Давайте танцевать от Оперного, или Тайна затопленной штольни.

      Г Л А В А   4.

      – Замри! – строго скомандовал Иннокентий, включив секундомер. – Терпи, терпи! Сглатывай слюну! Десять секунд осталось! Девять!.. Всё! Дыши!
      Володька выдохнул воздух всеми отверстиями организма, громко, астматически задышал.
      – Отлично, Владимир! Задержка – уже тридцать секунд! С восемнадцати!.. За два дня!..
      Александр, подсчитывающий какую-то бухгалтерию за столом, поднял голову.
      – Кеш, давно хочу спросить… На хрена вы тренируетесь? Время идёт, а вы всё – тренировка, тренировка, задержка дыхания… Акваланги же закуплены… Зачем лёгкие качать? Учи, гад, Вовку аквалангу…
      Кеша засмущался.
      – Я, это… решил попутно старую кандидатскую поднять… Может, добью её всё-таки… А статистического материала не хватает… Вот, думаю, с помощью Владимира…
      – Вот это ты забабахал! – медленно, с восхищением произнёс Сашка. Откинулся на кресле, отбросив к чертям подсчёты. – И говоришь: твоя фамилия Иванов?!
      Кеша засмущался ещё больше. Большой палец руки нервно включал-выключал секундомер.
      – Ну… не совсем… По матери – другая…
      Ребята выжидательно раскрыли рты, понимающе переглянулись.
      – Цыганков, – произнёс, наконец, Кеша.
       Рты остались недоумённо раскрытыми: ответ не сходился!
      – Чего это?.. – недовольно проговорил Александр. – Дед, что ли, у Будённого служил в Гражданскую? Врёшь ты всё! С таким подходом к кандидатской у тебя другая фамилия должна быть! – безапелляционно заявил он. – Хотя и по матери!..
      – А какая? – с надеждой спросил Кеша. Саня покраснел, стушевался.
      – Ну, какая-нибудь… посолидней… соответствующая… образу действий…
      Вовка с любопытством ждал, как он выпутается из этой собственной словесной паутины, внутренне злорадствовал и на помощь не спешил.
      – Ну, ну? – Иннокентий тянулся к истине.
      – Не знаю! Но ты всё равно врёшь! – обрубил концы Александр.
      Иннокентий сник.
      – Вру, – признался он. – Покрасивей, поавантажней хотел… Удивить хотел… Петров по матери…
      Ребята как-то сразу поверили. И успокоились. И рты закрыли. Ну, не может быть столько несоответствий и нелепых совпадений зараз! Значит, не врёт! Значит, чисто        по-русски решил попутно пошабашить на халяву!
      – Получилось у тебя… С удивлением-то… – без улыбки признался Александр. – Деньги тикают и тикают, а мы удивляемся – почто Кешина кандидатская до сих пор не защищена?! В общем, так: хватит оргий, пора к делу. За сегодня, – он поднял указательный палец вверх, акцентируя внимание окружающих, – обучишь этого аквалангу! Завтра – заныриваете! Всё! Все свободны! – Заметил заусеницу на пальце, погрыз зубами.
      «Свободный» персонал задымил, потянулся за пивком.
      Саня исподлобья посмотрел на них, но промолчал: не до них было, заусеница не откусывалась.
      – Сообщил своим? – Кеша развалился на кожаном офисном диване.
      Владимир кивнул, с наслаждением вытянулся рядом.
      – Сообщил. Окольными путями…
      – Ну, и…?
      – Да они у меня понимающие… Дураком обозвали и успокоились.
      – Ты смотри, Владимир, повезло тебе с женщинами!
      – Ага. Если б с друзьями так… – покосился на Александра. – А то хоронят не за понюшку табака…
      – Ты акваланг изучил? – оторвался от работы с пальцем Саня.
      – Побойся Бога! Ещё не вечер! И не трогай нас в личное время! Тем более, что меня здесь нет! Я там, на дне карьера!
      – Вот слушай сюда, сколько твоё «возмущение» стоит! – Александр всё-таки соблазнился на бутылку пива за компанию, открыл её и принялся считать. – Вовку Москалёва озадачили со «скорой помощью» – это раз! Вовка, как ты знаешь, хирург и упрашивать знакомых со «скорой» ему пришлось не за бесплатно. То есть,  м н е  не за бесплатно…
       Вовка отвёл глаза.
      – …а за ящик коньяка. Что б с выездом на место, осмотром, документацией и так далее. То же с Сашей Малышенковым по линии милиции… Ну, сам видел, как ребята отработали: полпляжа опросили за полдня, понятые, документация – всё чин-чинарём…
      – На женщин они больше пялились, – тихо-тихо буркнул Владимир. Александр подождал продолжения, не дождался и продолжил сам:
      – Это второй ящик… Плюс Иннокентий израсходовал при видеосъёмке на пиво, газировку и бутерброды, – Саша заглянул в записную книжку, – триста четырнадцать рублей. Надо думать, бутерброды были…
      – Да мне что, голодом полдня работать?! – возмутился Кеша.
      – …бутерброды были с балычком! – повысив голос, невозмутимо проговорил Александр. – Что за гусарство такое? Как купчишка тагильский в первопрестольной, право слово!
      – А одежда моя? Которую на пляже оставил? Не стоит ничего, да? – Владимиру хотелось хоть чем-то компенсировать убытки на своё фиктивное утопление.
      – Так… одежда… – Саша вытащил из папки листок, отхлебнул из бутылочки, аккуратно промакнулся платочком. – Согласно официальному протоколу, оценочная стоимость: «шорты из синтетического материала, синего цвета, заштопанные с левой задней стороны, с надписью «kiss me» – 24 рубля 17 копеек. Шлёпанцы резиновые, производство Китай, 44 размера, голубого цвета – 30 рублей 60 копеек.» Это если Малышенков твоё тряпьё не выбросил… Скорее всего – не выбросил. Вернёт. Вместе с охотничьим билетом. По которому, якобы, тебя и опознали. Как пропавшего без вести. То есть утонувшего.
      Ребята молчали.
      – Ну, ну, ясельная группа! Не кукситься! Съёмка зафиксировала, что за тобой вели слежку три разных «шарашки». Представляешь, Волоха? Три! Малышенков сейчас номера машин пробивает, узнаем – что и почём… А как ты «утоп» – они и слежку сняли. Но «пасли» до конца, пока «скорая» с «воронком» не уехали… Узнаем – кто? – думать будем… А пока, дети мои, акваланги и ещё раз акваланги…

                                        .   .   .

      Вот такие события, дорогой  читатель, разворачивались в городе Ч… после приватной беседы наших героев у Оперного театра.
      Многие из вас скажут: как же так? Быть не может такого! Мыслимо ли превращать неспешные размеренные события в какой-то тривиальный фарс, да ещё и с детективным уклоном?! Бред! Автор выдумывает, подгоняя действия и образы под существующий антураж!
      Что я вам могу сказать, дорогие мои, милые ч…цы?.. Попробуйте как-нибудь в душный жаркий полдень месяца… ну, пусть будет июня… расположиться на скамье у Оперного театра с тремя бутылочками хорошего коньяка. И пусть ваш визави будет далеко не Александр (честно говоря, я его и сам не считаю за приличного собеседника), а задумки ваши будут далеки от бредней Владимира – посмотрите, что получится. Даю голову на отсечение – выйдет очень и очень занятно! Или, по крайней мере, необычно! И, ради Бога. не сбивайте меня! Дайте окончить эту главу! Тревожно что-то, а здесь вы со своим скепсисом! Владимир же действительно никогда не нырял с аквалангом!

                                         .   .   .

      Карьер, к удивлению ребят, не только не обмелел за прошедшие после юности сорок лет, но и наполнился почти до краёв.
      Места, где они загорали, купались и играли в карты, исчезли в голубой бездне. Но спуски для купания остались. Правда, всего два. Один – со стороны «железки», где раньше кучковались «маяковские», «шершневские» и прочие паразиты-недруги, и второй – с их стороны. На «своём» они несколько дней назад и разыграли спектакль с «утоплением» Владимира.
      Оставив свои «ценные» вещи средь мулатной коричневой толпы загорающих, он зашёл в воду, занырнул и вдоль берега, таясь за валунами от слежки, преспокойно доплыл до трапа арендованной Жедяевым базы. Поднялся наверх и, смакуя сигаретку, через окно наблюдал, как Александр, лежащий рядом с его вещами, попытался сделать тревожное лицо. Далось ему это с трудом, но, судя по поднятому вокруг переполоху, нужные слова для окружающих он нашел.
      Соседи по «пастбищу» подбежали к воде, вперили глаза на водную поверхность. Александр жестикулировал рядом. Владимир обиделся. Судя по Сашкиным жестам, он был меньше метра шестидесяти семи, худее Крюгера и с большими ушами. «Вот гад», – прошептал Вовка.
      Через пару минут от начала бучи карьерная гладь была чиста и спокойна. Все собрались на берегу. Александр принялся названивать по мобильнику.
      Толпа, одеваясь на ходу, потянулась наверх. Но на выезде из карьера уже замаячили милицейские, в потных разводах, рубашки прибывшего с Малышенковым наряда. Толпу завернули на место преступления. Володькины вещи, как могильный холмик, обходили стороной.
      Далее всё прошло, как по писаному.
      Подъехала «скорая».
      Поъехал «Соболь» с надписью на задней двери «Областное радио   FM-…».  Цифры были замазаны грязью.
      Выскочил Иннокентий. Предъявил какие-то корочки Малышенкову и принялся за видеосъёмку, периодически переводя камеру на стоящих поодаль машины и сидящих в них людей.
      Владимир зевнул. Дело сделано. Пора обживать новое место жительства. На ближайшую, по крайней мере, неделю. До выяснения всего и всех…
      Он начал с холодильника…

      …А теперь, вот, наступило время изысканий.
      Решили не таиться, и исследования проводить средь бела дня, благо маски и загубники скрывали истинные личины членов группировки.
      Кеша уже перебирал ластами в воде, терпеливо дожидаясь Владимира. Тот же стоял на трапе и выслушивал последние наставления Александра.
      – Ты там не шустри. Знаю я тебя! – в голосе того звучала материнская забота. –  Дорвёшься до сокровищ – голову потеряешь, а это, всё-таки, другая сфера, не воздушная. Поберегись, не мальчик уже… И ухо среднее побереги… Я бы и сам… – Санька с тоской посмотрел вдаль. Володька немедленно стал отстёгивать акваланг. – Да нет… Это я так… позавидовал… – Александр твёрдой рукой застегнул всё обратно. – Ну, удачи вам! Через пятнадцать минут жду вас обратно!
      Он развернул Владимира и ласково пиннанул тому под спину.
      Так Владимир очутился в воде.
      Далее, в течение шести дней всё повторялось: акваланг, пинок, вода. Ребята обшаривали по-квадратно дно, а Александр собачился с приходящими записываться в секцию дайвинга. Пока, наконец, не догадался повесить на дверь самодельный плакат: «ПРИЁМ ЗАКОНЧЕН. ГРУППЫ НАБРАНЫ»
      И всё равно, постоянно приходили какие-то «от Иван Иваныча», со взятками и даже знакомые.
      С этими было проще. Александр, честно округлив глаза, жаловался им на инструктора-бездаря Кешу, загубившего уже трёх человек и ждущего пока на рабочем месте окончания следствия. Знакомые благодарили за эксклюзивную информацию и ретиртовались.
      Со взяточниками и блатными было посложней. И связи, и деньги чертовски пригодились бы! Рука сама тянулась записать телефончик или открыть портмоне. Но Александр наступал на горло собственной песне взяточника и мздоимца и гнал всех взашей. На некоторых, особенно настойчивых, спускал Кешину болонку Тяпу. Та истерично заходилась в визгливом лае, скалила жемчужные зубки и радовалась жизни.
      Но вот наступил седьмой день…

      Г Л А В А   5

      Но вот наступил седьмой день…
      Ребята решили передохнуть. Не в смысле посубботничать или пошабашить, а отдохнуть чисто по-русски: культурно и с удовольствием.
      Иннокентий предложил на выбор Публичку или Оперный.
      При слове «Оперный» Владимир скривился.
      – Там даже влюблённые не бывают! – аргументировал он свой отказ. – Ни одной надписи на лавочках! Сидишь, как дурак, почитать нечего! Это ж где такое видано, чтоб лавочки – и без надписей?! Лишь в пустом фонтане «Лиля, я люблю тебя». Что за культурка такая убогая? О любви своей надобно везде следить! Помню, вот… – он мечтательно закатил глаза. Ребята смотрели на него с завистью, но всё ж таки ждали конкретных предложений.
      – Только Органный зал! – категорически предложил он.
      – Там же ремонт!
      – Поэтому и предлагаю! Сквер там замечательный, посидим, расслабимся, поразмышляем о бытие…
      – Нет, – подумав, дал отлуп Сашка. – Нельзя тебе пока светиться в городе. Бережёного Бог бережёт. Я предлагаю – по грибы!
      – Какие, к лешему, грибы в конце июня?!!
      – Да всякие! Коровники, свинушки… заячьи уши, свинорылы, синявки… А сморчки?! В Парагвае они уже попёрли, до четырёх килограммов вырастают в это время! Мы что, хуже Парагвая?!
      Нет, конечно, согласились все. Куда там Парагваю до России! Но тащить, обрабатывать, готовить, а, главное, есть четырёхкилограммовые грибы не хотели.
      – Ну что?.. Тогда скромненько?.. Здесь посидим, «пулечку» распишем?..
      Вот это устраивало всех. Даже Тяпу, домоседку и чистюлю. Лесные блохи и клещи её пугали. А слушать в Оперном, как сопрано во втором акте фальшиво берёт на грудь        до-диез вместо необходимого ре, – ей не позволял тонкий собачий слух.
      Вот «пулька» – это дело… «Пулька» – это горка свежего мяса в миске у дверей, чтоб не путалась под ногами и большая-большая косточка с хрящиками! Намного больше, чем зарытая у дома в прошлом году про запас. Тяпа очень доверяла хозяину в этом вопросе, а тот утверждал: «Запас ни в коей мере не влияет на  сохранность организма!»

      …Под вечер (темнело уже) в окошко, занавешенное плотными жалюзями кто-то тихо постучал условным стуком: «филимончики…  унесло…  как дела»…
      – Кто-то кого-то ждёт? – Александр вопрошающе посмотрел на всех поверх карт. –Вовка, тогда в сортир… Кеша, приготовь шокер. Тяпа, внимание! – Он положил карты и пошёл открывать.
      На пороге стоял жующий что-то Малышенков.
      – Я так и знал, что вы все здесь! – радостно заявил он, проходя без приглашения. – Как чувствовал!.. Чего это у вас?.. Ого, кириешки! Солидно! – Насыпал себе горсть. – Ты хоть за стол пригласи, хозяин тоже… – Попутно плеснул в свободный стакан пива. Плюхнулся на диван. – Новости есть! Зови Вовку, говорить буду!
      Кеша пододвинул ему нарезанные под водочку маринованные огурчики.
      – Новости – закачаешься! – он в ту же, из-под пива, посудину плеснул себе «Немировку», с удовольствием выпил и закусил огурчиком. – Вот жара! Взмок весь, пока до вас доехал!  Говорят, через неделю до тринадцати снизится!..
      – Саша, – Жедяев, не поднимая головы, медленно собирал ненужную уже колоду карт. –А как ты узнал, что мы здесь обитаем? – и посмотрел на Иннокентия.
      Иннокентий выпучил глаза и отрицательно замахал головой. И по этим выпученкам было ясно: не врёт! Не виноватая он, Малышенков сам пришёл! Жедяев перевёл взгляд на Малышенкова. А тот, будто и не слыша вопроса, наливал и пил, накладывал и ел! И лишь по левой ноге, нервно отбивающей простенький этюд то ли Гедике, то ли Черни заметно было, что он нервничает. И будто бы незаметно для окружающих расстегнул пиджак.
      Тяпа напряглась. Стрелялки она не переносила ещё со времён «DOOM»а.
      – Ну, так всё-таки?.. – Жедяев не отрываясь смотрел на тёзку.
      – Ох, Сань! Тебя бы к нам на работу! – натянуто рассмеялся тот. А руки уже отставили снедь и питие в сторону, и правая потянулась во внутренний карман пиджака.
      – Руки-то,  Саш, опусти, опусти на стол! – повысил голос Жедяев.
      А тот всё продолжал подсмеиваться, и рука всё продолжала путь к карману!
      – Кеша! – крикнул Жедяев. Тот, стоявший чуть позади Малышенкова, выхватил электрошокер и ткнул Малышенкову в загорелую шею.
      Но в шокере разрядился конденсатор.
      А майор в отставке, покосившись на Кешу сатанинским взглядом, всё смеялся и тянулся!!!
      Иннокентий размахнулся и треснул тому шокером по затылку.
      Саша замолчал и обмяк. Веки смежились. Руки его завернулись хозяйственным Иннокентием за спину, и он уткнулся в тарелку с огурчиками.
      Подскочил Жедяев, помог оттащить тёзку на диван.
      – Вовка! – заорал он испуганно. – Вовка! Воду тащи!
      Прибежал Владимир с ведром воды.
      Александр почерпнул кружкой, набрал воды в рот и дунул на лицо Малышенкову. И только после этого увидел синюю ведёрную надпись «ДЛЯ МУСОРА».
      – Вы здесь… без меня… – бросил он на ходу ребятам и исчез в коридоре.
      – Чего это он? Дурно стало, что ли? – проводил его взглядом Кеша.
      – А ты вот попробуй друзей пытать – не так ещё поплохеет! – Владимир деловито бил Малышенкова по щекам. – Вот тебе, подлец, вот! Вот тебе!
      – Мы чего, пытать его будем? – Кеша испугался.
      – А ты как думал? Чикаться с ним будем? Я вот никогда не чикался ни с кем! И не знаю, как это… Вот тебе! Вот! – продолжал он  хлестать Александра. Щёки того тряслись и розовели. Он, наконец, открыл глаза. Оглушительно икнул. И ещё раз оглушительно икнул.
      – Ох у тебя и селезёнка! – восхитился Владимир. – Болит, что ли?
      – Да хрен с ней, с селезёнкой с этой, – Малышенков попытался сесть, но мешали связанные сзади руки. – Главное – глаза фокус поймали. Кто это меня так? – Снова икнул.
      Кеша потупился.
      – Я нечаянно… Я потише хотел. Давайте, я Вам водички дам. Надо пить вот так, – он показал. – Вытянуть шею с головой, а руки за спину… И тянуть губами воду из стакана… Икота проходит за минуту!
      – Жрёт всё подряд – вот и икота! И хлещет, как сапожник! Тоже мне, служитель Фемиды! – бросил Вовка недовольно, закурил. – Лечи его ещё здесь за бесплатно, ладони травмируй…
      – Ну, ты у меня ещё… – Саша не успел ответить. Кеша пригнул его голову и подсунул кружку ко рту.
      – Фьють! – вдохнул тот в себя воду.
      – И ещё! – Иннокентию понравилось быть эскулапом. – А пиджак-то у него – как у меня! Один в один! Восемьдесят пятого года рождения! В шкафу висит, как новенький! – в минуты водопоя говорил он Владимиру. – Сносу нет! Пять раз одевал – как новенький! Ну, что, помогает? И последнюю: за маму…
      Вовка позавидовал ребятам: у него был 83-го года… И вдруг увидел синюю надпись на ведре. Разогнал табачный дым перед лицом. Тихонько, ногой задвинул ведро за диван. Посочувствовал Жедяеву. И – с запозданием – Малышенкову.
      – Что здесь случилось? Чего орали?
      – Так это… Александр Анатольевич приказал!.. Он в карман полез… А он говорит: «не лезь!» А он лезет! Ну, и поругались… А конденсатор сел…
      Владимир  понимающе кивал головой  и ждал Жедяева для словесного перевода на русский.
      Тот появился с шумом, отфыркиваясь и вытирая мокрую голову белым вафельным полотенцем с чёрными инвентарными цифрами. Издали показал Володьке громадный кулак, налил стопку водки и выпил для дезинфекции. Интеллигентно понюхал огурчик на вилочке. Сурово кашлянул.
      – Ну, приступим…
      Поёрзал на стуле.
      – Ну, чего там у тебя в кармане, Сань? Только не ври! Знаешь же, что обыскивать не будем, говори сам.
      – Дурак ты, тёзка, и уши у тебя рыжие! – принялся ругаться оклемавшийся Малышенков. – Не выслушал ничего, а по башке бьёшь! Чего по башке бьёшь, других мест нет?
      Жедяев отрицательно покачал головой вскочившему с готовностью Иннокентию и продолжил слушать задержанного.
      – Тащишь им данные, понимаешь, а тебя ещё и в плен берут! Хуже копрофилов стали, честно слово!
      – Сашь, опять получишь!
      – А ты не пугай, не пугай! Всех не запугаешь!!! – с надрывам продолжил Малышенков. – «Копрофилы» за мою голову – это ещё мало сказано! Пенька и ворвань вы, вот что я вам скажу!
      – Уже сказал, – согласился Жедяев. – И откуда узнал, что мы здесь, – тоже скажи…
      – Корячишься здесь, силы тратишь, время… – продолжал бухтеть Малышенков. – А здесь – бац, вторая смена, инвалидность заказывай! Совести у вас нет, мужики. «Как узнал, как узнал»… Секрет Полишинеля, тоже мне… Каждый день с полной сумкой сюда прётся… Не загорать же!.. Зама вместо себя на фирме оставил… Дома ночует от случая к случаю…
      – Так ты следил за мной?!
      – Не следил, а охранял дурака! Ты же ничего не объяснил! Попросил Вовку официально утопить – и всё! А я, когда номера пробил, – за голову схватился! Кирдык, думаю, ребятам! Спасать надо! Эти люди по-человечески с ними разговаривать не будут! Да развяжи ты меня, в конце концов!
      – Развяжи его, Иннокентий.
      – В детстве не наигрались, – бурчал Малышенков, разминая кисти. – Вот каждому бы по черепушке… Посмотрели бы… Чего, болезные, головами киваете? Совесть надо иметь! А то ведь не посмотрю, что вас трое! Вдарю ближнему промеж глазёнок – мало не покажется! Будет неделю бодягой отмачивать! Но-но! Тпру!!! Стойте, где стоите! Это ж я для наглядности! Те ещё круче говорить будут! Я говорю: стоять!!!
      Жедяев обратно уселся в кресло.
      – А ты тоже полегче… со словами-то… Без тебя пуганые. К делу переходи.
      Малышенков подсел к столу. Покосился на бутылку. Отодвинул её в сторону, смахнул крошки со стола. Листки из кармана доставал двумя пальцами, откровенно насмехаясь над ребятами. Но те на него не смотрели. Смотрели на листки.
      – Ну?..

      Г Л А В А   6

      – Андрей Борисович, прочитайте, пожалуйста, эту статейку. Мне кажется, это занятно. И может Вас заинтересовать.
      Андрей Борисович прочитал, останавливаясь на выделенных красным фломастером абзацах.
      – Думаете? – Вопросительно посмотрел на собеседника.
      Тот неопределённо пожал плечами.
      – Координат-то никаких… Фантазирует писака?
      Собеседник вновь пожал плечами.
      – Хорошо. Займитесь. Но… не верится как-то… Расплывчато всё…

      – Белый, читал?
      – Читал, читал… Чего скажешь, Жоха, туфта?..
      – Какая, на фиг, туфта?! Я давно про это слышал! И Киря говорил! Вычитал он где-то про это! Ну, что в дуло золото прятали… Во, дурак! Смотался в свою Канаду, а здесь такое!.. Локти кусать будет! Чего делать-то будем?! Торопиться надо! Разболтает этот журналюга кому-нибудь про место – и пиши пропало! Белый! Ну, шевели мозгами, шевели! Действовать надо!

      – Мы рады приветствовать вас…
      – Мне один билет. Торонто – Москва. На сегодняшний вечер, – прервали дифирамбы на том конце соты. – Побыстрее, пожалуйста…

      После доклада Малышенкова некоторое время все сидели пасмурные. Переваривали информацию и маринованные огурчики.
      – Ну, не всё так плохо… – наконец, неуверенно произнёс Саша Жедяев. – Слежку сняли… Про Вовку, можно сказать, забыли… Хорошо же?..
      – Саш, – Малышенкову, видимо, действительно было жарко. Он снял пиджак. Обтёр платком шею и пострадавший затылок. – Я не знаю, к чему и почему вы всё это затеяли… Не моё дело… Моё дело – сторона да пенсия… Не любопытный… Захотите – сами расскажете. Или не расскажете… Но! – он поднял вверх указательный палец. Точь-в-точь как Жедяев полчаса назад. Ухоженный пенсионный ноготь майора в отставке был безукоризнен, на зависть Жедяеву. – Но! Как только Вовка объявится – буча будет – ого-го! Причём, скорей всего, с последствиями для Владимира! Я – повторяю! – не любопытный! Но может, всё-таки, доложите суть? Для его же сохранности! – указательный палец повернулся на Володьку.
      Ребята молча и хмуро переглядывались.
      – Пусть клятву даст! – сказал вдруг Иннокентий. – И подпишется! Кровью!
      – Можно мочой? – зло съязвил Малышенков. – Так у меня разборчивей получается… Вы что, до сих пор не поняли, кого затронули? Не поняли, в какой вы дыре? Не поняли? Так я объясню…
      – Не надо! – махнул рукой Жедяев. – Сиди, вон, пиво пей… А насчёт клятвы – эт ты хорошо, Кеш! С кровью-то!..
      У Малышенкова попало не в то горло. Он закашлялся.
      – Видишь? Действительно хорошо! – продолжил Жедяев. – И под запись на камеру!.. «Я, такой-то такой-то, обязуюсь, век воли не видать…» – Хихикнул чему-то своему. – И подпись…
      Закурил сигаретку.
      – А чего мы, мужики, заморачиваемся? Чего у нас секретного от Сани? Расскажем всё, как есть! Давай, Вовка, расскажи! Ты помнишь, как всё начиналось? У Оперного? Вот и рассказывай…
      И ребята всё-всё рассказали Малышенкову. Кроме воспоминаний Елизаветы Сигизмундовны.
      Малышенков скучнел на глазах. Ни «Остров Головорезов», ни «Мёртвый сезон» не вырисовывались. Какая-то дурацкая хмелевская  бытовуха. Без трупов пока, но кто его знает… Посему: хочешь-не хочешь, а ребятам помочь надобно. Ну, да дело-то пустяковое. Те, хоть и «хомо криминал и прочее», но всё ж таки «хомо сапиенс». Ежели моих, кто при службе до сих пор, подключить для объяснений, то поймёт кто угодно, а не только эти…
      Саша мельком взглянул на ребят. Те понуро вздыхали и… отводили глаза! Даже Тяпа!!!
      – А ведь они врут! Или что-то не договаривают! – вдруг понял бывший майор МВД и опять вспотел. – Вот гады! От меня скрывают! От лучшего друга! Ну, пусть не лучшего!.. Но ведь и не худшего!!! Вот друзья! И ещё по башке бьют! И так слабое место… Э-эх, поодиночке бы с каждым поговорить! Да в камере!.. Да в 4 часа утра!.. Да с лампочкой в лицо!.. Да чтоб напарник за дверью орал для наглядности, как на дыбе!.. У капитана Перегудова хорошо получалось… Красивый баритон… А у сержантика этого… не помню фамилию… фальцет был… Дуэтик был, надо сказать!.. Как запоют!.. Враз все сознавались, даже кто безвинен был… Перегудов-то… на повышение пошёл… А сержантик, говорят, в хоре Турецкого пристроился… Осветителем…
      Так, а с вами-то что мне делать, друзья мои? Чего вы, родные мои, скрываете? Впросак бы из-за вас не попасть… Как же вас «колоть», на путь праведный наставить? И этот, Иннокентий… Кто такой? Почему не знаю? Откуда он у них взялся? Ладно, это потом…
      – Ну, если это всё… – Малышенков подождал ради приличия, давая шанс ребятам. Но ребята изображали Герасима. – … тогда дело поправимое. Поговорю с кем надо… Те вашим визави всё растолкуют, так сказать… Дело-то пустячное! Не боись, Владимир! Считай, что уже всё утрясли! Эт всё полушалочки! Выходи из подполья, смотри смело в глаза людЯм! Зюзю подключу…
      – Не надо Зюзина! – оборвал его Жедяев. – Вот Зюзина –  н е   н а д о! Было уже! Подключали… Устроил, понимаешь, Вальпургиевскую ночь! Чуть ли не армейскую операцию!..
      – Хорошо! – легко согласился Малышенков. – Других попрошу, не вопрос. А ты, Вов – всё… С вещами на выход…
      Володька растерянно и вопросительно посмотрел на Жедяева.
      – Да пусть ещё поживёт здесь с недельку, – как можно безразличней сказал Саня, развалился в кресле, потянулся за пивом. – Чего ему дома делать?.. Семья в отъезде, жрать нечего… Да и я хоть немного от своих отдохну. А то лет пятнадцать в отпуске не был… Недельку, ага? Хватит для отдыха?
      Ребята дружно закивали головами.
      – Ну, так и порешим! А ты, тёзка, уж постарайся насчёт Владимира. А то видишь, какие дёрганые все стали? «Мизер» по-человечески раздать не могут!
      Малышенков сокрушённо покачал головой.
      – Надо же…
      – Иннокентий, посмотри, что там у нас в холодильнике из водочки осталось?.. Есть? Ну, неси… Что, друзья мои, приступим?

      Г Л А В А   7
 

      – Ну что, Белый? Выяснил чего-нибудь?
      – Выяснил, – угрюмо ответствовал напарник. – Утоп наш журналюга.
      – Как утоп?!!
      – Какой вверх. Или вниз. Я не знаю. На карьере. Выпил, дурак, наверное, лишку… Или удар хватил. Жара-то, посмотри, какая стоит! Неровен час… В общем, концы в воду… Не нашли его пока… И от дядьки по шапке получил за машину. Ни за что сейчас не даст! Говорил же тебе: давай спросим, давай спросим… Он и ключи у меня отобрал от машины, и доверенность…
      – А если б не дал тогда? И как бы за этим журналюгой следили? На велосипеде?
      – Да хотя бы на велосипеде! А то – ни машины, ни объекта….
      – Слушай! Ты говоришь: не нашли его… А, может, он того… смотался втихаря?
      – Нет! Там и ментовка, и «скорая», и пресса была… И некролог уже напечатали…
      – Да-а…
      Долгое молчание, прерываемое вздохами.
      – Белый… А, может, пошарим всё-таки?.. На удачу?.. Чем чёрт не шутит?
      – Вот этим чёрт не шутит. Где искать-то? От Бутаков до Ч-бы? Внукам твоим ещё хватит!
      – Нда-а…
      Долгое молчание, прерываемое зудением одинокой мухи.
      – Белый, нам же всё равно, где плавать… Без машины сейчас ни на Тургояк, ни на Увильды не выбраться. Здесь хотя бы поныряем…
      Белый посмотрел на напарника и, наконец, нехотя кивнул…

      – Андрей Борисович, по поводу статейки… О пугачёвских сокровищах…
      – Да? И что, выяснили?..
      – Выяснять более нечего. Автор почил в бозе.
      – Что сделал? В чём?
      – Извините: утонул.
      – Та-ак… – скрип кожаного кресла. – Это уже интересно! И кто его?..
      – Никто, Андрей Борисович. Сам. Исключительно сам! То ли сердце, то ли алкоголь…
      – Что значит «то ли»?! А конкретно?
      – А конкретно – тела нет. Глубины – не меряные. Поискали, поискали – и закончили. Весны ждут. «Подснежников» и «подлёдников»… Действия официальных служб никаких вопросов не вызывают.
      -И что же мы по поводу золотишка решим, а,  Иван Хамитович? Заманчиво, не правда ли? Детством пахнет, не правда ли?
      – Полностью с вами согласен! Пахнет! Но район поисков!.. Я прикинул: Ватикан и Фершампенуаз вместе взятые…
      – Ну и что?! Ну и что?! А мечта детства?! Сокровища, приключения, авантюра?! Вы когда-нибудь вспоминали о душе, Иван Хамитович? О Стивенсоне? О приключениях Блада? О похитителях бриллиантов?!

 
                                .  .  .
    

      Москва… За бортом –….

 
                                .   .   .        
 

      Штольня обнаружилась на тринадцатый день.
      Когда ребята всплыли у трапа, Саша по запотевшим от волнения маскам догадался: «ЕСТЬ!»
      – Ну?! Что?! – на всякий случай спросил он.
      Кеша вынул загубник, поднял маску.
      – Дай курнуть,- сказал отсыревшим голосом.
      Вытер пальцы о редкие Сашкины волосы, перехватил «бычок» и затянулся.
      – Нашли, Александр Анатольевич. Нашли штольню. Два на два. Куда ведёт – неведомо. Отдышимся – после обеда будем исследовать. Линь треба метров сто… Карабины… И ещё один линь, на случай ответвлений…
      – Угу, угу, – бубнил Александр, лихорадочно соображая что-то своё. – Где нашли-то? Квадрат?
      Иннокентий скосился на карту, ткнул пальцем.
      – Вот, здесь. Глубина – метров тринадцать...
      Александр проследил за пальцем. И выругался. Иннокентий удивлённо поднял глаза.
      – Что-то не так?
      – Нет, нет! Всё нормально! Ты смотри, почти под нами!..
      – Ага, повезло…
      Александр же оставался хмурым. Не нравился ему квадрат. Ну, очень не нравился!      «Ч-13»!
      – Дурак! – объективно ругал он себя. – Не мог отсчёт с другой стороны начать!
      Просчитал справа налево. Один чёрт! Опять получалось «Ч-13»!
      – Что ж, судьба, – обречённо подумал он.
      Володька, не снимая маски, скрылся в домике. Кеша сворачивал подстилку, на которой восседал Жедяев, дожидаясь ребят.
      – И число тринадцатое, и буква «Ч», и день тринадцатый, и понедельник…
      – Иннокентий! – вдруг сорвался он. – Ты чего делаешь?! Это что тебе, американский флаг для похорон, что ли?! Сверни по-русски! Квадратиком!
      – А я всегда так сворачиваю, – Иннокентий с любовью разгладил ма-аленький свёрток, положил его на Сашкины шлёпанцы. – Айдате в домик, покушаем.
      Саша, не обуваясь, полез наверх по обжигающей пятки железной лестнице.

      …Он всё успел, пока ребята отдыхали: и лини купить, и карабины, и спиртное на вечер и даже поставить свечки в церкви «на удачу и от сглаза».
      Умиротворённый ввалился в домик.
      Офис был пуст. И подводного снаряжения не было.
      Александр разгрузился, закурил сигарету и сел в любимое кресло: думу думать. По привычке взглянул на часы: 13 минут седьмого. Если они ушли под воду буквально перед ним, то через 18-20 минут должны вынырнуть. Но почему без приказа? И без верёвок? И без записки?.. Дескать, так и так, во столько будем…
      И тут Александр два раза вздрогнул! Очень сильно вздрогнул! Вспомнилось! Наружная дверь была открыта! Вваливаясь с сумками, он не обратил на это внимания. И не было карты!!! Пустой сейф открыт нараспашку!
      Вот так, два раза подряд сильно вздрагивать Саша не привык. Поспешил к холодильнику, открыл уже остывшую бутылочку и плеснул себе в стакан где-то на четыре с половиной пальца 23 размера. Выпил вдумчиво, но без наслаждения. Вдумчивость при питие была для него редкостью, потому что наслаждение ускользало, как Березовский от ареста иль как доброта на НТВ.
      Опять глянул на часы: осталось 13 минут, тьфу на них!!! И на кой свечки ставил по 25 рублей?!
      Убрал четвёртый палец, снова плеснул.
      Будем ждать и думать!
      Но и после второй дозы какого-то катарсиса, какого-то момента душевного преображения не наступало.
      Еле слышно, но будто фугас взорвался, скрипнула опять незапертая входная дверь. В проём всунулась виноватая мордашка Тяпы.
      – Стервоза!!! – с чувством прошипел взмокший от страха Александр. – Ты где шлялась? Где остальные?!
      Ладонь с трудом разжалась, отпуская подлокотник, вцепилась в стакан.
      Тяпа подошла, запрыгнула ему на колени и улеглась, прикрыв мордашку лапой. То ли стыдно было, то ли в ожидании холода.
      – Ну-ну, не обижайся. Сам вижу, что ни хрена не знаешь, – подобревший Саня покровительственно погладил её по спинке. – Подождём ещё десять минут… Чего раньше времени дёргаться…
      Так, почёсывая Тяпу за ушком, он и заснул.

                                          .   .   .

      Ну, вот теперь, пока Александр изволит почивать, а Владимир, на наш взгляд, уже вполне сносно овладел  техникой погружения, можно и продолжить давешний разговор. А то торопите, торопите!.. Чего суетиться? Всему своё время! На чём мы там закончили?   А-а, на отклонениях… Дескать, фантазии, притягивание за уши и т.д., и т. п. Ну, уважаемые, это же легко проверяется! Возьмите газету «Горожане» за июль 20.. года. Памятные скорбления и объяснения в любви Владимиру от всей редакции найдёте на четвёртой странице.
      Далее. Экипируетесь для подводного плавания и – прямиком на Ш-ий карьер. Заныриваете в квадрате «Ч-13» – вот вам и штольня! Где же, позвольте заметить, здесь фантазия? Насыщенность событиями малого временного отрезка – есть, согласен! Ну, а фантазии-то где? Всё ж ведь проверяемо! И не на сороковой, заметьте, день, как анализ на дизентерию, а сиюминутно! Так что… извольте…
      И по поводу детектива… Впрочем, далее всё описано.
  
                                              .   .   .

      Солнце неумолимо овладевало офисным пространством. Потеющие на чёрной коже дивана аквалангисты клевали носами.

      – Владимир, – сонно попросил Иннокентий. – Расскажите мне о себе.
      – Чего это?.. – Владимиру было лень разговаривать. – Я же не алкоголик анонимный какой-нибудь…
      – Ну, чуть-чуть… Спать-то всё равно нельзя… А молчать будем – заснём. А нельзя… И пить нельзя…
      – Это точно, – Владимир, оставляя за собой мокрый след, отполз на сухое, вслед за тенью от торшера. – А какой период жизни осветить? Творческий? Или полового созревания?..
      – А они что, не совпадали?.. – Иннокентий пополз следом.
      – Что ты! Конечно, нет! Меня тогда ещё не печатали!
      – Почему?
      – А нечего было! Я позже писать начал. Когда из эмиграции вернулся… Не выездной же был, а здесь вдруг: проше вам, езжайте… Ну, я и уехал… свет повидать…
      Боже! Кем я только не работал! И дальнобойщиком, и в гостиничном бизнесе, и котловым оборудованием занимался…
      – Тяжело! –  Видно было: Иннокентий сочувствует.
      – Конечно, тяжело. Дальнобойщиком особенно… Гонишь, бывало: жара, степь, полустепь, пустыня, полупустыня, пыль, песок… Пока до источника допрёшься – семь потов сойдёт! Да и на привале отдыха нет: пока весь караван напоишь, пока сам пожрёшь – уже и ночь…
      – Какой караван?..
      – Верблюдов. Гоняли от Улан-Батора до Батор-Улана… Восемьсот километров в одну сторону, восемьсот обратно… Обратно – когда порожняком, а когда и попутный груз захватишь… Как повезёт…
      – И где же это было? – Кеше уже не спалось. Он уселся.
      – В Монголии.
      – А почему в Монголии?
   – А где ж мне ещё?.. Я же говорю: невыездной был… Денег на поездки не хватало… А здесь Надюха, жена моя – единоверка, в Монголию на два года распределилась после университета. Ну, и я хвостиком за ней…
      – А гостиницы? Котлы?
      – А-а… Тоже заморочки разные… «Ферри» нет, вот и драишь песочком. А котёл восьмиведёрный, да после плова!.. Жирный-жирный! – Володька произнёс это не            по-русски, через «и». – И гостиницы эти… Выхлапываешь эту юрту – дым столбом! А ведь её потом ещё и свернуть надо, и сложить… Потому что весь город переезжает на двести километров севернее: там, на Шилке, лосось «пошёл».
      Некоторое время молчали, поглядывая друг на друга.
      – А творить когда начали?
      – Да сразу после возвращения! Детишки народились, ну, думаю, чем ещё заняться?.. Устроился на «железку», а там газета «Призыв»… Там моя первая публикация и свершилась. Под псевдонимом «Шпала». Смело, правда ведь? «Два долгих гудка в тумане» называлась. О перерасходе государственного топлива…
      – Ну, а потом?
      – А потом… Как-то не очень… Редко… Гонения, говорили, начались на меня… И под запрет, говорили, попал… Под негласное, так сказать, распоряжение…
      – Кто говорил?
      Владимир засмущался и тоже сел.
      – Александр Анатольевич говорил… Жедяев.
      Здесь вот как-то… не укладывалось в голове у Иннокентия… Потому что не верить Жедяеву повода у него не было.
      – Да, знакомая ситуация, – протянул он, пытаясь бороться с сомнениями. – Я здесь по телевизору видел: страшные репрессии порой творились в России в отношении интеллигенции. Одному известному песеннику даже эмигрировать пришлось! И тоже из-за негласного распоряжения: больше пяти его песен в день по телевизору не передавать. А по радио – не более семи. И не печатать в провинциях. Только в центрах. И в санаторий по профсоюзу – не более одного раза в год!
      Владимир сокрушённо покачал головой: «Ты смотри! С такими-то перспективами!.. Как у Шарика в колхозе!» – вспомнился ему кстати нескромный анекдот.
      – А тот говорит: «Я задыхался в этой клетке!» – с жаром продолжал Иннокентий. –Пришлось эмигрировать ради свободы творчества. Там это пожалуйста… Даже в кабаках разрешали выступать, творить, так сказать! Представляете, Владимир? Мыслимое ли дело?! А у них – спокойно! Пожалуйста! Демократия! Твори, что душе угодно!
      – А потом? – Владимира заинтересовала сходная ситуация.
      – А потом – вернулся… Как только бандюки с олигархами попритихли, да магазины заполнились – вернулся. На свободное творчество наплевал – и вернулся. Ностальгия, говорит, замучила.
      Я, вот, думаю, только двум нациям ностальгия свойственна: евреям и вам, русским…
      Звенящая тишина заполнила офис.
      Владимир медленно повернул голову к Иннокентию. Иннокентий смотрел на него в упор, не мигая. И где-то там, в глубине его глаз, в теменной части, за роговицей, маячил страх. Такой… еле заметный… Но маячил!!!
      – Кому это: «вам, русским»?..

      Г Л А В А   8

      Бронзовое на солнце лицо Владимира окаменело. Стальной умный взгляд, казалось, насквозь пронизывал Иннокентия.
      – Чего: «вам, русским»? – непонимающе задурковал Кеша. Но выражение его глаз изменилось. Они стали какими-то внимательно-оловянными. И блёклыми.
      Есть на свете такие глаза. Вылупятся – и всё, туши свет! Или свои отводи, или бей в лоб промеж этих, оловянных!
      Володька отвёл свои. Просто связываться не хотелось! Да и не было у Кеши раньше таких глаз! Что это он вдруг?! Перекупался? Эх, Елизаветы Сигизмундовны на него не хватает!
      – Ничего! – обрезал Владимир. – Этот ещё где-то шляется!.. Километр верёвки замеряет, что ли?! Как клуша…
      – Владимир, – осторожно и проникновенно произнёс Иннокентий. – А давайте-ка мы его ждать не будем?.. Занырнём, вход пока обследуем, углубляться не будем… Баллоны закачены, отдохнуть – отдохнули… Один только вход…
      – Интер, – не поворачивая головы, продублировал Володька.
      – Интер, – подтвердил Иннокентий. – Ну, что?..
      – Ну что ты дрефишь?! – лихорадочно спорил с собой Вовка. – Нашёл кого дрефить! «Наши» гестаповцев не боялись, а ты!.. Кэт в 45-м рожала, а ты какого-то эфемерного шпиёна испугался!.. «Интер»… Не факт, что это оксфордское произношение. …Может, просто попугайничает, меня передразнивает?.. А «Вам, русским…»?! Оговорка?.. Ляп?.. А чего, всё может быть… У Сашки, вон, ляп на ляпе, а ничего, за умного сходит… Но     этот-то!.. Интеллигент, кажется… И бабушка Сигизмундовна… У Саньки, скорей всего, не Сигизмундовна была, посему и плетёт чёрт знает что!..
      Ладно! Дожмём этого Иннокентия, дожмём! На косвенных проколется!.. Надо бы ситуацию создать! Придётся заныривать! – наконец решил он. А у самого аж всё скукожилось ниже пояса! То ли затекло, то ли от страха… – И за скукоженность ты мне ещё ответишь! – запоздало подумал он.
      Поднял голову и смело, открыто посмотрел на Кешу. И даже попытался улыбнуться.
      – А чего?.. Я согласный! Дверь только не запираем, Александр без ключей ушел… И карту от греха подальше спрячем, а то разложились здесь…
      Владимир положил её в файл, засунул в морозилку.
      – Ну, я готов! Шпрехен, герр Ланкастер? – попробовал пошутить он, маскируясь под простачка.
      – Шпрехен, шпрехен… – Иннокентий шёл сзади и слегка подталкивал его в спину ластами. Как «Калашниковым».

                                       .   .   .

      – Подойдите ко мне , Иннокентий.
      Голос старика был еле слышен.
      Сиделка тревожно взглянула на него, но головой кивнула.
      Иннокентий склонился над кроватью. Сиделка-медсестра услужливо пододвинула сзади тяжёлый готический стул с высокой спинкой.
Иннокентий отворотил лицо в сторону, но вовсе не из-за тяжёлого больничного запаха, исходившего от высохшего пожелтевшего тела стодвенадцатилетнего отца, а токмо лишь, чтобы лучше слышать того левой ушной раковиной.
      – Удали её, – отец стрельнул глазами на сиделку.
      – Будьте добры… оставьте нас… нам надо поговорить, – не поворачивая головы попросил сын.
      Сзади обиженно фыркнули, и мимо проплыла фигура девушки. Мини халатик всё же умудрялся кое-что прикрывать. Дверь неслышно закрылась.
      Иннокентий скосил глаза на старика. Отец равнодушно глядел вслед ушедшей.
      – Ничего не шевельнулось, – прошептал он. – Начисто разучились обольщать. Эти кроссовки до самых икр… Ни одной обнажённой щиколотки не увидишь…
      Тоскливо вздохнул. Долго молчали. Старик начал засыпать. У Иннокентия начала затекать шея.
      – Папа, Вы хотели со мной поговорить, – напомнил он о себе.
      Старик очнулся.
      – О чём?
      – Я не знаю. Вы попросили удалить медсестру и что-то мне сообщить…
      – Всё! Вспомнил! – Голос отца как-то неожиданно окреп. И глаза стали осмысленными и разумными.
      – Вы знаете, Иннокентий, что я всегда верой и правдой служил России?
      Сын утвердительно и скособочено кивнул в ответ.
      – До семнадцатого года! Затем я верой и правдой служил Керенскому. Затем – верой и правдой – «белому» движению. Затем – верой и правдой – Советам. Затем я служил в «Голден сити банк». Затем – на заводах Форда. На заводах Форда… Хорошо было на заводах Форда! – он мечтательно улыбнулся. – Там был целый сектор машинисток, человек восемьдесят, и все сплошь и рядом…
      – Отец! Не отвлекайтесь! – прервал его Иннокентий.
      – Да, целый сектор… – машинально повторил отец, не отрывая глаз от закрытой двери. –С обнажёнными щиколотками… И губки – в виде маленьких сердечек. Бидструп очень красиво их рисовал…
      – Отец! – рискнул повысить голос Иннокентий.
      – Чего? – испуганно спросил тот.
      – К делу, папа, к делу! Я опаздываю! У меня на семнадцать-ноль-ноль назначена встреча!
      – А о чём мы говорили? – деловито осведомился отец.
      Иннокентий молча заскулил.
      – Мы говорили о России!
      – Да! В самую точку! А Вы что-то уже об  э т о м  знаете? – в голосе звучали нотки подозрения.
      – Папа!!! – фортиссимо всё-таки прорвалось. – Я ничего пока не знаю! Это  ВЫ  хотели мне что-то рассказать!
      – Да?.. – подозрение сменилось недоверчивостью. – Я так сказал? – Помолчал немного и вздохнул. – Ну, раз уж… сам решил… Что ж… не в могилу ж… Надо ж!.. Решился!.. Вот дурак! Что ж… лет ит би, как говорится… А ещё у них «Хэй джу» шикарно звучала! – оживился он. – И «Когда мне будет 64»!..
      – Папа!!! Вам может быть только сто тринадцать, а не шестьдесят четыре!!!
      – А Вы на меня не кричите, Иннокентий, – спокойно и строго ответил отец. – Что за мода: голос на отца повышать?.. А если я повышу?! Я, помнится, тенором на клиросе пел. Замечательный голос был. Мне и Ляля Чёрная завидовала, и сам Вертинский!.. Сам! «У Вас, говорил, великолепный согласный букворяд! Никакой слащавости и жеманности! Будущее за Вами!». – Отец пожевал сухие губы. – Наврал, завистник… Одна патока да сироп на экране… А уж столько лет прошло… Да-а… А говорил: «За мной будущее»… Подхалим…
      Иннокентий попытался подняться.
      – Сидите, сидите, я помню о Вас… В общем, работал я как-то на одном из уральских заводов в городе Ч-ске главным инженером… кажется…

 
                                     .  .  .

      – Ну, чего смотрим? – раздражённо спросил Владимир. Через загубник это прозвучало скомкано и не эстетично. Он вынул его изо рта. – Чего смотрим? – повторил он. – Видишь, не могу себя пересилить? Добился всё-таки, этот долбаный Павлов, своего!.. Скоро лаять начну и за жратвой на красный свет мчаться!.. Иннокентий, как брата прошу!..
      Иннокентий шлёпнул Володьку ластой по нижним полушариям и спрыгнул в воду следом.
      Пока шло погружение, в воспалённом Володькином сознании всё ясней и ясней вырисовывалась стройная картина. Пустяковые, на первый взгляд, фактики, как нужные пазлы, вставлялись в общую мозаику.
      – Давай-ка, дружище, по порядку… Время пока есть…
      1. Оксфордское произношение.
      2. «Вам, русским…»
      3. Малышенков сказал, что одна из машин была зам. начальника ФСБ. При чём здесь я, Владимир Александрович, и бывшая контора премьер-министра?! Тёзками интересуется? Не факт! И вообще, кончай фантазировать! Это только по Кешину душу, не иначе…
      4. Слушает исключительно один только джаз, хотя есть и «Блестящие», и Кричевский, и Паваротти. Хихикает, что однообразие успокаивает его нервную систему. Вот гад! Правы были деды! Дедов на мякине не проведешь!
      5. Не парится.
      6. Сашкино полотенце сложил, как рейнджеру на домовину.
      7. «Выкает», паразит! Что, самый воспитанный, да?!
      8. Не может у нас на Урале быть никакой Сигизмундовны!
      9. С фамилиями стал темнить.
      10. Пьёт глотками.
      11. Говорит, что живёт в Ч-ке пять лет. Что ж раньше-то ему сокровища не искались? «Финансы, финансы»… А у самого Тяпа за 17 тысяч рубликов!
      12. Саньку Малышенкова так профессионально тюкнул по темечку – Штирлиц со своей бутылкой отдыхает!
      13. И вообще, не нравится мне его рожа! Брови широкие, дугообразные… Уши – сплюснутые, с противокозелком… Глаза – серые…
      И после всего этого он –  не   ш п и ё н?!!

      Он обернулся, проверить словесный портрет. Но сквозь Кешину маску на него пялились лишь стиснутые резиной щёки да где-то там, в глубине – точечки глаз.
      Иннокентий сделал знак. Всё. Штольня.
      Включили фонари. Кеша двинулся первым. Растопырил пальцы: 5 минут. Затем показал на свой зад: дескать, потом возвращаемся.
      Владимир кивнул. Тронулись.

 
                                     .  .  .

      – …в этой штольне я всё и запрятал.
      Отец сглотнул комок в горле. Иннокентий торопливо поднёс стакан с водой из техасской скважины № www 12.
      Старик отпил, измождённо откинулся на подушку, тяжело, с хрипотцой задышал.
      – Сын… мой… – Голос звучал с долгими перерывами. – Не подумайте…
      – Не подумаю! – с готовностью откликнулся сын.
      Отец нервно отмахнулся, ... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4