Эскулап

«Крым-криминал»

Владимир  Жуков

ЭСКУЛАП

 р о м а н

I. Золотая коронка

—О-о, добро пожаловать, Элеонора Борисовна! — радушно воскликнул, поднявшись из-за стола, врач-стоматолог Дубняк при появлении в дверях зубопротезного кабинета старой, но опрятно  одетой с обильной косметикой на лице, не утратившей привлекательности, женственности и шарма.

— Добрый день, Семен Романович,— приветствовала она его улыбкой на губах с малиновой помадой и направилась к креслу.— Я полагал, что вы уже позабыли дорогу в нашу поликлинику. Может я вас нечаянно обидел и вы теперь пользуетесь услугами другого врача? — вкрадчиво произнес Дубняк.— Уже, почитай, два месяца, как вас не было на приеме? Как поживают ваши драгоценные зубки?

—Что вы такое говорите?— улыбнулась Лозинка.— Вы очень тактичный и душевный человек, прекрасный доктор, у вас отличная репутация. Я к вам, извините за откровенность, сердцем прикипела и ни на кого не променяю. Вы в меня вселяете оптимизм, продлеваете годы жизни. Я уж седьмой десяток разменяла, но память на добрые дела у меня еще крепкая, склерозом не страдаю.

— Спасибо вам на добром слове, я не заслужил такой похвалы, но мне приятно, особенно от вас, ее услышать,— скромно ответил стоматолог.— Благодарность пациентов для меня самая высокая награда, внушает мысль, что недаром ем свой хлеб. Рад и дальше служить и облегчать страдания людей, особенно преклонного возраста. У нас ведь в державе кто больше всех обижен? Старики и дети. Сейчас они превратились в нищих, бомжей беспризорников.— Да-а, бедствуют страдальцы,— согласилась женщина. Он принял из ее рук, унизанных золотыми перстнями и кольцами, черный ридикюль и положил его на край стола с белой поверхностью.

— Очень приятно слышать, что вы сочувствуете старикам и детям,— продолжила она тему. — Иные врачи, даже не хочется их называть врачами, относятся к ветеранам, испытавшим столько трудностей, отстоявших Родину, как к лишним людям, которые мол, коптят небо, путаются в ногах у молодежи, мешают жить на широкую ногу.

— Элеонора Борисовна, не все такие равнодушные. Для меня пациент дороже золота. Я всегда убеждаю, что в целях профилактики, следует хотя бы два-три раза в год посещать стоматолога.

— С удовольствием бы, но недавно я прочитала о таком диком случае. Измученный невыносимой болью мужчина наведался к молодому стоматологу и тот решил удалить коренной зуб. Применил анестезию, но корень зуба оказался довольно глубоким,  поэтому несколько попыток выдернуть не увенчались успехом. Тогда эскулап взял долото, долбанул, в результате удара сломал пациенту нижнюю челюсть. Дело закончилось скандалом и судом. Экзекутора уволили, а суд обязал заплатить пострадавшему компенсацию за материальный и моральный ущерб. Не хочу, чтобы подобное произошло со мной.

— У вас нет повода для беспокойства. Я работаю профессионально, точно и аккуратно, не использую грубых ударных инструментов, — заверил Дубняк. — Лишь на первый взгляд, действия стоматолога кажутся простыми, а на самом деле, это своего рода искусство, сравнимое с ювелирным. Поэтому избегайте встреч с дилетантами, тем более, что у вас есть личный стоматолог.

— Спасибо, Семен Романович, вы меня и обрадовали, и утешили, — воодушевилась пациентка. — Я своих подруг и соседей по дому буду направлять исключительно к вам. Сейчас из-за плохого качества питьевой воды, неблагоприятной экологии и увлечения сладостями у многих зубы ни к черту не годятся и поэтому безработица вам не гроз— Вы правильно обозначили причины, но конкурентов предостаточно, повсюду открываются элитные поликлиники, зубопротезные центры и кабинеты. Я вам буду премного благодарен за рекламу. Но имейте в виду я с наибольшим желанием и пиететом оказываю помощь престарелым и одиноким женщинам, нуждающимся в заботе, сочувствии и милосердии.

— Семен Романович, ваш гуманизм мне импонирует.

— Рад стараться, любезная Элеонора Борисовна, — галантно склонил он голову.— Как я вас хорошо понимаю. Есть и среди моих коллег отпетые мошенники и мерзавцы, им бы только побольше содрать с больных денег, а там и трава не расти. По сговору с владельцами аптек, чтобы у тех был товарооборот, столько выпишут рецептов, в основном на дорогое импортное лекарство, что у стариков голова кругом идет, давление повышается и новые болезни  возникают. Сейчас на первом плане не человек, его здоровье, а бизнес. Любой ценой коммерсанты, в том числе и от медицины, стараются сколотить капитал. Обходите таких аферистов десятой дорогой. Не обращайтесь к этим эскулапам, Элеонора Борисовна. Обязательно обманут и ничем не помогут, ограбят средь бела дня. На сей счет, есть множество хитростей, приманок вроде низких цен, которые потом к окончанию протезирования возрастут в несколько раз.

— Благодарю вас, Семен Романович, за полезный совет,— отозвалась Лозинка.— Да только у них на лбах не написано, что за люди, какая у них душа, добрая или злая. Белый халат, шапочка, поди догадайся и разберись— В этом и суть проблемы,— согласился Дубняк.— Многие норовят за взятки и по большому блату пролезть в мединститут, на “трояках” дотянуть до диплома, получить его, а потом заняться частной практикой. Я пошел по признанию, как говорят, по зову сердца, закончил вуз с красным дипломом.

 — Приятно. Мне порекомендовали к вам обратиться давняя подруга Инесса Арнольдовна Оселедец, вдова известного архитектора.

 — Знаю, знаю, моя постоянная пациентка. Как у нее со здоровьем? Зубы не беспокоят?— поинтересовался Семен Романович.— У нее, если мне не изменяет память мост на нижней челюсти.

 — У вас прекрасная память. Во время последней встречи Инесса на зубы не жаловалась. А вот повышенное давление ее беспокоит, видимо, симптомы гипертонии. — Элеонора Борисовна, что вы все о подруге, как ведут себя ваши драгоценные зубки? — участливо спросил стоматолог, не покривив против истины, так как у нее, действительно, зубы были драгоценные, протезы и коронки из золота.

 — Что-то капризничать стали мои зубки, поэтому и пришла к вам, чтобы не доводить ситуацию до адской боли. Кажется, то что-то мешает во рту, то чего-то не хватает?

— Не хватает деликатесов, — пошутил он.

— Как раз деликатесов и хватает на любой вкус и цвет. Черная и красная икра, печень трески и другая вкуснятина. Для аппетита употребляю бальзам и коньяк…

— О-о, душечка, тогда вам грех на судьбу жаловаться! Я себе такое меню не могу позволить.

— Да, посмаковать есть, что, а вот одиночество меня угнетает, — посетовала она. — Бывает, что не с кем словом обмолвиться. А тут еще с Инессой поссорилась. Она, вишь, решила, что я  первой отправлюсь  на тот свет и потребовала, чтобы в завещании отписала ей квартиру и все добро. Не дождется, сама раньше меня дух испустит. Я ей показала кукиш и Инесса уже почти месяц на меня дуется, молчит, как рыба, ждет, у кого нервы не выдержат. Долго ей придется ждать, у меня характер нордический, как у моего любимого Штирлица, которого Славик Тихонов замечательно сыграл.

— Вы правы, в этом деле надо быть осторожной, а то ведь чужая душа — потемки, — поддержал Лозинку Дубняк. — Неизвестно, что ваша подруга задумала. С помощью ушлого нотариуса так дело состряпает, что останетесь на старости лет бомжей без квартиры и имущества. — Семен Романович, вы прямо мои мысли прочитали. Какой проницательный и мудрый мужчина! — восхитилась она.

— Так это и ежу понятно, — скромно произнес он.

— А для меня поход к стоматологу, все равно, что на пытку, — вздохнула пациентка.

— Неужели я похож на палача, на мучителя? — шутливо обиделся Дубняк и указал рукой на кресло. Помог ей удобно устроиться.

— Семен Романович, вы — редкое исключение, — заверила Лозинка. — Даже короткое общение с вами избавляет от боли.

 — Хотите сказать, что я заговариваю зубы? — рассмеялся он.

— Не знаю, каким способом вы так благотворно воздействуете на пациентов. Наверное, обладаете белой магией?

 — Приятно слышать, но вы, любезная Элеонора Борисовна, того и гляди, возведете меня в ранг колдуна или волшебника. Я обычный стоматолог, каких тысячи, — поскромничал он.

 — Нет, вы особый, поэтому дамы почитают за честь попасть к вам на прием. — Благодарю за доверие, а теперь к делу. Итак,  на зубах налет, образовались камни, надо чистить и десны бледные и рыхлые, — сообщил Дубняк, осматривая полость рта пациентки.

— А что же вы хотели, — с трудом выдавила она из себя звуки. — Мне ведь скоро семьдесят пять стукнет… Собираюсь юбилей отметить, мечтаю дожить до девяноста лет. В моем роду долгожители, хороший генофонд.

— Элеонора Борисовна, душечка, ради Бога, не выдавайте свой возраст. Вам больше шестидесяти пяти не дашь. Привлекательная женщина, поди, женихи из военных отставников, не ниже полковника, а то и генерала,  заглядываются?

 — Семен Романович, не смущайте меня, мои цветущие годы унесло, — посетовала она.

— Так что вас беспокоит?— спросил Дубняк, изобразив на лице высшую степень озабоченности.

 — Что-то с прикусом,— вздохнула Лозинка. — Коронка за язык задевает, скребет. Либо она перекошена, либо стерта.

 — Не будем гадать на кофейной гуще, мигом выясним,— сказал стоматолог.— Прошу вас, расслабьтесь. Не волнуйтесь, боли не будет.

— У вас волшебные руки, — авансом поблагодарила пациентка, вытянувшись в полный рост на ложе кресла. Он аккуратно поправил ее голову с пепельно-седыми волосами, заколотыми серебряным гребнем с дымчато-оранжевыми камнями топаза. Включил свет лампы, направив  ее луч на покрытое сеткой морщин  лицо Элеоноры Борисовны и мягко приказал: — Пошире откройте рот.

 В правую руку Дубняк взял никелированный с заостренным наконечником блестящий инструмент, а в левую зеркальце. Осмотрел нижний и верхний ряды зубов, густо протезированных золотом и коронками из того же благородного металла. Тщательно изучил полость рта и сделал для себя исключительно важный вывод, что мадам не бедствует. Наверняка, накопила не хилые сбережения на сытую старость. Он давно подметил, что в частную поликлинику обычно обращаются более-менее обеспеченные состоятельные люди, не желающие пользоваться услугами нищих государственных учреждений медицины, ибо бесплатный сыр только в мышеловке.

 — О-о, уважаемая Элеонора Борисовна, ваш последний зуб мудрости накрылся, — стоматолог в подтверждение постучал никелированным инструментом и эти удары отдались болью в полости рта пациентки.

— Ой, ой! — вскрикнула она и по-птичьи втянула голову на тонкой шее в плечи.

 — Пломба вылетела и дупло такое, что может таракан поселиться, — продолжил он, осматривая зев.

— Семен Романович,  что вы говорите, аж смутили меня, — заерзала она в кресле. — В моей квартире ни тараканов, ни клопов и других насекомых, отродясь не было, чистота и порядок. А чем, по-вашему, мой зуб накрылся?

— Это такой термин. Придется его удалить, чтобы инфекция не проникла и не отравила весь организм.

— Доктор, не надо, как же я проживу без зуба мудрости, совсем отупею? — всполошилась старушка. — И потом, я ужасно боюсь боли, может сердце не выдержать. Постарайтесь его сохранить, вы же мастер золотые руки. Я вам заплачу, как полагается, только не рвите, не травмируйте мою психику и челюсть. Помилосердствуйте и вам зачтется…

Стоматолог озабоченно почесал затылок.

 — Придется поломать голову над вашим зубом мудрости, здесь тонкая, ювелирная работа. Вам из какого металла коронку изготовить? Может стальную с золотистым напылением — «булат» или? — решил он проверить платежеспособность пациентки. — Заверяю, в отличие от мягкого золота, коронке не будет износа.

— Сталь, железо и прочую ерунду предлагайте другим, а я на своем здоровье экономить не собираюсь, — с обидой произнесла Лозинка. — Только из платины или золота. Слава Богу, я не бедствую и могу себе многое позволить.

— Рад, очень рад за вас! — искренне обрадовался стоматолог. — Действительно, на здоровье только глупый и жадный человек экономит. Конечно же, изготовлю вам коронку из золота, а платина, хоть и дороже, но менее эстетична. Для красивой, радостной, ослепляющей улыбки золото в самый раз. Будете  постоянно скалить зубы и всех ослеплять американской улыбкой. Поставлю штифт и наращу новый. Если не пожалеете средств, то потом укрою его коронкой из золота или платины.

— Согласна. На чем-то другом, а на питании, лекарствах, лечении я никогда не экономлю. Жадностью человек лишь укорачивает свой земной путь, все равно, что добровольно копает себе могилу.

— Да, Элеонора Борисовна, хоть у вас и остался один зуб мудрости, который нуждается в капитальном ремонте, но в мудрости и прозорливости вам не откажешь, — польстил ей Дубняк. — В знак уважения и восхищения вашим оптимизмом, бережливым отношением к своему здоровью я вам поставлю вечные зубы. Будут такие же  прочные и острые, как у акулы или  пираньи. Лесные и грецкие орехи будете щелкать, словно семечки. Даже, когда челюсти совсем износятся, зубы останутся, как  новенькие…

— Ой. Семен Романович, премного вам благодарна, — она закивала головой. — Мне хотя бы лет на пятнадцать-двадцать хватило. Сколько той жизни осталось? Уж восьмой десяток разменяла. Другие и до пятидесяти, шестидесяти лет не доживают, а некоторые и раньше умирают от треклятого рака, саркомы, СПИДа, туберкулеза, сердечных и психических болезней. А меня Бог милует за мою скромную и праведную жизнь. А вечные зубы на том свете мне ни к чему.

 — Но вы же не собираетесь умирать?

— А вы, господин доктор тоже не торопитесь? — озадачила пациентка его встречным вопросом.

— Мне еще рано об этом думать, — улыбнулся он. — Я, поди, в два раза моложе вас.

— Об этом никогда не рано думать. Наша жизнь непредсказуема, полна неожиданностей и опасностей, — заявила она с видом знатока, сделавшего открытие. — Но торопиться на тот свет не надо. Еще никто из могилы не поднялся и не рассказал, что там на самом деле, бездна тьмущая или райская жизнь для  избранных?

— Вашими устами, дорогая и мудрая, как сова, Элеонора Борисовна, глаголит истина, — заверил стоматолог и подумал: «Вот, старая каракатица, на ладан дышит, а за жизнь из последних сил цепляется. Пожила ведь в достатке и роскоши, в отличие от многих женщин сурового военного и послевоенного времени. И сказывают, безотказной красоткой была, охотно мужу изменяла, а теперь безгрешной и праведной прикидывается, хоть всех святых выноси. Все-таки есть среди женщин коварные и лукавые создания, прирожденные актрисы. Но и меня на мякине тоже не проведешь, жизнь потерла жерновами».

— Вы не ошиблись, и одна из старых коронок, действительно, стерлась, — сообщил стоматолог, слегка постучав инструментом по коронке,  спросил.— Так не болит?

 — Ой, шибко болит, и ощущение неприятное, словно, извините, в сортире, — пожаловалась пациентка.

— Неправильный прикус, — вынес Дубняк свой вердикт.— Поэтому во время приема пищи вы постоянно будете ранить язык. Коронку надо срочно заменить. Но в данный момент у меня нет подходящей. Вы же не соглашаетесь на «булат», хотя он прочнее и долговечнее золота. К тому же и намного дешевле?

 — Конечно, нет, зачем мне «булат», когда есть золото и платина,— не без гордости заявила Элеонора Борисовна.— Золото не окисляется,  я не хочу «булатом» травиться. Пусть его крестьяне ставят, а у цыганского барона, сказывают, даже у коня золотые зубы.

Дубняк не стал ее переубеждать в том, что «булат» представляет собой золотистое напыление металла и никакой угрозы для жизни не имеет, но протезы и коронки из него благородны по виду и пользуются популярностью у пациентов. Высокомерное пренебрежение Лозинки к «булату» утвердило его в мысли, что она не последние деньги готова заплатить для замены старой коронки на новую. Он после тщательного осмотра полости ее рта выключил свет прибора.

— Десны у вас, Элеонора Борисовна, не ахти, бледно-розовые, рыхлые,— покачал сокрушенно головой стоматолог.— Рекомендую почаще полоскать полость рта отварами дубовой коры, софоры, череды, шалфея, эвкалипта или чабреца...        

 — Я  дорогую зубную пасту покупаю, бленда-мед и макинз. Не жалею денег, здоровье дороже,— недослушав, перебила его пациентка.

 — Вы тоже помешались на рекламе. От этих заморских средств польза для десен и зубов такая же, как мертвому припарка,— усмехнулся он.— Лучше используйте не химию, а народные, проверенные многовековой практикой, природные средства, экологически чистые и эффективные.

 — Ой, спасибо вам за добрый совет,— улыбнулась Элеонора Борисовна.— Теперь я накуплю в аптеках разных трав. Окромя тех, что вы назвали еще и зверобой, тысячелистник, бессмертник, подорожник, росторопшу, мать и мачеха, крушину...

 — Ну, мать и мачеху и крушину не обязательно, — рассмеялся он.— Это нечто вроде противозачаточных средств,  в вашем, далеко уже не бальзаковском возрасте, эта проблема, наверное, не угрожает.

— Говорят еще пчелиный прополис полезен, как антисептик? — вспомнила женщина.

— Да, полезен,— подтвердил Семен Романович.— Но его цена кусается, не каждому по карману, также, как маточкино  молочко. Полезно, но не всякому доступно.

 — У меня валюты хватит и на прополис, и на молочко, — похвалилась Лозинка.— Ради здоровья и продления жизни ничего не жалко. Казалось бы, уже пожила свое, седьмой десяток разменяла, а помирать все равно не хочется. Рай там ждет или ад, никому сие неведомо, но земная жизнь лучше. С мое поживете и все поймете, чем ближе к роковой черте, тем больше дорожишь каждым часом, минутой и секундой.

— Верно, человек из последних сил цепляется за жизнь. Она приятна, как терпкое вино из массандровских погребов, — согласился стоматолог и велел. — Присядьте к столу.

Помог Элеоноре Борисовне подняться, сойти с кресла и пояснил. — Вашим коронкам и протезам, поди, уже лет шесть-семь, износились и требуют капитального ремонта. Ничто не вечно под Луной.

 — Да, семь лет, — подтвердила она.— Протезировала, когда еще мой супруг незабвенный, Филипп Савельевич, жив был. Царство ему небесное. Уже три года, без него, сердешного маюсь. Он у меня адвокатом работал, юридической конторой заведовал, уважаемым человеком был, стольких известных людей от тюрьмы спас. А я у него конторе делопроизводством занималась. Славное было время. Окромя зарплаты за выигранные уголовные и гражданские дела еще и гонорары, разные там подарки, получал. Клиенты не скупились. Сорок лет с Филей прожила, как у Бога за пазухой. Где мы только с ним не побывали. И в Большом театре в Москве, и в Одесском оперном, в Эрмитаже и Третьяковке, в Алмазном фонде, во  дворцах  крымского Южнобережья, а уж в Ялту и Сочи, в Трускавец и Цхалтубо, считай каждое лето ездили. С деньгами и путевками проблем не было. Это сейчас я всеми забытая и одинокая. Эх, старость не радость …

— Я вас хорошо понимаю,— вздохнул стоматолог.— Муж был на видный  и вы блистали в светском обществе. Судьба изменчива. Сейчас, наверное, живется одиноко? Дай Бог вам счастья и благополучия,  процветания и долгих лет жизни.

 — Вашими молитвами, Семен Романович, пусть они дойдут до всевышнего, нашего творца и спасителя,— пожелала она. — Я не страдаю, слава Богу, муж обеспечил, а другим хуже приходится. Часто, сидя на скамеечке у подъезда, вижу  как  нищие бомжи  в мусорных бачках и контейнерах роются, а беспризорники пристают, на хлеб денежку просят. Жалко мне их, сердце кровью обливается. Когда, что есть в кошельке, обязательно подам. На том свете доброта и милосердие зачтутся.

— На этом тоже,— улыбнулся Дубняк.— Так вы настоящий меценат, как Савва Морозов.

— Конечно, — призналось женщина. — Я уже в таком возрасте, что пора подумать о душе, о бренности жизни. Бог, он все зрит и хорошее, и плохое и даже сказывают, что помыслы каждого человека знает. Всем воздаст за заслуги и прегрешения. Может Господь меня оценит и во второй жизни превратит в кошечку персиянку  дымчатого цвета, а не в злюку-змеюку или волчицу. Хочу, чтобы меня все любили, кормили и по шерсти гладили. Поэтому не случайно меня каждый раз до слез волнует песня: «Наверное, в следующей жизни я стану кошкой…»

— Да, забавный, душещипательный опус, — ухмыльнулся стоматолог и заметил с иронией. — А надо ли расстраиваться по пустякам, чему быть, того не миновать. На все Божья воля.

— Семен Романович, недавно  я прочитала в газете, что у знаменитого артиста Армена Джигарханяна, у того, что  сыграл роль  главаря банды «Черная кошка» Горбатого из фильма «Место встречи изменить нельзя», умер любимый кот Фил.. Я бы ни за какие коврижки не согласилась бы  исполнять гнусную роль.

 —Вам бы ее никто и не предложил,  — улыбнулся стоматолог. — Актеры— это лицедеи должны уметь  изображать и героев, и злодеев, иначе грош им цена. Вот они и лезут из кожи, чтобы отличиться. Дилетантам в театре и кино не место. Каждый должен заниматься своим делом.

—  Умные слова, я с вами согласна на сто, даже на двести процентов. О чем же я хотела еще сказать? — потеряла Лозинка нить диалога. — А-а, по поводу кота. Так вот, Армен  до сих пор о нем печалится

— Ну, и  что с того? У каждого человека свои  причуды.

— Не скажите. Если собаку или других животных можно приручить, то кота, кошку невозможно. Не зря говорят, что кот гуляет сам по себе, — с загадочным видом, будто сделала открытие, сообщила Лозинка. — Они знают, что-то очень  тайное и важное, недоступное человеческому разуму. Ученые, парапсихологи считают, что коты, кошки являются посредниками между миром живых и мертвых и поэтому их называют лунными созданиями. Перед тем, как умереть, кот или кошка уходят в укромное место, подальше от людей. Поэтому поговорка о том, что на миру  смерть красна, не для них, неземных существ, пришельцев из космоса.

—Все это  выдумки шарлатанов, — усмехнулся Дубняк.

— Прямых доказательств нет, лишь, косвенные, — вздохнула пациентка.— Если бы, хотя бы часок побывать  на том свете. Узнать, так ли на самом деле и возвратиться обратно?

— Это, душенька, невозможно. Оттуда еще никто не возвратился, — заметил стоматолог. — Не тешьте себя иллюзиями. Человек, это тоже растение, выросло, расцвело и завяло, превратился в тлен и прах. Останутся на радость  археологам  только скелет, череп и зубы, в том числе платиновые, золотые и стальные протезы…

— Ох, как не хочется умирать, как хочется еще пожить, порадоваться солнцу, зеленой траве, цветам, пению птиц, — плаксивым голосом призналась  словоохотливая  пациентка.

— Успокойтесь, вас никто не хоронит. Живите себе на здоровье. Отремонтирую зубки и еще не одну тонну разных деликатесов, овощей и фруктов перемолотите и пережуете.

—Спасибо, спасибочки, ваши слова, как бальзам на больное сердце..

— За  другие органы человека я не отвечаю, а высокое качество зубов лет на пятьдесят  вам, Элеонора Борисовна, гарантирую.

 — Ой, что вы, Семен Романович, пятьдесят лет?! — всплеснула она руками с пальцами унизанными золотыми перстнями и кольцами. — Хотелось еще столько прожить, но так долго люди не живут. Это сколько же мне тогда исполнилось бы? Больше ста двадцати лет. Если бы продолжительность жизни зависела только от  качества зубов, то я  бы к вам каждый день ходила.

 — Не волнуйтесь, если даже помрете раньше срока, то зубные протезы целыми останутся и когда-нибудь через сотни или тысячи лет археологи или гробокопатели их отыщут, — на полном серьезе сообщил он. — Даю вам слово профессионала.

 — Жизнь коротка,  поэтому надо ценить каждый день, — вздохнула Лозинка и прагматически заметила. — На Бога надейся, а сам не плошай, гляди в оба. Я, в отличие от других, очень забочусь о своем здоровье, о долголетии, интересуюсь разными бальзамами и дорогими дефицитными лекарствами, тайнами народной и тибетской медицины, советами астрологов, экстрасенсов и знахарей, чтобы максимально продлить годы своей жизни.

 — Правильно делаете, если сами не побеспокоитесь, то другим до вас нет никакого дела. Однако, красивая у вас мечта, хотя кошка тоже хищница с острыми зубами и когтями, мышке не позавидуешь,— криво усмехнулся Дубняк и со злорадством подумал: «Ишь, чего и захотела облезлая кошка. На ладан дышит, а за жизнь из последних сил цепляется. Сгниешь вместе с гробом, одни кости останутся».

 — А я считаю, что человек самый опасный хищник,— философски заметила пациентка.— Животным простительно, их природа наделила инстинктами, рефлексами, а человек сознательно поедает и убивает «братьев наших меньших», ради чревоугодия.

 — Элеонора Борисовна, если следовать вашей логике, то нам остается только травой, сеном, как жвачным и парнокопытным, питаться,— рассмеялся стоматолог. — Вы, как хотите, ешьте себе на здоровье щавель, салат из одуванчиков, варите щи из топора, а я вегетарианцем никогда не был и не буду. Обожаю шашлыки, жаркое, балыки, шницеля и прочие мясные блюда, черную, красную и паюсную икру. — Мясная пища укорачивает жизнь,— с лукавством напомнила Лозинка.

 — Меня это не тревожит, я проживу долго и счастливо, — уверенно заметил  он.— В наследство получил гены  долгожителя.

 — Только  творец Господь  решает, кто и сколько проживет,— возразила она и перекрестилась унизанными золотыми кольцами и перстнями с самоцветами сухими пальцами.

— Это похоже на трибунал,— сухо заметил Семен Романович, орудуя никелированным инструментом.

 — Так оно и есть, небесный трибунал, иначе не будет порядка и жизни, — подтвердила Элеонора Борисовна.— Если бы не Филипп Савельевич, я бы тоже сейчас бедствовала на нищенской пенсии. Но слава Богу, он не оставил  на произвол судьбы. Те деньги, что были на сберкнижке, сгорели, инфляция еще при Горбачеве, этом меченом пустомеле, съела. Жаль, на них в то время можно было автомобиль «Волгу» купить или трехкомнатную квартиру в Керчи. Но я большая любительница разных драгоценностей, украшений. Видите, пальцы  на моих руках одеты в золото и платину с драгоценными камнями. Это часть моего капитала, моя валюта, тем и живу,  не тужу. На пенсию не прожить, давно бы ноги протянула.

 Дубняк оценивающе посмотрел на пальцы Лозинки, унизанные перстнями и кольцами с ярко- красными рубинами и небесно-голубыми сапфирами, с зелеными блесками изумруда в золотых серьгах пациентки.

— Украшения — слабость женщин,— произнес он.— Умные люди уже накануне инфляции вкладывали деньги не на сберкнижки, а в золото, платину, серебро, драгоценные камни, автомобили или недвижимость. Но кто знал, что так события обернуться. Копили ведь на «черный день». А он оказался таким коварным и жестоким.

— На сбережения, что сгорели на сберкнижке я бы могла бы столько драгоценностей накупить, — посетовала старушка.— Но Филипп Савельевич меня сдерживал, советовал жить скромнее, чтобы не вызывать подозрений у завистливых жен партийных бонз. Это была тогда его единственная ошибка. Но я супруга не корю, кто мог предвидеть, что после этой долбанной перестройки, будь она неладная вместе с ее главным архитектором, начнется такой бардак. Инфляция честных тружеников превратила в нищих. Супруга своего я не осуждаю. Часто в церковь хожу и ставлю свечку за упокой души раба божьего, нищим милостыню подаю. Он мне оставил неплохое состояние, до смертного часа хватит одной. Близкой родни нет, была старшая сестра Алина, но уехала в Хайфу и год назад преставилась на той земле обетованной. Все туда, сломя голову, поперлись, словно там медом помазано. В Израиле еврею еврея трудно перехитрить, а здесь на русском Иване можно воду возить,  помыкать. К тому же палестинцы не дают покоя. Я мне и здесь хорошо, сдаю ювелирные изделия в скупку, а деньги трачу на продукты питания, лекарства, массаж, на оплату телефона, жилья и коммунальных услуг.

— У вас есть телефон? В карточке не отмечено, — оживился Семен Романович. — Будьте добры, назовите номер на всякий, как говорят, пожарный случай. Вдруг вам потребуется срочная помощь.

 Она охотно назвала цифры. Стоматолог записал в блокнот и пояснил: — Тем пациентам, у которых есть домашний телефон, всегда можно оказать экстренную неотложную медпомощь на дому. На Западе уже давно существуют семейные врачи, обслуживающие постоянных пациентов. Оперативно и удобно. И у нас со временем придут к аналогичному медобслуживанию. Я записал номер в вашу карточку и теперь, хотя бы один раз в два месяца буду приглашать на профилактический осмотр, чтобы не допустить пародонтоза или цинги.

 — Благодарю вас за чуткость,— сказала она, потеряв нить рассказа, и поинтересовалась.— А у вас, Семен Романович, есть домашний телефон? Вдруг потребуется срочная помощь.

— Увы, нет, — ответил он.— На установку телефона большая очередь. Сначала обеспечивают ветеранов и инвалидов войны. Так оно и должно быть по закону, поэтому я не огорчаюсь, терпеливо жду своей очереди. А если разбогатею, то приобрету мобильный телефон. О вас, почему дети не заботятся и не помогают? Это их священный долг перед родителями.

 — Не дал Бог мне и Филиппу Савельевичу детей,— взгрустнула Элеонора Борисовна. — У него какие-то проблемы были. Мы еще со студенческих лет полюбили друг друга. Я не решилась его оставить или согрешить на стороне, хотя такие возможности были. Так и прожили одни, а взять какую-нибудь сиротинку из роддома или детдома не отважились. Всякая ведь может быть наследственность у чужого дитя. Какой-нибудь психопат или будущий преступник попадется от алкоголиков или шизофреников. Нормальные родители своих детей не бросают. Мыкайся потом с  дебилом всю жизнь. Вместо благодарности, одни неприятности. Чужое дитя, оно и есть чужое. Это все равно, что волка как его не корми, а в лес смотрит.

 — Да, чужая душа — потемки, гены, наследственность не сразу проявляются, — сказал стоматолог.— Поэтому вы совершенно правильно поступили, что не стали рисковать. Казнили бы себя потом за оплошность. Эх, Элеонора Борисовна, о другом волнуюсь. Вы смелая женщина. — Семен Романович, вы мне льстите.

— Вы достойны этого. Носите на себе столько драгоценностей. Я, извините, подсчитал, что не меньше, чем на тысячу долларов и чувствуете себя уверенно, — пояснил Дубняк.— Ведь по дороге домой или в подъезде вас могут ограбить, убить или изнасиловать, не перевелись  маньяки-некрофилы.

 — Кому я, старая, нужна, — улыбнулась Лозинка.— Мои лучшие годы пролетели, словно вихрь, такое ощущение, что и не жила. А вот, что касается драгоценностей, то вы правы. Но я хитрая и осторожная, хожу только в дневное время и в очень людных местах. Если кто и нападет, то буду кричать, что есть мощи. Народ соберется и защитит. Меня в доме все уважают и почитают.

— Элеонора Борисовна, одолжите мне хотя бы десять тысяч долларов под пять процентов годовых, — неожиданно попросил стоматолог.

 — Знаете, я бы вам и без процентов дала такую сумму, но вы ее от меня не получите, — вкрадчиво заявила пациентка.

 — Это почему же? — удивился, было обнадеженный, Дубняк. — А потому что я вам валюту не дам, — твердо ответила она и пояснила. — Мои тридцать тысяч долларов лежат на депозите в коммерческом банке под десять процентов годовых. На эти проценты я и живу, чтобы не закладывать свои драгоценности в ломбард или не сбывать платину, золото и серебро скупщикам.

— Жаль, а я так рассчитывал на вас. И много у вас драгоценностей в кубышке?

— На мой век хватит, хотя любой женщине хочется иметь больше ювелирных изделий. Семен Романович, вы только не обижайтесь, но у меня железный принцип: ни у кого ничего не брать, никому ничего не давать, — немного смутившись, заявила пациентка. — Меня к такой позиции приучил Филипп Савельевич, супруг мой драгоценный. Он твердо следовал примеру князя Меньшикова, друга царя Петра Первого, который его не один раз по заднице хлестал, деньги и другие ценности брать, но никому ничего не давать. Если бы мой Филя налево и направо, да на любовниц деньги тратил, то я бы сейчас с голоду помирала. Распухла бы как пампушка и закопали бы без духовой музыки и почетного караула. А так на здоровье не жалуюсь, вот только зубы подлечу. А вам скажу по секрету, что все мои сбережения в золоте, платине, серебре и самоцветах, янтаре и хрустале. К банкам, бумажным купюрам, в том числе и к доллару и евро, у меня большого доверия нет, они подвержены инфляции, а ювелирные изделия бесценны. Их время делает еще дороже.

 — Довольно странный принцип, а как же тогда быть с тем, что все люди братья? — заметил, нахмурившись, Дубняк.

 — Ничего нет странного. Чтобы ни с кем не ссориться и враждовать, не следует никому ничего одалживать, так как нередко добро оборачивается злом, черной неблагодарностью. А вы, Семен Романович, возьмите кредит в банке и все дела.

 — Спасибо за столь мудрый совет, я сам, такая бестолочь, как-то не додумался до этого простого решения, — с сарказмом ответил он. — Там дают под высокий процент и в залог недвижимости. Такие драконовские условия меня окончательно разорят и по миру пустят.

 — А зачем вам, если не секрет, не коммерческая тайна, валюта потребовалась? — оживилась старушка и сама же ответила. — Наверное, решили подержанную иномарку купить.

— Да, очень подержанную, развалюху, чтобы … вставить ей, как у вас, золотые зубы, — резко произнес Дубняк и она поняла, что он обиделся.

 — Семен Романович, я бы с радостью, но боюсь, что мне самой до конца жизни средств не хватит, аппетит у меня, дай Бог каждому. Это первый признак крепкого здоровья. Раньше работников  принимали по тому, как усердно и много они ели, а доходяг гнали со двора. Я не хочу с голоду помереть. Планирую еще лет пятнадцать до девяноста прожить, — призналась она. — А если повезет, то и до ста одного, как мать английской королевы Елизаветы второй. Чем мы хуже? Сердце, легкие, печень, желудок, кишечник, да и другие органы у меня еще крепкие. Вот зубы у вас подремонтирую,  все будет в полном порядке, хоть замуж за полковника выходи. Но я предложения сердца и руки не принимаю, сохраню до конца своих дней верность Филиппу Савельевичу, чтобы потом, когда с ним повстречаюсь на том свете, он меня не осуждал. Многие зарятся на мое богатство, а уверяют, что любят. Те, что моложе, сразу требуют написать завещание на квартиру и все имущество. Рассчитывают, что я первая Богу душу отдам, но я туда не тороплюсь. Меня не проведешь, по глазам вижу, что человек замышляет.

 — Да, вы проницательная женщина. Подлечу ваши зубки и словно лет двадцать с плеч сбросите, враз помолодеете, потому что здоровые зубы – здоровью любы, — польстил ей стоматолог, решив не портить отношения, а сам подумал: «Вот, старая карга, уже на ладан дышит, а вздумала с матерью королевы тягаться. Как чахлый и скупой рыцарь на золоте и платине и камнях-самоцветах сидит».

 — Вот когда вы, любезный Семен Романович, подлечите мои зубы, тогда я может быть какой-нибудь скромный подарочек вам и преподнесу, — пообещала Лозинка и предупредила. — Но на многое не рассчитывайте. Я не хочу, чтобы это расценили, как взятку и посадили на старости лет и вас, и меня за решетку.

— Я себя стариком не считаю, — возразил Дубняк.

— Я тоже, — изобразила она на покрытом сеткой морщин лице улыбку, ослепив его блеском золотых зубов. — А вы — искусный льстец и женский сердцеед.

—Льстец лучше, чем подлец?

— Конечно. Мне бы лет тридцать сбросить, тогда я, на самом деле была стройной, тонкой и гибкой, как лозинка. Вы бы глаз не смогли от меня отвести,  а бы вас соблазнила, — размечталась вдова.

—  Я бы не возражал, ответил бы взаимностью, — подыграл он ее тщеславию и посоветовал. — Вы все же спрячьте дома драгоценности, не рискуйте, а то какая-нибудь сволочь польстится. А дома у вас золото будет в полной сохранности. Придете завтра в это же время, а сейчас у меня очень важный клиент.

 — Разве я не важный клиент? — обиделась женщина.

 — Вы еще важнее, — изобразил он на лице радушие и повинился. — Элеонора Борисовна, вы очень душевный человек и я бы с вами напролет часами на разные интересные темы говорил, но, увы, время поджимает. Вынужден добывать хлеб свой насущный, я ведь, как тот токарь или пекарь, на сдельщине. Сколько зубов вырвал, сколько вставил, столько и получил. К концу смены с ног валюсь от напряжения и усталости. Работа ответственная, ювелирная, а пациенты бывают очень капризные и привередливые.

 — Очень вам сочувствую, — искренне призналась она. — Вы тоже приятный и умный собеседник. Не заметила, как и время пролетело. Верно, кто-то  сказал, что влюбленные часов не наблюдают.

— О чем вы, Элеонора Борисовна, какие мы с вами влюбленные? — удивился он ее неожиданной фантазии, заподозрив старческий маразм.

— Зато родственные души, — не смутилась дама и улыбнулась. — Была бы я лет на тридцать или хотя бы двадцать моложе, может быть у нас и вспыхнули взаимные чувства, получился красивый роман на зависть подругам.

— Возможно, возможно…, не зря говорят, что любовь слепа, а все люди братья, — усмехнулся стоматолог.

В дверях показался солидный мужчина в костюме-тройке с волевым лицом.

 — Семен Романович, у меня времени в обрез, а вы посиделки устраиваете, — менторским тоном заявил он. Лозинка  без слов поняла, что надо уступить теплое место.

— Я вам очень признательна, Семен Романович. Сколько с меня грошей? Только не слишком много, по совести, — она раскрыла ридикюль и достала кошелек, вышитый мелким разноцветным бисером.

— Что вы, Элеонора Борисовна, какая может быть плата с бедной соломенной вдовы?!— расшаркался стоматолог. — Я вас только проконсультировал. И от общения с вами, интеллигентной аристократической женщиной, получил максимум удовольствия и заряд бодрости. Кашпировский и Чумак вам и в подметки не годятся, вы настоящий психотерапевт, самородок. Я напишу о вас заметку в газету.

 — Ой, вы меня прямо окрылили своими словами, — воспрянула духом женщина.— Мне доставляет огромное удовольствие общение с вами. Поговорила и  зуб под коронкой перестал болеть. Как рукой сняло. Вы прекрасно умеете зубы заговаривать, в хорошем смысле этой присказки.

— Это временный эффект, потому что вы отвлеклись от боли,— заметил Дубняк. — Не тешьте себя иллюзиями, боль не пройдет, надо менять коронку. Жду вас завтра, не опаздывайте. Вы же знаете у меня все расписано по минутам, в пациентах нет недостатка.

Стоматолог взял со стола карточку истории болезни с логотипом МЧП «Коралл» и с изображением красивого лица с белоснежной улыбкой на обложке с надписью «Крепкие зубы — здоровью любы!» и для видимости крайней озабоченности состоянием зубов пациентки сделал какие-то пометки.

— Семен Романович, будьте добры, дайте мне свою визитку или запишите номер квартирного, а лучше мобильного телефонов, — попросила Лозинка, слезая с кресла. — На всякий пожарный случай, вдруг потребуется срочная помощь.

— С большим удовольствием, но, увы, — Дубняк, слегка наклонившись, развел руки. — Нет у меня ни визитки, ни квартирного, а тем более, мобильного телефонов. Не все такие состоятельные, как вы. Не заработал, едва свожу концы с концами. Звоните на служебный телефон и только в рабочее время.. По пустякам не беспокойте.

 — Буду вовремя, я вас еще никогда не подводила,— пообещала Элеонора Борисовна и вышла из кабинета, а ее место занял госслужащий первой категории второго ранга, высоко осознающий роль и ценность своей личности в строительстве независимой державы. Стоматолог был весьма польщен его визитом, поскольку тот мог в перспективе посодействовать реализации его заветной мечты.

2. Заветная мечта

Дубняк, тридцати семи лет от роду, среднего роста, худощавый с волнистыми каштанового цвета волосами и женственно-обаятельным лицом с карими глазами, после успешного окончания мединститута страстно мечтал о собственной стоматологической поликлинике. Он часто представлял ее в своем романтическом воображении, как белое,  отделанное по евростандарту помещение на десять кабинетов, лаборатории, зубопротезирования и художественной реставрации зубов. Эта поликлиника являлась в его сны и он осязал архитектуру здания, содержимое кабинетов и лаборатории.

Не мудрствуя лукаво, Семен Романович даже придумал название своему заведению, из которого бы все пациенты выходили только с лучезарными бело и золотозубыми улыбками. Оно напрашивалось само собой «Жемчуг», а не «Медисса», «Кристалл», как в Симферополе или нечто подобное в других городах Крыма.

 Эпиграф Дубняк намеревался начертать перламутровыми буквами в фойе поликлиники из стихотворения Иосифа Уткина: “Как жемчуга на чистом блюдце, блистали зубы у него…” Красиво и заманчиво. Но за десять лет работы, сначала в государственной стоматологии, а потом в частной, хотя зарплата в зависимости от состоятельности пациентов и возросла, но не настолько, чтобы даже в отдаленной перспективе он мог купить помещение для поликлиники, оборудование, материалы и нанять профессиональных врачей.

К тому же чиновникам их Минздрава предстояло дать на лапу не одну сотню долларов за лицензию, да и местных чинодралов трудно было обойти. Невозможность быстрого осуществления мечты угнетала Семена Романовича, давшего себе обет жениться только тогда, когда прочно встанет на ноги,  чтобы не плодить нищету. Наличие частной клиники и капитала  даст право выбора самой лучшей и достойной его персоны красивой и состоятельной невесты.

 «Даже, если  каждый месяц буду откладывать с зарплаты по сто долларов, то лишь через четверть века смогу скопить средства на покупку однокомнатной квартиры,  — подсчитал Дубняк.— А ведь потребуются средства на ее перепланировку, ремонт, на приобретение медицинского оборудования, материалов. И все это на закате жизни. Такие черепашьи темпы не годятся.  В банке, конечно, дадут кредит, но под высокие проценты и в залог квартиры.  Хрен редьки не слаще. Срочно надо искать источник прибыли, чтобы в течение одного -двух лет иметь на руках не меньше  тридцати тысяч долларов».  Эти размышление, приводившие в тупиковую ситуацию, угнетали  Семена Романовича и в тоже время добавляли  одержимости в осуществлении заветной мечты.  «Любовь любовью, но поговорка о том, что с милой рай в шалаше, безнадежно устарела, — размышлял он на досуге. — Сейчас нет альтруистов, все метят в прагматики, рациональные и рачительные с прицелом на будущее». Красивая девушка, а он предпочитал отыскать девственницу. Женщины отдают предпочтение состоятельным женихам, банкирам, бизнесменам, пусть даже внешне и не слишком импозантным. Вот и Дубняк решил: во чтобы то ни стало превратиться, если не в олигарха, (для этого надо быть политиком, министром или депутатом с криминальными задатками), то в обеспеченного господина, чтобы отпала необходимость по нескольку часов день ковыряться в чужих, нередко гнилых и вонючих зубах. Пусть этой процедурой займутся нанятые им специалисты, медсестры, лаборанты, хирурги и дантисты, дизайнеры, а он будет руководить и подсчитывать прибыль, думать о том, как бы надуть налоговую инспекцию и другие фискальные органы.

 Мечтал быть над кем-то, а не под кем-то. А сейчас, скрипя сердце, вынужден подчиниться хозяину поликлиники, принося ему по известной теории Карла Маркса, прибавочную стоимость— краеугольный (золотой) камень политэкономии. Чтобы не потерять спортивную форму и вкус к жизни, он довольствовался короткими романами с легкомысленными женщинами и не обременял себя семейными узами и обязательствами. Встретились, потешились и разошлись, как в море корабли.

Быстро обслужив солидного клиента-чиновника, он погрузился в размышления: «Элеонора Борисовна — весьма интересная особа, словоохотливая и главное богатая и одинокая. Мне бы ее капитал, то я бы развернулся. Муженек у нее был не промах. Наверное, еще тогда в период перестройки, охотно брал взятки, подарки и другие подношения, делился с судьями, а те выносили мягкие приговоры, а то и оправдывали матерых преступников, давали условно или с отсрочкой исполнения приговоров. Эта схема хорошо известна.

По статьям Уголовного кодекса за деяние можно дать минимальный срок или влепить по максимуму, в зависимости от цены презента и все будет пристойно, в рамках закона, комар носа не подточит. Было бы Лозинке, хотя бы лет сорок-пятьдесят, уломал бы ее на замужество или сожительство и прибрал бы к рукам ее капитал. А то ведь она мне, если не в бабушки, то в матери годится. Еще обвинят в геронтофилии и ославят на весь город. Надо искать другой оптимальный вариант».

После окончания средней школы перед Дубняком было возникла дилемма: стоматолог или юрист? И одна, и другая профессии сулили дополнительную прибыль. Он посчитал, что последнее более хлопотное и поэтому, наслушавшись рассказов о преуспевающих стоматологах, имеющих дело с золотом и платиной, пошел по этой стезе. «Соблазн велик и риск не меньше, — подумал Семен Романович и закурил, чтобы унять волнение и сосредоточиться, припоминая подробности разговора с пациенткой о наследстве оставленном ей адвокатом. — Все гениальное — просто. Но надо уточнить некоторые детали, чтобы избежать неожиданностей. Это может единственный в жизни шанс, который не следует упускать».

 Лозинка, как и большинство старых людей, не страдающих склерозом, оказалась пунктуальной. Едва на табло электронных часов, стоящих на столе стоматолога засветились цифры 15 .00 , женщина появилась в дверях. Переступила через порог, заметно прибодрившись, и бойко произнесла:

 — Добрый день, Семен Романович!

— А-а, добрый день, Элеонора Борисовна!— поднялся, как и прошлый раз, стоматолог с вращающегося кресла.— По вам можно часы сверять. Если бы все были так же пунктуальны, воцарились бы порядок и гармония.

 — Эта привычка у меня осталась еще со времени работы в юридической консультации,— польщенная его словами, ответила она. — Я еще никогда никого не подводила. Это мой принцип: ценить свое и чужое время.

 — Хороший принцип.

— Филипп Савельевич, мой покойный супруг, часто внушал, что время — деньги,— ударилась вдова в приятные воспоминания.

— Любимый лозунг буржуазии,  алчных акул капитализма,— заметил стоматолог.

 — Не возводите хулу, если бы он был буржуем, капиталистом, его бы из партии исключили,— возразила она.— Был ударником коммунистического труда, победителем соцсоревнования, ни минуты не сидел, сложа руки. Писал замечательные речи и статьи в газету. Бывало так, что судья и прокурор не могли сдержать слез на судебных заседаниях, слова проникали в самое сердце, умел разжалобить. Готовил свидетелей, подсказывал, что кому на суде говорить и часто выигрывал процессы. К нему даже из других городов приезжали за юридической помощью. Никому не отказывал  и люди щедро благодарили. Телефон допоздна не умолкал, а теперь если кто один раз в сутки позвонить и тому рада, живой голос. А то все больше возле телевизора сижу или на кухне, не с кем словом обмолвится. Тоска, одиночество убивают...

 — Да старость — не радость,— посочувствовал Дубняк и без обиняков спросил напрямую.— Так вы готовы мне одолжить валюту для  реализации бизнес-проекта,  о котором я вам вчера говорил?

— Я всю ночь не спала, размышляла над вашим предложением и пришла к выводу, если Господь отпустит мне еще двадцать-пятнадцать лет жизни, то самой сбережений не хватит, — заявила пациентка. — Боюсь помереть от голода. Поэтому, уважаемый Семен Романович, не обижайтесь, мне самой валюта и драгоценности нужны, как воздух.

— Ну, что ж, баба с воза, кобыле легче, — мрачно произнес он.

 — Я не баба, а интеллигентная дама.

— Элеонора Борисовна, вы слишком болтливы, язык без костей.

— Разве это плохо быть общительной? — обиделась пациентка.

 — Однако, как говорится, делу — время, а потехе — час. Займемся вашей коронкой. Вам бы только лясы точить, а мне надо вкалывать. Ведь не хотите, чтобы я поранил вам язык или десну?

— Не хочу. Я при виде крови в обморок упаду.

— Тогда откройте пошире рот и минутку-другую помолчите, — велел Дубняк. «Сам разговорил, а теперь еще и упрекает, — насупилась Лозинка, ощутив перемену в настроении стоматолога. — Наверное, он обиделся, что я отказалась одолжить ему валюту. Я верна совету супруга: брать, но никому ничего не давать, ибо за добро люди часто платят черной неблагодарностью.

Вылечу, подремонтирую зуб и больше порог этого кабинета не переступлю. Найду другого дантиста. Почитай на каждом углу стоматологии работают. На Семене Романовиче свет клином не сошелся».

 «Вот, старая жаба, уже одной ногой в могиле, а над каждой копейкой трясется, — с досадой подумал стоматолог и нашел себе оправдание. — Ну, что же, Элеонора, у тебя был шанс, альтернатива, но сама сделала выбор, никто тебя в спину не толкал. Жадность тебе дороже обойдется».

Дубняк жестом велел ей сесть в кресло. Приготовил необходимый инструмент и материалы. Включил осветительный прибор. Не прибегая к анестезии, сточил и снял коронку. Жалом бормашины прочистил дупло, протер его стерильной ватой.

— Золотая коронка еще не готова, поэтому я вам удалю нерв и поставлю временную из полимерного материала, — сообщил он.— В том случае, если зуб начнет беспокоить, легче будет снять. А если все будет в порядке, в чем я не сомневаюсь, то через два-три дня поставлю золотую. К тому моменту она будет изготовлена. Надо подстраховаться.

— Вам лучше знать, Семен Романович. Я вам полностью доверяю,— улыбнулась Лозинка. Стоматолог подложил ей за щеку тампоны ваты, запломбировал дупло и надел полимерную коронку — Вот и все дела, а вы переживали. Попробуйте сделать прикус,— велел он. Женщина плотно свела верхний и нижний ряд блестящих зубов, из которых только штук десять были не натуральными в золотой обойме протезов.

— Ничего не мешает? — поинтересовался Дубняк.

 — Нет, не мешает. Все в порядке,— промолвила Лозинка и не сдержалась, вплеснула обиду. — Семен Романович, какая вас муха укусила? Давеча нагрубили, не помогли в кресло сесть?

— Не обижайтесь, Элеонора Борисовна, мы ведь с вами не на посиделках, у меня каждая минута расписана, — смягчил он голос. — Не в моих правилах нарушать график, режим рабочего дня, заставлять очередного пациента ждать и волноваться. Иначе по другим стоматологам разбредутся, а я останусь на бобах, без работы и зарплаты. Это прежде у врача был твердый оклад, независимо от количества вылеченных, удаленных зубов или вставленных протезов. У частника я на сдельщине. Провалял дурака, не выполнил план по доходам и ложи зубы на полку, жрать нечего. Хозяин укажет на дверь и выгонит взашей. Вот я и решил, чтобы не батрачить на куркуля, иметь свою фирму.

— Так это ж эксплуатация, произвол! — посочувствовала пациентка и задумалась. — Семен Романович, коль такая ситуация, то я, пожалуй, подумаю над вашей просьбой, одолжу часть из моих скромных сбережений.

 — Премного вам благодарен, — галантно склонил он голову и со злорадством подумал: «Расжалобил я тебя, старая скряга, да только поздно ты прозрела. Я своих решений не меняю, отсчет времени пошел».

— Теперь я вижу, Элеонора Борисовна, что у вас щедрое сердце и ни черт, ни серый волк не страшен. Квартира ваша хоть прочно запирается? В городе участились кражи, особенно, после очередной амнистии. К уголовникам президент проявил милосердие, а о честных законопослушных гражданах не подумал. Выпустил на свободу головорезов, а надежной работой, жильем даже люди с высшим образованием, первоклассные специалисты не обеспечены. Вот и займутся бывшие зэки прежним промыслом, кражами, грабежами, убийствами и изнасилованиями. Облагодетельствовал нас заботливый гарант Конституции. Оно и понятно, в колониях и СИЗО сейчас тесно, яблоку негде упасть, туберкулез, другие болезни, бескормица, вот президент к очередному дню независимости и преподнес им царский подарок — выпустил братву на вольные хлеба. Пусть мол, потрясут смирных граждан, добавят им адреналина в кровь.

— О-о, Господи, что деется! Год от года не легче,— вздохнула Лозинка.— Муж за два месяца до того, как преставиться, успел установить бронированную дверь с «глазком» и английскими замками. Теперь я себя чувствую,  словно в неприступной крепости.

 — Вот и прекрасно. Теперь и я за вашу безопасность спокоен. Прием и воды и пищи только через два часа. Потерпите, если будет зуд или тошнота, они быстро пройдут и вам станет намного легче.

 Он помог ей. Опираясь на его руку, женщина поднялась с кресла. Как и в прошлый раз, раскрыла ридикюль и достала из кошелька несколько мелких купюр.

 — Семен Романович, умоляю вас, возьмите за труд. Не будьте слишком скромным, иначе станете банкротом  и хозяин уволит с работы за отсутствие прибыли с таких пациентов, как я. За свою же доброту и пострадаете. Вы же знаете, я вам давеча об этом говорила, что не самая бедная на этой грешной земле. Сейчас бесплатных услуг не существует, даже в обычных больницах, куда я иногда все же захожу, существует масса различных благотворительных фондов и коммерческих аптек. Обдирают, где только есть возможность, больных, как липку.

— Вот я и не хочу о ваших умных и проницательных глазах выглядеть таким же крохобором,— твердо заявил стоматолог, как умелый актер, изобразив не подвижном лице разочарование.— Не обижайте меня своей настойчивостью. Он мягко отвел в сторону ее дрожащую руку, с вросшим в сухую кожу, обручальным кольцом с огненно-алым рубином. Других золотых колец и перстней с самоцветами и серебряного гребня с оранжевым топазом, серег в мочках ушей не было. Значит, она последовала его совету и спрятала дома, чтобы не соблазнять грабителей.

 — От всего сердца, — настаивала она, упрямо  повторяя.— Я не самая бедная, а вам за труд полагается…

 — Нет, — проявил Дубняк непреклонность.— У меня такой принцип, пока работа не доведена до конца, денег с пациента не брать! Никаких авансов. А то, что вы сняли с себя часть украшений, даже очень одобряю. Теперь вы для грабителей, той же амнистированной голодной и дерзкой братвы, не представляете большого интереса. Вот только обручальное кольцо может спровоцировать?

— Я дала Филиппу Савельевичу клятву, что после его кончины ни за кого замуж не выйду,— с гордостью заявила женщина. — Много было предложений от очень солидных и интересных вдовцов, но я остаюсь верной своей первой любви. Кольцо это первый и самый дорогой подарок от мужа. С ним и уйду на тот свет к своему супругу.

 — Преклоняюсь перед вами!— с пафосом произнес Семен Романович.— Но любви все возрасты покорны. Пока человек жив, у него остается потребность в любви и нежности. Я прошу, умоляю вас, не думайте о печальном. Никому не дано знать свой смертный час, иначе жизнь была бы не интересной, запрограммированной, утратила бы свое естество и таинственность. Надо радоваться каждому мгновению жизни, пребыванию на этой земле, солнцу, цветам и птицам, их райскому пению... Ведь время и события, лучшие годы жизни необратимы, ничто и никогда не повториться.

— Вы размышляете, словно поэт или философ,— похвалила она.— Наверное,  стихи сочиняете?

— Был такой грех на заре туманной юности, а сейчас нет времени на эти глупости и без меня рифмоплетов, хоть пруд пруди. Поэзия — для наивных романтиков, она неспособна человека прокормить. Я — прагматик, трезво смотрю на вещи, умею оценить материальные и духовные ценности.

 — Семен Романович, а почему вы так печетесь о моей безопасности? — неожиданно спросила она, пристально взглянув на него некогда голубыми, а ныне поблекшими глазами. Стоматолог несколько стушевался, но быстро собрался с мыслями.

 — Не только о вас, Элеонора Борисовна. Я всех своих пациенток и пациентов, независимо от возраста, но неравнодушных к  драгоценностям и роскоши, шубам, мехам, кожаным изделиям, предупреждаю о том, что они рискуют стать объектами для нападения и легкой добычи грабителей, разбойников, для ловких мошенников, устраивающих разные сомнительные лотореи, а точнее лохотроны, паразитирующих на азарте и жадности слишком наивных и доверчивых граждан. Это те же наперсточники, рэкетиры и другие «народные умельцы», коммерческие банки и страховые агентства, обещающие большие проценты за вклады на депозит, — ответил он, сохраняя спокойствие.

— Вы ведь читаете газеты, смотрите телепередачи, особенно выпуски «С места происшествия» на канале популярной телекомпании «Черноморская» и, наверняка, знаете, что участились случаи квартирных краж и грабежей, вымогательств и убийств на почве корысти, наживы любой ценой.

— Смотрю телевизор и газету читаю с большим интересом,— подтвердила она. — Так вот каждый из тех, кто пострадал, прежде был уверен, что это его не коснется, однако...,— продолжил стоматолог.— Поэтому надо быть осмотрительной, не подвергать свою жизнь, а это самая великая ценность, опасности. Милиция, прокуратура постоянно предупреждают об этом. Но беда в том, что люди редко учатся на чужих ошибках, потому и попадают в неприятные ситуации. Впрочем, каждый человек поступает, как ему заблагорассудится, я никому и никогда не навязываю свое мнение. Но посчитал своим гражданским долгом, но это не означает, что ему надо беспрекословно следовать советам, тем более, что они бесплатны. Ваша подруга, Инесса Арнольдовна, поди, женщина бедная? Я не видел на ней столько украшений, как у вас? Хотя конечно, бедность— не порок.

 —Ха-ха, бедная? Нашли сиротинку? Она хитрая и побогаче меня, только прикидывается несчастной. Ее покойный муженек Эдик Моисеевич, всю жизнь проработал завскладом промтоваров, а она директором универмага. Для них никогда, даже в советское время, дефицита не существовало. Золотых ювелирных изделий, антиквариата, хрусталя, янтаря, старинных ваз и амфор, ковров натаскали полные хоромы. Она, как скупой рыцарь, почивает на богатстве. Помрет и, неизвестно кому достанется, близких наследников у нее, как и у меня нет. Мы с ней как-то обсуждали этот вопрос и договорились оформить друг на друга дарственную. Кто останется дальше жить тому и достанется.

— Оформили документ? — Дубняк улыбнулся тепло и одобрительно, вызвав ответную симпатию Лозинки.

 — Пока нет, немного поссорились. Она, извините меня за вульгарное слово, слишком хитрож…я, считает, что ей Бог больше жизни отпустит. Насмотрелась по телевизору ужасных историй, как мошенники вроде главного афериста Мавроди, честных людей обманывают. Наверное, решила надо мной провести эксперимент, надуть, как последнюю дуру. Но в ответ получила кукиш с маслом. Я не в лесу родилась, знаю почем пуд соли и фунт изюма. В категорической форме потребовала, чтобы она первой оформила на меня завещание на квартиру и все имущество. Это ее очень обозлило, поняла, что ее хитрый номер не пройдет. В общем, поцапались. Ну, ничего я терпеливая, а Инесса — суетливая и вспыльчивая. Первая ко мне приползет и еще прощения попросит.

 — Да, чаще побеждает тот, у кого сила воли крепче, — подтвердил Дубняк. — У вас, действительно, нордический характер.

— На этой почве мы часто спорим и ссоримся. Но взаимные завещания обязательно оформим,— заверила старушка.— Других вариантов и альтернативы просто не существует. Не оставлять же государству, этим алчным чиновникам-казнокрадам. Они и так со своей долбанной перестройкой, суверенитетами и реформами, простой народ ограбили, на свои валютные счета криминальный капитал наложили. На их грязных долларах кровь и пот честных тружеников.

 — Вы хорошо, тонко разбираетесь в политике и ситуации,— заметил стоматолог.— В стране, действительно, несколько мощных криминально-клановых групп, с гордостью величающих себя промышленно-финансовыми группами: донецкой, днепропетровской, закарпатской, представителями олигархии. Они фактически поделили между собой собственность и сферы влияния, всучив обманутым гражданам никчемные бумажки — ваучеры, превратив всех в нищих и обездоленных. А теперь «всенародно избранный» разводит руками: «И куды воно усе сгинуло,  газ,  нефть, и другие богатства?» Вешает лапшу на уши. А как еще при первом «гаранте» женщины вцепились мозолистыми руками в «кравчучки», так до сих пор и таскают их. С каждым годом все больше таких челноков-трудяг. А на самом верху, по всей вертикали власти, каста неприкасаемых жирует и ворует и с них, как с гуся вода, все аферы и махинации сходят с рук. Что ни олигарх — считай мошенник, что ни бюрократ, то — казнокрад. Их паскудные имена узнаем, как только сменится власть. Все тайное рано или поздно становиться явным.

  — Семен Романович, вы прирожденный оратор! Настоящий Цицерон!— с восхищением, с любовью поглядела на стоматолога Элеонора Борисовна.— Так складно, так убедительно и ярко говорите, что я заслушалась. Вам обязательно надо идти в депутаты или министры. Может, удастся  в стране навести порядок и жуликов к рукам прибрать.

— А-а, Элеонора Борисовна, добрая душа, не стройте иллюзий,— вздохнул он. — Политика — это не моя стихия, там слишком много грязи, предательства, продажности и лукавства, ее можно с полным правом назвать одной из древнейших. Там нет надежных друзей, там лицедеи, как в театре, все построено на личных или корпоративных интересах. Большинство законов и решений они принимают под себя и свои коммерческие структуры, банки, фирмы, корпорации. В мягких депутатских креслах одни лоббисты-аферисты. А на митингах все бьют себя в грудь и кричать, что готовы жизнь положить на благо народа. Началась новая свистопляска, обещания прекрасной жизни льются как из рога изобилия, а едва получат мандат и рот на замок, электорат не нужен. Спасибо вам за комплимент, за оценку моего красноречия и ораторского мастерства, но в кабинетах и коридорах власти и подле них и без меня демагогов и прохвостов хватает. Я — скромный труженик медицины, у меня есть профессия, она меня и кормит. Я — человек без болезненных политических амбиций и претензий, живу честно и скромно.  

— Я вами покорена, Семен Романович. Такой интеллект! Вам бы ученую степень доктора медицинских наук, звание профессора и на кафедру. Студенты бы вас на руках носили за прекрасную речь и превосходные лекции. Такая глубина мысли, потрясающая аналитика!

— С такой аналитикой, Элеонора Борисовна за политику не сложно схлопотать лет семь-десять за посягательство на гаранта Конституции и государственный строй,— напустил Дубняк на себя серьезность. — Это я с вами предельно откровенен, потому что доверяю. Вы ведь меня не сдадите в СБУ, хотя они по закону и лишены права заниматься политическим сыском, но делают это, выявляют неблагонадежных граждан по негласному приказу того же гаранта.

— Не сдам, кто бы меня не пытал. Вы разумный человек с широким кругозором, — заметила Лозинка. — Я охотно последовала вашему совету. Сняла почти все драгоценности и спрятала их в шкатулку. Это моя валюта, она меня кормит. Есть правда еще антиквариат, бронзовые статуэтки, кубки, подсвечники, поделки из слоновой кости и малахита, бижутерия... Может и хватит достойно прожить остаток лет. Чем ближе к закату, тем больше понимаешь, что не в золоте и в драгоценностях счастье, а в общении с добрыми людьми. Это самое великое благо на земле, ведь все мы по сути так одиноки и уходим в лучший из миров до конца не познав своих возможностей и другими непознанные. В этом самый большой трагизм, самый загадочный парадокс жизни и смерти. А золото, богатства с собой в могилу не возьмешь, да и не нужны они на том свете.

Она замолчала, опустив голову, словно вдумываясь в суть только что произнесенных слов, пришедших к ней, якобы извне. Женщина их лишь старательно огласила.

— Не грустите, Элеонора Борисовна, не убивайтесь так,— пожалел он ее.— Будет праздник и на нашей улице.

 — После беседы с вами на душе легче становиться, как бальзам на раны, — призналась пациентка.— Не столько зубы врачуете, сколько душу. Иному батюшке-священнику до вас очень далеко.

 — Вы мне льстите,— рассмеялся стоматолог.— Получается, что я только тем и занимаюсь, что заговариваю зубы?

— У вас это хорошо получается, благодаря доброй карме и ауре,— в унисон его юмору ответила она. — Тогда мое место на сцене театра сатиры или на манеже в цирке. Неплохая даже в обыденной жизни, перспектива. Знаю я одного такого деятеля, исполняющего роль циркача, у него даже кличка такая. Циркач и благодаря продаж... Читать следующую страницу »

Страница: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11