Где-то я это все… когда-то видел

    Олег ждал меня на условленном месте.

    -  Ну, что, досталось от тренера? - спросил я, приближаясь.

    -  За что?

    -  За нарушение территориальных вод. Чего вас на «Мартышку» понесло?

    -  Да, все туда шастают! Боцман так, для порядка шумит. В этом лягушатнике не интересно - не развернуться и не погонять на скорость. Пойдем?

    -  К Михалычу надо зайти, передать кое-что. Ты подожди меня у ворот. Я быстро.

    -  Давай.

    Я бегом заскочил за угол подсобных строений. В густой зелени чуть на отшибе стоял приземистый домик татарского типа, символически огороженный, где низким штакетником, где просто - зарослями ежевики. Над домиком угрюмо нависал скальный нарост, делая строение визуально еще пришибленней.

    -  Михалыч! - крикнул я, забегая на полустертые от времени ступеньки, - Ключи возьми! Михалыч!

    В комнате душисто пахло вареными крабами. Да они и были тут же, в алюминиевой миске на столе. Рядом с двумя полупустыми кружками пива и красно-белой горкой крабьих останков на обрывке газеты.

    Михалыч сидел у окна на табурете. Его правая рука лежала на столе, левая свисала между ног. Казалось, старый моряк вздремнул, прислонившись к простенку.

    На первый взгляд.

    Только мне, почему то и первого взгляда было достаточно, чтобы отчетливо понять шестым чувством - это не сон.

    Михалыч был мертв.

    Глава 28

    У меня даже мысли не возникло об естественности этой смерти.

    Не знаю, почему. Следов насилия не было. Вещи не разбросаны, мебель не поломана, кругом - полный порядок. Причин ухода из жизни пожилого человека могло быть множество - инфаркт, инсульт. Да, крабами мог отравиться, в конце концов. Или пивом не свежим…

    Но подсознание подсказывало - нет!

    Не мог старый фронтовик загнуться от тухлого краба. Не такие это люди. Вопреки рассудку, я был убежден, что старику ПОМОГЛИ умереть. Смертью необъяснимой, неуместной и чудовищно несправедливой.

    Оглушенный случившимся, я столбом стоял в дверях. В голове бешено крутились обрывки вопросов: Кто? Кто это сделал? Кому это понадобилось? С какой целью? Ради чего?

    Ответов не было. Мысль еще не оформилась в слова, но в сознании уже остро звенело - не должно быть места под Солнцем этому чудовищу, которое походя, лишает жизни ни в чем не повинного человека. Здесь, в мире моего детства кто-то злобно и коварно ломает равновесие справедливости, громит основы мироздания и кружит свою мрачную замысловатую карусель. И почему-то именно я всегда оказываюсь в центре этой черной вакханалии. И значит, именно я сделаю все возможное, чтобы уничтожить эту гадину.

    Именно я…

    Сделав над собой усилие, я развернулся и на ватных ногах побрел в сторону администрации яхт-клуба. Справа у ворот нетерпеливо топтался Олег, чего-то хотел спросить. Я коротко отмахнулся от него и направился в дежурку. Мое сообщение о смерти коменданта вызвало естественный переполох среди офицеров на вахте. Беготня, вызов скорой помощи, доклад по команде начальству, снова беготня для перепроверки - во время всех этих суматошных телодвижений я под шумок овладел телефонной трубкой и по экстренному номеру коротко назвал шифр.

    В конторе переполоха не было.

    Группа во главе с Пятым была на месте минут через десять. С ними приехал один из врачей-экспертов, знакомый мне по нашему медицинскому флигелю, и Гришко, обалдело хлопающий глазами. Своего подопечного он оставил на съемной квартире под присмотром соседа-подсадки.

    Теперь спецы деловито проводили первичный осмотр места происшествия, стараясь успеть до приезда штатных медиков. На скорую руку выяснили, что смерть наступила минут за двадцать до того, как я обнаружил тело. По времени получается, что Михалыч вышел из мастерских, вошел в дом, сел за стол и…через десять минут умер. На теле повреждений не было. Крабы, пиво и соль, рассыпанная по столу, были собраны для анализа. Теперь Сан-Саныч с Ириной аккуратно обыскивали домик, а Сергей Владимирович уточнял у Гришко хронологию прошедшего дня. По минутам.

    Ничего необычного, как я понял из разговора, в яхт-клубе сегодня не происходило. Капитан, начиная с полудня, осуществлял наблюдение за своим американцем. Тот вел себя как обычно и не вызывал даже толики подозрений. Однако в воздухе витала единственная версия с наиболее вероятным подозреваемым - Ричардом Донахью.

    Не хватало главного - мотива.

    И пока не прорисовывалась техника убийства, если, конечно, это было убийство. Здесь нужно было дождаться вскрытия и весомого слова от судмедэкспертов.

    Возле въездных ворот просигналили - подъехала Скорая. Группа конторских оперативно сворачивала обыск. Сан-Саныч что-то многозначительно показывал Пятому, предварительно отведя его в сторону. По аллейке к дому уже торопилась медицинская бригада городской больницы.

    Все вышли на улицу для короткого совещания.

    -  Итак, следует предполагать, что вскрытие покажет естественную смерть, - начал Сергей Владимирович, - то, что эксперты обнаружат яды на столе или в теле, тоже маловероятно.

    -  Следы инъекций, - коротко вставила Ирина.

    -  Разумеется. Это проверят в первую очередь. И анализ воздуха, забор уже взяли. Тем не менее, я склонен согласиться со Стариком. Смерть насильственная. Профессионально обставленная, подготовленная и грамотно инспирированная.

    -  Ну, что? Клиент пока один? - торопит события Сан-Саныч, - Донахью?

    -  Формально, да. Он здесь единственный в разработке. Хотя за полгода не было даже малейших намеков на злонамеренные действия, не правда ли, Степан Андреевич?

    -  Ну, конечно же, не было! - Гришко, мне кажется, сейчас креститься будет для убедительности, - Даже намека. Мы его ведем круглосуточно, проверяем по полной программе. Чист абсолютно! Ричард сегодня укатил на своем мопеде за сорок минут до момента смерти. У меня все зафиксировано. При всем желании он не…

    -  Это понятно. Все же, усильте наблюдение. Вы свободны, товарищ капитан.

    Гришко то ли шумно сглотнул, то ли попытался сказать «Есть», однако испарился в две секунды.

    -  Если фигурант Ричард - я готов снять перед ним шляпу. Только, кажется мне, что не все так просто. Кому-то надо, чтобы у нас сложилось определенное подозрение в отношении этого американца.

    -  Сергей Владимирович, - говорю я, - Ричард меня сегодня в кино позвал. На восемь вечера, в кинотеатр «Победа».

    -  Предложения?

    -  Сходить в кино. Оценить поведение. Может, он вообще не появится, в бегах уже. А может, он действительно не при чем, есть шанс установить его информированность по косвенным признакам, по его реакции на правильно заданные вопросы.

    -  Действуй. Сатурн на подстраховке. Козет, работаешь тут, медики, участковый, очевидцы, ну ты знаешь. И вот еще что…

    Пятый внимательно смотрит на меня.

    -  Гляди, Старик. Сан-Саныч обнаружил при обыске. В жестяной банке с чаем. Ничего не напоминает?

    Бег мысли остановился. Я тупо смотрю на ладонь начальника.

    На ней, матово поблескивая в лучах заходящего солнца, лежит магнитофонная мини-кассета. Из тех, которые, как я считал совсем недавно, не должны быть в этом времени.

    По крайней мере, в СССР…

    * * *

    Каждый советский подросток мечтал иметь свой собственный кассетный магнитофон. До одури, до трясучки, до истерик в адрес бездушных родителей.

    Я тоже в свое время не смог избежать этой пандемии. Вот только, мечта стала реальностью довольно поздно - годам к шестнадцати. Уж больно дороги были кассетники в семидесятых годах. Даже переносные. Легендарная «Весна-205» - самая популярная модель у советской уличной шпаны - стоила тогда около двухсот рублей. Месячная зарплата у моей матери была меньше! Кто бы мне купил такое сокровище просто, за «красивые глазки»?

    Приходилось довольствоваться стареньким катушечным «Брянском» - почти моим ровесником по годам. Вплоть до восемьдесят второго года, когда я на честно заработанные практикой в холодильном цехе сто восемьдесят пять рублей самостоятельно приобрел лучший магнитофон всех времен и народов (как я тогда считал) - «Томь-303».

    О! Это были непередаваемые ощущения! Жизнь разделилась на «до» и «после». Идол занял почетное место на моем письменном столе и главенствующее место в моей беспокойной юности. Теперь помыслы были заняты не премудростями судостроительного производства (бедный техникум!), а всепоглощающими поисками новых записей «Машины времени», «Воскресения» и «Пинк Флойда». И многочасовыми переписываниями с кассетника на кассетник. И не менее продолжительными «выслушиваниями», подборами аккордов на слух и первыми попытками личного воспроизведения в собственной аранжировке. Что, в конечном итоге, и привело нас в подвалы музыкального андеграунда тех времен. Когда самым дерзким считалось исполнить якобы запрещенных «Марионеток» на очередной танцплощадке.

    И виноват во всем был простой кассетный магнитофон.

    Только вот, в семьдесят третьем их еще не было. Точнее, не было в широком использовании. Ходили, правда, уже легенды о какой-то мифической «Десне», но из моего окружения ее никто не видел. И компакт-кассет тоже.

    Что же говорить о мини-кассетах? Точнее даже - микро-кассетах диктофонного формата. Собственно, в этом времени такие «зверьки», конечно же, существуют. Вот оно доказательство - на ладони у Сергея Владимировича. Только, стоит ли говорить, кто и где ими пользуется? Всяко уж, не уличная гопота в подворотнях! И очень сомнительно, что этот предмет как-то эксплуатировал пожилой ветеран, ставший жертвой чьей-то безумной игры.

    Не верю! Остается впечатление какой-то тупой подставы. Отвлекающего маневра. Липы. Я голову даю на отсечение, что на кассете нет никаких записей. Ее подбросили экспромтом, на бегу. Какой агент будет прятать подобный материал в банке с чаем? Наше поколение прекрасно знает, как «жуется» пленка из-за куда меньшего сора.

    В этом времени о таких особенностях магнитофонной кассеты никто не имеет ни малейшего представления. В подобных тонкостях здесь могу разбираться только я. Даже у Пятого с его гигантским практическим опытом и мысли не возникло о физической иррациональности этакого тайника. Что и говорить - вокруг мир, не отравленный медиа-технологиями и засильем гаджетов.

    И еще один штришок, на который мои собратья по невидимому фронту не обратили внимания. Может быть, пока не обратили, за неимением времени. Побрасывая нам кассету, злоумышленник почему-то был уверен, что она будет нам ЗНАКОМА! То есть, как минимум, что-то подобное мы увидим уже второй раз. Получается, что он в теме событий, связанных с Данилой, у которого на недавнем пожаре сгорел чемодан с такими же кассетами. А шустрый сорванец в моем лице одну из них даже умудрился подобрать. После чего начались все эти «непонятки» с Румыном и старым зэком.

    И тогда, нам подсовывают вторую «замануху», небрежно спрятанную в комнате бедного Михалыча. Даже если бы тело обнаружил не я, а кто-нибудь другой, кассету непременно нашли бы. Либо родственники, либо очередной сменщик, пожелавший полакомиться чайком. И подозрительная «штуковина», от которой просто за версту несет шпионскими неприятностями, немедленно оказалась бы в органах. Только значительно позднее.

    Что мы должны были подумать? Что ветеран - чей-то агент. И умер естественной смертью. А с кем он чаще всего общался из подозрительных типов? Правильно. С Ричардом! С кучерявым «золотым» мальчиком. Который, как божится всеми обожаемый капитан Гришко, абсолютно бесперспективный и «пустой объект».

    Кому же надо, чтобы мы тратили время на «пустышку»?

    Кому ты так «насолил», Ричард?

    Глава 29

    В полвосьмого я уже был возле кинотеатра «Победа».

    Успел только забежать в больницу. Наспех проглотил пару бутербродов после пинка Ирины и переоделся в темный спортивный костюм. Сама Ирина вышла чуть раньше и моментально растворилась среди прохожих. Она будет незримо присутствовать на месте встречи так, что я даже ее и не увижу. Ниндзя в юбке…

    Уже стемнело.

    Освещение улиц в советское время не такое яркое и напыщенное, как в наши дни. Здания не подсвечиваются, нет праздничной россыпи неоновых реклам. Только скромные названия некоторых магазинов из гнутых светящихся трубок. «Гастроном», «Бакалея», «Аптека», «Кожгалантерея». Просто и сурово. Никаких тебе «Роялей», «Альянсов» и всяких прочих «Каруселей»…

    Внутри кварталов и дворов - старенькие фонари на деревянных столбах. Да лампочки перед подъездами, в лучшем случае - в громоздких стеклянных плафонах. В наши дни такой дизайн назвали бы «антивандальным». Освещение скорее символическое, чем реальное. Шагнешь в сторону - и ты уже во мраке.

    Стараясь держаться именно таких темных зон, я добрался до Таврической лестницы и по ней поднялся на площадку над кинотеатром - туда, где чуть выше на холме тянулась вдоль склона улица Володарского. Кстати, если подняться по этой же лестнице дальше, через каких-то сотню метров справа будет наша туристическая станция. И пустырь для тренировок, который мы звучно называли «Полигоном».

    «А ведь после перестройки от юных туристов на этом месте и следа не останется, - почему-то пришло мне в голову, - Слишком «сладкий» кусок: центральный городской холм. Любопытно, до революции в этом здании была женская гимназия, при Советах - пацаны с рюкзаками и краеведческий музей, а победившая демократия посадила там жалкую кучку юристов. Кажется, апелляционный суд там будет».

    Задумавшись о грустном, я свернул во дворы. Где-то здесь должна быть высокая бутовая стена, подпирающая «Полигон». А, точно. Вот она, темнеет. Над ней, террасой угадывается еще одна стенка, чуть поменьше. На ней мы тренировали спуски «дюльфером»…

    Стоп! Какое-то движение у трансформаторной подстанции во дворе. Я стоял практически рядом с ноздреватыми камнями стены и полностью был скрыт высокими темными кустами. И через дворовую дорожку краем глаза случайно заметил прячущегося в зарослях человека рядом с кирпичной будкой. Метрах в пятнадцати от меня.

    Я замер, стараясь дышать реже.

    Темная фигура в кустах была менее аккуратной. Собственно, из-за этого я ее и заметил. Клиент сопел, перетаптывался на месте, шуршал листвой, громко почесывался. Один раз даже скрипнуло ржавое железо. Он там что, в кандалах что ли? Кусты вдруг зашевелились и в пятно света, падающего из открытого окна на втором этаже, шагнул…Гришко! Собственной персоной. Голубая молния.

    А он-то что тут делает?

    Капитан воровато оглянулся и направился в сторону освещенной улицы. Я осторожно стал смещаться вдоль темного простенка, дождался, пока мсье Кочет скроется за углом и выскочил из кустов - с целью проследить немножко. И…тут же прыгнул обратно. Потому что сзади гулко хлопнула дверь подъезда. В направлении все-того же освещенного квадрата на асфальте проследовал человек. Однако, до боли знакомые кучеряшки! Это же…

    …Ричард!

    Тфу-ты. Так это Гришко своего подопечного пасет! А я уже не знал, что и подумать. Ну, правильно. Ричард сам сказал, что снимает квартиру возле кинотеатра. А Гришко говорил, что с ним живет наш информатор от конторы. Надо запомнить адрес на всякий случай - по Володарского у трансформаторной будки. Напротив «Полигона».

    А Гришко здесь просто добросовестно «усиливает наблюдение» по команде Пятого. Эталон исполнительности.

    Я выбрался из кустов, осторожно прошел по клумбам вдоль торца дома и выглянул за угол. Все верно. Ричард не спеша идет по тротуару в направлении спуска к кинотеатру. Кочета…выбрал же себе позывной… не видно. В прятки играет. Не прикопаешься.

    Уже не таясь, я вышел на освещенную улицу.

    На встречу ковылял благообразный старичок, ритмично постукивая тростью по тротуару. Аккуратная, хоть и порядком ношенная одежда, смешная шляпа с широкими полями и седая, коротко стриженная бородка а-ля сеньор Троцкий. И в таком же стиле старинные очки-блюдца с круглой оправой. Какой милый дедушка!

    -  Мальчик! Ты почему так поздно гуляешь?

    Поразительно! Ну и времечко! Я бы сказал - всепоглощающая атмосфера ответственности. Всех за всех. Что бы в наше время ответило современное дитя такому, «доколупавшемуся» до него, пенсионеру? Я думаю - «а Вам какое дело?». И это - на «Вы» в лучшем случае.

    Даже не знаю, что и ответить…

    -  Я в кино иду, дедушка. Родители меня там ждут…

    -  В кино? Так поздно? Что делается в этом городе! Конец света! А пойдем-ка к твоим родителям!

    Черт! Ну, вот что с таким делать? И обижать не хочется. Формально он прав - нечего шпане болтаться по улицам в позднее время. Тем более в кино ходить на «взрослые» сеансы.

    -  Вы же в другую сторону шли, - пытаюсь как-то «отмазаться» я, - Вас, наверное, где-то ждут. Беспокоятся…

    -  Никто меня не ждет, мальчик. А вот твоим родителям мне есть что сказать. По поводу воспитания подрастающего поколения. Пойдем-пойдем!

    Вот, встрял-то! Отчего-то моя симпатия к «милому дедушке» стала стремительно улетучиваться.

    -  В наше время детворе было не до кино, - продолжал занудствовать старый морализатор, уже следуя за мной в сторону кинотеатра, - я с двенадцати лет работал на заводе, помогал деньгами своей семье…

    -  Мне семь всего, - буркнул я, лихорадочно придумывая выход из этой дурацкой ситуации, - я только в первый класс пошел… в сентябре…

    -  Семь лет! А он уже один по ночам ходит. Определенно, мне есть о чем поговорить с твоей матерью!

    -  Дедушка! А вон мои папа и мама, впереди. Видите? Эй, мама!

    С этими словами делаю несколько мелких шажков назад и за спину старичку, который, приложив руку ко лбу, пытается высмотреть впереди несуществующих родителей.

    -  Не вижу. Где? Мальчик. Мальчик!

    А «мальчика» уже и след простыл. Только верхушки кустов приветливо колыхнулись в ответ пожилому герою трудового фронта.

    -  Мальчик!!! - донеслось мне в спину. Ушла добыча! Испортил вечер пенсионеру. Нет совести у этой молодежи. Вот в наше время…

    Но меня сейчас больше беспокоило, где мой новый американский дружок.

    И… что там, в кино сегодня показывают?

    * * *

    -  Хай! Витьйок! Добрый вечь-ер!

    Э! Он чего? Обниматься что ли собрался?

    Ну, да! Обозначает свои «обнимашки», похлопывая меня по спине. Ра-адуется, Маугли…

    -  Ричард! Йоу! Стоп. У нас так не принято… симпатию свою демонстрировать… пока еще не принято. Лапу давай. Петушка! Во-от. Вот так у нас нормальные люди приветствуют друг друга. Те, которые сурьезные.

    -  Оу! Я знаю. Just… Sorry… Просто я ри…ално рад. Здесь мало… кто меня… как это… при-зна-йот. Близко. Я понимать. Амер-рика - соперник. Но я - не Пентагон. Я - Ричард Донахью. Друг твоя страна…

    -  Да я понял, понял. Не бери в голову. Обнимайся, если нравится. Самая большая роскошь на свете - это роскошь человеческого общения.

    -  Great! Ты уже читать Экзюпери? Здорово! Ты есть очень… как это по-русски… развит-тый ребь-йонок. Не по годам. Инть-ерестный.

    -  Заруби, Ричард, на носу. Советские дети - все очень развитые. Не по годам. Заруби и передай своим в центр. Это наше тайное оружие. Наша секретная фишка!

    -  Оу! Шутка? Я понимать. Ха-ха. Я передать. Ха-ха. Я уже знать - КГБ думать, каждый амерь-иканец - работать в Си-А-Эй. Я не обижаться. Мне нравиться… здесь. Хороши люди. Нет злость.

    Да уж, хорошие. Один только старичок с тростью и в круглых очках чего стоит. И ведь, плохим-то его тоже не назовешь! Занудным, разве что…

    Упс! Вспомни черта! А вот и мой пожилой спутник. Мелко семеня ногами, быстро движется к небольшой очереди возле кассы. Пристально высматривает кого-то в толпе. Давайте угадаем - кого?

    -  Люди, говоришь, хорошие? - я как-бы невзначай смещаюсь так, чтобы между мной и кассами оказался американец, - Слушай, Ричард, а расскажи мне… про хороших людей. Ну, кто тебе здесь нравится?

    -  А кино? Вить-йок. Опоздать.

    -  Да, бог с ним, с кино! Видел я уже этого Фантомаса. Причем… совсем недавно. Дурацкий фильм. Вон, кафешка на углу. Давай по мороженному, угощаешь?

    -  Of course…конечно!

    * * *

    Старые добрые советские кафешки!

    Первое, что всегда поражает - это густой запах ванили и сдобы. Такой запах не создашь освежителями и дезодорантами. Так пахнут настоящие, без примесей и добавок истинные лакомства. И здесь таким запахом пропитано все. И более всего, кажется, сама продавщица. Согласен, в те времена маловато было эффектных и молодых сотрудниц модельного ряда. Вернее, вообще их не было. Феи сливок и мороженного всегда были под стать продаваемому продукту - пышные, белые и объемные.

    А цены! Господи, какие тут смешные цены! Сдоба по шесть копеек - огромные душистые облака запеченного теста. Молочный коктейль, семь копеек, не оторвешься, пока трубочка не станет с хрипом тянуть воздух. Вазочки со сбитыми сливками, шоколадные бруски пастилы, какие-то розочки, прянички, пышечки…бр-р! И все - копейки, копейки, копейки…

    -  Трудно тебе будет здесь разориться, - задумчиво говорю я Ричарду, стоя у витрины, - Вот скажи, у вас бывает мороженное… ммм… за десять центов?

    -  Десять? Ноу! Самое меньшее… Quarter… двадцать пь-ять…Бат… сорри… Но… не вкусный… одна вода. Наполнитель. Usually…обычно… пятьдесят. И больше.

    -  Жуть. Как вы там вообще живете?

    -  Пух-нем… с… го-ло-духа.

    -  Нахватался уже где-то, фольклорист. Знавал я одного американского журналиста, который ни черта не понимал в России, зато всюду вставлял русские поговорки. В основном - не к месту…

    -  О! Я его знаю?

    -  Не думаю. Нам, пожалуйста, вот это, это и вон то. И две чашечки кофе. А, ну и два коктейля, будьте добры. Ричард, забирай.

    Официантов сервис не предусматривал, поэтому все угощения пришлось перетаскивать самим. Мы расположились за круглым тяжелым столиком у окна с видом на кинотеатр и верхний участок Таврической лестницы. Старичка уже видно не было.

    -  Так, что там, на счет хороших людей, Ричард? - спросил я в перерыве между всасыванием коктейля через трубочку, - Много их у нас?

    -  Очь-ень. Можно сказать…всь-е.

    -  Я и не сомневался. А все же, кто больше всего тебе понравился, - не унимался я, и даже уточнил по-английски - Who do you guess is most attractive?

    Неожиданно Ричард покраснел. Кто бы мог подумать! Если он артист, то артист гениальный.

    -  Well…I can`t… Это есть… интимно…

    -  Нет-нет, Ричард! - слегка всполошился я, - Я не имею в виду твои симпатические интересы к противоположному полу. Нет! Кого ты просто уважаешь? Респект?

    -  А! I don't quite understand correctly. Sorry. Ну, ваш мэр, как это…чиф гоу-рис-пол-коум… Паул Стен-коу-вой. Гур-лень Володья, ком-со-моул. Эндрю За-ха-роув…

    Ричард перечислил с пару десятков имен и фамилий, так или иначе связанных с руководством города. Странно, Михалыча среди них не было.

    -  …Галь-я Мар-тьи-нэн-ко… вери бьютефул экти-вист… Стэпа-ан Гришь-коу… бэйлиф…

    -  Стоп-стоп-стоп! Кого ты назвал? Гришко?

    -  Йеа! Это мой… как это…бодига-ард… охраня-йет… над-смат-ри-ва-йет…КГБ-officer. Чудь-есный чело-вьек. Делать добрый работа…

    Нормально?

    Гришко шифруется что есть мочи, землю роет голубыми тапками, а его давно срисовали и просто считают телохранителем. Как неизбежное зло. Да, что там! Неизбежное добро. Он оказывается «чудь-есный чело-вьек»! И «делать добрый работа». Прикол! Хотя, собственно, чему тут удивляться? Ну, не выглядит Гришко высоким профессионалом, как ни крути.

    -  И он тоже хороший? Гришко?

    -  Конечно! Смешной только…чуть-чуть. Очень старается. Но ведь это хорошо? Маслом кашу… не испачкать?

    -  Почти… А Михалыч? - не выдержав, прерываю я перечень высоких номенклатурных работников, - Он какой человек?

    -  Мик-калыч? О! Очень добрый СЁРВЕНС. Только… чуть-чуть… фамилиэари… грубость… Соленый шутка… Но это…Забавно… Русский ментэлити…

    Ах, вон оно что! Ах ты тварь капиталистическая!

    СЁРВЕНС? Это Михалыч - «сёрвенс»? Прислуга, стало быть. Лакей! Вот он кто для тебя? То-то ты мне втираешь про местных друзей-начальничков! Видимо, про тех, с кем твой папочка общался, пробивая разрешение на пребывание в городе. И кого считаешь ровней своей великой заднице. А крабов твоих варить - так сразу сёрвенс Михалыч?

    Рейтинг этого папиного сынка в моих глазах сразу скатился до плинтусовых отметок. Вот, гадёныш! Ну, погоди!

    -  Слушай, Ричард! А как твои крабы получились? Вкусные?

    -  Фантэстик! Оч-чьень вкусно.

    -  А сколько съел? Ну, сколько штук? How many?

    -  Съел? Perhaps… Пьять или шьесть, не помню…

    -  Это хорошо! Это очень… полезно… для желудка. Ты пей, пей коктейль-то. Молочный. Нравится? Я сейчас тебе еще принесу…парочку!

    Глава 30

    Похоже, Ричард ничего не знал о смерти Михалыча.

    По крайней мере, не дал повода за что-либо зацепиться. Вел себя естественно, если не учитывать неконтролируемые проявления собственной исключительности и озабоченности, связанной с «бременем белого человека». Но это, как раз было нормально. Нам ли, жителям России нулевых этого не знать?

    Мы с Ириной мрачно сидели в моей палате и уныло гоняли ночной чай.

    Как и предполагал Пятый, медики только руками развели по итогам вскрытия тела старого ветерана. Выяснилось, что его сердце остановилось в результате обширного инфаркта. Обычное дело в таком возрасте. На внешнее воздействие не было никаких намеков. Разве что, был очень сильно напуган. Или же все-таки отравлен. Только отравляющие вещества, дающие такую реакцию, очень редки с точки зрения прикладного использования. Разумеется, они применяются спецслужбами разных стран, но очень редко, так как чудовищно дороги. К слову, такие препараты моментально разлагаются на простейшие составляющие и не подлежат обнаружению даже при углубленной экспертизе. Получается, что если Михалыча отравили, то для кого-то это было очень важно - до такой степени, что не пожалели супер спецсредств.

    Это все нам поведал только что ушедший Сергей Владимирович.

    Я угрюмо размешивал в стакане давно уже растворившийся сахар.

    Не шутилось, не говорилось, да и не чаёвничалось толком. От событий прошедшего дня остался тяжелый, гнетущий осадок. А также - недовольство собой и полный сумбур в голове. Что-то очевидное плавало на поверхности, но всякий раз проскакивало сквозь пальцы при попытке ухватить суть.

    А еще было стойкое ощущение, что в какой-то момент я свернул в своих изысканиях немного в сторону. Не так, чтобы совсем не туда, но как-бы - параллельно с основной трассой. По проселкам, буеракам и загадочным колдобинам. А совсем рядом, за редколесьем будто-бы мелькает что-то важное, простое и логичное.

    Правильно говорят - за деревьями леса не видно.

    -  Слушай, Ирин. Тебе не кажется, что мы время теряем впустую с этим Ричардом? Его полгода под микроскопом разглядывала вся контора. Американец нашего небесного капитана вообще чуть ли не в штатные ангелы хранители записал. Души в нем не чает.

    -  Отработаем. Не скули, Старичок.

    На завтра я договорился с Ричардом совместно поохотиться за крабами. Вернее, я предложил ему показать уникально-заповедное место, а он с радостью согласился.

    В мои незамысловатые намерения входила проверка реакции американца на демонстрацию ему загадочной площадки на диком пляже в Карантинной бухте. На тех самых пресловутых «Скалках», где мы… в будущем будем ползать с Вовкой Микояном. Там, где, по-моему, и были сделаны снимки на испорченную пленку. Что бы ни говорил Сан-Саныч.

    Ну, не переубедил он меня.

    И что-то мне подсказывало - именно в этой точке я начал плутать. С его подачи, между прочим. Где-то был ошибочный поворот на второстепенную кривую дорожку, а значит, нужно было шагнуть назад. Так и родилась у меня спонтанная идея - продолжая отрабатывать версию Ричарда, совместить это с изучением скальных загадок. Идея, прямо скажем, неординарная, если не сказать корявая. За неё я получил недоверчивое хмыкание Козета и кривые взгляды от Ирины. Ее «не скули» из той же обоймы. Тем более, что моему симпатичному инструктору отводилась своя особая роль. А нравится ей или нет, я как-то не удосужился поинтересоваться.

    Вот и дуется.

    Я подошел к окну и стал рассматривать редкие огоньки Исторического бульвара через присвоенный моно-бинокль. Хорошая оптика, качественная. И ведь - стопудово отечественного производства. Хотя бы, судя по отсутствию удобных наворотов. Все строго, сурово и лаконично.

    -  Дай посмотреть, - Ирина протянула руку, - Давай-давай. Ух ты. Водонепроницаемый! У Гришко стащил? На яхте?

    -  Не стащил, а… выплатил себе компенсацию. Натурой. За то… - я на секунду задумался, - …что он постоянно раздражает меня своими синими тапками.

    -  Ой. Вот, не выдумывай, балабол! - Ирина вертела в руках черную трубочку оптической игрушки, - фонарик видел здесь?

    -  Мм…конечно.

    -  Старик!

    -  Ну, не видел. Покажи!

    -  Вот, поворотное колечко, смотри.

    -  Ладно-ладно. Не свети по глазам. Слепишь! Батарейка?

    -  Не-а. Аккумулятор. Весь корпус - это аккумулятор. Без особого блока не зарядишь. А сядет быстро. И уменьшится твоя компенсация вдвое.

    -  Выключи. Ирина! Кончай! Дай сюда вообще. Не твое.

    Я забрал бинокль и сунул его в карман. Полезная вещь.

    Вот, наверное, что еще надо сделать…

    -  Ирин! А у тебя иголка с ниткой найдется?

    -  Иголка с ниткой?

    -  Ша!.. Вот, только не надо так улыбаться. Просто ответь, есть или нет?

    -  Ну-у… есть. А какое место тебе…

    -  Ирин! Просто дай. Без комментариев. Для дела надо.

    -  Деловой!

    Ирина выходит из палаты, обиженно вскинув голову. Возвращается.

    -  На! Белошвейка!

    -  Спасибо, добрая женщина. Кстати. О мальчиках и девочках. Как ты относишься к обнаженным первоклассникам? Мне просто сейчас трусы надо снять. Предупреждаю - зрелище не для слабонервных.

    -  Дурак!

    Пошла к себе. Опять надулась. Совсем как девчонка малолетняя!

    Ведь, боец-профи, опасная смертельно, как гюрза. И на тебе - девчачьи обидки! Не хватает, наверное, спецагенту безопасности простого человеческого общения. Трется возле меня постоянно. Ну, ладно. Остынет.

    Давай теперь подумаем, как приспособить чудо-бинокль в потайной карман на плавках. Не пришить бы чего лишнего…

    * * *

    Часа в два ночи во флигеле засуетились и забегали.

    Я спрыгнул с койки и высунулся в коридор. Около дальней палаты мелькали медицинские халаты, кто-то тащил капельницу, пара человек в штатском аккуратно вели наспех перевязанного человека, бессильно повисшего у них на плечах. У окна я заметил Сергея Владимировича, который с мрачным видом что-то веско доказывал доктору. При этом Пятый с каждой фразой коротко рубал воздух кулаком, будто гвозди забивал.

    -  Что там? - прошелестело над ухом.

    Я чуть не вздрогнул. Ирина в отличие от меня одета по полной боевой. И по своему обыкновению появилась, словно из воздуха.

    -  А я знаю? Раненного привели. И, кажется, не одного…

    Со стороны лестничной клетки внесли носилки, на которых лежал кто-то без сознания. Рядом семенила сестричка, держа в руках стойку капельницы. На животе у лежавшего сквозь бинты обильно выступали красные пятна.

    Шеф добился от доктора утвердительного кивка и быстро зашагал в палату. И тут же был выставлен оттуда чьей-то твердой и решительной рукой. Свирепо оглянувшись вокруг, Пятый заметил нашу парочку и, не раздумывая ни секунды, направился к нам.

    -  ЧП! - коротко резюмировал он, заталкивая нас в комнату, - Касается наших дел напрямую. Садитесь и слушайте.

    Послушать, действительно, было что.

    После истории в Бахчисарайском музее контора взяла объект под скрытое наблюдение. Все понимали, что сорванная благодаря мне вражеская закладка должна была насторожить злодеев, а в таких случаях - по всем канонам тайной войны клиенты «уходят на дно». Тем не менее, «отработать» точку считалось обязательным. Пусть и «для галочки». Для отчетов. Никто и не предполагал, что формальная операция неожиданно обернется форменной резней в стиле голливудских боевиков.

    В роли очередного Рэмбо выступила… (кто бы мог подумать!)… пожилая сотрудница музея со звучной фамилией Бонц.

    Агриппина Рудольфовна Бонц. Уроженка Гомеля, сорок четыре года, образование высшее филологическое, вдова, войну провела в эвакуации, работала на археологических раскопках Шаштепа в южной части Ташкента, потом училась в Новосибирске, по распределению была направлена в Бахчисарай. Там и провела всю свою сознательную жизнь. Благонадежную, добросовестную и совершенно лояльную к Советской власти.

    И вдруг…

    Произошло все так. Не мудрствуя лукаво, контора установила один из постов наблюдения в… шкафу. В старинном шкафу ручной работы, который стоял в павильоне гаремного корпуса. Как раз напротив столика с муляжами фруктов. Именного того, на котором в свое время оставляла закладку Галина Анатольевна. Агент с утра скрывался в нафталиновом сумраке и следил за посетителями через дверцы, испещрённые причудливой арабской резьбой. Второй - бродил по залам, осуществляя общее наблюдение в готовности в любой момент подстраховать товарища.

    Подстраховал на свою голову…

    Вчера под вечер, уже собираясь закругляться и покидать опостылевший шкаф, первый агент увидел, как за ограждение экспозиции зашла сотрудница Бонц, которая в течение дня уже изрядно примелькалась. Агриппина Рудольфовна стала что-то делать с искусственными яблоками на подносе, что, собственно, подозрительным-то и не казалось. Ну, поправляет экскурсовод в конце рабочего дня детали выставочного интерьера. Ничего особенного. И агент, измученный десятичасовой неподвижностью, решил размяться и пошутить над старушкой. Все мы люди.

    Он приоткрыл дверцу и замогильным голосом произнес: «Всем оставаться на своих местах! Государственная безопасность!»

    Реакция оказалась более чем неожиданной.

    Бонц, не оборачиваясь, выдернула бронзовый поднос из-под фруктов, и без замаха метнула его на голос. Очень метко, надо сказать метнула. Так, что острые зубчатые края посудины вошли в правую сторону шеи шутника, нанеся ему серьезные повреждения. На шум примчался «подстраховщик» и тут же получил несколько ударов старинной саблей в область живота. Грамотных, хорошо поставленных ударов. И, если бы не тупая заточка музейного экспоната, в живых бы он точно не остался.

    После короткой и неожиданной расправы благообразная старушка невозмутимо оставила свои жертвы корчиться на полу и, через одной ее ведомые коридоры, покинула Ханский дворец. Группе наружного наблюдения удалось установить лишь только направление ее отхода - в сторону Чуфут-Кале. Там преследуемая растворилась в предгорьях.

    Обыск в домике, где единолично проживала странная сотрудница, ничего не дал. С коллегами по работе сейчас плотно работали. Досконально проверяли ее связи и контакты. Раненым агентам, которые, можно сказать, чудом остались на этом свете, в местной больнице оказали первую помощь и ночью транспортировали сюда, на штатную медицинскую базу.

    В целом - не знали, что и думать.

    Неопровержимыми оставались два факта: Место работы, связанное с тайными передачами вражеской информации. И невиданная физическая прыть пожилой женщины, которая явно работала «на поражение» агентов. Четко, грамотно и профессионально. В отличие от пострадавших…

    -  Наблюдение за дворцом сворачиваем, - потер переносицу Пятый, - нет смысла. Поздно пить «Боржом». Канал закрыт и если кто-то еще остался в цепочке, выявлять нужно с другой стороны. Кстати, именно Бонц курировала экскурсии с интуристами. И запросто могла подстраховывать «выемку».

    -  В Ташкенте во время войны работала целая сеть иностранных разведок, - решил блеснуть познания и я, - в том числе, и под крышей археологических изысканий. Турки, англичане, американцы. Там и могла состояться вербовка.

    -  Возможно. Проверим.

    -  Если Бонц резидент, сейчас ее цель эвакуация, - заявила Ирина, - установить, где она, и задержать - лишь вопрос времени, которое работает против нее. А если в вербовке был турецкий след - эвакуация может быть только морем.

    -  Учтем. Так, ладно. В любом случае, это не ваша забота. Продолжайте вести американца. Хотя бы - для очистки совести. Завтра вопрос нужно закрыть, иначе, просто вышлем его из страны, и с глаз долой.

    -  Нет человека - нет проблемы?

    Пятый покосился на меня.

    -  Что за идиотское высказывание? Ты опять кого-то цитируешь, вундеркинд?

    Я пожал плечами.

    -  Писатель один приписал… припишет это Сталину…

    -  Ну-у… ежели целый писатель, - шеф оставил переносицу в покое и теперь просто уперся лбом в открытую ладонь, устало прикрыв глаза, - что написано пером, как говорится, не вырубить топором… С писателями… не поспоришь… Такие они…

    Я уже было подумал, что он засыпает и начинает бредить. Мы с Ириной переглянулись. Не пора ли сваливать? Пускай поспит человек.

    Неожиданно Сергей Владимирович поднял голову и взглянул меня. Остро и пытливо. Усталости во взгляде, как и не бывало.

    -  По поводу писателей, Старик. Все просто. Задай себе только один вопрос. Единственный. И постарайся сам себе честно на него ответить. Кому это нужно?

    -  В смысле?

    -  Древнейшая аксиома нашей профессии - ищи, кому выгодно. И писателей она касается не в меньшей степени, чем резидентов иностранной разведки, пусть даже и замаскированных под мирных тётушек. И неизвестно еще - кто опаснее. Уловил?

    -  Вроде бы…

    -  А знаешь, как изображали в Европе Ивана Грозного на карикатурах?

    -  Как? - захлопал глазами я, охреневая от этой лекции не к месту.

    -  Как монстра со звериной головой, сидящем на горе трупов. Чтобы детей пугать Царем-Иваном. Пять веков назад. И до сих пор ничего не поменялось. Вот и думай, кому это выгодно. А ты говоришь, «писатель… Сталин… нет человека…».

    Шеф поднялся с койки:

    -  Все. Поговорили. Теперь отдыхайте. Завтра много работы.

    И направился к выходу из палаты. А Ирина многозначительно щелкнула меня поносу.

    Вот так!

    Чтобы не зазнавался… историк…

    Глава 31

    С раннего утра я уже был в яхт-клубе.

    Ждал у входных ворот на солнцепеке, когда подъедет на своем драндулете Ричард. Озвученные ночью события занозой саднили в усталом мозгу. Не прибавляло оптимизма и ощущение некоторой бестолковости предстоящих действий. Короче, настроения не было.

    Зато, гордый сын великого американского народа сегодня изволили-с пребывать в чудесном расположении духа, которое не испортилось даже после сообщения о смерти Михалыча. В преумножение моей глухой досаде, интурист воспринял эту новость довольно-таки равнодушно.

    Слугой больше, слугой меньше…

    Говнюк!

    Нет, он конечно по-сорькал, как положено, на все лады. Изобразил демонстративную скорбь на бессовестной физиономии, сокрушенно покачивая своей кудрявой бестолковкой. А минут через десять, скорей всего, уже на веки вечные забыл о неприятном для его благополучия событии. Пытался даже шутить, улыбался и радостно щурился на утреннее солнышко в предвкушении очередной крабьей охоты. Война войной, а обед по распорядку…

    Начиная злобно закипать от негодования, я благоразумно оставил его в одиночестве у ворот яхт-клуба. А сам, не особо торопясь из вредности, отправился на яхту за маской с ластами. Ключи я вчера так и забыл отдать переполошенному Кочету, и поэтому чувствовал себя уже почти владельцем этого морского транспортного средства.

    Народу на территории по утреннему времени было мало. Воздух радовал свежестью и ядреным запахом соли. Ленивые волны с тяжелым плеском нехотя облизывали заросшие водорослями ступени пирса. В пронизанной солнечными лучами толще воды игриво метались стайки мальков. Идиллия. Я даже засмотрелся, на миг забыв о раздражении…

    -  Эй, мальчик! Ты чего тут болтаешься?

    Дадут разве расслабиться?

    Вообще-то, этого военного в морской офицерской повседневке я заметил давно. Как чувствовал, что привяжется - поэтому специально шел ближе к пирсу, оставляя предполагаемую помеху за корпусами вытащенных на берег яхт. А он, смотри каков - специально прошел вперед на свободное место и устроил засаду. Стратег… мамин. Наверное, очень сильно хотелось покачать права.

    Кто у нас тут? Так. Мичман. Молодой толстячок. Похоже, первого года выпуска. Скорее всего, блатной, раз пригрелся на службе в яхт-клубе. И еще, потому что сейчас находится не на занятиях, где должны быть офицеры и мичмана в утреннее время. Сачкует, стало быть. Ага!

    -  Тебе, тебе говорю! Чего на территории объекта делаешь?

    «Объекта!». Ни много, ни мало. Поймал нарушителя секретного «объекта»! Подходит в вразвалочку, всем видом излучая самоуверенность безнаказанной власти.

    Безнаказанной ли?

    -  Кто? Я? - включаю «микро-дурачка», задрав голову на грозного собесеника.

    -  Ты-ты! Кто пустил на охраняемый объект?

    Упивается, просто ситуацией. Бдительный и всемогущий страж. Забыв, наверное, по малому сроку службы правило про хитрую… гайку.

    -  Никто не пускал. Папа послал, - говорю испуганно, - порядок навести на… яхте.

    -  Чего? Какой папа? На какой такой яхте?

    -  Да, вон на той, черной, адмиральской, - машу в сторону «Ориона», - папа сказал, чтобы к приезду НАЧПО там все блестело. Как у кота… Я пойду?

    -  Стой! Какого НАЧПО?

    -  А я знаю? Папа со службы позвонил, сказал взять ключи из парадки и вынести с яхты пустые бутылки, - я невинно трясу ключами перед носом мичмана, - говорит, НАЧПО сегодня лично индюшить будет на берегу по шхерам, каких-то СУНДУКОВ ему не хватает для…ммм… забыл слово…авто-метки?

    -  Ав-втоном-мки, - медленно выговаривает быстро бледнеющий «сундук», - А п-папа у нас к-кто?

    Я пожимаю плечами.

    -  Никто. Петров. Вице-адмирал. Он где-то на улице Воронина работа…ет.

    Собственно, продолжать уже не обязательно. За отсутствием внимающей аудитории. Неблагодарный слушатель уже несется в сторону административного корпуса, мелькая клёшами и придерживая рукой на голове аэродромоподобную фуражку, которая явно не соответствует уставу и, к слову, слабенько способствует перемещению в пространстве с подобными скоростями.

    Ну, и в добрый путь. Попутного ветра! До чего ж пугливые эти млекопитающиеся - мичманы. Особенно - в ареале обитания коварных хищников под названием НАЧПО.

    Аж, настроение стало подниматься!

    Насвистывая что-то морское из «Детей капитана Граната», я поднялся по трапу на свой «Дункан», забрал все, что планировал, и неспешно отправился обратно.

    Людей на территории яхт-клуба значительно прибавилось. Особенно в районе дежурки. Краем глаза я отмечал рывкообразные, отдающие некоторой хаотичностью, перемещения каких-то переполошенных фигур. Слышно было, как кто-то излишне громко и нервно общается по телефону. Где-то звонко загремели, обрушившись наземь, жестяные ведра. Этот шум тут же откомментировали на три голоса с использованием военно-морских вульгаризмов, но… было не очень разборчиво…

    Я, зажмурившись, тоже поглядел на солнышко.

    А погода сегодня и вправду будет замечательная!

    * * *

    -  Давай-давай! Чурбан нерусский! Вот здесь хватайся! За уступ!

    На редкость бестолковое путешествие. И на редкость бестолковый спутник. Мы с Ричардом карабкаемся по непроходимым мокрым скалам вдоль восточного берега Карантинной бухты. За каждым отрогом в воду шумно обрушиваются десятки перепуганных крабов-пауков. Над головой кричат чайки. Они тоже облюбовали здесь какой-то труднодоступный пятачок. А мы влезли.

    -  Вить-йок! Давай…лучше плыть…

    -  Ха! Плыть любой дурак сможет. Давай-давай! Ножками и…ручками. Здесь карниз удобный, смотри!

    Поход мы начали прямо от стенки военной базы в глубине бухты. Пляж «Скалки» именно там и начинался. У Ричарда на режимный объект - ноль реакции. Ни интереса, ни беспокойства, ничего, заслуживающего внимания.

    Мы неспешно прогулялись по гальке пляжа, пару раз поднимались по осыпающейся тропке к середине обрыва, минуя каменные выступы. И вот теперь вклинились туда, где нормальные люди предпочитают не появляться. Да еще и волны разгулялись! Яростно начинает пенится прибой на скалах.

    -  У-уп!..

    …Плюх! Маугли сорвался.

    Ерунда, здесь не высоко. Не больше двух метров. Выше лезть - смысла нет, там уклон отрицательный. Нависает, одним словом, скала над головой. Нависает и прячет за собою солнце, приходится ползти в тени. Бр-р. Холодновато.

    -  Живой? Уже скоро доберемся. Во-он за тем мыском.

    -  Вить-йок! Я лучше… плыть!

    Ну, плыть, так плыть.

    Не буду больше вредничать. На Ричарда и так уже без слез не взглянешь. Спиной вперед я тоже прыгаю в воду и, не выныривая, надеваю ласты. Маску я решил не брать. Крабов, если честно, я ловить и не собирался, а с этой стекляшкой по камням ползать не совсем удобно.

    Не спешу выныривать. Извернувшись под водой, скольжу над дном. Отличные ласты! Для движения достаточно только лениво пошевеливать ступнями. Ощущение полета над грунтом. Всегда любил это делать!

    Выныриваю.

    -  …тьйок! Оу! Я думать… ты упасть.

    -  Порядок! Не дрейфь, Рик! Давай за мной!

    Пытаюсь выжать максимум скорости, на пределе работая ластами. Отлично! Иногда, кажется, что плывешь не в воде, а летишь над ней. Правда, быстро выдыхаюсь. Нет еще в детском теле необходимой выносливости для стайерских заплывов. Переворачиваюсь и плыву на спине. Отдыхаю.

    Подгребая к заветной площадке, вижу Ирину, которая загорает в дальнем углу на красном надувном матраце. Эта наша запланированная диспозиция. Купальных принадлежностей на ней, разумеется, не совсем достаточно для должного приличия. По плану, она сейчас начнет скандалить, потом будет прессовать Ричарда, знакомиться и в конце приступит к мягкой раскрутке американского клиента на какую-нибудь информацию.

    Услышав первые возмущенные интонации, я оставил Ричарда на расправу, а сам нырнул под воду. Даже вмешиваться не буду.

    Тишина! Глубокая гнетущая тишина. Только шорох в ушах от перепадов давления. Без маски все вокруг кажется расплывчатым и зыбким, но когда это останавливало приморских мальчишек?

    Чуть дальше от берега дно уже освещается солнцем. Там носятся блестящие стайки рыбок, загадочно шевелятся водоросли и виден остов какой-то ржавой конструкции. Обычное дело в местах, переживших страшную войну. Под водой гулко, на пределе слышимости что-то застучало. Где-то работал дизель на какой-то небольшой посудине. В воде звук далеко слышно.

    Была еще надежда, что в этом загадочном месте я обнаружу какой-нибудь подводный ход. Или пещеру. Да, только напрасно. Облазил всю подводную часть пятачка, и в ширину и в глубину. Ничего не было. Разочарованный, я вынырнул и поплыл на сушу.

    Ирина уже смеялась, сидя на матраце и целомудренно прижимая полотенце к груди. Ричард, отчаянно коверкая слова и постоянно меняя окрас лица, тужился придумать очередную шутку.

    Я решил не вмешиваться во «взрослые разговоры» и уселся на камнях неподалеку. В бухту со стороны города заходил служебно-разъездной катерок. Наверное, с госпиталя. Вон сколько «синьки» на борту. Тюки какие-то. Бытовуха.

    Скучая, я полез в плавки за биноклем. Ну, да. Типичная хозяйственная машина, только морская. Матросики синеют. А вон и гроза морей - капитан пиратского корвета. Стоит на корме, широко расставив ноги. Ну, точно - настоящий флибустьер. И весь в черном, как положено…

    Я увеличил приближение на максимум. Черной оказалась… знакомая форма морского пехотинца. Такую здесь на базе носит только… папа Трюхин!

    Дядя Саша!

    Я впился в окуляр. Что у него там на животе? Ремешком накинуто на шею?

    Я перестал дышать.

    Это был фотоаппарат.

    И Трюхин, не поднимая его к глазам и отвернувшись от матросов так, чтобы не было заметно, прямо с живота размеренно щелкал затвором…

    …точно в моем направлении.

    И в направлении той самой загадочной площадки.

    Лес за деревьями неожиданно стал отчетливо виден.

    Глава 32

    Я заметался по берегу.

    Вот! Вот оно - недостающее звено. И все это было на поверхности! С того самого момента, когда я ткнулся носом в толстый голубой живот инспекторши на лестничной клетке у Трюхинской квартиры. Ведь тогда еще казалось подозрительным - как она так быстро появилась в логове малолетнего поджигателя? Да наплевать ей было на Трюху. Ей нужен был Трюханов-старший. Которого у нас во дворе все давно уже сократили до «Трюхина». И мне не показалось, что он кого-то ждал, специально оказавшись дома в служебное время Он точно ждал! Своего заказчика.

    -  Сворачиваемся, - угрюмо буркнул я, в спешке пробегая мимо Ирины с Ричардом в сторону лестницы, ведущей вверх. Причем, получилось так, что «сворачиваемся» подошло обоим.

    Ирина явно хотела что-то сказать, но мешало присутствие американца.

    А, ладно! Потом. Все потом.

    Сейчас у меня появилась сумасшедшая идея, и ее успех зависел только от моей личной стремительности. И пешей быстроходности.

    Яхт-клуб совсем рядом.

    Я влетел на территорию и помчался к яхте. Надо было переодеться и бросить ласты. Мельком заметил представительную группу офицеров, желтеющую у административного корпуса. Видимо, ожидали приезда начальника политотдела. Вот будет удачно, если он действительно захочет неожиданно приехать!

    Хотя, сомневаюсь.

    Мой рывок по «охраняемому объекту» если и заметили, то, полагаю, там было кому все это правильно объяснить. Остальное додумают сами. Не маленькие.

    Я уже бежал обратно, спешно проворачивая в голове варианты развития ситуации. Минут через пятнадцать я уже со всех сил лупил кулаком в оцинкованную дверь КПП. Той самой войсковой части, где в хозяйственном секторе служил Родине старший мичман Трюхин. Благо, от яхт-клуба не далеко.

    -  Открывай! Открыва-а-ай!

    Дверь открыли. Ошарашенный матросик с типичной внешностью обитателей Малороссии недоуменно оглядел окрестности вокруг меня. Потом соизволил опустить взгляд пониже. Не верилось ему, что столько шума создал вот этот клоп.

    -  Ты чого, хлопчик? Сказывся?

    -  Трюханова! Срочно! Мичмана! Пожалуйста!

    -  Так, що трапылося то, шалэнный?

    -  Ключи от его квартиры надо. Заливает он нас, видишь, волосы мокрые, - на ходу сочиняю я, - Милиция дверь собралась ломать, меня послали, сказали, долго ждать не будут.

    -  А ну, погодь… Эй, Зафар. Зафа-ар! Годы спаты! А ну-ка швыдко бижи на склад та покликай Трюфела до сюды. Кажешь, якийсь хлопчик його терминово кличе. Що? Та немаэ там телефону. Швыдко давай, цурка нэросыйський!

    -  Слышь, матросик! Давай я с ним, а? Ну, быстрее так получится!

    -  Неможливо! - сказал матросик, как отрезал, - Охоронна зона! Забороненно!

    И здесь «охоронна зона». Впрочем, молоток! За это уважаю. В моей воинской части в свое время кэпэпэшники были гораздо разлохатистей. По крайне мере, пацана в такой ситуации точно бы пропустили…

    -  Може бути, якийсь кран забув закрити, - стал философски рассуждать неподкупный страж, прислонившись к стенке и закуривая «Ватру», - Або трубу прорвало якусь… проржавила мабуть…

    Скучно парню. А тут такое событие!

    Ага! Трюхин батя уже топает своими обрезанными кирзачами по асфальту военного городка. Ну и скорость.

    -  Кто тут? Витька! Чего стряслось? Кого залили?

    -  Отойдем, дядя Саша.

    -  Чего? Куда отойдем?

    -  Да, вот сюда. Через дорогу.

    -  Ну! Чего?

    Мы отходим в сторону от КПП. Сейчас все зависит от моей убедительности. Помноженной на авантюрность и неожиданность.

    -  Я дома был. Один. Пришла Зоя Игоревна. Ну, из милиции. Толстая такая…

    -  Ну-ну! Знаю!

    -  Так вот. Она сказала, чтобы я быстро бежал к вам на работу. Вас нашел и забрал у вас то, что вы сами ДОЛЖНЫ ЗНАТЬ. И сразу обратно к ней. Ей понадобилось это прямо сейчас. Очень срочно.

    -  Н-не понял. Я что-то тебя не понимаю, Витёк. Что такое я… ДОЛЖЕН ЗНАТЬ?

    -  Зоя Игоревна так и сказала. Ну, что вы не должны меня сразу понять. Поэтому вам нужно спросить у меня, какого цвета то, что вы должны ей передать.

    Черт. Что-то отвык я имитировать детский лепет. Ну! Давай, ведись на эту простенькую ловушку! И быстрее! Нельзя задумываться.

    Видно, что Трюханов в полном недоумении. Его распирают противоречивые чувства недоверия и несообразности происходящего.

    И все же, в конце концов, он «покупается»:

    -  Н-ну, и какого же цвета?

    Есть! Капкан захлопнулся! Коготок увяз - всей птичке пропасть…

    -  Черного, - говорю я таинственным шёпотом и выпячиваю глаза для торжественности момента.

    Мичман опять задумался. Неладное чует? Правильно сомневаешься, это нормально. Значит, нужно отвлечь и слегка додавить.

    -  И еще. Она передать просила…

    -  Что?

    -  Ну, что Вадик у вас очень хороший мальчик. И не нужно больше вам из-за него беспокоиться. В милицию, там, ходить. С ней встречаться. Это, наверное, из-за пожара, да?

    Трюхин остолбенел. Кажется, я попал в нужную точку…

    -  Вот с-су…с-скорей всего. Жди тут.

    Подожду-подожду. Уж, ты не волнуйся.

    Значит, я угадал с экспромтом. В числе прочего, Трюханова еще и сыном шантажировали. Ведь стоило только ему намекнуть на то, что есть возможность легального освобождения от крючка, и моя детская подстава сразу сработала. А ведь у жирной ведьмы в районе весь детский контингент под рукой.

    Родион! Значит, и он…

    Хлопнула дверь КПП.

    Трюхин, мрачный как туча, в четыре шага преодолел расстояние до края дороги, где стоял я.

    -  На, держи, - впечатал мне в ладонь цилиндрик кассеты, завернутый в черную фотобумагу, - Передай этой… на словах, что… Хотя… Не надо. Ничего не передавай. Дуй, давай!

    Я пулей сорвался с места.

    Дикая авантюра сработала! Невероятно.

    За угол. Еще за угол. Вдоль дома, во двор. Здесь направо. Ага! Есть телефон-автомат. Стекла в будке выбиты. Ногами встаю на боковые проемы, похрустывая осколками стекла. Так. Четвертый, самый экстренный номер.

    -  Алло! Пятый? Это Старик. Мой код доступа…

    -  Не надо, я тебя узнал.

    -  Ситуация три девятки. Мичман Трюханов. БТК в Карантинке, это по улице…

    -  Знаю где это.

    -  Нужно очень быстро. Возможно, я его встревожил. У меня его посылка.

    -  Посылка? Ты…с хвостом?

    -  Нет, все чисто. Второй объект, тоже под девятками, но только после Трюхина, - я запнулся.

    Вот черт! Как же Сан-Саныч инспекторшу шифровал-то? Вылетело из головы.

    -  А! Обруч! Объект «Обруч»!

    -  Чего орешь-то? Я понял, «Обруч». Охолонь, опоздал ты. Сорвался «Обруч» от наружки. Вчера еще, когда ты мороженным объедался с закордонным другом. Сорвался и пропал. Ни дома, ни на работе.

    Ах ты, зараза! Ушла!

    -  Старик. Алло, Старик! Ты там?

    -  Да, - мрачно бурчу я в трубку.

    -  Ты Гришко ничего не хочешь отдать?

    Вот уж, про кого я думал в последнюю очередь, так это про Гришко.

    «Про бинокль настучал, - мелькает в голове, - Павлик Морозов престарелый!»

    -  Хочу. А что именно?

    -  Ключи, мой дорогой. От большой и черной яхты. У капитана регламент сегодня, а ты ключи на прогулку водишь. Он тебя с обеда в яхт-клубе ищет. Может, спросить чего хочет?

    -  Я был в яхт-клубе только что! Никакими Гришко там и не пахло!

    -  Полегче. Потому что только что «ими пахло» у меня в кабинете. Где кое-кто жаловался на твою безответственность.

    -  А! Понятно. Отдам я ему ключи. Отдам.

    -  А знаешь, что он у тебя в самую первую очередь спросит?

    -  Ну?

    -  Почему, интересно, рядового капитана Госбезопасности сегодня так торжественно встречали в яхт-клубе? Ну, прямо как начальника политотдела флота. Не меньше!

    -  Понятия не имею. Напутали, может, чего…

    -  А ты сходи, распутай. Только сначала посылку от Трюханова мне занеси. Сюда, в контору.

    -  Слушаюсь, товарищ подполковник.

    -  Вот только каблуками там не щелкай, а то с будки свалишься. Отбой.

    -  Хм…Отбой.

    Я повесил трубку и спрыгнул на пол.

    Подумаешь! Всевидящее око. Большой брат все видит, помните об этом! Чекистские штучки.

    А вот с посылкой, товарищ Пятый, тебе придется чуточку подождать. Есть у меня еще одно дело.

    Неотложное…

    Глава 33

    Что мы знаем о добре и зле?

    В принципе - все. Начиная с ветхозаветных заповедей и до «крошки-сына» Маяковского, который пытливо вытягивал из отца постулаты нравственных ценностей.

    «Крошка сын к отцу пришел, и спросила Кроха -

    Что такое хорошо и что такое плохо?…»

    Папа, разумеется, знает. Да, все мы знаем. Всем все ясно!

    «Не убий, не укради, не возжелай жены ближнего своего…»

    Чего тут думать? Элементарно.

    Вот только…

    Вот только эта, свойственная всем нам категоричность на поверку и оказывается тем самым толстенным че... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8