Где-то я это все… когда-то видел

    Сейчас мне интересно было заняться зоологией. Понаблюдать, так сказать, за особью под названием «инспектор по делам несовершеннолетних» в естественной среде обитания.

    Следил, короче.

    Можно сказать, закреплял на практике знания, полученные от Козета и Ирины. Дело в том, что теоретическая часть сегодняшних занятий как раз была посвящена основам «наружки». И приходится признать, что нового я узнал действительно очень много. Теперь свербило откатать все это, что называется, «в поле». Да и не нравилась мне эта толстая инспекторша, сам не знаю почему.

    Она вышла без двух минут шесть.

    Мой рост, комплекция и сопливый возраст подходили для слежки ну, просто идеально. Момента выхода объекта на вектор наблюдения я, не мудрствуя лукаво, просто дождался стоя в кустах через дорогу напротив опорного пункта. Добросовестно старался не отводить глаз от пошарпанной оцинкованной двери пока не появился мой клиент.

    Тетка, прищурившись от солнца, огляделась, и в умеренном темпе зашагала по тротуару в сторону школы.

    Я слегка напрягся. Выскользнув из кустов, всем видом демонстрируя праздную беспечность, пристроился за двумя оживленно болтающими женщинами, которые двигались в том же направлении, только с противоположной стороны улицы.

    Не сбавляя темпа, инспекторша миновала школьные ворота. Отлегло. С чего это я решил, что она направляется в школу? Черт! Отстаю - дамочки с моей стороны двигаются слишком медленно.

    Я скользнул в соседний двор и со всех ног проскочил на два дома вперед. Осторожно выглянул из-за угла: инспекторша бодро шагала в моем направлении. Хорошо.

    Некоторое время я использовал эту незамысловатую тактику, пока дорога не уперлась в небольшую развилку возле сквера. Очередной раз, высунув нос из кустов, я обнаружил, что объект переходит дорогу в направлении парка. Я поспешно юркнул назад.

    На общественных лавочках сидели старушки. По аллее бегал какой-то карапуз, а его раскрасневшаяся мамаша, добродушно покрикивая, без особого усердия пыталась его догнать, толкая перед собой громоздкую коляску. Толстые голуби лениво уступали дорогу карапузу. И вдруг, громко хлопая крыльями, разом взлетели. С инспекторшей решили не связываться. Она, миновав малыша, разминулась с мамашей и неожиданно плюхнулась на свободную скамейку.

    Я, уже подавшись вперед для очередной перебежки, с легкой паникой тормознул и повторно спрятался в знакомые кусты. До искомой скамейки было метров тридцать. Далековато.

    Я стал искать глазами место, где можно замаскироваться поближе. Не сквер, а аквариум. Все как на ладони. Кусты слишком низко пострижены. Деревья не заросшие. Милых моему сердцу торговых палаток еще не придумали. Разве что с другой стороны парка? Там вроде приличной густоты сиреневые кусты возле стоящей на отшибе трансформаторной будки. Куда проходящий мимо парень в кепке метнул горящий бычок. Вот тебе сейчас тетенька-милиционер задаст!

    Обходить или не обходить? Сидящая в уютном патриархальном парке толстая женщина в милицейской форме выглядела довольно экзотично. Любитель покурить на ходу покосился на нее, свернул на газон, обходя, зашуршал листвой и вдруг… раздвинул кусты прямо за спиной инспекторши. Та даже ухом не повела. Продолжала обозревать прохожих с каким-то неприятным высокомерием. Парень оперся задом на спинку лавочки с обратной стороны и засунул руки в карманы.

    Инспекторша что-то говорила! По крайне мере, губы ее шевелились. Ни слова не слышно! Чертовы голуби вернулись и орут здесь благим матом. Я метнул в них щепку. Грохоча крыльями, они поднялись в воздух. Парень покосился в мою сторону, снял кепку и стал ее отряхивать. Кивнул головой, еще раз. Что-то спросил.

    -  …завтрашнего дня. Иначе…, - донеслось.

    Черт, опять ничего не слышно. Эти троллейбусы «Шкода» ревут как самосвалы. Давай, давай. Проезжай!

    -  …распрощаешься. И не думай. Вот здесь.

    Тетка нагнулась, потерла толстую ногу, оставив под лавкой скомканный листок бумаги. Потом, тяжело вздохнув, встала, отряхнула юбку на гигантской заднице и зашагала в сторону троллейбусной остановки. Парень ловко перепрыгнул через скамейку, уселся, и стал поправлять что-то на ноге, пытаясь дотянуться до записки.

    Ничего себе! Конспирация, однако. Становится все интереснее и интереснее. Кто же ты такой, любитель покурить на ходу и тайный друг милиции?

    Так. Рассмотрим повнимательней. Лет восемнадцати. Рост выше среднего. Лицо треугольное. Неприятное, скандальное какое-то. Глаза широко расставлены, чуть навыкате. Нос крупный с горбинкой. Губы тонкие как червяки. Двигаются постоянно в какой-то ухмылке-ужимке. Под мятой светло-серой кепкой - темные слегка отросшие после стрижки под «ноль» волосы. Тенниска с завязками на груди, распущенными почти до конца по неписанной блатной моде, мятые серые штаны с намеком на клеш. Шлепанцы без задников, хотя сейчас уже осень. Персонаж!

    Ну что, за ним? Я почувствовал какой-то охотничий азарт. Тетка все равно уже лезет в троллейбус.

    За ним!

    * * *

    Этот район города среди шпаны называется «Дачи».

    Грозный, надо сказать, район. Наш пляж, «Мартышка», на его территории. Но, как мы знаем, это «демилитаризованная зона». Не писаный закон. Вход для всех - нет, не бесплатный. Безопасный! А это, поверите ли, гораздо дороже.

    Парень двигался разболтанной походкой расхлябанного боцмана. Колени его двигались не прямо, а под таким широким углом к друг другу, что все должны были догадаться о наличии огромного предмета между ними. По крайней мере, воображаемого. Руки в карманах штанов. Крутит головой постоянно. Ныряет в одноэтажки. Как раз этот массив пестрых домиков и будут сносить через пару лет под гостиничную застройку.

    У входа на стадион клубится народ. Футбол сегодня.

    Парень резко свернул направо. Здесь улочка не такая людная. Справа - здание спортзала, примыкающего к стадиону, слева - домики, за которыми чуть вдали виднеется подъемный кран. Новостройка.

    Через год наша семья получит там новенькую квартиру, ядовито пахнущую линолеумом и алебастром. И мы переедем на «Дачи», распрощавшись с бандитской «Матюхой». Вообще, «Дачи» и «Матюха» - районы-союзники. У нас напряженное перемирие. Дружим против «Стрелки» и «Майданов».

    Да-да! У нас есть свой «майдан» на Корабельной стороне. Площадь вокруг клуба "Корабел". А обитатели близлежащего района - «Майданы». У нас четыре «боевых» района в городе. «Боевых» - потому что чужаков туда не пускают. Бьют, по возможности.

    Есть «мирные» районы - «Камыши», «Летчики», «Дергачи», «Абрикосовка» и так далее. Там ходить можно с относительной безопасностью. Подрастают «Остряки» - достаточно злобный в будущем район, который уничтожит «Матюху». Точнее - ассимилирует. Но на данном этапе мы «держим шишку». Вместе с «Дачами», по которым сейчас шикарно вышагивает стриженный в кепке.

    «Улица Костомаровская», - вспоминаю я. В дальнем конце спортзала - отдельный вход и пристройка. Там - секция дзю-до, где я занимался… Где я буду заниматься года через три. Парень как раз в это пристройку и сворачивает. Останавливается в дверях, озирается, натыкается глазами на мою фигуру и замирает. Потом исчезает в дверном проеме.

    Приехали! Ну и что дальше, Пинкертон? Планировку в секции я знаю, конечно. Но ведь отсветишь! Если уже не отсветил. Стою возле окон спортзала и делаю вид, что наблюдаю за девчонками-акробатками, прыгающими по дорожке. Здесь многие стоят, поэтому мое присутствие не подозрительно. Но сейчас на пустынной улице я один. Все любители спорта на футболе.

    Вот даже интересно - специально сделали такие низкие окна, чтобы народ глазел на спортсменов, или случайно? Ведь в свою бытность я тоже часто тут простаивал и переполнялся мечтой о собственных спортивных достижениях. Потом пошел на борьбу. Элемент популяризации спорта советских времен? Или так глубоко тогда не копали?

    Слева на ковер высыпали дети-дзюдоисты в белых кимоно и я плотнее прижался носом к стеклу. Вообще-то, у них зал на втором этаже пристройки слева. Там, куда канул мой объект номер два. А сюда борцы выходят для показательных выступлений.

    Ну-ка, ну-ка…

    Сзади шорох. Среагировать не успеваю, мне зажимают рот. В голове мелькает: поглазел на девочек?

    Легкий тычок в темечко.

    Темнота…

    * * *

    -  Румын! Ты что, дурак?

    Звук уже есть. С изображением плохо.

    -  Он за мной от кладбища пёрся! Шнырил по кустам.

    -  Так это же шпак! Сопля! Ты на хрена его двинул?

    -  Так тема тоже за шпака! Гляди, а вдруг это он?

    -  Да с чего ты взял?

    Тема? За какого «шпака»? Я мычу и разлепляю веки. Головка бо-бо. Уроды. Омбудсменов на вас нет. Детей по башке!

    -  Очухался. Эй! Смотри сюда, шкет! Ты чё пасешь тут?

    Тру темечко рукой. Соображаю. Экстренно выстраиваю линию предстоящего вранья. Кажется, придумал. Ну, что ж, поехали.

    -  Придурок, - искренне говорю я с ненавистью, - зачем по башке?

    -  А тебе, чё, надо было пряников насыпать? Ты чё здесь шаришься?

    Щурясь, осматриваюсь одними глазами. Ага. Это раздевалка на первом этаже. Для взрослых. Передо мной - парень, у которого шикарная походка. Чуть правее - какой-то невысокий дедок, весь сухой, коричневый. В каком-то бомжовском спортивном костюме и потрепанных кедах. Наколки на руках. Перстни. Много. Я заметил «Отрицало» на пальце. Важняк!

    -  Ни чё, а что, - бурчу я и тру голову, - не «шаришься», а к этому пришел.

    Киваю на парня.

    -  Зачем это?

    -  Жирная послала.

    Переглядываются.

    -  Какая жирная? - вкрадчиво так спрашивает дед, - Зинаида Ивановна?

    Ах, какой я молодец! Не зря узнал заранее, как зовут инспекторшу. Как чувствовал.

    -  Никакая не Зинаида Ивановна. Не знаю я никакой Зинаиды Ивановны! - нащупываю шишку, - Придурок!

    Изображаю плаксивую детскую истерику и пытаюсь неловко пнуть ногой парня.

    -  Тихо, тихо, шкет, - дед быстро прижимает меня к ящикам для одежды, - Кто? Кто послал-то?

    -  Зоя Игоревна. Из ментовки. Блин, болит.

    -  Зачем? Зачем послала?

    Делаю вид, что не решаюсь говорить при деде. Мнусь. Всхлипываю. Молодой срывается и трясет меня за плечи.

    -  Да говори уже, падло! Закопаем!

    -  На пацана показа-а-ать, - начинаю реветь, - что в бума-а-ажке…

    Парень выпрямляется, опешив.

    -  На Караваева?

    Вот это поворот! А я тогда кто? Не показывать виду! Реветь дальше.

    -  На Карава-а-аева. На Ви-и-итьку.

    Замолчали, переваривают новую вводную. Делаю вид, что медленно успокаиваюсь, судорожно поскуливая.

    -  Слышь, Чистый, - молодому приходит в голову ехидная мысль, - А часом, она не тебя выпасает?

    -  Дурак ты, Румын! Она меня давно выпасла. Это мне не с руки с ней светиться. В курсе она про меня. А ты за челнока канаешь.

    -  Чего-й то, за челнока…

    -  Закрой пасть! Думаю.

    Я тоже как раз этим и занимался. Выходит «тема за шпака» - это по мою душу? С подачи инспекторши. Чем это я ей так насолил? И чего хотят? Напугать? Избить? Или в правду, закопать? Такими ресурсами? Шпана, блатной. Оба тертые. Как меня срисовал! Как-то несоразмерно. Из пушки по воробьям.

    И зачем? За что? Из-за пожара? Ерунда. Из-за Трюхи? Не фига себе «отмазки»! Лажа. Из-за Родьки? Теплее. В этой точке и тогда были «непонятки».

    -  Ну что, парень, успокоился? - дед может и по-человечески разговаривать, гляди ж ты, - Что она еще сказала?

    -  Сказала, чтоб я ему на Витьку в школе показал. Мы с ним в одном классе, - импрровизирую я и решаюсь рискнуть, - И что завтра нужно…

    Дед настораживается.

    -  Что завтра?

    -  Не знаю. Сказала - нужно завтра. Чтоб передал. Утром перед уроками чтоб показал. И все.

    Где-то наверху гулко хлопают по татами. Броски. Тренировка идет. А эти двое сюда, стало быть, вхожи. Чужих обычно сюда не пускают.

    -  А скажи-ка, шкет, где живет этот Витька.

    Проверяет? Мелковато как-то.

    -  Да на Сафронова. У гаражей. У них там во дворе мужик недавно умер.

    Снова переглядываются. Странно.

    Да они в курсе!

    Во как. А если мы так походим…

    -  Только он не умер, - понижаю голос с видом заговорщика, - его грохнули.

    Попал! Дед сверлит меня глазами и неожиданно сжимает плечо. Словно клещами.

    -  Ты что-то путаешь, сынок, - медленно произносит он и вдруг резко меня встряхивает, - Откуда знаешь? Говори!

    -  Да слышал я! - обиженно кричу, - Зоя говорила! По телефону! Что Данилу убрали! Я подслушал! Отпустите меня!

    -  Дур-ра! - с чувством говорит дед и отпускает меня, - Фуфло. Чувырло братское.

    Срослось! Наугад - в десятку! Попал!

    И вдруг отчетливо понимаю, что этот мой «выстрел» не в десятку, а самому себе в ногу. И практически насмерть. Да меня ведь не отпустят! Сейчас пораскинут мозгами и придушат где-нибудь.

    Чистый… Чистый…

    Чистильщик!

    Решение приходит моментально. Начинаю тоненько всхлипывать по нарастающей.

    -  Ну, ты чего, шкет? Чего ноешь?

    -  В ту-… в ту-… в ту-…а-…лет, - я заикаюсь, у меня опять горловые судороги, сейчас буду реветь, - Я опи-и-и-исался!

    -  Ёпт! Румын! Отведи его.

    Решение еще Чистый не принял, но оно неизбежно.

    Я, держась руками за пах, неуклюже семеню к двери. Молодой за мной. Туалет тут рядом - в коридоре по направлению к выходу справа. Сам выход метров через пять слева.

    Перед туалетом неловко спотыкаюсь, падаю на бок и случайно цепляю Румына ногой по щиколотке. Исключительно случайно. По самой косточке.

    Тот охает и приседает, а я, перекатившись через голову, несусь к выходу. Тамбур, дверь, направо за угол здания - тут где-то решетка между домом и стеной стадиона. Вот она.

    Слышу сзади топот ног по лестнице крыльца. С натугой протискиваюсь между прутьями. Ткань трещит. Есть! И в этот же миг решетка с грохотом содрогается - это Румын с разбегу прыгает на препятствие и лезет по прутьям вверх.

    Ага! Эту решетку специально поставили для того, чтобы шпана не лазила бесплатно на стадион. А для этого - сверху обильно намазали солидолом и замотали «колючкой». Слышу как Румын матерится, а сам через служебную калитку влетаю в толпу болельщиков, которые стоят между трибунами в углу стадиона.

    Идет матч второй лиги.

    Жив!

    Глава 12

    Вы не поверите - я стоял в углу!

    Носом к обоям. Я! Учащийся первого класса советской школы! Без пяти минут октябренок, надежда отечественной спортивной гимнастики и тот, кто читает быстрее всех своих сверстников!

    Это если не учитывать, что, кроме всего прочего, я еще подполковник запаса воспитательных структур, педагог и общественник в…прошлом…или в будущем. Не важно. И как самого последнего дошкольника!

    Позор!

    Мать так и сказала: «Раз как маленький не бережешь одежду, будешь и наказан, как маленький!»

    Я уже говорил, что моя мама обожает наказывать с фантазией? Спорная, между прочим, методология в плане последствий для детской психики. Пару лет назад за раскраску гуашью двухлетнего Василия, меня раздели догола и выставили на лестничную клетку. Под предлогом недопустимости издевательств над беззащитным существом. «Понравится тебе быть беспомощным? Попробуй! Может, поймешь». Вот я орал тогда! Соседи сбежались.

    А в прошлом году, когда я поджег деревянный забор у одного частника, мать не ругалась. Молча привела меня домой, усадила перед собой, зажгла спичку и погасила ее о мою голую ляжку. У меня тогда уши заложило от собственного крика. «Понял теперь, что с огнем не шутки?»

    Понять то я ее понял, но если быть до конца честным, все эти экзерсисы любви к матери не добавляли. Тем более, что подобные наказания в отношении младшего брата почему то не практиковались. Экспериментировали исключительно на мне. Василия берегли для более высоких свершений.

    Вот, кстати и он. Заглядывает в комнату, где я стою. Сейчас побежит стучать на то, что я отвернулся от стенки. Контроль за исполнением наказаний. Наивный. Сам же и огребет за ябедничество. Матери и так не по себе от моей покладистости. Раньше бы я орал, брыкался, психовал, но в угол не стал бы ни за что. А сейчас - молча развернулся и пошел нести свой крест.

    Надо было подумать…

    Что получается? Цепочка вырисовывалась очевидная. Инспекторша - Румын - Чистый - Данила. Причем, Румын тут - явный курьер, «челнок», как проговорился старый зэк. Ну да, судя по перстням, в контакт с органами ему входить «западло». Итак, по наводке инспекторши, скорей всего, именно дед и зачищает Данилу. Мотивы мне не известны. Вероятно, это как-то связано с утерей схрона, в котором, наверняка, были очень интересные вещи. Подобные найденной кассете. Мало информации для анализа…

    Теперь - я. Чем-то я кому-то очень сильно помешал. Или встревожил. В опорном пункте инспекторша видела меня в первый раз. Это бесспорно. А вечером уже дает курьеру задание на зачистку. Почему так круто? Я потрогал шишку на затылке.

    А ведь я был на краю! Причем дважды. Первый раз там - в раздевалке. А если бы не решил сегодня проследить за Румыном - завтра бы свернули шею где-нибудь в темном углу. И не пикнул бы. Интересные дела творятся тут, в моем беззаботном детстве!

    В дверях появляется мать. Руки-в-боки, только я прекрасно вижу, что она уже остыла. Не исключено даже легкое раскаяние.

    -  Ты все понял?

    О! Это очень важное в нашей семье слово - «понял». Я должен проникнуться, зарубить себе на носу, сделать выводы и все нужное «понять». На будущее. Во избежание рецидивов.

    -  Понял, - искренне говорю, - почти все понял. Можно идти спать?

    Завтра утром нештатная встреча с «Сатурном». Нужно быть в форме.

    -  Иди.

    * * *

    Румын все-таки пришел.

    Значит, мой побег из раздевалки бандиты не расценили как спасение собственной жизни, а списали на детскую непосредственность. А в целом - все ж таки поверили. Ну, как-то так я и предполагал, планируя вместе с Ириной наши дальнейшие действия.

    Внимательно оглядываю диспозицию.

    По идее, старого зэка здесь быть не должно - уж больно осторожен. Хотя полностью исключать эту возможность нельзя. Пока не видно.

    Оживленная детвора с шумным гомоном постепенно втягивается во двор школы. Малышня сразу двигает по лестнице к входу, кто постарше - кучкуются перед крыльцом для солидности, здороваются за руку, хлопают друг друга по плечам. За углом справа мелькают клочки сигаретного дыма. Румын тоже курит, стоя у кирпичного столбика входных ворот. Там, где недавно поджидала меня пионерская банда.

    «Выперся, хрен сотрешь, - зло думаю я, - конспиратор недоделанный».

    Видно было, что Румыну очень не хочется лажануться и пропустить цель, поэтому, с трудом разглядев меня в толпе первоклашек, он грозит кулаком и всем видом, жестами и мимикой начинает показывать: «Ну, давай, давай! Где он?»

    Я киваю и медленно шаркаю к нему, преодолевая бело-красно-сине-коричневое течение школьного планктона.

    -  Ну, ты чё, шкет! - выпячивая глаза, шипит нетерпеливый клиент, - Где он? Давай показывай, не тормози!

    Я встаю слева от него боком, засовываю руки в карманы брюк и начинаю неторопливо пинать каменный бордюр.

    -  Слушай, Румын. А ты и в правду дурак. Стой, не дергайся! Папу надо было слушать. Чистый знает, что говорит…

    -  Ты… гр… чего?

    Я вздыхаю и оглядываюсь на школу. Курильщики за углом уже освободили пустырь и вяло тянутся на уроки. Звонко заверещал школьный звонок, и те, кто шел, рванули с высокого старта. Пора.

    -  Пойдем, чудо! Покажу тебе Караваева.

    И медленно направляюсь вдоль школы к излюбленному месту школьных хулиганов. Румын, оглушенный моей наглостью и трясущийся от бешенства, двигает за мной, не забыв привычно раскидывать колени на ходу. Я хмыкаю.

    -  Ну… ты… шкет…, - у него клокотало, - Ну…

    «Заяц, Погоди!» - додумываю я и подвожу черту почтенному собранию:

    -  Вот и пришли.

    Румыну звонко засвечивают между глаз.

    * * *

    Любопытный удар.

    Легкий, сочный. Ладошкой. У Ирины ладошки маленькие изящные, с длинными музыкальными пальчиками. Прелесть, а не девушка. Что интересно, парень сознание не потерял. Даже не покачнулся.

    А стал…дураком. Как я и обещал. Вялый, безобидный, как телок. Повис на плечах Ирины и как пьяный поволочил ноги туда, куда его повели. А повели его к дальнему за школой забору, где огромные кусты, с которыми я скоро сроднюсь, наверное.

    За забором, в один из проломов которого мы втискиваемся, петляет по тенистому склону узкая живописная улочка. Здесь даже на мотоцикле трудно проехать. Отсюда через балку видны заросли Исторического бульвара и купол Панорамы. А еще здесь много разбитых и заброшенных со времен войны домиков. «Развалки», как мы их тогда называли. Тут черта можно спрятать. И малышне лазить здесь категорически запрещено родителями всех мастей. Опасно. Только ведь все равно лазили. Бывало, и калечились под обломками очередного рухнувшего от ветхости перекрытия. Порой и насмерть, бывало…

    Мрачные места.

    В одну из руин этого хаоса мы и затаскиваем нашего клиента. От домика остались лишь обшарпанные унылые стены. Кусок крыши держится на честном слове только над дальней комнатенкой. Ни окон, ни дверей, разумеется, нет. Все завалено мусором, обломками мебели, осыпавшейся штукатуркой. Местами нагажено, в одном из углов явно когда-то жгли костер. Там валяются ящики из-под фруктов и мусора значительно меньше. Видимо, его просто отпинали ногами чуть в сторону для создания бичёвского комфорта. Туда прямо на пол Ирина и усаживает Румына.

    Он хорош! Глаза пустые-пустые. Лицо расслаблено и умиротворено, рот приоткрыт, с уголка губ струится слюна. Спасибо, что сфинктеры своего ануса не расслабил. А ведь мог. Девушка заваливает его на бок и защелкивает за спиной наручники. Возвращает Румына в тупо-сидячее положение и садится перед ним на корточки.

    Двумя руками Ирина начинает слегка подергивать бедолагу за мочки ушей, а потом вдруг резким движением хлопает ладошками по его ушам. Парень с лязгом хлопает челюстью и выпячивает глаза на свою мучительницу. В них нарастает осмысленность, потом ужас и категорический отказ восприятия окружающей реальности. Он начинает икать.

    -  Медленно набрал воздух, - спокойно, плавно и нараспев говорит Ирина, - и задержал дыхание.

    Парень быстро согласно кивает головой, надувает щеки и выпучивает глаза. Потом что-то хочет сделать руками, но обнаруживает непонятную проблему: руки ему неподвластны. С шумом выдыхает и открывает рот, намереваясь что-то сказать. Ирина мягким движением вставляет в это отверстие кусок ветоши, найденной тут же на полу. Фу!

    -  Теперь слушай и кивай, если понял, - мой личный педиатр протягивает к Румыну руку и нажимает на какую-то точку справа под челюстью, - Людям бывает больно…

    Парень выпучивает глаза, мычит и стучит ногами о пол.

    -  … И не больно, - мучительница снова дергает его за мочку уха с другой стороны, - Если понял, кивни.

    Мелко кивает раз пять.

    -  Я задаю вопросы. Ты отвечаешь, тебе не больно, - медленно вытягивает кляп у него изо рта, - Ты не отвечаешь, тебе больно. Понял?

    -  По… Понял, - выдыхает.

    -  Когда…у тебя…встреча…с координатором? - по короткой паузе после каждого слова.

    Зрачки у Румына расширяются от ужаса. Он не понял.

    -  Ско?…Рди?…

    Ирина досадливо морщится.

    -  С инспекторшей. С толстой ментовкой.

    Видно, как у Румына по виску бежит струйка пота, оставляя чистую дорожку на пыльной коже.

    -  Каждый… Вечер…, - у него тоже: по одному слову на каждый выдох, его бьет крупная дрожь, - Пол… седьмого… Пироговка…

    Это же сквер, где он встречался с женщиной-оборотнем!

    -  Следующий вопрос. Где… малина… Чистого?

    -  Не… Я не знаю. Не знаю! - он очень хочет, чтобы ему поверили. Он очень не хочет, когда больно, - Он в спортзале. Сторожем. Уборщиком. Не знаю!

    В соседней комнате падает какой-то предмет. Ирина резко оборачивается, зажав Румыну рот.

    Тишина.

    Не спуская глаз с дверного проема, девушка не торопясь поднимает с пола знакомую Румыну ветошь, водит ею у того перед носом. Даже не сомневаясь, что ее поняли правильно и рот уже раскрыт, мягко вставляет кляп. Если бы мне не было так жутко, я бы залюбовался ее скупыми, изящными и рациональными движениями.

    Опять что-то падает.

    Ирина бесшумно скользит на звук, наискосок к дверному проему, стараясь не оставаться на прямой линии. На ходу, не сводя глаз с дальней комнаты, мягко поднимает с пола кусок трубы. Не глядя! Как-будто всю жизнь знала, что он там лежит.

    Коротко оборачивается и кивает мне на Румына, мол, присмотри. Киваю в ответ.

    Прижимается к простенку перед проемом. Коротко качнувшись, быстро заглядывает в комнату и отшатывается назад. Мне отсюда видно, что дальний угол помещения почти до потолка завален какой-то рухлядью. Оттуда доносится шорох осыпающейся штукатурки. Ирина медленно минует дверной проем так, чтобы я не терял ее из виду, продвигается вперед.

    И…

    Оглушительный грохот! Тишина будто взрывается скрежещущей какофонией! Со стороны дальней комнаты бьет по глазам дневной свет и все моментально пропадает в клубах пыли.

    «Крыша!» - мелькает в сознании.

    То, чем постоянно пугали нас встревоженные родители.

    Справа елозит на боку, мычит и пытается встать Румын. Я его почти не вижу. Да никуда он не денется! Медленно в пыли двигаюсь в направлении упавшего перекрытия.

    Краем глаза замечаю, как слева в оконном проеме мелькает что-то темное. Ускоряюсь и вдруг натыкаюсь всем телом на какую-то жесткую преграду. Шея попадает в чудовищные тиски, и тут же я ощущаю страшный удар спиной о стену.

    Стекаю вниз, последним усилием воли удерживая сознание. От кошмара и боли, от пыли и выступивших слез пытаюсь зажмуриться. Но вдруг сквозь тень ресниц чувствую, как пыльная взвесь перед глазами темнеет и постепенно материализуется в страшное коричневое лицо с глубокими морщинами и пронзительно-пристальными глазами.

    Чистый!

    Не задумываясь ни на миг, закатываю глаза, мелко подрагиваю челюстью, изображая агонию умирающего человека. Одновременно с силой прокусываю губу, и понимаю, что кровь просто не успеет показаться.

    Темнота смещается вправо. Я, как завороженный, не могу оторвать от нее прищуренных глаз, и даже слегка поворачиваю голову. Чистый левой рукой за грудки усаживает Румына на пол, в правом кулаке у него что-то щелкает.

    И тут я с нарастающим ужасом понимания происходящего вижу, как старый урка, максимально приблизив свое лицо к лицу парня и впившись глазами в его глаза, медленно, миллиметр за миллиметром вводит тусклую полоску стали ему под ребро слева. Румын бешено мычит, выпучив глаза, яростно сучит ногами и…затихает.

    Чистильщик содрогается (это что, от удовольствия?!) и змеиным движением поворачивается ко мне. У меня по мере сил неестественно вывернута голова, глаза закатаны до белков, рот открыт, из него сочится слюна с кровью. Я из последних сил сдерживаю дыхание.

    Страшные секунды кажутся вечностью. Из пыльного марева слышится сначала стон, потом шум и невнятные ругательства Ирины. Яркими брызгами в голове вспыхивает радость. Убийца резко оборачивается, потом вдруг быстро взваливает на плечо труп Румына и исчезает в сумеречном мареве. Под окнами шуршит битый щебень.

    Я жадно хватаю ртом воздух с пылью и сплевываю кровь.

    Жив! Опять жив!

    * * *

    У Ирины была залита кровью левая сторона головы и тела.

    Рухлядь в углу спасла ей жизнь. Крыша потеряла остатки опоры со стороны улицы и обрушилась слева, по дуге схлопывая пространство. Кто-то, а я, пожалуй, знаю кто, просто вытащил из стены со стороны двора пару расшатанных кирпичей. На счастье моей напарницы дальний угол перекрытия сразу врезался в гору мебельного хлама, и девушке досталось уже обломками. Крепко досталось!

    Сейчас она, отчаянно ругаясь, выбиралась на четвереньках из кучи строительного мусора. Я по мере своих сил растаскивал в стороны куски дерева и штукатурки.

    Слегка тошнило. Легкое сотрясение. Фигня.

    Что тут у Ирины? Открытая черепно-мозговая, но кость, кажется, не пробита. Трещина - самое большее. Глубокие ссадины на руке, на шее, на боку слева. Футболка разодрана, видна левая грудь, забрызганная кровью. Не до эротики, хотя, действительно, тут лифчики не нужны. Глубоких порезов вроде нет.

    -  Порядок, - бодрится Ирина и, неловко усаживаясь прямо на битый мусор, стаскивает через голову остатки футболки, начинает рвать ее на полоски, - Где Румын?

    -  Румын-на зарезали… Чистый зарезал. Зарезал и утащил, - хлопаю глазами, - Давай помогу.

    -  Чистый, значит. Слушай, Старик, давай лучше пулей к автомату, тут через дорогу рядом со школой…

    -  Знаю.

    -  …Второй номер. Назовешь код - три четверки, Рябова-Прокопенко. Давай. Хватит пялиться! Воды найди по дороге.

    Да-да. Воду, надо воду. Пыль медленно оседает.

    Я вылетаю на улицу и глазами ищу что-нибудь для воды. Тазик! Выскакиваю на улицу и оставляю жестянку возле колонки. Бегу к телефону-автомату, забираюсь, набираю номер, кричу:

    -  Четыреста сорок четыре, Рябова-Прокопенко. Быстрее, мужики!

    Лечу обратно, набираю воду. Стараясь не расплескать, топаю назад.

    Ирина уже сидит во дворике, прислонившись спиной к стенке. Широкой полосой ткани от футболки скрыла грудь. Это правильно. Сухими тряпками пытается протереть кровавые потеки на руке.

    Присаживаюсь рядом, отбираю клочки ткани, смачиваю в воде и протираю ей раны. Ну, слава богу, ничего страшного. Если не считать множества ссадин, порезов и страшненького вида синяков на теле. Могут быть трещины в ребрах. Есть, наверное, ушиб ключицы и плечевой кости.

    Надо проверять на внутренние повреждения, что-то мой ангел хранитель бледнеет на глазах.

    -  Достань пенал из заднего кармана, - говорит Ирина и, не вставая, поворачивается ко мне полубоком.

    В маленькой цинковой коробочке, несколько шприцов-тюбиков, столбики таблеток, несколько ампул. Ирина прямо через джинсы втыкает себе один из шприцов в ногу и просит растереть в порошок пару таблеток. Стрептоцид? Посыпаем порошком ссадины. Что могу - перевязываю.

    -  Ириш. Ну, ты как?

    -  Не дрейфь, Старичок. До свадьбы заживет, - пытается улыбнуться сквозь боль, - Возьмешь меня замуж?

    -  После твоего неглиже, я, как джентльмен, просто обязан.

    -  Замётано…

    Тихо смеется и привычно ерошит мне волосы на голове. Левой рукой.

    Появляется Козет.

    Не верю своим глазам: за ним маячит мой старый знакомый, капитан Гришко собственной персоной. Любитель дурацкой парусиновой обуви голубого цвета. Блин, только не надо делать такое озабоченное лицо. Кто его вообще сюда звал?

    В проломах забора мелькают люди в штатском.

    Интересно, на что похожа моя школьная форма? Мама!..

    * * *

    Чистого не нашли.

    Труп Румына тоже. Скорей всего, убийца сунул его куда-нибудь в щель развалин и забросал хламом. Так его искать можно очень долго в этом районе. А может быть, тут среди разбитых домов действительно есть вход в заброшенные штольни военных лет, о которых ходят слухи среди нашей ребятни. И дед скрылся там.

    Между прочим, подобные слухи ходили и по поводу Дворца Пионеров. И я совсем недавно имел удовольствие убедиться, что эти байки имеют под собой вполне реальное основание.

    В тайный спортзал, где мы занимаемся чудесами с Козетом, я попадаю через самый настоящий подземный ход. Сначала захожу на территорию детского плавательного бассейна, ныряю в одну из подсобок, от которой у меня есть собственный ключ, и двигаю в сторону легкую фальшстену за нагромождениями пенопластовых плавсредств.

    Там находится могучая бронированная дверина со штурвалом, который я могу провернуть только ценой неимоверных усилий, а за ней - бетонные ступеньки, ведущие в самое настоящее мрачное подземелье. Правда, очень короткое. Но со многими ответвлениями в разные стороны, которые закрыты, где решетками, где такими же бронированными чудовищами, а где и просто завалены камнями и залиты бетоном. В санузел спортзала я поднимаюсь по осклизлой винтовой лестнице, вьющейся вокруг каменного столба, воняющего гнилыми водорослями. Вот вам и слухи!

    Да что там! Однажды лазая с пацанами, в самом центре города мы как-то неожиданно обнаружили заброшенный тоннель, пронзающий городской холм под «Дачами» почти от Комсомольского парка до Загородной балки. Жуткий, темный, огромный

    Вообще в городе копают подземелья с первых дней его основания. Сначала рыли для получения строительного камня. В первую оборону во время Крымской войны - для обустройства редутов и укреплений. Полковник Тотлебен устроил тогда самую настоящую подземную войну для нанесения неожиданного урона противнику. А бабушка Трюхина ухаживала за раненными бойцами именно в подземном госпитале - это уже в Великую Отечественную. Рассказывала, что месяцами солнца не видели.

    Мда…

    Историк проснулся.

    Взрослая память профессионального учителя мягко вытесняла из детского сознания непередаваемый ужас только-что пережитого.

    Смерть человека, насильственную жестокую и циничную смерть я видел первый раз в жизни. Рядом с собой. На расстоянии вытянутой руки. Под кошмарной тяжестью осознания того, что я следующий…

    Лобастый УАЗик санитарной машины вкатился на территорию Первой городской больницы со стороны Пироговки.

    Пироговки?

    Ирина успела передать информацию об ежедневных встречах инспекторши-координатора?

    Она без сознания лежала на носилках в тряском салоне автомобиля и рядом с ней копошились два медика. Меня после укола тоже придерживала женщина в белом халате, сидящая рядом. Она крепко держала меня за плечи, не давая уж слишком дергаться больной голове.

    «Сейчас сам Козету доложу, - ноющая боль в затылке плавно угасала, становилось так уютно, мягко и темно, что хвостик последней мысли все же ускользнул от угасающего сознания, - Без домыслов, соплей и…»

    Спать…

    Глава 13

    Небо.

    Пронзительно синее. Оно такого глубокого и сочного цвета, что даже кисейные занавески на окнах не могут скрыть вопиющей его насыщенности. И темно-зеленые верхушки деревьев, колыхающиеся от легкого ветерка вдали.

    Если я вижу верхушки, значит, нахожусь выше деревьев. На холме. Ну да, больница. Первая городская как раз и находится на возвышенности. Я в больничной палате. Осматриваюсь - палата на двоих, светлая, просторная. Вторая койка аккуратно заправлена, соседа не предвидится.

    Отбрасываю простынь и сажусь на кровати. Чувствую себя вроде, ничего. Даже очень ничего! Слегка саднят синяки на спине, но в голове - легкость, руки-ноги просят движения. Потягиваюсь со вкусом.

    Детское тело - прекрасный аппарат. Неутомимый, гибкий и быстро восстанавливается!

    Встаю, вижу на полу огромные госпитальные тапки и ныряю в них. Я в довольно больших черных семейных трусах и безразмерной голубой майке. На спинке стула рядом с кроватью - аккуратно сложенная коричневая пижама. Казённая. С подшитым белым подворотничком.

    Подволакивая за собой шлепанцы, выглядываю в коридор. Он оказывается совсем коротким. От одного торцевого окна до другого от силы метров двадцать. Флигель какой-то. Всего пять или шесть дверей в палаты. Вижу холл с перилами лестничной клетки. По лестнице легко понимается женщина в белом, видит меня, но, абсолютно никак не реагируя, заходит в одну из палат.

    Бесконтрольность. Это хорошо! Ощущение спокойствия и абсолютной домашней надежности постепенно наполняет меня. Почти уже по-хозяйски, шлепаю по коридору и заглядываю в помещение, куда только что зашла женщина, легкомысленно не закрыв за собою дверь.

    -  Привет, женишок!

    Чувствую, как тепло разливается по груди.

    Ирина! Она лежит на больничной койке лицом к выходу, голова плотно забинтована. Левое плечо тоже. Поверх простыни - тонкие бледные руки со следами зеленки. Местами заклеено пластырем. Рядом возится с капельницей медицинская сестра.

    -  Хороша-а, мать, - говорю, заходя в палату и оглядываясь вокруг, - Да твою красоту никакими нарядами не испортишь!

    Тонкие руки на простыне слегка подрагивают от беззвучного смеха. Медсестра укоризненно оборачивается на меня.

    -  Ну, рассказывай, чего тебе там отрезали, - присаживаюсь на край койки, - надеюсь, все прелести на месте?

    Маленькая ладонь сжимается в кулачок и вяло грозит мне неминуемой расправой.

    -  Озабоченный не по годам, - ставит диагноз Ирина, - лет через десять бедные девки у тебя будут.

    -  Да они и сейчас - краше в гроб кладут.

    Ирина, содрогаясь, дает мне пинка, высунув ногу из-под простыни.

    -  Дуй к телефону, клоун. Доложись по операции. Наберешь четвертый номер.

    -  А ты? Докладывала?

    Лицо Ирины хмурится.

    -  Я…я не уверенна, что успела… Ты, продублируй лучше.

    Бросаю взгляд на будильник, стоящий на столе у окна. Начало седьмого. В половину на Пироговке должна отсвечивать толстая инспекторша с очень подозрительными связями. Пока позвоню, пока расчешутся…

    -  Ну, ладно, мать. Выздоравливай. Будут обижать, зови.

    -  Старик. Даже не думай! - Ирина порывается встать, но медсестра ее мягко придерживает, прижимая к подушке.

    -  Ты о чем? Я во двор, прогуляться, - и, не давая ей и слова сказать, исчезаю из палаты.

    Где там мои пижамные штаны?

    * * *

    Через дорогу от больничной территории - кладбище Коммунаров, южный вход которого как раз и выходит на Пироговку. Площадь Пирогова. Там рядом и находится нужный сквер. Тут не торопясь - две минуты ходу.

    Как все-таки удобно быть мелким!

    Через решетки просачиваешься, под воротами проскальзываешь, среди великанов-прохожих просто растворяешься. Пижамные коричневые штаны я просто подворачиваю до уровня колен. Майку снимаю и забрасываю на спину, продев обе руки в ее лямки. Шпана именно так у нас и ходит. Тапки не беру, бегу босиком - тоже ничего необычного для малолетки.

    Вот я уже и на месте.

    Рановато выскочил, сквер еще пуст. Под впечатлением своего недавнего провала в дебюте «наружки» стараюсь максимально «зашифроваться». Близко к зоне наблюдения не подхожу, высматриваю для начала место моего скрытного пребывания. По любому получается - внутренний забор кладбища. Там и кусты, и оградка, а под ней снаружи тянется небольшой ров, затянутый до краев сухой полынной травой. Обзор нормальный, хотя отсюда точно ничего не услышишь. Ну и ладно. Я просто гляну. Только одним глазком…

    Мемориальное кладбище давно уже превратилось в один из городских парков. Оно находится на границе двух боевых районов - «Матюхи» и «Дач». Причем в длину. Нейтральная полоса метров в сто длиной и около пятидесяти шириной в центре. Я вспоминаю, что в одном месте к парковому забору примыкает небольшой двор и гаражная зона «Мотор». Там живут так называемые «беспредельщики», не желающие примыкать ни к одной группировке. Поэтому их лупят все. А они с азартом вылавливают и бьют всех одиночек из двух соседних графств. Это, собственно, пока самое слабое звено моей диспозиции. И время как раз подходящее для охоты…

    Есть объект!

    Не в форме, но габариты не замаскируешь. В сквер не заходит, топчется у бочки с квасом на входе. Инспекторша сегодня в цветастом сарафане, в руках - хозяйственная сумка, на голове - мятая соломенная шляпка мышиного цвета. Лица почти не видно. Если бы не комплекция - не узнал бы.

    А это точно она? Вглядываюсь. Ну, да. Ухватки, ужимки - все ее. Так! В магазин заходит. А, ну ведь время еще не подошло, правильно. Будем ждать…

    -  Эй, ты с какого района?

    Вот же, вспомни беса…

    Мальчишка моего возраста стоял под забором, на решетке которого образовался мой наблюдательный пункт, и вызывающе смотрел вверх. Чуть поодаль по рву не спеша двигались три фигуры постарше, шурша травой

    -  С какого района, спрашиваю?

    Я вздохнул. Стандартная формула для начала задушевной джентльменской беседы. Ведь, без разницы «с какого района», все равно ведь бить будут. К чему этот бессмысленный дворцовый этикет? Беспредельщики, одним словом.

    Может по накатанной?

    -  Excuse me? I don't exactly understand your question.

    -  Фигли ты там лепечешь? В рыло дать?

    Ну, да. Тут не до заморских нежностей. Тонкие материи как-то не уместны.

    Оцениваю диспозицию. Не, силовой контакт я, пожалуй, не потяну. Единственное преимущество - я сверху на заборе.

    А, нет. Нет преимущества - идущий сзади боец неторопливо запрыгивает на оградку, фактически отрезая мне путь к потенциальному отступлению. Бегство безнадежно. Эти зверьки всю жизнь бегают как мустанги, просто не оторвусь. Ну, вот как же вы некстати! Теперь придется что-то выдумывать или…огребать. Нужен нестандартный подход.

    Может быть так попробовать? Спрыгиваю вниз. Поворачиваюсь к приближающейся рати задом и поднимаю майку, демонстрируя лиловый синяк на всю спину.

    Молча подходят.

    -  Ну, и дальше?

    Во-от! Разговор начинается.

    Конечно, видали они синяки и похлеще. Опасность того, что начнут бить сразу сохранялась, но…бить по синяку. Не комильфо. Картина легких увечий на самую малость приостанавливает их бойцовский пыл. На какие-то пару секунд. Ну, теперь ход за мной. Не ошибись…

    Поворачиваюсь к опасности лицом.

    -  Две морды, - говорю трагически, - две бандитские морды: жирная баба и кент лет тридцати. Плющат пацанов на Коммунарке. Кидают в багажник и куда-то увозят. Друга моего вчера. Увезли. Пока ломали его, я смылся. Чуть хребет не сломали. Видали? Бабу я нашел. Там. В магазин зашла. Ждет кента своего. Поможете, братва? Отследить надо…

    Полная ахинея. Но с расчетом на заманчивое приключение. Я помню, что подобные страшилки были довольно популярны среди мелкой шпаны, хотя тут парни слегка постарше. Но может, прокатит?

    -  Вон она, - в панике махаю рукой на объект и картинно прижимаюсь к забору, - Стрём, пацаны!

    Просто не даю им возможности пораскинуть мозгами. Сразу включаю экшен. Казаки-разбойники. Действовать - не думать. Мальчишки инстинктивно пригибаются во рву. Тот, кто на заборе - прячется в кустах.

    Не давать опомниться:

    -  Давай так. Ты, мелкий, идешь, не прячась, вдоль дома. Трешься возле кваса, - «мелкий» на год старше меня как минимум, но он уже в азарте, не бычит и рвется в бой, - Стой, скажу когда. Ты, рыжий, с другой стороны, к той сапожной будке, паси оттуда. Там, наверху, не отсвечивай, сиди в кустах, наблюдай.

    А-а…

    -  А, ты, здоровый, вместе со мной. Типа, по скверу гуляем. Все пасут до упора, встречаемся у «Шлема». Пошли. Гоу-гоу!

    Охреневшие от темпа подачи вводных из уст недавней жертвы и полного отсутствия плюрализма мнений, а также в предвкушении неведомых приключений, пацаны рассыпаются по боевым постам.

    Здоровый по-братски кладет мне руку на плечо, и мы неспешно двигаем в направлении сквера.

    Кажется, бить не будут.

    Хотя…

    * * *

    А вот интересно, современные дети повелись бы на этот мой сумбур?

    Думаю, нет.

    Дети двадцать первого века с пеленок уже практичны и недоверчивы. Их на мякине не проведешь. Вот, такой вот отпечаток времени. Проклятое советское прошлое, а детвора наивна, романтична и хулиганиста. В противовес нашей - в большинстве своем циничной, корыстной и эгоцентричной. Хотя там, в будущем - на дворе торжество свобод и демократии.

    Парадокс…

    Я специально выбрал в напарники лидера, чтобы меня не заподозрили в развешивании лапши на беспредельных ушах. «Братва», если честно, больше мне мешала, чем помогала. Зато избавился от разбитого носа и лишних синяков. Мои агенты-щупальца охватывали сквер кольцом и выглядело это довольно естественно. Просто бегают себе пацаны, играются в «войнушку».

    Все равно, было слегка тревожно: не вспугнули бы кого не надо.

    «Контакта» пока не было. Тетка, выйдя из магазина, стала ковыряться в россыпи арбузов перед крыльцом гастронома. Щупала зеленые тушки, сжимала ладонями, прикладывала к уху. Сама шныряла глазами туда-сюда. Явно кого-то ждала.

    Не так пасем, не так! Зря я полез со своей инициативой, надо было Ирину послушать.

    С другой стороны, «с паршивой овцы»…

    С надрывным гудением на остановку подъехал троллейбус, незабвенное творение завода, носящего имя пламенного революционера Урицкого. Мы с напарником уже рядом с остановкой и нацеливаемся войти в сквер, на центральную его аллею.

    И тут я резко останавливаюсь.

    Наши!

    Из троллейбусной подножки легким прыжком беспечного тюленя десантируется мой «любимчик», капитан Госбезопасности Гришко в характерных летних тапочках. «Голубая молния» с небес. «Кто, кроме нас?»

    Пытаюсь спрятаться за своего помощника.

    Стыдуха! Значит, Ирина все-таки успела все доложить, и моя «подстраховка» оказалась совершенно не нужна. А может, и вредна. Надо срочно сворачивать самодеятельность и возвращаться на базу.

    -  Тише, тише. Стой! - шепчу я, прячась за тельце партнера и заведомо пресекая поток назревающих вопросов, - Не поворачивайся. Вот он. Кент! За спиной у тебя.

    Капитан, стрельнув глазами вокруг и не обратив на нас никакого внимания, легкомысленно зашагал прямо по аллее. Ну и кто из нас хреновый конспиратор?

    -  И что делать? Что делать-то? - парень паникует, это плохо, - Сваливать надо!

    -  Стой. Стой. Вот так, - успокаиваю напарника как испуганную лошадь и с каждым словом делаю по маленькому шажку вокруг него, скрываясь от позора, - Стой. Еще чуток. Вот та-ак. Вот… так!!!

    С последними словами резко прыгаю на проезжую часть, в пару скачков догоняю трогающийся троллейбус, и цепляюсь за металлическую лестницу на его корме.

    -  К «Шлему»! Двигай к «Шлему»!

    Так мы называем памятный знак Пятому бастиону на Коммунарке.

    Все! Агенты мне больше не нужны.

    Расквашенный нос тоже.

    Я крепче ухватываюсь за поручень, чтобы не свалиться: троллейбус набирает ход. Проезжая вдоль сквера, вижу сквозь кусты, как Гришко неторопливо приближается к арбузам.

    Чего он не шифруется-то совсем? Задумал чего?

    Арбузный развал скрылся за углом дома.

    Ну и что? Каков результат? На редкость бестолковая прогулка. Пора возвращаться к пилюлям.

    Если бы я только знал, в какой узел завернет всю логику событий эта моя «бестолковая» самодеятельность!

    * * *

    Оказывается, пока я лежал в отключке, в больничную палату приходила мама. Точнее, не сюда, а в центральный корпус, куда меня перетащили на время прихода родственников. Матери на скорую руку сочинили легенду об остром аппендиците и о том, что я уже «кайфую» под наркозом после удачно проведенной операции. Как я в последствии буду ей объяснять отсутствие шрама суровые защитники Родины от вражеских происков даже не задумались. А еще ей сочинили версию про предстоящий «карантин» и рекомендовали ограничить посещения своего чада. После ее ухода меня вернули во флигель и теперь у меня недельный отпуск от всех домашних обязанностей.

    Крошечный двухэтажный корпус располагается в тенистом углу на территории больничного городка в гуще акаций и кипарисов. Он ведомственный. Случайные больной или посетитель туда попасть не смогут по причине отсутствия нормального человеческого входа в здание. Выходя первый раз, я чуть не заблудился, метаясь по всевозможным пристройкам, автоклавным и подсобным помещениям. Потом выяснилось, что достаточно было с центральной лестницы спуститься в подвальный «карман» и по короткому переходу дойти до скрытого выхода, который на поверхности был замаскирован под полузаглубленную будку непонятного назначения. Но с грозными надписями «Вход категорически воспрещен!», «Опасность инфекционного заражения» и так далее. Невзрачного вида железная дверь, постоянно закрытая снаружи, легко открывается простым нажатием пальца на дверной глазок. Вот такие чекистские хитрости!

    У меня полная свобода передвижений.

    Весь медицинский персонал находится на первом этаже. Их аж два человека - врач и медсестра. Им плевать на режим, контроль и дисциплину среди выздоравливающих, коих, к слову, во флигеле тоже только двое - Ирина и я. Задача местной медицины - первая помощь при поступлении и текущий уход. Ну и если что-то экстренное. Они часто выезжают на медобеспечение каких-нибудь операций. Что-то сложное в медицинском плане делают уже штатные врачи Первой городской. Получается, где я нахожусь и что делаю - это только мое сугубо личное дело. Класс!

    Тренировки, разумеется, пока приостановили. Сергей Владимирович велели-с отдыхать. И особо не светиться в городе, что я самонадеянно расценил как формальное разрешение на свободный выход. Тем более в шкафчике палаты мною обнаружен был скромный гардероб повседневной одежды соответствующего размера. Так что, «особо не светился» я уже сразу на следующий день, с самого утра.

    Мне нужен был Родион Пронников, один из хулиганствующих пионеров. И понимание того, чего хочет от его папы-летчика загадочная инспекторша по делам несовершеннолетних.

    Поиск приключений на филейную часть продолжался.

    Глава 14

    -  И что от меня надо?

    -  Да ничего! У родаков отпросишься и все! В первый день экскурсии там разные, Бахчисарай, потом - выход, небольшой переход с десяток километров до Верхнесадового, ночевка и дневка. А на днё-ёвке!

    Юрась мечтательно закатывает глаза…

    Он агитирует меня сходить в поход вместе с их группой от Детской туристической станции. Дело в том, что я решил нанести визит вежливости лидеру пионерствующего хулиганства прямо домой. Адрес - не проблема. Просто выследил. Надо было почесать языками, обсудить сплетни и ненавязчиво расспросить о Родионе.

    И вдруг я увидел - гитару! Акустику-мини. Как раз под мои ручонки. Юрась, оказывается, в первом классе занимался в музыкальной школе, потом сломал палец и бросил. Теперь это чудо висело на стене - между редкими в то время плакатиками Брюс Ли, Мухаммеда Али и…кто это?…Неужели Попенченко? Гениальный советский боксер. Он умрет через полтора года - нелепо и… мутно.

    Я с уважением глянул на Юрася.

    -  Слушай! А хочешь услышать песню про Валерия Попенченко?

    Меня аж потряхивало, как хотелось взять в руки инструмент. Напрочь вылетели из головы все шпионские заморочки.

    -  А ты что, играешь? - звучит недоверчиво-насмешливо.

    -  А сейчас сам увидишь.

    Я схватил инструмент, подтянул струны и начал изображать Высоцкого:

    Удар, удар, ещё удар, опять удар - и вот

    Борис Будкеев Краснодар проводит апперкот.

    Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушёл,

    Вот - апперкот, я на полу, и мне нехорошо.

    -  Ну как? Умею?

    -  Слышь, Витёк, - глазки у Юрася начинают загораться, - а что еще можешь?

    Я мог… «Отель в Калифорнии» на английском… «Марионетки», которые еще не написаны Макаревичем и «Наш дом», который написан… незабвенную «Yesterday». А когда я разошелся и выдал «Группу крови» Цоя, Юрась взбесился и стал требовать, чтобы я всенепременнейше пошел с ними в поход. Ну, просто без вариантов…

    -  На днёвке - костры, песни, соревнования там разные будут, палатки ставить, переправы, дюльферы, девчонки…хотя, - сообразил, что последний аргумент не в кассу, и моментально «перекинул стрелки», - ну нельзя нашей группе без гитары, никак. Витё-ёк!

    -  А сам?

    -  Да палец у меня! Не могу. Давай, Витёк. Не ломайся.

    Да я, собственно, уже и не ломался. Тем более, что Родион тоже будет там.

    Ирину надо будет предупредить…

    * * *

    Шумной ватагой мы втянулись на территорию туристической станции. У мальчишек - тяжелые рюкзаки, палатки, спальники. Один я - с гитарой и налегке. Обещали, что всю амуницию выдадут здесь на складе. У каждой группы - своя каптерка, класс и взрослый инструктор на выходе. Наш инструктор - женщина. Это - некто Галина Анатольевна, которая должна разрешить моё участие в походе. Но Юрась не считал это проблемой: «Галина - классная тетка, не дрейфь. Сама велела нам походного гитариста найти. Все путём будет!»

    И вот меня ведут знакомиться. Что, опять песенки? Или…

    …Песенки потом.

    Вот это встреча!

    Приветливо и с любопытством меня разглядывая, за инструкторским столом туристического класса в зеленой штормовке, шароварах, кедах и панаме с широкими полями сидела…некрасивая щекастая девушка с кудряшками. Та самая, которую я давеча на пляже наблюдал в сидячем, висячем и в ползающем по камням состояниях…

    «Вот где она накачала свои икры, - мелькнуло, - в походах! И по камням лазит…»

    -  Проходим, ребята. Снимайте рюкзаки. Это наш новенький?

    -  Классный парень, Галина Анатольевна! Мировой! Брать надо! Ну, пожалуйста!

    Мальчишки галдят все в один голос. Странно то, что к ним присоединяются и девчачьи обертоны. Оглядываюсь. В классе обнаруживается еще человек семь пацанов и около пяти девчонок. Почему-то за меня вписываются все.

    Дружненько тут у них…

    -  А классный парень сам умеет разговаривать?

    -  Угу.

    -  Ага-а! Ну-у, теперь все в поря-ядке. А то я как-то опасалась… Поёшь точно также?

    -  Еще хуже. Слова приходиться говорить.

    -  Слова-а? А это не опасно?

    -  Ну, Вы же к риску привычны. Пару лишних карабинчиков, страховочку по-туже, и…тикать. Ноги, надеюсь, крепкие?

    Не выходят у меня из головы ее ноги!

    -  Куда уж нам, ползункам.

    -  Ползункам? А что, здесь еще и грудью кормят? Это я удачно зашел…

    Пацаны сначала деликатно похрюкивали во время пикировки, а теперь открыто заржали. Галина Анатольевна тоже смеялась. Хорошо смеялась, открыто.

    -  Ну, кажется, наш парень. Лен! Давайте на склад, подберите ему, что надо. Все оставляем здесь и через полчаса собираемся возле музея в административном здании. Желающие со мной на полигон, поработаем с обвязками.

    Смешная пигалица с двумя хвостиками на голове, тоже в штормовке, черных обтягивающих штанах, легких спортивных тапочках и с яркими пестрыми гетрами в полоску, полуобняв меня за плечи, повела на склад.

    -  Я - Лена. Тебя Витей зовут?

    -  Угу.

    -  Ну, хватит. Поняли мы, что за словом в карман не лезешь. В походы ходил?

    -  Ну, да. Еще в детском саду. Помню, выдвигаемся мы как-то от грибка к веранде…

    -  Вот ты прикольный! Слушай, а ты точно десятку пройдешь? Отдашь, если что рюкзак Олегу. Такой, высокий мальчик… Симпатичный…

    -  Совет вам, да любовь.

    -  Дурак! Просто он… всем помогает… всегда.

    -  Расслабься, Лен. Если устану - я тебе шепну. А ты - Олегу. Идет?

    -  Иде-ет!

    Она, смеясь, взъерошила мне волосы. Как Ирина…

    Далась им моя голова.

    Глава 15

    -  Пг-г-годите, дети. Пго-хо-дите. Остог-г-гошненько. Гуки-ноки бег-г-гегите.

    -  Гы-гы… Хи-хи… Ох-хо-хо…

    Это мы нарисовываемся в музее.

    Живописный старичок, смотритель краеведческой экспозиции, разве что не крутится на месте. Мелко перешагивая по паркетному полу, он забавно суетится и даже слегка подпрыгивает на месте от возбуждения. Невысокого роста, с седыми лохматыми космами а-ля Эйнштейн и тонкими золочеными очками на кончике носа, директор музея излучает ауру доброго и рассеянного алхимика-психопата из сказки. Одет в синий лабораторный халат поверх какого-то костюма-двойки затрапезного вида. В левом нагрудном кармане - целая батарея канцелярских принадлежностей: несколько ручек, остро заточенный карандаш, коротенькая линейка. На ногах… домашние тапочки.

    Ну и типаж! Нарочно не придумаешь. Хоть сейчас в кино снимать!

    Мы - знатные гости. Что хочется отметить - многочисленные. Музей, видимо, не страдает от аншлагов. Посетителей раз-два и обчелся.

    Я, кстати, обнаружил своего «хвоста» в качестве одного. Пузатый капитан Гришко, любитель голубого цвета, топчется за витриной, в которой размещается чучело огромного крымского кабана.

    Ради справедливости приходится признать - вел он меня ловко! Я целый день болтаюсь по городу, а заметил его только здесь. Причем, Гришко явно знал мой маршрут. По крайне мере, в музее он был уже до меня. Вон, делает вид, что не обращает на меня никакого внимания. Наклонившись, трет пальчиком стекло на уровне клыков косматого чудовища.

    Я натянул на нос шляпу-панаму и поглубже запахнулся в штормовку. Поиграем в прятки? Меня фиг узнаешь в новом прикиде.

    -  А здесь, г-гебятки, на каг-гтиночке фг-гаг-менты потг-гясающей аг-гкелогической г-гаскопки гаг-годища, обнаг-гуженого в уг-гощище Ка-г-г-га-Тау.

    -  Хрм…грм…хих-к…Ик! - группа просто давится.

    Этот старичок что, специально выбирает слова с неудобной для себя буквой?

    Комик кг-гаеведческий.

    -  Ребята. - Галина Анатольевна говорит мягко, успокаивающе, только стальные нотки в голосе все же позвякивают.

    -  Пг-г-гедлагаю пг-гойти к истог-гической галег-г-гейке…

    -  Давид Абг… Абрамович, - Галина оговаривается. О-о-о! Толпа уже бесшумно воет, слезится и сучит ножками, - Можно Вас на секундочку? Пусть ребята самостоятельно походят.

    -  Конечно, конечно, любезная Галина Анатольевна, - повезло деду с именем нашей инструкторши, а нам можно понемногу выдохнуть и расслабиться, - Всенепг-г-геменейше. Пг-г-гойдемте г-газ наззг-гела г-гоковая потг-гебность, пг-г-гойдемте. Г-говненько в к... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8