ХОЛОД. Сага.

– Да хрен его знает, – Владлен почесал щетину, – может и правда он видит то, что мы не видим, – в каких он там потемках шаманит, бес его знает…

– Не, я читал про шаманов, – перебил их Вова, – они не только прошлое и будущее видят, они и настоящее…

– В настоящем живут, Вова, – остановил его Баир, – сказал дед «найдем» – значит найдем. И зачем самим себе сказки придумывать? Хотя… Вот старый, – Баир взъерошил волосы на голове молчавшего Левы, – напугал мне пацана своими пророчествами. Думаю я, давайте-ка мы с отца Севастьяна-то и начнем. А там, как говорится, каков поп, таков и приход.

– Завтра начнем, – Холод поднялся из-за стола, – пойду я покурю и воздухом заодно подышу. Хватит с меня на сегодня «битвы экстрасенсов». А ты, Вован, пойди вон лучше Лехе помоги с баней наколдовать…

* * *

Уссурийск. ИТУ № (***). Конец мая 2014 года.

– Ну уж извините, – полковник в кителе развел руками перед Доцентом, – я здесь всего год. И до сих пор временно исполняющий. Дела даже не принял. Васюкова помню. Но больше по телевизору. Здесь он не при мне был.

– Но вы что, совсем с делами не ознакамливались? – Доцент с укором посмотрел на кума.

– А с чем мне прикажете ознакамливаться? – он с силой бухнул на стол пыльную папку с надписью «Рацион заключенных», – сюда три колонии согнали. Нас же реформировали. Это теперь оптимизация называется. У меня вон, по спискам личного состава, в одном отряде сорок семь человек, а на лицо шестьдесят четыре. Койко-мест не хватает. По очереди спят. Ремонт в столовке уже год сделать не можем. Едят в три смены. А вот тут недавно план на работы скинули, – он достал еще одну папку, – вот посмотрите. В этом месяце надо пошить шесть тысяч варежек-рукавиц. И все бы ничего, но мы здесь табуретки и скворечники делаем! У нас промзона по «деревяшке»! Бардак! – тот выругался, не обращая внимания на Доцента.

– Так вы бы попробовали разобрать, – попытался объяснить ему Доцент.

– Пробовал, – ответил полковник, – так вот новое наваливают. Выговор вон схлопотал. За плохую подготовку к празднику Победы. Видите ли, в песне было мало патриотизма! А откуда его взять, патриотизм? У нас здесь иностранцы сидят со всего мира. Надо было немцев назначить. Спели бы свои фашистские марши, может тогда бы меня уволили на хрен отсюда!

– А знать-то может кто про этого Васюкова? – поинтересовался Доцент.

– Подождите… Есть у меня прапор один. Фёдорыч. Фамилию не помню, да ладно… Кажется, он с тех времен остался. Сейчас я его вызову. Может он что-то и прояснит, побеседуйте с ним лучше. Вы пока его здесь подождите, а я пойду… у меня опять ЧП. Корейцы какие-то на котельной собаку зажарили и технической солью посыпали. Чуть не сдохли на больничке. А мне теперь рапорты составляй, – он махнул рукой и вышел, а Доцент начал изучать скудную обстановку кабинета, на которую с тоской взирал с пожелтевшего портрета Феликс Эдмундович Дзержинский.

Вскоре вошел прапорщик и бесцеремонно уселся на место своего начальника:

– Чё хотел-то? – он уставился на Доцента.

Тот опешил от бесцеремонности и распахнул перед прапором волшебную красную корочку. Тот нацепил на нос очки, внимательно изучил ее и извинился:

– Во как. Про Васюкова говорите? Ну, был такой. Здоровенный громила, метра два ростом. Из бывших. На кой его сюда перевели – убей не помню. А… не… тубик у него был. Хотя какой тубик? Он и днем, и ночью в качалке торчал. Руки, как ведра раздул. Так его же вроде того… шлепнули при побеге? – прапор снял очки.

– Да вот не совсем, – покачал головой Доцент, – дело тут туманное.

– А как же без него? – прапорщик достал из нагрудного кармана мятую пачку сигарет и без спроса закурил, – кум наш прежний мутный был.

– Ну а что еще на счет Васюкова можете сказать? – Доцент достал блокнот.

– Ну как что? Жил, – поморщился прапорщик, – режим, вроде, не нарушал, в бригадирах ходил. Тут тогда иностранцев много было. А он так, по-английски слегка «спикал».

– С кем общался? – Доцент сделал пометку.

– Ну были у него корешки, – на секунду задумался прапорщик, – китаец один, Чен. Отморозок еще тот. Поговаривали даже из триад. Его в Хабаровске взяли за рэкет. А при нем паспорт русский оказался. Вот его сюда и определили. Дерзкий такой, наглый. Весь драконами изрисованный. Ему вся зона должна была. Даже вертухаи. Дружки приезжали и дачки прямо через колючку перекидывали на глазах у охраны. Он тут даже казино устроил. Зам кума в прах проигрался, и только потом прикрыл.

– А где он сейчас? – оживился Доцент.

– Да я даже не знаю. Освободиться, вроде, не должен. Ему от души впаяли. В архивах покопаться надо. Там еще не всё мыши сожрали.

– А еще с кем общался? – внимательно посмотрел на прапора Доцент.

– Был еще один. Рыбой его зэки звали. С Курил. То ли русский с корейцем, то ли русский с японцем. Хрен его разбери. Контрабандист. Под «Владиком» в океане отловили.  Шхуна какая-то потопла с мигрантами, его к нам и определили за незаконное пересечение границы. Хотя поговаривают, что это он сам ее потопил. И никакой он не мигрант незаконный. А капитан. Этот тихий был. Срок-то небольшой. Особо не дергался. Все прошение о гражданстве писал, и депортации боялся. Видать у него там свои какие-то терки были.

– Странно, вы их так хорошо помните, и не знаете, что с ними случилось, – Доцент изучающее взглянул на прапора.

– А чё тут странного? – хмыкнул прапор, – я тогда на пенсию ушел. Потом вернулся. Без меня все это было. Уходил – были. Пришел – уже сплыли. Я ж говорю – в архив надо заглянуть. Пойдемте.

– А как же кабинет? – Доцент оглянулся по сторонам.

– Да кому тут чё надо? – тот махнул рукой, и они вышли.

Пройдя через «локалку», они вошли в саму зону. Унылый пейзаж с лихвой  дополнял огромный негр почему-то в зимней шапке, который рисовал на стенде улыбчивую женщину с белыми волосами под надписью: «Помни, осужденный, тебя ждут дома. Не нарушай режим!»

– Ну да, – уловил ход мыслей Доцента прапор, – уместнее бы здесь были пальмы с вигвамом. Хотя не… вроде вигвам у индейцев. Интересно, у нас из Индии есть кто?

– Из Америки, – поправил его Доцент и пояснил, – в Индии индусы.

– Какая хрен разница, – отмахнулся прапор, – здесь Россия.

Он хотел сказать еще что-то, но мимо них, разбивая воду из луж, протопал интернациональный отряд, распевая хором «Ветер с моря дул».

– Ну вот, пришли, – прапор остановился возле здания из красного кирпича, покосившегося на один бок, – ну вот, опять замок сперли. Поди Михайлов. Он к замкам и лампочкам неравнодушен.

– Что-то здесь у вас собак нет, – огляделся по сторонам Доцент, – обычно же вдоль запретки…

– У нас корейцы есть, – остановил его Федорыч, – а где есть корейцы, там собаки кончаются. Здесь же зона. Не ресторан корейской кухни, – он дернул дверь, и она вывалилась наружу. Прапор выругался, – вот так вот у нас всю жизнь все на соплях и держится. Заходите.

– А чем вы их тут кормите? – Доцент вошел внутрь, и в ноздри ударил запах плесени и паутины, – да… конечно… – поморщился он.

– Не Рио-де-Жанейро, – подхватил его слова прапор, – кормим чем? Китайцев тушенкой китайской, корейцев морковкой корейской…

– А негров бананами? – рассмеялся Доцент.

– Нет, бананьев у нас нема, – рассмеялся тот, – а так, если без шуток, то посылками с дома кормятся и гуманитаркой. У нас ничего, кроме пшенки с килькой нет. Склад полгода назад сгорел. А местный ларек, где зэки отоваривались, детишки с поселка обокрали. Туда вон пойдемте, – он указал пальцем в темную комнату, щелкнул выключателем, и лампочка неожиданно загорелась, – не, не Михайлов замок спер. Он бы лампочку точно не пропустил. Вот в том шкафу должны дела быть.

Прапор отодвинул от огромной потертой двери охапку лыж и со скрипом распахнул ее:

– Вот они, жмурики наши, – он бросил на грязный стол, накрытый газетой «Амурский рабочий», охапку папок, – здесь покопаться можно. Какая-то бухгалтерия должна была все-таки остаться.

Доцент развязал бантик на одной из них, вдохнул пыли и звонко чихнул. Прокопавшись часа три, они не обнаружили ничего, кроме того, что тело Васюкова покоится на вырубленном посреди тайги кладбище под железной табличкой с номером. К делу была пришпилена какая-то объяснительная, написанная солдатом-срочником с жуткими ошибками, в начале которой долго и нудно перечислялись обязанности караульного, переписанные из устава, и в конце многозначительная приписка: «Попал наповал». Венчала это канцелярское творение бюрократии подпись-закарючка, ставшая переходным этапом между крестиком и почерком первоклассника.

– Ну да… Не густо, – поежился Доцент.

– А в желудке пусто. Пойдемте что ли в офицерскую столовку пообедаем. Там сегодня Кузьминична борщ наварила. У нас тут автозак с зэками лося сбил, так что с мясом будет.

Они вышли из архива и, немного попетляв по находящейся в коматозе зоне, вошли в здание офицерской столовой, в которой пахло хлоркой и тараканами. Усадив Доцента за стол, прапор подошел к здоровенной, румяной, как ромовая баба, женщине, о чем-то поговорил с ней и вернулся. Вслед за ним возник китаец в колпаке и перемазанном свеклой белом переднике, и бухнул перед ними на стол поднос с двумя тарелками горячего ароматного борща, в котором плавали два островка белой сметаны.

– И все-таки, что с этим Васюковым? – начал было Доцент, но к ним подошла повариха.

– Ну что, вкусно, хлопцы? – она оглядела Доцента, – не ваша еда, не городская. А чего это вы про Васюкова вспомнили?

– А Вы что, его знали? – посмотрел на повариху Доцент.

– А то! – она бесцеремонно присела за стол, подвинув собой прапора, – его женихом все моим называли. Он у меня все время на кухне околачивался. Протеины жрал. Так убёг же он с дружками.

– В смысле убёг? Как? – Доцент уставился на Кузьминичну.

– Ну как бегают? Ножками, – рассмеялась та, – года три уже как, четыре. И китаец вместе с ним. И Рыба курильская. Одеяла из бараков на колючку побросали, перелезли – и в тайгу.

– А почему же документов никаких нет? – не понял Доцент.

– Да потому что кум наш тогда обосрался, – повариха положила огромную ладонь под толстую щеку, – и решил никому не сообщать. А тогда еще река разлилась, половодье было. Их для приличия, конечно, поискали день-другой, а потом плюнули. Скелет нашли какой-то в тайге и похоронили, типа это Васюков. Про Рыбу вообще забыли. У него через месяц срок кончался, и депортация ждала. А китаец, будь ему не ладно… только вздохнули без него. Тут же при нем не зона, а бордель был. Наркота, шлюхи. Даже дискотеку устраивали. Друганы его на джипах приехали, музыку включили и заставили охрану на вышках прожекторами мигать.

– А начальник что? – спросил Доцент.

– Кум что ли? – та махнула рукой, – да у нас он пришибленный был. Сколько рапортов на пенсию писал, а его все не отправляли. Он, походу, еще считал, что в СССР живет, а сюда как на Луну попал. Как вышел на пенсию – нажрался, на рыбалку в первый же день пошел, под лед провалился и утоп. Новый-то ничего вроде, но жалко мне его. Тут в этот сортир за столько лет говна навалили, а ему теперь чистить. Вы борщик-то кушайте, – она по-матерински улыбнулась Доценту, поднялась, и, переваливаясь, как медведица, потопала на кухню.

– Слушайте, – Доцент посмотрел на прапорщика, – надо поднять дела заключенных. Как думаете, они сохранились?

– Эти точно сохранились, – кивнул Федорыч, – они в сейфе лежат. Ключ от него потеряли, и открыть никто не смог. А то бы уперли. А он стоит целехонький.

– Ну вот сейчас борщ поедим, – Доцент размешал сметану, – и посмотрим.

Прапор кивнул.

* * *

Река Бикин. Стойбище удэгов. Лето 2014 года.

Леха уверенно вел старенький УАЗик по выскакивающим прямо под колеса болотным кочкам.

– Вообще этот поп – жук еще тот, – не отрываясь от руля, он стряхнул пепел сигареты в окно, – жизни от него тут никакой. Приехал. Дом ему дали. Оклад положили. Он для начала по местным прошелся – типа человек божий, за душой, окромя веры ничего нету, покормите Бога ради. Ну, у нас-то народ добрый, поперли ему. Так он чего, сукин кот, сделал – икры у нас набрал и на трассе ей торганул. Тарелку с телевизором привез. Ну, наши-то как… Поп – значит начальник. А он службу начал вести. Велел колодец ему выкопать. Ну наши подрядились. Дело-то божье. Да не только колодец, а еще и избу новую построили пятистенку, с гаражом и баней. А он чё? Воды с речки наберет, назовет ее святой и продает по сто рублей. Но это еще терпимо было. Цветочки. Тут попадья к нему приехала. Юбка – срам один, даже жопу не прикрывает. Все медведи с лесу поглядеть повылазили, не то, что мужики местные. Побыла попадья неделю, да уехала. За ней вторая приезжает, другая. Жопа еще больше, и сиськи, как у коровы, в титятник не помещаются. Потом третья. У той ноги с ушей растут. Ну а когда уж две сразу приехало, да еще и китайки, наши бабы зашумели. Он притих. Жалобой его напугали. Тогда он церкву строить начал. Денег со всех собрал и полгода сказками мурыжил, что ее где-то там собирают, а потом целиком нам привезут. Потом мы еще на колокол сбрасывались, на крест ему нательный. На это он вроде как джип купил. Но не скажу точно. Потом вообще пропадать стал. Мы его раз в несколько месяцев видели и все. Потом милиционеры приехали. И выяснилось, что возле Савоськиного дома кто-то коноплю сажал. Поп, конечно, открестился, они ее скосили. Тогда он совсем утих. А потом Подю нашего обокрали. Люська вам рассказывала. Все на него грешат. Тут к нему людей много разных шатается. Дела мутные. Тут как-то брата троюрОдного бабы моей попросил до Яра свозить по реке. Мешками какими-то загрузил. А брательник и говорит – там шкуры медвежьи были. Так что наверняка этот поганец чего-то знает. Дед-то мой может умишком-то и тронулся со своими духами, но правда-то за ним.

– Что у него с глазом? – Холод повернулся к Лехе.

– Так с усатым в тайге встретился. Вот они с ним глазами и поменялись.

– В смысле? – спросил с заднего сиденья Вова.

– Он дедовский выцарапал, а тот ему проткнул. Так что теперь по этому миру с двумя глазами на двоих шастают. С тех пор дед камлать-то и начал. Вначале ненадолго. А потом и по неделям в себя не приходил. Я раньше в тетрадку за ним записывал, а потом понял – пустое. Все равно так и будет, как он сказал… Вы не думайте, что я в это все не верю, – он поглядел на Холода, – верю. Только боязно. Вдруг деда чё такое скажет… Поэтому и стараюсь деду не особо слушать. Он много чё наговорил. Ему люди верят, а не Савоське с врачами. Бывает, привезут какого мальца, кажись уже все, подохнет, а деда о чем-то с духами пошепчется, травки даст и все. И дальше поскакало дитё. Живое и здоровое. У нас-то почему с Люськой детей нет – дед чужое забирает, а свое отдает. Мы вот думаем с детдома кого взять. Но деда пока не разрешил. Говорит: «Рано. Со своим пытайтесь. Получится».

– А чё этот из себя Савоська представляет-то? – спросил Баир.

– Проходимец, – ответил Леха, – у него такая ж, как и у тебя живопись на руках. Тоже, видать, сиделый. Но бумаги проверили – да, поп. А с бумагой-то не поспоришь, – Леха повернул руль налево, – а с другой стороны – какой сюда нормальный поедет? Сиделый – не сиделый… Это ж неважно, главное, чтоб душой чистый был. Всех обмануть можно, а тайгу не обманешь. Она все равно свое возьмет, а чужое пережует и выплюнет.

– А почему у вас тигра «Эль Дьябло» называют? Ну… Дьяволом, – поинтересовался Хосе.

– А кто ж он еще? – Леха подмигнул Хосе в зеркало заднего вида, – пока далеко живет – никого не трогает. А как к людям приходит – так и начинается. То скотину задерет, то человека. Страх он сеет. Знает, что нам нельзя его убивать и чувствует свою безнаказанность. А ежели тигр крови человечьей попробовал – тогда держись. Его только пуля остановит.

– Хоть не серебряная? – засмеялся Владлен.

– Так он же не перевертыш, не оборотень. Зверь. В нем просто душа плохого человека. Вот он и мучается от этого, а поделать с собой ничего не может. Ну все. Почти приехали. Дальше пехом пойдем, а то спугнуть можем. Тут через кедровник и дом его уже будет.

Они вылезли из машины и бодро зашагали сквозь молодую поросль кедра.

Возле двухэтажного деревянного дома стоял, сверкая, как лакированный сапог, новенький японский  «Крузак». В таежное небо с крыши смотрела огромная спутниковая тарелка. Леха уже собирался постучать в калитку, но его опередил Вова, с размаху выставив ее. Грозно залаял лохматый кавказец в вольере.

– А вы кто такие? Чё надо-то? – на крыльце появился невысокий заморыш с редкой взлохмаченной бородой, но потом словно вспомнил, что он служитель культа и сменил тон, – какие дела Вас ко мне привели, чада мои?

– Благословиться хотим, батюшка, – усмехнулся Владлен и с размаху воткнул ему кулак в живот.

– Бога побойтесь, – прохрипел Савоська, сползая на крыльцо.

– А мы, батюшка, буддисты, – усмехнулся Баир и притянул к себе его руку с татуировками, – погремуха какая, сявка?

– Я не пойму… – попытался возразить поп, но Холод отвесил ему звонкого леща, – Сева, – залепетал тот, – срок под Магаданом тянул. Братва, я свой. Первая ходка за кражу…

– Давай-ка ты нам тут дел своих уголовных не будешь читать, – посмотрел на него Вова, поднял за шиворот, встряхнул и поставил на ноги, – мы ж не прокуроры, проверить все равно не сможем. Мы о другом поговорить хотим.

– Да. Точно, – Холод посмотрел на удивленного Леху, – слушай, Лех, посиди в машине. У нас с попом тут личная беседа. Он, может, тебя стесняется.

Леха кивнул и, недовольно оглядываясь, пошел к машине.

– Да ладно, мужики, вы че? Я если чё завязал… Меня вон епископ в чин положил…, – Савоська занервничал.

– Мы сейчас на тебя хрен положим, – цыкнул на него Лева.

В это время из дома вышел Хосе и потряс перед друзьями трехлитровой банкой, в которой были какие-то корешки, похожие на человечков или кукол вуду.

– Ты это… аккуратнее, – остановил его Вован, – это ж женьшень, корень жизни. Знаешь сколько такая банка стоит? Хату в Москве можно взять.

– Откуда это у тебя, – посмотрел на Савоську Холод.

– Так люди принесли. Я почем знаю? На хранение, – тот скривил щеку.

– Ну вот. Исповеди у нас по душам не получается, – посмотрел на друзей Холод, – чё с ним делать будем?

– А делай чё хочешь, – осмелел Савоська, – я тебя знать не знаю. Я тех, чье это – наоборот слишком хорошо.

– Ну все, молчать как партизан будет, – хмыкнул Владлен.

– А мы ему сейчас звезды, как амурскому партизану, на всю спину вырежем – заговорит, – разозлился Вова, и хотел продолжить, но злобный колючий взгляд Савоськи его остановил.

– Друзья… Это же падре, святой отец. С ним по-другому надо говорить, – Хосе аккуратно передал банку с женьшенем Леве, – подержи, – и с размаху воткнул локоть Савоське между глаз, – вставай, бастардо, – он схватил Савоську и поволок в сторону леса.

Холод с остальными поспешили за ним.

– Где-то я это здесь видел, – Хосе ходил по полянке, таская попа за собой, как мешок, – а… вот, – он остановился и с размаху швырнул напуганного священника на землю, потом склонился и что-то поднял, – смотрите, отче, – он что-то сунул Савоське под нос, – вот оно, создание божье. Бог отпустил его и сказал: «Буэно ком диас» – ступай с Богом. И он пошел. Не неся в этот мир зла, – Хосе проникновенно посмотрел на попа.

– Это ж муравей, – поморщился тот.

– Да. Именно муравей. Мы все муравьи Божьи, падре. И ты, и я, – продолжил Хосе, – нас послали идти. Если на нас нападут – защищаться. И этому муравью не стыдно за его небольшие шажки по этой земле. А нам людям очень. Потому что мы грешны. В отличие от муравья, мы не защищаемся. Мы нападаем. Но если ты уже покаялся, больше не делай зла. Либо не приноси покаяние. И ты грешен, падре, и я. Только я не прячу зло и грехи под одеждой с крестом, в отличие от тебя. Поэтому, я зло. А кто ты – мы сейчас узнаем. И он нам в этом поможет, – Хосе сдул муравья с ладони, – кажется этот вид называется «рыжая мирмика». Это, конечно, не наши огненные муравьи, укус которого парализует, а потом медленно убивает. Ты знал, что… – Хосе посмотрел на Савоську, – что муравья называют бультерьером среди насекомых? У него очень мощные челюсти. А у этого еще есть жало. Если им что-то угрожает, они выпускают кислоту. В малых количествах это даже полезно, а вот в больших… На месте укуса сначала появляется красноватая сыпь, сопровождающаяся сильным жжением. Но это терпимо. Поэтому у меня к тебе есть предложение. Есть боль, которую нельзя вытерпеть. Молчание того не стоит. Потому что, если ты будешь молчать, я раскопаю этот гребанный муравейник, – Хосе ткнул ногой в сторону копошащегося муравьиного дома, – и воткну тебя туда головой. А для начала заклею твой молчаливый рот скотчем. Муравьи почувствуют угрозу и начнут нападать на тебя. Для начала они набьются в глаза, потом в уши, и только потом в нос, через который пролезут в твое горло. И жечь будет не только снаружи, но и внутри, – Хосе взглянул на Савоську своими черными глазами, – так что, сыграем в игру «Правда или желание»?

– Всё, всё, понял, – Савоська сел на траве и попытался взять себя в руки, – давайте свои вопросы.

– Иностранцы и зэки. Вопросов всего два, – заглянул в его глаза Холод.

– Есть такие, – Савоська испуганно стряхнул ползущего по шее муравья, – вниз по реке. Сопка торчит каменная, как ориентир. Там эти люди. У меня так с ними… бизнес. Они дают – я продаю за процент. В Читу вожу, или куда поближе. Главный у них здоровенный такой. Антоном зовут. Мент бывший. С ним китаец. Чен. Я с ним общаюсь. Иностранцы есть там. Грязные такие, замызганные. Говорят, что ученые, но врут. Туда можно и по реке, и по дороге попасть. По реке дальше. По дороге сложнее, но быстрее. Я там только раз бывал. Забор железный, там несколько домов. Чё раньше было – не знаю. Мы обычно в тайге встречаемся. Они приносят – я забираю. На карте отметить могу, и где лагерь, и где мы встречаемся. Но смотрите, они люди не простые. Этот Антон то спокойный, а то как псих себя ведет. Я ему деньги отдавал, он что-то не досчитался, чуть шею мне не свернул. А потом вискарем угостил. У них охрана там, охотники местные с оружием. Ну, вроде как-то так. Это… мужики… может отпустите?

– Отпустим. И тебя, и грехи твои. Карту нам нарисуешь. Пошли, – Холод пнул его ногой.

Они пошли к машине, где их ждал странно смотрящий на них Леха.

– Карта есть? – Холод посмотрел на него.

– Есть, – протянул потертый лист Леха.

– И карандаш. Рисуй, – Холод отдал все это Савоське.

– А чё, поп… – Леха недоуменно снова посмотрел на Холода.

– Грешен он, Леха, больше нашего, – Холод подмигнул парню, – перед Хосе с муравьями во всех грехах исповедовался. Кары попросил… Ты потом ребят возьми и в его доме все проверь. Боюсь, он там пол Красной Книги припрятал в засушенном виде. Решите потом сами, куда это деть. Машину его себе заберите. На ваши же деньги куплено. А дом сохраните для другого попа, для нормального. С церковью и с верой.

– А его куда? – удивленно посмотрел Леха.

– А у тебя там, я смотрю, свинарник есть. Вот там ему самое место. Там пока посидит. Люська твоя приглядит, – Леха согласно кивнул.

– Смотрите только, чтобы он там у вас свиней не попортил, – съерничал Вован, – а то наложит на них епитимию, они хрюкать перестанут, или наоборот начнут друг у друга жратву таскать.

Савоська тем временем протянул Холоду карту с отметками.

– Эти места знаешь? – Холод передал карту Лехе.

– Бывал, – тот внимательно посмотрел на нее, – если по-тихому идти, то по реке надо. Лодка нужна.

– А у тебя есть? – Холод посмотрел на него.

– Обижаешь. На реке жить, да без лодки?

Хосе тем временем сидел возле муравейника. Он аккуратно просунул в живой копошащийся ком свою руку, немного подержал ее, вытащил, аккуратно стряхнул муравьев и облизал.

– Кислая? – похлопал его по плечу Владлен. Тот кивнул, – мы в детстве так соломинку совали.

– И мы, – подошел Лева и, глядя на Хосе, спросил, – слушай, а чё, правда ваши муравьи могут человека живьем сожрать? Они чё, такие огромные? Размера-то какого? И как выглядят?

Хосе поднялся и с улыбкой, прищурив глаз, изучающее посмотрел на него.

– Ну, роста примерно где-то с меня. С татуировками, как у меня. По характеру – все по обстоятельствам, – улыбнулся Хосе.

– В смысле? – к ним подошел Баир, – да нет таких муравьев, сказки все это.

– Поверь мне есть, – ответил ему Хосе, – из Сальвадора они.

– Да кого вы слушаете? – Вова пихнул Хосе, – банда у них там так называется – «Бродячие муравьи», «Мара Сальватруча», он из нее. Разводит он вас! Пошли уже, муравей.

Они влезли в УАЗик, запихнули в багажник Савоську и поехали.

* * *

Москва. Лето 2014 года.

– Ну и как там они? – Тея с Кириллом и Мией зашли в кабинет Доцента.

– На место прибыли. Связь, конечно, плохая, но поговорить удалось. Всем привет передают. Сообщение специально для Марка – тигра еще не видели, – Доцент усмехнулся, – уже кое-что нашли. И я кое-что нашел, – Доцент вытащил из стола неизменную папку с надписью «Дело», – я тут дела поизучал из Уссурийска и нашел довольно-таки интересные совпадения. Ну что ж. Начнем. Присаживайтесь, – он дождался, когда вся троица усядется на диван, и продолжил, – с Васюковым все понятно. Отец военный. Есть брат. Родом из Прибалтийска. Окончил школу, поступил в высшую школу милиции… Только положительное. И вдруг в тридцать лет его срывает. Массовое убийство. Суд, тюрьма, побег. Будем еще разбираться. Есть некоторые заинтересовавшие меня моменты. Но пока отложим в сторону. Чен Ли. Китайский мафиози средней руки. В Китае у триад проворовался, сбежал к нам. Мордоворот еще тот. Сошелся с такими же, но нашими. Связь с Китаем не терял – контрабанда. У нас попался на банальном вымогательстве. Больше доказать ничего не смогли. По документам оказался русским. Конечно, «липа», но китайцам его не выдали, судили здесь. Пока суд да дело, вскрылись другие его преступные эпизоды. Но тут и вломили на полную катушку. Срок отбывал вызывающе, игнорировал замечания, имел множество взысканий. Из Мордовии за деньги попал ближе к своей Родине. Ну и здесь разошелся. Вернее, распоясался. Животное дикое, агрессивное. Не человек. А вот третий персонаж самый незаметный, но самый интересный. Яков Бойборза. Рыбак с Курил. Причем с японских островов. Контрабандист. Людей перевозил, оружие, наркотики. Даже засветился с якудза. Но там, не у нас. И вот во время последнего рейса его судно терпит крушение. Бьется о подводную скалу. Это учитывая, что этот маршрут он знал с закрытыми глазами. Выживает только он из всей команды. Его подбирают наши пограничники. Протокол, дело о незаконном пересечении границы и срок. Вот тут начинается самое интересное. Что же он перевозил? Официально груз из порта Йокогамы приписан во Владивосток. Команда девять человек и два каких-то пассажира. По инвойсам какие-то лекарственные препараты. То же указано в таможенных декорациях. Вытяжка толи с тунца, толи с акулы. Лечебная. Естественно, груз тонет. Лет немало прошло, но мы с японцами нынче сотрудничаем, поэтому информацию удалось добыть. Его судно зафрахтовал некий корейский бизнесмен. Бао Дук. На данный момент он возглавляет «Фонд китайско-корейско-японской дружбы» с коренными народностями Дальнего Востока.

– Косые всех стран объединяйтесь! – засмеялся Кирюша, но под укоризненным взглядом Мии замолчал, тихо добавив, – не, ну я просто о том, что очень дружелюбный Бабадук!

Доцент, не обращая на него внимания, продолжил:

– Так вот. Очень интересный моментик. Судно отплыло из Йокогамы, и тут их пограничникам поступила информация от оперативного источника, что на нем вывозят наркотические препараты. Те бросаются вдогонку. Но судно исчезает в нейтральных водах. Причем, очень интересно исчезает – пропадает со всех радаров. Зато появляются два других поменьше. И после этого Якова подбирают наши пограничники. Смею предположить, что нанявший его Бао Дук вывозил на нем хиропон. Пограничники узнали, но у него были свои люди, которые ему сообщили об этом. Они имитировали кораблекрушение. Но до этого перегрузили хиропон на другие лодки и вывезли.

– А не слишком ли это сложно? – Тея посмотрела на Доцента.

– Для азиатов это нормально, – ответила за Доцента Мия, – якудзы используют такие схемы, мне Ичи рассказывал.

– Вот-вот! – поднял палец Доцент, – значит, что у нас получается? Груз достиг порта назначения. Хиропон оказался у нас. А дальше только мои предположения, но смысла они не лишены, – Доцент развернул огромный лист ватмана, исчерченный квадратами, треугольниками и прямоугольниками разных цветов на столе, – что мы имеем? Груз Бао Дука. И наша троица – Васюков, Рыба и китаец. Васюков помогает бежать. У китайца на Дальнем Востоке все схвачено. Плюс трафик контрабанды с Поднебесной. Рыба при делах. Он на связи с Бао Дуком. Схема выходит интересная. Наверняка база в тайге принадлежит Чену. Хиропон Бао Дуку и Рыбе. Они используют дешевую рабочую силу, как это делали японцы, для личного обогащения, незаконно продавая природные ресурсы. Канал сбыта налажен. Деньги есть. Хиропон превращает иностранцев в рабов, и они, не задавая вопросов…

– А почему именно иностранцы? – не понял Кирилл.

– Так это ж проще. Их искать дольше. Их у себя на Родине считают либо романтиками, либо идиотами. Родственники француза его только спустя год в розыск подали. А с Интерполом у нас не совсем «коннект». Информация поступает не совсем оперативно. Плюс они ученые, а не какие-то алкаши и бомжи, и знают, что делают.

– Довольно складно, – Тея тихо пошевелила пальцами обеих рук, – а Васюков им зачем?

– Ну должен же за этим кто-то присматривать, – ответил Доцент, – к тому же, он довольно сносно общается на английском, а его, как интернациональный язык общения, никто не отменял.

– Ну хорошо, – сказал Кирилл, – эти трое в тайге, это уже и ежу понятно. А кореец?

– А вот господин Бао Дук как раз сейчас здесь. На каком-то конгрессе по защите животных Дальнего Востока.

– Так может быть… – Кирюша хлопнул ладонью по кулаку и многозначительно посмотрел на Мию.

– Такой вариант я не предусматривал, но… – заговорил Доцент, однако Тея его перебила:

– Я тебе хлопну! Вы уже и так хлопнули!

Мия виновато опустила глаза и вполголоса сказала:

– Вот это и странно. Мы нахлопали, а вы разгребаете. Это неправильно. Мы сможем с Кириллом. Я так понимаю, это придется делать не совсем законно. Наверняка дипломатическая неприкосновенность и все такое... – Доцент кивнул, – мы что-нибудь придумаем. Мы же не маленькие.

Тея посмотрела на нее, кивнула и заговорила:

– Я вот только одного не понимаю. Сенсей создавал армию, тренер Холода супербойца, а эти-то что?

– Рабов, систер, – серьезно посмотрел на сестру Кирилл, – использовал этот хренопон по прямому назначению. Ты ж сама об этом говорила.

– Но цель у них у всех одна – деньги, – подвел итог Доцент, – и неважно, армия это, один супербоец или рабы… Деньги. Все это приносит деньги. Хиропон сумел слишком много. Он поднял Японию с колен и превратил в одно из самых процветающих государств. А дурной пример заразителен. Я так понимаю, у нас осталась всего одна партия. Но это уже похоже хоть на какой-то результат.

– Но мы ж за результативную игру, – Кирилл приобнял сестру и Мию, – мы ж «Дрим Тим», команда!

– Подождите… Сенсей, тренер, Бао Дук…. – Доцент начал перебирать на столе бумажки, – ну точно, как же я упустил этот момент? Олимпиада в Сеуле! – он хлопнул себя по затылку, – они все там были! Значит и четвертый… Кто же он, черт побери? Русский, японец, кореец… Японцы его принимали, русский про это знал, кореец мог слышать… Кто же еще?!

– Ну вы тут пока подумайте с сестрой, – остановил его Кирилл, – вы же у нас умные, а мы хитрые. Подумаем, как нашего Бамбука обмануть.

– Бао Дука, – поправил его Доцент, – да, и надо подумать, как и когда лучше вылетать на Дальний Восток…

* * *

Река Бикин. Лето 2014 года.

«Дорога к лодке» – оказалось слишком громким названием для узкой звериной тропы, протоптанной среди зарослей полезного зверобоя и кусачей ипритки. Через каждую сотню шагов приходилось присаживаться на корточки, чтобы пролезать под завалами валежника, или наоборот, карабкаться по стволам поваленных ураганами сосен, рискуя переломать ноги. Противные кусты колючей дикой малины цеплялись за рюкзаки, а приставучие стебли-лианы японской диоскареи так и норовили уронить на землю, опутав лодыжки. Первый перекур пришлось сделать через двадцать минут ходьбы. Уставший Владлен с размаху бухнулся в мягкую траву и чуть не раздавил притаившуюся там змею. Та грозно зашипела на своего обидчика и приготовилась к прыжку. Владлен направил на нее оружие, но драки не получилось. Расхохотавшийся Леха крепкой рукой опустил автомат Владлена и громко затопал ногами. Огромный, похожий на черный резиновый шланг, совсем неядовитый уж, присвистнув, уполз. Очень скоро Холод и все остальные поняли, что в тайге расстояния совсем другие, и пара Лехиных километров до лодки превратились в пятичасовой, измотавший их в конец, поход через бесконечную полосу таежных препятствий. По всей дороге им попадались груды крупных костей, обглоданных до белизны. Наступила очередь Хосе посмеяться над Вованом. Он совсем некстати начал рассказ о туристах на берегах Амазонки, разобранных местными наркокартелями на органы. Леха попытался переубедить закурившего Вована, объяснив, что это всего лишь звериная тропа, по которой, как положено, ходят волки, медведи, тигры, и, как положено, встречаются с травоядными, типа косуль и прочей копытной живностью. Но Вован даже не дослушал его до конца. Дальше он шагал молча, и оборачивался на каждый шорох в кустах с автоматом наперевес. Неожиданно тропинка словно потерялась. Но Леха кивнул головой, и они поперлись через бурелом и заросли болотного багульника дальше. Растительности стало меньше, только пихты, елки и мох. Подо мхом вода. Они шли, а она чавкала под ногами, указывая направление к большой воде. Добрались к протоке только поздним вечером. Развели костер и смолотили целую коробку консервов гречки с мясом. Левчик пошел по-малому и прибежал обратно, чуть не обосравшись, задыхаясь, сообщив, что из кустов на него рычал медведь. Остальные похватались за оружие. Только Леха спокойно ковырялся в углях костра, пек картошку и улыбался. Холод с товарищами подкрались к темнеющим в сумраке деревьям и действительно услышали что-то похожее на рычание. Вован насторожился больше всех и снял АК с предохранителя. Но перестрелка с косолапым не состоялась из-за отсутствия последнего. Словно тень, появился Леха и направил яркий луч фонарика в то место, откуда раздавалось рычание. Источником звука, напугавшим всех, оказалось обычное дерево, в дупло которого дул ночной ветер. Посмеявшись над собой, они улеглись спать, а Леха всю ночь сидел у костра и любовался пламенем, пылающем под куполом черного неба.

Утро началось с того, что Хосе спросони не продрав глаза, пошел по-малому и наступил на рябчика, гнездящегося в высокой траве. Обиженная птица, взлетая, залепила ему крылом в переносицу. Отсмеявшись, начали грузиться в лодку. В нее уселись только Холод с Лехой. Остальные потащились по берегу.

– Все влезут – на камни сядем, – объяснил Леха, – вообще, Бикин – река лютая. Особливо по весне, когда лед снизу сойдет и половодьем разливается. Много дурачей здесь угробилось. Видишь, «пила» из корчи? – Леха ткнул пальцем на завал деревьев посреди реки, – ветки у них, как ножи, лодке бок или брюхо пропорют и кранты. А вовремя не выскочишь, в залом из деревьев-плавунцов кинет, в клочья распетрушит, мало не покажется. А уж если по каменьям на дне протащит, считай, в мясорубку попал, все кости переломает.

Они неторопливо плыли вниз по течению. Местами Холоду с Лехой приходилось выпрыгивать из шаткой посудины, чтобы стащить ее с камней. Иногда это удавалось сделать багром, который Леха с размаху втыкал в реку, раскачивал, и они плыли дальше. По пути попадались песчаные косы-отмели. Тогда они превращались в бурлаков и тащили за собой лодку на кожаных вожжах, как собачку на поводке. Несколько раз Леха выходил на берег, поднимался на каменный приступ и в бинокль изучал реку, потом возвращался, и они дальше плыли неспеша по неторопливому летнему руслу реки, от которого тонкими ручейками прямо в тайгу текли протоки. Вскоре река начала мельчать. Ручейков становилось все больше. Появились лиственные деревья – ясень, ильм, бархат, росшие вперемешку с маньчжурским орехом и амурской сиренью. Над ними, словно каменная шапка, нависала огромная сопка, о которой говорил Савоська.

– Туда нам, – мотнул головой Леха, – если поп не соврал. Там лес густой и смешанный. Деревья друг подо другом растут. Хрен кого найдешь, если спрятаться решил. Мы ж крюк по реке сделали, а так же туда можно было на машине попасть. Но так мы им, если что, путь отрезали. Можно сбежать только по той стороне реки, а она там так петляет, и течение – зверь. Годков пять так назад туристы городские сплавлялись, так их по скалам в клочья распидорасило, – Леха покачал головой, – спасатели только весло с рюкзаком нашли. Туда гляди, – он ткнул пальцем среди деревьев, – там лощина. Они там хоронятся. Можем к ним по бережку по-тихому скрадом пойти. Там как раз аккурат раньше метеорологи жили, станция у них была, пара домов и вышка погодная. Я запамятовал, я тут лет пять назад бывал. Китаец оттуда вылез с ружьем и пуганул, что частная собственность, я и ушел. Не любят китайцы нас, удэгов, но это у нас взаимно. Это еще с Советов все началось. Китайские колхозы рядом с нашими были. Мы охотились и рыбалили, они землю ковыряли. Мы побогаче жили, а они победнее, поэтому, как встречались, так всегда морду друг другу били. Так с тех пор и живем, – улыбнулся Леха, – как кошка с собакой.

– Вечера дождемся, – перебил его Холод, выпрыгнул из лодки и зашагал к стоящим на берегу парням, – короче, отдыхаем и темени ждем, но не полной. По-тихому через лес проскочем и их прихлопнем. Владлен, Левчика возьми и оптику. Поглядите, что там почем. Только по-тихому и не задерживайтесь.

– Все будет «хоккей», – Владлен вскинул руку и кивнул Левчику, – давай, Лева, собирайся, в шпионов будем играть. Срисуем, чем они дышат, а потом в гости сходим. Все без нас не сожрите, – он подмигнул Холоду, и они исчезли в зарослях лимонника.

– Охотники? – вслед им поинтересовался Леха.

– Снайперы, – ответил Холод и зашагал к Баиру, Хосе и Вовану, которые вытаскивали оружие и снаряжение из лодки.

– Погодь, – Леха остановил Холода за плечо, – может пойти с вами помочь?

– Не, Леха, спасибо, – покачал головой Холод, – здесь дожидайся. Твое дело тайга, а наше – война.

Тот посмотрел Холоду вслед, закурил и уселся на мокрый камень, торчащий посреди реки. Его взгляд остановился на улыбающемся Хосе, который вытащил из брезентового мешка сверкающее на солнце, как железный зуб, острое, как бритва, боевое мачете, и взмахнул им, рассекая воздух.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

КОРЕНЬ ЖИЗНИ В МЕРТВОМ СЕРДЦЕ

Москва. Конференц-зал гостиницы «Метрополь», лето 2014 года.

– Таким образом, учитывая многолетние связи многих азиатских стран с Дальним Востоком, мы полностью поддерживаем инициативу российского правительства о так называемом Дальневосточном Гектаре, – Бао Дук со сцены оглядел присутствующих в зале мужчин в смокингах и женщин в дорогих вечерних платьях, – мы должны понимать, что Дальний Восток – это не просто жемчужина, нет, – он прошелся по сцене с микрофоном в руках, – это сокровищница, которую мы должны не только беречь, но и приумножать. Без человека она погибнет. Мы и так чуть не потеряли многие виды животных и растений. Да, отчасти, человек сам виновен в этом. Ну что заставляло его истреблять бесценные виды растений и животных? Правильно! – он поднял вверх указательный палец, – отсутствие минимальных средств для выживания. Это что ж получается? Человек сидит на запасах золота, но пользоваться им не может? Многие так посчитали, и решили взять свое. Но сделали это неумело и бездумно, просто отобрали, не оставив ничего взамен. Мы же, как Фонд, предлагаем немного иные схемы. Необходимо построить заповедники и дать людям там работу, чтобы человек больше не зависел от капризов природы.

– А вы уверены, что, если вы будете платить человеку, он откажется от охоты и рыбалки с целью корыстного обогащения, – спросил кто-то из зала, – вот коренные жители, например, именно этим только и живут.

– Ну под понятием «коренные» лично я воспринимаю только зубы, – рассмеялся кореец, – но если они гнилые, их над вырывать. И вместо них вставлять новые – здоровые и красивые.

– Но а что тогда делать с местными? – не успокаивался голос в зале, – это же геноцид! Притеснение!

– Ну зачем такие громкие слова, как «геноцид»… «притеснение»? Они сами себя уничтожают. И заповедник, по сути дела, будет охранять их от себя же самих. Вы только посмотрите, они уже давно не хранят традиции своих предков. Цивилизация их уже погубила. Погнавшись за ее благами, они утратили свою самобытность. А заповедник – это музей под открытым небом для жителей Дальнего Востока. Мы можем построить экскурсионные деревни, чтобы ознакомить туристов с бытом этого края.

– Но по сути дела вы лишаете их того, чем они всю жизнь жили. Столетиями… – голос из зала начал раздражать Бао Дука, – захотят ли они быть музейными экспонатами? Это же все-таки живые люди!

– Возможно. Но это вынужденная мера. Есть же заповедники для уссурийского тигра, дальневосточного леопарда… Так чем отличаются от них местные жители?

– Тем что они люди! – резюмировал голос, – с уже состоявшимся укладом жизни.

– Красиво говорите, – засмеялся Бао Дук, – а вы сами-то видели тех людей? Пьянство, развратный образ жизни, отсутствие работы… О каких традициях и ценностях Вы рассуждаете? А кроме того, мы никого не предлагаем выгонять. Мы просто хотим впрыснуть свежую кровь, а главное деньги, в Дальний Восток. И неважно, кто получит этот дальневосточный гектар – россиянин или иностранец. Главное, как он будет им пользоваться. Я уверен – это пойдет только во благо и человеку, и Дальнему Востоку.

– А Вам не напоминает это приватизацию в России в девяностых? – не унимался голос, – тогда тоже было «во благо человека», но закончилось все обогащением небольшой группы людей, ставших на этом олигархами. А основная масса так и осталась нищими.

– Ну это, как говорят корейцы, нищий сам виноват, что у него дыра в кармане, – громко рассмеялся Бао Дук, – Дальний Восток настолько богат, что люди там просто не могут быть нищими.

– Естественно, – засмеялся голос, – особенно если его богатства разворовывать.

– Пользоваться ими, – поправил его Бао Дук, уже начиная нервничать, – пользоваться и платить за это деньги. Приведу Вам пример. Дальневосточный женьшень. Ценнейшее растение. Что плохого в том, что если начать его выращивать искусственно в естественной среде?

– А для этого надо будет, естественно, распахать всю тайгу, срубить многовековые деревья, уничтожить живущего там зверя, воспользоваться землей, а потом бросить ее, когда она выработает свои ресурсы, а потом начать пахать в новом месте. Разве не так, господин Бао Дук? – Кирилл поправил на носу мешающие ему видеть очки, одолженные напрокат у дяди Гены с небольшим плюсом, – вот Вы говорите о женьшене. Зачем перепахивать тайгу, если его можно высадить фактически везде. Он растет в любых условиях, главное ему их создать. Я изучил этот вопрос, – Кирилл поднялся и повернулся к окружающим, – просто условия! Тенистая местность и благоприятный полив. Только и всего. Кстати, это уже давно и успешно делают многие фермеры. А здесь происходит нечто другое. Человек получает вместе с этим гектаром все, что на этом гектаре находится. И он безраздельно начинает принадлежать ему. То есть зверь, растения, которые находятся на этой территории – все принадлежит ему. Участок реки с рыбой. Даже зашедший туда на кормежку тигр. А зная чиновников, под видом этого гектара в пользование попадут действительно заповедные территории. Это всего лишь вопрос денег. А потом, господин Бао Дук, вы говорите даже не о долгосрочной аренде, вы говорите о собственности. То есть, фактически, вы предлагаете продавать иностранцам территорию Российской Федерации. Этакое завоевание под видом мирной экспансии.

– Молодой человек, – покачал головой Бао Дук, – пора прекращать уже видеть в иностранце врага. Мы же не во времена холодной войны живем. Сколько наших соотечественников живет на Дальнем Востоке.

– Исторически живет. И они являются гражданами Российской Федерации. Они платят налоги и живут по законам Российской Федерации. И если они эти законы нарушают, они несут ответственность, – громко ответил Кирилл, – а вы предлагаете взять деньги и, по сути дела, закрыть глаза. И тогда на карте нашего Дальнего востока появятся, извините за каламбур, маленький Сеул, маленький Пекин и маленькое Токио. А потом, зная кулинарные пристрастия жителей Азии, можно уверенно сказать на какой кухне какой редкий зверь окажется. И не пытайтесь меня убедить, что во всем виноваты российские браконьеры. Статистика – слишком упрямая вещь. Наши животные пополняют меню не наших, а ваших ресторанов!

По залу пробежал легкий гул недовольства, а Кирилл продолжил:

– Наши животные становятся ингридиентами вашей народной медицины! Ну не лечит русский мужик импотенцию пенисом тигра! Не пытайтесь в этом убедить ни меня, ни себя! Мы даже об этом не догадываемся. Зато бывая там и прогуливаясь по местным рынкам, русский человек начинает понимать, откуда у всего этого браконьерства ноги растут. Это рынок, где спрос диктует предложение. И предлагая тем же браконьерам высокую цену за наших редких зверей, вы фактически вынуждаете их идти на такие чудовищные преступления. А теперь вы еще и местных жителей хотите превратить в редких зверей. А что ж сразу не в рабов? – Кирилл приподнял очки и вызывающе посмотрел на Боа Дука.

Тот почувствовал, как у него запершило в горле. Он жестом подозвал к себе своего помощника и попросил воды. Тот суетливо побежал, схватил с подноса девушки-азиатки стакан с водой, выбежал на сцену и протянул его боссу. Тот сделал жадный глоток и неожиданно почувствовал в мозгу словно удар молнии.

– Врача! Врача! Господину Бао Дуку плохо! – суетливо забегали его помощники.

Мия отвернулась, поставила на стол поднос, сняла передник и незаметно исчезла. Бао Дука тем временем уложили прямо на сцене. На входе в зал появились двое санитаров с носилками и красивая женщина-врач.

– Так, ему нужна срочная госпитализация. Подозрение на сердечный приступ, – Тея оглядела присутствующий, а дядя Гена и Доцент уже укладывали потерявшего сознание Бао Дука на носилки.

* * *

Москва. Спецбольница Управления МВД. Лето 2014 года.

– Ну что, господин Бао Дук, пришли в себя? – Доцент протер очки о белый халат и пристально уставился на корейца.

– Где я? – огляделся тот на белые стены, – что со мной?

– Скажем так… Легкое недомогание, – усмехнулся Доцент, – первый эффект от приема того, чем вы пичкаете других.

– Не понимаю, о чем вы, – кореец попытался оторвать голову от подушки, – чем я… у меня… дипломатическая неприкосновенность… я…

– На данный момент вы всего лишь больной, – подошла к его кровати Тея, – которого мы обязаны вылечить. И теперь все зависит только от вас. Хиропон слишком коварен…

Глаза корейца округлились, и он уставился на Тею, а Доцент продолжил:

– Обычно препарат принимают в разбавленном виде, если он концентрированный. Вы приняли его в чистом виде. Через полчаса вы почувствуете последствия приема, – Доцент посмотрел на часы, – а они просты. Вам захочется еще. И мы Вам дадим. Мы же такие же, как Вы, добрые люди. А после Вам захочется еще, еще и еще… Тогда это станет бесконечностью. Но я смею предложить Вам альтернативу. У нас есть антидот. Но, как сказала моя коллега, все зависит от Вас, точнее от Вашей откровенности. Я не буду задавать лишних вопросов, поэтому сразу к делу. У Вас мало времени. Вы знаете этих людей? Просто да или нет. Подробности меня не интересуют, – он положил на простыню перед ним фотографии Василича, Сенсея и Ямаги, – двое брали хиропон, так же, как и вы. Третий его продавал. Мне нужен четвертый покупатель. Пятого же ведь не было, так?

– Да… – кореец сжал губы и кивнул, – я его не знаю. Вернее, не видел. Моряк. Русский. Из торгового флота. Он из Прибалтийска. Примерно моего возраста. Невысокого роста. На шее родинка справа, на паучка похожа. Мы вместе с ним брали…

– Мы это знаем, – сказал Доцент, – вопрос в другом. Он получил этот груз?

– Да, – снова кивнул Бао Дук, – мои люди доставили его во Владивосток.

– Сымитировав кораблекрушение? – посмотрел на него Доцент.

– Да, – снова кивнул тот.

– А вторая партия осталась у вас?

Кореец снова утвердительно кивнул.

– Давайте уже свой антидот, – он посмотрел на Тею, – это слишком опасная вещь.

– Надо же, как Вы заговорили! – улыбнулась Тея, – для вас так опасная, а для других что, нет? Зачем все это было нужно? Неужели только вопрос денег? Или власть? Вы что, возомнили себя этаким корейским Наполеоном?

– Тогда Наполеоном, сегодня спасителем Дальнего Востока, – Кирилл отклеился от стены, – он же, систер, благое дело делает. Чего зверюшкам в лесу мучиться-то? Съесть их и все. Это наш президент дурак, тигра спасает. Тигр должен его азиатских друзей спасать! Для чего ж еще тигры существуют? Для того, чтобы у какого-то Бабадука хер подольше стоял!

– Кирилл, – Мия остановила Кирилла и пристально посмотрела на напуганного корейца, – я тоже, как вы, азиатка, но я еще и русская. И мне Вас не понять. Как не понять и моего отца, который Вам это продал…

– Помимо денег это еще и амбиции, Мия, – философски подметил Доцент, – господин Бао Дук тоже жертва. Жертва чужих иллюзий. Миф великого господства, который оказывается мнимым.

– Давайте мне уже антидот, – занервничал кореец.

– Знаете, мы пока еще не решили, что с вами делать. Вы сами не дали нам времени подумать, – Доцент сделал несколько шагов по сверкающей белизной больничной палате, – в любом случае Вам грозит депортация.

– Естественно, – осмелел кореец, – все-таки у меня зеленый паспорт. Я дипломат.

– Чемодан ты без ручки, – вставил Кирилл, – салат корейский недоделанный. Что с ним разговаривать? Потерять его там же, где он этих иностранцев потерял, и все разговоры. Он же мечтает о Дальнем Востоке, а тигры его там уже, наверное, заждались. Выкинуть его там, и пускай попробует погосподствует!

– Ну, это не разговор, Кирилл, – посмотрел Доцент, – зачем все усложнять? У нас же господин Бао Дук возглавляет Фонд дружбы всей Азии с дальним Востоком, но дружить он, как выяснилось, не умеет. Но он же по-прежнему хочет помочь дальневосточному краю, так ведь, господин Бао Дук? – тот напрягся и кивнул.

– Да это не помощь будет, он только долги вернет, – рассмеялась Тея.

– Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Вот счета Вашего фонда, – Доцент протянул корейцу планшетник, – я думаю, будет справедливо, если Вы переведете денежные средства с них вот на эти счета. Нет, не сомневайтесь, это не счета частных лиц. Это счета Фонда защиты природы Дальнего Востока, а конкретно, нескольких заповедников. Вы можете прямо сейчас решить этот вопрос.

– И тигры Вам спасибо скажут, господин Бао Дук, – улыбнулась Мия.

– Но это же такие деньги, – глаза корейца нервно забегали.

– Да какие это деньги? Те, которые ты украл? – хмыкнул Кирилл, – а потом, это всего лишь небольшая плата за то, что ты натворил.

– Да. Он прав. Мы же можем придать этой истории огласку, – кивнул Доцент, – иностранцы – это Интерпол. Незаконный оборот наркотиков, контрабанда, содержание людей в рабстве, – Доцент начал загибать пальцы, – хищение природных ресурсов чужой страны, – создание организованной преступной группы с целью обогащения и совершения вышеперечисленных преступлений. Добавим убийства…, – кореец напрягся, – а что Вы хотите? Вы в ответе за тех, кого приручили, а ваши помощники в методах не сильно разбирались. Так что вот такой дальневосточный букет получается. И что же нам с Вами все-таки делать? – Доцент посмотрел на Бао Дука.

– Пароль… – Бао Дук назвал цифры, – дайте антидот.

– А нет для Вас никакого антидота, – Тея усмехнулась, – мы же не такие, как Вы. В стакане с водой было, скажем так, легкое успокоительное слегка повышенной дозировки. Вы просто отключились. А дальше, как говорится, игры разума. И скоро оно снова начнет действовать. Завтра, может быть, Вы нас даже и не вспомните…

– Вспомнит, – усмехнулся Кирилл, – когда на свои счета смотреть будет, – заснул миллионером в России, проснулся обычным корейцем у себя на Родине.

– Да, запомните всего лишь одну вещь, – Доцент внимательно посмотрел на Бао Дука сквозь толстые стекла очков, – если Вы попытаетесь пересечь границу Российской Федерации… Хотя нет, у Вас это не получится. Ради Вас Корея не пойдет на конфликт с нашей страной. Поэтому все, что здесь было, останется нашей маленькой тайной. И Вы, наверное, лучше меня знаете Вашу народную корейскую мудрость. «Потерявшему доверие корейцу не верят, даже если он утверждает, что соевый соус делают из соевых бобов». Счастливого Вам пути. А для начала, спокойной ночи. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.

– Кимчи своему привет передавай, – засмеялся Кирилл.

– Он в Северной Корее, – попытался поправить Кирилла Доцент.

– Да я не про начальника ихнего, я про салат, – засмеялся Кирилл и обнял Мию, – меня вот всегда другая пословица интересовала: «На этом деле собаку съели». Она про каких корейцев, про хороших или про плохих?

Они все вместе рассмеялись, а Бао Дук закрыл тяжелые веки и провалился в глубокое забытье, которое гарантировало ему тяжелый сон и обещало невеселое пробуждение.

* * *

Низовье реки Бикин. Метеорологическая станция «Кедр-8». Лето, 2014 год.

– Ну, все понятно, – Владлен оторвал глаз от окуляра снайперской винтовки, – охотники, а не военные. Никаких мер предосторожности от человека, – он повернулся к Леве, – запоминай, а потом дуй к парням. Значит так. Я на этой позиции буду. Как их приведешь, левее чуть встанешь метрах в пятидесяти, вон под той сосной, и будешь держать ворота. Никого оттуда не пропускай, патронов не жалей. Парням скажешь, чтобы вдоль ручья вниз шли, по камышу этому, и чтоб сильно не шумели. Там как раз в заборе дыра. Там один этот ихний вдоль нее гуляет. Как снимут его, мне сигнал будет. Двоих на дальних воротах сниму, ты главные держишь, а дальше уже по обстоятельствам. Главное, их от машин отрезать. Смотри, не облажайся, – Владлен ткнул рукой на несколько джипов, стоящих возле ворот, – уйдут – не поймаем. Справа они точно не пройдут. Там лес сплошным забором. А слева ручей. Там у тебя сектор обстрела хороший будет. Винтовку бросишь – из автомата начнешь палить. Я их тут человек пятнадцать насчитал. Иностранцев, видимо, они в доме побольше держат, судя по жалкому подобию караульного с наушниками в ушах. Во втором доме может кто и есть, но я думаю, немного. Если что, как фашистов партизаны гранатами закидаем. Так что все, давай, скажи, чтобы выходили.

Лева кивнул и побежал. Тайга тем временем начала готовиться к наступающим сумеркам. Казалось не только животные, но и деревья ведут здесь борьбу между собой за свое существование. И побеждают те, кому подходят почва и свет. Дубы, похожие на тумбочки, вытеснили из чащи лохматые кедры и похожие на аккуратные школьные линейки осины. Березы и сосны, стволами, словно плечами, оттирали поближе к реке смущенные липы, а на месте отживших свой век деревьев вылезали поросли лимонника, словно окружая и беря в плен чудом выстоявшие в борьбе за выживание могучие вязы. Тонкая черемуха кудрявилась возле могучего вяза. Молодой дубок и черную березку крепко связала и оплела, словно повенчав, лоза винограда. Разорвав ее, Лева вывалился на берег реки и побежал навстречу Холоду. Выложив все, он сделал несколько глотков холодной воды из старой армейской фляжки Лехи.

– А собак у них нет? – Холод посмотрел на Леву, а тот слегка замешкался.

– Не, нет собак, – ответил за него Леха, – они здесь ни к чему. Шуму от них много. Наши гавкалки – пустобрехи. Если б были, они б тут всех уже на уши подняли.

Холод кивком поблагодарил Леху, взял автомат и повернулся к пацанам:

– Ну что, погнали? А ты, Леха, здесь побудь, – он подошел к парню, – если что не так, не вернемся мы, давай-ка к знакомцу Баира, свояку своему. У него координаты есть, сообщите куда надо. Карту ему передашь и это, – Холод дал ему блокнот, – я тут пометки сделал. Там поймут. Ну и по карте, если чё – покажешь. Будут что спрашивать – все рассказывай.

– Что рассказать-то? – не понял Леха и сдвинул на бок замызганную бейсболку «Чикаго Буллс».

– Скажешь, что героями погибли… да ладно, шучу я, – Холод успокоил открывшего рот Леху, – нормально все сделаем. Так просто, на всякий пожарный.

Холод похлопал Леху по плечу и вместе с друзьями исчез в тайге.

Пробираясь среди деревьев, они неслышными тенями скользили в наступившем сумраке к заброшенной метеостанции. Увидев ее, Лева показал им пальцем на ручей. Холод, поняв его, кивнул, и Лева покарабкался к позиции, которую показал ему Владлен. Тот в оптику увидел, как Холод прижал к себе спиной не заметившего его охотника, бродившего с карабином вдоль забора, схватив его за горло, и с размаху воткнул в него нож. Приподняв драную сетку-рабицу, Холод пропустил внутрь остальных. Владлен плюнул на большой палец и рывком заслал патрон в патронник. Два выстрела прозвучали в унисон. Они спугнули стадо пятнистых оленей, пасшихся неподалеку, и те бросились врассыпную, зарывшись в кустах дикого орешника по самые рога. Двое охранников возле дальнего входа на станцию свалились, словно сбитые шаром кегли в боулинге.

– Страйк, – хмыкнул Владлен и снова припал к оптике.

Холод тем временем срезал очередью охранника на крыльце, зацепив идущего возле дома местного аборигена с ведрами и автоматом, болтающимся за спиной. Несколько человек бросились к главным воротам, но выстрелы Левчика прижали их к земле. Один из них пополз и, довольно ловко перемахнув через забор, бросился к машине. Левчик сплюнул и, бросив винтовку, сдернул автомат с предохранителя, впоров в машины меткую очередь. Остальные поднялись и тоже побежали к воротам. Но одна из пуль, попав в бензобак, зажгла машину. Она вспыхнула и рванула. Пламя перекинулось на оставшиеся три, которые взорвались одновременно, снеся ворота и разбросав в разные стороны беглецов, которых Вова добил на ходу, непринужденно пробегая мимо. Баир тем временем увидел тень на плоской крыше, вскинул автомат, плавно нажал на курок и выстрелил. Тень упала с крыши прямо в пушистую траву, пытаясь заткнуть дыру в левой лопатке, из которой выплескивались фонтанчики крови. Холод каким-то боковым зрением увидел одного из охранников, который карабкался на погодную вышку. Пламя от горевших машин мешало прицеливаться. Он выстрелил первый раз, когда тот повернулся правым боком. Охранник зарычал и еще быстрее полез вверх. Холод выстрелил второй раз. Парень словно на секунду остановился, а потом будто отклеился от ржавой лестницы и, раскинув руки, раненной птицей полетел вниз. Вован тем временем заскочил в домик поменьше. Раздался звон стекла, и оттуда вылетел охотник в синих сатиновых трусах по колено и накинутой поверх грязной майки камуфлированной куртке. Он попробовал подняться, но очередь Вована из окна придавила его к зеленой траве. Баир тем временем подстрелил еще одного. Пуля вошла в шею и, видимо, задела позвоночник. Он приклеился к железному забору и задергался, как паралитик. До этого не участвующий в перестрелке Хосе, на углу дома столкнулся сразу с двумя противниками. Первый вывернул его руку и рывком вырвал из нее мачете. Второй прикладом автомата уложил сальвадорца на землю. Хосе потянул торчащий за поясом пистолет и выстрелил в одного. Пуля пробила голову возле уха. Второй бросился бежать, но Хосе схватил его за ногу. Развернувшись, охотник свободной ногой выбил из рук Хосе пистолет и тут же упал рядом. Хосе попробовал дотянуться до валяющегося рядом мачете, но парень, поднявшись, рванул и потащил не отпускавшего его ногу Хосе за собой. Хосе, пытаясь остановить его, зацепился ногой за какую-то корягу, не давая своему противнику уйти. Тот крикнул, и Хосе, вскочив, дернул его за ремень, застегнутый поверх армейской куртки. Ремень соскочил вниз, и охотник, освободившись от Хосе, ногой в кирзаче ударил его в бок. В глазах Хосе потемнело. Он уже было собрался отпустить его, но увидел рядом с собой валяющийся ремень с прицепленным к нему ножом. Потянувшись к нему, он рывком вырвал клинок из ножен и три раза воткнул в бок своему оппоненту. Тот зажал рукой рану, из которой хлестала кровь. Хосе поднялся и наотмашь полосонул его по горлу острым лезвием. Неожиданно он увидел неизвестно откуда выскочившую троицу. Особо выделялся здоровяк в тельняшке с огромными бицепсами, утонувшими в синеве наколок. Хосе подбежал к пистолету и несколько раз выстрелил. Те присели, а потом поднялись и побежали дальше к забору, который упирался в огромные сосны.

– Холод, – закричал Хосе, – они уходят!

Холод услышал его крик и бросился к другу, но троица уже перемахнула через забор, и Холод, подтолкнув Хосе, бросился за ними. Сделав несколько одиночных выстрелов, он понял, что попадает не в убегающих, а в деревья. В спину ему дышал сальвадорец. По лицу хлестали зеленые ветки. Убегающие, казалось, знали здесь каждую тропинку, и словно олени перепрыгивали через завалы из бревен. Холод прибавил скорость, но расстояние между ними только увеличивалось. Временами казалось, что он теряет их среди деревьев. Холод выругался и запустил им вслед длинную очередь. Но те, словно не заметив ее, побежали только быстрее. Еще чуть-чуть, и они бы ушли. Но тайга вдруг закончилась так же быстро, как и началась. Они выбежали на берег реки, на котором стояли две резиновые лодки. Троица с силой вытолкнула одну из них в реку. Зарычал лодочный мотор. Холод и Хосе подбежали ко второй лодке. Началась погоня по реке. Течение было очень быстрое. Лодка с беглецами проворно петляла среди торчащих из воды камней. Стало понятно, что они слишком хорошо знают эту реку. Холод расстрелял оставшиеся в обойме патроны. Ему ответили. Расстояние между лодками увеличивалось. Хосе как мог управлял лодкой, но шансов почти не оставалось.

– Пушка есть? – Холод повернулся к Хосе. Тот протянул ему пистолет.

Холод взял его, смахнул с лица воду и аккуратно прицелился, поймав на мушку самую крупную фигуру, Васюкова, и собирался уже нажать на курок, но лодку подбросило на камне. Холод вылетел с нее и оказался в реке, с трудом зацепившись рукой с пистолетом за борт. Хосе бросил рукоятку движка и протянул Холоду руку. Это и спасло ему жизнь. Пуля с преследуемой им лодки ударила в движок. Он крякнул и задымился черным дымом. Лодка потеряла управление, и ее словно юлу закрутило мощным течением. Хосе втащил Холода через борт и попытался хоть как-то выровнять посудину, но она не послушалась его, а наоборот понесла к огромному залому, который ощетинился на них острыми, как копья, сучьями.

– Прыгать надо, – задыхаясь прохрипел Холод, – нас сейчас как шашлык на шампур насадит.

Тем временем первая лодка уже скрылась за поворотом и исчезла из поля зрения. Холод глянул в бурлящий за бортом поток, и уже было собрался прыгать, но лодку снова тряхнуло на подводном камне, и, закружив в каком-то омуте, еще ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34