюда, тогда как я сам не присутствовал на месте событий, а задачи нашего отдела находятся, сравнительно, далеко от задач других отделов и лабораторий нашего НИИ, для которых данная тема будет профессиональной и родной. Думаю, не ошибусь, если назову коллег из поведенческой лаборатории.

При последних словах Зубаря, Макс Васильев скривился и изобразил кислую рожу.

– Максим? – выжидательно спросил Вятлов, переводят взгляд на Васильева.

– Ну что тут скажешь? – казалось, Максу вся эта затея казалась скучной. – Снежный пёс или снежник, существо, фактически, не изучено из-за редкости его появления на слоевой границе. Контакт был замечен только однажды, нашими коллегами в Омской области. Они были вызваны туда в связи с событиями, освещёнными в жёлтой прессе и в некоторых новостных каналах серьёзных теле и радио ресурсов. Мы знаем, что эти новостные, с позволения сказать, ресурсы, готовы, порой, хвататься за любую чушь, лишь бы встряхнуть и вызвать заинтересовать у их аудитории. Поэтому раздувают из неё новостную сенсацию, перетряхнув и вынеся мозги всем, кто им внимает. А цель одна – хоть на чуть-чуть поднять показатели рейтинга, которые будучи скомпрометированными подобными взбросами, лишь краткий миг подержат новость на пиковых значениях, а затем, неминуемо рухнут вниз под тяжестью людского презрения и разочарования, людей, которые, наконец, разберутся, что к чему и не простят редакции подобной лжи.

– Ближе к теме, – напомнил Зубарь.

– Так вот, – Васильев продолжал, как бы не замечая реплики физика. – Помнится, в прессе года два назад проскочило упоминание, что под Омском видели огромного волка неестественных размеров, который вскоре исчез также внезапно, как и появился. Причём видели его двое из пятнадцати жителей посёлка, находившихся в данное время в данном месте одновременно, при полной слепоте к данному явлению остальных тринадцати. Но видели столь чётко, что все сочли это искусно наведённой избранной галлюцинацией, потому в жёлтой прессе стали сразу говорить о некоем «оборотне», который, появившись из ниоткуда, снеся набок продуктовый киоск, тут же испарился в воздухе так же просто, как и появился. На сей раз данное явление, почему-то отдельными личностями нашего института было сочтено за реальное. И мы отправили туда экспедицию исследователей из трёх человек от нашего отдела. Но видимой пользы, кроме опроса свидетелей, это не принесло. Зато в августе минувшего года все наши коллеги, исследовавшие поведение волшебных пресноводных золотых рыбок Байкала, недалеко от Байкальска, были свидетелями удивительного явления зверя для всей группы. Было сделано ряд фотографий и описаний данного существа. Но зверь исчез также быстро, как и появился, хоть и укрепив всех его наблюдавших наших сотрудников во мнении, что данное явление было реальностью. Вот, в общем-то и всё, – подытожил Макс свой отчёт.

– Какие-нибудь выводы по наблюдению сделаны были? – Вятлов достал сигареты и опять закурил. Потом, скользнув взглядом по моему лицу, и, может быть, отловив мой неловкий взгляд на сигарете, спохватился, затушил её в пепельницу, встал и открыл окно. Снова морозный ветер, ворвавшись в кабинет, надул парусами шторы, на этот раз мгновенно наметя на подоконнике сугроб – за окном разыгралась настоящая метель. Только тут, все вздохнув свежего воздуху, ощутили, насколько душно стало в небольшом тесном кабинете, в котором мы сидели вшестером.

Подождав немного, и поморозив всех, как ему показалось, достаточно, Владимир Сергеевич, закрыл окно, смахнув снег с подоконника на пол, поправил шторы и повторил свой вопрос : – Ну, так что там с выводами, Максим?

Васильев, несколько помявшись, ответил с задержкой : – Был отчёт… Возможно, были и выводы. Но я с ними не знаком. Надо спрашивать наших, которые писали об этом явлении. Вообще, очерки и фотографии помещены в базу. Но так как исследователи работали в первую очередь над байкальской фауной, у них хватало материала для исследований и без этих событий, они только отразили происшествие и встречу в отчёте. Но в виду его ситуативности и кратковременности за неимением большей статистики, данное наблюдение не получило серьёзного продолжения, а было отложено, так сказать, до востребования. Кажется, Олег хотел этим заняться в будущем.

Вятлов ничего не ответил, а только задумчиво кивнул.

– А какие-нибудь наблюдения ребята из ваших лабораторий сегодня уже произвели, которыми могли бы поделиться? – подал, наконец, голос четвёртый учёный, очевидно, по фамилии Карохин.

Я ранее в институте его не встречал и ничего не знал о нём. На вид ему могло быть как тридцать, так и пятьдесят лет. Очень высокий. Мужественное скуластое чуть вытянутое к низу лицо, но без особых запоминающихся для меня черт. Тёмные волосы. Карие внимательные глаза. Из всех он единственный был одет в белый халат, строгие тёмные брюки и кожаные ботинки.

– Ну, из того, что мы успели отметить, так это отсутствие следов животного вокруг места нападения, – Васильев повернулся к Карохину на стуле, отвечая прямо ему. – Из чего можно заключить, что зверь пришёл из Слоя.

– Ну да – и сам себя посадил на цепь, – ехидно отметил Зубарь.

– Вот только давайте этого не будем, – кисло огрызнулся Васильев. – Мы прекрасно понимаем, что был ещё кто-то, кто привязал его к дереву…

– Следов которого тоже видно не было вокруг? – с интересом спросил Вятлов.

– Ну не знаю, – Васильеву была неприятна роль оправдывающегося. – Мы не обращали внимания на другие следы. Там всё было вытоптано гномами.

– СТОП! – воскликнул Куров так, что все тут же замолкли и повернулись к нему. – Так что, они бегали вокруг снежника и не видели его?!

– Получается, что так, – развёл руками Макс.

– Чёрта с два! – воскликнул Андрюха, вскакивая и направляясь к выходу. – Быстрее туда, посмотрим следы. Позвоните кому-нибудь с прожекторами – пусть подтянутся.

– Бесполезно, Андрей, – тихо сказал Вятлов и жестом остановил Курова в дверном проёме, приглашая его закрыть дверь в кабинет и вернуться на место. – На улице уже так метёт, что там не найти даже следов от бульдозера. Кстати, что за чертовщина – на небе не было ни облачка – ясная лунно-звёздная ночь. И тут такое ненастье.

– А если представить, что его привели на цепи и посадили на неё? – оживился Васильев.

Зубарь сочувственно посмотрел на него : – Понятное дело, что его КТО-ТО посадил. Вопрос возникает только – почему нет следов этой волчары?

– Ну, чего тут думать – тот кто привёл, двигался здесь, а вёл снежника по Слою, – предположил Васильев.

– Вы работаете у нас уже чёрт-е знает сколько, а до сих пор потрясаете своей неосведомлённостью исследований НИИ. Невозможно вести кого-то в Слое, находясь при этом вне его.

– Так что же, получается, он передвигался вместе со снежником? – удивлённо протянул Карохин.

– Тоже не получится, тогда ему надо было бы как-то цепь на нём застегнуть, а мы-то с вами знаем, что цепь в Слое быть не могла.

Все задумчиво помолчали.

– Кто-нибудь ещё что-нибудь заметил? – спросил Вятлов, в который раз обводя всех взглядом.

Никто, из тех, кто там был, ничего не мог вспомнить .

– А Вы, Сергей, – Владимир Сергеевич обратился напрямую ко мне, и все разом повернулись ко мне, заставив смутиться. – Вы ничего не видели?... Не стесняйтесь – расскажите, как Вы там оказались, по порядку. Сергей-Торнаул у нас водитель по приглашению, видит Слой, и уже успел реализовать там удивительные контакты, – дипломатично представил меня Вятлов собравшимся. – Говорите, Сергей.

Я чувствовал себя неловко. Сначала запинаясь, но видя молчаливое внимание со стороны слушателей, всё более увлекаясь, я рассказал, как мы вышли с Петечкой отправлять гномов в ангар. Как мы были обстреляны снежками, а когда речь дошла о Марине, положившей конец этому безобразию, все безобидно рассмеялись.

– Дааа… Наша Маринка полком кентавров командовать может, – веселясь, заметил Зубарь.

Я продолжил рассказ о том, как услышал вопль и побежал на него по снегу навстречу убегающим от места происшествия гномам. Когда же речь дошла до моего укрывательства за деревом и об увиденном герое-гноме и страшном монстре в темноте, Вятлов и остальные заметно оживились.

– Вы уверены, что вокруг головы было красное марево? – уточняюще переспросил меня Владимир Сергеевич.

– Так мне показалось, – неуверенно начал я.

На лицах всех, кроме Васильева, отразилось удовлетворение и догадка.

– Морок. – Вот как снежника привели сюда, – убеждённо подытожил Куров, сложив руки на груди и откидываясь на стуле.

– Похоже на то, – подтвердил Зубарь. – Но на самом деле это ответ только на вопрос: «Что заставило снежника оказаться здесь?». Но вовсе не отвечает на вопрос : «Как?» и «Зачем?». Давайте представим, что НЕКТО, навёл морок на снежника. Замечу, нам, фактически, ничего не известно про снежников. В том числе и их устойчивость к мороку. Так вот, НЕКТО, погружается в Слой и под воздействием морока ведёт с собой ведомого снежника куда надо. Далее, выходит с ним из Слоя, и начинает привязывать его к цепи посредством головы гидры. Всё тонко. Но. Непонятно: «Зачем?»; и «Как этот НЕКТО может свободно заходить в Слой, перемещаться в нём, а после выходить наружу в наш мир и перемещаться уже там, вернее, здесь?». И что это за существо, умеющее погружаться в Слой, и при этом быть вполне полноценным членом нашего мира?

– Это с чего Вы взяли? – буркнул Васильев.

– Да просто этот НЕКТО прекрасно оперирует с тяжёлой якорной – я, повторюсь – якорной(!) цепью, – охотно принялся объяснять Зубарь. – Один из моих парней-физиков, Кучин Димка, который был там, сделал ряд снимков на свой телефон, в которых описал по моей просьбе цепь и гравировку на её конце. – Это цепь, на которой помимо клейма «нижегородского завода «Красный Якорь», была с пометка «U2»,  - вторая категория прочности, очевидно, легированная сталь. Калибр цепи, если Димка правильно взял ракурс, порядка 22-26 мм. Соотношение между толщиной прута и звеном цепи – соблюдено. Звенья с контрофорсами – специальными перемычками для прочности. Кучин отцеплял цепь от ствола. По его словам, конец цепи был не привязан, а обмотан вокруг дерева, а звенья свинчены болтовым соединением. На конце цепи Кучин обратил внимание на одно звено, покрашенное красной краской. Это говорит о том, что данный кусок цепи  был, или был изначально, равен ровно двадцати метрам. При среднем весе такой цепи порядка 200 – 250 кг и рабочей нагрузочной массы от двадцати тонн, можно попытаться представить себе возможности этого человека, который незаметно доставил туда эту цепь. Скорее, человек имеет или имел отношение к флоту.

Никто не стал спрашивать Зубаря, откуда он сам знает всё это. Просто за многие годы в НИИ все привыкли, что этот бандитского вида дедок, напоминающий откинувшегося, а после отдыхающего на пенсии уважаемого вора в законе, почти всегда прав. Это достигалось при помощи поистине энциклопедических знаний Сергея Викторовича. Казалось, он знает всё, в любой области и обо всём. К нему приходили советоваться и биологи, и химики, и биохимики, и генные инженеры. Физиологи, этологи, социологи, я уж не говорю о физиках, техниках и даже системных администраторах – все приходили к нему за советом, и почти всегда , были в очередной раз поражены, насколько этот человек может быть всеведущ даже в таких, как им всем казалось, узкоспециализированных  специальностях и областях знаний, как их собственные.

– Во всяком случае, это объясняет, почему мы никто не видим следов, как этого волчару вели в лес, - потому что он просто вынурнул из Слоя, – непонятно почему сделал выводы Карохин и согласно закивал головой.

– Скоро с такой погодой мы не увидим своих следов, по которым мы пришли сюда, – проворчал Васильев, тоскливо глядя в окно. Там, в узком заметном треугольнике света от фонаря перед входом в домик-приёмную, по-прежнему валил сплошной стеной снег.

– А почему мимо снежника, который был привязан к данному дереву, прошла целая толпа гномов, и никто хищника так и не увидел, хотя деться тому было просто некуда? – спросил Андрей Куров. – Кто и когда притащил цепь, и прикрутил её к дереву? Кто вообще из живых в нашем мире способен ходить в Слой? Кто он, знающий и умеющий пользоваться черепом гидры? Да и где он его взял?

– Ну… тут остаётся только гадать, - развёл руками Зубарь.

– А если их было двое? – спросил я со своего стула и опять смутился.

– Зачем двое? – переспросил Карохин.

Но Куров, похоже, уже начал догадываться.

– Верно, их было двое! – воскликнул Андрей. – Первый – существо из Слоя: в Слое добывает снежника. Для чего, скорее, пользуется мороком. Далее, он траспортирует снежника по Слою до нужного места на нашей границе со Слоем. Второй получает снежника в состоянии под мороком в нашем мире. Привязывает его к дереву цепью. Цепь припасена заранее. Далее, снежник уходит в слой – это возможно – на нём голова гидры, сковывающая любое сопротивление, а также устраняющая возможностью сбежать, так как голова гидры, находясь на границе со Слоем – привязана к цепи в нашем мире и тем самым закреплена и в Слое, с привязкой по местности. И в какой-то момент зверюга просто выпихивается из Слоя Первым и атакует первого из тех гномов, до которых может только дотянуться.

– Давайте ещё раз, – подхватил Зубарь. – Сам снежник бы сюда не пришёл. Вернее, вполне мог бы прокрасться и затаиться, чтобы потом напасть. Да вот только при этом сам себя на цепь он бы не посадил – значит, был ещё кто-то. Тот, кто пристегнул снежника к цепи. Теперь и цепь, и то, что на снежника навели морок (тот красный туман, что видел Торнаул) говорит о том, что зверя привели против его воли. Далее. В открытую снежника силком не притащишь, иначе бы были следы. Значит, снежник шёл через Слой… Вернее, его насильно тащили через Слой. Далее, для нападения снежник должен был выйти из Слоя. Вот тут-то мы сталкиваемся с тем, что никакой житель нашего мира не может заходить в Слой и выскакивать обратно. Значит, действительно, должно быть два субъекта: один ведёт по Слою, второй принимает у него эстафету и встречает снежника в нашем мире, крепит его к цепи, и, возможно, управляет процессом. Почему это не может сделать всё одно и то же существо из Слоя? – Да потому что, повторимся, ни одно существо из Слоя, недавно переместившееся через границу Слоя не способно посадить снежника на якорную цепь – беспроблемно контактировать со сложным специальным металлическим сплавом из нашего мира.  Да, Сергей прав – было два существа – слоевое и в нашем мире.

– Кто же эти загадочные двое? – спросил Карохин. – И какова их цель?

– Не знаю, – задумался Сергей Викторович. – Но они явно работали в сговоре.

– Есть ещё вот что, – добавил Андрей. – Если целью была именно данная толпа гномов, то надо было бы так подгадать, чтобы вытолкать снежника в тот момент, когда морок уже развеется и перестанет действовать. А как я понимаю, движение гномов к ангару было спонтанным. Кроме того, должна была осуществляться какая-нибудь удалённая связь между существом номер один из Слоя, и существом номер два в нашем мире. Допускаю, что это существо номер два – человек. В любом случае, мне представляется, что больно хлопотная операция – подготовить снежника там, заморочить ему башку, привести на данное место, подгадать, когда морок почти развеется и вытолкать снежника из Слоя. Фактически, прямо в руки своему второму напарнику в нашем мире, который должен, пока морок не развеялся, успеть посадить тварь на цепь и спрятаться самому, чтобы не попасть под раздачу, а также не быть застуканным на месте преступления. И тут я повторяю свой вопрос: как это всё возможно могло произойти при полной толпе гномов, бегущих к ангару, и ничего не заметивших?

– Скорее всего, подгадать «толпу бегущих гномов» было невозможно и это является простым совпадением, – оживился Карохин. – Тогда обостряется вопросы: «Для чего надо было прятать в засаду снежника?», «Как это можно было провернуть и остаться незамеченным?» и «Кто эти существа?».

– На первые два вопроса я, пожалуй, ничего не смогу ответить – надо думать, – Зубарь растеряно ощупывал себя по карманам в поисках чего-то, потом нашёл, достал пачку сигарет, и нерешительно повращал в руках, вопросительно глянув на Вятлова.

Тот отрицательно покачал головой.

– Так вот, – Сергей Викторович покорно сунул пачку обратно в карман. – Этот второй – человек из нашего НИИ. Так как никто другой по известным всем нам, кроме, быть может, уважаемому Торнаулу, причинам попасть на охраняемую территорию нашего НИИ без ведома охраны не может.

– Кто этот упырь? У этого гада есть причины делать что-то преступное, подвергая жизни своих коллег опасности, а дело всего НИИ – угрозе существования? – взорвался Васильев, шарахнув по столешнице огромным кулаком так, что все вздрогнули, а Карохин подпрыгнул на стуле.

 – Ну что ж, пока это только гипотеза, – подытожил Вятлов, жестом успокаивая всех. – Но версия с двумя сговорившимися представляется мне вполне рабочей. Молодец, Сергей, – подбодрил он меня. Пока прошу всех, собравшихся здесь соблюдать конфиденциальность, и о том, что было сказано здесь, ни с кем не обсуждать. А то, если узнает Белов – а он узнает о происшествии, а скорее, уже узнал, то о спокойной работе в НИИ придётся забыть на долгий период.

– Это точно, – Куров задумчиво прицокнул языком. – Будем в кабинеты под роспись входить, а для похода в туалет писать объяснительную.

– А теперь давайте так, – продолжил Владимир Сергеевич. – Снежник очнётся – понаблюдайте за ним. Я бы даже его привязал, да из бассейна ему и так в Слой не уйти. С утра прибудут этологи. Максим, передай, что мне к полудню уже нужны будут предварительные отчёты с предположениями о том, как нам содержать его. Пострадавших гномов подержать в стационаре – так же последить – не будет ли каких осложнений – последствий укусов снежника. Андрею объявляю благодарность. Но на будущее прошу удержаться от приобретения и экспериментов с опасными предметами из разряда запрещённых.

Тут из приёмной раздался высокий пронзительный визг.

ГЛАВА 4 («I am not a looser»)

Все повскакали, повалив стулья, дверь отлетела в сторону – кажется, Васильев выбил её с ноги. Мы все высыпали в приёмную. В руке у Андрея был стул. Зубарь держал в отведённой в замахе руке увесистую пепельницу, прихваченную со стола у Вятлова.

В приёмной мы увидели Петечку, который стоял, забравшись прямо с копытцами на спинку дивана и забившись на самый её край. Фавн трясся, вытянув перед собой обе руки, в которых нелепо держал за ручку кружку с надписью «I am not a looser», как бы отгораживаясь ею от кого то. Посреди комнаты боком к фавну, гневно глядя перед собой, стояла шикарная Марина, по боевому уперев руки в бёдра, широко расставив красивые ноги, рядом с которыми на полу лежала перевёрнутая широкая банка-подставка от «стандартного набора-секретаря».

– Кто кричал?! – быстро спросил Васильев.

Марина со скептически скучающей миной на лице, обличающе отставив руку в сторону, элегантно, не глядя, уткнула указательный перст в сторону бледного как смерть фавна.

Мы все в замешательстве переводили взгляды с одного на другого.

– В чём дело, Марин – объясни, – попросил Вятлов.

– Вы если там в своих лабораториях работаете, то и работайте. Но мне таскать сюда свои халтурки, наработки и результаты экспериментов и чёрной магии не надо! – менторским голосом продекламировала Марина, обращаясь ко всем учёным сразу.

– Ничего не понимаю, - раздражённо пробормотал Вятлов. – Что произошло?

– Я не знаю, кто приволок сюда вот это, но в какой-то момент из этой штуки что-то вылезло и полезло жрать вот этого, - ещё раз взмах элегантной ручки в сторону Петечки.

Мы переводили взгляды вслед её сопутствующим указаниям рукой, сначала на перевёрнутую банку-подставку, а потом на валяющуюся около вешалки трубку-тросточку, покрытую дивным узором костистых чешуек. Трубку я узнал сразу же. Думаю её узнали и Андрей, и все остальные учёные, здесь собравшиеся.

На какое-то время в приёмной воцарилась гнетущая тишина. И тут, в возникшей тишине послышалось, как что-то или кто-то скребётся под перевёрнутой банкой, как будто тоненьким коготком по поверхности пластика. Услышав этот звук, Петечка снова издал высокий душераздирающий вопль, и нервно засучил копытцами на месте по спинке дивана, изобразив гримасой на лице крайнюю степень истерии, и замахав при этом во все стороны вытянутыми руками с кружкой-молотилкой.

– Так, ну-ка, цыц! – рявкнул на него Васильев, отчего Петечка, замер с широко вытаращенными глазами и, прижавшись к стене спиной, впал прямо там же, на спинке дивана в полуобморочное состояние.

Куров, к моему удивлению, быстро направился к выходу, и, хлопнув дверью в приёмную, а потом далее, входной дверью в сенях, вышел на мороз. Но ненадолго. Уже через каких-нибудь полминуты он вернулся назад, принеся с собой в совковой лопате целый сугроб снега. Подойдя к перевёрнутой банке, он попросил жестом Марину отойти. Марина нехотя с видом победителя-триумфатора отодвинулась в сторону.

– Максимк, готов?! – спросил Андрей.

Васильев шагнул к банке, встал, расставив ноги по обе стороны от неё, и, нагнувшись, взялся двумя руками за перевёрнутую ёмкость.

– Давай, – коротко сказал он и поднял банку. Тут же Андрей метнул под неё всё содержимое лопаты. Но прежде, чем  снежная куча скрыла с наших глаз, то, что было под банкой, я всё-таки успел увидеть хрупкого, но сравнительно высокого, размером со скворца, паука, с тонким тельцем и с крайне длинными тонкими лапками. В следующий миг существо было погребено под кучей снега.

– Вот так, – сказал Куров. – Теперь чуть-чуть полежит там, и можно будет его голыми руками брать.

– Я тебе дам «голыми руками», – укоризненно покачал головой Вятлов. – А теперь бы я хотел объяснения, как это здесь оказалось, Андрей? Ты зачем стрекателя сюда приволок?... А?... Андрей!... Я только что говорил тебе про безопасность и про разгильдяйское отношение к этому. Ты хочешь, чтобы кто-то пострадал? Ты же взрослый зрелый сотрудник. От кого-кого, Андрей, но от тебя я этого ну никак не ожидал. Какая безответственность от старшего научного сотрудника, заведующего лаборатории…

Я исподлобья смотрел, как Андрюха, красный как школьник, стоит, пряча и тараща взгляд в пол, туда, где лежала, уже начинающая слегка подтаивать гора снега:

– Да я сам не понимаю, я, кажется, её в снег бросил там, возле снежника… Как она… Ничего не понимаю, – нелепо пытался оправдываться он.

– Это я её притащил, – мгновенно осипшим голосом выдавил из себя я, и потупился, концентрируя взгляд в ту же точку, что и Куров.

– Зачем? – удивился Вятлов.

– Ну, думал, что добру пропадать? – пробормотал я. – Принёс.

– Это я виноват, – сказал Андрюха сразу же окрепшим голосом. – Я её впопыхах в снег бросил. Думал, когда вытаскивать гномов бросался: «потом подберу». И какое тут. Забыл. А Серёга что? Откуда он знал. Наоборот, думал, наверно, что я её забыл – помочь хотел.

– Да я Сергея и не виню, – потеплевшим голосом ответил Вятлов. – Ладно, что там говорить. Давайте. Заканчиваем совещание. Расходитесь.

– И кучу снега свою заберите, пока паркет не вспучило, – проворчала Марина из-за компьютера (когда она только успела туда вернуться? – Сидит, и как будто ничего всего этого не было, уже что-то настукивает там на клавиатуре).

– И тварь эту! – взвизгнул со своего насеста Петечка.

– Тварь уже не опасна, – успокаивающе сказал ему и, отчасти, всем Куров, как мне показалось, в душе радуясь, что все неприятные темы закончились, и, горя желанием «искупить», с заметным рвением, принялся раскапывать рукой снег. Потом, внезапно вспомнив что-то, покосился взглядом на Вятлова, поспешно встал, подойдя к вешалке, достал из своей куртки перчатки и натянул их. Уже в перчатках, он очистил облепленный снегом хрупкий силуэт паука. Тот был застывший и не двигался.

Куров взял под недовольным взглядом Марины у неё со стола карандаш.

«Правильно, Марина. Можно я возьму у тебя карандаш? – Да, конечно – бери всё что хочешь! Хочешь, возьми ещё мою косметичку в придачу? – Давай, Марина, пригодится. Я как раз хотел положить этот китайский завтрак в твою пудреницу. – Что-нибудь ещё? – Нет, просто помалкивай, Марина», – пробурчала Марина на два голоса сымпровизированный диалог.

– Прости, – поспешно бросил ей Куров, который уже сидел перед пауком и осторожно, карандашом двигал ему лапки, придавая им какое-то специальное, ведомое ему одному, положение – две передние лапки вытянуты вперёд, две задние – вытянуты назад, передняя средняя пара была сложена и прижата к телу паука «локтями назад», задняя средняя пара была сложена и прижата к телу паука «локтями вперёд».

Петечка, глядя вытаращенными глазами на это, стал снова что-то лопотать со своего высотного наблюдательного поста, но Макс, вытянув в его сторону руку, движениями бывалого фокусника резко и громко щёлкнул в воздухе пальцами, и фавн поспешно со стуком захлопнул рот.

А Андрей тем временем поднял с полу чешуйчатую трубочку, взял рядом стоящую на полу банку-подставку, которой находчивая Марина ранее пленила членистоногое, и, резко перевернув трость-трубочку, вылил из неё какое-то тёмно-синие маслянистое содержимое внутрь «секретарского набора банки-подставки».

Где-то там за секретарским столом Марина крякнула и поздравила себя с будущим новым «секретарским набором», а Куров, вытряхнув из трубочки остатки капель, подвёл трубку открытым концом снизу под стрекателя, и, осторожно помогая себе перчатками и карандашом, чтобы не повредить хрупкое тельце и лапки существа, постепенно, не меняя позы последнего, загрузил виновника петенькиных страданий обратно в трость.

На последних шагах операции, дверь в сенях стукнула. Слышно было, как кто-то отряхивает с себя снег, подолгу обхлопывая себя и топая валенками. Затем открылась входная дверь, и в приёмную протиснулся Смолин, муж Марины, в широком заснеженном тулупе, расшнурованной шапке ушанке, толстых зимних штанах и в отчищенных от снега валенках. Увидев Смолина, Петечка тут же преобразился. Глаза его сузились в недобрые щёлочки. Он тут же соскочил с дивана и, уверенным шагом прогарцевав к стойке, замер, вальяжно по-хозяйски облокотившись на ней.

– Ух, ну и метёт на улице, – сказал Смолин, стягивая с себя шапку. – А чёй-то вы на полу делаете?  – спросил он глядя на Курова.

Потом, заметив всех остальных нас здесь, Смолин, вначале застыл в удивлении, но потом, спохватившись, спросил:

– Приветствую, кого не видел. Вы мою лопату не видели? – Оставлял около крыльца. Неужели, опять кто-то утащил из ваших выдуманных друзей-шутников?

И тут, Андрей Петрович увидел свою лопату и кучу подтаявшего снега на полу.

– А, вот же она! – обрадовано воскликнул он. – А что й-то вы тут снега навалили? – Опять ваши бесовские опыты? Это уже можно убрать? – А то паркет увспучит. Ох. А дверь кто сломал?!  – Сейчас пойду во второй корпус, по пути пришлю вам дежурную ремонтную бригаду. Сегодня они в полном составе.

При этих словах, Андрей Петрович нагнулся, подсунув свою лопату, сгрёб рукавицей весь остаток снега на совок, а самой рукавицей, быстро и профессионально разогнал и затёр остатки лужи на полу. Потом, вынес снег на улицу и вернулся уже без лопаты.

Тем временем, Карохин и Васильев откланялись в институтские корпуса на свои рабочие места – «разжигать топку горнила науки», как напутствовал их Куров. Сергей Викторович с Куровым тоже хотели было отправиться вслед за ними, но Вятлов, поманив к себе пальцем Курова, крикнул Зубарю: «Серёжа! Задержись, пожалуйста. Мне с тобой переговорить надо», – и Сергей Викторович, который было уже накинул на себя свою куртку, с готовностью быстро снял, повесил её назад и прошёл обратно в кабинет Владимира Сергеевича, где сел, как я заметил через открытую, а, вернее, отсутствующую теперь дверь, на то же самое место, на котором он сидел ранее.

– Вот что, Андрей, – обратился Вятлов к Курову, который стоял перед ним в приёмной с курткой в руках. – Тебе надо всё же что-то делать с дисциплиной. Ты у НИИ на хорошем счету, но как только Белов узнает про стрекатель и про то, как ты его достал, тебя отстранят от работ в лучшем случае… Вот как мы с тобой сделаем. Давай уговоримся, что стрекатель дал тебе я… Да-да, я. По служебке, которую ты мне сейчас сам напишешь задним числом. И не говори мне ничего. Я сам разберусь с Беловым – объясню, что забыл провести через склад. Короче, так будет проще. Давай, пиши. Марина, дай нам бумагу.

После чего Куров с Вятловым встали перед стойкой и стали сочинять текст служебки.

Я сел на диван в ожидании, пока они закончат. Откинувшись назад, я ожидал, что меня сразу же вырубит обухом по голове долгожданный сон, но на удивление спать не хотелось. Вместо этого я стал с интересом смотреть, как Смолин и Марина воркуют друг с другом через стойку, решая между собой важный семейный вопрос, кто из них будет готовить завтра суп на всю неделю. Было видно, что эти двое безумно влюблены друг в друга, и этим отношениям в их браке уже многие годы. Но, не зная характера Марины, со стороны могло показаться, что она изводит своего мужчину поедом, а тот, пытаясь отшучиваться, страшно рискует, как самец паука, принёсший своей паучихе не заинтересовавший её подарок.

Марина (менторским тоном): Дорогой, ты помнишь, что ты мне обещал на завтра?

Андрей Петрович: Конечно, любимая. Что буду носить тебя на руках весь следующий день.

Марина: Нет, любимый. Ты должен носить не меня, а продукты из супермаркета. Холодильник почти пустой.

Андрей Петрович (вспомнив): Я всё время об этом помнил.

Марина: Ммм?

Андрей Петрович: Хочешь на лопате поклянусь?

                Марина: Оуу, вы с лопатой заодно. Я давно вас обоих в чём-то подозреваю.

                Андрей Петрович: Что ты, Мариночка, у меня с лопатой ничего такого не было. Разве что только вчерашняя уборка снега под старыми теплицами. Там опять какие-то неполучившиеся научные сотрудники продолжают шутить со мной в свои дебильные игры, и насыпали новые снежные горы под притепличными деревьями, подогнав, наверное, для этой цели цельный экскаватор снега, и вновь засыпав при этом часть теплиц. Вот там, я тебе скажу, моя секретарочка, я так долго возился с лопатой над разрешением этой проблемы, что на какой момент у меня возникло опасение относительно лопаты – не должен ли я буду на ней потом жениться, как честный человек.

                Я уже знал, что у Смолина была старая многолетняя зимняя война с группой ледяных троллей, которые облюбовали себе зимой место под тесно-растущей рядом с летними теплицами группой столетних вязов, у основания которых, тролли возжелали сделать себе зимнюю берлогу. Каждую ночь тролли сгребали огромные барханы снега, в которых умудрялись прорывать глубокие тоннели, в которых непутёвые сказочные герои пытались впасть в состояние комы до весны. Часть вырытого/насыпанного снега от этих возведённых торосов, засыпала уличные теплицы, полностью открытые зимой. Каждое утро, Андрей Петрович, ругаясь, на чём свет стоит, как самый последний дворник, кропотливо раскидывал снег из теплицы, и снежного бархана вокруг к подножиям окружающих их деревьев. Всё это происходило под пристальным наблюдением со стороны, выбираюшихся из под снега ледяных троллей, которые не могли никак понять мотивов такого варварского с их точки зрения поступка. Но ровно каждую ночь, ледяные тролли точно с таким же непередаваемым упорством заново воздвигали свои сооружения точно на том же самом месте, засыпая при этом часть зоны теплиц. Куров говорил мне, что они чувствуют в этом месте какую-то там «аномалию», которая явно располагает их к соблюдению зимнего обряда «погружения в спячку».

Тут на фоне столкнувшихся между собой интересов и убеждений двух сторон присутствовало ещё и необъяснимое молчаливое упрямство с обоих направлений. Различие было лишь в том, что ледяные тролли прекрасно видели своего главного оппонента и противника, и ничего не могли с этим поделать. И всё же отказывались перенести место под свою зимнюю спячку подальше от теплиц. Андрей Петрович своего врага не видел, хотя много раз пытался его выследить, оставаясь подолгу в зимней засаде, во время одной из которых он чуть было не подхватил воспаления лёгких, если бы не заботливая Марина. Но всё было тщетно – Смолин никак не мог застать шутников на месте преступления: сугроб появлялся мгновенно и из ниоткуда каждое утро, приводя дворника в бешенство. Но непримиримый и ответственный работник в лице Андрея Петровича каждое утро самоотверженно брал в руки лопату и устранял недоразумение – до следующего утра, конечно. Насколько я знаю, это происходило уже не первую зиму, и остановить это противостояние упрямцев было не под силу никому. Некоторые из наших коллег из института пытались разрешить этот конфликт, и переговорить с ледяными троллями о перенесении места зимней спячки, которое по вине Андрея Петровича превращалось для них в место ежедневной разовой ночлежки. Но всё было тщетно. Было ясно только, что это место для троллей крайне важно. Причины же, были недоступны для людского понимания. Помнится, к противостоянию хотели подключить даже Вятлова, но тот, только услышав от Смолина категоричное: «Как оставить в покое?! Эти ж дьяволы засыпают теплицу! А если оно там к чертям сгниёт по весне?! Недопустимо! Вон парк большой – пусть играются в свои бесовские игры там…», – махнул рукой, и сказал своим неравнодушным к этому коллегам: «Идите, договаривайтесь лучше с троллями». Обращались по этому вопросу и к Гибцеху. Невей Антоныч, узнав, что в деле замешан Смолин, сразу же, скорчив мину и перейдя на вполголоса, посоветовал: «Оставьте…».

Одно время. Марина пыталась объяснить супругу то, что происходит, но он только смеялся, целовал её в лоб или в губы, и тема разговора заканчивалась сама собой. Андрей Петрович не верил в происходящее. А запрещать мужу делать, как он считает нужным, Марина не хотела.

Марина (продолжая внутрихозяйственный спор): Ты этой своей лопате передай, что я знаю, в какой она лаборатории работает.

Андрей Петрович (оперативно переводя тему разговора): Так что там с продуктами, милая?

Марина (мрачно давая понять, что перевод темы заметила): Часть купленных продуктов пойдёт в суп, МИЛЫЙ.

Андрей Петрович: Да, моя красавица – туда им и дорога.

Марина: Аминь. Но напутственное слово для этих продуктов будешь читать ты.

Андрей Петрович (обиженно оттопыривая нижнюю губу): Произвол и эксплуатация близких к тебе людей, моя любовь.

Марина (отвешивая звонкий подзатыльник Петечке, который с гневной, пышущей жаром от ревности физиономией, находясь за стойкой рядом с супругами, прямо ужом извернулся для того, чтобы втиснуться между воркующими по-семейному.): Нет никакой эксплуатации. Есть плодотворный вклад на пользу семье –  скажем, мне, родной.

Смолин, тем не менее, никакого Петечки рядом с собой не разглядел. Для него Петечка был точно таким же выдуманными фантомом, как и ледяные снегокопатели у теплиц, как гномы, бегающие по улице, как вся живность и нечисть второго корпуса, как всё вообще, чем на протяжении всего времени так долго и плодотворно занимался институт. Поэтому, он счёл жест Марины в адрес Петечки на свой счёт, как наглядное пособие по тому, что будет с ним, если он всё же откажется читать «напутственное слово» продуктам у плиты.

Андрей Петрович (поспешно) : Любимая, помни: метод угроз и насилия – не наш метод.

Марина (легко оттесняя рукой разобидевшегося фавна и с силой выталкивая того в сторону дивана): Ну какое же тут может быть насилие?!... Просто я знаю, что лучше моего мужчины никто так варварски не наваляет свекле и картошке.

Андрей Петрович (с опаской отслеживая непонятные взмахи и жесты супруги): Эээ.. Свекле и картошке?

Марина (демонстративно выпятив вперёд умело затянутые в красивое синее платье тугие аппетитные формы и глядя преданными, полными игривой страсти и томности глазами на своего мужа, понижая голос до бархатного мурлыканья): Даа… И с мяаасом. Это будет шикаарный борщ, мой кормилец.

Где-то там на диване рядом со мной упал и безвольно застонал Петечка.

Всё. Битва была обречённо проиграна. Всем было ясно, кто готовит суп на этой неделе.

Вятлов, бросив на голубков исподлобья беглый неодобрительный взгляд, взял Курова, склонившегося над служебкой, под локоток и потащил в свой кабинет.

Тем временем, влюблённая пара Смолиных поцеловалась, и Андрей Петрович отправился во второй корпус, в котором «сегодня только что эти сатанисты опять устроили содом после своих непонятных ночных авантюр с бульдозером, и натоптали на цокольном этаже. А нечего делать свои бесовские обряды на морозе, вместо того, чтобы покаяться и заняться полезными, благопристойными научными делами. Я вот давеча часа два назад, подходил к их шабашу на улице, спрашивал: «Чем помочь, ребята?» – А они молчат, как будто меня нет. А я?! – Я тоже человек. Я всегда готов помочь. А они? – А они мне… «На, – говорят, – Семёнова отведи, Аркашку – замёрз, поди, на морозе скакать». Я отвёл. Но настоящее дело – не поручают. Ух, чернокнижники. А через час – на тебе, Смолин – и бульдозер не на месте,  и на цоколе чёрт-е знает что… Ох, не одобряю я это дело, Марина. Не одобряю...».

Смолин ушёл.

                Вятлов обратился к Курову с требованием сдать стрекателя на склад:

                – Ты давай, давай, Андрюша. Отнеси эту штуку «секцию опасных явлений». А то ещё какую зверюшку нам тут в институте до инфаркту доведёшь. А когда тебе, действительно, понадобится стрекатель, ты мне тихо напишешь СМС, я тебе по старой памяти эту штуку спишу на производственные нужды, так и быть.

                Андрей мрачно кивнул.

                – Ну, давай, – Вятлов напутственно хлопнул Курова, провожая его до дверного проёму.

              И тут взгляд Владимира Сергеевича упал на меня. Я как раз было обнаружил, что сон начинает ко мне плавно возвращаться. Как, заметив взгляд Вятлова, встряхнулся.

                – Да… И вот что, Андрюша. Давай-ка оформим уважаемого Торнаула к нам в штат. Ни к чему такому экземпляру слоевых талантов пропадать в водителях. А то ещё, надоест ему, и лишимся мы перспективного переговорщика.

                Куров посмотрел на меня.

                – Так как же я его оформлю. Он же уже работает в дневную смену 5/2 в какой-то там фирме.

                – Да и пусть пока работает. Потом сам подумает, посмотрит и решит: «А оно ему надо?»… Я почти знаю, в какую сторону он примет решение.

                – А у нас как оформить? По совместительству? – опять не понимал Куров.

                – Да как сам захочет. Пусть по-совместительству. Оформляй, как обычно, на постоянку в штат. Нечего ему тут по ночам на диване носом клевать. Подберите гибкий график в соответствии с первой работой, чтобы и отсыпался и делом был занят. Да? – Владимир Сергеевич обратился прямо ко мне.

                – Угу, – ответил я, стараясь не зевать. – Только тут осложнения есть некоторые. Могу не успевать к вам. Я ведь пока не готов оставлять основную работу. А тут «быть как штык», согласно трудовому расписанию с учётом дневной занятости я не готов. Заделаюсь у вас в злостные нарушители режима и неисправимые прогульщики. Вызовите меня на партсобрание и вышибите к чертям из комсомола.

                – Не вышибем, – примирительно сказал Владимир Сергеевич. – Мы Вам верим. Человек Вы увлекающийся, и, сами того не замечая, становитесь благодаря чему ответственным. Поэтому будете у нас сидеть на окладе и держать с нами связь. Появляться будете на тех же условиях, как и до этого, работая у нас водителем – договорным путём. Как сможете, так и явитесь. Будьте лишь на связи. Уверен, Вы не потеряетесь. Зато и мы Вас, в некотором смысле, к себе привяжем. И сами Вас не потеряем. Ваши способности стоят этого.

                – Мои способности? – чувствуя, что в пятом часу утра меня начинает вырубать, собираясь с силами переспросил я. – А как же финансово? – Ведь до этого я работал у вас, хоть и разово, но весьма выгодно – гонорары у ваших водителей приятные – компенсирующие опасность и ночную смену.

                – Ах, Вы об этом?! И на эту тему тоже не беспокойтесь, – усмехнулся Вятлов. – Уверяю Вас. Вы своим будущим окладом будете весьма приятно удивлены и без всякой сдельщины.

                – Ну, тогда, ОК, – вяло согласился я, кивая сонной головой.

                – А на какую должность мы его возьмём? – На какую вакансию? И к кому? – вновь спохватился Куров.

                – Ну на должность младшего научного сотрудника, – кивнул Вятлов.

                – Нет! Меня нельзя на должность младшего. Не смотрите на меня так – меня и старшим нельзя. У меня незаконченное высшее.

                – Ммм, – Вятов, казалось, лишь на секунду задумался. – Ну без проблем. Тогда «Научным работником». Короче, Андрюша, давай, устраивай Сергея прямо сегодня же, пока не свинтил. А проведём всё это днём через отдел кадров. Если ставок у тебя нет – поищи, у кого есть запасная ставка – и устраивай в тот отдел. Давайте, ребята – доброй ночи. Вернее, утра. А то меня Сергей Викторович, вон заждался.

                Мы бросили взгляд на уголовника в кабинете Вятлова. Тот подтверждающе покивал нам лысым черепом.

                – Пойдём, Серёга, – позвал Куров, хлопая меня по плечу, одеваясь и беря подмышку трубку-тросточку со стрекателем. – Одевайся, и дуем ко мне в кабинет. Будем тебя к нам оформлять.

                Но уйти нам сразу не дали. В приёмную громко хлопнув входной дверью, ввалилась заснеженная дежурная бригада кобольдов. Их было трое. Невысокие, чуть ниже меня ростом, но все, как один, широкие, кряжистые, коренастые. Одетые в синие ватные тулупы с надписью «МосЛесСтрой», ватные синие шаровары и в валенки. На головах – ушанки из кроличьего меха.  Лица у всех сморщенные землистого цвета, похожие на какие-то возрастные азиатские. Глаза узкие. На мой взгляд, злобные. Сильно отличало от людей, разве что губы – большие, мясистые с торчащими в разные стороны из под них клыками. Очевидно, бригаду вызвал кто-то из ранее ушедших отсюда учёных.

                Кобольды сразу же вразвалочку прошествовали к проёму выломанной двери в кабинет Вятлова и принялись, цокая языком и постоянно переругиваясь, обсуждать готовящийся фронт работ на жёванном, с каким-то полувосточным акцентом, русском.

                – Ёхтыть-мохтыть! Да тут косячину щепом повело… Менять надыть, – прохрипел один, ощупывая огромной грязной пятернёй поверхность косяка.

                – Ых, ых, ых… Да тут, ых, надыть коробку менять – чё соплём метать, – отдуваясь ответил ему второй, ощупывая такими же огромными лапищами коробку двери с другой стороны.

                – Ёхтыть-мохтыть, и дверка треснула, – ответил ему первый, нагибаясь и изучая валяющуюся дверь.

                Третий кобольд участия в беседе не принимал, «соплём метать» не стал, а тем временем достал из плотничьего ящика, который бригада притащила с собой, рулетку и деловито принялся измерять проём двери, существующую коробку и дверь. После чего, он скрутил рулетку, убрал в ящик и утвердительно кивнул головой своим коллегам. Коллеги, сразу же дали ему рекомендацию, что, «ёхтыть-мохтыть», надо сходить к Гибцеху, чтобы тот со склада выдал доски, а также унести, «ых-ых», эту «поломатую» дверь и принести материал для новой.

                Молчаливый кобольд, выслушав профессиональное мнение коллег, так же беззвучно и легко подняв с полу дверь, как будто это и правда была «дверка», скрылся в пурге унеся ношу под мышкой.

                Тем временем, оставшиеся кобольды принялись, продолжая шумно дискутировать, выламывать дверную коробку, подняв неописуемый грохот. И хоть использовали они и гвоздодёр, и топор, но преимущественно пользовались своими ручищами с огромными кулаками. И несмотря на то, что, казалось, они просто разносят вдребезги дверной проём, действовали на редкость точно, быстро и аккуратно. Прошло каких-нибудь секунд тридцать, как дверная коробка была аккуратно вынута при помощи «ёхтыть-мохтытя» и с грохотом кинута на пол посреди приёмной.

                – Эй, там… А по-аккуратней можно? – услышали мы ворчливый голос Марины из-за компьютера.

                – Ых, ых, – ктой-то там?... Баба? – спросил один кобольд второго, заглядывая к Марине за стойку.

                – Ёхтыть-мохтыть, – зашипел его приятель, испугано хватая коллегу за тулуп и, приседая, потянул его вниз, пряча по эту сторону от стойки приёмной. Видать, он был опытнее и умнее. И, безусловно, знал Марину не по наслышке.

                И вовремя. Огромная чайная кружка, молниеносно с грохотом разлетелась вдребезги и мелкое крошево о поверхность стойки, аккурат над самой головой не следящего за языком пыхтящего плотника.

                – Бааабааа?! – тихо но со зловещей угрозой в голосе Марина медленно привстала со своего места.

                – Уй, ёхтыть-мохтыть, – вскочил расторопный и явно более смышлёный кобольд на ноги, хватая своего непутёвого приятеля в охапку. И оба плотника, чуть не застряв в первой двери и чуть было не снеся вторую входную дверь, вынеслись на улицу.

                Всё это непродолжительное время, мы с Куровым и Петечкой, последний в присутствии кобольдов вёл себя тише травы и ниже ботвы, сидели на диване. Сцена с ремонтной бригадой задержала нас, так, что даже Куров было забыл, зачем одевался. Отсюда нам было видно через проём двери, как у себя в кабинете курит Вятлов на пару с Зубарем около открытого окна, при этом тихо переговариваясь. Вятлов стоял спиной к окну, задумчиво сложив руки на груди, а Сергей Викторович сидел перед ним на стуле спиной к столу и к нам и что-то тихо объяснял коллеге.

                Петечка, вскочив, суетливо подбежал к грозно-стоящей за своей стойкой Марине и подобострастно вручил ей свою кружку с надписью «I am not a looser».

                – Ты ж моя умничка, – проворковала эта удивительная на смену эмоций женщина и умиротворённо села на рабочее место обратно за стойку.

                – Вашу рать! Я сегодня добью этот документ, или нет?! – зарычала оттуда.

                Петечка с чувством выполненного долга вернулся осчастливленный на диван.

                – Слушай, Серёга – пойдём ко мне в лабораторию. Там заявления все напишем, и диван у меня не в пример больше и удобней, чем этот – ты хоть поспишь, – сказал мне Андрей. – А меня ждут мои сны.

                Мы встали, оделись, попрощались с присутствующими и вышли. Подмышкой Андрей нёс заткнутую ластиком толстую трубку-трость с узорным чешуйчатым покрытием.

                Метель и не думала утихать. Кругом было белым бело. В свете уличного фонаря я не увидел уже ничьих следов, даже кобольдов. Мне было непонятно, как Куров ориентируется и знает куда идти, потому как корпусов усадьбы в такую пургу было не видать совсем. Да что там корпусов – мне казалось, я не видел впереди своей вытянутой руки, которой я на всякий случай держался за плечо Курова. А уж когда мы вышли из зоны освещения, и нас накрыла парковая тьма, я вообще не понимал, каким образом Андрей выбирает дорогу. Но он уверенно шёл впереди меня, прикрываясь от летящих в лицо снежных потоков овчинной рукавицей, и я тянулся за ним, как за Тесеем, сжимающим в руке заветный клубок. И точно. Вскоре навстречу нам попались заснеженные непутёвые плотники. Все трое тащили доски, фанеру и какие-то мешки со строематериалами и оживлённо переругивались: «ЗлойБаба… А если она, ыхых, там нас ждёт за дверью, ых… ых…? – Да мы, ёхтыть-мохтыть, сперва осторожно за Она посмотрим, вон, Гульдабая вперёд пустим  с досками, а если Она, ёхтыть-мохтыть, уже не злится….». А ещё через небольшой промежуток времени сквозь пургу я заметил светящиеся окна институтских корпусов усадьбы.

ГЛАВА 5 (Знакомства в темноте)

                Как же это всё началось???... Вспоминаю… первый мой день работы на благо НИИ произошёл где-то за месяц до описываемых событий… Как сейчас помню тот день…

…На часах было без четверти десять вечера, когда я в прихожей накидывал на плечи тёплую куртку.

– Опять побежал? – услышал я из комнаты голос Полинки. – Смотри, я положила тебе курицу в пакете и отварной картошки. Есть бутерброды. Поешь что-нибудь, а то опять промотаешься впроголодь. Весь следующий день будешь мучиться.

– Угу… Буду тарахтеть пузом, создавая поле детонации… Зато мыши у нас не заведутся, – буркнул в ответ я, забирая приготовленные заботливой супругой пакеты и термос. Мои дети – Даниил и Иван возились в своей комнате, наверняка, как всегда “зомбировали” в телефоне.

– Ушёл, – было объявлено мной в пространство.

– Иди, и поосторожней там, болтун, – встречные Полинкины напутствия, настигли меня в момент закрывания двери.

Внизу в фойе консьержка, тётя Люда, ковырялась в цветочном горшке. Она упорно пыталась закопать высохший и, явно уставший жить, пожелтелый кактус в чёрный мокрый грунт. Корней у кактуса уже не угадывалось, и потому тётя Люда врывала его в почву, как басмач красноармейца – «по пояс».

– Опять свой огурец мучаете, тётя Люда? – одарил я её прямо от лифта в качестве приветствия.

– Ничего, он у меня ещё зацветёт, – упрямо пробормотала дежурная себе под нос.

– Вы лучше покрошите его в салат, будет что вспомнить, – сочувственно посоветовал я, спускаясь к двери.

Консьержка поджала губы, но в диспут на огородно-кулинарные темы не вступила.

– Опять на ночь глядя?  – сварливо заметила она, переводя беседу в профессиональное русло.

– Да, тётя Люда. Знаете же, тёмные делишки лучше делать в темноте.

– А мне всё равно, – флегматично заметила Людмила Ивановна. – Я в полночь спать пойду. Приходи – проверяй. В лифтах чисто…

Зимой темнеет рано. На улицах в  свете фонарей редкие ночные прохожие спешили побыстрее добраться и укрыться от морозного воздуха в тепло и уют своих квартир.

Около дома в белом круге фонарного освещения тёмным пятном уже нетерпеливо тарахтел мой заждавшийся «проходимец» – чёрный, высоко лифтованный СсангЁнг-«Рекстон» на агрессивной резине. Видно было, что он уже прогрелся настолько, что с удовольствием бы спустил пар на меня за задержку, если бы не наше с ним полное взаимопонимание.

Разместив пакет с едой и термос на заднем сидении, кинув туда же снятую куртку, я включил ближний свет, и медленно выруливая от стоянки, плавно покатил тяжёлой чёрной громадой по ночным улицам.

Лёгкий снежок кружил в воздухе. Я ехал по тёмному Звенигородскому шоссе на выезд из Москвы. В моём направлении машин не было. На посту перед МКАД-ом унылый гаишник оживился при появлении на пустой дороге внешнего раздражителя. Видно было, что жезл в его руке предвкушающе нервно задёргался. Я уже приготовился к «останову» и специально снизил скорость, но гаишник, который, очевидно, по размерам пытался прикинуть марку автомобиля и, не найдя в своём мозговом каталоге подходящей модели, почему-то, в самый последний момент раздумал меня останавливать. Я нарочито медленно проехал мимо.

«Наверно, поленился. – решил я. – Ведь если что, надо будет в протоколе писать такое длинное слово, как «СсангЁнг». А даже зная, как оно правильно пишется, каждый раз нет-нет, да и перепроверяешь себя».

Проехав километров десять в область, я свернул на съезд с магистрали и медленно покатил по тёмному шоссе, со всех сторон зажатому лесополосами. Ехать оставалось недалеко.

Ещё через километр, я остановился, и, надеясь, что выбрал точное место, включил пониженный ряд передач и плавно съехал с обочины в лесной массив. Большие колёса равномерно лопатили снежные сугробы, движок монотонно рычал. Снег повалил сплошной пеленой. Я включил дворники в активный режим и добавил свет противотуманок.

Мой «вездеход» вполз в зазор между стволами, который когда-то, очевидно, был просекой. Всё так же мерно урча, «Рекс» углубился по ней в лес. Свет выхватывал из темноты справа и слева только чёрные ветви и стволы, утонувшие в снегу. Чёрные ели, тянущие свои лапы, по сторонам заброшенной просеки ещё больше создавали впечатление дремучей чащи.

Тут меня уже ждали.

Уже метров через сто, скрывшись от дороги, я  увидел Его неясную фигуру, подсвеченную фарами. Он терпеливо стоял на краю просеки, заносимый снегом, и ждал.

«Интересно, –  подумал я. – Со скольких часов Он меня тут ждёт? А если бы я застрял, задержался или вообще не смог приехать?».

Я поравнялся рядом с Ним и, остановившись, перегнулся через пассажирское сидение. Распахнул перед Ним дверь.

– Привет, какая неожиданная встреча, – пошутил я во тьму. – Давно ждёшь? Залезай.

Он не ответил, а только покладисто запыхтел и начал залезать ко мне на переднее пассажирское сидение. Несмотря на темноту, близкую к кромешной, видно было, что Он очень старается и, при этом, явно, стесняется. Старается не потому, что Ему высоко – напротив, я удивился: подножкой он даже не пользовался – по высоте Ему было как раз. А старается, чтобы случайно чего не сломать, как Ему, очевидно, ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8