Женская интуиция

Серия "Крым-криминал"

ЖЕНСКАЯ  ИНТУИЦИЯ

1.Тревога и искушение

Нежно-алые всполохи  заката окрасили плес Азовского моря и заскользили до самой дымчато-лиловой линии горизонта, озарили паруса яхт,  винд и кайт-серфингов,  послушных легкому бризу.

— Пора, Мотя, и нам отдохнуть от суеты мирской,— произнесла, Ева Черпак, поднявшись  из шезлонга и глядя вослед оставляющим песчаный пляж загорелым  мужчинам и женщинам, бойким детишкам с яркими надувными кругами в форме затейливых игрушек. Коснулась тонкой изящной рукой плеча сидящего на коврике в  позе йоги мужчины с короткой с серебристым отблеском прической.

 — Ты права, Евочка — золотая моя девочка. Всего должно быть в меру. Море, солнце  и пляж тоже утомляют, если долго жариться под палящим солнцем, есть риск от ультрафиолетовых лучей схлопотать меланому,  опасную, как и саркома, — произнес  Матвей Елисеевич.

 —Типун тебе на язык, еще беду накличешь, — перекрестившись, перебила его супруга. — Господи, сохрани и помилуй.

— Ох, Евочка— моя непорочная девочка,  прости, язык без костей, вот меня и занесло. А ты как  всегда, права.  Я от тебя без  ума.

— Да, женщина всегда права-а …,— пропела она, подражая эстрадной певице Ирине Понаровской. —Заруби это у себя на носу.

— Будь, по-твоему, — не стал он  возражать, ради спокойствия привыкший  во всем соглашаться с женою. — Однако, пора и нам на базу, в свое теплое  гнездышко. Дело к вечеру, уже многие пошабашили, пляж почти опустел, время ужина и развлечений.

— Ты мне льстишь, Мотя, называя  непорочной? — усмехнулась женщина. — Хорошо ведь знаешь, что я уже давно не девственница. Однако мне очень приятно слышать от тебя ласковые слова, словно в первые дни наших свиданий. Чувствую, что ты настроен сегодня решительно, чтобы завоевать мое сердце. Мне нравится такая прелюдия любви и я всегда готова исполнить твои прихоти.

Он не стал возражать, хотя мог бы припомнить не один факт, когда Ева проявляла строптивость. Ссылалась на недомогание, только бы увильнут от исполнения супружеского долга. Матвей  вынужден был  усмирять свою плоть, сдерживать желания и страсти, требовавшие разрядки. Но зато был  горд тем, что никто не мог назвать его ловеласом, ибо в отличие от других сексуально озабоченных мужчин, не ходил, как говорится, налево, не волочился за чужими юбками, а сохранял верность своей  Евочке — золотой девочке.

— Поторопись, Мотя, я сгораю от нетерпения,— властно велела она,  огладив ладонью талию и шоколадно загоревшие икры стройных ног.

Он  резво поднялся, смел с ног золотистый песок, тщательно  встряхнул и свернул в рулон коврик.

Супруги Черпаки — пятидесятитрехлетний низкорослый и плотный, как мул, Матвей  Елисеевич и тридцатилетняя  очаровательная блондинка с миндалевыми глазами Ева Ароновна,  лишь двое суток назад, как прибыли на недельку в пансионат, чтобы покупаться в теплых водах Азова. Развлечься в барах, ресторанах и казино, отдохнуть от серой повседневности и внести в свою жизнь яркие незабываемые впечатления, получить заряд бодрости и положительных эмоций, которых бы хватило на долгие и хмурые месяцы надвигающейся осени и холодной зимы.

Прибыли они на курорт не одни, а с  породистым ротвейлером Баксом. Ева в нем души не чаяла, холила и баловала, иногда тем самым, вызывала  вспышки ревности у супруга. Его просьба оставить пса  дома, чтобы стерег квартиру и имущество, едва не закончилась скандалом и срывом поездки на море. Ева пустила горючую слезу и  Матвей  уступил. Впрочем, он и в других конфликтных ситуациях потакал  неожиданным капризам своей импульсивно-темпераментной супруги.

— Бакс ко мне,— велела Ева внимавшему ее словам псу и тот послушно последовал за хозяйкой. Матвей собрал сумку с остатками провианта, сдал  шезлонги  в пункт проката  пляжного инвентаря и  они втроем возвратились в люксовский  номер пансионата.

— Мотя-я, я очень и очень голодна, море меня возбудило, — едва переступив порог, заявила Ева с загадочным блеском в глазах и интригующей улыбкой на тонких губах.

— Голодна-а? — удивился Черпак. — Но не прошел  и час, как мы с тобой плотно поужинали на берегу моря. Распили бутылку  шампанского “Новый Свет”, закусили сыром, колбасой, фруктами, овощами, маслинами и киви... Какая ты ненасытная, однако?

— Мотя,  какой же ты тугодум толстокожи без лирики и романтикий,— упрекнула  Ева и посетовала.—Наверное, первые признаки склероза или старческого маразма. Лишен  всякой романтики и фантазии. Если женщина признается, что она голодна, то это вовсе не означает, что она страдает чревоугодием. Есть ведь и другие физиологические потребности.

— У тебя слишком много разных потребностей, поди, угадай,— озадаченно потер ладонью узкий лоб и пожаловался.— Знаешь, Ева, что-то на  душе неспокойно, кошки скребут. Дурное предчувствие. Надо бы мне в Керчь съездить, поглядеть все  ли  с квартирой в порядке?

— Она что у нас с ногами? Никуда не сбежит, не денется. Ты что же, ради квадратных метров готов оставить меня одну в сообществе чужих мужиков, которые на пляже не сводили с меня глаз? Они только и ждут твоего отъезда, чтобы подбить ко мне клинья  и соблазнить, изнасиловать и опозорить на весь белый свет. Верь после этого присказке, что не перевелись еще рыцари без страха и упрека. Вымерли, как мамонты, остались лишь  назойливые мужланы и нытики...

— Не забывай, что  Ева, не служанка, а  королева, а ты — мой раб. Поэтому обязан беспрекословно исполнять все мои приказы и капризы. Иначе доступ к знойному  телу для тебя будет  навсегда закрыт.Ты ведь  не Адам, поэтому, когда захочу, тогда и дам.

  — Ты же не сможешь и  суток прожить без ласки и нежности?— напомнил он  о ее темпераменте и неуемной жажде сладострастия.

— На тебе свет клином не сошелся. Поклонники штабелями у моих стройных ног  валяются.

— Ева, успокойся, тебе ничего не угрожает рядом с таким волкодавом, как Бакс,— заметил он. Пес, заслышав кличку, поднял от паласа тяжелую, словно ядро, голову и поочередно обозрел своих сварливых хозяев.

— Поехали вместе, — предложил  Матвей. — Дома переночуем, а утром возвратимся в пансионат?

— Я устала, разомлела на солнце, хочу испытать блаженство. Очнись, как ты смеешь о чем-то другом думать в такие минуты. Я голодна тобою,— женщина вплотную приблизилась к нему и страстно прошептала в оттопыренное  ухо.— Или ты меня окончательно разлюбил и используешь, как резиновую куклу?

— Ева, ты не права, не меряй всех мужчин на один аршин. Каждый человек уникален и неповторим,— возразил  Черпак.

— Проснись, Мотя, не витай  в облаках. Опустись на грешную землю. Перед тобой знойная, очаровательная, молодая жена, желающая удовлетворения. Сейчас или  никогда!

Ева  распахнула пляжный,  белый с голубыми мелкими цветочками сарафан, обнажив тугую грудь с лилово-пурпурными  сосками и, приподняв рукою его подбородок, пристально поглядела в глаза.

— Может я тебя  уже не волную, как женщина? Или ты завел любовницу и успел растратить  на нее всю энергию? Гляди мне прямо в глаза, не опускай ресницы. Вижу,  правда глаза колет, от меня ничего не утаишь. Сейчас же признавайся, хитрый сердцеед?!

 —Что такое говоришь, моя девочка,— смутился Матвей, не выдержав ее напора. —Ты у меня единственная и очень желанная. Гори все синим пламенем. Остаюсь.Ты — мое самое бесценное сокровище...

— Вот так всегда приходится силой любовь выпрашивать. Словно милостыню под синагогой,— пожурила она  и сомкнула на его шее изящные  руки.— Мотя, ты из рук  вон плохо исполняешь свой супружеский долг. Будь это на Западе, в Париже или Лондоне, давно бы разошлись, как  в море корабли, разорвали контракт. После голода секс — самый главный инстинкт и яркий элемент любви, на котором все держится.

— Ева, душечка, но прежде ты сама инициативы не проявляла, — напомнил он ей  периоды отчуждения и раздражительности.— Наоборот мне приходилось требовать  от тебя исполнении этого самого долга. Ты была скупа на ласки и отдавалась без желания, только бы от меня отвязаться. Так ведь? Признайся и покайся.

— Кто старое помянет, тому глаз вон,— обескуражила она его своим ответом и, улыбаясь, пропела. — Вторая молодость пришла  к тому, кто первую сберег... А ты сберег первую, свой потенциал?

Она обняла его шею теплыми руками и, не  дожидаясь ответа, предложила.— Давай, Мотя, вспомним и повторим нашу первую брачную ночь, в потом и медовый месяц?

— Давай!— с радостью согласился Черпак,  неосторожно заметил.— Что случилось Ева? Я тебя не узнаю. Дома ты была неприступной и холодной, как айсберг? А-а, сообразил  это на тебя, наверное, благотворно подействовало море, солнце, песок и  пикантные салаты из мидии, креветок и рапана, разбудившие гормоны, либидо, инстинкт влечения...

— Да, именно песок, золотой и мидии. Ты угадал, Мотя,— позабавилась она.— Дожил до седых волос и до сих пор не понял, что женщина  непредсказуема. Иначе мужчина потеряет к ней интерес, словно к прочитанной  книге. Для тебя  я сохранила  самые приятные и увлекательные страницы нашей Камасутры. Сейчас мы их сообща прочитаем.

— С большим удовольствием займусь увлекательным и приятным во всех отношениях чтением! —воскликнул он и привлек ее к себе.

— Тогда живо сбрасывай с себя одежду, и  в ванную,— велела жена.

— Прямо сразу? С корабля на бал? — удивился Черпак.

— А зачем медлить, я  сгораю от нетерпения и желания,— призналась она, потянула  его за руку.

— Погоди, Ева,  это так неожиданно. Раньше ты скупилась на  ласки?

— Боялась, что ты  пресытишься и охладеешь душой и телом, — призналась она и пояснила. — В женщине всегда должна сохраняться тайна, магия, чтобы она постоянно была желанной и слегка недоступной. Понаблюдай за дикими или даже домашними животными, они прежде, чем совокупиться, устраивают брачные танцы или бои между самцами.

Победитель «рыцарских» турниров получает в награду сердце и тело самки. Так и среди людей, особенно диких индейских племен, где сохранились древние традиции и ритуалы, существует состязательность. Мужчины больше ценят, помнят и берегут то, что дается трудно, с боем.

— Евочка — ты настоящий психолог не с яичницей, а с божьим даром! — восхитился Матвей. —Тонко понимаешь желания мужчины.

— Сегодня я  делаю исключение, хочу стать доступной, — продолжила она.— Хочу подарить тебе и себе пиршество любви. Мы по праву заслужили райское наслаждение.

— Евочка, моя изумительная девочка, ты — прелесть! Но все же  меня не покидает смутное ощущение тревоги?

— Мотя, ты наверное, перегрелся на солнце, — посетовала жена и с оптимизмом  успокоила.— Тревога и хандра быстро пройдут. Секс — самое лучшее лекарство от тоски и печали.

— Пожалуй, ты права, но дай перевести  дух, собраться с мыслями и настроиться, — отнял он руку с ее гибкой талии. — Мы с тобой здесь уже третьи сутки, а у  меня душа не на месте, занозой засело в голове: как  там наша квартира и имущество? Надо было ключи передать Лидии Самойловне, а не этой Регине — рыжей вертихвостке. Бордель, притон в квартире устроит. Она же без секса со случайными партнерами  ни одной ночи прожить не может. Считает их пропащими.

— Откуда ты об этом знаешь? — поймала  она его на слове.— Живо признавайся! Наверное, спал с  Региной и не один раз за  валюту? Ну, что молчишь, Бог шельму метит?  Признавайся, как на духу.

— Упаси Господи, с ней связываться, разнесет по всему дому,— возразил Черпак.— От нее же потом  не отвяжешься. А насчет ее горячего темперамента и ненасытности, так ты сама мне об этом рассказала. Вспомни-ка, говорила, что Регина меняет мужиков, как перчатки?

— Не припомню,— с  лукавством ответила Ева.

—Лидия Самойловна лучше бы присмотрела за квартирой,— вздохнул Матвей.— Она целыми днями дома торчит или на лавочке лясы точит. Приглядела бы  за твоими  цветами, кактусами и  имуществом.

— А ну ее, старую клячу  к  лешему,— отмахнулась жена.— Слишком она глазастая,  а еще хуже, языкастая. Всю квартиру облазит  и все вещи перещупает. Потом  целый год на лавочке с такими же “божьими одуванчиками” будут языки чесать и наши косточки перемалывать. Старуха и так на меня дуется, словно  церковная мышь на крупу. Завидки ее берут, что я молодая и красивая, а ее старость  доконала. Бесы или ангелы  заждались у порога. Цепляется за  жизнь изо всех сил.

—Тогда напрасно  мы взяли с собой на отдых Бакса,бездельника,— продолжил Черпак, заметив, как заслышав свою кличку, темно-коричневой масти  пес с бурыми подпалинами, оторвал от паласа голову и поглядел на хозяина умными  глазами.— Охранял бы  квартиру, имущество, как на роду написано, как положено сторожевым псам.

— Мотя, да ты в своем уме? Может, сдурел  на старости лет? — всполошилась  Ева.— Бакс, тоже нуждается в полноценном отдыхе,  который вполне заслужил. Для него морские процедуры и воздух очень полезны. А в квартире от одиночества  и стресса он бы околел. Случись такое, я бы тебе  этой  жестокости никогда не простила. Ты и так отравил своим табачным дымом мою  сиамскую кошечку Дунечку.

— Она от старости и блох померла,— слабо возразил Матвей.

— Не смей измываться над беззащитным животным,— предупредила  Ева и пригрозила. — Если  обидишь Бакса, то я обязательно, считая это своим гражданским долгом, сообщу в общество защиты животных. С  тобой там проведут воспитательную  беседу и даже оштрафуют. Имей в виду, что в европейских странах за жестокое обращение к нашим  братьям меньшим  предусмотрено уголовное наказание.

— Ева, ну, сколько тебе  раз говорить, что собак для того и держат, чтобы они охраняли жизнь и имущество хозяина,— изрек он свой  постулат. — А мы  его холим и кормим, как на убой,  не для красоты, а для того чтобы он исполнял функции защитника. Иначе только задарма переводим на него импортный  корм и  мясо. Для красоты и забавы заведи себе королевского пуделя, болонку или спаниель.

— Ладно, уж функционер, не учи  ученую, — прервала его супруга. — У меня сейчас другая забота. В связи с тем, что курс доллара резко снизился, разумно было бы сменить имя Бакса на Евро, но чтобы без лишних затрат. А то ведь в обществе собаководов «Полкан» обязательно потребуют взнос за переименование и еще в довесок всучат поводок, намордник, телогрейку, совок и мешочек для сбора экскрементов.

— Ева, твой  любимый кобель, обжора,  нас окончательно разорит, — упрекнул он, ревностно относясь к псу, которому жена уделяла слишком много внимания, тем самым, обделяя  мужа  нежностью. К тому же, Матвей отличался патологической скупостью.

— Не только всучат мешок и совок для говна, но и заставят сделать внеплановую прививку против бешенства, чтобы содрать побольше денег, — спрогнозировал он. — Коль уж  тебя приспичило поменять Баксу  имя,  то назови его Фунтом стерлингом. Стабильная и престижная валюта, а с евро неизвестно, что через год произойдет. Чтобы лишний раз не третировать псину, это предложение самое мудрое.

— Слишком длинное, Фунт и еще стерлинг, язык сломаешь, — возразила она. — И потом напрашивается  мысль о фунте  лиха. Не хватало еще на себя беду накликать. Евро лучше всего подходит. Коротко, сочно и оригинально. Еще никто из  наших знакомых не допер, так назвать своих домашних  любимцев.

— Евро, Евро! — позвала она ротвейлера, но пес не отреагировал. Тогда она потрепала его по гладкошерстной шее. — Слушай, теперь тебя зовут не Бакс, а  Евро. Ситуация на финансовом рынке поменялась в пользу европейской валюты. Мотя, с  этого момента называй его Евро, чтобы начал привыкать. О Баксе забудь, пусть американцы  выкусят. Напечатали черт знает сколько «зелени», вот она и упала в цене.

Видя, как  нежно Ева взирает на пса и сколько ласки  в ее голосе, Матвей  сердито проворчал:

— Как знаешь, а меня своими глупыми идеями и заботами не грузи, лишний раз не  доставай.

— Ладно, не ревнуй. Я вас в равной степени люблю и обожаю. Посмотрю, на что ты способен,— с иронией усмехнулась она.— Так ты идешь в ванную или я передумаю?

— Евочка, моя сладкая девочка, я все же съезжу домой,— неуверенно вымолвил Черпак. — Проверю,  все ли в порядке. Это займет не более двух часов. А потом до самого утра мы отдадимся страсти.

—Мотя, я боюсь оставаться в номере одна. Здесь столько одиноких и голодных самцов-мужланов, что каждый из них только и ждет, когда я буду одна, чтобы  насильно овладеть мною. Ночью заберутся через окно или двери взломают и снасильничают, — сообщила  она.

— С чего ты взяла? Кому ты нужна.

— Мотька,  ты совершенно слепой. Не видел, как мужики  меня на пляже раздевали и пожирали своими похотливыми взглядами. Другой бы на твоем месте отшил бы их, а тебе, как тому старому барану, все по барабану. Без разницы, кто  покушается на мою честь,  домогается  знойного тела твоей  супруги.

—  В крайнем случае, Бакс тебя защитит.

— Не хочу, чтобы мой любимый песик  пострадал.

— Эх, Ева, ты преувеличиваешь  опасность, — вздохнул Черпак. — На пляже, в пансионате, в ресторане и на дискотеках ошивается столько соблазнительных и доступных красоток, готовых по первому зову за валюту нырнуть в постель, что никто не рискнет тобой соблазниться.

— Ах, ты  олух! Получается, что я уже неспособна заинтересовать, увлечь мужчину. Мол, старая вешалка.  Ты меня в самое сердце ранил, чурбан неотесанный! — со слезами  воскликнула  она.

— Способна, но лучше никому глазки не строй, не обнадеживай, — сказал Матвей и пригрозил. — Иначе я тебя и твоего любовника отправлю на тот свет. В состоянии ревности я за себя не ручаюсь.

— Мотька, ты меня достал своей нудотиной! — со слезами  в голосе воскликнула женщина.— Поезжай хоть к черту на кулички и не возвращайся. Бесчувственный чурбан. Любимая жена зовет тебя в постель, а ты бежишь от нее, как черт от  ладана, на ночь глядя.

Я всегда чувствовала и знала, что ты меня не любишь, а эксплуатируешь, ради плотских удовольствий. Изображаешь из себя, притвора, любящего и заботливого мужа. Меня не проведешь, я знаю, чего стоят мужики. Ты рвешься к  любовнице Регине, ради ней готов пожертвовать женой, своей  нежной девочкой. Уезжай и не возвращайся. Позвони по телефону, бестолочь, недотепа в Керчь и узнай, а не терзай мне душу, кровосос.

Ева  на ходу сбросила на  кресло с себя одежду и забежала в ванную, а Матвей  подошел к тумбочке с телефоном. Снял трубку с аппарата и набрал номер своей квартиры. В ответ — длинные продолжительные гудки. “Понадеялись на Регину, а ее  где-то черт носит. С утра может, заглянет, польет цветы и все дела, — с досадой подумал он.— Лидия Самойловна глаз бы не сомкнула, как зеницу ока, стерегла. Она из старой гвардии стойких бойцов, не зря ее супруг, царство ему небесное, в КГБ служил верой и правдой. А у Регины одно на уме, кого бы из богатеньких мужиков соблазнить.” Из ванной послышался шум и плеск воды.

— Евочка — моя славная девочка, ангел  мой,— подошел он к двери и потянул за ручку, заперта и покаялся.— Прости меня, я кажется, на самом деле перегрелся на солнце. Открой, пожалуйста, я тоже хочу освежиться, смыть с себя морскую соль и песок.

— Да, из  тебя сыплется песок, сходи  к сексопатологу,— больно уязвила она и, чуть смягчив тон, велела.— Поклянись, Мотя, что любишь меня, впредь не будешь  никогда обижать, не поменяешь ни на какую стерву. Не забывай, что я Ева — первая женщина. От меня род  человеческий пошел, а ты, Мотя, увы, к сожалению,  не  Адам.

— Прости дорогая, больше не повторится. Я — твой раб, — покаялся супруг и она  впустила его в ванную.

Через  несколько секунд они окончательно помирились. Ничто так не сближает, как нежное касание обнаженных  мужского и женского тел. Послышался плеск воды, смех, нежные вздохи и шепот, сладкие  стоны... Вскоре  любовные утехи продолжились в спальной, куда  он бережно, словно ребенка, перенес обомлевшую от страсти Еву на руках.

— Я предпочитаю теории практику,— произнес Черпак и властно  положил ее на белоснежное ложе.

Через несколько минут послышались ее сладострастные стоны, нежные всхлипывания.Она слегка впилась коготками в его спину.

Матвей, истосковавшийся по женской ласке, работал усердно, от души,  как он это привык в любом деле.  Ева проявила способности акробатки, изгибаясь  под ним  с искусством и навыками настоящей жрицы. Для Черпака это явилось полной неожиданностью.

— Ах, Ева,  ты  моя королева,— прошептал он, страстно овладев ее хмельным  и желанным телом.

— Ох, Мотя-я, какой ты игривый и неутомимый, — шептала она, пребывая в экстазе. Никогда он еще не знал ее такой  ласковой и безотказной. Будто это была прощальная ночь пылких любовников перед  долгой разлукой. И распираемый мужской гордостью, Матвей, довольный своею дееспособностью, старался ее не  разочаровать.

Ночь пролетела, как одно мгновение и под  утро, не разнимая  жарких объятий, утомленные пиршеством любви, Черпаки  крепко заснули на помятых, сползшихся на зеленый палас белых простынях. Спали бы, наверное,  до полудня,  пропустив завтрак. Но в 7 часов 15 минут зазвонил  телефонный аппарат на тумбочке у изголовья широкого двуспального ложа. Сначала проснулся  лежавший у двери пес и тихо  залаял.

“Черт подери, не люкс, а псарня»,— сгоняя дремоту, подумал Матвей и потянулся  рукой к телефону, посетовав на то, что не догадался отключить аппарат, чтобы никто не беспокоил. Приложил трубку к  уху. Ева тоже проснулась и, неожиданно застыдившись своей наготы, прикрыла красивое смуглое тело краем простыни. Раскрыла смеженные от хмельных ощущений ресницы и поглядела на Матвея. Выглядел  уставшим и лицо было мраморно-холодным и мрачным. Он несколько секунд держал в руке трубку, из которой доносились частые гудки.

— Что с тобой, Мотя? На тебе лица нет? — оторвала она голову с распущенными спутанными  волосами от подушки, а он машинально провел ладонью по  своему лицу, чтобы убедиться в ее словах. Уставился на  жену  бессмысленным взглядом. Беззвучно, словно  лишившись дара речи, зашевелил губами.

— Что с тобой? Не молчи, как рыба, а то мне страшно,— затормошила она его за плечи.— Кто звонил? Что случилось?

— Случилось,— наконец  прорезался его слабый голос.— Пока мы тут с тобой всю ночь кувыркались, нас ограбили. Утащили сейф, все наше тяжелым трудом  нажитое состояние. Накрылась теперь покупка  «Оpel», черт подери. Где тонко, там и рвется.

— Может,  кто из знакомых пошутил? — с надеждой сказала Ева. — Вроде первоапрельского розыгрыша.

— Ничего себе шуточки! — отмахнулся Матвей.— Такими вещами не шутят. Звонила сначала Регина, а потом передала трубку старшему следователю майору милиции Ольге Васильевне Озерской.

Собирайся  живо, едем. Отдохнули, черт возьми. Это все ты виновата, пристала со своими нежностями. Дорого мне обошлась эта безумная ночь любви. На всю жизнь запомнится.

—Почему тебе, а не нам? — подала голос  Ева, следя за мужем, облачившемся в атласный халат.

—Хорошо, нам,— поправил он.— Какое это теперь имеет значение. Если бы ты вчера вечером не отговорила меня от поездки, то ничего бы не произошло,  я бы  пуганул грабителей, шарахнул бы из  пистолета, только бы пятками засверкали.

— Если бы,  да кабы, во рту выросли грибы,— передразнила его Ева.— Ты же поклялся, что меня  никогда не будешь обижать, а теперь всех собак готов навесить. Если бы я знала, что ты такой обманщик ни за что бы не отдалась, облизнулся бы. В следующий раз пусть тебя дешевые проститутки обслуживают.

— Ева Ароновна, щас же замолчи, не травмируй мою психику!— повысил он голос.— Итак нервы на пределе и я за себя не ручаюсь. Попадешь под горячую руку, тогда не обижайся.

— Не убивайся так, Мотя, не  рви сердце. Кто же мог знать, что нас ограбят,— примирительно с опаской поглядывая на супруга, произнесла она. — Не в деньгах счастье, а в любви и теплом общении.

— Пообщались до одурения, — огрызнулся Черпак  и пнул ногой ротвейлера. — Пшел вон, нахлебник, толку  от  тебя, как с козла молока.

— Не тронь Евро! — взмолилась Ева.

Они поспешно сдали ключи от номера  администратору.

— Почему раньше срока съезжаете? Вам у нас не понравилось?— допытывалась полнотелая густо сдобренная косметикой женщина с фиолетовой пышной прической.— Может, есть претензии к обслуживающему персоналу? С виновных мы взыщем.

— Проблемы личного характера,— пробормотал Черпак. Собрав вещи, с Евой и псом сели в темно-зеленую «Skoda» и поехали в Керчь.

Всю дорогу, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами, дабы не обострять  и без того натянутые отношения, почти промолчали. Сидели, охваченные  невеселыми думами. Евро, устроившийся на заднем сиденье, вел себя спокойно, не привлекая внимания.

— Мудрые люди правильно говорят: послушай  женщину, покивай ей головой, а сделай наоборот, по-своему, — хмуро произнес Матвей, глядя на дорогу через лобовое стекло. — Так я теперь и буду поступать. Надоело быть подкаблучником.

Весть о краже сейфа с валютой и оружием стерла из сознания все приятные и яркие ощущения от минувшей ночи.

— Женские интеллект и интуиция выше, чем мужские, — осмелилась возразить Ева.— Ты тоже не ангел. Скажи, как  грабители могли проникнуть, если стальная дверь и на окнах решетки? Надо было сигнализацию установить. Я тебе давно об этом говорила.

— Надо было   Бакса оставить!— вскипел он, крепко вцепившись в баранку и едва сдерживая гнев. Его так и подмывало остановить авто и припечатать свою широкую ладонь к ее пухленькой  ягодице.

— Щас, как дам по башке! — замахнулась она и напомнила. — У нас нет Бакса, а есть пес по кличке Евро. Сколько тебе раз говорить!? Завяжи узелок на память, если склероз одолел.

— Один черт. Псина, она и есть псина. Лучше бы квартиру стерег.

— Ага, дудки, оставить, чтобы его бандиты зарезали,— простонала жена и упрекнула.— Я не подозревала, Мотя, что ты такой кровожадный.

— Глупая ты баба. На  похищенные баксы  купил бы тебе сто таких Баксов, целую  псарню купил,— подсчитал он в уме.— И помолчи, наконец, не тарахти, как балаболка, а то схлопочешь за свой интеллект и интуицию. Что ж  твоя интуиция не подсказала, что воры в квартиру залезли?

— Нам  вчера было не до них,— напомнила она о любовных утехах и вздохнула. — Может сыщики поймают грабителей. В фильме “Менты” показывают, как они ловко действуют, всех злодеев вяжут, как веники.

—Поймают мг, надейся и жди,— ухмыльнулся Черпак. — Не  для того воры рисковали, чтобы просто попасть в руки к ментам. Дилетанты на такие крупные кражи  неспособны.

— И кому это мы дорогу перешли, поперек горла стали? — призадумалась Ева, вжавшись в мягкое сидение. Остаток пути ехали молчаливо, одолеваемые  тревогами и сомнениями.

 2. Ночная кража

Лидия Самойловна Тукай, далеко не бальзаковского возраста дама, с трудом  дождалась, когда за окном забрезжит рассвет и на улице появятся первые прохожие. Сын-инвалид, пятидесятилетний полного телосложения мужчина, спал на диван-кровати в гостиной, шумно втягивая в себя спертый  за ночь воздух. Она решила его не беспокоить, пусть сынуля поспит после изрядной дозы  любимого портвейна, и вышла в подъезд. А оттуда мимо приблудной дремавшей овчарки- колли  по кличке Рыжий. Его хозяин помер и собака стала бездомной, прошла во двор.

Отдышалась на лавочке и продолжила  путь. Обходя вокруг четырехэтажного,  некогда элитного сорокалетней постройки здания, она остановилась, как вкопанная. Не веря своим глазам, приблизилась  и увидела, что металлическая решетка на окне кухни квартиры ее соседей Черпаков, расположенной на первом этаже, повреждена. Три прута, толщиною в  палец перепилены и отогнуты вверх до фрамуги, а створки рамы открыты.

—Господи, что на белом свете деется,— испуганно перекрестилась Тукай.—Похоже какой-то злодей ночью побывал в квартире Матвея и Евы и ограбил. Меня  внук  Степка огорчает, то позолоченные или серебряные ложки и вилки умыкнет. Но то ведь родное дитя, а тут, наверное, чужие забрались. Так вот  оттуда ночью доносились шум, стук и голоса, а я думала, что пацаны хулиганят. Надобно Регину разбудить. Ева ей ключи доверила, чтобы за квартирой присматривала. Поглядим, что они там натворили, а потом в милицию сообщим.”

С этими намерениями старушка вошла в первый подъезд и нажала на кнопку электрозвонка квартиры Регины Межениной — жены рыбака,  промышляющего на траулерах-тропиках в морях  и океанах. Прислонила ухо с серебряной серьгой  с топазом  к двери, драпированной черным дерматином. Ни звука, но через две минуты после очередного звонка, кто-то прошлепал ногами за дверью.

— Кого  черт в такую рань принес? — прозвучал недовольный полусонный  женский голос.— Поспать не дают, умаялась я..

—Регина, не бранись, это я Лидия,— отозвалась Тукай.

— Вижу через “глазок”, что ты, не слепая,— проворчала Меженина.— Что тебе надо? Бессонница мучает или лунная болезнь?

— Здоровая, только нервы  шалят,— возразила Лидия Самойловна и поинтересовалась.— Ты слышала ночью шум и голоса?

— Во-о, а говоришь, что здоровая. Уже глюки  пошли и голоса мерещатся,— засмеялась Регина и пояснила. — Наверное, ангелы тебя заждались. Я чертовски устала и спала, как убитая.

— Чем же ты занималась?

— Я еще молодая и красивая, мужики проходу не дают,— с гордостью заявила она. — А что, собственно произошло, что ты меня  побеспокоила ни свет, ни заря? Нормальные люди в это время в постели нежатся.

—Черпаков ограбили,— со злорадством заявила Тукай.—Я знаю, что у тебя ключи, надо бы взглянуть, что унесли, да сообщить Матвею и Еве.

— Да, что вы говорите?  Откуда известно, что ограбили?— удивилась Меженина, пустив старуху в прихожую.

— Решетка поломана и окно на кухню открыто. Не терпится  узнать, что взяли. Там у них разного добра, как в супермаркете.

— Добра у них хватает,— подтвердила Регина.— Живут, не зная нужды. Дай Бог  каждому такого достатка.

—На Бога надейся, а сам не плошай,— прошептала Тукай и поторопила.—Давай  живо одевайся, бери ключи...Ох, узнать бы, что из хоромов соседских унесли?

—Не обижайся Лидия Самойловна, но ты старая, мозги высохли, из ума выживаешь,— упрекнула Меженина.— Сунемся мы туда, наследим, а нас милиция сцапает  и  потом доказывай, что это не мы квартиру ограбили. Состряпают уголовное дело и загремим под фанфары на нары. Соображать надо головой, а не задницей. Надо сначала  сообщить в милицию, а они дадут указания, что делать дальше.

— А ведь верно, — согласилась старушка.— Сообразительная ты, не только красотой, но и умом не обделена.

— За это меня все и любят,— улыбнулась Регина, величаво вскинув голову с каштанового цвета волос  прической.

— Черпакам надо позвонить,— посоветовала Лидия Самойловна.

— Пусть милиция сама решает, кому звонить, а наше дело маленькое,— заметила Меженина и, подойди к телефонному аппарату, набрала 02. Сообщила дежурному о происшествии.

— Ждите,— велел он.— Никаких действий не предпринимайте.

— Вот видишь, сказали, чтобы никаких действий,— поучительно произнесла она. Но все - таки  снедаемые  любопытством, они вышли на улицу и успели потоптаться под окном со взломанной решеткой.

Минут через пятнадцать  подкатил темно-зеленый милицейский УАЗ. Из него вышли  трое мужчин и женщина. Один из них был в форме капитана милиции. А из заднего  отсека автомобиля выпрыгнула немецкая овчарка на паводке. Тукай было направилась к капитану, решив, что он старший по званию и должности, но остановилась, встретившись взглядами с женщиной — высокой шатенкой в элегантном  пиджаке и юбке.

— Я — старший  следователь, майор милиции Ольга Васильевна Озерская,— представилась она и указала на капитана.— Эксперт - криминалист  Виталий Федорович Корж, оперуполномоченный уголовного розыска Денис  Ерофеевич  Гарич и кинолог старшина Георгий Миронович  Потужный.

—Что ж это у вас в милиции толковых мужиков нет, — не дослушав  следователя,   укорила Тукай.— Бабу командиром назначили?

— Офицера, а не бабу, — оборвала ее  майор милиции.— И впредь прошу не грубить, обращаться  только на  вы, я при исполнении.

— Погляжу, погляжу, какая исполнительница,— промолвила, обидевшись Лидия Самойловна.

Вся оперативно-следственная группа направилась к окну со взломанной решеткой. Корж тщательно обследовал раму, решетку,  участок на предмет поиска следов  и улик. Тукай и Меженина с интересом взирали на его действия.

— Где владелец квартиры? — спросила Озерская.

— Черпаки три дня  назад уехали в пансионат на Азовское море,— сообщила Регина. —А ключи мне оставили, чтобы за квартирой присматривала, цветы поливала.

—Адрес, телефон?

—Я записала,— поняла ее вопрос Меженина и следователь поспешно обернулась к кинологу.

— Ты, Георгий, пока здесь с Альфой поищи следы, куда они приведут, а ты Денис  опросили жильцов дома,  окна которых выходят в эту сторону. Извлеки  больше информации, может, найдем зацепку.

Затем майор обернулась к  Тукай и Межениной.

— А вы будете в роли понятых,— велела она.— И предупреждаю вас об уголовной  ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Чтобы никаких фантазий и домыслов.

— Если ты, вы вздумали меня стращать, то я буду, как рыба молчать, — вскинув голову, мрачно заявила  Лидия Самойловна. — Мой муж,  майор госбезопасности, а я ему помогала шпионов разоблачать.

— Никто вас не пугает, так по закону полагается, — с улыбкой пояснила Озерская. — Пошли, нельзя терять ни минуты времени. Откройте  квартиру и  из нее позвоним потерпевшим. Вы, Виталий Федорович тоже следуйте  за  мной, не отставайте.

Вчетвером они вошли в подъезд. И после осмотра стальной двери без следов повреждений, Регина, звеня связкой ключей, открыла два замка. Корж потянул  на себя тяжелую бронированную дверь, обшитую  красным деревом. Вошли в прихожую и включили свет. Квартира поразила своей импортной отделкой под евростандарт и роскошью, свидетельствуя о большом достатке жильцов. Озерская придержала за руку, порывавшуюся  вперед Лидию Самойловну.

— Не торопитесь,— сказала она.— Капитан обследует, нет ли следов, отпечатков  и тогда я вам дам знак идти дальше.

Зорким взглядом Корж оглядел мебель,  паркет и другие предметы, но явных следов не выявил и разрешил пройти вглубь помещения.

В  богато убранной просторной гостиной с итальянским мебельным гарнитуром, кожаными креслами, коврами и  хрустальной  люстрой под  лепным с орнаментом потолком не было признаков  чужого присутствия и беспорядка, который обычно оставляют после себя домушники. Ценные вещи, видео и радиоаппаратура, позолоченые, серебряные и хрустальные изделия за стеклам и стенки не были тронуты.

— Слава те Господи, ничего не взяли,— оглядев  интерьер,  с удовлетворением  произнесла  Тукай.— Это я их, когда услышала шум и голоса сначала за окном, а потом в соседней комнате,  шибко напужала.

— Как же вы их напугали? — с иронией поинтересовалась Ольга Васильевна, взглянув на старушку, едва державшуюся на ногах.

— Я постучала шваброй в стену, вот они и разбежались, словно тараканы  по щелям и ничего не успели унести,— сообщила она самодовольно.— Мне за это, наверное, и премия от милиции полагается. Почитай, жизнью своей рисковала, могли бы со злости и ко мне залезть  и задушить.

— Ничего не взяли.  Как бы не так,— вздохнула Озерская.— Чихать они хотели и вашу швабру и стук.

Цепким взглядом она проследила  за глубокой свежей царапиной на паркете, идущей  из спальни через прихожую на кухню. По этой отметине вместе с Коржом  прошла в спальню и увидела рядом с шифоньером развороченный  пол  с сорванными болтами.

— Очевидно, здесь был  сейф, — предположил Виталий Федорович.

— Да, только сейф могли поставить на фундамент и болты, — согласилась следователь  и позвала  понятых. Тукай тут как тут, проявила удивительную резвость, словно стояла за дверь и ждала команды. Остановилась, вперив взгляд в развороченное  место в углу комнаты. Следом за ней появилась и вторая  понятая.

— Припомните, в котором часу вы слышали шум и голоса за окном и в соседской  квартире? — спросила  майор.

— Между вторым и третьим часами ночи,— отметила  она.

—Почему сразу же не сообщили в милицию? Мы бы их взяли по «горячим следам» с поличным  и тогда бы вы, действительно заслужили бы  премию от УВД за  предотвращение преступления. Прославили бы вас через газету и телевидение,  да и Черпаки бы в долгу не остались.

—У них среди зимы снега не выпросишь, за копейку удавятся,— хмуро ответила Тукай. — Поэтому Бог шельму метит. Да и ваша милиция нынче не шибко богата, чтобы премиями разбрасываться. Сами спонсоров  ищите, чтобы помогли финансами  и бензином.

—Это верно. Вы, Лидия Самойловна, хорошо информированы, — похвалила  майор.

—А ты что ж, голубушка, думала, что я неграмотная бабка? — упрекнула  Тукай. — Да я тридцать лет в научном институте проработала, кадрами заведовала. Меня  в городе каждая собака знает. Это сейчас пенсионеры, старики никому не нужны. Политики и чиновники считают нас обузой для молодой украинской  державы.

— Я вам очень сочувствую,— прервала пенсионерку следователь, поняв, что  задела больную тему.— Но вы не ответили на мой вопрос: почему не позвонили в милицию?

— Думала, что это пацаны расшумелись,— сказала она. — Нынче знаете, какая  молодежь пошла, пьют, курят, нюхают, колются и слипаются с кем попало. Стыд и срам. В годы моей  молодости о таком даже подумать было преступно. Блюли мораль, нравственность и почитали своих родителей и стариков. Под окнами  концерты не устраивали. Вот я и решила, что пошумят и разойдутся. С этими алкоголиками   и наркоманами связываться, значит навлечь на себя беду.

—Все равно надо было позвонить,— мягко настаивала  Озерская.

—Пусть другие звонят, у кого денег много,— возразила Тукай. — За ложный вызов милиции, я слышала, теперь полагается штраф, за расход бензина. А моей жалкой  пенсии на лекарства и харчи не хватает. А тут еще за квартиру, телефон, воду,  тепло и электричество долги растут. Вот я прикинула в уме,  во что мне обойдется бдительность,  и не стала вас беспокоить. Эх, жизня, хоть в петлю  лезь.

— В петлю не надо. Живите, долго и счастливо и без вас хватает фактов суицида,— сказала следователь.— Логика у вас, Лидия Самойловна, железная. Если сами побоялись, то подняли бы своего  соседа, чтобы  вышел  и поглядел, что за окнами  происходит.

 —Да, что вы такое говорите? — возмутилась Тукай.— Сосед— ветеран войны, он едва с костылем по квартире передвигается . Они бы его, доходягу, с ног сбили и затоптали, как табун диких коней. Нынче здоровому человеку в темное время опасно в подъезд или во двор выходить. Везде хулиганы шастают, не то, что калеке. Куда милиция смотрит?

— Да, пожалуй,  вы  правы,— согласилась с ее доводами майор.— Вы знали, что у Черпаков в квартире сейф?

— Нет, впервые слышу. Ева, да и Матвей меня дальше прихожей не пускали. Нелюдимые кугуты, считали, что я им не ровня. У них видите — полная чаша,  живут в роскоши и удовольствиях, ни в чем себе не отказывают, куры денег клюют. Они даже своего зверя  в честь  американских дензнаков Баксом назвали.

Везде  им валюта мерещится. Хлебают и хлебают точно черпаки. Никак не насытятся, все им мало. И как только Всевышний, может взирать на вопиющую несправедливость?Матвей  в мать, Сару Казимировну, уродлся. Такой же скупой,  не приведи Господь. Два года назад, следом за Елисеем, она  представилась.

Поняв, что Тукай теперь не остановить, пока все наболевшее не выплеснет, Ольга  Васильевна обратилась к  Межениной, кареглазой сорокалетней и обольстительной женщине:

— Будьте добры, позвоните Черпакам в пансионат, пока они не ушли на пляж. Если отзовутся, то  передадите мне трубку.

Регина подошла к телефонному аппарату и, тонким пальцем нажав на  кнопки, набрала номер. Абонент, судя по длинным гудкам,  отсутствовал. Она хотела положить трубку на рычаг, но  прозвучал ответ:

— Матвей Елисеевич слушает.

— Доброе утро... хотя оно для вас с Евой навряд ли доброе,— поспешно поправилась женщина.

— Это почему же?— возразил Черпак.— Что случилось, Регина?

Но она передала трубку.

— Что такое Регина, с кем ты там  чирикаешь? С подругой или очередным хахалем?  — недоумевал  он.

— Следователь майор милиции Озерская,— назвалась Ольга  Васильевна.— Срочно приезжайте. Ночью в вашей квартире совершена кража. Уже выяснилось, что преступники похитили сейф. Возможно, и  другое имущество. Чем быстрее прибудете, тем лучше.

— Сейф? Он же тяжелый, не может этого быть,— простонал Черпак и упавшим голосом сообщил.— Срочно выезжаю...

Корж, сняв видеокамерой место, где находился сейф, продолжил  исследовать  следы на кухне и повреждения окна, а  майор — занялась опросом   Межениной:

— Значит, вам Черпаки поручили  присматривать за квартирой?

— Да, а кроме того забирать из почтового ящика газеты и поливать комнатные цветы, кактусы, фикус,— ответила Регина.— Ева Ароновна нигде  не работает. Может себе позволить праздную жизнь при состоятельном муже Матвее Евсеевиче. Поэтому  все  внимание уделяет любимому псу Баксу и цветам, у нее  оранжерея  в квартире и на даче.

— А на мужа, что же внимания не остается?

— Наверное, остается,— пожала плечами Меженина.— У Евы, как у английской королевы, гора  свободного времени. Мне бы найти такого кормильца, то и горя бы не знала, а то восемь-десять месяцев муж болтается в морях и океанах, а я женщина молодая, темпераментная... знаете каково?  Повезло Еве — мужик всегда под боком, наготове в любое время.

— Почему вы, Регина Юрьевна, не ночевали в квартире Черпаков?

— Зачем мне это надо? Я из ума еще не выжила, чтобы за чужое добро рисковать своей жизнью? — ответила она вопросом на вопрос.— Вы думаете, кто-то  поблагодарит за усердие? Дудки. Черпаки  не из тех людей, что разбрасываются валютой. Помешались на «зелени», даже собаку  Баксом назвали, чтобы значит валюты привалило. Я еще хочу пожить в свое удовольствие. Представляете, меня даже в жар бросает от одной только мысли, если бы я  ночью осталась в их квартире. Грабители меня бы изнасиловали и зарезали, как овцу. Вы же прекрасно знаете, что они свидетелей  не оставляют. Лежала бы сейчас в морге с перерезанным  горлом. Слава тебе, Господи, сохранил и помиловал. Схожу в храм  Иоанна Предтечи, поставлю свечку и подам милостыню калекам и убогим.

— Вы бы грабителей своим присутствием испугали,— произнес, возвратившийся в прихожую эксперт-криминалист.— У них бы отпало всякое желание ломать решетку и лезть в окно.

— Товарищ капитан, как  вам не стыдно такое говорить? Разве я похожа на пугало или чучело? — Меженина прошлась, демонстрируя свою красоту и изящество. Обхватила руками гибкую тонкую талию и огладила ладонью высокую грудь.

— Извините, пожалуйста, я кажется, неудачно выразился,— смутился Виталий Федорович.

 —Ладно, на первый раз прощаю,— снисходительно, улыбнувшись, промолвила Регина и не дожидаясь  очередного вопроса, продолжила.— Еве очень повезло, ее  Мотя, то  есть Матвей Елисеевич, глубоко убежден, что женщина рождена не для труда на производстве, либо в учреждении, а  для любви и семьи, чтобы мужчина был ею обласкан и согрет. Мусульмане  имеют трех и более жен и вполне справляются со своими  функциями,  — кокетливо заметила женщина.— Получается, что славяне-мужики в этом приятном занятии слабаки. Рано спиваются...

— Не все, есть и неутомимые гладиаторы. Выкроить время можно, было бы желание,— улыбнулся офицер.

— Так за чем дело, товарищ капитан?— обрадовалась Регина.— Как в песне поется, гуляй,  пока молодой...

Ее глаза с золотисто-карими зрачками засветились надеждой и обещанием и, это не ускользнуло от Озерской.

— Здесь вам не вечер вопросов и ответов, приятных знакомств,— ревностно заметила  она, бросив осуждающий взгляд на Виталия Федоровича.— Делу время, а потехе — час. Потом поговорите на личные,  интимные темы. Скажите, Регина Юрьевна, что Черпаки хранили в сейфе?

 —Вопрос не по адресу,— с обидой в голосе отозвалась Меженина.— Мне это неведомо, но я так полагаю, что валюту и драгоценности. Не овощи же и фрукты в сейфе хранить?

— А почему вы так считаете?

— А потому, что Матвей и Ева собирались продать свою подержанную «Skoda» и  купить «Opel» или «Меrcedes», поэтому копили валюту. За копейку готовы были удавиться.

— Кто еще о предстоящей покупке мог знать?

— Многие  жильцы нашего дома и соседних,— опередила Меженину Лидия Самойловна. —У Евы  мания величия и язык без костей, каждой бочке затычка, ей нельзя доверять тайну.

— Вам тоже, Лидия Самойловна, далеко от нее не ушли, — бросила реплику Регина.— Разносите сплетни, как сорока на хвосте...кто и с кем спит. Вам то какое дело до чужих романов? Поди. сами грешили?

—Мне простительно, я старая. Ты поживи с мое, пострадай, как я, тогда по-другому запоешь,— не осталась в долгу Тукай и продолжила.— Порой, кажется,  что Ева с умыслом везде хвастается, чтобы показать какая богатая и заработать этим авторитет и уважение. А того, глупая,  не поймет, что за капитал доброе имя и  симпатии не купишь. Человека ценят за честность, трудолюбие, скромность и  доброту.

У Черпаков с этим как раз большая проблема, как говорится, сошлись, два сапога — пара, друг друга стоят. Нас, стариков, угнетает, что они, не мозоля рук, жируют, а мы с голоду пухнем.

—Вы, Лидия  Самойловна, испытываете к ним явную неприязнь и поэтому не можете быть объективны,— пояснила следователь.

— Мне с ними детей  не крестить?— возразила Тукай. — Да и детей  у них совместных, отродясь, не было. Поэтому на роль крестницы я, даже при желании не могу   претендовать.   

— Мы вам еще нужны или свободны?— напомнила о себе Меженина, слегка потеснив Тукай.

— Спасибо за помощь,— улыбнулась Ольга  Васильеввна. — Подпишите протокол осмотра места преступления и свободны. Если еще потребуетесь, то пригласим для дачи показаний.

Лидия Самойловна направилась  на выход, а Озерская придержала за руку  Регину и доверительно спросила:

— Каковы отношения в их семье? А то ведь нередко бывает так, что роскошь и достаток, а живут, как  собака с кошкой?

— Обычные отношения,  детей нет, у Моти с этим проблемы,— произнесла вполголоса Меженина.— Случаются ссоры, но нечасто, да и то сказать семья без ссоры,  что суп без соли. Для остроты и свежести ощущений иногда необходимы трения, семейные ссоры.

— С жиру они бесятся, соседям не дают покоя,— донесся из прихожей голос неугомонной Тукай. — Им бы мою пенсию и проблемы, на стенку бы  с горя и тоски  бы полезли.

— У каждого своя судьба, своя планида,— с грустью отозвалась следователь. Понятые, обогащенные впечатлениями, удалились.

  3. Стресс и паника

Вскоре прибыли супруги Черпаки, подкатив на темно-зеленом автомобиле к самому подъезду. Не удосужившись взять из багажника чемоданы, зашли в квартиру. Ева,   с трудом удерживая  ротвейлера на коротком поводке и лишь печальным взглядом окинула сотрудников милиции, словно в комнате находился  покойник и звучание голоса могло  побеспокоить остывший труп.

Матвей Елисеевич поздоровался кивком головы и сразу прошел в спальню. Уставился взглядом на место, где еще несколько часов назад стоял, согревавший его сердце, сейф. Отпихнул ногой кобеля  и в отчаянии схватился за голову. Ева  тоже несколько секунд молчала, будто  скованная страхом, а потом ее прорвало:

— Сколько раз, Мотя, я тебе говорила, сколько раз тылдычила, чтобы установил сигнализацию,— слезы навернулись на ее глаза.— А ты, как глухой пень, все твердил:  потом, да потом. Вот те  и суп с котом. Были состоятельными, жили, как нормальные люди, все нас уважали и ценили, а теперь в один миг стали нищими. Пустили нас по миру … Сколько лет копили, во многом себе отказывали... Не дал Бог мужу ума, считай калека.

Озерская заметила, как Черпак напрягся, с трудом сдерживая себя, но последняя фраза переполнила чашу его терпения.

— Перестань скулить и прибедняться,— грубо оборвал он жену.— В сейфе даже ломаного гроша твоего не было, все мои сбережения. А ты жила нахлебницей, приживалкой...

— Я, я,  значит,  нахлебница? Дождалась за любовь и ласку благодарности,— захлебнулась Ева от негодования, вытирая ладонью повлажневшие глаза.— Мотя, ты  неотесанный мужлан, ведешь себя, словно похотливое животное...

— Молчать! — угрожающе приказал Матвей и процедил сквозь зубы.— Сколько  раз  я тебя  предупреждал, чтобы при посторонних лицах ты меня не называла этим пошлым мещанским именем Мотя. Я  к твоему сведению, Матвей Елисеевич. Еще раз заикнешься, изобью, как сидорову козу, как последнюю стерву.

— Руки коротки! И я для тебя с этого момента не Евочка — девочка, а Ева Ароновна, прошу не забываться!— гордо заявила она и обратила свой взор то на Озерскую, то на Коржа.— Вы будете свидетелями. Слышали, как он мне угрожал? Зафиксируйте этот факт в  протоколе.

— Я не свидетель, а следователь,— сурово произнесла Ольга Васильевна.— Сейчас же прекратите семейную склоку, выяснение отношений. Держите себя в руках, успокойтесь. Общая беда должна объединять, а не разобщать. Давайте перейдем  к обстоятельствам дела, каждая минута дорога. Поэтому, не обессудьте, что еще до вашего прибытия в присутствии понятых, мы произвели осмотр места преступления, чтобы найти хоть какую-нибудь зацепку для розыска злоумышленников по “горячим следам”.

В нашей работе фактор времени имеет решающее значение. Чуть  промедлишь и ищи ветер в поле.

— Нашли зацепку? — хмуро с явным  неудовольствием бросил Черпак и упрекнул.— Впредь без моего позволения в квартиру не лезьте, иначе навешаю на вас пропажу ценных вещей.

— Мы это сделали ради вашего же блага в присутствии понятых, в том числе Регины Межениной, которой вы доверили ключи от квартиры, поэтому претензии неуместны, — строго ответила майор милиции. — Что касается зацепки, то пока ее нет.

С вашей помощью, надеюсь, удастся выйти на след злоумышленников. Возможно, вы кого-нибудь подозреваете среди знакомых, либо друзей? Ведь тот, кто навел на квартиру или совершил кражу, наверняка,  знал  о сейфе, его содержимом, о том, что вы отдыхаете в пансионате?

— После такого хамства я ему не  жена,— с обидой простонала Ева.— Он— садист и нудист с манией величия.

— С этим вы сами разберетесь,— парировала следователь, — Ева Ароновна, наберитесь  терпения, до вас очередь дойдет.

 — Вот так всегда, приоритет  сильному полу,— упрекнула она, изобразив  на лице  безразличие.

— Матвей Евсеевич, что находилось в сейфе?

— Одиннадцать тысяч долларов, ювелирные изделия из золота, платины, серебра и драгоценных камней, одно кольцо с бриллиантом, остальные с рубинами, сапфирами, изумрудами и топазами, а также табельное оружие — пистолет Макарова.

 — Значит  боевой? — уточнила следователь.

— Конечно, боевой. Вы не сомневайтесь,  у меня есть на ношение личного оружия разрешение. Подписано начальником милиции,— пояснил он.— Я ведь в городе заметная  фигура, поэтому существует угроза наезда бандитов. Может кража сейфа, как раз их рук дело? А знакомых у меня много, но грешить не стану. Они на такую  подлость неспособны. Может,  кто из  Евиных подруг проболтался?

—Мои подруги,  в отличии от твоих собутыльников и жлобов, честные и порядочные люди,— мгновенно отреагировала, вроде бы внешне безучастная к происходящему Ева.— Это твои приятели напиваются до чертиков и всякий раз норовят меня в постель затащить, а ты делаешь вид, что не замечаешь. Женой  готов за услуги расплачиваться. Рыцарь, защитник называется. Если бы не Евро давно бы  кто-нибудь снасильничал. Только он и спасает от грубых домогательств.

Ротвейлер, начавший привыкать к новой кличке,  доверчиво потерся о ногу хозяйки, а она благодарно потеребила его по загривку.

— Ева не дерзи, не обостряй ситуацию,— закипал Черпак.— И без тебя тошно, хоть стреляйся, да пистолет похитили.

— Не убивайтесь так, бывают потери и покруче, гибель родных и близких людей,опасные болезни,— напомнила  Ольга  Васильевна.— Это действительно невосполнимые утраты, а валюта и драгоценности — дело наживное. Хотя, конечно, обидно и досадно, тяжело смириться с причиненным ущербом. Но делать из этого трагедию не советую. Из своей практики  знаю, куда страшнее и трагичнее истории. Появится больше свободного времени, возьмусь за перо, а пока уголовных  дел  невпроворот. Едва  успею одно расследовать, как накатываются  другие.

— Вам хорошо рассуждать, — упрекнула Черпак.— Ваш сейф на месте, а  нас обобрали до нитки.

— Да,  мой сейф на  месте, в служебном кабинете и в нем хранятся материалы следствия,— подтвердила майор и велела. — Чтобы вам не сидеть без дела, составьте Ева Ароновна подробный перечень драгоценностей, хранившихся в сейфе. С описанием  каждого ювелирного изделия, названия  драгоценных камней. Надеюсь, вы  хорошо помните?

— Помню, я все опишу, — заблестели  глаза у Евы, словно составление  подробного перечня гарантировало возврат драгоценностей.

— Тогда оставайтесь в спальне, а мы с Матвеем Елисеевичем продолжим беседу в гостиной,— сказала следователь, довольная тем, что нашла повод  развести слишком темпераментных и импульсивных,  готовых сцепиться в поединке,  супругов.

— Ущерб достаточно крупный,— посочувствовала  Озерская, когда они остались наедине.— Меня интересуют какие-нибудь отличительные приметы. С пистолетом  все ясно, есть номер, хотя и его попытаются  сбить или запаять, но, как правило, экспертам удается  установить истину. А вот сейф, что он из себя представлял?

— Обычный  сейф,— пожал плечами Черпак.— Весом килограммов  шестьдесят, у меня на него есть техпаспорт. Ах, да вспомнил, после покупки я попросил знакомого гравера, чтобы он на тыльной стороне в верхней  части сделал метку “ МЕЧ”. Ну, понимаете,  аббревиатура, означающая Матвей Елисеевич Черпак.

— Это прекрасно, вы человек  предусмотрительный.

— Предусмотрительный?  Как бы  не так, Ева права,— вздохнул он.— Давно следовало  сигнализацию установить, если не  с подключением к  центральному пульту государственной службы охраны, то хотя бы, автономную с сиреной. Тогда бы никто не  рискнул залезть в квартиру.

— А почему они его на месте не вскрыли?

— Сейф был снабжен кодом и сложным замком, недоступным даже опытному медвежатнику. Поэтому,  видимо, решили  не возиться,  унесли полностью. Остались, вот ключи на память…

Матвей  достал  связку из кармана брюк. Держа на брелке, легонько звякнул. Небрежно бросил  их на  диван.

— У Евы  Ароновны  тоже есть ключи от сейфа?

— Нет. Это единственный экземпляр. Я ей сейф, из-за того, что в нем хранилось оружие, не доверял  и ключи постоянно носил с собою.

— Значит, она не могла сделать из них слепок?

— Это совершенно исключено.

— Она не обижалась на вас за то, что  лишили  ее доступа к  драгоценностям и  валюте?

— Сначала дулась, даже в ласках отказывала, типичные женские штучки, а потом смирилась и может быть,  согласилась  с тем, что я прав, — признался Черпак.— Ведь вам, Ольга  Васильевна,  как никому другому  известно, что женщина, как новогодняя елка украшенная драгоценностями  и разодетая в дорогие меха, является объектом для ограбления и насилия. А Ева, что касается ювелирных изделий, не знает  меры, вот и приходится ее сдерживать и опекать, решать, что ей носить, а что дома оставить. К тому же, нескромно и даже опасно в наше смутное криминальное время роскошь выставлять напоказ. Старушки-пенсионерки и без того языками чешут, зависть их берет, раздражает чужой достаток. Надо мол,  всем бедствовать, тогда полный порядок, справедливость воцарятся.

— Не всякой женщине такая опека понравится,— задумчиво произнесла Озерская. — Я бы на ее месте не согласилась с таким  режимом.

— Вы другое дело, офицер, майор милиции. Ева — типичная мещанка. Куда ей  деться, на всем готовом живет, ни в чем нужды не знает,— возразил он.— Вот она и не рыпается, хотя иногда острые зубки и коготки  норовит  показать. Однако же понимает, что у большинства женщин жизнь несладкая. С  утра до вечера на рынке или в другом месте за гроши вкалывают. Она у меня, как  барыня, единственная забота — цветы, разные там кактусы, китайские  розы, бегуньи, “разбитые сердца”, да  псина, которого она, наверное,  любит больше,  чем меня. Он тоже сидит у меня на шее:  импортные корма, ветеринарный уход... все требует затрат.

После этой кражи продам  его кому-нибудь или отведу на бойню... Только вы, пожалуйста, Еве об этом  ни слова, иначе  она не переживет.

— Как же тогда напоминание Экзюпери из «Маленького принца» о том, что мы в ответе за тех, кого приручили? — спросила майор.

—Жизнь — суровая штука, чем-то приходится жертвовать, делая трудный выбор, — сухо ответил Черпак.

— Ой, ой, убили, зарезали! — донесся из спальни истошный женский крик. Матвей  и Озерская бросились на этот душераздирающий вопль. Ева стучала кулачком  по отворенной дверце шифоньера, на ковре валялись несколько платьев и костюмов, прозрачный, как паутинка небесно - бирюзовый пеньюар... По  ее щекам с наведенными румянами  текли черные слезы с подведенных тушью ресниц.

— Ева, Евочка — моя золотая девочка! — подбежал к ней супруг и  бережно обнял за вздрагивающие плечи.

— Что с тобой? Ты решила покончить, отравиться? — допытывался он, вытирая  ладонью черные слезы.

— Ой, Мотя-я, душегуб, кажется,  я умираю,— простонала она, обмякнув, словно тряпичная  кукла,  в его руках.— Где, где, моя любимая норковая шуба-а? Унесли, забрали, сволочи... В чем же я буду ходить, совсем обнищала, не в чем на люди показаться, а зима  не за горами...

— Не убивайся так, душечка, у тебя же есть нутриевая и лисья шубы.

— Их моль трахнула,— еще сильнее разрыдалась Ева.— Что я  какая-нибудь  бомжа, нищенка, чтобы  в облезлых,  вышедших из моды, шубах ходить. Их даже шубами  стыдно, неприлично называть. Всем понятно, что из  шкур водяных  крыс  и бешеной лисицы сшиты...

 — Мы справим новую,— утешал он жену, ласково гладя по голове и чувствуя  сладостные ощущения близости к женскому телу.

— На какие шиши, ты купишь норку или соболя? Мы — нищие,— охладила Ева его  пыл  и Матвей понурил голову. — Ты, только ты  виноват! Сколько раз я просила, умоляла,чтобы установил на окнах прочные решетки, а в квартире охранную сигнализацию? Как об стенку горохом. Пожадничал на триста долларов, а потерял тысячи. Верно умные люди говорят, что скупой платит дважды. После  ограбления жить не хочется...

— Ну, что ты, Евочка, упокойся, не бери дурное в голову. У других бывают и больше потери. Главное, что мы живы, здоровы, а валюта, богатства — дело наживное,— напомнил он.—  Конечно, жаль баксов, столько лет копили, недоедали. Может милиция все же найдет грабителей и возвратит, хотя бы часть похищенного?

—Надейся и жди, —  вздохнула она.—  Это только в книгах и фильмах для наивных простаков среди следователей одни герои, а в реальной жизни преступники выходят сухими из воды. Ох, Мотя, что делать, куда податься от  такой  жуткой трагедии?

Обхватив голову руками, безутешная Ева металась из угла в угол и, словно взывая к  милосердию, увещевала:

— Только немного  на ноги встали, почувствовали себя белыми людьми, появился достаток и опять нищета и злыдни.Голова кругом идет, хоть бросайся под колеса или в петлю от страданий...

— Евочка, ты не очень убивайся, оставь глупые мысли, а то, не дай Бог, свихнешься или руки на себя наложишь. Не приведи, Господь! Надо бы тебя психиатру показаться, чтобы успокоительное прописал.

—  Эх, Мотя, чувствую, что наша любовная лодка разобьется о суровый  быт, не выдержит таких жестоких  испытаний?

—  Выдержит! Горе  людей закаляет и сближает,— возразил он.

Озерская, не вмешиваясь, с интересом, вслушиваясь в диалог, наблюдала за этой трогательной, словно  в театре, сценой. Ей хотелось убедиться, что это не игра, а искренние отношения супружеской четы.

— Ева, Евочка — милая моя девочка,— по инерции продолжал ее утешать Черпак.— Прости своего неразумного Мотю. Ну,  погорячился, с кем не бывает. Переживем  мы это горе. Ты же не знала, что так получится, поэтому я тебя ни в чем не обвиняю. Правильно  говорят, если бы знал,  где упадешь, то и соломки бы постелил.

— Ева Ароновна, вы составили перечень похищенных  вещей?— прервала общение супругов следователь. — Не отвлекайтесь от текущих дел, оставьте эмоции на потом...

— Нет, не успела,— ответила Ева, освобождая свое гибкое знойное тело  из объятий Матвея.

— Тогда запишите норковую шубу и укажите ее стоимость,— велела  Озерская.— И внимательно проверьте, может,  и другие вещи исчезли, а мы с вами, Матвей Елисеевич, продолжим.

— В чем вы обвиняли свою жену?— задала она ему неожиданный вопрос, как только расположились в креслах. Увидела, как мужчина смутился, замешкался, не  зная, что делать с руками. Пригладил широкой ладонью седеющие волосы.

— Понимаете,  это личное, интимное, я не хотел бы, чтобы оно попало в протокол, стало предметом насмешек,— взволновался он и кровь прилила к щепам, опустил голову.

— Для следствия не должно  быть никаких тайн,— строго с бронзой в голосе изрекла  Ольга  Васильевна. — Путь к  истине, к раскрытию преступления тернист, но его надо достойн... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2