Sergey Жанр прозы:

18 марта 2018 Детектив

их выйти на первое дело, результатом которого стало появление в квартире Кузбаса целого склада оргтехники, которую прокутили, прокололи, пробухали... Север улыбнулся, вспомнив, как рассчитывался с проституткой факсом для офиса. Потом был рынок и знакомство с местным авторитетом Бариком, который предложил зондер-команде «разгрузить» автобус с «косоротыми». Далее, «погрузочно-разгрузочные» работы продолжались еще несколько лет. Итогом их плодотворного сотрудничества стали местные блатные, втолковавшие в голову Барика на берегу великого Онона несколько свинцовых понятий, что беспределить нельзя. Север с бандой залег на дно. Перевозил китайцев, желающих строить Великую Китайскую Стену в Забайкалье без виз и всякой прочей хери, угонял целые стада коров, «окучивал» «зеленые огороды» корейских братьев и вел партизанскую деятельность, пуская под откос фуры дальнобойщиков, не собираясь выходить из своего подполья. Всё перевернуло пьяное знакомство с бывшим полковником Российской Армии, решившим вооружить китайскую армию несколько незаконно списанными БТРами. Отогнав их в Поднебесную, Север получил не только бабки, но и поддержку полковника, который благодаря каким-то очень хитрым махинациям, стал мэром. Обоюдная любовь к незаконно нажитым капиталам толкнула мэра и провинциального бандита на скользкий криминальный путь, по которому Север скользил на борзой японской резине до сих пор... Пока в области не появился Монгол.

 

* * *

 

– Ну и чё? – Владлен посмотрел на худощавого белобрысого паренька, – поможешь, а, Мирон? По старой памяти, – и сгреб рукой с тарелки несколько кусков мяса, – ксиву состряпать и уйти, – продолжил Владлен с набитым ртом, засунув туда же еще и огурец.

– Ты не части, Владя, кишки свернет, – Мирон почесал подбородок, – ксиву, говоришь? Ксиву можно, только куда вот ты со своим рылом сунешься? Не дальше кольцевой. Вы столько навертели! Какой тебя черт дернул в этот блудняк вписаться?

– Ксива когда готова будет? – Владлен, интенсивно двигая челюстями, потянулся к помидорине, – за неделю?

– Гулевой ты, неделя! Тут не тяп-ляп нужен, а документ, чтобы по всем базам бил. Месяц, не меньше. Людей нужных сейчас нет.

– Месяц – это долго, – остановил его Владлен, – надо по-пырому рвать, пока горячо.

– Рвать! – Мирон поднялся из-за стола, – в бабки всё упирается. Были бы – быстрее.

– Так одолжи, – Владлен взял со стола бутылку вискаря.

– Я пустой, Владя, и подъем в ближайшее время не намечается. Мусора казино мое тряханули и со шлюхами спалили. Только вот отбашлял. А тут тебе не меньше двадцатки надо, плюс на жизнь кудрявую где-нибудь там, за бугром. Не, конечно, в Казахстан можно.

– Бамбук что ль там курить? – разозлился Владлен, – не, если я напрягаю, Мирон, ты сразу скажи.

– Да не, братан, в натуре с бабками глухо, хотя есть один вариантик. В твоем положении – выход. Короче, слушай. Созвонился со мной на той неделе один человечек, дело предложил.

 

* * *

 

– Вот они, – парень указал Владлену на двух здоровяков с сумками, запрыгнувших в припаркованный возле офиса «гелик», – там еще третий. У каждого по стволу, ну броники, то, да сё... Да, у «гелика» стекла пуленепробиваемые. Сейчас они по Ярославке помчат, а там на Пирогово свернут. Там кафешка есть одна, пожрут и дальше поедут.

– Трогай давай за ними, – скомандовал Владлен и опустил на лицо козырек бейсболки.

            Убитая «десятка» резко стартонула, и, маневрируя в пробках, вырулила на Ярославское шоссе. Потолкавшись среди машин, и не упуская из виду следующий за ними «геленваген», они доехали до указателя и свернули.

– Вот кафе. Сейчас подкатят, – парень достал из-под сиденья пистолет.

            Владлен вытащил из-под куртки «глок» и, не спеша, оттянул затвор. В это время к кафе, рыча, подъехал запотевший в пробках «гелик», водитель распахнул дверцу и вышел, разминая шею. Второй открыл заднюю дверь, закурил, а третий направился к шашлычнику, который уже приветливо улыбался постоянным клиентам.

– Давай, – резко бросил Владя и выпрыгнул из машины.

            Первым выстрелом в голову он свалил идущего к шашлычнику. Парень тоже нажал на курок, целясь в водителя, но попал почему-то в стекло, о котором столько много говорил. Две пули, взвизгнув, рикошетом ударили в асфальт. Владлен отскочил в сторону и выстрелил водиле по ногам. У того подогнулись колени, и он рухнул рядом с машиной. Третий попытался схватиться за автомат, но парень наконец-то попал, тремя выстрелами завалив амбала обратно в салон. Владлен на ходу расстрелял так и не дошедшего до шашлычника и выдернул магазин, направляясь к «гелику». Водитель что-то пробурчал, но на полуслове заткнулся, выхватив затылком тупую пулю.

– В машину! – скомандовал Владлен пареньку.

Тот резко заскочил в машину, а Владлен бухнулся рядом с раненым амбалом, который от боли только мычал, и направил на него ствол:

– Не шуми, трогай.

            И «гелик» поскакал куда-то в сторону леса.

– Тормози здесь, – остановил машину Владлен и достал из кармана куртки телефон.

– Ништяк отработали, – парень вытер потные руки.

– Мы на месте, Мирон, – тем временем резко бросил в телефон Владя, – чё, пойдем, покурим, – он посмотрел на пацана, – давай, доставай.

            Пацан потянулся за пачкой и тут же ему в грудь ударили два выстрела, свалившие его сначала вбок. Владлен ногой повернул его на спину и два раза выстрелил в голову. Раненый в машине застонал. Владлен распахнул дверь и направил на него ствол:

– Ну чё, сука, давай, «Отче наш, иже еси на небеси...», чё там дальше? – усмехнулся Коркин.

– А дальше пиздец тебе. На машине маяк, – бескровными губами прошептал тот, – за нами две «бэхи»... и если мы остановимся, – он посмотрел на часы, – вот-вот уже подъедут. Влип ты, брателло, жуликов это бабки.

            В это время на поляну выехал «Опель» Мирона. Владлен быстро перекинул сумки в багажник.

– Всех кончил? – процедил Мирон, выходя из машины, и зачем-то опустил руку в карман.

– Стой, не дергайся, – Владлен направил на него ствол, – банк, говоришь? По-легкому? А, Мирон? Когда ты сукой стать успел? На мне подъем сделать хотел, а потом как этого? – он кивнул на валявшегося на желтой траве парня, – мол, рыло беспредельное, в бегах? А ты чистый? Не! – он несколько раз надавил на курок. Первая пуля отбросила Мирона на капот, вторая заставила сползти оттуда и усесться с мертвой тупой улыбкой, прислонившись к колесу «Опеля».

            Владлен вытащил сумки из багажника и забросил их назад в салон «гелека»:

– Держи, – бросил он раненому и сел за руль, – своих «жуликов». Где они, кстати? А то «вот-вот будут».

            Машина поехала в сторону дороги и нос к носу столкнулась с двумя «БМВ», из которых грозно вывалилось несколько крепышей с автоматами, они вытащили Владлена и бросили на асфальт мордой вниз.

– К старшему везите, базар есть, – поднял ободранное лицо Коркин, – ваш там в салоне, как, блядь, прокладка, кровью истек.

 

* * *

 

            Север ввалился в номер и застал свою братву за весьма интересным занятием. Только в удолбанную голову Ярого могла прийти такая великолепная идея – устроить гонки на сотовых телефонах, установив их на виброзвонки.

– Ну чё там? – Кузбас в кресле щедро затянулся убойным косяком.

– Дербаньте, – Север швырнул на стол пачки денег, – чё там с товаром? – он посмотрел на Веню.

– Коммерс питерский приедет – всё заберет. Я ему залупать не стал. В общем, налом откатит.

– Лады, – Север уселся на диван, – половину на счет положишь, а с остальными по той же схеме.

– Слышь, Север, – Кузбас зашвырнул докуренный косяк в банку шпротов на столе, мерзко запахло жженым маслом, – трехочковый! А чё там на счет Монгола? Порушит нам этот дедушка всю делюгу.

– А мы ему на общак «звонилок» кинем, – заржал Ярый, – он же вор! Пускай на своих терках и звонит: бла-бла-бла-бла-бла! Рингтон галимый! Слышь, он как та мобила, которая у меня была – «Нокия – 3310», я ее в сортире проёб – отзвонила, бля!

            Север усмехнулся:

– А чё тебя, Кузя, это напрягает? – Север посмотрел на Кузбаса.

– Да мне-то насрать, это твой напряг, – Кузбас развернул пакет со шмалью, – ты блатным наблякал, типа беспределу амба, а это уже пятые. Я-то не парюсь. Смотри, чтобы нам потом твой мэр не напарил.

– Вальнем! – заржал Веня.

– Нашелся валильщик! Ты чё, на зоне кайлом не намахался? – Кузя распотрошил папиросу, – во, в натуре, вы, урки, тупые! Чуть чё пиздеть – так, сука, часами можете! Иди вон, Монгола на ножа поставь!

– Да ладно ты, – примирительно начал Веня.

– Складно, Вениамин, – Север достал из кармана щипчики для ногтей, – ты, братан, Буратину выключи! Край имеешь и сиди на жопе ровно. Тебе дай – ты всех продырявишь.

– Опущенными сделает, – вмешался Ярый, – Веня себе на зоне шары с вазиком вогнал, ему бабы не дают, так он мэра решил отпидорить.

– Пиздец! – Кузбас запалил косяк, облизав, затянулся пару раз и передал Северу, – пыхни, брат. В каком веке мы живем? Сука, каменные все! Монголы блядские, идолы... Птеродактили!

– Ты там прибрал? – напаснулся дури Север.

– Порубил в салатик, – Кузбас взял из рук Севера косяк, – ты давай это, братан, цинкани мэру за Монгола, не хочется, чтобы этот старый пердельник в спину дышал. Скажи, мол, если он не расстарается, Веня его на хуй посадит! – все громко заржали.

– Пятый заезд! – Ярый достал из коробки два телефона, – делайте ставки, господа отморозки!

 

* * *

 

            Япония научила жить Холода не спеша. Вначале он как будто только присматривался к ее спокойной красоте. Разве можно выбирать между завораживающим цветением сакуры и неописуемым великолепием красок осеннего японского леса? Вокруг него плавно неслась чужая речь без всяких интонаций, но очень музыкальная, похожая то ли на шепот океанского прибоя, то ли на шорох листвы деревьев. В Японии с ее самурайством все было строго и просто, а порой даже жестоко. Ведь все было наполнено презрением к смерти. Просто, как бамбуковая флейта сякухати. Строго, как хайку Басё:

Старый пруд.

Прыгнула в воду лягушка.

Всплеск в тишине.

Жестоко, как рассекающая воздух катана, и в то же время бесконечно красиво и мудро. Он слушал Японию в театре Бунраку, где виртуоз – музыкант извлекал всего из трех струн сямисена всю лирику любви, печаль скорби и отчаяния, гнев ненависти и восторг счастья. Он ел Японию в миске острого супа мисо, такого же острого и противоречивого, как вся сущность до сих пор не понятого им самурайского бушидо и сатори, от которого посветлело даже на его душе. Длинная Япония оплела Холода лапшой удон, свернула его обиды в суши, напоила боль сакэ и заставила поверить, что в зеленом чае тя и есть весь смысл страны Восходящего Солнца. Япония закружила его в ритуальном танце, в котором рядом с ним танцевали божества Ками, спустившиеся с небес, чтобы встать рядом с ним. Он читал Японию по размазанным черной тушью иероглифам – кинзам, читал в них историю своей жизни, такой же по-самурайски жестокой. Он видел Японию в древних, вылезающих тут и там пагодах – храмах, стремящихся вверх, в отличие от проходящих возле них людей.

            Он прожил несколько лет в Киото. Вначале он разочаровался – безликие ряды длинных улиц с пестрыми домами... Но неожиданно их вереница оборвалась: массивные белые стены с черной черепицей. Шаг – и ты оказываешься в загадочном мире монастыря Хигаси-Хонган. Здесь течет совсем другое время. Подобный внезапный скачок от шумной цивилизации в тщательно оберегаемую тишину дворцов, садов и храмов испытываешь в Киото на каждом шагу. Вот она, неподвластная времени красота! В старом квартале Киото Гион словно из сказок выпархивают ночные бабочки – гейши, и стучат своими деревянными каблучками по мощенной мостовой. Седовласые «серебряные» старики, пропитанные древней мудростью, рядом с которыми невольно становишься умнее и старше.

            Холод вырос среди садов камней с их характерами: Великий Океан из песка и мелкой гальки, маленький, совершенно сухой, третий сад – дикий скалистый пейзаж с редкими деревьями и кустарниками, и последний – Срединный Океан всего с одним деревом... Жизнь среди камней... Каждый может трактовать по-своему, но именно среди облизанных временем булыжников понимаешь, что ты – то дерево, которое растет вопреки...

 

* * *

 

– И зачем ты это сделал? – на Владлена в упор смотрел седовласый грузин, – глупо это. Ты сам пришел.

– Обосрался он! Мы бы его все равно достали, – вмешался второй, – чё ты с ним базаришь, Дато? Он наших людей положил.

– Мне интересно, Тёма. Странный он человек. Знает, что на ремни порежем, а пришел. Смелый! Пришел – пускай скажет. А дальше решим, как с ним. Ты кто вообще по жизни?

– Ну не бродяга, точно. А пришел... Знаешь, Дато, я в штаны в детстве срать разучился, – он искоса посмотрел на второго, – нашел бы ты! Знаешь, дружище, мне в отличие от тебя терять нечего.

– Всем нам есть что терять, – скривил губы Дато, – вот жизнь, например. Ходишь ты, дышишь, и тут – раз! Хапнул свинца и в деревянном сюртуке к Богу поехал. Правда ведь, Тима? – тот кивнул, – вот видишь?

Владлен усмехнулся:

– А я, Дато, давно уже мертвый. Ты про Холода слышал?

Тима нервно передернулся:

– Это тот, который депутата... и наших? Отморозок, – Тима сплюнул, – с мальчиками кровавыми в глазах!

– Ну считай, я тот мальчик. Я Корень.

Дато приоткрыл от удивления рот:

– Так тебя того, вроде?

– Значит немного «недотого», – Владлен без приглашения сел в кресло, – настырный я, поэтому и пришел к вам. Разговор есть один.

– А ты не боишься? – усмехнулся Тима, – ты же наших пацанов покрошил.

– Дело прошлое, а я о будущем. Холод живой. Я точно знаю.

– А нам что с того? – хитро сузил глаза Дато, – живой – молодец. Ты чё думаешь, я за Глину распрягаться буду?

– Вот вы воры какие, – усмехнулся Владлен, – брат за брата...

– Ты о ворах ничего не знаешь, сявка, – будто выхаркал Тима, – поэтому сиди и не вякай! Есть дело – базарь. Нет, – он посмотрел на Дато.

– Я-то базарю, только вы не слушаете. Холод живой. И с ним несколько «лимонов». От черных, от Кондакова. Да и мы там чё нашустрили.

– Ну а нам с того чего?

– А я думал, вам деньги нужны? Вы вон как над полста косарями тряслись – на ремни порезать обещались. Ну чё ж, к другим пойду, к тем, кто бабки больше любит, – Владя поднялся.

– Сядь, – одернул его Дато, – ну, предположим, есть эти «лямы», жив твой Холод. Где он?

– А это вы знаете где.

– Откуда?  – развел руками Тима, – он зашкерился уже и хер его выковыряешь! Соскочил уже, поди.

– Вернуть всегда можно.

– Это как же? По ходу, я чего-то не знаю, или тему не секу. А может ты чего не договариваешь? – Дато пристально посмотрел на Коркина.

– Ну давай договорю. Ты Монгола знаешь?

– Знаю, вор авторитетный. Старый.

– Ну вот. Папик это его.

– Как? – поднялся с дивана Тима, – Монгол, он же при понятиях...

– А видно не всегда был. А вот и дело мое. Пресануть папу – сын сам прибежит.

– Монгол человек уважаемый, – поморщился Дато, – пресануть – разборы будут. Не мы его крестили, не нам и корону снимать. А потом... Время уже сколько прошло? И ты уверен, что этот Холод появится?

– Появится. Я его хорошо знаю. Он не за папика распрягаться будет, не на принципах он. А вот узнает, чё да почём – нарисуется. Вот и получите «лямы» свои.

– А твой интерес какой?

– Холод. Я ему сердце вырву!

– А мы зачем тебе? Нам чужого мяса не надо, – улыбнулся Дато, – давай сам уже. И бабки возьмешь.

– Вы чё-то не догоняете. Монгол чей? Ваш. Вы же потом со мной буровить будете. Так вот. Бабки вам за Монгола, ну, чтобы отвернулись. А потом... Куда я? Я в розыске! А вы ксиву мне состряпаете, людей дадите, и будем считать – квиты. Каждому свое, Дато.

– Странный ты. Но подумать можно. Два «лимона», говоришь?

– А может и больше. Мы же не считали. И только Монгол между нами стоит. Ну чё, вместе подумаем, или как? Может я кого-нибудь другого найду?

 

* * *

 

– Ну и чё ты об этом деле маркуешь, – произнес Тима, когда Владлен вышел из комнаты, – резон есть или гонево полное? Слышь, а может он мусорской?

– Да не, – покачал головой Дато, – он сам мусоров стрелял, а бабки... В принципе, Аслановские ушли. Там предъявляли, а потом на этого Холода и слили. А Аслан кучеряво жил – дом на Рублях, два казино, центр какой-то торговый. Наркота, Тима. Там всегда густо. Вполне может так и быть.

– Так чё, смысл заряжать есть?

– Есть. Мы, в принципе, ничего не теряем. Поставим человечка к нему, и, если чего – концы отрубим.

– А ты чё думаешь, он дурак такой?

– Дурак не дурак, тут тема другая. Монгол у многих во где сидит, – он щелкнул себя по горлу, – старый стал. Он только разговаривает, а нам там человек порезче нужен. Там, брат, дороги – тропки нетоптаные. Там мыслить надо. Есть там один беспредельный, Север, вроде они с Монголом на мировуху пошли, но все равно ладов нету. Но тут обратка есть. С Монголом мы меньше получаем. Север – старатель по полной! Бабки выгонами идут. Ну не вор он, но зато как работает! А Монгол соберет толковище и на пику его за беспредел посадит. Чё жрать-то будем? Объедки Монголовские с его авторитетом? Бизнес, братан, его ковать надо, а Монгол на наркоту запрет положил, а через Китай ее знаешь сколько? А потом... Там торчков до хуя, а дури нет. Вот они себя ханкой и садят. Нет, Монгол – реликт. И если Корень с ним разрулит – всем спокойнее будет. А потом, если с этим Холодом не байда, по «лимону» на рыло по-легкому срубить, как тебе?

– Заманчиво, – Тима закурил, – Холод этот, судя по всему, со всеми в терках, морозится сучок. Я много за них слышал. Прямо, блядь, легенда! Робин Гуд Норильский! Глину же из-за него саданули. Он муть поднял. А тут Монгол... В принципе, какая разница? Монгол, Глина – старперы. Нарамсил не с теми – получай. Я думаю, можно этого Владю заслать. Есть у меня человечек. Змей. Бригадный. Их всех посекли, он ко мне подкатил: нас, вон, пять рыл осталось, подсоби, Тима. Ну я разрамсил, авось пацанчик пригодится. Он ушлый такой, резкий. Как ты?

– Да ништяк. И своих не подставим. Пускай едут. Только пускай с Севером перетрут. Я вот чё думаю, решим с Монголом – малявы писанем и коронуем его. С ним проще. А потом, он все расклады Монголовские знает. Так что вытянем.

 

* * *

 

            Владлен с размаху бухнулся на кровать, скрипнув костями: «Ну всё. Завтра в бон-вояж! Здравствуй, Холод, где ты? Нет, конечно, никаких «лимонов» нет, но об этом знают только они. Пускай Дато верит сказке про клады, пускай! Пускай Монгол не при делах, но он отец этого ублюдка! А когда нет отца – это больно... Очень больно, Холод. Больнее только, когда ты совсем один. Больнее, когда тебя превращают в животное. Больнее тогда, когда то, во что ты верил превращается в то, что тебя предало и размазало по стенкам психушки. Боль возвращается, Холод. Она уже заточила свои острые когти, сжалась в пружину... Нет, вначале она только тебя укусит. Ты будешь умирать медленно. Я буду отрывать с тебя по куску. Вначале отец, которого ты не любил, а он не любил тебя. Но все равно, ведь у тебя есть душа, отморозок! Ты просто ее спрятал за бронежилетом своего беспредела. У тебя есть душа, Холод, потому, что ты хочешь жить! Я тоже хочу жить! Но жить без тебя, приходящего в больных снах и смеющегося. Лекарство убило всё, кроме этих снов. Эти сны возвращали в жуткую боль. Ты не собака, Холод, ты человек, которому очень скоро станет страшно!»

            Дверь в комнату распахнулась и на пороге появился крепкий рыжий детина:

– Я Змей, Корень. Вместе поедем. Давай, собирайся, – он швырнул на стол конверт, – здесь бабки, ксивы. Дато сказал, отзванивать ему, – он вытащил из кармана телефон и швырнул его туда же, – и смотри, не ты один такой ушлый. Я не люблю не договаривать. Если что, – он задрал куртку, под которой торчал «Стечкин».

– Холодно что-то, – Владлен поднялся и закрыл окно.

 

* * *

 

            Холод любил бывать здесь – Киёмидзу-дера. Великолепный храм, с которого открывается не менее великолепный вид на Киото. Путь к нему ведет через узкую торговую улочку. Не спеша, он, наверное, в тысячный раз шел к нему. Смелая деревянная конструкция пятидесяти метров высотой поддерживает на отвесном склоне горы искусственную платформу, на которой стоит храм, как будто тянущийся к облакам. Здесь всегда толкаются сотни туристов. Здесь звучат разные языки, сплетающиеся в какой-то единый шумный птичий говор. Он подошел к перилам и заглянул в бездну. Всё уходит...

– Да ты прикинь, чё твориться, – резко резануло ухо Холода, – беспредел полный! Понаехали! Мы одним платили, товар гнали, а щас вообще непонятки! Кому платить? Я договарился на пятьдесят тачек, ну как всегда, Воронеж там, Саратов... Бабки на стол положил. Мне всё обосновали – гони. Через неделю другие наезжают. Я им: всё, рассчитался? А они: «Не-а, теперь нам платишь!». В девяностых, брат, легче было, крыши так часто не менялись. Ну я Монголу отзвонил...

«Монгол!» – промелькнуло в мозгу Холода.

– Ну чё Монгол, – спросил второй голос, – он же вроде козырный?

– Побили его Северовские козыря, дочиста! Им со столицы подмога прикатила. Как там его зовут? Корень, кажись? Вот он, братан, и беспредел. Севку помнишь? Отказался. Так они ему этот отказ в голову из «Калаша» и насыпали. А Монгола нет! Он сейчас ничего не решает. Ну я чё, взял билеты, и порешал – пускай они между собой сначала отскубаются, а я спокойно в местных «сушилках» отсижусь. Разберутся, кто главный – вернусь. А то и тем плати, и сем... Всем!

            За все время этого диалога, Холод впервые осмотрел участников – пузатый усатик, у которого на брюхе рядом с золотой цепью висит дорогой фотоаппарат, и сухой дрыщ в бейсболке с надписью «Nissan», держащий банку пива в руках. Люди оттуда, откуда он сбежал. Нет, он пытался убедить себя, что не бежит, что так надо. «Надо» оказалось проще, а проще всегда было глупее. Монгол, Корень... Чужие ему люди. Но это две жирные кровоточащие линии в его судьбе. Линии, которые не смоет волна прибоя. Линии, которые не заглушит унылый звук сямисена. Линии, которые не перечеркнут иероглифы «жизнь» и «смерть». Линии, которые до сих пор не сделали его в этой стране своим, «учи». Линии, которые сплелись в круг, круг, по которому он побежит снова. Владлен запомнил слова сенсея Холода – «Правил нет. Есть игра».

            Холод достал из кармана монетку и без всякой надежды, что он вернется сюда, зашвырнул ее вниз, в пропасть. У себя на Родине он никогда не кидал монет, но возвращался. Он снова вернется. На этот раз не понимая, почему. Он не знал Монгола, но он и не ненавидел Владлена. Однако, эти люди, словно змеи сплелись в его судьбе. Судьба перестала быть для Холода мудрым востоком и звала его в безмолвные сопки Забайкалья, возле которых на хищном джипе колесил Владлен, расстреливая, режа и куроча любое воспоминание о человеке, который мог бы быть его отцом...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ВТОРАЯ ГЛАВА

 

– Ну чё, ты вроде здесь как за главного канаешь? – Владлен уставился на Севера.

– Ну и чё с того?

– Да нет, давай что ли, я Корень, это Змей, Казах, Тюлень и Колдун. Мы от Дато.

– Ну созванивались мы с ним, – поморщился Север, – только слышь, пацаны, я одного не пойму, чё вам-то этот Монгол уперся? Вроде как я ему накосорезил, а вы каким боком?

– Правым, – усмехнулся Змей, – с Монголом порешаем – Дато тебе корону обещал.

– Ништяк, – залыбился Кузбас, – царь всея Забайкалья! Король сопок! – он заржал.

            Север тоже улыбнулся:

– Корону, говоришь? Да мне и в шапке неплохо, – он сдвинул на затылок вязанную шапку – с короной-то оно, нахлобучек много. А вот Монгол по натуре уже напрягает. Я бы сам, но раз уж люди решили. А корона-то в каменьях?

– В булыжниках, – резко бросил Владлен, – ты это, давай к делу. Чё там за Монгола скажешь?

– Муты у него с двумя местными – Резанный и дядя Вася. Резанный – чувак фартовый, расписной, в годах уже дядя, но столковаться можно. Он вон с нашим Яриком по одной теме снюхался – любят по кокосу вдарить. А вот дядя Вася... Кремень! Зверьков себе неебовых вырастил, рыл сорок наберется, отчаянные. Вот они с Монголом и корешатся. Эти – проблема. Мы раз косых трясли, ну влезли, правда, на дяди Васину поляну, я глазом не моргнул – налетели. У нас все запуты-то с Монголом из-за этого и были. В общем, криво мы тогда разрамсились. Чуть не поломали нас. Мэру спасибо, он за нас впрягся. В общем, клешни пожали и разбежались без претензиев.

– Чё за мэр? – Владлен посмотрел на Севера.

– Кекс один местный. Он тут, типа, глава поселения. Свойский типан. Нас из-за него и мусора не так дуплят. Ну мы, короче, делимся, сам понимаешь. Но он и с Монголом вась-вась, место-то одно. Только мы платим, а Монгол забазаривает, как у воров положено. В общем, пресняк, Корень. А вы чё с Монголом порешали? На облачко? – он сделал характерный жест рукой.

– Чё порешали, то и порешали.

– Не, как-то ты, братан, не правильно базаришь. Мы здесь живем, а вы решаете, как хотите. Чё нам кроме шапки Мономаха светит?

– Не дурак, – усмехнулся Змей, – процент меньше будет. И руки развяжем.

– Ну это уже «договорились» пахнет, – прикусил нижнюю губу Север, – расклад по Монголу, говоришь? Есть тут гостишко. В общем, там его быки кучкуются. Только это, слышь, пацаны, мне мэр базарил, тухлых тем с Монголом не надо. Я, если чё – маякнул где они, а так не при делах. Вы там сами рулили, меня не спрашивали. Мне потом здесь жить.

– А если мэра не будет? – поставил в тупик своим вопросом Севера Змей.

– Новый будет, – усмехнулся Кузбас, – и всё по-новой.

– А я думал по-вашему, – скривил рот Владлен, – чё-то вы какие-то мутные... Мэр, Монгол... Слышь, Змей, давай с Дато побазарим, чтобы и мэра покрестил.

– Да нет, – Север присел на корточки, – с мэром порешаете – под Монгола подпишемся. Мне, в принципе, срать. Мэр нас на крючке держит, а если вырвете – с вами пойдем.

– А сами че, не могли раньше? – вмешался Змей.

– Смысла не было.

 

* * *

 

            Мэр, не спеша, накинув махровый халат, вышел из бани. Пьяно уставившись на свой только что отстроенный дом, он понял, что комфортабельное жилище объято пожаром. Он бросился в баню, и среди остатков еды и пустых бутылок принялся искать свой сотовый телефон. Вытащив его из-под ветчины-нарезки, он выскочил из бани и, дрожащей рукой начал набирать номер пожарных. Когда те подъехали, от дома остались, словно обгорелые спички, торчащие перекрытия. Сгорело всё – две машины, сейф и вся жизнь главы поселкового совета, не очень-то честная и праведная, полная взяток, суровой мужской дружбы с криминалом, откровенного мошенничества и несанкционированных поборов. Рыдая, он влез в «Волгу» со служебным водителем и поехал в здание администрации. Улегшись на диван в кабинете, он захавал горсть валидола, запив ее хорошим армянским коньяком: «Всё сначала!». Сделав несколько неважных и ненужных звонков, он отрешенно откинулся на спинку кожаного дивана. Охранник в здании администрации, хлебнув «горькой» то ли от радости, то ли от горя за мэра, расплющил мордой журнал регистрации посетителей. Второй отключил общий щит и одноэтажное деревянное здание погрузилось в полную тьму, из которой вынырнуло четыре тени:

– Крайнее левое окно, – ткнул пальцем Север.

– Ништяк, – Владлен прокрался вдоль стены и аккуратно ножом подцепил оконную раму, подтянулся на руках, заскочил внутрь, за ним последовал Змей.

            Мэр проснулся от какого-то страшного сна и уставился на стоящих перед ним двух людей:

– Кто такие? – пьяно пробубнил он, – охрана! По личным вопросам в приемные часы! Кто такие?

– Пожарные, – процедил Владлен.

– С огнетушителями, – Змей достал пистолет и навернул на него глушитель.

– Не понял...

– Сейчас поймешь, – Змей стряхнул мэра с дивана и усадил  за стол. Увидев бутылку коньяка, он налил ему полный стакан, – пей. И пиши.

– Чего? – уже протрезвев, испуганно уставился на них мэр.

– Как устал быть коррумпированным, от угрызений совести спалил свой дом, с находящимся в нем имуществом. Раскаялся, и, не сумев дальше жить нечестно, решил оставить этот несправедливый говенный мир. Число и подпись.

– Это... Вы чё? – совсем напугано заговорил мэр, – чё творите?

            Но Змей, не слушая его, накинул веревку с заранее приготовленной петлей и протянул ее Владе. Тот обернул ее несколько раз вокруг карниза, подергал со словами «Выдержит», а Змей поставил мэра на стул, еще раз прочитав пьяные каракули, и ударом ноги резко выбил стул из-под ног.

– Здесь теперь принимать будет, – засмеялся Змей.

– Слышь, а он на пугало из сказки похож, как его, Страшила! Глаза, блядь, как бычьи яйца!

            Север тем временем зашел в подъезд, где жил помощник мэра, и надавил на какой-то очень скрипучий звонок. На пороге прорисовался заспанный очкарик:

– Кто вы? Кажется, я вас где-то видел...

– Видел. Давай на кухню пройдем.

            Дальнейшая беседа длилась не более десяти минут, в ходе которой очкастый понял, почему он будет новым мэром, для чего милиции не надо лезть в это дело, и почему ему лучше дружить с Севером. Расставшись, довольные друг другом, они пошли каждый в свою сторону. Один беспределить, а другой – принимать дела покончившего, по официальной версии, жизнь самоубийством бывшего господина мэра. Следствие особо ни на чем не настаивало. Жена мэра, живущая в Питере, претензий не имела, потому что имела молодого любовника тридцати лет от роду, а сыну ди-джею вообще было насрать на всё, кроме ломанных битов и виниловых дисков. Похоронили мэра быстро, по-поселковому, рядом с могилой его предшественника, который три года назад на охоте якобы совсем случайно отстрелил себе полголовы.

 

* * *

 

– Да нет, Север, – Резанный пристально посмотрел на него, – одно дело, мы с тобой дорожку снюхали, а другое – с братвой дорогу на зону топтать. У нас с тобой все коротко. А потом, знаешь, вор вору рознь. Одно дело сказал, другое – что подумал. Дато кто? Не знаю я такого вора. Есть на жулика похожий. Ну впишутся за него люди, а дальше что? Соберется толковище и объяснят ему, что не вор он, а так, пшик один. Я, брат, Монгола с семидесятых знаю. Старый, базара нет. Но если бы не он, братва бы на зонах друг друга хавать начала. Дато, говоришь? Да кто такой Дато? Пришел, на уши вам сел – вор он! Крестили, мол, его.  А я почем знаю, его крестили или не его? Я у него в крестных не ходил. Москва, она далеко. У нас свой закон, и медведь в нем прокурор. Мэра ты?

Север искоса посмотрел на него:

– Ну и что с того? Даже если я?

– Да не, твоя песня, ты ее и пой. Единственное, чё я тебе обещать могу, что Монгол про тебя конкретно ничего не узнает, если ты забудешь об этом разговоре. Также, как и я забуду, – он поднялся со стула, – давай, бывай, и Дато поменьше слушай.

            Он повернулся спиной, и стоящий рядом с Севером Кузбас выхватил УЗИ, распатронив в спину Резанного полмагазина. Север брезгливо поморщился. В это время в комнату резво забежал Владя с пистолетом:

– Ну чё, договорились? – он посмотрел на труп вора.

– Угу, – пробурчал Север, – был Резанный, стал стрелянный. Осталось с дядей Васей покалякать.

            Гостиница, стоящая на отшибе, какой-то одинокой картонной коробкой, в принципе, считалась чем-то вроде турбазы, в которой постоянно жил дядя Вася с двумя десятками своих бойцов. И именно туда глубокой ночью приехали Север и Владлен со своими. Кузбас распахнул багажник и раздал всем оружие: кому-то досталось помповое, кому-то карабин, кого-то осчастливили «калашом». В руках Змея неизвестно откуда взялся несправедливо исторически забытый ППШ.

– Вы чё, музей взяли? – посмотрел Змей на Кузбаса.

– Да не, у одного пастуха отжали, он с ним коров пас, и еще вот с этим, – и в руках Кузбаса появился пулемет Дегтярева, –  боевой дедуля был, он нам чуть Сталинград там не устроил за пять коров. Давай, пошли что ли, пацаны? Всех класть! – Кузбас лязгнул затвором.

            Девять человек с оружием в руках превратились в каких-то очень странных пожарников, заливавших вспыхнувший всеми окнами дом свинцовым ливнем. Парни дяди Васи, сонные и бухие, ловили предназначенные им пули, так ничего и не сумев понять. Один из них выскочил на крыльцо, и голова его раскололась надвое от выстрела Влади почти в упор из помпового ружья. Адский пулеметчик Кузбас, втыкая неизвестно какой диск, крошил очередями стекла, деревянную обшивку дома, двери, и все, что могло спрятать за собой людей. Увидев в окне собирающийся выпрыгнуть силуэт, он надавил на гашетку и тень, отброшенная мощным залпом, с грохотом упала внутрь. ППШ в руках Змея превратился во что-то очень злое, сбивающее с ног короткими очередями. «Калаш» Ярого не оставлял никому никаких шансов. Казах метнул в дверной проем гранату. Сноп огня сотряс дом. Из окон повалил густой черный дым и выбежал горящий человек, с которым Змей поздоровался короткой и хлесткой очередью. Кузбас отбросил пулемет и метнул в дом вторую гранату. В примыкавшем к дому гараже рвануло сразу несколько машин. Жухлая трава вокруг стрелков была усыпана гильзами. Один из людей в доме что-то закричал и попытался выйти из дома с поднятыми руками. Владлен выстрелил ему в ногу, и тупая пуля разворотила коленную чашечку. Словно эсэсовцы из старого доброго кино про войну, Веня и Ярый закидывали в окна гранаты. Через полчаса пылающая гостиница больше напоминала брестскую крепость, из которой выполз ее последний защитник с простреленными ногами – дядя Вася:

– Вы чё творите, суки? – слипшимися окровавленными губами проскрежетал он и, хищно прицелившись в Севера единственным уцелевшим глазом, – ты же, тварь, божился.

– Перекреститься забыл, – и Север словно гвозди всадил в его спину несколько пуль.

            Погрузившись в машины, они на огромной скорости отъехали от того, что когда-то было гостиницей и понеслись по ночной грунтовке, петляя среди грязи и луж к подножью сопки, где за огромным забором прятался дом, очень похожий на старый чемодан.

– Здесь отсидим, – Север вылез из машины и посмотрел на Владю, – Монгол вылезет и по-любому искать нас будет. Это война.

Владя достал пачку сигарет и закурил:

– Жестокая и беспощадная. Смотри, – он выдохнул изо рта струю пара вместе с дымом, – холодает уже. Скоро.

 

* * *

 

– Давай, Монгол, собирайся, – в дом Монгола вошел коротко стриженный бурят.

– Чё случилось? – Монгол поднялся с кровати и скинул одеяло.

– Чё? Кого? Ваську с ребятами спалили. До угольков. И Резанного. В спину прострочили. Мусора на кипише. На Севера кричат. Едем отсюда. Я с человечком добазарился, у него ферма в километрах двухстах отсюда. Соберем людей, чё к чему прикинем...

– Как?  – Монгол поднялся во весь свой большой рост, – как так вышло, Баир? Север... Он же...

– Вообще дорогу потерял! Все рамсы спутал! Сорвало его. Мэра-то тоже они. Мне его бывший зам по секрету шепнул. Север пообещал всю семью его вырезать и свиньям скормить. Давай, Монгол. Васькиных всего человек десять осталось. Я так думаю, набери-ка ты Москву.

            Монгол взял со стола телефон, пощелкал по кнопкам и приложил аппарат к уху. Вместо знакомого голоса он услышал: «Номер не существует».

– Твою мать! – он швырнул телефон, – у них чё, у всех крыши посносило?

– Может в Читу звякнешь, – посмотрел на него Баир, – Комелю?

            Монгол хищно улыбнулся:

– Ты чё, Баирушка, не понял? Не нужен больше Монгол. Север – шавка. Без команды не гавкнет. Видимо кому-то мы сильно дорогу перешли.

– Чем? – присел Баир.

– Житием своим, бытием. А остальное, по ходу, Север лучше всех знает.

            Монгол сдернул со стула свитер и натянул:

– Сколько, говоришь, Васькиных осталось?

-Да рыл десять, не больше. Они все на измене – пацаны!

– Денег им дай и пусть валят.

– А мы как?

– А нам с них чего? Вон, Ваську двадцать морд не уберегло. Человек-то твой надежный? – поверх свитера Монгол накинул кожаную куртку.

– Два срока вместе оттянули.

– Ну тогда лады.

            Монгол распахнул шкаф и достал оттуда ТТ, вытащил магазин, проверил патроны и с силой втолкнул магазин обратно:

– Поехали.

            Старенькая «Тойота», вдоволь нахлебавшись осенней грязи в Забайкальском бездорожье, часа через три дотащила их до какой-то почти заброшенной фермы с коровником, покрытым ломанной черепицей. Там их встретил невзрачный мужичонка с бородой – веником и без двух передних зубов. Пока Баир выгружал из машины сумки со жратвой и оружием, Монгол дозвонился до Комеля, который пообещал помочь, как только порешает свои проблемы с мусорами. Монгол закурил и оглядел степь с уныло торчащей сопкой, на которой топорщились редкие деревья: «Комель не поможет. Это твоя ссылка, Монгол. Тебя убрали, потому, что ты не у дел. Пришли другие времена и нравы. Ты сам подписывал вверительные малявы ворам – «апельсинам». Теперь их стало больше, а тебя меньше. А скоро совсем не будет. Так же как нет общака, который давно стал чьим-то карманом. Беги, Монгол! – он с силой швырнул окурок на землю, – А куда бежать? Некуда. Кончился твой воровской фарт, Монгол. Воров резали, стреляли, жгли, а потом воры кончились. Появились они – наглые, злые, голодные, а главное, как крысы, всеядные. Наплодили себе подобных, обгадили традиции и понятия. Одних купили, а тебя, Монгол, на пенсию отправили. Так вот... Нет тебя больше, Монгол. Нет твоей силушки воровской. Видно земля уже старого зовет...»

– Да не дождетесь! – вслух гневно бросил Монгол.

Он достал из кармана монету, покрутил в ладонях, подкинул и поймал. На его широкой ладони лежал загаданный им орел. К нему подошел Баир:

– Ну чё, Монгол, плохо всё?

– Дерьма немало едали, выкрутимся. Поезжай в Читу, Баир, по тихой с Комелем встретишься. Он, конечно, уже навряд ли наш, но намекни ему, сколько раз его Монгол из СИЗО вытаскивал. Хорошо намекни. И пусть людишек мне найдет, стрелков знатных. А остальное его не касается. Вот тогда вместе с Севером и померзнем. Езжай, Баирушка, прямо завтра и езжай.

– Ты все-таки решил?

– А знаешь, я в одной книге читал: гораздо почетнее полечь на поле боя всем вместе, нежели спастись, полагаясь на собственные силы. Сколько наших из-за этой тварины полегло? А, Баир? Я Резанного пацаненком помню, а с Васькой мы ни одно ведро чифира у хозяина выхлебали. Если их, то и меня, значит. А за них, Баир, я до края пойду. Подписался сучок северный! Я ему рога в землю воткну и хребет поломаю. Так и скажи Комелю. Мне много не надо. Одного, двух человечков, но таких, чтоб кровь всю эту беспредельную до капли выпили. Я слово вора держал, не трогал эту паскуду. Сама она всё попутала! У ментов поузнай, откуда у борза молодца силушка такая взялась. И помни, Монгол не разу заднюю не включал!

– Да, Монгол, тут трое Васькиных от денег отказались – племяш его с корешами. Лёвку помнишь? В общем, подъедет он попозже, за тобой приглядит. А я прямо по утряне завтра и рвану.

 

* * *

 

            Холод прилетел в Читу из Владика ранним утром. Поймав такси, он оставил вещи в гостинице и поехал по записанному во Владивостоке адресу. Последние его три недели больше напоминали цепь случайных событий. Началось с Корня и Монгола. И вот он уже вернулся во Владивосток, отыскал знакомого дяди Гены, узнал у него про нужных людей в Забайкалье через каких-то третьих случайных, вылетел оттуда в Читу и сейчас ехал на встречу. Он зашел в элитный дом, поднялся на второй этаж и нажал звонок. Открылась дверь. На пороге стояло... его огромное, небритое прошлое.

– Ты что ли?

– Я, – белозубо улыбнувшись, ответил ему Вован.

 

* * *

 

– Ну вот, – Вован разлил водку по стаканам, – откинулся я и на родину. Это ж мой отчий край! Ну, думал, коров пасти, а здесь одни хомяки жирные. Зря зарекался, сквозануло в общем. Ну, парняг знакомых встретил... В общем, в одну воду дважды. Но на этот раз с головой!

– Не утонул? – Холод, усмехнувшись, отхлебнул водку.

– Да не. Якорь с шеи снял, – Вован трясонул золотой цепью, – да и в принципе, тут особо криминала нету. Китаезы – нелегалы. Мы их на стройки возим. Не только ж Москва строится. У нас тоже с елок слезли и жить красиво научились. Казино потом, бар с дискотекой. В общем, все нормально было, менты вот только сейчас прижали. А ты вот чё? Слыхал, пропал ты.

– А я «Титаник», Вовик, – Холод нацепил на вилку кусок колбасы, – знаешь, как в Японии говорят? Летают не крылья, а птицы. Ну поносило туда-сюда...

– Ну, не хочешь – не говори, – Вован подлил водки, – звонил мне человек один от вас, говорил, что Монголом интересуются. Ты что ль?

Холод кивнул.

– Ну, в общем, есть такой дядька, – продолжил Вован, – из синих. Мы с ним работали. Он за долю китаёзов целыми вагонами в Россию возил. Тут поселок недалеко есть, километров триста...

Холод удивленно присвистнул.

– ... у нас всё недалеко. Так вот, там станция узловая. Ну вот. Посадят этих в поезд в теплушке и везут как пленных немцев. А по документам это то ли запчасти, то ли хавчик какой – не понятно. Дядька в общем правильный. И в цвет говорит и делает. А есть еще один – Север погоняло. В общем, когда Монгол со столицы приехал, или с Подмосковья, хрен его знает... Да не, кажись он срок здесь тянул в «Оловянной». Ну, его общаковые и смотреть оставили. Ну они с Севером и схлестнулись. У того тогда рыл двадцать было. Ну, Монгол их к ногтю и прижал. Он тут с дядей Васей и Резанным корешился, ну а те дали мазу, в общем, короче, поосадили чуток Севера. Так бы может его и порешили, но он с местным начальством хороводил. В общем, замирили это дело всё, мол, Север работает, а Монгола не касается, а тут его как с цепи сорвало. Говорят, москвичи влезли из новых. Монголовские кореша-то все поумирали уже давно, новые одни остались, а дядька им глаза давно мозолил. Ну ты сам знаешь, кто из воров-то сюда поедет? В общем терпели. А местного короновать... Да тут народ дикий. В общем, Север сам продвинуться решил. Резанного угондошил, дядю Васю туда же... А Монгол ушел. Схоронился где-то. А тут человек его у меня объявился, Баиром кличут, мол, Комель, стрелок нужен! Я-то сам натерпелся, в дела пиковые не лезу и лезть не собираюсь, но должок у меня перед Монголом. Вот сейчас стрелка ему ищу. Неместного, конечно, хочется. Сам знаешь, как оно бывает. Вот только зачем тебе все это, не пойму...

– Сведи меня с этим Баиром, – Холод до дна выпил стакан водки, – и без вопросов, Вова. Как в Японии говорят: медведь – не медведь, когда он спит.

– Как знаешь.

 

* * *

 

            Баир ждал Холода в какой-то китайской забегаловке. Неизвестно почему, он перестал жевать лапшу и повернулся. На него смотрели резкие и холодные глаза. Парень подошел к столу и без приглашения сел:

– Я Холод. Комель на счет меня звонил.

– А душку хватит? – ухмыльнулся Баир, – шмалять приходилось?

Он хотел что-то сказать дальше, но увидел на шее Холода пулевое отверстие.

– Трещать попусту реже приходилось, – зло сверкнул глазами Холод.

– Мне Комель двоих обещал..., – немного засомневался Баир, – он говорил...

– Говорят и глупые, и умные, а мудрые слушают. Знаешь, Баир, у японцев есть два слова – «татэмаэ» и «хоннэ». Первое – видимое. Второе – истинное.

– И к чему ты это?

– А к тому, что о вещах, которые могут оскорбить чувства собеседника, лучше промолчать.

– Ты чё, философ что ли, или головой больной? – не на шутку испугался Баир, – Комель совсем головой тронулся? Кого он прислал?

– Он прислал того, кто может решить все ваши проблемы.

– Да ты что? – снова недоверчиво усмехнулся Баир, – и как же ты их решишь? По-японски?

– Не, – впервые улыбнулся Холод, – чисто по-русски! Зябко так... Мне Комель за деньги говорил.

– Решишь – получишь, – Баир достал из кармана пачку и потряс перед лицом Холода, – убеди меня. Почему я должен тебе доверять?

– А у тебя вариантов нет. Тебе не просто душегуб нужен, а тот, кто с ножом за спиной может сказать «Здравствуй».

– Не, базаришь ты, конечно...

– Не только, – в руках Холода появился выпавший из рукава куртки пистолет.

– Резво. Держи, – он швырнул на стол деньги. Поехали.

 

* * *

 

            Монгол всю ночь не спал. Вначале кряхтел, ворочаясь, потом курил, потом зачем-то вышел во двор, пнул ногой противно блеющего барана, и так, сидя на крыльце, встретил невзрачное серое утро. Утро привезло к нему Баира и Его. Вначале Монгол хотел что-то сказать, но, глядя в холодные глаза, испугался своего голоса, а Он сделал вид, что ничего не заметил:

– Пройдемся, пойдем, – просипел Монгол.

Они вышли на улицу и закурили.

– Зачем ты здесь? – Монгол посмотрел на него.

– Но не из-за тебя точно. Там с Севером знакомец мой есть, Корень. Он по всей видимости считает, что я ему должен.

– Подельщик что ль твой?

– Скорее попутчик, – поморщился Холод, – случайный. А я, знаешь, один привык, сам.

– На меня что ли скалишься? – посмотрел на него Монгол.

– Кто ты такой, чтобы я на тебя скалился, а, Монгол? Отец, которого у меня не было? Сват, брат? Мы, Монгол, просто рядом прошли по жизни.

Монгол тяжело вздохнул:

– А чё, думаешь, вместе надо было?   

– А чё думать о том, чего не было? – вопросом на вопрос ответил Холод, – у тебя проблема, а у меня интерес. Порешаем и дальше разбежимся.

– Каждый свою дорогу топтать? Так по-твоему?

– А по-другому нельзя. Знаешь, Монгол, я отсюда уехал. Решил – всё, хватит. В Японии обосновался... А вот вернулся и понял, что японцем чуть по-глупости не стал. Всё там так, но всё не моё. Моё здесь, – он оглядел всё холодными глазами.

– Ты что, еще не все пули здесь собрал? Тебя сколько раз хоронили уже. На моей памяти только один раз... А ты всё скользишь...

– Ускользающее – прекрасно. Постоянное нет. Я так привык, Монгол. Здесь мой дом. И знаешь, – он зло посмотрел на Монгола, – я не люблю, когда в него входят не разувшись. Плохо это.

– Плохо много чего бывает. Вот то, что ты приехал сюда, например. В этом доме вперед ногами выносят, – махнул рукой Монгол, – ты как будто не знаешь?

– Я много знаю, – Холод посмотрел на Монгола, – гораздо больше, чем тебе кажется. Корню не ты, а я нужен.

– В смысле? – не понял Монгол.

– А ты, наверное, не поймешь. У нас история была... Вот он, сука, дурак и захотел продолжения... Ладно, Монгол, пойдем, я спать хочу. Дороги у вас здесь тряские.

            Они направились к дому, где их ждал Баир, так и не понявший, для чего он с хозяином зарезал барана, накрыл стол и сейчас весело мурлыкал под радио какую-то веселую песенку.

 

* * *

 

            Владлен тоже не спал и любовался очень близкими Забайкальскими звездами. Ему очень быстро надоело рубиться со Змеем в нарды, бухать с Севером, раскуриваться с Кузбасом и стрелять по пустым бутылкам с Казахом и Ярым. Два канала телевизора бубнили какие-то последние невнятные новости. Жрачка приелась. Вискарь прибухался... Но он ждал. Север, Кузбас, Змей и Колдун мотались по окрестностям, отыскивая хоть какое-то упоминание о Монголе. Глядя на окровавленные кроссовки Кузбаса, Владя понимал всю тщетность их усилий. Монгол плотно лежал на Забайкальском дне. Он уже даже пожалел, что задумал все это, но внутри еще горел огонек – Холод должен прийти. По-другому никак! Надо просто чуть-чуть подождать. Север говорил с кем-то из местного начальства – они видели подручного Монгола, Баира, на Забайкальской трассе. На каком-то посту ГИБДД его даже остановили. Рядом с ним сидел какой-то парень с очень странным для его русской внешности японским паспортом... И тут Владлен, стоя у окна, вдохнул воздух. Внутри его как будто обожгло. Он взглянул на искрящийся на заборе под лунным светом иней и понял: время заморозков пришло!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

 

            Баир нервно повернул руль:

– Ну да, если так сказать, Север, он, в принципе, чё кого не дурак. Извилин-то у него хватает, но вот думает он, сука, одной.

– Советчик у него хороший, – усмехнулся сидящий рядом Холод.

– Так вот оно я и маркую, правильно он так всё делает, по-беспредельному, но правильно. Ты гляди, они же с мэра начали.

– А новый чё?

– Ай, на измене весь. Да чё говорить, сам увидишь. Доедем до него, – Баир снова резко дернул руль вправо.

            Испуганный очкарик уже давно разучился удивляться ночным гостям.

– Вы? – он пьяно посмотрел на Баира, – заходите.

            Они прошли в большую комнату. Как бы извиняясь за беспорядок, он объяснил, что семью он отправил в Читу к теще.

– Пить будете? – он взял со стола бутылку вина.

– Да не, – Баир скинул с дивана какие-то бумаги и сел.

Холод огляделся по сторонам и брезгливо поморщился.

– Ну чё ты там? – Баир посмотрел на человека, который по своей воле никогда в жизни не стал бы поселковой главой.

– Да устал я всем вам объяснять, – он залпом отхлебнул полбутылки вина, – вчера Север, сегодня вы... Господи, – он обхватил лицо руками, – вы думаете, я не понимаю, что я кукла, которую все дергают за нитки? У нас мэры меняются чаще, чем у бабы трусы. Вот вы, – он указал ладонью одной руки, – а вот Север, – он повел второй ладонью, – и я между вами. И решить ничего не могу! Меня все спросить забыли! Менты приехали – я им, какой старый глава плохой был. Господи, местные ведь ничего не понимают! Они целыми днями пьют! Я сюда в колхоз инженером приехал, еще до перестройки, в Москву собирался, в Академию, а стал местным, – он снова потянулся к бутылке, – нас даже убивать не нужно, мы сами вымрем! Сопьемся! У нас на кладбище людей больше, чем во всем поселке! Я – глава! Глава чего?!

– Ты давай, это, сопли маме своей оставь, и за инженера ей трещи с Академией. Чё, Север напугал? Чё он с тобой сделать пообещал?

– Собакам скормить... – проблеял очкарик.

– Страшно поди, – ухмыльнулся Холод, – а чё собаки? Давай я тебя съем. За кадык укушу и съем. И не потом, а сейчас. А Северу только маслы останутся. Как, Баир?

– А запросто! – Баир вытащил из рукава огромный тесак и воткнул его в стол, – а то мы с ним разговариваем, а он Севера боится. Мы чё, хуже?

Очкарик от неожиданности сел прямо на пол:

– Как же... Вы же, это... По понятиям...

– Время течет быстрее воды, – Холод погладил его по голове, – смыло все понятия. Давай поговорим. Чё тебе бояться? Мы, Север – какая разница?

– А вот милиция...

– А вот это вот не пизди, – усмехнулся Баир, – милиции тут уж лет как пятнадцать никакой нет. Есть участковый, но он тоже местный. Слышь, Холод, каким-то заезжим табельный на пузырь водки выменял, а теперь лазит везде с ружьем и бабок на самогон рэкетирует.

– Так с района, – надеялся еще на что-то очкарик.

– Ну до района отсюда, как до Луны, – резко пресек его Баир, – а у них «луноход» третий год поломанный. 

– Да, – ни с того ни с сего безысходно согласился очкарик, – и следователь беременный.  Он, когда на пожар выезжал, когда эти там ваши сгорели, чуть не родил.

– Эко его как болезненного... Кто ж его так? – заржал Холод.

– А он этот... Маргарита Львовна...

– Вот видишь, какой ты глава? Так, кепка, – остановил его Холод, присев перед ним, – смотри, – он достал из кармана тугую пачку баксов, – был голова, а скажешь, где Севера искать, возьмешь их и станешь ногами, которые быстро в Москву пошлепают. Даже с семьей сможешь. Я еще подкину, – Холод вытащил из другого кармана еще две пачки, – устроишься на работу. Квартиру пока снимать будешь. И не будет у тебя ни нас, ни Севера, ни участковых с табельной гаубицей, ни следователя на сносях. Ну чё, ногами будешь?

Очкарик нервно задергал губу, посматривая на тесак, Баира, Холода и деньги:

– Это... Буду... ногами...

– Быстрыми будешь, – Холод еле сдерживал смех.

– Буду... Быстрыми... Вот сейчас прямо.

– Не, ногами ты будешь после того, как станешь пиздящим про все, что знаешь, ртом. Давай. На старт, внимание...

Вместо «марш», Холод услышал, что прямо завтра, ровно в двадцать три ноль-ноль сюда приедет человек от Севера, которому мэр, не желающий стать собачьим «Педигри», должен рассказать все, что узнал он про Монгола. Всё это им бодро сообщил очкарик, успевший за пять минут одеться, собрать чемодан и позвонить жене в Читу. Холоду и Баиру, забравшим у него ключи от квартиры в единственной в поселке двухэтажке, только и оставалось, что ждать. Холод подошел к холодильнику, и словно калитку распахнул его. Такого не было даже в мини баре токийского пятизвездочного «Хилтона», где он однажды останавливался в пентхаусе... Колбасы с запахом и сыра с натуральной плесенью там точно не было.

 

* * *

 

            – Слышь, как они вообще тут живут? У них ничё нету, – Холод оглядел квартиру очкарика, – блядь, у наших мэров под завязку!

– Вот у них один и завязался вместе с Севером. Мы-то с ним нормально были, вояка бывший. Сука, жадный только был. Он китайцам часть вместе с солдатами продал. На суде сказал – сами в самоволку ушли. С мэром до него на охоту сходил – вернулся мэром. Здесь, Холод, люди зомбями становятся. Для них водяра – как мертвый газ. В кино, помнишь? Их здесь всего человек сто осталось. Вымирает Забайкалье. Вначале трасса кормила, они тут всякой хренью торговали – грибами, ягодами. Потом помоложе в челноки подались. Остались старики и те, кто с зоны откинулись. Вернулись, а чё, воровать друг у друга? Корову угонят, на трассе мясо толкнут и вместе бухают – кто спиздил и у кого спиздили.

– Так тут же узловая рядом.

– В грузчики их что ли? Так они один вагон разгрузят – два спиздят, работнички! Монгол им вон – лук сажайте, земли вон сколько! А-а, – Баир махнул рукой, – знаешь, я тут неподалеку родился, там у меня даже школа была восьмилетка. Я вон ездил туда тетку проведать, а она не узнала меня и давай мне медный кабель предлагать. Здесь все по-другому, Холод, ни власти никакой, ни разума. Силу только ценят. Переебешь его хорошо – он тебя слушает. Почему здесь Север в авторитетах ходит? С тупыми проще. Хотя... Мэр-то не тупой был.

– Слепой что ли? – усмехнулся Холод, – знаешь, я людей последнее время вообще понимать разучился. Они в говне так жить научились, что им поглубже в жопу забраться хочется. Знаешь, как в Японии всё? Там старики уважаемые, дети – любимые... Люди там главное. Там вообще преступности нету.

– А эти, якудзы?

– Да это сказки всё, для гадзинов.

– Для кого?

– Чужих, короче. Там знаешь, даже у улиц нет названий. Вот прикинь, дома. Они даже не связаны с соседними. Размеры, краски, цвета – всё как в хаосе. Японские улицы, они не только ярко-кричащие, они шумные. Там места мало, а людей много. Вот я иду там, торговцы горячей картошкой и хлебом разъезжают на мини-фургонах, лампы на фонарях, тенты с рекламой, сигарет, пива, даже публичных домов – сколько угодно! Торговые автоматы, кафе – маленькие, как будто коробки из-под телевизоров. Тесно и живо всё. И тут же политики, когда выборы, например. Министры, и все в белых перчатках. Понимаешь, там люди, избиратели, жаждут чистых политиков, а политики жаждут, чтобы все видели, что они чистые. И тут, ты понимаешь, ты в вывеску упираешься среди разноцветных фонарей – розовых, лиловых, оранжевых, зеленых: «Зона, свободная от краж. Грабителям вход запрещен». И ты понимаешь, ты возле нее стекаешь! Рабочий район – шлюхи, казино, тотализаторы... Понимаешь, но здесь не воруют! Сюда люди идут с пороками, варятся в этом тесном котле, но не во-ру-ют! Не гра-бят! Не у-би-ва-ют! А у нас вон сколько земли! Живи, радуйся, всем хватает!

– Ну хватает всем точно, Холод. У нас с тыщу Японий закопать можно, со всеми ихними политиками, фургонами, перчатками, вывесками. Мы же – Россия! Японцы, может, научившись место ценить, людей ценят. А у нас людей... Вон у меня тетка двенадцать нарожала! А может тринадцать, сама не помнит. Они приходят, уходят, сами по себе... Может в Москве еще дело до кого есть, а здесь... Здесь болото, липкое.

– Но ты же не влип? – Холод посмотрел на Баира.

– Как знать...

В это время в дверь постучали...

            Веня долго думал, куда ему сначала поехать – за дурью или к мэру. Если вначале к мэру – за дурью можно было опоздать, потому что, неизвестно что забывший в Забайкалье армянин Левон, мог уехать. С другой стороны, накурившись с ним, можно было не понять, чего хочет сказать это очкастое чмо. Переполненный чувством долга, он настойчиво давил на звонок, и только потом сообразил, что входная дверь не заперта. Распахнув ее, он шагнул в квартиру и лицом к лицу столкнулся с Баиром. Баир попытался схватить его в борцовский захват. Каким-то образом скользкий Веня вывернулся и отпихнул Баира ногой. Он рванул к двери, выхватывая пистолет. Первая пуля ударила в прибитый к двери почтовый ящик. Баир метнулся за ним в подъезд, но Веня выстрелил еще несколько раз и застучал ботинками по лестнице. Холод, недолго думая, с ноги высадил стекло и сиганул вниз со второго этажа. Баир бежал вниз по ступенькам за Веней, в его руках тускло поблескивал тесак. Веня еще раз нажал на курок, но, поняв, что патроны кончились, полез в карман за вторым магазином, на бегу вставляя его. Баир уже настиг преследуемого, но тот резко обернулся, направив на него ствол. Холод, выбежавший из-за угла дома, увидел почти добежавшего до джипа Веню и Баира, которого тот держал под прицелом. Времени думать не было. Холод резко крикнул: «Эй!». За всю свою бандитскую жизнь он научился думать быстрее. Повернувшийся к нему лицом, Веня с пятнадцати метров поймал пулю своей густо сросшейся переносицей. Холод подбежал к Баиру, который, ничего не понимая, вертел головой по сторонам, быстро обыскал труп Вени, вытащив из кармана мобильный, деньги, документы, и дернул за рукав стоящего как столб Баира:

– Трогаем, быстро! Чё, завял что ли?

– А... Север? – промямлил Баир.

– Потом найдем. Он может не один. А потом, Баир, это чё, Чикаго? Сейчас злой участковый с двустволкой придет, – и они бегом побежали к стоящей с другой стороны дома машине.

            Слова Холода действительно оказались пророческими. Через несколько минут к трупу, если так можно сказать, подошел участковый с охотничьим ружьем, и для начала попытался сделать искусственное дыхание. Обдышав уже ничего не чувствующего Веню перегаром, из здания администрации он попытался вызвать оперов из района. Те сказали, что приедут завтра, или, посоветовали привезти труп в район самому. На этом телефонная связь, прошуршав, кончилась. Сотовых у местных не было отродясь, и пьяный охранник из здания администрации предложил какую-то радиостанцию, предназначенную для связи со скотоводами на стойбищах.

            Тем временем, все-таки тело Вени решено было транспортировать в район самостоятельно. Погрузив его в багажник джипа, потому что своих машин, как и сотовых у местных тоже не было, участковый убедил охранника и себя в том, что он задержал огнем на поражение особо опасного преступника, убившего двух мэров, сжегшего турбазу и расстрелявшего одного очень хорошего человека, про которого все знали только то, что он Резанный, забыв о том, что в его ружье уже полгода не было никаких патронов. Усевшись за руль, он зачем-то тронулся задом в столб линий электропередач, украв у поселка последний свет,  и, уронив его на автобусную остановку, давно забывшую, как вы... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34