Sergey Жанр прозы:

18 марта 2018 Детектив

за ними, снимали все происходящее на телефоны. Удары Каина были точнее и сильнее. Косарев нащупал рукой выпавшую у Каина ручку-пистолет, схватил ее, но Каин перехватил его руку и резко приставив к шее, нажал на кнопку. Раздался сухой щелчок. Косарев как будто кашлянул в лицо Каину фонтаном крови и задергался в судорогах. Пуля пробила шею и вышла через глаз. С другого конца коридора уже бежала полиция с автоматами. Каин слез с мертвого тела Косарева и поднял вверх руки:

– Всё-всё. Сдаюсь, – он встал на колени.

Полицейские заломили его руки за спину, уронили лицом в лужу крови и застегнули наручники. Зеваки продолжали все снимать на телефоны.

 

* * *

 

– Ну хорошую информацию Баир подкинул, – Доцент повернулся к Холоду, – жаль, конечно, с Каином так, но… он сам так решил. Видимо так для него лучше.

– Так значит все-таки были синие пятна в жизни господина мушкетера? – усмехнулся Холод.

– Да! И посинее, чем у его друзей, – улыбнулся в ответ Доцент, – дела подняли и выяснился презабавный моментик. Он после института в одну контору устроился и по загранкам мотался. А оттуда возил первые видеомагнитофоны, кассеты. Ну и приторговывал ими. А потом попался. Но он молодой был. Комсомолец. Весь правильный. Деньги были. В общем выкрутился и вместо реального срока на зоне получил колонию-поселение. Два года. Это он потом придумает сказку, что в армии служил, а так где-то под Тулой в поселке срок отбывал. Тихо сидел. Ни с кем не конфликтовал. А там как раз вор сидел, Мустафа. Азартный товарищ очень. Как его короновали, до сих пор понять никто не может. Он на картах поведенный был. И сел однажды, вопреки закону воровскому, с администрацией «пульку расписать» в преферанс. И «расписал» весь общак поселения. А тут кто-то из заключенных письмо-маляву передал, что типа «общаком никто их не греет». Дали Мустафе два дня. Что-то он им наплел. Вот тогда Косарев к нему и подошел. И помог решить эту финансовую проблему. Ну а Мустафа его за это отблагодарил титулом. А тот его и хапнул, то ли от глупости, то ли от жадности, то ли от хитрости. А вышел он уже когда, перестройка началась. И друзьям он своим, Тихонову и Дудю ничего не сказал, сказал в армии был два года, а те особо и не разбирались. Так вот выходит не было никаких мушкетеров. И Косарев с ворами всю жизнь общался. И вас заряжая, по двум дорожкам шел.

– Ага, – усмехнулся Холод, – на двух лыжах по одной лыжне ехал.

– Ну можно и так сказать, – ответил Доцент.

– Тут это вот, – в кухню вошел Вова и протянул телефон, выловленный из канализации, – звонит…

– Возьми трубку, – кивнул Доцент Холоду.

Холод взял и услышал давно забытый голос:

– Ну вот и пришло время нам встретиться, Холод, что нам скрываться друг от друга? Давай уж решим все раз и навсегда. Только мы двое. И больше никого.

 

* * *

 

– Ты уверен? – посмотрел на Холода Владлен.

– Да, – поморщился Холод, – конечно, уверен, что один на один у нас не получится, все равно что-то он придумает.

– Знать бы что, – почесал лоб Доцент.

– А так не выйдет, – Холод посмотрел на прижавшуюся к дверному косяку Тею, – надо просто прожить этот момент и прочувствовать.

Он взял со стола ключи от старого БМВ и вышел.

 

* * *

 

– Ну вот, Холод, мы и встретились, – Влад сидел на бочке посреди пустого ангара, – надеюсь, армию свою не привел? Зачем нам лишние жертвы. Мы и так с тобой делов натворили и зажились на этом грешном свете. Мы же с тобой одно дело делали, – Влад спрыгнул с бочки, – как же твоя сказка про собаку, про правильную жизнь? Что, неправильным выгоднее быть? Конечно, лучше с теми, кто сильнее.

– Да, – посмотрел на него Холод, – с сильными ты сильнее становишься, а со слабыми слабее. Ослаб ты, Владик. Раньше сам, а сейчас чужими руками.

– Да я и сам бы мог, если бы мне руки не скрутили, – сплюнул Лепехин, – ты не представляешь, как я эти десять лет жил.

            – Почему не представляю? Я так всю жизнь жил. Видимо зря я тебе на памятнике «Человек» написал.

– Это ты на памятнике дураку одному написал. А я умный стал и в чужие сказки верить разучился. Пушку бросай, – он навел на Холода пистолет.

– Так у меня ее и нет, – усмехнулся Холод, – ты же сказал, что пора заканчивать, а пули точек не ставят. Они новую войну развязывают. Только в этой войне уже победителей не будет. Все проиграют.

            – Хватит уже этой лирики, – остановил его Влад, вытащил из бочки жилет и протянул Холоду, – иди сюда, надевай. Здесь пятнадцать килограммов тротила. Сейчас мы с тобой кое-куда прокатимся и доделаем ту работу, что в девяностых не доделали. А заодно узнаем, кто из нас собака, а кто шавка безродная.

            Они ехали в машине молча. Холод чувствовал, как жилет с тротилом давил ему на плечи. Он повернулся к Владу:

            – А ты по-другому жить не пробовал?

            – А я по-другому жить не хочу, да после этого не то, что по-другому, вообще жить не получится. Но дело-то доделать надо.

            Через час они подъехали к ресторану в центре Москвы.

            – Выходи, – Влад посмотрел на Холода, – один пультик у тебя будет, другой у меня. Не сможешь сам – я помогу.

            – Кто там? – посмотрел на него Холод.

            – Те, кто нашу жизнь поперек переехал. Воры. Сходка у них там. Наследство убиенного Иуды делят. Со всего мира демоны понаехали. Ой, каких там только тварей нет.

            – А ты знаешь, что Косарев тоже из их? – посмотрел на него Холод.

            – Не знал бы – не делал бы, – засмеялся Лепехин, – я это сразу понял. Уж больно он по-блатному басни свои пел с подкатом и разводом. А те двое так… денежные мешки были. А Косарев после смерти Иуды на общак метил. Конечно, не сразу, но вписаться к блатным собирался. Ему было, что им предложить. А потом согласных бы купил, а несогласных в мир иной отправил. Но мы же с тобой этого допустить не могли? – он в упор посмотрел на Холода, – мы же знаем, что сейчас значат слова «вор в законе». Одной ногой среди воров, другой среди законопослушных граждан. Иуда обречен уже был. Все равно от старости умер бы скоро. Так что не мучай себя. Знаю, он тебе был родственником. А к власти Косаревы бы пришли рано или поздно. Вот мы с тобой, Иуду убрав, придумали замечательный способ их вместе собрать и раздавить. Или я не прав? – он посмотрел на Холода.

            – Я тебе уже все сказал, – ответил ему Холод. Одной войной другую не прекратишь.

            – Ну тогда хотя бы попытайся. Давай, иди, – подтолкнул его Влад.

            Холод вышел из машины и направился к ресторану. «Почувствовать и жить». Почему-то ему не было страшно. Наверное, потому, что это был не конец, а начало. И уже неважно чье. Если девяностым суждено было закончиться, то закончиться они должны были так же громко, как и начались. А если нет… Он шагнул в дверь ресторана.

            Влад усмехнулся и вытащил в окно руку с пультом. Потом посмотрел на надетый на себя тротиловый пояс, вздохнул и палец потянулся к кнопке.

            – Вот из-за таких, как он, вас ментами и волками позорными и называют, – дядя Гена похлопал по плечу стоящего на крыше ОМОНовца, глазом прижавшегося к прицелу снайперской винтовки, – давай, Миша, зря что ль мы с тобой сюда сотню километров пёхали.

            Прозвучал выстрел. Пульт выпал из рук Влада. Он зарычал от боли, распахнул дверь и рванул за пультом, но из припаркованной рядом газели уже выпрыгнули ОМОНовцы и автоматами прижали его к земле.

            Холод поднимался по лестнице. На верхней ступеньке сидел Доцент.

            – Прочувствовать, говоришь, и прожить? Да ну к черту жизнь такую. Давай, снимай это с себя аккуратно и пошли. Не будем граждан воров пугать, – Доцент кивнул стоящему рядом ОМОНовцу, и тот помог снять взмокшему от напряжения Холоду жилет.

            – Как ты догадался? – посмотрел на Доцента Холод.

            – Мы все догадались. Все твои девять жизней за этот час прожили. Хотя думать намного раньше начали, – Доцент улыбнулся, – все, пошли.

            Когда Влада засовывали в машину, он повернулся и увидел глаза Холода. И ему стало страшно. Нет, не от того, что он увидел холодные стальные глаза, а от того, что эти глаза улыбались.

 

* * *

 

            – То есть Вы предлагаете воров не трогать? – смотрел на Доцента начальник главка МВД.

            – Я думаю, еще не время. Сейчас по крайней мере мы знаем их и действия их ожидаемы и предсказуемы. Хотя бы частично. Все-таки их воровской закон – это закон, который хотя бы половину из них сдерживает от беспредела. Плюс, конечно, благодаря последнему их сборищу, мы видели их всех. Так что, думаю, работы будет много. Составим на каждого досье. А в силу того, что мы их не стали задерживать, мы будем просто наблюдать за ними и ждать, когда они оступятся и перейдут эту тонкую черту закона. Ну по крайней мере одну большую войну мы уже остановили в принципе без потерь.

            – Да, – грустно улыбнулся полковник, – в девяностые мы несли очень большие потери. У меня два человека с отдела при задержании… Ну, если что, у нас твои ребята есть…

            – А вы знаете, – Доцент посмотрел на него, – они не мои ребята. Просто так вышло. Я думаю, про них лучше забыть. Девяностые-то уже закончились. Они, конечно, хороши, но они уже не такие быстрые. А время сейчас спешит. Сейчас угрозы уже другие, внешние. Да и мы стали другие. Многому чему научились. Уже больше думаем, чем стреляем. А им уже за новыми не успеть.

            – На пенсию их предлагаешь? – засмеялся полковник.

            – Нет, просто забыть и оставить в покое.

            – Разумно, – полковник протянул Доценту руку, – ну, думаю на новой должности ты проявишь все свои лучшие качества, наберешь новых сотрудников, – жаль, конечно, ребята хорошие, но, как говорится, заслужили, – он захлопнул красную папку, на которой красовалась белая надпись «Бумеранг», – Вове привет передавай. Жаль, что повидаться с ним не сможем. Никогда не забуду, как он в институте корки мочил. Помнишь это «Я тучка-тучка-тучка, я больше не Вован»? – и они оба весело расхохотались.

 

* * *

 

            – Ну что, браты, наконец-то мы все собрались, – из-за стола поднялся Мустафа, – чтобы помянуть брата нашего, Иуду. Все в делах были, а поскорбеть о брате как следует не смогли.

            – Рано ты по мне скорбеть собрался и в браты записывать, – в зал ресторана в сопровождении Баира, Левчика и преданного Коли вошел Иуда, – а вот за здравие бродяг я бы выпил, – он подошел к столу, взял запотевшую бутылку водки, налил серебряную стопку и поднял ее, оглядев всех присутствующих со словами «Бог навстречу» и одним махом выпил.

            Таран во все глаза смотрел на Баира.

            – А вот о делах нам стоит поговорить, – продолжил Иуда, – тем более они у нас действительно скорбные.

            – Да какая скорбь, родной? – поднялся Мустафа, – у нас радость, ты вернулся, отец наш! – и все авторитеты, сидящие за столом, радостно закивали.

            – О, ты меня еще и в папки записал. Ну как скажешь, тогда начнем с радости, – продолжил Иуда, – кто не знает – это Баир и Левчик. Если Коля – моя правая рука, то эти двое теперь мои глаза и уши, – он кивнул на Баира с Левой, – так что не обессудьте, если что не так. Теперь тебе радость прилетела, Тараша, подумал я и возьмешь ты себе землю Мустафы, но смотри, что не так – спрос суровый будет. О бродягах на зонах забудешь – ребятки тебе напомнят, – он снова кивнул на Колю, Баира и Леву.

            – Слушай, дорогой, а как так? – Мустафа развел руки, – это что за предъявы такие?

            – Да какие предъявы? – Иуда взял стул и сел на него, – предъявы сейчас будут, когда ты, дорогой, обществу расскажешь, как ты барыгу за карточный долг короновал и в свет его хотел вывести. Слава Богу, что не срослось, – глаза Иуды хищно сверкнули, – так что давай, – человекам твою историю интересно послушать будет. А заодно и узнаем, может еще у кого такие истории скорбные есть?

 

 

 

 

ЭПИЛОГ

ТОЧКА, КОТОРАЯ НА ЭТОТ РАЗ НЕ СТАНЕТ МНОГОТОЧИЕМ

 

Влад сидел в камере и смотрел на мокрое пятно на стене. Вот так должно было быть с той мухой, которую он собирался размазывать. Но муха оказалась осой и покусала его. Он посмотрел на свою простреленную руку. Ну что ж. Значит пока так. Но это «пока» всегда может стать по-другому. Он хотел улыбнуться, но вышел оскал. Да, конечно, сейчас много на него навешают, но это еще все доказать надо. Он-то чист. На нем только Прокоп. А показания кто даст? Те люди, которые сами вне закона? Так что, глядишь, еще увидит он небо без решетки, и может на этот раз все по-другому сложится. Но дверь в его камере скрипнула.

– Хотел тебя повидать, – в камеру вошел Каин, – с Седым сам поквитаться не успел, и с тобой чуть не запоздал, пока с мушкетером твоим занятый был.

– Чё хотел? – ухмыльнулся Влад.

– Да в глаза твои посмотреть, – ответил Каин.

– А я уж думал в душу заглянуть, – засмеялся Лепехин.

– А чё туда заглядывать? Там как в параше, говна по самую глотку, – брезгливо посмотрел на него Каин, – а еще на что-то надеешься смотрю. А ведь зря. Это мой мир. А в нем двух Каинов быть не может.

Его руки сжали горло Лепехина. Тот дернулся, но Каин свалил его и коленкой прижал к нарам, не разжимая рук до тех пор, пока он не перестал дышать.

– Это тебе от всех нас. За всех нас.

Он посмотрел в широко открытые напуганные глаза мертвого Лепехина.

– Хорошо, что не закрыл. Меня даже на том свете вспоминать будешь, – он плюнул трупу прямо в лицо и подошел к двери, – заходи, Комарик.

– Ну ты даешь, Петрович, – Комаров крутил в руках веревку, – силища у тебя, конечно… Ну, короче, мы его сейчас подвесим, я малявку предсмертную нацарапаю, типа не смог жить с таким грузом даже среди осужденных, но бывших соратников. Рапорт наковыряю, у кума подпишу. Я думаю, только обрадуется. Так что не беспокойся, оформим.

– Слушай, Комарик, – Каин посмотрел на Комарова, – а чё ты здесь остался? Тебе ж вроде денег дали.

– Да я попробовал, Газель взял, – смутился Комаров, – фейерверков купил. Решил, что на Новый Год деньгу сколочу. И тут же в аварию попал и Газелька вместе с фейерверками «пшик»! И нет у меня ничего. А тут вроде все на мази. Старшего прапорщика вон дали, премию выписали. Куда ж я отсюда? Я за тобой, Петрович, здесь как за каменной стеной.

– Ну поздравляю, – Каин похлопал Комарова по плечу и вышел.

 

* * *

 

– Неужели все это закончилось? – Тея посмотрела на Холода.

– На этот раз видимо да, – выдохнул Холод.

– Ты что, жалеешь? – она улыбнулась.

– Да не, просто вспоминаю. Вот представь себе, – он взглянул в ее глаза, – началось все это в одном веке, а закончилось в другом. Как будто я сто лет прожил.

– Да ладно! Cтарик тут нашелся! – засмеялась она.

– Жалею? Где-то да, – как будто не услышал ее Холод, – но не о том, как жил, а о том, как мог бы прожить… Хотя, – он посмотрел на небо, – зачем жалеть о том, чего не было.

– Может нам уехать? Туда, к Владлену, в Испанию. Он, кстати, нам там дом присмотрел.

– Уехать, чтобы забыть? – Холод взял ее руки в свои, – не лучший способ. Да и забыл я все. Вышел из ресторана и забыл. А меня жизнь одной штуке научила, – он прижал ее к себе, – если ты сумеешь забыть, то и о тебе забудут.

– Ладно, поехали, в этот раз больше никуда тебя одного не отпущу, – Тея подтолкнула его к машине, – там дядя Гена с Марком варенье удумали варить. Яблок в этом году такой урожай! Ребята уже все там.

Холод сел за руль, а она села рядом и положила голову ему на плечо.

– Я вот чего думаю, – он посмотрел на нее, – а вот идея с трастовым банком…

– Хватит! – она ладошкой накрыла его губы, – даже не начинай больше!

 

* * *

 

На даче Владлен жарил шашлыки под каким-то хитрым испанским маринадом. Левчика и Баира не было. Как сказал Коркин, они по воровской командировке отбыли. Доцент вступал в новую должность и извинился по телефону, что не смог приехать. Дядя Гена сидел перед большим тазом и резал яблоки, а Марк выхватывал еще необрезанные яблоки из таза и кидал Снежку, чтобы тот их приносил. Тея с Холодом взяли ножи и уселись рядом с дядей Геной. Дядя Гена посмотрел на Холода с ножом и улыбнулся:

– И что, даже зарезать никого не хочется?

Холод рассмеялся, и Тея, глядя на него, тоже, хотя обычно такие шутки дяди Гены ее пугали.

Вован и Кирилл сидели на крыльце.

– Слушай, самурай, расскажи-ка все-таки, чё ты в своей Японии накосепорил?

– Да там тема одна была, – суетливо заговорил Кирилл.

– А тема стоящая? – напрягся Вова.

– А ну хорош, ёб твою мать! – Кольцов подтолкнул их в спины, – идите лучше яблоки собирайте!

К забору подъехал черный мерседес. Из него вышел Иуда.

– Ну вот, племяш, решил в гости заглянуть, посмотреть, как люди нормальные живут, – он протянул Холоду руку, – ну и погостить чуток, думаю, нас с Колей примите.

Марк со Снежком, увидев Иуду, радостно подбежали к нему.

– Давай, внучок, мы с тобой еще поиграемся, а я пока с папой поговорю, – Марк кивнул и запустил яблоко, а Снежок радостно виляя хвостом побежал за ним.

Иуда посмотрел вслед Марку:

– Вырос. Большой уже. Слушается?

– Да вроде как, – ответил Холод.

– Ну это очень хорошо тогда… Я тебе сказать хотел. А пока ехал, слов не нашел, – начал Иуда.

– Да и не надо никаких слов, – Холод кивнул ему, – мы же родственники как-никак близкие.

– Ну тогда мы сейчас человечка одного подбросим и вернемся, – Иуда подошел к машине и распахнул дверь.

На Холода смотрело лицо Каина. Он подмигнул ему и словно тень исчез в темном салоне. Машина уехала. Холод немного постоял у забора и направился к дому, навстречу ему шагнула Тея и обняла.

– Да… Теперь все будет по-другому… – и на этот раз она поверила своим словам.

 

Тумана больше нет с дождем,

Осадков с холодом не будет,

Ведь мы когда-нибудь уйдем,

Волков где нет, зато есть люди.

Мы не пытаемся забыть,

На то есть прошлого морщины,

Мы будем чувствовать и жить,

И не искать «зачем» причины…

 

ноябрь, 2017

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

MEDULLA OBLONGATA

 

Часть 7.

 

САД ЧУЖИХ КАМНЕЙ

 

 

Здесь тигр, замерший в прыжке,

С драконом, обнявшим сакуру,

Сплелись в узорах на спине
В жестоких хайку Никамуру.

Вот воины призрачных теней,

Скрестив катаны с облаками,

Не ждут непрошенных гостей
В безумном крае самураев.

И пусть девчонка аниме
Понять не сможет гейши чувства,

Со вкусом горького саке
Полюбит искренне, по-русски...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПЕРВАЯ ГЛАВА

НЕЗАКОНЧЕННАЯ ФУГА ДЛЯ САМУРАЯ С ОРКЕСТРОМ

 

Дороги – протертые джинсы,

Ослепленные ярким неоном огней,

Небоскребы, взлетевшие выше, чем птицы,

Что упали на землю садом камней…

 

Токио, осень 2011 года.

– И за это семьсот долларов?! – Кирилл обвел глазами комнату размером в двадцать с небольшим квадратных метров, – Нина, Вы шутите? Кухня в коридоре, в ванной мыться можно только сидя… Из мебели только шкаф. А где кровать? – он вопросительно посмотрел на риелтора.

– В шкафу, – невозмутимо ответила Нина, – японцы умеют ценить квадратные метры своей жилплощади, – она улыбнулась стоящей возле нее невысокой женщине, и та радостно закивала головой, – повторю, вам очень повезло, Кирилл. Во-первых, очень неплохой район. Сидзоку называют воротами Токио. Здесь рядом вокзалы, метро. Развитая транспортная сеть, инфраструктура, супермаркеты, бутики, бары, кафе, достопримечательности…

– Ага! И кровать в шкафу. Мне что, в шкафу что ли по-вашему спать? – Кирилл снова посмотрел на Нину, но та невозмутимо продолжила:

– Это разумное сочетание цены и качества. Такое жилье мы называем класса «маншён». Это отдельные апартаменты, где вы не будете слышать, как храпят соседи, – она улыбнулась, – а потом, дом – это не то место, где японцы проводят много времени, так что не стоит удивляться спартанской обстановке. Так что назовем это стилем «минимализм».

– Ну за такие деньги, по-моему, даже как-то слишком минимально, – Кирилл поскреб в затылке, производя подсчеты в голове.

– Это очень выгодное предложение, – не унималась Нина, – семьсот долларов в месяц. Разовая стопроцентная оплата услуг нашего агентства и всего два месяца залога. Кстати, как только хозяйка передаст вам ключи, – она снова посмотрела на кивающую и улыбающуюся японку, – вы должны отблагодарить ее, и дать долларов пятьсот-семьсот. Здесь это так принято. И, кстати, найти квартиру в Токио без гаранта-японца практически невозможно, так что…

Кирилл присвистнул и начал считать заново, насколько зеленых сейчас опустеет его карман.

– Ну что, договор аренды подписываем? – посмотрела на него Нина.

Кирилл, покусывая губы, протянул ей стопку долларов, поставил в бумаге с иероглифами свою подпись, а хозяйка квартиры поставила свою именную печать «Ханко», и, улыбаясь, взяла у Кирилл деньги и протянула ключи.

– Подождите, а магазины тут рядом есть? – остановил Нину Кирилл, – продуктов купить там, технику, а то я зашел в один, а там…

– Вы про хентай и порнографию? – улыбнулась Нина, – для Японии это нормально. Привыкайте. Вообще, токийцы предпочитают обедать в кафе и барах. Это намного дешевле. Если вы хотите купить технику, лучше пойти в ломбард, это намного дешевле, а так, если что, в квартале отсюда гигантский супермаркет «Сэйбу».

Японка тем временем спрятала деньги в карман своего передника и со словами «Аригато» и «Саёнара» незаметно исчезла, прихватив с собой Нину.

Кирилл подошел к шкафу и оттуда прямо ему на голову выпал какой-то пыльный матрас…

 

* * *

 

Обживаться Кирилл решил начинать попозже, а для начала стоило прогуляться по своему новому месту жительства. Пока он глазел по сторонам на небоскребы с рекламой, он сообразил, что спешащие японцы проходят как будто сквозь него. Они все куда-то торопились, уткнувшись в свои телефоны. Он зашел в какой-то парк, купил в автомате пачку сигарет, хотел закурить, но его вежливо остановил полицейский, указав на табличку с перечеркнутыми сигаретой, собакой, машиной, телефоном и мороженым, чем сильно удивил Кирилла, заметившего, что мороженое и сигареты продают прямо посреди парка.

Полюбовавшись осенней природой и попинав ногами мокрые листья, он решил зайти перекусить в какой-то рыбный ресторанчик, но увидев корчащихся на огромном раскаленном тайпане живых осьминогов, почему-то расхотел и нашел знакомый Макдональдс. Он встал в огромную очередь и понял, что здесь Макдональдс самый медленный в мире. Никто не кричал «Свободная касса!», а персонал на кухне неспеша собирал бургеры, словно какие-то хитрые конструкторы, и выкладывал картошку-фри по одной штучке в пакетик. Отстояв в очереди сорок минут, есть Кирилл расхотел окончательно, и заказал только Колу, которая почему-то оказалась со вкусом помидора. Для приличия он зашел в универмаг «Сэйбу», но, запутавшись в вывесках, вышел, не обойдя и первый этаж. Он вернулся домой, купив в каком-то бистро странную черную пиццу, и уселся возле телевизора. Половина каналов оказались кулинарными и разными ток-шоу. Он щелкал пультом и натыкался то на явную порнографию, то на какие-то реалити– шоу, где японцы на время за йены, сидя в чане с дерьмом поедали каких-то жучков и тараканов.

Потом, насмотревшись всего этого безобразия, он решил принять душ, и втиснулся в довольно узкую ванну. Полив себе на голову из душа, он решил постирать носки. Вышел и очень удивился, что не нашел в квартире ни одной батареи. Только потом он вспомнил слова Нины, что в Японии нет центрального отопления, и каждый топит как умеет – хочешь обогревателями, а хочешь дровами.

Кирилл достал из висящей в прихожей куртки пачку сигарет и пошел в туалет, но как только его задница коснулась стульчака унитаза, он понял, что он теплый, потому что с подогревом.

– А почему бы и нет? – вслух сказал Кирилл и положил свои мокрые носки на стульчак, плотно прижав их крышкой.

Потом он вернулся к шкафу, вытащил оттуда кровать-матрас и уселся на нее, решив, наконец, подсчитать свои финансы. Пары минут ему хватило сообразить, что через пару недель они кончатся. Но Кирилл решил пока не думать об этом. Сегодня он решил просто отдохнуть, тем более на низком обеденном столике его дожидался путеводитель для туристов по Токио, заботливо оставленный Ниной.

 

* * *

 

Кирилл ехал в метро и изучал путеводитель «Токио для туристов»:

– Это не то… Это не подходит, – он перелистывал глянцевые страницы, – во! Роппонги! То, что надо! Развлекательный район Токио – бары, дискотеки, ночные клубы, караоке…

Он уже слышал, что, если ты хочешь узнать настоящую Японию – надо выпить с японцем.

– …или с японкой, – Кирилл усмехнулся и вышел из вагона.

Роппонги оказался обычным районом. Он побродил там какое-то время и очень удивился, что среди традиционных японских ресторанчиков много кафешек с европейской и американской кухней. Соскучившись в Киото по гамбургерам, и, так и не дождавшись своей очереди в Макдональдсе, он забрел в «Бургер-Кинг». Вышел, и стал снова бесцельно бродить по серым и скучным улочкам. Но как только осенний вечер опустился на город – в миг все изменилось и весь район зажегся неоновыми огнями. Улицы наполнили ночные жители этого города – ярко раскрашенные девицы, мальчики, похожие на девочек, толпы туристов. Всюду слышался веселый смех, и Кирилла закачало на волнах этого разноцветного океана, а потом вынесло на берег огромного ночного клуба, разрываемого изнутри какой-то модной электронщиной. Вокруг сновало очень много черных… Да-да! Настоящих негров – белозубых, мускулистых, наглых и шустрых. Глядя на них, Кирилл, хорошо знавший ночную Москву, понял – это барыги, драгдиллеры. Они исчезали, снова появлялись, дергали за рукав очередного клиента, что-то передавали, засовывали в рукав купюры, и при этом продолжали белозубо улыбаться, отыскивая глазами в толпе на танцполе новых клиентов.

Кирилл потягивал за барной стойкой пиво, когда к нему подошла миниатюрная хрупкая японка, вслед за которой тут же подскочил услужливый официант и поставил перед ней бокал вина. Японка защебетала что-то на ломанном английском, постоянно улыбаясь Кириллу. Кирилл не понял ни слова и решил с ней вежливо попрощаться, но официант тут же положил перед ним счет. «Почти двадцать три тысячи йенов!» Кирилл попытался что-то объяснить официанту, но тот заговорил про девушку.

– Это не моя девушка! – ответил Кирилл и повернулся к японке, но ее уже и след простыл.

Тут же к нему подошли три чернокожих и медленно стали подталкивать его плечами в сторону черного входа. Музыка оказалась где-то позади, а они оказались в каком-то тупике. Чернокожий так же улыбчиво посмотрел на Кирилла и произнес: «Мани. Фиф хандрид долларс, бич. Комон!» – и характерно пошевелил пальцами руки.

Кирилл понял – сейчас ему придется драться. Но драки не вышло. На руке негра оказался кастет, который с размаху воткнулся Кириллу в живот. Второй сдернул с него красную кожаную куртку, вытащил из нее бумажник и отдал куртку второму громиле.

Кирилл, корчась на асфальте, увидел, как громила вытащил стопку долларов, улыбнулся и выбросил его бумажник в стоящий рядом мусорный бак.

– Эй, попуасы, вы чё, совсем оборзели? – услышал он чисто русскую речь.

Кирилл приподнял голову и увидел невысокую худенькую девочку, напоминавшую персонажа какого-то аниме с большими, чуть раскосыми глазами.

– А ну быстро все ему вернули и свалили отсюда!

Негры насторожились, а в руке у девочки словно из ниоткуда появилась стальная телескопическая дубинка:

– Я сказала! Бегом отсюда в свою Нигерию!

Кирилл снова приподнял голову и увидел, как негры заулыбались, положили рядом с ним деньги, куртку, достали бумажник и исчезли, не переставая улыбаться девочке.

– Откуда ж ты взялась, анимашка такая супергеройская? – поморщился Кирилл и попытался встать.

– Я Мия, – она протянула ему руку, – вставай, пошли.

– Давай я тебя хоть кофе угощу, спасла ж меня все-таки, – попытавшись улыбнуться, сказал Кирилл.

– Пошли, – деловито ответила она, – там за углом кафешка хорошая. И кофе турецкий.

 

* * *

 

– Вот и посмотрел Японию, – Кирилл вцепился зубами в круассан, – вообще-то я из Киото, – попытался продолжить он, но девушка его перебила:

– Вот и сидел бы в своем Киото, – она подцепила на ложечку фисташковое мороженое, – это же Токио! Здесь город! Не то, что ваша деревня. А ты что вообще в Ниппон забыл?

– Работаю, – уклончиво ответил Кирилл.

– Понятно. А тут решил отдохнуть, – она изучающе посмотрела на него, – так вот запомни. Ты в такие места лучше не суйся. Обуют – оглянуться не успеешь. Наверняка к тебе какая-нибудь коза подсела, ей вино принесли…

– Японка, – кивнул Кирилл.

– Ой, не смеши мои кеды! – рассмеялась Мия, – японка! Филиппинка какая-нибудь или китаянка. Чтоб настоящая японка к годзину подошла? Да ладно!

– А кто такой годзин? – спросил Кирилл.

– Иностранец, турист, – она снова зацепила мороженое и продолжила, – это нигерийцы в Роппонги так шустрят. Они вообще наркотой приторговывают по мелочи, но шанс лошка иногороднего обуть не упустят. Телку под него заряжают, она его на бухло разводит. Если не разводится – счет за первый бокал двести баксов выставляют, а потом на холодок отводят и до трусов раздевают. 

– А полиция? – удивился Кирилл.

– Ой, да не смеши, – Мия подняла на него свои большие глаза, – ты такой наивный! Знаешь, что тут полиция говорит? «Не ищи приключений на свою голову, если не хочешь проблем».  Во всех путеводителях этот район буковкой «R» помечен, что значит «опасно без сопровождения». Это твои проблемы, что ты читать не умеешь, – она снова посмотрела на Кирилла, – ну, это знаешь, как в Москве в Выхино в час ночи приехать.

– А ты что, из Москвы? – не переставал удивляться Кирилл.

– Раньше жила, – ответила Мия и опустила глаза, – а ты тоже?

– Ну да…

– Что ж ты сюда приперся? – она взглянула на Кирилла.

– Проблемы были, – он отвел взгляд.

– От одних проблем бежал, чтобы другие найти, – грустно улыбнулась она, – знакомо…

– Да понимаешь, – Кирилл постарался уйти от темы, – в Киото скучно, – и, явно рисуясь, продолжил, – там одни старперы, а я молодой! Здесь урбан, мегаполис, движуха, жизнь! Ну и бабла можно срубить, а то вон на одном кофе разоришься, – он покрутил в руках маленькую чашечку.

– Токио, говоришь, хочешь узнать и йенов срубить? – она отодвинула мороженое, – а не пожалеешь потом?

Кирилл улыбнулся и кивнул:

– Да ладно! Когда я о чем жалел?

– Ну смотри. Позвони мне завтра часов в девять вечера, – она протянула ему визитку с телефонным номером.

– А не поздновато? – он ухмыльнулся, – меня, кстати, Кирилл зовут.

– Я уже догадалась. А жизнь в Токио после десяти только начинается, – сказала она и исчезла.

 

* * *

 

– Ты что, намекаешь, что я тебя тут как Хатико буду ждать до скончания века? – усмехнулся Кирилл, глядя на фигуру бронзового пса, – я думал, что японцы пунктуальные.

– Нет, дела просто были, телефон дома забыла, – она взяла Кирилла под руку и подтолкнула в подошедший вагон, – в Токио если хотят с кем-то встретиться, встречаются в Сибуя, возле Хатико. А если хотят потеряться – в Икэбукуро. Там шестнадцать входов и выходов. Кстати, мы сейчас туда и едем.

– Зачем? – не понял Кирилл.

– Ты же хотел денег заработать, – она посмотрела на него.

– В смысле? Я как бы хотел Токио узнать…, – Кирилл непонимающе посмотрел на Мию.

– И денег заработать. Всегда между фразами ставь точку. Здесь так не принято.

– Ну деньги так деньги, – согласился Кирилл, – куда мы едем?

– В один рыбный ресторанчик, – хитро подмигнула ему Мия.

Они доехали быстро, и смешались с толпой не обращающих на них внимание японцев.

– Странный какой-то район, – Кирилл еле поспевал за быстро идущей спутницей, – дома новые, а стены какие-то старые. И как будто все знакомо.

– Вообще здесь раньше тюрьма была, а потом уже небоскребы настроили, – она пошла вперед, не оглядываясь на Кирилла, – а знакомый потому, что он в каждой японской манге и в каждом аниме есть. Здесь постоянно что-то происходит, – она повернулась и показала ему белоснежные зубы, – и после десяти вечера сюда лучше не соваться.

Кирилл, задирая голову вверх, даже не сообразил, что между небоскребами прячутся маленькие дома, и поэтому не заметил, как они уперлись в маленький каменный домик, на котором красовалась вывеска с какой-то птицей и двумя красными иероглифами.

– Ты уверена, что это рыбный ресторан? – Кирилл еще раз посмотрел на вывеску, а потом на девушку.

– «Голодный баклан». Вообще-то еще давно японцы использовали бакланов, чтобы ловить рыбу для себя. Так что давай, шагай, – она открыла дверь и втолкнула его внутрь. За барной стойкой в центре зала сидел одноглазый японец, которому Мия почтительно поклонилась. Тот ответил небрежным кивком и посмотрел на Кирилла. Мия кивнула два раза, и японец кивком указал ей на один из трех столиков. Мия подтолкнула Кирилла к нему и уселась сама.

– Мы что, есть сюда пришли? – Кирилл непонимающе посмотрел на нее.

– Деньги зарабатывать.

– А может перекусим? – Кирилл потянулся к потрепанному меню, – слушай, а что такое…, – он по буквам прочитал и перевел слово, – «горный кит»?

– Кабан. Или свинья по-нашему. Раньше японцам запрещалось есть мясо, и поэтому все мясные блюда они называли так.

В это время возле столика возник невысокий официант. Кирилл уже собрался сделать заказ, но посмотрел на Мию и осекся. Мия протянула официанту стопку йен, которую тот обменял на какую-то бумажку с иероглифами. Мия почитала и благодарственно кивнула ему головой. Тот, не проронив ни слова, сгреб деньги и исчез. Мия повернулась к одноглазому японцу и поклонилась несколько раз. Тот снова ответил кивком. Мия потянула Кирилла за руку, и они вышли из бара.

– Слушай, а чё вот этот старик… Он без глаза… – Кирилл попытался задать вопрос, но Мия опередила его:

– Без глаза, языка и глухой. Правило трех обезьянок – ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу. Он якудза. Зовут его Йоши-сан. Он дал нам с тобой работу. Сейчас мы едем в Гинзу. Там нас будет ждать человек. Если все сложится – заработаем по тысяче баксов, – не оборачиваясь сказала она, – давай быстрее.

– Слушай, а деньги-то ты ему зачем отдала? – не понял Кирилл.

– А без денег тебе тут никто никакой работы не даст, – серьезно посмотрела на него Мия.

 

* * *

 

Ичи приложил указательный палец к губам, оттопырив отрубленный мизинец:

– Тсс…

Он отвернулся от Кирилла с Мией. В его руках звякнул набор отмычек. Он немного поковырялся в замке и дверь открылась. Они вошли. Он вытащил из сумки монтировку, протянул Кириллу и указал подбородком на огромный телевизор. Кирилл, словно прочитав его мысли, ударил по нему. Потом компьютер, музыкальный центр, кухонный комбайн, микроволновая печь… Японские чудеса техники, символизирующие благополучие, с треском ломались. Мия тем временем скидывала с полок книжки, ворошила постель и выбрасывала вещи из шкафа. Японец смотрел на них и фотографировал на камеру телефона погром, который они сотворили. Потом он положил свою руку с отрубленным пальцем Кириллу на плечо, что означало: «Хватит».

Три тени выскользнули из квартиры и очень скоро оказались на парковке. Там их поджидал темный микроавтобус и невысокий грустный седой японец с небольшим чемоданчиком. Они уселись в машину и куда-то очень долго ехали. Ичи курил и смотрел в окно. Седой японец молчал.

Уже поздней ночью они добрались до отеля с тусклой неоновой вывеской. Ичи протянул японцу конверт и ключи. Тот в ответ отдал ему толстую стопку купюр и, не проронив ни слова, исчез.

Ичи пересчитал их, улыбнулся и отдал половину Мие.

– Кто этот седой и что мы там делали? Что это за квартира? – Кирилл непонимающе смотрел на Мию.

– Это хозяин квартиры. Держи, – Мия протянула Кириллу половину денег и бутылку пива.

 

* * *

 

Они сидели в подъезде и пили пиво.

– Этот район называется Сань-Ян, – Мия посмотрела на Кирилла, – его нет ни на одной карте Токио. Это трущобы. Здесь нет домов. Только гостиницы. Дешевые. Одноместные номера и всего один туалет. Знаешь, у японцев есть такой термин «испаряющиеся люди». Это те, кого просто нагнула судьба – лишился работы, ушла жена, потерял деньги, поссорился с кем-то из родных и близких. Это те, у кого не хватает сил уйти в лес Аокигахара. Его еще лесом самоубийц называют. Или подняться на скалы Тоджинбо и расстаться с жизнью. Если они не могут этого сделать, они уходят сюда и испаряются.

– Это как так? – Кирилл удивленно посмотрел на Мию, а она продолжила свой рассказ:

– Японцы любят говорить: «Выпирающий гвоздь нужно забить». Они боятся быть не такими, как все. Когда они понимают, что становятся родным и близким в тягость, они просто испаряются. Они считают, что если ты испарился, то ты обрел свободу. Говорят, около ста тысяч людей каждый год испаряется. И их никто не ищет, понимаешь? – она поставила пиво и закурила, – в Японии нет документов с идентификационными номерами. Нет паспортов и соцстраховки. Полиция не может проследить, где и как движутся люди, они не могут отследить их банковские карты. Те, кто хочет испариться, меняют документы и внешность. А Ичи, он из якудза. Он им помогает. Всего за пять тысяч долларов. У него есть компания «Ночной переезд», и этот седой – его клиент. Он поздно женился, а потом лишился работы. И еще месяц обманывал жену – каждый день надевал чистую белую рубашку, гладил галстук, брал с собой завтрак и весь рабочий день сидел в машине. А потом пришло время зарплаты. Он приехал к Ичи и решил испариться. Мы ему помогли.

– Это…как? – Кирилл от удивления открыл рот, – а как же жена?

Но Мия словно не услышала его:

– …мы помогли ему стать самим собой. И теперь в этой гостинице у него не будет прошлого, будет только настоящее. И, не сумев вовремя избавиться от ненужного самого себя, он будет каждый день медленно умирать. Так обычно бывает, если ты в Японии чувствуешь себя ненужным и одиноким. Нам, молодым, проще, – она поднялась, – когда мы чувствуем это, мы становимся «отаку». Надеваем на лицо маску любимого анимешного героя и живем с этим, – она повернула к нему свое раскрашенное личико и грустно улыбнулась, – ладно, пошли, Кирюха-сан, такси ловить, а то из Сань-Яна просто так не выбраться. Это билет в один конец.

– Так получается, он сам заказал, чтобы мы разнесли его квартиру, а потом вывезли его? – Кирилл посмотрел на Мию.

– Он сымитировал ограбление, и как будто его похитили. Жена пойдет в полицию. Пройдет несколько месяцев и его уже никто не будет искать. Ведь Ичи уже сделал ему новые документы.

– Да как так-то? – Кирилл развел руками, – он что, не мог поговорить с женой, все объяснить, а потом найти новую работу?

– Знаешь, Кирюха, японцы вообще все делают сами, и, завися от мнения других, ни о чем их не спрашивают. Они вообще мало говорят. И проблемы они свои решать не привыкли. Им проще от них убежать. Вот такая она, Страна Восходящего Солнца. Всё, пошли, – она потянула его за руку.

 

* * *

 

Мия взмахнула рукой и остановила странного вида такси. Машина была красного цвета, а вместо шашечек на крыше красовался листок клевера, как на ирландском пабе. Кирилл бухнулся на заднее сиденье и стал смотреть на предрассветное токийское небо. Сначала оно было фиолетовым, таким же, как новая куртка Кирилла. Гасли неоновые огни, и небо становилось серым. Утреннее Токио окутывало облако смога, и опустевшие за ночь улицы снова наполнялись потоком сонных людей, которые брели каждый по своей траектории, погрузившись в свои мысли и телефоны.

Такси остановилось около кирпичного трехэтажного дома.

– Давай, вылезай, – одной рукой Мия подтолкнула Кирилла, а другой отдала таксисту деньги.

– Где мы? – Кирилл рукой смахнул сон с лица.

– В гости ко мне идем, – деловито ответила Мия, только в магазинчик сейчас заглянем.

Она постучала в железную дверь снизу, в ней открылось окошко, в нем появилось суровое раскосое лицо, которое при виде Мии улыбнулось. Она просунула в окошко стодолларовую купюру, которую японец тут же обменял на четыре кассеты «Будвайзера», несколько пачек чипсов и красную пачку сигарет «Мальборо». Мия отдала коробки Кириллу и зашагала на второй этаж. Он сонно поплелся за ней. Открыв одну из железных дверей, Мия пропустила своего гостя вперед со словами:

– Вэлком! А вот и моя пещера.

– Ни фига себе! – проснулся Кирилл, оглядывая огромную комнату: гигантский холодильник, гигантский диван, музыкальный центр с гигантскими колонками, гигантская панель на стене, и под стать всему остальному компьютерный моноблок на весь стол. На стенах висели какие-то плакаты из японских аниме и фильмов. Дополнял картину огромный шкаф. Кирилл начал снимать кроссовки, но Мия жестом остановила его:

– Расслабься, это там у них Япония, а здесь у нас все по-простецки.

Мия взяла у Кирилла бутылку с пивом, плюхнулась на диван, открыла ее и сделала глоток.

– Будем твое первое дело отмечать.

– И сколько ж ты за это платишь? – Кирилл продолжал изумленно оглядывать квартиру.

– Долларов двести-триста, – небрежно бросила Мия.

– А как так? – поморщился Кирилл, вспомнив, сколько заплатил за свое однокомнатное убожество в двадцать квадратных метров.

– Все просто, – Мия вытащила из пачки сигарету и закурила, – все элементарно, Кирюха-сан. Есть в Японии нехорошие квартиры. Ну где кто-то счеты с жизнью свел посредством суицида. Здесь семья жила из трех человек. Муж в карты проигрался, а жена к другому уходить собралась. Ну вот однажды встал он ночью, Будде помолился, взял револьвер, и сначала жену с дочкой, а потом себе голову разнес, – она посмотрела на открывшего рот Кирилла, – вон там до сих пор его мозги на стенке где-то остались.

– А это… а ты… – еле вымолвил Кирилл.

– Не, не боюсь, – засмеялась Мия, – к баки годзинам Самара из «Звонков» и синие мальчики в три часа ночи не приходят, – а потом добавила почти шепотом, – но я на всякий случай домой только к утру прихожу, – и снова громко рассмеялась.

– А кто это… баки и…?

– Баки, – пояснила Мия, – это дурачок. Годзин – иностранец. Ты, короче, который наверняка за квартиру не меньше двух штук зеленых выкатил, – она снова отхлебнула пиво.

Кирилл вздохнул и тоже открыл бутылку:

– Но я-то не знал.

– Теперь знаешь, – засмеялась Мия, – японцы-то сами тоже таких квартир не боятся, скорее брезгуют. И фильмы они свои тоже для баки годзинов снимают. Они ни Бога, ни черта не боятся, и срать им на всех, кроме себя любимых.

– А то, что мы так деньги зарабатывали, – Кирилл серьезно посмотрел на Мию, – это здесь нормально считается?

– Нормально, – ответила она, – здесь гасторбайтеров нет как таковых. Работодателям слишком дорого за них налоги платить. Проще японца нанять. Но японцы, они всю работу делать не будут. Вот, например, твои дружки нигерийцы, помнишь? – Кирилл кивнул и снова поморщился, а Мия продолжила, – так вот, если японца с наркотой возьмут – ему срок впаяют, а их просто из страны вышлют и все. Вообще, Япония считается самой спокойной страной в мире. Здесь не убивают на улицах, не стреляют, не грабят, ни насилуют, а некоторые грязные делишки обделывать как-то надо. Для этого якудза есть.

– Так это же мафия, бандосы, – перебил ее Кирилл.

– Ну это в кино они бандосы, а так…, – Мия снова отхлебнула пиво, – а так они себя называют «люди, которые решают проблемы». Вот решил человек исчезнуть – Ичи ему помог. А мы помогли Ичи. Потому что, если бы он сам все в квартире разгромил, ему бы грабеж пришили, и посадили бы. А нас тридцать дней в участке подержали бы и депортировали. Здесь вообще к иностранцам лояльно относятся, – она посмотрела на Кирилла, – ты куда все время смотришь?

– Мозги японские изучаю, – ответил он, кивнув на стенку.

– Забей, – она открыла пачку с чипсами, – у меня знакомый как-то квартиру снял, а там прах дедушки в урне, типа это его последняя воля была – навсегда остаться в этой квартире. Так вот знакомый мой тоже поначалу подсыкал, а потом с этим дедушкой бухать стал, – Мия весело расхохоталась, – себе нальет, ему стакан поставит и за жизнь с ним разговаривает.

– А работа здесь только такая? – Кирилл сделал большой глоток.

– Для нас – да, – Мия хрустнула чипсами, – я же уже тебе сказала – иностранцев нанимать дорого. Только серьезные компании могут себе позволить. А потом, это же черный нал!

– А легально если? – Кирилл посмотрел на Мию.

Она критично оглядела его с ног до головы:

– Ну, в принципе, можешь стать борцом сумо. Правда, жир тебе нагуливать долго придется. Но зато если победишь на соревнованиях – тачку тебе подарят с бензином на год, четыреста кило говядины и грибов шитаки. А! Еще! Восемьсот бутылок «Колы»!

– Спасибо, лучше не надо, – Кирилл вспомнил колу со вкусом помидоров, – а эти якудза, ты их откуда вообще знаешь? – поинтересовался Кирилл.

– Так вышло, – ответила Мия и взяла еще чипсов, – если не хочешь иметь свои проблемы – решай чужие. А потом, криминала в этом почти никакого нет. Вот смотри, – она взглянула на Кирилла, – вот должен, допустим, человек денег. У нас бы как – приехали бы, семьей запугали, ногу бы прострелили, машину сожгли.

– А здесь не так? – Кирилл нервно поежился.

– Да упаси Будда, – Мия закатила глаза, – здесь просто должнику создают некомфортные условия. То у него канализацию прорвет, то машину голуби обкакают, то продукты испорченные в магазине продадут, то штраф ошибочно пришлют, то почтальон по ошибке письмо принесет, что бабушка умерла, то интернет отключат. А они же мнительные, и долг для них – это святое. И понимают они – не отдают долг – карма у них портится. Тогда и возвращают. Сами. И еще «спасибо» говорят. Ведь для них комфорт – это главное. Ладно, заболтались мы, – она посмотрела на часы, – поспать надо. Завтра у нас еще работа будет. Ичи ты понравился. Вопросов лишних не задаешь, говорит.

– А правда, что японкам с тринадцати лет можно? – Кирилл отхлебнул пиво, – ну это… того… по взаимному согласию, – он хитро посмотрел на Мию.

– Правда, – ответила Мия, – только я не японка. Поэтому, – она показала пальцем на шкаф, – там белье. Спать будешь на диване. И если хочешь нормально помыться – ванна там. Настоящая. Не твоя кастрюля. И еще, – она посмотрела на Кирилла, – носки на унитазе не сушить! А то знаю я ваши привычки.

Мия подошла к стенке, и, как волшебница из аниме, раздвинула ее и исчезла в другой комнате со словами:

– Спокойного утра, Кирюха-сан!

 

* * *

 

– Ну кого на этот раз испарять будем? – Кирилл посмотрел на Мию.

– Никого, – ответила она, – сегодня едем в Кабуки-тё. Это что-то…

– А! На Шлюхен-штрассе, – усмехнулся Кирилл, – во всех путеводителях написано!

– Ну ты, наверное, первым делом об этом прочитал, – усмехнулась она.

– Да ладно, – засмущался Кирилл, – в путеводителе написано, что туда лучше не соваться.

– Однозначно, – сказала она, закрывая дверь.

– Слушай, а может я у тебя поживу? – посмотрел на Мию Кирилл, – ванна-то у тебя вон какая хорошая!

– Не привыкай к хорошему, как говорят японцы, Кирюха-сан. Ванна – это не средство гигиены, а роскошь. Они там медитируют.

– Ага, – ответил Кирилл, – а моются они в кастрюлях.

– Все с кастрюль начинали, – усмехнулась Мия, – или у тебя в Рашке воду летом не отключали?

– Вообще-то, как бы, я…, – попытался объяснить Кирилл.

– Понятно, – перебила его Мия, – мальчик у нас мажор.

Они спустились в гараж, и Мия звякнула брелком сигналки огромного джипа.

– Ни фига себе! – присвистнул Кирилл, – а говорят здесь такие тачки держать дорого.

– Дорого, если денег нет, – она уселась за руль с правой стороны, – аккуратнее, костюмы там не помни.

– А чё за костюмы?

– Тебе лапсердак с карманАми, а мне кимоно гейши. Ичи тебя проверить решил, прежде чем на работу взять.

– А он что, еще не проверил? – Кирилл отодвинул пластиковые пакеты.

– Якудза сначала смотрят, а потом еще и проверяют, Мия завела машину.

– Сложно как у них все тут, – задумчиво ответил Кирилл.

– Сложно раньше было, – она повернулась к Кириллу, – вот представь. Раньше сделали самураю меч, и он, прежде чем защищать своего хозяина, должен был его опробовать.

– Как? В смысле «опробовать»? – не понял Кирилл.

– В прямом. А прикинь, войн нет. И тогда самураю разрешалось выйти на улицу и любую башку на пробу снести. Так он показывал верность и хозяину, и мечу, – Мия тронулась, – а сейчас о деле. Мы едем в так называемый район «Красных фонарей». Иностранцев туда не очень пускают, так как официально проституции в Японии нет как таковой. Но всех туда как магнитом тянет, каждый гейшу хочет попробовать. К Ичи один уважаемый японец обратился. У него строительная фирма. Есть один америкоз, банкир. Нашему японскому другу надо, чтобы он вложился в строительство сети отелей. А тот не очень сговорчивый. Неделю уже его наш японец развлекает. Катал где только можно. А тот только обещает подумать. А нашего друга сроки поджимают. Вот он к Ичи и обратился с просьбой ускорить этот процесс. Ичи такую штуку и придумал. Ты же на американском инглише чисто говоришь? – Мия посмотрела на Кирилла.

 

* * *

 

– О, как я рад, мистер Симонс! – на «чисто американском инглише» щебетал Кирилл, обнимая американца, – это ж надо, здесь, на другом конце света, встретить своего земляка, да еще какого! Вы же у меня в Техасском Университете банковское дело вели! Ваши лекции – это было что-то!

Банкир улыбнулся:

– Да… Техас… Но вообще-то я сейчас в Вашингтоне. А Вы чем сейчас занимаетесь?

– Свободные инвестиции, – Кирилл протянул визитку, – работаю на одну консалтинговую компанию. Три года уже. И скажу одно – с этими япошками ухо надо держать в остро.

– Да, – кивнул головой американец, – меня уже неделю один японский друг обрабатывает, предлагает вложить деньги в стопроцентную аферу. Но с нами, американцами, – он похлопал Кирилла по плечу, – такие номера не проходят.

– Ну, я думаю, надо как-то отметить нашу встречу, – Кирилл тоже похлопал Симонса по плечу, – настоящим американским виски.

– Ну, как бы этот район… такая слава, – попытался возразить американец, но Кирилл поспешил его успокоить:

– Надо просто знать места, куда ходить, а куда нет. Вот это, например, обычный караоке-бар. Так что, я думаю…

– А это кто? – американец заметил Мию.

– Это мой персональный гид, – ответил Кирилл, – здесь, в Японии, так принято. А потом, это же круто, когда тебя сопровождает такая красивая японка! – Кирилл белозубо улыбнулся.

– Ну вообще-то я женат, у меня дети, – продолжал сомневаться Симонс, но Кирилл не дал ему договорить:

– У меня тоже жена. Поэтому ничего, кроме нашего техасского виски, – он обнял американца за спину и подтолкнул вперед.

 

* * *

 

– Так, быстро усаживай его, – Мия посмотрела на Кирилла и кивнула головой в сторону спящего банкира.

– А он не «того»? – испуганно посмотрел Кирилл.

– Да не. Это типа нашего клофелина, часа через три очухается. И вы тоже давайте, – Мия жестом подозвала полуголых девочек, которые тут же начали расстегивать на банкире рубашку и стаскивать с него штаны, – а этим… – она достала у банкира из бумажника платиновую «Визу», – этим у нас займется Мики.

Она быстро о чем-то поговорила по-японски с невысоким пареньком.

– Что ты ему сказала? – поинтересовался Кирилл.

– Сказала, чтобы он прокатал банковскую карту банкира задним числом, ну типа он на бухло потратился, на товары из секс-шопа, ну понимаешь, – стала объяснять Мия, – а себе он за это резиновую Бритни Спирс закажет. Главное, чтобы не за пять штук баксов, как в прошлый раз, – пробурчала себе под нос Мия, и, посмотрев на парня, сказала на чисто русском, – извращенец!

В VIP-комнате в этот момент появился Ичи, осмотрелся по сторонам, достал свой неизменный телефон и начал фотографировать.

 

* * *

 

– Ну, Симонс, дружище, ты и дал! – Кирилл стоял в гостиничном номере напротив банкира, который тряс головой и ничего не понимал.

– Ничего не помню, перебрал, – прохрипел банкир и начал искать несуществующий стакан воды.

Кирилл протянул ему бутылку минералки:

– Тогда я тебе напомню, – и в его руках появилась стопка фотографий, которые он небрежно швырнул к ногам американца.

Тот наклонился, взял одну, и узкие с похмелья глаза Симонса стали квадратными – на фотографии он был как знаменитый техасский яблочный пирог, облепленный девочками-школьницами, одна из которых оседлала его, как скакового техасского жеребца.

– Что это за подстава? – он негодующе посмотрел на Кирилла и прячущуюся за ним Мию, – у меня жена, семья…

– Ага. Точно, – Кирилл достал из кармана сложенный листок, – поэтому распечатки Вашего счета красноречивее всего рассказывают, как вы заботитесь о семье, – Кирилл заглянул в бумажку, – видимо это жене вы купили три разноцветных фаллоимитатора – черный, красный, желтый, размера три икса эль. Ваша жена ведь немка? «Я-я-натюрлих! Дас ист фантастиш!»? Резиновую куклу, похожую на одну известную певицу, Вы, видимо, купили своему любимому сыну. За пять тысяч долларов! Ну а тринадцатилетней дочери набор анальных шариков из нефрита. Вообще, глядя на эти фото, сразу понятно, что детей Вы любите. И, главное, видно, как! А ведь девочке, сидящей на Вас, только исполнилось двенадцать!

Американец вскочил, но Мия шагнула вперед и ногой толкнула его обратно на кровать:

– Переводи, Кирилл. Итак, мистер Симонс, если Вы не хотите, чтобы эти фотографии и счета оказались в Америке, мы готовы Вам помочь. Но для этого вы должны помочь одному нашему японскому другу.

– Проклятый Ямамура, – прохрипел американец, – маза фак! Скажите, пусть завтра приходит, – он посмотрел на Кирилла.

– А зачем ждать? – Кирилл распахнул дверь, в которую зашел японец с дипломатом в руках и вежливо поклонился.

Мия и Кирилл вышли из номера. Прислонившись к стенке и что-то насвистывая, их уже поджидал Ичи. Он что-то спросил у Мии, она ответила. Ичи улыбнулся, залез во внутренний карман и достал два конверта. Один он протянул Мие, другой Кириллу.

 

* * *

 

– Ну всё, – Мия остановила машину у дома Кирилла, – считай, что ты в деле. Проверку прошел.

– А тебе этого американца не жалко? – Кирилл посмотрел на нее, – они ж его сейчас на пару лямов нахлобучат!

– На двадцать, – невозмутимо ответила Мия, – просто есть правила, Кирюша-сан, если ты хочешь иметь дела в этой стране – изучи ее. Вот тебе бесплатный урок: если ты зашел в японский бар, сначала ты теряешь трезвость, потом деньги, а, потеряв деньги, ты теряешь голову. Любой японец на его месте покончил бы с собой, а ему ничего. Новые заработает. Знаешь, японцы очень любят все американское – кино, одежду, еду, машины, музыку, деньги, но не любят самих американцев.

– За Хиросиму что ли жлобят? – усмехнулся Кирилл.

– Я уже тебе говорила, – посмотрела на него Мия, – баки годзин. Чужак-дурак. Японцы не любят янки за то, что они пытаются заглянуть в свое будущее. Они просто ненавидят их «made yourself». Знаешь, как говорят? Если бы на «Титанике» плыли японцы, то тех, кто пожелал бы спастись, назвали бы трусами.

– Это как? – удивился Кирилл.

– А это мы с тобой никогда не поймем. Так что остается просто принять и жить с этим. Нам так делать не обязательно.

– А кто этот Мики? – поинтересовался Кирилл.

– Кибер-бомж, – улыбнулась она, – дома своего нет – живет в интернет-кафе и интернет-салонах. Кстати, так дешевле получается. На Ичи работает.

– Еще скажи за бесплатно? – рассмеялся Кирилл.

– Да нет, почему? – Мия положила руку на руль, – у него один ноут столько, сколько моя машина и квартира вместе стоит. И живет он в интернет-кафе, в которых он хозяин, – в ответ расхохоталась Мия, глядя на раскрывшего от удивления рот Кирилла, – просто японцы не любят тратить деньги на то, что им не нужно. Так что иди, Кирюха, домой с чистой совестью. И в кастрюле своей слишком не засиживайся. Здесь плата за воду очень дорогая.

Мия чмокнула его в щеку и, перегнувшись через него, открыла дверь:

– Саёнара!

 

* * *

 

– Привет, – Мия, не дожидаясь приглашения, зашла в комнату Кирилла, отодвинув его, держащего в руках коробку с быстрорастворимой лапшой, – да… – она огляделась по сторонам, – апартаменты у тебя прямо, надо сказать… японские. Давай, собирайся, Ичи хочет поговорить.

– Так ты ж сказала завтра, – непонимающе, посмотрел на Мию Кирилл.

– В Японии все, что было – это вчера. Все остальное – уже завтра. Давай, пять минут. Я тебя в машине жду.

В этот момент у нее в кармане зазвонил телефон. Она взяла его и произнесла в трубку:

– Моси-моси.

 

* * *

 

Одетый Кирилл спустился, сел в машину и сразу задал вопрос:

– И кто этот Моси-моси, который тебе звонил?

– Вообще-то это подружка одна была, Ника, – Мия как-то странно посмотрела на него, – а «моси-моси» – это что-то вроде нашего «Алло» или «Слушаю»… Так что если ты мне так ответишь, я не обижусь, – она крепко вцепилась в руль.

– Куда мы сейчас едем? – спросил Кирилл.

– В Сань-Ян. Мы туда японца отвозили, помнишь? –  Кирилл кивнул, – у Ичи там гостиница для усопших, – объяснила Мия.

– Не понял, – переспросил Кирилл, – морг что ли?

– Нет, – Мия остановилась на красный сигнал светофора, – обычная гостишка. Просто у якудза есть такой способ деньжат срубить. Вот смотри. Есть у тебя престарелый родственник…

– У меня нет, – ответил Кирилл.

– Да я не про тебя, – на светофоре зажегся зеленый, и Мия рванула с места, – скажем, у японца какого-нибудь. Пенсия здесь от государства небольшая, долларов триста. Но платят регулярно. И вот представь, этот родственник неожиданно дал дуба. Ну родственники от государства, конечно, разовую выплату на похороны получат, но это всего долларов пятьсот. А можно ведь и каждый месяц по триста получать. А если усопший через какую-то частную контору пенсию получал, то и побольше. Вот тогда-то умная японская семья, не сильно убитая горем, не желая терять деньги, звонит Ичи, а не в соответствующие органы, чтобы заявить о смерти горячо любимого родственничка. Ичи приезжает ночью, забирает тело, отвозит его в крематорий к одному знакомому медику... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34