Андрей Портнягин-Омич Жанр прозы:

24 января 2017 Фантастика

/> Спели» Ямщика»«, Напилася я пьяна»«, Виновата ли я? ««, У церкви стояла карета» и еще пару украинских народных, слов которых Толик и раньше-то не знал, а теперь и подавно забыл, но охотно по ходу дела, подпевал. Бутылка давно опустела, но водка была больше не нужна. Когда пели» Ямщика», в зал тихо зашел Толик-джуниор и сел на диван рядом с Толиком. Фингал был не страшным, а даже придавал его лицу налет некоей романтичности. Тем более, что получен он был за девушку, хотя Джуниор так и не понял, за что?.. Он поковырял вилкой в пюре и, не найдя там котлеты, переключился на колбасу и шпроты. Толик приобнял самого себя в юности за плечо и улыбнулся: 
-До свадьбы, точно заживет... Можешь мне поверить!..
Джуниору оставалось верить Толику на слово, а и ответить ничего он не мог, а только кивал, потому что рот был занят шпротиной. Пришел Маркиз, медленно и неуверенно обошел стол, запрыгнул на спинку дивана и, готовый в любую минуту сорваться при малейшей угрозе жизни со стороны командировочного, затаился за его с Джуниором спинами. Вся семья была в сборе!.. Не об этом-ли мечтал он все последние годы?!. Чтобы, вот так собирались-бы все они за одним столом - родители, брат с женой и сыном, он с женой и дочкой, хоть дома, хоть на даче, хотя-бы раз в неделю, говорили-бы по душам, жарили шашлыки или те-же котлеты, пили вино, пели песни или росто молчали, но все свесте!.. Толик потихоньку запел: 
Берега, берега. Берег этот и тот
Между ними река моей жизни,
Между ними река моей жизни течет,
От рожденья течет и до тризны...
Родители слов этой песни еще не знали, как не знали еще и самого Малинина, исполнявшего ее, но слова им очень понравились и они, как могли, подпевали Толику. А когда он шепеляво затянул: «А на том берегу незабудки цветут...» -Отец обнял маму за плечо, а она - его. Толик встал, подошел к ним и обнял их обоих. Так и допели романс до конца. У всех троих на глазах блестели слезы... Толик смахнул их рукавом: 
-У меня есть предложение... Я хочу вас всех сфотографировать... На память!..
-А где фотоаппарат?..
Толик залез в карман и достал свой белый смартфон с золотым ободком. Колька аж подпрыгнул на стуле и вытянул шею: «Так вот что было в кармане у этого дядьки в магазине. Ни фига, себе!..» Все как-то разом притихли. Они никогда еще не видели ничего подобного. Фотоаппарат, в тогдашнем понимании, должен быть, уж если не и не на трех ногах и с черной шторой на фотографе и магниевей вспышкой в руке, то точно с обьективом и корпусом, куда помещалась фотопленка. В плоский смартфон такая фотопленка в кассете поместиться просто не могла. Толик начал вдохновенно врать: 
-Новейшая разработка... Военная технология... В принципе - секретная... Но... Мне можно... Выдали всем прокурорам и следователям для оперативной работы... Фотографии можно хранить, но распечатать нельзя... Пока нельзя... -Толик навел обектив на Джуниора и нажал. Вспыхнула яркая вспышка. Все от неожиданности вздрогнули, а Маркиз пулей выскочил на балкон и дальше с четвертого этажа. Маму очень удивил его поступок: 
-Ой. А, куда-это котик пошел?..
-Ему скучно стало. Адреналина ему у вас не хватает... Да, ничего с ним не будет!.. Он девять раз так может... Можете мне поверить на слово. -Толик знал, что этот скот еще как минимум восемь раз в будущем повторил этот маневр и каждый раз возвращался домой, хоть и не помолодевшим, но зарядившимся положительной энергией - точно. Между прочим, Маркиз прожил больше двадцати лет и, пережив отца, исчез примерно через месяц после его смерти. Больше Маркиза никто не видел.
-Толька, сходи, приведи котика...
-А, че, я?!. Как колбасу... -» Жрать», хотел закончить Джуниор, но мешал полный рот докторской колбасы.
-Мне, что - самой идти?..
-М-м-м... Задушу, скотину!..
-И не смей его обижать!..
Джуниор подскочил с дивана и двинулся к балкону.
-Ты, куда?..
-За котиком, куда-же еще!..
-Ты тоже хочешь прыгнуть?..
-Хочу посмотреть - живой он или нет!.. Стоит вообще идти-то?.. Или дворник утром сам уберет...
Отец укоризненно покачал головой: 
-Толя, так нельзя...
Джуниор сбегал вниз и принес Маркиза, который тут-же хотел повторить попытку, но мама вовремя это заметила и крикнула Кольке, чтобы он прикрыл балкон.
Толик показал готовый кадр. На нем был Джуниор, светивший сам не хуже вспышки своим фингалом и с перекошенным жующим ртом, а на заднем плане - обезумевшие глаза кота. Все, даже мама, с удивлением смотрели на это чудо техники. Изображение было очень четким и ярким, не чета тем черно-белым фотографиям, которые делал Толик в те годы. Толик протянул Кольке смартфон, предварительно настроив камеру на фотографирование: 
-Ну-ка, артист, щелкни нас пару раз.
При слове» артист», Колька прищурился, но, видя, что продолжения не последовало, протянул руку и взял смартфон. С сознанием дела повертел его, навел на родителей и Толика, потом на Толика-джуниора, потом на потолок. Родители, привыкшие, что если фотографируются, то надо навести порядок на голове и сделать серьезное лицо, сели ровно, точно по аршину проглотили, руки сложили на колени и приняли каменные выражения лиц. Толик хлопнул их обоих по плечам: 
-Мам... Пап... Да, расслабьтесь, вы... Это не на» Доску Почета»...
С возрастом у взрослого человека голос практически и не меняется, и родители вдруг услышали знакомые интонации у себя за спиной. Они оба повернулись и уставились на» Эдуарда». Толик понял, что одна из рюмок оказалась лишней и чуть не выдала его, глаза его заметались по комнате в разных направлениях и с трудом остановились на Кольке, зафиксировавшись лишь с третьей попытки, который, кстати тоже с интересом наблюдал за ним, прищурившись.
-В смысле, это Коля должен был-бы вам так сказать, раз он фотографирует. Да, ведь, Коленька?.. -Закончил фразу Толик и тоже попытался прищуриться на Кольку. Вышло, как у Яковлева в» Иване Васильевиче...», который» меняет профессию», когда Куравлев приказал ему»... сдвинуть брови». Но родители тоже уже были на веселе и выражение лица Толика их рассмешило и расслабило, поэтому, когда Колька несколько раз щелкнул их, кадры получились просто замечательные - Толик обнимал своих родителей, живых, веселых, молодых, красивых... О чем и мечтал!
-А хотите, покажу жену и квартиру, где мы живем?...
-Хотим... -В один голос ответили мама и папа. Колька с сожалением вытащил из кармана белый смартфон, непонятно как туда попавший.
Глава 30. В которой на девочку нападает икота.
Какуко так и не сомкнул глаз до утра. Хотя чувствовал себя совершенно бодрым и зарядившимся энергией. Нет лучшего мотиватора, кроме электрошокера, конечно, чем цель, к которой ты шел всю жизнь и о которой думал день и ночь на протяжении тридцати пяти долгих лет. Ни любовь к женщине, ни тоска по родине, ни даже само существование цивилизации на земле, ничто не идет в сравнение с честью самурая, которая может быть восстановлена только одним способом. Какуко Нахераку, потомственный самурай в девятом поколении давно готов был встретить свою судьбу. Но, когда дверь камеры открылась, за ним зашли двое толстых лейтенантов. Никогда не знаешь, в каком виде судьба постучится в дверь!
-Ну, что, дедушка, поехали за вознаграждением... Руки чешутся получить его... Или ты хочешь провести остатки своих дней здесь?..
-Поехали, конесенно...
-Слышь, дедуля. Как это тебе удалось так хорошо сохраниться в свои девяносто семь?.. Я-бы тебе больше полтинника и не дал... Что ты лопаешь?.. Женьшень-траву или, может наркоту какую... вашу?..
Какуко хоть и прожил больше тридцати пяти лет в России, но русский язык все-же понимал с трудом, а говорил - еще хуже. Что такое» наркота» он не знал. А между» вашу» и» нашу» вообще не видел никакой разницы. Как Толик между» ГУГЛ ХРОМ» и» ЯНДЕКС БРАУЗЕР». Для него эти смешные звуковые сочетания напоминали приветствие братьев по разуму.
-Риса кусати нада...
Толстые лейтенанты переглянулись.
-А сколько нужно слопать-то?..
Какуко прикинул, сколько он за свою жизнь слопал риса. Гора получилась повыше Фудзиямы.
-Осеня многа...
Смена Салика Бейбаклушина закончилась в восемь утра, когда пришла медсестра из регистратуры. Ночью удалось хорошенько вздремнуть и Салик чувствовал себя вполне бодрым и заряженным на решешия даже средней сложности судоку. Но какая-то посторонняя мысль постоянно сверлила мозг. Что-то связанное с японцем. И с кузнецом. И с сандалями. И, кажется с садом камней... Салик поковырял в ухе, но добраться до мозга, чтобы остановить сверление, не смог... Хотя, сразу лучше стало слышать!..
Салик услышал и топот муравья по лесной тропинке, и шум ветра, производимый биением крыльев бабочки о воздух, и скрежет зубами от злости у злых людей, и как трещит кожа на лице от улыбок у добрых, и, даже шепот своего внутреннего голоса, велевшего ему сходить домой, хорошенько позавтракать, часок-другой отдохнуть от еды, потом скушать обед, набраться сил и, прихватив деревяннные сандали, оставленные японцем, возвращаться сюда-же, для какого-то важного дела. Так как свой внутренний голос Салик не слышал уже очень давно, а именно с того самого дня, когда угнали гусеничный трактор с охраняемой им территории. Внутренний голос говорил ему тогда: «Выйди, проверь. А то не дай Бог изжога замучает!..» Но Салик проигнорировал предупреждение изнутри себя и успел подзабыть, что он у него есть, не начни сверлить в мозгу. Сегодня он поверил ему на слово и отправился домой завтракать в точном соответствии с первой частью указаний внутреннего голоса.
Толстые лейтенанты в штатском довезли Какуко до угла здания музея и каждый положил свою руку на его плечо. Толстый старший лейтенант, сидевший на пассажирском сидении, свою левую руку на правое плечо Какуко. Толстый просто лейтенант, сидевший за рулем, свою правую руку, на левое плечо самурая, сидевшего на заднем сидении точно посредине.» Так» триада» провожает своих бойцов на задание. Нас тоже трое!.. -Думали толстые лейтенанты, сдвинув брови и глядя прямо в глаза японцу. Что не соответствовало действительности, ибо в Японии всем заправляла» якудза», а не» триада». Какуко поочередно переводил взгляд с одного толстого лейтенанта на другова, как маятник, не понимая, что они своим взглядом хотят выразить: 
-Долага есе?..
Лейтенанты вздрогнули. Толстый старший лейтенант убрал с плеча Какуко невидимую пылинку и, для верности, еще и сдул ее: 
-Не подведи нас, дедушко... Ты нам долж... тоесть... нужен... живым... но... с деньгами... Мы здесь подождем... Помни... Это мы спасли тебя из колодца и благодарность твоя не должна иметь границ... Один раз тебя из-под земли достали... Достанем и еще... Если, что...
-И ты еще должен сказать, сколько конкретно риса нужно есть в день, чтобы дожить до твоих лет...
-Харасо... Выпускайте...
Толстые лейтенанты убрали свои руки с плеч японца и он, вздохнув полной грудью, решительно вышел из машины.
Окулярский сидел в своем кабинете за столом и гадал - придет-ли японец за деньгами или нет, глядя в монитор компьютера, разделенный на квадратики, в каждом из которых было изображение зала, перехода или поста охраны музея. Деньги жгли руки. Хотелось отдать их этому странному иностранцу, вчера решительно отказавшемуся от них. Но директор музея был на сто процентов уверен, что после соответствующей обработки, он вернется. Подумает хорошенько и возьмет деньги. Деньги, они и в России, хоть и деревянные, но деньги!..
Ровно в час дня на мраморный пол городского музея ступила босая нога невысокого японца в коричневом кимоно. Японец поклонился охраннику, получившему фотографию и указание пропустить лицо с фотографии в музей без лишних вопросов. Охранник, любивший поиграть в злого охранника, приставил фотографию к лицу Какуко, остался недоволен увиденным и, показав пальцами сперва на свои глаза, потом на узкие,     японские, мол: «Слежу за тобой!..» -Пропустил того внутрь.
Исидор Давыдович снова оказался прав, насчет человеческой натуры.» Пришел, как миленький и ноги не натер!..» Окулярский откинулся на спинку кожанного кресла и сложил руки на затылок.» По этому случаю... Что я всегда прав... Выпью-ка я, пожалуй коньячку!..»
Он встал, подошел к бару, достал начатую бутылку французкого арманьяка семилетней выдержки, налил в пузатый бокал на короткой ножке, поболтал арманьяк в бокале, понюхал его, сделал малюсенький глоточек, покатал его во рту и с огромным удовольствием проглотил. На лице застыла улыбка человека, познавшего истинное блаженство, нашедшего гармонию в этом и других мирах и ухватившего правой рукой за хвост птицу-удачу, а левой рукой - золотую рыбку! И все это сидя на золотой антилопе!..
С этим выражением лица он повернулся к монитору. Семилетний арманьяк вместе с пузатым бокалом вывалились из его рук и шмякнулись на белый искусственный ковер с огромным ворсом. Челюсть у директора отвисла и производила движение вверх-вниз, пытаясь издать хоть какие-то звуки. Получалось только мычание. От частого моргания ресницами и тяжелого сопения, стекла золотых очков запотели и Окулярский дрожащей рукой, с трудом поймав за дужку, сорвал их и, близоруко прищурившись, попытался разглядеть на мониторе, что происходит в зале» Восточных соседей»?
Какуко зашел в зал и поклонился всем присутствующим. Смотрительница на мгновение оторвала взгляд от женского романа и вернула его обратно в ту точку, с которой ее прервал босоногий японец. Экскурсовод продолжала рассказывать, переходя от одного зкспоната к другому. Дети ее не слушали. Он играли, кто в прятки, кто в догонялки, кто в» ВАРФЕЙС», кто в» ВАРКРАФТ», кто просто ковырялся в носу. У стенда с» Тенью Луны» стояла девочка и, глядя в отражение меча, строила ему рожи. Какуко подошел и поклонился. Девочка указательными пальцами рук потянула уголки своих глаз в разные стороны, чтобы они были узкими, как у вновь прибывшего, а большими пальцами стала тянуть свой рот и он стал похож на рот» Гуинплена». Какуко наклонился над стендом и несколько раз провел по стеклу руками, стерая невидимую пыль. Девочка высунула язык и начала болтать им вверх-вниз, точно» боталом» : «Бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе-бе...» Проходившая мимо экскурсовод, не обращаясь ни к кому конкретно, попросила не трогать экспонаты руками. Какуко еще несколько раз провел руками по стеклу и неожиданно резко ударил локтем в середину стенда. Стекло не разбилось и не сломалось, а лишь в том месте, куда самурай приложил кинетическую энергию своего локтя, образовалась сеть паутинок и оно слегка прогнулось, словно лист железа. Девочка» бекнула» последний раз и начала икать. При этом узкоглазась и» гуинпленность» сохранились у нее на лице, хотя пальцы она отпустила. Какуко еще раз ударил локтем, но не в то-же место, а немного левее. Появилась точно такая-же» паутина» и выемка, а стекло слегка приподнялось в одном месте. Какуко замер, закрыл глаза, набрал в легкие побольше воздуха, медленно-медленно выдохнул его и неожиданно подпрыгнул и двумя ладонями вдавил по» паутинам». Бронированное стекло продавилось в стенд, оставив небольшое пространство, куда он смог засунутт свою руку. Какуко аккуратно вытащил меч, взял в обе руки и поклонился ему. Затем извлек ножны, торжественно вложил в них меч, опять поклонился и поднес меч ко лбу. Девочка продолжала широко улыбаться с высунутым языком и узкими глазами, стоя чуть-ли не по колено в луже собственного производства. Экскурсовод, раскинув руки, как крылья, а подбородок подняв к небу, закрывала своей грудью экскурсантов, выстроившихся тесной кучей у нее за спиной, готовая защищать их до последней капли своей крови. Как будто японец хотел их заживо сожрать или, в крайнем случае, содрать с живых кожу. Смотрительница куда-то смылась.
Окулярский пребывал в шоке. Уже даже не от коварства японца, посмевшего проигнорировать его щедрость, а от того, с какой легкостью он взломал голыми руками бронированную витрину. Исидор Давыдович и представить себе не мог, что это впринципе возможно и сэкономил на сигнализации, ограничившись лишь» тревожной кнопкой» и мордастыми охранниками на входе.» Да, ладно-бы, кувалдой... Но, голыми руками!!! « -Недоумевал он, глядя на свои ухоженные пальцы. Потом перевел взгляд с пальцев на прекрасно прокаченные бицепсы, тренирующегося шесть раз в неделю человека.» Маленький худой японец!.. Голыми руками!.. Бронированную витрину!!! Что он ест?..»
Окулярский подскочил из кресла, как из катапульты, на ходу надевая золотые очки, достал из внутреннего кармана пиджака конверт с вознаграждением и выскочил из кабинета. Такой прыти давно не видели от него ни жена, ни многочисленные любовницы.
Охранник, обещавший Какуко следить за ним не отрывая злаз и в очередной раз совравший, услышал топот бегущих ног, в огромных пустых залах музея громыхавших, словно стадо озабоченных бегемотов, решивших поиграть в догонялки с прекрасной половозрелой бегемотихой. Это бежала смотрительница зала» Восточных соседей».
-Жми кнопку!.. Нас грабют!!!
-Граблями?.. -Попытался сострить охранник.
-Японцами!.. Вон они!.. Держи их!.. -Так как в зале, где она мирно читала, дети двигались в хаотичном порядке и она не могла просто физически уследить за их перемещениями и по головам не пересчитывала, а маленького японца легко можно было спутать с крупным упитанным акселератом, то она и решила, что некоторая часть тех, кто бегал по залу, были японцами, отвлекавшими остальных от основного взломщика.
Охранник нажал» тревожную кнопку», схватил резиновую дубинку и вышел на встречу грабителям. Из дверей зала вышел маленький японец в коричневом кимоно. В левой руке он держал предмет, похожий на палку. Охранник усмехнулся, широко расставил ноги в высоких кожанных ботинках и стал бить резиновой дубинкой себе по ладони: 
-Ты далеко-это собрался... ВОРЮГА!!!
Какуко никто еще и никогда не называл вором.
-Я - не вора... Эта - мае!..
-Твое то, что ты оставил после себя в унитазе... А, это - музейный экспонат и принадлежит государству... Вернешь на место сам или помочь?..
Какуко наклонил слегка голову и прикрыв глаза, обдумывая новую ситуацию. Впринципе, он легко мог-бы перерубить мечом и не одного этого охранника, но дальше-то что?.. Идти здесь ему было некуда. А быть вором и убийцей - не велика честь для потомственного самурая. Разве о таком конце он мечтал?!. Конечно, достойно умереть можно было и здесь, ведь меч был при нем, но все-же что-то незавершенное тенью ускользало от его взгляда и он чувствовал, что время умирать еще не пришло: 
-Канесенно, памаги...
-Ну, ты сам напросился... -Охранник сделал пару шагов вперед, продолжая бить по ладони резиновой дубинкой, вдруг неожиданно подсел и махнул рукой, как косой, целя дубиной по коленям японца. Какуко подпрыгнул и одновременно торцом рукоятки катаны стукнул прямо в середину лба ухмылявшейся морды, спокойно обошел тело и направился к выходу. А тело, как маятник, еще какое-то время качалось, переваливаясь с пятки на носок, но вечно это продолжаться не могло и оно свалилось, раскинув руки и образовав на мраморном полу, если смотреть с потолка, правильный крест, вершиной указывающий на открытую дверь, а ногами - на зал» Восточных соседей», из дверей которого все-еще загораживаемые отважным экскурсоводом, выглядывали испуганные мордочки ребятишек. Девочки, с болтавшимся как» ботало» языком, среди них не было.
Салик Бейбаклушин дошел до угла здания краеведческого музея, обошел патрульную полицейскую» Ладу-Приору», подпираемую с двух сторон толстыми молодыми людьми в штатском, жадно глядевшими в сторону входной двери музея и не видевших больше ничего вокруг, включая ангелочков и фей, круживших прямо перед их носами, ввиде мотыльков и стрекоз. Салик легко мог-бы попинать их сейчас по тыловым местам и они приняли бы эти удары за порывы ветра, но он конечно ничего подобного делать не стал, ибо и сам пребывал в некоей душевной задумчивости, не до конца понимая, за каким чертом притащился сюда посреди выходного с деревянными башмаками?!.
Какуко вышел на крыльцо из темноты помещения и яркое солнце резануло по глазам. И без того узкие, они совсем превратились в едва различимые прорези, сквозь которые не то, чтобы поймать взгляд, а и даже определить, не спит-ли человек, не преставлялось возможным. Салик первым увидел спускающегося по ступенькам японца и сразу-же узнал его. Это был вчерашний прохожий, оставивший ему свои сандали. Но что-то в его облике было такое, что заставило каряка тоже прищуриться и не торопиться с приветствиями. Маленький, усталый, согнувшийся в три погибели - вчера, и уверенный в себе, стройный, светящийся изнутри - сегодня.» Что он сьел?..» -Подумал Салик, примостившийся у ступенек музея с деревянными сандалями, как встречающая иностранную делегацию девушка в кокошнике и с хлебом-солью.
Какуко спустился с последней ступеньки и уперся в подношение. Он поднял голову и полуденное светило заслонила круглая, как блин, физиономия аборигена, замеченного им вчера недалеко от этого места. А еще эта физиономия с умными любопытными глазами напомнила ему круглое лицо юноши, работавшего в мастерской сторожем и приходившим к нему в кузницу попить на халяву зеленого чайку, который Какуко научился собирать и сушить сам. У юноши было странное длинное имя Са-ле-ха-рд, которое Какуко не мог выговарить и сократил до Салик. Так и прижилось.
-Кузнец?!. Вот ведь... Совсем ты не изменился!.. А, однако, сколько лет-то прошло?!.
Зато, любивший халяву юноша сильно постарел за тот день, что Какуко его не видел.
-Вот... -Салик протянул Какуко деревянные сандали: Не мой размер!.. А тебе... в дороге... да без обуви-то... никак, ведь... Так ведь?..
Если-бы знал Салехард Бейбаклушин в какую дорогу собирается кузнец?!. Но он не знал и даже не догадывался. Какуко поклонился и принял сандали. Неожиданно для самого себя Салик в ответ тоже поклонился. Потом разогнулся и в узких глазах забегали чертики: 
-Да!.. Вот ведь... Забыл совсем... Что ты такое ешь?..
Но ответить Какуко не успел.
-Ты ничего не забыл?!.
Не поворачиваясь лицом к вопрошавшему и распрямив спину, Какуко положил руку на рукоять меча. Он узнал этот голос. Окулярский в белой рубашке с коротким рукавом, под которой легко угадывались тренированные мышцы, стоял на верхней ступеньке, подобно богу Аполлону, сияя золотом своих очков. Ветер стих и деревья перестали шуметь. Птицы замерли прямо в полете. Толстые лейтенанты слились с машиной. Салик разинул рот, шестым чуством почуствовав важность момента. В открывшееся отверстие тут-же залетел небольшой рой диких пчел, искавших свободное дупло для своей матки. Рабочие пчелы без промедления начали носить нектар малюсенькими ведерками, покрашенными в цвет» Билайна». Правда мед не успевал вырабатываться, стекая по огромному горлу Салика в бездонную пропасть желудка и матка начала чахнуть на глазах. А когда она от голода заболела анорексией, дикие пчелы снялись и покинули несчастливое дупло.
Какуко подумал секунду и пожал плечами: 
-Нет...
-Ты ошибаешься, японец!.. Ты глубоко ошибаешься... самурай!!! -Стало тихо-тихо, как на приеме у патологоанатома: У меня... есть... то... что... -Пауза была такой длинной, что несколько ворон сдохли от старости:.. Что по праву принадлежит тебе!!! -Это был неожиданный поворот. У Салика даже рот захлопнулся раньше, чем он успел сказать: «Вот ведь!..»
-Мене нисево не нузано...
Толстые лейтенанты в штатском обнялись и зарыдали в голос.
-Ты опять ошибаешься... бр-рат!.. Я ведь не просто деньги предлагаю, а - большие деньги...
-Отдавай их нуздаюсимися... -Какуко не глядя махнул рукой и все проследили за ней В конце прямой, незримо проложенной рукой японца, находилась патрульная» Лада-Приора», брошенная отошедшими по малой нужде толстыми полицейскими в штатском, уже не ждавших от судьбы никаких подарков. Видя, что Какуко сделал движение, собираясь уходить, Окулярский крикнул: 
-Но!.. Дело-то даже не в деньгах!.. Это дело чести!.. Ты должен знать, что такое честь, самурай!..
Какуко опустил голову и вздохнул: 
-Сево ты хотись?..
-Ты спас мою единственную дочь... И... Как ты смотришь на то, чтобы жить у нас?.. У меня большой дом за городом... Есть - все!.. У тебя будет свой отдельный домик... Не хоромы, конечно... но!.. Все, что тебе будет необходимо - по первому твоему слову!..
Какуко продолжал молчать, глядя куда-то глубоко внутрь себя.
-Подумай... Судьба не случайно свела нас... Я буду тебе надежным покровителем, а ты - моим верным... защитой... опорой... другом... и не побоюсь этого слова, самураем... А.. насчет... меча... Меч должен находиться в музее!.. -Какуко распрямил плечи и еще сьльнее сжал рукоятку: Но!.. Днем ты можешь быть всегда при нем, подрабатывая, так сказать, живым экспонатом... Ну, что скажешь?..
-Соглашайся!!! -Салик хотел хлопнуть Какуко по плечу, но что-то во взгляде самурая, резко брошенном в сторону его руки и, особенно движение правой кисти, которая уже начала вытаскивать клинок из ножен, остановили ладонь блиноокого каряка буквально в трех миллиметрах отего плеча. Очень медленно и аккуратно Салехард Бейбаклушин вернул свою руку на место, хотя, за это время, она просто окаменела и не хотела слушаться.» А, ведь отрубил-бы незадумываясь!..» -Прошибло его холодным потом в самую что нинаесть жару.
« А, почему, собственно и нет?..» -Подумал Какуко Нахераку, но не про руку каряка, а про предложение Окулярского.
В этот момент послышалась сирена и во двор на полной скорости влетел» УАЗ» вневедомственной охраны, вызванный тревожной кнопкой. Из машины выскочили два бойца в бронежилетах и касках, но самое главное, с автоматами. Они мгновенно оценили обстановку. Судя по расположению действующих лиц, один из которых стоял на верхней ступени эволюции, то-есть музея и был воплощением Бога на земле, двое полицейских в штатском контролировали ситуацию из-за машины ДПС и японец при оружии, вероятнее всего телохранитель Бога, окружали толстого не-то монгола, не-то корейца, не-то бурята, не-то еще непонятно кого. Он им сразу-же не понравился. Вневедомственные охранники решительно подскочили к Салику, заломили руки за спину и поволокли к» УАЗику».. Салик с тоской глядел на Какуко, так как не получил ответа на главный вопрос: «Чем он питается, что так хорошо сохранился?..»
-Стоете!.. -Закричал самурай.
С верхней ступеньки Окулярский решительно начал спускаться вниз. Еще не хватало, чтобы самурай обнажил меч перед автоматчиками. мало того, что они его сразу-же прикончат на месте, так потом еще обьясняй следователям, как меч попал к нему в руки и куда подевались средства на сигнализацию: 
-Не встревай, пожалуйста!..
-СТОЕТЕ!!! Я вама гаварю!..
Полицейские сперва запихали каряка в» кутузку», а потом повернулись к людям.
Какуко сделал шаг навстречу и начал доставать клинок.
Автоматчики подняли автоматы.
Окулярский голосом Зевса-громовержца заорал громче Нагиева в известной рекламе про» тарифище».
-Всем стоять и не двигаться!!!
Но он опоздал. Самурай уже сделал свой шаг. Оба автоматчика одновременно взвели затворы и прицелились. Окулярский схватился за голову. Толстые полицейские в шатском выскочили из-за» Лады-Приоры» и начали тереть глаза. Салик умудрился просунуть нос в отверстие решетки, но дальше голова не пролазила и с его позиции лишь один глаз мог наблюдать за происходящим. Глаз не верил своему глазу!!!
Какуко исчез!!! Сделал шаг вперед и неожиданно провалился в колодец, крышка которого еще какое-то время качалась, а потом с грохотом захлопнулась у него над головой.
Окулярский в этой ситуации терял больше всех. Бесценный меч Японских Императоров. Не-то семнадцатого, не-то шестнадцатого века не имел права пропасть в вонючем колодце. Да и почти-что уже родственик-самурай тоже мог-бы еще пригодиться. Поэтому он первым подскочил к колодцу и начал поднимать тяжеленную чугунную крышку, изготовленную еще по ГОСТу от 1947 года. Пальцы Исидора Давыдовича не пролазили между крышкой и люком и он приказал им стать плоскими, как один из концов монтировки. Невероятным усилием воли и тренированных мышц, а так-же пальцам, послушавшимся своего хозяина, он смог приподнять крышку и откинуть ее в сторону. От натуги рубашка на спине лопнула по всей длинне от воротника и до самого ремня. Хорошо хоть штаны выдержали. Когда вся толпа, включая сотрудников вневедомственной охраны и за минусом Салехарда Бейбаклушина, дружно заглянула внутрь - колодец был пуст.
-Не иначе, как в трубу затянуло. -Высказал смелую мысль толстый старший лейтенант в штатском. На дне колодца действительно пролегала труба, диаметром чуть толще человеческой руки.
-Какая ужасная смерть!.. Не видать нам честно заработанного вознаграждения... -Толстый просто лейтенант в штатском был безутешен.
Окулярский взглянул на толстых людей в штатском, вспоминая, где он мог их раньше видеть? Секунду подумал, поправил золотые очки, достал из кармана конверт с деньгами, помахал им перед носом у толстых полицейских и спрятал обратно в карман: 
-Найдете меч и самурая - удво... -Директор взглянул на просто лейтенанта в штатском, несчастного, как тающий мартовский снег: Утро... -Обвел взглядом обоих полицейских в штатском, в два раза более несчастных: Упятерю вознаграждение.
Толстые полицейские в штатском, толкая друг друга, полезли в колодец, но он был расчитан на одного. Победил старший по званию: 
-Куда прешь?!. Соблюдай суббординацию... -Толстый старший лейтенант резво, как мальчик, с разбега спрыгнул в колодец, отбив себе задницу о ступеньки, приделанные к стенкам его. Толстый просто лейтенант в штатском бегал вокруг колодца, как Винни-пух и так-же пыхтел: 
-Ух... ух... ух... Что там?.. Нашел чего?..
Толстый старший лейтенант, не смотря на размер талии, умудрился заглянуть даже в трубу, изогнувшись самым невероятным образом. Из трубы дул совсем не свежий ветер, но он попытался даже засунуть в нее руку, в надежде ухватить японца за кимоно. Вытащил клубок спутанных волос, сгнившего тряпья и еще чего-то, не поддающееся классификации, внимательно осмотрел добытое и перекрестился левой рукой: 
-Япона мать!!! Сгинул дедушка ни за грош...
Глава 31. В которой вид сверху приводит к неожиданному открытию.
Все уселись на диван вокруг Толика и затаили дыхание. Предстаял сеанс магии. Колька с ногами залез отцу на шею, тобы удобнее было смотреть сверху и оттуда протянул нос. Джуниор косил одним глазом, делая вид, что ему вовсе не интересно.
Толик, только-что не сказал: «Вуаля!..», словно фокусник, достающий живого кролика из цилиндра, залез в» галерею» и вывел на экран все шесть снимков, что хранились в памяти его телефона. Вот у Зинки в смартфоне все 16 гигов были забиты под завязку и флэшка трещала по швам. Она обожала фотографировать все, что попадалось ей на глаза, включая себя, а Толику, из-за своей природной лени, лишний раз включать камеру было в тягость, словно это был процесс запуска в космос ракеты-носителя. Толик погонял пальцем снимки по экрану. Все зачарованно следили за пальцем. Сам процесс появления-исчезновения снимков представлял больший интерес, чем то, что было изображено на экране. Тем более, что изображенное там не соответствовало окружающей действительности и больше походило на декорации фантастического фильма. А родители не любили фантастику. Стеклянный шкаф-купе белого матового цвета во всю стену совсем не напоминал им их стенку» Омич-2», скрипучую, кособокую, с отваливающимися дверями, но такую родную, а плоский телевизор с диагональю 102 сантиметра, висевший на стене - отличался от» Изумруда» 61 сантиметр которого был, что по диагонали, что - по толщине, на четырех ножках неустойчиво стоящего на полу. Любое неудачное приземление жирного кота Маркиза сверху на телевизор, грозило переломом ножек и неминуемой кастрацией кота.
-А почему не видно хрусталя?.. Что-же это за шкаф, если хрусталя не видать?!.
-Хрусталя?.. Так мы его... -Толик хотел сказать : «выкинули при переезде» -Но взглянув на маму понял, что это может привести к ее инфаркту в сорок лет и смягчил формулировку: Разбили при переезде... Весь... На счастье... Вот ведь повезло!.. Правда-же?!.
Отец было закивал головой, но получил локтем в бок: 
-Андрюша!..
-Прав... ой... да... То-есть... что это за шкаф... если... А, где вы храните» Роман-газету»?..
И отцу инфаркт тоже был ни к чему: 
-А мы не выписываем...
-Вы не читаете» Роман-газету»?.. А как тогда?.. -Отец посмотрел на Толика, как на убогова и слегка отодвинулся. Толик вспомнил, что вроде-как» прокурором работает», значит и литературу должен читать соответствующую: 
-Так я все больше специальную литературу читаю... По прокураторству... По прокуроторству, то-есть... по специальности. Некогда» Роман-газет» читать-то... Работы много!..
-А-а... А-то я уж испугался... Уж больно шкаф у вас для» Роман-газеты» не приспособленный...
-И под хрусталь тоже не приспособленный... -Отец получил еще один втык под ребра, но уже более дружелюбный.
-А это, что за черный квадрат?.. -Джуниор косил-косил глазом, да» не вынесла душа поэта», уж больно фотки были классными.
-Это... это... -Не скажешь-ведь, что это телевизор: Это... что-то... типа... диафильмы смотреть...
-А-а... А телевизор у вас есть?..
-Ну-у, есть, конечно, но его не видно здесь. -Толик смахнул с экрана снимок с обстановкой и вывел следующий, а мама подвела итог увиденному: 
-Как-то бедненько у вас... Пустоватенько... Взгляд не на чем задержать, глазу не за что зацепиться...
-Дык... -Толик развел руками: Нам... двоим-то...
Колька с высоты своего положения дотянулся до экрана смартфона и провел по нему пальцем, максимально увеличив изображение. Мама долбанула его по шаловливым пальчикам, но, так-как они все еще находились на экране, то невольно сдвинули увеличенное изображение немного в сторону.
-Коля!.. -Все, нахмурив брови, дружно посмотрели на Кольку. А Колька очень внимательно смотрел на экран. Толик поймал его взгляд и проследил в том-же направлении. Потом медленно уменьшил изображение до стандартных размеров и перелистнул его.
Колька спрыгнул с дивана, засунул» руки в брюки» и вразвалочку, только-что не насвистывая, пошел из зала в свою комнату. На пороге оглянулся и подмигнул Толику, продолжавшему следить за ним и, даже не удосужившимуся подмигнуть в ответ.
Колька зашел в свою с Толиком спальню и встал напротив его кровати.
Над кроватью висел портрет в белой бумажной рамочке-паспарту трехгодовалого карапуза с пухлыми щечками, ямочками и белым чубчиком, почти до самых бровей. Большие глаза смотрели на мир открыто и с любопытством. Эту-же самую фотографию он только-что видел в смартфоне. Только она была в желтой деревянной рамке и висела над головой» командировочного из Горловки», развалившегося у себя дома на красном кожанном диване. Рядом висели еще две фотографии. Одна - с портретом самого командировочного с женой и фужерами в руках, видимо на свадьбе, другая - маленькой смешной красивой девочки с косичками, как две капли воды похожую на жену командировочного в детстве.
Глава 32. В которой встал вопрос: «В чью породу командировочный? «
Мама украдкой зевнула и Толик понял, что этот день закончился. У него от волнения, от пережитого, от впечатлений о встречи, от невероятных эмоций заканчивающегося дня поднялось давление и он покраснел, как нашкодивший ребенок. Разболелась голова и в висках стучали молоты, колотившие по наковальне, расположенной внутри черепа. Невидимый кузнец ковал подковы диким мустангам, пока те носились по бескрайним прериям необьятного и пустого внутреннего пространства головы Толика. И отец и мама заметили болезненное состояние командировочного, только каждый сделал свои выводы.» Слабак!.. -Подумал отец: Совсем не пивец... С трех рюмок развезло... Хороший человек, но не Смешнягинская порода...»« Переволновался из-за сервиза, -Подумала мама: Наврал, небось, что купит, а теперь-стыдно... Не Смешнягинская порода... Те, либо врут, как дышат, либо -не врут вовсе...» : 
-Толик, что с тобой?.. Тебе плохо?.. -Мама коснулась рукой горячего лба Джуниора, который сидел, опустив голову на руки. Весь красный, в висках у него стучали молоты, колотившие по наковальне и носились дикие необузданные мустанги.
Мамины руки - это лучшее лекарство! Она прижала голову Толика-джуниора к себе и положила свою к нему на макушку. На удивление, Джуниор не стал брыкаться и сбрасывать ее руки со своего лба, а просто сидел так несколько минут: 
-Все нормально, мам...
Толик тоже почувствовал, что молоты замедлили долбежку наковален, а табуны перешли с галопа на вальс, словно невидимый мустангер умелой рукой натянул вожжи и попридержал коней: 
-Да... все... нормально... мам...
Отец, не любивший слабаков, встал, схватил стол и поволок его на кухню вместе с посудой.
-Андрюша!.. Ты куда?..
-Да у вас тут больница скорой медицинской помощи... А я еще не больной!..
Толик, весивший килограммов на тридцать больше отца и в два раза шире его в плечах, подскочил с дивана и попытался ухватиться за край стола, чтобы помочь. Но нетвердость ног и нецепкость рук, а, так-же упрямство отца, решившего в одиночку пробиваться к кухне, привели к тому, что посуда поехала по наклонившейся поверхности, как по санно-бобслейной трассе. Хорошо, что все было очень вкусным и потому сьеденным и выпитым и тарелки были пусты, а у Толика еще и идеально вылизана его длинным языком. Мама, Толик-джуниор и примкнувший к ним кот Маркиз, закрыли глаза, зная, что сейчас произойдет. Жирный котяра еще и замяукал-завыл таким голосом, точно прощался с холостяцкой жизнью.
Отец попытался сбалансировать столом и выровнять положение посуды на нем, но и он оказался бессилен перед напором тяжелой хрустальной селедочницы, уже набравшей ход и оторвавшейся от края стола. Колька ловко поймал ее на лету, по-баскетбольному перебросил с руки на руку у себя за спиной и свободной рукой выровнял положение стола относительно горизонта. Потом поклонился всем присутствующим и, водрузив селедочницу на стол, отбыл в неизвестном направлении, только его и видели.
-Ну, артист!..
И, все-же один нож побалансировав какое-то время на краю стола, упал на пол. Мама со вздохом подняла его и тоже пошла на кухню: 
-Кто-то еще должен прийти... Не хватало только еще одного командировочного!..
Но Петрович был не в командировке, а просто по зову сердца послушивал под дверью уже битый час. Правда, вопреки предсказанию ножа, зайти в квартиру так и не решился.» Утром буду брать... Тепленьким... Будь что будет!..»
Глава 33. В которой Толик уходит с поклоном.
Посуду помыли и разложили по местам. Толик пытался помогать, но только мешал. На шести квадратных метрах родительской кухни он занимал слишком много места. Чтобы избавиться от мешавшегося под ногами командировочного мама решила уложить его спать: 
-Во сколько у вас самолет?..
-Какой самолет?!. -Толик уже и забыл, что он командировочный и что завтра нужно улетать обратно. А летают, как правило, на самолетах.
-С крыльями. Те, что по небу летают...
-А-а... самолет... -Толик прикинул, во сколько нужно уходить, чтобы не сильно напрягать родителей и в то-же время подольше побыть с ними дома и решил, что десять утра будет в самый раз. Час на регистрацию, час на дорогу. Если уйдет из дома в восемь, то и им еще останется время собраться.
Вообще-то, Толик решил устроиться на какой-нибуть завод по отцовскому паспорту, получить комнату в общежитии, обустроиться, каким-либо образом вернуть паспорт на место, хотя, не представлял себе, как это можно было провернуть, заявить об утере паспорта, получить новый и начать жизнь, считай по второму кругу, следя и по-возможности помогая родителям, себе, Кольке и Зинке.
-Разбудите, наверное в шесть...
-В шесть?.. Во сколько-же мне самой тогда вставать?.. Разбужу вас в пол седьмого...
Толика положили в зале на диване и все разошлись по своим комнатам.
На небе горела огромная луна, а звезды были величиной с кулак. Спать Толику не хотелось, а хотелось петь, но не все-бы оценили прекрасные порывы души, поющего в ночи. Он тихонечко вышел на балкон. Следом, с проверкой вышел кот Маркиз, не поедают-ли чего без него. Но на балконе ничего не происзодило и никто ничего не поедал, а Толик просто стоял, облокотившись на балконные перила и смотрел куда-то в даль. Маркиз тоже забрался на перила, надеясь разглядеть то, что коту, обладающему несравненно лучшим, чем человек ночным зрением, не было возможности разглядеть ни при каких обстоятельствах. Кот мог видеть только предметы, а Толик видел свое прошлое. Он обнял Маркиза за плечи: 
-Ну, что, Маркинсон, не спится?..
Кот, не понявший ни единого слова, тупо посмотрел Толику прямо в глаза, сказал: «Мау!..», подождал, какой его» Мау» произведет эффект, и, даже слегка наклонил голову, затем опять мяукнул, уже на октаву ниже, что в ночной тишине прозвучало особенно зловеще, спрыгнул с перил и пошел в зал, продолжая орать страшным потусторонним голосом. Из спальни и из соседних квартир, а так-же из дома справа полетело: «Заткнись, скотина!..»«, Сдохни, тварь, иначе я сойду с ума!!! « и совсем-уже непечатные выражения и с грохотом стали захлопываться форточки и балконные двери, но на кота это не производило ни какого впечатления и успокоился он только тогда, когда мама взяла его на руки и отнесла в свою спальню.» Не надо обижать котика.»
Колька лежал на своей кровати на боку и с открытыми глазами. Огромная луна светила в окно гигантским прожектором, освещая почему-то не всю противоположную стену, где стояла кровать Толика, а только небольшой участок, с портретом, на который он сейчас и глядел.
Джуниор тоже не спал. Обычно в это время он пытался учить билеты. Но сегодня в зале у телевизора положили командировочного и учебу пришлось отложить на завтра. К тому-же мучила постоянная головная боль: «За что?..» Он решительно не понимал, за что схлопотал по физиономии и строил планы, один коварнее другова, как он отомстит.
Но, месть - это блюдо, которое лучше подавать холодным.
Голова обычного человека представляет собой кострюльку, в которой всегда что-то варится. Кто-то в голове-кострюле сварил кашу и теперь размазывает ее по тарелке, не в силах связать двух слов в одно понятное предложение, как я сейчас. Тарелка большая, а каши сварилось мало! У кого-то и крупа другова сорта и каша получилась погуще, да не в кострюльке, а в чугунке. У третьего в голове порция жидких щец из квашенной капусты, а у четвертого - густой наваристый борщ со сметанкой. Такая голова знает себе цену!.. Есть головы со взбитыми сливками, есть с крепким мясным бульоном из мозговой косточки, есть с грибами, есть и со сложносочиненной рецептурой, есть с винигретом и есть с запеченным молочным поросенком... А у Толика-джуниора на малом огне кипел полупустой чайник. Пар медленными струйками выходил из ушей, не давая чайнику взорваться. Этот-бы пар, да на производство!.. Страна у нас была-бы самой передовой, самой индустриально развитой... но весь пар уходил в свисток.
Из-за свиста в ушах Джуниор и не слышал, как командировочный вышел на балкон, а Колька вслед за командировочным, но через минуту вернулся, пряча что-то белое с золотым ободком в зажатом кулаке, быстро сунул это что-то себе под подушку и больше за всю ночь не вставал, даже по нужде. Джуниор, правда один раз очнулся от своей коварной мести, когда Маркиз заорал совсем уже нечеловеческим голосом, крикнул ему: «Заткнись, скотина!!! « -И на всякий случай швырнул в дверной проем Колькин носок. Кота это правда, напугало не сильно. Не слышал Джуниор, как командировочный, около часа простоявший на балконе, вернулся на диван и, не сомкнув глаз, пролежал до шести утра, когда по радио заиграл Гимн Советского Союза. Он и этого не слышал, потому что сладко храпел, так до конца и не решив, какие ответные действия предпринять, чтобы отомстить за фингал. Последняя версия перед сном больше походила на Третью Мировую Войну.
Толик слышал, как заиграл Гимн, но вставать не спешил, давая возможность маме еще минутку понежиться в постеле.» Когда она подойдет, я закрою глаза и претворюсь спящим. Мама меня разбудит, скажет: «Толик, пора вставать. Уже утро, дорогой! « -И тихонечко прикоснется ко лбу губами... Я обниму ее за шею, скажу: «Доброе утро, мамочка! « -И побегу босиком по зеленой травке, на ходу умываясь росой и вытираясь ветром, я догоню убегающий за горизонт поезд и запрыгну в последний вагон и никакая злая проводница не сможет спихнуть меня с полки с криком: «Эдуард... Эдуард!.. Эдуард!!! Вам пора выходить!!! Вставайте уже!!! Да, что-же это такое?!.»
-Где я?!! -Толик подскочил с дивана, озираясь по углам и не понимая, где находится и в какой стороне север.
-Фу, слава Богу, вы проснулись... Пол часа не могла вас добудиться... Вы так сладко спали... Еще и улыбались во сне...
-Хоть, не храпел?..
-Ну... так... похрюкивали... Но не сильно!..
-Вот, я - чума!!! Проспать самое интересное!.. -Толику все еще не верилось, что все увиденное, было всего-лишь сном.
-Вы так на свой самолет опоздаете...
-Какой, самолет?.. Ах... да... самолет... -Ни улетать, ни даже уходить из родного дома не хотелось, но и задерживаться дольше было равносильно наглости: Только кофе попью и... пошел... ну, то-есть... полетел...
Мама встала, как вкопанная. У них в семье действительно была целая банка» Ленинградского» кофе, привезенного Закудахтиными в качестве подарка. Подарок попробовали, сделали вид, что понравилось, но с тех пор банку не открывали и уже забыли о ее существовании, предпочитая» 36» чай: 
-Вы пьете... ЭТО?!. Может - чаю?.. Я там уже оладьев напекла... Котлеты разогрела...
Мамины оладьи... Магазинные котлеты... М-да-а... Жаль, только, что Толик по утрам никогда не ел, но две-три чашки кофе выпивал обязательно и только тогда просыпался. Он уже хотел сказать: «Нет, ребята-демократы, только...» -Но там было» чай», а хотелось - кофе. Поэтому получилось короче: 
-Нет... ребята... только... кофе...
Пока мама на кухне пыталась варить растворимый кофе, Толик сидел на диване, напротив серванта и думал: «Зачем мне теперь отцовский паспорт?.. Лететь я вроде-бы теперь ни куда не собираюсь... Заявлю в милицию о пропаже и как-нибуть перекантуюсь без документов... Нужно вернуть паспорт на место!..»
Толик открыл двери серванта и уже-было потянулся в темный угол, где хранились документы, но рука зацепила альбом с фотографиями и он свалился из большой стопки аналогичных альбомов, прямо на большой палец правой ноги Толика. От удара о палец, альбом открылся и из него выпала единственная фотография. Толик бережно взял ее, закрыл альбом, положил его на место, вернул паспорт в темный угол, открыл свою сумочку и аккуратно положил фотографию в нее, между планшетом и телевизором, чтобы, ни дай Бог не помялась.
На пороге квартиры Толик пожал руку отцу и потянул свою к маме. Мама этого не ожидала и стала спешно вытирать ее о фартук. Толик поприплясывал с протянутой рукой и, не дождавшись ответного рукопожатия, не зная, куда деть эту несчастную руку, начал чесать ею затылок, потом ляшку правой ноги, затем снова голову, только переднюю ее часть. Мама вытерла руки и протянула свою. Видя, что ответная рука пустилась в чес и не отвечает взаимностью, она тоже отдернула свою и стала еще тщательнее вытирать ее о фартук. Толик увидел, что рука мамы все-таки двинулась к нему, закончил чесать поясницу и потянул свою вперед. Мама, видя, что в ответ на ее протянутую руку, продолжается почес уже задней части тела, сложила руки на груди, перестав теребить фартук. Видя, в какое неловкое положение попал» Эдуард», отец схватил мечущуюся во всех направлениях руку Толика и еще несколько минут молча тряс ее. Первой нарушила молчание мама: 
-Мы так все куда-нибуть опоздаем...
-Намек понял... -Толик еще хотел сказать что-нибуть такое, что запало-бы в душу, что вспоминалось-бы каждый раз, когда родители думали о нем, что-то исторически-эпохальное, сокровенное, вечное, но не находил слов... В голове вертелось: «Будете у нас на Колыме...» -Но так прощаться было-бы совсем не правильно. И, все-же нужные слова нашлись: 
-Простите... если... что... Возможно... больше... и... никогда... не увидимся... Так... вот... хочу... сказать... что... вы... самые... лучшие... люди... на свете... Спасибо вам... За все!.. -Последние слова Толик говорил совсем-уже хриплым голосом, так как комок подкатывал к горлу. Сказал, и поклонился в пояс.
Отец обнял маму за плечи и они стояли так, потрясенные. Так от них еще никто не уходил! Мама, конечно хотела напомнить ему об обещанных десяти сервизах, но, что-то заставило ее лишь открыть рот и тут-же закрыть. Она незаметно перекрестила Толика на дорожку, а отец, не верящий в Бога и ненавидящий все эти крещения, сделал вид, что ничего не заметил.
Толик вышел из подьезда, поднял голову на окна четвертого этажа, увидел в одном из них двух человек, махавших ему, тоже помахал в ответ и так и пошел спиной вперед, продолжая махать, хотя окно уже скрылось за углом дома. Поэтому и не заметил открытого люка канализационного колодца.
-Попался, гад!..
Петрович, с монтировкой наперевес выскочил из-за дерева, не веря своим глазам - шпион, за которым он охотился целый вчерашний день, самым глупым образом угодил в открытый кем-то колодец. Даже и руки марать рукоприкладством не пришлось. Петрович ловким движением задвинул люк на место, попытался разглядеть в техническое отверстие, проделанное в крышке, как там поживает пленный, ничего, естественно не увидел, крикнул в дырку: «Попался, шпион! « -Сел на люк и стал смеяться нервным неестественным смехом.
Глава 34. В которой самурай возвращается, а Салик так и не смог сформулировать вопрос.
Салик уже второй раз за два дня заходил к кузнецу и на работу и домой, но тот исчез. Это было на него совсем не похоже. Всегда без исключения пунктуальный, обязательный и вежливый, он вчера впервые за годы работы в артели, после обеда не вышел на работу. Не вышел и на следующий день с утра. Панику поднял ветеринар, которому кузнец обещал занести после обеда новую косу, но которую тот так и не дождался. Японца не было ни где, но, что самое удивительное, его не было в саду камней, который теперь казался пустым и заброшенным без хозяина и сразу потерял свое мистическое очарование. По поселку поползли слухи, что японец сбежал в Японию. Что все эти годы он продолжал работать на японскую разведку, а теперь выполнил задание, забрал косу и вернулся с трофеем на родину. Но Салик был уверен, что это не так и всему было простое и логическое обьяснение - кузнеца вполне мог забрать дух леса Тэйгу или просто сожрать медведь.
Салик уже готовился заступить на дежурство в ночную смену в свою механическую мастерскую, когда из окна своего дома увидел маленького японца в коричневом кимоно и в деревянных сандалях, который быстро направлялся к своему дому. Японец стал как-будто выше ростом и в руке он держал черный длинный предмет, совсем не похожий на косу, а, скорее на палку, но он не опирался на нее при ходьбе, а твердо держал в опущенной руке практически параллельно земле. Вопросов к кузнецу у каряка накопилось за день очень много, но пока он сформулировал один из них и открыл окно, чтобы задать, кузнец исчез из поля зрения.» Слава Тэйгу, что его не сожрал медведь», -Подумал Салик, а в то, что тот мог сбежать, он не верил с самого начала, но, все-же утром решил заскочить к нему хоть на минуточку и попытаться узнать, куда он исчезал на целый день?
Смена тянулась как никогда медленно, потому что никак не удавалось не то, что поспать, но и даже вздремнуть. То дул резкий ветер и где-то хлопали не то - ставни, не то - двери, то собаки брехали, начав по-одиночке и заканчивая - хором, то показалось, что завелся трактор, стоявший без двигателя и Салику пришлось выбежать и проверить, не произошло ли чудо. Но в те редкие минуты, когда каряк впадал в забытье, ему снился один и тот-же сон, где он отдает японцу с поклоном его деревянные сандали, стоя у высокого крыльца какого-то кирпичного здания. Салеку подбегают странные люди в фантастической форме с автоматами, заламывают руки и бросают в автозак будущего, но он краем глаза из-за решетки автозака успевает заметить, как кузнец делает неосторожный шаг навстречу автоматчикам, пытаясь спасти его, Салехарда Бейбаклушина и проваливается в колодец. На этом сон каждый раз прерывался, каряк просыпался в поту и подскакивал с верстака, на котором устроил себе лежак.
« Вот, ведь!.. Плохой сон... Как-бы чего не утащили сегодня... Хоть совсем не спи!.. Что-же это за жизнь тогда?!. И ветер сегодня такой странный... Воет прямо в душу... Не к добру это... Пойду, чего-нибуть сьем...» Из несьеденного у Салехарда Бейбаклушина, молодого и резвого сторожа-каряка оставались только печенюшки, да зеленый чай.
Салик едва дождался восьми утра, когда пришел заместитель начальника мастерской и забрал ключи от цеха. Вопреки опасениям, из мастерской и охраняемой территории ничего не украли, но на душе было так-же пасмурно и хмуро, как на улице. С Тихого океана дул соленый порывистый ветер, заставляя каряка еще сильнее прищуриваться, хотя казалось-бы, куда-уже дальше? Он дошел до домика кузнеца и постучал в дверь, которая никогда не запиралась. Хорошо смазанная дверь легко отворилась и впустила его в дом.
-Кузнеец... Ты дома?..
В ответ дверь с грохотом захлопнулась от сквозняка и Салик влетел в большую комнату, до полусмерти испугавшись этого звука, словно продолжения своих ночных кошмаров.
-А... вон ты где, однако...
Какуко хорошо был виден из окна. Он сидел в своем любимом саду камней спиной к дому и не шевелился. Салик выскочил из дома и побежал к японцу. Но, по мере приближения, ноги начали запинаться и он перешел с бега на шаг, а потом и вовсе остановился. Кузнец сидел совершенно неподвижно, а ветер трепал его короткие густые волосы ежиком и казалось, что они шевелились. Шевелились волосы и у Салика, а кожа покрылась крупными, с кулак, пупурышками. Он протянул руку, чтобы дотронуться до плеча, но в этот момент из-за тучи выглянуло солнце и отразилось своим блеском от лежащего на коленях клинка. Каряк зажмурился и отдернул руку, которая не дотянулась до плеча буквально трех миллиметров.» А, ведь, отрубил-бы руку не задумываясь!.. -Мелькнуло у него в голове из каких-то самых далеких лабиринтов подсознания. Пупурышки на теле стали совсем-уже гигантскими и перемещались, хаотично сталкиваясь и разбегаясь по самым тайным местам будущего охранника противотуберкулезного диспансера. Салик собрался с духом и сделал шаг вперед.
Какуко сидел на пятках, положив руки на колени. В руках он сжимал длинный меч, слегка изогнутый на конце. Лицо его было спокойным и умиротворенным. Это было лицо человека, до конца прошедшего свой путь и принявшего смерть, как награду. Закрытые глаза глядели в вечность, но если-бы Салик смог проследить направление, то он увидел-бы, что самурай всегда смотрел не на Восток, а на Юг, в сторону такой близкой и в то-же время бесконечно далекой Родины, где его до сих пор ждала, вытирая слезы, капавшие на фотографию молодого красавца-военного, единственного сына, маленькая худенькая женщина - его мама.
ЗА ГОРИЗОНТОМ
ДАЛЕКАЯ РОДИНА И
СЛЕЗЫ МАТЕРИ.
Глава 35. И последняя.
Толик открыл глаза и увидел белый свет в конце тоннеля.» Опять, что-ли дорога на Рай?.. Да-ну, что за бред!.. Я не так-уж сильно и ударился головой-то... Больше похоже на... на... на проход в другое измерение..» Со стороны другова измерения появилась тень. Толик прищурился и тень приняла форму головы. Голова посмотрела на Толика сперва одним глазом, потом - другим, потом, как показалось Толмку, повертела кончиком крыла у своего виска, сказала: «Ка-ар!!! «, больше похожее на» Де-билл!..» и улетела.
-Фу-ты!.. Я-уж испугался... думал, опять Петрович... -На этот раз без чьей-либо помощи Толик выбрался из колодца. Из того самого высокого колодца, который находился рядом с домом номер одиннадцать по улице 5 Кордная и где нашел свои-же штаны, носки и ботинки водитель такси.
Толик огляделся - пространство вокруг дома по сравнению со вчерашним днем заметно преобразилось. Появились новые здания на территории бывшей детской больницы и пятиэтажный кирпичный дом, через дорогу - остановка общественного транспорта, которой вчера еще и в помине не было, а на самой дороге - вездесущие маршрутки, порождение дьявола, а если точнее - МинТранса.
Толик вернулся во двор, откуда только-что вышел и посмотрел на окна четвертого этажа. Никто, конечно, уже не махал из них, а на месте балкона, на котором он сегодня провел добрую половину ночи, красовалась застекленная лоджия. Ее не успели-бы застеклить за те несколько минут, в течение которых Толик пребывал в колодце, следовательно прошло достаточно большое количество времени.» Большое количество времени за несколько минут?.. Большое... количество... времени... за... несколько... минут... в колодце!.. Бред полный!.. Или... не бред?.. И, если колодец на самом деле не простой, то...» -Толик вернулся к колодцу и заглянул внутрь.
-Есть кто-нибуть?.. Э-ге-гей, -Крикнул наудачу, но никто не ответил, даже - эхо. Колодец, как колодец - две трубы, две задвижки, сухо и чисто, странно, что место было еще не занято бомжами. Толик спустился вниз, постоял секундочку и вылез. Ничего на свете не изменилось, разве, что он стал старше на эти несколько секунд. Толик собрался с духом, закрыл глаза и спрыгнул в колодец» бомбочкой». Переместиться во времени и на этот раз не удалось, а вот большой палец на левой руке сломал, когда увидел, что» бомбочка» летит прямехонько на задвижку и попытался затормозить, цепляясь на лету за вделанную в стену колодца железную лестницу.
Колька проснулся и первым делом проверил, надежно-ли припрятан под подушкой трофей. Посмотрел украдкой на Толика - тот спал, продолжая с кем-то биться во сне. Колька отвернулся к стене и включил смартфон. Память у него была отменная и он все схватывал на лету, поэтому запомнил, как командировочный пользовался аппаратом. Залез в» Галерею» и пролистал все фотографии, включая вчерашние. Снова долго разглядывал фото маленького Толика, висевшее на кухне у Эдуарда и ту, что сейчас висела над кроватью брата. Вне всякого сомнения, это была одна и та-же фотография, но что это означало понять так и не смог. Колька вышел из» Галереи» и нажал оранжевое окошко, высветившееся на экране. Это были контакты и первым-же номером шло -» Я - Смешнягин Анатолий Андреевич», номер и фотография командировочного. Один Смешнягин Анатолий, он-же Толик, он-же Толька, разинув рот громко сопел во сне, выдувая правой ноздрей небольшой пузырь, который почему-то не лопался. С пузырем он совсем не походил на фотографию из» фотоаппарата»« Но, вот если без пузыря... да выбить один зуб... да сделать выражение лица поглупее... да с поправкой на возраст...» -Додумать Колька не успел. В этот момент смартфон громко пикнул и на экране появилась надпись: «Заряд батареи - 5%. ОК? « Последний раз Толик заряжал его еще позавчера вечером и батарея, естественно разрядилась, так как много фотографировались, да и сотовая связь еще отсутствовала впринципе и аппарат сам искал» сеть», что тоже очень быстро садит батарею. Колька ничего этого знать не мог и прихватить еще и зарядку - не додумался.
От пиканья телефона Толик зачмокал губами, пузырь в ноздре лопнул и он проснулся. Колька быстро сунул аппарат под подушку и прикинулся спящим. Толик приподнялся на локтях, сонным глазом, который смог разлепить поводил по комнате, соображая, что за звук разбудил его, не обнаружил источника звука, перевернулся на живот, обнял подушку и снова погрузился в сладкий мир, где он великий и непобедимый воин, с одного полукрюка одной левой укладывает на больничную койку Серегу из девятого дома.
Когда Толик снова заснул, Колька выудил из-под подушки смартфон, несколько раз нажал на кнопку, но включить его больше, так и не смог.
Толик обнял палец и прижал к себе. И себя и палец было очень жалко, но пожалеть было не кому. К тому-же отсутствовали карманные деньги и поездка на маршрутке отменялась, а в автобусе свободных мест не оказалось и пришлось ехать стоя, что увеличивало горечь страдания. Телефон тоже куда-то запропостился и сообщить Зинке о своем возвращении не представлялось возможным. С двумя пересадками Толик добрался до травмопункта в Нефтянниках, где ему сделали снимок, наложили гипс и выписали первичный больничный лист. Оставался последний рывок до дома.
Теща, которую Зинка посадила на телефон обзванивать больницы и отделения милиции, начала с БСМП и по совершенно нелепой случайности набрала вместо регистратуры, номер морга. Это так подействовало на ее душевное здоровье, словно нехорошее предзнаменование, что у тещи тут-же подскочило давление, участился пульс и началась аритмия со стенокардией. Пришлось в срочном порядке вызывать скорую. Врачи успокоили старушку одним своим видом, восстановили давление и пульс, но на всякий случай взяли с собой и увезли в эту самую БСМП. Зинка конечно расстроилась, но в парикмахерскую все-же сходила назло Толику. Так как мама собиралась в больницу в попыхах, то из еды у нее были только таблетки, поэтому Зинка пообещала приехать к ней завтра с двенадцати до двух, когда в больнице можно было сделать передачку и навестить больного.
От травмапункта до дома прямого автобуса не ходило и Толик сделал еще одну пересадку у Телецентра и сел на 22 маршрут. Проехали перекресток с улицей Королева и начали подьезжать к остановке. Толик встал со своего места. Перед ним подскочил дедушка с сумкой-коляской. В сумке была картошка, которая виднелась сквозь неплотно завязанные веревочки. Дедушка покатил свою коляску по проходу. Впереди оказалась ступенька. Дедушка хотел переставить сначала одно колесо вниз, потом другое, но тележка наклонилась и завалилась на бок. Картошка бросилась врассыпную по салону, как тараканы по кухне. Дедушка заохал, призывая всех на помощь: 
-Люди, помогите!.. Караул какой-то!.. Выходить мне тута... Соберите картоху, Христа ради...
Никто ни глазом, ни ухом, ни мизинцем не повел. Кондукторша лишь подпихнула пару картошин к выходу и начала бубнить себе под нос: 
-Ишь... размусорились тут... Дома у себя мусорите тут...
Толик сделал над собой нечеловеческое усилие и решил помочь. Сделал пару шагов и наклонился за картофелиной. А вторая рука была в гипсе. Держаться ею за поручни он уже не мог. Водитель увидел в салоне какое-то броуновское движение картофеля и глянул в зеркало, а когда вернул взгляд на дорогу, то запаниковал, осознав, что горит уже красный свет на пешеходном светофоре у остановки и на дорогу радостно выходят колонны переходящих. Он двумя ногами вдавил тормоз до пола и вытер пот со лба. Толик потянулся за картофелиной и, вдруг, могучая сила ускорения подхватила и понесла его вперед. Картофелина, которую он хотел поднять, катилась медленнее, чем бежал Толик и он, естественно легко догнал ее и обогнал. Бежать в полусогнутом состоянии было крайне неудобно и Толик в последний момент решил разогнуться. Но не успел. Голова со звоном врезалась в поручень.
Зинка надела бахиллы и поднялась на лифте на десятый этаж. У мамы была шестая палата. Так как все двери из-за жары были открыты, то она просто шла по коридору и заглядывала во все подряд палаты, ища глазами маму.
Толик лежал на кровати с открытыми глазами и глядел в потолок. Какздесь очутился он не помнил совершенно. Последнее, что врезалось в голову, был поручень, а до этого он бежал на перегонки с картофелиной и даже смог обогнать ее. В голове стоял гул работающего двигателя 22 автобуса, а предметы не имели четких очертаний и постоянно меняли свою форму, словно во втором» Терминаторе» второй терминатор, поэтому Толик и глядел на потолок - одно сплошное белое одеяло. Это успокаивало. Не хватало еще только нежных маминых рук и теплого молочка. Теплое молочко Толик ненавидел, и не только потому, что ненавидел все уменьшительно-ласкательные словечки, но особенно из-за пенки, от которой терял сознание, но, глядя на потолок, захотелось чтобы кто-нибуть сейчас укрыл его, погладил по головке, напоил теплым молочком и сказал: «Спи спокойно, милый... Все будет в порядке...» В дверь заглянула Зинка.
-Зи-ина... -Толик мечтательно улыбнулся и на мгновение закрыл глаза, но затем резко подскочил на кровати и сел, что заставило весь мир вокруг головы колыхаться и какое-то время пребывать в кисельно-желейном движении: Зинка?!.
Зинка увидела маму и зашла в палату: 
-Как, ты, мама?.. Я тебе тут принесла...
-Выписывают уже... меня... -Голосок у тещи был слабеньким и жалостливым: Говорят, здорова, как бык...
-Стоило тогда ехать?.. -Зинка села на стул спиной к двери и стала рыться в своей сумочке.
Толик с трудом встал, приседая и покачиваясь, и пытаясь правой рукой зацепиться за воздух. Зинка залезла в свою дамскую сумочку, в которую легко, кроме ведра картошки помещались еще тысячи нужных и ненужных вещей, непонятно каким образом отыскала принесенный творожок, персики, сок и плюшки, и стала выкладывать все это на кровать. Теща ела не много и этого запаса продуктов ей хватило-бы на неделю. Она протянула руку за персиком, взяла его и надкусила, да так и застыла с полуукушенным персиком и расширенными от удивления глазами, в которых отражалось привидение.
-Мама... ты кушай... кушай... -Зинка продолжала рыться в сумочке, пытаясь отыскать припрятанный пакет с халатом и тапками.
-То-лик?.. -Теща чуть не подавилась, так-как в разинутый от удивления рот, попытался прошмыгнуть не только откушенный кусочек, но и весь персик.
-Привет, теща!.. -Толик подошел к Зинке, положил правую руку ей на плечо и хотел поцеловать в темечко, для чего слегка наклонился. Зинка рылась в сумочке и думала, что» Нужно вызывать такси и вообще... За каким чертом она покупала все это?..» Присутствовала легкая злость и желание сьесть все самой. Но еще большее желание прибить Толика.» Только попадись мне в руки!.. Прибью на месте!.. Зашибу одним ударом!..» Вдруг Зинка подпрыгнула от неожиданности и вроде-бы кого-то зашибла головой.
Толик открыл глаза и сказал: 
-О-о-о-о-о-о-о...
-Ну, вот, батенька, очнулся, -Похожая на доктора Чехова, в таких-же очках и с бородкой» клинышком» физиономия доктора сияла от уха до уха и внушала оптимизм: Ничего страшного, батенька мой, легкое сотрясение мозга... Денька два-три полежит и можете смело забирать и использовать в хозяйстве.
-Толенька, прости!.. Я не хотела!.. -Зинка улыбалась сквозь слезы и была прекрасна, как Мадонна Рафаэлева. Из-за плеча Зинки выглядывала теща, держа свой палец у Толика на пульсе: 
-Доктор, доктор... Его-бы на сахар проверить...
-Вам, что с него, голубушка моя, варенье варить?..
-О-о-о-откуда... вы... тут?.. -Язык еле-еле ворочался внутри челюсти, получившей страшный апперкот головой.
-Откуда ты сам, тут?.. -Пока Зинка задавала свой вопрос, теща вытащила откуда-то из-за спины прибор для измерения давления и начала ловко надевать его Толику на руку, на ходу орудуя» грушей». Толик покопался в памяти, но ничего, кроме забега с картошкой, вспомнить не смог: 
-Хоть убейте, не помню...
-И хорошо, голубчик мой, и правильно... Это пройдет... Все вспомните... А сейчас...
-Ой!.. Мама родная!.. 140/100... -Теща схватилась за сердце: Толя!!! Толя!.. Ты сегодня» Престариум» принимал?.. Только не молчи!.. Толя!!!
Толик с утра принимал только две чашки всаренного мамой растворимого кофе и один оладь, который с трудом запихнул в рот: 
-Тещечка, дорогая, ну конечно... -Толик хотел сказать: «Ну, конечно, нет. Когда-бы я успел.» -Но, видя состояние тещи, положил свою руку на ее руку и добавил: Ясен перец!..
Теща тоже положила свою вторую руку сверху на Толикову, тоже погладила ее и, на всякий случай, снова смерила... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5