Тихонов Валентин Максимович
Вова Рельефный
Песня Ини
: 755 
: 0
- Ладно, пончик в своем репертуаре. – с улыбкой ответила ему Лив, попытавшись откинуть все свои страхи и эмоции, чтобы не обижать Макса. Она зашевелилась. – Я сесть хочу. Поможешь?
Макс искрометно улыбнулся и, наклонившись близко-близко к ее лицу и заглянув ей в глаза своими синими и такими обольстительными, желанными глазами, взял ее за обе руки и обжигающе проговорил:
- Конечно, белоснежка, без проблем… За твой поцелуй – все, что угодно…
Пик-пик-пик-пик… Нет, ну этот чертов Макс получит по первое число, как только Лив снова сможет хорошенько пинаться!! Что же он с ней делает, изувер проклятый?!?
- Да ты совсем охренел, Макс??? – еле сдерживая гнев, прошептала Лив. – По второму кругу решил мои несчастья запустить?? Никаких тебе больше поцелуев, утконос, запомнил?? На своем утином клюве заруби…
Макс рассмеялся и нежно, аккуратно, стараясь не причинить боль девушке, поднял ее подушку вместе с ней повыше, заставив ее пульс еще больше подскочить от его прикосновений и любовного взгляда.
- Хорошо, хорошо, ты только не волнуйся, моя девочка, Калеб сказал…
- Нет, ну ты точно напрашиваешься, чтобы тебя с лестницы спустили!! Какая еще, к черту, «твоя девочка»??? По твоей милости, я теперь не твоя и не его, так что…
- …что тебе вредно волноваться. – спокойно закончил Макс, триумфально улыбаясь. – И я же не виноват, что ты начинаешь сходить с ума в моем присутствии, так что успокойся и лучше скажи – ты будешь гавайскую или мексиканскую пиццу? Или предпочтешь начать завтрак с чиз-кейка?
Лив прищурилась, желая злиться на него всей душой, но поняла, что не может, все равно не может по-настоящему сердиться на того, кто любит ее, несмотря ни на что, и того, кто сейчас здесь, около нее, отбросив все свои дела на «потом».
- Гавайскую. – буркнула Лив. – Так когда папаша явится брызгать на меня кровью из глаз?? Мне очень нужно с ним поговорить.
Макс протянул ей пиццу и посмотрел на часы на руке.
- Скоро. Сказал, подъедет после восьми вечера.
Лив удовлетворенно кивнула и набросилась на «завтрак», набив полный рот ароматным кушаньем.
- А где Аврора? – осторожно пробухтела она через пиццу, и Макс весело посмотрел на нее, подняв брови.
- Ты действительно хочешь знать, где она, или уточнить, не умер ли я от любви к ней после того, как она пошла на риск ради меня, напросившись сначала с тобой в химчистку, а потом поехав на обмен, где вы готовились устроить заварушку?
Лив улыбнулась и смущенно порозовела:
- Ну, вообще-то… Второй вариант ближе к теме. Она любит тебя. – серьезно добавила девушка, прожевав, наконец, кусок. – Готова ради тебя на любые подвиги.
Макс рассмеялся и встал, развязно сунув руки в карманы и излучая мужество и невероятное сексуальное притяжение. Тепло глядя на Лив, он усмехнулся:
- А я люблю тебя. Ну и что. Неужели, белоснежка, я в твоих глазах настолько жалок, что ты пытаешься оказать мне посильную помощь в устройстве моей судьбы? Прости, конечно, но с Авророй я уж как-нибудь разберусь. Мне же хватило ума как-то однажды разобраться с тобой…
Лив ощутила дикий удар внутри себя и почувствовала жуткую неловкость и вину… И правда, неужели взрослый и чертовски красивый мужчина нуждается в такой няньке и «гиду по любовным отношениям», как она? Вот уж кто жалок, так жалок…
- Прости. – тихо сказала она. – Не жалок, я просто…
- Не бери в голову, милая. – ласково сказал он и, наклонившись, горячо поцеловал ее в щеку, опять чертовски близко от краешка ее губ, будто зная, что это самая чувствительная точка, взволновав Лив тем самым окончательно и бесповоротно. – Я пойду. Дела. Еще увидимся.
И, игриво подмигнув ей, он вышел из палаты уверенной походкой, заставив Лив в жутком смятении упасть на подушки.
Когда в палату, с видом мудрого говорящего удава, вошел отец, следом за которым семенил Брайан, хмуро поглядывающий на затылок босса, Лив уже прикончила полтора круга пиццы и половину клубничного чиз-кейка, оставив от замудреной надписи повара только обрывки слов.
- Привет, папандр! – весело поздоровалась Лив, получившая пять минут назад укол обезболивающего и ободряющее похлопывание по макушке от доктора Калеба. – Ты уже запер свои негативные эмоции в тюрьму несокрушимого здравого смысла?
Эйден встал напротив дочери, вперившись в нее все еще разозленными, но уже действительно более спокойными, разумными и даже не красными глазами.
- Значит так, Оливия. Относительно твоей шуточки в адрес моего консильери… - он наклонился к ней и, прожигая своими серыми, грозными глазами, воскликнул:
- Да я его чуть, как половик, не вытряхнул!!! Дочь, услышу еще хоть что-то подобное…
- Поставишь в угол и лишишь карманных денег? – хмыкнула Лив.
- Я могу заблокировать твою карту… - начал жестко Эйден, а Лив шутливо сделала круглые глаза и воскликнула:
- А что, у меня была карта??? Вот так номер! Ха, зря я, получается, из кредитки Джонни дух выбивала все эти годы…
Брайан покачал головой, а Эйден всплеснул руками:
- Вот ты опять!!! Опять начинаешь?? В общем, запомни, - наставительно и по-отцовски строго ткнул Эйден в дочь пальцем с массивным золотым перстнем – символом принадлежности к богатому криминальному миру, - еще одна подобная шуточка – и ты будешь выполнять самую нудную и грязную работу в бизнесе! Обещаю!
Лив закатила глаза и насмешливо прошептала:
- Напугал террориста-смертника раком поджелудочной железы… - она посмотрела на Брайана, с укором глядящего на нее. – Прости, вермишелина. Просто не думала, что во вчерашнем театре абсурда окажется такой бронированный от всех шуток зритель… Согласись, после того, как Трейси О-Коннел обвинила меня в интимных отношениях с сорокалетними мужиками-телохранителями, в разноцветных головах которых накрепко задержались детские мозги, то уж поверить в то, что у нас с тобой что-то было, мог только полный…
Она не договорила, бросив взгляд на угрюмого Эйдена, а Брайан вздохнул:
- Я привык к любым глупостям, которые роятся в твоей голове, Лив, но вот чувства отца тебе пощадить бы следовало… После того, что он вчера о тебе узнал…
- И кстати, об этом. – переключил на себя внимание Эйден. – Чтобы больше не было подобных эксцессов, как случайное ранение в собственную грудь, прострел легкого, пневмо- и гемоторакс, кровохаркание, клиническая смерть и последующий, как ты выразилась, театр абсурда, - Эйден сел на край кровати дочери, строго глядя на нее, - впредь ты будешь сообщать мне о любой, даже самой идиотской и безумной идее, пришедшей в твою чудную головку! Ты меня поняла, дочь?? Я прикажу твоей охране приглядывать за тобой и докладывать обо всех твоих действиях и больше не допущу того, чтобы ты что-то спланировала без моего ведома, ясно тебе, Оливия?
Лив насмешливо поморщилась и хмыкнула:
- Они что, будут звонить тебе каждый раз, когда мне приспичит спустится в магазин за шоколадкой? Фу, папуля, тогда тебе придется раздвоиться, потому что гастрит у тебя явно не из-за избытка свободного времени, которое можно потратить на разные глупости… Так, давай теперь поговорим кое о чем действительно важном…
- Ты считаешь, что спланированное самоубийство – это не важно?!? – вскричал Эйден, но Лив лишь отмахнулась:
- Что с моим вонючим клопом??? Вы следите за ним?
Эйден вздохнул, но, нехотя, все же переключился на другую тему.
- Да. Пока он не подозревает о нашей слежке. Ночует в отелях, между прочим, не в самых дешевых, встречается со своими людьми, о чем-то говорит… Возможно, продолжает нас прослушивать, но после того, как ты чуть не убила себя, его игра, видимо, пошла по незапланированному сценарию и вышла из-под контроля. Так что он зализывает раны, собирает новых людей и скрывается, не подозревая о слежке. В ФБР он не обращался и пока сливать видеозаписи, кажется, не собирается… Значит, у него другие планы относительно нас… В ближайшее время, когда появится подходящая возможность, мы организуем захват и наконец-то убьем мерзавца. Не волнуйся, дочка, он за все ответит…
Лив с ужасом уставилась на него, злая от того, что все вокруг пытаются успокоить и взбодрить ее смертью Эрнесто, будто перехватили ее письмо Санта-Клаусу и узнали ее заветное желание: «Дорогой Санта, пришли мне, пожалуйста, на Рождество труп моего сводного брата Эрнесто Карелли и мешок клубничных леденцов на палочке…» Внутри нее все всколыхнулось, но она не могла сказать отцу и Брайану о своих чувствах… Ей казалось, что они сочтут ее сумасшедшей…
- Отец. – серьезно и жестко сказала она. – Когда ты его поймаешь, ты должен сказать мне. Я должна увидеться с ним перед… его смертью, это важно, слышишь?
Эйден хмуро переглянулся с Брайаном и проговорил:
- Но, Лив… Ты еще будешь здесь… Калеб сказал, что ближайшие три недели тебе нужен покой и усиленное лечение… Зачем тебе видеть эту мерзкую рожу? Мы все сделаем тихо и быстро, не беспокойся! Играть с ним, как кошка с мышкой, мы не будем. Просто открутим ему голову и смоем в унитаз. Все, как обычно…
Лив с ужасом уставилась на него, желая поведать, что это «как обычно» из жизни психически нездоровых маньяков ее никак не успокаивает и, тем более, не устраивает… Она вздохнула, чувствуя, как начинает злиться.
- Папаша, еще раз повторяю – я должна увидеть его перед смертью! Не важно, буду я здесь, в этой больнице, жевать ли пиццу или почивать в объятиях Морфея, ты должен будешь мне сказать!! Я увижусь с Эрнесто, а потом, так уж и быть, возможно, вернусь сюда обратно, чтобы душенька твоего Калеба, у которого, видимо, цель всей жизни – залечить меня до смерти, была спокойна.
- Оливия, зачем тебе это нужно? – спросил Брайан, внимательно глядя на нее и пытаясь понять мотивы ее просьбы.
Лив закатила глаза, раздраженно глядя то на одного, то на другого, и злясь все больше.
- Ну какая вам разница? Сказала – нужно, значит, нужно! Не будь ты таким упертым, папаша, ты же знаешь, что я могу свалить из этого храма пикающего монитора и жидких успокоительных без капли бурбона в любой момент! А если ты не захочешь пойти мне навстречу… - Лив обреченно вздохнула, глядя на наливающееся негодованием от ее шантажа лицо отца. – Я найду способ выследить его сама и все равно встречусь с ним, даже если ты приставишь ко мне эскадрилью своих громил.
Эйден вскочил на ноги и заходил по комнате, импульсивно дыша:
- Дочь, ты просто невыносима!!! Упрямая, как… Ну чего тебе дался этот извращенец?? Он причинил нам столько зла… А тебе больше всех! Позволь мне разобраться с этим и вернуть тебе нормальную жизнь, Лив! – воскликнул он, но Лив сложила руки на груди и категорично покачала головой:
- Нет. Ни за что. Я с ним встречусь и точка! И это не обсуждается!
Эйден обреченно и устало посмотрел на Брайана. Тот хмуро кивнул, и отец тяжело проговорил:
- Ну ладно. Я сообщу тебе, когда мы будем его брать. Ты довольна?
Лив широко улыбнулась.
- Счастлива несказанно! Папулечка, ты лучший! Хочешь лизнуть вторую половину чиз-кейка? – она протянула ему коробку, и Эйден рассмеялся.
- Разве что вот это странное «Для подслащения пер…» Что еще за «пер»? Кто такие гадости на десертах пишет?
Брайан рассмеялся и тоже подошел к половине чиз-кейка.
- Думаю, это повар Эндрю из «Аквамарина». И это не гадости, а что-то хорошее… Было, во всяком случае.
Лив рассмеялась вместе с ними и протянула им обоим пластиковые ложки.
Глава 30
Несколько дней жизнь Лив была до одурения спокойной, как в доме для престарелых, только ни один из посетителей не догадывался принести с собой «Унесенных ветром» и шашки. Она вставала по расписанию, ела по расписанию, принимала успокоительные и подвергала свою рану тщательному осмотру в ровно отведенное для этого время, и единственное, что выбивалось из графика подражания жизни животного в зоопарке, были посещения гостей, которым разрешено было заходить в «клетку».
Именно это приносило Лив наибольшее количество боли, даже считая тот день, когда у нее разошелся шов на спине из-за слишком интенсивных попыток дотянуться до остатков шоколадного пудинга на тумбочке, которые кто-то «заботливый» отодвинул туда с благородной целью спасти ее фигуру.
К ней каждый день приходил Макс, по-прежнему заигрывая с ней и выводя из равновесия пикающий датчик измерения ударов сердца. Он развлекал ее рассказами из жизни на Сицилии, игриво и притягательно снова просил уехать с ним, приносил ей вещи, которые она просила… В общем, сама галантность и намек на идеального мужчину… И Лив считала его таким… Но…
Приходил отец, неизменно огорчая ее известиями о том, что они «пока еще не приколотили к столбу то, что останется после задохлика, когда они его схватят и начнут вытрясать все дерьмо», пару раз заходила Аврора… Но Лив показалось, что ее больше интересовало, не сидит ли в ее палате Макс, чем то, какими темпами она поправляется… Даже Трейси О-Коннел снова приходила: напомнить о том, чтобы Лив не смела тянуть свои порочные ручонки к ее чистейшему, как горный ручей, ненаглядному сыну, которого она в ближайшее время «познакомит с отличной партией», но ее вовремя утащил из комнаты Оливер, извинившись за жену и пожелав Лив скорейшего восстановления…
Приходили все, кроме него.
Лив ждала Джонни каждую минуту. Каждую секунду. Каждый шаг за дверью заставлял ее в надежде замереть, ожидая его, но… Он так и не приходил. Не смотря на требования Калеба не перенапрягать сердце, каждую ночь Лив плакала, вызывая в голове его образ и то, как он смеялся здесь, в этой палате в тот день, когда она очнулась после операции… Вспоминая тот момент, когда его глаза и губы были так близко, что хотелось закричать… Она плакала и злилась, утопая в ненависти к себе и злобной обреченности, которая, как насмешливая черная маска, нависала над ней, заставляя опустить руки и больше не искать пути к его прощению, потому что это бессмысленно… А когда приходил Брайан, Лив использовала его в качестве плакательного плеча и старшего брата, который слушал, понимал, сопереживал и давал дельные, поднимающие дух, советы.
Из состояния глубокого одиночества и отчаяния ее выводил только тот факт, что скоро она встретится с Эрнесто лицом к лицу. Лив часто думала о нем, перебирая пальцами его фенечку, и, в какой-то момент, взглянув на все, что происходит, как бы со стороны, в ее голове многие причины и следствия нашли свои места в перепутанном паззле. Она поняла все. Поняла, почему не хочет его смерти, несмотря ни на что. Поняла, что движет им, когда он втягивает ее то в одну, то в другую страшную ситуацию. Поняла, что будет делать, когда встретит его. И это был единственный правильный вариант.
Она готовилась к этому дню.
Несмотря на категорический запрет Калеба подниматься с кровати, Лив все-таки тайком вставала, заново пытаясь привыкнуть к вертикальному положению и справиться со всеми последствиями ранения самой себя в легкое.
Сначала была жуткая слабость, кошмарная боль и головокружение в совокупности с тяжелым, неровным дыханием.
Из этого прекрасного квартета Лив постепенно, упорными тренировками и через преодоление себя, выдавливала каждого его члена по одному.
Сначала она справилась с головокружением и вскоре научилась прекрасно, как и раньше, ходить по палате, не собирая при этом предметы собственным телом и не встречаясь головой с чисто вымытым кафельным полом.
Затем постепенно сдалась жуткая слабость, потому что бороться с потреблением высококалорийной пищи по десять раз на дню, а иногда и ночью, просто было бессмысленным занятием. Силы возвращались, давление поднималось парой-тройкой чашечек двойного эспрессо, а желудок работал на полную мощность, переводя пиццу и стейки в энергетическую ценность.
Тяжелое, неровное дыхание тоже отползало в мир иной с каждым днем, и связано это было с возвращением всех внутренних органов на свои места, а не на те, которые им пришлось занять после схлопывания одного легкого, разбухания второго и начавшихся изменений грудной клетки, так что в этом процессе изрядное участие принимало обыкновенное время.
А вот кошмарная боль оказалась сильнейшим из всех четырех недругов. Бороться с ним могли только обезболивающие и несокрушимое «никакими дурацкими дырками в легких» желание добраться до Эрнесто раньше, чем это сделает господин разъяренный лев Эйден Мартинес. Это единственное неудобство, с которым Лив пришлось найти компромисс.
Но, как оказалось, был и пятый фактор, препятствующий этой фееричной встрече.
Лив от скуки снова играла в игру «Город мечты» на телефоне, пытаясь создать комфортабельный пентхауз на самом приятном для проживания тысяча сто восемьдесят шестом этаже, где, возможно, самолеты могли бы врезаться в окна, а дышать можно было бы только с кислородной маской… как вдруг за дверью послышались голоса.
Лив отчетливо распознала, что говорят отец и Макс, но сначала просто не придала их шушуканью никакого значения, пока до нее не донесся обрывок фразы отца:
- …через полтора часа, твои люди должны быть на месте…
Ощутив невероятную тревогу в сердце, Лив отцепила датчики от своей руки и, быстрее пули, босиком подлетела к двери, взволнованно прислушавшись.
- Мои люди будут там, Эйден. Я сообщу им прямо сейчас. Так это квартира в многоэтажном доме? Как насчет проблем с соседями? Думаешь, им понравится толпа вооруженных мужчин, несущихся по лестнице с автоматами наперевес?
- Все будет в порядке, я договорился с полицейским управлением, предупредил их о возможных звонках… На эти деньги они смогут купить другое полицейское управление, городка Хейгерстаун, скажем…
- Хорошо, но как насчет Лив? – тихо и взволнованно проговорил Макс. Лив навострила уши, затаив дыхание. – Ты обещал сказать ей.
- Макс! – шепотом громыхнул Эйден, сокрушая своим гневом и холодом даже через дверь. – Ты разве не понимаешь? Она еще слишком слаба! Если сказать ей, она через секунду уже будет давить педали «Кадиллака» в больничной пижаме Калеба, проскакивая на красный сигнал светофора! Он сказал, что ей нужен покой на три недели! Она не должна вставать с кровати, это слишком опасно и может открыться внутреннее кровотечение… Она ничего не должна знать, Макс! Ты меня понял???
Лив сжала кулаки, окунувшись в пучину гнева и дикой злобы. Ну, отец… Вот как, значит? Обещания не держим?? Придется как всегда действовать своими силами. Нет, каков старпер, а?? Надуть ее вздумал… Погоди, папаша!!
- Эйден. Я понимаю твои мотивы, но ты представляешь себе, что начнется, когда она узнает о том, что ты ее обманул? О том, что он мертв, а она даже не…
- Макс, слушай внимательно. – гневно зашипел Эйден, еле сдерживая порывы бесконтрольной ярости. – Это уже будет моя проблема, и когда-нибудь она поймет, что так было лучше для нее, поэтому сейчас ты пойдешь туда и проследишь, чтобы она оставалась в палате, пока мы не закончим наше маленькое дельце и не отправим мелкого мозгляка к праотцам! Тебе ясно? Ты должен мне помочь!
Лив сделала шаг от двери, стиснув кулаки и гипнотизируя белую фанерную обшивку бешеным взглядом.
- Ладно. Но, Эйден… это неправильно. – холодно и осуждающе произнес Макс, и Лив увидела, как ручка двери начала проворачиваться.
Девушка за долю секунды подлетела к своей кровати и, плюхнувшись на нее и чуть не заверещав от ужасной боли в груди, все же накинула на себя одеяло и прикинулась спящей, как раз в тот момент, когда Макс вошел в палату.
Она услышала его шаги позади, ощутила его сильную, уверенную и горячую энергетику, почувствовала его взгляд на своей спине и волосах, такой заботливый и нежный, что…
Ага, сейчас, растает она от его синих моргал после того, как он согласился помочь овцебыку-папаше обвести ее вокруг пальца!!! Гнусный, подлый поедатель ее пиццы и десертов! А еще смеет заигрывать с ней, игуана длиннохвостая!! Ладно, ладно, Макс-любовь до гроба, узнаешь ты, каково обманывать бедную Оливию!
Под одеялом и так было невыносимо жарко, лоб девушки быстро покрылся испариной, но и изнутри она горела хищным огнем праведного гнева и злости, даже боль куда-то ушла, видимо, не выдержав конкуренцию с яростью.
Лив попыталась перевести дух, глубоко вдохнув и выдохнув, и услышала, как Макс уселся на скамейку позади нее, по-прежнему не сводя с нее взгляда. Она медленно вдохнула и повернулась на спину, сделав вид, что только что проснулась.
Макс выглядел прекрасно в темно-синей толстовке с капюшоном, бордовой футболке, джинсах и модных кедах. Он игриво и притягательно улыбнулся, заставив гнев Лив встретиться с холодным водопадом, и с укоризной покачал головой:
- Ай-яй-яй, белоснежка, как же тебе не стыдно!
Лив вздрогнула и, вытаращив удивленные глаза, торопливо села в постели. Как этот поганец догадался о том, что она их подслушала?? Неужели успел увидеть тот момент, когда она накидывала на себя одеяло, торопясь прикинуться спящей?
- А ты что, франкенштейн, новый голос моей совести? – язвительно и нервно проговорила Лив, судорожно соображая, что же ей теперь делать дальше. – Знаешь, старый голос, звучавший как божественная музыка Эннио Морриконе, мне нравился больше.
Макс рассмеялся и огненно посмотрел на девушку, сложив руки на груди.
- Ну не надо, не надо, белоснежка! Не пытайся скрывать от самой себя, что мой голос нравится тебе куда больше! И давай-ка вернемся к твоей провинности.
Лив тяжело вздохнула и затараторила, ощущая в себе очередной прилив идиотизма:
- Слушай, ну я же не виновата, что иногда двигаюсь и хожу во сне, даже говорить во сне умею, даже на кровати прыгать, так что если ты думаешь, что мои активные действия, связанные с беготней по палате, в желании сделать вид, что я ничего…
Макс вдруг весело захохотал, изумленно глядя на Лив. Девушка недоуменно нахмурилась… Чего это он веселится? Сердиться на нее должен за то, что она подслушала их с отцом дурацкий разговор… И вообще, могли бы и потише говорить…
- Погоди, постой-ка, Лив… - хохотал в приступе безудержного веселья Макс. – Ты хочешь сказать, что сняла с руки датчики во время очередного приступа… лунатизма, связанного с… желанием попрыгать по кровати??? – и он взял в руку провода с присосками и, помахав ими перед лицом ошарашенной и густо покрасневшей Лив, снова захохотал. – Малышка, если у тебя есть еще какие-то секреты, например, ты пьешь кровь белых пушистых кроликов в половину первого ночи, или любишь пересматривать «Санта-Барбару», когда тебе грустно, предупреди, пожалуйста, заранее, договорились??
Лив гневно вырвала у него из руки свои датчики и, сгорая со стыда, раздраженно воскликнула:
- Заткнись ты, месторождение дебилизма! Сам-то, небось, по ночам любишь по холодильникам в голом виде ползать и чужую еду воровать, это, кстати, на тебя очень похоже, но я же не ржу, как коняга, которой копчик почесали! Если ты о датчиках, горилла, то они мне спать на левом боку мешают, да и легкое подозрение у меня, что не сдохну, как бы ни хотелось, в ближайшие лет тридцать, так что отвали, гнусавое дребезжание совести, куда подальше!
Макс продолжал громко хохотать, сводя на «нет» все раздражение и тягучую злобу, которые бушевали внутри девушки от осознания того, что они с папашей собрались провернуть за ее спиной, пока она лежит раненным морским котиком в этой палате, так что через пару минут ей даже сделалось немного стыдно от того, что она собралась предпринять.
- Ладно, ладно, белоснежка, не ругайся, а то твое милое личико покроют преждевременные морщинки… - он снова просмеялся, заметив, какой бабой-Ягой зыркнула на него Лив, и примирительно улыбнулся, проговорив:
- А твой отец глубоко заблуждается насчет тебя… На месте маленькой, но чертовски пренебрежительной ко всем физическим недугам девочки он видит ту же маленькую, но очень слабенькую и хрупкую малышку, которой нужно длительное санаторно-курортное лечение, ибо без селезенки, да с дыркой в легком человек очень уязвим ко всякого рода… видам смерти.
Лив потянулась и зевнула, соображая всеми своими извилинами, как незаметно свалить из этой пропахшей спиртом и таблетками белоснежной тюрьмы в ближайшие пять минут и куда деть при этом не на шутку разговорившегося стража в синей толстовке.
- Ты так умно рассуждаешь, павлинья морда, а не бросить ли тебе карьеру страшного итальянского мафиози – черного плаща, и не заделаться ли великим философом? Напишешь десятитомник высказываний, что-то вроде «стакан наполовину пуст или наполовину полон» или «поспешай, не торопясь» и кучу прочей ерунды для заблудших душ, которым только твоих глубокомысленных изречений и не хватало… как тебе мысль?
Макс пожал плечами и с веселой улыбкой ответил:
- Думаю, из нас двоих, белоснежка, скорее, ты выпустишь сборник обзывательств, почерпнутых из названий представителей флоры и фауны, описанных в детской энциклопедии. Но если ты и правда считаешь меня великим мудрецом, моя девочка, то просто докажи это, подарив мне волшебный поцелуй и согласие уехать со мной в Италию! В качестве признания моей особенности этого будет вполне достаточно. – самодовольно и нагло заявил он, обаятельно наклонившись к девушке и очаровывая ее огненным взглядом синих глаз, нежно и ласково пройдя по чертам ее несколько помятого от лежания на подушке, чуть порозовевшего лица.
Спасибо Всевышнему, хоть датчики треклятые молчали! А то триумфу этого черноволосого, обаятельного красавчика не было бы предела. Оливия снова почувствовала себя пришитой к месту и не имеющей сил пошевелиться под его чарующим, нежным, но сильным и мужественным взглядом, он невыносимо околдовывал ее, и она ничего не могла с собой поделать, не могла сопротивляться тому, что все внутри нее сжималось и подрагивало от его близости… И виной тому были, конечно, ее воспоминания и чувства, которые, как бы она ни хотела, ей не удавалось заглушить в себе…
С трудом удерживая себя от невыносимого желания посмотреть на его губы и прикоснуться хоть кониками пальцев к его груди, Лив тихо, по-прежнему не двигаясь, с трудом проговорила:
- Смешная шутка, Макс, особенно насчет того, чтобы я собрала свой нехитрый скарб и бросила Джонни и отца, вместе с его тупорогим бизнесом, а также Брайана, который как-то странно спокойно терпит меня, и суповой наборчик, пользующийся дешевой краской для волос, на произвол судьбы и улетела на пожизненные каникулы на Сицилию. Ну а то, что ты – великий мудрец и мудришь всякую идиотскую хрень – я давно знала, так что считай это моим признанием. И хватит уже пялиться, чертов франкенштейн, как же ты заколебал своим умением дергать мои нервы и чувства по отношению к тебе! Закрывай зеркала души, ложись на скамеечку и притихни… - Лив, наконец, пришла в себя, зачитывая вслух этот монолог, но все еще желая убить Макса за то, что он продолжал огненно и страстно оглядывать ее лицо, губы, шею, зону декольте, будто не просто имел на это право, но был единственным хозяином сего «богатства». – А хотя, нет, обворожительнейший из навязчивейших, сгоняй-ка лучше за кофе.
Макс притворно вздохнул и еще ближе пододвинулся к Лив, заставив ее перестать дышать и замереть на этой чертовой больничной койке… А время-то шло, часики тикали… пора что-то делать с бывшим парнем…
- Ради тебя – все, что угодно, моя королева… - огненно шепнул он практически ей в губы, неотрывно глядя в ее аквамариновые глаза своими обжигающими и такими мужественными, синими, как лед, глазами. – Только скажи волшебное слово, ну же, будь умницей… - гипнотически жарко произнес он, и тело Лив пробило электрическим током… Нет, он точно издевается, скотина бессовестная!
Лив тихонько вздохнула, выдерживая напряженный зрительный контакт, поднявший температуру ее тела на несколько градусов, но ее рука все же скользнула под подушку и нащупала толстенный, не менее, чем из трех тысяч страниц, сборник сочинений европейских авторов ХХ века и, сжав его ладонью, виновато прошептала:
- Извини, Макс… Я не хотела снова делать это, но…
И ровно через секунду ошарашенные глаза Макса уже следили за тем, как на них опускается огромная, тяжелющая книга в кожаном переплете с железными вставками, которую, по иронии судьбы, сам же он и принес девушке почитать, забрав ее у одного из умирающих пациентов Калеба (точнее, к тому моменту уже умершего).
Он ничего не успел сделать или сказать. Сокрушительный удар, искры салюта во все стороны, дьявольская боль и кромешная тьма… На второй секунде его глаза благополучно закрылись.
Лив с огромным сожалением проследила за тем, как безжизненное тело Макса валится на пол, безвольно распластавшись на белом кафеле в странной, неуклюжей позе. И она снова его вырубила. Уже второй раз за всю историю их отношений. С огромным сожалением и жгучим чувством вины Лив немножко постояла над ним, затем, подумав, схватила подушку и подложила ему под голову, с огромным усилием развернув его на спину и сложив руки ему на грудь.
Еще несколько секунд ушло на то, чтобы написать Максу извинение пальцем на остатках шоколадного торта, где ранее сверху красовалось очередное нежное послание от шеф-повара Эндрю, после чего Лив кинулась одеваться.
Скинув с себя больничную сорочку, Оливия со скоростью супергероя из комиксов принялась натягивать на себя джинсы с излюбленными дырками на коленках, желтый свободный топ с закрытой грудью и спиной, прикрывающий бинты на месте ранения, и в тон ему лакированные, такого же цыплячьего оттенка, туфли на высоком каблуке. Этот наряд она попросила когда-то привезти своих телохранителей на тот прекрасный день, когда доктор Калеб, наконец, позволит ей выйти из его волшебной лечебницы.
Бросив последний виноватый взгляд на Макса и тяжело вздохнув, ощущая, как накатывает волна боли и усталости (все-таки сил после операции она накопила немного), девушка тихонько выскочила за дверь.
Благодаря лишь какой-то счастливой звезде, в коридоре, да и в самой лавке над подпольной клиникой никто ей не попался, а ее «Кадиллак» стоял буквально в двадцати метрах от входа, сверкая своей черной чистотой и лакированным металлом.
Вопреки надеждам девушки, на улице было чертовки холодно: она совсем забыла, что на дворе уже глубокая осень. Но возвращаться за курткой не было времени. Поежившись, она бросилась к машине и запрыгнула внутрь, поспешно включив двигатель и ожидая, когда, наконец, заработает подогрев сиденья. Выехав на одну из прилегающих улиц, Лив холодной рукой вытащила из джинсов телефон и быстро набрала номер Люка, поеживаясь и ощущая свежий прилив боли, который, к тому же, усугублялся напряжением замерзших мышц всего тела.
Со второго гудка в трубке послышался взволнованный голос:
- Оливия?? Что… что случилось? Как твое здоровье? – спохватился компьютерный гений, от радости забывший не только о том, что предмет его восхищений должен быть в больнице, но и собственное имя.
Лив поморщилась, чувствуя, как нагревается под ней сиденье, даря ее замерзшим косточкам долгожданную порцию тепла.
- Я, как всегда, в порядке, гений, лучше ты скажи – твой железный друг, снизу доверху напичканный разными приложениями и программами, рядом с тобой?
- Разумеется. – быстро и деловито ответил парень. – Что я должен сделать?
Лив услышала спешный стук его пальцев по клавиатуре и улыбнулась, снова порадовавшись знакомству с ним.
- Мне нужно, чтобы ты выследил сигнал мобильника моего отца. – выпалила Лив и продиктовала ему номер.
Люк записал номер, и Лив услышала щелканье мышью и новую клавиатурную дробь, которая, однако, была прервана вопросом:
- А разве сейчас ты не должна быть в… ну… в больнице?
Лив затормозила на светофоре и включила обогреватель, облегченно вздохнув от ощущения теплого дуновения в свою сторону:
- Слава Богу, а то чуть кишки к скелету не примерзли… - неожиданно, вслух тихо пробормотала она, получив в ухо удивленное:
- Что?
Девушка недоуменно хмыкнула, обнаружив, что говорит мысли вслух, и ответила милому, волнующемуся за ее здоровье, компьютерщику:
- Что «что»? Я ничего не говорила. А насчет моего пребывания в больнице… - Лив беспечно отмахнулась, тут же поморщившись от резкой боли в груди. – Я чудесным образом быстро исцеляюсь. Доктор Калеб просто не нарадуется на такую прилежную пациентку… А когда он перестанет радоваться и обнаружит, что вместо меня в палате отдыхает красавчик-сицилийский босс в отключке, будет уже поздно что-либо менять. Так что там с папашей, Люк? Мне срочно нужно узнать, где он!
- А-а-а… э-э-э… - шокировано протянул в трубку Люк, совершенно не представляя, как реагировать на подобного рода изречения, но, взяв себя в руки, он все-таки принял решение перейти к делу. – Сейчас, Оливия, еще минутку… Угу… Есть. Эйден Мартинес сейчас в Бруклине, перекресток Беркли-плейс и Седьмой авеню… Минут двадцать езды от тебя.
Лив кивнула и, включив навигационную карту, мило протараторила:
- Пора поднимать тебе зарплату, хакер. Мой папандр вообще платит тебе?
Люк робко и неуверенно хмыкнул в трубку.
- Ну… Да… в некотором роде.
Лив вырулила на оживленное шоссе, следуя указаниям строгого женского голоса из навигатора, и удивленно переспросила:
- Это что еще за некоторый род? Он что, тебе вместо денег банки с консервами шлет? Или выдает заработок талонами из игрушечной «Монополии»?
Люк скромно рассмеялся.
- Нет, он просто… пообещал не выдавать информацию о том, что я проник на сайт Министерства обороны… кому надо.
Лив недовольно поморщилась.
- Мистер Скрудж в своем репертуаре. Ладно, дружок, не переживай. Я исправлю эту ситуацию. Хватит твоему талантливому мозгу ютиться в сараюшке, где ревнивая и скандальная подружка начищает полы воском. Спасибо за помощь, гений, я в долгу не останусь! Пока!
И она хотела повесить трубку, как Люк вдруг поспешно окликнул ее дрожащим от волнения голосом:
- Лив, постой!
- Чего тебе?
- А ты… м-м-м… - он замялся и замолчал. Лив хмуро посмотрела на дисплей, затем недоуменно проговорила в трубку:
- Люк? Ты там в порядке?
Вздох, затем снова слабый, дрожащий голос:
- Я хотел спросить… ты… ты… встречаешься с кем-нибудь? – с огромным трудом выдавил гений и в ужасе замолчал, а Лив от удивления чуть не врезалась в идущий перед ней автомобиль. Ее губы растянулись в довольной улыбке, и она чуть не захихикала, как маленькая глупышка. Ну надо же! Неужели этот парнишка в нее влюбился? Вот так дела…
Лив вздохнула. Расстраивать и обижать Люка ей не хотелось, он правда был невероятно мил с ней, но…
- Прости, Люк, но… да, есть тут парочка гамадрилов, которые вытрепали мне все нервы… Ах да! – вспомнила вдруг Лив и чуть не захохотала. –За одной из этих обезьян я еще и замужем! Так что, да… В моей ситуации одним экстрактом валерианы не отделаешься, прости. – грустно добавила девушка, которой второй раз в жизни пришлось дать отворот-поворот хорошему, симпатичному парню, и ей правда было искренне жаль.
Люк вздохнул и быстро, но с невероятной грустью, произнес:
- А… да? Ну, ладно… Извини за вопрос, я просто… Не бери в голову. – он вдруг собрался и уже более спокойно произнес:
- Удачи тебе с отцом, Оливия, если понадоблюсь – звони.
И отключился.
Лив, все еще пребывая в легком шоке от того, что каким-то непостижимым образом очаровала компьютерную голову, бросила телефон на соседнее сиденье, попытавшись сосредоточиться на своей миссии.
Но, судя по всему, счастливая звезда решила перейти на соседнее полушарие земли или вообще упала с неба и сгорела в атмосфере, потому что Лив стало казаться, что какие-то темные силы (исходящие наверняка от насекомыша с туманным взглядом, от кого же еще?) специально препятствуют тому, чтобы она успела добраться до Эрнесто раньше, чем отец сделает из него люля-кебаб.
На перекрестке Президент и Сеттет-стрит «Кадиллак» уже готов был сорваться на только что загоревшийся зеленый, как, откуда ни возьмись, на проезжей части появилась бабуля, тяжело хромая с палочкой на другую сторону дороги, и, кажется, пребывая в мире, где слабым, немощным старичкам на любой дороге горит вечный зеленый свет.
Треклятые секунды бежали прочь одна за другой, пока бабуля медленно, но верно ползла в своих чистеньких, беленьких кроссовках (странный выбор обуви для пожилой женщины, но тем не менее), коричневой вязаной юбке и синем, утепленном пальто, переставляя свою палочку дрожащей, почти прозрачной, сухой рукой.
Лив с нетерпением барабанила пальцами по рулю, дрыгая ногой и наблюдая, как порывы ветра заставляют старушку прикрыть глаза и двигаться еще медленнее, чем здоровенная черепаха со светлыми полосками на толстом панцире… Лив не могла вспомнить ее название.
Машины позади нее сигналили ей, равно, как и нетерпеливые, вечно спешащие автомобили на встречной полосе, из которых уже начали выглядывать водители, ругая бесстрашную старушонку на чем свет стоит.
Лив со злостью посмотрела на орущих мужчин, ставших похожими на свиней, страдающих запором, и, недолго думая, вылетела из теплого «Кадиллака» и, подбежав к бабульке, которая ошарашено уставилась на маленькую блондинку в летнем топике, схватила ее руку и, перекинув через свою шею, поволокла ее практически на себе, морщась от дикой боли при каждом вдохе.
- Дочка, дочка, потише… Куда ты так спешишь? – медленно прошамкала бабуля, неотрывно глядя белесыми, выцветшими глазами на Лив.
- Да как куда, бабуля? На светофоре – красный, на дороге – нетерпеливые психи, на улице – пять градусов тепла! Вы же не хотите стать жертвой автокатастрофы, брошенной на месте преступления и замерзающей без руки помощи? – протараторила Лив ошеломленной бабке, и, сделав последний рывок, поставила старушку на безопасный клочок тротуара, выдохнув. – Запомните, пожилая мисс: зеленый свет – ползи вперед, красный – с места меня никто не сдерет… Как-то так.
И Лив побежала обратно к машине, сопровождаемая аплодисментами свиней с расстройствами желудочно-кишечного тракта и нервной системы и удивленным, но благодарным взглядом старушки на тротуаре.
Девушка резко стартанула, торопясь нагнать утерянное время, но на дороге, как на зло, на каждом перекрестке горел запрещающий сигнал, задерживая ее секунд на тридцать и все больше сокращая расстояние между нею и тем отрезком ближайшего будущего, в котором спешащая девушка находит мертвое тело сводного братца с вырванными жизненно важными внутренними органами.
На одном из подобных перекрестков, где красный свет был особенно мучительно долог, Лив нервно покусывала губу, глядя то на электронный циферблат перед собой, то на окружающие ее дома и прохожих, практически не замечая их. Ее телефон без устали жужжал на соседнем кресле, но девушка не предпринимала никаких попыток поговорить о собственных отклонениях по фазе хоть с кем-нибудь из тех, кому срочно захотелось найти ее.
Красный все горел и горел, пропуская оживленное четырех-полосное движение по перекрестному шоссе, и Лив волновалась все больше и больше… как тут ее внимание привлекли двое молодых людей, стоящих на углу дома. Один из них был белым, а другой – чернокожим, с короткой, еле заметной стрижкой черных, жестких волос и неизменным широким, приплюснутым носом – характерным признаком особенного лицевого строения темнокожих людей.
Белый парень был блондином в черной кожанке, под которой виднелась черная толстовка с капюшоном, джинсах и кедах, а лицо его… Лив не могла сказать, что это был обычный парень из тех, что учатся в колледже или работают официантами в закусочных. Криминальное прошлое этого блондинчика оставило свой след на перебитом, кривоватом носе, парочке шрамов: один украшал бровь, разделяя ее на две причудливые части, а другой – щеку, и выражении глаз – они цепко оглядывали прохожих, а точнее, их сумки, карманы, прикид, перепрыгивая на подъезжающие к светофору автомобили, пристально осматривая каждую деталь, замечая любую мелочь, которая могла бы дать информацию о состоятельности владельца или о возможностях перепродажи тачки, либо ее комплектующих.
Его друг афроамериканец выглядел подобным ему образом, но, в общем-то, не изменяя стилю афроамериканской молодежи: объемная темная футболка, массивная куртка с капюшоном, который был накинут на его голову, несколько передних золотых коронок, блестевших в те моменты, когда он цедил речитативом свою реакцию на слова товарища, джинсы, кеды… Он держал руки в карманах, и Лив могла поклясться, что в одном из его кулаков было зажато оружие.
Лив понимала, что они готовятся что-то совершить, но даже и во сне не могла представить, что жадные и внимательные взгляды этой разномастой парочки вдруг остановятся на тонированном, потрясающем «Кадиллаке Эскалэйд», внутри которого она же сама и сидела.
Со все более нарастающим беспокойством, нервно поглядывая то на светофор, то на часы, то на засиявшую неподдельным интересом группу из двух людей, разглядывающих ее автомобиль слева направо и о чем-то переговаривающихся, Лив упрашивала любые силы природы или хотя бы дорожное управление Нью-Йорка о том, чтобы она могла выжать газ и рвануть от этого места куда подальше… Но красный все горел и горел, заставляя ее проникнуться сильной нелюбовью к этому цвету.
И в этот момент худшие опасения Лив подтвердились: черный и белый о чем-то быстро договорились и резвой походкой и с устрашающими, как им казалось, выражениями лиц двинулись к «Кадиллаку».
Лив ошеломленно смотрела на них, не зная, плакать или смеяться от такой подножки со стороны судьбы.
- Не… может… быть. – выдохнула она, глядя, как двое бандитов подходят к водительской дверце и дергают за ручку, но натыкаются на неожиданное препятствие в виде блокировки. – Нет, серьезно???
А время шло.
- Эй. – жестко крикнул белый, постучав по стеклу костяшками пальцев. – Открывай. Немедленно! Или тебе же будет хуже! Давай, кретин!
Великолепно. У нее хотят угнать машину посреди бела дня двое отморозков, забывших о межрасовой войне ради достижения общей цели и приставших именно тогда, когда она так чертовски спешит спасти жизнь другому человеку! Нет, ну это издевательство какое-то!
Лив не на шутку рассердилась и, открыв бардачок, вытащила оттуда пистолет. Эту сладкую парочку она не боялась, и отдавать им свою любимую машинку и чесать пешедралом восемь кварталов как-то не входило в ее планы.
Белый начал разъяряться, видя, что водитель авто не реагирует. Конечно, если бы эти двое сразу узнали о том, что «Кадиллак» защищен толстенной броней и пуленепробиваемыми стеклами, то отказались бы от этой затеи сразу, а не торчали бы посреди дороги, привлекая ненужное внимание пешеходов и тех, кому пришлось пристроиться следом за Лив в очередь на проезд через перекресток. В результате, паренек как-то важно и многозначительно кивнул своему черному другу, и тот, подойдя вплотную к двери, показал рукоять револьвера, слегка высунув его из кармана.
- А ну вылезай из тачки, дерьмо собачье, живо!!! – заорал белый, брызнув слюной, а может, остатками самообладания, на стекло, и Лив брезгливо поморщилась. – Или тебе будет ой как плохо, слышишь, гнида?!?
Лив, проклиная все на свете, глянула на светофор, на несколько машин перед ней, на психованного парня за окном и мощно газанула, заставив обоих горе-преступников отпрыгнуть от неожиданности.
Негр вытащил пушку и навел ее на стекло, целясь прямо в голову девушке, которую он не видел.
- Ну все! Ты конкретно попал, урод! Вылезай живо, козлодой!! Считаю до трех: раз… два… - негр взвел курок, и Лив, закатив глаза и потеряв всякое терпение, тем более, видя впереди спасительный зеленый, слегка опустила стекло и вытащила свой пистолет, направив его на негра.
- Три. Стреляй, мечта стоматолога, пиф-паф. – гневно процедила она, испепеляя сияющим злобой взглядом двоих, так не вовремя приставших к ней, угонщиков.
Белый и черный обомлели, увидев белокурые волосы и большие, аквамариновые глаза, горящие, однако, недобрым огоньком, но все равно принадлежавшие женщине, а когда, через секунду, до их крошечных мозжечков дошло, они наперебой заорали:
- Кертис, это же телка!
- Слышь, да тут, по ходу, баба за рулем! Вот так свезло!! – захохотал негр, шлепнув белого по плечу и, наклонившись к окошку и выдерживая пристальный взгляд Лив, с дебильной усмешкой проговорил:
- Эй, куколка! Если выйдешь без всякого базара и уберешь ствол, мы, так и быть, ничего тебе не сделаем, так что давай-ка по-хорошему, детка!
Лив нетерпеливо покосилась на часы и гневно ухмыльнулась:
- У меня другое предложение, крутые парни: вы сейчас убираете свои трусливые задницы от моей машины, и, так и быть, я не найду вас и не завяжу в крепкий, дружеский узелок ваши ловкие, шаловливые ручонки, идет? Повторяю, быстро отвалили от моей тачки!!! Я спешу.
Негр и белый переглянулись и расхохотались злобным смехом.
- А ты, малышка, очень веселая… - хмыкнул белый, тоже наклонившись к окну. – Думаешь, если с тобой твой малокалиберный дружок, то ты уже крутая девочка? А если мой братан тебе мозги вынесет прямо сейчас?.. Еще раз говорю: открывай тачку, шлюшка! Слышишь?
Лив злобно топнула ногой и, ощущая, как гнев и дикое, горячее, как печь, раздражение захлестнули ее окончательно и бесповоротно, изловчилась и грубо, изо всей силы врезала пистолетом по руке белому, наставив его на агрессивно дернувшегося афроамериканца, желающего защитить друга от телесных повреждений, яростно прошипев:
- Ладно, ублюдки, только из-за того, что мне чертовски срочно надо быть сейчас в другом месте, я воспользуюсь положением и открою вам секрет, что эта машина принадлежит Эйдену Мартинесу, моему чудесному и очень доброму папочке… У вас есть хоть малейшее представление, кто он такой? – задала риторический вопрос Лив, потому что при звуке имени ее отца, оба парня испугались до того, что белый потемнел, а черный побледнел. Они одновременно отступили на шаг назад, и даже их пистолет как-то горестно повесил нос, услышав столь шокирующую новость.
- Да ну… Ты брешешь… - сипло проговорил негр, а Лив закатила глаза.
- Хочешь проверить? Стреляй по тачке! Она бронированная, кретин! Так что если вы двое не хотите всю жизнь принимать пищу через трубочку, то вы сейчас же оставите меня в покое и пойдете к чертям собачьим, в противном случае папочка узнает подробное описание ваших рож, а память у меня хорошая. – гневно, с угрозой в голосе проговорила Лив, которая никогда обычно не прикрывалась отцом в собственных проблемах: это было не в ее духе.
Парни даже как-то странно задергали глазами, впечатленные ужасающей новостью о том, что они чуть было не покусились на машину и здоровье дочери мафиозного барона, и, отступая назад, подняв руки в знак капитуляции, одновременно бормотали:
- П-простите, мисс Мартинес, мы это…
- Мы же не… не специально… мы просто…
Лив прищурилась и нахмурилась, вдруг заметив у чернокожего на руке зеленый платок… Она знала, кто носит такие платки, но почему тогда этот парень напал на ее машину?..
- Эй, ты, в капюшоне! – вдруг окликнула негра Лив, указав дулом пистолета на его запястье. – Это платок «Острых ножей»? Ты – человек Трейшоуна?
Негр замер, напугавшись, кажется, еще больше.
- Я… да… Не говори ему! – вдруг взмолился он, и его глаза сделались такими жалкими и беззащитными, что Лив мигом остыла. – Он убьет меня!!!
- Так ты знал, что у него распоряжение – не трогать машины моего отца?!? Почему тогда полез ко мне??? – возмущенно воскликнула Лив, ничего не понимая. Или Трейшоун решил повоевать с ней, отомстить за смерть своих людей, или этот паренек глуп, как чихуахуа…
Черный паренек расширил наполненные ужасом темные глаза и замотал головой:
- Нет, я не знал, клянусь! Мне ничего об этом…
Лив бросила взгляд на часы, и ее сердце сжалось: еще несколько минут впустую… Проклятье!!! Только бы папаша решил растянуть удовольствие…
- Ладно, проваливайте. – махнула рукой Лив, и афроамериканец вскинул к ней руки:
- Стой! А как же я?..
- А что –ты? – нетерпеливо протараторила девушка. – Я даже твоего имени не знаю, так что прекрати мочить штанишки и иди, поменяй подгузник! С Трейшоуном я сама разберусь. Пошли к черту!!! – гневно бросила Лив и даванула педаль газа, не боясь отломить ее своими резкими действиями.
Восемь кварталов пронеслись быстрее, чем комета Хейла-Боппа в 1997 году, и Лив, бросив «Кадиллак» поперек улицы и не потрудившись убрать с проезжей части его мощный, увесистый зад, быстрым взглядом окинула жилой, восьмиэтажный дом, в котором, судя по наводке Люка, и был сейчас отец.
Тяжело вздохнув, чувствуя, как в голове шумит ветер и стучит дятел, грозя выдолбить из коры головного мозга последние извилины, девушка собрала остатки сил и, поежившись от холода, бросилась в подъезд.
Серые, нагнетающие тягостное настроение, гладкие стены, три одинаковые двери на каждом этаже – вот и все, что она увидела, посмотрев наверх, в просвет между перилами.
- Ну, если отец уже здесь, значит из квартиры в любом случае будет раздаваться его карканье, крики и дурацкая стрельба. – заявила сама себе Лив, тяжело дыша, и бросилась вверх по лестнице.
Иногда из дверей, в ответ на цоканье ее каблуков, высовывались озадаченные и испуганные головы, правда, после секундного созерцания бегущей вверх блондинки, одетой, как на пляж, в ноябре-месяце, они отчего-то шустро исчезали, сопровождая это звуком громко захлопывающихся дверей, разносящимся на несколько этажей эхом по подъезду.
Оливия понимала, почему у них такая странная реакция: видимо, папаша со своим выводком грозно протопал по этой же лестнице некоторое время назад, и, скорее всего, жителей немного напрягло оружие в их руках и сумрачные лица, поэтому…
Ее мысль оборвалась на полуслове.
Между четвертым и пятым этажом прямо на ступеньках лежал мужчина. Судя по грязной, в пятнах от еды, майке и рваных, отдувавшихся на коленках, спортивных штанах, он явно жил в одной из этих квартир, а валяющаяся рядом догорающая сигарета свидетельствовала о цели его выхода на площадку…
Лив замерла, в ужасе глядя на то, как хрипел незнакомый ей мужик, держась за сердце и вытаращив подернутые болью глаза на девушку, кажется, пытаясь попросить о помощи.
Сердце Лив дернулось, и она в раздражении посмотрела наверх, туда, где, по ее мнению, располагалась обитель Господа.
- Да ты издеваешься?!? – топнула она ногой, проклиная чертовы обстоятельства за то, что каждая секунда во спасение этого курильщика может стать роковой для супергениального, но больного на всю головушку, малорослика Эрнесто, но, не мешкая ни секунды, она пересекла несколько оставшихся ступеней вверх и забарабанила по всем трем дверям, заголосив, что есть мочи:
- Эй!!! Э-э-эй!!! Кто-нибудь!!! Откройте! Тут мужчине плохо!! Откройте же, ну!!! – гневно прошипела Лив, снова обрушившись с кулаками на хлипкие двери, которые сотрясались от ее ударов.
И, наконец, хвала Всевышнему, из квартиры с левой стороны послышался щелчок отпираемого замка, и Лив увидела два больших карих глаза, обрамленных густыми ресницами и темными бровями, взметнувшимися наверх от удивления и испуга. Лив требовательно посмотрела на девушку, в ужасе таращившую на нее свои глазищи, и яростно протараторила:
- Наконец-то, давай скорее, звони в скорую, видишь, ему плохо, приступ или что там у него еще в груди защемить может… А курить-то меньше надо, так ему и передай, если оклемается, а пока, может, побудешь с ним, а то я спешу, мне еще кое-кого спасти надо… - на одном дыхании импульсивно выдала Лив, указывая рукой на хрипящего соседа девушки, все еще пучившего глаза в потолок и явно страдающего от ужасной боли.
Девушка, наконец, очнулась и, распахнув дверь, вылетела на площадку, достав из кармана мобильный и набирая номер службы спасения.
- Мистер Киндел!! Мистер Киндел!!! Что с вами?? – в ужасе затараторила темноволосая, немного полноватая девчонка, которой на вид казалось не больше пятнадцати лет. – О, Господи! Сейчас… скорую вызову…
Она набрала номер и, приложив мобильник к уху, посмотрела на Лив расширенными от растерянности и испуга глазами.
- Спасибо… - шепнула она, как-то странно посмотрев на девушку, и Лив кивнула:
- Не за что. Теперь скажи: не видела ли ты тут толпу дядек в строгих костюмах с лицами носорогов и огнестрельным оружием в руках, возглавляемых пыхтящим, как паровоз, седеющим важным шкафчиком с голосом, как из громкоговорителя?
Девушка ошарашено открыла рот и медленно кивнула.
- Они побежали… на седьмой… - шепотом, наполненным несказанным ужасом, проговорила она.
Лив снова кивнула и улыбнулась ей из последних сил.
- Слава Богу! А то тишина такая – думала, что домом ошиблась! Эти-то красавцы мне и нужны! Ну, счастливо тебе и… мистеру Кинделу.
И Лив бросилась наверх, чувствуя на себе взволнованный и ничего не понимающий взгляд больших карих глаз.
Седьмой этаж и правда ознаменовал окончание гонки Лив за собственным папашей: дверь в квартиру напротив лестницы была распахнута настежь, а в бедно обставленной, старомодной прихожей лежало несколько человек с пулевыми отверстиями в разных частях тела, напустив на старый, протершийся ковер уже целую лужу крови.
Лив замерла, с болью и отвращением глядя на них, но в этот момент из глубины квартиры раздались крики, звуки борьбы и ломающейся мебели, и Лив, спешно перешагнув через мертвые тела, рванула на крик, борясь с собственным ужасом от того, что она все-таки могла опоздать.
В гостиной, кроме все тех же нескольких мертвых тел, никого не было, а новый крик раздался из спальни. Не мешкая ни секунды, держась за стены и чувствуя, как гудит в ее голове, Лив кинулась за угол и увидела толпу людей ее отца, включая Марти и Эдди, с грозными лицами нацеливших пистолеты внутрь комнаты.
- А ну расступитесь, остолопы, живо! – скомандовала Лив, расталкивая массивные спины в дорогих костюмах и пробиваясь в спальню.
- Мисс Оливия?!? – завопил ошарашенный Марти, но Лив только махнула на него рукой и влетела в комнату.
Спальня была пустой, если не считать огромной кровати посередине, на которой «отдыхал» мертвый человек Эрнесто лицом в подушку, а возле нее на полу, один на другом, лежали еще двое бедолаг, но Лив не замечала их.
Ее внимание было приковано к высокой, крепкой фигуре в невероятно дорогом черном костюме и туфлях и с до жути знакомым седеющим затылком, стоящей около открытого окна и с явным напряжением держащей по тонкой, костлявой щиколотке в каждой руке, которые завершались очень уж бросающимися в глаза лакированными голубыми ботинками небольшого размера.
- …этот полет ты навсегда запомнишь, задохлик!!! – громыхал отец, и Лив, чувствуя, как в груди все больно сжалось, а в глазах потемнело, вскинула руки и закричала:
- Отец!!! Нет!!! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ???
Эйден вздрогнул и чуть случайно не отпустил Эрнесто в бездну, который как-то болезненно захохотал.
- Оливия?!? Что ты здесь делаешь??? – встревоженно и гневно воскликнул отец, обернув голову и ошарашено уставившись на дочь. – Ты должна быть в больнице у Калеба!!!
- А ты должен был сказать мне, что собираешься к этому таракану! – крикнула в ответ Лив. – Немедленно верни его внутрь!!! Немедленно, отец!!!
Эйден раздраженно рыкнул и с огромным трудом втащил Эрнесто обратно в квартиру, грубо установив рядом с собой.
Лив нахмурилась, посмотрев на своего, некогда важного, представительного и самоуверенного, а теперь просто жалкого, сводного брата.
Эрнесто скалился, как-то болезненно подрагивая и держась одной рукой за ребра. Его лицо было фиолетовым от множественных синяков, бровь и лоб были рассечены, и капли крови размазались по его щекам, рваная губа окрашивала ровный ряд зубов в алый цвет, а волосы спутались, и на их белесом оттенке тоже играли багряные пятна крови. Тот самый зеленый кардиган, в котором болтался «жучок», прыгая под шелковой подкладкой, был снова изорван и испачкан в крови, это же касалось и темно-синих, некогда выглаженных до совершенства, брюк. В общем и целом, выглядел Эрнесто ужасно.
Лив вдруг очнулась, как будто всю дорогу до этой квартиры пребывала в чужом теле. Она так спешила спасти шкуру этого несчастного, запутавшегося ... Читать следующую страницу »
Частный вебмастер